«Шизики»
(Рассказ «Шизики» в редакции 18.11.2017 года.)
Описание. Про то, почему в ненормальном государстве любой нормальный человек ненормален уже тем, что он нормальный.
Комментарий автора. Шизофрения: тяжёлое психическое заболевание, характеризующееся нарушением связанности психических процессов и упадком психической деятельности.
Посвящается диссидентам, несогласным и прочим инакомыслящим относительно действий Советской власти разных уровней, которых при попустительстве молчаливого большинства признавали психически ненормальными и отправляли в специальные (закрытого тюремного типа) психиатрические больницы МВД СССР на принудительное «промывание мозгов» к врачам-извергам, которые априори считали психически ненормальным всякого, кто пытался публично и настырно высказывать недовольство советской властью, действиями чиновников, внутренней и внешней политикой ЦК КПСС, правительства и засидевшихся в Кремле старцев-маразматиков.
Информационная справка.
Согласно цифрам из «Белой книги России», опубликованной Международным обществом прав человека, в Советском Союзе жертвами использования коммунистической властью психиатрии, как инструмента политического и идеологического давления, стали порядка двух миллионов человек. Причём, наиболее упорно не по-кремлёвски мыслящих, подвергали очень мучительным карательным медикаментозным психиатрическим репрессиям в десяти специальных, закрытого типа психиатрических больницах МВД СССР.
Таковы ужасные, долгое время тщательно скрываемые и не афишируемые до сих пор, итоги эпохи «развитого социализма в СССР» 1960 – 1991 года.
В своём предисловии к одной из книг* о карательной психиатрии Анатолий Александрович Собчак даёт следующую оценку её масштабам: «О масштабности применения методов репрессивной психиатрии в СССР говорят неумолимые цифры и факты. По итогам работы комиссии высшего партийного руководства во главе с А. Н. Косыгиным в 1978 году было решено к имевшимся построить дополнительно ещё 80 психиатрических больниц и 8 специальных (т.е. тюремных, закрытого типа, подчинённых МВД СССР – А.С.). Их строительство должно было быть завершено к 1990 году. Строились они в Красноярске, Хабаровске, Кемерово, Куйбышеве, Новосибирске и других местах Советского Союза. В ходе изменений, происходивших в стране в 1988 году, в ведение Минздрава из системы МВД передали 5 тюремных больниц, а 5 тюремных больниц ликвидировали. Началось поспешное заметание следов через массовую реабилитацию пациентов, частью — психически искалеченных (только в тот год с учёта сняли 800 000 пациентов)».
(* Куприянов Н.Я. ГУЛАГ-2-СН. — Санкт-Петербург, 2001. — 680 с.).
Однако самое страшное в том, что требования международной общественности о привлечении к ответственности лиц, непосредственно злоупотреблявших психиатрией в СССР, были Кремлём проигнорированы. Причём, проигнорированы, опять же, благодаря попустительству молчаливого большинства граждан Советского Союза.
Чтобы впустую не болтаться на вокзале, а лишь взять в камере хранения вещи и сразу сесть в поезд, он решил не спеша прогуляться, пройтись от набережной реки Волги до железнодорожного вокзала по хорошо знакомым и милым с раннего детства, однако, уже подзабытым улицам Маяковского, Молодогвардейской и Льва Толстого.
Недалеко от здания цирка Иванов неожиданно, нос к носу, столкнулся с давним знакомым
– Ба! Сколько лет? Сколько зим? – узнав Иванова, воскликнул знакомый. – Почти три года не виделись. С 1974! Еле признал. Поправился. А то был кожа да кости. Как дела? Как жизнь?
– Так себе. Прошёл день и ладно! – вздохнул Иванов.
– Не прибедняйся! – улыбнулся знакомый. – Судя по одёжки, обуви и часам, где-то неплохо пристроился и, видимо, перестал философствовать и быть правдолюбцем.
– А сам-то где пристроился? – увёл разговор о себе Иванов. – Вижу тоже не хуже. Пополнел. Живот приличный поднаел.
– В Ленинском райпищеторге работаю. Мастером по ремонту холодильных установок, – засмеялся знакомый. – Если что надо из дефицитных продуктов, смело обращайся. Телефон дам. Всегда выручу по старой памяти.
– Большое спасибо! – усмехнулся Иванов. – К счастью, в подобной собачей радости совершенно не нуждаюсь.
Знакомый удивлённо взглянул на Иванова:
– А где ты сейчас живёшь и кем работаешь?
– В Москве, – нехотя ответил Иванов.
– Тогда понятно, – кивнул головой знакомый. – Значит, в Москву пробрался. Ушлый! Кстати, я ближе к осени туда собираюсь съездить в Южный порт на авторынок. Машину хочу купить. Может, в гости пригласишь? Ты человек порядочный. На тебя можно положиться. Поверь, обузой не буду. Сам меня знаешь.
– Приезжай, – без особого восторга сказал Иванов.
Знакомый, уловив вялую реакцию Иванова, засмеялся и сделал энергичный жест рукой:
– Не бойся. Не украл. Всё строго по закону. Вот торгаши в продторге… те да! Наворачивают с миру по нитки, так наворачивают! Похлеще, чем все вместе взятые воришки, сидящие на восьмёрке, двенадцатке в Тольятти и на четвёрке в Самаре. Крутят, вертят годами. И ни кто их не трогает. Всё куплено и повязано. Повсюду. Не только в нашем райпродторге. Кстати, у меня к тебе дельное предложение имеется. Но давай поболтаем о нём и о всём не здесь, а в более удобном комфортном месте. Тут как раз рядом ресторан «Нептун» находится. За мой счёт, естественно. Идём. Там все дары Волги-матушки имеются: и осетрина, и белуга, и чёрная икра. Заодно кой о чём интересном узнаешь, о тёмной непристойной жизни нашей Самарской элиты.
Иванов посмотрел на часы и, посчитав, что 20 – 30 минут может на это выкроить, согласился.
В ресторане после жаркой улицы было прохладно. В центре зала, освежая воздух, бил фонтан и мелкими капельками оседал в огромную бетонную чашу, излучающую в пространство шум дождя.
Расположившись за столиком у окна, Иванов оглядел зал, фонтан, остановил своё внимание на сидящих у служебного входа двух официанток, весело болтающих с двумя привлекательно, легко и зазывно одетыми грудастыми молодыми девушками, однако, поймав на себе заинтересованный взгляд одной из них, тут же отвёл глаза.
Знакомый, деловито вытащив из подставки красочное меню и прочитав его, вопросительно посмотрел на Иванова:
– Если не против, давай закажем уху стерляжью, солянку рыбную с осетриной, бутерброды с зернистой чёрной икрой и по сто пятьдесят грамм водки за встречу?
– Я пить не буду, – покачал головой Иванов. – Лишь пиво.
Поговорив со знакомым о разном, Иванов покосился в сторону официанток, взглянул на часы, нахмурился и тяжело вздохнул:
– Прошло десять минут, но официантки и две девицы как сидели, так и сидят болтая. Пойду, подойду, подшевелю.
– Сиди, не торопись, - советует знакомый. - Бесполезно. Там две местные шлюхи сидят. Не задирайся. Наглые – спасу нет. Облают, не краснея.
Иванов встал, подошёл к ним и сделал замечание.
– А вы что торопитесь? – усмехнулась одна из официанток. – К нам, кто торопится, не заходят. А коль торопитесь, шли бы в обычную столовую.
– А где у вас «Жалобная книга»? Принесите-ка мне, пожалуйста, её, – жёстко потребовал Иванов.
– Грамотный слишком, видать? – ухмыльнулась одна из девиц.
– А в постели, скорее всего, тюха, – засмеялась другая девица. – Но симпатичный… Пошла бы на риск с ним ночку за счёт заведения провести. Вдруг у него прилёпыш не меньше тринадцати. А то, что не клиент, десять-десять, десять. Всё в одной ладошки умещается.
Ничего не ответив, Иванов прошёл через служебную дверь, ткнулся в кабинет директора – закрыто. Ткнулся в ещё один – закрыто. Третий оказался открытым. В нём сидела и что-то подсчитывала на калькуляторе полная пожилая женщина.
– Вот скажите? – без всякого вступления и «здравствуйте» произнёс Иванов. – У вас здесь частная лавочка или советское государственное предприятие? Мне нужна «Книга жалоб». Сидим, ждём пять минут, десять. Уже прошло пятнадцать минут. И никто из официантов не проявил даже элементарного уважения к нам – посетителям. Они заняты пустой болтовней с приятельницами ночного сервиса.
– А как вы сюда зашли и по какому праву? - грозно произнесла женщина, внимательно окинув Иванова строгим взглядом. – Тут не проходной двор. Посторонним вход категорически запрещён. Вдруг вы больной или проникли сюда со злым умыслом?
– Мне нужен директор или доступ к Книге жалоб, – твёрдым голосом заявил Иванов.
– Мало ли кому что надо, – усмехнулась полная пожилая женщина. – А во-вторых, я не директор. Книга жалоб тоже не в моей компетенции. Директор будет завтра. Приходите и разбирайтесь с ним. Всё, до свидание. Идите, как пришли. Не мешайте работать. Иначе вызову наряд милиции.
– Ну и дурдом! – зло произнёс Иванов и, выйдя из кабинета, хлопнул дверью.
Возвратился Иванов в зал к сидевшему за столиком улыбающемуся знакомому ещё более рассерженным. Взяв со стула свой «кейс», он кивнул головой в сторону выхода.
– Всё, ухожу. Наелся и напился. Больше моей ноги здесь никогда не будет
Не хочу находиться в столь мерзком месте ни минуты.
Все попытки знакомого как-то успокоить его, образумить, убедить не спешить покидать ресторан, остаться пообедать – оказались тщетными. Иванов даже слушать о том не желал.
Когда они покидали зал, официантки, не обратив на это никакого внимания, как ни в чём не бывало, безмятежно продолжали сидеть и о чём-то непринуждённо болтать.
– Вот, сучки! Вот, твари! – выйдя на улицу, вновь забурлил негодованием Иванов. – И та, в кабинете, тоже хороша… жаба болотная! Выпучила глаза на своей морде бородавочной, стерва матёрая, и прикинулась, будто никакого отношения к этому ресторану не имеет. А главное, глядит с наглой подозрительностью на меня, как на чокнутого, и носом водит, воздух тянет. Вдруг поддавший и, значит, виноватый. Следовательно, молчал бы да юзил побыстрее… гражданин хороший – пока милицию не вызвали.
– А если бы вызвали? – усмехнулся знакомый. – Повезли в отдел? Бумаг понаписали всяких. Суток на пятнадцать в камеру посадили?
– Меня?
– Тебя! А что ты думал? Не таких важных гусей куда надо загоняют! Вызвали бы прикормленных ментов, понаписали бумаг, те проститутки и официантки не моргнув глазом что угодно в качестве свидетелей подтвердили, подписали, и загремел бы ты в каталажку на 15 суток, как минимум. Не ты первый и не ты будешь последним.
– Выходит, по-твоему, – остановившись, вопросительно посмотрел в упор Иванов на знакомого, – мне требовалось вести себя как мышь под веником и терпеливо сносить оскорбительно-унизительное отношение к себе? Так, получается?
– Эх, Шурик, Шурик! – весло улыбаясь, покачал головой знакомый. – Гляжу я на тебя и вижу: ты всё такой же, прости, дурак! Всё воюешь! Доказываешь! Всё пытаешься лбом железобетонную стену пробить! А толку-то?.. Ну пошумел, покричал, дверью хлопнул… И что? Кто голодный остался? Кто? Это я взял по минимуму. А если брать по счёту крупному? Кто, скажи, погибал, становился инвалидом и мучился по сталинским концлагерям, брежневско-андроповским психушкам и ныне оказался самым отвергнутым? Ну, ведь, в самом деле. Неужели реальная жизнь до сих пор тебя ничему не научила?.. В взгляни тогда хотя бы попристальнее на остальных: много ли среди нас таких, как ты, извини, ненормальных?
– Да, таких почти, нет! Это точно! – вспыхнув с новой силой гневом, язвительно заговорил Иванов. – За годы Советской власти однопартийный коммунистический режим потрудился на славу! Тут ты прав! Но с одной существенной оговоркой: это вы ненормальные. Мало того, будучи сами ненормальными, считаете нормальных ненормальными. Поскольку попривыкли ваши трусливые душонки к тому, что вас обманывают, оскорбляют, унижают, гробят здоровье, калечат, рабски эксплуатируют – и живёте под стать, осторожненько сопя в две дырочки, боясь раскрыть рот, боясь неприятностей при защите своих законных человеческих прав. В лучшем случае урвёте, где подхалимством, где терпимостью, где угодничеством подачку с барского стола, либо один у одного, словно церковный крысы, украдёте что-нибудь, или каждый из вас с переменным успехом друг друга обдурит – и от собачей радости грудь распирает. Счастливым себя, успешным, умным чувствуете и считаете, искренне веря в правильность своих рассуждений, действий, поступков. Не понимая, как глупы они в плане общественном и ничего хорошего в улучшении нашего общего конкретного социально – бытового комфорта не сулят. Итог же, по любому, таков: друг у друга урываем, друг друга замаскировано дурим, но так или иначе проигрываем все: и в материальном плане, и в моральном, и в духовном, и в телесном. А посему вы, фактически, знаешь кто?.. Шизики! Самые натуральные шизики! Хотя ими себя не считаете.
– Интересно, это ты о всех? – засмеялся знакомый и похлопал себя по увесистому животу.
– Почти! И о тебе тоже, – утвердительно кивнул головой Иванов. – Можешь не сомневаться! И не кривись! Лучше пошевели своими мозгами и вспомни кой о чём из того, с чем буквально на каждом шагу сталкивался в жизни.
– С чем же, к примеру?..
– Да хотя бы с тем, как академика Андрея Дмитриевича Сахарова ругали, дураком называли. И ты в том числе.
– Кто, я? Сахарова? Да ты, Шурик, что?.. Я наоборот ни одному слову тех, кто поливал его грязью, не верил.
– Во многое не верил, согласен! – насмешливо повёл губами Иванов. – Но только не во всё! Как и другие! Кой во что, не ври, всё же верил. Я же не забыл. Однако сейчас разговор не про то. Сейчас речь о том, что ты и миллионы тебе подобных никогда не понимали и считали странным поведение Сахарова. Вот в чём суть! Вы всегда посмеивались и осуждали всякого, кто осмеливался выступать публично против власти. Тем более, если это академик, с солидным денежным окладом, трижды Герой. Либо генерал, как Григоренко Пётр Григорьевич. Разве не так? Может неправда? Разве ты не говорил о Сахарове: «Ну что?.. Что ему надо? Чего не хватает? У него же всё есть! Любой нормальный сидел бы на его месте потихонечку и своими сугубо научными проблемами занимался. А он – нет! Спокойно жить не хочет. Какой же он нормальный?!».
Не получив от знакомого ответа, Иванов победно улыбнулся и махнул пренебрежительно рукой:
– Да что там академик Сахаров, генерал Григоренко, где, как правило, были задействованы не лыком шитые и поднаторевшие по дискредитациях спецслужбы… Возьми любого рядового работягу в колхозе или на заводе выразившего вдруг громогласно своё несогласие с начальством. Я даже не не стану брать сложные ситуации, где, укрощая строптивого, начальство, используя любые придирки, прибегает не только к силовому прессингу, но и умышленно распускает о нём, нелепые слухи, чтобы ввести в заблуждение и восстановить против него окружающих людей. Я возьму самую элементарную ситуацию, когда всё видно, как на ладони. Когда никто не сомневается, что он прав. Тем не менее, и тогда в открытую его никто не поддержит. В лучшем случае, будут наблюдать со стороны и, видя как с ним расправляются, тайком злорадствовать, называть его болваном, советовать не лезть на рожон, жить спокойно, мудро, ставя себя в пример. Причём, такую позицию займут не только товарищи по работе, соседи по дому. Точно такую же позицию в поведении займут его друзья, дальние и близкие родственники, включая дедушку, бабушку, отца, мать и детей, если те, конечно, уже взрослые. Короче все! Вот ведь как! В итоге оглянись и посмотри как мы живём, что имеем, несмотря на огромные природные богатства? Срам! Любой директор завода у нас, секретарь обкома, генерал или крупный учёный получает зарплату куда меньше, чем рабочий в развитом Западном государстве. А о доходах наших простых работяг, врачей, учителей, инженерно-технических специалистов, милиционеров, солдат и офицеров – вообще говорить стыдно. То есть, будучи сами болванами, а ещё точнее «шизиками», вы, это я вновь о тебе и миллионах тебе подобных, считаете «больными на голову» тех, кто хочет эффективнее трудиться, рациональнее относиться к имеющимся в стране ценностям, спокойнее и по безопаснее чувствовать себя, словом, получать достойную зарплату и лучше жить. Разве не так?
– Знаешь, Шурик? – снисходительно улыбнулся знакомый. – В принципе, ты прав, если мыслить глобально и находиться за границей. И всё же, применительно к истинному положению вещей, непосредственно в нашей закрытой стране – не мы, а ты являешься «шизиком». Так как нормальный человек не станет в одиночку бороться с массой ненормальных. Он обязательно начнёт приспосабливаться к неумолимо существующим обстоятельствам. Ты же этого делать не собираешься. И не желаешь. Поэтому мой совет: подумай о том хорошенечко и не считай, что при Сталине – Ежове – Берии и Брежневе - Андропове страдали умные. Умные приспосабливались. Приспосабливались по разному. А вот «шизики» приспосабливаться не хотели и получили то, что получили. Так было и так будет!
– Нет, не будет! – отрицательно покачал головой Иванов. – Такое государство долго не просуществует. Оно обязательно развалится. – При моей жизни не развалится, – усмехнулся знакомый. – А потом – хоть потоп.
Иванов побледнел, плотно сжал губы, указательным пальцем покрутил около виска, доходчиво показав, тем самым, знакомому своё мнение о нём, отчуждённо отмахнулся, взглянул на часы и торопливой походкой пошёл к стоявшей невдалеке легковой автомашине с зелёным огоньком такси.
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/