КОРОЛЕВА

НА ОЗЕРЕ СВЕТЛОМ

На озере светлом, на озере чистом

Блики солнца играли на песке золотистом,

И ветер ласкал в ве́твях листву,

И птицы в лесу пели песню свою.

Под небом огромным, под небом лазурным

Радость моя, печальна, премудра,

Сидела задумчиво на берегу,

Храня в сердце грусть нераздельно свою.

Красива, прелестна, длинны волосы тёмные,

Платье прекрасное, образ ангельский скромный.

О чем ты грустишь, солнце мое?

О чем всё печалится сердце твое?

Отрешённо посмотришь на озёрные воды,

Что та́к глубоки и темны пред восходом,

Ясны́ и прозрачны в свете дневном,

Нежны́ и теплы́ в закате пред сном;

Проникнешь ты взором в глубины воды

И тихо прошепчешь, спросишь у них:

О прошлом, былом, о настоящем,

О том, что грядёт, о предстоящем.

Поднимешь ты очи к небу высокому,

Чистому, солнечному, и одинокому,

Что сиянья исполнено в но́чи тёмные звёздные,

Что затянуто тучами в дни ненастья и осени.

Ты моя нежность и ты моё солнце,

Ты радости лучик, как в темнице оконце!

Чем же печальна, ангел ты мой?

От чего так грустишь, мне тайну открой.

Ты тихо прошепчешь, что-то заметив:

«– Кто здесь? Я слышала голос, словно сквозь ветер!»

– Ты права, ты права. О, как ты права!

Я ветер, лишь ветер, что ласкает тебя!

Бесплотный, прозрачный, дуновение воздуха,

Из пустоты и мечты невидимым созданный,

Я ветер, лишь ветер, я рядом с тобой;

Я, только я, вижу образ здесь твой:

Как часто приходишь ты к берегу этому,

Сидишь и грустишь у воды, ибо некому

Понять и постигнуть тревогу твою.

В исстрадавшемся сердце боль прячешь свою.

«– Кто это? Кто здесь?!.. – шепчешь ты снова, –

Я слышу как будто чей-то голос знакомый!..»

– Я ветер, я ветер, что ласкает тебя,

Твои волосы треплет, тихо, любя;

Колышет листочки, ветви, траву,

Как часто ты слышишь песню мою!

Открой же мне тайну, поведай мне правду,

Почему ты страдаешь? От чего так несчастна?

Я ветер, я ветер, пустой и бесплотный,

Парящий над озером, глубоким, бездонным.

Я, только я, рядом с тобой,

Я, только я, вижу образ здесь твой.

О как часто я зде́сь любуюсь тобою,

Печальным лицом, красотой неземною,

Волнистых волос длинным тёмным каскадом,

Фигурой античной Афины Паллады.

Как осторожно я тебя обнимал,

Слезу со щеки твое́й отирал.

Когда не было сил и пределу печали,

Когда очи твои к небу взывали,

Я страдал, я рыдал, что бесплотен и пуст,

Что слова не слышны из призрачных уст,

И не в силах тебя я крепко обнять.

Ветер, лишь ветер… Что может он дать?!..

Нет, ты не видела меня, невозможно

Увидеть, услышать лишь ветер свободный,

Но я здесь, я повсюду, я рядом с тобой,

Я тобой лишь живу, ангел ты мой!

И летом цветущим, и холодной зимою,

И тёплой весной, шумной талой водою,

И осенью золотом, дождливым ненастьем,

Я листья кружил порывами страсти.

Но ты всё сидела, печальна, бледна,

На береге этом, одна, лишь одна.

Деревья в лесу возвышались во мраке.

Своды ветвей, как чудовищей лапы.

И я обнимал тебя, целовал,

И листья осенние над озером гнал…

«– Кто же ты? Кто?.. – шепчешь ты снова, –

Я вновь слышу голос, как будто знакомый!..»

– Да, моё солнце! Да, моя радость!

Я ветер бесплотный, и плакать не надо.

Я здесь, только здесь, всегда́ буду рядом.

Я буду ласкать тебя любящим взглядом.

И ты не увидишь меня никогда,

Но я́ буду здесь, с тобою, всегда.

И капель холодных проливного дождя,

Нам, как и слез, не счесть никогда…

 

 

2007

СТРАННИК

Капли дождя на бледных ладонях…

Вдыхая туманы суровых небес,

Скиталец дремучих лесов не потонет

Во мраке, где голос хрустальный исчез.

 

Ступая по влажной траве пожелтевшей,

Взирая во тьму тяжким взглядом без слёз,

Он видел лишь холод, повсюду облекший

Отроги и горы в туманы из грёз...

 

В виденьях его под пасмурным небом

Густые леса скрывали холмы.

Забывшим надежду отчаянья пленом

Иллюзии были в уме рождены.

 

Но стоило лишь растворить ему веки,

Подъять величаво руку свою,

И властный сей жест поворачивал реки,

Творил чудеса, воплощая мечту.

 

Он был лишь скитальцем в лесах бесконечных,

Отшельником гор и утёсов навек.

Он знал, что от жизни можно отречься.

Владея могуществом, он был человек.

 

Не ведал о нём ни единый из смертных.

Он был словно призрак, ушедший во тьму.

Чудотворец-отшельник (позабытый, наверно,

И жизнью, и небом) обрёл пустоту.

 

Он шёл сквозь миры, которые создал

Лишь жестом руки, лишь мыслью простой;

И жадно вдыхая таинственный воздух,

Глядел в беспредельность с надеждой одной.

 

Он слышал во мраке голос хрустальный,

Ангельский зов и эхо мечты.

Из хвойных лесов сквозь туман нереальный

Летела обрывисто песнь чрез дожди.

 

Он знал совершенно, что голос прекрасный

Не был им создан и не слышан никем.

Он ждал и искал сей голос... Несчастный!

Не ведал он сам почему и зачем.

 

Он знал совершенно, что голос хрустальный

Живёт лишь в мирах, создаваемых им.

Но мог ли найти его странник несчастный,

Хотя бы узреть силуэт среди мглы?..

 

Он падал на землю в отчаяньи чёрном,

Рыдал и кричал, взывая к судьбе.

В озёрную гладь к глубинам покорным,

К отражению гор, содрогаясь, молил…

 

Но голос хрустальный, девичье пенье,

Удалялся тем дальше, чем дальше он шёл.

Создавая бесцельно миров бесконечность,

Он впал лишь в забвенье и стал отрешён.

 

Он сел в полумраке, средь сосен и елей.

Его взгляд помутнел и лик помрачнел.

И голос хрустальный, подобный свирели,

Растаял вдали… а туман опустел.

 

Скиталец остался сидеть неподвижно.

Холодные слёзы текли по лицу…

Каскады волос свисали погибших…

Он умер… бессмысленно глядя во тьму.

 

2004

БЕЗУМЦЫ

 

Июльским ослепительным днём мы с тобою бежим,

По улицам города, средь шумных дорог,

Средь высоких домов,

Под солнцем жарким куда-то спешим,

Смеясь и болтая,

Не жалея друг для друга ласковых слов.

Бежим мы по городу –

Я и ты –

Средь бессчётных прохожих, среди суеты,

По проспекту летнему жаркому,

В тени зелёных бульваров,

По асфальту раскалённому тротуаров,

Под солнцем жарким летних дорог,

В шуме машин, проезжающих мимо,

Средь трамвайного звона, под треск проводов…

В суете больших магазинов…

В тишине старых угрюмых дворов,

Спасаясь от зноя

В тёмных подъездах домов

В прохладе каменных лестниц и этажей,

У окна,

За которым шумят тополя,

Наедине оставаясь с тобою,

Я обнимаю тебя,

Сквозь летнее платье чувствуя нежный твой стан,

Те́ла мягкую близость,

Я целую тебя,

Безмолвно веки сомкнув,

Лицом ощущая шёлк твоих дивных волос,

Шёпот блаженный слыша сладостный твой…

…И тотчас, сорвавшись, снова бежать,

С тобою бежать,

По городу шумному,

Сквозь дневной зной,

Под радостным солнцем, под деревьев листвой,

В снегопаде тополиного пуха…

Смеяться, болтать, и кричать в небеса, в пустоту

Высоких прекрасных чистых небес,

Где обрывки прозрачных смешных облаков

Улыбаются нам неподвижно.

И видеть долгожданное счастье на лице на твоём,

И чувствовать радость, что наполнила сердце.

И вечер когда неизбежно сойдет

На город уставший от летнего солнца,

Закат обагрит лики старых домов и долгих дорог, –

Мы будем идти вдоль шоссе,

Взявшись за руки,

Навстречу мечте двух счастливых безумцев.

И пусть в ту минуту благословит нас сам бог,

Один понимающий наши странные чувства.

 

 

2008

В УТРЕННЕМ НЕБЕ

(Томление ангела)

 

 

Когда в утреннем небе, упоённом рассветом,

В необъятных просторах его синевы

Крикнет первая птица, парящая где-то

Над темнеющим лесом, обретающим сны;

Когда нежно сверкнут в темноте бархатистой,

Средь ветвей и листвы, средь цветов и травы,

Капли рос лучезарных, невесомых и чистых,

Пустоту наполняя пробужденьем души;

Когда солнце проникнет в глубь дубравы зелёной,

В недра скверных болот, бурелом озарит;

Когда горный хребет, янтарём золочёный,

Загремит той рекой, что в ущелии мчит…

Когда скалы, грозящие пиками небу,

Воссияют агатовым блеском камней,

И каскад, белой пеной, низвергаемый в чрево

Озёр тёмных, глубоких, силы вновь возродит…

В тот торжественный час, в то мгновенье аморфное

Я проснусь среди древ, под листвою храним.

Узы сна сброшу с плеч, как оковы бесплотные,

С влажной зелени трав подымусь, мечтой одержим.

Будет царственен стан мой, легко облаче́нный

В мягкий шёлк белоснежных туник;

Печально и бледно лицо, окаймле́нно

Ангельским льном длинных волос.

Силуэт строгий тронет солнечный блик,

что сквозь ветви дубравы теплом робким проник;

Распахнутых крыл станет власть нескончаема,

И в лазури очей блеснёт таинство грёз.

Взирая на мир взглядом нежнейшим,

Я шествовал тихо сквозь счастье лесов.

Средь елей и пихт, надежду обретший,

Я что-то искал, что терял среди снов.

Взойдя на вершину холма одиноко,

Воссел я на древа упавший там ствол;

И, созерцая горизонта свободу,

Осудил бытие безответно своё.

Среди сновидений, бесконечно прекрасных,

Среди леса, средь солнца, средь пологих холмов,

Не найти никогда мне прежнего счастья,

Что я видел однажды в глуби звёздных миров:

Было женственно тело её, облаченно

В лёгкий шёлк белоснежных туник;

Печально и бледно лицо, окаймлённо

Ангельским льном длинных волос;

Жесты изящные рук озарённы звёзд хрупких бликом,

что сквозь космос проник;

В движеньях её – красота нескончаема,

И в нежных очах – бесконечна любовь…

 

 

2004

ТАНЦУЯ В НОЧИ

Танцуя под небом ночным,

В полях, в звёздном сияньи,

Глаза со счастливой улыбкой закрыв,

    Душу наполнив мечтаньем...

 

Прохладой ночной тишины

Исполненный воздух вдыхая,

И нежностью поздней весны

    Ду́ши свои наделяя...

 

Ступая по влажной траве,

Осыпая тебя цветами,

Припав блаженно к земле,

    Я Душу твою созерцаю.

 

В очах твоих – чудеса:

Сияния звёзд отраженье;

По нежной щеке стекает слеза –

    Души твоей пробужденье.

 

Прикасаясь к твоей руке,

Глядя на мир бескрайний,

Кружась тихим вихрем в мечте

    Души твоей лучезарной...

 

Мечту же постичь твою

Не под силу, как замысел Бога.

В ночи, целуя руку твою,

    Бессмертье души отдаю понемногу...

 

Быть может, когда я умру,

В звёздное небо ты вновь устремишься,

Мой ангел, провожавший со мною зарю,

С зеленых предгорий тихо спустившись.

 

Ночные леса, поля и холмы –

От рожденья моя колыбель,

Как ветви деревьев, журчанье воды,

В рощах тенистых свирель.

 

Я буду отныне видеть твой лик

Ночами звёздными – в небосводе.

Твой образ, уловимый на миг,

Парящий теперь в вечной свободе.

 

Ты помнишь, наверное, как мы были с тобой,

В ночи танцевали, в звёздном сияньи…

В полях бесконечных ты была лишь со мной,

    Наполняя Душу мечтаньем.

 

 

2005

ДРУЖБА

(из романа «Царица Девяти Солнц»)

 

– Сколько зим, сколько лет,

Сколько вёрст лихих дорог

Мы с тобой должны пройти,

Дружбы верной дав обет,

Чести, верности зарок?

Сколько зим, сколько лет?

Сколько слёз с тобой прольём,

Чтобы дружбу пронести

Днём, как солнца ясный свет,

В но́чах – факела огнём?!

Сколько зим, сколько лет

Дружбе нашей суждено

Жизни тяготы терпеть?

Боль невзгод преодолеть

Нам с тобою ли дано?

Нам с тобой ли суждено?..

    – Сколько зим, сколько лет,

    Сколько вёрст чужих дорог

    Мы с тобой должны пройти,

    Чувств священных дав обет,

    Клятвы в верности зарок?

    Сколько зим, сколько лет?

    Сколько слёз с тобой прольём,

    Чтоб Любовь нам пронести

    Днём, как солнца ясный свет,

    В но́чах – факела огнём?

    Сколько зим, сколько лет

    Душам нашим суждено

    Жизни тяготы терпеть?

    Боль невзгод преодолеть

    Нам с тобою ли дано?

    Нам с тобой ли суждено?..

 

2014

ВЕНЧАНЬЕ

(из романа «Царица Девяти Солнц»)

 

По покровам утренних трав, дрожащих росою,

В нежных лучах благодатного солнца злато́го,

В пламени алом вдали, прохладной зарёю,

Под серебряной россыпью звёзд неба ночного,

Он и она вместе шли неразлучно,

Поцелуи и шёпот любви бесконечный

В роще лесной тенистой, беззвучной

Дарили друг другу, как клятву, навечно.

И ветви каштанов, склонившихся рядом,

Им были здесь вместо свидетелей званных

В венчанья минуты святого обряда,

Под пение птиц, как гостей долгожданных.

Он и она, одни в целом свете,

Под куполом неба, в журчаньи ручья,

В объятии крепком заключившись навеки

В бессмертной любви поклялись навсегда.

И пусть, когда вдруг через долгие годы

К ним смерти коварно персты потяну́тся,

Любовь, превозмогшая жизни невзгоды,

Пребудет с их душами, когда очи сомкнутся…

 

2014

СЧАСТЬЕ

Озарённое холодом ночных звёзд

  Прекрасное лицо молчаливо он созерцал,

    Словно тысячи призрачных грёз,

      Сны все сбылись в одночасье.

        И печальные реки пролитых слёз,

          И годы прежних ненастий –

            Ничего уж теперь он не знал,

              Когда тихий ответ: «Лишь тобою живу,

                Лишь с тобою желаю остаться…»

                   Подарил вдруг ему долгожданное счастье.

 

2007

СОЗДАНИЕ

(из библейской легенды)

 

Вначале были небо и земля.

Земля была безвидна и пуста.

И над водой носился Дух,

Искал звучанья его слух.

И тьма над бездною зияла,

И мысль божья засверкала.

Сказал Господь: «Да будет Свет!»

Оставит он блестящий след…

И вспыхнул в бездне светлый луч…

Увидел бог красо́ты туч.

Да будет день! Да будет ночь!

Все страхи днём да сгинут прочь!

Созданье тьмы! Созданье света!

Всё в первый день творилось это.

Пронёсся вечер. Утро стало.

И чудесам чреда настала.

«Да будет твердь!» – Господь сказал

Над водами, где он витал.

И наречётся она небом

За сотвореньем своим следом.

Под небом – капли все воды;

Дивился бог красе волны.

Созданье тьмы! Созданье света!

Вновь пройден день, и третий где-то.

Пронёсся холод. Ночь ушла.

Пора созданию пришла.

Велел Господь собраться водам,

И суше выйти пред восходом,

А по восходу взрастить зелень:

Деревья, травы и их семя.

Леса, цветы в лугах взошли.

Узрел Господь красу Земли.

А солнце пусть в четвёртый день засветит;

Луна и звёзды небеса разметят.

Всех рыб вода на пятый день создала;

По небу птица залетала.

Пусть день шестой произведёт зверей,

И, наконец, да зародит людей…

Творенье божье – весть чудесная.

Лишь им всё создано, что нам известное.

И мрачен мир без света был.

Взметнула сила с божьих крыл:

Вода журчит, и завтра день настанет снова;

Огонь горит, и славится завета слово!

И лист красиво с дерева падёт;

Восславится творца полёт!

Хвала тебе. Хвала везде.

Хвала создателю во мне!

Хвала тебе. Хвала во мне.

Прославь создателя в себе!

 

 

1998

ШТОРМ

На морском берегу ветер яростно бушевал

И волны бились о скалы под грозных туч пеленою;

На том берегу юноша стройный в златых доспехах стоял

На высоком утёсе средь скал, над ревущей страшной водою.

 

Отчаянно птицы метались в холодных порывах ветров.

Редкие капли дождя били в лицо, предвещая скорую бурю.

И время как будто исчезло, застыло, безвозвратно ушло,

Убегая в грядущую ночь, тревожную, злую…

 

В лазури очей незнакомца светилась мечта и отвага с надеждой,

Гордой младости мысли и чувства, сила воли и правды порыв;

Но седин серебро в волосах проступало, как пена в море безбрежном,

И порой на лице усталость и старость глядели болью долгих молитв.

 

Рука юноши с силой сжимала рукоятку дремлющего в ножнах меча,

На запястии жилы порой каменели вдруг от ярости дикой,

Дыханье сбивалось, благородство в лице угасало как от ветра свеча,

Но тотчас порыв уходил, утопая в порыве морской бури великой…

 

А шторм нарастал и ветер крепчал, едва с ног не сбивая.

Волны бились о скалы, холодными брызгами в темноте рассыпаясь,

Небо мрачнело, под тучами грозными ночь надвигалась с дождями,

В которых надежды, мечты, как тонкий хрусталь разрушались…

 

Опустив глаза к подножию скал, где бушевали волны морские,

Где чёткость острых камней во мраке начинала теряться,

Юноша с безразличьем в очах отвернулся от грозной стихии,

Оправил намокший воинский плащ и со скалы начал спускаться.

 

Ноги его ступали по скользким камням уверенно, строго,

Сердце в груди билось спокойно и ровно.

Как будто не трогали страшные образы бури жестокой

Ум и сознанье воина отважного молодого.

 

Вот он сошел к подножью холодному чёрной скалы, на вершине которой стоял.

Дождь, падая с неба, тысячью звонких ручьев вокруг по камням растекался,

И холод суровый ветров железною властью своею пленял,

В полумраке нависшем очертания мира начинали зловеще меняться.

 

Но юноша-воин оставался бесстрашен и твёрд,

Взгляд был так же суров и по-прежнему печально-задумчив.

Он шёл по камням. Еще минута, он ущелье бездонное перейдёт,

И очутится под сводом пещеры мрачной, беззвучной.

 

Сквозь слепую кромешную мглу, стылый хлад, тишину

Лабиринтом древней пещеры он уверенно шёл,

Словно в точности знал наперёд дорогу свою,

Видя чётко во мраке, будто зоркий орёл.

 

И мрак отвечал где-то там впереди, вдалеке,

Нежным мерцанья таинственным блеском. Наверно,

Сродни сну позабытому или тайной мечте,

Слабого тусклого света лучи озаряли горные недра.

 

Юный воин вошёл в мрачный зал, прорубленный в твёрдой породе,

Чрез портал под высокою стройную аркой меж могучих колонн,

С барельефом точёным на широком каменном своде,

С пьедесталом по центру высоким как церковный амвон.

 

На том постаменте стоял в причудливой вазе хрустальной,

В ломаных бликах узоров, подобных застывшей искре,

Цветок орхидеи, хрупкий и нежный, красы нереальной,

Мерцал лепестков белоснежным сияньем в пустой и слепой темноте.

 

Цветок удивительный редкой изысканной нежности,

Незнакомой землям ни здешним, ни царствам заморским, –

Тонких тычинок пурпурных неподвластных смерти и бренности

И лепестков ласкающий свет – мерцанье аморфное.

 

И пал сокрушённо пред нежным цветком на колени

Воин, хранивший доселе суровую строгость в юном лице,

И слёзы вдруг потекли, чисты, неподдельны,

И сердце в храброй груди как будто сгорало в огне.

 

«О дивный, прекрасный, возлюбленный символ!»

– он шептал, в восхищении руки подъяв, –

«Ты моя правда, ты моя жизнь, ты моя Нимфа!

Волшебный бутон красоты, ты так величав!

 

За тобою я шёл через годы, дорогою, гу́бящей жизни,

Повергая врагов, защищающих зе́мли от воинств несметных, шедших со мной,

И в боях пали все мои люди, беззаветно, не зная корысти,

Веря в меня, в слова мои, взгляд, образ безумия яростный мой.

 

К чему я их вел? К чему проливал столько крови невинной?

Никто не дошёл до цели желанной кроме меня одного.

И теперь я покинут, оставлен судьбою, лишён славы былинной,

В своём одиночестве гордом не обрёл я ни мир, ни покой.

 

Но я здесь, – и я плачу, рыдаю от счастья!

Теперь, мой прекрасный цветок орхидеи рядом со мной…

Сиянье твое озаряет меня в темноте в дни ветров и ненастья.

Отныне ты брат мне, невеста, иль мать, ты мой бог, моя боль!..

 

Ты – всё, что есть у меня, весь смысл мирозданья!

Тобою одним я живу как отшельник средь обрывистых гор.

О́ мой цветок, тебя ради все в жизни были скитанья,

И пусть погубил я в пути свое войско и мне смертный позор…

 

Мне не жаль никого, ни единой загубленной жизни!

Видит небо, мне не жаль ничего, не жаль и себя!

Мог ли мечтать я, что буду стоять здесь с тобою так близко?

И всё моё существо отныне живет лишь ради тебя!

 

Я люблю тебя, чудо моё, ты мне́ как невеста,

Ты моё божество, моё счастье, сладкая боль!

Лепестков твоих нежный рисунок бесконечно прелестен…

Погубил я навеки во имя твоё судьбы своей роль…

 

Я мог стать бы Владыкой, могучим и властным,

Я потомственный Царь достославных земель.

Но призвав на войну несметное войско, я двинулся к мнимому счастью,

Лишь к тебе – ведь твой образ манил, как в поле свирель.

 

На пути я нещадно губил, повергал королевства.

Громил, рушил. Гнал. Пытал и лил кровь.

И не зная ни жалости, ни состраданья, бесчестно

Я в боях умерщвлял. Молчаливо, без громких пафосных слов…

 

Ибо мир весь, окружавший меня, омерзителен бы́л мне,

Я искал воплощенье небесных гармоний и совершенств.

Я в случайно услышанный миф о волшебном цветке поверил наивно,

С той поры грезя, бу́дто найду тебя и растворюсь в пучине блаженств.

 

Я обрел, я нашел тебя, потеряв всё на свете.

И рыдаю теперь на коленях, как раб пред тобой…

И никто, даже боги, никогда не ответит,

Для чего ты мне нужен, отчего я так счастлив здесь рядом с тобой!..»

 

Юный воин вновь пал ни́ц, на каменный пол подземелий,

Содрогаясь всем телом от сладких рыданий безвольных.

А странный цветок всё сиял в темноте беспредельной,

Красотою своею ослепляя навеки безумного война.

 

И бесславно канул во мраке великий воитель.

Никто уж не ведал о нём, почитая погибшим в войне.

Ради цветка в подземелье пещерном законный правитель

Променял свою славу на плен лепестков перед ним.

 

2007

ДВА ОКНА

В глубинах веков, далеких и древних,

В дни властных князей и мудрых царей,

В дни верных вассалов и их королей,

В дни доблестных воинов, благородства речей,

Дружбы преданной, врагов лицемерных,

Отважных и смелых сердцем безмерно,

Средь дремучих лесов, на вершине скалы,

Стены крепости каменной величаво вздымались,

Огромного Царства город заветный,

Непреступною высью мерло́ны внушали

Королевствам соседним страх безответный.

У подножия стен – ров полон воды́;

Пред воротами – стражи в доспехах сверкающих,

Ослепительны блики на шлемах блистающих;

Флаги с гербами на ветру трепетали;

У бойниц – сотни лучников врага ожидали.

Непреступная крепость, твердыня войны́!

А над нею – лишь небо, и гуляющий ветер,

Простирались над лесом, над громадой скалы́,

Над великой землёю могучею этой,

Землёю вассалов, землёй мудрых князей.

В той твердыне прославленной, и непреступной,

Король сей владычествовал, достославный, премудрый,

Доблестный воин, справедливый правитель,

Восседал в тронном зале, как герой и воитель,

Где вдоль ряда колонн под каменным сводом,

Стояли вассалы, пажи, старики-звездочёты –

Слу́ги все верные своему Королю,

Во грехе иль пороке укорить тут нельзя́ из них никому.

Великий Король восседал грациозно

На каменном троне, как монарх венценосный,

Узором украшенном в драгоценных каменьях,

В ослепительно чистом золотом обрамленьи,

Восседал как правитель, как доблестный царь,

И из кубка мёд пил, как прозрачный янтарь.

Облик прекрасен: волосы светлые

Объяты короной, на лице борода.

В мыслях правителя – думы заветные:

В глазах мудрость и честь, и доброта.

Но величие царское, величие славное,

Вся эта власть и премудрость, бесстрашие

В прах рассыпались в те мгновенья, когда́

Поднимался он с трона, шел молчаливо через зал свой огромный,

И становился в конце – у окна.

За окном – только небо, лишь тучи и ветер,

Вечернее солнце, холмы да леса, –

Что́ же там видел он, прищурив глаза? –

Никто не ответит…

Неведомы были дум его образы.

Неподвижен, стоял там он часами,

Только ветер в окне трепал его волосы

Зимой и весною, ледяными ночами;

И лишь Бог, и лишь небо, знали наверно,

Куда устремлён его взор вдохновенно.

Там, в той дали, в чужой стороне,

В краю южном, в землях далёких,

Там, где солнце, пустыня, где пески и жара,

Там есть Царство великое, Царство другое,

Что славится больше, чем царство родное,

Куда он печально взирал из окна.

В землях арабских, в землях восточных

Дворцы белоснежные с купола́ми лазури,

Изразцовыми стенами, узор изумрудный,

Рисунком мудрёным мотивов цветочных, –

В царских покоях, на персидских коврах

Возлежала средь роскоши величаво Она...

Царица-смуглянка, красавица властная,

Гордая, вольная, и столь прекрасная:

Золотистая кожа, волосы тёмные,

Взгляд карих глаз острый и томный.

Мудрость правителя, знанье политика,

Женщина-царь, чужих душ повели́тельница!

Рабы чернокожие ей служили покорно,

Яства изысканные носили на блюдах,

Падишахи ей кланялись, трепеща непритворно.

В изобилии кушанья, искушенья, причуды.

Пред зеркалом в легких светлых одеждах, она́,

С подмогой служанок, не спеша, умащала себя.

Масла́ и нектары, бла́гоуханья.

Тело, лицо – себя всю ублажала,

И невольно красою своей соблазняла

Безропотных слуг в их тайных мечтаньях.

Во власти султанши были тысячи жизней –

Рабы, простой люд, воинство, слуги,

Придворная знать, которой в досуге

Она управляла как пожелает,

Как воля её к тому ра́сполагает,

И каждый от воли её был зависим,

И всякий без бла́говоленья её здесь немыслим.

Царица далекая, царица жестокая,

Прекрасная, гордая… и одинокая.

Но величие царское, величие славное,

Вся та премудрость, и власть, и бесстрашие,

Всё, что казалось ей главным, столь важным,

Рассыпалось в душе вдруг тотча́с столь внезапно,

Когда тихо с ковров она подымалась

И задумчиво, медленно, к окну приближалась.

В том окне она видела полумесяц мечети,

Палящее солнце в безоблачном небе.

И неведомы были дум её образы,

Только ветер горячий трепал её волосы,

Когда́ неподвижно стояла часами,

И в полночи, в полдень, целыми днями.

Лишь Аллах, и лишь небо, знали наверно,

Куда устремлён её взор беззаветно:

Там, в той дали, в той стороне,

Печально известной по прошлой войне,

В краю северном, в землях далёких,

Где леса, и где скалы, где суровые ветры,

Где па́смурно небо, зимы белые снежны,

Царство великое, королевство другое,

Славится больше, чем царство родное,

Славится всюду одно из немногих

В землях лесистых, в краях тех далёких,

Просторах полей равнин плодородных –

Твердыня из камня, крепость безмолвна,

Не́сокрушима и одинока.

Царь в ней владычествует, достославный, премудрый,

С благородством в лазури очей изумрудных,

Доблестный воин, справедливый правитель,

О традиций наследии достойный мыслитель.

Восседает на троне, как воитель-герой,

В доспехах и мантии, воин-король!

Когда-то давно в том сражении страшном,

В котором погибли ты́сячи воинов,

Скрестивших мечи, секиры и копья,

В котором народы сражались отважно,

Он и Она, шли друг против друга –

Воинство Севера и Воинство с Юга.

Две армии славные, две силы великие,

Сошлись в поединке кровопролитном.

Он и Она стояли тогда

На вершинах двух скал, гневя́сь на врага,

И лишь небо над ними, а под ними – земля.

Король и Царица, взирали на бой,

Как их во́инства гибли, проливая там кровь.

И фигуры правителей в царских одеждах,

ветрами объяты, подобно богам,

Не помня про битву уж, ждали под небом,

пристально глядя друг другу в глаза.

Их уста в те секунды что-то шептали.

За несколько вёрст меж верши́н, где стояли,

Они словно  слышали и понимали

Всё, что промолвить друг другу пытались…

Оба войска в тот день отступили,

Не выдержав бойни друг против друга.

И впредь никогда уже не забудут

Сколько тел беспощадно тогда изрубили,

Сколько крови живой на землю пролили…

Уцелевшие в царства свои воротились,

И горькие слезы по погибшим пролили.

Лишь Король и Царица всё тоскуют у о́кон

Под сводами каменными своих царских черто́гов.

Как и прежде, глядя́т друг на друга печально

Она – лишь на Север, а он – всё на Юг.

Робко оловом слёзы роняя случайно,

Видя судеб своих разорванный круг.

И за тысячи вёрст между царств, меж двух окон,

в которых стоят,

Они словно бы слышат и понимают,

– всё, что друг другу промолвить хотят.

 

 

2007

ЗАКЛЯТЬЕ

Девять раз здесь Заклятье прочтут на древнем наречии,

Дабы тело Его пробудить от сна вековечного.

Восемь раз прозвенит над Ним колокол старой часовни,

Чтоб восстал Он из склепного мрака этой же ночью.

И семь раз возгласят тайно Имя в святилище,

Чтоб открыл Он глаза и покинул гробовое вместилище.

Под набат всех церквей вложат меч Ему в руку холодный,

Тот что выкован с кровью в стали про́клятой чёрной,

Дабы нёс Он свой суд с гневом в мир сей презренный.

Но до той поры прах Его будет лежать здесь нетленным.

 

2010

КОРОЛЕВА

Над равниной бескрайней утро огнём разгоралось,

И звёздное небо с тёмною ночью растворялись в тёплых лучах,

Росы́ серебро на травах густых безмятежно сверкало,

И го́ры вдали живописный туман на своих держали плечах.

 

Карета, запряжённая пятью лошадями,

Увитая сложным узором королевского ге́рба,

В окружении всадников, наготове с мечами,

Чрез бескрайний простор мчалась к тёплому ветру.

 

Алое пламя зари впереди занималось,

В небе ласточки тёмными пятнами тихо кружили,

А карета в полях всё безудержно мчалась

По дороге, что путникам верой и правдой служила.

 

Пыль от копыт и колёс подымалась,

Шлейфом стелясь за королевским кортежем.

И утро само здесь как будто старалось

Теплом воцариться в воздухе свежем.

 

За тонкою шёлковой шторой в карете,

В мантии длинной, зла́том расшитой,

На прелестном лице с печалью приметной

Королева сидела державы великой.

 

Под мантией платье из ткани редчайшей –

Туни́ка покрыта гербо́м феодальным;

Белокурых волос по плечам ниспадали

Локоны, пряча царских черт сочетанье.

 

Красоты́ венценосной грустный облик особы

Поражал и пленял с первого взгляда.

О сколько несчастных приближённых, должно́ быть,

Влюблялись, роковым восхищеньем объяты!

 

И можно, наверно, подумать наивно,

Что печаль на лице её – о заботах сердечных:

Поэтических грёзах, о любви, и том милом,

Что в записках призна́нья изливал вдохновенно…

 

Но она – Королева, достойная рода,

Предводитель холодный, властный, суровый,

Наделённый талантом править от бога,

Умелый властитель простого народа.

 

Вопреки впечатлению, в сердце грозной царицы,

Поглощённой всецело думою тяжкой,

Не томленье болело юной деви́цы,

Но суровый расчёт государственной важности.

 

Ей чужды́ красота, рыцарский дух и поэзия,

Не пленяли её мелодий созвучья,

Не томило на сердце чувство заветное,

Не нужна ей была красота иль поэм благозвучие:

 

Циничный обман и опасный политический ход,

Во́йны жестокие на границах могучей империи,

Радости славных побед и досадных потерь рачительный счёт,

Интриги и козни во имя страны на чужом фатальном доверии, –

 

Вот что владело умом королевы,

Что питало в ней дерзостный дух,

И в злорадстве она упивалась без меры

Раболепным смиреньем завоёванных слуг.

 

Ибо есть таковые женщины в мире.

Они одиноки, их жизнь нелегка…

Но в душе их нет места печали, и зи́мы

Они не проводят в тоске у окна.

 

Одиночество их окупается властью,

Силой и боем, наравне средь мужчин.

И не ждут они рядом тёплого счастья,

И не терпят они слёз любви и мечты.

 

Этим женщинам редким воспеваем мы славу!

Они гу́бят влюблённых в них, и не щадят!

Но любовь безответную к ним я по праву

Причисляю к величайшим из всех земных благ!

 

2008