^{РЕЗЕРВАЦИЯ}^{БЛАЖЕННЫХ}

1

Что может быть лучше отдыха летом в коттежном городке? Наверное, ничего. С утра до вечера бесконечные пикники, разговоры, танцы, любовные интриги. Если, конечно, не замечать колючей проволоки, вьющейся по забору, и снайперов, удобно расположившихся па крышах близлежащих построек и на деревьях. А зачем их замечать? С утра до вечера в коттежном городке слышен смех, веселые разговоры допоздна и жаркие поцелуи в беседках до утра.

- А вы знаете какой замечательной роман я написал недавно? - обратился с вопросом молодой человек в жилеткек красивым девушкам, видимо, начинающим поэтессам. Тепритихли, ожидая увлекательного рассказа о новом творениимолодого дарования.

- Роман о любви, - продолжал молодой щеголь, привлекая внимание красавиц и заманивая их в ловко расставленные сети. Он сделал эффектную паузу, чтобы произвести наибольшее впечатление на слушающих. Одна из молодыхкрасавиц не выдержала и произнесла:

- Расскажи поскорее о своем романе, Андрюша. Нам этоужасно интересно.

Молодой щеголь сделал важный вид, вытащил из кармана жилетки старые часы на цепочке.

- Слушайте, - наконец сказал они слащаваяулыбка застыла на его лице, - Он преуспевающий бизнесмен, а она -простая девушка из бедной семьи, которая мечтает статькинозвездой. Продюсер предлагает ей роль за то, чтобы она переспала с ним, но девушка отказывается от столь заманчивого предложения. Она была гордой девушкой с принципами. И тут она встречает человека своей мечты. Он красив,образован, утончен и богат. Наверное, этот герой чем-то похож на меня. Бизнесмен сразу же влюбляется в девушкуи каждый день шлет ей букет цветов и подарки, но она хочет полюбить его самого, как человека, а не его богатство и деньги.

Андрей вновь сделал паузу и посмотрел на свои замечательные часы, делая вид, что куда-то торопится.

А дальше? - не утерпела одна из поэтесс, заинтересованная рассказом молодого писателя.
Терпение, девушка, - проговорил молодой щеголь, - терпение. Продолжение следует. Думаю, что скоро по мотивам моей книги, моего романа снимут душещипательный сериал. Я как раз сейчас веду переговоры с одним из телевизионных каналов.
- В беседке, которая находилась как раз напротив скамейки, у которой молодой писатель собрал свою аудиторию, спрятавшись от людских глаз и летней жары, сидели два пожилых человека с хмурыми и скорбными лицами. Они слушали болтовню Андрея и их лица становились все более скорбными и кислыми.

Вот она, наша литературная молодежь, - вздыхал один из них. Его лицо, изрезанное сетью морщин, было старым, и, можно даже сказать, древним. Его собеседник был помоложе этого человека лет на пятнадцать. Плотный и коренастый, сильный от природы, он походил скорее на борца, атлета-ветерана, чем на писателя.
Почему они этих-то отделили от общества? — спросил он, удивляясь, - какой вред такие могут принести режиму? Чем они хуже компьютеров, которые выдают по десятку романов в день подобной тематики?
- Старый человек невесело улыбнулся.

Думаю, им не хотелось разбираться и сортировать писателей, - сказал он, - они отслеживали каждого, кто так или иначе выпустил книжицу более тысячи экземпляров и предлагали поселиться в коттеджном городке вместе с другими писателями. Согласись, Павел, что предложение звучало заманчиво. Только те люди не сказали, что путь за пределы городка будет закрыт и то, что никто больше не издаст ни одной книги согласных. По-своему — это честная сделка, хотя, как ты знаешь, честных сделок не бывает.
Мне напоминает это резервацию индейцев, - проговорил Павел и задал вопрос: - А у нас был выбор, Федор Иванович?
- Старый писатель внимательно и тоскливо посмотрел на собеседника.- Выбор есть всегда, - прямо ответил он, - только не согласившиеся на это заманчивое предложение, почему-то сразу же исчезли. Выбор был между тем, чтобы исчезнуть совсем или жить здесь. Павел согласно кивнул головой. В новой России они были не нужны, считаясь лишними людьми или блаженными. В 2013 году с любовными романами и детективами хорошо справлялись компьютеры. А президент и его ближайшее окружение считали, что быдло ничего другого и читать не должно. Рабами и зомби легче управлять, чем просвещенными людьми. Просвещенные, читающие люди мыслят, всегда мечтают переустроить общество. Президент рассчитал все правильно. Конечно, можно было и физически расправиться с людьми пишущими, но во-первых, пишущих людей было слишком много, а во-вторых, иностранные партнеры решили бы, что демократии в России пришел конец. Гораздо проще было поселить писателей и поэтов в коттеджных городках, так называемых «базах отдыха», обеспечить их всем необходимым, дать им возможность творить, но в то же время отделить блаженных отобщества. Блаженные при всех режимах разлагали строй. И пусть на это масштабное мероприятие пошли все средства Стаб. фонда, которые планировали вывезти за границу. Президент Барулин обеспечил свое спокойствие, и спокойствие своих приближенных. А это стоило вложения денег. Несмотря на то, что прошло очень много времени, 1917 год не был забыт.
- Павел и Федор Иванович из тени беседки наблюдали, как Андрей своими рассказами о своем новом, несуществующем романе подманивает все новых и новых юных красавиц.
- - А ведь из этого талантливого парня мог получиться настоящий писатель, - произнес Павел с горечью в голосе, - я сам читал его сборник фантастических рассказов. Интересные, глубокие, философские произведения. Жизнь в резервации его развратила. Он больше не хочет писать, а хочет только развлекаться.Федор Иванович неожиданно для собеседника спросил:
- - А что, он действительно написал этот любовный роман?
- Павел сморщился, словно от сильной зубной боли.- Ничего он больше не написал. Ни одного рассказа.Федор Иванович тяжело вздохнул.- Настоящих писателей скоро останется совсем мало.
- Писатели замолчали надолго. И каждый был погружен всвои невеселые мысли. Федор Иванович совсем недавно завершил роман, который назвал «Жизнь биоробота или свобода зомби». Никакой мистики в этом романе не было. Он писал о влиянии средств массовой информации на сознание человека. Издать этот роман теперь не представлялось возможным. А неизданные рукописи, которые пылились в ящиках комода, всегда действовали на нервы. Неиздающийся писатель — это мертвый писатель, а неизданные книги подобны мертворожденным детям. Автора, создавшего литературное произведение, должны читать. Павел, взявшийся писать сразу несколько повестей, теперь не знал, как их завершить. И стоило ли их вообще дописывать? Издать-то их все равно было невозможно. У Павла даже зрели планы создать в коттеджном городке подпольную типографию и самому печатать свои произведения. Мысль о типографии приходила ему в голову время от времени, но даже за старенький ризограф пришлось бы выложить приличную сумму денег. У них даже не было компьютеров, чтобы набрать и распечатать текст. Только шариковые ручки и листы бумаги. Федор Иванович писал так всегда и не признавал достижения техники. Павел считал, что на компьютере работать удобнее и быстрее.- А что у тебя с Дианой? — неожиданно задал вопрос Павлу Федор Иванович, - мне кажется, вы близки.
- Павел недовольно поморщился.- Сказать вам правду?У нас с Дианой только физическая близость. Она мнит себя великой поэтессой и говорит мне, что пишет лучше Ахматовой и Цветаевой. А когда она пытается читать мне свои пошлые стишки, меня тошнит.Федор Иванович понимающе кивнул головой.
- - Нет писателей, нет поэтов, - проговорил он, нахмурившись, - остались лишь позеры.
- Андрею надоело соблазнять молоденьких поэтесс, и, выбрав одну из них, самую соблазнительную и красивую, он положил ей руку на плечо и тихо произнес:
- - Если вы хотите, я покажу вам одну из глав своего романа. Как ваше имя?Девушка посмотрела на молодого писателя и улыбнулась.
- - Валентина, - наконец ответила она. Андрей поднялся и пошел к своему жилищу. Девушка последовала за ним. Скользнула, словно мышка в норку.- Соблазнитель, - усмехнулся Павел и подмигнул Федору Ивановичу, который, казалось, дремал в плетеном кресле.- А ему нравится такая жизнь, - неожиданно для Павла заговорил старый писатель, - девок много, работать не надо, продуктами и шмотками снабжают бесплатно. Кем бы он был за пределами этого рая?Павел пожал плечами.
- - Никем, - на свой же вопрос ответил Федор Иванович, - никем. Поэтому ему и здесь хорошо.
- Павел внимательно посмотрел на Федора Ивановича и задал вопрос, рискуя получить резкий ответ.- А вам здесь плохо, Федор Иванович?
- Но старый писатель отнесся к этому вопросу на удивление спокойно.
- - Я могу здесь работать, - ответил он, - никто мне не мешает. Что я еще могу пожелать? И существует ли настоящая свобода за этим забором? Не знаю. Скорее всего нет. Всю свою жизнь мы несвободны.
- - А мне здесь не нравится, - признался Павел, - компьютера нет. Как работать? Федор Иванович поднялся.
- - Пойду в дом, - произнес он, - что-то старые кости ломит. Немного полежу, может полегчает.Павел остался в беседке один. Разнообразные мысли одолевали писателя. Он думал и о власти, и о президенте Барулине, который со многими другими собратьями по перу поместил его в эту золотую клетку, в эту райскую тюрьму. Конечно, многих писателей эта тюрьма устраивала, но только не Павла. Он любил свободу, суету больших городов, движение, связанное с постоянной борьбой за выживание. Он ненавидел тюрьмы и высокие заборы.
- 2
- Жизнь - очень страшная штука. Люди, находящиеся в тюрьме, резервации, ограниченные в свободе и передвижении радуются, словно дети, когда в ворота их тюрьмы заезжает красочно разрисованный фургон. Из грузовичка, почти игрушечного, вылезает розовощекий усатый человек и широко улыбается.
- - Господа писатели, - обращается он к взрослым детям и его зычный голос разносится но коттеджному городку, - продукты, выпивка, закуска, книги!
- Из коттеджей выбегают писатели и поэты. Один Андрей, утомленный бурно проведенной ночью с молодой поэтессой, едва передвигает ноги.

Какое вино ты привез нам сегодня, Владимир? - спросил Андрей надтреснутым голосом. Услышав вопрос молодого писателя, Владимир тотчас же отозвался.
Есть сладкие итальянские, испанские, португальские вина, крепкая горькая русская водка и разнообразные настойки. Андрей спустился с крыльца и направился к грузовичку. Писатели уже начали разгрузку продуктов и напитков. Пять ящиков вина, три ящика водки, десять упаковок «пепси», разнообразные окорока и колбасы, печенья и сыры оказались на траве. Затем все продукты и напитки складывались в один коттедж, где проживала пожилая поэтесса Евгения Александровна Набокова. Как говорили, она была дальней родственницей того знаменитого Набокова, которым зачитывались эмигранты. Она заведовала всем этим хозяйством, выдавая необходимые продукты и напитки по первому требованию писателей. А по ночам она писала сонеты. Владимир попрощался с писателями, сел в свой грузовичок
и выехал за ворота этой райской тюрьмы. Он знал, что ровно через две недели приедет сюда снова и все повторится. Трудно сказать, завидовал он этим писателям и поэтам или жалел их. Конечно, каждый человек, наверное, мечтает поселиться в подобном городке на отдых. Как хорошо сидеть в тени беседки, увитой гроздьями винограда, не заботясь ни о еде, ни о других бытовых мелочах. Владимиру приходилось зарабатывать себе на жизнь развозом товаров, загрузкой их в свой разноцветный фургон и даже разгрузкой, если писатели после очередной пирушки были не в состоянии сдвинуться с места. Но Владимир почему-то не завидовал им. И хотя «базы отдыха» казались раем, Владимиру почему-то не хотелось оказаться па месте этих писателей. После тяжелой работы он возвращался домой к жене и сыну, в семейный уют и тишину. А писатели, по большей части, не имели семей, вся их жизнь фокусировалась и сосредотачивалась на написании своих произведений. Только их они любили, только их лелеяли и берегли. Владимиру казалось, что это бесконечно грустная, изнуряющая дух и тело жизнь. Он был рад, что живет простой и обычной жизнью. В пятнадцать лет он тоже пытался писать стихи, но вовремя бросил эго бесполезное занятие. Владимир понял, что никогда не сможет стать настоящим поэтом. За этот день ему нужно было еще заскочить в два таких коттеджных городка и вернуться на базу, чтобы пополнить запасы продуктов и напитков.

И пока Владимир ехал по своим делам, писатели организовали очередную пирушку. Вино лилось рекой, клубы сизого дыма поднимались к небесам и спорящие голоса не затихали до самого рассвета. Многие из писателей, выбрав себе подругу на ночь, с наслаждением предавались разврату. Им действительно были не нужны семьи, потому что они были одной большой семьей. За большим столом звучали стихи, песни, и, иногда, но очень редко, отрывки из прозы. Писатели и поэты уже успели выпить несколько коробок вина и целый ящик водки. Но пирушка на этом не заканчивалась, а только набирала обороты. Только Федор Иванович и Павел не участвовали во всеобщей попойке, которая случалась в подобном масштабе раз в дне недели, в день привоза продуктов. Федор Иванович считал все эти попойки бесполезной тратой сил и времени, а Павел просто не хотел бередить старые душевные раны, которые ныли под действием алкоголя. Диана пировала со всеми вместе, не считая зазорным выпить бутылочку вина. Под действием спиртного особенно хорошо сочинялись ее пошлые стишки. Павел не раз хотел разорвать с Дианой всяческие отношения, но каждый раз почему-то медлил и не решался на это. Поэтесса манила его к себе, как женщина, но только как женщина, а не человек. Он не ревновал ее за другие связи с мужчинами, потому что она не была его вещью, но в то же время, не приветствовал их. Диана пришла к нему совершенно пьяная.
- - Не люблю людей, которые не пьют, - проговорила она, увидев Павла, - в них есть что-то подлое и мерзкое. Им никогда и никто не верит, а в любой компании они - изгои. Что ты молчишь, Паша, что ты молчишь?Павел презрительно посмотрел на пьяную Диану.
- Я думаю, Диана, что тебе лучше уйти, - сказал он и отвернулся, - ты сильно пьяна.
- Да, я пьяна, - ответила Диана, - и тебя это удивляет? Мне скучно с тобой, Паша. Ты слишком правильный.
  - И тут, поддавшись клокотавшему в нем, но едва сдерживаемому гневу, он воскликнул:
  - - А ты - никчемная рифмоплетка! Твои вирши и стихами-то назвать нельзя!Диана убийственно посмотрела на любовника, и, покачиваясь, вышла из коттеджа. По щекам оскорбленной женщины бежали слезы.
  - 3
  - Два человека в Голубой зале Кремля напряженно молчали. Начинать неприятный разговор не хотелось ни тому, ни другому. Один был президентом России, другой — его советником по вопросам культуры и национальной политики.
- Может быть, мы поступаем слишком жестоко по отношению к писателям? - спросил пожилой человек, недоверчиво поглядывая на своего собеседника.
- Что ты сказал? С кем мы поступаем жестоко?
  - Глаза президента Виктора Барулина потемнели от гнева. Советник президента Савин проглотил подступившую к горлу слюну. Он знал, что перечить президенту не стоит.- С писателями, - прошептал советник, - в принципе, мы их содержим и тюрьме. Выйти за пределы «баз отдыха» они не могут.Барулин неприятно и холодно улыбнулся.
  - - А разве им плохо живется? Многие нашей стране мечтают так жить, но не имеют такой возможности. Писатели занимаются любимым делом, обеспечены жильем, пищей. Что им еще нужно? Многие ли из них захотят покинуть коттеджные городки? А вы спросите у них самих, Игорь Юрьевич. Кем бы они были здесь, в нашей реальной жизни? Мусорщиками, грузчиками, разносчиками газет? Никем! Блаженные ничего не умеют делать, кроме того, что умеют писать.
  - Советник пытался возразить президенту, но не находил нужных слов.
  - - Но может быть, разрешить им хотя бы прогулки за территорией баз отдыха?
  - Он заглянул в льдистые, холодные глаза президента. Савин поражался хладнокровию Барулина, его целеустремленности и воле. Однако Игорь Юрьевич не находил в этих серых глазах понимания.- Пусть пишут, пусть наслаждаются жизнью, - проговорил президент, - мы обеспечим их всем необходимым. Но доступ к печати им будет закрыт, так же как и путь к свободе. Здесь они мне не нужны. Компьютеры научились писать любовную литературу и детективы. Простым людям нужно чтиво для отдыха, а не философские размышления авторов. Никакой политики, никакой критики власти! Мы ведь их не казнили, не отравили в газовые печи. Нас никто не сможет обвинить в нарушении прав человека. Мы заботимся о своих писателях и создаем им самые комфортные условия в мире!- Стаб. фонда на это не хватит, - предупредил Савин. Президент усмехнулся и беспечно махнул рукой.

Мы найдем другие резервы. Сейчас, мой милый, 2013 год, а не 2003-й.

Савин чувствовал, что Барулина не переубедить. Его решение было твердым и непоколебимым. Говорить больше было не о чем. И зачем только Барулин окружил себя кучей советников, если все вопросы решал сам?
Савин поднялся с кресла. Он был на десять лет старше президента и годы брали свое. Раньше он легко выпутался бы из подобной ситуации. Но сейчас он волновался и ему не хватало гибкости и стройности мыслей. А мысли разбегались подобно тараканам и разные стороны. Жалел ли он на самом деле писателей, помещенных в многочисленные резервации? Нет, он их не жалел. Они действительно жили гораздо лучше многих граждан России, зарабатывающих себе на жизнь тяжелым, изнуряющим трудом. Но лишать людей слободы, не спрашивая, хотят они этого или нет, было чудовищной несправедливостью.
- Вы со мной не согласны? - спросил президент, когда советник уже готов был выйти за дверь. Игорь Юрьевич повернул голову и затравленно посмотрел на молодого, полного сил президента.- А разве я могубыть с вами не согласен?Тонкие губы Барулина растянула фальшивая улыбка,
- Ты советник, Игорь Юрьевич, - произнес президент, издеваясь над Савиным, - ты должен, обязан мне советовать. Если ты не согласен с моим решением изолировать блаженных от остального общества, как больных овец от здоровых, дай мне совет как с ними поступить? Может, мне их всех расстрелять или утопить? А может, лучше отравить? Дать указание подсыпать в пишу блаженных яд? Пусть сдохнут. Мне их ни капли не жаль. Они не приносят и никогда не приносили обществу пользу!
- Я, пожалуй, пойду, - сказал советник, бледнея, - у меня разболелась голова.
  - Барулин встал из-за стола. Роста он был небольшого, но Савину теперь казался великаном.
  - - А мне больные советники не нужны, - сказал он, - лечитесь, Игорь Юрьевич. И определитесь со своей позицией.
  - Савин едва удержался на ногax. Он выглядел утомленным и больным. Игорь Юрьевич никогда не думал о болезнях, хотя в последнее время чувствовал себя неважно. Савин все же открыл неподдающуюся дверь. Перед его глазами стояла пелена. Советник шатался из стороны в сторону, стараясь не останавливаться. Он боялся упасть. До кабинета врача Игорь Юрьевич так и не дошел. Он покачнулся и рухнул у самой двери.
  - 4
  - Павел проснулся ранним утром в постели совершенно чужой ему женщины. Однако писатель невольно залюбовался ее обнаженным, стройным телом. Как мужчине, ему правились ее густые каштановые волосы, упругая грудь, впалый живот и темный треугольник волос между ног. Диана пришла к нему поздней ночью. Она обняла его за шею, прижала к себе, и мужское естество не выдержало, оттаяло. Но Павлу хотелось не только физического, но и духовного единения с женщиной. Однако писателю не везло. Два этих единения никак не хотели сочетаться между собой. Чаще всего они жили отдельно друг от друга. Женщины, которые не привлекали его физически, имели внутри себя духовное начало, а красивые, привлекательные самки не имели его и не могли иметь. Они только старались подороже продать свое тело, а внутри не было совершенно никакого содержания. Сплошная пустота. Павел поднялся с постели, опустил босые ноги на пол, встал и подошел к окну. Деревья были окутаны паутиной тумана. Хитрые лучики солнца пытались пробить эту паутину и разорвать ее, но вестницам светила это никак не удавалось. Зачарованный фантастичностью картины, Павел пропустил пробуждение прекрасной самки.-Иди ко мне, Паша, - сонным голосом позвала Диана,- иди ко мне.Павел на мгновение оторвался от картины за окном.- Что ты от меня хочешь? - недовольно спросил Павел, - ты сама не знаешь чего хочешь. И, если честно, то я не люблю тебя, Диана. Ты должна это понять.Красавина поднялась, не стесняясь своей наготы.
  - - Мне не нужна твоя любовь, Паша, - проговорила она с холодом в голосе, - не нужна. Знаешь, я прекрасно обхожусь без нее, когда мне нужен мужчина.Павел наконец отошел от окна. Солнечные лучи наконец-то пробили паутину тумана и окрасили мускулистое тело Павла в золотой цвет. Диана невольно залюбовалась своим самцом. Он был прекрасен, просто великолепен. Но почему он сказал, что не любит ее? И зачем он ищет с женщиной духовного единения? Мужчины и женщины различны по физиологии, способам мышления и по другим очень важным деталям. Женщины всегда мудрее мужчин и знают чего хотят.- Уходи, - тихо сказал Павел, натягивая на бедра трусы, - Диана, оставь меня одного!- Ты гонишь меня? — удивились Диана и набросила на обнаженное тело халат, - а ты знаешь, что многие мужчины хотели бы переспать со мной, но я почему-товыбрала тебя.Павел не слушал ее. Он лег в постель и повернулся к Диане спиной. Она порывисто поднялась с постели.- Хорошо, - сказала она со злобой в голосе, - я уйду, Паша. Но потом ты об этом очень пожалеешь.Она быстро оделась и нарочито громко хлопнула дверью. IIавел даже не повернулся. Он лежал у стены, до крови закусив губу. Наверное, он поступил глупо. Такие женщины не возвращаются. Ну, что ж, кто-то теряет, кто-то находит. Он был уверен, что Диана недолго будет одна. Местный ловелас и романист Андрюша давно уже жадно смотрел на Диану и раздевал се взглядом. Павел знал, что будет ревновать Диану к каждому, кто приблизится к ней, но так же верил и в то, что сумеет сдержаться и ничем не проявит свою ревность. Павел думал, что, наверное, поступил глупо, прогнав Диану. Однако уже немолодой писатель еще надеялся встретить ту единственную и неповторимую, о которой мечтал всю жизнь. На литературных вечерах он внимательно присматривался к поэтессам и писательницам, но сколько не смотрел, не находил своего идеала. Некоторые из них были привлекательны, но сухи и холодны, а другие - чрезмерно избалованы и развязны. Павлу доставляло величайшее удовольствие спорить с увядшими девицами и развязными красотками, доказывая свою правоту. Он уязвлял их самолюбие в литературных спорах, и, женщины, краснея или бледнея, покидали литературные тусовки в расстроенных чувствах. Павел злорадствовал и радовался этому. Он мстил женской половине общества за то, что ее представительницы могли иметь над ним некую неодолимую власть. Зависимость, которую он чувствовал, вдыхая разнообразные ароматы женских духов, толкала его на еще большую грубость и нахальство. Он хотел обладать всеми этими женщинами, по сдерживал себя, ставил непреодолимые барьеры, чтобы не раствориться в женском естестве. Павел не хотел зависеть от капризов красивых самок, но согласен был повелевать ими.Однако он не был, как Андрей Скоков дон-жуаном. Павел слыл однолюбом, который еще не сумел найти свою вторую половину. И очень мучался от этого, копаясь в себе, находил в своей душе изъяны. Павел хотел стать лучше, добрее, человечней, но где-то внутри заложенная гордыня мешала это сделать. Он не хотел видеть Диану, не хотел видеть других женщин. Очень часто появлялось желание писать, но выразить свои чувства словами было невозможно. И вновь, как в детстве и юности всплывали вечные вопросы бытия: «Зачем мы живем? Почему рождаемся и умираем? И уходим ли насовсем в ледяную и темную бездну?» Эти вопросы не имели ответов и только потому казались бессмысленными. Павлу часто хотелось напиться, хотелось безумствовать и забыться в хмельном угаре, но что-то сдерживало его. Павел услышал стук в дверь и подумал, что вернулась Диана. Наверное, ему придется смириться с ее присутствием. Стук повторился и дверь приоткрылась. На пороге стоял Федор Иванович.
  - 5
  - - Мне можно войти? — спросил старый писатель и снял шляпу.- Заходите, - ответил Павел, несколько обескураженный появлением Федора Ивановича. Старый писатель повесил плащ в прихожей на вешалку. Шляпа осталась у него в руке. Он вошел в комнату, уселся в кресло, не переставая мять пальцами края шляпы.
  - - Мне хотелось побыть одному, - произнес Павел печально. Он был чем-то очень сильно расстроен и Федор Иванович заметил это. Старый писатель вытащил из внутреннего кармана пиджака бутылку водки и предложил Павлу выпить с ним. Павлу хотелось отказаться, но разговор со старым писателем мог его расслабить и успокоить. К тому же, ему хотелось общения. Федор Иванович поставил бутылку на стол. Павел порылся в холодильнике и нашел две банки селедки в винном соусе.- Это все из-за женщин, - вздохнул Федор Иванович, - я знаю.Павел кивнул головой и выпил рюмку водки. По его телу разлилось приятное, согревающее тепло, и, казалось, с этим теплом пришло душевное спокойствие.
  - - Знаешь, Павел, - произнес Федор Иванович, не торопясь опустошать свою рюмку, - я был женат три раза. У меня в этом деле большой опыт.
  - Старый писатель внимательно посмотрел на Павла, который выглядел смущенным.- Женщины — это особая порода людей, - проговорил Федор Иванович, хмурясь, - иногда мне вообще кажется, что они с другой планеты. Во многих книгах романистов они воплощение нежности, любви и доброты. На самом деле — это жестокие, расчетливые, лживые создания. В этом я убедился на собственном опыте. Женщины, Паша, хороши до замужества. Но как только они овладеют тобой, сразу же становятся расчетливыми и безжалостными.
  - Федор Иванович подмигнул Павлу и разлил водку в рюмки. С каждой новой выпитой рюмкой Павел становился все более раскрепощенным.
  - - Да, да, вы во всем правы, Федор Иванович, - говорил он, размахивая руками, - такие они и есть на самом деле. Женщины — очень циничные и жестокие. А писатели их всегда приукрашивали. Во всех книгах они – кроткие и нежные, а на самом деле совершенно другие.
  - Бутылка водки быстро опустела. Покачиваясь, Павел подошел к холодильнику, но Федор Иванович удержал его.
  - - Не надо, Паша, - произнес он, - одна бутылка водки, - это лекарство для души, вторая — это просто яд.
  - Павел кивнул головой и как-то растерянно посмотрел на старого писателя.- Это верно, - прошептал Павел, - мне лучше больше не пить.Федор Иванович улыбнулся, и, желая перевести разговор на другую тему, спросил:
- А где ты раньше работал, Павел?
  - - Где я работал? — переспросил Павел, - можно сказать везде. Я работал кочегаром, грузчиком, охранником. Писатель - у нас в стране не профессия, а хобби. Хочешь пиши, ахочешь не пиши. Это твое право. Вперед вырывались только пройдохи с хорошими связями и деньгами. Они делали себе имя и хорошо зарабатывали на нем. Остальные, более неудачливые собратья хранили свои рукописи в ящиках шкафов, где они медленно превращались в прах. Исповеди и фантазии многих великих людей превратились в прах.
  - - Хорошо, давай выпьем за писательское житье, - предложил Федор Иванович, и, Павел вытащил из холодильника вторую бутылку. Она была горьким ядом, но хорошо поддерживала душевный разговор.
  - 6
  - Диана ворвалась в свой коттедж, словно разъяренная тигрица. Что не хватало Павлу? Она была привлекательна, красива и еще совсем не старой. В свои тридцать пять она была женщиной, способной кружить головы мужчинам всех возрастов. И вот не самый красивый и молодой из этого презренного племени отверг ее, выгнал из своей постели. Диана, разбросав по комнате свои вещи, сидела у зеркала и придумывала к кому бы пойти и скоротать время. У ветреного Андрея, вероятно, уже лежат в постели две милые и скромные поэтессы. Федор Иванович был, по ее меркам, древним старцем и не годился для любовных утех. Диана сидела у зеркала и плакала. Она была совершенно никому не нужна. К кому же тогда пойти? Не с Сутягину же в самом деле идти. Он был лысым, потным, неприятным человеком. Диана сомневалась, что Сутягин был писателем и было непонятно как он вообще попал в коттеджный городок. Возможно, он был агентом. Но на это ей было совершенно наплевать, когда она решала свои личные проблемы. Павлу она была не нужна, а другие мужчины ее не интересовали. Диана пришла в себя, вытерла слезы, подошла к шкафчику, открыла дверцу и долго смотрела на свою коллекцию вин и коньяков. Наконец Диана выбрала коньяк. Она налила напиток в большой бокал и медленными глотками выпила его. Коньяк взбодрил ее и заставил поверить в свои силы.- Ну и пусть выгнал, - произнесла молодая женщина вслух, - еще опомнится, но будет поздно.
  - Не раздеваясь, она легла на кровать и долго смотрела в потолок. Пролежав в таком положении более часа, она поднялась и взяла со стола мятыйлист бумаги, исписанный мелким, красивым почерком. Диана прочитала свои стихотворные строки и в иступлении порвала лист па мелкие клочки.
  - - Heт, Павел был прав, я не поэт, - шептала она, катаясь по полу - не умею я писать, не умею! Тогда почему я здесь, в этой проклятой тюрьме, где нет ни одного нормального человека? Кто запихнул ее в эту психушку? Ее амбиции и гордыня. Она считала себя поэтессой. Но писать стихи никогда не умела. Диана заснула на полу, не раздеваясь.
  - 7
  - Павел и Федор Иванович просидели за столом до позднего вечера. Они говорили о жизни, о литературе, об их сегодняшнем положении, которое никого не радовало. Федор Иванович достал из кармана пиджака свой истрепанный блокнот, где вел свои черновые записи.
  - - Когда я работал в типографии, - произнес Федор Иванович, - я вел записи в своем блокноте.
  - Старый писатель внимательно всматривался в пожелтевшие листы, исписанные мелким убористым почерком.
  - - Прочитайте, - попросил Павел, - мне очень интересно. На самом деле.Федор Иванович улыбнулся.
  - - Я пытался сочинить оду типографии, - вспоминал старый писатель, - и придумывал фразы, которые записывал в блокнот. Вот, например, постараюсь процитировать некоторые фразы. «Разноцветные волны краски, шипя и пенясь, бились о многочисленные борта кипсеек». Каково? Впечатляет?
  - Павел одобрительно кивнул головой. Федор Иванович продолжал: «Печатная машина, словно сказочный дракон, со страшным ревом выбрасывала из своей пасти газеты». Не дожидаясь, что Павел одобрит и эту фразу, Федор Иванович процитировал следующее: «Пачки газет с тихим шелестом ложились на поддон».
  - Очень романтично, - произнес Павел, - только первая фраза мне поправилась больше всего. Интересная была работа?
  - Федор Иванович усмехнулся и ответил:
  - - Отвратительная! Грязная и тупая! Я ходил по типографии весь в разноцветной краске, с трудом поднимал тяжелые ведра на второй этаж и проклинал свою судьбу. Но теперь эти годы вспоминаю с удовольствием.- Так бывает, - согласился Павел, - в работе кочегара и дворника не было ничего романтического. Мне хотелось более престижную и чистую работу, но образование не позволяло этого сделать. Я окончил только десять классов. Но теперь, находясь здесь, я понимаю цену тем годам. Тогда я был свободен, и, хотя сильно уставал, не переставал творить.Федор Иванович спрятал потрепанную записную книжку в карман пиджака. Он берег ее, как очень дорогую для себя вещь. Федор Иванович уныло посмотрел на три пустые бутылки, а затем перевел взгляд на своего собеседника.

Мы, что, все это выпили? — спросил он, указывая на пустые бутылки.
Не слишком и много, - ответил Павел. - Что тут было пить?
- Он поднялся и положил бутылки в пакет.
- - Ну, я пойду, Паша, - произнес старый писатель, поглядывая на часы, - пора мне и вздремнуть часок - другой.
- Но поспать этим вечером ему не пришлось. Из коттеджа молодого романиста Андрея, соблазняющего молодых поэтесс, раздался душераздирающий крик. Павел и Федор Иванович выбежали на крыльцо и увидели идущего от своего жилища молодого писателя, забрызганного кровью. Он пытался зажать порезанную руку, но из вскрытой вены, не переставая, хлестала кровь.
- - У тебя есть жгут? — спросил Федор Иванович у растерявшегося Павла.
- Тот, суетясь, побежал в дом. Обшарил всю комнату, но жгута так и не нашел. А молодой писатель, истекая кровью, повалился у забора. Из его коттеджа выбежала полуобнаженная молодая поэтесса и склонилась над Андреем, который уже не подавал признаков жизни.
- - Не хочу жить, - прохрипел он и глаза его закатились, - не хочу.
- Доктор, уже спешивший к молодому писателю, чтобы оказать ему помощь, не успел. Андрей был мертв. Федор Иванович, скорбно посмотрев на обитателей коттеджей, которые высыпали из своих жилищ, склонился над Андреем и закрыл ему глаза. Ночью за трупом приехала машина черного цвета с тонированными стеклами. Два человека в спецовках синего цвета накрыли тело молодого писателя простыней, положили на носилки и молча запихнули его в машину. Павел не понимал, почему Андрея забирали глубокой ночью, под покровом темноты. Может люди, определившие их сюда, боялись, что их обвинят в убийстве писателя? Ответа он не знал, но долго смотрел в окно, провожая молодого писателя в последний путь.
- 8
- Заседание литературного клуба «Волшебный фонарь» на этот раз проходило в нервозной и торжественной обстановке. За длинным столом уныло сидели писатели и поэты разных возрастов и талантов. Председателем был выбран Федор Иванович Старостин, как самый старший по возрасту и заслугам на литературной ниве. На длинном столе стояли бутылки водки и закуски. Заседание напоминало поминки, как это и было на самом деле. Федор Иванович наконец нарушил гнетущую тишину. Он громко кашлянул и произнес:
- - Соратники по перу, от нас ушел молодой талантливый писатель Андрей Скоков. Он был молод, полон сил и творческих планов. Я не знаю почему и зачем он покончил с собой. Может быть, ему не хватало свободы. Не все выживают в замкнутом пространстве.
- Казалось, морщины глубже врезались в кожу писателя. Он собирался с мыслями. Все удачные, цветистые фразы вылетели из его седой головы. А что тут можно сказать? Молодой красивый парень, пользующийся успехом у молодых женщин, вдруг покончил со своей жизнью. Парадокс? А может, у Андрея был творческий кризис?
- - Помянем нашего друга, - наконец выдавил из себя Федор Иванович и поднес к губам стопку с водкой, - пусть земля ему будет пухом.
- Писатели и поэты сидели за столом с окаменевшими лицами. Они механически проглотили водку и каждый задумался о своей судьбе. В коттеджном городке они жили со всеми удобствами. Даже продукты им поставляли фирмы, заключившие долгосрочный контракт с государственными структурами. Писатели имели возможность творить, не задумываясь о бытовых проблемах и деньгах. Но каждый из них чувствовал, что лишен свободы и то, что находится в заключении. Писатели и поэты не имели возможности издаваться и это больно ударяло по их самолюбию. Пишущим людям очень нужны читатели. А если их нет, то волшебство, сотворенное ими, костенеет и погибает. Без читателей любое произведение мертво. Многие из них самостоятельно пытались делать книги, но даже если это удавалось, передать их за пределы резервации не представлялось возможным. Им было недоступно телевидение и компьютеры. Конечно, без завоеваний цивилизации можно было и обойтись, общаясь друг с другом, но многим не хватало привычных удобств. Самые продвинутые писатели, оказавшись в городке, казались себе пещерными людьми. Они никогда не писали шариковой ручкой и теперь им приходилось учиться этому заново. Многие писатели, попав на «базу отдыха» быстро спивались. Недостатка в спиртных напитках здесь не было. Федору Ивановичу тоже захотелось напиться. С каждой новой стопкой голова его тяжелела, а глаза затягивала мутная пелена. Павел, видя состояние старого писателя, остановил руку Старостина, которая подносила ко рту очередную стопку водки. Федор Иванович посмотрел на Павла мутными глазами.
- - Пей, Паша, - проговорил старый писатель, - пей. Молодые уходят, а мы остаемся.Но Павел был настроен решительно.
- - Я думаю, нам нужно проветриться, - сказал он и начал поднимать Федора Ивановича из-за стола, - на поминках не напиваются.
- Старостин кивнул головой, попытался подняться из-за стола, но не смог, не сумел подняться. Павел выволок Федора Ивановича из-за стола и вытолкнул на крыльцо. На свежем воздухе Старостин пришел в себя.- Неужели я напился?
- Федор Иванович поежился от порывистого ветра. Павел заметно нервничал.
- Уходить нам надо отсюда, - сказал он, - бежать. Иначе все сойдем с ума, сопьемся и перебьем друг друга.
- Это возможно, - согласился Федор Иванович, - но мне отсюда бежать не хочется. Я давно уже мечтал поселиться на даче. А чем это не дача? Ты думаешь, что на свободе лучше? А ты предложи писателям помоложе бежать отсюда. Что они тебе ответят? Они все боятся быта, трудностей, денежных и бытовых проблем. Здесь все проблемы за них решает государство. А на свободе они должны будут решать их сами. Думаю, Паша, они не побегут. Ты можешь бежать. Но если даже минуешь забор и не зацепишься за колючую проволоку, какой-нибудь снайпер всадит тебе пулю в лоб или спину. Ты хочешь умереть?
  - Павел с грустью и болью смотрел на трезвеющего старого писателя. Но самое грустное было в том, что Федор Иванович был прав.
  - 9
    - Диана все это время сидела в своем коттедже и писала до одурения. Сначала она пыталась писать стихи, затем пробовала писать рассказы, но остановилась на собственных мемуарах. Весь пол ее комнаты был завален листами бумаги, исписанных красивым размашистым почерком. Что же писала о себе Диана? «Какая же я дура. Никто меня не любит и никому я не нужна. Мне нравится Павел, но он почему-то не хочет быть со мной. Может быть, я слишком навязчивая? Не знаю, что мне делать. Я просто с ума схожу от одиночества! Может, уйти назло всем к Сутягину? Или, как Андрей, покончить с собой? Андрюши нет в живых. Мне ужасно жаль. Писал он, конечно, не очень хорошо, но зато у него была широкая, романтическая душа. Каким же он был красивым. Нет, я не любила его, как мужчину. Для меня он был просто смешным мальчишкой. Я была на целых пятнадцать лет старше его. Не считаю себя старухой, но в свои тридцать пять многое повидала и многое прочувствовала. Почему так жестоко поступило с нами правительство? Многие завидуют нам. И есть чему завидовать. Мы не работаем, а живем в свое удовольствие. Каждые две недели нам подвозят продукты и напитки в неограниченном количестве. У каждого из нас есть свой дом. Да, нам нельзя выходить за территорию базы отдыха. Ну и что? А зачем нам выходить? А если честно, то очень соскучилась по родителям. Может, сбежать? Но даже если удастся перелезть высокий забор и не зацепиться за проволоку, то снайперы все равно остановят. Но все же хочется попробовать убежать. Что я потеряю? Может быть, только свою жизнь. Не знаю, пожалею ли я, потеряв ее?»
    - Диана отбросила в сторону ручку и подошла к зеркалу. Она присмотрелась к своему лицу. Лицо, как лицо. Только появились первые, еще не очень заметные морщины. И глаза поблекли. Нет в них жизни. Они стали совершенно безжизненными, словно у засыпающей рыбы. «Говорят, что глаза - это зеркало души. Хорошенькая же у меня душа! Вся издерганная и истрепанная. Волосы торчат во все стороны, словно у Бабы-Яги. Ну и пусть. Хочется на волю, к родителям». Диана для храбрости плеснула в бокал коньяка и выпила. Ее желудок свело судорогой. Ей казалось, что подкатившая к горлу тошнота закончится бесконечной рвотой. Но нет. Волна тошноты отступила. По телу разлилась приятная теплота. За ней пришла энергия. Диана открыла дверь и шагнула всумерки. Ей показалось, что она космонавт, шагнувший на другую планету. В коттеджах горел свет и раздавались пьяные возгласы. В соседнем коттедже кто-то плакал и истерически смеялся. Диана, не останавливаясь, двигалась к забору. Страха не было. И хотя забор был высоким, и, казался бесконечным в наступившей темноте, молодая женщина упрямо карабкалась вверх. Диана до крови распорола руку, но не чувствовала боли. Но дальше ее ожидало страшное испытание. Колючая проволока впилась в ее нежное тело, вонзаясь в него все глубже и глубже. Она закричала от боли, и, пытаясь освободиться, еще больше запутывалась в ней, словно большая красивая бабочка в паутине. Свет прожекторов ударил ей в глаза и ослепил. Диана теряла сознание. Кровь, текущая из многочисленных ран, пропитала ее одежду. Молодая женщина в отчаянии рванулась вперед и наконец освободилась от колючей проволоки. Онаупала под набором, корчась от боли. При падении Диана сломала руку. Боль постепенно утихала, уступая место пустоте и безразличию. Кто-то очень сильный оторвал ее от земли и поднял на руки. Диана не сопротивлялась. Она не могла сопротивляться, просто ожидая, когда ее пристрелят. Но выстрела она так и не дождалась. Свет померк перед ее глазами. Казалось, что она провалилась в какую-то темную бездну. Но сознание медленно возвращалось к ней. Она увидела серьезное лицо доктора. Лисицын был в городке своим человеком. Он помогал при отравлениях, мелких порезах и прочей бытовой ерунде. Но Диана потеряла много крови и ее рваные раны, оставленные колючей проволокой, никак не хотели заживать. Они кровоточили, хотя доктор и вылил на них целых два пузырька с перекисью водорода. Диана пыталась приподняться, но Лисицын предостерегающе поднял вверх руку.-Не надо, - сказал он скорбно, - берегите силы.Лисицын был очень похож на киношных докторов, аособенно на доброго доктора Айболита. Он поправил сползающие на нос очки и сделал Диане укол в руку. Она поморщилась, укол был болезненным. От него вся рука заныла.
    - - Я буду... жить? - удалось ей спросить у доктора, который лишь слегка кивнул головой. Молодая женщина, успокоившись, закрыла глаза. Она увидела печальное лицо матери, которая спрашивала ее:
    - «Зачем, дочка, ты так поступаешь? Хочешь умереть раньше меня?».
    - «Я просто хотела увидеть тебя, мама. Я очень соскучилась» - сумела ответить Диана.
    - Но мама, ничего больше не сказав, исчезла. Какие-то неясные образы метались в ее возбужденном сознании. Она куда-то летела и кого-то спасала. Пришлось Лисицыну сделать Диане второй укол. Теперь она видела бесконечные волны моря, которые лениво накатывали на берег. Диана наконец-то уснула и сон ее был безмятежным.
      - 10
      - Первое, что увидела Диана после пробуждения, было взволнованное лицо Павла. Она протянула к нему руку, но острая боль, которая пронзила ее, заставила Диану остановить движение.
      - - Зачем? — услышала она со стороны этот бессмысленный вопрос.
      - Ее пересохшие губы едва шевельнулись, из горла вырвался стон.- Ты хотела бежать?
      - Павел с жалостью посмотрел на Диану. Она лишь кивнула головой. Да, ей хотелось убежать. И в первую очередь от Павла, от своей неразделенной любви. Жизнь на базе отдыха ее вполне устраивала. И если бы любимый мужчина проводил с ней ночи, она никогда не решилась на этот отчаянный шаг. Павел коснулся губами ее волос. Почему он это делает? Жалеет ее? Неужели она вызывает в Павле только чувство жалости? Как же это унизительно! Ей хотелось сказать ему: «Уходи. Ты выгнал меня и теперь я поступаю так же. У меня тоже есть гордость. Уходи!»
      - Диана ничего не сказала, но как оказалось, Павел понял ее без слов. Он тяжело вздохнул, но уходить не спешил. Диана с укором смотрела на него. Почему же он медлит? Доктор тронул Павла за плечо и сказал:- Вам лучше уйти.
  - Я знаю, - глухо ответил Павел, - но скажите мне правду. Она выживет? Как все это отразится на здоровье Дианы?
    - Лисицын отвел глаза. Доктор этого не знал. Диана потеряла очень много крови.- Она выживет? — повторил свой вопрос Павел.
  - Выживет, - правдиво ответил доктор, - но со здоровьем могут возникнуть большие проблемы. Уходите, я ответил на ваш вопрос.

Павел еще раз красноречиво посмотрел на Диану и вышел из лазарета. Федор Иванович пришел навестить Диану ближе к вечеру. Лицо его выглядело бледным и каким-то выжатым. Может быть, Диане это только показалось? Старый писатель молчал, не желая показывать, как он расстроен. Диана не знала зачем он пришел. Она никогда не разговаривала со старым писателем и в его глазах должна была казаться шлюхой.- Тебе лучше? — неожиданно спросил он и cвоейжесткой ладонью провел по ее щеке. Диане хотелось прижаться к этому старому человеку и выплакать все свои слезы, обиды, горести.

А знаешь, - проговорил Федор Иванович, - Павел тебя любит.

«Он меня не любит! — хотела закричать Диана - и никогда не любил! Все, что со мной случилось, произошло из-за него».
- Федор Иванович согласно кивал головой.
- - Ты только выживи, - шептал он, - и все изменится к лучшему. Ты больше никогда не будешь одинока.
- Диана следила за губами старою писателя и ей становилось тошно. Она не верила, что все изменится к лучшему. Из жалости ее кормили сказками о лучшей жизни. Но она уже не была той маленькой, доверчивой девочкой, которая верила всему, что ей скажут. Все ее жалеют, но никто не хочет любить. Или все люди разучились любить? Ей почему-то вспомнились кадры из какого-то старого документального фильма, где лев убивал детенышей и пожирал львят, а потом, после этих страшных и многочисленных убийств спаривался с их матерью. Люди очень похожи на львов. У них нет настоящей жалости. Федор Иванович еще некоторое время посидел возле постели Дианы и ушел. На тумбочке старый писатель оставил апельсин. Оранжевый, с грубой кожей. Зачем Федор Иванович оставил ей апельсин? Он ведь знал, что она не сможет его съесть. Но апельсин почему-то отвлекал от нехороших мыслей. В ее настроении что-то неуловимо изменилось. А, может, Павел действительно любит ее? Но третий посетитель окончательно испортил Диане настроение. Скользкий, как угорь и злобный, словно кобра, готовящаяся к броску, Сутягин не умел плакать или смеяться. Он был или холодно вежлив или горделиво пренебрежителен. А она ведь хотела разделить с ним постель, чтобы отомстить гордому Павлу. Теперь она только брезгливо поморщилась, глядя в его сонные, рыбьи глаза. Сутягин, напрягая все силы, пытался улыбаться, но у него это совершенно не получалось. Он изрядно измучился, играя роль друга. Теперь Диана не сомневалась, что Сутягин являлся тайным агентом правительства. Такой человек ничего не могнаписать, ни хорошего, ни плохого. Только отчеты о проделанной работе.

И зачем же вы, Дианочка, полезли на забор? Вы много выпили или кто-то надоумил? Говорил же я вам, чтобы вы не общались с Павлом. Жестокий человек, карьерист, проходимец, и, к тому же плохой писатель. Я знаю, что у вас с Павлом произошла ссора и он вас выгнал. А вы, впорыве, отчаянья решились на этот необдуманный шаг. Так ведь все и случилось?

«А ведь в чем-то он прав. Так все и было, - подумала Диана, - если бы Павел не отверг меня, я бы ни за что не полезла на этот проклятый забор».

Надеюсь, что вы скоро поправитесь, - на прощание сказал Сутягин, - выздоравливайте, Дианочка, и приходите ко мне в гости. У нас будет много тем для приятного разговора.

На следующий день приходили молодые поэтессы иуже немолодые прозаики. Девушки пытались ей рассказывать о своих новых стихотворениях. Кое-кто пытался их даже декламировать. Прозаики держались попроще и потише. Однако Щипачев все-таки не удержался и прочитал отрывок из своего нового рассказа. Рассказ был пресным и скучным, но его все-таки пришлось выслушать. Когда вся эта пестрая компания удалилась, неожиданно появилась Олеся, которая считалась лучшей подругой Дианы. Олеся своими повадками походила на дикую кошку. Она всегда шла туда, куда ей хотелось и где было для нее лучше. Диану она считала дурой и неудачницей и только поэтому играла роль ее лучшей подруги.

Я знаю, ты это из-за Павла, - говорила она, - а он ведь не стоит тебя. На него другие женщины даже внимания не обращают, а ты с ума сходишь.
- Олеся и сама пыталась сблизиться с Павлом, но он оставался к ней равнодушным и холодным. После нескольких попыток Олеся оставила эту затею, но очень обрадовалась, когда Павел выгнал Диану.
- - Не думай о нем, подруга, - продолжала выплескивать свою желчь Олеся, - ты лучше приглядись повнимательнее к Сутяги ну или Щипачеву. Солидные люди.
- Диана кивнула головой. Она знала цену этой дружбы. Олеся напрасно считала ее дурой. Диана знала о неудачных попытках Олеси в отношении Павла. Андрей Скоков, хотя и был весьма неразборчив в связях, Олесю почему-то всегда избегал. Чем-то она была ему неприятна. Была неприятна Олеся и Диане. И когда та ушла, вздохнула с облегчением. Лучше слушать целый час декламацию стихов и прозы, чем общаться с такой изворотливой тварью, какой являлась Олеся. Диане очень хотелось увидеть Павла, прижаться к его груди и выплакаться. Но Павел, чувствуя свою вину перед Дианой, не приходил. Диана понимала почему он не приходит и терпеливо ждала. Но к концу следующей недели ее терпение иссякло и она попросила доктора позвать к ней Павла. Она переступила через свою гордость, чтобы наконец увидеть любимого человека.
- 11
- Президент Виктор Барулин в последнее время плохо спал. Даже на загородной вилле ему снились кошмары. В снах он видел бледные лица призраков, которые вереницей подходили к его кровати и протягивали к нему свои холодные руки. Барулин уже давно не появлялся в Овальном кабинете здания правительства, не входил в Голубую залу Кремля, ссылаясь па плохое самочувствие. По сути страной все это время управлял от имени Барулина его Друг и соратник премьер-министр Сергей Кадышев. И хотя эти люди, наделенные властью, были близки, они были совершенно разными. Виктор, хотя и был небольшого роста, по фигуру имел спортивную. Он всегда был подтянутым, бодрым, кипящим энергией и идеями человеком. Только в последнее время, он стал замкнутым и холодным даже с самыми близкими людьми. Созданные им базы отдыха для писателей, с помощью которых он отгородил общество от ненужных бесполезных людей, в последнее время приносили одни лишние хлопоты и беспокойство, иногда переходящее в панику. Все средства Стаб. фонда были уже вложены в этот проект, который с самого начала был убыточным. Резервации для писателей поглощали очень мною денежных средств. И теперь Виктор Барулин хотел услышать, что ему скажет по этому поводу премьер-министр. Кадышев приехал па виллу президентаранним утром. Этот дородный человек с красным лицом страдал одышкой и многими другими болезнями, которые приходили к человеку с лишним весом. Президент сидел в кресле, укрывшись цветным пледом. Он был п футболке и спортивных штанах. Кадышев, тяжело дыша, вошел к президенту в комнату и сорвал со своей шеи галстук.- Дышать что-то стало трудно, Витя, - объяснил он.

Ты не бегаешь по утрам, Сережа, - и это для тебя может закончиться очень плохо. Сколько ты весишь? Двести или двести пятьдесят килограмм?

Сергей не любил когда говорят о его весе. Для него это была больная тема. Он пробовал многие диеты, но ни одна из них не могла ему помочь.
- Всего-то сто пятьдесят семь, - произнес оскорбленный премьер-министр, - не так уж и много.
Президент указал ему на кожаное кресло, которое жалобно заскрипело под весом премьер-министра.
- Давай без церемоний, - предложил Барулин, - мне хотелось бы знать, как обстоят дела с базами отдыха.
Сергей помрачнел. Оппозиция постоянно давила на него, требуя освободить заключенных в лагеря писателей. Западные политики так же часто затрагивали эту тему. Журналисты сравнивали Барулина со Сталиным, а созданные им базы отдыха с лагерями для политических заключенных.- Мы сидим по шею в дерьме, Витя, - признался Кадышев, - левые требуют выпустить писателей из лагерей, а журналисты сравнивают тебя со Сталиным образца 1937 года.
Виктор ничего не сказал. Лишь на его бледном, утомленном лице отразились те чувства, которые он старательно скрывал.
- Мне нужны факты, Сережа, - наконец сказал он, - что там конкретно происходит?Кадышев достал из портфеля папку с документами.
- А вот и факты, - произнес Кадышев, - база отдыха номер один. Самоубийство Андрея Скокова. Молодой писатель, двадцать три года. Ранее в попытках суицида замечен не был. Умер семнадцатого июня две тысячи тринадцатою года. Причина смерти — самоубийство (вскрытие вены бритвой). Но это еще не все. Диана Якушева, поэтесса, тридцать пять лет, пыталась бежать с базы отдыха номер один. Попытка не удалась, но теперь у нее проблемы со здоровьем. Я не стану приводить всю статистику самоубийств на базах отдыха по всей России. Их очень мною.
- Мы создали им хорошие условия, - возмутился Барулин, - они имеют возможность писать, общаться друг с другом. Что они еще хотят? Даже выпивка и закуска за наш счет.Кадышев тяжело вздохнул.- Они хотят выпускать книги, - произнес он, - общаться с читателями, быть известными и богатыми. Все писатели - эгоисты, и, более того, они - эгоцентристы.
- Барулин встал, подошел к окну, из которого открывался красивый вид на лес и озеро.- Ты проиграешь следующие президентские выборы, - сказал Кадышев, - если не решишь этот вопрос.- Что ты предлагаешь?Барулин и упор посмотрел на друга.

Выпустить их, - посоветовал Кадышев, - и пусть живут, как хотят.
А что они будут здесь делать? - спросил Виктор, - в прошлой жизни они были дворниками, охранниками, кочегарами, разнорабочими. Что они будут делать теперь? Мусор убирают автоматы, охранников давно заменили роботы, а кочегары теперь совсем не нужны. Мне, что теперь, остановить технический прогресс или выдать всем писателям пособие но безработице? Хорошо, два или три из тысячи смогут прокормиться литературным трудом. А остальные? Они будут умирать с голоду. Я их поселил в рай, а они хотятвернуться в ад.

Барулин был вне себя от злости. Он не понимал почему люди могут быть такими глупыми и неблагодарными! Их кормят, поят, дают свободу творчества, а они, неблагодарные, убивают себя. Кадышев видел, что творится с другом и поэтому выдержал долгую паузу.

А ты выпусти их, - посоветовал он, - и закрой базы отдыха.
Ты в своем уме. Сережа? Этих блаженных, наверное, несколько сотен тысяч наберется, если не больше. Понимаешь, что это может грозить новой русской революцией? Помнишь, что было, когда мы решили закрыть все тюрьмы и выпустить па свободу уголовников? Мы едва не получили Гражданскую войну. Два года регулярные части российской армии воевали с уголовниками. И если бы среди урок не нашлось предателей, мы, наверное, до сих пор воевали с ними. Нельзя нам выпускать блаженных. Они все наше отлаженное общество обрушат!
- Кадышев был согласен с президентом. Конечно, писатели - это не уголовники, но порядок, создаваемый годами, мог в одно мгновение рухнуть. В России избавились от попрошаек, бомжей и безработных. Но выпустив писателей из мест заключения, можно было поставить крест на проделанной работе. Целых пять лет они создавали новое российское государство, модернизировали его в мощную империю. Уровень жизни и России стал даже лучше, чем в развитых западных странах. И теперь все в одночасье разрушить?

Если честно, - признался Кадышев, - я не знаю, что нам делать. Держать их в заточении становится все более накладно. Конечно, можно кормить их кашей, как солдат, и поить молоком. Но тогда мы получим бунты в самих лагерях. А, может, нам самим спровоцировать эти голодные бунты, а потом перестрелять блаженных, как собак?
А это очень здравая мысль, - согласился Барулин, - и пусть меня называют Сталиным или Гитлером, во имя спасения нации я готов на все! Я даже готов пойти на жертвы.
- «А я не готов, - подумал Кадышев, - совсем не готов. Наверное, мне нужно быть ближе к левым. Логинов давно хотел сделать меня своим заместителем. А то, что он скоро придет к власти, я не сомневаюсь».
- Кадышеву не хотелось быть выброшенным за борт большой политики или идти ко дну с ее капитаном. Барулин, наверное, почувствовал настроение премьер-министра.
- - А всю эту кашу, - сказал он Кадышеву, - придется расхлебывать нам с тобой, Сережа. Мы ведь ее и заварили.Неприятный холодок пробежал по спине Кадышева. Казалось, Барулин прочитал его тайные мысли.
- 12
- Павел в последнее время плохо спал. Только снотворное помогло ему ненадолго забыться в недолгом полусне. Доктор Лисицын застал его за сочинением рассказа. Рассказ явно не удавался Павлу. Он нервничал, комкал исписанные неровным почерком листы и бросал их па пол. Доктор, чтобы привлечь к себе внимание, негромко кашлянул. Наконец Павел обратил внимание на доктора.

Эти дожди действуют мне на нервы, - сказал он, - как и духота. Я все-таки больше люблю зиму. Зимой воздух чист и прозрачен.
Я тоже люблю зиму, - произнес Лисицын и присел на стул.
Как себя чувствует Диана? — спросил Павел с тревогой в голосе. Лисицын внимательно посмотрел на писателя. Павел произвел на него хорошее впечатление. Его открытое лицо, добрые голубые глаза располагали к себе. Неудивительно, чтоДиана влюбилась в этогочеловека.
Она будет жить, - произнес доктор, - и скоро поправится. Я, собственно, пришел к вам по ее просьбе. Почему вы не приходите? Она ждет вас.
- Павел поднялся из-за стола. Он накинул пиджак и поспешил за доктором. Все дорожки были залиты дождевой водой. Лужи были такими большими, что их невозможно было обойти. Доктор и писатель шли по воде, не обращая внимания на то, что она заливается им в ботинки. Диана сидела на кровати и ждала Павла. Увидев любимого, она хотела подняться, броситься к нему, но боль заставила ее остаться на месте. Павел подошел к ней, присел рядом и обнял за плечи.- Я думала, ты не придешь, - сказала она, - ты ведь выгнал меня тогда. Я казалась тебе пустышкой? А я ведь, Паша, совсем не такая. Я умею чувствовать и переживать.- Я виноват перед тобой, - признал Павел, стараясь не смотреть Диане в глаза, - неверил, что в тебе есть что-то хорошее и настоящее. Теперь поверил. Тебе лучше?- Да, мне лучше, - ответила Диана, - но какое это может иметь значение. Ты ведь меня не любишь. Ты жалеешь меня, пытаешься быть снисходительным, по ведь это совсем не любовь.Павел нежно поцеловал Диану в губы.- Любовь - это очень сложное чувство, - сказал он, - и сейчас ее очень часто приравнивают к сексу. Но секс – это не любовь, а только ее производная, одна из составляющих частей.Диана с тоской посмотрела ни этого сильною и красивого мужчину и сказала:- Я очень хочу быть с тобой. Это все, что я знаю. Без тебя моя жизнь становится пресной и ненужной.Павел крепко обнял Диану.- Нельзя заставить себя любить, - произнес он, - и этом вопросе нельзя лицемерить.- Ты меня не любишь, - проговорила Диана и вырвалась из крепких объятий Павла, - можешь уходить. Я тебя не держу.Павел с грустью и сожалением посмотрел на молодую красивую женщину и хотел ей сказать много хороших и ласковых слов. Но сможет ли Диана понять его? Чувство привязанности и нежности растет постепенно, как удивительное и красивое растение. Нельзя торопить его рост и нельзя срывать раньше времени.
  - Я, пожалуй, пойду, - сказал Павел и поднялся, - не спал как следует несколько ночей. Может, сегодня мне удастся заснуть.
  - Я тебя не держу, - повторила Диана.

В ее глазах поселились боль и скорбь. Павел ушел, не попрощавшись. Дождь лил с новой силой, обрушивая потоки воды на коттеджный городок. Павел сильно промок, но мысли, терзавшие его, заставляли не обращать внимание на это неудобство. Почему, зачем он обидел Диану? Почему не мог сказать, что любит ее? Что ему помешало? Он зашел в свое жилище, и, не раздеваясь, повалился на кровать. На этот раз сон быстро сморил его. Во сне Павел видел Диану и даже разговаривал с ней. Он говорил ей о том, что не сумел сказать при встрече.
13
Ближе к осени снабжение баз отдыха продуктами ухудшилось. Спиртное вообще перестали привозить, отчего у многих писателей развилась депрессия, которую они привыкли топить и вине. Вместо обычных деликатесов: сырокопченой колбасы, красной и белой рыбы завезли многочисленные упаковки пельменей, сало и разнообразные крупы. Писатели были возмущены такой заботой правительства. Большинство из них готовить не умели и не хотели. Даже сварить пельмени для них было трудной задачей. Из-за отсутствия спиртных напитков участились попытки самоубийств.Отдельные писатели объявили голодовку.
- - Они нас голодом решили уморить, - подстрекал писателей к неповиновению Сутягин, - мы для них не люди.
- Многие поддавались на провокацию, но не все. Павел не верил ни единому слову Сутягина. Но в этом хаосе и разброде, который начался в коттеджном городке, доказать что-то было невозможно. Павел искал встречи с Федором Ивановичем, но старый писатель сторонился людей, продолжая писать свои рассказы о несвободе личности в современном обществе. Чувствуя перемены, Федор Иванович сам пришел к Павлу. Тот не ожидал увидеть старого писателя.
- Что-то случилось, Федор Иванович? - спросил он, - Вас так давно не было видно.
- Плохие дела творятся, Павел, - ответил еще более постаревший писатель, - думаю, правительству надоело с нами возиться. Скоро нас всех уничтожат.
  - - Почему вы так думаете, Федор Иванович?На лице Павла застыла тревога.
- Во-первых, снабжение продуктами ухудшилось, - сказал Федор Иванович, - водку с пивом вообще перестали подвозить. Нас специально провоцируют на бунт, чтобы потом, в случае неповиновения, перестрелять, как собак. Сутягин - их тайный агент и провокатор. Вчера он приходил ко мне и ругал правительство. Но я прикинулся глухим. Такие вот дела, Павел.
- И что же нам теперь делать? - спросил Павел.
- Если представится возможность, - проговорил старый писатель, - нужно бежать. И как можно скорее.
- Отсюда не сбежишь, - заметил Павел, - набор высокий, колючая проволока, снайперы. Попытка побега - это верная смерть.

Все равно смерть, - настаивал Федор Иванович, - раз правительство задумало нас всех уничтожить, оно так и сделает. Ты молодой, Паша, тебе просто необходимо вырваться на свободу, а мне уже бежать некуда и незачем.
- Федор Иванович тяжело поднялся и ушел. Павел чувствовал, что старый писатель говорит правду, но на побег решиться не мог.
- 14
- Сутягин, долгое время остававшийся в тени, вдруг развил в лагере бурную деятельность. Он призывал писателей к открытому неповиновению, к бунту. Теперь Сутягин всегда был в центре внимания, собирая вокруг себя группы решительно настроенных писателей.- Правительство предало и бросило нас! - кричал Сутягин в толпу, словно римский трибун, - наше правительство хочет, чтобы мы умерли от голода. Мы должны, мы просто обязаны вырваться на свободу и доказать, что мы представляем собой грозную силу. Нас должны услышать и принять наши условия.Полное лицо Сутягина покраснело, жилы на шее вздулись, а глаза заблестели каким-то особенным, болезненным блеском. В эти мгновения Сутягин ощущал себя триумфатором. Только Федор Иванович и Павел не одобряли действий провокатора.- Нужно остановить этого негодяя, - бормотал себе под нос Федор Иванович, обращаясь к Павлу, - он всех нас хочет подставить под пули. Спровоцирует бунт, а сам исчезнет.Павел молчал, но его руки сжимались в кулаки. Он без подсказок Федора Ивановича видел, что делает Сутягин. И еще Павел думал о Диане, считая, что очень жестко поступил с ней. Она оказалась не пустышкой и красота ее была не только снаружи, но и внутри. Федор Иванович с силой дернул Павла за рукав пиджака.- Ты смотри, Паша, что делает эта сволочь, - закричал старый писатель.Толпа писателей под предводительством Сутягина, подходила к воротам, желая снести их и открыть себе путь к свободе. Павел больше не имел возможности и желания сдерживать себя. Сутягин хорошо вошел в роль вождя. Он размахивал руками и рвался вперед.- Не позволим уморить нас голодом! - кричал он, - мы не скоты какие-нибудь, а писатели.Павел удивлялся его наглости и цинизму. Сутягин знал, что ведет людей на столкновение и смерть, но не сворачивал со своего скользкого пути. Увидев Павла, Сутягин протянул ему свою скользкую, потную руку.
- - Что же ты делаешь, гадина? — склонившись к Сутягину, еле слышно спросил Павел.- Не понял, - изумился Сутягин, бледнея, - что ты сказал?- По чьей указке действуешь, провокатор? - уже громче спросил Павел.
- Теперь, сказанное им, услышали все. Павел обладал определенным авторитетом в писательской среде. Толпа остановилась и замерла перед воротами. Сутягин думал, как убрать это неожиданное препятствие. Весь его пыл и порыв исчезли, а ноги налились свинцом.
- - Не слушайте его, - прошептал Сутягин, - он у нас слишком правильный.
  - Сугягин повернулся и побрел к своему коттеджу. Все писатели смотрели на Павла, ожидая, что он скажет.
  - - Расходитесь по домам, - произнес Павел, - и не слушайте Сутягина. Вас просто так на свободу не выпустят.
  - Писатели еще долго стояли посреди лагеря. Словесные перепалки едва не переросли во всеобщую драку. Павел вернулся к Федору Ивановичу и они оба наблюдали, как писатели разделились на отдельные группы, и разошлись по своим коттеджам. Федор Иванович похвалил Павла:
  - - Ты хорошо поговорил с Сутягиным. Но будь я на твоем месте, врезал бы ему по морде, не задумываясь. А, может, и лучше, что обошлось без мордобоя. Писатели -люди нервные.Павлу захотелось выпить. Словно почувствовав его желание, Федор Иванович вытащил из кармана бутылку водки. Он протянул бутылку Павлу. Тот привычным движением отвернул крышку

и хлебнул горькой жидкости. Ему стало легче.
- Павел отдал бутылку Федору Ивановичу, который допил водку.
- - А к Диане ты приглядись, - советовал старый писатель, - она очень хорошая женщина и любит тебя.Павел согласился, но навещать Диану не захотел. Ему хотелось лечь в постель и заснуть. Слишком напряженными выдались последние дни.
- 15
- Диана, сидя на постели, с нетерпением ждала Павла. Она надеялась, что он все-таки придет. Однако сколько она ни смотрела в окно, никто не приходил. Ей было грустно и тоскливо. Она уже поправилась достаточно для того, чтобы самостоятельно пойти домой. Но Диана знала, что к ней больной Павел еще мог зайти, а вот к здоровой вряд ли. Что ей было делать? Она не могла заставить Павла себя полюбить. Она положила голову на подушку и попыталась заснуть. Ожидание вымотало ее. Лисицын пил на кухне зеленый чай. С кухни доносился ароматный запах трав. Доктор никогда не был женат. Он настолько привык к холостой жизни, что сам попросился работать на базе отдыха № 1. Валерий Лисицын устраивал нанимателей во всех отношениях. Он был холост, давно работал в сельской больнице, не имел вредных привычек и никогда не ругал правительство. А теперь он тихо сидел на кухне и пил чай. Лисицын видел, что Диана выздоровела, но не торопился ее выпроваживать. Лисицын знал, что Диана любила Павла и то, что их отношения нельзя было назвать безоблачными. Допив чай, он подошел к Диане и спросил:- Вам налить чаю?Молодая женщина улыбнулась.- Если можно, налейте мне кофе, - попросила она.
- Лисицын с радостью исполнил ее просьбу. Диана с удовольствием пила кофе, но руки ее тряслись. Наверное, от волнения.
- - Я уже здорова, - произнесла молодая женщина, - но мне не хочется от вас уходить. Мне здесь хорошо, спокойно.Лисицын присел рядом с ней и внимательно посмотрел ей в глаза.- Я знаю, вы любите Павла.
- Диана опустила голову. Она действительно любила этого неуравновешенного, неукротимого человека. Для нее Павел был воплощением настоящего мужчины и российского писателя, преодолевающего многочисленные трудности. И ей казалось, что Павел еще может ее полюбить. Она наконец отвлеклась от своих мыслей и обратилась к Лисицыну.- Почему вы живете один?
- Валерий не ждал этого вопроса. Он как-то весь сжался, словно ожидая удара. Ответ дался ему нелегко. В воспоминаниях промелькнули студенческие годы в Мединституте, прелестные лица молодых девушек, которых он мог полюбить. Он вспомнил первую влюбленность и первое расставание.
- - Так получилось, - наконец выдавил он из себя, - такая как вы до сих пор не встретилась. Я часто влюблялся, но женщины меня не любили. Я, наверно, очень плохо выгляжу.
- Конечно, внешность у Валерия Лисицына была довольно прозаической. Худой, небольшого роста, с рыжими, зачесанными назад волосами он мало подходил на роль любимца женщин. Но за этой прозаической внешностью, в глубине ее оболочки, притаилось большое доброе сердце и романтические чувства. Но разглядеть все это было очень трудно. Диана невольно сравнила Лисицына с Павлом. В Павла трудно было не влюбиться. Широкоплечий, красивый, с приятным открытым лицом, он скорее походил на популярного киноактера, чем на писателя. Но особенно нравились женщинам его чувственные губы и печальные голубые глаза. Это были глаза поэта, глаза писателя, глаза романтика. Диана прежде никогда еще не встречала такого красивого и сильного мужчину. Ее тянуло к нему даже против собственной воли.- Хотите еще кофе? - предложил Лисицын.Диана отказалась.
  - - И вы никогда не были женаты? - спросила она.
  - Этот вопрос был неприятен Лисицыну. Почему все женщины постоянно задают этот вопрос? Он медлил с ответом.- Я не был женат, Диана, - наконец ответил он, - так получилось.Диане было жаль этого маленького, задавленного жизнью и неудачами в личной жизни человека. Но ведь ей тоже не слишком везло. Отношения с Павлом складывались очень сложно.
- Я уйду завтра утром, - сказала Диана. Лисицын не стал возражать. Диана всколыхнула в нем давно забытые чувства, которые он старался похоронить и своем сердце. Он знал, что будет лучше если она уйдет.
- Хотите я вас поцелую? - неожиданно спросила Диана, наклоняясь к Валерию.
- Она была очень соблазнительной женщиной. Но зачем обманывать себя? Диана никогда не сможет полюбить его. И тогда ее поцелуй станет поцелуем сострадания. Лисицын старался себя не жалеть. Когда-то он очень сильно жалел себя, но от этого становилось все хуже и хуже. Лисицын старался не думать об интимной стороне своей жизни и загрузить себя делами. Это помогало, не сильно, но помогало. Зачем же теперь ему нужно было разжигать в себе страсть?
- - Нет, Диана, - произнес он и глубокие морщины прорезали его лоб, - я этого не хочу.Диана понимающе кивнула головой и легла в постель. Лисицын ушел на кухню разгадывать бесконечные кроссворды. Лисицын стал бояться физической близости. Диана заснула или притворилась спящей. Лисицын подошел к кровати, вдыхая исходивший от женского тела сладкий, слегка терпкий аромат. Запах женских духов тревожил его и возбуждал. Но защитный барьер порядочности не давал вырваться на волю животным инстинктам. Ему так сильно захотелось поцеловать Диану в губы, что доктору пришлось собрать все силы, всю волю, чтобы противостоять этому желанию. Он в который раз ушел на кухню, плотно закрыл за собой дверь и горько заплакал.
- 16
- Федор Иванович чувствовал себя все хуже и хуже. Он почти не выходил из своего коттеджа, борясь с острыми желудочными болями. Старый писатель не спал ночами. Он делал какие-то записи, читал, размышлял о прожитой жизнии думал о своем скором конце. Федор Иванович не сомневался, что скоро умрет. Когда Павел, обеспокоенный долгим затворничеством старого писателя, зашел его навестить, Федор Иванович лежал на постели и тяжело дышал. Он был рад приходу Павла, но болезнь не располагала к бурному проявлению чувств и эмоций. Павел терпеливо ждал, что ему скажет старый писатель.
- - Скоро умру, - произнес Федор Иванович и его голубые глаза заслезились, - и пора мне, восьмой десяток пошел. А вам с Дианой уходить отсюда надо, любыми путями выбираться.
  - Павел хотел что-то возразить, но Федор Иванович остановил его.- Не перебивай меня, Паша. Лучше выслушай. Во время долгих прогулок я заметил, что забор с противоположной стороны от входа не слишком прочен. Я сумел оторвать несколько досок, чтобы в нужный момент улизнуть отсюда. Но я слишком болен. Поздно мне уже бежать, Паша. Власти хотят спровоцировать бунт, а потом всех перестрелять. У вас еще есть шанс спастись. И лучше это сделать сегодня ночью.- Но Диана еще очень слаба, - возразил Павел.Федор Иванович махнул рукой.
    - Она уже выздоровела и ждет, когда ты придешь за ней.
    - А в том другом мире, на свободе, будет лучше? - неожиданно спросил Павел.
    - Не знаю,- правдиво ответил Федор Иванович, - не уверен. Но любая свобода лучше, чем золотая клетка.
  - Старостин с большим трудом поднялся с постели, и, опираясь на плечо Павла, вышел на крыльцо. Они кое-как спустились по ступенькам и подошли к забору. Стремительно темнело. Освещая путь светом фонарика, они шли к свободе и неизвестности.
    - 17
    - Приближалась зима. Незаметно пролетело беззаботное лето. Листья стали желтыми, срываясь с деревьев. Повеяло холодом. Холод заставлял писателей кутаться в теплые вещи. Коттеджи не отапливались, и, поэтому многим приходилосьв одежде проводить все время, не снимая ее даже но время сна. То место, которое им казалось раем, превращалось в холодный ад. Кто-то пытался заклеивать окна полосками бумаги и скотчем, чтобы из жилищ не выходили последние остатки тепла.
    - - О нас совсем забыли, - роптали несчастные, - мы все здесь заболеем и умрем. Сутягин, как стервятник, ждал своего часа. Он только на время затаился, чтобы побольнее укусить. Павел не хотел один уходить из лагеря, а Диана неожиданно заупрямилась и наотрез отказалась бежать. Павел знал, что скоро у них не будет выхода. Писатели выносили во двор стулья и табуреты, сжигая их на многочисленных кострах. Сутягин выползал из своего логова ближе к вечеру. Он изменил тактику. Разговаривал с писателями, убеждая их бежать от погибели. Павел же убеждал написать коллективное письмо-прошение президенту. Однако Сутягин все больше отравлял умы, говоря, что «Свободу нужно добывать самим». Скоро запасы еды начали заканчиваться. Писатели никогда не были бережливыми людьми и это сыграло с ними плохую шутку. Когда один из пожилых писателей умер, остальные были готовы пробить себе дорогу к свободе силой. В день писательского бунта повалил мокрый снег и подул противный, пронизывающий ветер. Писатели нестройной толпой двинулись к воротам. Павел пытался остановить их, но они оттолкнули его и едва не затоптали. Ворота поддались напору и рухнули. Сутягин, сделав свое черное дело, попытался спрятаться. Он знал, что снайперы скоро начнут стрелять по писателям и ему не хотелось стать мишенью. Снайперы знали свое дело. Секретный приказ обязывал их стрелять в «покинувших пределы базы отдыха людей». Хлопки выстрелов раздались неожиданно. Писатели хотели повернуть назад, но было уже поздно. Кто-то уже упал в рыхлый и мокрый снег, окропляя его своей кровью. Обезумевшие люди закричали от страха. Они заметались в разные стороны, ища спасения. Снайперы не стеснялись стрелять в спину. Павел, увидев это, упал на снег и зарыдал. Он не стеснялся плакать, потому что был бессилен против грубой силы. Что он мог сделать? Их захотели уничтожить и уничтожили. Он не сумел остановить людей, доказать им своюправоту. Писатели, один за другим, взмахивая руками, падали в снег. И тут Павел увидел Сутягина, который прижавшись к забору, пытался спрятаться от снайперских пуль. Но Павел налетел на него разъяренным тигром.- Сколько тебе заплатили за это, Иуда? - спрашивал Павел, прижимая Сутягина к забору.- Не бей меня, Паша, не бей, - блеял Сутягин, закрывая руками голову. Павел испытал чувство радости, когда точным ударом сломал провокатору нос. Сутягин тупо смотрел на Павла, вытирая ладонью льющую из носа кровь.- Смотри, Иуда, на дело рук своих! - рычал Павел, пытаясь повернуть голову Сутягина в сторону падающих под выстрелами людей. Сутягинсмотрел на это кровавое безумие и к его горлу подступала тошнота.- Не надо, Паша, - лепетал он, оборачиваясь, - я не хотел. Меня заставили. У меня слабый характер.Павел приблизил голову Сутягина к своему колену и сделал резкое движение. Челюсть провокатора хрустнула, и его рот залила соленая, красная жидкость. Сутягин плевался кровью, пытаясь собрать вылетевшие зубы. Носок ботинка Павла врезался ему в уже сломанный нос. Дикая боль пронзила голову Сутягина. От шока он не мог даже кричать. Он только что-то нечленораздельно мычал, падая на колени. Павел нe хотел убивать Сутягина. Это было противно его природе. Он оставил мычащего предателя у забора, а сам отправился за Дианой. К тому времени выстрелы уже смолкли. Несколько раненых писателей сумели доползти до своих коттеджей. Снег заносил застывшие и распростертые на земле тела. «Какое право имеют одни люди убивать других?» - думал Павел и не находил ответа на свой вопрос. Он помогал Лисицыну перетаскивать раненых к коттеджу с красным крестом на крыше. Лисицын работал профессионально и молча. Когда-то давно он был санитаром и таскать больных людей ему приходилось часто. Павел только помогал, исполняя свой человеческий долг. Он не боялся испачкаться в чужой крови. Выбежав из коттеджа с распушенными волосами, Диана с ужасом смотрела на убитых и раненых людей.
    - - Как они могли, как посмели? - задавала бессмысленные вопросы Диана, обращая их к бездушным снайперам,которые выполняя приказ еще более бездушных людей, покрыли себя несмываемым позором. Диана опустилась на колени и зарыдала.
      - Павел пытался поднять ее, но молодая и красивая женщина, ошеломленная и опустошенная, не хотела вставать с земли.
      - - Они больше не вернутся. Паша, они больше не встанут. Ты понимаешь это?
      - Диана смотрела на Павла широко отрытыми, безумными глазами. Павел пытался ее успокоить, но Диана не поддавалась уговорам.
      - - Ты должен был их остановить, - обвиняла она Павла, - они тебе верили, а ты их предал.
      - Павел уходил от Дианы, направляясь к дому Старостина. Диана поднялась на ноги и вышла за ворота, где гуляла смерть.
      - 18
      - Виктор Барулин в последнее время чувствовал себя неважно. Он не потерял спортивную форму, не переставал тренироваться, но на душе его было как-то нехорошо, беспокойно, тоскливо. Может быть, создание резерваций для блаженных было его роковой ошибкой? Но ведь он создал-писателям все условия для комфортного проживания. Все ли жители России жили в таких условиях? А эти нелогичные самоубийства на базах отдыха выводили его из себя. Блаженные имели возможность писать, тусоваться, выступать и тесном писательском кругу в свое удовольствие. Что же они еще хотели и чего им не хватало? Виктор Барулин подошел к окну и посмотрел на занесенные снегом улицы. Зима еще не вступила в свои права, но наступала на уходившую осень по всем фронтам. Новые морщины прорезали волевое лицо президента. И все-таки он совершил ошибку. Нельзя одних людей отделять от других, если даже первые не совсем такие, какими их хотят видеть. И совершенно невозможно вычислить, что необходимо большинству. Общество состояло из разных людей, у которых были свои интересы и потребности, Почему он начал защищать одних, людей от других? Имел ли он на это моральное право? Советник по безопасности Сергей Кадышев вошел вОвальный кабинет без стука. Он был взволнован и раздосадован. Виктор с удивлением посмотрел на друга.- Что случилось, Сережа?
      - Кадышев молчал и это молчание не предвещало ничего хорошего. Галстук давил ему на шею и поэтому он сорвал его и эмоционально забросил в угол.
      - - Просто наш план, - произнес Кадышев, тяжело дыша, - заработал. На базах отдыха № 1, 2 и 3 - стихийный бунт. Писатели снесли ворота и вырвались на свободу. Снайперы открыли огонь по людям. Пятьдесят человек убито и около семидесяти тяжело ранены. Что мы будем делать?
      - Виктор молчал. Левый глаз его начинал дергаться, а это не предвещало ничего хорошего.
      - - Нужно отменить приказ и отослать агентов, - неуверенно проговорил президент, - убивать своих граждан - это безумие.
      - - Слишком поздно, - произнес Кадышев, - слишком поздно. Остановить это безумие мы уже не сможем. Слишком много убитых и раненых.
      - «Значит, моему президентству пришел конец», - подумал Барулин и удивился тому, что эти мысли его совершенно не огорчали. Он был опустошен.Президентская власть, эта тяжелая ноша, оказалась ему не по силам. Наверное, уже сейчас к базам отдыха стекаются журналисты и корреспонденты всех крупных и значимых изданий и менее крупных и значимых. Перед читателями всех этих изданий он предстанет, как кровавый диктатор.
      - - Вызывай машину, Сергей, - наконец решился президент, - поедем на базу отдыха № 1. Она ближе всех.- Зачем?
      - Кадышеву не хотелось видеть мертвые окоченевшие тела. Он ведь тоже был причастен к этой бойне. А общаться с журналистами хотелось еще меньше. Но Барулин не желал слушать от своего советника возражения. Он принял решение и его не изменит.
        
        - Поедем, Сережа, - сказал президент как можно мягче, - так нужно. Я знаю, что это неприятно, но нужно ехать.Дорогу заносило мокрым снегом. Дворники машины работали вовсю, очищая стекло. Но стекло мгновенно засыпало снегом и видимость дороги равнялась нулю. И Барулин, и Кадышев сидели на заднем сиденье с закрытыми глазами. Они не хотели разговаривать. Вскоре они подъехали к базе отдыха № 1. Подъезд к коттеджам был перекрыт многочисленными машинами российских и зарубежных телекомпаний и редакций газет и журналов. Но доступ на базу блокировали армейские бронетранспортеры. Убитых писателей сложили у одного из коттеджей и прикрыли брезентом. Сергей Кадышев вылез из машины и подошел к одному из старших офицеров.
        
        - Советник по безопасности президента, - представился Кадышев, показывая свое удостоверение. Полковник приложил руку к фуражке и приказал водителям бронетранспортеров разъехаться и пропустить важных гостей. Барулин, опустив голову, уныло брел по пустынному лагерю. У одного из коттеджей он увидел одинокого старика, который опирался на палку. Федор Иванович стал реликтом. Им было написано огромное количество произведений, которые теперь были никому не нужны. Книги писали бездушные компьютеры, продукцию которых и книгами назвать было нельзя. Эти проекты были лишены человеческого начала: любви, доброты и других человеческих чувств. Эти проекты калечили читающих людей, делали их озлобленными и бездушными. «Общество всеобщего благоденствия», которое провозгласил президент Виктор Барулин, на самом деле стало обществом марионеток и людей - биороботов. Всех творческих людей заключили и резервации, не давая им возможности влиять на умы других людей. Федор Иванович не знал, как с этим бороться. Он стал слишком стар и у него не хватало ни духовных, ни физических сил на эту борьбу. В последнее время старый писатель писал короткие рассказы, с которых он когда-то начинал свой творческий путь. Пожалуй, в этих рассказах было больше назидательности, чем в его ранних произведениях. Федор Иванович много читал. И ему нравилось читать разножанровую литературу. Он мог читать Стивена Кинга и Зюскинда, Ерофеева и Реверте, Коэльои Робина Хобба. Читая, старый писатель по привычке делал пометки на полях книги карандашом, отмечая интересные мысли и фразы известных писателей. В старом мире было много хороших, талантливыхписателей, которые так и не смогли раскрыть свой творческий потенциал. Барулин подошел к старику.
        
        - Вы - писатель? - спросил незнакомец в дорогом пальто, и, Федору Ивановичу показалось, что он уже где-то видел этого молодого, но рано постаревшего человека.
        
        - Когда-то я был им, - ответил Старостин и наконец узнал в незнакомце президента страны, - до вашего появления. Не хотите заглянуть под брезент? Там лежат убитые вами люди.
        
        По спине Барулина пробежал холодок. «Там лежат убитые вами люди» - запечатлелось в его голове и не хотело покидать ее. Зачем он только заговорил с этим стариком? К Барулину подошел Кадышев и хмуро посмотрел на Старостина.
        
        - Ты хочешь, старик, чтобы мы определили тебя в приют? - спросил он, - дадим тебе пожизненное содержание. Там тебя будут кормить и ухаживать за тобой.
        
        Федор Иванович не обратил на слова чиновника ни малейшего внимания. Он смотрел на Павла, который тащил за руку упирающуюся Диану. Павел наконец отпустил ее. Он подошел к накрытым брезентом мертвецам и долго стоял, низко опустив голову. Наконец он распрямился и рванул брезент на себя. В лагерь просочились журналисты и нагло щелкали своими фотоаппаратами. Увидев человека у брезента, они побежали к нему. Павел сорвал брезент и журналисты увидели залитых кровью и замерших в разных позах мертвецов. Барулин и Кадышев медленно шагали к Павлу. Тот обернулся и увидел президента и советника. Виновник всех их несчастий был в десяти шагах от него. Он мог убить диктатора и погибнуть. Но эта смерть была бы геройской, а не позорной и безликой. Барулин поднял вверх руку.
        
        - Прикройте трупы брезентом, - попросил он, - прикройте их.
        
        - Вы знали, что этим все закончится, - сказал Павел, -и не остановили бойню, а спровоцировали ее. А теперь вы боитесь смотреть на дело рук своих?Павел бросился к Барулину. У него не было оружия, но он надеялся, что сумеет задушить диктатора. Кадышев пытался помешать ему, но Павел, обладая хорошими физическими данными без труда сбил его с ног. Наконец он добрался своими замершими, скрюченными пальцами до горла президента. Барулин не пытался сопротивляться. Он подчинялся судьбе. Однако старший офицер с пистолетом в руке спешил на помощь своему президенту. Он выстрелил в ногу Павлу, пальцы которого смыкались на шее президента. Падая, Павел увлек Барулина за собой и подмял его под себя. Диана, до сих пор безучастно наблюдавшая за нелепой сценой насилия, при звуке выстрела очнулась. Она любила Павла и без раздумий бросилась на его защиту. Она вцепилась в руку, держащую пистолет зубами и оружие выпало из руки офицера. Кадышев, оттолкнув молодую женщину, стащил с задыхающегося президента раненого писателя. Барулин тяжело дышал, приходя в себя.- Поехали отсюда, - наконец сумел вымолвить он.Поднявшись с помощью Кадышева, Барулин, покачиваясь,пошел к машине.
- Что делать с этим безумцем, который хотел вас задушить? - спросил старший офицер.
- Отпустите его, - ответил Барулин, морщась, - он ни в чем не виноват. Отпустите.

Он сел в машину и почувствовал себя в безопасности. Почему только в эту поездку он не взял телохранителей? Президент красноречиво посмотрел на своего советника и друга и произнес:

- Завтра я подам в отставку.

Барулин смотрел в заднее стекло на удаляющуюся, занесенную снегом, базу отдыха.

В памяти его навсегда запечатлелась душераздирающая картина: мужчина и женщина, сидящие на снегу, у брезента, которым были прикрыты окоченевшие трупы писателей. Старик с посохом стоял рядом и плакал.

(Конец).

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/

Резервация блаженных

РЕЗЕРВАЦИЯ БЛАЖЕННЫХ

1

^{РЕЗЕРВАЦИЯ}^{БЛАЖЕННЫХ}