Глава I
Предрасположеннось. Музыкальные предпочтения. Высоцкий.

Я необычный бард. В авторской песне меня не интересуют политика, социальные проблемы, даже сатира и юмор. Словом то, без чегожанр немыслим. Юморлюблюотдельно.В песнях он для меня перестаёт быть смешным. Сатира? Никогда не занимали проблемы, связанные с социальной направленностью, политикой. Может потому, что я никогда этого на себе не ощущал. А может быть попросту не понимал?

С самого раннего возраста меня привлекали звуки гитары, а также интересная и приятная музыка. Когда-то давно кто-то из родственников по отцовской линии сообщил мне, что среди наших предков было несколько поколений ремесленников, изготавливающих струнные музыкальные инструменты. Отсюда, якобы, моя фамилия, состоящая из двух турецких слов – «тар»(музыкальный струнный инструмент) и «верди»(делать).Раз делали, значит умели пользоваться. Отсюда моя возможная генетическая предрасположенность к указанной сфере деятельности. Подтверждение тому – хорошая память на мелодии из многочисленных фильмов, мелодически приятные для меня отрывки из классических симфоний, а на песни и не перечесть. И из бардов отдавал предпочтение исключительно мелодистам: Клячкину, Никитину, Берковскому, Иващенко, Васильеву, Ланцбергу, Устинову и др. Что касается песен остальных, то из них более всего нравились с приятными мелодическими оттенками.

Исключениембыл Высоцкий, первый услышанный мною бард. Во второй половине 60-х годов прошлого века по стране «ходили» магнитофонные плёнки с его песнями. Мы с мальчишками их слушали тайком, опасаясь гнева наших «правильных» родителей. Вернее отцов, ибо отцы были военными, разумеется, коммунистами (забыл упомянуть, что жил я тогда на юге Армении в небольшом военном гарнизоне и отец мой был пограничником).Я, максималистки настроенный подросток, был «на стороне Высоцкого» в пику этим людям, почему-то неприязненно относящимся к поэту. Как-то я сказал что-то при отце и его сослуживце про Высоцкого и на меня наорали. Такие вот были пламенные приверженцы директив партии и правительства. Хотяя знал, что и они тайком его слушают. Немного позже я увидел артиста в фильме «Вертикаль» и услышал его альпинисткие песни.Меня, подростка, поначалу привлекала необычность феномена Высоцкого. Как следует послушав его в дальнейшем, я почувствовал к нему тягу. Почему, до сих пор объяснить не могу. Просто тянуло и всё. Было то, чего я не в состоянии выразить словами. До знания песен Высоцкого я спокойно реагировал на звучащую вокруг меня музыку. Воспринимал как данность. Есть и есть. А тут появилось внутреннее безотчётное чувство. Настоящее.О своём появившемся пристрастии я никому не говорил, ни с кем не делился. Наверное потому, что «настоящее», как правило, не афишируется. Афишируется то, чего нет, но очень хочется. Трус хвастается своим «героизмом». Ничтожество своей «значительностью» и т.д. Идёт как бы компенсация того, чего нет в действительности.

Короче говоря, я«заболел» авторской песней и болею до сих пор. При других жизненных обстоятельствах я, возможно, стал бы музыкантом. Может быть и неплохим. Но судьба распорядилась иначе.

Глава II
Начало. Обучение игре на гитаре.

Я чувствовал, что рано или поздно возьмусь за гитару.В то время семиструнные инструменты имели такое же распространение как сейчас шестиструнные.И стоили они недорого. За 13 рублей можно было купить достаточно приличнуювещь. Но молодёжь вроде нассемиструнный строй не привлекал. Существовало в нашем кругу странное мнение, что Высоцкий пользуется шестиструнной гитарой (может быть из-за его необычности?). Да и магия музыки «Битлз» тогда сказывалась. Я считаю, что мои любимые «битлы» сильно приложили, сами того не ведая, руку к тому, что люди в нашей стране почти перестали пользоваться таким прекрасным инструментом как русская семиструнная гитара с соль-мажорным строем. Мыубирали верхнюю струну и настраивали оставшиеся шесть на испанский строй - ми, си, соль, ре, ля, ми…

В год моегоокончания школы (1969-й)нас навестил муж моей тёти, тоже военный. Дядя Саша привёз мне гитару. Обыкновенную семиструнку. Верхняя струна тут же была ослаблена, заведена за гриф и закреплена там спичкой. Я стал учиться играть. Дело это было крайне трудное, ибо никаких руководств в библиотеке пограничного городка, равно как и города Арташата, где дислоцировалась наша часть, не было. В журнале «Наука и жизнь», который выписываланаша семья, было, правда, опубликовано несколько уроков гитарного аккомпанемента, в том числе к романсу И.Тургенева «Утро туманное». Но там объяснения былисвязаны с нотами, в которых я не разбирался. И дело не пошло.

Наконец, кто-то показал мне аккорд, который стал для меня первым, ля минор. Я брал его поначалу неправильно. Некому было подсказать и я потом долго отвыкал от приобретённой привычки. Далее эмпирически, а также через «знающих пацанов» я освоил ля мажор, ми мажор и ре минор. И с упоением «гонял» их снизу-вверх – ре минор, ля минор, ми мажор, ля минор, ля мажор и – по-новой. Ум-па, ум-па, ум-па, ум-па… Я называл это «цыганочкой». Позже выяснилось, что это и была простейшая «цыганочка». Этого оказалось достаточно для подбирания аккомпанемента к ранним песням Высоцкого. И я со страстью маньяка переписывал слова песен и учил, учил, учил! Постепенно я убедился, что пяти аккордов не всегда хватает, начал уже что-то чувствовать. Мой багаж пополнился ещё двумя – соль мажором и до мажором. Я выучил «всего» раннего Высоцкого. По крайней мере то, что было на попавших к нам магнитофонных плёнках.

Тогда же вышел фильм «Бриллиантовая рука». И я освоил ещё одну песню, надолго вошедшую в мой репертуар – «Остров невезения», блистательно исполненную А.Мироновым. Песня мелодичная, богатая оттенками, а аккордов для аккомпанемента всего пять. Конечно, игра моя была ещё очень бедна, я не мог пока брать баррэ, не знал аккордовых значков, но начало было положено. Внутри было тихое ликование от предстоящего познания.

Глава III
Переезд в Казань. Юрий Кукин. Постепенное знакомство с творчеством других бардов.

В 1970 году я переехал в Казань для поступления в Казанский университет. Началась новая жизнь в моей бардовской биографии. Я часто проводил время у своих двоюродных братьев, учившихся в авиационном институте и живших в общежитии. Там я испытал новое потрясение – услышал записи с выступлений Юрия Кукина. «Таёжно-дорожные» песни показались мне симпатичнее социальной направленности Высоцкого. Негромкий спокойный голос, доверительная интоннация – это больше импонировало моей натуре.

Времени у студенческой молодости много и я запоем разучивал песни Кукина. Правая рука стала «богаче» - я использовал не только «ум-па, ум-па», но и различные броски, переборы, до автоматизма отработал «восьмёрку».

Кукина я выучил много. Потом последовали другие открытия - Вахнюк, Вихорев, Визбор, Боков, Клячкин, Городницкий… Казань город студенческий, молодёжный, традиции авторской песни здесь аж с 60-х годов ХХ века, организация в этом отношении была всегда хорошая, «не наших» классиков принимали всей душой, поэтому они охотно к нам приезжали и я постоянно этим «подпитывался». Как губка впитывал всю эту прелесть.

Глава IV
Леонид Сергеев. Первые попытки «сочинительства». Центры авторской песни в Казани. Сергей Никитин.

В том же 1970 году я познакомился с Леонидом Сергеевым. Теперь он известный всей стране бард, поэт, журналист. Мы оказались в одной группе вечернего отделения историко-филологического факультета КГУ, единственными ровесниками среди рабочих людей и недавних военнослужащих. Быстро выяснилась общность наших вкусови интересов.

Я активно делился с ним мыслями об авторской песне,исполнял ему песни Кукина, показывал гитарные аккорды и он, в отличие от меня, сразу стал сочинять. Давалась «бардовская наука» ему значительно легче, чем мне. За его спиной была музыкальная школа. Сам он был, да и, слава Богу, остаётся человеком очень талантливым. Ещё у него был хорошо поставленный голос. И присущая мне зажатость отсутствовала напрочь.

В отличие от меня с моей тягой к гитарному звучанию, он признавал только принцип. Помнится, долгое время, пока не научился ещё прилично играть, он аккорд «соль мажор» брал так – прижимал первую струну одним пальцем на третьем ладу и… всё. Главное в творчестве для него всегда были сатира, юмор, социальная заострённость. Хотя на первых порах, возможно под моим влиянием, он сочинял и лирические песни с «народным» уклоном (любители должны помнить его «За рекою где-то…»).

К этому времени относятся и мои первые попытки сочинительства. Мне с самого начала было ясно, что я не склонен к поэтическому творчеству. И с того времени, и до сих пор я пишу песни на чужие стихи. Первые песни, понятное дело, были сочинены на Лёнины стихи. Мы с ним с самого начала стали относиться к двум разным категориям авторов - пишущих на чужие стихи и на свои. Давно это было, ни одной из тех песен я не оставил в своём репертуаре, считая их незрелыми, школярскими. И не только их. На меня нашло, как Лёня говорил, «песненедержание». Я писал «лишь бы писать». Как правило, сначала появлялась мелодия. Потом шли поиски стихов, подходящих по размеру и ритму. Иногда их я находил в поэтических сборниках и журналах. Случалось, я просил кого-нибудь сочинить на «рыбу», дававшую представление о размере и ритме. Доходило до смешного – одна мелодия, мне очень нравившаяся, подошла к стихам, напечатанным в газете. Что-то про передовиков в тяжёлой промышленности, там фигурировали трактора, высокие обязательства и т.д.

Мы с Лёней ходили тогда в казанский Дом учителя на улице Профсоюзной (теперь там синагога).Он был в то время настоящей «Меккой» авторской песни Казани. Кого мы только там не слушали. Муравьёв, Боков, Визбор, Вихорев, Вахнюк… Вторым центром являлось здание КАИ на площади Свободы. Я помню испытанный там мною шок от концерта Сергея Никитина. Такой игры на гитаре я до сих пор не встречал!Интриговал интересный соль минорный строй его семиструнной гитары. И, конечно, мне бесконечно был приятен его мелодизм. И ещё – я почувствовал себя ничтожеством, а свои песни – жалкой потугой на творчество. Были даже мысли оставить это дело. Так же наверное чувствовали себя в своё время скрипачи, впервые услышавшие Паганини.

Лёня же продолжал сочинять в своём ключе. Уже тогда появились его «гусарские» песни, пародии на различные сферы человеческой жизни. Параллельно с этим он часто выступал в самодеятельности на различных вечерах и в концертах. Я же от всего этого стоял в стороне в силу своей зажатости и стеснительности. Так у меня продолжалось довольно долго.

Глава V
Работа в центральном музее Казани. Переезд в Ереван. Семиструнная гитара. Возвращение в Казань. Новое обретение «шестиструнки».

После университета я стал работать в центральном музее Казани (тогда он назывался Государственным музеем ТАССР). Это было в 1975 году. Лёню же «оставили» в КГУ в комитете комсомола заведовать культмассовой работой. Там он долго работать не стал в силу неопределённости– работа то есть, то нет. Он перешёл в «многотиражку» швейной фабрики № 4 (рядом с Петропавловским собором). Потом – в редакцию созданной в это время «Вечерней Казани». Началась его активная творческая и общественная деятельность: Грушинский фестиваль, передача по ЦТ «Весёлые ребята», активное концертирование и т.д.

Мой репертуар в это время был уже довольно значителен. Он пополнился песнями на стихи Р.Бернса, Н.Рубцова. Сборники их произведений были подарены мне Лёней. Я открыл для себя также Д.Кедрина, Ю.Левитанского и других поэтов так называемого фронтового поколения. До сих пор люблю их стихи за необыкновенный лиризм, мудрость и абсолютную незаидеологизированность, если можно так выразиться.

В 1979 году семейные обстоятельства вынудили меня уехать в Ереван к родителям. Там я с семьёй прожил 6 лет. Первый год проработал по специальности в музее «Эребуни», затем из-за нехватки денег ушёл на завод «Ереван-кабель». Это время связано у меня с переходом к игре на семиструнной гитаре. Сказались и ностальгия по России и давний интерес к «семиструнке» - инструменту, которым в большинстве своём пользовались классики жанра – Анчаров, Галич, Высоцкий, Окуджава, Визбор… Пожалуй из «китов» только Дольский пользовался шестистрункой. В Арменииу меня было две страсти – чтение и песенное творчество. Там я овладел, исходя из простой логики, начатками нотной грамоты, постепенно привык к «значкам», обозначающим гитарные аккорды. К репертуару моему там же добавились многочисленные песни различных авторов, таких как Ким, Ланцберг, Городницкий и много песен собственного сочинения.

В 1986 году я с семьёй вернулся в Казань и вновь стал работать в своём родном музее. Так получилось, что некоторая уже искушённость в нотной грамоте «вернула» меня к шестиструнной гитаре. Информации по ней было больше.Простого аккомпанемента стало мне мало и я большее внимание обратил на «инструменталку». Придумал такую штуку – каждый день разучивал один такт какой-либо гитарной пьесы. На следующий день «присоединял» к нему второй и т.д. За месяц получалось одно более или менее значительное произведение.

Глава VI
Первые публичные выступления. Концертная деятельность. Неудавшиеся попытки записать свои песни.

К этому времени относятся мои первые публичные выступления. Сотрудница массового отдела музея, Марина Куртовна Лоренц, узнав о моём пристрастии к авторской песне, настояла на подготовке лекции на эту тему. Я поначалу отнекивался, ибо жанр никакого отношения не имел ни к краеведению, ни вообще к музейному делу. Да и что греха таить – боялся. Но Марина Куртовна меня «дожала», за что я ей бесконечно благодарен. Нас тогда часто посылали с лекциями в школы, различные учреждения, так что практики у меня было много и я постепенно привык, «боязнь публики» исчезла. Несколько позже меня стал постоянно приглашать в Центр дневного пребывания пенсионеров и инвалидов один из его руководителей, замечательный человек, энтузиаст своего дела Эльмас Ахметович Галеев. Практика концертирования стала постоянной. Одновременно я устраивал небольшие концерты, где пел исключительно свои песни – на работе, в библиотеках, открывшемся позже Доме В.Аксёнова при любезном содействии её директора Ирины Александровны Аксёновой. Да, ещё хорошая практика была при сотрудничестве с музеем им.М.Джалиля. Мы с её сотрудниками подготовили программу «Письмо» по стихам поэта-героя, где я исполнял песни по военной тематике. С этой программой мы объездили всю Казань, побывали во многих районах Татарии и один раз даже съездили в Екатеринбург. К нам периодически присоединялись артисты и певцы. Самым стабильным из них был народный артист республики Эмиль Усманович Залялетдинов. Поездки были очень интересными и насыщенными. Они уже в прошлом, но вспоминаются с удовольствием.

Нельзя не упомянуть про концертную деятельность с детским поэтом Иосифом Хапчиком. Он организовывал наши выступления в различных школах Казани. За это нам неплохо платили. Потом, бывало, мне звонили отдельно и приглашали ещё выступить. Сейчас эта практика тоже в прошлом.

Отдельно хочется сказать про первые записи своих песен. Как любому творческому человеку, мне хотелось «оставить след». Первую нашусовместную с Лёней Сергеевым запись на катушечном магнитофоне сделал однокурсник Валерий Центовский, когда мы ещё учились. Примерно в это же время нас записал одногруппник Владимир Алёхин. Отдельные записи моих песен делали Володя Дергунов и мой хороший друг Виталий Мусин. Последний всячески поощрял меня на моём «бардовском» пути, знакомил с интересной информацией. Когда мы жили в Ереване, он прислал мне плёнки с записями концертов Кима, Клячкина, Городницкого, Ланцберга.

Но так сложилось, что моей кассеты, а позже диска так до сих пор и не вышло. Хотя слушатели неоднократно про них спрашивали.

Глава VII
Передачи на радио «Волга». Работа над статьёй о 40-летии авторской песни в Казани с М.Мелентьевым. Возвращение к семиструнной гитаре. Болезнь пальцев и их лечение. Запись песен нотами и через диктофон.

На рубеже 19-20 веков мне предложили на радио «Волга» вести передачи об авторской песне. Я с большим интересом взялся за работу, назвал её «Авторская песня от «а» до «я»». Мне хорошо помогал Валерий Мустафин, делая запись и снабжая материалом. Передача шла около двух лет и прекратилась из-за проблем с финансированием.

В 2006-м году отмечалось 40-летие авторской песнив Казани. К этому событию я совместно с Михаилом Мелентьевым, ныне покойным, написал об этом статью. Миша, тогда общественный деятель и председатель «Общества славянской культуры», что называется, «стоял у истоков». Мы с ним набирали водки, закуски, я включал диктофон и мы начинали разговаривать. С завершением спиртного, когда речь становилась бессвязной, мы беседу останавливали. Так продолжалось несколько раз. Затем я всё это перепечатал с диктофона и отредактировал. Далее по тексту мы подобрали фотографии и при дружеском содействии главного редактора журнала «Казань» Юрия Анатольевича Балашова статью скомпоновали окончательно. Она вышла вовремя и получилась, на мой взгляд, неплохой. Понятное дело, мы с Мишей это дело отметили. Ему так понравилось наше «творчество», что он предложил заняться историей джаза в Казани. Возможно, если бы нам хватило здоровья, мы бы осуществили иэтот проект.

Во время работы над статьёй я снова «свернул» к семиструнной гитаре. Здесь имел место «Его Величество случай». Пошёл покупать шестиструнную, а денег не хватило. Я не имел тогда понятия о расценках. Желание же купить было настолько сильным, что на имеющуюся сумму я купил семиструнную гитару плюс чехол к ней и ремень для подвешивания.

Хотелось ещё познакомиться с соль-минорным строем, которым пользуются С.Никитин и Ю.Устинов. Из Интернета я узнал, что это старинный цыганский строй. Я некоторое время им пользовался, но в конце-концов вернулся к своему родному соль-мажорному. Так мне было удобнее. И так остаётся до сих пор.

Но жонглирование строями вышло мне боком. Я «заиграл» себе пальцы. Люди знающие сказали, что это остеохондроз, характерный для машинисток, пианистов и струнников. Прижмёшь пальцем струну и как током ударит. Хоть плачь. Мне помог мой товарищ со студенческих лет, Ирина Заботина, сведущая в народной медицине. Я получил от неё две пачки обработанных трав с напутствием – первую пачку употребить так – каждый вечер заливать кипятком одну треть чайной ложки. Утром этот отвар выпивать и заваривать следующий, чтобы выпить его вечером. И так, пока пачка не кончится. После этого ничего не делать месяца полтора-два. Чтобы организм отдохнул. Затем вторую пачку трое суток настаивать в водке. После этого пить по одной столовой ложке за полчаса до еды.

Поначалу я недоверчиво отнёсся к этому травному лечению. В сутки треть чайной ложечки… Неужели поможет? Помогло. Так я на себе испытал действенность народной медицины.

Лет десять назад я задумался над тем, что песен написано уже много, а я, кроме небольших эпизодических записей, которые к тому же у меня не сохранились, никак их не зафиксировал. Песен было написано к тому времени около 300. Без практики они стали забываться. Стало жалко. Пришло, видимо, время собирать камни. И я стал записывать в большие тетради нотами то, что запомнил. Некоторое время я подрабатывал сторожем в Центре Детского туризма рядом со своим домом и, коротая время, занимался «сбором камней». Записал то, что вспомнил – около 100 песен. Получилось 4 большие тетради. Параллельно я через компьютерную программу сделал аудио-запись. Происходило это так – я записывал песню на диктофон, диктофон подключал к программе на компьютере и получался музыкальный файл. Так, слава Богу, я сохранил часть своих песен.

Заключение

Немного о творчестве. Мысли и выводы

Распространяться о том, как песни писались, не буду. Это уже творческая кухня, никому не интересная. Общего принципа здесь быть не может, поскольку каждый бард сочиняет по-своему. Скажу только, что когда внутри тебя появляется чувство, что вот «эта» зацепочка стоит внимания, что она – основа, от которой всё «пойдёт», ну… словами не передать! В фильме «Такси-блюз» персонаж, которого играет П.Мамонов, говорит, что он разговаривает с Богом. Вот именно – волшебное чувство в творческом процессе, когда «пошло», это именно разговор с Богом. И тут уже забываешь про время, больные пальцы…

Но просто так, конечно, Муза к тебе не придёт. Надо пахать, искать, думать. Нередко долгий процесс безрезультатен. Бывает, что сделаешь вроде хорошо, «всё как у людей» - а не то! И злость, досада. Бедная моя жена, сколько она мата услышала. Но когда «то», все мучения забываются, уходят и, Господи, какое счастье!

Теперь хочу сказать о своих мыслях по поводу авторской песни. «Их есть у меня», как говорят в Одессе. Всё-таки в этом соку я варюсь свыше 40 лет.

Итак. Мне кажется, что примерно с конца 50-х годов прошлого века складывались и постепенно сложились в нашей стране четыре стереотипа в отношении жанра.

Первый – художественная самодеятельность. Второй – «диссиденты и антисоветчики». Третий– «туристы и альпинисты». И четвёртый – песенное творчество российской городской интеллигенции.

Это – четыре правды, соглашаться или не соглашаться с которыми – личное дело каждого. Я могу поспорить только с первыми тремя.

Художественная самодеятельность – да. Большинство бардов не профессионалы в этой сфере. Но разве С.Никитин, А.Дольский с их высоким профессионализмом это художественная самодеятельность?!

Дальше. Диссиденты и антисоветчики. Есть такое. Первое поколение наших классиков изрядно пострадали от Советской власти и имели основание её не любить. Но были и другие хорошие барды и поэты, руками и ногами голосующие за советский строй с его успехами в стройках, спорте, космосе, победой в Великой Отечественной войне. Самые известные – М.Ножкин и Б.Вахнюк.

Туристы и альпинисты. Самый популярный стереотип. Авторскую песню нередко даже называют «туристской». Костры, палатки, гитары, «если друг оказался вдруг…», «посидим с товарищами у костра…», «изгиб гитары жёлтой…» и т.д. Но вот что-то не могу я представить себе А.Галича, эдакого аристократа и бонвивана, с рюкзаком за плечами сидящего на плоту при каком-либо сплаве. Не могу представить также Б.Окуджаву, штурмующего горные вершины. В.Высоцкий не разу не был на Грушинском фестивале и нимало от этого не огорчался.

А вот против «поющей интеллигенции» я никаких возражений не нахожу. Это те песни, которые, на мой взгляд, пропитаны ментальностью этого социального слоя. Яркий пример – песня из кинофильма «Ирония судьбы или с лёгким паром», где звучат слова: «Со мною вот что происходит: ко мне мой старый друг не ходит, а ходят в праздной суете разнообразные – не те». Таким образом выражать свои мысли может только наш российский интеллигент. Человек рабочий или военный про одиночество сказал бы по-другому. И что интересно – авторы песни не барды. Профессиональные композитор и поэт М.Таривердиев и Е.Евтушенко. Парадоксально, что большинство песен, написанных бардами, не бардовские, потому что упомянутую ментальность не передают. Например, стилизации Высоцкого, Кима, Никитина, Сергеева и др. Насчёт «большинства» ручаюсь. Я давно к этому приглядывался.

Истоки жанра, на мой взгляд, уходят к «нашему всему» А.С.Пушкину, который впервые в русской поэзии ввёл в свои произведения разговорные интоннации образованных людей. Через сто с лишним лет А.Н.Вертинский то же самое проделал в отношении своих романсов. Эстафету продолжило первое поколение бардов – М.Анчаров, А.Галич и др. Вообще я считаю этих людей подвижниками, которые всегда для меня будут самыми главными, непревзойдёнными. Они за своё творчество платили нервами, инфарктами, трудной, а порой и трагической судьбой.

Для более поздних поколений жанр стал просто любимым увлечением, хобби. Вовсю пошёл работать «человеческий фактор». Б.Окуджава как-то сказал, что авторская песня умерла. Я долго не мог понять – почему. Ведь пока будет существовать человеческое общество, всегда будут существовать её «мозги» - интеллигенция, со всему её особенностями. Теперь я, кажется, понял, что имел в виду Булат Шалвович. Первое поколение пробудило любовь к поющимся стихам, что в свою очередь породило популярность и привело к популяризации. Последняя всегда шла рядом с обесцениванием. Хочу кощунственно сказать – авторскую песню губят фестивали, слёты, конкурсы с их жюри, призами. А здесь и деньги, и грызня и т.д. Для меня единственно приемлемая форма публичного выступления – концерт одного барда, когда «доходит» до зрителя его личность, специфика его творчества. Такое было, когда начинали они, первые…

Не могу сказать, что завершаю эти заметки на оптимистической ноте, но так уж получилось. Не могу сказать также, что остальное – в моих песнях. Стихов, как помнит читатель, я не пишу. Чужие стихи «пишут» меня.

Октябрь-ноябрь 2013 г.