ЛЮБОВЬ, ПОГОНЫ И СУДЬБА

Юрий Таманский

0 483

Бесплатно

Скачать

Отложить Читать отрывок

Юрий Таманский.

Любовь, погоны и судьба.

( повести и рассказы)

Часть I.

г. Севастополь

2013г.

«Слёзы адмирала».

По набережной медленно прогуливался, с задумчивым лицом, убелённый сединами статный мужчина в военно-морской форме. Величали его - Вадим Сергеевич Севенко. Это был вышедший полгода назад в запас адмирал. Многие, кто работал здесь, быстро привыкли к его появлениям под вечер. Пришёл тот неизбежный час, когда спешить отставнику уже некуда. Он каждый раз вальяжно прогуливался наедине со своими мыслями, почти в одно и то же время и в одном и том же месте, которое считается красивейшим местом центра «Северной столицы» - Санкт - Петербурга. Дворник дядя Миша, покупая папиросы в ларьке, напротив, у миловидной продавщицы Марины, по-доброму пошутил в его адрес. – Серьёзный адмирал, продолжает, наверное, мысленно служить, а может и итоги уже подводит.

– Да рано ему ещё подводить итоги, больше похоже на то, что обдумывает мемуары, - не согласилась с ним продавщица.- А, скорее всего проблемы заели. Адмирал иногда останавливался и пристально смотрел в морскую даль, словно пронизывая время. Те, кто сегодня его обсуждал, и не подозревали, что творится в душе у бывшего военного. А происходил у него обычный психологический процесс адаптации к другому ритму жизни, к другим жизненным реалиям. Наружу неудержимо лезло чувство бессмысленности, становилось всё труднее бороться с подавленным настроением. Единственное желание, которое часто посещало его – стремление к уединению. Внутренняя пружина, которая в Вадиме Сергеевиче была сжата военным прессом на протяжении сорока трёх лет, продолжала разжиматься и наступление психологического перелома, ещё предстояло ждать не менее года. Столько лет полной самоотдачи служения отечеству, частые стрессы и жизнь по уставу бесследно не проходят. История показывает, что чем выше раньше занимал пост военный пенсионер, тем болезненней происходит этот процесс. Оно и понятно, ведь к высокой должности прилагаются и блага, очень быстро привыкаешь к персональному автомобилю и полному обеспечению. Но это не про него. За кормушку, в своё время, Севенко крепко не держался, и не эти мысли донимали бывшего адмирала сегодня, а, то, как там без него справятся на Тихоокеанском флоте. – Там нужен такой же волевой командующий как я, а назначили, по чьей-то непонятной воле, «паркетного» начальника. Справится ли? – терзался он в сомнениях.

Находясь на такой вершине служебной пирамиды, часто переоцениваешь свой флотоводческий или какой-либо иной талант.

Самое страшное, что появляется чувство незаменимости и недооценки последователей. Примеров нам история оставила массу, если начинать сверху, то можно вспомнить плеяду незаменимых генсеков с завышенной самооценкой.

Оказавшись не у дел, по причине предельного для службы возраста, Севенко перебравшись в город своей молодости, через некоторое время ощутил дефицит в общении. Он всё чаще стал появляться в различных ветеранских организациях. Больше всего по душе пришлось Вадиму Сергеевичу, ветеранское общество подводников, на котором он и остановил свой выбор. Здесь было много родственных душ, таких же хлебнувших лиха людей. Создал её первый командир дивизии атомных подводных лодок контр-адмирал Карпеев, в которую он пришёл служить ещё лейтенантом. В этой компании он ощущал себя комфортней, чем в остальных, и не покидало его чувство того, что хоть он и перерос в карьере своего комдива, но до сих пор отношение к нему, мысленно, как к наставнику. Даже присутствовало какое-то преклонение перед Юрием Георгиевичем. Этого он, естественно, никогда не показывал. А самое главное, в любое время можно спросить у Карпеева совет, поговорить по душам.

- Мудрый человек, - восхищался им Севенко. - По нынешним временам такие люди редкость. Он всегда «читает» мои мысли. В других организациях, в правлении, засели старшие офицеры, которые порой заискивали перед Севенко, много было подхалимов. А он всегда по-жизни отрицательно реагировал на откровенную лесть желающих пустить пыль в глаза, непонимание и бестактные вопросы. Здесь чаще получалось томительное, бессмысленное псевдообщение с недомолвками, чем предметный разговор. На одной из предпраздничных встреч у него состоялся разговор с Карпеевым. Вадим Сергеевич посетовал на то, что смену прислали

ему неравноценную, когда увольняли, и высказал свои опасения по поводу того, справится ли новый командующий.

- Вадим, об этом сегодня говорить уже неактуально. Я вижу, ты ещё воюешь в мыслях, да и возрастной консерватизм о себе даёт знать, ничего это скоро пройдёт примерно, через год. Нужно замедлить шаг и опуститься на грешную землю. Перед тобой простирается лучший период в твоей судьбе, надо просто жить, любить жизнь и наслаждаться каждым её мгновением. Это прекрасная возможность оглянуться на прошлое и попытаться заглянуть в будущее. Компенсируй то, чего в своё время недополучил: театр, музеи, встречи с приятными людьми. Настало время о душе больше думать. На крайний случай вспоминай свой боевой путь, или за перо возьмись, легче станет. Но сначала хорошо отдохни от всего этого, мой тебе совет. А то эта изматывающая борьба с самим собой до добра не доведёт.

Карпеев желал ему умиротворённого бытия, но Севенко не согласился с ним тогда, правда, из вежливости промолчал. Единственное, он не исключал, что в дальнейшем плотно займётся написанием мемуаров. По крайней мере, с этим он в том разговоре, мысленно, согласился. Сегодня адмирал ещё раз вспомнил разговор с Карпеевым и слова произнесённые им тогда:

- Вадим, посмотри внимательно вокруг. Мир меняется на глазах. Наше поколение уже не вписывается в этот современный ритм жизни. Да и с новой идеологией мы уже никогда не согласимся. К сожалению, это наша сегодняшняя реальность.

Прошло шесть месяцев, а он не смог привыкнуть даже к гражданской одежде, не то, что отказаться от воспоминаний о службе. Ностальгия не давала проходу. Унылые мысли, особенно последнее время, навязчиво следовали неотступной тенью, раздражали. Вадим Сергеевич слегка почувствовал, правда, что флотоводческие амбиции постепенно уходят на второй план, и в голову лезут мысли о его курсантских годах и офицерском становлении. Именно в этот вечер, он с чувством особого трепета в своих воспоминаниях перенёсся во времена лейтенантской молодости.

Холодный осенний вечер начал напоминать о себе. Севенко поёжился. Он как всегда прогуливался в военной форме одежды. Небо заволокло тучами, было мрачно и сыро. По заведённой на службе привычке для такой погоды он надел адмиральскую шинель и каракулевую шапку, высшего офицерского состава, с козырьком. Так называемую в народе: «Шапку с ручкой». Налетевшие внезапно резкие порывы холодного ветра неприятно кольнули лицо, забрались по шее за воротник. Он посетовал мысленно, что военная форма обязывает придерживаться строгого стиля в ношении, нельзя, например, поднять воротник или откатить боковые стороны шапки. - По-моему пора прислушаться к жене Наде и изменить своей привычке, перейти на удобную дублёнку и ондатровую шапку.

Серые клубящиеся тучи над заливом, на мгновение, Вадиму Сергеевичу показались до боли знакомыми.

– Они навевают мне воспоминания, - мелькнула в его голове догадка. Он на минуту в мыслях перенёсся в военный городок на Камчатку, несказанно живописное место, первое место своей службы. Севенко вспомнил события давно минувших лет, будоражащие сердце до сих пор. Словно всё это было вчера.

- Беззаботная молодость, самое счастливое время в жизни. Мороз, промозглый холод и ледяной ветер нам был тогда нипочём, сильным и пижонистым лейтенантам. Главное в тот момент были заинтересованные взгляды девушек.

Он остановился, погружённый в свои воспоминания, не обращая внимания на холод и сгущающиеся тучи, которые были предвестниками дождя или даже уже первого снега. Перед глазами метались белые барашки свинцовых волн залива. Вадим Сергеевич пристально посмотрел вдаль.

- Всё так же, как в тот день, когда я первый раз ступил на плавпричал, где стояла моя первая подводная лодка. Тот первый миг, который навсегда отпечатался в памяти…

Лейтенант Севенко, в тот далёкий уже год, вместе с группой таких же, как и он выпускников Высшего Военно-морского училища подплава прибыл служить на Камчатку. Все они были статные, красивые, молодые и полные амбиций. Вадим от сокурсников выделялся лишь тем, что в жизни был целеустремлённей. Дух состязательности двигал помыслы беспокойного молодого современного человека вперёд. С первых же дней за службу он взялся, как говорится, «засучив рукава»: с энтузиазмом оттачивая и совершенствуя своё мастерство. В житейском плане, в отличие от остальных, ему было немного проще. В силу разных причин приехал он в этот далёкий край холостяком. Многие же лейтенанты решали свои бытовые вопросы обустройства с первых дней и не только на берегу, но часто на службе, бегая, собирая справки, выбивая квартиры и комнаты. Бесконечные домашние заботы несколько отвлекали.

Севенко сразу взялся за ремесло ретиво, с пониманием дела выстроил для себя «систему координат».

Он быстрее всех сдал зачёты на допуск к несению дежурства по кораблю и исполнению своих обязанностей. В холостяках, правда, Вадим ходил недолго, появилась достойная соискательница места рядом с ним. Молодой лейтенант участвовал в «смотринах», как один из претендентов, и очень понравился старшей дочери командира соседней дивизии, контр-адмирала Алексеева. У него даже толком не было времени сделать осознанный выбор, всё случилось как-то быстро и внезапно. Севенко твёрдо тогда был уверен, что эта удача, в которой смесь романтики и цинизма, простая и наглядная философия успеха, его успеха. Друзья также считали и часто высказывали вслух, что ему крупно повезло и карьера будет успешная. Этот факт ещё больше убеждал Вадима, что удача свалилась на голову не случайно и выбор его правильный. Под возгласы одобрения сослуживцев он, отшучиваясь, по началу, отвечал: «Такая система апробирована уже давно и не мной. Конкурс я выиграл, а значит и к привлекательной жене в «приданное», должна быть карьерная лестница». Один только близкий друг, однокашник по училищу, весёлый чудак и романтик лейтенант Сергеев, дал ему тогда дельный совет: «Не стоит обольщаться, Вадик, рассчитывай в первую очередь на свои силы». Его товарищ оказался прав, в реальной жизни получается совсем по-иному. Служебная карьера у всех складывается по-разному и галсы её сугубо индивидуальны, но Вадим тогда легкомысленно подумал:

- По крайней мере, будет от чего отталкиваться. Катя была молоденькой, симпатичной девушкой, но такая, же взбалмошная, как и все дочки больших начальников. Высокомерные нотки постоянно присутствовали в её разговоре.

Севенко этот факт ничуть не смутил и, пообщавшись с ней довольно достаточно, он понадеялся на то, что усмирить такую прелесть всего лишь дело времени. С самого начала, в жизни двух молодожёнов, всё было безоблачно. Однако «идиллия» длилась недолго. Первая банальная ссора по пустякам с супругой вылилась в выяснение его места в новой семье, а ещё она дала понять, что ей позволено всё. Он уже смотрел на избранницу иными глазами. Вадим поначалу сильно заблуждался в рассуждениях, скорее от недостатка жизненного опыта, чем от переоценки своих сил и возможностей, а тут ему всё популярно разъяснили. Как обычно бывает, в большинстве случаев, жизненные коллизии молодым супругам ещё неведомы, «подводные камни» и «грабли» ожидают их впереди. Прозреть Севенко предстояло чуть позже, жизнь, впоследствии, всё поправит. Молодая жена оказалась копией своей мамы Нины Олеговны, властной адмиральши, которую зять невзлюбил сразу, но вовремя каждой встречи изо всех сил изображал счастье и радость видеть и общаться с «мамой». Он уже в то время не признавал в людях излишней манерности, которую постоянно демонстрировала тёща. – А ещё она имеет плохую привычку вламываться в личную жизнь, - любил он повторять, иногда в гневе. Тёщин «венценосный» муж выглядел поделикатнее, наверное, потому, что постоянно был занят на службе. Катя постепенно стала переносить стереотип бывшей семьи, в которой выросла, на свою, личную. В таком деле ей, естественно, активно и с большим удовольствием помогала мама, бескомпромиссная натура. Тесть, со стороны, с видом небожителя наблюдал за семейным переделом и не вмешивался. Вадиму оставалось только мириться с происходящим, он вынужден был соглашаться во всём. Выход нашёлся сам собой. Они с Катей постепенно приноровились друг к другу и жили мысленно каждый в своём мире на общей территории квартиры. О взаимном уважении он продолжал мечтать. Распри с определённой периодичностью возникали и исчезали. Вадим, даже при таких обстоятельствах, никогда не сомневался в своей значимости и верил в то, что настанет время, и он будет придерживаться во всём собственных принципов в семье. А пока, во избежание конфликтов, чаще помалкивал.

– Это временная сдача позиций, - утешал себя Севенко.

А жизнь набирала обороты и полетела очень быстро, как у всех: женитьба, рождение сына, продвижение по службе, с опережением графика. Заглядывая за горизонт, он стремился к высоким чинам и это ни от кого не скрывал. Через определённый отрезок времени, тесть уже командовал флотом и метил перебраться в Москву, а Вадим стал старпомом на атомоходе. В разговорах, подчинённые стали называть его уже по имени и отчеству, что поначалу вновь испечённого старпома несколько смущало, но ненадолго. Он быстро научился казаться солидным. Личная жизнь понемногу наладилась, ведь тёща была уже на почтительном расстоянии, но не хватало душевного комфорта. Жена оказалась крепким орешком, осталась такой же высокомерной и при случае старалась напомнить Вадиму, что все его успехи - заслуга её папы. Всё это постепенно превратилось в циклический ритуал. Донимала она его, как говорится, конкретно. Севенко это очень огорчало и злило. Он постоянно вон из кожи лез, чтобы всем доказать своей отличной службой, что это не так, что это его личные достижения. Напряжение между ними нарастало постепенно, из года в год. Однажды Вадим обратил внимание, что ни приятное слово, ни красивый поступок и даже добрая шутка или комплимент с его стороны, уже не вызывает у жены никаких эмоций.

- Одни упрёки и недовольство, - констатировал он печально.

После очередных нравоучений Вадим сорвался.

- Чёрт возьми, я не пойму, о чём ты? – кричал Севенко в сердцах, в ответ. – За меня, что ли твой папа служит? Или я никчемный офицер? Да знаешь ли ты, что у меня знания…

Он осёкся, одёрнул себя, вспомнив, что это бесполезно, замкнулся в очередной раз. О папе можно было говорить только хорошее, либо ничего. Единственное, что он добавил со злостью и обидой в голосе:

- Мне что теперь, всю жизнь перед тобой «Канкан» плясать из-за того, что твой папа адмирал?

Когда она уж совсем распалялась, то била ещё больней, добавляя унижающую его самолюбие поговорку: «Из грязи - в князи». В такой ситуации он совсем ощущал себя кретином. Между ними росло отчуждение.

- Подожди подруга, придёт моё время, - молча, огрызнулся он. - Просто расслабляться мне рано. Надежда, терпение и труд всё перетрут.

Постепенно охладевший к жене Вадим, старался дольше задерживаться на службе, дома вёл себя сдержанно и холодно. Та самая надежда таяла. Редкое примирение происходило у них только в постели. Личная жизнь старпома Севенко фактически ушла на третий план. - Это стало нормой жизни, - вдруг, к своему ужасу, заметил он. После двух лет пребывания на должности старшего помощника командира атомной многоцелевой подводной лодки, Вадим Сергеевич поступил в Военно-морскую академию. Жена, естественно, поехала с ним в Питер.

Учёба в Ленинграде прошла как один день. Он снова подолгу, до позднего вечера, задерживался в академии, усердно грыз гранит науки и по учёбе был в лидерах. Но дома и в обществе, по-прежнему, находился в тени своей подруги. Севенко, конечно, представлял совершенно в ином свете свою семейную жизнь, но получилось то, чего совсем не ожидал.

Время подошло к выпуску, у Вадима состоялся серьёзный разговор с тестем, который в это время по служебным делам находился в Северной столице. Папа, уже Начальник Главного штаба ВМФ, предложил ему на выбор должности в Москве или в Ленинграде.

- Катя меня просила, чтобы я пристроил вас поближе к нам. Как ты на это смотришь?

Вадим ждал этот разговор и подготовился к нему. Он решил проявить принципиальность, которая отрекошетила бы по его жене.

- Нет, Андрей Петрович, я хочу вернуться в свою дивизию, - ответил он, ни секунды не раздумывая. - Чувствую, что готов уже командовать атомоходом.

Это решение произвело обратный эффект.

Тесть, конечно, удивился, но против воли зятя не пошёл.

- У каждого есть право выбора. Сам только с Катей решай, - буркнул он, вставая из-за стола. – Я думаю, мы утрясём этот вопрос, - поддержал он Севенко морально.

То, что случилось с его женой и её мамой, от этого известия, он не ожидал. И так истеричная Катя, кипя от негодования, закатила грандиозный скандал, в котором он услышал всё о себе, а именно то, что она думала все эти годы о никчемном муже. – Я подозревал, что придётся оттираться от плевков, но чтобы столько желчи на меня, в придачу вылилось, не мог даже представить в кошмарном сне,- молча, возмущался тогда Вадим.- Крылья вырвали мне с корнем.

Семейная жизнь, и так далеко не идеальная, дала трещину. Подпевала своей дочке, естественно, тёща. После того памятного разговора, Севенко решил послать их семейство ко всем чертям, предварительно уехав подальше, но не тут-то было. Это он почувствует позже, а пока Вадим продемонстрировал редкостное самообладание и довольно, с ехидцей ухмыльнулся жене в лицо. Хотя давно знал, что её чувства непредсказуемы и даже безошибочно чувствовал любое изменение её настроения. Просто устал с этим мириться. В этот раз он рассчитывал на чудо. - Может она одумается.

Вадим тайком посмотрел пристально на тёщу, которую в быту называл дружелюбно – «Олеговна». Ей было уже хорошо за сорок. Как она не холила себя, а на лице уже появились черты увядания. Ему стало обидно за себя и такое отношение, он мысленно процитировал давно написанную в адрес тёщи эпиграмму.

В её глазах читается немой вопрос:

«Где те года, когда был спрос? »

- Жену «Цезаря» обижать нельзя, себе дороже, - это он усвоил хорошо и потому все обиды оставались на уровне мысли.

На следующий день, остыв и посовещавшись с мамой, Катя заявила, что пока с сыном поживёт полгода в Москве, а там видно будет. Зло сузились её глаза.

– В каких-то медвежьих углах я жить больше не намерена, - сказала она, как отрезала.

- Зато вдали от загрязнённых мегаполисов и промышленных центров, - пытался отшутиться он. На том и порешили. По тому, как она говорила и каким тоном, он понял, что жена его грустить не собирается. Её ждали впереди светские бури и штормы, а его такие же явления, только природные, на краю земли. Когда расставались, она, презрительно поджав губы, отвернулась к окну и пригрозила:

- Это тебе всё боком выйдет.

Вадим прибыл на Камчатку в хорошем расположении духа, с торжествующим видом.

- Теперь я продолжу свою карьеру без влиятельного «папы», - размечтался он, - и «мамы», холодной мегеры.

Но не тут-то было! Ему предстояло прозреть ещё раз. Жизнь показала, что он замахнулся на «их» устои и сложившиеся стереотипы, телефонного права ещё никто не отменял.

Места командира подводной лодки, по какой-то ему неизвестной причине, вдруг не нашлось, хотя в предписании был чётко прописан её бортовой номер и воинская часть. Недавно назначенный с Северного флота, буквально перед ним, командир дивизии опустил Севенко на землю.

- Послужишь, дружок старпомом на многоцелевой АПЛ, а там будет видно, куда командиром тебя назначать.

Вадим сразу же почувствовал привет от любезных «родственников».

-А я наивный полагал, что уже в одиночном плавании, - пронеслось у него в голове, душила обида.

Пришлось, с «лёгкой руки» родных и близких, на время оставить в стороне свои амбиции. Силы были, мягко говоря, неравны, и отстаивать свои права занятие пустое.

- Не знаю, где искать справедливость? Доколе это безобразие будет продолжаться? – иногда в сердцах, поначалу, бурчал он.

Не было сил сдерживать и свои переживания.

Вот такое изощрённое «благородство», по циничному принципу, проявила «родня».

Он скрепя зубами, с утроенной энергией взялся за службу. Севенко выполнял свои обязанности со свойственным ему упорством и чувством высокой ответственности. Вадим Сергеевич снова шёл к цели, ни на кого не оглядываясь.

Служба службой, но через два месяца он затосковал по женской ласке и теплу. Рассудок никак не мог понять, отчего вдруг поблекли краски жизни, и всё вокруг стало серым и безрадостным. Однажды Вадим поймал себя на мысли, что взгляд его продолжительней, чем обычно, стал останавливаться на молодых женщинах. Катя, как он понял, не собиралась возвращаться в ближайшее время. За весь этот период он не получил от неё ни одного письма, хотя отправил, в свою очередь, пять. Она его просто игнорировала.

- Человеку необходимо, чтобы был дом, где его любят и ждут. А у меня что? – сокрушался он. Вадим уже начал сомневаться в правильности своего поступка. - Может, не стоило обижать её и обострять и так не простую обстановку в семье. А если покаяться перед Катей, попросить чтобы вернулась? Она, наверное, тоже там тоскует?

Он тогда в порыве чувств набрал её московский номер и хотел объясниться. – Что загрустил? Прилив нежности замучил? – Катя рассмеялась и бросила трубку, оставив без внимания его просьбу поговорить.

- Она красивая, живёт своей жизнью, - произнёс ошарашенный Вадим, сидя неподвижно несколько секунд у телефона. – У меня терпение тоже не железное, - буркнул он. Вадим решил в тот вечер, что надо менять взгляды на семейную жизнь.

- Наверное, предстоит мне личную жизнь начать заново. Но, не смотря на всё это, продолжительными зимними вечерами всё чаще и чаще его посещал соблазнительный образ жены, молодой симпатичной женщины. Воспоминания о чистой нежной белой коже, о нежных прикосновениях её рук начали сводить старпома с ума. Вадим вспомнил незабываемый момент, когда он в первый раз поцеловал свою будущую жену, как она обвила руками его шею и крепко прижалась грудью. Они любили друг друга. – Ведь я же ей коленки целовал! Куда ушёл, исчез этот самый счастливый период в моей жизни? – Севенко тихо вздохнул.

В такие моменты он забывал даже бесконечные неурядицы в семье. От безысходности Вадим начал искать какой-то выход, но в конце поисков его постоянно ждал тупик.

- От подобной жизни можно сойти с ума, - пришёл он к выводу.

В один из тоскливых вечеров, Севенко достал из стола старые фотографии, вызывающие только грусть.

– Ведь сначала было всё так хорошо, всё как у всех. После свадьбы мы с Катей были самой счастливой парой, и рождение сына ещё больше сблизило нас. Просмотрев стопку, он положил их обратно. Из глаз готовы были скатиться слёзы, но Вадим, как обычно совладал с собой. – Завести себе подругу на стороне? – вопрос повис в воздухе.

Стало обидно за себя. Он открыл буфет, достал коньяк и «пропустил» пятьдесят граммов. Крякнув, Севенко произнёс:

- Слишком всё наболело.

И это случилось, тёмным зимним вечером, когда Вадим придя в пустую квартиру со службы, не нашёл и крошки хлеба. Не снимая военной формы, он накинул гражданскую куртку «альпак», вместо шинели, и, надев пыжиковую шапку, отправился в ближайший гастроном. Проходя по полутёмной улице, на подходе к магазину, он стал свидетелем того, как недалеко от крыльца молодая женщина, поскользнувшись, упала. Вадим подбежал к ней, преследуя благородную цель, и помог подняться на ноги, затем

бережно отряхнул даме пальто. Он подал женщине упавшую наземь сумку и, выпрямившись во весь рост, посмотрел в её благодарные глаза. Было что-то нежное и таинственное в них.

- Спасибо Вам большое, - расплылась она в улыбке.

Его словно что-то кольнуло. Заинтригованный, он смотрел, не отрывая взгляда, на незнакомку.

- Какие красивые глаза, какое приятное лицо! Она просто собирательный образ молодой, цветущей женщины, каким я себе его представлял, - отметил Севенко. - Не стоит благодарности, это сделал бы любой мужчина на моём месте.

В воздухе повисла секундная пауза.

- Вадим, - в следующий миг представился он и протянул руку.

- Света, - робко прошептала она и тепло улыбнулась.

Он ощутил в своей крупной ладони её маленькую, тёплую ручку.

- В нашем небольшом посёлке все и вся на виду, только что-то я Вас вижу в первый раз, - спросил Вадим, с ощущением того, что не хочет вот так просто с ней расстаться. Где Вы живёте?

- Мы здесь всего два года, живём на окраине посёлка. И я Вас вижу в первый раз.

- Вообще-то я здесь уже старожил, но был перерыв. Вот уж как полгода вернулся из академии обратно, в дом родной. А муж Ваш кто? - обратив на её обручальное кольцо внимание, спросил он.

- Старший лейтенант Прохоров, служит на подводной лодке. - У нас тут подавляющее большинство служат на подводных лодках, но такого не знаю, - задумавшись, произнёс он.- Наверное, из другой дивизии.

- У него командир лодки капитан первого ранга Юриков.

- Да, знаю я Вадима Васильевича. Это соседнее с нами соединение.

- Мы как прибыли сюда, так муж мой уже в четвёртую автономку ушёл. Представляете! - Это не удивительно, подводная лодка новая, вот и отдуваются за всю дивизию, - прокомментировал её печаль Севенко. – Странно, но мне почему-то не хочется расставаться с ней. От этой молодой женщины идут какие-то положительные флюиды. Хочется смотреть и смотреть в её выразительные глаза. Слушай, а не любовь это с первого взгляда? - поймал он себя на мысли.- У меня в жизни ещё такого не было. Ерунда какая-то, у неё законный муж есть, - одёрнул себя старпом.

Видно было, что и ей, по какой-то причине, не хотелось уходить.

- Вы работаете или по хозяйству?

- Не работаю, мы с сыном папу с моря месяцами ждём. Папа придёт, выпьет и долго нам рассказывает, как ему трудно было в море, - она произнесла всё это с улыбкой. – Выходит, что мы тут на берегу счастливы за себя и за него.

Как он не тянул время, но пришлось с ней расставаться. Темы разговоров для случайных встреч подошли к концу, начали появляться паузы. Поток проходящих знакомых и случайных людей увеличился, и каждый почему-то своим долгом считал, открыто разглядывать этих двоих. В маленьком посёлке, как и в массе других таких же, из-за скудости событий и монотонности жизни, сенсации любят очень. Это составляет львиную долю пересудов и сплетен. Как известно, плохим новостям всегда быстрее верят. Непреложный закон гарнизона.

В следующий раз они встретились дней через десять, также неожиданно, у того же магазина. Эта улица словно местный Монмартр. Самая большая вероятность повстречать кого-нибудь из знакомых, была именно на ней. В народе её в шутку называли – «Приморский бульвар», хотя с натяжкой можно назвать улицей.

Вадим и Света, как и в прошлый раз, некоторое время вели непринуждённый житейский разговор, с любопытством узнавая некоторые факты и подробности, из жизни друг друга. Каждый старался делать это тактично. На прощание Вадим дал ей свой номер телефона, сопроводив этот поступок словами: - Если Вам понадобится какая-то помощь.

Незаметно, в трудах и заботах, пролетел ещё один зимний месяц, но они как будто шли навстречу друг с другом.

Этот телефонный звонок был неожиданным для него, в тот праздничный вечер. Он сразу узнал её приятный бархатный голос.

- Вадим, я поздравляю Вас с праздником!

- Спасибо Света, я тоже Вас поздравляю.

- Что Вы делаете? - спросила она робко.

- Да ничего, сижу у телевизора. А Вы откуда звоните?

- Была в гостях, пора возвращаться домой.

- А сын Ваш где?

- У соседки. У нас с ней распределение обязанностей по уходу за детьми по выходным и праздничным дням. Сегодня её черёд с ними сидеть.

- Так значит, Вы свободны? Заходите в гости ко мне.

В воздухе повисла пауза.

-А удобно ли? - справилась она для приличия.

- Чего же неудобно? Запоминайте адрес: улица Вилючинская, дом 7, квартира 12.

Она на несколько секунд задумалась.

- Хорошо, через 15 минут буду.

Говорил он свободно, непринуждённо, но когда положил трубку телефона, сердце бешено заколотилось. Вадим начал суетиться, переодеваться и накрывать на стол. Неожиданно для него, второй раз, раздался звонок, но уже в дверь. После того, как он остался один на полгода, в эту дверь редко кто звонил, или стучал. Это всегда было событием, и этот раз не стал исключением.

На пороге стояла она, молодая, красивая и немножко пьяненькая, с застенчивой улыбкой на лице. Сегодня Света была особенно красива. Подведённые губки и подрисованные глазки ярко подчёркивали все её достоинства.

- Вы, наверное, удивлены моему визиту, - смущаясь, произнесла она.

- Чему мне удивляться, если я сам хотел чтобы этот визит состоялся, - зачарованно глядя на неё, произнёс Вадим.

Он принял у Светланы пальто и головной убор, затем, подавая комнатные тапочки, обратил внимание на красивые ноги.

Безупречно сидящее на ней вечернее платье с декольте плотно облегало молодое тело, подчёркивая стройность ног, от которых он не мог оторвать глаз, и тонкую талию. – Даже не в этом её изюминка. Глаза! От этих глаз невозможно оторваться, они лучатся спокойствием и добротой. Вадим пытался мысленно подобрать для них эпитеты, а так как в юности увлекался поэзией, то на ум пришло только четверостишье. После встречи со Светланой, он всё чаще стал возвращаться в мыслях к стихотворным строкам. Вот и сейчас это произошло невзначай.

Даже грусть в этих глазах

Необычайно красива,

Как синева в облаках,

Как на холсте умилённая дива.

Кровь, словно горная речка, уже бурлила в венах старпома. Лёгко и грациозно она прошла в комнату.

Все кто заходил к Вадиму в гости, в первую очередь обращали внимание на обилие книг в квартире. Шикарная домашняя библиотека как бы определяла интеллектуальный и социальный уровень её владельца. В то далёкое время книги были ещё культовыми вещами.

Вечер для них начался с шампанского при свечах. Вадим сегодня был в ударе, он был весел, всё время шутил и не сводил глаз со своей гостьи. Угрызения совести, перед упирающимся в автономке лейтенантом, ушли на десятый план.

- Всё остальное потом, потом, - отогнал он вдруг нахлынувшую стыдливость, когда прибежал на кухню за лимоном к коньяку. - Каяться рано, пока ничего не совершил. Чувствую, что сердце у меня сегодня открыто для высоких чувств, - он остановился в задумчивости. - В моём возрасте и семейном положении нельзя на себе ставить крест. Нельзя. А вдруг это судьба!

Они сидели друг против друга, в креслах, у празднично накрытого журнального столика. Эмоции легко читались в её светящихся от счастья глазах. Вадим предложил Светлане потанцевать. Он включил магнитофон, по комнате разлилась нежная, прозрачная мелодия. Они слились в танце, прижимаясь, друг к другу. Под тканью он почувствовал молодое упругое тело. Вадим прошептал медленно ей на ухо:

- Ты любишь целоваться?

В ответ услышал то, что так хотел: «Да»! Произнесла она с придыханием, нежно и влюблено. Губы их потянулись навстречу друг другу. Он страстно впился губами в очаровательный ротик. После первого поцелуя они уже не контролировали себя. В порыве страсти, снятые друг с друга вещи полетели в разные стороны.

В его висках словно пульсировали стихотворные строки:

Два сердца бешено стучат,

Красивая одежда, в спешке, смята.

Все чувства, кроме страсти, замолчат

И будет женщина вниманием объята.

Он подхватил её обнажённую на руки, ощущая прекрасное тело, и понёс к кровати. Всё произошло, словно в бреду, быстро и неожиданно, как первый раз в жизни. Вадим, через короткий промежуток времени, до мурашек на коже ощутил её очарование. Метания по кровати, любовные ласки, учащённое дыхание и слабые стоны наполнили всю комнату. Она вскрикнула, застонала и крепко прижалась. Когда всё закончилось, после паузы, не меняя позы, он целовал её чувственные губы, лицо, шею в знак благодарности за немыслимые наслаждения. Она гладила его нежными руками по спине, шепча страстные слова.

Вадим, после неё, вышел из ванной комнаты. Светлана сидела на диване и смотрела в сторону телевизора. Было заметно, что от произошедшего она находится в состоянии смятения, напуганная силой своих эмоций. Он присел рядом, полу обнял её и поцеловал в щеку для смягчения ситуации. Им было хорошо. Когда Света ушла домой, Вадим задумался.

- Если женщина решилась на такой шаг, то уж точно не от хорошей жизни. Видно семейные ситуации у нас с ней схожи. Да и в голосе её было столько неподдельного чувства, всё говорит о том, что это серьёзно. Радоваться, или нет? – вопрос повис в воздухе.

Что остаётся после праздника – ожидание нового праздника. В отношениях Вадима и Светы это стало аксиомой. Потом у них была вторая встреча, третья и вскоре счёт пошёл на десятки. Они стремительно привыкали друг к другу. Таким образом, он компенсировал неудачи в личной жизни, не задумываясь над тем, что за это когда-то придётся отвечать. Через некоторое время они вообще уже не могли друг без друга и постоянно находились в радостном ожидании новых и новых встреч, в предвкушении наслаждения. – Вот оно счастье – состояние души, необыкновенные чувства. Это рай на земле! - всё чаще ловил себя на мысли Вадим в такие мгновения. Она для него затмила всех. Влюблённые, уже перезваниваясь, подгоняли личные обстоятельства под встречи, только бы быть вместе. Вадиму показалось в какой-то момент, что они читают желания и мысли друг друга по глазам. – Это признак того, что наши отношения зашли далеко, - признался он себе. Через месяц Севенко окончательно разобрался в своих чувствах и понял, что влюблён по самые уши и не отдаёт отчёт содеянному поступку.

- Похоже, я совсем потерял голову и контроль над собой.

Сравнение Кати и Светланы, явно было не в пользу его жены. В те редкие моменты, когда он «опускался на землю» у него возникали минуты сомнения, после них следовало преодоление страха. В подсознании появилась боязнь спугнуть неожиданно упавшее на него счастье. Продолжалось это до тех пор, пока она не оказывалась в его объятиях. Всё на свете забывалось и ни о чём не хотелось думать.

Незаметно пролетел второй «медовый» месяц, познавших счастье. Всё было похоже на сказку.

- О сладость соблазна! - обнимая её в очередной раз при встрече, пропел он елейным голосом.- О чудо сотворённое Богом!

Но на лице Светланы лежала тень тоски, она была явно встревожена.

- Милый Вадим, я в растерянности. Что делать? - на её лице уже явно читался этот мучительный вопрос. - Через неделю приходит с моря мой старлей.

Это было единственное обстоятельство в их отношениях, которое постоянно исподволь вносило дискомфорт в душевное равновесие. Вадим ждал его со страхом внутри.

Она никогда не рассказывала ему про своего мужа, ни плохого, ни хорошего. Старалась обходить эту тему. Единственное, часто повторяла, что они с ним плохо живут, а один раз обронила, что муж обращается с ней, как с крепостной.

Севенко новость, которую она ему сейчас сообщила, ошарашила, он оказался в весьма затруднительном положении. Вадим стоял несколько секунд в задумчивости. Ироничное и неунывающее отношение к жизни куда-то испарилось. Ещё совсем недавно он мучился над вопросом: «Чем же Светлана меня так пленила, что я не могу оторваться от этой прелести?». - У неё нет выраженной индивидуальности, светских манер или природной хитрости. Она лишь красивая, приятная женщина, с которой легко и просто. Ответ, скорее всего, скрыт в том, что именно такой тип женщины, на сто процентов, подходит для жены моряка, и мне срочно надо делать выбор.

Из состояния смятения он вышел быстро. - Проходи в комнату, будем думать, - произнёс он сдержанно.

Как ни старался Севенко на протяжении всего времени избегать этих мыслей, но сегодня придётся принимать решение. - Мы влюблены оба. Что теперь делать? Разрушать две семьи, чтобы создать одну? Или… - предательские мысли полезли в голову. – Вряд ли этим сладким и манящим мечтам суждено сбыться.

Наступила давящая тишина.

- Чего ты молчишь? - нарушила она затянувшуюся паузу.

Её глаза были наполнены надеждой.

- Решаю дилемму: «Простые и грешные или счастливые и влюблённые».

-Ну и к чему ты склоняешься?

- Знаешь, наверное, нам надо сделать паузу. Через некоторое время мы оба поймём, что это было.

Светлана заметно напряглась, взгляд стал более пронзительным.

- Да, да, мучительно ждать, - произнесла она с улыбкой полуиронии.

Не вооружённым глазом было видно, что он начал юлить. Настороженные глаза выдавали его.

- Я могу тебе сразу сказать, что для меня это значит. Я своего мужа не люблю, и меня ничто возле него не держит. Чувство вины не испытываю. Мне казалось и у тебя такая ситуация, - она даже не старалась скрыть своих внутренних переживаний.

- Её наивный романтизм понятен, но мне куда деваться? – мысленно защищал свои интересы Севенко. - Всё равно это когда-то произойдёт, и у тебя, и у меня. Потому что это мука, а не жизнь, согласись. Я просто хотела снова попытать счастья, и, кажется зря. А ты я вижу, боишься прогадать, - она презрительно усмехнулась и посмотрела на него долгим взглядом. - Папа у жены твоей, оказывается, большой начальник. Думай, - безразлично произнесла она последнее слово.

- У меня такое же семейное положение, как у тебя, но… - он сделал паузу.

В голову лезли разные и всякие пугающие мысли. Он попытался посмотреть на эту проблему другими глазами.

- Я столько сил отдал, чтобы достичь этого служебного положения, чтобы пробиться наверх. Теперь все самопожертвования коту под хвост, - он начал перед собой оправдываться. – Ради чего я терпел все унижения? Это вынужденные обстоятельства, другого выбора нет, иначе всё теряет свой смысл. Вряд ли такая жертва, вознесённая на алтарь любви, будет оправдана. «Папа» точно уж приложит максимум усилий, чтобы прихлопнуть мою карьеру. А может быть, всё-таки есть другие варианты?

Он поднял на неё грустные глаза. Перед ним сидела стройная и молодая богиня. Одно его слово и она станет преданной и любящей женой до конца жизни. На другой чаше весов спесивая жена, с супервлиятельным папой – одно из средств достижения цели.

- Её наивный романтизм пленит, а как же мои адмиральские амбиции? – вновь мелькнула предательски навязчивая мысль. - Однокашники и сослуживцы не поймут, при ином раскладе.

Он отступил, он принёс в жертву впервые в своей жизни случайно встреченную настоящую любовь. Теперь её надо изъять из души и памяти. Мир двоих рушился на глазах.

- Светочка, всё-таки надо подождать. Там видно будет, - не дав вразумительного ответа, довольно расплывчато аргументировал он.

Она своим женским сердцем всё поняла, опустила голову и пошла в прихожую, одеваться. Он поспешил за ней, подать пальто. Вадим заискивающе искал встречи с её глазами, своими извиняющимися. – Вряд ли мы ещё когда-нибудь встретимся, - произнесла Светлана тихо, не смотря в его сторону.

Голос её был лишён всякой эмоциональности. Она, молча, открыла дверь, растерянная, беспомощно глядя перед собой. Он услышал напоследок от неё только одно слово: - «Прощай».

- Подожди, - учтиво произнёс Вадим. Ему хотелось её остановить, обнять, ещё раз объясниться.

– Нет! - произнесла она в ответ и осуждающе покачала головой. За Светланой захлопнулась дверь. По интонации её голоса Вадим понял, что она плачет. Присев на пуфик возле двери, он с пустотой в душе и ужасом в глазах прислонил голову к стене и ощутил своё скотское положение.

- Боже, что я натворил! - хотелось завыть собакой. – Сколько было любви, неподдельной радости и искренних эмоций! Неужели этого всего больше не будет?

В душе смятение чувств переросло в самобичевание. Во-первых, было больно, что он её потерял, любимую, нежную и хрупкую. Во-вторых, очень стыдно за себя. Два месяца он, лощённый и циничный, лепил перед ней свой образ крепкого, волевого и добропорядочного мужчины, в разговоре поражая энциклопедическими знаниями и философскими суждениями, а тут хвост поджал и оказался лишь, петляющим зайцем. Бесславно померк его блеск, благородство и донкихотство оказалось показным.

Половину ночи Севенко переживал о случившемся, мучился и не мог заснуть. Он передумал обо всём, и не найдя никакого выхода, решил взять паузу, переждать.

- Как-то ну уж очень нелепо получилось вчера. Время должно расставить всё на свои места, - оправдывал он личную трусость. – Практичный оптимизм одержал верх над чувствами.

Вадим никогда раньше не задумывался над тем, чем отличается влюблённость от любви. Оказывается, по-настоящему любить можно только один раз в жизни. Это он поймёт много лет спустя, когда станет убелённым сединой адмиралом Вадимом Сергеевичем и ничего уже нельзя будет вернуть.

А пока, выйдя утром из подъезда, он глубоко вдохнул, всеми своими лёгкими, хрустально прозрачный воздух. Было тихо и морозно. Под ногами лежал свежий покров снега, который шёл всю ночь и только под утро успокоился. В этот ранний утренний час на небе ещё светили яркие звёзды. Он посмотрел на часы и, замкнувшись в собственных мыслях, поспешил на службу. Вадим вспомнил вчерашнюю драму и постарался отогнать от себя эти неприятные мысли. – Грустная песня, вспоминать не хочется.

В какой-то момент ему казалось, что он ловит на себе участливый и немного злорадный взгляд окружающих.

- Все прохожие укоризненно смотрят на меня. Наваждение какое-то. Что происходит внутри меня? - ругнул себя Севенко. – Люди как люди, что им до моих проблем, когда у них своих хватает. Это же не замполиты, призванные следить за соблюдением нравственности, а простые граждане.

Командир отметил про себя, что старпом прибыл на службу какой-то разбитый и потерянный, на лице присутствовали печальные черты в дополнение к туманному взору.

- Ты чего сегодня Вадим Сергеевич, как-будто не в себе, словно рыба морёная? Случилось что?

- Да нет, просто немного нездоровится.

- Может, в госпиталь сходишь?

- Всё нормально, Антон Петрович. Поработаю с документами.

- Ну, лады, - согласился командир, не сводя с него сверлящего взгляда.

Этот день старпом прожил в мысленных муках и метаниях, словно в аду. Настроение весь день было подавленное. Смутная маята не покидала сердце, привычные дела были в тягость. – Что за напасть такая, стараюсь всё забыть, но не могу.

Вечером, шагая, домой, когда уже загорелись первые звёзды на небе, он сделал себе установку на ближайшее время.

- В восемь вечера – «на горшок и спать».

Вадим Сергеевич не мог знать, что всё самое «интересное» в личной жизни ещё впереди. Аксиома: « Как не прячься от судьбы она всё равно достанет», коснулась и старпома. Он почувствовал, что одна за другой его упорно преследуют жизненные неурядицы. Утром, третьего дня, когда на подводной лодке он проводил учение с личным составом по живучести, позвонили с берега.

- Слушает старпом, - ответил Севенко, подняв в центральном посту трубку телефона связи со штабом дивизии.

- Товарищ капитан второго ранга, дежурный по дивизии капитан-лейтенант Вологжанин. Вас после тренировки вызывает к себе Начальник политотдела.

- Хорошо, - недовольно буркнул старпом.

Вадим Сергеевич, почему-то занервничал, интуиция не предвещала ему ничего хорошего. Он странно посмотрел и беспричинно рявкнул на стоявшего перед ним мичмана, а нужно было просто отдать ему приказ.

– Что ты стоишь, как бетонный истукан, иди, исполняй обязанности.

Когда мичмана словно «ветром сдуло» из отсека, Вадим Сергеевич, смотря в одну точку на переборке, медленно произнёс:

- Без проблем, как говорится, жить неинтересно. К 11.00 он подошёл к двери НачПо. На табличке двери красовалась золотистая надпись: «капитан первого ранга Бокарев Валерий Тимофеевич». Постучавшись, старпом уверенно вошёл и поздоровался.

За столом сидел, и что-то усердно писал НачПо. Подняв на секунду голову, он кивнул на стул перед столом. Вадим сел.

- Здравствуй, извини, сейчас допишу приказание политуправления, - пояснил Бокарев.

Начальник политотдела был с простыми манерами, самокритичный и не заносчивый офицер. Он никогда не стыдился своего происхождения, родился в деревне и прошёл путь на флоте от матроса до капитана первого ранга. Бокарев слыл хорошим психологом, умевшим разбираться в людях. Был вежлив в разговорах, и в офицерской среде его уважали, так как не перебарщивал в своих требованиях к окружению, с пониманием

относился к нуждам и проблемам подводников. Многие, невзирая на свои звания и должности, приходили к начальнику политотдела в трудный момент за советами, но с нарушителями замполит был суров. Бокарев оторвался от своего занятия, отложил журнал в сторону и поднял хмурые брови. Он смотрел на Севенко с подуставшим взглядом.

- Так, давай сразу о «наболевшем», - произнеся ничего не значащую фразу, Бокарев сделал паузу, словно собираясь с мыслями.- Вадим Сергеевич, как долго ты ещё собираешься ходить по краю пропасти? - сказав это, он как-то странно глянул на него.

- О какой пропасти Вы говорите? – непонимающе, моргая глазами, переспросил Севенко.

- Не в прямом, а в переносном смысле слова. Всё ты отлично понимаешь, просто прикидываешься, - ухмыльнулся замполит, сверля его цепким взглядом. - Посёлок у нас маленький и каждый житель просматривается за километр, - начал говорить он с едкой интонацией в голосе. - Два месяца немалый срок. Неужели не ведал, что творил? – он сделал паузу.– Ты хочешь поломать лейтенанту личную жизнь? - Она его не любит. - Это они все так говорят, когда муж в море. На чём офицеры горят? Сам знаешь: на секретах, водке и бабах. По первым двум пунктам тебя упрекнуть не в чем. Это, как говорится, совсем другая история.

- Вот тебе, на! Неприятностей у меня, в последнее время, как комаров на болоте, - мелькнуло в голове старпома. – Я ничего не могу с собой поделать, - смотря в угол, с

безысходностью в голосе пробормотал Севенко. – Вдвойне печально, а по сути, детский лепет, - пресёк его решительно замполит. - Ты в курсе, что раз в две недели звонит мне или комдиву тесть твой, Начальник Главного штаба ВМФ адмирал Алексеев. Он каждый раз задаёт один и тот же вопрос: «Как там мой зять служит? Как его моральное состояние? », - Бокарев неопределённо пожал плечами. - Ну и мы бодро обманываем его, рассказываем сказки, что, его зять служит с большим усердием и уже достоин того, чтобы командовать атомоходом. Через месяц будем назначать его командиром на 528 бортовой. В следующий раз этот номер может не пройти, найдётся доброжелатель и всё всплывёт. Земля, как известно, слухами полнится, - он выдержал короткую паузу.

– Но всё же! Ты хочешь, быть командиром подводной лодки или нет? Я лично не понял, - спросил НачПо, глядя на его угрюмое лицо.

- Конечно Валерий Тимофеевич, какие вопросы.

Севенко начал заметно нервничать. Бокарев хитро прищурился.

- Тогда выбирай сам, новая молодая и красивая жена, скандал и вечно в старпомах, в лучшем случае, в худшем снимут с понижением. Определись: или карьерный рост, или… - он уверенно рассёк воздух ладонью, твёрдо произнеся последние слова, во взгляде появилась жёсткость.

У Вадима Сергеевича покраснели уши, он опустил глаза, сидел, сгорбившись за столом.

- Я уже выбрал, карьера, - произнёс он, абсолютно не терзаясь в сомнениях, смотря отрешённо в стенку.

НачПо громко и облегчённо вздохнул.

- Правильно. Сердце чаще плохой подсказчик, оно не может анализировать как холодная голова и чаще ошибается. Ну что ж, поставим точку, молодец, - скупо похвалил он. – Зачем впадать в крайности! В твоей ситуации уместно вспомнить расхожую фразу:

«Обещать – не значит жениться», - предложил замполит радикальное решение проблемы. - Бывает, у мужиков, такое, заблудился в мире собственных иллюзий. Я надеюсь, к этому вопросу мы возвращаться больше не будем. Никто тебе теперь и слова не скажет. Не унывай, люди редко бывают без греха.

Вадим своим видом производил удручающее впечатление.

НачПо поднялся, вышел из-за стола и подошёл к Севенко. Пожал ему руку и с доброй улыбкой на лице произнёс:

- Ты мне ещё когда-нибудь спасибо скажешь, за то, что помог тебе не совершить фатальную ошибку. Главная ценность дом и семья. – Согласен, это ещё один аргумент в мою поддержку, - мелькнуло в голове старпома. - Правда, насколько верно это утверждение можно будет судить не завтра и не послезавтра, - продолжал он мысленно рассуждать.

Вадим Сергеевич вышел из штаба и пошёл в сторону своей подводной лодки. На душе было гадко и противно.

- Радость сквозь грусть, - смотря вперёд стеклянными глазами, - медленно произнёс он. - Редкая гнусность предавать любимую женщину, это даже звучит дико, - добавил Вадим мысленно, с презрительной усмешкой на лице. – Но есть выход, - он процитировал тираду замполита. - Дни и недели забытья и снова прежняя жизнь. Очень скоро забудешь о своей проблеме, как о страшном сне. Ситуация вынуждает поступиться своими принципами.

Вадим Сергеевич задумался. – Интересно, а НачПо знает, что удачная женитьба не всегда благо, а то он так рьяно выступал в роли доброго волшебника. Что-то мне интуиция подсказывает, спасибо я ему никогда не скажу, - он глубоко вздохнул. - А пока… известно одному Богу кто прав.

Севенко вернулся на пирс, к своей подводной лодке, стоял, некоторое время, молча, и слушал «музыку» прибоя.

- Хочется быть абсолютно счастливым человеком, чтобы в личной жизни и на службе было хорошо. Но, увы! - он ещё раз обречённо вздохнул.

Не будет праздника, погаснут свечи.

Не будет глаз, в которые смотрел.

Не будет радости от встречи,

Светланы той, с кем душу грел.

В довершении ко всему он вспомнил четверостишье, которое написал несколько дней тому назад после произошедших событий.

Светлану Вадим иногда встречал в посёлке, она отворачивалась и переходила на другую сторону улицы. Севенко успевал заметить, что у молодой женщины затравленный взгляд, она совсем другая и чужая. От этого ему становилось не по себе ещё больше. Вадим провожал её печальными глазами, с чувством чего-то недосказанного. Нравственный надлом и душевные муки преследовали его ещё долго.

Севенко из этого случая, на будущее, сделал один вывод: трений с политотделом надо избегать, иначе на ту вершину, на которую мечтал взойти, ему, увы, не попасть. И это бесило больше всего…

Спустя годы, будучи уже Командующим Тихоокеанским флотом, Вадим Сергеевич, в очередной раз, находясь на Камчатке, поинтересовался, как сложилась её судьба. Оказалось, что Светлана недолго прожила в браке, развелась с мужем и уехала в свой родной город. Бывший её муж перевёлся на другой флот и о нём, естественно, забыли. Карьерный рост, уже у адмирала Севенко, сложился – лучше не бывает, а вот сюжет его личной жизни оказался жестоким. Реальность, к сожалению, радует не всегда.

– На судьбу роптать теперь бесполезно, - сделал он тогда вывод. Пожилой адмирал на секунду задумался уже сегодня.

Он сначала поставил под сомнение помощь НачПо в тот злосчастный день, много лет назад, а потом начал анализировать своё поведение.

- Словно вернулся в безвозвратное прошлое на миг. Всё так грустно получилось, оттого, что боялся потерять перспективу. Это причина всех несчастий и бед. Замполит тут ни при чём, в той моей некрасивой истории, он выполнял свою работу. Это удобная позиция валить всё на других, но надо, прежде всего, винить себя, - раздумья Севенко прервал какой-то шум.

Он оглянулся, подвыпившая компания проследовала мимо него. Вадим Сергеевич повернулся и медленно пошёл вдоль набережной, продолжая предаваться одному ему известным тайным думам.

- Судьбу мою можно представить одним жизненным мгновением, мазком, как на холсте художника, - отвлёкся он на секунду от темы. - С Катей мы расстались, вскоре после того случая. Брак оказался непрочным, что поделаешь, значит, не сложилось. Она так и не приехала на Камчатку. Это был очередной крутой поворот в моей жизни волею судьбы или злого рока, до сих пор не пойму. Бывшей жене его нашли новую партию, старшего офицера из Главного штаба ВМФ. - Но самое парадоксальное, что после развода военная карьера у меня стремительно пошла вверх. После расставания с Катей у Вадима Сергеевича наконец-то всегда и во всём стала присутствовать своя твёрдая позиция. Он сумел сохранить внутреннюю свободу.

- Не с помощью «удачной» женитьбы, а благодаря своим стараниям я все-таки по службе переплюнул всех ребят с курса, в конечном итоге, - с гордостью отметил он свой финал.

Вадим однажды заехал к бывшим родственникам, чтобы повидать сына. В обычном разговоре, Катя как всегда вспылив по пустяку, высказала ему в лицо. Вспыхнули недобрым огнём её глаза, и она с неприязнью в голосе охарактеризовала их короткую совместную жизнь одной репликой: «Ненавистное замужество». Он тогда ей ответил спокойно: «А я не жалею и счастлив, тебе назло! Невзирая на жизненные невзгоды, добился, чего хотел. И ещё одно понял, что счастья, как и жить, все хотят, в любом возрасте и занимаемом положении. В молодости я счастлив был и сейчас тоже».

- Такую женщину, как Света, я больше не встретил. Судьба дала мне один раз возможность, но я не воспользовался ею. Любимая женщина могла бы подарить мне много радостных минут в жизни, нарожать детей, а осталась со мной навсегда – только в мыслях и душе. О её достоинствах можно говорить бесконечно, но, я сделал обоих навсегда несчастными. К сожалению обратно не вернуть ничего. Получилась всего лишь история о несостоявшейся любви, о которой можно написать целый роман. Надеюсь, что Светлана повстречала своего единственного, но мне от этого не легче. Такое ощущение, даже сейчас, что я был влюблён в самую прекрасную на земле девушку, - Вадим Сергеевич вздохнул, уже не первый раз в этот вечер воспоминаний. – Пытался найти ей замену, нынешняя жена Надя, но не то. Всё в ней есть, хорошее, превосходное, но, увы, сердцу не прикажешь.

Он вспомнил ещё раз те сладостные минуты проведенные и прожитые вместе со Светой. Она мелькнула перед мысленным взором, по его щеке скатилась скупая мужская слеза. – Приходится переживать всё заново. Неужели эти страдания навсегда поселились в моей душе? Вадим Сергеевич не смог скрыть боли, которая затаилась в сердце.

- Что это я? – одёрнул себя Севенко. – Не хватало мне ко всем переживаниям ещё и сентиментальности. Старый дурак, - устыдился он проявленной слабости.

Как-то неуютно стало на душе.

- Память и любовь не знают времени и расстояний. Женщину которую однажды полюбил мне из сердца выкинуть не удастся, а вот от собственной вины избавиться необходимо. Это я теперь точно знаю.

Он пустился в очередные рассуждения, испытывая при этом сложные чувства.

- Почему у меня всё так сложилось? – задал Севенко себе вопрос.- Возможно, это желание в молодости быть не таким, как все, возможно, просто глупость, - ответил он после размышления, задумчиво, с сожалением.

- Люди думают часто о престиже власти неверно, что якобы достигнешь высокой должности, положения в обществе – и счастье само придёт. Ошибаются. Любить и быть любимым. Жизнь прожить с любимым человеком, детей поставить на ноги и воспитать, внуков успеть обнять. Вот оно счастье! Любовь нельзя купить, но продать и предать её можно. Я это точно знаю.

Он понял, наконец-то что будущее и нынешнее настоящее не совсем то, о чём мечтал тогда. Получилась сегодня откровенная исповедь чувств.

Ю. Таманский

г. Севастополь 2010г.

«Эпоха макулатуры».

Капитан-лейтенант Никита Колосков прибыл заступать на дежурство с мрачным лицом и в плохом настроении. Причина была тривиальная, накануне он поругался с женой, со своей незабвенной Еленой. Офицер торопливо поставил портфель и решительно направился к холодильнику. Никита Егорович достал оттуда двухлитровую бутылку с водой из-под крана, которую накануне набрали его запасливые коллеги. Открутив крышку, Колосков приложился к горлышку и стал жадно пить. Открылась дверь, из смежного помещения, одного из постов их подразделения, вышел старший лейтенант Денис Петросов с повязкой на рукаве.

- О, трубач прибыл! – удивлённо усмехнулся коллега.

Никита так задрал голову, жадно поглощая воду, что был похож на пионера-горниста с открытки 60-х годов.

- Смотри, смотри как кадык, ходит! – продолжал издеваться Петросов. – Явно не от переедания селёдки.

Колосков оторвался от горлышка, выдохнул воздух и после паузы закрутил крышку. Он не спеша поставил бутылку обратно в холодильник.

- Пить захотелось, - спокойно ответил Колосков.

- Рассказывай сказки нам доверчивым, - не поверив ему, снова усмехнулся Петросов, - тут что-то другое.

- Ты прав, Денис, в этот раз, - скривился Никита, - с женой поругался вчера.

- И опять на тебя не похоже, - продолжал сомневаться сослуживец. – Такая крепкая семья!

- Нас женщины никогда не понимали и не хотят понимать, в этом я убедился на себе, - он с отрешённым видом смотрел на товарища. - Поехал в центр города по делам и встретил там ребят с корабля, на котором прослужил пять лет. Они закупали продукты, собирались ехать за город на «мальчишник», погоны обмывать. Трое из них получили очередные воинские звания.

Никита стоял с растерянным видом, облокотившись на холодильник.

- В общем, уговорили поехать с ними, да я долго и не сопротивлялся. Мне жуть как хотелось просто с парнями пообщаться. По пути позвонил домой и, представляешь, встретил полное непонимание своей дорогой жены. Она естественно была категорически против моего внепланового отдыха на природе.

Он чему-то усмехнулся, на его суровом лице проскользнула улыбка.

- Когда я поставил её в известность, то в трубке услышал «приятное» напутствие: «Пошёл к чёрту, дома не появляйся, если поедешь с дружками». Я естественно решил смягчить негодование супруги и перевести всё в шутку: «Не боишься, что уведут?». Она мне с презрением: «Кому ты нужен?». Тут уж я не вытерпел такой грубости в свой адрес: «Только свистни и с десяток молодых и красивых девчонок прибегут». А она мне в ответ: «Свисток дать?». Да ещё так выразительно произнесла.

Он рассмеялся.

- За что я её люблю, так это за искромётный юмор. В карман никогда за словом не полезет. Короче, с «мальчишника» приехал слегка под шафе и получил дома всеобщее презрение и бойкот. Даже дочку «накрутила» против меня вместе с тёщей.

- Не переживай, помиришься, - успокоил его Денис. – Приступай к приёму дежурства, время уже поджимает.

Колосков прошёл и сел за стол дежурного, вокруг которого располагались стойки автоматизированного комплекса, напичканные аппаратурой и датчиками. Он пододвинул поближе журнал и стал вникать в обстановку. Петросов педантично выписал всё по пунктам, для более быстрого восприятия нюансов сменщиком.

- Тебе сегодня немного не повезло, из Главного штаба ВМФ комиссия прибыла с проверкой. Нас должен инспектировать офицер отдела противолодочной борьбы.

Такое известие Колоскова ничуть не смутило.

- В первый раз что ли, - ответил он безразлично. - Как только море хорошо прогревается, они начинают наезжать сюда вереницей, чтобы млеть под солнцем. Подобное будет продолжаться до конца лета.

В это время открылась дверь и с поста в проходное помещение дежурного, с важным видом вышли две яркие женщины. Одной из них на вид было около сорока лет, а другая чуть постарше. В подразделении все знали, что Лариса и Марина не разлей вода подруги, и всё время работают в одной смене.

- Здравствуй, Никита, - поздоровались они с заступающим на дежурство офицером.

Колосков кивнул головой.

- Здравствуйте Лариса Анатольевна и Марина Сергеевна! – приветствовал он их персонально. – Вы как всегда вдвоём и на перекур?

- Имеем право на маленькое удовольствие, - ответила за двоих Лариса Анатольевна, поведя бровями.

- Удовольствие-то вредное, имеются и получше варианты!

Женщины в ответ промолчали.

Отличительной чертой Ларисы, которая находилась ещё в привлекательной поре, была уникально большая грудь. Абсолютно все мужчины при встрече с ней, как правило, начинали сначала смотреть на бюст, а уж потом в глаза. Она естественно видела это и всегда несла свои «прелести» гордо и с достоинством.

- Сначала из-за угла появляется грудь, а потом и сама Лариса, - прокомментировал Денис то, что у всех мужчин поста при виде её постоянно вертится на уме, когда за подружками закрылась входная дверь.

Он обратил внимание на то, что Колосков отрешённо смотрит куда-то в сторону.

- Ты не отвлекайся, принимай дежурство, - одёрнул он товарища.

Вместо того чтобы уткнуться в журналы, Колосков начал декламировать стихотворение.

Любимой оду посвящаю

И мысленно её я вспоминаю.

Всегда блестящие глаза искрой,

Улыбка ангела порой.

Тот бюст, к которому прижаться

Мечтает армия мужчин,

Готовых вечно унижаться,

Но избранный, как правило, один.

- М-м-м, - промычал Денис, - ты у нас оказывается литератор. – Второе четверостишье никак про Ларису? А чьи это стихи?

- Не важно, - грубовато ответил Никита и взял в руки журнал обстановки.

– Да, чуть не забыл, здесь ещё одна проблема «нарисовалась». Завтра, как сменишься, топай в управление.

- Это ещё зачем? – удивился Колосков.

- «Кровавый карлик» вызывает на «ковёр» всех тех, кто не выписал рекомендованные им газеты и журналы. Чего удивляешься, ты же список в руках держал? Вот, а прочитал его не внимательно и самый главный журнал не выписал.

- Замполит совсем сдурел! – не выдержав, выплеснул накопившееся возмущение Никита Егорович. – Я подписался на два журнала и три газеты. Ему, видишь ли, мало!

- Всё просто, ты не выписал главный журнал - «Коммунист».

- Да там нечего читать! – «закипая», продолжал возмущаться Колосков.

- Замполит так не думает, - усмехнулся Петросов. – Ты не один такой с нашего поста, на экзекуцию пойдут ещё три мичмана, они не выписали «свой любимый» журнал - «Знаменосец».

- Дураковка какая-то, честное слово! - продолжал негодовать Колосков.

Замполит, капитан второго ранга Кривов, прибыл в их береговую воинскую часть год назад из дивизии надводных кораблей. Он продолжал ещё мыслить корабельными категориями, несмотря на то, что на нынешнем месте его службы было много гражданских служащих. Подходы замполита оставались одни и те же, что были и в полностью воинском коллективе. Отличала его, как все сразу заметили, несгибаемая упёртость. Доказать Заму что-либо не представлялось возможным. Роста он был невеликого, как в народе говорят: «От горшка два вершка, вместе с шапкой и каблуками». Кроме этой, у него была и вторая яркая отличительная особенность – постоянная улыбка на лице. Если замполита выводили из себя, то все сразу же видели кардинально другого человека, реверс его характера.

Для Колоскова дежурство до обеда потянулось медленно и нудно. В свободные минуты он несколько раз звонил домой, хотел помириться с женой, но она и слушать его не хотела. Лена молча, бросала трубку, заслышав голос готового к раскаяньям мужа. На пятом звонке он сумел всё-таки привлечь её внимание на небольшой отрезок времени, но не более. Жена послушала, молча, его исповедь и с сарказмом произнесла: «Свисти дальше».

После обеда появился Начальник поста капитан второго ранга Иван Андреевич Багдадиспуло. Это был очень энергичный и импульсивный офицер. Иван Андреевич очень смахивал на сказочного героя – Карлсона, только не с пропеллером сзади, а реактивным двигателем в одном месте. Он мог за короткий промежуток времени до десятка раз появиться на посту и так же быстро исчезнуть. За это, его подчинённые негласно прозвали – «Фигаро». Количеству выплёскиваемой энергии Иваном Андреевичем в единицу времени, позавидовал бы любой спортсмен. Конечно, во всём этом было много и лишнего, но ничего не поделаешь, он таким родился.

Неожиданно открылась входная дверь, в помещение дежурного, как всегда, «влетел» непосредственный начальник.

- Никита, через час придёт проверяющий, наведите порядок на всех постах, - бросил на ходу Багдадиспуло, проходя мимо него бодрым шагом.

- Есть, товарищ капитан второго ранга! – Колосков оторвал от кресла и приподнял заднее место на несколько сантиметров, потом тяжело плюхнулся обратно, когда за Иваном Андреевичем захлопнулась дверь одного из постов. – Мы приняли все… - только и успел он произнести, но закрыл рот на полуслове.

Начальник всё равно не мог этого уже услышать, за закрытой дверью.

Из-за стенки сразу же послышался его зычный голос, Багдадиспуло настраивал гражданский персонал на проверку.

- Убрать, спрятать, протереть… - доносилось из-за наполовину дощатой переборки.

Через минуту мимо Колоскова пронеслась «комета» в образе Ивана Андреевича.

- «Фигаро» побежал поближе к руководству, - отметил про себя Никита.

Это была ярко выраженная особенность Багдадиспуло, он постоянно тёрся возле командования. Всегда владел последней информацией и там где надо срочно обозначал своё рвение в службе. Почёт, в виде благодарностей, грамот и попаданий в приказ, по праздникам, ему постоянно был гарантирован.

Через полчаса дверь на пост резко открылась, впереди проверяющего офицера в дежурку проскочил Начальник подразделения.

- Проходите, товарищ капитан первого ранга, - показывая путь рукой, заискивающим голосом и слегка прогнувшись в пояснице, предлагал ему Багдадиспуло.

В помещение не спеша вошёл с гордым и надменным видом офицер из комиссии Главного штаба. За ним потянулся хвост представителей части и управления с важными лицами и с записными книжками в руках. Первое впечатление о проверяющем промелькнуло в голове Колоскова:

- Либо он хорошо знает себе цену, либо цены себе никак не сложит.

Капитан первого ранга остановился посередине комнаты, с умным видом обвёл взглядом многочисленные плакаты и инструкции, висевшие на стенах. Вокруг него постоянно бегал Багдадиспуло. Куда бы ни посмотрел проверяющий, Иван Андреевич сразу же начинал комментировать им увиденное. Молча кивнув головой в знак одобрения, офицер прошёл мимо вытянувшегося Никиты и сел на его место.

- Рассказывайте, товарищ капитан-лейтенант, свои обязанности, - вымолвил он первые слова после появления на посту и с безразличным выражением лица стал перелистывать журналы, лежавшие на столе.

Колосков был одним из лучших офицеров подразделения, и доложить обязанности на соответствующем уровне, для него не представляло большого труда. Стандартные фразы военной терминологии, часто повторяющиеся слова, монотонность доклада, так как это было отнюдь не художественное произведение, быстро утомило офицера из столицы. Присутствующие наблюдали сей факт по кислому выражению его лица.

- Богданопуло, где у вас инструкция поста по пожарной безопасности? – беспардонно перебил он Колоскова, своим вопросом.

Иван Андреевич вытянул шею и слегка покраснел.

- Товарищ капитан первого ранга, моя фамилия не Богданопуло, а Багдадиспуло.

- Хорошо, я исправлюсь, - скривился офицер.

Иван Андреевич продолжал крутиться вокруг него и своей обходительностью наконец-то достал офицера из Главного штаба.

- Вы не могли бы стоять на месте, а то у меня от Вас голова уже кружится, - сделал он замечание капитану второго ранга.

Багдадиспуло отошёл от стола на два шага, с недовольным лицом, надул щёки и заложил руки за спину.

- Начальник, кажется, в этот раз переборщил со своей учтивостью, - подумал Никита.

– Так, где инструкция? – требовательным голосом задал повторно свой вопрос капитан первого ранга.

Колосков подал ему целый сборник инструкций, открыв его на конкретной странице, которая интересовала офицера. Тот, в свою очередь, не вникая в текст, безразлично стал листать дальше. Неожиданно раздался телефонный звонок. Шустро подскочив к столу, трубку взял Иван Андреевич. Он представился.

- Это Вас, товарищ капитан первого ранга, - Багдадиспуло подал ему трубку телефона.

- Да, - словно делая одолжение, протянул важный проверяющий.

Услышав что-то интересное, он сразу преобразился. Волшебным образом с его лица слетела маска надменности.

- Санаторий «Ялта», это хорошо! – пропел он в трубку. – Да, я тут уже заканчиваю.

Послушав собеседника с другого конца провода, он радостно ответил: «Понял».

Никита приблизительно уловил, о чём шла речь.

- Смотри, как глазки заблестели, - подумал он. – Не что земное ему не чуждо и дармовщина тоже.

На флоте во все времена была устоявшаяся практика, возить офицеров, из «высоких» проверяющих комиссий, на отдых в ведомственный санаторий «Ялта». После оздоровительных мероприятий в нём, подход к проверкам становился резко другим.

Окончив разговор по телефону, проверяющий офицер сидел, молча, и крутил в руках карандаш, смотря в одну точку. По всем признакам было видно, что он уже в санатории.

Дверь резко открылась, с поста вышла умопомрачительная женщина - Лариса Анатольевна. Сегодня она была особенно хороша собой. Лариса бросила мимолётный взгляд на незнакомого военного, поздоровалась со всеми присутствующими и направилась на выход, играя бёдрами. Глаза капитана первого ранга сначала прилипли к её «выдающемуся» бюсту, а когда женщина выходила из помещения, то он оценивал уже фигуру.

- Это кто? – с заинтересованным видом задал он вопрос, крутя головой во все стороны.

- Оператор нашего поста, Лариса Анатольевна Курочкина, - в присущей ему манере, доложил первым Багдадиспуло.

Все присутствовавшие офицеры, в следующий момент, услышали от москвича многозначительное: «Да!!!».

Офицер небрежно бросил на стол карандаш, поднялся и неспеша направился к выходу. Проверка внезапно закончилась. Когда за всеми закрылась дверь, Никита недоумённо произнёс: «Зачем приходил?». Он стоял с озадаченным видом и пожимал плечами. На следующий день, Колосков по поводу проверки скажет своему сменщику:

- Красота Курочкиной спасла пост. Посмотрев на её уникальный бюст, проверявший нас офицер, потерял всякий интерес к своим обязанностям.

Утром следующего дня, Никита Колосков сменился с дежурства и направился в управление части. На подходе к КПП он встретил ещё одного офицера, капитана третьего ранга Комарова.

- Привет, Витя! – поздоровался с ним Колосков. – А ты что не выписал?

- Здравствуй, Никита! Журнал «Коммунист Вооружённых сил». Ну, очень интересный журнал! – добавил он язвительно.

- Что же ты такой не сознательный? Скоро командиром подразделения станешь, а партийными журналами не интересуешься.

- Ты не умничай! – он ухмыльнулся. – Выписать журнал, чтобы пролистать его и потом выбросить в корзину, дорогое удовольствие. Ладно, пошли на эшафот.

Они поднялись на второй этаж здания управления и постучали в дверь кабинета Заместителя командира по политчасти. В просторном помещении кроме него находилось ещё человек двадцать, все сидели в большом томлении.

- Вот и последние несознательные офицеры. Проходите и присаживайтесь, - замполит пригласил Колоскова и Комарова с улыбкой на лице.

- Андрей Петрович, разрешите не присутствовать? – с серьёзным видом, задал вопрос Виктор, едва переступив порог.

Тот посмотрел на него с большим удивлением.

- Я сейчас же пойду и выпишу этот журнал. Свою ошибку полностью признаю.

- Нет, друг мой, это ты под давлением решил выписать, а я хочу, чтобы сознательно, - Зам растолковывал медленно и вкрадчиво. - Сейчас послушаешь лекцию, а потом пойдёшь и выпишешь журнал добровольно.

Комаров закатил глаза, поджал губы и покачал головой.

- Проходите вместе с капитан-лейтенантом Колосковым и присаживайтесь, - любезно произнёс Кривов. – Офицеры у нас с левой стороны располагаются, а мичманы с правой.

Замполит проверил всех «несознательных» по спискам и приступил к лекции. Начал он её лирически - шутливо, а потом минут сорок рассказывал о роли средств массовой информации на формирование личности в армии и на флоте, об огромном значении журналов и газет в воспитании патриотизма у матросов и офицеров. Он не мог отказать себе в удовольствии красиво поговорить о правильных вещах. Буквально все присутствовавшие через тридцать минут начали ёрзать на своих местах. В кабинете было душно, хотя и окна открыты нараспашку. На дворе стоял конец мая, но солнце уже палило по-летнему. Казалось, что эта пытка не закончится никогда, каждый из них готов был выписать дополнительно сверх того что отмерил Зам, ещё по одной газете и не менее чем по журналу. Прошло ещё десять минут, которые показались вечностью, и замполит довольный собой, наконец-то закончил воспитательную лекцию. Сегодня он был в ударе, умные речи лились, как из рога изобилия.

- Ну что, я убедил вас, или нет? – наигранно произнёс капитан второго ранга, окинув взглядом аудиторию.

Со всех сторон браво и громогласно полетело в его сторону «да». Некоторые даже решили, что всё уже закончено и начали вставать. Кривов обратил внимание на то, что один только мичман Картошкин сидит с мрачным видом и не разделяет общую радость.

- Товарищ мичман, вы готовы выписать журнал «Знаменосец»? – решил он своим вопросом развеять появившиеся сомнения.

- Нет, - твёрдо ответил мичман.

Все присутствующие замерли.

- Так, все сели на свои места, - ничуть не стушевался закалённый замполит. - Лекция продолжается.

Кто-то попытался оспорить, мол, он не хочет выписывать, пусть сидит и слушает, а мы тут причём. Для Кривова это был слабый аргумент, который естественно на него не подействовал.

- Коллектив это одно целое, - возвышенно произнёс он и пошёл по второму кругу читать политинформацию.

Когда замполит отвернулся к окну, упиваясь своей просвещённостью в области политических наук, Комаров показал кулак мичману предпенсионного возраста. Тот отвёл глаза в сторону.

В неимоверных муках для слушателей, медленно прошли ещё тридцать минут. Оратор попил водички из графина и уже не с таким радостным видом спросил у просвещённого народа готового к подвигам.

- Все согласны добровольно выписать положенные газеты и журналы?

«Да» - фанатично закричали присутствующие почти одновременно, как в какой-то секте и интенсивно закивали головами в знак согласия.

Картошкин продолжал сидеть с хмурым лицом.

- Товарищ мичман, Вам всё ясно? Надеюсь, что Вы уже созрели для того чтобы выписать журнал «Знаменосец»?

Картошкин, с удивительным постоянством идиота, снова ответил – «Нет!»

В воздухе повисла пауза, лицо служителя идеологического фронта исказила не свойственная ему гримаса зла. Его реакция была неожиданной и обескураживающей.

- А Вы знаете, почему мичман в 301 дивизии надводных кораблей повесился? А!!! – почти закричал он и выпучил глаза на Картошкина.

В кабинете на несколько секунд воцарилась мёртвая тишина. На лицах военнослужащих явно читалось, что каждый из них разгадывал ребус: «Отчего же всё-таки мичман повесился?».

- Может он, как и я с женой поругался? – мелькнуло в голове Колоскова. – У кого что болит, тот о том и думает, - остановил себя Никита и выбросил свою ссору с Еленой из головы.

После затяжной паузы очнулся замполит.

- Потому, что журнал «Знаменосец» не выписывал, - Кривов озвучил явно лежавший на поверхности ответ. - Вы, товарищ мичман, нарыв на нашем воинском коллективе, который необходимо как можно быстрей удалить, - все почувствовали, что в голосе Зама нарастают драматические ноты.

У Картошкина заныло под ложечкой, на лице появился испуг и ужас в глазах. Он сразу понял, куда замполит клонит.

- Два года осталось до пенсии, а такой может выгнать со службы в два счёта. У него не заржавеет, - мысли бешено метались из стороны в сторону. - Ёлки – палки, без пенсии! Все прошедшие годы коту под хвост, – крутилось в голове мичмана, а глаза бегали по орбите.

- Надо пристальней изучить Ваше личное дело, товарищ мичман, - продолжал «размазывать» его Кривов. – Какие у Вас имеются наказания и поощрения, из чего черпается патриотизм. Может на лицо полное его отсутствие? А это значит среди нас скрытый враг, - он недоверчиво смотрел на мичмана.

- Я готов, готов выписать журнал! - не выдержав внутреннего напряжения, вскрикнул Картошкин, но было поздно.

Кривов, конечно, услышал всё, что хотел услышать от него, но минут пять продолжал позорить мичмана и «чистить» ему мозги, употребляя высокопарные слова. Уши у Картошкина обрели малиновый цвет, и лицо стало багровым. После этого Зам наконец-то смилостивился над военнослужащими и отпустил. Внутреннему восторгу их не было предела. После отмашки, народ, молча, с радостью в глазах ринулся к двери, ещё не веря своему счастью, оттесняя друг друга. Каждому из них казалось, что если он окажется последним, то замполит непременно оставит его ещё на какое-то время, и продолжит воспитывать.

Никита и Виктор вышли за ворота части.

- Я бы с превеликим удовольствием мог дать расписку нашему замполиту, что, не выписав журнал «Коммунист», вешаться бы не стал, - произнёс Комаров.

- А чего же об этом Заму не сказал? – улыбнулся Никита на такую откровенность.

- Он шуток не понимает, когда по форме одет.

- Ну да. Как говорил писатель – юморист: «Из-за отсутствия чувства юмора, товарищу можно дать инвалидность».

- Ты меня не услышал. Я как-то с ним был в компании на отдыхе, это довольно весёлый, эрудированный и обаятельный человек. Он хорошо поёт, декламирует классиков и понимает шутки. Нам с тобой до него расти и расти. Тут другое, каждый отрабатывает свой хлеб согласно полученной военной специальности и занимаемой должности.

- Печатали бы больше книг классиков литературы, а не кучу журналов. Они всё равно интересны только авторам, которые для них статьи пишут, - подвёл черту, с пожеланиями, под разговором между сослуживцами, Никита.

Офицеры расстались, пожав друг другу руки, Колосков поехал домой отдыхать после дежурства, со смешанными чувствами внутри, а Комаров убыл в подразделение для исполнения служебных обязанностей.

Вечером Никита помирился со своей красавицей женой. Они, простив друг друга за непонимание, сидели, обнявшись на кухне, погасив свет, и мило ворковали. В комнате, тихо посапывая, спало их «всё» - дочка.

Через два дня Колосков в хорошем настроении, быстрым шагом шёл к троллейбусной остановке, подошло время заступления на дежурство. Душа пела, в отношениях с женой вновь полная гармония, и вообще, дома было всё нормально. А это в жизни каждого человека самое главное. Никита, идя по асфальтированной пешеходной дорожке, поравнялся с девочкой в школьной форме. На фоне белого накрахмаленного фартука выделялся яркий пионерский красный галстук. Девочка была, по-видимому, ученицей пятого – шестого класса. Никита обратил внимание, что в левой руке она несла портфель, а в правой перевязанную верёвкой годовую подшивку журнала «Коммунист», который он сразу узнал по серой обложке.

- Девочка, здравствуй! Куда ты эти журналы несёшь? – поравнявшись с ней, спросил Колосков.

- Здравствуйте! – ответила она, смотря на незнакомого дядю и щурясь от лучей утреннего солнца. – В школу, в макулатуру сдавать. Мама сказала, что они барахло и неинтересные, - девчонка скривилась.

Никита усмехнулся.

- А какие интересные журналы вы, например, выписываете?

- «Юный натуралист», я их никогда не выброшу, - ответила школьница уверенно.

- Удачи тебе! – пожелал ей Никита и ускорил шаг.

- До свидания! – вежливо ответила девочка.

Никита Егорович спешил на службу, а мысли блуждали в философских материях.

- Вечные ценности сегодня, несут в макулатуру, а неценные, вроде «Юного натуралиста», будут жить всегда. Она их ещё своим детям передаст. У нас где-то на антресоли тоже есть подшивка «Юного натуралиста», своей очереди дожидается, когда дочка подрастёт.

Эпилог.

Пролетело очень много лет. Произошло за это время столько же много событий! Капитан второго ранга в отставке Никита Егорович Колосков два десятка лет жил уже в другой стране, под другими идеалами. Только его поколение теперь с благодарностью вспоминало славные будни «Страны советов», а для нового это была уже просто история. Молодёжь в знак уважения теперь выслушивает рассказы, упрёки и нравоучения старшего поколения и многому удивляется. Часто от них звучит вопрос: «Зачем существовали такие сложности во всём?». На что ветераны гордо отвечают: «В такое время жили, так надо было».

Никита Егорович спустился со своего этажа вниз, чтобы забрать газету. Он подошёл к почтовому ящику и открыл его ключиком. Оттуда вывалилась масса всяких рекламных листков и газет, агитационных распечаток, брошюр и даже один компакт-диск с пламенными призывами голосовать за одного единственно-правильного кандидата.

- К тому, что в наших почтовых ящиках тьма-тьмущая всякой дребедени, мы уже давно привыкли. Но сегодня?!

Тут он вспомнил, что стартовала предвыборная «компания», прочитав об этом на первом попавшемся агитлистке.

- Всё течёт, всё меняется, а иногда и возвращается на круги своя, - произнёс он и задумчиво почесал затылок на седой голове. – У каждого в доме теперь есть компьютеры, принтеры, цифровые телевизоры, а эпоха макулатуры продолжается. Она, кажется бессмертна.

Ю.Таманский

г. Севастополь 2012г.

«Лорды» с душой в полоску.

Рабочее время давно закончилось, но в одном из служебных кабинетов ещё находились два старших офицера оперативного управления. Это были капитаны второго ранга Курдюков Степан Анатольевич и Копылов Григорий Трифонович. Один из них безразлично смотрел в окно, а второй сидел за рабочим столом в окружении вороха документов.

Погода стояла дождливая и промозглая, под стать ей было и настроение. На столбах вспыхнули фонари. Под их светом асфальт начал переливаться тысячами мелких огоньков.

- Ты не знаешь, долго мы ещё здесь торчать будем и главное, по какому поводу? - спросил Курдюков сослуживца.

- Начальник управления по окончании совещания у Начальника штаба флота должен тут появиться, - он посмотрел на часы, - уже с минуты на минуту. Проинструктирует нас и отпустит. Завтра проверка эсминца «Проворный» перед боевой службой.

Курдюков увидел, как под окнами пробежала облезлая уличная дворняга. Рядом с ней, по тротуару, трусил такой же «Полкан», без роду и племени.

- Собак бездомных в городе развелось много, - произнёс он задумчиво. – Теперь к известной поговорке: «В России две беды – дураки и дороги», к постоянным величинам можно добавить ещё и две переменные: «Собаки и автомобили».

Он посмотрел на другую сторону проезжей части, где в ряды были выстроены «разномастные» авто.

- Скоро собакам негде будет бегать, не то, что людям ходить. Ставят своих железных коней, где кому в голову взбредёт и даже на тротуары залезают, - с возмущением в голосе, озвучил он проблему, последнее время сильно волнующую горожан.

Копылов отложил в сторону документ, который до этого тщательно изучал и навалился на спинку кресла. Видно было, что на сегодня работой над служебными бумагами он уже «наелся» сполна.

- Животные на флоте, это отдельная тема, - на его лице появилась задумчивость. – Жил у нас на крейсере пёс по кличке Пират. Вырос любимец экипажа в матросском кубрике радиотехнической службы. Собака была шкодная, - Григорий Трифонович усмехнулся. – Тело продолговатое, ножки короткие, шкура рыжая с белыми пятнами. Когда он бежал, то создавалось впечатление, что сосиска на коротких ножках катится. Пёс был довольно сообразительный и шустрый. В кубрике у него имелось своё место, спал в углу на дерюжке, но больше любил чужие койки. Когда Пират подрос, то кусок шинели, вместо матраса, его уже не устраивал. Каждый раз, при выходе корабля в море, ночью стал занимать освободившееся место того матроса, который находился в данный момент на вахте. Согнать собаку с койки было немыслимо. Пират начинал скалиться, рычать, мог даже перейти на лай, а если понадобилось бы, то и укусил не задумываясь. Чаще всего пса не трогали, чтобы матросы не проснулись, а то досталось бы не собаке, а хозяину койки сгонявшего его. Дело дошло до того, что все просто смирились с выкрутасами пса и ложились на место товарища, который в данный момент находился на дежурстве.

Копылов сделал паузу, он подошёл к отдельному столику в кабинете и включил электрочайник.

- Как-то раз на крейсер нагрянула комиссия из штаба дивизии, - продолжил он. – Флагманский специалист РТС проверял один из постов. Офицер, нужно сказать сразу, был крайне дотошный и чересчур принципиальный. Мы заранее знали об этой проверке и постарались навести безупречный порядок. Матросы «вылизали» посты, всё ненужное спрятали, где надо подкрасили. Он долго и нудно проверял организацию, порядок и документацию, с пристрастием спрашивал обязанности, но замечания у него получались всё какие-то несерьёзные. В дверь позвонили, подошло время смены вахты. Матрос открыл дверь. Впереди всех на пост влетел Пират. Он с деловым видом оббежал по кругу, присматриваясь и принюхиваясь. Проверяющий капитан третьего ранга смотрел на собаку с нескрываемым любопытством. В его взгляде читался вопрос: «А это что за чудо?». Пират подбежал к какому-то шкафу с аппаратурой, упал на бок, как в цирке, и выгреб лапой из-под него окурок. Матросы, вместе с командиром группы, сначала оторопели, а потом ахнули.

- Вот! – несказанно обрадовался проверяющий офицер, тыча пальцем в «бычок». – Вы на посту курите, оказывается?! Даже собаке это неприятно, - он ехидно хихикнул.

Офицер с большим удовольствием записал замечание в свой блокнот. Пират сидел на задних лапах, высунув язык, и переводил блестящие глазки с капитана третьего ранга на своих друзей. Его гордый вид выражал довольство собой.

- Я ведь молодец, правда? Нашёл мусор и помог вам сделать приборку.

Закипел чайник, Копылов встал из-за стола.

- Чай будешь? – спросил он товарища.

- Спасибо, не хочу.

Курдюков улыбнулся, очевидно, ещё осмысливая услышанный рассказ.

- У нас на СКРе (сторожевом корабле) тоже был корпёс, только по кличке Бравый, - начал свои воспоминания Степан Анатольевич. – Длинный и худой, шкура серая, как раз в аккурат под шаровую краску. Не собачья шубка, а прямо корабельный камуфляж. Есть в этом свой плюс, грязи на нём не было видно. Я даже как-то ночью на нашу собаку чуть не наступил, выйдя на верхнюю палубу. После света, сразу ничего не видно, пока не адаптируешься, а он разлёгся у комингса и слился с окружающей средой. Не смотря на то, что пёс был худой, жрал как лошадь. Народ смеялся и шутил: «Куда в эту раму столько лезет?». Вернулись мы однажды с боевой службы. На причале полный аншлаг, - Курдюков прошёл не спеша к столу и сел напротив Копылова, с превеликим удовольствием прихлёбывавшего горячий чай из кружки. - Гремит духовой оркестр, штаб бригады выстроился во главе с комбригом. В стороне жёны, дети, родные и близкие, стоят нарядные и весёлые. Настроение мажорное, слезу от гордости вышибает - прибыли герои с боевой службы. Стали мы подходить к причалу кормой. Швартовая команда на берегу приняла с корабля концы и завела их на кнехты. Бравый сидел с гордо поднятой головой на юте и спокойно смотрел на всё, что делается вокруг. Он ведь тоже чувствовал себя моряком и героем. Подумаешь, что без тельника, но душа-то морская. Вдруг откуда ни возьмись, вынырнула болонка и, семеня короткими ножками, не обращая абсолютно никакого внимания на всю эту суету, бежала мимо нашего корабля по своим собачьим делам. Бравый от неожиданного подарка замер и сразу же потерял интерес к происходящему официозу. У него тоже появился, своего рода, повод к радости до слёз. Пёс подался вперёд, тело напряглось, словно струна, он, не отрываясь, смотрел на «богиню». До пирса оставалось два метра. Наш пёс сиганул на причал и в три прыжка настиг местную красавицу. Он вмиг зажал её между передних лап, времени для обходительных манер абсолютно не было, и выгнулся дугой. Болонка дёрнулась пару раз, но быстро поняла, что вырваться из лап изголодавшегося моряка, дело нереальное. Она успокоилась и восприняла всё как неизбежность. Глаза всех присутствовавших сошлись на счастливой паре. Боцман, пожилой мичман, покачал головой и буркнул:

- Красавец! – сделав ударение на букве «е». – Как всегда поматросит и бросит.

Даже музыканты духового оркестра смотрели не в ноты, а на собак. В пору было играть «Собачий вальс».

Первым опомнился комбриг. По его команде, с соседних кораблей прибежали дежурные с выпученными глазами. Они налетели, словно коршуны и подручными средствами быстро разогнали собачью свадьбу, так и не дав им, полюбить друг друга. Командир СКРа и капитан ВТНа (военный транспорт), к чьему камбузу была приписана «барышня», получили тут же устный «втык». В тот раз пришлось не на шутку поволноваться на счёт Бравого, думали, что комбриг прикажет утопить его, но ничего, всё обошлось. Для командиров собака, как «красная тряпка», а для экипажа психологическая отдушина.

В кабинет вошёл начальник управления капитан первого ранга Симонов.

- Так «орлы», завтра встречаемся на Минной стенке в 08.00. Не опаздывать, так как катер вас ждать не будет. Идём на проверку корабля в составе группы Начальника штаба флота. Офицеры разошлись по домам.

На следующий день, на борт эскадренного миноносца, который через пару недель должен был отправиться на боевую службу, поднялась серьёзная комиссия во главе с вице-адмиралом. В общей массе проверявших корабль, находились и Курдюков с Копыловым. Степан Анатольевич обратил внимание на то, что на левом шкафуте мелькнула собака, которую за ошейник поймал матрос и потащил в трюм. Это была небольшая шавка, которая упиралась и мотала головой из стороны в сторону. Ей явно не понравились беспардонные манеры, и как с ней обращаются. Курдюков отделился от группы офицеров и подошёл к дежурному по кораблю, белобрысому капитан-лейтенанту. Тот при виде старшего по званию вытянулся, словно тополь.

- Как кличут вашего пса? – непринуждённо обратился капитан второго ранга к младшему офицеру.

- Лорд.

- А зачем так сложно? Почему не как принято на флоте, Кнехт или Ватервейс, к примеру? – спросил он с усмешкой.

- Понятия не имею, - пожал плечами дежурный по кораблю. – Я здесь недавно, переведён с другого эсминца. Одно знаю, что надо следить за своими ботинками, когда этот зверь где-то поблизости.

На лице Курдюкова появилось вопросительное удивление.

- Матросы научили его по-тихому развязывать шнурки всем, кто не с нашего корабля.

- Надо же! Ну и назвали бы его Шнурок, а то как-то не в тему – Лорд, – усмехнулся Степан Анатольевич и пошёл догонять инспекторскую группу.

Проверка закончилась и весь офицерский состав, для оглашения результатов, собрали в кают-компании. В течение получаса произвели разбор проверки, а итог авторитетно подвёл Начальник штаба флота. После этого, все кто уходил на катере обратно в главную базу, направились в сторону причала. Степан Анатольевич подошёл к трапу, единственному связующему звену боевого корабля с землёй. В стороне, присев с раскрасневшимся лицом, завязывал шнурки тучный Копылов. Он остановился и посмотрел на свои ботинки. На одном из них безвольно болтался развязанный шнурок. Курдюков оглянулся за спиной командира корабля, провожавшего официальных лиц, стоял, приложив руку к козырьку форменной фуражки, и улыбался дежурный по кораблю. Глаза их встретились. Капитан-лейтенант, извиняясь, пожал плечами.

- Надо же, а я всё гадал, что это там под столом в кают-компании шуршит! – ухмыльнувшись, вспомнил Курдюков. – Вот тебе и отдельная флотская тема.

Ю.Таманский

г. Севастополь 2012г.

«Верина вера»

В звездной системе что-то случилось-
Тайное счастье вдруг получилось.
Женщина взор к нему обратила,
Танго любви их закружило.

В небольшом дворе, такого же небольшого городка, среди пятиэтажек, обступивших его со всех сторон, резались в домино местные мужики. На всю округу раздавались возбуждённые голоса, хохот, и густые клубы сигаретно-папиросного дыма поднимаясь над столом, медленно растворялись в районе крон деревьев. Шумных и общительных завсегдатаев-козлятников каждый раз собиралось не меньше десятка. Это был костяк любителей азартной игры на вылет, остальные - преходяще - уходящие. Процесс шёл по кругу, одни проигрывали, вставали с озадаченными лицами, над ними подсмеивались, другие садились за стол на освободившиеся места. После громкого вскрика – «рыба!», следовал внушительной удар костяшкой об стол. А ещё громче происходил процесс завершения баталии, когда кто-нибудь из игроков заканчивал игру фишкой «пусто – пусто», в народе её нарекли - «голый-голый». Он неистово кричал: «Встать, смирно!», и со всей дури вколачивал кость в стол. Это в домино считалось вершиной наслаждения при ниспровержении соперника. Все вокруг подшучивали и были довольны, кроме естественно проигравших.

Возрастной интервал любителей «забить козла», в данном дворе, колебался от тридцати до семидесяти лет. Наблюдение за ними со стороны вызывает только удивление и улыбку. Своеобразная игра в домино всегда, кроме шуток, сопровождается ещё и диковинными изречениями. Игроки в процессе сражения выдают на-гора острые выражения, иронию, поговорки и колкости в адрес друг друга. В арсенале каждого «спортсмена» имеются скопившиеся за длительные годы тренировок, окрашенные юмором необыкновенные шутки. Нередко бывает и так, что по выходным, найдя для этого повод, мужики скидываются на бутылку и тогда атмосфера веселья за столом во стократ усиливается.

Сегодня был большой праздник – 1-е мая, «День солидарности трудящихся всего мира». Многие из приверженцев незамысловатой игры, после демонстрации завернули во двор постучать костяшками. Когда время перевалило за середину дня, игроки разошлись по домам к семьям отмечать праздник, а за столом осталось всего три человека. – Одиноким, старым и холостым спешить некуда, - крякнув, пробасил прокуренным голосом дядя Паша.

Среди оставшихся был Михаил Девятов, мужчина лет пятидесяти. Он появился в этой компании с полгода назад. Михаил получил освободившуюся однокомнатную квартиру в доме с окнами напротив площадки для отдыха. Девятов устроился работать истопником в местную кочегарку. Никто о нём ничего не знал, а сам Михаил, отвечая на вопросы, касающиеся его биографии, просто отшучивался и, уходя от прямого ответа, говорил, что всю предыдущую жизнь осваивал просторы бескрайнего севера. В коллективе он ничем не выделялся от остальных, и вёл себя как обычные граждане, мог выпить за компанию, рассказать анекдот или интересный случай. Девятову идти было некуда, в этом городке он никого не знал, кроме соседей.

Второй член команды, дядя Паша, домой тоже сильно не торопился, жена за ним периодически наблюдала из окна третьего этажа, и была спокойна за престарелого мужа. Геннадий коротал с ними время, потому что супруга его сегодня дежурила в больнице.

Коллектив дополнил подошедший Иван, молодой мужчина лет сорока пяти. Ему как и соседям не сиделось дома в четырёх стенах, он имел не совсем приятный статус - вдовец. Это говорило само за себя, пустая квартира и память о жене давили на психику.

- Что там по телевизору показывают? – спросил у него дядя Паша.

- Официоз продолжается, генсек с трибуны причмокивает, с праздником поздравляет пролетариат всех стран. Потом концерт обещали, но как обычно выступать будут по нарастающей: балет, хор какой-нибудь или ансамбль песни и пляски, и на закуску ВИА. Можно к вечеру подходить, до них очередь как раз дойдёт.

Мужики не долго думая, тоже решили отметить праздник на свежем воздухе. Каждый из них принёс из дома выпить и закусить. Первый майский день сегодня порадовал погодой, выдался солнечным и тёплым. Проклюнулись листья на деревьях, вот-вот должна была зацвести сирень.

Застолье находилось в самом разгаре, когда мимо разгорячившихся в каком-то споре мужиков, проходила симпатичная интеллигентного вида женщина. Она находилась в поре, когда говорят - слегка за сорок, но выглядела очень хорошо. Это был тот самый случай, когда мужчины провожают таких женщин продолжительными взглядами. На голове дамы был повязан капроновый платочек. Поравнявшись с захмелевшими мужчинами, она кивнула в их сторону головой, поздоровалась и поздравила с праздником. Они прекратили спорить и все обратили на неё внимание. Мужики наперебой поздоровались с соседкой.

- Здравствуйте, Верочка! – приветствовал её и Девятов. – Может, с нами посидите, за праздник выпьем? – предложил он.

Компаньоны загомонили, поддержав инициативу Михаила.

- Нет, спасибо. В другой раз, - женщина предсказуемо отказалась от приглашения.

Вера свернула в подъезд, она жила этажом ниже Девятова.

- Я обратил внимание на то, как ты на неё смотрел, - ухмыльнулся Геннадий, глядя в сторону Михаила.

- Что здесь удивительного, объектом воздыханий нередко становятся соседки, - продолжил раздувать его намёк дядя Паша.

- Ничего не вижу тут плохого, она действительно мне нравится, - без тени смущения, откровенно ответил Михаил на все их подтексты. – Потрясающе красивая и обаятельная женщина, только у неё почему-то всегда грустные глаза.

- Пусть попробует, может ему повезёт, - бросил странную фразу Геннадий.

- Лучше будет, если он не станет тратить время, - вступил в разговор, порядком захмелевший Иван.

Михаил непонимающе ворочал головой от одного говорившего к другому, он никак не мог понять их двусмысленных намёков.

- О чём вы, друзья? – не вытерпев витавшей в воздухе таинственности, спросил Девятов у общественности застолья.

- Иван, просвети его, - с деловым видом, который присущ надменным или выпившим людям, произнёс Геннадий.

- Ты, я вижу, не в курсе, – Иван уставился на Михаила уже осоловевшими глазами, - что она старая дева? Так сказать, поле непаханое.

Он поднял стопку и произнёс тост за майский праздник. Раздался звон соприкоснувшихся стаканов. Геннадий выпил, поморщился и изменившимся голосом прохрипел: «Крепка, как Советская власть». Его рука потянулась за солёным огурцом.

Михаил протрезвел от такой новости. Он не выпил со всеми, а сидел и часто - часто моргал глазами. Это известие обескуражило кочегара. Дядя Паша по-отечески похлопал его по плечу и вывел из состояния столбняка.

- У нас девок свободных, твоего возраста, пруд пруди, - успокоил он Девятова.

Дело было в том, что Михаилу очень нравилась Вера. Он вот уже как пять месяцев, усиленно оказывал соседке знаки внимания, но её ответное поведение не поддавалось никакой логике. Слова Ивана многое для него разъяснили. Девятов вспомнил, как он неоднократно предлагал ей встретиться, попить чай с тортом или сходить в кафе, но все его старания были тщетны. Она избегала с ним свиданий, а особенно оставаться наедине. Правда несколько раз просила починить кран и один раз подремонтировать разваливающееся кресло. Два раза заходила в кочегарку, чтобы забрать столярные изделия, которые для неё искусно смастерил Михаил.

Молчание Девятова было уже похоже на сильное расстройство.

- Ничего переживешь, как влюбился, так и разлюбишь. Тётка она конечно видная и образованная! - начал успокаивать его Геннадий. – Многие хотели к ней подкатить, но…

- Да к тому же ещё интеллигентка, институт закончила. В библиотеке работает, - подключился Иван. – В театр ходит, на концерты.

- Жизнь в одиночестве сделала её набожной, с моей бабкой церковь посещает, - дополнил общую картину дядя Паша.

Недоумение у Михаила резко переросло в какой-то непонятный азарт. По своему характеру Девятов не привык проигрывать. Он давно уже жил один, но по части женщин воробьём был стрелянным. Ему сейчас стало не по себе, из-за того что его причислили к неудачникам.

Геннадий, чтобы разрядить обстановку, предложил выпить за правильных женщин. Мужики опрокинули по сто граммов и, кривясь от горечи водки, принялись закусывать.

- А что с ней приключилось, не родилась же она такой? – не унимался Михаил, жуя салат. – Мне кажется, если бы она только пальцем поманила, то ни один мужик пал к её ногам.

- Когда Вера была молода, то влюбилась в красавчика с соседней улицы, - начал рассказывать судьбу женщины Иван. – Влюбилась крепко и дня не могла без него прожить. Она даже была готова с любимым на край света уехать, но как-то застала его целующимся с другой. Он тогда рассмеялся ей в лицо, в ответ на упрёки, а в девушке депрессия и отвращение к мужикам поселилась на всю жизнь. Вот так, всепоглощающее чувство первой влюблённости стало роковым для неё.

- Не сладко ей живётся на этом белом свете. Время пролетело быстро, уже нет её родителей, подруги и женихи своё счастье устроили, а вокруг Веры пустота, - добавил Геннадий. - Книги читает, да в церковь ходит молиться.

Они выпили ещё по одной стопке, и память Девятова стала поднимать из далёкого прошлого его победы в молодости над женщинами.

- Сейчас-то они сдаются без боя, - улыбка появилась в уголках его губ.

Михаила потянуло на бахвальство, в голову пришла шальная мысль.

- Эка невидаль, я эту старую деву распечатаю, - с решительным видом произнёс он.

- Неужели! – рассмеялся Геннадий. – Парашют тебе дать?

- Зачем?

- На землю опуститься, - продолжал подсмеиваться Геннадий.

- Спорю на бутылку водки, что тебе это не по силам, - подключился Иван.

- Будет вам, пустобрёхи, - вмешался дядя Паша, пытаясь сдержать выпивших мужиков. – Давайте лучше в «козла» сыграем.

Михаил протянул Ивану руку.

- Спорим!

Тот рассмеялся.

- Ну, давай, - он крепко взял Девятова за кисть. – Слово - не воробей, вылетит - не поймаешь. Если проиграешь, то с тебя бутылка, кочегар, и наоборот.

На применённую им пословицу, Девятов ответил монгольской мудростью:

- Боишься - не делай, делаешь - не бойся. Гена, разбивай!

Со словами: «Эх, пошла, плясать губерния!», - Геннадий разбил спорщиков.

- Неделя тебе, - предупредил Иван, - потом беги в магазин.

Два выходных пролетели, как один миг. На третий день после праздника, Михаил проснулся ранним утром от пронзительного звонка будильника. Сегодня была его смена, надо топать в кочегарку. Отопление уже отключили, но необходимо подавать горячую воду населению. Девятов провёл утренний ритуал, оделся, позавтракал и пошёл на работу. По пути он встретил соседку Веру. Она, скорее всего, возвращалась из церкви, об этом свидетельствовал платок на её голове и одежда, всё было спрятано и очень скромно выражено. В глазах женщины присутствовала какая-то пустота.

- Вера, можно Вас на минуту? – окликнул её Михаил.

Соседка подошла к нему и поздоровалась. Она на глазах ожила.

- Э, да ты не безнадёжна, вопреки мнению твоих соседей, - мелькнуло в голове у Девятова. – Истинные чувства утаить практически невозможно.

Он поздоровался с ней и, следуя правилам хорошего тона, осведомился о здоровье.

- Вера, я обещал Вам полку сделать, она уже готова, - сообщил соседке приятную новость Девятов.

- Очень хорошо, Михаил Афанасьевич, когда за словом следует дело, - в голосе её появились оттенки трепетности. – А то я, не далее как вчера вспоминала, что-то мой сосед совсем забыл о просьбе.

- Я всё помню, просто праздники были. Вы вечером сможете зайти ко мне в кочегарку? Часов так в восемь.

- Хорошо, Михаил Афанасьевич, - она мило улыбнулась и слегка склонила голову вперёд.

Они расстались, каждый пошёл своей дорогой.

Когда день прошел, и в районе зажгли фонари, улицы опустели. Люди сидели по домам. Сегодня заканчивался последний день майских праздников, завтра на работу.

В точно оговорённое время, к двери кочегарки подошла Вера и нажала на кнопку звонка. Девятов появился перед ней, протирая полотенцем мокрую голову после душа.

- Моё почтение, Вера! – он улыбнулся соседке. – Проходите, - Михаил уступил ей дорогу.

Женщина робко прошла в помещение и огляделась. Он закрыл входную дверь на щеколду. Чувствовалась, что она внутренне зажата, а когда щёлкнул замок, ещё больше напряглась. Грозно гудела работающая на мазуте топка. Дверка приоткрылась, и через щель было видно, как пляшут языки пламени. В воздухе присутствовал запах топлива.

- Проходите в мою коморку, - пригласил он, показывая дорогу рукой.

Они зашли в небольшое помещение. В бытовке стоял обеденный стол и диван.

- Присаживайтесь на диван, там мягче, - предложил Девятов и хитроватыми глазами наблюдал за её реакцией.

- Нет,… я лучше на стульчик сяду, - как-то настороженно отреагировала Вера.

Она присела на табурет, держа на коленях свою сумочку.

- Какая-то она сегодня взвинченная, - мелькнуло в голове Михаила. – Сейчас мы с Вами поужинаем, - произнёс Девятов и выставил на стол бутылку сухого вина.

Она продолжала смотреть на него слегка затравленно.

- Михаил Афанасьевич, я вообще-то за полкой пришла. Вы её ещё не сделали?

- Да вон она, Ваша полка, - он кивнул головой в сторону шкафа со спецодеждой, на котором лежала свежевыкрашенная деревянная полка.

Он открыл банку тушёнки, нарезал хлеб. Девятов обратил внимание на то, что Вера сегодня была в платье, которое обычно надевают по праздникам. Он удивился и ещё одному факту, аромат приятных духов благоухал на всю бытовку, у неё были подкрашены глаза и напомажены губы, что для аскетичной старой девы являлось редкостью. Михаил пододвинул вторую табуретку ближе к ней, откупорил бутылку вина и разлил по стаканам.

- Вера, давайте выпьем за нас с Вами, - произнёс он тост и посмотрел романтичным взглядом на неё.

Она напряглась, глаза округлились.

- Ещё одно неверное слово и она прочь побежит отсюда без оглядки, - мелькнуло у него в голове.

- В каком смысле? – удивлённо переспросила женщина.

Михаил решил немного отпустить вожжи.

- Тут же никого больше нет, кроме нас с Вами, - прикинулся он простачком и улыбнулся.

Гостья оттаяла, в глазах исчез холод.

Михаил поднял стакан и повторил предложение выпить.

Она протянула на треть наполненный стакан, и они исполнили ритуал застолья, стекло пронзительно зазвенело. Вера пригубила вино. Он предложил ей бутерброд.

Михаил не торопил события и решил зайти с другой стороны.

- Вера, Вам не скучно одной? – спросил он как можно мягче.

- Привыкла уже, - она пожала плечами и посмотрела на него с безысходностью в глазах.

- Вы же красивая женщина, я думаю, что не один мужчина хотел бы с Вами создать семейный союз.

- У нас всех приличных мужчин уже разобрали, остались только пьющие и никчемные, - она встрепенулась. – А потом, человека ещё полюбить надо. Вы ведь тоже одинокий.

- Давай на «ты», - предложил он.

Она согласилась.

- Был я дважды женат, но вот так сразу судить обо мне категорично не стоит. Судьба выпала сложная. Причина одна, обе спутницы не захотели разделять трудности вместе со мной.

Он налил ещё по одной, но она отказалась. Девятов поставил свой стакан на место.

- А ты бы не хотела стать моей женой? – он испытывающе смотрел на сильно удивлённую Веру. – Ты мне нравишься.

- Поздно мне уже, Михаил, - в глазах её снова появилась грусть, она смотрела в пол.

Он взял её за руку, у Веры бешено заколотилось сердце.

- Нет, не надо, - она попыталась выдернуть руку, но это ей не удалось.

Он притянул женщину к себе и обнял.

- Ведь мы не чужие друг другу, - шептал он ей на ухо.

Вера начала вырываться, но Михаил был большой и сильный. Девятов прижал её к себе ближе и нашёл губами чувственные женские губы. Она перестала сопротивляться и на несколько секунд притихла, почувствовав что-то необычное от поцелуя. Память вернула забытые ощущения откуда-то оттуда, из далекой молодости.

Он поднял её на руки. Для чего, Вера об этом в книжках естественно читала, она начала вырываться. Когда не получилось, то заплакала. Она размазывала слёзы по щекам, всхлипывала приговаривая:

- Не по-человечески и не по-божески это.

Небесное заступничество, о котором она молилась всю свою прежнюю жизнь, не помогло. Сопротивлялась она для видимости, в ней боролись две силы: страх сидевший всю жизнь и желание быть счастливой, а не объектом насмешек.

- Мы с тобой жить будем вместе. Почему два человека, которые нравятся друг другу, должны быть посторонними людьми, - настойчиво убеждал он.

Она замерла, всхлипы прекратились. Михаил положил Веру на диван. Он целовал её горячо, взгромоздившись сверху и запустив руку под платье. Она вся дрожала.

- Я тебя любить буду всю оставшуюся жизнь, - шептал Девятов ей на ухо. – Просто грех тратить годы впустую.

Она себя уже не узнавала, перестала сопротивляться и только по многолетней привычке в голову назойливо лезли слова:

- От стыда и позора сгореть можно.

Потом Вера внутренне почувствовала, что ей уже даже хочется этой близости.

- Чем я хуже всех остальных женщин? – мелькнуло в её голове. – Душа уже устала грустить и мечтать, а Михаил хороший человек.

Кочегар был сегодня в ударе. Когда всё случилось, она застонала от наслаждения, и он дождавшись этого мгновения, прилёг рядом с ней и не шевелился. Она вся красная, с растрёпанными волосами смотрела в потолок лучистыми глазами.

- Вот оно оказывается, какое счастье! – мысленно произнесла экс старая дева и кончиками пальцев провела по его волосам, лицу.

Он отдышался, приподнялся на локтях и поцеловал её. Вера обвила его шею и прижалась.

- Можно я останусь с тобой до утра, - прошептала она нежно ему на ухо.

- Только тебе придётся в шесть часов уйти.

- Хорошо, - снова прошептала она, словно боясь испугать свалившееся на неё счастье.

Рано утром, с первым лучом света, они прощались, стоя обнявшись на пороге. Он проводил её, молча, и поцеловал на прощание. Вера смотрела в его глаза, с влюблённостью молодой девочки, всё у неё этой ночью было в первый раз.

Она шла по дороге домой и чему-то улыбалась, душа пела. То, что Вера хранила за семью печатями, теперь хотелось дарить Михаилу каждый день. В руках она несла свёрток, в котором была завёрнута простынь с пятнами крови. Надо было её постирать.

Через два дня, после предначертанной судьбой встречи с Верой, Михаил увидел в окне, что во дворе сидят только завсегдатаи народной игры: дядя Паша, Геннадий и Иван. Он собрался и вышел к ним.

- Привет мужики! – приветствовал Девятов соседей.

- Привет, привет, - поздоровался Геннадий, косясь на него.

Остальные тоже смотрели в сторону Михаила с загадочными лицами. Он, молча, достал из сумки бутылку водки и поставил перед Иваном.

- Проиграл я тебе, - Михаил глубоко вздохнул. – Не рассчитал свои силы и возможности.

Мужики оживились.

- Я же тебе говорил, - Иван с Геннадием рассмеялись.

- Значит ей предначертано судьбой быть монашкой, - пробормотал дядя Паша.

Последующие пять дней они с Верой не виделись, для этого было несколько причин. Во-первых, на следующий же день в ней заговорили формировавшиеся годами инстинкты боязни и стыда, подкреплённые набожностью. Она замкнулась в себе, но при этом всё чаще и чаще мысленно возвращалась к ощущениям той ночи. Во-вторых, в тот же день, при посещении церкви, Вере о споре мужчин, поведала жена дяди Паши. Он накануне ей всё разболтал, находясь «под мухой». Она шептала заговорчески соседке на ухо и возмущалась:

- Совести нет у этого Михаила, на бутылку поспорил. Как низко!

А сама не прочь была узнать, кто же всё таки выиграл пари.

Вера отнекивалась, говорила, что ничего не было. Она еле выдержала такую новость и напор любопытной соседки, а когда пришла домой, то разрыдалась от отчаяния. Безграничная радость оказалась недолгой.

- Спустя столько лет и тоже самое, - всхлипывая, произнесла она. – За что? – молодая женщина заломила руки и смотрела в небеса. – Господи, за что! – взывала она к Всевышнему ритмично раскачиваясь.

По лицу градом скатывались слёзы, она выла волчицей.

На шестой день Михаил встретил Веру на улице и окликнул. Она отвернулась, сделала вид, что не услышала. Он не стал её догонять, для выяснения отношений вокруг было слишком много народа.

- Пусть переживёт случившееся, - решил он. – На этот раз возьмём паузу.

На следующий день Девятов заступил на сутки дежурить в кочегарку. Время приближалось к восьми вечера, неожиданно раздался звонок. Михаил подошёл к входной двери и открыл. У порога стояла Вера.

- Можно войти, - робко спросила она и опустила глаза.

Михаил молча, отошёл в сторону.

- Конечно, - сказал он спокойно и наблюдал за ней испытывающе.

- Вера старалась не смотреть на него и молча, прошла в бытовку.

Девятов поймал её задумчивый взгляд в сторону дивана. Он стал рядом, сложив руки на груди, и продолжал выжидающе молчать. Вера поставила сумку на край стола и начала доставать из неё содержимое. Она вынула свёрток и, положив его, тихо произнесла:

- Возвращаю чистую простынь.

За ней появилась пол литра водки.

- Я слышала, что ты из-за меня понёс убытки. Вот твой проигрыш, - она посмотрела ему в глаза.

Михаил шагнул к ней и обнял.

- Извини, так получилось.

Вера прижалась к нему, положила голову на грудь и закрыла глаза.

- Сначала я тебя возненавидела, а потом мне всю правду рассказали. Теперь я не обижаюсь, ты настоящий мужчина.

Михаил радостно выдохнул, взял её лицо в свои руки и начал горячо целовать, всё крепче и крепче.

Вера снова ушла из кочегарки ни свет, ни заря. Вокруг стояла тишина, и не было ни души. Лицо её сияло ярче, чем выглянувшее из-за горизонта солнце. Через два дня они первый раз вместе появились во дворе. Она держала его, смущаясь, под руку. Вера смотрела под ноги, и периодически отрывая взгляд от дороги, поглядывала по сторонам. За столом, как всегда, кипели доминошные страсти. Ивану подвалило счастье, у него на руках остался один камень «пусто-пусто». Прошёл круг и вот он должен закончить партию пустышкой. Иван замахнулся и приготовился со всей силы треснуть её об стол и закричать: «Встать, смирно!». В это самое время из подъезда вышел Михаил с Верой. Все мужики за столом и вокруг него замерли, в воздухе резко повисла тишина. Иван сидел с поднятой рукой и открытым ртом. Чета поздоровалась с народом кивком головы и проследовала мимо. Естественно, что у почтенной публики к Михаилу появилось сразу очень много вопросов. В следующий раз, когда он появится у стола, упреждая их любопытство, даст исчерпывающий и неожиданный ответ:

- Я у неё не первый.

Подобной хитростью Михаил с достоинством выкрутится из пикантной ситуации.

Когда пара прошла мимо, Иван бросил кость на стол и вяло произнёс:

- Счастье иногда бывает так близко от тебя, совсем рядом, но недостижимо.

Он всё это время тайно был влюблён в Веру, мысли о ней не давали ему покоя.

А Геннадий крикнул им вдогонку.

- Вера, ты его в домино будешь отпускать играть?

Она повернула голову и, улыбаясь, дала однозначный ответ: «Да».

Вера перебралась жить к Михаилу в квартиру. Они оба решили в её жилье оставить все прежние невзгоды. Вскоре «молодыми» был определён день, когда они пойдут в ЗАГС и распишутся под звуки марша Мендельсона. Она порхала бабочкой все эти дни от счастья. Однажды вечером Вера раскладывала свои вещи, вынимая их из чемодана. Михаил сидел на диване и читал газету. Она открыла шифоньер, чтобы некоторые из них развесить. Как молния среди ясного неба в глаза бросился блеск военного парадного кителя. На золотых погонах сверкали майорские звёздочки, в два ряда висели медали. Она повернулась с изумлённым лицом к будущему супругу.

- Миша, ты был военнослужащим?

- Да, Верочка, я офицер запаса.

Она прижала платье к груди и продолжала стоять с удивлённым лицом, потрясённая такой новостью.

- Вот здорово! Как ты не шифровался среди мужиков под своего, всё равно эти погоны чувствовались. Я догадывалась, что ты какой-то не такой, как все, - она улыбнулась и провела ладонью по кителю. – У меня к тебе просьба, когда пойдём расписываться, надень, пожалуйста, свой парадный мундир.

- Хорошо, если ты так хочешь, то надену.

- Я представляю, как у наших мужчин во дворе домино из рук будет падать.

Она рассмеялась громким раскатистым смехом. Веру такой никто никогда не видел в этом доме.

Офицерский мундир послужил поводом для расспросов на весь вечер. Михаилу пришлось рассказать о том, почему два раза был женат, в каких отдалённых гарнизонах прошла его служба.

- Тут нет ничего удивительного, одной жене не захотелось мотаться по «медвежьим углам», а вторая устала от переездов, - ответив кратко на вопрос, он пожал виновато плечами, оправдывая своих бывших спутниц жизни. – У меня к ним претензий нет и на судьбу роптать не собираюсь.

Самый неприятный вопрос ждал его впереди.

- А теперь, Ваше благородие, объясните мне, как Вы могли посягнуть на честь женщины, предварительно не получив на то её согласия? – спросила она в шутливой форме.

- Уточняю, на честь девушки, - поправил он. – Грешен, не удержался.

Вера промолчала. Он тяжело вздохнув, потупил взор.

- В этом произошла промашка.

- Я ничего не поняла, - удивлённо улыбнулась Вера. – Какая такая промашка.

Михаил неспеша стал рассказывать историю…

- В одном из гарнизонов, где я служил когда-то, слышал аналогичный случай. В небольшом городке появилась дама, возрастом лет эдак под сорок. Стиль её жизни, поведение и одежда сильно походили на образ монашки. Вскоре откуда-то прилетела новость, что она старая дева. И тут началось! ... На фабрике, где женщина работала, подобное известие очень сильно подействовало на воображение некоторых доверчивых мужчин. Они как с цепи сорвались, и стали за ней охотиться. Интересно же, стать первым, девственницу попробовать. От желающих отбоя не было. Особенно ярко себя проявил некто Василий. Он по пьяной лавочке как-то и поспорил, что это будет он. На счёт её целомудренности у основной части народа, не без оснований, возникли подозрения, что мадмуазель сама «утку» пустила. А дальше, волею обстоятельств, вот что приключилось. Послали однажды с этой конторы бригаду рабочих в колхоз на уборку картошки. Как ни странно в той самой группе вместе оказались претендент на место в сердце девственницы и объект его вожделения. Василий начал активно её обхаживать и один раз добился желаемого, они остались наедине. Первое, что мужчину сразу насторожило, она долго не сопротивлялась. А дальше произошло уже то, чего никто не мог ожидать. Когда он добился близости, то тут же некоторые сомнения, которые были до этого, обрели явные очертания обмана. Мужик застыл над ней, как наш Иван с костяшкой в руке и глупой гримасой на лице. Дама щёлкнула его по носу и говорит:

- Чего оробел ковбой, давай продолжай. Где же на вас похотливых столько невинных девушек набрать?

И, как говорится, здравствуй Вася! Оказалось, что слух был пущен с тайным умыслом, чтобы мужику «запудрить мозги». Когда любовь закончилась, она после полученного блаженства открыла глаза и ему снова говорит:

- Ну что, мне кричать и на помощь звать или сам согласишься в ЗАГС идти?

- Нет, нет! – простонал он, с очумелым лицом судорожно хватая ртом воздух. – Распишемся.

Вопрос в обустройстве судьбы был решён сразу и однозначно…

Вера второй раз за этот вечер рассмеялась громко, до слёз.

- Вот так бесшабашное ухарство, вышло ему боком. Мужик сначала «заглотил наживку», а потом попался на крючок по собственной глупости. Когда я подобную историю услышал у нас во дворе, то мне показалось, что это дежа вю. Но в отличие от героя того рассказа, мой вариант был беспроигрышный.

- Ну-ка, ну-ка поподробнее, пожалуйста, - просияла Вера доброй улыбкой.

- Какая разница, девушка не девушка, главное чувства, которые я к тебе испытываю. С моей стороны было всё по-настоящему. Бобылём жить я не собирался и печати в паспорте не боюсь. Да и по глазам твоим я тогда видел, что… - он смотрел, на неё лукаво улыбаясь.

- Всё было искренне, - опустив глаза, откровенно призналась она.

- С моей стороны тоже было бы бестактным не довести начатое дело до конца, - отпустил он ещё одну шутку с улыбкой на лице.

Вера утёрла выступившие слёзы, то ли от счастья, то ли от смеха, подошла к нему и, шутя, повалила на диван.

- Я верила в то, что ты меня обязательно найдёшь. Теперь мне кажется, что без тебя нет никакого смысла в жизни, - с загадочным выражением лица произнесла она и, наклонившись, стала страстно целовать Михаила.

Ю.Таманский

г. Севастополь 2012г.

«Непростая судьба».

Вовка родился смелым и решительным мальчиком. С самого раннего детства ему было неведомо чувство страха. Когда он подрос, то на улице вступал в любое единоборство и со сверстниками, и с теми, кто на голову был выше его. После очередного подзатыльника от родителя, за то, что снова поколотил соседского мальчика, у Вовы только краснели уши.

- А пусть он не дразнится, - оправдывался Вовка.

Он старался никогда не плакать. Каждый раз вспоминались и сдерживали слёзы слова деда: «Ты же не кисейная барышня, а будущий воин». А если это и случалось, что бывало довольно редко, то он забивался куда-нибудь в тёмный угол сарая. Там, подальше от глаз людских, мальчик, давясь от обиды, давал волю слезам. В Вовкином поведении всё больше и больше прослеживалось воспитание деда Харитона, который своими наставлениями и рассказами, ещё в нежном возрасте начал прививать мальчишку дух сильного мужчины.

Так и рос Вовка Едрёнкин, с одной стороны под прессом отцовского ремня, указывавшего правильный жизненный путь, с другой стороны с лекциями деда, о том как стать настоящим мужчиной.

Однажды Вовка увидел на маленьком экране старого телевизора «Рекорд» кинофильм, где в голубом небе с самолёта, как горох из банки, сыпались на парашютах и плавно опускались на землю десантники. Они красиво парили в воздухе, а почувствовав под ногами твёрдую почву, тут же самоотверженно вступали в бой, разя противника огнём из автоматического оружия.

- Вот здорово! – воскликнул Вовка с горящими глазами.

Дед сразу же воспользовался случаем, чтобы сориентировать внука на военную службу.

- Вот она твоя стихия, Вова, - произнёс он, между прочим, наблюдая за блестящими глазами внучка. – Учись хорошо в школе и поступай в военное училище.

Слова деда предопределили его судьбу.

А в голове у Вовки в этот момент зрел дерзкий план. Через два дня, когда родителей не было дома, а дед грел свои разбитые ревматизмом суставы, примостившись на солнышке в тихом месте без сквозняков, Вовка стащил из дома мамин зонтик. Он был полон решимости десантироваться с крыши сарая. Вовка стараясь не разбудить деда, разморенного на редком осеннем солнцепёке, затаив дыхание осторожно на цыпочках, прошёл мимо него, крепко сжимая в руках чёрный зонт. Через пять минут деда разбудил невообразимый грохот, который донёсся из-за угла дома. Он вздрогнул, и на всю свою величину нервно открыв глаза, произнёс: «Вовка!». Дед Харитон кряхтя, поднялся с места, опираясь на палку, и шаркая стоптанными тапочками, поспешил к источнику шума. Перед ним предстала картина, на которой главное действующее лицо сидело посередине кучи хлама и осторожно гладило огромную шишку на лбу. Вовка прыгнув с крыши, разрушил летнюю пристройку к курятнику. Возле него валялся вдребезги разбитый зонт и упавшая лестница. Куры, разбежавшиеся по всему двору, громко кудахтали, а породистый петух с яркой окраской, взлетевший на штабель пиленых дров, вытянув шею, испуганно косился на мальчика. Кроме деда за Вовку переживал ещё и пёс Шмуль, он жалобно поскуливал, в отличие от кота, безразлично смотревшего на всю эту суету с безопасного расстояния. Собака на время вынужденно прекратила соболезновать, резко сев на заднюю часть туловища, большой ногой начала усиленно чесаться и гонять на себе блох.

Дед смерил взглядом высоту сарая, потом внимательно посмотрел на шестилетнего сорванца.

- Везёт тебе внучок, ты видно Богом поцелован в макушку. Этот оберег всегда будет охранять твою жизнь.

Вечером, как он не уговаривал сына с невесткой, что купит новый зонт с ближайшей пенсии, просьбы его не возымели действие. Утром у Вовки к лиловой шишке на лбу добавилось ещё и синее левое ухо. Но, Вова не остановился на первом своём неудачном опыте освоить парашют. Цель замаячила впереди, а средство к нему накрывало бочку с дождевой водой. Часто уединяясь на задворках он втайне, из старого куска брезента, сшил «настоящий» парашют. На этот раз жертвой его испытаний стал дворовый кот Валерьян, которому плохой мальчик надолго испортил беззаботную жизнь. Второй эксперимент тоже потерпел фиаско. После очередного неудавшегося прыжка, необычный парашютист скрылся в неизвестном направлении вместе с брезентовым мешком, оставив мальчику на память исцарапанные руки. Через неделю он появился дома, дико озираясь по сторонам и обходя Вову десятой дорогой, но уже без парашюта. На этом месте данная тема была временно закрыта. Полёт на парашюте оставался пока, что несбыточной мечтой.

На следующий год Владимир Антонович Едрёнкин – младший, пошёл в первый класс. Родители вздохнули, а дед перекрестился. Все надеялись, что теперь у него станет меньше времени на воплощение в жизнь недетских идей. Только за последние полгода сын «отличился» не менее десяти раз. Больше всех обрадовались кот и собака. Любимцам деда Харитона надоело участвовать в различных испытаниях: прыгать с крыши, скакать через горящее кольцо, быть водолазами… Валерьяну доставалось чаще всех, он даже как-то побывал у Вовки испытателем центрифуги. Мальчик посадил кота в старую кастрюлю и раскрутил, но не надолго, порвалась верёвка, и кот улетел в кусты крыжовника вместе с дырявой посудой.

В школе Вова учился прилежно и хорошо, предметы давались ему легко. Мальчик с большим старанием выполнял заветы двух дедушек: Ленина – «Учиться, учиться и учиться» и деда Харитона – «Учись хорошо, чтобы дураком не быть». Время пролетело незаметно, и в восьмом классе он записался сначала в секцию бокса, а потом и в ДОСААФ, на парашютный спорт. Парень готовил себя для службы в ВДВ основательно.

К десятому классу Вова Едрёнкин достиг определённых успехов в учёбе и спорте. Рассказы деда о войне, доблестных воинах не прошли для внука зря. Ещё в девятом классе он выбрал для себя профессию, а через год подбирал уже, в какое военное училище будет поступать. Окончив десятилетку, Владимир Едрёнкин попрощавшись с родителями и своим наставником дедом, поехал в большой город, за тридевять земель, поступать в Высшее военное командное училище. Вступительные экзамены он сдал успешно, а по физической подготовке и вовсе был одним из лучших. Детская увлечённость переросла в будущую профессию.

Володя учился старательно и с желанием. Науки и военные премудрости давались ему без особых усилий. Родители не могли нарадоваться тому, что сын пошёл по правильному пути, ведь с его шебутным характером, было недолго и в «казённый дом» загреметь. Дед Харитон тоже гордился внуком, но всего один год, так как ушёл в мир иной. Оканчивая третий курс, на танцах в училищном клубе, Владимир повстречал свою судьбу, девушку Ларису. К его выпуску они поженились и поначалу были очень счастливы, потом началась реальная жизнь, в которой бывает по-всякому. Когда подошло время присвоения курсантам первого офицерского звания и получения золотых погон, перед будущими военачальниками стал вопрос выбора места службы. В тот год пришла большая разнарядка в морскую пехоту военно-морского флота. Без пяти минут лейтенант Едрёнкин выбрал Северный флот. Романтика заснеженных сопок, северных сияний и шквального ветра студеного Баренцева моря его манила с детства, ещё тогда, когда он начитался книжек об этих холодных краях. Володя всегда мечтал испытать себя на прочность в суровых условиях.

Длительный путь на север закончился августовским вечером, когда молодая чета наконец-то добралась до гарнизона «Спутник», Мекке морской пехоты Северного флота. Он и жена с интересом рассматривали немногочисленные выстроившиеся в ряд дома и казармы, топающие строевым шагом взвода морпехов на плацу, гудящие БТРы возле ангаров. К этому всему Лариса адаптировалась быстро, но труднее всего ей пришлось привыкать: к одиночеству, когда муж сутками находился на службе, к полярным дням и ночам. Мир не без добрых людей и очень скоро она уже влилась в женский коллектив гарнизона, немного стало легче. Через год у них родилась дочь, которая скрасила её жизнь и отвлекла от бесконечных изнурительных ожиданий возвращения домой мужа офицера, преданно служившего отечеству. Так незаметно, словно сон, и пролетело десять лет.

* * *

Командир полка морской пехоты, полковник Гаврилов, накануне масштабных учений вызвал к себе командира роты капитана Едрёнкина.

- Владимир Антонович, присаживайся, - кивнул он головой офицеру, когда тот переступил порог кабинета.

- Здравия желаю, товарищ полковник, - приветствовал капитан командира части.

- Здравствуй, здравствуй, - ответил полковник, думая о чём-то своём, и вставая из-за стола.

- Владимир Антонович, тебе выпала большая честь представлять наш полк на предстоящих учениях.

- Какая честь? – удивившись, подумал Едрёнкин. – Ведь мы всем полком будем высаживаться с Большого десантного корабля на необорудованное побережье. Причём тут я? Выходит, что всему полку честь оказали.

Его размышления прервал Гаврилов.

- Нам из Генштаба приказали от полка, в ставку командования «синих», выделить разведвзвод с самым опытным офицером и подготовленными разведчиками. Выбор пал на тебя, так как имеешь, к тому же, самое большое количество прыжков с парашютом.

- Как в самое ответственное место, так Едрёнкин, как очередное звание присвоить, то это не про меня, - возмутился, Владимир Антонович, слегка торгуясь.

- Ты сам виноват, проштрафился как раз в тот момент, когда тебе представление на майора собирались посылать. Или не так дело было?

Капитан сидел, молча, играя желваками.

- Скажи спасибо, что с должности командира роты не сняли. Вот выполнишь задание достойно, аннулируем взыскание, из-за которого не пропускают твоё представление, и тогда присвоим майора.

Полковник сделал паузу, о чём-то усиленно думая.

- Вместе с армейцами вашей группе предстоит захватить плацдарм для высадки нашего полка. Для этого планируют вас десантировать на парашютах в тыл противника.

Полковник подошёл к карте района учений, которая лежала на его столе.

- Вот этот район, - очертил он карандашом предполагаемое место выброски.

Едрёнкин вытянул шею, не вставая с места, и посмотрел на карту.

- А не проще было бы, если выброску осуществить правее того места которое Вы очертили? Мы это уже неоднократно делали.

- На совещании в округе, Начальник штаба береговых войск флота тоже самое им предложил. Генерал-лейтенант, руководитель учениями, сразу же поставил его на место и объяснил, что полковник приглашён сюда, внимательно слушать, а не предложения выдвигать. Дали понять, что сапоги выше ботинок.

Командир полка взял короткую паузу.

- Подберёшь взвод из личного состава своей роты. Всё ясно?

- Так точно! – браво ответил капитан.

- Готовность вам сутки.

Полковник протянул ему руку и крепко пожал.

- Удачи.

Через неделю сводная штурмовая рота летела на транспортном самолёте в район выполнения задания. От глухого гула у десантников закладывало уши, они сидели с сосредоточенными лицами. Ждать всегда трудно, каждый из них мечтал поскорей приступить к делу. Для капитана Едрёнкина это была обычная работа обычных будней. Он прикрыл глаза и попытался задремать, но не получилось. На душе было спокойно, никакой тревоги. Через полчаса заработала сирена, извещая десантников о том, что точка выброски приближается и нужно готовиться к прыжку. Капитан скомандовал своим, чтобы собрались психологически и приготовились. Открылась дверь кабины лётчиков, оттуда появился подполковник, руководитель выброски десанта, и зычным голосом скомандовал:

- Капитан, ваши первые.

Едрёнкин крикнул сквозь гул самолёта: «На выход». Десантники, один за другим пристёгивая карабин вытяжного фала за трос, выходили в открытую боковую дверь. Над горизонтом вставало утреннее солнце, и чёрное небо, разбавленное его лучами, наполовину стало уже светлым. После того, как последний боец из его взвода покинул самолёт, капитан кивнул подполковнику, поправил ранец парашюта и тоже шагнул в манящую бездну. Перед его глазами разворачивалась завораживающая картина: белые купола на бледно-голубом фоне, с небольшим интервалом, раскрывались, словно хризантемы в ускоренно снятом фильме. Капитан быстро почувствовал, что случилось неладное, не раскрылся его парашют. Едрёнкин посмотрел над собой, стропы и купол были спутаны, их трепали набегавшие потоки воздуха.

- Перехлёст, - мелькнуло в голове.

Он стал усиленно дёргать за стропы, надеясь, таким образом, их распутать и сделать принудительное раскрытие. Но время летело быстро, как и он сам, а запутанный парашют бесполезно болтался над головой. Едрёнкин быстро достал специальный, для таких случаев нож, и отсёк недействующее устройство. Его стало раскручивать и вертеть из стороны в сторону. Капитан с большой надеждой потянул за вытяжное кольцо запасного парашюта. Владимир уже представлял, как раскроется его купол, затормозив падение, и он дёрнувшись от резкого торможения, повиснет в воздухе. Но, этого не произошло и свободное падение продолжалось. Беда пришла не одна, запасной тоже весь запутался.

- Что за ерунда? – произнёс капитан, тщетно дёргая за стропы. – Тоже отказ.

Земля приближалась стремительно, уже отчётливо были видны высокие заснеженные сопки. Думать о каких-то вещах не оставалось времени. Единственное что мелькнуло в голове Владимира Антоновича Едрёнкина, было:

- Видно дед мой что-то перепутал в своих предсказаниях. При личной встрече я ему это скажу.

На всякий случай перед жёстким приземлением Едрёнкин напрягся и сгруппировался, он до последнего боролся за жизнь. Владимиру повезло в том…, что дед не ошибся. А деду Харитону, в свою очередь и в своё время, словно откуда-то сверху нашептали о поцелуе в макушку. Капитан упал по скользящей линии на крутой склон высокой сопки. Снега в ту зиму выпало как никогда много, на склоне с северной стороны его намело больше чем на других. Капитан с бешеной скоростью, которую постепенно гасила «белая вата», кувыркался по наклонной. Так он долетел-докатился до подножия, где шлёпнулся и потерял сознание. Едрёнкин пролежал в этом месте не очень долго, его быстро нашли спасатели по красным пятнам крови на белом маскхалате. Владимир Антонович, медленно приходя в себя, слегка приоткрыл глаза и услышал разговор между майором медицинской службы и двумя офицерами.

- … бесполезно, готов капитан. Внутри, наверное, один фарш, - майор посмотрел на небо, потом на склон сопки. – Можно вести в морг, летальный исход.

Такие слова задели Едрёнкина за живое, стерпеть подобное он никак не мог. Владимир Антонович сжал кулаки, браво вскочил в горячке на ноги и выругался.

- Я тебе б…ть, дам в морг, - прорычал капитан, потом сделал два шага и рухнул без сознания.

- Вот это чудо! В такое сложно поверить, не правда ли?! – майор вытянул шею и с глупым видом посмотрел на офицеров. – Санитары, носилки! – опомнившись, закричал он.

Позже, провожая глазами отъехавшую медицинскую машину, в которой за жизнь боролся бесстрашный десантник, он произнёс:

- Теперь выдюжит, закалка будь здоров.

Владимир Антонович два месяца провалялся в госпитале. Все вокруг проходя мимо него, шептали друг другу:

- Смотри, смотри, вон тот, который в рубашке родился.

То, что произошло с ним, едва ли было счастливой случайностью. Это, скорее всего судьба.

На медкомиссии Едрёнкина признали не годным к строевой службе. Но, начальники, наверху посовещавшись, решили дать возможность капитану дослужить до пенсии восемь месяцев. Потом уволить младшего офицера по болезни. Для этого Владимиру Антоновичу нашли «не пыльное» место в арсенале минно-торпедного вооружения, в отделе хранения.

Жена пару раз, без особого энтузиазма, навестила его в госпитале. При ней, он дважды начал заговариваться, потребовалось врачебное вмешательство. От оного недуга мужа излечат, но она этого уже не дождётся. Незадолго до его выписки «верная» жена соберёт вещи и уедет к своим родителям, а спустя два месяца подаст на развод.

- Значит, так любила, - скажет он позже, стоя посередине пустой квартиры в раздумьях. – С глаз долой, из сердца вон, что ещё остаётся.

* * *

В кабинет к заместителю по политчасти капитану 2 ранга Лужину, зашёл капитан Едрёнкин. В глаза бросались седые, почти белые волосы молодого офицера. Как в жизни бывает, не делая ни для кого исключения, серебрит время голову человека, но все знали, что у этого парня другая история – роковой случай.

- Игорь Николаевич, вот объясните мне. Я заслуженный офицер, выходец из славной морской пехоты. Имею ордена и медали, заметьте не юбилейные. У меня давно уже вышел срок получения очередного воинского звания, должность для присвоения его позволяет. Так в чём же дело?

- Дорогой Владимир Антонович, - замполит сделал невинное лицо, - причём тут я?

Представление пишет командир части, обращайтесь к нему.

- Я был у командира и у главного инженера был, они переводят стрелки на Вас.

- Помилуйте, я только бумаги подписываю, - продолжал отпираться замполит.

- Восемьдесят процентов офицерского состава нашей части свои звания старшего офицера получили здесь, на «ящиках». А я, боевой морпех, должен засохнуть в капитанах?

Замполит продолжал удивлённо пожимать плечами, давая понять: «Что я могу сделать». До Едрёнкина дошло, что всё это бесполезно. Он с гордо поднятой головой вышел из кабинета.

Вечером того же дня, Владимир Антонович от обиды напился, хотя спиртное ему было категорически противопоказано. Потом с ним приключилась нехорошая история. Едрёнкин заснул в пригородном автобусе, в котором добирался до посёлка лётчиков. В общежитии этого закрытого гарнизона капитан квартировался. На КПП его стали будить, чтобы проверить документы. С пьяна капитан начал грубить и строить всех подряд. Они вызвали наряд из комендатуры, где подебоширив ещё немного он уснул.

Через неделю парторг части, майор Трошин, вызвал к себе в кабинет партгрупорга 4 отдела хранения мичмана Блудняка.

- Проходи и присаживайся, Николай Васильевич, - предложил он седому, толстому мичману.

Блудняк уже был больше похож на пожилого человека, которого обрядили на Новый год в военную форму, чтобы повеселиться, и меньше всего на военнослужащего. Седая голова, выпирающий живот и никакого намёка на военную выправку. Такие, «перезревшие» по возрасту, в минно-торпедном арсенале имелись во множестве. Как говорится, ничто не вечно под Луной. Но, … создавалось такое впечатление, что не в этом месте. Позиция начальства в данном случае была проста, служат и служат себе сверхсрочники-специалисты, не принося лишней головной боли, идя навстречу, командиры продлевают и продлевают им подписку.

- Ты в курсе, что начальник ваш, капитан Едрёнкин, учудил? – спросил Трошин.

- Слышал краем уха, что в нетрезвом виде сначала на КПП наряд погонял, а потом и в комендатуре шума наделал.

- Да уж, неприятная ситуация.

Майор скривился, встал у окна и смотря на снежные сугробы продолжил.

- Соберёшь партийное собрание в группе вашего отдела хранения и корректно, без какой-либо критики и обсуждений объявите ему выговор по партийной линии. Понял?

- Чего же не понять, Юрий Андреевич.

- Предупреди всех своих, чтобы языки не распускали, а то потом поздно будет голову пеплом посыпать. Капитан мастер спорта по боксу. Не совсем понятно, что у этого морпеха в голове, может быть обида засела. Едрёнкину осталось служить полгода, потом уволят на пенсию по болезни. Всё таки заслуженный офицер!

- А если…

- Я с ним поговорю.

На следующий день, Блудняк оповестил своих партийцев о собрании, а их у него на учёте было двенадцать человек вместе с ним. Это были в своём подавляющем большинстве грузные по комплекции мичманы и прапорщики за сорок пять, давно перевалившие уже пенсионный возраст. С каждым сослуживцем накануне Николай Васильевич провёл беседу на предмет того, чтобы в полемику не вступали и начальника не критиковали.

В 11.30 в большом металлическом ангаре, от посторонних глаз подальше, внутри у входа установили стол и стулья. Блудняк по заведённому порядку накрыл его зелёной скатертью, принёс графин с водой и стакан. Сбоку от стола по многолетней привычке он примостил табурет, на место всеобщего обозрения, не подумав.

К 12.00 в ангар подтянулись все коммунисты. Блудняк отметил про себя, что некоторые из них, в разговорах, были настроены воинственно, не смотря на его неоднократные предупреждения. Он внутренне забеспокоился. Партгрупорг посмотрел на часы.

- Пойду начальника приглашу, - оповестил он товарищей.

- Давай, давай его сюда, поговорим, как следует, - расхрабрился мичман Медведев.

Его активно поддержали ещё пару человек.

Блудняк застал Едрёнкина в своём кабинете, он сидел за столом и что-то усердно писал.

- Владимир Антонович, коммунисты уже собрались, ждут Вас.

Капитан оторвал тяжёлый взгляд от журнала, который заполнял.

- Да, помню, парторг и замполит предупреждали, что выговор получу. Сейчас приду, - он почесал задумчиво щеку. – Против партийных органов не попрёшь.

Блудняк вернулся в ангар и вместе с остальными стал ожидать капитана.

Через пять минут железная дверь скрипнула и отворилась, в помещение вошёл Едрёнкин. Он остановился у порога и суровым взглядом осмотрел присутствующих. Подчинённые отводили глаза, старались на него не смотреть.

- Субординацию, товарищи мичманы, ещё никто не отменял! – произнёс он, смотря исподлобья.

Двенадцать человек молча, встали со своих мест.

- Садитесь, - капитан прошёл к отдельно стоявшей табуретке.

По пути он ухмыльнулся и покачал головой.

- Эшафот приготовили, - подумал Едрёнкин и присел на предназначенное для него место.

Блудняк озвучил повестку собрания, после этого предложил избрать ведущего и секретаря. Коммунист Туманов на роль ведущего собрания выдвинул кандидатуру Блудняка. С ним все присутствующие согласились. Николай Васильевич памятуя об указаниях парторга, решил быстро объявить о наложении на Едрёнкина партийного взыскания и проголосовать. Но не тут-то было.

Возмутился мичман Куракин.

- А почему без обсуждения? Это не собрание, а «липа» какая-то.

- У вас будет больше времени полезным делом заниматься, - смотря пристально в его сторону, произнёс Едрёнкин. – Языком «молоть» - не мешки ворочать.

Куракин заёрзал на месте. Кроме него, было ещё несколько обиженных мичманов на строгого и принципиального капитана. Им страсть как хотелось словесно «попинать» офицера. Эта группа робко поддержала товарища, а потом начала распаляться всё больше и больше. Едрёнкин посмотрел на Блудняка и безразлично махнул рукой.

- Пусть говорят, - снисходительно разрешил он. – После собрания я буду делать выводы, - подумал Владимир Антонович.

Первым разошёлся мичман Куракин.

- Какой пример нам подаёт офицер Едрёнкин? Он постоянно нас воспитывает, учит как надо правильно по уставу служить, а сам что творит?! Товарищ капитан опозорил честь офицера, напившись и учинив драку в комендатуре. Заслуженный человек, орденоносец!

- Заметьте, товарищ мичман, награждён боевым орденом и медалями, - усилением интонации капитан подчеркнул слово боевым, - а не за ящики. Но это так, к слову.

В подобном духе выступил ещё один товарищ коммунист, закончив свою речь словами опасения:

- Как бы у товарища капитана такое поведение не стало обыденным явлением.

Когда почти тоже самое и в том же духе начал излагать третий мичман, капитан не выдержал. Обличительный пафос ему явно не понравился, глаза налились кровью, внешний вид стал угрожающим. Едрёнкин привстал.

- Я вам б…ть покажу… - зарычал он, и правая рука потянулась к табуретке.

Ближе всех к двери, с самым острым чутьём к техногенным катастрофам и собственной шкуре, сидел мичман Карамелин. Как только прозвучала первая половина угрозы, исходившая от начальника, он резко снялся с места и, не взирая на почтенный возраст и большой личный вес, через доли секунд оказался в дверях. Тут же началась цепная реакция. Когда капитан оторвал от пола и поднял над головой табуретку, последний мичман выскочил из помещения и захлопнул за собой дверь.

- … как начальника критиковать, - закончил «лирическое отступление» Едрёнкин.

За короткий промежуток времени её звучания, мимо пронеслось очень много событий. А главное, количество желающих критиковать сократилось до ноля прямо на глазах.

Приняв радикальное решение, капитан начал переходить от слов к делу. Сделанный с особой прочностью, на века, военный табурет сильно шлёпнулся о дверь и разлетелся на щепки.

- Если бы попал кому-нибудь в «башню», то получилась бы аналогия с нераскрывшимся парашютом, - мелькнула у него мысль.

Едрёнкин подошёл и открыл дверь ангара. У него было большое желание первому, попавшемуся под руку дать по мозгам, чтобы остальным неповадно было. Но, от принципиальных коммунистов уже и след простыл. Первая попытка вынести выговор начальнику, оказалась для них провальной. Капитан достал из кармана таблетки, вернулся к столу и налил воды из графина, чтобы запить лекарство. Он посидел немного, пришёл в себя и убыл в кабинет.

Мичманы, обескураженные и не на шутку встревоженные, пугливо выглядывая из-за углов разных хранилищ, убедились в том, что их жизням больше ничто не угрожает. Только после этого они посмели расслабиться. Партгрупорг дал команду всем собраться в другом ангаре, самом крайнем, стоявшем на отшибе. Коммунисты заперевшись в нём, разговаривая шёпотом, провели собрание в экспресс-режиме и единогласно проголосовали за выговор капитану Едрёнкину.

Владимир Антонович всю следующую неделю гонял подчинённых до седьмого пота строевыми занятиями. Каждый раз заканчивая обучение прохождением торжественным маршем. На пятый день муштры он составил бумагу, чтобы вывезти их на стрельбище и принять зачёт, а затем спланировал провести ещё марш-бросок на лыжах. Оставалось только подписать план у командира части.

- Я вам покажу, что такое настоящая служба, - мысленно издевался он над мичманами морально неготовыми к таким переменам. – Придётся попотеть «золотому фонду» флота.

Но не тут-то было, коллектив мичманов срочно отправил Блудняка к замполиту части, чтобы тот упал ему в ноги и пожаловался на невыносимые условия устроенные Едрёнкиным.

- Ты подчеркни там, что он нам мстит за справедливую критику, - напутствовал его Куракин, озираясь по сторонам.

Командиры не с Луны свалились и прекрасно понимали, что на лыжной дистанции половина из них точно придёт не к финишу, а на тот свет. Ведь склад в арсенале, это не морская пехота. Владимира Антоновича срочно решили обуздать. Его отправили в отпуск, потом он проходил медкомиссию в госпитале, а тут уже и тридцать три года стукнуло, возраст Христа. Так и дотянуло командование части до демобилизации капитана. Младшего офицера уволили по болезни, с почестями, назначив неплохую пенсию. Северной выслуги для этого хватило.

Владимир Едрёнкин вернулся в дом родной. В городке ему выделили однокомнатную квартиру, но он чаще предпочитал проживать в отчем доме. С виду Владимир Антонович был полон сил и энергии. Соседи даже перешёптывались:

- За что мужику такую хорошую пенсию дали? Он здоров как бык!

Владимир, естественно, никому не рассказывал, как он просыпается по ночам от головной боли и пьёт таблетки горстями, про «зашкаливающее» давление и частую бессонницу. Со временем Едрёнкин нашёл себе подругу. Как-то ожидая своей очереди на приёме у врача в областной больнице, он познакомился с молодой женщиной по имени Дарья. Её мягкая, добрая улыбка как магнит притянула его чувства. На первый взгляд – обычная женщина, но глаза… Недаром же говорят, что глаза – зеркало души. Он с первого же заплыва полностью «утонул» в них. С ней тоже в жизни стряслась подобная беда. Будучи водителем троллейбуса, устраняя на крыше неполадки, Даша упала оттуда головой вниз. Так они и пошли по-жизни рядом. Когда у него болела голова, она ухаживала за мужем, и наоборот. Самое главное, на этот раз он оказался в надёжных руках, любящей жены.

За всё время совместного проживания, Владимир Антонович разбушевался только один раз.

В «День победы», 9-го мая утром, они с Дашей пили чай с праздничным пирогом и смотрели военный парад на Красной площади. И всё обстояло вроде бы хорошо, но тут… Мимо трибуны проходила коробка морской пехоты Северного флота. Владимир с гордостью принялся рассказывать жене, что это полк в котором он служил. Вдруг показали крупным планом офицера, который шёл впереди. Едрёнкин узнал полковника возглавлявшего строй.

- Да это же Вася Пульников, - он привстал, не поверив своим глазам, приблизился к экрану цветного телевизора «Рубин». – Когда я служил, он у меня в роте командиром взвода был.

Владимир сел обратно с задумчивым видом, душевный подъём вызвал у него сильные чувства.

Через час, он по просьбе пожилого отца разбирал сарай, надо было освободить его от накопившегося хлама. Помогала ему в этом, как всегда, Даша. Разобрав больше половины, Едрёнкин наткнулся на старый, весь в пыли и паутине, телевизор «Рекорд». Он присел на ящик. Перед его глазами, словно на ленте кинофильма, пробежали этапы жизни. Там кроме хорошего были и леденящие душу кадры, случившиеся с ним, начиная от зонтика и до последнего прыжка с парашютом. Вдруг все краски жизни стали чёрными, появилась нестерпимая душевная боль, и на него нашло какое-то затмение. Едрёнкин схватил топор и изрубил «пионера телевидения» на мелкие куски. Прибежала Дарья с таблетками, она в это время отлучалась по хозяйству.

- Тише, тише, - приговаривала жена, выводя его из сарая.

Они сели на старый диван во дворе под яблоней, она прижала его голову к груди и шептала успокаивающие, приятные слова. Дарья почувствовала, что на её руку упала горячая слеза.

- Почему не я во главе того строя? – услышала она тихо произнесённые слова Владимиром.

Ю. Таманский

г. Севастополь 2012г.

«Не нужен нам берег турецкий».

Антон Сергеевич Калинов лежал на мягкой кровати, а по обнажённому телу, вызывая приятные ощущения, пробегали струйки охлаждённого воздуха.

- Хороший кондиционер, - восхищённо произнёс отставной офицер. – На улице пекло, а в комнате этого абсолютно не ощущаешь.

Мысли начали крутиться вокруг нечаянно пришедшей на ум темы.

- В восьмидесятых у нас на крейсере тоже был импортный кондиционер – «made in Japan». Только не помню, откуда он взялся. С тем заморским агрегатом было связано несколько смешных историй, одну из них он сейчас невзначай и вспомнил: – Когда установили кондиционер в кают-компании, то боцмана, мичмана старой закалки, обязали подписать и повесить на полезное устройство бирку. Обычная практика, на корабле за каждый механизм обязательно кто-то должен отвечать. Толстый боцман, у которого было семь классов образования, глупый вид, но большой опыт службы, исполнил надпись на русском языке с присущей ему простотой и любовью к Родине: «Ответственный за «Хи Тачу» матрос Тулупов». Старпом пришёл принимать работу. Он стоял некоторое время в задумчивости, потом почесал затылок. Весь вид его источал вопрос: «Чтобы это означало?». Потом он, в свою очередь, задал мичману ребус: «Здесь буквы «к» не хватает». После непродолжительной паузы улыбнулся и ушёл. Озадаченный боцман стоял и напряжённо думал. К вечеру того же дня бирку переделали.

В общем, всё, как всегда. На боевой службе, то устройство нам очень помогало, особенно летом в Средиземном море. Его воспоминания начали расширять рамки обозначенной темы.

- Сколько раз я был за границей, интересно?

Порывшись в памяти, он сам себя удивил:

- Оставив за своими плечами 28 лет воинской службы, за кордоном был всего три раза. Сегодня бы никто и не поверил. По большому счёту, мне эта заграница и сейчас, как зайцу стоп – сигнал. Если бы не жена!

Калинов от лёгкой досады перевернулся на другой бок. Как бы Антон Сергеевич не пытался уйти от означенного предмета обсуждения, он его уже крепко зацепил и виртуальный вояж в прошлое, по давно минувшим дням, продолжился.

- Первый раз поездка за рубеж у меня случилась давным - давно, в бытность ещё старшего лейтенанта, когда служил штурманом на плавбазе подводных лодок. Мы тогда перегоняли её с Севера в Адриатическое море, в ремонт…

Посмотреть молодому человеку на заграницу, что называется «своими глазами», да ещё во времена развитого социализма, было жуть как интересно. Слишком был высок забор тогда в родном отечестве, а запретный плод, как известно, сладок. Фантазии рисовали экзотические заморские страны и сказочные картины, негров с бусами на шее и кольцом в носу, индейцев с томагавками в руках. А как оказалось, тот порт Тиват в Черногории, представлял собой всего лишь небольшой городишко с обычными домами и людьми. Разве что природа в тех краях была просто «Ах»! Посещение населённого пункта, Антона Сергеевича абсолютно не впечатлило. Наверное, это случилось оттого, что городишко как две капли воды был похож на многие такие же провинциальные, как и дома. Их в народе ещё часто называли – «занюханными». Большого благополучия или сплошь нищеты, он там не увидел. Позже, когда Калинов побывал ещё и в сирийском Тартусе, а потом в ливийском Тобруке, для себя он сделал несколько удивительных открытий. Антон Сергеевич понял, что влияния заграницы на переосмысление социалистических ценностей в нём не произошло, о чём его часто предупреждали на занятиях по политической учёбе, повышая пролетарскую бдительность. Радоваться, или огорчаться в подобной ситуации, он стоял на перепутье. Слабо было и с подтверждением правильности постулатов о преимуществе марксистско-ленинской теории, которой пичкали советский народ большими порциями. Ничего конкретного, как Антон Сергеевич не напрягался, этот визит ему не дал, преимуществ «нашего» строя он в упор не увидел…

Калинов вздохнул и подложил руку под голову.

- У меня больше всего отложились в памяти не заморские красоты, а то, как «мурыжили» нас своими запретами и перестраховками командиры. Не забуду: эти хождения в городок строго пятёрками; многочисленные инструктажи, перед сходом на берег; напоминания об изощрённых провокациях, и как себя вести в подобных случаях; что можно, а чего нельзя и т.п. А мы им охотно верили.

В силу своего возраста он тогда ещё не всё понимал, что делалось это для того, чтобы исключить измену. Антон Сергеевич не сдержался и произнёс, уже с позиции умудрённого мужа, одно слово: «Дикость!».

- Личное ощущение пребывания за границей я помню до сих пор, оно было в виде непреодолимого желания сняться с якоря и уйти обратно домой. А с какой силой оно превалировало над всеми остальными чувствами, не передать словами!

Он задумался над тем, откуда было столько патриотизма и любви к Родине.

- Это не, потому что был достаточно «подкован», это приходит с молоком матери, - сделал он однозначный вывод.

После посещений тех заморских портов манящие далёкие города и страны лично его больше не интересовали. Искажённое представление о мире, Калинов немного поправил.

- Хорошо там, где нас нет.

Размышления постепенно перешли к вопросу поведения советского моряка за границей, и он снова вернулся к тому первому посещению иностранного порта. Плавбазу они быстро сдали ремонтному экипажу и на следующий день, с оказией, должны были уйти в Союз. Остался последний день для схода на берег с корабля. Вспомнив это, Калинов тяжело вздохнул…

Всех, кто решил посетить городок, разбили на пятёрки и провели инструктаж. Старшим в их группе был капитан второго ранга Хохлов Александр Гаврилович, флагманский специалист бригады. На переход он был назначен начальником походного штаба. После обеда офицер повёл с собой в культпоход двух старших лейтенантов, один из которых был Калинов, и двух мичманов. Переходя из магазина в магазин, группа бесцельно бродила по маленькому городку. Они зашли в очередной из них, это был небольшой книжный, где кроме книг и журналов продавались ещё настенные календари, открытки и канцелярские товары. Хохлов покупать ничего не собирался, стал у выхода и просто смотрел за происходящим у прилавков. Рядом на стуле примостился большой красивый кот. Александр Гаврилович залюбовался им, и некоторое время не сводил глаз. Кот делал вид, что ему безразличны заинтересованные взгляды окружающих, периодически зажмуривал глаза и приоткрывал их, на всякий случай, при каждом шорохе, а вдруг без него что-то съедят, пока он спит. Хохлов посмотрел в зал. Один из мичманов, пожилой и уважаемый боцман, Василий Павлович Стрижак, подошёл к стопке большого формата настенных календарей, лежавших на прилавке, и стал их перелистывать. Сначала это были фрагменты городских улиц, потом пошли пейзажи природы, моря и прочие фантазии фотографа. Пролистав половину стопки и увидев очередной экземпляр, он опешил. Крупным планом почти обнажённая красивая девушка с небольшой прозрачной накидкой на пикантном месте сидела на бревне, смотрела на него лукавыми глазами и кокетливо улыбалась.

Реакция мичмана была мгновенна, он быстро опустил календари на место, посмотрел по сторонам, озираясь воровато, словно его в чём-то уличили, и с красными ушами отошёл от прилавка. Кроме Хохлова, за его действиями наблюдала молодая продавец, симпатичная сербка, которая откровенно рассмеялась. Её явно позабавила дикость русского военного моряка.

- А ведь тут уже не до смеха, до чего же довели человека, воспитывая в нём до фанатизма моральный облик, - размышлял, нервничая, Хохлов. – Со стороны это выглядит смешно и странно. Поведение наше скованное, по улицам ходим, словно, в смирительной рубашке, лишнего боимся сказать, или приветливо улыбнуться. От местных жителей шарахаемся, как от потенциальных предвестников беды.

Выйдя из магазина, он пошутил над мичманом.

- Василий Павлович, ты бы где-нибудь в Лувре или Эрмитаже от картин с обнажёнными женщинами в обморок упал, или инфаркт получил. Тебе что, красивые женские тела не нравятся? По мне, так ничего красивей и привлекательней быть не может и не придумано ещё на этом белом свете.

- Еретическая мысль, - с напускной серьёзностью высказался старлей Поздеев, глаза которого издевательски улыбались. – Разве можно так говорить об ответственном человеке? Василий Павлович всегда бдителен и сосредоточен. Он внутренне борется с этим противным явлением – порнографией.

- Такого же мнения был и я, - вспомнил Калинов. – Я тогда подыграл сослуживцу Лёхе Поздееву:

- Браво, Александр Гаврилович! А Вы, оказывается, эстет, поэтичней о красоте и не скажешь.

- Нравятся, товарищ капитан второго ранга, - смущаясь, ответил мичман, - но как-то непривычно.

- Это у тебя мнимое чувство стыда за свою наивность. Ты мне сейчас напомнил Никиту Сергеевича, который по порнографии трактором ездил.

- Василий Павлович дистанцировался от изображения обнажённой женщины, чтобы не перевозбудиться, - отпустил шутку второй мичман, более молодой. – Он у нас ещё не испорченный.

- Ты сейчас о ком говорил, не о себе ли? - огрызнулся Стрижак. – Умник мне ещё выискался.

- Любая копия всегда уступает оригиналу. Вернёмся домой, тренируйтесь на своей жене, Василий Павлович. После похода её и раздевать не придётся, она сама всё с себя скинет, - продолжал издеваться над мичманом Поздеев.

- Салаги ещё, чтобы меня учить, - огрызнулся седой мичман на резвившихся старших лейтенантов.

- Детская непосредственность пройдёт, - поддержал старшего лейтенанта второй мичман, подлив масла в огонь.

Хохлов после паузы продолжил воспитательный разговор.

- Стыд и смущение в подобной ситуации не совсем уместны. Если народ считает, что старинные картины с обнажёнными женщинами - это классика, и сей факт, признан во всём мире, то почему хороший фотограф не может быть классиком. Его инструмент фотоаппарат, вместо мольберта.

- Только не у нас в стране, потому что иногда за народ думают другие, - улыбаясь, возразил старший лейтенант Поздеев.

- Ты язык прикуси, - одёрнул его Хохлов.

– Если натурщицу раздеть, - продолжил старший лейтенант, - то в нашей стране это уже будет классифицировано как разврат. Изобразить наготу современной Венеры Милосской на фото, просто нет возможности.

- Замкнутый круг, - поддержал его Калинов, дурачась. Он с серьёзным выражением лица утвердительно покачал головой.

- Вы тоже, - обратился Хохлов к двум старшим лейтенантам, - ведёте себя словно каменные истуканы, - он задумался. - Хотя, это в крови у нас всех.

- Наши души светлы и полны жизненной энергии, - парировал Поздеев, - не всё потеряно.

- Поговорим о вещах более приземлённых и понятных. Для раскрепощения и искоренения предрассудков, будем учиться полноценно, отдыхать и вести себя свободно, раскованно без лишней рефлексии. Так сказать, ломать устоявшиеся стереотипы.

- В чём это будет выражаться? – нетерпеливо поинтересовался Калинов.

- Хватит сжимать в потном кулаке местную монету, пойдём пивка попьём. «Молодая поросль» надеюсь не против? – обратился он к младшим офицерам.

Ответ был предсказуем. Особо бояться было нечего, но в подсознании Хохлова, на самом деле, периодически возникал вопрос: «Наверное, я рискую?». Александр Гаврилович гнал его прочь…

Воспоминания о превратностях жизни в советский период, Антон Сергеевич прервал на минуту.

- Но как всё стремительно меняется. Сейчас сплошь и рядом лежат на пляже девицы и загорают без бюстгальтеров, в стрингах. Это равносильно, что голые. Всё напоказ! Хотя о чём я говорю, нынче редко, кто из них может похвастаться девственной чистотой, а это всё взаимосвязано. О времена! О нравы! - он тяжело вздохнул. – Хотя, чёрт побери, на них смотреть одно удовольствие, - лукавая улыбка пробежала по лицу.

Антон Сергеевич мысленно стал себя стыдить и воспитывать, чувствовалась ещё та закалка.

- Седина в голову, - одёрнул он себя, - и если бы не бес, в образе жены, который всегда рядом, то… - перед глазами появился лик незабвенной Маши. – В 45 баба ягодка опять, - вспомнил он пословицу и задумался на короткое мгновение, - только похожа уже больше на урюк или изюм, - цокнул он разочарованно языком. – Но есть и одно «но», если подобные вещи лезут в голову сейчас, то нужны были всё же в те далёкие времена кое – какие ограничения.

Где-то внутри появилось сомнение.

- Зачем, ведь в ту пору были времена целомудренные. Вот если бы посещение иностранного государства происходило сегодня, но в том молодом возрасте, тормоза точно бы отказали вовсе, - на его лице промелькнула ироничная улыбка.

Он продолжал лежать с мечтательным видом.

- «Отмотать бы плёнку назад, вернуться в двадцатипятилетнюю пору!

Калинов перевалился с боку на бок и в продолжение темы ему вспомнился рассказ однокашника, который служил на авианесущем крейсере «Киев»… При несении боевой службы в Средиземном море, они как-то зашли в порт Алжир с дружественным визитом. Авианосец бросил якорь на внешнем рейде. Экипаж группами стали возить на экскурсию в город. Обменный курс местных денег был такой, что если поменять заработанную валюту на них, то это выглядело бы просто как абсурд. - Сева, помнится, подтвердил сей факт железным аргументом. На месячную зарплату офицера корабля можно было с натяжкой купить только один ботинок и то не лучшего качества. Когда их везли на автобусе, то в уютном месте побережья, алжирцы решили похвастаться и показать национальный центр отдыха и туризма. Наши моряки бродили по этому центру и любовались роскошью в виде: яхт, гостиниц, бассейнов и т.п. Одна из групп проходила мимо ресторана, в котором отдыхали негры со смуглыми красавицами, как «белые люди», а также азиаты, европейцы и многие другие национальности, мой друг Сева услышал диалог двух лётчиков с авианесущего крейсера.

- Коля, давай зайдём в ресторан, посмотрим, как люди развлекаются.

- А ты что динар нашёл? – посмеялся над ним товарищ.

Вот так отдыхал в иностранном порту человек прославленной профессии, ас, поднимавший в воздух самолёт вертикального взлёта ЯК-38…

Антон Сергеевич встал с кровати, потянулся и подошёл к окну, за которым во всём великолепии предстал перед ним средиземноморский колорит и светило яркое солнце. Под его палящими лучами блестело неестественной голубизной море. На фоне светлого дня особенно выделялся белый песок, по которому передвигались покрытые бронзовым загаром отдыхающие. На побережье слышалась речь на всех языках мира. Были здесь и соплеменники Антона Сергеевича. Раньше он подобную картину мог наблюдать только в кино или на открытках. Недалеко от берега замерла белоснежная яхта. Она стояла в ожидании порывов ветра, крепко держась якорем за дно. Вопреки ярким краскам вокруг, понуро стояли пальмы, они от жары словно застыли и превратились в декорацию из воска.

- Ёлки – палки, как - будто время остановилось, и я снова побывал в своей безоблачной молодости. О чём я сейчас вспоминал, никогда бы не променял на это, - он кивнул головой в сторону пляжа, - но, к сожалению прошлого не вернуть. Тает, увы, и романтика.

Калинов переключился на экзотическую красоту, что предстала перед глазами в окне.

- Разве мог я мечтать, ещё пару десятков лет назад, о том, что увижу это всё воочию! – улыбка умиления проскользнула по лицу Антона Сергеевича. – А теперь, взял билет и ты в Турции, на курорте Анталья отдыхаешь, чтобы вдохновиться новыми впечатлениями, каждый день радоваться жизни и улыбаться солнцу, - он вдохнул морской воздух полной грудью. – Никто Родине не изменяет, расслабился и после безмятежного отдыха у моря обратно к родным берёзам. Бесспорно то, что только дома я по-настоящему счастлив, а не здесь. Да сейчас там холодно, но этот холод наш, естественный, чего 70 лет не понимали партийные работники. Всё отчего-то напрягались, считали, что народу доверять нельзя, каждый второй перебежчик. Многие годы обманывали сами себя и нас.

- Антоша, мы идём купаться, - послышался ласковый голос жены из другой комнаты.

- Да, - кратко, по-военному ответил он, взял полотенце, надел шлёпанцы, по пути прихватил из холодильника напиток, и бодро направился к выходу.

На ходу Антон Сергеевич под нос бормотал слова из песни: «Не нужен мне берег турецкий, и Африка мне не нужна».

Ю. Таманский

г. Севастополь 2012г.

«НЕВЕЗУЧИЙ».

Олегу Мартынову не везло в жизни с самого начала, как только он появился на белый свет. Мать его, будучи на последнем месяце беременности, в один из осенних дней, когда летняя жара уступила свои позиции прохладе, а на небе появились первые стаи улетающих на юг журавлей, не вытерпела и разрешилась от бремени прямо в карете скорой помощи. Случилось это у ворот дома, в частном секторе на окраине города, где он впоследствии рос до совершеннолетия. Олег всем так прямо и говорил, что родился непосредственно у себя дома. Более существенное невезение, как он считал сам, став уже более взрослым заключалось в районе, в котором проходило его детство. - Была бы моя воля, то никогда бы здесь не жил, - посещали временами его голову подобного рода мысли. Население района действительно было не обременено интеллектом, преобладало частнособственническое мышление. У старших ещё не выветрился дух перенесённых тягот и лишений не так давно минувшей войны, которые они заглушали водкой, а молодые копировали их поведение. Олега совсем не смущало то, что он выходец из простолюдинов, парня больше тревожило другое. Об этом он как-то поделился со своим соседом дядей Петей, с которым часто вёл доверительные беседы. Сближала молодого юношу и пожилого мужчину любовь к домашним животным. Олег мог часами смотреть на клетку с кроликами, когда дядя Петя ухаживал за ними и кормил сочной травой.

- Послушай меня сынок, - по-отечески посоветовал ему тогда сосед, - Родину не выбирают, но ты можешь изменить свою судьбу, если не пойдёшь по «красной дорожке» нашего района. Она тут одна: дом - завод – магазин – выпивка – дом. И так всю жизнь, прячась от проблем в алкогольном дурмане. По «пьяне» детей наклепаешь, потом женят. Будет всё как у всех, в нашем «прославленном» жилом районе. Это в лучшем случае, а многие и через тюрьму прошли. Оно конечно, - дядя Петя озадаченно почесал затылок, - кому судьба – тот обязательно сядет. Ты не такой, помни об этом, - с тревогой в голосе объяснял он парню.

У него самого, по глупости, сын уже отбыл двухлетнее наказание. Пожилой отец воочию видел, в кого после «мест не столь отдалённых» превратился нормальный человек.

- Поди, сверстники твои, уже балуются тем, что содержит приличный градус? – с хитрым прищуром в глазах, спросил сосед.

- Дядя Петя, я не пью, - с юношеской непосредственностью ответил Олег.

- Сейчас не пьёшь, потом уговорят. Помни народную мудрость: «Коли встал на кривую дорожку один раз, так по ней и пойдёшь дальше».

В их районе каждый третий, как и говорил дядя Петя, прошёл через «дом казённый», вокруг процветало пьянство. Основная радость молодёжи состояла в том, чтобы приложиться к бутылке, потом поймать чужака и крепко его поколотить. На худой конец, сходить в клуб энергетиков или железнодорожников в кино на вечерний сеанс или просто убивать время на какой-нибудь завалинке. Олег, тогда в детстве, понимал, что многие из них уже идут проторённой дорогой старших товарищей, имевших наколки после отбывания срока заключения. Этот бандитско-воровской дух был заклятием района. Он завидовал светлой завистью ребятам из центра города, которые собирались в определённых местах и весело, а самое главное интересно проводили время. Вели эти парни себя раскованно, общались, как ему казалось, на современном языке, среди них были и девушки. «Центровые» проживали, в элитных «сталинках», неподалёку от места своих сборищ. Всё это он наблюдал неоднократно, когда в ожидании автобуса, отправлявшегося на его выселки, сидел на остановке в центре города. Внешне Олег выглядел не хуже и не лучше этих ребят, но одно качество, как он считал, не давало ему быть такими как они. Недостаток, который беспокоил парня, и которого он тайно стыдился, назывался обыденно просто – стеснительность. Рассудительный дядя Петя, бывший старый рабочий судоремонтного завода, ответил застенчивому подростку на этот вопрос жизненной мудростью:

- Читай больше книг, мой друг, и всё образуется. Тебе будет, о чём с людьми говорить, появится поставленная речь, по сравнению с теми, кому трепаться дано от природы, мысли будут логически выстроены.

Парень записался в библиотеку и книги «проглатывал» десятками. Через некоторое время Олег понял, что не всегда в прочитанном произведении понимает смысл.

- Правильно сосед говорит: «Учиться надо», - сделал он однажды и на всю жизнь для себя вывод.

Когда Олег подрос, многие ребята имели подружек, а он по-прежнему боролся со своей стеснительностью. Парню очень нравилась соседка Полина, стройная и симпатичная хохотушка. Она занималась спортивной гимнастикой и её изящная, точёная фигурка сводила ребят района с ума. Когда он встречал соседку где-нибудь на улице, то, не отрываясь, заворожено смотрел на уже сформировавшуюся, красивую молодую девушку. На местных парней, с некоторых пор, она перестала обращать внимание. Смотрела, как бы поверх их голов давая понять, что женихи пахнущие сивухой не в её вкусе. Домой Полину всё чаще стали провожать курсанты военно-морского училища, мечта каждой девчонки города. При виде соседки сердце у Олега начинало усиленно стучать, он не находил себе места. Девушка была на три года старше и дружба с ней казалась ему несбыточными грёзами. Олег и тут комплексовал, считая, что от природы лишён дара общения и подхода к девчонкам. Он снова начал искать у себя изъяны. Сосед, «профессор жизни», объяснил всё парню, как всегда с присущей ему простотой.

- Недостаток, заставляющий тебя переживать, при желании можно легко обратить в достоинство. Твоя девушка сидит дома и учит уроки, к институту готовится. Она не шляется, как эти «самки», будущие домохозяйки. Ты лучше хорошо учись, местные девицы - это не твой уровень.

- Ну, не все же они такие? – возмутился Олег. – Например, Поля.

- У нас, почти все. Та, о которой ты говоришь - исключение из правил, - сосед прищурил глаза. – На Польку не засматривайся, маловат ты для неё. Таким девицам «голь перекатная» не нужна, они себе цену знают. А остальные девицы нашего района, одна похожа на другую. Вон Тамарка, три дома отсюда живёт, одинокая мать. Ты её историю знаешь?

- Нет, - пожал плечами Олег.

- Она довольно рано созрела и потянулась к дружбе с противоположным полом, это и вылилось ей боком. Шлялась со сверстниками, как и нынешние барышни. Нравилось девахе, когда пацаны табунами вокруг неё вьются и на мотоцикле катают. Тамарка среди них вроде королевы была. Заливалась смехом, строила планы на будущее, - он сделал небольшую паузу, - может быть. Как-то напилась с парнями до поросячьего визга и тёмной ночью шла домой. По дороге захотелось Тамарке по-маленькому. Села под первый попавшийся забор. Потом следователю рассказывала: - Смотрю, передо мной нарисовались три пары мужских туфель, и раздался голос: «Долго из тебя ещё литься будет?». Хотела поднять глаза, а мне набросили пиджак на голову и долго насиловали.

- Нашли их?

- Куда там! Она же ничего не помнила. Узнала о своём «интересном» положении слишком поздно. «Профукала» молодость, воспитывает теперь «нечаянно» зачатого пацана. Вот так, порой ценой расплаты становится собственное счастье. Одна надежда, может какой-нибудь хороший человек попадётся, возьмёт замуж.

- Она женщина ещё молодая и видная, - поддержал разговор Олег.

- В том то и дело, все видные девицы в молодости цены себе не сложат и крутят парнями, как хотят, а в конечном итоге попадают на бандита, который её изуродует или изнасилует. Думают, в расцвете молодых лет, не головой, а … Я могу тебе привести массу примеров из нашего района. Ты же знаешь, какой у нас тут контингент проживает. Да хотя бы взять мою племянницу, Люську. Пример хороший, прямо в тему.

Олег вспомнил, как они недавно с дядей Петей вели беседу о жизни. Мимо дома проезжал свадебный «кортеж», который изображали: ГАЗ-21, украшенный неприхотливыми цветочками дубками из палисадника, обшарпанный четыреста восьмой «Москвич» с новыми лентами, нелепо смотрящимися на старой машине, да «ушатый Запорожец» её свёкра. Машины притормозили возле калитки дома дяди Пети, из «волги» выскочила, под звуки непрерывно гудящих клаксонов, счастливая невеста. Она подхватила полы свадебного платья в руки, и шустро семеня ногами, направилась к воротам. Подбежав к калитке, невеста подёргала за ручку, но её эмоциональный всплеск остановила дверь, запертая изнутри. Дядя её застыл с охапкой сена в руках. Люська поняла, что ей не попасть вовнутрь. Поднялась на цыпочки и, увидев смотрящего на неё родственника, закричала: «Дядя Петя, я замуж выхожу!». Изображая бурную радость, молодая женщина, помахала ему. На лице дяди, кислая улыбка расплылась вширь. Он кивнул головой и буркнул себе под нос: «Совет да любовь!». Невеста резко развернулась на одном каблуке и, с удивительной прытью, припустила к машине. Она смешно отклячила зад, так как надо было подниматься по наклонной местности и преодолеть несколько ступенек. Её у открытой двери преданно ждал жених, конопатый здоровяк с добродушным лицом. Рёв автомобильных сигналов продолжался. Со всех окрестных домов повыскакивали соседки. Под пристальными взорами завистливых глаз, невеста перевела дух и показушно, манерно кокетничая, села в автомобиль. Кортеж тронул с места и вскоре скрылся за поворотом. Эффект был достигнут. В воздухе витало: «Знай, «наших»!». Острый на язык Люськин родственник, незамедлительно выказал своё отношение к этому спектаклю: «Я от счастья чуть не прослезился!». Потом с ехидцей добавил: «Дешёвая свадьба с большим фарсом».

Он шаркающей походкой добрёл до клетки с кроликами.

- Оставила бы деду лучше чекушку, порадоваться за неё непутёвую, - пробормотал ироничный дядя Петя, выкладывая сено «домашним зайцам». – Ещё фату напялила, символ девичьей невинности, - он сплюнул, покачав головой. – Сколько живёшь, столько диву даёшься.

Из состояния задумчивости Олега вывели слова соседа.

- Люська наша крутила «хвостом» всю свою молодость, кто ей только сиськи не мял. Абортов сделала не счесть сколько. Мы уже думали с братом, что так и будет «шлёндрать» до конца жизни. Ей просто повезло, нашла лопуха деревенского и кое-как жизнь устроила. Парня жалко, сама нагулялась, а его теперь будет водить «за кольцо в ноздре» на «коротком поводке» всю жизнь.

После некоторых раздумий, добавил.

- Нет, местные барышни не для тебя, Олежка, - протянул он мечтательно. – Твоя будет играть на фортепиано, и учить детей французскому языку.

- Почему французскому языку, а не английскому или испанскому? – удивлённо спросил Олег.

- Потому что вся русская знать на нём говорила.

Он с деловым видом выбил мундштук и вставил в него сигарету «Прима».

- Только ты когда достигнешь всего, не зазнавайся, это может погубить простого парня из провинции. Помни великого Ивана Андреевича Крылова:

Орлам случается и ниже кур спускаться,

Но курам никогда до облак не подняться! - старик от удовольствия крякнул.

- Дядя Петя, вы меня просто поразили своими литературными знаниями, - с восторгом выразил восхищение Олег.

- А ты что думал, я книжек не читал. Читал, и много читал, - он погладил свои седые усы, с желтизной от въевшегося никотина.- А вот тебе ещё один совет от баснописца:

Быть сильным хорошо,

Быть умным лучше вдвое.

Олег, молча, сидел на скамейке и переваривал «уроки» соседа.

- У дяди Пети слова и мысли простые и понятные, - размышлял он, - только присутствует какая-то категоричность в суждении – или чёрное, или белое. Да ещё в придачу старомодный человек.

Вот так и учил жизни «неоперившегося» парня пожилой дядя Петя, с пышной седой шевелюрой, внешним своим видом похожий на великого Эйнштейна, только местного пошиба.

- Сейчас чайку попьём, я «слоника» заварю, невестка варенье из крыжовника принесла, - оттеснив мысли Олега, донеслись слова соседа.

- Имя у вашей невестки какое-то редкое и необычное – Камилла, - растягивая последнее слово, произнёс Олег.

- Не только имя мудреное ей дали, да ещё и фамилию невпопад – Серикова, - крякнув, уточнил пикантные семейные подробности дядя Петя. – Теперь нашу, более благородную фамилию носит – Аполонова. Сынок привёз её из места отбывания заключения. Второй год на лесоповале, он был на вольном поселении. Хорошая девушка, умная работящая. Что она в нём нашла? – он присел на завалинку и достал свой мундштук.

Закурив очередную сигарету, сосед продолжил рассуждения.

- Я как-то был под «шафе», да сморозил ерунду. Говорю: «Тебя что в честь одеколона или пудры назвали?». Она губки надула и отвечает: «Вы перепутали папа моё имя с одеколоном Кармэн. У меня предки, между прочим, из дворян. Их после революции сослали в Сибирь. Камилла в переводе означает – «безупречного происхождения» или же «служительница храма». Камиллами в Риме называли девушек из благородных семей». Вот так, мой друг! - он несколько секунд сидел в задумчивости. – Я ей верю, поведение у неё соответствующее, интеллигентная, умная и тактичная. Не то, что моя племянница Люська, у которой что на уме, то и на языке.

- Всё это понятно, только зачем надо было так выделяться? Да ещё где-то в глухой Сибири, – не поняв главного и шмыгнув носом, переспросил Олег.

- Я полагаю, что отец хотел подчеркнуть её необычность на фоне «серого» окружения, а оказалась девочка в положении «белой вороны» со всеми вытекающими отсюда неудобствами.

Дядя Петя с наслаждением пыхнул сигаретой, и густой дым повалил, поднимаясь вверх.

- У неё нет чрезмерной красоты, но живой ум, подвижный характер. В моего оболтуса видно влюбилась крепко, даже дворяне не смогли отговорить. Взяла в оборот Тольку так ловко, что он теперь всегда при ней. Я как-то спросил: «Что ты в нём нашла? Ведь у вас образование и воспитание разное». А она мне ответила: «Ваш сын настоящий мужчина, знает, что с дамами нужно поменьше философствовать, а больше шутить и смеяться, вовремя подчеркнуть достоинства и смягчить недостатки. Он и «любить» умеет крепко», - зардевшись от смущения, добавила она. Кстати, - дядя Петя внимательно посмотрел на Олега, - у неё в Ленинграде родня живёт. Приезжали года два назад в тёплом море покупаться. Все такие важные, дамы в шляпах расхаживали. Экзотика для наших мест.

Как-то в библиотеке Олегу попала в руки книга о морском адмирале, которая предопределила его дальнейшую судьбу. Описание жизненного пути офицера, походы в океаны и моря увлекли парня. Он загорелся морской романтикой, начал читать на эту тему одну книгу за другой. Сначала прочёл «Морские рассказы» К.Станюковича, потом «Капитальный ремонт» Л.Соболева. Главный парадокс заключался в том, что город, в котором родился и жил Олег, являлся военно-морской базой. В школе им много рассказывали о славном боевом пути флота, его кораблях, по улицам ходили моряки и офицеры. Но это, до определённого момента, парня вовсе не волновало. Выбор профессии произошёл благодаря случайно прочитанным воспоминаниям военно-морского офицера - подводника. С этого момента он стал по-другому смотреть на военные корабли и подводные лодки, которые в большом количестве стояли в бухтах.

Учился Олег в школе на твёрдую четвёрку. Он и не заметил, как окончил седьмой класс. Через год предстояло переходить в среднюю школу, в другой район. Подвернулся случай, на работе у матери, кто-то из коллег отправлял своего сына в Ленинград, в Нахимовское училище. Олегу понравилось предложение родителей, и он сразу же за него ухватился. Вот так, после седьмого класса, младший Мартынов отправился в одиночное плавание.
Олег, перед отъездом, пошёл попрощаться с соседом. Застал он его на завалинке за домом. Дядя Петя, как всегда курил сигарету из своего любимого мундштука, грустно глядя себе под ноги. Олег поздоровался.

- Что-то Вы сегодня невесёлый какой-то, - спросил он.

- Жену свою, покойную, вспомнил. Пришло время, сходить в церковь, поставить свечку за упокой её души.

Они немного помолчали.

- А ты в курсе, что крещёный? – он испытывающе смотрел на парня.

- Нет, не знаю, - удивился Олег.

- Я могу тебе сказать авторитетно, что ты крещеный, - дядя Петя кивнул головой для убедительности.

- А зачем этот ритуал вообще нужен, - спросил парень, пожимая плечами.

Комсомольцу Мартынову, пока действительно было не одолеть духовные премудрости религии.

- Крещение – это приобщение человека к Богу, покрестившейся человек становится сыном Божьим, он принимает веру, как завещал нам Христос Спаситель.

По внешнему виду парня было всё понятно, в школе говорят одно, авторитетный сосед - другое.

- Ты сейчас особо не ломай голову, станешь старше, к тебе обязательно придёт вера в Бога. Я понимаю, комсомол и все такие там дела, но вот тебе крестик, - он достал его из кармана и вручил парню. - Ты спрячь дома, а когда придёт к тебе понимание, будешь носить. Этот маленький крестик обережёт от больших неприятностей и разных невзгод.

- А Вы, что верующий? – не удержался и спросил, с удивлением на лице, Олег соседа.

- Верующий. В школе у нас был даже предмет такой – «Закон Божий».

- Вот здорово! Расскажите об этом.

- Особо то и рассказывать нечего. Батюшка злой нам попался, иногда розгами наказывал, иногда за ухо таскал. Мы ведь молодые, балованные были, нам всё до лампочки. Так вот через заднее место нам науку эту и вдалбливали. Как-то сидели за школой втроём и втихаря курили. Поп подкрался, выходит и сердито спрашивает: «Ах вы, неслухи грешные, кто вам позволил курить?». Один из нас, самый шустрый по имени Семён, говорит ему: «Батюшка, а Вы ангелов видели?». Священник оторопел, остановился в недоумении. Потом неуверенно так отвечает: «Нет».

- А мы видели, - соврал ему Семён.

Батюшка аж вперёд подался.

- Где?!

- А тут, вчера на заборе сидел один, такой с крыльями, и цигарку курил. Как нас после его шутки розгами отлупили, до сих пор помню. Задница, как у обезьяны была красная, - он, докурив сигарету, кряхтя, поднялся со своего места.

- Дома, наверное, попало? – поинтересовался Олег.

– Дома? Мама заплакала, а папа выпил водки и сделал «последнее» предупреждение. Потом пришли комиссары, всех попов к стенке поставили. Мы по своему, ещё не окрепшему уму, радовались, пока взрослые не объяснили, что к чему. А когда зерно выгребли со всех амбаров, тогда мы стали Бога вспоминать, чтобы защитил и спас нас от голода, - лёгкая грусть появилась на его лице.

Он подошёл к клетке со своим любимцем кроликом, которого прозвал «Фараон», стоял и любовался. Дядя Петя, как всегда, с высоты своего мудрого возраста посоветовал Олегу:

- Главное, иметь Бога в сердце. Помни всегда Евангельскую заповедь: не делай другим того чего не желаешь себе. Сюда не возвращайся, коли избрал кадетскую военную стезю, грызи землю, но выбейся в люди. Я уверен, ты проживёшь интересную жизнь.

Прощание с товарищами прошло для Олега не без последствий. С закадычными друзьями Кешей и Саньком, они провели весь вечер вместе. Просто сидели на скамейке освещённой фонарём на столбе, чуть ли не единственным на всю улицу, и вспоминали до позднего вечера свои прежние приключения. Ребята, в шутливой форме, давали ему советы на будущее.

- Вы слышали последнюю новость? – возбуждённо спросил друзей Кеша, пытаясь заполнить паузу, возникшую в разговоре.

- Не томи, говори какую новость, - уточнил Санёк.

- Вчера самую знаменитую самогонщицу района, бабу Нюру, повязали. Участковый дядя Федя взял её при реализации готовой продукции.

- Да ну! – воскликнул Олег. – Только они, эти бабы Нюры, как головы у «Змея Горыныча». На её месте другие появятся самогонщицы. Сколько ребят отравилось от их зелья!

- В прошлом году вернулся из армии мой старший брат Борис, - вспомнил историю на подобную тему Санёк, поставив в его имени ударение на букве «о». – Предки откуда-то притаранили самогонный аппарат, но я не знал сей факт, им надо было накрыть грандиозный стол. Предстояло отметить возвращение сына из армии и его помолвку. Невеста Надька преданно два года ждала моего брата. Дали мне деньги, наволочку и послали в магазин. Купил я пятнадцать килограммов сахара, взвалил на спину и, согнувшись, тащу домой. По пути встречаю соседа Коляна с его дружком, «Живодёром».

- Это тот Колян, который весь синий от наколок? – уточнил Кеша.

- Он самый. У него есть даже знаменитая на весь район: «Нет счастья в жизни».

- Чем же она так знаменита? - удивлённо переспросил Кеша. – Подобная наколка у каждого второго есть, кто чалился.

- Знаменита она тем, что слово «счастье» без мягкого знака наколото.

- А я уж подумал, что там – «Умру за родной колхоз», - рассмеялся Иннокентий. – Короче, спрашивает меня Колян надменно: «Что несёшь, раб божий?». Отвечаю: «Сахар». Он ухмыльнулся и говорит: «Варенье гнать? Ну-ну!». Я сначала не понял, а когда увидел самогонный аппарат в сарае и как отец бражку заболтал, то вспомнил шутку Коляна. Ребята дружно рассмеялись.

- А почему его дружка прозвали «Живодёром»? - вернулся к теме Иннокентий, закончив смеяться.

- По одной простой причине, у него фамилия – Варикошка, - уточнил Санёк.

- Хорошо, что не «Варисамогон», - пошутил Олег, - а то бы дали кличку – «Змеевик».

Друзья снова громко рассмеялись. Мимо по дороге шёл какой-то парень, ребята раньше его в своём районе не видели. Как выяснилось позже, он был из местных жителей и на днях вернулся из армии. Парень находился в состоянии сильного опьянения, его носило из стороны в сторону. Проходя мимо веселящихся ребят, ему что-то не понравилось в их поведении. Он подошёл с грубым окриком: «Что вы тут орёте?». Олег с друзьями встал со скамейки, и первый получил неожиданный удар в лицо. Его товарищи не растерялись и мгновенно повисли у драчуна на руках, который был намного их здоровей физически. Олегу ничего не оставалось, как кулаками восстановить справедливость. Он хорошо усвоил уроки дяди Петиного сына Толика, который учил его жизни по-своему. Наутро у Олега светился кроваво-синий «фингал» на весь глаз, распухли кисти рук. Мать причитала: «Как же ты поедешь, у тебя весь глаз заплыл?». Потом успокоившись, развела бодяги, вымочила в ней тряпку и велела сыну держать примочку у глаза». В таком виде он появился на вокзале, в сопровождении матери и отца.

Попутчиком в Нахимовское училище, меньше всего он этого ожидал, оказался паренёк из «центра» - Вадим Караваев. Он его неоднократно видел в центральном парке города, где собиралась местная молодёжь. Родители их представили, парни оценили друг друга взглядом.

- Из какого ты района, я вижу у тебя нарисовано на физиономии, - надменно усмехнулся Вадим, смотря на унылое лицо с синяком.

«Центровой» держал марку.

- Синяки и шрамы украшают мужчину, между прочим, - парировал Олег. – Даму от хулигана защитить, это я считаю по-рыцарски, - соврал он.

Родители Олега переглянулись. Отец Вадима отвёл своё чадо в сторону для дачи наставлений, за ним поспешила жена. Олега также начали поучать родители перед дорогой. Когда времени оставалось совсем мало, мать спросила: «Сынок, ты, правда, девушку защищал?».

- Нет, мама, это я индюка напыщенного осадил. Применил нехитрый метод защиты. Вчера, какой-то пьяный придурок, ни с того ни с сего драться к нам полез. Если не веришь, спроси Санька. Я не виноват. А если понадобилось бы, то девушку защитил бы, не сомневайся.

Настало время расставаться. Мать пустила слезу и расцеловала, отец пожал руку по-мужски.

- Желаю тебе, чтобы не впустую прокатился, а поступил.

На вокзале заиграл марш «Прощание славянки». Тепловоз дал предупреждающий гудок. Состав тронулся, медленно набирая скорость, и понёс Олега Мартынова в неизвестность. Мимо проносились знакомые, с босоного детства, места, потом бухты с кораблями, тоннели и так до просторов степи. Олег стоял у окна, настроение ухудшалось по мере удаления от родного дома. Он зашёл в купе и сел напротив своего попутчика. Вадим безразлично смотрел в окно на пробегающие картины летней природы, ярко зелёных тонов, полустанки и выхваченную из контекста, на несколько секунд, чью-то чужую жизнь.

Олег обратил внимание на то, что Вадим больше его переживает расставание с домом.

- Ты сам решил военным стать? – спросил он земляка, в непринуждённой манере.

«Центровой» посмотрел на него удивлённо.

- Если еду, значит, решил, - произнёс он с интонацией, которая предполагала, чтобы от него отстали.

- Ну-ну, - Олег начал раскладывать свои вещи. – «Мальчик благородных кровей» не хочет со мной разговаривать, - подумал он про себя и усмехнулся.

Вечером, когда настало время ужина, он выложил на столик аппетитного вида, вкусно пахнущую варёную курицу, которую положила ему в дорогу мать, и предложил Вадиму. Тот отказался. Так и ехали на учёбу в «Северную столицу» два юноши, один дулся неизвестно на кого, второй на это не обращал внимание. Вечером, на станции Джанкой, к ним в купе подсадили попутчиков. Это были: не по годам седовласый капитан с голубыми просветами на погонах и молодой мужчина, местный житель степного Крыма.

- Здравствуйте, ребята! – браво поздоровался морской авиатор. – Будем с вами некоторое время попутчиками. Меня Андрей Иванович зовут, а это Николай. Так получилось, что мы из разных мест, а сели на поезд на одной станции.

- Олег, - представился Мартынов.

- Вадим, - буркнул лежа на верхней полке Караваев.

- Вот и хорошо, познакомились, - произнёс капитан, укладывая свой чемодан под поднятое сиденье. – Вы не возражаете, молодые люди, если мы разместимся по старшинству на нижних полках?

- Конечно, нет! - дружелюбно ответил Мартынов. – Мне лично всё равно, на какой ехать.

- Сейчас будем ужинать, - управившись с укладкой багажа, сказал Николай. – Присоединяйтесь.

- Я уже ужинал, - Олег поблагодарил его и отправился на вторую полку отдыхать.

Вадим же молчал, он не проронил больше ни слова.

Попутчики выложили на стол свои съестные припасы, бутылку вина и продолжили разговоры, которые они начали ещё на вокзале при первом знакомстве.

- Попробуй пирожки с печёнкой, жена пекла, - предложил капитан.

- А ты попробуй мясо зайца, только осторожно, у него кости какие-то мудрёные с закавыками, - с ответной любезностью выступил Николай.

- Ерунда, у меня зубы гвозди перекусывают, - хвастливо приврал капитан. - Откуда дичь, сейчас вроде бы не сезон, - удивлённо поинтересовался Андрей Иванович.

- Ночью на мотоцикле от тёщи ехал, она живёт в соседнем селе. Ушастый выскочил на свет фар прямо под колёса, его коляской и зацепило. Жена потушила в духовке с капустой.

Поезд перестукивал колёсами, парни задремали на своих полках, а капитан с Николаем вели беседы о жизни. Бутылка вина была уже почти опорожнена.

Раздался хруст.

- Ой! – вскрикнул капитан и схватился за челюсть.

- Что такое? – недоумённо спросил Николай.

Андрей Иванович молча, выплюнул на ладонь пол зуба.

- Надо же, ты прав оказался. Хорошо, что ещё не передний.

- Я же тебя предупреждал, - Николай покачал головой.

Ночью попутчики по очереди вышли на своих станциях. Парни в это время крепко спали. Они, почти не общаясь, приехали в Ленинград. На вокзале, Вадима встречали родственники. Как показалось Олегу, присутствовали все представители его родословной: дедушки, бабушки, с обеих сторон, тёти и дяди, родные и двоюродные сёстры и братья. Мартынов взял свои вещи и, путём расспросов, начал искать дорогу к конечной цели путешествия. Благополучно добравшись до Нахимовского училища, Олег остановился перед величественным, построенным на века зданием готического стиля, немым свидетелем многих событий разных эпох. Парень вздохнул и подошёл к большой массивной двери. В фойе его встретил офицер с повязкой на рукаве.

- Здравствуйте, - поздоровался Олег.

- Здравствуйте, - растягивая слова, произнёс военный, рассматривая «бланж» под глазом у юноши. – Вы не перепутали двери, случайно, молодой человек, - он усмехнулся.

- Я ничего не перепутал, - с твёрдостью в голосе ответил Мартынов.

Офицер протянул руку в открытое окошко и взял несколько листков.

- Как говоришь фамилия твоя?

- Олег Мартынов.

- Есть такой, - он положил список обратно. – Подожди здесь, я позвоню твоему будущему командиру роты. Зовут его Павел Андреевич Хмылёв, по званию - капитан третьего ранга. Он спустится за тобой.

Офицер зашёл в дежурное помещение и стал звонить кому-то по телефону. Переговорив, только он положил трубку, раздался вызов входящего звонка.

- Школьников, слушаю, - ответил он немного возбуждённо.

- Здравствуй, Игнат Петрович! Чего хотел?

Выслушав собеседника, офицер ответил протяжно:

- Ну-у-у, где я тебе Фишмана найду? Надо было его с утра искать.

После небольшой паузы дежурный усмехнулся и, скосив глаза на парня, продолжил разговор.

- А ты разве не слышал? У Давида Иосифовича беда, - он лукаво ухмыльнулся. – Каждое его утро начинается теперь с гальюна. Жена хотела прибить в туалете гвоздик, чтобы какую-то ерунду повесить для красоты, уронила молоток и разбила финский унитаз. Теперь он, перед тем как утром схватить газету и бежать в два ноля, вспоминает жену «ласковыми» словами: «Из-за этой дуры, покоя нет». Хороший унитаз дефицит нынче, когда теперь достанет?!

Дежурный рассмеялся, очевидно, вместе с собеседником на другом конце провода.

- Хорошо, я ему передам, чтобы тебе позвонил, - офицер, закончив разговор, положил трубку с задумчивым лицом.

Через минут пять пришёл невысокого роста капитан третьего ранга. На вид ему было лет сорок. Одна отличительная особенность сразу бросалась в глаза, даже через сомкнутые губы, наружу выступали два больших передних зуба. Он подошёл к Олегу.

- У-у-у, - с ехидцей в голосе, заунывно затянул командир роты. – Драчунов нам только и не хватало. Недостаток воспитания на лицо.

- Синяк пройдёт, а хороший парень останется, - произнёс Олег, не выдержав «спектакля», смотря ему, смело в глаза.

- Да ещё и дерзкий. Откуда ты такой?

- Из Крыма, - ничуть не тушуясь, ответил Мартынов.

- А кто твои родители? – в глазах офицера появилась заинтересованность.

- Из рабочих и крестьянских слоёв, - продолжал со спокойствием в голосе отвечать Олег.

Заинтересованность как появилась легко, так и исчезла быстро.

- Хорошо, завтра Начальник училища будет решать твою судьбу, а по мне, так я тебе скажу прямо, нам такие не подходят, - у командира роты появилось в голосе подчёркнуто холодное отношение.

- Что прямо так с порога и не подхожу?

- Не дерзи! Мне видней, подходишь, или нет, - начал ставить его на место Хмылёв.

- Поступление с самого начала обречено на неудачу, - мелькнуло в голове Мартынова.

Он шёл за Хмылёвым по коридорам училища и крутил головой, на стенах висели красивые картины и репродукции на морскую тематику.

Командир роты привел парня в спальное помещение, показал ему на свободную койку и предупредил:

- Обустроишься, зайди в канцелярию и сдай документы.

Офицер вышел из помещения. В кубрике было пять человек. Олег познакомился с ребятами, расспросил их об обстановке. Все оказались иногородними. Некоторые приехали несколько дней назад и были уже в курсе местных событий и порядков. Знакомство началось с шуток, по поводу синяка Мартынова.

- Я так понял, что ты в кулачном бою сюда дорогу прокладывал, - съязвил здоровяк из Сибири, Иван Столбов. – Что не пускали?

- Попробовали бы! Вообще то, синяк не отображает характер человека, это можно так сказать бытовая травма.

- Философ! – усмехаясь, произнёс Валентин Петров из Подмосковья.

- Командир у нас, какой-то слишком важный, - прервав шутки по поводу своего «фонаря», высказался Олег, - павлина из зоопарка мне напоминает.

- Ты не прав, он вылитый суслик, - поправил Олега Петров, сложив руки, как лапки у грызуна, и выставив передние зубы.

Потом он присвистнул, для пущей убедительности. – Кличку можно дать лишь тому, кому природа поставила отметину или чьё поведение легко предсказать. У «Суслика» и предсказывать не надо, на лице всё написано, - высказал свои наблюдения Столбов, – так же, как и у тебя.

Он посмотрел на синий глаз Олега. Ребята рассмеялись.

Это прозвище сразу же приклеилось к Хмылёву на три года вперёд.

- Но «Мартын» благородней звучит, чем «Синяк», - парни ещё раз рассмеялись.

- Ты правильно заметил, не только важный, но и придирчивый. С ним надо осторожнее, - вступил в разговор парень из Киева, Пётр Кравченко. – Я заметил, за прошедшие три дня, что Павлу Андреевичу больше по душе местные ребятки, родители которых, заискивая, различные дары подносят. А мы то что…

А в это время, в кабинете Начальника училища решалась судьба Олега. Командир роты, не дождавшись следующего дня, отправился на доклад к Начальнику училища. В папке у Хмылёва лежали документы Мартынова, которые он забрал у него, вернувшись в спальное помещение. Павел Андреевич осторожно постучал в дверь, на которой была прикреплена табличка с надписью – Контр-адмирал Компаниец Игорь Сергеевич.

- Товарищ контр-адмирал, можно войти, - подобострастно спросил он.

- Да, - басовитым голосом, ответил начальник, - заходи Павел Андреевич.

Хмылёв вошёл и направился к столу контр-адмирала.

- Присаживайся. Что у тебя? – не отрывая взгляда от служебных бумаг, спросил Компаниец.

- Сегодня прибыли для поступления три человека. К двум из них претензий нет, а вот третий у меня вызывает сомнения.

- Что в нём особенного? – оторвавшись от документов, посмотрел сквозь низко посаженные очки Начальник училища.

- Синяк на весь глаз, в разговоре прослеживается дерзость, да и по документам не из династии военных. Кроме лишней головной боли, нам ничего это не сулит.

- Дайка мне его бумаги.

Адмирал взял папку с документами, которую ему протянул Хмылёв, и начал молча изучать.

Через некоторое время, он, нарушив тишину в кабинете, удивлённо произнёс:

- Мой земляк оказывается.

Он продолжил читать характеристики Мартынова.

Начальник училища был из политработников, слыл хорошим психологом. Компаниец никогда не рубил сплеча, особенно, когда это касалось людских судеб. Он вернул папку командиру роты. Встал из-за стола и молча, подошёл к окну.

- Нева сегодня по-особенному прекрасна, - произнёс он, глядя вдаль.

Начальник выдерживал паузу, думая о чём-то.

- Если его взять, я полагаю, это будет рискованный эксперимент, - продолжал ненавязчиво продавливать своё мнение командир роты.

- Я тоже не «из их благородий», а из трудовой семьи. Как ты говоришь: «Не из династии военных». В династиях тоже не всегда гладко, природа может на конкретном отпрыске отдыхать. Поживем, увидим, а пока мне его представь, - Компаниец фактически вмешался в ситуацию. Он хорошо знал одну особенность характера Хмылёва – склонность к перестраховке.

Олегу просто повезло, так как Хмылёв побаивался Начальника училища.

Командир роты подошёл к помещению кубрика, оттуда раздался хохот. Это всех развеселил третий представитель Украины Потапенко Тарас.

- Училка пришла в класс и поздравила нас с первым днём зимы, «першим грудня». На перемене наш острослов Богдан, уже поздравлял девчонок с первым размером груди.

- Мартынов, иди за мной. Начальник училища вызывает тебя, - сухо произнёс командир роты.

У Олега почему-то появилось предчувствие, что прогноз по его судьбе неутешителен.

Они вместе с Хмылёвым подошли к кабинету. Получив разрешение, оба вошли в просторное помещение.

- Павел Андреевич, вы свободны. Занимайтесь своими делами. Я сам побеседую с Олегом Николаевичем.

Хмылёв слегка прогнувшись в спине, покорно ответил: «Есть», и удалился из кабинета.

- Присаживайтесь, - контр-адмирал кивнул головой на стул, рядом с его массивным деревянным столом.

Он встал и начал прохаживаться по кабинету.

- Олег Николаевич, по поводу вашего обучения в училище, есть разные мнения: моё и командира роты. Я допускаю Вас к сдаче вступительных экзаменов. Но запомните, даже если Вы их успешно сдадите и поступите, своим поведением ещё нужно доказать право учиться в таком прославленном заведении.

Потом они с адмиралом поговорили о родном городе. Компаниец года три там не был, всё никак не удавалось.

- Хорошо, - задумчиво произнёс Начальник училища и перешёл на «ты», – иди, устраивайся. Всё будет теперь зависеть от тебя самого, - напутствовал он Мартынова уже по-отечески.

Адмирал ещё некоторое время смотрел на закрывшуюся за парнем дверь.

- Я тоже, когда-то вот так пробивал себе дорогу в жизнь. Юноша, как многие другие, не хуже и не лучше, - сделал он свои умозаключения.

Олег успешно сдал вступительные экзамены и ждал момента зачисления в училище. На фоне всех остальных ребят он выглядел достойно. Командир роты больше к нему не придирался, но и благосклонности не проявлял.

Наступил момент объявления результатов. Хмылёв перед строем зачитывал списки кандидатов, которые поступили и перешли в ранг воспитанников. Дойдя до фамилии Мартынова, он остановился. У Олега учащённо забилось сердце.

- Мартынов, - произнеся медленно фамилию, командир роты выдержал паузу, делая вид, что что-то вычитывает в бумагах, - поступил и зачислен в списки воспитанников.

Олег вздохнул с облегчением. Груз ответственности перед родителями и соседом дядей Петей свалился с плеч.

Хмылёв оторвался от чтения и пристально посмотрел на Олега.

- Чтобы не было иллюзий, я поясню. Вам Мартынов, сказочно повезло, Вы последний в списках поступивших, - он слегка прищурил глаза. – Учитывая следующие обстоятельства, что один из претендентов сдал вступительные экзамены, но отказался учиться, я принял решение Вас зачислить в наше училище.

- Можно подумать! – промелькнуло в голове Олега.

Хмылёву не удалось избавиться от парня, который ему не понравился с самого начала, и он вывернул ситуацию таким образом, что теперь своим поступлением Мартынов останется, обязан ему всю свою жизнь. Олег прекрасно понимал, что это обычная уловка и пропустил её мимо ушей, так как для него сейчас это было уже не важно. Он внутренне весь ликовал.

Поступил и его землячок, Вадим Караваев. Они по-прежнему не испытывали симпатии друг к другу. Вадим держал дистанцию, всегда с важным видом через губу здоровался. Это заметили и ребята из класса, стали его поддразнивать.

- Смотри не лопни от своей напыщенности, - как-то высказал Караваеву упрёк Пётр Кравченко.

- Он хочет подчеркнуть свою необычность и выделиться из всех, - поддержал его Тарас Потапенко, когда Вадим прошёл мимо них с гордым видом.

С этого же дня, когда объявили результаты сдачи экзаменов, воспитанников переодели в морскую форму, подстригли наголо и они стали похожи друг на друга. Началось привыкание к военной системе, преодоление психологических трудностей. Всю роту отправили в лагерь, где с воспитанниками проводилась строевая подготовка, с помощью которой достигалась подтянутость и выправка, чувство локтя товарища. Учебная практика включала военно-морские, общевойсковые и общефизические занятия. Мартынов с честью выдержал все испытания. Он даже преобразился, стал мужать на глазах. К первому сентября рота вернулась в Ленинград, в свои спальные и учебные корпуса, в здание на берегу Невы и Большой Невки. Оно было построено в память основателя Российской империи и Российского флота как училищный дом имени Петра Великого. Шпиль исторического здания символично украшала фигура кораблика-галеры. Здесь всё было пропитано историей и морскими традициями. Получив путёвку в жизнь, выпускники Нахимовского училища поплывут по реке жизни в океаны и моря, словно детище Петра – галера. У каждого будет свой курс, своя гавань в служении отечеству. Для Олега Мартынова начался первый учебный год в стенах прославленного Нахимовского училища.

Ребята разошлись по классам и приготовились к первому уроку, всех охватило лёгкое волнение. Настроение было приподнятое, торжественное, совсем не рабочее. В класс Олега вошла интеллигентного вида старушка, учительница русского языка и литературы. Она представилась: «Нелли Аркадьевна Суморокова». Все притихли, строгий вид преподавателя, заставил сосредоточиться и настроиться на учёбу. Впоследствии оказалось всё наоборот, учительница была добрейшей души человек, приветливая и улыбчивая. Вадим Караваев, уже через неделю занятий, охарактеризовал Суморокову удачнее остальных.

- Даже когда она грозит нам пальчиком, всё равно глаза у неё добрые-добрые!

На следующий урок пришёл учитель математики. Пожилой мужчина, с виду чопорный и надменный, на деле тоже оказавшийся добряком. В противоположность им был преподаватель физики, занудливый с «неправильной» фамилией - Каровка. Он вечно чем-то был недоволен, делал замечания, ворчал. «Физику» было дело даже до почерка.

- Написано, как курица лапой, - бывало, тыча пальцем в тетрадь, делал Каровка замечание воспитанникам.

Олег как-то невольно стал слушателем диалога между двумя парнями из другого взвода.

- Костя, привет! Где вы сегодня были?

- В зоопарк ездили.

- Что там тебе больше всего понравилось?!

- «Не такая лошадь».

- Зебра что ли?

- Она самая.

- А ещё?

- Лев! На нашего учителя физики смахивает. Смотрит грозно и рычит так же.

Смешно было вдвойне, так как физика звали - Лев Семёнович. Нахимовцы дали ему прозвище – Лев Тигрович.

Постепенно воспитанники познакомились со всеми учителями. Они были разные: весёлые и грустные, доброжелательные и чересчур строгие, пожилые и молодые. Но объединяло их, как показалось Олегу: интеллигентность и аристократизм, сдержанность и лёгкая надменность, а самое главное – доброта и любовь к профессии. На своих уроках преподаватели преображались. Мартынову понравился необычный учитель рисования и черчения Карп Петрович Иванов. На уроках его лицо всегда выражало готовность дарить положительные эмоции, доброжелательность и хорошее настроение. Он часто использовал находчивые и остроумные шутки, «сдабривая» их поговорками. Из общего ряда пожилых и умудрённых опытом преподавателей «выпадала» молодая, энергичная учительница географии, Вера Сергеевна Одёжкина. Природа дала ей всё, что положено красивой женщине, но сквозь интеллигентную манеру общения, проглядывал твёрдый характер. Глухой стук каблучков о паркет и тянущийся за ней завораживающий шлейф самых модных духов, заставлял оборачиваться и пожилых преподавателей, и юнцов восьмого класса. Очень скоро с Тарасом Потапенко случилась «беда», он стал на уроках засматриваться на Веру Сергеевну. Она как бы интуитивно почувствовала его любопытство и сделала прилюдно замечание.

- Потапенко, ты меня просто до дыр проглядишь. Тайный воздыхатель мне нашёлся, - послышался её чуть глуховатый, насмешливый бархатный голос.

У Тараса округлились глаза, он часто – часто захлопал ресницами. Парень опустил голову и покраснел. Эффект был достигнут, Потапенко больше не глазел на учительницу так дерзко и открыто. После урока естественно начались шутки в его адрес, на что находчивый Тарас ответил:

- Чего вы «ржёте»? Вера Сергеевна очень похожа на мою соседку, вот почему возникло неосознанное желание разглядывать её, - он загадочно усмехнулся. – Ей больше подошла бы фамилия Голышкина. Училка будит такие интересы и инстинкты, которые должны ещё спать, - улыбаясь, добавил он.

- Сам придумал, или кто подсказал? – не поверив в подобную умную речь для их возраста, спросил Петров.

- Конечно, нет, это школа соседа Сани. Он у нас франт и «профессор» по этим делам, армию уже отслужил.

- Значит уличное воспитание, - резюмировал Караваев.

- Да, я провинциальный босяк, - парировал Тарас, ничуть не смущаясь.

Распорядок дня был казарменным: подъём, зарядка, занятия, потом обед и отдых. После отдыха проводилась самоподготовка, после которой, по распорядку, следовал ужин и свободное время. День заканчивался вечерней прогулкой и отбоем.

Олега это не тяготило, он быстро адаптировался к военной системе, привык к жизни по расписанию, но когда эйфория прошла, почувствовал себя безумно одиноким. Он нашёл, в некотором роде, спасение – с головой ушёл в учёбу.

Земляк Караваев подружился с местным парнем, Игорем Самсоновым. Они часто обсуждали что-то вместе, помогали друг другу в учёбе. И вообще держались рядом. Продолжалась эта дружба до определённого случая, который произошёл через некоторое время после начала учебного года. На класс старше учился гонористый и задиристый парень из Питера. Все местные уважительно называли его Паша. У этого паренька, Павла Карпова, сильно хромала дисциплина. Его несколько раз, ещё в прошлом году, хотели отчислить, но вмешивались влиятельные родственники. Этот Паша, обнаглевший от собственной безнаказанности и видя, что ему всё сходит с рук, продолжал ходить на гране «вылета». При удобном случае, где-нибудь в безлюдном месте, он отлавливал «питонов» младше и слабее себя, чтобы потрусить «закрома» в карманах. За ним, как за вожаком, следом ходила небольшая стая «охочих» поживиться за чужой счёт. В тот вечер, Олег был дежурным и делал приборку в умывальнике. В стороне стояли группками ребята из его класса и разговаривали друг с другом. Они ожидали команду на ужин. Неожиданно явился Паша со своей свитой. Он хищным взглядом осмотрел всех, потом подошёл к Караваеву.

- Вали отсюда, - грубо обратился Паша к Самсонову.

Тот безвольно опустил голову и отошёл в сторону. Поступил, мягко говоря, не по-джентельменски.

- Принёс? – косясь на остальных, произнёс забияка.

- У меня нет сейчас денег, - подавленным голосом ответил ему Караваев.

За этим диалогом пристально наблюдал Олег.

- Я тебя по стенке размажу, - прошипел Карпов и схватил Вадима за грудки.

- А ну отпусти его, - произнёс уверенно Мартынов и сделал шаг вперёд.

- Что ты там вякнул? – угрожающе произнёс «абориген» и тоже сделал шаг навстречу.

Маленькие глазки у него забегали. Ссора сразу же переросла в драку. Не доходя до Олега, он попытался ударить его ногой снизу. Мартынов увернулся, перехватил её и, зафиксировав в верхней точке, сделал подсечку по опорной ноге противника.

Паша, моргая часто глазами, приземлился спиной на пол. Отойдя от шока, он браво вскочил на ноги. Мартынов стоял напротив и предостерегал его от дальнейших приставаний с подобными просьбами к его одноклассникам.

- Чужие деньги счастья не приносят, - поучал он хулигана.

Со стороны создавалось впечатление, что Олег расслабился, но это было обманчивое мнение. Уроки Толика не прошли даром. «Наставник» его учил, что у соперника должно создаваться ощущение, что ты не ожидаешь нападения. На самом деле, до окончания поединка, внутри должна быть сжата пружина. Паша с присущей ему подлостью нанёс кулаком неожиданный удар, но в воздух. Олег увернулся и ответил крюком в подбородок. Противник несколько секунд сидел на полу и тряс головой. Потом он медленно встал и угрожающе процедил сквозь зубы, покидая умывальник: «Мы ещё встретимся».

На следующий день командир роты с одухотворённым лицом и на повышенных тонах разговаривал, в своём кабинете, с Мартыновым.

- Я же говорил Начальнику училища, что Вы невоспитанный. Теперь всё станет на свои места, - его лицо отображало полное удовлетворение. - Мы избавимся от Вас.

Олег стоял перед ним и молчал, не отводя глаз в сторону.

- Можете быть свободным и собирать чемодан.

Мартынов с безразличным видом вышел от Хмылёва и пошёл в кубрик.

- «Суслик» может свести на нет всё то, ради чего было положено столько труда и сил. Кажется мне «крышка», - сверлила его безутешная мысль. – Я бы никогда в жизни не мог и подумать, что все 33 несчастья когда-то упадут на мою голову.

Командир роты понёсся к Начальнику училища, сочиняя на ходу обличительную речь.

- Разрешите, - приоткрыв дверь, он спросил разрешение.

- Зайди позже, Павел Андреевич, - махнул ему рукой контр-адмирал.

После этого он продолжил с пристрастием «чистить» кого-то по телефону. Обычно спокойного начальника очень серьёзно вывели из себя.

Через некоторое время Хмылёв сделал вторую попытку.

- Товарищ контр-адмирал, я пришёл Вам доложить о происшествии, которое случилось вчера вечером.

- Я уже в курсе, - равнодушно произнёс Компаниец, - и даже принял решение.

Хмылёв застыл на полдороги.

- Ты не стой посередине, проходи, - привёл его в чувство начальник. – На Карпова сегодня подписан приказ об отчислении.

Начальник училища прочитал на лице командира роты удивление и непонимание.

- Так что, Мартынов не виноват? – проронил он вопрос по инерции, усиленно копаясь в своих мозгах.

- Да, Павел Андреевич, не виноват. Думаете, что Вы у меня один источник объективной информации? – он покачал отрицательно головой. – Начальнику училища обязаны докладывать все и по произошедшему инциденту я в курсе, - Игорь Сергеевич встал и прошёлся по кабинету. – В случившемся разбираться надо объективно, а не на уровне эмоций. Хочу Вас предупредить, «не перегибайте» палку. Пора закрыть эту тему, - Компаниец намекал Хмылёву на его предвзятое отношение к воспитаннику. - Мартынов вёл себя, как поступил бы любой мужчина в подобной ситуации. У Вас есть ещё вопросы?

- Нет, товарищ контр-адмирал. Разрешите идти? – вытянулся Хмылёв.

- Идите, - сказав, Компаниец кивнул головой в сторону двери, погружаясь в какие-то свои мысли.

Первый раз Начальник училища дал явно понять командиру роты, чтобы тот отстал наконец-то от Мартынова.

Занятия закончились, рота вернулась в спальное помещение. Олег присел на табурет и задумался.

- Тяжело ждать решение своей судьбы.

После этого на него нахлынули воспоминания о доме, на некоторое время, отодвинув неприятности на задний план. Потом мысли перескочили на славный город Ленинград. На улицах он часто наблюдал накрашенных не по возрасту, модно одетых девчонок. Парни сплошь носили джинсы, которые были не по карману для сверстников в его городе.

- Какие они все здесь продвинутые, - удивлялся Олег.

Ему вспомнилось, как однажды дядя Петя вёл с ним беседу о строгих правилах воспитания, с присущей ему простотой, и привёл в пример высказывания жителя их улицы.

- Вон сосед милиционер свою дочку Лариску воспитывает. Она только губы накрасила, маникюр сделала, он сразу же ей ремня хорошо всыпал, приговаривая: «Провоцирующая внешность является причиной изнасилований».

Олег улыбнулся, вспомнив, с каким юмором всё это рассказывал дядя Петя.

- Мать написала, что соседка Полина за курсанта пятого курса замуж вышла. Она – как первая любовь, - после паузы добавил. – Тайная любовь. Останется навсегда всего лишь объектом обожания. Если верить дяде Пете: Полинка – придуманная любовь.

Он снова вспомнил одно из наставлений соседа, как никогда ставшее для него актуальным сегодня:

- Ошибся, сделай вывод и продолжай идти дальше.

К Мартынову подошла группа ребят из класса. Они естественно знали о неприязни Хмылёва к их товарищу.

- Олег, слышал? Наш командир роты «умылся», - улыбаясь, сообщил ему хорошую новость Иван Столбов. – Мы сейчас с Петькой узнали, что этому Паше «пинка» дали под зад. Его отчислили! А тебя даже не вызывали.

У Олега спало внутреннее напряжение, он улыбнулся.

- Это точно? – не веря хорошим вестям, ещё с тревогой в голосе, переспросил он.

- Сто пудов, точнее не бывает! Видел бы ты «Суслика» раздосадованного, взъерошенного и красного как рак, выскочившего из кабинета Начальника училища.

Друзья стали пожимать ему руку.

К ним подошел Вадим Караваев.

- Да, Олег, я тоже слышал.

После того случая он очень сильно переживал и изменился. Ведь его гордого и независимого, так унизили при всех ребятах.

- Спасибо тебе, за то, что заступился, - произнёс он слова благодарности и протянул в знак дружбы руку.

Караваев в корне поменял своё отношение к Олегу. Их примирение, после рукопожатия, стало началом нормального общения двух земляков.

- Да, наш Олежка молодец. - Это не его жизненный принцип - «Моя хата с краю», - вступил в разговор Тарас Потапенко.

Всё очень быстро встало на свои места, учёба продолжалась. Медленно потянулось время. Рано наступила зима. В один из вечеров, перед тем как запрыгнуть под тёплое одеяло, Олег посмотрел в окно. Перед его взором предстали качающиеся фонари на замёрзших столбах, заснеженная улица и хоровод метели на асфальте.

Мартынов с большим упорством осваивал учебный материал, морскую подготовку и мечтал о лете, когда поедет домой на каникулы. От воспоминаний о доме, на душе становилось тепло и светло. Возвращаясь в реальность, огорчало одно - неустойчивое равновесие в отношениях с командиром роты, которое, к сожалению, сохранялось. Хмылёв даже на житейские вопросы, чаще отвечал ему сухо и с безразличным видом. Но это только укрепляло желание Олега добиться своей цели.

- Кажется, история ещё не окончена, - иногда ловил себя на мысли Мартынов, после очередных придирок Хмылёва. – Не остаётся ничего, кроме смирения.

На почве постоянной внутренней напряжённости, ему даже как-то приснился странный сон, в котором они с командиром роты сошлись на дуэли во дворе старинного замка, сняли кивера и стрелялись из мушкетов.

А жизнь и учеба продолжались. Время «летело» быстро для нахимовцев, как и для всех обычных школьников. Прошёл первый год, второй, класс в котором учился Олег, стал уже называться выпускным. Ребята возмужали и многие себе уже ясно представляли, каких вершин хотят достигнуть в жизни.

В училище часто организовывались экскурсии по городу, культпоходы в театр и разные тематические и литературные вечера. Много концертов нахимовцы готовили своими силами, иногда приглашали профессиональных артистов. Воспитанники жили полноценной светской жизнью. Выход училища в театр было целым событием. В торжественном строю, под оркестр, они гордо шли по городу с песнями.

В один из октябрьских дней, когда осенняя сырость окутала городские улицы, а жёлтые листья уныло падали на холодную землю, выпускной класс, в котором учился Олег Мартынов, пригласили на концерт в музыкальную школу. Ученики этого заведения были по возрасту одногодками с нахимовцами, и это придавало интригу встрече. Многие ребята согласно своему «созреванию» уже начали заглядываться на девчонок. Константин Андреевич, учитель музыки воспитанников, был разносторонний и высокообразованный человек. В среде интеллигенции города его многие хорошо знали. С директором музыкальной школы он состоял в приятельских отношениях и два товарища решили, что общение нахимовцев с девочками школы только разнообразит полувоенную жизнь ребят. Цель - духовное воспитание, естественно, была на первом месте. Нахимовцы прибыли на отчётный концерт с большим желанием и настроем. Форма была наглажена идеально, глаза блестели, а мимо них прохаживались со скрипками и виолончелями девчонки. Во всём присутствовала праздничная атмосфера. Как тут было не воспарить! Больше всего «грело» то, что после концерта обещали танцы.

Первое отделение концерта Олег с товарищами прослушал, чуть ли не с открытым ртом. Исполнялись лучшие произведения мировых классиков. Когда закончилась эта часть представления, нахимовцы долго аплодировали исполнителям. Объявили антракт. Олег вышел в фойе, рядом с ним оказался одноклассник Сергей Павлов. Они на ходу обменялись своими впечатлениями. Сергей был местным парнем, и его трудно было чем-либо удивить, в отличие от провинциалов. Высказался он сдержанно, словно отмахнулся, в отличие от Мартынова, которого захлёстывали эмоции. В этот миг мимо них проходила симпатичная девчушка. Собеседник Олега окликнул её.

- Юлька, привет! – произнёс он с удивлением.

Красивая хрупкая девочка, с собранными в клубок волосами на затылке, очень смахивала на юную балерину. Она остановилась и посмотрела на парней, хлопая ресницами немного удивлённых выразительных глаз.

- Здравствуй, Серёжа! – ответила девчонка слегка чопорно, каким-то особенным, нежным голосом. – Тебе идёт военная форма, - отпустила она ему комплимент.

- Знакомься, - резко оживился Павлов, - это мой нынешний одноклассник Олег, а это моя бывшая одноклассница Юля, - представил он девочку товарищу.

- Очень приятно! – слегка смущаясь, выдавил из себя Мартынов.

- Мне тоже! – улыбнувшись, ответила она.

- А ты, как оказалось, именно в этой музыкалке учишься? – чуть с надменностью в голосе, продолжил разговор Сергей.

- Ты, верно, подметил, во втором отделении даже буду кое-что исполнять на фортепиано, - ответила она, с приятной улыбкой на юном личике, явно кокетничая.

- Послушаем, послушаем, чему вас тут учат, - парень сделал важный вид. – Да, мне надо кое с кем повидаться, - засобирался он срочно, - а вы тут с Олежкой поболтайте.

Произнёс Сергей слова с подтекстом и посмотрел на Мартынова с ехидцей в глазах.

- Посмотри, он с тебя глаз не сводит, - обратился он к девушке, рассмеявшись.

- Юля заслуживает этого, - краснея и смущаясь, парировал Олег.

- Одноклассникам от меня привет передавай, - бросил на ходу Павлов, продолжил путь и скрылся в массе зрителей.

Девушка улыбнулась и заинтересованно посмотрела на Мартынова.

- Хочешь, Олег, я тебе нашу музыкалку покажу? - предложила Юля.

- С удовольствием, - он произнёс, слегка робея.

Она взяла его за руку и повела. Ему в эту минуту казалось, что девчонка излучает тепло и свет. У парня загорелись глаза и покраснели уши. Он впервые в жизни ощущал в своей руке нежную девичью ладонь, только сначала было немного неловко оттого, что вокруг за всем этим наблюдают сотни глаз.

Юля водила его по коридорам музыкального училища и рассказывала о великих композиторах разных эпох, портреты которых в большом количестве висели на стенах. Олег с восторженным интересом слушал её и зачарованно смотрел девушке в глаза, биографии корифеев классической музыки его волновали постольку поскольку. Увлёкшуюся Юлю остановил звонок. Девушка так прониклась близкой ей темой, что не заметила, как окончился перерыв. Так как её выступление было в середине второго отделения, то они по уже пустому коридору и фойе неспеша, дошли до входа в зал и остановились, глядя друг другу в глаза.

- Ты после концерта останешься на вечер? Сказали, танцы будут, - спросил Олег Юлю.

Ему и ей не хотелось расставаться. Между девушкой и юношей возникли ещё неведанные для них чувства, которые препятствовали предстоящей разлуке.

- Извини, мне надо идти, скоро выступление, - сказала она с грустью в голосе. – На вечер я не останусь, так как далеко добираться домой. Я даже окончание концерта не дождусь.

- Мы с тобой встретимся? – он смотрел с мольбой в глазах.

- Конечно, встретимся! - ответила Юля и на её лице появилась искренняя, счастливая улыбка.

Они договорились, где и когда. Тянуть время больше было нельзя.

- До свидания, - произнёс он прощаясь. – Я буду очень ждать этого дня.

- До встречи, - ответила она и побежала в сторону входа на сцену.

Олег в полутёмном зале пробрался на своё место.

- Ты где ходишь? – прошептал ему недовольно, потревоженный Тарас. – Тут столько всего интересного было.

- Не интересней чем у меня, - ответил ему шёпотом Олег.

- Что ты сказал? – недоумённо переспросил Потапенко.

- Смотри на сцену, не отвлекайся, - остановил его расспросы Мартынов.

- Ты имеешь в виду ту, которая тебя за ручку водила? – произнёс он и ехидно подхихикнул. – Предупреждаю, можешь мне лапшу не вешать на уши, Боб тебя видел.

Олег промолчал, он действительно внял словам товарища и не стал оправдываться.

Через одно выступление вышла ОНА. Олег вытянул шею и напрягся. Юля подошла к фортепиано.

- Людвиг ван Бетховен, Соната для фортепиано №14 до-диез минор. Больше известная, как «Лунная соната», - объявил конферансье. – Исполняет ученица нашей школы Юлия Большакова.

Вокруг воцарилась оглушительная тишина, и только со сцены переливаясь, полетела божественная мелодия, которая проникала в душу, трогала невидимые струны. Звучание этой музыки превратили обычные ощущения бытия в немыслимые картины и грёзы. Олег слушал затаив дыхание, и когда Юля закончила играть, хлопал громче всех. Тарас посмотрел удивлённо на Мартынова.

- Ты что, в этом так сильно разбираешься? – спросил он.

- Ты угадал, слушал бы день и ночь, - шутя, ответил ему Олег. – С детства мне нравится эта мелодия.

Тарас, ничего не поняв, пожал плечами.

- Ах, разве что с детства, - передразнил он одноклассника.

До следующего выходного дня, на который было назначено первое в его жизни свидание с девушкой, он не находил себе места. В парня словно вселился бес. Когда Мартынов станет Олегом Николаевичем, то вспоминая этот период своей жизни, скажет: «Это была любовь с первого взгляда, и мне повезло, потому что она на всю жизнь».

* * *

Этот случай произошёл перед самым окончанием учебного года в Нахимовском училище. Хмылёву надо было уточнить кое, какие данные и он пошёл в выпускной класс, в котором учился воспитанник Мартынов. Командир роты подошёл к помещению, оттуда раздавались возбуждённые голоса ребят, они что-то бурно обсуждали. В конце их разговора, Хмылёв услышал то, чего ему так не хватало.

- Наш командир роты возомнил из себя «небожителя», вершителя судеб, - в сердцах высказался Олег.

«Суслик» притаившись, стоял за приоткрытой дверью и всё слышал. Он сразу же, после того как Олег произнёс судьбоносную для себя речь, вошёл в класс. Хмылёв пристально посмотрел на Мартынова. Холодный взгляд словно говорил – «Вот ты, парень, и попался». Он не стал об этом вслух распространяться, решил вопросы, из-за которых пришёл и удалился.

- Олег, ты кажется, влип! Мне думается, слова, сказанные тобой сгоряча, не останутся без последствий, – с сожалением в голосе произнёс Валентин Петров.

- И что же теперь – не жить? Сколько можно терпеть его придирки, - Мартынов безразлично махнул рукой.

В тот же день, командир роты вызвал Олега к себе в кабинет.

- Мартынов, я хочу объявить официально, что Ваше предписание на учёбу в ВВМУ им. Фрунзе аннулируется. Я переделал его на Тихоокеанское ВВМУ им. С.О.Макарова в город Владивосток, - торжествуя, проговорил своё решение Хмылёв.

- Это почему же? – возмутился Олег, который стоял перед столом командира роты. – Я по успеваемости и другим показателям имею право в Ленинграде остаться.

- Может быть, но у Васильева заболела мать, ему надо находиться рядом с ней. Все направления распределены, и послать туда некого, а у вас слабая дисциплина. Вопрос решён однозначно, - произнеся фразу, он даже повысил голос.

- Мама это святое! Владивосток, так Владивосток, - пожал плечами Мартынов и усмехнулся. – Там тоже люди живут.

Командир роты не увидел в поведении Олега никакой истерии, его это очень задело и огорчило.

- Вы свободны, - сухо проронил он.

Олег повернулся и хотел уже выйти из кабинета, но тут прорвало Хмылёва. Он внутренне не мог смириться с тем, что этот парень несгибаемый, что он не «виляет хвостиком» перед ним подобострастно.

- Если хочешь знать моё личное мнение, - в его интонации сквозила даже враждебность, - я считаю тебя неудачником. Ты неудачник! – произнёс он, подчёркивая каждое слово, тщательно расставляя интервалы. – И по жизни останешься таким. Вечно попадаешь в переплёт, и я думаю не в последний раз.

Мартынов остановился и обернулся.

– Это моё видение твоей судьбы в целом, - добавил Хмылёв с кривой усмешкой.

- Мне было очень интересно узнать Ваше мнение, - спокойным голосом ответил Олег. – Хотя, удачливых людей от рождения в природе не существует. Везение и удача результат исключительно собственных усилий человека.

Хмылёв пропустил «умные» слова мимо ушей.

- Я наблюдал за тобой всё это время. Ты выкарабкался за счёт силы воли, а так заурядная личность, - на его лице появилось презрительное выражение.

Хмылёв сидел с довольным видом, ему стало легче оттого, что он выговорился и, как ему показалось, раздавил наконец-то гордость непокорного парня. Но он ошибался, командир роты не заметил, что у Мартынова характер к выпуску стал твёрдым, словно железо.

- Отвечу откровенностью на Вашу «любезность». У меня к Вам тоже особо тёплых чувств нет, - расхрабрившись, сказал Олег. - Неудачником себя не считаю и комплексы, по этому поводу, отсутствуют. Я скорее невезучий, - равнодушно произнёс юноша и перевёл грустный взгляд в окно, которое отсвечивало за спиной командира роты.

Он смотрел вдаль, словно сквозь время и годы.

- Мне не повезло с командиром роты и надеюсь, что это самое большое невезение в жизни. Я даже убеждён, что по истечении многих лет всё плохое забудется, а хорошее нет. По крайней мере, этому учил меня наставник в городе, где я родился.

В памяти возник образ дяди Пети, который не дожил всего три месяца до выпуска Олега из Нахимовского училища. Он не успел порадоваться за парня, который стал для него почти вторым сыном.

Мартынов вышел из кабинета командира роты со смешанными чувствами. Во-первых, наконец-то подвернулся случай, чтобы высказать в лицо Хмылёву своё отношение к нему. Во-вторых, предстояло ещё морально подготовиться к поездке на Дальний восток.

- Я сильный, всё выдержу, - успокаивал себя Олег.

Он вспомнил, как однажды на каникулах вкратце рассказал дяде Пете про командира роты. Сосед дал тогда ему совет, который сейчас очень пригодился для психологического равновесия.

- Старайся выбросить из головы мелкие неприятности, думай о цели, к которой идёшь. Твой майор…

- Капитан третьего ранга.

- Ну, капитан третьего ранга, тебе не Бог и не судья. Жизнь расставит всё на свои места.

Начальник училища Компаниец, когда наступило время распределения и выпуска, в это время лечился в госпитале и в дальнейшей судьбе Мартынова участия не принимал.

Прошло более полугода, после судьбоносного для Олега концерта в музыкальной школе, отзвучали бравурные марши оркестра и митинг по поводу окончания Нахимовского училища. Олега Мартынова на перроне вокзала провожала на Дальний восток его будущая жена Юля. То, что эта девушка для него станет спутницей жизни, он ещё не знал, но очень сильно этого хотел и мечтал. На предсказания соседа дяди Пети, Олег Николаевич как-то скажет:

- Чёрт с ним, с французским языком, зато как она красива, умна и играет на фортепиано! Как Богиня! Слова соседа не были инструкцией к моей жизни, но оказались пророческими.

* * *

Годы пролетели, как всегда очень быстро. В Нахимовском училище, в очередной раз, отмечали круглую дату. На юбилей, по традиции, пригласили здравствующих ветеранов: бывшего Начальника училища, преподавателей на пенсии, командиров рот и выпускников разных лет. В ожидании торжественных мероприятий и концерта, Павел Андреевич Хмылёв медленно прохаживался по пышно убранному фойе. Офицер в отставке постарел и осунулся, у него вырос большой живот, он плохо уже видел без очков. От военной выправки, когда-то строевого офицера, ничего в помине не осталось. Павел Андреевич шаркая ногами, перемещался вдоль стены с наглядной агитацией. Он остановился у стенда – «Гордость нашего училища». На него с фотографий смотрели все знаменитые выпускники прошедшие школу «Питонии». Павел Андреевич внимательно рассматривал фотографии выпускников - нахимовцев разных поколений. Из них Хмылёв знал и видел немногих, так как его служба в этих стенах, на фоне всей истории Нахимовского училища, мгновение. Двигаясь от фотографии к фотографии, взгляд его неожиданно замер. На Павла Андреевича уверенно смотрел чуть прищуренным, снисходительным взглядом его воспитанник Олег Мартынов, на плечах которого красовались погоны контр-адмирала. Хмылёв быстро пробежал глазами по надписи: «Командир дивизии атомных подводных лодок». Взор, когда-то нелюбимого им парня, словно был обращён в прошлое. В нём он подсознанием прочитал: «Жизнь удалась! И везёт тем, кто стремится к своей цели».

- Надо же! – вырвалось у Хмылёва.

Он остановился, замерев, словно каменный истукан.

- Что не ожидал? – раздался басовитый голос за его спиной.

Хмылёв оглянулся, перед ним стоял, опираясь на палочку, сильно постаревший бывший Начальник училища Компаниец. Он поздоровался с Хмылёвым. От Игоря Сергеевича не

ускользнуло то, что бывший его подчинённый стоит поражённый увиденным. Контр-адмирал с одобрением покачал головой.

- Я, Павел Андреевич, как-то читал в «Красной звезде» о твоём воспитаннике Олеге Мартынове. В интервью корреспонденту он с благодарностью вспоминал преподавателей и командование первой своей alma mater, которые дали будущему адмиралу «путёвку в жизнь». Он отметил и тебя. Выходит, что ученик оказался добрее и мудрее своего учителя, которому не нравилась его прямота и искренность.

Компаниец прищурил глаза, он следил за реакцией Хмылёва. Тот в ответ только вздохнул, смотря в пол. У Павла Андреевича перед глазами всплыла картина той давности, когда Мартынов на прощание произнёс: «Язык не поворачивается сказать вам спасибо».

- Из их выпуска, Олег Николаевич один вырос до таких высот. По характеру он оказался настоящим борцом, очень целеустремлённым парнем. Я думаю, что это ещё не предел в его карьерном росте, - Компаниец говорил о Мартынове с гордостью в голосе. - Олег Николаевич как-то заезжал ко мне со своей женой Юлией. Мы долго с ним общались: посидели, коньячок выпили. Молодой, статный и грамотный в суждениях. Приятный всё-таки парень мой земляк, - Компаниец задумчиво смотрел на фотографию Мартынова. – Времена нынче другие, поголовный атеизм отменили. Это теперь примета эпохи такая, он на шее крестик носит, - медленно добавил пожилой контр-адмирал. – Верит в Создателя нашего, который не оставляет его в трудные и опасные минуты.

Ю. Таманский

г. Севастополь 2012 г.

«Фуршет»

Пургин Виктор Петрович спал очень крепко, это ему не удавалось сделать давно, с самого начала боевой службы. Лейтенант Сомов, по приказанию командира корабля, прибыл его будить. Он тряс старпома за плечо и тихим голосом оповещал:

- Товарищ капитан второго ранга, вставать пора.

Виктору Петровичу в этот момент во всём своём великолепии снилась любимая жена Валя, которая дефилировала перед ним обнажённая, дразнила женскими прелестями и кокетливо улыбалась.

- От неё невозможно оторваться, - пробормотал с наслаждением Пургин, причмокнув губами.

У лейтенанта вытянулась шея, он захлопал глазами.

- А чего это она с усами? – задал себе вопрос старпом, смотря через щель приоткрытых глаз и сквозь пелену сна, наблюдая смазанное лицо Сомова.

Он улыбнулся, что-то там себе во сне придумав. Лейтенант испугался и отпрянул.

- Не пойму, старпом проснулся, или ещё нет, - решал дилемму Сомов. - Крепко дрыхнет наш Пурген, не сразу оторвёшь от койки, - мысленно издевался лейтенант, обозвав старпома так, как его за глаза величали на корабле.

Он потряс ещё раз Пургина за плечо. Досмотреть сегодня приятный сон старпому, было не суждено, его окончательно растряс настойчивый лейтенант. Пургин открыл глаза полностью и осознанно, перед ним стоял Сомов. К замотанному «собачьими» обязанностями старпому вернулась память и рвение к службе.

- Мне не нравятся твои усы, чтобы сбрил их сегодня же, - прорычал он. – Что стряслось? – сев на диван, задал резонный вопрос Пургин.

- Сухогруз через 20 минут швартоваться будет, командир послал за Вами.

- Хорошо, иди.

Лейтенант скрылся за дверью, а старпом почесал грудь и зевнул.

Вокруг швартовки небольшого сухогруза к борту ТАВКР (тяжёлого авианесущего крейсера) «Киев», развернулись нешуточные страсти, было много ожиданий и ажиотажа. Особенно суетилось командование Средиземноморской эскадры, располагавшееся на борту корабля.

Контр-адмирал Каблуков Тихон Матвеевич, Начальник политотдела эскадры, получил прямое указание от Командующего, взять под свой личный контроль перегрузку ценных ящиков. Весь секрет заключался в том, что через несколько дней корабль посетит порт Алжир с официальным визитом. На борту авианосца ожидается приём важных гостей: послов зарубежных стран, военных атташе и ещё много других официальных лиц. Высоких представителей надо накормить, напоить и развлечь. Для этого мероприятия явно не подходили алюминиевые миски, ложки и кружки из матросской столовой или простенькие тарелки для офицерского состава из кают-компании. Для фуршета, с берега обещали прислать: фарфоровую посуду, хрусталь, закуски и естественно выпивку.

Каблуков заморачиваться не стал и перепоручил осуществление контроля своему Заму, капитану первого ранга Иванову Ивану Семёновичу. В народе, которого прозвали просто и со вкусом – «Ваня-коммунист». НачПо знал, что этот не подведёт. Почётное прозвище за Ивановым тянулось с давних времён и везде об этом узнавали очень быстро, куда бы он ни переходил служить…

Простой парень из глубинки начинал свой трудовой путь мотористом в торговом флоте. Потом срочная служба на крейсере, политическое училище и офицерские погоны. Ивана Семёновича на любой должности отличало большое рвение в службе, а особенно старательность в продвижении марксистко-ленинской идеологии в умы военнослужащих. Как говорили немцы: «Характер нордический, делу партии предан фанатично».

Служа в одной из дивизий надводных кораблей, с ним приключился казус. Однажды в здании штаба Иван Семёнович зашёл в туалет, с намерением справить нужду. Так уж получилось, чтобы документы не выпали из кармана в фановую систему, он осторожно положил их на широкую стенку между кабинками. После облегчения, Иван Семёнович от полученного удовольствия забыл про всё на свете и даже о партбилете. Он оделся и ушёл. Чуть позже Иванов спохватился, похлопал себя по карманам, холодный ужас сковал офицера. Он весь залился красной краской.

- Боже мой, партбилет! – простонал коммунист.

А то, что там осталось ещё и удостоверение личности, так о такой ерунде он даже и не вспомнил. Партбилет – это всё!

Иванов выскочил из служебного кабинета, с лицом похожим на помидор, и стремглав понёсся к туалету. Все на его пути с недоумением отскакивали к стенке, провожая офицера вопросительным взглядом. Иван Семёнович нашёл свои документы в целостности и сохранности на том же месте, куда и положил. Он судорожно вцепился в них, стоял, не веря своим глазам, и светился от счастья. Второе облегчение чуть было не случилось для него в этот день.

- На белом свете недоброжелателей много, - буркнул Иванов, отходя от стресса.

В кабинет НачПо, а тогда это был капитан первого ранга Каблуков, с мрачным видом вошёл Иванов. Он положил на стол перед начальником свой партбилет.

- Тихон Матвеевич, - произнёс он скорбным голосом, - я потерял над собой контроль и готов нести самое суровое наказание.

НачПо усмехнулся, глядя на него глазами крайне удивлённого человека.

- Что это с тобой, Иван Семёнович? – он так смотрел, словно ослышался, гадая, что же мог натворить до мозга костей коммунист.

- Я потерял над собой контроль и забыл партбилет в туалете. Он пролежал там целых полчаса.

Каблуков громко выдохнул воздух.

- Подумаешь…

- Нет, не подумаешь, - перебил его Иванов. – Я заслуживаю даже того, чтобы меня исключили из рядов партии.

- Ты, Иван Семёнович, успокойся, прежде всего, - НачПо внутренне давясь от смеха, внешне был невозмутим. – Мы тебе объявим выговор без занесения. Согласен?

Иванов нахмурил брови, после небольшой паузы дал положительный ответ.

- Хорошо, - сказал он и спрятал партбилет в карман.

Эта история тайной не осталась, офицеры узнали о ней и дали Иванову прозвище – «Ваня-коммунист». Товарищ обладал явно выраженным фанатизмом. В дальнейшем, куда бы не переводили с повышением по службе Каблукова, через некоторое время возле него появлялся Иванов.

- Такого помощника с фонарём поискать, не найдёшь. Офицер очень рьяно исполняет служебные обязанности и поручения, мне он нужен для пользы дела, - обосновывал НачПо свои рекомендации перед начальством, для перевода Иванова…

После получения груза, через некоторое время, Иван Семёнович отчитывался перед НачПо о количестве полученных столовых приборов, закуски и водки «Посольская».

- Да, маловато «горючего» будет. Пойду Командующему доложу.

НачПо взял список и убыл к вице-адмиралу.

Сергей Павлович Шишкин, внимательно выслушав Каблукова, встал из-за стола и начал ходить по просторной каюте с думами на лице.

- И снова извечный вопрос: «Что делать?» - медленно проговорил НачПо.

- Не послать ли нам гонца? – шутливо изрёк Командующий, продолжая размышлять. – Надо бы, да некуда, - подыграл ему НачПо.

Командующий остановился и внимательно посмотрел на Каблукова.

- Ничего, мы постараемся «разрулить» ситуацию, - уверенно произнёс Шишкин. – Послов будем поить «Посольской» водкой, а рангом пониже разведённым «шилом» (спиртом). Так сказать военно-морским коктейлем. Чем богаты, - развёл он руки в стороны. – Ты-то сам, что думаешь?

- Очень благородная затея, честь Родины отстоять, с пафосом ответил Каблуков. – Что они там думали себе на берегу, прислав такой мизер спиртного? - скептически заметил он.

Через пару дней ТАВКР бросил свои огромные якоря на внешнем рейде Алжира. Из-за исполинских размеров, корабль в порт зайти не мог. В обед планировался приём дипломатов на борту авианесущего крейсера. По приказанию, в каюту командующего прибыл подполковник Мотовилов Назар Петрович. Хоть и носил офицер форму с голубыми просветами военно-морской авиации, но по своему поведению больше смахивал на командира армейского батальона. До штаба эскадры Назар Петрович служил инженером в аэродромной службе. В его лексиконе, как и положено по уставу, присутствовало ограниченное количество слов: есть; так точно; никак нет.

- Назар Петрович, - обратился к нему командующий властным голосом.

- Есть, - тут же последовал бравый ответ, подполковник как ошпаренный вскочил со стула.

- Ты меня лучше сидя послушай, - угомонил его седой адмирал. – Тебе предстоит выполнить историческую миссию – напоить послов разных и далёких стран. Да так напоить, – адмирал сжал пальцы в кулак, - чтоб запомнили!

На лице подполковника не дрогнул не один мускул. Складывалось такое впечатление, что если бы ему сейчас приказали вылететь на Марс, то был бы только один ответ – «есть» и ровным счётом никаких сомнений.

- А теперь конкретно. Тебе выделят много спирта, ёмкости и т.д. Твоя задача, не хуже Менделеева приготовить из спирта водку. Всё понял? – на лице адмирала появилась добродушная улыбка. – Постарайся, чтобы мы не оскандалились на весь мир, - подвиг он Мотовилова на благие дела.

- Так точно! – подполковник вскочил со своего места и громко рапортовал.

Вице-адмирал от его децибел сморщился. Весь вид Мотовилова источал осознание значимости порученного ему дела, решимость и готовность из кожи вон вылезти.

- Всё иди, исполняй.

Осталось две загадки в этой истории. Первая – по чьей рекомендации и почему именно Мотовилов? Хотя с задачей подполковник справился блестяще, в этом ему помогли скрытые внутренние резервы. Вторая - что он такого особенного добавлял в свою «Рябиновую» водку, привнеся в неё особую мягкость? Как показала практика, кустарно сделанный напиток пить было приятно, но ноги, после определённой порции, не слушались хозяина вовсе. Завесу тайны на следующий день приподнял сам доморощенный алхимик.

- Врать не буду, в напиток вложена душа! – сказал он кратко, не набивая себе цены.

Столы спешно накрывались, «Посольская» водка заняла своё почётное место. Смесь «Мотовилова» в графинчиках расставили на другие столы, для гостей рангом ниже. После десятой дегустации, самого подполковника под руки увели отдыхать в каюту. Мавр сделал своё дело. По пути он ещё пытался спеть «Марш авиаторов», но не смог сказать даже «кыш», язык не слушался также как и ноги.

В это время часть экипажа отправили на экскурсию по городу. Баркасы и катера интенсивно сновали в сторону берега и обратно. Ближе к обеду на них стали привозить послов, атташе и их жён. Когда подошло время фуршета, все прибывшие высокие гости собрались у столов, накрытых в самолётном ангаре. НачПо шепнул Шишкину:

- Вы словно видели это кино заранее, без разведённого спирта нам было бы не потянуть такой грандиозный приём.

- Опыт не пропьёшь, - ответил ему адмирал и подмигнул.

Советский посол выступил с речью, тем самым дав отмашку для начала мероприятия.

Гости изнеженные французским шампанским и коньяками, португальскими винами и английскими бренди, от напитка для настоящих мужчин очень быстро захмелели. Общение резко набрало полный ход. Какому-то послу захотелось послушать свою жену, оперную певицу, женщину с аристократическим лицом и безупречными манерами. Матросы с большим трудом притащили пианино из офицерской кают-компании на верхнюю палубу, а затем спустили в ангар на подъёмнике. Она очаровательно пела, приводя тонко чувствующую публику в восторг, он виртуозно аккомпанировал ей и подпевал козлиным голосом. Другой посол, после третьей чарки, вспомнил, что тоже служил в военно-морском флоте на крейсере. Он и ещё около десяти человек пошли осматривать корабль. На протяжение всего осмотра посол заливался соловьём. Рассказы его больше напоминали слова из песни: «Были и мы рысаками когда-то». Планировавшийся фуршет на полтора – два часа перерос в банкет с более длительным сроком.

Когда атташе распробовали самопальную «Рябиновую» настойку, и как ни покажется странным, стали нахваливать и угощать послов. Те, в свою очередь, попробовав её, сделали предпочтение не в пользу «Посольской» водки. Ведь всё познаётся в сравнении. Постепенно, у некоторых представителей заморских стран, стали подгибаться ноги, на второй план ушли достоинства и аристократизм. Хождения вдоль и вокруг столов закончились, появились стулья, скамейки, баночки (табуретки). Всё «устаканилось», народ «гудел»!

Но, всему приходит конец, банкетам тоже. Разогретая публика нехотя направилась на выход. Многие из гостей выглядели совсем «не свежо» и с трудом держались на ногах. Кого вели, кого поддерживали, некоторых, можно так сказать, и несли по крутым трапам для посадки на катер. Баркасы и катера загружались дипломатическим людом и отваливали от борта. С моря задул ветер и нагнал небольшую волну, которой хватило, чтобы раскачать баркасы. Маломерные суда бросало из стороны в сторону. Когда последний посол покинул борт корабля, Командующий и НачПо, посмотрели друг на друга, улыбаясь.

- Пойдём, Тихон Матвеевич, по рюмашке выпьем, - предложил Шишкин, - мы с тобой сегодня заслужили. Нас сам советский посол похвалил.

К алжирскому морскому порту подкатил с десяток экскурсионных автобусов. Из них выходили матросы, мичманы и офицеры. Старшие в группах строили личный состав, пересчитывали, докладывали и ждали общей команды. После окончания проверки дали «добро» на перекур. Моряки разошлись по группкам, курили и обменивались впечатлениями от экскурсии.

Особняком стояли в стороне офицеры штаба эскадры. Капитан третьего ранга Удачин не смог сдержать эмоций и высказал свои наблюдения.

- Слушайте, я так и не понял один момент. Мы посетили раскопки древнего римского города, затем музей. Везде статуи, как вы заметили с отбитыми носами и мужскими приборами, - он с удивлением на лице усмехнулся. – Постоянно вертелся в голове вопрос: «Зачем?».

Капитан первого ранга Стружкин рассмеялся над прямолинейностью Удачина. Многие заметили этот факт, но тактично промолчали.

- Чего же ты в книге посетителей не оставил предложение, восстановить им носы и мужское достоинство.

Перекур закончился, поступила команда общего построения. После того, как личный состав проверили повторно, общим строем стали перемещаться к причалу. Первая группа, во главе с командиром БЧ-2 капитаном второго ранга Пехтиным подошла к месту посадки. У пирса покачивался подошедший баркас. Пехтин вдохнул воздух сморщенным носом и сделал круглые глаза.

- Петрушин, - обратился он с брезгливостью в голосе к лейтенанту, старшему на баркасе, - что за запах какой-то неприятный? Не русским духом веет, да и грязно очень!

- Угадали, товарищ капитан второго ранга, встреча была гостеприимной, да вдобавок послы и атташе качки не выдержали. Полоскало тут многих, мы не до конца успели прибраться. Теперь чтобы отмыть баркас от такого обилия закуски, надо неделю драить.

- Всё что съели и выпили, Нептуну отдали, - произнёс Пехтин задумчиво и посмотрел вдаль, в сторону силуэта красавца авианосца застывшего на горизонте. – Если я всё правильно понял, замес зашибись получился! Что русскому хорошо, то немцу – смерть, - он улыбнулся.

Пехтин тоже выделял спирт из запасов боевой части и весь расклад знал неплохо.

- Это не только на нашем баркасе, на некоторых других тоже, - дополнил общую картину лейтенант.

- Начали посадку, - отдал команду капитан второго ранга.

Матросы привычно быстро заполнили плавсредство. Увидев последствия фуршета с близкого расстояния, Пехтин покачал головой и произнёс:

- Везде следы русского гостеприимства.

Ю.Таманский

г. Севастополь 2012г.

«БЫВАЕТ И ТАКОЕ»

Командир атомной подводной лодки, Пётр Алексеевич Виноградов, прибыл в свою каюту на отдых. У него был утомлённый вид и грустные глаза. Вторую неделю подводная лодка сдавала задачи и выполняла упражнения в полигоне боевой подготовки. План выхода в море экипаж выполнил полностью и своевременно, но командование постоянно подбрасывало всё новые и новые вводные. Перестраиваться на их исполнение, после того как перед глазами замаячил причал и счастливые глаза родных и близких, было не очень-то просто. Опытный командир Виноградов это понимал как никто, нужно было ещё удержать на соответствующей психологической «волне» экипаж. Он развалился в кресле, а ноги положил на диван. Пётр Алексеевич от усталости громко вздохнул.

- Отдых после трудов праведных, - буркнул себе под нос командир. Взгляд Виноградова остановился на семейной фотографии, прикреплённой к переборке. Он, не моргая, некоторое время смотрел на супругу и дочку. На душе стало легко, пришло ощущение тепла и счастья, которое растопило напряжённость и усталость.

- Жена моя Наташа просто находка, всё выдерживает, не то, что та первая – «ошибка молодости».

В голове промелькнула слабая тень воспоминаний о бывшей жене, о недолго просуществовавшем браке.

- После шести месяцев проживания на севере, сказала: «Извини», и исчезла в районе горизонта.

Незаметно накатили негативные эмоции, от которых Пётр Алексеевич постарался быстрее избавиться. - Дочурка скоро школу закончит, надо думать куда дальше, - Виноградов продолжил размышлять о делах насущных.

Его отвлёк негромкий разговор за дверью. Мимо прошли, в полголоса разговаривая, командиры боевых частей, штурман и минёр. Они тоже сменились с вахты и направлялись на отдых. В их разговоре проскочило слово – Батя. Пётр Алексеевич знал, что это о нём, так его величали в экипаже.

- Как меня только не звали в жизни. Просто жуть! В детстве, дома, звали Петюнчик, на улице – Петруха, а в школе – Винд. Когда записался в секцию бокса, в которой занимался с 8 по 10 класс, прозвали Кувалда, в военно-морском училище – Нельсон. Самое приятное прозвище на службе – Батя, - на его лице появилась сдержанная улыбка.

Виноградов задумался, он вернулся в далёкие времена босоного детства. - Сосед острослов когда-то давно, когда я ещё был мелким карапузом, за важный напыщенный вид, называл меня – Пётр Первый.

После этого Виноградов погрузился в воспоминания о своей юности.

Когда Петя закончил пятый класс, старший брат Василий начал постоянно внушать ему, что необходимо заниматься спортом. Он не хотел, чтобы младшего брата воспитывала улица.

- Вырастешь слабым и болезненным, будут бить тебя хулиганы, - подкреплял он аргументами свою правоту, - за себя постоять не сможешь. Район у нас бандитский, сам знаешь. Так как брат был старше Петра на десять лет, то имел уже небольшой жизненный опыт.

Забегая вперёд, оно так и вышло, Пётр проиграл первую свою схватку в мелкой уличной разборке. Размазывая по лицу кровь, хлынувшую из разбитого носа, он сразу же вспомнил наставления Василия.

А поначалу Петя игнорировал все его советы и только посмеивался, но характер у Василия был слишком твёрдым, чтобы отступать. И вот настал момент, когда брат Петра не выдержал, поняв, что все уговоры и разъяснения впустую. Упала та самая «последняя капля», которая однажды переполняет чашу терпения. Он грубо стащил маленького любимчика всей семьи с дивана за шкирку, выволок во двор, особо не церемонясь, и держа одной рукой, другой указывал на полный арсенал всевозможных спортивных принадлежностей. Василий подробно объяснил предназначение каждого из них, а также кратко озвучил инструкцию по применению. В углу двора частного дома, в котором проживала их семья, находились: гантели и гири разных весов, экспандеры резиновые и пружинные, перекладина и даже штанга, которую имитировала ось с колёсами от какой-то старой телеги, весом в 40 килограмм. После убедительных разъяснений, но несколько невнимательном восприятии материала учеником, он дал ему пару пинков под зад для лучшей усвояемости. После этого Василий подвёл черту и сделал заключение, почему-то стараясь кричать прямо в ухо юному отроку:

- Если до тебя ещё не дошло, дохляк, что нужно заниматься спортом, то будешь регулярно получать наказание – тумаки ногой по мягкому месту ниже спины.

Когда брат ушёл, Петя, ещё по-детски всхлипывая от обиды, пустил слезу. Это, наверное, были его последние слёзы в этой жизни. Прошло много лет, и он остался, благодарен Василию за тот первый наглядный урок, за «вколачивание» любви к спорту в хрупкую натуру. Петя тогда очень быстро, с лёгкостью приучил себя серьёзно заниматься спортом. Лень его куда-то улетучилась, а брат преподал теорию первых физических упражнений. Прошло время, он подрос и перешёл в восьмой класс. Мышцы рук парня были уже накачаны не по годам. Однажды Василий, любуясь сформировавшейся спортивной фигурой брата, провёл с ним очередную беседу.

- Петька, тебе надо позаниматься боксом. Крепкие бицепсы иметь хорошо, а вот постоять за себя, умело их, используя, этому предстоит ещё научиться, - напутствовал он его по-старшинству.

Первое время в секции бокса Петру доставалось очень прилично. Тренер, к которому он попал, оказался приверженцем жёсткого стиля обучения своих питомцев. В конце каждой тренировки, устраивались спарринги в полную силу ударов между боксёрами. После подобных боёв шумело в голове, ныло тело от больших нагрузок, а к следующей тренировке напрочь отсутствовало желание снова идти в спортзал. Но Виноградов-младший, преодолевая всё, одерживал очередную победу над собой и возвращался на ринг. Через некоторое время в секции бокса остались только настоящие, убеждённые бойцы. Достигнув определённого уровня техники ведения боя, Пётр стал включать свой разящий, мощный удар правой. Он сразу же у товарищей получил прозвище – «Кувалда».

Благодаря мудрому тренеру – учителю жизни, к окончанию 10 класса Пётр усвоил для себя основные постулаты, которые регулировали отношение активного занятия спортом и дальнейший выбор его жизненного пути. Первое: если тебе не светит стать олимпийским чемпионом, и ты не хочешь посвятить жизнь спорту, то его необходимо вовремя оставить. К этому моменту он стал дважды чемпионом республики среди школьников, но дальнейшей перспективы для себя в спорте не видел. Из первого правила следовало второе: кулаки кормить не будут, а значит надо приобретать хорошую, по душе специальность. Мучений с выбором профессии он избежал. Когда отзвучал прощальный школьный бал, Пётр, без раздумий, решил стать морским офицером. Поступать он поехал в Ленинград, во «Фрунзенку», но недобрал один бал и очень огорчился. Спасение для него пришло неожиданно. Виноградову предложили отправиться учиться во Владивосток, где был недобор. Петя, не раздумывая, согласился, так как к тому времени сформировал в своём характере качество добиваться осуществления поставленных перед собой задач, всегда прилагая столько сил и воли, сколько для этого потребуется. В сложившейся ситуации он также не собирался отступать от намеченной цели. Это была уже сформировавшаяся философия жизни.

- Целеустремлённый мальчик, - шептались окружающие.

По прибытии в Тихоокеанское Высшее военно-морское училище, курсант Виноградов, как и все остальные первокурсники, был одет в желанную для них морскую форму, подстрижен «под ноль» и отправлен на один из островов залива «Петра Великого», для прохождения учебных сборов. По окончании их, будущие военно-морские офицеры должны были принять присягу на верность Родине, а в процессе сборов вкусить представление о военной службе. Первая неделя прошла буднично, в учёбе, и окончилась с накопившейся непривычной усталостью. Как-то вечером, в начале следующей недели, к ним в роту пожаловал курсант пятого курса с боксёрскими перчатками под мышкой. Выделялся парень своим ростом под метр девяносто, и соответствующим к нему весом. Петя про себя отметил: «Полутяж».

- Так, военные, с кем я буду сегодня боксировать? – обратился он к лысым первокурсникам.

Никто не отважился дать бой уверенному в себе забияке. Тогда пятикурсник выбрал себе четверых, под свой рост и вес. По очереди они выходили с ним на бой. Одной левой, играючи, он обстреливал противника, у которого голова летала как мячик из стороны в сторону. Когда закончились спарринг - партнёры, «пятак» бросил клич: «Ну, кто ещё?». Посрамлённые и поверженные противники смотрели в пол. Гордо подняв голову и расправив плечи, он собрался уходить. Неожиданно для всех, встал Пётр.

- Давайте я попробую.

Унижение товарищей он не мог оставить безнаказанно, то ли в силу устоявшихся чрезмерных боксёрских амбиций, то ли ещё каких-то неведомых причин. Пятикурсник удивлённо посмотрел на смелого курсанта, у которого не было трепета перед «ветераном».

- Такой же полный лось, как и предыдущие «мешки с опилками», только с апломбом, - подумал про него старшекурсник. – Ты же килограммов на 25 легче меня и ниже ростом, - предостерегающе предупредил он.

Петр, молча, подошёл, взял у него перчатки и стал их надевать.

- Это ничего не значит, - тихо сказал он, - поживём – увидим.

Немного размявшись и помахав руками, Виноградов объявил, что он готов. В импровизированном зрительном зале царило оживление. Все первокурсники только и желали того, чтобы Пётр отстоял честь их курса. Желание было большое, но, глядя на эту махину с выпускного курса, закрадывалось сомнение. Противники сошлись на середине, в зале стояла мёртвая тишина. Пятикурсник начал, как и с предыдущими соперниками, работать левой рукой джеп в голову. Петя нырнул под его руку, сблизил дистанцию и провёл серию лёгких ударов. Толпа взревела от восторга. До «пятака» дошло, что он сильно ошибался, перед ним далеко не лопушок. На выпад оппонента самоуверенный боксёр отреагировал с плохо скрытым раздражением. Старшекурсник быстро собрался и стал держать Петра на дистанции, периодически обстреливая левой рукой, но это ему не помогло. Виноградов всё же пропустил один сильный удар, через его защиту прошёл прямой правой через руку. Удар, который он прозевал, лёг точно в левый глаз, как шар в лузу. Но тут началось самое интересное и неожиданное. Пётр, после пропущенного удара, включил всю силу своих рук. Мощные удары сотрясали голову и туловище пятикурсника. Противник был малоподвижный, и Петины серии беспощадно жалили его. После очередной комбинации, хук правой в подбородок посадил «пятака» на пятую точку его тела. Он стал трясти головой и пытался встать на ноги с пола. Два курсанта подняли его и посадили на табурет. Публика ревела от восторга. Кто-то принёс мокрое полотенце и стал обтирать поверженного «Геракла». Из толпы стали отпускать шутки на подобие:

- В этих глазах напротив калейдоскоп огней.

Выйдя из состояния «гроги» и придя в себя, он, молча, собрался, смотря себе под ноги, и ушёл. Когда за боксёром закрылась дверь, острослов Веня Петровский торжественно произнес, глядя на Виноградова:

- Квалифицированно ты привил ему иммунитет от «звёздной болезни»!

В роте больше с перчатками и без них самоуверенного боксёра никто не видел. В училище Пётр иногда встречал этого курсанта, но он не здоровался и отводил в сторону взгляд. Намного позже, в начале четвёртого курса, Виноградов был на практике в дивизии атомных подводных лодок, и судьба устроила им неожиданную встречу. В один из дней недели, по приказу командира подводной лодки, на которой проходил практику Пётр, была сформирована сборная команда во главе с командиром БЧ-2 для сдачи аппаратуры в ремонт и получения исправной. Они отправились на торпедолове на судоремонтный завод. Прибыв в посёлок Большой Камень, в народе прозванный – «Рио-де-Булыга», Пётр после окончания работ стоял на причале вместе с остальными в ожидании команды на посадку для перехода обратно в базу. Его кто-то окликнул. Виноградов повернул голову, перед ним стоял рослый старший лейтенант. Присмотревшись, он узнал его, это оказался тот боксёр. Старлей подошёл, они поздоровались и познакомились. Поговорили об учёбе и службе, об училище, преподавателях и перспективах военной профессии. В конце разговора, прощаясь, старший лейтенант, которого звали Игорь, вернулся к давней истории.

- Ты знаешь, Петя, я из того случая сделал хороший вывод для жизни: «Никогда не надо переоценивать свои силы». Благодарю тебя за урок.

- Всегда рады, - ответил ему в шутливой форме Виноградов. – В твоём звании и должности, теперь уроки нужно извлекать из чужих ошибок, - дал ему ещё один хороший совет Пётр.

- Согласен. Что из этого получится, как ты там говоришь: «Поживём – увидим».

На лице Игоря появилась дружеская улыбка.

Виноградов к нему какой-либо неприязни или злобы не испытывал. Они попрощались и никогда больше не встречались.

А у Петра после того боя опух глаз, и он зашёл в санчасть.

- Как всегда упал и глазом наткнулся на что-то. Правильно я говорю? – встретил его ироничными словами пожилой доктор.

Виноградов в ответ мычал что-то нечленораздельное, и только улыбался, так как быстрый поиск внятных объяснений ничего не дал. Доктор отдал указание молоденькой медсестре. Она развела порошок «Бодяги» на подсолнечном масле и сделала курсанту примочку на глаз, а чтобы хорошо держалась на лице, перебинтовала через всю голову. Утром, на построении, командир роты, распределяя часть курсантов на работы, куда попал и Пётр, дойдя до фамилии Виноградов, остановился.

- А тебя, Нельсон, мы сегодня отправим на лёгкий труд, чистить картошку.

Сам того, не подозревая, офицер приклеил Петру прозвище на пять лет учёбы, а в памяти сокурсников на всю жизнь. Вообще давать прозвища в училище, как своим, так и преподавателям, было негласным правилом у курсантов. Они в основном рождались как реакции на странности и привычки людей, иногда на их неординарные высказывания. Пётр Алексеевич вспомнил из своего курсантского прошлого преподавателя кораблевождения с обычной русской фамилией – Смирнов. Офицер был невысокого роста, худенький, немного согнут вперёд, при ходьбе шаркал ногами, ни о какой выправке речи и не могло быть, лысоватый не по годам и всегда с грустными глазами. Плечи были опущены, создавалось впечатление, что на них своим большим весом давят чугунные погоны. Преподаватель читал учебный материал медленно по конспекту, не отрываясь, разобрать его было трудно из-за невнятной речи. В каждом классе курса словно соревнуясь, друг с другом в оригинальности, ему лепили различные прозвища. В первом классе Смирнова обозвали – «Здравствуй ужас», во втором он проходил как – «Тушканчик», а в третьем нарекли «оптимистично» – «Дежурный по кладбищу». Командира роты тоже не забыли. Петя лично придумал ему кликуху – «Шницель», не по злобе, а из-за его большого, избыточного веса.

- Какое счастье окунуться в бесшабашную юность! – подвёл черту под своими воспоминаниями Виноградов. – Перед глазами промелькнул временной срез.

Пётр Алексеевич прервал воспоминания и как всегда начал в голове прокручивать обстановку на подводной лодке.

- Через два дня зайдём в базу, сезон отпусков начинается. Часть экипажа на юг поедет. Ах, как по весне пахнут цветущие деревья! – перед глазами появился сад из далёкого детства возле его дома, где-то там на юге. - Командир БЧ-3 и замполит в академию поступать собрались, им на замену уже прибыли новые люди, ждут на берегу. Кто есть, кто из них, поживём – увидим. В телеграмме была указанна фамилия минёра – Морев, - командир на мгновение задумался. - Фамилия редкая, когда-то я уже что-то подобное слышал, но не могу вспомнить где. Судя по телеграмме, мы с ним одно училище заканчивали.

Он не мог почему-то отделаться от ощущения – «Де Жа Вю».

Мысли вновь притянули Виноградова к слову – отпуск. На ум пришли высказывания капитан-лейтенанта Бекетова в прошлом году. Неисправимый бабник по жизни, однажды он произнёс их в кают-компании за столом:

- Здесь на море мы только смотрим, а там, на берегу чудного Чёрного моря, недельку-другую хочется провести, расслабившись, потратить заработанные рубли на удовольствия: отель с «нумерами», белые брюки, бронзовый загар и девушек с золотыми кудряшками!

Виноградов встал, разделся и лёг спать со словами: «Поживём – увидим».

Прошло двое суток и многоцелевая атомная подводная лодка, словно чёрная тень, вынырнув из тёмных глубин и освободившись от объятий Нептуна, направилась в базу. Сквозь тучи, которые заволокли небо, пробились лучи солнца, изменив цвет моря с тёмно-синего на весёлый голубой, придав хорошему настроению экипажа ещё и положительных эмоций. На ходовом мостике командир и замполит, наслаждаясь свежим воздухом, перебрасывались мнениями. Мимо пролетела чайка, своим криком оповестив, что скоро они увидят родной берег.

- Иван Антонович, кто на твоё место? Ты его знаешь? – спросил Виноградов, пристально глядя вдаль.

- Нет. Он после академии, раньше на Камчатке служил.

- Хорошо. Поживём – увидим, - как всегда произнёс свою любимую фразу Виноградов.

Подводная лодка зашла в базу и ошвартовалась у причала. Закипела работа по присоединению береговых кабелей и шлангов жизнеобеспечения субмарины. Командир с замполитом сошли на берег и убыли в штаб дивизии на подведение итогов по выходу в море и сдачи первой задачи. Когда совещание закончилось, Виноградов вернулся на подводную лодку. Пётр Алексеевич сидел в каюте за своим столом и просматривал приказы и директивы, которые ему срочно доставил мичман из секретной части. В каюту постучали. Не отрываясь от бумаг, он ответил: «Заходите». Дверь открылась, на пороге стоял старпом. За ним маячил незнакомый Виноградову офицер.

- Товарищ командир, прошу разрешения! – произнёс он стандартную фразу. – Привёл для представления нового командира БЧ-3.

- Заходите, Сергей Александрович.

Офицеры вошли в просторную каюту командира современной атомной подводной лодки.

- Товарищ капитан первого ранга, капитан второго ранга Морев Игорь Витальевич, прибыл для дальнейшего прохождения службы, - представился рослый офицер.

Виноградов внимательно посмотрел на нового подчинённого. В голове промелькнула мысль крайнего удивления: «Гримасы жизни, не иначе!».

Он, молча, встал и протянул руку, немного прищурил глаза и одобрительно покачал головой. Пётр Алексеевич, конечно же, узнал «боксёра» из тех уже давних лет. После рукопожатия, Виноградов взял небольшую паузу.

- Присаживайтесь, товарищи офицеры, - командир кивнул головой в сторону дивана.

- Ну что, Игорь Витальевич, у нас с Вами начинается второй раунд, кажется, - обратился он к новому командиру БЧ-3.

Морев ухмыльнулся, а старпом вопросительно на него уставился.

- Я думаю, Пётр Алексеевич, что третий - начальник и подчинённый. Второй раунд – карьерный рост, Вы тоже выиграли. А у меня как-то «не задалось», потому что в продвижении по службе, как правило, не обходится без «подводных камней». Однако опускать руки не намерен.

- Есть такое, - равнодушно произнёс Виноградов. – Поживём – увидим.

- До боли знакомая фраза, - улыбнувшись, произнёс Морев.

- Так вы что, знакомы? – удивился старпом.

- Как не трудно догадаться, у нас общая «Альма-матер». Выпускники одной системы – «Макаровцы», - пояснил командир. – Все училища просто военно-морские, а наше одно, ОКЕАНСКОЕ! - с гордостью в голосе добавил он.

Ю. Таманский

г. Севастополь 2012г.

«Птичку…жалко! »

(или один день боевой службы)

Старший лейтенант Сергей Мурин, в хорошем расположении духа и приподнятом настроении, негромко постучал в металлическую дверь матросского кубрика №10. Чуть помедлив, он уверенно открыл её. Входя в помещение, Сергей встретил безразличные, и даже озлобленные взгляды пяти младших офицеров. Такое единодушие слегка огорошило Мурина. Все пятеро, словно поражённые слабым током или, в лучшем случае, произошедшим каким-то неординарным событием, сидели по углам просторного кубрика и откровенно грустили, зыркая глазами. Царила опустошённость и безысходность.

На гитаре, вяло перебирая аккорды, бренчал лейтенант Крестовский. Даже если бы слон наступил слушателю на ухо, всё равно «классическую» мелодию – «Чижик-Пыжик», просто невозможно перепутать ни с какой другой на свете. Предыстория проживания младших офицеров корабля в данном кубрике проста и банальна. Они были выселены из своих кают одиннадцать месяцев назад, когда плавбаза обеспечения подводных лодок прибыла на боевую службу, а на борт перебазировали с другого флагмана штаб Средиземноморской эскадры. Естественно на их места заселили привилегированных офицеров штаба. Мурин как раз и входил в их число. В кубрик №10 он приходил часто, к своим однокашникам, которые составляли половину местных постояльцев.

- Я ощущаю всей своей кожей свершившийся факт трагедии, витающей в воздухе, - произнёс Сергей с улыбочкой на лице.

- Ты недалёк от истины, - ответил ему за всех, с грустью в голосе, старший лейтенант Виктор Сидяков. – Жаль. Не успели сделать прижизненную фотографию, вернее не додумались, а то бы она сейчас висела на самом видном месте, в чёрной рамке, - его рассуждения были словно продолжение уже начатого разговора. – Ничего, скоро Василий принесёт какую-нибудь вырезку из газеты, соответствующую нашей печали. Что-то он долго в библиотечных подшивках копается, - встрепенувшись, выразил беспокойство Виктор.

- Приходи вечером, - вяло произнёс старший лейтенант Руслан Макаров, обращаясь к Мурину, - поминки будут.

- Вот те раз! Мне кто-нибудь скажет наконец-то, что случилось, - произнёс Сергей, теряя терпение.

- Тебе же сказали, что у нас горе. Наш героический Антистас при исполнении служебных обязанностей, на боевом посту, на боевой службе погиб, - медленно, подбирая слова, произнёс капитан-лейтенант Евгений Романов.

Его мысль, со скорбью на лице, продолжил командир группы радиосвязи БЧ-4 старший лейтенант Антон Крутов.

- Доктор гад, не предупредив, начал травить тараканов. А у нас было всё так хорошо! Антистас местных «стасиков» почти всех съел, а после такой подлой выходки «нашего Айболита», он героически погиб. К нам же в наказание новые, оставшиеся в живых, прибежали толпой.

- Всё равно ничего не понимаю, объясните толком, - Мурин развёл руками.

Пояснить ему взялся Сидяков.

- Три дня назад, к нам в открытый иллюминатор залетела маленькая птичка.

- В два раза меньше воробья, - уточнил Руслан Макаров. – Мал золотник, да дорог.

- Вон оттуда прилетела, - Виктор подошёл к иллюминатору и показал в сторону берега. – Это её малая родина, - произнёс он проникновенно.

Плавбаза неделю уже стояла вблизи Тунисских берегов. Очень часто, особенно ночью, на свет верхнепалубных фонарей к кораблю прилетала масса всякой живности. Это были маленькие и большие птицы, бабочки, жуки и экзотические насекомые.

- Когда она залетела в кубрик, сразу же, на наших глазах, поймала и съела таракана, - продолжил повествовать о славном пути и подвигах птички Виктор. – Мы срочно задраили иллюминаторы, сделали сетки, и всё было в ажуре. Антистас на следующий день тараканов щёлкал как семечки. Представляешь! – его восторгу не было предела.

- Это уже нечто, что проливает свет на обстоятельства, - безразлично произнёс Мурин.

Все в кубрике зашевелились и наперебой стали делиться светлыми воспоминаниями о легендарном друге.

У Мурина в голове мысли стали трансформироваться и приобретать форму сочувствия.

- Да ребята, явно ощущается двенадцатый месяц вдали от дома. Птичку боготворить, это уж слишком.

Он мог понять их состояние только теоретически, так как у самого начался всего лишь второй месяц нахождения в море.

Плавбаза, как её ещё называли штабные офицеры – «плавбаня», по придуманному кем-то наверху порядку, несла боевую службу по году, а то и больше. Экипаж состоял в основном из молодых людей по возрасту, так как должности здесь выше капитан-лейтенант можно было по пальцам пересчитать, остальные и вовсе старлеевские. Умудрённым опытом и старым закалённым моряком на корабле считались командир, стармех и помощник командира. Если взять уровень ниже, то костяк составляли человек десять мичманов – «зубров». После такого срока люди находились явно в депрессии и старались придумывать себе различные занятия и утешения, чтобы уйти от апатии. Они к этому явно не стремились, но поведение становилось странно-оригинальное.

- Ещё не клиника, но уже в голове птички, - издевался мысленно Мурин. – И что, ваша птичка никого не пометила? – спросил он.

- Ну, не без этого. Косте на тропичку капнула, а он её только постирал. Мы простили птаху, - открыл ему секрет Антон Крутов.

Крестовский подтвердил информацию, утвердительно кивнув головой.

- Что естественно, то не безобразно, - добавил он.

Первым не выдержал напряжения старлей Крутов. Он молча встал, на ходу взял с тумбочки боксёрские перчатки, надел их и подошёл к мешку, висевшему в углу помещения. На импровизированной боксёрской «груше» был нарисован контур человека.

- Это ненавистный старпом Рысин приказал доктору тараканов потравить, - произнёс он с презрением в голосе.

- Ты прав, это доктор со старпомом нам «свинью» подложили, - выкрикнул Макаров.

Старший помощник командира, которому вечно до всего было дело, являл собой всеобщего нелюбимца, после перловой каши и политзанятий.

Крутов начал колотить «грушу», вкладывая в это удовольствие всю силу и произнося слова: «Вот тебе Рысин, получай. Получи ещё раз, в печень. За птичку, за Антистаса».

- Дай ему, дай! – полетели слова одобрения со всех углов кубрика. – Жёстче бей.

- И про доктора не забудь, - выкрикнул Крестовский и в убыстрённом темпе, усилив голос, с пафосом запел «Чижика-Пыжика».

- Да вы тут со своей птичкой чокнитесь, - не выдержал Мурин.

- Не святотатствуй, - угрожающе пригрозил ему Романов. – Это была удивительная птаха!

- Сочувствия от тебя видно не дождаться, - упрекнул Сергея Макаров.

- Я прямо обрыдался от вашей истории. Самому не смешно? – с улыбкой на лице он обратился к Руслану.

Открылась входная дверь, и в кубрик вошёл старший лейтенант Василий Песков. Все взоры потянулись к нему.

- Сделал? – спросил у него, с нотой заинтересованности в голосе, Крутов. Он ближе всех находился к входной двери. Песков, не обращая ни на кого внимания, молча, подошёл к переборке, развернул рулон и приложил его к борту, на свободное место между двух иллюминаторов. На глянцевом листе из журнала была изображена сидевшая на ветке, нахохлившаяся грустная ворона. Лист опоясывала чёрная траурная рамка. Внизу таким же цветом скорби была сделана подпись, выражавшая крик души: «Птичку... жалко!».

Народ, некоторое время, недоумённо таращился на столь оригинальное решение. В воздухе повис вопрос.

- Ты чего Василий, с дуба рухнул, - нарушив всеобщее оцепенение, медленно произнёс Крестовский. – Ей ещё сыра с дырками в клюве не хватает, а у нас тараканы. Поясни.

- Пойди и сам поищи, ничего подходящего больше не нашёл, - огрызнулся Песков.

- Ну ладно, - растягивая слова, Сидяков попытался перевести обсуждение в область философии. - Включим воображение, это особый случай.

Следовало срочно выводить товарищей из очередного огорчения.

- Обсуждение детальной стороны изображения портрета героя опустим. Будем считать, что даже чайка в бушлате грустит по-нашему Антистасу. Номинально она всё-таки тоже птица, - он вздохнул, и, ища поддержку у коллектива, обвёл всех взглядом.

- Только у неё какие-то виноватые глаза, как у нашего продовольственника, - произнёс Пугачёв. Он подошёл ближе к плакату и пристально разглядывал представительницу пернатых.

Василий, после противоречивых высказываний оппонирующей стороны и всеобщего обсуждения, спонтанно организованного собрания, получил молчаливое одобрение от народа. Достигнуть единодушия в этом вопросе оказалось делом непростым, в другой ситуации даже нереальным, но оно состоялось. Жирную точку в эмоциональном споре, авторитетно поставил Романов.

- По этому поводу есть разные мнения, но мы решили и постановили, что плакат выполнен на высоком художественном уровне.

Песков с серьёзным лицом прикрепил клеем БФ картинку к переборке корабля.

- Трёхдневный траур, - объявил Макаров.

Офицеры разошлись по своим углам.

- Вечером накрываем стол, - напомнил всем капитан-лейтенант Романов.

По корабельной трансляции объявили о начале обеда.

Мурин, выходя из кубрика, подумал: «Дурдом уже начался».

Вдогонку он услышал в свой адрес приглашение:

- Серёга, в 20.00 ждём к столу, - произнёс Руслан Макаров.

- Да, явка обязательна, - предупредил его Песков.

- Всё верно, если не уважаешь птичку, значит, не уважаешь и нас, - поддержал его Сидяков. – Приглашение за наш стол получает не каждый, а только тот, кто к нам вхож. Так что друг, тебе оказана высокая честь, птичку помянуть.

За Муриным захлопнулась дверь.

- Парень мнительный, - произнёс так, между прочим, Василий. – Думает, мы тут все «того», рехнулись.

- Я тоже это заметил, - высказал свои наблюдения Макаров. – Серёжа решил, что в нашем коллективе уже начались неадекватные поступки. - А что у нас сегодня к столу, из горячительных напитков? – обратился к народу Крутов. – Какие будут соображения?

- Вадим нам «шила» нальёт, - предложил один из вариантов Песков.

- Надоело употреблять технический спирт, Витя сходи к доктору. Объясни ему популярно, что он не прав и про то, как каждому из нас личную обиду нанёс. Натворил, пусть свою вину загладит медицинским спиртом, - на правах старшинства обратился капитан-лейтенант Романов к Сидякову. – Да, и пригласи его на поминки.

Последовал уточняющий вопрос.

- Каков эквивалент его вины?

- Возьмёшь флягу, из которой мы обычно откушивать изволим. Всё должно быть в умеренных дозах. Нам сегодня сильно напрягаться нельзя, после обеда подойдёт сухогруз, должен почту привезти.

- И что это значит? – недоумённо переспросил его Виктор Сидяков, мысленно не увязав одно с другим.

- Это значит, что на Костю должна прийти выписка из приказа о присвоении очередного воинского звания. Обмывание погон предстоит - сэр.

Офицеры коротали время перед обедом, каждый занимался своим делом. Изредка обменивались новостями, задавали друг другу вопросы, выходили из помещения и заходили обратно. Прошло немного времени после объявления обеда, Сидяков предложил направиться в сторону кают-компании. Офицеры неспеша потянулись к выходу.

К концу боевой службы, после такого продолжительного пребывания вдали от родного берега, человеком овладевала апатия и меланхолия, часто проявлялась сентиментальность. В своих мыслях все они словно находились в замкнутом круге, выход из которого – терпение и вера. Каждый мечтал о долгожданной встрече с родными и близкими. Между членами экипажа, во взаимоотношениях чувствовалась натянутость. Такие вот полуночные посиделки хоть как-то отогревали душу. Когда они прибудут домой, то через месяц это будут уже совсем другие люди. А пока, как и все одиннадцать месяцев, сильные духом мужчины искали самовыражения. Это приобретало разные формы: увлечение спортом; чтение книг, для духовного роста; изготовление различных поделок; в свободное время рыбалка и т.д.

Обед закончился, и офицеры возвращались в свою «общую» каюту на «адмиральский час» сна. Они вернулись не все сразу, а шли вереницей, растянувшись по времени один за другим. Кто-то задержался, чтобы покурить, а кому-то, по служебным делам, надо было находиться с личным составом. Были и те, кто сегодня дежурил с повязкой на рукаве. Постепенно почти все они вернулись, чтобы в этот знойный день отдохнуть и поспать час. Предпоследним пришёл капитан-лейтенант Романов

- Все те же лица, - произнёс он равнодушно, со скучной физиономией.

Последним явился Виктор Сидяков, когда все присутствующие уже лежали в кроватях. В руках он держал чёрный потрёпанный портфель, с широкой красной полосой по диагонали. В таких, на службе, обычно переносят секретные документы.

- Вижу, что доктор не сопротивлялся, - подметил очевидный факт на лицо, Крутов.

- Да, доктор искупил свою вину, но помянуть Антистаса отказался.

- О, как! А чего это он? – удивлённо спросил Макаров. – Вроде бы ему ничто земное не чуждо.

- Обещал на девять дней прийти. Сейчас лечит адмирала, пить ему никак нельзя.

Сидяков достал из портфеля плоскую флягу и, открыв рундук, положил её среди вещей.

- Доктор кроме адмирала, ещё старпому копчик лечит, - дополнил сенсацией прежнюю информацию Виктор.

Управившись, он разогнулся и стал снимать с себя тропичку, чтобы на белоснежных простынях отдохнуло тело.

- Неужели у нашего неутомимого Рысина появился недуг? – с открытой иронией в голосе произнёс Романов. – Он же по поводу и без любит повторять, что все болезни у военнослужащего от низкой воинской дисциплины. Отсюда вывод…

- Док поведал мне врачебную тайну. «Героический» старпом пятился как рак от командира, когда он «распекал» его по полной программе, и неудачно упёрся в вентиляцию.

- Главное, почта от родных и близких пришла, после обеда сухогруз будет швартоваться, - довольно, растягивая слова, произнёс Крестовский. – А на старпоме, как на собаке всё заживает.

- Я слышал на этом судне, и ларёк привезли, - дополнил разговор своей порцией информации о прибывшем посланце с Родины, Песков.

- Рано радуешься, забудь. Нам, как всегда, крохи, может быть, достанутся, - охладил его ложную надежду на часть деликатеса Макаров. – Мурин нам в прошлый раз рассказал интересную историю про то, как подарок с берега в штабе делили.

- Он что присутствовал при этом? – ухмыльнулся Василий.

- Ему ларёчник штабной поведал. Есть у них там мичман такой, тот ещё жук. Фамилию забыл.

- Карпенко Тарас, - подсказал Сидяков.

- Точно, этот Карпенко ему в жилетку поплакался. В прошлый раз привезли товар, мичман разложил его, как там у них полагается, по заведённому порядку. Ждал прибытия Начальника Политотдела, который всё это распределяет, и крутился по своим делам.

- Знаем мы это распределение. Это тебе, это опять тебе… - усмехнувшись, вставил шутку Крутов.

- Вроде того. Вдруг открывается дверь и заходит особист. Тот, который главный, кап раз с красной рожей, в очках. Карпенко вытянулся и глазами хлопает. Особист осмотрел хищно кучу добра и говорит:

- Так мичман, мне пятнадцать тельников, пак кофе и два пака конфет. Всё это доставить в каюту.

Развернулся и на выход. Карпенко начал возражать, мол, НачПо распределяет, а он всего лишь мелкая сошка.

А особист как рявкнет:

- Я на тебя дело заведу!

Этот Тарас Карпенко прибежал к Мурину в каюту, трясётся весь. - «Мужики, что мне делать? НачПо с особистом ругаться не будут, а на меня всех собак спустят», – причитал он жалобно.

- Что тут сказать? – выступил в роли мудреца Романов. – Проблемы с совестью бывают и у тех, кто носит большие погоны. У них тоже ведь есть свои пороки.

- Его младший собрат, корабельный особист, не лучше. Капитан-лейтенант, а ведёт себя очень заносчиво, - вступил в разговор Сидяков. – Играли мы как-то на вертолётке в волейбол. Он в паре с механиком проиграл. Пролетел, уходи. Наступила наша очередь с Валентином Генераловым. Каплей начал просить чтобы ещё партию сыграть, а у нас обед заканчивался. Я отказал. Видели бы вы его лицо, как он зыркал глазами и скрипел зубами. Всё указывало на то: «Я тебе ещё припомню!».

- Ну и что было дальше? – нетерпеливо спросил Макаров, видя, что он не собирался больше продолжать повествование на эту тему.

- Да ничего особенного, при встрече отворачивался. Прошло шесть месяцев, и его заменили, другим «мохнатым ухом». «Пахарь моря» в союз укатил. Они же не могут как мы, до безумия, по двенадцать месяцев, лямку тянуть вдали от дома.

В кубрике повисла тишина, которую нарушил Руслан Макаров.

- Вот бы посмотреть на «образцово-показательный» скандал.

- Ты о чём? – произнёс в полудрёме Крутов.

- НачПо с особистом.

- Наивный. Ворон ворону, а дальше сам всё знаешь.

- Нынешний вроде бы ничего, - заступился за работника невидимого фронта Крестовский, - учтивый такой, умные беседы о жизни ведёт.

- Хороший человек, это не профессия, - оборвал его рассказчик. - Ты от него лучше подальше держись. А то сначала будешь для него свой в доску, потом и сам того не заметишь, как в «сексоты» запишешься, – Давайте поспим. Сегодня вечерний стол у нас будет, в виде формы общения.

Крутов зевнул в предчувствии сладкого сна. Вслед ему, через две секунды, зевнул Макаров.

- Ты чего дразнишься, меня повторяешь? – предъявил он претензии Руслану в шутку, с серьёзным выражением лица.

- Резонанс, друг мой. Как в радиотехнике, колебательный контур. Вон смотри и Костя зевает.

Через пять минут в кубрике, словно после щелчка выключателя, установилась тишина, было слышно только сопение и скрип пружин коек под переворачивающимися с боку на бок офицерами.

Не спал только один капитан-лейтенант Романов, он держал в руках книгу и лёжа дочитывал какой-то рассказ. Открылась дверь, вошёл лейтенант Вадим Пугачёв. Евгений оторвался от чтения.

- И где тебя носило? – шутя, с ухмылкой тихо спросил он.

Вадим устало махнул рукой, его от жары начало «возить», слипались глаза.

- После обеда флагсвязист пересаживается, наш важный «Перец».

- Этот неуравновешенный офицер? – продолжал шептать капитан-лейтенант, чтобы не разбудить остальных.

- Матросы каюту его драили, а меня туда «бычок» старшим послал.

Лейтенант быстро разделся, юркнул в койку, прикрывшись простынёй, сомкнул веки и стал «догонять» спящих товарищей.

Через час по корабельной трансляции объявили: «Команде вставать, приготовиться к построению».

В дверь раздался стук. Она открылась, на пороге стоял матрос, подчинённый Макарова.

- Товарищ старший лейтенант, вас старпом вызывает к себе.

- Хорошо, иду, - с недовольством в голосе ответил Руслан. – Чтоб его командир и копчик замучили, - пробормотал он, когда за матросом закрылась дверь.

Все об этом знали, что больше всего на свете старпом боится вспыльчивого командира корабля.

Через пятнадцать минут офицеры вереницей потянулись на выход.

- Когда сухогруз принимать будем? – спросил Пугачёв на ходу у штурмана Пескова.

- Через час.

Военнослужащие корабля и штаба с нетерпением ждали почту, вестей с берега от родных и близких. После построения и инструктажа, экипаж разошёлся по боевым постам, службам и командам. Продолжалась обычная рутинная работа и служба. Проводились запланированные занятия, учёба боевому мастерству, отработка элементов задач по боевым тревогам, уход за материальной частью, работа с документами, исполнение приказов и других элементов в жизнедеятельности корабля. Несмотря на духоту и жару, необходимо было исполнять обязанности. Радисты сидели в приёмном радиоцентре на своих местах с наушниками в одних трусах, а у раскалённых дизелей нёс вахту, в таком же «наряде», личный состав БЧ-5. И те, и другие обливались потом.

По трансляции прошла долгожданная информация: «Швартовой команде построиться. Место построения, шкафут правого борта».

По кораблю прокатилась невидимая волна, которая обострила эмоции и растревожила чувства у всего личного состава. Почта! Вот, что сейчас будоражило умы от матроса до офицера. Все до одного на корабле знали, что после этой команды будет подходить и швартоваться сухогруз. На верхней палубе закипела работа, готовились к приёму продуктов, овощей и пополнения других запасов. Всё происходило в привычном штатном режиме, действия команды расписаны были по определённому алгоритму.

Пришвартовалось судно, с него перешли прибывшие с отдыха офицеры штаба эскадры. Перегрузили почту, с которой были не только письма из дома и пресса, но приказы и указы «свыше», руководящие документы, всякого рода служебные посылки. После этого заработал судовой кран. Кран-балка осторожно поднимала из трюма и опускала на палубу плавбазы мешки, ящики и бочки, где их в готовности ждала команда снабженцев. Умудрённый опытом, с большим сроком службы седой боцман, мичман Гаврилов, зычным голосом отдавал приказания матросам.

- Куда лезешь под кран-балку, сынок? Дома мамка ждёт. Мне тебя живым для неё нужно сохранить, - пресекал он всякие отклонения и нарушения правил безопасности.

Через каких-то минут двадцать по кораблю разлетелись конверты, телеграммы и газеты. У кого была возможность, те забивались куда-нибудь подальше и, испытывая волнение от разыгравшихся чувств, вскрывали один конверт за другим. Ведь письма скапливались в стопку где-то на почте, пока не попадали к адресату. Бывало и так, что с берега приходили и не совсем хорошие вести, даже драматичные. Молодым людям, если они были связаны с противоположным полом, пережить это было особенно трудно.

Офицеры штаба, в большинстве своём, находились уже в солидном возрасте, но и они были подвержены эмоциям, общей эйфории – эйфории почты.

На юте стоял и курил, проницательно смотря в морскую даль, флагманский специалист ракетного оружия, капитан первого ранга Силин. Он не обращал ни на кого внимания. На его лице периодически появлялась улыбка умиления. К нему подошёл капитан второго ранга Потапчук.

- Что это ты Сергей Петрович улыбаешься, в задумчивости?

- Жена пишет, дочка внука родила. Этот внук у меня первый! Стою, и представляю, какой он будет, когда вырастет.

- А у меня сын Сашка в ВВМУ подплава, Ленком поступил. Тоже радость.

Они поздравили друг друга.

Всё, что простиралось до границ дозволенного в семейной жизни, моряки делились друг с другом, облегчая порой душу. В этих исповедях непременно были радости и огорчения, переживания и сочувствие.

В кубрике №10 собрались почти все её обитатели. Стояла тишина, сквозь которую иногда проскакивали какие-то короткие эмоциональные звуки, возгласы и мычания. Надо было видеть, эти счастливые глаза офицеров!

Вошёл старший лейтенант Сидяков.

- Кубрик-читальня, - бросил он с порога.

Сел на свою кровать, достал из кармана пачку писем и углубился в чтение. Никто не обратил внимания ни на его реплику, ни на него самого.

Следом за Виктором пришёл Крутов. Он огляделся вокруг, все увлечённо читали. Самый сосредоточенный вид был у Крестовского. Это его позабавило.

- Костя, что пишут из дома? – не удержался он и спросил шутя.

Крестовский услышав свою фамилию, с трудом оторвался от чтения.

- Чего ты хочешь? – грубовато переспросил он.

- Я спрашиваю, что подруга из дому пишет?

- Целую крепко, твоя репка! – отмахнулся Константин от товарища, желая, чтобы его оставили в покое, и снова углубился в чтение.

- Хорошо, когда так целуют страстно, - видя, что Константин готов завестись, он оставил его в покое и взялся за свою почту.

Глаза побежали по строчкам, по согревающим душу словам из дома.

- Вот это гром среди ясного неба! – произнёс резко Пугачёв.

Все оторвались на секунду от чтения и посмотрели в его сторону. Внешний вид Вадима отражал глубокое удивление и непонимание.

- Друг мой по училищу, Генка Васильев, пишет с Камчатки. Жена от него ушла к другому. Представляете! – он смотрел на окружающих так, словно его обидели.

- В жизни всякое бывает, - равнодушно произнёс Романов, - уходят, приходят. Вечный процесс.

- Нет, ну это глупость, - от волнения и досады, он даже не смог внятно выразить своё возмущение.

Немного успокоившись, Вадим продолжил.

- Гена познакомился со своей Верой на четвёртом курсе, а на пятом они поженились. После училища, по распределению уехали на Камчатку. Вся беда в том, как оказалось, что до него она встречалась с курсантом из нашего же училища. В их взаимоотношениях что-то произошло, они поругались и расстались. Её прежний друг выпускался на два года раньше нас. По иронии судьбы, Генкина жена его встретила на Камчатке и у них вновь вспыхнула любовь, - он ещё до конца не мог поверить в случившееся с его товарищем. - Хорошо, что ещё детей не завели. Вот так у моего друга в одночасье рухнул мир личной жизни, - произнёс он, с большим огорчением, последнюю фразу.

- Женщина оказалась с прошлым. Получается что с первым у неё была любовь, а с твоим корешем просто дружба, - рассуждал вслух всегда и всё знающий Романов. – Вот и сделала ему ручкой.

- У каждого своя правда, и у неё и у него. Переживёт твой друг, - категоричным тоном высказал своё мнение Сидяков, - через это, к сожалению, много моряков прошло.

Все вновь углубились в чтение. Прошло некоторое время, дверь резко открылась, на пороге стоял замполит корабля, капитан третьего ранга Павленко. От природы глаза у него имели одну особенность, почти на половину располагались на выкате. В данный момент и вовсе готовы были выскочить. Как человек, на удивление он был крайне озабоченный, с замашками сельского дояра, которому всегда хочется дёргать женский пол за титьки. Боевая длительная служба обострила эти наклонности. Он часто и бурно выражал свой восторг, не по чину и не по должности, когда при просмотре очередного кинофильма, на экране появлялась женщина с красивой грудью. Не сдерживая себя в рамках приличия, Павленко каждый раз громко комментировал женские достоинства. Он активно обращался к рядом сидящим со своей «фирменной» репликой:

- Смотри, смотри какие аппараты! Со стороны это выглядело крайне несолидно и создавалось впечатление, что «товарищ» не совсем здоров на голову. Подобная «невинная шалость» коробила окружающих. В семейной жизни Павленко слыл большим ревнивцем.

- Крутов, - грозно зарычал он, не переступая порог, сверкая безумными глазами, - мичман Кукарешту твой подчинённый?

- Мой. А что случилось? – лицо Антона отображало наивное недоумение.

- Быстро найди его, командира БЧ-4 и ко мне в каюту. Я с вами разбираться буду.

Тучный замполит со всей силы, яростно хлопнул дверью.

- Железо всё выдержит, - спокойным голосом произнёс Сидяков, моргая глазами, – Услышали приглашение, в мягкой форме, - добавил он.

- «Хорошие» люди всегда не вовремя приходят, - прокомментировал, в свою очередь, Песков, усмехаясь. – Явление конечно малоприятное.

- Только помяни чёрта, а он тут, как тут, - присоединился к ним Романов.

У него с замполитом были свои, «особые» отношения. Упустить шанс проехаться по заму, хотя бы словесно, он никак не мог.

Антон сложил письма в тумбочку, надел тропическую пилотку и с озабоченным видом направился на выход из кубрика. По пути он обронил фразу: «Не задался сегодня день!».

- Последнее время поводов огорчаться гораздо больше, нежели восторгаться, - прокомментировал ситуацию Романов, глядя на расстроенное лицо товарища. – Вижу, что ты явно ещё не соскучился по общению с ним.

Все остальные продолжали читать, в полном молчании. Вскоре вернулся Крутов от замполита. Взгляды присутствующих сошлись в одной точке, на старшем лейтенанте.

- Ну что? – нарушил всеобщую тишину Романов. – Выслушал пламенную «проповедь»?

Со словами: «Кто остановит этот произвол и форменное издевательство?», - Антон сел на краю своей койки. - Говорил я Кукарешту: «Коля не зли его». Так оно и вышло.

Крутов смотрел на товарищей озадаченно.

- Подробней, пожалуйста, - поинтересовался Сидяков. – Может так статься, что и нам придётся от него отбиваться.

- Поведай нам, что же натворил твой «Кукареку» из Бессарабии, - поддержал его вопрос Песков.

- Вам это не грозит, а история такая. Замполит по вечерам, проходя мимо нас на бак, для просмотра со всем экипажем кинофильма, повадился заглядывать в КПС (корабельный пост связи). Если дежурил Кукарешту, то он безапелляционно совал ему записку со словами: «Коля, позвони мне домой. Узнай как дела, как обстановка. На обороте ответ запиши». У нас в смене, как правило, состав смешанный, дежурный по связи - офицер штаба, а помощник - корабельный мичман. Что, значит, позвонить его жене в наших условиях? Этот нахрапистый зам даже не представляет себе. Необходимо по служебной связи выйти на какой-нибудь береговой пост, упросить дежурного, чтобы он по городскому телефону позвонил замполиту домой. Проще иметь там знакомого, но где его возьмешь. Потом он должен записать от «Дездемоны» ответ, как правило, расхождения одного текста от другого невелики, так как зам звонит постоянно, и потом всё это репетовать к нам обратно. Если такое действо происходит периодически, на протяжении длительного времени, то оно может достать кого угодно, даже тех, у кого железные нервы. Дежурные, на береговых постах, поначалу шли ему навстречу, а потом стали отказывать. Да и замполит раньше являлся приблизительно раз в десять дней, а последние два месяца совсем обнаглел, через каждые два дня. Это стало очевидной нормой. Все устали от его назойливости. Когда Коле начали отказывать, он нашёл выход, писал на обороте ответ от «балды» за брата и за свата. Да так увлёкся, за последние два месяца ни разу не позвонил. Я предупреждал его, что всё это всплывёт потом. И случилось то, что должно было случиться. Сегодня Павленко получил от своей жены письмо, в котором она спрашивает, почему от любимого «пончика» не было ни одного звонка за последние два месяца.

- Ну и что дальше? – спросил Пугачёв.

- Дальше, ты всё сам видел. История ещё не окончена. Павленко сказал, найдёт повод и добьётся того, чтобы мичмана с боевой службы отправили домой. С формулировкой: «Невыполнение оным должным образом своих обязанностей». А для начала, замполит с завтрашнего дня в БЧ-4 будет проверять конспекты и тетради по политзанятиям. Наверное, с пристрастием.

- Вижу, ты расстроился? – с сочувствием произнёс Пугачёв.

- Конечно, по сути, Коля не виноват. Он же не волшебник, а простой мичман. Где я ему замену найду? Хороший специалист, добросовестно обязанности исполняет. Этого зама обратно отправь, абсолютно ничего бы не случилось, а мы тут как в одной цепи. Звено выдерни, на остальных пропорционально нагрузка увеличивается, - он с огорчённым лицом, глубоко вздохнул. – И надо было этой «попадьихе» своему «пончику» пожаловаться. Неужели не о чем больше писать?

Крутов небрежно махнул рукой.

- Остаётся с благодарностью вспоминать только прежнего зама, хороший был человек. Не то, что этот, - с огорчением высказал своё мнение Романов.

- У меня ещё терпимо, а вот артиллерист сейчас на ковре у Командующего эскадрой вместе с командиром, старпомом и замполитом. Они по-особому случаю «подарки» получают.

В кубрике наметилось оживление, все оставили чтение и устремили заинтересованные взоры в его сторону. «Жареная новость» не оставила никого равнодушным.

- Упёртый старпом за что-то взъелся на командира БЧ-2 и в полдень устроил им проворачивание материальной части, с его личным присутствием. Рыскал по постам, придирчиво осматривал и давал «вводные». В районе бака, где каждый день в обед ходит по кругу адмирал, он постоянно на том месте с дряхлостью борется, по команде с поста, опустили ствол. Вы же видели, как комэск ходит? Смотрит в палубу, думает о «своём», адмиральском, и нарезает круг за кругом. Я не сомневаюсь, что он уже с завязанными глазами сможет пройти этот маршрут с препятствиями, в нужных местах высоко поднимая ноги. Но не это главное. Когда адмирал лбом въехал в опущенный ствол, то оказался на пятой точке. В глазах загорелись маленькие, маленькие звёздочки, но много. Потом заревела «сирена» и началось.

- Говоришь много звёздочек! – перестав смеяться, шутя, произнёс Пугачёв.

- Да. Если собрать с наших погон в этом кубрике все, то надо ещё возвести в третью степень, - он продолжил свой рассказ. - Командир, узнав об этом, чтобы зад свой прикрыть, объявил БЧ-2 оргпериод. Но, кажется это ему, а особенно старпому, не поможет. Получат они и в хвост и в гриву!

Дверь кубрика открылась, зашёл лейтенант по имени Валентин, со звучной фамилией Генералов. Он был хорошим другом лейтенанта Пугачёва.

- Привет! Я в «десятку» попал? – спросил он весело, глядя на озабоченные, немного усталые лица.

- Это, смотря, куда целился, - в такой же тональности ответил ему Песков.

- В самое «яблочко», - взгляд его остановился на переборке. - Что это у вас портрет старпома на самом видном месте? Я что-то пропустил? – усмехнувшись, спросил он. – У него что, сегодня день рождения?

Валентин кивнул в сторону мрачной вороны.

- Это место, предназначено ей судьбой, а участь старпома сейчас решается на «торжественной церемонии» у адмирала, - оторвав голову от подушки, произнёс Вадим. – Если вернётся оттуда с лёгким испугом и без последствий, значит, у него сегодня будет второй день рождения.

- Слышал я про это, - иронично усмехнулся Валентин, потирая ладони. - Далеко идущие выводы от начальства и втык он точно получит. Птички вашей что-то не видать? Неужели всех тараканов съела, и вы её выпустили? Кстати, я видел недавно, как две чайки поймали вот такую птаху и разорвали на лету. Вроде она на рыбу не похожа, - он удивлённо пожал плечами.

- Мы тоже не съедобные, но жрут нас каждый день, - вставил с мрачным видом реплику в разговор Романов.

- У нас другая история. Наша легендарная птичка приняла жуткую смерть от морёного таракана, - гордо произнёс Пугачёв.

- Что долго мучалась? – участливо спросил Генералов.

- Нет, смерть мгновенная. Видно док постарался с дозой. А до этого всё было так прекрасно, всё в ажуре, - Вадим закатил глаза, - ещё немного и обрела бы она свободу. Мы уже почти решили, что выпустим птичку на волю, в награду за славный труд. Фактически вопрос был уже решён, оставалось назначить дату, написать сценарий церемонии и – «Здравствуй родина!». Надо же было такому горю случиться!

- Это точно, птичке не хватало свободы, как и нам тоже, - поддержал его Василий, произнеся задумчиво, – Я видел её грустные глаза, - он встал и посмотрел на себя в зеркало, которое висело возле кровати.

- Реальность, как водится, внесла свои коррективы. Вы ей хоть последние почести отдали? – продолжая скорее дурачиться, спросил Валентин.

- А как же! Она, как член нашего экипажа, с почестями была предана морю, вблизи берегов своего отечества, - пояснил Вадим, уже с лукавой, спрятанной в усы улыбкой.

Лейтенанты Пугачёв и Генералов стали о чём-то говорить в полголоса и потеряли интерес к предыдущей теме. Офицеры почти все прочитали адресованные им послания из дома, вдумчиво перелистывали газеты и журналы, утоляя информационный «голод». Макаров обратил внимание на то, что Крестовский получил больше всех писем и ещё не закончил их читать. Он безошибочно определил, что такая большая стопка, за редким исключением, может быть только от невесты. У претенденток на место рядом с моряком, ещё нет такого большого круга обязанностей, как уже у состоявшихся славных спутниц. Поэтому у них имеется много времени, чтобы страдать на бумаге.

- Костя, а ты ещё не женат? – спросил он с целью, чтобы подтвердить свою версию.

- Пока нет, но на берегу мне уже шьют свадебный костюм. Вернусь и в ЗАГС.

- Понятно, - удовлетворённый полученным ответом, благодушно протянул слова Макаров.

- Валентин, а куда это ты сегодня, после утреннего построения, сломя голову мчался? - спросил у Генералова Романов.

- Вызвал меня на КП зам флагманского механика, - оторвавшись от беседы, поведал Валентин. – Мозги промывал из-за одной ерунды.

- Это такой чудаковатый кап два, который постоянно находится в себе, молчит и в палубу смотрит?

- Да, это он, Мохов – чисто специалист в военной форме. «Типа образцовый», всегда застёгнутый на все пуговицы офицер. Противоречивая фигура: неглупый, мыслит нестандартно, но какой-то забитый и бывает очень вспыльчив. Из его второстепенных недостатков, я бы отметил напрочь отсутствие чувства юмора. Представляешь, - он обратился к Пугачёву, - этот нудный зам, сегодня в ходе воспитательной беседы вышел из себя, выпучил глаза, и начал на меня орать и брызгать слюной изо рта. Я тактично дал ему отпор, так он разнервничался ещё больше, и давай меня своим ноющим голосом строить. Видите ли, его солидного человека несолидно возили носом на ковре у начальства, из-за какого там лейтенанта. Потом в повышенном тоне, почти криком объявил: «Вы генерал Лейтенантов меня подвели, вы у меня допрыгаетесь!». По своей природной тугодумости, этот Мохов даже не догнал, что сказал обидную глупость.

Офицеры рассмеялись.

- Вот и я говорю, народ насмешил, а мне обиду нанёс, обозвал – «генералом Лейтенантовым». Даже не выговоришь правильно, - Валентин тоже усмехнулся.

- Наоборот, он тебя возвысил, если посмотреть с другой стороны. Ты что обиделся? – продолжая смеяться, спросил Сидяков.

- Во-первых, я морской офицер, а во-вторых, наша фамилия гремит во все века. А что значит Лейтенантов? – он недоумённо пожал плечами. – Всегда в одной поре.

- Представляешь, Валентин, что будет, если ты вырастешь по службе до адмирала, - продолжал дурачиться Сидяков. – Это будет звучать грозно и экзотично – адмирал Генералов!

- Скорее экстравагантная форма сочетания, - присоединился к обсуждению Романов. – Но ты не обольщайся и не расстраивайся раньше времени. С такой военной профессией – механик, стать адмиралом уже в два раза нереальней.

- Я пока и не хочу быть адмиралом, я домой очень хочу, - в шутливой форме парировал лейтенант. – Двенадцать месяцев боевой службы, это круто, - он вздохнул. – Однообразие заметно раздражает, накапливается какая-то критическая масса.

- Вообще, я полагаю, человек не задумывается, созвучна или нет его фамилия приобретённой профессии или ещё раньше, на этапе её выбора, - вступил в разговор Макаров. – Разве мог знать лейтенант Генералов, что на службе он будет король воды, дерьма и пара. Это у женщин, под цвет пальто подбирается сумочка или сапоги, а фамилия, увы. Подобные сочетания, скорее всего ирония судьбы: лейтенант Майоров, матрос Каюткин, матрос Солдатов или наоборот, ну и лейтенант Генералов. Таких вариантов море.

Мысль развить ему не дали. Открылась дверь, и вошёл командир БЧ-4 капитан-лейтенант Потапов.

- Чего вы сидите, как засватанные, наливайте, - произнёс он ухмыльнувшись.

- Что Сергей Васильевич, прямо сейчас? – не поняв намёка, серьёзно это или шутка, спросил Крутов.

- Наливать завтра будете, на Крестовского выписка из приказа пришла, о присвоении очередного воинского звания старший лейтенант. А прямо сейчас нас собирает в своей каюте флагсвязист Харламов. Если вы забыли про него, то зря. Желает самолично нам в глаза посмотреть. Соскучился, наверное.

Он подошёл к Крестовскому и подал руку.

- Поздравляю тебя, Костя. Так держать! У меня к тебе по службе претензий нет.

- Спасибо, Сергей Васильевич, - ответил он, смущаясь и испытывая лёгкую неловкость, получив от своего командира твёрдый кредит доверия. – Когда можно будет стол накрыть?

- Завтра после бани. Совместим приятное с полезным, немножко и отметим. Только не так, как недавно у механиков. Группа товарищей отмечала личный праздник одного из них. Накачались «шилом» до поросячьего визга и море стало по колено. Виновник торжества напился, вы знаете, о ком я говорю, до такой степени, что перешёл в разряд «вездесущих» и «застенчивых». Произошло это по причине, как бы это тактичней сказать, низкого уровня воинской культуры. Ну что это такое, совсем не солидно?! – возмутился он. - В «хлам» пьяного, держащегося за переборку и ничего не соображающего «юбиляра», обнаружил, при ночном обходе, один из начальников. Нам такие неприятности ни к чему, - он покачал головой. - Помни Костя всегда поговорку: «Береги честь смолоду!».

- Мы норму знаем, - ответил за всех Макаров.

Потапов посмотрел на часы.

- Через десять минут встречаемся у каюты флагсвязиста. Погоны тебе на вечернем построении командир вручит. Понятно?

- Да, - бодро ответил сияющий Крестовский.

- Василич, а что с Кукарешту? – спросил, переживая за подчинённого, Крутов.

- Отобьём, я к командиру корабля схожу, - ответил уверенно командир боевой части связи.

Потапов двинул к выходу, но у плаката с вороной остановился.

- Зачем вы её повесили? – спросил он, ничего не понимая. – Какая-то невразумительная картина.

- Да, так…- с неопределённостью протянул слова Сидяков.

- Странное у вас представление о красоте.

- Вы предлагаете повесить плакат с обнажённой девицей, которая разгоняет кровь? – усмехнувшись, пошутил Макаров. – Проблем нет, мы их в Сирии купили в достатке, только замполит не поймёт.

Командир БЧ-4 ухмыльнулся и покачал головой.

- Лучше не давайте ему повода. Для зама это будет «приятный сюрприз».

Потапов вышел из кубрика.

Офицеры стали поздравлять Константина и пожимать ему руку. Он лишь улыбался и кивал в ответ.

- Товарищ старший лейтенант, все основные пожелания мы Вам завтра выскажем, за столом, - в шутливой форме выразил всеобщее мнение Песков. – Обмывание погон – веками устоявшаяся традиция, - пафосно добавил он.

- Лейтенант всё знает, но ничего не умеет, - произнёс Романов медленно. – Старший лейтенант всё знает и умеет. Ты теперь Костя всё знаешь и умеешь.

- А дальше, - спросил Крестовский.

- Дальше. Капитан-лейтенант всё умеет, ничего не помнит. Капитан 3 ранга, зачем ему знать и помнить, ему надо руководить знающими и всё умеющими.

Кубрик опустел, офицеры убыли по постам для продолжения исполнения должностных обязанностей. Остался лишь один старший лейтенант Сидяков, ему надо было подготовиться к заступлению на дежурство по кораблю. Раздался стук в дверь. Она открылась, в проёме стоял с чемоданом и сумкой капитан-лейтенант Кирилл Павлов. Он переступил порог.

- Привет! Квартирантов принимаете?

- А что так? Что привело Вас к месту нашего жития? – удивлённо переспросил его Сидяков. – Неужели ты тоже начал вести кочевой образ жизни?

- Переводчика из штаба на моё место поселили, - упавшим голосом пояснил Павлов. - Я вещи здесь брошу, ночь перекантуюсь на посту, а завтра к вам.

- Добро! Пустых коек много, выбирай любую, - дружелюбно согласился Виктор. – Считай, себе место застолбил.

- Возможно, завтра у меня ещё один вариант появиться.

- А если не появиться, то ждём тебя с пропиской. Ничего не поделаешь, они же «штаб», - иронично пошутил Сидяков над офицером, который продержался в своей каюте все одиннадцать месяцев. – Теперь будешь мыкаться по чужим углам, как мы.

- На кого это у вас «дружеский» шарж висит? - обратив внимание на ворону, спросил Кирилл. – На старпома или замполита?

- На того, к кому народная «любовь» крепче. Угадай?

- У кого сейчас копчик болит, - смекнул Павлов.

- Прямо в точку. А ты не слышал, адмирал его взгрел?

- Если верить помощнику, к сожалению, наш рьяный службист «отскочил» в сторону.

- Значит, в переводе на простой язык, получил всего лишь подзатыльник.

- Вроде того, пожурили. - Нет, мы так не согласны, - показушно возмутился Виктор и развёл руки. – Адмирал головой в ствол, а он не причём. Люди, что же это такое твориться! – произнёс Сидяков, демонстративно кривляясь.

Прошло ещё несколько часов, старший лейтенант Макаров вышел покурить на ют. До ужина оставалось ещё полчаса. В курилке он встретил штурмана Пескова.

- Василий, одолжи, пожалуйста, сигаретку.

- Ты чего весь такой взъерошенный?

- Флагсвязист нас только что отпустил. Полтора часа мозги компостировал, я ещё даже в кубрик не заходил.

- Понятно, «заблудших» наставлял на путь истинный? – усмехнулся Василий. - Что он от вас хотел?

- Красной нитью в его рассуждениях проходила мысль, что он только один служит. От нас поддержки и помощи никакой нет. Потом, наш не в меру усердный, повышал рвение к исполнению служебных обязанностей. Это метода у него такая. Чего только стоит знаменитая фраза, постоянно им повторяемая: «Боевая служба – это учебник жизни, в суровых условиях». Харламов отдохнул хорошо, а из нас теперь жилы тянуть будет. В счёт не берётся, что за плечами у экипажа одиннадцать месяцев боевой службы, на это наплевать и растереть.

Макаров, раскурив сигарету, глубоко затянулся и медленно выпустил дым.

- Вообще, он какой-то странный. Вернётся из отпуска, сама любезность. Продолжается это благоденствие до первого замечания ему от командования. Потом начинается самое интересное, орёт месяца два, как недорезанный. Маленький, плюгавый, а от его крика перепонки лопаются. Никакой солидности. Пока добрый и не «завёлся», рассказывает нам всевозможные истории и случаи, из богатого жизненного опыта, поучает. Такой хороший, хоть к одному месту прикладывай от всех болячек, - Руслан произнёс нервно и вздохнул. – Оно мне надо, целый час стоять перед ним и выслушивать всякую бодягу, - он посмотрел на Пескова, ища у него понимания и поддержки. - Есть в нём какое-то внутреннее зло.

- Ему что, никто ни разу не возразил?

- Один был такой, по рассказу старших товарищей, как-то сказал слово против: «Для того чтобы вас услышали, не обязательно кричать». С первой оказией отправили домой, с характеристикой, по содержанию, вроде «волчьего билета».

- Чтоб другим неповадно было, это мы проходили, - задумчиво произнёс Василий. – Однако, как я погляжу, в службе есть всегда место «подвигу», - уже улыбаясь, пошутил Песков.

- Как у классика, герой боролся с ветряными мельницами, пока одна его не придавила, - с пессимизмом в голосе произнёс Макаров.

- Я слышал о том, что он у вас известный говорун, - с тактичной осторожностью произнёс штурман и скосил глаза в сторону, оглядев окружающих.

- Хорошее ему определение ты дал. Сегодня начал с того, что через два дня, ночью, принимаем атомоход. Надо, говорит, чтобы по связи не было замечаний и всякое такое разное. Закончил из другой «оперы». Если мы пропустим боевой сигнал, то его, раба божьего, вместе с нами повезут в Магадан за колючую проволоку, в Колымские лагеря, если конечно Сибирь проскочим. Это в лучшем случае, а по худшему сценарию, расстреляют безжалостно на юте.

- И у вас резко боевой дух подскочил, - рассмеялся Песков. – Вообще интересный чудак! Расскажи ещё что-нибудь про него.

- Поведал нам, как в прошлом году с женой в Пятигорске отдыхал. Умрёшь со смеху. Иду, говорит по городу, а на встречу матрос-дембель грузинской национальности. Брюки на нём клёш немыслимый, фланка ушита до такой степени, что только с мылом её надеть можно. Вместо погон бархатные чуть ли не эполеты, с бахромой. На груди красуются аксельбанты, а на макушке сидит маленькая бескозырка. Форму дембеля дополняла масса различных значков и нашивок. Антураж всего этого завершал большой нос, орлиные глаза и сросшиеся брови. Дословно передаю его слова: - Мне так хотелось подойти к нему и поэтично сказать: «Здравствуй, Лермонтов!».

Руслан и Василий громко рассмеялись.

- Вы чего ржёте на всё Средиземное море, - к ним подошёл Антон Крутов, держа в зубах сигарету.

- Да, рассказываю Василию, как нас воспитывает сердитый флагсвязист Харламов.

- Он не воспитывает, а мытарит больше, - возмущённо произнёс Крутов.

- Четыре месяца назад, - продолжил Макаров, - он придумал для нас наказание. А предыстория была такая. Накануне, его отругал Начальник штаба эскадры за какую-то загубленную телеграмму, вот он нам и начал мстить.

- У военных это называется воспитывать, - поправил его Крутов.

- Какая разница? Завёл журнал и составил график, по которому все свободные от дежурства офицеры-связисты, в ночное время должны проверять боевые посты своей боевой части. Представляешь, я должен был писать замечания на товарищей и сослуживцев! Мы парни тоже не простые, элементарно приходили сразу после подъёма и делали стандартную запись: «Боевые посты проверил такой-то, замечаний нет». Флагманский связист собрал нас через месяц и начал, как всегда, отчитывать. В конце сотрясания воздуха, говорит:

- Что, значит, нет замечаний? Я вам в Кремле пятьдесят замечаний найду.

Ушёл он в отпуск, мы этот журнал использовали вместо туалетной бумаги.

- А ты слышал, - подключился к разговору Антон, со своей порцией «небылиц» о Харламове, - как он проверял в прошлом году, вместе со штабом эскадры, какой-то БПК Северного флота?

- Не припомню.

- Эту историю рассказал нам как-то офицер штаба, в курилке. После проверки боевых постов корабля, построили весь экипаж на строевой смотр. Наш эксцентричный кап раз двигается вдоль строя, проверяет форму одежды. Дошёл до офицеров и мичманов. Остановился у первого военного.

- Мичман Бодунов, - представился тот.

Осмотрел он его, двинул дальше.

- Мичман Бухун, - докладывает следующий.

- Вижу, готовились, - довольно произнёс флагсвязист и пошёл к следующему.

- Лейтенант Синяков, - с непроницаемым видом браво рапортовал офицер.

На лице Харламова нарисовалось сильное удивление. Он повернул голову в сторону командира БЧ-4 корабля.

- Фамилии у вас какие-то градусные, - сказал он, сделав акцент на последнем слове. - Специально что ли их собрали в одном месте, - на его лице проскочила редкая улыбка.

Он ехидно хихикнул один, на фоне суровых выражений лиц задёрганных моряков корабля.

- А ещё, у нас есть Кисляков в БЧ-2, - послышалось откуда-то со второго ряда.

На том месте, где должна быть солидность, «выросла» растерянность.

- Разговоры в строю, - прикрикнул флагсвязист, вернув атмосферу в русло строевого смотра.

- Пора в кубрик топать. Рабочий день закончился, будем коротать время до ужина, - предложил Макаров. – Скучен день до вечера, коли делать нечего, - дополнил он свои слова поговоркой.

- Пойдём, - согласился с товарищем Крутов.

Офицеры собрались уже уходить, когда к ним, закуривая сигарету, подошёл старший лейтенант Мурин.

- Ну что, во сколько сегодня официоз начинается?– спросил он, про намеченное на вечер мероприятие. - В том же «тронном зале»?

- Нет, блин, в тенистом парке! – вышел из себя Крутов. – Тебя что-то смущает? - В двадцать часов и одну секунду, - уточнил Макаров. – Да, ты не забудь что-нибудь из закуски вкусненького прихватить с собой. Вы там штабные подъедаетесь в ларьке, не то, что мы простолюдины. Небось, чернослив в шоколаде лопаешь килограммами, а у нас сахар вместо конфет.

- Зашибись! Первый раз вижу поминки в складчину. Птичка то, ваша? – произнёс крайне удивлённый Мурин.

- Ты хочешь вместо птички клюв раскрывать? Не выйдет, - осадил его халявные намерения Крутов. – Придётся раскошелиться.

- Да ладно, я пошутил, - оправдывался Сергей. – Но это мне напоминает стародавнее обложение данью. А проще говоря – явный факт поборов. Я вашей птички в глаза не видывал.

Через некоторое время почти все офицеры собрались в кубрике. Одним из последних появился Костя Крестовский.

- Мы сейчас с Вадиком слышали интересный прикол, - он на ходу снял куртку тропички, пилотку и повесил на вешалку у входа.

- Ну, давай, валяй, - вяло произнёс Романов, развалившись на койке и как обычно, в такие перерывы, не выпускавший книгу из рук. – В нашем сообществе возможности погрустить спокойно в блаженной тишине, или помечтать, всё равно не дадут.

- Сидели мы с ним на посту, ремонтировали неисправный приёмник. Дверь была приоткрыта, чтобы хоть какой-то сквозняк чувствовался. Слышим в коридоре один из наших «аборигенов», старый мичман Карташов Иван Иваныч с БЧ-5, который почти с постройки корабля служит, остановил матроса Кривенко и воспитывает. Он что-то ему минуты три выговаривал, а матрос периодически оправдывался и огрызался. Затем Карташов не выдержал и говорит:

- Мы с тобой разговариваем, как космонавт с татарином.

А тот в ответ с удивлением:

- Товарищ мичман, а я и не знал, что вы татарин! А так похожи на русского.

Иван Иваныч, как заревёт:

- Да я тебя с дерьмом смешаю!

Затем последовали «трёхэтажные выражения». Вы же знаете, что он без мата – как без хлеба. Матрос - «маслопуп» рванул по коридору быстрее пули, раздался только топот и рёв Карташова.

Дверь открылась, вернулся Пугачёв.

- Ты куда делся? – спросил его Крестовский.

- Ходил друга навестить. Зашёл в каюту, а у них вонище, спасу нет! На кабельтрассах где-то рядом с каютой крыса сдохла и тухлятиной прёт на всю округу.

- Вадим, интеллигентные люди говорят: «дурно пахнет», - поправил его капитан-лейтенант Романов, с присущим ему лёгким высокомерием.

- Согласен. Но, я просидел у них ровно минуту. Можно я скажу наполовину интеллигентно? – он обратил свой взор к Романову. – Без литературных, так сказать, изысков.

- Давай.

- И ощутил, что у них дурно воняет. Вскочил, и прыжками кенгуру покинул это место. По их рассказу, у соседей, вообще неинтеллигентно пахнет, смрад стоит неимоверный. Парни все переселились на посты спать. Хоть бы посочувствовали мне, еле живой оттуда ушёл. Ещё немного и угорел бы, - пробормотал он и плюхнулся на своё спальное место.

- Да, чуть не забыл, - воскликнул Вадим, что-то вспомнив. – В коридоре встретил доктора. Представляете, он мне говорит: - Чтобы вы на меня не дулись, предлагаю бесплатно сделать вскрытие вашему другу. Я поставлю точный диагноз. А то он может быть загнулся от некачественных продуктов или нелепой случайности, а вы теперь меня до конца боевой шантажировать будете, каждый раз появляясь за спиртом, с кружкой больше предыдущей.

Народ воспринял новость в «штыки».

- Ну и что ты ему ответил? - не выдержав такой наглости, спросил Романов.

- Ничего себе! – выразил возмущение и Сидяков, который не смог удержаться от охватившего его удивления.

- Я ему сказал, что не требуется. Ничего похожего случиться не могло. Главное мы знаем от чего и кто, а от нашего друга уже осталась только светлая память.

- Правильно ты ему ответил, мы категорически против. Выкручивается док, - негодование большинства, с лёгкой усмешкой, выразил Песков, - хотел стрелки на нас перевести.

Жара вымотала всех. Макаров лежал на койке, о чём-то мечтая, подложив обе руки под голову и перекинув, нога на ногу. Руслан отрешённо смотрел в одну точку и молчал. Крутов встал со своего места, чтобы утолить жажду. Он направился к бачку с водой. Проходя мимо койки Руслана, Антон остановился на секунду рядом.

- У тебя дырка на синем носке, белеет, - обратил он внимание товарища, произнеся это, между прочим.

Крутов продолжил свой путь.

Макаров даже не пошевелился, чтобы посмотреть, соответствует ли действительности предупреждение товарища. Он просто откровенно скучал.

- Что такое дырка? – начал Руслан, выдержав паузу, монотонным голосом рассуждать вслух. – Короткое, но ёмкое слово дырка вмещает в себя огромный смысл и сочетание различных понятий. Например. Дырка может быть: большой и маленькой, ровной и кривой, доступной и недоступной, приятной и неприятной. Дырки представлены в разных сочетаниях и количествах, их бывает много, а бывает единицы. Например: оригинальная дырка – обручальное кольцо; пять дырок – олимпийская символика. Посмотрите на свои тропические тапочки, все в дырках. На комнатных шлёпках, обычных, тоже бывают, чаще в районе большого пальца. Она может находиться где угодно. Например: в полупроводнике, на носке, в бюджете и заборе, в земной коре, даже в космосе – «чёрная дыра», а может быть светлой дыркой, в конце тоннеля. Она может называться по-другому. Например: отверстие, дюза, дырища, дырочка. Дырка может иметь ровные края, неровные края, быть с острыми краями, гладкая и с зазубринами. Дырку можно зашить, залатать, заварить, забить и т.д. Через дырку можно увидеть, что угодно.

- Например, в бане, - успел вставить слово Крутов.

- И в бане тоже, - он подчёркнуто артикулировал слова. – Счастливые лица моющихся женщин. Ты это имел в виду? Он, не дав опомниться задавшему вопрос, продолжил. - Дырка может приносить удовольствие и может огорчать. Как, например: на носке, в кармане, открытый колодец, случайное попадание заряда дроби в одно место, после которого образуется много дырок, кошелёк жены.

- В кошельке жены, - поправил его Пугачёв.

- Нет, сам кошелёк жены, это уже есть дыра. Я ещё не закончил. Самое огорчительное отверстие - дырка, от бублика.

- Но не будем о грустном, про удовольствие, пожалуйста, - заинтересованно спросил сидевший в стороне Сидяков.

- Пожалуйста. Например: на носке, если посмотреть с другой стороны, выполняет функцию вентиляции. А также: иллюминатор, ветер подует и сквознячок; обручальное кольцо, с вытекающими из этого последствиями; дырки на погонах для очередной звезды; дырка для ордена на мундире. А ещё…

- Слушай, хватит нудить, «дырокол» ты наш умный, - остановил его капитан-лейтенант Романов. – Какую-то белиберду несёшь. Лучше книгу почитай. Наслаждение живописными полотнами, - смакуя слова, начал мечтательно произносить он, - литературными и музыкальными произведениями, только не в исполнении Крестовского, делают духовную жизнь офицера богаче и насыщенней.

- Я уже ничего не хочу, кроме возвращения домой. Когда на сердце тяжело, книга не поможет. А ещё, я мечтал все одиннадцать месяцев жить в своей каюте.

- Тогда копайся, в дырках молча, - немного возбуждённо произнёс Романов.

Его вывело из себя безразличие, с которым воспринимались его эстетические рассуждения.

- Не шуми Женя, будто ты не знаешь, что таким образом иногда уходят от реальности, - осадил его Крутов упрёком. – У тебя ведь не первая боевая служба, в отличие от многих нас?

- Чего это тебя так развезло? – спросил Антон Руслана по-дружески. – Откуда взялись такие мрачные мысли?

Он заметил, что у товарища грустные глаза.

- Жена места себе не находит, скучает по любимому и плачет. Всё это мне в письме и высказала. А чем ей помочь, не знаю? - он вздохнул. - Понять её конечно можно, без помощи осталась. Сын родился у нас, когда я в море ушёл. Кстати, Оксана пишет, что сынуля уже бегает своими ножками. Тычет пальчиком в фотографию и говорит: «Папа!».

- Понятно, изложила всё, что переполняет её душу, - он понимающе покачал головой. - Руслан, через месяц будем дома, - успокаивал его Крутов. – Немного терпения – и всё придёт в норму. Увидим мы на причале счастливые и радостные глаза родных и близких, услышим торжественное звучание военного оркестра. Немного осталось.

- Она сама себе выбрала такую судьбу, - начал поучать более молодого товарища Романов. – В настоящий момент у твоей жены полноценная проверка чувств на прочность.

- Время летит стремительно, а на боевой службе наоборот, - уныло произнёс Макаров.

- Привыкнет, - высказался Евгений в этот раз уже однозначно. – Все через это проходят. Послушайте лучше, я вам сейчас отрывок из рассказа прочитаю, прямо в тему. Мне понравилось. Это не то, что ваши дырки.

Он, неспеша, с расстановкой начал читать:

«Из-за горизонта выглянуло солнце, первый его луч медленно пополз по земле, на своём пути окрашивая всё окружающее в золотисто-жёлтый свет. На скамейке сидел кот, по кличке Силантий, всеобщий любимец местной детворы. От утренней осенней прохлады, он весь вжался в деревянную доску, которую уже нагрел своим телом. Из подъезда, в столь ранний утренний час, не торопясь, вышел капитан 3 ранга Аркадий Мишин. Путь держал он на службу. Офицер остановился на ступеньках и поёжился, по телу пробежал холодок. Они с котом молча обменялись взглядами. Мишин словно прочитал в глазах Силантия жалобу:

- Не жарко сегодня, - красноречиво сетовал на погоду кот.

В мыслях Аркадия в ответ прозвучало сочувствие в форме вопроса:

- Что брат, шуба не греет?

Кот виновато отвёл взгляд в сторону.

Подумав, он добавил:

- У меня тоже, извини дружище, жизнь не сахар, только в отличие от тебя «собачья».

Мишин встрепенулся и одёрнул себя.

- Одичал я совсем, с котами разговаривать начал, - высказал упрёк в свой адрес Аркадий.

Его жизненная история проста - три месяца назад ушла жена. Глядя на одинокого кота, он об этом сейчас вспомнил. На лице Мишина появилась какая-то жалкая обречённость. Он сник и продолжил свой путь…».

- К чему это ты? На что намекаешь? – усмехнулся Сидяков.

- Ни на что не намекаю, но через месяц к любому повороту судьбы надо быть готовыми, - равнодушно произнёс Романов, с лёгкой улыбкой. – Всякое бывает.

- Спасибо, твои слова добавили нам уверенности в завтрашнем дне, - осуждающе высказался Пугачёв.

- Пожалуйста. Ты им перечитай письмо от друга своего, с Камчатки, - спокойным голосом добавил он.

После небольшой паузы Романов спросил с ехидцей:

- Чего молчишь, крыть нечем? Судьба она такая штука, кому суждено, тот и пять раз полюбит. Только обязательно надо пережить предыдущую разлуку.

- Ты наше будущее в очень тревожных красках описал. Письмо друга это исключение из правил, а поддерживает морально моряка – вера. Вера в то, что ждёт каждого из нас кто-то на берегу и это помогает переносить все тяготы.

- Хорошо сказано! Согласен. Без этого конечно жизни нет, - похвалил сослуживца Евгений. – Меня вот уже вторая надёжная жена ждёт, первая, к сожалению, испытания разлукой не выдержала.

- Понятно, откуда у тебя такой пессимизм, - произнёс Сидяков и покачал головой.

- Это не пессимизм, а реалии жизни, - вздохнув, уточнил Романов.

Подошло время, офицеры ушли на ужин. Вечером, как было задумано ранее, накрыли стол. Все, кто был вхож в кубрик №10, несли с собой печаль на лице, Мурин пришёл не с пустыми руками, он нёс пакет с продуктами.

Сергей вошёл со словами: «Значимость моменту придаёт личное присутствие».

Романов по старшинству встал, откашлялся и начал.

- Наша птичка прожила короткую, но яркую жизнь. Она переносила тяготы и лишения, - Евгений придирчиво осмотрел матросский кубрик, - вместе с некоторыми офицерами военно-морского флота. На её долю тоже выпали испытания, которые она преодолевала тихо, скромно, не показушно. Вечная память тебе, друг!

Все присутствующие молча подняли стаканы, наполненные «шилом» разбавленным пепси-колой, которую припрятали после последнего захода в порт Сирии, и выпили.

- Трагедия круто перевернула нашу жизнь, - дополнил предыдущего оратора Макаров. – Портрет Антистаса, - он кивнул головой в сторону вороны, - это незримое присутствие среди нас, ныне живущих, нашего героя.

- Каждый, я полагаю, должен сказать про Антистаса всё, что он оставил в его душе и памяти, - ковыряя вилкой в банке с тушёнкой, произнёс старший за столом. – Кстати, откуда тушёнка? – спросил он с удивлённым видом.

- Антон её от каши отделил, - прокомментировал Макаров в шутливом тоне.

- Это не я, это наш виртуоз продовольственник подарил мне несколько банок. Я ему кое в чём помог, - пояснил Крутов запутанную историю с ценным продуктом.

Штурман поднял стакан и высказался сдержанно:

- Я сейчас не буду перечислять весь список заслуг нашего друга, все о них хорошо знают. Скажу кратко: «Он жил у нас скромно, без претензий».

Все выпили. За столом секунд на десять зависла тишина, народ закусывал.

Потом стали наперебой друг другу что-то рассказывать.

- Прошу внимания, ибо молчать уже нет мочи, - Пугачёв постучал вилкой по гранёному стакану. – Я вспоминаю Антистаса и с дрожью в срывающемся голосе хочу сказать. Он у нас чувствовал себя, как дома, вёл крайне резво. Это доверие, друзья мои.

Следующим слово взял Крестовский.

- Сегодня мы собрались, - произнёс он с мрачным лицом, - чтобы вспомнить единственного и неповторимого нашего друга, геройски отдавшего жизнь в борьбе с неприятными врагами. Наше сообщество сегодня было единодушно во мнении, он останется в памяти товарищей навсегда.

Пафосные слова, вызывающие только улыбку, лились как из рога изобилия.

Прошло немного времени, и кубрик заполонил плотный туман дыма от «Беломора», устойчивый запах спирта и кофе. После выпитого градусного напитка, скованность и тяжёлые думы на некоторое время отпустили моряков. Этот факт в разговоре, так, между прочим, подметил Макаров: «Медленно поднимается настроение, хочется жить».

Фарс быстро закончился и народ после четвёртой «порции» перешёл к обсуждению насущных дел, смешных историй и приятных воспоминаний.

В мужских компаниях никогда не обходится без нежных рассказов о женщинах и личной жизни, что вызывает только исключительно положительные эмоции.

- Костя, а как ты познакомился со своей подругой? – слышалось с одного края стола.

Это Пугачёв поинтересовался, рассматривая фотографию невесты Крестовского.

- Вышел я как-то в город по гражданке, - начал свой рассказ Константин. - Смотрю, идёт лапуля на высоких каблуках, цок-цок, - вдохновлёно повествовал Крестовский, с самого начала заинтриговав товарищей. – Стройные ноги, красивая, напомаженная, я и решил подкатить. «Девушка, не проходите мимо страждущего с вами познакомиться», - говорю я ей. Она бросила презрительный взгляд в мою сторону и «ласково», слегка прокуренным голосом ответила: «Сейчас дам каблуком в лоб, сразу расхочется знакомиться. Исчезни и не возникай». У меня сразу же прошла острота первого порыва, в горле что-то застряло. Оказалось что у неё внутри, вместо хрупкой натуры, характер мужлана. Процокала она дальше, а за ней идут две симпатичные девушки, смотрят на меня растерянного и улыбаются. Спрашиваю: «Я что такой смешной?». Да нет, говорят, впервые видим молодого человека, которого чуть калекой не сделали из-за того, что он хотел просто познакомиться. Оказывается, они всё слышали. Одна из них, Катерина, произвела на меня особенное впечатление. Это и есть моя будущая жена, - с умилённым выражением лица, произнёс Крестовский. – Красивая! – добавил Костя, растягивая приятное слово и закатив глаза.

- Вадим, а ты как с женой познакомился? – в свою очередь спросил Крестовский.

- Иду быстрым шагом через парк, из увольнения, - неспеша стал рассказывать свою жизненную историю Пугачёв. - Вижу впереди на скамейке, на другой аллее, девчонка молодая и красивая сидит. Модная стрижка, ярко накрашена, одета по последнему писку моды, нога на ногу и книгу умную читает. Я притормозил, перешёл на медленный шаг и курс поменял.

- Девушка, вы прямо картинка! – говорю я ей. – Можно немного полюбоваться вами?

Она посмотрела на меня, оторвавшись от чтения книги, и молча, ухмыльнулась. Девушка только взглянула, а я уже оказался во власти её обаяния. Потом она оценила меня взглядом, который на некоторое время остановился на нашивках пятого курса.

Я продолжал проявлять настойчивость.

- Девушка, амуры вонзили в меня стрелы, в районе сердца.

Она снисходительно улыбнулась.

- Угадайте теперь, что девушка мне ответила? – спросил он, интригуя остальных.

Первым начал шутить Макаров.

- Можно, - ответила она решительно. - Или второй вариант, типа – О-о, да! – произнес он артистично.

- Нет, это банально и просто.

- Покраснела и опустила глаза, - высказался Крутов.

- Нет, она девичью стеснительность уже переросла к тому времени.

- А каблуком в лоб? – развеселил всех Крестовский.

- Нет, она не такая, хотя резвая, - отверг подобный вариант Вадим.

- Если надо добиться расположения женщины, то говорят о красоте и уме, верности и добродетели, - в поэтичной форме представил своё видение ситуации Романов. – А что это за примитив: «Дайте на вас полюбоваться!».

- Так это же была девушка! – поправил его Песков, с возвышенным выражением лица, показывая указательным пальцем вверх. – Божество, для молодого человека! Женщиной потом будет, - обыденно добавил он.

- Женщиной становятся очень быстро, особенно когда нарываются на нашего красавчика Севу Королёва, - грубо пошутил Макаров.

- Всё не то, - остановил высказывание различных вариаций Пугачёв, видя, что тема вопроса постепенно размывалась шутками. – Она ответила: « Мне кажется, одна стрела попала и в меня. Это и теперь удивительная женщина, у неё красивое лицо и огромные глаза.

Разговор перевёл на другую тему Макаров.

- Послушайте эпизод стажировки Антона на авианесущем крейсере, очень интересно.

Он обратился к Крутову: «Давай, повтори историю, как ты на авианосец прибыл».

- Тяжёлый авианесущий крейсер стоял на якоре, посреди огромной бухты Стрелок, под Владивостоком. Поселили меня в каюту к старлею связисту. День прошёл, вечером с ним встретились. Помню его, звали Сергей Петров.

- Ну что, надо бы обмыть наше знакомство и начало твоей стажировки, - говорит он мне. – Тем более мы из одного училища. Закуски, правда, нет, - Сергей задумчиво почесал затылок. Он достал из шкафчика удочку донку, насадил на крючок хлеб и опустил в море, через открытый иллюминатор. Не прошло и двадцати секунд, Сергей вытащил довольно таки приличного размера первую камбалу. Потом вторую. В умывальнике распотрошил их, почистил и порезал. Сложил куски в скороварку, бросил специи и включил в розетку.

Через десять минут на нашем столе стояло «шило», а в тарелках куски варёной рыбы аппетитного вида. - Прошу к ужину! – пригласил он. Оказывается, с корабля сбрасывали пищевые отходы, тут же в море, и под ним кишили стаи рыб.

Вадим неторопливо закурил.

- Руслан, а что ты будешь делать в первую очередь, когда домой придём с боевой службы? – спросил его Крутов.

- Сяду, напротив жены и буду смотреть на неё два дня, чтобы ваши физиономии вытеснить и стереть из памяти.

- Я серьёзно. Мне порой, кажется, что этой боевой службе не будет конца. На календарь посмотрю и вижу, что начался особый отчёт времени, а умом воспринять не могу. Не верю.

- И я серьёзно.

- Учись у него, - встрял в разговор Романов, - смотри на всё с обратной стороны дырки. Воспринимай любой негатив в позитивном ключе, включи фантазию.

- Хочешь зацепить. Не получится, - отреагировал Руслан на иронию Романова.

В какой-то момент за столом стало скучно, истории были исчерпаны и не цеплялись одна за другую.

- Костя, может, что-нибудь споёшь под гитару для души, а мы подпоём, - попросил Мурин, до этого сидевший молча. - Давай эту, - он закрыл глаза и, щёлкая пальцами, как умел, напел первую строчку. – «Над Доном угрюмым, идём эскадроном».

- «Поручик Голицын», - уточнил Константин.

- Точно.

Крестовскому не хотелось сегодня ни петь, ни играть, было не то настроение, и он сразу нашёл повод, чтобы отказать.

- Серёга, просьба мягко говоря некорректная. Ты чего-то перепутал, у нас вечер светлой памяти ушедшего друга, а не фуршет. Извини, сегодня для веселья нет основания.

- Да, да, не именинки, а поминки, - поддержал его Крутов. – Он тебе в другой раз чего-нибудь «сбацает».

Мурин решил откланяться, медленно встал со своего места.

- Спасибо за тёплый приём, пора и честь знать. Завтра заступать на дежурство. Несмотря на заданный шутливый тон разговора, встреча прошла в деловой атмосфере, - пафосно произнёс он на пороге, покидая кубрик.

- И вам хорошего настроения, - бросил фразу Макаров. – Мы простые парни. Хорошее - радует, плохое – огорчает, - добавил он, когда за Муриным закрылась дверь.

Офицеры ещё немного посидели, продолжая улыбаться и шутить. В дверь постучали, условным кодом. Такая предусмотрительность объяснялась выходом в свет, в те далёкие восьмидесятые годы, спорного указа высшего руководства страны: «О борьбе с пьянством и алкоголизмом». Дабы от греха подальше, вставили хороший замок и стали закрывать «общежитие» на ключ.

Пришёл отдыхать, находившийся на дежурстве по кораблю Виктор Сидяков.

- Нетрезвые граждане, пора спать, - сказал он слова с иронией в голосе и намёком по смыслу. – Накурили, хоть топор вешай! – возмутился он.

- Это не то, что ты подумал, это психологическая разгрузка, - глубоко вздохнув, о чём-то думая, возразил ему Макаров.

Участники застолья закруглились и улеглись по своим кроватям. В кубрике выключили свет. Ушёл в прошлое ещё один день.

Птичка, это был повод уйти от суровой реальности. И это уже не смешно, так как на двенадцатом месяце боевой службы моральные силы, даже у мужественных парней, находились на своём пределе.

Ю.Таманский

2011г. г. Севастополь

( продолжение, которое ещё лучше, следует)

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/

ЛЮБОВЬ, ПОГОНЫ И СУДЬБА

Любовь, погоны и судьба.

Часть I.

ОГЛАВЛЕНИЕ:

«Слёзы адмирала».

«Эпоха макулатуры».

«Лорды» с душой в полоску.

«Верина вера»

«Непростая судьба».

«Не нужен нам берег турецкий».

«НЕВЕЗУЧИЙ».

«Фуршет»

«БЫВАЕТ И ТАКОЕ»

«Птичку…жалко! »