Было холодно, очень холодно. Она лежала прямо на снегу, и легкий морозный ветерок нежно ласкал её спокойное и прекрасное лицо. Одинокие крупные снежинки медленно падали, укрывая одеялом вечности. Её душу постепенно обволакивало счастливое безразличие. Скоро наступит тот момент, когда она воспарит над жестокой землёй, скинув с себя все непосильные тяготы и больное израненное тело.

Вдруг невероятный шум прервал её блаженное расставание с жизнью. Звук напоминал грохот пустых жестяных банок. К ней вернулось всё: и слух, и чувство дикого холода, и невыносимая боль израненного тела. Она дрожала, руки и ноги окоченели, а зубы выстукивали дробь. С трудом открыла тяжёлые веки и начала медленно осознавать реальность. Она лежала на больничной койке, её покрывало тонкое застиранное одеяльце, а перед ней вместо стены было огромное окно от потолка и до пола, вот из него и веяло морозом. Но зато вид был ошеломляющий: палата располагалась на последнем этаже высотного здания и словно парила над ночным проспектом. Было видно огромное бездонное звездное небо, редкие крыши высоток с сигнальными фонарями и больше ничего. Полное ощущение полёта.

Она вздрогнула от неожиданного звука дребезжащих пустых консервных банок, которые неистово бились обо что-то железное. Повернуть голову она не смогла, но, скосив глаза, увидела большой старый холодильник. Скорее всего, он был пуст, и когда мотор включался, то сотрясал железные полки, которые и издавали этот жуткий шум.

Тело невыносимо болело и тряслось от леденящего холода. Она решила позвать на помощь, но не получилось, рот был запечатан запёкшейся кровью и чувствовался противный вкус солёного металла на языке, а не вкус райского яблока, которое она успела откусить в забытьи. Что делать? Надо как-то привлечь внимание, а для этого необходимо расклеить рот. Она начала воображать, что надкусывает лимон, и рефлексы сработали, стала поступать слюна. Просчитала время тишины и время грохота старого холодильника. Во время паузы сначала она просто стонала, а потом смогла тихо звать на помощь, но её никто не услышал и никто не пришёл.

Небо стало постепенно менять свой цвет, густой чёрный бархат ночи постепенно менялся на тёмно-серый атлас зимнего утра. Некоторые звёзды погасли. Ленивый рассвет вступал в свои права.

Дверь со скрипом открылась, и кто-то шаркающей походкой стал приближаться к кровати. Свет в палате зажёгся. Застрекотала и замерцала единственная лампа дневного света. Всё окрасилось в мертвенно-голубоватый цвет.

Над больной нависла медсестра, которая неуверенно держалась на ногах. С опухшим от пьянки лицом и нечесаными, свалявшимися лохмами. Вкупе с грязным и мятым халатом зрелище не предвещало ничего хорошего. Не говоря ни слова, она молча и грубо схватила руку больной и резко повернула, чтобы были видны вены.

Женщина поняла, что сейчас начнётся пытка, и закрыла глаза, сжав зубы. Она понимала, что попадание иглы в вену практически равняется нулю, так как обе тряслись: одна от жуткого холода и страха, другая с перепоя. От невыносимой боли больная потеряла сознание.

Когда очнулась, то увидела, что обе руки небрежно забинтованы, и на бинтах проступили красные пятна. Она застонала и безнадёжно отвернулась к стене.

***

Зазвонил служебный телефон, когда медсестра Леночка заполняла журнал о проведенных по отделению процедурах. Она поморщилась, но взяла трубку:

– Да. Тринадцатое слушает.

– Ленок, привет. Главный пошёл с обходом, злющий такой. Ты предупреди там свою Крысу.

– Ага, поняла, спасибочки.

Лена с раздражением закрыла журнал и направилась по коридору. У двери с надписью «Заведующий отделением Крысина Е.Е.» остановилась и бодро постучала. За дверью раздалось сонное:

– Да. Входите.

– Елена Евгеньевна, по клинике объявлено «штормовое предупреждение». Будем что-нибудь делать?

– Да я думаю, что нет. Он уже давно забыл дорогу к нам. Мы отхожее место в его понятии и поэтому не стоим внимания. Но на всякий случай, если чудо случится и он появится, необходимо перекрыть ему возможность заглянуть в палаты, где «отказники» лежат. Но я уверена – тревога ложная.

– Ладушки, всё поняла.

Лена аккуратно прикрыла дверь, а про себя подумала:

«Вот лахудра, день только начался, а она уже накачалась «колесами». А ведь хорошим специалистом была, пока не подсела на «дурь» после какой-то личной трагедии. Другого бы выкинули с работы в два счёта, а её нет, пожалели, спрятали подальше от глаз людских. Причина в том, что она училась вместе с главным, так сказать – «однокашники», вот оттуда и жалость к ней».

«Отказниками» назывались больные, которыми не интересовались близкие. Было принято мудрое решение: если они никому не нужны, то и зачем их лечить, только лекарство понапрасну тратить, да и денег не срубишь с родственников. Напрасный труд. Что, здесь богадельня какая-нибудь, что ли?

Но Леночка решила подстраховаться и поэтому пробежалась по этим злосчастным палатам, и не напрасно. Надежда на то, что за ночь, может быть, кто-нибудь всё-таки окочурится, оправдалась. Освободилось одно место. Дедок преставился. Она и близко не подошла к трупу. Страсть, как боялась их, ещё учась в медицинском. Даже хотела бросить училище. Сейчас же только заглянула в палату и по неестественно застывшей позе больного поняла, что дед отмучился.

Пришлось позвонить в морг и попросить побыстрее вывезти тело из отделения, а то всё может случиться, а ей не хотелось терять премию. Пока ждала представителей из «последнего приюта», так они весело называли морг, стала искать карту больного, чтобы сделать последнюю запись в жизни бедолаги. С большим трудом отыскала, та лежала на самом дне, так как больным давно никто не интересовался. Её неприятно поразила дата рождения старика. Он оказался ровесником её отца, то есть ему было всего пятьдесят три года от роду. Ну надо же, какие разные судьбы!

Ленин папенька давно не жил с семьёй, съехал от них с матерью, как только начал прилично зарабатывать. Бизнес раскрутил, высоко поднялся, совсем забыл прежнюю семью. Теперь у него другая жена, моложе дочери на несколько лет.

Контактов с родным отцом не осталось никаких, нооднажды Лена переступила через свою гордость, и ничего не сказав матери, позвонила ему с просьбой о встрече, тот помялся и нехотя назначил свидание в крутом ресторане в обеденный перерыв.

Когда Елена подъехала, то её не пустили внутрь, и только после унизительного телефонного звонка отцу она смогла пройти.

Стол был накрыт на одного. Елена сидела напротив, на самом крае стула и смотрела на своего отца. Она с трудом нашла черты прежнего любимого папы. Перед ней сидел выхоленный моложавый  загорелый мужик и, не переставая жевать, вёл беседу, желая как можно быстрее разделаться с неприятным вопросом:

– Зачем пожаловала?

– Пап, я пришла без ведома мамы, ты уж не проговорись, прошу тебя.

Отец поморщился, ему не понравилось слово «папа» от великовозрастной дочери, он же ощущал себя молодым.

– Ну, что надо?

– Пап, я пришла попросить у тебя денег на шубу.

Он раздражённо бросил приборы на стол и презрительно спросил:

– А что, сама-то не можешь заработать?

– Я же в медицине, а там мало платят. Зима холодная, а пальтишко старое. Я копила, но мама заболела осенью, пришлось деньги потратить, чтобы её на ноги поставить. Пап, ну дай, пожалуйста.

Лена готова была провалиться сквозь землю от унижения. Она как чувствовала, что ничего кроме стыда не получит. Но детские воспоминания, как папа любил её и баловал, как наряжался в деда Мороза, как дарил ей подарки, как встречал из школы, поселили в ней ложные надежды.

Теперь перед ней сидел совершенно чужой человек, который только внешне, да и то не очень, напоминал ей отца.

Он ещё раз с раздражением бросил приборы на стол. Обед был безнадёжно испорчен и чтобы побыстрее спровадить дочь, он вытащил портмоне. Вынул из объёмной пачки несколько купюр и небрежно, словно подачку, бросил их на стол. Лена умоляюще посмотрела на него, он, не выдержав взгляда, добавил еще несколько бумажек со словами:

– Это последний раз, смотри, чтобы в привычку не вошло.

И резко встав из-за стола, ушёл.

Елена повторила про себя его слова: «Последний раз?! Так он был и первым!» Она с горечью собрала брошенные деньги и подытожила: «Ну и ладно. Пять минут позора, зато шубка на всю жизнь». И взяв пирожное со стола, тоже покинула ресторан.

Её мысли были прерваны голосом санитара Генки:

– Эй, очнись, красавица. Кидай папку на жмурика. Нам некогда, что думаешь, ты одна нас осчастливила?! По этажам ещё придется побегать, пособирать «итоги» вашего лечения.

Лена так и хотела сделать – ловко бросить тонкую папку на простынь, под которой лежал труп ровесника её отца, но что-то не дало так поступить. Она поднялась со стула и подошла к каталке.

Генка же не упустил случая, и обхватив Ленку за талию, притянул к себе и смачно поцеловал  в губы. Она же с брезгливостью оттолкнула его от себя, сказав:

– Генка, совсем охр-л? Фу, гадость какая, от тебя мертвечиной несёт!
Мужик заржал и весело ответил:

– Тоже мне цаца! Пахну формалином, как и положено.

Она же с непонятным страхом приподняла край простыни. Вскрикнула и упала в обморок.

Елена очнулась от резкого запаха нашатыря, над ней склонилась её подруга Ольга из интенсивной терапии.

– Ну, Ленк, ты даёшь! Генку так напугала, что он быстро слинял со своим жмуриком, и я не успела ничего толком узнать. А что случилось-то?

– Да ничего страшного, просто низкое давление у меня, вот голова и закружилась.

– Что-то хитришь подруга, но пытать не буду. Захочешь, сама расскажешь. Ну, ты как? Я могу идти? А то у нас там по скорой привезли несколько полутрупов с автоаварии, работы навалом.

– Всё нормально, иди. Спасибо тебе.

– Ну, я побежала, если что, звони.

Лена встала и прошлась по коридору, чтобы привести свои мысли в порядок, когда же повернулась, то столкнулась нос к носу с Главным, от неожиданности ойкнула, а он сердито посмотрев на неё, строго спросил:

– А что это вы в таком помятом виде?

Это точно, у него пунктик по поводу униформы, сам всегда в белоснежном накрахмаленном халате ходит. Вся клиника слухами полнится, все бабы извились вопросом, кто ему стирает?

– Так, позовите Елену Евгеньевну для обхода отделения. Ну, что вы стоите, выполняйте.

– Николай Николаевич, понимаете, у Елены Евгеньевны резко поднялось давление, и она уехала домой, – ловко соврала медсестра.

– Так, понятно. Значит, вы берёте все карты и сопровождаете меня на обходе. Пошли.

Благополучно обошли всё отделение. Остались только запретные палаты. Медсестра не знала, что сделать, чтобы не пустить Главного к «отказникам».

– Лена, что вы остановились? Идёмте дальше.

– Николай Николаевич, а там пустые палаты, там никого нет. Был один дедушка и тот помер сегодня.

– Тем более никого не потревожим, а я посмотрю «пустые» палаты на предмет ремонта.

Она поняла по интонации, что Главный всё знает, ему кто-то настучал. Он же уверенно толкнул дверь первой.

В палате было четыре кровати и только одна занята. Они подошли ближе. Это была женщина. Она лежала, отвернувшись к стенке. Лена громко сказала:

– Женщина, повернитесь, обход идет.

Действия не последовало. Медсестра наклонилась и тут же отшатнулась, только и вымолвила «ой» и прикрыла рот ладошкой. Николай Николаевич оттолкнул её, и, пощупав у больной пульс на шее, резко повернул женщину на спину, крикнув Лене:

– Срочно реаниматоров сюда!

Сестру словно сдуло, а он начал делать искусственное дыхание.

Когда всё закончилось и больную уже живую увезли в реанимацию, Николай Николаевич устало спросил:

– Кто она? Вы же сказали, что здесь никого нет.

– А это – Никто.

– Как это никто?

– Её привезла полиция с черепно-мозговой травмой. Нашли в городском саду на заснеженной скамейке без сознания и без документов. Проходит у нас, как «Неизвестная».

– Это непорядок, хоть временно надо дать имя. Сегодня у нас какое число?

– Двадцать пятое, а что?

– Сегодня двадцать пятое января – день Татьяны. Так что возьмите ручку и напишите на папке – Татьяна Николаевна Голицына.

Елена удивлено вскинула брови.

– Да, да. Напишите мою фамилию, пока она не вспомнит свою. Я кажется, заслужил. И отнесите медицинскую карту в реанимацию. Да, и скажите там, что эта пациентка под моим личным контролем.

Николай Николаевич вышел из пустой палаты и прошел в конец коридора, остановился у двери заведующей отделением. Тихо постучал. Ему никто не ответил.

– Евгеша, открой, я знаю, ты там.

В ответ послышался пьяный голос:

– На сегодня приём больных закончен.

– Приём закончен, мать твою, – и с этими словами, доктор Голицын одним ударом ноги выбил замок. Дверь распахнулась. За столом сидела пьяная женщина и исподлобья смотрела на вошедшего.

– Опять в неадеквате! Сколько можно?

– Сколько можно? Это ты у меня спрашиваешь, – взбеленилась женщина, – ты, который испоганил всю мою жизнь...

Голицын поморщился, он терпеть не мог пьяных, особенно пьяных баб. Спокойно сел напротив в кресло и, сложив, длинные пальцы хирурга домиком, посмотрел на неё.

– Евгеша, тебе не надоело? Больше двадцати лет прошло, а ты всё не угомонишься. Ведь это твоя инициатива была, это ты подсыпала мне снотворного и уложила в кровать. Какие претензии ко мне?

– Я тебя лю-би-ла, – захлёбываясь пьяными слезами, трагично произнесла женщина.

– Ой, неправда. Когда меня распределили на Урал, ты сразу нашла успокоение в браке с Олегом. И только когда я вернулся через несколько лет в Москву, ты начала меня осаждать и шантажировать, а я просто пожалел тебя. Но теперь хватит. Терпение моё закончилось. До чего довела отделение – по два трупа в день. Сама превратилась в горькую пьяницу. Сегодня же пишешь заявление об уходе, поняла?! А если не напишешь, то я тебя уволю по статье. Всё, прощай.

Елена еле добралась до дома, смена выдалась непростой. Как хорошо, что живёт в центре, ну и пускай, что хрущёба, зато не надо на дорогу время тратить.

При виде родной пятиэтажки тепло разлилось в груди. Всё родное, всё знакомое. Её сюда привезли прямо из роддома. В соседний детский садик ходила, в школу, что через дом и училище закончила при Боткинской больницы, туда тоже пешком дойти можно. Своя крохотная родина в огромном мегаполисе.

Поднялась на третий этаж и позвонила. Через минуту послышались до боли знакомые шаги. Сердце от радости сжалось. Как мы порой  не ценим то, чем владеем, и только потеряв, понимаем, как мы были счастливы, но уже поздно, ничего не вернуть, ничего не исправить. Что за грустные мысли? Наверное, день был очень тяжёлым, хорошо, что не ночное дежурство выпало.

Улыбающаяся матушка приобняла дочь и родным до дрожи голосом сказала:

– Леночка, наконец-то, заждалась тебя. Давай скорее мой руки и за стол, всё уже готово.
Еда не лезла в горло, видно перенервничала сильно. Мать сразу же заметила:

– Что-нибудь случилось?

Помолчав немного, дочь все-таки решила поделиться своими мыслями.

– Мам, знаешь, сегодня такой удивительный случай произошёл, что я не могу понять, что это было.

– А ты расскажи, может вместе найдём разгадку.

– Сегодня у нас в отделении умер одинокий мужчина. Он не в мою смену поступил, а потом оказался в палате, которую я не курирую, и поэтому я никогда раньше его не видела, а вот сегодня, когда оформляла в морг, почему-то подошла и, откинув край простыни, посмотрела на него и…

Лена замолчала, а матушка заботливо спросила:

– Ты что испугалась, что случилось-то?

– Знаешь, я сначала и говорить-то об этом тебе не хотела. Да вот почему-то сейчас решила рассказать.

– Так не томи. Что не так с этим мужчиной?

– Понимаешь, он очень похож на отца, почти одно лицо и ровесники, только он старше выглядит и фамилия другая.

Лена была не готова к последовавшей реакции матери. Та как-то неожиданно вскрикнула и, закрыв лицо руками, начала плакать.

– Мам, ты что?

Но она только отмахнулась, плач становился сильнее. Было понятно, что сейчас начнётся истерика. Лена рванула за лекарствами в комнату, когда она вернулась, мать сидела на полу и билась об стенку, рыдая.

Ночь прошла тревожно. Обе не спали: дочь боялась за единственного родного человека, мать терзалась сомнениями и тяжёлыми воспоминаниями прошлого.

– Лен, ты не спишь? – шёпотом спросила мама.

Дочь сразу приподнялась над подушкой:

– Мам, тебе плохо?

– Деточка, подойти ко мне. Знаешь, нам непременно надо прямо с самого утра поехать к тебе на работу. Ты должна показать мне этого человека, я боюсь, что это он.

– Кто он?

– Потом скажу, а пока иди и попробуй уснуть.

Только к самому утру Елена забылась тревожным сном, тяжёлые предчувствия легли камнем на сердце.

Морг. Генка отозвал Лену в сторону и тихо сказал:

– Ты смотри поаккуратнее с матушкой. Здесь такое бывает на опознании, что «мама родная».

Лена оттолкнула его со словами:

– Не каркай,– а сама порадовалась, что догадалась взять с собой лекарство.

Они подошли к каталке с трупом. Мать кивнула головой, что означало: она готова. Генка откинул край простыни.

Минута, две – у женщины подогнулись колени, и она стала медленно оседать вниз. Еле успели подхватить. Диагноз – инфаркт.

Лена сидела около кровати матери и благодарила Бога, что послушалась её и окончила медицинское училище, а то бы сейчас маршировала как другие под окнами клиники и умирала от неизвестности и бессилия. В реанимацию никого не пускают, а она вот рядом, здесь, готова в любую минуту оказать необходимую помощь. Но помощи пока не требовалось, так как мама была без сознания и в искусственной коме.

Лена смотрела на спокойное и какое-то чужое лицо матери и всё мучилась вопросом,  кто был тот человек. Почему такая бурная и неадекватная реакция последовала на простой рассказ Елены о неизвестном покойнике? А результатом опознания явился тяжёлый инфаркт, значит, мама угадала верно. Но кто же он?

Дверь в палату тихо приоткрылась, и на пороге появился Главный. Он подошёл к кровати, взглянул на мерно жужжащие мониторы, послушал пульс больной и остался доволен.

– Что же случилось, Елена?

– Сама не знаю, но есть предположение, что тот человек, который в морге, мамин знакомый и очень дорог ей.

– Понятно. Значит так, можете не волноваться по поводу работы, я распорядился временно перевести вас в реанимацию. Теперь у вас есть возможность круглосуточно находиться здесь, но у меня будет к вам одна просьба. В соседней палате находится наша общая знакомая – Татьяна Николаевна, так вот, когда вы будете выходить в коридор, не сочтите за труд заглянуть и к ней. Я её спас и уже несу какую-то ответственность за неё. Согласны?

– Ой, Николай Николаевич, огромное вам спасибо. По поводу Татьяны Николаевны, можете не беспокоиться, прослежу.

Главный был прав, в ночь случился кризис, и сердце Татьяны опять остановилось, но обостренный слух Елены услышал сбой в сигналах аппарата и персонал вовремя провел необходимые мероприятия. А могли бы и пропустить, но видно на небе решили, что женщине рано покидать землю, по стечению обстоятельств только за одни сутки её дважды возвращали к жизни.

Лена смиренно ждала, когда её матушка придет в себя, но уже к утру усталость взяла верх и девушка задремала.

Словно лёгкий летний ветерок коснулся её лица, она открыла глаза и увидела, что мама очнулась и пристально смотрит на неё.

– Мамочка, родная!

Матушка приложила палец к губам, а потом поманила Лену к себе. Лена поняла её, встала на колени и как можно ближе наклонила голову. Мать говорила очень тихо и с большими паузами:

– Не перебивай, у меня мало времени. Слушай. Жили два брата-близнеца, оба ухаживали за мной. Одного я полюбила всем сердцем, и мы решили сыграть свадьбу, но за несколько дней до неё он исчез, а я поняла, что осталась беременной. От горя неизвестности лишилась рассудка, совсем ничего не понимала. Но их родня поступила по-хитрому, решили не отменять мероприятие. Нарядили меня невестой и сыграли весёлую свадьбу. Так я стала женой брата, потом родила тебя. Он же посчитал тебя своим ребёнком. Все мои попытки выяснить, где мой возлюбленный и твой отец не увенчались успехом, только один раз пожалел меня генерал и намекнул, чтобы я не искала его и что я могу гордиться им, так как он исполнил свой интернациональный долг. Я смирилась. И вот ты рассказываешь мне вчерашнюю историю о неизвестном человеке, который очень похож на твоего отца. Я поняла, что кровь позвала тебя, и Бог решил в награду мне дать возможность проститься с любимым. Отца не спутаешь, у него над сердцем родимое пятно в виде креста. Это был он! У меня к тебе просьба, похорони нас вместе. Значит такая судьба, иначе бы мы не встретились с ним.

– Мама, что ты! Ты будешь жить, мне сказали, что кризис миновал.

– Нет, не буду, он уже пришёл за мной такой молодой и красивый и ждёт, так что прощай и помни, я ухожу счастливая.

Мать закрыла глаза. Все линии на мониторе стали прямыми и звук сигнала однообразным. Ещё одна душа отлетела в мир иной.

Деньги, выпрошенные на шубку, пригодились, пошли на двойные похороны, знать «папе» жалко было их.

На девятый день, прибирая могилу, Елена обнаружила незнакомый венок, на ленте которого было написано: «Брату и жене, которая так и не стала моей».

***

Лена первый день как вышла на работу после печальных событий. Она была безмерно благодарна главному врачу за ту заботу, которую он проявил к ней, к простой, ничем не примечательной медсестре огромного коллектива.  Он  выделил ей большую материальную помощь и оформил краткосрочный отпуск.

По местному телефону передали, что её вызывают к начальству. Девушка обрадовалась этой возможности поблагодарить его лично за такую неоценимую и своевременную помощь.

Когда она появилась в роскошной приемной, то красивая секретарша, оценивающе оглядев Елену, сказала:

– Проходите, вас ждут.

Лена даже смутилась такой чести. Её ждут, отложив все срочные дела по огромной клиники. Тихо постучала в дверь и услышала в ответ:

– Да, входите.

Она стеснительно проскользнула в кабинет и встала у двери.

Николай Николаевич оторвал взгляд от документов, лежащих на столе, встал и подошёл к Лене. Он приобнял девушку за плечи и тихим голосом сказал:

– Елена, примите мои самые искренние соболезнования, хотя я понимаю, что в такой ситуации все слова кажутся лишними. Если вы в чём-нибудь нуждаетесь, только скажите –  всем чем могу, помогу вам.

Лена вся бордовая от смущения еле прошептала:

– Что вы! Вы и так много сделали для меня, боюсь не смогу отдать вам долг.

Главный усадил её на стул и сам сел напротив. Она поняла, что сейчас услышит то главное, ради которого всё и было сделано. Она же не маленькая девочка, прекрасно понимает, что «бесплатный сыр только в мышеловке». Сейчас такая циничная жизнь, что простого человеческого сочувствия не дождешься, не говоря о помощи. Лена вся превратилась в слух, её мучил вопрос: «ЧТО он потребует взамен за свою заботу?».

Николай Николаевич был тонким психологом и человеком с большим жизненным опытом, иначе бы не достиг таких высот. От его внимательного взгляда не ускользнул тот факт, что медсестра явно нервничает и переживает. Он улыбнулся своим наблюдениям и тихо произнес:

– Лена, что вы так волнуетесь?

– А что, так заметно?

– Я бы сказал, что да.

Лена подумала: играет со мной как кот с пойманной мышкой. Ну что тянет, пускай выкладывает, а то я сгораю от нетерпения и теряюсь в догадках. Точно знаю одно – это не «сексуальные услуги».

За всё то время, что она работает в Клинике, ни разу не слышала ни одной сплетни о том, что Главный грешит любовными связями со своими сотрудницами, хотя выбор огромен, на любой вкус. Трудно молодому мужику устоять под напором женских уловок, а попытки соблазнить его были и неоднократно, и до сих пор никак не успокоятся. Каждой хотелось похвастаться своей победой, да и «приз» был великолепен.

Николай Николаевич был хорош собой и обаятелен до невозможности, плюс интеллигентность и широчайший кругозор. Родом он был из Сибири. Поговаривали, что он отпрыск какого-то аристократа, сосланного после революции за Урал, да и фамилия Голицын интриговала и придавала очарования.

О личной жизни Главного ничего не было известно. Точно знали, что не женат, ну хотя бы официально. Кадровичка ничем не могла помочь, так как его личное дело находилось в министерстве, как руководителя высшего звена. Через знакомых узнали: что не женат, точную дату рождения и адрес, и всё.

Особо ретивые поклонницы несколько раз устраивали засаду по указанному адресу, но убедились, что там он только прописан и шикарная квартира в центре города пустует. Где и самое главное с кем он живёт, так и осталось загадкой. Он не пользовался служебной машиной (можно было бы выведать сведения у личного шофёра), а предпочитал сам водить свой скромный лексус-седан.

Некоторые «отвергнутые» пустили злой слух, что он из «голубятни». Приводились доводы: не интересуется женским полом да и стирает свои халаты так, как не всякая женщина сможет, не говоря о фабриках-прачечных. Короче, человек-загадка.

Николай Николаевич взял Лену за руку, и у неё сразу же сердце подкатило к горлу, и застучало в висках, а он тихо произнес:

– Леночка, я могу быть уверенным, что наш разговор останется строго между нами?

Девушка не могла вымолвить ни слова, только кивнула головой в знак согласия и перестала дышать.

Елена вышла из кабинета начальника слегка очумевшая и невольно остановилась посередине приёмной. Она никак не могла прийти в себя, хотелось немедленно стряхнуть тонкую паутину очарования этого мужчины и привести мысли в порядок. И только громкий голос секретарши немного привёл её в себя.

– Елена, что с вами?

– Нет ничего, всё нормально, спасибо.

Она вышла, но не пошла на рабочее место. Ей необходимо было всё проанализировать и понять, что же произошло. Как медик она понимала, что на неё воздействовали гипнозом. Необходимо восстановить всё, что было сказано Главным, и Лена решительно направилась в больничную (домовую) церковь. Та занимала небольшое помещение в цокольном этаже клиники. Она была крохотной, но приносила огромную пользу всем: больным и их родственникам, и самому медперсоналу.

Хотя и открыли её совсем недавно, но уже была намолена так, что дух святой витал в ней и страждущие души успокаивались.

Церковь была устроена по настоянию главного врача клиники. Он принимал самое активное участие в этом деле. Говорили, что даже пожертвовал на её благоустройство очень большую сумму и имеет старинную дружбу с настоятелем соседнего мужского монастыря, который и взял её под своё покровительство.

Церковка была хоть и мала, но имела очень богатое убранство. На стенах висели настоящие, старинные иконы. В углу при входе стоял стол, на котором в ящичке лежали бесплатные свечи и две урны: «о здравии» и «о упокоении». Туда все желающие могли положить записки о молитве за своих родственников и близких. Приходил монах и забирал записки в монастырь. Службы проходили по воскресным и праздничным дням. По просьбам больных проводились и другие требы. Можно смело сказать, что больничная церковь была законным филиалом монастыря.

Вот сюда, в оазис духовного спокойствия и пришла Лена. Она взяла свечки и поставила их сначала за упокой новопреставленных отца и матери, а другую перед иконой Богородицы для вразумления.

Она постаралась восстановить ход беседы, но ничего не получалось, как она ни пыталась. Практически всё стёрто из памяти, остался только итог – она переведена на постоянное место работы в реанимацию и в её обязанности входит обслуживание только одной единственной больной – Татьяны Николаевны Голицыной. Вот те раз.  Кто она ему? Давняя знакомая, дальняя родственница? Но в тот день, когда они вошли в ту палату и обнаружили её мёртвой, да и после реанимации Николай Николаевич никаких особенных чувств по отношению к больной не проявил. Значит она ему совершенно чужая. Но что могло случиться за эти дни?

Нет, не хватает информации. Она ничего не могла понять. Решила – будет работать, а там постепенно всё должно выясниться, Главный где-нибудь, да проколется, а она, Лена, будет очень внимательной. Это и хорошо, поиграем в детектива, хоть не так душа будет болеть по потери родственников. А то, как вспомнишь, так  кошки начинают скрести на душе. На том и порешила. Перекрестилась и пошла на новое место работы.

***

Наконец-то она вернулась. Где только не была, что только не видала за этот период борьбы за жизнь! Дважды наступала клиническая смерть, и она переносилась в другие миры и получала новые возможности и чувства, но не будем об этом. Сейчас мы в реальности.

Около кровати больной сидит медсестра и увлечённо читает книгу. Татьяна пошевелилась и прошептала:

– Привет. Я вернулась.

Лена от неожиданности вздрогнула и выронила книгу.

– Вы? Вы очнулись, ну, слава Богу, а то мы и не надеялись уже.

– А я вот почувствовала, что кому-то нужна и меня ждут, решила вернуться.

Татьяна попыталась улыбнуться, но у неё не очень-то получилось, только прошептала:

– Давайте знакомиться. Вас как зовут?

– Меня – Лена, а вас?

– Очень приятно, а меня.., а меня… Ой, а я не помню. Я не помню, как меня зовут.

На глазах навернулись слёзы растерянности и беспомощности. Лена засуетилась:

– Ну что вы! Не волнуйтесь, такое бывает после черепно-мозговой травмы. Всё восстановится. А пока я буду называть вас Татьяной, мне же надо как-то к вам обращаться.

Все это медсестра сказала с дрожью в голосе. За то время, пока она ухаживала за больной, Лена к ней привязалась, может быть, и недавняя потеря самых близких людей тоже сыграла свою роль в ее неожиданной сентиментальности.

Больная произнесла вслух новое имя, как будто пробуя его на вкус:

– Тать-я-на. Не знаю, ничего не чувствую.

Лена пришла в себя и вспомнила, что Главный при последнем разговоре дал ей новый мобильный и попросил, чтобы она сообщала ему всё о больной по этому телефону. И уже совсем по-дружески сказала:

– Тань, я выйду на минутку? Сейчас вернусь. Ладно?

Татьяна молча кивнула головой в знак согласия, теперь у неё есть очень важная и безотлагательная работа – ей необходимо вспомнить всё о себе, начиная с имени.

Лена вышла в предбанник и, прикрывая трубку рукой, сказала:

– Николай Николаевич, добрый день. Она пришла в себя, как мы и предполагали, у неё амнезия, не помнит даже имени своего. Хорошо, поняла. Никому не говорить и ждать вас.

Действительно, не прошло и получаса, как в палате появился Главный. Кивнул Елене головой в знак приветствия и подошёл к кровати:

– Добрый день, Татьяна. Я врач. Как вы себя чувствуете?

– Я не Татьяна.

– А почему вы так решили?

– У меня внутри ничего не отзывается на это имя. Оно какое-то чужое.

– А какое вам роднее, назовите.

– Нет, не могу. Не знаю, но точно не Татьяна.

– Давайте договоримся, пока вы Татьяна, надо же как-то общаться. А когда вспомните, то сразу и переименуем вас, согласны?

И он улыбнулся. Елена, которая стояла рядом и очень внимательно следила за Главным, чтобы не пропустить ни одной интонации в голосе, ни выражения его лица, была поражена. Вот это улыбка! Сердце забилось словно голубка. Теперь она поняла тех дам, которые сходили с ума по Николаю Николаевичу.

Но стоп, не хватало самой втюриться. Это в её планы не входило, и она точно знала, что это ни к чему не приведет, будут муки только с её стороны. Безответная любовь и обожание – тяжёлый крест.

Главный вышел и за ним последовала Лена.

– Так, Елена, вот теперь началась ваша работа. В эту палату никто не должен входить без моего ведома и разрешения. Я распоряжусь, а вы проследите. Вас будут вызывать на разговор с целью узнать подробности о больной. Прошу вас молчать. Я надеюсь, что вы не подведёте меня. Наш уговор в силе, за конфиденциальность буду доплачивать дополнительно. Сегодня я ещё раз зайду. До встречи.

«Вот те раз! Что за птица такая эта Татьяна? С ума сойти как хочется узнать тайну. Но не забывай про индюка, который был слишком любопытен...» – улыбнулась своим мыслям Лена.

Николай Николаевич ушел, а Лена приступила к своим делам: провела назначенные процедуры и накормила больную. Та всё время пыталась встать и что-то сделать самой, но медсестра пресекала все эти попытки на корню, ещё рано, очень слаба. Ну вот, всё переделали, а теперь можно и поболтать.

– Леночка, большое вам спасибо. Мне неловко, что вы так утруждаете себя. За простыми больными так не смотрят, я ведь знаю.

«Догадливая» – подумала про себя медсестра и ответила:

– Да нет, ничего такого. Просто Николай Николаевич принял непосредственное участие в вашей реанимации, а знаете, это уже рефлекс «кого спас, за того и в ответе». По себе знаю.

– А кто такой Николай Николаевич? Он на простого доктора не похож.

– Он главный врач всей клиники.

– Лен, да вы что! А я при чём тут? Такая забота о рядовом больном? Я ничего не понимаю.

«И я тоже»,– опять про себя подумала Лена и сказала:

– Я же вам объяснила, что он спас вас. Эта простая случайность.

Сказала, но сама себе не очень поверила.

Вдруг открылась дверь и в палату вошли двое: Николай Николаевич и ещё один врач. Лена встала со стула и отошла от кровати. Главный сказал:

– Татьяна, ещё раз здравствуйте. Позвольте вам представить, это мой коллега Фридрих Кляйн из Германии. Он профессор, чудесный невролог. Я попросил его осмотреть вас. Вы не против?

– Нет,– еле слышно прошептала обескураженная Татьяна.

Профессор подошел ближе и слегка поклонившись, произнёс:

– Guten Tag, liebe Frau.

– Здравствуйте,– прошептала Татьяна.

– Darf ich Sie untersuchen?

– Он спрашивает, может ли он осмотреть вас, – перевел Главный.

– Да, конечно.

Татьяну с профессором оставили наедине.

Когда Николай Николаевич и Лена вышли в коридор, то Главный сказал:

– Елена, у меня к вам большая просьба. Пока идёт консультация, не смогли бы вы съездить домой к вашей бывшей начальнице, Крысиной? Вы понимаете, с того самого дня она не появляется на работе. Я приготовил приказ о её увольнении, но не могу отдать в производство, так как никаких сведений о ней нет. На работу не ходит, на звонки не отвечает. Пожалуйста, съездите к ней, выясните обстановку. Вы успеете, пока идёт консультация, вас на служебной машине свозят, Крысина живет недалеко, в центре. Лена, уж извините, но невольно вы стали моим доверенным лицом.

И он опять улыбнулся. Ах!

Консультация подходила к концу. Мужчины общались на немецком языке. Татьяна же натянула простынь до самых глаз и очень внимательно слушала чужую речь. И вдруг она сказала на чистом немецком языке:

– Ich verstehe alles.

– Sie verstehen alles? – переспросил профессор.

– Ja.

– Татьяна, что вы так испугались-то? Вы раньше знали немецкий?

– Вот в том-то и дело, что ни слова не знала!– со слезами в голосе ответила Татьяна.

Удивлению не было предела. Надо же такому приключиться, конечно, и раньше бывали подобные случаи, но у других, а не в практике у Главного.

– Ну что вы Татьяна, не волнуйтесь. Всё пройдет, и ЭТО тоже, – улыбнувшись, пошутил доктор.

Мужчины переглянулись и, попрощавшись, вышли.

Больная осталась одна. Она очень разволновалась, когда до неё дошло, что ранее незнакомый язык стал «родным». Никакого затруднения не чувствовала, всё понимала. Понимала, о чём идёт речь, когда доктора переговаривались между собой по-немецки. Да и сама могла говорить: и слова, и предложения правильно выстраивались, и при этом не испытывала никаких проблем. Речь лилась, как ручеёк.

Она раньше слышала о таком, но, честно говоря, не особо верила, так вот теперь может проверить на собственном опыте. Ей очень захотелось увидеть текст на немецком. Сможет ли она понять его? Татьяна поймала себя на том, что сейчас она даже думает на другом языке. Вспомнила слова школьной учительницы английского, та говорила, что критерием знания языка, может служить тот факт, что вы начинаете думать на нём. Что она сейчас и делает.

Но стоп, хватит, а то уже и голова разболелась. Лучше поспать, пока никого нет.

Николай Николаевич стоял у окна и видел, как подъехала служебная машина и из неё вышла Лена. По тому как она захлопнула дверь автомобиля, а потом вернулась обратно к машине, чтобы забрать забытую сумку, он понял, что медсестра сильно взволнована.

Он набрал номер ее мобильника и коротко сказал:

– Я вас жду в храме.

В церквушке никого не было. Стоял полумрак, и тихо потрескивали горящие свечи, витал нежный запах ладана. Николай Николаевич прислонился к стене, прикрыл глаза и только теперь понял, КАК он устал!

Очнулся от звука открывающейся двери, повернулся и увидел входящую Лену, та даже не сняла пальто, так спешила. Она стремительно направилась к нему.

Он глубоко вздохнул и подумал: «Что-то случилось».

– Что-то случилось? – устало спросил он.

– Да, случилось. Елена Евгеньевна умерла, – ответила на выдохе Лена.

– Как умерла?

– Не знаю, не смогла узнать, но умерла и даже похоронили.

– Боже, начинается.

– Квартира опечатана. Соседям стучала, не открыли. Пришлось идти в ЖЭК. Там вот такие данные и дали. Больше ничего не сказали, так как я не родственница. Только намекнули, что подробности можно узнать в полиции.

– Почему в полиции?

– Да их там что-то смущает в её смерти. Вот и всё.

– Большое вам спасибо, Елена. Я думаю, мне не стоит повторять, что всё должно оставаться только между нами.

– Что вы, Николай Николаевич, можете не волноваться, я всё понимаю. Я пойду?

– Да, идите к нашей больной. Она, наверное, так и не пришла в себя после случившегося. Спасибо ещё раз.

Лена, выходя из храма, подумала: «Нет, я сначала пообедаю, а потом на службу. Кажется, я заработала. Да, этой новостью я сильно озадачила Главного, он даже в лице изменился».

А Николай Николаевич остался в храме. Там было так хорошо, что даже плохие новости воспринимались совсем по-другому. Ему необходимо время, чтобы всё сказанное осмыслить.

«Надо найти номер телефона Игоря и позвонить ему на Петровку, узнать, что эта старая дура удумала. О, Господи, прости меня грешного, и упокой душу рабы Божьей Елены».

Когда медсестра вернулась в палату, больная спала, но только она присела на стул, как Татьяна открыла глаза:

– Леночка, вы уходили?

– Да вот отъезжала ненадолго по просьбе Главного. Вам что-нибудь надо?

– Вы знаете, я как-то не готова была обнаружить в себе этот дар и мне хотелось бы попытаться разобраться в этом.

Лена подумала: «Ещё этого не хватало», и спросила:

– Татьяна, я могу вам чем-то помочь?

– Да, вот я и хотела попросить вас, не могли бы вы достать хоть какой-то напечатанный текст на немецком? Любой, мне без разницы.

– Как-то сразу и не соображу, где взять-то его сейчас? А вот, придумала. У нас в главном фойе клиники, около гардероба есть киоск с газетами. Может быть, там есть, я сейчас слетаю и узнаю.

– Я вам буду очень благодарна.

Лена вскоре вернулась, явно довольная собой. В руках держала пожелтевшую газету.
– Вот, больше ничего не было и то, очень старая, просто завалялась. Киоскер теперь не берёт газет на иностранном языке, в основном идут сборники кроссвордов.

Когда Татьяна взяла газету в руки произнесла вслух:

– Financial Times Deutschland.

Потом начала читать про себя. Она понимала всё, несмотря на трудный текст: газета была посвящена финансовым новостям. Через несколько минут напряженной тишины раздались рыдания. Плакала Татьяна, она не узнавала и не понимала себя.

Медсестра перепугалась:

– Что вы? Что случилось?

Сквозь рыдания услышала:

– Мне страшно.

***

Николай Николаевич нашёл телефон Игоря и позвонил на Петровку:

– Привет, Игорь Олегович. Узнаешь?

Они были давно знакомы, еще когда Главный был простым хирургом. В одно из его дежурств привезли по скорой оперативника всего в крови. Надежд на то, что он выживет, не было. Множественные пулевые ранения, полученные при задержании опасного преступника, превратили тело молодого мужчины в сито. Но Николай спас его, простояв у операционного стола более десяти часов. Это был Игорь.

– Да ты что, Никола, как я мог? Рад слышать тебя, брат. Как живёшь, как дела, женился?

– Отвечаю по порядку: хорошо, хорошо, нет.

– А что так? Я вот, похоже, скоро молодым дедушкой стану, а ты всё в женихах ходишь.

– Да вот всё никак не выберу.

– Закопался, брат. Не боишься счастье своё пропустить?

– Да нет. Знаешь же – «судьба и за печкой найдёт».

– Понял. Чувствую, что по делу позвонил, говори.

– Посмотри, пожалуйста, что за непонятки по поводу одной смерти. Это моя сотрудница, Крысина Елена Евгеньевна.

И он вкратце обрисовал ситуацию.

– Задание понял, приступаю к исполнению. Коль, как всё выясню, сразу позвоню, лады?

– Буду ждать. Привет жене.

– Непременно, она будет рада.

В это время в палате медсестра еле успокоила больную, но как оказалось ненадолго.

– Лена, а можно я вас спрошу?

– Да, конечно.

– Вы говорили, что у меня черепно-мозговая травма?

– Да.

– А вы не могли бы сказать, какого она происхождения?

– Не поняла?

– Ну, как я её получила?

– А, в этом смысле. Одно точно могу сказать, судя по характеру травмы, вам нанесли сильный удар сзади.

– То есть я не могла просто сама упасть и получить её?

– Для такой раны необходима определённая сила, от простого падения не получилось бы.

– Значит, значит, на меня было совершенно нападение?

– Как один из вариантов, да.

– Какой ужас. Меня кто-то хочет убить, а за что? Я ничего не понимаю и ничего не помню. Что мне делать, Леночка? – со слезами на глазах спросила Татьяна.

– Сначала надо успокоиться и набраться терпения. Всё нормализуется, дайте время. Время – лечит.

Лена успокаивала, а сама внимательно смотрела на Татьяну и думала: «Интересно, сколько ей лет? Моя ровесница или старше? Спрашивать бесполезно, она не помнит».

Медсестра вздрогнула от вопроса больной:

– Интересно, а сколько мне лет, я не помню.

– А почему вы спросили?

– Да потому что вы подумали об этом.

– Тань, вы к тому же и мысли читать начали, помимо знания немецкого языка, да? – с интересом спросила Лена.

– Не знаю.

– А давайте попробуем,– азартно предложила Лена.

– А как?

– Да очень просто, как в детстве. Я буду думать, а вы отгадывайте. Хорошо?

Татьяна загорелась новой идеей. Слезки высохли. Началась игра.

– Начинайте.

– Хорошо. Я начинаю.

Лена сосредоточилась и про себя произнесла: «Не кисни, на радуге зависни». И как эхо:

– Не кисни, на радуге зависни.

– Невероятно! Слово в слово. Ещё раз.

«Сегодня будет финал по снукеру. Надо успеть к трансляции».

– Сегодня будет финал по снукеру. Надо успеть к трансляции. Так? – с надеждой в голосе спросила обескураженная Татьяна

– Так, – с удивлением ответила Лена.

А в это время Николай Николаевич пытался сосредоточиться на просмотре почты, но всё никак не получалось. Вдруг заиграла восточная мелодия на мобильном – звонила Лена.

– Да, Елена, я вас слушаю?

– У нас ещё одна проблема возникла.

– Что ещё?

– Наша больная без труда считывает мысли.

– Вы меня разыгрываете?

– Что вы! Мы обе в шоке. Что делать?

– Убейте её и всё.

– Не поняла?

– Простите, Елена, неудачно пошутил. Просто очень тяжёлый день выдался. Как освобожусь, зайду к вам, а вы не теряйте время, протестируйте её, может быть, ещё какие-нибудь уникальные способности обнаружатся у нашей подопечной.

Не успел положить телефон на стол, как тот снова заиграл мелодию, но уже другую.

– Да.

– Это я, Игорь. Николай, срочно приезжай ко мне на Петровку.

– Игорь, уже вечер я так устал. Может завтра утром.

– Брат, дело очень серьёзное. Всё бросай и ко мне, быстро.

Игорь отключился. Главный понял, что что-то случилось и что-то очень неординарное, так как он давно не слышал такой взволнованный голос друга. Он не стал даже убирать документы со стола. Просто встал, снял халат и вышел из кабинета. Вот воистину, день катастроф! Выжить бы.

Когда Главный подъехал к легендарному зданию на Петровке, было уже совсем темно, но почти во всех окнах горел свет. Ненормированный рабочий день продолжался.

Николай осмотрелся – припарковаться было негде. Пришлось покататься, пока нашёл тихий переулочек. Оставил свою «лошадку» и быстрым шагом направился к русскому Скотланд-Ярду.

В кабинете было так накурено, что хоть топор вешай. Николай покачал головой: «Разве можно так с его-то лёгкими?!».

Игорь встал и пожал другу руку.

– Садись, а то упадёшь.

Николай удивлённо вскинул брови:

– Что ещё?

– Ну ты и попал, Никола!

– Да ладно пугать, пуганые. Говори.

Игорь вздохнул и начал:

– Знаешь, а тебя завтра придут арестовывать.

– Обалдел что ли? За что?

– За преднамеренное убийство.

– Кого?

– За убийство гражданки Крысиной Елены Евгеньевны, твоей непосредственной подчинённой.

– Это с какой стати-то?

– А вот с такой. Двадцать пятого января сего года случилась крупная разборка между тобой и потерпевшей на её рабочем месте с криками и выбиванием двери ногой. Было?

– Ну, было, а откуда известно?

– Показания свидетеля в письменном виде прилагаются.

– Кто этот свидетель?

– Сейчас это неважно. Ты ведь признаешь этот факт?! Далее. Существует документ, заверенный нотариусом, и этот документ – не что иное, как дарственная на всё движимое и недвижимое имущество покойной. И знаешь, кому она всё подарила? Отгадай с трёх раз.

– Не может быть?

– Может. И самое неприятное – имеется письмо покойной, в котором она очень ярко и достоверно описывает то, как ты приехал к ней домой (как доказательство имеются твои отпечатки пальчиков) в тот же вечер и принудил потерпевшую написать эту дарственную, а потом и убил.

– Убил? И каким же образом?

– Путём инъекции.

– Хорошо, а когда же она письмо-то успела написать.

– О, вот тут-то всё твоё коварство и проявляется. Чтобы у тебя было время исчезнуть и создать крепкое алиби, ты ей ввел медленнодействующий яд!

– Кристи отдыхает. Тогда я требую эксгумации тела.

– И опять мимо. Она пишет, что яд был растительного происхождения, который разлагается в течение суток, так что следов не будет.

– Что-то всё витиевато как-то, тебе так не кажется?

– Нет, не кажется. И тебе не покажется, когда ты узнаешь примерную сумму «подарка». За такие деньги реально можно убить, то есть мотивчик налицо.

– И сколько?

Игорь назвал цифру. Николай присвистнул.

– Откуда столько?

– Крысина была очень богатой дамой. Ты знаешь, кто у неё  родители?

– Очень смутно. Отец – ученый что ли, а про мать не знаю.

– Ага. Папа – академик, а мама – солистка Большого.

– Игорь, ничего не понимаю. Что делать-то?

– Пока не знаю, надо думать. Одно меня смущает, очень уж все тонко продумано и подогнано. Вот это совершенство и настораживает. Слишком мало времени было, чтобы всё так обставить. Видно планировали заранее.

– А мне-то что делать?

– Садиться в тюрьму.

– Ты серьёзно?

– Да.

Выйдя из душного помещения на улицу, Николай вздохнул полной грудью. Воздух слегка с морозцем. Порхали зимние бабочки-снежинки. Безветренно и безлюдно. Глубокая ночь. Мигали одинокие светофоры. Ощущение ирреальности. Вот теперь, когда он знал, что завтра всего этого у него не будет, защемило сердце. Прописная истина: оценишь тогда, когда потеряешь.

Вот переулочек, где он несколько часов назад оставил свою машину. Он оставил, а сейчас её здесь нет. Может быть, переулок спутал? Да нет же, он ещё в своём уме. Вот и дом, у которого приткнул машину. Может быть, эвакуаторы постарались? Да вряд ли, чтобы ночью зверствовать. Снег перестал идти, и он увидел след от шин. Пошел по нему, и через несколько домов свернул во двор старинного здания.

Посередине двора одиноко стоял его автомобиль, словно на сцене. Он побежал к нему, и по мере приближения на занесённом снегом лобовом стекле стали чётко вырисовываться буквы. Размашистым почерком было написано: «Ну что, гадёныш, засуетился»?

Первым порывом было смахнуть надпись, но притормозил. Вытащил мобильник, и набрал номер.

– Игорь, здесь мне весточку оставили.

– Какую?

– Машину отогнали во двор и надпись на лобовом стекле.

– Ничего не трогай и близко не подходи, я сейчас к тебе пару ребят пришлю.

Когда они всё сфотографировали и сняли отпечатки, ему разрешили сесть за руль. Николай нашел тряпку в бардачке и с брезгливостью протёр сиденье и руль. Одна мысль, что какая-то мразь сидела здесь и бралась за руль такой любимой машины, приводила в негодование.

Лена, несмотря на поздний час, не спала, а пялилась в телевизор. Смотрела свой любимый снукер (разновидность бильярда). Прямая трансляция шла из Англии, а разница во времени четыре часа. С кружкой крепкого кофе, с ногами на кресле, бурно сопереживала каждому удару кием. От неожиданного телефонного звонка она вздрогнула. Эта ожила мобила Главного. Первая мысль, что что-то случилась с её подопечной, с Татьяной. Она схватила трубку и выдохнула:

– Да, я вас слушаю.

– Елена, извините, что так поздно, но мне больше не к кому обратиться за помощью.

– Да, Николай Николаевич, говорите. Я всё сделаю.

– Я прошу, оденьтесь и выйдите на улицу. Мы сейчас поедем в клинику. Моя машина стоит у вашего подъезда.

– Поняла, сейчас буду.

А сама подумала: «Какой предусмотрительный, и мой адрес знает». Заметалась по комнате, собираясь в дорогу.

Она села в автомобиль. Николай Николаевич, не поворачиваясь к ней, поздоровался и обрисовал сложившуюся обстановку. Также объяснил, что именно от неё потребуется. Лена слушала молча, не перебивая, только иногда прикладывала ладонь к губам, чтобы не вскрикнуть от удивления.

– Ну что, Елена, согласны помочь мне?

Она молча закивала головой в знак согласия. У неё не было слов от удивления, да и выхода другого тоже не было.

Быстро подъехали к клинике. Он пошел к себе в кабинет, она же направилась к палате, где спала ничего не подозревающая Татьяна. Николай Николаевич всё заранее обдумал и действовал на автомате. Открыл сейф, взял заначку и пистолет. Всё положил в дипломат. Напечатал приказ об увольнении Лены, подписал и положил в папку. Еще что-то по мелочи, а потом, оглядев кабинет, покинул его.

Когда он вошёл в палату, женщины тихо переговаривались между собой. Заметив его, сразу же замолчали.

– Я вижу, вы успели подружиться, это хорошо. Вам это пригодится в ближайшем будущем. Татьяна, так сложились обстоятельства, что вам придётся некоторое время пожить у Елены. Почему? Пока не могу объяснить, не имею права, но вы всё узнаете впоследствии непременно. А сейчас я вам сделаю укол, чтобы вы легче перенесли переезд. Вы мне доверяете?

Через несколько минут Татьяна погрузилась в глубокий сон, и Главный сказал:

– Лена, принесите теплые носки и одеяло.

Укутав больную, Николай Николаевич взял её на руки, и они покинули клинику.

На опустевшей кровати осталась лежать медицинская карта Татьяны Николаевны Голицыной, где на последней странице было написано, что у больной случилось сильное кровотечение, и она переведена в другую клинику. Вверху была виза главного врача.

***

В окно пробивались лучи яркого зимнего солнца. Солнечные зайчики разбудили Лену. Она потянулась, а потом, снова накрывшись тёплым одеялом, уютно свернулась калачиком. «Ну и ночка была! Ой, а как там Татьяна? Спит ещё? Главный похоже перестарался с успокоительным, вколол приличную дозу. До обеда наша больная точно проспит. Как жалко его, хороший мужик был, для клиники много сделал, одна церковь чего стоит, радость для души. Сейчас назначат какого-нибудь «варяга», так он только о себе и своей наживе думать будет. Как хорошо, на работу не надо идти, а то как каторжная вкалывала на две ставки, на одной-то не проживёшь. А теперь – лепота, шеф сказал, чтобы мы ни в чём себе не отказывали, и даже велел новый телевизор купить, чтобы меньше на улицу выходили. Какой он обходительный и заботливый! Надо встать и заглянуть в кейс. Сколько он нам денежек оставил-то?»

Дипломат лежал на широком подоконнике, там, где его ночью оставил Главный. Лена осторожно открыла его и замерла.

«Надо же, это сколько здесь бабла-то!? Он что всю жизнь собрался сидеть, что ли?»

В правом углу кейса лежал пистолет, Лена машинально протянула руку, чтобы взять его, но тут же отдёрнула. Грамотная, фильмов много смотрела и знает, что нельзя вот так просто, голыми руками, брать оружие, отпечатки останутся. Потом докажи. Листы бумаги, исписанные красивым почерком шефа. Это схема лечения Татьяны на несколько месяцев вперёд, а вот и рецепты на лекарства. Теперь осталось только выполнять все указания и всё будет хорошо.

Лена в предвкушении классного шопинга, когда не надо жаться и постоянно сравнивать ценники, а можно смело покупать всё, что душе захочется, побежала в магазин и аптеку с надеждой на то, что она успеет вернуться до того, как Татьяна проснётся.

По пути следования сначала попался магазин электроники. Не устояла перед соблазном, зашла посмотреть на телевизоры. Менеджер, увидев её около плазмы, сразу подошёл:

– Добрый день, вам помочь?

«Интересно, что у меня на лбу написано, что я могу купить такой телик? Раньше заходила сюда же, на меня даже внимания не обращали и сейчас в том же прикиде. Что случилось? Наверное, точно говорят, что «деньги пахнут», вон, как носик зашевелился у продавца, как у ёжика.» И она барским тоном произнесла:

– Да, будьте так любезны, расскажите мне о них так, чтобы я непременно захотела купить какой-нибудь.

– Прошу прощения, а каков бюджет?

– Цена меня не волнует, – легкомысленно сказала Лена, а сама подумала: «Во загнула, ничего немного поиграю в богатую».

– Вам оформить кредитом?

Лена высокомерно ответила:

– Вы что, шутите? Конечно же, за наличные.

Эти слова произвели оглушительное действие и продавец так «запел», что Лена сама не заметила, как выбрала большую и навороченную, и, конечно же, самую дорогую плазму. Оформили доставку на дом, взяв символическую предоплату, и в подарок вручили плеер с наушниками.

Когда Лена вернулась, то Татьяна уже встала и прохаживалась по комнате. Её слегка вело, но глаза были счастливые:

– Леночка, я рада, что у вас в гостях, я так устала от больницы!

– Ну, чтобы вам было ещё веселее, послушайте мою любимую песню.

И Лена вставила Татьяне наушники и включила погромче звук: «Я свободен, словно птица в облаках, я свободен!».

Вдруг улыбка исчезла с лица Татьяны, её сменило выражение испуга, а потом и боли. Татьяна схватилась за голову и закричала:

– А-а-а-а-а! Птица в облаках! Я вспомнила! Я всё вспомнила, – с этим криком она кинулась к окну, но поскользнулась и упала на пол. Падая, сильно ударилась головой о батарею.

Потеряла сознание, а из раны обильно пошла кровь.

– Да что ж это такое, в конце концов, – причитала не на шутку испуганная Лена, по живому зашивая рану на лбу у пострадавшей. Та ничего не чувствовала, так как местная анестезия действовала хорошо. Шов получился маленьким и ровным, для подстраховки ещё стянула пластырем. Лена с облегчением вздохнула и вслух произнесла:

– Жить будешь, но смеяться никогда. Ну, как дела, Татьяна?

Та дрожащей рукой дотронулась до лба и ответила:

– Да кажется всё нормально, а почему я смеяться не буду?

– А потому, что…

Но она не успела договорить, как ожил мобильник Главного:

– Елена, добрый день, как у вас дела?

– Большое спасибо, Николай Николаевич. Все указания ваши исполняем, даже телик приобрели. Теперь смотрим.

– Елена, дело принимает совершенно другой оборот, чем ожидали, поэтому мы не скоро увидимся. Я вас очень прошу не выпускать Татьяну на улицу, ни под каким видом, для неё это смертельная опасность. Её ищут, она главный свидетель по очень важному делу. Вы поняли меня?

Лена помялась, помялась и тихо сказала:

– Николай Николаевич, у нас произошло маленькое ЧП. Она поскользнулась и, падая, рассекла себе лоб. Рана неглубокая, но крови было много. Хотела позвонить в скорую, но меня что-то удержало, и я сама наложила шов. Сейчас всё в порядке, но самое главное – она ВСЁ вспомнила! Получили результат от способа «клин клином».

Повисла пауза.

– Правильно сделали. Теперь, когда она всё вспомнила, тем более будьте осторожны. Пускай даже к окну не подходит. А вы расспросите её поподробнее. Пусть расскажет как можно больше. Это ОЧЕНЬ важно. Ведите такой образ жизни, чтобы не заподозрили, что вы проживаете не одна. Продукты закупайте, как и прежде только на одного человека. Будьте очень осторожны.

– Я не боюсь, – ответил «храбрый воробей» с дрожью в голосе, – у меня есть пистолет.

Послышался легкий смешок.

– А вы знаете, с какой стороны он стреляет?

– Знаю, у нас в школе военрук был энтузиаст своего дела.

– Ну тогда я совершенно спокоен за вас. А если серьёзно, то Татьяну ищут по всему городу. Они прочёсывают все больницы и морги, и я получил в своё время ориентировку на неё. Дал ответ, что такой больной в нашей клинике нет. А на самом деле вспомните двадцать пятое января,  тогда я её и спрятал под другой фамилией. Теперь вам будут понятны все мои поступки. Хотел спасти человека, пусть и неизвестного мне. Скорее всего, с вами будет общаться Игорь, он выйдет на вас сам, но и вы запомните его телефон, им можно будет воспользоваться только в экстренном случае. Записывать нигде не надо, а от мобильника избавьтесь. Всё, пока.

Цифры для запоминания оказались очень легкими, они совпали с Лениной датой рождения и номером её школы.

Она подошла к окну и посмотрела вниз, как раз около её подъезда стояла снегоуборочная машина. Лена открыла окно и, размахнувшись, выкинула мобильник. Бросок оказался метким, телефон попал в кузов грузовика, который увозил собранный снег за город.

Посмотрела на кейс, он по-прежнему лежал на подоконнике. Осторожно приоткрыла его, пальцем провела по дулу пистолета, и вдруг к ней пришло осознание, что действительно она будет стрелять из него. Но когда и в кого?

После завтрака подружки сели в кресла друг против друга.

– Ну что, Татьяна рассказывай, а я буду слушать.

– Да, Леночка, надо рассказать. И начну я с того, что зовут меня Ольгой, и приключилось всё это осенью прошлого года…

***

Баба Нюра, тяжело дыша, остановилась на площадке перед последним пролётом лестницы. Втащила за собой очень модную нынче женскую сумку на колёсах. Выпрямилась и отерла со лба пот. Тяжеловато на пятый, последний этаж хрущёбы подниматься, да ещё и груз тащить за собой. Хорошо, что сумка эта была куплена ещё в советское время, от нынешних давно и колёса отвалились бы. Да уж, качество не то. Она и дальше бы продолжала экскурс в прошлое, как вдруг плавное течение её мысли прервал странный звук. Нюра повернула голову и увидела интересную картину: на последней ступеньке, прислонившись к грязной облупившейся стене, сидела молодая, бедно одетая женщина и тихо плакала.

Нюра, на правах хозяйки всего пятого этажа – остальные три квартиры были куплены, но в них давно уже никто не проживал, повысив голос, строго спросила:

– Женщина, что вы здесь делаете?

От неожиданности плачущая вздрогнула и, подняв заплаканное лицо, тихо вымолвила:

– Плачу.

– Это я вижу. А что, другого места не нашли?

– А я здесь живу.

– Как это живёте, в какой квартире?

– Вот в этой. В 97.

– Что вы мне говорите, там никто не живёт.

– А я только вчера вечером въехала.

Нюра подозрительно оглядела новую соседку и недоверчиво спросила:

– Вы что, купили её?

– Нет, что вы, откуда такие деньги. Это наследство моё.

Хозяйка этажа поверила и обрадовалась: её одиночеству пришёл конец. Очень оживившись от приятной новости, даже не заметила, как пролетела последний пролёт и уселась рядом с новой соседкой.

– Меня зовут Анна Ивановна, но ты можешь меня звать просто Нюрой. А тебя как?

– Оля.

– Оля, а сколько тебе годков-то?

– Тридцать три уже.

– Дурочка, «уже». Только «ещё»,– смеясь, сказала Нюра и уже совсем по-доброму обняла соседку. А про себя подумала: «Как раз мне в дочки годится».

Ольга улыбнулась сквозь слёзы и, посмотрев на добрую Нюру, подумала: «Как раз мне в матушки годится», – и прижалась к неожиданному счастью своему.

И они обе были правы.

– А кем тебе покойная Ольга Николаевна приходится? – спросила Нюра.

– Толком даже и не знаю. Какая-то дальняя родственница. Не ждала и не гадала. Мы с мамой всегда одни жили, родственников как будто и не было. А тут как гром среди ясного неба, пригласили на чтение завещания. Я сначала подумала, что ошиблись, оказалось – нет. Ольга Николаевна всё завещала мне, а больше-то никого и не было у нотариуса. А она мне квартиру отписала, потому что моя мама в честь неё меня назвала Ольгой. Так следует из завещания.

Нюра насторожилась и, боясь потерять только что приобретённую «дочь», спросила:

– Оль, а мама твоя жива?

Та, тяжело вздохнув, печально покачала головой:

– Нет. Умерла. Нет у меня никого, одна-одинёшенька я.

Нюра ещё крепче прижала к себе новую соседку.

– Ну что ты? Не грусти. Знаешь, как мы с тобой заживём! Всем на зависть, вот увидишь. Ты мне веришь?

– Верю.

Нюра говорила, а сама не очень-то и верила. Глупость какая-то всё в голову лезла.

Квартира-та эта – нехорошая. Две смерти в ней было, теперь по поверьям, жди третью. До Ольги Николаевны в ней проживала Татьяна Ивановна. Она работала заведующей детским садом, и всё у неё было замечательно: и работу свою любила, и в детишках души не чаяла. Вот только муж от неё ушёл, не захотел жить с бесплодной женой и завел на стороне новую семью, а когда там родился ребёнок, развёлся с Татьяной. Поэтому всю нерастраченную материнскую любовь Татьяна Ивановна отдавала чужим детям, и они отвечали ей взаимностью.

В один из дней к ней в кабинет прибежала медсестра и с ужасом в глазах сообщила, что Ванечка из средней группы умер во время дневного сна и остальным деткам плохо, практически у всех открылась рвота. Вызвали «скорую», приехала милиция. Обнаружили яд в молоке, которое давали детям на обед. Допросили всех работников. Повариха в истерике призналась, что в бидоне с молоком обнаружила мёртвую крысу, но пожадничала и ничего никому не сказала, молоко прокипятила и отдала на раздачу.

Всех детей срочно госпитализировали. Заведующую тоже допросили и велели не покидать кабинета. И только поздно вечером вспомнили про неё. Дверь была заперта, взломали и увидели, что Татьяна Ивановна повесилась.

Нюра с любопытством рассматривала лицо соседки. Светленькая, белокожая, с весёлыми конопушками на аккуратном носике. Так, ничего особенного. Среднестатистическое личико, правда, на свой возраст не тянет, выглядит моложе.

Теперь прислонившись к Нюре, она успокоилась и притихла.

– Оль, а ты музыку любишь?

– А что?

– Да вот я подсела на одну мелодию. Хочешь послушать?

– А как?

– Да вот же.

И Нюра вытащила из кармана изящные наушники, инкрустированные стразами Сваровски. Ольга с удивлением на них посмотрела. Затем появился и сам смартфон, который вложили ей в руки. Прочитала – Apple. Ничего себе!

– Да вот, с пенсии купила, – весело сказала Нюра и, не спрашивая позволения, аккуратно вставила наушники в изящные Ольгины ушки. И тут полилась знакомая мелодия: «Я свободен, словно птица в небесах…» Ольга от удовольствия прикрыла глаза, а Нюра погрузилась в тяжёлые воспоминания.

Последней в нехорошей квартире проживала Ольга Николаевна, одинокая училка. Диковатая была, ни с кем не общалась. Как мышка серая, старалась выйти из квартиры никем не замеченной, чтобы не разговаривать.

В одну из зим, когда свирепствовал грипп, приболела, да так сильно, что еле выкарабкалась, но с осложнением. Началась парализация языка и глотательного рефлекса. Сначала она просто картавила, потом слова стали совсем неразборчивыми. Постоянно текли слюни. Медицина была бессильна. Она поняла – это конец.

Нюра первая забила тревогу. Квартиры соседствовали, и она первая почувствовала тошнотворный запах. Облазили всё, поняли, что запах из квартиры учительницы. Вызвали милицию и взломали дверь. Ольга Николаевна вскрыла себе вены, лежа в наполненной водой ванне. Страшное зрелище. При воспоминании об этом у Нюры подкатывал ком к горлу.

Она с трудом прогнала тяжёлые воспоминания и посмотрела на Ольгу, та наслаждалась музыкой.

– Оль, а почему ты плакала?– громко спросила Нюра и для верности потрясла её за плечо, Ольга удивлённо открыла глаза и с сожалением вытащила наушники.

Помолчала и неуверенно ответила:

– Там страшно.

– Где?

– В квартире. Я всю ночь не спала, сидела в коридоре у двери.

– А что такое?

– Привидение.

– Да, ладно…

– Не вру. Никогда не видела, только слышала рассказы всякие, а тут так явственно и страшно, что волосы на голове начали шевелиться.

– А плакать зачем?

– А как же я там жить буду?

– Ну ладно, вставай, хватит рассиживаться на холодных ступеньках, а то и застудиться недолго. Пошли, посмотрим твои хоромы. Может, что и придумаем.

– Я боюсь.

– Не дрейфь, я с тобой. Давай, открывай дверь.

Женщины встали и подошли к обшарпанной двери. Ольга порылась в кармане и вытащила старый ключ, прямо антикварный. Открыв скрипучую дверь, просочились в узкий и тёмный коридор. Нюра привычным жестом включила свет. С потолка свисал провод, а в патроне еле светилась лампочка.

Гуськом протиснулись в комнату. Она была достаточно просторной – метров двадцать, но практически пустой. На окне висели выцветшие занавески, тюля не было. Стекла грязные. Под окном стояла тумбочка, на ней горшок с засохшим цветком. В центре круглый стол без скатерти, пара разнокалиберных стульев. У противоположной стены железная кровать с панцирной сеткой, а в углу допотопный, вероятнее всего, довоенный шифоньер с мутным зеркалом посередине. На стене единственная полочка с методичками и всё. Женщины выразительно посмотрели друг на друга и помолчали.

Первая нарушила тишину Нюра:

– Оль, а у тебя есть деньги-то на обустройство?

– Есть, я ведь продала свою комнату в коммуналке, но только я никогда не занималась ремонтом и покупкой мебели. Нет у меня такого опыта.

Нюра повеселела:

– Зато у меня – хоть  отбавляй. Обожаю это занятие, словно заново начинаешь жить. Сначала надо всё выбросить, потом отмыть, потом ремонт, а потом самое вкусное – покупка мебели и всего того, что создаст уют.

– Нет, не так, – тихо ответила Ольга.

– Почему не так?– удивилась Нюра.

– Ты забыла самое главное. Ты забыла, что здесь невозможно жить. Здесь призраки.

– Оль, я не верю. Просто ты перенервничала, устала и поэтому тебе померещилось незнамо что, тем более в такой обстановке, – и Нюра выразительно обвела всё рукой.

– Ты, что мне не веришь?

– Нет, не верю. Ничего такого не бывает. Это только усталое человеческое воображение рисует странные картины и пугает. И потом, я верующий человек, и с молитвой ничего не страшно. Поняла?

– Ну хорошо, мне не веришь, а слабо переночевать здесь со мной?

– Да раз плюнуть. Только сходим ко мне и принесем постельные принадлежности. Лады?

– Согласна.

Подошли к Нюриной двери, снаружи она не шибко-то отличалась от соседней. Но за старой деревянной дверью неожиданно оказалась металлическая, да не какая-нибудь дешёвка, а что ни на есть сейфовая, самая дорогая.

Нюра смущённо улыбнулась и промолвила:

– Люблю безопасность. Сама понимаешь, одна на последнем этаже, всякое может случиться. Проходи, не смущайся.

Да, она права, тут было от чего смутиться. В квартире был евроремонт по последнему слову. Студия. Дорогущая мягкая мебель, напротив плазма на полстены. Ольга восхищенно и вопросительно посмотрела на соседку. Нюра засуетилась.

– Нет-нет, не подумай чего, я простая российская пенсионерка, а это всё – на трудовые сбережения. Можешь располагаться, только во вторую комнату не входи. Никогда, поняла?! Пообещай.

– А почему? – ища глазами дверь в запретную комнату, спросила Ольга.

– Да, просто так. У меня там – «святилище».

– Не поняла.

– И не обязательно, – засмеялась Нюра, – а сейчас поужинаем и пойдем к тебе на ночлег, а то уже и стемнело.

Раннее утро. И снова две женщины сидят на лестнице. Ольга молчит, уставившись в одну точку, а Нюра всё никак не может зажечь спичку, чтобы прикурить сигарету. Спички ломаются одна за другой. Вот уже и полкоробка на полу и всё никак. Руки трясутся.

– Блин, да что же это такое!

– Нюр, не ругайся.

– После увиденного только это и остаётся. Как выбрались-то, и не помню даже.

– А кто-то и не верил. Что же ты свои молитвы-то не стала читать?

– Да ты что, как увидела, не только молитву, я имя своё не могла вспомнить. А ты что, входную дверь запирала?

– Нет.

– Так что ж мы никак не могли открыть её и выйти?

– Наверное, не выпускали.

– Это точно, чтобы по полной программе, чтобы сомнений никаких не осталось, – ухмыльнулась Нюра.

– Ты что-нибудь видела? – не поворачиваясь, спросила Ольга.

– Если так вспомнить, практически ничего, а вот ужас охватил меня не детский. Так трясло, что зуб на зуб не попадал. А ты?

– Ты права, не столько видела, сколько чувствовала. Хотелось убежать и спрятаться. Вот только кто-то маленького роста, ребёнок или карлик, очень быстро перемещался по квартире. И звук такой странный, что даже не могу сравнить ни с чем. Одним словом, ужас!

Ольга передёрнула плечами. Нюра наконец-то затянулась сигаретой и, выдохнув, сказала:

– Одно ясно: жить там невозможно.

– Так что же теперь делать-то?

– Есть у меня одна мадам, которая может помочь. Правда, берёт дорого, а что делать?

– А кто она?– повернувшись к Нюре, заинтересованно спросила Ольга.

– Ты смотришь по ТНТ «Битву экстрасенсов»?  Вот она одна из победительниц сезона. Позвоню, может, сделает исключение, без очереди сразу приедет.

– Экстрасенс?

– Типа того.

– А с мёртвыми она разговаривает?

– Не знаю, для этого особые способности надо нужны. Такие люди медиумами называются. А тебе зачем?

– У меня матушка очень тяжело болела, онкология. А я ей всё время врала, что это  желчнокаменная болезнь. Понимаешь, до последнего врала, чтобы у неё надежда оставалась, силы были бороться. Так вот у меня вопрос, догадывалась она или нет, и простила ли мне мою ложь? Она умерла ночью, не успели даже попрощаться, и вот эта недосказанность до сих пор меня мучает.

– Да, подруга, тяжело тебе пришлось, беду одной нести. Если приедет, спросим. Она баба добрая, не откажет. Ну не плачь, всё образуется.

Нюра обняла рыдающую Ольгу, а та прошептала:

– До сих пор не знаю, как выжила после такого атомного взрыва...

– Давай вставай, пошли завтракать и спать, и надо позвонить Фотинии.

– Кому?

– Светлана – сенс, её знают как Фотинию. Пойдём.

Экстрасенс не заставила себя ждать и приехала в тот же день. Ольга очень удивилась, когда Нюра и Светлана по-родственному обнялись и расцеловались. Гостья казалась намного моложе, одета была шикарно и благоухала самыми дорогими духами. Попросила коротко обрисовать ситуацию, затем вытащила из сумочки простенькую рамку из согнутой спицы и направилась в нехорошую квартиру, предупредив, чтобы её никто не сопровождал.

На немой вопрос Ольги, Нюра пояснила, что они ровесницы, встретились много лет назад на занятиях у одного известного астролога. Света рискнула и поменяла свою привычную, но низкооплачиваемую профессию инженера на экзотическую – сенса. Много училась, даже окончила медицинское училище, так как особенно её талант проявился в диагностике заболеваний. Она могла, не видя человека, а только по фантому, рассказать обо всех его болячках, не пропустив даже легкого насморка.

Вы же сами понимаете, девяносто процентов успеха в лечении зависит от правильно поставленного диагноза. Нынешняя медицина слишком уж уповает на всякие аппараты для диагностики, не подключая человеческое сердце и желание разобраться в истинных проблемах больного. Бездушие и корысть правит сейчас в медицине. Ладно, Бог им судья, да и не хочется обижать настоящих лекарей, которых по пальцам можно пересчитать. Поэтому Фотиния и была нарасхват, она заняла пустующую нишу.

Прошло минут тридцать, и она вернулась. Не говоря ни слова, сразу же направилась в ванную. Послышался  мощный поток воды, который смывал негатив, собранный
экстрасенсом в квартире.

Наконец-то открылась дверь и появилась виновато улыбающаяся Светлана.

– Нюр, ты уж извини, стеклянная полочка в ванной треснула. Всё никак не могу привыкнуть, что, не касаясь, могу разбить стекло.

– Ну что ты, это пустяки. Ты нам самое главное скажи, что там?

– Там – плохо. Две неупокоенных души живут. Они не только вас пугают, но и между собой никак не поладят, воюют всё.

– Что же делать-то? – сокрушенно спросила Нюра.

– Ну, если бы простые были бы, то по каждой в семи монастырях заказали бы панихиды и всё, а тут самоубийцы. Церковь, скорее всего не примет. Самоубийство – великий грех.

– Что же делать?– опять спросила Нюра.

– Ну сначала, просто физически почистите квартиру, по любому это необходимо сделать, но пока там не ночуйте, а как сделаете «генеральную уборку», позвоните мне, я ещё раз поговорю с ними.

При этих словах Ольга вздрогнула и умоляюще посмотрела на Нюру.  Та сделала знак рукой, типа «не гони лошадей».

– Свет, я понимаю у тебя времени в обрез, но в виде исключения, коль ты здесь, не могла бы помочь Ольге?

И тут гостья посмотрела на Ольгу, у той от этого взгляда мурашки по спине побежали. Видно было, что Фотиния запрашивала разрешение на работу с ней, через несколько секунд сказала:

– Хорошо, помогу, но мы выйдем одни на площадку.

Когда Ольга рассказала, в чём состоит просьба, Фотиния спросила:

– У тебя же остался мамин телефон?

– Да.

– Принеси его и свой не забудь захватить.

Ольгу как ветром сдуло – слетала в квартиру и вернулась с двумя мобилами. Они встали на лестничной площадке у окна. Фотиния велела положить телефоны на подоконник и подняла над ними руку, затем спросила:

– Ольга, ты готова? Ты уверена, что выдержишь?

– Да.

– Тогда бери в руку мамин телефон и набери с него номер твоего. Как зазвонит твой, сначала положишь мамин и возьмёшь свой. Нажмешь «ответить» и слушай. Давай.

Ольга от волнения никак не могла набрать свой номер, но вот зазвонил её телефон, она дрожащими руками взяла его и поднесла к уху.

– Ничего нет, не слышу, – прошептала она.

– Подожди, сейчас всё будет, – спокойно ответила Фотиния и пристально стала смотреть на Ольгу. Та вздрогнула и произнесла:

– Мам, я слышу тебя. Да…да… и я тебя.

Светлана только и успела подхватить падающую в обморок Ольгу.

Прошло несколько дней после посещения Светланы, и она дала
разрешение на уборку квартиры. Нюра созвонились с фирмой, оговорила объём работ, и вот сегодня с самого утра семь человек из клининговой компании трудились дружно и быстро. Нюра только и успевала раздавать указания:

– Так, мальчики, выносим всю мебель вниз, перед подъездом стоит самосвал, туда и складируем. Теперь, девочки, все тряпки связываем в узлы и тоже сносим вниз, но оставляем их у подъезда, книги, бумагу тоже пакуем и бросаем рядом с узлами, в кузов не закидывать. Понятно? Надеюсь, повторять не надо и ошибок совершать не будем. Кто у нас бригадир?

Из кухни вышел парень лет тридцати. Нюра поманила его рукой, предлагая подойти к окну и начала что-то тихо говорить ему, он же только кивал головой в знак согласия. После пятиминутного инструктажа бригадир подошел к шифоньеру и сказал двум парням, что сам разберёт шкаф.

Ольга хотела помочь, но Нюра остановила её:

– Не лезь, тебе нельзя это трогать.

– А им можно?

– Им можно, а тебе нет. Ну, кажется, поняли и всё сделают, как надо. Да, кто из вас будет полы мыть?

Подошли две женщины.

– Может быть, вам покажется необоснованной моя просьба, но я хотела бы, чтобы вы сделали так… – она понизила голос и Ольга, как не старалась, не смогла ничего разобрать из сказанного.

Через два часа Нюра с Ольгой вернулись в чистую и пустую квартиру.

– Ну вот и ладненько. Молодцы ребята, всё сделали, как я сказала и так быстро. Я ещё раз проверю кухню и ванную. Ты подожди меня здесь.

Ольга осталась в комнате, печально посмотрела на окно, стекла были так отмыты, что казалось, их просто нет.

Уже вечерело, алел закат, и сумерки тихо заполняли пространство. Вдруг Ольга заметила у стены что-то покрытое черным платком, по силуэту догадалась, это, скорее всего, зеркало из шифоньера, но она хотела убедиться и подошла к нему, чтобы приподнять край платка.

Нюра в это время, стоя на коленях, шарила под ванной, проверяя, чтобы ничего не завалялась там, никакой иголочки, никакой соринки. Вдруг услышала, как закричала Ольга, и мигом оказалась в комнате. Та сидела на полу у стены и держалась за щёку, в глазах у неё стоял ужас.

Нюра тревожно спросила:

– Что, что случилось?

Ольга не могла ответить, а только бормотала, указывая рукой на противоположную стену:

– Там, там.

Нюра посмотрела туда, куда указывала Ольга, и увидела зеркало и платок на полу.

– Я всё поняла. Оль, ты слишком любопытна, а за это наказывают, ты меня поняла? Дай посмотрю, – и она взглянула на Ольгино лицо, левая щека полыхала, там остался чёткий след от пятерни.

– Ну что, получила по заслугам, скажи спасибо, что туда не утащили.

– Но это же простое стекло, что там может быть такого?

– Эх, неуч, темнота, это не стекло, а ЗЕРКАЛО! Дошло?

– Нет.

– Ну ладно. Сейчас не время ликбезом заниматься. Надо идти сжигать тряпьё. Вот где насмотришься и наслушаешься, это я обещаю тебе.

Нюра подошла к зеркалу с боку, чтобы в нём не отразилось её изображение, взяла чёрный платок и, подняв его повыше, накинула на зеркало.

Со всем разобрались и всё обезвредили. Теперь в квартире у Ольги полным ходом шёл капитальный ремонт. За всем успевала следить неугомонная баба Нюра. Вот и сейчас уехала на строительный рынок посмотреть подходящий кафель для ванной комнаты. Ольга заметила, что Нюра занималась ремонтом с упоением и то, что уже вырисовывалось, говорило об очень высоком художественном уровне. Она словно профессиональный дизайнер организовывала пространство и оформляла его. Ольга даже в самых смелых фантазиях не могла представить себе подобное, причём всё это волшебство творилось в однокомнатной хрущёбе, где, сами понимаете, не очень-то и развернёшься.

Сейчас Ольга валялась на шикарном диване и предавалась послеобеденному ничегонеделанию. Она всё вспоминала и сопоставляла, и у неё совершенно ничего не склеивалось. Никак не собирался воедино образ так называемой бабы Нюры. А вообще, кто она?

Одно твердо знала, что пенсионерка, значит, пятьдесят пять точно есть. Ну, должно быть, по крайней мере. Хотя Нюра проговорилась, что они со Светланой ровесницы, а той больше сороковника не дашь. Положим, Светлане необходимо выглядеть сногсшибательно для клиентов-пациентов. Как говорится, что ты за врач, если самого себя не можешь в божеский вид привести. Да и у Нюры порой глаза блестели не как у пенсионерки. В чём секрет?

Да вот, о секрете-то. Что это за таинственная комната, в которую Нюра не разрешала входить? Где эта дверь-то? Всё не было возможности посмотреть, а теперь самое то. Нюры нет дома, заданий никаких. Почему бы с толком не провести свободное время, может быть, и секреты откроются?

Вот в таком русле текли мысли Ольги. Она, конечно же, понимала, что с её стороны это выглядело не совсем этично. Нюра столько сделала для неё, но любопытство не давало покоя.

Ольга встала и подошла к противоположной стене, понимая, что вход в комнату находится именно здесь, и начала водить рукой по обоям, ища таким образом замаскированную ручку от двери в неизвестное. Где-то посередине нащупала углубление и рычажок. Она начала на него давить, услышала, что замок щёлкнул, значит – открылся. Она навалилась на дверь, которая была оклеена теми же обоями, что и стены, и поэтому совершенно сливалась с ними, но чуда не свершилось, и дверь не открылась. Значит, ещё какой-то секрет существует. Она ещё несколько раз попробовала. Замок открыт, а дверь ну никак не поддаётся. Засмеялась – она напоминала себе мартышку. Она и так, и эдак, и всё никак! Устала, решила отдохнуть, села на пол и включила мозги.

Она автоматически начала водить пальчиком по узору обоев, и дверь поехала в сторону, она открывалась просто, как в купе.

Пока дверь медленно отъезжала, показывая комнату во всей красе, у сидящей на полу Ольги открывался рот. Когда же дверь полностью исчезла, грохнули на всю мощь динамики. От громкой музыки и лужёного голоса Валеры Кипелова заложило уши: «Я свободен, словно птица в небесах!»

А то, что она увидела, её просто потрясло и ослепило своим великолепием. Комната была пуста, вот только посередине, на постаменте стоял… Harley-Davidson, собственной персоной. Свет прожекторов был направлен на сказочный мотоцикл. Он блестел и переливался в лучах света и от этого казался живым. Потрясенная Ольга не могла закрыть рот и оторвать взгляд от этого необыкновенного зрелища. Всё завораживало: и звук, и свет, и красавец байк.

«Вот это да!» – изумлению не было предела.

Но Ольга ошиблась, ей ещё раз пришлось удивиться: она обратила внимание, что все стены комнаты были обклеены вместо обоев – ваучерами, а по центру фотопортрет во весь рост рыжего молодого человека. Он улыбался и махал рукой. Ольга вспомнила его, потому что у соседа-пьяницы жил рыжий кот, которого звали так же.

Вдруг звук пропал, и кто-то встал рядом, прислонившись к косяку. Ольга вздрогнула от неожиданности. Это была Нюра и она сказала:

– Ну что, кошка, не выдержала? Ослушалась меня.

Ольга, сидя на полу, медленно развернулась, чтобы увидеть говорящую, и остолбенела от увиденного, благо, что сидела. Только и смогла выдавить:

– Баба Нюра, это – ты?

Ольга вжалась в дверной косяк. Сейчас последует неминуемое наказание. От страха она хотела закрыть глаза, но не могла оторвать взгляда от бабы Нюры.

На её ногах были не растоптанные до неприличия башмаки «прощай молодость», а изящные дорогущие ботильоны фирмы Gianmarco Lorenzi на высоченной пятнадцатисантиметровой шпильке. Потом шли узкие джинсы, приятно облегающие аппетитные ягодицы, тонкая талия и высокая грудь были обтянуты чёрной майкой-алкоголичкой. Чувствовалось, что тело ухожено и в меру накачано. Все руки от запястья и выше были покрыты плотной татуировкой, которая плавно переходила на спину. Во рту сигарета, это, пожалуй, единственное, что осталось от прежней бабы Нюры.

Ольга, как рыба, ловила ртом воздух и от удивления никак не могла произнести и слова.

Нюра, улыбаясь, сказала:

– Закрой рот, а то мухи залетят.

По тону сказанного Ольга поняла, что наказание ей не грозит и, осмелев, спросила:

– А можно я потрогаю тебя.

– Ещё чего. Давай вставай.

– Нюр, прости меня.

– Да ладно уж. Я сама хотела тебе всё рассказать.

Ольга встала и приблизилась к Нюре. На фоне сногсшибательной байкерши Ольга выглядела деревенской простушкой.

– Нюр, а сколько тебе лет?

– Тебе разве не говорили, что у женщины неприлично спрашивать о её возрасте?

– А что это всё твоё? – не успокаивалась Ольга, показывая взглядом на грудь.

– Наполовину, – звонко рассмеялась Нюра.

– Нюр, а почему он здесь, – показывая на фото рыжего мужика, спросила Ольга.

– Ты угомонишься или тебе сразу всю биографию рассказать?

– Хотелось бы.

– Он меня вернул к жизни. Он мой идейный вдохновитель.

– Как это?

– Как это, как это, а вот так! Видела, какие в той комнате обои?

– Да. Ваучеры.

– Вот именно. Это памятник моей последней глупости и наивности. Когда меня кинули, и я осталась, в чём мать родила, встал вопрос – прозябать и хныкать или работать и жить? Я не впала в отчаяние, как многие, а получила мощный импульс к действию. Подумала: «Если он может, чем я хуже?» Поднялась с колен и начала действовать и вот итог.

– Тебе дико повезло.

– Я бы не сказала, доля везения была, но она ничтожна, а в основном труд и мозги. Лень – наш враг. Мне пришлось начать жизнь с белого листа. Училась, потом работала на бирже и так далее и тому подобное. Знаешь, сначала на бирже брокером попаши, а потом байкером живи. Ну хватит, пошли, я тебе кое-что покажу.

Ольга всё не унималась:

– Нюр, а Нюр. Скажи, сколько тебе лет?

– Не скажу.

– А я сама узнаю. Найду твой паспорт и узнаю.

– Найдёшь? Какой из трёх?

У Ольги вытянулось лицо.

– Пошли. Сюрпризы ещё не кончились.

Нюра обняла Ольгу за плечи и сказала:

– Пошли, я тебе кое-что интересное покажу, чтобы нагляднее было.

Они вышли на лестничную площадку, и Нюра открыла дверь третьей квартиры. На безмолвный Ольгин вопрос ответила:

– Да, да и эта квартира моя, и соседняя тоже, все три, кроме твоей.

– А зачем?

– Как зачем, а в чём деньги-то хранить – не в валюте же или золоте? Спасибо, проходили.

Они вошли в похожую квартиру, но она была похожа только по расположению. Словно попали в другое время или увидели современную квартиру, но в которой проживали люди другого социального статуса.

– Вот, смотри, как я должна жить на мою пенсию.

Картина была ужасающей. Тёмный, обшарпанный коридорчик, в котором не развернуться. Старые обои в жирных пятнах, ободранный линолеум и потрепанный резиновый коврик, на котором стояли те самые растоптанные башмаки «прощай молодость». На вешалке выцветшее, непонятно какого цвета болоньевое пальто на ватине и чёрная вязаная шапка и, самое главное, раздолбанная сумка на колёсах, непременный атрибут нынешних пенсионеров.

В комнате картина та же – продавленный диван-книжка, круглый стол, накрытый старой клеенкой, на потолке жёлтые пятна от многочисленных протечек (так как последний этаж и здесь никогда не было ремонта) и трехрожковая люстра без одного плафона. Остальное сами дорисуете.

– Что это? Кто здесь живёт? – удивлённо спросила Ольга.

– Кто? Я здесь живу, – ответила смеясь Нюра.

– Не понимаю.

– А что здесь понимать? Как я должна жить на свою честно заработанную пенсию. Вот так. Для полной картины можешь ещё заглянуть в холодильник ЗиЛ. Там, кроме дешевого молока и хлеба, ничего не найдешь. Хлеб и лекарства в холодильнике для того, чтобы дольше сохранились. Понятно?

– Нет.

– Опять нет. Оль, я же простая российская пенсионерка, хожу в разные социальные службы, они тоже ко мне ходят с проверками. Вот здесь я их и принимаю, ну чтобы им спокойнее было. Ну ладно. Всё это уже надоело. Давай ближе к делу. Я уезжаю на Рождество в Англию, потом будет свадьба и, скорее всего, ближайшее время я здесь не появлюсь. Поэтому решила оставить тебя на всём этом хозяйстве. Будешь платить за квартиру, получать пенсию по доверенности и так далее. Для всех я уехала к больной сестре в деревню под Тамбов. Есть вопросы?

– Да. А чья свадьба?

– Моя. Выхожу замуж, потом всякие свадебные путешествия и так далее, так что точно не могу сказать, когда вернусь. Короче, принимай дела.

И уже поздно ночью пришла эсэмэска.

«Оленька, будь умницей. Посещай обе квартиры, сравнивай их и делай выводы. Ты сможешь. Я уверена. Обнимаю. Чмоки-чмоки. Твоя баба Нюра.

P.S. Провожая меня, Фотиния сказала, что у тебя грядут большие перемены в личной жизни, не прозевай, милая».

Ольга, погрустнев, замолчала. Лена, выдержав для приличия паузу, спросила:

– А дальше что было?

– Да, было. Однажды ночью ввалились ко мне мужики, вероятно отмычкой дверь открыли. Подняли с постели, силком посадили за стол, дали ручку и велели подписать все те бумаги, которые положили передо мной. Там было несколько листов, набранных мелким шрифтом, и уже с печатями и галочками, где я должна была расписаться. Я хотела схитрить и подписаться по-иному, чтобы обмануть их, но тут же почувствовала, что к моему затылку приставили пистолет. Испорченный лист заменили новым, и я всё подписала, как миленькая. Человек в очках, вероятно нотариус, внимательно проверил все листы и удовлетворенно кивнул головой. Всё сложив в папку, исчез. Мне же было велено одеться и идти с ними.

– Боже мой, бедная Ольга, такое пришлось пережить. А что за бумаги ты подписала?

– Да они у меня всё забрали, что, уезжая, мне отписала баба Нюра.

– А это много?

– Даже очень.

– А потом что?

– Да ничего. Привели в парк и долбанули по голове, да видно удар скользящий получился, так что не убили. А когда это выяснилось, они стали меня разыскивать по всему городу, чтобы исправить ошибку. Вот тогда вы меня и спасли.

– Да, история, – сокрушённо подытожила Лена.

– Ты права, мне пришлось много пережить, – эхом отозвалась Ольга, уходя в свои воспоминания.

Лена, чтобы разрядить обстановку, спросила:

– Оль, а ты помнишь, как в больнице всех удивила идеальным знанием немецкого языка и чтением мыслей?

– Что, что ты сказала? – переспросила она, выныривая из глубин своих воспоминаний.

– Ну, я спросила, по-немецки ты как сейчас?

– Да никак. Ни одного слова не знаю. В школе английский учила, да и то плохо, дальше чем «вот из ю нэйм» не продвинулась.

– А мысли читать тоже разучилась?

– А вот мысли читать не разучилась. Умею, – улыбнувшись, ответила Ольга.

– Правда, что ли?

– Ага, умею. Даже сейчас могу сказать, о чём ты думаешь.

– И о чём?

– Да о том, что нам пора чайку попить.

Они обе засмеялись.

– Это ты верно угадала! Сейчас пойду сделаю нам чай. Ой, а я забыла, у нас всё сладкое закончилось, но не беда. Оденусь и сбегаю в магазин. Ты чего хочешь?

– Я? Пирожных всяких и побольше. Гулять будем.

– Согласна. Сейчас мигом слетаю.

Лена решила побаловать подружку и не стала покупать сладости в близлежащем магазине, а поехала на знаменитую старинную кондитерскую фабрику, при которой был и магазинчик.

Когда она зашла туда, то голова пошла кругом от разнообразия выбора и умопомрачительных запахов. Она невольно сглотнула непрошеную слюну и заняла очередь.

Когда очередь продвинулась, то её взгляд задержался на даме, которая уже выбирала себе пирожные. Что-то почудилось до боли знакомое в движениях и во всём облике незнакомки. Лена напрягла слух и услышала голос. От неожиданности она даже вздрогнула. Это была её бывшая начальница, ныне покойная, Крысина.

Она жива и здорова! Не может быть. Ещё минута и вот она, Елена Евгеньевна собственной персоной, проплыла мимо, Лена еле успела отвернуться, чтобы не встретиться взглядом, а потом вышла из очереди и через большую витрину увидела, как Крысина села в автомобиль.

Она же следом выскочила на улицу и у первого прохожего попросила телефон, чтобы позвонить. Мальчишка без лишних вопросов дал мобилу. Лена прокричала одну фразу:

– Я у кондитерского магазина на Ленинградке. Жду.

Ждать пришлось недолго. Минут через пятнадцать притормозил автомобиль, открылась дверь и она села в машину. Рядом с ней на заднем сиденье был мужчина:

–  Я – Игорь. Что случилось?

Лена, еле справляясь с волнением, проговорила:

– Крысина жива. Я только что видела её в магазинчике.

– Вот и чудненько. Ты запомнила машину, в которую села наша «покойница»?

– Ага.

Лена назвала всё: и марку, и цвет, и номер.

Игорь тут же передал сведения на Петровку.

– Дело сделано, сейчас задержат нашу «подругу».

Девушка повернулась и с некоторой обидой произнесла:

– Что-то вы не особо удивились, а я так чуть сознание не потеряла, когда её увидела.

– Честно тебе скажу. Мы тоже не сидели сложа руки. Всё в этом деле как-то не так. Поэтому вскрыли могилу Крысиной. Ну и наворотили они. Одних венков штук двадцать с могилы на мусорку отнесли и это у одинокой-то женщины, не имеющей никого из близких? Потом открыли дорогущий гроб.

Лена от нетерпения перебила:

– А там пусто?

– Нет, не пусто!

– Другой покойник?

– Елена, ты можешь слушать спокойно, не перебивая? 

– Простите, это от волнения. Молчу.

– В гробу была урна якобы с её прахом. Словом, замели следы. Стали искать и долго бы искали, если бы не твой звонок, спасибо.

– Так теперь Николая Николаевича выпустят?

– Непременно, но только позже.

– А почему позже?

Но она не успела узнать почему, так как открылась дверь машины – это вернулся шофер. Он повернулся, передал Лене коробку с пирожными и сказал:

– Нас всех можно поздравить. Только что сообщили, что Крысину взяли.

Лену отвезли поближе к её дому и высадили счастливую и с целой коробкой вкусняшек.

Распахнув дверь и побросав одежду на пол, Лена влетела в комнату. Ольга сидела на диване и смотрела трансляцию Олимпиады из Сочи, биатлон. Она повернулась и спросила:

– Лен, ты что чумная такая? Что случилось?

Лена бухнулась рядом на диван и, обняв Ольгу, завопила от радости:

– Оль, ты представляешь, Николая Николаевича отпускают. Он ни в чём не виноват. Радость-то, какая!

– Лен, не ори так. Объясни всё толком, – гася радость, спокойным тоном спросила та.

– Ты представляешь, Крысина-то жива!

– Как жива?

– А вот так и жива. Всё это была инсценировка. Понимаешь, Главный-то ни в чём не виноват! Ура!

– Подожди, как это жива, не может быть такого.

– Может, может, я её своими глазами видела, а потом Игорь приехал, а потом её поймали и сейчас она на Петровке уже, и теперь выпустят Главного. Ты понимаешь?

– А ты ничего не путаешь?

– Да ты что, я её видела, как тебя сейчас.

– Надо же, – как-то озабоченно проговорила Ольга.

Через минуту сказала уже другим тоном:

– Ну что ты сидишь, где наш чай?

– Сейчас всё сделаю. Мигом.

Когда Лена вернулась в комнату с двумя кружками дымящегося чая, то увидела странную картину. Ольга стояла, держа в одной руке дипломат, а в другой пистолет, направленный на неё. У Лены сработала мгновенная реакция (спасибо военруку), и она не дожидаясь, плеснула чаем в лицо Ольги. Та от неожиданности и боли вскрикнула и рефлекторно разжала руки, пистолет и кейс упали на пол, она же стала тереть ладонями обожженные глаза.

Ситуация поменялась, теперь Лена держала её на прицеле.

– Оль, ты кто?

– Тебе лучше не знать, – глухо отозвалась она.

– Но всё же интересно, кого я так выхаживала в больнице?

– За это, конечно же, большое тебе спасибо. Но ты, милочка, влезла, не зная сама, в очень серьёзные игры.

Ольга тянула время, чтобы найти возможность исправить свою оплошность.

– Понимаешь, давно-давно жили-были две подружки соседки. Одну звали Анечкой, а другую Леночкой. Жили-дружили, но всегда между ними было соперничество. Вот и детство, и юношество прошло, а вот на пороге и зрелость, а они всё не угомонятся. Кто круче? И до того доигрались, что возглавили две нехилых криминальных группировки. И это всё о девочках из приличных семей. Одну возглавляла Баба Нюра. Ты подумай, на какие шиши куплены квартиры и игрушки типа Харлей, а другую – твоя Крысина, да вот только Елена Евгеньевна слабака дала, подсела на «дурь». Нюра свалила заграницу, дав распоряжение по уничтожению соперницы. Да всё и случилось бы, так как и задумывали, но кто-то вмешался и слил Крысиной информацию, и они дали достойный отпор Нюре. Отомстив, решили избавиться от меня, как информатора и «засланного казачка» одновременно. Но не прокатило. Я давно в этом «бизнесе». У меня всё предусмотрено.

Лена только хлопала ресницами, стараясь переварить и как-то осмыслить ошеломляющую информацию, забыв совершенно про пистолет. Только и успела спросить:

– Оль, так это ты?

– Да, это я.

Ольге было достаточно секунды, чтобы рвануться вперёд, но выстрел успел-таки прозвучать. Лена промазала. Больше она ничего не увидела, так как лежала на полу, оглушенная тем же пистолетом.

Ольга, прихватив кейс, вышла на улицу. Теперь всё! Валить надо и быстро. Билет на самолет и документы её уже ждут, занимаясь рискованным делом, всегда имела пути для отступления. Она немного поплутала для верности и вышла на Ленинградку. Шла мимо дорожной эстакады. Мысли быстро летели вперёд. Теперь как никогда всё стало реальнее, можно руку протянуть и вот она на пороге своей мечты: берег океана, пальмы и беззаботная жизнь. Так близко, что она почувствовала завораживающий запах тропического бриза, но вдруг раздался какой-то безумный треск сверху, словно небесный гром прогремел среди зимы. Она подняла голову и увидела летящую машину. Этот миг превратился в вечность.

Ольге было предсказано умереть от того, чем будет заниматься. А по жизни она была мелким наркодилером и поэтому она никогда не употребляла «дурь» и была спокойна за свою жизнь, но судьбу не обманешь, и предсказанию суждено было сбыться.

Наркоман, угнавший машину, веселился, развлекаясь быстрой ездой. На дорожной развязке устроил себе бесплатный аттракцион «американские горки» и надо же, не вписался в очередной поворот и на большой скорости проломил ограждение и отправился в свободный полёт, который длился секунды.

Проходящая мимо Ольга подняла глаза и успела только увидеть падающий сверху прямо на неё автомобиль. Траектория полёта была идеальная.

Время преломилось, и этот миг превратился в вечность. Исчезли все звуки, а машина опускалась, как в замедленной съёмке и при гробовой тишине. И когда автомобиль полностью накрыл её, тишину взорвала песня: «Я свободен, словно птица в небесах! Я свободен!»

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/