Самозванец

                                                                                                         (Роман)

 

 

                                                                                 

 

 

 

 

Предисловие.

Мой роман – это не повествование, не рассуждение а, тем более, не подведение моральных итогов. Это своеобразная панорама чувств нескольких людей. Вернее сказать, всех героев, которые так или иначе в нем присутствуют, даже эпизодических.

В нем я не старалась делать кого-то добрым, а кого-то злым, кого-то очень плохим, а кого-то очень хорошим. Здесь нет победителей и побежденных, абсолютных праведников или грешников. Здесь нет морали, навязанной самим автором. Эту мораль должен найти сам читатель в моем романе, как и в своей собственной жизни, над которой он, возможно, еще ни разу не пытался задумываться. Я думаю, что это будет не сложно сделать, вникнув в суть произведения и путешествуя по той жизни, которой живут его герои.

У меня нет, и никогда не будет цели осуждать или судить кого-то. Здесь нет ничего выдуманного, так как подобные вещи мне всегда диктует мой собственный опыт. Остается лишь подытожить смысл прожитых событий, пусть даже не мной. Ими я лишь хотела показать, подчеркнуть, кто мы все есть на самом деле и какой путь выбирает каждый из нас. Ведь в последствии, по какой дороге мы идем, туда и приходим. Наша судьба зависит лишь от нас самих. И лишь посланная ею случайность (и то, если мы её заслуживаем) может спасти. Но даже в этом случае важно не упустить момент и вовремя воспользоваться им.

Возможно, читатель с первых же страниц поймет, кто называется самозванцем. А, может, ему придется вникнуть поглубже и поразмыслить.

Человек, не имеющий в жизни цели. Занятый лишь собой и собственным благополучием. Нет ничего осудительного в любви к себе, если эта любовь не переполнила край собственной души и не утопила ее в эгоизме. Ведь человек лишь тогда достоин, называть себя Человеком, когда способен любить не только себя. А еще более сложная задача любить тех, кто не любит нас. Но истинный показатель любви – прощение ошибок и нелепостей другого, тебе  подобного человека. Да ещё немного сочувствия и сопереживания.

Но я ещё раз хочу повторить, здесь нет образа, который совершенно не заслуживает никакого прощения. Есть только ошибки, которые тяжело, а, может, и невозможно исправить.

Возможно, что  некоторые черты своего «самозванца» я навела слишком резко. Возможно, что такого человека и быть не может на всем белом свете, никогда не было и не будет. И я все преувеличила.

Но не то самое страшное, что он такой. Страшно совсем другое. Страшно то, что никто вовремя не смог сказать ему «нет». Почему? Да просто потому, наверное, что  где-то на самом- самом дне своей души каждый является таким же. Ведь подобный  «самозванец» может жить в каждом из нас. Возможно даже во мне, ведь я не исключение.

Потом, прочитав мою повесть, я надеюсь, читатель поймет, как важно самому себе в нужный момент сказать - нет. Глубоко подумать над всем, что происходит вокруг и чем все это может закончиться для себя и для остальных. Никогда не нужно выпускать наружу своего «самозванца».

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 1.

Таня шла по ночной улице, гулко цокая каблучками. Но этот цокот сейчас действовал на нервы даже ей самой. И почему нельзя ходить по улице в домашних тапочках, чтобы никто не слышал, как ты идешь и не обращал на тебя особого внимания. Или вовсе стать невидимкой, ходить среди людей, наблюдать за ними и ничего не говорить о себе, чтобы тебя вовсе не знали. А почему нельзя ходить по потолку, смотреть сверху вниз на всех и видеть все наоборот. А если бы… Но мрачное настроение не покидало Таню в этот вечер. Было только начало июня, а на душе у нее было серо, как осенью. Еще бы, сегодня она опять поскандалила  со своей лучшей подругой и со своим парнем. С обоими сразу. Хотя парень к этому моменту был уже не её, а её  подруги. Анфиска отбила его у Тани. Но этот пустяк  Таня могла бы еще простить. С Вадиком в последнее время у нее и так отношения не клеились. Всё предвещало скорую разлуку. А тут появилась в его поле зрения  Анфиса и он положил глаз на нее. Но не это Тане было обидно. Ведь подруга попросту подставила её. Воспользовалась их с Вадимом ссорой и облила Таню грязью с ног до головы прямо при ее, так называемом парне, а сама осталась в шоколаде. Теперь они вместе. И Таня знала, что для Анфиски этот скандал может  ничего не значить. На следующий день она сама будет звонить Тане и подлизываться. Так всегда бывало после ссор, когда Анфиса была не права. И Таня знала, что снова помирится с ней, пусть не сразу, потому, что не умела таить злобу и долго не прощать людей, которые частенько этим же и пользовались.

«Но почему, почему нельзя было иначе,-- не шло у Тани из головы,-- Ведь мы же подруги. Ведь ты же видела, что мы и так не пара. Почему нельзя было поговорить, договориться. Обязательно все нужно брать боем. Ей, лишь бы чувствовать себя победительницей. А, вот, я возьму и не прощу обиду. Вот не прощу…»

Но Таня знала, что простит. И Анфиса тоже знала, потому и поступала так. А потом, чтобы не потерять хорошую подругу, задабривала её всеми возможными способами. Но Таня прощала, потому что иначе просто не умела жить… И парней своих тоже прощала, с которыми расставалась, даже если они были жуткими подлецами. Да скорее не это было причиной разлук. Ей постоянно чего-то не хватало в ее избранниках. Среди людей, которые её окружали, среди подруг, в компании которых она была просто изюминкой.

Но на этот раз обида Танина была слишком глубока, как бы она ни пыталась обо всем забыть. Уж слишком много несправедливо обидных слов было сказано в её адрес. А сколько незаконных обвинений. Она знала, что даже если и помирится с подругой, то отношения уже будут не те.

Настроение по-прежнему не поднималось, сколько бы Таня не бродила по ночным улицам, глядя на цветные фонари и на их отблески в глянцевой листве деревьев. Хотя раньше это помогало.

С нахмурившегося неба стал накрапывать легкий летний дождик и ветерок зашуршал листьями ближайших кустарников. А Тане показалось, что это осенний холодный ветер  и дождь. Она подняла ворот пиджака и сильнее запахнула его. Так сжавшись, вся дрожа и опустив голову, она брела дальше со своими тяжелыми мыслями, которые не хотели уходить из тяжелой ее головы.

«…дождик осенний, поплачь обо мне».

Вдруг вспомнился ей мотив песенки, который она слышала еще в детстве. Она стала напевать себе под нос вполголоса, чтобы отвлечься. Но отвлечься не получалось, в памяти то и дело мелькали образы её прошлых партнеров. А за последние два года их было у Тани несколько. Много ли это или мало, но так или иначе она пришла к выводу, что ей даже пожалеть-то по-настоящему не о ком. Все разлуки были какие-то нелепые, встречи скучные, да и глубоких увств ни к кому так и не возникло. У всех мужчин одно и тоже на уме, они все словно сговорившись живут по одному и тому же расписанию: работа-- пиво, друзья -- дом, диван, телевизор -- ночь, иногда с любимой женщиной, если она есть, если нет, любая пойдет. И все. И на этом все. Тупик. Как жить дальше и зачем? От этих мыслей Таню начинало знобить. У неё возникало ощущение, что ни одному из них, не то чтобы жена, вообще никакая баба не нужна. О любви, высоких чувствах, вместе перенесенных трудностях и взаимном доверии последних уже и заикаться не приходилось. Это все фантастика. Такое бывает только в книжках и старых фильмах, которые Таня обожала и этим вызывала недоумение у друзей и подруг. Вообще её считали странной девушкой, с причудами. Но за её покладистый характер ей прощались эти недостатки. Хотя ее саму всякий раз обижало традиционное мнение мужчин -- у женщин только секс на уме да побрякушки, а мужчинам -- футбол. Они -- сами по себе, мы -- сами по себе.

Да не футбол Тане  скучен был всю жизнь, а то, как его смотрят. Развалившись в кресле или на диване, обязательно с бутылкой пива почему-то. Водя безучастным взглядом за игроками, её недавний супруг иногда кричал по традиции и что-то выкрикивал, когда мяч попадал неважно в чьи ворота. А в конце матча он обязательно засыпал и Таня, стоя на кухне у плиты слышала его  протяжный храп. Конечно, ни о каких прогулках вместе не могло быть и речи. Она любила говорить о том, как прекрасно выглядит бледно-желтая листва на темном стволе дерева, особенно когда прошел ночной дождь. И как пахнет хвоя после грибного дождя. И как хочется подснежников, как только начинает таять снег. Но на это просто никто никогда не реагировал, относя это все к её причудам.

            И Таня чувствовала себя холодно и голодно. Ей хотелось новых встреч и событий. Но встреч не  со звездами, а с необычными людьми, пусть даже совершенно заурядными с виду. Этого ей хотелось, было нужно всю жизнь.

            А сегодняшний вечер сильно пошатнул стабильность её душевного состояния. Хуже всего, она сама не знала, чем себя успокоить. И вдруг неожиданно где-то рядом  она услышала голос.

-- Девушка, замрите и не двигайтесь, вот так, как стоите.

            Таня удивленно подняла глаза. Рядом с, только что отцветшим кустом сирени, стоял парень, приблизительно лет двадцати пяти, её ровесник. Вид его был взбудораженный, но не злобный. Он не был похож ни на бандита, ни на хулигана, скорее на сумасшедшего.

-- Что, что? -- переспросила Таня, не понимая чего от неё хотят. Она остановилась  и удивленно смотрела на незнакомца, забыв о своих печалях. Она не знала, убегать ли ей или проявить больше любопытства.

-- Девушка, прошу вас, не двигайтесь, пожалуйста, -- чуть не на коленях молил её парень,-- Замрите и посмотрите туда, куда вы смотрели до того, как меня увидели.

            Таня напряглась и стала  вспоминать, куда же она смотрела пять секунд назад. Ах, вспомнила, на фонарь. Она машинально повернула голову влево, любуясь его отблесками на асфальте.

-- Вот! Так и стойте, -- лихорадочно завопил парень.

Таня замерла на месте. Но через несколько секунд она заметила, как тень его на тротуаре пошатнулась и куда-то исчезла. Казалось, он исчез вместе с нею. Таня повернула голову и поняла, что его здесь больше нет. Она огляделась, посмотрела даже за куст, но и там его не обнаружила.

            «Странный какой-то, -- подумала она, -- Посмеялся надо мной, что ли,» -- и двинулась в том направлении, куда шла раньше. Гулять ей больше не хотелось, и она заспешила домой спать.

            Но спать ей сегодня, видно, было не суждено. Хорошо, что завтра -- воскресенье. Возле самого подъезда её собственного дома Таня услышала всё тот же голос за спиной.

-- Девушка, а ведь мы с вами так и не познакомились и проводить мне вас домой не удалось.

            Таня вздрогнула и обернулась. Перед ней стоял всё тот же парень, что остановил её возле кустов сирени.

-- Оригинальный у вас способ знакомиться, -- резко ответила она ему. Ей стали действовать на нервы ненормальные выходки странного незнакомца.

-- Нет, это вы ходите слишком быстро, я за вами всё это время угнаться не мог. Догнал только возле подъезда.

-- Да я нормально шла, не спешила, -- недоуменно пожала плечами Таня. Но парень словно и не слушал.

-- Я же просил тебя, стой, не двигайся. «Пожалуйста» сказал. Не могла подождать две минуты, -- он почему-то перешел на ты, словно был уверен, что сегодняшний вечер удался.

Таня хмуро окинула незнакомца взглядом. Он был выше ее ростом, широкоплеч, но худощав. Симпатичен, можно сказать даже красив. Одет он был в стильные заплатанные джинсы и свитер с длинными широкими рукавами, спускающимися до половины кисти. Поверх свитера – красивая кожаная жилетка. Стиляга, одним словом, да еще какой, дешевое, видно, носить не стал бы. Волосы на его голове были густые, с каштановым оттенком и всклоченные так, вроде он с утра не расчесывался. Полный хаос в прическе придавал ему особый шарм и романтический вид. Челка волнистой прядью падала ему на темные, выразительные брови и ему приходилось постоянно поправлять её рукой, откидывая назад, или пряча за ухо. Этот жест казался особенно трогательным. Но особенно поразили Таню глаза. Такие бездонные, грустные и, наверное, синие, как море в ясную погоду. Это было заметно даже при свете фонаря около дома. Но в них так же читалось и безумие, что-то сногсшибательно сумасшедшее.

«Маньяк или псих, -- мелькнуло в голове у Тани, -- хотя одно другому не мешает». И как в ответ на ее мысли незнакомец откликнулся.

-- Я ни то и ни другое. Я не то, что вы думаете…

-- А кто же?- подумала вслух Таня.

-- Я оставил тебя там, потому, что не было листка бумаги под рукой, мне не на чем было писать. Пришлось в ближайшем супермаркете купить пачку салфеток.

Он вытащил из кармана гофрированные листки. На одном из них было что-то написано от руки неровным почерком. Таня обескуражено глядела на это все.

-- А потом я стал писать. А потом я бежал за тобой и только ветер подсказывал, в каком направлении нужно идти и где ты.

-- Так кто ж ты?! -- нетерпеливо воскликнула Таня, -- Метеоролог?

-- Нет… -- отвечал парень, загадочно глядя в затянутое облаками небо.

-- В общем, я – Таня, -- не выдержала Таня и протянула ему руку.

-- Вадим, -- быстро ответил тот, пожимая ей руку. Таня от удивления чуть не упала в обморок. Опять Вадим. Она была немного суеверна, и сходство имен нового знакомого и бывшего парня не предвещало ей ничего хорошего. Но с другой стороны, быть может, сама судьба сжалилась над ней и послала нового Вадима вместо того, который её предал и плюнул в душу только что. И Таня этому была очень рада. Ведь её новый знакомый был просто находкой для неё. Сплошные тайны, непонятности и загадки. Ни одной минуты для скуки, вот это жизнь! И Вадим каждую секунду оправдывал первое впечатление о нем.

-- Послушай, Таня, стой здесь и никуда не уходи. Я сейчас вернусь, через десять минут ровно.

Он резко повернулся и исчез, как в прошлый раз. Но вернулся, как обещал очень быстро. В руках он держал две бутылки пива.

-- Ну, что, пойдем, выпьем за встречу, поговорим.

-- Пойдем.

Настроение у Тани заметно улучшилось. Сегодня для неё был вечер сюрпризов. Немного спиртного, задушевная беседа – это все, в чем она так давно нуждалась, но не получала ни от кого. А Вадим был расположен к этому.

Они присели на лавочку возле дома под каким-то цветущим кустом с белыми душистыми гроздьями. Таня глотнула из бутылки, еще и еще. Постепенно мир стал преображаться, набирая прежние краски и утраченное очарование.

-- А зачем тебе нужна была бумага, ты что рисовать меня решил? -- спросила Таня у Вадима.

-- О, вот теперь ты близка к истине. Я пишу. И ты меня вдохновила как никто другой. Ты шла по улице такая печальная, одинокая, зябко кутаясь в полы широкого, не по размеру тебе, пиджака. А в лицо тебе дул холодный ветер и хлестал проливной дождь. Замечательный образ. Замечательный.

Вадим вдохновенно поднял глаза вверх и все говорил и говорил, в каких еще образах он представляет Таню. Таня слушала не перебивая, а про себя подумала:

«А ведь он увидел то, что творилось в ту минуту у меня в душе. Хоть и лето, и дождь теплый и цветет все вокруг, а он описал ту картину, которую представляла я сама. А что, если это судьба?»

Вадим, наговорившись, взял Таню за руку и стал перед ней на колено.

-- Ты зажигаешь во мне искру безумия. Стань моей музой, прошу, умоляю.

-- Я -- с удовольствием. А что для этого надо делать?

-- Ты просто будь со мной. Будь у меня и небо снова спустится непомерной ношей на мои хрупкие, но натруженные плечи.

-- Ты – писатель?  -- наконец догадалась Таня.

-- Я – поэт, -- благоговейно произнес Вадим.

Наконец Таня поняла, что значили безумные искорки в его глазах. Вадим привлекал её все сильнее и сильнее каждую минуту. Его мир был красочным, цветным, наполненным колоритом эмоций. С ним было легко. В этот вечер она ни слова не рассказала о себе, да ей это уже было и не нужно. Новый Вадим поглотил все её внимание. Такой грандиозный ум, такая глубина мысли, такая личность. Определенно он заслуживал внимания, любви и уважения. Таня видела в нем то Леонардо ди Каприо в роли художника с Титаника, то юного Лермонтова, то он обдавал её наплывом Есенинской грусти, а то просто поражал остротой собственных мыслей, не похожих ни на кого.

Но пиво быстро закончилось, и Таня испугалась, что закончится и их беседа. Но не так-то просто было отделаться от нового приятеля.

-- Слушай, а крепче ты ничего не хотела бы? -- вдруг предложил Вадим, -- Давай гульнем в бар, есть на что.

И не дожидаясь ответа, он взял Таню за руку и увлек за собой.

«Я так и знала, поэты все ветреные, но в этом вся их прелесть» -- только и успела подумать она.

Нет, в этот вечер ей не было больше грустно и одиноко. Как только они вошли в какой-то задымленный кабак и уселись за столик, к ним сразу же стали подходить какие-то люди, вероятно знакомые Вадима. Они хлопали его по плечу, здоровались и все хотели поговорить с ним по душам, а некоторые даже брали автограф. На Таню здесь никто не обращал внимания. Вадим даже не успевал её представлять. Но ей все равно нравилось сидеть с ним рядом, наблюдать за ним, слушать о чем он говорит с другими. В общем, не успела она опомниться, как влюбилась в него по самые уши, да так что забыла не только о своих недавних несчастьях, а даже о самой себе.

Как ни странно, Таня заметила, что в этот вечер Вадим больше не тратил своих собственных денег, вернее ему просто не давали их тратить друзья. Каждый, кто подсаживался к ним за столик, немедленно старался угостить их напитком покрепче. Чего только Таня не попробовала в этот вечер, и виски, и бренди, и мартини, и коньяк, и портвейн, и, наконец, просто водку. Но с закуской здесь было туговато. В основном один салат из капусты. Из речей Вадима Таня часто слышала, что в жизни, чтобы творить, самое главное -- это разнообразие и неожиданность, можно даже экстрим. Это все способствует выбросу адреналина в кровь, и всплеску энергии и эмоций. А эмоциональная зарядка, это первое, что необходимо настоящему поэту.

«Интересно, какие эмоции он испытывает, когда его предают?» -- подумала про себя Таня, но вслух ничего не сказала. Ей тут же показались собственные мысли нелепыми, ведь предавать, наверное, могут только таких глупышек, как она. А Вадим красивый, умный парень, у него столько друзей, вряд ли кто из них осмелиться его обидеть. Он -- душа общества, душа компании, таких как он беречь надо. Если бы не такие, как он, наша жизнь была бы скучна и безрадостна. И, конечно же, у любого поэта или писателя есть масса странностей, причуд и недостатков, которые оправдывают их талант. Или нет, скорее, это следствие таланта, потому, что если человек находится в другом мире и думает о чем-то неземном, то на земле ему сосредоточиться  крайне трудно на обычных делах и проблемах. И это нужно не только прощать, но и быть благодарными таким людям за то, что они есть на этом свете и словно являются для нас проводниками к иным измерениям, носителями искорки небесного огня и Вселенской любви. И у каждого из них есть своя  муза, которая его хранит и вдохновляет на новые творческие подвиги.

И такой музой для Вадима стала Таня. Ни кто-нибудь другой, а она, простенькая школьная преподавательница рисования, ничем не похожая ни на знаменитую Джоконду, ни на Венеру Милосскую, ни, хотя бы, на топ модель, на худой конец.  Нет, Таня не чувствовала себя особенной личностью. Вадим ей казался  очень высокой, недосягаемой прекрасной звездой. Но вместе с тем, такой пленительной и манящей, что она просто не в силах была отказаться от её загадочного света. Где-то в книжке Таня читала, что настоящий гений должен быть эгоистичен. Ну, конечно же, это так, ведь искусство требует жертв. А раз Таня теперь муза, то должна пожертвовать всем ради великих мыслей и того, кто их носит и производит на свет. Да, на ней теперь лежала непростая задача. Но Таня была готова выполнить её. Она готова была сделать все, чтобы…

Тут мысли в Таниной голове стали путаться, прыгать и кружить. Вдруг она заметила, что стол, за которым она сидит и пол, и все предметы начинают шататься. Лица посетителей кабака становятся расплывчатыми, а голоса невнятными. До неё больше не доходил смысл услышанных фраз. Она почувствовала, как её мутит. Не понимая себя, она схватила Вадима за рукав и еле успела выдохнуть: «Вадик, где туалет?!». Вадим жестом показал на дверь с треугольником и кружком. Таня, бледная и непомнящая себя, ринулась в эту сторону. Она не помнила, как добралась до двери, как отворила её, как попала в узенькую комнатку, обложенную блестящими бело-голубыми плитами.

Очнулась она только рядом с умывальником, на который оперлась обеими руками и выплескивала в него всё, что осталось с обеда в её желудке. Через минуту ей стало легче. В голове немного прояснилось, она даже смогла различить своё растрепанноё отражение в зеркале.

«Господи, срам-то какой! Музы себя так не ведут, -- стыдливо думала она, глядя на себя в зеркало, -- надо чтоб Вадик не догадался, что со мной. А то я ему всё лирическое настроение испорчу. У него, наверное, ранимая душа. И вообще, хватит пить!» -- твердила она.

Приведя себя в порядок, Таня вышла к компании. Но что она увидела там. Это её восхитило и в то же время обескуражило. Вадик стоял прямо на столе обеими ногами в щегольских ботинках. На том самом, за которым только что сидел рядом с Таней и украдкой старался погладить её руку, лежащую на собственных худеньких коленках, обтянутых недорогими колготками, чуть прикрытых строгой синей юбкой.

Но вместе с изумлением Таня вдруг почувствовала легкий холодок. Вадим стоял перед всеми, как капитан на палубе корабля и в упоение читал стихи. Он был прекрасен и неотразим. Вокруг него столпились почитатели и, забыв про выпивку, слушали его, затаив дыхание. Даже музыка в баре перестала играть. Было видно, что Вадик здесь пользуется авторитетом. Невольно залюбовалась им и Таня.

«Талантам надо прощать…» -- пронеслось у нее в голове и сердце снова оттаяло. Но вместе с тем она даже  испугалась, а вдруг она не годится быть музой для таланта, раз не умеет понимать его чудачества. Тут же она дала себе слово усиленно работать над собой, над своим характером и интеллектом, чтобы достигнуть именно тех высот, которыми обладает этот удивительный человек.

А между тем Вадим читал стихи и все ему рукоплескали, просили прочитать еще и еще. И он читал, читал самозабвенно, отдавая себя целиком только им. Казалось, он совсем забыл, даже о существовании своей музы, которую только что встретил. И Тане снова стало немного грустно. Но ее отвлек голос стоящего рядом старика в старом свитере:

-- Какой талант, какая мощь. Какие рифмы, и какой вместе с этим смысл. Послушайте, его нельзя не любить, -- обратился он к Тане.

-- Да, кажется, я и так его люблю, вот только…

Но старик ее не слушал и продолжал:

-- Тут сколько ни старайся, то рифма не клеится, то смысл не тот. А у него, вроде и мысли, что у всех у нас в головах, а выложены так складненько.

-- А вы попробуйте писать прозой о том, что вас волнует. Вот я в юности вела дневник и получала от этого огромное удовольствие. Мне даже стихи на ум иногда шли, но я их не записывала, да и о рифмах так напряженно не думала, -- вступила в разговор неожиданно для себя Таня.

-- Ох, деточка, поэзия – это гораздо сложнее, чем дневник, -- покачал седой головой старик.

-- Ну и пусть, даже так. Но ведь главное ни это, главное, чтоб душа радовалась, грелась, летала, и жизнь тогда становится красивей.

Вадим, видимо устал читать стихи и слез со стола.

-- Налейте поэту, -- послышались крики вокруг. Все его хлопали по плечу и старались пожать руку. Тут Таня заметила, что волосы его и без того растрепанные, стали совсем разбросанными в разные стороны, а в глазах светился огонек безумия. Она так же отметила, что щеки его стали красными, ноздри раздулись от беспокойного дыхания. Казалось, он вот-вот сорвется.

«Это все от выпивки» -- мелькнуло в голове у Тани.

Вадиму налили рюмку.

-- Нет, нет. Ему больше нельзя, -- подскочила Таня к столу. Но было поздно, Вадим опрокинул ее одним махом себе в горло и потребовал еще.

Кто-то заботливо положил Тане руки на плечи.

-- Сядь, успокойся. Ему надо, у него душа просит. Тут же поставили рюмку и перед Таней.

-- Я не пью, -- отказалась Таня. Но ее упрашивать особо никто и не собирался.

А Вадим, снова разгорячившись, шатаясь, вскочил из-за стола.

-- Кто смеет признаться в своих чувствах! Ну, кто?! -- кричал он заплетающимся языком, -- Что молчите, крысы серые, в свои норы запрятались?! Я  -- поэт, -- колотил он себя в грудь, -- Я делаю вам вызов. Вам, серым мерзким людишкам, не умеющим любить, не знающим, что такое страсть желаний, что такое страдания, когда жизнь на краю,- с этими словами он снова повалился за стол и зарыдал, обхватив голову обеими руками.

Таня подсела к нему и хотела успокоить.

-- Вадим, не надо, ты пьян, пойдем домой. Это все добром не закончится.

И как подтверждение к ее словам из толпы зевак выскочил еще один пьяный идиот и закричал не своим голосом на Вадима:

-- Выходи, поэтишка, принимаю твой вызов. Я докажу, кто серая мерзость!

Вадим поднялся и глянул противнику в лицо. Даже в пьяном виде он не терял своей грации и очарования. Таня схватила своего парня за руку:

-- Вадим, не надо.

Но толпа уже мысленно разделилась на две половины, и на стороне Вадима оказалось немало защитников.

Пьяный мужик вцепился Вадиму в горло и пытался его повалить. Тут защитники Вадима кинулись их разнимать. Но едва они оттащили пьяного мужика в сторону, как Вадим схватил Таню за руку и шепнул:

-- Бежим.

Они быстро выбрались из толпы, которой было уже все равно кому, кого и за что колотить, и бросились на утек из бара.

Они бежали по ещё темным улицам, а на восходе уже начинала алеть заря. Наконец они остановились перевести дыхание.

-- Вадик, как ты не боишься? -- отдышавшись, спросила Таня.

-- А что такого, риск облагораживает. Ведь все великие любили дуэли.

-- Но ведь это может плохо закончиться.

-- У меня здесь много защитников, -- беспечно ответил Вадим.

-- Но ведь они там бьют друг друга, а мы здесь. Это нечестно.

-- Ты предлагаешь принять участие? -- хитро глянув в её сторону, спросил Вадим.

-- Нет, просто не нужно так делать. Это нехорошо.

Таня совсем забыла, что Муза должна быть всецело на стороне поэта и читала ему морали словно строгая учительница своему ученику.

Но Вадим мягко обнял её за плечи:

-- Это все мелочи. Пусть дерутся. Этим маленьким людишкам нужна встряска.

-- Нет, Вадик, ты не прав. Ведь они все тебя любят, -- не соглашалась Таня.

-- Ну что ты заладила, не прав, да не прав. Ты портишь мне настроение. Ничего с ними не станется, они всё равно каждый день дерутся. А я просто экстрим люблю, он меня вдохновляет.

Таня больше не противоречила ему, ей начинало казаться, что в чём-то он прав.

-- Я просто испугалась,- что ты пострадаешь, -- наконец произнесла она после раздумий.

-- Эх, серость, -- не зло произнес Вадим, -- Когда-нибудь я и тебя научу получать от этого кайф.

Он небрежно обнял её одной рукой за плечи, так, словно хотел опереться и они вместе пошли вразвалочку по улице.

-- Пойдём лучше ко мне, -- нарушил молчание Вадик, угадав Танины мысли.

И Таня снова подумала, что Вадим так внимателен и чуток, что даже, прочитав её мысли, избавил её от лишних объяснений, почему к ней идти сейчас нельзя. И даже избавил её от рассказа о том, что она сейчас живет с родителями, а у мамы больное сердце и по утрам её будить нельзя, чтобы она могла хорошо выспаться перед работой.

Но на самом же деле Вадиму просто было неинтересно знать, где живет Таня и с кем, а тем более сталкиваться с её родителями. А уж ещё больше он ненавидел объясняться перед мамами своих подружек, кто он такой, и где был с их дочерями всю ночь, испытывая на себе критический взгляд предполагаемой тёщи.

Да, Вадим был неординарной личностью, свободолюбивой со своенравным характером. Но обстоятельства он умел обратить в свою пользу, если ему это было нужно.    Он умел понравиться начальству и тем заслуживал уважение на работе. Теперь он занимал немаленькую должность на риэлтерской фирме. Средства позволяли ему купить квартиру, затем хорошо обставить ее, затем приобрести автомобиль самой видной марки.

 

То, что он хорошо живет ни от кого не скрывал, но вместе с тем никогда не верил в то, что его друзьям и переспавшим с ним подругам, нужен больше он сам , чем его состояние.

Но к Тане возникло особое чувство сразу. Нельзя сказать, чтобы он проникся к ней доверием или воспылал любовью. Вадим чувствовал, что эта скромная девушка попросту не знает, как обманывать и извлекать корысть из определенных отношений. С ней было спокойно и безопасно. Не нужно было соблюдать бдительность каждую минуту, держать ухо востро, чтобы не попасть впросак на заданный коварный вопрос. Можно было расслабиться и оставаться самим собой. Он знал, что нравится ей в любом случае, потому, что сумел очаровать с первого взгляда.

А Тане было с ним интересно. Ей казалось, что она открыла новую неизвестную землю для себя, и теперь она ее исследователь. Она чувствовала себя Колумбом, мореплавателем, первопроходцем. И вместе с тем… музой. Да, да, именно музой. Его музой. Хотя смутно понимала, что это по-настоящему значит. Этот необычный парень производил на нее такое сильное впечатление, что она вдруг, помимо своей воли становилась легкой и беспечной, такой, какой хотел ее видеть Вадим. И она забывала о своих трагедиях, пережитых за день, о своих заботах, о семье, о работе и планах на будущее. Она попадала в другое измерение, придуманное Вадимом, и исчезала в нем бесследно. Вадим для нее был одной из немногих личностей, встреча с которой может приравниваться к неземному чуду. Ведь он – поэт. Настоящий поэт. Признанный всеми гений. Властелин народных дум. В его руках, под его пером мечты многих.

Но высокое искусство большого дохода Вадиму не приносило. Он не считал и не собирался делать свою писанину профессией. Ведь он прекрасно понимал, что настоящие профессиональные поэты, писатели, артисты, отдав себя целиком искусству, не всегда хорошо живут, а бывает, что и бедствуют. Об этом свидетельствует многолетний опыт из жизни великих людей. Все, что его прельщало в своем мастерстве, это повышенное внимание к своей персоне, потенциальная власть над умами простых людей да бесплатная выпивка в кабачке третьего сорта, куда сходились все неудавшиеся лирики и писатели.

На Таню он смотрел немного свысока, но не подавал виду, чтобы не разбудить в ней подозрения. Ему нравилась ее доверчивость, мягкость и обходительность. Такие, как она становятся хорошими матерями, готовыми в огонь кинутся за свое чадо, а порой даже за супруга. И он не хотел упускать девушку из виду, чувствуя, что она сумеет обеспечить ему весь необходимый комфорт для творческой работы и уют в доме. Уж такая не станет спорить, кому сегодня идти за хлебом, её не нужно будет постоянно просить пропылесосить пол и вытереть пыль, от которой может развиться аллергия. Она это все заботливо сделает сама. В том, что Таня согласится с ним жить, и что ей будет хорошо, Вадим не сомневался. Какая же дура откажется жить в шикарной квартире, ездить в авто на работу и в магазин, да еще любоваться по вечерам красавцем мужем, который сможет подарить ей экстраординарную любовь. Многие так хотели бы этого всего, но ни одна из подружек не затронула внимание Вадима так глубоко, как Таня.

 

Глава 2

Придя, домой очень поздно, вернее, очень рано утром, не зажигая свет, в потемках, едва освободившись от стесняющей одежды оба увалились спать без памяти на одном диване. Сегодня  воскресенье, и никому  никуда торопиться не было нужды.

Таня проснулась около десяти утра и сразу хотела позвонить маме домой. Но не успела этого сделать. Едва она взяла мобилку в руку, как она запиликала сама. Это звонила сама Танина мама, волновавшаяся за дочь. Она уже привыкла к ночным Таниным похождениям, но во всех случаях та была в доме Анфисы.

-- Привет, ма, -- отозвалась Таня, -- Я только что хотела сама позвонить.

-- Почему с вечера не позвонила?

-- Да я не знала, что у Анфисы переночую, а потом поздно было. Вы ведь рано ложитесь, я будить не хотела.

-- У какой Анфисы? Она сама целое утро телефон обрывает, все спрашивает, где ты.

У Тани дрогнуло сердце:” Вот, химера, -- подумала она, -- И так парня отбила, так еще прикрыть не могла перед мамой. Какая же она подруга? Все переживает, хоть бы мне лучше ее не было”. И неожиданно для себя выпалила в трубку:

-- Ма, не пугайся. Я замуж вышла.

-- Как, так быстро.

-- Ну… не совсем вышла. Но я люблю этого человека и сейчас с ним.

-- Танюша, доченька, не пугай меня так.

-- Да нет, что ты, мама. У меня все хорошо. Ты только Анфиске ничего не говори. Я потом перезвоню. Все, целую.

Таня быстро выключила связь, видя, что Вадим заворочался рядом. Он услышал Танин разговор о замужестве, вероятно касавшийся Вадима, и насторожил ухо. С одной стороны ему даже польстило, что такая девушка как Таня, сама хочет за него замуж. Но, с другой стороны, он привык не доверять всем, и каждому. Да и потом его удивило, что Таня в первую очередь думает о своих родителях, а не спешит похвастаться подруге, какого парня она отхватила сегодня ночью. Ведь про своих-то родителей Вадим вспоминал крайне редко, ограничиваясь тем, что просто помогал им материально. На этом он считал свой сыновний долг выполненным.

Они оба еще лежали некоторое время с закрытыми глазами, но уже не спали. Вадим претворялся спящим, а Таня сделала вид, что поверила в это. Осторожно соскользнув с широкой кровати, она направилась в ванную комнату. Затем в ее планы входило приготовить к завтраку что-нибудь сногсшибательное, экзотическое. Ведь Вадим был необычной личностью и, наверное, простая яичница его вряд ли устроила бы. Но, вот только из чего будет приготовлен завтрак, Таня пока не знала, потому, что в холодильник еще не заглядывала и даже не знала, на какие средства живет ее теперешний ухажер. Но Вадим, словно предчувствуя Танины намерения, дождался, пока она примет душ и вышел к ней на кухню. Он обнял ее за плечи и поцеловал в тонкую шейку самым изысканным поцелуем, каким только мог. Таню это взволновало и слегка смутило. До сих пор так не целовал ее ни один из парней, которые были рядом с ней. Смутная неуверенность охватила ее, а стоит ли она этого поцелуя, а что, если это все предназначено не ей, или, скорее всего, не только ей. Чтобы скрыть смущение она спросила:

-- Вадик, что бы ты хотел на завтрак?

Вадик немного отстранился от нее с видом человека, которому неожиданно поломали все удовольствие жизни. Подвел глаза вверх, глядя на потолок, как вроде прося у него милости и снисхождения, и шутливо молящим тоном произнес:

-- О Господи! О чем думают эти женщины!

-- Но Вадик, я ведь хочу знать, чего хочешь ты.

-- Ничего, кроме тебя, -- и он снова осыпал Таню сногсшибательными поцелуями. Таня попыталась ему ответить тем же, переживая, что у нее так не получится, и что из нее любовница не очень хорошая для такого мачо, как Вадим.

-- Хлеб.

-- И все?!

-- Жаренный серый хлеб. И кофе.

-- И это все?!

-- Ну конечно! А разве мало?

Таня недоуменно смотрела на него.

-- Но ты же не ел со вчерашнего вечера.

-- И не хочу до сих пор.

-- Даже яичницу?

Вадик устало вздохнул, изображая скуку на лице. Он оперся локтем о подоконник, закурил, глядя в окно, и стал говорить, словно самому себе, стоя  вполоборота к Тане:

-- Я привык так жить. Перебиваться с хлеба на воду. А были времена и поскрутнее. Днями ничего не ел. А серый хлеб стимулирует мышление, хорошо забивает голод, -- он как всегда был оригинален, привлекателен и непредсказуем, чтобы не делал, о чем бы не говорил.

-- Но ведь сейчас ты можешь жить иначе. И я рядом с тобой теперь, -- пыталась утешить его Таня, у которой готовы были навернуться слезы от жалости к страдальцу.

-- Да, могу. Но привычка осталась и я верен ей. Может, тебе и не понять, как это, когда за душой ни гроша, в животе пусто и только сигаретный дым наполняет легкие, мозги и окутывает туманом всю твою жизнь. Тем более, голодание полезно для организма, -- сделал заключение он в конце своей красивой речи.

-- Ну хорошо, хорошо, -- Таня взяла его за руку, искренне глядя в глаза , -- Я пожарю только хлеб и сварю кофе. Нам на двоих этого вполне хватит.

Вадим удовлетворенно удалился в ванную комнату заняться своим туалетом. Как раз в этот момент зазвонила Танина мобилка, с которой она, в целях осторожности, предпочитала не расставаться даже на кухне. Таня подняла трубку. Но не успела произнести:” Алло”, как услышала знакомый голос. Звонила Анфиса. Естественно, она знала, что вчерашняя ссора может повлиять на дружеские отношения с Таней. И, чтобы не потерять  верную подругу, хотела уладить все дело как бы вскользь, между прочим. Конечно же, она не считала себя виноватой, как и все прошлые разы, а всю вину пыталась скинуть на взбалмошный детский Танин характер, который вообще трудно в чем-нибудь предугадать. Это было в стиле Анфисы, всех брать на понт и сухой выходить из воды при любых обстоятельствах.

На этот раз она звонила, словно забыла рецепт какого-то блюда, который она давала Тане недавно переписать, а теперь сама осталась ни с чем.

-- … То ли я его потеряла, то ли ты по рассеянности забыла мне его вернуть, -- почти кричала в отчаянии в трубку Анфиса, -- А вот теперь, представляешь, мне так необходимо приготовить этот салат. От него может, судьба моя зависит и вся дальнейшая жизнь. Ведь для любимого, чего только не сделаешь… -- в этот момент она как бы осеклась,– Ой, извини, Танюша, я не хотела тебя задевать.

Таня слушала молча, не говоря ни слова с той секунды, как нажала на кнопку связи. Говорила любезным тоном только Анфиса. Но Таня между слов читала её потайные мысли, понимала к чему все эти паузы и оговорки. Ведь рецептов никаких никогда Таня  у неё не брала переписывать, всегда  опираясь на собственную сногсшибательную память и фантазию в таких делах. Таня была отличным кулинаром, чаще готовила, придумывая что-нибудь самостоятельно, а все рецепты, вычитанные в книгах, переделывала по своему вкусу. Подруги завидовали ей и чаще сами просили рецепты. Таня, не жадничая, охотно делилась с ними, зная, что это блюдо в её ассортименте уже не повторится, а из исходного будет придумано ещё тысячу разных.

Таня слушала и понимала, что сейчас, где-то рядом с Анфисой находится  Вадим, её бывший парень. Он, вероятно, если не слушает этот разговор напрямую, то может слышать, например, из соседней комнаты или из кухни. И всё, о чём говорит Анфиса, предназначено не только для Тани, но и для него. Несомненно, Анфиска, своим расчетливым умишком понимает, что с Таней нужно мириться, чтобы не замарать свою  собственную репутацию перед остальными подругами и парнями. Да ещё желательно, чтобы Таня в их глазах выглядела не пострадавшей бедной овечкой, а скандальной дурочкой, которую добрая Анфиса всё же простила и хочет вернуть в компанию. Ведь нельзя отвергать человека, нужно спасать. А ещё в Анфискины планы входило подчеркнуть перед своим Вадимом, что Таня совсем не умеет готовить, всё время берёт переписывать чужие рецепты, да ещё и не возвращает их.

А для самой Тани Анфиса постоянно, будто заговариваясь, намекала, что у них с Вадимом настоящая любовь и к Анфисе он теперь  относится намного лучше, не то что к Тане. Буд-то Таня сама виновата, что не сумела удержать рядом с собой такого классного парня.

Но сколько Анфиса не старалась, никаких угрызений совести или жалости, или зависти, на худой конец, у Тани не вызвала. Около пятнадцати минут та болтала, пока Тане не надоело и она спокойно, перебив пустую болтовню подруги, спросила:

-- Анфиса, ты зачем всё утро ко мне домой звонишь и спрашиваешь где я? Ведь ты же знаешь, что моей маме нельзя волноваться, у неё сердце.

-- Ой, Танюша, так ведь я сама волнуюсь за тебя, аж за сердце хватаюсь. Вот, не веришь, всё утро на валидоле сижу, Вадик подтвердит, -- имя Вадика не сходило с её языка, -- А на мобилку к тебе звонить не решалась, вдруг ты её отключила. Ведь мы вчера так глупо поспорили, а у тебя очень ранимый характер, я знаю тебе так тяжело с ним в жизни. Ты из-за пустяка переживаешь. Но я ведь твоя самая близкая подруга и я тебя уже давно простила. А Вадик говорит, что может с тобой оставаться в дружеских отношениях. Так, что не переживай, приходи к нам в любое время, мы тебя всегда примем.

-- Да я с твоим Вадимом уже давно только в дружеских отношениях. Еще  до того, как ты задумала присвоить его себе. Так, что зря старалась подруга, возможно, он с тобой только потому, что больше не с кем, а ходить далеко не охота.

Но Анфисе этот ответ не показался, видно, слишком убедительным. Похоже, она даже не собиралась понимать намека на происходящее. Таня собралась выключить связь, но не успела. Анфиса все же задала тот вопрос, который интересовал ее больше всего и ради которого она, собственно говоря, и звонила Тане все утро.

-- Так, где же ты была всю ночь?

-- Нигде. Дома.

-- А почему не отзывалась?

-- Не могла, занята была, -- кинула пренебрежительно Таня и отключила трубку.

Она немного задумалась. Ей не хотелось посвящать Анфису в свои секреты, но ведь та так просто не отвяжется, пока не узнает в чем дело. Таня понимала и это, и всеми силами хотела, как можно дольше продержать знакомство со своим новым парнем в секрете от подруг, пока отношения их не укрепятся.

А между тем было над чем поразмыслить и Анфисе. Слишком много неувязок уловила она из разговора с подругой. Не иначе, Танька кого-то уже нашла себе. Но как?! Познакомилась по дороге домой, или у нее и так предостаточно ухажеров в запасе. Вот стерва! Анфиса мучалась в раздумьях. Ведь хотела навредить сопернице, которая и так во многом превосходит ее, а получилось наоборот.

Анфиса чувствовала, что у Таньки сейчас все хорошо, потому она и разговаривала так уверенно с ней по телефону. А маму, почему нельзя было тревожить? Значит, ночью этой гуляки точно не было. Сердце Анфисы бешено колотилось. Она жаждала немедленно наладить с подругой прежние отношения и узнать интересующий секрет. Но как это сделать? Похоже, Танька теперь и разговаривать с ней не захочет, не то что секретом делится.

Но Таня, стоя на кухне, призадумалась, как правильней себя вести дальше. Причина, которая до сих пор держала дружбу между столь разными девушками, была совершенно проста и банальна. Таня не могла долго быть совершенно одна. Ей все время не хватало общения. Но заводить часто новые знакомства не любила, опасаясь влипнуть в очередную историю. Да, общение с Анфисой мало чем утешало требовательную, не только к себе, Таню. Но все же эта дружба, длившаяся с самых школьных лет, казалась ей проще и безопасней, чем новые, не менее сложные отношения. Они с Анфисой знали друг о друге буквально все, и Таня всегда могла предугадать, что задумала коварная подруга. В свою очередь Анфиса, полностью привыкшая к Тане, к такой, какая она есть, прощала ей все грешки, недостатки и странности, которых у Тани хватало, чтобы удивить не одну сотню скептиков и самых умудренных жизнью людей.

Конечно, Таня понимала, что это не конец их отношений. Общаться, так или иначе еще придется и дальше. Вот только как? Несомненно, нужно дать понять Анфисе, что такие обиды бесследно с души не исчезают и к ней больше уже не будет столько доверия и доброты, как было раньше. И с каждым таким поступком их будет все меньше и меньше. И когда-нибудь, если подруга так и не поймет этого, они испарятся и вовсе, и Таня исчезнет для нее навсегда. Она, быть может, и будет рядом, но как фантом или призрак, никак не принимая участия в жизни надоевшей и без того пустомели.

«Видал, какая, -- думала Таня про себя, -- Старается для новенького, из шкуры вон лезет, не знает какое блюдо ему приготовить, чтоб доволен был и не ушел раньше времени. Да разве этого брюзгу удивишь хоть чем-нибудь! Уж я-то знаю. Зато мой Вадим и куску хлеба рад. Я ему нужна не как кухарка. Я его муза.» С гордостью подумала Таня, и стала нарезать хлеб тоненькими ломтиками. Но продолжить занятие ей снова не дал телефон. Опять звонила мама:

-- Танюша, детка, -- причитала она, -- Так ты теперь не придешь домой к ужину? Хоть бы вещи собрала, как же ты там без вещей-то…

-- Мама, успокойся, я ж не на совсем ушла. Конечно, я еще приду.

-- Так ведь замуж вышла, сама сказала.

-- Ну, не совсем замуж. Мы только живем вместе. Пока обживаемся. А там видно будет.

-- Ох, какие теперь нравы у молодежи. Ты хоть бы его к нам привела, познакомила ближе, как положено. Посидели бы вместе, потолковали. А там живите, как хотите. Мы-то с отцом волнуемся.

-- Да не волнуйтесь вы так, мам. Рановато еще просто знакомиться. Я сама еще не совсем раззнакомилась.

-- Как же так, замуж вышла и не раззнакомилась.

-- Да я еще не вышла замуж, только думаю.

-- Короче: когда свадьбу играть будем? -- взял трубку отец, -- Будет свадьба, а там живите, как знаете.

-- Свадьбу? -- призадумалась Таня, -- Не знаю, может это не модно сейчас.

-- Ну, что значит, не модно. Мать с ума сходит, а ты…

В этот момент Таня пожалела, что сказала маме про замужество, но другого ничего придумать не могла. И уверенно заверила родителей:

-- Скоро. Свадьбу сыграем скоро. Просто кольца купить надо и платье подвенечное. А то без них как же.

Отец немного поостыл:

-- Ну ладно, дочка, желаю тебе удачи. Любите  друг друга, но и про нас, стариков, не забывайте. С Богом.

-- Счастливо, -- ответила Таня и положила трубку.

Вадим к этому времени успел помыться и вышел из ванной. Мокрые волосы его были гладко зачесаны назад и уложены гелем. Он не слышал начала разговора Тани с родителями и уловил только последние ее фразы.

Вадим, кутаясь в халат, изобразил сосредоточенную гримасу. Умом он понимал, что даже если свадьба и должна произойти в совместной жизни двух людей, то это результат взаимной симпатии после совместного проживания или длительных встреч. Но ни того, ни другого в их жизни еще не было. Следовательно, всякий здравомыслящий человек должен протестовать против самостоятельного решения другого.

Он нахмурил брови и строго спросил у Тани, войдя на кухню:

-- Ты что, замуж собралась?

Таня смущенно пожала плечами. От неожиданности она растерялась и не знала, что ответить лучше, «да» или «нет».

-- Ну, в общем, да.

-- За кого же, если не секрет?

-- Да, вроде, за тебя.

-- За меня? -- недоуменно переспросил Вадим, -- ему крайне трудно было скрывать нотки гордости в своем голосе, и он делал вид, что не понимает о ком идет разговор.

-- Ну, конечно же, за тебя, со вчерашнего вечера собираюсь. Ведь ты же сам попросил меня стать твоей музой. А это значит, что я всегда должна быть с тобой рядом. Разве не так?

-- Да, так. Но ты хотя бы знаешь, что такое муза? Муза -- это тонкое, почти прозрачное существо, которая вдохновляет поэта, вселяет в него чувства и новую энергию. Ради неё поэт готов идти хоть на край света. А какие стихи начинают  складываться у него под впечатлением, которое дарит ему она! А что предлагаешь мне ты? Свадьба. Нет, только не это! Горшки, кастрюли, пелёнки. Серая унылая жизнь, изо дня в день повторяющаяся, как заезженная пластинка. Она убьёт мой талант и меня самого.

-- Да нет, что ты, Вадик, -- стала  возражать ему  Таня , --  У нас  так  не будет, у нас будет всё иначе, вот увидишь. Я не буду надоедать тебе горшками и кастрюлями. Я знаю, это не главное…

-- А печать в паспорте, -- перебив её, в отчаянии крикнул Вадим, -- она как клеймо недоверия давит на мою душу.

-- Да не будет никакой печати в паспорте. И паспорта у меня нет. Я его куда-то так засунула по рассеянности, что сама найти не могу. Вадик, ты понимаешь, у моей мамы слабое сердце, у неё может быть приступ, и чтобы она успокоилась, я сказала, что у нас будет свадьба. Всё, как у людей. Она хороший человек, ты потом моих родителей узнаешь…-- не успевала объясняться перед Вадимом Таня.

-- Что? Мамки, няньки, совместные походы из одного дома престарелых к другому, постоянный отчет перед ними, как мы живём, -- не мог успокоиться Вадим, схватившись за голову руками, но, не забывая приглаживать при этом волосы, чтобы не испортить причёску, -- Ты хочешь  убить меня!

-- Нет, не хочу, это только  так, для видимости.

-- Для видимости ты натянешь фартук и станешь обычной куховаркой, а для меня это невыносимо. Мне нужно вдохновение. Вдо-хно-ве-ни-е, понимаешь.

-- Я буду  вдохновением для тебя. Обещаю, я научусь.

-- Да чему ты научишься?! Если это и так, то пока что я ставлю тебе за учёбу только двойки. Вместо того, чтобы иметь от тебя моральную поддержку и понимание, я только и слышу: «Вадик, нельзя. Вадик, давай не будем». Я скоро в старика с тобой превращусь. Ведь уровень адреналина в крови падает. Жить не хочется.

-- Вадик, я буду стараться стать другой. Я постараюсь тебя понять. Ведь я учительница, у меня получится.

-- Кто? Ах, учительница. И это чувствуется. Учительница чего, если не секрет?

-- Рисования.

-- Вот видишь, -- торжествующе воскликнул Вадик, -- значит, ты должна понимать искусство. Если ты научишься понимать искусство, то поймёшь и меня, ведь я его частица.

Вдруг зазвонила мобилка, на этот раз у Вадима. Он заспешил в зал, извлёк её из кармана пиджака, аккуратно висевшего на тремпеле на дверце шкафа, и включил связь.

-- Алло…Да это я, Вадим…Когда сегодня?...По какому поводу?...Мне необходимо быть?...А перенести нельзя, у меня много дел…Что, сам профессор…  Во сколько…Уже через час начало!? Хорошо, обязательно буду!

Таня слышала его диалог из кухни и поняла, что Вадиму срочно нужно куда-то идти. Она слышала, как он поспешно одевается.

Вадим заскочил к ней на кухню, чтобы сказать о причине своей отлучки:

-- Из литобъединения звонили. Мне надо бежать.

На нём были узкие штаны со стрелками и наглаженная рубаха, наспех накинутый пиджак. Не застёгнутый ворот рубахи и гладко зачёсанные волосы придавали ему умильный вид растрёпанного интеллигента. Что ни говори, в любом своём наряде Вадим был изысканно красив и оригинален, как артист. И Таня невольно залюбовалась им. От Вадима не ускользнул и этот её взгляд и придал ему ещё больше гордости и уверенности.

-- А завтракать ты разве не будешь?

Таня начала поджаривать хлеб.

-- Нет, мне некогда.

-- Но ты ведь голодный.

-- Перекушу по пути в кафе.

Вадик попятился к двери, желая поскорее выйти, чтобы не пропахнуться запахом кухни.

-- Кстати, возьми денег, и позавтракай в ресторане тоже.

 Он положил несколько купюр в прихожей на трюмо.

-- Но разве ты к обеду не вернёшься? -- Таня вышла в прихожую проводить его.

-- Не знаю.

-- Да, я чуть не забыла, мне к четырём тоже нужно быть в доме творчества «Юность». Я взяла подработку и веду кружок рисования среди первоклассников летом.

-- Ну, что ж, всего хорошего, -- холодно кинул Вадим.

 Он полностью погрузился в свои  мысли и о Тане уже не думал. Хлопнул дверью и ушёл.

Таня, не спеша, взяла купюры в руки. Денег хватало, чтобы не только позавтракать, а пообедать и поужинать в ресторане всей семьёй.

Она немного задумалась, а может ей, и вправду, не нужно теперь будет стоять в фартуке возле плиты целыми днями и думать лишь о том, чтобы семья была сыта и обогрета. Теперь её задача заключается в том, чтобы стать изысканной леди, «тонкой и почти прозрачной», как  сказал Вадим. На минуту она представила себя  важной, горделивой дамой, в шляпе и перчатках, медленно идущей по центральной улице к универмагу купить себе новые туфли или вечернее платье, а может, очередную помаду за несколько долларов, потому что все остальные уже надоели. Она хочет открыть сумочку, чтобы взять зеркальце, но маникюры мешают ей. Она нервничает и ненавидит весь мир из-за того, что один ноготь, покрытый дорогущим лаком, повредился. Красота на сегодняшний день – основная ее забота, ведь Вадиму так хочется. А в остальном ее не должно больше ничто беспокоить или, скорее то, что беспокоит Вадима. А его беспокоит только искусство.

Таня вздохнула, ей стало грустно от этих мыслей. ”Может, ему просто не хватает тепла, -- решила она, -- Ничего, когда появится семья, немного отогреется и спустится на землю. Впрочем, как это может помешать его таланту, если человека просто любят и хотят ему добра”. К обеду любимого она так и не дождалась. Позавтракав  наспех, чем было в холодильнике, отправилась на свои факультативные занятия. А по дороге домой, купила на оставленные Вадимом деньги гостинцев и зашла утешить своих родителей, что у нее все хорошо. Денег у Тани осталась еще на то, чтобы заполнить холодильник и у них с Вадимом. Как он не сопротивлялся бытовым обстоятельствам,  а жить чем-то надо и кто-то должен об этом беспокоиться. И как бы там ни было, а музе не вредно иногда и похозяйничать.

 

Глава 3

Вадим вернулся поздно. Он был немного выпившим и слегка возбужденным. Но настроение  у него было хорошее.

-- Как дела? -- поинтересовалась Таня, видя, радость в его глазах.

-- Отлично.

-- А что так долго? Я уже и ужин давно приготовила. Только не говори, что это банально. Блюда совершенно необычные. Ты таких вкусностей еще не пробовал. А ужинать мы будем в зале при свечах и гирляндах. Свечи ароматизированы.

-- У нас банкет был. Отмечали день открытия объединения, это раз. День рождения Пушкина, правда с запозданием, это два. День печатной книги, это три. Устал. Вадим увалился на диван, рядом с накрытым Таней столом. Но от еды, на этот раз отказываться и не думал. И Таня была рада этому. Она присела рядом с ним на край дивана. Поднеся к его губам кусочек запеченного в сметане кальмара, поводила перед самым его носом. Вадим, наслаждаясь, вдохнул аромат пряностей, затем облизнулся. Таня стала кормить его прямо на диване в лежачем положении. Потом он привлек ее к себе. Они, вместе лежа, поочередно не глядя, брали кусочки то с одного, то с другого блюда, кормили друг друга и пытались отгадать, что это была за еда.

Вино, купленное Таней в том же супермаркете, было тут же откупорено и распито. Вкус его был удивительным. Горьковато – сладостным и таким экзотическим, будто из самой древней коллекции, хранившейся миллион лет назад в пирамиде египетского фараона. И таким же было оно пьянящим. Тане казалось, что она просто дурманеет от одного его запаха.

Ночь была для нее прекрасна, удивительна и неповторима. Свечи медленно таяли, источая аромат хвои и терпкий запах полевых трав.

На лица им опускались серебристые спиральки гирлянд, как в волшебном замке сказочной королевы. А сам Вадим был прекрасным принцем, вежливым, благородным и…непредсказуемым. В  него невозможно было не влюбиться в сотый раз после знакомства, даже если знаешь уже много лет. И Таня любила его. Думала, что любит. А он это чувствовал. Чувствовал всеми фибрами своей души, наслаждаясь ее бесхитростным чувством, но все же пользуясь им. Только пользуясь, несмотря на всю романтику и наслаждение, которое предоставил взамен самой лучшей, но так же нелюбимой женщине, как и всем предыдущим.

Таня отметила, что в постели Вадим так же оригинален и великолепен, как и во всем, что он делал. Настоящий талант – талантлив во всем, это точно сказано про него. Он очаровывал ее ежеминутно, не давая заскучать и хоть на секунду сомкнуть глаза. И Таня таяла как свеча под напором горячего пламени его энергии. Понадобилось совсем немного усилий, чтобы убедить ее в пылкости чувства к ней. Она и так, была расположена к этому с самого начала. Еще в первый вечер их знакомства Вадим отмечал с огромным удовольствием, что нравится ей весь целиком от корней своих разбросанных волос до самых каблуков щегольских туфель. И она верила в его талант. Талант, благородство и широкую душу, какую полагается иметь всем настоящим поэтам. И сейчас Вадиму предоставлялся великолепный шанс подтвердить все то впечатление о себе, которое складывалось у Тани.

Он поглощал ее волнами все нового и нового прилива страсти. Едва она, отдышавшись, всплывала наружу после забытья, как он с новой энергией набрасывался на нее снова. Так они плавали до самого утра, пока за окнами не забрезжил рассвет. Все свечи сгорели дотла и чувства их тоже. Насладившись друг другом, и отвернувшись в разные стороны, они заснули каждый своим сном.

А утром, вернее уже к обеду Таня вскочила с постели, как полоумная. Она никак не могла прийти в себя после вчерашнего и вспомнить, где она находится. В чувство ее привел стакан холодной воды, налитой из графина, стоявшего на неприбранном столе.

«Где я, где я…» - всё время повторяла Таня про себя. Наконец она услышала плеск воды  в ванной комнате и рассердилась на саму себя.

«Ну, конечно же, у Вадима. Моего нового любимого Вадима – что за глупый вопрос. И сегодня воскресенье, и можно наслаждаться любовью ещё целый день», -- удовлетворённо подумала она.

Но все её радужные мечты разрушил сам Вадим. Он вышел, скорее, выскочил из ванной комнаты в накинутом на голое тело халате, кинулся к платяному шкафу и судорожно кинулся перебирать все свои вещи.

-- Что ты ищешь, -- спросила Таня.

-- Чистую рубашку, -- бросил ей в ответ Вадим так, словно ночью между ними ничего и не было.

-- А эта разве грязная, ведь ты её лишь раз вчера одел.

-- Ну и что, что раз. Всё равно уже не свежая, -- ещё более раздражительным тоном отвечал Вадим.

Таня стояла рядом со шкафом и с любопытством заглянула внутрь.

-- Да, но у тебя есть ещё свитера и водолазки. Неужели это всё грязное?

-- Хочу рубашку как вчера.

-- Ты одень сегодня что-нибудь другое, а рубашку я выстираю, и через час-другой она будет готова.

-- Нет, хочу сейчас.

-- Вадик, ты как ребёнок. Ну, ты же понимаешь, сейчас нету.

-- А надо, чтоб была, -- с этими словами он полез в карман одних из  брюк и достал бумажник.

-- На, пойди купи мне рубаху, -- протянул он Тане деньги.

Таня изумлённо глядела на него.

-- Чего смотришь? ЦУМ сегодня открыт или супермаркет какой-нибудь.

-- Да, но из-за этого покупать новую рубашку. Быстрее старую выстирать.

Тогда Вадик достал ещё столько же денег и протянул их снова Тане.

-- Бери, купишь что-нибудь и себе.

Таня не решалась брать, все еще изумленно глядя на него. После такой бурной ночи у нее было сонливое настроение и никуда не хотелось идти.

-- Может, все таки старую постираю, -- попыталась она убедить еще раз Вадима.

-- Не хочу старую, как ты не понимаешь. Она застиранная. Хочу новую, -- почти кричал он тоном  капризного мальчишки. И видя, что Таня не соглашается, почти насильно  впихнул ей в руку ещё больше в три раза денег. А сам плюхнулся на диван и отвернулся к стенке, не желая больше разговаривать так, будто  он жутко обиделся. Тане ничего не оставалось делать, как собираться и идти за покупкой.

Перед выходом из комнаты она ласково потрепала  Вадима по шевелюре в знак того, чтобы  он  зря не дул губы.

 

Погода была сегодня хмурая, иногда накрапывал дождик, и Тане  вовсе было невесело скитаться из одного магазина в другой на голодный желудок.

Одни из них были закрыты, в других не было того, что она искала. Под конец недели весь товар был раскуплен, а новый ещё не привезли.

Таня вяло зевнула, ей хотелось отдохнуть после бессонной ночи, перед трудовой рабочей неделей. Но оставить своё занятие она не могла, раз любимый так хотел. Впрочем, она и сама не знала, зачем это делает. Для другого бы так стараться не стала. Настояв на своём, просто бы  выстирала старую. Но Вадик так просил. Она никак не могла забыть обиду на его лице. Надутые почти детские пухлые губы, взъерошенную чёлку. Совсем как ребёнок. А какая мать откажет своему прелестному чаду в его капризе. И Таня не смогла отказать ему, потому, что относилась к Вадику как к своему ребёнку.

«И какие же эти поэты чувствительные ко всему, -- думала с умилением она по дороге, -- Не может терпеть даже вчерашнюю рубашку. А, может, он и прав. Ведь старая уже износилась, а новую купить некому. Холостяк, сразу видно. Просто ему заботы не хватает и ласки, вот он и капризный такой, хочет внимание к себе привлечь. Но ведь он заслужил его. Ведь такой одарённый, такой гениальный. А странности и причуды у всех гениев есть, они не от мира сего. Поэт, одним словом…

Наконец, прошлявшись часа два по супермаркетам и продрогнув под небольшим летним дождём, она решила направиться в ЦУМ, там всегда можно найти, что угодно. И Таня, ругая себя за несообразительность, села на ближайший троллейбус. Но ведь она хотела сэкономить время, а получилось наоборот.

В ЦУМе  как раз был самый разнообразный товар и Таня, не скупясь в цене, выбрала Вадиму замечательную рубашку. Модную, элегантную и даже с карманами. Её можно было носить внутрь и навыпуск без пиджака. Вот Вадик обрадуется. Таня мысленно представляла, как она покажет своему любимому  покупку и каким красавцем будет он в этой обновке. Таня радовалась за него и вместе с ним. Она получила удовольствие от сделанного дела, не меньше, чем от прошлой ночи наедине с Вадимом.

И только на обратном пути  Таня вспомнила, что Вадим дал ей денег, достаточно, чтобы она купила что-то и для себя. Но было поздно. Автобус подскакивал на мелких бугорках, подвозя её к улице, на которой она теперь жила.

«Ничего, -- подумала  Таня, -- Отложу их в запас, пригодятся. Поэты, народ непредсказуемый. Сегодня дарит подарки щедрой рукой, а завтра ни копейки за душей иметь не будет. Опять голодать придется, а мне его страдания не выносимы. Муза я, в конце концов, или нет? Я должна оберегать его, но так, чтоб он этого не знал».

Был уже вечер, когда Таня попала в свою квартиру. Дверь была не заперта. Вадим опять по рассеянности оставил её открытой. Но в доме, похоже, он был не один. Из кухни доносились чьи-то голоса.

«А, вдруг, это его родители?», -- мелькнуло в голове у Тани, и она немного напряглась.

Зайти в кухню она не решилась и прошла сразу в зал. Там по-прежнему стоял журнальный столик перед диваном с грязной посудой после вчерашней ночи и недоеденными деликатесами. С потолка спускались серебристые и золотистые гирлянды.

Опять Тане показалось, что она попала в сказку, и на миг взгрустнулось, что всё прошло, но снова стало радостно от мысли, что эта ночь ещё не раз повторится, но будет всё теперь  совсем иначе. Ведь Вадим так любит разнообразие.

Таня вдруг вспомнила, что ничего не ела с самого утра, бросила покупку в кресло и села перекусить наспех. Но едва она дожевала бутерброд с салатом из креветок, как в комнату вошёл Вадим. Он увидел Таню и изумился:

-- Ты где была так долго? Что, опять кружок какой-нибудь?

-- Нет, рубашку тебе искала, -- тоже удивилась Таня тому, что Вадим ее, кажется, ревнует.

-- Рубашку,-- переспросил Вадим, словно уже забыл, зачем посылал свою музу в магазин.

-- Да, рубашку, -- вот она.

Вадим кинул задумчиво-рассеянный взгляд на целлофановый хрустящий пакет, лежащий в кресле.

-- И из-за этого тебя не было так долго?

-- Вадик, сегодня воскресенье. Все магазины или закрыты или товара в них нет. Еле нашла. Вот, примеряй-ка.

Таня развернула перед ним покупку.

Вадик смерил обновку оценивающим взглядом. На его лице отобразилось удовлетворение. Вкус у Тани явно имелся. Кажется, она ему угодила.

-- Ладно, положи обратно, потом примеряю, -- не вынимая рук из  карманов, своих стильных Джинс, пренебрежительно кинул он. Кажется, ему было не до этого. Обернувшись, он снова заторопился на кухню. Таня уже догадалась, что там гости, его друзья.

-- Но Вадик, -- возмутилась она, -- А вдруг мала, так я бы завтра  отнесла обратно, обменяла.

На самом деле ей просто жутко хотелось посмотреть, подходит ли ему такой  цвет и фасон.

-- Ох, опять ты за своё. Вот ты меня замучаешь когда-нибудь. Тебе лишь бы о глупостях  земных думать, а у меня духовная пища, небесная.

После некоторых  уламываний  Вадим всё же согласился.

-- Ну, ладно, только быстро. И сидеть в ней сегодня все равно не буду. Её постирать надо после магазина, вдруг аллергия на коже появится.

Рубашка ему действительно подошла, особенно серо-синий цвет оттенял такие же  синие глаза цвета морской волны.

-- Ну, ладно, хватит, -- одним рывком Вадим скинул новую вещь и почти швырнул её в кресло, -- Мне некогда, меня ждут, -- нервно натянул он потёртый свитер  на себя.

На кухне сидели три его товарища. Они пили пиво и разговаривали о поэзии. Все они были старше Вадима, средних лет. А один из них совсем седой, самый неряшливый.

Таня не постеснялась войти к ним и поздороваться.

-- Может, чаю хотите? -- предложила она.

Всё внимание друзей моментально переключилось на неё.

-- Присаживайся, мы сами тебе нальём, --  стали  приглашать они  её к себе приветливо.

По их голосам Таня поняла, что сидят они здесь уже давно и, можно сказать, что хорошо успели пропитаться алкоголем.

Вадим был не против того, чтобы Таня сидела с ними рядом. Наоборот, он даже этому обрадовался, но по своей вечной рассеянности просто забыл её пригласить сам. Как истинный джентльмен он достал ей самую большую и красивую чашку.

-- Нет, я не пью, -- запротестовала Таня.

-- Надо, за компанию, хоть один раз, -- настаивал Вадим, -- хоть сто грамм, чисто символически.

-- Нет, нет, можно и без этого, -- отшатнулась от бутылки Таня, вспоминая прошлую пирушку  в кабаке.

-- Да не лей ты даме эту водку, лучше пивка, -- вмешался один из друзей, -- Правда, же солнышко, водка-гадость. Вот пиво – это вещь. Сам только его и пью.

Гости были из простых людей, но очень мягкие в общении. Хотя про таких говорят, что от них трудно отвязаться. В их характерах есть что-то назойливо-навязчивое. А общение приятно только в первые минуты знакомства. Хотя по виду Вадика можно было сказать, что он не против болтать с ними сутки напролёт, за чаркой, разумеется.

Тане налили полную чашку пива и угостили сушённой таранькой. От чего ей отказываться вовсе не хотелось. Потом всё внимание гостей снова переключилось на Вадима. А он вдохновенно и увлекательно им о чем-то рассказывал.  Впрочем, о Тане  забыл и он сам во время рассказа. Он опять забыл познакомить ее с друзьями. Н это Таню уже не обижало и не удивляло. Она начала привыкать к порядкам этого общества. Раз Вадик такой необыкновенный и романтичный, то и все его знакомые, друзья, приятели должно быть, такие же. Тане нравилось это состояние ожидания неожиданности каждую минуту. Она чувствовала себя Алисой из сказки Кэрролла в сказочном лесу, где за каждым деревом, пнем или корягой таится опасность. Но опасность не страшная, сказочная и любое приключение в любом случае закончится хорошо. С Вадимом ей все казалось похожим на сказку, сумбурный сон, в котором она живет, но сквозь пелену видит все другим, не таким, какое оно есть для остальных людей. Она видела мир глазами Вадика, жила в его сказке.

А он, ее искуситель, это чувствовал. Ему это нравилось, хотя, кое в чем, она его раздражала. Но он не мог жить без того, чтобы им не восхищались другие люди, более простосердечные и прямодушные. Они никогда не скрывали своих истинных чувств, а чувства их по отношению к Вадику были всегда только положительные. И Таня теперь была нужна ему как никто другой. Ее ласка, заботливость и надежность пополняли запасы его собственной энергии. Он чувствовал в ней хорошую опору во всем. Она не из тех, кто может неожиданно подсунуть свинью и уйти к другому или завести любовника на стороне  и крутить сногсшибательные интрижки. Ей больше импонировала стабильность в эмоциях и тишина. Тихое безоблачное счастье.

Но вот это Вадима и раздражало, и иногда даже бесило. Она напоминала ему наседку, которая квохча, бегает по двору за цыплятами, без всякой на то надобности и этим еще больше пугает их.

Он отлично знал, что она не растратит попусту его деньги на пустяки и рестораны, а скорее отложит их в общую копилку, как добропорядочная жена. И это его тоже отчасти злило. Недаром сегодня днем он сунул ей в руки весь оставшийся запас денег и заключил сам с собою пари, что она либо вовсе не потратит их, либо ограничится самой дешевой покупкой для себя, остальные отложит на черный день.

“Я так и знал, -- злорадно усмехался про себя Вадим, увидев, что Таня не преобразилась, имея в руках такую суму денег, -- Никакой остроты чувств, переживаний и страданий за любимую. Похоже, она не нуждается в том, чтобы ее любили. Даже раскручивать меня ни на что не хочет. Другая в первую очередь себя бы нарядила, а про мою рубашку и вовсе забыла бы. А я бы страдал из-за нее и… еще больше любил. Нормальная баба должна быть стервой. А эта не такая. Но сильная личность все же. А такие, как она во многом не нуждаются. Ну и ладненько, мне больше будет…”

Когда гости поддали еще немного водочки и запили ее пивом, стали дружно восхищаться, какая замечательная пара Вадим и Таня. Как Таня ему подходит и как он правильно сделал, что выбрал именно ее, а не кого-то другого. Красивее и милее девушки во всем районе все равно не найти.

Таня засмущалась, она не привыкла когда все внимание обращено только на нее. Щеки ее зарозовели не то от пива, не то от переживания.

-- Да вы что, Вадик такой красавец и умница.  Для меня самой он просто идеал. Рыцарь, о котором я только во сне могла грезить.

Вадим сделал вид, что не ожидал таких похвал. Скромность не позволяла ему самого себя возвышать на пьедестал, и он смущено опустил глаза:

-- Таня, не надо, зачем ты.

Но всякий раз от таких вот ее слов у него кружилась голова посильнее, чем от самого крепкого вина, а кровь бешено стучала в виски. Он чувствовал полнейшее удовлетворение собой в такие минуты и прилив адреналина в кровеносных сосудах.

-- А вы еще не видели его в новой рубашке. Вадик надень, покажись гостям, -- продолжала нахваливать дружка простодушная Таня.

Вадик, опять немного поломавшись, надел рубашку, которая так и оставалась лежать скомканная в кресле, и теперь была немного помята.

-- А что ты купила себе? -- шутили гости, -- Наверное, Вадик и тебя одел, как куклу.

Таня снова смутилась и растерялась:

-- Ну, пока еще ничего. Мы ведь недавно живем, еще успеется.

И тут Вадик отлично исполнил еще одну роль. Округлив от удивления и негодования свои глаза, он приблизил лицо к Тане и воскликнул:

-- Как, ты ничего не купила себе? Я ведь дал тебе так много денег.

-- Нет, Вадик, мне было некогда, я спешила к тебе.

-- Ох! Я несчастный! Ну, почему ты все время пытаешься меня обидеть…

Он сел на табурет за стол и опустил голову, оперевшись на руку, изображая огорчение. Таня не знала, что ему и ответить. Ведь она так старалась для любимого, а получилось наоборот. Внезапно она почувствовала угрызение совести от того, что она, Таня должно быть плохая муза и не умеет справляться со своими обязанностями. Но эти ее угрызения скорее были похожи на смятение. И если бы она была немного внимательнее к себе самой, и вовремя прислушалась бы к своим истинным чувствам, то ощутила бы нечто похожее на обиду за саму себя и свои, несправедливо, потраченные старания. Возможно, что кому-то другому она высказала бы все, что думала, поскольку всегда была пряма и откровенна.

Но Вадик был не такой. Ему нельзя кидать в глаза грубые фразы, которые покалечат его тонкую душу. Он – гений, он – поэт. А у поэтов жизнь другая, восприятие другое. Их надо беречь. А все, что у других называется неблагодарностью, ленью, у них это всего лишь безобидные причуды, являющиеся результатом трудов их тонкой трепетной души и сложного мировоззрения.

И Таня понимала это все и старалась потакать своему кумиру во всем.

Она наклонилась над Вадиком, шепча ему на ухо:

-- Ну, Вадичек, ну не сердись. В следующий раз вместе пойдем и что-нибудь выберем и для меня.

Вероятно, Вадик уже забыл, о чем думал, когда притворялся. Он поднял голову и глянул на Таню

-- Конечно, пойдем, -- отрешенно произнес он.

Но в первую секунду от Тани не ускользнула высокомерная искорка его взгляда. Он как бы смерил ее взглядом сверху вниз и глянул поверх. Ей стало как-то не по себе в первую секунду.

“Должно быть, он устал, -- решила она, подавив свое недоверие, - Ему сейчас уже не до нарядов. Надо выпроваживать гостей и ложиться спать. Завтра и так рано вставать”.

-- Вадик, -- она опять зашептала ему на ухо, -- Я пойду стелить, а ты пока гостей проведи.

-- Как стелить, куда проведи... Еще и двенадцати нет, детское время, -- он недовольно смотрел на Таню.

Гости тоже заволновались, что их могут выпроводить.

Вадим указал на одного из гостей, который выглядел старше всех.

-- Вот это Марсэлыч. Ты знаешь, ему жить негде. Он остается у нас.

Таня растеряно захлопала ресницами. Она опять почувствовала себя не ловко.

-- Вадик, я ж не против. Я и ему постелю. Ты только сам ложись спать, завтра же на работу.

-- А что  работа, -- беспечно ответил Вадим, -- Не волк, в лес не убежит. Тебе надо, ты и ложись спать. А наше дело молодое, до утра ещё далеко.

-- Хорошо, -- ответила Таня и отправилась спать в зал, на диван, где они с Вадимом провели две ночи подряд.

В глубине души она ждала, что Вадику надоест её компания и, вспомнив о Тане, он всё же придет к ней, и счастье прошлой ночи возвратится. Но Вадик так и не вспомнил о своей Музе, и Таня заснула в одиночестве, так и не дождавшись его.

 

Глава 4.

А утром зазвонил надоедливый будильник, оповещая всех о наступлении нового дня и поднимая на работу. Кое-кого через силу.

Таня сладко потянулась в постели. Но она не чувствовала себя отдохнувшей. А надо было вставать, идти на работу, продолжать свою жизнедеятельность, и никому не сообщать, не жаловаться  о своих неприятных ощущениях, вызванных постоянной усталостью. Ведь в последнее время Таня, стремясь заработать больше, денег, чтобы помочь родителям, брала на себя любую внеклассную работу, которую только можно было взять.

Вадим крепко спал в соседней комнате. Рядом, в кресле, укрытый пледом, полулёжа, храпел Марсэлыч. Таня остановилась в нерешительности, глядя на Вадима. Надо ли его будить, ведь ему же тоже на работу. На цыпочках она подошла к Вадику. Гладя шевелюру его непослушных волос, прошептала над ним:

-- Вадик, вставать пора, уже утро.

-- Не буди меня, -- сонно пробурчал Вадик.

-- А на работу?

-- Не твоё дело, -- огрызнулся он, отвернулся к стенке и захрапел.

Таня пожала плечами и ушла в ванную принимать душ. Времени у неё было предостаточно, чтобы выпить кофе с бутербродом и привести себя в порядок, скрывая следы усталости и недосыпания.

Внешний Танин туалет  никогда не занимал слишком много времени. Светлые от природы волосы немного вились и нуждались только в постоянном расчесывании. Таня любила удлинённые стрижки и сейчас носила карэ, что ей очень шло. Из косметики на лице  пользовалась только  тушью для ресниц и иногда пудрой. С собой всегда носила небольшую сумочку в тон с туфельками-лодочками на среднем каблучке и строгую узкую юбку, едва прикрывавшую колени.

Когда она уходила из дома, Вадим всё ещё храпел на пару со своим приятелем. Да он и не собирался сегодня на работу. Сладко выспавшись, перезвонил своему шефу, который уважал и ценил Вадима за его уникальный дар, а также за  хорошую работу и смелые неординарные решения в любом деле. Хриплым уставшим голосом Вадим извинился за то, что не смог выйти сегодня на работу по уважительной причине. Он был нездоров, да ещё всю ночь писал поэму на злободневные темы, которые  сейчас не оставляют равнодушными ни одного здравомыслящего человека.

Шеф расчувствовался:

-- Устал ты Вадик, не жалеешь себя. А здоровье надо беречь. Может, возьмёшь внеочередной отпуск. Съездишь, отдохнёшь куда-нибудь. Я и в жаловании прибавлю.

-- Да нет, Олег Павлович, ну как я могу, когда работа кипит. Что я лучше всех?!

-- Не упирайся, не упирайся. Мученик ты наш. Чтоб завтра тебя на работе я не видел. Отдохнёшь, тогда выйдешь, через месяц не раньше. Всё, конец связи.

В трубке послышались гудки, и Вадик выключил мобилку.

«Йес, -- думал он, -- Шеф от меня без ума и этим надо пользоваться».

Вадим никогда не размышлял, заслуживает ли он того или другого подарка судьбы. Он считал, что любит жизнь, умеет пользоваться всеми её благами, а значит, заслуживает всего, что она ему преподносит. А люди, дарящие ему себя и своё расположение, наверное, счастливы уже потому, что подарки делать всегда приятно. Тем более, что общаться со знаменитостью не каждому везёт.

А слабый человек потому и несчастлив, что не может взять от жизни своё. Но именно этим он и слаб. Следовательно, слабые и несчастные сами виноваты в своих недоразумениях. Таким образом Вадим не чувствовал себя должным никому. В этой жизни всё устроено справедливо и гармонично. Каждый получает своё по заслугам. И если человек умеет хорошо жить, то это только его заслуга и не более.

Часы над диваном показывали около двух пополудни. Вадик радостный и счастливый стукнул своего приятеля Марсэлыча по плечу:

-- Вставай брат. Подъём.

Уж солнце в синих небесах

Сияет весело и гордо…

Процитировал он свои собственные строки.

Марсэлыч заворочался в кресле, разлепляя сонные глаза.

-- Пушкин?  – ещё не совсем проснувшись, попытался отгадать он.

-- Да, -- важно произнёс Вадим,-- И он перед тобой.

-- Ох, брат. Ну ты, конечно, мастак сочинять стихи. От великих гениев не отличишь!

-- А я и есть – великий гений собственной персоной перед тобой, -- пафосно разглагольствовал Вадим, потягивая минералку из литровой бутылки.

С похмелья его немного мутило, побаливала голова, лицо было не таким привлекательным с припухшими веками и мешками под глазами. Но это его не так огорчало сейчас. Известие о неожиданном отпуске ободрило его без всяких лекарств на все сто. Настроение было отличное, как и погода за окном.

-- Сейчас бы кофейку,-- протянул Марсэлыч.

-- Сейчас будет, -- ответил в такт ему Вадим, ставя на плиту кофеварку.

-- Слушай брат, я у тебя поживу пару деньков, пока моя угомонится, -- попросил Марсэлыч.

-- Да хоть сколько. А чего выгнала-то?

-- Да, у неё одна причина всегда, не любит моё творчество. Говорит, ерунда всё это. Ты, мол, старый, и себя забыл, и семью, и детей, и внуков тоже забыл. Ничем больше не занимаешься, о стишках только своих думаешь. Я, мол, тружусь день-деньской, а ты даже не поможешь.

-- Ну, а ты?

-- А я ей в ответ: о душе надо думать, всё остальное приходящее. А она так разозлилась. Говорит, развратник старый. Я, значит для него приходящая. Кабы знала, что такое будет, ещё в молодости развелась бы. И выгнала меня. А я ведь и в молодости таким был. Всю жизнь такой. Меня ведь чего Марсэлычем прозвали? -- он сделал паузу, глядя на Вадима, чтобы придать интереса своему рассказу.

-- Чего? –полюбопытствовал Вадим.

-- А того, что я великий поклонник французской революции был в молодые годы. Тогда ведь времена какие были…  Все с красными флагами стояли. А я все революционные песни наизусть знал и наши, и испанские, и французские. И Марсельезу в том числе. Так меня с тех пор Марсэлычем так и называют. Во, как. Тем и прославился. Вадим засмущался, а кофе на плите чуть не сбежал.

-- О, так ты историческая личность.

-- Ну, да, получается, -- скромно опустил глаза Марсэлыч.

-- Да, тебя беречь надо, а не из дому выгонять. Живи у меня хоть всю жизнь, я только рад буду.

-- А твоя что скажет?

-- Кто, Танька. А ничего не скажет. Привыкнет. И вообще этих женщин меньше слушать надо. Если бы их все слушали, то в мире и революций бы не было, и стихи никто бы не сочинял.

-- Это правда, -- подкрякнул Марсэлыч.

 Они сидели за неубранным со вчерашнего вечера кухонным столом, пили кофе и беседовали.

-- А давай, Вадик, пошлём наших стерв подальше и уедем куда-нибудь в горы или на море, -- стал мечтать Марсэлыч, которому стало немного легче.

-- Давай, у меня как раз отпуск. Соберёмся и уедем, чтоб никто не знал.

Тут в дверь позвонили. Еще и еще сильней. Тот, кто звонил, явно нервничал.

-- Кто это? -- удивился Марсэлыч.

-- Неужели моя с работы вернулась так рано, проверить, не изменяю ли я ей,-- испугался Вадим,-- Ведь она до пяти работает каждый день. А потом кружки ещё всякие.

-- Да чего тебе бояться, ты ж не изменяешь, -- успокоил его Марсэлыч.

-- Верно,-- смекнул Вадик, оправившись от шока, и уверенно пошёл открывать.

На пороге стояла пожилая женщина.  Вадик её немного знал, это была жена Марсэлыча, тётя Клава.

-- Где он? -- коротко, но строго спросила она Вадима.

-- Да здесь он, цел, невредим, -- заикаясь от волнения, пролепетал Вадик, -- Да вы не сердитесь, тёть Клав, он только переночевал.

-- Опять пил?! -- тётя Клава была неумолима, как милиционер.

-- Ну выпил немного, бывает, -- Вадик готов был целовать ей руки, лишь бы она не скандалила. Это могло бы испортить его незапятнанную репутацию.

 Услышав недовольный тон, Марсэлыч вышел из засады.

-- Клав, ну ты чего, сейчас иду…

-- Ирод, пройдоха, -- со слезами на глазах ругала его тётя Клава, -- я тебя только ведро вынести попросила. Целую ночь ждала  -- ни тебя, ни ведра. Где ведёрко? Новое ещё!

Марсэлыч заметно обмяк и замялся:

-- Ну, Клав, ну не кричи. Найдём ведерко…

            -- Домой, быстро! -- скомандовала тётя Клава и хлопнула дверью.

            -- Петька, козёл, выдал, --  бурчал Марсэлыч себе под нос, завязывая ботинки.

            -- Все они, стервы, такие, -- понимающе качал головой Вадим, -- Недалёкая, не понимает, что такое искусство.  Ну, ты держись. Заходи, брат, как-нибудь…

Выпроводив гостя, Вадим запер за ним дверь и вздохнул. Настроение после этого мало испортилось, просто планы поменялись.

До прихода Тани оставалось час-полтора, а может и гораздо больше, Вадим решил выйти на улицу прогуляться и проведать, заодно, старых приятелей. Он стал рыться в платяном шкафу, ища, что надеть. Все шмотки ему изрядно надоели, они уже не были супермодными. А Вадиму хотелось чего-нибудь нового, экстравагантного. И тут на глаза ему попалась рубашка, которую купила Таня, и которую он так небрежно забросил в шкаф. Вадим взял её двумя пальцами, придирчиво осмотрел и хмыкнул:

«Черт возьми, а у неё есть вкус, у этой наивной  дурёхи. Или это случайность? Но не зря же она так долго искала покупку. Ну, предположим, на будничный день -- сойдёт». Он хмыкнул ещё раз и надел вещь. И тут он вспомнил, что уже мерил её вчера два раза. Один раз Таня заставила его, другой раз перед гостями. Раздражение вдруг охватило его. Он никогда не любил показывать кому-то вещь, до тех пор, пока сам не рассмотрит её и не насладится ею. А потом уже пусть смотрят и восхищаются остальные. Но из-за бестолковости его женщины ему пришлось показывать обновку, ещё не налюбовавшись ею самому. Да что там говорить, она сама с первых минут, как только перешагнула порог, стала назойливо приставать: «Померь» да «Померь, Вадик». А ведь Вадик не хотел этого делать, и был прав. А теперь впечатление было уже не то, и он никак не мог понять нравиться ли  ему  рубашка по-настоящему или нет. Тем более, как он сможет шокировать в ней окружающих, если ее уже видели и, вероятно рассказали об этом остальным.

Но рубашка ему действительно шла, и он не мог не видеть этого и не чувствовать. Его лицо с заплывшими глазами моментально преобразилось, в глазах зажегся огонек, здорово подчеркнутый цветом одежки. Теперь его лицо не казалось припухшим с перепою, а устало бледным. Будто он всю ночь работал и что-то писал.

«А это – то, что мне и нужно, -- смекнул Вадим, -- теперь никто не будет спрашивать, ехидно улыбаясь, что я праздновал сегодня. Совершенно понятно, что я провожу время в трудах. И это видно. Сама судьба мне помогает, словно хочет, чтобы я был гением. Наверное, я – избранный. А поэзия и существует для избранных».

Взлохматив свою чёлку так, словно он просто забыл расчесаться, сделав  утомлённое, но глубокомысленное выражение на лице, довольный собою Вадим, вышел на улицу.

К вечеру  стало немного прохладнее, и поднялся небольшой ветерок, что Вадиму было только по вкусу. Не успел он пройти и пару кварталов, как встретился с компанией знакомых, но уже забытых им парней. Когда-то они вместе выпивали, и Вадим им запомнился, видимо на всю жизнь. Да и чему тут было удивляться, если его и так знал почти весь микрорайон, такими ловкими и складными, вместе с тем, по-житейски меткими  были его стихи.

Парни стали хлопать Вадима по  плечу, здороваться с ним за руку и приглашать наперебой, выпить. Вадим, как подобает истинному скромному народному герою, отказывался и смущался:

-- Извините, ребята, я не могу. Дел много, работа есть. Не могу откладывать. Вдохновение -- вещь капризная. Сегодня есть, а завтра нет. Надо спешить. Спешить сделать много.

-- Да ладно тебе, -- не отступали приятели, -- Хватит работать, отдохнуть надо. Вон, какой измученный. Ты и так много успел.

И поломавшись ещё немного для приличая, Вадим согласился, как всегда. Да он и не собирался отказываться. Просто надо было создать видимость скромности. Да и такие компании ему давали «пищу  для мозгов и новых шедевров». Поэтому его никогда не мучила совесть за то, что он пьёт за чей-то счет, на дурняк, и никогда сам не плотит и даже не отдаёт  долг.

Да, народ его поит, народ его бережёт. Но ведь на то он и назывался народным поэтом. Ведь пишет он для народа. И люди его любят, особенно простые. А что бы они делали, если бы не Он, одарённый гений, носитель людских дум и переживаний. Он их певец, светило, солнце в сумраке жизни. Он жертвует собою ради людей.

При этих мыслях слёзы наворачивались у Вадима на глаза, он чувствовал себя Спасителем. Принимали его за Спасителя и другие, почти все его приятели, знакомые и люди, общающиеся с ним.

И так, шумная компания, развеселившись ещё больше оттого, что с ними рядом, такой выдающийся гений, направилась в ближайший недорогой кабачок. Похоже, вечер у ребят удался на славу и они это чувствовали. Каждый из них ловил незабываемые минуты счастья по-своему. Кто-то старался поближе сесть к Вадиму, кто-то затронуть  более интересную тему для него, задать более глубокий вопрос и тем самым привлечь к себе больше внимания. Кто-то даже пытался рассказать ему свои собственные стихи, на что Вадим всегда отвечал радушием и лишь иногда, сделав умный вид, поправлял кое-где рассказчика, сбившегося с ритма. Он знал, что лучше него всё равно никто не напишет, а народу хочется, чтобы их кумир был добрый, человечный и внимательный к каждому. И Вадим был таким, он старался выслушать и посочувствовать каждому, хотя частенько даже не понимал, о чём ему говорят или даже читают. Его мысли всецело были заняты, собственным образом, внимание направлено только на свои взгляды и жесты: что нужно сказать, как повести головой, рукой, глазами в том или ином случае. По большей части он реагировал просто на интонацию, а не на смысл слов, даже когда давал не маловажные советы собеседнику. Конечно, его мало волновало, что потом будет с человеком, который всецело верит ему и, захочет воспользоваться его рекомендацией или подсказкой. Но и праведного гнева Вадим  боялся мало, он знал, что умеет выкрутиться из любых передряг.

Когда Вадим за бутылкой вина переслушал всех, кто только хотел с ним поделиться творческими мыслями, его стали просить рассказать своё.

Он, как обычно, скромно опускал глаза и делал вид страдальца:

-- Рад бы ребята, да не могу. Не пишется. Кризис у меня творческий. Боюсь, что от такой жизни и вовсе писать перестану…

-- Да брось ты -- хлопали его ободряюще по плечу ребята, -- Плохого в жизни много, но ты всегда хорошо пишешь, даже когда всё очень плохо. Прочти, пожалуйста, что угодно, мы все поймём как нужно. Ведь мы тебя понимаем.

Вадим снисходительно вздыхал:

-- Ну, ладно…

И не поднимаясь из-за  стола, глядя куда-то вдаль, он начинал читать  с таким вдохновением самый простенький стишок, что сразу вызвал массу переживаний у слушателей.

Вдруг, как и в прошлые разы, кто-то перебивал его:

-- Э-э, нет. Такие стихи так читать нельзя. Нужно, чтоб слышали все!

Вадима просили залезть на стол или, на худой конец, на стул. И он, как артист, начинал, не стесняясь и ничего не боясь, читать на весь зал в баре, обращая на себя внимание посторонних посетителей.

Но возражали ему редко. Мало кто был возмущен именно таким нестандартным чтением литературных возвышенных стихов в небольшом грязном кабачке. Может, они действительно нравились, а может никто просто не хотел связываться с лихими ребятами, которые вплотную окружали “пьедестал” Вадима и смотрели на него, затаив дыхание, как на бога. Своего бога.

Потом все рукоплескали. Вадима снимали со стола, обнимали, пожимали руку со всех сторон. Снова наливали чарку. А он готов был смущенно расплакаться и еле сдерживал слезы. Такие минуты дарили ему счастье, кайф, по сравнению с которым вся остальная жизнь была просто ничто. Он частенько любил говорить, что живет ради поэзии, вспоминая при этом про себя, то наслаждение и выгоду, которое получает от своего все еще непрофессионального занятия.

-- Ты не просто поэт, ты -- актер. Великий актер, -- говорили ему со всех сторон друзья, -- Ты так читал только что, мы чуть не плакали.

-- Да, что вы, -- смущался Вадим,-- Это просто чувства. Мои чувства.

-- А почему бы тебе не попробовать выступать на сцене? -- все сыпали и сыпали комплименты приятели, -- Поступил бы в театральный.

На самом деле Вадим после школы пробовал поступить в театралку. Но его не приняли из-за наигранности жестов и упрямства, с которым он спорил со всеми профессорами, принимавшими вступительные экзамены. Будь Вадим немного покладистее, он выдержал бы все испытания, поступил бы и выучился на актера, поскольку данные к этому ремеслу у него, несомненно, имелись. Но не было терпимости. В юные годы, зная свое превосходство над другими им правила самоуверенность и желание прославиться. Но только лишь эти порывы владели им, слепили глаза, не давали замечать собственные промахи и недостатки. На все замечания и желания преподавателей на экзамене поправить его, он отвечал, чуть ли не грубостью, твердо уверенный, что они просто не хотят признавать юное дарование.

В самом начале комиссия, вроде бы, заметила его неординарность и эмоциональность и хотела пригласить на учебу, считая, что экзамены он выдержал. Но, глядя на его дальнейшее поведение, худсовет посчитал нужным объявить его бездарностью и закрыть двери института навсегда.

Но для Вадима этот удар не был сильным, поскольку он никогда всерьез и не мечтал об артистической карьере. А поступить хотел просто от нечего делать, играя и экспериментируя над своими способностями.

И теперь, сидя в душном кабачке он рассказывал приятелям о несправедливой жизни, о своей нелегкой судьбе и о тех, кто его так подло смог обидеть и унизить. Он чувствовал себя несчастной жертвой бюрократии и, все же, народным героем, борцом за справедливость.

То, что жизнь не права была с ним, свидетельствовал сам факт того, кем является он сейчас на самом деле, для всех остальных. И все же, те, кто его окружали теперь, были согласны с этим вполне.

-- Послушай, -- предложил один из парней, сидящих за столиком, -- У меня двоюродный дядя в театре, гримером работает. Я с ним в хороших отношениях. Давай попрошу его, пусть попросит кого-нибудь из режиссеров тебя послушать. А, вдруг, повезет. Ведь не бывает такого, чтобы в жизни только плохое всегда было. Должно и тебе повезти когда-нибудь.

Вадим задумчиво затушил сигарету. В уме он прокручивал выгодность предложения. На его взгляд от него веяло жертвенностью, самоотдачей и отрешением от мира сего, наконец, мазохизмом. Прослушивание у какого-нибудь режиссера влечет за собой его рекомендацию на учебу в институт. А учеба там не бывает заочной, это означает, что ему придется бросить выгодную работу и снова терпеть голодные годы студенческой жизни. Этого Вадим хотел меньше всего. Но ощущать себя не удел, а тем более, давать это почувствовать другим он тоже не собирался. Он мечтательно наклонил голову на бок и неторопливым тихим тоном, прищурив глаза, стал рассуждать как бы для самого себя:

-- Должно и мне повезти когда-нибудь. И обязательно повезет. А, может, мне уже везет. От того, что я живу, чувствую, вижу, слышу, дышу, понимаю. Понимаю и чувствую каждое мгновение, мчащееся в вечность и лишь не надолго задержавшееся на земле. Везет, что я сейчас с вами,  и вы так же хорошо слышите меня, как и я вас и разделяете мои мысли. Да, я счастлив оттого, что я просто живу. И это самый великий дар, данный мне свыше, -- тут он закрыл лицо руками и опустил голову нал столом. Всем показалось, что он всхлипнул. Затем Вадим, глядя, словно сквозь приятелей, очень тихо, едва слышно произнес:

-- Да, я счастлив, -- и громче, -- Счастлив, -- очень громко, почти крикнул так, что некоторые друганы, слушавшие его с открытым ртом, вздрогнули, -- Я счастлив! Слышите все, я счастлив! -- люди за соседними столиками стали оборачиваться. Вадим, поняв это, продолжал более спокойно, -- Что слава? Что деньги? Ничто! По сравнению с тем счастьем, что я просто живу. И мне ничего не надо, ничего. Я все имею, я богат! Они нищие. Те, кто жаждет завоеваний и прославлений. Но я живу для поэзии, для искусства. А искусство должно принадлежать людям. Значит, я живу для людей. Я для вас живу, мои дорогие, мои хорошие.

Он стал обнимать дрожащими руками сидевших рядом приятелей. Затем упал лицом на свои руки, сидя за столом и зарыдал.

Театральная сцена удалась на славу. Все были так поражены ею, что с минуту, не двигаясь и ничего не говоря, просто смотрели на Вадима, который замер в финальной позе. И только плечи его содрогались, давая понять, что сейчас его лучше не трогать.

-- Какой человек. Талантище, -- очнулся один из парней, -- Ему обязательно нужно помочь, его стихи должен знать весь мир.

-- Но как? -- шепотом вступил с ним в разговор другой.

-- Надо подумать. Надо, чтобы газеты его начали печатать.

-- Его уже печатает одна газета. Литературная. Но не часто. Этому способствует литобъединение, в которое он входит, как его член.

Первый парень потер подбородок:

-- Значит, нужно издать книгу. Сборник стихов. Но на это нужны средства.

Вадим, сидящий очень близко к говорящим, отлично слышал все, о чем говорилось. Он и не думал поднимать голову, а все так же делал вид, что не может прийти в себя. А все тот же голос продолжал:

-- Интересно, сколько это будет стоить? Нет, наверное, он один не потянет. Нужна реальная помощь.

На самом деле зарплата Вадима позволяла издать ему не один, а три сборника за один раз. Но тратить деньги на такие пустяки он и не думал, а ждал помощи все от того же объединения писателей, в котором желающих издаться было очень много. Нужно было соблюдать очередь. Но отношения с председателем у него были натянутые. Вадим терпеть не мог, когда ему, народом признанному гению, указывают на его ошибки. Тем более, назойливый старикашка, (как называл его Вадим про себя) пронюхал откуда-то о его доходах и заявил, что помогать в первую очередь будет не имеющим возможности продвигаться самостоятельно. Вадим спорить не стал, но в знак вызова принципиально не хотел издавать сборник на свои деньги.

-- Мне не материальная помощь нужна, -- заявил он совету объединения, -- Мне внимание ваше нужно. Ведь вы же чувствуете, что мои стихи намного лучше большинства тех, кто ходит сюда. И я заслуживаю большего уважения, -- тут он стал загибать пальцы и перечислять все свои заслуги перед обществом, -- Да, мои стихи должны быть в каждой газете напечатаны на первой странице. И гонорар за это не мешало бы. Я ведь заслужил. А вы, что делаете? Таланты топчете, бездарность процветает…

Ему пытались объяснить, что объединение существует для того, чтобы помогать всем начинающим писателям, особенно тем, кто по воле судьбы просто не имеет средств на дальнейшее продвижение. Как сложится их судьба в дальнейшем, никто знать не может. Все зависит от самого человека. А его, Вадима, талантливого и одаренного никто не топчет. На него только потому мало внимания обращают, что он может все сам, и прославиться, и издаться.

Но Вадим слушать ничего не хотел. В который раз хлопал дверью и уходил с мыслями больше никогда не появляться в этом дурацком коллективе, где его не признают и не понимают. Но всякий раз, когда снова звонили ему на мобилку, приглашая на очередное заседание общества или на проведение какого-либо мероприятия, он срывался, забыв обо всем, и спешил туда, отложив все, даже самые важные дела. Все равно он знал, что там он тоже самый лучший. Чувствовал, когда читал стихи перед всеми. Видел их восхищенные взгляды. А если кто-то не восхищался им, начинал безжалостно критиковать, улучив минуту. И критиковать при всех, мотивируя эту расправу своим правдолюбием и желанием везде навести справедливость. Те, у кого нервы были слабее, не выдерживали и навсегда переставали не только писать, но и читать другие стихи, возненавидев поэзию, и помнили жестокий урок, связанный именно с ней.

Но Вадим был непреклонен и в глазах других, как всегда, оказывался прав. Многие были на его стороне. А врагов, если они появлялись, он нейтрализовал еще одним своим оружием – обаятельностью. Одна обворожительная улыбка – и злобы на него больше ни у кого нет.

А теперь он сидел за столом, вернее, лежал на нем, делая вид, что погружен в глубокий экстаз и подслушивал разговор доверчивых приятелей.

Генка и Жора загорелись желанием помочь своему одаренному другу. Для них это было дело всей их жизни. Им жутко хотелось доказать хотя бы самим себе, что они тоже живут не зря.

-- В общем, Жора, надо сблатовать парней, чтобы не пропивали деньги больше. А скинуться по червонцу за каждый месяц и накопить поэту на книгу, -- горячо говорил Генка.

-- Точно, -- поддержал его Жора, -- Мы будем его спонсорами. Мы тоже сделаем вклад в искусство. А там, глядишь, может и мы, в историю войдем.

-- Да подожди ты, в историю. Человеку плохо, ты, что, не видишь? Может, кроме нас ему помочь больше некому. Ведь никто не замечает его скромность, доброту и порядочность. Время сейчас такое. Лучший тот, у кого есть средства. Но ведь мы должны помогать друг другу.

-- Ну, уж нет, мы не бросим друга в беде, -- Жора хлопнул Вадима по спине, -- Не переживай, братуха, не пропадем, мы тебе поможем.

Этого момента Вадим как раз и ожидал. Он знал, что его друзья не останутся равнодушными после сценки страдания и страсти, и начнут что-то предпринимать. Это как раз ему и было нужно. Но не деньги, звание, которое дадут ему эти ребята, народного поэта. Вот это было бы здорово. Ходатайство за него его же поклонников. У кого еще так было при жизни! Он еще покажет в объединении, чего стоит.

Вадим поднял голову и простонал:

-- Ребята, спасибо вам за все. Но ведь одними финансами не поможешь.

-- Скажи, что нужно. Мы сделаем.

-- До издания книги необходимо пропечататься непрерывно в газете хотя бы какое-то время. А редакторы, с которыми я общаюсь, этого делать не хотят.

Гена призадумался:

-- Мы попросим их об этом, как горячие поклонники твоего таланта.

-- О, боюсь, что это невозможно. Посторонних в редакцию не пускают.

-- Тогда напишем письмо,-- додумался Жора, -- Можно ведь.

-- Ну, это можно. Только писать нужно отзывы о тех стихах, что уже были напечатаны. А то еще подумают, что я вас сам попросил.

-- Обязательно напишем, -- закивал Жора, -- Все вместе напишем. Нет, лучше по очереди, чтоб писем побольше было.

Вадим мысленно торжествовал. Дело было сделано. Он сам не ожидал такого успеха. Но тем он и гордился, что был непредсказуемой личностью и любые обстоятельства мог обернуть в свою собственную пользу. Теперь он не беспокоился о том, что каждый выпуск литературной газеты будет выходить с его стихами. Ведь редакции выгодно, чтобы на их газету был спрос. А если будет много отзывов, и хороших отзывов в его сторону, то его, Вадима, будут печатать чаще всех. Уж его фаны постараются.

Вадим заметно повеселел. Ребята это заметили, и им было приятно, что они смогли успокоить приятеля. И не просто успокоить, утешить. Компания снова развеселилась, но теперь они просто пили вино, пели песни и дурачились по-своему до самого утра.

И Вадим дурачился вместе с ними, совершенно забыв обо всем и о Тане в том числе. Вспомнил он о ней лишь, когда стало светать, и все начали расходиться по домам.

«Да что я, погулять не могу, в конце концов, -- с досадой подумал он, -- Еще не женился, а уже подкаблучник». Но если бы он был склонен анализировать, хоть немного, свои мысли, поступки и чувства, то понял бы в ту же минуту, что раздосадован на самого себя и на свою бесцельную непутевую жизнь.

Да, несомненно, ему нравилось подбирать плоды своего творчества, падающие прямо к его ногам без особого труда. Но с каждым разом ему все меньше и меньше хотелось творить. А еще больше ему не хотелось выходить на широкую воду. Он боялся того факта, что если его будет знать большинство людей и за пределами города, и по всей стране, то, возможно, он уже не будет самым лучшим. Возможно, что на фоне других звезд он будет казаться маленькой невзрачной звездочкой. Возможно, что и спрос на его книги там будет значительно меньше. А может и совсем никакого не будет. Но страх быть неудачником у Вадима крылся глубоко в подсознании. У него не хватало все же ни мудрости, ни смелости выявить свой недостаток у самого себя. Да и тяга к роскошной жизни брала верх над отрешенностью и поэтическим состоянием души. Конечно, ничего осудительного в этом и нет. Ведь многие люди живут именно такой жизнью, оставаясь при этом более или менее порядочными. Но ведь мало кто из них называет себя поэтом. А Вадим называл себя так,  называли так его и другие. И ему было легко поддерживать славу в своем микрорайоне, не выходя за его пределы. И славой он дорожил, но трудиться для того, чтобы поддержать ее в дальнейшем изъявлял очень мало желания. Он знал, что поэзия кормит мало. А вот фирма, на которую он так удачно устроился по знакомству, дает немалую прибыль.

Но, так или иначе, время молниеносно неслось вперед. Подходил к концу и сегодняшний вечер, вернее сказать ночь. Пора было отправляться домой вслед за своими приятелями навстречу будничным заботам и тревогам. А Вадиму этого так не хотелось. И тут он вспомнил, что директор фирмы дал ему неожиданный отпуск вне графика, что бы одаренный мальчик, труженик и талант отдохнул.

«Уважает, -- довольно подумал Вадим, вспомнив об отпуске,-- Значит надо и дальше писать, что нужно».

Но тут, по дороге домой, он снова вспомнил о Тане, которая ждет его и, конечно, волнуется. Вадим почти наверняка знал, что Таня переживает. И как ему не претила гордость, он все же на ходу стал придумывать, что сказать Тане, чтоб она не обижалась.

Когда Вадим тихонько отворил дверь своей квартиры, то еще в прихожей по легким шагам понял, что Таня уже встала и, вероятно, собирается на работу. Он тихо разулся и  так же тихо вошел в зал. Таня, сидя за столиком перед зеркалом набрасывала легкий макияж. Но сделать это ей никак не удавалось, и она поминутно терла глаза салфеткой. Из-за бессонной ночи и постоянного утомления на работе веки стали красными и такими набухшими, что никакие тени не могли этого скрыть.

Вадим, не входя в комнату, облокотился о косяк двери и, молча, наблюдал за своей теперешней подругой. Таня в суете не слышала, как вернулся Вадим и только сейчас, почувствовав его дыхание, обернулась.

Она встала быстро, но спокойно и подошла к возлюбленному:

-- Вадик, что случилось? С тобой все нормально?!

-- Йес, окей, -- шутливо произнес Вадик.

-- Где ты был так долго, всю ночь?

Но тут Таня поняла, что напрасно задает этот вопрос. Она услышала, как по комнате разносится аромат вина, выпитого Вадиком за всю ночь. Да и на лице у самого Вадика было написано: «Я пьян, ничего не знаю, хочу спать».

Но на Танин вопрос он все-таки попытался ответить:

-- Я гулял. Всю ночь гулял. С-с друз-зьями.

-- Это я поняла,-- улыбнулась Таня, -- Почему меня не предупредил, я волновалась?

Но тут она пожалела о заданном вопросе, вспомнив, что Вадик – личность непредсказуемая.

А Вадик удивленно глянул на нее. Но потом он кинул мимолетный взгляд на косметический столик. Так и есть. Свою мобилку, как всегда, идя на гульки, он оставил дома по привычке, чтоб никто не беспокоил. Да еще и пакет забыл вынуть. Теперь Таня знает все его секреты и пожелания, которые приходили к нему от кого-либо. В том числе, быть может, и от бывших подружек.

-- Вадик, я тебе даже позвонить не могла.

-- Это я понял,  -- передразнил ее Вадик, пряча телефон в  карман, -- Зато сама-то наигралась?

           -- Ничего я не игралась. Зато к тебе два раза начальник твоей фирмы звонил. Интересовался, где ты, как ты.

-- Ну, а ты что сказала? -- встревожился Вадик.

-- Ничего, я же не знала где ты. А он спросил, кто я такая. Ну, я сказала, что жена, -- запинаясь, произнесла Таня. Но по недовольному Вадькиному лицу поняла, что ненужно было так говорить.

-- Ну, не могла же я музой назваться, -- смущенно оправдывалась она.

-- Конечно, нет. Медузой, лучше, -- с иронией заметил Вадик, доставая сыр из холодильника и намазывая маслом кусок хлеба.

-- Ой, поешь, -- кинулась к нему Таня, -- Я ведь еще с вечера приготовила.

-- Не хочу, сыт по горло, -- сердито кинул Вадик.

-- Вадичек, не сердись. Что-то не так?

-- Нельзя  и на ночь отлучиться, как тут без меня уже хозяйничают, телефоном пользуются, -- не мог сдержать гнев Вадим, -- Эта вечеринка непредвиденно получилась, понимаешь. День рождения мой отметить решили, ребята уговорили.

-- Ой, Вадик, что ж ты раньше не сказал. Я бы приготовилась.

-- Да забыл я, -- Вадик шмыгнул носом, отрешенно глядя в окно, -- Я и сам забыл, а ребята вспомнили.

На самом деле свой день рождения Вадик отметил еще месяц назад, уйдя в запой на целую неделю. А сегодня соврал доверчивой Тане, чтоб та не сердилась и пожалела его. И это также могло быть оправданием, если она все же сунула свой носик в почту на мобилке и смогла прочесть хоть одну любовную SMS-ку. Но об этом Таня почему-то молчала.

-- Ой, Вадик, я забыла. Ведь тебе Олег Павлович просил передать, что предлагает две путевки на море. Это в честь дня рожденья, да?

-- Что? Путевки? А ты уже и познакомиться с шефом успела?

-- Так он сам представился.

-- Ну, конечно, ты ведь жена моя. Как не представиться, -- уколол ее Вадик.

Но мысленно он все же пожалел, что не взял мобилку с собой. Иначе о путевках знал бы только он один и смог бы этим воспользоваться.

На едкую поддевку Таня не обратила внимания и продолжала в том же духе:

-- И часто ты, Вадик, о своем дне рождения забываешь?

-- А я вообще его не помню, -- с набитым ртом ответил Вадик.

-- Это нехорошо. Так нельзя. Вот мне папа с мамой все время пышные именины устраивали. В детстве. А сейчас… -- Таня замялась, -- Мне и не хочется.

Она вспомнила, как один раз пригласила домой в свой светлый день самых лучших друзей. Но произошла небольшая ссора. Они изрядно выпили и стали под конец вечера вспоминать имениннице все ее грехи и недостатки. Таня вела себя спокойно, понимая ситуацию, но закрыв за гостями дверь и оставшись в полном одиночестве, расплакалась. Ей было досадно, что ее окружают такие люди. После инцидент замялся, друзья чувствовали свою вину, и какое-то время буквально танцевали перед Таней на «задних лапках». И Таня, конечно, простила. Но гостей в дни рожденья больше не приглашала. Ее подруги же, в этот день как-то и не стремились о ней вспомнить.

Но для любимого Вадика Таня готова была сделать все самое лучшее. А Вадик хмуро заметил:

-- Хорошие у тебя папа  с мамой, мне бы таких. Вот мои про меня и не вспоминают. Только когда я деньги приношу…

-- Да, но теперь у тебя есть я. Мы будем жить по-другому, -- пыталась утешить его Таня.

-- Будем, если ты меньше будешь лазать по чужим мобилкам и совать свой курносый носик, куда не следует, -- Вадик шутливо прищелкнул ее по носу пальцем.

Тане этот жест не понравился:

-- Вадик, я никуда не лазала.

-- Хочешь сказать, и почту не читала?

-- Да не нужна мне твоя почта. Меня твои прошлые связи не интересуют. Ведь это все прошло, правда, же?

-- Конечно, -- задумчиво ответил Вадик, внимательно глядя Тане прямо в глаза. И Таня вдруг почувствовала себя без вины виноватой:

-- Вадик, я вправду доверяю тебе.

-- Да, я понял, -- убедительно кивнул он в ответ, -- Но, похоже, ты не против была лишний раз поболтать с моим шефом.

От таких слов у Тани сердце сжалось:

-- Дурак, -- не помня себя, выкрикнула она, -- Я всю ночь твоего звонка ждала. Думала, вдруг ты мой номер забыл по своей рассеянности, на свой телефон позвонишь. Я не выспалась из-за тебя, а теперь на работу опаздываю.

-- Умойся сначала, -- скептично заметил Вадим, -- А то глаза красные, заплаканные.

-- А глаза у меня красные от недосыпаний. И ничего я им сделать не могу, -- рассерженно кинула ему в лицо Таня, собирая свою сумочку.

-- Тогда возьми мои капли от усталости и закапай в каждый глазик, но осторожно, -- предложил более мягко Вадим, видя ее гнев, -- Мне хорошо помогает после бессонной ночи, когда я … м-м … работаю.

Таня взяла предложенный им флакончик и выбежала за дверь, поскольку времени уже ни на что не оставалось.

Она неслась по улице, думая только о том, чтобы не опоздать на работу. Шла пора сдачи экзаменов, и каждый день необходимо было оформлять и подготавливать по несколько кабинетов. А на ней, как на художественном руководителе лежала основная ответственность. Настроение было неважным, на душе тяжесть, ноги, словно налитые свинцом, не хотели идти быстро. И вдруг она замедлила бег.

«Господи, да что мне дороже, свое здоровье или эта неблагодарная работа» -- в отчаянии подумала она.

Внезапно ход ее мыслей приобрел противоположное направление. Она почувствовала свою вину в том, что просто берет на себя слишком большую нагрузку. Ведь теперь она не одна и Вадику средства позволяют содержать ни ее одну. Но ведь он ей об этом пока не предлагал. Да и совершенно бросать свою работу Таня не собиралась, просто снизить немного нагрузку. Самой заветной ее мечтой, было, выучится на дизайнера-модельера. Но родители не в состоянии были обеспечить ей учебу, и теперь меленькая надежда закралась в ее сердце, что такую возможность предоставит ей Вадим.

С такими мыслями, уже размеренным шагом Таня подошла к школе. У нее  в запасе оставалось время, и она незаметно прошмыгнула в дамский туалет, попробовать эффективность капель, которые дал ей заботливый Вадим. Прочтя инструкцию на пузырьке, Таня осторожно капнула по одной капельке в каждый глаз. Вадик не обманул, лекарство действовало быстро, и уже через несколько секунд Таня имела свежий вид. Настроение ее заметно поднялось. Она забыла утреннюю ссору. Но забыл ли Вадик? Это было неизвестно, и теперь Таня испытывала еще один комплекс вины. Впрочем, она ведь могла позвонить ему, но делать этого не стала. Должно быть, сейчас он крепко спал.

К концу рабочего дня Таня снова вспомнила о том, что любимого все же нужно поздравить с минувшим днем рождения и после работы отправилась в супермаркет. Деньги у нее как раз нашлись по такому поводу. Те, что дал Вадим, когда она покупала ему рубашку. Вот теперь-то они нашли применение.

В общем-то, на этот раз Таня не слишком старалась с экзотическими покупками. Обычный торт, хорошее вино, еще кое-какие деликатесы, ужин при свечах. Но как ни странно, Вадик этим остался доволен и ночью одарил Таню своей изысканной своеобразной лаской.

 

Глава 5.

От путевок в Крым Вадим вовсе не собирался отказываться. А так как Таня знала обо всем, он настоял на том, чтобы она отложила все неотложные дела, взяла на работе отпуск и быстро собиралась на море отдыхать.

-- Так ведь мне и так скоро отпуск по графику положен. Просто придется взять его немного раньше, -- радовалась Таня. И не смотря на недовольство собственного руководства, все же выбила недельку за свой счет.

-- Только условие: ничего лишнего не брать. Чемодан еды тоже дома оставить. Самое необходимое и купальник распоряжался Вадим, -- Мы поедем налегке, как настоящие романтики.

Таня только кивала головой, во всем соглашаясь с ним. Она знала, что эта поездка будет не только приятной, но и самой необычной, интересной и романтичной в ее жизни.

Как только они вошли в поезд и заняли свои места в отдельном купе люксе, к ним сразу же подошла хорошенькая проводница в коротенькой униформе и осведомилась, чего желают пассажиры. Вадим заказал чай, вино и конфеты для Тани, а себе пачку дорогих сигарет. Он снова очаровал Таню своей оригинальной красотой, изысканными ухаживаниями и манерами Дон-Жуана.

Только вино показалось Тане слишком крепким, а, может, Вадим щедрой рукой наливал чрезмерно много. А, может, постоянная усталость сказалась на измотанном организме, едва Таня успела расслабиться понастоящему. Но заснула она в эту незабываемую чудесную ночь очень быстро, после нескольких поцелуев своего возлюбленного. И отключилась она моментально, словно провалилась в пропасть и так спала до самого утра.

А утром ее разбудил Вадим. Он тормошил Таню и даже брызнул ей на лицо холодной водой из вазочки, так боялся, что они не успеют сойти на нужной станции.

-- Вставай же, вставай, -- кричал он ей в ухо, -- Ну ты и спишь!

Таня еле открыла глаза. Во всем теле была такая тяжесть, будто она весит все сто килограмм. Вадиму пришлось почти тащить ее на себе, спуская с поезда на землю.

На свежем воздухе Тане немного стало легче.

-- Эх ты, алкашка, -- насмешливо поддразнивал ее Вадим.

-- Вадик, со мной такого никогда еще не было.

-- Укачало, небось. Ты ведь никогда не пила вино в поездах?

-- Нет, никогда.

-- Вот видишь. Значит, укачало с непривычки.

-- Больше никогда не буду пить в поездах, -- твердо решила Таня.

А Вадик только улыбался да подсмеивался над ней:

-- Вон, смотри, над тобой и проводница смеется, какая ты смешная.

Таня глянула на окно поезда и увидела приветливое лицо все той же молоденькой девушки в элегантной униформе. Она улыбалась им вслед. И чтоб не вызвать обиды, все так же радушно помахала рукой на прощание. Таня ответила ей тем же жестом. И они с Вадимом скрылись в привокзальной толпе очень быстро, не обремененные тяжелым грузом.

А, в общем-то, Тане не было никакого дела до незнакомой девушки с поезда, которую она видит, может, в первый и в последний раз в своей жизни. Но на какую-то секунду ей стало как-то не по себе. Ей показалось на миг, что это их старая приятельница, уж слишком тепло она улыбалась им в отличие от других более хладнокровных проводниц из всех поездов, на которых Таня ездила когда-либо.

Пансионат, в который прибыли отдыхающие, был очень уютным и живописным. Вокруг фонтаны и клумбы. В парке вечнозеленые кипарисы, сосны и, кое-где, лиственные деревья. Скамейки подвесные, украшенные резными узорами. Все располагало к отдыху, наслаждению природой и любви. А Вадим еще сказал, что только в таких условиях у него пробуждается самое сильное вдохновение и самые высокие мысли. Поэтому, если он скроется, куда либо в уединение на часок-другой, то его лучше не искать и не тревожить, потому, что самые лучшие стихи получаются именно здесь.

И Таня понимала своего незаурядного избранника. Она всегда всячески шла ему на уступки, боясь потревожить своей неосторожностью и сбить поэта с гениальной мысли.

Им повезло, погода была все время хорошая, море спокойное, не штормило. Хотя Вадиму быстро надоело только купаться и жариться на солнце. Как истинному скитальцу и искателю приключений ему хотелось бури. И очень скоро он погрузился в тоску.

Зато жизнелюбивая Таня была просто счастлива. Ей нравилось здесь все. Ее восхищало и солнце, и зеленоватое море, и синее прозрачное небо, и темные сосны на его фоне. Она как ребенок радовалась любой необычной ракушке найденной на берегу, каждой улитке в парке, белке на сосне. А как ее восхищали облака на закате. Она постоянно придумывала картинки и силуэты, которые они выстраивают под движением ветра.

Но Вадим скептически относился ко всем ее фантазиям. Он говорил, что истинные чувства не в празднике. “Дурочка”,- называл он ее про себя.

На самом деле ему хотелось ”праздника”.

И этот праздник наступил для Вадима. Через три дня после их с Таней приезда, в номере напротив поселилась стройная, высокая брюнетка по имени Яна. С ней молодая пара познакомилась уже в первый вечер после приезда незнакомки. Яна была не одна, вместе с мужем. И муж ее, крупный лысоватый бизнесмен, не отставал ни на шаг от своей куклы. Не то ревнивость не давала ему покоя, не  то он боялся, чтоб никто не обидел его дражайшую половину, но они всегда были вместе. И даже не смотря на повышенное внимание супруга, Яна оставалась общительной и беспечной по отношению к другим.

Молодые люди в соседнем номере ей приглянулись сразу.

-- О, теперь нам с Пупсиком не будет скучно. Вместе будем на море ходить, -- радостно заявила она, видя расположение к ней Тани, а особенно Вадима.

Пупсиком она обычно называла своего мужа из-за крупной комплекции, и он принимал это слово ласкательным.

Сама Яна была смуглая, как мулатка, хотя не побывала на пляже ещё ни разу. Она объясняла это тем, что любит ходить в солярии и косметические салоны. Волосы её, тоже роскошные, цвета смолы, завитые по всей длине искусственным способом, спускались по плечам волнистыми спиралями, как новогодний серпантин. Очень весёлая и обаятельная, она сразу вошла в доверие к Тане, которая рядом с ней чувствовала себя просто золушкой. О симпатии к ней Вадима, я думаю, можно умолчать.

            Яна сразу стала придумывать, как они все вчетвером будут развлекаться по вечерам. Её тянуло на дискотеки, в людные шумные места, где есть выпивка, музыка и весёлые игры. Но скромная Таня постоянно отнекивалась.

            -- Да мне и одеть-то нечего. Ведь мы с Вадиком налегке приехали. Я одно платье с собой и взяла. А ещё есть джинсы, шорты и купальник.

            -- Не густо, -- отметила Яна, --  Но если ты не возражаешь, я дам тебе своё платьице.

            Таня снова засмущалась. Наконец, при помощи общих уговоров её заставили надеть одно из роскошных Яниных платьев. И оно оказалось для Тани слишком велико. Яна, в отличие от Тани, обладала пышными формами и была значительно выше ростом. Её платье просто повисло на Тане и та, застыдившись ещё сильнее, заявила, что никуда идти не хочет. Пусть остальные отправляются без неё, потому, что она никому не хочет портить вечер.

            -- Что, я, без тебя?! – возмутился Вадим, -- Нет, я так не могу.

            -- Ну, что ж, тогда мы пойдём вдвоём с Пупсиком, -- решительно заявила Яна, -- Ну, а вам желаем тоже хорошо провести время.

            И Таня с Вадимом снова остались наедине. И Тане было хорошо с ним. Она уже стала задрёмывать после любовных утех, как Вадим, чмокнув её в щёку, стал куда-то собираться.

            -- Ты куда, Вадик? -- сонно спросила Таня.

            -- Не спится. Пойду к морю. Покурю на свежем воздухе. Тут мысля стала прошибать.

Он оделся и вышел. А Таня, отвернувшись к стене, сладко заснула под шум прибоя, доносившего с пляжа  и свежий ветерок, трепавший занавеску в раскрытых дверях балкона. Спала Таня долго, но среди ночи всё же проснулась. Её мучила жажда после жаркого дня. Она встала, достала из холодильника минералку, напилась, но ложиться уже не хотела. Вадима всё еще не было не только в супружеской постели, но и в номере вообще. Таня вышла на балкон. Ночь была великолепная, тихая. Небосвод усыпан звёздами, откуда-то выкатился осколок убывающей луны после полнолуния. Было ясно и светло, почти как днём, не смотря на то, что искусственного освещения после полуночи здесь оставалось маловато.

            «Как хорошо, -- подумала Таня, -- Не удивительно, что Вадим ушёл прогуляться к морю и до сих пор его нет. А я, глупая, серая, дрыхну в такую погоду. Пойду и я, искупнусь в тёплых волнах. Вот Вадик обрадуется, что я умею разделять его настроение».

            И, накинув халатик прямо на голое тело и прихватив с собой полотенце, она спустилась к пляжу.

            Вода в море действительно была тёплой. Тёплой и мягкой. Таня купалась голышом,  зная, что сейчас её никто не видит до тех пор, пока совсем не продрогла. И, лишь когда почувствовала лёгкий озноб, засобиралась домой. Но к своему превеликому сожалению, как ни пыталась она, Вадима нигде так и не встретила.

            Она прошлась вдоль пляжа, кругом было пусто и тихо. Душная ночь в конце июня согрела её быстро. Потом Таня почувствовала усталость и решила прилечь на разосланном полотенце где-нибудь под кипарисом. В такую тёплую ночь вовсе не хотелось возвращаться в номер и ворочаться одной на мрачной постели, одолевая своё воображение  тяжёлыми мыслями. Таня хотела дождаться рассвета, который так мечтала увидеть на морском побережье.

            Она улеглась под вечнозелёным кустом так, чтобы перед ней открывалась вся панорама восходящего солнца над морем и, на какое-то время, прикрыла глаза. Но не успело пройти и пятнадцати минут, как где-то вдалеке Таня услышала звуки, похожие на речь. Похоже было, что говорящие, приближаются именно к её кусту. Она напрягла слух и через некоторое время смогла различить голоса двоих, хотя чётко разобрать суть разговора ещё не могла кроме отдельно долетавших слов. И, вдруг, Таня узнала голос Вадика, а рядом с ним раздавался звонкий девичий хохот. Конечно, Таня не смогла уловить суть их разговора, но по мере приближения смогла различить только несколько последних фраз.

            А говорили эти двое вот о чём:

            -- Ты хочешь быть моей? -- горячо спрашивал Вадик у своей спутницы.

           --Твоей или не твоей, всё равно. Я всегда  своей останусь, -- весело хохотала девушка.

            -- А моей, моей ты хочешь быть? -- трепетал от возбуждения Вадик, -- Только моей, Яна,  забудь про себя.

            -- Что? Про себя? Никогда! -- Снова хохотала Яна, -- Я про кого хочешь, забуду, но не про себя. Вот про Пупсика я на сегодня забыла, а про себя не могу. Я -- родная, -- лукаво произносила она каждое слово.

            -- Да забудь ты этого Пупсика насовсем. Он жирный и некрасивый. Давай жить вместе. Ты видела, как нас все сегодня вечером называли мужем и женой, самой красивой парой. А Пупсика твоего считали твоим папой, -- Вадик готов был расплакаться от унижения и растоптанного самолюбия. Но не хотел выдавать свои чувства и говорил горячо от злости. Этот жар придавал ему вид пылкого влюблённого.

            А Яна всё так же смеялась, но теперь уже с ехидцей заметила:

            -- Знаешь что, Пупсика я не брошу никогда. Он добрый и глупый. Вот кто бы ещё, скажи, поверил, что у меня сегодня вечером разболелась голова, а ты пошёл меня провожать. В то время, как этот увалень даже здесь на курорте, да ещё и ночью, остался решать деловые вопросы.

            -- А вдруг он уже дома, -- предположил Вадик, -- А тебя всё ещё нет.

            -- Может быть, -- загадочно ответила Яна.

            -- Что ты ему скажешь тогда?

-- Какая разница. Совру, как обычно, -- хвастливо кинула она.

-- А поверит?

-- Что, боишься?

-- Нет.

Яна презрительно окинула Вадика взглядом:

-- Если ты не боишься, то почему не хочешь быть со мной? -- задал Вадик ей встречный вопрос. Её сопротивление только раскаливало в нём ещё больше и больше желания. Сейчас он совершенно забыл про свою Таню и думал лишь о том, как заполучить запретный плод.

-- А так. Не хочу. Просто так, -- дразнилась Яна.

-- Ты не знаешь, ведь я могу сделать так, что тебе понравится, и ты сама будешь просить меня об этом.

Яна лишь смеялась ему в глаза. Её забавляли уловки без ума влюблённых в неё мужчин. Она наслаждалась властью над ними. А Вадик чувствовал, что попадает в плен этой власти, и не хотел от неё освободиться.

-- А как же твоя жёнушка, -- вдруг насмешливо спросила Яна, -- Дурочка твоя, которой я нарочно подсунула самое большое и некрасивое платье. Оно даже мне велико. Специально, чтобы она не ходила с нами. Наверное, она до сих пор, уткнувшись в подушку, плачет и чувствует себя самой некрасивой на свете. Хотя мордашка у неё ничего. Да и фигурка то же… Что она тебя, не устраивает?

И в этот момент, ничего ранее не различавшая Таня, услышала громкий рассерженный голос Вадима:

 -- А вот Таню ты не тронь! Она не такая как ты и сейчас действительно спит в постели в обнимку с подушкой. И её я никогда не брошу.  Таких, как ты много, а она – одна!

Этими словами Вадим пытался вызвать у Яны досаду и ревность, запалить в ней желание быть с ним. Но ему попалась опытная «Клеопатра», привыкшая склонять головы мужчин перед собой.

-- Ха, это она-то одна?! -- не переставала насмехаться Яна, -- Это я одна  на всём белом свете такая. Ты потом об этом узнаешь!

Она хотела сказать ещё что-то, но тут увидела под ярким фонарём, недалеко от корпуса, машину своего мужа.

-- О, Пупсик приехал, -- беспечно обрадовалась она, словно увидела своего старшего брата. И оставив Вадима, направилась к нему.

Её муж  видимо, подъехал недавно и ещё не вышел из машины. Сидя в ней, курил и отдыхал. Яна легко подплыла к нему своей лёгкой походкой. Он отворил ей дверцу. Затем, увидев Вадима в стороне, опустил оконное стекло и поманил его рукой. Тот, делая невинный легкомысленный вид, подошёл тоже.

Таня, лёжа под кустом, видела, как толстяк вышел из машины, разговаривает о чём-то с Вадиком и пожимает ему руку. После услышанных его слов, сказанных её возлюбленным с таким жаром, она до конца поверила в то, что Вадим самый порядочный человек на всём белом свете, глубоко и искренне любит её. А рукопожатие чужого человека только подтверждало глубокое доверие к нему других людей.

Таня решила, что не стоит привлекать к себе внимание именно сейчас. Совершенно было бы некстати, чтобы Вадим увидел её лежащую здесь, в таком виде. Она быстренько свернула полотенце и, незаметно, крадучись за кустами, проникла в корпус, поднялась в номер, быстро скинув халатик, юркнула в постель.

Через несколько минут вошёл и Вадик.

Таня сделала сонный вид, зевнула, словно он её только что разбудил. Вадик присел к ней на край кровати. Уже начинало светать.

-- Ну, как ночка? -- всё так же потягиваясь, спросила Таня.

-- Хорошо, -- ответил Вадим задумчиво, думая о Яне. Он легко провёл рукой          Тане по голове, лаская её.

-- А почему волосы мокрые?

-- Душно было ночью, я душ приняла.

-- А-а,-- рассеянно протянул Вадик.  Его мысли были заняты другим, и для посторонних проблем не было места.

-- Ты любишь восход? -- неожиданно спросил он у Тани.

-- Очень.

-- Пойдём, посмотрим.

Он стащил её с кровати и потащил на балкон. Краем глаза он заметил, что Яна со своим мужем всё ещё находятся во дворе возле машины, прямо под их балконом и о чём-то разговаривают. Очень удачный момент, чтобы начать любовное представление и тем самым возбудить в Яне ещё большую ревность и желание, а, заодно, доказать Яниному мужу свою полнейшую невиновность даже в мыслях.

-- Смотри, -- обратился Вадик к Тане, указывая на первые лучи солнца, встающие из-за моря, -- Какая красота.

-- Да-а, -- протянула Таня, глядя вдаль на чистое небо, -- Море сейчас, наверное, светлое и прозрачное. А к берегу подплывают маленькие рыбки глотнуть свежего воздуха.

-- Ты -- моя рыбка, -- Вадим повернул её  к себе и жарко поцеловал в губы.

Затем ещё и ещё в щёки, в шейку, спускаясь всё ниже. Вдруг Таня издала смущенный крик:

-- Вадик, Вадик, нас же видят!

-- Ну и что, пусть видят. Мне всё равно, я люблю тебя!

-- Я тоже тебя люблю, но не могу на виду у всех.

-- А ты смоги, ведь это же любовь. А так ты никогда не познаешь настоящих чувств.

И Таня, пытаясь расслабиться, делала всё, как нравится её любимому. Вадик был жаден в ласках сегодня, ему действительно, казалось бы, безразлично, что делается вокруг. Он  срывал с Тани и без того расстегнутый халат, а краем глаза  видел всё, что происходило внизу.

Другая супружеская пара, подняли головы и не отрываясь смотрели на шоу, разыгранное на балконе.

-- Смотри, смотри, что творят, -- забыв обо всём произнёс пожилой Янин муж, пялясь на две гибкие фигуры сальным похотливым взглядом, -- Того и гляди с балкона выпадут. Эх, был бы я моложе…

А Яна только сжимала с ненавистью кулачки, еле сдерживаясь, чтобы не сорваться и не убежать прочь от душераздирающего зрелища.

 

Насмотревшись эротики, двое внизу отправились домой спать, а двое других актёров на балконе (вернее сказать, актер один из них) отправились спать тоже. У Вадима было хорошее алиби всегда, на все случаи жизни, и теперь Таня ему безраздельно верила. А что говорила в таких случаях самовольной отлучки мужу Яна, и почему он ей  верил, одному богу известно.

На следующий день к обеду, выспавшись и позавтракав, после ночных приключений Вадим завораживающе рассказывал Тане о том, как красиво море при свете звёзд и полной луны. Таня  заслушавшись, даже не придавала значения словам «полной луны», хотя своими глазами видела убывающий неполный месяц. Она списала эту оговорку на романтичное преувеличение поэтичной Вадиковой натуры. А Вадик так увлёкся своим описанием южной ночи, что даже прочёл свои давние стихи, которые он будто сочинил вчера ночью:

 

О, море, ты мой давний друг,

Но ты же и учитель.

Тебе всецело отдаюсь --

Ты мыслям покровитель.

 

Мне  кажется твоя любовь

Возвышенной и чистой,

И, там, на глубине морской

Есть камешек лучистый.

 

И он развеет всю печаль

С луны и до восхода.

И мне им счастье обладать

В любое время года.

 

Таня восторженно хлопала в ладоши.

-- Какая прелесть, -- говорила она, -- А что это за камешек? Это, наверное, изумруд или алмаз? Это самые лучистые камни.

На самом деле Вадим и сам не знал, точно, что это за камень. Это была просто его фантазия. Он подкатил глаза вверх, делая вид, что утомлён Таниной недогадливостью. А сам за это время соображал, что нужно ответить.

-- Это поэзия. Поэзия -- это немеркнущий камень в любое время года. И только море даёт мне его.

-- И вправду, снова восхищалась Таня, -- Какое точное сравнение. Всё из жизни взято, из природы.

Потом, немного помолчав, снова добавила:

-- А вот мне и в лесу нравится. Ты видел, какие там белки. А когда настроение хорошее, хочется петь в любое время года при любой погоде не только у моря. Но для меня в жизни важнее другое…

Вадик снова надменно отвёл взгляд:

-- В данном  случае я писал только о море. И, вообще, я устал от твоих порицаний. В твоей душе так мало романтичного.

-- Нет, нет, что ты Вадичек, я вовсе не порицаю. Я просто о себе рассказываю, -- кинулась успокаивать его Таня, боясь, что поранила тонкую трепетную душу поэта.

Но Вадик, не слушая её, всё продолжал:

-- Ты посмотри, какая рифма, ритм стиха чёткий. Я уникален в стихосложении, мне все так говорят. Так писали только в девятнадцатом веке, сейчас так уже не пишут. Все символикой увлечены.

Вадим и вправду умел здорово сочинять и все профессора, к которым он обращался, это отмечали. Этот дар был у него с рождения. Вот только цели в жизни не было. Он её не искал, не видел, не хотел видеть и всячески потакал лишь своим прихотям.

А Таня, умевшая видеть недостатки и ошибки других, и всячески наставлять их на путь истинный, Вадиму просто не могла отказать ни в чём. Да и невозможно это было сделать, он сразу же надувал губы, сердился, не хотел с ней разговаривать.

Вот и сейчас она слащаво, до отвращения к самой себе, повторяла за ним:

-- Да, конечно, Вадичек, ты уникален. Да, никто не пишет. Да… Да…Только ты…

Но Вадик не слушал её и продолжал говорить своё:

 

Я с бурей дружу и она меня лечит.

От мелких проблем бытовых.

Я парус ищу и его распускаю

Над пляскою гребней седых.

И странником с детства себя я считаю,

И сотни вершин покорил.

Все видят, как я неприкаянный маюсь,

Но лишь растворяюсь в ночи.

 

Таня снова захлопала в ладоши, но Вадим оборвал её строгим взглядом:

-- Браво, браво, браво, -- вдруг раздалось у неё за спиной. Он оглянулся и увидел на пороге незапертых дверей Яну. Она артистично и грациозно зааплодировала Вадиму. И он так же в такт ей артистично раскланялся, повернувшись при этом спиной к Тане.

Рядом эти две персоны, Вадим и Яна, выглядели так, вроде и должны быть вместе. И Таня внезапно почувствовала укол ревности. Но, вспомнив слова, сказанные Вадимом ночью, не для того, чтобы обмануть Таню, которой рядом не было и близко, а для того, чтобы отвязаться от Яны, Таня снова поостыла и успокоилась.

А Яна без приглашения вошла в комнату и уселась непринуждённо на диван, закинув одну свою стройную смуглую ногу на другую.

-- Мсьё поэт? -- вопросительно и одобрительно произнесла она, -- А почему он молчал об этом.

Вадик смущённо опустил глаза, он никогда не говорил об этом Яне, потому, что стыдился этого, считая, что Яна не любит поэзию, и будет смеяться над ним. А это было бы для Вадима самой худшей пыткой на свете.

-- Ой, ты знаешь, он такой стеснительный и такой умница. Он гений, а гении все скромняги, -- стала заступаться за  Вадима Таня. Но этим она вогнала его в ещё большее смущение. В душе он ругал Яну, которая вошла в неподходящий момент и увидела его в таком идиотском положении. А тут ещё Таня, выставляет его как полнейшего дурачка, скромного, порядочного, примерного семьянина. Так и рисуется картинка сразу: он, Вадик, в семейных трусах, в кресле с газетой перед телевизором и она, заботливая женушка, хлопочет рядом в переднике, бигудях и со сковородкой в руке. Нет Яне такие парни явно не по вкусу. Она классная девчонка и с нею надо быть крутым.

Яна не обратила на Танину болтовню никакого внимания так, словно Тани и вовсе не было.

-- Ну, что, молодожены, купаться идем? -- спросила она, не глядя в Танину сторону, -- Уже четыре часа вечера.

Вадик понял, что вопрос этот относится больше к нему. Так же он понял, что трюк на балконе сработал, но не собирался попускать хватку. Он хотел распалить Яну так, чтобы она со стонами валялась у него в ногах, моля о близости.

Вадим притворно схватился за голову и простонал:

-- Ох, что-то мне не здоровится, -- он прилег на кровать, -- Моя маленькая подойди ко мне, только ты мне сейчас нужна.

Ему было забавно наблюдать, как обе женщины кинулись к нему, чуть не столкнувшись лбами.

Таня недовольно уставилась на Яну. А Яна, в свою очередь, окатила ее таким взглядом, который красноречиво говорил о своей откровенной неприязни к своей сопернице. После чего Яна выбежала из номера, громко хлопнув дверью.

-- Вот, нахалка, -- возмутилась Таня, -- С чего это она взяла, что ты ее зовешь?

Вадим перестал притворяться и встал с дивана.

-- Эта наглая девка, меня самого уже достала. Я и не думал, что она всё примет на себя. Чтоб её духу здесь больше не было!

Таня была  полностью согласна с ним, ей и в голову не могло прийти, что весь этот цирк устроен для одной только Яны. А вот Яна всё прекрасно поняла и теперь жаждала ответить Вадиму тем же. Вадим же не прочь был позабавиться новыми сценками выяснения отношений двух своих подруг.

Через минуту в коридоре послышались голоса отдыхающих, вышедших из соседнего номера:

-- Дорогая, чем ты так огорчена, что тебя нервирует? Ты прибежала почти вся в слезах.

-- Эти соседи наши, ужасные зануды. Представляешь, я их хотела на пляж вытянуть, а они говорят, уходи мол, спать хотим. Особенно девка, эта рыжая, мегера просто! Выперла меня  в шею.

-- Дорогая, не ходи туда больше, мы сами будем развлекаться. Ведь у тебя есть я.

-- Ну, конечно, мой Пупсик. Только ты у меня самый любимый, мой спаситель, что бы я без тебя делала. Только тебя и люблю, только тебя.

Потом после паузы  в тишине можно было услышать чмоканье поцелуев и томные вдохи.

-- Какая она двуличная, -- отметила Таня.

А Вадим ничего не сказал, по спине у него поползли мурашки. Он снова почувствовал вспышку молнии у себя внутри.

-- Так, все! Пошли на пляж, -- нервно потребовал он и стал лихорадочно собираться.

Таня удивленно глянула на него.

-- В уединенное место, где никого нет, -- почти кричал Вадим, -- Такая грязь, такая низость. Терпеть не могу таких пошлых, избалованных людишек, которым все позволено.

Таня полностью разделяла его мнение и понимала  его чувствительную душу. Она еле поспевала за Вадиком, тот был  слишком взволнован и торопился быстрее обычного. Наспех собрав все необходимое, она выскочила за ним, чуть не забыв закрыть дверь на ключ.

 

Глава 6.

-- Вадичек, подожди, я не поспеваю, -- просила его Таня, когда они уже почти приблизились к пляжу, спустившись по склону прибрежной горы.

-- Ты должна успевать, -- немного успокоившись, наставлял ее Вадик, -- Если хочешь красиво провести время, то должна успеть побывать везде. Я хочу успеть позагорать под вечерним солнцем и увидеть закат.

-- До заката еще далеко, возразила Таня.

-- Но солнце уже так греть не будет.

На самом деле мысли Вадика были забиты исключительно Яной. Он так и искал место, где они должны остановиться. Но хотел расположиться не рядом с ними, а где-то поодаль, будто невзначай придя сюда. Но так, чтобы оказаться у Яны на виду и продемонстрировать ей пылкую страсть к своей единственной партнерше.

Вадик вспомнил, как прошлой ночью Яна говорила ему, что ездит сюда со своим Пупсиком уже который год подряд. У них есть любимые места отдыха. Она даже показала их Вадиму. Следовательно, по подсчетам Вадика, далеко от дома они быть не могут, потому, что уже вечереет. Верно подытожив информацию и рассчитав, где им нужно приземлиться, он выбрал уютный небольшой пляжик. С обеих сторон пляж ограждали от посторонних глаз кусты вечнозеленого кипариса. А сзади, напротив моря, располагались молодые сосны.

Вадик заприметил это место еще ночью, когда бродил с Яной по пляжу. Но Яне оно не понравилось, слишком замкнутое пространство наводило на нее уныние. Немного поодаль этого места, сразу за кустами, располагался живописный пляж, который всегда был пустынным из-за крутизны, берега. Яна не боялась этого. Она с детства была прыткой девчонкой, хорошо бегала и плавала. А что чувствовал при спуске в воду ее многоуважаемый Пупсик, ей было абсолютно безразлично. Кроме того, камни и обломки скал, заходившие далеко в воду, забавляли ее. Она забиралась на них, как настоящая альпинистка, и прыгала в воду. Пупсик при этом всякий раз вздрагивал, дрожащим голосом крича ей в след: “Яночка, детка, осторожнее! Там может быть плохое дно…”

А Яна при этом лишь хохотала. Она знала, что дно там, где она прыгает гладкое, укрытое ракушками, а в прозрачной воде видны маленькие рыбки и даже медузы. Но об этом она никому никогда не рассказывала. Это была ее маленькая тайна. Да и забавляли ее волнения Пупсика. Она хохотала, прыгая в воду, скорее не из озорства, а глядя на его толстую нескладную фигуру, длинные купальные плавки и безобразный живот, спускающийся над ними. Как только Яна поднималась на скалу, он смешно вскакивал, хватался за сердце и кричал так, что рыбы пугались на дне морском. А Яна все хохотала. Хохотала над ним.

Но сегодня ей было не до смеха, она запала на Вадима всерьез, неожиданно для себя. И уже готова была согласиться на его предложение. Но гордость не позволяла сделать это. Она желала, грезила, чтобы Вадим сам начал бегать за ней, опекать, как это делал когда-то ее Пупсик. И, в конце концов, сделал бы ей предложение, разведясь предварительно с Таней. А она, в отместку на свои страдания, не согласилась бы сразу. А отвергла бы своего мучителя и этим заставила бы его унизиться и страдать, как страдает она сейчас из-за него.

            Но Вадим и не думал, видимо делать ей предложение, вовсю демонстрируя свою любовь к Тане. Просто в его планы не входила женитьба ни на одной из этих женщин. Но Таня всё же брала перевес, потому, что с ней было спокойно, тепло и её можно было обманывать сколько угодно. А такие, как Яна, всегда будили у Вадима умопомрачительную страсть, и побуждали на новые приключения, пробуждая в нём дух авантюризма с новой силой.

            И так, Вадим и Яна снова оказались рядом в этот вечер. И отделяла их друг от друга лишь тонкая перегородка кипарисовых кустов. Но Яна даже не догадывалась о существовании рядом Вадима, точно также, как Вадим мало надеялся на то, что Яна может быть здесь сегодня, а не в другом каком-то месте. Но всё же самоуверенность самца брала верх над благоразумием Вадика. Он задался целью во чтобы то ни стало одержать победу над смуглой гордячкой. Его настроение моментально падало от понимания, что он может ошибиться в просчетах и не угадать, где сейчас Яна. И сердце начинало бешено колотиться, если он представлял, что она где-то рядом. Но терпеливая Таня не удивлялась такой резкой смене настроений своего возлюбленного. Ее амплитуду колебаний она уже успела выучить наизусть. А Вадик в расчётах не ошибся. Он сумел убедить Таню, что питает глубокое отвращение к избалованной девице и к её толстому старому мужу. Сумел вычислить место, где его будет ждать она, длинноногая королева пляжа, на сегодняшний день для Вадима.

            Но Яна была хмурой в этот вечер. Она мало купалась и не хотела прыгать со своей любимой скалы к великой радости Пупсика. Хотя и теперь он был не меньше встревожен её самочувствием. Периодически щупал ей лоб и спрашивал, надоев ей до умопомрачения:

            -- Детка, с тобой всё в порядке? Ты не  перегрелась на солнце?

И она небрежно отвечала всякий раз:

            -- Пупсик, ну как я могла перегреться! Ведь мы спали сегодня до полудня.

            -- Тогда выпей таблеточку от живота. Может ты переела?

            -- Такие таблеточки нужны только тебе, -- бросала она, не глядя в его сторону, -- Не мешало бы для похудения подбросить.

            И в знак того, что терпеть не может, когда её всё время опекают, набрасывалась на черешни и пожирала их с удвоенной скоростью, чем обычно.

            Почти аналогичная сцена происходила за ширмой кустов в небольшом гротике. Но там свои права качал Вадим.

            -- Вадичек, почему ты такой грустный? -- пыталась поднять ему настроение Таня.

            -- Да не грустный я.

            -- Да нет, у тебя даже брови нахмурились.

            -- Это от усталости. Устал я от жизни.

            -- Так отдыхай же. Пойдём, поныряем.

            -- Эх, женщины! Бестолковые вы создания. Вам лишь бы развлекаться...

            Тут он услышал голоса поблизости и прислушался. Женский голос напоминал  ему Яну.

            -- Ну, ты пойди, поплескайся сама. А я покурю, посижу. Что-то мне не хочется сегодня в море лезть, -- заторопился Вадим отвлечь Таню в сторону.

           Таня любила воду, и не могла отказать себе в таком удовольствии как поплавать.

            -- Ну, как хочешь, -- простодушно откликнулась она. Сбросила лёгкий халатик и помчалась навстречу зелёным пенистым волнам. Через секунды она оказалась в море. Сначала её охватил холод, и в тоже  время она почувствовала несказанное счастье. Счастье, как в объятьях любимого.

            “Хорошо бы прийти сюда с Вадиком ночью и купаться совершенно голыми при свете луны и звёзд, -- мелькнуло у неё в голове, -- Но захочет ли он?”

            Она всё же никак не могла понять, почему Вадик, такой чувствительный романтик, остаётся хмурым при виде красивейших до умопомрачения пейзажей. Ведь дома такого уже не будет. Радоваться жизни нужно здесь.

            И Таня радовалась. Но радовалась в одиночку.

            А Вадик тем временем осторожно подкрался к кустам. Они были не слишком густыми и, приблизившись к ним можно было рассмотреть всю панораму  широкого пляжа. Но первое, что увидел Вадим, это широкий зад в полосатых трусах и массивную мужскую спину. Грузный дядька лежал на боку оперевшись на локоть и с кем-то разговаривал. Его собеседницу не было видно, он полностью закрывал её своим телом. Судя по всему, она загорала лёжа на спине.

            Вадику пришлось немного присмотреться, чтобы узнать достопочтимого Пупсика. Значит, Яна была здесь. Кровь застучала у него в висках. Молнией он помчался на своё место, чтобы его уважаемая жёнушка ничего не заметила и не поняла. Теперь он знал, как вести игру дальше.

            Для начала было необходимо дать Яне знать, что они отдыхают здесь. Но ни в коем случае, не обращать на неё внимание, самому. Ведь Вадим с Таней попали сюда совершенно случайно, им просто хотелось уединения и они нашли его здесь, ни о чём и не думая… А кто находится за кипарисовой стеной, их это вовсе не волнует.

            Вадик затушил окурок и, последовав примеру Тани, побежал в прохладную воду. Он подплыл к ней, демонстрируя неплохие способности пловца.

            -- Поплыли вон к той скале, -- предложил он Тане. И, хоть она уже накупалась и даже немного продрогла, сразу же согласилась. Она обрадовалась внезапному “выздоровлению” своего супруга.

            Они подплыли к крутому каменному выступу. Вадик сделал глубокий вдох, закрыл пальцами нос и нырнул, желая проверить дно. Оно было совершенно гладкое и чистое. Через несколько секунд Вадим вынырнул.

            -- Смотри, какая  ракушка, -- протянул он Тане закрученную пирамидку, небольших размеров.

            -- Ой, какая прелесть! -- воскликнула та.

            -- Там много таких, хочешь, нырнём вместе.

            -- Да, конечно, обрадовалась Таня.

И они нырнули. Полюбовавшись подводным миром, насколько хватило сил и дыхания, возвратились обратно в свою жизнь. А потом Таня замёрзла и попросилась на берег.

            -- Зачем тебе на берег. Смотри, какая скала. Вот бы на неё влезть.

            -- Вадик, я боюсь.

            -- Не бойся, трусиха. Я же с тобой.

            Он стал карабкаться на скалу и это у него получилось, тем более, что путь на ней уже был проложен самой Яной. Потом подал руку Тане, и та последовала его примеру. У неё получилось. Они вместе забрались на самое высокое место. Но оно оказалось очень удобным, чтобы здесь неплохо расположиться.

-- Смотри, смотри, -- показал рукой Пупсик Яне, сидящей с ним рядом, -- На свете ещё есть сумасшедшие кроме тебя. Видно тоже судьбу испытать хотят.

Яна повернула голову в сторону моря. Она увидела две фигуры, мужчину и женщину, которые сидели рядом друг с другом в обнимку. Но это зрелище Яне не понравилось, и она сдвинула бровки, презрительно хмыкнув, как бы говоря: «Кто посмел забраться на моё коронное место?»

В следующую минуту мужчина поднялся, демонстрируя своё хорошо сложенное стройное тело, и шагнул к краю скалы. Он поспортивному, взмахнул руками и прыгнул в воду, как настоящий пловец. За ним встала  и женщина, тонкая и хрупкая, намного ниже его ростом. Её светлые волнистые волосы развивались по ветру. Она, ничем не отставая от своего партнёра, прыгнула в воду не хуже его.

Яне это вовсе пришлось не по вкусу. Это означало, что её секрет раскрыт и принадлежит теперь не только ей. Она следила за парой, нервно покусывая губы. Но каким же было её изумление, когда двое, немного приблизившись к берегу, стали карабкаться на скалу по её законному маршруту. Внезапно Яна поняла, что это Вадим со своей глупышкой. Он не мог найти другого места для развлечения, как здесь. На мгновения Яна забыла о своём секрете, и чуть было не поддалась воле чувств. Ей хотелось вскочить и убежать. Но гордыня взяла верх. Она снова почувствовала приток ревности, но не к Вадиму, а к своему секрету. Ведь это место она считала только своим. Ладно бы незнакомые люди пришли и ушли сюда, никогда не попадаясь ей на глаза. Но теперь она будет их видеть каждый день и знать, что они тоже хозяева этого места. И почему этот мальчишка не захотел сегодня идти с нею на пляж? Возможно, она сама бы рассказала ему одному свою тайну. А так, еще эта дурнушка рядом. Ну, ей-то такой наглости Яна  не простит.

А Вадим точно знал, что Яна наблюдает за ними. Он не спеша, поднимался на скалу, деликатно помогая при этом Тане, делая как можно больше эротичных движений. Они снова оказались на самой вершине. И, расположившись так, чтобы их тела были отлично видны с берега на фоне заходящего солнца, он обнял Таню. Они стояли во весь рост на скале и нежно ласкали друг друга.

У Яны от негодования перехватило дыхание. Теперь она не знала, к чему испытывает больше ревности, к секрету или к человеку, в чьих руках её сердце.

А Вадик всё целовал и целовал Таню на глазах у Яны. Потом они стали раздеваться. Таня была уверенна, что за ними никто из знакомых не наблюдает, и вела себя раскованно.

Но нет, такого зрелища Яна была не в силах перенести. Она быстро засобиралась домой. Теперь она знала, что больше никогда не полезет на проклятую скалу.

-- Куда ты, детка, давай ещё полежим, -- удивился Пупсик.

-- Не хочу, живот болит.

-- Говорил же, не ешь черешен, тебе нельзя.

-- Да отстань ты. Пошли, -- грубо прикрикнула она на Пупсика.

Тот, пыхтя, карабкался за нею вверх по берегу и сильно отставал.

Таким образом, роль Вадима  на сегодняшний день была сыграна. И он остался ею доволен, видя издалека, как Яна со своим Пупсиком «сматывают удочки» и удаляются с пляжа. Это означало, что сердце Яны затронуто всерьёз и вот-вот будет принадлежать искусному сердцееду всецело. А потом он оставит в её памяти печать о себе навсегда. А, может, она утопит свою печаль о нём, быстро найдя себе другого партнёра. Впрочем, кто может знать об этом. Сейчас будущее Вадима волновало очень мало.

Яна в ответ на неслыханную дерзость пыталась ответить тем же. Она везде и всюду, особенно у Вадима на глазах, пыталась продемонстрировать пылкую страсть к своему необъятному мужу. Но шансов на победу у неё было меньше, чем у Вадима. Ему было проще убедить постороннего зрителя в том, что он без памяти влюблён в свою хрупкую газель и у них полная взаимность. Но такие сценки, казалось, волнуют больше Пупсика, чем Яну. Всякий раз, видя где-нибудь Вадика и Таню, друг у друга в объятьях, он останавливался и неотрывно смотрел на них жадным взглядом, пуская слюни.

-- Чего ты смотришь туда? Неужели тебе меня мало? -- отдёргивала  его Яна.

-- Во,  дают. Голубки, -- не обращая на её слова внимания, произносил  Пупсик, будто сам для себя.

-- Пошли, -- строго командовала Яна и Пупсик нехотя подчинялся ей.

И, наконец-то, сердце Яны не выдержало. Её гордость рухнула в один из вечеров перед самым отъездом обоих пар. Они вчетвером решили собраться у Вадима в номере и отпраздновать закрытие плавательного сезона в этом месяце.

В этот вечер Вадим приготовил сюрприз для обеих женщин. Для Тани он купил самый дорогой букет экзотических цветов и колечко с бриллиантиком.  А для  Яны он решил вручить подарок любимой прямо перед её носом. Выбрав удачный момент, когда было выпито уже немало вина, он торжественно произнёс, став перед Таней на колено:

-- Моя любовь! Я преподношу эти скромные дары тебе и перед всеми прошу тебя стать моей женой.

Таня была в восторге от этого, хотя не слишком удивилась происходящему, ведь в последнее время Вадим был особенно милым, пылким и внимательным с нею.

А на Яну эта сценка произвела шок. В ту же секунду, на её глазах блеснули слёзы отчаяния, тушь поползла по щекам и она выбежала из комнаты в ванную, чтобы умыться.

-- Детка, что с тобой? -- не понял, ошарашенный происходящим, Пупсик.

-- Насморк. У меня аллергия на такие редкие цветы, -- почти крикнула Яна, добегая до умывальника.

-- Хорошо, что предупредила, а я хотел такие же подарить, -- промямлил Пупсик, уплетая салат и запивая его вином.

В тот же вечер, уложив заботливо спать свои вторые половины, Вадим и Яна встретились во дворе на скамейке под туей. Яна сама вызвала Вадима поговорить якобы о том, чтобы в следующем месяце встретиться здесь же и провести сезон так же хорошо. Но Вадим знал, что в этом году на море уже не поедет, здесь его мало что привлекало, ведь его поклонников здесь не было. Каждой клеточкой своего тела он ощущал, что Яна просто желает его. И на этот неразумный поступок её побудила сегодняшняя сценка с цветами и колечком, разыгранная специально для неё.

 Она завела непринуждённую беседу о всяких пустяках, а Вадик хладнокровно слушал её и молчал. И вдруг Яна кокетливо спросила как бы,  между прочим, глядя в чистое звёздное небо, а не на Вадима. Ему, в этот момент, даже показалось, что она довольна всем происходящим.

-- Вы кого хотите, мальчика или девочку? -- Вадим просто опешил от этого вопроса. В ту же секунду, он почувствовал непреодолимую жгучую страсть внутри. По интонации Яны он понял, что она вовсе не собиралась быть с ним, да и впрочем, никогда не будет его.

-- Да никого я не хочу! -- почти выкрикнул он, -- Я тебя, тебя всё это время  хотел!

Он схватил Яну ловким движением за плечи и впился поцелуем в её алый ротик. Но, кажется, переусердствовал. Просто Вадим ожидал, что Яна будет сопротивляться или вынудит его ответить на вопрос: «Зачем ты хочешь жениться на ней?»

Но ничего этого не произошло. Яна оказалась мягкой и податливой. Хуже того, она была намного пассивнее Тани и не вызвала у Вадима столько эмоций, сколько вызывала она. Но всё же своего Яна добилась, Вадим сегодня был её.

На его удивление секс с Яной не был таким захватывающим, как с Таней. Вадик как вспыхнул, так быстро и остыл. Жалкие трепыхания на лавочке, несколько несложных движений -- и всё готово. Вадику не нужно было изображать из себя романтичного любовника, она была довольна тем, что уже есть. И он тоже остался доволен этой связью, потому, что оставался самим собой. Они оба остались довольны, и каждый из них чувствовал себя победителем.

 А после они разбрелись по своим номерам, и каждый из них в эту ночь спал спокойно.

 А завтра нужно было собираться в дорогу. К счастью, обе пары жили в разных уголках земли, и шансов встретиться у них было мало. Хотя Яна всё ещё лелеяла в себе надежду, что в следующем месяце они с Вадимом встретятся снова и проведут обалденную недельку в объятьях друг друга. А если повезёт, то она, Яна, даже разведёт Вадима с женой. Ведь он остался от неё, первой королевы пляжа, без ума. Да и кто бы не остался?! Теперь он будет вздыхать о ней по вечерам, вспоминая упругое смуглое тело, пахнущее дорогой французской парфюмерией. Прибежит сюда как миленький, не выдержит. Яна была уверенна в этом. При одном только воспоминании о Вадике у неё зажигались искры, и разгорался спортивный интерес с новой силой.

Но Вадик больше не появился в этом райском уголочке земли ни на следующий месяц, ни на следующий год и вообще никогда. Впрочем, Яна о нём быстро забыла, найдя утеху с другим любовником. А о нём она вспоминала лишь иногда в разговорах с подругами, по телефону, когда их не слышал Пупсик. Она рассказывала, какой романтичный красавец попался ей этим летом на пляже. Из-за неё он чуть не бросил свою серенькую жену. Яна была для него просто богиней, королевой. Он носил её на руках и умолял остаться с ним. Но она не смогла этого сделать, ведь у неё есть Пупсик. А теперь Яна умеет развлекаться и с другими парнями, не очень красивыми. Но ей они всё равно нравятся. Ведь все женщины хищницы, не могут жить без новой добычи. И ничего осудительного в этом нет даже для замужних и счастливых женщин, на то мы и бабы, чтобы мужиков побеждать.

И все подруги были с ней весьма согласны и солидарны. Хотя, каждая из них понимала, почему Яна так себя ведёт. Но никто никогда не говорил об этом вслух, даже за её спиной. Многие боялись оказаться на её месте и быть осуждёнными другими.

Вадим потерял интерес к Яне сразу же после  близости. Она для него утратила свою загадку. Он соблюдал правила хорошего тона только внешне.

На вокзале пары распрощались, пообещав друг другу встретиться вновь, и разбрелись по своим вагонам, заняв свои купе.

 

Глава 7.

Как только Вадим и Таня расположились поудобней, поезд тронулся. К ним снова вошла проводница и спросила, чего они хотят. Вадим опять стал заказывать вино и конфеты для Тани.

-- Я не пью, меня же укачивает в дороге, -- зашептала Таня ему на ухо.

-- Так я пью. Меня же не укачивает, -- напомнил ей Вадим, -- а ты  немного, пару глоточков, от них не укачает.

Таня согласилась. Но одна только деталь удивила её. Проводница, которая обслуживала их, была та же молоденькая девчонка в короткой мини-юбке, что была в поезде по дороге к морю. Таня не стала слишком вникать в эти мелочи. Быть может, Вадик и вправду взял обратные билеты на тот же поезд. Обо всех бытовых подробностях заботился только он. И Таня была весьма довольна этим. Сейчас она была одной из счастливейших невест на свете.

Вадим сразу стал откупоривать принесённую в купе бутылку. Налил себе полный фужер, Тане половину.

-- Ой, этого много, -- запротестовала Таня.

-- Пей, пей. Дорога ещё длинная. А не нравится здесь, пойдём в ресторан.

-- Нет, не хочется. Кажется, я немного утомлена отдыхом и путешествиями.

-- Это хорошо. Значит, мы отдохнули, как положено.

-- Да, конечно. Чудесный полуостров. А какая  там природа. Кажется, что плохой погоды и зимы вообще никогда там не бывает. Уж находились мы по горам, до следующего года не захочется.

Таня восхищалась, вспоминая недавние прогулки по «чудесной стране снов», а Вадик тем временем, размышлял, как бы подсыпать ей несильное снотворное в вино, чтоб она заснула, а самому вильнуть к проводнице. С чаем или водой это снадобье давало не такой эффект, как в сочетании с алкоголем. Да и спихнуть потом  это всё можно было на то, что ты, Таня, мол, пьянчужка, чуть что и пьянеешь, да и в поезде укачивает. А, может, организм просто слабый. Сам Вадик при таких экспериментах всегда оставался кристально чистым и непорочным. Так, что опыт в таких делах у него уже имелся.

Видя, что Таня едва сделала два глотка и дальше этого дело не идёт, он решил, что порошок надо сыпать именно сейчас. Больше этого она может не выпить. Но как это сделать? Необходимо было её отвлечь. Вадик не спеша, допил своё вино, затем взял Таню за руку и пристально посмотрел ей в глаза:

-- Какая ты красивая, я только сейчас по настоящему понял, как я счастлив.

Видя счастливую улыбку у Тани на лице и румянец, он продолжал в том же духе:

-- Уже опьянел. Так мало выпил и опьянел. Ты заешь, я знал, что буду счастлив, когда впервые увидел тебя. Тогда я тоже опьянел. Даже закурить захотелось.

Он стал суетливо крутиться, ища вокруг сигареты. Наконец-то нашарил их на своей постели в небольшом беспорядке, созданном спешкой.

-- Ах, вот, то, что мне сейчас так нужно, -- продолжал он, не выпуская Танину руку из своей, -- Слушай, пойдём, выйдем в коридор, я покурю. Так не хочется одному, и от тебя отрываться.

Таня с радостью безропотно подчинилась. Казалось, она опьянела от двух глотков. Сладкие речи обольстительного красавца производили куда более сильное влияние, чем любое самое крепкое вино.

Они вышли в тамбур и, прислонившись к оконной раме, Вадим обнял её за талию. Он хотел что-то ещё прошептать ей, но в этот момент провёл рукой по своему нагрудному карману.

-- Ох, зажигалку забыл. Солнышко, ты производишь на меня такое влияние, что я и себя скоро забуду. Постой здесь секундочку, я сейчас приду.

 Таня, очарованная,  осталась у окна в узком  коридорчике. А Вадим юркнул снова в купе.

И нельзя было сказать, что он вообще не любит Таню, в глубине души ему было жаль её. Его мучила совесть, когда он сыпал проклятый порошок ей в фужер с остатками вина. Он ненавидел себя при этом, но иначе поступить просто не мог. Жажда авантюры тянула его с большей силой, влекла на новые приключения, чего бы ему это всё не стоило. И он знал, что не может быть другим. Если он будет другим, то перестанет творить, удивлять публику своими стихами. Ведь он поэт, а поэты люди необычные. И, зная, что обладает этим даром, он прощал себе всё, даже гнусные поступки. Он чувствовал себя прощённым, потому, что кто-то свыше дал ему волшебную способность быть любимым и признанным. Он служит искусству, а всякое искусство требует жертв. А по сему, всё, что он делает, это ради таланта. Значит, все грехи и прегрешения уже заранее прощены ему свыше. Он – избранник. А избраннику можно всё. Ему нужно беречь талант.

Тем более, Вадим даже не задумывался над тем, как отреагирует Таня, когда по нелепой случайности узнает о нём всё. Он был уверен, что она сама доброта и наивность, простит его, потому, что безмятежно любит его.

А Таня, пока, ни о чём не догадываясь, дожидалась своего обожаемого супруга в вагонном коридорчике. Мимо неё несколько раз проскочила проводница, кинув любопытный презрительный взгляд в её сторону. Но Таня не заметила этого, её мысли были заняты любовью.

Наконец вышел Вадим:

-- Вот она, наконец-то  нашёл, -- торжествующе показал он зажигалку так, словно никак не мог её найти.

Таня приветливо улыбнулась ему. Она сразу поняла при первой же встрече с ним, что порядка в доме от этого человека не жди. Но любимому всё можно простить, тем более такому талантливому.

Вадим закурил, выпуская в потолок в открытую фрамугу клубы дыма, окучивая ими с ног до головы Таню. Таня никогда прежде не курила, и сейчас ей тяжело было вдыхать  никотиновый дым. Но ради Вадика она готова была вытерпеть всё, лишь бы ему было хорошо.

Накурившись, Вадим обнял свою любимую за плечи и увлёк за собой в купе.

Они снова уселись за стол. Вадим снова налил себе полный фужер, хотел долить и Тане, но та прикрыла рукой свой бокал.

-- Чуть-чуть.

-- Нет, не буду.

-- Ну, ладно, давай, за тебя.

-- За нас обоих.

-- Нет, за тебя. Ты моя звезда, моя муза. Без тебя я никто. До тебя не жил, а существовал.

Вадик демонстративно поднял фужер и выпил одним глотком почти половину. Тут он снова скользнул по своему карману и понял, что забыл сигареты на подоконнике в коридоре.

-- Ой, снова забыл сигареты, -- растерянно произнёс он. Возле окна, наверное.

Вид у него был при этом такой умиленно-растрепанный, что Таня рассмеялась и ласково потрепала его по не расчесанной шевелюре.

-- А ты, -- пригрозил он ей пальцем шутливо, -- Чтоб все выпила до дна, сию же секунду.

И выскользнул в дверь.

Тане не хотелось больше пить, она боялась снова заснуть и пропустить что-нибудь интересное в дороге. Но вылить содержимое своего бокала было больше некуда, и она ловко перелила его Вадиму, в его фужер. Пусть милый пьет, раз ему нравится, ведь не жалко же.

Едва она успела сделать это, как в купе снова ворвался Вадим, увидел Танин пустой перевернутый бокал и вздохнул с облегчением:

-- Ну, наконец-то, ломака. Хоть немного выпила, -- он снова поднял свой бокал, -- За тебя! -- и одним махом опустошил его до дна.

А в своей уютной комнатке его уже поджидала волнующая сердце девочка – проводница, с которой он уже договорился о встрече, когда выбегал за забытыми сигаретами. Но выйти к ней он не мог, не дождавшись, пока не заснет его настоящая подруга. А Таня еще не хотела спать и весело щебетала о чем-то прямо на ухо Вадиму. Ее болтовня его немного раздражала, но он терпеливо ждал. И вдруг почувствовал легкую сонливость.

«Ее пока дождешься, сам заснешь, -- вяло мелькнуло у него в голове, -- А тут что-то не то, ведь снотворное действует быстро. Словно мне подсыпал кто-то…а не ей…не ей, как должно быть, а мне… Это мне подсыпали…» -- Дальше додумать он не успел сквозь дремоту и едва успел опустить голову на подушку, лежавшую рядом, как захрапел.

-- Ой, Вадичек, -- запереживала Таня, -- Ты уже спишь. Ты так устал, что заснул без памяти. Ну, ничего, это бывает. Значит, надо отдохнуть.

Она заботливо уложила его на постель, стянув при этом обувь и штаны, и укрыла пледом.

-- Спи, ты так утомился, я не буду тебе мешать. А сама улеглась на свою постель, читать книжку и тоже отдыхать.

Проводница, так и не дождавшись Вадима, заглянула к ним в купе несколько раз, под любым предлогом. То забрать грязную посуду, то чай принести. Но, убедившись, что Вадик спит мертвенно пьяным и не просыпается на ее бурные движения рядом, потеряла всякую надежду на сногсшибательную любовную ночь с ним.

-- Девушка, пожалуйста, не хлопайте дверью. Вы же видите, человек устал, ему надо отдохнуть, -- сделала ей замечание Таня, -- И вообще, не беспокойте нас больше по пустякам.

Милое создание зло сверкнуло глазами в ее сторону, в последний раз громко хлопнув дверями на колесах, скрылась в коридоре.

«Верь после этого мужикам, -- думала она в бешенстве, -- А обещал золотые горы, звезду с неба достать. А сам храпит, как суслик, и ничего ему больше не нужно. Чмо несчастное! Пьянчуга…».

А Вадим спал, ни о чём не думая. Под его храп задремала и Таня. Но долго она не спала. С наступлением сумерек ей захотелось смотреть в окно  и сами собой пошли в голову рифмованные строки:

 

Под гулкий шум колёс --

«тук-тук, тук-тук»

Исчезнут краски дня, и замирает звук.

И ночь отпустит свет, и темнота вокруг

Стучится мягко в сердце -- тук,

Тук-тук, тук-тук.

 

Но записывать она их не стала, они показались ей корявыми и очень нескладными. Да и какой из неё поэт. Вот, Вадик, он гений, настоящий талант. Если он увидит её творение, то посмеётся. Ей далеко до настоящей поэзии. Да простодушной Тане и не нужно было всё это. Она просто наслаждалась жизнью, каждой её минутой, никак не пытаясь записывать или зарисовывать эти прекрасные мгновения. Ее радовало уже то, что они есть в её жизни, что она живёт на этом свете. И она искренне сожалела, что Вадик сейчас спит и не разделяет с ней вместе эту прелесть сумерек, наступления ночи, когда весь мир погружается в неясный загадочный туман, а воздух становится заметно звонче и свежей. Вокруг зажигаются разноцветные огоньки, звёзды, луна. Ночь обволакивает темнотой и тишиной. Но это не страшно. В мыслях наступает свежесть после суетного дня. Тишина располагает к размышлениям, воспоминаниям, мечтаниям.

Таня любила эту  пору суток. Но вдруг она почувствовала, что не хочет, чтобы Вадик просыпался, ей хорошо было одной в тишине. Она знала, что если бы он не спал, то обязательно пригласил бы гостей в купе или потянул бы Таню шататься по вагону, ища приключений, или занялся бы с ней изнуряющим сексом, от которого Таня  в последнее время просто устала. Нет, Вадик нравился ей и секс с ним был великолепен, но всего хорошего в меру. И теперь Таня просто наслаждалась отдыхом после бурной жизни и, как ни странно, присутствие Вадика рядом с ней, ей вовсе не было нужно.

Посидев и помечтав немного, она сама легла спать. А утром её разбудила всё та же проводница, объявив их станцию. Через час поезд останавливался на ней, и нужно было готовиться к высадке. Но Вадик всё ещё спал, и просыпаться не думал. Таня собрала одна все вещи, свернула свою постель и приготовилась сама. А Вадик всё спал. Таня кинулась будить его и не могла добудиться. Он только мычал и ворочался с боку на бок.

-- Вставай, лежебока. Дома выспишься, -- теребила его Таня.

Затем она плеснула ему  в лицо воды из стакана. Вадик насилу открыл глаза. Лицо его было запухшим, как с перепою.

Поезд уже собирался трогаться дальше, когда Таня, подставив своё плечо, волокла Вадика вниз по ступеням. Он был в ужасном состоянии. Она стащила его с помощью ещё одного пассажира и плюхнула на лавочку возле станции. А в окно, ухмыляясь, смотрела на них всё та же проводница.

-- Ну и тяжёлый же ты. Уф-ф-ф! -- вздохнула с облегчением Таня, -- Тебя, видно, тоже укачало.

-- Где укачало? -- промямлил Вадик непослушным языком и потянулся за сигаретами.

-- В поезде.

-- В каком?…

И тут, Вадик смутно стал  припоминать всё. Как они с Таней пили вино, и как он сыпал ей порошок, чтоб она уснула, а сам хотел побывать у знакомой проводницы, с которой обо всём договорился ещё до посадки на поезд. Но планы его были поломаны. Хуже того, он опозорился перед очередной своей любовницей. Но кто же ему помешал, уж не Татьяна ли? Ну, конечно, она. Неужели она догадалась обо всём или сделала это случайно. Вадик схватился за голову. Она болела и не соображала, а в ушах стоял гул.

-- Вадик, с тобой всё в порядке? -- участливо спросила Таня, положив ему руку на плечо.

«Значит, не догадалась, -- мелькнуло в голове у Вадима, -- А может, притворяется.»

Он тряхнул головой, как бы сбрасывая туман, встал, подхватил сумку на плечо и двинулся вперёд, не оглядываясь.

-- Пошли, -- кинул он Тане, которая и так следовала за ним.

Он брёл, не разбирая дороги. Чувство вины, стыда и страха правило им. Он чувствовал себя лжецом, которому нет прощения. И Таня не должна была его прощать, но она простила. Что это, великодушие или наивность? А, может, хитрость и главный патент ждёт его впереди дома? Быть может, она выскажет ему всё в глаза и бросит раз и навсегда. И он останется в пустой квартире одинокий и разбитый. Нет, только не это. В эту минуту он готов был отдать что угодно, искупить свою вину любым способом, лишь бы не оставаться одному.

Но, придя домой, он понял, что Таня по-прежнему ни о чём не догадывается и ведёт себя так же внимательно и обходительно с ним как прежде. Про проводницу Вадим забыл уже через час после прибытия, ведь таких, как она в его жизни было много.

Постепенно комплекс стыда и вины испарился сам собой и на следующий день в отсутствие Тани он уже вовсю названивал  друзьям и рассказывал, хвастаясь, о своих любовных похождениях.

 

Глава 8.

А Таня, счастливая и отдохнувшая после поездки на море, с новыми силами вошла в обычный ритм рабочего дня. И хоть какие-то моменты их совместного отдыха ей всё же остались непонятными, в целом она всё же была довольной всем и  мысленно благодарила судьбу за то, что она свела её с таким сумасшедшим  романтиком.

Сегодня Таня задержалась на работе дольше обычного. Ей дали особенное занятие. Нарисовать плакаты в лагерь отдыха для малышей. Плакаты должны были быть весёлыми, красочными и завлекающими. Но, вместе с тем, предостерегающими первоклашек не купаться в речке без присмотра, не выбегать за территорию лагеря и прочие «не».

Таня так увлеклась своей работой, что не заметила, как на улице начали сгущаться сумерки, а школьное помещение совсем опустело. Осталась одна пожилая техничка тётя Нюра. Но она Таню не трогала, видя, как та вдохновенно трудится. Весь день было пасмурно, и в комнате  всё время горел  свет. А когда Таня оторвалась от своего занятия и глянула в окно, то поняла, что давно пора домой.

И она поторопилась, оставив всё до завтра.

Таня шла по вечерним улицам и над ней автоматически вспыхивали огни, зажигались витрины и рекламные щиты. Ей казалось, что и звёзды зажигаются от одного только взгляда на них, как будто видят свою сестрицу на земле и приветствуют,  посылая ей свои лучистые улыбки. И Таня улыбалась, им тоже, мысленно посылая воздушные поцелуи каждой. Прохожие иногда оглядывались на неё, не понимая, чему человек радуется.

Один раз Таня даже не выдержала и махнула в небо рукой. И совершенно напрасно это сделала. На другой стороне улицы, рядом держа друг друга за ручку, как в старых фильмах про любовь, шла  парочка, которую Таня совершенно не хотела встречать.

Анфиса и Вадик, бывшие Танины друзья, как раз вели разговор именно о ней.

-- Таня почему-то не звонит и не заходит, -- задумчиво говорила Анфиса, -- Что с ней? Может, заболела?

-- Не знаю, -- отрешенно отвечал Вадик, -- Может, она занята.

Он тоже не прочь был увидеть её, но скрывал это желание.

-- Наверное, она обиделась, -- сделала вывод Анфиса.

-- Наверное,  -- подтвердил Вадик, -- Я давно заметил, у неё очень обидчивая натура, как у ребёнка.

-- Надо бы  к ней зайти или позвонить.

-- Но ты ведь звонила недавно.

-- В последний раз почти месяц тому назад.

-- Ну и что, теперь пусть она звонит.

-- Она не позвонит сама, я чувствую, она обиделась.

-- Так, что теперь, в ноги ей падать?! -- горделиво заметил Вадик и шмыгнул носом.

-- Нет, надо как-то подход найти.

-- Вот ещё. Унижаться я и не подумаю.

-- Ну, не унижаться, -- сладостно произнесла Анфиса, лукаво прищурив глаза, -- Ну, сделать вид, например, что ничего не произошло. Я ведь уже соскучилась и хочу её видеть.

Вадик опять шмыгнул носом, он хотел встречи с Таней, но так, чтобы Анфисы не было рядом. Тогда бы он мог сослаться на то, что Таня сама его соблазнила. А он, глупый и доверчивый, здесь ни причём.

-- Тебе  надо, ты и ищи подход, -- кинул он в сторону Анфисы, -- А я здесь никому не должен.

Анфиса захихикала.

И вдруг они оба остановились, как вкопанные, глядя на противоположную сторону улицы. Они заметили там Таню. В свете витрин, хорошо был виден её силуэт.

-- Смотри, Танюха, -- дёрнула за руку Вадика Анфиса.

-- Разве это она?! -- не верил своим глазам Вадик.

-- Ну, конечно, ещё и рукой машет. Это она нам.

И они оба  стали интенсивно махать руками в её сторону, так, чтобы она это заметила. А Вадик ещё и послал воздушный поцелуй из самого сердца.

Таня сначала не видела их, но потом обратила внимание на странную парочку, из-за их активных движений. Она пригляделась лучше и поняла, что это они. Те двое, которые давно остыли в её памяти, теперь ей было некуда деваться от них. Ничего не поделаешь, встреча была неизбежна. А они уже торопились к Тане, перебегая улицу на красный свет.

Таня замерла в ожидании и нерешительности. Она думала, как ей теперь себя вести. Дуть губы было глупо, раз они ничего уже не помнят. Но мириться ей тоже не хотелось. И Таня решила сохранять спокойствие и хладнокровие.

-- Привет, Танюша, -- радушно приветствовала её Анфиса, подбегая ближе.

-- Здравствуй, Танюха, -- подхватил  Вадик, -- Что-то давно тебя не было видно в наших краях.

Анфиса подбежала к Тане и, не дожидаясь ответа, обняла её и чмокнула в щёку.

-- Как я соскучилась. Ты, моя лучшая подруга, и так редко заходишь ко мне. Что случилось?

-- Да ничего особенного, -- сдержанно отвечала Таня, -- Просто некогда.

-- Как некогда? Ведь раньше было когда, -- обиженно нахмурился Вадик, так, будто они ещё вчера расстались хорошими друзьями.

-- Работы много, -- коротко отвечала Таня.

-- Сейчас ведь лето, какая работа, -- сделала удивлённое лицо Анфиса, словно никогда и не слышала, что летом люди тоже трудятся.

-- Вот летом-то и много.

Тане начинал надоедать этот пустой разговор. Она мало понимала, чего от неё хотят. Простить она и так всех давно простила. Общения ей сейчас вполне хватало. Просто болтать ни о чём не хотелось, лень было делать вид благодушия. А прежнего доверия к этим двум людям уже не было.

-- Ну, это ты брось, -- не отставал Вадик, -- Себя надо беречь.

-- Да я бы с радостью, не получается. Вот и домой надо спешить… тут Таня осеклась, поняв, что чуть не  проговорилась о своём женихе.

-- А что дома? Муж, дети? -- насторожила ухо Анфиса.

-- Родителям помочь надо.

--А-а, родителям, -- разочарованно протянула подруга, -- Вот мои даже не знают, где я и с кем. Правда же? -- хихикнула она, покосившись на Вадима.

Тот только хмыкнул в ответ.

-- А замуж не вышла? -- решила напрямик спросить Анфиса.

-- М-м, нет, -- замялась Таня в нерешительности. Но зоркий Анфискин глаз уже успел заметить на Таниной руке блеснувший брильянтик, когда та поправляла волосы.

-- А это откуда?

-- Что?

-- Ну, кольцо.

-- Родители подарили. На день рожденья.

-- Так у тебя ж день рожденья в марте.

-- Вот тогда и подарили. Зимой кто ж украшения носит.

-- А-а-а, --  разочарованно провыла Анфиса.

Она поняла, что здесь что-то не то.

-- Ну, ладно, я пойду, -- стала прощаться Таня.

-- Что, уже?

-- Ну, конечно, мне пора.

-- Так ты зайдешь, или может, я заскочу?

-- Нет, спасибо, лучше я сама. Ты можешь не застать меня дома. Сейчас я вся в бегах.

-- И чем ты занята? --  с недоверием спросил Вадим, его стали одолевать ревнивые мысли, что у Тани кто-то появился.

-- Я классы в порядок привожу. До начала учебного года нужно всё закончить. Ну всё, пока.

-- Заходи, -- крикнула ей вслед Анфиса и махнула рукой на прощанье.

Таня скрылась за поворотом.

На следующий день она решила навестить своих родителей.

-- Как давно ты  к нам не заходила, -- разохалась мама. А отец спросил прямо, как обычно:

-- Ну, как живётся тебе дочка с твоим избранным? Не обижает? Жениться собирается на тебе или нет? А то мы тут уже прибавления  в семье ожидаем.

-- Да, да, -- подхватила мама, -- Свадебку хорошо бы. Мы полюбуемся, порадуемся. А то, как же без свадьбы, без фаты, без букетов с шампанским.

-- Да будет это всё, будет. Я ведь ничего вам ещё не рассказала, -- радостно говорила Таня родителям. Она была счастлива порадовать стариков тем, что они хотят услышать.

-- Ну, давай, рассказывай.

Отец и мать уселись рядом с дочерью и любовно слушали её щебет.

-- Мы с Вадиком  на море были, -- спешила рассказать Таня, всё забывая про последовательность.

-- Мы видим, загорела, -- то и дело перебивала её мама вопросами, -- Он у тебя хорошо зарабатывает?

-- Ой, он такой молодец. На фирме работает, шеф его любит. Две путёвки ему выделил в Крым. Вот мы и поехали. А ещё он поэт. Стихи пишет, такие красивые. Только не признают их нигде. Великих тоже в начале  не признавали.

-- Хорошо, что пишет, -- рассудительно заметил отец, -- Только это не главное. А какой он человек?

-- Замечательный. Ему ничего для меня не жалко. Он мне прямо на море предложение сделал, подарил во-о-от такой букет морских лилий, или как они там, называются и колечко, правда, маленькое.

-- Колечко-то с бриллиантиком, -- посмотрел на  Танин палец отец, -- Дорогое, видать. Нам с матерью три месяца вместе трудиться на такое пришлось бы.

-- Да, ладно тебе о деньгах, -- остановила его мама, -- Подарил и хорошо, значит не жадный. А как у него родители, хорошие?

-- Ой, не знаю. Я еще с ними не познакомилась. Но он мне говорил, что, вроде, не очень внимательные к нему. Даже в детстве с днём рождения не поздравляли.

-- Ну, это бывает, дочка, -- стала наставлять её мама, -- А ты будь терпеливей, ласковей, вот сердце его и оттает.

-- Да, мама, я и так стараюсь для него. Ведь он такой хороший.

-- Так, когда на свадьбу пригласишь? -- снова задал наболевший вопрос отец.

-- Скоро, -- пообещала Таня, -- мы просто ещё заявление в ЗАГС не подали, потому, что некогда.

-- А не обманывает он тебя? --  снова  насторожился отец.

-- Ну, как ты можешь, -- вмешалась мама, -- Ведь он её так любит, подарки дорогущие дарит…

-- Смотри, дочка, мы ждём свадьбу. Если что не так, сразу от него уходи, не раздумывай.

-- Всё будет хорошо, -- благословила мама, -- Правда же, Таня?

-- Ну, конечно.

 

Вечером, в воскресенье, Таня  попыталась завести с любимым разговор и напомнить ему о недавнем его предложении.

-- Вадичек, ты помнишь наши прогулки по морскому побережью.

-- Помню, -- ответил Вадик, жуя котлету, сидя на диване и тупо уставившись в телевизор.

-- Помнишь, как шелестели листья, когда мы лежали на траве.

-- Помню, -- снова ответил Вадик, не отрываясь от боевика, хотя вряд ли помнил такие подробности.

-- Ты хотел бы всё повторить?

-- Нет, наверное. В июле слишком жарко на море.

-- Нет, ночью там всегда прохладно.

-- Тогда, хотел бы.

-- Давай поженимся, и будем ездить каждый год на море.

Вадик вздохнул:

-- Мы и так вместе, чего тебе ещё надо. Печать в паспорте меня не прельщает.

-- Я не о печати.

-- А о чём?

-- О жизни. Мне всё равно, будем мы расписаны или нет, но мама хочет, чтоб у нас была свадьба, как у всех нормальных людей. У неё больное сердце и  я не хочу её расстраивать.

-- Мама хочет, -- передразнил её Вадим, -- А ты сама-то чего хочешь, хоть знаешь?

-- Знаю. Я хочу, чтобы всё было хорошо. И другим чтобы тоже было хорошо.

-- Но я не нуждаюсь в  свадьбе, мне и так хорошо.

-- И я не нуждаюсь. Но мама так хочет.

-- Мы ради мамы женимся что - ли?

-- Нет. Но я не хочу её расстраивать.

-- Зато ты меня расстраиваешь. Мой талант не терпит суеты.

-- Ну, Вадичек…

-- Да не хочу я.

-- Ну, пожалуйста. Хоть самую маленькую свадебку. Мы много гостей звать не будем. Только родителей твоих и моих. Чтоб всё как положено было, пусть мама порадуется.

-- Всё мама, да мама. Надоело для кого-то. Хочу для себя.

-- Ну, Вадичек,  в последний раз. А потом ты отдыхать будешь от суеты целую неделю, и я не буду тебя трогать.

Но Вадик, видимо, хотел повыламываться.

-- Вот так всю жизнь и будем для мамы жить…

-- Нет, один раз. Мои родители больше вмешиваться не будут. А если не будет свадьбы, то я и жить с тобой не смогу. Я не хочу огорчать родителей, -- с вызовом заявила Таня.

-- И это после того, что я сделал для тебя?!

Таня потупила взгляд. Потом медленно стянула  колечко с тонкого пальчика и положила на столик.

-- Мне не нужно, -- тихо произнесла она.

Вадик нервно подошёл к окну. Он чувствовал, что она может уйти, но не знал, как закончить ссору и не унизиться.

-- Та-ак. Ссоримся из-за ничего. Нормально.

-- Мы не ссоримся. Я просто по-другому не смогу жить.

-- Жить для кого-то. Всё напоказ и по понятиям. Хорошо мы начинаем, а!

-- Нет, только для родителей.

-- Хорошо. Но чтобы  кроме родителей больше никого.

-- Ладно, ладно, -- захлопала в ладоши Таня и кинулась целовать Вадика.

Ей самой никого не хотелось звать из подруг. В глубине души она боялась, что хитрая Анфиска или другая подруга разрушит её теперешнее счастье и лишит  даже счастливейших воспоминаний, заставив вычеркнуть из памяти  всё вместе с чужой подлостью.

-- Когда мы идём подавать заявление?

-- Завтра, -- вяло ответил Вадик, делая вид, что его мутит от одного только представления предсвадебных хлопот. На самом деле он еле прятал внутреннюю гордость, что привлёк  к себе всё Танино внимание и стал центром Вселенной для неё.

 

Когда заявление уже было подано в ЗАГС, предстал вопрос приглашения родителей обоих сторон на свадебную церемонию. Таня знала, что с её родителями проблем не будет, нужно только познакомить с ними Вадика. И эта встреча прошла, как ни странно, в нормальной дружеской атмосфере. Хотя Вадик, по дороге к Таниному дому, как обычно, упирался и недовольно что-то бубнил себе под нос о смысле жизни. Но Танин отец, первый протянул ему руку, мама накрыла на стол вкусный ужин и непринуждённая беседа завязалась быстро. Хотя Таня всё равно переживала, что Вадику что-то не понравится в их обычной домашней обстановке. А Вадику понравилось всё. Он оживлённо беседовал с Таниными родителями, но потом, по своему обыкновению, всё же говорил самой Тане, что они так жить не будут. Что это обычная рутинная обстановка разваливает семьи, действует на психику, подавляет личность. Таня только вздохнула молча, она не хотела спорить с Вадиком и ссориться перед самой свадьбой.

Чтобы не утруждать любимого и чтобы  не «действовать» ему «на психику» она все предсвадебные хлопоты взяла на себя. Когда всё было улажено, оставалось только купить кольца и одежду молодожёнам. Тут без Вадика было не обойтись. С превеликим трудом Таня затянула его в ювелирный магазин, чтобы померить кольцо на его священный безымянный пальчик. А за одежду вопрос обстоял сложнее. Вадим заявил, что не хочет быть одет «как пугало» в смокинг и выберет одежду сам. Кроме того, чтобы Таня не вздумала надевать длинное платье с фатой. На счет этого сама Таня  не переживала. Ей всегда было безразлично, в чем она будет выходить замуж, лишь бы за любимого человека. Но когда она попросила Вадика помочь ей с выбором платья, тот холодно отозвался:

-- Надевай, что хочешь, мне всё равно.

И тут Таня обиделась, она вдруг почувствовала себя запаренной наседкой, квочкой, которая кудахчет над драгоценным чадом, а сама не заслуживает даже капли внимания и уважения. Досада хлынула и разлилась по всей груди, затмив глаза от всего мира. Сегодня вечером она зашла в самый крутой экстравагантный секс шопинг  и купила самое вызывающее платье. Оно было с разрезами с боков, везде очень открытое и просвещающееся. К нему прилагались ещё и чулки. Таня взяла и их.

«Кто знает, -- думала она, -- Может свадьбы  и вовсе  не будет. Похоже, он не любит меня, раз так отвечает. Ну, ничего, сегодня увижу».

Но сегодня, Вадик был тих и послушен. Он всегда вёл себя так, когда чувствовал, что не прав, и где-то перебрал своим поведением. Таня надела свой купленный наряд и стала крутиться перед зеркалом, затем перед ним.

-- Ух, ты, где взяла?

-- Купила на свадебные деньги.

-- Молодец!

-- А я и на свадьбу так приду.

-- Да ну! -- восхитился Вадик, -- Здорово!

-- Могу и покороче надеть.

-- Да нет, и так хорошо.

Таня почувствовала, что он смутился.

-- Ты ведь не захотел посоветоваться. Тебе же всё равно. Придётся в этом идти, денег больше не осталось.

-- Да нет, ну что ты, мне не всё равно. Я просто подумал, у тебя отличный вкус и ты сама справишься.

-- А чем тебе это не нравится?

-- Ну… Я думал, ты стоишь большего.

-- А по мне, так в самый раз. Я и к твоим родителям в этом наряде пойду знакомиться. Ты не забыл?

Тут Вадик побледнел, он вспомнил ещё про одну удручающую встречу, но ещё более тяжелую, чем предыдущая.

-- Ну, может,  мы не будем вообще с ними знакомиться? -- вдруг заявил он, -- Я передумал.

-- А как же мы пригласим их на свадьбу? Или свадьбы не будет?! -- тоже с вызовом спросила Таня.

-- Ну, может, мы сделаем по- другому…

-- А, может, мы вообще ничего больше не будем делать. Вадик! Или мы будем жить по-человечески или вообще жить не будем вместе. Я устала  от твоих выбрыков. Раз в жизни познакомиться с родителями можно. А дальше будем жить по-своему. Неужели они такие плохие? Но я ведь тебя не упрекаю в этом.

-- Ладно, ладно, будем знакомиться, -- решил отступить Вадик, -- Но за последствия я не отвечаю. У них свои устои и общаться с ними крайне тяжело.

-- Ничего, -- успокоила Таня, -- Один вечер я потерплю.

 

Вечер был погожий. Сегодня Таня ушла с работы раньше обычного, специально для того, чтобы отправиться с Вадиком в гости к его родителям. Она даже предварительно позвонила ему на мобилку, чтоб никуда не уходил и ждал её дома.

Деваться Вадику было некуда, и он ждал. Он знал и чувствовал, что если поступит иначе, то может потерять Таню навсегда. А этого он всё-таки побаивался, ведь другой такой подруги ему вовек не отыскать.

Но долго ждать Таня себя не заставила и уже минут через двадцать была дома.

-- Вадик, -- с порога позвала она, -- Ты дома? Ты готов, как обещал?

Вадик вышел ей навстречу и поцеловал в щеку, чтоб она не сердилась. От сердца у неё сразу отлегло. Вадик, как прилежный мальчик был аккуратно одет и гладко причёсан. Вообще, его внешний облик менялся так часто, как менялось и настроение. Временами Тане даже казалось, что она живёт не с одним человеком, а с несколькими под одной крышей. Но, всё же, это был один и тот же Вадик, который просто кочевал по разным мирам и трудно было угадать, где сейчас затеряны его мысли. Да, Таня и не пыталась это делать. Она никогда не допытывалась, о чём он думает сейчас. Ей просто хватало того, что он есть у неё. Но, всё же, её иногда огорчала его холодность и отстранённость. Ведь он очень редко советовался с ней о чём-либо или делился своими проблемами. А уж Танины проблемы его и вовсе не интересовали. Он  считал, что должен только вовремя давать ей деньги. Эту единственную свою обязанность он выполнял успешно, и Таня не жаловалась.

 

Они подошли к старенькому многоэтажному дому, где жили родители Вадима.  Дворик перед подъездом был небольшой и заросший кустами сирени. В песочнице под покосившимся грибком играли дети. Вадик на минуту задержался перед входом в подъезд. Он окинул взглядом двор:

-- Как давно я здесь не был. Всё так изменилось. А ведь здесь когда-то прошло моё детство. Неужели я здесь рос?!

 Он говорил словно сам с собой, не обращая внимания на Таню, и ей показалось, что из его глаз вот-вот брызнут слёзы.

-- Что мешает приходить сюда чаще? --  участливо спросила она.

-- Нет, нет, -- продолжал Вадик, не обращая на её вопрос внимания, -- Только не это. Снова туда, в это серое детство с унылыми буднями и сырым песком в песочнице. Я никогда этого не захочу…

            Таня вздохнула. Она поняла, что у Вадика, наверное, были тяжелые детские годы, да и юность ничем не баловала. Ей стало неуютно на душе и почему-то перехотелось  знакомиться с его родителями. Сразу же представились  два  пропитых сгорбленных старика, обшарпанная квартира с грязными окнами. Куча пустых бутылок в прихожей. Но отступать Таня не хотела. Она боялась расстроить своего  любимого и не подала виду, что стыдится его происхождения. Таня всеми силами стремилась доказать ему, что принимает его таким, какой он есть.

            Они вошли в  мрачный подъезд и поднялись на лифте. Вадик вёл себя так, будто ноги его не несут к родному дому, и Таня чувствовала себя неловко.

            Но вот они остановились перед одной из квартир, которая ничуть не напоминала жилище пьяниц. Дверь её была красиво оформлена и покрыта лаком, звонок над дверями тоже необычной формы.

            -- Моя работа, -- похвастался Вадик, -- Послушай, как звучит.

            И он нажал на кнопку звонка. Послышалась приятная мелодия. Таня улыбнулась.

            -- Ты, Вадик, добрый. Всем помогаешь.

            Вадик ничего не успел сказать в ответ. Дверь открылась. На пороге стояла худощавая женщина среднего роста, неопределённого возраста. На ней был длинный бархатный халат и тёплые тапочки с опушкой. Короткие волосы были гладко зачёсаны назад. Похоже, она только что вышла из ванной комнаты.

            -- Вы ко мне? -- удивлённо спросила она, глядя на Таню. Та растерялась и не знала, что ей ответить. Но потом женщина увидела Вадима, спрятавшегося за Таней. Он, почему то избегал глянуть хозяйке квартиры в лицо и рассеянно рассматривал потолок в подъезде.

            Женщина вздохнула с незаметным упрёком:

            -- Вадик, ну что же ты молчишь? -- обратилась она к сыну, -- Проходите же скорей. Мог бы хоть предупредить.

            Вадик легко подтолкнул  Таню, чтоб та вошла первой. Женщина лет сорока пяти, мама Вадика, оказалась очень приветливой и гостеприимной. Она сразу предложила Тане комнатные тапочки:

            -- Бери, надевай не стесняйся. Дом у нас не очень новый, сырой. У нас прохладно даже летом.

            «А мне не предлагает», -- отметил про себя Вадик.

            -- А ты у себя дома. Сам знаешь, где твоя обувь, -- будто в ответ на его мысли строго произнесла женщина.

            Она усадила их обоих за стол и стала угощать чаем с печеньем.

            -- Меня зовут Марина, -- представилась она Тане, без помощи Вадика, -- отчества не надо. И  всяких там «тётей» тоже. Можно на «ты».

            Таня смутилась:

            -- Я так не могу, вы ведь старше.

            -- Ну, что ты, какие наши годы. Вот Вадька ещё может меня мамой назвать. А остальные, когда тётей называют, мне даже неприятно.

            Марина оказалась очень приятной и интеллигентной дамой. Она сразу подружилась с Таней и всё время ей рассказывала о том, какой Вадик  был замечательный  одарённый ребёнок. Оказалось, что с отцом Вадика она давно в разводе, уже лет пять или семь. Сейчас замужем второй раз, но официально не расписана. Вадик поддерживает с обоими родителями хорошие отношения, но навещает их редко, чем и вызывает обиду у них.

            Во время беседы с Мариной, Таня незаметно рассмотрела комнату. Она была не в роскоши, обставлена  скромно, но со вкусом. Ничего лишнего в ней не находилось, кругом чистота и порядок. Несколько экзотических статуэток на телевизоре и тумбочках, вязанные вручную белоснежные накрахмаленные салфетки. Обои неброские, зеленовато-синие. Панно вьющегося растения находилось как раз в нужном месте. Вообще, во всей квартире чувствовалась умелая рука дизайнера или просто человека со вкусом. Элементы старины отлично сочетались с новомодными  деталями. Да и сама Марина была очень аккуратной. Она относилась именно к тем женщинам, которые чистоту и простоту ставят впереди моды. Из её рассказа Тане стало ясно, что мама Вадима врач-педиатр. Выбрала профессию по призванию и жутко любит детей. А теперь от своего любимого чада она никак не может дождаться внуков. Вадик никогда не отчитывался своим «предкам», с кем проводит ночь и теперь, когда его мама увидела на пороге Таню, то просто была счастлива, что её непутёвый  сын наконец-то образумился.

            Об отце Вадика Таня узнала лишь из рассказов Марины да фотографий. Оказывается, Михаил у них ужасный балагур и затейник. Душа  компании, любой праздник без него проходил скучно. Казалось бы, для семьи это находка. Но в этом всём была негативная сторона. Слабый пол уделял ему очень много внимания, а он, не имея силы воли, забыл про семью и ушёл с более молодой любовницей.

            Марина не в силах была противостоять происходящему. Она, человек строгих взглядов и понятий,  не взяла перевес над более  весёлой и озорной соперницей. А поскольку Вадик к тому времени стал совершеннолетним, то алименты платить уже было не нужно.

            Хотя, через  год  Миша смог трезво оценить ситуацию и понять, что потерял, но возвращаться было поздно. Впрочем, отношения между двумя родителями сохранились дружескими.

            Во время разговора двух женщин Вадик  больше молчал и только иногда угукал  в ответ на вопросы. Таня просто не могла понять, чего её любимый так боялся. Его мама очень хороший человек и взаимная симпатия у них с Таней возникла сразу.

            Когда Марина отвернулась, чтобы отодвинуть чашки, Таня зашептала прямо в ухо Вадиму:

            -- Ну, когда же ты скажешь ей о свадьбе?

            Вадим замялся. Похоже, ему не хотелось говорить самому об этом. Под предлогом «покурить» он удалился на балкон.

            Таня не могла дождаться момента, когда он вернётся и скажет сам, и решила взять инициативу в свои  хрупкие руки:

            -- А вы знаете, ведь мы не просто так сюда пришли сегодня, -- обратилась она к маме Вадика.

            Та  с интересом  взглянула на Таню.

            -- Мы хотим пригласить вас и вашего бывшего мужа, то есть отца Вадика, на наш светлый праздник бракосочетания.

            Таня достала из сумочки две пригласительных  и положила на стол перед Мариной. Та изумлённо всплеснула в ладоши:

            -- Это же надо! Мой оболтус женится!

            Она счастливая побежала на балкон обнимать и целовать Вадика, слегка упрекая в том, что не сказал радостное известие первым. А Вадик, смущённый и розовощёкий, вошёл в комнату так, словно он единственный был виновником торжества, но из скромности не хотел признавать этого.

            -- Но только папа Вадика теперь женат, -- предупредила Марина, -- Возможно, он захочет появиться со своей теперешней женой.

            -- Мы не против, правда Вадик, -- ответила Таня.

Вадик молча кивнул, но скривил недовольную гримасу, будто испытывал презрение к новой папиной жене.

            -- У нашего Вадика очень ранимая  натура, -- пояснила мама, -- Но мне тоже неудобно прийти одной, придется брать Толика.

            Вадим откашлялся.

            -- Приходите, мы всем будем рады, -- Таня дёрнула Вадика в знак того, что некрасиво себя так вести.

            -- Да, да, -- выдавил он из себя.

-- У нас будет небольшой семейный круг, мы пригласили только родителей, -- продолжала Таня, -- Даже подруг и друзей не стали звать, так что места всем хватит.

-- А чего же так скромно? -- удивилась мама, -- С финансами мы бы помогли.

-- Не хотим, чтоб шуму много было, -- отвечала за двоих Таня, -- Да и не хочу я этих подруг, они хитрые.

-- Это верно, -- подхватила Марина, -- От них подальше мужиков-то держать надо. А не то, глаз да глаз, уведут. И подмигнула Тане чисто по-женски, как подруга.

Тут Вадик не выдержал и нервно взглянул на часы:

-- Ну, женщины, хватит вам щебетать. Мне домой пора. Завтра на работу нам обоим, -- он кивнул Тане и строго добавил, -- Всё, пошли домой.

-- Ух, ты, хозяин, -- засмеялась Марина, -- Мальчик взрослеть начал, за ум взялся.

Она проводила влюблённую пару до двери. А возле лифта Таня спросила Вадика:

-- Вадька, ты чего? Обрываешь на полуслове. Договорить с человеком не дал.

-- Раскудахтались обе. Чи не подруги. До утра не переслушаешь! -- раздражённо ответил тот.

-- Между прочим, у тебя замечательная мама. И чего ты её стеснялся?

-- Рассказала бы она тебе лучше, скольких мужиков сменила, когда развелась.

-- Какое мне дело! -- возмутилась Таня, -- Да и не твоё тоже.

-- Нет, моё. Я – сын.

-- Сын, но не муж. Твои родители тебя вырастили, скажи им спасибо и за это.

-- Так я и говорю, «спасибо», этого хватит. А вы, я вижу, хорошо спелись, я для вас скоро пустым местом стану, -- иронично заметил  Вадим и ехидно добавил, -- Может, тебе лучше за мою маму замуж выйти, а не за  меня...

И тут же получил звонкую пощечину:

-- Как ты можешь?! Вот это уже пошлость.

-- А на свадьбу приходить в платье из секс шопа не пошлость?

-- Но я же пошутила. Вадик, что с тобой, ты ревнуешь?

-- Вот, все вы такие. Сначала шутки, намёки, а потом и всерьёз начнеш на мужиков вешаться, -- не слыша её, продолжал Вадик в экстазе, -- Всех вас в руках держать надо, а то распускаетесь.

Лифт мерно отсчитывал этажи, скользя вниз. Буквально за несколько минут он был уже на первом этаже. Но эти минуты показались Тане вечностью в тягостной тишине, наступившей после последней фразы, сказанной Вадиком. У Тани всё просто похолодело внутри, язык онемел, не в силах вымолвить ни слова. То, что она услышала от своего любимца, было отвратительней всяких унижений. Даже родители в детстве никогда не принижали Таню слишком пристальным надзором за её поведением, показывая своё недоверие к ней. Она была полностью свободна в своих поступках, делая выбор, по какой дороге ей идти. Да и не было повода, чтобы совершенно ей не доверять. В любом случае она всегда могла посоветоваться с любимыми папой и мамой.

Таня молча вышла из лифта, едва сдерживая  едкие слёзы. Вадик тоже молчал. Он чувствовал, что сказал лишнее, эта фраза к Тане не могла относиться. Кажется, он переиграл, но какое удовольствие получил от своей игры. Он мысленно представил себя на сцене большого театра, уж там ему цены бы не было.

Конфузиться и просить прощение Вадим и не думал. Он знал, что нужно уладить обстановку, но решил это сделать другим способом.

Выйдя во двор, он заметно отстал от Тани, идущей впереди, остановился возле одной из песочниц и стал что-то ковырять носком в песке. Песок был свежим, только что привезенным и влажным. На нем остались выстроенные разбежавшимися по домам детьми домики, пасочки, городки, заборчики. Таня остановилась и оглянулась назад. Она увидела Вадима, стоящего на краю песочницы и мрачно смотрящего вниз. И вдруг жалость сжала её сердце. Ей показалось, что это не он обидел её, а она его. Она подошла к нему и осторожно тронула за плечо:

-- Вадик, Вадик, -- тихо позвала она, -- Не надо, пошли домой.

«Сработало» -- ёкнуло  радостно внутри у Вадика.

Он наклонил голову ещё ниже и побрёл через песок к грибку, чтобы облокотиться  об него, будто в бессилии. Под его ногами рушились сказочные замки и городки, слепленные  в таком усердии детьми. Таня посмотрела  на них и вздохнула про себя: «А ведь завтра, эти беспечные ребята, верящие в волшебство, придут сюда играть снова. Они увидят, что город их мечты разрушен…» Она вздохнула снова. Но не время сейчас было думать об этом.

-- Вадик, -- позвала она уже громче, -- Пойдём домой, зачем здесь топтаться.

Но плечи Вадика содрогались в рыданиях. Он стоял возле грибка, упершись в его ствол плечом и лбом. Казалось, он ничего не видит и не слышит. Таня обошла вокруг песочницы там,  где детских построек было меньше и, рискуя вымазать свои светлые туфельки, подошла к Вадику так, чтобы видеть его лицо. Он был неподражаем в этот момент и мог убедить кого угодно, что ему сейчас тяжело.

Две огромных слезы ползли сейчас по его щекам, за ними ещё и ещё. Аккуратно уложенная прическа растрепалась, и волосы снова были в трогательном беспорядке. Вадим смотрел на Таню, но не видел её, взгляд его, полный горести, уходил куда-то вдаль.

-- Вадик что  с тобой? -- снова позвала Таня и заботливо хотела вытереть его слёзы своим платочком. Но он одёрнул голову, отвернулся от неё и прислонился к столбу спиной, словно и не собирался уходить никуда отсюда.

-- Песок сырой и грязный, ты простудишься, -- уговаривала Таня, не зная, какие ей ещё привести предпосылки, чтобы увести отсюда Вадика.

-- Если бы ты знала, сколько времени я провёл в этом песке в детстве, -- после паузы, всхлипывая горько, выдавил из себя Вадик. Всё своё детство я провёл в этой песочнице, в этом сером песке. Я никому никогда не был нужен. Всем было просто наплевать на мои способности и душевные потребности. А родители были заняты исключительно собой. Я хотел, жаждал  высокого, а меня за руку только могли сводить в музыкальную школу, которую я ненавидел, да школьный драмкружок. Вот и всё. Такая обыденность, такая банальность. А светлые годы прошли, их не возвратить. Так пройдёт и вся моя жизнь.

-- Ну, что ты, Вадик, ты ещё молодой, -- пыталась успокоить его Таня, -- У тебя всё получится.

Она невольно вспомнила своё детство, когда училась в школе, так же как Вадик и допоздна дожидалась своих родителей с работы, играя в такой же песочнице. Они все втроём тогда еще жили в коммуналке. Папа с мамой вкалывали с утра до поздней ночи, чтобы заработать на квартиру, накормить и одеть любимое чадо. О себе они оба почти и не думали.

В тёплое время года маленькая Танюшка играла в песочке с другими детьми и с удовольствием лепила из него пирожки и пасочки. Потом их всех забирали по домам родители, и Таня оставалась во дворе одна. Ей становилось тоскливо и одиноко. Она сиротливо смотрела вокруг на огни чужих окон, в небо на далёкие звёзды и думала, что может каждой их них  вот так же одиноко, как и ей. Может какая-нибудь из звёздочек сейчас очень рада, что маленькая девочка Таня задержалась во дворе подольше и хоть как-то скрасила её одиночество. Таня мысленно выбирала себе подружку на звёздном небе и вела с ней диалог, пока не приходили её любимые папа и мама. Радостно она кидалась им навстречу и обнимала обоих по очереди перемазанными в песке ручонками. Песок был и в её кудряшках и на платьице. Но мама не ругала дочку за это, видя её горящие счастьем глаза. Ведь с родителями Таня виделась и так редко, поздно вечером да по выходным, иногда, если те не были заняты работой. В остальное время она была предоставлена полностью самой себе.

Потом все втроём дома усаживались за круглый семейный стол и, ужиная, общались. Родители рассказывали о своей работе, Таня о том, как провела школьный день. Какие отметки получила, с кем подралась сегодня. Вслед за горячими детскими рассказами, в которых Таня пыталась доказать свою правоту, следовало долгое нравоучение взрослых. После чего Таня всякий раз давала обещание папе и маме, что никогда, никогда больше не будет драться. Но наступал следующий день, и своим обидчикам Таня отвечала новыми тумаками. После чего нередко вызывали в школу родителей, но попадали они туда редко. И всё начиналось с начала.

От этих воспоминаний о детстве у Тани защемило сердце, на глазах блеснули две слезинки, но она быстро смахнула их рукой. Вадик подметил это движение и решил, что слёзы вызвал его рассказ. Он шмыгнул носом и уверенно произнёс:

-- Пошли.

Таня ничего не хотела говорить ему в ответ. Она понимала, что, быть может, у Вадика была такая же картина детства. Одного она не могла понять, как можно назвать обыденностью и банальностью учебу в музыкальной школе. Мама, наверное, в театр его водила в детстве и на выставки всякие. Всего этого Тане увидеть не довелось, когда она была маленькой. Да и сейчас она уделяла очень мало времени самой себе, в основном была занята работой.

Вадик шагал впереди, теперь за ним устало плелась Таня. Она была полностью погружена в свои мысли и воспоминания.

Дома Вадик, поужинав тем, что наспех приготовила  для него Таня и, приняв душ, немного «оттаял».

-- Ну, ладно, -- подошел он к Тане, жуя бутерброд на ходу, когда она готовилась к следующему рабочему дню, -- Хватит дуться, давай мириться. Я тебя прощаю.

Таня уже почти забыла о своей печали и, услышав, что её прощают неизвестно за что, от неожиданности вздрогнула. Она подняла на Вадика изумлённый взгляд:

-- За что ты меня прощаешь? -- холодно спросила она.

-- Как за что? -- снова занервничал Вадик, -- Ты меня до слёз довела.

-- Я думала, у тебя просто ностальгия, как у поэта. Я то тут при чем?!

-- Как при чем? У поэта тонкая душа, ты должна помнить об этом… -- Вадик взглянул на неё и обжёгся об её гневный взгляд.

-- Ну, ладно, забудем об этом. Давай мириться, -- Заговорил он ласковей, чувствуя, что  сейчас разразится нешуточный скандал, -- Не будем всё драматизировать. Ты ведь меня прощаешь?

Он прижал Таню к себе так крепко, как только мог и не выпускал из своих объятий до тех пор, пока она не отошла от обиды и, улыбаясь, не ответила ему:

-- Да, прощаю.

Потом они, оба уставшие, после напряжённого дня, улеглись спать. Вадик, отвернувшись к стене, захрапел сразу. А Таня еще долго лежала с открытыми глазами, изучая в сумерках потолок. Она пыталась понять «трепетную» душу поэта, но так и не смогла себе представить, как можно так не любить жизнь, какой бы тяжелой она не казалась.

 

Глава 9.

Приближался светлый день бракосочетания Вадика и Тани. Приглашены были только самые близкие люди, и отмечать праздник было решено в квартире молодоженов.

Таня предварительно позаботилась о своем свадебном наряде, но самостоятельно. Спрашивать совета у Вадика на этот раз она не стала, чтобы не затронуть его «ранимую» душу. В ателье она заказала себе недорогое платье простого силуэта. Оно было не длинное, едва доходившее до колен, но облегающее, и прямое с небольшим разрезом с боку. Сверху полностью открытое, кремовый цвет платья хорошо оттеняла белоснежная опушка снизу и по краю декольте. Наряд завершали длинные кремовые перчатки выше локтей с такой же опушкой и широкополая белая шляпа. Туфельки Таня подобрала на высоком каблучке.

В этом всем она походила на важную богатую леди. Никто и подумать бы не мог, что её свадебное одеяние стоит на много меньше, чем выглядит.

Вечером счастливая Таня показала Вадику своё убранство. С гордостью она примерила при нем платье так, словно это было её собственное произведение искусства.

-- Не  плохо, -- похвалил Вадик, рассматривая её с ног до головы минуты две, и снова отвернулся к телевизору смотреть какую-то развлекательную передачу.

Таня с облегчением вздохнула, радуясь тому, что на этот раз любимому всё понравилось.

Но в самый светлый день их свадьбы у него произошла другая реакция.

Таня в тот день встала очень рано, в то время когда Вадим еще крепко спал после бессонной ночи, накануне проведенной с его друзьями. Таня ничего против не имела, потому, что мальчишники теперь были в моде перед свадьбой у молодых людей. Она же сама в последние два дня просто измоталась, заканчивала невыполненные  заказы на работе,  еще плюс предсвадебные суета. Свадебка намечалась хоть и небольшая, но хлопот и с ней хватало.

Теперь Тане оставалось привести себя и Вадима в порядок. Церемония бракосочетания была назначена на девять часов утра, это означало, что около полдевятого молодые вместе с приглашёнными гостями уже должны быть в зале.

Таня нагладила рубашку Вадика и его самые новые штаны. Теперь осталось привести в порядок его пиджак тоже новый и супер-модный, как все остальные вещи «непризнанного гения». Когда работа была сделана, любовно повесила костюм на тремпель над кроватью и принялась приводить в порядок себя.

Едва Таня успела наложить макияж и уложить волосы феном, как увидела, что её любимый проснулся и пристально наблюдает за ней. Она чмокнула в ответ воздух, как бы, целуя его в щеку, потому, что губы уже были густо накрашены помадой. Он лениво потянулся.

-- Вот хорошо, что ты рано проснулся, -- поприветствовала она, -- Теперь поможешь мне одеться.

Вадик ни слова не говоря, сполз с кровати и поплелся принимать душ.

-- Вадичек, ты завтракать будешь? -- кричала ему из кухни Таня, поджаривая его любимые гренки.

Вадик вышел из ванной, вид у него был все еще заспанный. Так же, не говоря ни слова, он взял одну гренку, лениво пожевал, запивая кофе.

-- Ну, пошли одеваться, -- нехотя пробурчал он после трапезы, вытирая руки о чистенькое полотенце.

Он вошел в комнату, где висели их наряды, Таня проскользнула впереди его. Он уставился на нее, когда она принялась натягивать чулки.

-- Ну, а мне чего делать? – вяло проявил он участие.

-- Сейчас поможешь мне застегнуть платье сзади, что б все было аккуратно и не расстегнулось.

-- А если расстегнется, тогда что?

-- Ну, Вадик.

-- Да ладно, шучу я.

Когда Таня уже была облачена в свой праздничный наряд, Вадика снова как подменили. В нём словно выпрямилась внутри былая пружина самолюбия, не дававшая ему нигде покоя. Ослепительный Танин наряд вызвал в нём новую волну ревности. Ему вдруг показалось, что она истратила на это платье почти все свадебные деньги, а ему ничего не купила нового. Отвернувшись к стене, он стал натягивать свой старенький поношенный свитер.

-- Вадик, ты что! Мы же в ЗАГС сейчас идём, --  испугалась Таня. В последнее время она стала бояться непредсказуемой натуры своего друга.

-- Да? А я думал на бал-маскарад.

-- Вадичек, ну чего ты? -- Таня в отчаянии не знала, как успокоить Вадика, чувствуя, что у него новый бзик.

-- Да так, ничего. Я же сказал, что пойду, в чем захочу.

-- Так я же тебе приготовила, что ты сам пожелал.

-- А теперь я передумал.

Таня с ужасом наблюдала, как он натягивает свои порватые джинсы.

-- Что, стыдно такой даме идти рядом с оборванцем.

-- Мне-то не стыдно, а вот тебе потом стыдно будет. Я за тебя переживаю.

-- Ты когда себе платье покупала, сильно за меня переживала?! -- с вызовом кинул он.

-- Конечно. Я хотела тебе понравиться.

-- Именно поэтому ты истратила все мои деньги только на себя.

-- Вовсе нет, я потратила все свои сбережения. Ты ведь даже не спросил, где я его шила и сколько оно стоит.

-- А почему же ты мне ничего не пошила? -- задал ядовито Вадик встречный вопрос.

-- Но ты ведь сам заявил сразу, что хочешь только этот костюм из своих любимых брюк, чтобы сильно не выделяться и быть необычным.

-- Ах, так, не хочешь, чтоб я выделялся, так я и не буду. Вот как стою, так пойду…

 Насилу Таня упросила своего взрослого ребёнка надеть достойные его штаны и рубашку, которые она так старательно готовила с самого утра. Но вместо пиджака Вадим одел жилетку, и рукава на рубашке дерзко задернул до локтя. Вместе они напоминали аристократическую парочку, собравшуюся выйти в свет. Молодой миллионер со своей подругой. У обоих были изысканные манеры поведения, утонченные черты лица и хороший вкус. С виду эти двое были рождены друг для друга. Но никто не знал, даже они сами, так ли  это всё на самом деле.

-- Теперь мне лимузин, -- закомандовал Вадик, -- На простой я не поеду.

-- Прошу, -- повела рукой Таня, как фея, в сторону балкона.

Внизу их уже давно ожидала роскошная иномарка, которую предусмотрительно заказала всё та же Таня, зная придирчивый вкус своего возлюбленного.

Благодаря капризам Вадика времени у них оставалось совсем немного, чтобы прибыть ко Дворцу Бракосочетаний без опоздания и никого не задерживать.

Шофер жал на всех скоростях, почти нарушая правила дорожного движения. Вадик, наслаждаясь скоростью, откинулся на спинку заднего сидения.

-- Эх, люблю быструю езду. Какой же русский не любит быстрой езды! -- искаженно процитировал он фразу, придав своему лицу при этом очень важное выражение.

-- Вот сейчас как врежемся в столб, еще больше полюбишь, -- Таня заметно нервничала, не отрывая взгляд от лобового стекла.

-- Дамочка, не говорите под руку, -- шофер делал всё, что было в его силах. В эту секунду их машина чуть не врезалась в зад  какого-то дорогого джипа, но вовремя затормозила. От резкого толчка Вадик стукнулся лбом о крючок для сумок над передним сиденьем.

-- Ох, ох, -- застонал он, -- Это всё  из-за тебя, ведьма, накаркала.

-- Спать надо было меньше, -- Таня с упреком глянула на него, но тут же достала из сумочки свой носовой платок, смочила духами и приложила ко лбу Вадика, чтобы не было синяка.

В общем, после всех приключений, через час они уже были возле ЗАГСа, опоздав на полчаса.

 

После церемонии бракосочетания, молодые, в окружении немногочисленных гостей отправились домой отмечать веселье. И как Вадик не презирал банальность, но свадьба у них была самая обычная, заурядная, среднего уровня. Хотя Таня была рада и такой.

Гости веселились от души, пили за здоровье молодых, кричали «горько», шумели, плясали и снова поздравляли молодых. Всё внимание в этот день, конечно же, было обращено к Вадику и Тане.

«Какая замечательная пара, -- перешептывались женщины между собой, -- Он просто красавец,  а она такая юная и свежая. Сразу видно, оба из хороших семей».

Танина мама прослезилась от счастья. Мама Вадика с гордостью смотрела на сына. А папа Вадика взял в руки гитару и запел песню на стихи, сочиненные его сыном.

-- Сынок, я песню сочинил на твои слова, -- прокомментировал он после, -- Это тебе еще один мой свадебный подарок.

Вадик смущенно  опустил глаза:

-- Папа, не надо, -- сдавленно ответил он, но было поздно.

Всё внимание теперь было обращено к Вадькиной персоне. Гости стали засыпать его вопросами и восхищенными комплиментами. И снова Таня была в его тени, будто не причем, разговор теперь вели только о великом таланте Вадика и внимание обращали только на него.

Нет, Таня вовсе не завидовала славе. Она была искренне рада за своего любимого, но ей всё чаще становилось скучно рядом с ним. В любой компании, куда бы они не попадали, все разговаривали только с Вадиком. И постоянно о смысле жизни, о борьбе добра со злом, о чем-то глубоко духовном и возвышенном. Затем напивались, как обычно, и Вадик, в таком хмельном состоянии, забравшись на какой-нибудь «пьедестал» самозабвенно читал стихи, которые Таня слышала уже  раз двадцать. И в эту минуту его ни в коем случае нельзя было тревожить.

Так получилось и на этот раз. Спектакль по одному и тому же сценарию. Гости с овациями стали требовать, чтобы Вадик прочитал свои шедевры. Они сами расчистили ему место прямо на свадебном столе и попросили выйти на «сцену». Вадик, как обычно, немного повыламывался, но потом охотно занял свой  «пьедестал». И началось всё тоже, что Таня видела уже перед  собой не один раз.

Она скромно сидела в уголке и делала вид, что тоже  внимательно слушает, а сама украдкой зевала в ладошку. Тут в самый разгар выступления Вадика в дверь позвонили. Но из присутствующих никто не обратил внимания, все взгляды были обращены на «дарование». Звонили уже  третий раз и громко. Таня не выдержала.

«А вдруг это наша соседка напротив, она всё время нас угощает чем-нибудь вкусным, а теперь пришла одолжить чего-нибудь. Неудобно, надо открыть», -- подумала она, -- проворно и незаметно вылезла из своего «укрытия» и тихонько, чтоб никому не мешать, подошла к двери.

Но это была не старая добрая соседка. Это были весёлые Вадькины друзья. Откуда-то они всё же узнали, о свадьбе своего кумира и пришли его поздравить. Таня, конечно же, впустила их и пригласила за стол.

Среди друзей было несколько девушек -- их подруги. Но каково же было удивление Тани, когда в компании  вошедших она увидела знакомую парочку: своего бывшего парня Вадима и подругу Анфису.

Анфиса сразу кинулась обнимать и поздравлять Таню:

-- Какая же ты молодец, -- почти кричала она ей на ухо, -- А я, как узнала, что Танька замуж выходит, чуть с ума не сошла от счастья. Только мне сказали, что жених твой, как это, писатель, так ведь. А я и подумала, писатели все с придурью, не повезло Таньке, денег в доме никогда не будет. А потом мне стали рассказывать, какой он одаренный, просто гений и мне жутко захотелось посмотреть на гения своими глазами. И вот я здесь.

-- Вообще-то, он -- менеджер по специальности, -- коротко объяснила Таня.

Анфиса открыла рот, чтобы еще что-нибудь сказать, но Таня жестом пригласила её к столу.

Вадик заканчивал читать свой последний вирш, чему Таня была только безумно рада.

-- Пусть отдохнет, потом еще почитает, -- сказал папа Вадика, насилу уговорив гостей усесться за стол и снова продолжить банкет. Таня стала рассаживать вошедшую компанию вокруг стола. Когда все уселись по своим местам, один из вошедших парней, которого все называли Гена, встал, поднял бокал и произнес тост за молодоженов.

--  Мы все счастливы, поздравить вас с вашим светлым днем, когда соединились ваши сердца и руки. Мы счастливы вдвойне видеть счастливым нашего кумира, вожатого, поводыря даже, если хотите. Человека, который отдает нам частицу  своей души, зажигая теплым светом наши души, -- при этих словах оратор чуть не прослезился, -- И мы пришли сюда не просто так, не с пустыми руками. Мы принесли благую весть для него, его светлый день станет еще светлее, -- с этими словами коренастый парень достал из нагрудного кармана своего пиджака книжечку небольших размеров, -- Вот, этот подарок вам обоим, пусть он станет началом светлых дел для вас двоих.

-- Что это? -- удивился Вадим.

-- Это, -- продолжал говорящий, -- Это книга. Но необычная книга. Это сборник стихов Вадима Астафьева. Мы насобирали денег и выпустили общими усилиями твою первую книгу, но пока только сотовым тиражом.

Услышав свою фамилию и увидев её на обложке сборника, как подтверждение сказанному, Вадик привстал от неожиданности. В комнате воцарилась глубокая тишина, которая длилась с полминуты. Затем как гром, резко и неожиданно,  грянули аплодисменты. Кто-то заорал: «Горько». Молодожены едва коснулись губами друг друга, чтобы поцеловаться, как кто-то в этот момент схватил Вадика в охапку и поволок на середину комнаты.

-- Качать знаменитость, -- послышался возглас.

Несколько пар рук подхватили Вадика и стали невысоко подкидывать, считая при этом: «раз…  два… три…»

Таня растеряно стояла в стороне. Она, конечно, была рада за любимого, но сейчас её больше всего волновало, чтобы его не уронили.

Наконец, Вадима поставили на пол, но и после этого он не попал к Тане в объятья, чего она так ждала. Друзья обступили его и стали рассказывать:

-- Мы и  в литобъединении твоем побывали. Если бы ты видел, как они смотрели на нас, когда мы заявили, что книгу твою издаем. Так мы добились, чтоб стихи твои печатали теперь в каждом номере. Теперь ты знаменитость не только  в микрорайоне.

Вадик стоял, опустив глаза, молча слушал и таинственно улыбался. Хоть глаз его не было видно в этот момент, но было совершенно понятно, что он сейчас на седьмом небе и вряд ли кого замечает из здесь присутствующих. А про Таню так и вовсе забыл. Она одиноко сидела на своем месте и ждала, когда же ее кумир вырвется из тесного круга поклонников. Но он, казалось, и не думал вырываться.

-- Ладно, пойдемте, покурим,  -- важно и лениво произнес он, словно недовольный тем, что не может чесной братии уделить больше внимания из-за навалившихся на него внезапно семейных забот и обязанностей. Он проводил нескольких друзей на кухню. В основном, рядом с ним оказались всё те же Гена, Жора и еще несколько  ребят, являющихся инициаторами издания книги.

Родители и родственники молодых, видя, что дальше праздник будет продолжаться чисто в молодежном кругу, поспешили расходиться по домам.

Папа Вадика подошел к сыну. Он был рад любой встрече с ним и  хотел попрощаться наедине, зная, что опять долго его не увидит.

-- Ну, что, сынок, будь здоров, -- он хотел было поговорить с ним напоследок.

В ответ Вадик небрежно махнул рукой и опять увлекся разговором с друзьями.

-- Может, давай на посошок, а?  Небось, долго теперь не зайдешь, семья как-никак.

Вадик вяло глянул в его сторону:

-- Па, мы разговариваем.

-- Ну, ладно, ладно. Не буду мешать.

Отец вздохнул, надвинул кепку, и под возмущения теперешней подруги, которой не нравилось, что он слишком много выпивает, вышел из квартиры.

Анфиса, пользуясь, что Вадика нет рядом с Таней, стала приставать к ней с расспросами.

-- Так он у тебя много получает?... Это видно сразу, хорошо одет…  А симпатичный какой. Ну и повезло же тебе, Танюха. А я-то представляла, что с тобой рядом опять оболтус какой-то.

-- А твой Вадик  тоже оболтус? -- едко задала Таня встречный вопрос, после которого Анфиса перестала допекать её, переключив своё внимание на  своего Вадика.

Потом опять не выдержала:

 -- Слушай, какая случайность. У тебя Вадик и у меня Вадик. А твой бывший парень тоже Вадик…

Тут она осеклась, не выдержав пристального взгляда Тани.

-- И что ты этим хочешь сказать?

-- Ничего, я просто так, без задней мысли.

Из кухни вышел  Танин Вадик в окружении своей свиты и сел рядом с супругой  между ней и Анфисой.

-- Ой, радостно завопила  Анфиса, хлопая в ладоши, -- Какая удача, я между Вадиками сижу. Надо загадывать желание. Я сегодня счастливица!

-- И каково же ваше желание? -- окинул её оценивающим взглядом Танин Вадим.

-- Не скажу, -- кокетливо ответила Анфиска, отвечая ему тем же одобряющим взглядом снизу вверх, -- А то вдруг не сбудется.

-- Сбудется, это я обещаю, раз между Вадимами сидите, -- пообещал Танин Вадим.

-- А я обещаю, что не сбудется, -- резко ответила Таня, -- Потому, что я знаю все её желания.

Вадим удивлённо глянул на Таню. Его взгляд выражал недовольство и недоумение.

-- Ты что, белены объелась что ли? -- почти прикрикнул он на неё, -- Хочешь скандал устроить на собственной свадьбе.

-- Ничего, ничего, -- вмешалась Анфиска, -- Это у неё бывает. Крайне неуравновешенная натура, но мы её любим и прощаем ей всё.

Таня почувствовала, что ей стоит остановиться, а не то и вправду разгорится скандал и всё из-за той же Анфиски. Ведь ее Вадик не знает гадкую натуру подруги.

К горлу подкатил предательский ком горечи, Таня сжала кулаки под столом, повторяя про себя: «Спокойно. Надо быть спокойной. Я ему потом все объясню».

Потом она решила, что на минуту ей стоит покинуть кампанию и охладить рассудок на балконе, глотнув свежего воздуха. Придав своему лицу более миролюбивое выражение, и мило улыбнувшись, Таня произнесла:

-- Я сейчас приду.

-- Ты ж не куришь, -- подозрительно глянул на нее Вадик.

-- Ну и что? Мало ли зачем можно удалиться, -- все так же улыбаясь, Таня чмокнула Вадика в щеку и плавно вышла из-за стола.

Анфиса любопытно глянула ей в след.

-- Я с ней, -- шепнула она парням, -- Как бы не сделала с собой ничего в таком состоянии.

-- А что, может? -- ужаснулся Вадик, Танин муж.

-- Похоже, что да,  -- Анфиска ускользнула вслед за Таней. Та стояла в кухне на балконе, вертела в руках не запаленную сигарету, оставленную кем-то и сожалела о том, что не умеет курить.

Анфиса подкралась к ней.

-- Отдай, тебе нельзя, -- выхватила она сигарету из Таниных рук, -- А вдруг ты беременна.

-- Да твое, какое дело, -- не выдержала Таня, --  Шла бы лучше, своего караулила, а то вдруг сбежит.

-- От меня, никогда, -- заявила Анфиска, но во время спохватилась и, снизив тон, ласково продолжала, -- Я ведь для тебя стараюсь…

А в это время оба Вадика, выпивая за одним столом вместе, обсуждали их общую подругу. Для одного она была бывшей любовью, для другого, настоящей. Но первый  ни как не хотел мириться с той мыслью, что его поезд ушел и все еще пытался вернуть свой алмаз себе, поздно разглядев его свет.

-- И часто с ней такое бывало? -- жуя, спрашивал Танин Вадик.

-- Что? А, срывы. Да в последний раз так разнервничалась, что чуть скорую вызывать не пришлось. Мы хотели ее успокоить, так она посреди ночи выскочила из квартиры и ушла шляться по городу. Она тогда у нас в гостях задержалась допоздна. А потом даже звонить не хотела. Мы так волновались. Анфиса к маме ее потом звонила на следующее  утро. А та такая же врунья, сказала, что Тани дома нет, -- отвечал второй Вадик.

-- Это же надо, а я и не замечал раньше, что она такая. Небось, первого встречного нашла и в постель к нему скорее… и давно это было?

-- Да, где-то вначале июня. Но тогда еще прохладно было. Она в пиджаке, была,  сером таком.

Танин Вадик вспомнил тот вечер, когда впервые встретил Таню. Это было в начале июня, и на ней как раз был серый пиджак. А глаза ее в тот вечер были грустные-грустные, как хмурое небо тем вечером. Только теперь Вадим понял, почему они были такими, ведь тогда Таня ему так ничего и не рассказала, а полностью погрузилась в его стихи, внимательно слушая их. На мгновение, «великому поэту» стало неловко. Но он тут же отогнал это чувство, боясь выглядеть неуверенно. Он снова налил из графина водки себе и своему собеседнику по полной рюмке.

-- Ладно, -- причмокнув, пообещал «счастливый супруг», -- Я потом с ней разберусь. Пей, гуляй, -- он подмигнул своему тезке.

Таня, сдержанно выслушав все наставления Анфисы, как вести себя с молодым супругом и не давать повода для скандалов, вздохнула и молча собралась идти к столу. Анфиска тенью следовала за ней. Елейным тоном она продолжала задабривать подругу. Но та, видя, что не отделается от назойливой мухи, решила больше молчать и не обращать на нее внимание. Анфиска чувствовала молчаливое призрение к себе и пыталась задобрить Таню еще сильней.

Таня спокойно вошла в зал, оглядела гостей. Затем подошла к магнитофону и включила громче музыку.

-- Хочу танцевать, -- объявила она.

Пьяные гости нехотя стали поворачивать голову в ее сторону. Кое-кто захлопал в ладоши. Вдруг Вадик, парень Анфисы, встал из-за стола и направился к Тане. Он прошел мимо раскрывшей от изумления рот Анфисы и галантно поклонился перед Таней:

-- Прошу, -- подал он ей руку, -- Первый танец невеста танцует со мной.

Пьяные друзья одобрительно засвистели и заулюлюкали в их сторону. Им уже было все равно, кто с кем танцует. А Танин супруг  недовольно насупил брови и шмыгнул носом. Анфиска мигом подскочила к нему. Завидный Танин жених производил на нее огромное впечатление с самого начала.

-- Вот видишь, видишь, какая она вертихвостка. Моего, моего закрутила, -- горячо шептала она на ухо не своему Вадиму, -- А давай и мы с тобой соединимся, станцуем, чтоб им  было жарко.

Анфиса почти лежала всем своим телом на плече у Вадика, но тот выглядел суровым. В его планы не входило останавливать супругу в ее невинных «шалостях», а наоборот, дать ходу событий развернуться как можно шире. Если Таня покажет себя с плохой стороны, то Вадиму, как мужу, это развяжет руки и он сможет вести себя так, как его душе угодно. А это означает, что он сможет всякий раз без зазрения совести гульнуть на сторону, ну хотя бы с той же Анфисой, которая будоражила его “поэтическое” воображение с самого начала.

Он наклонил голову и горестно издал звук всхлипывания.

-- Вадичек, не плачь, -- успокаивала его заботливая Анфиса.

-- Да отстань ты, -- легко оттолкнул ее Вадим. Краем глаза он все же успевал наблюдать за её телом. А его Таня была невыносима.

Ее партнер, державший руку у нее на талии, скользнул невзначай ниже на бедра. Таня поправила его руку, вернув в начальное положение. А на его жест приблизиться к себе, уперлась рукой ему в плечо, сохраняя ”пионерское” расстояние.

“Глупая корова, -- думал про себя теперешний ее муж. Ну, измени мне хоть раз, и я буду свободен. Мужики от нее с ума сходят, а она … Вот дурище.”

Тут Вадим заскрежетал от нетерпения зубами и тихо застонал. Анфиса, сидевшая рядом, услышала эти звуки и истолковала их как муки ревности.

“Как он любит ее” -- новая вспышка страсти поразила ее сердце. Она пообещала себе, что рано, или поздно второй Танин Вадик тоже останется с ней.

-- Вадик, не переживай, посмотри лучше на меня, -- стала уговаривать она предмет вожделения, -- Чем я хуже нее? У нее все есть, мужики на таких вешаются,  да ничего взамен не получают. А я всегда ни с чем остаюсь. Может, я не так красива? Ну и что, может я человек хороший. Я умею понимать других…

Вадик искоса окинул, фигуру Анфисы, длинные крашеные в яркий рыжий цвет волосы:

“Ничего себе, некрасива,” -- пронеслось у него в голове.

Она словила его взгляд и томно опустила голову на его плечо.

Тут еще один гость из компании встал и, шатаясь, направился к танцующим.

-- Ребята, вы так красиво выглядите, -- нараспев невнятно обратился он к ним, -- Мне аж завидно стало.

Вадим, танцуя, высокомерно отталкивал его движениями как бы невзначай. Он давал понять пристающему парню, чтобы тот отваливал. Но парень  и не думал убираться.

-- Э-э-э, так не честно, -- завозмущался он, -- Я тоже хочу танцевать с королевой бала. Это жена моего лучшего друга и она мне тоже симпатична.

С этими словами он оттолкнул Вадима, ловко перехватил у него Таню и закружил ее по комнате. Таня успела только ойкнуть. А ее супруг, изнывающий над тарелкой, издал истошный вопль и стукнул по столу рукой, будто в порыве гнева. Но в этом вопле опытное ухо смогло бы уловить не только наигранную досаду, но и едва уловимые нотки восторга. Для него в этот момент игра только началась, страсти накалялись, а сердце, трепеща, подпрыгивало в ожидании, чем это все закончится.

Но на страдающую знаменитость  мало кто обратил внимание, в центре теперь была Таня. И Вадима это задело по-настоящему. А к ней подошел уже третий партнер и упрашивал потанцевать с ним.

-- Ой, ребята, не могу, устала, честное слово, -- отговаривалась она, вырываясь из липких рук.

-- Ну, еще со мной, -- парень оказался нахальнее всех и сделал попытку поцеловать ее прямо в губы.

Таня со всего маху врезала ему  по пьяной морде, вырвалась из толпы и убежала в ванную. Там она закрылась и расплакалась. Ей было невыносимо больно за сегодняшний вечер. Боль накатилась уже не в первый раз, а теперь все вместе вылилось наружу горючими слезами. Она никак не могла понять, почему ее Вадик допустил, чтобы при нем его жену лапали чужие пьяные мужики. Неужели он был настолько пьян, чтобы не видеть этого.

А в комнате шли разборки.

Танин Вадим вскочил с места и завопил:

-- Это моя жена, как ты смеешь!

А потом обратился к другому Вадиму, стоявшему рядом:

-- А ты чего стоишь, рот разинув? Я тебе ее доверил. При тебе это все произошло, а ты даже не вмешался.

-- А что я должен сделать? – растерялся тот.

-- Как что?! Набить морду тому, кто пристает.

Тот, недолго думая, двинул того, кто посмел поцеловать Таню, по физиономии. Пьяный парень упал на пол и отключился, хоть удар был не сильный. В этот момент к зачинщику драки подскочили еще двое парней и стали колотить его с обеих сторон. Тот взвыл от боли. Из носа у него потекла тоненькая струйка крови.

Таня, услышав крики и шум, выскочила из ванной. Увидев парня лежащего на полу, и другого, скрюченного в углу, всего в крови, она стала кричать:

-- Перестаньте немедленно!

Но ее никто не слышал. Разборки  продолжались. К тем двоим подскочили еще несколько и тут завязалась такая потасовка, что ничего нельзя было понять, кто кого и по чем тузит.

А Вадим в этот момент схватил вместо Тани Анфису за белую рученьку и уволок на кухню.

Таня склонилась над лежащим парнем и стала тормошить его, но тот не хотел подниматься  и только мычал. На пол полетела посуда, стулья стали переворачиваться, мебель ходила ходуном. А в дверь уже вовсю стучали и звонили перепуганные соседи. Кто-то из них вызвал милицию и через десять минут стражи порядка уже были здесь.

Они вошли в комнату и стали усмирять разбушевавшихся хулиганов. Затем потребовали хозяина квартиры показать документы и право на жилплощадь.

-- У нас свадьба сегодня, -- плача упрашивала Таня одного милиционера, -- Может, не надо всех в тюрьму. Они просто лишнего перебрали. Веселились ребята, они ведь все хорошие.

-- Там разберёмся, кто хороший, кто плохой, -- строго оборвал её милиционер.

-- Молчи уже, всё из-за тебя, -- толкнул её Вадим, стоящий рядом.

Люди в погонах стали выводить всех, кто был в комнате и сажать в милицейскую машину. Лежащего на полу,  немного привели в чувство с помощью холодной воды и поволокли под руки всё те же блюстители порядка, вслед за остальными. Вадима попросили сесть в машину вместе со всеми.

-- Его за что? Он не дрался, -- испугалась Таня.

-- Он свидетель, -- пояснил милиционер, -- И она тоже, -- он показал на Анфису.

-- А я? -- спросила Таня.

-- А вы в ванной просидели важный момент, судя по вашему рассказу. Да нам и двоих хватит.

-- Нет, я тоже поеду, -- заявила Таня, так, словно от ее присутствия что-то зависело.

-- Останься, -- шепнул ей Вадим, -- Хоть порядок в доме наведешь.

И, не успела Таня возразить, как двери машины захлопнулись и вся компания в «бобике» двинулась в отделение милиции.

Конечно, Вадим не хотел, чтобы Таня оказалась с ним рядом, как свидетель. Он боялся ее прямоты и правдивости, ведь она по глупости может сказать все так, как было на самом деле. И тогда все станет ясно, кто зачинщик драки. Вот Анфиса, умная девка, и себя не выдаст и его не предаст. А все остальные жутко пьяные, не поймут, когда Вадик врать будет. А если и поймут, то все равно потом не вспомнят. Да и мало кто из них понял, как все началось.

Но по счастливой случайности Таня осталась дома, и теперь Вадим был королем случая и мог врать сколько угодно. Ему поверят, он из всех самый трезвый, самый положительный и на нем нет ни единой ссадины. Остальным грозит срок за хулиганство в чужой квартире.

 

Глава 10.

Таня, дойдя до двери их с Вадиком квартиры, горестно вздохнула. Ей не хотелось возвращаться туда, убирать осколки посуды и с минуты на минуту дожидаться Вадика, вороша в голове тревожные мысли. Тягостное ожидание хуже всего. Войдя в прихожую, нашарила в тумбочке ключ, вышла в коридор и закрыла за собой дверь на замок. Таня медленно спускалась по ступенькам. Ноги словно не хотели слушаться и казались деревянными. Выйдя на улицу, она снова глотнула свежего воздуха. На секунду ей стало легче. Голова все еще кружилась от выпитого вина, но хмель почти прошла. Сердце внутри тревожно вздрагивало и горестно сжималось  от воспоминаний о любом моменте драки. Как все это получилось?  Чувства вины у Тани не возникало, она просто не знала из-за чего случился конфликт и кто начал первый. Вадик это знал. Его забрали в отделение вместе со всеми и неизвестно, когда выпустят. Таня никак не могла отогнать тревожные мысли. А вдруг ему дадут срок из-за этого всего, как зачинщику драки и злостному нарушителю порядка. Ведь он такой необузданно-горячий.

Таню буквально трясло от переживаний. Она плелась через дворы в сторону милиции в своем праздничном открытом платье, на высоких каблуках, на которых раньше ходила редко. Ноги ее заметно заплетались и подкашивались. По щекам катились слезы с размытой тушью.

Было около десяти вечера. Вокруг давно зажглись окошки домов, а  в небе звезды. Но Таню сейчас это не утешало, как раньше и не радовало в ее незабываемый звездный вечер. Ей сейчас было не до звезд, а на душе стыла холодная тоска. Но тоска не похожая на печаль за любимым или родителями, как в детстве, когда Таня смотрела на ясное звездное небо и знала, что вот-вот все будет хорошо и у нее, как там. Теперь это была тоска безнадежности, но Таня не верила, не хотела верить мрачным предчувствиям. Она не понимала, как такое могло случиться с ее кристально чистым Вадиком. Как он мог допустить драку в собственной квартире и никак не вмешаться при этом. А ведь его друзья не совсем плохие люди, книгу помогли ему издать за свои собственные деньги. Ведь не пожалели для друга.

Вдруг, навстречу Тане, откуда-то из подъезда вынырнул невысокий старик. Он был немного пьян и шатался, как Таня, но от водки. Его длинные седые волосы развевались от лёгкого дуновения ветерка.

-- Ну, что, подружка, пойдём, еще стопочку налью. Так и ночка пробежит, -- обратился он к Тане.

Видимо, глядя на короткое эффектное платье, он принял её не за ту, что есть на самом деле. Слёз на её щеках в темноте не было видно и Таню легко было принять просто за пьяненькую шлюшку.

Она в своем экстазе не заметила подошедшего старика и вздрогнула от его голоса. По качающейся тени она поняла, что говорящий не слишком трезв. Когда он подошел ближе, она чуть не задохнулась от запаха перегара.

-- Да ты не бойся, я не из милиций, -- успокоил её  старик, видя, как она отпрянула в сторону.

-- А я и не боюсь, -- дрожащим голосом ответила Таня и всхлипнула.

Старик попытался взять её  ладонь, мокрую от слёз.

-- А что холодная такая? Ты что, плачешь. Кто обидел, скажи, разберёмся. Я братву позову.

-- Да никто меня не обидел. Свадьба у меня сегодня.

-- Свадьба?! -- старик присвистнул, -- Так ты ж радоваться должна.

-- Так я радовалась вначале. А потом… -- Таня снова залилась слезами.

-- Да не реви ты, успокойся. Что потом?

Таня насилу успокоилась и выдавила из себя:

-- Они подрались.

-- Кто они? Жених твой что ли? Из-за тебя? Ну, из-за такой можно драться.

Но Таня не слышала его, она никак не могла оборвать камень, тянувший её вниз, словно в преисподнюю и от этого плакала еще сильнее.

-- Ну, вот, что подружка. Давай присядем на скамейке, ты успокоишься и всё расскажешь по порядку.

Они присели на скамейку под кустами сирени возле подъезда. Таня немного успокоилась, взяла себя в руки и начала рассказ:

-- Они подрались, наши гости. Я захотела танцевать, и один из друзей пригласил меня на танец. Я хотела, чтобы это сделал мой муж, но тот опередил его. Из уважения я танцевала с ним. Затем стали подходить другие друзья, они тоже хотели танцевать со мной, но я уже не хотела. А один из них поцеловал меня. Я не выдержала, стукнула его и убежала, закрылась в ванной.

-- А муж-то что?

-- Вадим, он не виноват. Он никого не ударил. Он даже в драку не влез. Они сами начали.

-- Чего ж ты ревешь?

-- Его, тоже  в милицию забрали, как свидетеля. А я боюсь, что он всё на себя возьмет. Ведь он такой справедливый. Он поэт.

-- Знаю я, этих поэтов, -- пробубнил старик так, что Таня не расслышала его слов, затем вскрикнул, -- Постой, постой. Как ты сказала, зовут твоего  поэта? Вадим?

-- Вадим Астафьев, -- уточнила Таня.

Старик тяжело вздохнул.

-- Так ты за него замуж выйти решилась? -- тихо спросил он.

-- Почему решилась? -- не поняла Таня, -- Он сам мне предложил. Мы любим друг друга.

Старик опять вздохнул. С минуту он молчал.

-- Курить что-то хочется, -- произнес он вяло, -- А ну, дочка посиди-ка здесь, я сигаретку стрельну.

Он вышел на аллейку и стал дожидаться редкого прохожего. Потом вернулся к Тане на скамейку уже с запаленной сигаретой и продолжил беседу:

-- Ты не куришь?

-- Нет.

-- И не пьешь?

-- Сегодня пила…

-- Сегодня, это понятно. А вообще?

-- Нет, вообще-то.

Старик опять вздохнул по непонятной причине. Таню это насторожило.

-- А почему вы всё время вздыхаете? -- нервно спросила она.

-- Да так, жизнь такая.

-- У вас ведь было хорошее настроение.

-- Было. А сейчас тучки набежали.

Старик помычал так, словно забыл, о чем говорил с Таней и о ней самой тоже. Он стал напевать себе под нос  какую-то песенку. Затем втянул в себя воздух всей грудью вместе с сигаретным дымом и снова произнес, как бы, между прочим:

-- Лето сейчас. Хорошо.

Эти слова прозвучали легко, словно в них и заключался весь смысл существования, никчемного бытия. И Таня вдруг внезапно ощутила ту же легкость, о которой стала забывать с недавних пор. Слезы высохли на её ресницах, озноб перестал колотить.

Старик помычал что-то еще себе под нос в раздумьях, затем нехотя продолжил ту же тему, докуривая огарок сигареты. Он говорил каждое слово так, словно сомневался в своей правоте:

-- Знаю я, этого Вадима. Поэта.

Между репликами он специально делал большие паузы, как бы ожидая Таниных вопросов. Хочет ли она слушать его рассказ дальше. И Таня полюбопытствовала:

-- Откуда вы его знаете?

-- Сосед мой бывший. На одной площадке раньше со мною жил. Потом я переехал. С детьми квартиру разменял. Они не захотели…   Но не это важно. Когда-то мы с ним хорошо дружили.

-- А сейчас?

-- Сейчас не очень.

-- Почему?

-- Какая разница. Дело не в этом. Раньше с ним многие хорошо дружили, а сейчас не очень.

-- Ну, я бы не сказала. К нам на свадьбу  столько друзей пришло. Они даже книгу его издали за свои собственные деньги.

Старик пристально глянул на Таню, а она тоже посмотрела на него. В темноте при свете фонаря блеснули белки его глаз, как у кошки. Тане почему-то стало неприятно. Интуитивно она напряглась, чувствуя, что старик сейчас расскажет что-то нехорошее про ее любимого Вадика. Сознательно она приготовилась ничему не верить. Но все же слушала его рассказ.

А старик продолжал:

-- Талант у Вадика, дар с самого рождения. Божий дар. Никто так складно да ладно стихи не пишет, как он. И все это видят, знают. Тянется к нему много народу, певцом народных дум его считают. Да только никто не знает, как пишет он эти стихи и какая дьявольская сила в нем самом заложена.

Таня  невольно отшатнулась:

-- Как? -- почти прошептала от ужаса она.

-- А вот так. Он с друзьями общается, слушает, о чем они говорят, о чем пишут или хотят написать. Да ведь только они малограмотные, да и таланта в них поменьше. А Вадик тут как тут. Подхватил идейку-то чужую и скорее стих сочинил. А ведь у него здорово получается, не то, что у других. И всем его стихи нравятся. Без ума от него. Он ведь пишет о людских тревогах. Ясно дело, не о своих же…

-- Не может быть! -- вскрикнула Таня, -- Зачем вы так говорите. Я вам не верю.

-- Я вот тоже не верил. Кумиром его считал. Пока он мои вирши не подтырил и на свой лад не переделал. А я все равно все понял. Ведь я стар, не даром жизнь прожил, меня не проведешь. Может, я и не силен в поэзии, но свои мысли всегда узнаю.

-- Как вы можете так говорить?! Ведь мысли могут совпадать, -- принялась защищать своего «гения» Таня, -- Вот в физике одновременно было сделано одно и тоже открытие разными учеными, совершенно не знавшими друг друга.

-- То физика, дочка. А то жизнь. И ее не обманешь. Мы созданы быть совершенно разными. Возможно, во всех нас и кроется единая суть, но у каждого своя судьба, свои чувства и переживания. Понимаешь?

-- Нет, -- упрямо заявила Таня.

-- Да ты просто не хочешь понимать. Ты не слушаешь здравый разум. Ах, да о чем это я. Ты ведь его любишь без памяти, видать попала под его влияние. Только помяни мое слово, не пара он тебе.

-- Замолчите! -- в отчаяние закричала Таня, -- Я не хочу вас слушать!

-- Прости, дочка, не хотел тебя огорчать. Свадьба ведь сегодня. Но я не хочу тебе плохого. Одного только пожелаю, если ты нормальная и хочешь нормальной остаться, беги от него. Сердцеед он. Никто ему не нужен.

-- Перестаньте так говорить! -- снова зарыдала Таня, -- У него была трудная жизнь.

-- Не труднее, чем у нас с тобой. Да только девицы все с ним рядом всегда были наглые и размалеванные, на одну ночь. Не такие, как ты. Ты скромная, добрая, но наивная, сразу видно.

-- Зачем же он тогда на мне женился?

-- Не знаю, дочка. Одно скажу, беги от него.

Таня не могла больше слушать эти речи, она плакала взахлёб. А старик исчез так, будто растворился. Таня не успела заметить этого из-за своих рыданий. Когда она огляделась, вокруг никого не было. Она немного успокоилась и побрела дальше, твердя про себя все время: «Чушь! Все полнейшая чушь!»

 

Ох, Таня, Таня. Девушка, выросшая в бедной, но порядочной семье. С самого детства привыкшая к честности и труду, к любви и сочувствию. Но жизнь ее пока не складывалась. До сих пор ни один друг или бой-френд не мог её понять и оценить по достоинству. Да и ее не устраивали их  скучные лица, вечно тянущие за собой в пропасть серости и безразличия. А теперь Вадик явился перед ней как яркая вспышка молнии на хмуром небе в духоту перед дождем. Он ослепил ее и дал надежду на новую более яркую, более достойную для нее жизнь. И Таня ждала ее, ждала дождя чистого и свежего. Но дождь  не начинался. Вернее он начался, только грязный и мутный. Хотя Таня перестала ощущать его холодные капли своим, наполовину разбитым, сердцем. Но самое ужасное было то, что она перестала ощущать собственную сердечную боль, почти привыкнув к ней. Она перестала следовать голосу здравого разума, как делала прежде в любой ситуации и теперь горько расплачивалась за это. Вернее расплатиться сполна ей еще предстояло.

Если бы Таня несколько минут назад вовремя подключила свое хладнокровное мышление к сознанию, отодвинув в сторону все свои горячие эмоции, то выслушала бы старика. А тот сказал бы ей правду. Правду, состоящую из фактов. И если бы она также вовремя просто поразмыслила обо всем сказанном, то сумела бы повернуть свою жизнь в другое русло самостоятельно.

А ведь старик не врал и не наговаривал из зависти, как это казалось Тане. Он рассказал бы ей, как часто Вадим менял подруг по собственной прихоти, как предавал и бросал друзей, о том, что по сути друзей-то у него  никогда не было, нет, и не будет, просто потому, что он сам не ценит дружбу, не верит в вечность любви и отношений. Хотя, какие у него были стихи! Он словно читал чужие мысли. Возможно, огонь в нем поджигала жажда амбиций, славы  и всеобщего восторга. Но как можно было не почувствовать в этих стихах  едва уловимую пустоту. Конечно, истинные чувства мог бы распознать опытный психолог, философ или мыслитель. Но наивным простачкам было далеко до высоких материй. Вадим был для них полубогом, и они свято верили в его чистоту, ловя каждое слово своего поэта. А кто  не верил, тот вызывал народный гнев и возмущение. Нередко из-за споров  о Вадькиной поэзии  и из-за него самого возникали драки. Вадиму это нравилось, и он даже гордился этим втихую. Кроме того, овладев людскими сердцами, пытался сам распалить бойню из-за собственной персоны. Он умел манипулировать людьми, и только это приносило ему наслаждение в жизни.

Люди, не знавшие его, сначала доверяли ему безотчетно, затем брошенные и покинутые им же, в один прекрасный момент, переставали верить ему и оставляли его. Хотя все его проделки, как ни странно, прощались остальными. Он умел вывернуться из любой передряги и остаться чистеньким. Остальным просто  нечего было сказать ему, оставалось простить и забыть.

Вот так получилось и с Таней. Она никак не могла поверить в подлость своего героя, своего короля, пустив в ход лишь эмоции да слезы, считая это всё беззаветной и преданной любовью. Она мало заботилась о себе и переживала лишь о том, кто так ловко взял в свой кулак её сердце и теперь мог запросто раздавить его как скорлупку. Она не ждала вознаграждения за свою любовь, но верила, что её любимый, когда-нибудь ответит ей тем же. Она уже  не хотела менять что либо в их отношениях, даже то, что не нравилось ей прежде никогда, принимая своего «единого бога» таким, какой он есть, лишь бы ему это нравилось. И ему это нравилось. Очень нравилось. Ради этого он и жил.

 

Наконец, зареванная и разбитая горем Таня доплелась до здания милиции. По пути, который показался ей бесконечным, она никак не могла унять свое воображение. Оно постоянно рисовало ей ужасные картины, в которых её драгоценный Вадик являлся то невинной жертвой правосудия, то заступником своих драчливых друзей и все равно невинной жертвой за их грехи.

Но, подойдя ближе к зданию, на его крылечке она разглядела две фигуры, стоящие на ступеньках. Оба мужчины, опершись о перила, курили и о чем-то мирно беседовали. В одном из них Таня узнала милиционера, который был у них дома, а в другом... О, чудо! Вадика. Своего Вадика, целого и невредимого. Он, как обычно, стоял, грациозно отставив одну ногу вперед и едва наклонившись к перилам -- его любимая поза при разговоре, когда он рассказывает задумчиво о чем-то и иногда искоса поглядывает на товарища. Её Таня запомнила особенно, потому, что часто разговаривала с ним, когда он курил где-нибудь на ступеньках. Одежда Вадика была совсем не измятая, не испачканная. Так, словно и не было никакой драки, никаких скандалов. Только ворот рубашки немного завернулся от ветра, да расстегнулось несколько пуговиц, обнажая загорелую грудь. От этого он еще сильнее был похож на сказочного принца. Даже прическа его осталась не растрепанной, как прежде. И он постоянно приглаживал волосы рукой. Этот, до боли знакомый милый жест, Таня узнала издали. Сердце её радостно дрогнуло. С криком «Вадим» она помчалась к своему «святому избраннику». На бегу, чуть не упала, потому, что хромала на одну ногу, которую до крови  растерла новой жесткой туфлёй. В её мыслях пронеслись слова старика «…беги от него». И в противовес  им Таня  помчалась к Вадиму. Теперь она точно была уверенна, что старик её обманывал, её Вадик самый лучший, самый добрый, самый порядочный. Даже стражи порядка это заметили и поверили ему. Справедливость восторжествовала, он был прощен.

Подбегая ближе к ступенькам, Таня услышала обрывки разговора. Но Вадим, уверенный в том, что его верная супруга сейчас находится дома, не сразу заметил её. Сейчас он рассказывал участковому, с которым успел подружиться, балладу из своей биографии о том, как он поступал в институт, и как его не приняли туда из-за того, что он не дал взятку.

-- Управы на таких нет, -- говорил горестно вздыхая он, -- Молод был, не знал, что в таких случаях делается. Вас бы туда, порядок бы навели. Я знаю, вы человек строгий, не любите нарушений закона.

-- Да, я не люблю, -- задумчиво произнёс милиционер, -- Да, не по моей это части, я ведь участковый. А как институт хоть называется? Может, чем и смогу подсобить, чтоб порядок навести.

Вадим назвал какой-то университет, в котором провалил вступительные экзамены лет семь тому назад, потому, что был плохо подготовлен.

-- Хорошо, -- протянул милиционер, -- Теперь будем знать, куда ориентир держать, порядки наводить.

-- Спасибо, -- благоговейно произнес Вадим, -- Я всё-таки хочу туда поступить, надеюсь без взяток.

-- Да, учиться нужно, -- снова в раздумье произнёс участковый и потёр подбородок рукой. Ему начинал надоедать весь этот разговор. Вадим по всем показаниям был невиновен, и его отпускали. Но он всё ещё не спешил домой и выуживал ещё что-то у хранителя порядка. А что, тот и сам не мог понять.

-- А тут просто  случайность произошла, -- возвращался Вадим в сотый раз к одной и  той же теме, -- Ну, не успел я его за руки схватить, а так ничего бы и не было. А  она ни в чём не виновата, просто рядом была.

-- Кто, жена?

-- Да нет, другая, Анфиса её зовут.

-- А мы её ни в чем и не виним. Она за парня своего ходатайствует сейчас, ведь он дрался. Мы  вас ни в чем не виним. Вы свободны. Кстати, если у вас претензий нет к своим друзьям на счет побитой мебели, то мы их всех распустим по домам. Они нам тоже уже надоели.

Тут из тени деревьев  со слезами и воплями неожиданно выбежала Таня. Она еле доковыляла  к своему любимому и сейчас обессиленная упала ему на плечо:

-- Вадик, Вадичек, -- всё время повторяла она, вытирая об его рукав слёзы и сопли.

-- Откуда ты взялась? -- брезгливо отшатнулся Вадим, -- Я же сказал, дома сиди.

-- Вадик, я думала тебя в тюрьму посадили.

-- Да нет, -- вмешался в разговор милиционер, -- Он свободен.

-- Свободен, -- заворожено повторила Таня пьянящее до слёз слово, -- Спасибо вам, товарищ милиционер, -- она кинулась пожимать ему руку.

Участковый смутился:

-- Не за что.

И немного строже Вадиму:

-- Гражданин Астафьев, вы свободны. Идите домой, вас жена дождаться не может.

Вадим любезно распрощался с правоохранителем, позволил Тане взять его под руку и они не спеша отправились домой. Шли медленно, потому, что у Тани болела нога.

А участковый смотрел хмуро им вслед ещё какое-то время, качая головой и думая о чем-то своем.

Теперь Таня вздохнула с облегчением. Она расслабилась и могла позволить себе глянуть вверх на звёзды, как делала это в минуты счастья. Теперь она была уверенна, что всё будет хорошо.

-- Вадик, как хорошо сейчас, -- произнесла она, вдыхая полной грудью свежий ночной воздух, -- Мы опять вместе.

Вадик промычал что-то невнятное себе под нос. С виду он казался очень уставшим. Иногда им встречались прохожие, оказавшиеся по каким-то своим причинам ночью на улице. И, всякий раз, когда какой-нибудь незнакомец проходил мимо странной парочки, Вадим либо уходил немного вперёд, либо отходил в сторону немного подальше от Тани, делая вид, что он просто не контролирует от усталости своих движений.

Таня совершенно забыла о своем внешнем виде и не спешила домой, желая снять стресс прогулкой по ночному парку. Не обращая внимания на немногочисленных прохожих, она сняла свою тесную обувь, и это ей принесло еще большее облегчение. Рядом с нарядным, как принц, Вадиком, она была похожа на грязную оборванную девочку-трубочистку, которая не мылась вот уже несколько недель подряд. И его это начало раздражать. Он стал замечать любопытные взгляды  прохожих и небрежно кинул своей спутнице:

-- Если б ты ещё платье сняла, то  была бы в центре внимания.

-- С удовольствием сняла бы и надела  домашний халат, если бы мы были сейчас дома.

-- Думаешь, мне домой не хочется после этих передряг.

-- А там ещё убирать столько…

Вадик  мрачно хмыкнул. Ему было неприятно вспоминать о последствиях драки.

-- Между прочим, драка из-за тебя произошла, -- задумчиво заметил он.

-- Почему из-за меня?! -- не поняла Таня.

-- Танцевать надо было меньше.

-- Но ведь я с тобой танцевать хотела.

-- А я что тебе овчарка сторожевая, всё время тебя караулить должен?! Я устал тогда и хотел отдохнуть.

-- Я тоже ни с кем танцевать не хотела. Но он подошел так быстро…

-- Всегда ты кого-то виноватым делаешь кроме себя. Ладно, забудем.

 Они оба вздохнули каждый о своём. И тут Таня вспомнила о своей язвительной подруге и с любопытством спросила:

-- А где же твоя «поклонница», которая  терпеть не может писателей и поэтов за то, что они сумасшедшие и безденежные.

-- Которая из них? -- с язвинкой переспросил Вадик.

-- А что, разве таких лицемерных много, или у тебя они все такие? Она весь вечер возле тебя околачивалась с твоим тёзкой. Я думала ты её особенно заметишь.

-- Ах, Анфиса, -- простодушно вспомнил Вадик, делая вид, что не понимает двойственного намёка.

-- Да, да, она самая.

-- Твоя близкая подруга сейчас спасает своего парня, который дрался за твою честь. Понятно.

-- Понятно, да не очень. Почему же она…

-- Как тебе не стыдно, -- резко оборвал её Вадик, -- Мои друзья так сильно пострадали из-за твоей глупости, а ты их ещё и критикуешь. Их теперь до утра хоть бы домой отпустили.

-- Вадик, Вадик, -- вдруг осенило Таню, -- А почему же ты ничего не сказал в милиции в их защиту. Помнишь, участковый тебе сказал, что если у тебя претензий нет на счет разбитой мебели, то их отпустят.

-- Ты ещё и разговоры чужие подслушиваешь! -- вскипел Вадик.

-- Нет, я не подслушиваю, я случайно услышала.

-- Не вмешивайся в мужские дела, сколько раз говорить. Мы сами разберёмся.

-- Я ведь просто хотела твоим друзьям помочь. Им же штраф колоссальный вкатят или возмещать убытки потребуют. А они и так тебе уже помогли немало. Давай вернемся и вступимся.

Вадик насмешливо оглядел Таню с ног до головы:

-- Что?! И ты в таком виде снова туда пойдёшь?

-- Так сходи сам.

Вадик лениво зевнул. Обнял Таню за плечи и увлёк за собой, вдаль по аллейке, поближе к дому, подальше от милиции.

-- Мои друзья знаешь какие, -- рассказывал он легенду по пути, -- Они сами откуда хочешь выкрутятся и заступаться не надо. Сами заступятся. Не веришь? Вот однажды...

 

На следующий день у Тани сильно болела голова. Она еле сползла с постели, чтобы навести порядок. Было перебито немало посуды, стекла в стенном шкафу, хрусталь в нём, один плафон на дорогой люстре и телевизор почему-то перестал работать.

            После уборки она снова свалилась в постель и провалялась там остаток дня. Настроение было упавшее, ничего делать больше не хотелось. Да и не понятно ей было, почему Вадик, оставшийся самым чистеньким, не захотел вступиться за своих друзей, ведь он же мог. Неужели из-за каких-то стекляшек он ещё и компенсацию с них потребует. Да и нет его целый день дома. Странно, почему?

            Но вернулся Вадик под вечер свежий и весёлый. Увидел порядок в квартире и повеселел ещё сильнее, теперь все беды ему были ни почем, а о случившемся скандале он и вовсе стал забывать. Казалось, будто ничего и не было. Он увидел разбитый плафон и стёкла в прихожей возле дверей, которые Таня уже не имела сил вынести вниз. А, может, просто надеялась склеить дорогую вещь.

            -- А, -- злорадно протянул Вадик, -- Это всё скоро восстановится. Всё, до последнего стёклышка.

            -- Ты о чём Вадик? -- не поняла Таня.

            -- Да так, о своём.

            -- А твоих друзей отпустили?

            -- Их-то сразу отпустили после нашего ухода. Но не насовсем. Вот скоро… -- тут Вадик запнулся.

            -- Что? -- тревожно спросила Таня.

            -- Скоро мы будем ужинать, -- подмигнул ей Вадик и обнял, приподняв над полом.

            -- А где ты был весь день?

            -- Так, дела кое-какие улаживал.

            -- Уладил?

            -- Теперь всё будет окей.

 

Глава 11.

         После того, как был издан первый сборник стихов Вадима Астафьева и в киосках появились немногочисленные экземпляры этой брошюрки, о чем также позаботились верные друзья Вадима, его, говоря простыми словами, бешено «поперло». Вскоре после удачной продажи книжки издательства города  наперебой стали предлагать ему сотрудничество с ними. В литературной газете постоянно печатали стихи Вадима Астафьева в каждом номере еженедельника и его теперь моментально расхватывали нетерпеливые поклонники. В связи с этим Вадиму стали платить гонорар. Редакторы других газет быстро усекли выгодность этого  дела и порывались предложить Вадиму гонорар куда больше, лишь бы он согласился прославить или поддержать славу других, даже самых элитных газет. Его приглашали сфотографироваться и рассказать о себе. Однажды репортеры вместе с телевидением даже приехали к нему домой рано утром в воскресенье. Жутко напугали Таню, которая до полудня собиралась ходить в ночной рубашке. Вадим потом долго смеялся над ней, повторяя: «Эх ты, деревня. Привыкай, мать, к красивой жизни, а то не сможешь жить со звездой».

            И Таня стала  привыкать, смиряясь со всеми трудностями, которые несла ей звездная жизнь её супруга. И постоянные ночные отлучки Вадима, и визиты нежданных гостей, которых она обязана была принять и накормить, и многие, многие другие моменты, она стойко выносила, не роняя ни единой фразы против. Лишь бы только любимому везло. И любимому стало везти, как никому другому.

            Конечно, Вадиму всё это льстило. От успеха у него вскружилась голова. Кажется, его звезда стала восходить в зенит славы. От поклонниц не было отбою. На улице его узнавал чуть ли ни каждый прохожий. Не редко теперь Вадик слышал у себя за спиной: «Смотрите, это тот парень с обложки классного журнала. Он такие стихи пишет! А какой красивый! Может, он еще и артист.»

И Вадик загордился. Теперь он редко здоровался со старыми знакомыми, а если и заговаривал, то глядя свысока. Ходить по кабакам с прежними друзьями даже и не думал. Какие там друзья, дешевое вино только для них. Теперь он вечерами просиживал в модных ресторанах в окружении элиты общества и их разнаряженных в бриллианты девиц.

Своей Тане он теперь уделял крайне мало внимания, ссылаясь на то, что ему надо бежать по делам. А, возвратившись домой, запирался в другой комнате, будто бы работать. Но Таня чувствовала запах вина и сигарет, разивший от супруга.

«Опять встреча с нужными людьми была», -- думала она и засыпала в одиночестве.

А Вадику необходимо было писать стихи, так как газеты требовали все новых и новых шедевров. Запершись в спальне по вечерам, он писал. Но писал, так напряженно, что мухе нельзя было пролететь мимо. Стоило Тане пройтись по квартире, неосторожно хлопнув дверью в кухню, он тут же вылетал с криком из своего убежища: «Ты что оглохла, что ли! Осторожнее нельзя, я же пишу!»

«Извини, Вадичек, я не хотела, -- всякий раз оправдывалась Таня и всякий раз, забываясь, повторяла ту же самую ошибку.

Из-за этого один раз чуть не разогрелся настоящий скандал. Вадик рвал и метал. Кричал, что он кормилец семьи, а его не уважают. Потом падал в кресло, хватался за сердце и охал.

-- Нет, я никогда больше ничего не смогу написать. Мне не дают. В этом кошмаре, я просто опустошаюсь. Убийцы! Вероломные убийцы!!!

-- Вадик, успокойся, я больше не буду. Я не убийца.

-- Нет, убийца. Мне не приходят мысли в голову. Ты мне помешала. Ты убила мои стихи.

-- Ну, что мне делать, уйти от тебя?

-- Уйди, только ненадолго. К маме.

-- Хорошо. Когда мне прийти?

-- К ужину. Не забудь по пути купить моих любимых галет с сыром.

-- Ладно, куплю.

И Таня уходила из дому иногда на целые сутки. Приходила домой только чтобы покормить Вадика, а так все время жила у родителей.

Однажды, вернувшись домой после двух дней отсутствия, она обнаружила батарею пустых бутылок с вином и жуткий беспорядок на кухне. Она поняла, что здесь была честная компания, а  стихи писать никто даже и не думал. Вадика она застала спящим. Когда он проснулся, Таня решила навести порядок в хаосе их отношений.

-- Вадик, -- принципиально начала она, -- Я ничего не жалею для тебя и твоего таланта. Я оставляю тебя на сутки, чтобы ты работал, сочинял стихи, творчески развивался, а ты чем занимаешься?

-- Это не я, это друзья,  -- пытался оправдаться Вадик.

-- Я поняла, что друзья. Но ты опять за старое.

-- Да, со старым завязать трудно. Ты видишь, от них не отвяжешься.

-- Надо проявить твердость характера.

-- Да я пробовал, А они из-за заявления приставать стали.

-- Из-за какого заявления?

Тут Вадик понял, что сболтнул лишнее. Но делать было нечего, пришлось рассказывать все, как есть.

-- Да, я написал заявление в милицию еще тогда, чтоб мне компенсацию за испорченное имущество выплатили. Их теперь заставляют возместить убытки.

Таня ахнула.

-- Вадик, как ты мог?! Мы ведь давно все компенсировали, тебе что, денег мало? Это ж друзья.

-- Вот только твоих моралей мне сейчас и не хватает, -- Вадик устало подвел глаза в потолок, потом отвел их и вовсе.

-- Ну, так ты забрал заявление? – настаивала на своем Таня.

-- Нет, конечно, -- взгляд Вадика выражал нелепую беспечность, -- Я сказал, что заявление написала ты. К тебе приставать не будут.

Таня схватилась обеими руками за голову. Такого оборота она не ожидала.

-- Вадик, опомнись, как ты можешь! Немедленно забери это проклятое заявление. Зачем тебе это нужно.

-- А что? -- так же не принужденно отвечал Вадик, -- Они же виноваты, так пусть и отвечают. Я из принципа так веду себя. Ведь я же теперь знаменитость. Пусть знают, с кем дело имеют.

-- Но ведь знаменитостью сделали тебя они, -- покраснев, крикнула Таня, -- Если бы не твои друзья, ты таким бы не был.

-- Если бы мне было нужно, я и так бы прославился, -- невнятно отвечал Вадим, уплетая бутерброд с маслом креветок.

-- Ох, не знаю, Вадик, но заявление нужно забрать.

Вадик промычал что-то в ответ, то ли согласие, то ли безразличие и стал куда-то собираться.

Прошло еще недели две после того разговора Тани с Вадиком. Все было тихо и спокойно, никто больше их не теребил, никуда не вызывал и ничего не требовал. И Таня уже стала успокаиваться, решив, что Вадик благоразумно забрал заявление из милиции. Ну, не станет же он, в самом деле, из-за каких-то пустяков портить отношения с друзьями. Это все его странноватый характер, понятный не всем. Поэта понять тяжело, он находится в своем обособленном мире. Все поэты были чудаками и гениями одновременно. И Таня всей душей верила в доброту и чистоту своего героя, но всякий раз опасалась за него. Ему всегда нужен кто-то, кто бы мог заступиться. И его заступником она считала себя. Заступником  и музой-покровителем.

Однажды вечером, когда Таня готовила ужин, а Вадик  лениво смотрел телевизор, развалившись в кресле, в дверь нетерпеливо позвонили.

-- Вадик, поди, открой, -- попросила Таня, -- У меня руки в муке.

Вадик вразвалочку поплелся открывать.

            На пороге стоял Генка. Он был сам, без своей всегдашней «свиты». Вид у него был хмурый и какой-то униженный.

-- Здравствуй, Вадик, -- поздоровался он, -- Я к тебе вот по какому делу… -- тут он запнулся, -- Просить хочу.

-- Ну, заходи, проси, -- Вадик открыл двери шире, -- Ты ведь знаешь, я друзьям ни в чем не отказываю.

-- Да, да. Конечно, я знаю. Ты хоть и знаменитым стал, а всё равно, человеком остался.

Вадик изобразил смущение.

-- Да ну, чего уж там. Это не трудно.

Генка стоял на пороге, переминаясь с ноги на ногу. Он растерянно мял кепку в руке. Потупив взгляд, произнёс:

-- Вадик, мне не удобно, но я опять намерен затронуть всё ту же тему.

Запнувшись, Генка сделал паузу и промычал что-то непонятное, словно подбирая нужные слова.

-- Что-что ? --  хладнокровно переспросил Вадик, -- Я не разобрал.

-- Забери заявление, -- собравшись с духом, выпалил Генка.

-- Что? -- снова переспросил Вадик, изображая  непонимание.

-- Вадик, -- более громко и внятно начал Гена, -- Ты понимаешь, нас уже замучили менты. Каждый день вызывают, голову морочат, судом грозят. А что такое суд! Да нас с такой биографией ни на одну работу потом не возьмут. Ну, давай по-людски разберёмся. Мы тебе всё отдадим, что должны, даже ещё больше, ты только заявление забери.

-- О-о, -- протянул изумлённо Вадик, -- Да вы за всю жизнь не расплатитесь. Ты ведь думай, во что друганов вгоняешь!

-- Расплатимся. Друганы только рады будут хоть по сколько скинуться, лишь бы суда не было. А что много-то перебили?

-- Ещё и как,-- Вадик перечислил всё, -- Да ещё в придачу телевизор разгромили, люстру в дребезги, дорогую японскую, светильник за сто баксов, сервиз хрустальный, три вазы с востока и чайник фарфоровый антикварный, которому цены нет.

Генка молча кивал головой. Он понимал, что некоторых из перечисленных вещей у Вадика и в помине не было. Никто из друзей их никогда не видел, хотя бывали у него в гостях не раз. Но сейчас они все были готовы на все, лишь бы избежать тяжелых последствий, которые тягостно повлияют на их репутации. А Вадик все продолжал:

-- Я ведь для вас стараюсь. На суде с вас взыщут все равно на много меньше. Я ведь знаю, как сейчас судят. Вам это в убыток не пойдет. А мне как терпеть это все?! И перед родственниками стыдно. Ведь вас тогда никто не звал.

-- Да, мы понимаем, -- мямлил Генка, -- Мы готовы разделить с тобою весь убыток. Мы возместим тебе все, но дело ведь ни в том. Мы тебе все отдадим, а ты заявление только забери.

Видно было, что Генка чувствует себя виноватым, и оттого, чуть не плача,  говорил с дрожью в голосе. Но Вадик был неумолим. Он не подал виду, что заметил унижение друга, но с той же приветливой улыбкой отвечал:

-- А, вообще, заявление подал не я, а моя жена. Вот к ней и обращайтесь.

-- Да, я понимаю, -- кивал Генка, -- Но ты ведь ее муж, поговори с ней, повлияй. Я ей сам подарок сделаю за это хороший.

С этими словами он вытащил из кармана Джинс что-то блестящее. Это была золотая цепочка, принесенная им, видимо из дому.

-- Вот, моя Светка отдала, когда узнала, что я влип.

Вадик иронично глянул на украшение. Оно было дорогое, но намного дешевле тех побрякушек, которые он подарил Тане после свадьбы, чтобы она «не позорила» его перед элитными гостями.

-- Ну, ладно, -- протянул он нехотя, -- Только разговаривать с ней будешь сам.

И позвал из кухни:

--Таня.

Таня в переднике и косынке с миской в руках выглянула из кухни. С виду она никак не напоминала жестокую узурпаторшу с хищным взглядом, а всего лишь усталую домохозяйку.

-- Иди сюда, дело есть. С тобой поговорить хотят, -- строго велел ей Вадим.

Таня тревожно глянула на Генку, затем скрылась на минуту, что бы поставить миску и вымыть руки. Наступила тягостная пауза.

-- Таня, я жду, -- так же строго повторил Вадим.

-- Сейчас, -- Таня вышла из кухни.

Окинула Генку недовольным взглядом. Ей было неприятно, почему из-за него Вадик разговаривает с ней так, словно она  в чем-то  виновата.

-- Вот, человек с тобой лично поговорить пришел, -- важно указал Вадик на Генку.

-- Ну, я слушаю, -- холодно ответила Таня, внимательно и спокойно глядя товарищу Вадима в глаза.

Тот сглотнул слюну от волнения и откашлялся.

-- Э-э, -- начал он смущенно, -- Я вот о чем. Вы помните тот вечер… когда у вас была свадьба.

-- Вы помните, Вы все, конечно, помните, -- иронично пропел Вадим и резко добавил, -- Да не тяни, говори прямо. И можно на ты.

-- В общем, -- вздохнул Генка, следующую фразу выпалил одним дыханием, -- Мы хотели, чтобы вы забрали заявление из милиции.

-- Не вы, а ты. Я здесь ни причем, -- поправил Вадим надменным тоном и обнял Таню за плечи.

-- Да, т-ты, -- заикаясь, повторил Генка.

Вдруг Танино лицо исказилось отчаянием, в глазах мелькнула искра гнева. Она не знала, что сказать, потому, что была уверена в хорошей стороне Вадима.

Генка заметил её мимику и заныл:

-- Ну, пожалуйста, хочешь, на колени перед тобой стану. Вот возьми -- это залог, -- Генка протянул ей цепочку, -- Мы  вернем всё, что разбили.

Таня была изумлена, она теперь никак не могла ему пообещать что-либо, потому, что была не уверенна, что Вадик выполнит её обещание.

-- Нет, нет, ничего не нужно, -- она отвела Генкину руку в сторону, -- Успокойтесь, всё будет хорошо...

Она то краснела, покрываясь пунцовыми пятнами, то бледнела снова. Ей перестало хватать воздуха, и она тяжело хватала его открытым ртом.

-- Пожалуйста, у нас тоже семьи. У меня ведь тоже образование высшее. А кто теперь на работу возьмёт, -- ныл, не переставая, Генка.

-- Успокойтесь, не надо, всё будет хорошо, -- говорила ему Таня, в душе обещая себе, что сделает всё, чтобы повлиять на Вадима.

А Вадим смотрел на эту сцену словно откуда-то свысока и почти с усмешкой.

На секунду Генка замолчал, он глянул на спокойное высокомерное лицо Вадима и на встревоженную побелевшую, как её волосы от волнения, Таню. Он всё понял. Его мысли поняла и Таня. Раздваиваясь меж  двумя огнями, она не в силах была произнести ни слова. Только кинула гневный взгляд на Вадика, сбросила его руку со своего плеча и убежала прочь, чтобы запереться в кухне.

-- Вот видишь, -- произнёс зевая Вадик, -- Поговори с ней, попробуй. Женщины, они все такие…

-- Ну, хорошо, -- прошептал в ответ Генка, -- Ладно…

Он резким движением руки нахлобучил кепку и так же быстро вышел прочь, не говоря ни слова.

 

Когда он ушел, Таня с зареванными глазами выскочила из кухни и набросилась на Вадима.

-- Ты просто негодяй, как ты можешь так поступать со своими друзьями.

-- Что?! С какими друзьями? Да они просто голодранцы.

-- Но  они так хорошо к тебе относились.

-- Естественно. Им это выгодно. Кому не хочется быть знакомым поэта, пусть даже ещё не прославленного.

-- Но, Вадик, ведь они помогли стать тебе на ноги.

-- Ну, и что? А, что, не без своей выгоды?

-- Ну, пусть даже и так. Но ведь они не так  богаты, как ты. И у них тоже есть семьи.

-- А я, что, виноват, что они небогаты. На богатство работать надо. Пусть поработают с моё, ума наберутся, а потом жалуются, что куска хлеба в доме нет. Они ведь сами виноваты, что ничего не имеют.

Таня немного успокоилась, она теперь в какой-то степени была на стороне Вадика. Она знала, что многие люди сами виноваты в своей нищете, пропивая и проматывая всё.

-- Слушай, Вадька, -- рассудила она спокойно, шмыгнув носом, -- Забери ты это заявление, пусть отстанут.

-- И не подумаю. Пусть знают силу моего характера, я же – мужик, всё-таки. А то, если каждый уличный проходимец мною управлять сможет, так что же тогда  будет?!

-- Не знаю, -- протянула Таня, -- Может, ты и прав.

-- А ты тоже хороша, -- теперь набросился Вадим на Таню, -- не могла мне подыграть. «Нет» -- и всё. А то распустила сопли. Я сам чуть не разрыдался от жалости. Вот, Анфиска, умная девка. Она бы сразу смекнула, в чём дело, не то, что ты.

-- А при чём тут Анфиска? -- вспыхнула Таня от одного только имени ненавистной ей подруги, -- Что, слишком уж понравилась?!

-- Нет, просто она умная, не то, что ты. Тебе есть чему у неё поучиться. Вот она полностью на стороне мужа умеет быть.

-- Да, -- иронично заметила Таня,- Потому и мужей у неё так много было, не успевает менять, как перчатки.

- Хорошая девка всегда мужикам нравится,- снова возразил Вадим.

Но продолжать спор Таня  не стала, видя, что ничем хорошим он не закончится. Вздохнула устало и удалилась в кухню, дожаривать блинчики с сыром, которые так любил её возлюбленный «гений».

 

После того вечера семейная жизнь Астафьевых словно дала трещину. Но Таня всё же не понимала, в чём её вина. Она  во всем старалась угодить своему «богу», как его душа пожелает. Без его конечного решения, слова и взгляда, самостоятельно не делала и шага. Если Вадик был недоволен, что она слишком много времени находится в их мужской компании, то по одному выражению его лица отправлялась на кухню или спать. Если Вадик садился за письменный стол, то даже дышать старались тише. Если Вадик был недоволен ужином и в отчаянии бросал его на пол, тут же старалась преподнести  другое изысканное блюдо. На работе старалась не задерживаться, бросив все свои неотложные дела, которые способствовали продвижению её карьеры художника вверх, она торопилась домой, ублажать любимого мужа. Даже своих родителей она стала посещать намного реже, чаще говорила с ними только по телефону и то, в присутствии Вадика, чтобы не вызвать ревность супруга.

Внешний облик Тани за последнее время сильно изменился. Она похудела ещё сильнее и осунулась. Волосы, прежде поражавшие всех  своими шелковистыми от природы кучеряшками, от нехватки ухода поблекли  и висели сальными прядями. «А, некогда», -- всё время думала Таня, глядя на себя в зеркало без особого удовольствия и затягивая на затылке тугой узел, гладко зачесав волосы назад.

В гардеробе своем она теперь отдавала большее предпочтение длинным прямым юбкам и блузкам строгого силуэта. Теперь её любимой одеждой стала чёрная прямая юбка длиной почти до щиколоток с небольшим разрезом сбоку, синяя, почти мужская рубашка с длинным рукавом и синие туфли-лодочки на тонкой подошве. Она сама теперь напоминала «синий чулок». Говорила мало и с большой неохотой. Да и собеседников у неё теперь поубавилось. Раньше, видя её улыбку, с ней заговаривали даже прохожие на улице, которых она прежде никогда не знала. И ей всегда было о чём поговорить с ними, ведь Таня была большой книголюбкой. Библиотека и читальный зал, её любимые места отдыха, на которые она никогда не жалела времени. Теперь же, любая книга, которую она пыталась взять в руки, вызывала у неё раздражение и сонливость. На улицу выходить она стала значительно реже, хотя раньше часами могла  шляться по паркам и скверам, радуясь любой погоде, желтой или зеленой листве, цветам или снежинкам зимой. Даже самый мрачный дождик не мог вогнать её в уныние.

Теперь же всё  свое свободное время Таня посвящала  исключительно Вадиму,  лишь бы он был доволен. Каждый день выстирывала рубашки и белье. Особенно необходимо было следить, чтобы среди вещей не оказалось вдруг слишком заношенных  или рванных. Ведь зашитые «заплатки», как называл их сам Вадим, он никогда бы не одел. И Таня, чтобы не опозорить  «своего одаренного поэта», перед другими не менее «одаренными поэтами», каждый день моталась по магазинам, меняя его гардероб.

Кроме того «господин» жутко не любил даже малейшего беспорядка в квартире, который сам же и делал постоянно, даже если находился весь день дома один. Его исписанные бумаги появлялись везде: и в коридоре, и на кухне, и даже на бачке унитаза. И Вадик не без гордости замечал: «А, опять моя писанина. Никуда мне не деться от  своей судьбы.»

Но, похоже, что не в его «судьбе» было дело. Он не умел складывать и класть на место свои вещи. Скомканные  свитера и брюки валялись везде в креслах и на диванах. А их у Вадима было бесчисленное множество.

Особенно раздражала «гения» пыль. От неё бывает аллергия, как постоянно говорил Вадик. И Тане приходилось по три, а то и по четыре раза на неделю делать генеральную уборку.

Но хуже всего дело обстояло с едой. Вадик был непредсказуем в своих запросах. Заказав утром пиццу, вечером он швырял её на пол, крича, что от сухой еды у него гастрит. Требовал чего-нибудь нового, и Таня тут же кидалась выполнять его запрос.

В конце концов, совершенно измотанная любовью к своему  эталону красоты  и ума, она начала мечтать об отдыхе, хотя бы кратковременном. Но признаться даже себе самой в этом ей мешали собственные комплексы и неправильные понимания о сочувствии и самоотдаче.

Близился октябрь, но дни стояли сухие и теплые. Никто ещё и не думал доставать тёплую одежду, в ходу были только легкие курточки да теплые свитера.

Одним таким теплым осенним вечером, Вадим, как всегда явился домой не трезвый, весь в сигаретном дыму и со всколоченными волосами. Он рывком стащил с себя  курточку и швырнул в угол. Ввалился в спальню, сорвав с себя таким же  образом  рубаху и штаны, нехотя бросил их на постель, заявив при этом Тане:

-- Нужно, чтоб к утру были свежие. У меня завтра заседание.

А сам, накинув домашний халат, поспешил на кухню, где давно был приготовлен ужин. Он взял из кастрюль и салатниц всего по чуть-чуть, насыпал в одну тарелку и отправился в зал к телевизору, чтобы удобно развалиться на диване.

 Таня взяла Вадькины шмотки и хотела замочить их с порошком, но тут же передумала. И это с ней случилось впервые за всю их совместную жизнь. Её остановил резкий запах духов, доносившийся от рубашки Вадика. Он постепенно стал раздаваться по всей комнате, затем по квартире. То, что таких духов у неё нет, она знала точно. Они были не в её вкусе. Дальнейшее обследование рубашки показало, что она вся в губной помаде. И при чем разной. Где-то на ней были ярко-красные, где-то кофейно-розовые, а где-то и вовсе коричневые пятна. Таня с отвращением бросила Вадькины вещи в корзину для грязного белья и поспешила открыть все форточки сразу, чтобы улетучить неприятный запах.

-- Что такое, почему такой сквозняк? -- вскоре донеслось из зала, -- Я же могу простудиться.

-- Блины жарила, надо проветрить, -- ответила Таня и тут же пожалела о сказанном.

Вадик вывалился из зала, не соизволив, даже как следует запахнуть халат.

-- Ты одежду мне стирать думаешь? -- рявкнул он, -- Она же не высохнет до утра.

И тут Таня не выдержала:

-- И не подумаю. Тебе надо, ты и стирай, а я к твоему барахлу в помаде и не прикоснусь.

-- Ну и что, что в помаде? -- непринужденно ответил Вадим, словно так и надо, -- А может, она твоя.

-- Что? Моя?! Да  если бы тебя я  хоть чуть-чуть вымазала, ты б меня съел вместе с этой помадой.

Таня достала рубаху из корзины:

-- Вот, полюбуйся. И здесь, и здесь и даже на рукавах, и даже на пузе. И всё время разная. Моего тут ничего нет, я тебя сутками не вижу. А вонь какая стоит. В жизни более отвратительных духов не слыхала!

-- Это мои носки, -- пытался отшутиться Вадик, -- Ты их вчера не постирала.

-- Ну, уж, нет, дорогой, хватит! Стирай теперь сам себе. А то ты и так  избаловался, слишком многое позволяешь своим поклонницам. Так могут вести себя только любовницы. Слышать твои оправдания не хочу!

С этими словами Таня развернулась и хотела идти умываться перед сном, чтобы впервые в жизни рано лечь спать. А Вадик вернулся на диван в своё обычное положение.

Но не успела Таня дойти до ванной, как услышала сигнал собственной мобилки лежащей на тумбочке, прямо у неё под рукой. Машинально она подняла трубку и отозвалась обычным “Алло”. Звонила Анфиса.

-- Привет, подружка, -- вкрадчиво начала она, -- Чем занимаешься, не скучаешь ли?

-- Скучать некогда. А, вообще, спать сейчас буду ложиться, устала за день.

-- Ну, конечно, с таким мужем разве можно не устать. Кстати, как там твой красавец?

-- А тебе-то что, своего разве мало? -- Таня говорила резко и грубовато, поддерживать беседу сейчас ей вовсе не хотелось.

-- Да так, просто. Он же знаменитость у тебя, я так тебе завидую. Наверное, интересно жить с одаренным человеком. А с виду вы хорошо смотритесь, все так говорят, поверь мне. Все вам завидуют. А чем он сейчас занят?

-- Носки стирает, -- неожиданно бросила Таня в трубку.

-- Что, нос-ки? -- протянула Анфиса, -- Ты, что, не можешь ему постирать?! Такому гению грех отказывать!

 -- А я что, двужильная, что ли? Я тоже устаю. Может, ты ему постираешь, я не откажусь.

Анфиса хмыкнула:

-- Ты жена, ты и стирай. А мне есть кого обстирывать.

-- Ты когда у нас за свадебным столом сидела, ведь не вспоминала, что есть кому глазки строить и улыбаться...

В порыве гнева Таня выкрикивала всё, что ей в голову брело. В её душе скопилось столько боли, что она готова была выплеснуть её на первого встречного. И теперь все её обиды вылились на подругу, которой она, хоть и не доверяла, но всё же давно помирилась с ней.

-- Да ты что, Танюха. У нас же ничего не было. А глазки я строю всем, ты же знаешь. Я же женщина, мы все такие.

-- Ладно, хватит, я сыта твоими кривляньями. Из-за таких, как ты, мужья сперва допоздна  пропадают, а потом  и насовсем.

-- А что, у тебя проблемы? Если хочешь, подсоблю, пару советов дам. От меня же не уходят, я сама бросаю.

-- Нет уж, спасибо. Пока. Мне спать пора.

Таня поняла, что наговорила много лишнего и отключила связь.

А Анфиса затаила обиду. В последнее время она немного изменила свое мнение о подруге, которая до сих пор считалась серой мышкой и неумехой. Теперь Таня внушала уважение. А союз Тани и Вадика казался самым крепким и никто не осмеливался посягнуть на их пару, чтобы разлучить.

Но последние Танины слова, сказанные с такой горечью, навели  Анфиску на размышления. До сих пор, она не верила ни на секунду в существование верной взаимной любви, которая хорошо смотрится лишь в кино. Но всякий раз, видя Таню и Вадика вместе, она тайно умилялась, и, всякий раз, отгоняла все дурные помыслы прочь. Но то, что услышала Анфиса сейчас по телефону, заставило её усомниться  в чистоте хоть каких-нибудь чувств и всколыхнуло её мятежную душу в другом направлении. Она больше не сдерживала свои мечты  закадрить Танькиного Вадима.

А Вадик вовсе и не думал менять тактику своего поведения. И на следующее утро он надел новые чистые шмотки, которыми полностью был забит его  плательный шкаф. А Таня, тем же днём, видя, что мужа ей не переубедить, простила ему всё и стирала всё те же носки и рубашки, но уже без помады. Нет, Вадик не изменился, только научился скрывать следы измены, заставляя своих партнерш перед любовными играми смывать всю косметику с лица. А сам после утех тщательно принимал душ.

 

Глава 12.

Спустя несколько дней после ссоры, Таня хоть и успокоилась немного, но всё же “дула губы” на Вадика и не разговаривала с ним так нежно, давая тем самым понять ему, что он не прав.

Сегодня Вадим, как обычно возвращался поздно после очередного заседания литературного объединения, после которого был вечер и банкет, посвященные творчеству великого поэта  Вадима Астафьева. Его имя теперь не сходило с уст окружающих. Теперь Вадик прослыл не просто поэтом, но и телезвездой после немногочисленных интервью, которые постоянно крутили по городскому каналу.

Идти ему пришлось через парк, знакомой дорожкой, по которой он ходил постоянно, не желая менять привычный маршрут. Но в конце аллеи сегодня было совершенно темно. Какие-то хулиганы разбили три фонаря  вдребезги. Ни один прохожий не рисковал сегодня пройтись через тёмное место. Но Вадик не знал этого и, когда подошёл вплотную к опасному переулку, сворачивать было поздно. Идти в обход было слишком далеко, и ему не хотелось. Он мечтал поскорее увалиться спать.

“Была, не была, -- подумал Вадим, -- Кого мне здесь бояться, приведений, что ли? А врагов у меня нет. Я хороший человек.”

Беспечно он шагнул в темноту.

Но не успел Вадим сделать и десяти шагов, как откуда-то из-за деревьев к нему подошли трое. Их лиц не было видно в темноте. У двоих на глаза были нахлобучены кепки, а третий так и вовсе  в маске, как грабитель банка. Они окружили Вадима.

-- Слышь, братан, дело есть, -- хрипло обратился к нему один.

-- Да, я слушаю, -- лениво и надменно ответил Вадик.

-- Закурить не найдется? -- резко спросил другой.

-- Да вы что, я не курю, -- фыркнул Вадик, -- А если и курю, то такие, что вам не под стать.

-- Врет, собака, -- обратился один незнакомец к другому. А ведь раньше всё шмалил, что предлагали. А теперь мы ему не подстать.

-- А как же, на халяву и уксус сладкий, -- откликнулся другой.

-- Ну, смотри, босяк, мы ж по хорошему поговорить хотели, -- обратился к Вадику первый незнакомец, -- А теперь, извиняй.

Тот, который был в маске, стоял сзади Вадима и тот его практически не видел. Он ловко  стукнул Вадима под коленки и тот свалился как подкошенный, прямо на четвереньки. Все трое были намного выше и здоровее Вадима, сопротивляться и отбиваться против них, было просто бессмысленно.

-- Да вы что?! -- возмутился  Вадик, пытаясь подняться, -- Я ведь поэт, я – гордость города. Я – знаменитость, а вы кто?! Да вы знаете, что вам за это будет!

-- Знаем мы таких поэтов, -- перебил его один в кепке, -- И ничего нам не будет. Попробуй, только пикни.

Он со всего размаху въехал Вадиму каблуком по физиономии, потом ещё и ещё. Тот упал лицом вниз, пытаясь со стонами зарыться в листву.

К первому присоединились все остальные и стали пинать несчастного поэта со всех сторон ногами. Тот не в силах был даже стонать.

-- Ну, всё, хватит на первый раз, -- скомандовал тот, что был в маске.

Другой, тут же схватил Вадима за шиворот, и одним движением поднял с земли. Резко толкнул на стоявшую рядом скамейку. Тут Вадим немного пришел в себя, хватаясь то за один бок, то за другой. Трое обступили его.

-- Чего вам надо? -- глухо простонал Вадим.

-- Твоего – ничего. А от тебя требуется следующее. Пойдёшь завтра в отделение и заберёшь заявление.

-- Какое заявление? -- попытался изобразить недоумение Вадик.

-- Сам знаешь, какое, -- рявкнул тот, что в маске, -- сделаешь обратное, будет хуже.

Тут в руке у него блеснул нож с длинным узким лезвием. Он оттянул пуговицу на рубахе Вадима и лезвием быстро провёл по материи. Пуговица с куском ткани упала на асфальт.

-- Вот так и с тобой же, -- добавил он.

Вадик ничего не мог сказать. Его буквально трясло в лихорадке.

-- Да, пошли, -- окликнул другой в кепке, -- У него уже штаны мокрые. Слышишь, вонь какая стоит.

-- Да, -- обернулся напоследок один из троицы, -- Считай, что друзей у тебя больше нет. Зато врагов, сколько хочешь. Он провел большим пальцем по своей шее и клацнул при этом языком.

Все трое развернулись и ушли. А Вадим еще некоторое время сидел на скамейке, приходя в себя.

 

Таня была занята осточертевшей ей стиркой, когда в дверях раздался нетерпеливый звонок. Она вытерла руки о передник и поспешила открывать.

На пороге стоял Вадим. В первую секунду Таня не поняла, что с ним. Он не был легок и беспечен, как обычно, а стоял с понурым видом, не решаясь заходить.

-- Что с тобой? Проходи, -- пригласила Таня, ещё не заметив ссадин на его лице в полутемном коридоре.

Вадик шагнул через порог так, словно на ногах у него были кандалы. Он стал нехотя разуваться, небрежно швыряя обувь в угол. Куртку так же кинул в том же углу. И тут при свете входной лампы Таня заметала, что его одежда и обувь вся не то в глине, не то в песке с отпечатками белых пятен обуви на ней.  А рубашка Вадика и вовсе  порвана.

-- Что с тобой, Вадим?! -- выкрикнула она, -- Ты что, пьяный по земле валялся? С тобой действительно не соскучишься, что не день, то новость!

Она подняла своё лицо, чтобы взглянуть ему в глаза и обомлела. На лбу у Вадима красовались сине-лиловые рубцы с кровоподтёками. Один глаз был запухший, губы разбиты в кровь.

 Вадик отвернулся. Он медленно прошёл  в спальню и упал на кровать, уткнувшись в белоснежную подушку. Он не в силах был больше сдерживать слёзы и разрыдался прямо у Тани на глазах.

Встревоженная и бледная, как стена, Таня, подскочила к нему, присела рядом на кровать.

-- Вадик, Вадик, что случилось? -- со слезами спрашивала она его, -- Кто тебя обидел?!

Но Вадик не отвечал, из его груди  вырывались только глухие рыдания. Таня упала сверху ему на спину и тоже зарыдала.

-- Вадичек, скажи мне, я в милицию пойду.

-- Не надо в милицию, -- заревел Вадик, -- Они совсем убить грозились.

-- Кто они?

-- Трое, здоровые. Двое в кепках, один в маске.

-- А чего хотели? Денег? Так отдал бы им все.

-- Нет, не денег. Заявление требовали забрать.

-- Так это всё из-за того заявления?! -- обомлела Таня, -- Так забери ты его. Сколько оно будет нам жизнь портить.

-- Что?!! – Вадик приподнялся на локте, глядя Тане в лицо, -- Никогда, теперь никогда!

В его голосе чувствовались нотки уязвленного самолюбия. Ярость рвала чувства от бессилия. Гордость не давала покоя, обострившись от унижения ещё сильнее.

-- Возьми и забери! -- рассердилась Таня, -- Ты же видишь, что из этого получается. Сегодня тебя избили, завтра надо мной поиздеваются. И далось оно тебе.

-- Нет,-- заявил Вадик,-- Так дело не пойдёт. Они решили, что могут запугать меня. Не выйдет. Какой же из меня защитник, если я всякого подлеца бояться буду.

-- Вадик, ты не прав, -- пыталась вразумить его Таня, -- Ты так говоришь, только из собственного чувства гордости. Но ведь они тоже люди, им жить надо. А ты им мешаешь. И мешаешь из-за пустяка.

-- И это говоришь ты, моя жена. Жена поэта, который всю жизнь борется  с подобной  нечестью. Да как  тебе не стыдно!

Вадик сел на кровать, свесивши ноги и доказывая свою правоту с пеной у рта. Таня  принесла из холодильника кусочки льда и принялась  прикладывать ему к ссадинам. Вадик шипел от боли  и пытался увернуться. Наконец Таня устало опустила замерзшие руки и молча слушала своего оратора. А он всё говорил и говорил. С губ у него стекала тоненькая струйка крови, но он не обращал  на неё внимание. Теперь ему казалось, что он революционер, борющийся, за справедливость, во всём мире. Он так вдохновился своей новой ролью, что забыл, про реальную боль.

-- Это всё сброд. Хохочущий сброд. Они бросают в меня камни, потому, что понимают, насколько они хуже и ниже. И я обязан дать им отпор. Ведь на то я и поэт.

-- Вадик, это просто твои друзья, -- один раз всё же попыталась возразить ему Таня, -- Они такие же, как ты. Вспомни, ведь ты раньше всё время с ними пил и гулял, и они умели тебя слушать. Так почему сейчас так нельзя.

-- Потому, что я шагнул выше. Я обязан драться за честь своей семьи. За  твою честь и за свою тоже. Как я могу забрать это заявление?! Ведь все твои и мои родственники знают, чем закончилась наша свадьба. И начальник мой на работе знает. И на твоей работе тоже все знают. Так это что же получается, если я заберу заявление, значит, я тоже участвовал в драке. А так нет, я – пострадавший. Моя репутация мне дороже. А твоя честь так и вовсе не безразлична. Я не хочу, чтобы все говорили потом, что ты живёшь со смутьяном и дебоширом.

-- Ой, не знаю, -- Таня всякий раз  под мощным давлением его горячих  речей  терялась в раздумьях.

«Может он и прав», -- подумала она и на этот раз, а вслух произнесла:

-- Да про это уже и забыли все.

-- Это сейчас забыли, а потом нет-нет, да и вспомнят. Люди злые. Тебе же хуже будет. Вот увидишь.

-- Ой, не знаю я, -- всхлипнув, повторила Таня, -- Я знаю, ты во всем прав. И перед другими тоже ни в чем не виноват. Но я так за тебя боюсь, Вадичек…

На следующие сутки Вадик никуда не выходил из дома, а провалялся весь день со стонами в постели. Никуда не выходил он и  последующие две недели, пока ссадины не затянулись, а синяки не стали такими, что их можно, было маскировать. На все звонки и предложения он отвечал, что болен, у него грипп и температура сорок, чтобы временно его оставили в покое.

Таня хлопотала над ним каждый вечер. К своему удовольствию она заметила, что Вадим за дни болезни стал намного спокойнее, приветливей к ней и дружелюбнее. Он больше не кричал на нее и разговаривал как можно ласковей. Таня решила, что это трудности его сделали таким. Неприятности всегда сплачивают людей, заставляют их становиться мудрее и больше ценить друг друга.

За два последующих дня, после того, как Вадик приплелся домой с избитой физиономией, Таня просто вся извелась. Она не находила себе места, все время размышляя на тему, что важнее, собственная жизнь или достоинство. Ведь мы не в те времена живем, когда из-за пустяка дрались на дуэли. Теперь все решается спокойно и более миролюбиво. Хотя Вадик теперь видный человек и ему нельзя падать лицом в грязь. Но ведь это дело быстро замялось бы, если бы из него не раздулся такой вот скандал. Никто бы ничего и не  знал.

В общем, к концу второго дня на работе Таня решила, что заявление необходимо забрать. Но как уговорить Вадика, он и слышать об этом ничего не захочет. Тем более, что в таком виде он никуда идти не сможет.

Идя с работы домой, Таня решила самостоятельно зайти в отделение милиции и поговорить с участковым. Быть может, ей поверят, как жене пострадавшего.

Ей повезло. Сегодня дежурил как раз тот милиционер, который был у них дома. Таня робко, но вежливо поздоровалась с ним и назвала себя.

-- Чем могу быть полезен? -- ответил ей вопросом участковый.

-- Товарищ милиционер, -- начала жалобно она, -- Я на счет заявления, которое мы писали…, вернее он писал…ну, мой Вадик после драки… Я хочу его забрать.

--Дело Астафьевых? – переспросил участковый, -- О драке в их квартире с повреждением личного имущества?

-- Да, – подтвердила Таня.

-- Так его уже забрали. В смысле, заявление.

-- Кто? -- изумилась Таня.

-- Да муж ваш. Вадим.

-- Когда?! -- почти крикнула Таня от неожиданности.

-- Да вчера и забрал. Днем.

Милиционер смотрел на нее во все глаза удивленно и продолжал:

-- С такой физиономией явился. Я думал, что-то серьезное, еще на кого-то писать пришел. Вот, думаю, напасть на человека, то мебель побили, то его теперь самого избили. И кто же его так не любит? А он: «на мотоцикле ехал, в столб врезался. Ничего не надо. Заявление забираю». И ушел. А мы-то думали, что дело действительно серьезное, долларов на тысячу. Уже и охрану подключать к нему хотели. Знаменитость все-таки. Он бы выиграл суд, и убыток возместил бы, моральный даже.

Таня так обрадовалась, что не стала слушать дальше, крикнув: «Большое спасибо», побежала домой.

А дома она застала Вадика в полном унынии, он ничего не рассказал ей и не хотел разговаривать почти неделю. Таня же не решилась сама затронуть щекотливую тему, боясь повлечь на себя гнев, своего «господина».

И лишь спустя некоторое время, когда Вадик уже не боялся выходить из дому, однажды вечером он веселый пришел домой и радостно объявил:

-- Все. Все дела закрыты. Был суд, справедливость восторжествовала. Обидчики были наказаны и за драку в нашем доме и за мои синяки. Я – настоящий мужчина, я доказал свою правоту.

Таня смотрела на него широко открытыми глазами.

-- И когда был суд, Вадик? – робко спросила она.

-- М-м, вчера, -- наугад ответил тот.

Таня ничего больше спрашивать не стала, потому, что знала, что вчера в Доме суда был выходной. Вероятно, Вадим этого не знал, как не знал и того, что Таня лично ходила в отделение милиции и разговаривала с участковым. И теперь от всей души хвастал перед ней своими доблестными подвигами, как истинный рыцарь. Он даже написал на эту тему несколько стихотворений, которые в последствии имели огромный успех среди читателей.

 

Глава 13.

Семейная идиллия Вадима и Тани закончилась с его, «выздоровлением». Депрессия прошла, тумаки и ссадины зажили, и он снова, ни о чем не думал и, не переживая, все делал только так, как нужно ему.

Он снова был груб и небрежен со своей подругой, которая стремилась, не жалея себя, отдать ему все. Постоянно был недоволен всем и упрекал ее во всем сделанном и несделанном. А то и вовсе запирался в спальне, что-то бубня и записывая, и Тане снова приходилось вечерами высиживать в тишине, затаив дыхание.

Хорошо разговаривал он только по телефону с теми людьми, которые ему были нужны, занимавшими более высокое и влиятельное положение.

Жизнь Тани постепенно стала приобретать не то, что бы серые, а мрачные тона. Но она терпеливо ждала. Ждала, надеялась и верила. Любя, верила в то, что Вадик, достигнув желанной цели, «расслабит поводья» и станет прежним. К нему вернется веселость и благоразумие, появятся новые друзья, более верные и понимающие, и он больше не станет сориться с ними по пустякам. А прошлое пройдет, забудется и растворится, как туман от лучей радостной и счастливой жизни.

А сейчас ему нужно усиленно работать. Ведь только трудами можно достигнуть благополучия во всем. И кто же, как ни его верная жена, муза и любовница поймет его лучше. Ведь он талант, гений, а гениям всегда несладко приходится. Они понятны не всем. Но талант нужно ценить и оберегать. И теперь это задача ее, Танина. На ней лежит большая ответственность. Нужно научиться теперь и ждать. И Таня ждала.

В тягостных ожиданиях она засыпала в одиночку на диване, в то время как ее признанный гений во всю «трудился» над очередной поэмой. В тягостных ожиданиях проводила вечера, когда он поздно возвращался со своих заседаний и всяких «важных мероприятий».

Тяжело дожидалась, когда же у гения  поднимется настроение и с ним  можно будет нормально заговорить.

А Вадик ничего не ждал. Ему хорошо было жить и так. Он не ожидал ни успеха, ни известности своих произведений. Он просто брал это от жизни. Брал всё, что она ему давала. Плыл по течению, не прилагая ни к чему особенных усилий, и всё время только брал, брал и брал. И брать старался как можно больше. А если что-то не получалось взять, закатывал скандал, падая в обморок  у всех на глазах и называл это всё жутчайшей несправедливостью, обижать поэта.

Вообще он никогда не считал нужным добиваться чего-то самому, называя это скромностью. И Таня однажды спросила его, почему он не захотел издать сборник стихов сам, а дожидался, пока друзья это сделают за него. Ведь она знала, что на это у него есть и средства и возможности. И Вадик жутко разозлился на неё. Он вычитал ей мораль о том, что порядочный человек никогда не лезет на рожон сам, а ждёт скромно и безропотно своей минуты, когда до него дойдёт очередь, и его заметят.

-- Но так ведь можно и до старости ничего не дождаться. А вдруг не заметят, -- возразила ему Таня.

-- Заметят, обязательно заметят, если человек талантлив.

-- Но ведь были же в истории случаи, когда действительно одаренных людей не печатали по какой-нибудь случайности. Редактор глупцом оказался, например. Или социальный строй был не тот…

-- То были случайности. А умных, вообще, замечают, -- самонадеянно отвечал Вадик не без гордости, что его заметили без особого труда.

-- Но таких случайностей очень много было. А теперь другое время. Ни от кого не надо зависеть, никому не надо в глаза кидаться. Издавай сборники сам, вот и всё.

-- Да что бы я сам сборники издавал. Да что же я, самозванец какой-то?! Я народом признанный поэт. Меня народ признал своим певцом. И я для него тружусь, его мысли излагаю. Я не о себе думаю, а обо всех. Но при этом дорожу своей честью. Никогда идей не подаю сам, пока мне не предложат.

Таня в недоумении лишь пожимала плечами.

-- Если идея хороша, как честь от этого пострадать может?

-- Хороша-то, хороша. А если её отвергнут. Во-от, то-то и оно. Кто я такой, чтобы всем указывать. Не дорос ещё.

-- Как это, кто? Ты человек, прежде всего. Не указывать нужно, а отстаивать право на свои мысли.

-- Дураки только против течения плывут, -- презрительно замечал Вадик.

На что Таня просто ничего не могла ответить.

 

Сегодняшний день для Вадима начался  как-то странно. Всё шло по привычному сценарию, как прежде, Вадик даже не задумывался, что делать  ему дальше.

Провел одну из редких ночей в постели с Таней, которая самой Тане теперь казалась ещё большим праздником. Но теперь всё было немного иначе, пропитано горькой тревогой и ожиданием  разлуки для неё, скукой -- для него.

Затем завтрак, приготовленный заботливой супругой на двоих. Как обычно, гренки из ржаного хлеба, и яичница с ветчиной, всё как хотелось Вадику.

Одевшись получше с помощью той же супруги, молодой педант важно шествовал к своей новенькой иномарке, а его супруга спешила в другую сторону пешком на работу.

Утро не предвещало Вадиму ничего неприятного. И погода, и движение на улицах устраивали его настроение. Сегодня он не застревал в пробках по часу и приехал на фирму вовремя. Припарковал свою «красавицу» рядом с немного устаревшей и не совсем новой моделью авто своего шефа. Полюбовался издалека, и отметил про себя: «Если так дело и дальше пойдёт, скоро сам Палыч, наш шеф, будет мне завидовать и просить, чтоб я подольше остался  у них поработать. Я ведь теперь знаменитость, украшение их скромного  коллектива. Глядишь, когда-нибудь на здании этого мрачного предприятия будет висеть одна светлая ободряющая табличка: «Здесь работал великий гений, поэт и актёр Вадим Астафьев». А остальные будут смотреть на неё, все кто работал со мной, и вздыхать, вспоминая светлые минуты своей жизни, проведенные рядом с таким гением…

Так мечтал он, поднимаясь по ступенькам перед входом, открывая дверь здания. А из окон его уже заметили сослуживцы и бросали ироничные фразы друг другу по поводу «великого гения». Сегодня их ирония была особенно обострённой и едкой. Судя по всему, Вадик собирался оставить риэлтерскую фирму в скором времени, полностью уйдя в большое искусство. Но он забыл одно, пока что своим комфортом и благополучием в жизни  обязан только этой фирме, поскольку искусство его пока не кормило, а давало только известность. Но только пока. И любой здравомыслящий человек воспользовался  бы этим шансом,  не обрывая старые нити своего существования. Но, к сожалению, чем больше успехов было у Вадима во всех его делах, тем меньше здравомыслия. И последнего с каждым днём  становилось всё меньше и меньше.

Войдя в офис, Вадим в очередной раз заметил испытывающие взгляды своих коллег на себе. Но сегодня с ним мало кто поздоровался, даже сквозь зубы, как раньше. Руки ему и вовсе никто из мужчин не подал.

«Завидуют. Всё время завидуют. А сегодня так совсем ум потеряли», -- решил  Вадим и направился к своему месту через компьютерный зал, по пути небрежно сбивая длинными полами своего пальто бумаги, лежащие на столах.

-- Вадим, осторожнее, -- окликнула его бухгалтерша Лидочка.

-- Что-что? -- обернулся к ней Вадим, поправляя на носу стильные очки, изображая при этом очкарика-недотёпу, полностью погруженного в свои мысли.

-- Да ничего. Ты просто как слон в посудной лавке, всё повалил. Попробуй только, зацепи мои цветы на окне, вовек не расплатишься.

-- Ой, прости-тте, пожалуйста, -- схватился  Вадим обеими руками за свою  взлохмаченную голову, нарочно выронил модный портфель и этим развеселил всю женскую половину коллектива. Что же касается мужчин, те равнодушно сопели, уткнувшись в свои дисплеи.

Поняв в чем его козырь, Вадик продолжал смешить девушек дальше, изображая неуклюжего студента и поочерёдно роняя то одну, то другую папку с бумагами, неловко топчась на месте и умильно пыхтя.

«Он такой милашка», -- перешептывался слабый пол.

«Симпатяга и совсем не заносчив», -- сплетничали дамы постарше.

Девушки, шушукаясь и хихикая, обступили Вадика со всех сторон.

-- Ой Вадик, расскажи нам, что ты сочинил новенького.

-- Твои стихи просто прелесть.

-- Мы их обожаем. И тебя тоже.

Наперебой просили девушки.

Лидочка к этому времени поднялась и вышла, чтобы срочно отнести шефу какие-то бумаги. А когда  она вернулась, то увидела Вадика, сидящего на её столе и бумагах, поставив ноги прямо на рабочий стул. Он увлеченно что-то рассказывал.

Лида, как хорошо воспитанная девушка, не стала перебивать речь умного человека. Она стала в сторонке вместе со всеми и стала слушать, хотя работы у самой было не впроворот. Но она тоже была поклонницей творчества Вадима.

Он говорил то стихами, то прозой и щёки его поминутно краснели. Он чувствовал на себе восхищенные взгляды и воцарившуюся вокруг тишину. Так прошёл час рабочего времени. Все совершенно забыли о своей работе. Даже самые хмурые скептики из сильного пола не могли спокойно сосредоточиться под магическим голосом Вадима. Хотя, конечно, обстановка в компьютерном зале  всегда была шумная. Ни гудение аппаратов, ни разговоры коллег, ни даже громко включенное радио не могло помешать работе. А тут обычные стихи выбили всех из колеи. Никто уже просто не мог вернуться к своему делу.

-- Эй, поэт, может хватит читать, -- мрачно заметил один товарищ, -- Уже времени чёрти сколько. Нам план сдавать надо, а ты сотрудников от работы отрываешь. Собери после работы и читай сколько хочешь. А сейчас работать надо, а ты мешаешь.

Вадим перестал читать, вздохнул и нехотя с упрёком взглянул на обидчика. Ему самому работать жутко не хотелось.

-- Вы когда-нибудь бывали в большом театре? -- попытался он завести новую дискуссию.

-- Бываю каждое воскресенье с семьёй, -- ответил коллега.

-- По вас незаметно.

Тут Лидочка тоже взглянула на свои часики.

-- Ой, Вадик, ты извини, но мне отчет составлять пора… -- тонко намекнула она, чтобы Вадим слез с её рабочего места.

Вадик лениво слез со стола, оставляя на стуле следы от обуви. Когда он уже сидел на своем месте, заметил, как Лидочка усердно вытирает свой стул тряпкой.

«Вот ещё чистоплюйка, -- подумал Вадим, -- Да ты подошвы должна целовать человеку, который так много донёс тебе сегодня. А, вообще, бескультурная публика. Перебивают, когда хотят».

Вадим сидел за  компьютером, не  снимая своего роскошного пальто. Он включил монитор и лениво глядел на экран дисплея. Настроение, и без того не рабочее, было окончательно испорчено хамством и невежеством коллег. Просидев ещё минут десять, откинувшись на спинку  кресла, он решил выйти в буфет перекурить, и, возможно, выпить немного белого вина. Но не успел. Как только он собрался подняться и уже нащупал в кармане зажигалку, на монитор поступил сигнал, из кабинета  шефа. Олег Павлович просил срочно зайти к нему.

«Опять, наверное, жалованье поднять хочет, лишь бы не уходил, -- подумал Вадим, -- Ох и люди! То рот заткнуть готовы на ровном месте, то задабривают, чтобы не ушел раньше времени».

Отложив свою идею «попить пивка» до начала перерыва, он поднялся и ленивой походочкой, не спеша направился к кабинету шефа.

-- Здравствуйте, Олег  Павлович, -- поприветствовал он, войдя, своего руководителя, не без двойственного смысла о том, что будто бы недавно виделись.

-- Здравствуй, Вадим, -- Олег Павлович был совершенно серьёзен, он сдвинул хмурые брови над каким-то проектом.

Вадим присел в кресло напротив без приглашения.

-- Ты что, только что пришёл? -- спросил начальник, бегло кинув взгляд на пальто Вадима.

-- Да нет, часа два уже здесь.

-- А почему в верхней  одежде?

-- Да так, снимать не хочется. А что, это запрещается?

-- Вообще-то, здесь рабочее учреждение, а не детский сад. Так, что, сделай милость, сними пальто хотя бы в моём кабинете.

Олег Павлович сегодня был сердит не на шутку. Вадим это почувствовал и не стал ему перечить. Нехотя вытащил руки из рукавов и небрежно оставил пальто позади себя на спинке стула. Олег Павлович кинул ещё один свой взгляд из-под очков на Вадима и возмущённо повел головой в сторону.

«У старика явно плохое настроение, -- подумал Вадим, -- В последнее время очень часто. У него уже маразм, наверное. Неужели  и я таким буду?! Легче застрелиться».

Наконец-то Олег Павлович оторвал взгляд от проекта, отложив очки в сторону, и посмотрел Вадиму прямо в глаза:

-- Вадим, это чей проект? -- спросил он так, будто сам не знал этого.

-- О, так это ж мой проект, -- ответил Вадим в такт ему, изображая наивное глупое удивление.

-- Не корчи дурачка, -- оборвал начальник спектакль, -- Я вижу, что твой. А где ты его взял?

-- Где? Где же я его взял? Ну, ну, ну оттуда. Ну, из головы, конечно, -- продолжал Вадим в том же духе.

-- Из чьей головы?

-- Из своей же.

-- Ох, Вадим. Сомневаюсь.

-- Сомневаетесь в моих способностях?

-- Нет, не в способностях. В том, что проект твой. А известно ли тебе, что месяц тому назад ко мне приходил Всеволод, твой друг, кстати. Вот с такими же идеями. И я лично их утвердил.

-- Не может быть?!

-- Может. Тем более, что ты принёс мне ксерокопию, а не подлинник.

-- Ну, подлинник у меня. Могу показать.

-- Не надо. Не хочу видеть твоё унижение. Но дело ещё и в другом. У Севы было много черновиков. Он мне их тоже показывал. Я вижу, это один из них. Вот здесь даже исправления, сделанные мною, лично. Ты их не досмотрел.

-- Ну, знаете, -- вскипел Вадим, -- Это вы его обвинять должны. Мы вместе проект обсуждали, а он один идею вам подал, без моего ведома.

-- Хорошо, -- хитрый шеф, взяв бумаги, отошел к окну, -- Ответь мне на вопрос.

Он задал Вадиму вопрос, на который тот не смог ответить и лишь нелепо стал оправдываться, отвечая наугад.

-- Давно дело было, уже не помню. Вы же знаете, у меня другим голова забита.

-- Вижу, вижу. Знаю, знаю. Но еще пару месяцев назад ты был не таким.

-- Олег Павлович, если бы вы знали, как тяжело мне всё это достается.

-- Я знаю, потому и прощаю многое. И опоздания на работу, и прогулы, и отгулы, и недоделки по работе, и крупные ошибки. Никому другому так много не прощается, как тебе. А ты ещё и проект чужой спёр. Ну, куда это годится?!

-- Я спёр? Да как вы можете!

-- Да, да, Вадим. Именно, спёр. Я же вижу, ты не имеешь к нему никакого отношения.

-- Вот так всегда, -- Вадик сначала уронил голову на ладони, потом поднял её к потолку с глазами, полными слёз, -- Проклятая рассеянность, бич всех творческих людей.

-- Вадик, Вадик, остановись. Тебе на сцене большого театра играть надо, а не здесь гнуться. И чего ты время теряешь даром, просто не понимаю?

-- Я не играю. Мне просто обидно, что моя доброта мне  боком всегда выходит.

-- А моя мне не выходит? Ты думаешь, мне выгодно держать у себя работников, выполняющих работу плохо или не в полную силу.

-- А что мне делать, я не успеваю?

-- Но  тебе ведь платят гонорары.

-- Это не деньги, это слёзы.

-- Пусть даже так. Но ты мне скажи одно, как ты решился на такую низкую подлость, оболгать и подставить друга? Ты ведь знаешь, что скоро он будет получать больше тебя в два раза. Тебя это заело?

-- Меня не заело, -- зло бросил Вадим. Мне то обидно, что я могу и лучше чем он. Ведь ещё вчера он без меня  и компьютером пользоваться не умел, а сегодня  переплюнуть пытается. И вообще, хочу жить по человечески. Я стою большего.

-- Вот и я так подумал. Предлагаю тебе оставить место для другого работника.

-- Выгоняете? -- Вадик сузил глаза.

-- Нет, только предупреждаю. Или работай как все, хотя бы в пол своей силы или не подводи фирму… Ты парень одарённый, тебе в другую сторону смотреть надо, а не тут просиживать. Да ещё красть пытаешься. Нет, Вадим, это никуда не годится.

Вадим сделал оскорблённое лицо:

-- Ну что ж, -- произнёс  он в сердцах, -- Вы про меня ещё вспомните, -- резко встал, схватил пальто и кинулся к двери, -- Вспомните, когда надо будет.

Он хлопнул дверью, выходя из кабинета начальника так, что все присутствующие в зале, обратили свои взгляды к нему, забыв про свою работу. Они удивленно уставились на разъярённого Вадима. До сих пор он считался любимчиком шефа, и теперь никому не была понятна причина его гнева.

-- Вадик, что с тобой? -- спросила его Лидочка, когда он подошёл к своему месту и стал собирать вещи.

Вадик молчал, будто не слышал заданный вопрос.

-- Прибавка к жалованию маленькая, -- хихикнул кто-то из коллег.

Но тут же на него шикнула какая-то дама.

Вадим молчал обиженно надув губы, как ребёнок, будто ждал, что сейчас кто-то его будет успокаивать и утешать, но не дождавшись очередного вопроса кинул словно в никуда:

-- Ухожу от вас!

Но никто  не осмелился спросить куда, зачем и почему. Все расценили его уход, как нежелание  работать в их фирме, рядом с обычными людьми. Но каждый в душе завидовал ему и каждый в тайне от самого себя жаждал, чтобы он поскорее ушел. И вот, наконец, счастливый момент настал, гора с плеч свалилась  сама у каждого из присутствующих, за исключением некоторых влюблённых до беспамятства в него девиц. Вадик ушёл из надоевшего ему общества, громко хлопнув за собой дверью, унося с собою чужую досаду, принижение и комплексы неполноценности. Но унёс ли он их полностью? Нет. С его уходом в душах этих людей совершенно ничего не изменилось. Просто зависть каждого из них со временем перекинется на другого, более удачливого соседа. А пока известие об увольнении шокировало всех.

Настроение у всех резко поднялось. Работать больше никто не хотел. Все зашумели, стали переговариваться, перешептываться.

-- Зазнался он, -- заявил один коллега, -- Вот Палыч его и не вытерпел.

-- Да, -- подхватил другой, -- Да и не место ему среди нас. Раз ты звезда, так и свети в другом месте.

-- А такой был милый, -- сокрушалась дамочка, -- Ну и что, что загордился. Я думаю, он имеет на это право.

-- Конечно, -- подтверждала другая, -- нам нравилось у него автографы брать. Подумать только, рядом с живой знаменитостью работали! Когда-нибудь мы тоже войдем в историю. И о нас напишут. Он напишет.

-- Да, на заборе пальцем, -- скептично заметил мужчина средних лет.

-- Подумаешь, звездный мальчик. Стихи он пишет, я точно так же могу. Еще и лучше. У меня блата просто нигде нет, -- во всю возмущался его сосед.

-- Ну, ты не скажи, -- заметила Лида, -- Твои-то только на заборе пальцами писать. А он все равно талант, хоть характер у него, конечно, отвратительный.

-- Чего?! -- возмутился дядька, -- Рот закрой, раскудахталась. Подумаешь, помело звездное. В каждую дырку затычка.

-- А вот Вадик так бы не сказал, -- вступилась Лидина подруга, – А он все равно лучший из лучших, потому что настоящий интеллигент,  а не помело какое-то.

-- Подумаешь, антилягент, -- заревел дядька, -- Нытик, да и только. Не мужик он. И манеры бабьи.

Тут из-за двери своего кабинета появился Олег Павлович. Услышавший своих подчиненных, он вышел успокоить их и объяснить обстановку.

-- Тихо, -- строго произнес он.

 Но успокаиваться никто и не думал. Все были настолько возбуждены и ошеломлены, что просто не слышали слов своего шефа.

-- Прошу тишины, -- повторил Олег Павлович.

Некоторые голоса стихли, остальные продолжали галдеть, обсуждая уход Вадима.

-- Да тихо же, наконец, -- рявкнул начальник и грохнул кулаком по ближайшему столу.

На какое-то время воцарилась полная тишина.

Олег Павлович перевел дыхание и начал:

-- Никто Вадима не увольнял. Он ушел по собственному желанию. Да, у меня с ним был серьезный разговор. Вследствие чего я объяснил ему, что, так как работает он, на нашей фирме работать нельзя. Я просто не в состоянии потом буду ее поднять.

-- Правильно, так и  надо лентяям, -- снова закричали коллеги, -- Мы вкалываем день-деньской и столько не имеем как он. А он, поэтишка, посидел здесь, повыпендривался и пошел стишки писать. И больше нашего имеет.

-- Тихо, -- снова рявкнул шеф, -- Я еще не закончил.

Сделал паузу, вспоминая, на чем остановился и продолжил:

-- Вадим ушел по собственному желанию потому, что на его плечи легла непосильная нагрузка. Он должен строить свою жизнь иначе, и это его право. Я не думаю, что сейчас ему будет легче. А платил я ему больше не за то, что он поэт и мой любимчик, как считаю многие из вас. А за то, что он хороший работник. Раньше был. В упрек всем вам. Но не его это стезя. Он создан для другого.

С этими словами Олег Павлович глубоко вздохнул, как бы сожалея о происшедшем, опустил глаза и собрался уходить.

-- Да, конечно, мы видели, с какой миной он отсюда вылетел, -- послышался робкий голос.

Олег Павлович поднял глаза и с упреком глянул на говорящего.

-- Ну, что  ж,  это ваша вина. Не смогли вы, значит оценить того, кто был с вами рядом. А жаль. Пусть он немного другой, но если б не такие, как он, мы все находились бы в серости.

С этими словами, не обращаясь больше ни к кому, Олег Павлович отвернулся и скрылся в своем кабинете. А каждый из работников ушел в свои мысли или погрузился полностью в работу.

 

Вадик оставил свою «красавицу» на автостоянке. Настроение испортилось полностью после сегодняшнего разговора с шефом. Он шел по серым улицам, буцая в досаде осеннюю листву ногами. Нельзя сказать, что на душе у него было слишком мрачно. Он знал, что скоро оставит надоевшую работу и ждал этого момента. Единственное, что его раздражало, что об этом вежливо попросил сам шеф.

«Они еще вспомнят про меня, -- думал Вадик, -- Вспомнят, когда понадобится. Интересно, как они теперь будут жить? Погрязнут в бытовухе да своих проблемках. Никто и праздника не устроит. А то бывало раньше, как новогодний вечер, так Вадим Астафьев -- ведущий. Как поздравить кого-то, так снова: Вадик, стихи сочини. Как литературный вечер провести, так Вадим – наша гордость, снова выступай. Замучили. И все за бесплатно. Ну, все, с меня хватит. Теперь работать буду только за деньги».

С неба накрапывал мелкий дождик, но зонтика у Вадима не было, и он поднял воротник пальто, что предало ему более деловой и задумчивый вид. Со стороны можно было подумать, что очень занятый человек торопится по своим делам. На самом же деле Вадим просто гулял по городу, не зная, чем теперь себя занять.

В парке было более уютно. Сквозь кроны, еще не облетевших  деревьев, капли дождя не попадали на землю, и можно было спокойно бродить по аллеям. На лавочках сидели отдыхающие. Детвора играла и гонялась, друг за дружкой, бросаясь опавшими листьями. В любую погоду им было радостно. Но Вадика все же раздражал их громкий смех. Он просто был слишком далек от жизни, которую еще недавно жил сам. Теперь его волновали лишь проблемы связанные с реальным успехом, от которого зависели его благополучие и достаток. Все остальное ему казалось пылью, которою придумали писатели фантасты или просто глупые люди, не умеющие зарабатывать деньги и тем самым, оправдывая собственную невезучесть.

Вадик не спеша брел по аллее. Вдруг очень близко рядом с собой он услышал знакомый голос:

-- Что поэт, стихи сочиняешь? Ну и как, пишется?

Вадим оглянулся, рядом с ним стояла ярко рыжая шатенка с длинными волнистыми волосами. Вадим не сразу узнал ее. В первую секунду она просто поразила его своим сногсшибательным прикидом. Он обалдело глянул на нее, не в силах что-либо сказать.

Не дожидаясь ответа, она продолжала:

-- Ну, конечно, погода как раз поэтическая: «Унылая пора, очей очарованье…»

Наконец к Вадиму вернулся дар речи.

-- Анфиса, ты?

-- Ну, конечно, я. Ты видно от своих стихов совсем память потерял.

-- Да, нет… Я просто… Ты такая классная!

Анфиса кокетливо повертелась перед ним. В руках у нее был небольшой дамский зонтик тигровой окраски в тон ее огненной шевелюре, которым она ловко почти жонглировала.

-- Да тебе топ-моделью нужно быть, -- ахнул Вадик, -- И почему таланты такие пропадают?!

Анфиса изобразила смущение, скромно опустив глаза. Затем приблизилась к Вадиму и изысканным жестом тронула его за руку. Ее ручка, обтянутая тонкой кожанной перчаткой, была настолько  миниатюрной, что сердце Вадима затрепетало.

-- А ты, Вадичек, поможешь мне с этим? -- заискивающе начала она, -- Ведь у тебя теперь столько знакомств.

Вадик растерялся. Сказать, что он везде еще пока сам новичок, он не мог. Это могло бы принизить  его авторитет, и он начал врать.

-- Да, конечно. И среди литераторов, и среди художников у меня столько знакомств. Я скоро до кинематографии доберусь, буду в кино сниматься.

Анфиса восхищенно смотрела ему в лицо, прильнув щекой к плечу.

-- А, может, ты и сам топ-моделью станешь скоро, -- сладко пропела она, -- У тебя такие мускулы. Я через одежду чувствую. Мы будем сниматься рядом на обложках самых модных журналов. А потом какой-нибудь великий художник напишет с нас картину. И мы войдем в историю. Я об этом так мечтаю.

Вадик тоже восхищенно глядел на нее во все глаза, только и делая, что поддакивая. Анфиса почувствовала, что он почти в ее руках и решила нанести последний штрих к задуманному пейзажу:

-- Как хорошо, что мы встретились. Мы просто созданы друг для друга.

Она томно закрыла глаза и приоткрыла пухлые губки, выкрашенные в ярко алую помаду. На ее остреньком носике красовалось много веснушек, веснушки были и на лбу и на заостренном приподнятом вверх подбородке. Сейчас,  когда ее лицо оказалось так близко к лицу Вадима, он мог очень четко разглядеть ее недостатки. Но даже они не мешали считать ее самой обольстительной и прелестной. На мгновение Анфиса приоткрыла глаза, хищно взглянув на Вадима. Но Вадим этого уже не заметил. Он полностью был в ее плену. И она это поняла. Поняла и действовала дальше.

-- Расслабься, мне хорошо с тобой, -- простонала она. В следующую секунду Вадим крепко сжал ее в своих объятиях и поцеловал в губы.

-- Нет, не здесь, -- Анфиса изобразила испуг, -- Пойдем ко мне.

-- А как же твой ?

-- А-а, мой. Я его только что на работу отправила.

-- А сама что ж не на работе?

-- Ты чудак. На какой работе? Я понятия не имею, что это такое. Муж зачем? Я что, даром с мужиком живу?

-- Это правильно. А вот моя все пашет и пашет.

-- Ах, Танька. Она трудяга. Ее бедную с детства так приучили. Слава богу, я не такая.

Анфиса весело захохотала и игриво стала увлекать Вадима за руку, танцуя впереди его и прикрывая зонтиком от дождя. В ее манерах, смехе, разговоре было столько театрального, что Вадим сделал резюме:

-- Ты -- настоящая актриса. Твое место на большой сцене.

Анфиса снова торжествующе засмеялась. Она чувствовала, что с каждым своим движением и словом все ближе и ближе к заветной цели. Она всего в своей жизни добивалась таким образом, смеясь и не прилагая особых усилий. Это давало ей повод гордиться собой и считать всех остальных глупее себя. И, как всякая ”великая личность” она относилась к наивным простачкам снисходительно, прощая им все недостатки. Но лишь те, которые не мешали ей самой брать от жизни то, что она считала необходимым. Она всегда старалась окружить себя «полезными» для нее людьми. Ловко находила их слабые места, подчиняя себе и находя над ними власть, чтобы обязательно извлечь из таких отношений какую-то выгоду. Выпить все, что ей дают, а затем бросить обессиленную и подавленную жертву, которая ничего полезного принести ей уже не может, катиться дальше по ветру.

Теперь в ее сети попал Вадим.

Классный ловелас и соблазнитель, умеющий сам совращать, охмурять и использовать, стал жертвой не менее коварной хищницы. Он попался на ее уловки, как обычный простачок и был счастлив от этого. Ведь она имела авторитет среди своих сереньких подруг и внушала уважение простофилям и пижонам.

Они пришли к Анфисе домой.

Вадик привык, что Таня всегда при входе подпихивает ему теплые тапочки, услужливо помогает снять и повесить на вешалку пальто, затем идет в кухню и ставит на плиту чайник. И все это было всегда по одному и тому же сценарию. Но с Анфисой все было не так.

Едва они переступили порог  ее квартиры, как она, как настоящая женщина-вамп, впилась Вадику в шею, едва не оставив пятно от укуса. Затем, рыча, стала целовать и кусать его губы.

-- Я так ждала этого момента. Теперь ты мой, мой, мой, -- шептала она в порыве страсти.

Затем она стала стаскивать с него пальто, едва не оторвав рукав. А, стянув, бросила на пол его одежду и повалила на нее Вадика, затем сверху упала сама. Падая, Вадик ушибся и застонал. А она решила, что ему так хорошо и продолжала его почти насиловать. Вадик едва успевал перебирать пальцами по ее тощему телу, стаскивая с нее одежду.

Анфиса притворно стонала, и все время повторяла одну и ту же фразу, как заклинание:

-- Так хорошо, как со мной, тебе ни с кем не будет.

Потом, когда все закончилось, и они встали с пола, Анфиса, наконец, провела гостя в комнату и усадила на диван. У Вадика впервые в жизни от чего-то подкашивались ноги, и кружилась голова. Он чувствовал себя новичком в сексе перед ней. Да, такой шквал эмоций, вряд ли бы выдержал даже опытный ловелас. Но Вадим выдержал. И теперь гордился этим.

-- Ну, как тебе? – с нетерпением спросила Анфиса, -- Правда же, я самая лучшая?

-- Правда, -- протянул Вадик.

Ему жутко хотелось пить, в горле пересохло от волнения, и он не в силах был говорить о чем-нибудь. Но сказать об этом не решался своей, «хозяйке». Робко он признался:

-- Сейчас чайку бы.

Анфиса как и не слышала мимолетно вылетевших слов. Ведь ей чая не хотелось, зачем же было переживать о пустяках. В горячем волнении она продолжала:

-- Скажи, Вадичек, если бы не она, ты женился бы на мне? – ожидая ответа, она закрыла глаза так, словно всю жизнь мечтала, о таком, как он. Но перед ее воображением отнюдь не возникал его образ. Ее ослепил блеск бриллиантов и украшений, которые она постоянно видела на Тане. Хищному аппетиту не было пределов. И теперь, Анфиса вовсе не желала подруге плохого, как и все предыдущие разы. Она просто хотела завладеть тем, что принадлежало сейчас ей и по понятиям Анфисы, было совершенно не нужно незаметной серой мышке.

Вадик призадумался над неожиданным предложением. Он не любил Таню, вернее, уже не был ею охвачен, как в первый раз и увлечен. Но она была ему удобна. Расставаться с нею ему было опасно, ведь она выполняла столько работы для него, которой он никогда бы ни делал сам. Но, с другой стороны, Анфиса – классная девка. С ней не стыдно было показаться на люди. Ей не нужно было часами втолковывать, как вести себя в компании видных людей. Она все это знала сама, наверное, с самого рождения и могла научить кого угодно. Да, по мнению Вадика, это и есть настоящий талант. Этому не научишь. Кто же не захочет обладать таким «бриллиантом»? Его глаза жадно сверкнули дьявольским огоньком.

-- Женился бы, -- выпалил он, -- О такой, как ты, всю жизнь мечтал. Просто не встречал. А теперь впервые счастлив.

Анфиса завизжала от радости. Она чувствовала себя победительницей.

-- Так давай будем счастливы вместе, -- Анфиса снова закатила глаза и приблизила свое лицо к лицу Вадима, горячо дыша ему в губы.

-- А Таньку куда? Не убить же ее. Она меня во всех смертных грехах обвинит.

-- Зачем же убивать. У нее что, грехов нет?!

-- Есть грешки. Она страшная зануда. Всегда всем недовольна. Всегда меня критикует. А трахаться как с ней противно. Всё время одно и тоже. Не то, что с тобой, -- он благодарно и благоговейно, глянул на Анфису.

-- Да, это не повод для  развода, -- поразмыслила она.

-- Слушай, -- вдруг осенило Вадика, -- А давай сделаем так, что она мне изменит первая. Всё время мечтаю эту монахиню застать у себя дома в постели с другим. Выгнал бы её и дело с концом.

-- Не выгонишь. Она не изменит. Ты думаешь, мне подпихнуть ей некого? Хотя бы её бывшего. Но она же не такая, как мы. Она же святая. Вон как мой Вадька на неё до сих пор пялится. А когда танцевал с ней на вашей же свадьбе... Другая бы не выдержала. Я уже сама думала, ну всё, Танька к нему снова вернется. Так она… Вся драка из-за неё вышла. Все беды на свете из-за таких, как она. Сами не живут и другим не дают.

Вадик вздохнул.

-- Слушай, -- вдруг всплеснула руками Анфиса, -- А давай ты ей сам предложишь изменить.

-- Это что-то новое, -- криво усмехнулся Вадим.

-- Да, да, сам. Тебя она послушает. Она ведь тебя любит. Я знаю, она такая верная, ради любви на все пойдет. Ты ее только попроси и она все ради тебя сделает.

-- А потом?

-- А потом обвинишь ее в измене. Я, скажешь, пошутил, чувства твои проверял.

-- А если не изменит.

-- Значит, обвинишь в не измене. Она же тебя любит, значит должна пойти на это. А не пойдет, значит, не любит.

Вадик задумчиво помял мочку своего правого уха.

-- А что, это идея, -- поразмыслив, сказал он, -- Я подумаю над этим. И хорошо, подумаю.

Вадик задумчиво ворошил свои волосы на голове. Это было признаком того, что в голову к нему приходят сногсшибательные фантазии. Если бы сейчас рядом с ним была Таня, отлично знавшая все его привычки, то она бы решила, что он сейчас кинется записывать какой-нибудь стих. В таких случаях она, не говоря ни слова, тихо удалялась, переживая, чтобы Вадик не сбился с гениальных мыслей. Но Анфиса не знала ничего о Вадиме, и ей было совершенно наплевать, в каких условиях привык думать «великий поэт». Она трещала без умолку прямо ему на ухо, не давая, сосредоточится. «Тихо!» -- хотел было крикнуть Вадик, но вовремя сдержался, вспомнив, что перед ним не Таня, а уважаемая всеми Анфиса.

Он хотел было отказаться от предложенного плана, но предстоящая интрига взбурлила его кровь настолько, что он снова почувствовал прилив «творческих сил».

«В конце-то концов, разведусь я с ней или нет, зависит только от меня самого. А вдруг мне, повезет. Буду иметь и жену, и классную любовницу. А Таньке моей  и упрекнуть меня будет не в чем», -- промелькнуло у него в голове, но опомниться ему не дала Анфиса, которая снова свалила его в постель.

-- Я придумаю, я обязательно что-нибудь придумаю, -- В перерыве между оргазмами возбужденно шептал Вадик, -- У меня наклюнулась идея.

Домой Вадик вернулся, как обычно, поздно вечером.

Таня в такое время уже ложилась спать. Но сегодня она была не одна. Мама Вадика пришла к ним в гости проведать любимого сына. И Таня не спешила провожать и без того редкую гостью, которая хотела все-таки дождаться своего блудену. Еще с порога Вадик услышал знакомый голос, доносившийся, из зала.

-- Да, характер у Вадьки не из легких, -- говорила Марина, -- Но это временами, вообще он ласковый и добрый.

-- Да, я знаю, -- подтверждала Таня, -- Я его и такого люблю. А ко всему остальному можно привыкнуть. Самое главное, я знаю, что он мне не изменяет. Ну, правда, бывают иногда недоразумения. Любят его поклонницы, вот и все.

При этих словах Таня немного покраснела. Она вспомнила недавнюю ссору с Вадимом из-за того, что он пришел домой весь в губной помаде. Тогда Таня ни на минуту не сомневалась в том, что он ей изменил. Но сейчас ей хотелось верить в обратное, да и маму не хотелось расстраивать. И мама тоже всей душей верила в то, что у нее замечательный сын. Самый умный, добрый и порядочный на всем белом свете.

Вадик разделся в прихожей, не дожидаясь, пока его встретят, и вошел в комнату. Обе женщины радостно кинулись к нему, стали усаживать за стол, хлопотать над ним.

-- Вадик, Вадик, -- вдруг встревожено сообщила Таня, -- К тебе сегодня весь вечер твой начальник звонил. А почему не на твой телефон, на домашний? Ты что, на работе не был? Он спрашивал, как ты и хотел поговорить.

Вадик вдруг приосанился и важно уселся в кресле.

А как же не гордится, не успел уволиться, а ему уже звонят и хотят обратно взять.

«Все равно, дура, – подумал он про себя, -- Неужели нужно при матери сообщать. Ну, что ж пускай обе знают.»

-- Не был я на работе. Меня выгнали, -- лениво сообщил он, -- Не успел войти -- и от ворот поворот. Уходи, говорят, ты нам не нужен. А мобилку я выключил, не хотел больше с ним разговаривать, вот он домой и звонил.

Таня, всплеснула в ладоши, а мама нахмурилась, зная строптивый характер своего сына.

-- Из-за чего выгнали? -- переспросила, волнуясь, Марина.

-- Стихи мои не понравились. Не нравится им, что я кроме работы еще и этим занимаюсь.

-- Так где же ты был все это время? -- продолжала мама, -- Небось, по улице голодный шатался. Может, папа позвонит и все уладит у тебя  на работе.

-- Вадиму  и так звонили, -- тихо напомнила Таня.

-- Не надо, -- фыркнул Вадик, -- У меня теперь своей работы хватает.

-- Ну, смотри, -- покачала головой мама, -- Если будет туго, подсобим.

Глава 14.

Вскоре Вадика пригласили на фестиваль молодых поэтов, который проходил в другом городе. Ему необходимо было отлучиться недели на две. Несколько дней Таня хлопотала над его чемоданами, собирая любимого в дорогу.

-- Ты бритву положила? – командовал Вадик, -- А зубную щетку? А мой любимый плеер? Еще кроссворды сунуть не забудь. Ты знаешь, какие я люблю.

Таня старательно упаковывала багаж.

Зато, когда Вадик уехал, она облегченно вздохнула. Но к своему удивлению ни тоски, ни грусти за любимым не почувствовала, а лишь усталость, смятение и пустоту.

Три дня после отъезда она бесцельно шаталась по квартире по вечерам, не зная, чем себя занять. Посетить кого-то из подруг или родителей ей вовсе не хотелось. В последнее время она утратила к общению всякий интерес. И теперь лежала, изнывая, на диване и щелкала телевизором. Звонила ее мама, волновалась, не случилось ли что, почему так давно не заходит. Но Таня лишь вяло отвечала ей, что все нормально и обещала зайти как-нибудь. Об отъезде Вадика ничего не сказала, чтобы никто больше ее не потревожил.

  Еще через несколько дней в пятницу вечером ее стало одолевать желание выпить чего-нибудь спиртного. Не устояв перед соблазном, она все же купила по дороге домой бутылку хорошего белого вина. Дома, после душа, закутавшись в халат, она с жадностью выпила почти всю, не поленившись предварительно побеспокоиться о хорошей закуске, предназначенной только для самой себя. Затем включила телик. Там шла любимая музыкальная передача. И Таня жадно ощутила легкость, раскатившуюся по всему телу, которой она не ощущала уже давно.

Она сидела, небрежно развалившись на диване, как это мог делать только Вадим, ела конфеты из коробки, пила кофе и ничего не убирала после себя. Ей вдруг стало весело. А этот бардак доставлял особое удовольствие и наслаждение свободой.  Потом, ей захотелось потанцевать, и она стала кружиться по всей комнате под звуки своей любимой попсовой группы. Ей казалось, что она взлетает к звездам. Здесь ее никто не видел, никто не мог упрекнуть в неуклюжести движений или отсутствии вкуса к музыке. Она стала снова самой собой, чего так долго не могла себе позволить за время жизни с Вадимом, да и рядом с другими предыдущими партнерами.

Наконец она устала, неловко наткнулась на стол и в довершении ко всему празднику спихнула на пол чашку. Чашка разбилась. От этого Тане стало еще веселей, и она швырнула с упоением на пол и еще и блюдце. Расхохоталась от звона битой посуды. В тапочках презрительно прошлась по осколкам, не желая убирать их. Она завалилась на диван, качаясь по нему и отдыхая, как душе угодно. Ей было хорошо и весело, но свое безрассудство она и сама едва ли могла объяснить самой себе. Особенно ее забавляло то, что Вадик не видит этой сценки. А если бы видел, что бы он сказал? Ушел бы из дома. Таня это чувствовала. Его утонченная натура не выдержала бы такого безобразия.

Наконец, нарезвившись она выключила телик, допила остатки вина, и, укрывшись пледом, который был под рукой, уснула.

«Хорошо, -- подумала она, засыпая, -- Вот, если бы еще и собака была у меня, было бы еще лучше. Мы бы с ней…» Но додумать она не успела, потому, что уснула. А мысли ее перешли в сон, и ей снился рядом огромный белый кудлатый пес. Она называла его Умка. А пес смотрел на нее, вывалив язык от удовольствия. Ради Тани он готов был на все. Потом он смешно попытался встать на задние лапы, у него не получилось, и Таня звонко смеялась. Но пес был настойчив, он знал, что Таня этого хочет. Усилием, он все же поднялся на задние лапы, обнял Таню за плечи и они вместе пошли по аллейке, где раньше ходили с Вадимом. На секунду ей показалось, что и сейчас с ней идет Вадим. Она повернула голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Но рядом был не Вадим и не добрый пес. Рядом был кто-то другой. Не собака, но и не человек, которого она знает. Его лица она не могла рассмотреть. Он был очень большой, и в его натуре чувствовалось…собачья преданность. И Тане тоже хотелось считать его другом.

Она проснулась. Первую секунду она не могла понять, где она и что с ней. За окном уже давно расцвело. День был ясный, но, судя по всему, морозный.

Кое-где на деревьях еще задержались не опавшие желтые листья. Солнце играло солнечными зайчиками на ковре над диваном, на полу, на осколках битой посуды и на лужице пролитого кофе на столе.

Глядя на беспорядок, Таня, наконец вспомнила, что с ней было накануне. Она не спешила вставать и убирать. Теперь этого не требовалось. Ее охватило мягкое блаженство.

Она вспоминала приятный сон и все время думала к чему бы это. Собака. Друг. Именно друг, а не любовник.

Вечером она помечтала о собаке, верном мохнатом существе, которое во всем тебя понимает, а взамен требует совсем немного – только преданности и любви. Это как раз сейчас было то, что ей нужно. Таня нехотя поднялась на локте. Полусидя она засмотрелась в окно. Там старый клен приветливо помахал ей веткой, на которой осталось несколько желто-зеленых и красных листков.

Вдруг какие-то строки стали ползти в ее сознание, как тогда в поезде, когда они с Вадимом ехали с моря. Но теперь Таня не поленилась, вскочила с дивана взяла в столе Вадика листок и ручку, тоже без разрешения. Охваченная внезапной тоской, неизвестно о ком или о чем, повинуясь своему желанию, она стала писать. Написав немного, она перечитала написанное. Что-то ей не понравилось, что-то она перечеркнула, заменив новыми фразами. Но в результате получились стихи. Правда Таня не была уверена, что они написаны  правильно, повинуясь всем законам стихосложения, как это получалось у Вадима. Да она и не собиралась кому-то показывать их, сохранив только для собственного сердца. Вот, что у нее получилось:

 

Листик мне падает с ветки уныло

В ладони

И с ветром лететь не спешит.

Листик, скажи мне,

Где солнце и лето,

Где же мне сердце свое отогреть?

Что же так грустно мне

Солнечным утром? –

Это седые в душе облака.

Где затерялись мои незабудки

С ветром скользящим

Весеннего сна!

 

Она откинулась, глядя на голые ветки клена, прислушиваясь к своим собственным чувствам. Немного отдохнув, она записала еще:

 

Как лист одинокий несусь я по ветру

И сердце болит, но положено ждать.

И как в пустоте, мне темно, безответно,

Раз сердце болит, значит, нет в нем греха.

 

Но жалит и жжёт не священная мука,

Я ей отдаюсь, она губит меня.

Но кто же поймёт одиночество страха,

Поможет глотнуть мне свободы сполна?

 

Таня повалялась ещё немного в постели. Ощутив приток сил, она решила вставать и приниматься за дело. И теперь она это делала без особой напряги  и  спешки. В её душе что-то всколыхнулось, пробудилось, воскресло. Она почувствовала себя уверенней и свежее.

После уборки, зарядки и собственного туалета Таня почувствовала необходимость в общении. В первую очередь решила навестить родителей.

Мама была счастлива видеть дочку, которая теперь очень редко их навещала. Как всегда она напекла пирогов. Всей семьей они уселась чаёвничать, как в старые добрые времена.

-- Похудела как, дочка. Что так редко заходишь? Семейная жизнь, небось, измотала?

-- Да, забот хватает, -- говорила Таня, с удовольствием наворачивая пирог с абрикосовым вареньем и не заботясь при этом ни о какой фигуре.

-- Терпи, дочка, -- наставляла мама, -- Надо терпеть, доля наша такая женская. Зато замужем, всё как положено. Глядишь, и детишки пойдут.

При слове «детишки» на Таню почему-то напала икота. Она боялась даже представить лицо Вадика, если бы он вдруг узнал, что Таня беременна. А уж что ждало бы её потом… Уж лучше развод.

Но Таня не хотела серьезно задумываться над этим. Она жила одним днём. Самое главное, что всё вокруг, её папа и мама, Вадькины папа и мама, а самое главное, сам Вадик, были довольны. А больше ей ничего и не было нужно. У неё, как всегда, не хватало смелости задуматься о своей собственной судьбе, заглянуть в будущее и вырваться из осадившего её круга «добродетелей». Нужно было, а она не могла, пряча свои истинные чувства глубоко под снегом, как цветок до весны и до лучших времён.

Следующая неделя в отсутствие Вадика для Тани прошла как в сказке. Она сделала новую прическу, зная, что никто её не будет ревновать при этом. Все вечера после работы она проводила в обществе подруг, весело хохоча с ними и сплетничая о новых сериалах, которые раньше просто ненавидела. Но теперь Таня была рада любой компании. Даже ехидная Анфиска не раздражала больше её. На вопрос, как у неё дела в семье, Таня отвечала однозначно -- хорошо. Хотя даже этого слова она  могла  не произносить. Всё было написано на её цветущем внешнем виде. Одни подруги радовались за неё, другие завидовали. А Анфиса багровела, когда Таня  невзначай вспоминала что-то из их с Вадиком жизни. Что-то хорошее весёлое и непринуждённое.

А утром Таня успевала перед выходом на работу записать ещё один или два стиха. За небольшой промежуток времени их накопилось столько, что можно было уже заводить тетрадь и записывать туда. Так Таня и сделала. Она купила небольшой толстенький блокнот с белым псом на обложке, таким, какой ей приснился. В субботу вечером, накануне приезда Вадика, она переписала все свои стихи туда. Черновики уничтожила. А блокнот решила спрятать в укромное место.

Она знала, что если Вадька увидит стихи, будет смеяться над ними и критиковать. Быть может он и окажется прав, но Тане вовсе не хотелось выслушивать никакую критику. Эти стихи просто являлись её маленьким секретом, грели её душу и были частичкой её сердца. А свою частичку, как своего ребёнка, она не собиралась отдавать на растерзание никому.

Поскольку у неё в доме почти не было ничего личного, а все столы, тумбочки и даже шкаф, были забиты Вадькиными вещами, она решила положить блокнотик в платяной шкаф на полочку со своим бельем. Она спрятала его под аккуратно сложенными вещами.

«Уж туда Вадик не полезет», --  с облегчением подумала она и спокойная легла спать. Завтра должен был приехать её многоуважаемый супруг, а она должна была его принять, как полагается примерной жене.

Но Вадик немного задержался. Он приехал в понедельник утром, вернее, заявился домой. Таня видела собственными глазами, что обратный билет у него есть и приехать он должен был еще в воскресенье.

-- По делам задержался уже в нашем городе, -- не дожидаясь вопроса, объяснил Вадик.

-- Опять друзья? -- равнодушно спросила Таня.

-- Да, друзья. А что, нельзя!? -- рявкнул Вадик.

-- Ну, чего ты кричишь, Вадик. Я же не против.

-- Ещё бы ты была против. Сама где шлялась, признавайся. Мне уже доложили. И прическу новую сделала и вид цветущий каждый день. Мне всё рассказали.

-- Кто?! -- изумилась Таня.

-- Конь пихто.

-- Я только с подругами была, -- возмутилась она, перебирая в памяти знакомых, которые могли бы её видеть на девичьих посиделках. Никого не вспомнила.

«Неужели, Анфиска, -- вдруг догадалась она, -- Так он что, уже с ней повидаться уже успел.»

Таня нахмурила брови. А Вадим, как в ответ на её мысли продолжал:

-- Да, да, твоя подруга о тебе спрашивала и привет передавала пламенный. Я к друзьям сразу заглянул, она, как примерная жена всегда при муже.

-- Вадик, давай я с тобой на фестивали буду ездить. Мне тоже интересно.

-- Ещё чего. Сиди дома, -- отмахнулся Вадик, не желая продолжать разговор.

Всё его внимание было поглощено гитарой, которую он приволок с собой.

-- Что это, Вадик? -- спросила Таня.

-- Не видишь, инструмент. Священный инструмент. Дорогущая.

-- Вадик, а нам денег на жизнь хватит? Ведь ты с работы уволился.

-- Вот бабы, все одинаковые. Не дадут таланту пробиться. Это искусство! Оно требует жертв. Я теперь буду учиться играт и петь. Меня там на слух уже проверили. То, что надо! И голосом все довольны остались.

Таня не стала с ним спорить, понимая, что перед ней теперь становится ещё одна задача. Научиться терпеть Вадькины вопли, которые, судя по всему, будут раздаваться поздно ночью, поскольку он раньше десяти вечера дома не появляется.

-- Я-то что, -- задумчиво произнесла Таня, -- А вот соседи? Но тут же она предпочла замолчать, словив, раздраженный взгляд своего властелина.

-- Соседи потерпят. Пусть знают, с кем живут, -- грубо кинул он.

 

И жизнь Тани вошла в обычное русло. Как прежде она ходила на работу, все вечера посвящала только любимому мужу. А Вадик, пока нигде не работающий, пропадал с утра и до самой ночи «по делам», как он говорил. Возвратившись, ужинал и уваливался спать, в лучшем случае. Но самым худшим для всех было его пение и бренчание. Соседи не возмущались, только головой качали за спиной Вадима: «Талант». Таня тоже помалкивала, заткнув уши ватой. Хотя, на самом деле, никак не могла понять, кто надоумил Вадика на  это занятие, решив, что у него есть голос.

Она сама теперь не писала стихи по утрам. Не было того настроения, которое случилось с ней тогда, после удивительного сна. Лишь изредка, пока Вадима не было дома, она брала в руки листок бумаги и ручку, доверяя им саму себя. Затем всё аккуратно переписывала в блокнот.

Но однажды вечером, желая взять любимую вещь, Таня обнаружила, что она как-то не так лежит. Блокнотик был перевёрнут, словно кто-то впопыхах бросил его, когда хотел взять. Таня не поверила своим глазам. Даже листочки были измяты кое-где. Неужели Вадим мог так поступить. Она всячески отмахивалась от позорных мыслей.

Но каково же было её удивление, когда недели через две, воскресным утром, читая литературную газету, она увидела там свои стихи об осенней тоске. Они были напечатаны на самом видном месте в рубрике «Таланты нашего города».

От волнения у Тани задрожали руки, и что-то истошно заныло подложечкой. Но удивление её было не меньше, когда под своими стихами она увидела имя: Вадим Астафьев. Первое впечатление было настолько сильным, что второй факт не оказал  никакого  влияния на её настроение. Ей было сейчас совершенно безразлично, под чьим именем напечатаны эти стихи. Главное, что они в газете на самом видном месте. Вот это сюрприз. Таня этого не ожидала.

Подойдя к Вадику, она осторожно намекнула:

-- Вадик, а тебя опять напечатали.

-- Знаю, -- буркнул Вадим, не отрываясь от криминальной хроники в другой газете.

-- Ты уже видел свои стихи?

-- Я не только их видел, но и писал, -- иронично ответил он.

Таня замялась.

-- Но, мне кажется, у тебя другой ритм. Ты поменял стиль?

Вадик раздраженно взял  газету из Таниных рук. И тут он нахмурился и гневно воскликнул:

-- Что за черт! Это не мои стихи. Откуда они взялись? Наверное, редакторы с кем-то перепутали.

-- Нет, Вадик. Это мои стихи.

-- Твои? -- Вадим недоуменно взглянул на Таню, -- Ты что, тоже пишешь? И давно?

-- Да, я пишу. Но не так, как ты… часто, быстро и хорошо, -- при последних словах Таня запнулась и покраснела.

-- Так ты что же, и в редакцию ходила? И мне об этом ничего не сказала, а только именем моим молча воспользовалась? Ну, знаешь, я от тебя такой подлости не ожидал… не ожидал! -- Вадик в сердцах стукнул сложенной газетой о стол, -- Да ты хоть знаешь, что ты меня опозорила. Моё имя. Теперь все будут знать, с кем я живу! И стихи такие нескладные...

-- Вадик, я никуда не ходила! -- почти крикнула Таня. Её уже начали доставать беспричинные наезды супруга. И теперь ей уже было безразлично, есть ли у него талант или нет. Она решила, что имеет право поругаться с ним, как с обычным мужчиной, не обращая внимания на его тонкую душу.

-- Откуда же вот это!? -- Вадик швырнул ей в лицо газету,-- Мразь! Ты ещё и лжёшь!

В словах Вадима стал слышаться напыщенный пафос. Он снова имитировал скандал, уходя от темы разговора.

-- Это я у тебя хочу спросить, откуда в этой газете мои стихи? Я никому их ещё даже и не показывала, -- Таня ответным жестом швырнула Вадиму в лицо смятую газету, -- Отвечай! -- она топнула ножкой, -- Или мой милый так заботится обо мне? Но почему они не под моим именем?!

Вадик ошалело посмотрел на Таню, он понял, что дело приобретает крутой оборот. Если она пойдёт на принцип, то сможет отвоевать свои стихи и даже прославить своё имя. Для этого стоит лишь обратиться в суд и показать там свои истинные записи и черновики. А записей на данный момент у Тани накопилось не мало. Все было на её стороне.

Вадик тут же смекнул, что скандал нужно замять и погасить гнев супруги, истинного автора данных стихов. Он рассеянно поднял газету и развернул её, стоя у окна. Снова перечитал написанное, нахмурился и пожал плечами:

-- Понятия не имею. Как же твои стихи стали моими. Неужели мне моих не достаточно.

Таня стояла молча и ждала.

-- Может они случайно попали, -- предположил Вадим, -- А, может, ты мне их нарочно подпихнула? А? Признавайся.

-- Да ты что, своего почерка не знаешь?!

-- Я-то знаю. Но я сейчас сам даже за компьютер не сажусь, мне некогда. Я отношу стихи к человеку, он набирает, я плачу. А каким почерком они написаны, ему всё равно.

И тут Таня вспомнила, что однажды забыла выбросить черновики своих шедевров и нечаянно оставила их на столе, за который после сел Вадим и тоже стал что-то писать. Возможно, тогда их бумаги смешались и перепутались.

-- Вадик, я не нарочно, -- опустила Таня глаза, -- Это просто листики на твоём столе перемешались…

-- Вот, так всегда. Всё из-за твоей неряшливости, -- торжествовал Вадим, чувствуя свою победу, -- Сколько раз говорил, клади свои вещи на место. И вообще, не лазь в мой стол.

Таня покраснела.

-- Я больше не буду.

-- Что не буду?

-- Садиться за твой стол.

-- Ладно. Поверил.

Таня присела на диване, но Вадик всё ещё гневно смотрел на неё, чего-то ожидая.

-- Ну, что ты села, -- сердился он.

Таня подняла глаза.

-- А, что?

-- Я чаю хочу. Пойди чайник поставь.

Таня послушно поплелась на кухню, готовить любимому второй завтрак, а Вадим только и ждал этой минуты. Опрометью он кинулся к шкафу.

Когда Таня вошла в зал, неся впереди себя разнос с аккуратненькими беленькими чашечками, пряниками и конфетами, Вадик сидел за столом, задумчиво глядя в окно, и грыз карандаш, как первоклассник. Таня остановилась в нерешительности, стоит ли ей тревожить мыслителя. А вдруг он пишет что-то, и про чай давно забыл.

-- Ну, чего ты стоишь, проходи. Небось, всё уже давно остыло, -- с упрёком повернулся  Вадик к ней.

 Она поставила чашки на стол, а разнос  убрала в сторону. Затем уселась сама.

-- Ты только не думай, -- продолжал Вадим вычитывать строгую мораль, -- Что если твои стишки напечатали под моим именем, то это  значит, они годятся для печати. Стишки -- так себе. Это я как профессионал говорю, -- он отхлебнул чай, -- Они лишь потому понравились, что я сам их  в редакцию принёс. А тебе до меня всё равно далеко.

-- Так, что же, там твоих стихов было мало. Почему твои не выбрали.

-- Тебе просто повезло. Они как раз в тему попали. А у меня в данный момент таких нет. Я под заказ не пишу. Не то, что некоторые, -- он бросил в сторону Тани презрительный взгляд.

Но Таня этого не заметила. В этот момент она как раз внимательно изучала дверцу шкафа. Утром та была плотно закрыта на ключик, это Таня хорошо помнила, каждую минуту переживая за своё «сокровище».

«Не иначе, как Вадька туда снова лазал», -- мелькнуло у нее в мыслях.

Вадик напряженно смотрел на неё. Она почувствовала его напряжение и не стала больше посматривать на шкаф.

Таня сидела за столом, как на иголках. Она никак не могла дождаться, когда же ей выпадет момент, и она сможет заглянуть на заветную полочку, всё ли там в порядке.

Но случай не заставил себя ждать. Где-то через час Вадиму позвонили на мобилку и куда- то пригласили. Он, ничего не сообщая Тане, стал собираться. Попросил только прогладить чистую рубаху, которая и так была наглажена со вчерашнего вечера.

-- Ничего, -- назидательно начал Вадим, -- Она в шкафу висела, могла помяться.

Он старательно уложил волосы вверх бриолином, даже немного припудрил лицо. Таня подала ему пальто в прихожей, начищенные ботинки просто сверкали даже при тусклом светильнике.

-- Когда вернёшься? -- робко спросила она.

-- Откуда мне знать? -- нехотя отвечал Вадим.

-- Значит, как обычно, вечером.

-- Может, и так.

Он вышел, даже не глянув на Таню на прощание. Этот дом был для него теперь лишь местом для ночлега, куда он обязан был вернуться на ночь, чтобы избежать лишних подозрений. Конечно, Вадим шел на свидание к Анфисе, которая в свою очередь умело выдворила супруга. Но утончённой натуре поэта вовсе не нравилось встречаться в чужой квартире и постоянно чувствовать напряжение. И сейчас он обдумывал план, куда бы спровадить по вечерам свою пассию, которая изрядно ему поднадоела своим безвылазным  образом жизни.

 

А Таня, тем временем, как только захлопнула дверь за своим уважаемым супругом, кинулась к шкафу. Подозрения её не подвели. Книжечка была на месте. Но лежала она как попало. Кроме того, все вещи были перевёрнуты так, словно кто-то впопыхах, не зная, куда сунуть украденную ранее вещь, просто зарыл её в груду пакетов, да так и оставил.

Таня негодующе всхлипнула. Её душили слёзы злости и обиды. Нет, ей даже не стихов было жаль, напечатанных не под её именем. Она почувствовала унижение собственного достоинства и оскорблённое самолюбие.

«И чего ему было нужно в  моих личных шмотках? -- думала она,- И как он мог там её найти…»

Она прижала книжечку к груди, как самую драгоценную вещь. Окинула взглядом комнату, подумывая, куда можно её перепрятать. И решила, что  теперь будет носить только в кармане, а на ночь класть под подушку.

Не убирая гладильную доску и утюг, решила прогладить смятые листочки. Если Вадим будет всё время совать туда нос, то от чистенького блокнота останется одна замаранная бумажка. Этого допускать Таня не хотела.

Она присела в кресло, задумавшись. Сегодняшняя случайность ей принесла и плохую и хорошую информацию. Конечно, это подло, красть чужие стихи, шарить по чужим вещам. И этот подлый человек – её Вадим, которому она безотчётно доверяла. И тут ей вспомнился старик с засаленными длинными волосами на улице в день их с Вадимом свадьбы. Он тоже говорил ей что-то о том, что Вадим «подтырил» его стихи. Но то было совсем другое, он не лазал к нему в шкаф. Неужели старик был прав. Таня в очередной раз не хотела верить этому. Быть может, это случайность. В её голове отчетливо пронеслись слова: «Если ты нормальная, то беги…беги от него…беги…беги…»

Какой черствый старикашка. Как она может поверить в эту чушь. Ведь Вадим её муж и любимый. Любимый с первого взгляда. Сейчас Таня очень хотела, чтобы всё произошедшее оказалось чистой случайностью.

Но, с другой стороны, эта случайность открыла ей и хорошую сторону. Оказывается, её стихи годятся для печати. Их не выбросили в корзину, а напечатали, обратили внимание. Ну и что, что они считались принадлежащими авторитетному человеку. Разве мало у него своих замечательных вещей. Но из всей стопки выбрали только её, Танины стихи. Таня была приятно удивлена. Такая радость затмила весь мир перед ней, она даже перестала думать о Вадиме и о нанесённых им обидах.

Теперь ей хотелось попробовать свои силы ещё. А, что, если самостоятельно отнести свои стихи в редакцию. Таня представляла, как изумятся редакторы. Интересно, что они скажут ей. Неужели отвергнут лишь потому, что у неё нет знакомств и имя совсем неизвестное.

Просить об этом Вадима она не могла, он бы не позволил ей это сделать. Он не позволял ей и писать свои стихи, всячески внушая, то видом, то взглядом, то коварным словом, что она бестолковая и бездарная. И, вообще, удел женщины -- кухня. Жена должна служить развитию таланта своего мужа, забыв о себе. Это великая честь быть музой для поэта. Хотя, что значит это слово, Таня  до сих пор так и не поняла. Одно она чувствовала в последнее время довольно ясно. В компаниях Вадима и в его собственном присутствии ей становилось невыносимо душно, словно он перекрывает ей кислород.  «Беги…беги…» -- снова звучало у неё в ушах. Но она не хотела бежать.

 

Глава 15.

Сегодня Вадим весь день был в дурном настроении, хотя дела шли относительно нормально. Но его это не устраивало. Хотелось большего и лучшего. Тупые редакторы никак не могли понять, что он скоро прославится по всей стране, а то и станет звездой мирового масштаба. Они не хотели повышать гонорары и нагло заявляли, что одной изданной книги для этого маловато, надо хотя бы три. Но три у Вадима издать не получалось при всём желании. Теперь финансовое положение его изменилось не в лучшую сторону. Да и писал  он теперь, надо сказать, намного меньше. Ведь он больше не дружил с уличными парнями, которые хоть и были малограмотны в области литературы, но преподносили ему неплохие идеи и мысли, которые Вадим мог запросто использовать без всякой на то ответственности. А Таня спрятала свой блокнот неизвестно куда, и больше Вадим его никогда не видел.

Оставалось лишь одно светлое пятно в жизни поэта -- Анфиса. Лишь она могла поднять в его крови уровень адреналина и толкнуть на новые необдуманные поступки и приключения. Последствия их были не предсказуемы, но в любом случае после них появлялись стихи. И эти стихи продлевали успех творчества Вадима и спасали от неминуемого кризиса и депрессии, которых так боятся все литераторы.

Но Анфиса ещё была и отличным деловым партнером по части  важных знакомств. Как только Вадику необходима была помощь, его Анфисочка, просто золото, тут же знакомила его с каким-нибудь крупным коммерсантом, продюсером или менеджером. И те охотно помогали Вадиму, даже не глядя на его творения и не интересуясь его способностями. Правда, надо сказать, эта помощь была одноразовой. Длительные отношения с ним никто вести не хотел. Но это не расстраивало Вадима, он знал, что у Анфисы знакомств очень много. Вадим мысленно восхищался ею. И как такая хрупкая  девушка может так много уметь?!

А Анфиса, действительно умела вести деловые беседы и выпрашивать, выбивать, выуживать что-нибудь для себя или для того, кто ей сейчас был нужен. Чем она за это платила, никто не знал. Никто не был посвящен в её секреты, но все догадывались и молчали, ни единого слова, не произнося вслух.

И Вадим всецело отдавался увлечению своей новой подругой доверчиво и слепо, как ребёнок.

Сегодня вечером его раздражало буквально всё. То посуда не дочиста вымыта, то постель жесткая, то Таня ведет себя странно.

-- Вадик, ты просто устал, -- пыталась успокоить его любящая жена, -- Ведь ты личность творческая, эмоциональная. Мозги перегружены до отказа. Тебе надо отдохнуть.

-- Ладно, согласился Вадик. Давай отдохнём, но так, как я хочу.

Таня никогда ни в чём не отказывала своему баловню и сейчас была готова на что угодно, лишь бы Вадик успокоился.

Он потянул её на кухню из тёплой супружеской кровати. Надо сказать, Тане никогда не нравился подобный экстрим. Тем более, что от балкона зимой, которая наступила  внезапно с холодом и снегом, сквозило. Но чего Таня не сделала бы для супруга, на это даже сама не ответила бы. Хотя, в последнее время она уже не испытывала таких искренних чувств, как раньше. И боялась в этом признаться даже самой себе. Ею владела, скорее, привычка. Привычка и страх. Нет, не перед Вадимом или его родителями. Страх перед неизвестностью, которая постигнет после неизбежного расставания в случае развода. И Таня терпела. Она способна была вытерпеть ещё много.

А Вадик во всём пытался повторить с женой опыт, которым наградила его Анфиса. Но Таня была совершенно другой, и каждое новое движение ей казалось грубостью со стороны Вадима. Она поминутно вскрикивала от боли и чуть не плакала. Анфиса так себя никогда не вела, но Вадиму это даже понравилось. Он с удовольствием,  наслаждался унижением своей партнерши, представляя её жертвой. А Таня терпела. Просто терпела.

Наконец, Вадим насладился, сел на табуретку и закурил. Таня села напротив, покорно глядя ему в глаза. И это его разозлило. Он вспомнил Анфису, её насмешливо-ироничный взгляд, немного презрительный, который мог покорить кого угодно. И, вдруг, Вадим вспомнил о том, что обещал ей. Он загадочно прищурил глаза, склонил на бок голову, пристально рассматривая Таню и задал ей такой вопрос, от которого та чуть не слетела с табуретки.

-- Как ты думаешь, -- произнёс он тихим, почти ласковым голосом, -- А не завести ли тебе любовника?

-- Это ещё зачем? -- подскочила на месте Таня.

-- Так надо, не спрашивай.

-- Вадик, как это?

-- Я тебя об этом искренне прошу,  -- глаза Вадима уже излучали тот безумный  огонёк, как  при чтении стихов перед всеми.

-- Вадим, ты бредишь, у тебя температура. Ты простыл.

-- Нет, я здоров. Я серьёзно.

Но Таня, не слушая его, кинулась ощупывать ему лоб. Вадим раздражённо скинул её руку.

-- Я совершенно здоров. А ты должна иметь любовника.

            -- Зачем? -- как в полусне переспросила Таня, теперь ощупывая свой лоб.

            -- А, вот, зачем, -- почти крикнул Вадик, -- Ко мне вдохновение не возвращается. Я писать не могу. Эмоций нет. Хоть каких-нибудь.

Он закрыл лицо, горько всхлипывая.

-- Вадичек, тебе просто разнообразие какое-нибудь нужно. Хочешь, я кассет принесу с эротикой. Или давай уедем куда-нибудь отдохнуть. Я брошу всё, лишь бы тебя на ноги поставить.

-- Нет, нет, -- кричал Вадик, упав перед ней на колени и обхватив её ноги руками, -- Ничего не хочу. Ты только любовника заведи. А я поэму напишу  о несчастной любви, -- он мечтательно закатил глаза.

-- Не могу, Вадик, -- простонала Таня.

-- Да ты подумай только. Ты умеешь быть видной, красивой. За тобой мужики толпами будут бегать.

-- Нет! -- закричала Таня, -- Не могу!... -- она закрыла ладонями глаза так, словно увидела кошмар перед собой.

-- Можешь! -- строго заявил Вадик, -- Если любишь меня, то сможешь все!

С этими словами он поднялся и ушёл в спальню отдыхать. А Таня не могла сдвинуться с места ещё какое-то время, представляя как в бреду, чего от неё хотят.

Значит, она должна найти себе мужчину, как можно скорее. Неважно, кто он, как выглядит. Не важно, как относится к Тане, как Таня относится к нему. А, относиться к другому, как к Вадику, она бы не смогла, иначе, должна была бы разлюбить Вадика. Значит, надо пережить секс без любви... Или бросить Вадима. Ни то, ни другое не устраивало Таню. Как нужно было понять странную душу поэта на этот раз, она не знала.

Едва передвигая непослушными ногами,  она вошла в спальню. Остановилась у супружеской постели, не решаясь лечь рядом с Вадимом так, словно она уже ему изменила раза три и всё с разными мужчинами, а он об этом знает. Наконец, она тихо прилегла рядом, закрыла глаза и отключилась до утра.

А утром, едва зазвонил будильник, она вскочила, глянула на Вадика и вспомнила их вчерашний разговор, который ей теперь казался приснившимся. Отмахиваясь от тяжёлого сна, она осторожно выскользнула в ванную, боясь, что супруг проснётся и продолжит ту же самую тему.

Но Вадик уже не спал, а просто лежал с закрытыми глазами, и как только Таня вышла, он тоже вскочил на ноги. В общем, Тане не удалось  сегодня утром выскользнуть на работу незамеченной. Теперь, проспавшись, Вадим был воодушевлён своей  безумной идеей даже больше, чем вечером и он не шутил.

-- Ну, измени мне, пожалуйста, я тебя умоляю, -- просил он, на коленях Таню, -- Сегодня вечером, измени.

-- Бред какой-то. Не хочу! -- вскрикнула Таня, отмахиваясь от Вадима.

 Нервы её были на пределе. Так и не позавтракав, быстро собравшись, она выскочила на улицу и помчалась почти бегом на работу, хотя было ещё совсем рано. Мысли путались у неё в голове:

«А что, если  и правда изменить, -- в отчаянии вдруг подумала она, -- Пусть знает, даже если шутит или насмехается. Я ему отомщу. Но как это сделать?»

А Вадим, едва за ней захлопнулась дверь, облегченно вздохнул.

«Ну и дуры эти бабы», -- подумал он.

То, что Танька ему не изменит, он знал наверняка. Это могло бы случиться, ну разве что в кошмарном сне. Но то, что её не будет сегодня вечером дома, это он тоже предугадал очень точно. А это означало, что смело можно приводить любимую Анфису к себе домой и ничего не опасаться. Не дергаться от любого звонка и стука за дверями, не прислушиваться к шагам на лестничной клетке, а заниматься таким бурным сексом, каким только заблагорассудится им обоим. А, даже если, Танька и вернётся домой раньше предполагаемого, то всегда найдется камень и для её огорода. Ведь Вадим мог же и пошутить. Пусть только задержится хоть на секунду на работе, все подозрения об измене будут на ней.

И Вадим не ошибся. Сегодня вечером Таня домой не пришла.

Она брела вдоль по улицам города по рыхлому снегу, который уже начинал таять. Ноги и ладони уже озябли, ее стала пробирать мелкая дрожь, но никто из прохожих так и не обратил на нее внимания. Все торопились домой после рабочего дня или по каким-то неотложно важным делам. Ей стало грустно и одиноко, она хотела было возвратиться домой, но тут же вспомнила о своем решении отомстить неблагодарному супругу. Это придало ей энтузиазма и злости, но настроение не повышалось. Она несколько раз представляла себя в объятиях другого, как он жадно желает ее, а она, хитро прищурив глаза, кроме радости от мести ничего не испытывает. Таня не могла поверить, что Вадим действительно этого хочет. У него просто очередной бзик, как у творческой личности. Но на этот раз бзик будет дорого ему стоить. Таня искала встречи. Вот уже совсем стемнело, и в темноте она стала различать и ловить на себе взгляды случайных зевак, бродивших по вечерним улицам в поисках приключений. Может, это и был ее шанс изменить «неверному», но она им не воспользовалась. Не захотела. Глубоко в подсознании она опять ждала принца своей мечты, но слабо давала отчет даже самой себе в этом.

Прогуляв целый час по городу и ничего не найдя она совсем замерзла и решила зайти к одной своей давней подруге. Еще на лестничной площадке за ее дверью Таня услышала веселые голоса и музыку. Похоже, там собралась компания и будет вечеринка. И это было к лучшему. Как раз там есть шанс с кем-то познакомиться.

Лена открыла дверь и искренне обрадовалась подруге.

-- Заходи, давно тебя не видела.

-- Привет, -- охрипшим голосом ответила Таня.

-- А что печальная такая, случилось что-то?

-- Нет, замерзла, -- коротко ответила Таня.

-- Разве ты не с работы?

-- С работы, дома еще не была. Представляешь, я ключ потеряла, а Вадика нет и неизвестно, когда будет, -- наврала, что придется Таня.

-- Представляю, - - посочувствовала Лена, -- Ну, проходи.

Таня прошла в зал, там действительно было много народу. И парни тоже были. Незнакомые. И некоторые с первого взгляда уже оценили стройную Танину фигуру и простенький, но элегантный прикид.

-- Это жена знаменитого поэта, Таня, -- принялась ее знакомить Лена со всеми.

«Вот, блин, все испортила, -- подумала Таня, -- Кто же теперь мне  назначит свидание?»

Она молча подавала всем руку. Вдруг, среди гостей она увидела Анфису. Глаза той сверкнули недобрым любопытством.

-- Ну, здравствуй, подруга, -- двусмысленно произнесла она, но Таня не поняла, что значит ее тон.

-- Здравствуй, Анфиса, -- спокойно ответила Таня.

-- А что невеселая такая? На лице написано, жизнь замучила, -- Анфиса тихонько хихикнула.

-- Я с работы иду, устала, -- так же спокойно отвечала Таня.

-- Так что же домой не торопишься?

-- Хочу посидеть, отдохнуть.

-- А-а, -- протянула Анфиса, не изменяя тон.

Таня отвлеклась, отвечая на вопросы других гостей, которых интересовало, легко ли жить с одаренной личностью.

Через полчаса, совсем незаметно, чтобы не возбудить Танины подозрения, Анфиса собралась и шмыгнула за дверь, так, что никто из присутствующих не заметил ее ухода.

-- Все «окей», -- докладывала она через минуту по телефону Вадиму, -- Танька твоя сейчас у Ленки. Там гости гулять собрались. Меня она видела, значит, не догадается, что я у тебя. Через полчаса буду с тобой.

-- А гостей много? – встревожился Вадик, но решил не выдавать нотки ревности.

-- Много. В основном парни, такие классные. А она с убитой моськой сидит. Ну и «повезет» же чуваку, который ее зацепит!

-- Это уже их проблемы, -- голос Вадика стал радостней. Анфиса отнесла эту радость к возможности избавиться от супруги в ближайшее время. Но Вадим радовался тому, что у Таньки «убитая моська» и он грел в себе надежду, что она не изменит ему. Эти переживания держали его чувства в напряжении и от этого он ловил кайф. А Анфиса теперь была почти его, но чем больше приближался он к ней, тем меньше она возбуждала его воображение. Теперь перевес был на Таниной стороне. Еще немного и она станет для него самой желанной в мире.

А Таня, тем временем, немного отогревшись и успокоившись, решила сменить свой «жестокий» гнев на милость. Теперь тот разговор ей не казался таким ужасным, как вчера и свое отсутствие сегодня вечером дома она посчитала достаточным наказанием для Вадика. Алиби на счет своей невиновности в этом случае у нее имелось. Ее видели подруги, даже Анфиса. Но, к стати, где она… Теперь это было уже не важно. Да и гости такие правильные, что не один из них не осмеливался заигрывать к жене прославленного по всему городу поэта.

Посидев немного в гостях, Таня заскучала по дому и привычной обстановке.

«Ну, хватит, -- решила она, -- Посердилась и довольно. А то так и до развода может дойти. Я думаю, он уже испереживался весь. Надо идти домой.»

И она без лишних объяснений покинула компанию. Звонить домой не хотела, решила сделать сюрприз -- явиться без предупреждения. Она направилась к троллейбусной остановке. Но, то ли холодный ветер на улице, то ли смутные весенние биотоки талого снега в начале декабря вернули ей мятежные мысли и недоверие к супругу. Ей снова стало тоскливо и больно, как вчера. И эта боль не дала возвратиться ей домой. По чистой случайности не дала узнать правду. Возвратись Таня минут на пятнадцать раньше в свою квартиру, застала бы там Анфису. Но Таня не возвратилась, она дальше отправилась «мстить».

Она зашла в ближайший кабачок на автостанции, и заказала себе крепкий горячий кофе и двести грамм водки для начала. Простой крепкий напиток нужен был ей для того, чтобы окончательно опуститься в собственных глазах и ни о чем не жалеть. А его дешевизна способствовала еще большему унижению собственного достоинства девушки, которая раньше кроме дорогих вин ничего больше не употребляла.

Таня уселась за столик и приняла расслабленную позу, откинувшись на спинку стула и закинув одну ногу на другую. Она прикрыла глаза, ожидая заказа.

Расплатившись с официантом, потенциальная соблазнительница залпом опрокинула фужер с бесцветной жидкостью. Зажмурилась, глубоко вдыхая воздух носом, и резко сделала выдох. Затем стала медленно потягивать кофе. В голове закружилось через несколько секунд и все поплыло. Но Таня решила не сдаваться. Еще через некоторое время она почувствовала себя несчастной, совершенно покинутой и одинокой. Ком сдавил горло, на глаза навернулись слезы и поползли по щекам. Таня не в силах была их сдержать. Потом ее стал пробивать озноб. Она плотнее закуталась в легкое пальтишко.

«Авантюристка» не чувствовала времени. Прошел уже час, как она сидела здесь, а ей казалось, что пробежало минут десять.

В дверях кабачка, где было тихо и пусто, послышался громкий разговор двух мужчин. Они обсуждали какие-то деловые вопросы между собой. Но, Таня была не в силах различить ни единого слова и ей показалось, что это милиция пришла забрать ее, как проститутку.

«Ну и пусть забирают, -- подумала она, -- Все равно никому не нужна.»

Из ее глаз снова покатились слезы новым потоком Ниагары, но она их не чувствовала. Она так же не чувствовала, что ее начинает водить из стороны в сторону и трясти, как в лихорадке. Со стороны она была похожа  скорее не на проститутку, ждущую клиента, а на больного усталого человека или просто обиженную кем-то девушку.

Парни поговорили в дверях, назначили друг другу деловое свидание, и один из них произнес:

-- Ну, ты давай туда. А я возьму таксу и прибуду.

После чего один парень вышел из кабака, а другой направился прямиком к Таниному столику. Таня не расслышала всех слов парня и не поняла, чего он «там» хочет взять. Она истолковала фразу так, что хотят взять ее, то есть забрать в тюрьму и от этого затряслась еще больше.

Парень подошел к ее столику и сел рядом. Сквозь слезы Таня видела черты его сурового сухощавого лица. Выражение было строгим.

«Точно, полисмен, -- снова решила Таня, -- сейчас заберет.»

Парень внимательно рассматривал Таню из-под нахмуренных бровей. Он был высок, широкоплеч и крепок. Одет просто, но хорошо. Кожаная дорогая куртка, под ней свитер с рубашкой, но без галстука. Он положил на стол, скрестивши, крепкие большие ладони. Потом глянул на пустой фужер и чашку с недопитым кофе перед Таней и тихо спокойно спросил:

-- Что будем заказывать, девушка?

От неожиданности Таня вздрогнула. Она не расслышала и половины его слов и решила, что он либо снимает ее, либо проверяет, кто она. Комок ненависти ко всему миру снова подкатил к ее горлу.

-- Я только за валюту,-- невнятно промямлила она.

-- Что? -- не расслышал и не понял  парень ее слов, -- Хочешь подороже поужинать? Но здесь это практически невозможно, это дешевая забегаловка. Я сам здесь проездом. Просто перекусить заскочил. А что, собственно случилось?

Таня вдруг смутно начала понимать, что он не тот за кого она его принимает. Она немного перестала трястись, приходя в себя.

-- Ничего, -- робко произнесла она. А потом громко, с вызовом, -- Я мужу изменяю. Понял. Не мешай!

-- Что-о? -- удивился парень, -- Да здесь разве можно изменить кому-нибудь. Тут в плохую погоду даже собаку найти трудно.

Он не выдержал и расхохотался.

-- Ха-ха. И зачем же об этом так кричать на всю. Ну, ладно, что ты будешь есть?

Видя, что Таня не в силах самостоятельно сделать выбор, заказал на свое усмотрение блюда и еще несколько чашек горячего кофе. Он понял, что она сейчас не в себе, вероятно из-за ссоры с парнем. Ей нужно было немного согреться и протрезветь.

-- Тебя как зовут? -- спросил он.

Таня не отвечала и лишь цокала зубами о чашку. Он решил немного подождать. Постепенно трезвый рассудок стал возвращаться к ней. Она глянула на него осмысленным взглядом.

-- Я – Артем, -- представился парень.

-- Я – Таня, -- произнесла Таня непослушными губами.

-- Очень приятно. А что ты тут делаешь, в такую темень, сама?

-- Изменяю мужу, -- настойчиво повторила Таня.

Артем едва сдержал смех.

-- Да не говори ты так, а то я котлетой подавлюсь. Если бы мне так изменяли…

Таня снова закрыла глаза и откинулась на стуле.

-- Эй, что с тобой? -- тормошил ее Артем, -- Ты, это, ешь давай, кофе запивай. Неужели так напилась! Ну и сволочи мужики бывают.

Понемногу Таня согрелась и отошла, приобретя способность что-либо говорить.

-- Ну, так что произошло? -- настаивал Артем.

-- Он приказал мне изменить ему.

-- Кто он?

-- Мой муж, Вадим.

-- Муж или парень?

-- Муж.

Артем присвистнул.

-- Что, так и приказал? -- недоверчиво переспросил он.

-- Да, так и сказал: «…если ты меня любишь...». А потом целое утро ползал передо мной на коленях и умолял: «измени мне, измени…». А если я не изменю, сказал, развод.

-- Таня снова шмыгнула носом.

-- И ты пришла сюда изменять…

Таня молчала.

-- Я хотела ему отомстить. Я все делала для него. А он…

-- Он сумасшедший, -- резюмировал Артем.

-- Нет, он гений. Он поэт. Ему нужна эмоциональная встряска.

Артем с иронией понимающе повел бровью и покачал головой.

-- Представляю, какая у него встряска будет, когда ты его бросишь.

-- Нет, не брошу. Я его люблю.

-- Вон как. И даже после этого?!

-- Это ничего не значит. Это просто его каприз. У него тонкая душа.

-- Так от чего же ты здесь? Или это тоже ничего не значит?

-- Я просто хотела его проучить.

-- И пришла в самую дешевую забегаловку.

-- Я люблю его, -- снова повторила Таня, как в бреду.

-- Ну, ладно, я не лезу в чужую семью. Единственное, что могу предложить, это отомстить ему вместе со мной. Если хочешь...

Таня испуганно глянула на него. Парень был довольно серьезным и мало походил на шутника.

-- Но… Я… Я не могу.

-- Ну, вот тебе и здрасьте. Ты же сама только что сказала…

Тут зазвонил его мобильный. Он поднял трубку и перекинулся несколькими фразами с деловым партнером.

-- В общем, так, иди в мою машину и жди, -- велел он Тане, -- А я сейчас подойду и мы разберемся.

-- А где она? -- задала Таня резонный вопрос.

-- Ладно, пойдем, отведу.

Артем провел Таню в машину, а сам отправился на автостанцию встречать делового партнера и договариваться с ним о чем-то.

Когда он вернулся через час, Таня уже спала. Он же, не спрашивая ее, повез к себе домой.

Машина плавно остановилась у самого подъезда новенького небоскреба. Таня в это время мирно дремала на заднем сидении. Артем обернулся, глядя на нее, и нежно погладил рукой по плечу:

-- Вставай, красавица, уже приехали.

Таня сонно приоткрыла глаза. В первую секунду она не поняла, где находится. Ей казалось, что она рядом с Вадимом в их собственной машине.

-- Вадик, где мы? -- пробормотала она.

-- Да не Вадик я, Артем, -- негромко сказал ее спутник.

Он помог выйти Тане из автомобиля. Ей уже, казалось, было все равно, кто перед ней Вадик или Артем. Она послушно следовала за проводником. Вадим поддерживал ее под руку. А когда она споткнулась о ступеньки и чуть не упала, обнял ее за талию и почти пронес над землей. Ему это было легко делать, так как ростом он был высок, намного выше Тани, а силы в нем и подавно было больше.

Таня не помнила, как они поднимались и на какой этаж. Как вошли в квартиру. Помнила лишь смутное ощущение тепла того вечера, когда они вместе улеглись в постель, запах терпкого миндаля, которым была насыщена квартира Артема и тиканье часов в виде морской карты на стене. Она не помнила как это произошло, но все было не так, как с Вадимом. Ей не приходилось напрягаться и заботится лишь о том, чтобы милому было хорошо. Не нужно было каждую минуту нравиться ему и удивлять своей незаурядностью. Здесь было все гораздо проще. Артем не принуждал ее делать то, чего ей не хотелось. Таня почти спала и ей снился прекрасный сон. Могучий великан, его теплые заботливые руки, широкие плечи. Это все было ее, в эту ночь принадлежало лишь ей. И это было главное. Это было все, что ей нужно. Она  чувствовала себя в безопасности.

А утром, лишь забрезжил рассвет, Таня вскочила. Она испуганно огляделась вокруг, припоминая события минувшего вечера. Окончательно проснувшись, она слезла с кровати, заметалась по комнате в панике.

-- Этого не может быть. Нет, этого не могло случиться… -- повторяла она почти в истерике.

Артем открыл глаза.

-- Да чего ты вскочила, рано еще. Полежи чуть-чуть, сейчас вместе собираться будем. Мне тоже на работу.

-- Что здесь было? -- требовательно спросила Таня.

-- Мы здесь были, -- растерянно ответил Артем.

-- А что мы делали?!

-- Ну, спали.

-- И все?

-- Ну, не только.

-- Ах, так! Развратник, ты еще шутить вздумал!

-- Да ты чего? Вчера всем была довольна, а сегодня …

-- Ты просто мерзавец, ты затянул меня в постель. У меня муж дома. Вот.

Артем сел на кровати.

-- Вчера ты собиралась изменить ему на полном серьезе.

-- А сегодня передумала. Я никогда ему не изменю. Ты этим просто воспользовался.

Артем рассмеялся:

-- Поздно зарекаться. Уже согрешили. Уже изменила ты ему.

-- Ты еще и насмехаешься! -- Таня всхлипнула.

-- А что такого. Хорошим мужьям жены не изменяют. Да еще такие, -- Артем оценивающе окинул Таню взглядом, -- Слушай, а будь моей женой. Уж я тебе изменять не позволю.

-- Да ты с ума сошел. Ты пользуешься моим горем.

Таня лихорадочно одевалась.

-- Вовсе нет, я тебя спасаю.

-- Как я могу за первого встречного замуж выйти.

-- Ну, повстречаемся сначала. Все как положено.

-- Нет, -- Таня суетливо натягивала пальто.

Артем держал в руках ее открытую сумочку, там он рассмотрел мобилку.

-- А твой так и не кинулся тебя искать, так ни разу не позвонил. Заботливый, ничего не скажешь.

Артем взял мобилку в руки.

-- Отдай, -- Таня негодующе рванула у него из рук сумочку.

-- Дуреха, хоть мой номер запиши, -- он набрал номер своего телефона на её мобилке и занес его в список.

Таня выхватила у него телефон, хлопнула дверью и ушла.

 

Глава 16.

К себе домой она попала только вечером, после работы. Мысленно она представляла, что скажет Вадим. Она ожидала скандала. Вадик, такой ранимый, он снова будет хвататься за сердце и падать в обморок. Таня готовила себя ко всему. Она даже достала из аптечки таблетки валидола и валокордин.

Вадик пришел как обычно поздно. Но он и не думал ревновать свою подругу. Зная, что она весь вечер просидела  с «кислой миной» в кругу подруг и его друзей. Он не переживал. Он хорошо знал, как его друзья и приятели относятся к нему самому и к Тане. Знал прекрасно, что все его знакомые имеют «отличный» вкус и вряд ли позарятся на серую мышку. А даже если там и были незнакомые, вряд ли  Танька осмелится флиртовать с ними на виду у своих подруг, которые могут всё принести на хвосте ему, Вадику. Так что, за жену Вадим был спокоен на все сто. Он даже гордился в тайне собой, как ловко он смог закрутить одну и вторую тёлку.

«Ну и дуры эти бабы, -- думал он, -- Всё равно под мою дудочку плясать будут. Обе.»

Едва перешагнув порог, он кинулся к Тане, вожделенно глядя на неё и умоляя:

-- Ну, ты сделала то, что я просил?

Таня испугалась такого поворота и замялась. Она рассчитывала на то, что бзик у Вадика уже прошёл.

-- Д-да, -- пролепетала она.

-- Ну, рассказывай, -- потребовал Вадик, ни капли не сомневаясь, что она врёт, -- Хорошо было? Лучше чем со мной?

-- Н-не знаю, -- Таня не знала как себя вести. На мгновенье ей показалось, что она сама сходит с ума.

-- Он красив, богат, лучше чем я? О, я несчастный!

Не дожидаясь ответа, Вадим кинулся к письменному столу и стал что-то записывать.

Таня молча наблюдала за ним. Потом он упал ей в ноги и стал целовать её колени.

-- Спасибо, спасибо, спасительница. Ты вытащила меня из болота, спасла от творческого кризиса. Ты даже не знаешь, что ты для меня сделала. Ты положила начало величайшей поэме. Скоро о ней узнает свет. Я буду награждён.

-- Не надо, Вадик, не надо, -- Таня в страхе шарахалась от него.

-- Надо, надо. Ну измени мне ещё пару разочков. Я умоляю тебя. Мне же нужно всё закончить.

Таня поразмыслила. Теперь понятие об измене носило для нее какой-то другой характер. Она вспомнила Артёма, его теплые прикосновения, небольшую уютную комнатку в предрассветном сумраке и ей захотелось к нему снова.

-- Ну, ладно,-- согласилась она, -- Только завтра.

-- Окей! -- радостно воскликнул Вадим, -- Ты будешь мне весь вечер изменять, а я буду весь вечер писать и писать, -- он в упоении зажмурил глаза, -- Скоро мы разбогатеем.

На минуту Тане стало его жаль. Ей показалось, что он просто играет в забавную игру сам с собой, никак не веря в то, что его жена действительно ему изменяет.

«Бедняга, -- подумала она, --  Ничего, я потом подлечу его, а сейчас пусть работает, раз ему так надо. Я изменю ему ещё раз, но последний.»

Таня сама того не понимала что теперь её безотчетно тянет к Артёму. Простодушный великан магически притягивал её  своей мягкостью и, в тоже время, надежностью. От каждой фразы, сказанной им, веяло открытостью.

На следующий вечер после работы Таня решила, всё же, ему позвонить.

-- Артём, нам нужно поговорить, -- коротко заявила она.

-- А кто меня хочет видеть? -- удивился он.

-- Таня.

-- Какая Таня? У меня тысячи знакомых Тань и всем надо со мной поговорить.

Таня осеклась, она не ожидала услышать именно такой ответ. Может, у него уже есть любовница, но в таком случае он не стал бы настаивать на новой встрече и оставлять свой номер на мобилке у Тани. А вдруг он просто бабник. Вдруг Таня почувствовала, что сердится на него, ей захотелось всё высказать ему в глаза, но не сейчас. Она вспомнила, что сегодня должна провести где-то время, а с подругами это было не совсем удобно.

-- Я -- Таня, с которой ты недавно познакомился, -- немного мягче произнесла она.

В трубке послышалось напряженное сопение, вероятно, собеседник вспоминал, с кем недавно познакомился.

«Неужели он меня забыл», -- сердце Тани дрогнуло. Она считала, что незнакомец влюбился в неё с первого взгляда.

-- Ну, что, вспомнил, -- нетерпеливо повторила она вопрос. Артём немного помолчал, затем задумчиво стал вспоминать.

-- В последнее время с Танями больше не знакомился вроде… Помнится только на автовокзале в кафешке одна сумасшедшая…зареванная такая… Я её взял, обогрел, но и она сбежала.

-- Так это я сумасшедшая!? Ах ты, гад! -- Таня в негодовании отключила связь.

«Не позвоню ему больше», -- решила она и спрятала телефон в сумку. Но тут же ей пришлось доставать его обратно, из-за непрерывно сигналящего звонка.

«Кто бы это мог быть? -- подумала Таня, -- Может Вадик хочет отменить свой «приказ»…

Она нажала  кнопку вызова.

Но это был не Вадик, а все тот же Артем.

-- Так это ты та сумасшедшая? Ну, вот и нашлась. А я думал, что уже не откликнешься, -- пробасил он весело.

-- Не смей называть меня сумасшедшей! -- крикнула Таня.

-- Ладно, не сердись, я пошутил.

-- У меня проблемы, а ты…

-- Да знаю я твои проблемы. Опять своему изменить хочешь.

-- Ты просто нахал!

-- А ты… Ладно, не скажу кто. Сама потом поймешь.

-- Так мы встретимся?

-- Ты где?

-- На остановке возле универсама.

-- Жди, сейчас подъеду.

Таня опустила трубку и стала ждать. Сегодня было холоднее, чем вчера. Талый снег и лужи стали замерзать, покрываясь коркой льда, с неба срывались снежинки, обещая снегопад и похолодание.

Таня совсем продрогла в своем тоненьком пальтишке за те пятнадцать-двадцать минут, которые ждала, но все еще продолжала ждать.

“Может он обманул и забыл про меня,” -- в голове уже стали мелькать неприятный мысли, минуты казались часами.

Рядом остановилась иномарка с тонированными стеклами. Таня, танцуя от холода, молча уставилась на машину. Вдруг стекло опустилось, из окошка выглянул мужчина и деловито произнес:

-- Ну, я долго ждать буду? За тобой же приехал. И ты хочешь сказать, что не сумасшедшая?

Таня так замерзла, что не в состоянии была сердиться или обижаться. Она кинулась к автомобилю, быстро открыла дверцу и упала на заднее сиденье, цокая зубами.

-- Ну, ты действительно сумасшедшая. В такую погоду и так одеться, -- Артем включил обогреватель.

Вскоре они  подъехали к уже знакомой многоэтажке, которую Таня просто не могла помнить, поскольку тогда была в полусонном состоянии.

Они поднялись на лифте и вошли в квартиру. Кое-что в прошлый раз Таня успела здесь разглядеть мельком, пока одевалась. Все остальное с любопытством разглядывала сейчас.

Квартира Артема была трехкомнатной, но две другие комнаты почему-то были заперты, кроме той, в которую Артем пригласил Таню. В воздухе стоял  запах свежей древесины и эмали, похожий на запах сладквато-терпкого миндаля, который Тане уже был знаком. Одна единственная комната была небольшой, но уютной, обставленной хорошо, но просто. Никаких супермодных побрякушек и панно на стенах. Мебель удобная, хотя модная, сделанная под заказ. В углу компьютер и кресла вокруг него. На стенах плотные недорогие ковры. На полу мягкое покрытие.

-- Чаю хочешь? -- предложил Артем

Таня молча кивнула

-- Тебе надо, а то простудишься.

Артем ушел на кухню ставить чайник, а Таня прилегла на диван. Она чувствовала себя совершенно   расслаблено и спокойно, позабыв обо всех правилах приличия.

Через некоторое время Артем вернулся, неся большую табуретку в руках.

-- Ты извини, конечно, -- обратился он к Тане, -- Столом я еще не обзавелся, так что, чай пока на табуретке попьем.

Таня машинально поднялась.

-- Может, я помогу? -- смущенно спросила она.

-- Отдыхай, я справлюсь сам.

Таня засмущалась, она вспомнила, что Вадим никогда ей так не говорил, всегда ожидал инициативы от нее в любом деле.

Артем накрыл стол-табуретку чистой клеенкой с васильками, поставив на него две чашечки с чаем высшего сорта, тарелочку с бутербродами и пиалочку с вареньем из крыжовника.

Таня набросилась на еду, поскольку была голодна.

-- О, да ты же ничего не ела с работы. Извини, я забыл.

Хочешь, приготовлю чего – нибудь.

-- Нет спасибо, -- смущенно отказывалась Таня, во всю уплетая хлеб с вареньем.

-- Правда, вкусное? -- обрадывался Артем.

-- Угу.

-- Мама закрывала. Крыжовник с нашей дачи. А я выращивать и возить  помогал.

От Артема веяло теплотой и порядочностью, и вскоре Таня совсем забыла о Вадиме. Через время очнулась, вспомнив, что она здесь находится лишь исполняя долг.

Она снова попыталась завести деловую беседу.

-- Артем, нам нужно серьезно поговорить.

-- Да, я слушаю тебя.

Таня замялась, но взяла себя в руки:

-- Артем, ты знаешь, почему я здесь?

-- Почему.

-- Потому, что я изменяю тебе. Нет. Изменяю с тобой со своим мужем. Нет. Я с тобой должна изменить своему мужу. Вот.

Артем иронично усмехнулся. Он грустно посмотрел на Таню.

-- Ты все ни как не угомонишься. А я думал, ты со мной остаться хочешь.

-- Нет. Извини, я не могу.

-- Почему?

-- У меня есть муж.

-- И это муж?! Самозванец он.

-- Нет, он поэт. У него тонкая душа.

-- Поэт-незнайка, -- передразнил Артем, -- И почем это видно, что он поэт?

-- Он стихи пишет. Ему за это деньги платят.

-- Ну и что, что пишет. А вот я на Щварцнегера похож. Только мне за это никто не платит, и в кино сниматься не приглашают.

Артем повернулся к Тане в профиль, сжал кулак перед сильной грудью и смешно выдвинул нижнюю челюсть вперед. Его жесткие короткие волосы все время торчали вверх, сколько бы он их не приглаживал. Вылитый Арнольд. Он повернулся к Тане и смешно скосил глаза к переносице.

-- Ну, как, похож на Терминатора.

Тане стало так смешно, что она рассмеялась. Конечно, ничего общего ни с Терминатором ни со Шварцнегером в характере Артема не наблюдалось. И Таня была этим весьма довольна.

-- Похож, -- ответила она смеясь.

-- Ну, теперь останешься?

-- Нет, -- после некоторого молчания твердо ответила она Артему. Тот только вздохнул.

-- Я только должна ему… нет, тебе… нет, с тобой ему изменить. И все. А потом возвращаться.

Артем крякнул.

-- Ты что, тайный агент? Информацию у меня добываешь? -- Таня покачала головой.

-- А почему со мной? Именно со мной. И почему вообще изменять надо, раз ты его любишь?

-- Да, я его люблю. И для него изменяю. Все равно с кем.

-- Ну, раз тебе все равно с кем, так иди на улицу и ищи все равно кого! -- рассердился Артем.

Таня вся съежилась. Она вспомнила холод того вечера и ей снова стало не по себе.

-- Ты понимаешь, что так не бывает, -- продолжал, успокоившись, Артем, -- Нельзя любить того, кто тебя от себя  прогоняет.

-- Но я люблю его все равно. И только его.

-- Обманываешь. Ты бы не пришла сюда. Ведь ты же знаешь, что он тебя не любит. И я больше чем уверен, что сейчас наставляет тебе рога с другой.

-- Как ты можешь!

-- Да, могу, детка. Я знаю жизнь.

-- У него творческий кризис. Он просто хочет чтобы я с ним… Нет. Я ему сейчас изменила.

-- Да у тебя язык даже не поворачивается сказать это, -- снова иронично усмехнулся Артем, -- Ты себе сейчас изменяешь. Понимаешь, себе.

-- Нет, нет! -- Таня чуть не плакала, в эту минуту она не могла понять даже саму себя.

-- А, может, ты просто хочешь иметь и мужа и любовника?

Арием хитро прищурил глаза. Таня гневно глянула на него. Она призадумалась.

-- Я не могу развестись с ним. Что скажут другие, ведь он -- знаменитость.

-- И это вся причина?

-- Да, это причина. Моя мама будет в шоке, у нее больное сердце, я боюсь за нее.

-- А твоя мама не будет в шоке, когда узнает, что этот мерзавец отсылает тебя на панель зарабатывать деньги? А деньжата его скоро закончатся. Я знаю, такие, как он, все просаживают.

-- Ему талант поможет. Он самый умный. Я для него  все делала. Не может быть, чтобы любовь прошла.

-- А она у него была? Ты не за того его принимаешь, кто он есть. Ты его себе придумала, с его помощью, конечно. И, вообще, ты забыла старую простую истину: ”Не сотвори кумира своего.” Самых умных не бывает, мы все ошибаемся, имеем право ошибаться. А он тебя уже давно обманывает, я это чувствую. Но ты этого не понимаешь, не видишь, не хочешь видеть. Он для тебя самый лучший.

Таня молча слушала Артема и чем больше слушала, тем больше хотела ему верить. Она уже совсем мало понимала, какое место в ее жизни занимает Вадим, но все еще не могла поверить в то, что уже не любит его.

-- Пойми одну простую вещь, -- продолжал Артем, -- Если он узнает, что ты ему действительно изменила, не простит тебе этого. Хуже того, будет использовать в своих целях. Не веришь, убедишься, но будет поздно. Нет, я не настаиваю, чтоб ты была со мной, я просто предупреждаю. Но в любом случае, я тебя могу принять. Пока могу.

Таню так разморило, что она задремала у Артема на плече и слушала его сквозь сон. Он почувствовал это и стал укладывать ее спать. Она проснулась от его прикосновений. Он сидел с ней рядом на диване и гладил ее волосы, которые рассыпались по подушке.

А дальше, дальше снова была ночь, как та предыдущая, но с более насыщенными ощущениями и впечатлениями.

А утром Таня, снова, как и в прошлый раз, ушла, нет, убежала, сломя голову, от Артема. Нет, скорее то самой себя. Она боялась влюбиться в нового знакомого при тех же обстоятельствах, что влюбилась в Вадима.

Казалось, здравый разум постепенно возвращается к ней впервые за полгода подавленности и смятения, иллюзорных надежд жизни с Вадимом. Теперь Таня пыталась быть осторожней и совершенно не напрасно боялась стать снова беспомощной пленницей своего спасителя. О таких, как она часто говорят: ”Молоком опеклась, на воду дует.” Но не только новой трагедии боялась она. Ей необходимо было сейчас снова стать самостоятельной, освободиться от накопившегося страха и сделать правильный выбор, не зависимо от собственных проблем: остаться ли с Вадимом, уйти ли к Артему или бросить их обоих, навсегда забыть об этом всем и начать все заново. Все это предстояло обдумать ей в тишине наедине с самой собой.

Но какая уж там тишина. Вернувшись с работы, сегодня очень рано, Таня обнаружила супруга дома. И он снова стал доканывать ее своими бреднями об измене, наслаждаясь ее измотанным видом, хотя сам оставался спокоен.

«Интересно, он сумасшедший или хочет меня довести до безумия,» -- подумала Таня.

И в такт ему задала неожиданный вопрос:

-- Ну, так где же та поэма, которую ты написал, пока я тебе так усердно изменяла?

Вадим нахмурил лоб. Никакой поэмы не было и в помине. Никто и не думал ее писать.

-- Я еще не закончил.

-- Ничего, покажи хоть немного. Я хочу знать, ради чего я изменяла.

-- Не покажу, пока не закончу.

-- Тогда я не буду больше изменять.

-- Нет, ты этого не сможешь. Ну, пожалуйста… -- Вадим снова бросился к Тане в колени, вожделенно глядя на нее.

-- И не подумаю, пока не покажешь поэму.

-- Ну, пожалуйста.

-- Нет.

-- Ну, хорошо…

Вадим стал рыться в своих толмутах, роняя листы на пол, разбрасывая их по всей комнате. Вскоре вокруг Тани образовался такой беспорядок, что и за месяц было его не убрать.

“А ведь он и не подумает прибираться, -- подумала она, -- Рассчитывает, что уберу я. Ну, что ж, пускай.”

Наконец Вадим нашел какую-то записулину на листке, заметно пожелтевшем от времени. Паста на строчках уже тоже стала расплываться, настолько давно все это было написано.

Он стал в позу. Волосы на его голове как обычно были всклочены, взъерошены. Он незаметно посматривал на Таню, как она реагирует на его внешний вид, обольщает ли он ее как прежде или уже не оставляет никакого впечатления. Увидев, что Таня не очень восхищена, стал стараться еще сильнее. А Таня в свою очередь заметила, что в его руках старая запись. Виду она не подала, но про себя иронично отметила, что все ее страдания ради творчества прошли напрасно. Она напряглась и стала внимательно слушать. А Вадим самозабвенно читал, почему-то, по слогам:

 

Во-круг пе-сок го-рит во мгле,

Та-щусь как пут-ник по пусты-не

И сут-ки я не пил не ел

И во-ро-нье клю-ет мой че-реп.

 

Стихотворение было длинным, почти как поэма, о каком-то уставшем путнике, которому почему-то никто не хочет отворять двери и понимать, но он, не останавливаясь, бредёт по пустыне людского равнодушия.

«Неужели это он про себя? -- подумала Таня снова с иронией, -- Ну, конечно, события минувших дней это подтверждают. Ах, его бедного одного не понимают. С работы выгнали, друзья предали и избили, да ещё и жена, шлюха последняя, то и дело на сторону бегает…  Ну, конечно, это всё про него одного. Все кругом сволочные, он один в шоколаде. Его же не любят, он страдает. А ты заслужил хотя бы уважения?!

Таня наклонила на бок голову, прищурилась, глядя на Вадика, как это иногда делала Анфиса, желая кому-то досадить и остаться при этом невинной. Таня знала, что Анфиска Вадиму симпатизирует именно своей ехидностью, коварством и проворством. Но это всё, видимо никогда не было направлено в сторону Вадима. А теперь Таня хотела, чтобы Вадим  пострадал именно от этих качеств, от коварных слов, произнесённых, будто, из уст самой Анфисы. Этим ей так хотелось досадить ему ещё сильнее. Совершенно непринуждённо и беспечно она произнесла:

-- Вадик, а почему путник «тащится» по пустыне, ему, наверное, классно.

-- А что же он, по-твоему, лететь должен, как орел, -- машинально ответил Вадим, но в следующую секунду смекнул, что Таня задала этот вопрос не спроста. Он нахмурился, изображая взглядом гнев и более резко ответил своим обычным наигранным тоном:

-- Ну, не «тащится», а бредёт. Какая разница, не это главное, а содержание. Вот, такие как ты, не понимают этого и обращают внимание лишь на мелочи.

Таня пропускала его реплики мимо ушей, её абсолютно не интересовало содержание ни этого стиха, ни всех остальных вместе взятых, сложенных Вадимом в том же духе. Теперь она ясно понимала, что всё это пафос и обман. Непринуждённо поведя головой в сторону и бесцельно рассматривая стену, она снова спросила сладостным голоском:

-- Вадик, а разве воронье череп клюет?

Таня во всём пыталась подражать Анфиске, которая только выхваливала Вадика всегда и во всём, восхищаясь всевозможными ахами и охами над ним. Но лукавые манеры хитрой подруги теперь справедливо были обращены против поэта-неудачника. И это произвело должный эффект. Самолюбие Вадима было задето, он почувствовал, что ему сделан вызов. И, самое главное, кем? Непутёвой женщиной, серой мышкой, которую он сам не уважал всё это время. Его лицо побагровело от негодования, поджатые губы стали тонкими, как ниточка, а прекрасные голубые глаза -- бесцветными  маленькими и злыми. Казалось, в них никогда больше не будет,  да и не было никакого тепла. Всё обаяние прекрасного принца испарилось в туже секунду. Он затопал ногами по полу и истошно завопил противным голосом.

-- Какое воронье, какой череп?! Ты дура! Ты просто дура! Это рифма, а для рифмы можно всё. Ритм и рифма в стихе самое главное, ты ничего не понимаешь.

Таня видела его вспотевший от напряги лоб. Она спокойно взяла из вазочки, стоявшей на столе, карамельку, так же спокойно развернула её, не обращая внимания на вопли Вадима, и так же спокойно положила себе за щеку. Это взбесило Вадика ещё сильней, он нервно сглотнул слюну, не зная, что сказать ещё.

А Таня продолжала, преспокойно наслаждаясь вкусом карамели:

-- А вот я бы не так написала, в том же ритме и с тем же смыслом:

 

Вокруг пески, вокруг снега,

Вокруг безликая пустыня.

Сгоню я стаю воронья --

От снега сердце не остынет!

 

-- Что? -- сквозь зубы произнёс Вадик, приблизив к ней своё красное лицо, -- И ты смеешь мне перечить и поправлять. Да я знаменитость, меня все признают. А ты, между прочим, живешь за мой счет. И вообще ты не думай, что если твои стихи один раз были напечатаны по ошибке под моим именем, то ты смеешь мне указывать. Больше такого не произойдет. Я постараюсь. Будь уверена, куда бы ты ни ткнулась со своими стишками, тебе везде будут закрыты двери. Поэт -- я. А ты всего лишь его жена. Понятно?!

-- Понятно, -- Таня тоже сузила глаза и более требовательно произнесла, -- Только не понятно, где же там хоть строчка о любви, как ты обещал.

-- О какой любви? -- Вадим сменил гневный тон на насмешливый, -- О вашей, женской?

-- Почему, о женской? О твоей собственной. И страданиях от разлуки, -- Таня тоже иронично улыбнулась.

-- У вас, у баб у всех одно на уме. Да где ты видела, чтобы великие люди только о любви и писали. Им другие проблемы были важнее. Шире, глубже, злободневнее. Я о них думал, пока ты шлялась!

-- Да, но ты просил меня изменить. Для чего?

-- Для того, чтобы ты мне на нервы не действовала, пока я пишу, дурёха. Чтоб не приставала. Пользуйся свободой, пока я  занят, потом ты её не получишь.

С этими словами Вадим схватил свою мобилку и кинулся к дверям одеваться.

-- Чтоб к моему приходу ужин был готов, -- кинул он Тане так, словно она перед ним провинилась, не выполнив какое-то распоряжение. Затем хлопнул дверью и ушел.

«Вот так всегда, -- подумала Таня, -- Он  ведёт себя так, вроде только он прав. Меня, значит, ни во что не ставит. Накричал как на девочку. Но я-то знаю, что не прав он. И не прав во многом. Но, похоже, ему и на это совершенно начхать.» Ей было досадно, что опять она не смогла  до конца отстоять своих прав.

Таня встала со стула, на котором сидела перед столом, медленно прошлась через комнату, по разбросанным Вадимом листам к книжному шкафу. Книги были не её, Вадима и то, не купленные, а подаренные родственниками и друзьями. Ей стало грустно, ведь за последнее время она совсем позабыла своих любимых авторов и поэтов, которых раньше очень любила читать. Она протянула руку и достала томик, на котором было написано: С.А.Есенин, «Стихи».

Удобно уселась на диване с ногами, открыла  страницу, минуя биографию и начала путешествие   по чужой судьбе и чувствам. Ей хотелось ещё раз  понять и усвоить, что же всё-таки на уме у великих людей.

Первые небольшие стихи она знала почти наизусть. Все они были очень тонкими и трогательными, порой даже тоскливо-печальными. Но вот, наконец, Таня наткнулась на строки, в которых искала ответ. Они так отчетливо говорили  сами за себя, давая ответ на многие вопросы, на которые не мог ответить сам Вадим или пытался ответить, но не своими словами. Здесь без всякой фальши было сказано:

 

Быть поэтом -- это значит тоже,

Если правды жизни не нарушить,

Рубцевать себя по нежной коже,

Кровью чувств ласкать чужие души.

 

Быть поэтом -- значит петь раздолье,

Чтобы было для тебя известней.

Соловей поет -- ему не больно,

У него одна и та же песня.

 

Вдруг Таня почувствовала правоту этих строк и свою собственную. Ведь Вадим никогда не пел «раздолье». Он всю свою жизнь ограничивался ханжескими взглядами, постоянно оглядываясь на мнение более авторитетных людей. Да и мало его стихи «ласкали чужие души», скорее только слух. И «крови» из его чувств вылилось маловато. Он, скорее, сам «пил» чужую «кровь», всех, кто находился рядом. И темы его стихов были одни и те же, словно он другого ничего не знал больше  в жизни.

Таня продолжала читать дальше:

 

Канарейка с голоса чужого --

Жалкая смешная побрякушка.

Миру нужно песенное слово

Петь по-свойски, даже как лягушка.

 

Магомет перехитрил в Коране,

Запрещая крепкие напитки,

Потому поэт не перестанет

Пить вино, когда идет на пытки.

 

Вот, чего Вадим никогда не перестанет, так это пить вино, верно сказано, как про него. Но разве только потому можно называть себя поэтом. Разве он «идет на пытки», когда выпивает. Он только становится  в зюзю пьяный и любит устраивать скандалы. Ну, да, конечно, ведь это еще один признак поэтической натуры с такой тонкой душой. Но почему к нему все так липнут? Почему так любят его незадачливые стишки? Да просто потому, что он «поет по-свойски». Сумел завладеть сердцами многих, таких же проходимцев, как и он сам, ничего не понимающих ни в красоте ни в поэзии.

И, наконец, Таню пронизала невольная дрожь, когда она прочитала два последних куплета.

 

И когда поэт идет к любимой,

А любимая с другим лежит на ложе,

Влагою живительной хранимый,

Он  ей в сердце не запустит ножик.

 

Но, горя ревнивою отвагой,

Будет вслух насвистывать до дома:

«Ну и что ж, помру себе бродягой,

На земле и это нам знакомо».

 

Ей стало стыдно за свою прошлую доверчивость. Как она могла верить человеку, который сам толкал её на чужое ложе, не испытывая при этом никакого чувства ревности. Ни поэты, ни обычные люди так не поступают. Об этом красноречиво свидетельствовали строки, написанные другим великим поэтом  около ста лет назад. И этот парень оказался прав. И ему хотелось верить не только потому, что он великий. Верить ему, и читать еще и еще. Таня утонула в чтении, не замечая, как идут часы. Уже начало смеркаться, и Таня включила светильник над диваном. За сегодняшний вечер она смогла понять очень многое. А еще больше возвратить из прошлой памяти, которая была задавлена, забита другой личностью, более сильной и напористой.

Но стихи, прочтённые в тишине, ничем не были похожи на те, что писал Вадим. В них была боль и особая теплота земной любви ко всем людям. И любовь к одной женщине тоже в них присутствовала. Но Таня отметила, что в данном случае человек жертвовал собой ради любви. Его предавали и бросали,  а он все прощал. За Вадимом подобных поступков Таня не наблюдала.

И по мере чтения все чаще в сердце стал возникать другой образ. Образ ее недавнего знакомого Артёма. Но Артем не был поэтом, или хотя бы писателем. Он был обычным коммерсантом. И сейчас Таня не сомневалась, что он понял бы ее и разделил бы с ней все то, что вложено в эти строки.

Она прочитала весь сборник стихов до конца, захлопнула и прижала  его к груди, обняв, как лучшего друга. Таня закрыла глаза, по щекам ее катились слезы. Но это были не слёзы горечи и обид. Это вдохновение обожгло ее душу и от части ощущение счастья. Счастье от того, что она снова прозрела.

Таня поняла, что оставаться в этой чужой квартире она не хочет и не может. Совершенно равнодушно она поднялась с дивана, открыла шкаф и стала небрежно сбрасывать в какую-то хозяйственную сумку собственные вещи, в которых пришла к Вадику жить. Их было немного.

Затем подошла к столу, сняла обручалку и перстенёк с бриллиантом, подаренный Вадимом в честь помолвки. Других украшений на ней сейчас не было. Подняла с пола один лист со стихами, на обратной стороне он  был пуст и аккуратно крупно написала:

 

«Не ищи меня. Я поняла все.

                                         Таня».

 

Положила лист на стол, сверху на него колечки.

Подошла к дивану, взяла в руки сборник, чтобы поставить на место. Повертела его в руках и передумала. Это была единственная вещь, которую Тане  хотелось бы взять с собой. Вадиму она все равно никогда не пригодится, да он ею, вероятно, и не пользовался, судя по слою накопившейся пыли. А для Тани этот  сборник стал единственным другом на данный момент. Она ощутила туже горечь и одиночество, о которой говорилось там, но не страх или злобу, как прежде.

Надев свое легкое пальто и сапожки, она решительно отворила дверь. Слава  богу, у нее были родители, которые всегда радовались ее приходу и присутствию. Но с ними тоже могли возникнуть небольшие проблемы из-за расхождения во взглядах.

 

Глава 17.

Таня потопталась у двери собственной квартиры, где она жила уже много лет. Она не решалась звонить, нужно было собраться с силами.

«Да что там сожалеть, все равно дороги назад нет. Вадим никогда не поймет свою неправоту, сколько ему не доказывай. Мог бы, но не хочет. Ему это выгодно,» -- решительно она нажала на кнопку звонка.

Открыл отец.

-- Это ты дочка? Заходи, -- лицо его было явно удивленным и встревоженным, -- А что так поздно, случилось что?

-- Да, папа , случилось. Я к вам, вернее к себе, насовсем.

-- Как насовсем, а муж твой, Вадим?

-- Вадим мне больше не муж. Я не могу с ним больше жить.

Говорила Таня спокойно, коротко и сухо. На ее глазах не появилось ни одной слезинки, ни одной фразы на возвышенном тоне, выдающей истинные эмоции, не сорвалось с губ.

-- Как же так, ведь вы и года еще не прожили вместе, -- отец тоже был спокоен и стал говорить немного тише, что б не услышала мама.

-- Я поняла, что он мне не пара, -- Таня тоже понизила голос.

-- Ты это брось, дочка. Возвращайся к нему. Он твой законный супруг, ты должна быть с ним.

-- Нет, папа, не вернусь. Выгнать меня не имеете права, я здесь еще пока прописана.

Таня упрямо сбросила сумку со своего плеча на пол. Отец призадумался, крутя трубку  в руке. Сумка, падая, грюкнула об пол. Услышав стук, в прихожую вышла мама.

-- Что случилось? Кто-то пришел?

-- Да, Танюша пришла, -- откликнулся папа.

-- Так что ж не проходит? А почему одна? -- мама увидела Таню и тоже встревожилась.

Отец ногой отодвинул сумку за шкаф.

-- Проходи, -- подтолкнул он дочь, -- Только не говори сразу в чем дело, -- шепнул он ей на ухо. Таня согласно кивнула.

-- Что так поздно? -- задала мама тот же вопрос, что и папа, уже в комнате.

Таня опустила глаза, затем, словно извиняясь, глянула на отца.

-- Ма, ты только не переживай.

-- Да что случилось?

-- Ничего. Ничего страшного.

Отец нахмурил брови, словно приказывая молчать. Таня глянула на него и закусила нижнюю губу. Она не умела врать. Так учили ее в детстве сами же родители.

-- Ну, говори же, что случилось, а то мне  с сердцем будет плохо, -- потребовала мама.

-- В общем, я к вам, насовсем, -- выпалила Таня.

-- Вы с Вадиком переезжаете к нам? Да ради бога.

-- Нет, мам, я одна переезжаю к себе, насовсем.

-- Как?

-- Да повздорили они, видать, завтра снова переезжать будет, -- вмешался отец.

-- Нет, па, не повздорили. Мы не пара друг другу.

Отец шумно вздохнул и стукнул себя по коленке.

-- Как не пара? -- всплеснула руками мать, -- Он такой  замечательный парень.

-- Нет, он не замечательный. Он мне изменяет.

Таня отвела взгляд, чувствуя, что расплачется.

-- С кем изменяет? Ты его за руку ловила? -- снова вмешался отец.

-- Не ловила и ловить не буду. Я просто знаю.

-- Но хоть по чем это видно? -- он был неумолим.

-- Помада на рубахе постоянно. Пьяный возвращается поздно ночью. Слава его испортила, -- стала приводить несмелые доводы Таня. Ей не хотелось говорить родителям до чего на самом деле дошли их отношения.

-- Это еще не факты, -- рассудил отец.

-- Ты слышишь, он пьет, -- вступилась мама, -- Того и гляди, руки начнет распускать.

-- Он немного выпивает, -- отец не хотел быть на стороне  Тани, но потом смягчился, -- Хотя, так и спиться недолго.

-- Да, но что скажут люди, -- заохала мама.

-- Да что ты со своими людьми, -- оборвал ее отец, -- Тут жизнь рушится…

Мама покачала головой и схватилась за сердце.

-- Плохо тебе, выпей валерьянку. А им дай самим разобраться, -- обратился к  ней отец.

-- Как же так. Такая семья была и на тебе, -- не могла успокоиться мать, -- Вот мы с отцом всю жизнь прожили.

-- Мы встречались перед свадьбой полтора года. У нас жизнь не такая была, -- напомнил ей отец.

-- Танюша, надо помириться. Как же ты дальше жить будешь? -- мама все еще пыталась сохранить Танину семью.

-- А как она жить будет, если он действительно пьет да по бабам шляется? А она, что же, только постирушки да посуду немытую и будет видеть? -- негромко прикрикнул отец в сторону мамы, затем обратился к дочери, -- Что же ты сразу не присмотрелась, бегом в ЗАГС.

-- Я же вас не хотела огорчать, -- всхлипнула молчавшая до сих пор Таня, -- Хотела, чтоб всё как у людей было.

-- Ну ладно, -- вздохнул отец, -- Пойдемте все спать. Утром разберемся.

 

Ночью Тане не спалось. Она все время думала, как ей теперь привыкнуть к прежней жизни, к прежним порядкам в родительском доме. Но возвращаться к Вадиму все равно не собиралась. Кроме того, ей было до боли интересно, кинется ли он искать ее сам.

Но прошло три дня, а Вадим не звонил Тане даже на мобилку. В тот день, когда она ушла от него, он больше не приходил домой, а всю  ночь провел с Анфисой в ее квартире. Ее Вадим уехал в командировку. Так пролетели и два последующих дня для «влюбленной пары». А на третий день, а вернее вечер, предчувствуя, что ее муж скоро вернется, Анфиса потянула Вадима в его квартиру. Вадим сначала отнекивался, но потом, позвонив несколько раз на собственный домашний телефон, убедился, что дома никого нет.

-- А вдруг Танька заявится? -- распереживался  Вадим.

-- Ну и что, скажем ей правду.

-- Ну, уж нет, я не хочу, чтобы она ушла. А кто стирать, убирать в доме будет?

-- Вадик, ну ты наивный. Ты забыл, что она сама тебе изменяет. Самое время отомстить.

-- Точно. Ты умница.

 

Они вошли в полутемную квартиру, шторы ни на одном из окон не были задвинуты, несмотря на позднее время. Обычно, уходя из дома вечером к родителям, Таня занавешивала окна или спускала жалюзи.

Войдя в зал, Вадим чуть не упал, поскользнувшись на собственных бумагах, разбросанных во время их последней «милой» беседы с женой. Он насилу дотянулся к включателю, клацнул им и присвистнул, увидя беспорядок, который сделал он сам. Похоже, никто и не собирался здесь убирать. Да, но где же Таня, значит, ее не было дома с того самого вечера. Так значит, она и вправду  изменяет и сейчас вовсю наслаждается свободой, как рекомендовал ей сам Вадик.

«Ну, Танька, ну серая мышка, доберусь до тебя», -- злорадно бормотал Вадим себе под нос.

-- Вадик, что это? -- его привел в чувство голос Анфисы.

-- Ничего. Беспорядок. Мы скандалили.

-- Ха! Похоже, твоя серенькая фрау нашла себе богатенького буратинку и сейчас забавляется с ним, -- торжествующе резюмировала Анфиса.

-- Да заткнись ты! -- грубо оборвал ее Вадим, которому и так было не по себе.

-- Дурачек, -- ласково пропела Анфиса, -- Теперь у тебя будет замечательный повод развестись с ней.

-- Ну, Танька, ну пройдоха, я до тебя доберусь! -- не скрывая отчаяния говорил Вадик вслух.

Тут он подошел к столу и увидел записку, а на ней два кольца. Анфиса не отставала от него ни на шаг.

-- А-а-а! -- почти закричала она, прочитав написанное Таней, -- Можно, это моё будет? -- тут же схватила она бриллиантик, -- Таньке все равно не нужно.

-- Забирай, -- равнодушно кинул Вадим.

-- А, что, Вадичек, -- ликовала Анфиска, -- Я же говорила тебе еще тогда, разводись. Вот она тебя и подставила.

-- Заткнись. Не до тебя, -- зло кинул ей Вадик. Его мозги лихорадочно работали. Он думал, что делать ему дальше. В отчаянии он присел на диван и обхватил голову двумя руками.

-- Интересно, ради кого она тебя бросила? -- не унималась Анфиса. Казалось, ее радости не будет конца. Она разглядывала бриллиант у себя на пальце и вовсе не замечала настроения Вадика. А тот даже побледнел от переживаний.

-- Не может быть…не может быть… -- как в бреду повторял он.

--Чего не может быть?! -- подскочила к нему Анфиска, -- Изменила она тебе, твоя тихоня. Да так быстро, не заставила ждать. Женись на мне!

-- Да не могла она изменить. Я не верю, -- Вадик нервно заходил по комнате, -- Мы просто поругались. Она еще вернется.

Анфиса презрительно хмыкнула.

-- Ну, так что ж, будешь свою серую мышку дожидаться? Когда нагуляется -- придет. А я пошла.

С этими словами Анфиса развернулась и решительно вышла в прихожую. Тут Вадик словно очнулся.

-- Анфиса, ты куда?! -- он выбежал за ней, -- Я никого не собираюсь дожидаться. Ты мне нужна. Я просто ненавижу тех, кто предает.

Он положил ей руку на плечо, обернул к себе и хотел поцеловать.

-- Вот так бы и давно, -- опередила его поцелуй Анфиса очередной репликой, -- Так ты женишься на мне? Да или нет?

-- Да, -- кивнул Вадик.

 

На следующий день, все подруги, знакомые и даже незнакомые Анфисы в микрорайоне были осведомлены в том, что самая видная девушка всей округи, а может и всего города закадрила в мужья  знаменитого поэта Вадима Астафьева. У них уже давно бурный роман, который перестал быть тайным только сейчас.

Анфиса накануне хорошо постаралась, рассказывая каждой подруге по целому часу при встрече и по телефону, как она стала единственной и желанной для великого  гения. Как его «порядочная» женушка бросила его, якобы, из-за нехватки денег и тут же нашла себе другого. Как Вадим долго упрашивал ее, Анфису, чуть ли не на коленях, чтобы она не бросала его в тяжелую  минуту. Анфиса, конечно же, проявила свое милосердие, и теперь  он сделал ей предложение и подарил кольцо с бриллиантиком. Она гордо поблескивала побрякушкой на мизинце левой руки, но и там перстенек сильно сдавливал палец.

«Да, да, в записке так и было написано: Ушла  к другому, потому, что у тебя теперь нет денег, -- подтверждала она всякий раз свой рассказ словами.

«Ах, это ж надо, бросить из-за денег, -- перешептывались другие поклонницы Вадима, -- Такого одаренного человека, как можно бросить?! А еще  такая скромная казалась. Но  теперь он нашел свою настоящую любовь. Они друг другу очень подходят. Оба видные и талантливые».

Скоро весь микрорайон просто гудел о сногсшибательной и умопомрачительной любви двух знаменитых людей, которые заслуживают всеобщего признания и уважения.

 

Но к Тане эти новости дошли не скоро. Она просто не выходила никуда из дома и ни с кем не общалась, боясь, что кто-нибудь узнает о ее горе. После работы сразу спешила домой.

На третий день домашнего «заключения», идя по малоосвещенному проулку после рабочего дня, она вдруг вспомнила о своем недавнем новом знакомом Артеме.

«А почему бы не поделится с ним, -- в ее сердце что-то дрогнуло от этих мыслей, -- Мы ведь просто друзья, меня или его это ни к чему не обязывает.»

Она набрала номер его мобилки. Артем как раз тоже отдыхал в своей квартире после работы.

-- Ты где сейчас? -- коротко осведомился он.

Таня назвала улицу.

-- Подожди там, сейчас приеду.

На этот раз Таня узнала его машину и без приглашения подскочила к ней. Он приоткрыл ей дверцу изнутри на переднем сидении.

-- Ну, как тебя не называть сумасшедшей?! -- с упреком обратился он  к Тане, -- В такую темень одна по улицам ходишь.

Таня уселась в машину, захлопнув за собой дверцу. В ее душе накопилось так много боли за последнее время, что она выплеснула все в одной фразе, ни о чем не думая.

-- Я от Вадима ушла.

-- Ну и правильно сделала. Давно пора, -- Артем тоже всегда был прост и лаконичен в объяснениях.

Таня глянула на него вопросительно, почему он не спрашивает, как это произошло. Но вместо этого Артем задал совершенно другой вопрос, тихо и как-то по-детски.

-- Так ты теперь со мной остаешься?

Он, не отрываясь, смотрел на Таню своими темными, как ночь карими глазами и она не в силах сказать что-то другое, просто ответила:

-- Да.

 

День развода был назначен не позже, чем через месяц, потому, что Таня первая подала заявление. Тем более, что на это имелась веская причина, наличие у  нее другого мужчины. А с кем будет теперь Вадим, ее это вовсе не волновало, как и не волновали все те сплетни про нее, доходившие до ее ушей. Теперь Таня была уверенна в себе и в своем будущем. Ведь такого парня как Артем, вряд ли кто сможет  отбить.

Вадим и в этот день был неотразим, как всегда. К залу суда он явился со своей новой пассией Анфисой. А Таня, конечно, была с Артемом.

Анфиса при встрече окинула Артема с ног до головы оценивающим взглядом, а перед Таней  закокетничала, демонстрируя свой новый прирйой номеда был назначен ровно через месяц, потому, что Таня первая подала заявлениеосто ответила

ь.

о это ни к чему не обяжеткид, купленный на Вадькины деньги. Таня равнодушно поздоровалась с ней. Сейчас ей было не до того. Процедура развода, пусть даже и с нелюбымым мужем, волновала ее куда сильнее.

Вадим и Таня, оставив своих теперешних партнеров в зале ожиданий, направились в зал суда.

-- А, может, еще сойдемся? -- шепнул ей Вадим, вплотную приблизившись к ней и пытаясь изысканным движением взять ее за талию.

-- Нет, Вадим, поздно, -- беспристрастно ответила она ему, не обращая внимания на его прикосновения.

-- Неужели ты больше совсем меня не любишь?! Вадим приосанился при этих словах.

-- Я любила тебя, как могла. Ты попросил меня изменить тебе, и я  изменила, как ты хотел. Я изменила всё раз и навсегда. Нам не о чем больше говорить.

 

Их развели очень быстро, без лишних вопросов. На улице Вадим в последний раз окинул взглядом удаляющуюся парочку. Неужели это она, серая мышка, его недавняя жена. За последнее время Таня заметно похорошела. Светлые волнистые локоны спускались на плечи и очень хорошо оттенялись шубкой из дорогого искусственного меха под цвет горной ламы. Таня, как всегда, выбирала себе наряды практичные и с превеликим вкусом. А рядом с ней был широкоплечий великан, чем-то похожий на короля  гоблинов, но рядом с ним ее глаза наполнялись детской доверчивой радостью и чем-то таким, что мог бы объяснить лишь человек, хотя бы раз, поверивший в любовь.

Вадим растерянно смотрел им вслед, забыв в этот момент даже про Анфису. Но не тоска и сожаление наполняли его сердце. Не горечь о потере, пусть даже по его вине, сковала участок между горлом и небом комком. Лишь искра самолюбия вспыхнула злым огоньком в его глазах. И не строки об ушедшей любви польются в его нынешних стихах теперь, не ностальгия охватит его хотя бы на несколько дней. Лишь сетования на несправедливость этого мира и ненависть к нему обрушатся на уши наивных читателей снова и снова из уст своего кумира. И они будут счастливы вновь слышать его, жадно ловить каждое слово и во всем соглашаться с ним.

А Таня и Артем снова провели этот вечер вместе, как уже проводили много вечеров до этого. Зима щедро одарила всех снегом и морозом  в этом году. Нагулявшись по аллеям парка и, даже, наигравшись в снежки с детворой, они вернулись в свою уютную теплую квартирку.

Артем присел на корточки перед Таней, сидящей на диване, желая помочь ей снять лаковые узкие сапожки на тоненьком каблучке. Таня была счастлива этим зимним вечером и ее потянуло на поэзию.

 

«Зима дает нам только холод,

Но грею сердце я теплом.

Души живительные звоны

В снегах прольются ручейком.

 

Ах, Валентин, как раз ты к стати,

В последний месяц, в феврале,

Раскинув снежные объятья

В любви сгораешь как в огне…»

 

Нежно пропела она.

-- Кто это написал? -- робко спросил Артем.

-- Отгадай, -- игриво ответила Таня.

Артем поднял на неё глаза и засмущался.

-- Не знаю такого поэта, -- задумчиво протянул он.

-- Как это не знаешь. Не может быть.

Артем почесал макушку.

-- Нет, не знаю.

-- Знаешь, знаешь. Ты смотришь сейчас прямо на него. Вернее на нее.

Артем восхищенно глянул на Таню.

-- Так эта сумасшедшая ещё и стихи пишет! Я сразу понял, какая-то ты не такая. Не такая, как все.

Таня рассмеялась.

-- И много их у тебя? Ну, стихов, -- несмело спросил Артем.

-- Не знаю. Второй блокнот заканчиваю.

-- Слушай, у меня есть знакомый редактор областной газеты. Давай ему покажем, он обязательно поможет.

-- Давай, -- согласилась Таня.

Немного подумав, Артем произнес.

-- Странная вещь эта жизнь. Пока не пропустит через трудности, страдания, счастья не дает. Вроде человек сразу не понимает, что ему нужно. Вот, кажется и хорош, и пригож, а такая судьба порой выпадет. Такие люди вокруг тебя… Это все мудро задумано, чтоб потом сильней ценили, что дано хорошего. Я-то стихов не писал  и не пробовал, но так их люблю. В них, иногда, такая правда, вся жизнь как в зеркале. Он задумчиво отвел взгляд и процитировал:

 

«Глупое  сердце, не бейся!

Все мы обмануты счастьем,

Нищий лишь просит участья…

Глупое сердце, не бейся.

 

Все мы порою, как дети,

Часто смеемся и плачем:

Выпали нам на свете

Радости и неудачи.

Глупое сердце, не бейся.

 

Жизнь не совсем обманула.

Новой напьемся силой.

Сердце ты хоть бы заснуло

Здесь на коленях у милой.

Жизнь не совсем обманула».

 

Артем остановился, переводя дыхание. Он почувствовал, что еще одно драгоценное слово, и он не в силах будет сдержать слез, которых стыдился. Таня заметила его смущение и подхватила строки любимого поэта:

 

«Может и нас отметит

Рок, что течет лавиной,

 И на любовь ответит

Песнею соловьиной.

            Сердце, смелее забейся!»    (изм. авт.)

 

 

 

Эпилог.

 

Сырым весенним утром, когда снег еще не сошел весь с газонов и площадей, но морозов уже не предвиделось, знаменитость всего города, признанный поэт и гений, еле слез со своей кровати. Позади  бурная ночь, не первая, но и далеко не последняя в его жизни. Опять новые полезные знакомства, авантюры и приключения, овации, аплодисменты и излишнее количество выпитого вина. Но  все это, произошедшее еще в недалеком прошлом,  уже угасало в памяти. Сейчас он чувствовал лишь голод и жажду. Он знал, что в квартире он совершенно один, но, впрочем, ему это не мешало чувствовать себя звездой, как прежде. Единственное неудобство холостяцкой жизни -- некому поджарить гренки и проследить, чтоб белье было чистое.

И еще одна проблема молодого поэта. Издательство вовсю ждало от него все новых и новых «шедевров», поскольку старые стихи всем приелись и надоели. А писать Вадиму совершенно не хотелось, вернее сказать, не моглось. Не было вдохновения, как говорил он редакторам и те охотно верили ему и ждали, когда же великого гения посетят возвышенные мысли.

Вторая Муза поэта тоже упорхнула от него совершенно случайно и неожиданно. На одном из вечеров, в честь Вадима Астафьева Анфиса встретила более знаменитого и богатого кинематографиста и ушла к нему жить. В ее планы давно входило стать звездой шоу бизнеса или топ моделью на худой конец. Любою ценой. Теперь ее мечты начинали сбываться.

Вторая разлука не произвела на Вадима совершенно никакого впечатления. Наоборот, он даже рад был свободе. Да и какой смысл иметь одну и ту же женщину каждую ночь, если можно иметь столько разных, не неся никакой ответственности за это.

Нехотя умывшись и одевшись, он слегка навел марафет на своем лице, чтоб оно не казалось слишком припухшим, и привел волосы в хаотический беспорядок. Это придало ему измученный вид, будто он всю ночь сидел за новой поэмой. Полюбовавшись на себя в зеркало, как обычно, и оставшись довольным, он вышел на улицу уверенным шагом. Пройдя несколько кварталов, он заметил знакомую фигуру, встречи с которой избегал в последнее время. Это был его давний приятель, Генка. Завидев его издали, Вадим нахмурился, поднял ворот пальто и съежился так, словно ему не здоровится, и сейчас ему не до выяснения отношений. И, вообще, ему безразлично, кто ему встретился. Но, Генка, давно готовый простить  все своему недругу, увидев нездоровое выражение лица Вадима, совсем расчувствовался к нему.

-- Здоров, братуха, -- окликнул он Вадика.

Тот удивился, но вида не подал, только хрипло произнес:

-- Здоров.

-- Куда путь держишь?

-- Куда глаза глядят.

-- А, может, пойдем по маленькой пропустим?

-- Ах, это. Вообще, я завязал. Но сейчас можно. Что-то не хорошо себя чувствую.

-- Пойдем, -- обрадовался Генка, -- Ребята давно тебя ждут.

-- Ребята?-- насторожился Вадим, -- А они как? Ничего?

-- На счет чего?

-- Ну, помнишь ту драку? Неприятность получилась. Я, вроде тогда виноватым остался.

-- Ах, ты про это. Да они все уже забыли давно. Ведь это ж такое дело, с каждым может случиться. И с ними, и со мной тоже. Мы все одинаковые на  этом свете. С кем не бывает. Прощать надо.

-- Генка, ты только скажи, тем осенним вечером под разбитыми фонарями, среди троих с ножами  в масках, тебя не было?

-- Нет, не было. Это местные хулиганы, -- ответил Генка так, словно знал события того вечера наизусть.

-- Тогда пошли. Я знал, ты единственный настоящий друг.

 

Вот так продолжалась дальше жизнь в небольшом микрорайоне одного из тысячи тысяч на карте  Мира большого города, похожего во всем на наш с вами. И все его жители, и простые смертные, и великие гении были довольны. Но никто из них не знал, к сожалению, да и не хотел знать, чего стоит каждый из них на самом деле. Самое главное, что все они чувствовали себя звездами. Звездами в хаосе этой жизни.

 

А как Таня с Артемом, спросите вы, где затерялись их звездочки? Их звездочки не угасли и не затерялись. Они просто стали светить подальше от всего этого шума и копоти над своей тихой гаванью. Возможно, только друг для друга, а возможно, освещая кому-то дорогу.

Единственное, что знаю я, если у них обоих хватит опыта, ума и таланта, то они обязательно сберегут свой общий мирок и огонек в своих сердцах. А мудрости, наверняка, у них у каждого  в достатке, так как им немало подарила прожитая жизнь и прошлые разлуки.

 

30 октября 2005г -- 7 февраля 2006г. г. Павлоград

 

 

 

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/