Как Россия превратилась в инкубатор гнили.
Предисловие
Россия превратилась в инкубатор гнили в силу многих факторов. В том числе из-за гражданской войны (1917 – 1923 годов), в которой перемололи либо изгнали самую активную прослойку (численностью свыше шести миллионов человек) населения страны. Затем расправа с людьми (числом более трёх миллионов) в период НЭПа, раскулачивания и коллективизации (1920 – 1930 – 1033 годов), сохранившими отголоски экономической и коммерческой предприимчивости и самостоятельности. Далее тотальная расправа с инакомыслием в период с 1924 по 1940 год, затронувшая в общей сложности около 20 миллионов советских граждан. Потом гибель в Великой Отечественной войне с фашистской Германией и войне с Японией (1941 – 1945 года) самых смелых, патриотично настроенных и совестливых в то время наших ребят и мужиков в количестве не менее десяти миллионов.
После смерти Сталина и окончательного захвата чиновниками власти, процесс гнилизации Советского Союза и, естественно, России в период 1954 – 1987 годов пошёл особенно быстро. Как конкретно это происходило, чтобы описать, десяти томов не хватит. Поскольку складывалась такая ситуация из миллионов трагических историй. Даже в эпоху, так называемого, расцвета развитого социализма (то есть, с 1960 – 1985 год), их было тысячи и тысячи.
Об одной из них, из тех, с которыми пришлось мне лично столкнуться, я сейчас и расскажу.
***** *****
Город Куйбышев (ныне Самара). Исправительно-трудовое учреждение строгого режима УР 65/2. Жилая секция. 7-ое ноября 1977 года. Понедельник. Праздничный выходной день. Круглая юбилейная дата: 60 лет Великой Октябрьской социалистической революции. Около 10 часов утра.
На всю «зону» стараниями начальства колонии, в качестве политико-воспитательного мероприятия, звучат из громкоговорящего «колокола» революционно-патриотические песни по случаю столь важного и торжественного государственного события. Слова одной из них: «…И Ленин, такой молодой и юный Октябрь впереди!» доносятся и хорошо слышны в шумной и прокуренной жилой секции.
К двухъярусной кровати Иванова подходит парень лет двадцати пяти. Смотрит на прикреплённую к спинке койки бирку, где указано: Аланов Александр Сергеевич, 15 июля 1945 года рождения. Статья 209, часть 1 УК РСФСР. Срок 1 год. Начало срока: 13.05. 1977 года. Конец срока: 13.05. 1978 года. Прочитав бирку, парень заходит в проход, глядя на сидящего в кровати и выписывающего что-то из книги Иванова.
- Саша! – обратился он к нему тихо, мягко и нерешительно. – Извини что помешал. Дело у меня к тебе . Умные люди подсказали с тобой посоветоваться насчёт вынесенного мне судебного приговора. Пойдём во двор, прогуляешься по свежему воздуху. От пыли и табачного дыма передохнёшь. Правда, погода там нелётная, но больше негде спокойно и полно рассказать, как очутился я на нарах нежданчиком.
Иванов отложил книгу, ловко слез со своего верхнего спального места, точно попав ногами в ботинки, не наступив на пол. Надел тюремный бушлат, шапку и пошёл вслед за парнем.
На улице из «колокола» гремела музыка со словами, прославляющими Великую Октябрьскую революцию, образ великого и вечно живого вождя трудящихся всего мира Ленина, мудрую коммунистическую партию, коммунистов, комсомольцев, героев Гражданской войны.
- Пойдём за барак, предложил ему парень. – Там тише.
За двухэтажным каменным бараком действительно была затишка не только от звуков «колокола», но и сырого ветра, пронизывающего холодом тело. Взглянув на ставшее мрачным и жёстким лицо парня, Иванов сразу понял, что разговор пойдёт о чём-то трагическом и несправедливом.
- 5-го июня 1977 года, - собравшись с мыслями, тяжело вздохнул парень, - в воскресенье, я с беременной женой поехал на своей моторной лодке отдохнуть на противоположный от Самары берег реки Волги. Вечером мы возвращались в Самару. Навстречу со стороны города летела, рассекая воду, ревя двумя подвесными «Вихрями», моторка с подвыпившими пацанами по 17 – 18 лет. Их было пятеро. Я решил увести свою лодку чуть в сторону. Тем не менее, они специально «подрезают» меня, ударив своим бортом мой борт. Моя жена, испуганно взвизгнув, чуть было с лодки не вылетела. Описав вокруг моей лодки круг, эти дурные бараны с насмешкой крикнули: «Помощь не нужна? Может девка обкакалась?». Мы не брезгливые, отмоем.
- Козлы, - говорю им, - что вы делаете? У меня жена беременная!
Разогнавшись, пацанва вторично своим бортом нас подрезает. Жена, не удержавшись, упала в воду. А они, подрулив и агрессивно крича: кого ты, козёл, обозвал козлами, попытались, пустив в ход руки и ноги, перебраться ко мне, пинками избить, и тоже скинуть в реку.
Выхватив нож, я ударил ножом в живот самого ярого из нападающих. Сообразив, что шутки со мной плохи, пацанва подхватила своего полуживого собутыльника и умчалась в город. Пока я вытаскивал из реки жену, вычерпывал из лодки воду и заводил мотор, подчалил ментовский катер. Поскольку я ранее судимый, а у напавших «баранов» «высоковольтные» родители, свидетельские показания жены во внимание брать не стали, не захотели. И со слов участников той банды, которым родители подсказали, что и как говорить, меня осудили по статье 108 за нанесения тяжких телесных повреждений к семи годам лишения свободы.
- У тебя копия приговора и кассационное определение из облсуда с собой? – спросил Иванов.
- Только приговор, - протягивает парень сложенные вчетверо листочки. – Кассационного определения нет. Да и толку от него. Всё та же ментовская версия происшедшего, а в конце приписка: Приговор признать законным, обоснованным, оставить без изменений, кассационную жалобу без удовлетворения.
Остановившись и прочитав «приговор», Иванов нахмурился:
- Ну и гадкое же у нас правосудие. Слов нет! Много раз в этом убеждался.
- Ой, не скажи, - отрицательно качнул головой парень и закурил сигарету. - Конкретно в моём случае, если быть максимально объективным, ни суд, ни прокурор, ни следак тут не при чём. Что они могли сделать? Что? Когда все пятеро ни разу не судимые, из приличных семей, с положительными характеристиками в один голос утверждают, что это я в их лодку врезался. Я их нецензурно оскорблял. А когда они стали записывать номер моей лодки, бросился на них с ножом.
Иванов усмехнулся:
- Эх, Витя, Витя! Судя по анкетным данным в приговоре, образование твоё среднее. Возраст почти 26 лет. Женат. То есть, вполне взрослый человек. А наивный, что ребёнок. Неужели ты веришь в то, что они не смогли «раскрутить» пятерых несудимых сговорившихся сопляков? Если бы менты и судья эту версию по-настоящему проверить захотели, обидчики твои для них были бы булками с маслом. Когда им очень что-то надо, в их профессиональном арсенале всегда найдутся десятки способов «расколоть» такую неопытную ораву, используя «наседок», прослушку, звукозаписывающую аппаратуру, «наживки», психологические хитрости и особенности характера каждого. Либо взять просто на испуг и даже посадить для большей убедительности в камеру. Поверь, судя по всему, никто изначально не хотел и не собирался твою версию должным образом проверить. Чтобы дело закрыть и отчитаться, им вполне было достаточно твоего удара ножом, твоей судимости, отсутствие с твоей стороны незаинтересованных свидетелей происшествия и дружного вранья прощелыг. А власть и общество наше совершенно не понимает, какие мощные разрушительные удары вот такими несправедливыми разбирательствами по ним наносятся. Ведь, согласись, наглядный урок о состояние совдеповской правоохранительной системы получили сразу ты и жена, твои родители и родители жены. Ваши друзья, знакомые. Те пять гадёнышей. Их вставшие на выгораживание родители, родственники. И будут обязательно знать друзья. Однако самое страшное то, что такие пострадавшие, как ты, теперь никогда не докажут, хотя бы частично, вынужденность своих действий в порядке самообороны. В самом деле, ну а как ты ещё мог урезонить пятерых пьяных молодчиков, столкнувших в реку твою беременную жену, пытавшихся избить тебя и выкинуть из лодки туда же следом. Что? Ждать когда утопят?
- Значит, ты считаешь жаловаться выше бесполезно? – вздохнул парень. – То есть, сидеть все семь лет, молчать и сопеть в две дырочки?
- Да. Жаловаться бесполезно! – твёрдым голосом произнёс Иванов. – Но сидеть весь срок, и молча сопеть тихо в две дырочки, я не предлагаю. Наоборот, будь на твоём месте, жаловался бы во все редакции газет, журналов, в Верховные Суды России и Советского Союза, в Генеральную прокуратуру, в Верховные Советы страны, в ЦК КПСС о случившемся. Жаловался ради собственного успокоения. Чтобы потом сам себя не укорял. Как корю сейчас я себя за то, что первый срок не писал, когда меня судила судья Больше-Черниговского райнарсуда Черкунова, питавшая ко мне личное неприязненное отношение и не имевшая право по закону меня судить. Хотя, скорее всего, моя писанина была бы тоже бесполезной. Потому что нет у нас независимых средств массовой информации, нормальной адвокатской системы, частных сыскных агентств с узаконенными эффективными полномочиями, Суда присяжных, а самое главное: нет нормального гражданского общества, по-любому, ничего не получится. Короче, много чего нет и, при этом лживом сверху донизу социальном строе, не предвидится. Однако я ещё раз повторяю и предупреждаю: чего-либо положительного добиться в твоём деле маловероятно. Даже, предположим, твои дружки этих пятерых подонков «выловили» бы, заставили в письменной форме дать правдивые показания. Увы, ни суд, ни прокуратура, ни милиция их во внимание не возьмёт, дело не пересмотрит по вновь открывшимся обстоятельствам. Так как добыты эти показания и признания не процессуальным путём, под угрозой насилия. Более того, заведут уголовное дело на твоих дружков. Что условно дозволено ментам, не дозволено нам. А сами добровольно, для очищения своей грязной совести, те «отморозки» никогда не пойдут! Не так воспитаны в своих «порядочно – благополучных» семьях.
- А Коля Черниченко?.. – вопросительно посмотрел на Иванова парень. - Который тоже по 108 статье сидел за нанесение тяжких телесных повреждений, к тому же со смертельным исходом. Ты же помогал ему жалобу написать, и скинули срок, переквалифицировали на статью 105, как превышение пределов самообороны. А не добивался бы: сидел все свои восемь лет. Разве не так?
- У Коли Черниченко была иная, попроще ситуация, - возразил Иванов. – Напавшие на него пацаны оказались более порядочными. Они честно признались в ментовке и на суде, что намеревались побить совершенно другого, но в сумерках перепутали и не на того напали. Это первое. Второе: тяжелую черепно-мозговую травму одному из нападавших, от которой тот через несколько дней в больнице скончался, Коля Черниченко нанёс не после драки, а в процессе драки, обороняясь. И третье: черепно-мозговая травма возникла не в результате удара бутылкой по голове, а удара головой о бетонную бордюру дороги при падении плашмя спиной на асфальт пьяного нападавшего от приёма подсечки, применённого к нему Колей Черниченко. Всё это подтвердилось после вторичной более тщательной судебно-медицинской экспертизы, проведённой в связи с отменой решений судов первой и второй инстанций и направления дела на дополнительное расследование. Слишком не вязалась картина происшествия в единое целое. Слишком бросался идиотизм в глаза от того, что на ни в чём не повинного парня по ошибке напала группа подвыпивших молодчиков. Парень, как мог, давал отпор, получил множество телесных повреждений, и в довершении оказался за это в тюрьме на восемь лет. Ментам было удобнее «спихнуть» гибель человека на ранее судимого за «фарцовку» Колю, чем привлечь к уголовной ответственности семерых несудимых пацанов и портить статистику. Кстати, тем пацанам так и сошло всё с рук. Коля на них заявление в ментовку не подал, не до этого было. Прокуратура, милиция и позже суд тоже должной оценки хулиганству молодчиков не дали. Поэтому, не будь в деле признания пацанов, что они напали по ошибке первые, хотели избить другого, сидел бы Коля в тюряге все восемь лет. В принципе, его должны бы были освободить подчистую. Извиниться власти перед ним, выплатить солидную компенсацию. О нет! Переквалифицировали на статью 105. Всё равно признали виновным в превышении пределов необходимой обороны, осудили на два года и в связи с амнистией в честь Великого Октября выйдет к Новому году на свободу. Я ему, между прочим, порекомендовал, выйдя на свободу, потребовать через Верховный Суд полной реабилитации. Отказался. Боится. Ведь могут опять со статьи 105 на 108 переквалифицировать. Такие случаи-фокусы по рассказам заключённых бывали. Как бы в отместку: что слишком много хочешь.
Вообщем, мой окончательный совет тебе, Виктор, такой: пиши, как было, как мне рассказал: коротко и ясно. И прикладывай к каждому письму копию приговора с комментарием, как случившееся выглядит по версии ментов и суда. И в связи с этим спрашивай, спрашивай, спрашивай: что дальше делать? Штук тридцать-пятьдесят таких писем отправишь, на каждое письмо почти одинаковые отписки получишь, убедишься в бесплодности и напрасности своих потуг, и ставь жирную точку. Лучше займись зарядкой, самообразованием, интересным творческим делом. Пригодится. Выйдешь в 32 года. Тоже не всё потеряно. А с женой как у тебя отношения?
- Родила калеку! – тяжело вздохнул парень. – Отказалась от него. Оставила в роддоме. Надеялась на амнистию по случаю шестидесятой годовщины Октября. Думала, освободят меня. Не подпал! Наверное, подаст на развод. Но я на неё не обижаюсь. Правильно поступает.
- И ребёнка- калеку правильно сделала, что в роддоме оставила, - усмехнулся Иванов. - Пусть дурное совдеповское государство о нём теперь до смерти заботится, коль по собственной вине уродов плодит! Впрочем, какая правителям разница. Они же не из своего кармана деньги берут.
10 апреля 2014 год.
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/