А Р С Е Н И Й Г А Р И П О В
Весна
танист
С Т И Х И И П Р О З А
М А Г А Д А Н
И З Д А Т Е Л Ь С Т В О « О Х О Т Н И К »
2 0 1 4
Гарипов А.А.
Весна-танист: стихи и проза / А. Гарипов; – Магадан : Изд-во
«Охотник», 2014 – 28 c.
В книгу, изданную к 19-летию автора, вошли стихи и проза за
2013 год. Фотография на обложке Emilia Trojan – Vigilance II
УДК 882-1
ББК 84 (Рос=Рус) 6-5
© Издательство «Охотник», 2014
© Гарипов А. А., 2013
Содержание
СТИХИ
5
Великая мать
6
Ода гуро
7
Загадка II
8
Вот тебе деревце
9
Стальной закат стилетом вошел в ставни
10
Мертвые краски мне бросились в рыло
11
Весна-танист
12
Вселенная Дисконнект
13
Светловодный ручей
14
Посвящение «Газовой лампе»
15
Афину
16
Робким побегом
17
Небо мокрицей свернулось в комочек
18
Странное
19
Я видел на стенах маски
20
Ветер касается скул
21
Встань на вощеные лыжи
22
ПРОЗА
23
Железная богиня непрощения
24
Бакалея
31
Стихи
В Е С Н А - Т А Н И С Т
ВЕЛИКАЯ МАТЬ
Ты лежишь неразгаданной девой,
Вкруг тебя — все зверье да химеры.
От эллинов — и до мон-кхмеров,
Все рекут тебя Матерью стад.
По плечам твоим тянутся соки,
И, средь флейт камыша и осоки,
Алтарей, зиккуратов высоких,
Свято имя твое, Тиамат.
О, земля донебесной пустыни,
Нежный свет Вифлеемской Полыни,
Демон высшей, безвинной гордыни!
Сердце трех незапятнанных врат.
Лишь исполнены дикого грая,
Твои речи, скользя и играя,
В миг, когда мы столпимся у края,
В миг последний для всех прогремят.
6
С Т И Х И
ОДА ГУРО
Так страшно, что даже красиво;
Червем прогрызаешься к сердцу,
Искришь инфернальным огнивом,
Кричишь каждым битом и герцем.
Стекаешь с кисти Вайо, и
Плодовищем стремишься к Зениту;
Ведь красным полотнам — крови!
Болезни ж — алтарные плиты!
Где гнездо твое, гарпия смрадна?
В твоей провонявшей кисее
На веревках скрипят Ариадны,
Да круги нарезают Тесеи.
Ты — кувалда, но вязь твоя тонка;
Мозг туманя, ты ширишь границы,
И, пока есть бумага и пленка,
Мир не сможет тобою напиться.
7
В Е С Н А - Т А Н И С Т
ЗАГАДКА II
Из сочащихся очей —
Да по трубке прямо в небо
Из зрачков, белков и хлеба
Я гоню хмельной ручей.
Я не беден, не богат;
Но из тех, кого все ищут,
Кто бросает в кружки нищим
Пьяных жидкостей агат.
Глянь! В безумьи горных трав
Пандемонис с пантеизмом
Слил я в прихоти капризной
В колдовской, единый сплав.
Всяк моей покорен воле;
Кто слаб под знаменем моим —
Животной злобой одержим,
И нет на свете горше доли. .
8
С Т И Х И
***
Вот тебе деревце,
Вот — болотце.
Спи, милёнок,
В глубоком колодце.
Нет уж у девицы
В нежный цветочек
Ни мочи-силёнок,
Ни раковин-мочек.
Размелена мельницей,
В пыль развеяна,
Матка с пелёнок
Прогрызена змеями.
9
В Е С Н А - Т А Н И С Т
***
Стальной закат стилетом вошел в ставни,
И небо огнесосенной смолой,
Отринув горестно и слезы, и покой,
Смочилось гневно янтарем недавним.
Кто сможет огранить его гранит?
Вспороть соски кормящей Аудумлы?
Отбросить мысль, лукавства многодумны,
Обагрить мрамор тающих ланит!
Ужели тот, кто замер в терракотах
Под сенью стекловолокнистых туч?
Кто, слив в незнаньи семя и сургуч,
Печати ставит на стеклянных гротах?
1 0
С Т И Х И
***
Мертвые краски мне бросились в рыло;
Бивни давно не рыхлят падалицу,
Хитрый закат полыхает лисицей. .
Старый кабан; я не помню, что было.
Ноздри не тянут промозглую влагу,
С хриплым шипеньем дыханье погасло;
Пастью сочится горячее масло:
Дорожкой червивой бежит по оврагу.
Смерти звериной укор человечий. .
Будет уроком мне, Архейма ярлу,
Не брать зверьих шкур у бродячего карлы,
В лунную ночь не вздевать их на плечи.
1 1
В Е С Н А - Т А Н И С Т
ВЕСНА-ТАНИСТ
Тропы ропщут,
Рокочут торы,
Небо топчет
Дубровы и горы.
Капкан намедни
Ухмылкой кривой
Защелкнулся медно
На ляжке милой.
Умойся, царевна,
Гранатовым соком.
Не смейся нервно:
Не вышло б боком.
Попотчуй лучше
Из мертвой Гебы
Священные кущи
Вином и хлебом.
Забудь про межи,
Оденься оловом;
Осень отрежет
Твою нежную голову.
1 2
С Т И Х И
ВСЕЛЕННАЯ ДИСКОННЕКТ
Нашим ночным поездкам:
мне, Маше и Леше
Весна — тревожное время:
Могилами солнцераспятий
Над хлипкими тропами гатей
Слейпнир рвет, безумствуя, стремя.
И в мозг молчаливое знанье,
Что ведомо лишь мертвецам —
Их отрубленным головам,
Вжралось тупоносой пираньей.
Расплеснут тремор опахала:
Вот-вот соблюдут рассвет,
Выстрелит? Или нет? —
В висок мне стальная Вальхалла.
Так прячется в степлерах сект:
Как двойка бубей в рукаве,
Как улей в любимом duvet —
Вселенная Дисконнект.
1 3
В Е С Н А - Т А Н И С Т
***
Светловодный ручей;
Весел отблеск меня.
Осади же коня,
Спешись, воин мечей.
Не спеши, одинок
Путник, флягу твою
Щебеча, напою,
Твой омою клинок.
Я прозрачен, игрив.
Брось мне вызов скорей
Синей плотью очей,
Дитя пастбищ и нив.
От сияющих гор
До рыбацких судов
Дарю пищу и кров:
От щедрот своих — вор.
1 4
С Т И Х И
ПОСВЯЩЕНИЕ «ГАЗОВОЙ ЛАМПЕ»
Деревянный стол:
Грубый, изрезанный.
Странные носы
Сгрудились повесами.
Шершавые клювы
Тычут во все стороны:
Карты сально шлепают.
Копки разволнованы.
Лысые, смешные,
Голосят, мухлюют,
Машут плавничищами.
Танцуют в дымных струях.
Мерцают канделябры,
И будет вечно так:
Комочки лютефиска.
Покер. Полумрак.
1 5
В Е С Н А - Т А Н И С Т
***
Афину
Лесбосом
Не порочил,
Но свинину —
Ем:
Одноглаз,
Полифем.
Не сносить бы меня
Земле,
Небесам,
Аду.
Ей-же-ей,
Упаду:
В огоньковом
Бреду —
По тине!
1 6
С Т И Х И
***
Немного зла.
Ревнива. .
Зато мила
На диво.
Фет, «Моя Ундина»
Робким побегом
Лозы водосточной
Распустится клевер —
Пурпурные листья.
Проснется ундина
В подвальной коросте,
Вдохнет в себя стужу
Багровых соцветий.
Не жить ей, не петь
Ни сиреной, ни птицей;
Глаза задымлёны
Бельмом колыбельным. .
Неловким движеньем,
Прозрачной рукою
Сорвет она клевер —
Пурпурные листья.
1 7
В Е С Н А - Т А Н И С Т
***
Небо мокрицей свернулось в комочек,
Ножки мохнатые к брюшку поджало,
В доках промозглых, средь сельди и бочек,
Море причалами лупит в кимвалы.
Вот доходяга стал под навесом:
Свернет папироску, прикурит в ладошку,
В дождь побредет по покатому плесу,
Вяло спугнет припортовую кошку.
Контейнеры ржавы расставлены криво,
Мир здесь застыл в положении «лежа»;
Лишь кран проржавевший костистою гривой
Щеткой скобит омертвевшую кожу.
А в нежной крови деревец придорожных,
В молочной белянке плавучих коряжек
Всегда угадать при желании можно,
Что в трюмах корабельных норны нам пряжут.
1 8
С Т И Х И
СТРАННОЕ
«Моему присносущему Ребису,
От пропащей девицы блудныя
Как вовек нерешенному ребусу
Я дарю фотокарточку. Люция».
В мерзлом городе, на бордюре
Существо без пола и имени.
Тонкий галстук трепещет аллюром,
С дуновеньями плещется зимними.
И одежды на нем не праздничны
Но красивы: пиджак с рубашкою.
На руках, лице — не разводы хны,
Но рисунок таинственной краскою.
Я нашел ее в доме брошенном,
В старой печке, шкафом приваленной.
И разглядывал — под кривым окном,
И забыл, что вокруг — развалины.
1 9
В Е С Н А - Т А Н И С Т
***
Я видел на стенах маски,
Касался щитов в коридоре.
Кому не хватило ласки —
Желанны в этой Гоморре.
Чаша для ног провидцев.
В ней омою лицо я,
И дрогнут, насытившись, спицы
В воде, полной желчи и гноя.
Пускай очи запрутся в бельма,
Яд пророчеств впитает кожа,
А тать без племени, шельма,
Коня моего стреножит. .
Камень на ощупь гладок,
Стекло под ногами — тонко.
Я падаю в океан складок
Тоги святого ребенка.
2 0
С Т И Х И
***
Ветер касается скул —
Ты сидишь над крышами школ
И рисуешь закаты в огне,
Гравируя альбомный скол.
2 1
В Е С Н А - Т А Н И С Т
***
Встань на вощеные лыжи,
Шлема поправь тесьму —
Пусть никогда не увижу
Вьюги бушующей синь,
Скади, возьми свой гарпун,
Стрелой рассеки целину —
Брызгами тающих лун
Я ринусь в морозную стынь!
Ты легка, как парящий вран,
На ногах твоих — змеи древ.
Сквозь северный злобный буран
Я тащусь за тобой след в след.
Здесь неважно, кто и за кем —
Все равно я настигну твой
Отраженный от скалистых стен
Извивающийся силуэт.
2 2
Проза
В Е С Н А - Т А Н И С Т
ЖЕЛЕЗНАЯ БОГИНЯ
НЕПРОЩЕНИЯ
Так что же, юноша, ты хочешь услышать мою
историю? В этой деревушке нет, верно, ни одного
человека, не знающего ее наизусть, как и того, кто
хоть раз не посмеялся б над ней. Дети детей сего-
дняшних стариков засыпали под мои речи. Я удов-
летворю твое любопытство — только пообещай
не называть меня старой обезьяной, сошедшей с
ума от выпивки да проделок Лунного зайца. . Как
видишь, я прошу совсем не многого.
В то время я путешествовал гораздо южнее
«Веселого города»: карабкался по горным хреб-
там и ущельям. Я был молодым самураем, по-
знавшим позор, но не нашедшим в себе сил
исполнить долг чести. Знаменитого Куэина такой
поворот судьбы сподвиг стать монахом, я же из-
брал путь нищего оборванца, исполнявшего вся-
ческую мелочевку за горстку объедков да крышу
над головой.
Это было трудное путешествие. . Могу поспо-
рить, что ты такого еще не испытывал. Многие не-
дели я не видел живой души, питался лишь
скудной травой, пробивавшейся между камней, а
сандалии мои были стерты до пят. Горная рысь не
раз преграждала мне путь, и лишь всеведущие
боги знают, как мне удавалось скрыться.
Так или иначе, однажды мои скитания оказа-
лись вознаграждены. Я успел твердо убедиться,
что стопы мои уже омывают дикие воды реки
2 4
П Р О З А
Сандзу, и проклясть звезду, направившую меня на
путь по горным расселинам. . Но небеса смилости-
вились, и крутая тропка вывела меня к прекрас-
нейшему зданию, которое я когда-либо в своей
жизни имел счастье лицезреть. Признаться, по-
началу я думал, что душа моя уже покинула тело,
и я набрел на призрачный дворец одного из «веч-
ных старцев», сяней. Но раздались удары коло-
кола, и ко мне вышел монах в бурой робе. Бритая
голова его так блестела на злом солнце запретных
вершин, что моему измученному разуму он пред-
ставился одним из миллиона наших небожителей.
Этот святой человек подхватил меня под немею-
щие руки и увел под спасительные своды храма
нашей девятижды славной веры синто.
Я вижу, путник, слабая усмешка уже начи-
нает скользить по твоим губам. Да, возможно, ста-
рик, разомлевший от саке, от теплой весны,
коснувшейся наконец его слабых костей, несет
сейчас околесицу, ерунду, которую можно услы-
шать от любого деревенского пьяницы. Однако ж,
поверь мне, когда-нибудь твои правнуки прочи-
тают об этой легенде на бамбуковых дощечках,
слово самурая! А ты сейчас, такой цветущий и
юный, имеешь счастливую возможность лице-
зреть ее героя здесь, в этой едальне, и, поверь
мне, в твоем возрасте я мог о подобном только
мечтать.
Так или иначе, монахи славной обители бы-
стро меня выходили. Их храм был настоящей кре-
постью, а алые тории так и светились благостью и
незыблемостью. Они поклонялись древней бо-
2 5
В Е С Н А - Т А Н И С Т
гине-жабе, кажется, Морея было ее имя. . Огром-
ная статуя демонической лягушки-змеи возвыша-
лась серым гигантом в самом сердце моего
пристанища. Она была древней, о, древнее зеркал
Аматерасу-но-ками, я скажу тебе, да! Еще до того,
как горы вознеслись над плодородными доли-
нами, стояла она там, потому что высечена она
была из окаменевшего речного ила, и в самые
жаркие дни вокруг нее всегда стояла прохлада и
трясинный запах небольшого болотца.
Благодарный своим спасителям, я решил при-
нять их учение и послужить таинственной покро-
вительнице здешних мест. О, сколько чудных
знаний скрывалось в их бритых головах! Они
знали тысячи языков, их библиотеки были ог-
ромны, мантры совершенны, день их протекал в
полном согласии тела и духа, и боги не обделяли
их милостью. Шаг за шагом я познавал таинства
синто, но вместе с тем в меня вливались знания и
о буддизме, и о славном учении Конфуция, и даже
о варварских верованиях хладноволосых детей
северных ветров, чьи остроносые корабли
изредка прибивало к нашим отчужденным бере-
гам. .
В день, когда мой наставник учил меня совер-
шеннейшему погружению в медитацию, в наш
храм забрел зажиточный торговец контрабандой.
Понятия не имею, какие тропы он избрал, как про-
вел тучных мулов и громыхающие повозки мимо
каверзных демонов-тенгу. . Но он привез высшую
драгоценность, важную для простого люда, но для
2 6
П Р О З А
монахов — особенно. Да, молодой человек, вы не
ошиблись! Это действительно был чай, но не про-
стой китайский напиток, а совершенно особый:
такой, что очищает сознание, замедляет разум, но
не дает заснуть, предавшись греховному отдохно-
вению плоти. Те Гуань Инь было ему имя.
Завариваемый совсем по-особому, не так, как
мы, японцы, привыкли, он даровал самому непо-
седливому послушнику ясность, безмятежность,
спокойствие. Я тоже был удостоен великой чести
приобщиться к его таинству. Как и все, я был ода-
рен сверхъестественной концентрацией и расслаб-
ленностью, но по глупости и мятежной скромности
я умолчал о том, что беспокоило меня с первых
дней употребления этого благородного напитка:
странные, цветастые видения, окружавшие меня
во время медитаций. Обуянный гордыней, я пред-
положил, что это – знак расположенности ко мне
богов, и не предполагал, что за тайный смысл
кроется за этими символами. Наш мудрый настоя-
тель (да будет благословенно его имя на просторах
Призрачной реки!) заметил, что разум мой смущен,
но я утаил от него истину, сославшись на усталость
от непривычных монашеских техник.
В тот день, когда наставник с гордостью со-
общил мне, что я достиг нового уровня созерца-
тельной медитации, китайский торговец покинул
наши владения. Напоследок он совершил удиви-
тельный по щедрости жест, позволив каждому
монаху бесплатно взять по пригоршне чая. Сам
того не ведая, я выбрал все тот же Те Гуань Инь.
Купец одобрительно мне прошептал, что по-на-
2 7
В Е С Н А - Т А Н И С Т
шему этот сорт назывался бы «Железная богиня
милосердия», и что-то перевернулось во мне,
когда я услышал эту фразу. Смысл преследовав-
ших меня видений начал выстраиваться в строй-
ный узор, как иногда капризной волной создаются
прекрасные картины из морского песка, но лишь
на краткий миг. . Уже не ведая, что творю, я выпил
перед сном несколько чашек подаренного чая, но
вместо обычного спокойствия он привел меня в
крайнее возбуждение. Невозможные образы про-
носились мимо моих уставших глаз с невообрази-
мой скоростью все быстрее и быстрее, пока из
мельтешения не выступил огромный змей: белый,
лучистый и мудрый. Смеясь, он обвился вокруг
моего тела, и я наяву чувствовал, как кромешно-
холодна его чешуйчатая кожа. Он спросил меня:
«Знаешь ли ты, монах, что на самом деле означает
Те Гуань Инь?» Я медленно покачал головой, холо-
дея от ужасающего предчувствия. Древний дух
ответил мне, скользя уже по моим жилам, входя
в рот и выходя через глазницы: «Знай же, смерт-
ный, что Железная богиня милосердия — это еще
и Гуан Дао, — Серебряный лунный змей, — гроз-
ное оружие, отсекающее головы поверженным
врагам. Так и этот чай, воспевающий ее беспо-
щадность, отделяет разум от тела, позволяя ему
путешествовать по иным, чудным мирам».
Стены кельи, где я спал с еще несколькими
послушниками, медленно покрывались мучни-
стой росой, полыхающей всеми цветами миро-
здания. Змей растворился в ней, его всосало в
2 8
П Р О З А
каждую капельку. Пораженный этим диалогом, я
подскочил, не обращая внимания на дикую боль
во всем теле, и побежал к наставнику.
Представьте же мой ужас, юноша, когда я об-
наружил, что он покоится на своем ложе без головы!
Поначалу я подумал, что весь этот монастырь — де-
моническая иллюзия рокуро-куби — темных су-
ществ, чьи головы ночью выходят на охоту за
свежим мясом. . Дрожа от страха, я запалил масля-
ную лампу. . Пол оказался в бурой крови, уже успев-
шей местами запечься.
Как обезумевший, я метался по всему храму —
и везде я видел лишь обезглавленные тела. Лишь
богиня-лягушка Морея осталась целой, и ее обе-
лиск безучастно наблюдал за моими стенаниями.
Когда же я наконец выбежал во двор, я увидел
древний Гуан Дао, на всю длину лезвия воткнутый
в массивные деревянные ворота. В одиночку мне
было их не открыть, а вернуться к обезображен-
ным трупам мне не хватило храбрости. . Так что я
продрожал под открытым небом до наступления
утра, и лишь когда дневной свет озарил золоти-
стый шпиль на черепичной крыше, я осмелился
войти в опустевшую обитель.
Она оказалась заполнена огромными вздув-
шимися лягушками, чья черная кожа матово по-
блескивала в темноте заброшенных комнат. Они
пожирали тела монахов, не обращая на меня ни-
какого внимания. Почти теряя сознание от страха,
я поднялся к башенке с голубятней и разбил
птичьи клетки. Тысячи пустых листов с храмовной
печатью разлетелись по всей провинции, и вскоре
2 9
В Е С Н А - Т А Н И С Т
ко мне прибыли целых три спасательных отряда —
как раз когда я потерял всякую надежду на избав-
ление от голода и страха.
Как видишь, юноша, никто не стал подозре-
вать молодого послушника, еле лопочущего свое
имя, в убийстве целого храма. . Вскоре меня отпу-
стили из правительственных застенков, и я вновь
принялся странствовать, пока не нашел место
себе по душе, где и планирую остаться до послед-
них своих дней. И хоть меня и интересуют во-
просы, кем был тот человек с чаем и под чьей
рукой сейчас нежится резная рукоятка Серебря-
ного лунного змея, я все же предпочту оставить
другим эти загадки.
А сейчас, мой друг, купи старику кувшин ри-
совой водки, и я попробую не вспомнить тебя зав-
трашним утром... Ведь кто знает, какой урок ты
вынес из этой истории?
3 0
П Р О З А
БАКАЛЕЯ
Бакалея не всегда была полной.
Кому – смоквы, а кому и пряностей. Никому
и дела не было до почерневшего от времени
свертка на прилавке.
А что это?
Что это, что это?
Потом люди стали толпиться. Они любили
спрашивать бакалейщика. Тот был глухонемой. У
него была отвисшая губа и остатки седых волос,
зачесанные к затылку. Он был грузен, имел всегда
недовольный, обиженный вид. Станет такой чело-
век отвечать на вопросы зевак?
Знай себе отвешивает: кому копченостей, а
кому и сыру.
Однажды сверток прогрызли крысы. В нем
было что-то студенистое, переливающееся, студе-
ное. Бакалейщику писали товары на листочек.
«Что такое у вас на прилавке?» Он не понимал
этого вопроса.
Как-то в толпу затесалась девочка. Одна
бровь у нее была чудовищно разбухшей: так, что
закрывала лукавый глаз. Она была из бедных и
гордо несла медяки, зажатые в тусклой ладошке.
«Неба», – нацарапала она на дощечке. Бакалей-
щик сдернул остатки бумаги, и на червивом дереве
оказался синий дрожащий сгусток. Умелой рукою он
отсек неба как раз на половину небосклона для хит-
рого взгляда крохи. Та, ухватив покупку, тут же по-
грузила обезображенное личико в воздушную
3 1
В Е С Н А - Т А Н И С Т
круговерть. Толпа заволновалась. Все хотели чудес-
ного студня.
Бакалейщик улыбнулся и скрылся в подвале.
Уж чего-чего, а неба у него всегда было в до-
статке.
3 2
