Посвящается молодым людям, желающим увидеть и понять жизнь не только через призму своих, но и чужих ошибок.

Все мы небезгрешны! И чем больше нам лет, тем больше ошибок, глупостей, неприятных моментов и неправедных, порой скверных, поступков в нашем послужном списке. Однако, как бы то ни было, по-любому старайтесь, где можно, даже где трудно, и даже где нельзя, оставаться Человеком.

  

   Галя.

    После просмотра «Первым» двадцатой сцены, раскрывающей некоторые дополнительные черты характера Иванова, «Второй» высветил на экране фотографию под номером двадцать четыре и прокомментировал её:
- Это красавица Галя! Двадцать шесть лет. Живёт в городе Ирпене Киевской области. По профессии товаровед продовольственных товаров. С мужем развелась. Ревновал, пил, бил. Вторично выйти замуж не спешила. Проявляла повышенную осторожность в этом вопросе и явно завышенную требовательность к многочисленным соискателям её внимания. Тем не менее, подспудно, о хорошем муже постоянно мечтала и упорно, на свой вкус, такого  искала.

    В воскресенье 26 сентября 1976 года, она с тремя объёмистыми дорожными сумками держала путь к матери и своей трёхлетней дочке в направлении города Прилуки, с пересадкой на железнодорожной станции Нежин.

«Второй» нажал на кнопки дистанционного пульта управления и на панорамном телеэкране возникли видео кадры, где Галя под музыку делала в своей квартире, при открытых форточках, утреннюю физзарядку.

- Молодец девчонка! – улыбнулся «Первый». – Красиво! А на «шпагат» как садится?! Приятно смотреть! Не выключай. Пусть занимается. Рассказывай дальше.

«Второй» поддакивающе кивнул головой и продолжил:
- Познакомился с ней Иванов на Киевском железнодорожном вокзале.  Причём, познакомился довольно легко и в обычной для себя непринуждённой манере. Как-никак, имел уже опыт! Сошлись и пересеклись их жизненные пути так. Купив билет на скорый поезд «Киев – Москва» отправлением в 14.35 и позвонив Вере  в подмосковную Кубинку, что завтра вечером постарается к ней приехать, он, чтобы зря не «маячить» на вокзале, надумал в оставшиеся свободные три часа прокатиться электропоездом до Фастова и обратно. Однако с поездкой в Фастов не получилось. Вмешался Его Величество Слепой Случай! Увидев необычайно красивую девушку, идущую с тяжёлыми сумками, он взялся ей помочь  донести их до пригородной электрички на Нежин. А  узнав поточнее, куда она едет, вызвался проводить её до Нежина, сказав, не скрывая, что едет в Москву, билет куплен, до отправления поезда три часа, болтаться на вокзале не хочет: грязно, шумно, тяжёлый воздух. Гулять по Киеву не тянет: устал, слякотно. Поэтому с удовольствием проедет с красивой девушкой до Нежина и там сядет в свой поезд «Киев-Москва».

Галя,  увидев на его светлом симпатичном лице искренний восторг от её красоты, возражать не стала.
- Вдруг судьба, - подумала она, улыбнувшись.

В пути, когда ревизоры проверяли у пассажиров наличие билетов, Иванов, расстегнув плащ и неторопливо достав из кармана пиджака билет до Москвы, высветил на своей груди «Золотую Звезду» Героя Социалистического Труда.

 

Блеск «Золотой Звезды» отразился в глазах Гали резким расширением зрачков.

- Вот это, да! Видимо, не по годам умный,  а не просто симпатичный! - сверкнула  в её в голове  будораживающая сердце и разум мысль. -  Именно такого мне бы мужа.

 

Впрочем, Иванов понравился ей без всяких регалий: стройный, красивый, улыбчивый, со вкусом одетый, с умными глазами. Но и Галя прекрасно знала высокую цену своей внешности. И зная, любила покапризничать, поиграться. Нравилось, если упрашивали, уговаривали, вставали перед ней на колени, заискивали, одаривали.  Однако, увидев «Золотую Звезду», на приятном молодом человеке, решила не жеманничать, а дать чёткий и однозначный сигнал ему о том, что она тоже без ума от него и готова с ним встретиться в любое время, если он того пожелает.
Иванов это чувствовал. И потому, когда  на станции Нежин прозвучало объявление о подходе его скорого поезда номер сорок два «Киев-Москва», спросил Галю, не против ли она повидаться с ним ещё раз? Галя без лишних слов быстро написала на листке свой домашний адрес и телефон.
Положив листок в карман, Иванов, стеснительно опустив глаза, спросил:
 - Скажите, Галя, честно, коль приеду в октябре или ноябре на субботу и воскресенье к вам, не выгоните?
Не выгоню,– засмеялась Галя. – Приезжайте. Буду рада. А если позвоните заранее, либо предупредите телеграммой, обязательно встречу.
- Спасибо! – благодарно взглянул на  неё Иванов. – Даю слово приехать. Хотя вам это и так ясно. Цену и силу своей красоты вы прекрасно знаете.

Взглянув на «Первого» и выдержав паузу, «Второй» переключил телеэкран. На экране бегущей строкой прозвучала информационная справка:

Сцена 22.  Место и время начала действия: железнодорожная станция Нежин. Черниговская область. 26 сентября 1976 год. Воскресенье. 16 часов 07 минут.

После информационной справки  на теле панорамном экране появляется здание вокзала, посадочная платформа, показывается приближающийся поезд и звучит объявление: «Граждане пассажиры! Скорый поезд номер сорок два «Киев – Москва» прибывает к первой платформе. Стоянка три минуты».

Галя провожает Иванова до самого поезда. У вагона  номер 6 пожимает ему руку и твёрдо произносит:
-  Приезжайте! Я буду ждать! Очень ждать!

- Приеду! Обязательно приеду! – обещает он.

 

 Отдав билет проводнице,  Иванов поднимается в вагон и со счастливой молчаливой улыбкой смотрит на пленительную Галю, ждущую, когда он поедет. 

Как только поезд трогается в путь,  они машут друг другу рукой, прощаясь. После чего Иванов, идёт к третьему купе с цифрами 9. 10.  11.  12,  вежливо стучится в дверь и открывает её. 
 

      

В купе трое: два военных – один с погонами генерала, второй с погонами майора, и приятной внешности молодая девушка  примерно 17 – 18 лет.

- Добрый вечер! Можно войти? – стеснительно и нерешительно произнёс Иванов, застыв в дверях.

- Заходите! – улыбнулась девушка при виде молодого симпатичного парня.

Иванов шагнул в купе, поставил на пол сумку, снял и повесил на вешалку плащ…

 

Девушка, увидев на пиджаке Иванова «Золотую Звезду»  Героя Социалистического Труда, удивлённо замерла. Замерли от неожиданности генерал и майор.

Иванову было неловко. Слишком молодо он выглядел для Героя Социалистического Труда. Тем не менее, сохраняя невозмутимый вид и спокойствие, уверенно открыл сумку, достал тапочки и туалетные принадлежности, закинул сумку на верхнюю багажную полку, снял и повесил на вешалку пиджак, переобулся в тапочки и вышел в туалет мыть руки.

Хотя душа его была немного встревожена наличием таких по купе соседей, он всё же прекрасно понимал, что, будучи чисто выбритым, аккуратно подстриженным, в дорогом модном плаще и костюме, красивой, добротной обуви, белоснежной подогнанной к телу рубашке с галстуком и запонками на манжетах сверкающими большими камнями, никто из пассажиров купе о нём плохого не подумает.

Вернувшись из туалета, Иванов подметил скользнувшие по нему любопытные взгляды попутчиков,  но продолжая вести себя так, будто они сами по себе, а он сам по себе, ловко, как тренированный гимнаст, одним взмахом запрыгнул на свою верхнюю спальную полку, расправил одеяло с простынью, положил под голову подушку и лёг, закрыв глаза, мечтательно вспоминая Галю.

В купе постучали и приоткрыли дверь.
- Чай будете пить? – спросила проводница вагона.

- Будем! – ответила девушка.

- Сколько принести? – обратилась она к ней. 

- Одну секундочку! Сейчас уточню! – произнесла девушка и, повернувшись к Иванову, похлопала его ладонью по  спине:
- Молодой человек! Чай будете пить?

Иванов приподнялся, посмотрел на столик, за которым сидели военные, взглянул на девушку, но сразу же застенчиво отвёл от её лица глаза, и, вздохнув, качнул головой:
- Нет, не буду.

- Значит, три стакана, пожалуйста, принесите нам, - повернулась девушка к проводнице.

Проводница ушла, закрыв дверь.

Девушка подсела к военным и тихо прошептала: 
- Папа. Молодой человек стесняется с нами пить чай.

- Ну а я что, Настенька, сделаю? – услышал Иванов. – Он же не военный. Не прикажешь! Ищи сама подход. Чего-чего, а делать ты это умеешь. Да и будущая твоя профессия таких навыков требует.

В дверь постучали, и вошла проводница с чаем.

- Нам четыре стакана, пожалуйста, - попросила девушка.

Проводница молча поставила на столик четыре стакана с чаем, подложила в тарелочку упакованный сахар и вышла из купе, закрыв за собой дверь.

Девушка легонько потянула Иванова за руку:
- Вставайте, молодой человек! Спускайтесь! Чаю попьём вместе. Сделайте мне и нам одолжение. А то как-то некрасиво получится: в одном купе едем, но друг друга в упор не видим и видеть не желаем. Вас как по имени отчеству называть?

- Саша! – еле слышно стеснительно произнёс Иванов и, не зная как быть,  как себя вести дальше, закрыв лицо руками, замер.

- А меня Настя, - весело улыбнувшись, отводит в сторону руку Иванова девушка. – Вставайте. Не стесняйтесь. Уважьте.

Из-за столика поднялся отец Насти – генерал:
- Спускайся, сынок! Чай с боевым генералом попьёшь. Или что-нибудь покрепче, если не супротив.

- Слушаюсь, товарищ генерал-лейтенант! – козырнув, засмеялся Иванов, интуитивно поняв, какой линии  поведения ему надо придерживаться, и быстро, словно по тревоге, спрыгнул вниз.

- Молодец! Сразу видно не зря в армии служил! – улыбнулся генерал и ткнул пальцем в бок майора. – Доставай!  Выпьем по чарке.

Майор достал бутылку «Горилки», три стаканчика и палку колбасы.

Подождите, не открывайте бутылку, - попросил Иванов. – Давайте начнём с моего лечебного средства.

Генерал поднял удивлённо брови:
- Показывай! Что-то я более лечебного, чем «Горилка», не припоминаю, не чуял.

Иванов достал из сумки шоколадный батончик и глиняную тёмно-коричневую цилиндрическую бутылку с этикеткой «Рижский бальзам».

- Батончик Насте к чаю, - положил Иванов на столик шоколадку.– А «Рижский бальзам» - нам.

- Да, «Рижский бальзам» более целебный, согласился генерал.

Увидев бутылку «Рижского бальзама», Настя засмеялась:
- У нас его только мама пьёт. Три раза в день по чайной ложечке. Как лекарство. Выпьет ложечку и прячет подальше от папы, неприученного пить по чайной ложечки.

Иванов открыл бутылку и разлил его тёмно коричневое содержимое по стаканчикам.

- Мне, Саша, пожалуйста, тоже грамм двадцать налейте в качестве лекарства, - попросила Настя.

- Несовершеннолетним спиртное не положено! – улыбнулся Иванов и развёл руками. – Извините!

- Мне, Саша, девятнадцать с половиной! Даже чуть больше! – кокетливо строит глазки Настя. – Можно!

Иванов перевёл недоверчивый взгляд на генерала:
- Неужели можно?

Генерал одобрительно кивнул головой.

Майор поставил на столик четвёртый стаканчик и Иванов налил в него приблизительно двадцать-тридцать грамм бальзама.

Выпив бальзам, генерал поинтересовался, где Иванов служил.

- Слава Богу, нигде! – сдержанно засмеялся Иванов.

- Как это: слава Богу? – не понял сразу мысль Иванова генерал.

- Очень просто! – усмехнулся Иванов. – Что лично мне дала бы армия? Ничего! Для более менее умственно развитых людей она, в том виде, в каком сейчас существует, противопоказана. В ней, кроме деградации личности, мало чего взамен хорошего хоть солдат, хоть офицер видит и получает. Возможно, какому-нибудь забитому деревенскому или городскому пареньку армия приносит пользу в виде физического развития, расширения кругозора, чувства взрослости и мужской гордости. Но ведь это всё от убогости его детства, плохого общественно-семейного воспитания, социальной недоразвитости. А потом, согласитесь, разве это дело: взрослый парень служит в армии. Подчёркиваю: служит! Находится на службе у государства круглосуточно, целых два года, как раб! И что? Не будь он в армии, получал бы на производстве за восьмичасовой рабочий день по 80 – 100 рублей. Не меньше! Помогал бы маме с папой, бабушке с дедушкой. В армии же получает сущие гроши. Мама с папой, бабушки с дедушками каждый месяц присылают посылочки, бандероли, по пять-десять рублей сыночку, чтобы как-то нищету солдатскую скрасить. А после дембеля сына вынуждены за свои кровно заработанные денежки ему купить всю одежду с обувью. Так как сыну, отслужившему два года в армии, ходить не в чем и купить не на что. Ужас! Вы, конечно, можете сослаться на бедность нашего государства. На нехватку у Минобороны денег на достойное жалование военнослужащим. Только всё это неправда. Рассчитанная на дилетантов. Кто-кто, я-то знаю масштабы нашей вопиющей бесхозяйственности и весь огромный поток бестолковой безвозмездной материально-технической и финансовой помощи, которое наше государство оказывает прокоммунистическим режимам и движениям всего мира. Я часто бываю в воинских частях и знаю не понаслышке, не по лживым газетам, книгам, фильмам и телепередачам истинную ситуацию в армии. И могу одно сказать. Уроки 1941 года наша страна не извлекла. Начнись, не дай Бог, война – повторились бы 41 – 42 годы. Благо, что Человечество поумнело и кровавую вселенскую бойню никто не собирается устраивать. Недавно я был на одном из номерных машиностроительных заводов, где готовят к испытаниям новый образец ЗРК. В целом комплекс неплохой. Но из-за бюрократических неурядиц, слабой научно-технической базы и плохой организации труда его уровень надёжности, себестоимость, сроки изготовления, сроки испытаний и запуск в серийное производство таковы, что назвать подобное детище современным, высокоточным – язык не поворачивается. Или взять проводимые крупномасштабные общевойсковые ученья? – вновь усмехнулся Иванов. – В кинохронике, газетах и телерепортажах сплошная идиллия: с благодарностями, поощрениями, наградами. И ни разу не показали и не покажут, как командующие округов и начальники штабов договариваются между собой собрать по крохам и послать в район учений ту часть военной техники, которая ещё в состоянии летать, ездить, стрелять. Потому что, в каждой части, в каждом округе треть, а то и половина числящейся военной технике стыдно и позорно назвать боевой. Все: от командира части до министра обороны знают прекрасно об этом. Но делают вид, будто всё нормально. Обманывая, по сути, в очередной раз свой народ. Тоже самое можно сказать, про «внезапные» в кавычках серьёзные боевые тревоги. Не спорю.  На уровне взвода, роты, батальона, иногда полка они бывают по прихоти командира части действительно внезапными. Но то не в счёт! И чаще носят характер скрытого давления на слишком строптивого подчинённого.

Настя захлопала в ладоши:
- А я, папа, разве не то же самое тебе говорила? Точь в точь. Мои слова и мысли Саша повторил. Глупой меня называл. Выходит, и он глупый. Выходит, не было в нашей истории трагических 41 – 42 годов, когда, практически, была наголо разгромлена трёхмиллионная кадровая Красная армия нашей страны.

Генерал тяжело вздохнул, открыл бутылку «Горилки и налил по чуть-чуть в три стаканчика:
- Давайте не будем касаться сложного. Давайте выпьем, чтобы не было войн и исчезла необходимость иметь не только плохую, но и отлично подготовленную армию.

Они выпили.

- Саша!  А за что вы звания Героя  Соцтруда удостоены? – улыбнулась Настя.

Иванов пожал плечами и смущённо опустил глаза:
– Сам не знаю, если сказать честно. Трудился над «изделием» огромный коллектив. Тысячи! А государственную награду получили двадцать шесть человек. Шестнадцать  -  медаль «За трудовую доблесть», семь – ордена, трое, включая меня, «Золотую Звезду Серп и Молот». Скорее всего, Генеральному конструктору чем-то приглянулся. Он любил поговорить со мной. На рыбалку съездить. А вообще-то у нас с наградами тоже не всё справедливо. Мне, часто при виде награждённых, знаете какие вспоминаются слова?  Слова из стихотворения Александра Твардовского «Переправа»:

Переправа, переправа!
Берег левый, берег правый,
Снег шершавый, кромка льда...

Кому память, кому слава,
Кому темная вода, -
Ни приметы, ни следа.

Я эти строчки воспринимаю как укор со стороны безвестно погибших солдат в Днепре не только к стране, но и к тем, кому посчастливилось переправиться через Днепр, захватить плацдарм на вражеском берегу, удержаться, выжить и удостоиться звания «Героя Советского Союза». Для меня погибший либо раненный в Днепре… и не только в Днепре, точно такой же Герой. Просто ему повезло меньше.
Впрочем, никто, за столь высокую оценку моего труда, Генерального конструктора не упрекнул даже тайно. Пять лет, не считаясь с личным временем, прочими  сугубо личными запросами, отдавал себя во власть делу. Хотя, опять же скажу, не я один такой был.
 
- А вы женатый? – улыбнулась Настя.

Иванов, почувствовав себя неловко, застенчиво покраснел и опустил голову.

- Она у меня в МГУ на факультете журналистики  учится. Вот и проявляет излишнее любопытство, - оправдывает свою дочь генерал.

- Странно! – усмехнулся Иванов и скользнул взглядом по лицу Насти. – С виду такая умная. К тому же дочь боевого генерала. А пошла учиться на пустобрёху и лакея. Неужели к лучшему пристрастия не было?

- Ну-ка, ну-ка! Покритикуйте её! – весело засмеялся генерал. – И я был против. Увы, их трое: мать, она и сын. Спелись. Настояли!

- Настя удивлённо взглянула на Иванова:
- И чем же вам, Саша, не нравится профессия журналиста?

- Ой! – отмахнулся рукой Иванов с досадой. – Правду им в средствах массовой информации не дают о жизни рассказывать. Любой ныне пишущий журналист, фактически, пустобрёх и прислужник. Сплошное враньё и лукавые цифры. Мне приходится часто летать или ездить в различные города и веси страны, бывать на сотнях предприятий, в НИИ и лабораториях. В газетах и телепередачах одно - в жизни  совсем-совсем иное. Катимся и скатываемся непонятно куда. Лишь природные богатства спасают от глубокой нищеты. А что дальше? Короче, Настенька, придётся тебе, против воли, враньё сочинять и показуху создавать всю свою трудовую жизнь. Не захочешь, начнёшь выпендриваться, артачиться – скажут: пошла вон! Такая, к сожалению, наша журналистика.

- А вот на кого бы лично вы мне предложили пойти учиться? – улыбнулась Настя.

Иванов неопределённо пожал плечами:
- Я вас первый раз вижу и совершенно не знаю. Могу только кой о чём судить по линиям на ладонях. Покажите их, пожалуйста.

Настя с игривой улыбкой на лице, не мешкая, протянула ладони. Иванов, подавив в себе стеснительность, взял ладони Насти в свои руки и внимательно не торопясь всмотрелся в них.

- Значит, так, - засмеялся он, - На обеих ладонях хорошо просматривается тяга к путешествиям, переездам, новым местам, к новым людям, к интересному общению. Поэтому, в принципе, профессия журналиста соответствует твоей устремлённости. Однако есть одно «НО». По характеру ты, Настя, человек хитрый, самолюбивый и в тоже время, как ни парадоксально, честный, бескомпромиссный. Это не позволит тебе долго на журналистском поприще задержаться. И потому журналистика не твой путь. По наивности ты думала и продолжаешь думать, будто ложью и показухой пропитана только армия. Во всех остальных сферах жизни страны всё более-менее нормально и мы неуклонно твёрдой поступью движемся вперёд к коммунизму. К сожалению, «первый блин всегда комом»! А армия – часть общества. Его срез. Недостатки в армии спроецированы и спровоцированы теми же самыми недостатками в обществе. И как только ты в этом окончательно убедишься, журналистика перестанет быть для тебя интересной. Ты обязательно уйдёшь из неё. Линии на ладонях тому свидетельство. Вопрос лишь во времени: через сколько? Возможно через год. Может через пять-семь лет. Хотя лучше и умнее через год.  Тяга к переездам, путешествиям, новым местам, кроме как на курорт либо в круиз по рекам и морям, тоже поутихнет, манить не станет. Одно дело было переезжать на готовенькое под крылом всесильного папы и заботливой мамы, другое дело крутиться с обустройством, как белка в колесе, самой. Поэтому лично я бы порекомендовал тебе получить профессию более приземлённую и всегда востребованную. Например, перевестись в технологический институт на технологический факультет по специальности «технология кондитерских изделий» и стать главным технологом на Киевской кондитерской фабрики имени Карла Маркса, либо Львовской «Светочь», либо Одесской имени «Розы Люксембург». А ещё лучше московских: «Красный Октябрь», «Рот-фронт», «Бабаевской», либо шоколадной фабрики «Россия» в Самаре. В крайнем случае, если очень-очень хочется быть журналистом и к иному душа не лежит, тогда рекомендую всё же закончить факультет журналистики, однако без нацеленности на военную, политическую, идеологическую, экономическую, морально-этическую тематику, а с нацеленностью на экологию, науку, технику, даже атеизм, архитектуру, строительство. Поверь, полезнее будет. Побываешь в интересных командировках и поездках. А главное: с более умными, продвинутыми людьми общаться придётся. А ты сейчас, скорее всего, военную направленность избрала? В армии порядок мечтаешь с помощью своих статей наводить. С ветряными мельницами бороться. Признайся, так?

- А вот на кого бы лично вы мне предложили пойти учиться? – улыбнулась Настя.

Иванов неопределённо пожал плечами:
- Я вас первый раз вижу и совершенно не знаю. Могу только кой о чём судить по линиям на ладонях. Покажите их, пожалуйста.

Настя с игривой улыбкой на лице, не мешкая, протянула ладони. Иванов,  подавив в себе стеснительность, взял ладони Насти в свои руки и внимательно не торопясь всмотрелся в них.

- Значит, так, - засмеялся он, - На обеих ладонях хорошо просматривается тяга к путешествиям, переездам, новым местам, к новым людям, к интересному общению. Поэтому, в принципе, профессия журналиста соответствует твоей устремлённости. Однако есть одно «НО». По характеру ты, Настя, человек хитрый, самолюбивый и в тоже время, как ни парадоксально, честный, бескомпромиссный. Это не позволит тебе долго на журналистском поприще задержаться. И потому журналистика не твой путь. По наивности ты думала и продолжаешь думать, будто ложью и показухой пропитана только армия. Во всех остальных сферах жизни страны всё более-менее нормально и мы неуклонно твёрдой поступью движемся вперёд к коммунизму. К сожалению, «первый блин всегда комом»! А армия – часть общества. Его срез. Недостатки в армии спроецированы и спровоцированы теми же самыми недостатками в обществе. И как только ты в этом окончательно убедишься, журналистика перестанет быть для тебя интересной. Ты обязательно уйдёшь из неё. Линии на ладонях тому свидетельство. Вопрос лишь во времени: через сколько? Возможно через год. Может через пять-семь лет. Хотя лучше и умнее через год.  Тяга к переездам, путешествиям, новым местам, кроме как на курорт либо в круиз по рекам и морям, тоже поутихнет, манить не станет. Одно дело было переезжать на готовенькое под крылом всесильного папы и заботливой мамы, другое дело крутиться с обустройством, как белка в колесе, самой. Поэтому лично я бы порекомендовал тебе получить профессию более приземлённую и всегда востребованную. Например, перевестись в технологический институт на технологический факультет по специальности «технология кондитерских изделий» и стать главным технологом на Киевской кондитерской фабрики имени Карла Маркса, либо Львовской «Светочь», либо Одесской имени «Розы Люксембург». А ещё лучше московских: «Красный Октябрь», «Рот-фронт», «Бабаевской», либо шоколадной фабрики «Россия» в Самаре. В крайнем случае, если очень-очень хочется быть журналистом и к иному душа не лежит, тогда рекомендую всё же закончить факультет журналистики, однако без нацеленности на военную, политическую, идеологическую, экономическую, морально-этическую тематику, а с нацеленностью на экологию, науку, технику, даже атеизм, архитектуру, строительство. Поверь, полезнее будет. Побываешь в интересных командировках и поездках. А главное: с более умными, продвинутыми людьми общаться придётся. А ты сейчас, скорее всего, военную направленность избрала? В армии порядок мечтаешь с помощью своих статей наводить. С ветряными мельницами бороться. Признайся, так?

- Спасибо, Саша! – утвердительно кивнула головой Настя. – Я над твоими словами подумаю. И с папой основательно посоветуюсь.

Генерал стал разливать из бутылки по стаканчикам остатки «Горилки».

- Мне не наливайте! – твёрдо предупредил Иванов.

Генерал и майор, выпив «Горилку», стали готовиться ко сну. Иванов, взяв зубную щётку, пасту и мыло, отправился в туалет. Настя понесла стаканы к проводнице.

Возвращаясь из туалета, Иванов остановился около поджидающей его Насти и вопросительно взглянул на неё:
- А что, Настенька, в купе не заходишь? Нельзя?

- Тебя, Саша, жду, - улыбнулась Настя. – Поболтать с тобой хочется.

- Мне тоже, - вздохнул Иванов. – Да как-то неловко. Твой папа там, ты здесь. Беспокоиться будет. Может вот как поступим: возьмём блокнот, ручку…  заберёмся на свои верхние спальные места, включим ночные светильники и будем друг другу в письменной форме задавать короткие вопросики.

Настя одобрительно кивнула головой:
- Замечательно. Но всё же ответь здесь мне на ранее заданный вопрос: ты женатый?

- Был, - нахмурился Иванов. - Ушла два года назад жена, прожив со мной три года. Не выдержала того, что работе я отдавал предпочтения больше, чем ей. Недавно, правда, приходила мириться. Только я предательства прощать не умею.

- А дети? – сочувствуя Иванову, тихо спросила Настя.

- Детьми, слава Богу, не обзавелись! – улыбнулся Иванов.

- Тогда ничего страшного, - озорно сверкнув глазами, мягко щёлкнула Настя пальчиками по кончику носа Иванова. – А где ты живёшь: в Москве или Киеве?

- Не там и не там, - улыбнулся Иванов и щёлкнул в ответ по  носику Насти. -  В Самаре я живу, на Волге. То есть, в Куйбышеве. Ещё о чём хочешь спросить? Спрашивай. И пойдём в купе. Как-то неудобно в моей душе становится перед твоим  папой.

- Ты, Саша, судя по всему, очень стеснительный, как школьник? – ласково притронулась  Настя кончиками пальцев к лицу Иванова. - Сколько тебе лет?

- Пятнадцатого июля двадцать семь лет исполнилось, - застенчиво опустил глаза Иванов. – Как видишь возраст не школьный.

- Вижу! – кокетливо кивнула головой Настя. – А вот почему со мной, двадцатилетней такой скованный, понять не могу. Неужели из-за папы – генерала?

- Я скромный, Настенька, только на людях. А также с девушкой незнакомой или мало знакомой. Будь мы сейчас где-нибудь по-настоящему одни, тем более в притемнённом месте, вряд ли бы ты заметила мою стеснительность. Наоборот, посчитала меня чересчур смелым, решительным и бывалым Донжуаном.

- Не верю! Не верю! Не верю! – смеясь, замотала головой Настя. – Тебе же всё время было некогда.

– Да, это так, каюсь и искренне о том сожалею, - тяжко вздохнул Иванов. - Тем не менее, я не тюха, как может показаться на первый взгляд. У меня в шестнадцати-семнадцати летнем возрасте были хорошие по этой части «учительницы», считавшие меня из всех своих учеников самым способным и талантливым. Талантливый ведь, во всём талантлив.

Взглянув на часы, Иванов потихонечку открывает дверь купе и жестом руки приглашает Настю войти.

На верхнем спальном месте Настя в блокноте сделала первую запись и передала блокнот с ручкой Иванову. 

«Саша! – задала она вопрос. - А за кого бы ты порекомендовал мне выйти замуж?»
 
«Сначала ответь, Настенька: какова позиция твоих родителей?» – написал чуть ниже Иванов и передал блокнот с ручкой Насте.

«Папа ратует за военного. Мама и я против. Брату, ему 31 год, всё равно», - красивым почерком вывела ответ Настя.

«Почему ты и мама против военного???» - поставил три вопросительных знака Иванов.

«Ну их!!! - поставила три восклицательных знака Настя. – Мама о военных знаешь что говорит: «Чем больше ходят в портупее, тем всё тупее и тупее». У меня три ухажёра были – лейтенантики. Симпатичные, стройные, подтянутые. Но… мозгов на палец! Насмотрелась я на военных и их быт в военных городках предостаточно. Не хочу такой жизни!»

«Не волнуйся насчёт замужества, красивенькая Настенька! – поставил жирный восклицательный знак Иванов. – Всё сложится хорошо! Судя по линиям на ладони, свадьба твоя не скоро! Года через три-четыре. Твой спутник жизни будет на пять-шесть лет старше тебя. У вас родятся девочка и мальчик. Ты окажешься верной любящей женой. А вот окажется ли он верным и любящим… такие данные на твоих ладонях отсутствуют».

«Саша! Спасибо! Теперь я хочу тебя спросить о главном, - слово «о главном» Настя подчеркнула двумя линиями. – Ты мне нравишься! А я тебе?»

«Не нравилась бы – давно спал!» – сделал короткую запись Иванов и  передал блокнот с ручкой Насте.

Прочитав, Настя кокетливо сверкнула радостными глазами и вывела на листике блокнота вопрос: «Чем?»

«Не знаю! – написал Иванов. – Нравишься и всё! Нравишься глазами, улыбкой. Очень красивые губы, носик, уши, волосы, шея, плечи, руки, пальчики, стройная, умная, кокетливая, незакомплексованная, жизнерадостная».

«У меня грудь маленькая. Как ты на это, Саша, смотришь?»  –написала Настя и, скромно опустив глаза, положила на подушку Иванову блокнот и ручку.

«Зато стоячая!!! – поставил три восклицательных знака Иванов. – А это куда лучше, чем большая, но висячая. Кроме того, Настенька, грудь твоя очень гармонична с фигурой. И, следовательно, большая грудь тебе красоты не прибавит. В крайнем случае, если ты на ней болезненно зациклена, носи специальный лифчик, придающий груди больший объём, и попутно за счёт увеличения массы больших и малых грудных мышц специальными физическими упражнениями, сделай её более рельефной. К тому же, имей в виду: чем больше грудь в молодости, тем непригляднее она в старости». 

 

«Всё равно хочу иметь грудь больше. И не искусственную, а свою!» - вздыхает Настя и передаёт блокнот и ручку Иванову.

 

«В таком случае, - пишет Иванов, -  советую тебе каждый субботний вечер съедать по три-четыре пирожных, а утром, по воскресеньям, ходить в церковь, ставить там толстую свечку и обращаться к Всевышнему с молитвой типа: «Господи! Отправь все лишние калории в сиськи».

 

«Саша!  Я серьёзно спрашиваю! – поставила жирный восклицательный знак Настя и, погрозив кулачком Иванову, добавила к записи вопрос:  «Неужели тебе не нравится большая грудь?»

 

«Лично для меня важна форма и упругость. Короче, Настенька, тебе на свой бюст жаловаться глупо.  Твоя фигура прекрасна!» - написал ей своё отношение к затронутому вопросу Иванов

«Спасибо, Саша! Теперь ответь: ты часто бываешь в Москве, в Киеве?»

«Часто!» - ответил Иванов.
 

«Сейчас сколько времени будешь в Москве?» - написала новый вопрос Настя.

«Один день, к сожалению… - поставил многоточие Иванов. – К 9.30 согласую кой-какие неувязки, затем мечтаю побывать в осеннем ботаническом саду. И, коль успею, в каком-нибудь музее. Вечером поездом поеду домой в Самару».

«Меня в Ботанический сад и музей провожатым возьмёшь?» – улыбнувшись, написала, Настя.

«Если не в ущерб твоей учёбе… возьму!» - сделал запись Иванов и, улыбнувшись, протянул блокнот с ручкой Насте.

«Где встретимся? И во сколько?» - написала вопросы Настя.

«Около главных ворот Ботанического сада в 10.00 утра  27.09. 1976 года, если устраивает?» -  передал ответ Иванов.

«Устраивает!!!» – поставила три жирных восклицательных знака Настя и в качестве примечания добавила: «Я буду в красных туфельках, с красной сумочкой и в лёгкой красной шляпке!»

Не спали они до самого утра, обмениваясь вопросами, ответами, размышлениями, мнениями. Прощались сдержанно. Настя, чувствуя чрезмерную стеснительность Иванова на людях, вела себя в отношении его скромно. Лишь перед самым выходом из поезда, улучив подходящий момент, шепнула:
- Не забудь: в десять ноль-ноль.

И Иванов, и Настя приехали к воротам Ботанического сада заблаговременно. Обоим очень хотелось встретиться. Иванов выглядел уставшим. По сути, он не спал вторую ночь.

- Сашенька! Ты не приболел? - забеспокоилась Настя, когда Иванов сел на лавочку и, закрыв глаза, бессильно сник.

Иванов с трудом открыл глаза, и вяло закачал головой:
- Спать хочу. Двое суток не спал.

- Сашенька! Поехали ко мне! – решительно взяла его за руку Настя. – Поспишь. Потом определимся, как быть.

- Не поеду, - тихо прошептал Иванов. – Мне стыдно будет твоему папе в глаза смотреть.

- Поехали! – потянула его за руку Настя. – Я в съёмной однокомнатной квартире живу с подружкой. Папа у нас не останавливается. Всегда в гостинице живёт. С друзьями вечерами встречается, веселится. Только мама.

Проснулся Иванов в квартире у Насти поздно вечером. В комнате было темно, тихо. Приподнявшись и оглядевшись, он быстро понял что к чему.

Настя, увидев в слабом свете, проникающем через окно, приподнявшуюся фигуру Иванова, включила настольную лампу, встала с расположенной по соседству кровати и, с милой улыбкой, в домашнем халатике, подсела к Иванову:
- Ну как, Сашенька? Выспался?

- Спасибо, Настенька! Да! – улыбнулся Иванов. – А сколько время?

- Двадцать один час двенадцать минут! – засмеялась она, взглянув на часы.

- Ого! – воскликнул Иванов. – Сколько же я спал?

- С одиннадцати часов все полных десять часов, - улыбнулась Настя.

- А ты что делала? – вопросительно взглянул на неё Иванов. – Сама хоть спала?

- Конечно! – любуясь красивым лицом и телом Иванова, кивнула головой Настя. – Тебя, хорошенький, раздела, уложила, укрыла, немного рядом посидела и тоже спать на подружкину кровать легла. Спала почти девять часов.

- А подружка где? – посмотрел по сторонам Иванов. – На кухне?

- В общежитие к девчонкам пошла ночевать, - хитро улыбнулась Настя.
 
- Что же мне делать? – мягко щёлкнул пальцем Иванов по носику Насти.

Настя щёлкнула  пальчиком в ответ по носу Иванова и засмеялась:
- Мой совет: оставайся ночевать. Сейчас поужинаем, музыку послушаем, потанцуем. Или тебе срочно домой возвратиться необходимо?
 

- Особо не горит! – улыбнулся Иванов. – С большим удовольствием поужинаю с милой Настенькой. Музыку послушаю. Вот только знаешь, что мне хочется. Пойдём либо вместе, либо сходи сама в гастроном, купи шоколадных конфет и бутылку шампанского.

- Одна схожу. Магазин рядом. Пять минут туда и пять минут обратно! – встала Настя и быстро оделась.

Иванов достал из кошелька три десятирублёвые купюры и отдал Насти:
- Все, Настенька, потрать на хорошие конфеты, хорошую колбасу и хорошее шампанское. А не будет шампанского, купи вина либо ликёра. Короче, всё на твоё усмотрение.

Настя ушла. Иванов оделся, умылся и успел до прихода Насти обойти квартиру, закрыть плотными шторами окна, заглянуть во все углы.

Ужин готовили вместе под приятную музыку. Первым делом Иванов наточил ножи, помыл их от наждачной пыли и быстро тонкими ломтиками нарезал хлеб, колбасу, сыр, почистил и пошинковал овощи.

 

Настя с восхищённым удивлением искоса наблюдала за его работой и, когда он её закончил, спросила:

- Саша! А где ты научился так ловко ножом орудовать? Руки, как пулемёт.

- В лётном училище, - вздохнул Иванов, о чём-то далёком вспомнив. – Во время дежурств на кухне. У нас там повар был хороший. Объяснял, показывал, учил. Говорил, в жизни обязательно пригодится.

- Всех учил, - улыбнулась Настя. – Или кто хотел этому научиться?

- Меня одного, дурачка, - засмеялся Иванов. – Остальные чурались. Считали бабским делом. Им готовенькое подавай: повкуснее, пожирнее, побольше.

После выпитого фужера шампанского, Настя подошла к Иванову и взяла его за руку:
- Вставай, Сашенька. Потанцуем.

- А где? – оглядывает кухню Иванов. – Мы же не сможем толком развернуться здесь.

- Мы стоя на месте под музыку покачаемся, - засмеялась Настя и чувствуя колебания Иванова взяла его за вторую руку: - Идём! Ты же говорил, что один на один не стеснительный. Докажи!

- А не осудишь? – застенчиво опустив глаза, продолжает колебаться Иванов, взвешивая всё «за» и «против».

- Нет.  Не бойся, Сашка глупенький! – весело улыбнувшись, потянула Настя за обе руки Иванова. – Поднимайся!

Иванов встал, обнял за талию Настю и, прижавшись своей щекой к её щеке, сладостно вздохнул:
- Тогда, Настенька, не обессудь. Держись! Талантливый - во всём талантлив. Тем более, ты такая нежная, соблазнительная. Дух захватывает.  Голова и рассудок туманится.  А подсознание  пытается победить сознание.

После этих слов руки Иванова сначала робко,  с опаской, затем увереннее заскользили по одежде Насти, раскрыли шею, плечи, грудь, принялись гладить и ласкать её.
Настя в ответ лишь счастливо улыбалась.
Окончательно осмелев, целуя ей грудь, плечи, шею, губы, лицо, Иванов шаг за шагом увлёк её в спальню на кровать, где полностью раздел,  разделся сам и лёг рядом, прижавшись к ней, в ожидании, что она ему теперь скажет, как поведёт.

Настя лежала притихшей недолго и вскоре взобралась на него, прильнула к нему и, нежно поцеловав раз, второй, третий, тихо прошептала:
- Спасибо, Сашенька, за ласки! Никогда не думала, что учёные люди могут столь умело обращаться с женским телом. Непонятно вот только: почему не стал пытаться доводить свое мужское влечение до логического конца.

- Всё очень проста, Настенька! – вздохнув, улыбнулся Иванов. – Я же не знаю, чего ты дальше хочешь. К тому же, презерватива нет. А главное, я человек, а не кобель.