Цукан

Повесть

 

Цукан, как обычно, шёл вечером в кино со своими дружками – отъявленной шпаной с посёлка Берберовка...

Почему так назывался посёлок, никто не знал. Одна из непроверенных версий гласила, что жил в Ростове до революции некий восточный князь Бербер или Берберов, в его честь будто бы и назван посёлок. Чем знаменит был восточный князь, если он существовал на самом деле, оставалось загадкой. Берберовка же стяжала себе в городе нелестную славу одного из самых бандитских районов, вроде знаменитой Нахаловки.

Верховодил в компании Колька Кадук, коренастый, хулиганистого вида тип с повадками закоренелого уголовника. Кольку боялись и уважали, считая непререкаемым авторитетом.

Берберовцы шли, задирая по пути прохожих, особенно местных ребят, не давали прохода девчонкам. Все в модных расклешённых брюках, под рубашками – полосатые матросские «рябчики», на глаза натянуты армянские фуражки-«аэродромы», во рту сигаретки.

В соседнем посёлке Строителей, где преобладали старые, послевоенные трёхэтажки (берберовцы ходили сюда в летний клуб), Кадуку сообщили: его злейший враг Артур Мунтян – в клубе.

Кадук давно вылавливал Мунтяна. Тот как-то здорово отколотил пьяного Кольку в пивной на «Втором посёлке», как называли в народе 2-ой посёлок Орджоникидзе. И вот, наконец, удача!

Сашка Цукан вместе со всеми подошёл к клубу. У него сегодня не было особого желания драться, хотелось просто посмотреть фильм, но у Кадука, как всегда, чесались кулаки. Он оставил часть своих орлов у входа, с остальными ввалился в зал. Артур Мунтян сразу смекнул в чём дело. Он угрюмо окинул взглядом своих врагов и, отвернувшись, закурил папиросу. Положение у него было действительно невесёлое. В клубе – ни одного стоящего пацана из его посёлка, одна мелюзга.

Кадук, широко, как довольный кот, улыбаясь, прошёл между рядов к Мунтяну.

– Здорово, чувак! Ты-то как раз мне и нужен. Погнали, выйдем.

– Не пойду, – отрицательно качнул черноволосой головой Мунтян, – сейчас фильм начнётся. Ничтяк фильм, говорят. Вот закончится, тогда и побазарим.

Мунтян понимал, что ничто его теперь уже не спасёт, что из клуба ему никуда не деться. Но выходить сейчас один на один с кодлой пьяных, обкурившихся анаши берберовцев?.. Выходить, не смирившись ещё со своей участью, не настроившись на мордобой? Да ни за что в жизни! Пусть хоть силком тащат к выходу через весь клуб. Нет, лишь бы не сейчас, не в сию минуту, а потом – будь, что будет!..

Кадук не настаивал. Как ни велико было желание сразу же расправиться с пойманным ненавистным врагом, приходилось подчиняться обстоятельствам. «Ладно, никуда, сука, не денется, после фильма за всё расчитаемся!» – злобно подумал Колька и, по-приятельски хлопнув Мунтяна по плечу, сел с ним рядом на лавку.

– Хрен с тобой, чувак, смотри своё кино. Только учти: я на тебя злой, после кина хуже будет!

– Поглядим, – уклончиво ответил Мунтян, пуская папиросный дым прямо в лицо Кадука.

Сашка Цукан пристроился тут же. Его поразило самообладание Артура. Мало кто в его положении не пал бы духом. На что тут ещё можно было рассчитывать? Что могло ему помочь после сеанса? Только чудо, больше ничего.

Много видел уже драк на своём веку Сашка. На этой дикой восточной окраине города, состоявшей из посёлков, постоянно кипела отчаянная вражда между пацанами. Один посёлок шёл «войной» на другой, одна хулиганская группировка на другую. Вечерами, где-нибудь в роще, на пустырях, или в жилых кварталах, вспыхивали порой целые побоища – жестокие и бессмысленные. Били только за то, что не свой, что живёшь не на том посёлке, не в той школе учишься... Били кулаками, ногами, свинцовыми кастетами, кусками металлической арматуры, цепями, а иной раз в ход шли «пики» и даже «поджигняки»-самопалы.

Редко какая драка обходилась без приезда милиции. Цукан и сам не раз бывал в отделении. Ничего хорошего там не было.

«Менты», как называли пацаны блюстителей порядка, мало чем отличались от самих хулиганов. Заведут иной раз в кабинет – форточку, например, закрыть заставят. Только ты на цыпочки встал, к форточке рукой потянулся, тут тебя и огреют валенком по почкам, а в валенке утюг чугунный или что-нибудь в этом роде. Это чтобы, значит, следов на теле не оставлять. Почти как в анекдоте про Вицина, Никулина и Моргунова… Его любил рассказывать Колька Кадук.

Избили Никулин, Вицин и Моргунов мужика. На суде у них спрашивают: «Чем били?» Моргунов говорит: «Руками». Никулин: «Ногами». До Вицина дело доходит. «Газеткой бил» – говорит Вицин. «А что в газетке было?» – «Разводной ключ»...

То, что намечалось сейчас, мало чем походило на драку. Скорее – на экзекуцию. Цукан точно знал, что даже бить Мунтяна будут не все. Возможно, – один только Колька Кадук. Остальные будут стоять вокруг и смотреть. И не станет попавший к ним в лапы парень сопротивляться, потому что это равносильно самоубийству. И отчего-то жалко становилось Сашке этого парня, хоть и видел его первый раз в жизни. Но что Цукан мог сделать? Разве что, – сам не принимать участия в избиении.

В то же время, Цукан стыдился своих сентиментальных чувств, не присущих, по его понятиям, настоящему мужчине. Загонял их глубоко в подсознание. Он ничем не хотел отличаться от остальных пацанов и, скрепя сердце, подчинялся злой воле толпы, а главное – Кольки Кадука, который воплощал в себе эту волю.

Цукан видел, что на таких, как Колька, держится уличный приблатнённый мир; что такие и в огне не горят, и в воде не тонут; что вся их жизнь на воле – только преддверие той, основной жизни в тюрьме, через которую – по твердому убеждению Берберовки – должен обязательно пройти всякий настоящий мужчина.

С детства замешав на таком тесте, лепила Берберовка характер Сашки Цукана. И Сашка никогда не прислушивался к голосу разума, топя его в табачном дыму и алкогольном дурмане. Как и все «правоверные» берберовцы, Цукан с детства готовился к «тюряге». Даже народная мудрость, которую здесь вспоминали чаще всего, гласила: «От сумы и от тюрьмы не зарекайся».

К семнадцати годам Сашка окончательно уверовал, что мир – это трамвай, в котором одни сидят, другие ждут своей очереди, что люда – волки, готовые «схавать» друг друга, а настоящий мужчина должен быть злым и сильным. Но что-то иногда шевелилось в душе человеческое. Как и в этот раз. Да, это была жалость...

Мунтян, казалось, смирился со своей участью. Он с интересом смотрел фильм, курил, то и дело угощая «строчившего» у него папиросы для «косяка» Кольку Кадука; так что, глядя со стороны, можно было подумать, что они – два хороших приятеля. Никто не мог предположить в тот момент, что внешне спокойный и равнодушный ко всему, кроме происходящего на экране, Мунтян лихорадочно искал выход. Усыпив бдительность своих врагов, в середине фильма он вдруг резко сорвался с места и, подскочив к давно облюбованной металлической лестнице справа от киноэкрана, стрелой взлетел наверх и перемахнул через забор клуба.

В зале поднялся переполох. Опрокидывая лавки и сбивая на пол зрителей, дружки Кадука, матерясь, бросились вслед за Мунтяном к лестнице. Фильм прекратился. В зале зажгли свет, испуганные зрители с криками начали покидать клуб. Чей-то визгливый женский голос у входа истерически призывал милицию. Мужчины, как всегда, угрюмо помалкивали.

На улице Цукан отстал от своих приятелей. Гоняться по посёлку за Мунтяном не хотелось. «Ну его к лешему, этого Кадука, вечно он кого-нибудь ловит, за кем-нибудь гоняется!» Сашка закурил и пошёл вразвалочку, как привык всегда ходить у себя на Берберовке, по центральной улице к автобусной остановке. «Молодец парень, – думал Сашка, глубоко затягиваясь, о Мунтяне, – ловко Кадука околпачил!»

На дальнем краю посёлка, куда рванул Кадук со шпаной, грохнул вдруг дуплетом выстрел из охотничьего ружья. Сашка насторожился. «Чёрт его знает, что там у них за шухер? Ещё пришьют кого-нибудь...»

Цукан пошёл быстрее, но едва повернул за угол крайней от шоссе трёхэтажки, увидел поворачивающую на посёлок с включённым синим проблесковым маячком жёлтую милицейскую машину. Мгновенно сработал инстинкт самосохранения, и Сашка, крутнувшись на сто восемьдесят градусов, побежал. Он сознавал, что этого делать не следовало, что от милиции, как от собаки, не побежишь – не тронет. Но было уже поздно. Врубив сирену и не выключая проблескового маячка, милицейский «бобик» устремился за Цуканом.

Сашка метнулся вбок, в тёмный проход между двумя домами. Машина, взвизгнув тормозами, повернула следом. Цукан наддал ходу, ловко перемахнул через забор палисадника, ломая кусты, пробежал на другую сторону. Он хорошо знал этот посёлок и бежал к гаражам. Там, за гаражами, – лесопосадка. Там ни за что не поймают. Только бы добежать до гаражей.

Сирены и проблескового маячка позади уже не было. Цукан спиной ощущал топот и тяжёлое дыхание гнавшихся за ним опергрупповцев. Он похолодел от страха при одной только мысли, что с ним сделают, если поймают... «Нет, ни в коем случае не попасть к ним в руки! Но и до гаражей не дотянуть, устал. Что же делать?»

Тяжело дыша, с вылетающим из груди сердцем, Цукан сделал отчаянный рывок, намного опередил преследователей и незаметно юркнул в подъезд углового дома.

Милиционеры проскочили мимо и, потеряв его из поля зрения, заметались по двору. Сашка слышал их злые голоса, и, опасаясь, как бы они не принялись обшаривать подъезды, на цыпочках поднялся на третий этаж. Выше был только чердак, который, как и следовало ожидать, оказался заперт на массивный висячий замок.

Хорошо было бы сейчас под любым предлогом проникнуть в какую-нибудь квартиру. Даже и вовсе без предлога – Цукан знал, что квартиры в этом доме коммунальные, лишь бы не оставаться на площадке, куда в любую минуту могли подняться его преследователи.

Он решил: «Будь что будет!» – и позвонил в ближайшую дверь. Открыла какая-то испуганная девчонка примерно одного с ним возраста или немного младше.

– Мне бы к Вере Максимовне, – назвал он наобум имя и отчество своей матери и, не дожидаясь ответа, слегка отстранил потеснившуюся в проходе девчонку, зашёл в квартиру и захлопнул дверь...

– Вам какую Веру Максимовну? Здесь нет никакой Веры Максимовны, – растерянно пролепетала девчонка. Она явно не знала, что ей делать с незваным гостем.

Цукан тоже не знал, что говорить. Он своего добился, и теперь нужно было только протянуть время. Продолжая тяжело дышать, он сказал:

– Ну как же нет? Вера Максимовна – наша классная руководительница... Неужели я ошибся подъездом?

– Возможно, что и не только подъездом. В нашем доме вообще таких жильцов нет.

Испуг у девчонки не проходил. Она с опаской отступила вглубь коридора и покосилась на дверь ближайшей комнаты, видимо, намереваясь позвать соседей. Сашка растерялся, не зная, что предпринять. Выходить на лестничную площадку было нельзя, но и врать было уже решительно нечего.

– Постой, ты куда?! – вкрадчивым голосом проговорил Цукан и сделал шаг по направлению к девчонке, пытаясь её удержать.

– Не подходи, я соседей позову! – чуть не вскрикнула та и отпрянула ещё дальше.

Положение было безвыходное. Ещё немного – и на шум непременно кто-нибудь выглянет, а тогда...

– Не кричи, послушай, что скажу, – нервно заговорил Сашка. – Бог с ней, с Верой Максимовной... Понимаешь, за мной хулиганы гонятся, зарезать хотят! Нельзя мне никак на улицу, они возле дома меня караулят. Можно я у вас пока побуду? Ты скажи, если что, соседям, чтобы кипеш не поднимали, я скоро уйду. Лады?

– Это правда? – недоверчиво протянула девчонка.

– Стану я врать, – обиделся Сашка. – Они меня уже месяц вылавливают. С Берберовки кодла, знаешь?! Шпана ещё та... Я как-то их центровика Йогу отлупил, с тех пор и пошло. Ходишь и оглядываешься... Сегодня в клубе попал в непонятное, еле от «пера» умотал. Они там ещё кого-то ловят, слышала выстрелы?

Девчонка действительно слышала несколько минут назад выстрелы. На их посёлке такое было не в диковинку. Последнее время здесь часто происходили потасовки: местные ребята дрались с приходившими в летний клуб берберовцами.

Волна первого неосознанного испуга постепенно проходила, уступая место неловкости. Ей было неудобно стоять в коридоре с незнакомым парнем, а уходить он, видимо, ещё не собирался. Парень её отпугивал своим хулиганским видом, грубыми манерами, воровским жаргоном. Кто он? Вероятно, такой же хулиган, как и те, что за ним гнались. Девчонка никогда ещё не сталкивалась с такими людьми. На улице десятой дорогой обходила подозрительные компании.

Видя её нерешительность и сам испытывая некоторую скованность, Сашка порылся в кармане и, вытащив пачку сигарет, спросил:

– У вас тут курить можно?

– Можно, только не здесь, соседи заругают.

Девчонка провела его на кухню, молча пододвинула табурет и стала в отдалении, скрестив на груди руки.

– Ты давай, покури и уходи, мне ещё уроки учить надо. Там, пода, никого уже нет, возле дома.

Цукан протянул сигарету и ей.

– Куришь?

– Нет, ты что!.. – замотала головой девчонка.

– И правильно делаешь, – одобрил Цукан, глубоко затягиваясь. – Терпеть не могу курящих чувих.

– Что ж сам дымишь?

– Дурная привычка... С шести лет курю, не веришь?

– Почему же, верю. Дурное дело нехитрое.

– Вот и я о том говорю...

Он расслабленно привалился спиной к стене и задумался. Девчонка в напряженном ожидании застыла по другую сторону кухонного стола. За стеной у соседей пробили часы. Замолк плакавший всё это время ребёнок.

Пукан мало-помалу отходил от недавних потрясений. Сигарета действовала успокаивающе. Милиционеры, наверняка, уже ушли и можно было выходить на улицу, но почему-то не хотелось. Ему нравилось вот так сидеть в чужой квартире, курить и разговаривать с незнакомой симпатичной девчонкой.

Цукан вдруг вспомнил, что в подобных случаях принято знакомиться, и запоздало представился:

– Кстати, меня Сашкой зовут, а тебя?

– А меня Надей, – та настороженно улыбнулась, искоса наблюдая за парнем.

– Вот и познакомились, – улыбнулся в ответ Сашка. – Ты в какой школе учишься?

– В пятьдесят четвёртой

– А-а, знаю. Мы там дрались несколько раз по пьяни. Там ещё Бозяна с Королём «менты» повязали. Клёвые кенты были...

– А сейчас где они?

– На киче чалятся.

– Что, что, где чалятся? – с улыбкой переспросила Надя.

– Ну, в тюряге сидят, на Богатяновке, – пояснил Сашка.

– На какой-такой Богатяновке? – снова не поняла девчонка.

– Да ты что, не ростовчанка, что ли? Города не знаешь? – удивился Сашка. – Богатяновка, это Кировский. Там при Петре Первом был Богатый источник, с того и назвали район Богатяновкой.

– Интересно. А я и не знала, хоть всю жизнь в Ростове прожила, – заинтересовалась Надя.

– У нас все Богатяновку знают, – хвастливо заверил её Цукан. – Там – перед судом сидят, и после суда, когда этапа дожидаются.

– А где это – у вас?

– На Берберовке, знаешь?.. Наш посёлок по всему Ростову гремит. – Сашка оседлал своего любимого конька. – Ростов ещё до революции прославился как самый воровской город. Недаром его Ростов-папа прозвали.

– Интересно, – снова повторила Надя.

– А то нет, – всё более воодушевляясь, продолжал Сашка. – У нас мужик по соседству живёт, Жорик, – четвертак по лагерям отмотал. Ты бы его послушала. Он бывший вор в законе. Такое рассказывал...

– А что это, вор в законе? – переспросила Надя, с каким-то боязливым уважением поглядывая на Цукана.

– Вор в законе – это авторитет, не признающий никаких других законов, кроме своих, воровских. На зоне – он всегда отрицаловку держит, «козлов» давит... По жизни – только ворует. Это человек, короче.

– А остальные что же, не люди?

– Это смотря как посмотреть. Вон, Колька Кадук сидел, рассказывал. Есть черти, за пайку «куму» продадут, стукачи... Есть «козлы» – хозяину подмётки лижут. Всякие бывают.

– А ты сам не сидел? – с опаской спросила вдруг Надя.

– Бог пока миловал.

– Послушай, а тебе не надоела такая жизнь? Пьянки, драки?..

– Спрашиваешь! Ещё как надоела, да куда денешься, у нас все ребята такие.

– А ты брось этих ребят, ведь добром всё это не кончится. Хорошо, что сегодня обошлось.

– Ты про это?.. – Сашка немного поколебался. – Знаешь, я ведь соврал тебе всё про хулиганов, от «ментов» я убегал. По-глупому всё вышло. Рассказывать – долгая история... Они ведь тоже, не думай, не ангелы. Поймают – в «ментовке» все почки отобьют. Я уже был у них пару раз, знаю.

– Я так и догадалась, – сказала Надя. – Глупая, думаешь, я, ничего не понимаю? Если хочешь знать, мы тебя с Танькой Мунтян, моей одноклассницей, как-то у нас в клубе видели. Когда тебя пьяного дружинники выводили. Ваши ещё тогда драку затеяли.

– Точно, было такое дело! – чему-то обрадовался Цукан. – А у подруги твоей случайно брата старшего нет? Что-то фамилия знакомая.

– Есть. Он шофером на рейсовом автобусе работает. Хороший парень.

– Ничего чувак, – согласился Сашка. – А ты, в общем-то, тоже неплохая девчонка. Такие мне ещё не попадались.

– А какие попадались?

– Ну, сама знаешь... Не в этом дело, короче... Можно я ещё закурю?

Девчонка Сашку чем-то притягивала. Прежняя натянутость в разговоре пропадала.

– Кури, уроки, так и быть, подождут, – сказала Надя.

– А предки твои ничего... хай не поднимут?

– Они на работе.

– Может, тогда погуляем? – робко предложил Сашка.

– Нет, лучше не надо, – испуганно вскинула глаза Надя.

Сашка уловил этот испуг.

– Что, думаешь, – хулиган? Заведёт куда-нибудь... – В словах его прозвучала обида.

– Нет, что ты... Просто поздно уже. Да и милиция, наверное, ещё не уехала. Ты ведь сам говорил...

Цукана удивило, что она побеспокоилась о нём.

– Брось ты, что мне милиция! К тому же, я не дрался сегодня.

– Нет, давай лучше чаю попьем! Или кофе. Ты что будешь пить?

– Мне всё равно, давай чаю, – согласился Сашка.

– Только пить будем у нас в комнате, хорошо? Я сейчас чайник закипячу.

– Можно и в комнате, – кивнул головой Сашка.

Комната была небольшая, но уютная. Сразу возле двери стояла мебельная стенка, отгораживая угол, где находилась Надина кровать и письменный стол, от остального помещения. Над столом несколько книжных полок.

– Можно посмотреть? – спросил Цукан, кивая на книги.

– Смотри, пожалуйста, что спрашиваешь, – с улыбкой пожала плечами девчонка.

Она хлопотала возле стола, наливая в кружки дымящийся кипяток и заварку.

– Мне больше всего про войну нравятся, – перебирая тома, говорил Сашка. – А вот школьную программу терпеть не могу. Всяких там лермонтовых и гоголей... Когда, помню, в восьмом классе «Мёртвые души» задали читать – чуть не загнулся со скуки. Такая чертовщина!

– Ну не скажи. Я Гоголя очень люблю, особенно «Мёртвые души». А ты «Вия» Гоголя не читал? Его по программе не проходят.

– Это какой «Вий», кино, что ли?

– Да, экранизация повести. А ты книгу читал?

– Нет. А что, разве есть такая?

Надя, поискав, достала с полки увесистый том Гоголя в коричневом переплёте.

– Если хочешь, возьми почитай. Только потом верни, обязательно. Книга не моя, мамина.

– О чём разговор. Будет в целости и сохранности, – обрадовался Сашка. – А кино мне очень понравилось. Я после него ночь не спал, всё кошмары чудились.

– А вот и чай! – объявила Надя. – Книгу дома будешь читать, садись к столу.

– Знаешь, а мне тут нравится, хорошо живёте, – прихлебывая из блюдца, говорил Сашка. – Книжек у тебя сколько, чистота...

– Квартира маленькая, – пожаловалась девчонка. – Папе вот-вот должны новую дать. Двухкомнатную. В этой повернуться негде.

– Пустяки. Видела бы ты, как мы живём! – не согласился с ней Сашка.

– Что, тоже комната маленькая?

– Нет, хата у нас нормальная. Как три ваши. Только что толку? Отец пьёт почти каждый день, мамашу с Витькой, братишкой младшим, гоняет.

Цукан тяжело вздохнул и зло закончил: – Выведет, убью его когда-нибудь!

– Ты что, Сашка?! – быстро взглянула на него Надя.

– Да, это я так... не обращай внимания. Надоели эти пьянки-гулянки.

– А у меня папа никогда не выпивает. Он мастером на «Сельмаше» работает. А мама контроллёром ОТК.

– Тебе легче. – Сашка помрачнел и угрюмо глядел в кружку.

– Ну что ты, Саша! – пробовала его расшевелить Надя. – Хочешь, я проигрыватель включу? Ты музыку любишь?

– Валяй.

– Софию Ротару поставить?

– Ставь, что спрашиваешь. – Отодвинув чай, Цукан снова приблизился к книжной полке.

Надя включила проигрыватель и подошла к нему.

– Над землёй летели лебеди солнечным днём... – полился из проигрывателя голос популярной певицы.

Сашка сосредоточенно листал томик стихов Есенина.

– Ты любишь стихи? – спросила Надя.

– Люблю, особенно блатные песни.

– Ну песни – само собой, я их тоже люблю, только не блатные. – Девчонка смутилась. – А вот стихи?

– Смотря какие.

– Например, Есенина... Читал ты когда-нибудь Есенина?

– Читал. Не в книжках, правда, – перелистывая сборник, говорил Сашка. – Когда брат Кольки Кадука из тюряги откинулся, он мне тетрадку давал почитать, со стихами. Там много всяких стихов было. Мне особенно это понравилось:

Вот снова луной осветило

Тот старый кладбищенский двор,

А там над сырою могилой

Рыдает молоденький вор.

– Ну, это не Есенин, – поморщилась девушка.

– Наверно, но мне нравится, – пожал плечами Сашка. – Клёвые стихи, за душу берут. Я, честно говоря, и сам как-то пробовал сочинять, да Юрка Митрохин, наш поселковый поэт, высмеял... Вот у него стихи, так стихи! Тоже про лебедей.

– Может, прочтёшь?

Цукан отложил книгу, немного подумав, пошевелив губами, начал:

В озерке два лебедя белеют,

Целый день белеют на воде.

И от горя закричать не смеют,

Молчаливы лебеди в беде... –

Цукан вдруг запнулся и виновато посмотрел на Надю.

– Я слушаю, слушаю, – торопливо заверила та.

Приободрённый, Сашка продолжил. Он с воодушевлением декламировал сентиментальное стихотворение о горестной судьбе несчастных влюблённых лебедей, которым злые люди подрезали крылья. Завершалось стихотворение слезливо-патетически:

Путь, который кто-то где-то начал,

Пусть не рвётся по вине людей!

Это говорю вам я, кто плачет

Возле тех бескрылых лебедей.

Закончив читать, Сашка торопливо плюхнулся на своё место. Смущённый, он не решался взглянуть в глаза своей новой знакомой.

– Хорошие стихи, – похвалила девчонка. – Мне понравились.

– У нас всем чувакам нравятся, – сказал Сашка.

– А хорошие у тебя друзья?

– Ещё бы! Один Колька Кадук чего стоит. А Прокоша, Алик, Камикадзе... Они в огонь и в воду – со мной! Только свистну – сейчас же как из-под земли вырастут.

– А что это, фамилия такая – Камикадзе? Грузинская фамилия, да?

– Нет, это Лешка Овсянников. Мы его Камикадзе зовём за то, что он мотоциклы угоняет. Сядет на чужую «Яву», спичками заведёт и – поминай, как звали! Никакая милиция не догонит. Покатается, а мотоцикл потом где-нибудь бросит. Два раза в колонии уже сидел.

– Н-ну, это нехорошо! – нахмурив брови, осуждающе произнесла Надя.

– Нехорошо, – согласно кивнул Цукан, – а куда денешься, если у него пахан из тюрьмы не вылазит, а мамаша таскается...

– Как таскается? – не поняла Надя.

– Ну, гуляет, – покраснел от чего-то Сашка, – с мужиками... У них так принято, у женщин этих...

– А-а! – искоса взглянув на него, протянула девчонка, – понятненько...

 

Цукан возвращался домой поздно, сжимая под мышкой книгу. Настроение было приподнятое. Из головы не выходили детали проведённого с Надей вечера. Никогда ещё на душе не было так легко и радостно. Будто в родник с живой водой окунулся. Идти домой не хотелось. При воспоминании о доме у Сашки сами собой нахмурились брови. Кто его там ждёт? Пьяный до одурения отец? Мать – измотанная нуждой и постоянными пьянками отца – злая, рано постаревшая женщина? Что он видел дома за свои семнадцать лет, кроме вечных скандалов и драк родителей? Отец пил, сколько себя помнил Сашка. Бухал «по-чёрному». Хмельной – колотил мать, гонял Сашку с младшим братишкой Витькой. Мать с горя тоже иногда прикладывалась к рюмке. Участковый давно махнул на их «весёлую» семейку рукой. Милиция уже не выезжала по вызову – мать всякий раз прощала непутёвого супруга, чтобы не платить за вытрезвитель. Денег и так было в обрез. Сердобольные соседки сколько раз советовали развестись, но мать с непонятным упорством продолжала тянуть лямку. Привычка ли то была, жалость ли, слабохарактерность, а может, боязнь одиночества?.. Кто его знает. Женская душа загадка.

Чем ближе подходил Сашка к дому, тем шаг его становился неувереннее. Не хотелось омрачать так хорошо проведённый вечер. Не доходя квартала до своей улицы, Цукан решительно свернул в знакомый переулок и через несколько минут был возле дома Кольки Кадука, где обычно собиралась их дворовая компания. В окнах горел свет. Из открытой форточки вырывался бессвязный гул голосов и звон гитары.

– А-а, Цукан явился! – встретил его на пороге сильно подвыпивший Кадук. – Мы думали, тебя повязали.

– Ничего, смылся, – Сашка прошёл вглубь прокуренной, полной народа комнаты. Бережно положив свою книгу на шифоньер, присел к столу.

– Ему тут же протянули гранёный стаканчик с прозрачной жидкостью. Цукан быстро опрокинул его, почувствовав себя в родной, привычной стихии.

Помимо парней здесь было и несколько девиц. Одна, черноволосая, смуглолицая Анжела, пела «Таганку», аккомпанируя себе на гитаре. Голос у неё был приятный, и песня Цукану нравилась.

– Ну что, Кадук, поймали Мунтяна? – спросил Цукан у присевшего рядом Кольки.

– Подорвал, козёл, в гараже закрылся. Крыса стекло кирпичом кокнул, а он «дуру» где-то надыбал и – по нас из обоих стволов! Чуть Крысу не заделал. – Кадук налил себе и Цукану из стоявшей поблизости бутылки без этикетки, небрежно чокнулся, разбрызгивая на стол самогонку. – Давай, Цукан! Он, сука, от нас всё равно не уйдёт, сам знаешь...

Сашка постепенно хмелел, и радость от проведённого с Надей вечера вспыхивала ещё ярче. Он всё чаще поглядывал на сидевшую напротив Анжелу. Она, закончив петь и отложив гитару, задорно подмигнула парню.

– Что, Цукан, «чичи» пялишь? Изменилась, что ли?

– Давно не виделись... Ты, звонят, замуж вышла?

– Вышла, а что? Интересно, да?

– Где ж мужа забыла?

– Далеко, отсюда не видно.

– Ты что, Цукан, не знал, – это Бозяна баба, – встрял в разговор уже еле ворочавший языком Колька Кадук. – Ты гляди у меня, понял!.. Сам знаешь...

– Знаю, отвали, – отмахнулся от него Сашка. Он знал, что сидящий в тюрьме Бозян – один из авторитетов Берберовки, но ему было всё равно. Сашке хотелось дополнить букет сегодняшних впечатлений.

– Пошли покурим, Цукан, – предложила вдруг, понимающе сверкнув глазами, Анжела. Встала из-за стола и первая направилась к выходу.

Сашка догнал её в коридоре, жадно заключил в объятия, чувствуя, как податливо расслабляется в его руках тело Анжелы и как распускаются для поцелуя её влажные, горячие губы.

Сашка прижал её к стене и, уже не владея собой, одурманенный водкой и поцелуем, скользнул дрожащими руками по её выпуклым бёдрам.

– Ты что, Цукан, не здесь... Брось, дурак, увидят, – простонала, отпихивая его и оправляя смятую юбку, Анжела. – Пошли в сад...

 

Сашка за два дня прочёл книгу и вскоре снова был у Нади.

– Ну как, понравилось? – спросила, принимая книгу, девчонка.

– Обалденно! Неужели это Гоголь написал? Никогда бы не подумал, – признался Цукан.

– Гоголь – очень хороший писатель. Тебе и «Мёртвые души» непременно понравятся, нужно только, хорошенько сосредоточиться. Это такая вещь! – убеждённо говорила Надя.

– Ну их, с «Мёртвыми душами», – поморщился Сашка. – Мне бы что-нибудь вроде «Вия».

– Ну, это кому что. Ты чай будешь пить?

– Нет, давай лучше воздухом подышим, что дома сидеть, – предложил Сашка.

– Хорошо. Только зайдём сначала к подруге, мне вещи передать нужно. – Надя что-то завернула в газету, и они вышли.

На улице Цукан растерялся. Легко найти общий язык, сидя с глазу на глаз в уютной комнате, прихлёбывая чай и слушая музыку. Но здесь, среди прохожих и то и дело проезжающих по дороге машин, все мысли мгновенно выветрились из Сашкиной головы. Он сосредоточенно молчал, сознавая своё глупое положение, и не знал, куда девать длинные и неуклюжие руки, умевшие хорошо надавать по шее и ловко откупорить бутылку вина, но ставшие такими беспомощными сейчас, в обращении с такой девчонкой, как Надя.

Надя, поняв его затруднение, как будто невзначай взяла под руку.

– Тут недалеко, вон в том доме.

– Ничего, мне всё равно, – буркнул ещё более смущённый Цукан. Его никогда до этого не брали под руку.

Они поднялись на второй этаж. Надя позвонила. Открыл высокий, одетый в синий спортивный костюм, парень. Пукан, едва взглянув на него, отшатнулся. Это был уже знакомый ему Мунтян.

– Ты что, Саша? – удивилась Надя. – Артур, познакомься, это Саша... Татьяна дома?

– Дома, – утвердительно кивнул Мунтян, тоже не отрывая глаз от Цукана. – Да мы, кажется, с тобой, парень, знакомы!

– Было такое дело, – с вызовом процедил Сашка, стоя в нерешительности позади Нади. Он не знал, чего можно ожидать от Мунтяна, и на всякий случай приготовился к худшему.

– Ну что вы, ребята? Что случилось? – Надя переводила встревоженный взгляд с одного на другого. – Как петухи, в самом деле... Саша, пойдём, что ты не заходишь?

– Ты иди, мы тут с Артуром пока перекурим, – предложил Цукан и глянул примирительно на Мунтяна. – Закурим, брат?

– Давай. – Артур вышел из квартиры, пропуская Надю: – Иди, иди, Надя, у нас тут свои дела. Танька в спальне «Ну погоди!» смотрит.

– Глядите тут мне, чтоб без глупостей, – предупредила, проходя в коридор, Надя.

Сашка протянул Мунтяну сигарету.

– А ты ничего чувак! Помнишь, позавчера в клубе?.. Я думал, тебе хана. Молодец, короче.

– Ты один? – спросил, прикуривая сигарету, Мунтян.

– Что, подраться хочешь? – усмехнулся Сашка.

– Да нет, вообще...

– Со мной никого, не понтуйся... Да и не нужен ты мне. Это всё Кадук, дурак... С ним лучше не связывайся, а в общем, как знаешь. – Цукан сплюнул на пол и затёр плевок ногой.

– Давно ты с Надькой гуляешь? Что-то раньше не замечал, – поинтересовался Мунтян.

– Недавно... но дело не в этом... – Сашка запнулся, подыскивая слова. – Ничтяк она девчонка, как думаешь?

– Ничего, клёвая бикса, – понизив голос, ответил Мунтян.

– Бикса? – встрепенулся, быстро взглянув на Мунтяна, Сашка.

– Что, бикса? – не понял Артур.

– Да вроде не похожа она на «биксу», – смутился Сашка. – Я уж их навидался. У нас на посёлке оторвы ещё те...

– Да нет, хорошая она девчонка, – заверил Мунтян. – С моей Танькой в одном классе учится.

– А свистишь – бикса!

– Это я так, к слову...

– Из квартиры вышла Надя со своей подругой.

– Ну давай, Таня, до завтра. Мы пошли.

– Счастливо! – Татьяна быстрым, оценивающим взглядом окинула Цукана.

Сашка затушил ногой окурок и подал руку Мунтяну.

– Бывай, брат! Если что – говори, что знаешь Цукана с Берберовки, ни один шакал не тронет.

На улице Надя снова взяла Сашку под руку.

– Побеседовали о своих делах?

– Так, побазарили малость. Он вообще-то чувак правильный. Предупрежу наших, чтоб не трогали.

– А тебя послушаются?

– Не все, но для многих моё слово – закон. Знают, с кем связываться...

– Интересно вы вообще-то живёте.

– Живём, как все. Взрослые, думаешь, не так живут? Кто сильнее – тот и наверху. Только у нас морды нужно бить, а у взрослых – в партию записаться. А так, одна чертовщина...

– А у Татьяны отец тоже партийный. Недавно в ГДР ездил, говорящую куклу Таньке привёз, джинсы, жвачки, – целую кучу подарков. Мешочек ещё есть, со смехом. Кнопку нажмёшь – он как захохочет на всю комнату. Но мне особенно кукла понравилась, такая забавная.

– Куклы и у нас есть, я как-то в ЦУМе видел. Тоже говорящие, – сказал Сашка, и тут же запнулся. В голове у него родилась идея...

 

Через несколько дней он шёл к Наде, сжимая под мышкой большую картонную коробку с говорящей куклой, купленной на не совсем честно добытые деньги.

Цукан решил, что это уж верно, в последний раз!.. Но что ему ещё оставалось делать: у вечно пьяного отца рубля никогда не допросишься, злая, как мегера, мать еле сводила концы с концами, а Сашке позарез нужны были деньги для покупки приглянувшейся в Центральном универмаге вещи. И он, подобрав компанию, пошёл, как всегда, к общежитию гэпэтэушников на Сельмаше, «бурсаков», как называли их местные. Сашке нужны были только деньги, и он предупредил своих, чтоб зря никого не трогали.

На улице было уже темно. Прохожие, наученные горьким опытом, обходили подозрительную компанию по другой стороне улицы. Сашка с дружками стоял за углом пятиэтажного общежития. Они перестревали подходившую очередную жертву, грубо требовали «бабки». «Бурсаки» не сопротивлялись, – были все приезжие, в основном из деревень, и как огня боялись местную шпану. Они торопливо выкладывали на Сашкину ладонь серебро, скомканные рубли и трёшки. Подозрительный Колька Кадук приказывал кому-нибудь ещё и попрыгать, не зазвенит ли припрятанная мелочь!

Один здоровый – косая сажень в плечах – заплакал.

– Немае у мэнэ грошей, хлопци! Немае!

«Хохол», как сразу окрестили его пацаны, плакал, а сам норовил выскользнуть из плотного кольца. Сашке стало вдруг противно и стыдно за плачущего. Сам он никогда ни перед кем не унижался и не терпел это в других.

– Брось эту, мразь, Кадук, ну его! Руки марать...

Но Колька Кадук левой рукой ухватив «бурсака» за грудки и чуть-чуть потянув на себя, зверски ударил в зубы. «Бурсак» замычал, захлёбываясь кровью, и рванулся с такой силой, что оставил в Колькиных руках выдернутый «с мясом» ворот рубашки…

Цукан шёл к Наде и с отвращением вспоминал этот случай. Раньше он, может быть, и не придал бы ему большого значения, но теперь, после знакомства с девушкой, в Сашкиной душе назревал какой-то перелом. Он понимал: узнай Надя о его вчерашних проделках у общежития – конец их дружбе! Даже слабое оправдание, что сам он лично никого не бил, не успокаивало. Конечно же, вчерашнему не было никакого оправдания.

Цукан убыстрил шаг, стараясь поскорее миновать рощу, издавна служившую пристанищем для всякого рода городского хулиганья. Сашка был парень не робкого десятка, многим пацанам в посёлке доставалось от его крутых кулаков. Но сейчас он не хотел встретиться с кем-нибудь из дружков, опасаясь непременных насмешек по поводу говорящей куклы.

Была осень. На дорожке стояла грязь. От быстрой ходьбы по влажному асфальту он заляпал неумело отглаженные брюки.

Впереди за деревьями мелькнули вдруг какие-то фигуры, раздался пронзительный разбойничий свист, и на дорожку высыпала живописная компания Кольки Кадука.

«Легки на помине!» – с досадой подумал Цукан и, изобразив на лице вымученный призрак улыбки, поздоровался:

– Здорово, Колька!

– Привет, Цукан! – откликнулся тот и подмигнул своим. – На б….и канаешь? Что за бикса?

– Да так, снял одну тёлку, – небрежно, в тон ему ответил Цукан и сделал слабую попытку миновать весёлую компанию.

– А что это у тебя за коробок, Цукан? – спросил Колька с нотками издёвки в голосе.

– Не видишь, обувь, – криво усмехнулся Сашка.

– А что такая большая?

– Сорок седьмой размер!.. Ну всё, Кадук, я погнал, некогда.

– Погоди, Цукан, дело есть, – остановил его Кадук и кивнул в сторону рощи. – Погнали побазарим?

Цукан взглянул на часы и согласился. У него ещё было время.

Ломая ветки молодой поросли, прошли неглубоко в чащу. Расположились на поваленной сухой акации. Колька Кадук вынул «Беломор» и чёрный, остро пахнущий коноплёй, шарик. «Дурь»! – догадался Цукан, с интересом наблюдая за действиями приятеля.

Колька размял на ладони шарик, смешал его с табаком, выпотрошенным из папиросы. Затем снова ловко забил всё это в «беломорину». Кто-то поднёс спичку.

– Будешь? – спросил Кадук, глубоко затягиваясь и выпуская в лицо Цукану облако сизого пьянящего наркотического дыма.

Сашка не удержался от соблазна, хватанул пару затяжек. До этого он не раз уже пробовал анашу, но сильно этим делом не увлекался, считал – лучше выпить.

«Косяк», как называли папиросу пацаны, торжественно поплыл по кругу.

– «Пяточку» мне оставьте, да смотрите пепел не сбейте! – предупреждал курильщиков Колька.

Ему вскоре передали «пяточку» – почти сгоревшую папиросу со столбиком едва державшегося на ней пепла. Как объясняли заядлые курильщики, в «пяточке» был самый смак!

От выкуренного – в Сашкиных глазах зарябило. Роща снялась с места и медленно поплыла вместе с Колькной компанией. Откуда-то издалека до Цукана доносился слабый, еле слышимый голос Кадука:

– Йога с Пецей вчера с полей вернулись... из Краснодарского края. Два чемодана «дури» припёрли... Едем, Цукан! Завтра...

Цукан отстранил Кадука и, взглянув на часы, поднялся на непослушные ноги.

– Едем, Цукан... на поля, – продолжал тянуть волынку Колька.

– Пошёл ты, Кадук... Не хочу! – с силой тряхнул головой Сашка и, сжимая под мышкой коробку с куклой, решительно зашагал прочь.

– Анаша, анаша, до чего ж ты хороша! – дурашливо кто-то затянул позади. Оргия была в полном разгаре.

 

«Это уж верно – в последний раз!» – думал Цукан, выныривая из рощи. Мир перед глазами ломался и уплывал кусками... Цукан сделал шаг на шоссе, отделявшее рощу от посёлка Строителей, где жила Надя, и... перелетел его, мягко приземлившись на другой стороне, под липами!..

При виде подарка Надя растерялась.

– Зачем, Саша? Нет, я это не возьму, не выдумывай! Что у меня день рождения, что ли?

– Да брось ты, в самом деле... Бери, какое день рождения. Сашка чуть ли не силой всучил девчонке коробку с куклой, смущённый не меньше самой Нади.

– Знаешь, если ты мне будешь делать такие подарки!.. – Надя не договорила, не зная, чем бы пригрозить Сашке, но по лицу Цукан догадывался, что подарок пришёлся ей по душе.

– Ладно, хватит об этом. Пойдём лучше по улице прошвырнёмся, – нарочно грубовато предложил он.

– Саша! – Девчонка с напускной строгостью взглянула ему в глаза. – Обещай мне, что больше такое не повторится. Что это ещё за новости?!

– Ну, обещаю. Пойдем, погуляем.

– Хорошо, подожди меня немножко, я переоденусь. – Надя сделала шаг вглубь квартиры, затем, что-то вспомнив, быстро обернулась.

– Большое спасибо, Саша! Я сейчас.

Дверь за ней захлопнулась. Цукан, не успев сказать «пожалуйста», с шумом сбежал на первый этаж. Анаша всё еще давала о себе знать. Настроение было непонятное: голова кружилась, во рту пересохло, сильно клонило ко сну…

– Послушай, пошли в кино, в аэропорту классный фильм идёт, – предложил он Наде, когда она вышла из подъезда. Ему не хотелось сейчас бродить по улицам посёлка, а в клубе можно было незаметно покемарить во время сеанса.

– Это на «Неуловимых мстителей»? Я этот фильм уже три раза смотрела, – призналась Надя.

– А я целых пять, и ещё бы пошёл! Но если ты не хочешь... – замялся Цукан.

Надя колебалась.

– Уроков на завтра много задали. И маме помочь надо…

– Ну что ж... – огорчённо пожал угловатыми плечами Сашка. У него был такой растерянный вид, что девушке стало его жалко.

– Хорошо, пойдём в кино... Я только не знаю, как мама...

Разговор по дороге не клеился. Сашка невпопад отвечал на Надины вопросы, курил одну сигарету за другой и никак не мог придумать, о чём бы спросить в свою очередь. Настроение испортилось совсем. Во рту по-прежнему горело от выкуренной анаши, воспоминание о вчерашнем случае у общежития «бурсаков» вызывало мучительную душевную боль.

– Что сегодня с тобой, Саша? – заметив его состояние, осторожно спросила Надя.

– Так, дома с предками поцапался, – угрюмо буркнул Цукан. Он с горечью подумал сейчас о глубокой пропасти между Надиной чистотой и невинностью и тем миром зла и насилия, в котором вращался он. Несоответствие можно было ликвидировать только одним способом: навсегда порвать с этим миром. Но как порвёшь, если он засасывает, как болото?

На улице между тем стемнело. Зажглись редко где горевшие фонари. Подул сырой, пронизывающий ветер.

– Ты смотри, как похолодало, – зябко поёжилась Надя. – Мы в прошлое воскресенье с ребятами на базу отдыха ездили, купались. Вода ещё ничего была, а сейчас, наверное, не искупаешься

– А что за ребята? – насторожился Цукан.

– Мои друзья. Девчонки из нашего класса были, Артур Мунтян.

Цукан помрачнел.

– Он что, ухаживает за тобой, Мунтян этот?

– Что ты, Саша?! – Надя рассмеялась, взглянув в его хмурое лицо. – С чего ты взял?.. Да что с тобой, в самом деле?

– А ничего. Не хочешь со мной гулять, так и скажи, – с обидой в голосе проговорил Сашка.

– Ну, это уже совсем никуда не годится! – строго сказала Надя и остановилась. – Саша, я тебя не узнаю.

– Да это я так... настроение что-то паршивое. Ладно, пошли.

Сашка понял, что сморозил глупость. Однако в душе остался неприятный осадок. Задело то, что помимо него Надя, оказывается, гуляет ещё с кем-то и даже ездит на базы отдыха.

Когда приблизились к кинотеатру в аэропорту, оба невольно вздрогнули. За углом, прямо на их пути кучковалась какая-то шумная компания. В полумраке маячили многочисленные светлячки сигарет. Кто-то с бульканьем прикладывался к бутылке.

– Хорош, Крыса, присосался! – донеслось оттуда.

Сашка узнал пьяный голос своего дружка Кадука. Надя замедлила шаг, сильнее сжала Сашкину руку.

– А-а, Цукан! – шагнул Колька Кадук навстречу приятелю. В руке у него была водка. Колька был невменяемый. Давно не стриженый чуб его зло лез на глаза, поднятый воротник куртки придавал лицу хищное выражение. Вслед за главарём двинулись собутыльники – в основном не знакомая Сашке шпана с верхнего края посёлка.

Надя потянула прочь от этих пьяных, злых хулиганов, но Сашка её удержал. Он понимал, что Кадук так просто не отвяжется. Пьяный дружок был противен, как вообще любой пьяный – трезвому. В душе закипала злоба.

– Пей, Цукан! – Кадук протянул Сашке водку. Тот резко оттолкнул бутылку и с ненавистью посмотрел в глаза Кадука.

– Зажрался, Цукан? – обиженно скривился Колька, хватая его за руку. – А это что за чувиха? Твоя?.. Чуваки, Цукан ссучился!

– Уйди, Кадук, убью! – угрожающе прохрипел Сашка, делая попытку выбраться из обступившей его толпы. Надю он пропустил вперёд и шепнул:

– Иди, я догоню.

Дальнейшее произошло в считанные минуты. Надя вскрикнула, увидев, как на Сашку навалились со всех сторон. Принялись бить, попадая в сутолоке друг в друга. Цукан расшвырял их. На него насели новые. Колька Кадук бил бутылкой, из которой выплескивалась на дерущихся недопитая водка.

– По-мо-ги-те! – закричала девушка и бросилась в Дом культуры авиаработников, возле которого кипела драка. Позади раздался звон разбитого бутылочного стекла и страшный в своей решительности крик Цукана:

– Не подходи, падла, убью!

Где-то вдали, у здания аэровокзала затрещал милицейский свисток. Надя оглянулась. Громко топоча по асфальту, шайка Кадука разбегалась в разные стороны. На месте недавнего побоища остался один Сашка. Он стоял, тяжело привалившись к беленой стене кинотеатра. В правой руке поблескивало разбитое розочкой горлышко подобранной бутылки. По липу его текла кровь, смешиваясь с потом. Ноги подрагивали в коленях.

– Сволочи, хулиганьё проклятое, что с парнем сделали! – завыла дурным голосом выскочившая на шум из кинотёатра кассирша.

Опередив её, Надя метнулась к нему.

– Сашенька, родной, что с тобой?! – по лицу её градом катились слёзы. Она целовала его в щёки, в губы, чувствуя на своих губах солёный, приторный вкус чужой крови.

Сашка через силу улыбнулся. Несмотря на боль во всём теле он ощутил необычный прилив радости. Ведь так как Надя, Сашку целовали едва ли не первый раз в жизни.

Их обступили. Бестолково загалдели, заспорили... Сашка ничего этого уже не слышал. Силы внезапно оставили его. Он выронил горлышко бутылки, приложил ладонь к рассечённому лбу, отнял её, посмотрел на кровь и начал медленно сползать по стене на землю.

 

1987 – 1991

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/