Вера не любила праздники. В эти дни особенно остро ощущаешь одиночество. Одиночество хрустальным звоном звучит в её душе. Спешащие и озабоченные предпраздничными хлопотами прохожие раздражают своей суетой, ожиданием веселых выходных, богатого застолья, звонкого смеха, вручения подарков, пусть ерундовых и ненужных, потом забытых и выброшенных, но сам процесс получения загадочной нарядно-блестящей коробочки тревожит и приятно греет душу. Город наконец-то дождался снега, и всё сразу стало на свои места. И белый пейзаж, и автомобильные пробки, и радостно возбужденные снующие люди. Богато нарядные до неприличия витрины магазинов околдовывали своим великолепием. Разноцветное мерцание гирлянд. Всё очень красиво, глаз не оторвать! Сказка наяву! В комнате было холодно и неуютно. Первый этаж «хрущобы». Все старые дома, которые стояли рядом, давно были снесены, а их, как заколдованный, всё стоял и стоял, портя своим убогим видом близлежащий ландшафт. Место завидное - в самом центре города. Вокруг уже давно высились громады многоэтажек, заселенных в основном богатыми приезжими. Эти дома вели себя нагло, отгораживали непомерно большое пространство вокруг зданий, имели только один вход с устрашающими стражами у ворот, кучей видеокамер по периметру. Покой новоявленных «буржуинов» охранялся отлично. Заезжали туда редкие по своей стоимости и красоте иномарки, пешком же входили люди, которые работали прислугой. Вера тоже хотела устроиться туда работать, но её дальше проходной не пустили. «Накачанный» молодой человек, уничтожающе взглянув на её худосочное сложение, буркнул, что она не подходит по возрастному цензу, и вообще у неё нет никаких шансов. А работа ей нужна была позарез. После того, как она впервые получила полагающуюся ей пенсию на руки, она испугалась. Всё не могла понять, как же теперь жить-то? Только придя домой и, разложив на старой потрескавшейся от времени и потерявшей свой цвет клеенке, деньги, она заплакала. Всё упиралось в поиски дополнительного заработка. Но кто и куда её возьмёт работать? Вера не подходила ни по каким параметрам. Вокруг только новые дома, куда и соваться, как она уже поняла, не стоит. И в центре этого микрорайона возвышался огромный дворец - офис одной из богатейших компаний. Здание своим великолепием подавляло всё вокруг. Оно было из стекла, отражающего свет, и поэтому парило над всем. Сколько было в нем этажей, Вера и не пыталась посчитать. Бесполезно. Здание олицетворяло мощь и богатство, не поддающиеся осмыслению для простого человека. Архитектура здания была, как из страшного сна, не связанная ни с одним историческим течением. «Оно» вообще не имело отношения к земной цивилизации, это что-то из других миров, словом, совершенно инородное тело. Если только его представить где-нибудь в нейтральном месте, например, посередине бескрайней пустыни, может быть, там и смотрелось бы гармонично. Но здесь оно повергало в ужас. В народе его называли «замок Людоеда» - таким оно было устрашающим. Архитектура здания несла большой заряд негатива. Вера не ходила туда спрашивать о работе. Она боялась подходить к нему близко. Сегодня всегда молчавший телефон вдруг зазвонил. От неожиданности Вера вздрогнула. Осторожно подняла трубку и тихо сказала:
- Алло,- была уверена, что, скорее всего, ошиблись номером, но нет. Это звонила её знакомая из прошлой жизни - Тамара. Сначала та грубо пошутила, что подруга её ещё жива, потом сообщила, что у неё, у Тамары, всё в порядке, и сразу же приступила к делу, решительно сказав, что Вера должна, да просто обязана, её выручить, так как они «старинные друзья». Короче, ей позарез надо уехать на праздники, а Верунчик подменит ее на работе. С начальницей договоренность уже достигнута. Вера испугалась такого натиска и, самое главное, неизвестности. Но подруга, почувствовав, что всё может сорваться, начала яростно уговаривать. Говорила, что работа плёвая и нервов не стоит, и работать она будет только в ночь, когда все сотрудники будут дома, – то есть ночной уборщицей.
- Полы-то не разучилась ещё мыть? - грубо засмеялась она в трубку.
- Короче, бери карандаш и записывай адрес, - и Тамара продиктовала. Вера ахнула: – это был «дворец Людоеда».
Они встретились вечером у служебного входа. Вера не узнала свою подругу: та хоть и была моложе, но выглядела намного старше своих лет и одета в дорогое, но всё какое-то замызганное. «Наверное, пьет», - почему-то подумала Вера тем более, что при разговоре чувствовался сильный запах перегара. Тамарка взглянула оценивающим взглядом и сказала:
- А ты, Верка, – cушёная вобла. В твоем возрасте неприлично ходить с таким весом, - гы-гы-гы!
Она подхватила Веру под руку и потащила к входу. Стеклянные двери сами открылись, и женщины оказались в большом зале, залитом светом. Потолка не было видно, людей тоже. Если это служебный вход, то какой же тогда парадный?
- Привет, Сашок! Это я свою замену веду. Всё согласованно,- непонятно кому сказала Тамара, потому что в зале никого не было видно. Подошли к лифту из будущего столетия - большому и красивому. Неслышно отъехала дверь, и они вошли. Вера не успела открыть рот от удивления - вместо стен были зеркала во всю высоту, это давало ощущение, что они в другом измерении. Она хотела что-то сказать, но двери снова открылись, и они попали в очень длинный и просторный коридор, конца которому не было видно. Тамара сделала несколько шагов и резко толкнула совсем незаметную дверь. Это была большая комната, в которой очень аккуратно на полках стояли всякого рода приспособления и средства для уборки, все новое и импортное.
- Я не справлюсь,- неуверенно и тихо сказала Вера.
- Не боись! Полы мыть - невелика наука! Человек с двумя верхними образованиями одолеет, - это был тонкий намек на Верино образование.
- Так, слушай меня внимательно и запоминай! Моешь месяц. Получаешь,- и Тамара назвала сумму. У Веры подогнулись ноги.
- Что ты такие страшные глаза сделала? Что, мало? Но мне-то самой тоже надо что-то оставить на пропитание, - неправильно истолковав реакцию подруги, сказала Тамара.
Вера потеряла дар речи не оттого, что мало, а оттого, что много. Подруга поколебалась и щедро добавила ещё.
- Вот теперь всё. Но получишь деньги, только когда я приеду, - не терпевшим возражений тоном сказала Тамара, а про себя подумала, что, фигушки, она даст Верке деньги – жирно будет. «Отдам ей старую дубленку, которая на меня уже не лезет, и будет счастлива, а то вон все бегает в болоньевой куртке на ватине, и как это люди не мерзнут в такой одежонке?» - искренне удивилась она.
- А сейчас мой полы и мечтай, на что потратишь эти с неба свалившиеся на тебя деньги, и мне не забудь сказать спасибо, что помню подругу и твою мне помощь, когда мне совсем лихо было. Долг платежом красен! - назидательно сказала Тома. - Только смотри, не подведи меня! Алкоголя ни-ни. (Это она озвучила, вероятно, свою проблему). И мой чище, чтобы мне потом за тебя не краснеть! Поняла? Всё, приступай!
Мыть надо было, конечно же, туалет, и тем более - служебный. Подруга, вероятнее всего, особо не усердствовала с уборкой. Наводила только внешний глянец для начальства. А Вера не такая, - по природе своей она всё доводила до идеала. Поле для деятельности было огромным. После нескольких смен помещение было не узнать. Фаянс белел свежестью первого снега, никелированные краны слепили своим блеском. Везде была бумага и чистые полотенца. Вера получала практически физическое удовольствие от хорошо сделанной работы. Страх и скованность прошли, и она спокойно вкалывала "на полную катушку". Уставала ужасно, хорошо, хоть жила рядом. Приходила и падала замертво.
Праздники шли своим чередом. Организация была на больших каникулах. Гуляли с размахом - с 25 декабря и до Крещения. Начиная с офисного планктона и кончая самыми высокими директорами, люди с удовольствием тратили свои деньги на отдых и праздники. Само здание не пустовало. Обслуживающий персонал работал круглосуточно, поэтому и Вера работала каждый день. Последнее время она стала бояться людей. Но за всё время работы она не встретила ни одного человека. Это радовало.
Сегодня праздник из праздников - Рождество!
Она закончила уборку. Ещё раз с удовлетворением осмотрела своё хозяйство, которое блестело, сверкало и благоухало свежестью хвойного леса. Осталась довольна. Тихо прикрыла дверь и пошла к служебному лифту. Ещё не ощущалось страшной усталости, её заглушал душевный подъем и удовлетворение. Вера была человеком с очень тонкой духовной организацией. И поэтому чувства превалировали над телом. Это потом, когда она ляжет в постель, начнет отниматься спина, будут ныть руки и сведет судорогой ноги, превращая её в один комок боли, но она знала, как справляться с этим. Мысль, что завтра она снова будет мыть и чистить и доводить всё до совершенства, её вдохновляла. Сама над собой смеялась. Скажи ей кто-нибудь раньше, что будет получать удовольствие от наведения чистоты в отхожем месте, – она бы никогда не поверила. Вера так и ехала с улыбкой на лице. Как вдруг лифт беззвучно остановился и двери открылись. Перед входом стоял немолодой человек в поношенном пуховике и с потертым кейсом в руке. Обувь была тоже не первой молодости. Он скользнул взглядом по Вере и, не говоря ни слова, зашел в лифт, встав к ней спиной и нажал на кнопку. Она смотрела ему в спину и думала, что он не здешний. Даже последние рабочие этой организации имели возможность приличнее одеваться.
- Я курьер,- словно прочитав её мысли, сказал человек. Вера зарделась. Она совсем забыла, что вместо стен были зеркала, и он мог видеть её оценивающий взгляд.
Вдруг лифт резко остановился, но двери не открылись. Неужели застряли? Яркость света уменьшилась, отчего сразу стала намного уютнее.
Мужчина так и стоял спиной к Вере. Медленно подняв голову и покачав ею из стороны в сторону, сказал:
- Никогда не мог подумать, что у такой фирмы могут случаться поломки.
Вера испугалась:
- Как поломки?!
- Ну вот, застряли же…
- А может быть, на что-то надо нажать, и он поедет?
- Нет, не поедет. Придется ждать аварийку. Но вы не бойтесь, в таких организациях проблемы решают быстро. И потом, провести время с симпатичной женщиной – всегда приятно.
При этих словах он повернулся к Вере. Искусством ведения беседы Александр Александрович владел виртуозно. Потихоньку, чтобы не спугнуть её, он начал разговор. Дверь в спец.комнату резко распахнулась и в неё ввалилась личная охрана президента Холдинга. Люди, сидящие за мониторами, невольно поёжились: очень уж большая разница у них с телохранителями во всем - и в статусе, и в зарплате. Везде стояли первоклассные камеры, которые транслировали всё, что происходило в здании. В креслах сидела охрана, которая внимательно наблюдала за работающими экранами. Если телохранители здесь, то и Он тоже здесь. Но где? Все взгляды устремились на монитор, который был установлен в служебном лифте. Там ехала какая-то «серая мышь», вероятно временная уборщица. Вдруг лифт остановился и в него вошел человек. Он встал лицом к дверям, то есть к камере, и они сразу же узнали под черной вязаной шапочкой серьезное лицо шефа. Лифт тронулся и через пару секунд аварийно застрял. Телохранители напряглись. Шеф слегка покачал головой из стороны в сторону и произнес условную фразу, которая означала: «Не вмешиваться! Ничего не предпринимать до его указания». Царь чудит. «Царём» его называли все служащие. А вот про его чудачества знал очень узкий круг людей. Как у очень богатого человека, у Сан Саныча водились причуды, не совсем понятные простым обывателям. Вот, например, зачем ему надо было отвалить огромную сумму за старую пятиэтажку, которая, как забытая старая рухлядь, стояла среди новых домов недалеко от фирмы. Ладно, если бы он с ней что-нибудь сделал, а то нет, дом просто стоит и даже никто из жильцов не знает, что их давно купили со всеми потрохами. Живут себе и живут, не понимая, почему «прогресс» не коснулся их развалюхи. Оказывается, всё очень просто: в одной из этих квартир давно-давно жил маленький мальчик по имени Саша со своей бабушкой, которая заменила ему трагически погибших родителей. Он был сирота. Поэтому панически боялся, что может так же легко лишиться больной и старой бабушки с её любовью к нему, домашними пирогами, её миром, который обворожительно пах прекрасными духами «Красный мак». Теперь, когда он вырос и стал совершенно другим, ему безумно дорога возможность, когда особенно тоскливо на душе, переодевшись, слиться с многоликой толпой мегаполиса, просто приехать на метро к заветному дому, вытащить старый ключ из кармана, открыть заветную дверь и войти в нетронутый мир своего детства. Ему до боли знакомо всё в этой квартире от мебели, занавесок, его любимой чашки с лисичкой до бабушкиной расчески около зеркала. Всё так, как было тогда. Он, счастливчик, мог купить себе возможность возвращаться в своё детство не виртуально - в воображении, а реально - наяву. Все, кто пришел в мониторную, смотрели на экран не отрываясь. Там разворачивались непредсказуемые события. Звук врубили на всю катушку, даже дыхание из лифта было слышно. Слово за слово лилась речь, сначала это был простой, ни к чему не обязывающий монолог, а после того, как они вдруг выяснили, что он жил в её доме, начались воспоминания. Оказывается, она прекрасно помнит его бабушку, а он вспомнил красивую женщину, которая была Вериной мамой. Припомнили забавные случаи из их детской дворовой жизни. Вера уже не смущалась, и они вместе радостно смеялись. Время летело. Они незаметно становились друзьями, которых связывает самое дорогое и искреннее - воспоминания детства. И она уже давно не чувствовала неловкость перед чужим человеком. Это был её человек, часть той такой далекой и счастливой жизни. Они понимали друг друга с полуслова. Время. Мысль о скором расставании её испугала. Да, а кто он теперь? Верно женат, и у него семья, дети. И, скорее всего, она его больше никогда не увидит. От этой грустной мысли оборвался её звонкий смех. Повисла пауза. Саша-курьер, не сводя глаз с Веры, медленно стянул с головы свою черную шапочку. Его лицо мгновенно изменилось. Перед ней стоял идеально подстриженный, с красивым лицом и благородной сединой на висках чужой человек. Он не тот, за кого себя выдает. Всё это: черная вязаная шапочка, плотно надетая до бровей, эти руки в старых перчатках, это всё искусный камуфляж! От неожиданного его превращения Вера похолодела. Она вжалась в стенку лифта, желая слиться с ней в одно целое и раствориться. Воспользовавшись её замешательством, Александр Александрович Воронцов, президент холдинга, медленно подошел к ней. Взял руку, наклонился и нежно поцеловал. Посмотрев ей в глаза, сказал:
- Вера! Выходите за меня замуж!
После заключительной фразы повисла звенящая тишина по обе стороны. Никто не мог пошевелиться.
И где-то сверху, с ночного неба, среди Рождественских звезд на них смотрели и счастливо улыбались Сашина бабушка и Верина мама.
Вера не подозревала, что на улице так холодно. Выдыхаемый воздух серебрился. Ресницы склеивались, непрошеные слёзы превращались в льдинки. Ну ничего, тут от метро рядом, только несколько домов пройти, вернее пробежать.
Она шла в гости. Давно её никто не приглашал, а здесь в такой праздник вспомнили. Вот и дом. Богатый, фундаментальный, довоенной постройки. Всего три подъезда. Жильцов мало. Подруга Тамара тоже вольготно живет. Две соседние квартиры соединили в одну. Итальянского дизайнера пригласили. Весь интерьер до последнего гвоздя из солнечной страны привезли. Так хозяин захотел.
Вера поднялась на высокое крыльцо и нажала кнопку
домофона. Через несколько минут что-то зажужжало наверху, оказалось, камера видеонаблюдения повернулась в её сторону. Женщина сразу перестала дышать на замерзшие руки и стала улыбаться в оживший глазок. Раздался недовольный голос подруги:
- Верунчик, я тебе сказала, в котором часу приходить?
Вера оторопела от такого приёма, а голос продолжал вещать назидательно:
- Ты пришла на тридцать минут раньше. Поди, погуляй, а потом возвращайся, - и камера выключилась.
Вера не знала, что делать. Она даже не успела объяснить, что ехала издалека, на перекладных, боялась опоздать и поэтому вышла пораньше.
«Надо же, какие строгости!»- подумала Вера.
Раньше как-то проще было. Подруга Тамара приходила в их гостеприимный дом в любое время и без всяких приглашений и предупреждений, и даже жила по несколько дней, не задумываясь о доставляемых неудобствах. Вера же ей в своё время и протекцию составила на престижное место, когда та маялась без работы. А теперь, смотрите-ка, «светские» приличия стала соблюдать.
Что же делать? В таком пальтишке долго не нагуляешься.
Напротив, через дорогу, было дорогое итальянское кафе. Туда и соваться не стоит - в таком прикиде её и на порог не пустят, это точно. В метро вернуться тоже стрёмно и денег только на обратную дорогу. А вокруг всё мёртвые офисы. Одним словом – Центр.
Вдруг где-то совсем рядом зазвучал колокольный звон. Вера пошла на звук. За первым же поворотом выросла маленькая воздушная церквушка. Окна приветливо светились, а серебряный перезвон колоколов веселил душу.
Когда она вошла, внутри никого не было, наверное, ещё к службе не подошли. Упоительно пахло свежей хвоей и ладаном. Маленькие язычки пламени трепетали, оплавляя тоненькие свечки. Какое чудо!
Вера сразу же согрелась. Ей даже стало жарко, и она расстегнула поношенное пальто. Согрелось не только тело, но и душа стала оттаивать. К горлу подкатил ком, ресницы задрожали, в носу предательски защипало. Стоп. Нельзя. Если начну плакать, не смогу остановиться, и она, наскоро перекрестившись, быстро вышла из храма.
Вера сняла пальто, и Тома взяла его одной рукой, держа подальше от себя, открыла незаметную дверку в шкафу и небрежно бросила его туда. Конечно, ему не было места рядом с шикарными шубами, которые важно висели на плечиках на видном месте. Тома, посмотрев на подругу, хихикнула в кулачок, та удивилась такой реакции и осмотрела себя. Всё было в норме: и светлая блузка, и тёмная юбка.
- Ну ладно, пойдём. Я познакомлю тебя с гостями,- сказала хозяйка, хитро улыбаясь.
Как только они вошли в большой зал, Вера всё поняла. Её новая блузка, на которую она так долго копила деньги, чтобы купить ткань и с любовью сшить, и портьеры, закрывавшие хозяйские окна, были из одной и той же ткани. Нет-нет. Материал был действительно дорогой - натуральный шёлк, и больше подходил для женской кофточки, чем на оконные занавески. Это просто дикие фантазии людей, которые не знают, куда девать деньги, поэтому пустили его не по назначению, чтобы ещё раз подчеркнуть своё финансовое благополучие.
Верины щёки запылали. Ей захотелось немедленно убежать. И зачем она согласилась прийти, чувствовала же, что это добром не закончится. Слишком неожиданно прозвучало приглашение хозяйки, но оно тогда показалось искренним. Теперь же она поняла, что спектакль только начинается.
Так и есть.
Тамара доверительно держала Веру под локоток и тихонечко нашёптывала ей на ухо:
- Верунчик, я помню свой долг перед тобой. Знаю, что ты сейчас очень нуждаешься. Я тебе работу нашла. Всего ничего, а деньги будут платить приличные.
Она кивнула кому-то, давая знать, чтобы «работодатель» подошёл. Перед ними появился мужичок неопределённого возраста, толстый, весь заплывший жирком, хоть и в дорогом, но замусоленном костюме. Весь его облик говорил, нет, кричал о его неряшливости. Он походил на свинью даже внешне. Маленькие заплывшие глазки, короткие белесые ресницы и при разговоре всё время брызгал слюной и подхрюкивал.
- Вот, Верунчик, познакомься. Это – Юрчик. Сын очень известного академика, правда, ныне покойного. Совсем недавно и вовсе осиротел, матушка умерла. Теперь он ищет в свой дом прислугу. Поговори с ним, может, сторгуетесь. И чтобы вам никто не мешал, отведу вас в другую комнату.
Вера хотела сразу отказаться и вообще уйти. Ей всё страшно не нравилось, но Тамара, сильно сжав её локоть, прошипела по-змеиному:
- Не кочевряжься. Не позорь меня.
Вера безнадёжно обвела глазами большой зал, и вдруг резануло сердце. В противоположном углу у кресла стоял красивый мужчина в элегантном смокинге, а перед ним жестикулировала богато одетая дама, которая что-то увлечённо ему рассказывала. Он же делал вид, что слушает, но его глаза, не отрываясь, смотрели на Веру. Встретились взглядом, и она, опять зардевшись, опустила голову. Слишком большой контраст между нею и роскошно одетыми гостями.
Когда Вера оказались с «работодателем» один на один в полутёмной комнате, то сразу же почувствовала недоброе. Юрчик что-то мямлил об условиях работы и всё время повторял, что будет щедро оплачивать её услуги. При этом он всё ближе приближался к ней, та же невольно отступала. Не слушая его, всё повторяла:
- Нет-нет. Мне не нужна работа. Простите, я пойду.
Юрчик же не отступал. Вот он уже взял её за руку и начал притягивать к себе. Она рванулась к двери, но та оказалась запертой снаружи. Он же, схватив её за плечи, рванул на себя, Вера, запутавшись каблуками в высоком ворсе ковра, потеряла равновесие и упала.
Жирная, вонючая туша навалилась на неё и, хрюкая от удовольствия, начала рвать на ней нарядную блузку. Юрчик пытался поцеловать, она же уворачивалась как могла. Всё её лицо и грудь были в его слюнях. Вера от отвращения почти теряла сознание, как вдруг спасительная дверь распахнулась и в проёме двери показалась мужская фигура. Незнакомец рывком поднял Юрчика и профессиональном ударом в челюсть отправил его лететь через весь длинный коридор.
Наклонился над ней:
- Разрешите вам помочь?
С этими словами он подал ей носовой платок. Она, взяв его, с отвращением начала стирать с лица слюни насильника, второй рукой пыталась прикрыть грудь остатками блузки.
- Вы можете подняться?
Вера хотела встать с ковра, но со стоном опустилась.
- Я взгляну? Вы подвернули ногу. Я помогу.
Спаситель вдруг сказал в никуда.
- Иван, поднимайся в квартиру и захвати мою шубу. Да, и убери зрителей из коридора.
А потом к Вере:
- Вы мне доверяете?
Она молча кивнула головой в знак согласия.
Он укутал её в свою шубу и, легко подняв на руки, вынес из злополучной квартиры.
Вера лежала на широкой кровати, её нога - на большой подушке. Зрелище ужасное. Тёмно-синий, местами и фиолетовый пузырь обволакивал лодыжку. Рядом с постелью сидела медсестра, молоденькая девушка, и увлечённо читала книжку-однодневку небольшого размера, напечатанную на газетной бумаге. Одним словом – чтиво. Вера тихонечко повернула голову так, чтобы прочитать название и имя автора. На обложке был изображён невинный поцелуй и крупными буквами название «Поцелуй Ангела», автор Анна Эккель. Не слышала, а вслух произнесла:
- Интересно пишет?
Девушка вздрогнула от неожиданно прозвучавшего вопроса и, прижав книгу к груди, проговорила:
- Да, очень интересно. Душевно. Это подруга дала мне на время. Нигде не купишь. Маленький тираж. Если хотите, я могу вслух почитать.
- Нет, спасибо. Может быть, потом. А сейчас расскажите мне, пожалуйста, где я и как зовут хозяина?
- Хозяина зовут Виктором, и вы у него дома.
- А чем занимается Виктор?
- Вы что, не знаете? Он же известный доктор, хирург. Хоть и молодой, но уже имеет свою клинику. Ой, я забыла, он велел сразу же позвонить, когда вы проснётесь! Я сейчас.
Медсестра легко поднялась со стула и упорхнула звонить шефу, оставив книгу на постели. Вера дотянулась до неё и с интересом взглянула в текст:
«Серафим посчитал достаточным и, чтобы прекратить рыдания, протянул белоснежный платок.
- Ну ладно, можешь ещё что-нибудь пожелать, а то мне пора.
- Поцелуй меня на прощание, - сказала Ольга, зная, что при поцелуе он заберет её душу.
Парень хитро улыбнулся. Ольга же закрыла глаза и потянулась в его сторону. Её губ коснулись губы Ангела, и в этот момент в груди загорелись миллионы разноцветных огоньков, и тепло прокатилось по всему телу. Она обняла его, и её руки легли на шёлковые крылья».
- Интересненько.
С этими слова Вера вернула книгу на место. Тут вошла сестра:
- Я ему сказала. Он сейчас приедет.
- Зачем?
- Чтобы осмотреть вашу ногу.
- А что её смотреть-то?
Вера хотела пошевелить ею, чтобы продемонстрировать, что ничего страшного, но сильная боль пронзила так, что в глазах потемнело.
- Ой, что вы, разве можно так?! Я сейчас лёд принесу.
Виктор осмотром ноги остался доволен. Всё идёт своим чередом.
- Мне бы домой. У меня ведь работа. Они, наверное, уже потеряли меня,- тихо сказала Вера.
- Не волнуйтесь, всё улажено. Сообщили на работу и выписали больничный. Так что лежите и поправляйтесь.
- Мне ужасно неудобно обременять вас. Вы меня спасли, приютили и лечите. Чем же я смогу отплатить вам за ваше добро?
- Да, сможете. Вы мне ОЧЕНЬ нужны, но я хотел бы перенести этот разговор на потом, когда вы совершенно поправитесь.
Виктор стоял в лучах зимнего солнца, которые лились в большое окно. На вид ему ещё нет и тридцати. Высок, спортивно подтянут, в меру накачан. Светло-русые волосы и темно-серые глаза.
Вера всё смотрела и смотрела на него, не могла оторвать взгляда. Он ей кого-то напоминал. Но кого? Судорожно перебирала всевозможные варианты: актёра, известного и публичного человека. Может быть, знакомого. Но что-то очень-очень узнаваемое в его облике и в манере двигаться.
И вдруг пришла мысль, словно молния осветила всё.
Он напоминал её! Он был очень похож на саму Веру!
Но этого НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!
Что больному человеку надо? Да всего ничего – доброе отношение,
профессиональный уход, да качественная еда. Всем этим Вера была обеспечена и поэтому уже через неделю могла ходить с палочкой.
При такой заботе она расцвела словно бутон розы.
Ужинали всегда вместе, несмотря на то, что Виктор приходил с работы поздно. Вера с нетерпением ждала обещанного разговора.
Вся извелась от догадок и предположений. Она чётко понимала, в какое время живёт, и поэтому уже давно не верила в бесплатный сыр.
Настал долгожданный вечер. После ужина Виктор попросил Веру пройти с ним в кабинет. Небольшое помещение было обставлено с изысканным вкусом. Всё выдержано в старых традициях доброй Англии. Вера присев, утонула в мягком кожаном кресле, Виктор же встал напротив. Было видно, что он сильно нервничает. Прикрыл лицо ладонями с красивыми длинными пальцами. Минута, две, и, словно нырнув в ледяную воду, вымолвил:
- Ну, ладно. Вера, вы должны выйти за меня замуж!
- Что?
- Да, вы не ослышались. Я предлагаю вам руку.
Вера была потрясена, но насмешливо спросила:
- А сердце?
- Ну, конечно же, руку и сердце. Просто я раньше никогда не делал предложения.
- А сейчас что? Моя несравненная красота убила вас наповал? Виктор, скажите, но только правду.
- Нет.
- Спасибо за правду, хоть утешили, а то я волноваться начала. Подумала, что зеркала врут, и я не вижу того, что видите вы. Тогда что?
- Пока я не могу вам всего рассказать. Просто поверь.
- Боже, что за тайна такая ужасная? Или я стала миллионершей, сама того не ведая? В чём дело-то?
- Нет, не стали, но сказать не могу. Вы должны просто довериться мне и всё.
- Ничего себе! Довериться. Вы сами-то слышите, что говорите? Я должна на доверии, вслепую выйти замуж за парня, который намного моложе меня. Как вы себе это представляете?
- Во-первых, не намного, а всего на двенадцать лет. И поэтому я уверен, что из нас получится прекрасная пара.
Вера слушала и не верила своим ушам.
- Виктор, в вашей замечательной клинике есть психиатр?
- Есть, а что?
- Сходите к нему на приём, на всякий случай.
- Вы всё шутите! А дело очень серьёзное и не терпит отлагательства.
- У меня что-то не стыкуется, а до того, как вы увидели меня неделю назад у Тамары, всё было нормально?
- Нет, уже тогда было ненормально, но не было кандидатуры.
- Уже ближе. Дальше говорите.
- Не могу. Соглашайтесь и всё.
Вера рассмеялась от души.
- Никогда в жизни, и даже в кино, не видела ничего подобного.
Вы хотя бы для вида прикинулись влюблённым. Цветочек подарили. Глазки маслеными сделали и ручку поцеловали. А то прямо так, в лоб: выходите за меня замуж по производственной необходимости и всё. Мне, как женщине, обидно.
- Вер, всё будет! И цветы и бриллианты. Обязательно. Только согласись.
- О, подвижки пошли, мы уже на «ты».
Виктор от бессилия и раздражения сел в кресло и обиженно замолчал.
Повисла пауза.
Вера глубоко вздохнула, и, подойдя к Виктору, погладила его по волосам:
- Я не понимаю для чего всё ЭТО. Но я успела узнать тебя и поэтому верю. Я согласна.
Он медленно повернул голову, и их так похожие глаза встретились.
На следующее утро Верина спальня утопала в цветах. Было такое впечатление, что она проснулась в райском саду.
Виктор начал ухаживать.
После завтрака подошла бывшая медсестра, которая сейчас исполняла роль прислуги:
- Виктор оставил вам банковскую карточку и сказал, чтобы вы поехали по магазинам и ни в чём себе не отказывали. Машина у подъезда, и, если вы хотите, я могу сопровождать вас.
- А как тебя зовут?
- Марфа.
- Как?
- Марфой, в честь прабабушки. Это обычай такой. Если в семье первой рождается девочка, её называют в честь прабабушки по материнской линии, а если мальчик, то именем прадедушки по отцовской линии. Поэтому я – Марфа.
- Ну, Марфа, поехали транжирить чужие деньги. Я ведь невеста!
- А я знаю.
Вера подумала: «Ого, обложили со всех сторон! И не исчезнуть. Будь что будет!»
Дамы решили «оторваться по полной». Вера преднамеренно тратила деньги и на Марфу, пытаясь её как-то задобрить и выведать интересующие её сведения. Хотелось узнать, куда влипла и как глубоко увязла. Изображала саму беспечность и радость от предстоящей свадьбы. А на душе кошки скребли, и ночью не спалось. Марфа же не кололась, видимо, её молчание хорошо оплачивали, и поэтому Верины подачки особенно не соблазняли – она дорожила своим местом. И шубка, и сережки с колечком, и даже обещание взять в свидетельницы - ничего не помогало. Марфа держала рот на замке, а в том, что она многое знала, не было сомнений.
Вера перебирала всевозможные варианты. Бесполезно. Да ещё сходство с Виктором вообще её убивало. Чтобы быть такими похожими, надо иметь ОЧЕНЬ близкое родство. Но насколько ей было известно, у неё и родни-то нет. Мать - детдомовка, и больше никого. Так и прожили всю жизнь вдвоём.
Матушка её была на редкость красивой и покорной. Многие хотели иметь такую невестку, но в борьбе победила Анна. Все отступились, зная, что она ведьма по крови. Сделала присушку, однако любимый сын и желанная невестка вместе долго не прожили. Оба были глубоко несчастны в браке, а их дочь Вера понесла расплату за колдовство бабки Анны.
Вера знала, по чьей вине у неё такая тяжёлая судьба, и крест свой покорно приняла. Ей на роду было написано прожить вековухой.
Наказание – «венец безбрачия» и вечное одиночество на всю жизнь. Поэтому и сейчас она была спокойна, ведь даже если и случится эта свадьба, всё равно она будет фиктивной. Такова её доля - не знать ей семейного счастья никогда.
Вера присела на диван и снова увидела дешёвую книжонку, которую читает Марфа. Взяла в руки, взглянула на обложку. Название уже было другое «Иллюзия». Про себя подумала, какая плодовитая эта Эккель! Книга сама открылась на определённой странице, всё потому, что издание было очень дешёвым, лессе отсутствовало, и читателю приходилось просто переламывать страницу, чтобы не потерять место, на котором остановилось чтение.
Рассказ назывался «Пасха». Вера не заметила, как втянулась в чтение и прочитала его на одном дыхании. Её трясло мелкой дрожью. Таких совпадений не бывает. Но послышались шаги, и в комнату вошла Марфа:
- А я везде книгу ищу. Оказывается, она здесь.
Вера протянула томик:
- На, забирай, потом дашь почитать?
- Конечно. Что, понравилось?
- Ну, как сказать, но желание прочесть появилось.
- Вот видите, стоит только начать. А почему вы такая бледная?
Вера подумала, что это подходящий момент, и начала плакать.
- Я боюсь. Не могу понять, что происходит. Помоги мне.
Марфа присела рядом и обняв её, шепнула на ушко:
- Ничего не могу сказать. Только одно – вы будете очень счастливой. Каждая мечтала бы быть на вашем месте. Не волнуйтесь. Всё будет хорошо.
Поздним вечером Виктор вошел с очередным букетом. Подошёл и поцеловал руку. У Веры ёкнуло сердце. «Всё. Сейчас начнётся. Счастье повалит так, что на ногах не устою». Так и есть.
- Взгляните на фотографию.
Он очень бережно положил перед ней карточку.
Вера взглянула и задохнулась от неожиданности. Узнала себя, но её смущало два факта: на фото она выглядела лет на десять старше и никогда не носила такой прически.
- Кто это?
- Так вы должны будете выглядеть через неделю.
- Виктор, вы, должно быть, с ума сошли? Ну хорошо, прическу можно поменять. Но вы же не собираетесь меня старить?
- Честно говоря, собирался, но сейчас понимаю, что, если вы будете выглядеть моложе, чем на фото, тем лучше.
Вера не на шутку испугалась. Куда она попала и что собираются с ней делать? И чтобы он не передумал и совершенно отказался от идеи старить её, она тихо промолвила:
- Вы, как бы, собирались на мне жениться, а если я буду выглядеть ещё на десять лет старше, то это просто курам на смех.
- Да, вы правы. Это лишнее. Просто добьёмся максимального внешнего сходства, и этого достаточно. Идите, соберите вещи. Мы уезжаем.
Мастера были отменные, и вскоре Вера превратилась в копию женщины на фото. Когда она вошла в кабинет, где её ожидали, то
там воцарилась такая тишина, что можно было слышать стук собственного сердца. Все смотрели на неё, не отрывая взгляда.
Первым не выдержал Виктор. Он сделал несколько шагов и, пошатнувшись, стал оседать на пол. Его вовремя подхватили под руки и усадили в кресло. Лицо его побелело, глаза горели лихорадочным блеском, а губы шептали, не переставая:
- Это ОНА! ОНА!
Принесли стакан воды. Дали ему в руки, он же резким движением отбросил его в сторону. Послышался звон разбитого хрусталя. Виктор медленно подошел к Вере и, упав на колени, взял её за руку а потом, повернувшись к присутствующим, радостно закричал:
- Это она! И она ЖИВАЯ!
Сцена покоробила Веру и ещё больше насторожила. От переизбытка чувств, которые витали вокруг неё, ей захотелось заплакать и убежать. Но она пересилила себя и громко прошептала:
- Если мне немедленно не объяснят, что происходит, то я отказываюсь участвовать в этом балагане!
Виктор немного пришел в себя, но продолжал стоять на коленях около неё. Он умоляюще смотрел ей в глаза:
- Вера, поверь, ничего дурного я не задумал, но пока, к сожалению, не могу тебе всего рассказать. Скажу только одно: если ты согласишься, то спасёшь жизнь одному человеку. Дорогому мне человеку. Я тебя умоляю, не отказывайся.
Вера молчала, и он поцеловал ей руку в знак благодарности.
Через несколько дней было решено, что Веру оденут по современной моде, а вот прическу и цвет волос сохранят такими, которые были на фотографии.
И настал день.
- Сегодня мы едем к моему отцу. Я должен познакомить вас и представить тебя как мою невесту. Необходимо надеть все эти украшения, а вот это самое главное. Это кольцо, которое я тебе подарил, когда попросил твоей руки.
Он дал ей коробочку из красного бархата, а в ней, конечно же, играл всеми цветами радуги огромный бриллиант в виде сердца.
Когда она подошла к зеркалу, то была ошеломлена,- от прежней Веры ничего не осталось.
Машина остановилась около одного из домов спального района.
Виктор набрал номер по мобильному. Долго не отвечали.
- Привет. Мы проезжали мимо и решили зайти к тебе. Тем более,
будет интересно, я хочу познакомить тебя со своей невестой.
Ты согласен?.. – А потом Вере: - Ну, вот и всё. Сейчас всё решится. Держи букет и изобрази на лице счастье.
Поднялись по грязной лестнице хрущёбы на пятый этаж. Нужная дверь была приоткрыта. Жених небрежно пнул её, и она распахнулась, скрипом приглашая зайти нежданных гостей.
Проход был узким, и Вере пришлось идти за Виктором, выглядывая из-за его плеча.
Комната завалена всяким хламом. С потолка свисала тусклая лампочка.
- Встречай, папа, невестку.
Виктор довольно грубо толкнул нарядную Веру с букетом белых роз вперёд. Она оказалась как раз под лампочкой, то есть посередине комнаты. Виктор по одну сторону, а кто с другой стороны? Вера проследила, куда смотрит «жених». В углу на старом диване сидел человек, вернее то, что осталось от него. Старый, скрюченный и весь заросший. Существо грязными руками сдвинуло клок волос с лица, его глаза заблестели, и он прохрипел:
- Люба, Любочка, жена моя. ЖИВАЯ!
И с этими словами бухнулся к ней в ноги. Вера от ужаса вжалась в
букет. Виктор же одной рукой поднял «папу» с пола и сказал:
- Пап, давай меняться? Я тебе свою невесту, а ты мне подпишешь все бумаги.
- Любочка, ангел мой, ты жива. Слава Богу!
Он обнял Верины ноги.
- Пап, ты меня слышал? Согласен на обмен?
- Да-да, конечно. Я ВСЁ подпишу. Давай скорее.
Весь процесс обмена Веры на подписанные бумаги занял всего несколько минут.
«Невеста», охваченная животным ужасом, осталась стоять одна посереди комнаты, от страха прижимая к себе белые розы. Существо продолжало молча лежать на полу грудой лохмотьев. Остальные участники сделки словно улетучились. Только сильно хлопнувшая дверь сказала, что замок сработал, и Вере теперь деваться некуда, если только в окно сигануть.
Прошло несколько минут звенящей тишины. Вера боялась дышать. Мысленно прикинула, сколько шагов до окна. Рядом стояла обшарпанная табуретка. Всё очень хорошо складывалось. Она стала тихонечко разжимать руки, и из букета начали медленно выпадать розы. Только шевельнулась, и вдруг услышала властный и громкий окрик:
- Стоять!
Вера вздрогнула от неожиданности. Она не поняла, кому принадлежит голос. «Папа» же раньше говорил дрожащим тихим, будто из последних сил, голосом. А сейчас прозвучал чистый и молодой баритон. Вера, не отрываясь, смотрела на кучу лохмотьев, и ужас охватывал её всё больше.
Дежавю.
Словно кадры любимого мультика «Аленький цветочек» оживали сейчас. С пола поднималось чудовище, и по мере того, как он вставал во весь рост, с него опадало рубище, и он становился всё выше и выше. Последнее, что запомнила, было то, что, подняв руку, чудовище стянуло с себя безобразный парик.
Вера закричала от страха и упала в обморок.
Она полулежала на диване, и около неё на табуретке сидел незнакомый мужчина.
- Ну наконец-то. А то я даже испугался. Разве можно так? Воды хотите?
- Нет. А вы кто?
- Я-то? По всему выходит – твой муж.
Вера вздрогнула.
- Какой муж? Я никогда замуж не выходила.
- Зато твоя родная сестра вышла за меня.
- Какая ещё сестра? У меня нет сестры.
- Подожди минуточку. Сейчас вернусь, чтобы не быть голословным, принесу кое-что.
Он скрылся в соседней комнате. Вера смотрела во все глаза и не верила. Да, на полу валялась груда грязных лохмотьев и сверху парик. Но то, что «вылупилось из этой скорлупы», было выше всех похвал. Высокий и статный мужчина средних лет. Очень короткая, аккуратная стрижка с проседью и чудесная выправка выдавали в нём военного. Модные джинсы ловко сидели, а фирменный свитер говорил об очень высоком финансовом положении.
Смешно, но это факт, сейчас по одёжке можно точно определить социальный статус. Образ завершал изысканный парфюм.
«Ничего себе! – мелькнуло у Веры. - Вот это «муж»! От такого не отказалась бы».
Пока она анализировала увиденное, он вернулся, держа бумаги и фотографии.
- Ну, что, «жена», готова выслушать историю «твоей» жизни?
«А глазищи-то, какие, так и утонула бы в их васильковой синеве», - вздохнула Вера.
- Слушай. Жила-была девочка. Родители – алкаши, и поэтому за ней особо никто не присматривал. Рано забеременела и родила близнецов. Ей пришлось отказаться от них. В роддоме документы «подправили», чтобы продать детишек. В итоге вас разделили. Вот так на свет появились Вера и Люба. Про Веру ничего не буду рассказывать, сама знаешь. Люба же повторила судьбу родной матушки, тоже рано родила мальчика, которого назвали Виктором, это твой бывший «жених» и племянник одновременно. Я же, женившись на Любе, усыновил его. Но голодное детство и беспутная жизнь сказались на здоровье жены. Ее дважды оперировали из-за онкологии. Поэтому на фото она и выглядела намного старше тебя.
Виктор тоже не подарок. Внешне он очень похож на покойную мать, и поэтому я долго терпел все его фокусы. Но когда мне сказали, что он решил избавиться от меня, пришлось принять меры предосторожности. Стал изображать дикую депрессию с попыткой суицида. Виктор уже готовил документы на признание меня недееспособным, как вдруг увидел тебя и резко поменял планы, зная, что за Любу я всё отдам.
- И вы отдали?
Он посмотрел на Веру, как на маленького ребёнка.
- Конечно же, нет. Он не получит ни гроша.
- И что теперь?
- А теперь я с женой Татьяной уезжаю жить за границу навсегда. Куда, кстати говоря, и перевёл весь капитал.
- А кто такая Татьяна?
- Это ты.
И он протянул ей новенький паспорт на имя Татьяны Николаевны Никольской с Вериной фотографией и со штампом о замужестве с
Александром Александровичем Никольским.
Вера смотрела во все глаза и не верила. Потом спросила:
- А Никольский – это тот самый?
- Да, я – «тот самый». Да, вот еще какое дело. Сними, пожалуйста, с себя все украшения и это кольцо с бриллиантом.
Она сняла и передала всё Александру, тот, сложив драгоценности в бархатный мешочек, спрятал его под диван.
- Это Марфе оплата за сотрудничество. Молодец девчонка, всё сделала идеально.
- Так она твой человек?
- Ага, «засланный казачок».
Вера вспомнила слова Марфы, сказанные ей когда-то шёпотом:
«Ничего не могу пока сказать. Только одно – вы будете очень счастливой. Каждая мечтала бы оказаться на вашем месте. Не волнуйтесь. Всё будет хорошо».
Она уже тогда всё знала!
Не успев обрадоваться, Вера внезапно погрустнела:
- А моя мама и грех присушки? Я ведь вековуха, надо мной «венец безбрачия»!
- Глупенькая, ты к той истории вообще никакого отношения не имеешь. Ты им не родная. Матушка тебя удочерила уже после развода. Так, что, супружница моя милая, вставай и иди в ту комнату переодеваться. Не знал, какую тебе шубку купить, так что там три, выберешь, которая по душе будет. Ведь канун Крещения. Мороз сильный.
Обалдевшая от избытка информации, Вера встала с дивана и направилась в соседнюю комнату. Но тут она почувствовала, что Александр нежно обнял её за плечи и, притянув к себе, тихо сказал на ушко:
- Татьяна, я прошу вас стать моей женой. Вы согласны?
Она повернулась и встретилась с влюблёнными глазами суженого.
- Да, я согласна.
Он вытащил из кармана заветную коробочку. Там было сразу три кольца. Одно с камушком, другое - обручальное. Надел их по очереди, всякий раз целуя руку. Осталось третье - мужское. Александр вопросительно посмотрел на Веру. Она же улыбнулась и, взяв кольцо, надела его ему на палец со словами:
- Александр, этим кольцом заверяю, что беру тебя в мужья и обещаю любить тебя в богатстве и бедности, во здравии и в болезни.
И был такой поцелуй, что все Ангелы заулыбались.
Ольга взвыла. Всякому терпению приходит конец. Целую неделю нет покоя ни днём, ни ночью. Она уже не могла выносить тот скулёж, который доносился через стенку от соседей. Она знала эту историю. Прежний жилец, Вован, накопив капитальчик, «сделал ноги» – уехал в теплую страну на ПМЖ и купил себе «дачку» у самого Тихого океана. На прощание Ольге сказал:
- Типа, нажился во как,- и с этими словами провёл ребром ладони по горлу, - на родине в вечной борьбе за выживание. Дед мой так жил, отец, но я прерву это мучительное существование с лозунгом «покой нам только снится».
Съехал. Правда, успел рассказать, кому продал квартирку - молодой вдове олигарха. Та, действительно, очень любила своего покойного мужа и поэтому пребывала в глубочайшей депрессии и целыми днями выла и причитала, а то и пела высоким голоском:
- Миленький ты мой, возьми меня с собой.
От такого пения у Ольги мурашки по спине начинали ползать. Что она только не делала: и включала громко музыку, и долбила в стену, и орала, что вызовет милицию и психушку. Ничего не помогало.
« Ну всё теперь. Пойду знакомиться с этой гадиной. Она сейчас у меня в самом деле поедет за своим муженьком «в далёкую страну», - взревела Ольга и, схватив ключи, вылетела за дверь. Хотя квартиры соседствовали через стену и были зеркально похожи, но располагались в разных подъездах элитного дома. Поднявшись на одиннадцатый этаж, Ольга решительно нажала на звонок, потом ещё и ещё. Не открывали. Стала колотить ногами в дверь и орать на весь подъезд:
- Не уйду, пока не увижу эту рожу. Выходи, зараза!!!
Она занесла кулак, чтобы посильнее ударить, как вдруг дверь стала тихонько открываться. Ольга что было сил пнула и не рассчитала. Дверью сильно ударила женщину, стоящую в коридоре, и та упала. Ольга поняла, что переборщила, переступила порог и стала поднимать за плечи хозяйку квартиры. Крови не было. Они так и стояли на коленях друг против друга. Минута, две. Вдруг Ольга закричала не своим голосом и отпрянула, женщина тоже вскрикнула и упала в обморок.
- Этого не может быть, этого не может быть, - только и твердила Ольга, тихонечко подползая к лежащей женщине. Ей нужно было ещё раз увидеть это лицо, но она боялась. Наконец, она преодолела свой страх и осторожно перевернула девушку. Смотрела и не верила своим глазам. Это она, Ольга, лежала перед ней на полу без чувств.
- А тогда кто я?- спросила Ольга себя.
Она стала внимательно рассматривать лежащую, пользуясь тем, что та была без сознания. Ни фига себе. Цвет, длина, фактура волос та же, что и у неё, словно два одинаковых парика. Овал лица, брови, губы. Даже две родинки идеально похожи. Вдруг девушка открыла глаза, теперь они вовсе, как две капли воды. Обе взвизгнули и отползли к противоположным сторонам.
Хозяйка квартиры спросила, потирая ушибленный лоб:
- Тебя как зовут?
- Меня – Ольгой, а тебя?
- Хочешь – верь, хочешь – не верь. Меня тоже – Ольгой.
Кто бы сомневался, - ухмыльнулась Ольга.
- А тогда кто мы? – спросила вдова.
- Надо думать. Предположим самый простой вариант. Мы - близнецы, да ещё, из-за такой схожести, однояйцовые. У матушки случились тяжёлые роды, она была в таком состоянии, что ничего не помнила, а ей потом сказали, что она родила девочку, одну, а вторую налево, за бабло продали. Так. Жили мы с тобой разными жизнями, и события у нас должны быть тоже разные. Вот я, например, в шесть лет звезданулась с велика, и у меня на левой ноге, под коленкой, остался довольно внушительный шрам. А у тебя что есть?
- И у меня тоже шрам на левой ноге, тоже с велика в шесть лет летела,- ответила вдова и для убедительности подняла штанину дорогой розовой шелковой пижамы. Сравнили: один к одному.
- Ничего не понимаю. А знаешь что, покажи-ка мне одну вещь,- и с этими словами Ольга вплотную подошла к вдове.
- Что показать? – испугавшись такого напора, женщина стала медленно пятиться назад.
- Стой! Не шевелись, - приказала Ольга и, схватив за рукав, стянула шёлк с плеча, на теле у той оказалась изящная тату в виде стрекозы. Ольга тоже медленно освободила своё левое плечо от свитера, там была точно такая же стрекоза.
- У кого колола? У Жорика?
Вдова медленно покачала головой в знак согласия.
- Я теперь поняла. Да. Ты – «овечка Долли»!
- Совсем рехнулась. Сама овца, - вдова вырвалась из цепких рук Ольги.
- Ты клон. Когда успели-то?
- Оль, ты совсем дура. Какой клон? Тогда даже понятия не имели. Думай. Это что-то другое.
- Так. Вариант с клоном не катит. Значит, возвращаемся. Говорят, что у таких близнецов и жизненные ситуации тоже совпадают. Положим, совпало. Но ведь ты вышла замуж, а я ведь нет. Тащи мужа своего сюда.
У вдовы округлились глаза от испуга и удивления:
- Так он же умер, - еле слышно прошептала вдова.
- Фото. Фото тащи, - раздраженно сказала Ольга.
Женщина через минуту появилась, трепетно держа в руках богатую рамку, перетянутую траурным крепом, и протянула её Ольге. Та взяла и почувствовала, как её затрясло от волнения. Она медлила, но, пересилив себя, повернула фотографию лицом к себе и ахнула:
- Это же Олег! – сказала, как выдохнула.
- Да, это мой покойный муж - Ковалёв Олег Игоревич. А что?
- Какой покойный-то? Да я сегодня, только что, разговаривала с ним по телефону.
- Ты врёшь. Я тебе и свидетельство покажу, и могилу, и фото.
- Могилу не надо, тащи ещё фото с похорон.
Через миг у Ольги в руках были фотографии. А вот и гроб с покойником. Это одновременно был он и не он. В гробу лежал мужчина средних лет, упитанный и ухоженный, словом – барин, хоть и умерший. Ольга же знала Ковалёва худого, замотанного тяжёлой жизнью мужичка, отца многодетного семейства.
- В моей жизни Ковалёв делал мне предложение, но я опоздала, да и он меня в другом месте, оказывается, ждал. Тогда поссорились, и у нас ничего не получилось. А ты, как вышла за него замуж?
- А я не опоздала и согласилась на его предложение. Правда, он тогда не был ещё олигархом.
- А-а! Вот оно. Нашла,- радостно завопила Ольга.
Вдова вопросительно смотрела на взволнованную девушку:
- Успокойся, что кричишь-то? Объясни толком.
- Это элементарно, как яблоко. Мы – это я. Одна, только из параллельных жизней. Понимаешь?
Вдова отрицательно покачала головой.
- Да тут и понимать нечего. Все наши поступки определяют всю дальнейшую жизнь. Вот смотри, хотя бы на примере с Ковалёвым.
Если бы мы встретились тогда, то я вышла бы за него замуж и вся моя жизнь была бы такой, какой живёшь ты. И он стал бы олигархом и от волнений умер в сорок лет, и я бы стала тобой, то есть вдовой.
Но случилось так, что обстоятельства помешали той нашей встрече и мы по-глупому расстались, и теперь он - чужой муж с целым выводком голодных детей, но живой, а я осталась вековухой и работаю, как лошадь. Но что-то случилось. Здесь какая-то аномалия. Что могло вызвать этот феномен, что параллели пересеклись?
Обе удивленно посмотрели друг на друга. Здорово посмотреть на себя, но только другую из совершенно незнакомой тебе жизни. Посмотреть на себя и понять, какой ты могла бы быть, если бы твоя судьба пошла другой дорогой.
Тишину нарушил вопрос вдовы:
- Оль, а кто гость? Кто незаконно вошёл в чужую жизнь?
Ольга печально посмотрела на собеседницу и тихо сказала:
- Это ты.
- Почему?- испугалась вдова.
- Да потому, что ты так истерила и убивалась по мужу и была в таком неадекватном состоянии, что провалилась в другую свою жизнь, где живу я.
- И что теперь делать-то?
- Тебе необходимо возвратиться к себе. Обязательно.
- Хорошо. Я всё сделаю, только исполни одно моё желание.
- Какое?
- Я хочу последний раз услышать голос живого Олега, по телефону. Можно?
- Можно, но ты не должна говорить с ним.
- Нет, я только послушаю.
- Хорошо. Ты обещала молчать.
Ольга посмотрела на вдову и, достав свой мобильник, набрала номер Олега. Сразу же по громкой связи услышала его голос:
- Ольгунь, что-то случилось? Мы же только что говорили...
Вдова вся напряглась, как струна.
- Олежек, у меня к тебе странная просьба. Сейчас обед, и ты один. Спой мне нашу, любимую.
- Оль, ты что, совсем?
- Олежек, прошу тебя, в память о том, что с нами НЕ СЛУЧИЛОСЬ. Прошу тебя очень.
Пауза, и по комнате поплыл бархатный баритон:
- Отцвели уж давно хризантемы в саду,
Но любовь всё живёт в моём сердце больном...
Вдова давилась рыданиями, обеими ладошками зажимая себе рот.
Ольга смотрела на неё и тоже плакала. Они обнялись. Как себя жалко!
Утром, одеваясь на работу, Ольга машинально сунула руку в карман и вытащила чужое обручальное кольцо, на внутренней стороне которого было написано:
«Оленьке, жене моей, от Олега. Навсегда»
Очередь в кассу была мучительно длинной. Впереди меня стояла древняя старушка, вид у неё был совсем удручающий. Вся сгорбленная - позвоночник не выдержал многолетней эксплуатации. Спина согнулась и скукожилась. Голова тряслась. Руки искалечены безжалостным артритом и походили на птичьи лапы. При виде её меня покоробила мысль, что через шестьдесят лет я буду выглядеть не лучше, если, конечно, доживу до её возраста. Наконец подошла и наша очередь. Бабуля выложила свои продукты: батон хлеба, в котором не было муки, и пачку самого дешёвого молока, в котором не было молока, и стала вытряхивать мелочь. Кассирша зло посмотрела на бабку. Это был взгляд, который мог убить. У старухи были копейки, и она никак не могла набрать нужную сумму. Я пододвинула свой большой и разнообразный набор снеди к её скудному и сказала:
- Посчитайте всё вместе.
Старушка по-вороньи повернула голову вбок, чтобы посмотреть на меня. Поразили глаза: да, они по-старушечьи слезились, но были жгуче-черного цвета. Я невольно вздрогнула от этого пронзительного взгляда.
Пока я складывала в пакет продукты, она скрипучим голосом всё твердила:
- Деточка, мне как-то неудобно перед Вами. Вы же остались без еды, а для меня это слишком много.
- Ничего бабуля, покушайте за моё здоровье. Наверное, будет тяжело нести? Давайте-ка я провожу вас. Показывайте дорогу.
Выйдя из магазина и свернув во двор, мы оказались около старой пятиэтажки.
- Вот и дошли, - довольным голосом проскрипела спутница.- Чем же мне тебя, милочка, отблагодарить-то? А хочешь узнать своё будущее?
С этими словами бабуля снова по-вороньи наклонила голову набок и стала внимательно смотреть на меня. По спине пробежал холодок, но я была молода, неопытна и любопытна. После паузы я согласилась.
Квартира находилась на первом этаже. Старая обшарпанная дверь со скрипом открылась. Загорелась тусклая лампочка, освещая какие-то завалы по углам. Коридор был узким, мы еле протиснулись. Тем неожиданно пустой и просторной оказалась комната. В ней ничего не было, кроме большого старинного зеркала в центре, накрытого чёрной тканью.
- Ну, лапушка, подходи поближе, не пугайся. И чтобы ты мне поверила, сначала покажу то, в чём ты не усомнишься.
Она подтолкнула меня ближе к зеркалу. Стало как-то не по себе, и я пожалела, что согласилась на сомнительный эксперимент, но было поздно.
- Только одно условие. Ты не должна оборачиваться, а то случится непоправимое. Поняла?
- Да.
Старуха встала позади меня и начала что-то нашептывать, сначала совсем тихо, а потом всё громче и громче и в конце я совсем не узнала её старческого скрипа, непонятные слова выкрикивал молодой и звонкий голос. И с последним словом ткань почему-то не упала на пол, а стала подниматься и под потолком совсем исчезла.
Я увидела своё изображение, а за моей спиной стояла юная цыганка с распущенными смоляными волосами, она улыбалась и только по чёрным глазам я узнала свою бабулю.
Потом словно ветерок подул, изображение зарябило, а когда восстановилась ровная поверхность, я увидела лес, пронизанный солнечными лучами, и девочку, идущую по тропинке. Птички поют, прославляя приход весны, и сердце девчушки им вторит стихами:
- Иду по лесной тропинке, деревья тихо шумят.
Росинки, словно слезинки, на их листочках дрожат.
Задела неосторожно кустик один я рукой,
И полетели росинки, словно дождь проливной.
И так всё вокруг красиво: и небо, и солнца восход.
Вот, ото сна пробудившись, гусеница ползёт.
А в небо высокое, чистое, жаворонок взлетел,
Радостно крылья расправил, весело песню запел.
Он пел о Весне пригожей, возвещая её приход,
И о том мальчишке тоже, что в сердце моём живёт.
Девочка, поравнявшись с большим кустом, провела по нему рукой, и миллионы бриллиантов-росинок щедро рассыпались в лучах солнца. Она звонко засмеялась и скрылась за деревьями.
Я узнала себя и тот счастливый весенний день, когда сочинила своё первое стихотворение.
- Ну а теперь твоё будущее.
Опять зеркало покрылось рябью и прояснилось.
Темно и сумрачно вокруг. С трудом различаю пожилую женщину. На голове черный платок – траур. Она смиренно стоит в самом углу. Понимаю, что это большой храм. Кое-где, как светлячки, мерцают маленькие огоньки свечек. Мои глаза постепенно привыкают к полумраку, и я различаю, что рядом с ней стоит пожилой мужчина в военной форме и с жалостью смотрит ей в лицо, но она его не видит. Это её муж, он умер, но она никак не может смириться с потерей и не отпускает его. Он протягивает руку и с любовью и нежностью гладит её по щеке. Она встрепенулась, но не понимает в чём дело. Вдруг откуда-то сверху упал луч и осветил фигуру военного. В этот момент женщина увидела мужа:
- Алексей! - на выдохе прошептала она.
- Я пришел попрощаться. Отпусти, не мучь меня, - глухо отозвался он.
- Боже, как я тебя люблю!
- Тогда отпусти.
- Иди. Иди.
Тебя я отпускаю.
Зачем оставил ты меня?
Жизнь по-другому потекла:
Есть всё: друзья, внук, дети.
Забота их и теплота.
А рядом грусть и скука.
И нет тебя.
Иди. Иди! Тебя я отпускаю.
Да, отпускаю навсегда.
Любя. Любя. Любя.
Призрак медленно растаял в исчезающем луче. Снова наплыл вязкий сумрак. Женщина первый раз за всё время горько заплакала, почувствовав, как у неё на душе становиться легко.
Я же плакала по эту сторону зеркала.
- А можно что-нибудь изменить?
- Теперь уже нет. Узнав своё будущее, ты дала согласие на него.
Меня кто-то тряс за плечи.
- Девушка, девушка! Вы слышите меня?
Я открыла глаза. Передо мной на коленях стоял молодой офицер:
- Ну и хорошо, а то я испугался, что придется вызывать «скорую». Целы, ничего не сломали? Вы так внезапно упали, что я не успел подстраховать.
Я с трудом поднялась и огляделась. Узнала родной магазин, до которого не успела дойти.
- Девушка, разрешите вас проводить? Меня зовут
Я его перебила:
- Вас зовут Алексеем.
Её зовут Лада - так по паспорту, а в свидетельстве о рождении значится имя Услада. Родители были историками и очень увлекались Древней Русью. Вот и получилась у них Услада. Нет, чтобы Ольга или Наталья. Услада Ивановна – не хило, правда? Но она не была на них в обиде, и уменьшительное Лада вселяло в неё надежду, что жизнь сложится хорошо. Людей-то можно обмануть, а вот Судьбу – никогда. Как это случилось, она даже и не заметила. Жила себе и жила с любимым мужем Олегом. Вот уже юбилей, должны были справить двадцатилетие совместной жизни. Они поженились совсем юными, на первом курсе института. «Жили-поживали да добра наживали». Особо ни за чем не рвались. Всего было в меру, лишнего не желали.
В то роковое утро, словно гром среди ясного неба, прозвучали спокойные и страшные слова Олега:
- Лада, я ухожу от тебя к другой женщине.
- Что? Что ты сказал? - не понимая смысла произнесенных слов, переспросила она.
- Это решено. Я уже и вещи собрал.
Лада, как подкошенная, рухнула в кресло:
- Как это? К кому?
- Не важно. Лада, давай разойдёмся, как интеллигентные люди, без истерик. Я тебя очень прошу.
Женщину трясло. Она никак не могла осознать смысл и глубину жестокости поступка мужа. Дикая головная боль не давала сосредоточиться. Только и могла выдавить из себя:
- А как же я?
Её предали. И как! Лада лишилась всего нажитого и вдобавок оскорбительная пощёчина: новой избранницей стала дочь ближайшей подруги, молодая хищница Настенька. Вот она, правда жизни: самый страшный враг, твой самый близкий друг. Он знает про тебя всё: твои слабые места и как больнее ударить или просто уничтожить. Причиной всему была чёрная зависть к тихому семейному счастью подруги. Мать и дочь потрудились на славу. Никто ничего не заметил и не понял, как и когда Олег попал в их сети. Теперь ничего не вернуть. Всё рухнуло. Уже сыграли свадьбу, и счастливые молодожёны уехали в путешествие на острова. В Москве же стояла белая, пушистая зима. Люди встречали Новый год, веселились и ходили в гости. Лада проснулась поздним утром. В окно заглядывало яркое солнце. После суда у неё осталась только старая родительская дача, остальное ловко перешло к бывшему мужу. На все призывы окружающих «отомстить изменнику» Лада отвечала безразличным молчанием. Ей было всё равно, она впала в ступор. Хотелось тишины и уединения, чтобы почувствовать себя живой и найти возможность жить дальше. Внутри кровоточило, казалось, что её разрубили пополам и теперь надо думать, как же существовать без второй половинки.
Она заставила себя встать, одеться и выйти на открытую веранду. За ночь сюда ветром нанесло много снегу. Он искрился и переливался в лучах январского солнца так, что слепило глаза. Женщина вдохнула полной грудью живительный воздух, даже голова закружилась. Когда сердце успокоилось и глаза привыкли, Лада заметила странные следы. Они были очень крупными и похожими на волчьи. Зверь ночью поднялся по заснеженной лестнице, прошел по всей веранде в сторону окна спальни и остановился около него. Потоптался там, вероятно наблюдая, что происходит внутри, и через некоторое время направился обратно в лес. Но самое странное и страшное было в том, что обратно от окна шли человеческие следы и они были мужские. От страха замерло сердце. Поняла, что за ней ночью наблюдали, а так как после пережитого стресса она не могла спать без света, то это существо видело всё. Первой мыслью было бежать отсюда в город и как можно быстрее, но вдруг она почувствовала какое-то бесшабашное любопытство. Естественный инстинкт самосохранения отключился, и Лада решила разгадать загадку. Она была твердо уверена в том, что Оно снова придёт, тем более, сейчас полнолуние. Понимала, что играет с огнём и будет страшно, но адреналин захлёстывал, и ей было «море по колено», смерти она не боялась. Всё решится этой ночью. День пролетел, как одно мгновенье. Вот и быстрый вечер. Багряное солнце закатывалось за снежный горизонт. В его отблеске всё казалось феерически розовым. Пришло чувство ирреальности происходящего. Тревога росла по мере угасания дневного светила. Как-то сразу стемнело. Темно и тихо, словно в ушах вата, ни звука, ни шороха. Лада, чтобы хоть немного придать окружающей обстановке живости, иллюзию жизни, включила телевизор, но он не отозвался веселой музыкой и яркими красками. Экран оставался чёрным. Как истинная женщина, она ничего не смыслила в технике. Тревожно забилось сердце, а не переусердствовала ли она в своей храбрости? Но было уже поздно дергаться. Медленно подошла к выключателю. Ну, если ещё и света не будет, тогда совсем… Лада осторожно дотронулась до него в полной уверенности, что лампочка не загорится, но по комнате разлился привычный яркий свет. Это немного прибавило прежней уверенности.
Она всё продумала. Включила освещение на веранде. Поставила кресло перед тем самым окном, в которое ночью смотрело существо, налила себе большую кружку крепкого кофе, а самое главное, рядом на пол положила большой нож, при этом подумав: «Или его, или себя». После всех приготовлений, как не хотелось, но пришлось погасить свет в комнате иначе, её, ждущую у окна, очень хорошо видно. Всё погрузилось в вязкую темноту. Зато на улице из-за сильного мороза полная луна казалась неестественно огромной. Её сказочно-голубой свет освещал всё пространство, превратив его в великолепные театральные декорации. Теперь на этих подмостках должен был разыграться необыкновенный спектакль, где Лада будет одним из главных действующих лиц. Время шло, но ничего не происходило. Вот и ночь пошла на убыль. Лада успокоилась и задремала, как вдруг вздрогнула от боя старых часов. Они пробили четыре утра, в народе это время называют «час волка». Сразу же где-то недалеко, похоже на близлежащей поляне, громко и протяжно завыл волк.
«Ну вот и дождалась. Начинается»,- подумала она. Дрёма испарилась, словно и не было. Мозг заработал ясно и чётко. Лада мёртвой хваткой вцепилась в подлокотники кресла, забыв о ноже, и не отрываясь, стала смотреть в окно, перед которым сидела. Долго ждать не пришлось. Вдруг по ту сторону стекла что-то изменилось и в ярком голубом свете она стала наблюдать, как медленно появляются большие волчьи уши, потом крутой лоб и вот сверкающие, желтые глаза смотрят на неё в упор. Еще выше - нос и открытая пасть с белоснежными острыми клыками. Было ощущение, что волк улыбается. У Лады всё похолодело внутри, и она стала молиться. Морда волка так же медленно исчезла. Не успела успокоиться, как в дверь тихо постучали.
«Открывать или не открывать? Если не открывать, зачем вообще надо было всё затевать?» Лада была перед дверью, когда снова раздался тихий, деликатный стук. Она подняла руку, отодвинула тяжелый засов и распахнула дверь. Зажмурилась, представляя себе, как огромный волк с места кидается на неё и в один миг перегрызает ей горло. Вот и конец! Но ничего не случилось, только поток морозного воздуха ударил в лицо. Она открыла глаза и обомлела.
Перед ней стоял высокий мужчина, одетый в элегантную шубу, но без шапки, на его чёрных волосах искрились крупные снежинки. В руках он держал большую праздничную корзину, упакованную в целлофан.
- Можно в гости?
- Да, проходите,- и Лада посторонилась, пропуская красавца. Автоматически взглянула на сказочный пейзаж за дверью и, опустив глаза, отметила, что следов на веранде не было, снег девственно чист и ровен, вот только единственные два отпечатка около самой двери. «Он что, с неба свалился или просто материализовался, как нечистая сила? Ничего, сейчас разберёмся», - самоуверенно подумала Лада. Ну, это она от страха такая смелая стала. Оглянулась вслед вошедшему и увидела, что он обут в праздничные лаковые туфли. Это её ещё больше озадачило.
- Проходите. Чувствуйте себя, как дома, - сказала она, а про себя подумала: «Во, завернула – «чувствуйте себя как дома». В ответ услышала бархатный голос:
- Спасибо. С праздником вас.
Он осторожно поставил большую корзину на стол и снял шубу. «Волк» (так про себя назвала его Лада) был словно из американского фильма. Одет в смокинг, в дорогущую рубашку с непременной бабочкой. Бриллиантовые запонки зазывно поблескивали при движении красивых рук. Лада глазами поискала на его ухоженных пальцах перстень или печатку, но ничего не было.
- А вы кто? – спросила Лада.
- Я - новогодний гость. Примете?
- Да что спрашивать, когда уже впустила.
- Вот и хорошо. Позволите? - и он показал на корзину.
- Да, конечно.
Ей казалось, что корзина бездонна. Волк всё вынимал из неё и вынимал. Стол полностью преобразился. Тончайшая белая скатерть с салфетками, хрустальные фужеры и вазы, которые ломились от разнообразных фруктов. Шампанское, вино, шоколад и прекрасный букет белых хризантем. Стол был сервирован по всем правилам. Он отодвинул стул, приглашая хозяйку присесть. Она послушалась. Волк сел напротив.
- Шампанское или вино?
- Шампанского, пожалуй, - еле слышно ответила Лада.
- За встречу!
Шампанское тоже было из сказки, такого она никогда не пила, таких фруктов и конфет не пробовала. Лада немного осмелела. Вдруг полилась медленная музыка. Гость встал и подошел к ней, жестом приглашая к танцу. Лада опустила свою дрожащую ладонь в его руку. И вот уже в крепких объятьях она кружится по комнате. Робко подняла голову и их взгляды встретились. У него были удивительной красоты глаза, опушённые густыми ресницами, светло-карие, словно благородный янтарь. Они лучились. Мелькнула мысль, что она где-то уже видела их. Её сердце не выдержало, засверкали слезинки от душевной боли. Он же крепче обнял Ладу и поцеловал в непослушные волосы. Она уткнулась ему в грудь и заплакала. Волк приподнял её лицо и начал поцелуями осушать слёзы. Нежно и трепетно прикоснулся к губам. У Лады по всему телу прошёл электрический разряд. Волк одним движением поднял её на руки и направился в спальню.
- Ты кто? Принц из сказки? - прошептала женщина.
- Нет, но я хочу открыть тебе истинный смысл твоего имени. Услада, Усладушка моя.
Лада, вышедшая замуж девицей и за всю свою жизнь, не знавшая других мужчин, кроме своего не отличавшегося сексуальностью мужа, и не представляла, что её ожидает там, в спальне. Но в спальне третий лишний, оставим их. Я думаю, каждый сам досочинит, ведь все мы авторы не только рассказов, но и своей жизни.
Сегодня будут бить куранты, сообщая о начале Нового года, а для неё - о начале новой жизни. Ничего не помогло: ни лекарства, ни врачи, ни самовнушение, хотя на силу воли жаловаться ей не приходилось. Все жизненные испытания, всё хранилось в душе, разрывая сердце на кровавые куски. Сегодня она положит конец этим нечеловеческим мучениям. Знание, как это сделать, пришло само.
Вот и ночь. Она стоит посередине полупустой комнаты. Время пошло. Распускает длинные волосы. Берет ритуальный нож и начинает отрезать их, они падают на пол к её ногам, щекоча обнажённое тело. Последний взмах ножа. Из горла рвётся нечеловеческий крик. Небеса раскололись. Женщина падает.
Утро. Первый луч солнца разбудил кошку, которая спала, свернувшись калачиком на груде отрезанных волос. Она с удовольствием потянулась. Встала, брезгливо стряхнула с лапок прилипшие волосы и одним прыжком оказалась в проёме открытой форточки. Она обернулась, чтобы последний раз посмотреть на свою прежнюю жизнь. Впереди у неё осталось ещё восемь.
Ну, вот и славненько, день прошёл. Зоя очень не любила праздники и особенно Новый год. Все растекаются по семьям и друзьям, а у неё ни того, ни другого не было. Нет, конечно же, когда-то семья была, но это больше всего и нагоняло печаль-тоску. Тяжёлые воспоминания по-прежнему рвали сердце. Боролась с праздниками, как могла: не включала телевизор, чтобы не видеть и не слышать празднично-радостных передач, не выходила на улицу, чтобы не встречать веселых людей, идущих в гости. Она просто вычеркивала из своей жизни этот день. Даже к окну не подходила. Старалась придумать себе какое-нибудь занятие, которое могло бы её отвлечь. Когда же наступал вечер, она с облегчением пораньше ложилась спать. Завтра наступят будни, и всё вернётся в свою колею.
Но сегодня был противный Новый год. Уснуть точно не удастся.
Открываются соседские двери, начинается беготня по этажам, раздаются веселые детские голоса, хлопушки, позже вездесущий бой курантов, крики «Ура»! Потом все вываливают на улицу на всеобщее дворовое гуляние с петардами, песнями и весёлыми криками. Сущий ужас.
В эту ночь Зоя решила не маяться без сна в постели, а тоже встретить праздник. Подумала, что уютнее всего будет на кухне. Раздвинула шторы, и свет от уличных фонарей залил пространство. Ну, и хорошо, не нужно включать свет – и так видно всё, словно днём. Она принесла пакет и положила его на стол, который стоял посередине кухни. Стала вынимать угощение. Сначала появилась стеклянная бутылочка пепси-колы, потом батончик сникерса, три хиленьких мандаринчика и в последнюю очередь со дна осторожно вытащила маленькую веточку от ёлки – сегодня нашла её около подъезда. Кто-то из соседей расщедрился и купил настоящую, большую зелёную лесную красавицу. Когда её протискивали в дверь, веточка отломилась и упала. Зоя увидала её совершенно случайно, веточка совсем уже была затоптана. Нагнулась и подняла, отряхнув её от налипшего снега, осторожно положила в пакет. О, получился полный праздничный набор.
Веточка была такой крохотной, что вазой ей послужила бутылочка из-под глазных капель, но она всё равно пахла лесом.
Так, что ещё? Необходимо надеть что-нибудь из новых вещей. Но она лет десять ничего себе не покупала. Потом вдруг вспомнила и после некоторых усилий вытащила из кладовки шуршащий пакет, в котором была мальчуковая майка, новая. Зоя надела её на себя. Как раз, правда, мослы торчат. Слышала, что такие майки в моде и у неё есть название "алкоголичка". За стеной послышался бой курантов. Зоя рванула к столу, налила колы в стакан, из её груди вдруг нечаянно вырвались сокровенное:
- Хочу счастья! – и она залпом выпила. От пузырьков зажмурилась на секунду, а когда открыла глаза, то чуть не закричала от неожиданности. За столом напротив неё сидел мужчина. За окнами взрывались петарды, и от этого кухня окрашивалась то в один сказочный цвет, то в другой. Зоя стояла словно окаменевшая, с пустым стаканом в руке, пытаясь разглядеть лицо гостя. Послышался бархатный голос:
- С Новым годом, с новым счастьем, Заинька.
- Вы кто?
- Ну, кто может прийти в Новый год, а? Дед Мороз я. Ну, что ты как неродная. Присаживайся, угощайся. Правда, особо нечем, как я погляжу. А чего бы тебе хотелось?
- Мне-то? – не веря ушам и глазам своим, переспросила Зоя.
- Ага, тебе.
- Ну, я не знаю, так сразу не соображу. А Вы что, настоящий?
- Настоящий. И хватит стоять статуей, давай к столу. Сейчас угощать тебя буду.
Зоя осторожно, бочком присела на краешек табуретки и втянула худую шею в плечи. Сразу стала похожей на взъерошенного воробушка, впечатление усиливали короткая стрижка под ёжика и худоба.
- Что ж ты косищу-то свою остригла? Не жалко было?
Зоя на автомате провела рукой по коротким волосам и ответила:
- Так за косу-то денег дали, а потом на шампуни не надо тратиться.
- Понятно. Ну ладно, что кушать-то будешь, решила?
- А что, могу просить всё что хочу?
- Ага.
Она сглотнула слюну и спросила:
- А можно бабушкин салат «Оливье»?
- И всего-то?
- Ну, тогда ещё бокал настоящего шампанского и зефир в шоколаде. Можно?
- Можно.
Перед ней на столе появилась большая хрустальная салатница, горкой наполненная вожделенным салатом и искусно украшенная зеленью (в неё была воткнута большая серебряная ложка), ну и все остальное: бокал шампанского и коробка зефира в шоколаде. Зоя с широко открытыми глазами сначала посмотрела на стол, потом на Мороза, тот кивнул головой и, довольный произведённым эффектом, сказал:
- Ну что, приступай.
Она не стала соблюдать этикет и, пододвинув салатницу к себе, начала жадно есть.
- Зоя!
- А? – не отрываясь от трапезы, промычала она с полным ртом.
- Зоя!
- Что? – она подняла глаза на Мороза.
- Ты так не части – на голодный желудок плохо может быть. Поняла? Ты помедленнее, прожевывай как следует.
Она внезапно положила ложку на стол и из её глаз покатились крупные слёзы.
- Ты что? Я обидел тебя?
Зоя молча отрицательно покачала головой.
- Нет. Просто мне бабуля так говорила. Вот и вспомнилось.
- Ладно, не расстраивайся. Ты давай запей, не давись,- и Мороз пододвинул бокал с шампанским. - Ты мне вот что скажи. Ты учишься?
- Не-а, работаю.
- Родня хоть какая-то есть?
- Не-а. Ой, есть, совсем забыла.
- Кто?
- Братья и сёстры.
Мороз подозрительно посмотрел на Зою.
- И много их у тебя?
- Много.
Мелькнула догадка:
- Сектанты, что ли?
- Не - таджики.
- Не понял. Объясни.
- Ну, я работаю в ЖЭКе. Подъезды мою. Они тоже. Когда узнали, сколько я получаю денег, то обняли меня и с тех пор называют "сестрой".
- Понятно. Ты допивай шампанское-то, с зефиром это вкусно.
Прошло время. Отсверкали петарды и фейерверки. Народ разошёлся по теплым и уютным квартирам с обильными столами, за которые сели вместе с родственниками и друзьями. А в крохотной кухоньке, подложив под голову руки, за столом спал человечек, одинокий и ненужный никому во всей Вселенной.
Зоя спала крепко, как они и рассчитывали. В шампанское было подсыпано легкое снотворное. Да и много ли ей надо? Мороз проговорил в никуда:
- Давай поднимайся, уже спит.
Через несколько минут в кухне появился крепкий парень с толстым пледом в руках и вопросительно посмотрел на Мороза, который, не поворачивая головы, сказал:
- Вовремя успели. После праздников эти уроды убили бы её, тем самым освободив себе жилплощадь. Квартирка – дрянь, зато отдельная и в Центре, а это хорошие деньги. А теперь фиг, что получат. Вовремя родной дядька-то вспомнил о единственной племяннице. Молодец, что с нами связался. Ну, ничего, Заинька горюшко своё уже всё выхлебала, теперь к десерту – к счастью приступай. Дядька у тебя богатый и одинокий. Ждёт тебя не дождётся. Эх, девонька, заснула ты в снежной России, а проснёшься в летней Австралии. Всё. Пакуй девчушку и поехали. Заказ выполняли.
В утреннем свете первого дня нового года на полу резко выделялся белый квадрат визитки, на которой читались три золотые буквы «С» с затейливыми вензелями. Ниже, помельче, давалась расшифровка: «Спаси Себя Сам». Частное Предприятие».
Мария была гениальной пианисткой. С самого раннего детства и до последнего часа своей нелегкой судьбы она не мыслила себя без музыки. Вся её жизнь заключалась в творчестве, в гениальном исполнительском мастерстве. Она познала триумф и незаслуженное горькое забвение. Такова жизнь творческой личности. За настоящий талант платится большая цена.
Белый рояль наверняка был единственным в этом городе. И так странно смотреть на него сейчас. Такого даже в страшном сне невозможно себе представить. Оказался где-то в Средней Азии и стоял под открытым небом посреди большого двора. Из серого, низкого неба, безысходно и медленно кружась, сыпались крупные снежинки, заботливо укрывая его. Тихо и покорно умирающий рояль под снегом рвал душу Марии. Немые слезы катились по щекам. Ирреальность. «Как странно. Говорили, что здесь никогда не бывает зимы, всегда тепло и светит солнце», - горько подумала она, сидя на старом шатком табурете у самого окна и печально наблюдая за тем, как снег хоронит сиротливый инструмент.
Когда она с матушкой уезжала из Парижа, то их предупредили, что брать с собой можно только самый минимум, отказались от всего в пользу рояля. Мария была талантливой пианисткой. Афиши с её громкой русской фамилией появлялись во всех столицах Европы. Когда же, как многие эмигранты «первой волны», решили вернуться на Родину и начали оформлять документы, то им сказали, что ввоз инструмента в СССР запрещен. Мария была в отчаянии. Рояль - это продолжение её, и бросить его здесь? После долгих согласований им всё-таки разрешили его взять.
Родина встретила сурово. Понимание совершённой ошибки пришло сразу, как только они ступили на родную землю, но было поздно. Мать с дочерью прошли приёмник-распределитель, где узнали, что местожительство им определили не в Москве, откуда они родом, а в далекой Средней Азии. Добирались долго и мучительно. Поселили их в одной из комнат в доме бывшего бая, раскулаченного и убитого. Помещение, вероятнее всего, раньше использовали как подсобное. Дом большой, в два этажа, построенный по всем местным законам. Внутри этого "квадрата" был двор, просторный и парадный, настоящий уголок Рая с кустами роз и беседками из виноградных лоз. Стоял достархан, на котором летними звездными ночами спали, а днем ели плов, восседая на горе аккуратно сложенных одеял, пили терпкий зеленый чай из маленьких пиал. Сказка Шахерезады, если бы не действительность.
Их комната, если это можно так назвать, была узкая и длинная, с одним маленьким мутным окном при входе. В дальнем темном углу досками грубо отгорожен угол, в котором хранится уголь на всю зиму. Пол был земляной, а вдоль стены из таких же досок сколочены нары, на которых и спят княгиня со своей дочерью. Маменька лежит на старом матрасе без постельного белья, укрываясь рваным ватным одеялом, которое пожертвовали знакомые.
- Маруся, мой ангел, дай мне, пожалуйста, стакан воды. Я пить хочу, - слабым голосом сказала княгиня.
Маша подошла. Одной рукой она держала стакан, второй помогала матери приподняться с подушки.
- Вот и хорошо. А теперь я хочу немного посидеть,- и с этими словами матушка тяжело привалилась к холодной глиняной стене.- Я тебе ещё не успела рассказать. Давеча ко мне заходила Анастасия Александровна и поведала презанимательную историю. Представляешь, по её кухне крысы проложили дорогу. Они из одной норки выходят и в противоположной стене уходят в другую. И представляешь, милочка, проходя, они ни разу не украли ничего съестного и не нахулиганили. Просто строго по дорожке шли по своим делам и только ночью, не причиняя хозяйке никаких хлопот. Так бы мирно и сосуществовали, не расскажи Анастасия Александровна эту историю Николаю Ивановичу, на что тот ответил, что поможет ей избавиться от этого «соседства». Так что он удумал! Поймал одну из крыс и, убил. Когда же Настенька на следующий день вернулась с работы домой, она не узнала своей кухни: там не было «живого места». Крысы в отместку разгромили все и ушли навсегда. Представляешь, какие убытки она понесла. Очень сокрушалась, что послушалась Николая Ивановича, - и матушка тяжело и надрывно закашлялась.
Пришла южная весна. Буйство красок, пение птиц. Яркое, щедрое солнце заливало убогое жилье. Пасха. Машенька должна была сходить к той же Анастасии Александровне, известной кулинарке, за куличом. Та тайно пекла их и раздавала близким. Но тревога за больную мать все не отпускала из дома. Увидев нерешительность дочери, княгиня сказала, что она сегодня себя чувствует намного лучше, и Маруся может идти и не волноваться за неё.
Когда же Маша вернулась, то застала матушку без признаков жизни. Княгиня лежала такая маленькая и тоненькая, словно прозрачная, с ангельской улыбкой на лице. У Марии из груди вырвался сдавленный стон. Несколько минут она стояла, словно окаменевшая, потом, решив что-то, резко метнулась к двери, схватила топор и выбежала во двор. Оказавшись у любимого рояля, словно лишившись рассудка, начала рубить его. Когда топор попадал по клавишам и струнам, инструмент издавал жалобные звуки, словно живое существо. Мария не контролировала себя и в силу удара вкладывала всё своё горе потери и горечь обмана.
В июне 1946 года советское правительство приняло Указ. В нем было обращение к зарубежным соотечественникам, покинувшим родину во время революции и гражданской войны, в котором говорилось, что родина нуждается в них и зовет.
P.S. По народным приметам умершие на Пасху сразу попадают в Рай, так как Райские врата открыты всю праздничную неделю.
Марфутка присела на заснеженную скамейку в маленьком скверике у трёх вокзалов. Кроме неё, здесь никого не было. Крохотный островок сказки среди огромного грязного мегаполиса. Мягкий, пушистый снег лежал на ветках деревьев, на фонтане, везде. Он придавал всему девственную чистоту. Красота: падает снег и светит солнце. Эффект потрясающий. Медленно кружились снежинки, а выдыхаемый воздух серебрился в розовых лучах.
Марфа была околдована такой неземной красотой. Ей самой захотелось стать чище и лучше, тем более случай для принятия такого решения, которое может перевернуть всю её прошлую жизнь, был очень подходящий. Она только освободилась из заключения и возвращалась с зоны, отсидев срок. Профиль деятельности - щипач. Воровка-карманница.
История её короткой жизни очень примечательна.
Она была подкидышем. Нашли девочку на одном из этих вокзалов в зале ожидания. Маленький сверточек тихо лежал на краю одной из длинных скамеек и ничем не беспокоил рядом сидящих. Когда же объявили посадку на очередной поезд, соседи поднялись и, забрав свой багаж, ушли. Вот только тогда дежурный милиционер и обратил внимание на одиноко лежащий свёрток.
Там оказался младенец, девочка.
Ребёнка сдали в Дом малютки. Назвали Марфой в честь всеми любимой уборщицы. Та как раз отмечала свой День ангела. Ну, соответственно, отчество – Ивановна: девочка была светленькой. Фамилию дали громкую – Майская, потому что нашли её в мае. Так на свет и появилась Майская Марфа Ивановна.
Потом её удочерила пожилая пара. Только фамилию сменили на Петрову. Имя оставили, так как Марфой звали «бабушку», а Иваном «отца». Теперь она стала Марфа Ивановна Петрова. Особой любовью девочку не баловали, но всё необходимое ребёнок получал. Её кормили, одевали и давали образование, даже в кружки водили. Как-то притёрлись друг другу, и жизнь текла своим чередом.
Прошло время. Марфе исполнилось пятнадцать, когда неожиданно умер от инфаркта её приёмный отец. Он был кадровым офицером и полностью обеспечивал семью, одним словом, кормилец. «Мама», никогда в своей жизни не работала и поэтому не знала, откуда берутся деньги и какова им цена. Новоиспечённой вдове ума хватило только на то, чтобы продать по бросовым ценам всё, что было нажито за всю жизнь, вплоть до квартиры. Так они оказались жильцами одной из развалюх в Подмосковье. «Генеральша» от горя начала пить. И однажды в пьяном угаре и отчаянии она поведала «дочке», кто та и откуда взялась.
Марфа ушла, сменила фамилию на прежнюю, стала снова Майской и той, кем была от рождения - беспризорницей. Ударилась во все тяжкие, подсела на «дурь», приобрела «профессию», к которой у неё оказался талант. Ручки-то музыкальные, с чувствительными тонкими пальчиками. Погоняло-кликуху получила сразу – Марфутка. Сначала, когда была подростком, «работалось» хорошо. Никто не мог заподозрить в чисто одетой девочке с ангельским личиком что-то плохое. Став старше, изображала из себя беременную, тоже отлично прокатывало. Но однажды она забеременела по-настоящему, по любви. От ребёнка избавляться не стала. Это ещё больше вдохновляло. И надо же было так случиться, что поймали её за руку на последнем месяце. Суд. Срок. Новорожденного отняли. И умоляла, и просила за своего единственного родного человечка на всём белом свете. Ничего не помогло. А потом и вовсе сказали, что ребёнок заболел и умер. Она погоревала-погоревала и смирилась со своей долей. Теперь вот срок отмотала и, глядя на снежную первозданную чистоту, которую дарило ей небо, дала себе клятву, что больше никогда не вернётся к прошлому. Никогда!
В дамский туалет, как всегда, была большая очередь. Впереди Марфы стояла богато одетая женщина с большим саквояжем. От нечего делать соседки вели доброжелательную беседу, чтобы хоть как-то скоротать время. Марфа успела получить неплохое образование, да и от природы была умна, так что могла поддержать разговор на любую тему.
Вот наконец-то и их очередь подошла. Богатая дама быстро сунула
Марфе свой саквояж со словами:
- Кабинка тесная. С такой торбой не развернуться. Подержите, пожалуйста, - дверь закрылась.
Ошарашенная Марфа осталась с тяжёлым саквояжем в руках. «Я же клялась!», но искушение было слишком велико. Она оглянулась, очередь не обращала на неё никакого внимания. Очередная кабинка освободилась. Её стали толкать. Послышались слова:
- Девушка если вам не надо, то свою подружку можете подождать и в зале. Не задерживайте очередь.
Её оттолкнули в сторону. Марфе только и осталось, что выйти с чужим багажом на улицу. Она спокойно пошла в тот же скверик, села на ту же скамейку и начала истерично смеяться. От судьбы не уйдёшь!
Когда успокоилась, решила посмотреть, что же внутри саквояжа. Там были только тряпки и папка с документами. Кошелёк дама, вероятно, носила при себе для большей сохранности.
Марфа решила посмотреть бумаги: может, хоть в них что-нибудь толковое окажется. Это был полный пакет документов на усыновление ребёнка. Когда она начала читать, сначала побледнела, как снег, а потом из груди вырвался крик.
Пятилетнего мальчика звали Майский Иван, биологическую мать – Майская Марфа Ивановна.
Вы верите в привидения?
Была темная зимняя ночь, но в комнате светло, как днем. Это напротив, через дорогу, стоит дом, на крыше которого большая неоновая реклама. Наша с сестрой спальня, хоть и маленькая, но отдельная, с одним единственным окном находилась как раз на уровне этого «безумного» источника голубого света, который заливал всё пространство. Мы шутили, что у нас круглый год «белые ночи». К радости родителей в этой узкой и длинной комнате поместились обе кровати, и даже остался небольшой проход между ними.
Дом находился в самом центре города, был выстроен до революции и относился к разряду «доходных». Это те дома, квартиры в которых хозяева сдавали внаём, на временное проживание и имели с этого неплохие деньги. Жильцы въезжали и съезжали, менялись часто или оседали надолго, доживая до самой смерти. У кого как жизнь сложится. Сколько же видели эти стены на своём веку? Какие истории, комедии и трагедии разыгрывались здесь можно только догадываться! Дом стоит на бойком месте - на Бульварном кольце. Он ведь и сейчас там, только в нем не живут семьями, как раньше, там теперь офисы. Может и к лучшему. Тогда жили мы – мама, папа, я и моя сестра Ольга, которая была на год старше меня. Квартира находилась на последнем этаже и была какая-то непонятная, чувствовалось, что она не раз подвергалась перепланировке, так как из одной полноценной комнаты сделали две – большую и нашу маленькую. Но зато кухня была огромной, темной, без окон и имела выход на вторую, «черную» лестницу, которая, вероятно, когда-то служила для входа прислуги. Теперь дверь за ненадобностью была заколочена наглухо. Боже мой, чего только не было на этой кухне! Для экономии электричества свет горел только над нашим кухонным столом и плитой, остальное помещение тонуло в пугающе-манящей темноте. Там в полумраке можно было различить свалку ненужной старой мебели: пару огромных сундуков, кучи какого-то хлама. Для искателей старины это был настоящий Клондайк. Всё было в первозданном беспорядке, располагаясь историческими слоями. Никто не занимался этой пещерой Али Бабы. Все жили временно и пользовались маленьким пространством, на котором помещалось только самое необходимое. Как я теперь корю себя за своё нелюбопытство. Сколько можно было «нарыть» там интересного и неповторимого и даже бесценного в теперешнем моём понимании знатока, дипломированного искусствоведа. Искусала бы все локти, да не достанешь! Надо уметь ценить и пользоваться предоставленной возможностью вовремя.
Прекрасно помню, как выглядела родительская комната, когда мы только въехали в эту квартиру. Два длинных, почти от пола до потолка окна, и между ними - прекрасное трюмо. Само зеркало было безукоризненно, а вот деревянная рама имела утраты, которые легко можно было бы восполнить. Но мама сказала, что оно подавляет её и навевает почему-то грустные мысли. Его вскоре продали за сущие копейки, как и остальную мебель: стол и стулья на двенадцать персон, огромный кожаный диван и книжный шкаф. Их место теперь занимало всё новое и модное. Комната преобразилась до неузнаваемости. Она снова покорно приняла условия игры уже нынешних хозяев. Как ни странно, у меня от этой квартиры остались три вещицы, которые я так и таскаю, по непонятной для меня причине, по всем своим квартирам, в которых живу. Сейчас на модном низком столике, среди других вещиц гордо стоят две ступки, одна большая, а другая - совсем маленькая. И третий предмет – это простой, незатейливый медный подсвечник на одну свечу, который явно служил не просто для украшения, а был создан для житейской необходимости. Внизу по кругу хорошо читается клеймо мастера «А. Юдинъ». Да ещё в моих книгах нашлась пара открыток из прошлого. Они написаны изящным, красивым почерком, пером и чернилами. Все на один адрес: «Москва, Дом священника отца Никитина с передачей Александре Ивановне Козловой». Думаю, что я не нарушу правил хорошего тона, если перепечатаю их текст.
«Сашенька! Дорогой мой человек, крепко целую тебя и спешу сообщить, что я здоров. Сейчас я сильно занят формированием Контрольной Конторы. Работаю, как никогда не работал. Народу требуется много. Мне помогает Глебицкий, человек он хороший, работы хватит на всех. Передай мой поклон Никитиным». Почтовый штамп по кругу «Главная Полевая Контора во Львовъ», и дата в середине - 18. 8.14. «Дорогая, любимая моя Сашенька! Не волнуйся, что давно не было от меня весточки. Теперь всё хорошо. Я в госпитале. Ничего страшного. Я так-то здоров, но только рука не пишет, болит от зуба. Не удивляйся чужому почерку. Это по моей просьбе пишет господин Чижов. Я ему диктую. Прошу тебя не расстраиваться по этому поводу. Идет выздоровление, и меня ждут новые начинания. Мысленно всегда с тобой. Михаил. Почтовый штемпель тот же, а дата - 29.9.14. Вот и всё.
Вдруг я проснулась среди ночи, этого за мной никогда не водилось. Спала всегда крепко и до самого утра. Сон для меня святое. Никакой шум не мог разбудить. Могла спать при включенном свете и телевизоре - в любой обстановке. Погружалась из реальности в царство Морфея одним прыжком, словно с берега в воду. Этой моей способности все удивлялись и завидовали. Но сейчас меня охватило какое-то тревожное чувство. Сначала я сильно замерзла, это под пуховым-то одеялом, да и центральное отопление нас никогда не подводило. В комнате всегда было жарко, даже форточка не закрывалась. Четкое ощущение присутствия в комнате кого-то постороннего не давало снова заснуть. Когда я окончательно проснулась и открыла глаза, меня поразило увиденное. На кровати, у сестры в ногах, сидит чужая женщина! Да ещё какая. Прямо персонаж Чеховской пьесы. Прическа, светлая блузка с высоким воротником, темная юбка и длинная нить жемчужных бус, всё строго по моде начала двадцатого века! Она молода и красива, но с глубокой печалью на лице. Невероятно прямая спина (скорее всего, на ней модный тогда корсет). Сидит смиренно, повернув голову, пристально смотрит в лицо спящей Ольге. Я не могла поверить, что это правда, что это реальность, а не просто мои ночные фантазии. Тогда, в советское время материализма, вовсе не печатали удивительных историй о привидениях и других аномальных явлениях. Они передавались, как народный фольклор, из уст в уста. Никто, например, не знал, что перед появлением призрака, температура в помещении обязательно падает. То-то я так замерзла, что даже проснулась! Смотрела во все глаза, благо, что светло как днем. Она была как живая! Я различала нежный трепет тонкой ткани на её груди при вздохе. Была материальна на все сто! Не знаю, сколько прошло времени, но вдруг меня пронзила мысль, а что будет, если она переведет свой взгляд на меня? Кровь в жилах от этого предположения похолодела. Я поняла, что лучше мне как-то тихонечко, совершенно незаметно, отвернуться и перестать смотреть на неё. Иначе это добром точно не кончится. Но как себя заставить сделать это? Призрак завораживает и притягивает, как магнит. Да и удостовериться ещё больше хочется, что вижу чудо из потустороннего мира. Что это действительно не зрительный обман и не иллюзия. Так хороша, так реальна, что хочется дотронуться. Но страх сковывает, а мысль четко работает, подсказывая, что ни в коем случае нельзя этого делать. Нельзя вступать с ней в контакт. Вдруг я почувствовала в ней какое-то беспокойство. Её тонкие кисти рук зашевелились и стали подниматься к бусам. Она нервно перебирала бусины. Я четко слышала этот звук. Пора. Я стала медленно и, как мне казалось, почти беззвучно, поворачивать голову на подушке в противоположную сторону. Вот перед моим взором оказалась стена, обклеенная знакомыми обоями в веселый цветочек. Чтобы убедиться в реальности происходящего, я погладила их пальцем. Мне неудержимо хотелось ещё хоть разок взглянуть на незваную гостью. И тут я поняла, что это не она гость, а мы непрошенные гости. Она хозяйка, давно живущая здесь, а мы простые люди, которые через определенное время уйдем, и на наше место придут другие, и они тоже будут только временными жильцами. А она будет всегда! Но кто она? Почему так надолго задержалась здесь? Для меня это были неразрешимые вопросы.
Давно уже мы разъехались по разным адресам. Однажды, по характеру своей работы, я оказалась в архиве города. Было свободное время, и мне захотелось узнать историю нашего дома, где я видела прекрасную и несчастную даму. К моему сожалению, оказалось всё очень просто. Действительно дом был доходным, о чём мы знали и раньше, квартиры сдавались внаём до самой революции. И никакой исторической ценности он не представляет. Теперь можно и пофантазировать на эту тему - что случилось? Может быть, в этой квартире разыгралась семейная или любовная драма, где жена или брошенная любовница не нашла в себе сил смириться с унижением и позором. А может быть, это была та самая Сашенька, которая получала открытки с фронта, и две из них каким-то образом оказались у меня. Не смогла пережить гибели своего любимого и покончила жизнь самоубийство. Исполнение этого решения было настолько стремительным, что душа не успела полностью расстаться с телом, этим и объясняется столь плотный фантом. Это далеко не бесформенная белая масса блуждает облаком по квартире, а настоящая женщина, сохранившая в своем облике всё то, что было присуще ей в настоящей жизни, вплоть до жемчужных бус. Вот так она превратилась в вечную странницу по нашему, уже чуждому для неё миру. Душа не может найти упокоения. Теперь под этим домом вход в метро. Проходя мимо, я невольно смотрю в окна последнего этажа. Сейчас там офис.
Дневная суета затихает. Наплывают ночные сумерки. И несчастная Хозяйка начинает обход своих владений. Все чудно и ново. Всё меняется, кроме неё самой.
Можно верить в то, что сам видел. Теперь я твердо знаю – ОНИ существуют и живут среди нас.
Вера сидела на стуле и чистила картошку, когда услышала шаги мужа, который направлялся как раз на кухню. Она автоматически опустила руку и позволила ножу тихо соскользнуть на пол, так же, не шевелясь чётким движением ноги, загнала его под холодильник. Распахнулась дверь. В проёме показался Олег. Вера втянула шею и согнулась над тарелкой, в которой лежала неочищенная картошка.
«Сейчас будет бить»,- подумала она. Муж ВДВшник, вернувшись с войны, бил умело: сильно и без синяков. Олег тупо посмотрел на то, что осталось от жены. Это маленькое, тщедушное, стриженное под мальчишку, дрожащее существо, когда-то было его любимой невестой и молодой женой, той, которая выходила его после тяжелейшего ранения в голову. Почувствовал, как в нём поднимается со дна его души муть и ударяет в голову. Он ловко выбивает из-под неё стул, но не даёт упасть на пол, ловит на лету за локоть и выворачивает его. Слышится хруст переломанных костей. Вера не кричит от боли, а только закусывает губу, течёт кровь и она, потеряв сознание, повисает на неестественно вывернутой руке. Олег брезгливо ослабевает хватку, и женщина мягко опускается на пол. Он же спокойно подходит к холодильнику и, открыв его, берет банку пива. Ноябрь. Погода торжествует встречу осени с зимой. Мороза нет, только сильный ветер и мокрый снег, который, тая, обильно падает с небес. Непролазная жижа по колено. Толи ещё день, то ли уже вечер, не поймёшь. Сергей мчится на машине, почти вплотную к тротуару, след в след за высоким джипом, сохраняя разумную дистанцию. Из-под колес фонтан непонятной грязной субстанции высотой в метр. Что-то мелькнуло на обочине. Вдруг у Сергея появилось непреодолимое желание посмотреть на это «что-то». Пришлось сделать круг и вернуться на этот участок дороги. Когда он подъехал и разглядел, то на какое-то время потерял дар речи. Это была женщина, вернее то, что с ней стало после стояния на обочине в такую погоду. Сколько же времени она здесь, превратившись в мокрый, ледяной столб? «Скорая», которую вызвал Сергей, доставила пострадавшую в большую больницу в центре города. Её перевалили с носилок на каталку. Врач подошел к окошку в приёмном покое, кинув сопроводительные документы, безразлично сказал:
- Скорее всего, бомжиха. Пока.
Врач слукавил, он не захотел делиться деньгами, которые дал ему Сергей, с просьбой позаботиться о женщине. Всю сумму забрал себе, тем самым, обрекая её на гибель. Вскоре приехала другая бригада, а затем и следующая. Так каталку с лежащей на ней умирающей Верой отталкивали всё дальше и дальше, в тёмный тупик. Ранним утром Баба Нюра приступила к уборке своего участка, после пересменки в приёмном покое. И уже в конце, решила заглянуть в тёмный закуток, чтобы там тоже протереть полы. Вот тут-то и обнаружила забытую всеми каталку. Она сразу и не поняла, что на ней лежит человек, ей показалось, что это груда грязного тряпья. Когда же приблизилась, то услышала тихие стоны. Нагнувшись, увидела глаза полные боли и мольбы и еле слышно прозвучавшее:
- Матушка, помоги.
Баба Нюра наклонилась над умирающей женщиной и, погладив её по голове, нежно, как мать, поцеловала:
- Доченька, милая, потерпи немного. Не срок тебе умирать. Ещё поживёшь и как. Жизнь-то тебе задолжала, всё своё счастьице получишь сполна. Поверь мне.
Дверь в ординаторскую с шумом распахнулась, и санитарка закричала с порога:
- Девоньки, что ж вы чаи все гоняете, у вас баба в коридоре душу Богу отдала!
Сказанное наделало шороху. Все побросали чашки и сигареты, и вмиг оказались в коридоре. Нет, ими двигало не милосердие к страждущему, а страх быть уволенными. Только что произошла смена руководства. Новый главный врач ясно дал понять, что в больнице грядут ОЧЕНЬ большие перемены, особенно кадровые.
Веру от нестерпимой боли так колотила дрожь, что зуб на зуб не попадал. Она чётко поняла: это конец. Щелчок. Темнота и блаженство избавления. Такая легкость и радость на душе. Открыла глаза: прямо перед ней – белая стена. Услышала шум и голоса, срывающиеся на крик, но они доносились откуда-то снизу. Она опустила голову и увидела каталку, около которой суетились люди в белых халатах. Стала всматриваться и поняла, что там лежит её бездыханное, истерзанное тело и вся суета происходит вокруг него. «Всё поняла. Читала. Отмаялась, значит»,- с радостью подумала Вера. Прошло несколько дней, а у Сергея из головы всё не шла эта история с женщиной, которую он нашел на обочине дороги. Не давала покоя, не давала сосредоточиться на срочных делах. Он понял, необходимо выяснить, что случилось с ней дальше, а то так и будет ходить по кругу. Как раз в этой больнице работал его старый друг Игорь. Стоило только позвонить, что он и сделал. Узнал, что у Веры была клиническая смерть и её еле откачали, была в реанимации, теперь в палате, но в очень тяжёлом состоянии, множественные переломы и физическое истощение. Вряд ли выкарабкается. Узнал, но легче не стало. Тогда Сергей позвонил в закрытую элитную клинику, договорился о лечении и оплатил его. Оттуда сразу же выслали карету «Скорой помощи» для перевозки тяжелобольной. Игорь же уладил всё с документами и Веру с мигалками и сиреной увезли в новую жизнь.
ххх
Прошло время. Жизнь текла своим чередом. Вот опять лето сменилось осенью. Игорь отсыпался после ночного дежурства. На прикроватной тумбочке раздались трели мобильного телефона. Долголетняя врачебная практика дала себя знать. Не открывая глаз, мужчина точным движением руки нашёл вибрирующий телефон и, нажав кнопку ответа, поднёс к уху.
– Да. Слушаю.
В трубке орала какая-то непотребная музыка и стоял гвалт.
– Не слышу. Говорите громче, – повторил он.
Вероятно, на другом конце прикрыли микрофон телефона ладонью, и срывающийся мужской голос выдохнул:
– Игорь, спасай. Это – конец.
Глаза сразу открылись, сон как рукой сняло. Это был голос пропавшего Сергея. Игорь слышал о его трагедии. Жена и сынишка друга погибли в автокатастрофе (может, и не случайно). Потом было совершено покушение и на самого Сергея, после чего он исчез. Фирма, созданная им, процветает и сейчас, его же потеряли все и вдруг звонок.
– Серый, это ты? Ты где? Я приеду.
Сначала пауза, потом хриплым голосом был назван адрес:
– Приезжай с деньгами.
Игорю пришлось прилично поколесить по окраине города, чтобы на одном из полуразрушенных довоенных бараков он наконец-то прочитал от руки написанный адрес, который искал. Рядом жирная стрелка указывала вниз. Понял: надо спускаться в подвал. Постучал. Дверь открылась. Смрад, идущий из помещения, чуть не сшиб с ног. Амбал, придерживающий дверь, вопросительно посмотрел на него. Игорь вытащил и отдал купюру. Его пропустили. Стоило изрядно потрудиться, чтобы отыскать в этом бардаке то, что осталось от его друга. Заплатив названную сумму хозяину, Игорь беспрепятственно вытащил его из притона. Сергею же нужна была срочная медицинская помощь. Целый месяц Игорь не уходил из больницы, жил там, помогая другу выкарабкаться. Кажется, все возможное сделали. Сергей стал самостоятельно есть и ходить, но всё равно анализы были угрожающими для жизни. Врач понял, что одной классической медициной здесь не обойтись.
Когда настала ночь, в палату зашел Игорь и с ним двое мужчин.
– Серый, просыпайся.
Тот открыл глаза и понял: сейчас что-то произойдёт.
– Не бойся. Это друзья. Одевайся. Тебе надо ехать с ними.
Сели в просторный джип, и тот парень, который оказался на заднем сидении рядом с Сергеем, сказал:
– Извините, так надо,- и с этими словами повязал ему чёрную повязку на глаза.
– А браслеты надевать будете?– попытался пошутить больной.
– Нет необходимости,– тихо ответил сосед.
Долго ли коротко – доехали. Завели в комнату, не снимая повязку, посадили на стул и вышли. Пауза. Скрипнула дверь, шагов не слышно, но Сергей всем телом почувствовал, что к нему кто-то приближается. Вот теплая волна окутала его с головы до ног. Мышцы всего тела расслабились, и он за долгое время страданий почувствовал необъяснимую радость. На его голову легли трепетные руки. Руки женщины. Потом они соскользнули и соединились на лбу. У него закружилась голова, и он почувствовал, как вся эта чёрная вязкая масса, похожая на мазут, которая не давала ему жить, закручиваясь воронкой, выходит из него. Стало легко дышать, и он услышал ровное, спокойное биение своего сердца. Женщина нагнулась и поцеловала его со словами:
– Отдаю тебе свой долг перед тобой. Спасибо за жизнь.
Сергей вздрогнул от её голоса и, взяв женские тонкие пальцы в свои руки, поднес их к губам. Они пахли фиалками.
– Я узнал тебя. Ты – Вера.
«Продолжительные надежды ослабляют радость».
Маркиза Мари де Севинье.
Зоя шла по бульвару, как вдруг к ней подошла группа молодёжи. Извинились и, объяснили, что они с факультета журналистики и им дали задание – написать рассказ о радости, такой радости, когда «душа летала».
- Был ли у Вас в жизни такой момент, когда от произошедшего Ваша душа летала бы от радости?
Заданный вопрос поставил её в тупик. Сколько она не рылась в закутках своей памяти, перебирая события жизни, не могла вспомнить то самое чувство, которое смогла бы на все сто процентов назвать и оценить как «полет души» - светлой и бескрайней радости.
Конечно же, в её жизни случались события, которые можно было бы причислить к такому редкому состоянию эйфории: это окончание школы, поступление в престижный институт после победы в совершенно нереальном конкурсе абитуриентов. Получение первой своей квартиры и ещё какие-то глобальные и значимые события в жизни. Но длительное ожидание и трудный путь к достижению своей мечты полностью лишали её чувства светлой и неудержимой радости, «когда душа летала» бы под воздействием достигнутого результата. В лучшем случае, это было чувство облегчения и мысль, что завтра не надо «идти на баррикады», чтобы бороться за воплощение мечты. Она подумала, это должно быть что-то из детства и совершенно неожиданное,- внезапное, сродни волшебству и чуду. Но она ошибалась, - это событие было впереди.
Незаметно пролетел месяц и осенняя сказка сменилась сказкой зимней. Даже в огромном грязном мегаполисе чувствовалась эта перемена. Особенно это заметно, когда на город спускалась на своих трепетных крыльях ранняя ночь. Стоял первый робкий морозец, на газонах припорошенных легким слоем снежинок, лежало девственно-белое кружевное покрывало, оно мерцало под светом уличных фонарей. В городе установили елки, и магазины манили сказочно красивыми витринами. Город принарядился и ждал чуда.
Зоя очень любила это время года ещё с детства. Неповторимое чувство – чувство ожидания счастья. Но что-то Зойкино счастье заблудилось где-то. Уже сороковник, а вспомнить нечего. С такими грустными мыслями она стала переходить дорогу. Не успела понять, что случилось, яркий свет ослепил и совершенно дикая боль в теле лишили её сознания.
Денис Николаевич ещё работал, когда секретарь зашёл и сообщил неприятную новость. Его шофёр в центре города сбил какую-то тётку прямо на перекрестке. Народ налетел на место происшествия, как мухи на мёд, через несколько минут, и представители прессы оказались там же. Ещё бы, машина такого известного человека, да ещё накануне перевыборов Президента компании, – есть, чем поживиться. Решение было принято молниеносно.
Зоя открыла глаза и поняла, что она на больничной койке, хотела пошевелиться, но от резкой боли вскрикнула. Подумала:
»Прилично помяли – это плохо. Но хорошо, что не под простую машину попала, а то бы так и лежала на краю тротуара. А здесь - лепота!»
Такой вывод сделала потерпевшая после того, как осмотрела палату,- та тянула на «люкс» частной клиники и большой букет цветов в вазе и фрукты на тумбочке, подтверждал и Зоину догадку.
Денис Николаевич приехал в клинику сам, понимая важность момента, и он не ошибся. Представители СМИ уже толпились, как тараканы, у входа. Засверкали вспышки фотокамер, репортеры с микрофонами ринулись тучей в его сторону. Телохранители окружили босса плотным кольцом и отгоняя назойливых журналистов, со словами:
- Без комментариев! – успешно провели шефа в здание, где его уже ожидал главный врач.
- Здравствуйте, дорогой Денис Николаевич. Не волнуйтесь. Всё в порядке. Никакого ущерба для здоровья. У потерпевшей только ушибы мягких тканей. И всё. Через несколько дней и синяков не останется.
- Синяков не останется, а материалы в газетах и молва в народе ещё долго будут жить. Вы же знаете, - раздражённо посетовал Денис Николаевич, - Что делать? Скандал надо гасить незамедлительно.
Дверь палаты открылась, и вошли несколько человек. Зоя сразу же определила, кто главный. Она ахнула: в этом импозантном мужчине признала своего соседа по парте, Дениса-второгодника, которому помогла окончить школу, давая списывать все контрольные.
У неё внутри всё затрепетало от перспективы и душа действительно «отправилась в полёт» от предвкушения счастья.
Денис Николаевич напустил на своё лицо выражение искреннего раскаяния и сожаления о случившемся, но не успел сказать заготовленный текст, как услышал:
- Дени, подойди ко мне поближе, - сказала потерпевшая.
От звука до боли знакомого голоса и школьной клички Денис Николаевич вздрогнул, внимательно присмотрелся и невольно произнес:
- Маркиза! Это ты?
Зойкина фамилия была Маркизова. Она молча закивала головой.
- Дени, пора платить по счетам.
- Нет проблем, Маркиза.
ВЕСТЬ
Застыв в напряжении, она сидела на кровати, сжавшись в маленький комочек, подтянув ноги и крепко обхватив их руками. Сердце очень сильно билось, глаза заволокло слезами, и в носу предательски щипало. Чувства напоминали переполненный стакан, и вода в нем стояла уже «горкой», и лишь тонкая, натянутая водяная пленочка еле сдерживала избыток влаги. Достаточно легкого дуновения, и тяжесть воды прорвет хрупкую преграду. Её тело тряслось от неумолимо надвигающегося урагана. Не было сил терпеть. Руки онемели: "Всё. Больше не могу!"
В темной комнате, окутанной удушливой тишиной вечерних сумерек, послышался еле уловимый, какой-то странный звук, скорее похожий на скулеж, который неудержимо набирал силу. Но она не могла себе позволить расслабиться и дать полную свободу чувствам и слезам. Нельзя. Могут услышать - общежитие. Звук прервался, не набрав силы. По щекам покатились тихие, горькие слезы. Слезинки стали появляться всё быстрее и быстрее. Тело сотрясалось в безмолвном, но надрывном рыдании.
Он сидел на шифоньере, свесив свои коротенькие ножки вниз, и наблюдал за ней. Много слез видел за свою жизнь, не первый век-то на свете живет. Раньше жил в избушке. Деревня здесь была, и считался он, значит, сельским жителем, а теперь город поглотил его любимую Синичку. Теперь он - городской житель и живет в квартире нового дома. Дом-то весь «нормальный», а вот ему, как неслуху, дали подъезд, в котором устроили общежитие девчонкам–лимитчицам с хлебозаводов.
Он знал, плакала она «ПОСЛЕДНИМИ» слезами. Так назывались слезы безысходности – самые горькие и тяжелые. Когда уже не видят дальше ничего, когда не знают, как дальше жить, когда нет никаких сил терпеть. Стало её жалко, и он решил применить беспроигрышный вариант – запел свою любимую песню. Песню без слов.
«У-у-у-а. У-у-у-а…». Результат последовал незамедлительно, - девушка начала успокаиваться. Утерла кулачками слезы, глубоко и горько вздохнула. Посидела. Покачалась из стороны в сторону. Ещё раз горестно вздохнула и пошла умываться холодной водой. Лицо всё полыхало. Прошло время. Вот и вернулась. Включила лампу на тумбочке. Села, опершись на спинку кровати, для удобства подложив подушку. Взяла книгу и начала читать. Было тихо. Только в кухне капал кран, словно отсчитывая утекающие мгновения жизни. Там горел свет, чтобы не было так тоскливо.
Он тоже грустно вздохнул, но вдруг повеселел от своей озорной мысли. Решил, что «СКАЖЕТ» ей. Даст настоящее, понятное для неё утешение. От такой смелости у него даже дух перехватило. ИМ не разрешают лишний раз показываться людям. Но сейчас особый момент. Он имеет полное право на это. И потом он её давно знает, уж лет шесть, точно. И новость-то какая! Да, да, имеет право. Заслужила, выстрадала. Наклонив голову и ручкой показав на пол, оказался внизу. Через секунду уже весело топал на кухню – водички попить. От волнения в горле пересохло. Разволновался не на шутку и поэтому как-то неосторожно, неловко пересек полоску света на полу в коридоре. Ой, кажется, заметила! Точно, заметила. Вся как-то напряглась и даже пошевелиться боится. Тонкая психика! «Вишь, какая нежная мамзель! Лишь бы не испугалась», - подумал ласково. Вот он уже и около кровати.
Сегодня она пришла с работы, как выжатый лимон. Очень устала. Да ещё эти унижения. В раздевалке обнаружилось, что её вещи кто-то мерил, пытался напялить на своё толстое и потное тело. Скорее всего «москвичка», которая так и не смогла нигде работать, как только на этой каторге вместе с «лимитой». У них хватало мозгов только на то, чтобы, обернувшись полиэтиленом, обкладываться ворованным маслом и, идя через проходную, отпускать похабные шутки.
Один сапог вообще был разорван, вероятно, не смогла втиснуть своё квадратное копыто в узкую колодку. Починке не подлежит однозначно, только на выброс, жаль сапоги - последние. В чём теперь ходить? Вся зима впереди. Изуродованный сапожок лежал на полу, и над ним вилась, как тонкий дымок, аура черной зависти человека, который сознательно рвал изящную обувь, с силой натягивая на свои грязные ноги чужую вещь.
Защипало глаза. Но плакать нельзя. Покажешь свою слабость – «забьют». Только ленивый не пнет. Кое-как надев и перевязав веревкой сапожок, она дошла до общаги.
Уже вечерело. В комнате никого не было. Соседки были в ночную смену. Переодевшись, она присела на кровать. За окном сгущались сумерки зимнего короткого вечера. В доме напротив уютно зажигались огоньки в окнах. От этого становилось ещё горше. Навалились тоска и чувство безысходности.
Шесть долгих лет непрестанной борьбы за выживание, за сохранение собственного достоинства в этой бесчеловечной обстановке хамства, унижения и своего бесправия. Физически тяжелый труд, да ещё учёба в институте и общественная работа, и всё это для того, чтобы хоть как-то приблизить светлый миг освобождения, получения «вольной» - постоянной прописки.
Заплачено сполна, даже сверх меры, нервы уже не выдерживают. Несколько самых лучших лет жизни, самых молодых, самых благоуханных, самых волшебных и неповторимых - и провести их в каторжных трудах и несусветных обидах!
"Лимитчик" - это "крепостной" человек. Его берут на работу на определенный завод временно, каждый год продлевая прописку. За это с ним могут делать всё, что угодно. Поставить на любой участок, заставить работать без выходных, уволить и выкинуть на улицу. У него же нет никакого права, только уволиться и уехать из Москвы.
И еще морально тяжело. Издевались, особенно «москвички», которые работали на заводе. Узколобые и обозленные на судьбу люди. Мстили за свои несбывшиеся мечты. Потому, что «лимитчики» были ещё молодыми, чистыми и "пахали" ради своего будущего.
Тяжелый труд – хлеб печь. Непрерывное производство. Круглые сутки, в три смены. На заводе высокий процент травматизма, особенно в ночные смены,- девчонкам отрывало пальцы и руки.
Правда, был ещё один выход из этого ада - замужество. И девочки выходили замуж за горьких пьяниц или садистов. Меняли один ад на другой.
Есть, что вспомнить за эти шесть лет жизни, определенный срок, который ты обязан отработать, и после можно было начинать просить постоянную прописку. Всё на усмотрение администрации. Прописывали тебя на «койко-место». Значит, уйти с работы и из общежития возможно, лишь получив свою жилплощадь. Заколдованный круг. Вечное рабство. Некоторые так и «каторжанят» там до сих пор – крылья пообломали. А общага превратилась в тесную коммуналку.
Вспомнилось, как их, совсем ещё детей, приехавших в сказочный город Москву и устроившихся по "лимиту" на тяжелую работу, согнали, как скот или рабов, к дверям комнаты, которую в импровизированном порядке превратили в смотровой кабинет, затащив туда гинекологическое кресло. И стали вызывать в комнатушку по несколько человек. Все терялись от неизвестности и страха. Девчонки, в основном, были из деревень. В своей короткой жизни не знали об этой непростой медицинской процедуре – гинекологическом осмотре. Все выходившие плакали. О, сколько стыда и унижения они пережили! Тем более что при осмотре присутствовала не только акушерка, а ещё начальница отдела кадров и заведующая производством. В личных делах отмечали, является ли «кандидатка» девочкой или уже успела познать сладость "запретного плода". А самое главное в этом противозаконном мероприятии - было выловить, возможно, уже беременных малолеток, которые сбежали от стыда из родного дома в большой и незнакомый город с надеждой затеряться в нем и как-то решить свою проблему. Но таких «преступниц» не оказалось. Акушерка быстро и грубо, сознавая незаконность происходящего и получив приличную сумму за свою работу, орудовала всего двумя наборами инструментов. Благо, что среди девочек не оказалось больных, что исключило массовое заражение. А если вспомнить всё, что было за время «крепостного права», мало не покажется. Многие не выдерживали, ломались и исчезали в никуда.
Она сидела и думала, что делать. Как ни старалась, ничего на ум не приходило. В мозгу билась только одна мысль – «больше не выдержу». Вспомнила про изуродованный сапог, как олицетворение всей своей тяжелой ситуации, непрошено подкатил ком к горлу, и она начала беззвучно плакать, содрогаясь всем телом.
Прошло время, на улице совсем стемнело. Вдруг она почувствовала, что какая-то теплая волна накрыла её, девушка успокоилась, в душе родился маленький лучик надежды. Встала, пошла умылась. Надо отдохнуть. Просто был очень тяжелый день. Порой она так уставала, что были моменты, когда ей казалось - сейчас остановится сердце. Но ночь зализывала раны. Надежда и молодость давали силы на новый день.
Сидя на кровати и устремив взгляд на темное окно, вдруг боковым зрением заметила, что ровную полоску света из кухни пересекла тень. Нет, это не могло показаться. Точно. Внутри похолодело. Замерла, не в силах пошевелиться то ли от страха, то ли боясь спугнуть кого-то.
Прошло несколько мгновений, и она почувствовала, как со спины, по шее, медленно и нежно ползут две лапки навстречу друг другу. Они были маленькие и пушистые, словно кошачьи, но покрупнее. Её кто-то обнимал. Самое странное, она не испугалась.
Наклонила голову и увидела маленькие ручки, густо покрытые серой шелковой шерсткой. Было тепло и приятно. Необыкновенное спокойствие разлилось в её душе. Она вспомнила бабушкины рассказы про домовых. Набралась храбрости и тихо прошептала:
- К добру или худу?
Что-то защекотало около уха.
- К ДОБРУ!
На дворе февраль. Всё бело от снега, порой и вьюжит, но день становится длиннее и в душе робко, как первоцвет сквозь снег, пробивается трепетное предчувствие начала весны. У Валентина же была арктическая ночь. Накануне свадьбы он потерял невесту, нет милиция постаралась, и труп нашли. Лучше бы не находили, хоть призрачная надежда оставалась. Он ещё не достиг дна бездны своего горя. Сердце разрывалось на части.
Валентин шёл в плотном и безразличном потоке людей. Всё равно куда, лишь бы не оставаться наедине со своим горем. Вдруг среди гула толпы он услышал шёпот:
- Только не оборачивайся. Я тебе помогу. Слушай и запоминай адрес: Дорохово. Зелёная,17.
Валентин остановился и резко обернулся, но не увидел говорящего, его окружали серые озабоченные своими проблемами торопящиеся люди. Что это было? Причудилось после нескольких бессонных ночей или он действительно услышал? Проверить легко. Ему теперь всё равно, хоть на край света. Поймал машину и через два часа был на месте в Дорохове. Смеркалось, кругом сугробы и частные дома. Увидав одинокого прохожего, крикнул:
- Эй, мужик, остановись. Мне спросить надо.
- Чаво, на ночь глядя, в наших краях шастаешь?
- Мне нужен дом 17 по Зелёной.
- Шутишь,- мужик сплюнул,- Зелёная,17 – это старое кладбище.
Валентин вздрогнул, но сказал, протягивая сто долларов:
- Куда идти-то?
Взяв зелёненькую бумажку, и почесав затылок, дядька произнёс:
- Идти-то недалеко, - рядом, да только наши даже днём обходят это место стороной, а ты в ночь собрался.
- Мне всё равно, говори.
- Сейчас пойдёшь налево по тропинке, сначала будет Наполеоновская сосна, а от неё на горке погост. Тебе туда. Понял?
Валентин посмотрел в сторону, куда показывал мужик. Увидел вдалеке огромное дерево. Повернулся, чтобы сказать спасибо, а мужика-то нет и даже его следов на свежем снегу не видно. Не стал пугаться и рассуждать, а быстрым шагом направился к тающему силуэту сосны, к ней вела робкая тропинка. Когда подошёл ближе, увидел огромный ствол в несколько обхватов и почти вросшую в тело дерева старинную скобу, вероятно несколько веков назад к ней привязывали лошадей, а теперь вся она была увешана ленточками – это местные девицы себе женихов выпрашивали у чудо-дерева.
Настала ночь, но было светло. Огромная полная луна освещала всё вокруг. Валентин прислонился к стволу и прикрыл глаза. Почувствовал, как по телу покатилась теплая волна, это дерево дарило силы. Вдруг на его плечо легла рука и тот же голос, что сказал адрес, произнес:
- Приехал. Ну и молодец. Пойдём, провожу.
Мужчина шёл впереди, Валентин за ним. Вот они зашли за ограду кладбища и немного поплутав, подошли к маленькой избушке. Проводник, махнув на дверь, исчез за старыми крестами.
Внутри было тепло и пахло травами. За столом сидела аккуратненькая старушка в платочке и смотрела на него в упор.
- Здравствуйте,- сказал Валентин и почему-то поклонился.
- Здравствуй, если не шутишь,- услышал в ответ, - Что, за своей невестой пришёл? Она, ведь, мертвая.
Валентин, словно окаменел, не мог и слова вымолвить, а старуха продолжала:
- Знаю, больно уж любишь свою Любушку. Хочешь, верну тебе её?
- Да, да! А можно?
- Всё можно, если чувства настоящие и сильные. Пойдем со мной, милок.
Они прошли в дальний угол избы. Там стояло большое зеркало накрытое чёрным платком.
- Ну, что, не испугаешься?
- Нет.
- Тогда, смотри, но не оборачивайся.
Платок сам упал к их ногам. Валентин увидел своё отражение в зеркале, через минуту стекло ожило и по нему, как по воде пошла рябь, словно ветерок пробежал. Опять увидел себя, а позади отражение невесты своей
- Любы. Хотел обернуться, но вспомнил строгий наказ старухи, только и выдохнул:
- Любушка, милая.
Изображение девушки переместилось, теперь она стояла напротив него в зеркале и зовуще протягивала к нему руки. Валентин не раздумывая, переступил грань. Оказался рядом, обнял и прижал к себе.
- Не отдам тебя никому, слышишь, никому!
И с этими словами стал осыпать её горячими поцелуями, но в ответ только услышал:
- Забери меня отсюда, здесь холодно.
- Пошли. Пошли за мной, я тебя уведу.
- Ты иди первый, а я за тобой.
Валентин никак не мог заставить себя выпустить невесту из объятий. Обрести и снова потерять!
- Решай скорее, время уходит,- прошептала она и оттолкнула его. Валентин последний раз взглянул на Любушку и резко повернувшись, шагнул через грань. Послышался треск, и серебряный дождь из осколков зеркала усыпал весь пол. Он снова стоял в комнате.
- Ой, и намусорил же ты мне,- недовольно заметила старуха,
- Ну, а теперь - главное испытание твоей веры и любви. Вывел ты свою Любушку, здесь она, позади тебя. Так вот тебе условие: если ты дойдешь до того места, где услышал адрес мой и ни разу не обернёшься – твоя невеста, ежели нет, то она вернётся на кладбище и тебе не жить, побывавшему там. Иди.
Валентин быстро шёл по знакомой тропинке, только раз остановился у чудо-дерева, нащупав в кармане носовой платок, быстро завязал его на скобе счастья и отправился дальше к большой дороге. Не успел подойти, как увидел приближающиеся горящие фары машины. Остановил её и, сказав куда ехать, сел на переднее сиденье. Первым нестерпимым его желанием было посмотреть в зеркало, чтобы убедиться едет ли Любушка с ним или нет. Зеркало так близко, только взгляни в него и встретишься с глазами любимой. Надо верить и выдержать испытание.
Пробуждение наступило неожиданно и жестоко.
Валентин понял, что спал и всё пригрезилось. Но, что-то ему не давало покоя. На ходу схватив, ключи от машины и перепрыгивая через несколько ступенек, оказался на улице.
До Дорохово он доехал за рекордное время. Увидав идущего навстречу мужика, выскочил из машины.
- Здравствуйте, Вы не подскажите где у вас улица Зеленая дом 17
Мужичок почесал затылок, сплюнул и сказал:
- Так нет у нас Зеленой.
- А старый погост есть?
- Не-а. Давно сровняли.
- Ну, хорошо. А сосна такая здоровая, Наполеоновская называется, есть.
- Сосна есть, но далече. Через лесок топать надо, да на другом берегу реки. Вот туда тебе идти.
Он посмотрел, куда показывал мужик. Потом помедлил и повернулся, но тот не исчез, а шёл по направлению к шоссе.
Валентин не заметил, как перепахал заснеженную рощу и вышел к реке, увидел подвесной обледенелый и качающийся мост. Не задумываясь, шагнул на него.
Вот и чудо-дерево. Стал сознательно медленно обходить огромный ствол, боясь не увидеть скобу. Но, она была на месте и поверх всех тонких ленточек завязан его носовой платок. Он упал на колени, а потом и лицом в снег и заплакал.
Начало смеркаться, когда Валентин оказался на том самом месте, где ему шепнули адрес. Стоял и смотрел поверх голов в разные стороны. Вдруг кольнуло сердце, и он чётко увидел до боли знакомую фигурку девушки. Не выдержал и закричал:
- Люба. ЛЮБОВЬ, Я ЗДЕСЬ!!!
Снег валил, словно небо прохудилось, и весь его снежный запас бесконтрольно высыпался на землю. Он налипал на одежду и лицо, Ольга продвигалась на автопилоте по давно заученному маршруту. Вот и подъезд. Кто-то сердобольный поставил веник у самой двери. Смела и стряхнула весь налипший снег, снова превратившись из снежной бабы в худосочную женщину в старом изношенном полупальто на «рыбьем меху». Её било мелкой дрожью. Поняла, что это не от холода, а от обиды.
Сегодня канун Рождества и в офисе с утра началась активная подготовка к празднику. Никто не работал, все кучковались, радостно и возбужденно обсуждая предстоящее торжество и выходные. Ольге тоже передалось это чудесное ощущение приближающегося праздника. Как вдруг к её столу подошла Тамара, разбитная девица их отдела и шепнула, чтобы она вышла, надо поговорить.
В коридоре Тамара, нервничая, сказала:
- Блин. Почему я должна делать всю грязную работу,- потом, повернувшись к Ольге с натянутой улыбкой, зашептала скороговоркой,- Оль, понимаешь, приедут из Центрального офиса, будет сам Хозяин, начнёт обходить отделы и останется на фуршет. Ну, как тебе сказать…
- Да не надо, я всё поняла. Я лишняя. Сейчас уйду.
- Оль, не обижайся, сама виновата. Ну, хоть бы ради праздника оделась поприличнее, ей богу.
Она об этом знала, её стол по распоряжению начальника отдела затиснули между окном и шкафом, чтобы не портила своим видом дизайн. Уволить было жалко - отличный работник, но вид удручающий. Вытянувшийся, когда-то чёрный свитер и старые короткие джинсы, на ногах бутсы - «говнодавчик» и короткая стрижка из
экономпарикмахерской никак не вязались с интерьером и всем персоналом в целом.
Ольга осталась без праздника. Да ещё в квартире свет погас. Пришлось опять зажигать свечу в старом подсвечнике, так как вот уже третий вечер подряд гас свет в их подъезде. В комнате из мебели практически ничего не осталось, и она поставила подсвечник прямо на пол, покрытый старым протертым ковром, и сама легла рядом. Окно не было зашторено и в свете уличного фонаря, тихо и плавно кружась, падали крупные снежинки.
- Хоть бы они и меня укрыли навсегда своим пушистым одеялом. Никому я не нужна и мне никто не нужен, - зло подумала Ольга.
Вдруг в дверь тихонечко постучали, она проигнорировала. Но стук повторился. Пришлось встать и открыть входную дверь. Она даже не спросила «Кто?» - ей было всё равно.
В коридоре стоял молодой человек, немного за тридцать, в шикарном свитере крупной вязки и дорогущих джинсах, а на ногах домашние тапочки.
- Извините, я Ваш новый сосед. Вот беда, опять света нет. Свой мобильник куда-то засунул и теперь в темноте не могу найти; у Вас, случайно, не городской телефон? Можно вызвать аварийку?
Ольга кивнула головой в знак согласия и жестом пригласила гостя в комнату. Сама пошла впереди, освещая дорогу горящей свечой. Проходя по длинному коридору, услышала странный звук, она обернулась, парень виновато улыбнулся. Прошли несколько шагов - опять этот же звук. Она насторожилась и стала припоминать, на что он похож. Вдруг её осенило – это звук перьев. Странно. Войдя в комнату, Ольга сказала:
- Стульев нет. Телефон на ковре.
- Без проблем.
Парень легко опустился на ковер и, взяв трубку, начал набирать номер, в ответ послышались гудки «занято», следующая попытка тоже не увенчалась успехом.
- Извините. Вы разрешите немного подождать? – спросил он.
- Да, конечно.
Ольга села напротив. Трепетное мерцание свечи. Она невольно залюбовалось гостем. Идеальное телосложение. Наверное, именно такую широкую спину имеют в виду, когда говорят выйти «ЗА мужа».
За такой спиной действительно, ничего не страшно.
- Тишина. Говорят в такой момент «Ангел пролетел», - сказала Ольга.
- Я не пролетел, а прИлетел – сказал гость и улыбнулся
- Как это?
- А, вот так. Я – ангел и зовут меня Серафим.
- Ага, а я тогда – Анджелина Джоли.
- Почти.
Ольга подозрительно посмотрела на парня.
- Не веришь?
- Нет.
- Проси, что хочешь, всё исполню!
Ольга испугалась такого оборота, а про себя подумала, вот психа пустила в квартиру, теперь точно – ку-ку.
- Что значит - «ку-ку»?
Ого, и мысли читает, ничего себе. Сейчас проверим:
- А сделай так, чтобы я заплакала.
- Странное желание. Первый раз слышу. Ну плачь, если хочется.
Ольга твердо знала, что это желание невыполнимо: когда у неё случилась трагедия, она окаменела, не то, что смеяться, плакать не могла, вот уже какой год.
Но вдруг, почувствовала, как задрожала всем телом, начала всхлипывать и по щекам потекли такие долгожданные, невозможные слёзы. Они катились, обжигая щеки и облегчая душу. Оказывается, у неё есть душа и она живая. Ольга не могла, да и не хотела останавливаться. Ей надо было выплакать пережитое горе, которое осталось у неё внутри. Всё было просто, случись кто-то рядом в то трагическое время, кто посочувствовал бы ей, погладил по голове и утешил, не успела бы она окаменеть.
Серафим посчитал достаточным, и чтобы прекратить рыдания, протянул белоснежный платок.
- Ну ладно, можешь ещё что-нибудь пожелать, а то мне пора.
- Поцелуй меня на прощание, - сказала Ольга, зная, что при поцелуе он заберет её душу.
Парень хитро улыбнулся. Ольга же закрыла глаза и потянулась в его сторону. Её губ коснулись губы Ангела, и в этот момент в груди загорелись миллионы разноцветных огоньков, и тепло прокатилось по всему телу. Она обняла его и руки коснулись шёлковых крыльев.
Когда утром Ольга проснулась, её душа пела и радовалась солнцу, которое заглядывало в окно, а в руке она сжимала необыкновенной красоты платок с инициалами АС.
Стояла настоящая московская зима. Светло было всего несколько часов в сутки. Серое, рыхлое небо нависало так низко, что казалось можно достать его рукой. А про то, что было внизу, на земле, лучше и вовсе не говорить - жидкое месиво из грязного, подтаявшего снега. Ноги, словно на болоте, уходили в эту промозглую глубину. Короче говоря, самое радостное время года, когда хочется плакать круглосуточно. Я подошла к окну и с грустью посмотрела на улицу. Пейзаж не радовал. Редкие прохожие, похожие друг на друга. Солдаты одной армии за выживание, одинаково одетые в серо-чёрное, съежившись от холода, торопились на работу. А я не торопилась, так как работы у меня уже несколько месяцев не было. Нас всех уволили – хитрО и быстро, заставив написать заявление с просьбой об уходе "По собственному желанию". Таким образом мы вылетели с фирмы в одночасье, не получив никакой компенсации. Ну, что уж теперь после драки руками махать? Раньше головой надо было думать. Беда наша в том, что родились мы и выросли в другой стране, где директора могли снять с должности, если рабочим задерживали зарплату хоть на один день. Теперь только успевай уворачиваться - то здесь "кинут", то "друг" подставит, обвесят и обсчитают, а то заведомо дрянь какую-нибудь продадут. Словом, ушки на макушке и нос по ветру. А лучше всего из дома вовсе не выходить, но, к сожалению, и там достанут. Тема неисчерпаемая: докторскую можно написать «Как дурят народ». Ну, это так, просто лирическое отступление, навеянное гнусной погодой. Но выползать из норки всё равно придется: «НАДО ИСКАТЬ РАБОТУ!!!» Как первомайский лозунг, написанный большими белыми буквами на алом полотнище, маячил в моём мозгу. Образование у меня хорошее, опыт работы прекрасный. В старые времена было без проблем - ещё сама выбирала бы, куда пойти работать. Сейчас - никому не нужна. Родственников да друзей пристроить бы к себе на фирму, чтобы деньги в общий карман. Один крутой шеф после собеседования со мной (видимо хорошо пообедав с коньячком и будучи в чудесном, философическом расположении духа), открыл мне эту тайну – почему я, прекрасный специалист, не могу устроиться на работу. Не буду вас грузить подробностями - всё сами прекрасно знаете. Просто бизнес в России, как и всё остальное в нашей стране, особенный и преследует совершенно другие цели, чем где-либо. После такого откровения тогда у меня совсем обвисли крылья, и нижние перья волочились за мной, пачкаясь в мокром грязном снегу. Я оглянулась назад и поняла, что с такими крыльями я не взлечу. Что делать? Полный тупик! Но, нет, с НЕБА всё видят. Придя домой, в жутком настроении, я села на диван. Ничего не хотелось делать, даже есть. Нет, мне все-таки хотелось - но только одного - окаменеть и не думать.
Оцепенение прервал неожиданно громкий звонок телефона. Сначала я решила не подходить, общаться не было сил, но телефон всё звонил и звонил. Значит кому-то опять что-то надо от меня. Набаловала всех, когда была на престижной работе, всем всё устраивала и доставала, помогала во всем, никому не отказывала. Теперь же, по старой памяти,
продолжают звонить те, которые ещё не знают, что я уже "не у дел". Теперь мне самой нужна помощь. Выяснив это, человек больше не звонил. Медленно подняла трубку и выдохнула:
- Да.
- Привет! А я подумала, что тебя нет дома. Ты мне так нужна! Я знаю, что только ты сможешь помочь. Только не отказывай.
Она говорила с таким напором, что я не могла даже междометие вставить. Пробовала, но безрезультатно. Только молча кивала головой в такт говорящей, терпеливо ожидая конца монолога. Оказалось, надо найти возможность связаться с очень известным профессором, детским невропатологом. Сначала все знали, где он работает и как его найти, а он вдруг исчез. Сейчас никто, никто не знает, как выйти на него, а необходимость такая, что не терпит отлагательства. Очень-очень надо. И во всех красках и со слезой. Я помнила, что у этой женщины нет детей, и среди её близких - тоже нет, но знала её манеру - делать деньги из ничего. Было понятно, что она сейчас просто отрабатывает обещанные ей деньги за добытую информацию. Во мне шевельнулась черная мыслишка – вот случай, попробуй вписаться в ситуацию и заработай деньги – ведь «самый дорогой товар это - информация». Ну, стань такой же! Нет, не могу. Врать не умею и поэтому просто скажу, что я тоже потеряла профессора, как и все. Тем более имею на это полное право: не могла выдать чужую тайну. Я всё знала про этого человека. Блестящий невролог, молодой профессор, в зените славы. Вдруг, в одночасье, обрубив все концы, исчез из нашей жизни. По первому времени думали вообще что-то криминальное. Нет, просто человек полностью переродился, исчез профессор - родился монах.
Не зная, что делать, молчала. В телефоне повисла напряженная пауза. На карту была поставлена жизнь ребенка. Я была перед очень трудным выбором. Тяжело вздохнув и пообещав себе, что это в последний раз – назвала заветный телефон и вдруг на том конце провода, совершенно неожиданно спросили, как обстоят у меня дела. Я кратко сказала, что никак. В ответ услышала (чтобы, вероятно, побыстрее отделаться от меня) скороговоркой - совет по выходу из моего трудного положения. Выдали мне информацию, которую я и сама знала, но как-то задвинула в дальний угол своей памяти за ненадобностью. Я аккуратно положила телефонную трубку. Поняв, что сказали именно то самое, очень необходимое мне в настоящий момент. Чтобы не потерять сказанное, я медленно, словно во сне, опустилась на диван и начала заново, очень аккуратно и осторожно выстраивать мысль, чтобы золотое зерно истины не ускользнуло. Было сказано: если все попытки устроиться на работу не принесли результата, есть ещё один, последний, и, как говорят, безотказный вариант, им и надо воспользоваться. Я слышала и знала об этом и даже другим советовала, а когда самой понадобилось, забыла о нём.
Сейчас это имя известно всем и по всей стране. Тогда его знал очень узкий круг людей, и передавалось оно очень осторожно из уст в уста в самых трудных и непростых ситуациях: МАТРОНУШКА - скорая заступница. Сейчас её святые мощи лежат в Покровского монастыре в золотой раке в море цветов. И очередь из просящих помощи так велика, что пресекается только на ночь, когда закрывают монастырские ворота, а если бы не закрывались, наверное, и ночью народ стоял в очереди на поклон к матушке.
А в то время она лежала в маленькой, неприметной могилке в чужой ограде на Даниловом кладбище, и только редкие просители шли к ней, неся тоненькую свечку и простенький цветочек (как она просила об этом ещё при жизни).
Вот и я несла свой скромный дар. Вышла из трамвая одна. Серое небо всё так и висело над землёй, оставляя крохотное пространство для людей. Зашла на территорию кладбища, не зная куда идти и где искать. Вдруг увидела, прикрепленный одной кнопкой, на дереве неровный обрывок белого листа, на котором карандашом нарисовали еле заметную стрелку. Я повернула направо и пошла по протоптанной в вязком снегу тропинке. Прошла совсем ничего и увидела ограду на несколько могил с навесом и маленькую очередь в пять человек, которые смиренно стояли, опустив головы, вероятно молились. Я пристроилась в хвост этой очереди, даже не спрашивая, и так всё было понятно, к кому и зачем пришли сюда эти люди. В ограде стояла хозяйкой крупная женщина, которая добровольно исполняла роль распорядителя и помощницы для нас, не знающих, как себя вести. Нужную могилку я сразу определила - она была огорожена бетонным цветником, в котором было щедро насыпан песок, и всё пространство просто полыхало маленькими огоньками тоненьких свечек - пламенем чужих бед и надежд на помощь. За скамейкой стояли ведра полные цветов.
Помощница вышла из ограды и спросила, кто может читать Псалмы. Из очереди отделилась хрупкая девушка в старом и длинном пальто, явно с чужого плеча. Ей показали место у ограды и дали в руки книгу. Она начала высоким, ангельским голоском читать. Помощница, перекрывая голос девушки своим мощным контральто, прочитала нам нехитрые правила поведения. Входим строго по одному, преклоняем колени перед Матушкиной могилкой, просим её о насущном, зажигая свечку, ставим её в песок, нам дают в руку маленький кулечек с песком с могилки, который и поможет нам в наших нуждах и так далее. Все внимательно слушали и ждали, когда начнет двигаться очередь. Напоследок Помощница предупредила, что во время прохождения очереди может ВСЯКОЕ случиться, но чтобы мы не пугались, а просто начинали читать молитвы и это нам поможет пережить увиденное. Очередь переглянулась, не совсем понимая, чего ждать. А ждать оказалось недолго. Очередь начала своё медленное движение. У меня было время, что бы внимательно рассмотреть стоящих. Все, в основном, были очень скромно одеты и со скорбными выражениями на лицах. Только одна дама резко выделялась на нашем сером фоне. Она была одета в очень дорогую, длинную шубу, в таких в общественном транспорте не ездят. Название меха я даже и не знала, так как раньше вообще такого не видела. Изящная шапочка из этого же меха венчала её ухоженные, красиво уложенные волосы. Черты лица выдавали ум и воспитанность. Фарфоровая кожа лучилась изнутри. Ну, короче говоря, птица не нашего полета, как и зачем она прибилась к нашей серой стайке - не понятно. Еще я заметила двух «амбалов», вероятно телохранителей, которые и не особо прятались за соседними деревьями, со скукой смотрящие на нашу очередь. Всё шло своим чередом. Люди медленно заходили в ограду, Помощница указывала, что делать, не разрешая подолгу стоять на коленях у могилы, многие начинали тихонечко плакать, прося помощи у Матушки, зажигали тоненькую свечечку, ставили её рядом с другими, получали кулечек и, крестясь, выходили. Девушка своим хрустальным голоском монотонно читала Псалмы. И вдруг эту умиротворенную тишину пронзил нечеловеческий крик. Все даже и не поняли, что произошло. Стали нервно озираться и увидели, что подошла очередь богатой дамы. Она стояла на своем прежнем месте, не приблизившись ни на шаг. Люди, которые стояли прежде перед ней уже ушли, а она, будто чего-то боясь, не подошла ближе. Между ней и оградой образовалось пустое место. Все с тревожным интересом стали смотреть на неё. Она задерживала движение очереди.
Что тут началось! Голливуд со своими фильмами про экзорцизм отдыхает. Мне приходилось раньше видеть в коротких документальных отрывках так называемых «одержимых». Но то, что теперь я наблюдала на яву, описанию не подлежит, слов не хватит, чтобы передать царящую там обстановку и всё происходящее. Скажу просто, ЭТО точно не для слабонервных. Хрустальный голосок, читавший Псалмы, замолк. Кладбищенскую тишину прорезали неслыханные раньше звуки, то мощный, почти львиный рев, то высокий поросячий визг. Невероятно страшные звуки издавала благородная дама, причем с крепко сжатыми губами. Звук сам по себе шел, откуда-то изнутри самой женщины. Её мотало из стороны в сторону. Глаза сохраняли мысль, но телом она уже не владела. Очередь потеряла свою стройность, мы инстинктивно сбились в кучку, каждый шептал молитвы, не отрывая взгляда от страшной картины. Женщине на какой-то миг удалось овладеть своим телом же, и в этот краткий миг, она сделала два больших прыжка к ограде, и мертвой хваткой вцепилась в металлические прутья могильной ограды. Она старалась изо всех сил перебросить своё непослушное тело за изгородь, но это уже ей не удавалась. Она извивалась, но рук не отпускала от спасительной ограды. Мы все были в шоке. Только Помощница, сохраняя удивительное спокойствие, продолжала выполнять свои обязанности. Медленно перекрестившись, подошла к входу и своей большой рукой, схватив даму за воротник шубы, рывком вдернула её в ограду. Та, подчиняясь сильному движению, пролетела несколько шагов и упала на колени как раз у могилы, которая теперь представляла собой единый полыхающий огонь - маленькие свечки слились в одно целое. Несчастная дергалась, махала руками и головой. Из плотно закрытого рта, визгливый голосок поливал всех отборным матом, иногда переходя на бас, увещевал даму не делать ЭТОГО, а то все её родственники умрут и непременно всё её имущество сгорит, потом опять визг с матом. Помощница, со знанием дела, одной рукой держа её за шиворот, другой широким жестом схватила с могилы целый пучок горящих свеч, откинула голову дамы назад и приказным тоном сказала:
- Открой рот! – и ещё раз. - Открой рот!!
Женщина с большим усилием открыла рот, и Помощница одним движением сунула все горящие свечи прямо ей в рот.
Визг, брань и конвульсии тот час прекратились. После этого Помощница привычным движением вытащила уже потухшие свечи. Дама, обессиленная, упала на холодную землю. Воцарилась гнетущая тишина. Никто не мог сказать ни слова. Все ждали. Через несколько минут женщина на земле пошевелилась и стала неловко подниматься на ноги. От слабости её качало, ноги подгибались, она пыталась идти, опираясь на ограду. Я только сейчас заметила, что телохранители за всё это время даже не пошевелились и равнодушно смотрели на происходящее. Значит, они её привозят сюда не первый раз, поэтому и Помощница нас предупредила, чтобы мы не пугались, зная, что ждет нас впереди. Телохранители медленно, вразвалочку стали подходить к ограде. Один из них поднял с земли меховую шапочку, встряхнув, надел её на голову своей хозяйке. Взяв женщину под руки, медленно пошли в сторону ворот.
Помощница перекрестилась и деловито, чтобы успокоить нас сказала, что «таких» иногда на день по несколько человек бывает. И приказала девушке снова читать Псалмы.
P.S. Вечером этого же дня мне неожиданно позвонили и предложили прекрасное место, где я до сих пор и работаю.
Небо! Насколько оно жестоко? А сколько может выдержать человек горя, посылаемого им? Говорят, что непосильного креста не бывает, а вдруг там просчитаются? Бывают же накладки.
Маша лежала на полу с закрытыми глазами, полностью расслабившись, и ни о чём не думала. Ей было всё равно. Как неживая, ни одного движения, ни одной мысли. Небытие. Вдруг начала понемногу вырисовываться какая-то фраза. Словно на цыпочках, тихонечко стала подкрадываться. Всё яснее и чётче. Когда же подошла, Маша осознала: «Все умерли, и теперь мне не надо ни за кого переживать, рвать сердце, вернее – то, что от него осталось, волноваться и что-то делать, когда твоё тело уже не слушается. Всё!» И эта страшная для любого человека мысль неожиданно обрадовала. Теперь она свободна, а что случись с ней самой, то это её уже не волновало. Пришло ощущение свободы от любви, долга и страха потерь. Чувство пустоты и безмятежности. Маша спряталась от всех в своей одинокой квартире. Утонула в своём бескрайнем одиночестве.
Святки. Самое время для чудес и вещих снов. Границы реальности рушатся, и в это время души близких приходят без особых препятствий в наш мир.
Часы своим гулким боем прогнали грёзы. Маша открыла глаза и увидела в полоске голубого света фигуру умершего мужа. Олег стоял, наклонив голову, и поэтому лица не было видно, но она узнала его, и внутри всё затрепетало. Боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть желанное ведение.
Послышался глухой голос:
- Маша, прости меня. Согрешил и поэтому не могу спокойно уйти. Я глубоко виноват перед тобой и перед твоей безмерной любовью ко мне. Но я должен сказать: у меня была связь с женщиной, родился ребёнок, который оказался никому не нужен. Сейчас малыш очень страдает за наш грех. Прошу тебя, спаси его. В моей рубашке.
Потрясённая увиденным и услышанным, Маша никак не могла прийти в себя. Олег не успел договорить, но она всё поняла. Встала и быстро побежала в спальню. Там всё было как при муже. Комната хранила память. Вот и длинный кронштейн, на котором вешалки с дорогими рубашками. Она нетерпеливо стала ощупывать каждую и, конечно же, то, что искала, оказалось в самой последней из белоснежного батиста. В кармане нащупала скомканную бумажку. Дрожащими руками вытащила и, расправив, прочитала адрес и имя. Надо было ехать.
Её подвели к старой детской кроватке. Маша боялась взглянуть в неё. Сердце билось птицей. Сопровождающая её хозяйка «Дома малютки», толстая, в грязном халате баба, пахнув перегаром, хриплым голосом спросила:
- Ну, что, дамочка, остолбенела? Смотри скорее, а то мне некогда. Дела ждут,- и захрюкала от предвкушения шальных денег.
Маша наклонилась и увидела среди грязного тряпья маленькое исхудавшее тельце, а на белом без кровинки личике огромные синие глаза, переполненные недетской болью и горем. Резануло по сердцу – глаза Олега, даже экспертиза на отцовство не нужна. Это его ребёнок.
Сунув деньги в жадную и потную ладонь начальнице, сказала:
- Беру! – схватив невесомого ребенка и закутав его в свою шубу, побежала к выходу. Только на улице она поняла, что в помещении нестерпимо смердело нищетой и смертью.
Небо! Насколько оно милосердно? Когда ты думаешь, что раздавлен и уничтожен, вдруг появляется маленький лучик Надежды, который непременно спасёт, даст силы и смысл жить дальше. Спасибо, небо.
Трудно в нашей жизни найти радость, но можно, если очень постараться.
В офисе было пусто. Все служащие давно ушли, только Ольга задержалась. Это она делала постоянно, специально оттягивая время возвращения в одинокую, убогую квартирку. Когда-то у неё было счастье: любимая семья, богатый дом и удачный бизнес. Но однажды всё рухнуло в одночасье, так стремительно, что она не успела осознать и испугаться. Понимание горя и нежелание жить стали приходить постепенно и неизбежно. Как она уцелела, одному богу известно? Она выжила, но не ожила. Всё катилось по инерции, само собой. Устроилась работать секретарём в маленькую конторку, к начальнику - самодуру. Работала исправно, исполняя все задания быстро и аккуратно, несмотря на их идиотизм, она-то уж кое-что понимала в бизнесе.
Сейчас Ольга тщательно подшивала копии писем, которые скопились за прошедшую рабочую неделю. Вдруг один листок соскользнул со стола и упал на пол. Она нагнулась за ним и заметила около урны для бумаг занятную коробочку. Кто-то не попал в цель, а исправить ошибку поленился. Женщина осторожно подняла её, и, положив на стол, стала с интересом рассматривать. Она была красного цвета с изображением золотого дракона, который держал в пасте жемчужину. Текст был на китайском.
Ольга почему-то сильно разволновалась, даже сердце затрепетало, словно сейчас ей предстояло вытащить билет для сдачи серьёзного экзамена. Она включила компьютер и, потратив приличное количество времени, перевела. Это оказалась игрушка – оригами. Авторы уверяли, собравшему из кусочков бумаги полностью фигуру дракона – «будет счастье в жизни». Ольга поверила в это обещание сразу и бесповоротно. Сработала интуиция – это правда. Собрать! Непременно собрать и быстрее. Дрожащими руками открыла крышечку и разочарованно вскрикнула. Там не хватало более половины элементов и самое главное - жемчужины. Легкие золотые бумажки оказались рассыпаны везде, а жемчужина куда-то закатилась или вовсе, кто-то забрал её.
Собирать или не собирать? А если она не найдёт все детали, а их больше пяти тысяч, всё насмарку. Чудо случится только при идеальной сборки, то есть при наличии всех элементов. В этом она была твердо убеждена.
Эх, была, не была! И Ольга, с давно забытом чувством азарта, бросилась искать рассыпанные блестящие квадратики хрупкой фольги. Сразу же повезло, у стола начальника нашла приличную пачку. Вероятно, ему кто-то подарил эту забаву, но он легко и бездумно отказался от усилий, не поверив в обещанное. Легкокрылые листочки счастья разлетелись по всему зданию, где они только не прятались, Часть она нашла даже в туалете, и, не побрезговав, вытащила и, сполоснув, положила в коробку к остальным. Словно игра в прятки - «Найди меня». Ольга потеряла чувство времени. Она неистово и фанатично искала крупицы своего будущего. Прошли сутки. Хорошо, что выходные и никто не мешает. Труднее всего было найти последнюю десятку. Две оказались у неё на подошве туфелек, другая пряталась под ковром и выдала себя, случайно блеснув крохотным уголком.
Нашла все пять тысяч, не хватало жемчужины.
Дома, Ольга всё воскресенье училась складывать из прямоугольных бумажек элементы, которые затем становились кирпичиками для постройки фигуры, а потом, к утру, из-под трепетных рук родилось чудо, огромный дракон, который победно горел и переливался красно-золотым цветом в лучах восходящего солнца. Завораживающе зрелище, но в его открытой пасти не было самого главного – жемчужины. Столько труда и веры! Неужели всё напрасно?
Ольга по натуре своей была человеком азартным. Мысль, что для окончания сборки дракона не хватает всего одной детали, не давала ей покоя ни днём, ни ночью. Она объездила магазины и рынки, где могли продавать такую игрушку. Безрезультатно.
Приходя на работу, она была не в силах сосредоточиться, мысли вертелись только вокруг жемчужины, словно те самые «жёлтые обезьяны» постоянно лезли в голову. Ольга похудела, сжигаемая одной лишь мыслью. Знакомые стали волноваться за неё.
Вдруг резкий окрик начальника привёл её в чувства:
- Ольга Николаевна! Вы что, совсем обалдели? В каком виде принесли мне документы?! Совсем распустились. Что за бестолковость такая? Если так пойдут дела, я вас с такой формулировкой уволю, что вас не возьмут даже полы мыть.
И пошло-поехало, словом, дорвался. Долго ждал он этого чудного момента. Серая посредственность теперь могла топтать и унижать человека, который намного умнее и чище. Какое блаженство. Он приплел сюда всё, что только можно и нельзя. Всё вложил в свой страстный монолог: и свои неудачи в бизнесе, и постоянные измены нелюбимой жены и горечь за детей-наркоманов, даже за пасмурную погоду в мае, во всём была виновата Ольга. Она получила такой мощный заряд отрицательной энергии, что не было сил подняться со стула. Только молила Бога, чтобы это изуверство скорее закончилось, иначе сердце не выдержит.
Наконец-то хлопнула дверь, посыпалась штукатурка. Ольга стала медленно оживать: затряслась всем телом, в горле появился ком, на глаза навернулись слёзы, ещё секунда и начнётся истерика глубоко и незаслуженно обиженной женщины. Одна мысль:
«Скорее спрятаться. Дать волю чувствам, чтобы обида пролилась слезами».
Она рванула к лестнице, что вела вверх, на чердак, где был «архив». Заброшенное, пыльное пространство было пронизано тоненькими лучиками света, в которых кружились и сверкали невесомые пылинки. Тишина, словно в сказке. Ольга упала на колени и, обняв столб, поддерживающий кровлю, зарыдала в голос, не боясь, что её могут услышать. С горькими слезами уходила незаслуженная обида и старое горе потерь, которое она стоически пережила прежде. Душа проходила катарсис.
Вскоре всхлипы стали реже и тише, дрожь прошла. Она удивилась, когда почувствовала, что ей стало легко и радостно. Начала стирать с лица остатки горьких слёз. Как вдруг на голову что-то упало, стукнулось и откатилось по полу в сторону, остановилось в кругу солнечного зайчика. Это была та самая жемчужина! Как? Откуда? Ольга посмотрела вверх. Под самой крышей висело воронье гнездо, вот оттуда она, долгожданная, и упала. Женщина подняла её и прижала к груди, сердце радостно запело.
«Теперь всё хорошо, и будет счастье мне»!
Спустившись в приемную, Ольга на своём столе нашла большой букет белых роз. «Чудо начинается»,- подумала она и была права.
Схватила первый попавшийся листок и размашисто написала:
«Прошу уволить меня по собственному желанию с 4 мая 2012 года".
Дата и подпись. И большой кнопкой прикрепила заявление к двери начальника.
Ольга влетела в свою комнату, на столе дожидался огненный дракон. Она потёрла жемчужину между ладонями, поцеловала её и дрожащей рукой положила в пасть волшебному чудовищу. Челюсти сомкнулись. Он принял дар. Тотчас стало меняться освещение комнаты, стены раздвинулись и, словно жидкая масса, стали оплывать. Закружилась голова, и на мгновение женщина потеряла сознание. Когда вернулись ощущения, Ольга поняла, что сидит в кресле. Упоительно пахнет розами. Открыла глаза, на коленях знакомый букет белых цветов. Огляделась и вздрогнула. Она узнала место, это её прежняя квартира. Царил полумрак. Голубым светился огромный экран телевизора. Диктор рассказывал о погоде:
- Завтра, 9 августа 2006 года, в столице ожидается
Вот она, та точка отсчёта, с которой Ольга начала совершать роковые ошибки, из-за них она лишилась всего. Поняла, в чём чудо, ей подарили второй шанс, шанс переписать свою судьбу. Теперь уж она не совершит ни одной ошибки. Это точно.
А вы бы хотели получить такой шанс?
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/