СУДЬБА ЛИКВИДАТОРА

 

 

Октябрь 1962 года г. Карлсруэ

 

 

Несколько часов назад закончился, самый громкий за все послевоенное время судебный процесс по делу Богдана Сташинского, обвиняемого в убийстве Степана Бандеры и Льва Ребета. К всеобщему удивлению журналистов, суд вынес весьма лояльный приговор убийце – 8 лет лишения свободы, признав его лишь соучастником в совершении преступления. Подобное решение стало прецедентом в мировой судебной практике, когда основным виновником и заказчиком преступления было признано советское правительство, узаконившее политические убийства. Богдан Сташинский на процессе был признан только исполнителем. Впереди его ждали долгие 8 лет пребывания в баварской тюрьме, не предвещавшие ничего хорошего, и полное неведение после их окончания. Хотя о том, что будет потом, Богдан тогда не хотел думать. В этот момент он испытывал только одно непреодолимое желание – выспаться. Утром его должны были перевезти в другую тюрьму, а сейчас его ожидала долгая и спокойная ночь. Богдан вошел в камеру и сходу упал лицом вниз на жесткую тюремную кровать, пропахшую сыростью и плесенью. Он лежал неподвижно с закрытыми глазами, ощущая каждой клеточкой, как отступает немыслимое напряжение, накопившееся в нем за долгие месяцы следствия. Сташинский даже не предполагал, что приговор суда может быть настолько желанным. Он до такой степени ощущал себя измотанным и опустошенным, что в этом состоянии, возможно, и высшую меру наказания принял бы с облегчением. Поэтому, 8 лет заключения, после стольких лет напряженной работы в КГБ, он воспринял, как заслуженный долгожданный отпуск, которого в его службе, по сути, никогда и не было. И хотя, основной вариант реализации его плана рухнул, после бегства в Западный Берлин американские спецслужбы не проявили к нему должного интереса, второй вариант вселял ему надежду на успех. Но, все это будет потом. Сейчас, проваливаясь в дрему, он вспоминал свою жизнь и тех людей, которые, так или иначе, повлияли на его судьбу.

 

Г Л А В А 1

 

г. Львов 1950 год

 

 

Закончилась очередная учебная неделя. Богдан не торопясь, укладывал конспекты в потертый кожаный портфель, который полгода назад купил на барахолке у старого поляка. Портфель явно был старше своего нового хозяина и должно быть пережил не одного владельца, но по-прежнему сохранил свою представительную форму и характерный запах, присущий старым кожаным вещам. Торопиться Богдану было некуда. Он жил в студенческом общежитии на окраине Львова и лишь в конце месяца выезжал домой в село Борщовичи, где проживала его семья. Родители не баловали сына деньгами, поэтому весь его бюджет ограничивался размерами мизерной стипендии. К своим 19 годам он вообще не употреблял спиртного, что отчасти делало его отшельником в кругу сокурсников, да и в отношениях с девушками, он не мог похвастаться большим успехом, хотя, последние всегда смотрели на него с повышенной интересом. Для своих лет он не выглядел гадким утенком, а наоборот, создавал впечатление некого супергероя из трофейных художественных фильмов, которые в большом количестве появились на экранах кинотеатров в послевоенные годы. На самом деле, Богдана интересовала только учеба и книги, за чтением которых он проводил большую часть своего свободного времени.

Когда лекционный зал практически опустел, к нему подошел староста группы Назарий Кулиш и, наклонившись к уху, полушепотом сказал:

- Тебя вызывают в кабинет к Ситниковскому.

- А кто это? – поднял на товарища удивленные глаза Богдан.

Назарий выпрямился и, как заговорщик посмотрел по сторонам. Убедившись, что в помещении кроме них никого нет, он вновь склонился к товарищу и тем же тоном произнес:

- Ну, ты даешь. Капитан госбезопасности, который курирует наш институт.

Богдан от испуга привстал с места и дрожащим голосом спросил:

- А ты не знаешь, в связи с чем?

Кулиш многозначительно улыбнулся и, выставив перед собой ладони, как бы отгораживаясь от чужих проблем, ответил:

- А вот этого я не знаю и знать не хочу. Сам вспоминай, что и где с дуру ляпнул.

Он быстро развернулся и почти бегом поспешил к выходу, оставив Богдана в полной растерянности.

Сташинский шел по длинному институтскому коридору, читая таблички на дверях. До этого дня ему не приходилось общаться с сотрудниками этого всемогущего ведомства, поэтому встреча с Ситниковским его пугала и интриговала одновременно. Он шел, едва переставляя окаменевшие ноги, и терялся в догадках, что могло стать причиной этого вызова. То ли, в деканат попал милицейский протокол об его безбилетном проезде, который составили контролеры во время прошлой поездки домой. То ли органы заинтересовались членами его семьи, которые поддерживали связи с антисоветским подпольем. Мысль о второй причине он старался отогнать от себя, так как не разделял взглядов своих сестер и старался вообще ни делами, ни словами не касаться политики.

Дойдя до таинственного кабинета, он долго не решался постучать в дверь, так как от волнения не мог остановить дрожь в руках и ногах. Наконец, собравшись с духом, он постучал по матовой глади дверного полотна и, не дожидаясь ответа, вошел в мрачное прокуренное помещение.

За массивным дубовым столом, покрытым зеленым бархатом, сидел мужчина среднего возраста, в круглых металлических очках, застрявших на самом кончике носа, и сером твидовом костюме с широкими бортами. У него были русые редки волосы, аккуратно зачесанные назад и неестественно большие для его телосложения руки.

- Вызывали, товарищ капитан. – Почти по-военному отчеканил Богдан и сам удивился, насколько изменился его голос.

Ситниковский поднял на него глаза и обезоруживающе улыбнулся.

Сташинского в этот момент поразили глаза этого человека. Невероятно умные и в то же время по-отечески добрые. Обычно такие глаза бывают у старых и мудрых людей, познавших жизнь. Все это никак не укладывалось в его представлениях о сотрудниках МГБ, которых так не любили и боялись в его окружении.

Капитан вышел из-за стола и, протянув руку молодому человеку, сказал:

- Во-первых, я Вас, Богдан Николаевич, не вызывал, а приглашал. А во-вторых, - он указал рукой на свободный стул, предлагая присесть, - Называйте меня, просто, Иваном Андреевичем.

Он подошел к окну и, задернув шторы, включил настольную лампу. Окутавший кабинет мягкий приглушенный свет, придал помещению атмосферу некой доверительности и покоя.

Богдан присел на край стула и спрятал руки под приставным столом, так как они продолжали предательски дорожать.

- Чаю хотите? – предложил Ситниковский, усаживаясь на свое место.

- Нет, спасибо, - выдавил из себя студент.

Капитан убрал на край стола свои бумаги и, сложив на столе руки в замок, спросил:

- Вас, наверное, интересует, о чем я хочу с Вами поговорить.

Сташинский уткнулся глазами в стол и заерзал на стуле. Липкая волна холода поднималась от желудка и подступала к горлу. Он помолчал несколько секунд, а затем, тихо произнес:

- В прошлые выходные я ездил домой в село. Денег у меня не было, и как назло, на одной из остановок в вагон вошли контролеры. Меня сняли с поезда и передали в отделение милиции. Наверное, сейчас этот протокол попал в деканат? – Парень поднял глаза на хозяина кабинета. – Я обещаю, что впредь подобного не повторится. Только не исключайте меня из института.

Ситниковский откинулся на спинку стула и, неожиданно засмеялся.

- Неужели Вы думаете, что органам госбезопасности больше заняться нечем, кроме как «зайцев» в общественном транспорте ловить.

Богдан удивленно посмотрел на него, но промолчал.

- Я просто захотел с Вами познакомиться. Вы не поверите, но у нас очень много общего и мне интересно пообщаться с Вами, как с человеком. – Ситниковский с интересом посмотрел на собеседника и, не увидев на его лице ожидаемой реакции, продолжил. – Совсем недавно я узнал, что Вы, как и я, являетесь большим поклонником таланта Ярослава Галана.

- Да, - оживился Богдан, - Я с большим удовольствием прочитал его роман « С Крестом или с ножом», очень сильно написано, а главное – смело.

- А Вы не читали его книгу «Под золотым орлом»?

Парень отрицательно помотал головой.

- Вот возьмите. – Ситниковский вытащил из стола брошюру в мягком переплете и протянул ее Богдану. – Обещаю, что пока будете читать, оторваться не сможете, а когда прочитаете, то долго не заснете. Я, как человек, прошедший войну, казалось, многое повидал, но те зверства фашистов, которые описаны здесь, никого не смогут оставить равнодушным.

- А недавно с друзьями мы смотрели его пьесу «Любовь на рассвете». – Оживился Богдан и аккуратно положил книгу себе в портфель. – Мне тоже очень понравилось.

- Я так понимаю, именно после ее просмотра Вы и поспорили с некоторыми из своих товарищей? – Ситниковский в упор посмотрел на своего собеседника.

- Вы и об этом знаете? – Богдан вновь опустил глаза, он сразу вспомнил, как совсем недавно группа очень оживленно обсуждала этот спектакль, практически разделившись на два враждующих лагеря. Среди студентов на тот момент было много ребят, которые сочувствовали бандеровцами и открыто ненавидели автора пьесы. К счастью Богдан оказался в другом лагере, поэтому сейчас, беседую с чекистом, он чувствовал свою правоту и, немного осмелев от этого, спросил. - А что здесь предосудительного? Я действительно, не признаю насаждения униатства в Западной Украине, полностью поддерживаю позицию Галана в отношении преступного характера действий УПА.

- Знаю, знаю, - вновь улыбнулся капитан. Он приподнял ладони вверх, жестом показывая, чтобы парень охладил свой пыл. – Я в этом с Вами полностью солидарен. Но как мне кажется, члены Вашей семьи не совсем разделяют Ваши взгляды. Кстати, как поживает ваша сестра Маричка? Как она себя чувствует?

Богдан почувствовал, как его лицо залилось краской. Сестра имела определенное отношение к подполью УПА, точнее у нее там был возлюбленный, она регулярно носила ему в лес еду и по неволе, потом стала выступать в качестве связной. «Значит, вот по какому поводу меня вызвали сюда» - догадался он и, бросив на офицера подозрительный взгляд, и, стараясь сохранить прежний тон общения, ответил:

- Спасибо, у нее все хорошо, а что касается моих родителей, то они старые люди патриархальных взглядов, я не могу их переубедить, да и не ставлю себе такой цели. У них своя жизнь, а у меня своя. Для меня первоочередная задача в жизни – окончить институт и учить украинских детей во имя процветания нашей Родины.

- Звучит помпезно, как на собрании. – Усмехнулся Ситниковский. – Но у нас сейчас беседа доверительная и я хотел услышать от Вас, почему Вы, человек выросший в семье, где к Советской власти относятся, мягко скажем, не очень лояльно, не разделяете взглядов своих родных?

Богдан, наконец, положил руки и на стол и, немного подумав, ответил:

- Знаете, Иван Андреевич, для меня Советская власть ничего плохого не сделала. Наоборот. Я окончил школу, поступил в институт. Сейчас учусь, получаю стипендию. Когда закончу учебу, буду учителем, уважаемым человеком. Моим родителям этого не понять. Они всю жизнь работали на земле, вели свое хозяйство, поэтому в 39 году перспектива вступления в колхоз не вызвала у них большого воодушевления. Но не эта главная причина наших разногласий. – Парень на минуту замолчал и потер ладони.- После войны я стал свидетелем одной жуткой истории в нашем селе. Сосед, с которым мы граничили дворами, скрывался в лесу вместе с отрядом, а потом в 1946 году сдался НКВД. Его не осудили, а разрешили вернуться к нормальной жизни. Он стал работать в колхозе и вроде все у него пошло нормально, но в один из дней к нам пришли бандеровцы. Сначала, у него на глазах, они задушили его 10-летного сына, затем, изнасиловали жену и содрали с нее кожу. У меня до сих пор в ушах стоит ее крик. А потом, самого этого соседа они связали и живьем бросили в реку. Иногда, во сне мне снится эта картина и, почти всегда я просыпаюсь в холодном поту. Поэтому, оправдания националистам я никогда не смогу найти.

Лицо Ситниковского стало серьезным, он сжал кулаки и уставился не моргающим взглядом в стену.

- Да-а, - наконец, протянул он, - И таких случаев, к сожалению, у нас великое множество. Взять хотя бы зверское убийство Ярослава Галана. Извините, но вынужден вновь вернуться к личности этого писателя-патриота. Я не спроста в начале нашей беседы завел речь именно о нем. Эти варвары могли убить его просто выстрелом из пистолета, отравить или нанести удар ножом, но им нужен был неповторимый эффект, они хотели увидеть мучения своей жертвы. – Он с сожалением покачал головой. - Десять ударов топором практически превратили его лицо в месиво.

Богдан с пониманием посмотрел на хозяина кабинета. Ему показалось, что тот с головой ушел в свои мысли и забыл о его присутствии в кабинете. Он посмотрел на часы, стрелки показывали ровно 16 часов. Богдан пропустил обед в студенческой столовой и сейчас думал, где сможет недорого пообедать. Для того, чтобы привлечь к себе внимание, он кашлянул в кулак, но Ситниковский никак не отреагировал на звук. Тогда, набравшись смелости, Сташинский все же спросил:

- Иван Андреевич, я могу быть свободным?

Не дожидаясь разрешения, он привстал с места, чтобы выйти из кабинета.

Ситниковский перевел на молодого человека удивленный взгляд. Вопрос студента прозвучал настолько глупо в этой ситуации, что Ситниковский не сразу смог на него ответить. Он ухмыльнулся и, отрицательно мотнув головой, ответил:

- Можете, но только чуть позже.- Капитан дождался, пока гость опять вернется на прежнее место, и продолжил, - Сейчас, я хотел бы, чтобы Вы помогли мне в одном деле.

Он замолчал, подбирая нужные слова и в то же время, наблюдая за реакцией парня.

- Вы хотите, чтобы я давал Вам информацию на своих сокурсников? – разочарованно спросил Сташинский.

- Ну что Вы, - улыбнулся офицер, - С этим вопросом у меня все в порядке. Как Вы могли заметить, оперативной обстановкой в учебной группах я владею полностью, во всяком случае, я так думаю. Мне нужна Ваша помощь в поиске убийц Ярослава Галана.

Улыбка сошла с лица капитана и он серьезно посмотрел на Богдана.

- Каких убийц? – удивился Сташинский, - Я лично читал в газете, что милицией задержан некто Лукашевич, который подозревается в совершении преступления.

- Это для газет и общественности, - отмахнулся капитан, - Он, конечно, не ангел, более того, он был соучастником убийства, но организатором этого преступления и главным исполнителем является кто-то другой. Домработница писателя видела его, но, к сожалению, фамилии его не знает. А Лукашевич и другие задержанные по этому делу молчат, как партизаны.

- А чем я могу помочь? – спросил Богдан, не понимая, какую помощь от него ожидает офицер МГБ. – Ведь убийство было совершено, если не изменяет память, еще в прошлом году.

- Вы еще не в том возрасте, чтобы не надеяться на память. – Засмеялся капитан и через несколько секунд, уже серьезно продолжил.- Мы располагаем сведениями, что одного из предполагаемых организаторов убийства знает приятель Вашей сестры. – Он не отрывая глаз, смотрел на молодого человека, не давая возможности ему что-то возразить.- Я думаю, Вы сможешь через нее поближе сойтись с этим парнем, войти к нему в доверие и узнать имя убийцы. – Он с надеждой посмотрел на студента, но тот молчал, уткнувшись глазами в пол. – Ты должен понять, Богдан, что так называемые воины УПА доживают свои последние дни. Многие из них уже сбежали за кордон, многие перешли на нашу сторону, но остались самые отъявленные. Они уже не люди, это звери, которых нужно уничтожать физически. И мы будем с ними бороться до конца. Поэтому ты определись, с кем ты, с ними или с нами. В случае твоего согласия, я даю слово офицера, что никто из Вашей семьи не пострадает.

Капитан в обращении к Сташинскому умышленно перешел на «ты», стараясь придать беседе, более доверительный тон.

- А если я не соглашусь?

- Я думаю, с твоей стороны это риторический вопрос, учитывая те сведения, которые я перед тобой разгласил. – Он многозначительно улыбнулся, но все же закончил свою мысль. - Но, если ты настаиваешь, отвечу: если не согласишься, то, ни о каких гарантиях безопасности для тебя и твоих близких не может быть и речи. А выводы делай сам.

Не смотря на свою молодость, Богдан умел быстро принимать ответственные решения. По тону разговора он понял, что отныне дороги назад у него нет. В случае отказа, как минимум, его семья будет подвергнута депортации, а сам он вряд ли сможет окончить институт. Но это одна сторона медали. С другой стороны, успокаивал себя Богдан, ему предлагают делать то, что совершенно не противоречит его моральным принципам и в то же время, может обеспечить безопасность его семье. Во всяком случае, со стороны действующей власти.

- Конечно же, я согласен. – Почти сразу, но все же после небольшой заминки, ответил Богдан и улыбнулся. – Что я должен делать?

Ситниковский, не отрывая глаз от собеседника, в ответ неопределенно кивнул головой. То ли это был знак удовлетворения ответом, то ли непродолжительная пауза в словах Богдана заставила его усомниться в искренности полученного согласия.

- Вот и прекрасно. – удовлетворенно произнес капитан. - Для начала мы с тобой напишем подписку о добровольном сотрудничестве с органами госбезопасности и выберем тебе псевдоним, которым ты будешь подписывать все отчеты о выполнении оперативных поручений. Это может быть любое имя, - стал разъяснять чекист, - фамилия или кличка, лишь бы она никак не была связана с личностью самого Богдана Сташинского.

Не отрывая пристального взгляда от собеседника, Ситниковский улыбнулся одними губами. Парень поднял глаза к потолку и недолго думая, произнес:

- Я выбираю псевдоним «Олег».

- Почему именно «Олег»? – без удивления спросил капитан. Он должен был убедиться, что это имя никак не связано ни с ним, ни с его близкими родственниками.

- Так звали того мальчика, которого на моих глазах убили бандеровцы. – Ответил Сташинский.

- Ну что ж, очень символично. – Не скрывая удовлетворения, произнес он в ответ. – Пусть будет «Олег».

Он протянул Богдану чистый лист бумагу, подвинул ближе чернильницу с пером и стал диктовать стандартный текст подписки.

- Когда я должен приступить к выполнению задания? – поставив подпись в завершении документа, спросил Сташинский.

- А я тебе пока никакого конкретного задания не давал. – Засмеялся Ситниковский. – Нам с тобой предстоит еще очень большая подготовительная работа.

 

 

Г Л А В А 2

 

Только спустя месяц Богдан вновь попал в свое родное село. За это время он несколько раз встречался со своим нынешним куратором из МГБ, раз за разом демонстрируя свои навыки, умения и возможности при выполнении малозначительных оперативных поручений. К своему удивлению, сотрудничество с МГБ нисколько не тяготило его, более того, у него появился неподкупный живой интерес и своего рода азарт. Ему очень понравился сам процесс выведывания информации, создание оперативных комбинаций и ведение наблюдения. Для молодого человека, все происходящее напоминало кино, где он был главным героем, побеждающим в незримом бою подлого врага. Эта работа настолько захватила его, что он даже согласился временно прервать учебу в институте и полностью отдаться новому делу.

 

Родительский дом встретил его привычным укладом жизни. За весь период учебы, он впервые так долго отсутствовал дома. Богдан с радостью смотрел на знакомые с детства побеленную хату, покосившийся сарай, с оторванным засовом и чисто условный загон для коров, откуда доносился привычный запах навоза. Ему показалось, что он отсутствовал целую вечность и с интересом пытался найти то, что могло измениться за время его отсутствия. Однако все оставалось по-прежнему. Отец, как и раньше, перед обедом колол во дворе дрова, а мать вместе с сестрами, сидя под навесом, лепили вареники.

Увидев его на пороге, сестры выскочили навстречу, а мать, вытерев руки полотенцем, строго спросила:

- Ты, почему так долго не приезжал? Я вся извелась, не зная, где ты и что с тобой?

- Все нормально, мама. Учеба задержала. С первого раза не смог сдать зачет, вот и пришлось заниматься по выходным.- Богдан поцеловал сестер и, подойдя к матери, нежно ее обнял.

- Помой с дороги руки и садись за стол, обедать будем. – Прежним тоном, сохраняя нотки обиды, сказала женщина и стала собирать на разделочную доску вареники.

Богдан оставил пиджак в коридоре и, засучив рукава, вернулся во двор. Следом за ним, с кувшинов воды проследовала сестра Ирина. Она была самой старшей в семье, поэтому к брату относилась с материнской теплотой и заботой. Полив на руки водой, она протянула брату полотенце и полушепотом спросила:

- Что у тебя случилось? В этот раз ты приехал не такой, как обычно. У тебя взгляд потерянный. Я никогда не поверю, чтобы ты не смог выучить какой-то урок. Может, расскажешь сестре?

Парень грустно улыбнулся в ответ, и, тщательно вытерев руки, повесил Ирине полотенце на плечо. – Я все тебе расскажу, но потом. Не хочу, чтобы нас услышали родители и сестры.

- Как знаешь. – Пожала плечами девушка и терпеливо пошла вслед за братом в дом.

За обедом Богдан старался держать себя непринужденно и даже беззаботно, постоянно рассказывая о своей учебе, периодически вставляя в свое повествование, новые анекдоты и смешные истории из студенческой жизни. Однако все эти байки и напускная беззаботность не могли скрыть от матери истинного настроения сына.

- Это все хорошо и очень интересно, - перебила его мать, - Но мне кажется, что ты нам чего-то не договариваешь.

- Ничего я не скрываю, - не глядя женщине в глаза, ответил Богдан,- Просто я взрослею, у меня появилась личная жизнь, поэтому начинаю меняться. Не обращай внимания на мое настроение. У меня все в порядке.

Он встал из-за стола и, поблагодарив мать, вышел во двор. Раньше, когда еще на стадии подготовки, общаясь с Ситниковским, он даже не предполагал, что по приезду домой будет испытывать чувство вины перед своими родственниками. Переступив порог родного дома, он, наконец, полностью осознал, насколько изменила его жизнь злосчастная подписка о сотрудничестве с МГБ. Никогда с самого детства он ничего не скрывал от сестер и не лгал родителям, а теперь ему приходилось не только лгать, но и где-то предавать их, используя свою сестру для получения нужной информации. И самое главное, он не мог признаться своим родным, что отныне он уже не студент, а не известно кто. Впереди его ожидала полная неизвестность. От сознания этого, он начинал презирать самого себя, но в это же успокаивал себя тем, что только таким образом может спасти свою семью от тюрьмы или выселения в Сибирь.

Он присел на скамейку и, вытащив пачку «Беломора», закурил. Богдан смотрел на знакомый с детства двор, раскидистые яблони в саду, посеревший от времени колодец, гусей, важно, прохаживающих по недавно скошенной траве и его душу одолевала нестерпимая тоска. По сути, глядя на все это, он прощался со своей старой жизнью, погружаясь в неведомую бездну.

- Теперь ты мне можешь сказать, что у тебя случилось? – обратилась к Богдану сестра. Она настолько тихо подошла к нему, что тот невольно вздрогнул.

Парень затушил папиросу и бросил окурок в ведро с куриным пометом, стоящим неподалеку.

- Знаешь, Ирина, по-моему, за мной следят чекисты. – Ответил он, начиная свою игру, и осторожно осмотрелся по сторонам.

- Так, так, - сестра присела рядом на скамейку, - а теперь рассказывай все подробно с самого начала. Насколько я помню, ты никогда ничего не делал такого, чем бы мог заинтересовать НКВД.

Богдан тяжело вздохнул и, грустно улыбнувшись, начал рассказывать.

- Все началось с убийства Ярослава Галана. Не так давно мы с ребятами обсуждали, кто мог его убить и за что. Один из студентов начал рассказывать, что его казнили воины УПА за то, что он выступил против Ватикана на Нюрнбергском процессе и требовал суда над Степаном Бандеры. Он вычитал это в местных газетах. – пояснил Богдан.- При этом упомянул, что основным исполнителями убийства милицией признаны Илларий Лукашевич и его брат. Я сразу сказал им, что это полная чушь. Дело в том, что я лично был знаком с Илларием и точно знал, что в день убийства ему в больнице удаляли гланды.

- Ты что совсем ума лишился? – возмущенно произнесла Ирина и от ужаса прикрыла рот ладонью. – Да, кто же хвастается такими знакомствами. И потом, зачем ты вообще поддерживаешь такие разговоры. Неужели ты не понимаешь, что среди вас есть провокатор, который специально поднимает подобные темы.

- Теперь понимаю, но и это еще не все. – С обреченным видом буркнул Богдан и, сделав глубокий вздох, продолжил.- Когда ребята поинтересовались моим мнением, я забыл об осторожности, потому что доверял всем своим товарищам и высказал предположение, что его могли убить сами сотрудники НКВД. Ведь не просто так, Галана за неделю до убийства, уволили из редакции газеты «Радяньска Украина».

Ирина прикрыла глаза и бессильно запрокинула голову назад.

- Ты в своем институте просто обезумел. – Вымолвила она. – Теперь тебя точно арестуют.

- Скорее всего, да. – Согласился с ней Богдан и вытащил новую папиросу. – Я уже заметил, что за мной следят. А вчера, вернувшись в общежитие, обнаружил, что в моих вещах кто-то копался. Во всяком случае, книги лежали не так, как я их оставил, и вещи в чемодане оказались перевернутыми.

Сестра долго молчала, оставаясь с закрытыми глазами, а затем, когда Богдан уже хотел вновь обратиться к ней, она с решительным видом повернулась к нему лицом и сказала:

- Тебе нельзя возвращаться во Львов. Там тебя арестуют, а вслед за тобой пойдем и мы все.

- А что мне теперь делать? – с надеждой в голосе спросил брат.

- Давай поступим так. – Ирина поднялась с места и стала повязывать голову платком. – Я сейчас поговорю с Марийкой, у нее в отряде жених воюет. Я думаю, она сможет переговорить с ним в отношении тебя, чтобы хоть на какое-то время спрятать тебя в лесу. Если он согласится, то утром отведем тебя в отряд, где ты сможешь отсидеться какое-то время.

Богдан, как и все члены его семьи, знал, что Марийка уже несколько лет связана с подпольем УПА. Поэтому предложение старшей сестры было изначально предусмотрено планом, разработанным Ситниковским.

- А что потом? Всю жизнь прятаться по лесам? – безнадежно возразил Богдан.- Пока не пристрелят, как бешеную собаку.

- А ты хочешь пятнадцать лет отмотать на Соловках? – парировала Ирина. – Иди в дом и жди меня. Только, пожалуйста, родителям ничего не говори.

Она поправила руками помятую юбку и поспешила к калитке.

 

 

Г Л А В А 3

 

Среди ночи Богдан проснулся оттого, что его кто-то настойчиво теребил за плечо. За окном светила Луна, освещая комнату тусклым светом. За ширмой громко храпел отец, создавая особый шумовой фон в доме.

- Вставай быстрее и одевайся. – Шепотом произнесла Марийка, продолжая трясти брата. - Нам нужно до рассвета покинуть село.

- А сколько времени? – потирая глаза, спросил Богдан и быстро начал натягивать штаны.

- Не важно, - ответила сестра, - Нам нужно скорее выйти из дома, чтобы избежать разговоров с родителями.- Она, как ребенка, погладила по голове брата и, улыбнувшись, добавила, - Не волнуйся, мы с Ириной их утром успокоим и что-нибудь придумаем убедительное в твое оправдание.

Вместе они вышли на улицу. Во дворе их ждала Ирина с узелком, в который положила буханку хлеба, шмат сала, несколько отварных картофелин и две головки лука. Она молча поцеловала брата в щеку и, перекрестив на прощание, пожелала доброй дороги. Озираясь по сторонам, Богдан и Марийка поспешили к лесу.

Выйдя на опушку, сестра остановилась.

- Богдан, я дальше не пойду. – Она протянула брату записку. – В лесу тебя будет ждать мой… – она на секунду запнулась, подбирая нужное слово. – Мой друг. Передай ему это письмо и скажи, что оно от меня. Парня зовут Орест, он хороший человек, можешь ему доверять. Храни тебя господь.

Девушка быстро чмокнула Богдана в щеку и, не оборачиваясь, побежала обратно в село.

Так начался новый этап жизни Богдана Сташинского в отряде УПА. Хотя, группу, состоящую из четырех человек, сложно было назвать отрядом, однако, бойцы именно так называли свое подразделение. Нельзя сказать, что новый коллектив принял беглого студента с радостью. Но, тем не менее, рекомендации его сестры, работавшей несколько лет в этом отряде связной, стали надежной гарантией для его командира. Обычно все новички, проходили своеобразный тест на преданность. В первом же бою, новый член должен был на глазах у всего отряда убить того, кто хоть каким-то образом, сотрудничал с новой властью. К счастью, опять же благодаря сестре, сия чаша миновала Богдана. По просьбе Марийки, молодого парня оставили в отряде, исключительно как кашевара, правда, периодически используя и на других хозяйственных работах.

В один из вечеров, Богдан сидел на стволе поваленного дерева недалеко от костра и от нечего делать строгал перочинным ножом сухую ветку. В этот момент к нему подсел Орест.

- Ну, как тебе у нас? – спросил он у Сташинского.

- Все лучше, чем сидеть в тюрьме? – буркнул в ответ Богдан.

- Это точно.- Потерев колени, согласился тот и, пристально посмотрев на бывшего студента, спросил. – Ты так и собираешься, все время кашу варить или все же будешь вливаться в отряд, как полноправный воин. Рябята уже начинают задавать вопросы по поводу тебя, а не знаю, что им ответить.

- Знаешь, Орест, я и сам вижу, что меня здесь не особо жалуют, но я даже не умею стрелять. И потом, я никогда в жизни даже воробья из рогатки не убивал.

- Ну, это дело наживное. – Засмеялся в ответ боевик, оголив в улыбке кривые, желтые от табака зубы. – Не боги горшки обжигают. Всему тебя научим, было бы желание.

Он пересел на другую часть ствола, чтобы в свете костра видеть лицо Богдана и продолжил:

- Может быть, тебе и не придется кого-то убивать, для этого у нас есть другие люди, не очень-то переживающих о чистоте своих рук.

- Что ты имеешь виду? – не понял дальнего намека Сташинский.

- А то и имею. – Хихикнул в ответ Орест и перевел взгляд на сидящих возле костра людей. – Вон видишь паренька, играющего с финкой?

На некотором удалении от общей группы на корточках сидел совсем неприметный юноша, по возрасту ровесник Богдана. Он из различных положений кидал нож в землю, каждый раз радуясь, когда тот входил по самую рукоятку в мягкий грунт.

Богдану его лицо сразу показалось знакомым, он точно раньше видел его в институте, но парень при появлении Сташинского в отряде сделал вид, что они не знакомы.

- Кажется, я его видел в нашем институте, но не помню, на каком факультете он учится.

- Учился. – Поправил его Орест, многозначительно подняв указательный палец вверх. – Это Михайло Стахур. Его уже второй год ищут вся милиция и МГБ-шники Львова.

- И чем же он так «прославился»?

- А тем, что с пятнадцати лет воюет в нашем отряде. На его щиту уже девять предателей, которых он лично отправил в мир иной. Но не за эти дела его ищут краснопузые. Этот герой сделал то, что не смогли сделать многие наши опытные соратники, он убил Ярослава Галана. Слышал во Львове о таком писаке?

- Конечно, слышал. – Удивился Богдан, хотя изображать удивление ему не было нужды. Он резко почувствовал мощный прилив адреналина от услышанного. Задание, которое отработал ему Ситниковский и ради, которого он бросил учебу в институте, фактически было выполнено, причем без особых усилий и комбинаций. Однако, Сташинский сдержал свои эмоции и продолжил, обращаясь к командиру. - Во Львове это событие очень бурно обсуждалось, даже у нас в институте. Но я слышал, что милиция уже задержала несколько человек, обвиняемых в убийстве?

- К сожалению, да. – Понуро ответил Орест, - Это все наши товарищи. Каждый из них пытался уничтожить этого гнусного мерзавца, но все же окончательную точку в этом деле поставил именно наш Михайло. Он умудрился сзади размозжить голову этому предателю, а потом, пока тот еще был жив, добил его тем же топориком. Очень мужественный парень. – С восхищением констатировал он.

Боевик задумчиво посмотрел на товарищей, сидящих возле костра и через минуту, вспомнив о Богдане, продолжил.

- Извини, задумался. – Усмехнулся он. – Так вот, к чему я веду. Стахуру появляться во Львове не безопасно, как и любому из нас. А вот тебя там наверняка еще никто не ищет. Поэтому нам может понадобиться, чтобы ты съездил в город, кое-что передать нашим людям и получить новые задания.

- Это с радостью, - оживился Сташинский, - Честно сказать, я уже занудился сидеть здесь без дела.

Так, через два дня Богдан оказался во Львове, где встретился с капитаном Ситниковским. Чекист остался очень довольным результатом работы нового агента. Тот сообщил не только о местонахождении главного подозреваемого в убийстве Ярослава Галана, но и сообщил еще о месте расположения диверсионной группы и их конспиративной квартире во Львове. Это был первый успех будущего чекиста.

Прощаясь с молодым информатором, Ситниковский, не скрывая своей радости, сказал:

- Ну, что ж Богдан, я доволен твоей работой и обещаю, ты скоро вернешься назад в город.

- Скорей бы. – Застенчиво улыбнулся парень и спросил.- А может, мне и не стоит возвращаться в отряд?

- Ну, да.- Наигранно возмутился оперативник, - А банду кто будет ликвидировать? Если ты к утру не вернешься, то этим их только спугнешь. Тогда они точно бросят свой схрон и переберутся в другое место. В этом случае, искать их придется очень долго.

Сташинский тяжело вздохнул.

- Что еще от меня требуется?

- Сущий пустяк. – Капитан протянул Богдану маленький пакетик.- Вот тебе снотворное. Послезавтра, когда будешь кормить своих новых «товарищей», - он улыбнулся, произнося последнее слово, - обязательно высыпи порошок в чайник, только сам не пей. Когда они уснут, мы и возьмем всех вместе тепленькими. Относительно тебя разыграем сцену твоего бегства, за это, не волнуйся.

Он потрепал парня по плечу и сказал:

- А теперь иди и жди нас через два дня.

В назначенный день, когда боевики должны были вернуться с очередного рейда, Богдан колдовал возле костра. Каша уже была готова и он повесил на огонь самый большой котел с водой, зная пристрастие здешних обитателей к вечернему чаепитию.

Уже на закате, боевики, плотно поужинав, перешли к традиционному чаю. Однако, выпив по одной кружке, ни у одного из них не появилось признаков сонливости. Они мирно закурили, обсуждая итоги прошедшего дня.

Шло время, а бойцы все не засыпали, однако их голоса становились все тише и тише. Снотворное почему-то действовало на них очень слабо. « Боже, какой я идиот, - про себя разозлись Богдан. – Мне же Ситниковский сказал развести снотворное в чайнике, а я высыпал его в котел. Получилась слабая концентрация. - Сташинский еще раз посмотрел на боевиков, продолжающих общаться между собой. – Придется что-то думать, исходя из сложившихся обстоятельств».

Только к наступлению темноты, их голоса утихли, но чувствовалось, что глубоким сном они пока не охвачены, а находятся в полудреме. Ждать дальше не было смысла, костер постепенно затухал, и безлунная ночь постепенно окутывала лагерь непроглядной темнотой. В этот момент, убедившись, что бойцы уже не в состоянии себя контролировать, Богдан вытащил из очага тлеющую головешку и сделал ею три вращательных движения. Тем самым, давая знак, о начале захвата. К его удивлению, всего через несколько секунд вокруг костра, как из под земли, совершенно беззвучно выросли фигуры автоматчиков, среди которых Богдан сразу узнал Ситниковского. Он резко вскочил с места и побежал его сторону, чтобы кто-то из солдат случайно не выпустил ему в след автоматную очередь. Дальше, все произошло молниеносно, без единого выстрела и сопротивления. При задержании Сташинскому дали возможность бежать, а остальные оказались в руках чекистов. Так и не поняв, что с ними произошло. Однако бандеровцы вряд ли поверили в удачу новичка, благополучно вырвавшегося из этой засады.

С этого момента дорога Богдану Сташинскому к прежней жизни оказалась закрытой.

 

Спустя время, после нескольких суток скитания по лесам, он вновь появился во Львове, для того чтобы встретиться с Ситниковским.

Они сидели на явочной квартире в старом доме недалеко от Краковского рынка. Это место города всегда было достаточно оживленным и там легко можно было затеряться в толпе.

- Еще раз, большое спасибо, тебе за помощь в поиске убийцы Ярослава Галана и задержании всей банды. – Почти официально произнес капитан госбезопасности, приглашая Богдана присесть. – Они все арестованы и уже дают показания. Представляешь, какой гнидой оказался этот гаденыш, я, имею ввиду, Стахура. Через знакомых он втерся в доверие к Галану, сославшись на то, что пишет стихи и нуждается в творческой помощи известного писателя. У Ярослав Александровича даже мысли не возникло, что этот щенок собирается его убить. Тот несколько раз приходил к писателю, даже поздними вечерами и он ни разу ему не отказал. А в ту роковую ночь, Стахур сзади десять раз ударил его гуцульским топориком по голове. Я не понимаю, откуда в 19-летнем юноше столько жестокости. И самое главное, не могу понять, за что они уготовили ему такую страшную смерть? За то, что его произведения не нравились Римской католической церкви? Не знаю, как кто, я никогда не смогу найти оправдания их злодеяниям.

Капитан отвернул лицо в сторону. Богдан увидел, как на его щеках резко заиграли желваки. Дав возможность ему успокоиться, Богдан все же набрался храбрости и спросил:

- А что с моими родными, с моей сестрой?

- С ними все в порядке. – Улыбнулся Ситниковский, приходя в себя и, поняв подтекст заданного вопроса, добавил. – Все живы, здоровы, и, как прежде, дома. Мы их даже не допрашивали.

Богдан сделал облегченный вздох, в этой ситуации его больше всего волновала судьба сестры Марички, чем его собственная. Ведь она фактически была членом подпольной группы, которую разгромили, благодаря его непосредственному участию. Но не только это волновало его в тот момент, он долго не решался задать свой главный вопрос. После не большой паузы, он все же спросил:

- А что теперь будет со мной? Как я понимаю, после такого продолжительного отсутствия, вернуться в институт мне уже не суждено?

- Ты правильно понимаешь, Богдан. – Ситниковский подошел к окну и стал спокойно поливать из лейки стоявшие на подоконнике цветы. – Но это не значит, что ты нам больше не нужен.

- Я опять должен куда-то внедриться и что-то узнать? – с напряжением в голосе спросил Сташинский. – Но как у меня это получится, если пути к прежней жизни у меня оказались отрезанными.

Ситниковский повернулся к нему лицом и спокойно улыбнулся.

- Я никогда не сомневался, что ты очень смышленый парень.- Он вернулся к столу и достал из кармана пачку «Казбека».- Я предлагаю тебе, не просто что-то узнать, а поучаствовать в сложных чекистских операциях по ликвидации бандформирований националистического подполья.

Это предложение вызвало у Богдана нескрываемый интерес. Юношеский романтизм в нем еще не угас, поэтому ему не на шутку захотелось испытать себя в погонях, схватках с бандитами, стрельбой и всем тем, что он когда-то видел в кино, но не успел попробовать в реальной жизни. Тем более, что, побывав в отряде УПА, он не испытал к националистам никакого сочувствия или понимания. Наоборот, там он столкнулся с тем, что боевики с особым упоением рассказывали друг другу о том, как расправлялись с безоружными колхозниками и какие изысканные пытки придумывали, издеваясь над ними. При этом, они особо смаковали эпизоды, повествуя друг друга о страшных муках своих жертв. Слышать об этом Богдану было крайне не приятно и даже жутко.

- С большим удовольствием, Иван Андреевич. – Впервые за весь разговор улыбнулся Богдан. – Что от меня требуется.

- Пока ничего. – Капитан зажег спичкой папиросу, и, сделав несколько затяжек подряд, продолжил, - Для начала, ты должен забыть свою фамилию, отныне ты не Сташинский, а Морозов. Извини, но так нужно.

Не дожидаясь реакции Богдана, он вытащил из портфеля новенький паспорт и протянул его парню.

- Дальше, я познакомлю тебя с твоим будущим куратором, который будет тебя готовить для участия в мероприятиях. Тебе придется пройти под его руководством курс боевой подготовки, и только потом тебя определят в спецгруппу.

- А что за спецгруппа? – с интересом спросил Богдан, рассматривая свой новенький паспорт.

- В нашей системе сейчас используют группы, для выведывания дислокации отдельных отрядов УПА, а также лиц из числа местного населения, оказывающих им содействие. Группы достаточно надежные, хотя и состоят из бывших бандеровцев, которые в разное время и по разным причинам перешли на нашу сторону. В каждой группе есть один-два штатных сотрудника МГБ для контроля и координации действий. Так что, скучно не будет.

- А как же наше общение? Мы еще увидимся? – спросил Богдан.

- К сожалению, нет. – Ответил Ситниковский с грустью в глазах. – В нашей системе, каждый занимается своим делом. Я вернусь к студентам, а тебя ждет долгая интересная жизнь, хотя и очень опасная.

 

 

Г Л А В А 4

 

 

Только к концу лета 1951 года Богдан попал в отряд особого назначения МГБ. За плечами остались изнурительные месяцы боевой подготовки в специальном лагере, где он вместе с новыми товарищами постигал азы подрывного дела, рукопашного боя и стрельбы из различных видов оружия. Это было интересно и увлекательно, однако, особую трудность составляла для него специальная подготовка, в ходе которой изучалась тактика действий отрядов, их идеология, задачи и приоритеты. В памяти нужно было держать множество фамилий и кличек бандеровцев и самое главное, нужно было запоминать, с какими событиями эти фамилии были связаны. Для Сташинского, который ранее не имел отношения к подполью, это вызвало серьезные трудности. Но он старался и, как в институте зубрил формулы, также старался запоминать наизусть всю ту информацию, которую давали ему инструкторы и преподаватели. В группу входило шесть человек, в основном это были бывшие бойцы УПА, перевербованные органами госбезопасности, а также кадровые военные, которые успешно зарекомендовали себя в борьбе с бандформированиями в частях Советской Армии и НКВД. В связи с этим, членам группы категорически запрещалось рассказывать друг другу что-либо о себе, дабы не провоцировать внутренний конфликт. Поэтому, общаясь между собой, они обращались исключительно по вымышленным именам или кличкам. Невзирая на возраст, Сташинский среди них заметно отличался способностью принимать правильные решения, видимо сказывалась его склонность к математике, которую он ранее изучал в институте. После сдачи последнего зачета его вызвал к себе руководитель курса подготовки.

- Товарищ майор, курсант Морозов по вашему приказанию прибыл. – Доложил он, приложив руку к головному убору.

- Проходи, Морозов и присаживайся. – Не вставая с места, указал хозяин кабинет на свободный стул возле приставного стола.

Майор Филиппов Михаил Харитонович, возглавил курсы подготовки кадров МГБ, сразу после Победы. Сам он прошел всю войну в армейской разведке и имел за плечами богатейший боевой опыт, десятки раз он ходил за линию фронта и ни разу не имел, ни единого провала. Хотя внешне он мало отличался от обычных людей. Невысокого роста, худощав, с редкими, тронутыми сединой, волосами, тщательно зачесанными назад и невероятно худым лицом со впалыми щеками. На первый взгляд, он производил впечатление больного и слабого человека, но это было только первое впечатление. В стрельбе и рукопашном бое, с ним никто не мог соперничать, включая тех бывших фронтовиков, кто отличался, в сравнение с ним, атлетическим телосложением.

- Богдан, - начал он, по-отечески обращаясь к Сташинскому. – По итогам твоей подготовки, мною принято решение назначить тебя старшим оперативно-боевой группы и отправить в распоряжение Управления МГБ по Волынской области. Тебе оказана высокая честь и я надеюсь, ты успешно справишься с возложенной на тебя задачей.

От неожиданного предложения у Богдана выступили на лбу капельки пота и забегали глаза. Он убрал руки под стол, опасаясь, что они начнут предательски трястись. Сташинский не боялся ответственности, даже сама смерть его не пугала, о ней в тот момент он не думал. Начинающий боевик опасался, что отсутствие практического опыта не позволят ему проявить себя в должной мере на практике и оправдать доверие командования.

- Ты не согласен с мнением руководства школы? – увидев нерешительность в глазах курсанта, строго спросил Филиппов. – Говори мне прямо, пока разговариваем в кабинете с глазу на глаз.

- Никак нет, - выпрямился по стойке смирно Богдан. – Спасибо за доверие, товарищ майор.

Филиппов посмотрел на него пристальным взглядом, а затем, немного смягчив тон, добавил. – Не волнуйся, и сядь на место. На первых порах, пока не оботрешься, никто тебя в свободное плавание не отпустит. Если что, ребята из группы подскажут, да и непосредственный командир отряда у тебя будет человек опытный, в прошлом один из руководителей службы безопасности УПА, но пусть тебя это не смущает. Он уже давно перешел на нашу сторону и не раз доказывал свою преданность нашему делу.

- А как его фамилия?

- Познакомишься с ним на месте, - не меняя выражения лица, ответил майор, - тем более, что его фамилия тебе ни о чем не скажет. В этом отряде, как и в отрядах УПА, все друг друга знают по кличкам. Кстати, ты теперь тоже будешь не Морозовым, а «Морозом». Так что, вживайся в новый образ. Завтра, когда получишь документы, мы вас отправим в Луцк. А пока отдыхай.

Он пожал руку молодому сотруднику, не вставая из-за стола, и, склонив голову к документам, дал понять, что на этом их разговор закончен.

Сташинский, отдав честь, щелкнул каблуками и вышел из кабинета.

Так началась вторая жизнь бывшего студента математического факультета педагогического института Богдана Сташинского, а ныне бойца специальной боевой группы МГБ «Мороза».

 

В отряде, он быстро заслужил авторитет среди новых товарищей и командования. По собственной инициативе, он придумал и опробовал на практике нетрадиционную, на тот момент, форму получения признаний от задержанных пособников бандитов. В отличие от некоторых своих коллег, которые использовали пытки и выбивание показаний, он создавал не хитрые комбинации, в результате которой человек, сам добровольно признавался в совершении преступления и выдавал своих сообщников, даже не подозревая о своем предательстве. Но признание руководством его успеха придет позже, а пока новоиспеченный командир специальной группы вышел на свое первое задание.

 

Летним солнечным днем группа окопалась неподалеку от села Романово на окраине леса. Бойцы были одеты в форму УПА с «тризубами» в петлицах и вооружены немецкими автоматами. Они ждали автомобиль районного отдела НКВД, на котором должны были перевозить из Ковеля в Луцк задержанного в ходе чекисткой операции жителя городка Любомля – Заболотного Степана. Тот работал в районе почтальоном и подозревался органами госбезопасности в связи с местным проводом ОУН. Однако в ходе допросов, тот упорно молчал и никак не хотел ни в чем призваться.

 

Богдан лежал на спине и, закинув руку под голову, беззаботно смотрел в небо, по которому еле заметно плыли белые облака. Боевой автомат, заряженный холостыми патронами, лежал рядом, напоминая о себе металлически холодом под свободной рукой. Он вспоминал свой дом, родителей, сестер, и на душе становилось тоскливо от сознания того, что все это осталось в прошлой жизни и не известно, сможет ли он когда-либо к ним вернуться назад. Вместе с тем, он ничуть не сожалел о своем выборе. Ему нравилась его новая работа, причем решающим фактором для него стали ни убеждения или коммунистическая идеология, сторонником которой он никогда не был, а некая романтика, уже не та юношеская, которая им овладела на первом этапе, а осознанная, наполненная смертельным риском и адреналином. Такая жизнь постепенно становилась его образом жизни и его сутью.

От философских раздумий его отвлек звук мотора, исходящий откуда-то издалека.

- Внимание! – скомандовал Богдан своим подчиненным и, привстав на колено, стал всматриваться в уходящую за горизонт ниточку грунтовой дороги. Наконец, там, где небо соединяется с землей, появилась маленькая точка, настойчиво приближающаяся к ним.

- Всем рассредоточиться по квадрату. – Продолжил он, и залег за ствол дерева.

Через несколько минут к тому месту, где группа организовала засаду, подъехал новенький автомобиль Газ-51 с металлической будкой вместо кузова без окон. Он внезапно остановился. Водитель попытался вновь завести мотор, но в ответ лишь пронзительно завизжал стартер, сотрясая от напряжения всю машину. Из кабины вышел пожилой сержант и, открыв капот, стал внимательно рассматривать то, что находилось внутри, при этом, не предпринимая никаких действий. Затем, он подошел к кабине, которая открывалась только снаружи, и, распахнув дверь, громко крикнул:

- А ну-ка, мужики, помогите мне завести ее ручным стартером.

Водитель отошел немного в сторону, давая возможность выйти из кабины своим товарищам.

Когда все трое военнослужащих оказались возле машины, Богдан дал команду «Огонь» и мгновенно, почти без паузы, раздался треск автоматов, спугнувший всех ворон, сидевших на деревьях. Конвоиры, не успев снять свое оружие, тут же «замертво» упали на землю.

Где-то далеко отозвалось эхо, путая шум выстрелов с небесным громом.

- Оттащите трупы в лес, - громко крикнул Богдан, чтобы находившийся в будке человек, услышал его команду.

После того, как подчиненные выполнили его приказ, Богдан заглянул в кузов. В дальнем углу, на полу, свернувшись калачиком, сидел пожилой мужчина. Его глаза были полны ужаса, разбитые губы, опухшие веки и запекшаяся кровь на щеках делали его не узнаваемым. Перед началом операции, Богдан видел его фотографию, но в нынешнем виде узнать в нем прежнего человека было не возможно. Его местами порванная одежда была вся в запекшихся пятнах крови, а руки связаны обычной веревкой.

- Ты кто такой? – строго спросил он.

- Степан. – Сразу ответил тот и привстал с места. – Степан Заболотный.

Богдан окинул взглядом будку и произнес:

- А где Залевский? – назвал он первую попавшуюся фамилию. – Его должны были везти в этой машине.

- Не знаю я никакого Залевского. – Пожав плечами, ответил мужчина. – Меня одного сюда погрузили.

- Ну что, наш или нет? – заглянул в будку один из бойцов.

- Да нет, - с наигранным сожалением ответил Богдан. – По-моему нас дезинформировали. Это не Залевский.

- Тогда что, уходим? – вновь спросил боец и, кивнув в сторону пленника, добавил, - А с этим, что будем делать?

- Что, что. – Повторил Сташинский, - В расход его. Зачем он нам нужен. Его все-равно краснопузые найдут, а он нас им сдаст с потрохами. Зачем нам лишний свидетель.

- В расход, так в расход. – С невозмутимым видом ответил солдат, и, махнув автоматом в сторону выхода, крикнул Заболотному. – Быстро вылезай. Хоть свежим воздухом подышишь перед смертью.

- Хлопцы! - взмолился узник и встал на колени, - Нельзя меня в расход, я же свой. С самой войны воюю с Советами. И сейчас за меня многие поручиться могут.

Богдан уже хотел выйти из машины, но, услышав последнюю фразу, остановился и, взглянув через плечо на мужчину, спросил:

- И кто же за тебя поручится?

- «Максим» я с ним последние пять лет работал вместе. У него спросите. – Он с надеждой посмотрел на Сташинского и добавил. – «Максим» - это Роман Кравчук проводник ОУН «Западно-украинских земель», спросите у него, он подтвердит.

- Ну конечно, сейчас все бросимся искать «Максима». Он сегодня здесь, а завтра там. – усмехнулся Богдан, затем изобразив на лице смутно сомнение, добавил. – Пойдем лучше с нами, поговорим в другом месте. Не дай Бог, здесь еще кто-то появится.

Он вытолкнул мужчину их будки, где его почти на лету подхватили другие члены группы. Оцепив живым кольцом Заболотного, они быстро пошли вдоль леса, где на опушке одиноко стояла полуразрушенная изба. Войдя в дом, в котором не было ни дверей, ни окон, Богдан усадил пленника на единственный уцелевший табурет, а сам присел на лавку возле полуразрушенной печи.

Посмотрев по сторонам, он обратился к одному из своих товарищей:

- Развяжи ему руки.

В это время другие члены группы, рассредоточились возле окон, наблюдая за подходами к дому.

Заболотный молча смотрел на Богдана, усиленно растирая руки, натертые грубой веревкой.

- И так, для того, чтобы мы тебе поверили, ты должен написать фамилии тех подпольщиков, кто тебя знает в нашем округе, и каким образом ты был с ними связан. Как ты понимаешь, наша служба безопасности должна тебя проверить и если кто-то из указанных тобой лиц не подтвердит знакомство с тобой, мы тебя расстреляем.- Совершенно спокойно произнес Богдан.

- А зачем писать? - удивился Заболотный, - Я и так могу все рассказать.

- А мне больше делать нечего, как за тобой записывать или я должен все фамилии, названные тобой, в голове держать?

Он вытащил из планшета затертую ученическую тетрадь, химический карандаш и протянул его пленнику.

- Коль уж ты говоришь, что знаком с «Максимом», то пиши, где его сейчас можно найти и какими делами ты с ним был связан.- Богдан вытащил из кармана кисет и стал крутить самокрутку. – А потом, укажешь остальных. – Он зажег самодельную сигарету и, выпустив изо рта дым, добавил. – Если перечисленные тобой люди подтвердят, что ты честно боролся с Советами и, при этом, поручатся за тебя, мы примем тебя в наш отряд. Тем более, что дороги назад у тебя уже нет. Так что, пиши и старайся не упустить ничего. Сейчас твоя жизнь в твоих руках.

Заболотный, почесав затылок, обмакнул губами карандаш и начал писать. Богдан, не сводя с него глаз, молча курил, не выпуская из рук оружия.

Спустя полчаса, Заболотный протянул ему список подпольщиков УПА и карандаш.

- Подпиши свою писанину. В Службе безопасности такой порядок. – Пояснил он и, получив долгожданную подпись, быстро спрятал тетрадь в планшет.

Сташинский повесил на шею автомат, не торопясь, поправил на поясе ремень, и едва сдерживая эмоции, твердым голосом произнес:

- А теперь, хлопцы, пора выдвигаться в отряд. Нам нужно вернуться до наступления ночи.

- А что будет со мной? – осторожно подал голос Заболотный.

Богдан осмотрел с головы до ног своего пленника и, погасив окурок о шершавую поверхность лавки, лениво ответил:

- С нами пойдешь. Куда ж тебя теперь девать.

Он встал с места и подошел к окну. Долго рассматривая подходы к дому, Богдан не поворачивая головы, тихо произнес, при этом, не обращаясь к кому-то конкретно:

- Свяжите на всякий случай руки этому «патриоту». Так спокойнее будет.

Один из бойцов поднял с пола недавно брошенную веревку и привычным движением быстро скрутил Заболотному руки за спиной.

Сташинский осмотрел всех бойцов строгим взглядом и, убедившись в готовности группы к дальнейшему передвижению, махнул вперед рукой:

Ну, с Богом. К лесу, бегом.

Он грубо толкнул Заболотного в спину и сам поспешил следом за ним. В течение нескольких минут, преодолев расстояние от избушки до леса, он жестом подал команду перейти на шаг, и группа, выстроившись в колонну, след в след направилась вглубь бескрайней чащи. Около часа они шли молча, пока не вышли на залитую солнцем лужайку. После мрачной серости буковых зарослей, она показалась оазисом в пустыне, невольно ударив по глазам буйством красок летних цветов и обилием мирно парящих бабочек. Не сговариваясь и не произнося никаких команд, группа остановилась, чтобы осмотреться. Это было именно то место, где должны были развернуться основные события. Невольно у Богдана выступил пот на лбу и активно застучало сердце. Он прислушивался к тишине и до боли в глазах стал всматриваться в темноту окружающего леса. Однако, он так и не смог услышать или увидеть то, чтобы свидетельствовало об инсценированной засаде. « Неужели я в чем-то просчитался?» - подумал он и вытер рукавом пот со лба.

- Нам нельзя сюда выходить. – Первым прервал молчание Заболотный и виновато посмотрел на Сташинкого.

- Это еще почему? – вздрогнул от неожиданного вопроса Богдан и посмотрел на пленника таким взглядом, что тот невольно пригнулся.

- Поляна хорошо простреливается, да и пения птиц я не слышу. – Немного осмелев, пояснил Заболотный, - Даже ворон на деревьях не видно.

- Послушай меня, следопыт, здесь я командир и я решаю, куда и как нам идти.- Взял себя в руки Сташинский. Он с силой толкнул мужчину вперед и группа двинулась дальше.

Когда они подошли к центру лужайки, даже для Богдана неожиданно раздался незнакомый голос:

- Стоять на месте и сложить оружие.

Людей еще не было видно, но Сашинский, облегченно вздохнув, толкнул Заболотного с такой силой, что тот упал лицом вниз, а сам открыл огонь из автомата по верхушкам деревьев. В ответ со всех сторон раздались ответные автоматные очереди, заполняя все окружающее пространство дымом и едким запахом пороха. Богдан упал на землю, предусмотрительно вылив на одежду пузырек с красной жидкостью и замер. Через минуту, лежа неподвижно, он услышал голоса подошедших людей.

- Кажется, все мертвы. – Сказал один из них. – Хотя, нет. Вот этот, по-моему, жив.

Солдат, не скрывая удовольствия, поднял за шиворот Заболотного и для убедительности слегка пнул его ногой под зад.

- Они меня взяли в плен. – Услышал Богдан дрожащий голос своего пленника. – Я простой почтальон и поддерживаю Советскую власть.

- Разберемся. – Ответил один из мужчин густым басом.

- Товарищ капитан. – Раздался другой голос, - Давайте проверим документы у убитых.

- Проверяй, - ответил именно тот, кого назвали капитаном, - И сними планшет с того длинного.- Он указал рукой на лежавшего в траве Сташинского.

Через несколько секунд Богдана кто-то грубо перевернул на спину и стащил с него армейский планшет. Он лежал неподвижно и даже не пытался открыть глаза, хотя ему очень хотелось посмотреть, как претворяется в жизнь его собственный сценарий. Через несколько минут, послышались удаляющиеся шаги, а еще через минуту, он открыл глаза.

Кругом по-прежнему летали бабочки и ярко светило солнце, только не было вместе с ними Заболотного.

- Все целы? – полушепотом спросил он, продолжая оставаться неподвижным.

- Все. – Услышал он недовольный ответ одного из членов группы, - Но что-то наши товарищи не очень то, церемонились с нашими телами. Так отпинали меня сапогами, что я еле сдержался, чтоб не заорать.

Боец встал с земли, потирая отбитые бока.

- Зато все прошло натурально и правдоподобно. – Богдан встал на ноги, вытирая травой остатки краски, и скомандовал, - Быстро все поднялись и бегом к машине, хватит нам скитаться по лесам в пешем порядке.

- Это, опять целый час идти лесом? – жалобно спросил один из солдат.

- У тебя есть другие предложения? – возразил ему Сташинский, поправляя поясной ремень. – Или хочешь в этой форме нарваться на другой отряд МГБ?

- Я пошутил. – Виновато ответил парень, отряхивая штанину от прилипшей травы.

 

 

Г Л А В А 5

 

Следующим утром, отдохнувший, гладко выбритый и одетый в новенькую военную форму Сташинский появился в кабинете своего непосредственного начальника подполковника Сиротюка. Хозяин кабинета был опытным чекистом, свою служебную деятельность в органах начал еще в середине 30-х годов, прошел всю войну и после ее окончания все эти годы продолжал работать в органах госбезопасности на Западной Украине. Ему неоднократно предлагали перебраться поближе к дому в Сумскую область, но спокойная жизнь была не для него. Для него война оставалась не завершенной, он продолжал чувствовать себя на передовой и требовал подобного отношения от своих подчиненных.

- Ну, здравствуй, герой. – Вышел из-за стола подполковник и обеими руками пожал ладонь молодому сотруднику. – Ты даже не представляешь себе, какую информацию вчера выдавил из этого Заболотного. Тот так и не понял, что с ним произошло. Его признания не только изобличило его вину, но и дали нам надежду в самое ближайшее время ликвидировать всю бандитскую сеть в нашем районе. Молодец.

Он по-отечески похлопал молодого сотрудника по плечу и, указав ему на свободный стул, сам сел в свое рабочее кресло. Сиротюк вытащил из стола пачку папирос «Герцоговина Флор» и, улыбнувшись, протянул ее Богдану. Тот осторожно вытащил из пачки одну папиросу и, с нескрываемым удовольствием поднес ее к носу, вдыхая ароматный запах элитного табака.

- Кури, кури, - приободрил его начальник, - любимые папиросы Иосифа Виссарионовича, правда он ими свою трубку набивает, но табак отменный. Я сам их курю только по особым случаям.

- А что, сегодня особый случай? – с еле уловимой иронией спросил Богдан. Сегодня он не без основания чувствовал себя героем, поэтому мог позволить себе подобную вольность в беседе с начальником.

Подполковник, сделав несколько затяжек подряд, вальяжно откинулся на спинку кресла и сказал, обращаясь к Богдану:

- Если честно, то твою затею с этим похищением я сначала воспринял скептически. Не думал, что Заболотный так быстро поплывет и сразу сдаст все это змеиное кубло. Но итог превзошел все мои ожидания. Теперь у нас есть сведения о местонахождении отрядов, о лицах, сотрудничающих с бандеровцами в городах, а также о способах связи с подпольем. Так что, будем работать дальше в этом направлении. Кстати, руководством Управления сегодня принято решение, направить тебя вместе с группой в соседнюю область для продолжения подобной работы.

- Есть, продолжить работу. – Вскочил с места Сташинский и выпрямился по стойке «смирно».

- Да, сиди ты, не на параде. – Махнул рукой подполковник и вновь затянулся папиросой.

Выпустив сизый клуб дыма, он, прищурив левый глаз, добавил:

- А вообще, Богдан, я вот что тебе хочу сказать. Учиться тебе надо. Через год, максимум два, я надеюсь, мы покончим с этой нечестью и нужно думать, как использовать тебя дальше.

- Я готов работать на любом участке во имя нашей Родины. – Выпалил Сташинский, вновь сорвавшись с места.

- В этом я не сомневаюсь. – Усмехнулся Сиротюк, стряхивая пепел в стеклянную пепельницу. – Но с твоим потенциалом тебя можно использовать и на более серьезных направлениях.

- Это где? – не понял хода рассуждений начальника Сташинский и вопросительно взглянул на него.

- Например, в разведке. – Спокойно ответил подполковник и в упор посмотрел на Богдана.

Тот от неожиданности онемел и продолжал молча курить, глядя на начальника.

- У тебя, кстати, как обстоит вопрос с языками? – первым нарушил молчание подполковник.

Богдан удивленно поднял брови и, немного подумав, ответил:

- Свободно говорю по-русски и по-украински. – Затем, сразу осознав нелепость своих слов, добавил, - Сносно говорю по-польски и немного понимаю по-немецки.

- Ну, вот видишь, я же говорю, что у тебя большой потенциал.- Оживился начальник, а затем, совершенно серьезно продолжил, - Но ты пока не обольщайся. С моей стороны тебе пока не поступало никаких предложений. Это так, мысли вслух. Сейчас ты приступай к своему новому заданию и имей ввиду,- подполковник сцепил пальцы рук в замок и совершенно серьезно заявил, - это сегодня ты герой, принимаешь поздравления от сослуживцев. А завтра, кто знает, за любой прокол могут и всех собак навесить. Такая у нас служба. Поэтому почивать на лаврах времени нет. Быстрее включайся в новую работу и уже по результатам ее выполнения, будем решать, что с тобой делать дальше.

- Разрешите идти? – Встал с места Сташинский.

- Идите. – Ответил начальник и на прощание протянул ему свою руку.

 

Почти целый год Богдан скитался по лесам Западной Украины, выявляя и разоблачая все новых и новых пособников бандитских формирований. Он уже не испытывал ни страха, ни волнения от этой деятельности. Более того, эта борьба стала для него привычной работой, как для школьного учителя становится обычным урок или для врача прием больного. Со временем, он даже забыл о минувшем разговоре с начальником о своих перспективах, но тот вскоре сам вернулся к нему.

- Ну, здравствуй, «Мороз». – Увидев в дверях кабинета Сташинского, улыбнулся подполковник, назвав его псевдонимом, который стал для Богдана на тот период почти настоящей фамилией. На этот раз начальник не вышел из-за стола к подчиненному, которого не видел несколько месяцев, а начал вести с ним разговор, не поднимаясь из кресла.

- Богдан, не могу тебе уделить достаточно времени, собираюсь в Москву. – Сиротюк сосредоточенно перебирал бумаги в папке, в поисках нужного документа. - Наслышан о твоих подвигах и искренне рад, что не ошибся в тебе. Но сейчас вынужден попрощаться с тобой, и я думаю, надолго.

Подобное вступление напомнило Богдану последний разговор с капитаном Ситниковским и он приготовился к тому, что его жизнь вновь должна пойти по новому руслу.

Подполковник, наконец, оторвался от документов и грустно посмотрел на Сташинского, ожидая от того встречного вопроса.

- Вас переводят в столицу? – поинтересовался Богдан.

- Как раз, наоборот, - усмехнулся Сиротюк, - Я остаюсь на месте, а вот ты поедешь в столицу, но только не в Москву, а в Киев.

- Опять учиться? – с грустью в голосе произнес парень и, не дожидаясь приглашения начальника присесть, сам опустился на свободный стул.

- Так точно. Учиться. – Начальник выдержал театральную паузу и продолжил. – Я сдержал свое слово. Ты поедешь учиться для того, что продолжить работу на Западе в качестве нелегала. Работа очень сложная и ответственная, но я надеюсь, ты справишься.

Богдан молча взглянул на начальника и опустил глаза.

- Когда выезжать? – минуту спустя, спросил он. Произносить стандартные слова о том, что оправдает доверие Партии и Правительства, он посчитал излишним, потому что прекрасно осознавал, что впереди его ждет неизвестность.

- Сегодня. – Категорично ответил подполковник. – Документации и казенного имущества у тебя нет, поэтому сдай оружие на склад и в секретариате получи предписание к новому месту службы. Вот, пожалуй, и все.

Богдан поднялся с места и уже хотел что-то сказать на прощание, но Сердюк опередил его. Подполковник вплотную подошел к нему и неожиданно по-отечески обнял.

- Береги себя, сынок. – Он резко отпрянул от удивленного подчиненного и, махнув, рукой добавил, - А теперь, ступай.

- Прощайте, Станислав Андреевич. – Сташинский впервые в жизни назвал своего наставника по имени-отчеству. Тогда он, видимо, уже почувствовал, что это их последняя встреча и другого шанса судьба им больше не предоставит.

 

 

Г Л А В А 6

 

 

Последующие два года стали для Богдана самым настоящим испытанием. Учеба в школе КГБ оказалась гораздо сложнее, чем наполненная смертельным риском его предыдущая жизнь. Ему предстояло не просто стать агентом-нелегалом, а переломить, забыть и уничтожить самого себя. Выходец из простого украинского села, Богдан Сташинский должен был постепенно превратиться в настоящего немца, с характерным для этого менталитетом, привычками и взглядами. Во время учебы в разведшколе не было привычных учебных групп и занятий в специализированных классах. Вся подготовка носила индивидуальный характер, в процессе которой он штудировал немецкий и польский языки, порой читая в оригинале иностранных авторов, а затем, пересказывая их близко к тексту. Но большая часть времени все же уходила на совершенствование боевой и физической подготовки. Утомительные, выматывающие до дрожи в коленях кроссы, борьба, гимнастика, плавание, приемы рукопашного боя. Курсантов обучали вождению мотоцикла и автомобилей различных марок, фотоделу, картографии. Много времени приходилось проводить в тире, упражняясь с различными видами стрелкового оружия. Отдельные занятия посвящались приемам обращения с холодным оружием.

- Держи рукоять тверже, - требовал инструктор, чувствуй траекторию движения ножа… Бей коротко, без замаха, дави вниз, проворачивай лезвие в теле круговым движением. Тогда внутренняя рана будет в несколько раз больше наружной. И Сташинский бил муляж, раз, другой,… сотый, пока не выработался автоматизм движений. Тогда он еще не осознавал, кого из него готовили на самом деле.

Очень интересно для него проходили занятия по изучению архитектурных, ландшафтных, исторических и прочих особенностей крупных немецких городов. Все это оказалось очень нужным в его последующей работе. Но самым сложным и ответственным стало в его учебе – это вжиться в новый образ, согласно новой легенде. Как оказалось, довести до идеала свой немецкий язык, Сташинский так и не смог. Более того, стажировка в Германии показала, что ему с трудом давался беглый саксонский диалект, который на слух он не всегда воспринимал. Тогда в срочном порядке, руководству школы пришлось менять ему легенду.

Шло время. Внешне Сташинский как будто не менялся. Походка мимика, поведение оставались прежними. Но все-таки незаметно для себя он становился другим: более осмотрительным в общении, внимательным к мелочам, подозрительным и осторожным, в нестандартных ситуациях доверяющим интуиции и внутреннему чутью. Он хорошо усвоил истину, что глаза видят больше, чем мы осознаем, уши слышат больше, чем нам кажется. Это называется шестым чувством. «Если ты ощутил напряженность, неясное беспокойство, соберись и приготовься к атаке. Интуиция – это не мистика». – Так говорили инструкторы в школе.

 

Так, к началу осени 1954 года в Восточном Берлине появился молодой человек, достаточно привлекательной внешности и с хорошими манерами. Звали парня - Йозеф Леман. По происхождению, он был полукровкой. Его отец, немец по национальности, трагически погиб в результате несчастного случая, а мать, этническая полька - стала жертвой бомбардировки в годы войны. Молодому человеку с детских лет пришлось работать сначала на сахарном заводе в Польше, а затем уже в Германии, сначала листорезом в типографии, затем диспетчером в гараже и лишь к концу 1954 года, его как человека свободно владевшим польским и немецким языками взяли на работу переводчиком в министерство торговли ГДР. К этому времени, он наизусть знал цены на бензин, продукты, сигареты, шнапс, пиво, газеты. Свободно ориентировался, где подешевле можно купить костюм, каков обычно бывает размер чаевых в ресторане. Он помнил элементарные премудрости хорошего тона: на столе в ресторане нож должен лежать справа, а вилка – слева, перекладывать приборы без необходимости не следует. В туалете пользоваться не газетой, а исключительно туалетной бумагой. Сидя за рулем, уступать дорогу пешеходам… И много, много других особенностей, которых мало кто придерживался в СССР.

Работа переводчика в таком авторитетном ведомстве давала ему возможность свободно передвигаться по всей Европе, что создавало благоприятные условия и для другой его деятельности, нелегальной. Однако такая шпионская работа на тот момент казалась Леману-Сташинскому сугубо рутинной и никак не внушала оптимизма бывшему бойцу спецгруппы. Периодически он устанавливал оперативные контакты с лицами интересующие КГБ, иногда передавал полученные сведения другим агентам. Несколько раз местное руководство отправляло его в Мюнхен и другие города Западной Германии в качестве курьера. Но все это было не тем, на что настраивал себя Богдан Сташинский. Ему хотелось настоящего дела, от которого захватывало бы дух и кипел адреналин. Прошлые успешные результаты его работы в Западной Украине сделали его честолюбивым. Он не хотел оставаться тихим середнячком, спокойно проживающим за границей. Богдан жаждал активных действий и славы, хотя бы в своем кругу, при этом четко понимая, что слава и работа разведчика-нелегала – понятия не совместимые. А между тем, второстепенная каждодневная работа все чаще и чаще приносила ему разочарование и хандру. Так прошло более двух лет его пребывания в Германии.

В один из выходных дней, не зная чем себя занять, Богдан решил пойти на танцы, чтобы немного развеяться. Он не был большим любителем подобных развлечений, потому как ранее у него просто не было для этого ни времени, ни возможностей. В Германии он чувствовал себя волком-одиночкой. На официальной работе приходилось держать дистанцию с сослуживцами, так требовали условия конспирации. На оперативной работе, круг его общения ограничивался контактами с несколькими агентами и штатным куратором от Берлинской резидентуры. Однако молодому человеку, оказавшемуся в той ситуации, в какой оказался Богдан, естественно хотелось общаться со сверстниками и, в особенности с девушками, потому что человек в любой среде, на любой работе остается человеком и ничто человеческое ему не чуждо.

Старательно отгладив свой единственный парадный костюм, серый в темную полоску и, тщательно зачесав назад непослушные волосы, он решительно направился в ближайший клуб молодежи с непреодолимой целью ликвидировать свой пробел в общение с женщинами. Богдан вошел в просторный зал и, остановившись на входе, почти сразу поймал на себе несколько восторженных взглядов одиноко стоявших девушек. И это было не удивительно. Он был молод, красив, не по годам респектабелен и это делало его привлекательным для женщин. Не обращая ни на кого внимания, он направился к барной стойке и сразу же заказал себе пива. Взяв в руки запотевший бокал, он присел за свободный столик и стал лениво рассматривать кружившие в вальсе пары. В зале находилось много представительниц слабого пола, которые привлекли его внимание, но подойти ни к одной из них Богдан не решался. К его удивлению, начать знакомство с девушкой первым для него оказалось гораздо труднее, чем внедриться во вражеский отряд. Посидев некоторое время за столиком, он в конечном итоге, отвернулся лицом от зала и полностью отдал себя бокалу пива. Вдруг, когда заиграла медленная музыка, его кто-то осторожно тронул за плечо.

- Можно Вас пригласить на танец. – Услышал приятный женский голос Богдан.

Он повернулся на звук и к своему удивлению увидел перед собой невысокую девушку, в белом платье в черный горошек и серых туфлях на низком каблуке. Она не была из тех девушек, на которых он ранее обратил внимание. В другой ситуации он бы прошел мимо нее, даже не заметив, потому как она относилась к той категории женщин, которых обычно называют серыми мышками. У нее была короткая, почти мальчишеская стрижка, абсолютно круглые глаза, немного вытянутый нос и большой рот с припухлой нижней губой.

Богдан удивленно посмотрел по сторонам, дабы убедиться в том, что обращаются к нему и, отметив, что рядом с ним нет других мужчин, утвердительно кивнул головой.

Они вышли на середину зала и начали танцевать. Через несколько минут Богдан неожиданно для себя ощутил, как что-то внутри у него начало меняться. От девушки исходило ранее неведомое ему тепло, которое заставило биться сердце с удвоенной силой. Он осторожно привлек ее ближе к себе, но та не отпрянула, а наоборот, положила голову ему на плечо. В этот момент, Богдан почувствовал запах ее волос, нежность ее ладони у себя в руке и понял, что уже не хочет отпускать ее от себя. Закончилась музыка, но они продолжали стоять по средине зала, держа друг друга за руки, не зная, как поступить дальше.

- Давайте, где-нибудь поужинаем вместе. – Первым нарушил молчание Богдан.

- Я не против, - сразу ответила девушка и, тут же взяв инициативу на себя, добавила. – Я знаю здесь недалеко одно уютное кафе, там очень хорошая кухня.

- Тогда не будем терять времени. – Оживленно поддержал ее Богдан и, взяв девушку за руку, потянул к выходу.

Стоял весенний теплый вечер, в воздухе витал запах сирени и Сташинский, возможно, впервые за последние годы почувствовал покой и умиротворение в своей душе. Он не хотел думать о работе, а наслаждался тем, чего был лишен в жизни с момента сотрудничества с МГБ. Он понял, что впервые в жизни влюбился и искренне боялся спугнуть это чувство.

- Как Вас зовут? – наконец, спросил он, вспомнив, что они так и не успели познакомиться.

- Инге, - смущенно ответила девушка. – Инге Поль. А Вас?

Богдан на секунду запнулся, чуть не назвав свое настоящее имя.

- Йозеф. Йозеф Леман.

- Вы поляк? – удивилась Инге нехарактерному для немцев имени.

- Не совсем. – Усмехнулся мужчина и продолжил, увидев недоумение во взгляде девушки. – Моя мама была полька, а отец немец. Но большую часть жизни я все же прожил в Польше.

- Почему была? – переспросила Инге и двумя руками ухватилась за локоть Богдана.

- Она погибла, - тяжело вздохнув, ответил он. – Давно. Еще во время войны, а отец еще раньше.

Лицо девушки стало грустным, она всем телом прижалась к Богдану, а дальше, до самого кафе они прогуливались молча, каждый, думая о своем. Инге не хотелось продолжать неприятный для Йозефа разговор. А ему не хотелось врать девушке, рассказывая ей свою легенду.

Через двадцать минут они уже сидели за столиком в кафе. Богдан заказал себе жареные сосиски с пивом, а Инге говяжьи рулетики с начинкой.

- А Ваши родители живы? – вернулся к прежнему разговору Богдан.

- Да, мой отец владеет небольшой автомастерской в Дольгове, это недалеко от Берлина.

- Я знаю этот городок. Однажды бывал там. – Улыбнулся молодой человек, - А Вы как здесь оказались?

- А я работаю парикмахером Западном секторе Берлина. – Ответила Инге, не отрываясь от процесса поглощения еды. Она ела с такой жадностью, что Богдан невольно улыбнулся.

- А почему именно там?

- Там платят больше, чем в восточной части Берлина, зато здесь можно квартиру снять дешевле. Вот так и живу.

- А вы не пытались куда-нибудь поступить учиться. – Продолжал атаковать ее вопросами Богдан.

- А зачем? – вопросом на вопрос ответила Инге. – Мне не интересны науки, а книги вообще раздражают. Я выросла в патриархальной семье, где основными ценностями для немецкой женщины всегда были, есть и будут дети, кухня и церковь. Моя мама за всю свою жизнь нигде не училась и не работала и, тем не менее, всю жизнь прожила с отцом в любви и согласии.

- А ты работаешь или учишься?- не переставая жевать, спросила она, перейдя в общении на «ты».

- Я работаю в немецком торговом представительстве. – С гордостью ответил Богдан.

- О-о! – восторженно протянула Инге, на минуту оторвавшись от еды, - Так, ты дипломат?

- Нет. Я всего лишь обычный переводчик с польского языка. – Засмеялся Сташинский и отодвинул от себя тарелку.

Он с интересом смотрел на девушку и удивлялся самому себе. Инге была полным его антиподом. Внешне она казалась малопривлекательной и даже неопрятной, ее манеры оставляли желать лучшего, а интеллект с трудом дотягивал до среднего. И, тем не менее, его безудержно к ней тянуло. Это было какое-то наваждение, которому Богдан не мог дать логического объяснения.

Они просидели в кафе до самого его закрытия, потеряв счет времени. Богдану никак не хотелось отпускать девушку от себя. В его сердце впервые проснулась любовь и он никак не мог насладиться этим новым чувством. Лишь далеко за полночь Богдан все же проводил девушку домой, а сам почти до самого утра не мог уснуть, находясь под неизгладимым впечатлением минувшего вечера.

 

 

Г Л А В А 7

 

Утром Богдан проснулся в хорошем настроении. Он настраивал себя на очередное свидание с Инге и чуть не забыл о том, что в обед должен встретиться со своим куратором, кадровым сотрудником КГБ. Обычно их встречи носили кратковременный характер, где-нибудь в парке или кафе, но в этот раз Сташинскому было рекомендовано прибыть на конспиративную квартиру. Сделав несколько кругов по узким улочкам Карлхорста – пригорода Берлина и, убедившись, что за ним нет наблюдения, Богдан вошел в уже знакомый дом, где его уже ждали.

Старший лейтенант Сергей Александрович Демон был непосредственным куратором Богдана с самого первого дня его пребывания в Германии. Это был относительно молодой человек, по возрасту немногим старше своего подопечного, но в отличие от Богдана проживал под своим именем. Он был высок, подтянут, спортивного телосложения с голубыми глазами и, начинающими редеть, русыми волосами. Внешне, он очень напоминал типичного немца, что само по себе было ценно в условия пребывания в Германии. Именно от него Сташинский получал задания и только ему докладывал о результатах их выполнения.

Демон сидел в кресле возле журнального столика, на котором находились две фарфоровые чашки и вазочка с печеньем.

- Добрый день, Йозеф, - обратился он к Богдану и, взглянув на часы, добавил, - Вы как всегда пунктуальны.

- Это не удивительно. Я же немец, а у нас это в крови.- Не скрывая иронии, усмехнулся Богдан и вошел в квартиру.

- Чай или кофе? – спросил куратор, предлагая агенту присесть за столик.

- Не беспокойтесь, Сергей Александрович. Пока я не убедился, что за мной нет хвоста, я дважды пил кофе в кафе.- Богдан уселся в кресло и. посмотрев на коллегу, спросил, - Что-то случилось?

- С чего вы взяли? - поднял на него удивленные глаза старший лейтенант, наливая себе чай в чашку.

- Если Вы меня вызвали на конспиративную квартиру, значит, разговор предстоит долгий. Иначе, наше общение ограничилось бы встречей где-нибудь в сквере.

- Вы правы, - не стал лукавить Демон, - на этот раз Вам нужно будет выехать в Западную Германии.

- Опять что-то отвезти? – перебил его Сташинский.

- Нет, Йозеф, детские игры закончились. – Отрезал куратор. – На этот раз Вы поедете туда под именем Зигфрида Дрегера, реального человека, который проживал в городе Эссене. Поэтому для начала Вы поедете туда в район Гаарцопф, где проживал реальный Дрегер. Оглядитесь, погуляйте по городу, загляните в ближайшие магазинчики, присмотритесь к его дому по улице Ромбахштрассе. На все про все - пара-тройка дней, время нынче дорого. Особо не шикуйте, чтобы не привлекать к себе внимания. Оттуда переберетесь в Мюнхен. Там остановитесь в отеле « Грюнвальд», это недалеко от железнодорожного вокзала. И сразу же начнете работу по объекту, которого необходимо установить.

Он посмотрел на Богдана, ожидая вопроса, но тот молчал, предвкушая всю серьезность дальнейшего разговора. Обычно Сергей обращался к Стшинскому на «ты», но иногда, когда разговор приобретал официальный тон, то и их отношения сразу переходили в официальное русло.

-Вам нужно будет найти в городе некого Льва Ребета. – продолжил резидент. – Слыхали о таком деятеле?

- Первый раз слышу. – Богдан отрицательно мотнул головой.

- Ну, не беда, со временем узнаете о нем все.- Демон протянул Богдану лист бумаги с печатным текстом. – Вот его установочные данные: Ребет Лев Михайлович, родился 3 марта 1912 года в Стрые на Львовщине в семье почтового урядника. Учился в еврейской начальной школе. – При этих словах, он многозначительно хмыкнул.- Потом в украинско-польской общеобразовательной школе. Окончил факультет права Львовского университета. В 22 года стал районным руководителем ОУН в Стрые. Целых три дня был даже заместителем премьер-министра в правительстве Стецько. Во время войны – Освенцим. С 1944 года живет в Мюнхене, был главным судьей в ОУН у Бандеры. Сегодня с ним враждует. Защитил докторскую диссертацию, профессор права в Украинском свободном университете там же в Мюнхене. Редактирует журнал «Украинский самостийник». Теоретик украинского национализма, автор ряда книг и многочисленных статей. Ну, с национальностью, я думаю, все понятно, а по вероисповеданию – грекокатолик. Вот, пожалуй, и все.

Богдан взял в руки справку и еще раз пробежал по ней глазами.

- У вас есть его фото? - спросил Богдан.

- К сожалению нет. – Развел руками Демон. – Нам только известно, что он среднего роста, крепкого телосложения, с быстрой походкой, на бритую голову обычно надевает берет. На вид ему лет 45-50, постоянно носит очки.

- Не густо. – Грустно констатировал Богдан. – Пожалуй, под такое описание можно подвести треть Мюнхена.

- Да, вот еще выписки из его научных трудов. – Демон, не обратил внимания на иронию своего подчиненного и передал ему тонкую папку, завязанную шнурком на узел.- Ознакомься на досуге.

Богдан положил ее рядом, так и не раскрыв, а затем, постучав костяшками пальцев по гладкой поверхности журнального столика, спросил. – А чем сегодня интересен органам госбезопасности этот тип.

- На сегодняшний день, он остается главным идеологом украинского национализма за границей.- Серьезно ответил Демон.

- А чем это опасно для нашей страны? – удивился Сташинский. – Насколько я знаю, с националистическим подпольем в СССР мы успешно покончили.

- Если мы будем бездействовать, то боюсь, что это может оказаться не надолго.- Возразил ему старший лейтенант. – Национализм – это такая мерзкая идеология, которая дает свои всходы даже там, где ничего взойти не может. И, к сожалению, она заразна, как чума, а может быть и еще хуже. Посмотрите на примере Германии, сколько горя и страданий принес людям немецкий нацизм, как разновидность национализма, и наша задача уничтожить эту заразу в корне. И вообще, - старший лейтенант начал нервничать, ему очень не понравилось, что его подопечный начал задавать вопросы, ответы на которые он сам не знал. – Усвой главное: Ребет – наш злейший враг, антикоммунист, негодяй и мерзавец. Твоя задача на сегодня – взять этого профессора «под колпак», водить его с утра до ночи, досконально изучить его образ жизни, распорядок дня, привычки, круг общения, маршруты передвижения и даже кулинарные пристрастия. Ничего другого от тебя пока не требуется.

Богдан не стал возражать своему куратору, потому что в своих убеждениях никогда не углублялся так далеко. Он получил задание и был готов его выполнять.

- Когда я должен выехать? – спросил он.

- Завтра. Вот билеты и твой новый паспорт. – Демон протянул Сташинскому конверт с новыми документами и билетами, а затем, резко остановился, как будто что-то вспомнил. – Черт, чуть не забыл. Тебе нужно расписаться в паспорте. - Он открыл новенький, еще хрустящий, документ и указал на свободную строчку, где должна стоять роспись.- Давай-ка, сперва потренируйся на бумажке, а потом поставишь свой автограф в паспорте.

Когда подпись «Дрегера» украсила паспорт, Сергей спросил:

- Еще вопросы будут?

Сташинский сидел в кресле, устремив взгляд в одну точку.

- А какова конечная цель этого задания? – наконец, произнес он.

Лицо чекиста вновь стало серьезным и озабоченным. Он встал с места и чтобы не смотреть на Богдана, подошел к окну.

- Видишь ли, Йозеф, в последние годы в ОУН начался раскол между сторонниками Бандеры и его заграничным течением, лидером которого является Ребет. Оба этих направления продолжают оставаться опасными для нашей страны. Дело в том, что ЦРУ и спецслужбы Великобритании стали активно использовать членов этой организации для ведения подрывной деятельности не только против СССР, но и против стран всего Восточного блока. Посмотри сам, волна беспорядков охватила Восточный Берлин, начались волнения в Польше, Венгрию захлестнула волна антиправительственных выступлений. Все эти процессы происходят не без участия фанатичных националистов. Поэтому мы хотим убить двух зайцев. – Он отошел от окна и вновь сел в кресло. - Если мы устраним Ребета, то его сторонники смогут обвинить в этом бандеровцев, что автоматически повлечет углубление конфликта между этими течения, вплоть до самоуничтожения друг друга. Нас они вряд ли смогут в этом обвинить, потому что на международном уровне авторитет ОУН давно упал и …

- Что значит «устраним»? – уточнил Богдан, не дав куратору завершить свою мысль.

- «Устраним» - это значит, дискредитируем, похитим или ликвидируем его физически.- С легкой ухмылкой пояснил Демон. – И то, и другое, и третье, будет для нас желаемым результатом.

Сташинский напряженно посмотрел на офицера и осторожно спросил:

- И все же, в чем заключается моя миссия?

- Повторюсь. – Демон, как строгий учитель, стал назидательно и внятно выговаривать каждое слово, при этом, стараясь сдерживать нарастающее раздражение. - Вы должны его найти в Мюнхене, установить адрес проживания, маршруты движения, места отдыха, привычки и возможные пристрастия. Пока, это все. Дальше решение будет принимать руководство отдела. И хватит вопросов, Йозеф, я и так рассказал тебе больше, чем должен был.

- Ясно. – С улыбкой ответил Богдан. – Я могу идти.

- Конечно. – Ответил Сергей. Он протянул руку своему подопечному и добавил, - Удачи тебе.

Сташинский ответил на рукопожатие куратора и без промедления направился к выходу. В этот день, ему как можно скорее хотелось встретиться с Инге, а завтра приступить к выполнению задания, о котором он мечтал все эти годы, проведенные за рубежом. Хотя, тогда, он еще не догадывался, что ждет его впереди.

 

 

Г Л А В А 8

 

 

На следующий день Богдан Сташинский под именем Зигфрида Дрегера прибыл в Эссен, а еще через два дня, в Мюнхен. Город встретил его моросящим дождем и совсем не весенней прохладой. Подняв воротник пиджака и, придерживая рукой шляпу, он быстро направился к стоянке такси.

Увидев свободный автомобиль, он уселся на заднее сиденье и, вежливо поздоровавшись с водителем, сказал ему:

- Пожалуйста, на Дахауерштрассе к Рыбному фонтану.

Это был достаточно оживленный район Мюнхена, где располагалась штаб-квартира ОУН. Ранее, под именем Йозефа Лемана Богдан неоднократно бывал в этом городе и неплохо его знал. Не доехав несколько сот метров до заявленного адреса, он попросил водителя остановить автомобиль и вышел. Затяжной дождь, наконец, закончился и воздух, насыщенный озоном, заставил Богдан на время забыть об истинной цели его командировки. Он шел по улице старинного города, искренне наслаждаясь величием и изысканностью его архитектуры. Не торопясь, он дошел до здания, где находилась штаб-квартира заграничного филиала ОУН. Свернув в переулок, через несколько минут он вышел на площадь Карлплац, прямо к дому под номером 8, где располагалось издательство газеты «Украинский самостийник». Немного в стороне, через дорогу он увидел небольшой отель под названием «Грюнвальд» и направился к нему. В маленьком, но уютном холе его встретила девушка, которая, судя по всему, совмещала обязанности администратора и дежурной. Увидев незнакомого мужчину, она радушно улыбнулась и вышла ему навстречу.

- Добрый день, - первой поздоровалась она, - Что Вы желает?

- Здравствуйте, - вежливо ответил ей Богдан, слегка прикоснувшись свободной рукой к шляпе, - Я хотел бы снять у вас номер. Желательно с видом на улицу.

Девушка удивленно на него посмотрела и вернулась за стойку.

- Обычно наши постояльцы просят номера с видом на внутренний дворик. - Попыталась она объяснить свою реакцию. - Некоторым трамваи на дороге своим грохотом не дают спокойно отдыхать.

- Ничего, я крепко сплю, - улыбнулся в ответ Сташинский и протянул ей свой паспорт, - тем более у меня клаустрофобия и я не люблю, когда окна выходят на стену соседнего дома.

Не снимая с лица улыбки, она с пониманием кивнула и, взглянув на документ нового гостя, протянула ему ключ.

Богдан поднялся на второй этаж и вошел в свой номер. Помещение оказалось достаточно тесным, в нем с трудом размещались полуторная кровать, маленький комод и отдельное кресло, стоящее в углу. Однако, существенным его достоинством было большое окно, позволяющее вести наблюдение за домом напротив с любого ракурса. Богдан бросил в кресло свой саквояж и посмотрел на улицу. Дом, где располагалось издательство, и здание отеля разделяли всего метров 100-150, что позволяло ему свободно рассмотреть объекта без подручных средств. Быстро приняв душ и сменив рубашку, он подвинул кресло к окну и занял позицию на импровизированном посту наблюдения. Просидев бессменно несколько часов, он так и не увидел того, ради кого приехал в этот город. Когда стали сгущаться сумерки, он вышел на улицу и прошел туда, откуда еще можно было ожидать появления Льва Ребета. Богдан вышел на улицу Дахауерштрассе, где располагался заграничный филиал ОУН. Сам офис занимал в здании всего один этаж, на других этажах размещались различные конторы и представительства торговых организаций. Богдан взглянул на часы, стрелки показывали без четверти девятнадцать. На всякий случай он тронул ручку двери штаб-квартиры, но она оказалась запертой. «Видимо, рабочий день здесь заканчивается гораздо раньше, чем я думал. Да и судя по всему, объект здесь появляется не часто». - Сделал умозаключение Богдан и вышел на улицу.

Поужинав в ближайшем кафе, он вернулся в отель. Оставшись один в номере, Богдан ради любопытства по диагонали просмотрел выписки из статей Ребета: «… Украинский народ, будучи в Восточной Европе народом с самой древней земледельческой культурой, имеет основания стать образцом политической культуры для всего сообщества и вместо тирании, которую столетиями на Востоке насаждала российская (белая и красная) империя, показать пример современного демократического государства, где свобода и достоинство человека не пустой звук». – Следующая выписка гласила: «В 1941 году С.Бандера по непонятным причинам не принял активного участия в построении украинской самостоятельной жизни и в революционной борьбе на Украине, а послал туда из эмиграции, так сказать, только свое имя… Сам С. Бандера не пошел с походными группами на Украину, оставаясь в эмигрантском подполье в самый ответственный момент, когда решался вопрос отношения ОУН к гитлеровской политике. Он пошел на переговоры с представителями нацистской власти. Фактически добровольно отдался в руки гестапо…»

«Да ну их к черту! – Сташинский скомкал листочки, оставленные Сергеем и бросил их в саквояж. – Пусть они между собой хоть до смерти перегрызутся. Мне-то что с того…».

 

Следующее утро порадовало Богдан ясным небом и теплыми солнечными лучами. Сидеть в такой день в душном гостиничном номере у него желания не было. Выйдя из отеля, он прошел к скверу, расположенному возле издательства. Он присел на свободную скамейку под раскидистым каштаном и, развернув газету, стал всматриваться в лица всех, кто появлялся на пороге здания. В течение дня, он несколько раз менял места наблюдения, но так и не увидел никого, кто бы хоть приблизительно подходил под те внешние описания объекта, которые он получил от своего руководства. В итоге, первые два дня, проведенные Сташинским в Мюнхене, в конечном счете, так и не увенчались успехом.

На третий день, проснувшись, Богдан без промедления сел возле окна гостиничного номера и, не отрывая взгляда от дверей дома, расположенного на противоположной стороне улицы, стал рассматривать всех прохожих, приближающихся к зданию. Около 8 часов утра, из-за угла дома вышел среднего роста мужчина, в сером костюме, круглых очках в роговой оправе и черном берете. Увидев его, Богдан вытащил из саквояжа маленький театральный бинокль, чтобы более детально рассмотреть внешность мужчины. Человек быстрой походкой прошел к издательству и уверенной поступью вошел внутрь. Сомнений не было, это был Лев Ребет. Держа в руках бинокль, Богдан почувствовал, как его ладони вмиг стали влажными, а дыхание участилось, как будто он только что пробежал стометровку. Подобные ощущения он испытывал последний раз на Западной Украине, когда работал в составе спецгруппы МГБ. Настроение от этого у него заметно стало меняться в лучшую сторону. Он вновь почувствовал себя охотником, выслеживающим свою жертву.

Сташинский быстро оделся, стараясь не упускать из виду вход в здание. Он стоял возле окна, опасаясь отлучиться даже на секунду, чтобы не пропустить момент выхода Ребета из здания. Он был настолько возбужден, что не заметил, как пролетели 4 часа ожидания, пока объект его наблюдения вновь не появился на пороге издательства. Тот без промедления завернул за угол дома и скрылся из виду. На этот раз, Богдан выскочил из номера, и, бросив на ходу ключи удивленному администратору, почти бегом поспешил вслед за удаляющимся Ребетом. Догнать его оказалось делом не простым. Невзирая на возраст и заметную хромоту, профессор оказался очень энергичным человеком и двигался достаточно быстро. Богдану пришлось несколько раз переходить на бег, чтобы сократить дистанцию. На него обращали внимание прохожие, но Сташинского это не волновало. В свою очередь, Ребет был уверен в своей безопасности и, давно отказавшись от личной охраны, любил ходить пешком по старинным улочкам города. Прожив более десяти лет в Германии, он чувствовал себя в этой стране спокойно и свободно, поэтому не утруждал себя лишний раз оглядываться назад во время своих прогулок.

Сократив дистанцию до пятидесяти метров, Богдан перебежал на противоположную сторону улицу, и, перейдя на шаг, пошел следом за Ребетом, стараясь не упускать его из виду. Так, следуя за ним по городу, они дошли до заграничного офиса ОУН.

Два последующих дня Богдан не упускал из виду свою жертву, сопровождая его по городу. Он следовал за ним везде, однажды, после обеда даже сел вместе с ним в трамвай. Толпа прижала его к объекту настолько близко, что он мог спокойно различить его черты лица до мелочей.

Богдан смотрел на этого уже не молодого человека, с блуждающей улыбкой на лице и пытался понять, как человек с такой интеллигентной внешностью, добрыми глазами и мягкой улыбкой, может быть врагом для его народа. Именно так он рассуждал тогда, стоя в вагоне трамвая. Вдруг, неожиданно Ребет повернулся лицом к Богдану, видимо, он почувствовал на себе взгляд незнакомого молодого человека. Сташинский резко надвинул на глаза шляпу и на ближайшей остановке вышел из трамвая, опасаясь, что тот сможет запомнить его внешность.

К исходу недели, он уже знал все, что от него требовалось: домашний адрес объекта в жилом квартале Швабинга по улице Окамштрассе; дни, когда тот появлялся в редакции газеты и на лекциях в университете; периодичность посещения им эмигрантского центра и многое другое, что характеризовало Ребета, как человека.

На этом этапе, миссия Сташинского была выполнена.

Перед отъездом «герр Дрегер» не преминул заглянуть-таки в легендарный пивной ресторан «Штахус», чтобы отведать знаменитого баварского пива. «Кто знает, когда еще выпадет такой случай и выпадет ли он вообще» - рассудил он, входя в заведение.

 

 

Г Л А В А 9

 

В Берлин Сташинский вернулся в состоянии легкой эйфории. Он выполнил свое задание и вновь чувствовал себя нужным и востребованным, как в былые года. Богдан ждал новых указаний, даже не думая в тот момент об Инге. Прямо с вокзала он позвонил своему руководителю, чтобы договориться о встрече. Ему не терпелось доложить об очередном успехе, однако, Сергей Демон спокойно воспринял известие об его возвращении.

- Давай не сегодня. – Обыденно произнес тот, будто итог выполнения задания его совсем не интересовал.- Ты отдохни с дороги, выспись, а завтра к обеду встретимся у нас и все обсудим.

Говоря «у нас», куратор Сташинского имел ввиду конспиративную квартиру в г.Карлхорсте, где обычно у них проходили самые ответственные и продолжительные встречи.

- Хорошо. Завтра, так завтра.- Немного удивился Богдан, но тут же про себя согласился, что отдых ему не помешает.

Он повесил трубку и, почти на ходу запрыгнув в проходящий трамвай, поехал домой.

Войдя в квартиру, он бросил саквояж на пол и, раздеваясь на ходу, направился в ванную комнату. Ему хотелось не столько освежиться после дороги, так как еще не было по-настоящему летней жары, сколько смыть с себя то напряжение, которое накопилось в нем за время его командировки. Растапливать титан, у него не было ни времени, ни желания. Он встал под душ и включил холодную воду. От первого потока ледяной струи он сначала испытал легкий шок, а затем, постепенно привыкнув, ощутил долгожданное расслабление, а затем, бодрость и даже прилив новой энергии. Выйдя из душа, он до красноты растер тело махровым полотенцем и, раскинув руки в разные стороны, плюхнулся спиной на аккуратно заправленную кровать. Он лежал, уткнувшись не моргающими взглядом в потолок, и думал об Инге. Девушка, так внезапно появившаяся в его жизни, никак не вписывалась в его долгосрочные планы. Изначально, еще в разведшколе, его готовили к серьезной и длительной работе на Западе, поэтому связь с Инге, вряд ли могла понравиться Руководству 13 отдела ПГУ КГБ. Он прекрасно это понимал сам, отдавая отчет в том, что она автоматически становится слабым звеном в его карьере, как разведчика, и может разрушить всю его дальнейшую жизнь. Однако, понимал он это умом, а не сердцем. Вопреки здравому смыслу, его тянуло к этой девушке и мысли о ней заполняли все его внутреннее пространство, отводя первоочередные задачи службы на второй план. О знакомстве с Инге он должен был сразу доложить Сергею Демону, так требовали инструкции, но Богдан решил пока этого не делать, наивно надеясь, что со временем сам сможет найти выход из этого не простого положения. Так, рассуждая о проблемах своего бытия, он не заметил, как погрузился в глубокий сон. Проснулся Богдан почти под вечер от невероятного чувства голода и спазмов в желудке. Только сейчас он вспомнил, что в этот день с утра ничего не ел. Никаких продуктов в его холостяцком жилище не было, поэтому, быстро надев свежую рубашку и повседневный костюм, он направился в ближайший гаштет, где еще можно было что-то перекусить. В этом небольшом кафе из шести столиков, Богдана хорошо знали в лицо. Практически каждое утро он пил здесь кофе с ароматными баварскими булочками, а вечерами иногда заходил пропустить кружку темного пива, которое варили здесь же по старинному немецкому рецепту.

- Добрый вечер, господин Леман, - улыбнулась девушка-официантка, увидев Богдана, и сразу же спросила – Вам, как обычно, бокал пива?

- Добрый вечер, Габи, - ответил и, немного подумав, спросил, - А что вы еще можете предложить на ужин из того, что не требует долгого приготовления.

Официантка подкатила глаза к потолку, вспоминая меню и, наконец, определившись, ответила, - Могу предложить швабские вареники или жареные колбаски с картофелем.

- Вареники, пожалуйста, - ответил Сташинский, присаживаясь за свободный столик, - Но пиво принесите, пожалуйста, сразу.

- Непременно, - ответила девушка, в очередной раз, демонстрируя свою лучезарную улыбку и, записав заказ себе в блокнот, немедленно удалилась на кухню.

Через пять минут Богдан уплетал очередной шедевр кулинарного искусства местного повара, запивая его небольшими глотками пива. Он с детства любил вареники, особенно те, которые готовила его мама. Но немецкие вареники кардинально отличались от украинских. Они больше напоминали пельмени или даже грузинские хинкали, там не было ни картофеля ни творога, их начинку составляли обжаренная копченая свинина вперемежку с измельченными вареными яйцами и зеленью.

Богдан не был гурманом в еде, но в этот день он решил отойти от своих правил и немного побаловать себя, тем самым, своеобразно отметив свой успех. Спешить ему было некуда. Это был субботний вечер, Инге обычно в выходные дни выезжала домой к родителям, поэтому Богдан заказал себе еще бокал пива и порцию жареных колбасок. Так, под удивленные улыбки персонала, Сташинский просидел за столиком до самого закрытия гаштета, а затем медленно поплелся в свое холостяцкое жилище.

На следующий день, в полдень, он появился на конспиративной квартире. В этот раз Сергей Демон ждал его, как дорогого гостя. Впервые, за все годы сотрудничества, на столике стояла бутылка «Столичной» водки, черный хлеб, сало и маринованные огурчики.

- О-о, у нас сегодня день ностальгии по Родине? – усмехнулся Богдан, присаживаясь в кресло.

- А как же по–другому. Надо же иногда напоминать тебе, кто ты есть на самом деле. - Засмеялся в ответ Демон, - А то ты так станешь настоящим немцем и забудешь о своих русских корнях.

- Украинских.- Поправил его Сташинский. – Я украинец по национальности.

- Да, какая разница. – Сергей без длительных вступлений начал разливать напиток по рюмкам, - Все мы вышли из одного дома под названием Киевская Русь. Даже твой тезка Богдан Хмельницкий в зависимости от обстоятельств называл себя, то гетманом, а то и русским шляхтичем. Так что неважно, кто мы русские или украинцы, все это условность, все мы советский народ и это главное. – Он поднял рюмку и встал с места. – Вот давай, и выпьем с тобой за советский народ.

Сташинский, следуя примеру старшего товарища, тоже встал, но в отличие от него не стал пить содержимое рюмки до дна, а лишь пригубил ее.

Демон посмотрел на своего подопечного и удовлетворено улыбнулся.

- Очень хорошо, что немецкие привычки стали для тебя нормой поведения. – Произнес он, вновь усаживаясь в кресло.

- Что Вы имеете ввиду? – спросил Богдан, нанизывая вилкой кусочек сала.

- То, что водку пьешь не залпом, а маленькими глотками.- Ответил Сергей. – Обычно на таких мелочах и прокалываются наши коллеги за рубежом.- Он откусил огурец и, прожевав его, продолжил, - А теперь, расскажи, что смог узнать в Мюнхене.

Богдан отложил вилку в сторону, после вчерашнего плотного ужина, чувство голода у него еще не проснулось.

- Практически все, что от меня требовалось. – С гордостью ответил Сташинский и, не дожидаясь наводящих вопросов, продолжил. – Я узнал, что Лев Ребет проживает вместе с женой по адресу Окамштрассе 12 в пятиэтажном одноподъездном доме на третьем этаже. На каждом этаже расположено по три квартиры. Входная дверь в подъезд закрывается на ключ, который имеется у каждого из жильцов. Почти ежедневно утром к 10 часам на трамвае № 21 он ездит на работу в редакцию газеты «Украинский самостийник», расположенную на площади Карплац 8. Вход в подъезд свободный, потому что в этом здании есть еще несколько административных контор и коммерческих представительств. Периодически в рабочее время он посещает штаб-квартиру украинского центра на улице Дахауэрштрассе. Там он появляется не часто и не долго по времени, видимо, по мере надобности. Обычно туда он ходит пешком, потому что расстояние между редакцией и штаб-квартирой не более одного километра. Еще по четным дням он читает лекции в Украинском свободном Университете, расположенном по улице Пинценауерштрассе дом 15. Это достаточно далеко от Карплац, поэтому он ездит туда либо на трамвае, либо на такси. Обычно обедает в кафе рядом с отелем «Грюнвальд», это напротив редакции. Иногда после обеда, прохаживается по набережной Кегльмюльбах-канала, но недолго, минут пятнадцать-двадцать, не более. Охраны с ним нет. В вечернее время из дому не выходит. За время наблюдения я ни разу не видел, чтобы он с кем-то встречался на нейтральной территории. По магазинам сам не ходит. Во время передвижений старается избегать мертвых зон и многолюдных мест. Другими словами, при всей его публичности ведет, можно сказать, затворнический образ жизни.

- Очень хорошо, Йозеф, - Демон задумчиво поднял к потолку глаза и нервно почесал подбородок. – Очень хорошо.

- Какое будет следующее задание? – улыбаясь, спросил Богдан, глядя на изменившегося в лице куратора.

Он был доволен, что Сергей не задал ему ни одного дополнительного вопроса и не высказал ни одного замечания. Подобная реакция руководителя говорила о том, что с этим заданием он успешно справился.

Демон загадочно посмотрел на Сташинского и на выдохе тихо произнес:

- А следующее задание у тебя будет не простое – нужно убить Ребета.

Богдан от неожиданности невольно закашлял.

- Как убить? – не своим голосом спросил он. – А почему я?

- А кто? – резко оборвал его Демон. – Ты думаешь, для его ликвидации мы привлечем весь личный состав 13 отдела ПГУ? Нет уж брат, такие мероприятия проводятся с минимальной степенью огласки, а значит, для его проведения будет задействовано минимум сил. – Он сделал паузу и, бросив на Богдана недовольный взгляд, добавил. - Тем более, что эту задачу нашему Руководству поставил лично Никита Сергеевич Хрущев и мы обязаны ее выполнить.

Сташинский сидел неподвижно и не моргающим взглядом смотрел в одну точку. Он, человек, который за всю свою жизнь, не убил даже воробья, должен был совершить самое страшное преступление из тех, какие придумало человечество.

- Ты что, против? – многозначительно спросил Сергей, выводя его из состояния ступора.

Богдан в этот момент понимал, что отказаться от выполнения задания не имеет права, иначе, его самого не оставят в живых. Это была та редкая ситуация, когда не бывает другого выхода. Он, не двигаясь, сидел в кресле и как школьник засунул руки под бедра. В этот момент он отчетливо слышал удары собственного сердца и от этого, у него пересохло во рту. Дрожащими руками Богдан налил себе полстакана водки и залпом его осушил.

Сергей, едва сдерживая напряжение, не моргая, смотрел на своего коллегу. В этот промежуток времени он лучше других понимал, что сейчас решалась не участь Льва Ребета, решение об его ликвидации было принято. В этой комнате решалась судьба даже не Сташинского, а его самого, как главного организатора этой кровавой операции. Поэтому возможный отказ Богдана от выполнения задания автоматически ставил крест и на его карьере.

- Пойми, Йозеф, меня правильно. – Сергей старался говорить спокойно, придавая своему голосу отеческий тон. – В каждом из нас дремлет потенциальный убийца, только не все мы это осознаем. Довольно часто мы подавляем в себе желание уничтожить тех, кто мешает нам жить. В конце концов, враги, которые портят нам существование, могут оказаться сильнее, изворотливее, хитрее. Могут опередить и первыми нанести удар. Это война, незримая, но в тоже время жестокая война.. А на войне солдат получает приказ и он обязан его выполнить. И не важно где отдают этот приказ, в окопе, на плацу перед строем, в кабинете или в гостиничном номере. Солдат должен выполнить приказ без малейших колебаний и отказаться ты не можешь, праватакого не имеешь. Это в армии за не выполнение приказа тебя могут разжаловать, отправить служить в какой-нибудь богом забытый гарнизон. В нашей системе все по-другому. У нас методы воспитания иные и меры наказания тоже.

Дальше развивать эту тему не было смысла. Сташинский понимал, что его отказ равносилен смертному приговору.

- Когда я должен это сделать? – после затянувшегося молчания обреченно произнес Богдан.

Демон облегченно выдохнул из легких воздух и обмяк в кресле.

- Не торопи события. – Снисходительно улыбнулся он и наполнил рюмки. – Тебе еще придется несколько раз выехать в Мюнхен для того, чтобы определиться, когда и в каком месте лучше организовать ликвидацию объекта. А мы тем временем подберем тебе надежное оружие. Сам понимаешь, обычный пистолет или нож здесь не подойдет. Ребета нужно будет убрать так, чтобы на месте убийства не осталось никаких улик. Нам нужно все обставить таким образом, чтобы для полиции его смерть выглядела, как естественная, а для бандеровского крыла ОУН, как загадочная. Тогда между ними усилятся внутренние противоречия и начнется междоусобная война.

- Вы об этом уже говорили. – Буркнул в ответ Сташинский и, взяв себя в руки, добавил, - Можете не сомневаться во мне. Я сделаю все так, как нужно.

- Вот и замечательно. – Удовлетворенно произнес Сергей и демонстративно поднял свою рюмку, предвкушая новый тост.

 

 

Г Л А В А 10

 

Прошло лето 1957 года. Сташинский еще три раза выезжал в Мюнхен и в начале сентября доложил о своей готовности к выполнению задания. Его душевные терзания очень быстро ушли на второй план и немаловажную роль в этом сыграла Инге. Богдан испытывал к ней не просто любовь, он находил в этой хрупкой ничем не приметной девушке источник своих внутренних сил и вдохновения. Их отношения развивались настолько стремительно, что скрывать их становилось все сложнее и сложнее. Инге стала периодически оставаться у него на ночь. Вместе они проводили все свое свободное время и от этого, с каждым днем Богдану становилось все сложнее лгать любимой девушке. Двойная жизнь его угнетала, но открыться ей он не решался. Единственное, что сдерживало Богдана признаться ей – это не ответственность перед своим руководством за разглашение государственной тайны, а боязнь навсегда ее потерять. Вместе с тем, Инге и не провоцировала его на откровенность. Она никогда не интересовалась его работой, частые отъезды в командировки воспринимала, как должное и никогда не расспрашивала о прошлой жизни. За это в глубине души Богдан был ей очень благодарен. Такие отношения позволяли ему быть с ней искренним. Хотя однажды ему все же пришлось солгать девушке. Как-то раз, когда Инге осталась у него ночевать, утром, во время завтрака, она как бы, между прочим, сказала:

- Ночью ты говорил во сне.

Богдан поднял на нее удивленные глаза:

- И что же я говорил?

- Я не поняла. – Отмахнулась девушка, намазывая маслом кусочек хлеба. – Ты говорил не по-немецки.

Она не требовала от него ответа, не просила пояснений, она просто констатировала факт и не более того.

Сташинский на несколько секунд онемел от неожиданности, не зная, что ей ответить. Но, затем, совладав с собой, изо всех сил стараясь казаться беззаботным, сказал:

- Ничего удивительного, мне приснилась мама. В детстве она разговаривала со мной исключительно по-польски, старалась, чтобы я свободно говорил на двух языках. Поэтому иногда, когда я вспоминаю детство, то начинаю вновь думать по-польски. Пусть тебя это не шокирует.

От этой вынужденной лжи, Богдану стало стыдно перед Инге и он решил сменить тему:

- Хочешь, я сегодня сам приготовлю ужин?

- Нет, Йозеф. – Инге положила ему на руку свою ладонь и улыбнулась, - ты забыл, что завтра воскресенье, а на выходные я уезжаю к родителям. Поэтому сегодня ты будешь ужинать без меня.

Она не почувствовала никакой фальши в словах Богдана, ему она всецело доверяла и он пока этим успешно пользовался. Однако, бесконечно так продолжаться не могло и настоящие испытания им предстояло еще пройти.

Однажды дождливым октябрьским утром Демон вызвал Сташинского на конспиративную квартиру. Богдан прекрасно понимал, какой разговор ему предстоит, он давно ждал этого момента, но все же надеялся, что это произойдет не так скоро.

Как всегда он прибыл на место встречи без опоздания и был искренне удивлен, увидев там Сергея Демона в присутствие незнакомого человека.

- Знакомьтесь, Йозеф, это наш коллега из Москвы. – Представил он гостя и, увидев смущение на лице своего подопечного, пояснил, - Федор Степанович сотрудник нашего оперативно-технического Управления. Он специально прибыл сюда, чтобы встретиться с тобой.

- Добрый день. – Сухо произнес гость и протянул Богдану свою маленькую, как у ребенка ладошку.

Сташинский с недоверием посмотрел на этого человека, который никак вписывался в образ тех чекистов, с которыми ему приходилось иметь дело ранее. Перед ним стоял мужчина лет 40-45, ростом ниже среднего, щуплый с абсолютно лысой головой и круглых в металлической оправе, очках. Его внешность можно было бы назвать серой, если б не проницательные и выразительные глаза.

Пожав руку незнакомцу, Богдан прошел в комнату и уселся в кресло, не дожидаясь приглашения. На конспиративной квартире он чувствовал себя, как дома, поэтому и держал себя с московским специалистом, как хозяин положения.

Столичный гость оказался не очень разговорчивым и сразу перешел к делу. Он вытащил из-под стола небольшой металлический чемоданчик и, открыв его, развернул содержимым к Богдану. В нем находился небольшой цилиндр из белого металла, напоминающий крупную авторучку, диаметром не более двух сантиметров и длиной около десяти сантиметра.

- Это Ваше оружие, - произнес он, обращаясь к Сташинскому, - В качестве патрона здесь заряжена пластиковая ампула с синильной кислотой, этот яд не имеет ни цвета, ни запаха, поэтому будьте предельно осторожны. Суть его заключается в том, что при выстреле, яд превращается в струю газа. Его пары при вдохе попадают в легкие, в результате чего артерии, подводящие кровь к мозгу, моментально парализуются, вызывая у жертвы своеобразный тромбоз. Смерть в этом случае наступает в течение минуты, максимум полторы. Затем яд улетучивается, не оставляя никаких следов в организме. Практически человек умирает от инсульта или инфаркта.

- И как пользоваться этим оружием? – спросил Сташинский, рассматривая цилиндр.

- Все очень просто, - продолжал тот, - Вам нужно направить этот предмет прямо в лицо объекту и нажать вот на эту кнопку. – Он показал пальцем на крохотный спусковой крючок. – Желательно, чтобы расстояние между вами и жертвой было не более полуметра. Сам пистолет не перезаряжается, он одноразовый, поэтому, после его использования, вам необходимо от него срочно избавиться, но так, чтобы потом его никто не обнаружил.

- Я это понял, - ответил Богдан, - Но у меня есть один вопрос, точнее два.

- Слушаю Вас, - поправил очки специалист.

- Во-первых, как быть мне, если вдруг невольно сам вдохну этот газ?- Сташинский посмотрел на собеседника и скрестил руки на груди.

- Мы предусмотрели такой вариант, - улыбнулся Федор Степанович, - За несколько минут до операции Вам необходимо принять вот эту таблетку. – Он протянул Богдану маленькую упаковку, а затем, достав вторую, продолжил, - А вот эту таблетку примите сразу после выполнения задания. Это противоядие, которое позволит Вам остаться невредимым. Оно расширит Ваши кровеносные сосуды и обеспечит дополнительный приток крови.

Он посмотрел на Сташинского и, убедившись, что тот остался удовлетворенным ответом, спросил:

- А какой второй вопрос?

Богдан по-мальчишески почесал затылок и, для надежности посмотрев на Демона, неуверенно произнес:

- А если этот пистолет не сработает или газ не подействует на объекта. Как быть мне в этой ситуации?

- Это исключено. – Категорично заявил гость. – Мы проверяли действие этого оружия на собаках, эффект стопроцентный. Так что, не беспокойтесь.

- Уже не беспокоюсь. – попытался улыбнуться Сташинский и, обращаясь к непосредственному куратору, спросил, - Когда мне выезжать?

- Желательно завтра. – Ответил столичный специалист, не обращая внимания на то, что вопрос был задан не ему. – Период действия газа всего десять дней, поэтому вам следует поторопиться. Времени осталось совсем мало.

- Тогда еще один вопрос. – Сташинский вновь обратился к Демону. – Меня кто-то будет страховать?

- Нет. - Отрезал тот, - В случае провала, ты должен немедленно вернуться в Берлин.

Этот ответ удовлетворил и даже успокоил Богдана. Он догадывался, как обычно поступают с ликвидаторами в случае провала. В его положении, ему не дали никакого оружия для того, чтобы покончить с собой в случае неудачной ликвидации, а также вселили небольшую уверенность в том, что его не уберут, по крайней мере, до возвращения в Берлин.

- И все же, не торопитесь приступать к делу.- Остановил Сташинского московский гость, - Думаю, будет не лишним, если мы опробуем это оружие на практике.

«Москвич» быстро соорудил из газеты «мишень», прикрепил ее кнопкой к стене и предал Сташинскому аналогичный пистолет.

Богдан автоматически взял в руки холодный металл, но остался стоять как вкопанный, не зная, что делать с ним дальше.

- Не бойтесь, не отравитесь, – засмеялся технарь, - сейчас в ампуле простая вода. Поднимите оружие на уровень лица возможного объекта и спокойно стреляйте.

Сташинский нажал на спусковой механизм, раздался легкий хлопок, и на газете тот час образовалось темное мокрое пятно, диаметром около 20 сантиметров.

- Ну, вот видите, все предельно просто. – Воскликнул столичный гость.- А вот теперь, пожалуй, все. Удачи Вам и помните, что срок действия яда ограничен.

 

 

 

Г Л А В А 11

 

9 октября 1957 года Сташинский по документам на имя Зигфрида Дрегера вылетел из аэропорта Темпельхоф, расположенного в Западном Берлине, в Мюнхен. Оружие он упаковал в колбасную упаковку и спрятал в коробочке для бутербродов. Из вещей при нем был только дорожный портфель. Прибыв на место, Богдан поначалу не хотел останавливаться в «Грюнвальде». Там его лицо наверняка примелькалась вышколенной отельной прислуге. С другой стороны, в отеле он успел досконально изучить планировку, ходы и выходы, укромные местечки, «черные» лестницы. Кроме того, из окон номеров вся площадь Карлплац раскрывалась, как на ладони. Словом, Сташинский решил ничего не менять. Ему очень хотелось поскорее закончить это дело. Задерживаться надолго в Мюнхене не входило в его планы. В Берлине его ждала Инге и, в этот день, он старался думать только о ней, чтобы не оставаться наедине с тягостными мыслями о предстоящей ликвидации.

Утром 10 октября с девяти часов утра Сташинский прохаживался по площади, ожидая приезда Ребета к месту работу в редакции «Украинский самостийник». Погода в этот день была не для прогулок. Прошедший ночью дождь оставил после себя множество луж, которые доставляли прохожим очевидные неудобства. Порывистый ветер срывал не только пожелтевшую листву с деревьев, но и шляпы с редких прохожих, праздно болтающихся по улицам в этот унылый день. Богдан, подняв воротник плаща, стоял под навесом сувенирного магазина и всматривался в лица всех пассажиров, выходивших из трамвая. Правой рукой он придерживал за пазухой пистолет, завернутый в газету. Его трясла мелкая дрожь, то ли от сырой погоды, то ли от волнения, которая нарастала с каждой минутой. Периодически он посматривал на часы, но Ребета все еще не было и это его волновало еще больше. Когда стрелки часов показали без четверти одиннадцать, он понял, что ждать объекта уже нет смысла. Богдан вернулся в номер гостиницы и, не снимая плаща, рухнул на кровать.

Вечерняя прогулка возле штаб-квартиры ОУН также не увенчалась успехом.

На следующий день, после долгого и бесполезного наблюдения за редакцией из окна номера, он вышел на площадь. В это время, возле подъезда стояли автомобили такси в ожидании клиентов. Он не торопясь, сел в ближайшее из них и сказал водителю:

- К украинскому университету, пожалуйста.

Подъехав к зданию, он расплатился с таксистом, но не стал заходить в помещение, а перешел на противоположную сторону улицы и сел в кафе, чтобы оттуда наблюдать за центральным входом в университет. Ждать пришлось достаточно долго. За это время Богдан успел выпить две чашки кофе и просмотреть свежие газеты. Только после обеда оттуда стали выходить студенты. Стоя у входа, молодые люди беззаботно смеялись и что-то бурно обсуждали. Невольно Сташинский вспомнил свои студенческие годы, так неожиданно и болезненно прерванные сложившимися обстоятельствами. На душе вдруг стало грустно и тревожно. « Как недавно и как давно это было, словно все было не со мной». - Подумал он. Не успел он отойти от прилива меланхолии и ностальгии, как в дверях главного входа появилась грузная фигура профессора. Ребет, как обычно, не оглядываясь по сторонам, быстрой походкой поспешил к трамвайной остановке. Сташинский бросил на стол несколько марок и вышел из кафе. Как правило, после занятий Ребет всегда возвращался сразу домой, это Богдан установил еще во время предыдущих наблюдений за ним. Его квартира находилась относительно далеко от университета, трамвай обычно следовал к его дому около двадцати минут, поэтому Сташинский решил опередить его и, вновь поймав такси, поехал на улицу Окам. Через вход со двора он вошел в подъезд и на лестничной площадке между вторым и третьим этажами стал ждать свою жертву.

В подъезде было душно, как в аду, солоноватый пот ручьями тек по его лицу и предательски потели руки. В окно хорошо просматривалась трамвайная остановка, на которой с минуты на минуту должен был появиться Ребет. Богдан судорожно сглотнул слюну, ожидая его появления. И вот, наконец, подъехал долгожданный трамвай. Из него вышел улыбающийся, ничего не подозревающий профессор. Не глядя на окружающих, он помог спуститься со ступеньки пожилой даме. Предвкушая развитие дальнейших событий, Сташинский бросил в рот таблетку и, едва проглотив ее, сжал в руке пистолет. В этот момент, как по закону подлости, на верхнем этаже скрипнула входная дверь, и на площадку выскочил мальчик лет восьми с лохматой собачонкой на поводке. Он остановился на лестничном пролете, завязывая шнурок на ботинке, и совершенно не обращая внимания на одиноко стоявшего мужчину. Богдан продолжал смотреть в окно и, к своему сожалению, увидел, как Ребет, сопровождая даму, что-то весело ей рассказывал, следуя по направлению к подъезду. Видимо эта женщина была его соседкой и они не собирались прощаться на улице. Сташинский быстро спрятал цилиндр во внутренний карман плаща, быстро спустился вниз и вышел через запасной вход, чтобы случайно не столкнуться со своей жертвой на выходе.

Наступила суббота. День выдался на удивление ясным и солнечным. Богдан даже не стал надевать плащ. Он прошелся по площади, задержался у газетного киоска, там приобрел свежий номер «Шпигеля» и стал лениво перелистывать страницы, время от времени рассеянно поглядывая по сторонам.

Ближе к десяти часом утра он увидел Льва Ребета, выходившего из трамвая по направлению к редакции. На этот раз тот был один. Богдану не составляло труда первым войти в подъезд, на ходу вынимая из кармана невинный газетный сверток. Поднявшись по лестнице до второго этажа, он остановился и прислушался. Через несколько секунд раздался грохот кованной двери и на лестнице послышались шаги. Сташинский повернулся и стал спускаться вниз, придерживаясь правой стороны. Когда Ребет оказался на несколько ступенек ниже от него, Богдан поднял на уровень лица предварительно снятое с предохранителя оружие, и выстрелил жертве в лицо струей смертоносного яда. Профессор чуть качнулся вперед, даже не поняв, почему эта лестница внезапно поплыла у него под ногами. Не замедляя шаг, Богдан продолжал спускаться, на ходу пряча оружие во внутренний карман пиджака. Уже за спиной он услышал, как Ребет упал, но при этом не обернулся.

Выйдя из здания, он принял противоядие и поспешил к каналу Кегльмюльбах, находившемуся в полукилометре от площади Карлсплац. Прогулочным шагом он добрался до площади Ленбах, пересек дорогу у отеля «Регина» и вышел к каналу. Там он бросил в воду пустой цилиндр, а затем, немного побродив по городу, направился к своему отелю. Избавившись от опасной улики, он, наконец, почувствовал себя относительно спокойно и уверенно. Не торопясь, он прогулялся по улице Максимилиана и очутился на площади. На подходе к отелю, он мельком бросил взгляд на здание редакции «Украинский самостийник». У дверей эмигрантской газеты уже стояли карета скорой помощи и полицейский автомобиль, как немое подтверждение его успеха. Войдя к себе в номер, он еще раз посмотрел на здание редакции и вспомнил огромные, неимоверно расширенные от ужаса глаза Льва Ребета. Он видел их всего долю секунды, но они ему запомнились настолько четко, что не могли выйти из его памяти еще очень долго. Восстанавливая динамику недавних событий, Богдан не мог поверить, что все это произошло с ним. И тут вдруг его стошнило прямо на подоконник. Он машинально вытер рот ладонью и пошел в ванную комнату. Он долго стоял над раковиной, поливая голову ледяной водой, пока его вновь не начало тошнить.

Приведя сначала себя, а затем свой номер в порядок, он сразу же выписался из гостиницы.

- Что-то случилось? – мимоходом, без видимого интереса спросил он у швейцара, наблюдавшего за людьми, толпившимися возле редакции.

- Кажется, плохо человеку стало. Говорят, сердце. – Равнодушно пожал плечами тот, поправляя поношенную форму.- Скорая его уже увезла.

- Бедняга, - буркнул в ответ Сташинский и направился на железнодорожный вокзал, где первым же экспрессом отправился во Франкфурт-на-Майне. В поезде он не мог сомкнуть глаз, хотя моральная и физическая усталость давала о себе знать. Но как только он смыкал веки, перед глазами сразу же, как из тьмы возникало лицо Ребета. Во Франкфурте, он переночевал в отеле «Интернациональ», после чего утренним рейсом компании «Бритиш Юропиэн Эйруэйз» вылетел в Берлин. Сидя в салоне самолета, он листал местные газеты и неожиданно увидел небольшой некролог, следующего содержания:

« Сенат Украинского свободного университета, весь научный мир и украинская общественность с глубоким прискорбием сообщает, в субботу 12 октября 1957 года в 11 часов неожиданно от сердечного приступа ушел в вечность профессор Лев Роман Ребет, талантливый украинский ученый и незаменимый деятель в области украинской культуры. Похороны состоятся в среду 16 октября в 14 часов на кладбище Вальдфридгоф в городе Мюнхене».

Отложив газету в сторону, Сташинский откинулся на спинку кресла и, прикрыв глаза, про себя произнес: «Неужели я это сделал».

 

 

Г Л А В А 12

 

Вернувшись в Берлин, Богдан отбросил все свои душевные сомнения. Когда-то давно, можно сказать, еще в прошлой жизни, когда Богдан учился в Киевской школе КГБ, один из преподавателей говорил им, молодым курсантам:

- Вы будущие профессионалы, а это значит, что ни от настроений, ни от угрызений совести зависеть не можете. Получили задание – думайте только об одном, как его выполнить и больше ни о чем другом вы думать не должны. Есть такое понятие, как «производственная необходимость». Если нет другого пути решения проблемы, как лишить жизни того или иного паразита, вы обязаны это сделать, и палец на спусковом крючке у вас не должен дрогнуть в самый последний момент. Помните о главном, ликвидация врага – это не убийство и не преступление. Это защита, защита человека от изверга.

От этих воспоминаний Сташинскому легче не стало, однако именно этими словами он пробовал найти себе оправдание. Он пытался убедить себя в том, что выполнил свое первое задание, как профессионал и это был его первый успех на поприще ликвидатора. Тогда, сразу после ликвидации Ребета, ему сложно было себя переломить, но спустя двое суток, он постепенно начал ощущать себя по-новому. Теперь он уже не был безликим рядовым разведчиком, собирающим малозначительную информацию, он почувствовал силу той неограниченной власти, когда от имени государства можно карать преступников, лишая их жизни, при этом, не ожидая возмездия за свои деяния. Это было ни с чем не сравнимое ощущение власти и силы, недоступное и непонятное многим простым людям.

На его лице блуждала еле уловимая улыбка. Он вышел из здания вокзала и вальяжной походкой направился к ближайшему телефону-автомату. Найдя в кармане нужную монетку, он опустил ее в аппарат и по памяти набрал известный только ему номер телефона в Карлхорсте.

- Добрый день, - услышав голос Демона, поздоровался с ним Богдан, и, не представляясь, продолжил. – Я передал поздравление Вашему знакомому, он остался доволен.

Это была заранее обусловленная фраза, свидетельствующая об успешном завершении дела.

- Очень хорошо, - без эмоций ответил Сергей, - надеюсь, завтра мы увидимся?

- Конечно, - ответил Богдан, - Я подойду к вам, как обычно.

Он повесил трубку и улыбнулся, предвкушая завтрашний триумф.

На следующий день, ровно в полдень Сташинский появился на конспиративной квартире в Карлхорсте. Как никогда прежде, он был необычайно веселым и возбужденным. В таком же приподнятом настроении оказался и Сергей Демон. Прямо на пороге, он крепко обнял своего подопечного и дружески похлопал его по плечу.

- Молодей, Йозеф, - он по-прежнему называл его немецким именем, - От всей души тебя поздравляю.- Освободив Богдана из своих объятий, он крепко пожал ему руку и добавил. -Руководство высоко оценило твою работу.

Они прошли в комнату. Богдан, как всегда сел в кресло, а Сергей, с лукавой улыбкой на губах, вытащил из нижнего ящика серванта небольшую коробку и торжественно протянул ее Сташинскому.

- Вот. Руководство отдела награждает тебя ценным подарком. Это фотоаппарат «Контакс». Говорят классная штука.- Сергей с интересом посмотрел на Богдана, ожидая реакции с его стороны.

- Служу Советскому Союзу.- Разочаровано ответил Сташинский. За свою работу он наделся получить, как минимум орден Красной Звезды.

Сергей Демон был хорошим психологом и сразу уловил изменения в настроении своего подчиненного.

- Пойми, дружище, ты хорошо выполнил свою работу, а хорошая работа всегда должна поощряться. Ну, а награды, им награждают за подвиги. – Он примиренчески улыбнулся Богдану и продолжил, - Опять же мы подумали, что фотоаппарат тебе пригодится и в жизни и в работе, а грамота или медаль, что с них толку, особенно в твоем положении, здесь на чужбине.

- А я разве обижаюсь? - улыбнулся в ответ Сташинский, - Мне всегда хотелось приобрести хороший фотоаппарат, но о таком я даже не мечтал.

- Ну, вот и славненько, - потер ладонями Сергей и предложил, - Может хряпнем по рюмочке за твой успех? У меня есть отличный армянский коньяк.

- Можно и по рюмочке. – Без колебаний согласился Богдан и выпрямился в кресле.

В считанные секунды на журнальном столике появилась непочатая бутылка коньяка, плитка шоколада и нарезанный на блюдце лимон.

- За твой успех! – произнес Сергей и залпом выпил янтарную жидкость. В этот момент называть Богдана немецким именем он не мог, а обращаться к нему подлинным именем язык не поворачивался. Слишком уж он привык к немецкому образу своего подопечного.

Богдан только пригубил свою рюмку и, отодвинув ее в сторону, серьезно произнес:

- Сергей Александрович, давайте я напишу отчет и пойду, а то у меня еще есть дела.

- Да, какие у тебя могут быть дела, - поднял брови Демон и вновь взял в руки бутылку.- У тебя сейчас сплошные выходные. Более того, тебе еще положен отпуск.

Он начал вновь наполнять свою рюмку, а затем дернулся, как от удара тока, и на несколько секунд неподвижно застыл.

- У тебя что, появилась баба? – спросил он с таким видом, как будто бы тот сделал что-то из ряда вон выходящее.

Богдан заерзал на стуле и как школьник опустил глаза.

- Да, - с трудом вымолвил он, - я еще до командировки хотел вам об этом сказать, но подумал, что из-за этого вы отмените мое задание.

- И кто твоя пассия? – краснея, то ли от возбуждения, то ли от принятого алкоголя,

спросил Сергей.

- Ее зовут Инге Поль. Она работает парикмахером в Западном Берлине.

- Час от часу не легче. – Демон, поставил наполненную рюмку на стол, вскочил с места и начал расхаживать по комнате, едва сдерживая раздражение. – Тебе что, наших баб мало? Да, если б ты только раньше сказал, что тебе так приспичило, мы бы тебе женский взвод подобрали из числа аттестованного или вольнонаемного состава нашего представительства. А так, ты хоть сам представляешь себе, какой геморрой ты приобрел себе и нам?

- Да, все будет нормально, Сергей Александрович, - попытался ослабить напряжение Богдан. – Она только работает в Западном Берлине, а родом она отсюда из Дольгова, это в нескольких километрах от Берлина. У нее и сейчас там отец владеет автомастерской.

- Владеет автомастерской. – Не скрывая сарказма, передразнил его Демон, - Другими словами капиталист, эксплуатирующий наемный труд.

- Не надо так. – Твердо произнес Сташинский и строго посмотрел на своего куратора. – Она хорошая девушка и никакие вольнонаемные барышни мне не нужны. У меня своя голова на плечах есть и наши отношения с Инге никак не повлияют на мою дальнейшую работу.

Демон вновь сел в кресло и немного смягчив взгляд, спросил:

- У тебя хоть хватило ума не раскрыться перед ней.

- Ну что Вы, Сергей Александрович, - Сташинский воспринял изменение в настроении куратора, как шаг к компромиссу, - Я же не настолько глуп, чтобы из-за девушки ставить под вопрос всю свою дальнейшую карьеру. Обещаю Вам, что моя личная жизнь никогда не пересечется с моей работой.

- Не зарекайся. – Отмахнулся Сергей, - Основная масса наших коллег прокалываются именно на бабах.- Он укоризненно посмотрел на Богдана и вновь взял в руки рюмку коньяку. – Ладно, сейчас опиши свои похождения в Мюнхене, а я пока подумаю, как преподнести твою любовную историю руководству.

Сташинский подвинул к себе лист бумаги и сразу начал писать. Демон, наблюдая за своим подопечным, продолжал мелкими глотками потягивать коньяк, развалившись в кресле. Успех ликвидатора был и его успехом, только за выполнение этого задания он надеялся получить более серьезную награду от руководства 13 отдела ПГУ КГБ СССР, нежели фотоаппарат.

Через неделю на берлинской квартире, которую снимал Богдан, собрались некоторые представители советской резидентуры, посвященные в курс дела, чтобы совместно отметить удачно проведенную операцию, а заодно и приближающееся 40-летие Великой Октябрьской социалистической революции.

На следующий день, с больной головой от тяжелого похмелья, Сташинский с паспортом на имя Александра Антоновича Крылова вылетел из Берлина в Москву. В самолете его постоянно мутило, он неоднократно просил у бортпроводницы воды и периодически выходил в туалет, однако легче не становилось. Ему казалось, что конца этому полету не будет никогда.

В итоге, через несколько часов, немного пошатываясь, с бледно-зеленым цветом лица, Богдан все же вышел из самолета. Никогда в жизни его не радовали так бетонные плиты аэродрома, как в этот раз. Он готов был упасть на них и целовать, как самое дорогое, что осталось в его жизни, и не потому, что вернулся на Родину, а потому, что вновь обрел твердую опору под ногами. Вместе с пассажирами этого рейса, он вошел в здание аэропорта. До этого Богдану дважды приходилось бывать в Москве. Первый раз он отправлялся отсюда в Варшаву, когда выезжал на стажировку. Второй раз вылетал в Берлин. Он любил и недолюбливал этот город одновременно. С одной стороны его поражали гордое величие столицы, ее архитектура и история, с другой стороны, бурная жизнь, суета и масштабы, при которых переезд из одного конца города в другой занимали полдня, просто пугали. В свое время родной Львов казался ему настоящим мегаполисом, но в сравнении с Москвой, он воспринимался, как уютный и провинциальный городок. Но даже не этот момент оставлял у Богдана негативный осадок от столицы, а скорее то, что приезжал он в Москву не отдыхать, а встречаться со своим руководством. На свете мало найдется людей, которые испытывали бы душевный комфорт от посещения властных кабинетов, где порой от одной беседы с высокопоставленным начальником или вредным чиновником, зависит твой дальнейший взлет по карьерной лестнице или безжалостное падение. Сташинский не был исключением в этом вопросе. Ему предстоял разговор с непосредственным руководителем отдела. Конечно, повод для встречи был для него благоприятным, но начальники, есть начальники, и никогда не знаешь, чем закончится общение с ними.

Не успел Богдан получить свои вещи, как к нему подошел молодой человек, ростом чуть выше среднего, худощавый в сером пальто и такой же шляпе. Быстрым движением, он вытащил из внутреннего кармана красную корочку удостоверения, и, не раскрывая его, также быстро спрятал обратно.

- Добрый день, - с радушной улыбкой на лице, поздоровался он. – Вы Александр Крылов?

- Да, - удивленно посмотрел на незнакомца Сташинский, - С кем имею честь?

- Меня зовут Валера, - непринужденно, даже как-то по-свойски, ответил тот. – Мне поручено Вас встретить.

- Кем поручено? – настороженно спросил Богдан.

- Как кем? – удивился тот, - Генералом конечно.

Сташинский не стал уточнять каким именно генералом, так как все равно фамилий их не знал. Не так часто он бывал в Москве и еще реже общался с генералами.

- Тогда чего мы ждем, - обрадовался Сташинский тому, что не придется толкаться в душном метро с чемоданом. – Поехали.

Валерий, привыкший встречать «серьезных» гостей, попытался помочь Богдану донести чемодан до автомобиля, но тот категорически отказался.

На выходе из аэропорта, немного в стороне, стояла черная «Волга». Водитель, не теряя времени даром, тщательно натирал ее кузов сухой тряпкой, ежесекундно любуясь своим отражением в зеркальной глади отполированного капота.

Увидев, Валерия с молодым мужчиной, он выпрямился по стойке смирно, хотя одет был в гражданский костюм, и, открыв заднюю дверь автомобиля, произнес:

- Здравия желаю.

По его поведению Богдан заметил, что тому, видимо, неоднократно приходилось встречать и возить по городу приезжих генералов, поэтому появление в аэропорту молодого сотрудника вызвало у него кратковременное недоумение, с которым он быстро справился. Он перехватил из рук Сташинского чемодан и уложил его в багажник. Затем, без суеты уселся за руль, не дожидаясь пока гость и встречающий его офицер займут места в салоне.

Богдан ехал в автомобиле и безучастно смотрел в окно. За годы, проведенные в Германии, он уже не воспринимал так Москву, как в юношеские годы. Тогда столица Великой Родины воспринималась любым мальчишкой, как нечто сверхъестественное, как город-сказка, город-мечта. В той прошлой жизни, для него, как и для большинства его сверстников, самым заветным желанием было оказаться на Красной площади, своими глазами увидеть Мавзолей, Собор Василия Блаженного, попасть на манящую тайнами территорию Кремля и своими руками потрогать полуфантастический Царь-Колокол и сфотографироваться на фоне величественной Царь-пушки. Теперь, после проведенных нескольких лет в Европе, Богдан смотрел на все это другими глазами. Жизнь в патриархальной Германии, постепенно изменили его восприятие действительности и отношение к жизни.

Они ехали достаточно долго, однако, за время пути никто из присутствующих в машине не проронил ни слова. Богдану не хотелось общаться с незнакомыми коллегами, а те в свою очередь, были приучены не беспокоить пустыми вопросами неизвестных людей. Лишь только когда они прибыли к месту назначения, Валерий подвел Богдана к дверям кабинета начальника отдела и, обменявшись парой фраз с секретаршей, сухо сказал:

- Проходите, Степан Федорович ждет Вас.

Сташинский вошел в огромный зал, обставленный дорогой старинной мебелью, видимо пережившей не одного хозяина. Стены кабинета были обшиты до потолка ореховыми плитами с инкрустацией. Правую стену занимал книжный шкаф, в котором целую полку занимал стройный ряд тридцати темно-синих томов сочинений Максима Горького. Плотные шторы на половину закрывали окна, создавая таинственный полумрак. Верхний свет был выключен, лишь на столе горела настольная лампа. На стене, прямо за спиной хозяина кабинета, висел портрет Дзержинского, а напротив – большая карта Мира. Сам начальник сидел за резным огромным письменным столом, на котором не было ничего лишнего, и внимательно читал документ, скрепленный массивной скрепкой.

- Разрешите, товарищ генерал? – Богдан не представился, как того требует воинский устав, потому что не представлял, какую фамилию ему следует назвать, Крылов или Сташинский. Он впервые видел начальника отдела, поэтому испытывал естественное в подобных ситуациях напряжение.

- Здравствуй, здравствуй, герой. – По-отечески улыбнулся начальник и, не выходя из-за стола, протянул руку Сташинскому. Он был одет в гражданский серый костюм, белую рубашку с синим галстуком. На вид ему было около 50 лет, крепкого телосложения, с крупными чертами лица, густыми седыми волосами, аккуратно подстриженными под «ежик» и огромными ладонями, с пухлыми пальцами, напоминающими мюнхенские колбаски. Его рукопожатие оказалось настолько сильным, что у Богдана хрустнули костяшки на пальцах. – Присаживайся за стол. - Он указал Сташинскому на свободный стул.

Богдан присел на край стула и опустил руки под стол, растирая их после активного приветствия.

- Мне уже доложили, о твоих результатах. Молодец. – Без особых эмоций констатировал генерал. – Дело сделано безукоризненно. Полиция Мюнхена при осмотре трупа не нашла никаких признаков насильственной смерти. Всеми структурами кончина Ребета воспринята, как естественная. Мы уже доложили наверх о твоем результате и, от имени Руководство КГБ и Центрального комитета партии объявляю тебе благодарность.

- Служу Советскому Союзу. – Вскочил с места Богдан.

Генерал снисходительно махнул рукой, давая разрешение сесть на место.

- А теперь ты можешь отдохнуть. – Улыбнулся генерал, - Впереди тебя ждет отпуск. И не обычный отпуск, а можно сказать, царский. Открою маленький секрет. Тебе положена весьма солидная денежная премия, поэтому можешь поехать куда пожелаешь, в любой санаторий или Дом отдыха. Право выбора остается за тобой. Конечно, в это время года, на пляже не позагораешь, но, по крайней мере, можешь от души погулять, расслабиться, девок пощипать.

Он засмеялся от собственной шутки и посмотрел на Сташинского, ожидая от него такой же реакции. Но тот молчал, уткнувшись взглядом в поверхность приставного стола.

- Спасибо, товарищ генерал, - не поднимая глаз, ответил Богдан, - Но я не хочу в санаторий.

Генерал проницательно посмотрел на подчиненного и покачал головой.

- Хочешь быстрее вернуться к своей немочке? – улыбка моментально исчезла с лица начальника.- Зря ты с ней связался.

Богдан, как волчонок, зыркнул на него и вновь опустил глаза.

- Не люблю я немцев. – Беззлобно продолжал руководитель отдела. – Жадные они до мерзости. За марку удавятся.

Богдан поднял удивленные глаза и еле заметно мотнул головой.

- Конечно, я не обо всех немцах говорю. – Почувствовал настроение Сташинского генерал.- Безусловно, были немцы, достойные уважения. Маркс, например, Энгельс, Роза Люксембург, Эрнст Тельман. Но, все же, основная масса – это так, - он пренебрежительно махнул рукой, - друзья до поры до времени. Они же все нас ненавидят и 45 год никогда нам не простят, поверь мне.

- Степан Федорович, -Сташинский посмотрел на генерала исподлобья, - Я уже говорил Сергею Александровичу, что наши отношения с Инге никак не повлияют на мою работу.

Но тот пропустил мимо ушей оправдание своего сотрудника.

- Тебе что, наших баб мало? – не унимался начальник, - Да полным-полно, только помани.

Генерал скрестил руки на груди, начиная терять прежнее благодушие.

- Короче так. Твою девку мы не знаем, она для нас не проверенный человек.- Генерал привстал с места и немного понизил голос. – Неужели ты не понимаешь, что она может сломать тебе всю последующую жизнь. У тебя такая перспектива, такое блестящее будущее, новые задания и вдруг такая блажь.

Степан Федорович звонко ударил ладонью по столу и, откинувшись на спинку кресла, отвернулся к окну, обдумывая очередную тираду. Он часто задышал и на его висках выступили красные пятна.

- Это мое личное дело.- Чуть слышно пробубнил Сташинский.

- Что ты сказал? – Генерал угрожающе навис над ним, опершись кулаками в стол.- Ошибаешься. У чекиста нет личных дел. Тебе рассказать, какие уловки используют наши враги при вербовке? Любые слабости. Любые промашки. Чистота личной жизни сотрудника – залог его безопасности и успешного выполнения служебного долга! А ты, как подросток, который впервые попробовал бабу, уже угодил в «медовую» ловушку.

- Но ведь человек живет не только ради исполнения служебного долга. – Робко попытался возразить Богдан.

Эти слова привели генерала в ярость.

- А для чего еще? – уставился он на подчиненного и, не услышав ответа, продолжил. - Тебе, что, красивой жизни захотелось? Хочешь получать все удовольствия сразу? Прохлаждаться в Германии за государственный счет, ни в чем себе не отказывая и при этом держать под бочком сдобную немочку? – Он перевел дыхание и прищурился, - Кстати, не такая уж она и раскрасавица. Я видел оперативные снимки. Таких, как она - пучок на пятачок…Или что, у немок не так все устроено, как у наших баб?

Богдан с яростью сжал свои кулаки под столом. В этот момент ему очень захотелось встать и ударить сидевшего напротив него мужлана. Его лицо побагровело от ярости и еле заметно начал дергаться левый глаз, но он сдержался.

- Товарищ генерал. – Встал по стойке «смирно» Сташинский, - Разрешите идти оформлять документы на отпуск?

Богдан понял, что продолжать этот разговор не только бесполезно, но и не безопасно. Генерал в свою очередь отметил для себя реакцию подчиненного и осознал, что в последней фразе перегнул палку. Он вновь по-отечески улыбнулся.

- А вот держать себя в руках, ты так и не научился. – Констатировал он. – Для разведчика это очень серьезный недостаток.

Он вытащил из стола пачку папирос «Казбек» и подвинул ближе к Сташинскому хрустальную пепельницу.

- Кури, Богдан, я знаю, что это твои любимые папиросы. – Совсем доброжелательно произнес он. – На меня не обижайся. Слишком много в тебя вложено сил и средств, чтобы из-за какой-то женщины все рухнуло.- Генерал уже старался подбирать более тактичные выражения. – Ты пойми, впереди тебя ждет еще одно задание, намного серьезнее предыдущего. А в дальнейшем, я намерен предложить твою кандидатуру для работы на нелегальном положении в Западной Европе, а это уже совсем другой риск и другая ответственность.

- Я понимаю, товарищ генерал. – Ответил Сташинский, вновь усаживаясь на стул. – Но поймите и Вы меня. Я люблю эту женщину и другая мне не нужна.

Лицо начальника стало серьезным, на его щеках заиграли желваки. Он отвернулся к окну и забарабанил костяшками пальцев по крышке стола.

Богдан посмотрел на хозяина кабинета, ожидая его ответа, и закурил.

- Хорошо. – Наконец согласился тот. – Пока ты будешь в отпуске, мы тщательно проверим твою немку. И если у нас не появится к ней серьезных претензий, ты сможешь с ней встречаться дальше, но только при одном условии, - он многозначительно посмотрел на Богдана, - она не должна знать, кто ты есть на самом деле.

- Обещаю Вам, Степан Федорович, - радостно воскликнул Сташинский, - Можете во мне не сомневаться.

- А теперь иди, оформляй документы на отпуск. – Отрезал генерал. – Надеюсь, что ты меня правильно понял.

Он не подал на прощание руку Сташинскому, а лишь отмахнулся от него, как от назойливой мухи и вновь погрузился в изучение лежавшего на столе документа.

 

 

Г Л А В А 13

 

Почти целый месяц, проведенный Сташинским в одном из профилакториев Подмосковья, показался ему бесконечным и, пожалуй, самым нудным периодом в его жизни.

Медицинские процедуры для абсолютно здорового организма, паровые диеты, после обильной и жирной немецкой кухни и общение с пенсионерами, все это в комплексе действовало на него удручающе. Он не знал, чем себя занять. После нескольких лет, проведенных за границей, советская литература его уже не интересовала, отечественные кинофильмы казались наивными, а люди, в сравнение с немцами, невежественными и закомплексованными. Его сверстников в этом учреждении оказалось совсем не много, да и те Богдана мало привлекали. Он привык быть одиночкой и поэтому находил внутреннее умиротворение только в одиночестве. Все это время он гулял по мрачному осеннему парку и думал об Инге. С ее именем он ложился спать и просыпался, видя перед глазами ее образ. Он считал каждый проведенный день в профилактории, как день, приближающий его встречу с любимой девушкой. Однако, после окончания этого отпуска, для него, как гром среди ясного неба, прозвучало известие о том, что впереди его ждет еще один месяц в Подмосковье на учебной базе КГБ.

- Советский разведчик, как любой другой отечественный специалист, должен совершенствоваться и развиваться, иначе он начнет деградировать.- Почти приговором прозвучали для него слова начальника кадрового аппарата. В его положении спорить было глупо, поэтому Богдан смирился и вновь продолжал жить ожиданием встречи с Инге.

Только к концу декабря он, наконец, опять появился в Берлине. За последние пять лет Богдан впервые так долго находился на Родине, однако, к своему удивлению, отметил, что настоящим домом для него теперь стал именно Берлин. Его настоящая семья осталась в далеком прошлом и возвращаться к ней у него не было ни желания, ни возможности. Теперь у Сташинского появились другая жизнь и другие интересы. Здесь в Германии у него была квартира, работа и самое главное – любимая женщина, ради которой хотелось жить.

 

Второй час Богдан стоял у подъезда дома, где проживала Инге и смотрел на темные окна ее квартиры. Медленно падал пушистый белый снег, играя своими узорами в лучах одинокого фонаря. Был поздний вечер и с каждой минутой ожидания, на его душе становилось все тревожнее. Обычно Инге в это время уже возвращалась с работы и ждала его дома, но сегодня она по неизвестной причине изменила своим правилам. Но не только это обстоятельство беспокоило его. Уезжая в СССР, Богдан не думал, что задержится там так долго, поэтому не предупредил девушку о своем отъезде. Он посмотрел на часы, стрелки показывали половину десятого вечера. В его сознании стали переплетаться мысли одна тягостнее другой. Он воображал Инге, то на больничной койке, то под колесами автомобиля, затем картинка менялась, и он видел ее в объятиях другого мужчины. От последней мысли ему становилось еще тягостнее, чем от первых двух. Неизвестно, куда бы завели его фантазии дальше, но к исходу второго часа ожидания он, наконец, увидел знакомый силуэт в самом конце аллеи. Девушка шла, немного покачиваясь на ходу и семеня шагами. Она старалась держать равновесие на скользкой дорожке. Уткнувшись лицом в приподнятый воротник пальто, Инге смотрела под ноги, не обращая, внимая на редких прохожих. Богдан сначала хотел пойти ей на встречу, но тут же испугался того, как она воспримет его появление после столь долгого отсутствия. Он продолжал стоять возле подъезда, не сводя с нее глаз, и морально готовил себя к самой непредсказуемой реакции. Однако поведение Инге оказалась действительно непредсказуемым. Увидев Богдана, переминающегося с ноги на ногу, возле своего дома, она издала радостный вопль и бросилась ему на встречу. Девушка подбежала к нему, теряя на ходу шляпку, и, не говоря ни слова, начала неистово его целовать, осыпая поцелуями глаза, губы и щеки. Богдан крепко прижал к себе девушку, наслаждаясь ароматом ее волос, и не верил своему счастью. Они вновь были вместе и казалось, что никакая сила в этом мире не сможет больше их разлучить.

- Как долго тебя не было, - сквозь слезы вымолвила она, - Я уже думала, что ты меня бросил.

- Ну что ты такое говоришь. - Продолжая держать ее в объятиях, грустно ответил Сташинский, вспоминая последний разговор с начальником.- Мы теперь всегда будем вместе.

- У тебя что-то случилось? – спросила Инге, заглянув ему в глаза.

- Ничего серьезного, - Богдан вновь прижал девушку к груди, пряча от нее свои глаза. - Так, издержки работы. Поехали лучше ко мне. – Предложил он, поднимая с дорожки свалившуюся шляпку.

 

Утром его разбудил солнечный свет, пробившийся в узкую щель между плотными шторами. Инге лежала рядом на правом боку, слегка согнув левую ногу. Одеяло сползло с нее и Богдан молча любовался манящими изгибами ее тела, упругой грудью, мерно поднимающейся в такт ее дыханию. Он смотрел на нее, не отрывая глаз, и про себя подумал: « Пусть кто-то считает ее дурнушкой, пусть для кого-то она не совершенна, но для меня она ангел, спустившийся с небес, и другой женщины мне не надо». Ему некуда было спешить, он осторожно положил свою ладонь на ее бедро, наслаждаясь неземным теплом и бархатом ее кожи. В этот момент Инге неожиданно открыла глаза и улыбнулась.

- Нам уже пора вставать? – чуть слышно произнесла она.

- Нам некуда спешить. – Блаженно отозвался Богдан и поцеловал девушку в оголенное плечо. - Мы в раю.

Инге потянулась, как кошка, нисколько не смущаясь своей наготы.

- А который сейчас час? – спросила она и, вскочив с постели, быстро раздвинула шторы. – О боже, я опоздала на работу.

Она начала бегать по комнате, собирая разбросанную минувшим вечером одежду, при этом на ходу надевая то, что можно было надеть.

- Меня точно выгонят с работы. – Причитала она, натягивая на ноги не послушные чулки.- Почему ты меня не разбудил раньше?

- С тобой для меня время остановилось. – Улыбнулся в ответ Богдан. Он с умилением наблюдал за ее хаотичными движениями, а затем предложил. – Давай на эти выходные поедем в город Штайнах, говорят там, в Тюрингском лесу прекрасная природа, можно покататься на лыжах и подышать свежим воздухом.

- В эти выходные будет Рождество и мы поедем в Дольгов. – безапелляционно отозвалась Инге, - Тебе не кажется, что пора познакомиться с моими родителями?

Она, стоя перед зеркалом, красила губы и не смотрела на Богдана. Знакомство с родителями не входило в его ближайшие планы, поэтому улыбка моментально ушла с его лица.

- Ты против? – спросила Инге, посмотрев через плечо на Богдана.

- Ну что ты дорогая. – Он встал с постели и подошел к девушке. – Твое решение для меня закон. – Он вновь улыбнулся и обнял ее за плечи.

 

 

Г Л А В А 14

 

Март 1958 года. КГБ г. Москва

 

Богдан шел по коридору. В начале 1958 года его вновь вызвали в Москву на учебу, а затем, после ее завершения, назначили аудиенцию с Заместителем начальника Первого главного Управления КГБ. Никогда ранее Сташинскому не приходилось общаться с руководителями столь высокого уровня и от этого его волнение возрастало с каждой минутой. Никто ему не объяснил причины экстренного вызова, поэтому он терялся в догадках, что же могло послужить поводом для его общения с руководством. После завершения проверочных мероприятий в отношении Инге, ему официально разрешили встречаться с ней. В последнее время с агентурой он не работал, в этом не было нужды, нарушений конспирации с его стороны замечено не было. На занятиях претензий к нему со стороны преподавателей также не появилось. «Значит новое задание. - Предположил он и тут же сам себя успокоил. – В этом нет ничего удивительного. Это обыденная работа для настоящего разведчика». Таким образом, Сташинский пытался себя настроить на предстоящий разговор, однако недоброе предчувствие, при этом его все же не покидало.

Он вошел в кабинет Руководителя Управления и представился по полной форме. Вместе с заместителем начальника Управления в кабинете находился непосредственный начальник Сташинского – начальник 13 отдела ПГУ КГБ.

- Садись. – Кивнул ему генерал на стул у приставного столика. Он аккуратно сложил документы в стопку и положил в папку. – Я тобой очень доволен Богдан, да и инструкторы тебя хвалят.

- Спасибо, Петр Григорьевич. – Присаживаясь на стул, ответил Сташинский. В системе КГБ считалось нормальным обращение к начальнику не по воинскому званию, а по имени-отчеству.

Генерал заерзал в кресле, видимо не зная, с чего начать основной разговор.

- Тебе не кажется, что ты несколько засиделся у себя в Берлине без дела? – начал издалека он.

- Я готов приступить к выполнению нового задания. – Отрапортовал заученной фразой Сташинский, предвкушая суть беседы.

Хозяин кабинета слегка улыбнулся и продолжил.

- Так вот Богдан, готовься к очередной командировке. Твоя кандидатура согласована наверху. – Он поднял указательный палец вверх, при этом, лицо начальника приобрело суровый оттенок, - На этот раз у тебя более сложная задача, нежели предыдущая. Считай, что твоя прошлогодняя командировка в Мюнхен была тренировкой, а настоящее дело у тебя впереди. – Он сделал паузу и перевел взгляд на начальника отдела. Тот согласно кивнул головой, но промолчал. - Есть новый объект, куда более серьезный, чем тот профессор.

- И кого я должен убрать в этот раз. – Понял смысл нового задания Сташинский.

- Пока никого убирать не нужно. – Пространно ответил генерал и слегка смягчил взгляд. – Если в двух словах, то твой новый объект – эмигрант и отпетый националист. Зовут его Стефан Попель.

- Впервые слышу это имя. - Задумчиво произнес Богдан. – И чем он знаменит?

Генерал строго посмотрел на подчиненного. Ему не понравилась ироничная нотка в его вопросе.

- Видите ли, Крылов. – Поправив на носу очки, продолжил тот, умышленно обратившись к нему по псевдониму, дабы отметить особую значимость этого разговора. - Для нас любой националист, работающий в интересах иностранной разведки, уже враг. И пока этот враг жив, мы не можем ждать наступления последствий его подрывной деятельности. Наша основная задача – работать на опережение.

На это раз задумался Сташинский. Молчание с его стороны оказалось достаточно продолжительным. Он прекрасно понимал, что за установкой личности Попеля опять последует его ликвидация, но почему-то начальники не решаются об этом говорить прямо.

- У вас какие-то сомнения или нет больше желания делать подобную работу? – спросил начальник.

- Никак нет. – Ответил Богдан и сразу перешел к делу. – На него есть какие-либо установочные данные, например, адрес проживания, место работы, фотография?

Генерал улыбнулся, удовлетворенный тем, что не придется вместо делового разговора, проводить очередную воспитательную работу с рядовым сотрудником.

- А вот в этом, как раз, и состоит твоя первоочередная задача. – Он развернулся всем телом к сейфу, и, не выходя из-за стола, вытащил из него толстую синюю папку. Развязав не ней тесемки, он достал из конверта, приклеенного к обложке, маленькую, пожелтевшую от времени фотографию и протянул ее Сташинскому.

- К сожалению, мы пока располагаем только единственной фотографией, сделанной еще польской полицией в довоенный период.

Богдан поднес к глазам фото. На снимке был запечатлен молодой человек, с абсолютно бесцветной и незапоминающейся внешностью. Узкое лицо с немного вытянутым носом, маленькие, глубоко посаженные светлые глаза, коротко постриженные редкие волосы с глубокими залысинами. При этом никаких особых примет. Пожалуй, в этом облике запоминающимся был только взгляд, колючий и холодный, как у дикого, загнанного в западню, зверя.

- Знакомый персонаж? – спросил начальник.

- Впервые вижу. – Ответил Богдан и сразу же спросил.- Сколько ему здесь лет?

- Лет 25, не более. – Генерал взял у Сташинского фотографию и положил ее обратно в конверт. – Сейчас он, конечно, выглядит иначе, но в том -то и сложность твоего задания, что необходимо его обнаружить и сфотографировать.

- А известно, где он проживает? – вновь поинтересовался Богдан, пытаясь найти, хоть какую-то зацепку.

- Тоже в Мюнхене. – Ответил тот.- Но более точными данными мы не располагаем. Дело в том, что на него неоднократно совершались покушения, но, к сожалению, все они оказались безуспешными. Поэтому, он постоянно меняет места проживания.

- Да, действительно, задача не из легких. – Растерянно буркнул Сташинский и почесал затылок.

- Не расстраивайся. – Генерал вновь перешел на отеческий тон, - Я думаю, что ты справишься с этим заданием.- Он улыбнулся уголками рта и продолжил.- В мае этого года в Роттердаме националисты затеяли провести церемонию по случаю годовщины убийства своего лидера Коновальца. Может быть, слышал, был такой унтер-офицер австро-венгерской армии и полковник пертлюровской своры, в последствие ставший организатором и первым руководителем ОУН? – он вопросительно взглянул на Сташинского. - Благо в 1938 году нам удалось его успешно ликвидировать.

- Конечно, слышал. - Утвердительно кивнул головой Богдан, вспоминая ставшую классической операцию, проведенную легендарным Судоплатовым. О ней в то время нигде не писалось, но в спецшколе КГБ ее рассматривали, как классический пример политической ликвидации.

- Так вот, - продолжал генерал, - по имеющимся данным, Попель тоже будет на его могиле и даже выступит с речью. Тебе нужно будет там побывать, установить его среди присутствующих, а дальше, все, как в прошлый раз. Когда все выяснишь и определишься с местом и временем ликвидации, тогда перейдем к завершающему этапу операции. А пока, возвращайся в свой Берлин. – Генерал улыбнулся и подмигнул глазом начальнику отдела. – Расслабься со своей пассией и дальше действуй, согласно указаниям Сергея Александровича. Он по-прежнему остается твоим непосредственным руководителем.

- Я могу быть свободным? – вставая из-за стола, спросил Сташинский.

- Конечно. – Улыбнулся в ответ генерал, - Считай, что подготовка к будущей акции уже началась. Давай, парень, шагай.

Он вышел из-за стола и на прощание крепко пожал руку Богдану.

Когда тот вышел из кабинета, начальник отдела, до этого не проронивший ни единого слова, спросил у генерала:

- Петр Григорьевич, может быть, нужно было сразу сказать Крылову, на кого предстоит охота. А то получается, что мы его используем в темную.

- Я так не думаю. – Сразу парировал заместитель начальника Управления. Он уселся в кресло и, приняв в нем удобное для себя положение, продолжил. – Нельзя забывать, что Сташинский вырос в семье, где приветствовались националистические взгляды. Конечно, своими делами, он доказал свою преданность нашему делу и непримиримость в борьбе с бандеровцами. Но одно дело, воевать с националистами в лесах или устранять Ребета, о котором он ничего ранее не слышал. И совершенно другое дело, уничтожить лидера националистического движения, имя которого стало своеобразным символом для целого поколения. Сказав ему сейчас, что Стефан Попель и Степан Бандера – одно и то же лицо, мы рискуем сломать всю дальнейшую операцию. Сташинский может просто отказаться от выполнения этого задания, либо сделать все возможное, чтобы ликвидация не состоялась. Тогда мы не только потеряем его, как ликвидатора, мы потеряем драгоценное время, а саму операцию придется вновь готовиться с нуля. Сташинский может просто испугаться посягнуть на жизнь такого именитого противника и умышленно завалить все дело.

- Но ведь рано или поздно он все равно узнает, кто такой Попель. – возразил Степан Петрович.

- Несомненно, узнает. – Кивнул головой генерал.- Но это будет потом, когда у Сташинского проснется охотничий инстинкт. А в тот момент жертва, как таковая, уже не будет интересовать охотника, ему будет важен сам процесс. Это я Вам авторитетно заявляю, будучи сам заядлым охотником. Кстати, не раскрывать объекта мне рекомендовали именно наши психологи-аналитики, а им можно и нужно верить. Они досконально проработали Богдана и заверили меня, что по своим личным качествам он, как никто другой, подходит для выполнения этого задания… Но, при соответствующей подготовке.

- Возможно, вы правы. – Согласился с ним начальник отдела.- Я тоже верю в Богдана. По крайней мере, после ликвидации Ребета, я не получил данных о каких-либо изменениях в его психологическом состоянии или поведении. Хотя, должен признать, некоторые из ликвидаторов, после первого своего задания, обычно сильно меняются, замыкаются, начинают выпивать, копаться в себе, а этот молодец, отнесся к своей задаче, как к обычной работе, без соплей и угрызений совести.

- Поживем, увидим. – Завершил обсуждение вопроса генерал.

 

23 мая, ближе к полудню Сташинский подъехал к городскому кладбищу Роттердама «Кросвейк» на арендованном автомобиле с местными номерами. До начала траурного митинга оставалось около двадцати минут, во всяком случае, так было указано в газете «Украинский самостийник», которую он купил в киоске будучи в Мюнхене. Богдан оставил свой автомобиль на стоянке и осмотрелся по сторонам. Машин возле кладбища было немного, но одна из них все же привлекла его внимание – это был темно-синий «Опель-Капитан» с мюнхенскими номерами. Он улыбнулся. Это указывало на то, что объект его наблюдения уже на месте. Не торопясь, на входе он купил четыре красные гвоздички и вошел на территорию кладбища. Свернув направо, он направился по дорожке туда, где собирались люди на траурную церемонию, посвященную 20-летию со дня смерти Евгения Коновальца. Сташинский неторопливо прогуливался поблизости места предстоящей церемонии, в надежде найти хозяина «Опеля». Он всматривался в лица присутствующих людей, но никого, кто бы хоть отдаленно напоминал по фотографии Попеля, среди присутствующих не находил. Богдан взглянул на часы, до начала церемонии оставались считанные минуты. Он подошел еще ближе к могиле с небольшим обелиском, в виде казацкого креста, и лишь тогда, на соседней дорожке, ведущей к берегу реки Роте, заметил маленького человека в окружении двух рослых парней. Он больше был похож на карлика, с добродушно-круглым лицом и шарообразной лысиной, кое-где покрытой остатками редких волос. Мужчина никак не подходил под образ злостного террориста, на которого объявил охоту всемогущий КГБ. Внешность у него была даже комичная. Он был одет в серый длинный плащ, почти до щиколоток, в левой руке держал несуразно большую шляпу и блокнот. Другой рукой, что-то пытался черкать в своих записях. Ему явно мешала шляпа в руке, но он все же оставался с непокрытой головой, демонстрируя уважение к памяти усопшего. Лишь в один момент он поднял глаза и бросил беглый взгляд в сторону Сташинского. К счастью, мужчина не обратил особого внимания на статного темноволосого молодого человека, а продолжал что-то вполголоса обсуждать со своими охранниками. Зато этот взгляд сразу же узнал Богдан. Время изменило этого человека, с годами он поправился, лицо округлилось, но глаза, скорее даже ни с чем не сравнимый взгляд, остались прежними. Богдан отошел в сторону, чтобы выйти из поля зрения объекта своего наблюдения и, спрятавшись за спины гостей, стал терпеливо ждать открытия траурного митинга.

Буквально через минуту, Попель передал свою шляпу и плащ одному из охранников и подошел к могиле Коновальца, возле которой была установлена импровизированная трибуна. Чтобы казаться немного выше, оратор встал на высокий бордюр и тихо, но проникновенно начал свою речь:

- Двадцать лет – это, безусловно, совсем небольшой временной отрезок в жизни человечества. Да, но только не то двадцатилетие, которое пролегло между нынешним днем и трагичным маем 1938 года. Оно наполнено событиями такого исторического значения, что по своей весомости может сравниться с целыми столетиями других эпох. А уж в истории украинского народа и украинской земли это двадцатилетие зарубцевалось такими событиями, что их хватило бы на долю многих поколений. Двадцать лет прошло, как в этой чужой земле, далеко от отчизны, покоится тело одного из великих сынов Украины.

На несколько секунд, Попель оторвался от текста, сделал паузу и промокнул платком сухие глаза. Стоявшие в толпе люди, не отводя глаз, смотрели на оратора, опасаясь лишним шорохом перебить его, либо нарушить скорбное молчание. В этот момент, пользуясь случаем, Богдан снял с плеча свой фотоаппарат, чтобы запечатлеть оратора. Однако, не успев даже поднести его к лицу, сразу же почувствовал, как сзади на его плечо легла чья-то тяжелая рука. Сташинский оглянулся. У него за спиной стоял один их тех охранников, которого несколько минут назад он видел рядом с Попелем.

- Здесь нельзя фотографировать. – Строго произнес тот, продолжая держать руку на плече Богдана.

- -Извините. – Шепотом ответил Сташинский и, застегнув футляр, вновь повесил фотоаппарат на плечо. А между тем, оратор продолжал свою речь:

- Смыслом всей жизни Евгения Коновальца было абсолютное самопожертвование и последовательная борьба за волю своего народа, за осуществление в Украинской державе христианских начал, общечеловеческих и национальных идеалов – свободы, правды и справедливости. – Вдохновенно говорил он, с каждым разом произнося свои слова все громче и решительнее.- Бессмертие великой идеи увековечивает и освящает память покойного Полковника, ибо он совершил чрезвычайно много для победы этой идеи. Большевистская Москва хорошо знала незаменимость Евгения Коновальца, как проводника украинской национально-освободительной борьбы, украинского национального движения. Поэтому, убивая Проводника, враг надеялся не только обезглавить наше Движение, но и полностью его уничтожить. Однако, уничтожить Организацию украинских националистов, остановить ее борьбу, большевикам так и не удалось, даже путем убийства ее вождя.

Столь пафосная речь нисколько не задела чувств самого Сташинского. Для себя он лишь отметил незаурядные актерские и ораторские способности выступающего. Дальше, Богдан уже не слушал его выступления, а всматривался в лица людей, присутствующих на митинге. Абсолютное большинство из них слушали Попеля, как слушают прихожане своего пастыря, с неким благоговением и надеждой во взгляде. У некоторых из них в глазах блестели слезы.

«А этот Попель, оказывается достаточно авторитетная личность среди украинских националистов.- Про себя подумал Богдан. – Странно, что раньше я о нем ничего не слышал».

Когда докладчик закончил свое выступление, за спиной Сташинского, кто-то из мужчин чуть слышно произнес: «Да-а. Умница Степан. Лучше не скажешь». По щекам пожилой женщины, стоящей рядом с ним, безостановочно катились слезы. К могиле, медленно потянулись люди с цветами. Сташинский тоже подошел к надгробию и положил свой букетик. Отойдя в сторону, он огляделся в поисках Попеля, однако того уже возле могилы не было. Богдан, не привлекая к себе внимания, перешел на соседнюю аллею и быстрым шагом направился на стоянку. Его разочарованию не было предела, когда он увидел, что темно-синий «Опель-Капитан» бесследно исчез.

Через четыре дня он вернулся в Берлин, где на конспиративной квартире его ждал Сергей Демон. Доложив о том, что удалось выяснить в процессе этой командировки, Сташинский приготовился к тому, что куратор осыплет его нареканиями за проваленное задание, однако, на удивление, тот остался доволен своим подопечным.

- То, что ты его упустил, это, конечно плохо, - совершенно спокойно подвел итог Сергей, - Но самое главное, что ты его видел и теперь представляешь, как он выглядит. А это серьезный плюс.

- И толку с того, что я его видел.- С сожалением возразил Богдан, - Я не смог его выследить. Где теперь я буду его искать? Мюнхен очень большой город и вероятность, что я встречу его на улице, почти нулевая.

Демон улыбнулся в ответ:

- Тот, кто хочет решать задачу, ищет пути ее решения. Кто не хочет – ищет отговорки. Если б ты относился ко второй категории, тебе никто бы не поручил выполнение столь ответственного задания. Я надеюсь, что ты справишься.

Богдан замолчал, не решаясь задать свой очередной вопрос.

- У тебя какие-то сомнения? – спросил его Демон.

- Да, нет у меня сомнений на этот счет. Найду я этого Попеля, рано или поздно. – отмахнулся Богдан. – Меня другое интересует.

- Говори. – Насторожился Сергей.

- Кто такой этот Попель на самом деле?

- А тебя разве в Москве не предупредили? – вопросом на вопрос ответил Демон.

Богдан только неопределенно пожал плечами и вопросительно посмотрел на своего куратора.

- Может, давай выпьем по сто грамм за твое возвращение? – сразу предложил Демон, стараясь сменить тему.

- Не хочу, - категорично отказался Сташинский. – Вы не ответили на мой вопрос.

Лицо Сергея сразу же стало серьезным.

- Видишь ли, Йозеф.- после непродолжительной паузы начал Демон.- Мы сами точно не знаем, кто скрывается под этим именем. Вообще-то во Львове когда-то жил такой человек, подающий надежды шахматист, но еще перед войной он эмигрировал в США. Поэтому он это или кто-то другой, кто воспользовался его документами, мы не знаем. – Он все же достал из буфета бутылку немецкого «шнапса» и одну рюмку, а затем спросил. – А почему ты так заинтересовался его личностью? Тебе какая разница по какому объекту работать. Задача поставлена – выполняй. Разведчика вообще не должна волновать личность объекта. Его должны волновать маршруты движения, привычки, связи. Короче, все то, что в последствие можно использовать в целях его вербовки, либо уничтожения, в случае отказа. Все остальное шелуха, на которую разведчик не должен обращать внимания.

Демон кашлянул в кулак и наполнил себе рюмку.

- Я слышал его выступление на могиле Коновальца, видел, как его оберегают. – Немного прищурив глаза, произнес Богдан, вспоминая траурную церемонию в Роттердаме. – Этот Попель не обычный националист, как мне его представили в Москве. Он настоящий лидер, способный за собой вести массы, невзирая на свой маленький рост и невзрачную внешность. Даже Ребет, в сравнение с ним, сейчас представляется мне обычной посредственностью. Я видел, как люди рыдали на кладбище от его речи. Я видел, как его охраняют. Так охраняют только первых лиц в государстве. Поэтому, мне кажется, что вы от меня что-то скрываете.

- Ничего мы от тебя не скрываем. – Демон отодвинул рюмку в сторону и сложил руки на коленях в замок. – Если быть с тобой до конца откровенным, то наша главная цель, которую мы преследуем – это выйти на Степана Бандеру, однако под каким именем сейчас он скрывается, нам пока не известно. Дело в том, что еще в 1949 году Верховный суд СССР на своем закрытом заседании приговорил его, как военного преступника, виновного в гибели десятков тысяч людей, к исключительной мере наказания – смертной казни. Поэтому, как нам кажется, мы сможем через этого Попеля выйти на Бандеру.

- Звучит, как-то не убедительно. – С недоверием усмехнулся Богдан. – Зачем тогда ликвидировать Попеля, если через него нужно выйти на Бандеру? Если в отношение последнего был вынесен смертный приговор еще в 1949 году, то почему его исполнение решили привести в действие только сейчас?

Тень растерянности мелькнула на лице Сергея, однако он быстро взял себя в руки. Снисходительно улыбнувшись, он закурил папиросу, сделал несколько глубоких затяжек, не столько наслаждаясь самим процессом, сколько затягивая время для обдумывания ответа и, лишь затем, сказал:

- А разве тебе кто-то ставил задачу убивать Попеля? Тебе пока поручено только его установить.

Он молча встал и вытащил из буфета еще одну стопку, также молча наполнил ее и, подвинув ближе к Богдану, продолжил:

- А что касается ликвидации Бандеры, то такая задача нам была поставлена задолго до решения Верховного Суда. Еще в 1947 года мы пытались его убрать, но, к сожалению, тогда наш агент попал в поле зрения Службы безопасности ОУН, в результате, покушение получилось неудачным. Аналогичную попытку мы предприняли на следующий год, но СБ опять пронюхала о наших планах и Бандера выехал из ФРГ в неизвестном направлении. В 1950 году его пытались убрать совместно с нашими чешскими коллегами в Праге, но вновь Служба безопасности ОУН оказалась на высоте.

- А потом? – не скрывая интереса, спросил Сташинский. – Неужели его не искали?

- Искали, но среди нашей агентуры не осталось тех, кто знал его лично, а современных его фотографий у нас не было. – Демон стряхнул пепел в пепельницу и на минуту задумался.- А теперь, по данным нашей агентуры в Мюнхене появился некий Стефан Попель, которого очень плотно опекает Служба безопасности. Кто скрывается под этим именем, Бандера или новоявленный лидер ОУН, сменивший его на этом посту, мы, действительно, не знаем. У нас была надежда, что ты сможешь его сфотографировать, тогда мы смогли бы его идентифицировать по довоенным фотографиям. Но, как видишь, и тебе в этом помешала Служба безопасности.

- Получается, что я не оправдал Вашего доверия? – Голос Сташинского слегка дрогнул.

- Отнюдь, - улыбнулся Сергей, - Самое главное, что теперь ты знаешь, как выглядит Попель, а дальше, вся надежда на тебя. Никто сроков тебе не устанавливает. Работай. Или ты боишься? – в лоб спросил куратор.

Богдан нерешительно кивнул головой:

- Учитывая, насколько серьезная у него охрана, честно скажу, побаиваюсь.

Демон удовлетворенно улыбнулся.

- И это правильно, что побаиваешься. Стало быть, не дурак. – Он вновь принялся наполнять рюмки. – Впрочем, я в тебе никогда не сомневался. Только законченные тупицы не испытывают страха. Человек всегда должен бояться, инстинкт самосохранения всегда должен присутствовать у каждого из людей. Другой вопрос – насколько способен человек победить свой страх. По себе знаю, в работе разведчика гладко никогда ничего не проходит, потому что всегда присутствует страх. А в нашем деле, чтобы победить противника, в первую очередь, нужно победить самого себя, преодолеть собственный страх. Вот за это, давай, и выпьем.

Они чокнулись рюмками и одновременно выпили содержимое своих рюмок до конца.

Демон положил в рот кусочек черного шоколада и вновь подошел к буфету.

- А теперь, самое главное. – Он открыл выдвижной ящик, вытащил оттуда раздутый почтовый конверт и стал поочередно выкладывать его содержимое.- Это твой новый паспорт. Отныне ты Ганс Иоахим Будайт из Дортмунда. Вот это твоя легенда, - он протянул вчетверо сложенный стандартный лист, - при мне ее изучишь и сразу сожжешь. А вот это западногерманские марки, особо их не транжирь, чтобы не привлекать к себе внимания.

Сташинский пальцем провел по краю пачки денежных купюр и положил их во внутренний карман пиджака, бегло взглянув на разворот паспорта, он спрятал его в другой карман и стал внимательно изучать свою новую легенду. Перечитав ее несколько раз, Богдан щелкнул зажигалкой и поджег край листа. Когда пламя охватило весь лист, он бросил его в пепельницу.

- Я готов. – Уверенно произнес Сташинский. – Хотя, по правде сказать, я не представляю себе с чего начинать поиск. Искать человека в огромном городе, не зная ни адреса, ни места работы, ни его связей. Это равносильно искать иголку в стогу сена.

- Ну, ты не думай, что мы тут до тебя все сидели сложа руки.- Усмехнулся Демон. – Предположительно, Попель проживает где-то в районе моста Людвига. Поэтому начинай свой поиск оттуда.

- Когда мне выезжать? – спросил Богдан, вставая с кресла и на ходу застегивая пиджак.

- Да хоть завтра, твоя работа уже началась. Только ты сначала поезжай в Дортмунд, покрутись там несколько дней, а то ни дай Бог, проколешься в общение с кем-нибудь из попутчиков, бывавших в этом городе. И еще. – Сергей сделал паузу и серьезно посмотрел на Сташинского. – На всякий случай хочу тебя предупредить. В Мюнхене наш человек содержит частное кафе. О твоем приезде он уже проинформирован. Если в ходе операции что-то пойдет не так или нужна будет помощь, смело обращайся к нему. Но только в экстренных случаях, во всех других ситуациях действуй на свое усмотрение. Вот его координаты и пароль. – Он протянул Богдану другой лист бумаги с записью и когда тот прочитал, сразу же поступил с ним, как и с предыдущим.

Богдан вышел из конспиративной квартиры в некотором смятении и с крайне неприятным осадком от общения с резидентом. Он привык всегда верить Сергею, но прошедший между ними разговор не показался ему откровенным. Демон явно от него что-то скрывал, но с какой целью, Богдан тогда понять не мог.

 

 

 

 

 

Г Л А В А 15

 

 

Прошло семь месяцев безрезультатных поисков загадочного Попеля по улицам Мюнхена. За это время Сташинский несколько раз выезжал в Западную Германию и вновь возвращался в Берлин. Ориентировочный адрес проживания, который дал Сташинскому Сергей оказался пустышкой. Богдан потратил несколько дней, с утра до ночи, гуляя в районе моста Людвига, но синего «Опеля-Капитана» в этом районе так ни разу и не заметил. Однажды, вечером, сидя в своем номере, разочарованный и упавший духом, Сташинский без особой надежды взял в руки телефонный справочник города Мюнхена, который постоянно лежал у него на тумбочке и открыл его на литере «П». Пробегая глазами список абонентов, его взгляд остановился на знакомой фамилии. Это была настоящая удача. Среди абонентов значился «Литератор Стефан Попель, Мюнхен, улица Крайтмайр, 7, с указанием домашнего телефона. Богдан ликовал от счастья. Такого простого решения проблемы он даже не мог предположить.

Утром Сташинский не без труда нашел эту тихую улочку, и совсем неприметный пятиэтажный дом под номером семь. Основной подъезд находился во внутреннем уютном дворике. Он подошел ближе и быстро осмотрел входную дверь. Она была закрыта на автоматический замок, видимо у каждого из постояльцев был свой ключ. На стене висел список жильцов, в котором он без труда нашел фамилию своего объекта. Оглядевшись по сторонам, Богдан увидел окна ресторанчика, выходящие в этот же дворик. Пока судьба ему благоволила.

На следующий день, Сташинский – Будайт, пил кофе в этом заведении, лениво рассматривая редких посетителей, при этом, как бы невзначай периодически посматривая в окно. И вот опять удача. Около девяти часов из подъезда вышел невысокий мужчина, которого Богдан сразу узнал. Сомнений не было, это был тот самый Попель, которого в прошлом году он видел на кладбище в Роттердаме. Однако, мужчина не долго находился в одиночестве. Через полминуты к подъезду подъехал уже знакомый «Опель-Капитан». Со стороны водителя вышел молодой человек крепкого телосложения, ростом, более чем на голову выше своего хозяина. Он остался возле водительской двери, придерживая ее открытой, и слегка поклонился. Попель кивнул ему в ответ и сам сел за руль. Водитель, который по всей вероятности был по совместительству и телохранителем, обошел автомобиль с другой стороны и занял место на пассажирском кресле. Почти сразу «Опель» тронулся с места и скрылся за поворотом. Богдан расплатился с официантом и направился в свой отель.

В тот же день, когда ночь полностью вступила в свои права, Сташинский вновь появился возле дома, где проживал Попель. В окнах горел свет и кое-где через шторы просматривались редкие тени домочадцев, передвигающихся по своим жилищам. Во дворе царил мрак, скрывающий очертания двора. Выждав удобный момент, когда на улице не осталось случайных прохожих, Богдан подошел к двери подъезда и попытался открыть ее универсальной отмычкой. На ощупь он нашел замочную скважину и вставил туда ключ, однако тот не провернулся. Вторая попытка также не увенчалась успехом. Отмычка сначала согнулась, а затем, когда Богдан попытался ее вытащить, одна из бороздок отломилась прямо в замке. В это время со стороны улицы послышались приближающиеся шаги. Сташинский быстро выпрямился и, надвинув на глаза шляпу, быстро удалился в противоположную сторону, откуда утром выехал «Опель». Проход между домами вывел его на пустырь, где сиротливо возвышались два одиноких гаража.

« Видимо здесь Попель оставляет свой автомобиль. – Подумал Сташинский. - Очень удобное место. В вечернее время мало прохожих и есть возможность остаться незамеченным». Богдан улыбнулся. Теперь его задание казалось не таким уж и сложным. Можно было возвращаться назад в Берлин и доложить о выполнении его первой части. Учитывая, срок командировки ему никто не устанавливал, он решил задержаться в городе еще на несколько дней, чтобы понаблюдать за объектом и погулять по живописным улочкам старого Мюнхена.

К его удивлению, Стефан Попель оказался довольно неординарным человеком. Перемещался по городу он исключительно на автомобиле, но в отличие от своего коллеги Ребета, практически никогда не гулял пешком. В течение дня дольше всего он находился в офисе ОУН на Цеппелинштрассе 67, редко куда выезжая. В завершения дня объект практически ежедневно захаживал в пивной ресторанчик «Ливенброй келлер» рядом со своим домом, чтобы пропустить кружечку пива. Как большинство немецких мужчин, Попель оказался заядлым футбольным болельщиком, однако свои предпочтения он отдавал не спесивой «Баварии», а народному футбольному клубу «Мюнхен-1860». В воскресенье, как все добропорядочные христиане, он вместе с женой и тремя детьми посещал местную греко-католическую церковь. Однако внешняя набожность не мешала ему иметь любовницу. Богдан, наблюдая за Попелем, в один из дней увидел, как тот вышел из здания, в сопровождение сравнительно молодой и миловидной женщины. На выходе они весело ворковали, совсем не скрывая обоюдных чувств, а затем уехали на автомобиле домой к женщине. Пожалуй, этот случай был единственным, когда Попель отказался от охраны и после довольно продолжительного свидания вернулся домой сам.

Выяснив все эти обстоятельства, Сташинскому не терпелось сообщить о результатах выполнения своего задания в центр. Он поймал себя на мысли, что Попель, как личность и живой человек, уже совершенно его не интересовал. Он нашел свою цель и был готов к ее уничтожению, отдавая себе отчет, что именно таким окажется вторая часть его задания. Если в случае с Ребетом, его поначалу терзали душевные сомнения по поводу его устранения, то в этом случае, он чувствовал себя абсолютно спокойным, как будто Попель был не человеком, а обычной мишенью в стрелковом тире. Подобное восприятие действительности с одной стороны порадовало молодого ликвидатора, впереди он видел для себя долгую жизнь в разведке, где аналогичных заданий будет еще не мало. С другой стороны, он ясно понимал, что, выполняя такие задачи, теряет нечто человеческое и постепенно превращается в машину для убийств. Однако, когда его посещали подобные мысли, Богдан сразу старался переключаться на Инге. Думая о ней, он сразу же становился другим: чутким и нежным. Так и в этот раз, перед тем, как поехать в аэропорт, он зашел в ювелирный магазин на Фрауенплац и купил золотое колечко с небольшим бриллиантиком. На его родине в Западной Украине не было принято дарить кольца невестам на обручения, но здесь в Европе, были свои традиции и их следовало придерживаться. Благо руководство резидентуры не требовало от него отчета о расходовании денежных средств, поэтому Богдан мог свободно распоряжаться казенными деньгами. Положив бархатную коробочку в нагрудный карман, он, переполненный радостью и окрыленный успехом, отправился в аэропорт.

Перелет из Мюнхена в Берлин занял всего полтора часа. День близился к вечеру и Богдан решил не переводить его остаток на служебные вопросы, а полноценно провести время в обществе Инге. Не сообщая о своем прибытии Демону, он купил в ближайшем магазине бутылку самого дорогого вина и направился к своей любимой. Как всегда, уезжая в Мюнхен, он не предупредил Инге о предстоящей командировке и очень переживал относительно ее возможной реакции на столь длительное отсутствие. Чтобы немного сгладить ее гнев, он решил купить еще букетик фиалок в ближайшем цветочном киоске. Подойдя к ее дому, он увидел свет в окне и его сердце забилось с удвоенной силой. Как ему тогда показалось, предложение руки и сердца, куда более волнительное событие, нежели ликвидация какого-то националиста. Собравшись с духом, он поднялся на второй этаж и нажал на кнопку звонка. Однако, спустя минуту за дверью сохранялась прежняя тишина. « Неужели она там не одна». – Подумал Сташинский и с силой повторно нажал на кнопку. Но и в этот раз дверь ему никто не открыл.

«Ну что ж, может быть оно и к лучшему». – подумал Богдан и, бросив букетик на коврик, медленно пошел вниз. В этот момент раздался щелчок замка, и дверь распахнулась. Сташинский резко оглянулся. На пороге стояла Инге с мокрыми растрепанными волосами, придерживая руками полы старого застиранного халата. Она наклонилась и подняла с пола цветы.

- Надеюсь это мне? – виновато улыбнулась она, прикрывая оголившиеся колени.

Ни слова не говоря в ответ, Богдан побежал ей навстречу и, не выпуская из рук свой дорожный саквояж, подхватил девушку на руки и внес в квартиру. Он бережно положил ее на диван и стал страстно покрывать поцелуями ее шею, плечи, грудь, опускаясь все ниже и ниже. Сбросив с себя пиджак, он мимоходом поднял глаза на Инге и застыл от удивления, так и оставшись на коленях. Девушка смотрела на него немигающим равнодушным взглядом.

- Может быть, сначала поговорим. – Она приподнялась на диване и запахнула на себе халат.

Богдан встал с колен и присел на стоящий рядом стул.

- Знаешь, Йозеф. – решительно начала Инге. – Мы с тобой встречаемся уже более года, периодически спим вместе, иногда куда-то выходим, но жить так дальше я не могу. Ты постоянно куда-то уезжаешь, при этом даже не считаешь нужным меня предупредить. Я неделями сижу дома одна, не зная, где ты находишься, чем занимаешься и вообще, жив ли ты. При этом, тебя, как я вижу, все устраивает.- Она тяжело вздохнула, собираясь с мыслями.- Я поняла, что в твоей жизни главное - это работа, а я так, приложение к ней, точнее, разновидность эмоциональной и физической разгрузки.

- Не говори так. Я тебя очень люблю. – Богдан подсел к ней рядом и попытался обнять, но она вывернулась из его объятий.

- Я думаю, нам лучше расстаться. – Категорично заявила девушка и встала с места.- Я хочу иметь свой дом, семью, детей, а не прозябать вечно в ожидании тебя.

Она уперлась руками в стол и направила на Богдана вопросительный взгляд.

- Я тоже так не могу. – Ответил он, лукаво улыбнувшись. – И считаю, что с этим пора кончать.

Богдан поднял с пола свой пиджак и вытащил из кармана коробочку с обручальным кольцом.

- Надеюсь, это изменит нашу дальнейшую жизнь? – он протянул свой подарок Инге и замолчал в ожидании ее ответа.

Девушка по-деловому, молча сама надела кольцо на палец и покрутила им перед светом.

- Красиво блестит. – Равнодушно произнесла она, - Это горный хрусталь?

- Нет, это бриллиант. – Ответил Богдан, не сводя с нее глаз.

- Ты настолько хорошо зарабатываешь, что можешь покупать такие дорогие украшения? – скептически усмехнулась она.

- Не забывай, где я работаю, - парировал Богдан, имея в виду торговое представительство.- Тем более, выезжая за границу, я получаю хорошие командировочные, которые практически не трачу.

- Оригинальное колечко. – Констатировала Инге, стараясь казаться равнодушной. – Даже у моей мамы подобного нет.

- И это все, что ты можешь сказать? – разочарованно произнес Сташинский.

- А что ты от меня хотел услышать?

Богдан начал терять терпение. На щеках у него заиграли желваки.

- Да или нет?- В ответ спросил он.

Инге без эмоций подняла ладонь с надетым кольцом к свету, наслаждаясь яркими бликами, исходящими от камня. И вдруг, на ее лице, наконец, появилось восторженное удивление.

- Ты делаешь мне предложение? – с опаской в голосе и в тоже время с надеждой произнесла она.

- Ну конечно!- Облегченно выдохнул Богдан.

Инге, как ребенок, захлопала в ладоши и, забыв прежние обиды, прыгнула Богдану на колени.

- Я думала, что этого дня уже никогда не дождусь. – Пряча слезы, вымолвила она и уткнулась лицом в плечо Богдану.

Он нежно погладил ее по голове и спросил:

- Как ты думаешь, на какой месяц нам лучше запланировать свадьбу?

- А давай мы этот вопрос обсудим с моими родителями, когда ты у них будешь просить моей руки? – предложила Инге.

- А это обязательно?

- Конечно. – Наигранно возмутилась девушка. – Я хочу, чтобы у нас все было, как у людей.

- Мне показалось, что я не очень понравился твоему отцу во время знакомства. – Попытался оправдать свое настроение Богдан.

- Глупости. – Отмахнулась Инге. – Просто ты наполовину поляк, а отец не любит славян. Но, в конце концов, мне с тобой жить, а не ему.

- И чем же так ему насолили славяне? – удивился Сташинский.

Лицо девушки вмиг стало серьезным. Она пересела на диван и, скрестив руки на колене, ответила:

- В минувшую войну в 44 году мой отец был тяжело ранен в Польше. Тогда их часть отступала и вела очень тяжелые бои и с русскими и с поляками. Он чудом выжил и его раненого успели эвакуировать в Берлин. Поэтому конец войны он встретил уже дома, как гражданский человек. Отец не любит рассказывать о войне, хотя я точно знаю, что попал туда он не по своей воле, но, тем не менее, русских по сей день считает своими врагами.

- Но я же не русский, а поляк и то, наполовину. – Попытался возразить ей Богдан.

- Для него нет разницы, кто человек по национальности. Для него все, кто воевал против Германии, автоматически стали русскими.

- Ну, это же глупо. – Богдан встал с места и сделал несколько шагов по комнате, - Моя мать погибла в результате немецкой бомбардировки, мне что, всех немцев теперь ненавидеть?

- Успокойся, Йозеф. – она подошла к Богдану и повисла у него на шее. – Не переживай ты так, я все улажу.

Она привстала на цыпочки и их губы слились в долгом поцелуе.

- А где мы проведем свой медовый месяц?- оторвавшись от мужчины, спросила Инге.

Сташинский взял ее за руки и, немного подумав, ответил:

- Я хотел бы отметить нашу свадьбу, где-нибудь за пределами Германии. Например, в России.

- Только не там. – Категорично заявила девушка и освободила свои руки.- Я боюсь туда выезжать.

- Ничего страшного в Советском Союзе нет. – Предпринял очередную попытку успокоить ее Богдан, - Я пару раз бывал там в командировке, очень красивая страна, удивительная природа. Мне, кажется, что, попав туда, ты сможешь изменить свое мнение об этой стране.

- Природа и у нас красивая, а вот жить там нормальным людям не возможно. Мне рассказывали подруги, что в России за любую мелочь можно угодить в тюрьму. Там сплошная грязь, хамство и ничего нельзя купить без очередей. И я им верю. Достаточно посмотреть на Германию. Я вижу, как люди живут здесь, в ГДР и как в Западном Берлине. Это небо и земля, поэтому все, что связано с коммунизмом я, наверное, не смогу принять ни умом, ни сердцем. Даже здесь в родном городе, где я родилась и выросла, совершенно не чувствую себя свободной и только приезжая в Западный Берлин на работу, мне становится легче дышать. – Она молящим взглядом посмотрела на Богдана, - Давай лучше поедем в Росток на Балтийское море. Это уютный курортный городок. Я никогда не была на море. Там, говорят, летом можно даже купаться, а пляжи усыпаны диким янтарем. Я слышала, что этот камень приносит удачу.

- Хорошо, в Росток, так в Росток. – Согласился Сташинский и потянул за руки в свои объятия.

Раньше Богдан никогда в отношениях с Инге не говорил о политике, поэтому ее отношение к Советскому Союзу и коммунизму несколько шокировало его, но он старался успокоить себя тем, что со временем сможет изменить взгляды своей любимой. Однако, в отношениях между мужчиной и женщиной, никогда сразу не узнаешь, чье влияние окажется сильнее.

В конце апреля Йозеф и Инге обручились. На церемонии присутствовали отец и мать невесты, ее брат Фриц и ближайшие родственники. Со стороны Богдана не было никого, ведь согласно легенде, он был сиротой. О своей помолвке Сташинский не доложил даже руководству Берлинской резидентуры.

 

 

Г Л А В А 16

 

Май 1959 года г. Москва

 

Как и в прошлый визит в Москву, на белорусском вокзале «Крылова» встречал незнакомый мужчина, который, назвав заранее обусловленный пароль, предложил проводить его до гостиницы. По дороге мужчины разговаривали мало, в основном, обмениваясь общими фразами. Только, после того, как «Крылов» разместился в номере, его спутник сказал:

- Завтра к Вам приедет один из руководителей Комитета госбезопасности. Есть серьезный разговор.

- А кто именно? – Сташинский надеялся услышать фамилию одного из тех начальников, с которыми ему приходилось общаться ранее.

- Это не важно. – Неопределенно ответил тот. – Зовут его Георгий Аксентьевич, а его фамилия Вам все равно ни о чем не скажет. Мы приедем к двенадцати часам, а пока отдыхайте с дороги, займитесь какими-нибудь личными делами, погуляйте по Москве, посетите музеи.- Он уже собрался выйти из номера, как вдруг резко остановился и полез во внутренний карман пиджака. – Чуть не забыл. Вот Ваши командировочные.

Он протянул Сташинскому увесистый конверт и, попрощавшись, сразу же удалился.

Оставшись в номере один, Богдан пересчитал деньги. Сумма оказалась не малой, но насколько, он сразу определить не мог, потому что не ориентировался в советских ценах. Для того, чтобы определиться в своей дальнейшей платежеспособности, Сташинский вышел в буфет и купил себе бутылку пива. Учитывая гостиничную наценку, ее стоимость оказалась практически смешной в сравнение даже с берлинским ценами. Это обстоятельство приятно его удивило, и Богдан решил, ни в чем не отказывая себе, пообедать в ресторане, заказав изыски русской кухни: черную икру и жареную осетрину, которых в Германии на тот момент найти было практически невозможно.

На следующий день, ровно в полдень в дверь его номера постучали. На пороге стоял крупный мужчина в штатском лет сорока-сорока пяти и вчерашний встречающий офицер.

- Ну, здравствуй, Крылов – он протянул свою громадную ладонь Богдану. – Можешь обращаться ко мне, просто, Георгий Аксентьевич, - представился мужчина и, не дожидаясь приглашения, вошел в номер. Он огляделся по сторонам и, изобразив на лице недовольную гримасу, сел за круглый стол, стоявший посредине номера.

- Номер, конечно не ахти, но жить можно. – Он улыбнулся Сташинскому и тут же сказал, - Да, ты присаживайся Крылов, в ногах правды нет.

По уверенному поведению и властному тону, Богдан понял, что перед ним, как минимум один из заместителей Председателя КГБ. Он присел напротив гостя и приготовился его слушать.

- Ну, как тебе Москва? - начал издалека генерал с ничего не значащего вопроса.

Сташинский неуверенно пожал плечами.

- Пока не могу судить, я еще нигде не был.

Гость с пониманием покачал головой.

- А как там Берлин? Народ не сильно волнуется по поводу того, что столицу разделили союзники на зоны влияния.

- Я как-то не заметил. – Буркнул Богдан. – Многие люди на себе особых ограничений не чувствуют. Некоторые даже живут в Восточном Берлине, а работают в Западном. – В качестве примера он вспомнил ситуацию с Инге.

- А как тебе Мюнхен? – спросил Георгий Аксентьевич, демонстрируя свою осведомленность о территориальных перемещениях «Будайта» и, не дожидаясь ответа, продолжил, - Мне доложили, что ты выследил объекта и уже начал догадываться кто он. Не буду лукавить и водить тебя за нос. Да, я тебе официально подтверждаю, Стефан Попель и Степан Бандера – одно и тоже лицо. Поэтому принято решение его «отминусовать» в самое ближайшее время.

При этом он тактично умолчал, кем именно принято такое решение.

Генерал вопросительно посмотрел на Сташинского, пытаясь уловить на его лице тень страха или нерешительности, но тот выдержал взгляд.

- Я готов к выполнению этого задания. – Уверенно заявил тот.

- Вот и прекрасно.- Одними губами улыбнулся гость. – Способ ликвидации менять не станем. Навыки еще не утратил?

- Никак нет. – По-военному ответил Сташинский и даже привстал с места.

- Не напрягайся, Крылов, - поморщился Георгий Аксентьевич, - Не в казарме. Давай лучше поговорим, где и как лучше его устранить. Ты сам, как считаешь?

Богдан развел руками, над этим вопросом он думал уже много месяцев, но окончательного решения для себя пока не принял.

- Я думаю, Георгий Аксентьевич, что лучше всего его ликвидировать возле дома или даже в доме, потому что именно там он бывает без охраны. Можно конечно возле дома любовницы, он появляется у нее тоже без телохранителей. Но тут есть одна проблема, как я заметил, они обычно приезжают на ее квартиру вместе. Опять же подъезд дома выходит на оживленную улицу, поэтому трудно выполнить задачу, оставшись не замеченным. А так, остается только одна проблема. Очень трудно застать его одного.

- Ну, это совсем не проблема. – Усмехнулся генерал, - Мы предусмотрели надежный вариант на этот случай. Наши технари создали тебе новый пистолет, двуствольный. Принцип действия остался прежним, только сейчас можно стрелять и поочередно и одновременно, как говорят охотники, дуплетом. То есть, любой сбой исключается. Если один ствол откажет, жмешь на другой. Опять же, если в момент ликвидации рядом с объектом окажется охранник или любовница, можно убрать и их, как свидетелей.

- Убрать свидетелей? – переспросил Сташинский и сразу вспомнил ту миловидную молодую женщину, которую видел вместе с Бандерой. Кого-кого, а ее убивать Богдану хотелось меньше всего.

- Естественно.- Произнес генерал, чуть повысив тон.- Не важно, кто с ним будет рядом, главное, чтобы тебя потом никто не опознал.

Он не стал дожидаться реакции Сташинского на эту информацию, а продолжил обсуждать план ликвидации:

- И так, ты считаешь, что самое оптимально место для устранения объекта – это в подъезде дома на Крайтмаерштрассе.- Это был не вопрос, а скорее констатация факта. - Мы считаем также. Для того, чтобы попасть внутрь, наши умельцы изготовили тебе универсальный ключ отмычку со съемными насадками. В крайнем случае, если не сможешь попасть в дом, сработаешь возле гаража, но тогда придется позаботиться и об охраннике. Все ясно?

- Так точно.

- Я же сказал тебе, Крылов. Не в казарме. – Раздраженно повторил Георгий Аксентьевич и, посмотрев на своего помощника, скомандовал, - А ты что стоишь, как истукан, тащи сюда шампанское и фужеры.

Молодой человек, до этого незаметно стоявший в сторонке, быстро выскочил в коридор и через несколько секунд вернулся с бутылкой шампанского и тремя бокалами. Отработанным движением, он открыл бутылку без хлопка и разлил шипящую жидкость. Не получив предварительного разрешения присесть за стол, он так и оставался стоять возле стола, услужливо ожидая последующих команд.

- Юра, - тут же обратился к нему генерал, - Ты так и будешь стоять на подхвате? Быстро бери стул и садись с нами.- Дождавшись, пока его помощник займет свое место, он торжественно поднял бокал. – Ну, за успешное завершение нашего дела.

Он сделал небольшой глоток и, не выпуская бокала из рук, продолжил:

- Ты должен знать, Крылов, что Центральный Комитет партии ждет от нас конкретных результатов. И мы должны, чего нам бы это не стоило, выполнить поставленную задачу.

Затем, генерал долго рассказывал о долге и чести чекиста, об активизации подрывной деятельности иностранных спецслужб и, может быть, и дальше продолжал бы свою бесконечную тираду, если б не обратил внимания на скучающий взор Сташинского.

- Ты, вообще-то, меня слушаешь, Крылов? – добавив металла в голос, спросил Георгий Аксентьевич.

- Так точно. – Бодро ответил Богдан.

Генерал посмотрел на него, как на безнадежного ученика, и, махнув рукой, буркнул:

- Горбатого могила исправит. Тебе хоть говори, хоть не говори, что мы не в казарме, тебе все одно – Так точно. – Он залпом допил свое шампанское и продолжил уже более доброжелательным тоном. – Мы приняли решение, чтобы ты провел в Москве еще несколько дней. Погуляй по столице, пока есть возможность, сходи в Третьяковскую галерею, на концерты, билеты мы тебе организуем. 9 мая будет парад на Красной площади. В конце концов, почувствуй себя советским человеком. А то, из тебя уже немецкое прямо наружу прет. Это становится ненормальным, что Германию, включая Западную, ты знаешь, как свои пять пальцев, а в Москве вообще не ориентируешься.

 

 

Г Л А В А 17

 

Май 1959 года г. Мюнхен

 

Мюнхенский отель «Шотенгамель» считался одним из самых заурядных заведений в городе, однако его номера разительно отличались в лучшую сторону от престижных аналогов Москвы. Здесь присутствовала и комфортабельная мебель и гораздо более высокий сервис обслуживания. Расположившись в номере и, приняв с дороги горячий душ, Сташинский подошел к окну. На улице, возле магазинов суетились люди, невзирая на унылую слякоть, так не соответствующую концу мая. Внешняя атмосфера, царившая в городе, никак не располагала его к активным действиям. Хотелось забиться куда-нибудь в угол и забыться, хотя бы на неделю. Однако, ограниченный срок действия зарядов не позволял ему такой роскоши. Нужно было торопиться.

Богдан сел на кровать и, подвинув к себе журнальный столик, разложил на нем свое боевое снаряжение: отмычку со сменными головками, сам пистолет с ампулами и набор таблеток-противоядий.

«Таблеток дали столько, как будто нужно уничтожить пол-города. – подумал Богдан, отделяя от общей упаковки только две.- Хотелось бы узнать еще, какие побочные действия они имеют».

Затем, он завернул пистолет в газету, свернув ее трубочкой, и положил отмычку в карман брюк. Подготовка завершена, пора на охоту.

Он прошел мимо уже знакомого дома на Крайтмайерштрассе и свернул через переулок к гаражу, где обычно Попель оставлял свой автомобиль. На воротах красовался большой навесной замок.

« Странно, - подумал Сташинский, - неужели сегодня объект вообще не выезжал из дому».

Вернувшись к подъезду, уверенным движением он вставил ключ с одной из насадок в замочную скважину, но тот оказался неподвижным. Тогда он попробовал оставшиеся, но и те оказались бесполезными.

«Черт, - выругался Богдан, - Вот «мастера-кудесники» даже нормальной отмычки сделать не могут. Обо всем приходится думать самому».

Оставаться надолго возле подъезда среди бела дня, было не безопасно. Сташинский вновь спрятал отмычки в кармане и поспешил быстрее покинуть это место, чтобы не столкнуться с кем-либо из жильцов. Он прошел в ближайший сквер и присел на скамейку. Немного отдышавшись и успокоившись, он вытащил из кармана отмычку и стал рассматривать насадки. На одной из них, изготовленной из очень мягкого металла, он обнаружил глубокие бороздки. «А что, может быть, попробовать самому сделать ключ?»- Подумал он, вспоминая специальные занятия в школе КГБ.

Прогуливаясь по городу, он посетил один из хозяйственных магазинов «Вулворт», где свободно купил заготовку для ключа и набор надфилей. Весь оставшийся день он посвятил слесарному делу в условиях гостиничного номера. Ближе к ночи, с красными и слезящимися от напряжения глазами, Богдан закончил свою работу. Он поднес ключ к свету и с удовлетворением отметил для себя, что сделал экземпляр не хуже профессионального мастера. «Завтра посмотрим насколько я хороший слесарь. Если все получится, глядишь, будет, чем заняться на пенсии, если, конечно, доживу до нее». – Подумал он и, улыбнувшись собственной мысли, отправился в ванную комнату.

Утром он не торопился к дому своей жертвы, а решил появиться там к полудню, когда основная масса жильцов дома разойдутся по своим делам. Для него первоочередной задачей было проверить работу ключа. Причем, сделать это он хотел именно в отсутствие Попеля. Для себя Богдан решил, что ликвидирует свою жертву только тогда, когда тот будет возвращаться домой один. Убивать еще кого-то из его спутников, желания не было никакого. Ему самому понравилось, насколько гладко и безопасно было сработано в случае с Ребетом, поэтому изобретать что-то новое или импровизировать на месте уже не хотелось.

Подойдя к двери, он вставил ключ и с удовлетворением отметил, что тот свободно вошел в замочную скважину. После легкого поворота, замок щелкнул и дверь отворилась. Надвинув на лоб шляпу, он осмотрелся по сторонам и быстро проник в подъезд. Закрыв за собой дверь, Богдан остановился и прислушался. В подъезде царил мрак и гробовая тишина. От запаха хлорки и спертого воздуха, он немного поморщился и стал подниматься вверх по лестнице, внимательно рассматривая надписи на дверях. На четвертом этаже он, наконец, увидел табличку с фамилией «Попель». Его охватило непреодолимое желание позвонить в дверь и, если сам Попель ее откроет, то сразу же выполнить свою миссию. Однако, здравый смысл, не позволил ему прикоснуться к звонку. Дома могли оказаться жена и дети. Но не только это обстоятельство его смущало. Во-первых, в отсутствие хозяина, появление человека без предварительного звонка, могло насторожить жену Попеля и тогда, шансы застать его по этому адресу окажутся нулевыми. А следовательно, его поиски пришлось бы начинать сначала. А во-вторых, хоть и не был Сташинский большим моралистом, да и работу свою воспринимал, как обычную трудовую деятельность, но все же убить человека в присутствие детей, даже он считал верхом цинизма.

Быстро спустившись по лестнице, Богдан вышел на улицу и, зажмурив глаза от вспышки яркого солнечного света, поспешил подальше от этого дома.

Следующим утром, после плотного завтрака, он вернулся в свой номер. Взглянул на часы. Стрелки показывали половину девятого. «Пора. Вдруг сегодня повезет», - подумал он и вытащил таблетку из упаковки. Запив ее водой, он положил во внутренний карман завернутый в газету пистолет и посмотрел на свое отражение в зеркале. Свободный плащ никак не выдавал наличие оружие под одеждой. Богдан удовлетворенно подмигнул своему отражению и вышел на очередной «промысел». Через полчаса он уже находился возле дома Попеля. Пройдя мимо подъезда к пустырю, где располагался гараж он увидел, что на его дверях по-прежнему висит замок. Ничего не оставалось делать, как уйти на безопасное расстояние и продолжить наблюдение со стороны. Безрезультатно просидев около получаса в сквере напротив, он отправился к мосту Людвига, заглянул в немецкий политехнический музей, купил в киоске свежую газету и, праздно прогулявшись по соседним улочкам, опять вернулся к скверу. Прошло еще около сорока минут.

К обеду Попель тоже не появился дома. «Опять пустышка. – Подумал Богдан. – На кой черт только глотал таблетку». Он прислушался к своему организму. Невзирая на прохладную погоду, его бросило в жар и немного задрожали руки, на лбу появилась испарина. « Все-таки надо будет проконсультироваться у наших медиков относительно побочных эффектов этих таблеток, а то так загнусь раньше, чем доберусь до этого Попеля».- Сделал для себя окончательный вывод Богдан и поплелся к гостинице.

Только на пятый день Сташинский смог застать Попеля на месте наблюдения. Тот утром вышел из дома, как раз в тот момент, когда синий «Опель» вместе с водителем подъехал к подъезду. Не останавливаясь на месте ни на секунду, он сразу заскочил на заднее сиденье, жестом показав водителю, чтобы тот оставался на месте. Видимо Попель очень торопился, раз не сел за руль, как это делал раньше. Автомобиль тронулся с места и направился в сторону офиса ОУН. Именно там, на стоянке, через полчаса его увидел Богдан. Водитель мирно дремал, прижавшись головой к стеклу. Сташинский демонстративно прошел рядом с автомобилем, невзначай прикоснувшись ладонью к его багажнику. Напротив стоянки располагалось уютное кафе в классическом немецком стиле с грубыми деревянными столиками и такими же лавками. Богдан присел за крайний из них и заказал себе бокал темного пива. Услужливый официант принял заказ и быстро удалился. Сташинский развернулся лицом к офису и стал наблюдать за выходом из него. Ждать пришлось достаточно долго. Клиент, сидевший с кружкой пиво уже второй час, начал привлекать внимание персонала кафе. Официанты бросали на него косые взгляды и о чем-то тихо шептались. Богдан расплатился и вышел из кафе. Прохаживаясь по улице, он старался не выпускать из виду синий «Опель». В 13.15, когда Богдан решил зайти в небольшой сувенирный магазин, как раз в этот момент из офиса ОУН вышел Попель. Он был не один. Его сопровождала та самая молодая женщина, которая запомнилась Сташинскому рядом с объктом в прошлый раз. Попель вальяжно шел немного впереди, высоко подняв голову, при этом периодически оглядываясь на свою даму. Девушка пыталась казаться сосредоточенной, но при этом старалась не поднимать глаза на прохожих. На вид она смотрелась моложе своего кавалера лет на двадцать, а то и больше. «Интересно, чем ей может быть привлекателен этот старый плешивый коротышка?» - подумал Богдан и сам себе усмехнулся. – «Вокруг столько молодых и сильных мужчин». Невольно он взглянул на свое отражение в витрине и улыбнулся. Попель несколько ускорив шаг, открыл заднюю дверь автомобиля и любезно усадил женщину в салон. Затем, перекинувшись парой фраз с водителем, занял его место за рулем, а тот, как и подобает слуге, понуро поплелся в офис. Ехать к дому любовницы для того, чтобы там, на выходе из подъезда, убить свою жертву, не входило в планы Сташинского. Девушка могла наблюдать за своим покровителем из окна и стать невольным свидетелем этого убийства. Поэтому Богдан в очередной раз убедился, что самым оптимальным местом для ликвидации остается подъезд дома, где проживал Попель, или, как крайний случай, пустырь в районе гаража. Именно туда и направился Сташинский.

Спустя два часа, сидя на скамейке в тенистом сквере, он увидел подъезжающий к дому знакомый автомобиль. Богдан вскочил с места и вытащил из кармана заветный сверток. Почти бегом он поспешил следом за «Опелем». Когда он появился на пустыре, Попель уже открывал ворота своего гаража. После свидания с женщиной, на его лице светилась блаженная улыбка. Он как ребенок посмотрел на солнце, радуясь ласковым майским лучам, и совершенно не обращал внимания на приближающегося к нему молодого человека. Сташинский решительно шел к нему навстречу, но когда до цели осталось не более десяти шагов, неожиданно споткнулся и остановился. «Нет. Только не сейчас» - прозвучал откуда-то из глубины его внутренний голос. Руки моментально покрылись липким потом и по всему телу прошел мелкий озноб. Богдан резко развернулся и почти бегом устремился в сторону помпезного Королевского сада. Там он забрел на дальнюю пустынную аллейку и разрядил смертоносный яд прямо в землю, а затем вышвырнул сам пистолет в канал.

Немного успокоившись и бесцельно побродив по городу, он решил встретиться со своим связным в кафе, координаты которого ему Демон на одной из последних встреч.

Заведение, хозяином которого, считался советский агент, оказалось достаточно оживленным и просторным. Оно специализировалось на украинской кухне, поэтому все официанты здесь были одеты в белоснежные вышиванки. Во внутреннем интерьере присутствовали атрибуты украинского быта: бутафорные связки лука и перца, глиняные глечики на столах вместо цветочных ваз, стены украшали картины, отражающие быт украинского села. В зале, кроме, немецкой речи звучала еще и украинская. Видимо, это кафе было местом отдыха представителей эмигрантской общины.

- Я могу поговорить с вашим хозяином? – спросил по-немецки Богдан, обращаясь к одному из официантов.

- Одну минуту. – Ответил тот и сразу же растворился в подсобке.

Буквально через минуту к Сташинскому подошел подтянутый мужчина, на вид 35-40 лет, крепкого телосложения с аккуратно подстриженными русыми волосами, зачесанными на бок и тонкой ниточкой усов.

- Мне передали, что Вы хотели меня видеть? – спросил он, обращаясь с дежурной улыбкой к неизвестному посетителю.

- У меня сегодня был трудный день. Я хотел бы поужинать в отдельном кабинете. – Назвал пароль Богдан.

Лицо хозяина сразу стало серьезным.

- Могу предложить Вам мини-зал на втором этаже. Там очень уютные комнаты. – Ответил тот условной фразой и жестом указал гостю следовать за ним.

Когда мужчины оказались наедине, хозяин улыбнулся и протянул руку Сташинскому:

- Рад видеть Вас господин Будайт. – Он продолжал говорить по-немецки.- Что у Вас произошло?

- Наш друг отсутствует в городе. – Соврал Богдан. – Поэтому передайте коллегам, что мне пришлось избавиться от тех продуктов, которые предназначались ему.

- Это плохо, - покачал головой связной. – Что еще?

- Мне не подходят те лекарства, которые прописал доктор. После них я себя плохо чувствую.

Богдан старался говорить условностями, опасаясь, возможного, прослушивания кабинета.

- Я думаю, эти известия не слишком обрадуют наших партнеров. – Ответил хозяин кафе. – Я передам Ваши пожелания, а сейчас распоряжусь, чтобы Вам принесли ужин, на мое усмотрение, и буду ждать Вас через неделю в это же время.

Он подмигнул Сташинскому и вышел из кабинета.

 

Через неделю Богдана отозвали в Берлин, а еще через несколько месяцев из Москвы в Карлхорст спецпочтой доставили для него посылку: точно такой же пистолет с зарядами неограниченного срока действия и новые нейтрализаторы ядовитого газа. Опять следовало ждать и надеяться на счастливый случай.

 

 

 

Г Л А В А 18

 

15 октября 1959 года г. Мюнхен

 

В полном одиночестве Степан Андреевич сидел в своем рабочем кабинете и смотрел в окно. Стоял на удивление теплый октябрь. Деревья все еще продолжали радовать глаз ярким убранством разноцветных листьев. На столе лежала папка с грифом «Совершенно секретно», которую Степан Андреевич, так и не удосужился открыть с самого утра. Бросив на нее скептический взгляд, он положил ее назад в сейф. « Что здесь может быть секретного? – подумал он. – Кого я обманываю? Война проиграна и все, чем я занимаюсь – все это не более чем, мышиная возня. Шанс создать независимое украинское государство упущен. Поэтому сейчас, так называемая борьба за свободу - все это имитация серьезной деятельности, от которой никому ни жарко, ни холодно». Он подошел к окну и посмотрел во двор. Старый дворник собирал граблями опавшую листву, чтобы потом вывезти ее на свалку. «Какие все же непрактичные эти немцы. – Вновь подумал он. – Какой смысл нанимать грузовик и попусту тратить топливо, если листву можно просто сжечь прямо во дворе». Он вернулся к столу, с ностальгией вспоминая запах паленых листьев, оставшихся в памяти от далекого детства. Неожиданно накатившая меланхолия никак не располагала к работе. Хотелось бросить все и, оставив охрану, пойти куда-нибудь погулять в парк или просто попить пива, не заботясь о собственной безопасности. Степан Бандера уже давно хотел оставить политическую карьеру, хотя то, чем он занимался, карьерой можно было назвать с большим трудом. Он мечтал о спокойной размеренной жизни обычного немецкого бюргера со всеми ее прелестями и недостатками. Однако, Служба безопасности ОУН постоянно пугала его всяческими готовящимися на него покушениями, скорее не столько имея на это реальные основания, сколько пытаясь обосновать свое предназначение. Он взглянул на часы. Время приближалось к обеду. Он выглянул в приемную. За пишущей машинкой сосредоточенно стучала по клавишам секретарша. К счастью, а может быть наоборот, охранник в этот момент куда-то вышел.

- Фройлян Мак, - обратился к девушке Бандера. – Вы не откажете мне в любезности прокатиться вместе со мной на рынок?

На самом деле ее звали Евгенией Матвийко, но Бандера умышленно называл всех своих сотрудников на немецкий манер и требовал к себе обращения исключительно «Герр Попель». Это было одним из условий конспирации и, по его убеждению, лишало персонал основы для панибратства в коллективе.

Секретарша лукаво улыбнулась в ответ. Шеф всегда был изобретателен, придумывая различные поводы для совместного проведения времени с ней в обеденный перерыв. Но в этот раз она была искренне удивлена, потому что предложение «с намеком» прозвучало при отсутствии посторонних лиц.

- Конечно. – Ответила она и, отложив бумаги в сторону, встала из-за стола. На выходе девушка на секунду остановилась и, взглянув на себя в зеркало, кокетливо поправила прическу.

Подходя к автомобилю, как обычно шеф галантно открыл заднюю дверь и усадил девушку в салон. Сам, пользуясь отсутствием водителя-охранника, сел за руль.

- Ты хоть бы предупредил меня заранее, что сегодня поедем ко мне. – Томным голосом произнесла девушка. – У меня дома страшный беспорядок.

- Сегодня мы действительно поедем на рынок. – Категорично ответил Степан Андреевич. – Жена просила купить помидоров и кое-какой зелени к салату.

Женщина удивленно посмотрела на мужчину через зеркало заднего вида, но промолчала. Перепад его настроения абсолютно ее не расстроил. Она прекрасно знала свое место и не решилась перечить своему работодателю. Тем более, что интимные отношения с хозяином, были частью ее служебных обязанностей, за которые она ежемесячно получала щедрую надбавку. Однако, как женщине, эти встречи редко доставляли удовольствие. У нее был молодой человек из числа сотрудников офиса, отношения с которым они старались тщательно скрывать от окружающих.

Прохаживаясь между рыночными рядами, Бандера, по совету спутницы, остановил свой взор на крупных розовощеких помидорах. За все годы жизни в Германии, он никогда не видел подобного сорта. Каждый из них весил не менее трехсот граммов. Он купил три килограмма и довольный своей покупкой продолжил прогулку по рынку. По пути Бандера купил еще несколько пучков зелени и два килограмма яблок. Продавцы уложили покупки в бумажные пакеты без ручек и Бандера, подхватив их под мышку, направился к машине. В этот день, находясь на рынке без охраны, он почувствовал себя обычным человеком, кормильцем семьи и от этого, настроение у него заметно улучшилось.

- Герр Попель, - обратилась к нему секретарша наигранно обиженным тоном, - Вы не будете против, если я немного задержусь здесь, а потом сама доберусь в офис?

Бандера не стал ей возражать, ему наоборот, было удобнее сразу поехать домой, а не завозить девушку на работу.

- Ради Бога, - махнул он рукой, - Оставайтесь, но только к четырем часам вернитесь на рабочее место. Вы мне еще понадобитесь.

Погрузив пакеты на заднее сиденье, он сел за руль и поехал домой. Свернув к своему переулку, он не заметил, как из сквера, вслед за автомобилем выскочил молодой человек и почти бегом поспешил за ним. Поставив машину в гараж, Бандера с большим трудом закрыл замок на воротах, не выпуская из рук пакеты с продуктами. В этот момент он не заметил, как неизвестный мужчина прошмыгнул в подъезд его дома. Подойдя к крыльцу, он левой рукой вытащил из брюк ключ и с трудом вставил его в замочную скважину. Дверь открылась, но не от поворота ключа. На пороге появилась соседка с пятого этажа, выходившая из дома.

- Добрый день, герр Попель. – Поприветствовала его женщина.

- Да, да, добрый. – Растерянно ответил тот, пытаясь одной рукой вытащить ключ из замка, а другой, продолжая прижимать к груди пакеты. Ногой он придерживал дверь, чтобы та не захлопнулась.

- Что, не работает замок? – вдруг он услышал незнакомый мужской голос, неожиданно раздавшийся из темноты подъезда.

В вестибюле к выходу приближался молодой мужчина с газетой в руках, свернутой трубочкой. Его лицо показалось Бандере знакомым, но он не успел вспомнить, где и когда мог его видеть. Молодой человек присел на корточки и, наклонив голову, стал завязывать шнурок на ботинке.

- Все в порядке. – Ответил Бандера, наконец, освободив ключ и отпуская дверь.

Вдруг незнакомец резко выпрямился и направил ему в лицо сверток. Упругая струя ни то пара, ни то жидкости, сопровождающая неприятным запахом, больно ударила в лицо. В глазах сразу потемнело и во рту моментально пересохло. Мужчина сразу вышел, а Бандера, качаясь от внезапного головокружения, сделал несколько шагов вперед, пытаясь подняться по лестнице. Однако, через несколько секунд он упал, больно ударившись затылком о ступеньку, и потерял сознание. Красные помидоры покатились по полу в разные стороны.

Через минуту-другую из ближайшей квартиры выглянула женщина, случайно услышавшая шум на площадке. Увидев распростертое на лестнице тело соседа, женщина пронзительно закричала. На крик вышла жена Бандеры и, увидев неподвижно лежащего мужа, покрытого синими пятнами, тут же потеряла сознание.

 

Богдан, едва сдерживаясь, чтобы не побежать, спокойно вышел из подъезда. Прикрывая дверь, он услышал шум шаркающих шагов и хриплый вскрик. Возвращаться назад не было смысла. Сташинский был уверен, что яд подействовал и жертва уже не выживет. От волнения его трясло всем телом, но он четко помнил последовательность своих дальнейших действий. На ходу проглотил противоядие и, подойдя к дренажному люку, вновь присел на корточки, якобы завязать шнурок. В этот момент он бросил в отверстие стока ключи и быстрым шагом поспешил в сторону канала Гофгартен. Пользуясь отсутствием прохожих, он выбросил пистолет в воду и почувствовал, наконец, нахлынувшее облегчение. Теперь, глядя на мутные воды канала, он осознал, что произошло. На первый взгляд все прошло гладко, однако на самом деле все могло закончиться плачевно. Когда он вошел в подъезд и стал подниматься по лестнице, неожиданно на верхних этажах он услышал женский голос. По всей видимости, кто-то выходил из квартиры и прощался с хозяйкой. Через несколько секунд, он увидел, как по лестнице спускалась женщина. Как назло, Бандера должен был появиться в подъезде через считанные секунды. В связи с этим, у него возникла дилемма: ликвидировать вместе с объектом невинную соседку, либо вновь отложить ликвидацию. На принятие решения оставались даже не секунды, а мгновения. Находясь на втором этаже, он отвернулся лицом к двери лифта и нажал вызов. Женщина прошла мимо него, вежливо поздоровавшись. Уже на выходе из подъезда, она столкнулась лицом к лицу с Бандерой, который, к счастью ликвидатора, не мог вытащить ключ из замочной скважины. Эта ситуация позволила Богдану выиграть время и невольно спасти жизнь постороннему человеку. Он перевел дух. Дальнейшее, оставалось делом техники.

« Хорошо то, что хорошо заканчивается» - подумал он и с этими словами отправился в гостиницу. В течение нескольких минут, он рассчитался с портье и отправился на вокзал. Там он взял билет на поезд до Франкфурта и через час занял свое место в вагоне.

Сташинский сидел в пустом купе и смотрел в окно, не замечая убегающего назад пейзажа. Внутренне он удивлялся своему неестественному состоянию. У него было странное ощущение, что во всем происшедшем он исполнял роль не участника, а стороннего наблюдателя, как сквозь стекло, наблюдавшим за ходом событий. Он не испытывал никаких эмоций, ни страха, ни угрызений совести, только внутреннее удовлетворение от успешно выполненной работы.

На следующий день, утренним рейсом самолета «Пан-Америкен» Сташинский-Будайт вылетел в Берлин. Однако в ближайшие, после возвращения дни, Богдан не встречался со своим куратором. Телефон Сергея Демона молчал и это начало его немного настораживать. Почти спустя неделю, резидент сам нашел Сташинского и неожиданно пригласил в кафе «Варшаву». Богдан пришел на встречу немного опоздав. В отдельном кабинете был накрыт стол на трех персон. Среди присутствующих находились сам резидент и ранее незнакомый мужчина, средних лет, с размытыми чертами лица и неопределенным возрастом.

- Знакомьтесь, - Демон подошел к Богдану и представил незнакомого гостя. – Это новый начальник нашего отдела в Германии.

- Мужчина протянул руку Сташинскому и представился. Называть себя Богдану не было смысла, в любом случае новый начальник должен был досконально изучить его личное дело, поэтому он молча ответил на рукопожатие, слегка склонив голову.

Усаживаясь за стол, Сташинский полушепотом обратился к Сергею:

- Я приехал еще 16 октября, но не мог тебя застать на месте. – Они уже давно перешли в общении на «ты» и между собой держали себя, как равные.

- А меня не было в Берлине. – Улыбнувшись, ответил Демон и добавил, - Я был в Мюнхене на похоронах Попеля-Бандеры.

- Да-а, - удивленно протянул Богдан, - И как там все прошло?

- Нормально. – Спокойно ответил тот и протянул Богдану относительно свежий номер газеты «Украинский самостийник»- Вот, почитай некролог.

На первой страницы жирным шрифтом было выделено официальное соболезнование Провода ОУН следующего содержания:

« С огромным прискорбием и глубокой болью сообщаем членам ОУН и всему украинскому сообществу, что 15 октября 1959 года в час дня погиб от вражеской руки великий сын украинского народа и многолетний руководитель революционной борьбы за украинскую независимость, Председатель Провода Частей Организации украинских националистов Степан Бандера, родившийся 1 января 1909 года, член Украинской Военной организации с 1927 года, член ОУН с 1929 года, а затем до 1934 года ее проводник и одновременно Краевой Комендант УВО, а также, с 1933 года- член и Председатель УВО, Председатель ОУН с 1940 года, Председатель Бюро Провода всей ОУН с 1945 года. Многолетний заключенный польских тюрем, приговоренный к смертной казни, в последствие замененной на пожизненное заключение, и узник немецких концлагерей с 1941 по 1944 гг.

Похороны состоятся в Мюнхене 20 октября 1959 года в 9 часов. Заупокойная служба Божья – в церкви Св.Иоанна Крестителя на Кирхенштрассе. В 15 часов - панихида и похороны на кладбище Вальдфридхоф.

Траур продлится два месяца с 15 октября по 15 декабря 1959 года.

Вечная и славная ему память».

Сташинский отложил газету в сторону и со смущенной улыбкой произнес:

- Во всех его титулах запутаться можно. – А затем, изменившись в лице, вновь схватил газету и, пробежав глазами по тексту, спросил, - А почему погиб от вражеской руки? Я ведь сработал чисто. У него должно было остановиться сердце, как у Ребета.

- То, что ты сработал чисто, сомнений нет, - вмешался в разговор начальник отдела.- Немного напортачили наши технари и химики. Ликвидация Бандеры должна была произойти так же, как в случае с предыдущим объектом, но в этот раз Западногерманские полицейские и медики оказались более скрупулезными. Дело в том, что умер он не сразу, а только в карете скорой помощи, видимо концентрация газа оказалась не достаточно сильной. После выстрела он смог подняться еще на несколько ступенек лестницы. При первичном осмотре врачи констатировали смерть от остановки сердца, плюс, как вариант, от перелома основания черепа в результате падения. Но когда у покойника нашли на поясе кобуру с пистолетом, то осмотр стали проводить судмедэксперты местной полиции. И вот тут внимание специалистов привлекла небольшая ранка на верхней губе пострадавшего. Они начали гадать, откуда она взялась. От удара о ступеньку или от чего-то другого? Вряд ли, та была больше похожа на неглубокий порез. Только после вскрытия и серии тщательных анализов экспертная комиссия обнаружила в организме покойного наличие синильной кислоты. Вот так, мелкий осколок ампулы, который не должен был вылететь из ствола, стал причиной говорить об этой смерти, как о насильственной.

Новый начальник посмотрел на Богдана и по-дружески хлопнул его по плечу.

- Да, не расстраивайся, твой вины в этом нет. Главное, что цель достигнута. Ты молодец. Дело свое сработал на «отлично». – Он сделал паузу и, подмигнув глазом Демону, продолжил. – А теперь, Крылов, я должен сообщить тебе очень приятное известие.- На это раз пауза оказалась более продолжительной. – За успешное выполнение ответственного задания ты награжден орденом Боевого Красного Знамени. Подчеркиваю – Боевого… Ты понял?

Так точно. – Ответил обескураженный Сташинский.

- Орден получишь в Москве. – Продолжал свою речь начальник. - Выезжаешь сегодня вечерней лошадью. Полагаю, там ты задержишься на какое-то время. Надо будет пройти дополнительный курс обучения и готовиться к новым заданиям. В будущем, тебе предстоит работа по специальности в одной из стран Западной Европы. – Он налил себе в бокал коньяк и, подняв его для предстоящего тоста, закончил, - Впрочем, это уже не моя компетенция.

 

 

Г Л А В А 19

 

Конец октября 1959 года г. Москва.

 

 

Нынешний приезд Богдана в столицу мало, чем отличался от предыдущих. Так же встреча на вокзале незнакомым сотрудником, приезд в ту же гостиницу, которую он начал считать своим вторым домом, традиционный свободный вечер и встреча на следующий день с одним из начальников. На этот раз в номер к Сташинскому пришел один из руководителей кадрового аппарата. Он представился Алексеем Алексеевичем, так и назвав своей фамилии. Это был высокий худощавый мужчина, с редкими седыми волосами и землисто-серым цветом лица. Он страдал отдышкой и поэтому, разговаривая с Богданом, периодически делал не продолжительные паузы. Кадровик не стал искать никаких прелюдий для начала разговора и сразу начал по делу.

- Богдан Николаевич, - начал он с обращения по имени, от которого Сташинский уже начал отвыкать, - Я хочу обговорить с Вами некоторые вопросы процедуры награждения. Дело в том, что орден Вам будет вручать лично недавно назначенный новый Председатель КГБ СССР Александр Николаевич Шелепин. Учитывая, что в мирное время, наградами подобного уровня у нас поошряют не часто, он, наверняка пожелает побеседовать с Вами, как говорится, с глазу на глаз. Поэтому, я хотел бы предостеречь Вас от нежелательных откровений. Вы должны будете показать, что годы жизни за границей только укрепили вашу преданность СССР и Коммунистической партии, убедить Председателя, что в дальнейшем готовы отдать все силы и возможно жизнь, ради нашего общего дела. – Он перевел дыхание и продолжил. – Тем более, что мы надеемся использовать Вас и далее на очень сложных и опасных участках вдали от Родины.

Он вопросительно посмотрел на Сташинского и спросил:

- Вы понимаете, на что я намекаю?

- Нет. – Развел руками Богдан, прекрасно осознавая, что дальнейший разговор коснется его отношений с Инге.

- Очень плохо, Сташинский. – недовольно покачал головой Алексей Алексеевич, - Я намекаю сейчас на твою связь с немкой. Упаси тебя Бог в этот день заикнуться о ней.

- А почему я должен о ней молчать? – осмелел Богдан, начиная чувствовать себя в роли героя- орденоносца, - В конце концов, я, как нормальный человек имею право на личную жизнь.

- Ошибаешься, сынок, - возразил ему кадровик, - Ты не нормальный человек, ты разведчик-нелегал, а поэтому вся твоя личная жизнь должна быть сориентирована на выполнение поставленной задачи. Запомни, твоя личная жизнь, как ты говоришь, должна стать частью твоей оперативной легенды.

- И, тем не менее, я женюсь на ней. – Стараясь оставаться спокойным, возразил Богдан.

- Опять двадцать пять. – От отчаяния Алексей Алексеевич с силой хлопнул себя кулаком по коленке и вскочил с места. – Да, пойми ты, дурья башка, что совершаешь необдуманный поступок.

- Я давным-давно все обдумал.

- Не перебивай меня. – Повысил голос кадровик и, сделав несколько шагов по комнате, продолжил, - Все не так просто, как тебе кажется. Как бы ты не хотел скрыть от своей жены род своих занятий, у тебя этого не получится. Жена, хуже любой контрразведки, как не шифруйся, все равно расколет. Да ладно, если просто расколет, а если еще и навредит? Тут уже не у тебя возникнут проблемы, у всей нашей разведки и еще не известно, какие после этого могут наступить последствия. Ты пойми, - продолжал распыляться Алексей Алексеевич, - Жена нелегала, это больше, чем жена, это помощник, который не только должен тебя подстраховать в ответственный момент, но и заменить, если не дай Бог, что-то пойдет не так. Ты уверен в своей немке?

Он вопросительно посмотрел на Сташинского, но тот продолжал молчать.

- Молчишь? То-то и оно.- Он назидательно покачал головой. - Вот и я сомневаюсь, что она сможет стать для тебя помощником в работе. Но самое главное не в этом. Она вряд ли сможет тебя простить за то, что ты столько времени водил ее за нос. Так что, мой тебе совет: откажись от своих планов и включи мозги. Наконец, дай этой немке пару тысяч марок пусть от тебя отстанет. Ты еще не представляешь себе, какие у тебя перспективы. Тебя планируют перевести на нелегальную работу в Западную Европу, а потом, возможно в Америку. А с этой немкой, вряд ли тебе доверят ответственное задание. На днях ты попадешь в дом на Лубянке, сам посмотришь, какие красавицы там ходят по коридорам. Это не то, что в мое время, когда в конторе одни мужики служили. Сейчас посмотришь на сотрудниц, глаза разбегаются. Так что бросай эту свою гнилую затею и прими правильное решение. Твое награждение состоится 6 ноября, накануне Годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. Время у тебя еще есть. Я надеюсь, ты меня услышал и сделаешь правильный вывод.

Последняя фраза из уст Алексея Алексеевича прозвучала, больше, как приказ, а не рекомендация, но Сташинский не стал с ним спорить. Свою личную жизнь он неоднократно обсуждал с руководителями разных степеней и с каждой подобной беседой, его намерение жениться на Инге становилось все тверже и тверже.

В назначенный день Сташинский, его непосредственный начальник в Москве и уже известный ему Заместитель Председателя по имени Георгий Аксентьевич сидели в приемной Председателя КГБ Шелепина. О нынешнем руководителе ведомства Сташинский немного узнал из газет. В прошлом первый секретарь ЦК ВЛКСМ, затем некоторое время работал в ЦК КПСС и чуть меньше года, как назначен Председателем КГБ. Информация крайне скудная, но хоть что-то. А вот о своих непосредственных руководителях Сташинский вообще ничего не знал. Все трое сидели в приемной молча до тех пор, пока молодой человек, исполняющий обязанности секретаря, не произнес:

- Прошу войти. – Он демонстративно открыл дверь кабинета и вошел следом за приглашенными.

Шелепин встречал гостей стоя посреди кабинета. Это был человек средних лет с волевым лицом и уже наметившейся лысиной. Он демократично поздоровался со всеми присутствующими за руку и, не отвлекаясь на формальности, торжественно произнес:

- Сегодня я выполняю почетную миссию. По поручению Президиума Верховного Совета СССР позвольте огласить соответствующий Указ… Прочитав документ, он протянул грамоту Сташинскому и взял со стола темно- бардовую коробочку с орденом. Немного повозившись с застежкой, он все же прикрепил орден к лацкану пиджака Богдана и пожал ему руку. Затем, по-отечески обняв молодого человека, произнес, обращаясь к генералам:

- Молодец! Какой молодец!!!

На лицах всех присутствующих засияли улыбки. Выпустив из объятий виновника торжества, он продолжил, - Вы должны понимать, Богдан, … э-э-э, Николаевич, что в мирное время получить орден Боевого Красного Знамени, это не шуточное дело. Родина достойно оценила Ваш вклад в обеспечение государственной безопасности нашей страны и надеется, что в дальнейшем вы не посрамите звания «чекиста».

Он вернулся на свое привычное место и указал подчиненным на свободные места возле приставного стола.

- Присаживайтесь, товарищи. – Дождавшись, пока все рассядутся, он продолжил, вновь обращаясь к Богдану,- А теперь расскажите, Сташинский, как прошла операция? Я, конечно, читал докладные и отчеты по этому делу, но хотелось бы все услышать, как говорится, из первых уст.

Не испытывая никакого удовольствия от воспоминаний этого убийства, Богдан сначала попытался быть лаконичным в своем повествование, но это оказалось совсем не то, чего от него ждал Председатель. Его интересовала каждая мелочь: погода в день ликвидации, выражение лица Бандеры в момент выстрела, видел ли он ранее женщину, выходящую из подъезда, что объект нес в руках в момент убийства и масса других вопрос, о которых Богдан ранее даже не мог предположить.

Утомительный разговор продолжался около полутора часов. Сташинский даже нарисовал схему подходов к дому Бандеры, с указанием, где кто находился накануне ликвидации. Наконец, этот изнурительный допрос был завершен. Шелепин удовлетворенно посмотрел на коллег и откинулся на спинку кресла.

- А теперь, Богдан Николаевич, ответьте на вопрос.- Неожиданно спросил Шелепин. – Как Вы себе представляете свою дальнейшую службу в КГБ?

Вопрос был настолько неожиданным и пространным, что Богдан в ответ только пожал плечами и опустил глаза, не имея ни малейшего понятия, как на него можно ответить.

- Вам придется задержаться в Москве на некоторое время, - вновь начал говорить Председатель, так и не дождавшись желаемого ответа. – В Берлине Вам пока делать нечего, а в Мюнхене еще не улеглись страсти по поводу этого убийства. Поэтому, пересидите эти смутные времена здесь. Заодно на курсах подработаете свой немецкий язык. Вам придется освоить некоторые диалекты, чтобы дальше работать на нелегальном положении в Западной Германии, соответственно уже с новой легендой. С Йозефом Леманом пора заканчивать, настало время выходить на новый уровень.

Он не стал вдаваться в особенности нового задания, потому что посчитал этот разговор преждевременным и, завершая общение, задал дежурный вопрос, на который обычно в подобных случаях молодые сотрудники всегда отвечают отрицательно:

- Личные просьбы ко мне есть?

Богдан не стал смотреть на своих непосредственных начальников, но кожей почувствовал их предупредительные взгляды. Он понял, что для него выпал редкий, можно сказать, единственный шанс решить свою личную проблему раз и навсегда. О новом Руководителе КГБ многие говорили, как о либерале, но в тоже время за глаза называли «железным Шуриком» по подобию с Дзержинским. Поэтому Сташинский рисковал, отважившись на откровенную просьбу, но другого случая могло не представиться. Он решил использовать последнюю возможность устроить свою судьбу.

- Так точно. – Ответил он. – Есть.

Георгий Аксентьевич громко кашлянул в кулак, пытаясь обратить внимание Сташинского на себя, но тот не повернув к нему головы, стал излагать суть своей просьбы.

- Я уже третий год встречаюсь с немецкой девушкой из ГДР и хочу на ней жениться. Мне известно, что это нарушение всех действующих инструкций и правил, но я уверен в ее лояльности к нашей стране и прошу Вашего разрешения на брак с ней.

Для Александра Николаевича амурная сторона жизни молодого ликвидатора не стала откровением, ему успели о ней доложить, но он сделал вид, что слышит об этом впервые. Он строго посмотрел на присутствующих офицеров и, выдержав продолжительную паузу, наконец, заговорил:

- Знаете, Сташинский, брак это серьезное испытание на зрелость для любого мужчины, а для разведчика, вдвойне, - он на секунду запнулся и уточнил, - Нет, втройне. Жена чекиста должна быть не просто верной и преданной подругой, но и надежной помощницей, честным человеком с кристально чистыми помыслами. Положив руку на сердце, Вы можете поручиться за свою избранницу?

- Конечно, - Без колебаний ответил Богдан. - Мы достаточно долго встречаемся. Она разумная девушка и не испытывает по отношению к СССР никаких враждебных чувств. Будь иначе, я бы это наверняка заметил и сразу бы прекратил с ней всякие контакты.

« Знали бы вы, - подумал при этом Богдан, - Как ее бесит даже само упоминание об СССР».

Председатель долго смотрел на молодого человека немигающим взглядом, но когда пауза всем показалась излишне затянувшейся, он окинул всех присутствующих в кабинете строгим взглядом и, вновь обратился к Сташинскому:

- В последнее время Вы добились очень хороших результатов и на хорошем счету в Управлении, - медленно и веско произнес Шелепин.- В Вашем случае, я готов сделать исключение, но с одним условием. – Он замолчал, подбирая нужные слова. – После бракосочетания, Ваша жена должна принять советское гражданство, пройти соответствующую подготовку на наших курсах, чтобы потом помогать Вам в работе. Другими словами, она должна стать сотрудником Комитета Государственной безопасности. Надеюсь, Вы меня поняли?

- Так точно, - радостно ответил Богдан, вскочив с места, - Мы оправдаем Ваше доверие.

- И еще одно условие. – Осадил пыл счастливого жениха Шелепин. – Прежде, чем говорить со своей невестой о работе, вы должны привезти ее сюда, чтобы она могла получить полное представление о Москве и Советском Союзе в целом. Только после этого вы сможете открыть перед ней некоторые детали своей профессиональной деятельности.- Помолчав немного, он добавил, - В общем, желаю счастья в личной жизни, Богдан Николаевич!

Председатель крепко пожал руку Сташинскому и посмотрел на других, находящихся в кабинете генералов.

Никто из присутствующих не стал возражать Председателю и, тем более, его переубеждать. Прозвище «Железный Шурик» очень соответствовало характеру Шелепина, он никогда не менял принятых решений.

- Все свободны. – Завершил общение с коллегами тот, но когда все встали с мест, добавил:

- Георгий Аксентьевич, задержитесь на минутку, нужно еще кое-что обсудить.

Когда руководители ведомства остались наедине, Шелепин спросил своего заместителя:

- Как Вы думаете, удастся ему завербовать свою немку?

- Я считаю, нет. – Почти без раздумий ответил Георгий Аксентьевич, - Пока Сташинский пропадал в Мюнхене, мы немного понаблюдали за этой парикмахершей. – На последнем слове он сделал особое ударение, акцентируя внимание на ее низком социальном статусе. – И должен Вам сказать, что настроена она прозападно. Я думаю, нам будет проще, поставить крест на Сташинском и для заброски в Западную Германию начать готовить нового сотрудника.

- Ну, разбрасываться такими кадрами, это неслыханное расточительство. – Улыбнулся Александр Николаевич, - По опыту работы в комсомоле, я давно убедился, что не бывает таких ситуаций, которые нельзя использовать в своих целях.

- Вы хотите сказать, что ее можно будет использовать в темную? – генерал сразу понял мысль Председателя.

- Именно, - ответил тот. – Но это только в том случае, если Сташинскому не удастся склонить свою пассию на нашу сторону. Поэтому, тщательно продумайте все варианты развития событий и возьмите их отношения под свой непосредственный контроль. Мы должны знать о них все: их настроения, особенности взаимоотношений, характер разговоров, планы и так далее, - Он посмотрел на заместителя, который всю свою сознательную жизнь прослужил в разведке и осекся. – Короче, не мне вам рассказывать, как поступать в данной ситуации. В конце концов, из любого правила, есть исключения. – Он посмотрел на недовольное лицо Георгия Аксентьевича и добавил, - Кстати, у заместителя Дзержинского - Петерса жена была англичанкой.

- Тогда были совсем другие времена. – Попытался возразить генерал, - Тогда не было выбора. После революции в разведке служили одни евреи и латыши.

- А разве плохо нам иметь боевика-нелегала, женатого на немке? – улыбнувшись, привел свой контраргумент Шелепин. – По-моему чудная легенда. Можно легко осесть в любой стране и для местных спецслужб эта легенда будет выглядеть весьма убедительно.

- Я понял Вас, Александр Николаевич, - встал с места генерал. Продолжать дальнейший спор с хозяином кабинета не имело никакого смысла. - К концу недели доложу вам свои предложения.

- Вот и замечательно. – Согласился Председатель, и протянул заместителю на прощание руку. Затем, немного подумав, добавил. – Только вся ее проверка должна пройти в Советском Союзе. Сами понимаете, здесь дома будет проще проводить оперативно-технические мероприятия.

- Естественно, - ответил Георгий Аксентьевич, пожимая руку Руководителю ведомства.

 

 

Г Л А В А 20

 

 

Только к концу декабря Сташинский вновь появился в Восточном Берлине. Учеба на курсах повышения квалификации непредвиденно затянулась. Уезжая в Москву, Богдан знал, что задержится в столице на какое-то время, но даже не предполагал, что его командировка продлится почти полтора месяца. Он искренне сожалел о том, что опять не смог предупредить Инге о своем столь длительном отсутствии, хотя в этот раз он не ждал встречи с ней с прежним вожделением. Он по-прежнему ее очень любил и в его сердце не было места для другой женщины, однако, после возвращения из СССР, он чувствовал себя перед ней последним подлецом и предателем. Задача, которую поставил перед ним Председатель КГБ по приезду в Германию, казалась невыполнимой. До этого момента, ему без труда удавалось жить двойной, а порой и тройной жизнью. Он легко вживался в образ того человека, чей паспорт на тот момент находился у него в кармане. Но сейчас ему нужно было стать перед Инге самим собой и открыть ей свою тайну. Он не мог представить себе, как она воспримет его признания в том, что на самом деле, он не Йозеф Леман, а Богдан Сташинский, а тем более, не переводчик внешне-торгового представительства, а советский разведчик.

Тем не менее, прямо с вокзала он пересел на электричку он направился в Западный Берлин в парикмахерскую, где работала Инге.

Постояв несколько минут возле входа, Богдан собрался с духом и вошел в помещение. Там, как всегда, стоял смешанный запах дешевого одеколона с пудрой, ставший характерных для всех подобных заведений независимо от страны пребывания. Клиентов в парикмахерской не было и Инге, с отсутствующим взглядом, равнодушно рассматривала свои ногти, медленно перемещаясь в крутящемся кресле то в одну, то в другую сторону.

- Фройлян, у Вас можно побриться? - громко спросил Богдан, стараясь казаться веселым и беззаботным.

Девушка медленно подняла на него глаза, а затем, резко вскочила с места и бросилась ему на встречу.

- Как же долго тебя не было, - оторвавшись от объятий и поцелуев, произнесла Инге. – Ты не представляешь себе, как я соскучилась.

- В командировке возникли непредвиденные обстоятельства. – Ответил Богдан и осмотрелся по сторонам. Его мало интересовали условия работы своей невесты, но в этот момент ему нужно было спрятать глаза, по которым Инге давно научилась читать его настроение.

- Ну, можно было, хотя бы открытку прислать, чтоб я знала, где ты находишься.- Продолжала причитать Инге.

- Не мог. Меня из Варшавы отправили в Москву вместе с делегацией. – Соврал Богдан, продолжая удерживать девушку в своих объятиях.

- Куда? – удивленно спросила Инге и отпрянула от Богдана.

- В СССР. – Пояснил он.

- Никогда в жизни не решилась бы поехать в эту дикую и ужасную страну.

Она сняла с вешалки свое пальто и, не давая возможности Богдану за ней поухаживать, сама быстро накинула его на плечи и крикнула своей коллеге:

- Марта, подстрахуй меня, на всякий случай.- И многозначительно улыбнувшись, добавила, - Я думаю, что сегодня уже на работу не вернусь.

Напарница с пониманием посмотрела на подругу и махнула рукой в знак согласия.

Прижавшись друг к другу, они вышли на улицу и сразу остановились, растворившись в объятиях. В свете тусклых фонарей медленно почти вертикально падал пушистый снег. Редкие прохожие, уткнувшись лицами в воротники, сосредоточенно спешили по своим делам, совершенно не обращая внимания на двух влюбленных, стоящих посреди улицы. Богдан молча смотрел на девушку, мысленно собираясь начать столь нелегкий для себя разговор.

- Йозеф, а у тебя деньги есть? – оторвала его от тяжких раздумий Инге.

- Не понял, что?

- Я спрашиваю, у тебя деньги есть? – улыбнулась Инге и тут же пояснила. – Предлагаю сегодня устроить банкет по поводу твоего приезда, да и подарки не мешало бы купить родственникам к Рождеству.

- Да- да, конечно. – Растерянно пробормотал Богдан и полез за бумажником во внутренний карман пиджака.

- Мне не нужны сейчас твои деньги, - остановила его за руку девушка, - в магазине сам расплатишься.

- Да, конечно. – Кивнул Богдан и опустил руку.

- Какой-то ты сегодня странный. – Посмотрела ему в глаза Инге. – Я тебя не узнаю. У тебя что-то случилось?

- Все нормально. – Улыбнулся в ответ Сташинский, и, взяв девушку под руку, добавил, - Просто устал с дороги.

«Может быть и к лучшему, что сегодня разговор не получился, - подумал он, - Не буду ей омрачать предстоящий праздник».

По приезду в Восточный Берлин, они посетили продуктовый магазин, где Инге купила все, что хотела купить к столу. Затем, они пробежались по сувенирным магазинам, где Богдан полностью доверился своей возлюбленной с выбором подарков для ее родственников. Вечером, в квартире Сташинского, они устроили настоящий праздник, завершившийся бессонной ночью любви.

Через неделю они вместе поехали в Дальгов к родителям Инге, чтобы отпраздновать Рождество. За столом Богдан старался быть веселым и непринужденным, много шутил, однако выражение его глаз настораживало Инге. Женским чутьем она понимала, что с ним что-то происходит, но не могла определить, что именно. Внешне, он оставался все тем же Йозефом Леманом, с которым она познакомилась почти три года назад. Зато внутри, по ее мнению, он стал другим: замкнутым и напряженным, не пускающим в свой мир, чужим человеком. В чем причина, Инге терялась в догадках, но первая идти на откровенный разговор не решалась.

Рождественскую ночь они провели в родительском доме. Утром, проснувшись с первыми лучами солнца, Инге открыла заспанные глаза и к своему удивлению увидела, что Йозеф неподвижно лежит на спине и, не моргая, смотрит в потолок.

- Ты можешь объяснить мне, что происходит? – тихо произнесла она, приподнимаясь на локте.

Сташинский, как будто давно ожидавший этого вопроса, медленно перевел взгляд на девушку, а затем, повернувшись к ней всем телом, сказал:

- Инге, любовь моя, я не могу тебе больше лгать. – Он сделал глубокий вздох, стараясь подобрать нужные слова, - Я не тот, за кого выдавал себя все эти три года.

Нечто подобное она уже была готова услышать, поэтому молча смотрела на него, ожидая продолжения. Но Богдан молчал. В его глазах появились слезы, которые он быстро смахнул ладонью. Стыдясь своей слабости, он отвернулся и вновь тяжело вздохнул.

- Ты вор? – осторожно произнесла Инге, предполагая, по ее мнению, самое страшное.

- Почему ты так решила? – вновь повернулся к ней лицом Богдан.

- У тебя всегда есть деньги, которые, как мне показалось, никогда не заканчиваются. Я не думаю, что переводчики в торговом представительстве имеют такие зарплаты. Ты постоянно куда-то уезжаешь, не предупреждая меня, а когда возвращаешься, то какое-то время всегда держишь себя как-то сдержанно и обособленно, как будто боишься о чем-то проговориться.

В ответ он грустно улыбнулся и погладил девушку ладонью по щеке.

- Нет Инге, я не вор. – Он выдержал долгую паузу и, наконец, произнес то, о чем долго не мог и не имел права говорить, - Я советский разведчик.

- Ты с ума сошел? Разве такими вещами не шутят?

- Это правда, Инге, и если ты хочешь, чтобы мы были вместе, ты должна с этим смириться.

- Ты точно сумасшедший. – Она вскочила с постели и стала быстро натягивать на себя одежду.- Если это Рождественская шутка, то она оказалась не удачной.

- И, тем не менее, это так. – Продолжал Богдан. – Поэтому сейчас все зависит от тебя.

- Что от меня зависит? – не поняла Инге. – Я должна смириться с тем, что ты советский шпион?

Во-первых, не шпион, а разведчик. А во-вторых, мое настоящее имя не Йозеф, а Богдан.- Он встал с постели и стал глазами искать свою одежду.

Инге смотрела на своего жениха глазами полными слез и молчала. Ее лицо исказила гримаса ужаса. Откровение Йозефа-Богдана она восприняла, как личное предательство. В этот момент, мужчина, которого она любила всем сердцем, умер. Перед собой она не видела прежнего человека, перед ее глазами находилась лишь внешняя оболочка того Йозефа Лемана, которого она знала все эти годы.

- Инге, возьми себя в руки. – Богдан подошел ближе к девушке и слегка встряхнул ее за плечи. – Ничего между нами не изменилось. Не важно, как меня зовут и кем я работаю, важно то, что я тебя по-прежнему люблю и ты для меня самое дорогое, что есть в жизни. Ты можешь называть меня Йозефом, если тебе так удобно, а моя работа так и останется моей работой.

Инге присела на стул и уставилась в окно, чтобы не смотреть на Богдана. Ее тело сотрясалось от мелкой дрожи, она пыталась успокоиться, но у нее это плохо получалось. Сташинский молча на нее смотрел, ожидая того момента, когда она придет в себя, чтобы продолжить дальнейший разговор. Он вновь сел на кровать и безвольно опустил руки вниз.

Спустя несколько минут, Инге сделала глубокий вздох, и, повернувшись к Богдану лицом, спросила:

- Можно тебя спросить? – Она умышленно не назвала его по имени. - Как ты себе представляешь нашу дальнейшую жизнь?

- Точно так же, как мы и жили прежде. – Спокойно ответил Богдан. – Ты будешь работать в парикмахерской. А я буду периодически выезжать в служебные командировки и всегда возвращаться домой.

- Ну, просто идиллия, - не скрывая сарказма, выпалила Инге. – А как я должна вести себя с твоими коллегами и начальниками? Неужели ты хочешь сказать, что они не будут вмешиваться в нашу жизнь и пытаться заставить меня шпионить вместе с тобой?

- Никто не будет понуждать тебя заниматься этой деятельностью вопреки твоей воле. – Попытался ее успокоить Богдан, - Хотя, не буду лукавить, подобное предложение тебе поступит обязательно, но ради нашего будущего, я думаю, ты сможешь сделать хотя бы вид, что согласна на это. Большего от тебя и не требуется. В противном случае, мне просто не разрешат на тебе жениться.

Инге, не глядя на Богдана, нервными движениями с силой стала расчесывать перед зеркалом спутавшиеся волосы, вырывая целые пряди. От перевозбуждения, она не чувствовала боли, слова Богдана прозвучали для нее как взрыв разорвавшейся бомбы. Инге уже не слышала его, стараясь воспринять только то, что он ей уже сказал. Если б она не стояла на ногах, то посчитала бы, что это кошмарный сон, который вот-вот должен закончится, но, увы, это была реальность.

- Я хочу быть с тобой, - наконец, заявила она твердым голосом. – Но я никогда не поеду в Советский Союз.

В течение двух минут, она походила по комнате, еще и еще раз обдумывая его слова и, наконец, подойдя к нему, села перед ним на корточки и тихо сказала. – Давай вместе убежим в Западную Германию, там нас никто не знает, мы начнем новую жизнь. Ты устроишься куда-нибудь переводчиком или учителем в школу, я буду работать в парикмахерской. На первое время мой отец даст нам денег, потом мы сами сможем жить, как все люди, без твоего КГБ, без страха и гонений.

Она с надеждой и мольбой в глазах посмотрела на Богдана.

- Это исключено. – Ответил Сташинский. Он взял со стула свои брюки и, надевая их, продолжил, - Неужели ты не понимаешь, что меня найдут на следующий день после нашего побега в любой точке земного шара и тогда, мы уже до конца дней своих не сможем быть вместе. Ты еще не знаешь, что такое КГБ. Попасть туда можно разными способами. А вот выйти, только одним. Думаю, догадываешься каким.

Он грустно улыбнулся и покачал головой.

- И что же нам делать? – обреченно произнесла Инге. Она встала и, расправив помятое платье, пересела на стул.

Богдан медленно одевался, стараясь не смотреть на девушку.

- Для начала, ты подтвердишь моим руководителям, что согласно вместе со мной сотрудничать с КГБ.

- А если нет? – перебила его Инге.

- А если нет, то нам придется расстаться прямо сейчас. – Категорично отрезал Сташинский. – Других вариантов у нас нет.

Инге беззвучно зарыдала, прикрыв ладонями лицо. Ее плечи, еле заметно подергивались, но она старалась держать себя тихо, чтобы не разбудить родителей в соседней комнате. Богдан продолжал молча приводить себя в порядок, давая возможность ей прийти в себя. Наконец, она успокоилась и, вытерев ладонями распухшие глаза, спросила:

- Значит ты русский?

- Не совсем. Я украинец.

- А это еще кто? – удивилась Инге. Она никогда ранее не слышала о такой национальности, но восприняла это известие с некоторой долей мужества, видимо предвкушая, что впереди ей предстоит узнать еще очень много неожиданного о своем любимом.

- В Советском Союзе есть такая республика, расположенная между Россией и Польшей. – Сташинский не стал дальше рассказывать ей о себе и продолжил, - Если ты согласна, то сразу после Нового Года поедем вместе в Москву. Я должен представить тебя своему руководству.

Инге долго молчала, уставившись глазами в пол.

- Так ты согласна или нет? – спросил Сташинский, выводя ее из оцепенения.

- Да. – Еле слышно ответила она и вновь заплакала.

 

 

Г Л А В А 21

 

Январь 1960 года г. Москва

 

 

Приезд в столицу четы «Крыловых» не ознаменовался чем-то новым для Сташинского, тот же встречающий офицер на Белорусском вокзале, та же гостиница «Украина», только с более просторным и комфортабельным номером и тот же Георгий Аксентьевич, только на этот раз представший для него в новом качестве. На этот раз он выступал не как опытный чекист и высокопоставленный генерал грозного ведомства, а как добродушный дядечка, приставленный к молодой семье в качестве гида по Москве.

Целый день он возил прибывшую пару по столице, начав экскурс с посещения Красной площади и завершив его походом в прославленный ГУМ. Последней точкой маршрута генерал пытался хоть как-то взбодрить капризную немку, на которую историческая часть города не произвела никакого впечатления. Инге в течение всего дня демонстрировала полную апатию и безразличие. Даже обед в ресторане «Центральный», который москвичи по-старинке назвали «Асторией» со своим изысканным и неповторимым меню, совершенно не изменил ее настроения. Она постоянно молчала, лишь изредка бросая на Сташинского недовольный взгляд. Инге совершенно не понимала, о чем говорят мужчины и это ее очень раздражало. Со школьных лет она ненавидела русскую речь и никогда не думала, что этот язык будет родным для ее будущего мужа. Все это не могло остаться не замеченным для старого чекиста.

Уже вечером, когда черный «Зим» привез «Крыловых» к парадному подъезду гостиницы, Георгий Аксентьевич на входе, пропустив Ингу вперед, взял под локоть Сташинского, и немного отведя его в сторону, на ухо шепнул:

- Помни о своем обещании, сынок, как бы потом не пожалел о своем решении.

- Вы можете, за нас не волноваться, я все сделаю, как надо. – Буркнул в ответ Богдан и, пропустив вперед начальника, последовал за ним.

Генерал не стал подниматься в номер к молодым. Галантно поцеловав руку Инге, он сухо попрощался со Сташинским и удалился.

- Ну, как тебе Москва? – спросил Богдан, усаживаясь в глубокое кресло, когда они оказались в номере одни.

Инге устало упала на кровать и раскинула руки в разные стороны. Она не посмотрела на Богдана, хотя прекрасно слышала его вопрос, а молча уставилась глазами в потолок.

- Что-то не так? – Богдан подошел к Инге и взял ее за ладонь.

- Знаешь, Йозеф. – она запнулась, - Извини, Богдан. Я, наверное, никогда не смогу привыкнуть к твоему настоящему имени.

- Ничего страшного, - улыбнулся он, - Я давно привык к своему немецкому имени. Называй меня так, как тебе удобно. Хотя, - он задумчиво почесал затылок, - будет лучше, если в Союзе ты будешь назвать меня Богданом или Александром. Все-таки по паспорту я Александр Крылов.

- Так вот, Богдан.- Демонстративно подчеркнуто продолжила Инге, - Если ты ждешь от меня восторга от всего увиденного сегодня, то я должна тебя разочаровать. Мне не понравилась Москва. Слишком большой, шумный и не уютный город. Все кругом куда-то торопятся, везде очереди, все толкаются. – Она замолчала, переводя дыхание.- Я не привыкла к таким городам и такому ритму жизни.

- А тебя никто и не заставляет к этому привыкать. – Богдан погладил ее, как ребенка по волосам, - Мы будем здесь жить только наездами, когда меня будут вызывать на переподготовку. А местом моей работы будет Германия или другие страны Западной Европы. Просто нужно будет немного потерпеть. Мне обещают очень хорошие перспективы по службе. Мы объедем с тобой весь мир, увидим многие страны, просто тебе нужно немного времени, чтобы ко всему этому привыкнуть.

- Не знаю, смогу ли я все это вытерпеть. Я совершенно не понимаю, о чем говорят люди вокруг. Мне становится дико оттого, что здесь все женщины одеты почти одинаково, как в инкубаторе. У меня сложилось такое впечатление, что на ваших швейных фабриках нет никаких материй, кроме как серого, черного и коричневого цветов. Я чувствую себя здесь инородным телом.

- Не суди так категорично по одному дню. – Засмеялся Богдан и нежно прижал девушку к груди.- Мы будем с тобой ходить по театрам, ресторанам, выставкам и ты сама увидишь, сколько в этом городе модниц, ничуть не уступающих европейским. Поверь, пройдет время, и ты полюбишь Москву так же, как Берлин.

- Не знаю, - тяжело вздохнула Инге, - пока я страшно хочу вернуться домой.

- Глупенькая, ты просто устала. – Он поцеловал ее в щеку и продолжил. – Хочешь, завтра утром пойдем в Мавзолей? Георгий Аксентьевич поможет нам попасть туда без очереди.

- Не хочу в Мавзолей. – Категорично заявила Инге и по-детски надула губки. – Я терпеть не могу мертвецов.

- Ну что ты, попасть туда – мечта любого советского гражданина…- Но не успел он закончить свое предложение, как Инге перебила его.

- Странные вы люди, русские. – Задумчиво произнесла она. – Я, наверное, никогда не смогу понять, зачем выстаивать километровые очереди ради того, чтобы посмотреть на покойника в гробу. В конце концов, по христиански канонам, любой умерший должен быть предан земле, иначе его душа никогда не обретет покоя. Неужели, вы здесь в Советском Союзе все безбожники?

- Ну почему же, - улыбнулся в ответ Богдан. – Я родился и вырос в религиозной семье и до поступления в институт регулярно по праздникам посещал церковь. Просто для советского человека, Владимир Ильич Ленин – это куда больше, чем обычный покойник, лежащий в Мавзолее. Многими нашими людьми он воспринимается куда более значимой фигурой, нежели Иисус Христос для христиан. Он создатель нашего государства, автор целой идеологии, которая для большинства значит гораздо больше, чем религия.

- Ты сам-то веришь в то, о чем говоришь? – Инге серьезно посмотрела в глаза своему будущему мужу.

- Это не важно, во что я верю или не верю. – Богдан отстранил от себя девушку и опустил руки. – Я работаю в разведке, а потому не должен зависеть от каких-то человеческих предрассудков. Я служу государству и поэтому обязан поступать так, как того требует государство. Если я буду расценивать приказ своего Руководства с точки зрения религиозных канонов или постулатов какой-то идеологии, я перестану быть разведчиком и тогда, на мне можно смело поставить крест.

- Но ведь это же страшно так жить. – Инге с испугом посмотрела на Богдана. – Без веры, без принципов, без совести. Рано или поздно работа когда-то закончится, и с чем ты будешь доживать свой век?

- Самое главное, что я живу с любовью к тебе. Надеюсь, что это чувство взаимное. Поэтому я собираюсь, свой век дожить в любви и согласие с тобой. А то, чем я занимаюсь в настоящий момент, тебя не должно тревожить. – Он вновь заключил девушку в свои объятия и начал страстно ее целовать.

 

«Смотрины» в Москве продолжались более месяца. Руководство КГБ не жалели ни денег, ни других средств на то, чтобы переломать отношение будущей жены перспективного ликвидатора к Советскому Союзу. Их культурной программе мог бы позавидовать любой высокопоставленный чиновник того времени. Через несколько дней гостиничный номер будущим молодоженам поменяли на загородную дачу. Обеды, как правило, проходили в кабинетах престижного ресторана «Арагви», а ужины в соседнем «Савое». Почти всегда столы ломились от икры всех сортов, от севрюг и белуг, от грузинских вин и лучших армянских коньяков. Вечерами «супруги Крыловы» посещали спектакли в Большом театре и МХАТе. Днем – осмотры Кремля и художественных галерей, поездки на катере по Москва-реке, и многое другое, чего не могли себе позволить обычные советские граждане.

В конечном счете, Инге дала официальное согласие на сотрудничество с КГБ, чего так долго добивались начальники Сташинского. После этого, 23 марта уже в Берлине Йозеф Леман и Инге Поль зарегистрировали свой брак. Вместе с тем, особую озабоченность берлинской резидентуры вызвал факт их венчания в церкви. Для чекиста, пусть даже работающего под прикрытием, подобный обряд, был кощунством над социалистической моралью и советским образом жизни. Однако, сам Шелепин воспринял эту новость спокойно, отметив для всех, что данное обстоятельство наоборот укрепит легенду разведчика. В мае, после отпуска проведенного на Черном море, чета возвратилась в Москву и поселилась в меблированной однокомнатной квартире в ведомственном доме КГБ. Сташинский стал посещать курсы изучения английского языка, а его жена начала активно изучать русский язык и совершенствовать западно-германские диалекты. Спустя месяц в кабинете Председателя КГБ собрались все руководители подразделений, ответственные за подготовку Сташинского к выполнению дальнейшего задания.

- Георгий Аксентьевич, как идет подготовка «семьи Крыловых»? - поинтересовался Шелепин у своего заместителя.

- Не важно, - вяло ответил тот, - Немка оказалась совершенно не склонна к изучению иностранных языков. Ей понабилось больше суток, только для того, чтобы наизусть выучить свой новый адрес – 2-я Ново-Останкинская улица, дом 18. Наши аналитики провели с ней тестирование, но она не смогла правильно ответить даже на те тесты, по которым отбирают солдат для службы в Пограничных войсках. Наши потуги показать ей преимущества советского образа жизни оказались тщетными. Поэтому я не вижу смысла начинать с ней какую-либо специальную подготовку. Извините, за прямоту, но она просто ограниченный и ни к чему не пригодный кандидат. Начинать ее чему-то обучать, заведомо зная бесперспективность этого мероприятия, напрасная трата времени и средств. Да и нет смысла перед ней раскрывать тайны, которые ей совершенно ни к чему. Тем более, что ее отношение к социализму, за время, проведенное в Москве, абсолютно не изменилось. И это при том, сколько времени и средств мы потратили на то, чтобы показать ей все преимущества советского образа жизни.- Он сделал небольшую паузу, не решаясь продолжить, но все же добавил. – Более того, я опасаюсь, что она сможет оказать негативное влияние на Сташинского, передать ему свои антисоветские настроения и, тогда мы получим гарантированный провал.

Шелепин нервно покрутил карандаш между пальцами и спросил:

-Ваши предложения?

- Я думаю, что нужно готовить вариант «В». – Он не стал вдаваться в детали этого плана, так как совсем недавно обсуждал его наедине с Председателем. – Но перед этим, считаю, целесообразным создать такую ситуацию, в результате которой Сташинский почувствовал бы, что мы перестали ему доверять. Для этого он должен сам найти признаки того, что его квартира прослушивается и почтовая корреспонденция перлюстрируется. Плюс к этому, нужно несколько изменить к нему привычное лояльное отношение.

- И что это нам даст? – удивленно взглянул на своего заместителя Председатель КГБ, до конца не понимая сути его замысла.

- Сташинский сам по себе чрезвычайно честолюбивый и, в некотором смысле, амбициозный человек. – Продолжал излагать свой план генерал. – Почти за десять лет работы в органах, он привык быть фаворитом в своей области, чувствовать свою незаменимость и благосклонность руководства. Согласитесь, для молодого человека 29 лет уже иметь ценный подарок от Председателя КГБ и орден Боевого Красного Знамени, это не просто разовый успех, это показатель его высокого профессионализма. Он прекрасно отдает себе отчет в том, какие перспективы по службе его ждут и ему неоднократно мы об этом говорили. Для людей с его складом характера, уйти на второй или даже третий план, гораздо большая утрата, нежели потеря любимой женщины. Такие, как он, не созданы для рая в шалаше, им нужна слава. Хотя, - он добродушно улыбнулся, - Понятия «Слава» и профессия ликвидатора, плохо сочетаются, но тем не менее. Прожить вторую половину жизни, прозябая где-нибудь в конторе, он уже не сможет. Поэтому, смысл расшифровки проверочных мероприятий, о которых я сказал ранее, сводится к следующему. Если он пойдет на поводу у своей жены, то, в конечном счете, перейдет в общении с ней на определенные условности, замкнется в себе, что в любом случае, не останется незамеченным с нашей стороны. Если же он останется верным нашему делу, то сам факт проверки, его разозлит, как профессионала, и он обязательно потребует от нас разъяснений. В этом случае, я не исключаю, что он сам пожелает разорвать свои отношения с этой немкой, только ради того, чтобы остаться в обойме. Если так произойдет, то в дальнейшем его можно будет посвятить в детали нашего плана.

- Весьма сомнительное предложение. – Произнес Шелепин и, подумав, добавил. – Хотя, не лишено здравого смысла.

- А что Вас в нем смущает?

- Видите ли, Георгий Аксентьевич, - Председатель встал с места и начал ходить по кабинету. – Я не сомневаюсь, что Вы прекрасно изучили психотип самого Сташинского и можете прогнозировать его поступки, но его избранница изучена нами только поверхностно. Ее дальнейшие действия непредсказуемы. А вдруг, как личность, она окажется сильнее Сташинского и все же сможет подавить его? Опять же, я не исключаю, что их отношения выйдут за рамки наших расчетов. Извиняюсь за лирику, но просчитать действия влюбленных людей, мне кажется не возможно. Любовь одинаково творит, как чудеса, так и глупости. Поэтому поиск логики в поведении двух, безумно любящих друг друга людей, мне кажется утопией. Я умышленно употребил слово «безумно», так как вижу, что Сташинский перестал отдавать отчет своим действиям. Во всяком случае, такое мнение у меня сложилось на основании ваших докладов.

- Я не думаю, что мы в данном случае чем-то рискуем. - Возразил генерал. - Задача по ликвидации еще одного лидера ОУН, в которой мы собирались использовать Сташинского, отпала сама собой, по причине разразившегося скандала вокруг убийства Бандеры. Очередное его задание в далекой перспективе. Поэтому у нас есть время готовить его к заброске в западные страны по отдельному плану и параллельно проверять их обоих. Поэтому я намерен посвятить проверке Сташинского и его жены не меньше времени, чем его дальнейшей подготовке.

- Ну, что ж, Георгий Аксентьевич, полагаюсь на Ваш опыт и интуицию. – Развел руками Шелепин и перешел к обсуждению следующего вопроса.

 

 

Г Л А В А 22

 

 

Теплым сентябрьским вечером Богдан возвращался с занятий домой. В этот день у него было прекрасное настроение. Занятия закончились раньше обычного, солнце еще не скрылось за горизонтом и раскаленные камни столичной застройки продолжали держать тепло бабьего лета. На душе у него было легко и светло. Он, как обычный нормальный человек, спешил домой, где его ждала любимая жена. По пути, возле городского сквера он купил у старушки букетик крупных ромашек для Инге и улыбнулся, предвкушая, как она им обрадуется.

«Интересно, почему именно на ромашке, люди гадают, любят их или нет».- Подумал Богдан и для убедительности пересчитал лепестки на цветке. – Любит» - Остановившись на последнем из них, в голос произнес он и, не прекращая улыбаться, вновь поспешил туда, где его с нетерпением ждали. Поднявшись на четвертый этаж, он открыл дверь своим ключом и с порога крикнул:

- Инге, я вернулся и очень проголодался.

Однако ответа не последовало. Он прошел по коридору и заглянул в комнату. Супруги там не оказалось. Тогда он прошел в кухню. Женщина сидела в углу возле окна и, прикрыв ладонями лицо, тихо всхлипывала.

- Дорогая, что случилось? – он бросился к Инге и, присев перед ней на колени, попытался убрать ее руки.

- Не трогай меня. – Резко выкрикнула девушка и оттолкнула от себя Богдана.

- Да, ты можешь сказать, что произошло?

Инге вытерла внутренней частью ладони, распухшие от слез глаза, и уже более спокойным тоном произнесла:

- Я беременна.

Богдан облегченно вздохнул и улыбнулся.

- Глупенькая! Это же прекрасно. У нас будет ребенок, а ты плачешь.- Он попытался прижать Инге к себе, но та, как уж, выскользнула из его объятий.

- А что здесь прекрасного? – в ответ бросила она. – Ты считаешь нормальным, если наш будущий ребенок будет расти в этой халупе, где нам вдвоем негде развернуться? Что хорошего он может получить в этой стране, где прилавки магазинов пусты, одеться-обуться толком не во что, в аптеках хороших лекарств не достать и при этом везде нужно выстаивать многочасовые очереди. А где наш ребенок будет гулять? Неужели ты не видишь, какая кругом грязь и антисанитария на улицах, пьяные на каждом углу.

- Инге, по-моему, ты сгущаешь краски.- Попытался сгладить ситуация Богдан. – Это так на твоем настроении сказывается беременность. На самом деле, здесь скоро все образуется. Посмотри, какое идет строительство в городе. – Он кивнул в сторону башенных кранов, возвышающих над крышами домов за окном. - Когда родится ребенок, мы получим другую, более просторную квартиру. И продуктов в магазинах станет больше. Неужели ты не замечаешь, как развивается наша страна. Началось освоение целины, мы запустили в космос спутник…

- Хватит мне читать политинформацию. – Перебила его жена. – Я устала от достижений вашего социализма.

- И все же, - не унимался Богдан, которому в последнее время понравилось жить в Москве, - они реально существуют. У нас нет ни помещиков, ни капиталистов, у нас все равны. Конечно, мы живем беднее, чем вы или жители в других стран Запада, но это все временные трудности. Нельзя забывать, какой ущерб мы понесли во время войны.

- А что ты скажешь на это? – она протянула ему почтовый конверт.

- Что это? – с недоумением посмотрел на Инге Богдан, но все же протянул руку к конверту.

- Это письмо от моей мамы. – Пояснила Инге, глядя прямо в глаза своему мужу, - Я нашла его в нашем почтовом ящике вскрытым.

Богдан покрутил конверт в руках и даже посмотрел на свет, тщетно пытаясь найти на нем какие-то следы.

- Такое иногда бывает. Может быть, нерадивые сотрудники почты пытались там найти переводные открытки. – Неуверенно пробормотал Сташинский и сам смутился от собственной глупости.

- Может быть. – Кивнула головой Инге и продолжила, - А может быть, твои коллеги стали интересоваться нашей жизнью?

-Этого не может быть. – Категорично заявил Богдан, хотя его глаза красноречиво говорили, что в этом он уже начал сомневаться. И, тем не менее, он продолжал настаивать на своем. – Если б мои коллеги проявили интерес к твоей переписке, они бы никогда не оставили конверт вскрытым. Это грубое нарушение службы оперативно-технического обеспечения. Поверь мне на слово.

- Все равно, Богдан, я так больше не могу. – Инге обреченно вздохнула и, наконец, положила ему голову на плечо…

 

В очередной выходной, Сташинский решил уделить время косметическому ремонту их квартиры. С утра он покрасил рамы на окнах, поправил покосившиеся плинтуса и ближе к обеду стал подклеивать оторвавшиеся обои. Дело оказалось не таким простым, как показалось ему на первый взгляд. До этого, Богдану никогда в жизни не приходилось разводить клейстер, и он долго не мог подобрать нужную консистенцию смеси воды и муки. Наконец, когда бумага стала держаться на стене, он приступил к работе, с которой ранее никогда не сталкивался. Забравшись на табурет, он жирным слоем стал намазывать на стену смесь и тут же прикладывать к ней листы обоев. Первые шаги вселили ему оптимизм, и, окрыленный успехом в начале ремонта, он стал вскрывать целые участки, наслаждаясь тем, как на глазах их жилье приобретает относительно пристойный вид. Инге молча смотрела на своего мужа и улыбалась. Никогда ранее она не видела Богдана, занятого домашней работой. С одной стороны это ее радовало, постепенно ее муж становился настоящим хозяином в семье. С другой стороны пугало – Ее Йозеф, которого она вынужденно называла Богданом, не собирался бросать это жилье и перебираться вместе с ней в Берлин.

Оторвав очередной, местами порванный лист, Сташинский не сразу обратил внимание на темную точку в стене с вывалившимися вокруг нее кусками штукатурки. Он попытался поддеть отверткой несколько выпирающую над поверхностью ее часть, но она не упала на пол, а осталась висеть на тоненькой проволочке, змейкой тянувшейся в соседнюю квартиру. Сомнений не было, это был микрофон. Богдан осторожно оглянулся на Инге. К счастью, та подметала пол и не обратила внимания на его находку. Сташинский намазал это место толстым слоем клейстера и плотно прижал к нему обои. После этого, он спустился с табурета и, ничего не объясняя Инге, стал сантиметр за сантиметром осматривать каждый закуток квартиры. К своему удивлению точно такие же микрофоны он нашел в коридоре, на кухне и в ванной комнате. Его возмущению не было предела. «Да, как они посмели, меня, героя – орденоносца проверять, как последнего шпиона. Сволочи, козлы» - про себя негодовал Богдан. – Ладно, еще, если прослушку устроили свои, с этим я разберусь. А если враги?»

На следующий день, минуя плановые занятия, Сташинский вошел в кабинет начальника курса подготовки.

- Разрешите, Аркадий Андреевич, - обратился Богдан, оставаясь стоять на пороге.

Седой полковник, что-то напряженно писал в своем журнале. Опустив очки на кончик носа, он сначала посмотрел на часы, а затем на Сташинского.

- Крылов, а ты почему не на занятиях?

- Товарищ, полковник, - начал Сташинский, едва стараясь себя сдерживать. – Есть два момента, о которых я обязан Вам доложить.

- Слушаю тебя. – Полковник отложил в сторону ручку и снял очки. Рукой он указал Богдану на свободный стул.

- Спасибо, я постою. – Ответил Сташинский и подошел ближе к столу, - Вчера в своей квартире я обнаружил несколько подслушивающих устройств. Как это понимать?

От неожиданности полковник заерзал на стуле и заметно покраснел, однако в течение нескольких секунд взял себя в руки и добродушно улыбнулся.

- Ничего сказать тебе конкретно не могу, потому что сам не знаю. Но ты не паникуй. Ты же знаешь, где мы все работаем, поэтому должен понимать, что слушают всех, независимо от чинов и заслуг. Не ты первый, не ты последний. Порядок такой. Это своего рода, элемент системы собственной безопасности.- Он посмотрел в глаза слушателю и не найдя на его лице и тени понимания, продолжил. - Согласен, приятного в этом мало, но что делать. Не нами это заведено, не нам и отменять. А с другой стороны, твоя квартира раньше использовалась в других целях, может быть с того времени и оставили оборудование. Уяснил?

Сташинский не первый год работал в разведке и прекрасно знал, что никто никогда не оставляет «технику» в помещении после проведения оперативно-технических мероприятий, но, тем не менее, ответил:

- Уяснил.

- Вот и прекрасно. – Потер руки Аркадий Андреевич, посчитав, что первый вопрос Сташинского закрыл. – Давай излагай суть второго вопроса.

- Моя жена беременна.- Также лаконично, без предисловий, заявил Богдан.

- Ни хрена себе. – Непроизвольно проронил полковник и откинулся на спинку кресла.- Это уже серьезнее.

Он нервно постучал кончиками пальцев по крышке стола. Это обстоятельство никак не вписывалось в план подготовки Сташинского.

- И что ты собираешься делать? – осторожно спросил он.

- А что тут можно поделать? – удивленно развел руками Сташинский.

- Ты что, идиот? – взревел полковник. – Неужели, в твоей дубовой башке не укладывается, куда и для чего тебя готовят?

Богдан молча стоял и слушал руководителя, опасаясь что-либо сказать в ответ. А тем временем, тот, не церемонясь в выборе эпитетов, продолжал закипать от возмущения.

- Вас дуроломов готовят для нелегальной работы в Западной Европе. Какой от вас там будет прок с ребенком? Родина ждет от всех нас конкретных результатов, а не пеленок с распашонками. Ты хоть отдаешь себе отчет, что ставишь под удар всю предстоящую операцию.

- А что мне теперь делать? – как школьник спросил Сташинский.

- Что делать, что делать, - передразнил его начальник. – Головой нужно было думать, когда на бабу залезал. А сейчас можно сделать только одно. – Полковник сделал паузу и, стараясь не смотреть в глаза Сташинскому, заявил. – Аборт.

От этого предложения у Богдана потемнело в глазах. Он был готов ко всему, но только не к этому. На аборт Инге не согласится никогда в жизни.

- Я думаю, моя жена на это не пойдет.- Буркнул в ответ Сташинский, не поднимая глаз на полковника.

.- Ну, надо же, она не пойдет? – с сарказмом повторил тот, - Вы посмотрите, какая принцесса. А кто ее будет спрашивать? Не для этого на тебя потрачено столько времени и средств, чтобы все бросить ради вашего будущего отпрыска. Короче так, через неделю ты мне докладываешь, что твоя жена сделала аборт, иначе пеняй на себя.

- А что будет, если она не согласится? – с вызовом спросил Сташинский.

Полковник тяжело задышал, его лицо заметно стало наливаться кровью.

- А ты не знаешь? Первый день работаешь в разведке. – Ехидно зашипел он. – Вылетишь из органов, как пробка из-под шампанского, причем без пенсии, без трудоустройства и без права выезда за рубеж. Немку твою отправят домой в Германию, а ты здесь начнешь свою новую жизнь с нуля. Изначально нужно было головой думать. Так что теперь сам решай, как жить дальше. А сейчас иди вон с глаз моих, видеть тебя не хочу. И запомни, через неделю жду с докладом.

Сташинский выскочил из кабинета начальника, вне себя от возмущения, обиды и ярости. Вернуться на занятия у него даже не возникло мысли. Он бежал домой, не чувствуя ног под собой. Еще ни разу в своей жизни он не испытывал подобного шока. Даже ликвидация Ребета и Бандеры не вызвали у него столь тяжелых эмоций, как этот приказ. На этот раз он должен был вновь убить человека, но только уже не врага, не предателя своего народа, а своего собственного ребенка. До этого момента, Богдан считал, что вполне способен себя контролировать, но оказалось, что и в этом он ошибался. Вне себя от перевозбуждения, он забежал в квартиру и, не заходя в комнату, сразу же влетел на кухню. Не обращая внимания на Инге, он вытащил из буфета початую бутылку водки и, едва сорвав с горлышка пробку, стал жадно пить ее, как воду.

- Что случилось, Богдан? – с тревогой в голосе спросила Инге. Она никогда не видела своего мужа в таком состоянии.

Сташинский оторвался от бутылки и молча посмотрел на свою жену. Затем, ни слова не говоря в ответ, вновь прильнул к горлышку.

- Хватит пить, - крикнула не него Инге и выхватила из рук бутылку. – Сядь на стул и скажи внятно, что произошло.

Богдан послушно опустился на табурет и, уткнувшись глазами в пол, тихо произнес:

- Инге, ты должна сделать аборт. Так требует мое руководство.

- Еще чего. – Даже не осмыслив услышанного, ответила женщина. – Это мой ребенок и только мне решать, оставить его или нет.

Сташинский тяжело вздохнул и с мольбой в глазах посмотрел на Инге.

- Тогда у меня по службе возникнут очень серьезные проблемы. Я думаю, что нам не разрешат быть вместе.

В этот момент, он вспомнил, что все помещения квартиры оборудованы микрофонами. Инге хотела что-то ответить, но Богдан зажал ей рот своей ладонью. Второй рукой он поднес указательный палец к губам, давая понять, чтобы она замолчала, а, затем, совершенно спокойным тоном предложил:

- Дорогая, давай выйдем на воздух, прогуляемся.

- Хорошо, - не понимая, что происходит, ответила Инге и пошла в коридор за плащом.

Когда они вышли во двор, Богдан уже вернулся в свое обычное относительно спокойное состояние.

- Инге, нам нужно сделать выбор. – Начал он. – Известие о твоей беременности мое руководство восприняло с большим возмущением. Они говорят, что не смогут послать нас за границу, если родится ребенок. Вполне возможно, что меня отстранят от нелегальной работы, а может быть, вообще выгонят из Комитета.

- Но это же прекрасно. – Наивно улыбнулась Инге. – Значит, вместе вернемся в Берлин и начнем жить, как обычные люди.

- Мы не сможем вернуться в Германию вместе. – Уныло произнес Богдан. – Боюсь, что после увольнения, меня вообще больше никуда за границу не выпустят.

Инге задумалась. Она сосредоточенно смотрела в одну точку, мысленно перебирая возможные варианты решения этой проблемы. Затем резко повернувшись лицом к Богдану произнесла.

- Поступим так. Аборт я не буду делать ни при каких обстоятельствах. Пусть меня отправят рожать в Германию, а ты останешься здесь. Но ведь на рождение ребенка тебя все равно отпустят ко мне. Вот тогда мы с тобой сбежим в Западный Берлин? – с надеждой в голосе предложила Инге. – Там попросим политического убежища. Сейчас так поступают многие беженцы из Восточной Германии.

- Но я не хочу быть перебежчиком. – Взмолился Богдан и взял Инге за руку. – Давай говорить начистоту, кто из немцев бежит в Западный Берлин? Подонки и жулики, стремящиеся любым способом делать деньги, а я не могу так. Я разведчик, понимаешь ты, - он со значением поднял указательный палец вверх и гордо повторил, - разведчик.

В ответ женщина резким движением освободила свою руку.

- Знаешь, Богдан, тебе здесь здорово забили голову пропагандой. Конечно, в мире нет идеального общества, но у вас здесь, в Советском Союзе, можно задохнуться от всеобщего рабства, серости и тотального дефицита. Поэтому передай своим начальникам, что я БУДУ рожать, – она сделала ударение на предпоследнем слове, - и буду рожать только в Германии, потому что не доверяю вашим коновалам. А как жить нам дальше, решать тебе, ты мужчина и ты должен принимать ответственное решение. Мою позицию ты знаешь.

В этот вечер они впервые серьезно повздорили и последующие два дня не разговаривали.

На третий день они помирились, однако в их отношениях образовалась невидимая трещина, которая круто изменила их последующие отношения. Богдан, как и прежде, старался оставаться с Инге заботливым и любящим мужем, периодически дарил ей цветы и даже по утрам готовил кофе, однако с ее стороны он перестал ощущать былое тепло и открытость. Хотя, именно в тот момент, ему, как никогда нужны была поддержка со стороны любимой женщины. Через неделю после беседы с начальником курса, Богдан так и не дал ему ответ относительно того, будет ли Инге прерывать беременность или нет. В свою очередь руководитель курса больше и не настаивал. Просто в один из учебных дней дежурный офицер сообщил Сташинскому, что его подготовка временно приостановлена до особого распоряжения. Это был первый сигнал к тому, что в его карьере, как нелегала-ликвидатора, начались серьезные проблемы, а точнее крах. Ему очень хотелось поговорить об этом с Инге, потому что никого ближе и роднее у него на тот период не осталось. Однако, после ссоры Инге совершенно перестал волновать внутренний мир мужа, она все чаще и чаще замыкалась в себе, порой даже не слыша, когда к ней обращался Богдан. Сам он неоднократно стал заставать ее дома со слезами на глазах или просто в раздраженном состоянии. Инге списывала изменения в своем настроении на беременность, однако Сташинский понимал, что женщина ждет от него не столько заботы и ласки, сколько ответственного поступка, на который он никак не мог решиться. По сути, он оказался на распутье, нужно было сделать очень ответственный выбор, пожалуй, самый главный выбор в своей жизни. Он по-прежнему любил Инге и с нетерпением ждал рождения их ребенка, но вместе с тем, дальнейшая жизнь, вне КГБ, теряла для него всякий смысл. Десять лет службы в органах госбезопасности сделали свое дело. Богдан перестал чувствовать себя живым человеком, он стал частью сложного механизма, который не мог функционировать вне отлаженной и работающей системы.

 

 

Г Л А В А 23

 

 

Через месяц полного неведения на службе и отчужденности в семье Сташинский не выдержал и записался на прием к Шелепину, но тот не принял его, а поручил провести беседу с опальным ликвидатором одному из своих заместителей.

 

Уже второй час Богдан сидел в приемной генерала КГБ. Периодически в кабинет заходили на доклад начальники различных уровней, совершенно не обращая внимания на сидевшего в углу Сташинского. Молодой капитан, исполняющий обязанности то ли секретаря, то ли адъютанта, демонстративно не замечал Богдана, подчеркивая всем своим видом особый статус доверенного лица одного из руководителей такого ведомства. С выражением лица серьезного чиновника, преисполненного чувством собственного достоинства, он листал журнал «Огонек», периодически бросая взор на свое отражение в зеркале, висевшем напротив.

Когда в приемной никого не осталось, Богдан все же обратился к нему:

- Меня, вообще-то, сегодня примут или нет?

Капитан оторвал взгляд от журнала, но не посмотрел на Сташинского, а огляделся по сторонам, как будто не услышал вопроса, а только отвлекся на непонятный звук, прозвучавший откуда-то извне.

- Я спрашиваю, меня примут сегодня или нет? – более настойчиво повторил свой вопрос Богдан.

Наконец, уловив источник непривычного шума, секретарь посмотрел на посетителя, а точнее на его ноги и, выдержав театральную паузу, вяло буркнул: «Ждите» и вновь уткнулся глазами в «Огонек».

Ближе к вечеру, когда рабочий день уже подходил к концу, наконец, раздался телефонный звонок.

- Слушаю, Владимир Яковлевич, - неестественно радостно и бодро воскликнул офицер, называя генерала по имени-отчеству, тем самым, демонстрируя посетителю свое привилегированное положение. Затем, бросив пренебрежительный взгляд на Сташинского, почти сразу ответил, - Так точно, Владимир Яковлевич, ждет Вашего вызова.

Положив трубку на рычаг, его лицо вновь приняло чванливое выражение. Он размяк в кресле и, не глядя на Сташинского, произнес:

- Владимир Яковлевич ждет вас.

Богдан вошел в генеральский кабинет. Его хозяин сидел за столом и, скрестив пальцы рук в замок, пристально смотрел на Сташинского в упор.

- Товарищ, генерал,… - попытался доложить о своем прибытии Богдан, но не успел.

- Отставить, - перебил его начальник и, не предлагая присесть, сразу же, заговорил тоном, не терпящим возражений, - Мне доложили, что твоя жена не желает делать аборт и хочет рожать в Германии. По этому поводу мы не имеем возражений, это ее право, как матери. А вот относительно тебя принято следующее решение.- Он еле заметно усмехнулся и продолжил. – Ты остаешься в Москве. В ближайшие семь лет выезд за границу тебе будет закрыт и причина здесь не в твоих семейных проблемах. – Он на секунду прервался, а затем, потерев пальцами по подбородку, продолжил, - Хотя, твои семейные проблемы давно уже стали нашими. Сейчас речь идет о другом. О твоей собственной безопасности. По агентурным данным, немцы и американцы в последнее время почему-то возобновили повышенный интерес к убийству Бандеры. Как мы не пытались через свои возможности в Восточной Германии запустить дезинформацию о причастности к его смерти агентуры БНД, у нас, к сожалению, ничего не получилось. Вот полюбуйся.

Генерал вытащил из папки лист бумаги и протянул его Сташинскому.

- Это выписка из выводов комиссии ОУН о причинах гибели Бандеры.- пояснил он. - Особое внимание обрати на слова « … Акция была давно спланирована агентами большевистской Москвы и после ряда неудачных попыток окончательно исполнена 15 октября 1959 года в Мюнхене». Так что возвращаться на Запад тебе никак нельзя. Привлекать тебя для работы в других регионах, мы тоже не можем, нет специальной подготовки. Но ты не расстраивайся, - генерал улыбнулся одними губами, - На улице мы тебя не оставим. Подыщем тебе работу инструктора в какой-нибудь школе с сохранением прежнего оклада. А если пожелаешь уволиться, что ж, это тоже твое право. Держать не будем. На этом у меня все, свободен.

Генерал махнул рукой, давая понять, что разговор окончен.

На ватных ногах от услышанного, Богдан вышел на площадь Дзержинского, и, пройдя несколько минут по тротуару, уткнулся в « Детский Мир». Он вспомнил о том, что Инге просила купить его несколько пеленок для будущего ребенка. Сделав покупки, Богдан вышел из магазина и поплелся в сторону сквера, расположенного возле памятника Юрию Долгорукому. Усевшись на лавочке, он вытащил пачку «Казбека» и закурил. Только сейчас он, наконец, успокоился и попытался проанализировать то, что услышал от генерала.

« Как же, держи карман шире, - с грустной иронией размышлял он, - найдут они мне новую работу или отпустят на все четыре стороны. Если я стал им не нужен, то без сожаления спишут меня, как отработанный материал, особенно теперь, когда на Западе возобновили следствие по делу об убийстве Бандеры. Кому нужен списанный ликвидатор, который сам по себе и без того не безопасный свидетель». Сташинский прекрасно понимал, что, исполнив смертный приговор сначала Ребету, а затем Бандере, автоматически подписал его и себе. « Что делать? Что делать? – молча твердил он, пытаясь найти выход из тупика. – Может быть, стоит послушать Инге и сбежать в ФРГ? – стал перебирать варианты Богдан. – Можно, но как долго мы сможем оставаться там в безопасности? Наверняка, найдется другой ликвидатор, который устранит меня так же, как и я своих жертв. Оставаться в Москве и ждать неизвестно чего? Глупо. Итог и без того ясен, в один из дней меня наверняка собьет на улице машина, которую никто никогда не найдет, да и вряд ли будет искать. Бросить Инге и вернуться к своей работе на условиях, которые выдвинет руководство? Тоже маловероятно. После всех перипетий со скандальной женитьбой и проверок они не поверят мне. Замкнутый круг какой-то получается».

Он встал со скамейки и, машинально отряхнув рукой брюки, поплелся, куда глаза глядят. Совсем скоро ноги привели его к «Яме», так назвали эту пивную москвичи-старожилы. На удивление, очередь там оказалась совсем небольшой, и Богдан, взяв чекушку водки и два бокала пива, наполовину заполненных пеной, отошел к столику возле окна. Сделав два глубоких глотка, он облегченно вздохнул.

- Завтра поговорю с Георгием Аксентьевичем, - решил для себя Богдан. - Как он скажет, так пусть и будет. Посчитает нужным ликвидировать – значит, так тому и быть, оставят на службе - значит еще поживу.

Допив второй бокал, он закурил папиросу и вышел на улицу. Через час он вошел в квартиру, открыв дверь своим ключом.

Инге вышла ему навстречу и, потянувшись к нему всем телом, чтобы поцеловать, вдруг сразу отпрянула назад.

- Тебе противопоказано жить в Москве. – Помахав ладонью возле носа, произнесла она. - Ты очень быстро превращаешься в русского.

- А я и есть русский. – Огрызнулся Сташинский. – Мне в Германии надоело быть немцем. Я могу хоть здесь почувствовать себя тем, кем есть на самом деле?

одинеродине я быть самим собой.

 

- Да-а, - протянула Инге, - А кто в Германии меня учил хорошим манерам, читал стихи Гейне и Шиллера? Возил в Дрезденскую галерею? Или все это была только игра? Тогда кем ты был, немцем или русским? И даже, находясь в России, русским ты себя никогда не называл, а гордился тем, что украинец. Откуда тебе это двуличие?

- Все это было в прошлой жизни, забудь. – Буркнул в ответ Богдан и поднес указательный палец к губам. – Дорогая, давай лучше пойдем, прогуляемся, доктора рекомендовали тебе больше бывать на воздухе.

Инге по виду мужа поняла, что он не настолько пьян, как хочет казаться и, вспомнив о подслушивающих устройствах в квартире, стала молча собираться на улицу.

Не глядя на Богдана, она следом за ним спустилась по лестнице и лишь, когда они оказались во дворе, произнесла:

- Богдан, я так больше не могу. Мне надоело жить, как на сцене, зная, что каждый наш разговор становится достоянием гласности. Мне надоела это неопределенность, надоела эта страна, я устала жить в страхе и хочу домой. С меня хватит, я сыта вашим социализмом и вашими шпионскими играми.

- Инге, я должен тебе сказать одну очень неприятную новость. – Сташинский взял ладони женщины и поднес их к своим губам. – Тебе разрешили выехать рожать в Германию, но мне запретили выезд за границу на семь лет.

- Что-о? – не поверила своим ушам Инге. – Ты хочешь сказать, что мы должны расстаться?

- Ну что ты, дорогая, нас никто не заставляет разводиться. – Попытался улыбнуться Богдан, но улыбка оказалась больше похожа на гримасу боли. – Просто ты должна смириться с тем, где я работаю и после рождения ребенка вернуться в Советский Союз.

- Нет, Богдан, если я отсюда вырвусь, - категорично отрезала Инге, - Я сюда больше никогда не вернусь, поэтому ты делай свой выбор: или наша семья или твоя работа.

Богдан тяжело вздохнул и отпустил ее руки.

- Я что-нибудь придумаю. – Он обнял жену за плечи и они, не торопясь, пошли через двор к оживленной улице, освещенной яркими фонарями. Сташинский полностью отдавал себе отчет в том, что ничего он уже не сможет придумать самостоятельно, настроение у него испортилось окончательно и не только от этого. В сложившейся ситуации Инге единолично сделала свой выбор и совсем не в его пользу.

 

 

Г Л А В А 24

 

 

Стояла поздняя осень. Деревья на улицах Москвы успели сбросить пожелтевшие листья и теперь грустно напоминали своими голыми стволами о приближении суровой русской зимы. В тон погоде на душе Богдана также стало грустно и тоскливо и видимо не столько от состояния природы, сколько от состоявшегося общения с Георгием Аксентьевичем. После нескольких месяцев забвения ему все же удалось попасть на прием к своему непосредственному начальнику, но эта встреча не оправдала тех ожиданий, на которые рассчитывал Богдан. Генерал, которому он доверял как собственному отцу, оказался на этот раз необычайно резким и жестким. Богдан надеялся получить от него поддержку или хотя бы дельный совет, но тот был непреклонен в своем мнении. Его позиция была однозначна – дальнейшая карьера Сташинского несовместима с Инге. О былых заслугах ликвидатора-орденоносца генерал уже не вспоминал, он в очередной раз озвучил то, что Сташинский уже слышал несколько раз от других руководителей ведомства. Сидя напротив генерала, опальный чекист ощутил себя полным ничтожеством, которого сначала тупо использовали, а затем раздавили и выбросили на помойку. За все тридцать лет своей жизни он никогда не чувствовал себя настолько униженным и беспомощным. Ему казалось, что жизнь закончена и впереди его ждет только пустота. Хотя, это было лишь первым ощущением, с которым Богдан очень быстро справился. Георгий Аксентьевич был опытным руководителем и не привык разбрасываться подготовленными кадрами. Он прекрасно знал психологию людей и умело этим пользовался. В ходе двухчасового общения, он все же предложил Сташинскому единственный, по своему мнению, реальный выход из сложившегося положения. Суть его заключалась в том, что Богдан продолжает жить некоторое время вместе с Инге, но при этом начинает новую многоходовую игру, касающуюся только его лично. Перед Богданом вновь неожиданно всплыла дилемма: либо он дальше работает в интересах КГБ, согласившись с планом генерала, и руководство «забывает» о его семейных проблемах, либо КГБ больше не нуждается в его услугах. В обоих случаях места Инге в жизни Сташинского не предусматривалось. Не смотря на участившиеся скандалы дома, Богдан все еще продолжал любить эту женщину и с трудом представлял свою жизнь без нее. Но в тоже время дальнейшая жизнь вне КГБ, его пугала гораздо больше, чем потеря семьи. В связи с этим, он был вынужден принять предложение своего начальника. Вариант, предложенный Георгием Аксентьевичем, казался ему компромиссным, он откладывал срок разлуки Богдана с женой на некоторое время, давая возможность надеяться на возможные перемены их отношений к лучшему. При этом, он оставался на службе. Вариант ухода из КГБ, Богданом даже не рассматривался. Невзирая на свой возраст, он не был новичком в разведке и прекрасно отдавал себе отчет в том, что, оставшись вне системы, не только потеряет семью, но и, возможно, сам в ближайшее время станет объектом ликвидации. В связи с этим, Сташинский попросил у генерала время, чтобы все взвесить и принять окончательное решение.

Он плелся домой, едва передвигая ноги. В последнее время неудачи его преследовали со всех сторон. Жить так дальше становилось не возможно.

Богдан вошел в квартиру и, не снимая пальто, прошел на кухню. Он бессильно плюхнулся на табурет и опустил голову, не обращая внимания на вошедшую Инге. Женщина стояла в дверном проеме, прислонившись к двери, и двумя руками придерживала округлившийся живот.

- Богдан, что-то случилось? – тихо спросила она, стараясь, лишний раз не тревожить мужа.

- Ничего, дорогая, - грустно улыбнулся Богдан, - Просто у меня сегодня был очень трудный день.

Он подошел к женщине и нежно поцеловал ее лоб.

- Пойдем, прогуляем на свежем воздухе. – С многозначительной интонацией в голосе предложил Сташинский. – Сегодня удивительная погода.

- Одну минуту, - с пониманием ответила Инге и поспешила в коридор надевать пальто.

Выйдя на улицу, Богдан провел женщину узким переулком в соседний двор. Осмотревшись по сторонам и убедившись, что за ними никто не наблюдает, он усадил ее на скамейку и присев рядом с ней, взял в руки ее ладони.

- Знаешь, Инге, я сегодня был у нашего знакомого Георгия Аксентьевича, надеялся. Что он сможет нам чем-то помочь, но и он настаивает на нашем разводе.

- А мне он сначала показался порядочным человеком. – Злобно огрызнулась Инге и тут же настороженно спросила, - И что ты ему ответил на это?

- Я сказал, что никогда с тобой не расстанусь. – Он обнял женщину за плечи и прижал к себе.

- Но ты же сам не так давно говорил, что тебе запретили выезд за границу на семь лет. – Женщина отпрянула от мужа и заглянула ему в глаза. – Как ты себе представляешь такую семейную жизнь, если я семь лет буду одна растить ребенка в Германии, а ты будешь прозябать здесь в России?

- Нет, Инге, - твердо заявил Богдан и улыбнулся, - мы будем вместе и, пожалуй, в этот раз поступим так, как ты предлагала. Мы сбежим в Западную Германию.

От этих слов, Инге даже привстала с места. На ее лице сначала заиграла улыбка, постепенно сменившаяся гримасой разочарования.

- Но как же ты попадешь в Германию, если тебе туда не разрешают выезжать? Ты собираешься бежать прямо отсюда? – она обреченно махнула рукой и вновь присела на скамейку. – Это безнадежный вариант. Тебя задержат прямо в аэропорту или на вокзале. Не мне рассказывать, как работает ваш КГБ.

- Глупенькая ты у меня.- Улыбнулся Богдан и вновь прижал ее к своей груди, - Конечно, никто отсюда бежать не собирается. А в Германию у меня все же есть шанс попасть. Не забывай, что рожать нашего ребенка ты будешь именно там.

- И ты надеешься, что я побегу с новорожденным ребенком за границу? – с возмущением возразила Инге, - Ты представляешь себе насколько это хлопотно? Его же кормить нужно, пеленать, где мы все это будем делать?

Она отодвинулась от Богдана и закрыла лицо руками.

- С тобой становится тяжело разговаривать. – Откровенно разозлился Богдан. – Сначала, ты сама настаивала на побеге, а теперь, когда я согласен, тебя стал смущать ребенок.

- Ты говорил, что у тебя появился какой-то план, а на самом деле, кроме наивных фантазий ничего предложить не можешь. А еще считаешь себя разведчиком. – Инге бросила на мужа пренебрежительный взгляд.

- У меня есть реальный план, но ты должна набраться мужества, чтобы выслушать его.- Сохраняя интригу в голосе, спокойно продолжал Богдан.- Так вот, к сожалению, на рождение нашего первенца меня никто в Германию не отпустит, руководство будет настаивать на том, чтобы ты, вместе с ребенком вернулась в Москву…

- Еще раз тебе повторяю: я никогда не вернусь в Россию, тем более с ребенком. - Перебила его Инге. – и давай, не будем к этому больше возвращаться.

- Помню, помню. Но я от тебя этого и не прошу. – Успокоил ее Сташинский. – Я прекрасно понимаю, что бежать с ребенком у нас не получится. Поэтому мы уйдем за границу вдвоем. Но ты, пока будешь в Германии, должна мне немного подыграть.

- Что я должна сделать? – серьезно спросила Инге, демонстрируя готовность принять любые условия.

- Слушай меня, не перебивая, и ничему не удивляйся. – Предупредил ее Богдан и, сделав глубокий вдох, начал излагать свой план.

Инге слушала его с широко раскрытыми глазами, периодически вскакивая с места от возмущения, но Богдан каждый раз ее успокаивал, подробно разъясняя каждый пункт своего замысла. Когда он закончил, Инге выглядела настолько уставшей, что даже не могла ничем возразить своему мужу. Она, склонив голову немного на бок, молча рассматривала отсутствующим взглядом носки своих туфель.

- Ну что скажешь? – спросил Богдан, ожидая реакции на свое предложение.

- Ты с ума сошел. – Не поднимая глаз, тихо произнесла Инге. – У тебя нет ничего святого.

- А по-другому, у нас ничего не получится. Теперь решать тебе. Или мы дальше будем жить вместе или придется расстаться навсегда.

Она долго смотрела не мигающим взглядом на Богдана, а потом неожиданно расплакалась.

- Будь проклята твоя работа, будь проклят ваш Советский Союз.

 

 

Г Л А В А 25

 

 

В самом конце января 1961 года Инге уехала в ГДР. Через три месяца в Дальгове на свет появился долгожданный малыш, мальчика назвали Петером. Еще до отъезда супруги обговаривали имя будущего ребенка и тогда пришли к единому мнению, что оно должно быть универсальным для любой страны. Тогда они посчитали, что если родится мальчик, назовут его Петром или Петером на немецкий манер, если девочка, то Екатериной – Катрин.

Все это время Сташинский с нетерпением ждал известий о прибавлении в семье. Инге сообщила в письме, что роды прошли очень трудно и несколько дней врачи боролись за жизнь ребенка, но все обошлось благополучно. Однако, как и предполагал Богдан, в Германию, его не отпустили, но это не очень его расстроило. Морально он давно был к этому готов.

Вместе с тем, в Москве у Сташинского наступила белая полоса в жизни. Руководство по отношению к нему сменила гнев на милость и в целях повышения квалификации определили его на курсы при Институте иностранных языков, изучать английский язык, однако при этом обязали появляться в Комитете ежедневно. Со стороны начальников вновь стали звучать намеки на новые ответственные задания вплоть до радужных перспектив долгосрочной работы в резидентуре одной из Западноевропейских стан. Сташинский почти ежедневно писал жене письма, при этом, не забывая использовать ранее оговоренные условности. Они оба знали, что их переписка находится под неусыпным контролем КГБ. Так продолжалось до начала августа.

8 августа 1961 года Сташинский, вернувшись домой после занятий, увидел в дверях вчетверо сложенную записку. Он быстро развернул ее. На желтой бумаге, неизвестным размашистым почерком, были начертаны четыре ничего не значащих слова: «Зайдите на почту получить телеграмму». Единственным адресатом, от которого Богдан ждал сообщений, была Инге, поэтому, не заходя в квартиру, он побежал на почту, которая находилась в двух кварталах от его дома. К счастью, в это время в почтовом отделении очереди не было, и Богдан протянул записку вместе с паспортом молоденькой девушке, отвечавшей за выдачу корреспонденции. Та, в течение нескольких секунд, нашла нужную телеграмму в лежавшей рядом пачке. Она невольно бросила беглый взгляд на ее короткий текст, и сразу же, виновато опустив глаза, протянула ее Богдану. Она даже не посмотрела на его паспорт, быстро извинилась и выскочила из своей кабинки, забыв передать Сташинскому ведомость для росписи в получении корреспонденции. Он пробежал глазами по ее содержанию: «Петер умер. Пожалуйста, приезжай». На лбу Богдана выступила испарина.

«Боже, только бы это не оказалось правдой» - первое, о чем подумал он. Ему не терпелось позвонить Инге по телефону, но он прекрасно понимал, что их разговор будет прослушиваться и правды в любом случае он не узнает. Нужно идти к руководству и решать вопрос о выезде в Берлин.

Ровно через час он был на Лубянке.

- Я могу попасть на прием к Георгию Аксентьевичу? – с порога спросил он у адъютанта, сидевшего в приемной.

- Георгия Аксентьевича сейчас нет и когда он будет, я не знаю.- Не отрывая головы от бумаг, многозначительно заявил капитан и после непродолжительной паузы, добавил, - Но я в курсе Вашей проблемы. – Поэтому зайдите к подполковнику Александрову, он ждет Вас.

Сташинский в ответ только удивленно поднял брови, и ничего не ответив, вышел из приемной.

Подполковник Александров Юрий Николаевич был недавно назначен направленцем в 13 отдел ПГУ и курировал нелегальную работу в Западной Германии и ГДР. Всю свою сознательную жизнь он прослужил в разведке и, как никто другой хорошо знал ее изнутри, поэтому Сташинского он принял достаточно радушно и с пониманием.

- Проходи и присаживайся Богдан, - пожал руку ему подполковник.- Я думаю, тебя не удивит, что мы уже в курсе твоего горя.

- Не сомневаюсь. – Буркнул в ответ Сташинский, зная, что телеграмма попала на почту после перлюстации.- Не первый год в органах и уже привык к тому, что каждый мой шаг находится под чутким контролем товарищей.

- А как ты хотел? – развел руками Александров, - В нашем деле полным доверием к себе не может похвастаться никто. Это уже специфика нашей работы.

Он протянул лист бумаги сотруднику и ручку.

- Пиши рапорт на выезд в Берлин. – Он немного потянулся всем телом к Сташинскому и, понизив голос, добавил:

- Скажу честно, что по поводу твоего выезда в Германию был категорически против руководитель аппарата КГБ генерал-майор Коротков, но Александр Николаевич, - он имел ввиду Шелепина, - все же вошел в твое положение и разрешил тебе попрощаться с сыном.

- И на том спасибо. – Недовольно отозвался Сташинский и подвинул ближе к себе лист бумаги.

- Должен тебя предупредить, - продолжал направленец, - что поедешь на похороны не один. Я буду тебя сопровождать. Извини, но такое условие выдвинуло наше руководство.

- Мне до такой степени не доверяют? – с грустной усмешкой спросил Богдан.

- Глупый вопрос. – Безобидно возразил Александров.- В первую очередь это нужно тебе ради собственной безопасности.

- А что мне может угрожать в Берлине? – удивился Багдан и отложил в сторону ручку.- В последнее время почему-то все ограничения моих передвижений связывают именно с вопросами собственной безопасности.

- А ты не думал о том, как тебе отнесутся родственники Инге? Ведь они наверняка узнали от нее, кто ты есть на самом деле. Ты уверен, что информация о тебе и твоих делах в Мюнхене, уже не попала через них в БНД или даже в ЦРУ? Поэтому мы не можем предугадать, как будут разворачиваться события в условиях новых обстоятельств. Может, тебя убьют сразу же, как только ты появишься в Берлине. Между прочим, у нас есть обоснованные предположения, что вашего сына могли отравить американские или западногерманские спецслужбы.

- Глупости. Все это. А какой интерес я могу представлять для спецслужб США и ФРГ? – с недоверием спросил Сташинский и вновь усмехнулся.- Если я даже жену не посвящал в специфику своей деятельности.

- После ликвидации Бандеры, ОУН-овцы начали вести свое расследование убийства своего лидера, а, как известно, они работают в тесном контакте не только с БНД, но и с ЦРУ и МИ-6 – английской разведкой. К сожалению, как далеко они продвинулись в своем расследовании, нам пока не известно, но нужно быть готовым ко всему.

- Возможно, вы правы. – После непродолжительного молчания, согласился Богдан и вновь продолжил писать рапорт.

Перед тем, как поставить в документе подпись, он поднял глаза на подполковника и спросил:

- Юрий Николаевич, а вы в курсе, что произошло с моим сыном?

Александров неопределенно пожал плечами и немного подумав, ответил:

- Не могу точно сказать. По известным причинам мы не могли опросить врачей, но, по словам Вашей жены, он захлебнулся во время кормления. Но хочу тебя сразу предупредить, что ее вины в этом нет. Она выходила из дому по делам, а ребенок в этот момент оставался с няней.

Сташинский молча опустил глаза и еле заметно ладонью смахнул накатившую слезу.

 

На следующий день, они вместе вылетели на военном самолете в Восточный Берлин. Прибыв к месту назначения, Александров доставил Сташинского в Карлхорст, где их встречал Сергей Демон.

- Прими мои соболезнования, Богдан. – Он впервые назвал Сташинского настоящим именем и протянул ему руку.

- Спасибо. – Ответил Богдан и сразу спросил. – Я могу поехать к себе?

- К сожалению, нет. – Виновато пожал плечами Сергей и посмотрел на Александрова.- На период всех траурных церемоний тебе не рекомендуется проживать ни у родственников жены, ни в своей квартире, ни на квартире Инге. Почему? Ты должен понимать сам. Жить вместе с супругой будешь здесь в Карлхорсте. Квартирку мы вам подобрали, а дальше будет видно.

Богдан согласно кивнул головой и, увидев, стоящую поодаль Инге, спросил:

- А с женой я могу поздороваться?

- Безусловно, - ответил Александров, как старший по званию. – Мешать вам не будем, но потом, все же вернитесь сюда, мы отвезем вас на квартиру.

Он многозначительно посмотрел на Демона, чтобы тот не отпускал из виду Сташинского.

Богдан подбежал к жене и, не говоря ни слова, крепко ее обнял. Они долго стояли не шелохнувшись, а затем, медленно пошли пешком по улице. Боковым зрением Сташинский увидел, как следом за ними на противоположной стороне выдвинулся молодой мужчина в сером костюме и такой же шляпе.

- Почему ты определил дату похорон на 13 августа? – шепотом спросила Инге.

- Это будет воскресенье, а в этот день будет выходной. Поэтому мы окажемся не под таким плотным наблюдением моих коллег, как обычно.

- Ты думаешь, за нами будут следить в такой день? – удивилась женщина и, покачав головой, добавила. – Как же это подло.

- И, тем не менее, это так. – Он сильнее прижал Инге к себе. – Между прочим, за нами уже следят. Только не оглядывайся сразу назад, - предупредил ее Богдан. – Сзади нас сопровождает человек в сером костюме.

Пойдя несколько шагов, Инге, якобы случайно, выронила свою сумочку, и, поднимая ее с мостовой, посмотрела на противоположную сторону. Молодой человек почти сразу остановился и стал рассматривать витрину магазина.

- И как же мы сможем бежать при таком наблюдении? – разочарованно произнесла Инге. – Нас же задержат при первой попытке к бегству.

- Не волнуйся, дорогая, доверься мне. – Богдан еле заметно улыбнулся. – Я уже все продумал.

 

 

Г Л А В А 26

 

В субботу 12 августа Сташинский вместе с женой поехал на машине КГБ в дом родителей Инге, чтобы сделать последние приготовления к погребению, которое намечалось на завтра. Все утро и до полудня они находились у родителей, при этом Сташинский периодически выходил в город, чтобы сделать необходимые покупки и заказать цветы. В это время на улице постоянно находились два автомобиля «Фольксваген» и «Мерседес» с берлинскими номерами. Сотрудники КГБ ни на минуту не оставляли без внимания своего коллегу.

Во время обеда, когда за столом собрались все родственники и близкие, Инге едва слышно сказала мужу:

- Давай на минуту выйдем ко мне.

Он вышли в комнату, где прошло ее детство. Женщина нежно прижалась мужа, и, уткнувшись ему в грудь, шепотом заговорила:

- Нам надо бежать сегодня, до похорон. Другой возможности у нас не будет. Иначе завтра тебя заберут у меня и отправят назад в Москву.

- Я тоже хотел тебе это предложить. – Согласно кивнул головой Богдан.- Своим частым появлением на улице, я уже примелькался своим наблюдателям. Мне кажется, что их бдительность немного притупилась. Поэтому давай собираться. Много вещей с собой не бери, возьми только самое ценное.

Они наспех стали собирать пожитки, деньги и документы. Неожиданно на пороге спальни появился младший брат Инге Фриц.

- Я все слышал. – Сказал он. – Возьмите меня с собой. Я не хочу здесь оставаться.

- Это исключено. – Категорично отрезала Инге. – Подумай о родителях, они этого не переживут.

- Я не останусь здесь. – Капризным тоном настойчиво повторил мальчик.

Времени на уговоры брата не оставалось совсем.

- Черт с тобой. – Не стал возражать Богдан, посчитав, что проще согласиться, чем спорить с подростком. – Собирайся, только быстро.

В четыре часа пополудни Сташинский с женой и ее братом через черный ход, скрываясь за цветами и деревьями, вышли в сад, а оттуда направились к озеру, откуда шла прямая дорога к местечку Фалькензее. Богдан за руку держал Инге, постоянно ее подгоняя, Фриц тяжело дыша семенил за ними. Через несколько километров пешей ходьбы, он остановился.

- Долго нам еще идти? – чуть не плача, спросил он. – Я устал и хочу отдохнуть.

- Потерпи Фриц, - на ходу отозвалась Инге, - мы скоро придем, нам еще идти около часа.

Юноша остановился, он очень устал и не мог идти дальше.

- Стойте, - крикнул он, удаляющимся от него беглецам и когда те оглянулись, сказал.– Я вернусь обратно.

Инге не стала его уговаривать, она подошла к нему и на прощание поцеловала, а Богдан сунул ему 300 марок на карманные расходы. Юноша, помахал им рукой, а затем, развернулся и тем же маршрутом поплелся обратно.

Около 18 часов Богдан и Инге взяли стоявшее на автозаправке такси и поехали на Фридрихштрассе в Берлин, где остановились возле ближайшей станции метро. Оттуда ходили электрички в Западный Берлин. Местные полицейские без всякого интереса проводили глазами молодую пару, даже не поинтересовавшись их документами, хотя восточно-германская полиция всегда проверяла документы у пассажиров, следующих в западный сектор. Еще через час они вышли на станции Гезундбруннене, первой остановке Западного Берлина.

- Давай возьмем такси и поедем к моей тете, сестре отца. Она живет здесь в десяти минутах езды. – Предложила Инге. Попав в Западный Берлин, она почувствовала некоторое облегчение и ей очень захотелось, наконец, расслабиться и отдохнуть после нескольких часов напряженного бегства.

- Ни в коем случае, - оборвал ее Богдан. – Мы должны сразу же обратиться в американскую комендатуру.

- А зачем туда, а не в немецкую полицию? – удивилась Инге, - Мы же политическое убежище будем просить в ФРГ, а не в США.- Она взяла мужа за руку и тоном маленькой девочки, продолжила, - Ну, давай, поедем к моей тете, сегодня отдохнем, а завтра пойдем, хоть в комендатуру, хоть в полицию, хоть к черту на рога, мне все равно.

- Нет. – Сташинский был категоричен. – Пойми, любимая, нас начнут искать уже сегодня и возможно, через несколько часов мои бывшие коллеги придут именно к твоей тете. А что касается полиции, то политическое убежище нам лучше просить в представительстве именно США. Я не уверен, что мы сможем скрыться от КГБ в Западном Берлине или даже Западной Германии. Поверь мне, найти нас здесь не составит никакого труда, зато мало кто подумает, что мы обратимся за помощью к американцам.

На лице Инге появилась тень сомнения и разочарования.

- Но мы же с тобой не собирались бежать в США. – Она бессильна села на пустую скамейку и прикрыла лицо руками, - Я даже английского языка не знаю.

- Ладно, пусть будет по-твоему. – Сташинский вновь посмотрел на часы и махнул рукой.- Все равно, через несколько часов уже все будет кончено.

Взяв такси, они поехали на квартиру к тетке Инге, чтобы у нее переночевать. Это была та самая ночь, когда наутро Берлин оказался разделенным стеной на две части.

С первыми лучами солнца, они вместе поехали в американскую комендатуру.

В дежурной комнате безмятежно дремал сержант. Американцы привыкли к мирному ритму Западного Берлина, возложив всю ответственность за обеспечением порядка на местную полицию. Богдан, озираясь по сторонам, подошел к окошку и, наклонившись ближе к сержанту, чтобы видеть его реакцию, старательно выговаривая каждое английское слово, произнес с жутким акцентом:

- Мое имя – Богдан Сташинский. Я агент КГБ.

Сержант спросонья потер глаза, не до конца понимая, о чем говорит странный посетитель.

Сташинский еще раз повторил свои слова по-немецки и после небольшой паузы добавил:

- Два года назад по заданию Москвы я убил в Мюнхене Степана Бандеру.

- Стоп, стоп, стоп, - окончательно проснулся дежурный, вскакивая со стула.

- Повторите еще раз, только помедленнее, кого вы там убили?

Сташинский кашлянул в кулак и более уверенным голосом подтвердил:

- Я убил Степана Бандеру, лидера украинских националистов.

Инге, находившаяся все это время за спиной Богдана, округлив от удивления глаза, тронула мужа за плечо.

- Так вот оказывается, какие задания КГБ ты выполнял.

Инге была в шоке от услышанного. Проскользнув мышкой в комнату дежурного, она присела на стул, стоявший у стены и зажала ладони у себя между колен, стараясь изо всех сил унять нервную дрожь.

Дежурный поерзал в кресле и, не спуская глаз со странного визитера, закурил. Не каждый день в офис американской военной полиции приходит «агент КГБ» и делает заявление о совершенном теракте, тем более убийстве какого-то политического лидера.

Он поднял трубку и, выждав несколько секунд, пока на противоположном конце провода ему не ответили, доложил, судя по обращению, другому дежурному:

- Ленни, сообщи полковнику, что у нас тут из ряда вон выходящий случай. Пришел сдаваться агент КГБ и заявляет о каком-то убийстве.- Он выслушал реакцию своего товарища и добавил, - Только пусть обязательно пришлют переводчика с русского языка и пару автоматчиков для охраны.

Он положил трубку на рычаг и, взглянув на Сташинского, предложил ему присесть, а затем, молча перевел взгляд на женщину.

- Это моя жена, - мгновенно понял немой вопрос Сташинский. – Ее зовут Инге Поль. Вчера мы вместе с ней бежали из восточного сектора Берлина, точнее приехали поездом.- Он взглянул на Инге, которая прикрыла лицо газовым шарфиком, чтобы не дышать табачным дымом, и, осмелившись, добавил, - Господин сержант, Вы не могли бы не курить. Моя жена пережила очень сильный стресс, пару дней назад у нас умер сын, которого мы даже не успели похоронить. Весь вчерашний день мы находились под плотным контролем КГБ и едва смогли от них оторваться, поэтому пойми ее состояние.

- Да, конечно, нет проблем. – Добродушно откликнулся сержант и аккуратно погасил сигарету в пепельнице. Он подошел к окну и распахнул его.

- Извините, вентилятор у нас сломался. Может быть, хотите воды?

В этот момент в дежурную комнату вошел сухопарый мужчина средних лет в полевой американской форме. Судя по манерам и уверенному выражения лица, он занимал немалый чин в здешнем ведомстве. Его сопровождали двое молодых людей в гражданской одежде, по все вероятности переводчик и представитель контрразведки.

- Господин полковник, - вытянулся в струнку дежурный, - Этот человек – он указал пальцем на Сташинского, - утверждает, что является агентом КГБ и совершил убийство какого-то типа, - он заглянул в свои записи и по слогам произнес, - Бан-де-ры.

- Сержант, как давно вы служите в Германии? – усмехнулся полковник.

- Пол года. – Отчеканил дежурный.

- Тогда простительно. – Полковник снисходительно улыбнулся и, сняв фуражку, присел за стол.- Степан Бандера был фюрером украинских наци и, действительно, два года назад был убит в Мюнхене. Об этом писали все местные газеты. Но это так, к слову, сержант. А сейчас возьмите бумагу и приготовьтесь вести протокол.

Полковник еще раз осмотрел всех присутствующих, и, убедившись, что все готовы допросу, обратился к загадочному заявителю:

- И так, начнем. Назовите себя.

- Мое имя – Богдан Сташинский…

 

Однако вопреки ожиданиям, сотрудники военной полиции и ЦРУ отнеслись с недоверием к словам Сташинского, посчитав его сумасшедшим. Никто из них не допускал мысли, что убийца двух человек жаждет сам подписать себе смертный приговор. Опять же, и тех и других настораживал тот факт, что странная семья бежала из восточного сектора в западный именно накануне возведения стены, разделяющей Берлин на две части. Об этом не знали даже власти и спецслужбы западной Германии. Стена, была воздвигнута всего за одну ночь по инициативе руководства ГДР и негласной поддержке СССР. Но и в этих странах, о готовящемся строительстве могли знать лишь единицы. Поэтому Сташинский был передан в распоряжение западногерманской полиции, которая начала свое расследование. Поначалу немцы тоже не поверили ему, однако, при содействии самого Сташинского, они получили целый ряд доказательств его причастности к убийствам Ребета и Бандеры. Полиция нашла свидетелей, которые видели его на месте преступления, опросили администраторов гостиниц, которые оформляли его под различными фамилиями. Сыщикам удалось даже извлечь кусочек ключа, который сломался в дверях подъезда Бандеры. Конечно, орудия убийства в мутных водах канала найти не удалось, но этого уже было и не нужно.

Открытый процесс над Богданом Сташинским начался лишь в сентябре 1962 года в Карлсруэ. На заседаниях он держал себя очень спокойно и уверенно. Однако, вездесущие журналисты заметили одну не характерную для обвиняемого черту в его поведении. По их единодушному мнению, Сташинский держался на суде, как «ученик, вызубривший лекцию», очень подробно рассказывал обо всем, о чем его спрашивали, хотя мог бы что-то и скрыть.

Учитывая чистосердечное признание и раскаяние обвиняемого, суд определил ему лишь 8 лет лишения свободы, из которых он отбыл в заключении ровно половину срока, после чего вместе с супругой бесследно исчез. По некоторым сведениям, ему была сделана пластическая операция, и он много лет прожил с новыми документами в Южной Африке, по другим, его следы затерялись где-то в США. Так, во всяком случае, утверждали различные средства массовой информацией в разное время заинтересовавшиеся судьбой бывшего ликвидатора КГБ - Богдана Николаевича Сташинского.

 

 

Г Л А В А 27

 

Август 2011 года. г. Киев

 

Летним воскресным утром в доме отставного офицера КГБ бывшего СССР раздался телефонный звонок. Константин Петрович вышел в отставку еще в середине 80-х годов и проживал один в своей киевской трехкомнатной квартире недалеко от Вечного Огня. Через несколько месяцев он готовился отметить свой 80-летний юбилей, хотя отмечать особо было не с кем. Большинство его сослуживцев уже отошли в мир иной, а новыми друзьями он так и не обзавелся. Семьи, в обычном понимании этого слова, у него не было, поэтому телефонный звонок вызвал у него понятное недоумение.

- Слушаю Вас. – Ответил он, усаживаясь в старое потертое кресло.

- Здравствуйте, Константин Петрович, - услышал он в трубке незнакомый приятный женский голос.

- Добрый день, - сухо ответил он. – С кем имею честь разговаривать.

- Вас беспокоит Наталья Шепитько. Я журналистка и хотела бы взять у вас интервью.

- Я не даю никаких интервью. – Недовольно ответил старик и уже хотел положить трубку, но журналистка его опередила.

- Прошу Вас, не кладите трубку. – Молящим тоном защебетала она. – Мне рекомендовал обратиться к вам Александр Пантелеймонович Святогоров.

Эта фамилия прозвучала для старого чекиста, как пароль. Святогоров был не просто полковник СБУ в отставке, для многих он оставался до конца своих дней живой легендой. Именно, он стал прообразом Йогана Вайса в фильме «Щит и меч» и, именно, он в конце 50-х - начале 60-х годов работал в советской резидентуре в ФРГ.

- Полковник Святогоров умер в 2008 году, поэтому вряд ли мог Вам меня рекомендовать. - Усомнился в словах журналистки Константин Петрович.

- Совершенно верно. – Не сдавалась Шепитько, - Но я брала у него интервью еще в 2004 году, а потом в Украине произошла Померанчевая революция и тема, которую я хотела поднять, оказалась не актуальной.

- И какую же тему вы собирались поднять? – уже с интересом спросил ветеран.

- Я не хотела бы об этом говорить по телефону. – Интригующе ответила женщина, и сразу, как подобает в таких случаях, пошла в наступление, - Если вы не против, я могу прямо сейчас подойти к вам домой. Если хотите, можем встретиться на нейтральной территории.

Старик немного подумал и про себя усмехнулся.

- К сожалению, я уже не в том возрасте, чтобы ходить на свидания. Для меня привычнее общаться дома. Записывайте адрес.

- Не надо. – Прозвучал радостный голос журналистки. – Я уже стою перед дверью вашего подъезда.

- Однако, оперативно. – Засмеялся Константин Петрович, - Снимаю шляпу перед Вашей настойчивостью.

Через минуту в квартиру ветерана госбезопасности вошла миловидная женщина лет тридцати пяти, стройная, чуть выше среднего роста, в строгом брючном костюме синего цвета. В руках она держала небольшой клач. На первый взгляд ее можно было принять за молоденькую девушку, но возраст выдавали необычайно умные и уставшие глаза.

- Добрый день, Константин Петрович, - она протянула мужчине руку.

- Еще раз здравствуйте, - ответил на рукопожатие тот и жестом руки предложил женщине войти в гостиную.

Она медленно вошла в комнату, внимательно осматривая ее обстановку. Обычная трехкомнатная квартира, обставленная старой советской мебелью, красноречиво говорила об аскетизме хозяина. Хотя две вещи все же говорили о том, что этот человек не живет одним лишь прошлым. Плазменный телевизор, подчеркивал приверженность его к комфорту. На прямоугольном столе, стоящем в дальнем углу, лежал ноутбук, говорящий о том, что хозяин квартиры старался не отрываться от реалий сегодняшней жизни. О причастности к некогда всесильной службе говорил лишь маленький бюст Дзержинскому, который красовался на книжной полке.

- Хотите чаю? – предложил Константин Петрович, - Кофе я не держу в доме, в последнее время начались проблемы с сердцем, а чай у меня хороший, с чабрецом.

- Пожалуй, не откажусь. – Улыбнулась в ответ Наталья.

- Тогда я поставлю чайник, а Вы располагайтесь, где вам будет удобно.

Константин Петрович вышел на кухню, оставив гостью в гостиной. Когда он вернулся, женщина сидела в кресле, положив на журнальный столик маленький цифровой диктофон.

- А вот это лишнее. – Старик строго посмотрел на журналистку. – Я с удовольствием отвечу на любой Ваш вопрос, но только при условии, что не будет никакой звукозаписи.

- Хорошо. – Немного смутившись, согласилась женщина и спрятала свой диктофон в клач.

Константин Петрович занял место в кресле напротив и, сложив руки на колене, спросил:

- Так о чем вы хотели со мной поговорить?

- Не о чем, а о ком. – Загадочно улыбнулась журналистка. Выдержав небольшую паузу, она продолжила. - Я хотела бы, чтобы Вы пролили мне свет на некоторые белые пятна в судьбе Богдана Сташинского.

- А какое отношения я к нему имею? – усмехнулся старик и отвел в сторону глаза от журналистки.

- Во время нашей последней встречи со Святогоровым, он мне рассказал, что больше Вас в отношении этого ликвидатора мне не сможет рассказать никто. Если верить его словам, то вы были в курсе всех аспектов его подготовки и дальнейшей работы.

- Ох уж старый лис, даже после смерти нет от него покоя. Ну, раз уж он Вам меня так отрекомендовал, попробую Вам ответить.- Улыбнулся хозяин квартиры и добавил. – Хотя, что нового я могу рассказать о Сташинском, если вся его жизнь подробно изложена в материалах следствия. Насколько мне известно, он ничего не скрывал на суде. По материалам его допросов, написано масса статей, а также документальных и художественных книг.

- Я знаю,- согласилась журналистка. - Более того, я все их перечитала и досконально изучила, но, тем не менее, некоторые ответы Сташинского на суде вызвали у меня большие сомнения.

- Например? – усмехнулся старик и с интересом посмотрел на женщину.

- Ну что ж. – Журналистка достала из сумочки маленький блокнот с заранее подготовленными вопросами. - Начнем с самого начала. И так, Сташинский рассказал, что поводом для его вербовки послужил факт задержания за безбилетный проезд в поезде, когда он ехал на выходные домой. Так ли это?

Константин Петрович, потер ладонью подбородок и задумался.

- Вы чего-то опасаетесь или просто не хотите говорить о Сташинском? – с вызовом спросила Наталья. – Неужели Вас, как ветерана органов госбезопасности, не задевает тот факт, что Ваш бывший коллега так и останется в людской памяти, как убийца и изменник Родины.

- А Вы умеете брать «на слабо»! – рассмеялся старик и мечтательно поднял глаза вверх. – Милая Наталья, позвольте мне так к вам обращаться, - девушка в ответ утвердительно кивнула головой. - я прожил долгую жизнь и давно уже никого не боюсь.

Он еще помолчал некоторое время, видимо, собираясь с мыслями и начал рассказывать.

- Конечно, же это глупость, что банальный безбилетный проезд стал для него поводом для вербовки. В пятидесятые годы большинство студентов ездили «зайцами» в электричках. Тогда это было нормой. Сами понимаете, далеко не многие родители могли помогать своим детям материально. А на мизерную стипендию, студентам нужно было жить целый месяц. Поэтому безбилетная езда имела в то время массовый характер. К тому же, тогда ездить в транспорте без документов было обычным явлением и при появлении контролера, задержанный мог назвать любую попавшуюся фамилию. Тогда деканаты были завалены копиями протоколов на несуществующих студентов. Поэтому, это заявление Сташинского на суде, было сказано скорее для прессы. Нужно было создать из КГБ образ организации, лишенной всякой человечности. Это был тактический ход, чтобы люди поверили в то, что Сташинский стал сотрудничать с КГБ или тогда еще МГБ вынужденно, по принуждению.

- А разве это не так?

- Знаете, для вербовки агента, который бы просто давал информацию об атмосфере в студенческой среде, может быть, этот повод и стал бы достаточным. Кстати, таких агентов в институте и без Сташинского было предостаточно. Но его завербовали с другой целью и в дальнейшем использовали для серьезной работы. Поэтому основа этой вербовки могла быть только патриотической, а не с использованием какой-то зависимости или компрматериалов. Как правило, агенты, которых «держат на поводке», не долговечны и не надежны. Таким никогда не доверяли и вряд ли доверяют сейчас ответственные задания.

- Тогда почему же, мальчик из глухого украинского села, в семье которого не особо жаловали Советскую власть, все же пошел на сотрудничество с органами госбезопасности? – усомнилась журналистка.

- В данном случае, сработали несколько факторов. Во-первых, многое зависело от профессионализма оперативного сотрудника, завербовавшего его. В то время, на Западной Украине популярность среди молодежи набирал писатель Ярослав Галан. Сташинский был поклонником его творчества, поэтому убийство автора многих популярных на то время произведений, вызвало негодование у ряда студентов, в том числе и у Сташинского. Именно этим и воспользовался оперативный сотрудник, завербовавший будущего ликвидатора. Во-вторых, многое зависело от настроений самого Сташинского. В свое время он имел возможность лично убедиться в зверствах УПА, поэтому не испытывал к этой организации никаких симпатий. Более того, он не видел ничего враждебного со стороны Советской власти, во всяком случае, для себя. Как Вы правильно подметили, мальчик из глухого украинского села, имел свое мировоззрение и понимал, что при поляках он бы никогда не смог поступить в институт, бесплатно учиться и жить полноценной жизнью во Львове. До 39 года этим правом могли воспользоваться только дети служителей греко-католической церкви. Выходцам из простых крестьянских семей учеба в высших учебных заведениях была недоступной.

- Значит, Сташинский сразу и без колебаний согласился на сотрудничество с МГБ?

Константин Петрович снисходительно улыбнулся. Ему начинал нравиться напор молодой журналистки.

- Нет, конечно. До этого, с оперуполномоченным МГБ капитаном Ситниковским у Сташинского произошло пять или шесть предварительных встреч. Причем оперативный сотрудник не ставил ему никаких условий, просто пытался показать студенту, что тот ему импонирует. Он нисколько не давил на молодого парня, не пытался его ломать или шантажировать, как сейчас часто показывают в кино. Капитан старался быть ему старшим товарищем. Вообще, этот оперативный работник, по словам Сташинского, был очень начитанным и интеллигентным человеком, даже знал латынь. Вы знаете хоть одного современного политика или сотрудника правоохранительных органов, который бы владел латынью? – спросил старик у журналистки и, получив отрицательный ответ, продолжил. – То-то же. Поэтому Богдану было очень интересно с ним общаться. Обычно не принято рассказывать, кого и как завербовали, но мне Сташинский однажды рассказал, что как-то вместе с Ситниковским они обсуждали агрессивную политику НАТО. И вот тогда, Богдан, в силу своей молодости и наивности, спросил у него: «А неужели в нашей стране нельзя найти двух десятков героев, которые смогли бы проникнуть в стан врага и уничтожить руководителей этих империалистических государств?» Возможно, именно этот, по-детски наивный вопрос, и предопределил дальнейшую судьбу будущего ликвидатора.

Наталья с недоверием покачала головой, но решила не углубляться в развитие этой темы, а задала свой следующий вопрос:

- А как вы прокомментируете тот факт, что Сташинский предал свою семью, пойдя на сотрудничество с МГБ. Ведь одна из его сестер сотрудничала с УПА?

Константин Петрович строго посмотрел на женщину. Его нижняя губа слегка дрогнула, но он, сохранив выдержку, ответил:

- Я не считаю это предательством. Его сестра действительно сотрудничала с УПА и возможно ее бы ожидала участь многих жителей Западной Украины, разделяющих взгляды ОУН. Но именно, благодаря тому, что Сташинский стал работать на МГБ, никто из его родственников не пострадал.

После этого, он встал с кресла и вышел на кухню. Через минуту он вынес на небольшом подносе две чашки из мейсенского фарфора и заварной чайник. Не торопясь, он разлил ароматный напиток и подвинул одну из чашек ближе к журналистке. Сделав небольшой глоток, он спросил:

- Так какие еще «белые пятна» в судьбе Сташинского вас интересуют?

Женшина взяла в руки свой чай и поднесла его к губам.

- Действительно очень вкусный. – Констатировала она и тут же сказала:

- Мне с трудом вериться, что столь молодому сотруднику, каким был на тот момент Сташинский, сразу доверили убийство такого политического деятеля, как Лев Ребет. Не кажется ли Вам, что это было очень рискованно.

- Отнюдь. Но прежде, чем ответить на ваш вопрос, я хотел бы определиться в понятиях. Сташинский не был убийцей, а был ликвидатором. Вы ведь не называете солдата, воюющего на поле брани, убийцей? Тогда тоже шла такая же война, только незримая и Сташинский был солдатом своей страны и своего времени, поэтому я считаю более приемлемым в данном случае термин «ликвидация», а не убийство.

- Извините. – Наталья примиренчески подняла ладони вверх и смущенно улыбнулась.

- Теперь по сути основного вашего вопроса.- Продолжал бывший разведчик. – Конечно же, Сташинскому не сразу поручили ликвидацию Ребета. Этому предшествовали долгие годы вживания в образ Йозефа Лемана. Для этого, уже на месте в Германии нужно было стать настоящим немцем со своей историей, привычками и образом жизни. Но это не говорит о том, что все эти годы он только вживался в легенду. Сташинский работал, как агент-связник, часто добывал информацию путем негласного наблюдения и выполнял много разных других заданий. И лишь потом, спустя несколько лет, встал вопрос о ликвидации Ребета.

- А в этом была необходимость?

- С точки зрения нынешних реалий, возможно, что и нет. Ребет был теоретиком украинского национализма и по правде сказать, мало известным среди сторонников ОУН и УПА на территории самой Украины. Тогда все говорили только о Бандере и Шухевиче, поэтому идеолог в изгнании оставался в тени. Но нельзя забывать, что в то время началась холодная война, и ЦК КПСС посчитал главной задачей органов госбезопасности – устранение любых ростков враждебной идеологии.

- А относительно ликвидации Бандеры Вы считаете также? – с лукавой улыбкой поинтересовалась журналистка.

Константин Петрович поставил чашку на чайный стол и промокнул губы салфеткой.

- С Бандерой совершенно другая история. Еще в 1949 году в СССР ему был вынесен смертный приговор. Поэтому Сташинский всего лишь привел его в исполнение. Для него Бандера не был ни легендой, ни символом. Он воспринимал его только как объекта, как цель и не более того. Хотя, - он задумчиво насупил брови, - Вполне возможно, если б Бандера остался жив, о нем бы сейчас никто и не вспомнил, как, в прочем не вспоминают о другом руководителе ОУН - Мельнике, который благополучно умер от старости в своей постели. Ликвидация Бандеры вызвала большой резонанс у мировой общественности и поэтому о нем не забывают по сей день, постепенно окутывая его личность различными легендами и мифами. Хотя, ничего хорошего украинскому народу он не принес. На его совести десятки тысяч безвинных жертв и сотни тысяч поломанных судеб. – Константин Петрович не довольно махнул рукой, - Но, это мое личное мнение. Если честно, не хочу его обсуждать. Давайте, лучше вернемся к Сташинскому.

Наталья вновь улыбнулась. Она поняла, что задела своего собеседника за живое, но не стала настаивать. Она заглянула в свой блокнот в поисках очередного вопроса.

- Исходя из материалов суда, Сташинский был первым, кто использовал пистолет с ампулой синильной кислоты. Это правда, что накануне ликвидации, он опробовал его на обычной собаке?

- Нет, конечно, - Добродушно рассмеялся бывший чекист.- Во-первых, пистолеты, выстреливающие струей ядовитого газа, изготавливались исключительно, как штучное оружие, причем в единственном экземпляре. Поэтому делать из них тренировочные выстрелы, считалось непозволительной роскошью. Во-вторых, Сташинский очень любил собак и никогда бы себе не позволил убить животное. А в-третьих, он не был первым ликвидатором, кто применил пистолет, с ампулой ядовитого газа. Незадолго до устранения Ребета, другой ликвидатор, не буду называть его имени, таким же оружием уничтожил сына гетмана Скоропадского.

Журналистка округлила и без того большие глаза и удивленно произнесла:

- Я об этом ничего не слышала. А кто все же его убил? - Она на секунду осеклась, а затем, поправила себя, - Я хотела сказать, ликвидировал.

- Этого я не могу вам сказать. – Категорично отрезал собеседник.

Наталья Шепитько вновь пригубила свой чай, а затем, поставив чашку на место, спросила:

- А романтическая история с Инге Поль, что в ней правда, а что вымысел?

Старик на этот раз замолчал, его блуждающая улыбка окончательно сошла с лица, он задумался. На этот раз пауза затянулась намного дольше, чем прежде.

- Знаете, Наталья, отношения Богдана Сташинского и Инге Поль заслуживают отдельного внимания и однозначно их оценить нельзя. – У Константина Петровича невольно дернулось веко и он часто заморгал глазами.- Сташинский был в нее по-настоящему влюблен. Они действительно, познакомились в Берлине и потом поженились. Поначалу они были очень счастливы.

- Настолько, что фактически ради нее, Сташинский пошел на предательство и бежал за границу? – на этот раз журналистка алчно улыбнулась, видимо этот вопрос был главным в ее интервью.

- А не было никакого предательства. – Константин Петрович с интересом посмотрел на женщину. Он выжидательно замолчал, получая удовольствие от реакции своей собеседницы. Улыбка сошла с губ женщины, ее лицо даже несколько вытянулось.

- Ну как же, даже Джон Стил назвал свою статью по материалам суда в журнале «Лайф» -«Убийца сраженный любовью», - не уверенно пробубнила журналистка, - Он ведь присутствовал на судебных заседаниях по этому делу и все слышал?

- Дело в том, милая Наталья, - удовлетворенный полученным эффектом, продолжал хозяин квартиры, - Что ни предательства, ни бегства Сташинского за границу не было. Была очень сложная многоходовая операция КГБ по внедрению его в спецслужбы одного из ведущих государств мира.

- Не поняла. – Перебила его Наталья. – Можно об этом чуть-чуть подробнее.

- Конечно. Сначала все шло так, как рассказывал на суде Сташинский и как пишет об этом пресса. Руководство КГБ поначалу было против его отношений с иностранкой, сама Инге так и не смогла принять сторону мужа и продолжала постоянно склонять его к бегству за границу. Однако, не смотря ни на что, Богдан Сташинский оказался настоящим чекистом и остался верен своему долгу. Тогда и было принято решение использовать сложившуюся ситуацию в своих целях.

- Вы хотите сказать, что Инге смогли заставить работать на КГБ? – перебила его Наталья.

- Ничего подобного. – Улыбнулся старик.- Конечно, первоначально были мысли ее завербовать и даже ввести в штат КГБ, но Инге оказалась «крепким орешком». Ее ненависть к социалистическому образу жизни была настолько сильна, что никакие усилия опытных психологов и бывалых чекистов, так не смогли ее переубедить. Даже любовь Богдана оказалась в этом бессильной. Она методично и настойчиво продолжала склонять Сташинского к бегству за границу. Именно тогда этим и воспользовались Шелепин и некоторые из его заместителей. Сташинский по согласованию с Председетелем КГБ согласился с предложением Инге бежать и стал ей подыгрывать. Об этом замысле в Руководстве КГБ знали всего несколько человек. Поэтому придавать гласности детали этого плана было очень рискованно. Тем более, что многие из непосвященных руководителей КГБ считали, что отпускать Сташинского в ГДР на тот момент было нельзя. Многие, зная настроения его жены, начали его воспринимать, как потенциального перебежчика. Поэтому в кулуарах КГБ разработали легенду о смерти сына, чтобы появился реальный повод для выезда его в Германию. Поэтому даты «смерти» ребенка и его «похорон» подгадали к той ночи, когда власти ГДР собирались возвести стену, разделяющую Берлин. Сами понимаете, днем позже, им уже не удалось бы пересечь границу, а днем раньше их бы нашли и задержали сотрудники берлинской резидентуры КГБ. А дальше все было так, как это описывает тот же Джон Стил, - Сташинский сдался американской полиции и заявил об убийстве Бандеры.

- Я не пойму смысла этой операции. – Развела руками Шепитько, по ее виду можно было заметить, что она, действительно, поражена ответами своего собеседника.- Разве не проще было бы им уехать в Западный Берлин и попросить там политического убежища, без признания в сотрудничестве с КГБ и убийстве Бандеры?

- Нет, конечно, - возразил ей Константин Петрович, - Ведь задача Сташинского была не просто обосноваться за рубежом, а привлечь к себе внимание американских спецслужб. Именно к выполнению этой задачи его и стали готовить после ликвидации Бандеры. Если б он не признался в устранении Ребета и Бандеры, его персона никого бы не заинтересовала. Тогда из Восточного сектора в Западный люди бежали целыми семьями. А так, в результате этого признания, цель была достигнута. После четырех лет заключения, его освободили по настоянию ЦРУ и отправили в США.

- Тогда получается, что Инге он просто использовал? А как же любовь, о которой вы говорили?

- Я не говорил, что Сташинский любил Инге, я сказал, что он был в нее влюблен, а это разные вещи. Любовь остается на всю жизнь, а влюбленность имеет тенденцию затухать. Так и в отношениях с Инге. У Сташинского, действительно, возникло к Инге серьезное чувство, но потом все это постепенно рассыпалось, как карточный домик. Богдан был профессионалом своего дела и другой жизни себе не представлял, да и не смог бы жить по-другому. Инге в этом не стала для него другом и помощником, наоборот, она с каждым днем все сильнее и сильнее настаивала на бегстве за границу и постоянно высказывала свое недовольство жизнью в СССР. В итоге, от былой любви, а точнее влюбленности, не осталось и следа.

- И все же я не могу с вами согласиться, что это была многоходовая операция КГБ. Даже в СССР побег Сташинского был расценен, как серьезный провал отечественных спецслужб – вновь обрела прежнюю уверенность Наталья. – Насколько я знаю, после бегства Сташинского за рубеж в системе КГБ начались, как сейчас говорят, большие разборки. Я слышала, что пострадали 17 офицеров, прямо или косвенно причастных к его подготовке.

- На самом деле все обстояло не столь драматично. – Хозяин квартиры откинулся на спинку кресла и закинул ногу на ногу. – Повторюсь, об этой операции знал очень узкий круг руководителей КГБ, поэтому некоторых офицеров и генералов, действительно, уволили, но при этом использовали «бегство» Сташинского лишь, как повод. Знаете, в любой организации бывают люди, от которых есть желание избавиться, но нет повода. И КГБ в данном случае не исключение. Что касается других офицеров, то некоторых перевели в систему МВД, как тогда говорили, для усиления этой организации. Некоторых направили на другие участки работы, как Вашего бывшего интервьюера Святогорова. Кстати, он спокойно дослужил до пенсии и уволился, даже позже меня, хотя был значительно старше по возрасту. А что касается Председателя КГБ Шелепина, то после этого, как вы говорите «провала», он стал сначала членом Политбюро ЦК КПСС, его назначили Председателем Комитета партийного контроля при ЦК КПСС, а затем, заместителем Председателя Совета Министров СССР. Сами понимаете, если б это был действительно провал КГБ, ему вряд ли доверили столь высокие посты в государстве.

Константин Петрович вытянул ноги и немного прогнулся в спине. Видимо, от долгого сидения у него затекли мышцы.

- Надеюсь, я ответил на все Ваши вопросы?

- Нет. – Улыбнулась Наталья, - Остались еще три.

- Хорошо, задавайте, но если вы не возражаете, я немного похожу по комнате. Не могу долго сидеть в одном положении.

- Это вы меня извините за назойливость, но все же, как после этого сложилась судьба Инге Поль?

Константин Петрович подошел к окну и отодвинул штору. Во дворе, на площадке играли дети под опекой своих родителей. Он посмотрел на них и невольно улыбнулся.

- Не знаю. - Равнодушно буркнул он.- Она не дождалась выхода Сташинского из тюрьмы и ее дальнейшая судьба не известна. Говорят, в Западной Германии она вышла замуж и сменила фамилию.

- А что стало с их ребенком, Вам известно? – поинтересовалась журналистка.

Старик тяжело вздохнул и повернулся лицом к гостье.

- Это целая история. Когда Сташинский предложил Инге в качестве повода для выезда в Германию, инсценировку похорон собственного сына, Инге была вне себя от ярости. Но затем, убедившись, что ничего другого придумать нельзя, согласилась и более того, сама все организовала. Сначала она отвезла ребенка в Потсдам своей бабушке. Затем ее отец, используя свои связи, смог договориться в одной из больниц о захоронении за свой счет умершего там беспризорного ребенка. Поэтому родители Инге хоронили совершенно неизвестный им труп. Расходы на всю эту церемонию оплатил Сташинский за счет КГБ. А потом, этого ребенка перевезли в СССР. Его нельзя было оставлять в Германии. Любого нелегала, работающего за границей, всегда нужно чем-то держать на родине. Иначе он может уйти в свободное плавание. Именно таким «якорем» стал для Сташинского его сын.- Пояснил ветеран, увидев недоумение в глазах журналистки, а затем, продолжил. - У мальчика было тяжелое детство, первое время он жил в чужой семье под опекой коллег Сташинского, а потом, спустя более десяти лет, вновь обрел отца, закончил школу, поступил в институт и сейчас преподает в университете. Он кандидат наук, доцент, хотя у него другая фамилия и отчество. Так что, сейчас у него все хорошо.

- Вы сказали, что он вновь обрел отца. – Слегка опешила Наталья, а, может быть, только сделал вид. – Значит ли это, что Сташинский никуда не пропал, а вернулся вновь на Родину?

Константин Петрович улыбнулся одними глазами.

- Все произошло так, как давным-давно спланировали в КГБ. Богдана Сташинского больше нет. После выхода из тюрьмы, его, как и замышляли на Лубянке, завербовали американцы, сделали ему пластическую операцию и сменили имя. Что было потом, я уже Вам сказать не могу. Есть тайны, раскрыв которые, можно пролить свет на загадки прошлого, а есть тайны, которые раскрывать нельзя никогда, ибо они могут изменить будущее.

Он вышел на центр комнаты и, став напротив Натальи, произнес:

- Надеюсь, я ответил на все ваши вопросы, а сейчас извините меня, я жду сына с внучкой. Они должны прийти ко мне с минуты на минуту.

- Да, конечно, извините, если мои вопросы показались Вам несколько бестактными. – Женщина протянула на прощание ему руку. - Большое, Вам, спасибо, за интересный рассказ.

- Напротив, общение с вами, дорогая Наталья, было очень приятным.- Мужчина аккуратно пожал хрупкую ладошку Натальи.

Они вышли в коридор, но Шепитько не спешила покидать квартиру. Она все же остановилась у двери и, повернувшись в полуоборот к хозяину, спросила:

- Скажите, неужели все эти годы вы не хотели увидеть Инге?

- Это уже четвертый вопрос. – Константин Петрович бросил на гостью холодный взгляд. – До свидания.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/