Кирилл Кудряшов

Кривая Лапка Енота

 

Кате Дроздовой посвящается...
Использованные в рассказе стихи - ее пера.

Отдельное и огромное спасибо за портрет Сагира Анне Шерстяк!

 

В алых отблесках костра лес казался жутким и мрачным. Где-то далеко шумел город... Какого лешего он шумел в два часа ночи - было совершенно непонятно, но тем не менее, он шумел. Дрова заканчивались, летняя ночь была теплой, так что даже и без костра Катя, на плечи которой была накинута джинсовая ветровка поверх легкой футболки, не замерзла бы. Костер нужен был, чтобы не было так жутко... Катя понимала, что дав огню потухнуть, расслабившись и слившись с мраком ночного леса, став его частью, она скорее всего победила бы страх и возможно смогла бы даже уснуть, свернувшись калачиком на траве. В конце концов, Заельцовский бор - не глухая тайга, а просто бор на окраине города. Если сейчас встать, пройти 50 метров прямо, выйти на дорогу и пойти по ней направо, то максимум через час она уже будет в городе. И вот в городе-то в 2 часа ночи как раз есть чего бояться. Транспорт уже не ходит, на такси денег нет, пешком до дома - даже к утру не дойти, разве что к друзьям напроситься... Но пока дойдешь - многое может случиться.

И самое главное: уйдя сейчас из леса, она проиграет спор!

Катя подбросила в догорающий костер последнюю ветку и со вздохом поднялась на ноги. Так не хотелось отходить от костра, погружаться в липкую темноту соснового леса, но чтобы темнота не окутала ее окончательно - нужно насобирать еще дров.

Катя сделала шаг от огня. Второй. Третий... Что-то хрустнуло под ногами... Она наклонилась, поднимая почему-то незамеченную ранее ветку, а выпрямившись, увидела прямо перед собой силуэт человеческой фигуры.

Взвизгнув от испуга, она отскочила назад, к огню, выронив из рук единственное оружие, сухую ветку, которой, правда, можно было отбиться разве что от престарелой левретки.

- Простите! - мягко и вкрадчиво сказала фигура. - Я не хотел вас пугать!

- Ничего страшного, - выдавила из себя Катя. - Я как раз собиралась умереть от инфаркта, так что вы появились как раз кстати!

Фигура хмыкнула, не шелохнувшись, не пошевелив ни единым мускулом, но хмыкнула одобрительно.

Катя рассматривала ночного гостя со смешанным чувством страха и любопытства. С одной стороны, никаких враждебных действий он пока не предпринимал, а с другой - она одна, посреди леса, глубокой ночью, рядом с каким-то мужиком... Рослым мужиком, крепким. Отблески умирающего огня не давали возможности подробно его рассмотреть, Катя видела лишь широкие плечи да острый подбородок. Руки и фигуру незнакомца скрывало что-то похожее на плащ, плотно облегающий тело, а черты лица скрадывала широкополая шляпа, надвинутая на глаза.

Шляпа. Широкополая. В 21 веке. В лесу. Ночью! Кто, черт возьми, ходит ночью по лесу в шляпе и плаще? Подумав, Катя решила, что умереть от инфаркта все же не такая плохая идея.

- Вы пригласите меня к своему костру? - спросил незнакомец.

- А вы без разрешения из пентаграммы выйти не можете? - набравшись смелости, сострила Катя.

Фигура снова хмыкнула, удовлетворенно так, уважительно, словно преподаватель, которому студент только что правильно рассказал о методике формирования культи шеи по Пирогову.

- Пентаграмма меня не удержит, - ответил гость, - я просто хочу быть вежливым. Если у вас есть причины проводить ночь в лесу в одиночестве - я покину вас.

- Что вы, что вы... Я рада компании. Располагайтесь!

Темная фигура переместилась к костру стремительно и грациозно. Казалось, что ночной гость просто проплыл над землей, не касаясь ее ногами, не потревожив ни единой складочки своего плаща. Секунда, и вот он уже сел на землю в шаге от кострища, по-турецки подогнув ноги, спрятав их под полами одежды, в которой все также прятались и его руки. Кате пришло на ум, что он, возможно, что-то держит в них, скрывая под одеждой. Нож? Топор? Базуку? Чью-то отрезанную голову?

Катя наклонилась, чтобы подобрать оброненную ветку и подбросить в гаснущее пламя хотя бы ее, но гость остановил ее, протянув вперед руку.

- Не нужно, пожалуйста! Я так устал от яркого пламени... мне нравится ночная прохлада!

Ладонь гостя была широкой, но какой-то слишком вытянутой, а пальцы... Кате почему-то показалось, что сгибались они не в двух местах, как ее собственные, а в трех.

- Как вас зовут? - спросила она, просто чтобы хоть что-то спросить.

- А что даст вас мое имя? - спросил незнакомец. - Мы встретились случайно. Вскоре мы также случайно расстанемся.

- Я просто хочу быть вежливой, - Катя нашла в себе силы улыбнуться. - Мне хотелось бы обращаться к вам по имени, а не "Эй вы, черный человек в черной шляпе!"

- Черный человек? - ночной гость улыбнулся. Он чуть приподнял голову, исподлобья глядя на свою собеседницу, так что Катя все еще не могла видеть его глаз, но видела губы, немного растянувшиеся в улыбке. Лицо человека было черным, а губы в едва заметном свете костра, казались бардовыми. А еще... На его подбородке была вертикальная складка. Или шрам... Сказать точно Катя не смогла бы.

- Впрочем, вы правы. Для содержательного разговора собеседники должны знать истинные имена друг друга. Зовите меня Сагир.

Черный человек склонил голову и чуть приподнял шляпу, всем своим видом демонстрируя уважение.

- А я - Катя, - она тоже вежливо поклонилась.

- Присаживайтесь, Катя! Поговорим. Рассвет еще не скоро, а хорошая беседа поможет скоротать ночь! Вас ведь заберут на рассвете?

Катя опустилась на землю, копируя позу ночного гостя. Земля была теплой... Катя готова была поклясться, что несколько минут назад, до появления Сагира, она была холоднее. Ночной гость словно бы распространял тепло, оно расползалось по земле и по воздуху, окутывало, успокаивало и... и пугало! Кате было страшно. Другая на ее месте ущипнула бы себя за руку, проверяя, спит она или нет, но Катя не сомневалась в своей нормальности. Галлюцинаций с ней не случалось даже в лихорадке, а не спать ночами для нее, типичной студентки, было нормой, так что вариант, в котором она уснула у костра и Сагир ей просто приснился, отпадал.

Сагир был настоящим, и от него веяло теплом, как от печи для закалки кирпича. Как и в печи, в Сагире чувствовалась страшная огненная мощь. Вроде бы тепло - ласковое и приятное, но не стоит ни на секунду забывать о том, что в этой печи бушует пламя, способное испепелить тебя за секунды. Кате хотелось бежать прочь сломя голову, но интуиция подсказывала: для этого существа, в отличие от нее, ночь - родная стихия. От него не убежать, а потому лучше не злить лихо, пока оно у костра сидит тихо.

- Откуда вы знаете? - спросила она.

- Откуда знаю что? Что рассвет не скоро?

- Нет. Что меня заберут утром.

- Немного магии и много логики. Молодая девушка. Одна. В ночном лесу. Без поклажи. Явно не странница - странники в этом времени вообще перевелись. Не жертва, скрывающаяся от погони. Какие еще причины могли забросить девушку одну в темный лес? Первое - скука. Жажда новых ощущений, пресыщенность жизнью. Вы эти чувства явно испытываете, это видно было по вашему взгляду, когда я появился перед вами из темноты. Страх, смешанный с любопытством... Приятное сочетание, не правда ли? Ведь в вашей жизни уже давно не происходило ничего захватывающего, о чем можно было бы рассказать друзьям взахлеб, верно? Именно поэтому вы и приняли это пари. Провести ночь в лесу... В той компании вам было просто скучно, не так ли? Поэтому вы и завели речь о том, как пуст и тосклив мир вокруг вас? Не сознательно ли подвели компанию к вопросу: "А кто рискнет прямо сейчас поехать в лес и провести там ночь? В темноте! Без оружия и охраны!"

- Сознательно! - словно загипнотизированная ответила Катя.

- Я не сомневался. Катя, а хотите, я расскажу вам о вас?

- Мое будущее?

- Нет, ваше настоящее.

Плащ Сагира всколыхнулся, порывом ветра раздув едва тлеющие угли, дав Кате понять, что это вовсе не плащ. Это крылья. Громадные кожистые крылья, в которые ночной гость оборачивался, словно в одежду.

- Подбросьте в костер немного дров, нам нужен свет. Чуть-чуть света... Не бойтесь отходить от огня. Ночь вам не враг.

Катя повиновалась. Прошлась в тени сосен, насобирала немного сухих веток и понесла их обратно к огню. Сагир ждал ее, тасуя в руках неизвестно откуда взявшуюся колоду карт.

- Знаете, как Таро предсказывают судьбу?

- Нет.

- Вы думаете, что вы вытягиваете случайную карту из колоды, но это не так. Изображения на картах, арканы, исчезают, стоит повернуть колоду рубашкой вверх. Они живут не в нашем мире. Они проявляются по нашей просьбе, их видно, когда вы смотрите на карты, но в остальное время карты пусты. Арканы уходят к себе, в свой мир... И когда вы вытягиваете карту - на ней появляется аркан. Именно тот, который должен появиться. Именно тот, что говорит о вас...

Сагир протянул Кате колоду.

- Сдвиньте карты, Катя. Легонько коснитесь их левой рукой и сдвиньте на себя. Совсем чуть-чуть. Это не просто ритуал, колода должна почувствовать вас. Почувствовать того, о ком я буду спрашивать у них...

Катя протянула руку и сдвинула половину колоды на себя. Карты были теплыми...

Сагир переложил сдвинутые карты вниз, прижал колоду к груди, а затем вытащил из нее семь карт, небрежно отбрасывая их в сторону. Карты плавно пролетали по воздуху и ложились на траву - ровно, в каком-то определенном порядке...

- Ну что? Вы готовы узнать себя лучше? - спросил Сагир.

- Нет... - честно ответила Катя.

- Правильно. Никто лучше Таро не поможет заглянуть в свою душу... Сравниться с ними может разве что сочетание алкоголя и близкого друга напротив. К этому нельзя быть готовым. Но вы ведь не откажете мне в удовольствии погадать вам?

- Не рискну.

- Тогда смотрите!

Повинуясь мановению руки человека в черном, одна из карт поднялась в воздух и легла Кате на подставленную руку, демонстрируя изображение. Горы, луну, и человека, уходящего по каменной лестнице вверх, повернувшись спиной к стоящим на переднем плане картины восьми кубкам.

- Восьмерка кубков, - торжественно произнес Сагир, - пресыщенность жизнью, уход в ночь. Ваш случай, Катя? Эта карта - то, чем вы являетесь на данный момент. Младшие арканы Таро делятся на четыре масти. Мечи, кубки, пентакли и жезлы. Кубки - это душа. В вашей душе царит осень, вы застряли в осени, хотя на дворе стоит лето. Арканы кубков чаще всего говорят с творческими людьми... Вы ведь пишете стихи, верно? Пишете... Причем не такие, как все девушки пишут в 14 лет, про любовь, кровь и морковь. У вас стихи достойны карт Таро, иначе кубки не пожелали бы поговорить с вами. Все так?

- Так... - завороженно ответила Катя.

- Не пугайтесь, пресыщенность жизнью - это болезнь, которой подвержены только неординарные люди. Но тем не менее - это болезнь, которой болеют и в ваши 20 лет, и в 30, и в 40. Ей болели во времена пророка Сулеймана, болеют и сейчас. И ее надо лечить... И я знаю, как это сделать! Но мы пока пойдем дальше! Вторая карта очень важна, она покажет вам то, чего вы о себе не знаете! Ваш секрет, который вы скрывали даже от себя!

Карта скользнула в катину руку, закрыв собой восьмерку кубков.

- Восьмой аркан, - провозгласил Сагир, - "Сила". Что вы видите на этом изображении?

- Женщина в простой одежде, с венком из трав, над ее головой - символ бесконечности. Она разрывает пасть льву... нет, стойте, не разрывает! Ее руки не внутри пасти, они снаружи, она наоборот закрывает ему пасть!

- Верно! Восьмой аркан - это сила, но сила созидающая. В вас есть эта сила, но вы ее не ощущаете, верно?

- Верно...

- А она есть! Запомните это, Катя, она есть. Третья карта нашего расклада... Она даст вам первый совет этой ночи. От чего вы должны отказаться!

Мановение руки и карта взлетела в воздух, демонстрируя Кате свое изображение. Отшельник. Старец в серой хламиде, с посохом и фонарем в руках.

- Отшельник выбрал добровольное одиночество. Как вы на восьмерке кубков. Не оставайтесь одна, Катя... Видите фонарь в руках отшельника? Это свет разума. Одиночество поможет разжечь этот огонь сильнее, но что в нем толку, если им некому осветить путь? Четвертая карта нашего расклада - антоним третьей. Она подскажет, что вы должны в себе развивать! Итак...

Новая карта легла на подрагивающую катину ладонь. Она уже не удивлялась, она просто внимала...

- О, сама Верховная Жрица! Второй аркан! Логично, логично! Я ждал именно этого ответа. Попробуете сами истолковать карту?

Катя вгляделась в изображение. Женщина средних лет, в длинной одежде, явно каком-то религиозном одеянии. У ее ног - полумесяц, за спиной - сад, виднеющийся между двумя колоннами, черной и белой. Вход в Эдем? А жрица - страж этого входа? А колонны... Черная и белая... Добро и зло? Вход в райский сад - через гармонию добра и зла?

- Верно...

- Но я же ничего не сказала!

- Вы же не думаете, что для меня это важно?

Сагир блеснул на Катю глазами, впервые подняв голову так, что она могла их увидеть под полями шляпы. Глаза существа были ярко красными, как угли костра.

- Женщина - всегда жрица. Она - не просто страж Эдема, она - и есть Эдем. Многие видят в этой карте сексуальный подтекст - райское наслаждение между... гхм... колонн. Но мы с вами смотрим глубже, не правда ли? Верховная жрица способна отделить добро от зла и войти в Эдем. Для этого нужна мудрость! Женская мудрость, недоступная мужчине! Только обладая ею, умея найти баланс между добром и злом, женщина способна стать верховной жрицей – сотворить Эдем. Вот что вы должны в себе развивать! Я понятно объясняю?

Катя кивнула.

- Сагир, а скажите, к какой масти относятся последние три карты? Я не увидела там кубков…

- Масть имеют младшие арканы. Старшие потому так и называются, что главенствуют в колоде. Их двадцать два. А младших – пятьдесят шесть. Надеюсь, вас не удивляет, что вам выпадают в основном старшие арканы? С людьми они не столь разговорчивы, но я и не человек.

- А кто вы? – едва слышно шепнула Катя.

- Вы знаете мое имя. Истинное имя. Разве вам не достаточно этого?

Сагир снова сверкнул красными глазами и небрежно повел перед собой рукой, заставив языки костра взметнуться вверх.

- А вообще-то – это правильный вопрос. Один из двух правильных вопросов, которые вы должны задать. Я отвечу. Я был создан из чистого, бездымного пламени, много более горячего, чем пламя этого костра. Я жил, когда первая обезьяна взяла в руки палку, чтобы этой палкой заставить работать другую обезьяну. Я служил пророку Сулейману до самой его смерти… И я был заточен Абдулой Альхазредом в его черную книгу, на страницах которой я провел больше тысячи лет, освободившись благодаря глупости одного черного мага и одного его врага, не воздержанного в алкоголе и не уважающего древние реликвии. Довольно ли вам такого описания, Катя? Удовлетворены ли вы тем, что вашу судьбу на картах Таро вам читает существо, видевшее, как Древние возводили Антарктос?

- Удовлетворена…

- Тогда вернемся к раскладу? Пятая карта в раскладе… Я не удивлюсь, если там снова будет кто-то из старших арканов. Итак, пятая карта! Она даст вам ответ на вопрос: "Кем вам хочется стать?" Итак, Катя, что вы видите на этой карте?

- "Любовники", - Катя прочла название аркана, рассматривая изображение обнаженных мужчины и женщины, над которыми простирало руки доброе божество, осененное светом солнца.

- Закономерная карта… Не стоит понимать ее буквально, трактуя слово "любовники" как "Имеющие сексуальные связи". Любовники – это те, кто любят. Думаю, для вас не секрет, что вам, как и всякой женщине, не хватает любви? Поверьте, вы получите желаемое. Я умею заглядывать в будущее не только посредством колоды Таро. Но меня радует то, что вы чисты помыслами. Карты не лгут, вам не хватает именно любви, в то время, как многим другим девушкам в вашем возрасте в этом месте расклада выпала бы девятка пентаклей. Многим, очень многим сейчас хочется стать девяткой пентаклей… Это деньги. Счастье, основанное на финансах. Мне жаль их… А если мне кого-то жаль – я прекращаю их жизнь.

Катя вздрогнула. Это сказано было так просто, вскользь, между делом… С той самой секунды, когда Сагир возник перед ней в темноте леса, она не сомневалась в том, что это существо смертельно опасно, но зачарованная его теплом – поверила, что оно не желает зла именно ей. А чего оно, собственно, желает?

- О, вижу, вы пришли к этому вопросу, - оживился Сагир, - это похвально, это правильно. Задайте его вслух, не держите в уме!

- Вы убьете меня?

- Да нет же! Не этот! Ответ на этот вопрос – очевиден и он зависит от вас. Другой вопрос, Катя, другой! Ну же, не разочаровывайте меня, у нас получилась такая славная беседа, такая интересная ночь… Ну же? Каким будет второй главный вопрос?

- Чего вы хотите?

- Браво. Катя, браво! Вы задаете правильные вопросы, значит, я не зря отправился гулять именно этой ночью и именно в этом лесу. Я отвечу, но только после того, как карты дадут на него ответ для вас. Вы готовы? Итак, шестая карта. Чего вы хотите?

С вспорхнувшей на ее руку карты на Катю смотрела Смерть. Черный всадник на белом коне, перешагивающем через тело монарха. Новый король или, возможно, кардинал, приветствует смерть вместе с коленопреклоненными женщиной и детьми. На заднем плане между двух колонн, на этот раз – серых, встает солнце.

В первые секунды Катино сердце просто остановилось. Слово "Смерть" парализовало ее волю и разум, но потом… Кроме самого слова в аркане не было ничего страшного. Изображенные на иллюстрации люди не просто не боялись черного всадника с черепом вместо лица, они радовались ему… И это встающее солнце… Новый день? Новая жизнь?

- "Смерть"! – объявил Сагир. – Вот ваш ответ на вопрос "Чего я хочу". Но это не та смерть, что "прах к праху". Вы испытываете желание покончить жизнь самоубийством? Нет. Хотя, откровенно говоря, желание молодой красивой девушки провести ночь в лесу, имеет отчетливый привкус суицида. Этот аркан символизирует перерождение, конец старой жизни и начало новой. Это следствие первой карты вашего расклада. Вы пресытились жизнью, вы устали от этого мира, вы думаете, что вам лучше было бы в другом, верно? Нет, я не имею в виду потусторонний мир. Просто другой. Другой мир, другой город, другую жизнь. Загляните в свою душу, Катя, и ответьте мне: карты не врут?

- Не врут…

- Я скачу с ветки на ветку

Воробушком в синем пальто.

"Не забывайте вещи в вагонах" –

Вот так. Я забыта в метро.

Катя удивленно взглянула на своего собеседника и не опустила глаз, встретившись с ним взглядом.

- Ваше четверостишье, Катя?

- Мое…

- Хорошее. Мне понравилось. Потому я и не прошел мимо, потому и заглянул на огонек. Я люблю поэзию, на всех языках люблю, и на русском тоже. Хотя больше всего мою душу волновали стихи Овидия. Жалею, что не знал Омара Хайяма – в то время, когда он жил и творил, я как раз был заточен в страницах весьма известной в этом мире черной книги. Теперь, вот, наверстываю упущенное. Читаю, размышляю, обсуждаю. Вам нравятся стихи Овидия, Катя?

- Мне сложно понять их. Он жил слишком давно, в совершенно другое время. Другие нравы, другой язык.

- Все так. Но мы отвлеклись. Вы – не Овидий, конечно. Вы – воробушек в синем пальто. Но вы неплохой воробушек. Вас интересно почитать, вас интересно послушать. Я, кстати, слушаю Вас прямо сейчас. Когда я процитировал эти четыре строчки, у вас в голове тут же зазвучала полная версия этого стихотворения. В вашем исполнении, разумеется. Потому вы и пишете такие стихи… Потому что желаете перерождения. Верно?

- Верно…

Это было более, чем сеанс психоанализа. Ночная беседа у костра, даже просто с другом, не владеющем магией, дает несравнимо больше, чем визит к психологу. А если тебе рассказывает о тебе кто-то, кто лично знал Публия Овидия Назона – это может радикально изменить твою жизнь. Или прервать ее, если того пожелает твой собеседник.

Катя не тешила себя надеждами, что сможет сбежать. Сагир – не бродяга, решивший напасть на девушку в ночном лесу. Вспомнив его ленивую грацию, с которой он перемещался по поляне, Катя не сомневалась, что вздумай она бежать – он догонит ее в два движения, даже не используя свои магические способности.

Но она и не хотела бежать. Она хотела открыть последнюю карту расклада!

- Мы подходим к самому важному моменту нашей встречи, - неспешно продолжал Сагир. - Седьмая карта расклада. Вы уже знаете о себе все. Таро заглянули вам в душу и показали вам все аспекты вашей жизни. Все самые важные аспекты. Они уже дали вам два совета – от чего вам стоит отказаться и какую сторону характера развивать. Но седьмая карта даст ответ на самый главный вопрос. Что вам делать! Она даст направление, задаст основной курс дальнейшей жизни! Вы хотите открыть ее, Катя? Хотите вернуться из этого ночного приключения совершенно другим человеком, знающим и смысл, и курс своей жизни? Ответьте мне!

- Да.

Карта взлетела в воздух, но, проигнорировав протянутую Катей руку, опустилась на черную ладонь Сагира.

- А на что вы готовы ради того, чтобы узнать ответ на этот вопрос?

Катя молчала. С языка так и рвалось "На все", но она сдержалась и проглотила эти два слова, не дав им сорваться с губ.

- Молчите? Боитесь, что я поймаю вас на слове и попрошу у вас что-то, чего вы очень не хотите лишиться? Что это может быть, Катя? Честь? Душа? Жизнь? Или, как в старой сказке вашего народа – "То, чего вы в своем царстве не знаете"? Боитесь, что я могу попросить у вас жизнь еще не рожденного и даже не зачатого ребенка?

- Да.

Сагир рассмеялся. Гулко, жутко, запрокинув к небу свое лицо, давая Кате возможность рассмотреть его в деталях. Кожа Сагира была черной и глянцевой, а изо рта, когда он зашелся в своем ухающем смехе, вырвались несколько багряных язычков пламени.

- Зачем я буду просить то, что могу взять силой в любой момент? – спросил он, отсмеявшись. – Я могу вырвать из вашей груди сердце вместе с душой, вывернуть наизнанку обе эти субстанции и вложить обратно, оставив вам жизнь, в которой своего ребенка вы сами принесете мне на заклание. Но я не хочу этого. А чего я хочу? Вы уже задавали этот вопрос, Катя, и я сказал, что мы вернемся к нему позже, когда Таро откроют нам секрет шестой карты. Расклад открыт почти полностью, я знаю, чего хотите вы. Пора узнать, чего хочу я, не так ли?

Колода Таро спланировала с руки Сагира, повиснув перед Катей.

- Берите, не стесняйтесь! – подбодрил он. – Чтобы гадать на Таро, не нужно обладать той силой, которой наделил меня создатель. Вполне хватит и той магии, что заключена внутри вас. Перетасуйте колоду!

- Но она же не полная.

- Это не так важно. Тех арканов, что мы еще не задействовали, вполне хватит чтобы дать ответ на один единственный вопрос. Тасуйте колоду, Катя, тасуйте! Дайте мне сдвинуть ее и вытащите одну карту! Всего одну! Вытащите и истолкуйте ее значение – до сих пор вы успешно справлялись с этой задачей.

Катя перемешала колоду, прислушиваясь к своим ощущениям. Карты как карты. Бумага как бумага. Не было искорок, колющих ладони, не было ощущения, что она прикасается к чему-то запредельному, магическому, таинственному.

- Сдвиньте карты, Сагир! – попросила она, протягивая колоду собеседнику. Сагир коснулся колоды рукой, сдвигая часть карт к себе. Катя положила их вниз и, закрыв глаза, выбрала случайную карту из недр колоды, тут же перелетевшей над костром к ее хозяину.

- Ну же, Катя, переверните карту и истолкуйте ее. Ответьте мне, чего я хочу?

"Паж Мечей" – гласила подпись под изображением. На карте был изображен юноша с мечтательным лицом, сжимающим в руках меч, поднятый острием кверху. Ветер трепал его волосы, по небу за его спиной летели гонимые ветром облака и стая птиц. Казалось, что паж только что взмахнул мечом, сражаясь с ветром, и готовится снова шутя рубануть мечом по воздуху, предаваясь любимой мальчишеской игре – фехтованию с тенью.

- Чего я хочу? – повторил Сагир, и Катя не колебалась с ответом.

- Поиграть. Развлечься. Сбросить с плеч груз тысячелетий. Вы жили слишком долго, и слишком долго провели в заточении. Вы устали от собственного могущества и бессмертия!

Катя выпалила все это на одном дыхании, бросая каждое слово в лицо своему жуткому собеседнику, а умолкнув – закрыла глаза, ожидая, что Сагир одним движением руки оторвет ей голову, наказав за дерзость. Или глупость? Нет, все-таки дерзость. Никогда доселе не державшая Таро в руках Катя была уверена, что истолковала значение "Пажа Мечей" верно.

Прошла минута, но голова все также крепко держалась на катиных плечах, и она решилась открыть глаза. Сагир сидел все на том же месте и смотрел на нее своими пылающими глазами.

- Достойно! – похвалил он. – Смело. Умно. Правильно. Да, я устал от своего могущества. И я хочу поиграть. Побыть немного Пажом Мечей. И я предлагаю вам сделку. Предлагаю вам сыграть со мной в игру.

- И в чем будет заключаться игра?

Крылья Сагира развернулись, одним взмахом подбрасывая своего хозяина в воздух и разбрасывая в сторону горящие угли костра. Катя рефлекторно вскочила и отшатнулась, но тут же поняла: Сагир не нападал, он всего лишь таким образом поднимался на ноги! Теперь он стоял перед ней, выпрямившись во весь рост, казавшийся громадным из-за развернувшихся за спиной крыльев. Черная кожа Сагира отливала металлом и вся была покрыта не то шрамами, не то морщинами, будто бы сшитая из отдельных кусков. Единственной деталью одежды на нем была шляпа, все остальное тело было голым и блестящим. Непроизвольно Катя опустила глаза вниз, к паху своего ночного гостя, ожидая увидеть там отсутствие любых половых признаков, но… Половой признак был. Здоровенный такой половой признак, заставивший Катю поспешно отвести взгляд.

В руке Сагира появился револьвер, который он протягивал Кате рукоятью вперед. Откуда он его вытащил – Катя увидеть не успела, да и скорее всего не вытаскивал он его, а просто материализовал из воздуха. Протянув руку, она взяла оружие, тут же ощутимо потянувшее руку вниз.

- Вот ваше орудие для игры. Знаменитый револьвер, Кольт "Миротворец", 45-го калибра. Одной рукой взводите курок, другой – давите на спусковой крючок. Да о чем я рассказываю, вы ведь наверняка видели это в кино. Барабан на шесть патронов, но вас это не должно волновать. Это не простой револьвер. Это мой револьвер. Патроны в нем не заканчиваются никогда. А теперь – главное. Возьмите!

В катину руку лег прохладный патрон. Она бы сказала, что Сагир достал его из рукава, если бы у него в принципе были рукава.

Патрон был черным.

- Это – особенный патрон. Он – один, а значит и выстрел у вас будет только один. Этим патроном вы можете убить меня.

Катя зажала патрон в кулаке.

- А зачем мне убивать вас?

- Таковы правила игры. Убьете меня – сможете открыть седьмую карту расклада. Все предельно просто.

- Сейчас? – глупо спросила Катя.

- Не сейчас и не здесь. Есть и другие миры кроме этого. Вы ведь хотели попасть в другой мир? Попробовать на вкус другую жизнь? У вас есть шанс это сделать. Нужно лишь принять правила моей игры. Меня она развлечет, а вам – поможет разобраться в себе. Правила просты: убьете меня – вернетесь в свой мир и сможете открыть последнюю, седьмую карту расклада.

- А если не убью?

- Катя, не портите мое впечатление о вас. Это – плохой вопрос. Ответ на него – очевиден. Не убьете – не сможете открыть седьмую карту. Потому что не вернетесь.

- Но разве вас можно убить? Даже необычной пулей. Ведь вы такой могущественный.

- Вы умная девушка, Катя. Я не явил вам и тысячной доли своей силы, но вы все равно ощутили ее. Да, вы правы, если я захочу – вы просто не сможете выстрелить. Я расплавлю пистолет в ваших руках раньше, чем вы взведете курок! Я затуманю ваш разум так, что вы используете этот патрон на выстрел в голову лучшему другу, приняв его за меня. Но я не буду делать ничего из этого, обещаю. Игра будет честной. Я не предприму никаких попыток, чтобы навредить вам. Да, или нет? Стоит вам произнести "Нет" - я уйду, забрав с собой так и не открытую вами карту. Стоит вам сказать "Да" – мы начнем игру.

Выждав несколько секунд, видимо ожидая ответа, на который Катя пока не могла решиться, Сагир заговорил снова.

- У вас есть одно чудесное стихотворение. Я только что прочел его в вашей голове, и оно мне очень понравилось!

У ночного Речного

Вытяни руку к дороге:

Твою руку отрубит

Едущей мимо машиной.

Страх темноты в нашем мире —

не просто тревога,

Страх темноты вращает горячие шины,

Горячие шины вращают бетонную Землю,

А там, где вращенью Земли не поможет протектор,

На помощь идёт

вертолёт.

Глобус в руках

Уже не запятнан белым,

Так где наша смелость

Не ладонью крутить,

А подошвами?

Тревожно.

Тревожно,

Тревога,

В двадцать один ноль-ноль

Мальчик с платформы

отправился по мостовой,

Тревога!

Мальчик исчез с мониторов,

Потерян ребёнок,

Куртка — серая,

Очи — чёрные,

Ростом в метр семьдесят пять.

Тревога, тревога!

Ребёнок на terra incognita,

Погружается в незнакомое,

Незнакомое — значит, меняется,

А меняться может быть больно,

Тревога!

Мальчик на terra incognita

Превращается

в бледного юношу

Со взором горящим,

Он ищет, обрящет,

Бледнеющий мальчик

Встаёт у темнеющей трассы,

На отсечение миру

дарует он руку.

Не за доверие людям,

Но веру в людей.

В большом

Незапятнанном мире

За долго ли, коротко,

Много иль мало

Бледнеющий мальчик

найдёт человека.

А мальчика мы потеряли.

Пора меняться, Катя! Я приглашаю Вас на Terra incognita! Ну же, решайтесь! "Да" или "Нет"?

- Да! – сказала Катя, и солнечный свет ударил ей по глазам.

 

***

 

От неожиданности она в первое мгновение едва не упала. Несколько секунд ушло на то, чтобы глаза аккомодировались к яркому дневному свету, и несколько минут – на то, чтобы разум осознал, что с ним произошло.

Сагир перенес ее в другой мир.

Катя оглядела себя. Все на месте. Джинсы, футболка, джинсовая куртка, в карман которой, кстати, хорошо бы положить заветный черный патрон, чтоб не потерялся. Тяжесть в правой руке: все на месте. И рука, и увесистый Кольт. Его бы тоже куда-нибудь спрятать, но не в карман же… У него один только ствол – сантиметров 15, в глазах Кати этот револьвер был просто каким-то ручным противотанковым орудием!

Она прислушалась к своим ощущениям, ощупала грудь и пятую точку, вспомнив, что не так давно читала историю одной девушки, которую с помощью какой-то магии забросило в онлайн-игру, в тело ее тамошнего героя. Героя, а не героини. Но нет, у Кати все, что полагалось, было на месте, и ничего лишнего не ощущалось. Ну, кроме револьвера, конечно.

Три шага вперед. С гравитацией вроде бы тоже все нормально, значит g здесь обыденное, земное, положенные 9,8 м/с2. Вот только в ее мире была ночь, а здесь – день, но это еще мелочи. Главное отличие было в другом. В пейзаже. Катя стояла посреди освещенной палящим солнцем прерии! Под ее ногами была выжженная красная земля, на которой росли, цепляясь корнями за нее и за жизнь, чахлые растения неизвестных Кате (а возможно и науке) видов. Вдалеке виднелись невысокие и опять-таки красноватые горы и ни малейшего намека на воду или лес. Вопрос "А есть ли здесь жизнь?" всплыл в катиной голове первым. Вторым был "А как здесь выживу я?"

Словно в ответ на ее мысли жизнь подала знак. За катиной спиной кто-то громко заржал. Не в смысле пошло и громко рассмеялся, а именно заржал. По-лошадиному!

Катя обернулась, досадуя на себя за то, что не додумалась этого сделать раньше. Это ж надо, стоять, глядя в одну сторону и гадать, а есть ли в этом мире жизнь? Естественно, жизнь, в лице лошади (или коня?) тут же стала над ней ржать. Позади, в паре сотен метров, обнаружилось дерево, напоминающее не то дуб, не то вяз, четыре лошади и четыре человека. Все четверо – на лошадях, вот только на шею одного из них была наброшена петля, перекинутая через высокий сук дерева. Двух возможных трактовок происходящего не было.

Пока Катя раздумывала, упасть ли в траву, броситься бежать, пока ее тоже не вздернули, или наоборот броситься на выручку казнимому, раздался грубый мужской голос.

- Ребята, а что это за синяя херня там?

Критически оглядев себя и сообразив, что цвет ее джинсов и куртки – темно-голубой, Катя рассудила, что синей херней в этой красной прерии может быть только она. А значит прятаться или бежать – поздно. Они - на лошадях, она - пешком. Догонят. Да и вообще, нужно как-то вливаться в происходящее в этом мире. Заводить себе друзей и врагов, искать здесь Сагира и… И убивать его, раз он так того желает.

- О, мужики, оно к нам идет!

За "оно" Катя немного обиделась, поэтому взвела курок и положила палец на спусковой крючок. Еще бы уметь стрелять. Катино зрение оставляло желать лучшего, равно как и физическая подготовка. А о Кольте "Миротворце" Катя знала только то, что отдачей эта гаубица способна выбить кисть руки.

Нужно было что-то сказать. Как-то поприветствовать первых встреченных в этом мире людей… Катя вскинула вверх левую руку и громко крикнула первое, что пришло ей в голову.

- Хао, белые люди!

- Оба на! Вы слышали? Оно, похоже, из индейцев. И голос женский! Мужики, кажется, у нас сегодня будет секс! Обождем вешать этого синего? Пусть посмотрит, как мы развлекаемся?

В последующих действиях Кати не было логики. Потом она говорила друзьям: "Я настолько не переношу шовинистов, что решила избавить мир от этих троих!" В тот момент, когда трое небритых ковбоев направили коней в ее сторону, Катя не рассуждала. Она просто испугалась настолько, что непроизвольно вскинула револьвер и нажала на спуск!

Жахнуло! Кольт дернулся в руке, но не вырвался из нее, и не улетел в противоположном направлении - Катя справилась с отдачей. И попала с первого же выстрела, только, к сожалению, не в человека, а в ни в чем не повинную лошадь.

Ковбои заорали, заматерились, посыпались наземь и залегли в невысокой траве. Общий смысл их высказываний сводился к тому, что насиловать ее теперь будут минимум неделю, во все природные отверстия, а когда они кончатся - отверстий проделают еще с десяток и займутся уже ими.

Катя взвела курок и выстрелила снова. И снова. И снова. После каждого выстрела барабан револьвера исправно поворачивался, вставая новой каморой напротив ствола. Пятый выстрел, шестой… После шестого выстрела Катя снова взвела курок и замерла, направив оружие примерно в ту сторону, где исчезли в траве ковбои!

- Взять ее! - проорал кто-то.

Логика ковбоев была простой. После шести выстрелов стрелок на несколько секунд становится беззащитным и его можно взять, что называется, тепленьким… Логика Кати была еще проще. Если Сагир не врал - ее револьвер наделен особым и очень полезным в данную секунду свойством. Если врал - ей конец, и прямо сейчас у нее будет много секса, очень бурного и очень продолжительного!

Ковбои вскочили и побежали. Все трое, синхронно. Катя не тешила себя надеждой, что попадет в цель хотя бы с пятидесяти метров. Но с пяти - точно попадет. Первому ковбою пуля попала в грудь, примерно по центру грудной клетки, хотя Катя старалась целиться в сердце. Второму она разнесла в клочья голову - 11-ти миллиметровый патрон - это вам не камушек из рогатки.

Третий ковбой замешкался, явно раздумывая: бежать или стрелять. Пока он разворачивался, одновременно выхватывая их кобуры револьвер, Катя выстрелила еще раз, снова в грудь, отбрасывая противника от себя, а потом - снова не думая ни о чем и уж тем более о контрольном выстреле - пустила уже лежащему на земле ковбою пулю в голову. Просто рефлекторно, с перепугу!

Сражение было выиграно. Револьвер оправдал свое прозвище, за несколько секунд вернув в катину жизнь мир и покой.

Катя огляделась по сторонам. Ее била дрожь, но это не было истерической дрожью киношной блондинки-попаданца, которой в эту секунду по сценарию уже полагалось вопить: "О боже, я убила человека!" Да, убила. Троих. Перенеслась в чужой мир и тут же навела в нем порядок, избавив его от трех подонков. Появятся еще - еще убью. Если, конечно, следующие подонки будут столь же тупы, как и эти, и будут пытаться меня схватить, а не пристрелить. Катя не питала иллюзий - жива она осталась не благодаря мастерской стрельбе, а только благодаря озабоченности ковбоев и магическому свойству своего револьвера, способному перезаряжаться без участия стрелка.

Вроде бы больше сюрпризов не намечалось. Из живых людей в прерии осталась только она, да человек, сидевший под деревом на лошади, с петлей на шее. Стараясь унять дрожь в коленках, Катя направилась к нему.

Человек оказался индейцем. Типичным таким индейцем времен дикого запада, одетым во что-то, похожее на советское клетчатое шерстяное одеяло, с непонятной конструкцией из перьев на голове, венчало которую крошечное чучело воробья. Индеец был коренастым и пузатым, его руки были связаны за спиной, на шею накинута петля, но видимых повреждений на нем не было - даже синяков. На лице индейца жили только глаза - он молча и величественно, насколько это позволяло его плачевное положение, наблюдал за Катей.

- За что они вас? - спросила она, остановившись в паре шагов от потенциального висельника.

- За убеждения, - ответил индеец. Его голос оказался приятным и вкрадчивым.

- Это за какие?

- Я был убежден, что должен жить. Они - убеждены в обратном.

- Бандиты?

- Не знаю. Они - прихожане церкви святого Адольфа.

Сказано это было таким тоном, каким в катином мире говорили: "Они распространители "Гербалайфа". Это словосочетание, видимо, не требовало пояснения.

- Прости, скво, но не могла бы ты снять петлю с моей шеи? - поинтересовался индеец.

На самом деле, Катя пока еще не решила, хочет ли она это делать, но… Этот вроде бы настроен миролюбиво, у него можно узнать побольше об этом мире, а разговаривать с человеком, у которого на шее висит петля - как то не слишком вежливо. Она попыталась развязать узел веревки, привязанный к дереву, но тот был затянут слишком туго и она, не долгая думая, просто выстрелила из револьвера, приставив дуло к узлу. А что, патроны экономить нужды нет.

Лошадь, на которой восседал индеец, к выстрелам была давно привычна и только повела ушами. Индеец, поняв, что свободен, лихо спрыгнул с ее спины и повернулся к Кате.

- Благодарю! - сказал он, склонив голову в поклоне, от чего вместе с ним качнулся и воробей на его головном уборе, словно бы тоже благодарно поклонившись. - А теперь - не развяжешь ли ты мне веревку на руках?

Катя развязала. Освободившись от пут и сняв с шеи петлю, индеец счел нужным представиться.

- Мое имя - Синий Воробушек! - сказал он.

- Чтоб меня приподняло… - от удивления выдала Катя.

- Что, прости?

- Нет, это я так… От удивления. Нет, здорово, конечно, что тебя зовут не Собачья Свадьба, но все же… Почему тебя так назвали?

- Когда я родился - я был очень маленьким!

- Ты - маленьким? - Катя с сомнением косилась на внушительный живот индейца, в который можно было бы залить литров 10 пива, и под закуску места бы еще осталось прилично.

- Да. И я родился с пуповиной, обмотанной вокруг шеи. Когда шаман принял меня из лона матери, я был уже синий. Так меня и назвали: Синий Воробушек. А как зовут тебя, моя спасительница?

Да, имя "Катя" тут не годилось... Нужно было срочно придумать что-то красивое.

- Кривая Лапка Енота! - брякнула Катя.

- Красивое имя, - похвалил индеец. - Но ты ведь белая. Только эти глупые адольфиты могли принять тебя за индейца, хотя возможно в тебе есть немного индейской крови. Самую малость. Поэтому я должен спросить: это имя что-то значит?

- Люблю печеньки и плохо стреляю! - буркнула Катя. Не рассказывать же ему историю о том, что за любовь к печенькам ее прозвали Енотом, а, создавая аккаунт в одной онлайновой игрушке, она назвалась ПРАВОЙ Лапкой Енота, а один глуховатый друг услышал слово "Правая" как "Кривая", ну и понеслось...

- Понятно.

Еще несколько секунд они стояли друг напротив друга. Индеец не выказывал враждебности. Строго говоря, он вообще ничего не выказывал, он просто стоял и молчал, глядя на Катю. Она же мучительно размышляла о том, как бы тактично дать понять Синему Воробушку, что она не знает об этом мире ровным счетом ничего… Молчание, давно достигшее стадии "неловкое" плавно переходило в стадию "напряженное".

Кажется, Воробушек ощутил это первым, потому что он снова заговорил.

- Куда ты держишь путь, Кривая Лапка Енота? И не пора ли его продолжить?

Катя восприняла это как тонкий намек на "А не пойти ли тебе, девушка, отсюда подальше", но оказалось, что все куда сложнее.

- Ты спасла мне жизнь. Теперь я буду следовать за тобой, пока мне не представится случай отплатить тебе тем же.

Это уже было лучше.

- Видишь ли… Я не знаю, куда я держу путь. Я вообще ничего не знаю об этой земле. Ты не отведешь меня в ближайший город?

- Почту за честь. Ближайший город - Тумбстоун, я как раз направлялся туда. Выбери себе лошадь, а я пока заберу свое оружие у этих адольфитов.

Кате, конечно, хотелось узнать, кто такие адольфиты и за что так не любят индейцев, но пока она решила акцентировать внимание на куда более насущной проблеме.

- Тут есть проблема… Я не умею ездить верхом.

Воробушек не удивился. Его лицо как и прежде сохраняло абсолютно невозмутимое выражение. Оно не покидало его даже с петлей на шее.

- У моего народа есть мудрая мысль на этот счет, - сказал он, - если ты не ездишь на лошади, то ходишь пешком.

Не согласиться с мудростью этого изречения было трудно…

- Я вижу, у тебя нет кобуры! Сними с одного из этих людей. У одного из них я видел точно такой же револьвер…

Катю передернуло.

- Носить вещи мертвеца…

- Как говорят шаманы моего племени: если хочешь снять вещи с мертвеца - иди и сними вещи с мертвеца.

Катя смирилась.

Синий Воробушек оказался не болтлив. Он гордо и молчаливо сидел в седле, отпустив поводья, и умный конь неспешно вышагивал рядом с Катей, которой все равно приходилось идти гораздо быстрее своей привычной крейсерской скорости, чтобы не отстать от длинноногого непарнокопытного. Какое-то время они шли молча. Катя обдумывала свое положение и пыталась угадать, о чем думает ее спутник. Индеец был невозмутим, как ремонтирующий трубу сантехник, но отчего-то Кате казалось, что он сейчас думает: Что за девушка такая? Носит индейское имя, странную одежду и не умеет застегивать кобуру?"

Ей хотелось задать индейцу десятки, если не сотни вопросов, но она не могла даже начать беседу. Человек, которому хоть раз приходилось обращаться к Витуатасам Альгидрасовичам или Миргулям Салимджановнам понял бы Катю без особых проблем. Не так-то просто начать беседу словами: "Уважаемый Синий Воробушек!" Поэтому Катя просто шла рядом, надеясь, что индеец заговорит первым. Ведь должен же он хоть как-то проявить любопытство?

Однако время шло, индеец молчал...

- Это самое... - нерешительно заговорила Катя. - Воробушек... Можно спросить, а далеко ли до города?

- Можно, - не поворачивая к ней головы, ответил индеец.

Катя подождала еще несколько минут, но ее спутник так больше и не проронил ни слова.

- Ну и? - не выдержала она.

- Что "Ну и?" - спокойно уточнил индеец, удостоив ее взглядом.

- Далеко ли до города?

- С нашей скоростью - к вечеру доберемся.

- А сразу нельзя было сказать?

- Можно.

- Ну так и чего ж?

- Ты спросила, можно ли спросить, далеко ли до города? Я ответил, что можно. Ты спросила. Я ответил.

- Да, с тобой слова нужно подбирать аккуратнее...

- Мой народ говорит: слово - не Воробушек. Ничто не Воробушек, кроме Воробушка.

- Твой народ мудр! - саркастически сказала Катя, утирая пот с лица. Солнце припекало, из своей джинсовки она давно соорудила что-то похожее на тюрбан, чтобы защитить от солнечных лучшей хотя бы голову. А индейцу в его клетчатом шерстяном одеяле было хоть бы хны. Ехал себе и ехал...

- Да, - согласился тот.

- Я из другого мира! - выпалила Катя, обиженная полным отсутствием внимания к своей персоне. - В нем индейцы говорят на другом языке, нет никаких адольфитов и люди давно уже не вешают друг друга на деревьях!

- Я знаю, - ответил индеец.

- Ну а чего ж тогда?

- Чего ж тогда что?

- А, ну тебя к лешему! - разозлилась Катя. - Самый умный, да?

- Нет. Самый умный в моем племени - Бежевый Леопард.

Катя махнула рукой.

- Ладно, раз тебе не интересно, откуда я - расскажи мне о том мире, куда я попала! Какой у вас вообще сейчас год? Кто такие адольфиты? Как называется страна, в которой я оказалась? Чем здесь вообще занимаются люди?

- Сейчас - 2261 год до пришествия Ньярлатхотепа, - ответил Воробушек.

- До пришествия? - не поняла Катя.

- Да. 2261 год до пришествия.

- Не поняла... То есть предыдущий год был 2262-м? А следующий будет 2260-м до пришествия?

- Да.

- А возраст?

- Что возраст?

- Как вы считаете возраст? Вот мне - 20 лет. А тебе?

- Двадцать? - индеец впервые выказал каплю удивления. - Ты выглядишь моложе, скво.

- Спасибо.

Пока Катя раздумывала, считать ли это комплиментом или Воробушек просто тонко намекнул, что выглядит она еще ребенком, тот продолжил.

- Я предположил при встрече, что тебе лет 80.

Катя поперхнулась горячим воздухом и яростно воззрилась на спутника.

- ВОСЕМЬДЕСЯТ?

- Да, 80.

- Да ты... - она осеклась, совместив услышанное с местным летосчислением. - А как вы считаете возраст?

- До смерти, - пожал плечами индеец.

- То есть на твой взгляд мне 80 лет до смерти?

- Да.

- И во сколько же лет у вас умирают?

- В ноль, разумеется.

- А если кто-то не умирает в ноль лет?

- Умирают.

- Ну а если все-таки нет?

- Умирают.

Катя снова махнула рукой. В который уже раз.

- Ладно, с возрастом все ясно. А где я? Как называется эта страна?

- Россия.

- Россия... Ладно, все понятно. Не могу сказать, что я не удивлена, но все же. Ковбои, индейцы, суд Линча... Сразу видно, что я в России. Могла бы и сама догадаться. А есть тут в России какое-то центральное правительство? Столица?

- Тумбстоун.

- Тумбстоун - столица?

- Да.

- Вот тот самый ближайший город, в который мы идем - столица.

- Да.

- Тумбстоун?

- Да.

- Тумбстоун. Столица России. Отлично! Могла бы не спрашивать.

Катя на всякий случай ущипнула себя за руку. Сагир с его магическими картами - это было нормально, это не похоже на сон, а вот Тумбстоун - столица России, это уже не сон, это уже какой-то пьяный бред!

Потом в голове мелькнули подряд две мысли. Первая: "А не издевается ли этот индеец?" и вторая: "А индеец ли это вообще?" Быть может Сагир изменил обличье и первым попался ей на пути, чтобы приглядывать за ней и посмеиваться? Ведь он же сказал, что вся эта игра ему нужна, чтобы побыть пажом мечей... Да еще и имя это: Синий Воробушек. Явная аллюзия на ее "Воробушка в синем пальто". Нет, за индейцем нужно было приглядывать на всякий случай и делить все сказанное им на восемь.

- Ладно. Тумбстоун, так Тумбстоун. Красивое русское название. Чем тут люди вообще живут?

- Живут и живут, - пожал плечами индеец, - растят скот, ищут золото, плавят железо и отливают из него пули, чтобы воровать чужой скот и чужое золото. Или защищать свое.

- Которое ранее украли?

- Бывает, что и так.

Картина мира, в который она попала, начинала более-менее прорисовываться в катиной голове. В принципе - обычный мир, не слишком сильно отличающийся от ее.

- Ну и последний вопрос: кто такие адольфиты?

- Прихожане церкви святого Адольфа.

- Гитлера? Он у вас тут святой?

- Я не знаю, кто такой Гитлер.

- А как фамилия у вашего Адольфа?

- Это и есть фамилия. Адольф. Джон Адольф, основатель церкви Чистоты Русской Расы. Чаще ее зовут просто церковью Адольфа, а ее прихожан – адольфитами.

- И они не любят индейцев?

- Они не любят вообще никого, кроме своей церкви.

- И много их? В Тумбстоуне есть такая церковь?

- Прилично. Да, церковь Адольфа там есть. В городе они ведут себя тихо – шериф там не из их братии, поэтому вздумай они там напасть на индейца – вздернут их самих. Ну, в прерии – другое дело. В прерии часто пропадают люди. Мой народ говорит: "Бывает, что ты ешь детей прерии. А бывает, что дитя прерии ест тебя!"

- Медведь, - сказала Катя.

- Да, бывает что и медведь.

- Да нет, в моем мире так говорят. Бывает, что ты ешь медведя… А, впрочем, не важно. В общем, в Тумбстоуне – безопасно?

- Нет. Безопасно только под землей.

- В смысле? У вас есть какой-то подземный город?

- Нет. Безопасно только если ты умер.

- Какой оптимистичный мир… - Катя погладила рукоять револьвера, это прикосновение вселяло в нее некое подобие уверенности. В конце концов, она здесь меньше часа, за это время уже успела ввязаться в перестрелку, убить трех подонков и найти себе одного друга. Пусть и со странностями, но друга. Впрочем, ей было не привыкать – в родном мире у Кати не было друзей, про которых нельзя было бы сказать, что они со странностями.

В общем, приключения в новом мире начались не так плохо, как они могли бы начаться. От первоначального шока Катя понемногу отходила и пора было уже составить некий план по возвращению в свой родной мир. А для этого нужно было найти Сагира!

- Воробушек, я сейчас задам тебе странный вопрос… Я даже не знаю, как его сформулировать, но я попробую. В общем, я здесь чтобы найти одного человека… Одно существо. Он рослый, на голову выше тебя, у него черная кожа и черная шляпа на голове. В темноте может показаться, что он одет в длинный черный плащ. Хотя может и не только в темноте… Я на свету его не видела. Но это не плащ, это огромные крылья, в которые он оборачивается. У него красные глаза и он вроде как распространяет вокруг себя тепло. Такое приятное тепло, что ты сначала млеешь от него, а потом тебе становится безумно страшно от мысли о том, какой огонь горит у него внутри. Этот огонь иногда вырывается у него изо рта… Его зовут Сагир. Вот… Ты знаешь кого-нибудь, кто подошел бы под это описание?

- Нет, - Воробушек ответил, практически не задумываясь.

- Подумай, пожалуйста, - попросила Катя, - неужели совсем никого?

- Никого. В этом мире есть русские и индейцы, но все они – люди. А тот, кого ты описываешь – не человек. Если бы такое существо появилось на улицах Тумбстоуна – я бы знал. О нем поползли бы легенды.

- Да. Ты прав.

- А твой Сагир, он несет зло?

- Не уверена. Мне он не сделал ничего плохого, хотя мог. Хотя почему не сделал? Он забросил меня сюда, где меня в первые же минуты чуть не убили. Что в этом хорошего?

- Ты спасла мне жизнь, - напомнил Воробушек.

- Да, это, пожалуй, хорошо. Но все же он ближе к злу, чем к добру. В нем такая сила, что творить добро она не может. Но зло он сеет не сам, он искушает. Ведь если подумать, здесь я по своей воле. Он предложил – я согласилась.

- Мой народ говорит: "Если хочешь убить дурака…"

- Знаю, знаю! – прервала его Катя. – "Если хочешь убить дурака – иди и убей дурака!" Верно? Но Сагир далеко не дурак, а мне его как-то нужно убить…

- Если хочешь убить дурака, - снисходительно продолжил индеец, - не убивай дурака. Дай ему револьвер и скажи, что в стволе живет птичка, которая покажется, если нажать на курок!"

Катя рассмеялась, а потом резко оборвала свой смех.

- Не поняла! Ты на что это сейчас намекаешь?

Индеец гордо смотрел вперед и проигнорировал ее вопрос, но Кате почему-то показалось, что губы его чуть тронула довольная улыбка.

- Я тебе жизнь спасла, между прочим!

- Мой народ говорит: "Если хочешь сварить картошки – не копай под кактусом!"

- А это ты сейчас к чему сказал?

- Ни к чему. Просто захотелось поделиться мудростью. Тебе ведь захотелось поделиться со мной информацией о том, что ты спасла мне жизнь?

Катя не нашлась с ответом...

Большую часть пути они проделали молча. Индеец вообще не был склонен к болтовне, а Катя, во-первых, не знала, как расшевелить своего молчаливого спутника, а во-вторых, слишком устала, чтобы разговаривать. Бессонная ночь в своем мире, гадания у костра, а теперь еще и марш-бросок по прерии. Воробушку-то хорошо, он едет себе на лошади и едет, а она рядом пешком чапает. Пару раз Катя уже собиралась попросить Воробушка посадить ее к себе на лошадь, но... Лошадь была высокая и статная, падать с нее совсем не хотелось, равно как и вцепляться в Воробушка всеми конечностями, демонстрируя полную неприспособленность к жизни в этом мире.

Впрочем, она ее и так продемонстрировала, шествуя рядом с лошадью и боясь на нее залезть. Впрочем, индейца это не волновало. Его вообще ничего не волновало.

Дважды они останавливались на привал. Воробушек шустро развел костер, нагрел на нем воду в маленьком котелке, насыпал туда какой-то сушеной травы и, отпив глоток прямо из котелка, протянул его Кате.

- Выпей, Кривая Лапка Енота, это придаст сил.

- А ты не мог бы звать меня Катей?

- Зачем? - удивился индеец.

- Ну, это вроде как сокращенная версия моего имени. Его проще выговаривать.

- Мог бы.

Второй привал произошел спонтанно и как раз вовремя, а то у Кати от усталости уже подкашивались ноги и слипались глаза. В двух шагах от лошади Воробушка что-то зашуршало в траве и индеец, бросив в ту сторону один короткий взгляд, вдруг стремительно выхватил из кобуры револьвер и выстрелил. Спешившись, он поднял с земли еще извивающееся в агонии тело метровой змеи, которой он метко отстрелил голову, и, демонстрируя добычу Кате, прокомментировал:

- Обед!

- Обед? - спросила она. - Это - обед?

- Да. Хороший обед! Сытный!

Змею зажарили над костром целиком, намотав на палку - вроде как нанизав на вертел. Катя кривила носом, до последнего игнорируя урчание в животе, но когда Воробушек в несколько движений снял со змеи кожу, и в воздухе отчетливо и ароматно запахло жареным мясом - сдалась и, взяв в руки свою половину обеда, впилась в нее зубами.

Оказалось, что змеи - это не только метр прохладной кожи, но и добрых три килограмма вкусного и сытного мяса!

- Вкусно? - осведомился Синий Воробушек.

- Очень! - ответила Катя. - Как называется эта змея?

- Елдык прерий!

Катя подавилась змеей.

- Почему?

Индеец пожал плечами.

- Длинный. Вялый. Плюется.

- Плюется?

- Ну да. Ядом. Увидишь эту змею - стреляй в голову. Мой народ говорит: "Не заметил елдыка - стал обедом канюка!"

- Информативно... Надеюсь, мы не отравимся?

- Я - нет.

- Не поняла... - сказала Катя, вдруг ощутив мощное головокружение. - Как это, ты - нет. А я?

Она попыталась сказать что-то еще, даже очень много всего конкретного. В частности - хотела сказать индейцу, что зря ему при родах обмотавшуюся вокруг шеи пуповину распутали, и что нифига он не Синий Воробушек, а самый настоящий Елдык Ползучий, но вместо этого сказал только одно:

- Мля...

И потеряла сознание.

Когда катины глаза снова открылись - на нее смотрели звезды. Великое множество звезд! Небо было ясным, бездонным, угольно черным и усеянным бесконечной россыпью маленьких точек. Вторым открытием было то, что она лежит на чем-то мягком и заботливо укрыта чем-то теплым. Кобура все также висела на поясе, тяжесть револьвера в ней успокаивала и придавала уверенности. Повертев головой Катя обнаружила рядом с собой Синего Воробушка и тут же схватилась за револьвер.

- Ты меня хотел отравить? - спросила она, наставив на него ствол оружия. С такого расстояния кольт пробил бы в индейце отверстие, через которое легко можно было бы любоваться звездами.

- Не совсем, - ответил он.

- Это как это, не совсем? Ты накормил меня змеей, которая для тебя безвредна, а меня с нее срубило, как подкошенную. Ты зачем это сделал?

- У елдыка прерий есть одно свойство. Если его яд попадет на кожу - ты уснешь навсегда. Если в желудок - ты уснешь на несколько часов и проснешься бодрым и отдохнувшим.

- Не поняла...

- Сейчас ты бодра?

Катя прислушалась к себе. Вроде бы бодра, вроде бы ни малейшего желания снова завалиться спать. Мысли чисты, глаза широко открыты, никакой усталости...

- Да, кажется бодра.

- Теперь так будет ближайшие дня три. Ты сможешь легко не спать ночами, а учитывая, что ты охотишься за существом, чьей стихией является ночь - тебе это будет полезно.

- А почему ты решил, что ночь - его стихия? - к Кате снова вернулась подозрительность и мысль о том, что Синий Воробушек не просто так встретился на ее пути.

- Ты сказала, что это существо черное. Белые люди - дети дня. Мы, краснокожие - дети рассвета и заката. Любой, кто черен - дитя ночи.

- И негры?

- Кто?

- Ясно. В здешней России негров нет. Не важно. Но вообще-то мог бы и предупредить...

- Сюрприз.

- Ничего себе, сюрпризы у тебя... А тебя почему не срубило?

- Я не в первый раз ем елдыка. Привык уже.

- Ну здорово... и что теперь? Я выспалась, отдохнула, я свежа и полна сил, но идти мы никуда не можем, потому что темно, а я не хочу сломать себе ногу в темноте. И что мы будем делать?

- Я - спать! - сказал индеец и лег. Как сидел, так и лег, просто откинувшись спиной назад.

- Эй, а поговорить? - Катя пихнула его в бок, но револьвер спрятала.

- Шаманы моего племени считают, что...

- Ладно, убедил. Спи!

Проснулся индеец четко с рассветом, как только первые лучи солнца коснулись его лица. Встал, потянулся, глотнул воды из фляжки и протянул ее Кате, последние два часа от скуки разговаривавшей с лошадью. Лошадь была куда более благодарным слушателем, чем Синий Воробушек, она внимала, внимательно смотрела собеседнице в глаза и лишь иногда недоверчиво фыркала, когда Катя рассказывала ей сюжет "Чужого", всем своим видом демонстрируя, что ни секунды не верит в существование ксеноморфов.

- Доброе утро! - сказала Катя, прикладываясь к фляжке.

- И тебе! Как вахта?

- Какая вахта?

- Ну, я хочу сказать, остаток ночи прошел спокойно? Пума не беспокоила?

- Пума?

- Я видел рядом свежие следы пумы и опасался, что она придет ночью.

- И не сказал?

- А ты разве не видела следов?

- Я спала, как ты помнишь.

- Странно…

Индеец разжег костер из запасенных еще вчера веток и привычно установил на него котелок, наполнив его водой из бурдюка в седельной сумке.

- Значит, пума не приходила, - резюмировал он.

Катя, оставившая ночь револьвер на сооруженном ей индейцем ложе, и не помышлявшая нести никакую вахту, сунула оружие в кобуру и пробурчала что-то о связи поедания елдыков и уровня интеллекта у коренных народов этой странной России. Разобрав в катином ворчании слово "елдык" Синий Воробушек отвлекся от разогревания остатков змеи и посмотрел на Катю, как ей показалось, уважительно и серьезно.

- Вижу, ты все поняла… Приношу свои извинения!

- Что я поня… А! Ну да! Конечно! Тут сложно что-то не понять! - Катя сделала самое серьезное и непроницаемое лицо, какое только могла, всем своим видом демонстрируя, что она прекрасно понимает, о чем речь, и очень сильно огорчена услышанным.

- Я надеюсь, эта невинная шутка не разрушит наши дружеские отношения?

- Если ты попросишь прощения, то может и не повлияет.

- Я смиренно прошу простить меня.

- За что? - уточнила Катя, ввергнув индейца в замешательство.

- Ну… За то, что я сделал…

- А что ты сделал? - спросила Катя, и поняв, что больше не может сохранять хорошую мину при плохой игре, сделала ход конем. - Может в вашем мире и не так, но в нашем, если человек совершил что-то плохое - не достаточно просто сказать "Извини". То есть если я нечаянно прострелила тебе ногу, то чтобы снять с себя вину я должна внятно произнести: "Прости, что прострелила тебе ногу!" Тогда вина считается переданной на обдумывание, и ты можешь принять решение, простить меня, или нет.

То ли Катя подобрала хороший пример, то ли до Воробушка просто дошел смысл, но покосившись на катин револьвер, он с чувством произнес:

- Прости, что переложил на тебя самую тяжелую вахту, предрассветную, накормив вечером жареным елдыком, чтобы ты проспала первую половину ночи и бодрствовала вторую.

- Тьфу ты! - выдохнула Катя. - Прощаю! Ну ты и хитрец… А так и не скажешь!

- Мой народ говорит: "Если хочешь сделать привал на пути к свершениям - поспи, и все пройдет!"

Катя попыталась осмыслить услышанное, но не смогла.

- И к чему ты это? - спросила она, с опаской беря в руки разогретую на открытом огне змею.

- Смысл этого высказывания в том, что если хочешь спать - спи.

- А не хочешь - не спи?

- Ты начинаешь проникаться мудростью моего народа! - уважительно сказал Воробушек.

- А чего тут не проникнуться? Ваша мудрость легка для понимания. Я уже сама готова изречь несколько мудростей… Например… - Катя задумалась на секунду, и в самом деле изрекла: - "Хочешь выкопать картошку - не садись на лошадь"!

- Мудро! - уважительно кивнул индеец. - Правильно. Я запомню.

- Или так: "Если много знать - устанут глаза. Если много спать, то нет!" - тут Катя немного схитрила, процитировав изречение одного странного мудреца из ее мира, известного как Сурья и Ра Хари.

- И то верно! - согласился довольный индеец. - Это я тоже запомню.

- Или вот… - продолжила вдохновленная обретением индейской мудрости Катя. - "Сложно спать на траве, если она горит!"

Взгляд индейца потускнел.

- Чушь какая-то! - сказал он. - Ешь молча.

Катя послушалась...

К городу они подошли спустя пару часов.

Тумбстоун ютился у самых отрогов гор, протянувшись километра на три вдоль небольшой речки, берущей начало где-то в горах. В город вела утоптанная сотнями копыт дорога, которая издалека угадывалась только по верстовым столбам. Железной дороги, без которой не обходился ни один город в фильмах про дикий запад, в Тумбстоун не вело - видимо в этом мире поезда еще не изобрели. А может изобрели, но не провели конкретно в этот город? Это же Россия, пусть и какая-то странная и неправильная, с американскими именами и индейцами, а значит и здесь две проблемы: дураки и дороги.

Как Катя узнала по дороге от своего спутника, город построили возле месторождения серебра в горах. Серебром он и жил - большинство жителей столицы работали именно на добыче серебра, а меньшинство - занималось его скупкой и перепродажей дальше. Куда дальше - индеец просто не интересовался, ему не было до этого дела. Синий Воробушек промышлял охотой, и не хотел иметь ничего общего с презренным металлом. Причем по обрывкам фраз было понятно, что охотился он не всегда только лишь на бизонов...

Приближаясь к городу, Катя обратила внимание на его компактность и уплотненность. Тумбстоун прижимался к узкой речке, стараясь не отходить от нее далеко. Центр представлял собой улицу с городской ратушей, магазинами, тремя салунами и несколькими домами наиболее зажиточных граждан, окраина же являла собой дома победнее, более похожие на советские дачи, чем на ковбойские ранчо из вестернов, которые Катя ожидала здесь увидеть. И ограда вокруг этих домом была серьезной. Не просто загоны для скота, а именно что ограда - высокие заборы из толстых досок.

- А чего тут все так... плотно? - спросила Катя. - И почему такие заборы, как для обороны построенные?

- Индейцы иногда нападают, - лаконично ответил Воробышек.

- А зачем вы нападаете?

- Мы? Я - живу в Тумбстоуне. Снимаю комнату в гостинице. Я не нападаю.

- Ну, ты же сказал, индейцы нападают. А ты - индеец.

- Мой народ говорит: "Индеец индейцу порой бледнолицый".

- А, ну тогда все понятно.

На сей раз Катя и в самом деле, кажется, поняла.

Никаких городских ворот, которые Катя подсознательно ожидала увидеть, не было. Дорога просто исчезала между оград двух домов, оставляя бурлящую речку в сотне метров левее, и плавно и постепенно превращалась в широкую улицу. Дома из простеньких одноэтажных превращались в двух- и даже трехэтажные с резными фасадами и коваными украшениями на окнах и дверях. Крылечки становились все параднее, а ставни - все менее массивными... Вдалеке показалась городская ратуша с часами, чуть левее, у самого берега реки, стояли две церкви, соревнуясь между собой высотой деревянных крестов на крыше.

- Тихо...- произнес Воробушек. - Как-то слишком тихо.

- Ну так рано же...

- Рано. Но все равно слишком тихо. Где ты остановишься?

- Остановлюсь? А в самом деле, где я остановлюсь? Как-то я об этом не думала. В гостинице, наверное. Слушай, Воробушек, а можно я займу у тебя немного денег?

- Сколько?

- А сколько стоит номер?

- Два серебряных рубля в неделю.

- А это много?

Индеец закатил глаза.

- Я же не из этого мира, забыл? Я тут вообще пролетом и ненадолго. Надеюсь...

- Займу, - ответил тот, спешиваясь и наклоняясь над бурым пятном на земле.

- Кровь... - сказал он, потрогав землю пальцем и понюхав его. - Свежая кровь.

- Это плохо? - насторожилась Катя.

- Это нормально. Здесь кого-то убили, вот и все... Стрелялись, наверное, вчера вечером. Хотя странно… Видишь следы крови на земле? Труп или раненного куда-то тащили.

- И что в этом странного?

- Обычно после перестрелки труп УНОСЯТ, а не тащат. Уважение к мертвым проявляют даже белые. По крайней мере большинство. Пойдем в салун. Узнаем последние новости, а то я не был в Тумбстоуне неделю. Заодно снимем тебе номер в гостинице, поближе к моему.

- Ага. И узнаем, не видели ли тут чего странного. Например, черного крылатого человека с красными глазами.

- Ну, такого могли и не заметить... Город-то большой.

Катя даже не стала размышлять, шутит Воробушек или нет. Чувство юмора у индейца было странным... В этом мире вообще все было странным, начиная от летоисчисления и заканчивая названиями. Кстати...

- Воробушек, а как называется эта река?

- Москва.

А, ну да, конечно. Спасибо, хоть не Волга.

- А почему город тогда называется Тумбстоун?

Индеец остановился у дверей салуна и озадаченно посмотрел на Катю.

- А как он должен был называться?

- Ну... В нашем мире все города называются по именам рек, на которых они стоят. Москва - на Москве-реке, Омск - на Оми, Томск - на Томи. Новосибирск на... Ладно, плохой пример. Красноярск - на... Да блин! Санкт-Петербург - на Неве... Ладно, не важно. Пойдем!

Индеец промолчал, видимо, уже привыкнув к странностям своей спутницы. Он повернулся и вошел в салун, вскинув руку в приветственном жесте.

- Хао, белые люди! - сказал он, входя.

Салун был в аккурат таким, каким и должен был быть салун в катином представлении. Две створки двери, открывающиеся в обе стороны, десяток столиков, длинная барная стойка, небольшая сцена для музыкантов, пианино и лестница на второй этаж... Все это - на первый взгляд. На второй, более внимательный, уже казалось, что в салуне буквально вчера сошлись две банды, и хозяева только-только навели порядок. Многие стены - в пулевых отметинах, а дальняя стена, возле лестницы, так и вовсе изрешечена пулями, как будто здесь поработала расстрельная команда. Одно из трех окон помещения, как раз дальнее, возле стены, принявшей на себя шквал пуль, было разбито - битое стекло уже убрали, но вставить новое еще не успели, просто закрыли ставни. Ну и наконец - следы копоти на стенах и потолке. Следствие пожара, но вряд ли сильного. Кто-то из посетителей по пьяни разлили виски на стол и поджег его? Может быть так…

В воздухе витал легкий неприятный запах паленого - так пахло у Кати в подъезде, когда какой-то шутник поджег под дверью ее соседей тряпичный коврик…

Салун пустовал. За одним столиком сидели двое бородатых мужчин, за другим - спал еще один, упав мордой в стол. За стойкой стоял бармен, меланхолично протиравший стеклянную кружку.

- Здрассьте! - улыбнулась всем сразу Катя, входя следом за индейцем. Впрочем, на нее никто внимания не обратил.

- А, Воробушек! - улыбнулся бармен. - Здорово! Давненько тебя не было видно, старый пропойца. Тебе как обычно?

И не дожидаясь ответа, он грохнул о стойку той самой стеклянной кружкой, в которую тут же плеснул почти до краев какого-то бурого напитка. Индеец поблагодарил его кивком и тут же приложился к напитку, сделал пару глотков и, выпучив глаза, занюхал собственным рукавом.

- Где тебя носило, синяя морда? - спросил бармен.

- Охотился, - неопределенно отмахнулся тот.

- На бизонов или как обычно?

- Как обычно!

- Понятно. Видно, неудачно?

- Мой народ говорит: "Если долго сидеть на берегу реки, то можно увидеть, как рядом с тобой построят город!"

- Ну да, ну да...

- Денни, ты лучше расскажи мне, что тут происходит? Как-то тихо в городе...

- Ну так вчера тут чудеса происходили! Ты ни за что не поверишь, если я тебе скажу, кто у меня вчера пиво пил! Я сам до сих пор не верю, и это точно был не человек!

- Рослый, черный, крылатый, в шляпе? - спросила Катя.

- В точку, леди! - удивился бармен. - А откуда вы знаете? Стоп, а вы вообще кто?

- Ее зовут Кривая Лапка Енота! - сообщил Воробушек. - Она вчера спасла мне жизнь.

- Кривая Лапка Енота? Вы вроде бы не похожи на индейскую скво, я бы побился об заклад, что вы русская.

- Я и есть русская. Можете звать меня просто Катя.

- Какое-то не русское имя. Ну да не важно. Так откуда вы знаете о черном хмыре?

- Она охотится на него, - снова ответил за Катю индеец.

- Ты гляди-ка! Леди, вы такая молодая, а уже охотник за головами! Да еще за такими! Я бы даже за миллион серебряных такой заказ не взял, слишком этот гад страшен! Хотите выпить? За счет заведения! В знак уважения к вашей храбрости! Виски?

- А пива у вас нет?

- Есть и пиво! Правильно, вам не нужно сейчас крепкими напитками прицел сбивать. Этот гад где-то рядом, я уверен!

- Так что он сделал-то? - спросил индеец. - Убил кого-то?

- Не убил. Оживил! Смерти начались потом... Вчера умер Диксон! Наш мэр, - пояснил бармен для Кати. - Хороший мужик в общем-то, хоть и воровал... ну а кто без греха, верно? Кто без греха - пусть первый катит в гору камень, или как там у краснокожих говорят? Умер и умер, ничего в этом примечательного не было. Джонсон, его зам, сказал, что до выборов исполняющим обязанности мэра будет он, назначил похороны, заказ гроб у старого Лисинкера, в общем, все как обычно. Все быстро, утром Диксон умер, а на вечер уже были назначены похороны. На девять вечера. Ну, вы знаете, Диксон верующий был, а у них, католиков, принято похороны вечером проводить, чтоб значится, на закате тело в могилу опускать. Там аллюзии всякие по их Библии - и закат жизни, и уход в темноту, и "Идя долиною смертной тени - не убоюсь я зла..." В общем, я когда состарюсь, приму крещение у адольфитов. Воробушек, без обид, я против вас, краснокожих, ничего не имею, честно! Мне не по душе эта часть адольфовского писания, но у них принято утром хоронить. Там даже строки у Адольфа такие есть: "При свете дня я вступаю в новую жизнь, и будет она яркой, как это солнце!" Не по нраву мне ночные похороны, вот честно!

В общем, тело сюда занесли, к нам в салун. Ну, вы знаете, Диксон любил у нас выпить, да и дела у него какие-то с Джеферсоном, боссом моим, были. В общем, прощание с Диксоном было здесь, в салуне. Гроб красивый, из красного дерева, подушки белые, мэр наш весь из себя разодетый, в пиджачке, в новых туфлях... народу прощаться пришло много. Кто прощаться, кто выпить... Не скажу, чтобы Диксона особо уж любили, но ведь и не ненавидели, нормальный он мужик был. В общем, время уже часов восемь, уже сумерки наступают, уже пора бы мэра нашего на кладбище нести и земле предать, дабы прах к праху, сын к отцу и так далее, и тут во всем городе гаснет свет!

Катя подняла голову. Да, в самом деле, над головой - "лампочки Ильича", только немного странные, все разные, как будто не на фабрике сделаны, а вручную, стеклодувом, у которого каждый раз выдох разный получается. Впрочем, скорее всего так и было. Но бог с ними, с лампочками, электричество то здесь откуда?

- Денни, а электричество у вас откуда? - озвучила она эту мысль бармену.

- Как откуда? - удивился тот. - Как везде, из земли идет.

Катя лишь покачала головой. Наверное, где-то на поверхность выходят два контакта с подписями "плюс" и "минус" и к ним достаточно лишь прикрепить кабель... Для этого мира это вполне нормально.

- А ток постоянный или переменный? - спросила она из чистого любопытства. Просто для себя. Просто чтоб лишний раз удивиться.

- Переменный. Чаще - есть. Но иногда - нет.

- А… - с умным видом протянула Катя, в голове которой только что со звоном разбились все представления о физике, столь тщательно вдалбливаемые ей в голову с 9 по 11 класс.

- Да какая разница-то? - спросил Дэнни, явно нервничая.

- Никакой! - сдалась Катя. - Простите! Продолжайте!

- Продолжаю. Так вот: во всем городе гаснет свет. Не, ну я особо не удивился, ток-то у нас переменный все-таки. Просто обидно стало, так бы Диксон еще немного у нас в салуне полежал, посетители еще выпили бы, я бы немного выручки себе в карман отложил… Когда выручка большая, оно как-то попроще, чем когда маленькая, верно я говорю? А тут - свет вырубился, значит, сейчас Диксона хоронить понесут, тем более, что сумерки уже сгустились.

- Смеркалось… - вспомнилось Кате.

- Да, смеркалось! И тут заходит Он! Крылатый этот. Заходит и плывет к стойке. Именно что плывет, понимаете? Любой человек когда идет - он переваливается немного, плечами качает, то на носок, то на пятку опускается. А этот - проплыл от дверей прямо ко мне, вся фигура неподвижная, даже плащ ни одной складкой не шевельнул. Ну, то есть, это я потом понял, что это не плащ никакой, а тогда… В общем, подходит он к стойке и говорит: "Дэнни, налей мне, пожалуйста, вина!" А сам на стойку смотрит, глаз из-под полей шляпы не видно. Народ еще не понял, что происходит, никто на него внимания не обратил - ну зашел человек и зашел, все своим делом заняты. Может и я бы ни о чем не задумался, если бы он меня по имени не назвал!

Я ему и говорю: "Мистер, вы ведь нездешний?" Тот кивает. А я наливаю вина и спрашиваю: "Тогда откуда вы знаете мое имя?" Он молчит. Стоит неподвижно и молчит… Тут-то меня жуть пробирать и начала. И тех, кто рядом был - тоже похоже, потому как люди к гостю к нашему поворачиваться начали. И отодвигаться от него… А значит и от меня… Тут-то у меня уж откровенно под ложечкой засосало… Ну, вы меня понимаете, если стоят двое и от них люди отодвигаться начинают…

- То что? - спросила Катя.

- Значит, один собирается убить другого! - пояснил для Кати Воробушек.

- В точку, мой краснокожий друг! Воробушек, ты же знаешь, я простой бармен! Я стрелять умею, конечно, но я далеко не самый быстрый револьвер в Тумбстоуне. Да и револьвер мой далеко… Винтовка под стойкой висит, конечно, но и ее пока достанешь... Не принято это, в барменов стрелять. В барменов и пианистов… Это же все знают! И тут, наверное, от страха, меня и проняло! "Слушайте, мистер, - говорю я, - вы, наверное, нездешний, раз не знаете простых правил хорошего тона! В помещении, между прочим, принято снимать шляпу!"

Катя покосилась на головной убор индейца и чучело воробья у него на голове. Денни правильно истолковал ее взгляд и пояснил:

- Нет, ну краснокожих-то это не касается, конечно!

- Безусловно! - согласилась Катя, уже не пытаясь понять логику этого мира.

- Тут уж все понимают, что что-то происходит. Тут уж разговоры замирают и все оборачиваются к нам… А этот черный молча берет и снимает шляпу! И я вижу его глаза! А еще я понимаю, что когда он вытаскивал руку из-под плаща, чтобы это сделать, плащ отодвинулся сам! И я понимаю, что никакой это не плащ… И он понимает, что я понимаю… Ну, вы понимаете! И распахивает крылья!

Он специально это сделал, гад! Специально меня напугал! Положил шляпу на стойку, взял в руку бокал с вином и распахнул крылья! Леди, вы ведь охотитесь на него, так что знаете, о чем я говорю! А ты, Воробушек, вряд ли поймешь, как это страшно! Не бывает таких крыльев! Ни у кого! Они - как у летучей мыши - длинные тонкие кости, а между ними - что-то вроде кожи, только толстой и черной. Он вообще весь черный, жилистый, мускулистый. А еще эти глаза… Красные, пылающие… Леди, простите мне мой русский, но я чуть не обделался прямо там, тут, за стойкой! А ноги - словно к полу приросли!

Двое посетителей салуна, уже давно прислушивавшеийся к разговору, подошли к стойке.

- Леди, - заговорил один из них, - все так было! Истинно так! Я с ним взглядом встретился в следующую секунду, и тоже чуть в штаны не наложил. Когда он свои крылья распахнул, люди тут же за револьверы схватились! Защелкали курки, весь салун стволами ощерился, и все стволы на него смотрели. И мой тоже! Вот этот самый ствол! - ковбой похлопал ладонью по кобуре на поясе. - Я рядом стоял, в метре от него, и все видел. Он смотрел на Денни, сделал глоток из бокала, а затем повернулся ко мне… Как ни в чем не бывало! И спросил: "У вас кто-то умер?"

- Все опешили! - продолжил Денни. - Надо было стрелять сразу, конечно, но… Но все опешили. Понимаете, леди, он ведь повода не давал. Не нападал ни на кого, оружия не вытащил…

- Ему не нужно оружия! - тоном знатока сказала Катя.

- Да, верно… В общем, никому ведь не запрещено махать крыльями в салуне, верно? Поэтому никто не выстрелил. А зря… Ему даже ответили… Да, ему ответили сразу несколько человек. Нестройный такой хор голосов: "У нас мэр умер!" А он, черный этот, обвел всех своими огненными глазами, сделал еще глоток вина и говорит: "А хороший был человек?" Не, ну что мы ему, будем рассказывать, сколько он у города украл? Тем более, что другие и побольше крали. И Джонсон украдет… Это же Россия! Это же Тумбстоун! Тут так принято! Мы ему и ответили опять же нестройным хором: "Нормальный мужик был", "Хороший парень" и так далее. И тогда он поставил бокал на стойку, сложил крылья и подошел к гробу… Никто его не остановил! Всех будто парализовало… А может так и было? Этот черный - он ведь не человек, верно? И не был никогда человеком?

Катя кивнула.

- У него есть имя. Его зовут Сагир!

- Я, когда он на меня взглянул, - сказал Денни, - решил, что летописцы ошиблись с летосчислением. Решил, что сейчас нулевой год, и что он - сам Ньярлатхотеп!

- Нет, - успокоила его Катя, решив не спрашивать, что именно должно произойти в нулевой год. - Его зовут Сагир, и он пришел не за вами. Он пришел за мной, а я - за ним. Мы должны встретиться!

Она физически почувствовала, как растет в глазах окружающих. Все эти крутые ковбои, каждый из которых со ста шагов попадает из револьвера в подброшенную монетку, спасовали при одном лишь виде Сагира. А она - пришла за ним. Она - охотник за головами, вроде Синего Воробушка, только круче, потому что он - охотится на людей, а она - на что-то гораздо более страшное, чем человек.

Катя-то понимала, что Сагир просто благоволил ей. Пожелай он этого - тогда в лесу она убегала бы от него, сверкая пятками. Или уползала, харкаю кровью... Но Сагир просто не хотел ее пугать, а вот ковбоев в салуне - хотел. И напугал! Напугал так, что на нее, маленького воробушка в синем пальто, смотрели едва ли не с восхищением. И даже индеец, видевший всю ее беспомощность и неприспособленность к этому миру, теперь смотрел на нее с уважением.

- И что было дальше? - спросила Катя.

- Он допил вино одним глотком, - продолжил Денни, - поставил бокал на стойку и направился к гробу. И люди расступались перед ним, все еще не сводя с него оружие... никто не проронил ни слова! Кажется, никто даже не дышал... Только кто-то охнул, когда черный походя задел его своим крылом.

Он прошел к гробу, остановился возле него и обвел людей своим горящим взглядом, а потом - превратился в облако тьмы! Его просто не стало! Сначала мне показалось, что он просто исчез, но потом я понял, что он просто потерял форму, перестал походить на человека и стал просто Тьмой. Понимаете, о чем я говорю, леди? На дворе были еще сумерки. Очень густые, но сумерки, а не ночь! Да и луна была почти полной... Свет был, пусть и тусклый! И я мог различить не то что силуэты, но даже лица тех, кто стоял неподалеку от меня. И я видел гроб Диксона, пока этот черный не подошел к нему и не стал тьмой. Он стал облаком и плотно окутал гроб своей непроглядной чернотой. Несколько секунд не происходило ничего, а потом по этой черноте побежали огненные всполохи! Знаете, леди, как в грозу молнии беснуются в туче, но не устремляются к земле? Видели, как туча сверкает голубым огнем? Вот так засверкала и тьма вокруг гроба нашего мэра, только цвет был другой. Багровая тьма!

Катя поежилась, что не укрылось от взгляда Денни.

- Не по себе вам, леди, да? Но вы-то охотница. Вы знаете, кто он и что может. И вам есть, что ему противопоставить...

- Не уверена...

- Да бросьте вы, леди! Если бы не было - вы бы сейчас здесь не стояли. Вы же за ним пришли, значит, на что-то рассчитываете. А представляете, что мы все почувствовали?

Словно в подтверждение его слов за одним из столов завозился спавший мужчина, уронивший голову на руки. Он попытался поднять голову, но не смог, и с гулким звуком стукнулся лбом о столешницу.

- Да-да, - Денни махнул в его сторону головой, - вон живой пример. Сэм вчера от происшедшего так отойти и не смог. У него аж сердце прихватило после всего этого... Вот он и наклюкался в стельку... Лежит теперь, спит, отходит. Я бы и сам напился, да боюсь, что по пьяни мне опять эта багровая тьма приснится.

Кате при словах "багровая тьма" вспоминался только барлог, сотканный из темноты и огня. Что там Сагир говорил о себе? "Я был создан из чистого, бездымного пламени" Может он приходится Барлогам каким-нибудь родственником?

Тем временем Денни снова вернулся к рассказу.

- Так продолжалось недолго. Может минуту, может две, я не знаю. Думаю, что никто в это время не смотрел на часы, все внимание приковало к себе черное облако, окутавшее гроб Диксона! Я к этому времени уже успел достать из-под стойки свою винтовку… И знаете, что самое глупое? Мы все стояли и целились в это облако! Все! Хотя уверен, все в это время уже прекрасно понимали, что против ЭТОГО наши пули бесполезны. Я вот прекрасно это понимал. Но все равно направил винтовку на облако и ждал… Ждал неизвестно чего! А потом облако снова стало существом! Вернулось в прежний облик черного крылатого создания с угольями-глазами. А позади него сел в гробу Диксон! Вот тогда мы и начали стрелять!

- В мэра? - уточнила Катя.

- Нет, конечно! - ответил Дэнни. - В черного!

- А зачем?

Катя вновь перехватила оценивающий взгляд Синего Воробушка. Меланхоличный индеец явно был удивлен, видя свою спасительницу с новой стороны.

- Вы в корень смотрите, леди! - сказал бармен. - Стрелять-то в общем-то было незачем. Черный нам, по сути, ничего плохого не сделал. Просто мы испугались. Все до единого! Это было, знаете, как будто идешь пешком по прерии, а навстречу тебе огромный медведь! Он может и сытый, да и вообще, медведи чаще всего на людей не нападают - мы не самая вкусная добыча. Но, согласитесь, тут трудно не выстрелить! Вот мы и стали стрелять! Скорее всего, кто-то выстрелил первым, может даже у него просто палец на спусковом крючке дрогнул, а остальные принялись палить в черного! Представляете, человек сорок в замкнутом пространстве начинают стрелять, и стреляют, пока у них не пустеет барабан револьвера! Таким шквалом пуль медведя порвало бы на части, я уж не говорю про человека! На нем живого места бы остаться не должно! И на черном тоже не осталось! Мы его просто изрешетили! И из каждой раны на его теле хлынуло пламя! Вот вы, леди-охотница, знали об этом?

Катя покачала головой.

- Даже вы, пришедшая по его следу, не знали. А уж мы-то… У него жидкий огонь вместо крови, леди! Он весь состоит из огня! И этот огонь живой! Он хлынул из его тела на пол и потек к людям! Он знал, что делает, этот огонь, знал, на кого кидаться! На полу – ни следа, ни подпалины, он кинулся на людей как собака! И когда на них загорелась одежда, черный усмехнулся и взмахнул крыльями, раздувая пламя!

- Многие погибли? – спросила Катя, силясь заставить сердце биться вновь.

- От огня – только один, - ответил за Денни один из посетителей Салуна, - Я, кстати, Джейк, леди! Джейк Соммерс, к вашим услугам. А это – Эдди, Эдди Гридин. Так вот, в огне погиб только один, ему досталось больше всего. Эдди, как его звали?

- Уолтер, кажется.

- Да, Уолтер. Он обгорел так, что мать родная бы не узнала. Еще с десяток человек пострадали, но не сильно. Кровь черного прогорела быстро – я думаю, он так захотел. Раны на его теле заросли за минуту, а потом он, глядя на всеобщий бардак и свалку – мы тушили людей, усмехнулся, взмахнул крыльями и просто пролетел над нами к двери. И ушел! Просто растворился в темноте, не сказав больше ничего. Он мог убить нас всех, леди! Три десятка вооруженных мужиков и дюжина баб, большинство из которых тоже были вооружены и оружием пользоваться умеют, ничего не смогли бы ему противопоставить, если бы он пожелал этого.

- Да, - кивнула Катя, - он вам не по зубам.

- А тебе? – спросил молчавший до этого Синий Воробушек.

- Не знаю, - честно призналась Катя. - Но у меня шансов больше, чем у вас всех вместе взятых. Если он захочет – меня он тоже убьет играючи, но я уверена: он не захочет. И благодаря этому у меня будет шанс. А вы все для него – разменная монета, поэтому когда он придет снова – постарайтесь держаться за мной.

- А он придет? – спросил Денни.

- Уверена, что придет. Он играет в какую-то свою игру, и она только началась.

- Да-да, леди, - закивал Джейк, - он именно что играл! Он мог убить нас всех, но он приходил не за этим. Он пришел, чтобы воскресить Диксона, все остальное его не волновало!

- Кстати, да, где ваш воскресший мэр? Что с ним сталось?

- Он больше не мэр, - помрачнел Денни, - черный его воскресил, конечно, но это уже не Диксон. Это что-то другое. Побывав на том свете вернуться обратно самим собой уже нельзя, в этом даже наши городские священники сошлись. Впервые на моей памяти главы католической и адольфитской церквей пришли к единому мнению, представляете?

- И что с ним не так?

- Пока все тушили пострадавших, пока охали, ахали и пытались понять, что произошло и с чем мы столкнулись, из гроба выбрался Диксон. Вообще глупость какая-то получилась, если честно. Черный, Сагир ваш то есть, никому и ничего плохого не сделал. Он просто выглядел настолько страшным, что в него нестерпимо хотелось стрелять! А стрелять-то надо было в Диксона!

- Он укусил кого-то? – спросила Катя, уже зная ответ.

- Многих! – ответил Денни. – Оружия-то у него не было, что ему оставалось? Он не в себе был… То есть даже не так, он уже не собой был. Все то хорошее, что в нем было – осталось на том свете. Глаза пустые, вместо слов – только протяжный горловой стон, других звуков он издавать не умел. Одного он загрыз прямо там… Люди еще понять не успели, что происходит. Темно же… Да и все растерялись. Кто-то пламя сбивает с себя, кто-то - с друга, кто-то перезаряжает револьвер и оглядывается в поисках черного. В общем, в этой свалке Диксон одного парня прямо сразу загрыз! Бросился на него и зубами в шею, представляете?

- Представляю! – холодея, ответила Катя. Вот что приготовил ей Сагир! Вот в какую игру он играет… Ковбои против ходячих мертвецов! Дикий запад и зомби! Чем не мечта любого романтичного мальчишки, жаждущего поиграть в героя? Чем не мечта для девушки с осенней тоской в груди, мечтающей о чем-то новом, о приключениях и о чудесах?

- Когда Диксона попытались оттащить – он кинулся на другого. Тоже серьезно порвал… Хватка у него – железная, пальцы – как когти, вцепится – оторвать можно только с мясом. Парень выстрелил – попал Диксону в живот, а тому хоть бы хны! Вцепился зубами ему в лицо и не отпускает! Щеку ему выгрыз… Даже если тот выживет, я бы с таким лицом на людях появиться не рискнул! Простите, леди, за подробности.

Жена Диксона подбежала. Накинулась. Только на не мужа, а на того парня, которого он рвал. Мол, убийца ты проклятый, мужа моего обратно в гроб положить хочешь! Началась свалка. Диксона оттащили, а он будто озверел, бросается на всех… Многих покусал, в общем, но уже не серьезно. Так, по мелочи. Считай, царапины!

- Скольких?

- Да кто ж считал-то в такой свалке? Раненных много было. Кто обожжен, кто покусан, кто вообще во всеобщей свалке затылком о стол приложился… В общем, Диксона скрутили, раненных перевязали… На этом вечер и закончился. Вот такие у нас были похороны мэра…

- И где они теперь?

- Кто? – не понял Денни.

- Ну покусанные? И мэр ваш оживший?

- Все по домам разбрелись. Диксона – его жена увела. Помер он, наверное… С дыркой в животе долго не живут.

- И что? За ночь больше ничего не происходило?

Денни пожал плечами.

- Вроде ничего. Я спал наверху. Час назад проснулся, открыл салун… Пришли Эдди с Джейком, потом – вон, Стивен пришел.

Денни кивнул на мужчину, которого Катя, войдя, приняла за пьянчугу, заснувшего за столом. Теперь он не спал, он встал и осматривал салун пустыми, ничего не выражающими глазами.

- Его покусали? – спросила Катя негромко.

- Вроде нет… Он утром пришел уже нализавшийся в дрова. Сказал, что ночью видел кое-что… Но что – рассказать не захотел. Сказал, что это слишком страшно. Взял бутылку виски, выпил ее практически залпом и отрубился. Я подумал, что он ночью просто черного в городе встретил… ну, думаю, очухается – сам расскажет. Эй, Стивен, ты как?

Стивен издал протяжный стон и сделал шаг вперед. Револьвер оказался в катиной руке сам собой, кажется, она начинала приобретать так необходимые на диком западе рефлексы.

- Спокойно, леди! – рука Эдди надавила на ствол катиного револьвера, направляя его в пол. – Это же Стивен! Наш городской пьяница.

Между тем его рука легла на кобуру, а цепкий взгляд вперился Кате в переносицу. Дикий запад… Приезжая, чужая девушка, целится в своего, городского! Пусть он и пьяница, но он свой! Катя не сомневалась в том, что ее застрелят без раздумий.

- Вы не видите, что ли? Это уже не он! Он мертв! Он – ходячий мертвец!

Стивен сделал еще один шаг вперед. Катя – шаг назад. Оказаться в пределах досягаемости зомби ей не хотелось!

Ковбои мялись. Может до них и начинало доходить, что что-то не так, но полностью они осознают это, когда Стивен вцепится в кого-нибудь. Даже не так… Осознают они это, уже умирая… Нужно стрелять, причем стрелять в голову – мертвеца иначе не остановить. Но тогда Эдди неминуемо выстрелит в нее…

Грохот выстрела ударил по барабанным перепонкам. Пуля попала Стивену в левую сторону груди, отбрасывая его назад и разворачивая вокруг своей оси. Эдди и Джейк еще только выхватывали револьверы, когда дымящийся ствол револьвера Синего Воробушка замер на уровне лба Эдди.

- Мой народ говорит, - изрек индеец, - если ты дернулся, когда тебя взяли на мушку, этот грех не ляжет на душу твоего врага.

- Почему? – оторопело спросил Эдди.

- Потому что самоубийство.

- Смотрите! – воскликнула Катя.

Стивен снова пошел вперед. На этот раз – более резво. То ли выстрел его разозлил, то ли он просто осваивался в новом для себя статусе зомби.

- Это уже не Стивен! Я знаю! Я видела такое!

И с этими словами Катя выстрелила.

Пуля разнесла мертвецу плечо, снова остановив его на какие-то доли секунды, но этого хватило, чтобы ковбои и индеец поняли друг друга и тоже направили свои стволы на мертвеца. Ничто не заражает окружающих быстрее, чем уверенность! "Я знаю! Я видела такое!" – и тебе уже верят. И ты уже не испуганная девушка в компании мужиков с револьверами, а тот единственный человек, кто понимает, что происходит! Тебе верят и тебя слушаются!

- Стреляйте!

Одновременно грохнули пять выстрелов. Катя снова промахнулась, влепив пулю в шею мертвеца, а не в голову. Остальные в голову и не целились, они стреляли в грудь. Денни, наученный опытом прошлого вечера, уже не убирал револьвер далеко, а положил его под стойку, поэтому он тоже присоединился к попыткам упокоить несчастного пьяницу.

- Видите? Он мертв. Стрелять надо в голову! – Катя решила сделать вид, что она не промахнулась с трех метров, а продемонстрировала анатомические особенности врага. – В тело стрелять бесполезно, сердце или легкие у него уже не функционируют!

Больше говорить ничего не пришлось и стрелять тоже. Четыре выстрела слились в один и просто разнесли голову зомби в клочья. С этим было покончено.

В наступившей тишине отчетливо был слышен раздавшийся где-то на улице отчаянный женский визг и звон бьющегося стекла.

- Так сколько, вы говорите, вчера покусанных было? - спросила Катя, пряча револьвер.

Мужчины растерянно переглянулись.

- Каждый, кого покусают… - начал Эдди.

- Да. Каждый. Укус смертелен и укушенный встает. Он мертв, но может передвигаться и атаковать. Им движет только одно чувство: голод! И он будет пожирать любое живое существо, которое окажется поблизости. Упокоить мертвеца окончательно можно только выстрелом в голову.

До чего странно было объяснять то, что в ее мире было известно каждому… Но в этой вселенной не было Джорджа Ромеро и некому было снять "Ночь живых мертвецов". Да и кинематограф здесь еще не изобрели. Может быть спустя века, когда в этой вселенной появятся свои братья Люмьер и своя версия "Унесенных ветром", кто-то снимет и основанный на реальных событиях фильм ужасов "Чем заняться мертвецу в Тумбстоуне"? Или это будет боевик "Патроны не кончаются никогда"?

- Сколько времени отпущено укушенному?

- Не знаю. Но думаю, что для каждого этот срок индивидуален.

- На въезде в город мы видели кровь, - вступил в разговор Синий Воробушек, - вероятно там на кого-то напали.

- И, вероятно, не только там! - согласилась Катя.

- Однажды один мудрый шаман моего племени сказал: "Когда мертвые восстанут против живых - живым будет хреново!" - изрек Воробушек.

- Ребята, я с ним знакома чуть меньше суток, и все понять не могу, он так шутит, или он это всерьез? - спросила Катя.

- Всерьез! - ответил Денни.

За дверью раздался уже знакомый горловой стон…

 

***

 

В принципе очистить город от ходячих мертвецов было не так сложно, как Кате сначала показалось. В причудливом мире, где каждый носит на бедре кобуру с револьвером, а даже в салуне, если пройтись по комнатам, найдется столько патронов, что хватит на половину жителей города, зомби не являются такой уж большой проблемой. Но за прошедшую ночь город понес страшные потери!

Со слов Денни, в Тумбстоне жило около двух тысяч жителей, но за одну ночь число живых сократилось в половину. Первыми умерли те, кого покусал на своих похоронах поднявшийся из гроба мэр. Сколько их было - никто не знал… Все эти люди вернулись домой, рассказали женам и детям о происшедшем, ощутили легкое недомогание и легли спать, рассудив, что к утру все пройдет. Ночью они умирали, поднимались и удваивали, а то и утраивали количество зараженных, набрасываясь на своих близких. Большинство из них выбирались из домов и шли гулять по ночному городу, шаркая босыми ногами по пыльным дорогам. Подходили к дверям чужих домов, чувствуя за ними жизнь и скреблись, пока им не открывали. И если обитатель дома спал достаточно чутко и выходил на крыльцо, узнать, что же произошло - его судьба была решена. Даже на диком западе не все спят с револьверами под подушкой. И даже те, кто открывал дверь с оружием в руках - все равно умирали, потому что, увидев перед собой своего соседа, а то и друга, вместо того, чтобы стрелять - они спрашивали "Что случилось?"

Люди умирали перед открытыми дверями, восставали спустя какое-то время и шли дальше, сеять смерть.

Картину событий Катя восстанавливала очень примерно, по рассказам уцелевших. Тишина, стоявшая в городе, когда они с Воробушком приехали в Тумбстоун, объяснялась тем, что люди попрятались по домам, запираясь в самых дальних комнатах, а зомби - по темным углам. Им не нравилось солнце. Судя по поведению выходивших к салуну мертвецов, наводившихся на звуки выстрелов, а потом, когда вокруг Кати стали собраться выжившие - и на звуки голосов, солнце им не вредило, но просто было неприятно. Однако жажда убийства была сильнее!

Один ходячий, похоже, прятался от солнца под крыльцом салуна, потому как вломился в дверь практически сразу после того, как отгремело эхо выстрелов, упокоивших бедолагу Стивена. Револьверы всех мужчин тут же повернулись к нему, но никто не выстрелил… Все замерли и даже невозмутимый Синий Воробушек, кажется, содрогнулся. У зомби не было лица - его кто-то съел. Сгрыз нос, сожрал щеки и губы, и обглодал челюсти практически до кости. Почему-то нападавший не покусился на верхнюю часть лица, из-за чего зомби был еще страшнее, чем будь он обглоданным полностью. Снизу - скелет, сверху - нормальное, пусть и перепачканное кровью лицо. И глаза! Пустые глаза, бесцельно вращающиеся в глазницах.

Не испугалась только Катя. Она то ли устала бояться, то ли просто решила принять правила происходящего вокруг нее фильма ужасов… А может ей просто понравилось, как смотрели на нее бывалые мужчины, ветераны перестрелок в салунах и прериях, когда она разъясняла им, как упокоить мертвеца. И Катя шагнула вперед, поднимая кольт, уже не казавшийся ей таким тяжелым.

- Еще раз повторяю, это уже не человек, - сказала она, позволяя зомби подойти к ней практически вплотную и наткнуться лбом на ствол револьвера.

Грохнуло. Кольт толкнулся в кисть руки, посылая волну боли от запястья до локтя. Стремительно, как казалось ей, но невероятно медленно в глазах ковбоев, Катя снова взвела курок, но второго выстрела не требовалось, труп рухнул к ее ногам.

- Один выстрел в голову, и проблема решена! - провозгласила она, приготовившись бороться с дрожью в коленках, и с удивлением обнаруживая, что ноги держат ее вполне уверенно.

Мужчины кивали, настороженно озираясь. Начиная с этого момента Катю негласно выбрали главой штаба по искоренению нежити!

В салун стягивались люди, осознавшие, что днем несколько безопаснее, чем ночью, и что до захода солнца нужно бы разобраться в происходящем, найти союзников и, если все сложится удачно, дать бой. За некоторыми, приволакивая ноги, рыча и стеная, плелись ходячие мертвецы. Большинство людей сбегали из своих укрытий вооруженными, поэтому кто-то пытался отстреливаться, но, сделав пару выстрелов, люди пугались неуязвимости мертвецов еще больше, чем их горлового стона и пустых глаз, поэтому к группе людей, образовывавшейся вокруг Кати многие прибивались, трясясь в священном ужасе. Женщины, способные остановить на скаку коня, мастерски бросив лассо ему на шею, спасшись из дома в ночных сорочках, испуганно жались за спинами мужчин, а иногда и за спиной самой Кати. Двухметровые бородатые ковбои, кто в одежде, а кто - в одних трусах, приходили искать защиты от неземного ужаса… И все они быстро приходили в себя, выслушав короткую лекцию о том, с чем они столкнулись.

Неизвестное пугает. Неуязвимое неизвестное - пугает еще больше. Неуязвимое неизвестное с мертвыми глазами пугает так, что оказать ему сопротивление практически невозможно! Однако развейте вокруг врага ауру таинственности, дайте человеку оружие, и укажите на уязвимые места противника, и боец вновь станет бойцом.

Видя, как легко можно расправиться с зомби, люди снова обретали былую уверенность в себе. При свете дня ходячие мертвецы не казались такими уж чудовищными и страшными! При свете дня, в окружении уверенных в себе людей, выжившие вновь обретали силу духа и видели зомби уже такими, какими они были на самом деле. Медлительными, безмозглыми, отвратительными!

Когда группа выживших достигла ста человек, Катя устала самолично объяснять всем происходящее и переложила эту обязанность на своих новых знакомых - Денни, Эдди и Джейка. Получив от Воробушка утвердительный ответ на вопрос, знает ли он шерифа в лицо, Катя, взяв с собой индейца и еще трех крепких мужчин, отправилась искать законную власть в городе. Шерифа нашли в его же доме, минут через двадцать, лениво постреливая в выползавших из темных щелей зомби. Шериф был мертв. Ну, если быть точнее, то не жив.

Возвращаться пришлось ни с чем. Хотя, отрицательный результат - тоже результат.

Другим важным результатом вылазки за шерифом, было то, что сопровождавшие Катю ковбои наконец-то обратили внимание на то, что она не перезаряжает револьвер. На то, чтобы четко сформулировать свой вопрос, у них ушло минуты две, зато друг друга они поняли сразу.

Первый заметивший, толкнул локтем второго и сказал: "Это... Она того! Не этого!"

Второй удивился: "Ого!" и тут же принялся объяснять третьему: "Смотри! Наша Катя - она это, не того..."

И уже всем скопом они попытались выяснить у Кати ее секрет, долго пытаясь оформить никак не желавшую оформляться мысль.

- Катя... Как получается, что вы это... Ну, того? Ни разу?

Катя, немного тушевавшаяся от того, что весь город повально обращался к ней на "вы", поняла, чего же от нее хотят только потому, что ковбои хором показывали пальцем на ее револьвер. От этого Катя растерялась еще больше. Воображение тут же нарисовало ей вариант дальнейшего развития событий. Цена первая: она, прижатая к стенке, рассказывает о том, что у нее в руках не простой кольт "Миротворец", а волшебный, патроны в котором не кончаются никогда! То есть для ковбоев этот револьвер - как бузинная волшебная палочка для Воландеморта. Непобедимое оружие! Сцена вторая: Катя умирает, сраженная четырьмя пулями. Ну и сцена третья: идет охота за волшебным револьвером, а количество выживших стремительно уменьшается.

А над всем этим наблюдает парящий в небе Сагир, посмеиваясь над человеческой алчностью и катиной глупостью. Его игра удалась, он развлекся как следует!

Подумав об этом, Катя даже подняла голову к небу, и на секунду забыла о том, что собравшиеся вокруг нее трое ковбоев и индеец ждут ответа на свой вопрос. Высоко в голубом небе и в самом деле парила крошечная точка, которая могла быть орлом, а могла быть и кем-то другим...

Положение спас Синий Воробушек. Видя, как растерялась Катя, он ответил за нее.

- Кривая Лапка Енота - иномирец. Она - охотник за головами черных созданий, вроде того демона, что поднял из гроба мэра Диксона. Думаю, вы понимаете, что против таких как он обычное оружие бессильно? Оружие Кати - нет. Это не просто револьвер, это револьвер наделенный особой силой, и стрелять он будет только в руке своей хозяйки. У моего народа есть на этот счет мудрость: "Синему бизону - синюю шкуру".

Трое ковбоев согласно закивали головами, мол, да, полностью согласны, все так. И тут же открыли огонь по очередному мертвецу, выбравшемуся из чьего-то подвала на звуки голосов.

- Спасибо! - тихонько поблагодарила Катя индейца, по дороге обратно к салуну. - Ты давно заметил, что мое оружие необычное?

- В тот миг, когда ты убила трех адольфитов, собиравшихся убить меня.

- И не задал ни единого вопроса?

- Мой прадед однажды сказал моему отцу: "Пока ты видишь берега - просто плыви по течению". Не прошло и нескольких часов, как ты сама сказала, что пришла из другого мира. Не прошло и несколько дней, и я узнал, зачем. Я ведь все понял правильно? Из твоего оружия можно убить нашего черного гостя?

- Можно, - кивнула Катя, - но это будет не просто.

- Тогда найди его. И убей. Тумбстоун - не лучший город на свете, но раньше, наполненный живыми, а не мертвыми людьми, он нравился мне гораздо больше.

Катя кивнула, а затем, украдкой взглянув на небо, спросила:

- Воробушек, а как высоко орлы летают?

- Это не орел, - спокойно ответил индеец, - это он. Наблюдает. Ждет чего-то...

В небо Катя больше не смотрела.

Поскольку город потерял шерифа, встал вопрос, кто теперь будет олицетворять в Тумбстоуне закон и порядок. Несколько кандидатур выдвинулись, было, на этот пост, но были тут же задвинуты обратно гулом толпы. Люди хотели видеть шерифом Кривую Лапку Енота и только ее...

Катин авторитет вырос до небес. Иномирянка с магическим оружием, вышедшая на охоту за существом, которое за несколько минут разрушило жизнь Тумбстоуна! Единственная, кто не растерялся при появлении ходячих мертвецов! В общем, не смотря на катины протесты, ее практически единогласно избрали шерифом и теперь ждали указаний.

Указание было только одно: разбиться на тройки, взять с собой солидный запас патронов и отправляться зачищать город. Центр уже был зачищен - к шумной толпе, собравшейся у салуна, отовсюду выползали зомби, и их быстро отстреливали и оттаскивали в сторону. Днем они, прячущиеся от солнца и реагирующие только на шум или непосредственную близость человека, были не опасны, но с наступлением ночи все могло измениться.

Саму Катю заставили остаться в салуне. Она вошла в раж, стреляла все метче и рвалась в бой, упокаивать мертвецов, все больше и больше осознавая, что этот мир и это приключение начинают ей нравиться, но все выжившие жители города в один голос попросили ее остаться. Зомби больше не внушали им ужаса, а вот мысль о Сагире, который мог вернуться в любой момент, заставляла цепенеть на месте. И весь город уже облетел слух, что Катя пришла именно за ним, и только у нее есть шанс его победить. Поэтому... не то, чтобы тумбстоунцы так полюбили Катю за те несколько часов, что знали ее, просто если она нелепо погибнет, укушенная случайным зомби, или и вовсе словит срикошетившую от стены пулю - Сагира опять придется встречать им. А они один раз уже это сделали, теперь вот отстреливают бродящие по городу последствия.

В общем, к закату солнца Тумбстон уже можно было считать относительно безопасным. Зомбей находили и отстреливали пачками, стаскивая тела к городскому кладбищу, где не покладая рук работала похоронная команда, копавшая общие могилы. Обе главенствующие местные религии против такого захоронения в критических ситуациях вроде нынешней не возражали.

Больше не скрывавшая своего происхождения, Катя наконец-то получила возможность расспросить людей об их религиозных взглядах. По большому счету боги этого мира не многим отличались от богов того мира, откуда Катя пришла. Здесь также верили в то, что мир сотворен Единым Богом и в то, что Сын Божий умер за грехи всех людей. Различия начинались дальше… Около тысячи лет назад в мир пришел Ньярлатхотеп, воплощенный хаос! Пришел, чтобы уничтожить этот мир, как уничтожал тысячи других и как уничтожит еще не одну тысячу. Но на пути Ньярлатхотепа встал Иисус, сын Творца, предложивший тому свою жизнь в обмен на отсрочку судного дня.

Ньярлатхотеп принял жертву, но назначил точную дату своего второго пришествия, в которую люди этого мира верят и которой ждут, потому-то время здесь и принято отсчитывать в обратном направлении. До конца. До смерти. До прихода хаоса!

Здесь же крылось и различие в двух главенствующих религиях. И католики, и адольфиты чтили Христа и призывали к праведной жизни, ибо когда наступит заветный нулевой год, состоится и страшный суд, в котором все грешники получат по заслугам. Получат так, что будут вечность жалеть о том, что вовремя не покаялись и не стали праведниками. Вот только адольфиты ко всему этому добавляли и постулат о нечистоте индейцев как расы. Все дело в том, что Ньярлатхотеп в свое первое пришествие явился миру в обличии высокого мужчины с медной кожей.

Католики с этим постулатом не соглашались и считали адольфитов еретиками, но число последних постоянно росло. Быть праведником и ненавидеть неверных - куда интереснее, чем просто быть праведником.

В общем-то, сейчас все это было не важно. Глава адольфитов, некая Сильвия Питерсон, попыталась было заявить, что городом в столь критический момент должен управлять кто-то высокодуховный и при этом свой в доску, но поняв, что даже ее прихожане доверяют иномирянке с магическим револьвером - признала катин авторитет.

К вечеру в городе был восстановлен относительный порядок. Зомби в большинстве своем уничтожены и захоронены, меньшинство все еще где-то бродит и представляет опасность только для невооруженных одиночек, а в одиночку передвигаться по Тумбстоуну и окрестностям всем было строжайше запрещено. Людей расквартировали по центральным зданиям, рекомендовав пока что никому не возвращаться домой - мало ли, кто у тебя там заполз под кровать? Да и мало ли, что произойдет этой ночью? - Катя просто кожей ощущала, что эта ночь будет решающей, что с заходом солнца черная точка в небе спустится на землю, придя за ней, поэтому весь день она перебирала пальцами в своем кармане заветный черный патрон. Может быть ей просто казалось, но… В патроне что-то негромко шуршало и скреблось, будто бы в нем скрывалась не свинцовая пуля и запас пороха, а что-то живое… Ну, или неживое… Неживого в катиной жизни в последнее время было слишком уж много.

По приблизительным оценкам в центре Тумбстоуна собралось человек 600. Выживших было больше, но многие, когда неживое население города стало превышать живое, просто вскочили в седло и умчались в прерию. Это жители катиного мира в случае опасности стараются спрятаться поглубже в свои бетонные коробки. Здесь люди смотрели на жизнь и на выживание по-другому, логически рассудив, что в случае опасности обороняться лучше там, где тебя не загонят в угол, и где все просматривается на несколько километров. Хотя были конечно и те, кто забаррикадировался в домах, превратив их в неприступные крепости. Как правило, это был выбор стариков, которые каким-то чудом ухитрились дожить в этом полном опасностей мире до преклонных годов, и собирались протянуть еще немного. К таким домам даже приближаться было опасно, они стреляли из окон во все, что движется, крича, что это их земля, и кто попало по ней ходить не будет, будь он хоть жив, хоть мертв! Психи… Типичный боевик о русском диком западе. "Стояние на Москве-реке", чтоб его!

Зато в центре города все были чинно и гладко. От Кати, ничего не смыслившей в организации обороны, ничего и не требовалось. Люди организовали полевую кухню, раздачу горячей еды и чая. Группа из десятка охотников уже успела скататься за пределы города и настрелять немного дичи. В общем, жизнь налаживалась как умела… Время от времени с разных сторон раздавались звуки выстрелов, то где-то упокаивали очередного ходячего. Команды зачистки города давно вернулись, ибо уже темнело, а на ночь было решено с отстрелом зомби повременить, дабы не пропустить подкрадывающегося мертвеца, и не пристрелить ненароком кого-нибудь еще живого, но шатающегося, скажем, по пьяни, но с наступлением сумерек зомби активизировались и начали выходить к людям сами, упрощая тем задачу, хоть и заставляя понервничать.

Катя сидела на крыльце салуна, глядя в разложенный неподалеку костер. Она ждала Сагира и боялась его прихода, а костер теперь прочно ассоциировался у Кати с ее ночным гостем и его пылающими глазами. В прошлый раз он пришел, когда она сидела у костра - придет и в этот раз.

На ступеньку рядом беззвучно опустился Синий Воробушек.

- Он скоро появится? - спросил он.

- Не знаю.

- Не чувствуешь?

- Что-то чувствую. Но что - не знаю. Все, что я чувствую, думаю и ощущаю, вполне может быть навеяно им. Ты даже не представляешь, что он такое… Да и я не представляю толком.

- Но ты собираешься его убить?

Катя не ответила, вопрос индейца натолкнул ее на мысли, которые она гнала от себя прочь, не позволяя им поселить в ее голове, но они все же просочились сквозь все блоки и препятствия.

Для Сагира все происходящее - лишь игра, он не скрывал этого. Да, он говорил, что черный патрон сможет его убить, но… Насовсем ли? Мог ли он дать ей в руки оружие, способное действительно прекратить его существование? Если такое оружие и существовало - вряд ли оно повиновалось бы рукам смертного. Важно другое: если все вокруг - лишь игра для Сагира, то кто для него она? Игрушка? Просто ферзь противника? Фигура, которую можно смахнуть с доски не глядя?

Что она для него? Представляет ли ее жизнь хоть какую-то ценность для существа, возраст которого измеряется тысячелетиями? Вряд ли…

Значит ли это, что для него все происходящее - игра, а для нее - все всерьез? Скорее всего.

- Ты не ответила на мой вопрос, - выждав несколько минут снова заговорил индеец, - ты собираешься убить его?

- Да! - твердо ответила Катя. - Я собираюсь убить его. Если смогу.

- Тебе помогут. Все помогут, только позови. Тебя любят. Ты спасла город. Его - ненавидят. Он поднял мертвецов, а мертвецы должны лежать. Тебе помогут все!

- Я не спасала город, - отмахнулась Катя, - люди бы и сами прекрасно справились. Я лишь немного помогла.

Индеец не стал спорить. Он просто достал из кобуры револьвер и положил его себе на колени.

- Мое оружие - твое оружие! - сказал он. - Твой враг - мой враг!

- Спасибо! - Катя повернулась к нему. - Я ценю это. Правда. Но вряд ли ты и другие чем-то сможете помочь. Кстати, я давно хотела спросить… Кто ты? В смысле, чем ты занимаешься?

- Я - охотник, - пожал плечами индеец, - такой же, как ты?

- То есть?

- Иногда шериф просит меня найти кого-то. Я хорошо читаю следы. Я знаю прерии. Я - дитя прерий.

- Значит, я правильно догадалась. Ты - охотник за головами!

- Как и ты, - снова пожал плечами индеец, мол, ничего особенного, обычная профессия, - только я охочусь за преступниками-людьми. А ты… Я сразу не понял. Сначала мне показалось, что ты - просто… Ну, просто…

- Просто простая? - улыбнулась Катя.

- Да. Очень простая. Но я ошибся. Мой народ говорит: "В тихом омуте выдры охотятся!"

- Выдры? - улыбнулась Катя.

- Ну да. Выдры. Большие змеи! Медведя могут утащить!

- А… Выдры! Ну, понятно.

- Да. Ты - как омут. Твоей глубины сразу и не поймешь. А внутри - такие выдры!

- Сомнительный комплимент!

- Зато правдивый.

- Знаешь, Воробушек… А я ведь не такая. Тебе правильно сначала показалось, какая я. Простая. Никакая. И никакой я не охотник за нечистью! И не я пришла за Сагиром, а он зашвырнул меня сюда, просто чтобы развлечься. Он играет со мной, а я вынуждена подыгрывать, потому что больше ничего сделать не могу.

- Ты хорошо подыгрываешь, - сказал Воробушек, - настолько хорошо, что я бы с тобой не связывался.

На Тумбстоун опустилась ночь, на небе зажглись звезды, на самый его краешек, отлипнув от горизонта, выползла яркая луна. Разговоры стали тише, треск огня стал слышен лучше.

- Может тебе отдохнуть? - предложил подошедший Денни. - Я распоряжусь, тебе выделят номер.

- Я не устала. По дороге сюда я ужинала елдыком. Знаешь, что это значит?

- Понятно. Суток трое теперь спать не будешь!

- Ага.

- Что-то не так… - сказал индеец.

Катя замерла, прислушиваясь и положив руку на рукоять кольта. Что-то не так? Вроде все так. Люди переговариваются, костер потрескивает, тишина… Тишина… Тишина!

- Давно никто не стрелял! - воскликнула Катя.

- Да.

Вот уже полчаса, как прекратились выстрелы. К блокпостам, выставленным на всех переулках, ведущих к центральной площади города, перестали выходить мертвецы? И это с наступлением ночи-то? В то время, как они должны быть максимально активны.

- Может, просто мертвецы кончились? - тихо спросил Денни.

- Я бы на это не рассчитывала… - сказала Катя, вставая.

И в этот момент в середину улицы что-то рухнуло с неба! Рухнуло, подняв ударную волну, сметая людей и гася костры, швыряя Катю спиной об крыльцо и засыпая ей глаза песком и пылью.

Раздались выстрелы, сразу и отовсюду - хаотичные и бессмысленные, люди палили с перепугу, сами не зная, во что они стреляют. И тут же раздались крики - попадали в своих.

- Не стрелять! - во весь голос крикнула Катя, поднимаясь на ноги. - Он мой!

Как ни странно, ее услышали и послушались - стрельба затихла. Затихло вообще все, даже звуки цикад и писк комаров, даже шорох мышей под крыльцом.

В следующую секунду погас свет. Сразу и весь, во всем городе, только что сиявшем огнями из каждого окна и каждой двери. Свет теперь давали только луна и звезды, и в свете луны к катиным ногам упала длинная тень, увенчанная широкополой шляпой, и тень сделала шаг к ней.

- Не стреляйте! - крикнула она еще раз. - Заденете меня!

Катя сошла с крыльца и двинулась навстречу Сагиру. Сагир втрое медленнее шел навстречу ей. Один его шаг - три ее. Он выглядел точно также, как и при первой встрече в лесу. Высокий, черный, закутавшийся в свои крылья, будто в плащ. Вот только своих пылающих глаз он больше не прятал под шляпой, он смотрел прямо на Катю, в ее глаза, словно стараясь прочитать в них ее мысли. И, Катя не сомневалась, он это и делал.

- Мое почтение, Катя! - Сагир приподнял шляпу, чуть склонив голову в поклоне.

- Здравствуйте, Сагир! - она поклонилась в ответ, на ходу доставая из кармана тот заветный черный патрон и раскрывая барабан револьвера.

Удерживая остальные пять патронов ладонью, она встряхнула револьвер, давая одному патрону выпасть на землю и вставая вместо него в камору черный. Все! Готово, можно стрелять! Черный патрон стоял сразу после ствола, то есть сначала будут пять выстрелов обычными, а потом - шестой. Финальный, ставящий точку!

- Как вам этот мир? Пришелся ли по вкусу?

- Вполне так ничего себе мир!

Они остановились в метре друг от друга, будто бы просто встретившиеся в чужом городе партнеры по бизнесу, ведущие неспешную беседу.

- А как он вам, Сагир? Как вам нравится игра, которую вы здесь устроили? Все прошло по плану?

- О да! Именно так, как я и рассчитывал!

- Вам понравились смерти? Вам понравилось наблюдать, как восставший из мертвых отец обгладывал до кости лицо собственной пятилетней дочери?

Голос Кати дрожал. Палец сам собой лег на курок. Страха не было, была злость! Не так уж много прошло времени с того момента, когда отвечая на вопрос Синего Воробушка о том, что из себя представляет Сагир, она ответила, что сам он зло не сеет, а лишь искушает других делать это. Сейчас она бы ответила по-другому.

- Очень понравились! - улыбнулся Сагир, и воздух подле его губ задрожал от его горячего дыхания.

- Я убью вас! И буду молиться, чтобы тот патрон, что вы дали мне, убивал вас навсегда, а не только в этом мире!

- О, какая решимость, какое геройство! Сколь много в вас ярости, Катя! Это так интересно! Но прежде, чем стрелять - ответьте, а понравилось ли вам все случившееся? Ведь все это я сделал не для себя, а для вас!

- Для меня?

- Конечно! Вы уже забыли, что ответили вам карты на сакральный вопрос "Чего вы хотите?" Я дал вам то, чего вы желали! Поэтому теперь я вас спрошу: а понравились ли вам смерти? Понравилось ли, когда взрослые мужчины, для которых револьвер - продолжение руки, смотрят на вас с уважением? Понравилось ли быть единственной, кто не боится восставших мертвецов? Говорите, это было игрой для меня? А чем это было для вас? Конечно, вы не боялись! Это не ваши друзья и не ваши родственники шли к вам с пустыми глазами, чтобы вцепиться вам в глотку. Это были всего лишь люди из одного из сотен тысяч миров, в который я вас перенес. Мертвецы из чужого для вас мира! Мира, в котором на карте нет ничего, кроме России, а столица России - Тумбстоун на Москве-реке. Не казался ли он вам нереальным?

Слова Сагира гипнотизировали и обволакивали. Катя опустила револьвер, который секунду назад направила в грудь своему собеседнику. Первым ее желанием было оправдаться, возмутиться, заявить, что все не так, но… Но Сагир был прав. Мертвецы в Тумбстоуне были для нее игрой. Все здесь было игрой, все было не по-настоящему, кроме этого разговора.

- Зачем люди играют, Катя? - спросил Сагир. - И что такое игра?

- Им не хватает ощущений, переживаний, событий.

- И только-то? Им не хватает возможности быть кем-то другим. Не хватает возможности измениться. Каждый подросток, играя в стрелялку на приставке или отцовском компьютере, воображает, что перенесся туда, на экран, и это он убивает противников, разя их без промаха. В жизни он - закомплексованный школьник, замкнутый в себе, зацикленный на своих проблемах. Игра дает ему возможность измениться… Ненадолго превращаясь в героя, он постепенно впитывает в себя его качества. Медленно-медленно, но впитывает. А что вы скажете об экстремалах? О простых офисных клерках, на выходных уезжающих кататься на лыжах и вытворяющих там такие трюки, на которые не всегда отваживаются и профессиональные спортсмены?

- Еще неизвестно, кто в кого играет. Офисный планктон в экстремала, или…

- Или наоборот! - подхватил Сагир! - В верном направлении мыслите, Катя. В кого играю я? У вас в барабане патрон, способный убить меня, по крайней мере в этом мире, так в кого играю я? В смертного?

- В творца! - ответила Катя.

Сагир опустил глаза.

- Вам нравится играть людскими судьбами! Нравится искушать людей! Нравится демонстрировать собственное величие, играть в творца! Даже ваша попытка убедить меня в том, что вы устали от своего могущества, показать, как вы хотите сыграть в смертного - это игра…

- А в кого играете вы, Катя? - Сагир распахнул крылья, и порыв ветра ударил Кате в лицо, вынудив ее отступить. - Я встретил в лесу воробушка в синем пальто! Девушку, забытую друзьями в лесу! Оставленную там во имя глупого спора, на который она сама подписалась. Никто из них не думал о том, что это опасно! Что ночью в лесу случается всякое, что иногда там случаются чудеса, вроде появления одного странного незнакомца, древнего, как ваш мир! И кого же я встретил спустя всего лишь сутки? Девушку-воина, девушку, покорившую целый город своим обаянием, своим интеллектом и своей смелостью. Какая из этих двух - настоящая?

- Вторая! - без колебаний ответила Катя.

- Верю! Вполне даже верю!

Сагир шагнул к ней так стремительно, что Катя не успела ни отпрянуть, ни поднять револьвер. Руки Сагира крепко обхватили ее плечи, а крылья обернули ее будто кокон, заставив прижаться к собеседнику нос к носу.

- Я хочу сделать вам предложение, Катя! - огненное дыхание Сагира опалило ее лицо, и Катя с трудом удержалась на краю паники. - Сделайте этот мир своим!

Он говорил шепотом, и эти слова предназначались только для нее. Также шепотом, борясь с подступающим ужасом, понимая, что она полностью находится во власти этого существа, Катя ответила:

- Как?

- Просто оставайтесь здесь! Оставайтесь воительницей-иномирянкой, спасительницей Тумбстоуна, амазонкой с револьвером! Вас уже любят, вас уже уважают! Вас какое-то время будут носить на руках, вы сможете претендовать на выборные городские должности! Вы можете многое дать этому миру, Катя! Вам даже дадут новое прозвище, какое-нибудь грозное, под стать вашему статусу! Конечно, слава скоротечна, и уже спустя несколько лет вы станете здесь своей. Своей - значит обычной. Своей - значит простой. Вы уже будете воробушком с вороненым стволом! Но это будет потом, где-то в будущем! Кто знает, что изменится за это время! Ваш подвиг по спасению Тумбстоуна от крылатой черной смерти забудется, но вы, возможно, совершите парочку новых. Оставайтесь, Катя! Ведь это ваш мир! Ведь вы - амазонка с револьвером, всего лишь играющая в грустную поэтессу в своем родном мире.

- Что я должна сделать?

- Отступитесь! Просто пальните в меня пару раз для острастки, ведь ваш револьвер волшебный, аборигены в это свято верят. Я уйду эффектно, это я вам обещаю! Немного покорчусь в смертельных муках, а потом огненной водой впитаюсь в землю, оставив на ней выжженный черный знак! Какой предпочтете? Пентаграмму? Крест? Куриную лапку в кружочке? О! А хотите еще лет 500 трава никогда не будет расти на черном пятне в форме вашего имени?

Сагир отпустил ее, распахнул крылья и развел руками.

- Ну, Катя? Выбирайте!

- У меня есть пара минут?

- Что может быть проще времени? - усмехнулся Сагир.

Катя смело повернулась к нему спиной и направилась к Синему Воробушку, державшему Сагира на мушке, как и несколько сотен человек, окруживших ненавистного им черного. Парадоксально, но этот странный индеец вдруг оказался для нее самым близким человеком в этом мире, а может быть и во всех мирах. Его странная философия, его простота, его сарказм и отсутствие чувства юмора - благодаря всему этому индеец был ее собственным отражением. Полной противоположностью, но в то же время таким похожим на нее...

- Странная у тебя охота, Кривая Лапка Енота, - сказал тот.

- Какая я, такая и охота! Воробушек, можно тебе задать вопрос?

- Можно. Задавай.

- Если в одних обстоятельствах человек - один, а в других - другой, как узнать, когда он - это на самом деле он?

- У моего народа есть мудрость на этот счет: "Охотящийся тигр - тигр. Убивающий тигр - тигр. Удирающий от лесного пожара тигр - тигр. Тигр, по весне гоняющийся за бабочками - все равно тигр. Даже мертвый тигр - все равно тигр! А не понимающий этого - добыча тигра!"

Катя улыбнулась. Она порывисто обняла обалдевшего индейца, развернулась обратно к Сагиру и вскинула револьвер, одновременно нажимая на курок!

Громыхнуло. Пуля попала Сагиру в грудь, прошла насквозь и выбила из его спины ворох ярких искр! Сагир пошатнулся, прижал руки к разорванной груди, но на его лице расцвела улыбка.

- Значит поиграем!

Один взмах крыльев, и он взмыл в воздух, роняя на землю капли огненной крови. Катя выстрелила еще раз, попав в крыло, но пуля лишь прошла его насквозь, даже не заставив Сагира изменить курс. Взмыв в воздух он расправил крылья и теперь планировал на нее. Глаза Сагира метали молнии, сияя голубым, а изо рта вырывалось пламя!

Загрохотали выстрелы. Единовременный залп из сотен стволов разорвал тело Сагира на куски, но вместо того, чтобы пролиться на землю огненным дождем, он обратился в тьму - густую и клубящуюся, медленно надвигающуюся на Катю, и она не знала, что было страшнее - стена багровой тьмы, или виденные ей секунду назад глаза цвета майской грозы!

- Не стреляйте, заденете Катю! - крикнул кто-то, и выстрелы смолкли. Тьма стелилась теперь по самой земле, не давая ковбоям возможности стрелять над катиной головой.

- Он мой! - снова крикнула она в запале, всаживая в приближающийся мрак пулю за пулей, молниеносно взводя курок ребром ладони. Вторую, третью, четвертую, пятую...

На пятом выстреле тьма замерла. Зависла в воздухе в паре метров от Кати, обретая форму. Если раньше у нее не было границ, то теперь она сгущалась, материализовалась в висящую в воздухе черную амебу с конвульсивно подергивающимися ложноножками.

Тьма застонала, пульсируя и сокращаясь, переливаясь оттенками багровыми красками и сверкая пробегающими по ней голубыми молниями! В городе вспыхнул свет - везде, разом, наверняка загорелись даже те лампочки, которые никто и не думал включать. В небе ярче засверкали звезды, багровым прожектором вспыхнула луна - Сагир, как и обещал, собирался уйти эффектно!

В Катиной голове зазвучал его голос, и она была уверена, что его слышит только она.

- Прощайте, Катя! Теперь этот мир - ваш, а я - ухожу красиво.

- Я тоже! - мысленно ответила Катя и нажала на курок в шестой раз.

Револьвер гаркнул, словно танковое орудие, ствол разорвало ромашкой, рукоять кольта толкнулась Кате в руку, вбивая кости друг в друга, и рука тут же безвольно повисла, простреленная болью до самого плеча. Черный патрон исторгнул таившуюся в нем силу, и сила эта заключалась не в свинце и порохе. Она не принадлежала материальному миру.

Сгусток багровой тьмы смело порывом ураганного ветра. Смело и разметало в одно мгновение, и не было никаких стонов, криков, огненных дождей или молний. Грохот выстрела, хлопок и тишина.

Снова стало темно - электрический свет растаял, всосавшись в ночную тьму, звезды убавили яркость, а луна снова стала обычной луной, забыв о своей недавней роли театрального прожектора. Где-то заржала лошадь, раздался протяжный стон ходячего мертвеца, вышедшего из оцепенения, в котором его держала воля Сагира, хлопнул выстрел... А затем раздались хлопки. Люди аплодировали, сначала редко и тихо, а потом все громче и громче, стягиваясь к Кате, сужая кольцо. На лицах их были улыбки, оружие убрано в кобуру - тумбстоунцы просто аплодировали и шли к ней с явным намерением подхватить на руки победительницу черного зла и качать ее!

- И что? - спросила Катя саму себя, морщась от боли в правой руке. - Все?

И провалилась в абсолютную черноту.

 

***

 

Очнулась Катя от боли в плече. Кто-то тряс ее, легонько, стараясь вывести из небытия, но рука отозвалась острой болью, заставив тут же распахнуть глаза. В глаза ударил свет, показавшийся сначала нестерпимо ярким, но секунду спустя Катя поняла, что это всего лишь отголоски рассвета. Она пошарила рукой по бедру и удивилась отсутствию кобуры. Удивилась и испугалась. За два дня пребывания в мире дикого запада револьвер уже стал казаться чем-то столь же естественным, как мобильный телефон в ее родном мире, чем-то, без чего нельзя выходить из дома.

- Енот, ты чего? Заснула, что ли?

"Енот"... Не без труда Катя вспомнила свое прежнее прозвище. Основное. Официальное.

Она подняла глаза на тормошившего ее. Сашка... И осознав это, она рывком села.

Рядом стояли еще трое - девчонки, с которыми она и провела прошлый вечер. Прошлый ли? Уже позапрошлый... В Тумбстоуне она провела около полутора суток, а сколько времени прошло здесь? Несколько часов?

Ира, Аня, Настя... Все, кто вчера провожал ее в лес на сашкиной машине.

- Енот? Катя? Ты как? - в сашкином голосе звучала нешуточная озабоченность.

- Нормально, уснула просто. Странное приснилось.

- Ну, поздравляю, ты спор выиграла! Молодец! С меня три желания. Поехали, домой тебя отвезу, тебе надо нормально выспаться!

Он подал ей руку. Катя взялась за нее правой, и тут же скривилась от боли. Больше всего пострадала кисть, сустав практически не двигался. Девчонки, заметившие ее движение, тут же столпились вокруг:

- Катя, ты чего?

- Да, кажется, руку отлежала... Не знаю. Болит чего-то...

- Ой... Да у тебя же кровь на одежде!

- Это не моя! - ответила Катя, вспоминая, сколько раз на нее летели капли крови упокаиваемых мертвецов во время зачистки Тумбстоуна.

- А чья??? - в ирином голосе слышался испуг. - Ой! А с лицом у тебя что???

- А что у меня с лицом?

- Ты коричневая!

- Коричневая?

А, ну да, яркое солнце прерий... Это же загар!

- Да не, тебе кажется...

Катя все еще была не вполне в себе и пыталась осмыслить происшедшее. Черный патрон, выстрел, покончивший с Сагиром... Все это было? Ноющая рука и капли крови на одежде не давали повода для сомнений. Было. Синий Воробушек, прерии, Тумбстоун, зомби... Ее ночной гость не солгал ни в чем, черный патрон действительно разметал его. Распылил на молекулы, а она - вернулась обратно. В свой мир. В свой ли? В мир, где завтра снова на занятия в институт, где мама опять будет ворчать по поводу того, что она задержалась допоздна у друзей, где стихи пишутся только с горя, потому что поэт не может быть счастливым...

В свой.

Перед глазами всплыл расклад карт Таро. Пресыщенность жизнью, сила, которую она неожиданно почувствовала в себе, оказавшись в чужом мире нужной кому-то, пожелание Сагира не быть отшельником, толкование аркана "Верховная жрица" и обещание Сагира, что она обязательно найдет свое личное счастье... Как он говорил? "Я умею заглядывать в будущее не только посредством карт Таро"...

Кем же, или чем же он был? И был ли? Правильно ли говорить о нем в прошедшем времени?

И тут катино внимание привлек желтый прямоугольник бумаги в паре шагов от нее, лежавший у самого кострища! Карта! Седьмая карта ее расклада!

Катя подняла ее с земли, игнорируя удивленные взгляды друзей.

Седьмая карта. Ответ на вопрос "Что мне делать?" Карта, которая по словам Сагира должна была указать ее дальнейший жизненный курс, дать совет, как поступить и как строить свою жизнь. Катя смотрела на узор ее рубашки, не решаясь перевернуть.

Волшебство этой странной ночи кончилось. Стоит ли снова обращаться к нему?

Стоит!

"Мир" - таково было имя Аркана. В центре карты в небе парила обнаженная женщина со свитком в каждой руке, обрамленная эллипсом, сплетенным из трав. И раньше, чем Катя успела хотя бы задуматься о трактовке карты, в ее голове прозвучал знакомый голос Сагира. "Мир ваш, Катя! Просто идите вперед!"

Катя улыбнулась.

- Саш, у тебя есть ручка, или карандаш?

- В машине - есть, ответил тот.

- Принеси, пожалуйста.

- Зачем?

- Просто принеси! Считай это одним из проигранных тобой желаний.

Сашка пожал плечами и ушел к машине, оставленной им метрах в пятидесяти, на узенькой лесной дорожке, на том же месте, где он высадил Катю, привезя ее вчера в лес.

Девчонки, пользуясь его отсутствием, тут же обступили ее и загомонили, почему-то считая, что наедине с ними она будет откровенней.

- Катя, что с тобой случилось-то?

- Что было ночью?

- На тебя кто-то напал, а ты отбилась?

- Что у тебя с рукой?

- Откуда кровь?

- Господи, у тебя ж седой волос пробился!

- Почему ты улыбаешься?

Катя не ответила. Она просто сидела на земле, поджав под себя ноги, как совсем недавно сидела во время разговора с Сагиром. Вернулся Сашка, протянул Кате ручку и с удивлением смотрел, как она выводит что-то на рубашке карты, морщась от боли в руке, но все также загадочно улыбаясь.

- Все! Поехали! - сказала она, поднимаясь на ноги, и оставляя карту на земле.

- А что ты написала?

- Одно небольшое послание.

- Кому?

- Одному знакомому.

- Да с кем же ты тут ночью познакомилась-то?

- Я тебе потом расскажу, хорошо? Потом, когда осмыслю все, что со мной произошло. И еще неизвестно, поверишь ты мне, или нет...

- То есть?

- То есть ночью иногда происходят чудеса.

- Или галлюцинации! Тебе бы выспаться...

- Выспаться? - Катя прислушалась к себе. - Нет, наверное выспаться мне не нужно. Если я правильно понимаю, еще сутки или двое меня в сон клонить вообще не будет.

- Это почему еще?

- Да есть такое действие у одного блюда, которое мне довелось этой ночью попробовать. Поехали!

Они уже подходили к машине, когда за деревьями - на той маленькой полянке, где она ночевала, раздался какой-то хлопок. Необычный звук, который издают громадные крылья, наполняясь ветром. А секунду спустя какая-то крупная птица взвилась в небо, каждым взмахом своих крыльев подбрасывая себя вверх на десятки метров, и за несколько мгновений превратилась в черную точку.

- Что это? - испуганно спросила Настя.

- Часть той силы... - ответила она неопределенно. - Впрочем, он и зла не хочет, он просто играет. Когда - в шахматы, а когда и в поддавки.

- Я тебя не понимаю.

Садясь в машину, Катя улыбалась, представляя, как Сагир возносится в небо, сжимая в руке карту Таро, с короткой запиской на рубашке. "Спасибо за ночную беседу. Я приглашаю Вас в гости, на чай. Катя".

 

Март - апрель 2014 г.

 

 

 


Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/

Рейтинг@Mail.ru