Потапов    Владимир

 

ЖИТИЕ  ТЫ  НАШЕ  УРАЛЬСКОЕ

 

ИСТОРИИ  ЖИТЕЛЕЙ  ГОРОДА ЧЕЛЯБИНСКА.

 

 

 Часть 1

 

 

Любимой дочери своей
Дарье  посвящаю.

 

 

 

      Краткая историческая справка.

 

      Город Челябинск. Основан в 1736году. Название произошло от башкирского «чиляк» или «селяк», что означает яма, ведро, короб, миска. Или от турецко - иранского  «челяби» -  «каменистая речка, выточенная водой». Или финско - угорского «челье», «щелле» - скалистый берег, круча.  А что вы хотите? Это вам не хухры - мухры и не острова Франца- Иосифа, это перепутье всех дорог с юга на севере и с запада на восток еще со времен неолита и палеолита. Недаром на гербе Челябинска гордо горбатится верблюд - великий странник! Это граница Европы и Азии, чему есть подтверждения в виде памятных стел и просто от руки сделанных надписей! Это «Опорный край державы!» Это озерный край державы!  Это «Металлург» - чемпион!». Это «Трактор» - чемпион!».  Это - Ишмуратова, Скобликова, половина сборной по хоккею всех времен и народов плюс маэстро Быков.  Это великий Герасимов, это «Ариэль», Градский, Митяев, Масляков, Оболенский, Тимофеев - Ресовский! Это  Т-34! Это, в конце концов, «Макфа»! Это Аргаяшский ерш, подаваемый к столу Александра 1 в царской ухе. Это кладовая самоцветов! Первое российское золото - тоже с Урала! Это ядерный комплекс «Маяк» с его пресловутым радиационным следом по реке Теча, в которой стали попадаться трехметровые щуки. Ей - ей, трехметровые! Это бунт белочехов времен Гражданской войны с захватом царской казны, что осела (не проверено) на дне одного из ближайших озер. Это знаменитая фраза «Ты что, с Урала?», которая в нынешние времена произносится с долей зависти в голосе. Кроме того, город Челябинск упоминался в «Старшем брате»  Вампилова, в шансонной песне «Падал белый челябинский снег», в вечерних выпусках программы «Время» от 12.04.1987 и от 10.02.2009 гг.

 

      Итак, друзья, в путь. Желающие, естественно.

 

 

 

 

 

 

 

 

     ГЛАВА 1

                                                  

     «З А Б Л У Д Ш А Я   О В Ц А»

 

 

      Если вы въезжаете в Ленинский район со стороны ЧТЗ, то прямиком попадёте на Копейское шоссе, одну из главных улиц района.

      До 2005 года это была...  как бы сказать поточнее...  одна из бед, упомянутых ещё Николаем Васильевичем Гоголем.  И как только первая временно замешкалась - шоссе приобрело респектабельный вид, которого перестали чураться и «мерсы», и «япошки», и «бээмвешки».

      По левую руку, почти на протяжении всего пути тянутся базы, заводики, цеха и, наконец, ТЭЦ-1. Перед поселком кузнечно-прессового завода вам следует повернуть налево, к троллейбусному депо. И вот сразу же за ним вы въедете в ворота гаражного кооператива №315.

      Здесь и тормознемся для начала. Тем более  что Степаныч из 273 гаража уже загнал свою «Приору» и вытащил на свет божий мангал. Минут через двадцать - тридцать должны подтянуться и остальные. Пятница. Светлый гаражный день.

 

      ...Для начала - поздороваемся. Затем начнем разгружаться: древесный уголь, ящик «Балтика №3», две упаковки молочных сосисок, раскладной столик и пара походных стульев из гаража, разовые стаканчики, собачья миска... Теперь включим музыку, выпустим из машины овчарку Ульрику, привяжем её чуть поодаль, у стеночки, где трава - и к мангалу! На стульчик, с сигареткой и бутылочкой пива...

      Степаныч - хмурый и неразговорчивый (сигналка глючит и глючит, спасу нет!.. уж, что только не делал!..  эти долбанные электронщики  тоже ни в зуб ногой... сами же устанавливали!.. «брак, наверное, заводской» говорят... Кретины!.. эдак и я ремонтировать могу!..) - медленно машет фанеркой, раздувая угли. Но это он пока хмурый. Гаражная пятница, как хорошая баня, очищает душу. А со светлой душой и организму легче. Не говорю за завтрашнее утро, но уж сегодня вечером - точно, полегчает!

      ...Первым, после нас со Степанычем, подъезжает Сергей на своей «маршрутке». Останавливается поодаль и выметает все из салона. Затем копается в этом мусоре, выбирая монеты, протирает стекла и зеркала и загоняет «Газель» в «стойло». «Стойло» у него угловое, поэтому в полтора раза шире наших и на метр выше. Через секунду из гаража рвутся буферные басы, разом заглушая нашу «Романтическую коллекцию» на «Олимпе».

      Улька тоскливо прижимает уши, ложится и отворачивает морду на юго-восток, в сторону эфемерной   собачьей  шамбалы.

      Степаныч не так пассивен. Особенно после неразберихи с сигналкой и скандала с допингом наших биатлонистов на Олимпиаде. Он берет болт на 16 и с силой швыряет его в Серегины ворота. После разрыва этого «фугаса» буфер мигом затыкается. Сергей выныривает из гаража бледный и встревоженный.

      - Мужики! Слышали? Громыхнуло! Баллон, может, у кого взорвался?!

      - Ты слышал? - Степаныч поворачивается ко мне. - А ты?..

      Улька даже не реагирует на вопрос. Дескать, это ваши дела, сами и разбирайтесь. Нашли моду - третейского судью искать... Один, как садист, весь день сосиски рядом со мной в салоне возит, хоть бы одну дал... Другой мясо на шампуры сажает - опять мимо меня. Третий все норовит в свою секту дебилов-рамсштайнов затянуть... Пошли вы все к свиньям собачьим!

      - Пил? - Теперь Степаныч пытливо смотрит на Серегу.

      - Да ты что! За рулем?! У меня ж люди весь день!..

      - Смотри, Серый, может, это и от музыки от твоей всё... глюки разные... поосторожней там... Давай-ка закрывайся - и к столу. - И, уже вслед тому: - Сергей! Я там болт на 16 где-то обронил! Увидишь - принеси, не сочти за труд! Я без него, как без рук. Может, ещё пригодится...

      ...Народ постепенно подтягивается. Обычно собирается человек семь - восемь. Вносим Степанычу по сто - сто пятьдесят рублей на следующую пятницу за спиртное и закуску. Кто-нибудь, из новичков, привозит что-то с собой.

      Последним, как обычно, прикатывает Мамлин на «джип чероки». Этот прижился у нас совершенно случайно. Он не был ни «гаражником», ни рыбаком, ни болельщиком. Он не интересовался ни литературой, ни политикой. Он вообще был никем с нашей точки зрения. Крутой «джип» и званьице «новый русский» у нас как-то не котировались. Но он был принят нами. Принят после одного случая...

 

      Как-то вечером в одну из пятниц, когда мы уже начинали сворачиваться, в наш проулок на полной скорости «влетел» незнакомый ещё тогда Мамлин. Выскочил из машины - и к нам.

      - Мужики! Выручайте! Менты на хвосте! Заныкайте машину! Отблагодарю!- Его слегка пошатывало.

      - Сбил кого? Или ворованная?..- Степаныча напором брать, что на ежа садиться.

      - Мужики, да вы что?! В «обиженке» они на меня! Всё расскажу, спрячьте только!..

      - Сережа, поставь к себе,- попросил Степаныч. Сергей выгнал «маршрутку», поставил на её место «джип» и запер гараж. Минут через пять подъехали дэпээсники. Вышли двое с автоматами. Поспрашивали. Недоверчиво выслушали ответы. Обронили напоследок, что «ищут убийцу... вооружен... опасен...» - и уехали.

      Возмущенный «убийца», сидевший до этого тихо и смирно, принялся выворачивать карманы и выпучивать глаза.

      - Вот волки!.. Какое оружие?!  …! Какой убийца?! У меня  язва двенадцатиперстной!..

      Ему поднесли. Кое - как успокоили. И он начал рассказывать.

 

      В компании таких же «крутых»  он повадился каждый вечер развлекаться в сауне, открытой дружком в здании бывшего детсада. Ну, пьянка, девочки, кураж... А здесь, как нарочно, ещё и «джип чероки» купил! С этой тачкой его по пьяной лавочке дружки на «слабо» и взяли.

      Новая русская забава: заляпать номера, подъехать к машине ГАИ, что постоянно отирается у своротка к троллейбусному депо, приоткрыть окно, высунуть язык, пьяно проблеять «бе – бе - бе» - и смотаться. Благо, здесь, за гаражами, не дороги, а направления. Плюс камыши, как деревья. Плюс уйма брошенных  строений. То есть, место для игрищ и забав имеется. На кону - честь и слово крутого парня. И ящик «будвайзера»...

      Шесть ящиков он уже выиграл. Три раза гаишники вызывали эвакуатор, чтоб вытащить свои засевшие в болоте новенькие «форды». Это Мамлин  самолично видел, подсматривая за преследователями из кустов в отдалении. Но со вчерашнего вечера начались накладки.

      Для начала ужесточились «правила»: кроме «бе – бе - бе» надо было добавить что-нибудь обидное от себя.

      Но, подъезжая к точке рандеву, Мамлин не только заготовленное «Москва - Воронеж … догонишь!» не успел сказать, но и про «бе – бе - бе» забыл. Милиция потянула из кобур табельное оружие, а на дороге разматывала полосу с «ежами».

      Ему повезло, что на обочине никого не было. По ней, справа, он и ушел от них.

      Сегодня же, будучи ученым, он пристроился за фурой, и преследователи, уже в количестве трех машин, заметили его поздно. Но три машины - это серьезно! Ребята вцепились крепко. «И если б не вы, мужики!.. Мужики, скажите честно, сколько с меня причитается?..»

      -Дурак,- выслушав Мамлина, коротко резюмировал Степаныч.

      Тот, не привычный к такому обращению, недоуменно открыл рот, но, поразмыслив, согласился: дурак!  И рот захлопнул. И вот это молчаливое покаяние пришлого человечка нам понравилось: не всё ещё потеряно.

      Его ж  в тот вечер при общении с нами зацепило то, что, оказывается, на свете есть много интересного и увлекательного, помимо «бабок», разборок и «а мой «мерин» лучше...»       

      Через неделю Мамлин уже уехал с Серегой на рыбалку. Без электроудочек и динамита. По-простому. По-человечески. И поймал на обыкновенную удочку ведро сковородных  карасей.

      А по осени приобрел абонемент на все матчи «Трактора».

      И чтоб теперь за руль под этим делом - ни-ни! Он что, «отморозок, что ли? Пацан сопливый?.. Понты эти дешевые... Тридцать четыре года!.. Дочке шесть лет!.. Дефективные пусть гоняют, да, Степаныч? Мужики, возьмите меня на охоту! Не подведу, ей-ей! Транспорт за мной!»

      ...Сторожа уже привыкли, что поздними пятничными вечерами в наш закуток приезжает Сережкин сменщик по «маршрутке», загружает «Газель» нами, сомлевшими от споров и размышлений, и развозит по домам. Персонально. Ну, принято так  у нас, в Челябинске. 

 

 

                                           

 

       Г Л А В А   2

 

       «К В А Р Т И Р Н Ы Й   В О П Р О С»

 

 

      Вот классик говорил: жилищный вопрос их испортил. Думаю, что это относится прежде всего к первопрестольной. Потому, что  ежели  это высказывание было бы касаемо всей популяции  под названием «русский народ», то здесь я позволю себе не согласиться с классиком. Поскольку уравнивание «люда московского» и «люда провинциального» в аспекте постановки данной проблемы не есть истина. Если память мне не изменяет, тамошний народец повадился было решать жилищную проблему с помощью взяток, нечистой силы и подсолнечного масла. А как всё кончилось, вы помните? Керосином. Из тривиальной керосиновой лампы.

      Местный же электорат решает данную  заковыку,  блюдя Уголовный кодекс, без привлечения потусторонних сил, опираясь лишь на собственные силы и возможности. И всё это как-то живо, весело, с юморком, так сказать! Не по-столичному.

       Вот, например, случай у нас был. Высотку на пересечении Шота Руставели и Меридиан видели? Ну, высотка?.. Шестнадцатиэтажка!.. Красного цвета!.. Да там одна такая стоит. Правильно! У заправки! Ну, так вот... Жила там... да что я говорю — до сих пор живет!- хорошая приличная семья Мишановых. В квартире под номером 58...  Глава семьи, Анатолий, так тот вообще душа любой компании!.. И вот эта «душа компании» надумал «именинничать». Хотя, согласно церковному календарю, именины были у Авдотьи и Пистемеи.  Просто, давно не собирались семейными коллективами, а здесь как-то удачно у всех получилось: и с выходными, и деньгами, и с желанием. Благо, притулиться  в хозяйской «трёшке» было где. Плюс такая же пустующая квартира соседей. Естественно, по такому случаю и гостей собралось - не меряно!

 

      ...Веселье продолжалось уже часа два. Владимир, утомившись от шума, возлияний и плясок решил отдохнуть, а, заодно, и перекурить. Прихватив зажигалку с чьей - то оставленной на тумбочке пачкой сигарет, он двинулся, лавируя  меж танцующими, к двери.

      - Вов! Вов, подожди! Я с тобой! - жарко зашептала сзади Вика, жена Лешки Мамлина, засеменила следом. - Возьми мне тоже...

      Они прошмыгнули через  общую прихожую в соседнюю пустующую квартиру. Приоткрыли форточку, задымили с удовольствием.

      - Фу - у, ну и духота там! Сопрела вся!- Вика оттянула платье на декольте, подула внутрь, пододвинулась к форточке. Огляделась по сторонам. Уличный свет от фонарей причудливо вырисовывал собранные здесь Толей цветы и растения: гигантские монстеры в громадных кадках, глянцевые фикусы, высоченные фаллические  кактусы и прочие эвкалипты. - А в остальных комнатах что, тоже цветы?..- изумилась Вика.

      - В одной Ленка бельё сушит... А в третьей Толя дерьма разного навалил: балкон свой захламлять не хочет.

      - Ну, он жлоб! Такие площади... А хозяева, что? Не появляются?

      - Да так... раз в год... наездами... Ленка говорит: надумали все-таки продавать, просят желающим показывать... А что показывать-то?! Здесь ремонт дороже квартиры встанет! Видишь? Все обои отвалились! Пол коробит...

      - Увидишь здесь … темнотища такая!

      - ... и остальное всё такое же...- продолжал бубнить Вовка. - Восемь лет никто не живет! Куда только ребята хлам свой перетаскивать будут, если  покупатель найдется?

      В прихожей послышались голоса. Лязгнула металлом входная дверь. Вика мгновенно выбросила сигарету, натолкала полный рот жевательной резинки.

      - Да не бойся ты! Пришел кто-нибудь.

      Звуки переместились ближе.

      - Это Толя! Рассаду поливать идет. Вика! Давай подшутим! Прячься!- Пьяненький  Вовка аж  захихикал собственной выдумке. Вика, выпившая не меньше, разом согласилась. Попрятались за створками дверей, присели. И всё зажимали рты, чтоб не прыснуть.

      Шаги раздались у входа в комнату. Слышно было: идут несколько человек. Вошли. Остановились. Толя зашарил по стене в поисках выключателя. Вовка, сверкавший лунной вурдулачной бледностью, махнул рукой. И они разом выползли с двух сторон.

      Я поражаюсь, как иногда поступки и речь людей неадекватны происходящему. Ведь не зверь страшный в ночи  рыкнул, не демон!  Человек сзади снизу что-то громким шепотом  промолвил в темноте! Причем, один «Руки вверх!», а другой «Лежать!». Нелепица, согласитесь... нонсенс... А люди не поняли. Вернее, даже и не попытались понять и разобраться! Аки дети малые, честно слово.

      Почему-то все разом присели. Даже Толя. Затем заорали. Причем, громко и на одной ноте. Фа-диез. В разных октавах. Двое последних ринулись назад. Двое передних - в комнату, через поваленного ими же сто килограммового Анатолия. Стоять на месте, почему-то, никто не пожелал.

      Хрустнули  разбитые очки. Монстера по-киношному медленно рухнула на фаллического соседа. Через секунду Владимир включил свет. Стоял рядом с Викой и сконфуженно улыбался. Вика тоже. Они понимали, что чувство юмора у гостей  отсутствует напрочь. И навряд ли когда появится после случившегося. Речь бы восстановилась. Но с этим, слава Богу, через пять минут всё наладилось: когда уводили под руки одну из «неадекватных» рыдающих барышень, Вика собственными ушами слышала её бесконечное: «О, боже! О, боже! Дурдом! О, боже!»  Правда, пока ещё шепотом. У остальной пришлой троицы речь тоже прорезалась. Но тон и лексика оставляли желать лучшего. Они никак не могли взять в толк, что шутка предназначалась совсем не им, потенциальным покупателям, осматривающим будущую квартиру, а Толе, который, кстати, ещё и пострадал безвинно благодаря их неуклюжести. Вышедшие на шум  наши друзья чуть было их в этом не убедили, но те вовремя успели распрощаться и уйти со своим мнением.

      Тираду же Анатолия об оценочной стоимости разбитых очков и незапланированном цветочном лесоповале, обращенную к шутникам, Вика прервала фразой: «А пошёл ты!.. Мы ему еще на год трехкомнатную кладовку сохранили, а он!.. Вот жлоб!» Толя смог парировать это только мелочным: «Уроды».

      На этом историю с показом и продажей квартиры можно было бы закончить, но  по Челябинску поползли слухи о «нехорошей квартире №57». Приходили любопытные. Пару раз наведывались местные телевизионщики с  приглашенными колдунами и шаманами.  Маги определенно выявили, что «пахнет чертовщиной». Почему-то никто не удосужился связать этот феномен с сероводородным запахом от застоявшейся за восемь лет воды в унитазе в пустующей квартире. На том дело и закончилось. Лишь Ленке пришлось ещё с полмесяца маяться, отмывая чесночные следы на стенах и двери  после обряда экстрасенсов. Им то что: пассанули, побормотали, деньги получили - и адью! А ей ещё бельё сушить. Попробуйте-ка сами при таком амбре... 

 

 

 

 

 

    Г Л А В А   3

 

   

   « ГЕОМЕТРИЯ ЛЮБВИ»

 

 

 

      Любовь... Амор... Либе... Коханьня... Ласка... Йюбире...

      Любви все возрасты покорны. Или почти все. Даже не смотря на нехватку иодистых соединений в питьевых источниках Урала.

      Любви Челябинской подвластны и стар,  и млад. В отличие  от Любови Успенской, которая может кому-то нравиться, а кому-то и не очень... То же касается и Любови Яровой. Наша же землячка действует напористо и, я бы так сказал, нагловато, пытаясь заполнить собой пространство от Бердяуша до Каясана с запада на восток и от Муслюмово до Магнитогорска с северо- востока на юго-запад.

      А Челяба - та и сама по себе пропитана любовью, от трещинок на асфальте до облюбованных галками антенн, как какая-нибудь Верона или, на худой конец, Париж. В ней всё кричит, молит, просит, вопит о любви! Начиная от дворовых котов и почек на деревьях и кончая газонокосильщиками и чистильщиками бассейнов в поселках Петровский и Тарасовка.  А тут ещё эта тревожная, поистине с женскими капризами - от снега до зноя - весна-ветреница! Немудрено, что даже старожилы - и Ульянов на площади Революции, и Горький у педа, и неизвестный студиозо у ЮРГУ - напряглись в волнующем ожидании и закаменели, стреляя глазками на полуодетое женское население у ног своих.

      Кусты и шторы трепещут от нетерпения в предзакатных сумерках. Птичий гомон переходит в воркование. Ветерок уже не рвёт и мечет, а ласкает и гладит. Пряный дурманящий запах цветущей черёмухи уже  вызывает не   головокружение, а лишь лёгкое подташнивание да радость от предстоящей встречи с Любовью.

      А Любовь, кокетка этакая, не торопится. Она, как доброе вино или плов в  кафе «Узбекистан», настаивается и томится. Вместе с ней томится и население города. Ёлы - палы, ну, что за дела?! Уже и поели, и поговорили о том - о сём, и отдохнули малость... Закатывай, к лешему, дневное светило, усыпляй детей да пробуждай чувства! Ан нет! Спешка смерти подобна! С  точки зрения Любви. С точки зрения высокого и тонкого. Хотя, ежели вспоминать года былые да младые, любовь, кажется, мчалась, а не выжидала, как при ужении карпа, извините покорно за сравнение. Вот, помню!.. Хотя, ладно, потом как-нибудь об этом...

      В общем, часам к десяти вечера напряжение у большинства электората как бы само собой  проходит. Кто-то не может оторваться от очередного сериала. А кто-то уже дремотно клюёт носом. И те, и другие уже с раздражением и затаённой тоской думают о предстоящем принятии душа, бритье, кремации и лосьонизации. Как-то всё это уже... не ко времени... в тягость, что ли... Тем  более, ещё неизвестно, что Стас скажет Вике, после того, как Макс увидел Анжелу с Тёмой на улице в самом начале серии... «Да и (зевок) вставать завтра полседьмого»,-  вторит ей полудрёма с соседнего кресла.

      Любовь в ступоре! Ведь эта та самая пара, которая пятнадцать лет назад приковывала её к себе наручниками и таскала за собой, как ядерный чемоданчик, не взирая на её мольбы об усталости! И не было тогда ни романтических вечеров с кровавым предзакатным солнцем, ни стрекота цикад, ни аромата Хьюго Босс! А была кухня в общежитие в три часа ночи, заполненная грохотом сердец! Были промокшие под дождём насквозь палатки и чердаки на дачах! Были надувные матрацы вместо кроватей и лесные поляны! Господи, что ей тогда пришлось пережить вместе с этими сумасшедшими! Тогда же она, благодаря их сумасбродству, скорее всего и приобрела хронический  бронхит.

      - Опоздала,-  с затаенной грустью подумала Любовь. - Как это грустно - опаздывать … И всё чаще и чаще... И не только к ним...

      А хозяева исподволь всё подталкивали и подталкивали её к выходу. Поздно уже. Ждали мы тебя, ждали... Пора и честь знать. Или приходить в нужный момент. А то, знаете, незваный гость... он, сами понимаете...

      И прогонять Любовь день ото дня им становилось всё легче и легче. Привычка - страшная вещь! Бартер на суррогаты завершен. Отошли в прошлое неуклюжие ссылки на больную голову,  усталость или «сегодня наши играют!» К чему?!

Ведь ясно же, как божий день, что где-то что-то когда-то потеряно... Но, оказывается, и так «можно жить, правда, милый?». «Конечно (зево - ок), любимая. Пойду я, ладно?». «Иди, иди, не мешай, он сейчас Анжелу встретит...»

      И Любовь уже крадучись, с опаской и боязнью, будто домушница, входит в соседнюю квартиру. Но здесь уже сидит её родной братец Секс и ошарашенно слушает  лежащую в постели парочку.

      Увидел сестренку, помахал рукой: «Иди сюда!». Та присела в соседнее кресло. 

      - Представляешь? - зашептал он ей  на ухо. - Думал, справлюсь без тебя, а здесь, оказывается, мы оба, как пятое колесо в телеге! Одна имитация! Неужели такое бывает?!-  Любовь прислушалась к лежащим.

      - На «нет»- и сюда «нет»! Не хочешь покупать - не надо! Я тебе всё сказала!

      - Люсь, ну в деле деньги, нельзя их сейчас вытаскивать... Погоди с месяц...

      - Вот и ты годи...

      Любовь поднялась и вышла. Следом поплелся братец, удрученно качая головой.

      - Уж на что порой в моём деле деньги замешаны, и то - хотя бы с одной стороны есть желание, а здесь...

      - Мне еще к некоторым зайти надо,- обернулась она к нему.

      - Пойдем. Сегодня, кажется, работы не будет. Я посижу тихонечко в сторонке.

      - Посиди, посиди...

      Они впустую посетили ещё несколько  квартир и пошли на выход. На лестнице Любовь раскланялась с двумя парочками, поднимающимися навстречу.

      - Кто это?

      - Тоска с Привычкой. И Скука с Унынием,- тяжело вздохнула Любовь. И они вышли на улицу.

      Вот напрасно они это сделали! Ну, кто ж выходит ночью на Кировку без разведки? Совсем голова не соображает? Хотя бы в подъездное окошко перед этим глянули! Жаль, что и подсказать то было не кому в этой удушливой атмосфере, что их там, на свежем воздухе ожидает.

      Охваченная страстью толпа подхватила их, закружила, понесла! «Мне! Мне! Мне!»- бесновалась люди, прибывая со всех сторон.

      - Слава Богу,- шептали в изнеможении счастливые брат с сестрой, раздаривая себя по частичкам налево и направо.

      И жаль, что на всех их не хватало! Тех, рыдающих и обездоленных, уводили с собой Одиночество и Надежда, тихо и убежденно выговаривая по пути: «Любви все возрасты покорны. Всему своё время».

      Кто его знает... Может, и покорны... Да уж больно немочны да аскетичны бывают эти возрасты. И даже соответствующий антураж им уже не помогает. Не вдохновляет на чувства. Не впечатляет, глаз не радует и душу. И даже, я вам скажу, раздражает.

      А вот «Всему своё время» - это да! Это в точку! Приходит время - и такие полюса сходятся, когда - ах! - и до гроба, что только диву даёшься! Да вы газеты откройте! Есенин и Дункан! Алла и Филя! Алла и Максик! Гор и Бабкина! Табаков и Зудина! Ашот Зурабович и Галка с рынка «Меридиан»! Примеров сколько угодно! (Хотя, порой, и «Любовь зла...» вспоминается в таких случаях.) А когда всё это конфигурируется ещё и в «треугольник страстей», то...

 

                  Информация, размещенная на сайте «Геометрия Уральской «КБ»

 

                          «Задачи с любовными треугольниками

                            и методы их решения»

 

 

          «Задано изначально: любовь многогранна.

 

           Типы треугольников.

           

1. Равносторонний.  Задача из категории простейших. Решения не имеет. Пример: бабуля - сын - внучка, дед - дочь - внук и т.д.  до бесконечности.
2. Равнобедренный. Недолговечен, так как два катета имеют одинаковые параметры (90- 60- 90) и делать выбор меж ними - себя не уважать.
3. Задачи с выпуклыми и впуклыми треугольниками, естественно, не рассматриваются. Данные типы треугольников рассмотрены на сайте «Любителей голубого сала»...»

  

       

       А рассмотрим-ка мы, друзья мои, самый интересный из треугольников - разносторонний!

      Здесь примеров сколько угодно. А если включить фантазию, то... ого-го! Имеет множество решений. От увольнения беременной секретарши до венчания с женой на тридцатом году супружеской жизни. От развода с женой до пожизненного содержания соседки. От совместного воспитания общих детей до пластической операции на лице с последующей сменой фамилии и убытия инкогнито  за рубеж. До 2059 года включительно.

      Но мы немного отвлеклись. Итак...

 

      Он был, что называется, мужчина в возрасте. Двадцати четырех лет. Худой. Невзрачный. Всего 178 сантиметров роста. Дурацкое никчемное высшее педобразование.

      Когда окружающие взирали на него с двухметровой высоты, он чувствовал себя маленьким и несчастным. А хотелось быть счастливым и объемным, как Черчилль. И любимым, как первый огурчик в парнике.

      Ну, и что вы думаете? Пришло его время!

      Он подрос на сантиметр (оказывается, люди растут до 25 лет). Поправился на четыре килограмма. И стал любимым. Причём, вначале у младой поросли физиков 31 лицея. А затем и всей матушки - России, став «Учителем года».

      С любовью, понятное дело, случился перебор, но важен сам факт: всяко разное может произойти в жизни, ежели очень хотеть!

      Тогда-то вот и образовался пресловутый любовный треугольник: он - ученики - учительница литературы. По своей наивности он думал, что вопрос разрешится просто: днём - физика, ночью - лирика. Простая душа! Ночью к нему приходили удивительные разгадки тайн антивещества и черных дыр, и он оставлял лирику на постели в недоуменном ожидании. А днём лирика нежданно - негаданно являлась  ему в виде нескольких пар стройных пятнадцатилетних ножек в комплекте с голливудскими бюстами и набоковскими мордашками. Мордашкам было наплевать на ночную лирику вместе со всей мировой литературой. В головках зрела такая стратегия и такие разыгрывались комбинации, что не снились ни Сталину, ни Наполеону, ни главе МОССАДа.

      Рубить Гордиев узел наш безвестный герой не решался. Тем более, что молодой организм пока справлялся с поисками решений  данной ситуации. Поиск, как не странно, даже доставлял ему удовольствие и был не в тягость. Как подготовка к Новому году.

      А решение пришло неожиданно. И не ему. В мае его перевели в Москву в Министерство просвещения (Как я и утверждал в предыдущих главах - Москва сильна провинциалами!)

      А насчёт оставшихся в Челябинске лирик...

      Дневные достигли совершеннолетия и разлетелись кто куда, унося с собой светлую память о школьных годах.

      Ночная лирика вышла замуж за историка  из 11 лицея. Тот незнаком был с аннигиляцией, космосом и Эйнштейном и ночами не отвлекался.

      Вот такая вот гипотенуза у нас приключилась нонче в городе, честное слово.

 

 

                                       

    Г Л А В А    4

 

    «ОСОБЕННОСТИ   ЧЕЛЯБИНСКОЙ   ОХОТЫ»

 

 

      Справка.

      Красноармейский район Челябинской области разлегся на Западно - Сибирской низменности. Территория - 3814,6 кв.км.  Население - 46,4 тыс. чел. Тыс. чел. состоят, в основном, из русских, татар, башкир, немцев. Районный центр - село Миасское. Полезные ископаемые - титаномагнетит (Теченское месторождение). Что сие такое - нам не ведомо. Гидрография: через весь район протекает главная водная артерия области река Миасс. Судоходна в летний период для малотоннажных судов (двухместная резиновая лодка, плоскодонка и т.п.). Впадает (через промежуточные речёнки) в Северный Ледовитый океан. Почвы: серые лесные, солончаки. Животный мир: всякий. Экономика: основа - сельскохозяйственная продукция, животноводство.  В прошлом году зяби были вздыблены на территории … кв.км. (данные не озвучены, ДСП). Озимые взопрели аж в марте! Яровые проклюнулись. Поголовье скотин возросло на … млн. голов (данные не озвучены, ДСП). Удои удоились на … тыс. л больше, нежели в 1958году (данные не озвучены, ДСП). Особенности колорита: казачество. Два памятника лосю сохатому в с. Миасское.

      ...Сидели уже четвертый час. Сидели основательно, с пивком, с водочкой, с горячими пельменями, с соленьями и жареной картошечкой.

      Осоловевший Вовка все норовил втихую улизнуть в соседнюю комнату и завалиться спать, но его постоянно тормозили. Фраза «Ты что, с мужиками пообщаться не хочешь?» действовала безотказно.  Вовка тяжело вздыхал и поднимал рюмку.

      - Только по - последней, да?- с надеждой спрашивал он.

      - Ну, конечно!- легко соглашались мужики. - Ты на ус- то мотай! Никола  дельные вещи говорит.

      Николай, брат Степаныча, специально прикатил сегодня утром в Челябинск из своей Тьмутаракани (деревни Саламатка)  по крайне важному делу:  кончилось мясо. Не во всей деревне, а конкретно у него, у Николая. Причем, разом, в обоих холодильниках. Что казалось нереальным. Так как Николай работал лесником в местном Красноармейском леспромхозе.

      - Паразиты,- мрачно молвил он, крутя граненый стакан в огромных мозолистых ладонях. - Довели деревню: жрать нечего! Морозилку откроешь - мышь повесилась! Цену на комбикорма подняли - не подступись!.. Собак одной рыбой кормлю, скоро изжогой замучаются. У хомяков в амбарах щёки впали. А сверху всё давят: «Давай, давай...».

      Замолчал. Упёрся взглядом в телевизор. Там брюнетистая иностранка жаловалась на морщины - заломы.

      - Вишь, какие у них проблемы, на Западе - то...- протянул он. - Ни хозяйства тебе, ни забот - хлопот... В коровник бы её ко мне, навоз убирать.

      Выпил.

      - Коровник - то большой?

      - На 18 животин.

      Все почему- то разом замолчали, хотя до этого активно переговаривались между собой и поддевали Николая. А здесь замолчали.

      - Ты же говоришь «жрать нечего»,- наконец робко подал голос Сергей.

      Николай оторвался от телевизора, перевёл взгляд на Серёгу. Тяжелый взгляд. Немигающий. По - уральскому суровый.

      - Я сказал «морозилка пустая»... А жрать нечего - это деревенским... Потому что двадцать дворов, а работать некому, одни старухи остались. Ежели б не моё подворье - по миру пошли.

      - А ты чего набычился? - Степаныч внимательно смотрел на брата. - Серёга- то в чём виноват?

      Николай тяжело вздохнул, опустил глаза.

      - Да это я так, ребята...- проговорил устало. - Надоело пить с этими.. с городскими вашими. Они ж каждый раз в обязаловку ящиками спиртное прут. Благодарят так... за охоту, за отдых... Мне и обидеть их не хочется - хорошие, в основном, люди, и пить не хочется... Не двужильный уже... Копится, копится всё...

      - Да не бери в голову!- молчание Мамлину было в тягость. - Набьём тебе завтра зверья «по самое немогу»! На всю деревню хватит!

      - Охотник?- скосился на него Николай.

      - Не-е, - смутился Мамлин, вспомнив про старые «понты». - Просто... толпа- то большая... если все навалимся... а у меня «Сайга»...-

      - Ясно. На зайца- то хоть ходил? А на утку? Оружие пристреляно? Ну, хоть на стенде?..

      - Погоди, Николай,- прервал его Толя Мишанов. - Володьку сморило. Мужики, давайте на диван его...

      Володьку и вправду сморило. После ночной смены ему не дали отдохнуть, загрузили с одеждой и оружием в «Приору», разрешили чмокнуть на прощание дочку с женой и привезли к Степанычу на сходку с последующим убытием на охоту. Честно говоря, поначалу Володька был рад такому повороту событий, так как дома, кроме семьи, его ещё хищно поджидал ремонт кухни. С ремонтом они не дружили. Но пока соблюдали зыбкий нейтралитет: стены не обваливались, а Володькина семья старалась к ним не прикасаться. Уже вторую неделю. К тому же появилась возможность наконец-то опробовать лежащую в сейфе без дела  уже шесть лет «ижевку- 27М». Однако  действительность оказалась тоже не столь радужной. Пришлось пить. И внимать  затуманенным разумом что-то о завтрашней охоте. На которой он не был ни разу в жизни. Последнее, что отложилось в мозгу  - это затихающее «зайцы... утки... оружие...».

      В три часа Володьку подняли с дивана, под белы рученьки довели до УАЗика - «таблетки» и уложили досыпать на мешки с сахаром и крупами, попутно прикупленные Николаем в Челябе. И вот на этих, испещренных разными бруттами и неттами мешках явилась к нему давешняя рекламная брюнетка. Присела в изголовье. Ласково и нежно провела ладонью по щеке, скользнула за ворот рубашки.

      -Именно в этом возрасте у меня появляются на шее и груди синеватые пятна, - ласково ворковала она на ушко Владимиру. - Я называю их «засосы»...

      Ни как ехали по Красноармейке, ни сколько, ни куда - Владимир не видел.

      Очнулся он от полузабытого, но вбитого в мозг на всю оставшуюся жизнь негромкого армейского  окрика: «Рота, подъём!». Встрепенулся, будто боевая, но тяжелобольная лошадь, и выполз наружу.

      «Коммандос» в полном охотничьем обмундировании, с широкими короткими лыжами и при разнокалиберном вооружении  выстроилась в шеренгу, скосила интуитивно головы направо, выискивая живот четвертого человека. Николай, стоя перед ними, недовольно пожевал губами, вздохнул.

      - Ладно... что Бог послал... Братишка,  забирай к себе в «номера» Лешку (Мамлин гордо напыжился) и... - обвёл всех взглядом.  - ...Володьку, вон, забирай. Какой из него сейчас, к лешему, загонщик...

      Вовка к этому времени уже проснулся и даже переоделся. И за «загонщика» обиделся.

      - Чего это!.. Я десять лет в футбол играл в нападении!

      - Ну, а сейчас в воротах постоишь... Отдохнёшь. - Николай посчитал инструктаж законченным. - Айда за мной, я «номера» покажу.

      «Номерные» напялили лыжи, поплелись гуськом следом. Метров через триста Никола встал. Остальные, как бильярдные шарики на излёте, уткнулись ему в спину.

      - Ну, вы, блин, и сопите! В Челябинске слышно!- вполголоса произнёс Николай. - Володька! Твоё место... Не курить. Не шуметь. Ружьё - на изготовке. И на предохранителе.

      Вдоль всей кромки коренного леса, где поставили Владимира, тянулась пятнадцатиметровая полоса синеватого предрассветного снега. За полосой чернел густейший  двухметровый молодой ельник. Володька присел, пострелял глазами по сторонам.

      - Никола, а как же я зверя увижу? Прошмыгнёт в коренной лес - и ружья не успеешь поднять!

      - Не ори. Рассветёт скоро. Ты его издалека услышишь.

      «Патруль» двинулся дальше.

      Вовка снова присел.

      - Да как же я его увижу?- опять изумился он. - Или услышу?.. Он что, с барабаном бегает?!

      С ёлки, обрушив водопад снега, сорвалась ворона, улетела вглубь леса.

      - А, может, на глухарей охотимся?.. - неуверенно подумал он, глядя вслед вороне, поднялся с колен. - Никола ж вчера и про птиц что- то говорил... Блин, не облажаться бы!

      Увидал неподалёку пенёк. Обтоптал вокруг него снег,  уселся. Ружьё мешало, не давало рукам свободы. Он повесил его на соседнюю  сосну, достал сигареты. Оглянулся воровато, прикурил. Вдали заработал двигатель: загонщики поехали на исходные позиции.

      - Не - е, наверное, не на глухаря охотимся. Его ж не загнать, улетит. На зайца приехали! Точно!

      Успокоился. Испарина после лыжного променада постепенно пропитала одежду, проморозилась и теперь холодила тело.

      - А если косуля выпрыгнет? Или медведь?.. Или лось?.. Вот смеху - то будет: приехали на зайца, а загнали лося! А, вправду, выйдет такой... и что делать? Ни лицензии, ни разрешения... Да ещё говорят - они бешеными делаются, когда их гонят. Убить могут. Уж лучше не трогать...

      Но на всякий случай огляделся вокруг. Ни одного сука, чтоб залезть на дерево, поблизости не наблюдалось.

      - Ладно, если что - в снег залягу. И ни гу - гу!!!

      Опять поприседал, высматривая зайцев. Неумолимо светало. Запах подтаявшего снега вперемежку с  сосновым ароматом одурманивал.

      - Господи! За что ж благодать- то такая?!- чуть не плача подумал он.

      Вдали, за ельником, глухо зашумело. Наши идут! Пора! Вовка схватил «ижевку», прижался спиной к сосне. Дыханье замерло. Сердце же, наоборот, готово было выпасть в валенки. Шум, гвалт, крики приближались. Слышно было, как Мишанов  горланит во весь голос «Вставайте, люди русские!» Кульминация приближалась. Владимир утер влажной варежкой нервные сопли, закаменел со вскинутым ружьём.

      А шум разом стих. И наступившая тишина оглушила. Ни тебе скрипа звериных лап по насту, ни хлопанья крыльев. И так вот в течение пятнадцати минут: тишина - сопли - варежка - нервный вздох - тишина - сопли - варежка - вздох - тишина... Затем справа, где стояли остальные «застрельщики», послышались голоса и даже смех. Вскоре к Владимиру вывалили и «номера», и загонщики.

      - На предохранитель поставь!- ещё издали прокричал мудрый Степаныч. Подошли, разом закурили, загомонили.

      - Что случилось? Здесь никто не пробегал, - растерянно проговорил Вовка.

      - Расслабься. Ушло семейство. В другой околоток ушло. Вчера ещё, если следы не врут... Вот лосиха умная попалась! Третью неделю меня дурит! Только выслежу - на завтра и след её простыл! - Николай не выглядел расстроенным. Он даже будто хвастал повадками зверя, словно сам дрессировал его.

      - Какая лосиха? Зайцев же бьём...

      Все оборотились к Володьке. И внимательно на него уставились.

      - Ну, что таращитесь?! Никола же сам весь вечер тренькал «зайцы, зайцы...»! Я бы и стрелять в лосиху не стал: ни лицензии, ни... чего! Браконьерничать, что ли? Да и куда столько мяса? Несколько зайцев...

      Николай, бледнея на глазах, не дослушал его и медленно потянул с плеча карабин. На него разом навалились Степаныч с Толей. И крепко держали, пока он не обмяк, не опустился задницей на снег.

      - Вовка, ну что ж ты, мать твою, творишь?- проговорил он потухшим голосом. - А если бы и вправду на тебя лосиха вышла?.. Месяц за ней гоняюсь... Лицензия скоро кончится...  Или уйдет в чужой район... И мяса дома нет... А вы все «Никола, пельмешки бы из лосятины...» Где я вам её возьму?.. И так говядину за лосятину выдаю... Как людей, на охоту пригласил... Когда, думаю, у ребят такая возможность будет: на лося сходить... А вы...

      Его утешали. Ему поднесли в кружке. И себе поднесли. И ещё потом по разу. И, на всякий случай, разрядили Николин карабин.  А потом понемногу стали подхихикивать. А потом уже гоготать во всё горло, вспоминая все перипетии охоты. И громче всех хохотал Николай, вытирая выступающие слёзы. То ли горя, то ли радости... Кто его, чалдона лесного, поймёт...

 

 

 

                                                    

       Г Л А В А   5

 

                               

      «ЛЕГЕНДЫ И МИФЫ ЮЖНОГО УРАЛА»

 

      Тридцать лет назад.

 

 

       Аркаим... Аркаим... О, сколько в этом слове!..

       Малиновое солнце  зависло в зените, глядя на занесенные, не видимые простому смертному глазу руины.

       Ветер - скиталец веками пытался сровнять городище с землей, заметая его песком и пылью.

       Ледяные ливни секли, как шляхта малороссов, стены и крыши домов, обезображивая трещинами, точно морщинами, младую поверхность кладки.

       Птицы и звери пакостили, где придётся. И сколько придётся.

       И городок, наконец, сдался. А  что  кажилиться - то?!  Люди, выбив зверя, вычерпав рыбу и использовав плодородный слой, ушли на новые необжитые земли, благо, приватизация ещё не началась. Пришло запустение. Запахло прахом и тленом.

      Вороны и падальщики дремотно щелкали клювами, раскорячившись на древних валунах.

       Полу сдохшие от зноя гады и рептилии стремились заползти в тень их крыльев  и там сиествовали, не взирая на опасное соседство стервятников. Те, в отместку, тоже не взирали.

       И вот на этой земле умирал человек. Пересохшее горло молило небеса о влаге. Потрескавшиеся губы что - то беззвучно шептали. Глаза с затуманенным взором были широко открыты и безнадежно смотрели на край занесённой песком плиты с истертыми буквами «СМЕРТ...» и изображением черепа под надписью. Тело отказывалось шевелиться. Вечное солнце с безжалостностью маньяка ощупывало лучами будущую жертву.

      -Аркади - ий! Аркади-ий!! Шли - има - ан!!! Аркаша!!!

      Но человек не реагировал. Ему уже было все - равно.

      -Аркадий!

      - Светка! Вон он! Светка, сюда!!!

      Аркашу бережно перевернули на спину и поднесли к губам фляжку с водой. Влага хлынула в горло, забурлила, ударила рикошетом по почти исчезнувшему сознанию. Он заперхал, закашлялся и сел.

      Ему полили на коротко стриженную с залысинами голову, нахлобучили панаму.

      - Ну, что? Очухался? Ведь весь вечер вчера твердила: «Кончай пить, кончай пить, поплохеет...» Куда там! С друзьями, видите ли, год не виделся! Так вы посидите, пообщайтесь, а не упивайтесь до беспамятства! «Всё в норме, всё под контролем...» Скажи Степанычу спасибо, что не дал тревожить тебя вчера! Ещё и спальником укрыл, мать Тереза!..

      Но Аркадий, не слушая женского монолога, вдруг встал на четвереньки, подполз к плите, увиденной им в сумеречной жизни пять минут назад, и стал с ожесточением её откапывать. Стоящие над ним женщины испуганно переглянулись. А Аркаша копал и копал, пока не оголил всю плиту!

      Сел, тяжело дыша. Почесал щеку потной в песке ладошкой.

      - Там что-нибудь осталось после вчерашнего?-  спросил хрипло, не отрывая глаз от камня.

      - Господи, у вас-то - да не останется?! Мы тебе уже битый час толкуем - ребята на обед зовут, тебя ждали!..

      - Ну, айдате. Такое дело обмыть надо!

      Поднялся и поплелся за женщинами, бормоча, как полоумный  себе под нос:

      - Не всё одному прадеду фарт ловить... А не повезёт - так новое Лох - Нес с ребятами замутим... «...И  назовут сей град именем моим»... Чё нам потому что...

      А из- за пригорка  вкусно несло шашлычками и даже  у ж е  налитой в одноразовые стаканчики водочкой! За импровизированным столом, на точно такой же, как та, отрытая Аркашей Шлиманом  каменной плите восседал Степаныч и радостно кричал:

      - Болезный, иди сюда! Я тебе сейчас такое покажу - про кошерность забудешь!

      Аркадий с досады и огорчения лишь застонал и матюгнулся шепотком. Но к столу пошел. И очень быстро! И пока шел, в голове всё время стучало дятлом: «А Аркаим лучше звучит, чем Степаим... а Аркаим лучше звучит, чем Степаим...»

      Её он и озвучил, когда уселся за стол.

      - Без вопросов! -  сразу же согласился Степаныч. - Лишь бы не Шлиманск - на- Убегайке... Ну, согласись - не патриотично было бы... Древностью не пахнет...

      Но Аркаша все - равно насупился:

      - А чем пахнет? Тебе, Степаныч, всё не по нутру!

      - Не скажи... Я ж тебя знаю, как облупленного! Ты ж патриот Урала до мозга костей! А здесь, на нашем пустячке, экономику всей области поднять можно! Инфраструктуру развить! Местные промыслы! Которым более семи тысяч лет! Что, нереально? Ну, давай до трёх тысяч сбавим... А чем поднять? Интересом! А интерес чем привлечь? Древностью! Аркаим - это да! Звучит! «Арк», кажется, «медведь», да?

      - А «аим»?

      - Кому - «им»?

      - Не придуривайся!

      - А если не придуриваться, то у людей должен быть простор для фантазий... «Аз» есть. Посмотришь, что будет через пять лет. Так что - Аркаим - и всё! Принято! Ваше здоровье! За Первокамень!

      - Твой или мой?

      - Твой, твой, уймись... договорились же...

 

 

       Наше время.

 

      - Николай! Если б ты знал, какая там аура! Чувствуешь себя каким - то светлым, чистым, возвышенным! Хочется только добро делать людям! Никакая грязь к тебе не пристает! - восторженно излагал Лешка, сидя с Николаем в лодке.

      - Да откуда там грязь... степь да песок,- тихонько ответил Николай, не отрывая взгляда от поплавков.

      - Ну! И я говорю!.. Жить хочется! Любить хочется! А главное - всё чистое, светлое...

      - Клюёт!- перебил его Николай. Лёшка встрепенулся, подсёк. Удилище согнулось. Николай ахнул.

      - Неужто, сом?! Лёха, не давай слабины! Лёха, уйдёт!

      - Не зуди... под руку...- сквозь зубы прошипел напрягшийся Мамлин. Мускулы буграми заходили на обнаженном торсе.  - Подсак... давай!

      - Сейчас, Лёшенька! Сейчас, миленький!- засуетился Николай, разматывая подсак. - Только внатяг!.. Не давай слабины!

      - От...сь!- опять сквозь зубы проговорил Лёшка. -От...сь!!!

      - «И сползла с него чистота и праведность, аки позолота с самовара...»- кого- то неизвестного так же шепотом процитировал Никола. Сом стремительно заходил под лодку, но Мамлин успел  перекинуть удочку вдоль борта и опять подтянул сома поближе.

      - Вижу! Вижу его!

      Николай завёл подсак, и сом затрепыхался в сетке. Вдвоём, ухватившись за сетку руками, чтоб не сломать черенок, поднатужились и перекинули улов внутрь лодки.

      - ...!!! - огласились окрестности радостным Мамлинским криком.

      - ...ать, ...ать,- печально ответило эхо.

      - Чего орёшь? - недовольно отозвался из камышей завистливый Володька. - Всю рыбу распугаешь!

      - Да пошли вы …!!!- продолжал радостно орать Лёшка. - Мы с Николаем сома поймали!!! Пуда на два!!! Я ж тебе говорил, Волоха: «Пойдем со мной на холм». Экскурсовод говорила: босиком по серпантину - и будет тебе счастье?! Сам не захотел! Вишь, носки рваные у него! А я сбегал и - смотри, какого поймал!

      Вовка, как маленький нахохлившийся воробей после дождя, молча отсиживался в камышах.

      - Ах, Аркаим, Аркаим, Аркаим!!!

       Ух, Аркаим, Аркаим, Аркаим!!!

       Эх, Аркаим, Аркаим, Аркаим!!!- с чувством надрывался Мамлин.

      - Да сядь ты, балома! Перевернёмся!- проворчал беззлобно Николай, оглаживая сома по брюху. - Аркаим, Аркаим... Приплывём на берег - у братишки поспрашивай. Он расскажет... Как- никак, а  нонешний Аркаим с него и начался. С него да с Аркаши Шлимана... Ты его ещё не знаешь. Ничего. Узнаешь, даст Бог...- Николай замолчал, вспомнив былое. - Археологи хреновы...- Поднял голову. - Смотри! Туча-то какая валит! Гроза идёт! Сматываться надо! Поднимай якорь! Эй! - заорал он трубно, испугав Лёху. - Братва! На берег валим! Гроза идёт!

      И точно! Прошелестело ветерком по камышам. Стихло. Прошелестело. Стихло. И вдруг задуло упруго и сильно, точно в аэродинамической трубе. Солнце, словно напакостившая кошка, шмыгнуло за чернющую, будто из бредовых фантазий Малевича, тучу.

      И вдарило грохотом по ушам!

      И ослепило фотовспышкой небес!

      И накатило волной через борта!

      Благо, весла в руках Лёшки гнулись, но не ломались. С размаха рассекли камыши и ткнулись в берег.

      - Бегом всё под навес!- орал Николай, силясь перекричать вой ветра. И -  плывущим в кильватере: - Толян! Толян! Опусти удочки! Молнией …!!!

      Мишанов, наконец, его услышал, побледнел и забросил удочки в камыши от греха подалее.

      - Ну, ёлы - палы! - чуть не заплакал Николай. - Что ж ты, аспид, делаешь?! Завтра хрен найдём! Это ж Урал - река! Чапай не выплыл, а ты - удочки...

      Он в сердцах махнул рукой. И ошибся! Поутру ни хрена они не нашли!

 

 

       Сутки назад.

 

      - Всё. Приехали.- Степаныч устало потянулся. - Выходим.

      Ребята вышли. Из Мамлинского джипа появились остальные.

      - Может, останешься?- спросил Мишанов, вынимая из багажника свою сумку.

      - Нет, Толя, поеду. Сети ещё засветло поставить надо. Лагерь оборудовать. Да и был я здесь уйму раз. Вот точка рандеву. - Указал на карте место. - Завтра к обеду буду вас ждать.

Выглядел Степаныч как- то неважнецки. Потерянным выглядел.

      - Ну, смотри, Степаныч... А, может...

      - Давайте, ребята, давайте... Удачи вам...

      Он чего-то медлил. Затем, видимо, решившись, резко повернулся и подошел к расположившейся неподалёку компании с рюкзаками. О чем-то переговорил с руководителем. Тот, в свою очередь, с девушкой, сидевшей в центре на каменной плите. Девушка, кивая головой, слушала, слушала - и вдруг вскочила, как ошпаренная, отбежала в сторону!

      Степаныч же, наоборот, опустился на колени, обнял плиту руками и припал к ней лбом. Всё вокруг стихло.

      - Пьяный,- захихикали в украинской группе.

      - О, гроссгуру!- восхищенно прошептали немцы.

      - Вах!- так же тихо вторили им грузины.

      Японцы молча щелкали фотоаппаратами, тактично выключив блицы.

      Належавшись и наобнимавшись, Степаныч поцеловал камень, поднялся  и, ни на кого не глядя, прошел сквозь расступившихся людей к машине. Многие  кланялись  вслед.

      Он сел в машину. Подошел Николай.

      - Ну, что, холодный камень?- спросил тихо, косясь на стоявших поодаль.

      Степаныч кивнул.

      - Полечил похмелье?

      Степаныч вновь кивнул и тронулся.

      - Что это он, Николай?- подивился Сергей.

      - С Первокамнем здоровался,- торжественно и строго произнёс Николай, вскинул рюкзачок на плечи и поплелся на холм. Следом муравьями потянулись остальные...

 

 

 

 

 

       Г Л А В А   6

                          

        

      «ЛЕГЕНДЫ И МИФЫ ЮЖНОГО УРАЛА»  (продолжение)

 

       Наше время

 

      Откинув полог, в огромную юртовую палатку с тусклым закопченным  светильником под потолком впихнулся мокрый возбужденный Мамлин. Шумно встряхнулся, осыпав брызгами сидевших внутри, заговорил радостно и громко:

      - Во, блин, непогодь! Сети кое-как протрясли! Никола говорит: «К завтрему утихнет». Сейчас придёт, лодку к березе привязывает! У-ух, замерзли! И жрать хочется! Кишки аж сводит!

      При этом он неловко стягивал узкие «болотники», то и дело выпадывая  из палатки наружу.

      - Помолчи,- негромко попросил его Мишанов. И только сейчас Мамлин заметил, что в палатке стоит тишина, нарушаемая лишь стаккато дождя по тенту да негромким чавканьем и сопением. Все присутствующие сидели полукругом, будто индейские вожди на совете старейшин, и что-то усердно жевали, вдумчиво пялясь на колеблющиеся отблески от светильника, на соседей, на не распакованную еду. Даже Ульрика в углу жевала и пялилась.

      Так и не досняв левый сапог, а правый, с огромным ошмётком грязи инстинктивно прижав к светлой футболке с трафаретом «ДЫР. БУЛ. ЩИР.», Мамлин, приоткрыв от удивления рот, медленно опустился на пятую точку.

      С дальнего «красного» угла на него пронзительным взглядом отшельника и праведника внимательно и долго смотрел Степаныч.

      - Передайте ему,- промолвил, наконец, он. Вытащил из кармана какой- то коричневый окатыш размером с яйцо и отломил от него частичку. - Попробуй. Только не глотай.

      Мамлин с опаской положил поднесённое в рот и медленно разжевал. Рот наполнился слюной, но вкус был довольно сносный: отдавало сосновой иголкой. Жевалось трудно, как гудрон в детстве, и челюсти быстро устали. Теперь все смотрели на него, как перед этим на светильник. Лёшка непроизвольно сглотнул слюну, так как сплёвывать было неудобно да и некуда, наклонился к Серёжке и шепотом спросил:

      - Серый, что это?

      Тот приложил палец к губам, но все - равно тихонько ответил:

      - Типа мумиё... Степаныч сейчас расскажет.

      Минут через пять напряженного молчания и слюноотделения Степаныч сплюнул в ладошку свою пайку, вмял её пальцем, как пластилин, в яйцевидную  матку.

      - Всё, друзья мои. Можно закончить. Спасибо вам большое. Передайте мне остатки.

      Все торопливо посплёвывали жвачки. Степаныч неторопливо сформировал из них вновь полноценное яйцо, положил его в холщовый мешочек и подвесил на грудь.

      - Степаныч, расскажи! Расскажи!- потянулась к нему паства. Тот не заставил себя долго упрашивать.

      - Этому преданию нашего рода уже, поди, девять веков скоро будет. Половцы у нас тогда на Урале появились. Несметной силой. Да не просто появились, а бежали, сломя голову, от монгольского ига. И, видимо, до того им страшно было с ордой встретиться, что они и степь оренбурскую прошли, и горы преодолели. А попутно всех под себя подминали: и башкир, и русичей, и нагайбаков, и эвенков... Кого поубивали, кого в полон взяли, кто на Средний Урал подался... А пращур мой, Ярёма Квёлый, в районе нонешнего Аркаима обитал. Сторожок у них был тогда на этом месте, при слиянии Большой Караганки и Утяганки. Ну, вроде небольшой крепостицы... Сейчас вот пишут всякое... Дескать, воевали чуть ли не круглосуточно... Сферы влияния да земли делили... Вы, ребята, через мозги-то всё это фильтруйте. И сфер никаких не было, и земли - до одури. И жили все в мире и дружбе. Меном да торговлей занимались: и наши, и тюрки, и чудь, и весь, и хрень, и сумь, и емь...

      - Степаныч, а чудь ведь...- подал, было,  голос Мишанов, но на него запшикали со всех сторон, и он сконфуженно заткнулся.

      - Мирно жили,- повторил рассказчик. - Скот пасли, сеяли, охотились, рыбачили... А рыбу как коптили - пальчики оближешь!- он закатил глаза. -Весь Урал и пол-Сибири нашу рыбу брали! Потому, что рецепт знали и в тайне держали. Сейчас читаешь пособия по солению и копчению — и со смеха помираешь! «...Две ложки соли плюс ложка сахара на литр воды» - Степаныч хохотнул. - А тогда три с половиной  соли клали и две сахара, да  куркуму добавляли с почесуком и боданом! Вот рыбка-то вкус необычный и набирала!

      - Степаныч, а сахар- то тогда откуда?..- вновь вклинился нудный Мишанов.

      Степаныч  малость замешкался.

      - Дык свёклу сахарную садили да сок берёзовый бочками выпаривали! Не перебивай, а то мысль потеряю! Во - от... та - ак... А - а, половцы пришли!..- вспомнил он. - А пращур за три дня до этого почти всех мужиков с обозом рыбы к эвенкам отправил, у них тогда на  Тунгуске напряженка с рыбой была. Ну, что делать?! И тех не догнать, и эти на подходе... Думал- думал - и удумал! Созвал предводителей семи самых крупных общин и племён к себе на совет. А на совете говорит: «Братья - единоверцы!»  Чего вы так на меня вылупились? Не было ещё тогда на Урале ни христианства, ни мусульманства, ни иудейства. Язычество было! Поклонялись, правда, разному. Кто сернобыку... Кто медведю... Кто лошади Прежевальского... И друиды были! Говорит: «Братья - единоверцы! Хоть и разный у нас разрез глаз и развал - схождение ног, но живём мы дружными соседями, перероднились уже друг с другом, так что давайте решать сообща, всей «большой семеркой». Крепостица у нас одна на весь Камень (Урал по -  ихнему), нарошечная, от дождя спрятаться да от ветра укрыться. А половцев тьма - тьмущая прёт, все в страхе да испуге, сомнут нас - и не заметят! Но, для начала, чтоб порожняки не гонять, давайте определимся: вместе мы будем спасаться либо смертушку принимать или порознь?» И каждый ударил себя в грудь, по зубам щелкнул пальцем. Обнялись, почеломкались, чашу зелья пустили по кругу, а после, для поруки в вечной дружбе и верности данному слову,  оккаму отведали от единого куска, а остатки куска, по обычаю, сожгли в костре. И изложил после этого Ярёма мужикам план военных действий. И закипела работа!

      Со всего Южного Урала народ собрался к крепостице. Благо, и жратвы, и питья хватало. Рожь сам - пять урождалась. Вода на двух метрах откапывалась...

      - ...Жеребята о - двуконь рождались,- с усмешкой поддел его Николай, вошедший с улицы и стоящий у входа.

      - Жеребята рождались, как им положено,- строго произнёс Степаныч. - Кобылами. На триста тридцать третий день. От одного коня!

  ...А работа кипела! Камнерезчики и возчики были нарасхват! Чеканили на каменных плитах надписи и свозили плиты на окраины, примерно туда, где сейчас граница Челябинской области. Устанавливали через каждую версту. Всего было изготовлено, как гласит предание, 9999 штук. Работали по - стахановски, не покладая рук, по десять часов в сутки. И ведь успели ж до подхода половцев! Подскакали те, почитали - да и растеклись, будто море - окиян округ  острова Буяна, вдоль этих камней. А за них — ни -  ни!!!

      - А написано, написано - то  что было?!- у Володьки аж поясница зачесалась от нетерпения побыстрее всё узнать.

      - А написано там было: «ПРОКАЗНИК! ЗА СТОЛБИКИ НЕ ЗАХОДИТЬ! СМЕРТЕЛЬНО!» И под надписью — знак «Весёлого Роджера»...

      - Да как же они написать - то могли? Или прочитать?! - вновь завозмущался Мишанов. - Ни писать, ни читать тогда не умели!

       - Это ты по - старославянскому ни бельмеса не умеешь. А предки наши всё умели! И колесо изобрели, и «Кама - сутру» написали - до сих пор пользуемся! Слушайте дальше... Так и  повелось с тех пор в честь победы нашей, что семёрка стала счастливым числом. В пословицы вошло, в поговорки... В названия географические... Долина «Семи братьев», горы «Семь сестер»... «На семи ветрах», «Семь пядей во лбу», «Семеро одного не ждут»...  «У семи нянек дитя без глазу», Семиречье, «Семь бед - один ответ»...

      - Семибоярщина, «Цветик - семицветик», «Три семёрки - очко», портвейн «Три семерки»,-  попробовал продолжить Володька.

      - Нет, это позже,- подумав, ответил Степаныч.  И продолжил: - Согласно другому семейному преданию именно  оккама на веки вечные связал и сдружил этих семерых предводителей. Первокуски  оккамы передавались из поколения в поколение через старших сыновей и обладали магической силой: стоило только захотеть добиться чьей - либо дружбы и верности, как старший из братьев приглашал этих избранных к себе и они в течении пяти минут жевали оккаму. И так из поколения в поколение.

       - Так это что, значит,- обомлев, спросил Володька. - Эти куски уже кто - то жевал?-  Спросил - и замер. И ответа слышать не хотел! Очень не хотел!

      - Восемь веков!- с гордостью ответил Степаныч. - И на протяжении всего этого времени не было ни одного...

      Но его уже не слушали. Толпа, не страдающая отсутствием воображения,  рвалась наружу, как шампанское в новогоднюю ночь. Подкачал Мамлин, забывший про свою обувку. Ему сзади наступили на полуспущенный сапог, и он, бессильно дергаясь в лежачем положении, закупорил собой выход.  Быстро сообразив, ребята за руки - за ноги махом вынесли его в темноту буранной ночи. Разбежались подалее друг от друга, дабы случайно не забрызгаться.

      - Ну, Степаныч,  сволочуга! - со стоном произнёс в паузе Мишанов. - Ну, дай только до палатки дойти!.. Ой, господи! Ну, на хрена я крабов - то ел?! Коту под хвост! Ой, ма - амочки!..

      Через четверть часа, подобрав по пути совсем обессилевшего Мамлина, ребята вошли в палатку и остановились у входа, сжимая пудовые кулаки. Как балтийские братки - матросики перед расстрелом. Вконец изнемогший лежащий Лёшка изображал из себя тяжелораненого.

      Напротив сидели Степаныч с Николой и о чем- то мирно переговаривались, будто и не было у ребят недавнего ужаса с токсикозом и ночными пробежками.

      - О! Вернулись!- обрадовался Николай.  - Полегчало? Это у вас чакры головные открылись! Сахасрары называются. А копчиковые - муладхары. Ну, это ещё впереди, после ужина...

      - Кстати, насчет чакр...- Степаныч уселся поудобнее. - Я вам сейчас один случай расскажу...

      - Кончай трепаться, Степаныч!- сиплым голосом удушенного проговорил Володька. - Что это было? Не ври! Скажи честно! Что мы жрали?!

      Напрасно ожесточенно махал руками Никола за спиной брата. Слово было сказано. А сжатые до побеления кулаки ждали ответа.

      - Хорошо, Володька, что ты спросил про оккаму! - оживился Степаныч. -Это окаменевший кал мамонта. Согласно более поздней родовой легенде сила и мощь животного...

      Ребята опять не дослушали. Сейчас они уже даже далеко не разбегались. Беда их сплотила и, стоя на карачках, они ощущали вздрагивающее от спазм плечо друга.

      - А... ты - ы... гово... говорил... «жрать х - х- хочешь... желудок пу... у - устой...» Грибы - то от... откуда? Не…  делю н - назад... жра- а- а- али! Ой!!!- выговаривал Мишанов почти впавшему в беспамятство Мамлину.

      А в палатке в это время Никола сердито выговаривал Степанычу:

      - Совсем спятил, хрен старый? Чего ребят доводишь? Нашёл мышек подопытных! Не мог сразу правду сказать, что это смола лиственницы, у меня берешь?! «Окаму» какую-то приплёл, мамонта... Тебе что, без этой пакости басен не хватает?  И зачем у ребят жеванное забрал, в комок слепил? Шут гороховый!

      - Для натурализма и правдоподобности! Хотели же побольше правдивого про Аркаим услышать?.. Кстати,-  вытащил из-за пазухи мешочек со смолой. - Будешь? Согласно родовой легенде...

      - Да пошёл ты!

      - Ну, как хочешь.-  «Родовой  артефакт» полетел в картофельные очистки.  Степаныч щурился и блаженно улыбался. А руки споро нарезали колбаску, хлеб, огурцы, чистили яйца, распечатывали водочку. В палатке запахло плацкартным вагоном.

      - Ребятишки сейчас придут - голодные, как черти! Лешка, вон, прям с лица спал, не жрамши! И промокшие, небось... Погреемся изнутря... Я им ещё про чакры не рассказывал.

      - Да дай ты им поесть по-человечески! Кстати, а что это за трава такая - «почесук»?

      - Хрен её знает,- задумчиво ответил старший брат. - Второй раз в жизни слышу. Добрая, наверно, ежели аж эвенки за рыбой приезжали...

      - Тьфу на тебя, припадошный! - сплюнул в сердцах Никола.

      - Доплюёшься на старшего брата... Прокляну! - разулыбался Никола.

      - Ну, точно - юродивый!

      Рассерженный Никола пошел за ребятами...

 

 

 

 

 

                                                   Г Л А В А   7

 

                                    «В Ы К Р У Т А С Ы    С У Д Ь Б Ы»

 

 

      Середина лета. Солнце в зените.

      Обезумевшие стада «газелей», «мустангов», «бычков» и прочих доджевых «баранов», задыхаясь от жары и цен, бродили по прериям города в поисках дешевых водопоек. «Лукойловские» казались самыми безопасными и доступными. И их было много. Засушливый сезон кризиса ещё не коснулся их.

      Стаи собак, изнывая от пекла и безделья, бездвижно лежали на улицах, мертвецки оскалив морды и отбросив языки в сторону.

      Челябинцы, по подобию автомобильных стад, лениво передвигались с рынка на рынок, из магазина в магазин, от ларька к ларьку, выискивая товар подешевле. Мятущиеся челябинские души жаждали бешеных скидок, дисконтов, подарков, на худой конец. Город и не думал сдаваться на милость мировым катаклизмам.

      На овощном базарчике «Доваторский» незлобно, но колоритно переругивались два перезагоревших торговца - южанина, сидящих в своих дотах из мешков с орехами и сухофруктами.

      - Ти - дурак!

      - А ти - два раз дурак!

      - Ти - три раз дурак!

      - Ти - два мешка мэлький - мэлький крупа — и всё дурак!!!

      Подходили потные покупатели, слушали, вымученно улыбаясь и, довольные, шли дальше. Так,  незаметно, на подкорковом уровне происходило слияние  двух мировых культур.

      Где-то часам к трём из-за горизонта чёрным траурным платком вытянулась грозовая туча. Зависла над городом, сурово глядя на засуетившихся внизу людишек, на убегающих в укрытия собак и автомобили.   Проурчала утробно, поднатужилась да и выплеснула на Челябинск месячную норму  дождя вперемежку с градом.

      Закончился, не успев прийти к консенсусу, спор торговцев. Горожане забыли о скидках и дисконтах, и на ходу пытались спасти от раскисания уложенную в  авоськи туалетную бумагу и прессу.

      Ливневая канализация, состоящая на балансе СМУ «Водоканал - 1» и СМУ «Водоканал - 2» с 1985 года  и прекрасно показавшая себя в зимний период вдруг, будто капризная девица, засбоила и отрыгнула наружу всё, что с удовольствием должна была принять в себя. Реки разливанные хлынули из чрева земного через чугунные люки, фонтанируя и сметая всё на своём пути. Забившиеся в магазины зеваки с ужасом наблюдали сквозь витринные стекла, как водоворотом затянуло в себя и поглотило  дымящийся, съедающий ещё недавно чьи- то лёгкие, окурок.

      Наиболее продвинутые потерпевшие перешептывались  между собой, вспоминая Маркеса и Ноя.

      Всё это, как две капли воды, напоминало Питер во время наводнения. Периода строительства Петром 1...

      Потоки неслись по Цвиллинга, по Свободе и Ленина к площади Революции, с рёвом вырывались на простор и затихали, усмирённые, у ног гранитного Ильича. Вождь безмолвствовал...

      Периферия — и Электродная, и 3- я Электровозная, и Ударная, и 2- я Ямпольская, и 2- й Штанговый переулок, и Колупаевка, и Медведевка и многие-многие другие - и вовсе не казала носы со дворов. Фиг ли там делать? Чай, не дожи и не гондольеры, прости Господи за выражение, какие-нибудь. С умом-то дружим!

      Но через час, когда стихия обессилила, стало понятно, что Ной - не Ной, а на ливнёвку особой надежды нет и идти придётся по воде. Или покупать резиновые сапоги. И повезло тем, кто отсиживался (или отстаивался) в обувных отделах. Вот она, житейская лотерея. Или мудрость.

      И на всё это с наивысшей городской точки равнодушным каловым пестиком взирала многоэтажка «Гипромеза».

      Но это всё... так... лирика, к делу не относящаяся. А что касаемо дела, то тут такая история...

 

       ...- Льёт,- уныло произнёс Володька, глядя в разлинованное дождём серое окно. Тоска заполонила всю землю русскую и Советский район в частности. Унылость и тоска проистекали из расклада.

      - Льёт,- опять повторил он, но его не слушали. Вся эта троица друзей -  кретинов внимательно рассматривала свои вскрытые карты. А вскрытые потому, что какой-то  урод много о себе возомнил и объявил во всеуслышание: «Мизер!» И как объявил - то: радостно, победным голосом Суворова после взятия Измаила!

      - Чтоб у него язык отсох и никогда раньше мозговых извилин не двигался,- грустно подумал Вовка про себя в третьем лице, будто чурался знакомства с этаким дураком. «Паровозик» корячился почти стопроцентный!

      Ишь как, волки, задумались! Варианты просчитывают. «Знатоки», ети ж вас! Ещё за руки возьмитесь для мозгового штурма! Да при таком раскладе даже ваших зачаточных умишек хватит, что поймать меня!

      Он сказал: «И-го-го!», имитируя волчок из передачи. На него посмотрели внимательно. И серьёзно. И «игогокать» расхотелось совершенно. И ведь даже рюмку с горя замахнуть нельзя - Сашки Жедяева очередь остограмиться, он на прикупе сидит. Сидит, собака, и не пьёт! Поймать меня желает! Ну - ну... Попытайте счастья... Трое на одного!..

      - Я думаю, он пикуху и вальта червей сбросил,- прервал молчание Жедяев.

      - А почему не две пикухи?- продолжил обсуждение Серёжка Пульман и посмотрел внимательно на Вовку. Видимо, работа водителем при исполкоме приучила его к этим дурацким гестаповским взглядам.

      Вовка пристально разглядывал девятую черную полоску на Сашкином тельнике и на провокацию не реагировал.

      - Две пикухи оставлять?..-  озабоченно поинтересовался третий палач, Костя Колотилин. - Он что, дурак?

      - А ты сам как думаешь?

      - Ну... не знаю... всяко может быть...

      - Слушайте, умники!- все таки не вытерпел Вовка. - Вы играть - то будете?

      Его опять проигнорировали, продолжая неспешно разбирать варианты. Он подошел к форточке, закурил, издали наблюдая за соперниками. Ощущение было, как перед расстрелом. Или родами. И не больно пока, а - страшно!  Аж ладошки вспотели!

      Они позвали его к столу на третьей сигарете.

      - Садись, болезный,- любезно предложил Константин - Сейчас мы тебе «бяку» делать будем.

      - Ну-ну... Кто играет?

      - Я играть буду,-  сказал Сергей и сделал ход.

      Александр сидел молча и напряженно.

      Константин же всё время порывался что - то подсказать и машинально гримасничал.

      Уже в процессе игры Владимир подсчитал:  «паровоз» из четырех взяток. И смирился с этим. Но тут нежданно - негаданно в дело встрял то ли «паровозный стрелочник», то ли ангел - хранитель  в лице семи пудового Кости. У того попросту сдали нервы от близкой победы.

      На очередном, главном для Володьки заходе, он вдруг поприжал Сережкину руку с картой и, торопясь, заговорил:

      - Серёга, ходи с червей, я тебе точно говорю! Серёга!!! Я всё просчитал! Ходи!

      И, не дождавшись, пока Сережка вырвется и ответит, он схватил семь червей и бросил на стол. Сергей оторопело потянулся за ней.

      - Карту оставь, - спокойно, как два дохлых индейца, произнёс Владимир. Хотя, судя по цвету лица, давление зашкаливало далеко за двести. Пустая рука Сергея безвольно опустилась на стол. Что - то прошептали губы. Костя задорно посматривал вокруг, дескать, ну как мы его?!

      Володька сбросил ловленную когда - то (Боже, как давно это было! Жизнь прошла!)  карту и остался с чистым «мизером».  И в эту секунду в окошко постучалось послегрозовое солнце, салютуя победе разума над суетой, тщетой и прочей дребеденью!

 Владимир вскрыл свои карты,  подошел к столику с питьём и закуской и выпил внеочередную «мизерную стопку». Ежели б его поймали, то пили бы эти трое, в общем- то чудесных и душевных, но  немного недалёких и  невезучих друзей. А сейчас ещё и несчастных. По его воле. По воле более удачливого, расчетливого, умного... Ведь ловля «мизера» - это не только фарт, везение, но и долгая, упорная, кропотливая работа ума, и ума незаурядного! Не каждому это под силу! И уж, конечно же, ни этим старым добрым, но наивным друзьям.

      Он под шумок замахнул ещё и с отеческой улыбкой прислушался к их перебранке.

      - Костя, в порядочном обществе за это морду бьют...

      - Слушай, Серега, ну это каким надо быть идиотом, чтоб сбросить девять червей и оставить две пикухи?! Он совсем с мозгами не дружит?

      - Это ты не дружишь... А он в шоколаде...

      - Нет, ну что он дурдом устраивает? По-человечески сбросить не может?..

      - Пойду ка помогу им разобрать партию,- подумал Владимир. - А то ещё час  ругаться будут...

      И в это время, молчавший до этого Жедяев сказал:

      - Тихо! Серега, а если вот так?..

      За окном громыхнуло и вновь полилось второй месячной нормой. Тьма навалилась на город и вползла в Володькину душу. Сашкиными стараниями... Он ещё не знал, какую пакость тот придумал, но что это непременно пакость - было несомненно. Стоило только посмотреть на это светящееся радостью враждебное лицо, на расслабленные после напряжения чресла, обтянутые тельняшкой  (моряк хренов, небось, только фарцовкой и занимался!), послушать его  прорезавшийся голос, медленный, значительный (что ты! Того и гляди «Россияне!» ляпнет!), как становилось ясно: не только придумал, но и нашёл вариант! А ведь весь кон сидел, молчал! Ну, и сидел бы!.. Ну, и молчал бы!.. А я его ещё на рыбалку брал с собой! Вот Мазепа!

      И эти, покемоны! Бить же уже друг друга собирались! А сейчас сидят, будто близнецы однояйцевые, воркуют!.. И я их ещё мирить хотел, мормон несчастный! 

      Володька поплелся к столу на повторную экзекуцию...

 

      ...Что я хочу сказать... Как мы, человечество, все - таки не ценим счастье... Маленькое... минутное... пушистое... Но твоё! Пришедшее! Держи его, лелей! Нет! Шлея под хвост попадает - и всё!.. «Гоняемся за любовью, вожжами держим года!..», большое ищем, огромное!  А оно - вот, пришло уже! Пусть махонькое, чахлое, но пролившее свет на душу... Ведь получил ты, Володька, одну взятку вместо четырёх - радоваться бы да радоваться, «...задрав штаны, бежать за комсомолом», ан, нет! Насупился, желчность проступает в каждой фразе при общении со старыми добрыми друзьями, ищешь подковыку, скрытый намёк в   любом слове. И невдомёк тебе, что, может, жалеют они тебя, непутёвого, по - своему, по - товарищески, по - иезуитски, но жалеют!  Ведь на них, на жалости, доброте да любви к ближнему стоит и стоять будет земля уральская! Да и вся русская — тоже!

      ...А стихия через два часа кончилась. И ещё солнце выглянуть успело  перед отбоем.

 

 

   

    Г Л А В А    8

         

  

    « ПЕРЕПЕВЫ»

 

 

       Гуттаперчевость времени особенно ощущается в период ожидания. Секундные «двадцать один, двадцать один...» непременно растягиваются до  «четырнадцать миллионов триста пятьдесят девять тысяч шестьсот шестьдесят шесть...» И если этот «Бабл Гам» не заполнить делом, философскими размышлениями, светской беседой либо «Балтикой №3», то жизнь покажется до того никчемной и пустой, что хоть плачь, хоть вой.

      И  так как питие за рулём возбраняется законом, а философские думы были чужды  и Владимиру, и Анатолию Мишанову, то они предавались беседе. Не знаю, уж насколько светской, но время текло, а это главное... Тем более, что парк «Алого поля», где они расположились на витой чугунной скамье, всячески этому способствовал. Яркая после дождевая листва кокетливо шепталась с ветерком. Солнышко щадяще пряталось за облачками. Снизу тянулись запахи мокрой земли и высыхающего асфальта.

      Приглушенно звенели трамваи на Свердловском проспекте.

      Чрез  безтурниковый проход шествовали мамаши с колясочной ребятнёй, юные джинсовые стайки молодёжи, пожилые матроны с внимательными ефрейторскими глазами. Народ, кажется, никуда не спешил...

      Вид у Владимира, развалившегося на лавочке, скажем прямо, невольно диссонировал с праздничными нарядными одеяниями гуляющих.

      Был он одет в какую-то несерьёзную, красное с белым тельняшку с коротким рукавом. На лохматой не чёсаной голове неведомо как держалось белая кепи с позолотной ленточкой «Подземный флот». В довершении ко всему обут он был в видавшие лучшие годы тапочки со стоптанными задниками.

      Толя же, в отличии от него, был облачён в строгий, серого цвета в полоску костюм, при серебристом галстуке и в начищенных черных туфлях.

      Как - то нелепо смотрелись они рядом, притягивая удивленные взгляды прохожих. Как бледная поганка с мухомором. Даже странно было, что при таком одеянии они ехали в одно и то же место: на дачи в «Тракторосад №6 «Юбилейный», что близ станции Чернявская. На Мишановском «РАФ- 4». Который в данное время ремонтировался в автомастерской «У Васенко». Потому, что, едва отъехав от дома, Анатолию не понравилось, как работает «климат - контроль», и они попутно заехали к знакомому мастеру. В итоге, до двух ноль - ноль они были свободны, посему не придумали ничего лучшего, как скоротать время в парке.

      Почёсывая через футболку потную безволосую грудь Владимир широко зевал и сквозь дрёму слушал брюзжащего на произвол местных властей Анатолия. Тем были помянуты (не к ночи сказано) и пожарники, и санэпидемстанция, и милиция, и налоговики, и райисполком, и дирекция рынка, где располагался его магазин.

      - Вот ты говоришь: хорошие времена наступили, стабильность...- теребил Анатолий молчащего Владимира. - А я говорю: всё то же, что раньше... Как были они беспредельщиками -  так и остались! А что изменится - то? Те же люди... Права те же... А эта помощь малому бизнесу - что- то сказочное. Может, где- то и помогают... своим... или себе... Я зарплату девкам в магазине выплатить не могу, а они...  И эти... автослесари... помяни моё слово - не меньше «штуки» зарядят!

      - Да, «РАФ» дороже в ремонте, чем «Ока», -  лениво процедил Владимир, поняв, что подремать не удастся.

      - Да что ты привязался к моему «РАФ»у!- психанул  Мишанов. -Мне ещё три года ссуду за него выплачивать! «РАФ», «РАФ»... Вот привязался!

      - Странные вы люди - директора магазинов. Ельцин вам дышать не давал... Путин - тоже... Медведев - тот совсем зажал. Люди стабильности радуются. Пенсии повышаются... Войнушки прекратили... Гордость появилась за страну - считаться хоть стали с нами... Башмаком никто по трибуне не бьёт...  иконостасы на груди не устраивает... пьяными оркестром не дирижирует... А, главное, не клянётся на рельсы лечь из-за повышения цен. Долги все отдали... Запаса - и валютного, и золотого - сроду такого не было! А ты всё плачешь и плачешь... Вот, давай, спросим у кого-нибудь - лучше жить стало или нет?! А?!- Володька оживился. - Вот прямо сейчас спросим, идёт?- Он засучил ногами, пытаясь надеть тапочки, вскочил, засеменил навстречу немолодой импозантной женщине.

      - Не надо,-  тоскливо произнёс ему вслед Мишанов, но было поздно: Владимир уже вёл её, поддерживая за локоток, к скамейке, попутно что-то оживлённо наговаривая. Подошли.

      Женщина была привлекательна именно той, увядающей красотой, после созерцания которой почему - то не хотелось смотреть на худущих перенакрашенных красоток. Близоруко щурясь, она нащупала висящие на цепочке очки, нацепила их.

      - Анатолий!- проговорила она радостно - изумленно. - Вот  не ожидала! А молодой человек говорит: опрос населения...

      - Да нет...- Анатолий сконфузился. - Это мы так... поспорили немного с товарищем...

      - Я вот тоже думаю: какой может быть опрос? - она недоверчиво и немного скептически оглядела Володькин наряд. - Без анкет... без диктофона...

      - Извините, а  В Ы  не могли бы спор наш разрешить?- Володька  нисколько её внимательного взгляда не стушевался и продолжал гнуть свою линию. - Вот скажите: лучше ли мы стали жить за последние десять... нет, пусть будет пятнадцать лет?! - И застыл в вопросе, улыбаясь щербатым ртом.

      Дамочка с неодобрением посмотрела на остатки его желтых прокуренных зубов, присела, обернулась к Мишанову.

      - Анатолий, представьте нас.

      - Это сосед мой...  дальний... Владимир. А это Маргарита Павловна.

      - Очень приятно!- Владимир отложил «дальнего соседа» куда - то на задворки памяти, по - ротмистрски кивнул, чуть чепчик не слетел с головы, и щелкнул эфемерными каблуками. Та в ответ благосклонно кивнула. И опять оборотилась к Толе.

      - Как живёте, Анатолий? Почти год не видела ни вас, ни Елену Петровну. Только перезваниваемся с ней, да и то редко. Я смотрю - вы посвежели... стройней как - то стали... Как здоровье - то у Елены Петровны? Она же сама ни за что правду не скажет. «Хорошо всё, хорошо...»

      - Хорошо,- подтвердил Толя и опять замолчал.

      - А я весной к Ирише с Игорьком ездила в Москву. Ну, что за город,- вздохнула Маргарита Павловна. - Палата для буйных, да и только. Толкотня, спешка, пробки... Всё-таки Петербург нам ближе, роднее...

      - К нам много ленинградцев эвакуировали в Отечественную,- встрял Владимир. - И заводы, и театры...

      - Я сама из эвакуированных питерцев,- строго сказала Маргарита Павловна, делая упор на «питерцах». - И считаю Челябинск своей второй родиной.

      - Ну, конечно, конечно!- живо согласился Владимир. - Извините, это я так...

      Женщина недовольно помолчала, затем продолжила.

      - Так я что хочу сказать... Кажется: карусель, никому ни до кого дела нет. А вот коснулось - и видишь, что люди одинаково хороши и в Москве, и в Питере, и в глубинке. Сострадание, участие - как было заложено в русском человеке испокон веков - так и осталось. Я ведь давно артрозом мучаюсь,- доверительно сказала она, обращаясь почему- то к одному Анатолию. - И на массаж хожу, и процедуры принимаю... А Игорёк «расщедрился», четыре огромных саквояжа мне в дорогу набрал. До поезда ещё ничего: привезли, с друзьями в купе уложили... А вот как в Челябинске, думаю, я с ними управлюсь? Мне и один-то не поднять! А попутчиками ехали двое молодых людей лет двадцати пяти - тридцати. Молчаливые, что твои истуканы с острова Пасхи. Ириша с Игорьком минут десять сидели с нами до отправления, так они им ни здрасьте, ни до свидания! Буки буками... То ли засекреченные физики - ядерщики... То ли из похоронного бюро... Хотя какие в похоронном бюро могут быть командировки?.. По обмену опытом, что ли... Но это я первое время так гадала... А оказалось - работники банка. Едут проверять Челябинский филиал. Замечательные душевные молодые люди! Слово за слово - разговорились... Я давно с молодёжью не общалась. Всё как- то ровесники вокруг... А по телевизору разве что поймешь о их жизни?.. Гонялки, стрелялки, секс этот... «Господа, господа»... Интересно, над кем они господствуют?..  Или «Дом», Господи ты боже мой!.. Если по этой передаче судить - пропасть меж нами! И не «кажется», а точно - пропасть! Потому, что пропасть меж отцом и дочерью! Я же была знакома с Анатолием Александровичем. Это был интеллигент.- Маргарита Павловна строго посмотрела на ребят. - Интеллигент. Безо всяких больших букв. Потому что интеллигент не бывает большим или маленьким. Он бывает лишь в одной ипостаси. Запомните это, молодые люди, дабы не попасть впросак с фразеологией. Иначе будет очень стыдно.

      Ребятам отчего - то уже стало стыдно.

      Маргарита Павловна продолжила.

      - Когда дочка легко переносит прозвище «Лошадь белая»... когда ведет совершенно безнравственную передачу... когда кичится своей принадлежностью к  никчемному клану олигархов и гламурщиков... когда (пусть даже в споре!) упоминает о своей благотворительности, что является недопустимым среди порядочных людей, то это, молодые люди, пропасть! В первую очередь — духовная. Видимо, Анатолию Александровичу с его загруженностью было не до воспитания дочери. Но ведь, помилуй Бог, и нашим родителям было не до нас!  Разруха, война, снова разруха... Столько вынести... У нашего поколения скорее «самовоспитание»...

      Извините, отвлеклась я... Перескакиваю с одного на другое... О попутчиках  говорила, а, видите, куда меня занесло...  Так вот, если судить по ним о подрастающей смене, то я спокойна за будущее. Эрудиция, юмор, такт... Кто я им? Так, дорожная незнакомка... Причём, в возрасте... Тусклая старушенция... Однако, лишь несколько раз в жизни я испытывала такое наслаждение от общения. Не говоря уж о том, что всю дорогу у меня не было никаких проблем ни с чаем, ни с постелью, ни с обедом. А в Челябинске они меня окончательно «добили»: довезли на служебной машине до дому, подняли вещи в квартиру и даже помогли распаковать! И не взяли ни копейки! Хотя, вы сами понимаете, я им пыталась заплатить! Куда там! Мне кажется, что этим я их даже обидела. Как вы думаете? Обиделись?

      А я хочу вам ещё один случай рассказать. Смеситель у меня начал подкапывать. Дозвонилась до диспетчера ЖЭКа. Знаете, что она мне ответила? «Заявки выполняются в течении двух суток». Боже мой, как жить то? Он же капает и капает, ванна желтеет... А через час - звонок. Пришел сантехник. Вы, наверное, думаете, что сантехник - это небритый мужик с похмелья в ватнике? Я тоже так считала! Это же шаблон! А тут заходит молодой статный парень в синей униформе, разувается! извиняется! И за пять минут выполняет свою работу! За пять минут, я засекала! И перед уходом оставляет мне  в и з и т к у! Представляете: сантехник — и   в и з и т к а! И опять - ни копейки себе в карман! И вы после этих... эпизодов... ещё у меня спрашиваете, лучше ли мы стали жить?!  Судари, это действительность. В отличии от фантомной «Белой лошади»... Ох, что - то заговорилась я с вами... Ладно, молодые люди, мне пора. Пойду я уже... Всего доброго. Анатолий, Елене Петровне поклон от меня.

      Маргарита Павловна легко поднялась и прошествовала по аллее в сторону планетария. Владимир машинально кивнул и долго смотрел ей вслед, пока та не скрылась за поворотом.

      - Толя,- задумчиво проговорил он. - А ты заметил, что у неё глаза разного цвета? Один зелёный, а другой - мерцающий какой - то... То ли карий, то ли серый... черт его знает!  А, кстати, кто она?

      - Знакомой нашей мама,-  почему - то хмуро буркнул тот. Он вообще во время разговора был какой-то подавленный, не в своей  тарелке. - Ирки Мазуровой. Помнишь, у меня на именинах москвичка была? С сыном, Лёшкой... Маленький такой, кудрявый... лет пяти... Ленка вместе с ней в институте училась. Потом моя в торговлю подалась, а ту в фээсбэшку переманили. До капитана здесь, в Челябинске дослужилась. А муж, Игорь, в командировку к ним приехал. Ну, и поженились. Он её к себе, в Москву переманил. Генерал уже сейчас. А теще, Маргарите Павловне, «трёшка» здесь осталась...

      Он чему - то тяжело вздохнул, замолчал.

      Володька, наконец, оборотился к нему. Закурил сигарету и, победно усмехаясь, спросил:

      - Ну что, кто прав оказался?! Стариков - то на мякине не проведёшь! Им конкретику подавай! Прибавки, льготы, внимание. Они по делам и судят: лучше им или хуже жить стало? Им общие слова ещё при Брежневе да Горбачёве до рвоты надоели! А внимание, а?! Вишь, как ей приятно было, что все по-человечески к ней отнеслись? Я тоже считаю, что старики и должны так достойно век доживать. Им надо - то - малость да ещё немного... Вот и счастливы!

      - Счастливы, счастливы...- в Толином голосе слышалось раздражение. - Ты тогда, на именинах, пока придурошных из себя с Викой изображал, Ирка за столом рассказывала, как они маманю провожали домой. Четыре баула, говорит, огромных нагрузили  подарками. Игорь двух лбов своих в командировку в Челябинск оформил в том же купе, чтоб тёща без проблем доехала. Те, конечно, за всю дорогу ни слова о зяте не сказали. Себе дороже вышло бы...

      И со слесарем так же... Маргарита повадилась: чуть что, фигня какая-нибудь - сразу дочке в Москву звонит, плачется, благо, телефон Ирка оплачивает. Та сразу сюда, друзьям, перезванивает. В тот раз аж сам заместитель начальника  нашей  ментовки в ЖЭК прикатил, вставил им по самое немогу... А ты говоришь: «лучше жить стали, достойнее...» В коммуналку бы тебя... Да на инвалидность... Да пенсию по минимуму... Да чтоб дети пьянствовали все дни... Или в тюряге сидели... Посмотрел бы я, как ты жизни порадовался! «Достойная старость, достойная старость! »- передразнил он Владимира. - Иди ты со своей «достойной старостью»!

      Улыбка уже давно сползла у того с лица. Он сидел теперь такой же хмурый и подавленный, как Анатолий.

      - Ну, ты и насобирал... А что ж она тогда... плетёт?..

      - Да она и не знает... Живёт себе и живёт... Как на кладбище... Уютно, опрятно... спокойно... Проблемы решаются - и слава Богу.

      Долго - долго молчали.

      - Да,- сказал, наконец, Владимир. - Трудно сейчас на каждую бабулю по генералу ФСБ найти. Нереально.

      - Ладно,- шлепнул его по плечу Мишанов, тяжело поднялся.  - Не заморачивайся. Будет и на нашей улице праздник. С маршем Шопена. Айда машину забирать. А то до сада ещё ехать и ехать.

      - Да и ты не расстраивайся. Не может ремонт твоего «климат - контроля» «штуку» стоить. Минимум две.

      Толю передёрнуло, но он промолчал. Ребята поднялись и пошли на выход. В спину метрономом звучал тоскливый поминальный плач раскачиваемых детишками качелей.

 

 

 

      Г Л А В А   9

 

 

     «БЕЗ  НАЗВАНИЯ»

 

 

      «Красота спасёт мир»... А Надежда говорит, что мир спасёт любовь к людям. Я пробовал... Ну, ёлы - палы, это ж невозможно! Здесь себя-то порой видеть не можешь, а уж за всех людей...  Бомжара синющий... Или жлоб богатенький, в упор никого беднее себя не видящий... Гаишник, тянущий с тебя взятку... И всех любить?! И мир спасётся?.. Что-то она путает... Ляпнула, не подумавши...

      Но позавчера ко мне наведался Степаныч.  И я спросил его об этом. Я не ждал от него аксиомного ответа. Просто думал, что его трёп приоткроет что-то неведомое мне в этом вопросе.

      Странно, но Степаныч начал с молчания. Не балагурил, не выдвигал гипотезы, не шутил. Молчал. Долго - долго. Я ему не мешал. Сидел поодаль и курил.

      - Я тоже так всегда думал,-  сказал он, наконец. - Надежда твоя - мудрая женщина. Любить, прощать...  Трудно... Но надо... Я тоже так думал... А сейчас не знаю...

      И снова замолчал.

      - Случилось что - то?

      Он поднял на меня глаза.

      - Ты помнишь, я тебе рассказывал историю про собаку?  Когда сторожем на стоянке подрабатывал?..

      - Конечно, помню! Ладой звали. И дворник ваш к ней привязался, одинокий был. А когда обрюхатилась - её умертвили.  А дворник плакал. «Беспонтовая собака»... Я же и рассказ про это написал, всем вам читал, не помнишь что ли?

      Степаныч всё так же тоскливо смотрел на меня.

      - Наврал я тогда.

      - Зачем?-  Я опешил. - Зачем, Степаныч?

      Тот молчал.

      - Да что ты кота за хвост тянешь? Сам же заикнулся!..

      Степаныч опустил голову. И так, со склоненной головой, рассказал,  что было на самом деле.

      - Всё тогда к этому шло... Я вам и рассказал, чего ещё не случилось...   А она  ощенилась... Один мёртвый родился - она его за будкой закопала...  А вторая - девочка, Хондой назвали... До четырёх месяцев у нас жила. Вылитая Ладка. Игривая - спасу нет! Ну, как  все щенки... И ласковая такая же... А потом машину одну повредила... Мы же их на ночь отпускаем из вольера. А зима, холодно... Водилы лобовые стекла накидками закрывают, чтоб не замораживались. Вот она одну такую накидку и стянула, «дворники» оборвала... Вот здесь- то директор  вконец обозлился. Про Ладку уже молчал, а насчет щенка... В общем, уговорил я его три дня подождать, до понедельника... Думал, пристрою  куда-нибудь... Не получилось... Отвёз я её в Плановый посёлок у Плодушки... Не смерть всё-таки... Частный сектор... прибьётся к кому-нибудь, может... Собачка статная, симпатичная, ласковая... Ошейник одел, чтоб собачники не позарились лишний раз... Отпустил. Гоню,  а она за руку меня хватает, играть зовёт... И ведь никакой подлости от меня не ожидает! Понимаешь, никакой!!! Она же  каждую смену с этих моих рук ела! Она ж верила этим поганым рукам!

      Я отвернулся. Потому, что Степаныч плакал. Говорил и плакал. А голова была седая... И тряслась.

      - Сыру оставил... Конфет... Как на кладбище... И уехал... А она даже не побежала за мной... И не ела... Стояла и смотрела, как я, паскуда такая, уезжаю...

      Он неловко, кулаком, утёрся.

      - Я потом приезжал туда несколько раз. Накуплю колбасы - и туда... Хожу, зову «Хонда, Хонда»... Ни разу не откликнулась... Дай Бог, чтоб жива была...

      Долго курили, не глядя друг на друга.

      - Дворник-то как всё это пережил?

      - А что: дворник... Такая ж сволочь, как и я, оказался... Моя смена как раз была, назавтра Хонду увозить... Тут и он у меня в будке объявился... Он и до этого часто наведывался: чайку попить, покалякать... Ну, и тогда - сидит в уголке, поддатый уже, бормочет что-то своё... Я и не прислушивался...  А потом слышу: «Я сам собак люблю... У меня такой собак дома жил...  А этот говорит: «Нате вам сотку. Как хотите, так делите... Чтоб не было её...» А как её топить? Она ж взрослая... Петька говорит: «за голубятню... там бомжи живут... петельку накинем, через сук... а они вечером снимут, сожрут...» А чего на полтинник возьмешь? Два стакана даже не вышло... Степаныч, у тебя хоть конфетка есть? Занюхать...»

      А я сижу, руки трясутся... Сам же знаешь, в каких передрягах был, а здесь колотит всего. «Понедельника, говорю, жди. Может, и не надо будет ничего делать. А ты что, взял уже деньги, собаколюб?» «Да по полтиннику всего досталось...». Дал ему закусь, выпроводил...

      И опять замолчали.

      - Видишь, одно о человеке думаешь... фантазируешь... А оказалось... И не могу я на него сейчас смотреть... Разговариваем, а у меня в башке «петелька через сук, вечером сожрут»... А ты про любовь спрашиваешь... Я и щенка- то у тебя взял, как... грехи будто отмаливаю... Вот, Вовка, и думай: как … общаться со мной... после всего...

      - Чего ты, Степаныч... Любой на твоём месте ошибся бы... Чужая душа - потёмки. Кто ж знал...

      - Дурак ты,- с горечью сказал он. Тяжело поднялся с кресла. Погладил сидящую рядом с ним Ульку. - Горя ты не мыкал... Я тебе об одном, а ты...  Любить да прощать... Подлость как простить? Свою...

      Вышел, не прощаясь.

 

                                                                           

 

 

    Г Л А В А   10

 

                       

   «МОМЕНТ  ИСТИНЫ,  или БУДЬ ЗДОРОВ, СТЕПАНЫЧ!»

 

                                         

        17 мая 2009года, утро.

 

 

      - Ты живой там?

      Степаныч, натягивающий резиновую муфту на канализационную трубу, буркнул что- то невнятное, так как пребывал в эмбрионом положении: голова и руки зажаты где- то за сливным бачком, к народу обращен лишь тыл, обтянутый полосатыми шортами.

      - Тебе повестку из прокуратуры принесли. Я расписалась. Пойдём завтракать, потом доделаешь,- сказала жена.

      - Из какой прокуратуры?- Степаныч начал частями выползать наружу. - Что за чушь?..

      - Сам почитай. Завтра, к десяти...

      - Шутишь?

      - С тобой пошутишь. Пойдём завтракать,- повторила она.

      - Сейчас, руки помою.

      Руки Степаныч мыл долго. Машинально намыливал и смывал, снова намыливал - и смывал. Голова была занята другим: зачем он понадобился прокуратуре? Никакого криминала за собой он не ощущал. Да и не имел. Так как старался жить с законом дружно, по совести. Бывало, правда, что совесть вещала не то, что твердил закон. Тогда совесть была на первом месте. Но эти частности ни в коей мере не тянули на прокуратуру.

      - Никак что- то с Лёхой Мамлиным опять случилось... Ладно, война план покажет...

      Вытерся и пошёл завтракать.

      Всё семейство собралось на кухне: жена Валентина, попугай Иннокентий   Четвертый, повисший на люстре вниз головой и периодически заглушающий своим чириканьем и словесами все разговоры, трехмесячный щенок от Володькиной Ульрики по кличке Плюмбум, наречённый в часть падения с дивана на паховую область Степаныча, сидящего в тот момент на полу, плавающие в круглом аквариуме золотые рыбки Великий Чаплин и Каркуша, кошка  Пульхерия, хищно поглядывающая то на рыбок, то на Иннокентия, то на щенячью миску и, наконец, двухгодовалый внук Сашка от младшей дочери. Сами же дочери с мужьями жили отдельно, посему сегодня не присутствовали.

      - Ну?- Валентина вопросительно посмотрела на мужа, читающего повестку.

      - Не знаю...- недоуменно пожал тот плечами. - Ошиблись, может?.. Позавтракаем - звонить буду. Может, что выясню... Блин, как они не вовремя! Такой праздник испортить могут!

      - А они всегда не вовремя.- Слезы всё же навернулись на глаза у Валентины. - Может, ребятам позвонить? Отменить всё?

      - Да успокойся ты, не суетись! Сказал же: поем - разузнаю всё. Плюм, нельзя!- шлёпнул он щенка по мордочке, испачканной манной кашей из Сашкиной тарелки. Тот обиженно облизнулся.

 

      ...- Саша, здравствуй! Вдовин говорит.

      - О, привет, Степаныч!- отозвался радостный голос давнего друга. - Сколько лет!.. С наступающим тебя!.. Всех благ, как говорится!

      - Спасибо, Саша. Ты извини, я  тебе по делу звоню.

      - Говори!- бодро отозвалась трубка.

      Степаныч рассказал.

      - Фамилию следователя прочитай мне,- поскучневшим голосом попросил Александр. - Угу... Зюзин... записал... попробую разузнать. Ты часика два побудь дома, я перезвоню. Сотовый-то так и не купил? Ну, жди...

      Степаныч опустил трубку. Всё семейство внимательно на него смотрело, даже рыбки прильнули к стеклу.

      - Ну, чего вы,- ни с того, ни с сего растрогался тот. - Всё нормально. Перезвонят сейчас.  

      Саша  Малышенков перезвонил через сорок минут. И голос его Степанычу не понравился. Какие-то суховатые официальные интонации проскальзывали в этом голосе.

      - Узнал?

      - Да... кое-что...

      - Не тяни!- Степаныч нервно дёрнул головой. Кешка немедленно повторил его жест.

      - А я и не тяну... Здесь, видишь ли... бригада у нас с Москвы...

      - Ну?

      - Баранки гну! Ты головой - то поработай! Я даже не знаю, могу ли по телефону с тобой говорить!

      - У тебя что? Прослушка?!

      - А у тебя, что, не может?..

      Степаныч обомлел и сел на диван. Жена тоже автоматически присела на стул, судорожно сжимая  в руках узелок с теплым исподнем.

      - Саша, да у нас... ни слесарей, ни электриков не было...

      Валентина согласно затрясла головой.

      - Степаныч,- тихо и очень убедительно сказала трубка. - Это не обязательно могут быть пришлые люди.

      Степаныч посмотрел на своих. Все выжидательно смотрели на него, и иудиных глаз среди них не было.

      - Мои - не могут!- твердо сказал он.

      - Могут и воздушкой к стеклу присобачить снаружи...

      - Саня! Кончай фантазировать!

      - Это  не фантазии... Московские следаки так просто не приезжают... только по особым...

      - Да что за «особое» такое может за мной быть?!!

      Трубка немного помолчала.

      - Ты газеты читаешь? Такое слово «картель» тебе встречалось? А страна такая: Колумбия?

      И снова молчание. Тревожное, гнетущее. И - далёкий- далёкий тихий смешок!

      Степаныч резко выдохнул застрявший в лёгких воздух.

      - Ну, родной! Ну, спасибо! Ну, должок за мной! Ну, опер хренов, дай только встретиться! Ну, только появись в пятницу в гаражах!..

      Трубка в ответ закудахтала звонким смехом.

      - Колись, долбанный Пронин, зачем вызывают?!

      - Степаныч,- с припадками смеха излагала трубка. - Тебе такая... ха- ха- ха... фамилия - Шлиман...  ха – ха - ха... знакома?

      - Что, с Аркашей  что- то?- опять встревожился тот.

      - Да ничего с ним не случилось, успокойся. Просто они с Зюзей кореша. Ну, и решил твой Шлиман сюрприз тебе ко дню рождения сделать. Ты ж ни разу  у нас не был? Не сидел?.. Не участвовал?.. А здесь, представляешь себе: один из первооткрывателей Аркаима...

      - Так! Стоп!- прервал Малышенкова Степаныч. - Я всё понял! Саня, нам надо встретиться! У меня есть предложение! Но только так, что бы об этом знали только три человека: я, ты и Зюзин. Сегодня встретиться, понял?! Сегодня! Завтра мне уже к вам тащиться по повестке... Во сколько, Саша?

      - Степаныч, встретимся в 3 часа, у «Стрельца», там пивнушка хорошая под небом.  Теперь по расчётам... Зюзе с тебя 4 вяленых леща за разглашение следственной тайны плюс пару мне за пособничество, плюс сегодня в пивнушку, сколь не жалко...

      Степаныч выслушал полный перечень его откупных, положил трубку. Посмотрел на жену.

      - Ну, что сидим? Утри слёзы! Узелок этот... Пакета не нашлось, что ли?.. Тащи леща из кладовки! Весь мешок!

      - Господи, рыба - то тебе зачем в камере?

      - Тьфу на тебя с этой камерой! Тащи мешок! Время не ждёт!

      И всё семейство разом засуетилось, заплавало, засеменило.

      Лишь тёзка следователя без задних ног сопел в своей кроватке.

 

 

 

 

     18 мая 2009года

 

     9-30.  Прокуратура Ленинского района, ул. Ереванская.

 

      Кабинет следователя Зюзина. Рядом - кабинет следователя Малышенкова. Смежная внутренняя дверь между кабинетами.

      В кабинете Зюзина - Шлиман и сам Зюзин.

      - Петро, я на тебя надеюсь, как на самого себя! Это такой человек, что его на мякине не проведёшь! Так что делай всё на полном серьёзе, что б у него всё ёкнуло и оборвалось! Сначала, как договорились, подводишь под статью со сроком, а потом - что бренд «Аркаим» Шлиман зарегистрировал совместно с ним и у нас, дескать, дивиденды... Ну, скажешь, тысяч 800...

      - Рублей?

      - Долларов! Долларов! Представляешь, как его колбасить будет?! То в жар, то в холод! А потом  ляпнешь, что вы, ну, то есть, государство, эти наши дивиденды конфисковали! Опять - «жар»! И ещё какую-нибудь статью подошьёшь! Точно! Так и надо! А съёмки-то, съёмки какие будут! Пальчики оближешь! Ты камеры поставил? И на дальний, и на крупный план?

      - Поставил, поставил, работают уже... И в коридоре тоже... Здесь, Аркаш, знаешь, такое дело...

      Шлиман напрягся.

      - Бригада из Москвы приехала по одному делу... Волчары настоящие! Я немного скорешился с одним... Может, их для правдоподобности подключить?.. На контрасте: добрый - злой... А? Только... это... коньячок нужен...

      - Без проблем!- живо ухватился за идею «режиссер». - Это ты молоток! Здорово придумал! Только, ребята, правдоподобность и ещё раз правдоподобность! Мужик он крепкий, сердце здоровое - выдюжит! Зато какой фильмец получит на юбилей! Ах, закачаешься!- он закатил глаза.

      - Будет тебе правдоподобие. Давай за коньяком дуй!

      - Нет, я немножко послушаю за дверью... Потом схожу, успею... Повестку отметь, что б выпустили да обратно запустили...

      - Давай, давай быстрее... Без пяти уже! Сейчас придёт!..

      Аркаша, схватив повестку, выбежал в пустующий смежный кабинет. Приставил стул к двери, уселся на него боком, припал оливочным глазом к замочной скважине. И вовремя! Степаныч вошел в кабинет Зюзина.

      - Здравствуйте, я по повестке...

      Зюзин, не поднимая головы, что - то писал.

      - Здравствуйте,- повторил Степаныч. И по напряженному лицу, и по дрожащей руке, протягивающей повестку, видно было, как он волнуется. Зюзин, наконец, соизволил поднять голову.

      - Паспорт давайте,- с брезгливой интонацией произнёс он. - Садитесь.

      - Присаживайтесь,-  поправил его Степаныч, присаживаясь на краешек стула. Зюзин надолго уставился ему в глаза. Усмехнулся недобро.

      - Ишь, какой грамотный подследственный нынче пошел!

      Степаныч  гляделки не выдержал, отвернулся, но все-равно негромко спросил:

      - А что, на меня какое - то дело заведено?

      - Заводятся тараканы!- Зюзин до сих пор ни разу не мигнул. - А дела возбуждаются!

      - От чего возбуждаются?- Степаныч никак не хотел понимать серьёзности происходящего. Аркаша поёрзал на жестком стуле, радостно потёр ладошки: бог ты мой! Станиславского бы сюда - и потыкать: «А теперь веришь? Веришь? На, смотри!» Интересно, что бы он сказал.

      Шлиман опять припал к скважине - и чуть не засмеялся в полный голос! На пиджаке Степаныча сверкнули регалии: вузовский значок, ГТО 1 разряд, «Гвардия», комсомольский и куча ещё каких - то.

      - Это он на жалость давит,- догадался Шлиман.

      За дверью начали заполнять анкету. Аркаша заскучал и, крадучись, вышел в коридор через дверь Тимошенкова: надо было бежать за обещанным коньяком.

 

 

       Прокуратура Ленинского района, ул. Ереванская.

       10 часов 40 минут.

 

 

      - Вон он, бежит,- сказал Степаныч, глядя в зарешеченное  окно. - Ты смотри! Он, кажется, пару бутылок купил! Во, щедрый стал! Не узнаю Аркашу. Петро, где у тебя пепельница? Я докурил.  Давайте, ребята, по местам.

      Зюзин вышел в коридор, полу заполненный людьми, встал у соседних дверей.

      - Ну, что?- распаренный от бега Аркадий тяжело дышал. – Я - вот... две взял! Хуже не будет!

      - Это правильно. Не должно быть хуже.- Зюзин вытащил из кармана заранее припасённый пакет, спрятал бутылки. - Тебя как с ними через вахту- то пропустили?

      - А я сказал, что ты попросил купить. Они и пропустили.

      Зюзин чуть было не выронил пакет.

      - Мой-то как, держится?- Аркаша рвался в кабинет - посмотреть, послушать...

      - Держится... Я к нему москвичей запустил. Сейчас колоть начнут. Эти завсегда...

      Его прервал долгий протяжный крик из кабинета. Коридорный гомон  смолк, как по приказу.

      - Перестарались ребята,- громким шепотом произнёс Зюзин.

      Аркаша, разом побелевший, рванулся в соседний кабинет, припал к смежной двери - и обомлел!

      В обзор попал тот же давешний Степаныч. Тот же -да не тот! Левая часть лица, рубашка и пиджак были залиты кровью, яркой, пугающей! И сам он, обмякший, растерзанный, сидел как-то боком, неестественно. Потому что пальцы руки были зажаты в огромные ржавые тиски. Рядом стоял  незнакомый жлобина в белоснежной рубашке с закатанными по локоть рукавами и разговаривал с кем-то, не видимым Аркадию.

      - Семён! Да ты не те кусачки взял! Четвёртый номер бери, у него толстые пальцы. Во! Ну, голуба, ты сейчас и сообщников всех вспомнишь,- ласково потрепал он Степаныча по безвольно мотающейся туда - сюда седой голове.

      - Что там?- прошептал на ухо Шлиману Зюзин. Аркаша сдавленно вскрикнул от испуга, потыкал пальцем на дверь: «Э... э... э...», ухватил её за ручку и стал трясти. Дверь оказалась запертой на ключ и стояла намертво.

      - Идём через другую!

      Они, роняя по пути стулья, ринулись на выход. И когда, расталкивая онемевшую и остолбеневшую толпу, пробились к двери с табличкой «Следователь Зюзин П.К.», она сама перед ними открылась, и два оперативника медленно, как на похоронах, выволокли под руки окровавленного Степаныча и потащили по коридору. Тот мутными глазами  глядел на окружающих. На какой - то миг взгляд его прояснился и сфокусировался на Аркаше.

      - Это он,- внятно произнёс Степаныч. – Это - Шлиман.

      Конвоиры остановились, обернулись к Аркаше. Тот, до сих пор немой от  увиденного в скважину, затравленно заозирался, конвульсивно дернулся назад и впечатался затылком в лицо высокого Зюзина.

      Зюзин, не ожидая такой подлости от старого друга, грохнул коньяк о мраморный пол. По коридору потянуло наркологическим диспансером.

      Москвичи, бросив Степаныча, с криком «Стоять! Стоять, …!»  подскочили к Аркадию и, заломив тому руки за спину, поволокли в кабинет. Аркаша раскорячился, как ёрш перед чисткой и в дверной проём проходить не желал.

      Но на то и москвичи, что бы сложить любой трансформер.  Шлимана подтащили к тискам, и тут у него прорезался голос.

      Следователи притормозили, корректно прослушали всё про матерей, но за бабушек уже обиделись и стали раскручивать тиски. Аркаша перешел на фальцет.

      - Ну, всё, всё, ребята, хватит. «Приехала бабушка, приехала»...  Диареи нам ещё не хватало. Пить-то что будем? Пусть за коньяком бежит, его рук дело.

      Степаныч стоял сзади и стирал мокрым полотенцем «Балтимор шашлычный» с лица и шеи. Рядом, запрокинув голову вверх, другим концом полотенца  Зюзин  утирал кровь, капающую из носа.

      -Смотли, как тоцно попал! Плям по концику!- хвастал он сквозь слёзы.

      Аркаша, не веря происходящему, выпрямляться со стола не спешил, лишь руку отодвинул от тисков подальше да попытался скосить глаза назад.

      - Аркаша! Ну, сколько тебя ждать?! У ребят полпятого поезд!

      Аркадий поднялся. Ноги предательски дрожали. Он снова сел.

      Вошел Малышенков. При параде, в форме.

      - Ни одного человечка в коридоре! Конец работе!

      - Да - а, ребята,- москвич Семён задумчиво протирал тиски, залитые кетчупом. - Лихо у вас, в Челябе, шуткуют. Реквизит вот только подкачал. Ржавый.

      - А где я тебе новый возьму?- возмутился Малышенков. - Лет пятьдесят не пользовали уже! Ну, обновили хоть?

      Аркаша вздрогнул.

      - Нет, ребята, в командировку к вам я больше не поеду,- продолжал Семён. - Вы же в следующий раз к стенке кого-нибудь поставить надумаете...

      - Ничего, ничего,- успокоил его Степаныч, аккуратно свинчивая с пиджака свою фалеристику. - Аркадий сейчас сбегает за коньячком - посидим, обмозгуем это предложение...

 

 

           19 мая 2009года. 2 часа ночи.

 

      Ночью Валентина разбудила мужа.

      - Чего тебе?- просыпаться Степанычу не хотелось совершенно. Потому, что после проводов москвичей они долго сидели у Аркаши дома и собачились по поводу того, у кого была лучше задумка. Не без горячительного, конечно.

      - Воры! Слышишь меня? Воры лезут! На балконе!

      Степаныч со стоном поднялся, прошаркал к балкону, запнувшись по пути о дрыхнущего Плюмбума.

      - Рикин ты сын! Чего лезешь под ноги?!- с чувством выругался он.

      Вышел в прохладу майской ночи. Широко зевнул, почесался, потянулся до хруста. Огляделся влево, вправо... Ворогов не увидал - и отправился досыпать. День рождения уже наступил.

 

            7 часов 40 минут.

 

      ...Утром, блаженно потягивая за столом крепкий пахучий чаёк, Степаныч неожиданно дернул рукой, облив кипятком подбородок и грудь. А случилось это, когда по радио бесстрастный голос ведущей провещал: «А сейчас для нашего лучшего друга Вдовина прозвучит его любимая песня «Таганка» в исполнении Аркаши Северного».

      - Началось,- с лёгкой досадой подумал обваренный Степаныч. – Пойду- ка я лучше в магазин схожу, пока нет никого...

      - Валь! Где список? Чего купить - то?

      Вышел во двор, сжимая кошелёк с пакетами. Обернулся, что бы помахать по заведенной давно привычке жене и внуку - и его рот непроизвольно, как совершенно обособленный от мозговой системы орган, настежь распахнулся. Под счастливыми рожицами родных на уровне седьмого этажа красовалась яркая растяжка шириной в три квартиры:

 

   « М Н Е ,   Д У Р А К У ,  5 0  Л Е Т !!! Приглашаются    В С Е   желающие!

                                         Вход с 18- 00. Квартира 64.»

 

      - Аркаша, тать ночной! Ну, сукин ты сын! Где ж я столько денег возьму?! - с радостным  восторгом  промычал Степаныч.

      Подошел к домофону.

      - Валь! Сберкнижку мою... в тумбочке лежит... сбрось вниз... И паспорт!.. И... это, Валюш... гостей немного поболее будет... Ага, куплю... Ага... Ну и хорошо!.. Ну и ладненько!.. А я тебе ещё эскимо возьму! Если в руки всё влезет...

 

                                                       

 

 

      Г Л А В А    11

 

 

    «ОТЦЫ  И  ДЕТИ »

 

 

       ( Монолог  Сережкиного тестя,  Александра Васильевича Бурого, 1949 года рождения, произнесенный поздним вечером 19 мая 2009 года после празднования дня рождения Степаныча, и обращенный другу, Полешову Игорю Корниловичу, прикорнувшему здесь же, в дворовой песочнице)

 

 

       ...А я тебе точно говорю: проблема «отцов и детей» не давала покоя, колбасила и стояла костью в горле  человечества ещё со времен Адама. Просто хват - Тургенев успел застолбить сей бренд: «отцы и дети» - да так и повелось величать данный, почти неразрешимый вопрос. А ведь могло быть и «тётя и племянник», и «бабки и внучки», и «папа Карло и Буратино»... Как угодно... Но суть от этого не меняется. Да что там - суть!.. Вообще ни бельмеса не меняется! Как было младое племя тупым, бездарным, безынициативным  и безнравственным, так и осталось! Мировые светила бьются над тем, как найти контакт и направить в нужную колею это бездарное семя, ан нет! Семя делает неприличные жесты, нагло ухмыляется и норовит воздвигнуть стену отчуждения меж собой и  сбрендившими, по их мнению, «отцами». И, поистине, надо быть бекмамбетовской лошадью, чтоб пробить сию стену. Тем более, эти супостаты строят её довольно прочно. Эх, выполоть бы эту поросль, да засадить новой, воспитанной и порядочной. Но - что есть, то есть. Надобно пропалывать и взращивать... А до того - попробовать выжечь каленым железом. Ежели дадут.

       А иногда, в самый напряженный момент, когда ты объясняешь этим сволочам, что они неправы, что  так жить нельзя, что «ну как же вам вбить это в голову?!», они наивно спрашивают с широко открытыми глазами: «Дядь Шурик, а вы Дед Морозу пробовали писать?» Ты отупело и недоуменно пытаешься вникнуть в суть вопроса, хлопая слезящимися, уже бесцветными в старческих прожилках глазами. Открытый полу беззубый рот шамкает тонкими  синеватыми губами, а провокаторов уже и след простыл — им стало скучно, и они ушли. Хорошо я сказал? Не противно, не стыдно — скучно. В …надцать лет многое скучно. Их не заворожили твои сентенции в стиле «Болеро» Равеля, монотонно -  дурманные, не потянули за собой в дали дальние. Им оказался ближе дурацкий ритм Вивальди в подаче  их любимой китаянки, представляешь?

 

 

      А, ведь, сама грандиозность свершенного нами должна была сподвигнуть их, так сказать,  на новые свершения, слушать нас с разинутыми ртами и замиранием сердец:  « Тихо! Тихо! Сейчас ещё что - то скажут! Или сделают!»

      И делали! Да, делали! К бабушке не ходи! И говорили! И космос - наше! И БАМ - наше! И пенициллин - наше! И смена трёх формаций, и салат «Оливье» и даже предполагаемый поворот рек - тоже  всё наше!

     А у них что? Интернет, это бисово отродье? Птичьи, свиные и прочие животные гриппы? Кока- кола, чипсы, Чичолины? Нет, хотя это... так... промежуточное время... Коллайдер они, видите ли, запустили! А получился  пшик! Ещё полгода ждать! Даже кометы у них какие-то нарошечные, непутёвые. Пугали- пугали этой кометой Галлея, чистое исподнее готовили, а всё мимо! Нет, чтоб шандарахнуть, как  н а ш,   Тунгусский! Ахнул - аж на всю Ивановскую!

      Нет! Нет размаха у нонешнего поколения! Мелковато оно, мелковато! А внимать нам им, видите ли, запад... извините, зазорно. Хотя, положа руку на сердце, должен признаться, что и у нас имелись недочёты. Взять хотя бы тех же «светил»... С а м   гений детской психологии Бенджамин Спок, всю жизнь посвятивший воспитанию этих непутёвых в планетарном масштабе, не смог наладить контакт со своими детьми и, ставши от этого деспотом, наплевал в ограниченном семейном кругу на созданную им же науку, воспитывая их, как Бог на душу положит. Или как ремень в ладошку ляжет...

      А Жюль Верн, любимейший писатель юношества?! Тиран, нудота, Аракчеев!

      А Луи дю Фюнес, комик столетия?! Мелочник, скряга, педант!

      Да, теплая компания собирается, нечего сказать! И это известные, почитаемые люди!!! Авангард, так сказать, ети ж его! Сенсеи! Гуры!

      … Господи, да что я заладил «Спок, Спок...»! Володька с Толей Мишановым, зятёк мне рассказывал, порой не могут общаться со своими отпрысками, а я - «Спок, Спок...» А ведь он в умении воспитывать детей и рядом с этими друзьями не стоял.

      Помню, когда Толин Кирюшка сбежал из дома в десятилетнем возрасте в поисках приключений, его, при поимке после восьмичасового розыска всеми родственниками и знакомыми, никто и пальцем не тронул, не говоря уж о вопросах с пристрастием! Так... пригладили слегка прическу... А Толя (вот пример для достойного подражания!), нащупав больную струнку в душе сына, всё время поминал его мать, стоящую рядом в зарёванном виде. После этого разговора больше не было ни  о д н о г о  случая, чтоб Кирилл уходил из дома более, чем на сутки - двое. Это ли не чуткое отношение к подрастающему поколению?!

      А непосредственность Володькиной Дашки? Проявление этой раскрепощенности в шестилетнем возрасте порой  вводило в краску и даже шокировало, вплоть до госпитализации, некоторых взрослых!

      Отдыхая на даче друзей в кругу родных и близких, она с упоением юной кокетки хвасталась дяде Толе, что  у ж е  (подумать только!) носит колготки, а не чулки! В шутку сказанное «Не верю!» возмутило её до слёз и, со словами «Честное слово!» и вытаращенными до предела глазами, она задрала платьице и показала, что это  д е й с т в и т е л ь н о   колготки!  А через пару часов, уже в темноте, когда мужики, напарившись в баньке, голышом бегали окупываться в бак, она кричала с веранды: «Дядя Толя! Пробегите ещё раз! Я не вижу отсюдова!» Анатолий, с чего-то застеснявшийся, отсиживался в баке, щелкая зубами от ледяной колодезной воды до тех пор, пока Дарье не наскучили смотрины, и она не ушла чаевничать к женщинам. И, даже переболев после этой купели двусторонним воспалением легких,  Анатолий не озлобился и словом не обмолвился Владимиру о просчётах того в воспитании дочери. Прирожденный такт либо толстокожесть тому причина - нам неизвестно, но поступок, признайтесь, благороднейший, достойный похвалы!

      А восприятие юмора? Господи! Ну, почему здесь - то никакой преемственности нет?! Тортом в физиономию - это же должно смешить в любые времена! Или Петросян!.. Как загнёт что-нибудь! На века же!..

      Нет! Сидят, уставились пустыми глазами на экран, шептаться начинают, а потом и вовсе сматываются! Ни стыда у людей, ни совести! Для кого Евгений старается, в сотый раз про сантехника рассказывает?! Для нас, что ли?! Вам! Вам вдолбить хочет высокие понятия юмора и сатиры! Мы - то всё это уже знаем, приобщились... Это... дай бог памяти, когда первый раз-то услышали?..  в семьдесят пятом?.. нет, в семьдесят восьмом году! Во - о, и до сих пор смеёмся! А вы... Э - эх... Живанецкий у них, Живанецкий. Несёт какую-то лабуду, слушать противно, а им смешно. Одногодок, поди, мой, а шутить не научился... Или эти, бандиты, иначе и не назовёшь, в «Прожекторе Перис... Прис...», тьфу ты, прости мою душу грешную! Садить таких надо! На пятнадцать суток, не менее! Одно слово - Равшаны с Джумшутами!

      А вот Масяня мне у них нравится! И «Тупой, ещё тупее» мне по душе. По- детски наивно, правда, глубины нет, но смешно.

      Но Кэрри этот придурошный!.. И рожи-то строить не умеет, а всё туда, в комедию... Вот в наше время строили, так строили! На Эйнштейна  посмотрите! Это я понимаю: человек шутит, язык в пол фотографии! И ведь даже без носков, говорят, ходил, а чувство юмора сохранилось! Крепкие люди тогда были, крепкие! А эти над чем смеются? Горе одно!

      Зашёл я здесь как - то по случаю к знакомому. Работали вместе по профсоюзной линии лет двадцать семь с половиной на радиозаводе. Немного не вовремя зашел. Детишки его с друзьями   вернулись из похода по уральской реке Юрюзань. Детишки, правда, взрослые. За тридцать всем. А всё, как малые, какую-то романтику ищут. Остепениться бы пора, солидность приобрести... Да и неприлично, с моей точки зрения, директорам да главбухам шляться по лесам и песни у костра горланить. Люди же могут увидеть. И что подумают после этого?..

      Посидели, как водится, за столом, по стопочке - по-другой пропустили. А ребятишки не умолкают, всё впечатлениями делятся: и так-то было, и то-то видели, и это-то случилось...

      Тут им Игорь Корнилович и говорит: «Вы, дети мои, хочь бы мне переписали  что-нибудь на видеомагнитофон, раз камеру с собой таскаете... Я бы и товарищу своему показал, и сам посмотрел... А то всё россказни да россказни...»

      Скорые детишки оказались. Мы и первую еще не успели приговорить, а они уже несут запись с последней вылазки. Прихватили мы с Корнилычем кое-что для закуси со стола, да отправились к нему в комнату: смотреть, как наша молодёжь свободное время проводит.

      И вот, честно говоря, позавидовал я товарищу! Как на духу говорю!

      Снимают берег реки, по какой они сплавляться должны. Каждого для начала снимают, и каждый передаёт привет папе-маме! Здесь же где-то дети бегают, птички чирикают... Уж на что я крепкий - и то от умиления чуть слеза  не прошибла! Доброе потомство выросло, доброе!

      Потом сплав начался. Смотрел я его, признаться, отрывочно. Замутило меня от качки. Вверх - вниз, вверх - вниз... Кто ж такое выдержит? Пришлось периодически отлучаться. А им хоть бы что! Сидят в своих спасательных жилетах, песни поют.

      А когда в пороги заплыли, то я вообще смотреть не стал: уж шибко дурно мне стало, того и гляди утопнем, и снизу вода, и сверху...

      Зато когда на привал встали, то мы с Корнилычем расслабились: как - никак, позади всё, пора и по - маленькой... Налили, поздравили всех с прохождением порогов, оприходовали. А место - мать моя женщина! Тишина! Заводь какая - то бирюзовая! Песочек белый - белый! Солнышко лупит! Костерком потягивает, ушицей!

      Открыли вторую. А тут и женщины купаться пошли. Причём, не жены наши, ...идесятилетние, а юные, ...цатилетние. Все такие... во - о! Что твоя Осеменович. Или Анастасия Заворотник.  Колер, конечно, другой. Игорь Корнилович сразу же предложил: «Александр Васильевич, давай за дам!..»  Мы наполнили фужеры и стали ждать, когда они вынырнут из реки.

      Здесь - то и случился этот самый казус. Вынырнуть - то они вынырнули, но почему - то не вчетвером, а втроём. И не в реке, а в каком-то бассейне. И не в купальниках, а совсем в безкупальниках.

      Засуетились мы с Игорем Корниловичем, заавралили, раздеваться бросились, дабы спасти невинно утопшую четвертую душу, но не успели. Откуда не возьмись, явились какие-то незнакомые парни, мускулистые, как значкисты ГТО, и давай бегом одежку сбрасывать! Да и девоньки выплывшие им во всю помогали. Ну, думаем, за этими дело не встанет, спасут потерявшуюся! А вот вам, дорогие соотечественники! Ошиблись мы на все сорок градусов! Здесь такое началось! Я уж подумал: «Лишка с Корнилычем хватили». Посмотрел на посуду: нет, вроде норма, вторую только докончили. А напротив такое творится! Я себе во сне такого не позволял! Даже с подчиненной по Коелгинскому мраморному карьеру Юлией Владимировной Тимошенко!  А здесь!!! При людях!!! Да вперемежку!!! Да долго - то как!!! Мы б так не смогли. А что, придешь с работы, уставший, как собака, башка уже забита мыслями о завтрашнем дне - кого прижучить, а кого и похвалить, тяпнешь соточку под борщец и, ежели в сон не клонит, то минут этак пяток можно побаловаться... А далее - то как?.. Ложки, что ль, привязывать чайные?..

      Но у этих ложек не было. Ни чайных, ни половников... А работали! Да ещё как! Я считаю, что всё дело в тренировках. Ещё Суворов говорил, что тяжело в учении, зато легко на работе. Так я Корнилычу и заявил. Он согласился. Только всё не мог понять, который из этих мужичков его зятёк. Про утопшую мы с этими ребятами как-то забыли...

      И совсем уж было к кульминации дело клонилось, как зашёл так некстати помянутый  Корнилычем зять с дочкой и друзьями. И как-то ступорно встали у входа. Минуты две стояли, глазели то на нас, то на спасателей с купальщицами.

      Но тут Игорь Корнилович паузу прервал. Поднялся и по-отечески так, но строго (у меня прям мурашки на левой половинке заерзали) говорит:

      - Так вот вы чем, доченька моя с зятьком, на своих сплавах занимаетесь! А то, что одна из ваших не выплыла - вам по барабану?!

      И как грохнет кулаком по столику! Пустая бутылка - бряк! - и на пол!

      Вот тут-то я и услышал, как молодёжь смеётся. Гомер и рядом не стоял! А один, прям, скрючился  весь и выпрямиться не может! Может, с детства болеет чем-то?.. Машет что-то рукой и сквозь слёзы орёт: «Наташка, Наташка, кто ж на порнушку сплавы пишет?! Их же кондрат хватить мог!»

      Я на спасателей взглянул: нет, здоровяки, работают вовсю, сердечным приступом и не пахнет, к чему он про кондрата ляпнул?..

      В  общем, не досмотрели мы с Корнилычем съёмку до конца. Спать пошли. А вот над чем молодёжь смеялась - так и не поняли. Видимо, все же спасли ту, четвёртую... Иначе с чего веселиться-то?..

 

  

 

       Г Л А В А   1 2

 

 

    «ВИДЕНИЯ, ОККУЛЬТИЗМ  И ПРОЧИЕ  ХИМЕРЫ,

      или  ВСТРЕЧИ НА  ВЫСШЕМ  УРОВНЕ »

 

 

 

      Толе Мишанову приснился Путин Владимир Владимирович. С ним, не от мира сего, подобные ляпы иногда случаются. Я имею ввиду - с Толей. Дорога в сад не отремонтировал, фасад вдоль участка не покрасил, а туда же - с Владимиром Владимировичем встречаться! Больной, одним словом. По-человечески же встречаться надо!

      Смущаясь и краснея, Толя искоса посматривал на ребят, блестя кругленькими рабфаковскими очечками 30- х годов. Замызганные землей и навозом адидасовские шорты сползали  с  добрых чресел, и он их периодически подсмыкивал.

      - Дурачки вы, дурачки,- в голосе его звучала укоризна. - Он просто объявился с женой - и всё. Это же сон! Раз - и всё! А вертушки и оцепление появились позже, когда Ленка учила Людмилу Александровну огурцы солить.

      - В пику Мишель Обаме, что ли? Да и какие огурцы?! Июнь на дворе!- Лёшка корчевал старую яблоню. Окопал  вкруговую, обрубил топором побочные корни, и, засадив ломик под основной, навалился на него всей массой. С другой стороны кажилились в подмоге малохольные Володька с Сережкой.

      Пенёк, на удивление, подался легко и споро. Ребят силой инерции разметало по газону.

      - Я понимаю: у Вовки, в теплице, на навозе - и в мае огурцы появятся!- продолжил, вставая, Мамлин. - А у тебя-то откуда? В открытом грунте всё растёт. Уйди отсель, кобыла!- прикрикнул он на путающуюся  под ногами Ульрику.

      - Э- э! Хватит ругаться! Айда к столу!- прервал их Степаныч, неся по пятёрке шашлыков в каждой руке. - Лен, мы идём?! Шашлыки готовы!

      - Идите, идите,- отозвалась та с веранды. - У меня тоже всё готово!

      Гости, как разбитый партизанский отряд,  потянулись со всех уголков двенадцатисоточного сада. С чувством выполненного долга рассаживались за громадным столом на веранде.

       Ворота покрашены. Колодец почищен. Старые деревья выкорчеваны. Прогнивший пол бани поменян. И баня, в ответ на заботу, благодарно наполнялась жаром от каменки и ароматом веников и свежего тёса.

      Заливался в кустарнике местный соловей. Остатки майских жуков пикировали на наполненные горячительным разномастные фужеры и стаканы. Садовая плодожорка, одуревшая от обилия жратвы, здесь же, на листьях, и засыпала. День смеркался и плакал от умиления. 

      За столом, наконец-то, все расселись.

      Редко они так собирались, чтоб с женами, детьми, внуками у ребят в саду. Раза два в год, не чаще. То у Володьки, то у Анатолия... Собирались бы и чаще, но городские хлопоты засасывали и тянули то на озёра, то на рыбалку, то в гаражи... А сад... Как-то далековато (пятьдесят верст!) и не с руки... Да и сам сад... Странный он какой-то... Взять хотя бы его двойное название «Тракторосад №6 «Юбилейный». И сколько в конце кавычек ставить?! Вот и мы не знаем! И как в таком саду жить?

       А как много удивительного и загадочного творится на его просторах. Засилье ёжиков. Бешеные урожаи черноплодки. Отсутствие мухи це-це. Появление ужастиков про «Черного дачника», основанные на рассказах почивших в бозе очевидцев. Странные вещие сны, как сегодняшний, Толин... Хотя Анатолий, как приземлённый человек, всё сваливает на близость Щучанских химскладов. При этом он рисует «розу ветров» и прикладывает метеосводки о его силе и направлении на момент случившегося. На резонный Володькин вопрос, как объяснить появлении «Черного дачника» в полное безветрие, Анатолий начинает злиться, наполняться слюной и желчью. Затем желчь из него выходит вместе с фразой: «Да ты мне  по - ка - жи  его!!! По - ка - жи!!!»

      - Не знаю, не знаю... На Двенадцатой Восточной вчера его видели в два часа ночи. Я что, за тобой в темноте бежать должен?

      - Если хочешь, чтоб поверил - прибежишь!

      - Ну- ну, ты сказал...

      - Толя. Толя!- Степаныч постучал шампуром по стакану. - Ты  поосторожнее с этой оккультикой... «Есть многое, мой друг Гораций...»  А я Володьке верю!

      - Да иди ты, Степаныч, со своим Горацием!- обиделся Мишанов. - Ты вот с этими поживи восемь лет в одном саду,- кивнул он на Володьку с Ульрикой. - а потом уж говори: верю - не верю, врёт - не врёт... Они уже столько здесь про меня насочиняли - на улицу выйти стыдно!

      - То - то стёкла в машине затонированы...

      - Ё- моё! Мы что здесь собрались?- возмутилась, наконец, Ленка. - Споры ваши слушать?

      - Всё, ребята, шабаш! Потом договорим! Дорогие Елена Петровна и Анатолий Григорьевич!..

 

 

      ...- Я вас что, работать к себе зову? Перед соседями, прям, неудобно! Отдохнуть зову же! В следующий раз и звать не буду!- с обидой выговаривал через час  Степанычу Анатолий.  - К Вовке постоянно ездите и ничего не делаете, а ко мне - так обязательно горбатиться надо, перед соседями позорить! Будто у меня своих рук нет! Я же не всю жизнь в директорах ошивался! Я же токарь - карусельщик 6 - го разряда! Меня везде посылали! И я на входе висел! Тридцать на пятьдесят! И в Козельск посылали, и в Кривой Рог! И в цвете висел! И черно - белый висел! И призы брал!

      Толя, как глухарь на токовище, вперил взгляд куда - то вверх, никого не слушал и говорил, говорил...

      - Да ладно ты!.. Давай выпьем! Ты про Путина - то расскажи! Какой он из себя? Интересно же!

      Выпили.

      - Ну - у... нормальный мужик... простой... «Если что, говорит, Толя, я тебе помогу. У меня и связи и возможности есть» Потом председатель наш Трофимыч подошел - он и ему грунтовку до переезда обещал отсыпать...

      - А чего приезжал - то?.. Да ещё с женой...

      Толя долго и тупо смотрел на Мамлина. Тот адекватно пялился на него.

      - А я не понял,- наконец со вздохом облегчения сознался Анатолий. – Что- то говорили, говорили, а зачем приезжал - так и не спросил...

      - Кто?- сунулся в разговор подошедший Сергей.

      - Да Путин! Ну, не из-за огурцов же!?

      - Не скажи... Если уж Мишель Обама редьку выращивает, то нам сам бог велел огурчики солить! Ты пробовал,  какие у Ленки получаются? Вот то - то!

      - Да не редьку, а хрен Обама собирала у Белого дома.

      - Может, и хрен... Нет, я всё думаю: такой человечище - и в этакую даль запросто попёрся! От Чернявской до столицы, поди, тыщи две верст будет... А, может, проездом? Куда-нибудь в Ханты - Мансийск... Там сейчас денег не меряно, все на гастрольный чёс едут...

      - Ты тоже... сравнил... Владимир Владимирович и Маша Распутина... Думай сначала!

      - А что?.. Символы - они и есть символы...

      Ленка незаметно отошла от ребят и уселась к поющим на веранде женщинам.

      «Ой, да не вечер, да не вечер...»

      Дождалась, пока допели до конца.

      - Девоньки! У наших мужиков что - то с мозгами не в порядке!

      - Да знаем...

      - Сейчас слушала их - и  страшно становится! Мой, придурошный, сон видел, а они сидят сейчас все и охают, что не так встретил Путина, не то спросил... Девоньки, они ж больные!!!

      - Да знаем,- повторили девоньки. И опять завели:

      «Я часто брел по бездорожью...»

      - Ты, Лен, не заморачивайся,- обняла её Валентина. - Они не всегда такие... ущербные... Да и не всегда врут. У тебя ж и взаправду огурчики замечательные!

      - Ну...

      - И насчёт Толи они правы,- подала голос Володькина Надежда. - С а м   Путин приехал, а он: футболка драная, портки грязные.

      Женщины, соглашаясь, дружно закивали головами.

      Ленка слушала их с открытым ртом - и медленно сходила с ума. Затем опомнилась, замахнула рюмку водки и быстро - быстро поднялась к молодым, на второй этаж.

      А на втором этаже стояло веселье. Ребятишки хохотали. Даже пятимесячный Ленкин внук Тимур весело гугукал в кроватке, пукая и писаясь от смеха.

      - Представляете!- силилась перекричать общий шум Анюта, его молодая мама. - Приказал с вертолётов сады опылять!  И охрану заставил морковку пропалывать!

      Всё опять потонуло в хохоте. Ленка так же быстро, как поднималась, спустилась вниз.

      На крыльце одиноко дремала объевшаяся всего Ульрика. Ленка присела рядом. Безумным взглядом вперилась в беззвездный горизонт. А рука машинально улеглась на собачью голову, принялась её гладить.

      Не замечая их, мимо, по тропинке тенью отца Гамлета медленно двигался Володька.

      - Ты чего, Володь?- окликнула его Елена.

      - Тьфу ты! Чего пугаете?! Степаныч попросил корень найти!

      - Какой корень? До Ивана Купалы ещё не скоро.

      - Да к слову «ухайдакался»! Отвяжись! Не мешай!

      Ленка с Улькой тяжело в унисон вздохнули.

      - Ещё и «уханькался» есть слово...

      Володька оживился, засеменил к Степанычу со встречной задачей.

      - А, может, и не больные... Дураки разве станут в двенадцать ночи русским языком заниматься...

      Встала. Рика тревожно посмотрела на неё снизу.

      - Хотя... Наши-то занялись...

 

 

      ...Пол - третьего Толю поднял звонок по сотовому.

      - Да!

      - Тихо ты, не ори!- быстрый и взволнованный Володькин шепот неприятно щекотал ещё не проснувшееся ухо. - Он здесь, Толя! На Двенадцатой! У четвёртого дома! Его Улька засекла и меня разбудила! Давай ко мне! Сам увидишь!

      - Никуда... я... не пойду,-  просыпаясь, медленно ответил Анатолий. - Сам... его... лови.

      - Толя! Толя!- опять зачастило в трубке. - Тогда ты позвони Лёхе! Или Серёге! И скажи, что проиграл спор и «Черный дачник» существует! Иначе я буду звонить тебе каждые десять минут! Ты же завтра опять откажешься, а так у меня «страховка» будет! О! Опять на крыльцо зашел! Тихо, Рика, тихо!

      - Ладно, сейчас кому-нибудь позвоню,- недовольно произнёс Мишанов и отключился. С минуту лежал неподвижно, пялясь в сереющий потолок. А ведь и впрямь этот заполошный каждые десять минут звонить будет, спать не даст. Неужто действительно «черный дачник»  существует?

      Близоруко щурясь, набрал на дисплее номер Мамлина и чуть не заорал от страха, когда в полуметре от головы раздалась оглушительная полифония траурного марша Шопена.

      - Господи! Ребята ж у меня ночуют! Куда ж я звоню - то?!

      И вместо того, чтобы «сбросить» звонок, он принялся искать Лёшкин телефон. Через две минуты ему уже помогали все, кто спал на первом этаже.

      До Лёшки же никак не могли добудиться. А, добудившись - услышать разумный ответ: где телефон? Телефон нашли сами. В наволочке. Подсунули Мамлину. Лёшка прокашлялся, строго сказал в трубку «Да!» и стал ждать ответа. Все замолчали в напряжении.

      - Ну? Кто? Что?

      - Ой, это же я звоню!- вспомнил Анатолий и отключился. Услышав гудки отбоя, Мамлин свалился на подушку и мгновенно заснул.

      - Серый! Степаныч! Вовка звонил! Они с Рикой «черного дачника» выследили! Звал посмотреть. Я... в общем... это... поверил ему... Вот... сообщаю вам...

      Ребята не отвечали и, не мигая, смотрели на него уставшими глазами.

      - Он будет звонить каждые десять минут, если я вам о проигрыше не сообщу! Вы уж извините, что ночью…

      Вовкин звонок прервал его.

      - Степаныч, это он! На, подтверди, что я проиграл!

      Степаныч взял телефон.

      - Да! Это Степаныч.- Долго слушал. Потом вдруг взволнованно спросил: - Вовка! Ты не ошибся? Шрам точно на левой щеке? Ты ничего не путаешь?

      В трубке громко загомонили в ответ.

      - Вовка, это тот, с Биргильдов  «дачник»! Я же тогда вам всем говорил: он не успокоится, пока не доберется до наших садов! Надо было ещё тогда, в 98- м кончать всё раз и навсегда! Говорил же я вам!.. А если он не один?! Никола звонил: под Кунашаком тоже началось! Понимаешь?! О н и    ж а ж д у т!!! Всё! Всё, успокойся! У тебя топоры дома? Это хорошо! Ульку не отпускай с поводка! И двери на запор!.. Мел есть? Ну, тогда известью... Ага... ага... вот это правильно! Ага... правильно... Я здесь тоже ведро поставлю, перебьются одну ночь... Всё! Завтра тебя ждём! О, блин, уже сегодня... Ну, до утра... Да хрен с ним, с этим спором! Живыми бы остаться!

      Лица у ребят серели и вытягивались. Степаныч долго сидел, бессильно опустив руки на колени. Посмотрел на ребят.

      - Рты закройте. Жаль, собачки у нас нет. Собачка бы нам сейчас помогла,- глухо произнёс он. - Толя, найди где-нибудь пустое ведро. Вдруг кто в туалет захочет. И запрись на все замки. Эх, собачки у нас нет!- опять с тоской произнёс он. - Дежурить будем. Толя, давай ты первый... Серёжку в четыре разбудишь. Ну, если что - и меня буди. Думал, никогда уж больше в жизни этого не испытаю, а, вишь, как вышло: новая спиралька закрутилась... Лёха пусть спит, ему завтра машину вести. В лес поедим.

      - Зачем?- шепотом спросил Мишанов.

      - За осиной.

      Степаныч откинулся на постель и мгновенно уснул с  улыбкой  Де Нировского Лапши.

 

      Ребята, не сговариваясь, подошли к окну, закурили.

      - Серёж, а чего это Лёха на мой номер марш Шопена записал, а? А если я у себя на его номер тоже что-нибудь такое запишу? Обидится же!

      - Не обидится. На моём номере у него «Реквием» Моцарта записан. А на Степаныче - «Боже, царя храни»... Шутит он так по-дурацки. У тебя выпить что-нибудь осталось, Толя? Что-то муторно на душе. Кошки скребут...

      - На веранде всё...

      Тоскливо посмотрели сквозь запыленное стекло.

      - Может, вдвоём подежурим?.. Веселее будет. Да и рассвет скоро.

      - Давай!- легко согласился Толя. - Сереж, а за осиной-то завтра зачем?

      Они посмотрели друг на друга - и отвернулись. Всё было понятно и без слов.

      - Ну что, пойдём на веранду?

      - Сейчас, погоди.- Мишанов покопался за дверью и вытянул оттуда метлу. Снял черенок.

      - Кажись, осина,- с долей сомнения произнёс он. - Ладно, сгодится. Серёга, кочергу возьми.

      И они тронулись на выход.

 

 

      ...Подкативший рано утром на «Ниве» Володька застал умиротворенную картину: росистый сад в первых паутинных лучах солнца, безмолвный, как на лубочной картинке  Мишановский дом, легкий, кудряшками туман и Степаныч, чистивший на крыльце ведро картошки.

      - Т- с- с,- предупредил тот Рику. - Не буди никого.

      - Где все-то?

      - Спят ещё. Это у тебя шило в штанах, а люди умаялись, отдыха требуют. Помогай давай. Сготовить успеть надо, а то скоро в лес тронемся.

      - Зачем?

      - За осиной.

      Вовка аж присел от радости.

      - Что, поверили?

      - Чему поверили?- недоуменно посмотрел на него Степаныч. - А- а... Ты чертовщинкой да мракобесием-то брось заниматься, Володька. Видел вчера, как у Толяна печка в бане коптит? Он же ни разу её не чистил! Всю трубу,  поди, сажей забило. А осинка - первейшее дело, ежели сажа! Запалим - подчистую выдует! У нас в деревне испокон веков от сажи осинкой избавляются! Всестороннее дерево! От любых напастей! Давай! Чисти картоху!

      Вовка достал нож, присел рядом.

      - Ну... а вообще- то... как? Весело было?

      - А ты на веранду пройди.

      Посреди веранды на одиноком стуле, будто сиамские близнецы, обнявшись, сидя спали объемный Толя и субтильный Серёжка. Стул стоял точно посередине неровного круга, очерченного обломком белого силикатного кирпича.

      Здесь же, в круге, лежали два стакана, пустая бутылка «Распутин» 0,7л  и остатки копчёной колбасы на тарелочке.

      Рика хищно двинулась к колбасе, но, дойдя до круга, уселась и принялась демонстративно чесаться.

      - Да... Это дело - блохи... И колбасы не надо,- заметил Степаныч, посматривая на Володьку.

      - Да что ей колбаса,- неуверенно ответил тот. - Я её уже покормил гречкой... С морковкой...

      - Гречка - это вещь. Это тебе не колбаса какая- то копченая.

      - Да брось ты, Степаныч, из  м е н я- то дурака делать!!! Вместе ж ребят разыгрывали, а ты меня какой - то чертовщиной застращать пытаешься!

      - Ну, тогда угости девчонку колбасой.

      - Не буду!- твёрдо заявил Вовка. - Тебе надо - ты и иди туда!- кивнул он на круг. Повернулся и ушел дочищать картофель. Спустя минуту к нему присоединился Степаныч.

      - Ну чего ты злишься? Посмотри, какой денёк сегодня наклёвывается! Благодать!

      - Да я всё понять не могу, Степаныч: почему Толе так везёт? И соловей у него до двух ночи заливается, как Карузо. И мОроки  разные с барабашками являются. И даже Путин к нему, а не ко мне прикатил. А, Степаныч?..

      - Путин, говорят, в Намибию подался... Или в Замбию...

      - Вот видишь! Напряженка такая у человека, а он для Толи всё-таки «окошко» нашел, выбрался! И разницы ему никакой нет: хоть Нгупусука какой - нибудь, царёк тамошний, хоть Толян! А здесь... Честное пионерское, ущербным себя чувствуешь!..

      Степаныч молчал, нарезая канитель из очисток.

      Подошла Улька. Незаметно от хозяина перемигнулась со Степанычем, улеглась между ними. И долго - долго плотоядно облизывалась. И пахло от неё не только одной гречкой.

      Вышла, позевывая, Ленка. Потянулась.

      -Ребят, а чего там ведра пустые стоят? Ни пройти, ни проехать... Я чуть не грохнулась  из-за них!

      -Да так... в наперстки играли...

 

                                                                                                                                                                          

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

   Г Л А В А   13

               

                                                                

 « ИТАК,   

 

    или  В  9836  КИЛОМЕТРАХ  ОТ  ШТАТА  МАССАЧУТЕС»

 

 

 

 

«Спасибо, жизнь, за праздник  твой

- короткое свидание  с Землей»

 В. Асмолов.

 

«Спасибо, Господи, за жизнь»   

 Чья-то молитва.

 

                                         

 

                                                         Т  И    

                                                    С  О  Е  О             

                                                 Э Н  Б  Т  И  Д       

                                                     М С  И  И               

                                                          З  Л

 

 

 

 

                                Вступительное слово к читателю

 

 

      По первоначальному замыслу 13 глава должна была стать тетралогией и называться «Идите да обрящите», «Дорога дорогой» или «Страдания немолодого сеттера» объемом в семьсот печатных листов. Но постепенно тетралогия в сознании «писателя» усохла до главки в 451  страниц.

      Непосредственно над её текстом автор корпел, глумился и горбатился с 16-оо до 17-оо каждый день в период с 25 июля 2009 года по 13  сентября 2009 года.

      Автор мечтал об идеальном, не от мира сего, читателе, который всю свою жизнь посвятит расшифровке, хулению, гонению, анафеме и, в конечном итоге, забвению  13 главы «Жития...»

 

 

 

 

 

 

 

                                                 Преамбула

 

      Географическая привязка, о которой с гордостью упоминают горожане: москвич, псковчанин, братец, курец и т.д., и т.п.- на самом деле ещё ни о чём не говорит. Всё - равно, что хвастать россиянам: «россияне»! А что там, как там и, главное - где это, российская Адыгея или российский Оренбург?  - питерец или, к примеру, пермяк  и понятия не имеет! Хотя - «россиянин» налево и направо.

      И в отношении городов абсолютно та же ситуация! Абсолютно! Как точно и тонко заметил когда- то мудрый Виктор Конецкий2:

      «...предложи наша власть квартирку-то в Автово, а она? Она этак нос-то и отворотит: «Ав- тово?! Вы мне, может быть, ещё в Вологде предложите?» Это её удалённость пугает... А она в Автово последний раз на извозчике ездила пятьдесят лет назад аль ещё до революции, и что туда метро проложили - и не ведает даже...»

      И такие вот «Автово» в каждом мегаполисе.

      Сосновка не видит, что творится на ЧМЗ. А северо-западники наблюдают за жизнью Ленинского района лишь с высоты железнодорожного вокзального моста при отъезде в какой-нибудь Волгоград, который они знают в сотню раз лучше, чем родной город, поскольку исходили его пешком за время месячной командировки вдоль и поперёк.

      И ещё... Бешеный колёсный ритм жизни выдавливает из нас по капле любознательность и любопытство. Это только  кажется, что можно вовремя затормозить, подъехать, полюбоваться. Или просто тупо посозерцать. Слова «потом» и «успеем» родились раньше нас. И спасения от них не предвидится. Ежели только не какая-нибудь оказия в виде поломки (тьфу- тьфу!) машины или при  полном её отсутствии в хозяйстве3. Что, кстати, и произошло одновременно 26 июля 2009 года с Владимиром и Александром Жедяевым, карточным экзекутором  одной из предыдущих глав.

      Владимир  возвращался после суточного празднования дня  рождения своего друга Медведева Александра с улицы Братьев Кашириных, 95, что на Северо-Западе в свой родной Ленинский район, на улицу Шота Руставели.

      Александр- с конечной остановки ЧГРЭС, где получал отпускные в управлении СТАиИ за годовую бездеятельность в должности дежурного электрослесаря на Юго - Западной котельной. Фу, кажется, всё правильно воспроизвёл! Нет! Не всё! Возвращался он домой на улицу Дарвина, что в Мебельном поселке.

      Они добирались - и Челяба представала пред ними совершенно разная! И дело совсем не в различиях архитектуры  или используемого героями городского транспорта! Дело в душевном восприятии окружающего их в данный момент мира.

      Просто один возвращался  после, а другой - в предвкушении возлияния.

                                              Эрго, прорсус!

 

                                                    Амбула

 

      Владимир.

 

      Володька с удовольствием пил воду из-под крана. Так же с удовольствием пил минералку, ариантовский «Колокольчик» и, вообще, всё, что мог найти на кухне. Здесь же, в холодильнике, соблазнительно остывала початая «Немирофф».

      - Изыди, сатана,- хрипло прошептал он и закрыл дверцу. Было тяжко. Жить, конечно, хотелось, но не с этим организмом. С этим организмом не хотелось иметь вообще ничего общего. Состояние было такое, будто набоксировался с Валуевым.

      - Когда Господь осерчал на людей и наслал на них кару небесную,  то в неё вошел и день рождения Александра Васильевича Медведева,- подумалось мрачно ему. Заглянул в комнату. Хитровская ночлежка в Содоме с Гоморрой и Харибдой. Где чьё - не понять. Лишь хозяин, презрев условности  и этикет, а -  капельно  дрых на разобранном кресле без задних ног, одетых в помятые брюки.

      Володька ушел по - Англицки, не прощаясь, с затекшей, гордо скособоченной от неудобного спанья головой. В прихожей пришлось одеваться самому. Уныло обрадовался, что трость и котелок ноне не в чести. Медленно-медленно прикрыл дверь. Клац - простился с ним замок. Лифт же промолчал, не открывшись. Пешком вниз. «Сейчас мы спустимся медленно - медленно...»

      Зажмурился на улице. Солнце с безжалостностью инквизитора лупило по непокрытой хотя бы котелком голове.

      На трамвай. Через улицу. До вокзала.

      Он полез в карман. Ветровка же, конечно, была чужая. Очень похожая, но чужая. С такими пустыми карманами, что не только копейки - картофелины сморщенной не было. Подниматься, менять - что до девятого круга добираться... А пешком до дома - это... километров... наверное... часа на два...  а сейчас-то сколько?.. утро?.. или вечер?.. солнце-с востока... утро, значит...  Мозг отказывался что-либо подсчитывать. Цифры, ускользая, вертелись в его мозгу. Так, направо и вдоль по штрассе.

      Он приблизился к «Экспрессу».

      Он стоял у открытого окна и смотрел на соседку Медведева, ждущую продавца. Возьмёт пиво или нет? Она что-то высчитывала, держа в руке деньги. Ногти блеснули черным лаком. Взгляд его приковали мощные бёдра в тёмных в обтяжку джинсах.

      Вспомнились руки вчерашней тамады. К концу вечера тостовая речь уже сбилась, но рука с рюмкой взлетала каждый раз - рраз - рраз. Водопьянова её фамилия. Чем занимается неизвестно. Муж уже староват. Свежая кровь. Ухажеров не разрешают.

      Он тряскими пальцами взял рекламные листки из лежащей на парапете стопки. «Круиз по Черному морю...» «Пейте черный кофе в «Черном кофе!»

      Так он и думал. Он заставил себя невозмутимо отвести взгляд от бедер. А в сознании - рука раз - рраз - рраз. И потная рюмка, истекающая охлажденной испариной на уже слегка закапанную скатерть.

      На скатерть надо капать вином.

      А вот пулемёт-то этот продавец нам, ребята, не даст. Не нальет пивка в долг.  Гиблое заведение. Без денег не отпускают.

      Очнулся и поплелся.

      Пекло.

      Засадить бы всё эвкалиптовыми деревьями. Дают отличную тень. А маслины, апельсины, миндаль или лимон? Маслины дешевле: любителей мало, не всё оборвут.                                              

Не выйдет. Но что-то в этом есть. Мимо прокатила разрешившаяся где-то от бремени поливалка. К дождю.

      Он завернул за угол - и встал.

      - Что там ещё?

      Стадо клаксонирующего транспорта, разделившись, обтекало заглохшую «Тойоту - Витц» с «чайником» и «пинеткой» на заднем стекле.

      - Женщина,- с южнохохляцким говорком сказал ближайший зевака.

      Конечно, суббота. День сдачи в ГИБДД.

      - Не могу понять, почему на центральные улицы выпускают? Можно было и по второстепенным.- Зевака зазывал к разговору, интеллигентно дыша в сторону  трехсуточным перегаром.

      - ...чем загораживать движение,- поддержал его Володька. - Ебурженка,- отметил про себя, взглянув на номер «Тойоты». - Так и надо было... Без царя в голове! А ещё лучше - на танкодроме, в Чебаркуле!

      Зевака обиделся.

      - «Не могу понять»...  южнохохляцкий диалект... Эх, в баньку бы с тобой! Под «Оболонь»... да поясницу посмотреть4. Лотофиг5 хренов,- ни к селу, ни к мегаполису безразличным потоком пронеслось в голове Володьки.

      До, ре, ми, до, ре, до...  До, ре, ми, до, ре, до...

      Ноги в такт мелодии самопроизвольно зашаркали дальше, по Кашириных к Свердловскому...

 

 

                                                  

 

 

      Александр

 

      Фу - у! Столько времени - и из-за чего? Отпускные... - Прощупал внутренний карман куртки. - Всё - равно приятно. Душу греет. Пустячок. А приятно. Мокрое  в носках. Лужа- то откуда? Сушь! Две недели сушь!

      Что он так на меня уставился? Грязный. Неухоженный. Ярко рыжий кошак. А взгляд человеческий. Как у Кости. Чего он на меня вылупился? Бог ты мой! 10 капель велерианки утром! Неужели, до сих пор пахнет?6 Утром! Тереться б не стал... Люди. Неудобно... Брысь, кобель! «Челси» покупать денег хватает, а чтоб сделать всеобщую кастрацию... Жмот7! От котов прохода не стало!

      Треннннь!!! Дура! Кому сигналишь?! Пути ж свободны! «Семёрка»... Брысь! Ты ещё за мной запрыгни! «С котами в трамвай нельзя...»

      «Следующая остановка...»

      Успел! И хвост не прищемил! Гад ты, оказывается, Костя Федотов... Вспотел отчего- то. Дискомфорт. Спихнёшь котяру - скандала не оберёшься. Всегда найдётся какая-нибудь психопатка, разорётся. Мя-я-у! Как громко-то! А смотрят, почему- то, на меня8.

      П-ш-шш... Двери.

      «Следущая...»

      Прыг! На асфальт. Кретин, не молодой же уже! Жеуже... жеуже... булочная - улочная-  лочная- очная... Назад! Бегом! Ха, съел?! ...чная – ная – ая - я9... Адью, кобелино!

      Опять все смотрят!

      -Остановку перепутал.- Почему так хрипло? Прокашляться. Повторять не надо. По - идиотски будет. И вообще, зачем сказал? И кому?

      А настроение улучшилось. Все-равно улучшилось. Отвернулись все. В окна пялятся. Что там? Пяти-пяти-пяти-пяти-пяти... этажки.

      «Следующая...»

      Пленные немцы строили. Или белофины. Почему не белонемцы?.. Всего два года разницы...10 Урчит в животе. Громко как! Сейчас бы горячий борщец с косточкой и котлета с гарниром. Две. Водку перелить в графинчик. В паутине, как в фуфаечке11. И весь графинчик, всю «фуфаечку» под «толстушку». И японские кроссворды. До обеда. И отвалиться. Можно. Сегодня можно. Урчит!

      «...Улыбаясь постельно...» Откуда сия мура?12 А я, значит, «молчу трамвайно». Это Берлиоз «молчал трамвайно»... «Транвай и консомол»13...

       А в вагоне одни мужики. Трезвые. «Трамвай трезвых мечтаний». Как в Эмиратах. Пекло, отсутствие женщин и спиртного. Черно- белые цвета. Урчит до сих пор. Пожрать, пожрать. Ничего, ничего. Рядом он, рядом  «рачный Китай» мой...

      Пш-ш-ш.

      «Следущая...»

      Затылок припекает.

      Ну. Наконец-то! Гоп - ля женщина гоп - ля! О, ещё гоп - ля женщина гоп - ля! Третья гоп - ля третья!14 Пошла масть. «Потому, что на десять девчонок...». Что ж эта-то, как василиск, смотрит? Взгляд какой ядовитый. Тяжелый. С похмелья? Как у этой... родственницы Толстого из «Школы ...»... Муж бросил... Нищенствует... Печень увеличена... Пиявки помогают... Уринотерапия не приемлема... Нет, не нищенствует... Четыре перстня на одной руке... Диссидентка?.. В небытие... «Диссидент» хорошо произносится в туалете. Кощунство... Ни куда не деться - хорошо произносится... С чувством... «Оставим сию  прерогативу...»  Долг Вовке надо отдать... Наверно, помнит... ПОшло как всё!.. Из-за пустяка, а настроение ни к чёрту! Может, забыл?..  Восемь лет... Многие и не живут столько, а этот... «О тебе, о подлеце...». Помнит, поди, эпистолярий чертов, злопамятен... Такие ничего не забывают, людей только мучают своим присутствием...

      Последним молодцевато заскочил худощавый военный в необычной незнакомой потрепанной форме.

      Огляделся. Увидел Александра и направился к нему.

      - Позволите?

      Александр молча пододвинулся.

      - Удивляетесь?- военный оказался настойчивым. И пахло от него неприятно. Не стиранным и слежавшимся пахло. И потом. И мокрой шерстью.

      Саня исподлобья посмотрел на того.

      - Чему? Форме, что ли?..

      - Форме?.. Да, форме тоже... Нет! Я про запах! Чувствуете?! Я вижу: чувствуете... Проклятая война... Я не могу помыться уже второй месяц!  И не стираю бельё! Мне кажется - весь ваш Челябинск пахнет также...- Он возвёл глаза вверх. - Никакой определённости. Везде бардак. Впрочем, извините, у нас его не меньше...

      Жедяев всё так же молча и выжидательно на него посматривал. Лишь слегка отодвинулся.

      - Это что за войска такие?.. Как стройбат...

      - Честь имею представиться,- вояка встал, запахнул шинельку. - Ярослав Гашек. Бывший журналист, а ныне вольноопределяющийся славного воинства доблестного Императора нашего Франца - Иосифа!

      - Ваш билетик.

      Сквозь печёночную область Гашека просунулась рука контролёра.

      Фантом растаял. Запах остался. Женщина - контролёр осуждающе посмотрела на Александра, надорвала билет и двинулась дальше.

      - Во, блин, дела!- озираясь, с ужасом подумал Сашка. - Шандарахнет так от жары - и поминай, как звали! Ку-ку, Саня! Жил - и нет тебя! И не вспомнит никто, кроме детей и жены! Да этот ещё, Гобсек доморощенный! И отпускные стырят! Как пить дать! Медики и стырят!  Ни стыда, ни совести у людей не стало! Во, блин, дела!

      Захотелось всплакнуть по себе, родному. Он отвернулся к окну и начал давить из себя слезу. Но мешал до сих пор не выветрившейся запах Гашевской шинелюшки. Может, от бассейна, с «Планеты» хлоркой тянет?  Засвербило в носу.

      Александр чихнул. Громко, на весь вагон.

      Сидящая перед ним женщина в открытом до неприличия и спереди и сзади   платье дернулась. Затем достала платок и, не оборачиваясь, обтерла шею.

      Александр наклонился к ней  и негромко проговорил на ушко:

      - Извините, я нечаянно.

      Женщина взвизгнула и шарахнулась в проход.

      - Давайте, я вам спину...-  промямлил Александр ей вслед. Почти чистый платок зажат в руке. Вид виноватый. Такой реакции он не ожидал. Вагон мгновенно опустел. Даже мужчины вышли.

      - Погодим помирать,- пробормотал Александр. - Сначала всем на Кузнецова, в психушку.

      Уселся поудобней, анализируя это.

      «Следующая остановка - Площадь Павших...»

 

 

      Владимир

 

      Ну, и куда я иду?..

      Дороги змеями расползались под мосты, на виадуки, вправо, влево, прямо...

      Оказалось, пути «колёсного» и « безлошадного» Владимира разнятся, как снежинки.

      Остановился. Мозг категорически отказывался просчитывать вариантность пути. Машинально почесал левую ладошку. Поозирался. И, шаркая подошвами, втянулся в ближайшую дорожную «кишку».

      День - ночь... Мост - небо... день - ночь... мост - небо... Мать честная! Это же через Миасс мост! Кривая улыбка идиота  приклеилась к лицу. Так, с приклеенной, и дошёл до Дворца спорта.

      «Трактор» - мужик. И Хиддинк - мужик. «И назовут их именами улицы Челябы...» Улицы Гуса Хиддинка, Джона Леннона и «Трактора»... Жаль, что Вагнер Лав не из Челябы...

      Обмелел Миасс. Раньше раки ловились. Вот это отгрохали махину! Давно я здесь не был. «Мегаполис». Да, эвкалиптов не хватает. Обмелел Миасс... «…И дано было человеку три пути: прожить, как надо; прожить, как хочешь; прожить, как получится. И не совпадали эти пути ни у кого из грешных, а только лишь у святых и чистых...»

      Вот и «сад камней». Когда то мы здесь гуляли. Давно это было. В 2001 году. Или 2002- м…

      Что-то Володьке совсем занедужилось. Искорки статоскопом плясали в глазах. И не хватало воздуха. Он задышал глубоко и часто, но это не помогло. Кончиться бы где-нибудь с подушкой на полу.

      Остановился, глядя на бликующую воду, навалился грудью на парапет.

      Миасс робко полоскался волнами в гранитном застенке. Сзади, за спиной, угрюмо молчал недоконченный «сад камней». Ни ветерка.

      - Что ж такое-то... Как контуженный...

      Ржание лошадей и отдалённый гомон заставил поднять глаза.

      Территория у «Родины» сверкала разноцветьем. Двигались какие-то конные повозки. Наяривала гармошка. Крики и смех неслись через реку.

      - Кинушку снимают,- вяло подумал Владимир и вновь склонился над водой.

      Вдруг, будто сократили на работе, очнулся. Понял: он не увидел громады кинотеатра.  Была площадь, вся в красно - синем, а «Родины» не было!

      - Должна быть «Родина»!- уже с испугом подумал он, но головы не поднял - боялся! - Медведь, волчара позорный, довёл  таки до ручки своим юбилеем!

      Потихоньку поднималась злость. И на друга, и на собственную трусость.

      - Должна быть «Родина»! Должна!

      Он медленно, но твёрдо поднял голову.

      «Родины» не было! Церковь была и трезвонила, а «Родины» не было!

      - Стоп, придурок!- приказал он себе. - Просто ты у  д р у г о г о   моста!

      Посмотрел налево. Дворец спорта и Торговый центр  маячили, как символы шестой палаты. Мост был тот, какой надо... Не другой...

      Сзади кто-то потянул его за куртку.

      -Барин, дай копеечку! Дай на хлебушко!

      Обернулся. Безногий нищий на колодках вопрошающе глядел снизу, тряся не чёсаной  бородой,  и тянул к нему скрюченную ладошку. Не наш нищий. Не рофедеровский. Скорее, уж конец 19 века...

      Володька машинально пошарил по карманам. Странно. Пальцы нащупали монету. Он недоумённо посмотрел на денежку.

      - Дай!- канючил нищий. - Помолюсь за тебя! Дай!

      Вовка протянул тому монету.

      - Снимаете что?.. Историческое?..

      Нищий молчал, в свою очередь рассматривая монету. Поднял глаза на Владимира.

      - Тьфу на тебя, нечестивец!- вдруг произнёс он и бросил монету. - Тьфу!- Слюна полетела на бороду да там и осталась. А сам нищий, перебирая колодками, заелозил дальше.

      Володька обернулся.

      «Родина» была. Без базара. Базара не было. И ржания не было. Были растяжки и афиши. И церковь за спиной «Родины» была. И гранит на той стороне  вновь обрисовался вместо земляного берега.

      Под ногами валялась монета. Вовка поднял её. Полкопейки... «Полушка»... Бросил обратно, вытер пальцы о чужую куртку.

     - Что сейчас на неё купишь?.. Дырку от бублика?..

      Вспомнил принцип, исповедуемый сытой Ульрикой фон Модус, закапывающей недоеденные косточки в саду, и с силой запнул монету в ближайший газон. Так не доставайся же ты никому! Домой! Бегом, пока окончательно не спятил! К людям! Через Кировку. Там и аптек куча, если что...

      - Опохмелись,- прозвучал умирающий голос Разума. - Стакан пива...

      Но «стойкий оловянный солдатик» лишь убыстрил шаг. Обогнул Геологический музей, пересёк Труда у табачной фабрики и очутился на Кировке, Челябинском «Арбате».

      - Здесь хотя бы машиной не собьют,- подумал Володька облегчённо.

      - От похмельного синдрома сдохнешь!- мстительно возразил Разум. - Сколько уж случаев было!.. И должок не получишь... То - то возрадуются некоторые! И тело без документов только через месяц родные обнаружат. Если раньше под номерком не закапают... Под «13» или «666»... Как этих... под тобой...

      Вовку, и без того трясущегося, как в лихорадке, аж передёрнуло: вспомнилась заметка в газете о старом кладбище здесь, у  Оперного.

      - Заткнись. Денег нет...

      - Э- э, милок, это гордыня в тебе сидит! Попроси - любой даст... Невеликие деньги...

      Навстречу вальяжный походкой майора в отставке шёл Саша Малышенков, потягивая из горлышка холодное «Мастер уральский». То, что пиво холодное - ясно было, как божий день!

      - Вов, привет!

      Вовка молчал, не в силах проглотить невесть откуда взявшейся поток слюны. Так, с полным ртом, и остановился, молча пожал руку.

      - От зубного, что ли?.. А я тебе пивка хотел предложить... Ну, нельзя так нельзя...

      - Можно!!!- хотелось крикнуть Владимиру, но он боялся забрызгать Сашку.

      - А я из Публички... Комментарии малых гностиков 4 века к Апполидору Сиракузскому искал. Представляешь, у них ничего нет!

      Володька кивнул: представляю. Живут же люди... Слюна потихоньку рассосалась, и конфуза можно было не опасаться. Он открыл рот.

      - Занесло тебя... куда Захар телят не гонял...15

      - А чего... 20 минут на троллейбусе... А то третью ночь не сплю. Всё думаю: правы они или не правы?

      - Может, он мне тоже снится?- уже обречённо подумал Владимир. - Иначе чем   т о т  мОрок  от  э т о г о  отличается? Хотя... пиво-то... вот оно... холодное... пахнет даже... Или только кажется?..

      - Саша, извини, нельзя мне... Зубы... Тороплюсь... извини...

      Протянул руку.

      - А, может, ты про малых гностиков чего-нибудь знаешь?- Малышенков ухватил его за руку, с надеждой заглянул в глаза.

      - Нет, про малых я не знаю...

      - Пойду тогда...

      Володька осторожно вытянул ладошку из руки Александра. Рука Сашки была теплая, живая... Значица, не мОрок... Значит, я пока не в клинике. От, Медведь, отольются тебе мои слёзы! Но откуда такая постоянная дуальность во всём?! Как у этих ребят... у Лужкова с Церетели... И Москва, и возможности, и время... Может, и я своего Лужкова встречу?.. Хрущева бы с его малометражками на этого Церетели... У Петра, небось, трубка бы во внутрь курилась, как ручка  у ночного горшка конца шестидесятых...

      «Поднебесная».

      Интересно, а может, и нашего губернатора иногда через дефис пишут?* (* Сумин, губернатор области в описываемые времена)  Иначе с чего здесь «Поднебесная»? И теплицы в округе гектарами...

      Хотя... Если так судить по мэру, то вся Челяба  должна ходить с красивыми зубами.** (** Юревич, мэр города в описываемые времена)  И на скрипках пиликать... Или я здесь... как- то... с окончаниями... Может, картофель дешевый должен быть, как у батьки?.. Филолог  липовый... Или войнушку про индейцев снимать?.. Гойко Митич... Студия «Дефа»... «Где третий король?», а?.. Инспектор Вебер... «Натюрлих... я, я!..дас ис фантастиш!»  И как же пороху тогда хватало!?

      Вж- ж- жик! Вж- ж- жик! Чего он метёт? Ни пылинки...

      Поднял голову.

      Сегодня что, соревнование двухметровых дворников? Вся Кировка в яркой униформе. Господи, как при визите Путина!

      - Руки из кармана вытащи. И продолжай движение,- тихо, но твёрдо раздалось за спиной.

      Он, как зомби, подошёл к магазинной двери, но отчего- то вновь разозлился на собственную трусость и резко оглянулся.

      Дворников не было. И говорившего сзади - тоже.

      Шумел книжный «развал». Играла музыка. Не скрипичная. Люди ели мороженное, пили, не смотря на запрет, пиво и улыбались.

      Монмарт... Момпасье...

      Мокасины, Монблан и Монмаранси... Продолжи логическую цепочку...

      - Разрешите...

      Он посторонился.

      - Когда ж я был у «развала» в последний раз?..

      Он решительно завернул в книжные ряды.

      Разум молчал. Сейчас было не до него.

 

      ...Как всегда, при встрече с ними у Владимира перехватило дыхание. И хотелось помыть руки с мылом.

      Это были его любимые друзья, любимые враги, любимые учителя... С одними он готов был встречаться ежедневно. Других же больше не хотел видеть никогда в жизни.

      Вот оно, счастливое детство! «Могила Таме - Тунга» Нефедьева... Майн Рид... «...Готтентоты шли и шли, как одержимые»16... обыкновенная надпись под картинкой... сорок лет прошло, а помнится... «Тайна Золотой Долины» Клепова,  «Питер Мариц, юный бур из Трансвааля»...

      И даже запахами повеяло тех, прошедших лет. Полынью, креозотом... И запахом новой фуфайки... Была такая мода: фуфайки... Особый шик - черного цвета... Запахом сигарет «Визант»... Рудименты в нынешних мирах...

      А это юность...  Асадов... Капутекян... Рождественский... Ахматова... Татьяничева... Симонов... Если бы не любовь, то всё это рифмованное богатство прошмыгнуло б мимо... Слава Богу и любви, что случилось по другому! «Дона Флор...»... «Полдень, ХХ11 век»... «12 стульев»... «Мертвые сраму не имут»... «Милый друг»... «Капитан Блад»... Моруа, Моравиа...

      «Несёт меня течение...»

      И сразу же неподалёку раздалось чистое - чистое саксофонное  «Пусть сегодня вновь нас память унесёт...»!

      Володька, забыв о книгах, обернулся.

      На него внимательно смотрели серые глаза саксофониста. Полукругом, обнявшись, стояли молодые ребята с девчонками и молча слушали мелодию.

      А сакс плакал и плакал, наполняя грустью и светом Арбат.

      Кончилась песня.

      Музыкант отнял инструмент от губ и что-то сказал. Далеко было, шумно, но Володька понял по губам:

      - Что ж ты так поздно, друг?

      - Что - «поздно»?!- крикнул Вовка. Бросил книгу на прилавок и ринулся к сероглазому. – Что - «поздно»?!

      Но тот уже выводил Лосевскую «Звёздочку». А толпа вокруг росла. И не пробраться Вовке было, как не старайся. А серые глаза всё смотрели и смотрели на него.

      - Что же я так-то... Даже «полушки» не осталось! Заплатить надо... В душу же глядит! Зачем же я монету выбросил?! Найти надо! Заплатить!.. Приятно парню будет!

      Начал выбираться из толпы - и остановился. Поздно... Поздно!!! Не найти её... Не расплатиться... Поздно...

      И с такой виной и тоской посмотрел в серые глаза, что саксофонист смутился и глаза опустил. Но «Звездочка» всё продолжала и продолжала звучать.

      «Нельзя в одну и ту же...»

      Книги его больше не интересовали. Хотелось домой. Или умереть от тоски по несбывшемуся.

      Выбрался, наконец-то, из круга и продолжил путь.

      Что ж, каждый выбрал веру и житьё...

                                   ….

 

      ...Мимоходом пожал чугунное плечо Розембаума.

         «Я срок переходил:

           Под сердцем плод тяжелый.

           Боюсь, что мертвое

           Рожу теперь дитя...»

      ...Скользнул невидяще взглядом по синей безглазой громаде «Челябинск - сити».

      ...Постоял у пустой шляпы нищего напротив «Альфа - банка».

      ...По инерции покосился на изогнутый стан барышни у зеркала.

      ...Саксофонист был не похож на того, сероглазого... И внутри ничего не шевельнулось.

      ...Вышел к площади, опустился в «Никитинские»...

 

 

 

      Александр

 

      Почему Соня Кривая?.. Хотя тогда и Горькие, и Бедные, и Цвиллинги, и Блюхеры были... Но всё- таки женщина... Соня, да ещё Кривая!.. Соня... Софья... Но та-то!.. Тоже… не сахар… Палеолог!..

      То ли дело Иванов, Петров, Сидоров! Простота и ясность! Простота неимоверная! Я бы и Потапова впендюрил сюда! Тоже... не Спиноза...

      Александр прикрыл уставшие от солнца глаза, блаженно заулыбался, поразвалившись на сиденье. Угрюмые складочки постепенно расправились, вплоть до ступней.

      То ли наяву, то ли почудилось - латинос звучит. Самба, румба, шимми... « У моей малышки есть маленькая штучка...»

      Посмотрел в окно. «Куба». Чернющая, как всё... черное. Да - а, молодцы ребята! Барабаны зазвучали - и пофиг вся работа! Пароход стоит, трюма открыты, а они танцуют! Так и не грузили, пока не натанцевались! Вот народец! Афро - американцы... Может, и Штаты с Обамой затанцуют? А работа - по боку. Тогда точно - «догоним и перегоним»...

      Наши с кондачка не затанцуют. Хотя, работу тоже бросят... Подойдут посмотреть, как другие танцуют... Нет, «не догоним...»

      «Святая святых» проезжаем. Вершители умов  и законов. Бедолаги, садят одного за другим... не смотря... Поклониться бы... Не поймёт народ... Ещё и накостыляет! Народ всегда прав. И когда выбирает... И когда садит...  Запах- то не улетучивается. Ишшо сильнее стал!

      Жалко, на Арбате ни разу не был. Теперь, видно, и не судьба...

     «Следующая...»

 

      В сон потянуло... Не спать! Расплавит!

      Арбузы несут. Пора уж... Эх, Александр Сергеич, Александр Сергеич... Как вы без арбузов то жили?.. Слаще морковки ничего не ели. А мыло было?.. Толчёным кирпичом, небось, тёрлись... Пушкин - и кирпич с морковкой... Не складывается... Всё было! «Челноки» испокон веков шустрили... Мен - он и в Африке мен.

      Живот-то утих... утих... Всё-равно -  борщец с котлеткой... А, может, пельмешек купить?

      Задумался.

      Танцульки когда-то были здесь. Толпой приезжали на случай драки. Борщец лучше... Лишь бы не помешал никто. А то только сядешь - трень- брень, трень- брень по телефону. Или черти кого-нибудь принесут! Ну, это уж «воще»... кирдык  полнейший! Костя тот же... Пить бросил... Как с ним борщ хлебать под водочку?! В горле встанет! И не ляжет! Какое, к лешему, настроение после этого?! Сейчас-то уже испортилось! Шляются, шляются всякие... А ведь рабочий день, между прочим! Хотя... нет... выходной... Ну, и отдыхай... дома... или вон, к  Александр Сергеичу... Арбуз купи, на худой конец... Нет, к Жедяеву надо зайти, настроение испортить с аппетитом вместе! Что ты! Без Жедяева, как без помойного ведра, жизни нет! Ну, Костя, вот сволочуга, испортил выходной!

      Александр нервно заелозил на сиденье

      С Вовкиными бы посидеть... Можно и Костю взять... Вовка говорил: там тоже дефективных хватает, не пьют некоторые...

      Не зовёт. Труфальдино... «То ты, Саш, занят, то ребята... Суп отдельно, мухи отдельно...» Это он, паразит, об чём?! Дворец ж. д. Блин! Москалёв же звонил! В октябре 50 лет 43- й школе! А празднуют здесь. Аренда дешевая, что ли?.. А Потапову-то сам не звонит, через меня известил... Чего так ребята разбежались?.. Дружили, не разлей вода... А ты чего с Вовкой так сблизился?.. Правильно народ говорит: «Бьёт - значит любит!» Мало я его ещё тогда в штабе, когда в войнушку играли, пытал! Надо было ещё поприжигать чего-нибудь, совсем бы скорешились... И долг простил бы, наверное... по любви-то...

 

 

 

 

 

 

      Владимир.  

 

      Людишки,  людишки... Люди, люди... Человеки...

      Сами лезем, откуда вышли... Новый круг... Всё ближе и ближе к чистилищу... И вечный торг, покой нам только снится... Ежели ещё опуститься на девять этажей - и там торг будет... Ряды, ряды...

      Вот чего эти «юннаты» к мужику привязались? Обыкновенный кавказец. Паспорт требуют... Вот щенки... До старших сержантов дослужиться хотят. И паспорт есть - не отстанут...

      - Сержант!

      Построже. И глаза внимательные, но не злые... Гэбэшные... А сам - навстречу...

      - Этот со мной! Дайте паспорт!

      В глаза ему, в глаза. Теперь смотри в паспорт. И «юннатам» небрежно:

      - Свободны. А вы со мной.

      Под руку его, к ТЮЗу. Что ты, дурак, так плетёшься-то?! Наверх, наверх! Всё, отпускай... А кавказец-то - старик...

      - Чего они?.. Документы не в порядке?

      Паспорт отдай.

      - Сыпасыбо...-

      Во дела! Плачет! Гордый старик - кавказец... Докатились...

      - Грузин?

      Тот обреченно кивнул.

      - Докатились! Докатились! Народа не было ближе! Да белорусы... Да украинцы... Чего всё рассыпалось?.. Да ещё как - шпажонками бряцаем!

      - Отец, не ходи один. На всякий случай...

      Тот не ответил - стыдно было за слёзы. Лишь кивнул головой.

      А давай-ка, Вовка, через парк... Ближе... Александру Сергеевичу ручкой помашешь... А Драмтеатр смотрится! И к месту!.. К месту, к месту! Что там в парке?.. Вечность не был...

      Но карусельная круговерть и постоянный детский гомон с непривычки вконец его измотали.

      Он в изнеможении присел рядом с гением.

      Панибратствовать отчего-то не хотелось, хотя и были они сейчас на равных: перегретые солнцем на жесткой скамейке.

      Поблизости никого не было. Володька, оглянувшись на всякий случай, стёр с колена Пушкина голубиные следы. 

      - А мне, вот, что-то не пишется... Ступор какой-то,- тихонько проговорил он соседу, начав издалека. - При свечках пробовал - ни фига не вижу, зрение ни к черту, сливается всё в одно серое... А свет включаю - мысли о другом лезут... на низменное тянет... И ведь чувствую - есть способность! Иногда прям аж!.. Уф!!! Ну, думаешь, Вовка, и сукин же ты сын! Хотя, нет... это тоже ваше... В общем - Чурлёнис! А утром протрезвеешь - нет, даже не Налбандян... Может, мне с окружением не повезло?.. Ни одного Дельвига с Пущиным вокруг не видно. Одни Степанычи... да Мишановы... да Жедяевы... Это ж далеко не Дельвиги, правильно я говорю?.. Посоветуйте... Тоже ведь хочется... чтоб голуби засидели....

      - Мужчина, скамеечку освободите! У нас уборка!..

      Женские руки ласково принялись обтирать Александра Сергеевича Пушкина.

      - Ему и сейчас... через века... с женщинами везёт,- с завистью подумал Владимир, бредя темными аллеями к дому. - А здесь бьёшься- бьёшься... Мыслить, творить пытаешься - хоть бы одна помыла с шампунем... Оботрут, на худой конец, лет через (тьфу- тьфу! Он тщательно посплёвывал через левое плечо) …дцать... А, может,  и мужики... из шланга...

      Перспективы не радовали. Светлое и чистое и через полвека не просматривалось.

      Дворец ж.д. Юбилей 43 школы. 50 лет. Ровесница. В октябре празднуют. Девятый - десятый класс... О - ох!..

      «Уже прошло лет тридцать после детства...»

      Он остановился. И улыбка растянула вширь его морщинистые щёки, как полуспущенные мячики. Человечка с улыбкой идиотика ушлый народ опасливо обходил стороной.

      Вовка ничего этого не замечал. Он опять беседовал с Александром Сергеевичем. Да не просто беседовал, а ещё что-то и доказывал, наглец!

      -Говорите: окружение не то... Да если б вы только знали, что значит эти два года щастья! (он именно так, через «ща» и подумал!). Лицеистов здесь своих подсовываете... Сережку вы Турсукова не знали! А Галчонок?! А Юрка Шилкин?! А о Вовке Москалёве уж и говорить нечего... Я ещё про девчонок наших не заикаюсь: про Вальку, Ритку, Ленку и других... А то ниже пояса удар будет: у вас-то чисто мужская грубоватая копания была, без слабого пола... Где ж здесь утонченному, изысканному взяться, без девиц-то... И биологию с химией у вас не преподавали... Да и мои... нонешние... Чего я их расхаял?.. Кладезь ума и мудрости! И Степаныч, и Толя... Санька, правда, как-то не очень... подкачал... «Было у отца три сына. Два - умных. Третий - морской радист...» Но и то - сто очков кое в чём вашим графьям да баронам даст.

      А талантище-то ваш, Александр Сергеевич, скорее всего на этой почве и возрос! Скучно было! Перо да кубок - вот и вся недолга! Пиши себе да пиши! 

      А здесь - на разрыв! Влюбиться надо? Надо! Репетиции, концерты в ВИА «Елана» - надо? А то! Перекатать домашнее, в кинушку сбегать... Ну, и кубок, само-собой, как у вас, где-нибудь в посадках «Плакучая ива»- не без этого... Когда ж творить-то? Поспать бы по-человечески.

      Жалко мне вас, жалко... Сколь много прекрасного и интересного не познали...

      Отулыбался. Народ сразу же зашагал рядышком. И совсем уж было тронулся, как в сознание вкрадчивым сексом по телефону вползло: «Он - то сидит... Давно и навсегда»

      Отмахнулся. Не до вечности. Домой бы дойти... Домой... Дом... Ридна хата... Итак...

 

 

 

      Александр

 

 

      Кажется, финиш... Какая долгая дорога оказалась. А ещё «маршрутка» впереди... С пьяным водилой. Вот подарочек-то будет! Одно к одному! То трамваистка нервная, то водитель пьяный... Да что я каркаю?! Путём всё будет доберусь доберусь и куплю и выпью и закушу и почитаю и посплю блюёт придурок какой-то места лучше не нашел центр города а он в двух  кустах на Вовку похож со спины встречу расскажу как все дураки похожи друг на друга от бедолага и не разогнётся шею натёр потею волдырь будет завтра голову не повернуть накрылся Оперный со «Щелкунчиком»  «отщелкался» ку- ку Гриня «Переселенку» поди снесли уже добра баня была отмирают «Калюха»    загнулась  это ж надо какие времена были Ты куда В баню прыг в электричку до «Калюхи» нога чешется спасу нет блохи что ли от котяры ну что за бараны опять перегородили пути штрафовать по полной и сразу к стенке чтоб другим неповадно понакупают прав ого опять стеклотару принимать стали во как затоварились по 12 копеек было капитал наживали с умом стыдно было Сова с Катреном поднялись на этом17 пропал Катрен а Сов мэром то ли в Туре то ли в Салде Салда- балда ширли- мырли шалтай- болтай на книгах чуть не погорели а сейчас макулатуру собирают инте я тоже выхожу интересно Волоха тогда перетрухал у него всё же на роже написано слаб в коленках мало я его в детстве пытал стойкости ни хрена нет но не Иуда и то хорошо ещё б про долг забыл да чем пахнет то? до сих пор! от шинели, что ли?

      Трень- нь- нь!!!

      «Железнодорожный вокзал»

      Слава тебе! Допёрлись! Ну, что за народ?! Обязательно толпой выходить!.. Зоны на вас не хватает, тьфу - тьфу! Аккуратненько цепочкой бы и вышли! И быстро, удобно...

      Во, киоск!..

 

 

 

 

      Владимир

 

      Всё! Последний бросок, кажется! От яма к яму. Только, кажется, извозчики ездили исключительно зимой. В тулупе и вся борода в инее и соплях. Хоть метель, хоть тишь - колокольчик одинаково заунывный. И лошадь трусит. Барышня одета, как капуста. До нужного не добраться, изнеможешь и сляжешь в больном изумлении. Полегчало, видимо. Мысли об этом появились. Зимой всё-равно плохо руки только погреть баловство одно ногу натёр хорошие туфли восемь лет ни одного ремонта разношены носок видимо сбился волдырь лопнет накрылась «пешка» на Зюраткуль лето озеро жара ничего не мёрзнет не баловство уже

      трень- нь- нь! дура сигналит нет никого и зовут её Аннушка Нюра некрасиво отвыкли мамы были райками нюрками дуськами пистимеями Полинку никто Пелагеей теперь не обзовёт и вторую стёр задник нет «рыжья» нет почему у радиорынка золотом фарцуют а на других черт вступил как неловко а на других не фарцуют а я откуда знаю будто день- деньской на рынках промышляю «рыжьё» название какое пушистое меховое «Воскресенье» бацает без Никольского «Песняры» без Мулявина научил свердловчанин белорусов народное петь батька сам признал прав Степаныч край опорный водку с мороза ямщики пили гусары из туфельки сейчас стошнит туфля после бала и ещё мыли ноги и пили воду ежели сильно любили о блин подкатывает!!! кусты какие пыльные о, Боже хорошо то как забудь о туфлях лучше с мороза на облучке что это сидушка такая да дурдом в умах народа ноги мыть воду пить ноги мыть воду пить из века в век аксиома истина в последней хлам какой в кустах город кругом кошка дохлая думай о хорошем опять стошнит о рыбалке шаланды полные кефали кефали- не ходили кефаль это рыба больно правую точно стёр о Сашке Жедяеве с какой стати жлоб несчастный свет не видывал уже в детстве мучил пароль выпытывал хороший как бы не так жарко в куртке спина мокрая вокзальчик маячит родимый дурацкий организм весь взмок а в туалет хочется красивые ноги идиотская мода бретельки наружу в такую жару через час грязные видно же белые особенно форсят как Орлёнок все в верёвках а бензонасосы двухтактные ставить надо в пробках не глохнут как он сейчас называется был «Экспресс» батя плотничал18 от годики 35- и сразу 50  прыжок во времени  дальше больше ого а здесь- то откуда столь стеклотары ну затоварились в сад бы посреди недели фарисействовать в отдалении от всех и чудненько после бани Рика с мордой на коленях Суханов бутылочка и кропать и кропать как писец обязательно шмыгая носом при свечах и подхихикивая и вытирая о власы перо цикады это что сверчки наверное и птица плачет в кустах «пью, пью...» вот это стая неужто до сих пор кто то голубей держит пива бы сейчас 0,33 хотя бы сдохну не дотянув до заставы обидно ничего не сделал только зашел «зелёный» переходи смотри-смотри дураки и на «красный» прут а жить-то хочется ребята! Эх, «толстушку» купить бы!.. И дома, в прохладе под две... под четыре стопочки холодильной «пятиозёрной!.. А пельмени - чтоб горячущие, в рот не взять!.. И сметанка, перец, горчичка... И майонез с аджикой...

      Сколько там, на наших, золотых?.. Ни  хрена не вижу! Эх, ёлы - палы, всё на Большом Каретном осталось... То бишь на Ударной... дарная – арная - гарная... Ну - ну, подбери сопли, ямщик! Не путай конец и кончину!..

 

 

 

 

      Встреча

 

 

      Сашка вышел из вагона, тормознулся у киоска с прессой.

      - «Толстушку» и японские кроссворды.

      - Саня! Саня!

      Рука непроизвольно схватилась за внутренний карман с отпускными.

      Вовка. Ну, и видок! И куртка какая - то дурацкая на ём. Явно не по размеру.

      - Сань, здорово! А я смотрю: ты это - иль не ты?! С трамвая, что ли?..

      - Почему- «с трамвая»?- подозрительно спросил Жедяев.

      - Да рожа у тебя какая-то... трамвайная...

      - Ты это мне брось! Мистику разводить... «Трамвайная»...

      - А я — пешком! С Северка! Представляешь? С похмелюги  страшенной - и пешком, в такое пекло. У Медведя праздновали день рождение.

      - У какого?- на всякий случай уточнил Александр.

      - У Медведева. У Сашки. Помаленьку - помаленьку - а что-то тяжко мне с утреца...

      - Так опохмелился бы...

      Вовка погрустнел.

      - Я зарок себе дал: до обеда, если праздник не продолжаем - ни капли в рот, ни... капли... Ни-ни! А то, поговаривают, это уже первая стадия...

      Вдалеке привокзальная церквушка сладостно прозвенела колоколами.

      - Ох!- радостно вздохнул Володька. - Полдень! «Время собирать камни...»

      - Не кощунствуй!- строго прервал его верующий Александр.

      Вовка стушевался.

      - Да это я так... «от чувств-с»... время подошло... Ты на маршрутку? На Доватора? Давай, провожу.- И заговорил с жаром: - Я здесь, Сань, такое под Теренкулем нашел - Стоухэнд отдыхает! Жалко, с островом Веры на Тургояке  опоздали.

      Все ж таки ему очень хотелось утереть нос «аркаимцам»!

 

      Но ответить Александр не успел. Рядом с визгом затормозила машина. Ребята, хотя и двигались по тротуару, инстинктивно дернулись вправо.

      Из потрепанного УАЗиКа - «таблетки» на них строго смотрело серое запыленное лицо Николая.

      - Садитесь быстрее! Здесь остановка запрещена!- крикнул он. Сзади уже вовсю сигналили стоящие из-за его наглости машины. Ребята мигом влезли в салон, и Николай резво газанул с места.

      - Нетерпеливые вы какие - то, челябинцы!- прокричал он с водительского сиденья. - Пару минут подождать не можете! О! И ещё обижаетесь!- кивнул он на поравнявшийся с ними БМВ. Из БМВ сквозь приоткрытые окна им что- то зло и неприлично  кричали приличные с виду парни. Николай правой рукой порылся в бардачке, вытащил умело выточенный макет «Стечкина» и погрозил им сидящим в иномарке. - Я те попугаю!

      БМВ отстал.

      - Николай! Знакомьтесь: это Александр!

      Мужики стрельнули друг на друга глазами, чинно пожали руки.

      Володька огляделся. Зад машины по обыкновению был забит мешками и картонными коробками. На мешках полулежал незнакомый мужчина в костюме и при галстуке.

      - Кто это там у тебя? Спит?

      - Да не спит, а в беспамятстве! Поплохело ему! Молния доканала!- перекричал Николай рёв двигателя на повороте. - Аркаша это! Шлиман!

      Володька, перехватываясь за сиденья, прошел назад. Аркаша был мертвенно-бледный, с крупными каплями пота на лбу и на щеках. Сашка опасливо поглядывал издали.

      - Николай, ты куда повернул?!

      - В Ленинский, к Степанычу. Он сегодня дома...

      - Да ты что!!! В больницу надо! Он, кажись, не дышит! Или в землю закопать по пояс! Обнулить!

      - Да у вас вся Челяба сегодня, что ли, больная на голову?!- не оборачиваясь, проорал Николай, но видно было по напрягшейся спине: злиться начал. - Просишь одного: «Помоги! У тебя дисконтная карточка есть, а мне пол-машины затоварить надо».  Как человека просишь!.. Так нет! Увидел в «Молнии» бесплатную дегустацию новой водки - всё!!! То ли товар грузить, то ли его! И половины, что хотел, не закупили! Теперь этот... «В больницу... обнулить...» Вот они ни разу друг с другом не встречались,- доверительно повернулся он к Александру. -  а как будто из одной палаты!

      Санька согласно покивал головой: действительно, «как будто...» и осуждающе посмотрел на Вовку. Хотя буквально за секунду до этого мучительно вспоминал, в каких посадках удобнее копать яму «для обнуления».

      Володька и сам уже учуял подзабытый им за три часа запах алкоголя, исходящий от Аркаши.

      - Так вот ты какой, Аркаша Шлиман!- изумленно подумал он. - Простой, обычный человечек! Даже проще Тольки Мишанова... Алкаш доморощенный... Встретишь такого в городе - и не узнаешь. Богатым был бы... Не повезло. Теперь узнаю.

      Аркаша блаженно заулыбался чему-то своему, морфейному.

      - А к Степанычу накой?

      - Валентина харчо сварганила. Реанимировать будем  хроника.

      Ребята сглотнули слюни. Владимир вспомнил, что последний раз питался двенадцать часов назад. И был это огуречный рассол перед ночной  отключкой. «Чтоб осадить всё» молвил тогда именинник.

      - Да и сами посидим. Я, ребятушки, такой первач везу - языки проглотите!  

Своих на Сейшелы отправил отдыхать, заночую у братишки. Завтра, тем более, воскресенье... Карточка скидочная у меня,- он посмотрел на Шлимана в зеркало заднего вида. - Завтрись затоварю остатки вечером- и домой, к родным берёзам. А сегодня посидим...- Николай вопросительно покосился на ребят.

      - Мне с Надеждой поговорить надо. Сутки дома не был.

      - Сутки - это серьёзно... Аркашу выгрузим - и к тебе. Рядом же! И Надюху с собой захватим! Полгода её не видел! Ульку с Дашкой заодно  посмотрю... Тебе обрезь-то от меня передали?

      - Передали, спасибо... Родила она опять...- Вовка нахмурился. - Я ей, дуре, говорил: «Что тебе не имётся? Поматросит - и бросит! Так и будешь гулять до старости?»  Перед Лундстремом неудобно: сосед всё-таки, надеялся парень, надеялся, а свели с Коганом. Тот сделал своё дело - и хоть бы раз появился, сволочь.

      - А что, Коган тоже неплохой производитель.

      Вовка только махнул рукой.

      - Саш, а ты?..

      Тот отчего-то засмущался.

      - У меня двое... Пашка и Оксана... Взрослые уже...

      - Да я не об этом! Насчёт посиделок.

      - Неудобно мне как-то... Я же, кроме Володьки, не знаю никого... только по разговорам...

      - Володька Аркашку тоже никогда не видел! Однако  самогонку за одним столом пить будут. А ты теперь и меня знаешь. Считай, рекомендацию от двоих, как в партию, уже получил.

      - Мне б домой позвонить...

      - Без проблем! На, звони. Умеешь обращаться?- Николай протянул тому навороченный сотовый телефон.

      - Упрёмся - разберёмся.

      - Откуда у тебя такой?- удивился Вовка.

      -Да это Аркашин! Я, от греха подальше, себе забрал, а то утеряет или утянут. Дорогущий, поди... У нас-то откуда такие... Нам такие без надобности. Связь до нас ещё не дошла, ни одной вышки поблизости. Этим только и спасаемся,- вытащил он из сумки спутниковую трубку.

      - А она что, дешевле?- попробовал съязвить Владимир.

      - Не - е, она бесплатная. Лесничество расщедрилось.

      - Я - всё... Отпросился.- Сашка отключил телефон, аккуратно положил на панельку. - В магазин бы заехать, Николай. Неудобно как- то с пустыми руками...

      Тот посмотрел на него недоуменно.

      - Я ж говорю: первач везу. И жратвы успели пол - машины набить, пока этот не скопытился. Пол - машины должно хватить... Как думаешь, Вольдемар?

      - И ещё харчо у Валентины...

      Теперь уже все трое сглотнули слюну.

      - Не трави душу.

      Повернули с моста на «Меридиан»...

 

 

 

      Уж вечер близится...

 

 

      Собирались в этот раз, будто враг стоял у ворот,  и объявили всеобщую мобилизацию. Не было лишь Володькиной Дашки да жены Лёшки Мамлина. Анюта Мишанова так же отсутствовала по причине убытия третьего дня в славный город МУрманск, то есть МурмАнск к мужу, несчастному старшему лейтенанту ВВС Российской Федерации.

      Анатолий рассказывал, что плач дочерний слышал аж от Златоуста. И весь день по всем радиоканалам Челябы звучали, как «Лебединное озеро» по телевидению  во времена оные, однотипные «поздравления для Анны (в девичестве Мишановой) от друзей и родных в связи с убытием по месту службы...» Причём, звучали они, как возглас «да на кого ты нас покинула, кровинушка ты наша?! Летёху на Челябу променяла!!!». И звучали всего-то две, от которых уже к вечеру хотелось застрелиться, песни: «Увезу тебя я в тундру» и Митяевская «За Полярным кругом снег».

      Не смотря на пол-машины Николаевских харчей и питья, каждый норовил что-нибудь принести с собой. Что-нибудь вкусненькое, необычное.

      Николай поначалу скептически улыбался - несите, дескать, несите - затем стал злиться.

      - Лёшка!- строго выговаривал он Мамлину, загораживая животом проход. - Какого лешего с сумками прёшься, а?!

      - Чего ты, Никола,- враз оробевшая громада Мамлина съёживалась. - Это ж текила! Её с солью... До пяток пробивает...

      - А это что?!

      - Буженина. Улька, говорят, пришла...

      - Ну, ты и сволочь!- Николай толкнул того на кухню. - Толя! Ленка! Да вы что, сдурели?! На месяц к Степанычу перебираетесь?..

      - Так говорят: Рика пришла...

      Николай скрипнул зубами и обречённо вздохнул

      А замок веселился вовсю: клац, клац – ца - ца, клац – ца - ца, опа, дрица...

      Народ прибывал. И прибывал весёлый- превесёлый! Им было радостно видеть друг друга. Им было хорошо друг с другом. И виделись, кажется, часто, а успели соскучиться. Потому, что им было  и н т е р е с н о   и   л е г к о  вместе!

 

                 «Собирались наскоро, обнимались ласково,

                   Пели, балагурили, пили и курили.

                   День прошёл, как не было - не поговорили.

 

                   Виделись - не виделись, ни на что обиделись,

                   Помирились, встретились, шуму натворили.

                   Год прошёл, как не было - не поговорили.

 

                   Так и жили наскоро, и дружили наскоро,

                   Не жалея, тратили, не скупясь дарили.

                   Жизнь прошла, как не было - не поговорили»

 

      ...Битых полчаса Анатолий с Владимиром ревниво посматривали на дальний конец стола, где, будто кумушки, шушукались Сашка со Степанычем.

      - Ни стыда, ни совести у людей,- Толя надул нижнюю губу. - Хоть бы женщин постеснялись. Одной компанией сидим, а они целый час своё что- то «шушушу, шушушу». Точно голландцы какие! Или австралийцы... А если б мы с тобой так?..

      Осмотрели друг друга критически.

      - Нет, я с тобой «шушукаться» не буду!- категорически заявил Вовка.

      - Ой – ё - ёй, какие мы привередливые!- отозвался с издевкой Толя. - На себя посмотри! Небритый скелет мальчик-  с - пальчика! Порядочные люди увидят - не то, что разговаривать - за одним столом сидеть не будут!- Задумался. Помолчал. Добавил: - ... в ресторане.- И, не прерываясь: - Вов! Ну, хоть ты им скажи! Тебя они послушают!

      - Наливай!-

      Анатолий скоренько принялся разливать по рюмкам, попутно пытаясь перекричать общий гомон:

      - Тихо! Тихо! Вовка тост скажет! Да тихо вы!

      Шум стих.

      Вовка поднялся.

      - Я чего сказать хочу... Как странно жизнь устроена... И почему так бывает: живут люди рядом друг с другом, знают понаслышке - и ни разу не встретились?..

      Из  прихожей с шумом ввалились Аркаша, Плюмбум и Вдовин - мл.  Володька не прерывался.

      - ... Три года уже слышу: Аркаша, Аркаша, Шлиман, а вот... не судьба была... Или Степаныч... «Познакомь с Жедяевым, познакомь с Саней...» Сошлись, наконец, звёзды, встретились. А я вот гляжу на них и думаю: напрасно, наверно,  сошлись... Не ко времени...

      Наступило молчание. Лишь Толя вдруг неожиданно икнул.

      - Эскьюзьми, товарищи...

      Вовка поднял глаза от рюмки, обвёл всех взглядом и - была - не была!- ляпнул:

      - Некрасиво вы, ребята, поступаете! Некачественно! Общий сбор, а вам всё пофиг, фантики свои перебираете... Может, нам всем куда-нибудь отлучиться на время?

      Толя бухал его в это время кулаком в поясницу -  ай, молодец! дал им!- поэтому Володька корчился от ударов и производил на окружающих несерьёзное впечатление. Лишь Степаныч да Саня Жедяев посуровели и слушали его внимательно. Степаныч даже поднялся для ответного слова.

      - Ребят, ей- богу извините! Сами же знаете: никогда азартными играми не баловался, а здесь вот Александр про преферанс рассказал... Честное слово,   не ожидал, что так затянет! Извините!

      - Всё, кирдык тебе, Волоха,- горько подумал Вовка, садясь обратно. - Сымай штаны. На пару они тебя разденут и в рабство по дешевке продадут. Потому что голый ты на хрен никому за дорого не нужен.- Закручинился - спасу нет! Но тут его взгляд упал на Мишанова. Тот о чем-то весело переговаривался с Надеждой.

      - А что, если этого слоника Безухова приобщить?.. Завлечь, затянуть, так сказать... Мастерства все - равно не достигнет, а стрелки переведу... Его долго, олигарха, «раздевать»...

      Но представив Толю на своём месте - голым и в колодках - он вдруг преисполнился к тому состраданием и любовью и отогнал нечистые помыслы. Одетый и не обыгранный Толя был роднее и милее. Володька обнял его за плечо. 

      - Толь, а, Толь... Как дела-то у тебя? Что новенького?- спросил он, будто и не виделись они каждый божий день.

      Толя, отговорил с Володькиной Надеждой, развернулся, тоже обнял друга.

      - Ничего... Корова отелилась - у Васьки башмаки прохудились... Ты - то как? Как семья? Здоровы ли?..

      - Да так... помаленьку... Вот... творить пытаюсь...-  засмущался Вовка, не ожидавший от себя такого откровения.

      - Что творишь?

      - Рассказы пишу.

      - Да ты что!- изумился Мишанов. - Длинные?

      - Нет, не очень...

      - Это хорошо! Краткость - сестра, так сказать... Я люблю лапидарность.19 На длинных в сон клонит... А короткие - в самый раз... А ещё лучше - анекдоты... И про что рассказы?

      - Так... обо всём... про жизнь... про нас...

      - И про меня есть?- оживился Толя.

      - И про тебя немного...

      - Почему немного?- враз обиделся тот. - Я тебя, почитай, дольше всех, не считая Сашки Жедяева, знаю... О других тома пишешь, а обо мне - фиг да немножко!

      - Ты - то откуда знаешь, сколько о ком?- удивился Володька.

      - Да уж догадываюсь!- махнул Мишанов рукой. - У тебя Толя вечно, как троюродный!  Как шампанское хорошее к Новому году или тортик на день рождения - так тут Толя самый перший друг для вас! А как для него что-то доброе сделать - «пошел на фиг, Новый год»! Никому не нужен: ни Степанычу, ни тебе, ни Лёхе... Не пришей кобыле хвост... Я с тобой после этого вообще разговаривать не хочу!

      Замолчал. Надулся, глядя в сторону. Пятидесятилетний Карлсон, который живёт в шестнадцатиэтажке.

      Так же, не оборачиваясь, промолвил с обидой:

      - Степаныч даже бомжей этих, «дачников черных»- и то к себе в бригаду плотниками пристроил. «Неча, дескать, бичевать по дачам да вино с соленьями таскать...» А я попросился - шыш да кумыш! «Не каждый плотником - краснодеревщиком может быть, плошки да чашки делать... Ты нам на своём месте нужен...»  Понимаю же, что белиберду несет - чего там за сложность: чашки делать?- а возразить ничего не могу, стою, как овца на заклании...

      - ...баран на заклании...-

      - ...баран на заклании... А ты!? Обещал на концерт этих... на бардов взять - билетов не досталось!.. Да что ж это за Биланы такие, что весь зал полон?- обернулся он к Вовке. На него глядел потертой спинкой пустой стул. Толя незлобно  сматерился. По-немецки. Так как Анюта закончила инфак и много чего ему наговорила за время учёбы на языке Гёте и Шиллера.

      Володьки в комнате не было.

      - Степаныч!- повысил Толя голос. - А кто такие «барды»?

      - «Бард»- это кельтское слово. Означает «певец, пиит». Пришло к нам из Ирландии. А тебя что - то связывает с Ирландией?- заинтересовался Степаныч.

      - Не - ет... только рагу на сплавах... Лёшка делает...

      - Уже не мало! Считай, что и ирландскую, и англицкую историю познаёшь. Пока что через желудок, но всему своё время! Только не останавливайся! А то будет, как у классика: «...Он подарил мне стихи лорда Байрона и три пары перчаток тем дело и кончилось...»  Ты лорда Байрона читал?

      Толя категорически замотал головой.

      - А вы лорда Байрона читали?20- обратился Степаныч к посоловевшему братишке. Тот, согнав с лица дремотную улыбку, попытался привстать. Но тут в комнату опять ввалилась давешняя троица: Шлиман, Плюм и Сашка, изображая птицу - тройку. Коренным был Плюм, пристяжными - два ребёнка по краям. Один - в весёлом подпитии, другой - в щенячем восторге.

      - Ребята, ну, прекращайте!- недовольно пробубнила Валентина. - Аркаш, распрягайся! Давайте в стойло! «Мелочи» уже спать пора.

      - Яволь, фрау Марта! 21- молодцевато взбрыкнул головой Шлиман и тройка «унеслась» в спальню. Ульрика фон Модус по - гувернантски строго  посмотрела им вслед с дивана.

      - Как ты был прав, Венечка, насчёт истины!- замирая от умиления подумал Анатолий. - Будто кто - то сверху тебя по головке погладил... В вине она, в вине... И в водочке на кедровых орешках,- дополнил он то ли Венечку, то ли  себя. - И радость, и доброта - тоже оттуда...- Растрогался. Но потом вспомнил одеколон и прочие парфюмы и опечалился: сию истину организм не воспринимал. Хотя пробовал в юности. До БФ-8 , правда, дело не дошло. Тяжело вздохнул: не вся истина ему подвластна.

      Вовка незаметно объявился на стуле. Надежда, жена, потянулась к нему через Толину спину.

      - Ты где был? Здесь Аркаша опять заскакивал...

      - Да распряг я их. Спят вповалку все трое. Саньку бы не помяли... А у Степаныча в туалете новая брошюрка появилась!-  сообщил он, блестя глазами. - На, почитай! – он сунул её Анатолию и пошел на лоджию: курить. Брошюра его не интересовала. Он её сам и написал неделю назад по просьбе Степаныча.

      Анатолий  с Надеждой уткнулись в чтиво.

                                              

                              Э Т О   И Н Т Е Р Е С Н О !

                              Любознательным на заметку.

                       Список литературы, рекомендуемый

                               на дачный сезон 2009 года.

 

 

1. «Унесенные ветром»,   Митчелл.
2. «Маленький Пук»,  сказки Южного Урала.
3. «Живительный источник жизни»,  статья доктора медицинских наук В.А.Описайло о пользе уринотерапии.
4. «Если щеколда закрылась снаружи»,  методичка из серии «Выживание в экстремальных условиях» под ред. А.В.Медвежатникова.
5. «Я знаю все твои трещинки...»,  статья психотерапевта В.А.Уборной о вреде рассматривания текстуры дверей в сидячем положении.
6. «Что делать, если кончилась бумага?»,  методичка из серии «Выживание в экстремальных условиях» под ред. А.В.Пальчикова.
7. «Дачный токсикоз»,  эссе В.А.Блюемштейн- Кривицкой
8. «Домик на околице»,   пособие по строительству суточных дачных санузлов из профнастила под ред. А. Г. Мишанова22
9. «Такой Запад нам не нужен!»,  сравнительный анализ жесткости украинской туалетной бумаги «Мягонька, як салу», лопуха российского обыкновенного и газеты «Гудок» от 16 августа 2009 года.
10. «Если ты не успел»,  советы «бывалых» под ред. А.В.Запашистого и В.А.Постирушкиной
11. «Портативная сероводородная бомба: миф или реальность?»,  рассказы очевидцев.
12. «Когда научимся делать качественное мумие?»,  по письмам читателей.
13. «Все леди делают это!»,  фантастический рассказ Тинто Брасса.
14. «Так жить нельзя!»,  роман А.В.Запорного.
15. «Так жить можно!»,  повесть В.А.Слабительного
16. «Надо ли вообще жить?»,  стихотворение А.В.Похмельных.

 

 

      Володька вернулся. 

      Надежда оторвала глаза от брошюры.

      - Я тебе сказать что - то хотела... что - то важное... Блин, забыла!

      Он ласково погладил её по голове.

      - Да ничего, Надюш... не огорчайся... Всё - равно как- то век доживать надо... Не бойся, я тебя не брошу... С такой тоже жить можно...

      - Вовка, прекрати! Обижусь!

      Народ постепенно перекочевал на огромную лоджию, порастолкался поудобнее, задымил и уставился на разорванный соседскими крышами горизонт.

      Облако начало закрывать солнце: медленно, больше и больше, целиком. Серое. Вдалеке.

      - Им хочется света,- растроганно проговорил Толя, глядя на предзакатные силуэты друзей за стеклом.

      - Какую Свету?- не расслышал Володька.23 - Если с Миасского, то поздно - замужем. А если с Пограничной...

      - Да ты можешь помолчать?!- в один голос осадили его Надежда с Толей.

      - Шутки твои солдафонские уже всем надоели!- продолжала его отчитывать уже одна Надежда. - Одно и тоже,  одно и тоже!.. Самому-то не надоело?

      - Я вообще ничего говорить не буду,- обиделся Вовка. - Лучше менгиром  стану...24-

Надежда с Толей смолкли. Такого слова они не знали. Поэтому далее ругаться поостереглись. И замолчали надолго. Что было привычно для Надежды и не приемлемо для Мишанова.

      - А Аркаша-то... чего один?.. Не женат, что ли?..- робко начал мириться Толя.

      Вовка отрицательно покачал головой. Он ещё дулся.

      - Степаныч говорил - у него трагедия какая - то была?.. Вовка, да расскажи! Хватит ребячиться!

      - Он тогда уфологией да скалолазанием увлекся,- нехотя начал Владимир. - На Таганае, на Зизельге, на Шиханах всё облазили... В «Пермский треугольник» съездили... А потом в Сванетию уехали, там какие-то сборы намечались... Ну, и влюбился Аркаша в местную красавицу... Что ты! Страсти такие были! В местных газетах писали!- Володька понемногу оживлялся. - По закону гор пришлые, как женихи, не котировались. Только своего роду -  племени... Оставалось одно: красть! И увозить куда-нибудь на кулички! Чтоб родственники не нашли и месть не  учинили. Только красть!

      Иннокентий  Четвёртый  завис над ними с раскрытым от интереса клювом, хотя слышал эту историю много раз.

      - Все подключились: и скалолазы, и уфологи, и спелеологи, и альпинисты! Проследили маршруты его пассии. Время засекли, когда она за водой на родник горной тропой ходит, план действий разработали  (а как же без плана? Без плана нельзя!) - Вовка сделал нужную паузу. -   и ничего не вышло!

      Кешка с сожалением захлопнул клюв.

      - Почему?- почему- то шепотом спросил Толя.

      -Унести не смогли. Более двух центнеров весила!

      Надежда резко, с шумом, отодвинула стул и вышла на лоджию.

      - Переживает,- глядя ей вслед проговорил Вовка. - Опять, поди, плакать будет. Сколько раз уж слышит, а всё переживает...

      Толя, сам очень и очень не худенький, силился - и не мог себе представить суженную за двести с лишним килограммов! Губы что- то беззвучно шептали, морщинки на лбу зашевелились, указывая на работу мозга при подсчитывании брутто - нетто невесты.

      - Не удивляйся,- прервал эту бессмысленную работу Владимир. - Самки йети завсегда более двухсот килограммов весят.

      - Какие «эти самки»?- обиделся за Аркашину избранницу Толя. - Ты слова- то выбирай!

      - А я что, не сказал, что они «снежных людей» нашли? Вот память дурацкая! Сколько Санька Жедяев должен — помню, а про это сказать забыл! После пятидесяти только записной книжке доверять можно! Да и ей нельзя! У ребят тогда и записи, и фото, и видеосъемки - всё утонуло при переправе через реку! Всё, что нажито непосильными маршрутами! Видеокамеры - две штуки! Фотоаппараты, цифровые, японские - два штуки! И они ещё пробовали бороться за звание первооткрывателей «снежных людей»!

      С лоджии вышли Степаныч с Надеждой. Подошли, молча нависли над ребятами.

      - Степаныч, он правду говорит? Или опять трепется? - Толя умоляюще посмотрел на Степаныча.

      - Смотря насчёт чего...

      - Говорит: Аркашина пассия больше двухсот килограммов весила!

      - Ну... если тебя только  э т а  интересует, то - да!

      - И что - правда, не смогли её утащить?

      - Правда. Там очень трудный спуск. Шестая категория. А время было ограничено. Племя могло проснуться.  Или без неё, или днём о тебе некролог в газете.

      - Да что ж он так в неё влюбился-то,  в  окаянную? Чем она околдовать-то смогла?

      - Кто?

      - Да эта... «еття»...

      - Кого?

      - Аркашу, кого ж ещё?

      - Вот так легенды и рождаются,- подал голос Владимир. - Я ему про Фому, а он мне... Ты своей кудрявой  головой-то подумай: какая женщина весом за два с лишним центнера пойдёт за водой по стене 6- й категории?!

      Толя неуверенно промямлил:

      - Француженка, может, и не пойдет... А моя... Ленка... может... и пойдет...

      - Видишь, сам сомневаешься!..

      - Брек! Ни черта понять не могу! Надежда, ты зачем меня позвала?

      - Этот вот,- кивнула она на мужа. -  начал про Светку рассказывать, потом йети приплёл и всё в одну кучу свалил.

      - А от меня что надо-то?

      - Правду. Расскажи Толе, как всё было... Он же, как младенец, всему верит...

      Все уставились на «младенца». Тот покраснел.

      - Ничего я не верю! Сроду больше одной видеокамеры в группе не было!

      - Это - да!.. Это я... преувеличил,- согласился Вовка.

      - Вов, ну зачем тебе нужно было врать по пустякам?- упрекнул его Степаныч. - Столько лжи на свете...

      - Виноват. Дал волю фантазии. Но остальное-то?.. Светку выкрали? Выкрали! Писали об этом газеты? Писали! Йети утащить не смогли - было? Ты же сам калякал, что это трагедия для Аркаши была! Аппаратуру утопили? Свидетельств никаких нет? И где же я вру?

      Надежда безнадёжно покачала головой и вновь ушла на лоджию -  созерцать.

      - А чего же Аркаша сегодня один?

      - А кто с шестым ребёнком сидеть будет? Три месяца всего пацану. Вылитый Аркадий!

      - Такой же лысый?

      - Нет, такой же суетливый. Живчик.

      - Это что же он... в пятьдесят лет?.. шестого?..

      - Толь, чего ты... Он же из уральцев... А они, знаешь... Ни продразверсткой, ни антиалкогольной компанией не согнёшь!

      - Ага, особенно после 57 года. Аж светимся и лучимся. На общем фоне.

      - Э- э, это ты напрасно, Володька. Я тебе такие микрорентгены и  в бункере у президента найду. Это всё из серии исторических баек и страшилок... Южный Урал фонит... все габровцы шутят... в Дубне все умные... все комики - лыжники...

      Я, вот, ребята, историю вам одну расскажу из той же обоймы...

      Открыли мы как- то лет восемь назад шиномонтажку в аэропорту...

      Народ, перебазировавшись с лоджии обратно на кухню, скривил лица в здоровом скепсисе.

      - И перебортовку, конечно, делали...- то ли спросил, то ли проконстатировал  Жедяев.

      - Конечно! А у нас ещё парень работал, художник будущий - какую он аэорографию заделывал!.. Японцы смотреть прилетали!  Вов, ты же знаешь эту историю! Подтверди!

      Володька, с трудом закрыв набитый пирогом рот, кивнул. Пока  слушали Степаныча - прожевался.

      - Вот это я наелся сегодня,- сомлевшим голосом прошептал он Надежде.  - Как коровка на выпасе.

      - Ты вот эту рыбу ещё попробуй.

      - Надь, ну я что, поросёнок, что ли?..- он укоризненно посмотрел на жену.

      - Ладно,- согласилась та. - Толя доест.- И продолжила слушать Степаныча. Степаныч же  уже «дошел» к этому времени до развала - схождения... Народ не верил. И одновременно верил. И снова не верил. И опять верил.

      Володька, знавший об этом не по  наслышке уютно устроился в кресле и, незаметно для себя и окружающих, задремал.

      И очнулся через несколько часом от громогласного басового «Ву-у-у-а!!!»

      - Вот так они трубили в Ледниковый период!- закончил очередной рассказ Степаныч, убирая ото рта сложенные ладошки. И продолжил:  - Про Челябу тоже... Затвердили: «Татищев, Татищев»... Слов нет: великий мужик был! Но заложил-то он крепостицу на обжитом месте! Урочище уже 12 веков, как заселено было! Непостоянно, хило, но заселено!.. И это, ребятушки, безо всяких баек и легенд! По годочкам-то Казань и рядом не стояла! Порассказал бы я вам, да время позднее, спать пора. Четыре часа уже...

      Все разочарованно вздохнули и, нехотя, начали разбредаться по комнатам.

      Надежда потянула Володьку за руку.

      - Идём, Володь... Поздно... Сашка Жедяев у нас с Серёжкой ночуют...

      Постояльцы, молодцевато подбоченясь, обрюзгшими баронами маячили у дверей.

      - Саша, мы рано завтра уйдём. Щенков сможешь покормить?- попросила она Жедяева. - А то у Рики молока не хватает...

      - Я готов!- обрадовался тот настоящей работе. - Что делать надо?

      - Ничего... делать... не надо,- почему то раздельно проговорил Владимир, с трудом вставая с кресла. Рика  внимательным материнским взглядом строго за ним наблюдала. – Раздеваешься - и ложишься рядом с ними. Они сами всё сделают...

      - О, Господи, да иди уж ты!..- Надежда подталкивала мужа к выходу.

      - Не упоминай всуе имя...- бубнил Вовка, осторожно переставляя ноги. Санька от дверей китайским болванчиком согласно кивал ему головой. Серёжка, по - инерции, вторил.

      - Не упоминаю, не упоминаю...- Надежда продолжала поступательное движение вместе с мужем. - Саш, я тебе завтра объясню про кормёжку...

      Но тут Вовка вдруг притормозил и обернулся.

      - Степаныч, а, может...

      - После, Володька, после... Всё расскажу, ей- ей, дай время...

      - Тогда будь здоров. До свидания. Валюш, до свидания.

      Рика оглянулась от дверей.

      - Ты идешь?

      Он сфокусировал взгляд на собаке.

      - Псина ты, бедолага ты моя... Иду, иду... Домой... Спать айда... Домой... Пенелопа...

      Подивился невесть откуда всплывшему в памяти слову. Пожал плечами. Вышел.

 

                                      

 

                                                  Постамбула

 

      Я никогда не видел Степаныча в таком состоянии.

      Он молча читал, то краснея, то белея, то нервно, по - мюллеровски дёргая головой.

      Затем он начал возбужденно носиться по моей крохотной «трёшке», роняя по пути стулья, торшеры и Ульрику фон Модус из дома Алленс. И, дёргаясь уже всеми конечностями, громко орать. Причём, грубо и грязно. По - непечатному. Чего никогда ещё в моём присутствии не бывало. Впрочем, я думаю, и в моём не присутствии - тоже. Потом он резко затих, закурил и обычным голосом произнёс:

      - «Цирцея» Джойсова что-то вдруг навеяла. На слух проверял.

      Я, на всякий случай, согласно кивнул головой, не понимая, о чём идет речь. Я никогда не слышал «Цирцею». Я даже такого композитора - Джойс - не слышал ни разу.

      - Александр Македонский тоже был великим полководцем,- только и мог сказать я, поднимая стул.

      - Так вот. Прочитал я твою писанину. Слов нет - правдиво! Бездарным языком, но передано всё верно. Но знаешь, что меня насторожило? Первое: какая-то ощутимая вторичность. Только там было связано то ли с инкубатором, то ли со свинофермой, то ли с роддомом. Не помню. Давно это было. Второе: трансмутация. Какое-то неуёмное сползание из «инь» в «янь»! Или наоборот, боюсь напутать. Но ты даже гордое и звучное «Челябинск» умудрился заменить на женское и мягкое «Челяба»! Ты! Ты, истинный  выдержанный уралец! Зачем? Кому нужна эта жеманность, эта податливость, эти обтекаемость и пушистость?!

      «Улька, Улька»... Рика! Р- р- рика! Чувствуешь разницу? Благородство от этого раскатистого «р- р- р!» так и прёт! Соответственно, повышается и внимание читателя! Становится страшно, неуютно, но, главное - завлекающе интересно смотреть на этот собачий оскал и гадать: цапнет - не цапнет? А ты - «Улька»...

      Урожденная фон Модус, сидя обиженно с отдавленной лапой у дивана, подняла морду и обнажила клыки.

      - О! О! Видишь?!- с восторгом произнёс Степаныч, пересаживаясь на всякий случай за дальний конец стола. - То же и с Челябинском... Если у автора в опусе «женское начало», то конец должен быть от противного - решительный, твёрдый по - мужски!

      Я поморщился от вульгарности.

      -Т ы рожу- то не криви! Сам просил правду... резать! Во-первых: я имею в виду опус. Во- вторых: цитирую!

      Я примерно догадывался, кого он цитирует.

      - В- третьих: печатный лист и не такую бредятину и пошлость стерпит! Да не о тебе я!..- кивнул он рукой на меня, пытавшегося возразить. – Пошлости-то у тебя почти нет...- Задумался. - Знаешь, что я сейчас вспомнил?  Как служил... Тридцать лет прошло... Воинская часть 42377.  50 километров от города Березняки. Тайга, глушь... До ближайшей деревни Дурино десять километров... И «точка» - сорок человек. Почти все - ребята из Средней Азии. Образование минимальное. А в солдатской уборной - трехстишие написано. Без ошибок. Маленький такой «толчковый» шедевр... Танка - хокку...

      - Ну, так прочитай...-

      - Да оно... с картинками... Ладно, раз уж тебя коробит от мата... заменю... поймёшь.

                   «Не те «дяди», которые корысти ради,

                     А те «дяди», которые имущие, но дающие!

                     Вот те «дяди» сущие!»

      Я молчал, очарованный мелодичностью солдатского фольклора. Повеяло амфибрахиями и гекзометрами.  Январский, промёрзший до скрипа туалет, тайга, десять классов на всех - и это стихотворение...

      - Может, офицеры...- неуверенно спросил я.

      - Эх, Вовка, Вовка...- тяжело вздохнул Степаныч. - Это раньше из служивых Давыдовы да Лермонтовы выходили! Ты сейчас хоть одного приличного поэта - военного знаешь? То-то! Да у них и свой, тёплый, толчок был. А в тепле да сытости мало что хорошего пишется. Невзгоды да неустроенность надобны. А я к чему всё начал-то... Вот стишок этот...  тридцать лет в голове сидит. А многое из того, что прочитал - бей ниже пояса - не вспомню! Не то, что имена авторов - содержание не помню! Вишь, как память человеческая избирательна... С твоей бы писаниной не случилось чего подобного... Ты для чего всё это на бумагу-то накатал?

      - Основополагающей идеей своего произведения я считал...

      - Я сейчас уйду. Или в лоб дам. Выбирай.

      - Степаныч,- я вообще сник. - Я не знаю... Степаныч, это откуда изнутри лезет и лезет! И на бумагу просится... Господи, стыдно- то как! Я и не спать пробовал... И пить... Не помогает ничего! Ещё хуже становится! Не доспишь или наберёшься - т а к о е  в голову лезет... Кафка! И не запишешь, потому что не в состоянии! А поутру всё забывается. Или каким-то далёким становится. Господи, да не о том я! Не могу я без этого, Степаныч! Сначала считал - для себя. А затем захотелось, что б и другие... Что б знали... И про Аркаим, и про «дачников», и про гаражи... Это ж тоже наш город... И про то, как жили мы... Забудется же всё!

      - «Нэ тягло, нэ тягло - потом як попэрло...» Значит, всё-таки для истории пишешь...

      Степаныч был упорный до обалдения.

      Я промолчал.

      - И ещё... Не хватает у тебя драматизма. Не хватает - и всё! А это - или через калейдоскопичную смену событий, или через нагнетание ситуации...

      - Так что же,- криво усмехнулся я. - мне тебя в реанимацию положить?

      - Нет, в реанимацию не надо,- быстро ответил Степаныч. - Вернее, меня не надо... А вот если ты Толе Мишанову фурункул здоровущий на причинное место присобачил - это уже что-то!

      - Нет, - ответил я спокойно. - Я ни – че - го  придумывать не буду. Как было   В С Ё  на самом деле - так и останется. Ни единого слова не поменяю! Что говорили, как думали, чего творили - всё оставлю...

      - Смотри, ты «банкуешь»...- Карточная зараза всё-таки влезла в него. - Добра хотел...

      - Спасибо, Степаныч. Не привык сочинять, прости уж...

      - Чего так упёрся-то?

      Я молчал.

      - Ладно... чего там,- махнул он рукой. - А, может, Володька, и прав ты... Посмотрим, что там Клио себе отберёт... От меня-то что ты хочешь?   

      - Степаныч, я всё закончил, что задумал и чувствую - не хватает чего-то! Непонятки  какие-то, намёки... И не переделывается, хоть тресни! Самому-то ясно,  про  что писал, что имел ввиду, а людям... Может, поможешь, прояснишь в конце как-нибудь?

      - «Как-нибудь»- это вон пусть Толя туалеты суточные из профнастила делает в саду. Я, если возьмусь, чтоб без обид, понял? И почему меня просишь, а не Саню Жедяева? Или Малышенкова... Ребята начитанные, даже интеллигенты... хоть и в первом поколении...

      - Ну их! Просил уже! Один измывается: «Вот стою я перед тобой, простой российский мент в отставке25, ничего, кроме Гиппиус в подлиннике не читал...»

      - Это кто такой?

      Мы уставились друг на друга.

      - Слушай, Степаныч, может, и вправду не давать тебе редактировать? Ты даже Гиппиус в подлиннике не читал...

      - Ну, а Саня Жедяев?- прервал он меня.

      - А этот вообще глумиться начал! Для начала денег в долг попросил! Затем мытарем каким-то обозвал... Я ему почти целую главу посвятил, столько времени угробил...

      - Да - а, не помнят наши люди добра, не помнят... А  сколь раз ты ему в преферанс  поддавался...

      Меня аж зазнобило от воспоминаний.

      - ...Да и, честно говоря, не ему ты посвятил свою главку, а воспоминаниям своим да ощущениям давнишним... Но откуда в твои годики такая пассионарность?! Не пойму...

      - Ты берёшься?

      - Берусь!-  Степаныч решительно хлопнул ладошкой по рукописи. Рррика вздрогнула. - Только, как договаривались: ни слова единого моего не менять! Раз. Концовку делаю не размазанную и про-женскую, а «чисто - конкретно» мужскую! Чтоб выделялась и запоминалась. Два. Всё. Пойду. Дел ещё по уши, столько дерьма разгребать...

      - Но-но!

      - Да у Толи! Соседи, наконец, приезжают.  Анатолий и попросил свои шмотки от них в гараж перевезти на Серёжкиной «Газели».

      - А чего меня не позвали?

      - Дык все знают, что пишешь! Твори! Чего зря музу шпынять? Обидится - совсем уйдёт. Они ж такие... Капризные... Как на третьем месяце...

      - Как знают?!

      - Ты же Толе обмолвился?.. Ну, а что знает Толя, то знает  и … родившийся в 59- м.  Да брось ты! Он  же от чистого сердца. Спокойствие твоё бережёт.

      - Ага! А как ругаться с Рикой перед родами - так это тоже от доброты своей? Ей вообще волноваться нельзя было, а он... И ещё колбасой откупиться хотел,  олигарх несчастный! Я-то с его Анютой перед родами ни разу не ругался! Даже семечками, помню, угощал! Я ж не какой-нибудь изувер.

       - Это он, конечно, виноват. С беременными лучше не связываться. Над тактичностью ему ещё работать и работать. Ничего, дело наживное. Я тебе вот что ещё хотел сказать, Вовка. Читай побольше. Хорошие книги читай, а не эту...  разную,- кивнул он на раскрытый томик.  Пелевин. «Голубое сало»...   - Жизнь, Вовка, так коротка... Поверь мне хотя бы раз. Не то, что годиков - минут жалко будет!

      Я обиделся.

      - Тебе, может, мура, а мне, может, интересно!

      - А ты сравни потом! Куваева почитай.

      - Кого?

      - Куваева. Олега. Федосеева. Токареву.

      - Токареву я всю прочитал!

      - ...Бакланова. Конецкого. Ко – нец – ко - го! Не Корецкого! Забудь Корецкого! Виктор Конецкий. Стаута. Ильина. Стругацких. Гумилёвых.  Амаду. Маркеса. Умберто Эко...

      - Ну, ты!.. Кто ж их не читал?!

      - Ещё читай!!! Может, окончательно вылечишься!

      - Я тоже ругаться умею.

      - Здесь, Володька, не до обид. Ты же «Шансон» слушаешь? Знаешь же, что есть Кричевские, Королёвы, Жэки - Бобы и прочие «ботинки - полуботинки», как говаривал Трофим?  И есть сам Трофим... Третьяков... Митяев... Окуджава... Высокое есть... И в литературе аналогично...  Мура тем и сильна, что засасывает. А мозг бездействует, потому что не о чем ему там думать. И эмоции, как в анабиозе: ни расплакаться до слёз, ни расхохотаться от души. Так... интересненько - и всё... Понимаешь? Всё! Загляни в конец «книги» - и утих интерес. А что да как меж концом и началом складывалось - абсолютно до фени! Конец - делу венец, обо всём рассказал. А ещё хуже книги с «заумью», дерьмом да эстетствующим снобизмом...

      - В смысле?..

      - Ну, ты же читаешь,- опять кивнул он на раскрытую книгу. - Эдичку ещё в компанию возьми... Ладно, пойду я... Устал что-то... Потом договорим... Здесь тебе по-другому доказывать надо... Отделять зёрна от плевел.

      Он попрощался.

      И ушел.

 

 

 

 

 

 

               Послесловие и комментарии к главе 13 «Жития...», написанные

               Степанычем в ночь на 23 октября 2009 года.

 

      Основополагающей идеей данного произведения (имеется ввиду Глава под номером 13) я считаю краткий нелепый экскурс по Челябинску «от забора», так сказать,  «и до обеда».

      «От забора» - то у автора худо-бедно получилось. А что касаемо «до обеда» - как бы не так! Паллиатив какой-то! Нет упоминаний ни о пугачёвщине, ни о «водочном бунте» 90- х годов, ни о благостном правлении Ярёмы  Квёлого - Четырнадцатого, прозванным башкирами «балагур - батыром», что в переводе на эвенкийский означает «вождь, сидящий у костра после принятия настойки мухомора в год большого урожая почесука».

      А проезд через Челябинск Владимира Ильича Ульянова - Ленина, Пугачёвой, Солженицына?..

      А участие в строительстве нашей железной дороги Гарина - Михайловского?..

      А многострадальные кандальники, бредущие по Сибирскому тракту, ныне «Меридиану»?..

      Господи! Да каждый камешек Южного Урала наполнен историей, как почти нигде более в России! И, видимо, только узкий кругозор да катастрофический недостаток знаний помешали автору представить  сие на страницах своего опуса. А ведь сколько раз было говорено ему в приватных беседах: «Учись, пенёк, учись!!!» И ведь яркий пример у автора  перед глазами: курс дрессировки - и из плебейки получается настоящая леди фон Модус, человек человеком! А до него  всё не доходит... Уже и морковкино заговление прошло, а его «Нива» и поныне там! Упёртый и ленивый до обалдения человечек!

      Хлебный рынок упомянул, а то, что рядом, почти под задним его местом стояли острог, пороховой погреб и подвал казенной питейной за два века до этого - ему по барабану! И о какой же исторической хронологии можно говорить при такой фрагментарности изложения событий больным на всю голову человеком?!

      С другой стороны, я его понимаю. Обширность территории - не только беда, но одновременно и гордость человека российского! Как же здесь что-то не запамятовать, ежели только в границы  о д н о г о   Челябинска впихнулись и Монако со всеми фишками, и Мальта с орденами, крестами, соколами, жезлами, и пресловутый Лихтенштейн с его 0 : 1  и 0 : 3?!

      Поневоле что-то ускользает от внимания.  

 

      Время действия - почти весь тягомотный длиннющий день 26 июля 2009 года.

      Место действия - Челябинск. Этим-то и  определяется своеобразная техника построения эпизода, разбитого бездарно и как попало, то есть, как заблагорассудилось автору.

      По схеме параллелей сцена соответствует  666 песне «Скитания Денатурата», чья изменённая натура блуждает после возлияния по миру, не видя света белого, но, в конце концов, обретает себя  в процессе общения с себе подобными, созерцания окружающей действительности и принятия послеобеденной лечебной чарки.

      На примере этого эпизода видно, как подвижны и необязательны для читательского восприятия мифологические параллели: у каждого свои особенности организма и свои утренние заморочки.

      Центральный образ эпизода - водная стихия, упоминаемая множество раз в прямом смысле («пил воду», «бликующая вода», «Миасс робко полоскался волнами», «Несет меня течение»),  в переносном («обтекало «Тойоту», «как пить дать», «поток слюны», «помыть руки с мылом») и так же в различных эллиптических и угловатых оборотах («Водопьянова её фамилия... свежая кровь», «потная рюмка», «закапанная скатерть», «разрешившаяся от бремени поливалка», «к дождю», «мокрое в носках», «10 капель валерианки», «вспотел отчего-то», «уринотерапия не приемлема», «не стираю бельё», «в баньку бы с тобой»).

      Текст эпизода перенасыщен именами: Гойко Митич, Апполидор Сиракузский, Розенбаум, Захар, Гобсек, Гашек, Франц - Иосиф, Вера, Венечка, Сова, Катрена,   а так же упоминаниями о  городских достопримечательностях и тривиальных местах, так как дело было в Челябе.

      «Искусство» эпизода - питие. Поэтому текст насыщен различного рода предметами, символами, размышлениями и разговорами о питие, как таковом, то есть об  «искусстве в искусстве».

      Орган, который символически представляет эпизод - голова до обеда и желудок - после.

      Цвет - чёрный до обеда и розовый - после.

      Основные, смыслонесущие символы - канувший в Лету Указ Горбачева Михаила Сергеевича «О  мерах по борьбе с пьянством...» и Одиссей, так ни разу и не появившийся на страницах данной главы, что придаёт действию, как нам кажется, особый драматизм.

 

 

  1  «...в 45 страниц»    Пагинация у тебя явно страдает. В «Детском мире» продаются счетные палочки...

  2  «...мудрый Виктор Конецкий»                Прочитал, всё- таки!

  3  «...полном её отсутствии в хозяйстве»     В «хозяйстве» у Александра даже водительских прав нет, не то, что автомобиля. «Он голодранец».

  4   «...Да поясницу посмотреть!»     Это делается в присутствии свидетелей.

Запрашиваются  ВСЕ документы, затем зевака обездвиживается и только после этого смотрят поясницу. Но и тогда: не факт, что фамилия его Мищенко. Паспорт, и только паспорт! А вообще- то у тебя в голове так всё перепуталось! Не надо путать героев, тем более не своих.

  5  «...Лотофиг хренов!»      Владимир путает по незнанию лотофага с лотофигом. Лотофаги - библейское мирное племя, щедро угощающее гостей «медвяным» лотосом и изобильным питием. Так же по  причине катастрофической неграмотности он называет друзей «фак»ами, не ведая, что правильно «феак», то есть представитель мирного счастливого племени, проводящего время в пирах, танцах и пении.

    6    «...Неужели до сих пор пахнет?»          Саша, не то слово!..

 7    «...Жмот!»                 Здесь автор прав.

    8    «...А смотрят, почему то, на меня»              Саша! Почему такое удивление? Не от кота же валерианой пахло?!

    9    «...чная- ная- ая- я...»                  Лучше «почта- очта- чта- та- а». Но не настаиваю.

    10    «...Всего два года разницы»       К этому времени у немцев уже были устоявшиеся прозвища «Ганс» и «Фриц». Финские  же  Кюости или Каарле были труднопроизносимы. Посему - «белофины».

     11    «...как в «фуфаечке»                   Здесь Владимир плагиатствует и плагиатирует. Сие есть Николая Васильевича Гоголя.

     12    «Улыбаясь постельно». Откуда сия мура?»       От верблюда. Это не   

мура. «Композиторов» читать надобно.

     13    «...Транвай и консомол»                Ещё ты говорил «мотопёд» и «чучелО».

     14   «...Третья гоп - ля третья!»            Видимо, аллюзия на детскую считалочку «Сорок один - шёл гражданин, сорок два - шла его жена, сорок три - в комнату зашли...» и т.д. Либо на фильм Тарантино «Убить Билла».

     15   «Захар телят  не гонял»                Захаров Владимир, друг детства. Телят никогда не гонял.

     16   «Готтентоты шли и шли...»                Автор искажает цитату: «Зулусы шли и шли...»

     17   «... Сова с Катреной поднялись на этом»             Савичев Владимир и Катренко Сергей, товарищи детства.

     18   «...был «Экспресс» батя плотничал»          Отец автора, Александр Павлович, работал плотником в магазине «Экспресс» в 1975 году.

     19   «...лапидарность»                          Владимир, не выдумывай! Анатолий не знает таких слов!

     20   «А вы лорда Байрона читали?»          Несколько измененная фраза из «Начала», обращенная к Паше Чуриковой

21   «Яволь, фрау Марта»                           Видимо, расхожая  фраза из какого - то черно - белого фильма. Аркаша ещё много таких буржуйских словечек знает.

22   «Домик на околице» … под ред. А. Г. Мишанова        Фрагментарная ссылка на главку из неопубликованного автором произведения «Садовые байки, или Бахусиада», 2008 год, где Анатолий Мишанов выведен под не менее дурацкой фамилией «Мишалкин».

23   «Какую Свету?»- не расслышал Вовка.                 Он действительно в это время страдал ушами после подводной охоты на оз. Улагач.  Мог и не расслышать

24  «Менгиром лучше стану»                   Обособленный, не понятно для чего  возведённый человеком одиночный столб.

25   «...простой российский мент в отставке...»                   Что за фраза!? Что значит «простой мент»? Где ты видел простых ментов? Это гаишники у нас простые...

 

 

                                 

      И напоследок.  Я прошу извинения, что комментарии получились выборочными, так как следовало помечать «звёздочками» чуть ли не каждое слово либо фразу. Но нельзя объять необъятную белиберду, навороченную автором в последней, тринадцатой главе.

      Во-первых: он путается в именах, событиях, фактах и фразах.

      Во-вторых: если и в первоисточниках порой ничего нельзя понять и сам черт там ногу сломал, то в аллюзорном пересказе автора - тем более!   Он изгаляется и издевается (порой с любовью, но всегда неуклюже, хамовато и безыскусно) над первоисточниками, вкладывая в это какой-то особый, душевнобольной, понятный только ему одному авторский смысл.

      Я специально, для успокоения собственной души и совести, вновь перечитал Фрейда, Маркеса, Борхеса, Юнга, Булгакова, Милна, Носова, «прослушал» Джойса, послушал Сашу Малышенкова, Евгения Петросяна и «Аншлаг», но пробелы в «потоке сознания» все-равно остались. Что ж (прошу прощения у автора, это образное выражение), порой и глупцы ставят в тупик мудрецов своими вопросами, не имеющими ответов. Маленький пример.

 1. У автора: «Кончиться бы где-нибудь с подушкой на полу»

 2. У второисточника: «Заберите подушку и пусть кончается на полу...»

 3. У первоисточника: что-то схожее со второисточником.

 4. В  д е й с т в и т е л ь н о с т и  то  дело было так:... Хотя... ладно... ни к месту...

      О другом хотелось сказать: что автор хотел показать этой фразой? Что букв, как и нот, ограниченное количество, и слова, как и фразы, не могут не повторяться?!

      Ну, первоисточнику, Золя, понятное дело, неверно пересказали реально имевший место эпизод.

      Ну, второисточник либо просто посмеялся, либо показал свою эрудицию.

      А третеисточник, автор-то  наш доморощенный, чего добивался? Кичился знакомством с творчеством первых двух? Интеллект выпячивал, так сказать, выпендриваясь?  Не поверю! Я знаю Владимира давно, с ясельных пор, горшки наши рядом стояли. Я знаю и  духовную его  пищу, его помыслы и чаяния! И никакого высокомерия и снобизма по отношению к другим я за это время у него не заметил! Наоборот!!! Он очень приземлён! Штаны на коленях вечно грязные, волосы не чёсаны, табачищем несёт за версту!

      Может, он вкладывал какой-то скрытый завуалированный смысл? Не думаю. Накой? К чему? Чай, не тридцать седьмой... Да и не  Ионеску наш автор, не Аксёнов... далеко не Аксёнов...

      Тогда непонятно: на кой ляд глубоко больному  не опохмелившемуся человеку кончаться именно с подушкой и именно на полу? На лавочке, под сенью кущ, в планетарии - да где угодно! Но почему на полу?.. С подушкой?.. И таких примеров несчётное количество!

      Посему, не сделав и малой толики обещанного,  откланиваюсь и стыдливо умываю руки.

      Всё.

      ЕТС.                                             

 

                                                   От автора.

 

      Во-первых строках своего заключения автор просит у возможного Читателя глубочайших извинений за «Послесловие и комментарии...», а так же прочие словесные выкрутасы и загогулины моего друга Степаныча. В обыденной жизни это доступный пониманию любого человек. Был.  До недавнего времени. До тех пор, пока кто-то из близких друзей не оставил у него в туалетной комнате «Словарь русского языка» С. И. Ожегова. С его друзьями такое случается. Три года назад кто-то оставлял «Телефонный справочник г. Челябинска». После того случая Степаныч «вылечился» лишь через полгода. Надобно было и сейчас подождать полгода до нового «излечения», но... Время - не - ждёт.

 

      Автор выражает признательность за помощь в создании данного труда, даже несмотря на их молчаливое несогласие, протест и категорическое отмежевание от данного вспоможения следующим товарищам:

                          -Николаю Васильевичу Гоголю

                          -Гомеру

                          -братьям Стругацким

                          -О Генри

                          -Борису Акунину

                          -Джерому Клапке Джерому

                          -Леониду Филатову

                          -Василию Шукшину

                          -Михаилу Булгакову

                          -Вениамину Ерофееву

                          -Владимиру Богомолову

                          и многим- многим другим - за счастье читать и безвозмездно пользоваться их произведениями;  

                          -Каземиру Малевичу, величайшему мистификатору прошлого столетия - за грандиозную шутку в области геометрии;

                          -Джемсу Джойсу, великому труженнику пера - за составление юмористического кроссворда в 700 п.л., не разгаданного и поныне;

                          -жене Надежде, живущей бок о бок с автором в период эпистолярного недержания по прИсказке старшины в/ч 42377 Мыколы Перетятько: «Не способствуете - так хотя бы не воспрепятствуйте»;

                          -мифологам, гидропоникам и номодистам Южного Урала - за своеобразную, порой фантастическую трактовку феномена под названием «Аркаим»;

                          -Ульрике фон Модус из дома Алленс - за верность, преданность и терпеливость при принудительных ночных слушаниях авторских читок;    

                          -Когану - за здоровое потомство;

                          -Николаю, брату Степаныча - за своевременно присланные в щенный период и момент творческого спада косточки и обрезь;

                          -каналу ТНТ - за радость от возможности не включать его;

                          -Жедяеву Александру - за своевременно отданный долг восьмилетней давности и единовременное пребывание с автором на земле этой, грешной и счастливой;

                          -Александру Малышенкову, майору, бывшему старшему дознавателю отдела дознания УВД Ленинского района города Челябинска - за  ночные консультации в области эсхотологии, эзотерии, экуминистики, синтаксиса, юриспруденции, лингвистики, онейромантики, ауспиции, миомантии, ведения допросов с пристрастием от 1 до 4 степени ( наглядно), оказания первой помощи после таковых (срочно и наглядно), мартирологии и ещё многих и многих удивительных наук и квазинаук, подвластных  лишь мировым ученым да российским органам;

                          -Анатолию Мишанову - за счастье ничего о нём не придумывать;

                          -Степанычу -  за некоторую доминанту в данном опусе и за етс всего произведения, хотя, Степаныч, признаюсь тебе честно: 1. Гиппиус - это женщина. И пишет она на  р у с с к о м  языке. 2. Етс. - это «ет цетера», т. е. «так далее», а не «конец», как ты думал. Пенёк ты всё-таки, пенёк!

                          -В.Асмолову - за начало этой главы;

                          -жизни - за позволение человеку так радостно лабать на трубе;

                          -В. и Вад. Мищукам - за конец всего данного «Жития...»

 

 

                          «...И не совпадали эти пути ни у кого из грешных...»

 

 

 

                             «У нас не спрашивают: хочется - не хочется?..

                                Так хохочи, пока хохочется, чудак.

                                Пока не кончится твоё, пока не кончится

                                Тик - так, тик - так, тик - так, тик - так, тик- так, тик -так...»

 

                                                                      

 

                                           К О Н Е Ц  (наверное)…

 

 

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/