Дмитрий Чистяков
Яркое, по-летнему безжалостное солнце било в глаза - так, что наворачивались слезы.
Человек взглянул вниз, пытаясь уберечь зрение… тщетно. Блестящий речной песок от-ражал лучи не хуже зеркала.
Массивная железная решетка тонко взвизгнула – и поползла вверх.
Темные, низкие и грязные своды тоннеля вдруг показались ему уютными, дающими защиту - но было уже поздно. Перед ним зияла ведущая на арену дверь - каменная пасть с тор-чащими сверху острыми зубьями... Грубый голос позади каркнул что-то на незнакомом языке. Человек чувствовал, что идти на арену нельзя, ни в коем случае нельзя, но его грубо толкнули в спину. Поневоле пробежав несколько шагов, он услышал, как лязгнуло позади железо решетки. Все. Выхода не было.
Он приставил ладонь к глазам и всмотрелся. Арена оказалась большой, даже огромной - песчаный круг, огражденный гладкими каменными стенами. Он прикинул, можно ли спастись из страшного места, взобравшись на них - но нет, слишком высоко и не за что ухватиться... К тому же сверху несся дикий, яростный крик и вой.
Человек успел сделать несколько шагов вперед, когда на противоположном конце арены раздался знакомый железный лязг. Там, впереди, виднелась такая же арка, и в этот момент за-крывающая ее решетка поднималась. Он застыл в нерешительности - может, удастся спастись там? - но из черного зева тоннеля вдруг послышался звук... то ли визг, то ли лай… На арену выбежала стая странных животных, вызывающих отвращение одним своим видом - торчащая клочьями шерсть, тонкие лапы и трусливое выражение на острых хищных мордах.
Он усмехнулся - презрительно и насмешливо. Намерения уродцев были явно угрожаю-щими, но разве можно бояться их всерьез?
Тем временем звери подходили ближе, расходясь полукругом - и человек понял, что по-торопился. Их слишком много. А сверху несся рев и вой, странно знакомый.
ГДЕ Я?
Возглас позади - и что-то пролетело сквозь прутья решетки, тяжело упав на песок. Длинная палка, гладкая, с железным наконечником. Человек подхватил непонятный предмет - пожалуй, он поможет защититься, если странные звери все же решатся напасть.
ГИЕНЫ ОХОТЯТСЯ СТАЯМИ.
Словно веревка, брошенная утопающему… Он поспешно ухватился за это слово - кто такие "гиены"? Наверное, это и есть те странные существа, что подбираются к нему? Но нет, это не главное, есть еще что-то, что совершенно необходимо выяснить...
КТО Я ТАКОЙ?
Человек присмотрелся к странному предмету внимательнее: края железного наконечника оказались остро заточены, словно бы на палку насадили небольшой нож.
НОЖ? ЧТО ЭТО ТАКОЕ?
Ему не дали слишком долго размышлять. Гиены постепенно подбирались – и вот та, что оказалась ближе других, визгливо гавкнула и бросилась в атаку, стараясь вцепиться в ногу муж-чины. Он встретил наглую тварь концом палки - заученно, не думая. Удар пришелся поперек морды, и существо отскочило, обиженно заскулив. Тем не менее, отпор не остудил пыл осталь-ных.
ЕСЛИ Я УПАДУ, ОНИ ВЦЕПЯТСЯ В ГОРЛО.
Гиены, похоже, вовсе не испугались: окружив человека, визжа и поскуливая, стая посте-пенно сжимала кольцо.
ОНИ ХОТЯТ МЕНЯ УБИТЬ.
Мысль проявилась в отравленном мозгу медленно и спокойно, как бы невзначай, и чело-век не сразу осознал страшный смысл.
ОНИ ХОТЯТ МЕНЯ УБИТЬ!
Страх полыхнул, будто взрыв, накрывая разум мутной, ослепляющей волной. Человек судорожно сжал оружие и закричал, зажмурившись, словно ребенок.
По трибунам пронеслись раскаты хохота. Марк Юлий хищно улыбнулся: кажется, начи-нается самое интересное. Частенько "болваны" не успевали прийти в себя, и игра заканчива-лась, толком не начавшись - они даже не кричали, когда стая разрывала беззащитное тело. Но, кажется, э т о т не разочарует публику...
Он украдкой огляделся. Честное слово, сограждане представляют для мудреца не мень-ший интерес, чем "болваны"! Вот его соседка - раскрасневшаяся, с блестящими глазами, судо-рожно сжала кулачки. Марк мог бы поклясться, что зрачки девушки расширены. Что ж, не-большая доза превосходно обостряет ощущения. Он почувствовал легкую зависть - жаль, но ему еще долго придется сохранять трезвость.
Чем не пожертвуешь во имя науки!
Сосед справа сидит спокойно и расслабленно, глядя на происходящее с ленивым равно-душием. Завсегдатай. Его можно только пожалеть - переборщил, растерял остроту чувств... Да-же вид крови перестанет возбуждать, если увлекаться им без меры.
Умеренность, во всем нужна умеренность!
А вот девочка рядом с мужчиной - явно впервые здесь. Дочка? Наверное... впрочем, воз-можны варианты. Лет десять, не больше - самый подходящий возраст для знакомства с экстре-мальными развлечениями. Глазенки широко раскрыты - и в них страх, смешанный с любопыт-ством. Тонкие пальчики нервно перебирают косичку... Марк улыбнулся. Молодец папа, не от-лынивает от воспитания дочери - такие зрелища очень важны для чувственного развития... или все же это не отец?
Он поерзал на жестком каменном сидении. Чертовски неудобно! Но ничего не подела-ешь, традиции есть традиции… однако "болван" на арене что-то слишком медлит. Неужели все еще не проснулся? Будет обидно, если и эта игра закончится так же бездарно, как прежние.
Человек на арене, наконец, открыл глаза - и вовремя. Одна из гиен - та, что подбиралась сзади - наконец решилась напасть. Прыжок! Он быстро обернулся и подсек животное под лапы. Короткий визг перешел в придушенный хрип - тупой конец палки ударил в открывшееся на миг брюхо. Снова поворот... нет времени как следует размахнуться... В последний миг он ткнул зверя прямо в оскаленную пасть - и над ареной разнесся истошный визг, почти сразу же захлеб-нувшийся. Стая отпрянула, а человек удивленно смотрел на железный наконечник, ставший вдруг ярко-красным и блестящим.
КРОВЬ.
Почему так неуклюже шевелятся мысли?
ЭТО - КРОВЬ?
Стая отступила, ощутив исходящую от человека опасность.
КТО Я?
Глядя, как тявкают получившие отпор звери, человек пытался решить этот вопрос, став-ший вдруг самым важным, жизненно важным. Он чувствовал, что во всем происходящем есть что-то неправильное - и это мучило сильнее, чем животный страх смерти. Что было с ним рань-ше? Где он? Человек помнил, как проснулся в грязной комнате, три стены которой были камен-ные - а четвертую заменяли толстые железные прутья.
ЖЕЛЕЗНЫЕ?
Что означает это слово? Железные прутья, железный наконечник... КОПЬЯ? Еще одно новое слово. Что-то было до этого, до каменной клетки, до...
Его руки и тело сработали сами по себе, на этот раз не мешая движению мысли. Еще од-на гиена задергалась, истошно визжа, насаженная на острие. Клыки другой скользнули по бед-ру, порвав грубую ткань брюк; ощутив, что оружие теперь бесполезно, он попросту пнул тварь ногой. Босые пальцы обожгло болью.
Человек оглянулся. Две гиены неподвижно лежали на песке; одна пыталась уползти, оставляя за собой ярко-красный след. Он вдруг ощутил, как отступает страх, сменяясь каким-то новым, доселе не испытанным чувством.
Оставшиеся звери пугливо попятились, когда человек вдруг оскалил зубы - точь-в-точь как рассерженный хищник - и медленно двинулся вперед. Копье в его руках начало вращаться, все быстрее и быстрее.
- Неплохо работает, - процедил сквозь зубы мужчина справа, и на его лице появился не-который интерес. Он повернулся к Марку: - Он из легионов, зуб даю!
Последняя гиена оказалась трусоватой - или, может быть, просто умной? Когда ее товар-ка заскребла лапами по песку, рухнув с перебитым позвоночником, зверюга поджала хвост и с визгом бросилась наутек. Человек глубоко вздохнул, стараясь успокоить колотящееся сердце. Он вдруг понял, что несущиеся сверху вопли смутно знакомы ему, и поднял голову, всматрива-ясь. Солнце слепило глаза, но человек все же смог рассмотреть то, что хотел.
ЛЮДИ.
Но ведь и я - человек? Тогда почему они не помогли мне, почему они там, а я здесь? Что здесь происходит?
Что-то свистнуло, и в бок гиены ударила короткая и тяжелая арбалетная стрела. Живот-ное повалилось на бок,
ПОМОЩЬ?
И снова лязг железной решетки - он только сейчас понял, что выходов здесь несколько, - на арену вышла колонна воинов. Солнечные лучи играли в полированной поверхности шлемов, наручей и поножей, ярко вспыхивали на кончиках отточенных клинков...
Люди разошлись полукругом, как незадолго до этого гиены, и наставили на него оружие.
ОНИ ХОТЯТ УБИТЬ МЕНЯ.
Но ведь он тоже человек?
ЗА ЧТО?
Марк Юлий непроизвольно потер руки. Ну, сейчас начнется! "Болван", похоже, кое-что умел в своей прошлой, человеческой жизни, но это уже ничего не меняет. Сейчас его загонят, как дикого зверя. Не сразу, понятное дело, зрители должны насладиться опасной игрой. Воз-можно, кто-то из гладиаторов даже получит для вида пару царапин - не страшно, такие травмы хорошо оплачиваются.
В такие минуты Марк чувствовал, как азарт и жажда крови усыпляют в нем ученого, оставляя лишь простого человека. Это хорошо - быть простым человеком...
НАДО СКАЗАТЬ ИМ... СКАЗАТЬ?
Человек сделал важное открытие: звуки, те, что доносятся сверху - не просто вой и крик. Это слова! С помощью слов можно говорить, объясняться с другими людьми. Вот только он по-прежнему ничего не понимал, слыша только рев и странные, бессмысленные сочетания звуков.
МОЖЕТ БЫТЬ, Я НЕ УМЕЮ ГОВОРИТЬ?
Но ведь он уже знает множество слов - "копье", "железо", "решетка"... Что кричат эти люди, там, наверху?
Прозвучала команда, непонятная, снова непонятная, и строй медленно двинулся на него. Человек попятился.
- Слюнтяй! - вопили сверху.
- Болван, трус! Убей их, убей! Ну, давай же!
Похоже, расправа над гиенами произвела на публику впечатление - и зрители требовали такого же продолжения. Марк улыбнулся. Большинство даже не догадывается, что предмет их восторгов сейчас не способен даже вспомнить собственное имя, не то что поступать осмыслен-но. Инстинкты, всего лишь инстинкты... Впрочем, от зверья он отбился, и довольно красиво. Интересный экземпляр. Нет, все-таки такое растрачивание человеческого материала - нерацио-нально, хоть и эффектно.
Как сияют на солнце наконечники! Сталь долго и тщательно полировали. А вот его ору-жие совершенно не такое: просто грязная палка, на которую насадили ржавую железяку, хоть и острую. Человек чувствовал, как мозг просыпается, вспоминая все новые слова и понятия. Он уже помнил, что оружие обязательно должно быть начищенным и остро отточенным, что же-лезные колпаки на головах солдат зовутся шлемами... странно, почему такая форма? Шлемы огромные, словно шляпы, и наверняка очень тяжелы - как драться в таких? Да еще эти глупые рога и выступы, за которые так легко взяться рукой! Будь это его подчиненные...
ПОДЧИНЕННЫЕ?
И снова ему не дали разобраться с этим воспоминанием, таким важным. Солдаты броси-лись вперед, одновременно, явно собираясь насадить добычу на свои копья, такие красивые и сияющие. На мгновение внутри стало холодно - что делать? Но лишь на мгновение, тело снова среагировало само: продолжая держать копье за середину, он шагнул вперед и крутанул древко, одновременно отбивая выпад двух копий. Шаг вперед, за спины ошеломленных противников, разворот к незащищенным спинам; сейчас, двумя мгновенными уколами в поясницу пронзить почки…
НЕЛЬЗЯ.
От неожиданного открытия он на секунду замер - и едва не пропустил удар тупым кон-цом древка в горло. Руки опять сработали автоматически, отбивая удар; шаг назад, копейщики слаженно разворачиваются... Удивительно, но страх совершенно исчез, остался лишь холодный расчет и спокойное понимание: похоже, дело плохо.
Один против пятерых. Тренированных, одетых в железо... Стоит окружить его, и все за-кончится. Почему так радостно кричат там, наверху, неужели им нравится видеть, как люди ре-жут друг друга?
Однако какие странные доспехи у нападающих! Неуклюжий железный шлем, скорее ме-шающий драться, чем защищающий голову, узкие железные полосы на руках и ногах - и совер-шенно открытое туловище. Тело нападающих прикрыто лишь красиво перекрещенными ремня-ми, они вряд ли задержат удар стального острия...
Я МОГ БЫ ЛЕГКО ПРОТКНУТЬ ЭТИХ КЛОУНОВ.
Человек поймал эту мысль с некоторым удивлением: ведь, только что он уже ощутил се-бя обреченным… Время словно замедлило свой бег, и пока пятерка врагов медленно приближа-лась, в памяти мелькали странные картины. Узкая улица и катящаяся к нему безумная, орущая толпа. Звенят разлетающиеся стекла, визжит где-то женщина… Распахнутые в крике слюнявые рты, в руках палки и ножи – короткие, с плохими и тонкими лезвиями, совершенно не пригод-ные к серьезному бою. Он не боится этих несчастных безумцев. На нем сверкающие полиро-ванные доспехи, прочные и одновременно легкие, а за спиной слаженная, готовая к бою шерен-га солдат. Им даже не понадобится боевое оружие, только плети и дубинки. Впрочем, при необ-ходимости и плетью можно убить с одного удара…
Он снова отбил нацеленное в грудь острие, легко и привычно. Древко копья гулко ударило противника поперек живота, сгибая пополам; другой конец, тупой, задел лицо его соседа, и оба бойца рухнули на песок без сознания.
МИНУС ДВА.
Оставшиеся трое завопили что-то неразборчивое; он по-прежнему не понимал слов, но догадался, что это ругательства. Грязные ругательства. Любое слово, произнесенное с такой ин-тонацией, становится грязным.
ОНИ ДАЖЕ НЕ ЗАМЕТИЛИ, ЧТО Я ПОЩАДИЛ ИХ ТОВАРИЩЕЙ.
Или – не собирались замечать? Похоже, этим все равно. Бросившийся вперед воин уро-нил оружие и рухнул, истошно крича: раздробленное колено – это очень больно. Но все же лучше, чем стальное острие между ребер. Почему он так возится с ними?
- Будь мужчиной! – Марк сорвался на крик, разом плюнув на сдержанность и достоин-ство мудреца. Почему этот осел нянчится с гладиаторами? Он ведь способен порвать их на ча-сти, это понял бы даже слепой!
НЕЛЬЗЯ УБИВАТЬ.
Нападавшие, похоже, решили взять его «в треугольник»: пока двое атакуют спереди, один зайдет со спины и быстро закончит дело. Ну-ну… Его тело приобрело необыкновенную легкость и скорость: человек вертелся, словно смерч, отбивая сыпавшиеся со всех сторон удары. Со стороны могло показаться, что это даже доставляет ему удовольствие. Противники тяжело дышали, и на их лицах постепенно проявлялось выражение ужаса: схватка шла совершенно не так, как следовало. Можно было бы догадаться заранее, еще когда этот сумасшедший так легко расправился со стаей людоедов! Догадаться – и выпустить на арену не пятерку, а скажем, деся-ток воинов. Или даже полтора десятка. Однако жалеть было поздно. Строгие правила не позво-ляют выпускать гладиаторов дважды на протяжении одной игры; зритель желает насладиться честным поединком, а не бойней. И вряд ли у распорядителя боев возникнет желание рискнуть – и оказаться на той же арене, тем более ради каких-то наемников-гладиаторов. Сами гладиаторы прекрасно понимали это, и незаметно румянец схватки сменялся тоскливой бледностью. Горе побежденным!
Один из тройки ухитрился-таки оказаться позади проклятого «болвана». Вот он, долго-жданный миг! Отточенный наконечник устремился вперед, целя человеку под левую лопатку – усилием всего тела, с выдохом, насмерть. «Болван» даже не пытался отбить коварный выпад: просто неуловимым движением скользнул в сторону и назад, одновременно ударив тупым кон-цом древка за спину. Треск кости, сдавленный хрип…
МИНУС ТРИ. ЭТОТ – КАЛЕКА, И НАДОЛГО.
Оставшиеся двое в ужасе попятились. Один вдруг завопил, тонко, словно женщина – и отчаянно бросился вперед. Человек даже не стал использовать копье, просто уклонился и уда-рил правой рукой в незащищенный подбородок. Последний из гладиаторов, кажется, совершен-но потерял мужество, а может, просто сообразил, что его товарищи лежат на песке покалечен-ные, но все же не мертвые. Он выпустил из рук оружие и рухнул на колени. Человек бросил на труса странный взгляд, в котором даже не было презрения – только усталость.
НАКОНЕЦ-ТО.
Наконец ему не мешают эти неучи с их железками. Можно подумать над самым главным вопросом.
КТО Я? ПОЧЕМУ Я ЗДЕСЬ?
Как взяться за это? Человек по-прежнему не помнил, что было с ним до пробуждения в тесной камере и короткой дороги на арену. Несущиеся сверху вопли – частью гневные, частью восхищенные, - по-прежнему оставались лишь непонятной мешаниной звуков, хоть он и пони-мал уже, что так быть не должно. Что-то подсказывало ему, что люди на трибунах не оставят его в покое и после этой победы; значит, времени совсем мало. Его убьют, это ясно. Он вспом-нил арбалетную стрелу, пронзившую гиену. Несчастное животное – она, в отличие от людей, не понимала, что творит. Что же делать?
ГОСПОДИ, ПОМОГИ!
Странная фраза мелькнула как бы совершенно случайно, и он еще успел удивиться, что это значит, кто такой «господь», - а затем в мозгу взорвалась ослепительная белая звезда, и он на мгновение ослеп и оглох.
К нему пришли ранним утром. Психологи из Управления рассчитали, что именно в утренние часы человек наименее способен собраться для сопротивления, и послушно даст себя увести. Впрочем, хороша и ночь, но ночные аресты политически неправильны. Ночной арест – из тех мрачных и жутких времен, с которыми просвещенная народная власть не желает иметь ничего общего. Во времена мира и безопасности непозволительны даже и намеки на позорное прошлое!
Слава Богу, им хватило ума не поручать это задание Гаю. Нет, он, конечно, выполнил бы – соблюдение законности выше всякой дружбы, - но бедняге было бы плохо и неуютно, а это неправильно. Командир не должен показывать неуверенность перед подчиненными, да и просто жалко старого служаку. Он, в сущности, совсем неплохой человек, просто слепой. Как и все они.
Дом окружило не меньше трех десятков человек. Александр усмехнулся – вот когда по-нимаешь свой истинный вес в глазах сослуживцев! На обычное задержание выделяют тройку или пятерку, да из линейной роты, а здесь, похоже, пригнали спецчасть. Сплошные доспехи, закрывающие все тело, темные, чтобы не блестели в сумерках; особая броня выдержит не только арбалетную стрелу, но даже и пулю, выпущенную в упор – несмотря на то, что огнестрельное оружие давным-давно отошло в прошлое… Боже, кем они нас считают!
Жену не тронули. Он подумал, что это рассчитанный ход – чтобы не сорвался, не схва-тился за оружие, и мысленно поблагодарил своих недавних коллег. Хотя Юлия все же не состо-яла на государственной службе. Нет, конечно, ее не оставят в покое: позже пойдут предложения «начать нормальный, здоровый образ жизни», «на деле доказать открытость»… лечь для этого в постель к какому-нибудь похотливому павиану. Александр усмехнулся, представив, что Юлия скажет в ответ. Его жена была НАСТОЯЩИМ психологом, старой закалки, не чета этим молоденьким козочкам из Управления Социопсихологии, и к тому же обладала редким даром убеждения. Кого-то из инспектрисс ждет неприятный разговор – когда самоуверенная девочка явится «открыть глаза фанатичке», а вместо этого впервые заглянет внутрь себя. И, вполне возможно, перестанет спать по ночам - если не проспала еще остатки совести.
Конечно, потом Юлия отправится следом за ним. Параграф пятьдесят девятый, часть вторая, «сознательный отказ от политической корректности», это вам не шутки. До визита пси-холога поступок еще определяется как «неосознанный отказ», а вот после - уже не отвертишь-ся.
Как хочется раскидать этих ослов в черном! Но тогда ее заберут сразу, а так все же оста-ется призрачный шанс на бегство…
Его даже не стали доставлять в штаб легиона, сразу отправив в Управление. Разговор с «социалами» был короткий и известный заранее: дежурные фразы, скучные призывы одуматься, пройти курс лечения; инспектор, похоже, и сам не верил в успех, и говорил это лишь для вида. Потом – ночь в камере с белоснежными больничными стенами и решеткой на окне, до следующего заседания ВСВК. Александр подумал, что ради него могли бы собрать и экстренное заседание, все-таки не каждый день ставят диагноз офицеру Специального Легиона, и испугался недостойной мысли. Теперь к каждому движению души, даже самому мелкому, надо было тщательно присматриваться.
Начавшись утром, совещание социально-врачебной комиссии заняло не более десяти минут. Впрочем, все и так было предельно ясно. Краткий доклад по существу дела, перечисле-ние званий и наград пациента, еще одно предложение «проявить ответственность»… Потом его привели в маленький кабинет, в центре которого располагалось удобное кресло - вот только на подлокотниках блестели стальные браслеты. Как они все-таки его боялись! Зря. Конечно, даже скованный легионер может быть смертельно опасен – но «социалы» могли бы уже запомнить. Такие, как он, не страшатся пустяков.
Вроде смерти, например.
А потом человек в белом халате с невыразительными глазками наполнил шприц и пере-тянул ему плечо резиновым жгутом.
Александр разом вспомнил все – даже причину, по которой не мог расправиться с бро-савшимися на него наемниками, - и радостно улыбнулся. Он выдержал последнее искушение, и теперь уже скоро. Его дорога подходит к концу.
Боец внизу осторожно зашевелился, полез пальцами за голенище сапога, думая, что его маневры проходят незамеченными. Пусть. Почему замолчали трибуны? Впрочем, это не имеет никакого значения. Теперь он понимал смысл слов, которые только что выкрикивали эти люди – и жалел их. Бедняги, они действительно думают, что на смерть обречен он!
В руке гладиатора тускло, словно бы нерешительно блеснуло тонкое трехгранное лезвие. Заточка из напильника – ну кто бы мог подумать, какая пошлость… Шпана. Александр поднял глаза вверх, к желтому солнцу, которое уже не слепило глаза – показалось, или светило и вправду постепенно тускнеет? – и вгляделся, стараясь проникнуть взглядом дальше, в выси, ви-димые только ему.
Он почти не ощутил укола в сердце – только солнечный свет вдруг стал ярче, а небо вздрогнуло и стремительно понеслось навстречу.
Марк Юлий выдохнул сквозь зубы грязное ругательство и ударил кулаком по скамье. Грязный фанатик! Они даже в смерти оказываются хитрее, сумев и тут уклониться от исполне-ния гражданского долга. Надо же так испортить прекрасную схватку! Молодой гладиатор внизу вытащил стилет из раны и неуверенно поднял руки, как бы празднуя победу. Но на трибунах по-прежнему стояла тишина. Дурачок не понимает, что, сойдясь так близко с этим одержимым, непоправимо осквернил свою судьбу. Ему не прожить долго… Убитый лежал на спине, широко раскинув руки – будто намеренно изобразив проклятый знак, ненавистный каждому нормаль-ному и здравомыслящему человеку.
Марк плюнул в сердцах и поднялся. Настроение было непоправимо испорчено.
Спускаясь по широкой каменной лестнице, он услышал тонкий пищащий звук, и сунув руку в складки тоги, извлек маленький предмет со светящимся окошком, почти таким же ярким, как солнце. Палец надавил клавишу: как обычно, первым делом экран высветил год, месяц и число. «MMLV. Junius. XXI». Марк поджал губы: обязательные элементы традиции сейчас жутко раздражали. Еще одно нажатие кнопки – и появилась привычная надпись: «2055. 21 июля». Ага, вот и телефон…
- Профессор! – послышался взволнованный голос Анечки, его секретарши, - вы не забы-ли? Через полчаса вас ждут на собрании в школе.
Бессмертные боги, еще и это. И вправду, совершенно запамятовал.
- Аня, напомните мне тему, пожалуйста, - виновато спросил Марк.
- Ох, Марк Юльевич… Директор просила рассказать о наиболее опасных религиозных сектах. Ну, знаете, как обычно: история, краткий обзор заблуждений, способы борьбы… мини-мально. Только то, что надо знать школьникам.
- Спасибо, Анечка.
На душе стало легче. Профессор даже почувствовал некоторый азарт: лекции перед мо-лодежью вызывали приятное чувство исполнения гражданского долга, и, кроме того… он улыбнулся. Это будет словно ответ – его ответ на вызов только что погибшего фанатика. Эти сектанты отказываются даже умирать по-человечески, превращая смерть в пропагандистский спектакль… тем лучше. Он расскажет детям правду. Откроет им глаза, чтобы предупредить от соблазна.
И нужно, наконец, разобраться, отчего так часто исчезает действие препаратов. Эти без-дельники из отдела фармакологии клялись, что такое исключено – дескать, версия «Конан – ультра» превращает человека в дикаря гарантированно и необратимо. Дилетанты. Еще один провал – и начальница лаборатории испытает его лично. На собственной шкуре.
Профессор взглянул на небо и снял солнцезащитные очки. Все-таки хороший сегодня день, и погода прекрасная – полдень, а солнце совсем не яркое. Хорошо…
Он миновал ворота и оглянулся. Над входом в амфитеатр переливалась яркими цветами вывеска: «КОЛИЗЕЙ», а над ней трепетало на ветру огромное полотнище. Флаг с девизом ны-нешнего правления, обязательное украшение каждого порядочного общественного места.
Крупные буквы гласили: «МИР И БЕЗОПАСНОСТЬ».
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/