Степа, глядя на спину мотоциклиста, сидящего перед ним в пяти шагах, представил, где у него сердце – чуть пониже левой лопатки – навел в эту точку мушку ружья и начал плавно спускать курок. Тот сидел на своем мотоцикле, не подозревая о том, как мало ему осталось. Крупная дробь, которой были заряжены патроны, с пяти шагов должна разбить сердце на куски, так чтобы наверняка, одним выстрелом - патронов итак было мало, а Степа свои дела вот этим мотоциклистом заканчивать не собирался.

 

Элий – ангел-хранитель, подопечным которого в настоящее время был Паша Жданько – тот самый мотоциклист, - почувствовал неладное еще за полмесяца до этого. В слое формирования событий стало ощущаться какое-то напряжение, какая-то агрессия, пока еще непонятная, еще только какой-то намек, только зародыш, но с глубинными корнями, которые, чувствовалось, простыми манипуляциями энергетики убрать не удастся. Попытка самостоятельно проникнуть в этот туман зреющего события ничего хорошего не принесла. Туман не рассеялся, сквозь себя не пропустил, а, кажется, стал еще гуще, а это значит, что источником события были структуры очень высокого уровня, с которыми обычным ангелам-хранителям меряться силами не надо и мечтать. Тогда Элий решил воспользоваться своим обычным каналом – обратиться к вышестоящим коллегам, ну это, прежде всего к ангел-координатору Аквису. Тот имел, как бы это назвали обычные смертные плотного мира, в своем подчинении более сотни таких же как Элий рядовых ангелов, но это было не обычное отношение начальника с подчиненным, когда один командует, а другой исполняет, но более сложное взаимодействие, более равноправное и более целесообразное. Основной задачей Аквиса была координация работы всех входящих в его группу ангелов и связь их с высшими структурами при возникновении осложнений.

Элий вызвал у себя в сознании образ координатора, секунду подождал для того, чтобы тот тоже настроился на обмен информацией. Все, телепатический канал общения открыт, можно говорить.

- Доброго дня тебе, Аквис, - тот поприветствовал в ответ, - Полотно судьбы моего подопечного потеряло четкость, будущее размыто и от него исходит чувство агрессии, несчастья и злости. Я попытался разглядеть его источник, но способностей моих на это не хватило. Прошу тебя помочь мне в этом деле, узнай у высших, что ждет его и как я могу ему помочь этот барьер преодолеть. Я буду ждать твоего ответа.

Ответ от Аквиса пришел не сразу. Элий понял, что волновался он не зря, не все так просто. Как только установился канал связи с ответом на запрос, Аквис сообщил сразу суть:

- Это испытание!

Элий кивнул, услышав это – его опасения подтвердились и впереди их с подопечным ждет серьезная проверка на прочность, на устойчивость психики и моральных устоев. Испытания эти устраивались не всем, а только тем индивидуумам, которые достигли какого-то уровня в своем развитии, какой-то контрольной точки, когда в судьбе настает момент перехода на новый этап, как например: открытие новых способностей – телепатии, ясновидения и прочих подобных вещей; расширение сферы влияния на окружающих в творческом или социальном плане, будь то знаменитый артист или талантливый организатор и ряд других случаев, когда развитие человека делает большой скачок вширь или вглубь. Условия испытаний были жесткими, очень жесткими – на грани жизни и смерти, на грани психического срыва, хотя в масштабах вселенной и вечности ничего страшного это не значило: в случае срыва личность отбрасывалась на шаг назад, начинала новую жизнь, а все вокруг все также текло своим чередом.

И все-таки это испытание было неожиданным. Павел Андреевич Жданько особо выдающимися успехами в каком-то деле не отличался, хотя способности у него были. В школе учился легко и хорошо, оценками особо не блистал, но одноклассники и учителя его уважали и чувствовали силу его интеллекта. В классе, а потом и в институте он был в первых рядах, вот только лень его, да еще и какой-то пессимизм – все суета и все напрасно – мешали, не будь их и, может быть, тогда получился бы из Паши талантливый конструктор или ученый, но не сложилось. После окончания учебного института устроился в другой институт работать инженером широкого профиля, потом углубился в электронику, стал телемастером, женился, начал строить дом, к яркой и богатой жизни его не тянуло, после себя старался всегда оставить людям добро и на работе и в семье. Но вот по решению свыше сгустились над Пашиной головой тучи – испытание.

Сообщив главное, Аквис более подробно раскрыл условия, в которых придется работать хранителю в этот раз:

- Испытание проводится сообществом темных структур с санкции Совета, поэтому вмешательство в действия представителей противоположной стороны запрещено. Заложенная вероятность деструктива - пятьдесят процентов. Ограничения на использование тобой тонкой энергетики – не более полутора тысяч единиц, информации – не глубже третьего уровня. Разрешена корректировка событий этими средствами со смещением во времени: в будущее – до двух суток, в прошлое – до пяти с момента точки испытания. Почему испытание назначили именно твоему подопечному, выяснить не удалось, информация закрыта. Твое непосредственное вмешательство в энергоинформационный комплекс испытуемого также запрещено, в случае воздействия на него через третьих лиц целесообразность и правомерность этого будет рассматривать Совет особо.

Выслушав все это, Элий понял, что непосредственно акт испытания будет проводить человек, который находится под влиянием темных сил, в душе которого злость и ожесточение на все вокруг, что он готов совершить жестокий поступок и испытывать угрызений совести от этого не будет. Изменить события, непосредственно вмешиваясь в действия этого человека, запрещено – чужое войско, - разрешается корректировка жизни только нейтралов или своих - белых. Заложенная вероятность деструктива в пятьдесят процентов означает, что все очень серьезно и вполне возможно испытание закончится смертью подопечного или психушкой – пятьдесят на пятьдесят. Тонкая энергетика в полторы тысячи единиц и информация не глубже трех означает, что, в основном, придется обходиться лишь неглубоким внушением ближайшим участникам событий, изменением их настроения и желаний. Только возможность перемещения во времени – плюс два и минус пять суток – еще давали какой-то шанс более значительно исправлять проблемные ситуации. Если бы не это, то вообще, зачем нужны ангелы со связанными руками? Запрет вмешательства в энергоинформационный комплекс испытуемого означало, что ангелу нельзя каким-то образом предупреждать Пашу. Нельзя будет в критические моменты управлять его телом и разумом; запрещается энергетическое воздействие на него даже с лечебными целями, а если такое воздействие произойдет через других лиц, так или иначе привлеченных ангелом в своих целях, то этот факт будет рассматривать позже Совет звездной системы, в которую входит наша Земля. Советом будет принято решение о правильности и допустимости действий ангела-хранителя, что потом, возможно, повлияет на его будущую судьбу.

 

Степа Имбрагимов когда-то жил в Казахстане, но пришли лихие времена, жить там стало невозможно и они с матерью, как беженцы, переселились сюда, в Сибирь, на окраину города. Через некоторое время у Степы появился отчим, у которого было одно достоинство – ружье, ничего другого, за что можно было бы его уважать, Степа не видел. Отчим, в свою очередь, на любовь пасынка и не напрашивался – вырос, лоб, а толком ни учиться, ни работать не желает, хочет только музыку, магнитофоны разные, да мотоцикл, чтоб по улице гонять. Бестолочь. Мать Степина, как мул, тащила на себе, не спеша, воз семейных забот, стараясь особо не перечить ни тому, ни другому и самой не перетрудиться и воспринимала всю эту жизнь как неизбежное зло. Все так живут, кто-то лучше, кто-то хуже, но счастье бывает только в кино, да и то не всегда.

Вот так повезло Степе с родителями. Другие пацаны-ровесники носились под окнами его дома на «Ижах» – «Планетах» и «Юпитерах»,- тут недалеко, через четыре дома, у них была резиденция, что-то вроде мастерской. Там почти целый день можно было тусоваться, говорить о своей технике – что у кого – можно было и похвастаться последними наворотами на своем мотоцикле, если он есть, да и вообще там было интересно. Да еще и девчонки… А Степе там особо делать было нечего – нищета. А нормальные родичи обязаны были – он был в этом уверен – своим детям купить такие простые вещи, как мотоцикл или магнитофон, хотя бы с рук, по-дешевке, что-то особенное Степа и не просил. Как он в свои годы может заработать столько денег? Он что хуже всех? Вокруг все пацаны уже давно занимаются недетскими игрушками, а он…

Вот так смотрел Степа на мир вокруг, поглаживая ствол своего, или почти своего, ружья и видел, как вокруг много нужных ему вещей у ненужных ему людей, надо только иметь силу, чтобы это все пришло к кому надо. А сила у Степы была, он чувствовал ее каждый раз, когда брал в руки ружье, свою берданку, чувствовал готовность этой штуки по мановению пальца выплеснуть кусочки свинца и вбить их в тело какого-нибудь лоха. Эту силу почувствуют и те, на кого направит Степа ствол, и подожмут они лапки, и сделают все, что он скажет, и отдадут последнее, лишь бы Степа не нажал на курок. В этом деле была одна помеха – менты, если бы их не было… Поэтому чтоб им не попасться, все сделать надо чисто, без следов, без свидетелей. А тут подворачивается подходящий случай. Дом Степы стоял на пологом склоне, с одной стороны, вверх по склону – улица с обычной застройкой частными домами, а вниз, с другой стороны, - пустырь – лужайки, тропинки, кусты, кое-где картошка посажена, а в некоторых местах строят дома, - там, вроде бы разрешили новую улицу застраивать. И вот в самом низу, метрах в ста, где болотце маленькое с ивняком по берегам, один мужик тоже себе дом строит. Пока еще фундамент не закончил, но не это главное. Главное, это то, что все удобно, подходяще. Степа уже несколько дней наблюдал между делом за этим мужиком. Тот уже почти до конца сделал подвал, разбил его на несколько комнат, одну из них перекрыл досками с рубероидом, поставил дверь с замком и получилась у него отдельное помещение - времянка, где хранил инструмент и материалы, там же сам он и ночевал. Но, что самое главное, у него был мотоцикл – «ИЖ» с люлькой и место тихое, и время можно выбрать с утра пораньше, чтоб никого вокруг не было. Мужик приезжал каждый день, без выходных, ближе к вечеру, наверное, с работы, и потом до самой ночи что-то делал на своей стройке, потом ночевал, утром снова на стройке возился, а часов в десять уезжал. Степе только осталось дождаться момента, чтобы матери с отчимом дома не было, взять ружье, сходить пугануть этого лоха и у него сразу же появится свой мотоцикл. Люльку Степа решил отцепить – не нужна, вот только надо придумать, что сказать предкам, откуда взялся этот «ИЖ». Но это уже не проблема.

Подходящий момент пришел не сразу, только во второй половине августа. В это время уже рассветало не так рано, иногда бывал туман, по утрам прохладно, а если надеть камуфляжную куртку, то никто и внимания не обратит – все неброско, как обычно. А под курткой – сюрприз – ружьецо, небольшое, удобное. А если вытащить его, направить между глаз, сказать как надо:

- Ну-ка ты, мужик! - то мужик-то этот и приплывет и спляшет, если надо.

В то утро у Степы все пошло, как задумал: проснулся, дождался восьми часов, - родичи уже ушли, посмотрел в окно на месте ли мотоцикл. Завтракать в такую рань было не охота, да и не до еды, куртку надевать не стал, а завернул в нее ружье, - его он подготовил заранее, взял на всякий случай еще патронов и из дома огородами к той самой стройке.

 

Пашу разбудил чей-то громкий голос снаружи:

- Эй, мужик! Выходи!

Ничего хорошего это не предвещало, но изредка бывало – то кому-то спросить что-то надо, то что-нибудь предложат купить. Спал Паша в своей времянке по-походному, не раздеваясь, сунул ноги в сапоги и готов к выходу. Поднялся, открыл дверь своего подвала и вот на тебе – в глаза ствол смотрит, сверху, метров с трех. А ствол тот от ружья, что парень держит, молодой еще, но кто его знает, чего ждать от него, на что он способен, и зачем пришел.

- Бросай ключи и документы от мотоцикла.

Глаза, да и весь внешний вид парня ничего хорошего ни обещали, но как все это было некстати! Паша только вчера закончил фундамент – снял последнюю опалубку. Вчера же со знакомым плотником-слесарем договорился о покупке леса по сходной цене; погода стоит хорошая, до зимы еще время есть – можно бы строить и строить, а тут маячит перспектива остаться без мотоцикла, а это все – конец стройке, конец сезону, всем планам на этот год, сколько времени будет потеряно! Да и не будет же он и правду убивать из-за какой-то железяки с мотором! Убить человека, чтоб потом час-другой покататься? Неужели он не смог придумать что-нибудь посерьезней, что можно сделать со стволом в руках, если ствол настоящий? Просто хочет попугать, чтобы сам отдал, а что если попробовать договориться и сойтись на чем-то другом? Может денег предложить?

- Слушай, мне мотоцикл позарез сейчас нужен, строить надо и работаю я на нем, давай лучше деньгами возьми, их у меня с собой нет, а живу я недалеко, может, договоримся, как мне за деньгами сходить, чтоб ты не опасался, что обману.

Степу это предложение слегка заинтересовало – деньги тоже вещь хорошая, но хитрость мужиковскую он сразу раскусил:

• А ты ментов приведешь, знаю.

• Нет! Ну, давай, придумаем, как сделать, чтоб ты был уверен, что никого не приведу.

• Нет, - Степа покачал головой, - не придумаем. Знаю я вас.

 

Элий наблюдал все происходящее со стороны, не имея права вмешиваться ни в действия Паши, ни Степы. Пока ситуация разворачивалась неплохо. Уровень агрессии у Паши не повысился – желания жесткого силового воздействия на нападающего у него не возникло, чувства страха и подавления воли и духа тоже пока не прослеживалось. Для смягчения ситуации, чтобы Степа почувствовал какие-то ограничения в своих действиях, ангел решил призвать свидетеля. Чтобы сделать это он сместился по времени на два часа назад – к семи утра и «зашел в гости» к деду Славе, жившему неподалеку от стройки.

 

День деда Славы начинался как обычно, рано утром – подъем, неспешные сборы на свою работу – весь день пасти корову Зорьку, будь она неладна. Характер коровы – шибко своенравна - не нравился деду и если б не жирность молока, то давно свел бы ее на мясокомбинат, а то сил отнимала все больше, а нужды в ней было все меньше. Последнее решение деда – додержать ее до зимы, а там, скорее всего, под нож.

С такими обычными мыслями, как всегда вывел он Зорьку из ворот и направился вниз, к пустырям, решая по дороге на какое именно место ее вести.

 

Элий четко уловил эту точку – пустоту и неопределенность в желаниях деда Славы, решающего, что же делать дальше, и заполнил ее своей информацией, чуть-чуть откорректировав в нужном направлении. Вмешательство в сознание было минимальным и абсолютно незаметным.

 

Поразмыслив, дед решил сегодня корову попасти поближе к Пашиной стройке, давно уже там не был и трава на тех лужках должна быть хорошей. Совсем близко подходить не стал, мотоцикл стоял на месте - рядом с фундаментом, хозяина видно не было, может, еще спал, так чтоб не беспокоить, дед расположился метрах в тридцати, нашел подходящее бревнышко, сел на него развернувшись лицом к солнцу и к корове. Закурил.

Степины дела пошли не так гладко: переговоры зашли в тупик, мужик что-то заартачился, не понимает, что смерть его близка. Жалко, что дед вон со своей коровой маячит, а то бы давно этого козла кончил, ключи от мотоцикла где-то здесь должны быть, в седло бы – прыг, кикстартером – раз, два, завел бы махом и ищи меня тогда по всему городу. Кончить всех троих – мужика и деда с коровой – было бы перебором за один мотоцикл. Степа решил попробовать переждать, может дед надумает уйти на другое место, скомандовал мужику:

• Зайди к себе! – чтобы тот деду не показывался, а сам тоже присел за фундамент, чтобы не сильно было видно, стал ждать. Прошло минут десять, ничего не изменилось, корова щиплет травку, дед сидит на солнышке, мужик ждет в своей времянке. Время идет, надо что-то делать и Степа решил выманить мужика в другое место и уже там разобраться с ним наверняка.

• Слышь! Я тут не один, мы с друганом из колонии сбежали, давай, сейчас подвезешь - он тут меня недалеко ждет, а там видно будет.

Паша вышел из своего подвала, подумал, что если отвезет этого гаденыша, может тогда и отстанет. Завел мотоцикл, парень сел в коляску, ружье направил на Пашу:

• Поехали! – сам стал показывать куда дальше ехать.

Местность там была пресеченная: то косогоры с оврагами, то ручьи, заросшие кустами, ивами и кленами, то тополя да лужайки небольшие. Степа дорогу указывал как-то неуверенно, будто не знал толком, где друг его ждет. Паша смотрел на этого паренька, на его ружьишко и думал, что сейчас, если бы сильно надо было, то вполне реально можно было одним резким движением схватить ствол этого ружья, отвести его от себя, а там и с самим налетчиком вполне можно было справиться. Но особой нужды в этом не было, все уже, кажется, шло к развязке – не будет же он вправду стрелять.

В конце концов, остановились возле маленького озерца-болотца шириной метров пять. Два берега – этот и противоположный были травянистые, с плавным спуском к воде, а боковые берега скрыты зарослями ивняка и, скорее всего, заболочены. Мотоцикл Паша остановил на берегу близко к воде. Подальше за озерцом проходила небольшая грунтовая дорога, по ней проехал какой-то велосипедист.

Степа вылез из люльки, не спеша, осмотрелся – все тихо, вокруг никого, размял ноги, Паша спокойно продолжал сидеть за рулем. Степа подошел к воде, ополоснул руки, потом лицо, потом так же не спеша, пошел назад по дороге, откуда приехали. Паша все так же сидел на мотоцикле, ждал, когда это все кончится – и кончилось – раздался выстрел и одновременно с ним Паша почувствовал сильный удар в спину слева в низ грудины. «Вот, гад, все-таки выстрелил», - подумал он. После этого Паша потом еще долго вспоминал, какие же мысли промелькнули тогда в голове, ничего особенного не вспоминалось. Всей жизни промелькнувшей за эти мгновенья не видел – это точно. Было какое-то обидное осознание того, что сколько раз видел на экранах, как одной очередью убивают десятки людей и они гибнут как пушечное мясо, как бараны, не вызывая у нас никаких эмоций, так – фон для действия главного героя, и вот сейчас мне этот парнишка уготовил ту же участь. Через несколько дней найдут в кустах грязный обезображенный смертью труп, и это буду я. А вокруг будут стоять люди – те, кто нашел, милиция, случайные прохожие и будут смотреть на меня без особых эмоций как на еще одного тупого мертвого барана.

 

Наконец-то у Элия появилась возможность хоть немного вмешаться в ход событий. Раздался выстрел. Из ствола Степиного ружья вылетел рой кусочков свинца в направлении Паши на мотоцикле. Скорость этого роя была очень большая и, чтобы его можно было контролировать, Элий ускорил собственное время на четыре порядка.

Дробь начала свой полет компактной кучкой, которая постепенно расширялась, хотя некоторые дробинки отклонились в сторону особенно сильно. В этот момент Элий и почувствовал всю силу ограничения его энергетики - он почти ничего не мог сделать. В данном случае можно было либо отклонить пучок дроби от жизнеопасных мест на теле охраняемого, либо полностью разрушить межмолекулярные связи свинца, то есть попросту превратить дробинки в мельчайшую пыль, но энергетики не хватало ни на то, ни на другое. Для более эффективного использования хотя бы того, что есть, Элий сначала просчитал или смоделировал в своем сознании возможные варианты. Самым оптимальным было отклонить пучок дроби как можно ниже, благо, что и прицел был взят низковато, при этом вся дробь разрушала органы, не имеющие существенного влияния на сиюминутную жизнеспособность всего организма в целом. Но это не считая двух дробинок. У тех траектория движения проходила выше остальных и с большой степенью вероятности могла закончиться в сердечной мышце. Чтобы этого не произошло ангел остатки энергетики расходовал на их распыление.

 

Полученный заряд дроби никакого особенного действия, как например, потеря сознания или болевой шок, на Пашу не произвел, и боли особой не было – просто сильный удар. В голове сразу созрело решение, что делать и как вести себя дальше. Паша решил притвориться, что почти убит. Он повалился с мотоцикла на землю и затих, следующий шаг был за Степой. Тот подошел поближе к телу убедиться, что дело сделано. Лежавший на спине мужик еще не умер, он дышал, а наполовину прикрытые глаза смотрели на Степу. В таких случаях лохов надо добивать, чтобы не оставлять свидетеля. Степа решил, что одного удара по башке будет достаточно - жизни в том осталось совсем мало, размахнулся и торцом приклада изо всех сил заехал в челюсть. Паша видел этот удар, получил его и удивился его слабости, никаких особых последствий он опять не ощутил, но чтобы не огорчать этого парня и соответствовать принятому амплуа, решил умереть до конца. Его голова безжизненно завалилась набок, глаза закрылись, дыхание остановилось. На всякий случай Степа наклонился ниже послушать дыхание – готов тот или еще добавить. В этот момент у Паши появился шанс переломить ход событий. Резким движением руки он ухватил парня за ногу, свалил его, началась борьба, сумбурная, не очень правильная, но перевес сил чувствовался на стороне Паши – давали себя знать упражнения с лопатой во время земляных и бетонных работ, а молодому таких упражнений явно не хватало. Малым призом в этой борьбе было ружье, а главный приз – жизнь одного и свобода другого. В конце недолгой схватки Паша двумя руками с вывертом вырвал у Степы оружие, а тот как за последнюю возможность не упускать своего противника схватился за Пашину ветровку и потянул ее на себя, как-то за подол через голову. Паша препятствовать не стал и, немного пригнувшись, дал стащить с себя эту ветровку, получил при этом свободу, дистанцию и возможность применять ружье хотя бы как дубину. Ружье было коротким, около метра длиной, небольшого калибра и с затвором, передернув который можно было дослать в ствол новый патрон и потом стрелять, но как это сделать в реальности Паша не знал. В своей жизни ему только пару раз доводилось стрелять из винтовок с затвором, но то были однозарядные мелкашки в институтском тире, а здесь совсем другая система. Он попробовал что-то сделать, подергал за ручку, но ничего хорошего не получилось, может, и механизм был неисправен, а времени вникать в принцип его работы, не было. Степа следил за действиями своего врага с неподдельным интересом, при этом подойти близко он не мог, чтобы не получить прикладом за свои заслуги, убежать тоже нельзя: отчимово ружье, живой свидетель, мотоцикл – все жизненные интересы были здесь, на этой поляне. С замиранием сердца он следил за попытками перезарядить ружье: если у того получится, пиши - пропало, пальнет, наверное, не раздумывая, такой гад попался – хитрый и живучий.

Видя, что с перезарядкой ничего не получается, Паша решил попробовать уехать отсюда на мотоцикле. Ранение отдавалось болью где-то внутри, и было ясно, что время уходит, скоро может уйти сознание, а там и смерть недалеко - срочно надо в больницу. Он подошел к мотоциклу, завел его – это все сделал без проблем, сел за руль; дальше надо было трогаться, но при этом создавалось уязвимое положение – при трогании на мотоцикле заняты обе руки. А Степа в это время с отчаянием обреченного, с чувством того, что теряет последний шанс, видя, что выстрела можно не бояться, нападал на Пашу со стороны коляски всеми возможными способами, пытаясь помешать тому уехать. Паша отбивался от него ружьем, держа его в правой руке, тыкая прикладом противнику в голову, Степа уворачивался от этих ударов и продолжал нападать, не давая тому уехать. При этом высвободить руку для управления мотоциклом у Паши никак не получалось. «Юпитер» имел такую конструкцию, что сцеплением можно управлять левой рукой или ногой, но управление ногой требовало очень большой плавности и контроля. В спокойной обстановке таким приемом Паша пользовался не раз, но сейчас попытки тронутся на ножном сцеплении не получались – раза три мотоцикл дергался и глох, все приходилось начинать сначала. А Степа в это время все продолжал свои нападки.

- Все равно не пущу. Все равно скоро сдохнешь, с-сука. Зря на тебя картечи пожалел, – временами делился Степа своими соображениями. Паша же свои соображения не афишировал ввиду слишком малого числа зрителей и бесполезности таких комментариев, а молча все продолжал свои попытки. Ситуация опять зашла в тупик и удар полученный прикладом в лицо, когда начинающий грабитель однажды не успел увернуться, сподвигли Степу на поиск взаимоприемлемого выхода.

• Слышь! – начал он переговоры, - давай, ты закинь ружье куда сможешь и уезжай – я мешать не буду, клянусь.

Паша остановился, обдумывая предложение и решая, что еще можно ждать от этого отморозка. На его решение опять сильно повлиял фактор времени – его оставалось все меньше, это чувствовалось по нарастающей боли. Если принять это предложение, то вопрос – куда закидывать ружье и соответственно два варианта ответа: в воду и как можно дальше за спину. Если закинуть в воду, то шансов достать его по-быстрому у парнишки не будет никаких, и он опять переключится на меня, думал Паша, а этого бы не хотелось. Если же отбросить ружье как можно дальше от него, то пока тот добежит, пока попробует его перезарядить, то у меня должно быть достаточно времени – никто не будет мешать завести мотоцикл, развернуться и уехать из зоны досягаемости. Решив так и сделать, Паша завел мотоцикл, сделал пару шагов в сторону и, размахнувшись изо всех сил, запустил ружье как можно дальше. Оно, крутясь в воздухе, пролетело метров пятнадцать-двадцать и упало в траву. Степа бросился к улетевшему ружью, Паша – к мотоциклу, вскочил в седло, руки сработали как тысячу раз до этого, стронули мотоцикл и - газу, разворот, выезд на дорогу – вот она, и тут – бац! – переднее колесо попадает в ямку неприметную в траве. Ямка небольшая, незаметная, но достаточная, чтобы остановить мотоцикл. Тот глохнет, Паша быстро заводит, пытается снова преодолеть эту ямку, но заднее колесо буксует по влажной утренней траве и глине. Все усилия оказываются бесполезными. А Степа тем временем уже дергает затвор, пытаясь перезарядить ружье, - не получается. Паша видит это, но в последний раз пытается вручную вытолкать вперед или назад чертов мотоцикл, но тот встал как к яме привязанный, и съезжать с этого места никуда не хотел. Оставаться здесь дальше в ожидании выстрела Паша не стал и сделал единственное, что было возможно – уносить ноги. Он побежал от Степы по тропинке вдоль берега, потом через кусты, через ручей по щиколотку в воде не другой берег на ту самую дорогу, по которой ехал велосипедист и которая должна вывести, в конце концов, к людям. Прежде чем скрыться в зарослях он в последний раз бросил взгляд в сторону той самой полянки – тот парень стремительно стартовал на мотоцикле, стремясь, видно, уехать отсюда побыстрее и подальше. Как он смог выехать из той ямы для Паши осталось загадкой. Но погони не было, у врага сейчас свои заботы и для Паши осталась последняя цель – сохранить последние силы и как можно скорее попасть в больницу или хотя бы выйти к людям, они должны помочь, оставить умирать человека в таком положении вряд ли у кого хватит силы равнодушия. По дороге он пошел быстрым шагом, стараясь идти плавно, чтобы не растрясать внутренности и через минуту вышел к каким-то огородикам, огороженными такой изгородью и слепленными так близко друг к другу, что преодолеть это, и напрямую пройти к видневшемуся двухэтажному дому было абсолютно невозможно. Чувствовалось, что таким образом местные жители – хозяева огородиков - защищались от непрошенных гостей. Оставался только длинный путь в обход, который вначале вывел на шоссе, а потом вокруг огородов и к самому дому. С других сторон были только деревья, кусты и никакого жилья – самая окраина поселка. Паша, когда вышел на шоссе, попытался остановить какую-нибудь машину, но в таком месте человеком с такой потрепанной внешностью это сделать не удастся – это было ясно и единственный выход – тот дом. Силы кончались, боль чувствовалась все сильнее, но надо было терпеть. Понимание этого пришло в голову Паши еще в начале, сразу как получил удар в спину – все будет хорошо, надо только вытерпеть и сделать все как надо.

Паша подошел к дому, это был двухэтажный барак старой постройки – один подъезд, восемь квартир – зашел внутрь, затем куда-то направо в карман, там двери, постучал в них, опускаясь тут же на пол, попросил:

- Помогите! В меня стреляли! Вызовите «скорую», я умираю.

 

Элий увидел, что развитие ситуации стало полностью негативным, то есть потерялась возможность удовлетворительного для ангела и его подопечного выхода из нее. Дело все в том, что это происходило в девяностые годы – о мобильной связи тогда никто и не мечтал, машины тоже были не у каждого, бежать же пешком кому-либо из участников события за помощью было маловероятно и полностью неэффективно, и как при этом совместить умирающего с медиками стало непонятно.

Ангел проанализировал другие возможности вызова «скорой», но их не было, даже трубка у ближайшего телефона-автомата была разбита. Пришлось корректировку выполнять другим способом – используя перемещение во времени и прочие разрешенные приемы оперативного вмешательства.

Проанализировав сложившуюся ситуацию, Элий понял, что самым оптимальным решением было использование для вызова «скорой» рации, которую часто приносил домой с работы Владимир Строков – молодой мужчина двадцати девяти лет, живший на втором этаже того самого барака и работающим механиком подготовительного участка на шахте, что была в двух километрах от этого дома.

 

- Привет, начальник! – как всегда поздоровался Володя, заходя в кабинет рано утром того же дня, после ночной смены. Тот кивнул в ответ, сидя за столом и заполняя разложенные бумаги

- Ну что там? – начальник участка имел ввиду аварию, произошедшую накануне ночью.

- Часа в два «полетел» масляный насос, меня вызвали, заменили – поставили новый – сейчас все нормально. Еще успели с метр пройти до конца смены.

- Ладно, иди домой, отдыхай.

 

Первая коррекция ангела-хранителя.

 

- Да! Не забудь в диспетчерскую зайти. Отчитайся.

Механик Володя кивнул в ответ – да, да, знаем, знаем, главное – держать начальство всегда в курсе. Вышел из кабинета, по коридору, направо, диспетчерская.

- Здорово, Михалыч!

- Здорово, Володя. Говори. - Семен Михайлович был сегодня дежурным по шахте, в его обязанности входило всегда знать все, что происходит под землей и на земле в радиусе километра вокруг. А сейчас он имел ввиду аварию на третьем, Володином, участке. Тот повторил сказанное до этого начальнику участка:

- “Полетел” масляный насос на комбайне. Часа четыре простояли. Заменили. Новый поставили, со склада. Сейчас дальше рубить можно. Ну вот, вроде, все. Я домой пошел, начальник на участке.

- Хорошо, Володя, иди.

 

Вторая коррекция ангела-хранителя.

 

Михалыч хитровато улыбнулся:

• Игрушку не забудь, - он кивнул на, похожие на детские игрушки, две рации, лежавшие на столе в специальном ящике.

Раньше, в советские времена, иногда было весьма проблематично в случае экстренной ситуации на шахте вызвать специалиста из дома на работу – телефоны не у каждого, вот и приходилось посылать за человеком машину, которая была не каждый раз под рукой. Но вот пришло новое время, и появились такие маленькие удобные штучки – спасибо японским капиталистам, – с помощью которых стало очень просто выдергивать разных механиков из теплых постелек. Надо было только проследить, чтоб по приходу на работу они их сдавали – цена этим игрушкам была не игрушечная и количество их ограничено, - и чтоб когда уходили домой не «забывали» прихватить их с собой.

Володя не очень радостно буркнул:

- Угу, - сунул рацию в карман, попрощался, - пока!

Дома он завалился спать, сна долго ждать не пришлось, но вскоре раздался стук в дверь:

- Дядя Вова! Скорую надо вызвать! Рация у тебя?! Дядя Вова! Там человек умирает!

Паша, полусидя, полулежа в коридоре на полу услышал, как засуетились вокруг, кто хотел посмотреть на умирающего, не каждый день такое бывает, может и самим придется, а кто-то вызывал “скорую”:

- …огнестрельное, …мужчина лет 30-35, …Ключевая, 82 …

Ждать пришлось недолго, «скорая помощь» приехала минут через десять. Аккуратно погрузили раненого на носилки и в машину. Паша все еще был в сознании, но уже чувствовал, что можно расслабиться и довериться другим людям и они все сделают как надо. Глядя на двух медичек, что колдовали над ним, чувствовал огромную благодарность с примесью удивления. Оказывается, в это тяжелое время, когда кругом смута и разброд, есть еще такие люди, к которым можно обратиться за помощью в минуту собственного бессилия, и они помогут, и выведут из тупика на свет, хотя для них он, Паша, ничего доброго никогда не сделал и, скорее всего, не сделает.

- Спасибо вам, - прошептал он, а те все суетились, спрашивали про Боткина, ставили капельницу с каким-то раствором, говорили, как лучше лечь, искренне стараясь помочь и сделать все, чтобы он не умер.

В машине ехать было тяжело, каждая выбоина и колдобина, каждая кочка отдавалась острой болью. Сознание отходило все дальше, Паша старался его не терять. По приезде в больницу еще чувствовал, как его перегружают на каталку, завозят куда-то, еще сказал кому-то номер телефона, чтобы сообщили родственникам, потом совсем смутно почувствовал, как его раздевают, бреют живот тупым станком… Все.

Очнулся он от ударов по щекам:

- Дышать! Дышать! Слышишь, дышим самостоятельно!

Подумалось: что дерешься-то, дышу я, дышу! Паша понял, что его только что отключили от искусственной вентиляции. Рядом стоял врач, не один, увидев, что больной дышит нормально, пощупал пульс, потом измерили давление. Вроде все неплохо. Разошлись. Паша огляделся. Он лежал в светлой палате. Чисто, квадратный матрац, жесткий, рядом такие же кровати с больными на них. Живой. Главное, вроде, позади. Теперь умирать уважительной причины не было, надо только лежать, болеть, как положено, и, помаленьку, выздоравливать.

Рядом началось какое-то оживление. Как понял Паша, у соседа через одну кровать остановилось сердце. Медики-мужчины, непонятно медбратья или врачи, спокойно без суеты дефибриллятором запустили его снова - просто сделали свою работу. Было видно, что к такому здесь давно привыкли, и если бы больной не ожил, то отнеслись бы к его кончине очень спокойно, они не всесильны.

 

Элий все время находился рядом и следил за всем происходящим. Видел он, как привезли подопечного в хирургическое отделение, потом непосредственно в операционную, как латали все пробитые органы две бригады врачей в течение четырех часов. У Паши удалили полностью селезенку, кроме нее, пострадали и желудок, и легкие, и кишечник, только сердце было нетронутым, сердечную сумку вскрыли, посмотрели, что все нормально и зашили. Несмотря на всю огромную эту работу шансов на выздоровление у прооперированного было очень мало. Для того чтобы прояснить полностью всю картину состояния подопечного, ангел завис в полуметре над ним невидимым шаром и, медленно двигаясь вдоль тела как томограф, просканировал больного, все органы, их физическое и энергетическое состояние. Результат обследования: положение очень тяжелое. Хотя, локальных физических непрооперированных повреждений нет, но общее состояние энергетики было неудовлетворительным, ее запас в главном аккумуляторе, связанным с солнечным сплетением и третьей чакрой был почти израсходован в предыдущих событиях, во время операции. В результате удаления селезенки и после других вмешательств была нарушена работа трех энергетических каналов и, теперь органы левой половины брюшной полости страдали от нехватки тонкой энергетики. И теперь, когда, кажется, все уже позади, недостача тонкой субстанции, неправильный ее обмен, ставила общее состояние Пашиного здоровья в критическое положение. А Паша, надо сказать, и раньше был не очень силен своей энергетикой.

Не видя состояние больного с этой стороны, но, зная по собственному опыту, врачи в таких случаях говорят, что оно тяжелое и нестабильное.

Ангел понял, что опять необходимо его вмешательство, но напрямую, самому исправить в подопечном все что надо, нельзя – таковы условия испытания, - придется опять через третьих лиц. И опять подготовка к проведению сложной коррекции: получение информации о всех людях, кто мог бы выполнить необходимое энергетическое воздействие, затем выбор из них тех, к которым легче всего провести цепочку связи.

Самой подходящей кандидатурой оказалась Ольга Краснова, имеющая большие способности в области манипулирования тонкой энергетикой и с короткой цепочкой связи: Ольга – Ирина – Тамара – Паша. Остальные члены цепочки были: Ирина – близкая подруга Ольги и Тамара – бывшая одноклассница Ирины и сохранившая с той хорошие дружеские отношения. Тамара была женой Паши. Таким образом, ангелу надо было свести вместе Ольгу и Пашу через Ирину и Тамару.

Для того чтобы события успели развернуться к назначенному сроку, ангел сместился на три дня назад.

 

Что-то стало скучно. Пройтись что ли по магазинам, думала Тамара, сидя на диване с книжкой в руке. Дома никого не было, дети в школе, Паша, как всегда, на стройке или по заявкам бегает, книжка надоела – надо от нее отдохнуть и самой развеяться. Надо подкупить продуктов и вообще посмотреть, что новенького появилось на прилавках за последнее время. Тамара немного подправили макияж, оделась, вышла из дому. Начну с «Восхода», решила она, направляясь к ближайшему промтоварному магазину, а продукты куплю на обратном пути, чтоб по всему городу не таскать.

Вошла в магазин, в этом крыле продукты, овощи-фрукты - пока сюда не надо – дальше видеокамеры со своими аксессуарами – тоже неинтересно, а потом пошла одежда всякая разная, где фасончики могут попасться интересные, потом кожгалантерея, рядом и парфюмерный отдел. Вдруг в толпе вроде знакомое лицо мелькнуло. Точно! До десятого класса за одной партой сидели – Ирка Полкина – приятная встреча!

- Ирка! Это ты? Ой, как здорово, уж, сколько лет не виделись!

- Томка, а ты ничуть не изменилась! Как ты? Где ты?

- Да я тут рядом живу!

- Замужем? – та кивнула в ответ, - И как? Все нормально? Как дети?

- Хорошо! А ты как здесь оказалась, ведь у тебя же на бульваре квартира была?

- Да что-то в голову зашло – у моего Сашки через две недели день рождения, и вот, думаю, дай-ка в “Восход” съезжу – тут парфюм хороший бывает, может, что в подарок присмотрю. Стою, смотрю, а тут ты.

- Слушай, Ир, пошли ко мне – тут совсем близко. Я сейчас одна, посидим, поболтаем, чайку попьем…

- Нет – сейчас не могу, через двадцать минут на работе быть надо. Давай лучше ты сегодня вечером ко мне. У меня такая подруга сейчас гостит, такая ясновидящая сильная – тебе очень интересно будет – вот увидишь. Адрес-то помнишь? – дом 26, квартира 17. Приходи обязательно, вечером жду!

Вот так, в тот же вечер Тамара познакомилась с Ольгой и почувствовала в ней единомышленника в вопросах о том, как наш мир устроен. Тамара и сама могла производить некоторые манипуляции с тонкой энергетикой. Однажды, для маленькой демонстрации мужу своих способностей, она поднесла к его руке свою ладонь сверху на расстояние сантиметров в пять.

- Тепло чувствуешь?

Паша явно чувствовал мягкое тепло, исходившее от, как казалось, разгоряченной больше обычного Тамариной ладони.

- А так? – она положила свою руку на его.

Удивительно! Какой контраст и неожиданность – Тамарина рука оказывается холодная, почти ледяная! Было на лицо явное несоответствие тепла излучаемого ладонью и ее действительной температуры. Паша в силу своей эрудиции и жизненного опыта сразу понял, что объяснить этот маленький эксперимент с ладошкой, когда тепло излучает холодный предмет, вся мощь современной физической науки в рамках существующих теорий не сможет. Произведенная демонстрация существования тонкой энергетики была очень проста и наглядна, и также легко и просто она рушила все основы наших представлений об устройстве мира. Способности же Ольги превосходили Тамарины, это было видно по тому, как та легко считывала информацию с разных предметов.

В один из последующих вечеров, они сидели за столом и занимались обычным делом, когда заочно знакомят нового человека со своими близкими – смотрели фотокарточки, только в этот раз все происходило наоборот – хозяйка выкладывала очередную карточку перед гостьей, а та давала изображенному на ней краткую и емкую характеристику.

И вот Тамара выложила очередную фотокарточку, Ольга, поглядев на нее, произнесла:

- А этот человек умирает – у него угасает аура.

- Это мой Пашка, моя половинка. В него стреляли. Он сейчас в реанимации лежит, в одиннадцатой больнице, на Северном.

Ольга еще раз посмотрела на карточку тем особенным взглядом ясновидящего – не на предмет, а куда-то сквозь него, вдаль, а может на самом деле внутрь себя самой.

Помолчала, а потом задумчиво:

- А человек хороший. Давай съездим к нему – я помогу.

 

Элий понял, что на этом его работа завершена. Все остальное уже должно пройти нормально и без его участия.

 

Утром Паша увидел в окне свою Томочку. Она улыбалась, прижимала ладонь к стеклу, отгораживаясь от света, чтобы лучше разглядеть палату и своего больного. Паша был не очень доволен – зачем пришла? – в реанимацию все равно не пускают никого и не под каким предлогом, – просто так что ли – постоять за окном? Да еще не одна – незнакомую симпатичную девушку привела – а ее то зачем – зоопарк что ли бесплатный? А они все стояли под окном, Тамара весело что-то болтала, помахивая руками, а незнакомка была какой-то задумчивой. Ну, ладно, идите – Паша жестами погнал их домой – что зря стоять? А все равно приятно, не забыли.

Выздоровление Паши шло медленно, но постепенно состояние его улучшалось. Сначала из реанимации его перевели в соседнюю палату на первом этаже. Паша чувствовал себя больным разбитым стариком: если приходилось вставать, то каждый шаг давался с трудом, два метра пройти - словно бегом на десятый этаж взбежать,- такая слабость. Поход в туалет в десяти шагах отнимал все силы и требовал три остановки и десяти минут отдыха на каждой, все никак не мог отдышаться. Глядел на молоденьких сестричек, как они, цокая каблучками, легко взбегают по лестнице, и думал, что ему былое здоровье не вернуть никогда. Непонятно было из-за чего такая слабость – или из-за заштопанных легких, или из-за ослабевшего сердца. Но шли дни, Пашу перевели в общую палату на втором этаже. Переход на второй этаж был чуть легче восхождения на Эверест. Медленно с остановками Паша кое-как на пределе своих сил забрался на второй этаж, а потом, наконец, и до своей кровати.

Врачи продолжали лечить лекарствами, заставляли, как можно больше двигаться, гулять по больнице и по улице. Тамара приходила часто и со своей стороны помогала, чем могла. Так, общими усилиями Пашу довели до выписки.

Полубольным полуздоровым он вернулся из больницы домой, с трудом представляя, как будет дальше жить с таким здоровьем, но время шло, а оно лечит, и постепенно все стало приходить в норму, к Паше стали возвращаться силы. Не прошло и месяца домашнего лечения, как он помаленьку вернулся к своему ремеслу – стал опять мотаться по всему городу, ремонтируя телевизоры, зарабатывая деньги для своей семьи.

Что изменилось в Паше после всего пережитого? А ничего. Бывает, что после подобных встрясок, другие люди, как после второго рождения, пересматривают свои жизненные ценности, свои взгляды, учатся чему-то, но не Паша. В нем одной из главных черт было какое-то упрямство в вопросах донкихотства. Он по-прежнему, как и на стройке, на своей даче не запирал на ночь двери, в квартире – жил на первом этаже – не ставил решеток на окна, пока его два раза не обворовали – сначала сосед, а потом приятель, с которым много раз по-дружески сидели за одним столом пили пиво. А входные двери, еще старого казенного производства, сделанные из деревянных брусочков и картона, так и не заменил. Позже переехал с семьей на третий этаж – там уже была готовая бронированная дверь. Всеми этими поступками он все пытался, как Дон Кихот ухватившись за крыло ветряной мельницы остановить весь мир. Он считал, что если мы хотим построить счастливое общество для себя и своих детей, то не надо прятаться за железными окнами и дверями, за каменными оградами и бесконечную охрану. Он думал, что если так дальше строить счастье, то скоро мы будем жить в городах, где в порядке вещей будут танковые башни на крышах домов, где все вокруг в колючей проволоке, в магазин – короткими перебежками от одной оборонной точки к другой, детей в школу только в бронежилете и на бронетранспортере. Разве это картина счастливого будущего? Он все пытался уверить других, что неправильно, когда сотни тысяч и миллионы нормальных людей меняют свою жизнь из страха перед какой-то горсткой преступников – надо жить такой жизнью, какую мы считаем правильной и счастливой. Жертвы при этом неизбежны, как это не жестоко, но приносим же мы в жертву автотранспорту каждый год десятки тысяч погибшими, а сколько еще инвалидами и больными по больницам? Не запрещаем же мы при этом все автомобили – понимаем, что так надо.

Паша даже какую-то притчу-аналогию придумал на эту тему. Если б птицы поступали как люди: летали-летали за тысячи километров на зимовку, а потом подумали – однако опасно – охотники, хищники по дороге, неопределенная обстановка по прибытию – так опасно жить глупо, надо что-то предпринять, нельзя так легкомысленно рисковать своей жизнью. Главное решение, к которому пришли: каждой птице необходима защита – легкая бронированная накидка, предохраняющая от охотничьей дроби и звериных зубов. После принятия таких мер сразу повысился процент выживаемости птиц, правда от дальних и долгих перелетов пришлось отказаться. Вместо трех тысяч километров птицы, теперь, в новой экипировке, могли преодолеть метров десять-двенадцать пешком, а в случае многодневного перехода – до ста метров, но, как известно, жизнь бесценна и нельзя ее подвергать ничем неоправданному риску. Правда, по мере изменения образа жизни изменились и некоторые другие нормы: теперь, чтобы вырастить птенца, обеспечить его всем необходимым, требовалось гораздо больше средств и, вследствие этого, обычная птичья семья не могла себе позволить каждый год заводить по пять птенцов, как раньше. Все, что позволял бюджет рядовой семьи – один ребенок в два-три года. Некоторые с ностальгией вспоминали ранешные времена, когда все было гораздо проще… Но ради счастья детей можно пойти на все. Вот только птенцов становится все меньше, да и какие-то изменения в физиологии начались. Вначале увеличился вес птиц, они стали малоподвижными, ослабло их здоровье, ослаб иммунитет, пришлось внедрять специальные меры для защиты ослабленных организмов от агрессивной внешней среды, но это было только начало. Проблемы выросли как снежный ком. Главный показатель умственного и физического здоровья птичьей нации – численность - показал, что они вымирают...

Конец этой притче Паша не придумал – плохим заканчивать не хотелось, а хорошим никак не получалось.

 

Элий понял, что испытание, устроенное высшими силами, – не случайность. Он еще раз переместил свое внимание в мир формирования событий, рассмотрел там полотно судьбы своего подопечного. Оно очистилось, стало шире, давая большую свободу выбора в точках изменения жизненного пути. В ближайшие годы в Пашиной жизни должно быть все спокойно.

 

Для Степы пережитое в то утро тоже не прошло бесследно – он целый год никого больше не стрелял. Добытый с таким трудом мотоцикл долго у себя держать не стал, опасаясь, что по нему могут найти след к самому Степе. Недолго покатавшись на своем красавце, сдал его пацанам из другого района за магнитофон. На этом Степин товарообмен остановился на длительный срок. Потом пришла осень, зима, за ними весна с летом. В это время Степе опять стало невмоготу, опять захотелось оседлать двадцать пять лошадиных сил и он, как краснокожий индеец Соколиный глаз, опять вышел на охоту на мотоциклистов. Чуть подальше, чем в прошлый раз, Степа нашел беззаботно копошащегося в земле лоха рядом с его «Ижом» с люлькой. Этот, в отличие от прошлогоднего, сразу все быстро понял, бросил все свое имущество и скрылся в кустах. Так должно было быть и в прошлый раз, но бывает, что попадаются тупые, которые сразу не понимают.

Убежавший мужик прямиком направился в милицию, там объявили план «Перехват» и очень быстро огорченного Степу задержали, не успевшего даже чуть-чуть покататься на обновке, он даже ружье из люльки еще не выложил.

Полностью разочаровавшийся в этой жизни Степа пошел на полное сотрудничество со следствием, все рассказал про оба случая. Зачтя это как явку с повинной, а, также учитывая то, что восемнадцать ему исполнится только осенью, суд ограничил наказание восемью годами.

 

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/