Негосударственное образовательное учреждение

Высшего профессионального образования

«Сибирский институт бизнеса, управления и психологии»

Воронин С.Э., Байыр-оол Е.В.

 

 

 

ЛИЧНОСТЬ ОРГАНИЗАТОРА ПРЕСТУПНОГО СООБЩЕСТВА
И ЕЕ КРИМИНАЛИСТИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ

 

 

 

 

Красноярск 2014

ББК 67.5

В 75

 

Рецензенты:

доктор юридических наук, профессор С.И. Давыдов

кандидат юридических наук, доцент Ю.В. Андреева

кандидат юридических наук, доцент М.М. Черняков

 

Воронин, С.Э. Личность организатора преступного сообщества и ее криминалистического значение: Монография / С.Э. Воронин, Е.В. Байыр-оол. Красноярск: НОУ ВПО СИБУП, 2014. – 168 с.

 

ISBN 978-5-94617-298-1

 

В монографии исследуются актуальные проблемы современной криминалистики – в частности, методики расследования преступлений, связанных с организацией и деятельностью преступного сообщества. Впервые на монографическом уровне предпринята попытка исследовать личность организатора преступного сообщества методом ситуационного анализа, который в литературе получил название ситуационного моделирования. Это позволило авторам с помощью психологического профилирования личности организатора преступного сообщества четко обозначить его место не только в криминалистической характеристике преступления данного вида, но и в механизме совершения преступления, предусмотренного ст. 210 УК РФ.

Монография предназначена для студентов и преподавателей высших учебных заведений юридического профиля.

 

 

© Воронин С.Э., Байыр-оол Е.В., 2014.

© НОУ ВПО СИБУП, 2014.

Введение

 

 

Преступления, совершаемые в составе организованных преступных групп всегда представляли и, по-прежнему, представляют одну из самых серьезных угроз государственной и общественной безопасности нашей страны. Анализ материалов судебно-следственной практики достаточно красноречиво показывает, что в организованной преступности современной России происходят весьма тревожные качественные и количественные изменения, которые неизбежно накладывают отпечаток на всю криминогенную обстановку в стране.

Так, преступления, совершенные в последние годы в станице Кущевская Ставропольского края бандой Сергея Цапка, а также в Дагестане организованным преступным сообществом, возглавляемым самим мэром Махачкалы Саидом Амировым, до основания потрясли всю общественность страны и заставили всерьез заговорить криминологов о появлении в России самых настоящих мафиозных кланов, наподобие сицилийской «Коза Ностры», неаполитанской «Каморры» и калабрийской «Ндрагетты», сочетающих в себе признаки как национально-этнической, так и родовой общины.

Между тем, преступления, совершаемые такими хорошо организованными преступными группами, всегда отличались особой дерзостью, редкими по своей сути изощренностью и цинизмом, а также запредельной жестокостью. Сегодня можно с определенной долей уверенности утверждать, что в нашей стране организованной преступности уже вполне удалось реализовать планы по установлению монопольного контроля над отраслями промышленного производства и торговли. Она проникла в нефтяную, золотодобывающую, перерабатывающие отрасли промышленности, кредитно-финансовую систему. По некоторым экспертным оценкам, свыше 40 % валового дохода России уже принадлежит теневой экономике. Под непосредственным контролем организованной преступности сегодня находится наркобизнес, контрабанда, проституция. Организованная преступность использует связи с органами власти на самом высоком уровне и все больше проникает в большую политику. В арсенале средств организованной преступности далеко не последнее место сегодня занимают также терроризм, разжигание межнациональных и религиозных конфликтов и т.п.

Статистические данные ГИАЦ МВД РФ¹ показывают, что в 2009 году организованными группами и преступными сообществами совершено 31397 преступлений. При этом правоохранительными органами выявлено 10179 лиц, совершивших преступления в составе организованной группы или преступного сообщества. В 2010 году темпы роста данного вида преступности снизились, однако удельный вес тяжких и особо тяжких преступлений в числе зарегистрированных сократился незначительно – всего на 0,5 % (с 28,0 % в 2009 г. до 27,5 % в 2010 г.). В январе-ноябре 2011г. удельный вес тяжких и особо тяжких преступлений также незначительно сократился (всего на 2 %) и составил 25,5 %. Организованными группами или преступными сообществами совершено 14,8 тыс. тяжких и особо тяжких преступлений (24,4 %).

Однако, как отмечают исследователи, эти статистические данные, фиксирующие объем выявленной организованной преступности, отражают лишь небольшую, видимую часть российского «криминального айсберга». К тому же, криминологическая ситуация с организованной преступностью в России осложняется еще тем обстоятельством, что по данной категории преступлений практически отсутствует судебная практика.

Анализ судебной статистики по Российской Федерации позволяет сделать неутешительный вывод о том, что статья 210 УК РФ, предусматривающая уголовную ответственность за организацию преступного сообщества, в нынешнем ее несовершенном виде практически не «работает». Здесь сказываются и очевидные недостатки юридической техники при конструировании законодателем данной правовой нормы, и отсутствие в настоящее время универсальной, эффективной методики раскрытия и расследования данного вида преступления. Приходится почти во всем согласиться с мнением заместителя председателя Комитета Государственной Думы по безопасности и противодействию коррупции Александра Хинштейна: «Статья 210 УК РФ практически «мертвая», неработающая – за последние годы нет ни одного привлеченного лица по этой статье. На мой взгляд, вместо ст. 210 УК РФ целесообразнее вернуть статус «особо опасного рецидивиста», что позволит суду назначать дополнительное наказание лидерам организованного преступного сообщества. Кроме того, нужно срочно восстановить в нашем государстве подразделение по борьбе с организованной преступностью на качественно новой системной основе. Ведь современные полицейские в России не провели ни одной успешной операции в этой области за последние годы»².

Особенностью указанной категории преступлений является также то обстоятельство, что уголовная ответственность по ст. 210 УК РФ наступает лишь в тех случаях, когда организованное преступное сообщество создается специально для совершения тяжких и особо тяжких преступлений. А, значит, перед криминалистом, приступающим к расследованию преступления, предусмотренного ст. 210 УК РФ, неизбежно встает вопрос о доказывании сопутствующих тяжких и особо тяжких преступлений, проходящих совершенно по другим криминалистическим методикам расследования, находящимся в различной степени научной разработанности и внедрения в судебно-следственную практику. Сказанное выше как-раз и обуславливает актуальность настоящего монографического исследования, представляющего собой совместный научный труд преподавателей и аспирантов Сибирского института бизнеса, управления и психологии.

 

 

 

 

Глава 1.
Личность организатора преступного сообщества
как элемент криминалистической характеристики
преступления

 

 

1.1. Общая характеристика организации
преступного сообщества

 

Как известно, любое преступление является сложным многогранным явлением, позволяющим рассматривать его с различных точек зрения. Организация преступной группы, конечно же, не является исключением из этого правила. Данный вид преступления мы можем рассматривать с точки зрения криминологии, исследуя причины и условия его совершения; и с точки зрения уголовного права, исследуя состав преступления; криминалистики, изучая механизм совершения преступления и механизм следообразования. Полагаем, именно уголовно-правовая, криминалистическая, а также уголовно-процессуальная характеристики должны охватываться содержанием понятия «общая характеристика преступления», взаимно дополняя и углубляя друг друга в гносеологическом плане. Очевидно, что в рамках нашего исследования особый научно-практический интерес вызывает именно криминалистическая составляющая общей характеристики организации преступного сообщества.

Однако криминалистическая характеристика организации преступного сообщества будет далеко не полной, если мы не дадим уголовно-правовую характеристику данному явлению. Это тем более необходимо сделать, учитывая, что практически каждый элемент состава преступления находит свое отражение как в предмете доказывания по уголовному делу, так и в криминалистической характеристике организации преступного сообщества. В этом проявляется диалектическая связь уголовно-правовой, уголовно-процессуальной и криминалистической характеристик исследуемого вида преступления.

На сегодняшний день организованная преступность вошла в ряд глобальных проблем человечества, от решения которой в значительной мере зависит его дальнейшая судьба, и это не преувеличение, а лишь запоздалая констатация. Вместе с тем, путь к законодательной криминализации ее наиболее изощренных и опасных форм оказался в нашей стране долог и тернист. Первый шаг в этом направлении сделан 1 июля 1994 года, когда законодателем в текст УК РСФСР 1960 года была введена ст. 17.1, закрепляющая определение такой формы соучастия, как организованная группа. Принятый Государственной Думой Российской Федерации 24 мая 1996 года и вступивший в действие с 1 января 1997 года УК РФ ввел понятие преступного сообщества (преступной организации), а также предусмотрел ответственность за его создание, руководство им и участие в нем.

В первоначальной редакции статьи 35 УК РФ преступление признавалось совершенным преступным сообществом (преступной организацией), если оно совершено сплоченной организованной группой (организацией), созданной для совершения тяжких или особо тяжких преступлений, либо объединением организованных групп, созданным в тех же целях.

Федеральный закон от 3 ноября 2009 г. № 245-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и в статью 100 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» содержит ряд новых положений, направленных на усиление борьбы с организованной преступностью и ужесточение наказания для организаторов, руководителей и участников организованных преступных формирований. В соответствии с новой редакцией ч. 4 ст. 35 УК РФ «преступление признается совершенным преступным сообществом (преступной организацией), если оно совершено структурированной организованной группой или объединением организованных групп, действующих под единым руководством, члены которых объединены в целях совместного совершения одного или нескольких тяжких либо особо тяжких преступлений для получения прямо или косвенно финансовой или иной материальной выгоды». Как видим, законодатель вводит в правовую материю понятие «структурированность», которая, как мы покажем далее, имеет важное значение для криминалистической характеристики преступления.

Изменения, внесенные в понятие преступного сообщества, заключаются, в частности, в двух основных положениях, заимствованных из определения организованной преступной группы, содержащегося в ст. 2 Конвенции ООН против транснациональной организованной преступности, где она трактуется как «структурно оформленная группа в составе трех или более лиц, существующая в течение определенного периода времени и действующая согласованно с целью совершения одного или нескольких серьезных преступлений или преступлений, признанных таковыми в соответствии с настоящей Конвенцией, с тем, чтобы получить прямо или косвенно финансовую или иную материальную выгоду».

Данное определение отличается от определения «организованной группы», содержащегося в УК РФ, тем, что не содержит признака «заранее объединились», а указывает на структурно оформленный характер такой группы и на мотивацию. Кроме того, указан нижний порог численности такой группы – три лица и более. Российское же уголовное право и уголовный закон любую группу традиционно рассматривают как состоящую из двух и более лиц. Отметим, что данное обстоятельство играет важную роль в механизме преступления организованного преступного сообщества (далее по тексту ОПС), значительно усложняя поисково-познавательную деятельность следователя, а точнее – следователей, так как расследованием деятельности ОПС почти во всех случаях должна заниматься группа, а иногда и бригада следователей.

Основанием для внесения таких изменений в отечественное уголовное законодательство являются положения ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, согласно которой «общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора».³

При раскрытии признаков, характеризующих преступное сообщество, разделим их на две группы: характерные для организованной группы и специфические признаки преступного сообщества.

Основу преступного сообщества образует организованная группа, характерным признаком которой является устойчивость.

Преступное сообщество (преступная организация), являясь формой (особым родом) соучастия, само, в свою очередь, выступает в двух формах, а именно как:

а) структурированная организованная группа (организация), созданная для совершения тяжких или особо тяжких преступлений;

б) объединение организованных групп, созданное для совершения тяжких или особо тяжких преступлений.

В обеих формах стержневым понятием является организованная группа. Преступление, – говорится в ч. 3 ст. 35 УК РФ, – признается совершенным организованной группой, если оно совершено устойчивой группой лиц, заранее объединившихся для совершения одного или нескольких преступлений. Группой, согласно словарному толкованию, считается объединение нескольких лиц для каких-нибудь общих занятий. Устойчивость – вот тот признак, с помощью которого законодатель отделяет организованную группу от простой. Слово «устойчивый» может употребляться в нескольких значениях, а именно:

– имеющий свойство твердо стоять, не падая, не колеблясь; способный сохранять данное состояние, несмотря на действие различных сил (в узко физическом понимании); не поддающийся, не подверженный колебаниям; не поддающийся постороннему влиянию (так в переносном смысле говорят, например, о человеке, имеющем твердые убеждения);⁴ способный выдерживать неблагоприятное воздействие кого-, чего-либо (о человеке или о группе людей, например, «устойчивая семья»). Определенное понимание признака устойчивости сложилось и в судебной практике. Так, об устойчивости организованной группы, – говорится в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 года № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое», – может свидетельствовать не только большой временной промежуток ее существования, неоднократность совершения преступлений членами группы, но и их техническая оснащенность, длительность подготовки даже одного преступления,
а также иные обстоятельства (например, специальная подготовка участников организованной группы к проникновению в хранилище для изъятия денег (валюты) или других материальных ценностей). В Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от
17 января 1997 года № 1 «О практике применения судами законодательства об ответственности за бандитизм» указано, что об устойчивости банды могут свидетельствовать, в частности, такие признаки, как стабильность ее состава, тесная взаимосвязь между ее членами, согласованность их действий, постоянство форм и методов преступной деятельности, длительность ее существования и количество совершенных преступлений.

Если с точки зрения закона основным признаком, по которому группа лиц, заранее договорившихся о совместном совершении преступления, отличается от организованной группы, является устойчивость последней, то судебной практикой, наряду с устойчивостью, выделяются и другие признаки. В процитированном выше Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от
27 декабря 2002 года в числе таких признаков названы наличие в ее составе организатора (руководителя) и заранее разработанного плана совместной преступной деятельности, распределение функций между членами группы при подготовке к совершению преступления и осуществлении преступного умысла.

Признак устойчивости означает внутреннюю упорядоченность, согласованность и взаимодействие составных частей системы. Он предполагает широкий комплекс признаков: определение целей совместной деятельности; планирование преступных акций; иерархическую структуру и распределение ролей между соучастниками; внутреннюю дисциплину с беспрекословным подчинением по вертикали; систему обеспечения орудиями и средствами совершения преступления; специализацию функций соучастников и самого сообщества; круговую поруку и конспирацию; отработанные схемы отмывания «грязных» денег и их вложения в различные проекты; создание системы противодействия различным мерам социального контроля, включая обеспечение безопасности сообщества и установление связей с коррумпированными лицами государственного аппарата, и т.п.

Если обратиться к практике, то Алтайским краевым судом устойчивость преступной организации характеризуется стабильностью состава и стабильностью обязанностей членов организации. Так, Алтайским краевым судом по делу в отношении Мамедова Фр.С.о. установлено, что «преступная деятельность подсудимых характеризовалась критерием высокой устойчивости, обусловленной, в том числе, продолжительностью данной преступной деятельности (в течение года), большим количеством совершенных наркопреступлений (свыше 50 эпизодов покушений на сбыт наркотических средств, имевших место в ходе проверочных закупок), значительным объемом сбытых наркотических средств (показания свидетелей о неоднократном и продолжительном приобретении у подсудимых наркотиков)».⁵

Но следует отметить, что суды не всегда отождествляют признак организованности с признаком устойчивости. По приговору от 23 сентября 2010 год в отношении Косилова В.Г. суд, исследовав доказательства в их совокупности, пришел к выводу, что преступная организация, созданная и руководимая Косиловым В.Г. отличалась высокой степенью организованности – о чем свидетельствует наличие структурных подразделений в форме организованных преступных групп, наличие единого руководителя, единой денежной кассы, формируемой из взносов от преступных доходов. В данном преступном сообществе поддерживалась жесткая дисциплина, деятельность организации была достаточна законспирирована и направлена на получение наживы в виде преступных доходов от незаконного сбыта наркотических средств. Преступное сообщество отличалось так же устойчивостью, длительным периодом осуществления преступной деятельности, значительностью территории на которой осуществлялась эта преступная деятельность.⁶

Признак устойчивости присущ преступному сообществу как форме соучастия постольку, поскольку оно определяется законодателем через понятие организованной группы. Граница же между организованной группой и преступным сообществом проходит по специфичным признакам:

А. Структурированность (здесь мы говорим лишь о первой его форме).

Б. Наличие специальной цели.

В. Совместность совершения преступлений.

Все рассмотренные признаки преступного сообщества (преступной организации) в совокупности образуют самую опасную форму соучастия. Только при их совместном наличии есть такое преступное сообщество. Раскроем содержание каждого из признаков преступного сообщества.

 

 

А) Структурированность

 

Следует отметить, что данный признак характерен лишь для первой формы преступного сообщества и он заменил ранее действовавший признак сплоченности. Впервые применил терминологию Организации Объединенных Наций и упомянул этот признак при определении преступного сообщества законодатель. Пленум Верховного Суда РФ в п. 2 Постановления от 10 июня 2010 г. № 12 «О судебной практике рассмотрения уголовных дел об организации преступного сообщества (преступной организации) или участия в нем (ней)» разъяснил, что преступное сообщество (преступная организация) отличается от иных видов преступных групп, в том числе от организованной группы, более сложной внутренней структурой, наличием цели совместного совершения тяжких или особо тяжких преступлений для получения прямо или косвенно финансовой или иной материальной выгоды, а также возможностью объединения двух или более организованных групп с той же целью.

Этимологически под структурой понимается внутреннее устройство, строение в значении взаимного расположения частей, составляющих одно целое.⁷ Таким образом, по мнению законодателя, если в организованной группе не будет структурных подразделений, то данную группу нельзя рассматривать в качестве преступного сообщества (преступной организации). Отсутствие в уголовном законе определения понятия «структурное подразделение» обусловливает то, что вопросы наличия либо отсутствия структурного подразделения и его отличия от «группы лиц по предварительному сговору» или «организованной группы» разрешаются преимущественно в судебной практике. В частности, структурными подразделениями преступного сообщества (преступной организации) в судебной практике признавались и банды, и организованные группы, и религиозно-военизированные объединения («джамааты»)⁸. Пленум Верховного Суда РФ в своем постановлении № 12 от 10.06.2010 г. разъяснил для единообразия судебной практики, что под структурным подразделением преступного сообщества (преступной организации) следует понимать функционально и (или) территориально обособленную группу, состоящую из двух или более лиц (включая руководителя этой группы), которая в рамках и в соответствии с целями преступного сообщества (преступной организации) осуществляет преступную деятельность. Такие структурные подразделения, объединенные для решения общих задач преступного сообщества (преступной организации), могут не только совершать отдельные преступления (дачу взятки, подделку документов и т.п.), но и выполнять иные задачи, направленные на обеспечение функционирования преступного сообщества (преступной организации).

В ст. 2 Конвенции ООН против транснациональной организованной преступности «структурно оформленная группа» означает «группу, которая не была случайно образована для немедленного совершения преступления и в которой не обязательно формально определены роли ее членов, оговорен непрерывный характер членства или создана развитая структура».

Представляется абсолютно логичным положить в основу судебного толкования данного признака именно это универсальное определение, одновременно отграничив его от признака устойчивости, понятия которого даны сразу в нескольких Постановлениях Пленума, например, в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 17 января 1997 г. № 1 «О практике применения судами законодательства об ответственности за бандитизм» и от 27 декабря 2002 г. № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое».

Универсальный подход к определению признака структурированности необходим, поскольку практика борьбы с организованной преступностью и результаты криминологических исследований свидетельствуют о том, что организованные преступные формирования и, в частности, преступные сообщества (преступные организации) могут иметь самую различную структуру. С течением времени она может изменяться, приспосабливаясь к новым условиям. На наш взгляд, именно по этой причине Пленум Верховного Суда в Постановлении от 10.06.2010 разъяснил судам, «что преступное сообщество (преступная организация) может осуществлять свою преступную деятельность либо в форме структурированной организованной группы, либо в форме объединения организованных групп, действующих под единым руководством. При этом закон не устанавливает каких-либо правовых различий между понятиями «преступное сообщество» и «преступная организация».

Под структурированной организованной группой следует понимать группу лиц, заранее объединившихся для совершения одного или нескольких тяжких либо особо тяжких преступлений, состоящую из подразделений (подгрупп, звеньев и т.п.), характеризующихся стабильностью состава и согласованностью своих действий. Структурированной организованной группе, кроме единого руководства, присущи взаимодействие различных ее подразделений в целях реализации общих преступных намерений, распределение между ними функций, наличие возможной специализации в выполнении конкретных действий при совершении преступления и другие формы обеспечения деятельности преступного сообщества (преступной организации)».⁹

Особая структура присуща и организованной группе, которая также может состоять из подгрупп, звеньев и т.п., не отвечающих, однако, признакам структурного подразделения в части требований о функциональной и (или) территориальной обособленности.

Например, приговором Калининградского областного суда оправданы Голованев, Базилевский и др. по предъявленному обвинению в совершении преступлений, предусмотренных ч. ч. 1 и 2 ст. 210 УК РФ в связи с отсутствием в преступной группе структурных подразделений. Подсудимым инкриминировалось совершение 14 мошенничеств под предлогом розыгрыша призов от магазина бытовой техники. Суд указал, что «осуществление мошеннической деятельности на так называемых двух «рабочих» столах в торговом павильоне и на прилегающей территории отработанным в группе единым способом, с выполнением участниками аналогичных функций, взаимозаменяемостью участников и места совершения преступления не свидетельствуют о делении группы на структурные подразделения».

Кассационным определением Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ отменен приговор в отношении Фардеева и др. (финансовая пирамида РОД ОВП «Меридиан») в части осуждения по ч. ч. 1 и 2 ст. 210 УК РФ в связи с отсутствием состава преступления. Указано, что организованная группа не имела структурных подразделений, характерных для преступного сообщества, «поскольку одни и те же члены организованной группы совершали преступления как в Перми, так и в
г. Кирове», «все преступления совершены одним способом».¹⁰

Введение признака структурированности увеличивает минимальное число членов преступной организации до четырех человек (поскольку каждое из структурных подразделений должно составлять не менее двух человек с учетом, что руководитель (организатор) одного из этих подразделений является одновременно и организатором (руководителем) всего объединения). В то же время минимальный численный состав преступного сообщества с учетом того, что руководство указанным объединением осуществляет лицо, не входящее ни в одну из самостоятельно действующих организованных групп, включая организатора, по нашему мнению, не может составлять менее пяти человек.

Отметим, что ранее в судебно-следственной практике встречались случаи признания преступным сообществом (преступной организацией) организованной группы, состоящей всего из двух членов. Так, приговором Магаданского областного суда осуждены П. и К. по ч. 1 ст. 210, п. п. «а», «б» ч. 3 ст. 159 (всего 4 эпизода преступной деятельности) УК РФ, создавшие преступное сообщество (преступную организацию) с целью хищения денежных средств граждан путем мошенничества (финансовая пирамида). В три структурные подразделения сообщества (ООСН «Афина») входили консультанты, непосредственно обеспечивавшие достижение преступных целей, допрошенные по уголовному делу в качестве свидетелей.¹¹

Другую разновидность преступного сообщества (преступной организации) законодатель называет объединением организованных групп. Представляется, что именно по количественному признаку участников можно отграничить преступное сообщество от организованной группы. По этому пути идет и судебная практика. Так, в приговоре Верховного Суда Республики Татарстан по уголовному делу по обвинению Г., Ф., З. и других (всего 13 участников) в преступлениях, предусмотренных ч. 1 и 2
ст. 210 УК, отмечается, что суд признал преступное объединение «Хади Такташ» преступным сообществом (преступной организацией), исходя из того, что созданная и руководимая Г. преступная организация представляла собой сообщество двух банд, каждая из которых являлась устойчивой вооруженной группой, совершавшей тяжкие и особо тяжкие преступления. Всеми членами созданной и руководимой Г. преступной организации сам Г. признавался безоговорочным лидером, возглавлявшим иерархическую лестницу.¹²

 

 

Б) Наличие специальной цели

 

Измененная редакция ч. 4 ст. 35 УК РФ, содержащей понятие преступного сообщества (преступной организации), сохранила тем не менее прежний подход законодателя: цель создания преступного сообщества (преступной организации) – совершение преступлений исключительно тяжких либо особо тяжких.

По мнению И. Никитенко, законодатель верно не стал изменять данный признак, так как введение в уголовный закон нормы об ответственности за преступление, предусмотренное ст. 210 УК РФ, означало криминализацию в качестве оконченного деяния приготовительных действий, тогда как законотворцы посчитали справедливым установление уголовной ответственности за приготовление лишь к тяжкому и особо тяжкому преступлениям (ч. 2 ст. 30 УК РФ).¹³

А.В. Покаместов приходит к следующему выводу: «Закрепленная в законе цель преступного сообщества (преступной организации) – совершение тяжких и особо тяжких преступлений, оставляет за рамками закона достаточно большой круг преступлений, с которыми часто сопряжена организованная преступная деятельность данных формирований».¹⁴

А.И. Долгова отмечает, что «диспозиция ст. 210 УК РФ, предусматривающая направленность преступного сообщества на совершение тяжких или особо тяжких преступлений, фактически исключает возможность уголовно-правовой борьбы с преступными сообществами на стадии совершения ими преступлений небольшой и средней тяжести и предупреждения тяжких деяний».¹⁵

Между тем авторы научно-практического комментария УК РФ считают, что другие преступления, совершенные перечисленными в ст. 210 УК РФ лицами, должны квалифицироваться самостоятельно в совокупности со ст. 210 УК.

Следует отметить, что в новую редакцию ч. 4 ст. 35 УК РФ включено указание на дополнительную (по сравнению с прежней редакцией нормы) цель. Для того чтобы быть признанными членами преступного сообщества, члены структурированной организованной группы должны объединиться не просто в целях совместного совершения одного или нескольких тяжких либо особо тяжких преступлений (цель № 1), но и для получения в результате совершения этих преступлений прямо или косвенно финансовой или иной материальной выгоды (цель № 2), которая неразрывно связана с корыстным мотивом. Как и в определении организованной преступной группы, содержащемся в ст. 2 Конвенции ООН против транснациональной организованной преступности, подобная оговорка законодателя сделана для того, чтобы отграничить организованную преступность от преступлений, пусть и тяжких (особо тяжких), но совершаемых не с корыстной целью, а по иным мотивам, в частности по мотивам политической, религиозной, расовой ненависти.

Пленум Верховного Суда РФ в своем постановлении от 10.06.2010 г. № 12 разъяснил, что под прямым получением финансовой или иной материальной выгоды понимается совершение одного или нескольких тяжких либо особо тяжких преступлений (например, мошенничества, совершенного организованной группой либо в особо крупном размере), в результате которых осуществляется непосредственное противоправное обращение в пользу членов преступного сообщества (преступной организации) денежных средств, иного имущества, включая ценные бумаги и т.п.

Под косвенным получением финансовой или иной материальной выгоды понимается совершение одного или нескольких тяжких либо особо тяжких преступлений, которые непосредственно не посягают на чужое имущество, однако обусловливают в дальнейшем получение денежных средств и прав на имущество или иной имущественной выгоды не только членами сообщества (организации), но и другими лицами.¹⁶

В Республике Татарстан первый приговор по фактам совершения преступлений, предусмотренных ч. 1 и 2 ст. 210 УК, был вынесен Верховным Судом Республики 8 июня 2001 г. Из материалов уголовного дела следует, что Г. под прикрытием ООО «Комета» в 1998 г. создал преступное сообщество в сфере игорного бизнеса. Деятельность двенадцати организованных групп, входящих в преступное сообщество и осуществлявших преступную деятельность на рынках города Казани в 1998–2000 гг., была направлена на противоправное изъятие у граждан и обращение в свою пользу чужого имущества с использованием подставных игроков и незаметной для потерпевших передаче их же денег через ведущего игры подставному игроку. При этом потерпевший при вступлении в игру подставного игрока в любом случае лишался возможности выигрыша.¹⁷ Как мы видим, целью создания и функционирования данного преступного сообщества являлись хищения чужого имущества путем обмана, которые даже при отсутствии иных квалифицирующих обстоятельств безусловно будут признаны тяжкими преступлениями в случае совершения их организованной группой. Именно поэтому (на наш взгляд, совершенно правильно) суд квалифицировал содеянное не только как мошенничество, совершенное организованной группой, но и как организацию преступного сообщества (преступной организации). В основе решения суда о наличии в деяниях виновных признаков составов преступлений, предусмотренных ч. 1 и 2 ст. 210 УК, лежал вывод о том, что устойчивость и сплоченность членов преступного сообщества заключалась в длительной (с конца 1998 г. по 1 февраля 2000 г.) преступной деятельности, связанной с совершением неоднократных хищений чужого имущества путем обмана, при этом каждый участник преступного сообщества сознавал причастность к нему, знал о размерах вознаграждения за свое участие в выполнении общих задач.

По мнению Белоцерковского С. малообоснованным представляется ограничение цели организации преступного сообщества (преступной организации) получением прямо или косвенно финансовой или иной материальной выгоды. «Несомненно, корыстная мотивация является основной в преступной деятельности такого сообщества. По данным П. Агапова, наиболее распространенным видом преступлений, для совершения которых создается преступное сообщество, является мошенничество (26,9 %). Преступления, связанные с незаконным оборотом наркотических средств, составляют 23,7 %, кражи – 16 %, вымогательство – 13,4 %, контрабанда – 13,4 %, изготовление или сбыт поддельных денег или ценных бумаг – 3,2 %, иные преступления – лишь 3,2 %.»¹⁸

В то же время нельзя не учитывать, что определение преступного сообщества (преступной организации), данное в ч. 4
ст. 35 УК РФ, должно быть базовым по отношению к специальным видам преступного сообщества (преступной организации), хотя фактически оно не является таковым. Условно специальными видами преступного сообщества можно признать объединение, посягающее на личность и права граждан (ст. 239 УК РФ), экстремистское сообщество (ст. 282.1 УК РФ) и экстремистскую организацию (ст. 282.2 УК РФ). Поэтому думается, что мотивация организации преступного сообщества (преступной организации) не должна ограничиваться получением финансовой или иной материальной выгоды, так как в противном случае к преступным сообществам (преступным организациям) будет невозможно отнести многие экстремистские и террористические организации, в основе деятельности которых лежат чисто идеологические цели. Некоторые положения Уголовного кодекса РФ нуждаются в доработке. Например, в статье 35 заложено, что обязательная цель преступного сообщества – это получение, прямо или косвенно, материальной или иной выгоды имущественного характера. Получается, что террористы, которые совершают преступления по идейным соображениям, не подпадает под статью 210 УК РФ.¹⁹ Кстати, именно корыстная цель является более привычным для отечественного уголовного права признаком в отличие от более сложной для восприятия формулировки «получение прямо или косвенно финансовой или иной материальной выгоды».

Т.Г. Черненко по этому поводу пишет: «Думается, что в определении преступного сообщества не следовало бы ограничивать круг преступлений, совершение которых может свидетельствовать о наличии преступного сообщества. Для преступного сообщества характерно, что оно образуется для осуществления преступной деятельности в течение длительного промежутка времени, для совершения ряда преступлений, которые по степени тяжести могут быть различными, то есть наряду с тяжкими и особо тяжкими преступлениями могут совершаться и менее опасные разновидности преступлений».²⁰

 

 

В) Совместность совершения преступлений

 

Некоторые авторы в качестве специфичного признака преступного сообщества выделяют признак совместности. В новой редакции ч. 4 ст. 35 УК РФ несколько по-иному сформулирована цель организованной группы или объединения организованных групп, составляющих преступное сообщество. Их члены должны быть объединены в целях «совместного совершения преступлений». Однако это не означает, что все преступления совершаются ими совместно. Как и в других случаях сложного соучастия, может быть различным как количественный состав лиц, участвующих в совершении конкретных преступлений, так и роль члена преступного сообщества в совершении отдельного преступления. Более того, кто-то из членов такого сообщества может и не участвовать в совершении того или иного преступления.

Наиболее спорным в определении преступного сообщества (преступной организации) авторы видят вопрос специальной цели «совместного совершения одного или нескольких тяжких либо особо тяжких преступлений для получения прямо или косвенно финансовой или иной материальной выгоды».²¹ Мы согласимся с позицией Мондохонова А., что указание на совместный характер совершения преступлений лишено смысла, так как любое преступление, совершенное в составе организованной группы или преступного сообщества (преступной организации), будет совершено совместно лишь по той причине, что в их основу как форма соучастия уже заложена совместность участия лиц в совершении преступления (ст. 32 УК РФ).

Суды в своих решениях указывают на совместность как действий, так и умысла. Так, в приговоре Алтайского краевого суда указывается, что общая цель участников – объединение в преступную организацию с целью совместного совершения тяжких и особо тяжких преступлений, получения доходов от незаконного сбыта наркотических средств. Несмеянов А.А., Демиденко В.Л. заранее договорились, действуя совместно и согласованно, лично и через подысканных сбытчиков, незаконно приобретать, хранить, перевозить и сбывать наркотические средства в городе Б., распределять между собою полученные в результате совершения преступлений доходы.²² В этом же приговоре указывается, что около 12 часов 45 минут 3 октября 2007 года Несмеянов А.А., продолжая реализацию совместного преступного умысла, в городе Б. продал наркотики за 800 рублей Р.И., действующему в соответствии с Федеральным законом РФ от 12 августа 1995 года № 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности» в рамках оперативно-розыскного мероприятия «проверочная закупка».

На наш взгляд, совместность участия, умысла является важным признаком соучастия в преступлении. Нет необходимости выделять его в качестве характерного признака преступного сообщества.

 

 

Г) Факультативные признаки

 

В числе факультативных, необязательных, наиболее часто встречающихся характерных признаков преступной организации можно выделить следующие:

1) преступная организация обладает неформальными признаками всех организаций. В более выраженной степени используются преступные технологии, криминальный профессионализм, коррумпированные связи на высших уровнях власти;

2) в преступном сообществе (организации) более жесткая дисциплина, сильный лидер, имеющий криминальный опыт и связи в преступном мире, предпринимаются меры конспирации, существуют «блоки защиты» от разоблачения; действует иерархия власти и установленные правила поведения;

3) преступные сообщества (организации) отличаются сложной структурой и системой управления, отдельные звенья могут быть не связаны между собой, а иметь прямой выход только на управляющее или связующее звено; т.е. имеются в наличии организационно-управленческие структуры;

В приговоре Московского городского суда от 19 июня 2000 года по уголовному делу № 2-47/00 отмечается: «...степень организации данной группы и ее организационное построение, по мнению суда, еще не дает оснований считать данную группу преступным сообществом, что делает невозможным квалифицировать содеянное подсудимым Метлой Г. В. по ст. 210, ч.1 УК РФ, а подсудимых Бурмистенко М.Н., Юферова В.Н., Парфеновой А.Г. по ст.210, ч.2 УК РФ, в связи с чем по указанным статьям подсудимые подлежат оправданию за отсутствием в их действиях состава преступления».

Приговором Московского городского суда от 10 мая 2001 года по уголовному делу № 2-119/01 установлено, что «в действиях подсудимых отсутствуют признаки преступного сообщества, поскольку степень их организованности была недостаточной, чтобы считать ее таковым и свидетельствовала лишь об организованной группе...»²³

4) преступные сообщества либо отдельные их члены имеют собственность, приносящую доход, официальное прикрытие (предприятия, магазины, рестораны, казино, банки), где отмываются преступные деньги, т.е. есть общая материально-финансо­вая база;

5) преступные сообщества имеют центры, службы контроля, связи, информации (часть перечисленных признаков называлась рядом авторов²⁴);

6) обладают обширными зонами влияния. Например, преступная организация братьев Л. обладала такими зонами влияния, взяла под контроль деятельность морских портов, рыболовецких судов, предприятий в нескольких городах Дальнего Востока. Силовые подразделения этой преступной организации были укомплектованы бывшими офицерами и десантниками, которые постоянно тренировались, поддерживали физическую форму. Команды отдавались через штаб преступной организации, лица из разных звеньев были незнакомы. Данная преступная организация в ходе своей деятельности в борьбе за сферы влияния и могущество постепенно превратилась в банду, убившую десятки людей и терроризировавшую население;²⁵

7) для ОПГ и преступных сообществ характерно слияние экономических, должностных, насильственных преступлений против личности, преступлений бандитской, экстремистской, террористической направленности;

8) для ОПГ и преступных сообществ характерно наличие и использование огнестрельного оружия, взрывчатых веществ. В отдельных случаях применялись яды и радиоактивные вещества.

Таким образом, авторами (Т.В. Колесникова, Гаухман Л.Д., Максимов С.В.) выделяются обязательные и факультативные признаки организованных преступных групп и преступных сообществ или, говоря иначе, уголовно-правовые (включающие как обязательные, так и факультативные) признаки.

Нередко уголовные дела прекращаются вследствие субъективного, иногда весьма спорного подхода судей к вопросу о признаках преступного сообщества. Так, в Омской области в суд было направлено уголовное дело с обвинением четырех лиц по ч. 1 и 2 ст. 210 и ст. 163, 213, 158, 159 и 327 УК. Судебной коллегией по уголовным делам Омского областного суда уголовное преследование обвиняемых по ст. 210 УК было прекращено. В обоснование такого утверждения суд в приговоре указал, что «в соответствии с требованиями ст. 210 УК РФ для организации преступного сообщества необходима разработка планов и условий для совершения тяжких преступлений, иерархическое организационное построение, отработка системы конспирации и защиты от правоохранительных органов, коррумпированность, масштабность преступной деятельности».²⁶

Аналогичное решение было принято Верховным Судом Республики Татарстан 10 апреля 2003 г. по уголовному делу в отношении двух организаторов и десяти участников преступного сообщества. По обвинению в совершении преступлений, предусмотренных ч. 1 и 2 ст. 210 УК, эти лица оправданы. В обоснование такого решения суд указал, что «...какие-либо доказательства наличия у подсудимых организационно-управленческих структур, финансовой базы, единой кассы из взносов от преступной деятельности, конспирации, иерархии, подчинения, единых и жестких правил взаимоотношений и поведения с санкциями за нарушение неписаного устава сообщества стороной обвинения не представлены».

Обратимся к практике Алтайского краевого суда. В приговоре Алтайского краевого суда по делу № 2-3/2010 от 8.06.2010 г. суд установил, что «созданное Мамедовым Фр.С.о. преступное сообщество на территории города Барнаула, А. края, в течение продолжительного времени, обладало следующими признаками:

– общая цель участников – объединение в преступную организацию с целью совместного совершения тяжких и особо тяжких преступлений, получения доходов от незаконного сбыта наркотических средств;

– сложная структура преступной организации, состоящая из подразделений в форме организованных групп;

– наличие управленческой структуры в лице руководителя сообщества Мамедова Фр.С.о. и руководителей подразделений Мамедова Фи.С.о., Мамедова Фз.С.о., Мамедова И.М.о., решающих организационные вопросы преступной деятельности находящихся в подчинении участников;

– руководство в течение длительного времени преступной организацией Мамедовым Фр.С.о., как лидером, использующим авторитарные методы управления, объединяющим и замыкающим на себе все структурные подразделения сообщества, управляющим и контролирующим его деятельность через руководителей подразделений;

– внутренняя иерархия, выражающаяся в подчинении участников сообщества непосредственному и вышестоящему руководителям;

– распределение между подразделениями специализации и территориальности при совершении преступлений;

– распределение между участниками сообщества и подразделений функций, ролей и обязанностей при совместном совершении преступлений;

– планирование совершения преступлений, определение необходимого количества, места и времени получения и передачи наркотических средств;

– подготовка и создание условий для совершения преступлений и их сокрытия, обеспечение материально-технической базы в виде средств связи, автотранспорта, позволяющих оперативно и мобильно реализовывать планы совместного совершения преступлений;

– постоянное и тесное взаимодействие между руководителем преступного сообщества и руководителями подразделений преступного сообщества, с целью планирования, обсуждения проблем и принятия решений по вопросам совместного совершения преступлений;

– подбор лиц для участия в деятельности сообщества и вовлечение новых лиц с целью расширения рынка сбыта наркотических средств, обеспечение устойчивости и стабильности состава участников;

– соблюдение руководителями и рядовыми исполнителями в ходе совершения преступлений установленных правил поведения, дисциплины, конспирации, мер безопасности и защиты;

– осознание каждым участником наличия руководителей и своего участия в устойчивой и сплочённой организации, где каждый из них выполняет определённые функции и взаимно согласованные действия по совершению преступлений в соответствии с общим планом».²⁷

Таким образом, можно отметить, что суды в своих решениях используют обязательные признаки преступного сообщества вместе с факультативными. Разберем конкретный пример. Так, Алтайский краевой суд по делу № 2-81/ 2010 от 7.10.2010г. установил, что созданное Лицом № 1 преступное сообщество, в состав которого вошли установленные следствием Лица, а также Колистратов Л.О., характеризовалось следующими основными признаками:

– организованным характером, постоянством форм и методов преступной деятельности, планированием ее на длительный период;

– наличием дисциплины и субординации, подчинением участников преступного сообщества интересам организации, ее целям и установленным правилам взаимоотношения и поведения, беспрекословным исполнением указаний руководящего состава;

– наличием руководителя, осуществляющего организационные и управленческие функций в отношении преступного сообщества и его участников;

– сложной внутренней структурой, иерархией, наличием входящих в его состав и осуществляющих преступную деятельность в его рамках и в соответствии с его целями территориально обособленных структурных подразделений, характеризующихся наличием руководителей, стабильностью состава, длительностью периода существования;

– неоднократностью совершенных преступлений, планированием каждого из них и тщательной подготовкой к его совершению, распределением функций и ролей между участниками, согласованностью их действий при совершении преступлений;

– объединением всех участников умыслом на совместное совершение тяжких и особо тяжких преступлений для получения финансовой и иной материальной выгоды и осознанием ими общих целей функционирования сообщества и своей принадлежности к нему;

– соблюдением принципов конспирации и безопасности;

– наличием общей материально-финансовой базы, образованной из взносов от преступной деятельности, существованием его участников на денежные средства, добытые преступным путем.

На практике суды также используют разный подход к определению преступного сообщества. Так, в приговоре от 02 июня 2010 года Ставропольский краевой суд определил преступное сообщество как структурированное сплоченное устойчивое организованное, с чётко построенной иерархической структурой, распределением функций и ролей между руководителем и членами преступного сообщества, строгой конспирацией и обеспечением безопасности его участников. Следует отметить, что суд применил старую редакцию ч. 4 статьи 35 Уголовного кодекса РФ, действующую на момент создания и функционирования данного преступного сообщества.²⁸

Совсем по-другому преступное сообщество определяет Алтайский краевой суд. Приговором от 23.09.2010 года суд признал виновным Лицо № 1 в создании структурированной организованной группы, имевшей иерархическую структуру построения, с наличием руководящего состава, структурных подразделений, с распределением функций и обязанностей среди ее участников, где соблюдались правила конспирации, дисциплина, которая обладала признаками устойчивости и сплоченности, имела стабильный состав и тесные связи между ее участниками, объединенными единым умыслом, направленным на совершение в течение длительного периода времени тяжких и особо тяжких преступлений против собственности на территории Алтайского края.²⁹

Проанализировав указанные признаки преступного сообщества, мы предлагаем свое видение определения преступного сообщества.

Преступное сообщество – это структурированная организованная группа или объединение организованных групп, действующие под единым руководством, члены которых объединены в целях совершения одного или нескольких умышленных общественно опасных деяний, предусмотренных Особенной частью Уголовного кодекса РФ.

А теперь рассмотрим все перечисленные выше уголовно-правовые признаки организованного преступного сообщества уже в рамках криминалистической характеристики преступления (далее по тексту КХП), которая, по нашему мнению, уже давно и вполне заслуженно заняла свое достойное место в понятийном аппарате науки криминалистики. Не вдаваясь в детали научной дискуссии по поводу места и роли КХП в теории и практике расследования преступлений, которая не утихает до сих пор в научной среде, в настоящей работе мы поведем речь только об одном важнейшем элементе криминалистической характеристики преступления, имеющем концептуальное значение для нашего исследования – механизме преступления.

В понятийном аппарате науки криминалистики уже давно незримо присутствует, на наш взгляд, весьма любопытная научная категория, которая стоит совершенным особняком от всех других элементов криминалистической характеристики преступления отдельного вида и все чаще используется криминалистами для описания информационной модели практически любых видов преступлений. Однако, определение места механизма преступления в структуре КХП, по-прежнему, является весьма серьезной научной проблемой, вокруг которой до сих пор не утихают ожесточенные дискуссии ученых-криминалистов. И главная гносеологическая проблема, которая возникает при этом, на наш взгляд – это не совсем правильный методологический подход отдельных ученых, пытающихся искусственно расчленить структурный (статический) и функциональный (динамический) аспекты такого сложного системного явления, каковым является преступление. Именно универсальный методологический подход, предложенный еще в 1968 году выдающимся ученым-криминалистом Гавло В.К., впервые заговорившим о криминалистической характеристике преступления, как об информационной системе, на наш взгляд, позволяет успешно избежать подобных ошибок гносеологического плана. ³⁰

Представляется, что криминалистическая характеристика может стать реальным рабочим инструментарием расследования только тогда, когда предстанет в виде системного обобщения данных расследования значительного массива уголовных дел по исследуемой категории преступлений, с установлением взаимосвязи всех криминалистически значимых признаков этих видов преступлений. Необходимо согласиться с теми авторами, которые указывают на необходимость выявления закономерных связей между элементами преступления, причем, «криминалистическая характеристика как целое, как единый комплекс, имеет практическое значение лишь в тех случаях, когда установлены корреляционные связи и необходимая зависимость между ее элементами, носящие закономерный характер и выраженные в количественных показателях». ³¹

Исходя из того, что объектом криминалистики является функциональная сторона противоправной деятельности, т.е. система действий и отношений, которая составляет содержание механизма преступления, логично предположить, что объектом методики расследования отдельного вида преступлений будет механизм преступлений отдельного вида. Именно для характеристики технологической стороны преступления в научной литературе и была введена категория «механизм преступления».

Механизм преступления – это достаточно сложная динамическая система, включающая в себя субъект преступления, его отношение к своим действиям и их последствиям, к соучастникам; предмет преступного посягательства; способ совершения и сокрытия преступления; преступный результат, место, время и другие обстоятельства, относящиеся к обстановке преступления; обстоятельства, способствующие или препятствующие совершению преступления; поведение и действия лиц, оказавшихся случайными участниками события; связи и отношения между действиями и обстановкой, субъектом преступления и предметом посягательства и т.п. ³²

Вместе с А.М. Щукиным мы разделяем оригинальную точку зрения профессора Воронина С.Э., полагающего, что механизм преступления отражает исключительно функциональную, а не структурную сторону криминалистической характеристики преступления, т.е. рассматривает все ее элементы в движении и взаимодействии, а не в статическом варианте. В этом, на наш взгляд, как-раз, проявляется суть структурно-функционального подхода, наиболее отвечающего концепции данного исследования.³³ Структурно-функциональный подход, который уже давно и прочно занял свое место в методологии науки криминалистики, следует отличать от другого, похожего метода – системного анализа. Если первый позволяет рассмотреть явление, например, организованное преступное сообщество в статике и динамике, то системный метод позволяет рассмотреть это же явление как информационную систему и в связи с другими однородными правовыми явлениями – сущностями первого и второго уровня. Исследователь, приступающий к разработке криминалистической методики расследования организации преступного сообщества, всегда должен помнить об этих методологических особенностях.

Как всякая объективная реальность, механизм преступления формируется и функционирует под воздействием определенных закономерностей, из числа которых для криминалистики считаются наиболее значимыми:

– закономерности формирования, выбора и реализации способов подготовки, совершения и сокрытия преступления;

– закономерности возникновения и развития связей между элементами механизма преступления;

– закономерности возникновения и развития явлений, связанных с преступлением (до, во время и после его совершения), значимых для решения задач судопроизводства. ³⁴

Термин «криминалистический механизм преступления» служит для обозначения того, в какой обстановке протекало преступление, как оно возникло, к каким последствиям привело, какими явлениями сопровождалось, каков его порядок и расположение в нем его составляющих.

Таким образом, в криминалистический механизм преступления в качестве его элементов входят все составляющие криминалистической характеристики преступлений, но только взятые не в статике, а в динамике. Поэтому, на наш взгляд, механизм преступления вряд ли может рассматриваться в качестве самостоятельного структурного элемента КХП, в связи с чем трудно согласиться с мнением тех авторов, которые рассматривают механизм совершения преступления как элемент криминалистической характеристики исследуемого вида преступлений, понимая, чаще всего, под этой категорией «способ», либо «ситуацию преступления».³⁵

Правильность вывода о том, что в механизм преступления должны входить все элементы КХП в их взаимосвязи подтверждается и исследованиями отдельных авторов, указывающих на необходимость выделения в отдельный гносеологический блок функционального аспекта данного криминалистического понятия.³⁶

Как известно, основу системного подхода в исследовании явлений объективной действительности составляет метод структурно-функционального анализа, который, как мы уже отмечали, является базовым в методологии настоящей работы. С этой точки зрения, элементы КХП выступают в качестве структурного аспекта преступления отдельного вида, а механизм преступления – его функционального аспекта.

Методологической основой для изучения преступлений, связанных с организацией преступного сообщества, полагаем, являются уже разработанные учеными криминалистические характеристики других преступлений, совершенных организованными группами. Поэтому, применяя метод структурно-функцио­нального анализа, можно правильно ответить на вопрос: какие элементы входят в структуру криминалистической характеристики преступлений, связанных с организацией преступного сообщества, а какие – нет. Система, как известно, представляет собой множество связанных между собой компонентов той или иной природы, упорядоченное по отношениям, обладающим вполне определенными свойствами: это множество характеризуется единством, которое выражается в интегральных свойствах и функциях множества.³⁷

Данный методологический подход позволит нам успешно выделить не только основные структурные элементы, но и наличие системной связи между ними в криминалистической характеристике организации преступного сообщества. Ведь, как известно, криминальный профиль ОПС по целям и способам преступления может быть различным: преступное сообщество может быть создано для вооруженного грабежа и разбоя; рейдерства, который пришел на смену рэкета 90-х годов, а также вовлечения в занятие проституцией.

При этом необходимо учесть следующие слагающие, о которых уже давно и довольно настойчиво говорят так называемые ученые-«системщики», работающие в области естественных наук:

а) объекты – это части, компоненты системы. Большинство систем состоит из физических или абстрактных частей. К последним, в частности, относятся математические переменные, уравнения, законы, процессы и т.д.;

б) отношения – их суть в объединении системы в одно целое. Каждый объект имеет внутренние отношения (хотя бы расстояние между частями объекта);

в) атрибуты – свойства объектов. ³⁸

Соответственно, эти же ученые-кибернетики различают адаптивную, стабильную системы и систему с обратной связью.

Адаптивная система – это система, которая способна реагировать на окружающую ее среду с тем, чтобы для ее деятельности при этом образовывались благоприятные условия.

Стабильная система – это система, у которой некоторые ее переменные стремятся сохраниться в определенных пределах.

Системами с обратной связью являются те, которые воспринимают последствия от их функционирования и учитывают эти последствия в процессе регуляции и дальнейшего функционирования.

Функцию, в свою очередь, в кибернетике определяют как взаимодействие структур³⁹; в юридических науках, в частности, в уголовном процессе, как основное направление деятельности в рамках отведенной уголовно-процессуальной компетенции. ⁴⁰

Организация преступного сообщества может быть и адаптивными системами, и системами с обратной связью, т.к. организаторы не только приспосабливают свою преступную деятельность к конкретным условиям, но и корректируют свое поведение с учетом их изменений. В качестве элемента, обусловливающего гибкость и динамичность данных процессов, выступает, на наш взгляд, именно механизм организации преступного сообщества.

Поскольку механизм организации преступного сообщества функционально увязывает все элементы изучаемой системы: личность организатора, обстановку преступления, способ преступления, предмет преступного посягательства, следы преступления и т.д., его необходимо рассмотреть как элемент, наиболее полно отражающий свойства системности.

Механизм организации преступного сообщества представляет собой сложную систему функций, детерминированных, с одной стороны, объективными условиями, складывающимися в том месте, где организуется либо функционирует преступная группа, а с другой – субъективными факторами, обусловленными особенностями личности ее организатора.

Следует иметь в виду, что связи между всеми структурными элементами механизма исследуемого вида преступлений носят характер необходимости.

Например, выбор способа преступления обусловлен достаточно благоприятной обстановкой, которая, главным образом, характеризуется относительной доступностью того или иного материального блага, которым, в свою очередь, можно завладеть только преступным путем (похитить, приобрести, изготовить). То есть, обстановка преступления определяет способ преступления, и, через предмет преступного посягательства, формируется его взаимосвязь с другими видами преступлений. Функционирование всей криминальной цепочки: «обстановка преступления – организация преступного сообщества – предмет преступного посягательства – связь с другими преступлениями – следы преступления» – составляет суть механизма организации преступного сообщества и обусловливает специфический для данного вида преступления механизм следообразования.⁴¹

Элемент случайности в механизме организации преступного сообщества заложен в моменте формирования мотива и цели, которые определяют преступное поведение личности, а также в существовании объективных обстоятельств, препятствующих совершению преступления данного вида.

Такими обстоятельствами могут быть, например, неожиданное появление в регионе конкурирующей организованной преступной группы, вынуждающей организатора предпринимать активные «боевые» действия по «защите своей территории» от посторонних людей. Именно так произошло в станице Кущевской Краснодарского края, которую в течение многих лет терроризировала банда Сергея Цапка. Появление в станице предпринимателя Сервера Аметова было расценено главарем банды как реальная угроза «бизнесу» организованного преступного сообщества в регионе. В результате им и была спланирована эта чудовищная акция, приведшая к гибели 12 человек (гостей и членов семьи Аметова, в том числе 4 детей), вызвавшая такой большой общественный резонанс в нашей стране.

При анализе структурно-функциональных связей в механизме организации преступного сообщества особое место необходимо уделить функции «личность преступника – следы преступления», поскольку именно в этой функции можно проследить соотношение объективного и субъективного факторов. Ведь именно в следах объективируется мотив и преступное поведение организатора преступного сообщества.⁴²

Эта функция является двусторонней: «следы преступления – личность преступника», и это не случайно. Именно следы, свидетельствующие об организации преступного сообщества, помогают установить его организатора. В то же время характер процесса выявления этих следов накладывает отпечаток на преступное поведение организатора преступного сообщества по их сокрытию и уничтожению. В этом проявляется обратная связь системы, какой является преступление данного вида.

Двусторонней является и функция «способ преступления – связь с другими преступлениями», поскольку, собственно, преступное сообщество и создается для систематического совершения преступления различного вида.

Достаточно хорошо при системном подходе проявляется и функция «обстановка до совершения преступления – обстановка совершения преступления». Так, ситуация, сложившаяся в станице Кущевской еще в 90-х годах прошлого столетия, создала просто идеальные условия для организации и функционирования теперь уже печально известного во всей России организованного преступного сообщества – банды Сергея Цапка.

Из материалов уголовного дела хорошо известно, что его мать Надежда Цапок возглавляла одну из самых успешных фирм в районе «Артекс-агро», в которую входили 13 тысяч га ухоженной кубанской земли и большая ферма с австралийскими коровами, признанная в 2008 году одной из лучших в стране. За время своего успешного хозяйствования Надежда Цапок подкупом и всяческими другими способами довольно быстро смогла привлечь на свою сторону всех представителей местной власти и силовых ведомств. Только после этого, заручившись поддержкой властных структур, к участию в семейном «бизнесе» был привлечен ее сын Сергей Цапок, который изначально возглавил «боевое крыло» этого организованного преступного сообщества, а в последствие стал ее единственным и безоговорочным лидером.

Таким образом, обстановка, сложившаяся до совершения преступления, а именно – хозяйственно-экономическая ситуация в Кущевской в 90-х годах, создала благоприятные условия для появления и функционирования организованного преступного сообщества, то есть трансформировалась в обстановку совершения преступления.

Исследование механизма преступления вообще, а механизма преступления, предусмотренного ст.210 УК РФ (организация преступного сообщества) в частности, представляется нам весьма перспективным научным направлением в современной криминалистике, позволяющим рассматривать не только структурные, но и функциональные аспекты такого сложного социального явления, каковым является преступление.

Следующим элементом общей характеристики преступления исследуемого вида является Уголовно-процессуальная характеристика организации преступного сообщества.

Впервые о необходимости выделения Уголовно-процес­суальной характеристики преступления в рамках общей характеристики заговорил еще в 2000 году известный российский криминалист С.Э. Воронин.⁴³

По мнению Воронина С.Э., с которым можно согласиться, в содержание Уголовно-процессуальной характеристики преступления входят такие научные категории, как подследственность, процессуальная форма, процессуальные сроки и Уголовно-процессуальные ситуации. ⁴⁴

Что касается подследственности, то законодатель в соответствии со ст.151 УПК РФ предусматривает для статьи 210 УК РФ альтернативную подследственность. Это означает, что расследовать такие преступления могут как следователи Следственного комитета РФ, так и следователи МВД. Данное положение не имеет какого-либо принципиального значения для качественного и эффективного расследования, так как следователи перечисленных ведомств имеют достаточно большой опыт расследования уголовных дел указанной категории. Для нашего исследования гораздо большее методологическое значение имеет категория «Уголовно-процессуальная ситуация».

Уголовно-процессуальная ситуация как научная категория стала результатом экстраполяции криминалистических категорий на понятийный аппарат теории уголовного процесса. Впервые необходимость выделения Уголовно-процессуальных ситуаций как самостоятельного класса явлений также отмечается в работах С.Э. Воронина, который определяет Уголовно-процессуальную ситуацию как «… тип следственной ситуации, складывающейся в процессе поисково-познавательной деятельности участника уголовного судопроизводства в зависимости от общей, в том числе уголовно-правовой характеристики преступления при принятии и фиксации процессуальных решений, а также производстве следственных и процессуальных действий»⁴⁵.

В этой связи, определенный научно-практический интерес, на наш взгляд, представляет вопрос о классификации Уголовно-процессуальных ситуаций, возникающих при расследовании изучаемой категории дел. До настоящего времени на монографическом уровне подобной исследовательской работы не проводилось. По сути, речь здесь идет о ситуационном моделировании в уголовном процессе. И, хотя законодательно закрепить все Уголовно-процессуальные ситуации невозможно, научно обоснованная классификация таких ситуаций позволит не только лучше понять природу данных явлений, но и решить частные научные задачи, например, конкретизировать отдельные фактические основания производства следственных и процессуальных действий.

Рассмотрим отдельные виды Уголовно-процессуальных ситуаций применительно к проблематике расследования преступлений, предусмотренных ст. 210 УК РФ.

Как известно, организация преступного сообщества относится к делам публичного обвинения. Это обязывает правоохранительные органы принимать меры к проверке любых заявлений и сообщений о деятельности ОПС. Как показали наши исследования, наиболее распространенным поводом для возбуждения данной категории дел является сообщение о совершенном или готовящемся преступлении, полученное из иных источников (п. 3 ч. 1 ст. 140 УПК РФ) – 98 % изученных материалов. Сюда же, полагаем, входят и сведения, полученные в результате проводимых оперативно-розыскных мероприятий.

Анализ судебно-следственной практики свидетельствует о том, что наиболее часто по изученной категории уголовных дел возникали Уголовно-процессуальные ситуации, так или иначе связанные с безопасностью свидетелей, а также досудебным соглашением о сотрудничестве подозреваемых (обвиняемых) со следствием. Практика показывает, что по данной категории дел эти Уголовно-процессуальные ситуации, как правило, тесно связаны друг с другом. Причем, чаще всего здесь возникают конфликтные Уголовно-процессуальные ситуации и ситуации тактического риска.

Дело в том, что ныне действующую редакцию ч. 9 ст. 166 УПК вряд можно считать достаточно надежной гарантией безопасности свидетелей и потерпевших, а также иных участников, проходящих по уголовному делу, связанному с деятельностью ОПС.

Например, в соответствии с ч. 2 ст. 317 УПК РФ на подозреваемого или обвиняемого, с которым заключено досудебное соглашение о сотрудничестве, распространяются все меры государственной защиты потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства, предусмотренные федеральным законом. Но каким образом законодатель планирует осуществлять указанные меры безопасности в отношении осужденных, оказавших помощь следствию и отбывающих наказание в местах лишения свободы, совершенно не ясно.

Типичной Уголовно-процессуальной ситуацией по делам об организации преступного сообщества, на наш взгляд, является ситуация тактического риска утраты в суде свидетельских показаний. В условиях продолжающегося ухудшения криминогенной ситуации в стране свидетель (потерпевший) по большинству уголовных дел изученной категории подвергается реальной опасности психологического и физического воздействия со стороны членов преступных групп. Причем эксперты международного сообщества все чаще отмечают случаи так называемого «назидательного (устрашающего)» насилия, когда какой-либо свидетель или его родственник могут быть убиты только для того, чтобы показать будущим возможным свидетелям, с какими последствиями им придется столкнуться в случае предоставления доказательств⁴⁶.

Следствием этого, как правило, является изменение в суде свидетельских показаний, ранее данных на предварительном следствии, либо отказ свидетеля от явки в судебное заседание.

Так, по данным Государственного комитета РФ по статистике, 34,8 % из 40 тыс. человек на вопрос об их предполагаемых действиях в случае, если они станут свидетелями преступления, ответили, что в правоохранительные органы об этом не сообщат⁴⁷.

Исследование, проведенное Г.П. Минеевой, показывает, что воздействие на потерпевших и свидетелей имеет место чаще всего при рассмотрении уголовных дел в суде – в 62 % из числа изученных ею дел, на следствии – в 28 %; на следствии и в суде по одному и тому же уголовному делу – в 9 %; после суда – в 1 %⁴⁸. Именно поэтому в настоящее время особенно актуальна проблема разработки тактической операции «обеспечение безопасности свидетеля в суде», призванной разрешать эти весьма сложные судебно-следственные ситуации.

Проблемы процессуального и организационного обеспечения безопасности участников уголовного судопроизводства уже неоднократно поднимались в научной литературе. При этом авторы предлагали различные подходы к решению этой проблемы.

Так, В.И. Андреев, анализируя современную практику правоохранительных органов в Республике Казахстан, отмечает, что такие меры безопасности свидетелей, как, например, маскировка анкетных данных, применяемые там, вряд ли сегодня можно назвать эффективными и достаточно действенными, особенно с точки зрения Уголовно-процессуального доказывания.⁴⁹

Отмечая половинчатый характер указанных попыток обеспечить безопасность свидетелей, В.И. Андреев в то же время справедливо говорит о необходимости проведения комплекса мер, направленных на создание системы безопасности свидетелей, которая предполагает законодательное урегулирование данного вопроса, материально-техническое обеспечение, порядок и условия хранения секретной документации, механизм компенсации за причиненный вред свидетелю и т.д.⁵⁰.

Допрос свидетеля под псевдонимом в качестве одной из мер его безопасности в уголовном процессе предусмотрен сегодня и в УПК РФ. Часть 9 ст.166 УПК РФ прямо говорит о том, что «...при необходимости обеспечить безопасность потерпевшего, его представителя, свидетеля, их близких родственников и близких лиц следователь вправе в протоколе следственного действия, в котором участвуют потерпевший, его представитель или свидетель, не приводить данные об их личности». Это положение действующего Уголовно-процессуального закона в свое время встретило достаточно резкую критику многих авторов.

Так, А.М. Ларин отмечал, что подобные нововведения откроют «широкий простор для использования подставных свидетелей и других фальсификаций»⁵¹. В.Н. Кудрявцев даже сравнивает дачу показаний под псевдонимом с судом инквизиции, где свидетели появлялись в масках⁵².

Бесспорно, маскировка анкетных данных или допрос свидетеля под псевдонимом порождает множество проблем Уголовно-процессуального плана. Прежде всего, такой допрос представляет собой, по сути, сокрытие источника доказательств, что даже позволило отдельным авторам говорить о существовании «тайны источника доказательств»⁵³. Это сразу же ставит перед следователем и судьей вопрос о пригодности такого доказательства с позиции его допустимости. Отсюда – логический вывод о необходимости внесения изменений в ч. 2 ст. 74 УПК РФ, предусмотрев замаскированный в целях безопасности допрос свидетеля в качестве источника доказательств. Необходимые корректировки сегодня необходимо внести и в ст.ст. 215–220 УПК РФ, регламентирующие порядок окончания предварительного следствия. Появление на этом этапе уголовного судопроизводства законспирированного источника доказательств, как показывает судебно-следствен­ная практика, уже порождает сегодня многочисленные проблемы ознакомления обвиняемого и его защитника с фактическими данными, полученными из него.

Для того, чтобы предложенная система защиты свидетеля эффективно заработала, полагаем, необходимо обеспечить судебное разбирательство современным механизмом расшифровки такого источника доказательств.

В связи с этим, считаем, что по каждому уголовному делу, особенно связанному с деятельностью организованного преступного сообщества, следователь и оперативный работник должны составлять секретные «литерные» дела на всех свидетелей, пожелавших остаться неизвестными. В таких делах, составленных по типу агентурных в ОРД, должны указываться подлинные анкетные данные свидетеля, его псевдоним, заявление свидетеля с просьбой законспирировать его участие в уголовном деле, отказ от участия как в открытом, так и закрытом судебном заседании, а также мотивы такого отказа. «Литерное» дело должно являться секретным приложением к обвинительному заключению и находиться в территориальном отделе уголовного розыска. Право знакомиться с «литерным» делом должно предоставляться только судье и прокурору при даче последними начальнику СКМ территориального РОВД подписки о неразглашении секретных данных о законспирированном свидетеле. Это вполне согласуется с требованиями ч.4 ст.5 Федерального закона РФ «Об оперативно-розыскной деятельности», ограничивающей доступ судьи к информации о лицах, оказывающих содействие оперативным органам на конфиденциальной основе⁵⁴.

Допрос законспирированного свидетеля в судебном заседании, по нашему мнению, может производиться только с его согласия. Поэтому трудно согласиться с позицией И.В. Смольковой, сравнивающей практику оглашения показаний в судебном заседании в отсутствии таких свидетелей с указанием А.Я. Вышинского 1937 г. о том, чтобы не вызывать агентов-доносчиков в суд, а ограничиться прочтением показаний, данных следователю, не называя фамилии осведомителей⁵⁵.

Полагаем, подобная аналогия здесь неуместна, так как практика оглашения показаний того или иного участника уголовного процесса в его отсутствие или демонстрация видеозаписи такого допроса законом допускается и сейчас. И, хотя речь в данном случае идет о допросе под псевдонимом, полагаем, что право подсудимого на защиту при этом ни в коей мере не ущемляется, так как речь идет всего лишь о сокрытии источника доказательств, а не фактических данных, составляющих содержание доказательства и представляющих наибольший интерес для подсудимого с точки зрения тактики его защиты. Гарантиями соблюдения права подсудимого на защиту при осуществлении указанной тактической операции в суде, на наш взгляд, являются прокурорский надзор и судебный контроль за законностью и качеством составляемых «литерных дел свидетелей», осуществляемые на всех стадиях уголовного процесса.⁵⁶

Однако в ходе судебного заседания возможна ситуация, когда защитник может справедливо требовать от суда сведений об источнике доказательств.

Например, «свидетель дает заведомо ложные показания, которые защита могла бы опровергнуть, доказав, что свидетель в момент совершения преступления находился в другом месте и не мог видеть происшедшего⁵⁷. Полагаем, в данном случае защитнику необходимо дать возможность ознакомиться с «литерным» делом свидетеля, предупредив адвоката об уголовной ответственности за разглашение данных предварительного расследования. В связи с этим ст. 310 УК РФ, на наш взгляд, необходимо дополнить частью 2 примерно в следующей редакции: «Те же действия, повлекшие смерть или тяжкий вред здоровью свидетелю или иному лицу, содействующему правосудию, наказываются...».

Возникает закономерный вопрос: стоит ли усложнять и без того достаточно громоздкую процедуру уголовного судопроизводства из-за такого участника процесса, как свидетель? Полагаем, что стоит. Если потерпевший является заинтересованным участником уголовного процесса, а, по мнению отдельных авторов – и «центральной его фигурой»⁵⁸, то свидетель на сегодняшний день является самым незащищенным, самым бесправным участником уголовного судопроизводства. Остается совершенно непонятным, почему свидетель должен претерпевать весьма серьезные лишения только из-за того, что «ему стали известны какие-либо обстоятельства, подлежащие установлению по данному делу»?

Достоинство предложенной нами тактической операции в суде, прежде всего, в том, что разрешая такую сложную уголовно-процессуальную ситуацию как «обеспечение безопасности свидетеля», она в отличие от «маршальской системы», действующей в США и англо-саксонских странах – не требует столь значительных финансовых затрат (а это, по оценкам иностранных экспертов – около 1/3 затрат американского бюджета на военные нужды Пентагона) и поэтому вполне реальна в сложившихся социально-экономических условиях в России.⁵⁹

А теперь приведем пример весьма удачного, с нашей точки зрения, проведения подобной тактической операции в российских условиях по уголовному делу так называемого «комсомольского общака».⁶⁰

По данному уголовному делу, вызвавшему в свое время очень большой общественный резонанс в стране, проходило 11 подсудимых, в том числе 3 «вора в законе»: Эдуард Сахнов («Сахно»), Олег Семакин и Олег Шохирев, обвиняемых по
ст. 210 УК РФ в создании организованного преступного сообщества, так называемого «комсомольского общака», для совершения умышленных убийств, краж и вымогательств на территории всего Дальнего Востока. Под контролем «общака» находилось 4 тысячи представителей криминального мира. Центром «общака» являлся Комсомольск-на-Амуре, в каждом квартале которого были оборудованы так называемые «бызы» – низовые криминальные ячейки. Их было выявлено органами предварительного расследования в количестве 26. Отсюда криминальные «бригадиры», достаточно эффективно, руководили этими низовыми ячейками. В ходе обысков в «бызах» были изъяты документы, компьютерная база данных, обширный архив видеоматериалов. Помимо этого у «общаковцев» были обнаружены списки жителей Комсомольска-на-Амуре с паспортными данными, а также сведениями обо всех автомобилях, зарегистрированными в местных отделениях ГИБДД.

Бухгалтерия в «общаке» велась очень строго, все доходы скрупулезно фиксировались специально назначенным «Сахно» «кассиром». На пополнение криминальной кассы шло все: торговля наркотиками, проституция и даже поборы в школах. За счет этого любой член «комсомольского общака», освободившись из мест лишения свободы, получал так называемые «подъемные» в размере от 70 до 100 тысяч рублей.

Пока шло следствие по основному обвинению по ст. 210 УК РФ («Организация преступного сообщества»), за вымогательство суммы в размере 1 млн. руб. у хабаровского предпринимателя Н. суд приговорил Эдуарда Сахнова, справедливо названного прокуратурой главой «комсомольского общака», к 7 годам лишения свободы.⁶¹ Именно на этом криминальном эпизоде органами следствия и была построена остроумная тактическая операция, которая, в конечном итоге, привела к успеху всего предварительного расследования по данному, весьма сложному с точки зрения Уголовно-процессуального доказывания, делу.

В отношении хабаровского предпринимателя Н. достаточно грамотно и весьма успешно была применена программа защиты свидетелей, причем с переселением всей семьи Н. в другой регион страны и созданием новой биографии для всех членов семьи. И, как не пытались члены «комсомольского общака», оставшиеся на свободе, найти и нейтрализовать предпринимателя – опасного свидетеля, все их попытки оказались безуспешными.

Однако своего апогея конфликт участников в описанной уголовно-процессуальной ситуации, как и следовало ожидать, достиг в Хабаровском краевом суде, где рассматривалось данное дело. По ходатайству большинства обвиняемых судья принял решение о назначении судебного заседания с участием присяжных заседателей. Между тем, трое обвиняемых, включая Эдуарда Сахнова, высказались против суда присяжных, мотивируя это тем, что рассмотрение таким составом суда может растянуться на несколько лет. А потом началась серия уголовно-процессуальных ситуаций организационно-неупорядоченного типа.

Во-первых, присяжные заседатели из Хабаровска отказались участвовать в процессе в качестве присяжных из опасения за свою жизнь и жизнь членов своих семей. Пришлось срочно комплектовать коллегию присяжных из жителей других регионов страны. Вскоре по той же причине возникла проблема и с государственным обвинителем, в связи с чем обвинение по делу «комсомольского общака» был вынужден поддерживать сам прокурор Хабаровского края Виталий Каплунов, оказавшийся далеко не из робкого десятка и справившийся со своей задачей блестяще. В результате коллективных усилий высокопрофессиональных юристов рассмотрение дела «комсомольского общака» благополучно окончилось обвинительным приговором практически для всех членов названного ОПС.

Описанная выше Уголовно-процессуальная ситуация лишний раз доказывает и наглядно показывает нам, с каким мощным противодействием со стороны криминального мира приходится сталкиваться правоохранительным органам при расследовании преступлений, связанных с деятельностью организованного преступного сообщества. И теперь, следуя логике нашего научного изложения, перейдем к исследованию личности организатора преступного сообщества как важнейшего элемента механизма преступления, предусмотренного ст. 210 УК РФ.

 

1.2. Личность организатора преступного сообщества
в механизме преступления,
предусмотренного ст. 210 УК РФ

 

Проблема личности организатора преступного сообщества – сложная комплексная проблема, находящаяся в настоящее время в центре внимания уголовного и уголовно-исполнительного права, криминалистики, криминологии, судебной психологии, судебной психиатрии и других юридических наук, разрабатывающих вопросы борьбы с преступностью. Это связано еще и с тем, что личность организатора является весьма сложной динамической системой, вынуждающей изучать ее с различных аспектов⁶².

Какие же данные о личности организатора преступного сообщества являются предметом изучения криминалистической науки? Такими данными являются свойства преступника, которые отразились в материальной обстановке в виде следов и в сознании людей, а так же данные о профессиональных навыках и умениях, лежащих в основе способа совершения и сокрытия преступления.

Целесообразно рассматривать структуру личности как совокупность социальных, психологических и биологических свойств.

К социальным свойствам следует отнести и ту информацию, которую можно почерпнуть из материалов биографических (анкетных данных), поведения лица в основных сферах жизни нашего общества (поведение в быту, участие в трудовой жизни и т.д.), «неформальный статус» в ИК и т. д.

К психологическим свойствам личности, формирующимся в результате соприкосновения человека с бесконечным разнообразием объективных отношений и наследственности, относятся: знания, навыки, умение и привычки, эмоции, ощущение, темперамент и т.д.

Биологические свойства включают в себя следующие элементы: антропологические признаки (расовая, половая и возрастная характеристики), физические особенности (габариты, размеры тела и т.д.), внешняя анатомия человека (черты лица, морфология кожных узоров и т.д.), физические особенности нервной системы, патологические особенности⁶³.

Различным свойствам личности принадлежит неодинаковая роль в преступном поведении. Так, навыки и умение могут существенно влиять на выбор того или иного объекта (предмета) преступного посягательства, того или иного способа совершения и сокрытия преступлений⁶⁴. Характер основной профессиональной деятельности правонарушителей и их связь с предметом посягательства в значительной мере обусловливает способ совершения преступления. Чем теснее связь преступника с предметом посягательства, тем сложнее и изощреннее, как правило, действия по совершению и сокрытию преступлений⁶⁵. Для нашего комплексного исследования особое значение имеет уголовно-правовая характеристика субъекта преступления, предусмотренного ст. 210 УК РФ.

Как известно, субъектом преступления данного вида может быть любое вменяемое лицо, достигшее шестнадцатилетнего возраста. В случае совершения лицом, не достигшим 16 лет, деяния, за которое наступает ответственность с шестнадцатилетнего возраста, несовершеннолетний несет ответственность за фактически совершенные действия. Например, участие несовершеннолетнего в возрасте от 14 до 16 лет в преступлениях, совершаемых преступным сообществом, исключает его ответственность за участие в преступном сообществе, но он должен быть привлечен к ответственности за конкретные преступления, которые совершило преступное сообщество. При этом несовершеннолетний несет ответственность за разбой, изнасилование, причинение вреда здоровью человека, т.е. за преступления, в которых он участвовал в составе преступной организации.

В науке уголовного права широко обсуждается вопрос минимального возраста субъекта ст. 210 УК РФ. На наш взгляд, неприемлема градация возраста уголовной ответственности, указанного в ст. 20 УК, для преступлений против общей безопасности. Думается, что необходимо установить повышенный возраст уголовной ответственности по статье 210 УК РФ, т.к. в качестве субъекта преступления предполагается взрослое лицо, с достаточно устоявшимся мировоззрением; большим, чем у несовершеннолетних, жизненным опытом, более сильной волей и т.д. По нашему мнению, именно такое лицо может организовать преступное сообщество, руководить им и координировать его действия.

Таким образом, можно сделать вывод, что установленный в законе возраст субъекта преступления, предусмотренного статьей 210 УК РФ, нуждается в уточнении.⁶⁶

Проанализировав статью 210 УК РФ, можно классифицировать субъектов на несколько видов: организатор, руководитель, координатор, участник. Галиакбаров Р.Р., в зависимости от содержания функций, выделяет среди участников преступного сообщества организаторов, руководителей, активных и рядовых участников (исполнителей).

Правовым основанием для классификации участников преступных сообществ некоторыми авторами выбрана степень общественной опасности их личности, которая определяется криминальной функцией, влияющей на тяжесть и вероятность совершения преступлений. Криминальные функции сообщников, в свою очередь, зависят от социального статуса (положения) и роли (значения), которые они имеют в преступном сообществе.⁶⁷

Криминальные функции в качестве классификационного критерия использует, в частности, А.И. Долгова. По ее мнению, «в преступной организации различаются:

Во-первых, участники преступной организации, осознающие себя таковыми и подчиняющие свою жизнедеятельность требованиям руководителей и нормам организации;

Во-вторых, участники деятельности преступной организации, в том числе «нанимаемые» за оговоренное вознаграждение, подкупаемые государственные и иные служащие. Встречается и категория «прилипал», которые «кормятся с барского стола», оказывают разовые мелкие услуги, стараются обратить на себя внимание криминальных лидеров, обладающих деньгами и влиянием».⁶⁸

Следует отметить, что законодатель дифференцировал ответственность за организацию преступного сообщества посредством выделения трех видов специальных субъектов:

А) Лицо, совершившее деяние с использованием своего влияния на участников организованных групп;

Б) Лицо, совершившее деяние с использованием своего служебного положения;

В) Лицо, занимающее высшее положение в преступной иерархии.

 

 

А) Лицо, совершившее деяние с использованием своего влияния на участников организованных групп
как субъект ч. 1 ст. 210 УК РФ

 

В пояснительной записке к проекту Федерального закона «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и в статью 100 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» указано, что новая диспозиция ч. 1 ст. 210 Уголовного кодекса Российской Федерации, сформулированная с учетом практического опыта борьбы с организованной преступностью, позволит привлекать к уголовной ответственности лидеров преступной среды (так называемых воров в законе и других авторитетов преступного мира), осуществляющих руководство противоправной деятельностью, использующих свое влияние на участников организованных групп, но не совершающих лично каких-либо преступлений.

Очевидно, что именно ориентированность законодателя на реалии сегодняшнего дня стала причиной разработки соответствующих изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации, введенных Федеральным законом от 3 ноября 2009 г. № 245-ФЗ.

Следует отметить, что конструкция диспозиции ч. 1 ст. 210 УК РФ грамматически допускает возможность толковать ее таким образом, что все указанные в ней общественно опасные деяния могут быть совершены только «лицом, с использованием своего влияния на участников организованных групп». Однако, если системно-сравнительно проанализировать уголовно-право­вые нормы, регламентирующие ответственность за организацию различных преступных объединений, можно сделать другой вывод.

Согласно положениям ч. 4 ст. 35 УК РФ, преступное сообщество может представлять собой как одну структурированную организованную группу, так и объединение организованных групп. Использование законодателем многочисленного числа при ссылке на организованные группы, на участников которых оказывается влияние, дает основание считать, что специальный субъект необходим именно для координации преступных действий, создания устойчивых связей между различными самостоятельно действующими организованными группами, разработки планов и создания условий для совершения преступлений такими группами или раздела сфер преступного влияния и преступных доходов между ними.⁶⁹

Еще одним доводом в пользу возможности выполнения объективной стороны ч. 1 ст. 210 УК РФ общим и специальным субъектами является сравнение диспозиции данной нормы с диспозициями других уголовно-правовых норм, регламентирующих ответственность за создание, руководство и участие в преступных объединениях (ст. 208, 209, 239, 282 УК РФ). Системный анализ этих норм позволяет сделать вывод, что законодатель не требует от их организаторов и руководителей обладания признаками указанного специального субъекта, в то время как действия по созданию, руководству и участию во всех преступных объединениях, в том числе и в преступном сообществе, по сути не отличаются друг от друга.

В то же время следует отметить, что возможность координации преступных действий, создания устойчивых связей между различными самостоятельно действующими организованными группами, разработки планов и создания условий для совершения преступлений такими группами или раздел сфер преступного влияния и преступных доходов между ними автоматически предполагает наличие у субъекта определенного влияния на участников организованных групп. А. Мондохонов считает, что лицо, не обладающее влиянием, в принципе не сможет выполнить ни одного из указанных деяний, поэтому, по его взгляд, ссылка законодателя в ч. 1 ст. 210 УК РФ на лицо, использующее свое влияние на участников организованных групп, представляется излишней.⁷⁰

Фактическая безнаказанность лидеров преступного мира за тягчайшие преступления, причиняющие значительный ущерб государственным и гражданским правам, подменялась вменением верхушке уголовной среды преступлений, связанных с незаконным оборотом наркотических средств, или только отдельных эпизодов их преступной деятельности. Таким образом, правоохранительным органам удавалось лишить свободы лидеров уголовного мира, но в приговоре суда, как правило, отсутствовало наказание за преступления, предусмотренные ст. 210 УК РФ, совершенные преступным сообществом, к которым данные лица могли иметь непосредственное отношение.⁷¹

Таким образом, исходя из действующей редакции ч. 1
ст. 210 УК РФ общим субъектом, т.е. физическим лицом, достигшим шестнадцати лет, могут быть выполнены:

– создание преступного сообщества (преступной организации);

– руководство таким сообществом (организацией);

– руководство входящими в него (нее) структурными подразделениями;

– участие в собрании организаторов, руководителей (лидеров) или иных представителей организованных групп.

Специальным субъектом, в качестве которого выступает «лицо, имеющее влияние на участников организованных групп», кроме вышеперечисленных могут быть совершены следующие деяния:

– координация преступных действий,

– создание устойчивых связей между различными самостоятельно действующими организованными группами,

– разработка планов и создание условий для совершения преступлений такими группами,

– раздел сфер преступного влияния и преступных доходов между ними.

Предыдущая редакция ч. 1 ст. 210 УК РФ позволяла привлекать к уголовной ответственности преступную элиту, которая фактически отстранялась от участия в совершении преступлений преступными сообществами, только за создание объединения организаторов, руководителей или иных представителей организованных групп в целях разработки планов и условий для совершения тяжких или особо тяжких преступлений.

Представляется более верной другая точка зрения, в соответствии с которой воры «в законе» не являются отдельной организацией, но относятся к «элитарной» группе или группе обеспечения отдельных преступных сообществ, а их «сходки» проводятся для раздела территорий и сфер влияния между различными преступными группировками.

А. Королев считает возможным согласиться с критикой данной формулировки; по его мнению, для оказания влияния или координации деятельности преступного сообщества совсем необязательно создавать некий представительный орган для осуществления указанных действий.⁷²

Изменения, внесенные в ч. 1 ст. 210 УК РФ, расширяя объективную сторону состава преступления, дают большие, на наш взгляд, возможности правоохранительным органам для борьбы с преступными авторитетами. Наравне с созданием и руководством преступного сообщества, криминализированы такие действия, как создание устойчивых связей между различными действующими организованными группами, разработка планов и создание условий для совершения преступлений группами или раздел сфер преступного влияния и преступных доходов между ними.

Быков В.М. разделяет позицию законодателя по этому вопросу, поскольку благодаря данной формулировке под уголовную ответственность подпадают действия не только непосредственных создателей и руководителей преступного сообщества, но и уголовных авторитетов, которые могут не иметь прямого отношения к созданию и руководству, но при этом обладать контрольными и финансовыми полномочиями в рамках деятельности данного сообщества. Однако обратим внимание, что при таком подходе можно привлечь к уголовной ответственности преступного авторитета при отсутствии прямого и косвенного умысла, поэтому следственным органам во избежание злоупотребления собственными полномочиями необходимо не забывать о возможных эксцессах исполнителя и не нарушать принципов уголовного закона.

Обращаем внимание, что некоторые действия (например, раздел преступных доходов), описанные в диспозиции ч. 1 ст. 210 УК РФ, выходят за рамки понятия «организация», что нарушает систему построения ст. 210. Для приведения в соответствие формулировки В.М. Быков предлагает изложить ее в следующей редакции: «...разработка планов и создание условий для совершения преступлений такими группами или раздел сфер преступного влияния и планируемых преступных доходов между ними».⁷³

 

 

Б) Лицо, совершившее деяние с использованием
своего служебного положения

 

В п. 23 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10.06.2010 № 12 указывается, что к лицам, совершившим деяние, предусмотренное частью 1 или частью 2 статьи 210 УК РФ, с использованием своего служебного положения, следует относить как должностных лиц, так и государственных служащих и служащих органов местного самоуправления, не относящихся к числу должностных лиц, а также лиц, постоянно, временно либо по специальному полномочию выполняющих организационно-распорядительные или административно-хозяйственные функции в коммерческой организации независимо от формы собственности или в некоммерческой организации, не являющейся государственным или муниципальным учреждением.

В таких случаях при наличии к тому оснований указанные действия могут быть квалифицированы по совокупности преступлений, предусмотренных частью 3 статьи 210 УК РФ и соответствующими статьями Уголовного кодекса Российской Федерации за совершенные конкретные преступления.⁷⁴

Под осуществлением служебной деятельности исходя из п. 6 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27.01.1999 № 1 «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)» следует понимать действия лица, входящие в круг его обязанностей, вытекающих из трудового договора (контракта) с государственными, муниципальными, частными и иными зарегистрированными в установленном порядке предприятиями и организациями независимо от формы собственности, с предпринимателями, деятельность которых не противоречит действующему законодательству.

Служебная деятельность включает управленческую, иную, органически связанную с управленческой, часто подчиненную ей или обслуживающую ее, юридически значимую для других людей деятельность, непосредственно не направленную на производство материальных благ или оказание материальных услуг, а также интеллектуальное и документальное обслуживание деятельности людей.

По мнению авторов, в качестве специального субъекта рассматриваемых преступлений может выступать любое лицо, имеющее служебный статус в органах государственной власти, местного самоуправления, их учреждениях, в коммерческих и иных организациях, использующее его для совершения действий, предусмотренных ст. 210 УК.⁷⁵

Под использованием своего служебного положения в целях совершения деяний, указанных в части 1 или части 2 статьи 210 УК РФ, следует понимать не только умышленное использование лицом своих служебных полномочий, но и оказание влияния исходя из значимости и авторитета занимаемой им должности на других лиц в целях совершения ими определенных действий, направленных на создание преступного сообщества (преступной организации) и (или) участие в нем (ней).⁷⁶

Приведенную выше цитату некоторые авторы анализируют и приходят к выводу о неоднозначности положений постановления. Цоколов И.А. задается вопросом, что имел в виду Верховный Суд РФ под совокупностью ч. 3 ст. 210 УК РФ «с соответствующими статьями Уголовного кодекса Российской Федерации за совершенные конкретные преступления»: совокупность со
ст. ст. 201 или 285 УК РФ или с иными преступлениями, предусмотренными Особенной частью УК РФ, в целях совершения которых создавалось преступное сообщество (организация). По мнению автора, из приведенного разъяснения очевидно, что «использование служебного положения» как квалифицирующее обстоятельство имеет место в любом случае, если это положение дает виновному лицу даже минимальные преференции (секретарь, телефонист, уборщица и пр.) для достижения конечной цели, предусмотренной ст. 210 УК РФ. По мнению Цоколова И.А., здесь будет объективное вменение. И ответственность только за это (от 15 до 20 лет лишения свободы со штрафом в 1 миллион рублей) на его взгляд, будет не справедливой, т.к. по ч. 3 ст. 285 УК РФ она не может превышать 10 лет лишения свободы.⁷⁷

 

В) Лицо, занимающее высшее положение
в преступной иерархии

 

В Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 10 июня 2010 г. № 12 отмечено, что решая вопрос о субъекте преступления, указанного в части 4 статьи 210 УК РФ, судам надлежит устанавливать занимаемое этим лицом положение в преступной иерархии, в чем конкретно выразились действия такого лица по созданию или по руководству преступным сообществом (преступной организацией) либо по координации преступных действий, созданию устойчивых связей между различными самостоятельно действующими организованными группами либо по разделу сфер преступного влияния и преступных доходов, а также другие преступные действия, свидетельствующие об его авторитете и лидерстве в преступном сообществе (преступной организации). О лидерстве такого лица в преступной иерархии может свидетельствовать и наличие связей с экстремистскими и (или) террористическими организациями или наличие коррупционных связей и т.п. В приговоре необходимо указать, на основании каких из названных признаков суд пришел к выводу о наличии в действиях лица состава преступления, предусмотренного частью 4 статьи 210 УК РФ.

Судебно-следственная практика свидетельствует, что иерархия в структуре преступного сообщества (преступной организации) понимается как психологическая структура объединения, в соответствии с которой его члены осознают конкретное лицо как лидера. Таким лидером, как правило, органами следствия и судом признается только организатор (руководитель) всего преступного сообщества (преступной организации), а не его структурных подразделений. О правильности подобного подхода говорит использование законодателем термина «преступная иерархия», трансформированного из признака иерархичности структуры преступного сообщества (преступной организации), традиционно выделяемого в научных исследованиях. На признак иерархичности сообщества указывалось Пленумом Верховного Суда РФ в Постановлении от 10 июня 2008 г. № 8.

Однако наличия предложенного критерия – высшего положения лица в конкретном преступном сообществе (преступной организации), еще недостаточно для квалификации его действий по ч. 4 ст. 210 УК РФ. По мнению Белоцерковского С., рассматриваемый специальный субъект должен также обладать высоким положением в преступной иерархии в целом и главенствующим – на определенной территории района, города, региона и т.п. (наличие иерархической структуры в преступном мире наиболее четко просматривается на примере воровского «общака»). Этот статус выражается в объеме имеющихся у лица полномочий и может подтверждаться результатами оперативно-розыскной деятельности (например, прослушиванием телефонных переговоров), материалами личного дела по месту отбывания таким лицом уголовного наказания за ранее совершенные преступления и др.⁷⁸

Так, в приговоре в отношении Д. (организатора сообщества, состоящего из двух структурных подразделений, возглавляемых К. и Р.), Хабаровский краевой суд указал, что Д. «была создана иерархическая структура преступного сообщества», а «преступные устремления» К. и Р. (как и рядовых участников сообщества) «носили устойчивый характер, который определялся сформированной психологической атмосферой, где каждый из них осознавал присутствие Д. как лидера и необходимость выполнения его указаний и распоряжений для достижения преступного результата».

Никитенко И. и Якушева Т. полагают, что Д. не является субъектом ч. 4 ст. 210 УК РФ, так как в данном случае отсутствует второй из предложенных выше критериев – высокое положение лица в преступной иерархии в целом и главенствующее на определенной территории.

По мнению Никитенко И.В., с которым можно согласиться, к лицам, «занимающим высшее положение в преступной иерархии», могут быть отнесены, например, руководители так называемого «комсомольского общака», имеющие статус «воров в законе», осужденные приговором Хабаровского краевого суда по ст. ст. 210, 126 УК РФ.⁷⁹

Уточним, что само понятие «общак» – «воровская касса» в настоящее время претерпело существенные изменения. Традиционно в преступном мире всегда существовали два вида «общака»: «воровской» и «фраерской». «Фраерской общак» (в переводе с идиш слово «фрайер» означает «свободный») предназначался для лиц, освобождающихся из мест лишения свободы. «Воровской общак» находился и, по-прежнему, находится в исключительном оперативном управлении «вора в законе» или «смотрящего» в местах лишения свободы и предназначен для решения стратегических и тактических задач организованного преступного сообщества. Параллельно с изменением статуса «вора в законе» сегодня произошло полное слияние «воровского» и «фраерского» «общаков», а также легализация этого объединенного «общака» (по некоторым оценкам экспертов, оборот средств криминального «общака» составляет сегодня 1/3 всего российского бюджета) через различного рода коммерческие предприятия, банки и общественные организации: например, благотворительные фонды помощи осужденным, социальным сиротам, наркоманам и т.д. Как будет показано далее, это обстоятельство также имеет весьма существенное значение для нашего исследования.

А.Н. Мондохонов справедливо считает, что «положения ч. 4 ст. 210 УК РФ должны касаться «воров в законе», неофициально занимающих высшее положение в преступной иерархии, а также криминальных лидеров организованных преступных объединений, не относящихся к «воровской среде».

В связи с этим А. Рагулин и В. Фефелов справедливо указывают: «Очевидно, что термин «лицо, занимающее высшее положение в преступной иерархии» является скорее криминологическим, чем уголовно-правовым. Но если обозначенная указанным термином категория введена в уголовный закон, то необходимо установить ее юридическое значение, т.е. содержание как составной части квалифицирующего признака преступления, предусмотренного ст. 210 УК РФ».⁸⁰

Интересным, на наш взгляд, является проведенное Рагулиным А. и Фефеловым В. интервьюирование практических работников, деятельность которых связана со сферой уголовного судопроизводства. Так, по мнению большинства опрошенных, лицом, занимающим высшее положение в преступной иерархии, следует признавать лицо, обладающее статусом «вора в законе».⁸¹

Вместе тем изучение юридической литературы показывает, что далеко не все исследователи считают, что граждан, обладающих статусом «вора в законе», однозначно можно отнести к лицам, занимающим высшее положение в преступной иерархии.

Так, А.А. Мухин к «элитным» кастам в российском криминальном сообществе наряду с «ворами в законе» относит «бандитских авторитетов», а также приближенных к ним лиц, которые занимаются организационной и координирующей деятельностью.⁸²

А.Н. Волобуев вообще относит «воров в законе» ко второй, промежуточной группе в структуре организованной преступности – «группе обеспечения безопасности». ⁸³

Естественно, нормативно закрепленного понятия «вор в законе» не существует. Впервые в отечественной юридической литературе этот термин был использован в 1957 г. в работе
В.И. Монахова, посвященной криминологическому анализу группировок-рецидивистов и вопросам борьбы с ними, однако первоначальное употребление этого термина и последующее его использование осуществляется только в рамках криминологической науки.

Таким образом, наличие статуса «вора в законе» может явиться основанием для отнесения виновного к числу лиц, занимающих высшее положение в преступной иерархии. Однако такое положение могут занимать и иные лица, не имеющие этого статуса.⁸⁴

По мнению профессора В. Быкова, авторы Постановления Пленума Верховного Суда РФ предприняли неудачную попытку объяснить уголовно-правовые понятия путем обращения к социально-психологическим понятиям. В науке уголовного права существует четкое понятие организатора преступления (ч. 3 ст. 33 УК РФ). Надо ли авторам Постановления для объяснения надуманной фигуры – «лицо, занимающее высшее положение в преступной иерархии» – обращаться еще к понятию лидерства, заимствованного из социальной психологии?

В. Быков в своей статье указывает, что действия лица, занимающего высшее положение в преступной иерархии, по созданию или руководству преступным сообществом (преступной организацией) принципиально не отличаются от тех же действий, указанных в ч. 1 ст. 210 УК РФ. По его мнению, надуманность и избыточность этого квалифицирующего признака преступления, установленного в новом уголовном Законе, очевидна. Этим обстоятельством объясняются и те трудности авторов Постановления Пленума, с которыми они столкнулись, вынужденные разъяснять эту совершенно неудачную уголовно-правовую норму.⁸⁵

Рассматриваемый нами новый квалифицирующий признак преступления, предусмотренный ч. 4 ст. 210 УК РФ, несет в себе одну опасность, которую надо предвидеть. Весьма возможно, что следователи, которые будут не в состоянии доказать, что какое-то лицо занимает высшее положение в преступной иерархии, встанут на путь квалификации этих преступлений с так называемым «запасом».

По этой же причине при расследовании рассматриваемых преступлений может распространиться незаконная практика, как мы уже писали выше, когда некоторые следователи будут вменять этот квалифицирующий признак всем тем лицам, которые будут обоснованно привлекаться по ч. 1 ст. 210 УК РФ. По мнению В. Быкова, законодателю следует как можно скорее отменить этот недостаточно обоснованный, избыточный квалифицирующий признак, предусмотренный в настоящее время в ч. 4
ст. 210 УК РФ.⁸⁶

С позицией В.М. Быкова, что отличие субъекта ч. 4 ст. 210 УК РФ от указанного в пункте 1 данной статьи не существенное, соглашается Гапеенок Д.Е. Он аргументирует, что вступившим в законную силу Федеральным законом была существенно расширена объективная сторона состава преступления. В частности, уголовно наказуемыми теперь являются руководство сообществом (организацией) или входящими в него (нее) структурными подразделениями, координация преступных действий, создание устойчивых связей между различными самостоятельно действующими организованными группами, разработка планов и создание условий для совершения преступлений такими группами или раздел сфер преступного влияния, преступных доходов между ними, совершенные лицом с использованием своего влияния на участников организованных групп, а равно участие в собрании организаторов, руководителей (лидеров) или иных представителей организованных групп.

Привлечение оценочных признаков в процессе нормотворчества призвано решить проблему эффективности использования уголовно-правовых норм. В процессе толкования и применения норм, содержащих оценочные признаки, возникает целый ряд вопросов. Как, на каких принципах и с учетом чего должны трактоваться используемые в уголовном законе оценочные признаки при квалификации преступления. Проблемой использования оценочных признаков являются различия в их истолковании правоприменителями, что приводит к ошибочному расширению или сужению рамок криминализации общественно опасного деяния. Использование оценочных признаков обусловлено противоречием: они одновременно оказывают и положительное, и отрицательное влияние на эффективность уголовно-правовых норм. Оценочные признаки способствуют закреплению в правовой норме тех явлений, которые заранее предусмотреть или описать в полной мере не представляется возможным.

По мнению Гапеенок Д.Е., в некотором роде, правоприменитель наделяется нормотворческой функцией. Несмотря на это, ответственность за толкование соответствующих уголовно-правовых норм ложится на законодателя в большей степени, так как любая неточность или неполнота, допущенные при конструировании нормы с опорой на оценочные предписания, могут иметь впоследствии их ненадлежащее использование по вине правоприменителя.⁸⁷

А.Н. Мондохонов, напротив, считает, что криминализация деятельности лиц, имеющих влияние в преступном мире, лиц, имеющих влияние в преступном мире станет существенным рычагом правоохранительных органов в борьбе с проявлениями организованной преступности. Однако для создания единообразной правоприменительной практики потребуется своего рода легализация сведений о «преступной иерархии» и лицах, ее составляющих. Так, в преступном мире для обозначения «влиятельных» и «занимающих высшее положение в преступной иерархии» лиц могут использоваться понятия «авторитет воровской», «вор в законе», «положняк», «лидер», и т.д. Но при этом необходимо определиться с критериями влиятельности и высшего положения, а также с уровнями преступной иерархии – местный, региональный, федеральный или международный.⁸⁸

По мнению Мондохонова А.Н., с которым вполне можно согласиться, до правоприменителя необходимо в публичном порядке довести информацию о структуре и основных характеристиках преступной иерархии это может происходить путем издания примечания к ст. 210 УК РФ, путем разъяснений Пленума Верховного Суда РФ и опубликованной судебной практики. В любом случае правоприменитель столкнется с необходимостью доказывания оценочного понятия – преступного статуса подозреваемого лица как лица, «имеющего влияние в преступном мире» либо «занимающего высшее положение в преступной иерархии».

В то же время следует обратить внимание, что подобная борьба с лицами, занимающими высшее положение в преступной иерархии, по идее законодателя, должна искоренить сами понятия «вор в законе», «авторитет» и т.д., заставить их отказаться от координации преступных действий и прекратить участие в собраниях организаторов, руководителей (лидеров) или иных представителей организованных групп. Это позволит применять в отношении их правила освобождения от уголовной ответственности, если в их действиях не будет содержаться иного состава преступления (примечание к ст. 210 УК РФ). Тогда будут достигаться профилактические цели уголовного преследования.⁸⁹

Ю.В. Голик, справедливо критикуя законодателя, обращает свой взгляд к истории, указывая на 1969 г., когда в УК РСФСР появилась ст. 24 прим. «Особо опасный рецидивист» – формализованная статья, состоявшая из перечня статей и норм уголовного закона, которые в определенной законом совокупности давали суду возможность присвоить преступнику далеко не почетное звание особо опасного рецидивиста, и предлагает называть «лицо, занимающее высшее положение в преступной иерархии», особо опасным преступником, закрепив в законе закрытый перечень условий, при которых суд может признать преступника особо опасным.⁹⁰

С другой стороны, мы согласимся с мнением Королева А.С. в том, что ориентированность законодателя на борьбу именно с преступными авторитетами и непосредственными инициаторами и координаторами преступлений преступных сообществ понятна. Но ведь авторитет в преступной иерархии заслуживается, в том числе, и за счет количества тюремных сроков преступника, следовательно, наказание для данной категории лиц можно увеличивать, используя норму уголовного закона о рецидиве преступлений, не загромождая уголовное законодательство новыми оценочными признаками, способными создать различное и спорное толкование на практике.⁹¹

Здесь необходимо уточнить, что криминологическая ситуация в России изменилась таким образом, что в криминальном мире сегодня изменилось и само отношение к понятию «вор в законе». Сотрудники российской полиции полагают, что говорить о существовании института «воров в законе» сейчас просто бессмысленно. «Законники» уже много лет подряд являются далеко не самой важной частью криминального механизма. Их власть с самого начала держалась на страхе нарушителя воровских законов попасть в места лишения свободы под прессинг «смотрящего». Но сейчас люди, имеющие миллиарды, вовсе не собираются в тюрьму.⁹²

Поэтому бандиты сегодня нужны только в качестве «страшилки» для конкурентов или оппонентов. Кроме того, практически все криминальные главари сегодня работают под контролем спецслужб. Это относилось и к покойному Аслану Усояну (Деду Хасану), которого никто и никогда всерьез и не пытался посадить, а если и задерживали, то совсем ненадолго. Примечательно, что после неудачного покушения на Деда Хасана, в больнице его охранял именно ОМОН. Есть версия, что его и Вячеслава Иванькова (Япончика) устранили именно по указанию «кураторов в погонах» за попытки вести самостоятельную игру в «теневом» бизнесе.

После этого оставшиеся на свободе «законники» заметно притихли. Родственник Усояна Дмитрий Чантурия по прозвищу Мирон, которому прочили трон после смерти Хасана, сегодня абсолютно не пользуется уважением в криминальной среде. Его даже «законником» признают далеко не все криминальные авторитеты России. Подозреваемый в заказе Деда Хасана Ровшан Ленкоранский (когда-то расстрелявший убийцу собственного отца прямо в зале суда) также «залег на дно». Другой известный вор Тариэл Ониани (Таро), по всей видимости, еще долго будет находиться в местах лишения свободы. Всех, кого задерживают, по «непонятным» причинам полиция отпускает. Потому что, по-хорошему, надо микрофоны установить и узнать планы собравшихся на подобных сходках, внедрить агентов, но вместо этого – шумные рапорты руководителей МВД о победах.⁹³

Известный российский криминолог А.И. Гуров, генерал-лейтенант милиции в отставке, доктор юридических наук, тоже считает, что с убийством Япончика и Деда Хасана ничего в криминальном мире не изменилось. Эпоха криминального передела уже прошла. Теперь сферы влияния поделены между крупными игроками. Уже давно произошло сращивание организованной преступности с властным аппаратом и бизнесом. Расстрелянный в середине 90-х Отари Квантришвили любил говорить словами известного на весь мир американского «крестного отца» итальянского происхождения дона Корлеоне: «Я – преступник, но мои дети будут править государством!» Что, собственно, сейчас и происходит в России: криминал двигает своих людей и в правоохранительную систему, и в госаппарат. Посланцы мафии сегодня занимают достаточно высокие должности в законодательной и исполнительной власти. «Блатные», отмеченные татуировками звезд и куполов – это лишь небольшая часть реальной организованной преступности, надводная часть огромного криминального «айсберга». Более важную роль там сегодня играют именно «белые воротнички». И ни у кого из лидеров преступного мира нет сегодня ни желания, ни сил перекроить годами устоявшийся порядок. Однако, по мнению Гурова А.И., с которым нельзя не согласиться, куда опаснее сегодня для России китайские «Триады» на Дальнем Востоке. После убийства известного в регионе «вора в законе» Джема (Евгений Васин) китайцы поставили задачу установления тотального экономического контроля над всем Дальневосточным регионом. При этом российские спецслужбы в настоящее время практически не работают с китайской диаспорой и не имеют в ней своей агентуры вообще.⁹⁴

Сказанное выше, по нашему мнению, весьма существенно усложняет процесс раскрытия и расследования преступлений, совершаемых организованным преступным сообществом, и незамедлительно требует сегодня от правоохранительных органов адекватных мер технического, информационного и организационно-тактического плана в борьбе с ОПС.

В заключение параграфа отметим, что тесная связь уголовно-правовых и криминологических особенностей личности организатора преступного сообщества с криминалистическим механизмом совершения данного преступления проявляется, прежде всего, в следах преступной деятельности, способе совершения преступления и предмете преступного посягательства, что мы попытаемся показать с помощью метода ситуационного анализа в главе 2 настоящего монографического исследования.

Глава 2.
Вопросы применения метода ситуационного
моделирования в расследовании преступлений,
предусмотренных ст. 210 УК РФ

 

 

2.1. Ситуационный анализ и его место
в системе методов современной криминалистики

 

Как мы знаем, конец ХХ столетия ознаменовался активной интеграцией предметов различных прикладных наук. Не обошел стороной этот процесс и криминалистику, предмет которой, по своей сути, является одним из самых ярких примеров наиболее удачного синтеза различных отраслей человеческого знания, исходя из специфических задач, решаемых криминалистикой. Не случайно, криминалистику во все времена, по праву, называли интегративной наукой, которая, подобно губке, впитывает в себя все, что помогает в деле раскрытия и расследования преступлений.⁹⁵

Интеграционные процессы, безусловно, коснулись не только предметов естественных и гуманитарных наук, но также их методов. Закономерным результатом такой интеграции, на наш взгляд, является структурно-функциональный метод, системный и предметно – деятельностный подход в изучении криминалистических явлений, уже прочно занявшие свое место в методологии криминалистики. Совсем иначе дела обстоят с ситуационным методом.

Ситуационный метод стал активно завоевывать свои позиции в самых различных областях юридической науки и практической деятельности сравнительно недавно. Т.С. Волчецкая справедливо отмечает, что «если рассматривать криминалистику как науку о доказывании юридических фактов, то ее выводы и рекомендации с успехом и несомненной проблематической пользой можно использовать в процессуальном праве в целом, поскольку любой юридический процесс есть не что иное, как высокоорганизованный процесс разрешения конфликтных ситуаций».⁹⁶

С этой позицией, несомненно, следует согласиться, так как конфликтология, как одна из отраслей практической психологии, использует в качестве основного ситуационный метод разрешения конфликтов. Поэтому ситуационный подход к расследованию преступлений по праву считается одним из наиболее перспективных в современной криминалистической науке. Для того, чтобы определить место ситуационного метода в системе исследовательского инструментария криминалистики, необходимо обратиться к истории развития учения о методах в криминалистической науке.

Несмотря на кардинальное значение учения о методах, как для общей теории криминалистики, так и для всей криминалистической науки, эта проблематика в 80-х годах практически не привлекала внимания ученых. Специальных исследований о методах криминалистики не появлялось за исключением нескольких работ, связанных с применением в криминалистике и судебной экспертизе кибернетических методов и трудов по моделированию в работе следователя.⁹⁷ Лишь в конце этого периода
Е.И. Зуев предложил отличную от существующих свою оригинальную классификацию методов криминалистики.

По его мнению, система методов криминалистики состоит из 4-х звеньев: всеобщий диалектический метод; общенаучные методы – методы формальной логики, наблюдение, измерение, описание, сравнение, эксперимент, идентификация, моделирование, математические методы; частные методы – методы других отраслей знания, используемые криминалистикой (химические, физические, антропологические и др.); специальные методы, специфические для криминалистики. Одним из таких методов может считаться и идентификация, когда идет речь об отождествлении конкретно-индивидуального объекта.⁹⁸

Принципиально иначе представлял себе систему методов криминалистики В.Е. Корноухов. Опровергнув существующие основания классификации методов, он делил их, следуя научной традиции, на эмпирические и теоретические, выделяя промежуточный эмпирио-теоретический уровень познания. Он полагал нецелесообразным выделить группу частных (так он именовал общенаучные методы) методов, поскольку «они в конкретной науке являются познавательными единицами специальных методов и лежат в основе совокупности методов эмпирического уровня познания».

В итоге своих рассуждений он пришел к выводу, что специальными методами криминалистики служат идентификация, классификация, типизация и другие.⁹⁹

Следует согласиться с позицией Р.С. Белкина, справедливо критиковавшего В.Е. Корноухова и указывавшего на логические ошибки предложенной им теоретической конструкции. «... Фигурирующие в познавательных процедурах объекты исследуются не с помощью идентификации, классификации и т.п., а в целях их идентификации, классификации, типизации для решения задач, связанных с природой этих объектов, их связей с другими объектами и, в конечном счете, с их ролью в процессе доказывания по уголовному делу.¹⁰⁰

Это в полной мере относится, например, к следственной ситуации, типизация которых является одной из процедур их познания, но не методом, и уже тем более, не целью познавательной деятельности.

Между тем, предложенная Р.С. Белкиным классификационная система методов криминалистики, на наш взгляд, также не свободна от недостатков гносеологического свойства. Эта система представлялась им в следующем виде.

По мнению Р.С. Белкина, в ее основе лежит диалектический метод как единственный всеобщий метод познания, являющийся по этому и всеобщим методом в криминалистике. Базовое звено системы – всеобщий метод познания (диалектический метод познания), «нижний раздел которого составляют критерии и процедуры формальной логики.

Второе звено системы – общие (или общенаучные) методы криминалистики, включающие в себя как эмпирические методы, так и методы теоретического уровня, за исключением тех, которые относятся к всеобщему методу науки.

Третье звено классификации – специальные методы различного уровня обобщения, все без исключения характеризующиеся ограниченной сферой применения. Самым динамичным является третье звено: именно за счет расширения круга специальных методов, по мнению Р.С. Белкина, происходит пополнение исследовательского «инструментария», арсенала средств познания в любой науке, в том числе и в криминалистике».¹⁰¹

Предложенная Р.С. Белкиным система, так же как и классификация А.Я. Гинзбурга¹⁰², И.М. Лузгина¹⁰³, А.А. Эйсмана¹⁰⁴ и других авторов, на наш взгляд, содержит элементы известного парадокса английского философа и математика Бертрана Рассела, показавшего на примере деревенского парикмахера, что нельзя дать четкий ответ – куда отнести множество всех тех множеств, которые не содержат себя в качестве своего элемента. Как известно, парадоксы отличаются от паралогизмов и софизмов тем, что они возникают не в результате непреднамеренных и намеренных логических ошибок, а из-за неясности, неопределенности и даже противоречивости некоторых исходных принципов и понятий той или иной науки или же общепринятых норм, приемов и методов познания в целом.¹⁰⁵

Полагаем, таким противоречивым исходным принципом, закладывающим логическую ошибку во все без исключения рассмотренные выше классификации методов, является положение о всеобщности и универсальности только одного – диалектического метода познания, причем в понятие которого большинство авторов вкладывает совершенно различное содержание. В этом смысле полагаем, был прав В.Е. Корноухов, который всегда отвергал предложенное Р.С. Белкиным и другими авторами основание классификации методов, а диалектический метод никогда не считал всеобщим методом криминалистики, потому что его связь с системой методов частной науки гораздо сложнее, чем это может показаться на первый взгляд.¹⁰⁶

Являясь, по мнению Р.С. Белкина, основанием для классификации методов криминалистики, диалектический метод в соответствии с законами формальной логики уже не может быть включен в другое множество элементов, которым, по сути, и является данная классификация. Кроме того, традиционная трактовка диалектического метода уже давно не соответствует современному уровню развития методологии науки. Системный и предметно-деятельностный подход, структурно-функциональный и ситуационный методы познания, вообще не нашедшие своего отражения в классификации Р.С. Белкина, являются различными формами проявления диалектического метода, углубляют и конкретизируют его.

На наш взгляд, основанием для классификации методов криминалистики может служить такая переменная величина, как степень универсальности метода. Переменной она является потому, что уровень ее колебаний будет напрямую зависеть от уровня развития науки и ее инструментария. В соответствии с данным критерием деления классификация методов криминалистики состоит из двух звеньев: общие (общенаучные) и особенные (частные) методы. К общим можно соответственно отнести диалектический метод и формы его проявления: методы диалектической и формальной логики, системный и предметно-деятельностный подходы, структурно-функциональный и ситуационный методы, эвристические методы исследования, наблюдение, сравнение, описание и т.д. К особенным методам – математико-кибернетические методы исследования, моделирование, собственно криминалистические методы, социологические и специальные методы других наук и т.д. Обе указанные группы методов соотносятся друг с другом как общее – особенное и не являются исчерпывающими. Кроме того, между ними существует сложная диалектика взаимопереходов элементов одной группы в другую, которая как раз и будет зависеть от уровня развития науки и ее методологии.

Ситуационный метод как одна из форм диалектического метода, с помощью которого явление рассматривается в динамике и во взаимосвязи с другими явлениями, уже давно нашел свое отражение в учении о криминалистической характеристики преступлений и теории следственных ситуаций.

Ситуационный подход к преступной деятельности позволяет осуществить научную разработку дифференцированных методических рекомендаций, указывающих на специфические особенности расследования сходных видов преступлений в зависимости от различных криминальных ситуаций: в каком регионе, в какое время года, в помещении или вне его протекала ситуация совершения преступления, имелись ли очевидцы на месте происшествия и т.д.¹⁰⁷

Следовательно, исследования в криминалистике вопроса о криминальных ситуациях, выделение их специфики, построение классификационной схемы может принести несомненную пользу главным образом для решения общих вопросов расследования преступления, поскольку именно криминальная ситуация обусловливает информационную насыщенность и сходные следственные ситуации. В конечном счете, в криминалистическом плане ситуационность частной методики расследования обусловлена, прежде всего, ситуационностью самого преступления.

Общая теория криминалистики по своей структуре представлена системой частных криминалистических теорий, тесно между собой связанных и отражающих основные элементы предмета криминалистики. Развитие науки и техники, изменение структурного и качественного показателей преступности и вместе с тем совершенствование методов борьбы с нею объективно предполагают совершенствование существующих и появление новых криминалистических теорий. Весьма справедливо по этому поводу замечание Р.С. Белкина о том, что система частных криминалистических теорий, будучи замкнутой понятийной системой, в то же время представляет собой открытую систему, число элементов которой является конечным в данный момент, поскольку развитие науки предполагают появление новых частных криминалистических теорий. Возникающие частные теории могут сменять существующие, становясь их развитием, продолжением либо следствием интеграции или дифференциации теоретического знания.¹⁰⁸

Безусловно, появление и развитие частных криминалистических теорий – процесс позитивный. Между тем, неоправданное выделение новых частных теорий без обоснованной спецификации предмета, объекта и метода теории таит в себе опасность редукционизма, то есть подмены и дублирования предмета и метода одной частной теории предметом и методом другой.

Опасность редукционизма, на наш взгляд, может возникнуть и в связи с выделением в системе частных криминалистических теорий так называемой «Криминалистической ситуалогии», которую определяют «как общую криминалистическую теорию, представляющую собой совокупность упорядоченных и систематизированных знаний, описывающих и объясняющих суть криминальных и криминалистических ситуаций, исследующую их формирование, возникновение, генезис и вооружающую методикой диагностики ситуаций и управления ими».¹⁰⁹

Содержанием любой частной криминалистической теории, как известно, являются предмет, объект и метод. Поскольку частная криминалистическая теория является подсистемой общей теории криминалистики, то ее предмет – это элемент, часть, сторона предмета общей теории, то есть предмета криминалистической науки. Иным словами, предметом частной криминалистической теории являются определенные закономерности объективной действительности из числа тех, которые изучает криминалистика в целом.¹¹⁰

Исследуя предмет криминалистической ситуалогии, основоположник данной научной школы Т.С. Волчецкая выделяет в его структуре:

а) закономерности образования ситуации;

б) закономерности ее межэлементных связей;

в) закономерности связей между ситуациями различной природы (к примеру, между посткриминальной и исходной следственной ситуациями);

г) повторяемость процессов возникновения типовых ситуаций;

д) обусловленность принимаемых решений наличной следственной ситуации;

е) обусловленность построения информационной модели расследуемого события на основе исследования моделей криминальных ситуаций;

ж) обусловленность частных криминалистических методик исходными следственными ситуациями;

3) обусловленность создания криминалистических характеристик отдельных видов преступлений на основе типовых моделей криминальных ситуаций преступлений этого вида.¹¹¹

Полагаем, что в данном случае речь идет не о предмете какой-нибудь самостоятельной частной криминалистической теории, а о применении ситуационного метода в исследовании криминалистической характеристики преступления и криминалистической характеристики расследования, которые прочно заняли свое место в понятийном аппарате криминалистики. Фактически раскрывая содержание ситуационного метода в анализе преступной деятельности и деятельности по раскрытию преступлений, Т.С. Волчецкая совершает подмену понятий, говоря о предмете «Криминалистической ситуалогии», допуская тем самым ошибки редукционистского свойства. Ведь из криминалистической характеристики преступления, якобы, в самостоятельный предмет частной криминалистической теории ею выделяются такие элементы ситуационной природы, как «обстановка преступления», «ситуация преступления», «механизм преступления», а из криминалистической характеристики расследования ее важнейший элемент – следственная ситуация. Полагаем, именно такая логическая операция Т.С. Волчецкой таит в себе опасность подмены предмета одной частной теории другой и необоснованно перегружает понятийный аппарат криминалистики ненужными научными категориями.

В конце концов, удачный синтез предмета и метода исследования различных криминалистических явлений через исходное универсальное понятие «следственная ситуация» уже давно и вполне успешно нашла такая бурно развивающаяся, особенно в последние годы, частная криминалистическая теория, как теория следственных ситуаций. Так что, на наш взгляд, выделять в ее рамках еще одну «Криминалистическую ситуалогию» совершенно неоправданно в методологическом плане.

А теперь рассмотрим возможности и преимущества описанного метода ситуационного анализа применительно к личности организатора преступного сообщества.

 

2.2. Ситуационное моделирование личности
организатора преступного сообщества

 

Ситуационное моделирование личности организатора преступного сообщества, на наш взгляд, напрямую связано с проблемой типологии преступников и их психологическим профилированием. Обратимся к научным данным, накопленным и обработанным за два столетия криминологической наукой.

Как известно, краеугольным камнем в криминологической науке является проблема разработки научно обоснованной классификации преступных типов – так называемой типологии преступников. Первой попыткой подобного рода по праву можно считать френологическое учение Галля, возникшее в 20-х гг. ХIХ столетия. Галль исходил из мысли, что полушария большого мозга представляют собой собрание отдельных органов, из которых каждый служит центром для той или иной способности души. Все способности или склонности человека прирожденны и стоят в прямой зависимости от строения и развития органа, через который они выражаются. Измерив и рассмотрев череп, думал Галль, можно определить умственные и нравственные качества человека. Если у человека, судя по выпуклостям, впадинам и соотношению частей черепа, развит, например, инстинкт разрушения или хищничества, он станет разбойником или убийцей; если у него развит орган храбрости – он будет мужественным и т.д.¹¹²

Школа итальянского криминолога Чезаре Ломброзо, как известно, пошла еще дальше – предложила теорию прирожденного преступника. По мнению Ломброзо, около 40 % преступников составляют прирожденные. Прирожденный преступник есть, прежде всего, анатомо-физиологический тип, т.е. субъект, отмеченный целым рядом анатомических и физиологических признаков. Данная теория породила ожесточенную научную дискуссию, продолжающуюся до настоящего времени.

Так, подвергая концепцию Чезаре Ломброзо вполне обоснованной критике, русский криминолог В. Зернов отмечал, что «…перечисляя и описывая признаки установленного им типа, он перемешивает и ставит рядом признаки совершенно разного биологического значения, не заботясь осмыслить сколько-нибудь их выбор и, видимо, стремясь импонировать читателю только численностью их».¹¹³

Согласно данным Ломброзо, у прирожденных преступников часто наблюдается асимметрия черепа, сравнительное уменьшение передней части черепа, выступание лица относительно тела слишком вперед или так называемый прогнатизм в 69 % случаев, различные отклонения от нормы формы черепных и лицевых костей. Выявленные итальянским криминологом антропологические особенности исследуемых групп преступников позволили ему выделить три типа прирожденных преступников: тип убийцы, вора и насильника.¹¹⁴

Чезаре Ломброзо, на наш взгляд, дает довольно иррациональное объяснение природе врожденной преступности. Он пишет: «Прирожденная преступность есть проявление атавизма, т.е. воскресение в преступнике черт отдаленнейших наших предков-дикарей. Прирожденный преступник – дикарь в современном обществе; и во внешнем виде и строении тела дикаря и преступника мы находим не мало общих черт (выпуклые скулы, большие челюсти, торчащие уши, ямка на затылочной кости и т.п.)».¹¹⁵

Последователи Ч. Ломброзо, Энрико Ферри и Гарофало предложили деление преступников на 5 основных групп:

1. Преступники душевнобольные.

2. Прирожденные.

3. Привычные.

4. Случайные.

5. Преступники по страсти.¹¹⁶

Реанимация идей ломброзианства время от времени отмечается и на страницах современной научной литературы.

Так, известный американский криминолог Эдвин Шур в своем нашумевшем в начале 70-х гг. прошлого столетия криминологическом эссе «Наше преступное общество» прямо обращает внимание общественности США на корреляционные зависимости признаков внешности преступников от выбранного ими способа совершения преступления и характера преступной деятельности. Например, по его мнению, представителей так называемой «беловоротничковой» преступности, как правило, от других преступников отличает астенический склад внешности: высокий лоб, худощавое телосложение, тонкие руки и т.д.¹¹⁷

К сожалению, дальше бессистемных наблюдений и пространных рассуждений Шур не продвинулся, а потому его концепция в отсутствии четкой корреспондирующей связи исследуемых криминологических явлений осталась всего лишь одной из рабочих гипотез, к тому же лишенной научного обоснования. Склонность индивида к интеллектуальной деятельности, как правило, сама по себе предполагает астенический, а не мышечный тип строения человека, но вряд ли данный критерий может считаться достоверным и надежным для отнесения к группе астеников и последующей дифференциации многочисленных и разнообразных представителей так называемой «интеллектуальной» преступности – мошенников, расхитителей, хакеров и т.д.

Ярый противник научной школы Ломброзо и его последователей С.В. Познышев в зависимости от психической конституции человека предлагал классифицировать преступные типы на две группы – эндогенных и экзогенных преступников.

В свою очередь, эндогенные подразделялись на:

1) идейных преступников;

2) резонеров, которые при помощи искусственных, софистических построений обосновывают свои корыстные стремления известными общими идеями;

3) расчетливо-рассудочных;

4) эмоциональных преступников, у которых главной целью, ради которой они совершают преступления, является приятное состояние, связанное с удовлетворением известного сильно развитого у них чувства;

5) импульсивных преступников, руководящий целевой комплекс которых сводится к получению приятных ощущений, связанных с совершением какого-либо действия или с обладанием чего-либо;

6) моральных психастеников, совершающих преступления в результате борьбы мотивов, нравственного раздвоения. ¹¹⁸

Очевидно, что в предложенной типологии не просматриваются различия между 4 и 5 группами преступников, поэтому предложенный С.В. Познышевым критерий – психическая конституция человека – вряд ли можно считать достаточно четким для научно обоснованной классификации.

По мнению Познышева, «…психическая конституция человека есть совокупность более или менее постоянных психических свойств человека. Психическая конституция в отношении преступления в нормальных условиях представляет собой как бы динамическую систему, находящуюся в равновесии под давлением окружающей среды. Преступник является эндогенным тогда, когда совершает преступление в большей мере в силу своей психической конституции, экзогенным – в большей степени под влиянием внешних факторов». Но Познышев был абсолютным детерминистом, отрицавшим существование «случайного» преступника. Он писал по этому поводу: «Никто не становится преступником «случайно»; всегда есть ряд обстоятельств, которые привели человека к совершенному им преступлению. Каждое преступление имеет свой «личный» корень, но у одних преступников он иной, чем у других, и играет менее деятельную и видную роль в генезисе их преступлений».¹¹⁹

Данная позиция С.В. Познышева не получила широкого признания в криминологической литературе, где большинство авторов, хотя и признавая условность этого термина, под «случайным» преступником все же понимают такого, сознании которого отрицательные нравственно-психологические свойства не получили своего заключительного развития. ¹²⁰

Согласно классификации Познышева С.В., таких индивидов следовало бы относить скорее к экзогенным преступникам, чем к эндогенным, т.к. в качестве запускающей детерминанты так называемого «случайного» преступления выступают именно внешние условия существования. Он писал: «Для того, чтобы признать преступника экзогенным нужно установить, что в жизни субъекта этому преступлению предшествовало известное внешнее событие, которое поставило его или кого-либо из близких ему лиц в более или менее тяжелое положение тем, что причинило или грозило причинить им страдания».¹²¹

И, напротив, в поведении эндогенного преступника, психическая конституция и взгляды которого «…предписывают, оправдывают или разрешают совершение данного преступления и для которого совершенное им преступление служило средством получить известную сумму наслаждений от самого процесса его совершения или его последствия»¹²², четко просматривается влияние природно-биологических факторов на формирование личности преступника.

Однако концепция С.В. Познышева, несмотря на ее научную обоснованность и логическую завершенность, практически не объясняет сложную диалектику случайного и необходимого, внешних и внутренних факторов формирования личности эндогенного преступника. Иначе говоря, остается без ответа немаловажный в криминологии вопрос – какие особенности психической конституции человека влияют на выбор им характера и способа совершения преступления: корыстной ли, насильственной либо иной направленности? И какие факторы особенно важны, например, для формирования личности организатора преступного сообщества?

Полагаем, в формировании личности организатора преступного сообщества в равной степени играют роль как экзогенные, так и эндогенные факторы. Поэтому таких преступников правильнее было бы называть экзо-эндогенный или смешанный преступный психотип. В связи с этим возникает закономерный вопрос, имеющий большое научно-практическое значение для нашего исследования: а возможно ли, в принципе, психологическое профилирование личности организатора преступного сообщества? Для того, чтобы ответить на этот непростой вопрос, необходимо понять – что такое психологический профиль и каково его значение для криминалистики.

Уже достаточно давно не только в криминологии, но в криминалистике существуют попытки создания типологии преступника по отдельным видам преступлений. И это не случайно: личность расхитителя не может не отличаться от личности убийцы или насильника.

В криминалистике эта проблема нашла отражение в попытке создания розыскной модели, которая состоит из признаков, имеющих системообразующее значение. Розыскная модель получила соответственно и свое название – «профиль преступника».

Термин «профиль преступника» вначале применялся криминалистами ФБР для описания особенностей и специфических деталей действий («индивидуального порядка») при совершении преступлений. Специалисты, занимающиеся расследованием таких преступлений, как изнасилование и убийство, показали, что можно делать вывод об образе жизни, криминальных особенностях и месте постоянного проживания «серийного преступника» на основании данных, свидетельствующих о том, где, когда и как были совершены ими преступления.¹²³

Несмотря на то, что эти выводы делались на основе данных, полученных агентами ФБР при расследовании многих преступлений, а также из специальных интервью осужденных за такого рода преступления, они вытекали из дедуктивных заключений, то есть основывались на законах формальной логики.

Опыт каждодневной практики ФБР постепенно сформировал концепцию так называемой «внутренней логики преступления». Ее принципы можно проиллюстрировать, например, предположением, что хорошо разработанное и организованное преступление совершается лицом, которому вообще свойственно тщательно планировать и формировать свою жизнь.¹²⁴

Данное положение особенно должно быть учтено в психологическом портрете организаторы преступного сообщества, которыми, безусловно, не становятся случайные люди и в поведении которых можно проследить определенные психологические закономерности, обуславливающие статус лидера преступной группировки.

К сожалению, в отечественной криминалистике подобные опыты создания психологических профилей проводились только в отношении серийных сексуальных убийц. Эта попытка была предпринята на основе изучения данных, имеющихся в государственном научном центре (ГНЦ) социальной и судебной психиатрии им. В.П. Сербского. Исследование построено на анализе материалов историй болезни лиц, которые обвинялись в совершении серийных сексуальных убийств и проходили комплексную психолого-психиатрическую экспертизу в ГНЦ на протяжении последних 25 лет. Была разработана анкета, которая включала 196 вопросов и была нацелена на получение персонографической (демографической), биографической, психологической, сексологической, криминалистической, виктимологической и психологической информации.¹²⁵

Понятно, что эти полученные данные и разработанные методики не могут быть применены к личности организатора преступного сообщества, не отвечающей главному системообразующему признаку, лежащему в основе этих методик – серийности совершенных преступлений. Именно отсутствие этого признака и затрудняет использование при формировании портрета организатора так называемую «основополагающую (каноническую) коррекцию».¹²⁶ Суть этой процедуры состоит в анализе связи между двумя группами переменных величин. Другими словами, это попытка выведения сложных регрессивных уравнений, которые содержат ряд переменных критериев, а также определенное число прогностических переменных величин. На одной стороне этого уравнения находятся необходимые для следователей переменные величины, извлеченные из информации о преступлении, на другой – характерные особенности преступника, имеющие поисковую ценность.

Так, если А1...n означает действие преступника (включая, например, время, место и выбор потерпевшего), а С1...m означает особенности преступника, то возникает эмпирический вопрос об установлении весовых отношений между F1...] и K1...m в уравнении следующего вида:

F1A1+...+FnAn = K1C1+...+KmCm.¹²⁷

Вполне очевидно, что связь между функциями F1 и K1 прямо пропорциональна, то есть увеличение информационных данных о времени, месте и, например, предмете преступного посягательства в исправительных учреждениях ведет к увеличению данных о характерных особенностях преступника.

В ряду признаков, которые могут быть положены в основу психологического профиля организатора преступного сообщества, относятся так называемые личностные различия. Исследования этого плана строятся на сравнительном анализе особенностей людей, совершивших разные преступления. Авторы такого рода исследований склонны считать, что имеется какая-то особая причина, толкающая человека на путь совершения особого вида преступлений. Работы Айзенка (1997 г.), вскрывающие личностные различия между особыми типами преступников, возможно, являются наиболее типичными для этого направления исследований.¹²⁸

Применение результатов этих работ на практике сталкивается с неразрешимыми проблемами. Тем не менее, трудно не согласиться, что личность индивида так или иначе не отражается в способе совершения преступления. Проблема заключается лишь в том, чтобы идентифицировать «реальные» переменные А и С, действительно имеющие прямую связь с личностными особенностями преступника.

Как показывают исследования, по сравнению с другими преступниками, организаторы преступного сообщества являются более адаптированными, т.е. более приспособленными к различным социальным ситуациям и их изменениям: лучше ориентируются в социальных нормах и требованиях. Чаще всего, им не свойственны также такие черты, как агрессивность поведения, которые отмечаются у насильственных преступников. Стремление к повышению социального статуса появляется у организаторов преступного сообщества и в период отбывания наказания, когда они стремятся к такой работе, которая связана с отдельными распорядительными функциями.

По мнению В.М. Быкова, центральное звено (А) в ОПС – это преступная деятельность группы. Первая ядерная страта (Б) – это отношение каждого члена преступной группы к ее преступной деятельности. Вторая страта (В) – это характеристика межличностных отношений, опосредствованных содержанием преступной деятельности группы. Поверхностный слой (Г) – это межличностные отношения между членами группы, основанные на личных эмоциональных связях и выбора, не связанные непосредственно с самой преступной деятельностью группы.¹²⁹

Последний, так называемый поверхностный слой, на наш взгляд, очень хорошо проанализировала в своем диссертационном исследовании «Личность женщины в механизме преступления и ее значение для криминалистической методики расследования преступления отдельного вида» Кирюшина Л.Ю.¹³⁰

Так, исследуя гендерные особенности преступной деятельности банды, организованной в 2000 году на Алтае некоей гражданкой Скосырской, Л.Ю. Кирюшина обратила внимание на старые, всем хорошо известные, но, по-прежнему, достаточно надежные и эффективные методы управления, применяемые ею в этом организованном преступном сообществе, наводившем ужас на водителей-дальнобойщиков в течение многих лет на всей территории Алтайского края. В подчинении у этой женщины-главаря было 29 мужчин – «отпетых» убийц и грабителей. Периодически меняя любовников и фаворитов, Скосырская достаточно умело манипулировала членами своей банды, грамотно распределяя роли в проводимых преступных акциях, долгое время оставаясь недосягаемой для правоохранительных органов. Она активно руководила поиском и хранением оружия и боеприпасов к нему, изготовлением масок, распределяла обязанности и роли между участниками банды, обеспечивала сбыт и дележ похищенного имущества, подыскивала места его хранения. При совершении многочисленных разбойных нападений она всегда оставалась в автомобиле, опасаясь быть опознанной кем-либо. Всего преступной группой под руководством Скосырской было совершено 34 разбойных нападений.¹³¹

В этом же научном исследовании Л.Ю. Кирюшина отметила и чрезвычайную агрессивность женщин-преступниц, нисколько не уступающую, а иногда и намного превосходящую мужскую агрессию. Та же Скосырская иногда своей жестокостью поражала даже «видавших виды» мужчин – членов банды, когда сама лично, нисколько не брезгуя при этом, отрубала пальцы только что убитым дальнобойщикам, чтобы снять золотые кольца и перстни с еще неостывших трупов.¹³²

В рамках нашего исследования особый интерес представляет типология лидеров ОПС, данная в свое время В.М. Быковым. Он предлагает классифицировать лидеров преступного сообщества на следующие психотипы:

1. Лидер – вдохновитель: авторитарный универсальный.

2. Лидер – вдохновитель: авторитарный ситуативный.

3. Лидер – организатор: демократичный универсальный.

4. Лидер – организатор: демократичный ситуативный.

5. Лидер – организатор: смешанный универсальный.

6. Лидер – организатор: смешанный ситуативный.¹³³

Даже беглого, поверхностного взгляда на типологию преступников, предложенную В.М. Быковым, достаточно, чтобы понять: в качестве классификатора для своей научной системы автор использовал криминальную ситуацию. По сути, мы имеем дело с одной из первых, в целом удачной, попыток психологического профилирования преступников, предпринятых еще в советской криминалистике, с использованием метода ситуационного анализа.

А теперь с помощью метода ситуационного моделирования попытаемся построить психологический портрет современного организатора преступного сообщества, выявив при этом типичные эндогенные и экзогенные свойства личности преступника, позволяющие в полной мере осуществить научную экстраполяцию. В качестве примера представляем психологические профили трех известных представителей лидеров ОПГ, которые соответствуют трем различным поколениям «воров в законе» в «новейшей» Истории России.

 

 

Психологический портрет Юрия Жданова

(Графенок)

 

Графенок (Юрий Жданов) относится к формации самых молодых «воров в законе», которые в 90-х годах прошлого столетия неожиданно выдвинулись на авансцену преступного мира, изрядно потеснив «воров в законе» старой традиции. Жданов родился в 1959 году в городе Барнауле Алтайского края в семье «положенца» (то есть криминального «авторитета», находящегося на положении «вора в законе», но официально не «коронованного» на воровской сходке) Владимира Жданова, скончавшегося от туберкулеза в местах лишения свободы. После смерти «положенца» жена Жданова Мария Александровна заняла место покойного мужа в иерархии алтайского криминалитета и приобрела определенную известность в преступном мире под прозвищем «Графиня», официально назначенная на воровской сходке «смотрящей», то есть распорядителем «общака» – воровской кассы на Алтае. Отсюда, собственно, и криминальная кличка ее сына Юрия Жданова – «Графенок».

С ранних лет Графиня стала приобщать сына к управлению «общаком», а также к другим делам «организационно-хозяйст­венной» деятельности преступного мира. Именно в период управления Графенка на территории Алтайского края особое развитие получили проституция, сутенерство и игорный бизнес. Кроме того, эпоха «правления» Графенка отмечена экспертами как самая кровавая в истории алтайского криминалитета. Отметим, что и сам Графенок очень скоро стал жертвой развязанного им криминального террора, погибнув от пуль чеченских бандитов в 1992 году.

Ранее, в параграфе 1.2., уже отмечалось, что место и роль личности организатора преступного сообщества в механизме совершения данного преступления необходимо рассматривать в связи со способом и следами преступления, а также предметом преступного посягательства. Это теоретическое положение в полной мере относится и к Графенку.

Сотрудники МВД всегда отмечали невероятную жестокость Жданова по отношению к проституткам, которых за малейшую провинность избивали, а в случае побега иногда даже могли убить. В Графенке каким-то удивительным образом сочетались любовь и глубокое уважение к матери с полным неуважением, презрением, а иногда даже звериной ненавистью к представительницам «древнейшей» профессии. Именно этот криминальный почерк ОПС Графенка (а именно – эта невероятная жестокость по отношению к проституткам), объективированная в следах преступления, позволили правоохранительным органам в 1991 году выйти на банду Жданова, выявив сразу несколько эпизодов его криминальной деятельности, связанных с похищением девушек прямо с железнодорожного вокзала города Барнаула.

По оценкам специалистов, Графенку были присущи такие черты характера, как: расчетливость, пониженный уровень эмоциональности; агрессивность, как устойчивая черта, а не импульсивная и аффективная агрессия, которая свойственна обычным уголовникам. Одной из основных особенностей характера Графенка, очевидно, в силу его молодости, было также необыкновенное чувство гордости за то, что он управлял большим количеством людей для достижения своих, чаще всего, корыстных, целей. Причем высшей наградой Графенка в этом деле управления преступным миром была похвала его матери.

Психологические свойства личности. По типу характера Юрий Жданов являлся экстравертом холерического склада. При жизни у него был отмечен достаточно высокий уровень интеллекта (выше среднего) при наличии оконченного среднего профессионального образования по специальности «токарь». Имел достаточно высокий уровень психической адаптации, позволяющий принимать ему необходимые волевые решения в критических ситуациях. Всегда отличался большой целеустремленностью, решительностью, настойчивостью, выдержкой и самостоятельностью при принятии важных стратегических и тактических решений в деятельности ОПС.

С точки зрения показателей экстраверсии и нейротизма по Айзенку: Графенок при жизни всегда отличался невероятной общительностью и, одновременно, повышенной тревожностью и склонностью к фрустрации. Гипертрофированное чувство тревоги и подозрительности привело Жданова к тому, что в 1991 году он развязал в Алтайском крае жестокие криминальные войны, изрядно «почистив» при этом и собственные ряды. С точки зрения акцентуации характера по системе П.Б. Ганнушкина¹³⁴ и на основании имеющихся данных Графенок, очевидно, являлся гипертимом конституционально-возбудимого типа. То есть, по всем существующим критериям в отечественной уголовно-исполнитель­ной системе Ю. Жданов, безусловно, относился к ярко выраженным психопатическим личностям, которых в медицинских учреждениях пенитенциарной системы России обычно учитывают как «психопатов возбудимого круга». Гипертимы отличаются от других акцентуантов особой неугомонностью, шумливостью, подвижностью психики, невероятной общительностью, а также весьма склонны к переоценке своей личности. ¹³⁵

 

 

Психологический портрет Мутая (Нурахмана Мамырова)

 

После убийства Графенка в 1992 года на внеочередной воровской сходке был назначен новый «смотрящий» Алтая – Мутай (Нурахман Мамыров).

Нурахман Мамыров родился в 1949 году в городе Алма-Аты. Это был поистине беспрецедентный случай, чтобы казах стал «положенцем» в России; тем более, в Сибири, где русские уголовники традиционно являются ярыми националистами. Причина такого «головокружительного» успеха заключалась в том, что Мутай относился к «ворам в законе» старой формации, «коронованным» в полном соответствии с воровскими традициями советских времен. Именно это обстоятельство объясняет тот факт, что Мутаю в течение длительного времени преступным сообществом прощались очень многие грехи: например, употребление наркотиков, что вообще, в принципе, неприемлемо для настоящего «вора в законе». В 2000 году в Барнауле даже ставился вопрос о лишения Мутая статуса «вора» из-за этого его пагубного пристрастия. Тем не менее, несмотря ни на что, Мамыров успешно управлял алтайским ОПС в течение 20 лет. В 2010 году Мамыров был осужден за убийство алтайского «вора в законе» Владимира Якушкина к 7,5 годам лишения свободы, которой ему уже так и не довелось увидеть – 6 июня 2013 года «эпоха» Мутая закончилась навсегда: он скончался в колонии строгого режима в Республике Удмуртия от цирроза печени.

Свой первый срок за грабеж Мутай получил в 15 лет и отбывал в Бийской воспитательно-трудовой колонии в период с 1965–1969 гг. По словам Мутая, его любимым персонажем уже тогда был «крестный отец» дон Корлеоне, которому Мамыров пытался подражать с ранней юности. В 2000 году в своем интервью для передачи «Радио Алтая» Мутай в порыве откровения поведал журналисту, что эта первая судимость в 15 лет практически не оставляла ему, казаху, шанса сделать в СССР карьеру добропорядочного гражданина. И тогда он решил стать первым в уголовном мире.

С самого начала своего появления на Алтае Мутай развил активную деятельность по организации воровского движения в Западной Сибири и на Дальнем Востоке. По его приглашению Алтайский край посетил ряд «воров в законе» из Москвы, Санкт-Петербурга, Кавказа: Тенгиз Сочинский, Паца, Тристан, Вартан, Крест, Джем, Вазго. Во всех городах и районных центрах Алтайского края были назначены «положенцы», ответственные за сбор денег в «воровской общак» и за «подогрев зон». Они должны были контролировать коммерческие предприятия, нарко-игорный бизнес, поставки оружия, подпольные вино-водочные цеха, поставки ГСМ. Систематически оказывалось давление на администрации исправительных учреждений в целях послабления режима отбывания для «отрицательно настроенной» части осужденных.

Так, в январе 1996 года Мутай вместе с группой криминальных авторитетов был задержан правоохранительными органами при попытке оказать давление на администрацию колонии строгого режима УБ-14/8 г. Новоалтайска.

По оценкам специалистов, Мутаю были присущи такие поведенческие черты характера, как: чрезвычайная собранность, расчетливость, пониженный уровень эмоциональности; умение слушать собеседника; подчеркнутая холодность и часто «деланное» спокойствие при принятии ответственных решений; азиатское умение излагать простые мысли с подчеркнуто важным и весьма значительным видом. В качестве черты характера была отмечена также и холодная, расчетливая жестокость: Мутай отдавал приказы на устранение конкурентов, практически не задумываясь – за что, в конце концов, и получил свой последний в жизни срок.

Психологические свойства личности. По типу характера Мутай являлся интровертом меланхолического склада. При жизни у него был отмечен очень высокий уровень интеллекта при наличии оконченного среднего образования (Мутай успешно окончил среднюю школу при Бийской ВТК). В процессе обучения в местах лишения свободы проявил незаурядные математические способности. Имел яркую предпринимательскую жилку, которая позволила ему в 1995 году успешно легализовать значительную часть «общака» через Фонд милосердия на Алтае, а также Фонд помощи осужденным. Мутай всегда отличался достаточно высоким уровнем психической адаптации, позволяющим принимать ему необходимые волевые решения в чрезвычайных ситуациях. Также обладал большой целеустремленностью, решительностью, настойчивостью, выдержкой и самостоятельностью при принятии важных стратегических и тактических решений в деятельности ОПС.

С точки зрения показателей экстраверсии и нейротизма по Айзенку: По оценкам специалистов, Мутай при жизни не отличался особой общительностью, как и все эпилептики, склонные к интроверсии и аутизму. Со слов очевидцев, функции «третейского судьи», которые периодически должен был выполнять «вор в законе», чрезвычайно угнетали и утомляли Мутая.

С точки зрения акцентуации характера по системе П.Б. Ганнушкина и на основании имеющихся данных Мутай, безусловно, являлся эпилептоидом конституционально-депрессивного типа. В течение жизни на Алтае у него было зафиксировано несколько приступов эпилепсии, что усугублялось пристрастием Мамырова к наркотическим веществам. Как и все эпилептоиды, Мутай отдавал дань азартным играм, являясь очень азартным картежником. В этом проявлялась его инстинктивная тяга к обогащению. Кроме того, Мамыров страдал комплексом «скупого рыцаря», когда-то гениально описанным З.Фрейдом в его трудах по психоанализу. О скупости Мутая даже ходили легенды в преступном мире. Будучи абсолютным эпилептоидом, он почти всегда находился в мрачном расположении духа, был крайне осторожен по отношению ко всему незнакомому; привержен к строгим правилам, аккуратности и порядку.

 

 

Психологический портрет Сергея Цапка

 

Сергей Викторович Цапок, печально известный организатор массового убийства в Кущевском районе Краснодарского края, родился 6 апреля 1976 года в станице Кущевская. В отличие от «почивших в бозе» Графенка и Мутая Сергея Цапка можно охарактеризовать как «вора в законе» абсолютно новой формации. Понятно, что никто и никогда не смог бы «короновать» бывшего кандидата социологических наук (по решению суда Цапок лишен данной ученой степени), бывшего районного депутата и члена партии «Единая Россия», заместителя генерального директора ООО «Артекс-Агро» (а бессменным генеральным директором ООО «Артекс-Агро» являлась его мать – Надежда Алексеевна Цапок, осужденная в настоящее время к 3 годам лишения свободы за мошенничество). В голове совершенно не укладывается, как этот преуспевающий во всем молодой человек смог организовать такое жестокое и бессмысленное убийство 12 человек, в том числе 4 детей, с какой-то совершенно безумной маниакальной целью мщения за убийство старшего брата Николая Цапка абсолютно непричастным к этому людям.

Анализ материалов уголовного дела по банде Цапка, объем которого составляет 447 томов, сразу же дает ответ на этот непростой вопрос: почему жители станицы Кущевской называли ОПГ Сергея Цапка «бандой Сумасшедшего». Многие эпизоды, связанные с изнасилованием и убийствами девушек, отказавших во взаимности главарю банды; убийство 4 беззащитных детей в доме фермера Аметова, один из которых – грудной ребенок, опытному криминалисту и судебному психиатру сразу же подскажут, что здесь мы имеем дело, скорее всего, с психопатической личностью, одержимой маниакальной идеей отмщения за смерть старшего брата. Попытаемся разобраться: о какой именно форме психопатии идет речь в данном случае.

Как и в случае с Графенком, Сергей Цапок получил материнское воспитание, так как практически рос без отца. На определенном этапе жизни функцию отца частично стал выполнять старший брат Николай, который являлся для Сергея вторым после матери непререкаемым авторитетом. Мать Сергея, Надежда Цапок, воспитывала своего любимого младшего сына, как самого настоящего принца, ни в чем ему не отказывая и, что называется, «опережая все его желания». Будучи фатально избалованным своей матерью, Цапок с раннего детства привык к тому, что ему практически ни в чем не бывает отказа.

На эту черту характера обратили внимание учителя средней школы, в которой обучался Сергей. Они отмечали интеллект ниже среднего уровня. Кстати, педагоги были весьма удивлены, когда узнали, что Цапок под руководством профессора, доктора социологических наук Ильина В.Г. в 2009 году в Южном федеральном университете (ЮФУ) защитил кандидатскую диссертацию по теме: «Социокультурные особенности образа жизни и ценности современного сельского жителя». По словам учителей, Сергей всегда отличался от других учеников очень плохой памятью и низкой успеваемостью. Зато имел характер упрямый, волевой, быстро раздражающийся. Мог очень сильно ударить девочку, если она в чем-то ему противоречила или поступала вопреки его воле. Всегда был очень капризен, театрален, а поведение и в быту, и в коллективе у Сергея Цапка носило характер постоянной «игры на публику». Он всегда был очень высокомерен, завистлив, злопамятен, взбалмошен, истеричен. Привязанности Цапка были непрочны, а интересы – неглубоки. Главная цель в жизни у Сергея – обратить на себя внимание и в полном объеме реализовать свой «комплекс Наполеона», добившись абсолютной власти над окружающими его людьми. Отсюда и претензии Цапка на безусловное лидерство в организованном им преступном сообществе. Полагаем, что и убийства изнасилованных девушек, и многочисленные убийства фермеров, и убийство членов семьи Аметова, организованные Цапком – это все звенья одной психологической цепи, а именно: попытки реализовать в полном объеме данный «комплекс Наполеона», тянущийся с детства; ощутить и насладиться абсолютной властью над беспомощными людьми.

Приведенные выше оценки учителей станицы Кущевской, на наш взгляд, полностью совпадают с описанием поведения акцентуантов истероидного типа, данным в свое время выдающимся русским психиатром П.Б. Ганнушкиным. Он постоянно обращал внимание ученых на то, что «...во внешнем облике истероидов особенно бросаются в глаза ходульность, театральность и лживость. Им необходимо, чтобы о них говорили, и для достижения этого они не брезгуют никакими средствами. В благоприятной обстановке истероид может и на самом деле «отличиться»: он может произносить блестящие, зажигательные речи, совершать красивые и не требующие длительного напряжения подвиги, часто увлекая за собою толпу; он способен и к актам подлинного самопожертвования, если только убежден, что им любуются и восторгаются. Они легко внушаемы, хотя внушаемость эта обыкновенно избирательная и односторонняя. Своих ошибок истероиды не признают никогда; если что и происходит не так, как бы нужно было, то всегда не по их вине. Чего они совершенно не выносят, так это – равнодушия или пренебрежения, – им они всегда предпочтут неприязнь и даже ненависть. Истероиды очень злопамятны и мстительны».¹³⁶

Как видим, описание указанного психотипа, данное П.Б. Ганнушкиным, полностью совпадают с оценками учителей в школе, где учился Сергей Цапок. По всем признакам и, исходя из материалов уголовного дела, Сергей Цапок, безусловно, является психопатом истероидного типа. Кроме того, об этом же говорит и еще один факт.

По мнению П.Б. Ганнушкина, с которым, на наш взгляд, следует согласиться, одним из ярких признаков истерического поведения является так называемый «суицидальный шантаж» или «псевдосуицид». При этом истерик, как правило, наносит себе неопасные раны в области предплечья или кистей рук, четко фиксируя реакцию окружающих, на которых, собственно, и рассчитан весь этот психопатический концерт.¹³⁷ Именно так оно и произошло 20 сентября 2012 года, когда во время судебного заседания Сергей Цапок демонстративно нанес себе бритвой неглубокие раны в области кистей рук, добившись тем самым переноса судебного заседания на другой день.

По мнению специалистов, запускающей детерминантой для стремительного развития истероидной психопатии у Цапка послужило убийство в 2002 году его старшего брата Николая. После этого подозрительность Сергея достигла своего апогея, а желание во что бы то ни стало отомстить за смерть любимого брата приобрело характер маниакально-депрессивного психоза, который вскоре стал пугать даже членов его ОПС. А поведение Сергея Цапка в доме фермера Аметова, когда он громко и страстно убеждал самого жестокого члена банды Владимира Алексеева по прозвищу «Беспредел» задушить годовалого ребенка, иначе, как истерическим припадком и не назовешь.

Сказанное выше позволяет сделать вывод, что психопатии истероидного типа – наиболее распространенный вид аномалии характера, встречающийся среди лидеров организованного преступного сообщества. Особенно предрасположены к ней экстраверты холерического склада, каким являлись Графенок, Япончик, Джем, Отарик, Сильвестр, Дед Хасан, а также находящийся сейчас под следствием Сергей Цапок. Как отмечал П.Б. Ганнушкин, «...психопатии – это такие аномалии характера, которые определяют весь психический облик индивидуума, накладывает на весь его душевный склад свой властный отпечаток, в течение всей жизни не подвергаются сколько-нибудь резким изменениям, мешают приспосабливаться к окружающей среде».¹³⁸

Поэтому не случайно, что психопаты, всегда испытывавшие определенные сложности в ходе социальной адаптации к нормальной человеческой жизни, выбирают этот опасный и совершенно непредсказуемый путь «воров в законе». Как неоднократно отмечалось в научной литературе, типы акцентуаций характера человека весьма сходны и часто совпадают с типами психопатий.¹³⁹ А это означает, что криминалисту, приступающему к расследованию таких сложных преступлений, связанных с организацией преступного сообщества, необходимо вооружиться, прежде всего, фундаментальными знаниями в области судебной психиатрии и юридической психологии.

 

 

2.3. Учет особенностей личности
организатора преступного сообщества при подготовке
и проведении тактических операций расследования

 

Учение о тактических операциях в криминалистике берет начало с 70-х годов прошлого столетия. Возникнув первоначально как представление о криминалистическом способе борьбы с преступностью, основанном на сочетании тактических приемов, следственных действий, организационно-технических и иных мероприятий, сегодня учение накопило достаточно знаний, чтобы называться частной криминалистической теорией¹⁴⁰.

Понятие «тактические операции», как известно, введено в криминалистический оборот А.В. Дуловым в 1972 году. «Под понятием тактических операций, – пишет он, – понимается проведение группы следственных, оперативно-розыскных, ревизионных действий для решения одной общей задачи»¹⁴¹.

Спустя два года к исследованию криминалистических операций обратился Р.С. Белкин. Его взгляды основывались на том, что «тактические операции» являются средством решения задач расследования, а не его задачами. Он назвал это средство тактическими комбинациями, полагая термин более удачным.

В представлении Р.С. Белкина «тактическая комбинация – это определенное сочетание тактических приемов или следственных действий, преследующее цель решения конкретной задачи расследования и обусловленное этой целью и следственной ситуацией»¹⁴².

В 1976 году с определениями понятия тактических операций выступили Л.Я. Драпкин и В.И. Шиканов.

По определению Л.Я. Драпкина, «тактической операцией является комплекс следственных, оперативно-розыскных, организационно-подготовительных и иных действий, проводимых по единому плану и направленных на решение отдельных промежуточных задач, подчиненных общим целям расследования уголовного дела»¹⁴³.

В.И. Шиканов определяет тактическую операцию как «систему согласованных между собой следственных действий, оперативно-розыскных мероприятий и иных действий, предпринятых в соответствии с требованиями норм Уголовно-процес­суального закона правомочными должностными лицами для выяснения вопросов, входящих в предмет доказывания по расследуемому уголовному делу»¹⁴⁴.

Данное определение, представляется, в большей степени отвечает концепции настоящего исследования и берется нами в качестве исходной методологической основы.

По мнению В.И. Шиканова, с которым следует согласиться, тактическую операцию характеризуют шесть признаков:

1. системная согласованность действий;

2. единый план;

3. регламентированность Уголовно-процессуального закона;

4. решение промежуточных тактических задач;

5. определение содержания задач предметом доказывания;

6. алгоритмичная заданность при решении тактических задач¹⁴⁵.

По сути, речь идет о блочном программировании в методике расследования преступлений отдельного вида. Блочное программирование в методике расследования организации преступного сообщества, по нашему мнению, и есть процесс разработки типовых тактических операций, исходя из складывающихся по делу ситуаций преступления и ситуаций расследования. ¹⁴⁶

Судебно-следственная практика по преступлениям, связанным с организацией преступного сообщества, показывает, что достаточно эффективной и наиболее распространенной тактической операцией по данному виду преступлений является так называемая «калибровка партнера по общению». Данную тактическую операцию достаточно подробно исследовал в своей работе С.Э. Воронин.¹⁴⁷

 

 

А) Тактическая операция
«калибровка партнера по общению»

 

Рассматривая тактическую операцию как систему взаимосвязанных тактических приемов, мы не можем обойти стороной проблему понятия «тактический прием», существующую в криминалистике. Важность вопроса о понятии и сущности тактического приема обусловлена тем положением, которое он занимает в системе раздела криминалистической тактики, соответственно, и в практической деятельности. Тактический прием является основным поисково-познавательным средством в криминалистической деятельности.¹⁴⁸

Рассмотрение проблемы тактического приема в контексте предпринятого нами исследования предполагает постановку двух взаимосвязанных познавательных задач. Первая из них заключается в анализе подходов к пониманию тактического приема на основе выделения (признания) объектов тактического воздействия. Вторая познавательная задача требует выяснения взглядов на существование, помимо тактических приемов исследовательской части следственного действия, также иных тактических приемов, прежде всего тактических приемов подготовки следственного действия, подготовительной (вступительной) части следственного действия (например, ознакомительной беседы при допросе) и тактических приемов заключительной части следственного действия (фиксации его хода и результатов). И в том, и в другом случае определение понятия тактического приема невозможно без уяснения его сущности.¹⁴⁹

В криминалистике, наряду с понятием «прием», используется понятие «метод». Давая определение криминалистических методов, И.М. Лузгин писал, что они представляют собой систему научно обоснованных приемов по обнаружению, исследованию, использованию и оценке доказательств, применяемых в целях установления истины по уголовному делу.¹⁵⁰ Даже беглого взгляда на данное определение достаточно, чтобы понять: автор совершил грубую формально-логическую ошибку, определив понятие «метод» через еще неопределенное понятие «прием».

В.Е. Корноухов определял тактический прием как «оптимальный способ действия следователя или линия его поведения в той или иной ситуации производства следственного действия, связанного с эффективным извлечением информации из следов преступления».¹⁵¹ Данное определение уже хорошо тем, что автор в нем дает четкое указание на связь тактического приема и следственной ситуации. Однако за рамками данного приема, почему-то, оказывается тактический прием оперативного сотрудника, например, агентурный, применяемый в ходе оперативного сопровождения следствия. А мы уже знаем, что такие тактические приемы должны обязательно входить в тактическую операцию расследования, в том числе «калибровки партнера по общению» – особенно по исследуемой нами категории дел.

В.И. Шиканов особенностью тактического приема считал обусловленность его сферой психологического контакта. Он понимает под тактическим приемом «...локальный поведенческий акт, предпринятый в сфере субъект–субъектных отношений с целью определенным образом повлиять на коммуниканта/комму­никантов: изменить его/их психологическую установку, отношение к конкретным социально-значимым ценностям, вызвать те или иные нейрофизиологические реакции».¹⁵² В данном определении В.И. Шиканова, на наш взгляд, отсутствует главное: указание на получение информации, имеющей криминалистическое и доказательственное значение.

Представляется, что наиболее точно сегодня в криминалистике определяет сущность тактического приема А.С. Князьков. По его мнению, тактический прием, будучи способом действия, направленным на решение определенной тактической задачи, представляет собой алгоритм поведения, имеющий определенные параметры, конкретно-содержательное «производительное начало». Таким «производительным началом», по мнению А.С. Князькова, выступает специфическое, с учетом требований Уголовно-процессуального закона, воздействие на различные по своему характеру и состоянию объекты.¹⁵³

Уточняя приведенное выше определение А.С. Князькова, полагаем, что под тактическим приемом в криминалистике следует понимать алгоритм поисково-познавательных действий в уголовном судопроизводстве, направленных на собирание доказательственной и ориентирующей информации по делу. Данное определение, по сути, позволяет рассматривать в качестве тактического приема любые действия, имеющие поисково-познава­тельную направленность. А значит, наряду со следственным действием, в качестве тактического приема возможно рассматривать и оперативно-розыскные мероприятия, которые, по нашему мнению, также следует включать в тактическую операцию «калибровка партнера по общению».

В расследовании преступлений, связанных с организацией преступного сообщества, полагаем, главным тактическим приемом в предлагаемой нами тактической операции «калибровка партнера по общению» является допрос и очень близкое к нему по своей гносеологической природе оперативно-розыскное мероприятие – «оперативный опрос». Рассмотрим особенности проведения данного тактического приема с учетом специфики личности организатора ОПС, показанной в параграфе 2.2. настоящего исследования. Это – первый этап тактической операции «калибровка партнера по общению», применяемой в расследовании данного вида преступлений.

Итак, как мы уже отмечали ранее, учитывая высокий процент психопатий среди лидеров организованных преступных групп, криминалисту перед началом допроса «вора в законе» или «положенца» необходимо вооружиться фундаментальными знаниями в области судебной психиатрии.

Данные современной психиатрии свидетельствуют о взаимосвязи пато-характерологических реакций и акцентуаций характера у преступников.¹⁵⁴

 

	Форма реакции
Тип акцентуации	Актив. протеста	Пассив. протеста	Суицид. тенденции	Другие	Всего
	абс.	%	абс.	%	абс.	%	абс.	%	абс.	%
Астенический	-	-	1	0,34	-	-	-	-	1	0,34
Психастенич.	-	-	1	0,34	-	-	-	-	1	0,34
Сенситивный	-	-	-	-	1	0,34	-	-	1	0,34
Истерический	41	1,35	21	0,67	10	3,37	-	-	16	5,39
Шизоидный	-	-	1	0,34	1	0,34	-	-	2	0,67
Возбудимый	1	0,34	-	-	-	-	-	-	1	0,34
Гипертимный	2	0,67	-	-	1	0,34	1	0,34	4	1,35
Эпилептоидный	3	1,01	1	0,34	1	0,34	-	-	5	1,68
Неустойчивый	2	0,67	2	0,67	-	-	-	-	4	1,35
Лабильный	-	-	-	-	2	0,67	-	-	2	0,67
Амальгамный	-	-	1	0,34	-	-	-	-	1	0,34
ВСЕГО	12	4,04	9	3,03	16	5,39	1	0,34	38	12,79

 

Среди обследованных известным российским ученым-психиатром М.И. Рыбалко психопатов «возбудимого круга» патохарактерологические реакции в форме суицидальных тенденций наблюдались в 16 случая; (5,39 %), активного протеста – в 12 случаях (4,04 %) и пассивного протеста – в 9 случаях (3,03 %). Среди отдельных типов акцентуаций характера у обвиняемых с патохарактерологическими реакциями и девиантным поведением доминировал истерический – 16 случаев (5,39 %), затем следовали эпилептоидный – 5 (1,68 %), гипертимный – 4 (1,35 %) и неустойчивый – 4 (1,35 %). Определялась зависимость между патохарактерологический реакцией в форме суицидальных тенденций и акцентуаций характера истерического типа. У подростков с эпилептоидными, гипертимными, неустойчивыми и возбудимыми акцентуациями характера преимущественно имели место реакции активного протеста, а у обвиняемых с акцентуациями характера тормозимого типа (астенического, психастенического) – пассивного протеста. Реакции в форме суицидальных тенденций, помимо истерической акцентуации, встречались при лабильном, сенситивном, шизоидном, эпилептоидном и гипертимном типах акцентуаций. Следовательно, патохарактерологические реакции в количественном и качественном отношении зависят от типа акцентуации характера, что вполне можно использовать в криминалистической прогностике, например, как в нашем случае, при производстве допроса.¹⁵⁵

Так, при допросе гипертимов следователь должен иметь в виду, что они, как правило, «...имеют несколько приподнятое настроение и брызжущую» энергию. Иногда злятся, когда окружающие мешают ее реализовать. С ранних лет гипертимы стремятся к самостоятельности и независимости. Плохо справляются с работой, требующей усидчивости, аккуратности и кропотливого труда. Часто болтливы, поверхностны. Любят жизнь, без особого труда преодолевают грусть, недостаточно управляют своей психической активностью. Плохо переносят ситуации, требующие терпения.¹⁵⁶

Последнее свойство психики гипертима, на наш взгляд, особенно проявляется при избрании в отношении него меры пресечения в виде заключения под стражу, т.к. ограничение свободы гипертимик переживает особенно болезненно. В условиях допроса возможна протестная реакция гипертима, которая, чаще всего, по данному виду преступлений проявляется в полном отказе от дачи показаний. Не следует забывать при этом, что любая помощь правоохранительным органам и без того является «табу» для «вора в законе» или «положенца».

Большую осторожность при выборе тактики допроса необходимо проявлять в работе с эпилептоидным (инертно-импуль­сивным) типом акцентуантов. Психопаты данного типа инертны, тугоподвижны, в ярости представляют опасность для общества. Акцентуанты данного типа не любят, когда им «лезут в душу», всем своим поведением подчеркивают свои бойцовские качества, в том числе свою нервность, вспыльчивость, несдержанность. Постоянно готовы к нападению, как способу защиты. Повышено подозрительны, завистливы, склонны впадать во фрустрацию; проявляют некоммуникабельность при стремлении доминировать над окружающими. Необходимо иметь в виду, что для эпилептоидов присущи как экстрапунитивные реакции (реакции, направленные вовне), которые «...подразумевают разряд аффекта путем агрессии на окружающих – нападение на обидчиков или «вымещение злобы» на случайных лицах или попавших под руку объектах, так и имунитивные реакции (направленные вовнутрь), которые проявляются в бегстве из аффектогенной ситуации любым другим способом, включая реальный суицид».¹⁵⁷

При допросе психопата эпилептоидного типа акцентуации следователь может столкнуться и с т.н. «маскировочной» депрессией.

«Маскировочные» депрессии «...часто проявляются психопатоподобными нарушениями, нередко являясь основой мотивации при совершении преступлений. Депрессивные проявления у эпилептоидов участвуют в формировании аномальной структуры личности в виде постреактивного, патохарактерологического и невротического развития личности. Общими чертами психогенных депрессий у преступников являются преимущественно невротический уровень проявлений. По мнению психиатров, наличие депрессивного аффекта в структуре психопатоподобных расстройств является обязательным критерием отнесения девиантного поведения к психопатоподобным эквивалентам депрессии. При этом в рамках «маскировочной» депрессии следует рассматривать у обвиняемых невротическую депрессию с агрессивным поведением по типу внезапных «вспышек», направленных не ближайшее социальное окружение».¹⁵⁸

Вот почему при допросе таких акцентуантов нельзя демонстрировать осуждение их преступного поведения в связи с болезненным»' чувством собственного достоинства эпилептоида. Решающим фактором для установления психологического контакта с таким субъектом, на наш взгляд, будет являться именно демонстрация понимания следователем внутренней мотивировки поведения допрашиваемого.¹⁵⁹

Этот «...внеинтеллектуальный» фактор в 20-х годах нашего столетия был назван швейцарским психиатром Э. Блейлером «синтонией». Человеку, как известно, свойственно стремление к «эмоциональному созвучию» с другим человеком. При этом человек пытается перенести свой образ мыслей и чувств на мир того, с кем он стремится установить эмоциональный контакт».¹⁶⁰

Сразу уточним, что отсутствие рефлексивного мышления и знаний в области психиатрии у следователя, на наш взгляд, сделают эти попытки абсолютно безуспешными.

При допросе психопатов истероидного (демонстративного) типа следователю необходимо обратить внимание на то, что «главными особенностями психики таких акцентуантов являются: 1) стремление во что бы ни стало обратить на себя внимание окружающих и 2) отсутствие объективной правды как по отношению к другим, так и к самому себе. Во внешнем облике большинства представителей группы особенно обращают на себя внимание ходульность, театральность и лживость»¹⁶¹, о чем мы уже говорили в параграфе 2.2. настоящего исследования.

Очень часто в качестве свойства психики истероида психиатры называют т.н. «психический инфантилизм», под которым понимается «... клинический синдром, часто встречающийся у преступников и включающийся в группу пограничных нервно-психических расстройств. Психический инфантилизм очень часто связан у истероидов с т.н. «гедонистическими» переживаниями обвиняемых, которые в отличие от реалистических оценок сложившейся следственной ситуации «...игнорируют свершившийся очевидный факт (например, доказанности участия обвиняемого в преступлении), внутренне искажают и отрицают его, формируют и поддерживают у субъекта иллюзию благополучия и сохранности нарушенного содержания жизни».¹⁶² Это заставляет следователя в конкретной следственной ситуации прибегать к более гибкой тактике допроса с использованием собранных ранее доказательств.

При допросе психопата истероидного типа следователь может ожидать от допрашиваемого две формы реагирования: экспрессивную и импрессивную. Для первой формы характерна «...склонность к бурному, яркому выражению чувств, повышенная требовательность, тяга к самопоказу, «игра на публику», неискренность и высокомерие, упорство в отстаивании узкоэгоистических интересов, вычурность, крикливость, капризность. При второй форме реагирования наблюдается избыточная впечатлительность, ранимость, обидчивость.»¹⁶³

При первой форме реагирования акцентуанта данного типа на изменение следственной ситуации допроса не в его пользу речь, как правило, идет о так называемом «психопатической концерте», который проявляется в демонстративном поведении, «псевдосуицидах», «суицидальном шантаже». Способы при этом избираются либо безопасные (порезы вен на предплечье), либо рассчитанные на то, что серьезная попытка будет предупреждена окружающими».¹⁶⁴

Чтобы ситуация допроса не переросла в следственную ситуацию организационно-неупорядоченного типа, допрашиваемый не должен получить от следователя ожидаемой реакции на «психопатический концерт». Поэтому следователь должен вести себя в такой ситуации подчеркнуто официально, исключительно бесстрастно. Наблюдения за поведением истероидов показывают, что «...во время своих психопатических концертов они чутко наблюдают за реакцией окружающих и почти никогда не причиняют большого вреда себе. Следует, однако, иметь в виду, что поведение истероидов в период буйства может иметь и более тяжкие последствия, ибо они довольно хорошо контролируют направленность своего поведения, но гораздо хуже – ее интенсивность».¹⁶⁵

Однако умение установить психологический контакт с доп­рашиваемым, имеющим различные формы психопатии – это лишь первый этап тактической операции «калибровка партнера по общению».

Второй этап «калибровки» – это углубление психологического контакта, основываясь на эмпатических (то есть самых глубоких методах проникновения в сознание партнера по общению) методах рефлексии. Отметим, что и сам процесс установления психологического контакта с лидером ОПС проходит в несколько этапов:

1. Прогнозирование общения и процесса установления психологического контакта.

2. Создание внешних условий, облегчающих установление контакта.

3. Проявление внешних коммуникативных свойств в начале зрительного контакта.

4. Изучение психического состояния, отношения субъекта к начавшемуся общению.

5. Действия по ликвидации помех в общении.

6. Возбуждение интереса к развитию действия во время предстоящего общения.

Здесь существенную тактико-психологическую помощь нам может оказать оперативный опрос – гласное оперативно-розыскное мероприятие, также, как и допрос, основанное на вербальных методах получения информации.

Основные приемы получения интересующей информации в ходе оперативного опроса.

Исходя из общих теоретических положений и практического опыта, выработанного человечеством, можно выделить два основных способа получения необходимой информации в ходе оперативного опроса:

1) побуждение субъекта к непроизвольным высказываниям фактов, представляющих интерес для сотрудников.

2) побуждение интересующего лица к непроизвольным физическим и экспрессивным действиям, содержащим соответствующую информацию.

Внутри названных способов можно выделить ряд конкретных приемов, с помощью которых и осуществляется получение необходимой правоохранительным органам информации:

1. Приемы получения информации путем побуждения субъекта к непроизвольным высказываниям фактов, представляющих интерес для сотрудников, в частности, демонстрация конкретных предметов, оживляющих в памяти заинтересованного лица соответствующие образы и побуждающих его к непроизвольным высказываниям.

Например, чтобы выяснить, знакомо ли интересующее лицо с фотографией, сотрудник берет с собой какие-либо фотопринадлежности (фотоаппарат, фотобумагу, пленку), которые объективно могут послужить к определенным высказываниям, да и разговору в целом. А для того, например, чтобы выяснить некоторые стороны жизни интересующего лица, можно использовать соответствующие альбомы по назначению, в частности, для завязывания разговора на политическую тему – газету, журнал.

В качестве конкретных предметов, побуждающих заинтересованное лицо к непроизвольным высказываниям, могут быть использованы личные вещи этого лица (предметы туалета, книги и т. д.); предметы, принадлежащие близким связям этого лица; иные предметы, доступные для восприятия.

Наличие таких конкретных предметов дает двойной психологический результат. С одной стороны, альбом с фотографиями, например, воспроизводит в памяти интересующего оперативное подразделение лица хранящиеся там образы прошлого, а с другой – побуждает к конкретным высказываниям. Разумеется, оживление в памяти образов прошлого – процесс достаточно осознанный. Что же касается высказываний, то они, как правило, непреднамеренны, в том смысле, что лицо, интересующее нас, рассказывая о своей жизни, не осознает, что тем самым оно сообщает нужную сотруднику информацию.¹⁶⁶

Необходимые условия для успешного применения этого приема:

1) предмет, избранный для демонстрации, должен ассоциироваться с предметом, который бы воскресил в памяти интересующего лица события, подлежащие уяснению;

2) демонстрация должна быть всегда естественной и оправдываться конкретной ситуацией;

3) действия и поступки сотрудника при демонстрации предмета должны быть экспрессивно обоснованы.¹⁶⁷

Важно отметить, что побуждение к непроизвольному высказыванию при демонстрации предметов достигает своей конкретной цели только если интересующее лицо не осознает, что данный предмет служит поводом для высказывания.

2. Использование смежной темы разговора.

Этот прием дает возможность вести целенаправленную беседу, не прибегая к прямой постановке вопросов. Используемая тема оживляет ряд образов в памяти человека, неизбежно захватывая в свою орбиту и образы из области «запретной», т.е. известной только ему информации. Здесь следует учитывать не перечень возможностей, а сам способ «ставить тему», то есть умение наводящими вопросами подвести к нужному разговору и получить на них ответ. Переключение на смежную тему может осуществляться с помощью самых различных нейтральных вопросов, высказываний.

Пример (начало разговора доверенного лица с матерью разыскиваемого преступника):

– Мария Ивановна, очень прошу извинить за опоздание, – сказала она (доверенное лицо), тяжело дыша.

– А я вас уже давно жду. Видимо, опять собрание было?

– Нет! Вы знаете, кого я встретила? Валентину Николаевну... Помните?

– Как же, как же!.. Что-то она ко мне уже не заходит...

– Ей очень некогда. Понимаете, в больницу привезли оборудование... У них теперь своя лаборатория будет...

– Вот как?

Мать разыскиваемого помолчала и затем добавила:

– А как хотел этого мой Виктор! Ночами не спал...

Сотрудник и доверенная знали, что разыскиваемый, в прошлом врач больницы, настойчиво добивался организации такой лаборатории, о чем постоянно говорил с матерью. Именно это обстоятельство и было выбрано в качестве смежной темы для разговора доверенной о разыскиваемом. В итоге мать долго рассказывала о своем сыне и сообщила часть данных о его личности и образе жизни, которые вообще не были до этого известны правоохранительным органам.

В данном случае получение информации осуществлялось путем использования смежной темы, которая оживляла в памяти интересующего нас лица соответствующие представления и побуждала его к непроизвольным высказываниям.

Сущность этого явления заключается в том, что практически одинаковые реакции возникают у человека на все слова, которые сходны по смыслу, то есть относятся к одной логической группе и почти не зависят от их звучания или написания.

Основные условия успешного применения данного приема состоят в следующем:

1) тема разговора, используемая в качестве смежной, должна быть известна интересующему нас лицу и иметь для него определенную личностную значимость и ценность;

2) смежная тема должна логически вытекать из конкретной ситуации;

3) действия и поступки лица, осуществляющего получение информации, должны быть психологически обоснованными и экспрессивно подтвержденными, то есть соответствовать профессиональным и индивидуальным особенностям личности.

Методические условия использования данного приема:

1) смежная тема не должна быть слишком близка к основному вопросу, подлежащему выведыванию, так как в противном случае она приобретает характер плохо замаскированного прямого вопроса;

2) тема не должна быть и слишком отдалена от основного выясняемого вопроса, ибо это вызывает в памяти массу других образов и ведет к высказываниям, которые не содержат в себе интересующей информации.

Таким образом, использование смежной темы разговора для получения важной сотрудника информации состоит в том, чтобы оживить впечатления, хранящиеся в памяти у интересующего нас лица, замаскировать действительное значение смежной темы и в результате побудить его непреднамеренно передать соответствующую информацию.

3. Использование чувства значимости конкретной личности.

Люди, как правило, стараются сохранить чувство собственного достоинства и повысить свою значимость в глазах окружающих. Затронув это чувство, можно добиться того, что человек, защищая свой престиж, выскажется по вопросу, представляющему интерес для сотрудника. В целенаправленных беседах можно использовать стремление человека во что бы то ни стало защитить свою точку зрения, не уронив своего достоинства в глазах окружающих. При этом следует учитывать сложившиеся с заинтересованным лицом взаимоотношения. В частности, представляющее интерес для правоохранительного органа лицо может считать сотрудника или другом, или зависимым лицом. Вследствие того, как это лицо относится к сотруднику, создаются определенные предпосылки для получения информации. К таким предпосылкам относятся следующие:

а) стремление собеседника искренне и бескорыстно помочь партнеру. Это стремление выражается обычно в попытках дать конкретный совет, переубедить и т. д.;

б) чувство благодарности, испытываемое в ответ на действия и высказывания партнера. Поэтому собеседник может сообщить интересующую нас информацию, рассматривая свои действия как своеобразное возвращение «долга»;

в) желание удивить оппонента, вызвать у него растерянность. Этот фактор ярко проявляется в процессе спора, затрагивающего интересы обоих собеседников;

г) потребность получить отклик собеседника на свои высказывания. Данный фактор имеет особое значение, когда партнер пользуется авторитетом у собеседника. В этом случае, рассказывая что-либо, человек особенно желает получить совет или одобрительный отклик.

В зависимости от конкретных предпосылок могут применяться различные приемы: обращение к чувству собственного достоинства, проявление равнодушия, «игра» на чувстве собственного достоинства собеседника, проявление участия и т.д. Рассмотрим некоторые из таких приемов:

4. Обращение к чувству собственного достоинства.

Этот прием предполагает похвалу, лесть, подчеркнутое выражение уважения, большой заинтересованности и внимания по отношению к собеседнику. Прием особенно эффективен при общении с тщеславными и честолюбивыми людьми. Обращение к чувству собственного достоинства позволяет установить с такими людьми тесные отношения и способствует проявлению искренности с их стороны.

Условия успешного применения данного приема:

– перед похвалой следует сделать комплимент, относящийся к конкретному событию;

– при обращении с похвалой следует принять соответствующее выражение лица и позу;

– подчеркивать достоинства интересующего лица лучше, сравнивая его с оппонентами. При этом следует помнить, что все хорошо в меру.

5. Проявление равнодушия.

Этот прием применяется, когда у собеседника наблюдается большое желание обсудить сведения, которыми он располагает, затронуть в разговоре известную лишь только ему новость, которой он придает большое значение. Проявление безразличия к важной с точки зрения собеседника информации, пренебрежение ею задевают его самолюбие и тем самым стимулируют к высказыванию дополнительных данных, подчеркивающих значимость этой информации.

Условия, необходимые для успешного применения данного приема:

1) нужно вовремя почувствовать, что интересующее лицо переполнено сведениями. Это, безусловно, заметно по его поведению: он бросает частые взгляды в сторону лица, которому хочет что-то сказать, не может спокойно сидеть на одном месте, начинает усиленно жестикулировать и показывать, что владеет информацией;

2) нельзя в это время навязывать свою тему разговора;

3) проявление равнодушия со стороны оперативного сотрудника может побудить это лицо к высказыванию лишь в условиях доверительности. Это фиксируется по стремлению лица уединиться с сотрудником. При отсутствии доверительности равнодушное отношение сотрудника к этому лицу не вызовет у него ответных реакций подобного рода.

6. Использование эмоционального стресса.

Под эмоциональным стрессом в данном случае понимается состояние психического напряжения. В таком состоянии у человека ослабевает контроль за своим поведением и высказываниями. Различают несколько этапов развития такого состояния. Эмоциональный стресс возникает в результате какого-либо резкого и сильного воздействия на человека, возбуждающего его психику и нарушающего нормальную ориентировку в окружающей обстановке. Основной этап – период бурных переживаний, плохо контролируемых действий и речевых реакций. И заканчивается эмоциональный стресс постепенным переходом к спокойствию.

Ввести интересующее лицо в состояние эмоционального стресса можно несколькими способами:

– задав неожиданный вопрос;

– сделав неточное или ложное заявление;

– сообщив якобы важные сведения;

– показав свою осведомленность в чем-либо.

Разберем эти способы подробнее:

– постановка неожиданного вопроса.

Путем постановки неожиданного вопроса можно привести интересующее нас лицо в замешательство либо уличить его в чем-то, например в обмане. В первом случае это лицо может не осознавать намерений собеседника, во втором – эти намерения им осознаются.

Условия для успешного применения этого приема:

1) неожиданный вопрос не должен быть связан с темой настоящего разговора;

2) этот вопрос должен касаться интимных проблем или секретов;

3) содержание вопроса должно быть четким и конкретным;

4) если поставлена задача разоблачить или уличить собеседника, то неожиданный вопрос должен поставить интересующее лицо в тупик;

5) если же нужно привести его в замешательство, то надо предусмотреть для этого лица пути выхода из этого положения.¹⁶⁸

Неточное или ложное заявление.

Намеренно делая ложное заявление или неверно высказываясь по какому-либо вопросу, мы рассчитываем на то, что собеседник захочет уточнить или дополнить наше высказывание. Особенно эффективен этот прием при общении с эмоциональными и импульсивными натурами, которых искажение фактов легко выводит из равновесия. Не менее эффективен этот прием и по отношению к людям с высокой самооценкой, считающим себя знатоками или большими эрудитами.

Условия успешного применения данного приема:

1) неточное или ложное заявление должно касаться сферы идей, которые волнуют интересующее лицо в данный момент;

2) такое действие должно создавать у интересующего лица определенное затруднение в виде борьбы мотивов: сказать – не сказать и т. д.;

3) используя этот прием, следует убедить собеседника в искренности своего поведения.

Основное правило применения приема: информация должна быть очерчена в основном правильно, искаженными могут быть лишь отдельные конкретные детали нашей информации.

Сообщение «важных» сведений.

Использование сведений, которые могут изменить настроение человека, помогает направить беседу в нужное русло и получить интересующую сотрудника информацию.

Условия, необходимые для успешного применения данного приема:

 

1) при подборе «важных» сведений необходимо учитывать доминирующие потребности человека и его индивидуально-психологические особенности;

2) необходимо находиться с интересующим лицом в состоянии доверительности;

3) источник информации должен обладать в глазах интересующего лица уважением и авторитетом.

Показ осведомленности.

Этот прием используется, когда уже известны некоторые детали вопроса и событий и необходимо получить дополнительную информацию. Умелое оперирование даже немногими известными деталями может создать у лица впечатление полной информированности собеседника и побудить его к взаимности и откровенности.

7. Подбрасывание ложных доказательств.

Давно известно, что человек гораздо больше доверяет идеям, возникающим в его собственной голове, нежели тем, которые преподносят ему другие люди. Поэтому опытные в профессиональном плане оперативники по возможности стараются избегать прямого давления на объект, предпочитая косвенное воздействие на его образ мыслей. Для этого они как бы ненароком подбрасывают ему определенную информацию, выводы из которой он должен сделать сам.

Искусство получения информации состоит как раз в том, что при грамотной подаче определенных фактов объект нашего интереса должен сделать и донести до слушающего именно те однозначные выводы, на которые и рассчитывает оперативный сотрудник.¹⁶⁹

8. Создание образа «простака».

Суть этого приема заключается в том, что оперативный сотрудник, нарочито принижая собственные умственные способности, старается создать у объекта ощущение интеллектуального превосходства. В результате объект теряет бдительность, так как не ожидает какого-либо подвоха от «простака», с которым он общается. На самом деле простаком оказывается объект. Отметим, что это лишь небольшая часть приемов, которая может быть использована в рамках оперативного опроса на втором этапе тактической операции «калибровка партнера по общению».

Третьим этапом тактической операции «калибровка партнера по общению» является распознавание ложных показаний организатора преступного сообщества.

Полагаем, наиболее эффективным способом распознавания ложных показаний допрашиваемого является использование логических приемов допроса. К таким приемам относятся, в частности, т.н. «сократовский метод», метод дробления и ступенчатый метод.

«Сократовский метод» заключается в том, чтобы в ходе дискуссии отодвигать доказательство основного пункта как можно дальше, подведя к нему оппонента медленное незаметно».¹⁷⁰ Этот прием сам Сократ называл «методом повивальной бабки», «...потому что он, как повитуха, помогает родиться истине. В споре Сократ предоставлял собеседнику высказать и тем самым еще раз утвердить свое убеждение. После он высказывался таким образом, что делал сомнительными утверждения противника».¹⁷¹

«Сократовский метод» нашел применение в судебно-следственной практике как тактический прием допроса – «допущение легенды», суть которого в том, что «...фиксируя все противоречия в самой легенде и ее противоречия с другими доказательствами, следователь аргументирование опровергает показания допрашиваемого, заставляя говорить правду».¹⁷²

«Сократовский метод» в следственной тактике, как правило, используется в паре с методом дробления, который применяется для демонстрации несостоятельности аргументов допрашиваемого. Для этого следователь условно разбивает показания обвиняемого на отдельные части и анализирует их. Таким образом, легче найти противоречия и другие логические погрешности, позволяющие распознать ложные показания.

Метод Сократа необходимо отграничивать от так называемого ступенчатого метода, суть которого сводится к прохождению всех ступеней доказывания с таким расчетом, чтобы посредством маленьких доказательств прийти к большому выводу. При данном приеме допроса вопросы ставятся следователем в такой последовательности, чтобы допрашиваемый мог вспомнить сначала предыдущие факты, а затем последующие вплоть до факта, интересующего следствие. Данный прием допроса может рассматриваться как средство мнемической помощи, с помощью которого следователь активизирует память допрашиваемого. Если метод Сократа, как правило, используется в конфликтных следственных ситуациях, когда «...вопрос должен быть сформулирован и поставлен так, чтобы допрашиваемый не смог извлечь из него никакой информации для своего ответа и вынужден был черпать материал только из своей памяти»¹⁷³, то ступенчатый метод – для активизации памяти добросовестного свидетеля.

В криминалистической литературе для распознания ложных показаний предлагается использовать и другие приемы: например, «...ложная осведомленность следователя», а также средства психического воздействия на снятие напряженности – замедление темпа, перерыв в допросе и т.д.¹⁷⁴ Применение названных методов может быть эффективным лишь в том случае, если будут применяться следователем адекватно сложившейся ситуации допроса.

 

 

Б) Пределы допустимости тактического приема

 

Вопрос о критерии допустимости тактического приема является в криминалистической науке наиболее сложным. Вызвано это не только особенностью указанного феномена, но и тесным переплетением этичности и законности в уголовном судопроизводстве. Весьма спорным представляется суждение отдельных авторов о том, что оценка тактического приема лишь неэтичным не влечет признания полученных доказательств недопустимыми.¹⁷⁵ Такой подход, на наш взгляд, полностью идет вразрез с положением о тактическом приеме как системном образовании, предполагающем наличие определенного числа элементов и структурных связей между ними.

Наиболее часто разделение признаков тактических приемов основывается на выделении критерия их допустимости, причем у разных авторов содержание данного критерия, его доктринальное и практическое назначение являются различными.¹⁷⁶

Так, А.Г. Филиппов, говоря о совокупности требований, которым должны удовлетворять тактические приемы, выделяет, наряду с научной обоснованностью, целесообразностью, эффективностью, экономичностью, простотой и доступностью, еще одно требование, которое он называет «допустимость тактического приема», понимая под ним правомерность приема с точки зрения законодательства и морально-этических норм.¹⁷⁷

Иногда в работах отдельных авторов осуществляется, по сути, простая замена термина «признаки тактического приема» на термин «критерии допустимости тактического приема»; при этом отмечается, что законность и направленность на достижение истины являются обязательными критериями, а научная обоснованность и этичность могут выполнять неодинаковую роль. Это логически ведет к употреблению понятия «недопустимые тактические приемы».¹⁷⁸

Криминалистике хорошо известны такие недопустимые с нравственно- психологической точки зрения тактические приемы. Например, при производстве допроса следователь не может применять средства, связанные с воздействием на психическую сферу человека. Такие тактические приемы достаточно хорошо описаны в криминалистической литературе. К ним относятся:

1. Давление – воздействие на эмоциональную сферу допрашиваемого.

2. Шельмование – попытка следователя опорочить, принизить, а иногда и прямо оскорбить допрашиваемого.

3. Апелляция к чувствам, унижающим и оскорбляющим человеческое достоинство.

4. Наводящие вопросы.

5. Обман, введение в заблуждение.

6. Открытая психологическая война между следователем и допрашиваемым.

Можно с уверенностью утверждать, что здесь, в криминалистической тактике, с пределами нравственной допустимости тактических приемов все более-менее понятно и достаточно определено. Гораздо сложнее дело обстоит с другим тактическим приемом, также входящим в тактическую операцию и активно используемым в расследовании преступлений, предусмотренных ст.210 УК РФ – агентурным методом. Полагаем, без применения указанного тактического приема раскрытие и расследование преступлений, связанных с организацией преступного сообщества, вообще невозможны. Проанализируем данный тактический прием с точки зрения гносеологии и его нравственной допустимости.

 

 

Агентурный метод как тактический прием

 

Впервые мысль о необходимости исследовать в сфере оперативно-розыскной деятельности (далее по тексту ОРД), кроме правовых, нравственные отношения была высказана известным российским ученым в области ОРД Д.В. Гребельским в 1967 г.¹⁷⁹

Несколько абстрактная постановка вопроса привела ряд читателей и ученых к суждению о том, будто при такой постановке проблемы выражается сомнение в этичности ОРД вообще. Возможность такой трактовки вызвала категорическое несогласие видного теоретика ОРД А.Г. Лекаря, который в острополемической форме указал, что если отдельные недостаточно опытные или неквалифицированные оперативники и допускают неэтичные действия, то это совершенно не означает наличие неэтичности и аморализма в самой ОРД. В целом, по мнению А.Г. Лекаря, во-первых, этические принципы ОРД ввиду очевидности и недвусмысленности их формулировки в законе проблемы (в смысле сомнений в этичности) не составляют; во-вторых, возникающие в ОРД своеобразные нравственные отношения между оперативниками и агентурой, между самими оперативниками, между ними и разрабатываемыми по делам оперативного учета лицами непременно должны быть предметом исследования¹⁸⁰.

В теории оперативно-розыскной деятельности достаточно подробно рассмотрены моральные основы ОРД применительно к типичным, классифицированным по ряду оснований ситуациям ОРД, а также разработке научно обоснованных рекомендаций по решению различных оперативно-розыскных задач при наличии условий, определяющих состояние моральной крайней необходимости, взятой не в уголовно-правовом, а в этическом ее значении. По их мнению, она не является «привилегией» только ОРД; она встречается и в других видах деятельности, например, во врачебной.

Так, одним из принципов работы врача является правдивость. Дезинформация в устах врача отнюдь не относится к универсальным способам его деятельности. Но есть ситуации, при которых врачебная этика не только разрешает, но и предписывает врачу оберегать тяжелобольного от жестокой правды, более того – сообщать ему сведения, не соответствующие действительности. Иными словами, из двух возможных зол выбирается меньшее, коллизия обязанностей разрешается путем исполнения той из них, которая при сложившейся обстановке является, с точки зрения морали, более предпочтительной. Это и есть состояние моральной крайней необходимости. И было бы напрасной тратой времени пытаться найти правовые регуляторы поведения участников такого роды «тонких» отношений. Единственным мерилом дозволенности поступков здесь являются нормы морали. Вот и в оперативно-розыскной работе такие приемы, как введение в заблуждение, дезинформация разрабатываемых, их близких связей, отнюдь не являются универсальными средствами решения оперативных задач и применимы далеко не в каждой ситуации¹⁸¹.

Гегель по этому поводу писал, что суды, воины не только имеют право убивать людей, но это их долг, однако при этом точно определено, по отношению к какому типу людей и при каких обстоятельствах это дозволено и является долгом.¹⁸²

Как известно, содержанием оперативно-розыскной деятельности является разведка и контрразведка. Понять духовно-нравс­твенное содержание ОРД без раскрытия этих категорий невозможно.

Разведывательная и контрразведывательная деятельность известна человечеству с библейских времен и воспринимается людьми как необходимая часть жизнедеятельности общества и государства.

Более того, разведка и контрразведка являются социально одобряемыми видами человеческой деятельности.

Так, проведенные нами социологические опросы различных групп и слоев населения Дальнего Востока показывают, что около 85 % респондентов считают, что «в разведке все методы хороши» и «цель оправдывает средства». Около 13 % опрошенных негативно относятся к работе «рыцарей плаща и кинжала», и лишь 2 % респондентов проявили безразличие в вопросах оценки нравственности в разведывательной и контрразведывательной деятельности.¹⁸³

Примерно такие же результаты социологических опросов получены по оценке роли дезинформации в оперативно-розыскной деятельности. По мнению большинства опрошенных (91 %), дезинформация является вполне допустимым нравственным приемом выведывания оперативной информации. Указанные респонденты считают, что дезинформация жизненно необходима в ОРД, в которой столь развито игровое начало и которая представляет собой творческую деятельность, не терпящую шаблона.

Что же такое дезинформация – безнравственный обман или тонкий психологический прием получения оперативно значимой информации? В теории ОРД под намеренной дезинформацией понимают как заведомую ложь, так и утонченную полуправду, исподволь подталкивающую воспринимающих к ложным суждениям. Наиболее распространенными приемами здесь являются:

– прямое сокрытие фактов;

– тенденциозный подбор данных;

– нарушение логических и временных связей между событиями;

– подача правды в таком контексте (добавлением ложного факта или намека), чтобы она воспринималась как ложь;

– изложение важнейших данных на ярком фоне отвлекающих внимание сведений;

– смешивание разнородных мнений и фактов;

– сообщение информации такими словами, которые можно истолковать по-разному;

– неупоминание ключевых деталей факта.¹⁸⁴

Проблема искаженной информации и дезинформации в теории ОРД актуализирует проблему ее восприятия и оценки оперативным работником.

Оценка оперативно-розыскной информации связана с мыслительной деятельностью оперработника, направленной на формирование определенного вывода. Его вывод представляет собой обоснованное полученными данными логическое умозаключение о наличии в определенном действии признаков преступления и причастности к нему определенных лиц.¹⁸⁵

В теории ОРД в связи с этим разработаны достаточно четкие рекомендации по распознанию ложной оперативно-розыскной информации. В частности, предлагается:

– различать факты и мнения;

– понять, способен ли информатор по своему положению иметь доступ к соответствующим фактам;

– учитывать субъективные (самомнение, фантазию) характеристики источника и его предполагаемое отношение к выдаваемому сообщению;

– применять дублирующие планы информации;

– исключать все лишние промежуточные звенья;

– помнить, что особенно легко воспринимается та информация, которую вы предполагаете или желаете услышать.¹⁸⁶

Правильность вывода в оценке такой информации будет зависеть не только от качества полученной информации, но и от свойств мышления оперативного работника, а также от правильности выбранного им направления поисково-познавательной деятельности. Эти факторы обусловливают высокую вероятность ложной интерпретации полученной информации, которая возрастает еще больше, если оперативному работнику предоставлены не все материалы, а некоторые из имеющихся в его распоряжении фактических данных.

Кроме того, в процессе использования дезинформации в качестве тактического приема весьма часто возникает конфликт двух нравственных норм: необходимость оградить от преступников и проникновение в личную жизнь человека. Это, в свою очередь, порождает компромиссную норму, «лезвие бритвы», по которому идет оперативный работник в своей деятельности, а единственными мерилами, чтобы не перейти грань морального и аморального, являются его совесть и нравственная оценка психологической ситуации. Ведь любую оперативно-тактическую комбинацию с использованием легенды и дезинформации под определенным углом зрения можно рассматривать как обман, введение в заблуждение оппонента. Конечно, идеалом был бы отказ от тайного характера ОРД, но это было бы нечестно по отношению к другим гражданам, так как открывает простор преступной деятельности, которая и так приобрела качественно новые черты.¹⁸⁷

В современной преступной среде знания методов агентурной работы является почти обязательным условием образа жизни так называемой преступной субкультуры, особенно в организованной, а тем более коррумпированной преступности, характеризующейся высоким уровнем криминального профессионализма. Преступные элементы активно применяют агентурный и контрагентурный методы, нацеливая их против сотрудников органов внутренних дел нередко в целях шантажа, дискредитации, стремясь избежать разоблачения и привлечения к уголовной ответственности.¹⁸⁸

Если обратиться к истории криминалистики, легко можно убедиться в том, что во многом и сами эти методы пришли из криминального мира. Достаточно вспомнить основателя французской полиции Сюртэ Жан-Поля Видока, который являлся «авторитетным» вором-рецидивистом и которому, по праву, принадлежит пальма первенства в изобретении внутрикамерной разработки. Видок считал, что с уголовным миром можно бороться только методами уголовного мира. И следует признать, что шеф полиции Парижа Видок успешно справлялся с этой задачей – при нем эффективность работы французских полицейских считается самой высокой за всю историю полиции Франции. А, как известно, главный показатель эффективности – это раскрываемость преступлений.

Оперативно-розыскная деятельность, как любая разведка и контрразведка, имеет очень много схожих черт с театральным искусством. Однако есть и существенные отличия.

Так, маскирующийся сотрудник оперативного аппарата общается лицом к лицу с противоборствующим партнером с тем, чтобы психологически перенести его в мир легендированной роли. В театре же актеры втягивают в мир образов зрителей.

В театре игра содержит в себе противоречие: играющий и зритель все время пребывают в двух сферах: условной и действительной. Забыть о двойственном характере ситуации для них – значит, прекратить игру.¹⁸⁹

Иное дело с мерой психологической втянутости в мир легендированных мероприятий в ОРД. Даже усомнившийся партнер может убедиться в истинности воспринимаемого, осуществив доступную для него проверку.

В качестве примера можно привести эпизод из ставшего хрестоматийным кинофильма «Место встречи изменить нельзя», где главарь банды Горбатый учинил детальную, поэтапную проверку легенды Шарапова, безуспешно пытаясь поймать его на противоречиях. Удачно спланированная оперативными работниками легенда внедрения в банду, в конечном итоге, создала условия для успешного завершения всей тактической операции.

Блестящий пример перевоплощения в легендированную роль показан в бестселлере советского кинематографа режиссера Саввы Кулиша «Мертвый сезон». Герой Донатаса Баниониса советский разведчик Лонсфилд – прототип советского разведчика Абеля, работая под легендой покупателя боулинга, виртуозно вербует священника, уговаривая его через библию открыть тайну исповеди и сообщить сведения о германском химическом оружии – по существу, конфессиональное преступление для священника. «Меч во благо Богу, а не дьяволу», – говорит Лонсфилд, убеждая священника в необходимости нарушить конфессиональную тайну.

Возникает закономерный вопрос: что такое легенда и насколько она отвечает критериям нравственной допустимости?

Отдельные авторы, в частности, Д.В. Гребельский¹⁹⁰ и В.Г. Самойлов¹⁹¹ относят понятие легенды к числу системообразующих, так как оно пронизывает все оперативно-розыскные мероприятия, которые сопровождаются зашифровкой, маскировкой, инсценированием. Легенда в ОРД – это, прежде всего, внутренний образ, определяющий цель деятельности, ее направления и содержание. Мотивировка при этом является внутренним компонентом легенды, маскирующим в глазах других людей действительный мотив проводимого оперативно-розыскного мероприятия. Легенда, как рефлексивный замысел оперативного работника, является весьма эффективным приемом разрешения оперативно-розыскных ситуаций, прежде всего так называемого рандомизированного типа, развивающихся под действием закона случайных чисел, так как в ситуациях именно этого вида явно присутствует игровое начало. Необходимая глубина рефлексивного мышления в ОРД достигается жесткими требованиями, предъявляемыми как к легенде, так и самому процессу легендирования.

Например, при внутрикамерной разработке группа участников рефлексивного общения обычно состоит из 2-х человек – секретного сотрудника и разрабатываемого. Направление в развитии оперативно-розыскной ситуации задается легендой. Легенда включает в себя как минимум описание социального положения источника до водворения в камеру, которое задается набором социально-демографических характеристик, описания преступления, якобы совершенного агентом. Ролевое поведение источника в камере должно соответствовать заданной в легенде позиции. Таким образом, секретный сотрудник играет роль задержанного, которая выступает маскировкой его социальной роли».¹⁹²

В начале 90-х годов прошлого века в журнале «Огонек» была опубликована потрясающая история самоотверженного служения долгу. Полковник милиции в рамках проводимой внутрикамерной разработки более 15 лет провел в местах лишения свободы в целях выявления неучтенного золотого прииска на Магадане, питающего воровской «общак» – кассу криминального мира. Офицер в рамках легендированной роли сумел подняться от простого «мужика» до «вора в законе», физически устраняя на своем пути мешающих ему преступных «авторитетов». За этот беспримерный подвиг он был удостоен звания Героя Советского Союза. Очевидно, что успех этой оперативной комбинации во многом зависел от качества легенды внедряемого лица.

Наше время также изобилует примерами высокого профессионализма сотрудников подразделений по борьбе с организованной преступностью, проявленном при оперативном внедрении.

В качестве такого удачного примера приведем оперативно-розыскную ситуацию по так называемому делу Трунова, вызвавшему в свое время большой общественный резонанс в стране.¹⁹³

Это организованное преступное сообщество действовало на территории Новосибирской области в период с 1997 по 2009 гг. В банду входило более 40 человек, в том числе представители власти: вице-мэр г. Новосибирска Александр Солодкин; его отец, советник по спорту новосибирского губернатора Виктора Толоконского, Александр Солодкин-старший; бывший заместитель начальника областного Госнаркоконтроля Андрей Андреев. На счету этой банды только 4 доказанных убийства, 12 эпизодов вымогательств и многое другое. Возглавлял это ОПС, очень похожее на ту банду, что была показана кинематографистами в знаменитом фильме «Бригада», Трунов Александр Александрович: 1959 года рождения, уроженец с. Красная Сибирь Новосибирской области, образование среднее. Имеет ярко выраженные лидерские качества, стрессоустойчив; является лидером преступного сообщества на территории Новосибирской области, созданного им же самим (Заключение отдела психологической экспертизы МВД РФ по СФО).¹⁹⁴

Чтобы разоблачить и обезвредить эту опасную банду, начавшую свою деятельность еще в 1991 году с полного контроля знаменитого Гусинобродского вещевого рынка на окраине Новосибирска, понадобилось 10 лет оперативной работы и усилия более 100 сотрудников правоохранительных органов. В банду Трунова с безукоризненно подготовленной легендой были внедрены 2 агента под «прикрытием», которые в течение 5 лет подготавливали почву для проведения масштабной тактической операции по ликвидации этого опасного преступного сообщества. В настоящее время 8 человек из ОПС Трунова отбывают наказание в виде лишения свободы. Сам Трунов получил 22 года колонии строгого режима, строки остальных варьируют от 5 до 15 лет.

Легенда как результат мыслительной деятельности оперативного работника должна быть внутренне детерминированной и адекватной сложившейся оперативно-розыскной ситуации. В противном случае разрабатываемому станет ясно, что сокамерник – не тот человек, за которого себя выдает. Это, в свою очередь, может вызвать различные реакции со стороны разрабатываемого: от недоумения и удивления, нежелания разговаривать и дачи ложной информации до физического воздействия на агента.

Подобная ситуация возникла в изоляторе временного содержания г. Хабаровска при расследовании уголовного дела в отношении гр-на Борисова, совершившего ряд разбойных нападений на квартиры граждан. Помещенный в камеру агент Иванов имел легенду, из которой следовало, что он неоднократно судим и наказание отбывал на Дальнем Востоке. Однако один из сокамерников, имеющий навык расшифровки татуировок, указал Иванову на несоответствие легенды содержанию татуировок, из которых следовала, что их владелец судим один раз и отбывал наказание в колонии общего режима в Читинской области. Кроме того, у агента имелась татуировка в виде перстня, якобы указывающая на его принадлежность к воровской касте, за что Иванов и был избит сокамерниками.¹⁹⁵

В приведенном примере речь идет о неспособности оперативного работника в достаточной мере спрогнозировать развитие сложившейся оперативно-розыскной ситуации. Между тем, прогнозирование в ОРД отличается от других видов, в частности криминалистического, прогнозирования.

Так, стратегическое прогнозирование в структуре оперативно-розыскной ситуации заключается в оценке вероятности раскрытия преступления в целом. Тактическое прогнозирование более предметно и представляет собой оценку эффективности конкретных тактических операций.

Полагаем, удачным примером тактического прогнозирования в ОРД является оценка оперативным работником степени риска вербовки агента. Здесь оперативно-розыскное прогнозирование направлено на предотвращение следующих проблемных ситуаций:

1) ситуация, когда предложение о сотрудничестве вызывает у кандидата активно-негативную реакцию;

2) ситуация, когда происходит нежелательное «засвечивание» личностей вербующих (помехи в их дальнейшей деятельности, «бросание тени на контактеров»);

3) ситуация, когда тактически неверное проявление интереса вербующего к конкретной теме насторожит противника и осложнит намеченную разработку, даст нить в активной контригре;

4) ситуация неопределенности того, сообщит ли объект «своим» (опасность двойной игры) или нет;

5) ситуация, в которой информационная лазейка может позволить противнику добраться до вербующей структуры.¹⁹⁶

Прогнозируя развитие указанных проблемных ситуаций и оценивая выгоды от возможной вербовки, а также риск привлечения кандидата и реальные направления его использования, оперативный работник принимает одно из следующих решений: срочно завербовать агента, повременить с его вербовкой и отказаться от нее вовсе. Рефлексия оперативного работника в процессе разрешения таких ситуаций, очевидно, играет не последнюю роль.

Как и всякое явление психологического свойства, рефлексия имеет свои параметры. Первый из них – глубина. Глубина рефлексии – это способность человека к отражению многократно вложенных друг в друга образов. Число таких образов и определяет глубину рефлексии количественно. Наибольшая глубина ее достигается при так называемом эмпатическом общении.

Эмпатический способ общения с другой личностью имеет несколько граней. Он подразумевает вхождение в личный мир другого и пребывание в нем «как дома». Он включает постоянную чувствительность к меняющимся переживаниям другого – к страху, или гневу, или растроганности. Это означает временную жизнь другой жизнью, деликатное пребывание в ней без оценивания и осуждения. Для этого применяются приемы рефлексивного слушания (уточнения, перефразирования и резюмирования).¹⁹⁷

Второй параметр рефлексии – сложность, определяется количеством альтернатив (вариантов) в рефлексивном рассуждении, а также количеством предметов, о которых рассуждение ведется. Ситуация, в которой осуществляется коммуникативное воздействие, определяется набором пространственных и временных констант. Типические сочетания таких констант могут быть системно охарактеризованы как «хронотопы».¹⁹⁸ Хронотопы (от греч. «время – пространство») отдельные авторы определяют как слияние пространственных и временных примет в осмысленном и конкретном целом.¹⁹⁹

Полагаем, хронотоп является одним из важнейших критериев сложности рефлексии в разрабатываемом легендированном мероприятии, т.к. планирование и проведение тактических операций в условиях города существенно отличаются от оперативной разработки в условиях сельской местности или исправительной колонии. В последней хронотоп настолько узок в силу ограниченности пространства, что это постоянно требует от оперативных работников уголовно-исполнительной системы активного рефлексивного мышления даже при решении несложных тактических задач.²⁰⁰

Так, оперативные работники исправительных учреждений постоянно сталкиваются с проблемой расшифровки источника во время встречи с агентом из числа осужденных. Дело в том, что осужденные четко фиксируют все происходящее в колонии, поэтому возможности встречи в охраняемой зоне с секретным сотрудником значительно ограничены. В связи с этим практически любая встреча с агентом в исправительной колонии сопровождается разработкой так называемой операции прикрытия, задача которой как раз и состоит в объективной подмене оперативным работником действительного мотива встречи убедительной для наблюдателей-осужденных мотивировкой.

Метод рефлексии является иногда единственным способом разрешения проблемных ситуаций в условиях информационной неопределенности, например, в случаях, когда состоящий на связи агент затевает с оперативным работником двойную игру. Рефлексия оперуполномоченного будет направлена в такой ситуации на определение степени заинтересованности источника в результатах оперативной разработки, а также объективности представленной им информации. Психологические уловки, используемые оперуполномоченного при распознании двойной игры агента, являются одним из многих проявлений рефлексивного метода в оперативно-розыскной деятельности. При этом, как и в любой оперативно-розыскной ситуации, у оперативного работника есть несколько вариантов ее решения: при выявлении двойной игры агента либо прервать контакт, либо использовать ситуацию для проведения тактической операции, либо для забрасывания противоборствующей стороне дезинформации.

Так, беседы, осуществляемые в процессе оперативной установки, во всех случаях проводятся зашифровано и преимущественно с целью сбора информации об образе жизни, поведении и связях устанавливаемого лица. Разведывательный опрос же проводится как с зашифровкой, так и без зашифровки целей и для сбора более широкого круга информации, чем при оперативной установке. В зависимости от степени гласности относительно окружающих и зашифровке целей опроса относительно опрашиваемого различаются следующие виды разведывательного опроса: гласный без зашифровки целей; гласный с зашифровкой цели; негласный без зашифровки целей; негласный с зашифровкой цели.²⁰¹

Как и в агентурном методе, разведывательный опрос направлен на преодоление информационной неопределенности, детерминирующей генезис и динамику оперативно-розыскных ситуаций. Это, в свою очередь, предполагает постановку и решение следующих мыслительных задач:

1) формирование представлений о психологическом облике разыскиваемого субъекта, а также лица, действия которого направлены на сокрытие объектов розыска;

2) прогнозирование с учетом этих представлений поведения и действий разыскиваемых лиц и определение вероятных мест нахождения объектов розыска;

3) моделирование поведения и действий субъекта розыска;

4) прогнозирование ответных действий лиц, противостоящих субъекту розыска, как разыскиваемых, так и иных, так или иначе связанных с объектами розыска».²⁰² При этом, следует помнить, что по преступлениям, связанным с организацией преступного сообщества, такое прогнозирование особенно необходимо, так как уровень противодействия со стороны криминалитета по данным уголовным делам самый высокий. Неправильно оцененный криминалистом уровень такого противодействия может фатально ухудшить следственную ситуацию по уголовному делу, причем уже на стадии его возбуждения.

Примером такого неудачного, на наш взгляд, прогнозирования ответных действий преступников может послужить ситуация, возникшая в работе Восточно-Сибирского ЛУВДТ в г. Братске.

Проверкой в порядке ст. 144 УПК РФ, проведенной следователем СО при ЛУВДТ г. Братска Куприяновой, установлено:
12 ноября 2008 г. гр-н Трофимов возвращался из Москвы фирменным поездом «Москва-Братск». Во Владимире в купе, в котором ехал Трофимов, подсел некий гражданин Толеубаев – казах по национальности. В пути Трофимов и Толеубаев начали активно употреблять спиртные напитки, при этом в стакан Трофимова Толеубаеву, очевидно, в какой-то момент удалось незаметно подмешать клофелин. Вскоре Трофимов крепко уснул, и Толеубаев, завладев музыкальным инструментом – синтезатором «Roland», принадлежащим Трофимову, сошел в городе Екатеринбурге. На следующее утро Трофимов почувствовал себя очень плохо, вероятно, от употребленного им накануне спиртного с клофелином, и в городе Омске, не приходя в сознание, он скончался. Вызванный начальником поезда врач диагностировал у Трофимова смерть от сердечной недостаточности.²⁰³

В данной ситуации следователь совершенно проигнорировала, и, по всей видимости, умышленно, данные ОРД, предоставленные ей сотрудниками уголовного розыска ЛУВДТ г. Братска. Из оперативных источников стало известно, что в поезде «Москва-Братск» в течение ряда лет орудовала самая настоящая «банда на колесах», возглавляемая начальником поезда
35-летним азербайджанцем Мамедовым. В сговоре с бандитами находились и сотрудники милиции, сопровождавшие данный «криминальный» поезд. Схема функционирования организованного преступного сообщества Мамедова была предельно проста: наводчики из числа проводников определяли потенциальную жертву с деньгами либо ценным грузом, входящую в вагон на Казанском вокзале города Москвы. Вскоре в купе к жертве подсаживался «случайный» попутчик, который входил в психологический контакт с жертвой, стремясь при первом же удобном случае подсыпать психотропные вещества в бокал разрабатываемого «объекта». На случай, если этот план по какой-то причине не срабатывал, в вагоне находились и «боевики» из числа бывших спортсменов, а также ветеранов войны в Афганистане и Чечне. Они провоцировали драку с «объектом», после чего на место происшествия являлись милиционеры и протоколировали административное правонарушение «пьяного дебошира», ссаживая его с поезда на ближайшей станции.

В описанной выше ситуации план Мамедова неожиданно дал «осечку», вызвав непредвиденный им летальный исход Трофимова. Как стало известно в ходе проверки, Трофимов являлся профессиональным музыкантом, долгое время был в Москве на заработках и вез с собой весьма приличную сумму денег. Естественно, что кофр его дорогого инструмента, в котором, к тому же, находилось 250 тысяч рублей, заработанных Трофимовым в Москве, сразу же обратил внимание бандитов уже при посадке в поезд на платформе Казанского вокзала.

Несмотря на, казалось бы, очевидную версию убийства в сложившейся следственной ситуации, следователь Куприянова, неожиданно для всех, в том числе представителей потерпевшего, вскоре вынесла постановление об отказе в возбуждении уголовного дела за отсутствием состава преступления, сама оказавшись в роли жертвы мощного психологического давления как со стороны руководства ЛУВДТ, так и Восточно-Сибирского отделения железной дороги, активно взявшего под защиту Мамедова. А к такой ситуации противодействия со стороны своих непосредственных руководителей сотрудники уголовного розыска ЛУВДТ оказались совершенно не готовыми.

Решение этих задач во многом зависит от правильности и объективности выдвинутых оперативно-розыскных версий.

В научной литературе существуют различные точки зрения на вопрос о соотношении понятий розыскной и оперативно-розыскной версий.

Одна группа авторов полагает, что эти понятия совпадают по объему и содержанию.²⁰⁴

Другая группа авторов считает, что между ними существуют различия, которые заключаются:

1) в субъекте их выдвижения. Розыскная версия – версия следователя, оперативно-розыскная – версия оперативного работника;

2) розыскные версии всегда являются частными, поскольку относятся не ко всему событию, а лишь к отдельным его элементам. Оперативно-розыскные версии могут быть и общими, и частными;

3) субъектом проверки розыскной версии могут быть как сам следователь, так и по его поручению оперативный работник; субъектом проверки оперативно-розыскной версии может быть только оперативный работник;

4) средством проверки розыскных версий могут быть следственные действия, розыскные мероприятия, а также оперативно-розыскные меры, осуществляемые по поручению следователя; средством проверки оперативно-розыскных версий могут быть только оперативно-розыскные меры.²⁰⁵

Полагаем, отмеченные Р.С. Белкиным признаки позволяют достаточно четко дифференцировать оперативно-розыскные и розыскные версии. На наш взгляд, более сложное соотношение понятий оперативно-розыскной и следственной версий. Отличия здесь коренятся не столько в субъекте выдвижения (оперативном работнике или следователе), сколько в соотносимости данной версии к рассматриваемому типу проблемной ситуации (оперативно-розыскной или следственной).

С гносеологической точки зрения, процесс построения следственных и оперативно-розыскных версий одинаков, т.к. основывается на законах формальней и диалектической логики, т.е. по своей природе мыслительная деятельность оперуполномоченного, как и следователя, является дискурсивной (понятийно-логической). Кроме того, на наш взгляд, ретросказательные оперативно-розыскные версии практически совпадают по объему и содержанию с ретросказательными следственными версиями, т.к. криминалистическая характеристика преступления, как информационная модель прошлого, является единым объектом познания и для следователя, и для оперативного работника. Версии данного типа отличаются только по субъекту выдвижении.

Иначе, полагаем, обстоит дело с так называемыми предсказательными (прогностическими) версиями. Если следственные версии данного типа направлены на оценку эффективности планируемого следственного действия и прогнозирование следственной ситуации по уголовному делу, то оперативно-розыск­ные предсказательные версии – на предсказание результата планируемого оперативно-розыскного мероприятия и прогнозирование соответствующей ему оперативно-розыскной ситуации.

Так, при планировании и проведении любой тактической операции в рамках расследования преступления, предусмотренного ст.210 УК РФ, оперработнику следует помнить и учитывать, что преступная группа с позиции психологии – это малая неформальная группа. В ней происходит постоянное противоборство сил: одна направлена на дальнейшую интеграцию и сплочение членов группы, другая – на разъединение и дифференциацию ее участников. В связи с этим в любом преступном сообществе возникают конфликты:

1. между лидером и всей группой;

2. лидером и оппозиционером;

3. старыми и новыми членами группы;

4. членами группы, решившими прекратить преступную деятельность, и всей группой;

5. членами преступной группы, выполняющими разные функциональные роли при совершении преступлений;

6. членами группы, стремящимися занять более высокое иерархическое положение в ее структуре;

7. группой в целом и одним из ее членов, чем-либо скомпрометировавшим себя;

8. отдельными членами группы на почве личных неприязненных отношений.²⁰⁶ Эти психологические процессы, происходящие внутри организованного преступного сообщества, могут существенно повлиять на ход и вектор развития запланированной тактической операции и, безусловно, должны быть учтены в рамках предсказательной версии.

Изучение познавательных механизмов в процессе выдвижения и проверки оперативно-розыскных версий несет в себе ценную для науки идею квантификации, т.е. определения меры извлекаемой из объекта («фрагмента действительности») исследования информации.²⁰⁷ Идея квантификации находит свое отражение в проблеме избирательности восприятия оперативного работника, которая решается не только в ходе дискурсивной мыслительной деятельности, но и с помощью интуитивного мышления.

Интуитивное мышление чаще всего бывает развито у оперативных работников, имеющих большой практический опыт. Под интуицией понимается способность решать мыслительные задачи, определять путь решения задач при ограниченных исходных данных. Интуиция позволяет как бы неожиданно, внезапно находить новые версии, новые объяснения, новые предположения о причинах, связях, мотивах, целях тех или иных поступков, действий лиц, о путях поисков объяснений событий, фактов. Однако, применяя термин «интуиция», всегда надо иметь в виду, что это не только «неожиданное озарение», а результат не полностью осознаваемых нами мыслительных процессов, происходящих и основанных на глубоком знании материалов дела, богатом профессиональном опыте и умении пользоваться воображением. Интуиция не завершает мыслительную деятельность, после интуитивной догадки познавательная деятельность не прекращается, а, наоборот, разворачивается во всей своей полноте. Интуиция есть в данное время практически непрослеживаемый процесс дискурсивного мышления.²⁰⁸

Интуиция оперативного работника, как показывает практика, в некоторых случаях является единственным средством разрешения исходной следственной ситуации в условиях информационной неопределенности. Ведь не даром, в среде сотрудников уголовного розыска существует такое понятие, как «удача сыскаря», которая, на наш взгляд, и является результатом интуитивного мышления оперработника.

Кодирование (декодирование) – вид деятельности со знаково-символическими средствами, суть которой состоит в переводе реальности (или текста, описывающего реальность) на знаково-символический язык и в последующем декодировании информации. Оперативно-розыскные проблемно-поисковые ситуации являются по своей природе знаковыми, поскольку знаки используются как преступниками, так и оперативными работниками.

Например, татуировка, как это было показано выше, являясь атрибутом субкультуры мест лишения свободы, при ее декодировании может дать достаточно полную информацию о ее владельце как рецидивисту, так и оперативному работнику.

На основе кодирования и декодирования в теории ОРД и юридической психологии разработаны универсальные и так называемые ситуационно обусловленные системы приемов и правил получения личностной информации у различных ее носителей, применяемых адекватно сложившимся проблемным ситуациям.

Так, общаясь с носителем информации, сотрудник черпает ее не только из речи собеседника или исполненного им письменного текста, но и из неречевых средств передачи информации. Поэтому, вникая в содержание устной и письменной речи собеседника, оперативный сотрудник не должен упускать из виду интонацию, эмоциональную насыщенность, мимику, тактильные действия, вегетативные и иные проявления, сопровождающие речевую деятельность. Важное значение с точки зрения изучения личности носителя информации имеет учет того, как выглядит собеседник, в каком состоянии находится его одежда, обувь, какие особенности характеризуют его руки, прическу, имеются ли у него татуировки, шрамы и т.д.²⁰⁹

С этой точки зрения, разработанная оперуполномоченным легенда также представляет собой систему знаков, декодировать которую в состоянии как разрабатываемый преступник, так и сотрудник. В беседах с опытными оперативниками, включая и работников седьмых подразделений, установлено, что поведение начинающих оперативных работников при исполнении легендированных мероприятий характеризуется неестественностью. Дело в том, что легенда и легендированное общение имеет внутреннее противоречивое основание: мотив и мотивировку. Мотив скрывается, а мотивировка объективируется, выставляется напоказ, но в такой дозированной информационной мере, чтобы в чужих глазах она воспринималась и оценивалась в качестве мотива.²¹⁰

Не выдерживая эту дозировку информации, оперуполномоченный неизбежно допускает ошибки при кодировании, что порождает проблемную ситуацию так называемого «рандомизированного» типа (от англ. «random» – случайный), которая развивается под действием закона случайных чисел и теории вероятности.²¹¹

Схематизация – использование знаково-символических средств для ориентировки в реальности. В схематизации в качестве заместителей выступают различного рода схемы. Их используют для ориентировки при решении тех или иных задач, возникающих в практической деятельности человека. Самостоятельного значения оперирование со схемами не имеет, работа с ними осуществляется с постоянным соотнесением с реальностью. Обычно оперирование схемами происходит при одновременной работе в двух планах – реальном и символическом.

Схематизация активно используется в решении оперативно-розыскных ситуаций, например, при составлении фотороботов или оперативных ориентировок для розыска преступников.

Сказанное выше позволяет сделать вывод, что оперативно-розыскная деятельность, по своей сути, представляет собой двустороннюю борьбу, соперничество, в котором побеждает сильнейший. Говоря о необходимости безукоризненного соблюдения норм морали при проведении оперативно-тактических комбинаций, следует иметь в виду, что тактические хитрости, как и во всякой игре с наличием двух и более соперников, вполне допустимы и согласуются с нормами не только светской, но и христианской морали. Библия изобилуют примерами использования тактических хитростей в благих целях, которым пророки призывают следовать и нас, современных юристов. Главное в этом процессе – чтобы они были продиктованы необходимостью, ибо, как говорил Макиавелли, если поступки не будут продиктованы необходимостью, они будут продиктованы честолюбием. На эти грабли человечество не устает наступать уже много веков. В образе идеального оперативника, на наш взгляд, должны найти свое отражение семь библейских добродетелей: вера, надежда, милосердие (любовь), справедливость, благоразумие, стойкость, умеренность.²¹² Эта универсальная система ценностей позволит наиболее точно определить грань между дозволенным и недозволенным поведением, а также пределы нравственной и правовой допустимости тактического приема в ОРД.

Одним из значимых теоретических вопросов, представляющих определенный научно-практический интерес, является проблема определения пределов, то есть критериев нравственной допустимости агентурного метода как тактического приема.

В теории ОРД принято считать оперативно-розыскное мероприятие нравственно допустимым лишь в том случае, если его проведение или использование повлекло за собой меньшие физические, нравственные, материальные и иные издержки, нежели их отсутствие, или, иначе говоря, если положительный результат, достигнутый с помощью данного оперативно-розыскного мероприятия (ОРМ), окажется по своему значению выше, чем ущерб, нанесенный им. Безусловно, подлежит ответственности тот оперативник, который идет на неоправданный риск, но еще в большей мере – тот, кто не выполняет возложенных на него обязанностей, бездействует из-за боязни последствий²¹³.

Определение границ допустимости проведения тех или иных ОРМ в каждом конкретном случае производят оперативники, каждый из которых обладает индивидуальным нравственным и правовым сознанием, т.е. имеет собственное представление о содержании нравственных и правовых норм и ценностей, о критериях нравственного и безнравственного, правомерного и противоправного. Главной целью ОРД является получение оперативно-значимой информации. Цель в общем благая и здесь никаких нравственных проблем не возникает, другое дело – в способах получения такой информации.

Например, проблема оценки нравственной допустимости получения и использования сведений в результате вступления в интимные отношения с источником информации. История человечества изобилует примерами использования сексшпионажа с библейских времен.

Так, в главе 16 Книги судей повествуется о том, что Самсон полюбил Далилу, жившую в долине Сорек. Являясь агентом филистимлян, она отправилась на задание – узнать у Самсона, в чем его великая сила. Узнав тайну силы Самсона с помощью своих женских чар, Далила выдала его филистимлянам, в результате чего Самсон погиб, хотя и умертвил в бою множество врагов²¹⁴.

Не менее красноречивым в этом плане является пример с библейской Юдифь, которая использовала силу своего очарования, чтобы убить ассирийского военачальника Олоферна, предварительно выпытав у него честолюбивые планы захвата Иудеи.

Наше время изобилует примерами еще более изощренного сексшпионажа.

Так, известный чекист Яков Блюмкин, вернувшись из Стамбула, где он налаживал сеть агентов ОГПУ, поведал своей любовнице Лизе Зарубиной, также являвшейся агентом ОГПУ, о своей встрече с Троцким, который попросил организовать ему встречу в Москве с нужными ему людьми. Лиза подала рапорт по инстанции, в результате чего Блюмкин был арестован и вскоре расстрелян. Следует отметить, что к этому времени он уже закончил Академию РККА и занимал должность командира бригады. Такова цена откровений в «постели».

Очевидно, что сексуальный шпионаж как метод получения оперативной информации давно и прочно занял свое место в системе методов разведывательной деятельности.

Например, широкую известность получила Мата Хари (Маргарет Зелле) – голландская танцовщица, агент немецкой секретной службы в Париже во время Первой мировой войны, доставлявшая военные секретные сведения, получаемые от офицеров высокого ранга армии союзников. Она была расстреляна французами и часто изображалась в литературе привлекательной женщиной, которой ни в чем не могли отказать мужчины. Существуют противоречивые свидетельства о перемещениях Маргареты в канун Великой войны. Согласно одному из них, она провела ночь с легендарной немецкой шпионкой (не без лесбианского подтекста). Согласно другому, она спала с таинственным прусским бароном, затем ускользнула через границу с Францией. Однако наиболее популярна история о том, как она обедала с неким Траугиттом фон Яговом из секретной столичной полиции. Предполагали, что она встретилась с ним около восьми часов в «Романише кафе» и к полуночи предала очередную дюжину британских агентов²¹⁵.

Проведенные исследования показывают, что сексшпионаж в разведке является социально одобряемым типом поведения. Достаточно привести пример харизматической личности Рихарда Зорге, которого коллеги называли «Казановой советской разведки». Обладая незаурядной внешностью и обаянием, он активно использовал сексуальные связи с женщинами для получения ценной разведывательной информации, в том числе и о начале войны Германии с СССР. Понятно, что никто не осудит разведчика, использующего любые способы защиты родного государства. Другое дело – использование сексуальных отношений для получения оперативно – значимой информации в ОРД, осуществляемой органами внутренних дел. Все ведомственные приказы МВД прямо называют эти связи незаконными, являются поводом для служебных расследований и жестко наказываются.

Конечно, ОРД, осуществляемая службой внешней разведки любой страны, носит достаточно специфический характер и отличается от ОРД органов внутренних дел. Это обусловлено спецификой задач, решаемых службой внешней разведки, при внешней схожести методов работы в обеих службах.

Так, во всех справочниках и методических рекомендациях для разведчиков вербовка испанского агента Меркадера советским разведчиком Павлом Судоплатовым приводится в качестве примера верха мастерства оперативной разработки. При этом не следует забывать, что целью этой вербовки было убийство Льва Троцкого. В данном случае общественная морально-нравственная оценка данного деяния однозначна – убийство врага государства оправдано, как и убийство на войне. Касаясь вопроса нравственной допустимости в проводимых спецоперациях, Павел Судоплатов пишет: «Источники конфликта в Чечне, безусловно, не лишены определенной исторической подоплеки. Жаль, однако, что весьма влиятельные личности нередко забывают о важнейших и первейших задачах российских спецслужб – обеспечивать безопасность граждан и не допускать в стране разгула терроризма. Надо быть честным перед историей и делать правильные выводы не только из чужих, но и из своих ошибок.

Меня не удивляют, например, частые контакты ряда наших известных деятелей с чеченской оппозицией и главарями бандформирований. Хотя это не дело политиков – вести «полноправный диалог» с бандитами, обагрившими руки кровью сотен и тысяч невинных людей. Иной вопрос, когда этими переговорами занимаются работники спецслужб, дипломаты или другие доверенные лица правительства.

Однако следует осознавать, что спецслужбы – это единственные институты власти, которым законом предписано активно заниматься экстремистскими группировками, организациями и движениями, внедрять в них свою агентуру и доверенных лиц. «Работая» с террористами, привлекая в отдельных случаях экстремистские организации к боевым операциям, спецслужбы либо «невольно», либо «вынужденно», в силу своего особого интереса к агентурным данным о событиях, «подпускают» боевиков, потенциальных исполнителей терактов, к объектам покушения. Кстати, подлинные досье на исполнителей акций политического террора, как правило, недоступны для общественности. В условиях политической борьбы применяются и провокационные методы создания ситуации для проведения экстремистских террористических акций. Трагизм в том, что спецслужбы функционируют, как правило, в условиях их подчиненности режиму личной власти, что дает возможность манипулировать видимыми со стороны обстоятельствами политических убийств, скрывать в действиях убийцы какую-либо личную или политическую мотивацию, а тем самым – развязывать политический террор, как это было после выстрела Николаева в Кирова. Необходимо упразднить практику единоличного контроля над деятельностью силовых структур, ибо бесконтрольность ведения силовых акций оборачивается самыми трагическими последствиями.

Все тайные ликвидации двойных агентов и политических противников Сталина, Молотова, Хрущева в 1930–1950 годах осуществлялись по приказу правительства. Именно поэтому конкретные боевые операции, проводимые моими подчиненными совместно с сотрудниками «Лаборатории – Х» против врагов, действительно опасных для советского государства, как тогда представлялось, ни мне, ни Эйтингону в вину не ставили. Абакумову, лично отдававшему приказы от имени правительства о проведении операций, они также не ставили в вину. Практика тайных ликвидаций политических противников и агентов-двойников была неприятным, но неизбежным атрибутом «холодной войны» и авторитарного правления. Она регламентировалась специальным решением не партийных органов, а правительства, объявленного в приказах как по линии органов Госбезопасности, так и военной разведки. В Положении о задачах службы разведывательно-диверсионных операций, подлежащих неукоснительному и беспрекословному выполнению, было прямо записано, что «служба осуществляет наблюдение и подвод агентуры к отдельным лицам, ведущим вражескую работу, пресечение которой в нужных случаях и по специальному разрешению правительства может производиться особыми способами: путем компрометации, секретного изъятия, физического воздействия или устранения». Токсикологические лаборатории всегда будут в составе служб технического обеспечения деятельности органов госбезопасности и разведки. Преступные злоупотребления в этой сфере были установлены и в операциях ЦРУ. В 1977 году Огородник, сотрудник Министерства иностранных дел, являвшийся агентом ЦРУ, покончил жизнь самоубийством, проглотив ампулу с ядом в момент ареста. Однако до этого он с санкции ЦРУ ликвидировал с помощью изготовленного в США яда скрытого действия ни в чем не повинную женщину, советскую гражданку, имевшую некоторые основания подозревать его в шпионаже.

Возникает вопрос: оправданно ли применение наркотиков или ядов в борьбе с терроризмом? Конечно, смертный приговор или уничтожение террориста должно осуществляться в строгом соответствии с требованиями закона. К сожалению, правовые аспекты действий спецслужб в боевой обстановке, например, при вынужденной ликвидации опасных террористов, не разработаны ни у нас, ни за рубежом. Я думаю, что сотрудники токсикологических подразделений спецслужб не должны находиться на действительной военной службе. Это позволит контролировать их действия в рамках реального прокурорского надзора. Не являясь военнослужащими, они не должны будут подчиняться в своих действиях требованиям дисциплинарного Устава Вооруженных Сил, согласно которому приказ начальника является законом для подчиненного, а уголовную ответственность за незаконно отданный воинский приказ несет высшее должностное лицо, его отдавшее. Может быть, это станет какой-то гарантией против злоупотреблений в использовании токсикологических служб в политической борьбе»²¹⁶.

В связи с высказыванием выдающегося советского разведчика уместно вспомнить недавний нашумевший инцидент с отравлением бывшего сотрудника ФСБ Владимира Литвиненко. Напомним, что в качестве аргумента непричастности отечественных спецслужб к ликвидации Литвиненко наша сторона приводит чрезмерную дороговизну способа убийства с помощью радиактивного плутония, а не доводы нравственной и правовой недопустимости такого деяния вообще. Очевидно, что в разведке такие аргументы и апелляция к духовности давно не практикуются. Для сотрудников спецслужб более рациональной представляется апелляция к здравому смыслу и трезвому расчету.

Например, аргумент, что более надежным и безотказным способом ликвидации врага является организация ДТП. Безусловно, в разведывательной и контрразведывательной деятельности всегда будет действовать политика двойных стандартов, обусловленная противоречивой природой самой ОРД, решающей в целом гуманистические задачи не всегда гуманными способами.

Анализ правоприменительной практики показывает, что в основном все интриги, вызывающие вопросы нравственной допустимости в ОРД, возникают в связи с взаимоотношениями оперативного сотрудника со своими агентами. Дело в том, что между ними часто возникают отношения, далеко выходящие за рамки служебных – происходит так называемое сращивание. Это главная опасность и проблема в генезисе профессиональной деформации оперативного работника.

Примером такого сращивания может послужить уголовное дело, вызвавшее в начале 90-х гг. прошлого столетия в г. Хабаровске большой общественный резонанс. Фабула дела такова: в хабаровскую городскую больницу с черепно-мозговой травмой поступил начальник уголовного розыска г. Хабаровска. Дежурному врачу он пояснил, что на него в ходе ремонта квартиры упала гардина. Казалось бы, заурядная ситуация, не заслуживающая особого внимания. На деле все оказалось сложнее. Как только больному стало лучше, он вызвал к себе офицеров аппарата уголовного розыска и дал им более чем «деликатное» поручение – убить таксистов, находящихся у него на агентурной связи. Что вскоре и было сделано. Все тайное становится явным. В ходе предварительного следствия было установлено, что оплата услуг агентов осуществлялась наркотическими средствами, фигурирующими в уголовных делах в качестве вещественных доказательств. На определенном этапе наркотики превратились в источник обогащения сотрудников МВД и их агентов, условия «бизнеса» стали не удовлетворять таксистов, которые пришли к начальнику уголовного розыска домой требовать увеличения своей доли. В ходе обсуждения возник конфликт, в результате которого таксисты ударом молотка проломили коррумпированному офицеру голову. Не будем давать морально-нравственную оценку произошедшему, так как она очевидна. Скажем только, что все фигуранты данного уголовного дела получили по заслугам: приговорены к длительным срокам заключения, а некоторые – к смертной казни.²¹⁷

Однако сращивание оперативного сотрудника с преступным миром может иметь и другие онтологические (бытийные) причины. Личностные качества сотрудника могут быть умело использованы криминалитетом для его вербовки, например, сыграв на зависти и честолюбии оперуполномоченного. О зависти известный философ-теолог Григорий Великий говорит, что «боль, наносимая самому себе, ранит страждущий дух, который изнемогает из-за преуспевания другого». Именно зависть змея к Адаму и Еве в Эдемском саду принесла в мир грех и смерть, сказано в Библии – «завистью Диавола вошла в мир смерть (Книга Премудрости Соломона, 2:24). Зависть – спутница лености, заявляет Фома Аквинский: «Леность есть печаль по Божественному духовному добру, зависть – по добру нашего соседа».

Прибавьте к зависти злобу, агрессивную уверенность в своей правоте, и вы получите гнев. Согласно Фоме Аквинскому, особую греховность придает гневу благородная личина, прикрывающая злые побудительные причины: «Злой человек желает другому зла под видом справедливого отмщения». О гордыне, которая есть стремление к превосходству, говорят, что с нее начинается всякий грех».²¹⁸

Тлетворность этого чувства весьма убедительно показана в оскароносном фильме 2006 года Мартина Скорцезе «Отступники». Там ирландский «крестный отец», апеллируя именно к этим чувствам мальчика из бедной среды, предопределяет его судьбу полицейского, который стал надежным и преданным агентом влияния наркомафии, работая в специальном подразделении полиции по борьбе с организованной преступностью. К сожалению, отечественная судебно-следственная практика также знает такие примеры.

Например, в 2000 г. в г. Барнауле Алтайского края был задержан бывший оперуполномоченный уголовного розыска Индустриального района Казанцев, на счету которого было шесть заказных убийств, в том числе бывшего начальника Барнаульского юридического института МВД РФ Осипова. В ходе расследования были обнаружены письма на имя курсанта Казанцева от «вора в законе» Мутая, который давал ему наставления и убеждал решить вопрос о своем распределении не в следственные подразделения ОВД, а именно в аппарат уголовного розыска, чтобы иметь доступ к секретной информации. При этом Мутай аргументировал это тем, что «купленных следователей у них и так много, а вот оперативных сотрудников – очень мало». На вопрос судьи: «Как вы, сотрудник уголовного розыска, смогли стать профессиональным киллером?» – Казанцев ответил, что очень много для будущей «профессии» наемного убийцы ему дали юридический институт МВД и работа в «убойном» отделе.²¹⁹

Очень много нарушений норм морали и профессиональной этики допускается в вопросах защиты своих агентов от уголовного преследования.

В качестве примера приведем случай, описанный в журнале «Следственная практика».

Рассматривая в судебном заседании уголовное дело по обвинению трех граждан в совершении разбойного нападения, суд г. Владивостока обратил внимание на то, что в деле практически отсутствуют материалы, указывающие на проведение розыскных мероприятий по установлению местонахождения третьего соучастника преступления Викторова. Уголовное дело в отношении Викторова было выделено в отдельное производство и приостановлено, а в материалах дела имелся лишь запрос следователя и ответ начальника ОУР на него о том, что найти третьего соучастника не представляется возможным. В ходе судебного следствия было установлено, что Викторов через 2 дня после совершения разбоя был задержан сотрудниками другого РОВД г. Владивостока за совершение кражи, но уже через сутки был отпущен на свободу. Обратив внимание следователя на неполноту и необъективность проведенного расследования, суд вполне обоснованно направил уголовное дело на дополнительное расследование. Впоследствии было установлено, что Викторов, как негласный сотрудник, находился на связи у начальника уголовного розыска
г. Владивостока, а вывод его из орбиты уголовного преследования стал результатом неумело спланированной и проведенной оперуполномоченными операции прикрытия.²²⁰

Очевидно, что данные действия оперативного работника с нравственной и правовой точек зрения могут быть оценены как неправильные. Однако бывают и совсем другие крайности.

Так, в начале 90-х гг. страна содрогнулась от ряда скандальных публикаций, посвященных деятельности различных спецслужб. Понятно, что это было время абсолютного популизма, исходящего от харизматической фигуры первого президента России. Особенно переусердствовал в этих начинаниях журнал «Огонек», опубликовавший документальную повесть «Дневник стукача», написанную бывшим осужденным. В этом произведении в нелицеприятной для правоохранительных органов форме раскрывалась сущность оперативной работы в исправительном учреждении. На фоне «гламурно-розового» официоза о деятельности отечественной пенитенциарной системы данная публикация в обществе произвела эффект взорвавшейся бомбы. Но самые страшные последствия данной повести – это ликвидация большого количества агентов в ИТУ лидерами преступных группировок. Дело в том, что «Дневник стукача», не называя фамилии конфидентов, давал подробные описания их внешности и местонахождения, что позволяло без труда их вычислить. Понятно, что никто в период «разгула демократии» не понес за это наказание.

К сожалению, подобные истории случаются и в наше время, только в несколько иной интерпретации. Речь идет о пресловутой ст. 166 УПК РФ, предоставляющей абсолютно неэффективные меры безопасности свидетелям и потерпевшим в виде допроса под псевдонимом.

Так, в 2003 г. в г. Красноярске расследовалось уголовное дело в отношении членов организованной преступной группы, на счету которой были тяжкие и особо тяжкие преступления. В соответствии с предоставленными законом возможностями анкетные данные свидетелей были зашифрованы. Под одним из псевдонимов свидетеля был скрыт негласный сотрудник уголовного розыска, участвующий в разработке банды. Однако адвокат, которому законом также предоставлено такое право, потребовал допросить этого свидетеля в закрытом судебном заседании, не раскрывая его анкетных данных, что и было сделано. Через некоторое время в сети Интернета была помещена фотография агента, работающего под «прикрытием», сделанная мобильным телефоном, а сам агент вскоре был найден убитым в Енисее. Никто наказание за это не понес, тем более адвокат, в отношении действий которого существует очевидный законодательный пробел в вопросах юридической ответственности.²²¹

Еще больше вопросов нравственной и правовой допустимости возникает в связи с поощрением труда негласных сотрудников.

Так, хорошо известно, что одним из мощных стимулов к привлечению к сотрудничеству осужденных в уголовно-исполнительной системе является институт условно-досрочного освобождения, так называемое УДО. Это означает, что администрация колоний закрывает глаза на очевидные отступления от формальных требований УДО, убеждает прокурора в необходимости освободить осужденного, оказавшего помощь администрации ИУ в качестве негласного сотрудника. Преследуя свои близкие тактические цели, оперативные работники оказывают этим самым «медвежью» услугу как самому осужденному, так и обществу в целом.

Во-первых, оформляя материалы в суд, оперативники раскрывают своего агента, делая невозможным его пребывание на свободе.

Во-вторых, чтобы быстрее вновь оказаться в тюрьме и остаться таким образом живым агент, как правило, совершает преступление в период условно-досрочного освобождения. О какой эффективности ОРД и ее нравственной допустимости может идти речь в этом случае? Такие сотрудники преследуют свои меркантильные, корпоративные интересы, не задумываясь ни о судьбе человека, ни об интересах службы, ни об интересах общества.

Особенно много нарушений в оплате труда негласных сотрудников допускается в работе подразделений по борьбе с незаконным оборотом наркотических средств и психотропных веществ (НОН). Очевидно, что костяк агентурного аппарата этих подразделений составляют лица, страдающие наркотической зависимостью. В качестве оплаты их труда фигурируют наркотики, выведенные оперативниками из-под учета. Но такие неучтенные наркотики могут стать предметом преступного посягательства и для некоторых оперуполномоченных НОН, которые, обладая невысокими моральными качествами, могут поддаться соблазну вновь пустить эти наркотики в криминальный оборот. Судебно-следственная практика изобилует такими примерами, и это будет всегда, ибо нет и не было на свете еще такого дьявольского продукта человеческой деятельности, который приносил бы 1000 % прибыли.

Еще один вопрос в связи с этим, требующий нравственной и правовой оценки – использование в оперативно-тактических комбинациях так называемых «аутрич-работников». Это волонтеры Красного Креста из числа бывших наркоманов, которые посвятили свою жизнь оказанию помощи больным наркоманией. Эти люди являются идеальными агентами, так как наркоманы им доверяют, охотно пускают в свою среду. Но, безусловно, возникают проблемы морально-этического свойства: по-христиански ли использовать особый статус доверия для оперативного внедрения в среду наркоманов? К сожалению, однозначного ответа на этот вопрос нет, и каждый оперативник будет сам решать эту дилемму исходя из реальной оперативной обстановки.

А вот проблема, которая еще не поднималась в юридической литературе – использование гендерных (полоролевых) особенностей поведения человека в ОРД. Очевидно, что существуют различия в выведывании оперативно значимой информации оперуполномоченным мужского или женского пола. И можно поспорить, в каком случае эффективность оперативно-тактической комбинации оказывается выше. Если у мужчин в ОРД присутствует активное наступательное начало, то у женщины-оператив­ника – мягкая тактическая игра. Сама жизнь показывает преимущества второй тактики. А древнекитайская философия учит, что вода сильнее камня, который символизирует мужское начало и аналогом которого в психологии является регидное, т.е. непластичное, ходульное поведение. Не случайно, что образ оперуполномоченного Анастасии Каменской так пришелся по душе российским читателям и телезрителям. Прекрасное сочетание женственности, аналитического мышления и природной интуиции делают этот образ весьма привлекательным объектом для подражания, а разработанные Каменской тактические комбинации – успешными. Мужчины-оператив­ники активно включены в предлагаемую Настей женскую игру, соревнуются друг с другом, желая отличиться перед ней, и это – замечательно. Институт фаворитства во все времена являлся мощным и эффективным рычагом управления позитивным мужским поведением в руках умной женщины.

Кстати, на другом полюсе борьбы с преступностью – в криминальном мире – институт фаворитства проявляет себя не менее эффективно. Истории уголовного розыска хорошо известны примеры умелого управления мужским поведением Сонькой Золотой Ручкой. О главаре алтайской банды Скосырской и ее изощренных методах управления бандой мы уже писали в параграфе 2.2. настоящего исследования.

Другой, не менее актуальной проблемой в ОРД является проблема провокации и провокационного поведения при разработке и проведении оперативно-тактических комбинаций. Понятие «провокация» обычно определяется как предательское поведение, подстрекательство, побуждение кого-либо к заведомо вредным для него действиям. В нашем случае провокацией будет побуждение лица к совершению преступления.

Хорошо известно, что главное условие соблюдения законности при проведении оперативных комбинаций – не допустить пособничества, провокации какого-либо на совершение преступления, исключить нарушение законных прав и интересов граждан.

Результаты исследования показывают наличие двух крайних и, на наш взгляд, одинаково неприемлемых точек зрения на пределы допустимости психологического воздействия в оперативной комбинации.

С одной стороны, отдельные оперативные работники считают допустимым самые жесткие действия исполнителей оперативной комбинации, вплоть до совершения преступлений.

С другой стороны, наблюдается позиция пассивного выжидания оперативным работником изменений сложившейся неблагоприятной ситуации вместо активного вмешательства в создавшуюся обстановку путем проведения оперативной комбинации. Подобное поведение оперативного работника, по существу, неправомерно, так как преступники в этом случае получают возможность безнаказанно осуществлять противоправную деятельность.

Пределы активности психологического воздействия определяются в зависимости от целей оперативной комбинации и стадии совершения преступления, на которой она осуществляется. При этом следует иметь в виду, что без допустимого психологического воздействия в ОРД вряд ли можно достигнуть успеха. Никто еще добровольно и с энтузиазмом не отправлялся в тюрьму, поэтому к теории бесконфликтного следствия, предлагаемой отдельными авторами, можно относиться лишь как к чисто умозрительной теоретической конструкции. Вся проблема как раз и состоит в определении оперуполномоченным границ допустимого психологического воздействия.

Подстрекателем признается лицо, склонившее к совершению преступления, т.е. умышленно вызвавшее у другого лица – будущего исполнителя – решимость совершить его.

В правовой литературе под провокацией понимается вовлечение другого лица в определенное преступление в целях его дальнейшего разоблачения. Высказывалось мнение, что провокатор отличается от обычного подстрекателя (т.е. лица, склонившего другого к совершению преступления) лишь мотивами и целями подстрекательства, что не влияет на квалификацию его действий, несмотря на то, что он не преследует цель причинить вред объекту преступного посягательства.²²²

Таким образом, психологическое воздействие, оказываемое в рамках оперативной комбинации и спровоцировавшее воздействуемого на совершение преступления, является неправомерным. Вместе с тем необходимо выделить критерии, отграничивающие провокационное психологическое воздействие от правомерного.

Так, правомерность психологического воздействия в оперативных комбинациях обеспечивается следующими факторами:

– наличием у воздействуемого твердых намерений и решимости на совершение определенного преступления, склонение его к отказу от осуществления преступного замысла не представляется возможным;

– угрозой реального наступления вредных последствий в случае невмешательства оперативного работника в создавшуюся ситуацию;

– соответствием действий исполнителя имеющемуся у воздействуемого преступному замыслу, то есть они должны быть естественным продолжением развития событий;

– осуществлением оперативным работником контроля за ходом оперативной комбинации в целях своевременного пресечения действий воздействуемого и недопущения наступления вредных последствий.

Разрабатывая оперативную комбинацию с имитацией преступления, необходимо учитывать следующие обстоятельства:

– действия исполнителя не должны наносить никакого вреда государственным, общественным или иным предприятиям, учреждениям, организациям, гражданам, а также их законным интересам и правам;

– они не должны перерастать в подстрекательство (провокацию) или иные формы соучастия в преступлении;

– действия исполнителя должны быть максимально достоверными, так как расшифровка их истинного смысла может привести к негативным последствиям;

– организатором оперативной комбинации должны быть продуманы меры по предохранению исполнителя от неправомерного привлечения к уголовной ответственности.

Использование дезинформации в оперативных комбинациях должно иметь определенные этические рамки. Так, считается недопустимым проведение оперативных комбинаций, в которых используются:

– легализация информации, позволяющая изобличить преступника, но в то же время раскрывающая источник информации, которому была обещана полная конфиденциальность;

– осуществление осмотров, обысков с последующим обнаружением в обследуемом помещении предметов, заранее подброшенных туда и изобличающих воздействуемого в совершении преступления;

– создание условий, провоцирующих воздействуемого на совершение преступления, с последующим его изобличением.

В процессе разработки, когда уже кое-что прояснилось о характере разрабатываемого, его психологических состояниях, важно иметь все возможные данные о нем.

Например, мы знаем, что он является жертвой какой-то преступной группы, здесь надо брать пример из жизни, который был бы убедительным для объекта по аналогии, а может быть и по контрасту. Внедренный выступает в роли инициатора, а разрабатываемый выступает в качестве жертвы. Разрабатываемый поневоле начинает анализировать возможные варианты развития событий по своему делу, причем смотреть на вещи уже глазами внедренного сотрудника, находясь под «бременем» легенды. Поневоле разрабатываемый «проигрывает» все возможные оперативные ходы, пытается анализировать и сопоставлять, при этом внедренный должен вовремя его направлять, а это невозможно было бы сделать в принципе без знания целого комплекса сведений об объекте. Однако, как и в театре, всегда имеется опасность «переиграть».

По групповым делам объекту обычно внушается, что раз по делу идет не один, то в его судьбе многое зависит и от других, но каждый должен отвечать только за себя. Тут обязательно возникнет борьба мотивов: ему может быть жаль «заложить» человека, у него могут быть с ним хорошие отношения, он его уважает, он (объект) его выручал, но этот же человек с него и брал взятку, например. И тогда тактически подходит к нему с другой стороны: «Ну, а если бы он был на твоем месте, он бы тебя спасал?» Ответ разрабатываемого чаще всего будит защиту объекта. О других говорить в известном смысле легче, чем о себе, особенно, если речь идет о неблаговидных, противозаконных поступках. Здесь следует выяснить, как ведет себя соучастник разрабатываемого, потом следует вопрос разрабатываемому: «Скажи, а он твоих детей будет кормить?» При такой постановке вопроса обычно завязывается откровенный разговор о взаимоотношениях людей, их дружбе и вражде. Но необходимо помнить, что единых рецептов общения и установления психологического контакта с людьми не существует. Здесь нужен творческий подход в выборе приемов и тактики установления доверительных отношений.

Иная ситуация возникает по лицам, в отношении которых уголовные дела возбуждены впервые, а преступления, в которых они подозреваются, относятся к преступлениям экономической направленности, особенно когда разрабатываемые занимают ответственные, высокие должности. Для того, чтобы установить с ними психологический контакт, в оперативно-розыскной деятельности используется следующая ключевая фраза: «Послушай, ты большим человеком был, с положением, я – то думал, ты и вправду порядочный человек, а ты такой же, как и я – вор». Разрабатываемый сразу же обескуражен, деморализован, возмущается. Поставив его на одну доску с собой, можно продолжить разработку и дальше.

Другой прием: казнишь сам себя, разрабатываемый начинает тебя успокаивать, а ему в ответ: «А вы чем лучше меня?»

В психологии обычно выделяются два основных метода воздействия на человека: убеждение и внушение. Убеждение основано на логике и обращено к сознанию человека. Внушение же основано не на логике, а на некритическом восприятии человеком осуществляемого на него воздействия.

Применяя эти достаточно традиционные в психологии общения методы воздействия к своим конфидентам, оперативный сотрудник всегда должен помнить о безопасности негласных сотрудников не только в ходе проводимого тактического приема, но также и после его проведения. В противном случае могут возникнуть проблемные оперативно-розыскные ситуации с весьма тяжелыми последствиями для участников расследования.

Примером такой крайне негативной ситуации может послужить уголовное дело № 20457, возбужденное Барнаульской спецпрокуратурой по надзору за ИТУ в 1991 году по факту злоупотребления служебным положением сотрудниками колонии строгого режима УБ-14/10 г. Змеиногорска Алтайского края.²²³

В ходе предварительного расследования по данному уголовному делу было установлено, что в период с 1980 по 1991 годы в учреждении УБ-14/8 с ведома его начальника полковника внутренней службы Скурлатова успешно функционировал «левый» цех по производству изделий из полипропилена. В работе данного цеха было задействовано более 300 человек как аттестованного, так и вольнонаемного состава, а также осужденных, которые бесплатно работали на станках ЧПУ практически в три смены. Производственная цепочка из Змеиногорска протянулась до самого краевого центра города Барнаула: поставщиком «левого» сырья для УБ-14/8 стало барнаульское предприятие-контрагент «Химволокно», а одним из главных соучастников хищения – начальник цеха товаров широкого потребления Надежда Тюльпина. Готовую неучтенную продукцию реализовывали по поддельным накладным через магазины «Военторга», который логически замыкал созданную Скурлатовым криминальную производственную цепочку. Во избежание конфликтов с организованным преступным сообществом Скурлатов ежемесячно производил регулярные отчисления от работы своего «детища» в воровской «общак», которые на тот момент контролировал «смотрящий» в УБ-14/10, грузинский «вор в законе» Пачуашвили (Пачуня).

Во время проведения совместной тактической операции сотрудников УИС (уголовно-исполнительной системы) и УБЭП (управления по борьбе с экономическими преступлениями) Алтайского края в данное преступное сообщество были успешно внедрены агенты из числа осужденных. Уже в ходе реализации материалов оперативно-розыскной деятельности следователь прокуратуры уговорил оперативных сотрудников перевести агентов из числа материально-ответственных лиц в разряд основных свидетелей обвинения по данному уголовному делу. Результат этого необдуманного тактического решения не заставил себя долго ждать: вскоре «неожиданный» пожар уничтожил и «левый» цех, и склад готовой продукции на территории указанной колонии. Сама колония строгого режима УБ-14/10 г. Змеиногорска в 1991 году была поспешно расформирована, а все осужденные этапированы в различные учреждения страны. При этом трое осужденных – свидетелей по данному уголовному делу при невыясненных обстоятельствах погибли во время этапа, а само дело вскоре прекращено производством за отсутствием состава преступления.

Возвращаясь к теме психологии общения с конфидентами, отметим, что анализ того, как человек воспринимает оказываемое на него воздействие, позволяет выделить две основные ориентации в процессе этого восприятия. В одном случае он ориентируется преимущественно на источник воздействия, а в другом – преимущественно на содержание воздействия. Это особенно нужно помнить при разработке лидеров организованного преступного сообщества, которые обладают достаточно высоким интеллектом, позволяющим им адекватно оценить глубину и степень психологического воздействия следователя на них.

На основании изложенного, можно сделать вывод, что единственно возможными критериями допустимости того или иного тактического приема в криминалистике являются законность, обоснованность и безопасность применяемого тактического приема.

Что касается законности, как критерия допустимости, то здесь, на наш взгляд, вполне уместно вспомнить высказывание офицера-пограничника из советского фильма «Выйти замуж за капитана» в блестящем исполнении актера Виктора Проскурина: «Когда не знаешь, как поступить в нравственном плане, поступай по закону!» Это универсальная формула, представляется, в полной мере относится и к нашему случаю – определению пределов допустимости тактического приема при расследовании преступлений, предусмотренных ст. 210 УК РФ.

Обоснованность, как критерий допустимости тактического приема, выражается в том, что любое тактическое решение криминалиста должно быть взвешенным, «просчитанным» и должно соответствовать сложившейся по уголовному делу следственной ситуации.

Безопасность, полагаем, должна проявляться, прежде всего, в том, чтобы проводимый тактический прием ни в коем случае не подвергал опасности жизнь и здоровье участников уголовного судопроизводства.

Понятно, что в рамках настоящего исследования невозможно было осветить все вопросы, так или иначе связанные с методикой расследования организации преступного сообщества. В связи с этим представляется, что тема «Личность организованного преступного сообщества и ее криминалистическое значение» является достаточно перспективной в научном плане и нуждается в дальнейшей разработке.

 

 

 

Заключение

 

 

Подводя итог нашему исследованию, можно сделать научно обоснованный вывод, что борьба с организованной преступностью всегда была и остается одной из самых приоритетных задач для любого государства. При этом отношения между лидерами организованного преступного сообщества и государством практически в любой стране мира всегда носили и носят характер либо тайной, либо явной войны.

Достаточно обратиться к истории возникновения грозной калабрийской «Ндрагетты» на Сицилии, до сих пор наводящей ужас на власти Италии. Следует вспомнить, что изначально «крестные отцы» – доны являлись носителями христианской морали. Поэтому не случайно, что у сицилийской мафии такие тесные отношения с Ватиканом, выражающиеся в многочисленных пожертвованиях католической церкви, оказании консультативной помощи кардиналами «крестным отцам», индульгенциях. Да и сама «Онерта» – кодекс чести итальянской мафии – содержит в себе постулаты христианской морали, правда, интерпретированные до неузнаваемости системой принципов корпоративной криминальной этики. Авторитет «крестных отцов», подкрепленный церковной властью, всегда вызывал и по-прежнему вызывает страх и уважение многих людей, в том числе и за пределами Италии.

Так, истории известен пример дани уважения, когда в 1943 году американский военный самолет сбросил в честь «крестного отца» сицилийской мафии Сальваторе Луччано по прозвищу «Лаки-счастливчик» венок на его родине в итальянской деревне Вицинни близ Билальбо. Романтизация образа мафиози получила свое дальнейшее развитие в ставшем хрестоматийным фильме Френсиса Копполы «Крестный отец». Естественно, что укрепляющаяся мощь мафиозных кланов не могла не пугать государственную власть, которая на протяжении десятилетий ведет непримиримую борьбу с преступным миром. Причем средства, избираемые властью в этой борьбе, далеко выходят за рамки нравственной допустимости.

Например, хорошо известно, что Муссолини был заклятым врагом сицилийской мафии. За период его правления карабинерами было уничтожено более 2 тыс. членов преступных группировок в Италии, в том числе и «Лаки-счастливчик». В США было создано и успешно действовало под патронажем президента Франклина Рузвельта спецподразделение, состоящее из 40 первоклассных снайперов, специализировавшееся на ликвидации криминальных авторитетов. Кстати, именно эти снайперы уничтожили Бонни и Клайд – знаменитую гангстерскую чету прошлого века. Аморально ли это? Конечно. И в то же время все это показывает бессилие государственной власти, ее неспособность бороться с преступностью традиционными методами.

Подобная борьба, полагаем, подобна Сизифову труду: пока не будут ликвидированы экономические причины и условия для функционирования преступных кланов; пока будут существовать наркотики, приносящие от 700 до 1000 % «чистой» прибыли – невозможно справиться с этим видом преступлений.

Однако методы оперативно-розыскной деятельности, проверенные веками, в умелых руках оперуполномоченного были и остаются эффективными средствами борьбы с преступностью, как до сих пор эффективны методы внешней разведки в выведывании необходимой для государства информации. Успешность ОРД во многом обусловлена тем, что содержание ее методов как-раз и составляют разведывательная и контрразведывательная деятельность, а сами методы, по существу, являются «трофеями» – подсмотрены у преступного мира и взяты на вооружение правоохранительными органами. В настоящем исследовании уже отмечалось, что создатель внутрикамерной разработки Жан-Поль Видок, в прошлом вор-рецидивист, стал шефом французской полиции Сюртэ. Это лишний раз говорит о необходимости будущим сотрудникам аппарата уголовного розыска изучать криминальную психологию, и в частности психологию лидеров преступного мира. «Вор очень чтит собственность, но только хочет ее присвоить», – любил повторять известный английский дипломат лорд Честер. Это высказывание очень хорошо отражает суть криминальной деятельности и психологии преступного поведения.

Резюмируя изложенное, сформулируем выводы по проведенному исследованию:

1. Комплексный подход, используемый авторами в построении методики расследования преступлений, предусмотренных ст. 210 УК РФ «Организация преступного сообщества») предполагает изучение криминалистической характеристики преступления (КХП) данного вида во взаимосвязи с его уголовно-правовой и Уголовно-процессуальной характеристиками. Такой методологический подход позволяет детально исследовать каждый элемент КХП через элементы состава преступления, предусмотренного ст. 210 УК РФ, а также через предмет доказывания и процессуальную форму, предусмотренную законом для данной категории уголовных дел.

2. Механизм организации преступного сообщества (ОПС) представляет собой сложную систему функций, детерминированных, с одной стороны, объективными условиями, складывающимися в том месте, где организуется либо функционирует преступная группа, а с другой – субъективными факторами, обусловленными особенностями личности ее организатора. При этом основным концептуальным положением авторов является то, что механизм преступления нельзя рассматривать как элемент криминалистической характеристики организации преступного сообщества. Очевидно, что механизм отражает лишь функциональный аспект преступления как информационной системы, когда криминалистическая характеристика – его структурный аспект. Поэтому, являясь сущностями различного гносеологического порядка, механизм с точки зрения формальной логики не может находиться в одной информационной системе наряду с такими структурными элементами криминалистической характеристики преступления, как: обстановка преступления, ситуация преступления, способ преступления, следы преступления и т.д.

3. Центральное место в механизме преступления данного вида занимает личность организатора преступного сообщества. При этом механизм организации преступного сообщества позволяет функционально увязать в едином информационном блоке такие элементы криминалистической характеристики преступления, как личность организатора, предмет преступного посягательства, способ и следы преступления.

4. Психологический портрет лидера организованной преступной группы является информационной моделью, позволяющей понять не только его руководящую роль в конкретном ОПС, но также всесторонне изучить механизм функционирования организованного преступного сообщества во взаимосвязи всех элементов. Проведенное авторами психологическое профилирование преступников исследуемой категории позволило выявить такие доминирующие психические аномалии характера у большинства лидеров организованного преступного сообщества, как психопатии. Психопатии – это такие аномалии характера, которые практически не изменяются в течение всей жизни человека; характеризуются устойчивыми поведенческими стереотипами, которые, в свою очередь, позволяют успешно прогнозировать поведение психопатических личностей в ходе расследования преступлений, связанных с организацией преступного сообщества. А это означает, что криминалисту, приступающему к расследованию преступлений, так или иначе связанных с деятельностью ОПС, необходимо вооружиться фундаментальными знаниями в области судебной психиатрии.

5. По мнению авторов, под тактическим приемом в криминалистике следует понимать алгоритм поисково-познавательных действий в уголовном судопроизводстве, направленных на собирание доказательственной и ориентирующей информации по делу. Поисково-познавательная направленность тактического приема позволяет рассматривать в качестве такового не только следственные действия, но и оперативно-розыскные мероприятия. А это существенно расширяет арсенал криминалистических средств доказывания в расследовании преступлений, связанных с организацией преступного сообщества.

6. Важнейшим тактическим приемом в расследовании преступлений, связанных с организацией преступного сообщества, которым, по мнению авторов, в совершенстве владели сотрудники подразделений по борьбе с организованной преступностью, являлся так называемый агентурный метод. Представляется, что поспешная и необдуманная ликвидация этих элитных подразделений органов внутренних дел в России неизбежно нарушила существующий баланс противоборствующих сторон в борьбе с организованной преступностью. По нашему мнению, возникший дисбаланс, прежде всего, проявляется в сужении арсенала поисково-познавательных средств, используемых современным криминалистом при расследовании преступлений, предусмотренных ст. 210 УК РФ. В настоящее время назрела объективная необходимость как можно скорейшего восстановления в системе МВД подразделений по борьбе с организованной преступностью (УБОП).

7. Одной из сложнейших методологических проблем современной криминалистики является проблема допустимости тактического приема, применяемого в расследовании отдельных видов преступлений. При определении границ такой допустимости, по мнению авторов, ни в коем случае нельзя руководствоваться известным философским принципом «цель оправдывает средства». Полагаем, главными критериями допустимости любого тактического приема, проводимого при расследовании преступлений, особенно связанных с организацией преступного сообщества, являются законность, обоснованность, а также безопасность принимаемого тактического решения для всех лиц, участвующих в уголовном судопроизводстве.

 

 

Список использованной литературы

 

 

1. Аверьянова, Т.В. Криминалистика: Учебник для вузов / Т.В. Аверьянова, Р.С. Белкин, Ю.Г. Корухов, Е.Р. Россинская; под ред. проф.
Р.С. Белкина. М.: Изд-во НОРМА, 2001. 990 с.

2. Азаров, В.А. Охрана имущественных интересов личности в сферах оперативно-розыскной и Уголовно-процессуальной деятельности /
В.А. Азаров, С.В. Супрун. Омск, 2001. 267 с.

3. Александров, А.И. Наркотики в России: преступления и расследование. Научное издание / А.И. Александров, М.Я. Айбиндер и др.; под ред. В.П. Сальникова. СПб., 1999. 470 с.

4. Ароцкер, Л.Е. Использование данных криминалистики в судебном разбирательстве уголовных дел /Л.Е. Ароцкер. М.: Юрид. лит., 1964. 221 с.

5. Арсеньев, В.Д. Основы теории доказательств в советском уголовном процессе / В.Д. Арсеньев. Иркутск, 1970. 122 с.

6. Афанасьев, В.Г. Системность и общество / В.Г. Афанасьев. М., 1980. 242 с.

7. Бабаян, Э.А. Наркология /Э.А. Бабаян, М.Х. Гонопольский. М.,1990. 336 с.

8. Бахин, В.П., Кузьмичев, В.С., Лукьянчиков, Е.Д. Тактика использования внезапности в раскрытии преступлений органами внутренних дел / В.П. Бахин, В.С. Кузьмичев, Е.Д. Лукьянчиков. – Киев, 1990. 78 с.

9. Баяхчев, В.Г. Расследование преступлений, связанных с изготовлением и распространением синтетических наркотических средств: Учебное пособие / В.Г. Баяхчев, И.И. Курылев, А.П. Калинин. М.: ВНИИ МВД РФ, 1995. 46 с.

10. Бедняков, Д.И. Непроцессуальная информация и расследование преступлений / Д.И. Бедняков. М.: Юрид. лит., 1991. 205 с.

11. Белкин, Р.С. История отечественной криминалистики / Р.С. Белкин. М., 1999. 459 с.

12. Белкин, Р.С. Криминалистика: проблемы, тенденции, перспективы. От теории – к практике / Р.С. Белкин. М.: Юрид. лит., 1988. 304 с.

13. Белкин, Р.С. Курс криминалистики. Т. 1 / Р.С. Белкин. М.: Юристъ, 1997. 480 с.

14. Белкин, Р.С. Курс советской криминалистики. Т. 2 / Р.С. Белкин. М., 1978. 407 с.

15. Белкин, Р.С. Курс советской криминалистики. Т. 3 / Р.С. Белкин. М.: Юрид. лит., 1979. 407 с.

16. Белкин, Р.С. Курс советской криминалистики: Криминалистические средства, приемы, рекомендации / Р.С. Белкин. М., 1979. 480 с.

17. Белкин, Р.С. Общая теория советской криминалистики / Р.С. Белкин. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1986. 397 с.

18. Белкин, Р.С., Винберг, А.И. Криминалистика: Общетеоретические вопросы / Р.С. Белкин, А.И. Винберг. М.: Юрид. лит., 1973. – 264 с.

19. Берроуз, У. Голый завтрак: Пер. с англ.; предисловие А. Шаталова / У. Берроуз. М., 1998. 306 с.

20. Билибин, Д.П. Патофизиология алкогольной болезни и наркомании / Д.П. Билибин, В.Е. Дворников. М., 1991. 108 с.

21. Боголюбова, Т.А. Расследование и предупреждение преступлений, связанных с незаконным изготовлением, приобретением, хранением, перевозкой или сбытом наркотических средств / Т.А. Боголюбова,
К.А. Толпекин. М., 1989. 148 с.

22. Болотовский, И.С. Наркомании. Токсикомании / И.С. Болотовский. Казань, 1989. 98 с.

23. Бурданова, В.С. Расследование преступлений о незаконных действиях с наркотическими средствами. Часть 3. Криминалистическая характеристика преступлений: Методические рекомендации / В.С. Бурданова. СПб.: Институт повышения квалификации прокурорско-следственных работников Генпрокуратуры РФ, 1993. 84 с.

24. Бьюли, Т. Неотложная помощь в психиатрии и наркологии. Экстренная помощь в медицинской практике / Т. Бьюли; под ред. К. Ожильви. М.: Медицина, 1987. 108 с.

25. Васильев, А.Н. Проблемы методики расследования отдельных видов преступлений / А.Н. Васильев. М.: Изд-во МГУ, 1978. 72 с.

26. Васильев, А.Н. Следственная тактика / А.Н. Васильев. М., 1976. 220 с.

27. Васильев, А.Н. Предмет, система и теоретические основы криминалистики/А.Н. Васильев, Н.Т. Яблоков. М.: МГУ, 1984. 144 с.

28. Возгрин, И.А. Криминалистическая методика расследования преступлений / И.А. Возгрин. Минск: Выш. школа, 1983. 215 с.

29. Волчецкая, Т.С. Криминалистическая ситуалогия: Монография / Т.С. Волчецкая; под ред. Н.П. Яблокова. Калининград, 1997. 248 с.

30. Воронин, С. Э. Нравственно-психологические основа оперативно-розыскной деятельности и уголовного судопроизводства: Монография / С.Э. Воронин. Хабаровск: Изд-во Дальневосточного юридического института МВД РФ, 2008. 178 с.

31. Воронин, С.Э. Особенности расследования хищений, совершаемых должностными и материально-ответственными лицами на предприятиях исправительно-трудовых учреждений: Монография / С.Э. Воронин. Барнаул, 1994. 302 с.

32. Воронин, С.Э. Проблемно-поисковые следственные ситуации и установление истины в уголовном судопроизводстве / С.Э. Воронин. Барнаул, 2000. 211 с.

33. Воронин, С.Э. Ситуационное моделирование в судебной экспертизе: Монография/ С.Э. Воронин. Красноярск: Изд-во Красноярского государственного университета, 2013. 159 с.

34. Габиани, А.А. Наркотизм / А.А. Габиани. Тбилиси, 1977. 96 с.

35. Габиани, А.А. Уголовная ответственность за преступления, совершенные в состоянии опьянения / А.А. Габиани. Тбилиси, 1968. 88 с.

36. Гавло, В.К. Теоретические проблемы и практика применения методики расследования отдельных видов преступлений / В.К. Гавло. Томск: Изд-во ТГУ, 1985. 333 с.

37. Гавло, В.К. Актуальные проблемы поисково-познавательной деятельности в суде / В.К. Гавло, С.Э. Воронин. Барнаул, 2000. 57 с.

38. Гавло, В.К. Избранные труды.- Барнаул: Изд-во Алтайского госуниверситета, 2011. 850 с.

39. Гранат, Н.Л., Ратинов, А.Р. Решение следственных задач /
Н.Л. Гранат, А.Р. Ратинов. Волгоград, 1978. 118 с.

40. Григорьев, Н.В. Следственные ошибки и причины их возникновения / Н.В. Григорьев, А.А. Плотников. Хабаровск, 1990. 114 с.

41. Гросс, Г. Руководство для судебных следователей, как система криминалистики / Г. Гросс. СПб., 1908. 286 с.

42. Де Риос, М.Д. Растительные галлюциногены / М.Д. Де Риос. М., 1997. 284 с.

43. Джандиери, А.С. Расследование дел о незаконных операциях с наркотическими веществами: Учебное пособие / А.С. Джандиери. Л.: Институт усовершенствования следственных работников, 1984. 44 с.

44. Доля, Е.А. Использование в доказывании результатов оперативно-розыскной деятельности / Е.А. Доля. М.: Спарк, 1996. 78 с.

45. Драпкин, Л.Я. Основы теории следственных ситуаций /
Л.Я. Драпкин. Свердловск: Изд-во Уральского ун-та, 1987. 168 с.

46. Дулов, А.В. Судебная психология: Учебник / А.В. Дулов. Минск, 1970. 565 с.

47. Жбанков, В.А. Человек как носитель криминалистически значимой информации / В.А. Жбанков. – М., 1993. – 101 с.

48. Зазулин, Г.В. Криминология / В.Г. Зазулин; под ред. В.Н. Бурлакова, С.Ф. Милюкова, С.А. Сидорова, Л.И. Спиридонова. СПб., 1995.
482 с.

49. Закон об оперативно-розыскной деятельности в Российской Федерации: Комментарий / Под ред. А.Ю. Шумилова. М.: Юрид. лит., 1994. 128 с.

50. Законность в досудебных стадиях уголовного процесса России / А.Б. Соловьев, М.Е. Токарева, А.Г. Халиулин, Н.А. Якубович. Кемерово, 1997. 118 с.

51. Зникин, В.К. Оперативно-розыскное обеспечение раскрытия и расследования преступлений / В.К. Зникин. Кемерово, 2003. 164 с.

52. Игнатов, В.П., Михайлов, Б.П. Предупреждение и раскрытие преступлений, связанных с незаконным оборотом наркотиков / В.П. Игнатов, Б.П. Михайлов. М., 2000. 96 с.

53. Калугин, А.Г. Особенности доказывания по уголовным делам о незаконном сбыте наркотических средств: Практическое пособие /
А.Г. Калугин. Красноярск, 2003. 66 с.

54. Клиническая токсикология детей и подростков / Под ред. Марковой В.И., Афанасьева В.В., Цыбулькина Э.К., Неженцева М.В. СПб., 1998. 286 с.

55. Колдин, В.Я. Идентификация при расследовании преступлений / В.Я. Колдин. М.: Юрид. лит., 1978. 144 с.

56. Колесниченко, А.Н. Общие положения методики расследования отдельных видов преступлений / А.Н. Колесниченко. Харьков, 1965. 87 с.

57. Колесниченко, А.Н. Криминалистическая характеристика преступлений: Учебное пособие / А.Н. Колесниченко, В.Е. Коновалова. Харьков, 1985. 93 с.

58. Комаров, И.М. Криминалистические операции в досудебном производстве / И.М. Комаров. Барнаул: Изд-во АГУ, 2002. 345 с.

59. Комиссаров, Б.Г. Подросток и наркотики. Выбери жизнь!/
Б.Г. Комиссаров. Ростов-на-Дону, 2001. 128 с.

60. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации/ Отв. ред. В.М. Лебедев. М.: Юрайт-М, 2001. 736 с.

61. Корноухов, В.Е. Основы общей теории криминалистики /
В.Е. Корноухов, В.М. Богданов, А.А. Закатов. Красноярск: Изд-во КГУ, 1993. 160 с.

62. Краткий словарь по социологии. М., 1989. 684 с.

63. Криминалистика: Учебник для вузов / Под ред. И.Ф. Герасимова, Л.Я. Драпкина. М.: Высш. шк., 2000. 672 с.

64. Криминалистика: Учебник для вузов / Под ред. проф. А.Ф. Волынского. М.: Закон и право, ЮНИТИ-ДАНА, 1999. 615 с.

65. Криминалистика: Учебник / Под ред. В.А. Образцова. М.: Юристъ, 1997. 757 с.

66. Криминалистика: Учебник / Под ред. И.Ф. Пантелеева, Н.А. Селиванова. М.: Юрид. лит., 1988. 543 с.

67. Криминалистика: Учебник / Под ред. Н.П. Яблокова, В.Я. Колдина. М.: Изд-во МГУ, 1990. 463 с.

68. Криминалистика: Учебник / Под ред. Т.А. Седовой, А.А. Эксархопуло. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 1995. 528 с.

69. Криминалистическое обеспечение деятельности криминальной милиции и органов предварительного расследования / Под ред. проф.
Т.В. Аверьяновой и проф. Р.С. Белкина. М.: Новый юрист, 1997. 400 с.

70. Кудрявцев, В.Н. Механизм преступного поведения / В.Н. Кудрявцев. М., 1981. 256 с.

71. Ларин, А.М. От следственной версии к истине / А.М. Ларин. М., 1976. 98 с.

72. Лузгин, И.М. Методологические проблемы расследования /
И.М. Лузгин. М.: Юрид. лит., 1973. 103 с.

73. Майоров, А.А. Наркотики: преступность и преступления /
А.А. Майоров, В.Б. Малинин. СПб.: Изд-во «Юридический центр Пресс», 2002. 290 с.

74. Меретуков, Г.М. Криминалистические проблемы борьбы с наркобизнесом организованных преступных групп / Г.М. Меретуков. М.: Академия МВД РФ, 1995. 383 с.

75. Николаева, Л.П. Выявление лиц, потребляющих наркотики, и особенности профилактического воздействия на них / Л.П. Николаева, И.П. Пятницкая. М.: ВНИИ МВД СССР, 1978. 45 с.

76. Новик, И.Б. Моделирование сложных систем: Философский очерк / И.Б. Новик. М.,1965. 152 с.

77. Новоселов, С.А. Тактика проведения реализации дел оперативных учетов при раскрытии и расследовании преступлений в сфере наркобизнеса / С.А. Новоселов. М., 1997. 116 с.

78. Облаков, А.Ф. Криминалистическая характеристика преступлений и криминалистические ситуации: Учебное пособие / А.Ф. Облаков. Хабаровск: Изд-во Хабаровской высшей школы МВД СССР, 1985. 88 с.

79. Образцов, В.А. Криминалистическая классификация преступлений / В.А. Образцов. Красноярск, 1988. 211 с.

80. Ожегов, С.И. Словарь русского языка / С.И. Ожегов; под ред. Н.Ю. Шведовой. М.: Рус. яз., 1990. 921 с.

81. Омигов, В.И. Криминологические и правовые проблемы борьбы с наркоманией и наркотизмом / В.И. Омигов. М., 1992. 196 с.

82. Организованная преступность / Под ред. А.И. Долговой,
С.В. Дьякова. М.: Юрид. лит., 1993. 352 с.

83. Пантелеев, И.Ф. Криминалистика / И.Ф. Пантелеев, М., 1988. 654 с.

84. Порубов, Н.И. Расследование преступлений, связанных с употреблением наркотиков: Лекция / Н.И. Порубов, Г.А. Ярош. Минск: Минская ВШ МВД СССР, 1988. 52 с.

85. Протосевич, А.А. Допрос как процесс информационного взаимодействия /А.А. Протосевич. Иркутск, 1999. 63 с.

86. Противодействие незаконному обороту наркотических средств и психотропных веществ. Учебное пособие. Часть 2 / Под ред. А.Н. Сергеева. М.: изд-во «ЩИТ-М», 2001. 638 с.

87. Птицын, А.Г. Использование оперативно-розыскной информации на предварительном следствии / А.Г. Птицын. Киев, 1997. 72 с.

88. Рожков, В.Е. Судебно-психиатрическая экспертиза алкоголизма и других состояний / В.Е. Рожков. М., 1964. 162 с.

89. Ронин, Р. Своя разведка: Практическое пособие / Р. Ронин. Минск, 1998. 98 с.

90. Рубинштейн, С.Л. Основы общей психологии / С.Л. Рубинштейн. СПБ. И др.: Питер, 2002. 712 с.

91. Савенко, В.Г. Распространенные наркотические средства: Учебное пособие / В.Г. Савенко, А.Н. Сергеев и др. М.: ЭКЦ МВД РФ, 1992.
80 с.

92. Смилгайтис, В.К. Тактика предъявления доказательств при допросе обвиняемого / В.К. Смилгайтис. Л., 1979. 58 с.

93. Сорокин, В.И., Семкин Е.П., Беляев А.В. Использование экспресс-тестов при исследовании наркотических средств и сильнодействующих веществ / В.И Сорокин и др. М.: ЭКЦ МВД РФ, 1997. 38 с.

94. Старченко, А.А. Логика в судебном исследовании / А.А. Старченко. М., 1958. 12 с.

95. Сурков, К.В. Принципы оперативно-розыскной деятельности и их правовое обеспечение в законодательстве, регламентирующем сыск: Монография / К.В. Сурков. СПб., 1996. 216 с.

96. Танасевич, В.Г. Значение криминалистической характеристики преступлений и следственных ситуаций для методики расследования преступлений / В.Г. Танасевич. Душанбе, 1975. 112 с.

97. Тюхтин, В.С. Отражение, система, кибернетика / В.С. Тюхтин. М., 1987. 193 с.

98. Филимонов, Б.А. Основы теории доказательств в германском уголовном процессе / Б.А. Филимонов. М., 1994. 168 с.

99. Холл, А.Д. Определение понятия системы: исследования по общей теории систем / А.Д. Холл, Р.Е. Фейджин. М., 1969. 278 с.

100. Хорунженко, К.М. Культурология. Энциклопедический словарь / К.М. Хорунженко. Ростов-на-Дону, 1997. 764 с.

101. Шабанов, П.Д. Руководство по наркологии / П.Д. Шабанов. СПб., 1999. 486 с.

102. Шабанов, П.Д. Наркомании: патопсихология, клиника, реабилитация / П.Д. Шабанов, О.Ю. Штакельберг; под ред. А.Я. Гриненко. СПб, 2000. 532 с.

103. Шар, В.К. Путь рока. Оригинальный опыт музыкально-исторического исследования / В.К. Шар. М., 1998. 184 с.

104. Шиканов, В.И. Актуальные вопросы уголовного судопроизводства и криминалистики в условиях современного научно-технического прогресса / В.И. Шиканов. Иркутск, 1978. 94 с.

105. Шнайдер, Р. Криминология / Р. Шнайдер. М., 1994356 с.

106. Щукин, А.М. Особенности выявления и документирования наркопритонов: Практические рекомендации / А.М. Щукин. Барнаул, 2001. 21 с.

107. Янсон, И.Я. Наркомания, токсикомания (клиника, лечение, профилактика) / И.Я. Янсон. Челябинск, 1987. 411 с.

 

Содержание

 

 

План издания № 11

 

 

 

Сергей Эдуардович Воронин

доктор юридических наук, профессор

Евгения Викторовна Байыр-оол

аспирант

 

Личность организатора
преступного сообщества
и ее криминалистическое значение

 

Монография

 

 

 

 

 

 

Печатается в авторской редакции

 

 

 

 

ИД № 02390 от 17.07.2000

ПД № 16-017 от 10.07.2000

СЭЗ № 24.49.07.953 П 000315.07.03 от 21.07.2013 г.

 

Подписано в печать 22.01.2014 г.
Формат 60х84/16. Бумага офсетная. Гарнитура Таймс.
Печать плоская. Усл. печ. листов 5,4.
Тираж 500 экз. Заказ 213.

 

 

Организационно-научный
и редакционно-издательский отдел.

СИБУП

660037, г. Красноярск, ул. Московская, 7-а.

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/

---

Сконвертировано и опубликовано на https://SamoLit.com/