Потапов Владимир

 

В О З Д А Я Н И Е

 

ПСИНА

Бомж Сашка устроился работать дворником на автомобильную стоянку.

Вообще- то, к своим пятидесяти годам пора уж было быть ему Александром Васильевичем. Но как повелось с молодости – Шурик, Санек, Сашка – так и приклеилось. Он не обижался. Да ему и самому было бы дико обращение: Александр Васильевич. Вроде ругательства…

Директор Владимир Александрович, молодой симпатичный парень, водил его по стоянке, показывал фронт работ.

-Ямы постоянно засыпай дресвой… Кусты вырубить… Траву у забора скосить – коса у тебя в подсобке. Листья, бумажки, мусор – все в бак… Рабочий день – с девяти до пяти вечера… Да, вот еще, - они подошли к вольеру. – Здесь у нас собака… Охранники ночью выпускают. Повыбрасывай у нее все: одеяла какие- то там…половики… Блох только разводить…

-Кормить ее чем? М н е кормить? – хмуро спросил Сашка. Работы оказалось больше, чем он думал.

-Пить ей наливай. А жрет- кто что принесет… Безпонтовая собака.… Ко всем, сучка, ластится. Лишь бы пожрать…

-Сам ты «сучка»,- так же угрюмо подумал Сашка. – Тебе жрать не давай – перед всеми хвостом завертишь.- Сашка и сам часто жил впроголодь. – Мне ей нечя притаскивать,- сказал он вслух.

Директор недоуменно посмотрел на него.

-Ты- то при чем?.. Клиенты таскают да сторожа… Да скоро избавимся от нее. Щенки подрастут на другой стоянке – сюда притащим. Безпонтовая собака, - повторил он.

«Безпонтовая» собака вылезла из будки и оказалось метиской размером с овчарку. Кудрявая шерсть, бородка, уши, глаза – все говорило о родстве с эрдельтерьерами. Ну, и прочими мастями.

-Так она ж пузатая,- присмотрелся к ней Сашка.

-…!- выругался Владимир Александрович. – Опять! Когда успела… Ну, да ладно… - и пошел дальше. Сашка поплелся за ним. Собака преданно смотрела им вслед и виляла хвостом.

…Приемщица машин Людмила, молодящаяся блондинка с фрагментами былой красоты выдала ему из тумбочки пару пакетов с китайской лапшой.

-Санек, ты только специи из них выбрось да кипятка побольше влей. Хлеба накроши…

-Разберусь, - буркнул Сашка, забирая лапшу. – Воду- то где брать?

-А на рынке, на рынке… Бутылочки в руки – и на рынок, - ответила Людмила.

-Разберусь, - повторил Сашка и поплелся в свою бендежку.

Плитка, старый- престарый холодильник, табурет, порванный топчан, стол, три грязных алюминиевых чашки с ложками, консервная банка, полная окурков… Пыль такая, что сквозь стекло видны лишь силуэты.

-Нормально… Жить можно…

Сашка сходил за водой, вымыл посуду и протер ее газетой. Пока заваривалась лапша, он выбрал из банки окурок подлиннее и закурил, развалившись на топчане.

…Откровенно говоря, бомжем Сашка никогда и не был. Он был прописан у жены, которую не видел уже больше трех лет. У него были дети, дочь и сын, которых он не видел столько же. И на работу он периодически устраивался. А когда не было работы, то собирал жестяные банки, картон, макулатуру, стеклотару.

Жил же Сашка - когда где придется. То сойдется с кем- нибудь, то на чердаках, то на заброшенных дачах, но это летом. Зимой опасался, что заметят по дыму, покалечат еще чего доброго. Народ лютый стал, натерпелся всякого беспредела, на бродягах с удовольствием отрывается. Зимой, коли уж совсем безнадега была, то лез в теплотрассы.

Все перепробовал Сашка к своим пятидесяти. А начиналась жизнь как- то складно, удачно…

Отслужил в армии, устроился сварщиком на стройку, закончил заочно техникум. В 24 года женился по любви на малярше Свете, работающей в одной с ним бригаде. Через год получили 2-хкомнатную квартиру. Детишки народились.

Жили не бедно. Сашка, хоть и был сварщиком средней руки, но зарабатывал достаточно, в основном по калымам… Почти не пил.

А потом случилось… Враз…

Младшенькая, Наташка, пошла в восьмой класс. Что- то не получалось у нее по геометрии. Она склонилась над учебником, кусала губы с досады, потом расплакалась.

Сашка, читавший рядом в кресле газету, решил помочь.

-Натка, давай я попробую… Когда- то я силен был в геометрии.

-Да пошел ты! – вдруг злобно огрызнулась дочь, блеснув диковато заплаканными глазами. И такая ненависть промелькнула в этом взгляде, что Сашка опешил и… испугался! А добила его жена. Не отрываясь от телевизора, она поддержала дочь: - Отстань от нее… дай уроки доделать…

И именно в этот момент он понял – его не любят. Самые родные, самые близкие, самые любимые, за кого он отдал бы все – не любят! Не умом – сердцем понял.

Встал, вышел на кухню. Достал из холодильника начатую бутылку водки, налил в стакан. Пальцы дрожали. И, почему- то, дрожала левая нога. Подождал немного – и опрокинул в себя водку. Запил из- под крана. Открыл форточку и закурил.

Он не умел жить без любви.

…С этого дня его никто и никогда не видел трезвым. Он никогда не ругался, не дебоширил, не напивался до скотского состояния. Просто потихоньку пил и пил. И жил… Потихоньку…

Оказалось, и это ни сколько не радует и не печалит домашних. Он, почему- то, оказался им безразличен. И он не знал – почему. Он по- прежнему любил их, как любит собака хозяина, как маленькие дети маму- папу… то есть ни за что… просто так… просто любил… А его, оказывается, уже нет… если вообще любили…

…Года через три после этого случая он ушел из дома. Отписал свою долю жилья детям. Попросил Светлану не выписывать его пока. «Посадить ведь могут… Обоснуюсь где- нибудь, потом…» Что «потом» -он не знал. Светлана кивала головой и молчала. Взял кое -какие шмотки, документы. Постоял в прихожей, потом все -таки спросил:

-Свет, как же так?.. Что случилось с нами- то, а?..

В глаза смотреть не мог, уставился на обувную полку и так и смотрел.

-Ничего, Саша, ничего, все нормально…- та тоже смотрела в сторону. – Не спейся только…нечего спиваться…

…Он ушел. Ему страшно стало жить в пустоте, отдавая неведомо куда свою любовь.

…Окурок обжег пальцы. Матюгнувшись, Сашка поднялся. Ополовинил чашку, добавил жир и специи. Пообедал. Пересыпал вторую половину в собачью миску, добавил сухарей, кипятка из чайника, размешал, потрогал пальцем. Нормалек! Айда кормить…

Собака Ладка, увидев Сашку с родной миской, радостно заскулила, запрыгала по вольеру.

-Тихо ты, тихо, опрокинешь!- одернул ее Сашка. – На, лопай!

Собака уткнулась в чашку, не переставая крутить хвостом. Сашка присел рядом. Потом, неожиданно для себя, осторожно погладил собаку.

Ладка оторвалась от еды. Долго облизывалась, глядя на него. Затем потянулась к нему и лизнула в лицо.

-Ну тебя к лешему! – Сашка утерся, поднялся и вышел из вольера. –Лопай давай…

 

…Шли дни. Сашка заметил, что в каком бы углу стоянки он не работал – Ладка постоянно смотрела в его сторону.

Они привязались друг к другу. Он прибрал вольер, выбросил старые тряпки из будки, натаскал полыни от блох. И, главное – договорился рядом, в яслях, забирать остатки от обеда. Выходило около кастрюли, Ладке хватало. А лапшу ее он больше не половинил. Как- то стыдно стало…

Собака сильно располнела в последние дни, ходила с трудом и все время хотела есть. Она вот- вот должна была ощениться.

-Кобыла, я тебя так не прокормлю, - делано удивлялся Сашка. – Я – и то меньше ем. А работаю больше тебя. Попридержи характер!

Он теперь все перекуры проводил в вольере. Да и после работы – час, два –все копошился у нее. То в будке что-то подколачивает, то какой- то несуществующий мусор выметает, а то и просто – сидит с ней, гладит, о чем- то рассказывает. Доходило до того, что она засыпала, положив морду ему на колени. Тогда он замолкал. И даже не гладил ее, боясь разбудить. Почему- то в такие минуты страшно хотелось курить. Но он сидел, замерев – и смотрел на нее. А она, просыпаясь, лизала ему ладошку, тяжело вздыхала – и снова проваливалась в дремоту. А он… Да что он!.. Плакал себе втихаря от благодарности к собаке, да стыдливо оглядывался вокруг – не дай бог кто- нибудь увидит мужика с соплями, стыда не оберешься!

…

В тот день выдали зарплату.

Сашка, на правах уже «хорошего» работника, отпросился у директора часов с одиннадцати. Зашел в магазин, взял сто граммов на разлив и бутерброд.

Вышел на крыльцо. Потягивая водочку, разговорился «за жизнь» с такими же, опохмеляющимися с утра. Затем еще раскошелился на сто граммов. Продавщица протянула ему отмеренную дозу в разовом стаканчике.

-Бутерброд?

А он, что- то подсчитывая в уме, прослушал ее и рылся в карманах.

-Бутерброд будете? – повторила та устало.

-Нет… Девушка, дайте колбасы. Это ж сервелат у вас? – он тыкнул пальцем в витрину.

-Сервелат.- Та не удивилась. Она вообще на этой работе перестала чему- либо удивляться. Но сказала на всякий случай: - Он дорогой. Докторскую лучше возьмите.

-Нет, сервелат давай! –Сашка нашел, наконец- то, деньги. –Только так: грамм сто пятьдесят отрежь…и бутерброд с докторской… Один… А сервелат в бумагу заверни!

-Хорошо.

Он опять вышел на крыльцо.

А когда через полчаса шел по улице, некоторые из встречных недоуменно на него оглядывались: Сашка разговаривал сам с собой. И не просто разговаривал, а еще и жестикулировал.

-А лапша?.. Две недели проживу, как пить дать! И еще на чай останется! Не-е, в натуре, на две недели… А потом аванс дадут… - Он остановился, подсчитывая что- то. Кивнул головой, соглашаясь с чем-то, и двинулся дальше.

Он завернул на стоянку. Сверху, из будки охранников, ему через стекло что- то крикнула Людмила.

-Щас, погоди, приду,- махнул он ей рукой и потопал к вольеру.

-Во, кобыла, дрыхнет,- не видя собаки с радостным восторгом подумал Сашка. – Я ей такую вкуснятину несу, а она дрыхнет!..

А у охранников Людмила, не сумев открыть форточку, чтоб окликнуть дворника, испуганно тараторила: - Нин, пойдем быстрее! Пойдем, а то как бы он чего!.. – и натягивала сапоги. – Блин! Угораздило ж директора сегодня все с Ладкой удумать!.. Говорила ему, козлу, в субботу- воскресенье, когда СанькА не будет!.. О, Господи, ну что за замок такой?! – Она, наконец, обулась и потянула сменщицу за собой, к вольеру.

…Он присел на корточки перед ней. Глаза Ладки, остекленевшие, неживые, смотрели куда- то мимо него, в небо.

-Что ж ты…а? – глухо проговорил он. – Что ж ты, а?.. Ладка, что ж ты…

Плечи его затряслись. Слеза упала на вздувшийся собачий живот. Он машинально вытер ее рукой с зажатым в ладони сервелатом. – Что ж ты, Ладка… - как заклятие твердил он, продолжая гладить ее живот. И вдруг бессильно завыл, захлебываясь слезами.

Позади молча стояли сторожа.

А он выл.

А Ладка молчала…

 

СУХАЯ ВЕТКА

-Ну, как вы здесь жили-то?

Григорий сидел с братом за опустевшим, уже прибранным столом. Лишь перед ними стояла бутылка водки да тарелка с холодцом.

Разошлись уже все, хоронившие и поминавшие маму. Сестра Наталия копошилась на кухне с Лидой, женой брата Сергея, посуду мыли, переговаривались невнятно.

-А чего… По-старому живем… Ничего нового… Тракторю так же, а Лидка- на птичнике… Чего у нас… По-старому все…

Сережка сидел с темным осунувшимся лицом. Кожа обтянула скулы, как у скелета. Лишь две глубокие складки вдоль носа да мешки под глазами… На брата старался не смотреть. Ладони сжаты на столе в замок. Боялся: разожмет, а пальцы задрожат.

-Ты чего так поздно приехал-то? Чуть без тебя не закопали…

-Машина сломалась,- Григорий отвечал спокойно, хотя внутри все вибрировало от этой мысли: закопали- и даже напоследок маму не увидел бы. –Пока попутку поймал… К вам же мало кто ездит: грязище- не проехать… Водила, когда починится, подъедет за мной.

Он взял бутылку, разлил по стаканам.

-Так ты что, без ночевки?- Сережка поднял голову.
-Без. Хрен ее знает, как обратно доберемся. А завтра в девять встреча важная, там опаздывать нельзя…- Он осекся, поняв, что сморозил что-то непотребное. – Давай за маму,- сказал глухо.

-Давай.

Сережка тоже встал. Помянули.

Вошла старшая сеструха Наталия.

-Мужики, ну, что ж вы без закуски?! Сейчас, я принесу.

-Да есть холодец, не надо, посиди с нами…

-Сейчас, сейчас…- Она принесла все-таки соленую капусту, хлеб, котлеты.

Теперь сидели втроем. Три ветки одного дерева. Еще раз помянули маму.

Григорий не затуманенным пока еще взглядом обвел жилище брата. Старое какое все… И мебель, и обои… Опрятное, но уж какое-то… Старое, одним словом… В городе сейчас такого уже не увидишь. Убогая чистота…

Заметил на низу шторы таракана. Передернулся брезгливо. Домой! Какая, к черту, ночевка?!

-Ребята, пока не запьянели, давайте о матушкином доме поговорим. Чего делать-то?.. Делить, что ли?.. – Наталия посмотрела на братьев.

Сережка опять опустил голову. Отчего-то стыдно было говорить и даже думать об этом. Чего там… Как на базаре получается… Умерла только, а мы… Матушкино…

-Делить, конечно!- услышал он голос среднего, Григория. И почему-то облегченно вздохнул. Решили - так решили. И слава Богу…

-Ну, коль Гриша говорит делить - значит, делить…- Наташкин голос по-прежнему звучал спокойно. –Порасспрашивай там у себя: может, кому под дачку надо? Наши-то не купят: , безденежные… Домик еще добрый… И фундамент каменный… 18 соток…

-Разве восемнадцать?- удивился Григорий – Я всегда думал: соток тридцать! Поле целое!

-Это ты просто маленьким все помнишь. В детстве все большим кажется. Лид, посиди с нами,- позвала она появившуюся невестку.

-Сейчас я… Птице насыплю, приду…- Та с полным корма ведром вышла во двор.

-Ну, делить - так делить…- повторила Наталия. – А ты Сашку Заречного часто видишь? Он, говорят, с тобой работает…

-Редко. В одном здании, а конторы разные… Редко…- Григорий откромсал вилкой кусок холодца, подцепил и, страхуя другой ладошкой снизу, отправил в рот. – Да у них, честно говоря, «сдувается» контора,- продолжал он говорить с набитым ртом. – Директор дурак попался. Коньюктуры не чует. Рынок - его ж чувствовать надо! «Сдуваются»!- махнул он рукой. – А ты чего про него вспомнила?

-Давно уж к своим не приезжал. Месяца два. Раньше - чуть ли не каждую неделю, а сейчас… Тетка его просила у тебя спросить: может, что знаешь? У нас же здесь ни телефона, ничего…

-Не, не знаю,- ответил Григорий. Он враз помрачнел. Здесь, в родной деревне, он не был три года. И вспомнил, что Сашка действительно часто ездил в деревню. И все с полной машиной гостинцев. – Ты что, коришь меня, что ли? Что выбраться к вам не мог?..

-Побойся Бога, Гриш! Я ж тебе про его тетку говорю!

-Думаешь, если я зам директора, то все могу, да?- не слушая ее продолжал с напором Григорий. – Думаешь: бросил все и спокойно поехал, да? Да я по полгода в одних командировках мотаюсь, семьи не вижу! А мне здесь - укорять!.. Совести у тебя, Наталка, нет! «Бросил»… Брошу - и «сдуюсь», как Заречный! И что, на паперть?

-Дурак,- тихо сказала сестра, тяжело поднялась, вышла на кухню.

-Ну, вот чего она?!- сунулся Григорий к Сережке. – Чего под кожу лезет?!

-Ты и впрямь дурак, что ли?- Сергей внимательно посмотрел тому в глаза. – Чего ты выдумываешь? Тебе бело, а ты - черно… Натка тебе одно, а ты, как попка: «не мог вырваться, не мог вырваться»… Все мы понимаем, чего дуркуешь? Ешь, вон, закусывай, а то скопытишься…

Гришка, и впрямь, потяжелел. И ввинтилась в башку какая-то неопределенная обида. Не понять - на кого и за что… Но обидно было - до жути!

-И не привязывайся к Натке. Мы с тобой по гроб жизни ей обязаны! Ей да мамане нашей… Если б не они - хрен бы мы с тобой выучились.

-Ну, ты-то особенно выучился!- язвительно вставил Гришка.

-Сколько бабы могли потянуть - на столько и выучился!- отрезал тот. –ПТУ- это тоже два года. А они одни здесь «ломались». И батя парализованный, и нас снабжать надо, и самим что-то кусать… Молчи лучше! Спасибо бы лучше ей сказал! Дурак ты, Гришка…

Помолчали.

-По командировкам – то куда мотаешься? Не в наши края? А то б заехал…

-Нет. По миру все больше… Здесь, в России - редко…

Вошла Лида.

-Гришь, там машина какая-то иностранная подъехала. За тобой поди? А ты что, не останешься?

-Нет, Лид, ехать надо. – Григорий встал. Хмель после Сережкиной тирады вышибло разом, будто и не пил. Он взял бутылку, разлил по стаканам.

Из кухни вышла Наталия.

-Ну, давайте, что ли…- неуверенно произнес Григорий. –За матушку… Пусть земля ей будет пухом.

Все подняли стаканы.

-Гриша, я тебе потом документы с оказией вышлю - подпишешь… А я уж здесь, потом, в конторе…

-Подожди ты,- досадливо прервал он ее. Как-то брезгливо ему стало в этот момент о шмутках говорить, а она, вон - лишь бы чего - нибудь ухватить… -За матушку!

Выпили. Стали прощаться. Григорий уехал.

. . .

Он сидел на просторной светлой кухне перед ополовиненной бутылкой конька, и взгляд его, упертый в белое пластмассовое перекрестье окна, казался пустым и бездумным.

Хлопнула входная дверь. Но до того, как появилась жена, в кухню ворвался запах ее еще утреннего парфюма. Тук-тук - туфли сняты. Тук - сумка брошена у зеркала.

-Гриш, ребята приезжали?

Он обернулся.

-Я спрашиваю: дети были? А ты чего такой потерянный?

Она подошла к нему. Увидела на столе бумаги. Взяла, прочитала внимательно.

-Натка всю свою долю Сережке отписала. Или его детям,- глухо сказал Григорий и выпил из стакана.

Она машинально отодвинула от него бутылку и дочитала бумаги до конца. Ласково потрепала его по голове.

-Ну, чего ты… Говорили ж об этом… Тебе хоть частичку надо было от родителей получить на память.

-Особенно… в рублях… - произнес он раздельно. –В рублях… особенно… Я эту свою долю в десять тысяч за два дня зарабатываю… А получить надо! Как же, на память!.. А Серый их за полгода зарабатывает… Значит, Натка за него еще полгода отрабатывает… Сначала за меня пять лет… Потом за него два года… Теперь еще полгода… А мне, Иуде - «на память»… Раз маму схоронили…

Она присела перед ним на корточки.

-Дурашка, я же тебе говорила: через них федеральную дорогу тянут! Я сама проверяла, через наше министерство бумаги проходили! Попридержать нашу долю, не продавать пока! Там через год-два земля миллионы долларов будет стоить!

Он изо всей силы ударил раскрытой ладонью по этому красивому любимому лицу. Жена отлетела к холодильнику, больно ударилась об угол. Засучила ногами, пытаясь подняться. Кровь из носа струйкой быстро бежала по подбородку и шее. Глаза - изумленные и полные ужаса и слез.

А у Григория будто что-то отпустило внутри. Он спокойно взял бутылку и выпил остатки из горлышка. И коньяк так же струйками тек у него по подбородку и кадыкастой шее.

-Я вспомнил,- вдруг сказал он совершенно трезво. – Когда у Заречного умерли родители - все братья ему свою долю отписали. Чтоб доучить. Он доучился. И почти всех в город перетащил. А кто не поехал - помогать стал. Да у нас вся деревня такая! Ни одной паскуды не было! Если только пришлый, со стороны…- Посмотрел на жену. – Чего развалилась?! Платье хоть одерни, заголилась вся! За пятьдесят уже, а все, как проститутка, наряжается! И все «деньги, деньги»!.. Когда ж нажретесь до отвала?..

. . .

Примирились они, конечно. Не сразу, но помирились. И кровь, и слезы утерли. И в деревню свою он через некоторое время съездил. Выкупил у Сережки полностью домик матушки. Положил перед Наткой с Сережкой газетный сверток с деньгами.

-Это…- Слюна в горле стояла комком. –Вы… эт самое… сами поделите… Как хотите.

-Сколько здесь?- голос у сестры был, как всегда, спокоен.

-Двести тысяч.

-Куда столько? Ты же говорил: больше тридцати не дают.

-Это сейчас не дают!- занервничал Гришка. – А потом дорожать будет! Дорогу через вас пускают. А зачем вам «потом»? У меня сейчас есть!

-Все - равно много. На всю жизнь хватит…

-Во! А я что говорю?!

Наталия неуверенно посмотрела на младшенького.

А Гришка вдруг перестал горячиться.

-Братишка… Сестренка… Я вас очень прошу - возьмите!

Наталия перевела на него взгляд.

-А чего, Гриш, возьмем!.. Возьмем же, Сережка? Возьмем, братишка, не расстраивайся ты так, возьмем… Ты с ночевкой?

-Ага,- неожиданно для себя ответил Григорий. – Водилу бы где притулить…

-Я его к себе в дом сведу, а здесь посидим…

-Посидим, посидим…- Лида уже накрывала стол. И Сережка почему-то застенчиво улыбался.

…Григорий переписал домик на жену: пусть сама спекулирует. И начисто вычеркнул все это из памяти и сердца.

И лишь когда встречался в управлении с Сашкой Заречным, то старался делать вид, что не увидал того, не заметил. Чтоб не здороваться.

То ли неприятно было.

То ли стыдно отчего-то.

 

О Б И Д А

Великое дело - сотовая связь. Современная палочка - выручалочка. Хотя, порой, и надоедливая. Но в этот раз телефон оказался как нельзя кстати.

Он трезвонил и вибрировал, лежа на скамейке у бани и понемногу сползал к краю. Антон, прыгая через грядки, еле успел его подхватить.

-Да, слушаю!

-Антон, ты где? На даче?- Люськин голос прозвучал громко, будто она сама стояла рядом.

-Да! А что случилось?

-Антон, у нас здесь горит всё!

Антон поднял голову. В той стороне, на окраине, где была Люськина дача, клубился дым, причём в нескольких местах. Впрочем, дымилось то с утра. Но он думал, что, по обыкновению, жгут прошлогоднюю листву да мусор. Весенние костры были привычным делом в садах. Но теперь… Видимо, кто- то не досмотрел. Ветерок - дай Бог какой! Искру унесёт - и оглянуться не успеешь!

-Мы «пожарку» вызвали. Антон, встреть их на въезде, проводи до нас! Ведь заплутают, ещё час прождём!..

-Ладно, встречу.

Антон отключился. Угрюмо осмотрел свой участок. Мать моя женщина! Три часа копал, а результата и не видно! Это ж сколько ещё с землёй возиться?! Восемь соток! Да - а…

Сбросил рукавицы, и, как был - в кирзачах с ошмётками грязи, в заляпанных штанах - полез в машину, завёл и поехал к управлению, встречать пожарных.

…Полыхало знатно! Народ (и с этой окраины, и с других концов товарищества), кто с граблями, кто с ведром, кто с лопатой, дружно пытался отрезать огненные очаги от остальных участков, растягивался, перебегая с места на место. Но уже занялись два домика и кое - какие постройки. Вся надежда была на пожарников.

Подъехав, те мигом разогнали народ от горящей избушки.

-Тушите, где трава горит! Сильнее, сильнее! До земли копайте!

Сами же принялись заливать горящую крышу.

Антон отогнал машину от греха подальше на соседнюю улицу, схватил рукавицы и побежал назад, к народу.

Увидел Люську, чумазую, закопченную, сгребающую сухую траву к дороге. Покрасневшие глаза слезились от дыма.

-О, пылает! Хозяева то где были?

-Да уехали они! Часа два назад ещё… Все нормально было! Они, говорят, ещё ждали, смотрели, как бы чего… Только уехали - оно и разгорелось! Ветер - то какой! А я слышу - разорались где-то вдалеке! А потом дым столбом! И соседей, видишь, зацепило! Но у тех кирпичный, может, обойдётся…- Люська рассказывала, попутно расчищая «мёртвую зону» для огня. – Смотрю - народ повыскакивал. А всё - равно не успели. Сухо всё…

К ним подбежал пожарный из расчёта.

-Слышь, мужик! Ты, кажется, от управы нас провожал? Слушай, не в службу, а в дружбу: съезди ещё раз к управе! Мы вторую машину вызвали, проводи её сюда, а то заплутает. У вас здесь, с этими улочками, сам черт ногу сломит! Сгоняешь? И где здесь воду накачать? У озера? У нас ёмкость уже почти на нуле!

-Езжай, Антон! Я покажу им! Только грабли к себе забрось, а то потеряются…

Люська побежала к «пожарке», а Антон, с граблями наперевес - к своей «жучке», на соседнюю улицу. Вспомнил по пути что - то, остановился.

-Люська! Колька-то где?

Та что-то прокричала издалека неразборчиво и запрыгнула в кабину. Машина резво рванула с места.

-К себе, наверное, побежал… За ведром… или лопатой…

Забросил грабли в салон.

-Чего я с ними кататься буду?.. Никола - через две улицы…

Завернул к ребятам на участок. Притормозил на задниках, у забора из «рабицы». Вылез, вытащил грабли и уставился сквозь голые ветви деревьев.

У общей с соседом баньки стоял Люськин муж Николай. В шортах и шлёпанцах. И жарил шашлыки! Рядом сосед Володька рубил дровишки и сносил в уже затопленную баньку. Громко, по - первомайски, гремела из магнитофона Сердючка. И такое спокойствие, тепло, мир и благодать царили вокруг, что Антон испуганно заозирался вокруг, не веря увиденному! Будто и не горело за четыре улицы от этой пасторали!

А потом вдруг размахнулся и перебросил грабли через забор.

Николай, краем глаза увидев шевеление, обернулся. Увидел Антона, приветливо махнул рукой с зажатым шашлыком.

-Иди сюда! Готово почти!

Но Антон уже не видел этого. Уселся в машину, развернулся и поехал к управе.

Дождался вторую «пожарку», проводил, посмотрел на суетящийся вокруг дымов народ и уехал к себе на участок. Люську так и не увидел, хотя «её» машина уже вовсю заливала второй домик.

Долго не мог успокоиться, найти себе место. Перед глазами постоянно маячили то усталая посеревшая Люська, то её Николай с соседом перед банькой. И такая тоска вдруг накатила на сердце!

-Сучары!- зло выругался он про себя. – Пол - сада сбежалось их спасать, а им всё по …!!! Пожар через квартал, не достанет! Да и народишко не даст! «Пожарку» вызвали! Молодцы! Сейчас Люська придёт, расскажет! Сучары!- уже вслух произнёс он. – Хрен я сейчас туда поеду! Вам не надо, а мне и подавно! Гори оно всё синим пламенем!

Подумал - как концы обрубил.

Схватил лопату и начал пластаться на своих сотках. На дальний конец садов, где по-прежнему клубилось, старался не смотреть. Как упёрся глазами в подсохшую, с редкими весенними сорняками землю, так и не поднимал их до самого позднего вечера.

…Звонок был, как продолжение сна: далёкий, невнятный нереальный.

Антон кое-как очухался. Поднялся с постели. Мышцы после вчерашней пахоты болели несусветно. Подошел к трубке, посмотрел на непринятые звонки. Люська… Набрал, пританцовывая на холодном полу. Вызов прошел, но в трубке не отвечали.

-Алло! Алло! Люсь?.. Алло!

-Да, Антон. Это я…

-Ты чего такая «потухшая»? Чего звонила? Вы где, в саду?

Антон прикурил сигарету. А в трубке - опять молчание.

-Люсь! Ты где? Не слышу!

-Мы в городе… Вчера уехали… Антон, нам сейчас из правления позвонили…- Опять молчание. –Сгорел наш домик… И баня сгорела…

Люська отключилась.

Антон замер, тупо уставившись на босые ноги. А виделась ему, почему-то, земля. Вчерашняя. С редкими сорняками. На своих сотках. На своих родных восьми сотках. На которые он вчера резво сбежал от ребят со своей подлючей обидой.

 

ДОЛГИ НАШИ

-Что ж за жизнь-то такая… кособокая… Кажется: дает, дает что-то, а все… с душком. Да и дает как-то… все больше самому выцарапывать приходится.

Женился по любви на умнице, стройняшке, красавице. И пятнадцати лет не прошло - сама себя шире стала. Орет постоянно, будто голос человеческий забыла. А жадная оказалась - не приведи Господи! И ведь на двух работах горбатишься - все ей мало!

На квартиру первый уже стоял на очереди - дали! Дали, но не бесплатно. Пусть в кредит, на тридцать лет, мелочевка, вроде, но обидно ж, что «бесплатные» на нем закончились!

Сын Лешка родился - только на втором году ДЦП обнаружили. Пусть локальный, частичный, но могли ж и раньше выявить?! Знакомая врачиха говорит: все исправить можно было вовремя! А сейчас только через процедуры, массаж, лекарства… Да и то - не факт, что поможет. Хотя сдвиги есть. Тринадцать лет парнишке… Если б не скрюченные кисти да девичий голос- вполне бы за здорового сошел… Это все бассейн да теннис. Правильно, что дуру свою не послушал! «Угробишь сына, угробишь сына!»… Тьфу, какой, правда, голос у нее противный стал за эти годы!

Так думал, сидя в салоне своей старенькой «шестерки» тридцатипятилетний Семен Уздечкин, токарь пятого разряда опытного завода.

Он, вообще-то, редко задумывался о жизни. Некогда было. Да и незачем. Течет она да течет… Что о ней думать?.. Жить надо… Преодолевая, так сказать… А сейчас, вот, навеяло… Тоска к тоске, беда к беде…

Зарплату не выдавали уже третий месяц. Кризис… Хорошо, хоть не сокращают… Но этим, со стоянки, наплевать. Раньше проще было, в долг верили, место, вон, постоянное выделили, как старожилу. А с позавчерашнего дня - как обрезало! Не выпустили! Лахудра эта белобрысая выпендрилась: «У вас долг за девять дней! Директор приказал должников без уплаты не выпускать!»

Ну, и что? Накрылась моя извозная шабашка! Кому лучше стало?! Так бы хоть долги им отдал да домой немного принес. Лешке яблок бы купил… Ворона! Сама, поди, каждую смену рублей по триста сверху имеет! Не каждый же квиточек с чеком берет… Да и «левые» наверняка стоят!.. А здесь, надо же… завыеживалась… И сменщица ее вчерашняя - тоже не выпустила. «Машину прогревайте, а выпустить - не выпущу…» Ну, ладненько, господа - товарищи… На каждую гайку есть болт с резьбой… Прорвемся!

Семен убавил обороты двигателя. Стекла понемногу отогрелись. Из автомагнитолы, созвучно думам, ныл Петлюра.

-Сегодня этот, интеллигент волосатый работает. Тоже мне, нашел бабью работу, геморрой насиживает. И ведь видно по лицу- в возрасте мужик… Нет! Отрастил патлы до плеч, под молодого косит!

И книжечка постоянно на столе. Как не придешь - все новая… Как-то, пока тот пропуск оформлял, Семен с трудом прочитал перевернутое название: «Трудно быть богом». Блин, баптист, что ли?! Или монах бывший?.. Волосы-то, вон, до плеч…

И еще очечки у него такие… выгибулистые… У Никольского на обложке из-под кассеты такие же, точь-в-точь!

А прогибается-то как постоянно! «Здравствуйте, до свидания, всего доброго…» Будто официант в кабаке… Блин, ну когда толпа-то повалит?!

Семен ждал утреннего потока машин со стоянки, чтоб незаметно в предрассветных сумерках проскочить вместе со всеми. Не будет же этот волосатик перед каждым закрывать ворота?! Да и не различить в потемках, что за машины прут… А нашабашу за день - приеду, расплачусь, пусть подавятся!

И «волосатик» действительно ничего не увидел! Он,

пятидесятилетний приемщик машин Олег Мякотин, обнаружил пропажу лишь когда рассвело и большая часть машин разъехалась. Это неприятно его поразило, но не встревожило: постояльцы периодически выезжали вот так, с неоплаченными долгами, но вечером вносили всю сумму. Вместо того, чтоб расстраивать себя понапрасну, он заварил крепкий чай и вышел на площадку- перекурить.

Их смотровая будка, пристроенная вторым этажом над каптеркой дворника, давала прекрасный обзор всей стоянки. И видеокамеры не нужны. Одна морока с ними: ночью на экранах лишь тусклые разводы, а днем и так все видно.

Олег с удовольствием затягивался сигаретой, посматривая на возбужденных синичек, копошащихся у ведра для окурков, на покрытые синей изморозью машины, вдыхал уже по-весеннему сырой воздух - и не мог избавиться от мысли об Уздечкине. «Заноза» не вытаскивалась. Можно было бы на все наплевать, если б не приказ директора. Через два часа приедет за суточной выручкой. И обязательно просмотрит должников. Не по записям в журнале. Воочию.

Олег вернулся в будку и, перед тем, как раздеться, проверил карманы. В карманах оказалась тысяча с небольшим. Последние деньги до зарплаты. Которая будет через неделю.

Он уселся за стол. Заполнил квитанцию об уплате долга и выбил чек. Затем вложил свои семьсот двадцать рублей, закрыл кассу, тяжело вздохнул, открыл «Квазидурак Елпидифор Пескарев» Конецкого и принялся за чай.

Вечером Уздечкин на стоянке не появился. Сотовый телефон его, записанный в журнале «постоянщиков», не отвечал. «Телефон абонента недоступен…»

Утром, передавая смену, Мякотин рассказал о случившемся сменщице Галине и попросил, если объявится Уздечкин, забрать у того деньги. Дубликат квитанции и чек лежат на столе, под стеклом.

-Олег, он что - дурак? Ты посмотри, сколько «постоянщиков» со стоянки ушло, во дворы начали ставить! У всех напруга с деньгами! Если уж «мерсы» и «япошки» не боятся без охраны оставлять на ночь, то этот-то… на «шестерке» - тем более! Его сейчас через адресную книгу искать надо. Хочешь, директора попросим? Он мужик хороший, поможет. В крайнем случае, ребят своих подключит…

-Не выдумывай, Галя,- Мякотин выглядел хмуро. И не из-за того, что позади были бессонные сутки. Просто, ему было неприятно, что его, в общем-то, простой случай приобретает какой-то криминальный характер. –Сломался, может, человек… Или завестись не мог на работе… Или авария… А ты сразу «ребята подключатся»… Подожди немного. Человек-то порядочный, кажется…

-Ну, жди, жди… У тебя, видать, денег много…- Галина надула губы, обиженно отвернулась: помочь хотела человеку, а он…

Замолчали напряженно.

-Иди, Мякотин, иди. Появится Уздечкин - все с него возьму,- немного погодя сказала Галина, не оборачиваясь. – У тебя хоть на жратву есть?..

-Есть, Галь… Проживу… Ну, до встречи… Счастливой тебе смены.

Олег тяжело встал и вышел. Галина смотрела на него сверху сквозь запыленное за зиму стекло - и аж сердце сжалось: до того ей жалко стало этого мужика! Да и не пятидесятилетнего мужика видела она сейчас, а стоптанные нечищеные сапоги, вытертую куртку да вязанную, набекрень надетую шапочку, из-под которой выбивались давно нестриженные волосы.

-Господи!- шептала она, не замечая, что шепчет вслух. –Да что ж за жизнь такая… Семью потерял… работает на двух работах… не пьет… тихий, как Исусик… Да и этот, Уздечкин… Сын-калека. Все его с собой возит… То в бассейн, то на теннис, то с мячиком куда-то… И тоже - ни разу пьяным не видела… Что ж это он… ведь столько раз в долг верили… Эх, жизнь- паскудница…

…А спустя два дня Олег увидел знакомую «шестерку» в своем дворе. Его аж зазнобило от волнения. Он долго ходил поодаль, курил одну за другой сигареты, но так и не дождался Уздечкина. Затем, замерзнув окончательно, пошел домой, вырвал из тетради листок и написал крупными буквами:

«УЗДЕЧКИН! НЕ СКРЫВАЙТЕСЬ, ПОЖАЛУЙСТА!

ПРИДИТЕ НА СТОЯНКУ И ОПЛАТИТЕ ДОЛГ!»

Свернул листок вчетверо, выскочил на улицу, подсунул послание под «дворник» на машине и вернулся домой - отогреваться.

Придя следующим утром на смену, он по светящемуся лицу приемщицы Татьяны понял, что его ожидает радостная новость.

-Чего улыбаешься? Уздечкин, небось, был?

-Небось, небось… Держи деньги! Обиженный такой пришел, что ты!.. «И никуда я не скрывался… Не мог раньше приехать… Сегодня все-равно бы расплатился… Машину у вас больше ставить не буду, обиделся…» Ну, я ему все высказала! Вы, говорю, телевизор в магазине на десять дней бесплатно берете? А здесь что, можно?! Человек за вас из своего кармана заплатил!.. Как вам не стыдно, говорю?! Дала ему шороху! Пусть знает! Не, ну вообще обнаглел, да?! Вот, держи, семьсот двадцать… Да пересчитай!..

Олег, не пересчитывая, засунул деньги в карман.

-Я же говорил Галине: случилось у него что-то… Сволочей-то по жизни мало… Их еще днем с огнем поискать надо. А этого сразу видно - хороший мужик…

-Этот «хороший мужик» позвонить бы мог! Чтоб мы здесь не дергались!

-Куда ж он сейчас машину ставить будет? Пакостят во дворах. Колеса снимают… А то и просто прокалывают… Краской из баллончиков уродуют… А у него - не помню сейчас- даже сигналки, кажется, нет…

-Да хрен с ним! Ты-то чего суетишься?! Вот нашел заботу! Пусть хоть ночует в ней, нам-то что?! Все, принимай стоянку!

Утро после смены выдалось по- настоящему весенним. Заструги на потемневшем снегу сочились каплями. Не переставая, гомонили птицы, чуя тепло. Народ вышагивал без головных уборов.

Олег медленно шел домой, щурясь на яркое солнце - и душа его пела. Он чувствовал себя счастливейшим человеком на земле. Он не ошибся в человеке. У него появились деньги до зарплаты. У него закончилась смена и впереди три дня отдыха. Земля радовалась вместе с ним и дарила всем весну.

Уздечкин проснулся в это утро рано, семи еще не было - и тоже самым счастливым человеком на Земле и ее окрестностях.

Жена, милая симпатичная пухляшка, тихо сопела в его плечо. Он тихонечко отодвинулся, встал и на цыпочках вышел из спальни, закрыв за собой плотно двери. Так же тихонечко заглянул в соседнюю комнату. Разбросав руки - ноги, сын лежал на спине и чему-то улыбался во сне. Одеяло сползло на пол, но Уздечкин не стал входить, шуметь, а двинулся на кухню готовить завтрак.

Суббота. Выходной день. Стоя у плиты, снова и снова вспоминал вчерашние слова московского профессора после осмотра: «Могу вас порадовать. У вас очень положительная динамика. Продолжайте назначенный курс. Излечится ваш сынуля с Божьей помощью. Ну, и с нашей, конечно…»

Семен не замечал, что непроизвольно улыбается во весь рот. А руки продолжали свое дело, нарезая батон тонкими пластинами. Приготовив гренки с яйцами и заварив вкусный пахучий чай, он прислушался: тишина. Спят еще. Пойду-ка пока машину посмотрю, может, прогреть надо… Хотя, вряд ли… Весна, кажись, пришла…

И Уздечкин спустился во двор.

Мякотин зашел во двор. «Шестерка» стояла на прежнем месте. Рядом стоял Уздечкин и смотрел на него, на Мякотина.

Олег остановился. Взгляд упал на машину. Лобовое стекло было разбито вдребезги. Сквозь рваную лучистую дыру виднелись усыпанные осколками сиденья. И не было передних фар, вырванных с корнем.

-Зачем вы так? Ведь я заплатил…- тихо сказал Семен.

В горле у Олега будто что-то завибрировало, не давая дышать. Он с трудом сглотнул комок.

-Это не я… Мне передали ваши деньги… Это не я…

-Зачем вы так… я заплатил…- как одурманенный повторил Уздечкин. И глаза, уже не смотрящие на Мякотина, вдруг заблестели, наполнились слезой.

-Это не я… Не я это!.. У меня смена была…

Олег повернулся и быстро засеменил к подъезду.

Он знал, что в серванте осталась непочатая бутылка водки. Трехлетней давности. Еще с той поры. С начала кодировки. Которая закончится сегодня. Непременно закончится.

…А весна, как заявилась - так и не думала уходить. Еще многим и многим надо было раздаривать счастье.

ПОРЦИОННОЕ СЧАСТЬЕ

Валерка с сыном сидели на диване и играли в «поддавки».

Повтор матча «Голландия - Россия» подолгу отрывал их от партии. Они пялились в телевизор, с азартом комментировали, вскакивали, жестикулировали, хотя и перипетии, и счёт матча были известны обеим.

-Ну, ты смотри, пап!.. Раньше, что ли не могли так?!

-Могли, могли... Бей!

Они вскочили. Шашки на доске сползли на соседние клетки.

-Блин! Ну, рядышком!.. Чуть-чуть не хватило! Блин! Ладно, ходи...

Недоуменно уставились на доску.

-Ну, вот... Что, по новой начнём?

-Всё- всё, идёмте обедать.- Жена Ксения, сидящая с вязанием в кресле, поднялась. - Остынет всё...

-Идём. На кухне досмотрим. Машку зови...

-Марья! Кушать!- сын направился в свою комнату за сестрёнкой. Родители прошли на кухню.

-Мать честная! Пахнет-то как вкусно!

Ксения, счастливо улыбаясь, раскладывала плов по тарелкам.

Из детской раздался визг дочери и быстрое шлёпанье её босых ног по паркету. Вбежала, бросилась на шею к отцу. На глазах - слезы-градины.

-Чего случилось?- Валерка присел на стул, погладил её по голове. - Кто тебя обидел?

Дочь уткнулась отцу в грудь, разревелась взахлёб.

-Я... ему... порядок... разложила всё, а он... ругается! А – а - а!!! У-у-у!!!

-Ух, он какой!.. Ух, Санька!.. Вот мы ему сейчас!.. Как наругаем! Санька! Иди сюда!- строго крикнул Валерка, так и не удосужившись согнать улыбку с лица.

Сын-десятиклассник громадой навис над ними.

-Ну?! В чём дело, ябеда?

-Ты чего сестрёнку обижаешь? Не стыдно? Маленькая девочка порядок наводит...

-Я большая! Я бадрак ему наводила!

-Видишь, большая девочка бардак у тебя убирает, а ты...

-Я тебе сколько раз говорил: ничего не трогай у меня на столе, ничего! Это не бардак, это мой порядок!

-Нет! Бадрак!- смело возразила сестрёнка, но на всякий случай ещё сильнее прижалась к отцу.

-А мы сейчас его наругаем! И отшлёпаем!- предложил отец. Слёзы у дочери мгновенно высохли. Глаза распахнулись в испуганном ожидании. - Поворачивайся!

-Щас!- весёлые чертики плясали в Сашкиных глазах. - Она виновата, а мне страдать!?

-Давай, давай, поворачивайся... На тебе, на тебе!..- Валерка шутливо шлёпал ладошкой сына. Замерев, Машка тоже потянулась своей ручонкой.

-Это что такое?- Сашка обернулся, но строгость в голосе так и не проявилась. - Марья, кто тебе разрешил руку на старшего брата поднимать?!

-Всё, ребятишки, всё! Давайте кушать... Остынет,- прекратила споры Ксения. - Саш, садись. Смотрите, вон, свой футбол...

Валерка включил маленький телевизор. Достал из холодильника кетчуп. Попутно поцеловал в затылок стоящую у плиты Ксению.

-Валер, дети смотрят... Садись уже...

Сашка демонстративно пялился в телевизор. Марья же, наоборот, во все глаза смотрела на родителей.

-Мам - пап, а поцелуйтесь ещё! Пап, ну, пап!..

-Сиди, ешь,- одёрнул её брат.

-Всем приятного аппетита.- Ксения, наконец-то, присела к столу.

Летний ветерок врывался на пару с солнцем в распахнутое настежь окно. Невнятно шумела внизу улица. Захлёбывался в восторге футбольный комментатор. И сидела семья за столом. И было уютно, спокойно и счастливо всё вокруг.

Раздался телефонный звонок.

-Я возьму...- Ксения подошла к телефону. - Алло... да... Валера, это тебя...

-Да!.. Ну - у... через час буду... Ага... давай...

Положил трубку. И сразу же новый звонок.

-Ксюш, это тебя...

-Слушаю... Через час где-то...- она вопросительно посмотрела на Валерия. Тот утвердительно кивнул. - Да, через час... Всё, пока...

-Бать, ты по истории помочь обещал...

-Айда, я готов!

-Пап! Папка! Нарисуй мне слона!- дочка, не допив молоко, спрыгнула со стула и засеменила вслед за мужчинами в детскую. - Пап, только с дли - иным хоботом!.. И жирафу!.. И ослика!..

Ксения принялась за посуду.

...Через час, уже обутый, у дверей, он поднял дочку на руки, чмокнул в нос, потрепал сына по шевелюре.

-Всё, ребятишки, мне пора.

Погладил Ксению по щеке. Та прижала ладонь к плечу.

-Всё, милые, побежал...

За дверью столкнулся с мужчиной примерно одного с ним возраста. Раскланялись. Разошлись. Вышел на улицу и тяжело вздохнул

Воскресное свидание с бывшей семьёй закончилось. Пора домой. Домой... А на душе - погано-погано! Какого лешего разбежались?.. Хрен её маму знает! Ну, не звёзды же, в самом деле, виноваты! Звёзды - звёздами, а судьбы - судьбами... Сами же решили, дураки премудрые... При чём здесь эта звёздная хиромантия...

 

ГОРЕ

Он появился на работе только через неделю. Опухший, небритый, с потемневшим лицом. И странно было видеть на этом лице блестящие будто от слёз, виноватые глаза.

- Всё? Похоронил батяню? – Николаич, мастер, был немногословен: ожидался приезд комиссии, не до Нияза было. – Тогда переодевайся – и к ребятам. «Конёк» как раз подводим, вовремя ты…

Бригаде тоже было не до разговоров: крыша скользила от дождя, того и гляди гробанёшься. Этот ещё, Николаич, приказал страховочные пояса нацепить. Задницу свою перед комиссией прикрывает. А попробуй ка, поработай с этим поясом, только и цепляешься за веревки. Сядем обедать – потом и поговорим.

Кое-как успели вчетвером закончить к приезду проверяющих.

За обедом (комиссия уже уехала, прихватив с собой мастера) они достали бутылку «беленькой», уселись на теплой веранде на задах коттеджа, благо, хозяева разрешали, сами то редко пользовались этим выходом. Накрыли стол, переоделись и, помянув Ниязовского отца, начали расспрашивать: как да что?..

- Ничего не осталось, - глухим голосом отвечал Нияз. – Металлолом один, всё расхлёстано. Руку бате оторвало и ступню… Гаишники говорят: заснул, наверное. Или юзом понесло: перевал всё-таки, зима… На встречку выехал… лоб в лоб… Движок на тридцать метров отлетел. Сам, вот, этими руками капремонт делал! – Он, отчего то, посмотрел на свои мозолистые ладони, вздохнул и разлил по кружкам.

Ребята сочувственно покивали головами.

- Нияз, а вы чего, тоже девять дней отмечаете? Как у православных, да? – сунулся Лёшка, самый младший в бригаде, тридцатилетний парень.

- Вообще то, семь отмечают. Это я с вами хотел… Вот, ведь, как получилось… Как-будто специально сюда приехал, смерть искать… И родня сейчас волкАми на меня смотрит: «Зачем машину дал, да почему сам не поехал?..» Чуть ли не убийцей считают… Семьдесят пять лет старику… А на хрена он мне её тогда дарил?! Пять лет назад, а? – Нияз возмущенно посмотрел на ребят, будто поддержку искал. – Я её почти новую сделал! Чехлы купить осталось… Тысяч шестьдесят в неё вложил! Да на похороны восемьдесят шесть! Пока с перевала до Златоуста, пока вскрытие ждали… Пока на поезде в село, в Башкирию… А у нас же не в гробах перевозят, - почему то зло и с обидой обратился он к бригадиру Косте. – Завернули – и попробуй, вот, упроси проводника, чтоб в купе пустил! Да чтоб пустое купе было: кто ж с мертвецом поедет?! Всё в копеечку! Тоже мне, убийцу нашли…

Костя как-то искоса стрельнул на него глазом, но ничего не ответил. Закурил. – Чайник поставь, - попросил только четвёртого, самого старшего, под шестьдесят, Геннадия.

А Нияз будто и не дожидался ответа, продолжал:

- Это его сучка новая науськала! Раньше он даже и не заикался про машину: подарил – так подарил!.. А как с этой сошелся после матушкиной смерти – давай назад, говорит. Да хрен с ней, с этой «шестеркой»! Перегнал бы я ему летом, а сейчас то чего?.. Через эти перевалы гнать? То гололёд, то снегопад… Себе дороже. Эх, сколько в неё вбухал – и всё в смятку! И чего было ему катить за ней… Да всё из-за … этой! – выругался он. - Подождать не могли до лета! А сама на похоронах выла: «Это я тебя убила, это я…» Позарилась, тоже мне, на машину. Шестьдесят тысяч вбухал… - Нияз тяжело вздохнул, распечатал новую бутылку, разлил. Увидел, что Геннадий пристально на него смотрит. – А чего ты вылупился? У меня что, на сору эти деньги найдены? Горбом заработаны!

- Ничего я не смотрю, - Геннадий глаз не отвел, только кружку с водкой отставил в сторону. – Вспоминаю, сколько ты с нами работаешь?

- Третий год,- встрял в разговор Лёшка. – Мы вместе пришли!

- Слушай, Нияз, а почему я у тебя раньше такого паскудства не видел? Или повода не было?

Разом все перестали двигаться и переговариваться. Лишь приемник в углу наяривал что-то бравурное и бодрящее.

Геннадий встал. Следом поднялся Костя-бригадир. Молча оделись и вышли, не попрощавшись.

На улице, уже за оградой, их нагнал Лешка.

- Ребята, вы чего?.. У мужика горе, а вы!.. Что случилось то?

- Алёшка, вот тебе уже за тридцать, а ты всё, как… ушлепок какой то… - Геннадий приостановился, прикурил, прикрывая ладошками пламя от ветра. – Дитя, что ли, малое?

- Ты по-человечески объяснить можешь?! – психанул Лёшка, схватил того за локоть.

- Чего тебе объяснять, если сам не понимаешь? – Геннадий выдернул руку. - Иди, там ещё осталось у Нияза, допивай, помяните отца…

- Иди, иди, Алексей – Константин похлопал его по плечу. – Объект закончили – можно расслабиться. Завтра, наверное, Николаич на новый перевозить будет. – Он помолчал малость. – Ниязу только скажи: пусть у Николаича в другую бригаду просится. А ты… смотри… как хочешь… Можешь с ним перевестись… Иди, иди, выдохнется водка.

И они разошлись в разные стороны.

Лёшка шел к коттеджу и постоянно оглядывался на уходящих к автобусной остановке мужиков. Потом зло сплюнул на тропинку и поспешил к Ниязу: может, тот объяснит. А то не поймёшь этих пеньков старых. Всё, как не у людей! У человека горе, а они…

 

ВСТРЕЧА ЧЕРЕЗ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ

- Да спроси ты кого-нибудь! – жена зло ткнула его сзади в плечо. – Чего, весь день колесить будем?

- Погоди ты! – Сергей тоже был на взводе. Казалось, ещё чуть-чуть – и выматерится во всю Ивановскую. – Подъедем сейчас к центру – спросим… Чего здесь – то?.. Всё - равно запутаюсь…

- «Запутаюсь»… - шипела сзади жена. – Говорила ж: поехали на автобусе. Так вам же, козлам, выпендриться надо, на этой рухляди прокатиться… Удивить городских вздумали! Козлы.

Серёжка дёрнул головой, но, пересилив себя, промолчал. Сашка, братишка, тоже сидел молча рядом и угрюмо смотрел в окно. Ответить невестке было нечего. Права, стерва. Во всем права! Ну, захотелось им на своей «аудишке» поехать, показать, что не хуже этих, городских живут! Кто ж знал, что заглохнет, сволочь, на трассе?! Три часа проторчали. Понапихали этой электроники, сам черт не разберётся! А так-то – всё путем, и подвеска, и кузовщина… Ещё столько же, лет двенадцать, если не больше, пробегает… Эх, пузану этому с джипа спасибо: отсобачил чего-то в движке – и всё, поехали… Сейчас – то чего зудеть?.. Зудит, зудит, ворона… Всю плешь проела. «На отпевание опоздали, на кладбище опоздали»… Ну, ничего, на поминки - то всё - равно успеем, всё – равно тёть Зину помянём. Чего зудеть?

Сашка закурил.

- Серёг, а ты давно тёток видел? – спросил он брата.

- Да лет двадцать назад! В школе ещё учился, с родичами сюда приезжали в гости. Ты чего, не помнишь, что ли?

- Не-а, - удрученно отозвался Сашка. – Ничего не помню…

- Вспомнишь сейчас. Они обе на бабку Анну похожи. Вспомнишь! Во, кажись сюда! «В центр» написано. Найдем! Не боитесь!

И жена, и брат промолчали. Светлана уже устала злиться, откинулась на спинку и пялилась, не видя ничего, в пыльное окно. А брат всё не мог понять: накой они поехали на похороны незнакомой, пусть и родной тётки? За шестьсот километров - то?.. Наследство делить, что ли? Так у тёть Зины и своих ребятишек аж трое… В город захотелось, вот эт точно! Разом как – то, и ему, и Серому. И ещё радовались вчера, когда машину готовили: о, причина есть! Городские же сами сообщили о похоронах, сами позвали!.. Эх, дураки мы с Серым. Тётка умерла, а им – причина… Вот и поделом, что сломались на трассе.

Сергей прижался к обочине, вышел, расспросил о чём – то водителя «маршрутки». Втиснулся, распаренный от жары, за руль, обернулся к ним.

-Правильно едем! – сообщил радостно. – На площади кафешка, скоро уже… Успеем!

У кафе «Бригантина» так и не смогли припарковаться. Пришлось заехать в какие – то дворы поблизости, оставить машину там и до кафе добираться пешком. Светка и здесь не сдержалась, процедила язвительно: - Чего, повы…сь своей машиной? Козлы!

Сергей чуть не закатил ей сзади по затылку, но сдержался: людей много вокруг было.

У входа их встретил пожилой мужчина в костюме с черной ленточкой на рукаве.

- Вы на поминки? Проходите. Обед уже начался. Налево, на первом этаже. Туалет тоже там, у входа…

Помыли руки, стесненно вошли в зал.

- Идемте, я вас посажу, - тихо сказала подошедшая женщина в черной косынке. Проводила к дальнему концу длинного стола, усадила всех рядом. – Наливайте. Помяните.

Сашка огляделся. Народу-то… И старики, и молодые. А чего, она всю жизнь здесь прожила… С работы да знакомые… Да у самой три сына… Сейчас и не узнаю братовьёв… Тётку Полю бы узнать – и то хлеб…

Сережка толкнул его легонько в бок.

- Чего сидишь? Поднимай!

Он уже налил в рюмки и себе, и всем вокруг.

- Серёга, ты же за рулём!..

- Да я одну! Грех это - не помянуть. Поем сейчас горяченького – и запаха не останется.

Подняли. Следом за ними подняли рюмки и все окружающие. Светка посмотрела на мужа, но ничего не сказала: Серёжка голову никогда не терял, хотя у себя, в деревне частенько садился за руль поддатым.

- Ну, земля ей пухом…

Официантка принесла первое.

Уже после второго Сергей пошел покурить. Шел вдоль стола и всё высматривал знакомые лица. Нет, много времени прошло… Никого не узнал. И на траурной фотографии, что стояла неподалеку от выхода, тётя Зина выглядела молодо и незнакомо. И горела рядом свечка на блюдце.

В курилке стояли одни мужики, дымили нещадно и уже пьяненько переговаривались. Сережка прикурил у одного, прислушался.

- … Скрутило – то как быстро!.. В неделю! Я ж говорю: экология!.. Япошки, вон…

- Да что ты эту экологию!.. У меня свояк в Тбилиси жил, а тоже также… «Экология»… Кому как написано на роду…

- …Всё начальство пришло! Моя говорит: ценили её на работе! Генеральный не к каждому поедет…

- Дочь – то как на неё похожа! Толь, а она замужем? Отдельно живут?..

У Сергея похолодели пальцы. Он стрельнул глазами по мужикам, подошел к одному, стоящему чуть в сторонке. Постоял чуток, глубоко затягиваясь.

- Фотку – то какую хорошую подобрали, - выдавил, наконец, из себя. – Как живая…

- Это в прошлом году… Специально снимали, на доску почёта. Не думали, что так всё… Вы из родственников, наверное?

Серёжка молча кивнул, ничего не ответил. Ещё немного постояли. Одновременно выбросили окурки и двинулись в зал.

Сергей, уже не глядя по сторонам, подошел к своим. Склонился к брату (тот о чём – то переговаривался с женщиной напротив), зашептал жарко на ухо:

- Саня, кончай трепаться! Слушай сюда! – И – женщине: - Извините нас. Мы здесь кое – что… - И опять шепотом Сашке: - Сейчас берёшь мою – и спокойно выходите. Покурить как – будто… И ждёте меня за углом, понял?

- Серёг, ты чего? – Брат смотрел на него ошарашенными глазами. – Что за кипишь?

Сергей чуть не взвыл. Сдавил тому плечо ладонью – аж пальцы занемели.

- Ты… меня… понял?

Сашка, конечно, понял, но только одно: надо уходить. Пошевелил плечом, освободился от хватки.

Сергей успокоился, сел рядом, засунул руки под мышки: пальцы дрожали.

- Свет, Свет! – позвал невестку Сашка. – Пойдём ка, выйдем. Разговор есть. Ну, пойдем, две минуты!..

Они вышли.

Сергей подождал ещё немного, положил руки на колени. Всё, дрожь ушла. Он тыльной стороной ладони вытер пот со лба.

- Жара – то какая сегодня…- посочувствовал мужчина напротив. – Нанесёт что – нибудь сейчас. Давайте еще по одной…

- Нет, - глухо ответил Сергей. – Я за рулём. Нельзя мне.

Он взял стакан с компотом и залпом выпил.

- Я сейчас…

Они ждали его за углом.

- Ну, и чего бесимся? – Светка даже не посмотрела на него, дымила в сторону.

- Идём, идём! – поторопил их Сергей, подхватил под локти. Светка резко выдернула руку.

- Что случилось?

Сергей, стараясь не смотреть им в глаза, сказал:

- Я, ребята, кафешки перепутал. Во-он наше, - кивнул он на противоположную сторону площади. – «Каравелла». А здесь - «Бригантина». Перепутал. Айда бегом в машину, пока не заметили.

Ребята и сами уже торопились уйти подальше от дверей.

- Стыдобушка – то какая… - охал на ходу Сашка. – Как бичуганы, мать твою… Поели – попили – и ноги делать… Серый, Серый! А тёть Зину – то не пойдём поминать, что ли?..

- Ты на часы посмотри, пенёк. Кончились поминки, кончились! Домой катим! – зло ответил брат.

Они уже почти бежали.

 

 

 

В О З Д А Я Н И Е

(МАЛЕНЬКАЯ ПОВЕСТЬ)

 

ГЛАВА 1

 

Жуть, какие морозы стояли той зимой! Народ кутался в одежды. Птицы залетали в открытые подъезды: отогреваться. Бомжи и бродячие собаки забились в подвалы. Лопались водоводы. Школы прекращали занятия. Машины не желали заводиться. Все покрылось лохматой снежной изморозью.

 

Александр чуть ли не бегом спешил домой после ночного дежурства. Дыхание жестким инеем оседало на воротнике, усах, бороде. Холод добрался, кажется, до самого сердца. Мысль о том, что надо еще и с собакой через полчаса прогуливаться, настроение не улучшила. В эти утренние темно-синие часы он даже ненавидел свою собаку. Спать бы сейчас да спать… Ни к чему сейчас собака. Кошка б намного роднее была… И чая крепкого стакан. Или чуть-чуть водочки… Праздники, как-никак… Каникулы рождественские.

Поднятый воротник и визгливый скрип снега под ногами не давали ему услышать тихий скулеж за спиной. Так бы и шел, если б собака не забежала вперед. Забежала и остановилась, поочередно поджимая лапы. Маленькая, худая, с короткой шерстью, ножки-спички. Несуразная, как детская поделка. Узкая мордочка. Вылупленные глаза. Уши-лопухи.

Сашка, не останавливаясь, прошел мимо. Много их, собак таких бродило по городу. Всех не нажалеешь. И так периодически подкармливал, вынося недоеденное Гертой.

Собака снова забежала вперед, смешно перебирая «спичками», и жалобно вякнула.

Он остановился. До подъезда оставалось метров десять.

-Ну, куда я тебя?.. В подъезд запущу, а ты нагадишь… Прибьют к чертям собачьим. Подожди немного, пожрать вытащу…

Дворняга опять жалобно пискнула.

-Чего ты? Штирлица, тоже мне, нашла… Жди. Вынесу…

Забежал в подъезд. Собака даже не попыталась сунуться. Покорно «танцевала» на бетоне у двери и смотрела на него.

Домашние спали. Эти праздники как-то расслабили всех, обленили. Да и светало поздно, после десяти. Лишь Герта, 6-летняя немецкая овчарка уже стояла у порога с тапочком в зубах и вертела хвостом.

-Здравствуй, здравствуй, хвостатая,- тихонько проговорил он, присев на корточки. – Здравствуй, милая,- Погладил по лобастой седой морде. – Дай тапок. Тихо, тихо, разбудишь всех!- запшикал он на собаку, громко лупцующую хвостом по двери. – Кушать идем…

Разулся и, не раздеваясь, прошел в потемках на кухню. Прикрыл плотно дверь. Овчарка уселась у плиты, ожидая кормежку.

-Сейчас, родная, покушаем…

Когда они через полчаса вышли на прогулку, дворняга дожидалась их у подъездной двери.

Герта рванулась к чужой собаке, но резкий хозяйский окрик и короткий поводок ее остановили. Она зарычала, вздыбила на загривке шерсть.

Дворняжка не испугалась. Лишь отскочила из предосторожности и, продолжая трястись от холода крупной дрожью, не отрываясь, смотрела на Александра.

-На, рубай.- Тот вынул из пакета одноразовую чашку с теплой мясной кашей. – Рубай, рубай…- Сам же, чтобы не мешать незнакомке, быстрым шагом повел овчарку в посадки. Герта шла рядом и постоянно оглядывалась назад. И скалила клыки.

Щенка они увидели на обратном пути. Он выполз из-под укутанных труб теплоцентрали к ним, на тропинку. Герта была без поводка, поэтому Сашка даже не успел опомниться, как она оказалась рядом с ним.

-Фу, Герта!- запоздало скомандовал он. Он никогда не боялся, что она с кем-нибудь сцепиться, кого-нибудь покусает… Боялся подхватить какую-нибудь заразу от бродячих псов. Мучайся потом всю жизнь, лечись… Зарплаты не хватит…

Странно, но Герта даже не рычала. Он подошел к ним вплотную.

Крупный пушистый щенок упорно пытался подползти к овчарке и постоянно скулил. А за ним тоненькой лентой тянулась темная дорожка крови, хорошо видимая на свежем снегу.

Александр наклонился. И чуть было не закричал: левая передняя лапа щенка была наполовину обрублена.

. . .

-Саш, ну, где ты пропал? Встали- ни тебя, ни Герты… Ждем, ждем, а вы, как пропали!..

-Скоро… Через полчаса приедем,- хмуро отозвался он и отключил телефон.

-Давайте быстрее!.. Мы не завтракали, вас ждем!- не слыша отбоя, продолжала тараторить в трубку жена. Отключила телефон. – Слушайте, ну куда они ездить могли?- недоуменно спросила детей. – Ждешь их, ждешь…

. . .

-Поздно вы его привезли,- высоченный, Сашкиного роста, худой ветеринар поправил очки. Молодость, видимо, его смущала, и он старался говорить значительно, с паузами и соответствующим выражением лица. – Крови много потеряно. Увы… Ничего поделать не могу… Медицина, так сказать, бессильна…

Он принялся стягивать перчатки.

Александр тупо глядел на дергающуюся собачью культю. Затем перевел взгляд на доктора. И посмотрел на него так же: тупо и не мигая. И медленно- медленно протянул к нему руку. Мертвой хваткой скомкал ворот халата вместе с воротом рубашки и притянул доктора к себе вплотную, глаза в глаза.

-Если щенок сдохнет- тебе не жить. –Слова его, монотонные, без эмоций, жутким метрономом нарушили тишину пустынной операционной. – Делай, что хочешь… Щенок будет живой… Понял, ты?..

Доктор чуть не задохнулся. Он и вырваться-то не пытался, лишь крутил шеей, силясь освободить прихваченную Сашкиными пальцами кожу. И косил глазами, испуганными и мокрыми от невесть откуда взявшихся слез.

-Сдурели вы… что ли?.. Отпустите… Я попробую… Отпустите!..- прохрипел, наконец, он.

Сашка разжал ладонь.

-Что вы, в самом деле?.. Задушили же…- Доктор крутил головой и попутно вновь натягивал перчатки. Руки дрожали, и перчатка не хотела надеваться.

-Одень новые,- подсказал Александр. Сердце в груди перестало колотиться, и он успокоился. –И еще, слушай меня… Если будет заражение крови- ты будешь калекой… Это я тебе обещаю…

-Да что я, Бог, что ли?- взорвался парень. Отчаянный вскрик прозвучал визгливо, жалобно, по-бабски. Парень сам смутился своих эмоций, покраснел и поспешил к операционному столику со щенком.

-Ты не Бог,- в спину ему сказал Сашка. Доктор склонился над щенком, но Сашку слышал и поэтому напрягся. – Ты посланник его. Для тварей этих. Вот и спасай. И не думай о деньгах. Я все…

-Идите сюда!- перебил его парень. – Помогать будете. Видите, я один в праздники дежурю…

Александр натянул перчатки, подошел.

-На улице, поди, подобрали?- Доктор обрезал на лапе шерсть. – Это хорошо. Грязи мало на снегу… Летом хуже… И кровь быстрей сворачивается. Держите! Да крепче держите!- Доктор тоже уже успокоился и даже, как и положено главному за этим столом, командовал. Лишь периодически покручивал шеей с синими кровоподтеками. Сашка спокойно подчинялся, стараясь ничего не перепутать.

-На бутылку, видимо, разбитую наскочил… У меня уже было такое… У отца собака вот так умерла… Обработали плохо и заражение крови… Почти неделю мучилась…

-Не бутылка это… Пузырек вон тот подайте… ага… откройте… Это лезвие… Или пинцет… Я по срезу вижу… Плохо, что вы лапу не привезли… Холод сейчас, может, и пришили бы… Прижилась бы…

-Я не подумал,- виновато ответил Сашка. – Прости меня, доктор. Перенервничал я что-то…

-Бывает.

…Он закрыл за ними тяжелую металлическую дверь на щеколду и долго смотрел вслед через глазок. Затем прошел в кабинет, уселся в кресло и закурил.

Может, сообщить, все-таки, в ментовку? Чем черт не шутит… Вдруг - не выживет щенок?.. Да и следы пока на шее есть… Бывают же психи такие… Стыдно-то как… Как мальчишку за шкирку таскали…

На глаза попался не убранный пока, в пятнах крови, не протертый операционный стол.

«Посланник»…

«Посланник»…

Он резко крутанулся на кресле к компьютеру и стер записи с камеры видеонаблюдения за сегодняшнее утро.

. . .

Сашка подошел к подъезду.

Дворняга сидела на бетонном крыльце. Каша - нетронутая, с кусочками мяса поверху - смерзлась в ледяной комок.

Дворняга уже не скулила. Тряслась и смотрела на них безразличными глазами. И даже не прореагировала на Герту, когда та осторожно, сверху ее обнюхала.

-Ну, чего ты, дружок?.. Или подружка?..- Сашка неловко склонился над псиной: уснувший за пазухой щенок мешал двигаться. И, неведомо, по какой прихоти, подхватил рукой дворнягу.

Ничего не отразилось в выпуклых собачьих глазах. Только безразличие и безверие. Она даже морду отвернула в сторону.

Сашка приоткрыл подъездную дверь, попридержал ногой.

-Давай, давай, заходи быстрее,- поторопил Герту. Лифт поднимался, кажется, целую вечность. Восьмой этаж.

-Все. Приехали, ребята. Дома, кажется…

Уверенности в Сашкином голосе не было никакой.

ГЛАВА 2

 

-«…потому, что, если государство не может их защитить- мы должны это сделать. У кого сколько получается. И очень хотелось, чтобы данные тех уродов, что выкладывают свои ролики в Инете, тоже «засветились».

Если кто-то опасается недоразумений с законом – прошу сообщить координаты «уродов» и «нелюдей» ко мне, в «личку». Только данные должны быть достоверны и проверены. И адресные.

Обнимаю всех, кто любит «братьев наших меньших». Жму лапы.

Алекс»

Он отодвинулся от монитора, отхлебнул остывший невкусный кофе. И только потянулся за сигаретой - прозвучал сигнал электронной почты. И уже появились комментарии на сайте.

«Робин Гуд ты долбанный! Начни со своего адреса! Что, слабО?! Развели псарню, детишек страшно выпускать на улицу!»

«Вы же сами издеваетесь над животными! Испания от многовековой традиции отказалась - от корриды, а у нас собачьи бои чуть ли не во дворе проводят! И еще в Инет выкладывают! Липовые вы собаколюбы!

Без уважения, Анна Анатольевна Алеева»

У Сашки непроизвольно сжались челюсти. Эта Анна Анатольевна ударила под самых дых! Он не знал, что ей ответить. На этих ублюдков не действовали никакие аргументы! Сашка уже проверял это. Если те, живодеры, были больными людьми, и Сашка их лечил по-своему, то эти, владельцы бойцовских собак, в основном, богатенькие, не обремененные интеллектом, после лечения наоборот - ожесточались после встречи с ним и срывали злобу на ком угодно. Они зверели еще больше. Этих остановить мог только закон. То есть, тюряга и потерянные деньги. Это уже проверено.

Переключился на почту. Адреса, адреса… Много адресов. И описания зверств.

Он перекачал все на флешку и стер переписку из компьютера. Из предосторожности. Не хотелось рисковать даже в мелочах. Уж слишком длинным был список «уродцев». И хотелось успеть ко всем.

Не нужны ему были проколы, особенно в мелочах.

. . .

Нелепое представляли они собой зрелище.

В центре вышагивал почти двухметровый Александр, подтянутый, стройный, в спортивном костюме, а рядом с ним вертелись собаки: степенная ухоженная Герта на поводке и в наморднике, нескладная, со злой скуластой мордочкой Маруся и судорожно, рывками спешащий за ними лохматый Степка с замотанной культей на весу. Народ останавливался, смотрел. Кто с любопытством. Кто с брезгливостью.

А Сашка ни на кого не глядел. Гулял, с наслаждением вдыхал сырой весенний воздух, щурился на уже жгучее солнце и улыбался. Даже про сигареты забывал!

Наладилось у них все потихоньку. А тогда, зимой, после ветлечебницы, трудно ему пришлось. Да и всем домашним… Ад, казалось, настал…

…-Ой!- дочка испуганно отпрянула в сторону. – Кто это у тебя?

-Это, доча, подарок… На улице…

-Мам, иди сюда! Смотри, чего отец принес! Серый, смотри!

-…на улице нашел. Замерзает…

Отец втиснулся в прихожую, опустил дворнягу на пол. Снял с овчарки ошейник и начал неловко, одной рукой стягивать обувку.

Дочка стояла поодаль и с любопытством смотрела на дворнягу. Герта растянулась на лежанке, беспокойная, тревожная.

Из кухни вышли жена с сыном, встали рядом с дочерью.

-А чего она такая? Как покемон… Уродец уродцем…- ровный голос сына обнадежил Александра.

-Ну, что ты хочешь, Сережка? Дворняга же… Всего намешено…

-Голая, как лягушка…

-Короткошерстная,- поправил его отец. – Вот потому и околела… Идем сейчас, а она даже не реагирует…

-Ты что, не мог в подъезде ее покормить?- подала, наконец, голос жена. – Себя не уважаешь - Герту бы пожалел. Сейчас все блохи, вся зараза на ней будут! Тебе что, заморочек не хватает? А если лишайная? На детей перекинется?..

Александр, наконец, справился с обувью, принялся стаскивать пуховик.

-Это я как-то… не подумал немного… Сейчас, отогреется - к ветеринару свозим.

-К какому ветеринару?- голос у жены был по-прежнему спокойным. Но Сашка ее знал: еле сдерживается. – Ты что, хочешь сказать: она с нами жить будет?

Дочка скривилась:

-Уродка такая!

-Ну, а куда мы ее?.. Замерзнет. А из подъезда выгонят… Или прибьют…

Он расстегнул пуховик.

И заскулил щенок на груди.

-Вот… Еще один… Подарок…

Щенок заскулил совсем уж громко и высунул обмотанную кровавыми бинтами культю.

Дочь испуганно взвизгнула и попятилась. Жена тоже отпрянула.

-Ну, вы чего?.. Вот, испугались… Сереж, помоги мне…

Сын освободил ему руку из рукава, затем другую.

-Батя, в крови все,- он брезгливо держал пуховик на расстоянии. – И свитер у тебя - тоже…

-Ничего, ничего, отстирается… В ванну пока брось.

Сашка старался не встречаться глазами с женой. Засуетился чего-то… Оправдываться начал…

-На бутылку разбитую наскочил, лапу оттяпал,- соврал он. – Чуть кровью не истек. Поправится! Да, дружок? Поправишься?

-Ты по всем помойкам прошелся? По всем?- Вот теперь голос у Надежды изменился, стал упругим и злым, как ветер перед стихией. – Теперь берешь их- и несешь обратно, понял? Ты понял меня? Ты что, забыл, как с Гертой с маленькой мучились? Как ремонт после делали? Забыл, как все обгажено было? Забыл?!

-Я не буду с этими уродцами гулять,- сказала дочь Дашка в унисон матери. – Сам гуляй! И убирать не буду! Сам убирай!

Вот теперь он поднял голову и посмотрел на дочь. Та, вскинув подбородок, глаз не отвела. Так они и смотрели некоторое время друг на друга. Будто в зеркало смотрелись. Два клона. Юный и пожилой.

-За тобой, за маленькой… тоже убирали… И болела ты…

-А я не буду!- тихо, но решительно ответила дочь.

-Ты что, не слышишь меня?!- повысила жена голос. – Взял их - и унес! Сейчас же!.. Пока заразу не разнесли!

Щенок заскулил часто-часто.

-Ну- ка, посторонись,- Александр легонько отодвинул жену в сторону, прошагал к себе в кабинет.

-Бать! Я тоже не смогу с ними!.. Не успею! Сессия!- вслед ему проговорил, будто извиняясь, сын.

Александр положил щенка на пол, вышел за дворнягой. Подхватил ее, до сих пор испуганно трясущуюся у порога.

-Герта!- скомандовал овчарке. – Рядом!- Сгреб ее подстилку.

-Ты меня слышишь, батя? Я тоже не смогу…

-Ничего, доктор, ничего… Без тебя попробуем выжить…- пробормотал отец и плотно закрыл за собою дверь

И за весь день выходил лишь несколько раз: вымыл мылом в «гостевом» умывальнике дворнягу, притащил с балкона мешок с собачьим кормом да пару раз наливал воду в Гертину миску. И все. Ни жену, ни детей не видел. Те сидели на кухне с включенным телевизором и что-то горячо обсуждали за закрытыми дверьми.

ГЛАВА 3

 

Первым, часа в четыре, появился сын.

-Батя, можно к тебе?

-Тихо!- отец предостерегающе поднял руку. Затем поманил к себе. –Заснул только… Болит, видно, сильно…

Отец сидел на полу у дивана. Рядом, на отцовском свитере, лежал щенок и тревожно спал, дергая культей. Герта лежала на подстилке, положив голову на лапы, и внимательно на всех смотрела. Дворняжка спрыгнула с дивана и спряталась за отцовские ноги.

Сын присел рядом.

-Что с ним?- поинтересовался шепотом.

-Лапу потерял,- опять не стал вдаваться в подробности Александр. – Не жрет ничего. Пьет только. Да блюет… А нечем уже - желчь одна…

-Хорошо обработали?- сын осторожно приподнял лапку. – Ты что, перебинтовал?..

-Нет еще… Пусть поспит. Я ему таблетку растолок- вырвало… А доктор сказал: надо! Что делать-то?.. Подскажи,- посмотрел он на сына.

-Проснется - еще попробуй…

Пегая осторожно выглядывала из-за отца.

-Эту-то уродину зачем притащил?

Александр обернулся на дворнягу. Погладил по доверчиво подсунутой морде.

-Это у нас не «уродина». Это у нас Маруся. Машка.- Маруся часто-часто зализала огрубевшую ладонь, замела хвостом по паркету. – Ну-ну, Марусь… Хорошая, хорошая!..

Сережка с состраданием смотрел на эту кунст-камеру.

-Иди, поешь что-нибудь. Я посижу…

-Принеси лучше сюда. А то курю, курю… Самого скоро затошнит… И молоко, если есть… Может, хоть молочка попьет…

Сын неловко поднялся на затекших ногах.

-Герту прогулять?

-Нет. Я их вместе с Марусей выведу. А ты посидишь со щенком? Минут десять, а?..

-Посижу. Как звать-то его?

-Степкой назвал,- шепотом ответил отец. – Степка - Тепка… Сына! И чаю принеси…

Гуляли они тогда недолго. Маруся кое-как оправилась и жалась к его ногам, боялась, что ее опять бросят. Герта же, вообще не прикоснувшаяся вечером к еде, сама потянула их домой.

Тихо, стараясь ни кого не потревожить, прошли в кабинет.

Сережка деловито, профессионально осматривал лапу щенка. Дочь держала того на вытянутых руках и старалась не смотреть на сочившуюся сукровицей культю.

-Кажись, нормально обработал,- сын тампоном промокнул рану. – Лишь бы сепсиса не было. Дарья, держи крепче! Он сейчас рваться будет!- Сын принялся за перевязку. – Ох, батя, и вонища от него! И мыть сейчас нельзя…

-Тошнило его… Да и кто знает - где жил?.. Из-под магистрали вылез…

-Все, сестренка, спасибо. Иди, руки мой.

Дарья ушла.

Щенок скулил, не прерываясь, на одной тонкой тоскливой ноте. И все время пытался заползти от мучителей под диван.

-Давай таблетку ему впихнем, пока я не ушел.

Размололи таблетку, размешали водой и все влили щенку в пасть. Подержали челюсти, подождали, пока сглотнет.

-Батя, я и вправду не смогу с ними сидеть. Не успею. Времени нет.- Сережка сгреб старые окровавленные бинты.

-Ничего, ничего, сынка… Как-нибудь… И на том спасибо…- Александр взял щенка на колени. – Иди, иди, готовься. Справимся.

-И это… батя…- обернулся сын у двери. – Скальпелем это ему полоснули. Или бритвой.

Подождал. Ничего не услышал в ответ и вышел.

. . .

-Ты что, опять в командировку?- жена медленно, устало сняла туфли. Прошла на кухню, чмокнув попутно в макушку Александра.

-Привет, привет,- тот аккуратно запихивал ноутбук в дорожную сумку и даже не обернулся на поцелуй. –Я ненадолго… По области… Дня на два - на три… Слушай, а где моя зарядка? Все обыскал, не найду…

-Господи,- вздохнула жена. Включила чайник, пошарила рукой на холодильнике. – На!- протянула ему зарядник. – Ужинать будешь?

-О, спасибо! Нет, я поел уже. Еще к ребятам заскочить надо. Комиссия у них сегодня была из администрации. Что хоть решили - узнать…

-Ох, Сашка, тебе эта псарня дороже меня стала!- жена, наконец-то, села. Помешивала сахар в кружку и смотрела на Сашкины сборы.

Тот заправлял китель в целлофановый чехол, обернулся, улыбаясь.

-Дурочка ты моя, дурочка! Ревновать вздумала… Да у тебя самый лучший в мире окрас! И экстерьер! И прикус! Ревновать вздумала…

Она облизнула и бросила в него чайную ложечку. Он поймал ее на лету, поднялся, подошел к жене, обнял сзади за шею.

-Дурочка… Да я ненадолго, Катюш…- проговорил тихо в копну ее густых волос. – К пятнице уже точно вернусь.

Она щекой лежала на сгибе его локтя и молча улыбалась.

…-Та-ак!- громко и весело протянул он, заходя в «кабинет» Светланы. – Вселенская скорбь и тоска! Все плохо! Конец света по майя!..

Светлана сидела за столом, подперев голову ладошкой и пялилась в окно. По щекам текли слезы. На Сашку даже не оглянулась, будто и не слышала. Смотрела в окно и беззвучно плакала.

Александр сел напротив, закурил и, откинувшись на спинку стула, принялся раскачиваться на задних ножках. И громкости и веселости не поубавил.

-Во! Слезы - это первое дело! Нам без слякоти нельзя! Как нам, бабам, без слякоти?! Да не в жизнь!..

-Иди ты на хрен.- Светлана утерла щеки ладошками, достала платочек, высморкалась. – Чего приперся? Ты ж в командировку собрался…

-Не-е, я сначала сопельки тебе утру!..

-Я сказала: иди на хрен! Или дальше послать?- Она обернулась к нему, уставилась тяжелым взглядом.

-Ну, наконец-то оживать начала!- Он перестал раскачиваться. Затушил сигарету, посерьезнел. –Давай, рассказывай… Мне, и вправду, через час уезжать надо.

-А чего рассказывать? Приехали… Аж восемь человек!.. И Гришаев с ними… Походили, посмотрели… С ребятами поговорили… И все…

-Чего - «все»? Ты по-человечески можешь излагать?

-А вот то - «все»! Все! «Ну, помогать надо… Ну, спонсоров поищите… И мы поищем… А денег не ждите… И вообще - глобально решать надо…» Я им говорю: «Да как глобально?! Вы нам с тридцатью двумя «потеряшками» помочь не можете - за глобальное ратуете!..» У Люськи, на даче ютимся, вольеры колотим из чего не попадя…

-А они чего?- Сашка слушал внимательно, сцепив ладони в замок.

-А ничего… «Нет денег в бюджете…»

-Чего ж тогда белугой воешь? У тебя что, отняли что-нибудь? Нет! Вот и радуйся! Всю жизнь обходились без них - и сейчас обойдемся!

-Ага, обойдемся… Они, гады, на нас рекламу себе делают: спонсоры, спонсоры… Благодетели, ….,- выругалась Светлана. – Иди за мной! Посмотришь, чего они привезли, спонсоры твои…

ГЛАВА 4

Она заспешила из дома. Подвела его к железной 200-литровой бочке, стоящей у летней кухни, сняла крышку.

-Гляди! Дружок твой долбанный прислал!

Сашка заглянул.

-Видишь?!

-Ничего не вижу!- недоуменно ответил он.

Светлана совком подцепила овсянку, поднесла к Сашкиному лицу.

-А сейчас видишь?

Хлопья, казалось, шевелятся от черных движущихся точек. Светлана брезгливо бросила совок обратно.

-А ты говоришь: «спонсоры»…

. . .

-Ты бы лучше людям помог, если совестливый такой… Детдому какому-нибудь… С зарплаты бы перечислил…

Жена пришла к нему в комнату, когда дети уже завалились спать.

Александр застилал диван. Он так устал за день с новыми питомцами, так мечтал поспать после ночной смены, что не хотелось ни ссор, ни разговоров… Только спать.

Жена помогла расправить простынь.

-И долго ты здесь обитать думаешь?

Он пожал плечами.

-Оклематься ему надо… Ты меня прости… Вечно я что-то… не так делаю…

Он сел на постель, устало протянул ноги. Жена присела рядом.

-Вот и я тебе говорю: лучше б людям помог…

Сашка понял, что придется разговаривать.

-Людям и так помогают. Никто от голода не дохнет. Приюты, дома… Жратва да крыша, по крайней мере, есть… Да пенсии с пособиями… А этим кто поможет?- кивнул он на притихшую рядом с Гертой Марусю.

-Чего ты собаку с людьми ровняешь?

Он долго молчал. И ответил, не подняв головы.

-Не ровняю я… Получилось так… Они же живые… Просто… Не ребенок выполз мне навстречу у теплотрассы… И не бомж околевал у подъезда… А ты, наверное, и с ними бы меня погнала?

-Дурак!- она резко встала. – О семье бы подумал сначала!

Он посмотрел на нее снизу вверх. Они жили с этим любимым человеком уже больше двадцати лет. И казалось - знают все друг о друге.

А оказывается… Всплыло сегодня что-то неизведанное между ними. Чужое. Тягостное и неприятное. Чего не должно быть. И покончить с этим надо было сразу же! Иначе - не отпустит! Затихнет и приживется! И тогда - крах всему светлому и чистому, что их связывало!

-Ты им в глаза-то смотрела утром?- спросил он. Ответа не дождался. Наклонился, пошарил рукой под диваном и вытащил за шкирку скулящего от боли Степку. Швырнул по полу на середину комнаты. – На,- тихо сказал жене. - Выбрасывай. Все - равно не жилец. Чего скотине мучиться?

Тепка, будто слепой, полз по кругу к Гертиной лежанке, оставляя культей тусклую кровавую полосу.

Сашка посмотрел на жену. А та не отрывала глаз от искалеченного скулящего комочка плоти. Потом заплакала и опустилась на диван рядом с мужем, уткнулась в плечо.

-Да я столько бездомных глаз… у себя в больнице… насмотрелась… Тебе жизни… не хватит…- всхлипывала она.

Он молчал. Только гладил и гладил ее по волосам.

Щенок заполз на лежанку, уткнулся в испуганную Марусю и затих. Герта торопливо зализывала за ним полосу: она, как и хозяйка, беспорядок не любила. Затем подошла к лежанке и улеглась, успокоенная рядом: мест на коврике для всех не хватало.

. . .

А теперь уже все в прошлом. Ему так хотелось думать. Привыкли домашние к новым поселенцам. И ребятишки помогали, и жена. Выгуливали, кормили, играли. Но самое главное - оклемался Степка. Кризис прошел, рана потихоньку зарубцевалась.

Они еще с месяц ездили в ветлечебницу на перевязки и уколы. А потом он приехал к доктору один, к концу рабочего дня. Выставил бутылку коньяка, завернутые в фольгу бутерброды, стопки. Доктор настороженно смотрел за его манипуляциями, затем закрыл входную дверь на ключ.

-Вы же за рулем, кажется?..

-Нет! Сегодня я пешком!- Александр закончил «сервировку». –Домой тебя хотел к себе пригласить… Не согласился бы, да?.. Вот, и я так подумал…- Он разлил по рюмкам. – Давай, доктор!.. За спасенную тобой душу!

Выпили.

-Ты закусывай, закусывай!.. Я-то из дома…- Александр обвел глазами кабинет. – Маленькое у тебя помещение. И прихожка маленькая, не развернутся…

Доктор молча развел руки, прожевался.

-Да ничего… Справляемся…

-Справляетесь… У тебя здесь курить можно?

-Курите,- махнул доктор рукой. – Никого уже не будет.- Пододвинул ему какую-то медицинскую плашку вместо пепельницы. –А к завтрему проветрится… Давайте еще по одной?.. Устал я сегодня чего-то… Операций много было.

-Давай.- Сашка крутил пальцем плашку вокруг оси, смотрел на нее и думал о чем-то своем. – Я, вот, спросить тебя все хотел… - поднял он глаза на доктора. – Чего ты тогда-то отказался сначала?.. Нормально же все получилось… А так бы сдох Тепка…

Доктор держал рюмку и наблюдал за его пальцем у плашки. И видно было - не обеспокоился, не насторожился.

-Как вас зовут? А меня Алексей… Не доктор я тогда был, Александр Владимирович… Коновал… Вы меня доктором сделали,- и он опрокинул в себя коньяк.

Сашка смотрел, как у того сыграл кадык на тонкой безволосой шее. Как с жадностью вцепились белоснежные зубы в бутерброд. Как спокойно и безмятежно оглядывает тот свое действительно убогое помещение.

-Он, наверное, почти ровесник моему Сережке,- подумал Александр. – Тоже доктор… Спасители… Людей и зверей…

-За тебя, Алексей.

…Солнце убежало за облака. И разом похолодало.

-Ну, бродяги… Домой пойдем?

Три хвоста радостно замолотили по воздуху.

 

 

ГЛАВА 5

… - Вот суки! Это от кого пришло? Пашка?

Светлана кивнула, закрыла крышку.

Александр набрал номер на сотовом телефоне.

-Не отвечает. На совещании где-нибудь… Ладно, позже перезвоню…- Он взглянул на часы. – Все, Свет, ехать мне надо. К пятнице вернусь. А Пашке отзвонюсь, не волнуйся…

-Да я и не волнуюсь,- устало отозвалась та. – Без жратвы не останемся, школу еще через две недели закроют, дают пока… Перебьемся со жратвой… Людей нам не хватает!- протянула она с тоской. – Вольеры не успеваем чистить, прогуливать… Где едят - там и гадят. Я погладить-то каждую не успеваю, не то, что прогулять… А они ждут, ждут, когда ты их приласкаешь… Девчонкам уже третью неделю с зарплатой тяну… Славка на бензин свои кровные тратит… Да что я тебе рассказываю - сам все знаешь…

-Знаю,- угрюмо буркнул Сашка в ответ. –Потерпит твой Славка… Не в первый раз… И девчонки потерпят…

-Да у меня простыней ни одной не осталось! Славка сейчас двух сучек повез на стерилизацию - из дома у жены стащил! Все кончилось, что по весне у людей собрали! Хоть в петлю, Саш…

-Да погоди ты с петлей, дура!- не выдержал Александр. – Хотя бы до пятницы!.. Потерпи! Приеду- разберемся… Не заводи меня сейчас! – и быстро пошел к машине. Вернулся. Обнял Светлану. – Потерпи, Свет, потерпи…

. . .

Звонок не работал. Он постучал в оббитую дранкой дверь. Тишина. Постучал повторно, уже сильнее. Дверь слегка скрипнула и подалась. Сашка осторожно толкнул ее.

-Есть кто живой?

Где-то приглушенно работал телевизор. Он осторожно двинулся на звуки. Попутно заглянул в большую комнату. Тоже никого. Диван. Старая стенка. Кресло. Стулья. Дошел до конца коридора и повернул на кухню.

На табурете, откинув голову назад, на подоконник, негромко храпел пьяный мужчина.

На холодильнике у мойки работал маленький черно-белый телевизор. Не застланный стол. Гора окурков в пепельнице. Недопитая бутылка. Остатки закуски. Пепел и пыль серым покрывалом.

Сашка оперся задом на стол, потряс за плечо мужика. Тот очнулся, непонимающе уставился на него мутными пьяными глазами.

-Кто ты?

Заерзал на табурете, стараясь сесть нормально.

-Кто ты? Чего тебе?

Сашка вынул «корочки», показал в раскрытом виде. Мужик заморгал, пытаясь вчитаться, ничего не прочитал, но успокоился.

-Я думал: опять из газеты…

-Что, замучили?- участливо спросил Сашка.

Мужик увидел пепельницу, покопался в ней, достал самый длинный «бычок», прикурил.

-Суки,- потухшим голосом произнес он угрюмо. – Суки.

Александр молчал, ждал продолжения.

-Вы-то чего пришли? Закончилось же все…- посмотрел на него исподлобья мужик.

-Детали уточнить.- Сашка опешил от его последней фразы, но виду не подал. – У тебя, кстати, здесь осталось…- Он отодвинулся в сторону, показал недопитую бутылку. Но мужик даже не посмотрел на нее. Он смотрел на Александра.

-Вот как мне сейчас жить? Скажи… Суки! Я даже во двор стесняюсь выйти, пальцем все показывают… «Щенка изнасиловал»… Как же у этой курвы рука поднялась такое написать, а? Что я им, животное, чтоб так со мной?..

-Ну, а ты-то как с этим щенком?.. Не по животному, что ли?

Взгляд у мужика стал недоуменным. Он чего-то не мог понять, но похмелье путало мысли и думать не хотелось. Захотелось выпить. Он плеснул немного в стакан.

-Ты будешь? Ну, тогда я подлечусь…

И опять зашарил в пепельнице.

-Врач же сказал: кишки пропорол куриными костями,- продолжил он. – А эта дура всё: «соседи видели, соседи слышали… всю ночь визжал… насиловал…». Еще бы не визжал! Тебе, вон, проткни костями кишки - не так завизжишь… Курва… Жизнь сломала… «Чего, дескать, в лечебницу не повез?»… Ну, дура дурой! Куда?! Сутки дежурю! Один! «Из соседних домов слышали»… Сами и накормили, поди… Постоянно жратву для собак приносят. Кто ж знал, что ему курятину нельзя? Всю жизнь давал! Сколько сторожем работаю - столько и давал! Да и деньги откуда на лечебницу?.. Самому бы не сдохнуть с голода, шесть тыщ всего получаю. А она: «Изнасиловал…»

-А щенок где?

-Хрен его знает. Говорят, хозяин склада себе забрал. Вылечил - и забрал. На фазенду, наверное… Сам-то он здесь, на Гагарина живет…

-А ты?

Мужик не ответил. Допил из горлышка остаток водки.

-Уволили, что ли?

Мужик кивнул.

-И год условно дали… Вся ж округа слышала! Даж свидетели нашлись! Свечку держали, суки!- Усмехнулся горько.

Сашка не знал, что сказать этому мужику. Жутко захотелось, чтоб изнасиловали именно ту журналистку, написавшую такую статью. В таких делах даже опровержение не помогает. Запачкала мужика. На всю жизнь.

-А год-то за что дали?- спросил, вставая.

-За жестокое обращение… Синяки у него еще нашли…

-Не твоя работа?

Тот помотал головой.

-Щенок, чего ты хочешь… Лезет везде… Да еще два взрослых пса в загоне… Территория- то здоровущая, с собаками как-то спокойней… Было.

-Ладно,- Сашка положил ему руку на плечо. – Не вешай нос. Наладится, может, все…

Тот поднял на него тоскливые и одинокие, как у брошенной собаки, глаза.

-Из дома не выхожу… Стыдно… Разве ж можно так, а? С человеком-то?.. Писать такое, а? Сука!

. . .

Сашка возвращался домой.

Смутно было на душе. И не понять- отчего… Будто мелочь нищенке не дал, пожалел.

Недоделанность какая-то осталась, что ли… Не с журналисткой, нет… И не с мужиком… За мужика, наоборот, радовался от души. Выгребет потихоньку, мужик все-таки…

И только под вечер, уже въезжая в город, понял, что тревожило. Не было возмездия. Никакого! Все эти два дня он был заряжен только на одно: воздать! А все уладилось само собой… Криво, косо, но - уладилось! А возмездия не было!

Сашке стало страшно. От того, что жалеет об этом.

 

 

ГЛАВА 6

 

Она не любила собак.

Не сказать, что бы ненавидела - просто, не любила и побаивалась. Был случай в детстве, когда на нее бросился соседский пес. Подрыл землю под воротами, выбрался наружу и обалдел от свободы. Всех облаивал. А на нее бросился, потому что почувствовал в ней беззащитность. Ухватил за валенок, повалил в снег. Ребятишки быстро отогнали его, но вот этот детский страх, видимо, в ней остался.

Когда муж предложил завести щенка, она устроила ему дикую некрасивую сцену. Стыдно потом было. И за базарную истеричность, и за то, что повзрослевшие дети все слышали. И особенно стыдно было оттого, что муж сидел перед ней, внимательно слушал - и молчал! Молчал! А она еще больше заводилась от этого молчания!

Некрасиво все вышло.

Он выслушал ее тогда до конца. Посмотрел, как она, всхлипывая, закуривает сигарету у окна и пошел из комнаты. Лишь у дверей обернулся и сказал:

-Тебя лечить надо.

Она едва не запустила в него пепельницей, но испугалась, что попадет в голову. Обидно было - до слез! И лишь через два дня поняла, что он имел ввиду.

Она тогда поздно вернулась с работы: были приемные часы в поликлинике.

Еще из прихожей услышала голос дочки, затем общий хохот. Разулась, прошлась по квартире. Семья маячила на балконе. Она помахала им рукой, ушла в спальню переодеваться. А через минуту они ввалились вслед за ней.

Дочь несла в руках щенка. Они знали, чем ее взять. Собственным счастьем и радостью.

-Мам, мам! Посмотри, какой щенок! У него уши, как тряпочки!.. Они встанут, когда зубы сменяться, ты не бойся!

Дочь совала ей щенка в руки и светилась. Сын стоял рядом и тоже улыбался.

Щенок быстро-быстро перебирая лапами вскарабкался к ней на плечо и полизал сережку в ухе.

Жена брезгливо дернула головой, но пересилила себя и погладила щенка по морде.

Ребенок. Глаза ребенка. Чистые, прозрачные и пока наивные. У детей тоже такие. Непонимающие. Бездонные.

Ее поцеловали в затылок.

-Надо же как-то лечить твою фобию,- услышала она сзади. – Не бойся, Надюша. Эта собака тебя не тронет.

-А я и не боюсь, с чего ты взял? Это «она»? Как ее зовут?

Она опять осторожно погладила щенка.

- Герта.

. . .

Странно к нему пришла любовь к животным.

Он тогда гостил у бабушки. Семилетний любимый внучок.

Бабуля постоянно что-то делала. Или готовила, или убирала. А если не готовила и не убирала, то возилась на огороде. И лишь изредка отвлекалась от дел, садилась, распаренная, подуставшая почитать книжку внуку или поиграть с ним в карты, в «пьяницу». И опять торопилась по делам.

И так получилось, что любимым развлечением для него стало разглядывание по сотому разу картинок в новеньком букваре да игры с котенком. Тот, рыжий, ершистый, тоже был не прочь поиграть. Гонялся за клубком, за фантиками, ловил «зайчиков» от зеркальца. А ему больше нравилось раскрутить котенка вокруг себя за лапы и бросить на бабулины подушки. Смеялся до слез, видя, как котенок пошатывается, точно пьяный на улице, и старается ушмыгнуть под кровать.

А один раз он промахнулся, и котёнок ударился о стену. И лежал на кровати, жалобно мявкая, и не мог встать.

Он бросился на двор. Увидел бабулю и уткнулся ей в живот, заливаясь слезами.

-Ты чего, Сашенька? Что случилось?- переполошилась та.

А он захлебывался в реве и ничего не смог сказать.

Оклемался тогда котенок.

А он на всю жизнь понял: прежде, чем что-то сделать людям - примерь на себя. Что ты почувствуешь, если ударят головой о стенку.

. . .

-Ты знаешь, дружок,- донеслось через плотную повязку. – я не в курсе, какая у тебя последовательность была. Перечень наизусть знаю, а вот последовательность - извини… Значит, будем действовать, как Бог на душу положит?.. О, вот еще что: они же видели все! Как я забыл! Сейчас, погоди…

Повязку на лице Григория ослабили, спустили вниз, чуть пониже глаз.

Мужчина в камуфляже, в черной вязаной шапочкой с прорезью для глаз стоял напротив и внимательно смотрел сквозь эти прорези.

-Начнем, пожалуй?..- спросил мужчина чуть вопросительно. – Чего время тянуть? Дай Бог, может, это тебе все-таки поможет… Та-ак, давай с ребер… Четыре штуки… Правильно?

Гришка задохнулся от дикой боли. Хотел заорать - кляп во рту не дал. До «камуфляжного» мужика донеслось лишь невнятное «бпха…бпха…»

-Больно, что ли? Да ты что!- делано удивился мужик. – От ты посмотри! Она ж еще и визжала, поди? Чего визжала? Ты ж ее ласкал, да?.. А нам, дружок, кричать нельзя... нельзя… Народ сбежится - докончить не успеем. Список-то большой еще… Дальше пойдем? Может, остальное все попроще, полегче… Как девичьи ласки… Девчонки- то ласкали уже?- Мужик деловито поправил узел веревки, которой Гришка был привязан к дереву. – Так. Перелом левой лапы…- И мужик резко ударил кастетом по левой Гришкиной руке.

Гришка потерял сознание.

Очнулся от чего-то ласкового и прохладного, будто в рай попал. А через секунду тело вновь вспомнило о боли. Он открыл глаза. И увидел близкие напряженные глаза палача. Тот облегченно вздохнул.

-Фу-у, я уж думал - ты надолго!- Отбросил мокрую тряпку в лужу. – Теперь давай так: я буду говорить, спрашивать, а ты мигай глазами, лады?

Гришка быстро- быстро замигал, хотя все сознание его было сосредоточено на руке, на нестерпимой боли у локтя. Боль пульсировала на вдохе - выдохе. И ныло за грудиной.

-Запомни первое: я тебя не убью.- Гришка опять замигал. – Не мною жизнь тебе поганая дана - не мне и забирать ее. – Мужчина замолчал, огляделся. Вновь посмотрел на привязанного к клену Григория. –Это тебе чужая жизнь по барабану… И боль чужая… Я же знаю, о чем ты сейчас думаешь… Думаешь: выживу - из-под земли его достану?.. Порву, падлу, на лоскуты… Если дурак - конечно, будешь искать… А если не дурак - вспомнишь, что испытал. И что она испытала от тебя перед смертью.

Гришка замычал. На него накатил такой страх, что он забыл про боль! Страшно было не от того, что говорил мужчина, а от того, КАК он это говорил: спокойно, без эмоций, будто лекцию читал у них, в универе.

У Гришки все поджалось в паху.

-Челюсть-то как, ногами ей сломали? Или палкой?

-М-м-м-м!!!- замычал Григорий, задергался и обмочился.

Палач смотрел, как темнеют на нем джинсы.

-Не бери в голову… Со мно-огими такое случается! Тем более, до яиц мы еще не дошли… Просохнуть успеешь. С челюсти начнем.- Он кулаком врезал Гришке в нос. Кровь хлынула, заливая одежду. – С челюсти. С челюсти! С челюсти!!!

Кулак впечатывался в Гришкино лицо, кроша и зубы, и кости, и хрящи.

ГЛАВА 7

-Саш, у тебя надолго еще?- спросил следователь Юрий.

-Не-а… Тумбочку вот эту «откатаю»… А ты чего?- оглянулся на него Александр. – Торопишься?

-Я думаю: может, посидим сегодня? В «Снежинке», а? Серега, вон, тоже согласный…

-А чего… Давай, посидим…- Саша с трудом поднялся на затекших ногах. – Давно уж не собирались. Я только своим звякну, чтоб не ждали. Да собак прогуляли…

Он близоруко присмотрелся к мобильнику, набрал номер.

-А у тебя что, псарня целая?

-Не, три только.- Номер был занят. Саша отключился. Оглядел комнату, нашел глазами свой чемоданчик криминалиста. – Один-то совсем малыш. С полгода, наверное…

-Почему «наверное»? Без родословной, что ли? Выбраковка?

-Сам ты «выбраковка» рода людского,- добродушно зарокотал в бороду Александр, упаковывая чемодан. – Хомяк недоношенный. Как тебя только в органы взяли? Ни стати, ни мати… Как ты только с преступным миром борешься- удивительно… А у меня настоящие породистые дворняги!- гордо сказал он.

-И на фига ты этот бомжатник подобрал?- Юрке было любопытно. Живности у него отродясь никакой дома не было, не считая летних мух да случайных тараканов.

-Тебя ж, недомерка, тоже когда-то Галка подобрала… Прижился, очеловечился… И мои приживутся.

Юрка не обижался. С высоты его ста шестидесяти трех сантиметрового роста трудно было обижаться на почти двухметрового Саньку. Тем более - друга детства. Юрка улыбался.

-Сворачивайся, сворачивайся… Раньше сядем - раньше выйдем. Серега, ты как, готов?

-Всегда готов!- оперативник давал последние наставления участковому. – Михалыч, опечатаешь - пробегись еще раз по соседям. Это наверняка местная пацанва квартиру обчистила. Пошукай… Ты же здесь царь и бог…

-Пошукаю, пошукаю,- старлей с завистью смотрел на сборы ребят. Сядут сейчас, бутылочку откроют, горяченькое… Сглотнул слюну. А и я сейчас домой! Щец похлебаю! А потом уж и по местным пройдусь…

Друзья вышли из кафе уже затемно. Шли по улице и оживленно спорили. Они, как «завелись» в обед, на вызове, так и не отошли от «собачьей» темы.

-Сань, они ж, как мухи, плодятся! Это ж… прогрессия геометрическая! Скучкуются, как собаки динго - мало не покажется! Не, ты сам подумай!- напирал подвыпивший Юрка. И все время забегал вперед, чтобы заглянуть Сашке в лицо.

-Да правильно их раньше отлавливали! Сейчас бы не продохнуть было… Ты, вот, все «стерилизация, стерилизация…» А почем она, знаешь?- подпевал с другой стороны Сергей. У него тоже никакой фауны дома не наблюдалось. «Кроме тещи» скорбно добавлял он иногда в разговорах и тяжело вздыхал. Многие с ним соглашались: действительно, трудно. Более дома ничего держать не стоит… - Знаешь, почем?!

Сашка кивнул: - Знаю. Шестьсот рублей.

-Во-о! Вот и перемножь их на количество собак! И все из нашего,- он хлопнул по пустому карману. – из нашего кармана!

Сашка молчал. Надоела ему эта пустопорожняя пьяненькая трепотня. Но и уйти не мог: они взяли бутылочку «на посошок» и теперь искали пустую скамейку для посиделок.

-И питомники эти твои… Сколько там?- мизер поместятся! А жрать-то они – ого - го! За обе щеки трескают! И опять за наш счет! Вон скамейка!.. Айда…

-Прав Серега.- Юрка плюхнулся на лавочку, достал бутылку из пакета, разовые стаканчики. – Отлавливать надо. Раньше на мыловарню…

Саша молча повернулся, сжал Юркино горло своей лапищей. Тот задергался, силясь вырваться, захрипел. Выпучил, задыхаясь, глаза.

А Сережка оторопело стоял рядом и не шевелился, остолбенел от неожиданности.

-Вот,- разжал, наконец, руку Александр. – Вот так их проволочкой душат. И еще они очень сильно трясутся от страха. Потому, что смерть чуют заранее. Ты, вот, не чуешь, просто трясешься от страха. А они заранее чуют… И у них линия удушения - стрингуляционная полоса - на шее идет не так, а вот отсюда…

-Убери лапы!- испуганно заорал Юрка, резко отодвинулся. – Придурок! Криминалист хренов! Задушить же мог!..

-Осторожней!- Сережка подхватил раскрытую бутылку. – Разольешь!

-Придурок! Ну, ты и приду-урок…- Юрку и в самом деле трясло. – Жлоб! Силы не меряны, да? Вон, с «омоновцами» бодайся! А то нашел, с кем связываться, козел!

-Мужики, вы что, «съехали»? Перепили?.. Лапы распускаете…- Сережка, и впрямь, не ожидал от Сашки такого выкрутаса.

-Да нормально все, Серый, нормально… Разливай давай,- все также тихо и спокойно продолжал Александр. –Юрке сейчас как раз оклематься надо.

-Псих ты, Саня, честное слово,- Юрка тоже начал успокаиваться. – За собак, что ли обиделся?

-Да ты что! Нет, конечно! Что за них-то, калечных да удушенных, обижаться?! Хай с ними! Выпьем давайте! За нас, братишки, здоровых да живых!

-Обиделся, обиделся все- таки…- протянул Юрка, поднимая стакан.

. . .

Смурной он пришел домой после пирушки. И, чтоб никому не портить настроения, сразу позвал собак на прогулку.

-Пап, а мы уже гуляли с ними,- у Дашки никак не получалось застегнуть шлейку на Марусе. Та вертелась у порога, скребла лапой по двери. –Честное слово- гуляли… Да не вертись ты, Машка!

-Ничего, доча, мы немножко прогуляемся… Хмель развеем…

Хорошо было этой теплой летней ночью. На собачьей площадке маячила пара знакомых собачников. Александр отпустил собак, подошел, поздоровался.

Курили не спеша. Били редких комаров да лениво переговаривались ни о чем. Кто чем кормит своих… Выдюжит ли «Динамо» до конца чемпионата… Есть ли жизнь на Марсе… Ни о чем, в общем…

-О, опять этот прется,- неприязненно бросил Борис, владелец боксера. – Не спится ему…

Оглянулись. К площадке подходил парень лет тридцати с мастиффом на поводке.

-А чего он?..

-Да ну его!..- махнул рукой Борис. – Вечно приключений на задницу ищет! И кобель у него такой же. Роки! Ко мне!- подозвал он своего питомца.

Парень встал в отдалении. Пес его в нетерпении рвался с длинного поводка, и хозяин его с трудом сдерживал.

-Добрый вечер!

-Добрый, добрый…

-Мужики, я своего отпущу погулять?

-Отпускай. Лишь бы опять в драку не полез, как в прошлый раз…- хмуро ответил Борис.

-Ой, да что ты!.. Подрались разок!.. У тебя ж тоже бойцовская, им драки нужны…

Парень подтягивал к себе мастиффа, чтобы спустить с поводка.

-А здесь и не бойцовских много,- заметил Сашка. – Им что, на заборы лезть? Ты, парень, гуляй в сторонке, раз сдержать собаку не можешь. Посадки большие, всем место хватит.

Машка, умудренная большим бродячим опытом, уже сидела у него между ног. Степка же с Гертой стояли на месте и настороженно смотрели на незнакомцев. Шерсть у Герты на загривке вздыбилась холмом. Еще один их приятель, меланхоличный дог Коган, сидел рядом и никаких реакций пока не проявлял.

-Чего это?..- не согласился пришлый. – Всю жизнь здесь гуляем! Не нравится - сам иди в другое место!- Но отстегивать карабин на ошейнике пока остерегался.

-Парень, не порти нам компанию,- опять подал голос Борис. – Ты же видишь- она у тебя в драку рвется! Не удержишь, не послушается она тебя… Порвет кого- нибудь… Или ее порвут…

-Что, зассали, что ли?- парень, похоже, начинал психовать.

-А мы что, убийц, что ли, растим? Друзей растим. За что ж ты свою-то так ненавидишь?- Сашка тоже начал «закипать». – Хочешь испытать, что они чувствуют? Дверью себе … прижми - поймешь. Или «омоновцу» в морду плюнь,- вспомнился ему Юркин совет. – Иди, парень, иди. Пожалей своего друга. Дай спокойно пообщаться…

Парень ушел. С матом в полголоса, с угрозами. И мастифф еще долго оглядывался на собратьев и пытался вернуться.

А общение у ребят больше не продолжилось. Докурили и разошлись.

ГЛАВА 8

«На Мира у аптеки №6 привязана собака уже три часа!

14-30…»

«Потерялась эрделька, Микки. Левое ухо висит. Очень прошу сообщить.

Страдают дети!

14-31…»

«Потеряшка» в Камышинске. Нужна помощь шифером, картоном, газетами. Мужские руки.

14-36…»

«По Барбюса, 47 в подвале ощенилась собака. Щенки красивые. Разберите, пока не пропали…

14-40…»

«Нужен сопровождающий от Трубного до ветлечебницы.

14-40…»

«Передержка. Стерилизация.

14-41…»

«В Екатеренбурге неизвестные отравили бездомных собак…»

Переключился на почту.

Адреса. Описание случаев. Просьбы. О, угрозы! А это кто? Новенький кто-то…

«Алекс, будьте осторожны. Мне кажется, ваши действия не в ладах с законом. Да и эти, ублюдки, тоже засуетились, судя по комментам на сайте»

Без подписи.

Ох уж мне эти тихие со-переживатели… «Ах, как это мерзко!»- и морду под одеяло, чтоб не видеть этой мерзости. Благодетели, мать вашу! Хоть бы не ныли под руку!..

Ладно… Что там Светка клянчит? «Картон, газеты…». Прицеп взять надо. Объеду мусорки в районе, в типографию заеду - к обеду у нее буду. Блин! Пашке про геркулес не перезвонил! Блин! Пьянки эти, командировки…

Настроение испортилось. Прислушался. Тишина. Жена спала.

Нечаянно звякнув дверцей, открыл сервант. Достал коньяк, приложился ненадолго к горлышку. Поставил все на прежнее место, закурил и открыл «косынку»: спать пора, надо расслабиться.

-Саш.- Голос за спиной заставил вздрогнуть.

-Господи! Ты меня заикой когда-нибудь сделаешь! Ты чего проснулась?- Сашка старался дышать в сторону. И вновь на всякий случай закурил.

-Саш, отдыхаем завтра…- Жена скривилась в зевке, прикрылась ладошкой. – Съездим за грибами? Дожди прошли…

-Съездим, конечно. Только к ребятам по пути заедем, ладно, Катюш? Ненадолго…

. . .

-Ребята! Куда сгружать?- высунулся Сашка из машины. Двигатель глох, поэтому он постоянно поддавливал на газ.

Подошел какой-то незнакомый парнишка с молотком в руках, заглянул в прицеп.

-Это во-он в тот сарай,- махнул он рукой. – Только Светлана Николаевна говорит: не надо уже, хватит картона…

-Ей вечно ничего не надо,- проворчал Александр, задом сдавая в ворота. –А потом ноет: где взять, где взять… В Караганде…

Все-таки промахнулся: левый фонарь задел за стойку и разлетелся на красно-желтые осколки.

Саня тяжело вздохнул, заглушил машину. Так, масть пошла… Чего б еще сломать?.. Заодно уж…

Волонтеры столпились вокруг прицепа, рассматривали повреждение.

-Ребята, разгружайте, у меня времени в обрез!- скомандовал Александр. – Где Светлана?

-В вольерах.

Света кормила нового питомца. Тот, оглянувшись на Саню, вновь уткнулся в чашку, рыча от жадности.

-Привет, Саш.- Светка обняла его, чмокнула в щеку. – Чего привез?

-Бумагу привез.- Он присел рядом с собакой, но гладить не решился: пусть поест спокойно. - Это откуда такой красавец?

-Славка привез. По трассе бегал. С ошейником… Видимо, бросили, надоел…

-А вдруг «бегунок»? Ищут сейчас, поди…

-Да мы объяву на сайте дали… Не объявится хозяин - пристраивать будем… Но я думаю - бросили… Вишь, тоща какая? С неделю, наверное, скитается… За неделю бы нашли, если б искали…

Света закрыла вольер.

-По кофе? Или чай?..

-Нет, Свет. Ехать надо, меня жена ждет.

-Где?- оглянулась Светлана.

-Да в лесу она! Грибы собирает. Выбросил ее здесь недалеко… Обещался через полчаса приехать… Свет,- голос его стал виноватым. – Я Пашке так и не позвонил. Забыл тогда…

-Да брось ты! Он сам прозвонился. Говорит: экспедитор бочки перепутал. Он рис прислал вместо овсянки.

-Ну, слава Богу. А то уж я здесь… А овсянку куда дели?

-Экспедитор забрал. Оставить хотел - я разоралась: куда нам эту гниль?..

Сашка шел рядом и кивал головой.

-Да, я тебе еще не говорила?..- Светлана обрадовано схватила его за руку. – Гришаев снова приезжал! Позавчера!

-Накой? Чего это он? Носа не показывал, а здесь аж через день!..

-Саша, деньги они нашли! И участок выделили! За Сосновкой! Только условие поставил: вольеры его знакомая фирма делать будет. И забор. Никому больше ничего не обещать! Однотипные, утвержденные…

-Ясненько… Выборы ж местные по осени… И копеечку терять не хочется…

-Я ему тоже говорила: сами сколотим, за каждый гвоздик отчитаемся… И деньги свободные остались бы… Ни в какую! Ладно, думаю, хрен с тобой, лишь бы помог…

-Там жить-то есть где? Вода?.. Тепло?..

-Не знаю, Саш,- Светка счастливо улыбалась. – Завтра с ним едем смотреть… Саш, первый раз помогают! Первый раз! Неужели что-то до их умишек доходить стало?..

-Посмотрим, посмотрим… Ты, главное, по жилье и воду узнай… Не в вольере же жить будешь…

Подошли к машине. Ребята уже сгрузили макулатуру. Девчушка- школьница подметала прицеп.

-Здрасьте, дядь Саша.

Александр кивнул в ответ, повернулся к Светлане.

-Про Е-бург ты заметку выложила? Откуда узнала?

-Саш, да ты будто на Луне живешь! По всем каналам уже прошло!.. Опять эти, хантердоги, отраву разбросали, поганцы! А-а, ты же в командировке был, не знаешь… Ну, и как командировка? Всех бандюков переловил?

-Всех, всех… Нормально. Нормальная у меня … командировка… На следующей неделе снова еду… Пока, Светлана. Удачи тебе…

Александр уехал.

ГЛАВА 9

-Они у меня хорошие ребята. Дружные. Машка, вот, у нас немного подкачала: трусиха. Слишком, видимо, жизнь побила. Но за своих уже заступается, тявкает! За Герту прячется, но тявкает!..

-Я бы тоже из-за Герты гавкал!- хихикнул Юрка, с трудом подцепил вилкой сопливый маринованный грибок. – Где ты такие грибы насобирал? В микроскоп разглядывать…

-Это у меня жонка спец по грибам. В пустыне отыщет! Мне б ее на трюфеля натаскать!..

Посмеялись. Подняли рюмки, чокнулись, выпили.

-Любит грибы собирать, хлебом не корми…

-Охотница «тихая»,- опять хохотнул Юрка. – Хантерша!

-Угу,- как-то разом помрачнел Сашка. –Хантерша…

Он специально затащил их к себе домой.

Неловко он себя чувствовал после того случая, у кафешки. Что-то неуловимо изменилось в отношениях с ребятами. Каждый день встречались на работе, выезжали на вызовы, общались. А будто черный котенок меж ними пробежал. Он только спустя некоторое время понял, в чем дело: ни о чем, кроме работы, они с ним не говорили. Между собой - о чем угодно! Но стоило ему встрять в разговор, как тот мгновенно переходил в рабочее русло. Куда это, к лешему, годится?

И сегодня, уже в конце работы, он попросил:

-Ребята, подождите…- Вот начал говорить - и сразу смутился. Оказывается, просить прощения - тоже, еще та штука! Стыдно, оказывается, просить прощение! Особенно, когда тебе за сорок… - Извините меня. Перепил, видимо… Извините меня.

Сережка уже одевал куртку - да так и замер на полдороге. И Юрка, складывающий в сейф папки с делами, тоже.

-…С кем не бывает… Сам не ожидал от себя такого… Давайте, посидим у меня сегодня.

Юрий очнулся, продолжил складирование.

-Брось, Сань… Что мы, не понимаем, что ли?..- буркнул он не оборачиваясь. - С нашей работой у кого хочешь крыша съедет.

-Это точно!- поддержал его Сергей и снял куртку. – А чего к тебе?.. Давай здесь!

Сашка развел руками: дескать, как знаете… И все смотрел на Юркину спину.

-Да у него хоть пожрать по- человечески можно… А здесь что?.. Опять сосисками закусывать?

Юрка закрыл сейф, выпрямился.

-Все, я готов.

Сережка опять принялся натягивать куртку, путаясь в рукавах…

Семейство Сашкино этим вечером в полном составе уехало с ночевками на дачу. Поэтому ребята долго не заморачивались: закупили спиртного с «довеском», чтобы потом не бегать за добавкой, ржаного хлеба - и все. И сели.

Герта фреккенбоковскими глазами смотрела на повеселевшую компанию и недовольно поводила влажным носом: накурено было - хоть топор вешай. Машка вертелась под столом в ожидании подачек. Степка мягкой пудовой гирей дремал на Сережкиных коленях. Сергею было неудобно, но он старался не тревожить щенка: чертовски приятно было гладить этот заснувший пушистый «коврик». Даже пилось как-то… без отвращения, что ли…

А Сашка опять извинялся перед ребятами. И ребята уже не раз перед ним винились за собак. Хорошо сидели.

Работал без звука телевизор. Варились пельмени в кастрюле. Табачный дым потихоньку вытягивался в открытое окно.

Как это часто случается в подобных компаниях, разговор невольно скатывался на работу. И прерывали друг друга, и одергивали («Мужики! Мы чего здесь собрались? Опять о работе лясы точить?») - все попусту! «Точили»! Не надоедало!

Сашка отошел к плите, помешал пельмени, добавил лаврушки.

Когда вернулся, Сережка досказывал Юрке:

-…Не, ежели на дно не заляжет - повяжут. У меня дружок, из Центрального, говорит: по Интернету его вычислили. У них сейчас целый отдел на сетях сидит, из хакеров бывших. А он шибко-то и не маскировался…

-Вы о чем?- Сашка, не садясь, разлил остатки по рюмкам, достал новую бутылку. – Пять минут еще потерпите… не доварилось малость…

-Да я про маньяка этого… Ну, что парнишек калечил…

Сашка недоуменно посмотрел на него.

-Да у нас ориентировка уже с месяц висит! Ну, ты даешь! Сидишь там, Сань, у себя, в бендежке, ни хрена не знаешь! Парень… или мужик… в маске… калечит… молодых ребят… За что, про что - никто не знает. И эти, покалеченные, молчат, как рыбы. «Не знаем, не знаем…» А тот уже с полгода по области колесит…

-А Интернет причем?- Сашка раскрыл бутылку, стал доливать в рюмки, а внутри - холод, холод, жуткий холод от чего-то страшного и неотвратимого!

-А-а, здесь-то и самая фишка!- поднял Сергей рюмку. – Будем! Иль подождем пельмени?

Юрка уже выпил, замотал отрицательно головой.

-Тогда - за нас! Давай, Сань!

Сергей выпил и продолжил:

-Он, дурак, в Сетях кое о чем обмолвился. И все! Засветился! Кирдык! Наши зацепились. Сейчас раскрутят… Раскрутят, никуда не денется!

-А разве можно вычислить, где живешь, по компьютеру?- у Сашки оставалась еще какая-то надежда, и он цеплялся за нее изо всех сил. – А вдруг он в Австралии живет?

Ребята от души рассмеялись.

-Ну, Сан, ты и «чайник»! Да хоть в Антарктиде! Пей давай!

И Сашка выпил.

. . .

«Алекс, тёзка! Исчезни на время, друже! Везде «флажки».

. . .

-Сколько здесь?- она осторожно взяла деньги.

-Десять тысяч. Весь отдел с премии сбросился,- Сашка мерил комнату шагами и курил.

-Врешь ты все,- растерянно сказала Светка. - Свои сгоношил… от семьи… Саш, не надо, а?- жалобно попросила она.

Он остановился. Прищурился и посмотрел на нее как-то зло, нехорошо.

-У тебя сколько сучек течных? Пять штук Славке дашь на бензин. И восемь сучек стерилизуешь. На восемь хватит… Все-таки полегче вздохнем…

Она не ответила. И даже голову опустила. Почему-то не хотелось ей смотреть в Сашкины глаза. У Сашки всегда другие глаза были. Не раненые.

-И вот еще… Просьба к тебе, Свет. Я сегодня снова в командировку еду. Бог ее знает, когда вернусь. Сохрани пока… Да не бойся ты!- он раскрыл конверт. – Не наркотики это! Видишь? Флешка! Дома хранить не хочу. Попадется еще жене на глаза… А я приеду - заберу, ладно?

Она неловко, той же рукой, что сжимала деньги, взяла конверт.

-Деньги я, тогда, в конверт положу…

-Я сказал: сохрани флешку! Спрячь куда-нибудь! А деньги - истрать! Что мне, самому сейчас Славке отдать? Я могу! Я и в ветеринарку могу заехать, стерилизацию проплачу заранее! Ты этого хочешь?

-Ладно, Саш, поняла я все. Не волнуйся. Все сделаю, как ты попросил,- сказала она.

Пусто у нее на душе было.

Поняла она: прощается Сашка.

ГЛАВА 10

Суд над уже бывшим капитаном МВД Александром Шелехом состоялся в конце ноября.

Обвинение боялось, что дело рассыплется еще до суда. Но шумиха, поднятая вокруг серийного садиста, вынуждала торопиться. Факты были налицо. Факты признавались обеими сторонами. Не было лишь побудительной причины. Но факты-то были! А причина… Мужиков он, может, ненавидит… В возрасте от 17 до 43 лет…

Его арестовали в начале осени.

Он признался во всех совершенных им преступлениях. Рассказывал долго и обстоятельно: как, где и когда это делал. Об одном только не сказал ни слова: почему…

Потерпевшие тоже об этом молчали. Все девять человек. И когда встречались с Александром на очных ставках или на следственных экспериментах, то отводили глаза в сторону.

Зал был полон.

Обвинение просило восемь лет.

Защита просила о снисхождении: безупречная служба, порядочный семьянин, хорошие отзывы соседей, друзей… Передовик с Доски почета. Икона.

Последнее слово Сашки показалось странным. Он признался во всем. И не попросил о снисхождении. И прощения у пострадавших не попросил. А они сидели здесь же, в зале, и не смотрели на своего изувера.

Напоследок он встретился с кем-то из толпы глазами и громко сказал:

-А письмо в конверте надо отправить. Там и адрес есть.

И сел. Наступила непонятная тишина.

Приговор гласил: 5 лет.

Защита заявила о подаче апелляции.

. . .

«Здравствуй, Саша.

Извини, что пишу в «личку». Ты сам как-то свой e-mail обозначил. Просто мне не к кому больше обратиться.

Сохрани, пожалуйста, данные, которые высылаю через свою хорошую знакомую. Лучше всего - на флешке. А в компьютере все сотри. И вообще - сотри, пожалуйста, всю нашу переписку. Если Бог даст - попрошу данные с флешки обратно. Верится, что Бог даст… Хотя бы через несколько лет…

Очень жаль, что так и не встретились никогда. И даже не знаем, кто где живет.

Предчувствие какое-то нехорошее меня гложет. Знаешь, как это у собак иногда бывает?.. Вот и со мной так. Да ты ещё предупредил…

А по поводу нашего вечного с тобой спора… Не может, Саша, быть оборотной стороны ни у зла, ни у добра. Демагогия все это. И зло наказуемо. И за добро воздастся. Я уже это проверял - перепроверял много раз. Для себя я все решил.

Все, заканчиваю.

Удачи! Жму лапу.

Алекс.

Р. S. А все-таки жаль, что так и не встретились, тезка.

P.P.S. Посмотри еще один ролик. Девчонки мои из «Потеряшки» нашли в Инете. http://tv.delfi.lv/video/ajidrrzm Смотри, Саша, смотри… Смотри, тезка…»

Сашка просмотрел прикрепленный к письму файл с данными. Затем нашел ролик. Включил. Заиграла музыка. И пошли кадры.

Ролик кончился. И снова автоматически запустился.

И кончился. И снова запустился.

И кончился. И запустился.

Шумно открылась дверь.

-Пап, это у тебя так громко играет?..- раздался за спиной голос дочери.

И следом - сын: -А тебе, мелкая, что, не нравится?..

Александр потушил экран. Не обернулся. Кашлянул несколько раз, выдавливая комок из горла.

-Ребятишки, где у нас сумка дорожная?

Молчание.

-Я сейчас в командировку уезжаю…- добавил он глухо.

-Ты чего это?.. Никогда же не ездил!

Дети замерли в дверях, ожидая ответа.

-Напарник у меня… заболел… Кому-то заканчивать надо начатое… И флешку вот… Дяде Юре отдайте, он разберется… Или дяде Серёже… Это по работе…

Отец, наконец-то, обернулся.

Два продолжения жизни настороженно смотрели на него. Вороное и русое. И следом, толкаясь в ногах, втиснулась хвостатая троица. И тоже выжидательно замерла на пороге.

-Езжай, пап.- Дашка впервые видела у отца слезы. – Справимся. Да, Степашка?- она с трудом подняла лохматого щенка.

-Чё ты, бать?.. Кончай! Дашка правильно говорит - справимся!- Сережка подхватил Марусю.

Герта же, не мигая, тревожно смотрела на хозяина.

-Эх, тезка, что ж ты наделал?!!- чуть не завыл от вселенской тоски Сашка.- По закону же все можно было сделать! По закону! По- человечески!..

Мутными блестящими глазами уставился на калечного счастливого Степку.

 

-Только как это: по-человечески?..

 

ЭХО ЖИЗНИ

Тревога - неясная, далекая - охватила его.

-С чего вдруг?.. Не может быть! Столько лет прошло! Померещилось…

Но тревога не уходила.

-Кому я понадобился? Ведь никого уже в живых не осталось! Никого!

Не верилось! Ни на мгновения не верилось! Не сотворил он ничего вечного!

Вспомнился тост друга на похоронах:

«Пока помним - он с нами…» Помним… Кому помнить-то?.. Эх… «Помним»…

И жил погано. И творил погано. Второпях всё, лишь бы, лишь бы… Лишь бы деньги были. Да читатели на полгода… Разовые все… Хоть бы кто перечитал повторно! А хвалили- то как, что ты!.. Не вечное у тебя выходило… на потребу… Гениальность - это когда тебя ПЕРЕЧИТЫВАТЬ хочется, а не листы из твоей книги в сортире выдирать. А ты: слава, почет… Тлен всё это…

-И всё же, кому я понадобился?

Он, волнуясь, осторожно посмотрел.

Девчушка лет пятнадцати сидела с ногами на диване и с упоением читала его первую, написанную в двадцать пять лет книгу. Единственную книгу, за которую ему никогда в жизни не было стыдно. Ни перед читателями. Ни перед собой. Ни перед Богом. Последующая мура смела ее из памяти всех, кто когда-то читал его «творчество».

А эта… Пра-пра-пра-внучка. Нашла. Из всей макулатуры пращура именно ее вытащила. Господи! Стыдно-то как! Она же и следующее попробует читать, весь этот хлам!

-Лети,- сказали ему ласково за спиной. - Лети. Не все ты плохо в жизни делал. Не всегда паскудничал. Видишь?- воздалось…

Он замер на миг, не веря своему счастью. Затем осторожно расправил крылья, вспорхнул и невидимо опустился на правое плечо своей пра-пра-пра-внучки.

 

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/