Поздний вечер 22 июня 2011 года. Мы сидим у костра на поляне в приволжском лесу, отдыхаем после трудного дня поисков. Мы – это я: Саня Грач, моя подруга Светка Гоу-Гоу, Миха Кабан, Лёха Штырь, Димон Кардиф и Петрович из соседней деревни. Он с нами третью неделю ходит, надеется отыскать могилу отца, его батя сгинул где-то здесь в 1942.

Мы – отряд «чёрных копателей», роем землю на полях Великой войны, ищем оружие, ордена, жетоны, бляхи, всё, что имеет хоть какое-то отношение к прошедшим сражениям. Кости нас не интересуют, этим занимаются ребята из поисковых отрядов. Не, ну мы им помогаем, конечно. Бывает, найдём останки советского воина, обычного рядового, без медалей, без орденов, от оружия только труха и осталась, такой трофей нам не нужен - что с него взять? - сразу зовём «братишек» из «Памяти». Те вообще больные на всю голову: дрожат над каждой косточкой, метёлочками обмахивают, достают, чтобы ничего не сломалось. Допытываются: кто таков, где служил, чем занимался и ведь, что самое интересное, узнают, как будто кто подсказывает им. Потом встанут над останками, головы повесят и молчат минуты две, может больше – прощаются, а как попрощались – всё это добро с почестями в гроб складывают и несут на местное мемориальное кладбище. Чокнутые! Какой в этом смысл? То ли дело мы. Знаете, сколько на чёрном рынке стоит хорошо сохранившийся «шмайсер» или «парабеллум»? А сколько денег могут отвалить за нагрудные бляхи – рингкраги? Я уж не говорю о знаках отличия СС, в последнее время все будто помешались на них, ну а нам это на руку: осенью Светка станет моей женой, а свадьба нынче дорогое удовольствие.

Прошедший день выдался так себе, я раскопал кости какого-то немца, судя по останкам формы эсэсовца, да только тот пустой оказался. Браслет с черепом, какая-то коробочка с орлом на крышке вот и весь навар. Ну я коробочку-то ещё в поле открыл, а там ничего интересного: полуистлевшие нитки, латунные пуговицы, иголки – обычный набор солдата Вермахта. Поначалу хотел коробочку выбросить, да потом, думаю, с паршивой овцы хоть шерсти клок: может, продам кому-нибудь или Светке подарю, пусть там безделушки хранит.

Вот сижу сейчас у костра, смотрю на огонь, слушаю как шумит ветер в соснах, как потрескивают поленья, выбрасывая в звёздное небо рои огненных мотыльков, ковыряю от нечего делать кончиком ножа в боку коробочки. Рядом Светка что-то мурлычет, ребята трофеи перебирают, у всех сегодня «улов» неважный, Петрович как обычно у костра хозяйничает, любит мужик готовить – ему и флаг в руки.

Вдруг слышу щелчок, глянул вниз, а коробочка-то с сюрпризом оказалась, то-то я обратил внимание: вроде толстая, а места для швейных принадлежностей не так и много. Я ножиком ещё поковырял чуток, да и скинул крышечку. Гляжу, а в потайном отделении записная книжка лежит, ну я её на ладонь вытряхнул, коробочку в карман спрятал, пригодится ещё.

Смотрю, Светка заинтересовалась, придвинулась ближе ко мне, сбоку заглядывает, шепчет на ухо:

– Что это?

– Не знаю, – говорю, – наверно дневник этого немца. Щас посмотрю.

Я в школе немецкий изучал, до сих пор хорошо помню, читаю неплохо, да и поговорить могу. Повертел я книжку в руках, поразглядывал. Добротная такая вещь, дорогая. Обложки из тёмной кожи, тиснёные. На передней свастика, на задней символика Аненербе; переплёт рубчатый, страницы из плотной бумаги все сплошь покрыты записями и какими-то рисунками. Текст не очень хорошо сохранился, а вот рисунки – ну будто вчера сделаны.

Я начал читать. С первых строк понял, немец мой не простой парень. Звали его барон Отто Ульрих фон Валленштайн, был он последним отпрыском знатного рода, с детства увлекался мистикой и в Аненербе попал из-за этого увлечения. В России оказался для испытания новой породы убер-зольдатен выведенной с помощью какого-то артефакта из Тибета.

Судя по записям никто в Аненербе не знал, как эта хрень работала, но результат был потрясающим. Подверженные испытаниям люди становились в разы сильнее, выносливее, быстрее, пули не причиняли им особого вреда, раны затягивались за считанные часы. Но за всё надо платить, супер солдаты платили собой, они буквально гнили заживо, кожа покрывалась мокнущими струпьями, лица напоминали черепа.

На следующей странице оказался рисунок одного из этих… уродов, другого слова не подобрать. Будто смерть на тебя смотрит: носа нет, глаза ввалились, по всему лицу язвы. Фу, мерзость!

Перелистнул, а там нарисован чувак в эсэсовской форме с «пилой Гитлера» в руках, на лице противогаз, типа, чтобы свои не пугались, а то увидят такое подкрепление и сами дёру дадут. Под рисунком надпись: «Солдат дивизии СС "Мёртвая голова"».

Ну всё, думаю, приехали. «Тотенкопф» никогда не воевал под Сталинградом, чего здесь делал этот Валленштайн? Я быстро перелистал книжку, в самом конце наткнулся на запись: «28 сентября 1942 года важный день для Германии. Сегодня я должен пробиться к точке…»

Я тут же полез в телефон, прогуглил координаты. Ну точно – Мамаев курган. Я хорошо помнил ещё с институтского курса истории, с этим местом было связано много разных событий мистических и не очень.

Все наши давно уже разбрелись по палаткам, а я всё листал страницы одну за другой. Карандашные буквы плохо читались, но рисунки ещё можно было разглядеть. На одной из картинок я заметил, что изнутри браслета шла какая-то руническая надпись, на бумаге руны почти не сохранились. Но у меня есть браслет!

Я вынул находку из кармана, ещё раз внимательно рассмотрел, но никаких рун с обратной стороны не увидел. Чуть поковыряв ножиком, я понял: они скрыты под слоем чего-то похожего на эпоксидку. Несколько неудачных попыток соскрести покрытие ни к чему не привели, и я решил растопить защитный слой, благо костер всё ещё горел. Недолго думая, я бросил браслет в огонь. С минуту ничего не происходило, но вот смола начала плавиться, янтарными слезами закапала с металла на багровые угли.

На обратной стороне браслета, на самом деле, была выгравирована какая-то надпись. Я только хотел вытащить находку из огня, как руны нестерпимо засветились, из костра в небо вырвался гудящий столб зелёного пламени.

В тот же миг я ощутил могильный холод, время остановилось, изо рта вырывались облачка морозного пара. Пламя застыло, исчезли все звуки, только дьявольский столб по-прежнему гудел и потрескивал как трансформатор.

Не знаю, сколько я так просидел, но вдруг что-то меня заставило встать и войти в центр костра. Я очутился внутри столба. Ощущение было такое, будто я оказался в бутылке из цветного стекла, всё вокруг воспринималось в зеленоватых оттенках.

И тут словно раскалённая игла вонзилась в мой мозг. Кажется, я закричал от боли. Но вот, что странно, я не слышал собственный голос, всё воспринималось как будто во сне: бежишь – и не можешь убежать, кричишь – и тебя никто не слышит.

Игла опускалась всё глубже, я чувствовал себя жуком, из которого пытливый учёный делает очередной экспонат в свою коллекцию насекомых. Адская боль накрыла меня гигантской волной, пронзила позвоночник, пылающим кончиком воткнулась в копчик да там и застряла.

Мой мозг взорвался новорожденной Вселенной, я ощутил себя разлетающимся на мириады атомов и тут я всё увидел. Я в родовом замке Валленштайна, вокруг алтаря, на котором лежит найденный в Тибете каменный зонненрад, стоят одиннадцать убер-зольдатен, сам барон двенадцатый. На левом запястье у каждого серебряные браслеты вроде того, что я нашёл.

Под сводами древнего зала отрывисто звучат лающие слова на неизвестном языке. С каждым словом зонненрад дрожит всё сильнее, наконец, он приподнимается над алтарём и начинает вращаться, его узорчатую поверхность пронзают извилистые трещины, из которых вырывается зеленоватое свечение.

Заклинания звучат всё громче и быстрее, «солнечная свастика» ускоряется, трещины становятся всё глубже, и уже не светятся, а изрыгают из себя адское пламя. Ещё немного и оно сворачивается в тугие жгуты. Теперь зонненрад действительно похож на солнце, только это звезда не из нашего мира.

Двенадцать нелюдей качаются из стороны в стороны, продолжая читать заклинания, к их браслетам потянулись змеящиеся зелёные лучи, по которым пробегают жёлтые молнии. И вот молитва достигла апогея, старинный артефакт разломился на мириады мельчайших частиц, из которых сформировался огромный череп с истекающей огнём пастью и пылающими глазницами.

– Drang nach Osten! – услышал я замогильный голос и увидел, как мёртвая голова ярко вспыхнула. Взрыв чудовищной силы разрушил старинный зал, с грохотом валились толстенные колонны, падали перекрытия, с треском лопались стёкла. Нетронутым остался только алтарь и место перед ним, где в разных позах без сознания лежали двенадцать адептов чужого бога.

И вот я уже куда-то лечу. Вокруг меня полукруглые стены, на которых ярко переливаются радужные всполохи. Стены постепенно сужаются и я понимаю, что этот тоннель, в котором я не знаю как оказался, скоро захлопнется.

От ужаса навсегда остаться в безвременье я начал задыхаться. Мне показалось, кислород разом испарился, и я, словно выброшенная на берег рыба, выпучил глаза и стал хватать ртом остатки живительного газа. Бесполезно! В груди бушевал пожар, лёгкие горели жутким огнём и грозили в скором времени превратиться в жалкие обугленные остатки.

В тот миг, когда я почти потерял сознание и уже готовился к встрече с Богом, тоннель неожиданно кончился. Меня вытолкнуло из него будто пробку из бутылки шампанского, мне даже показалось, что я слышал характерный хлопок, с каким скопившиеся газы выталкивают импровизированный снаряд из зелёного горлышка в потолок, чей-то не ко времени подвернувшийся глаз или люстру.

Я тут же глубоко вздохнул и стал жадно пить воздух, чувствуя, как по моим щекам катятся слёзы. Но не успел я отойти от потрясения, как на меня свалилась новая напасть. Вернее, это я свалился с неба и со скоростью метеорита помчался к земле.

В моих ушах засвистел ветер, волосы развевались, будто мгновенно ожили и превратились в тысячи змей Горгоны. Слёзы по-прежнему катились из глаз, но это уже была не влага счастливого избавления, а выбитая упругим воздухом жидкость.

С каждым мгновением земля становилась всё ближе. Скоро я уже мог различить две огромные армии, что сошлись в ужасной битве на берегу Великой реки. То и дело рвущиеся снаряды вздымали в небо белые столбы воды, чёрные султаны земли и пепла.

Да, да, именно пепла, я не ошибся. Вокруг всё так и полыхало, горели не только берега, но и вода. Некогда величественная и прекрасная Волга (а это была она – гордость нашей страны) казалась ужасным Стиксом из царства мрачного Аида.

Столбы жирного дыма тянулись к хмурому небу, по которому с рёвом проносились самолёты с чёрными крестами на крыльях и свастикой на хвосте. Тысячи бомб с воем падали вниз, где с ужасным грохотом перемалывали сталь и плоть в жутких жерновах войны.

Сотни танков с обеих сторон, лязгая гусеницами, терзали некогда цветущий лик превращённого в руины города и его окрестностей. Десятки тысяч солдат, с жуткой ненавистью в сердцах и жаждой убийства в глазах, бежали навстречу друг другу, чтобы сцепиться в смертельной схватке.

Неожиданно моё падение прекратилось. Я завис как птица над панорамой чудовищной битвы и в тот же миг из центра возвышенности на правом берегу Волги вырвался столб зелёного пламени, такого же, как и в старинном замке, где нацисты из Аненербе совершали тайный обряд. Земля задрожала, затряслась, словно лихорадочный больной в припадке, и через несколько секунд покрылась глубокими, змеящимися разломами.

Сначала ничего не происходило, но вот из трещин кишащим потоком хлынула нежить. Порождения сумасшедшего разума: големы из земли и полуистлевших останков воинов разных эпох и народов, бурливой рекой повалили в долину, где фашисты с утроенной силой ринулись на солдат Красной Армии.

Я закричал от ужаса, ясно представив, что эти объединённые силы Зла могут сделать с нашими бойцами и без того измученными тяжёлыми боями. Барахтаясь, будто не умеющий плавать ребёнок, я попытался хоть на йоту приблизиться к упорно сражающимся советским войскам. Я бил по воздуху руками и ногами, кричал, ругался, с отчаяньем и злобой пьяного матроса, но всё было без толку.

Полностью лишившись сил, охрипнув от долгого крика, я смирился с судьбой и уже приготовился наблюдать за жуткой гибелью нашей армии. Не знаю, что меня заставило посмотреть в сторону Мамаева кургана, но я повернулся и застыл в изумлении. К возвышенности, из которой уже перестала выползать нежить, огромными скачками приближалась та самая дюжина адептов, что читали молитвы в старинном замке.

Наперерез им, совершив каким-то чудом обходной манёвр, двигался отряд человек в триста-четыреста, вряд ли больше. В центре этой группы находилось около сотни босых девушек в длинных белых рубахах до пят, с венками на русых, заплетённых в косу волосах. Рядом с ними шли столько же совсем молодых ребят, почти детей, в холщовых штанах и косоворотках по колено. Девчат и парней окружали солдаты без касок, ремней и сапог, в руках у них вместо автоматов блестели огромные ножи, размером с приличную саблю.

Нацисты из Аненербе явно не успевали. Смешанный отряд уже карабкался на возвышенность, огибая разломы. При этом девушки пели какие-то навевающие грусть песни, а юноши нараспев читали молитвы. Солдаты вторили им грубыми голосами. С каждым словом воздух становился как будто плотнее, и к тому моменту, как ходоки преодолели больше половины пути, он задрожал от сгустившегося вокруг этой группы напряжения.

Несколько адептов остановились, подняли руки и закричали что-то на гортанном языке. В ту же секунду две сотни нежитей развернулись и помчались обратно, размахивая ржавыми мечами, копьями с отломленными наконечниками, зазубренными секирами и прочим оружейным хламом.

Расстояние между тварями и людьми стремительно сокращалось. Я сжался от предчувствия ужасной расправы, хотел закрыть глаза, но не мог. Какая-то неведомая сила заставляла меня смотреть на разворачивающуюся передо мной трагедию.

К моменту, когда между первыми из големов и живыми осталось не больше ста метров, девушки закончили петь, а юноши громко воскликнули: «Амен!» И в тот же миг солдаты взмахнули ножами. Кровь девственниц и девственников горячим потоком хлынула в пропасть центрального разлома. Жертвенные агнцы один за другим падали в бездну. Я представил, как они летят в ущелье, бьются о скальные выступы и застывают в нелепых позах, разбившись о каменное дно.

После ужасного обряда, когда ревущая от злобы и ненависти нежить уже готовилась растерзать обречённых солдат, воины подняли к ещё более потемневшему небу окровавленные клинки. Предсмертные крики вонзились звенящими стрелами в брюхатые тучи, сталь с хрустом пронзила плоть, и добровольные палачи отправились следом за недавними жертвами.

Едва тело последнего солдата разбилось о камни, десятки молний разорвали почерневшее от горя и гнева небо. Гром загрохотал с такой силой, что, казалось, наступил конец света. Курган вздрогнул, по нему пронёсся гул, будто холм очнулся после глубокого сна.

Земля затряслась, камни запрыгали, словно где-то неподалёку мчался стотысячный табун лихих жеребцов с горящими глазами, развевающимися гривами и белыми хлопьями пены на губах. Края разломов двинулись навстречу друг другу. Повсюду, насколько хватало глаз, стали появляться маленькие смерчи – это нежить с замогильными стонами рассыпалась в прах.

Неожиданно налетел ветер. Он горстями подхватывал всё образующиеся кучки песка и пыли и швырял их в ряды замешкавшихся фашистов.

У бойцов Красной Армии как будто открылось второе дыхание. Оттолкнувшись от берега реки, куда их чуть было не скинули объединённые силы противника, они плотнее сомкнули ряды и со свирепой яростью бросились на врага.

Я ликовал, кричал от восторга, захлёбываясь слезами радости и счастья, но торжество моё длилось недолго. Прямо надо мной образовалась огромная воронка. Меня затянуло в неё с ужасной силой, и в следующий миг я снова оказался в знакомом тоннеле с радужными стенками.

Я пришёл в себя рано утром, костер давно прогорел, угли покрылись серым пеплом. Теперь я всё знал. Я понял, зачем барон Отто Ульрих фон Валленштайн так стремился к Мамаеву кургану. Здесь находится портал в иной мир, откуда тысячи лет назад попал к нам найденный в Тибете Зонненрад.

Давным-давно наши предки запечатали этот проход. Они перекрыли дорогу порождениям ада, питавшимся страданиями людей, их плотью и кровью. Тысячи девственниц были заживо захоронены внутри кургана, кровь тысяч юношей на века запечатала иномировой тоннель.

Магия крови самая действенная, почти невозможно разрушить наложенное ей заклятие, но одиннадцать адептов нацистской веры во главе с Валленштайном могли это сделать с помощью браслетов. Только чудовищные жертвы со стороны наших людей, реки их крови, помогли избежать беды.

Где-то высоко в небе радостно запел жаворонок. Я пошебуршил веткой в пепелище в поисках браслета. В костре он расплавился и теперь от него остался бесформенный слиток серебра. Серые облака золы заклубились над выжженной землёй. Мне показалось, я разглядел в них нечто похожее на череп. Откуда-то набежавшая туча закрыла солнце, налетел холодный ветер, зашумел в соснах, завыл. Мне послышалось в этом вое жуткое: «Drang nach Osten!», и я почувствовал, как волосы встали дыбом, а кожа покрылась мурашками.

В этот миг я осознал, что больше никогда не буду заниматься мародёрством солдатских могил. Мёртвое надо оставлять мёртвым, а то найду ненароком какую-нибудь магическую вещь, выпущу из неё нечто, и амбец придёт этому миру.

Я подобрал слиток, очистил от золы, сунул в карман. Давно мечтал съездить на Камчатку, взобраться на Ключевскую Сопку, теперь вот повод есть. Брошу в жерло остатки браслета, пусть возвращается, откуда вышел.

 

 


Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/

Рейтинг@Mail.ru