- Вера Павловна! Это – правда?
- Что «правда», Танюша?
- Это правда, что там написано?
Только что прозвенел звонок с урока. С любознательным 5 «б» мы изучали рассказ Тургенева «Муму». Урок как урок – ничего особенного, но что так расстроило мою любимицу Танюшку Малоземову?
- Это правда, что в рассказе написано? Что родинки на левой щеке у женщин считаются «на Руси худой приметой и предвещают несчастную жизнь»?
Танюша слегка заикаясь от волнения, прочитала предложение из рассказа и… потрогала пальчиком родинку на левой щечке.
Я рассмеялась.
- Ну, что-то ты, Танюша, так расстроилась? Все это – суеверие. Это в царской России неграмотные люди так считали. Мы живем совсем в другое время. Человек сам создает свою жизнь, свою судьбу. Я знаю людей, у которых на щеке родинка, а живут они счастливо. Все хорошо.
Я погладила девочку по головке, и, успокоенная, она пошла собирать учебники в сумку.
Прошло несколько лет. Танюша Малоземова закончила школу с серебряной медалью, поступила в медицинский институт, закончила его и осталась работать в областном кардиологическом центре.
Я по-прежнему преподавала литературу и русский язык в небольшом районном городе, и однажды меня послали на курсы повышения квалификации. В электричке ко мне подсела неожиданно Танюша Малоземова. Она обняла меня, поцеловала и сделала все это так искренне, что у меня навернулись на глаза слезы.
- Ой, Вера Павловна, я вас сразу узнала, вы совсем не изменились!
- Зато ты, Танюша, сильно изменилась – стала просто красавица, и счастье, смотрю, как сказал писатель Грин, «сидит в тебе пушистым котенком».
Танюша рассмеялась.
- Это верно, Вера Павловна! Вон там мои сидят – муж и сынишка! Я их так люблю, я такая счастливая!
Через несколько сидений от нас симпатичный темноволосый мужчина держал на коленях мальчика лет трех-четырех. Мужчина, поняв, что мы смотрим и говорим про них, слегка поклонился мне.
- Это мой муж – Игорь! Учились вместе. Он хирург. И сынишка, зайчик мой, Антошка.
- Танюша! Я так рада за тебя!
- А как у вас дела, Вера Павловна? Как школа?
Мы проговорили еще минут сорок. Проговорили бы еще больше, но муж стал подавать знаки Тане, показывая, что сынишка соскучился по ней.
- Ой, Вера Павловна, пойду я, ладно! Всего вам хорошего! А родинка на левой щеке бывает и к счастью! – Танюшка рассмеялась и, помахав мне приветливо рукой, пошла к мужу и сынишке.
Жизнь шла своим чередом. Я по-прежнему преподавала литературу и русский. Тетради, уроки, любознательные ученики, изменения в учебных программах, педсоветы, выпускные вечера – годы летели, и вот уже подошли мои двадцать пять лет педагогического стажа. Оформлять документы по выслуге лет мне пришлось ехать в областной центр. И судьба через много-много лет снова свела меня с Таней Малоземовой.
Мы встретились на улице совершенно случайно. Таня шла под руку с невысоким широкоплечим мужчиной. Она первая увидела меня и сначала нерешительно приостановилась, а потом , что-то тихо сказав своему спутнику, быстрым шагом подошла ко мне.
- Вера Павловна! Сколько лет, сколько зим!
Мы обнялись.
Танюша повернулась к своему спутнику и, улыбнувшись, сказала:
-Саш! Иди домой, я немного задержусь!
Поймав мой недоуменный взгляд, Танюша опустила голову, но потом посмотрела мне в глаза и сказала:
- Вера Павловна! Вы очень спешите? Мне так хочется с вами поговорить!
В уютном небольшом кафе за чашкой кофе, задумчиво глядя куда-то мимо меня, Таня рассказа свою невеселую жизненную историю.
- Вы помните, Вера Павловна, как мы встретились с вами последний раз в электричке? Я была самая счастливая женщина на свете! Я хвасталась своим счастьем, а, наверное, нужно было помалкивать. Хорошо – ну, и хорошо! Счастье, наверное, как жар-птица, чуть побудет с вами и улетит. И у меня улетело, улетело навсегда. Погибли у меня и сын, и муж…
Танюша чуть отвернулась, достала носовой платок из сумочки и стала вытирать слезы. Я сидела подавленная, сразу не нашла даже слов, чтобы утешить.
- Мы поехали, Вера Павловна, всей семьей на елку. Повезли Антошку на праздник. Чуть запаздывали, заказали такси. Как наша машина вылетела на встречную полосу, не знаю! Я пришла в себя уже в реанимации. Таксист погиб. И мои: и муж, и Антошка.
Танюша опустила голову и заплакала. Я подвинула к ней свое кресло, приобняла и стала гладить тихонько по голове.
После достаточно длинной паузы, смахнув слезинки, Таня снова заговорила:
- Когда мне сказали, что Игоря и Антошки больше нет, у меня сердце остановилось… Да, Вера Павловна, душа моя летела по тому самому тоннелю навстречу чему-то яркому, мудрому, ждущему меня, но врачи буквально вытащили меня с того света.
Танюша наклонила голову, задумалась, а потом продолжила тихим бесстрастным голосом:
- Через три месяца я выписалась из больницы. Жить не хотелось. Ходила, что-то делала, ела, общалась с кем-то. Все как во сне. А сами-то сны не снились. Как ни странно, бессонница меня не мучила. Ложилась и сразу проваливалась в какую-то черную яму. Ночь пролетала, как секунда. И знаете, вставала совершенно физически здоровая, выспавшаяся. Для каких-то будничных дел, которые делала по инерции. Они меня совершенно не интересовали.
У Пушкина есть такая строчка: «Год прошел, как сон пустой…» Я стала похаживать в церковь. И знаете, Вера Павловна, там мне становилось легче. Но только там. Дома все напоминало о погибших. И мне стало казаться, что вдруг они появятся передо мной. И я в этот момент сойду с ума. У меня это стало навязчивой мыслью. Мне посоветовали исповедаться у батюшки. Однажды воскресным утром я пришла в церковь к семи часам. На исповеди нас оказалось двое. Передо мной с батюшкой беседовал мужчина. После исповеди он подошел к иконе Казанской Божьей Матери. Я увидела, как сотрясаются его плечи, и поняла, что он не просто плачет, а рыдает…
Я подошла к батюшке и увидела, что предыдущая исповедь потрясла его. Батюшка стоял задумчивый. Потом он вздохнул и сказал как бы про себя: «На все воля Божья». Я стала рассказывать ему свое горе…
После исповеди уже за воротами церкви у меня, поверите, Вера Павловна, в груди как будто камень с души упал. Как-то стало даже легче дышать!
Через неделю я пришла в эту церковь на службу и решила поставить свечи моим любимым «за упокой». В небольшой очереди передо мной стоял тот самый мужчина, с которым мы были на исповеди. Он тоже хотел купить три свечи, а купюру подал крупную, и ему не могли её разменять.
- Извините меня, возьмите, пожалуйста, на свечи!
Я дала ему десять рублей. Он взглянул на меня, тихо поблагодарил. И знаете, Вера Павловна, такая тоска была в его взгляде, что мне даже страшно стало и я на миг забыла, где нахожусь…
После службы я уже достаточно далеко отошла от церкви, когда он догнал меня.
- Возьмите, пожалуйста! Спасибо, что выручили! – И он протянул мне десять рублей.
Какое-то время мы шли молча, каждый думал о своем. И вдруг он заговорил. Заговорил как будто сам с собой.
- Ни за что не прощу себе, что отпустил их! Даже не отпустил, а сам отправил их туда! Работа, работа, работа! Чертова работа! Мы должны были ехать вместе! И ничего бы не было! Но работа задержала меня! И я нашел им сам эту «ГАЗель». Нужно было перевезти телевизор теще. И моя жена с детьми – дочкой и сынишкой – поехали на этой «ГАЗели». Шофера я попросил отвезти их к теще на выходные. И они погибли. Утонули. Шофер решил срезать двадцать километров и поехал через речку по льду. «ГАЗель» провалилась…
Мужчина остановился и закрыл глаза. Я инстинктивно взяла его под руку.
В этот день мы делились горем. Он своим, я – своим. Горе нас сблизило. Его зовут Александр, и сегодня на улице я была с ним. Поделюсь с вами, Вера Павловна, тайной. Мы с Сашей ходили в Дом ребенка. Знаете, мы хотим удочерить девочку. Ей четыре годика. Зовут Света. Наш Светик. Когда мы пришли в Дом ребенка в первый раз, посмотреть на ребятишек, ко мне подошла крохотная девочка и спросила:
- Ты – мама?
У меня навернулись слезы на глаза, и я не нашлась, что сказать.
А девочка сказала:
- У тебя тоже ёдинка? – и показала на свою родинку на щечке.
Я взяла её на руки, расцеловала и… расплакалась. Это и была Светланка. Саше она тоже очень понравилась! Ну, что же, Вера Павловна, может, две родинки будут к счастью? Пойдемте потихонечку!
Мы вышли из кафе и направились к автобусной остановке.
Мы – люди из ХОМЫ. ХОМА – это художественно-оформительская мастерская – небольшой бревенчатый домик в нашем городском парке. В штате обслуживания городского парка нас шестеро. Наш директор – Мария Яковлевна Щукина, которую мы за глаза зовём «Маня-Щука», год назад овдовела и сейчас очень активно ищет свою половину. «Маня-Щука» и при живом-то муже вела далеко не праведный образ жизни, а теперь…, как говорит наш слесарь Лаврентьич: «Охоча Манька до мужиков-то, ох как охоча!» В мастерской за дощатой перегородкой у Мани свой кабинет, точнее комнатушка, где всё всегда развалено. Там Маня казнит и милует нас – свою подневольную челядь – работников парка. Но это бывает редко, потому что в последнее время ей не до нас, и на двери её «кабинета» почти постоянно висит табличка «Ушла в администрацию».
Вторая женская личность в ХОМЕ – это сторожиха тётя Мотя – обладательница красивой фамилии – Расщупкина. Тетя Мотя – дальняя родственница директрисы – разведчик Мани-Щуки в наших рядах. Всё, что происходит в ХОМЕ, тётя Мотя, как Берия Сталину, исправно докладывает шефу. Тёте Моте далеко за 70, но, как говорит наш мудрец Лаврентьич «она и после смерти сторожихой в парке работать будет». Тётю Мотю так бы, конечно, все и звали – тётя Мотя, если бы не её внешний вид. Представьте: на длинной тощей жилистой шее маленькая головка с жиденьким пучком волос на затылке. На левом глазу у тёти Моти большое бельмо. Он всегда прикрыт, зато правый глаз расширен и навыкате. Этим глазом она замечает всё. За тётей Мотей давно закрепилась кличка «Зоркий Сокол». И, действительно, если бы тёте Моте за плечи лук, а в пучок волос перо – получился бы без грима легендарный индейский вождь. Года два назад тётя Мотя пришла на работу в черной кожаной куртке, которую, по её словам, она нашла в парке после бурного Праздника города. Народная молва считает, что тётя Мотя сняла её с пьяного. Лаврентьич сразу окрестил её «Зоркий Сокол из ЧК». Страсть и работа тёти Моти – бутылки. Она прочесывает весь парк утром, днем и вечером. Её правый глаз не пропустит ни одну пустую «чекушку». Всех бомжей – конкурентов она выпроваживает из парка самыми разными способами вплоть до вызова наряда милиции – «в парке хулиганят».
Мужскую часть ХОМЫ заслуженно возглавляет Кир Иванович Дедулин – участник Отечественной войны. У Кира Иваныча почтенный возраст, длинные седые волосы и постоянно красные как у мороженного окуня глаза. Кир Иваныч заведует бильярдной – маленьким в виде сарайчика пристроем, где стоят два старых бильярдных стола. Кир Иваныч круглый год ходит в валенках, а в прошлую зиму хоккеисты, которые отмечали победу в нашем парке, подарили ему синий хоккейный свитер с номером «7» на спине. Лаврентьич, а вместе с ним и мы стали звать Кир Иваныча «Хоккеист». И когда Кир Иваныч шаркающей походкой идет открывать бильярдную, Лаврентьич кричит: «Седьмой поехал на вбрасывание». А наш ветеран войны очень уважает того, кто угощает его водкой. Но горе этому человеку. Кир Иваныч после первого стакана начинает рассказывать про войну, но рассказывает он местоимениями и междометиями, все существительные в его рассказе метерные слова. Из рассказа Дедулина понять ничего нельзя, но уйти от него нет возможности. Кир Иваныч берет одной рукой собутыльника за грудки и не отпускает до тех пор, пока не посчитает нужным.
Слесарь Лаврентьич – наша душа, наш мозг, наша энциклопедия. Ёмкие, образные характеристики, которые Лаврентьич дает окружающим приклеиваются к ним на всю жизнь. Лаврентьич, когда-то выучился на учителя истории, но три года, которые он проработал в школе, до сих пор вспоминает с ужасом. «Я теперь бы лучше на паперть милостыню собирать, чем в школу вернуться», - так подытоживает Лаврентьич свое хождение в народное образование. Лаврентьич отвечает в парке за карусель с лошадками и за качели. Все эти детские объекты чаще всего не работают. Лаврентьич всегда в мазуте, всегда грязный, всегда суетиться, это очень нравиться Мане-Щуке и она постоянно приводит нам Лаврентьича в пример, хотя мы все знаем, что в технике, к которой тянется всем своим существом, гуманитарный Лаврентьич ничего не смыслит.
Наоборот, наш дворник «Гришка-Рыжий» - Григорий Ляпин, мужчина тридцати восьми лет с рыжими усами, бровями, бакенбардами и шевелюрой – «золотые руки», если он увлечется и захочет, может сделать абсолютно всё. Но у «Гришки - рыжего» такая огромная могучая лень, что отправить его делать что-нибудь «Мане-Щуке» составляет огромного труда. Чаще всего «Гришка-рыжий» сидит молча в мастерской или изредка плетет сетку для рыбалки.
Замыкаю сильную половину ХОМЫ я – Петряков Сергей Сергеевич. Когда я устраивался сюда художником, директриса представила меня: «Это наш Ван Гог!» Слово «Ван» затерялось, а «Гог» деформировалось в Гогу. Так я стал Гогой. У меня 3 группа инвалидности из-за желудка, поэтому я один из ХОМЫ не пью огненные жидкости.
Любопытную историю про авантюристку-«русалку» я, как и все обитатели ХОМЫ, услышал в дождливый осенний понедельник.
Итак, однажды в понедельник, когда на улице моросил надоевший дождик, все обитатели ХОМЫ собрались вместе. Даже тетя Мотя не пошла домой после ночного дежурства, потому что Лаврентьич поразил её алчное воображение фразой о том, что в Москве принимают пластиковые пустые бутылки. Тетю Мотю сразу заинтересовало, сколько могут стоить пустые пластиковые бутылки, которых в парке всегда валялось огромное количество. Но заинтриговавший её Лаврентьич про стоимость пустой пластиковой бутылки молчал. Впрочем, молчали все, потому что был понедельник, всем хотелось опохмелиться, а денег не было. Я рисовал на куске картона суровый плакат «За выгул собак в парке – штраф 500 руб. «Такой текст на бумажке мне написала «Маня-Щука», в кружочке, который был перечеркнут крест на крест директриса написала «Харя собаки». Неожиданно дверь в мастерскую открылась и нам явились два молодца в камуфляжной форме.
Один был тощий, длинный и бледный с сеткой, а другой маленький, широкоплечий, краснорожий.
- Здорово, орлы! – бодро приветствовал нас краснорожий. Оглядев всех нас, он пришел к выводу, что старший здесь Кир Иваныч.
- Слышь, отец! Я с другом у вас тут в уголке посижу? Выпьем маленько. Друган вот приехал, а на улице дождик. Милиции не бойтесь, мы сами оттуда! Правда, Серый! – обратился он к своему напарнику, который доставал из пакета 1,5 литровую пластиковую бутылку какой-то темной жидкости.
Кир Иваныч произнес какой-то звук, похожий на «Ё».
- Правильно говоришь, отец! – одобрил краснорожий.
- Мы вам сейчас по маленькой поднесем.
В ХОМЕ все как-то сразу задвигались, зашевелились. Когда наши незваные гости уселись за сломанную тумбочку в углу мастерской, все мужчины ХОМЫ благоговейно подходили, и, крякнув, выпивали предложенную самогонку из пластикового стаканчика. Тетя Мотя, плюнув, ушла домой, я отказался. Гости, угостив всех желающих, про нас сразу забыли и начали свой задушевно-приятельский разговор, который мы все невольно слушали.
- Слышь, Серый, я слышал тебя прошлым летом чуть из органов не поперли? Чё у вас приключилось?
Серый хмуро разливал самогонку по пластиковым стаканчикам и молчал.
- Я слышал, баба вас какая-то накрутила, а, Серый? Ты чё молчишь всё? Вспоминать неохота что ли?
Серый молча взял стакан; кивнул на другой:
- Давай, Саня, держи!
Оба выпили. Закусили плавленым сырком.
- Ладно, Сань! Я тебе расскажу, ты только своим не треплись никому. А то меня дома с этой «русалкой» достали!
- С какой «русалкой»?
- Короче, ты помнишь прошлое лето? Жарища была в июле несусветная. Ну, вот нас как-то троих на УАЗике послали патрулировать на Гнилушкины озёра, ну это у нас километра 2 от города. В жару там много купающихся. Бывает выпьют, хулиганят. Один из наряда у нас, Колька Путов, сразу откололся – жена у него рожала и он вылез у роддома, а мы с одним другом, Санькой Мешковым, он сержант – водила у нас, поехали к озерам. Ну, заехали тут ещё в одно место, потом в магазинчик, тяпнули «чекушку» на двоих, едем дальше. Проехали около одного озерка – все нормально. Едем к другому по грунтовке через лесок сосновый, а стемнело уже. И ты представь, Сань, поворот и перед нами освещенная фарами девка стоит. Голая. Вообще, голая. Мешок по тормозам ударил. Мы смотрим на неё – глазам не верим. Девка – будь здоров! Как фотомодель какая. Короче, она к нам идёт. Мешок дверцу приоткрыл.
- Ой, мальчики, говорит! (Так и сказала: «Мальчики!») меня обокрали.
У Мешка сзади на сиденье тельняшка рваная была. Саня девке её отдал, чтобы хоть прикрылась. Девка напуганная, дрожит вся. Села к нам в УАЗик. Мы ей говорим: «Давай рассказывай, чё случилось?»
Короче, девка нам такую историю рассказала.
Работает она на обувной фабрике, ну эта фабрика, действительно, рядом с озерами там. После второй смены решила искупаться. Пришла на озеро, и народу-то, говорит, никого не было. Решила искупаться голышом. Барахталась в воде минут десять, вылезла ни платья, ни сумочки, ни трусов…Ты чё смеёшься-то? Нам вот тогда не смешно было. Девка симпатичная. Мы её слушали рты открыв. Ну, чё делать-то? Мы съездили на то место, где она раздевалась. Конечно, ничего. Поехали в город. Она молчит, мы молчим. В город въезжаем, она спрашивает:
- А вы куда меня везёте?
Мы говорим: «В отделение, конечно! Заявление напишите…»
Она говорит:
- Ребята! Вы что надо мной смеётесь. Я что, у вас голая по милиции выхаживать буду? Отвезите меня, пожалуйста, домой, я тут рядом живу на улице Ленина. А завтра я с утра, приду, заявление напишу! Хорошо!
Ну, чё, действительно, её в тельняшке в милицию везти. Стыдно ведь девчонке. Мы повезли её на улицу Ленина. Подъезжаем, она нам адрес назвала, улица Ленина, дом 1, квартира 3. Ну, дома там двухэтажные, солидные такие.… Ну, давай, Санек, ещё по одной махнем.… Наши камуфляжные гости выпили ещё по одной. И Серый продолжил свой рассказ:
- Подъехали. А девка нам и говорит:
- Ребята! Я вам так благодарна! Только ключи-то от квартиры в сумочке остались. Вы мне дверь не отожмёте?
Мы говорим: «Да без вопросов! Ломать – не строить!»
Короче, сломали мы ей замок. Она стоит перед отрытой дверью - знаешь, Серый, баба какая симпотная. Я такой не видел…
- Спасибо! – говорит. – Вы мои спасители. Чтобы я без вас делала. (Мне, правда, тут показалось, что какая-то усмешка у неё на лице промелькнула.) Я завтра приду заявление писать с утра! Вы мои свидетели. А сейчас, извините, я устала, до завтра!
И, представь, она меня и Саньку Мешкова в щеку поцеловала. Мы обалдели. Поехали мы назад. Поколесили ещё по городу, а сами, конечно, про эту девку базарим. Мешок говорит: «Может, завтра её в кабак пригласим вечером, если не замужем». Я согласился.
Короче, мы дежурство отпахали. Машину поставили. По домам разошлись. А в 10 часов утра все и началось. Нас с Санькой срочно начальник милиции вызвал.
- Вы вчера на озера ездили?
Мы – говорим.
- Вы девку какую-нибудь подбирали?
Мы все как было рассказали.
- Поздравляю, - говорит, - остолопы! На улице Ленина дом 1 квартира 3 ограблена квартира у зам. главы районной администрации. Мне вам что? Соучастие в краже записать! Свидетели из этого дома так и показали – квартиру открывали два милиционера с девкой в тельняшке. Приехали на УАЗике, а потом ГАЗЕЛЬ подъехала. Все ценности, всю бытовую технику, все ковры – все вытащили. Вот так. Вы хоть спросили имя у этой девки? И, вообще, запомнили её?
Мы с Санькой молчим…
- Ясно! – начальник говорит, - на сиськи пропялились и на все остальное. – Страдальцы! Я вам покажу кузькину мать, давай идите, пишите объяснительную, а потом фоторобот составлять будем!
- Вот такой. Сань, геморрой получился! Как нас из органов не выперли я не знаю . Хотя вся наша милиция, да чего там милиция, все кто в городе узнал про это – над нами до сих пор потешаются. Хорошую, говорят, вы русалку в УАЗике привезли!
- Ну, девку-то ту хоть поймали? – спросил напарник Серого.
- Не знаю. По-моему, нет. Хотя, по правде сказать, зам. главы, которого обокрали, – сам вор и взяточник. Это весь город знал. Чё у нас все кончилось? Ну, пошли ещё бутылочку возьмем!
Наши гости встали. заложили пластиковую пустую бутылку, стаканчики и второй нетронутый сырок в пакет и , сказав, : «Спасибо, отец, за приют!» ветерану Дедулину, вышли из ХОМЫ…
Два раздавшихся длиннющих звонка в половине двенадцатого ночи четко обозначили – за порогом моя старая школьная подруга – Маргарита Герасименко. Ритка всегда являлась неожиданно, как снег на голову среди ясного дня. Она всегда была полна самых неожиданных идей и планов, которые по обыкновению не доводились до конца и таяли в течение нескольких дней. Я открыла дверь, - Ритка стояла с бутылкой шампанского в одной руке и с половиной буханки ржаного хлеба в другой – в своем стиле.
- Ивановна! (Ритке еще со школы почему-то нравилось звать меня по отчеству, на что я собственно не возражала). У меня есть две новости для тебя – одна отличная, другая супер отличная! Отличная новость, то, что завтра приезжает мой Колька, и сейчас мы это отметим, а о супер отличной я тебе после второго бокала шампанского расскажу!
Бой-френд Марго Колька с удивительно красивой фамилией Хрящев работал механиком на красивом пассажирском теплоходе «Иван Поддубный» и часто ходил в загранку. В этот раз он возвращался из Бельгии.
- Слушай, душа моя! Твой Хрящ возвращается, а я в ночь пить должна? Мне, между прочим, завтра на работу и я, как стеклышко незамутненное, должна быть!
- Нет, Ивановна! В том-то и дело, что завтра тебе не на работу! Завтра ты едешь в санаторий! И не делай такие круглые глаза! Давай фужеры тащи, сейчас всё расскажу!
Через 10-15 минут сумбурных речей Ритки и пару выпитых фужеров шампанского прояснилась следующая картина. Ритка через какого-то очень солидного и важного чиновника за тридцать процентов стоимости достала путевку в «крутой» санаторий для современных vip – персон на три недели, но её Хрящ сбил все планы ровно на три недели раньше решив вернуться к ненаглядной, и Ритка ради жаждущей любви решила остаться дома, а чтобы путевке не пропадать, меня заслать в санаторий.
- Ивановна! Ты когда последний раз в отпуске была? А там знаешь какие процедуры? Грязелечебница, массаж, иглоукалывание и ещё и ещё! Нервишки подлечишь, отдохнешь от городской суеты, может, грязи лечебные и на ножку как-то повлияют! – заключила Ритка посерьезневшим голосом. (Да, у меня был серьезный физический недуг - я хромала с детства на левую ногу по вине врачей, совершивших какую-то ошибку во время моего рождения). В общем, даже не брыкайся! Решено и все! А с работой своей ты в любой момент решишь, если захочешь, конечно.
Так неожиданно для себя, я оказалась в санатории. Я, как и большинство отдыхающих этой смены, приехала в понедельник.
А во вторник.… Да, Он приехал в санаторий во вторник.
В уютную столовую, похожую на помещение старомодного ресторана Он зашел, когда обед был в самом разгаре. Красавец в белом костюме, изящных цвета топленого молока остроносых полуботинках. Черные, хорошо уложенные волосы отливали благородной сединой на висках. Он вошел, остановился, начал взглядом отыскивать кого-то. В столовой воцарилась тишина. Женская часть нашей санаторной смены забыла про обед и во все глаза смотрела на незнакомца. А он широко, обольстительно улыбнулся, прошел и сел на свободное место. Разговоры в столовой возобновились и стали более оживленными. «Каков красавец! – послышалось за соседним столом, - Ну, прямо артист Ивар Калныньш».
В течение дня незнакомец дважды влюбил в себя всех женщин санатория, включая и обслуживающий персонал.
Сначала в волейбольном матче, когда команда отдыхающих – три мужчины и три женщины играла с командой врачей, он был просто неподражаем. Выигрывал все мячи, прекрасно пасовал, подстраховывал, тех, кто ошибался и шутил беспрестанно – так тонко и остроумно, что каждую его шутку уже со второй партии зрители и игроки поощряли аплодисментами. А когда все покатывались со смеху, он оставался важно серьезным – и это так удивительно шло ему.
А потом вечером на танцплощадке, когда наш массовик-затейник Вовочка вызвал его участвовать в конкурсе и попросил спеть под караоке песню Есенина «Не жалею, не зову, не плачу», незнакомец попросил выключить музыкальный центр и под гитару, «вживую», проникновенно спел эту песню – негромко, красиво, душевно, так, что все, кто слушал его были просто потрясены и хлопали, наверное, минут пять. Незнакомец, стоя на эстраде, поклонился, очень симпатично улыбнулся, и, скромно сказав «Спасибо», сбежал по ступенькам и пошел к основному корпусу.
Моей напарницей по двухместному номеру была сорокалетняя парикмахерша Жанна. Как Жанна попала в этот непростой vip- санаторий остается загадкой, но уже в первый день мы с ней быстро сошлись и, судя по всему, были друг другу не в тягость. «Ну, каков красавец этот волейболист, ты подумай! - проговорила Жанна, стоя перед зеркалом и густо намазывая крем на лоб. – интересно, кто его «оторвет». Я думаю, завтра мы это увидим, Тамарочка! Нужно и нам «фасадик» подкрасить, чем черт не шутит! Мне кажется, на волейболе он посматривал на меня!»
Мне надеяться на «чем черт не шутит» не приходилось. В нашей смене было полно здоровых симпатичных женщин. Кому нужна хромоножка! Вчера, когда я сдавала свою путевку и получала ключи от номера, уходя, услышала вслед, как комендантша сказала горничной: «Смотри, какая симпатичная, а хромая! Надо же!»
Так что на внимание прекрасного незнакомца мне надеяться было нечего. Оставалось отдыхать, набираться сил, пройти весь курс лечения, который был назначен на эти три недели. На следующий день после завтрака и всех положенных процедур я взяла в библиотеке томик стихов Полонского и пошла почитать в дальнюю беседку, окруженную высокими стройными березками. Эту беседку я присмотрела в первый день, она понравилась мне каким-то старинным дворянским видом и достаточной удаленностью от основного корпуса. В беседке я положила томик Полонского на скамейку и стала пролистывать свою небольшую записную книжку. Мой отъезд в санаторий был такой стремительный, что я хотела удостовериться, не осталось ли каких-то невыполненных дел, которые при моей работе не терпели долгого ожидания.
- Удивительно! В наше время читают Полонского! – я вздрогнула от громкого голоса, раздавшегося у меня за спиной, и повернулась. За невысокими перилами беседки стоял вчера приехавший незнакомец.
- Простите ради бога! Я, кажется, вас напугал, - он добродушно улыбнулся.
- Да, есть немножко, - согласилась я.
- А я вот не мог не удивиться, Полонский. Сейчас все в основном убивают время детективами Марининой, Устиновой, Донцовой.… А тут Полонский.
- На вкус и цвет товарищей нет! – вырвалось у меня.
- Это точно, но я не мог не приостановиться , потому что сам увлекался поэзией Фета, Надсона, Тютчева в молодости. Помню даже такой стих у Якова Петровича Полонского:
- И рассудок, и сердце, и память губя,
Я недаром так жарко целую тебя –
Я целую тебя и за ту перед кем
Я таил свои страсти – был и робок, и нем
И за ту, что меня обожгла без огня
И смеялась и долго терзала меня
И за ту, чья любовь мне была бы щитом
Да, убитая спит под могильным крестом.
Все, что в сердце моем загоралось для них,
Дорогая, пусть гаснет в объятьях твоих!
- Вы прекрасно читаете стихи! – я сделала комплимент незнакомцу. Мне тоже нравится это стихотворение – «Поцелуй»
- Спасибо большое! А давайте познакомимся! Меня зовут Вадим Николаевич Тихомиров.
- Очень приятно! Тамара Ивановна Полонская!
Тихомиров удивленно-вопросительно взглядом посмотрел на меня.
- Нет, с поэтом Полонским у меня нет никакой родственной линии. Просто однофамильцы. А его стихи очень нравятся мне, кроме этого он тоже, как и я, был хромым. Упал однажды с дрожек и получил серьёзную травму ноги.
- Надо же! Я этого не знал! – удивился Тихомиров. – Но, Тамара Ивановна, не будем о грустном! Знаете, если у вас такие серьёзные познания в литературе, то предлагаю сегодня составить дуэт на литературно-юмористическом вечере.
- А что он сегодня будет? – спросила я.
- Вот видите, как вы плохо ознакомились с планом культурно-массовых мероприятий на нашу смену. Да, сегодня будет литературно-юмористический вечер, и участвуют в нем команды не менее чем из двух человек. Я думаю, у нас с вами получится.
- Ну, увидим, - уклончиво ответила я.
После ужина большинство отдыхающих собралось в актовом зале. И когда наш массовик Вовочка знакомил зал с условиями юмористического конкурса и представлял жюри, Тихомиров подсел ко мне и тихонечко спросил:
- Тамара Ивановна, мы с вами составим творческий дуэт?
Я пожала плечами.
Вечер юмора удался – зал хохотал, конферансье Вовочка был великолепен – шутки и анекдоты сыпались из него, как горох из худого мешка, а мы с Тихомировым сразу заявили о себе как о победителях. Книги Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев», «Золотой теленок» Вадим Николаевич, кажется, знал наизусть. Он цитировал целые страницы, делал такие великолепные актерские паузы и так правдоподобно в диалогах изображал характеры, что некоторые из сидящих в зале смеялись до слез. Ну, а я несколько раз удачно ответила по рассказу Аверченко и афоризмом Кузьмы Пруткова, - в общем, под аплодисменты зала, вспотевший, но счастливый, что вечер удался, Вовочка вручил нам большой разноцветный пакет. Заглянув внутрь пакета, Тихомиров комично прижал его к груди и покачал головой: «Никому не покажу!»
- Тамара Ивановна! Пойдемте праздновать успех! – шепнул мне Тихомиров через несколько минут.
- И не обижайтесь, если я приглашу вас в свой номер. Я там один, мне ещё никого не подселили.
Я махнула рукой и весело сказала:
- Ну, гулять, так гулять!
Какое-то смешливое оживление ещё не покинуло меня. Приз в пакете оказался кстати – бутылка шампанского и коробка зефира в шоколаде. А в своем номере Тихомиров организовал просто волшебный стол. Откуда-то взялись бутерброды с красной и черной икрой, самые разнообразные и даже экзотические фрукты, какие-то импортные в красивых баночках консервы. А рядом с бутылкой шампанского появилась пузатенькая бутылочка коньяка.
- Кому, что, - смеясь сказал Тихомиров, показывая на коньяк.
- Запасливый вы человек, Вадим Николаевич!
- Не без этого, любезная Тамара Ивановна. Как вы недавно сказали «гулять так гулять».
Вечер юмора продолжался. Мы смеялись, вспоминая интересные моменты юморины. Тихомиров мастерски изобразил, как Вовочка, вытирая лоб огромным носовым платком, уронил все свои шпаргалки и ползал по сцене, собирая их. Я смахнула выступившие от смеха слезы, посмотрела на часы и сказала, что пора идти.
Неожиданно Тихомиров взял мою руку, медленно поцеловал её и, подняв на меня глаза, тихонечко спросил:
- Тамара Ивановна! А может, останетесь?
- Вадим Николаевич! Можно вас спросить? А у вас ко мне какое-то дело? Что-то мне кажется, что наше знакомство не просто так состоялось?
Мне показалось, что Тихомиров немножко смутился, отведя глаза в сторону, но быстро овладел собой и, усмехнувшись, спросил меня:
- А вы не допускаете мысли, что просто понравились мне?
- Нет, не допускаю. В санатории полно молодых, симпатичных, здоровых женщин, а я хромоножка, так что…
- Так что не торопитесь с выводом, Тамарочка Ивановна, - перебил меня Тихомиров, - вы себя недооцениваете. Вы – очень красивая, умная, интересная женщина.
- И хромая, - добавила я.
- Ну, зачем вы так, - Тихомиров попытался меня обнять.
- Пожалуй, я пойду. Спокойной ночи! Не провожайте меня. С этажа на этаж – я не заблужусь.
- Тамара Ивановна, если я чем-то вас обидел, то извините ради бога! Мы увидимся завтра?
- А вам это нужно?
- Да, нужно! – твердо сказал он.
- Ну, утро вечера мудренее! – и я вышла из его номера.
Жанна встретила меня насмешливо с легким налетом женской зависти:
- Тамарочка! Поздравляю! Кажется, вы не зря сюда приехали! Аристократ от вас ни на шаг!
- Аристократ? – удивилась я.
- Да! Тут быстро прозвище приклеят. А вашего так и прозвали уже – Аристократ.
- Ну, то, что он мой – это, пожалуй, погорячились, но, вообще, - Аристократ – это неплохо. Это и ему будет даже приятно.
- Извини, Тамарочка, за вопрос. Даже за два. Сколько тебе лет и была ли ты замужем?
- 35. И замужем я была, но прожили мы год и разбежались. Да, даже не разошлись, а разбежались.
- Ну, тогда, - философски подытожила Жанна, сделав паузу.
- Что тогда?
- Тогда тебе и карты в руки. Раз он на тебя глаз положил! А, может, это судьба!
На следующий день Тихомиров не отходил от меня ни на шаг, и, признаться, мне это было приятно. С Аристократом было легко и интересно. Казанова в нем угадывался, но все его ухаживания были нестандартными, красивыми, даже какими-то юношескими.
Жанна интересовалась, скоро ли я перейду в номер к Аристократу. Ей удалось поразить воображение какого-то лысенького старичка, который постоянно крутился около неё.
Тихомиров с каждым днем был все более и более настойчив в своих ухаживаниях. Признаться, он очень нравился мне. Утром, только встав, я уже хотела, чтобы он оказался рядом. Если он задерживался и опаздывал в столовую, я искала его взглядом, и на душе становилось как-то тревожно, пока он не появлялся.
На пятый день нашего знакомства, вернее на пятую ночь, я осталась у Аристократа. Если сказать, что ночь была изумительно волшебной – то это, пожалуй, ничего не сказать. Просто такой ночи, проведенной с мужчиной, в моей жизни, признаюсь, не было.
- Похоже, Тамарочка, вас с боевым крещением! – такими немножечко циничными словами встретила меня Жанна за завтраком. Я была как-то растеряна, что не нашлась, что и сказать, не смогла отшутиться.
- Господи! Что с нами мужчины делают! – подытожила Жанна, протирая вилку. – Самое главное, как он теперь себя поведет. Обычно они все после… это самое… интерес теряют!
Я тоже об этом думала. Но, оказалось, что напрасно. Тихомиров был все также галантен и мил по отношению ко мне.
Мы всюду были вместе – ходили в маленький магазинчик при санатории, гуляли по лесу, после полдника ходили к детскому оздоровительному лагерю, который был по соседству. И говорили, говорили, говорили обо всем. Вадим рассказывал мне эпизоды своей жизни, из которых я поняла, что он был дважды женат, но сейчас живет один, хотя со второй женой официально не разведен; что он бывший военный летчик, и что сейчас на пенсии – у военных авиаторов ранний пенсионный возраст, что сейчас он работает в МЧС. Очень много мы говорили о литературе. Оказалось, Вадим пишет стихи и рассказы, печатается в некоторых журналах, а его любимый писатель Лев Толстой. О Толстом он говорил много и с восхищением. На наши вечерние мероприятия, которые неугомонный массовик Вовочка проводил почти каждый день, мы теперь не ходили. Для меня вся санаторная смена замкнулась на Аристократе, я влюбилась как школьница, да и ему со мной, похоже, было интересно. Дни летели. Большую часть свободного времени я проводила с Вадимом. До конца санаторной смены оставалось три дня.
Однажды ночью Вадим неожиданно спросил:
- Тамарочка! Ты как-то сказала, что все сделаешь для меня? (Да, в одну из бурных любовных ночей у меня вырвались эти слова.)
Я безмятежно потянулась:
- Ну, что в моих силах, дорогой!
- Том! Это дело именно в твоих силах! – сказал Вадим таким тоном, что сквозь меня словно электрический ток прошел. Я села на кровати, обхватив руками колени.
- Томочка! Наверное, пришло время, когда мне нужно раскрыть все свои карты перед тобой. Только сразу хочу прояснить, то, что я расскажу тебе и о чем попрошу, совершенно не влияет на мои чувства к тебе. Я искренне увлекся тобой, искренне полюбил, ты же сама это видишь и чувствуешь. Ну, а суть дела вот в чем.
- Знаешь, ты никогда не говорила о своей работе, а я не спрашивал. Но я знаю, что ты – нотариус. Причем в городе тебя ценят и уважают как специалиста самой высокой квалификации с прекрасной репутацией. Знаю я и то, что у тебя сейчас находится завещание Бориса Соломоновича Чустрака. Это ведь так?
Я молчала.
- Да, я знаю, что это так. И завещание ты должна огласить после смерти Бориса Соломоновича. Так вот в чем моя главная просьба. Борис Соломонович Чустрак – мой отец. Правда, неродной. Но я могу его называть отцом, потому что двадцать четыре года он прожил с нами. С моей мамой Тихомировой Ольгой Кузьминичной и со мной. Да, я был ребенком мамы от первого брака. Но знаешь, Томочка, все эти двадцать четыре года нашей совместной жизни мы жили прекрасно. Борис Соломонович просто боготворил мою маму и очень дружелюбно и тепло относился ко мне. Мама умерла, когда мне исполнилось 25 лет. Более двух лет мы продолжали жить с Борисом Соломоновичем, пока он не влюбился еще раз, как говорят, «под старые палки». Да, ему было уже за 60, когда в доме у нас появилась Елизавета. Она была медсестрой, а Борис Соломонович часто бывал в больнице. У него был диабет. Ну, там Елизавета и приколдовала его к себе.
- Погодите.… Почему «был диабет»? – перебила я, - насколько мне известно, Борис Соломонович здравствует и поныне?
- Да. То есть, почти нет. Я в курсе всех его событий последние два года. Сейчас Борис Соломонович – безнадежный больной. Он уже не встает с постели. И жить ему осталось месяц, от силы – два. Это точно, - я узнавал у лечащего врача.
- Ну, тогда проясняется картина нашего запланированного знакомства! Что вы ещё сенсационного поведаете, Вадим Николаевич!
- Ну, вот, Томочка, ты уже отстранилась. Я стал «Вадим Николаевич»! Ну, я продолжу, раз уж начал все объяснять!
Так вот. В доме появилась эта медсестра. Борис Соломонович влюбился как мальчишка и решил жениться на ней. Ну, Елизавета, конечно, действовала по расчету. Полюбить дряхлого больного старика красивой тридцатилетней женщине – сама понимаешь – это из области фантастики. Но Борис Соломонович искренне считал, что чувства взаимны. Я в то время по работе часто бывал в командировках. Ну, и как-то в один из моих приездов…
- Вы соблазнили любвеобильную медсестру, - закончила я.
- Наоборот, она попыталась соблазнить меня, когда Бориса Соломоновича не было дома. То есть она думала, что его нет дома. А он застал нас, когда Елизавета обнимала меня. Старик был потрясен. Он выгнал нас из дома и больше не захотел ни слышать никаких объяснений, ни видеть, ни меня, ни её. И так до сих пор.
- И правильно сделал, - подытожила я.
Вадим молча пожал плечами.
- В чем же просьба? – спросила я.
- Томочка! У тебя завещание Бориса Соломоновича. Всю жизнь он приобретал произведения живописи. И помимо четырехкомнатной квартиры, (которая тоже сейчас огромных денег стоит), остается прекрасная коллекция картин, в которой есть около десятка настоящих шедевров известных живописцев. Я знаю старика. Он тверд в своих решениях. Тем более он считает, что я лишил его позднего семейного счастья. И думаю, что мне вряд ли что причтется по нынешнему завещанию. Но ведь это не совсем справедливо! Согласись? Я узнавал. В целом, его коллекция оценивается ныне в сумму около трехсот-четырехсот тысяч долларов. Плюс квартира.
- Что же вы предлагаете? – спросила я.
- Ну, вот опять на «вы»! – огорчился Тихомиров.
- Я предлагаю восстановить справедливость. Чтобы наследство досталось мне – его приемному сыну, а не чужим людям. Родственников других нет. Четвертую часть гарантирую вам.
- Но я даже не знаю текст завещания. Он в конверте. Чустрак не зачитывал его, а только оформил нотариально и велел вскрыть после его смерти в присутствии представителей местных властей. Может, вы там указаны! – предположила я.
- Нет. Не думаю, - Вадим покачал головой.
- То есть, вы предлагаете совершить подлог. Но это даже технически невозможно…
- - Возможно, - перебил меня Тихомиров, - дело в том, что я могу писать и расписываться как Борис Соломонович, а ты, Томочка, переоформишь это второе завещание в нашу пользу. Мы будем при деньгах, будем встречаться, а когда я улажу все формальности со вторым браком – поженимся, - Вадим попытался поцеловать меня, я уклонилась, встала и стала одеваться.
- Ты обиделась и уходишь? – Вадим огорченно отошел к окну.
- Все так неожиданно для меня, что мне нужно побыть одной, нужно подумать! – сказала я.
Утром, не прощаясь с Вадимом, я уехала в город на первом автобусе. Через два дня вышла на работу. «Химичить» с завещанием Чустрака я, конечно, не стала. Вадим рискнул и не угадал мой характер. Через две недели пришло известие о смерти Бориса Соломоновича Чустрака. Завещание в присутствии свидетелей и представителей местных властей в определенное время было зачитано. Вся его коллекция отходила областному художественному музею. Квартиру Чустрак завещал своему лечащему врачу, у которой оказалась большая семья из восьми человек. О Вадиме в завещании не было сказано ни слова. Воля покойного была выполнена. Не смотря ни на что, я надеялась, что Вадим позвонит или придет ко мне. Но больше я не видела его никогда. Вероятнее всего, он уехал из нашего города.
Ритка Герасименко вышла замуж за своего Кольку и уехала с ним куда-то к Черному морю так быстро, что я так и не успела рассказать ей о своем санаторном романе, который так красиво начался и так неожиданно закончился.
Время страсти летит быстро и незаметно. «Всё, любимый, всё!» - она произнесла это таким тоном, что он вздохнул и стал одеваться. Вспыхнувший синим квадратиком её мобильник неумолимо показывал 2:30 – половина третьего ночи. «О, господи, чего ему сегодня я буду сочинять», - она представила нахмуренное лицо мужа, - Ну, ладно, не впервой, по дороге чего – нибудь придумаю!»
Расставание с любовником было стандартным – он остановил свою машину у соседнего дома, она поцеловала его в щеку, шепнула: «Я позвоню. Пока».
Внутренне подобравшись для нелегкого объяснения ночной задержки, стараясь не шуметь, она своим ключом тихонько открыла дверь в квартиру и, скинув туфельки, на носочках прошла в гостиную. Тишина и порядок в комнате подсказали ей, что мужа с дочерью дома нет. Она облегченно выдохнула и включила свет. На столе лежала записка, даже. пожалуй, не записка, а целое послание – большой лист бумаги, исписанный знакомым мелким почерком мужа.
«Так. Муж, видимо, уехал с Анюткой к свекрови. И уехали они в 23.00, потому что во столько идет последний автобус – это уже хорошо – меньше оправдываться придется! Всё о,кей!» -подумала она и, забрав с собой записку мужа, пошла в ванную. Тёплая вода расслабила тело, нервное напряжение спало.
Лежать в ванной было приятно и комфортно, спать совсем не хотелось, она, на миг закрыв глаза, вспомнила страстные ласки любовника, самодовольно улыбнулась, затем мокрыми руками взяла записку и стала читать.
Света!
Мне надоело тебя ждать! Мне надоело выслушивать твое враньё! Я устал тебе верить, зная, что ты постоянно обманываешь! И сегодня мы с Анюткой ждали тебя целый вечер, но ты даже не соизволила позвонить! Анютке я уже сам стал врать за тебя, объясняя, какая у нас мама незаменимая на работе, какая она у нас ответственная, что даже в нерабочее время она у нас целиком и полностью принадлежит работе, какой замечательный она у нас товарищ, что все тайны и болезни своих многочисленных подруг она всегда поймёт и постарается оказать помощь. Правда, конечно, в ущерб своей семье.
Да, Света, я помню, что в одну из первых наших встреч восемь лет назад, ты мне сказала, что, если я люблю тебя, то только тебе и должен верить. «Люди могут многое из зависти придумать, но ты верь только мне, если любишь. Дай клятву, что ты будешь верить только мне!» - так ты говорила тогда. И дал тебе эту клятву!
\ Ты гляди-ка, какой памятливый!
Столько лет прошло, а он всё помнит! Я так вот что-то тот разговор смутно припоминаю. Детство какое-то…\
А тот первый раз, когда ты не пришла ночевать, сказав, что заночевала у тещи, а на самом деле тебя там не было, - был определяющий. Нужно было что-то кардинально делать: избить тебя, выгнать, развестись, а я тебе поверил, вернее, сделал вид, что поверил, вроде бы ради дочери. Да и ты хорошо умеешь зализывать свои грехи. Да и врать ты умеешь просто изумительно.… Да, тот раз был определяющий – ты почувствовала безнаказанность и вседозволенность.
\ Да, тогда я «влипла по – черному». С Женькой – таксистом «зависли» у его друга. А Женька – паразит спрятал у меня бельё и платье. Да и мать хороша. «Вроде бы, Света, ты не в эту субботу у нас была», - так при муже и бухнула.\
А у нашего подъезда, когда тебе милиционер целовал руки, - и тогда ты чего-то наплела про подшефную школу, про месячник безопасного движения, про твой голливудский сценарий «Безопасное колесо».
\ Было дело. Тогда после этого « колеса» оказались в сауне на стадионе. Почудили. Голышом плавали в бассейнчике. А как бесподобно травил анекдоты тот молоденький лейтенантик. Чуть от смеха … ну, в общем, оттянулись по полной программе. А когда домой подвезли, мой – то как на грех за хлебом пошёл.\
И знаешь, Света, мне ведь уже сниться стало, как ты мне изменяешь!
\ Ну, что сниться стало, впечатлительный ты мой, это уж твои проблемы!\
А ты ведь всё с больной головы свалила на здоровую. Стала всем говорить, что я ужасно ревнивый, что не даю тебе ступить и шагу, что ревную даже «к телефонной трубке» (твоё выражение), что настраиваю против тебя дочь, но ведь мне хотелось простого спокойного семейного счастья, а ты оказалась блудливой овцой. Мне надоело! Давай разводиться!
\ Ну, за овцу ты у меня потом тысячу раз извинения просить будешь и ноги целовать. Ишь ты, развода захотел – прямо так завтра в суд и побегу!\
P. S. Может, я, конечно, иногда и накручиваю себе, но я устал!
\ Ага. Вот это уже лучше. Мне всегда нравилось, что ты сомневаешься. Завтра с утра, вернее сегодня, прибежишь, да и ещё извиняться будешь!\
Утром её разбудил звонок в дверь!
Она открыла.
- Ты где вчера была? – муж хмуро смотрел на неё исподлобья.
- Ты завтракать будешь? – она ответила вопросом на вопрос.
И, когда муж доедал яичницу, обняв его сзади и прижавшись к его голове грудью, она тихонько и вкрадчиво попеняла ему:
- Шекспир ты мой! Отелло ты мой ревнивый! Слов-то, каких ученых нахватался – «кардинально», «с больной головы на здоровую».
Да, к Любке Турукиной мы в больницу ездили, помнишь, я рассказывала, как она у нас в туалете руку сломала, поскользнувшись. Проболтали мы с ней в больнице. А мобильник я на работе забыла! – и, погладив мужа по голове, как маленького мальчика, она пошла на кухню, деловито спросив:
- Как там твои старики-то? Не болеют?
В небольшом поселке Светлодольске был один круглосуточный магазин «Светлячок». Хозяином «Светлячка» был предприниматель Олег Кузьмин 36-летний симпатичный мужчина, разъезжающий по поселку на солидном черном джипе. Дела у Кузьмина шли прекрасно – «Светлячок» приносил хороший доход, особенно по виноводочным изделиям. Весь пьющий народ Светлодольска в любое время дня и ночи мог отовариться водярой или пивком в «Светляке». Какой-то шутник на заборе рядом с магазином вывел кривыми буквами – «Светлячок – для печенки маячок!» Кузьмину эта фраза очень понравилась, и когда он выпивал с кем-нибудь, то всегда произносил её вместо тоста.
В «Светлячке» работала три продавщицы, которых все жители поселка прекрасно знали. Сорокапятилетняя продавщица Лариска Кравченко была бой-бабой, её побаивались самые наглые выпивохи. Лариска была человеком настроения. Под хорошее настроение она могла отпустить любой товар в долг под запись, но если просящий попадал не в ту минуту, Лариска могла так отчихвостить матерной бранью, что мало не казалось. Причем, она громко в слух рассказывала все грехи и всю биографию просящего и всех его родственников. Люди только диву давались – откуда Лариска все про всех знает. А в долг просили часто, потому что работы в поселке не было никакой, - так случайные подработки, пенсии да маленькие зарплаты бюджетников.
Второй продавщицей была красавица-молодуха Алина Стогова. Весь поселок знал, что Алинка была любовницей хозяина, у которого, кстати, была жена и двое маленьких дочек. Жена Кузьмина знала про соперницу, но мужа боялась и безропотно терпела свое положение.
Третей продавщицей была 22-летняя Анюта Смирнова, год назад вышедшая замуж за одноклассника Олега Кузьмина Ромку Смирнова, который, как он говорил по блату, устроил работать жену в магазин к другу.
Все шло прекрасно. Кузьмин деловито раскатывал на джипе по поселку. Продукты в «Светлячок» регулярно подвозили. Водка, вино и пиво, как и в любом поселке России, занимающим промежуточное место по населению между деревней и небольшим городком, продавались ходом. Жители поселка «круглосуткой» были довольны.
Но однажды в работе «Светлячка» случился сбой. С утра жаждущие опохмелиться увидели на закрытой двери магазина табличку «Закрыто на учет».
Накануне Олег Кузьмин повез свою семью на речку. Был июль, воскресенье и было очень жарко. Каково было его изумление, когда на противоположном берегу узенькой речки он увидел смеющуюся Алинку Стогову в объятиях какого-то детины. При чем Алинка была, что называется «топлес» – в одних трусиках и без лифчика. Поодаль стояла серебристая иномарка и около неё ходили ещё два неизвестных мачо. Вероятнее всего, ребята были из пансионата, находящегося в пяти километрах от поселка. Как Алинка спуталась с ними, оставалось загадкой, но настроение у Кузьмина резко испортилось. Парней он не знал, они были явно не местные. Лесть на рожон не хотелось, да и рядом была жена с детьми. Бросив жене короткое: «Едем домой!» - Кузьмин сел за руль и стал заводить машину. Жена, сначала ничего не поняв, хотела возразить, но потом, глянув на компанию на противоположном берегу, сразу «въехала» в ситуацию и ни слова не говоря села в машину.
На следующий день Олег в «Светлячке» устроил учет. Соседка – бывший бухгалтер, оформлявшая всегда все его документы, сводила в магазине дебет с кредитом. Олег знал, как отомстить изменщице. И Алинка, и Лариска безнаказанно пользовались и винцом, и продуктами, - при чем уже давно. «Ну, телки попляшут у меня,– кровожадно думал Кузьмин. – Обнаглели бабы! А этой любви неземной захотелось, - я ей устрою любовь», - с ненавистью он вспоминал вчерашнее.
Продавщиц Олег отправил по домам, а через два дня собрал их и объявил итоги ревизии, - товара не доставало на девяносто тысяч. «Вот что, девоньки, где вы возьмете деньги, меня не волнует. Берите кредиты, занимайте, но с каждой по тридцать тысяч, это ещё помимо того, что вы тут в тетради начирикали, - объявил Кузьмин, стараясь не смотреть на Алинку, - сумели взять, сумейте и вернуть!» Продавщицы удрученно молчали. Первой спохватилась Лариска. «Олег Александрович, можно тет-на-тет на минутку?» «Ну, чего ещё?»– недовольно проговорил Кузьмин. «Ну, выйдем на минутку на крылечко». – Лариска настойчиво взяла хозяина под локоть.
«Олег, ты чего бесишься-то? - уже другим тоном заговорила она, когда они остались вдвоем, - ты сам-то полные сумки набирал и вина, и закуски, когда с дружками бухал, а мы, значит, платить должны? Знаешь, я у тебя ничего не подписывала, и платить ничего не буду!»
«То, что я брал, я восполнял деньгами, а ты заплатишь как миленькая, - ваши трудовые книжки у меня!» «Да, мне наплевать на трудовую, я платить не буду, если у тебя с Алинкой проблемы, то с ней и разбирайся!» - Лариска повернулась и хлопнула в сердцах дверью.
«Ты мне тут дверью не хлопай, - Кузьмин в бешенстве влетел за ней в магазин.- Все платить будете! Сроку – две недели, а – нет, потом с вами по-другому поговорят!»
Анюта Смирнова медленно шла домой. Она представить себе не могла, как объявит мужу и свекрови, у которой она жили, что должна 30 тысяч в магазин. Объявит людям, которые за червонец удавиться были готовы. Мужа Анюта в душе не любила. Когда познакомились, он показался ей совсем другим, - не таким, каким он оказался в повседневной жизни. В начале знакомства Роман был интересным, заботливым, умным и ироничным. Но потом, как только они поженились перед Анютой предстал совсем другой человек – завистливый, жадный и мелочный, под стать своей мамаше, которая с первых дней невзлюбила сноху. «Нашел суженую! Не хватило ему девок-то и баб! Вот их на десять миллионов больше в России , чем мужиков, - выбирай не хочу. А он к плотницкой дочке прицепился!» - говорила мать Романа прямо при Анюте. До замужества Анюта жила с отцом. Мать у неё давно умерла. Отец был прекрасным плотником. Мог сделать что угодно, но, когда все ему надоедало, он впадал в дикий запой. Пил неделю, другую. Мог пропить все, что угодно, кроме своих плотницких инструментов, которыми очень гордился. После запоя он ещё с неделю отлеживался, а потом брался за дело. Трезвый, отец Анюты, был хмурый и неразговорчивый, а выпив, становился буйным и задиристым. Ему казалось, что все не уважают его и его плотницкий дар. Анюта так натерпелась от отца, что с удовольствием согласилась на брак с Романом Смирновым, который был её на 13 лет старше. Но, вкусив супружеской жизни, она поняла, что попала из огня да в полымя. С каждым днем становилось на душе у неё все горше и горше. И домой из магазина она шла как на каторгу. Дома ждали придирчивый, насмешливый муж, «пила» - свекровь и нескончаемый поток разной работы, которая для неё находила заботливая «мама» - так свекровь с первых дней велела звать себя. А тут еще недостача в 30 тысяч – хоть руки на себя накладывай!
«Сколько?» – муж изумленно вскинул брови. Свекровь побледнела.
«Тридцать тысяч!» - Анюта обессилено присела на стул.
«Ну, что я тебе, соколик, говорила? Она уйдет туда на двенадцать часов, - чем хочешь там занимайся! Видать погуляли вволю, если такая недостача!»
«Ой, мама, да ни разу я там не гуляла! Какие гулянки!» - робко оправдывалась Анюта.
«Конечно, так я тебе и поверю, ни разу не гуляла! И ты тоже хорош! Устроил её к «другу» по блату! Хорош друг! Друг всех баб в поселке перебрал! Со Стоговой при жене на машине разъезжает! Да еще и лыбится нагло! И наша-то там у него под рукой! Чего они там ночью делают, кто знает? – свекровь не стеснялась ни снохи, ни сына. – Сначала недостача, потом придет и скажет, что беременна!»
«Ну, знаете – это уже слишком!» - Анютка схватила свою сумочку и выбежала из дома. Настроение у неё было паршивое. Куда идти? Потихоньку она добрела до местной церквушки и села на скамейку под стройной липой в метрах тридцати от церковных ворот. «Уеду куда-нибудь в какой-нибудь большой город – в Москву или в Питер. А с Ромкой разведусь – нет у нас никакой жизни. Я его не люблю. Да, похоже, и он меня тоже. Да, и мамаша его – гадюка! Что-то не везет мне ни в чем», - горько рассуждала про себя девушка. Она и не заметила, как к ней подошел Капитан – так в поселке все звали невысокого седого человека, у которого не хватало на правой руке четырех пальцев. Когда Анютка училась в девятом классе, Капитан - а точнее Сергей Сергеевич Батурин – вел у них полгода основы безопасности жизнедеятельности. Но потом, по слухам, ударил одиннадцатиклассника – сына директрисы по лицу за то, что тот плевал в стенд «Герои Советского Союза» и уволился из школы. Все знали, что Капитан часто ходит в церковь и после службы подолгу беседует с батюшкой Филаретом.
- Здрасьте, Сергей Сергеич! – первой вежливо поздоровалась Анюта.
- Здравствуйте! Извините вы давно здесь сидите, не видели, батюшка не проходил в церковь? – похоже бывший учитель её не помнил.
- Нет, пока я сижу, не проходил.
Капитан несколько секунд подумал и сказал:
- Можно с вами присяду, подожду его немножко!
- Конечно, присаживайтесь, пожалуйста!
Немного помолчали.
- А вы меня знаете, как величать? По школе, наверное, помните?
- Да, вы у нас ОБЖ вели!
- Было дело. Правда, в школе я немного проработал.
- А говорят, что вы в Чечне воевали! – поинтересовалась Анютка.
- Воевал, - хмуро ответил Батурин. – А вы что-то, смотрю, какая-то подавленная, какая-то грустная. Случилось что-то?
И сама не зная почему, Анютка все рассказа Капитану. Он слушал внимательно, ни разу не перебил её взволнованную исповедь.
- А вот, смотрите, как получается, трудно вам и вы пришли сюда к церкви. Наверное, даже неосознанно! – сказал он неожиданно, после того, как Анюта замолчала.
- А вот вы человек опытный, что бы вы мне посоветовали? – тихо спросила девушка.
- Ну, какой я опытный! Каждый приобретает по жизни свой опыт! У меня – свой, у вас – свой! Скажу одно – уезжать вам, пожалуй, не надо. Вы думаете, в Москве вас ждут? Нет. А вдруг попадете к недобрым людям. Отберут документы и сделают.… Сами знаете, кем сделают! Из магазина уходите. У меня начальница почты – знакомая и, по-моему, у них кто-то в декрет уходит. Хотя бы на полтора-два года устроитесь туда. Я поговорю.
- Спасибо большое, но меня Кузьмин просто так не отпустит! – горько сказала Анютка.
- Знаете, вас, как звать – Анюта? Я вам дам эти тридцать тысяч, а вы мне потихоньку потом вернете. Пенсия у меня хорошая, да и сбережения кое-какие у меня есть. Только, пожалуйста, не говорите об этом никому, а то нас неправильно поймут.
- Спасибо вам, Сергей Сергеевич, большое за все! Как-то все так неожиданно! – у Анюты на глазах заблестели слезы.
Прошел год. В жизни Анюты Смирновой произошли значительные изменения. Деньги хозяину «Светлячка» она отдала. Капитан, как и обещал, помог ей устроиться на почту, и зарплаты, хотя и небольшой, ей хватало на жизнь, да еще и каждый месяц она отдавала по две тысячи долг Батурину. С мужем Анюта развелась – на удивление быстро и без ругани, по обоюдному согласию. Мать, видимо, сумела внушить Роману, что он найдет себе лучше подругу жизни. Анюта вернулась жить к отцу, который в первый её приход только и спросил: «Что? Нажилась?» «Нажилась», - грустно ответила Анюта. Больше отец её ни о чем не спрашивал. Он долго не пил, крепился, но месяцев через десять «развязался» и в пьяном заносчивом бреду все высказал дочери, что она и «потаскушка», и «безмозглая», и что «никому не нужна», и что раньше, таким как она, ворота дегтем мазали. И Анюта снова пришла к Капитану. Когда она зашла в дом, Батурин читал какую-то толстенную книгу. Взглянув на Анюту, Капитан понял, что что-то произошло. «С отцом поругалась?» – спросил он, глядя на девушку поверх очков. Анюта молча кивнула.
Батурин встал, прошелся по комнате и в задумчивости остановился у окна. «Знаешь, Аня! – наконец, промолвил он. – Если ты не боишься разных глупых людских пересудов, оставайся жить у меня. Ну, как бы комнату у меня снимешь на время. А что? Дом большой, вот есть комната отдельная. «Спасибо большое, Сергей Сергеевич, вы столько для меня сделали! – тихонько проговорила Анюта.
- Ну, что ты, что ты! Все нормально! Живи, а там Господь укажет, как быть! Мне всегда так батюшка Филарет говорит.
И потекла жизнь дальше. Батурин часто куда-то уезжал. Анюта работала на почте. Вечерами в большой комнате они вместе пили чай и смотрели телевизор. Аня очень быстро привыкла к Капитану, к его привычкам и образу жизни. Вечером в компании Капитана ей было на удивление комфортно и хорошо, как с добрым старшим братом. В поселке переход Анюты в дому к Капитану , конечно, заметили. Сначала Анюте отец, видимо, с сильного похмелья, встретившись на улице, грубо сказал: «Это что же значит? По рукам пошла, что ли?» Анюта ничего не ответила, отвернулась и пошла своей дорогой. В «Светлячке», куда она зашла однажды купить что-нибудь к чаю, Лариска, взвешивая печенье, при всей очереди ехидно спросила: «Ну, что, Анна, Капитан-то твой – ласковый хоть?» «Ласковый!» - ответила с вызовом Анюта, взяла пакет с печеньем и вышла из магазина. Дни летели. К Батурину Анюта привязалась всей душой. Хозяин дома был сдержан, немногословен, но очень тактичен и бережен с нею, правда, искренних откровений за ним не наблюдалось. Анюта пыталась в разговорах с Батуриным узнать его прошлое, вызывая собеседника на откровенность. Но Батурин не откровенничал.
Однажды Капитана не было целую неделю, и, когда он появился, по его глазам Анюта поняла, что-то произошло. В тот вечер после работы Анюта пораньше ушла в свою комнату, ей казалось, что Батурину нужно побыть одному, что-то обдумать. Она видела, что-то явно взволновало его. Часов в девять вечера, когда Анюта разобрала свою постель, решив пораньше лечь спать, в её комнату, предупредительно тихонько постучав, зашел Капитан. В руках у него был большой желтый конверт.
- Аня, ты извини меня, но я завтра с утра уезжаю и поэтому сейчас хочу поговорить с тобой!
- Да, конечно, Сергей Сергеевич!
Капитан присел на краешек стула и замолчал. Было видно, что ему трудно говорить, и он не знал с чего начать.
- Что же вы раньше-то не сказали, Сергей Сергеевич? Я бы вам пирожков в дорогу напекла, - ласково сказала Анюта.
- Пирожков? Ну, Аннушка, это как-нибудь в следующий раз! – отозвался Капитан. Казалось, что его мысли были заняты чем-то другим. Девушка отметила про себя, что он назвал её Аннушка. Так раньше он её никогда не называл.
- Ну, ладно! Чего тут рассусоливать! Нужно по-военному – раз, два, три! – казалось, Капитан решился на что-то Он решительно встал:
- Значит, во-первых! Во-первых, Аня это тебе! – он сунул в руки девушки большой желтый конверт. – У меня нет никого. Я воспитывался в детском доме. Завтра, как я уже сказал, я уезжаю в командировку. Возможно, она будет опасной, поэтому в этом конверте дарственная на этом дом тебе и все мои сбережения на сберкнижке. Я положил их на твое имя! Погоди, Аня, не перебивай! – Батурин видел, что девушка пытается что-то сказать.
- Во-вторых, - это самое главное! Я хочу рассказать тебе, куда и зачем я еду!
- Что же это за командировка такая, ведь сейчас никакой войны нету нигде! – тихо успела промолвить девушка.
- Да, войны сейчас нет. Но.… Был у меня закадычный друг – вместе в детдоме росли, вместе в военное училище поступали, вместе в Чечню уже в звании старших лейтенантов попали, вместе ночью за водкой пошли, вместе в плен попали, Были в плену восемь месяцев. Вместе все издевательства переносили! Переносили, переносили, да и «сломался» мой друг! Под угрозой расстрела, сначала молодого пацана-срочника застрелил, потом ещё одного, потом из него вообще чечены палача сделали. И мне он четыре пальца на чурбаке топором отрубил. Ему сказали: «Давай руби, чтобы твой друг никогда не стрелял в нас. Не будешь, из тебя самого «красный тюльпан» сделаем – кожу лоскутами сдерем!» Он орал, а топором мне пальцы отсек.
- Господи! – всхлипнула Аня.
- Не хотел я тебе это, Аня, рассказывать, но раз начал. В общем, увезли его потом куда-то, а в селе, где я в яме сидел, наши внезапно «зачистку» сделали. Не успели меня убить-то! Не судьба, видать, была ещё! Освободили меня наши. А «друга» моего, я думал, чеченцы убили. Они ненавидят предателей. Но недавно по телевизору мне показалось, я увидел его. Увидел его улыбающегося на празднике, где чествовали ребят, воевавших в «горячих» точках. Сначала я думал, что мне показалось, но потом я осторожно навел справки и выяснил – это он! Он жив! Хочу ему в глаза посмотреть!
- Сергей Сергеевич, не ездите! Бог ему судья! – горько, со слезами в голосе сказала Аня.
- Нет, Анюта, я должен с ним встретиться! Ну, и, в-третьих, Аннушка, если я вернусь, - Батурин замялся и опустил глаза. Потом он решительно посмотрел на Аню. – Я, конечно, старше тебя, да и калека, но, если я вернусь и попрошу тебя стать моей женой, то…
- Я с радостью соглашусь! – твердо промолвила Аня.
- Ну, вот и ладно! Поговорили! Спокойной ночи, - Батурин улыбнулся. – Любимая!
- Сергей Сергеевич, останьтесь со мной! – опустив глаза, попросила Анюта.
Утром Капитан уехал. Через четыре месяца Аня пришло официальное письмо, где было написано: «Гражданин Батурин Сергей Сергеевич за умышленное убийство осужден на восемь лет строго режима. Срок отбывает в колонии №1531 Н-ской области».
А ещё через пять месяцев Аннушка родила мальчика и назвала его Серёжей.
Моей попутчицей в купе оказалась миловидная женщина лет тридцати – тридцати пяти. Уложив под полку небольшой коричневый чемодан со спортивной сумкой, она устало присела к столику. Задумчиво глядя в окно, проговорила:
- Господи! Весь день одна беготня! – и, повернувшись ко мне, представилась:
- Анна Николаевна, или просто Аня. И, как говорили раньше, «следую по казенной надобности». Ох, уж как надоели эти «казенные надобности», да что поделаешь! А Вас как зовут?
Я назвала себя.A
- Очень приятно, Ирина Сергеевна! Вы до конечной? Ну, вам ещё катить и катить! А мне одну ночку – поутру выхожу. Ну, время ужина, давайте-ка что-нибудь пожуем!
Оказалось, что женщины мы запасливые, и столик через несколько минут был заставлен продуктами.
- Ну, к такой закуске…- и, подмигнув мне, Анна Николаевна извлекла из сумки небольшую бутылочку коньяка. Я достала из своей сумки точно такую же бутылочку.
- 1:1! – И мы рассмеялись.
- Надо же! У нас с вами вкус на вино-водочные одинаковый! – с улыбкой отметила Анна Николаевна.
Мы сели за столик, Проводница принесла нам чай, и завязался интересный, откровенный разговор, какой может быть, наверное, только в поездах, в пути, когда люди сближаются на очень короткое время, понимая, что, вероятнее всего, больше не встретятся никогда.
Анна Николаевна оказалась умной, проницательной, с прекрасным чувством юмора собеседницей. Как всегда мы начали с погоды и работы, а через пару часов доверительно рассказывали друг другу самые сокровенные эпизоды из прошлого.
- Нет, сейчас я не замужем! – Анна Николаевна грустно улыбнулась. – И я завидую тем женщинам, у которых замужняя жизнь сложилась удачно. Встретили свою половинку, вышли замуж по любви, родили ребёночка, а лучше не одного. И мужчина, если попадётся непьющий, домовитый. Ну, как у вас, судя по всему. Что ещё женщине нужно для счастья? А у кого вот сразу не получилось, так и собирают бабье счастье по кусочкам всю жизнь, только уж из кусочков цельного куска счастья не получится…
Я поздно вышла замуж – в 28 лет. Муж был старше меня на один год. Когда-то давно, будучи студентами – я училась в медицинском, он – в строительном, мы познакомились на дискотеке. Несколько раз он провожал меня домой, потом наши дороги разошлись. И спустя многие годы судьба снова сблизила нас. Мы встретились на дне рождения у одной, как оказалось, общей знакомой. Встретились и вскоре поженились. Мы прожили ровно два года. Два года до его гибели. Он не дожил до своего дня рождения ровно три дня. Погиб на стройке. Перетерло кабель у крана, а был сильнейший ливень, и мой Коля попал под огромное напряжение. Погиб мгновенно. Детей у нас с ним не было. Не привёл господь к этому. Очень жалею, что не родила от него. Коля был очень хороший – добрый, чуткий, заботливый. Ко мне относился прекрасно… Давайте-ка не чокаясь, помянем моего Колю. пусть он знает, что я его всегда помню!
- Анна Николаевна! Если очень тяжело, не тревожьте память…
- Нет, что вы, что вы…Я вижу женщина вы с сердцем, чуткая. Понимаете…
Какое-то время мы сидели молча, задумавшись, каждая о своем. Я решила, продолжить наш разговор, и, пожалуй, чересчур оптимистично сказала:
- Ну, Анечка, жизнь продолжается. Вы уж меня извините, но женщина вы молодая, симпатичная, умная – у вас ещё все сложится. Счастье придет к вам.
Анна Николаевна грустно улыбнулась и медленно покачала головой:
- Ой, не знаю Ирина Сергеевна! Всех моих ухажеров красный шарик выпроваживает!
Мне показалось, что я ослышалась.
Анна Николаевна налила понемножечку коньяка в стаканчики и продолжила:
- Вижу, вижу ваш удивленный взгляд! Не подумайте, что я заговариваюсь!
Давайте выпьем ещё раз за знакомство, и я расскажу вам про красный шарик. Мы выпили и зажевали коньяк бутербродами. Аня, опустив голову, медленно стала рассказывать.
- За три месяца до гибели мужа, мы смотрели с ним по видику художественный фильм. Американский, по-моему. Кажется, «Призрак» было название. Ну, смысл этого фильма, кстати, там очень красивая, нежная музыка, в том, что он и она любили друг друга. Очень любили. Но его однажды по «заказу» друга, который тоже был влюблен в его женщину, убивают. И душа этого молодого человека длительное время находится рядом с любимой женщиной. И женщина чувствует, что любимый где-то рядом. Он подает о себе знаки, но такие малозаметные, такие,… в общем, их способна заметить только любимая женщина, и она замечает…
Нас с Колей этот фильм очень тронул. И позднее, когда мы ложились спать, Коля вдруг сказал мне:
- Знаешь, солнышко, если со мной что случится, я тоже буду с тобой рядом сколько можно. Ты повесь в своей комнате шарик. Надуй и повесь шарик, простой, воздушный, и ты увидишь, что я рядом.
Помню что-то во мне оборвалось, после этих слов. Но я подошла, обняла, поцеловала его и шепнула:
- Любимый! Мы будем жить долго- долго, счастливо-счастливо, весело-весело… Не пугай меня, пожалуйста..! Ты у меня очень впечатлительный.
Анна Николаевна достала носовой платок и вытерла выступившие слёзы.
- Через три месяца он погиб.
До девятого дня я была сама не своя. А на девятый день вспомнила тот наш разговор. Сходила, купила красный шарик. Надула его – красненький такой с белым зайчонком на боку и повесила на гвоздик у кровати. Ночью мне приснился сон: я иду по рынку и вижу, стоит мой Коля с корзинкой, покрытой красным платком. Я остановилась около него, а он приподнимает платок и из корзинки высовывается кролик – белый, пушистый, с длинными ушами и улыбается мне как-то по-человечески… Проснулась я утром. Нет, даже не испугалась. Наоборот, сон какой-то легкий, весенний был. Смотрю, а зайчика на шарике нет. Вернее он есть, но расположен к стене, а не в комнату глядит, как я его вешала. Такое у меня с шариком продолжалось семь дней. Я вешаю шарик так. чтобы зайчонка нарисованного видно было. Просыпаюсь, а шарик повернут. Я никому ничего не говорила. Поняла, что Коля мой подает знак мне, как и обещал. И я с мужем даже разговаривала. Говорила: «Любимый! Я знаю, что ты здесь».
А потом шарик сдуваться стал и незадолго до сорокового дня совсем сдулся. Ну, в этом вроде бы, может, и ничего такого. Год я тосковала по Коленьке моему. Часто на кладбище ходила. Но жизнь, как вы только что сказали, берет своё.
Я работаю детским врачом. И как-то последним ко мне в кабинет зашел симпатичный мужчина с мальчиком. Оказалось, и мужчину зовут Василий, и сына его тоже Василий – Василий Васильевич. Кашлял мальчик сильно, ему четыре годика было. Разговорились. Мама бросила сына, обманула мужа и уехала со своим ухажером в другой город, где вскорости её нашли около вокзала мертвой.
Я выписала отцу мальчика больничный. Потом ещё несколько раз они приходили ко мне в поликлинику. Да, и с отцом мальчика у нас возникла взаимная симпатия. Однажды, в конце рабочего дня он позвонил мне и назначил свидание в парке, сказал, что будет ждать меня там с Василь Василичем. И знаете, я с большой охотой пошла тогда к ним. Подхожу, и, что вы думаете, в руках у мальчика красный шарик точно с таким же зайчонком. У меня даже дыхание остановилось. Они улыбаются, идут мне навстречу, а я как в землю вросла. Коля мой и тут знак мне подает. В общем, проводили они меня до остановки, и больше мы не встречались. Но это еще не все про красный шарик!
Полгода назад приятельница мамы звонит: «Анечка! Мой оболтус на курсы повышения квалификации поедет, не мог бы он у тебя на недельку комнату снять, а то боюсь, в общежитие соберутся одни мужики – выпивать начнут». «Оболтус» - её сын Игорь, капитан милиции, развелся с женой, я это знала. Знала, что Игорь – серьезный, умный мужчина, авторитетный по работе, а жена бывшая ему досталась настоящая стерва. Знала я и то, что мама моя со своей приятельницей тетей Соней, матерью Игоря, давно мечтают нас свести.
- Ну, что, - говорю, - тетя Соня! Конечно, пусть поживет, я не против. Только вот сама я постоянно на работе.
- Ой, что ты, Анечка, - говорит, - он у меня такой неприхотливый.
Игорь зашел в понедельник. Я дала ему ключ от квартиры ( квартира у меня большая, трехкомнатная, комнаты изолированные). Всю неделю мы с ним почти не виделись. Он приходил поздно, я уже спала. Игорь не ужинал, а сразу проходил в свою комнату. В последний вечер перед его отъездом мы оказались дома около шести.
- Ну, все, - говорит, - Анна Николаевна, курсы у нас закончились. Удостоверение получил, и если вы не обидитесь, можем по такому случаю … И показывает мне бутылку шампанского. И как-то он так добродушно улыбнулся, что сразу расположил к себе. Я организовала кое-что покушать, и мы сели за стол.
- Ну, - говорю, - давайте, Игорь, за ваши успехи, за ваше удостоверение!
- Да, какие успехи. Так, - говорит, - лекции какие-то пустые прослушали, ну, правда, нормативы по физподготовке и стрельбе – все, как положено, сдавали. Мы разговорились. Как очень быстро закончилась бутылка шампанского, и Игорь достал из сумки вторую.
- Домой, - говорит, - хотел захватить, да, мы хорошо с вами сидим. Домой завтра куплю.
В общем, и вторую бутылку он открыл. Игорь так интересно и смешно мне рассказывал разные интересные милицейские истории, что я смеялась до слез. Потом он замолчал, и стал как-то по-особому смотреть на меня.
- Ну, - говорю, - ладно, Игорь, вставать завтра рано, давай укладываться.
Он мне говорит: «Да, конечно, пойду, покурю на балкон». Я пошла в ванную. Выхожу, а Игорь стоит передо мной с красным шариком и улыбается.
- Смотрите, - говорит, - Анечка, какой подарок к нам прилетел. Я вышел, а шарик у вас за балкон зацепился. Да, что с вами, вам плохо?
А я в тот момент просто оцепенела.
- Да, - говорю, - Игорь, очень плохо. Ты уж извини, мне бы одной побыть. Игорь понял, что со мной что-то происходит. Он оделся, извинился, сказал, что переночует в общежитии, а вещи заберет завтра.
Вот так, Ирина Сергеевна, красный шарик – знак, конечно, от моего Коли, и Игоря от меня отвел. Больше мы с ним никогда не встречались. Грустные истории я вам нарассказывала, Ирина Сергеевна, да еще на ночь глядя, вы уж меня простите.
- Ну, что вы, Анечка, как в «Гамлете» у Шекспира сказано: «Много есть на свете такого, что и не снилось нашим мудрецам». А может это были простые совпадения?»
- Нет, Ирина Сергеевна, я душой чувствовала – это мой Коля был рядом. Значит не судьба мне пока вторую половинку найти!
- Ну, тогда, Анечка …
- Да, Ирина Сергеевна, наверное, нужно в церковь сходить и исповедаться.
Устраиваясь на ночлег, мы еще немножко поговорили на другие темы, а утром, когда я проснулась, Анны Николаевны уже не было в купе. На салфетке было написано четким, красивым почерком: «Спасибо за душевный разговор. Счастливого пути! Аня!»
(Монолог ассенизатора)
- А я тебе так, Гурьяныч, скажу: бабам верить вообще нельзя! Ни на грамм! Их в узде держать надо, а как упустишь, все – пиши «пропало»! До того они, бабы, хитрые и изворотливые, - ой, тебе скажу! Раньше как старики говорили: «Пока мужик на печку лезет, баба его семь раз обманет»! Не зря говорили. Я тебе, Гурьяныч, хоть про нас с Тайкой расскажу! Чего «не надо»? Чего «и так все знаешь»? Да, ни хрена ты, Гурьяныч, не знаешь! Ну, ты не обижайся! Мы можем сегодня с тобой выпить? Имеем право! Да, как ты, Гурьяныч, мне коробку передач сделал – хрен так кто сделает! Ну, давай ещё по одной! А, ты уже выпил? Ну, давай, Гурьяныч, за твое здоровье! Хороший ты мужик, Гурьяныч! Я всегда всем говорю: «Гурьяныч – это человек!» Ну, так вот слушай – я тебе про нас с Тайкой расскажу! Да, ты не маши руками-то! Мы чё с тобой про одну коробку передач говорить что ли будем? Чай, всегда мужики выпьют – сначала про работу базарят, потом про вино, потом про баб! Да, ладно ты «хрен с тобой – говори, про что хочешь»! Я «не про что хочешь», а про нас с Тайкой расскажу.
Вот мы, к примеру, с Тайкой вместе прожили 29 лет, ну, считай 30. Всякое было! Первые полжизни совместной я за ней бегал, а теперь она за мной. Ты что? Знаешь, как она теперь ко мне: «Леонид Степаныч, Леонид Степаныч»! А раньше: «Ленька, ты не видал, где мои чулки валяются?» «Ленька». Все и буду до 50 лет Ленькой. И я тебя, Гурьяныч, спрошу: «А почему она, Тайка, так вдруг переменилась-то ко мне?» Да, ладно ты, Гурьяныч, подначивать-то – «спать стали вместе!» Как будто мы раньше спали порознь. Ну, бывало, конечно, что спали и порознь – налопаюсь я или тогда, когда разводились! Но это так – редко, а, вообще-то, спали всегда вместе. Нет, Гурьяныч, причина другая, причина – в деньгах! Они, бабы, на деньги знаешь какие падкие. Чего «не все»! Все! Твоя что ли лучше? Чего «лучше»? Ну, может и лучше! Я тебе про свою рассказываю.
Поженились мы с Тайкой, когда я из армии пришел! Скромный я тогда был. А она? Чё она тут делала, когда я служил, не знаю. Но говорят – шустра девка была! Короче, мне она уже не девочкой досталась! Да, я потом вспоминал – она первая ко мне на танцах подошла, проводить потом попросила, первая целоваться полезла! Да, и замуж взять она меня уговорила, сказала, что беременна. Я ещё тогда и жениться-то не собирался! Первое время мы с ней жили так себе. Она у меня поваром в заводской столовой работала, а я водилой на «Зиле». Песок речной возил. Все у нас нормально было. Пожрать всегда Тайка из столовой приносила. Сам понимаешь … А потом у нас с ней разлад пошел. Я ассенизатором работать устроился, а её заведующей столовой сделали. Да! Вот тут, Гурьяныч, давай выпьем! Чё? Да, молодец ты, Гурьяныч, коробка как часы работает! Успокойся! Я тебе дальше доскажу. И вот как только у меня Тайку заведующей столовой поставили, так тут она рожу-то от меня воротить и стала. Приду с работы, - она скорчиться: «Ой, говорит, опять от тебя дерьмом пахнет!» Представь, Гурьяныч, как будто я это дерьмо черпаком доставал. Может и пахло от меня бензином, но уж точно не дерьмом! Это в старые времена у нас в городе дед Вакула с бочкой и черпаком на лошадке ездил! Вот от него действительно воняло! Пока бочку на телеге везет – «добро-то» плещется! А у меня чего? Приехал. Крышку сдвинул, шланг бросил. Машина сама качает! Ну, «сосет», ладно не придирайся, Гурьяныч!
И вот моя шкура крашеная от меня рожу воротить стала! «С тобой не интересно! Ты только один свой футбол глядишь! Ни какой культурной жизни! Ни разу в театр областной не ездили»!
Короче, её резко театр стал нужен. Я ей говорю: «Я футбол глядел и глядеть буду! Это не твоей пустой башки дело»! Я ведь сам когда-то, Гурьяныч, за сборную нашей автоколонны защитником играл! Ты тогда ещё у нас не работал.
Короче, стала моя Таисия Ивановна на работе задерживаться. Приходить стала поздно. Частенько пьяненькая. Хахаль, видать, у неё там появился – электрик какой-то. Я терпел, терпел, да, ей однажды говорю: «Если ты, Таисия, и дальше так же будешь продолжать, я твоему электрику харю набью и лампочку в одно место вставлю, чтобы всегда горела, а в вашу паршивую столовую свою цистерну опорожню и разведусь с тобой»! А она и рада! Я, говорит, сама ужу заявление на развод подала! Пускай, говорит, другая тебя нюхает, а я нанюхалась уже!
Я ей тогда по харе дал! Она быстренько ко врачу сбегала и справку к суду припасла, что я её постоянно избиваю. Короче, присылают мне повестку в суд. Развели нас. Детей у нас нет. А потом второй суд. Тайка половину дома захотела оттяпать. А дом-то моей матери, она, умирая, на меня его подписала. Судья тогда был Боровков. Справедливый был мужик. Перед тем, как решение вынести, он меня спрашивает: «А вы бы, Леонид Степаныч, свой дом с бывшей женой как разделили?»
«А чего, - говорю, - делить-то?» «Я бы по справедливости – мне «переднюю» и телевизор, а ей – кухню и свинью»! Знаешь, Гурьяныч, тогда почему-то в суде все захохотали вместе с судьей Боровковым! А чего я такого смешного сказал – до сих пор не пойму!» Короче, дом мне по суду достался, а Тайке – шиш!
Слиняла тогда она от меня к своему электрику. Да, видать, быстро они нажились. Через полгода ко мне приползла змеюка. Я тогда, правда, пил по-черному. А пьяный – всегда мужик добрый. Простил её. А потом оказалось её турнули с места заведующей столовой, проворовалась.
- Ты чего, Гурьяныч, головой мотаешь? А? Правильно говоришь …Может, и правильно. И стала моя Тайка простой посудомойкой. Зарплата маленькая, домой объедки какие-то приносить стала. Да, мне-то чё? Я начал зарабатывать побольше.
- Да, Гурьяныч, ведь как в жизни получается? Людям хочется жить хорошо! Есть вкусно, смотреть хорошее кино по цветному телевизору. … Ну, и естественные надобности справлять в тепле. Короче, тогда в конце 90-х мода у нас в городишке пошла на септики. Да, городишко-то вроде небольшой, а много частников в домах теплые туалеты построили, ну, и, естественно, септик перед домом. Да, а оно-то копится, его откачивать надо. Ты понял, Гурьяныч, я про что? Вот то-то и оно! Ты, Гурьяныч, человек с понятием и руки у тебя золотые, давай врежем ещё по одной! Ох, и крепка зараза! Так вот усекай, Гурьяныч! Все понастроили септики, а официально-то машину заказать, да потом ждать – и дороже, и дольше выходит, чем просто шоферу сунуть. Вот и стал я уважаемым человеком. Один кричит: «Степаныч, заскочи ко мне!» Другой кричит: « Степаныч, ты мне друг или не друг!» И деньжонки, конечно, суют. Так, у меня поначалу калым выходил в 5-6 раз больше зарплаты! Потом, правда, поприжали. Но все равно – грех обижаться!
И тут моя Тайка – гадюка изменилась. Заходила вокруг меня: «Леонид Степаныч, Леонид Степаныч! Я тебе пирожки в дорогу напекла! И пирожки, и бутербродики! И напьюсь когда, - помалкивает. И дерьмом пахнуть перестало! От тебя ,говорит, стало мужественностью пахнуть! Представь, Гурьяныч, чего выдумала – «пахнуть мужественностью. Вот они ,бабы-то, какие! Ну, а мне что? Я мужик простой… Как «не совсем простой»? Ох, и ехидный ты человек, Гурьяныч. Чего «говори дальше?» Всё я тебе рассказал! А вывод такой – мужик при деньгах и бабе нужен! А без денег она, баба, сто причин найдет, чтобы над мужиком поиздеваться! Так давай, Гурьяныч, выпьем, чтобы деньги у нас были! Как не будешь? О каком деле? Давай погорим! Чё? У тебя из септика выкачать? Да, без вопросов! Во вторник заеду после обеда! Ну, давай на посошок! Хороший ты человек, Гурьяныч!»
…август 2003 года
Странно то, что сижу и записываю свои ненужные мысли в свой никому ненужный дневник. Записываю тогда, когда всё в моей жизни обрушилось - всё погибло. Вчера умер Егорка.
Умер человек, без которого я не представляю свою жизнь. Умер мой любимый, единственный, суженый. Его мама позвонила вчера и только успела сказать: «Таня, ты не ходи в больницу!»- я всё поняла. Сквозь меня прошёл какой- то разряд- и полное опустошение. Опустошение до сих пор, а я вот ещё в дневник записываю. Зачем? Может, автоматически.
Вчера была среда. А избили Егора в понедельник. Он поехал сдавать документы в университет. Поехал на электричке. Почему я не поехала с ним? Почему? Его избили прямо на платформе средь бела дня. Четверо подонков. За что? Да, ни за что. Просто не понравился. Пинали ногами. Пинали по голове. И никто не заступился, и никто не помог. Кругом были люди, а что толку.
Мы с Егоркой познакомились в 1 классе. Я потеряла варежку в раздевалке. А он нашёл и принёс в класс. В седьмом классе мы в первый раз поцеловались, а в 11 - на выпускном признались в любви и решили пожениться…
Егорка умер, и я чувствую, что с ним начинаю умирать и я.
…август 2003 года
Приходил следователь. Задавал какие-то вопросы. Зачем? Мне, кажется, он просто приходил на меня взглянуть. А чего на меня глядеть? Что может повернуться, что может измениться, если Егора нет. Мне всё безразлично
.
…октябрь 2003 года
Я в больнице. Сегодня попросила рыженькую девчонку, которая лежит рядом, купить тетрадку и ручку. Что- нибудь напишу…
Я читала, что самая лёгкая смерть- это когда в ванной порежешь вены. Лежи и смотри в потолок, только не смотри на воду.
Я так и сделала. Последнее, что видела, белое, перекошенное судорогой лицо отца. И провал. Вот теперь лежу в больнице. Приходит какой- то мужик. Очень ласковый. Говорят- психотерапевт. Он что- то говорит, а мне в глаза лезет его белая пломба на жёлтом зубе. Наверное, много курит. Утешитель. Чего утешать- то меня?
Здесь поняла, как меня любят мама и папа. Любят меня. А я тогда не поехала с Егором. Вот и любите меня…
…декабрь 2003 года
После выхода их больницы прошло две недели. А что изменилось? Да, ничего. Егора не вернёшь. Не стало человека , который был предназначен мне. Почему мне? Мама как- то раз произнесла фразу, кажется Карамзина или Жуковского- «Она была девушка, она была влюблена». Тогда мне показалось, что она иронично намекнула мне, что я маленькая и мои отношения к Егору не серьёзные, что я повзрослею, и что- то пересмотрю. Хотя и она сомневалась, а, может, у нас серьёзно и на всю жизнь. Однажды она задумчиво сказала: «И фамилию- то тебе девичью только чуть - чуть изменить в паспорте придётся!»
…в списке класса фамилия Егорки была за моей - Курган, Курганников. Егор шутил: «Ты моя классная оценкохранительница!» Действительно, чаще почему - то спрашивали меня. Может, фамилия курган была короче.
Егора не хватает мне как воздуха.
Тоска, одиночество и опустошённость…
…декабрь 2003 года
Скоро Новый год. И самый мой любимый праздник ещё острее подчеркнёт его небытие.
Родители всячески пытаются меня расшевелить, рассмешить, привязать к какому- либо делу.
Я хотела поступить в медицинскую академию. Сейчас я не хочу ничего. Хочется только плакать.
…январь 2004 года
Прошёл Новый год. В двенадцать …я смотрела в окно. Шёл снег. Он шёл как- то нехотя, словно по обязанности. Папа принёс мне бокал с шампанским. Я поцеловала его и маму, поздравила их с Новым годом и пошла в свою комнату. У них были какие- то виноватые, пристыженные лица. Мне стало неловко.
А Егора нет, нет, нет…
…февраль 2004 года
Вчера мама осторожно сказала, что мне нужно устроиться на работу. «Танюшенька, дело не в деньгах. Новые люди - новые впечатления..» Отец промолчал. Наверное, действительно, мама права.
И я загадала про себя. Возьму вкладыш нашей местной газетки, зажмурю глаза и ткну пальцем в раздел «требуется», куда выпадет- туда и пойду до осени работать, хоть на рынок семечками торговать.
А выпал не рынок.
Выпало что-то странное. Казино.
«Развлекательно - досуговый центр «Гранд» приглашает девушек и юношей на курсы крупье с дальнейшим трудоустройством!»
Ну, что же в понедельник пойду устраиваться на новую работу.
…март 2004 года
Господи! Как же быстро летит время!
Вчера после дневной смены перед сном листала свой старый дневник. Последняя запись «… иду устраиваться на работу…» Смешно! Сейчас мне кажется, что я работаю вечно, что я вечно была «крупьешкой» и век стояла у стола, «на раздаче».
Работа…Наверное, нет другой такой «сволочной» работы, но я не ухожу. Почему?
Может быть, в моей жизни настал такой период, когда я должна посмотреть на «изнанку», на оборотную сторону бытия, чтобы он мою гордость, об мою личность если не прямом, то в переносном смысле «вытерли ноги», чтобы на моих претензиях к жизни как следует «потоптались»? Может быть, моя душа приобретает таким образом какую- то закалку, так ей необходимую?
Казино – это, что и говорить, «университет»! Учёбу здесь проходишь нешуточную – будь здоров!
Поначалу всё было достаточно неплохо – я быстро запомнила правила, освоила технику раздачи карт, научилась моментально считать выигрыш – проигрыш, фишки, деньги… Может, способности какие аналитические проявились, не зря же меня папа уже в шесть лет научил играть в шахматы. Эту игру я полюбила, позже неоднократно выигрывала городские турниры.
Хотя, карты, конечно, не шахматы и казино – не дворец спорта…
Но главное в нашей карточной «работе» - не техника, а психология – то эмоциональное состояние, которое нужно постоянно поддерживать в себе, чтобы не «сломаться» за столом, чтобы выносить день за днём то гадкое и неприятное давление, которое осязаемо излучают игроки, пришедшие в прокуренный зал явно не для того, чтобы приятно провести время и легко расстаться с небольшим количеством не последних «лёгких» денег, а, наоборот, «содрать куш» с казино, выиграть, набить карманы, вытащить из кармана Фортуны не просто счастливый билетик, а БИЛЕТИЩЕ!!!
Нам приходится на расстоянии вытянутой руки общаться с, по-настоящему, больными и очень опасными людьми, души и судьбы которых неимоверно, неописуемым образом скомканы, скручены, исковерканы…
Здоровых людей среди завсегдатаев казино нет, нормальный человек сюда с намерением «раздеть» «контору» не придёт! Как будущий медик (если, конечно, удастся поступить и окончить) я могу это точно констатировать…
Но почему же я сама до сих пор здесь нахожусь, и не просто нахожусь, а работаю, соблюдаю какие-то правила, подчиняюсь кому-то, стараюсь соответствовать…? Почему не ухожу, не бегу отсюда сломя голову?
Для себя я объясняю это тем, что так я искупаю свою вину перед собой же за то, что не поехала тогда с Егором. Что бы изменилось с этого? Наверное, что-то бы изменилось… пусть даже бы и убили нас вместе…
«С любимыми не расставайтесь…» Боже, как давно всё это было, как давно…
…март 2004 года
… Сегодня мне впервые попало «по полной программе» физически по телу, по лицу. «По эмоциям» всем нам достается неслабо каждый день, но это другое, это не так заметно, хотя и не менее противно.
… В девятом часу – ещё до начала основных событий обычного вечера – пришёл «Пожилой»(я всех клиентов называю для себя не по именам, которые при желании можно узнать из разговоров за столом, а прилагательными – по наиболее явным их отличиям от других игроков). Других «ловцов счастья» в зале не было – рано, не собрались ещё, не «проснулись»!
Охранник наш стоял у стойки бара с видом супермена – не особо, напрягаясь, поскольку ситуация чересчур напряженной не выглядела.«Пожилой» сел за покер, пока устраивался – стало заметно, насколько он пьян… В таком состоянии мало кто уже контролирует свои поступки, но бизнес есть бизнес и если есть деньги, то их рады впустить и в казино.
«Пожилой» сидел грузно, расслаблено, на меня не смотрел, причмокивал сальными губами, продлевая себе удовольствие от открытия каждой очередной карты, которая могла бы принести ему тысчонку-другую…
Три раздачи подряд у меня игры не было. «Пожилой» «вернул» сотню, которую заплатил за вход, и заработал пару. С дохода заказал себе рюмку водки, для чего пришлось искать нашу барменшу, вышедшую покурить за отсутствием наплыва публики. Выпил, поставил, я раздала…
Он «прикупил» карту, противно зачмокал, карты раздвигал веером целую вечность, надеясь на чудо. Почти добил меня своей «тормознутостью»…
Но, видимо, не зря «тормозил» он, будучи уверен в своих «силах» - две «пары» гордо выдожил на стол! Бог ты мой, какая карта!
Я раскрыла свой «расклад» - «Фул – Хаус» - «непробиваемая» «стена» для искателей лёгкой наживы!!!
«Пожилой» молча допил свою водку, сполз с высокого стула и дальше… Дальнейшее я запомнила как в замедленной киносъёмке – Своей рукой с опустошенной рюмкой он «отмахнулся» в мою сторону. Я инстинктивно отстранилась – на всякий случай, не думая о худшем, но, видимо, недостаточно далеко и недостаточно быстро! Он хотел не ударить, он бросил в меня – мне в лицо – свою захватанную и обслюненную рюмку! Через мгновение я почувствовала острую боль на щеке, протянула руку – о, Боже, там была кровь!
Когда подняла глаза, охранник со «смотрящим» - дежурным администратором – уже выволакивали бьющегося в истерике ублюдка из зала. Он истошно орал: «Отдайте мне эту суку! Я «грохну» её !!!»
Не помню как доползла до комнаты отдыха, упала на диван, слёзы полились рекой, было не до имиджа, не до туши на ресницах, не до помады… Всё растеклось, размазалось, перемешалось…
Разбитная напарница, которую я терпеть не могла, молча принесла мне рюмку водки. Я выпила, но не отлегло, не полегчало, думать не хотелось ни о чём, не хотелось ничего помнить, никого жалеть кроме себя…
2 апреля 2004 года
Вчера было 1 апреля – для кого-то День смеха, а для нас – РОЗЫГРЫШ! Розыгрыш – это когда в ресторане, с помощью прозрачного пластмассового барабана – лототрона (лохотрона) разыгрываются дорогие призы среди постоянных клиентов. Три месяца – от РОЗЫГРЫША до РОЗЫГРЫША – им за каждую удачную комбинацию в качестве дополнительного стимула даются фирменные билеты, корешки от которых сваливаются потом в тот самый барабан и кто-нибудь тянет оттуда наугад эти бумажки с номерами весь вечер. Кому фен, кому вазу дурацкую, ну, а кому-то машину новенькую, которую выставляют за неделю до розыгрыша перед входом в наше заведение!
У «проходных» игроков на руках по одному – два билетика, у завсегдатаев – пачки по тысяче штук, вот и прикидывайте – у кого больше шансов получить «халявный» приз, «корешков»-то в барабане полным-полно, перелопачивать их бесполезно, вот уж, действительно – лотерея «повезет – не повезёт»!
Народу в такие дни в казино – не протолкнуться! В ресторан идет не каждый: там надо ещё чего-нибудь заказывать, салаты жевать… А места за игровыми столиками постоянно заняты – уже с вечера. Вот и слоняются клиенты как неприкаянные – на стриптиз поглазеют через стеклянную дверь, подышать в затылок тому, кто основательно засел за картишки или к рулетке, повезёт – протиснутся на освободившееся место под недовольные возгласы тех, кто не успел. А уж сел – так сиди, заказывай сигареты, выпивку – все принесут пока ты ставишь и ставишь!
Главные события розыгрыша начинаются не раньше полуночи, а наша смена, как назло, заступила в тот день с семи вечера – как обычно, в общем-то. К моменту «безудержного веселья» все уже изрядно подустали, хотя мы стоим подряд не больше 20 минут, потом можно и отдохнуть. Первая моя «вахта» за покерным столом прошла спокойно – игра была вялая, игроки ставили «по маленькой», только чтоб не упустить своего места за столом. Но уже тогда я заметила, что компания на сей раз подобралась замечательная в своей омерзительности, а самое главное – она не собиралась «рассасываться» - не тот день, чтоб упускать возможность «повыпендриваться»!
К своим стульям буквально «присосались» Жирный, Нудный, Злобный, Усатая и Печальный – тот ещё персонаж!
Ещё до начала «представления», которым каждый из игроков сопровождал свой «выход на сцену», я знала, что, усаживаясь на высокий стул, Злобный обязательно спросит своим гнусавым голосом : «Ну, и как же, «соска», звать-то тебя!?»
Знает прекрасно, что, согласно отработанной форме псевдо – вежливого общения за столом, я отвечу: «Звать меня Таня и попрошу, пожалуйста, без оскорблений!»
А он продолжит свой «накат»: «Да. Да. Я и забыл, сопливая, как тебя зовут?»
Вот и в этот раз он полностью выдал на публику свой краткий «монолог», продолжение которому – за скудностью ума – так и не придумал.
Совершенно неожиданно меня выручила Усатая: «Слушай, ты чего привязался к девке?!»
Дальше от неё последовал такой стоэтажный мат – перемат, что все мужики в казино хохотали, наверное, минуты три кряду! Они гоготали, а Усатая сидела себе, как ни в чём не бывало, смотрела спокойно в карты – ей то чего, не привыкать.
(У тётки удивительно густые, по-настояшему, мужские усики, которые при любом, что называется, освещении заметны. Непонятно – почему она их не уничтожает, носит с гордостью, хотя сейчас же есть средства от любых проблем с женской красотой.
Зовут тётку Зоей Ивановной, лет ей около сорока, поговаривают, что денежки на то, чтоб играть в казино, она зарабатывает, приторговывая наркотиками. И, видать, неплохо идет её «бизнес», коль в казино у нас она появляется буквально через день Играет спокойно и умело – без неуёмного азарта. Наверное, поэтому её и везёт, по большей части…
К девчатам – «крупьешкам» она относится с материнской заботой, несколько сверх оптимальной меры грубоватой и навязчивой. Если когда съязвит, обругает кого-то незлобиво и так, что всех заставит улыбнуться своим матерным «экзерсисам»!
Когда её карту перебивает комбинация раздающего дилера – девушки, вернёт: «У тебя где эта дама-то была червовая?! Заместо прокладки, что ли, всунутая?!!»
Дилеров – парней она без разбору именует «тютями»: «Ну, что, тютя, сыграй мне на «рояле!» - скажет, бывало перед раздачей. Однажды один «вспылил» для вида: «Я не «тютя», я Андрей!» Её это не смутило: «Андрей, держи х..н бодрей!» - ответила. Всё казино хохотало минут десять, а пацан весь пошел красными пятнами. Мы то все знаем, что он занимается не первый год каратэ – хотелось ему, наверное, врубить тётке хорошенько между глаз фирменным приёмчиком, но…Низ-зя!!!
И вообще, в казино, как на Диком Западе в ковбойских фильмах, по-особому ценят юмор, вовремя брошенное острое словцо, находчивость, умение постоять за себя в условиях, когда ты ограничен в возможностях отвечать обидчику.)
Нудный никаким юмором не обладает. Он беспрестанно и вслух ворчит про всё на свете – про неудачную комбинацию, про плохое освещение, про неудобный стол, про то, что барменша, дескать, постоянно недоливает и обсчитывает. Эта его постоянная нудятина «достает», время от времени, даже испытанных и «закаленных» «бойцов» игрового «фронта», оказавшихся с ним по соседству. Иногда словесная перепалка игроков сама собою сходит на нет, но дело это непредсказуемое – в любой момент может начаться все, что угодно… И швыряние карт в крупье, и припоминание старых размолвок с «выбиванием» прежних долгов, и безобразные в своей неумелости драки…
… Первым в тот вечер остался за мои м столом без денег Печальный – так я называла для себя довольно симпатичного и спокойного парня лет 25 -26-ти. Он всегда играл молча, а Печальным был прозван за то, что чем дольше и дальше играл, тем печальней становился.
Казалось – в зале он находился против своей воли, но поделать ничего с собой не может. И, честно говоря, одного его изо всех игроков мне было жалко…
Фишки на столе у Печального закончились, он машинально проверил свои карманы, потом, порешав что-то в уме, попросил денег у Нудного: «Слышь, Коль! Одолжи на неделю тысчонку!»
Тот как будто только этого и ждал, чтобы затянуть свою гнусную песню: «Да, ты че! Ты мне ещё с прошлого раза пять штук должен! Я че, деньги-то для вас печатаю, что ли?! У самого весь месяц сплошная «невезуха»!»
«Проситель» повернулся в другую сторону: «Зоя Ивановна..?!»
«Знаешь что, милок! Чеши-ка ты отсюда домой, хватит «по сусекам скрести»! Должен всем вокруг! Нет денег? «Уйди на дно», работай!!! С долгами сначала разберись, а потом в казино ломись!
Он понял по взглядам остальных, что с бабой сварливой все согласны в эту минуту, встал и пошёл восвояси к выходу, покачиваясь, как пьяный. А я-то помню, что он за весь вечер не выпил ни рюмки…
… Новенькую «девятку» в этот первоапрельский розыгрыш «взял» Нудный. Захмелев от выпитого на радостях шампанского, он также нудно, в подробностях, рассказывал невесть откуда взявшимся слушателям тягомотину о том, как не хотел идти в тот вечер в казино, как жена (наверное, такая же нудная!) не пускала его – «совсем охренела»!
Общими усилиями полного зала игроков Нудного «через силу» раскрутили на ящик шампанского…
Но всё когда-нибудь кончается – даже такие проклятые вечера и бессонные ночи. Наступило утро 2 апреля…
Обычно всех крупьешек после смены развозят «адресно» по домам. Но я в этот раз решила немножко прогуляться – хоть немного вдохнуть свежего воздуха после прокуренного насквозь зала. Спать пока не хотелось, хотя, наверное, дойду до дома и повалюсь на кровать, как убитая!
Шла через сквер, навстречу мне двигались «нормальные» люди, а я тащилась с «ненормальной» работы.
ПЕЧАЛЬНОГО я увидела сразу. Он сидел на спинке скамейки, его длинное черное пальто было расстегнуто, длинный вязаный шарф свисал до земли. ПЕЧАЛЬНЫЙ обхватил голову руками, медленно покачиваясь вперед-назад. Я хотела пройти мимо, тем более он не видел меня. Но что-то заставило меня подойти к нему.
- Извините, у вас не будет сигареты? - (я не курила ни разу в жизни).
Не глядя на меня, но машинально полез в карман, а когда протянул сигарету, наши глаза встретились.
Он поднял воротник и тихо, на удивление спокойно произнес:
- Господи! И на улице казино меня достает.
- Я не казино, я – Таня! – только и нашла, что сказать я.
Он помолчал, а потом без всяких вопросов с моей стороны рассказал мне свою не очень веселую историю.
Однажды ехал в своей «девятке», под неё подставился бандитский «Мерс». Бандиты заставили заплатить большую сумму (якобы во время аварии серьёзную травму лица получил один из них. Хотя Печальный подозревал, что уже до столкновения тот сидел с такой травмой). Пришлось продавать машину, влезти в долги – и все равно оставался неуплаченный остаток. Хотел поправить дела через казино, и запутался в долгах ещё больше. Через пять дней должен отдать 240 тысяч рублей. Иначе… Что будет иначе Печальный не договорил…
Я выкурила впервые сигарету. Ощущение было противное. Печальный встал, застегнул пальто, и не прощаясь пошёл… Я догнала его уже у выхода из сквера.
Он обернулся как-то удивленно и взглянул на меня.
- Знаешь что? Дай мне свой телефон…
Он мне сказал номер своего телефона, и я пошла домой, а он стоял и смотрел мне вслед, я это чувствовала.
3 апреля 2004 года
Ночью мне приснился сон. Я стояла на перроне. Электричка вот-вот должна была прийти. Егорка, мой Егорка стоял за окошками вагона и улыбался мне. Я крикнула: «Не уезжай!», а он улыбался и показывал знаками, что не слышит мои слова. Потом в его руках очутился беленький шарик от настольного тенниса, и он бросил его прямо через стекло к моим ногам. Я удивилась на то. Что шарик пролетел через стекло, наклонилась и подняла его. На нем была цифра «3», а электрички уже не было…
Вечером я позвонила Печальному и предложила ему встретиться у моего дома. Наша встреча продолжалась несколько минут: «Когда я останусь у рулетки, сыграть со мной один на один. Ставь на тройку».
…Была одна уловка на рулетке, которую я могла сделать, хотя очень и очень рисковала. Где-то в глубине души я ждала, что он скажет: «Спасибо! Не нужно!», но он сказал только: «Спасибо».
Будь, что будет – помогу ему, а потом через некоторое время уволюсь…
20 апреля 2004 года
Кажется, всё прошло удачно. Печальный оказался на редкость хорошим артистом и выказал вполне искренне удивление по поводу огромной удаче рулетке. Вот только позвонил он мне, чтобы поблагодарить по-моему зря… Что будет, если телефон прослушивается? Хотя я, наверное, чересчур мнительная…
P.S.: 25 апреля 2004 года в газете «Вечерние новости» было напечатано:
Коллектив МУП «Тепловые сети» приносит свои соболезнования Курган Павлу Николаевичу в связи с трагической гибелью его дочери ТАТЬЯНЫ. |
Пролог.
Холостяцкая жизнь Александра Смолова – известного в небольшом районном центре Улыбино таксиста по прозвищу «Сашка - Смола» заканчивалась, Мать нашла ему, по её мнению, подходящую партию – 27-летнюю учительницу начальных классов местной школы Людмилу Краеву. Знакомство будущих молодоженов на квартире Сашкиной матери при непосредственном участии устроительницы судьбы сына прошло успешно. «Молодые» понравились друг другу, и через две недели они отнесли заявление на регистрацию их брака в ЗАГС.
Признаться, Сашка не жалел о таком крутом повороте в личной жизни. Холостяком он дожил до 35 лет, погулял на славу, «пообтрепался весь», как говорила его мать, и подходил новый этап жизни, - Сашка чувствовал это. Все его друзья давно были женаты, имели детей, которые у многих ходили в школу. Новизны во встречах с доступными девчонками уже не было, все повторялось в различных вариациях. А будущая жена показалась надежной и домовитой, ну, и, конечно, была не лишена привлекательности. В день подачи заявления в ЗАГС по инициативе Сашки они зашли в самое лучшее в городке кафе, и за бутылочкой шампанского Сашка попытался вызвать будущую жену на полную откровенность. «Смола», выпив, расчувствовался и почти все рассказал о своих любовных похождениях. Впрочем, он всегда был словоохотлив.
- Людочка! Мы не дети! Я хочу, чтобы мы начали совместную жизнь с чистого листа. Хочу, чтобы к нам неприятно не вернулось прошлое в виде каких-то старых знакомых. Мы должны все знать друг о друге. Вот я тебе все рассказал о своих холостяцких похождениях. Я жду взаимной искренности!
Людочка молча слушала его, улыбаясь и потягивая шампанское из высокого фужера. Потом поставила фужер на стол, пожала плечами, и на минуту задумавшись, сказала:
- Саш! Вот видишь, какая у тебя богатая любовными приключениями жизнь была! Впрочем городишко у нас небольшой, и я была наслышана о твоих похождениях. Ну, а мне собственно каяться не в чем. Росла под присмотром родителей, училась, работала – вот и все! Да, и отец у меня очень строгий.
- Ты хочешь сказать, что у тебя никого не было?
- Ну, почему же! В институте училась, был один ухажер. Даже замуж звал. Ну, он какой-то ветреный был. Да, у нас ничего серьезного с ним не было. Так поцелуйчики одни.
- Ты хочешь сказать, что у тебя вообще …?
- Если честно, ты же просишь честно рассказать? Ездили как-то в Киев по турпутевке. Ну, в гостинице познакомилась с одним болгарином. Ну, в общем …
- Ясно, - перебил Сашка, - ну, а потом вы встречались?
- Нет, Саш, ты что! Он же тоже турист был. Укатил в свой Пловдив и все!
- Ну, ладно, - повеселевшим голосом заключил «Смола», - что было, то было! Давай выпьем за верность мужа и жены! В семье-то, когда живешь, изменять ведь нельзя! Я правильно говорю? Как ты считаешь?
- Конечно, - согласилась Людмила. И они выпили за верность.
Да, Сашка почти все рассказал тогда своей будущей жене о себе. Утаил он только о своем последнем знакомстве с парикмахершей Снежаной. Да, впрочем и рассказывать-то было нечего. Интимной близости между ними не было. Хотя, о Снежане Александр в последнее время часто думал, и она до знакомства с Людмилой занимала большое место в его воображении.
Со Снежаной Александр познакомился случайно. Как-то раз один хороший знакомый пригласил его на день рождения. Купив подарок, Сашка решил привести в порядок свою прическу. Но одна парикмахерская была закрыта на ремонт, а в другой была такая очередь, что сидеть - не пересидеть, И «Смола» совсем было расстроился, но знакомый таксист посоветовал ему заехать в бывший комбинат бытового обслуживания, превращенный ныне в офисы разных контор. Сашка и не знал, что там есть салон-парикмахерская. И, верно, парикмахерская была там небольшая, но очень уютная и красивая. И встретила там Сашку молодая женщина – симпатичная блондинка с грустными завораживающими глазами – ну, просто копия известной артистки Светланы Светличной. Первый раз, подстригаясь у неё, Сашка сидел в черном кожаном кресле, затаив дыхание, и только таращил глаза, всматриваясь в очаровательную парикмахершу. Потом недели через три он пришел опять подстригаться к ней. Разговорились. Оказалось, что парикмахершу зовут редким именем –Снежана. Парикмахерскую она оформила недавно, взяв в аренду небольшое помещение. Народу подстригаться к ней ходило немного, просто об этом салоне в городке мало еще кто знал. И часто, когда Сашка приходил подстригаться, в комнатке ожидания никого не было. Снежана подстригала прекрасно: не торопясь, профессионально, все инструменты были у неё самой последней марки. Но даже не это было главное. Пока она подстригала, Сашка попадал под гипноз её очарования. От её прикосновений приятные мурашки бежали по его телу. Словно теплая мягкая волна проходила через все его существо. Ему казалось, что он попадал в какие-то давние времена, и прекрасная царица какого-то загадочного государства сходила со своего трона и любовно гладила его волосы. И когда Снежана что-то спрашивала, «Смола» зачастую не понимал сразу смысл вопроса, переспрашивал, а потом, облизнув пересохшие губы, отвечал. Снежана, казалось, понимала его состояние. Она снисходительно улыбалась своей загадочной улыбкой, - в зеркале Сашка видел её улыбку, - и от этой улыбки «Смола» терялся ещё больше. Дон Жуан своего городка, в разговоре со Снежаной Сашка немел и заикался. Правда, однажды в 8 часов вечера, он набрался храбрости и предложил Снежане, ссылаясь на позднее время, подвезти её домой. Но Снежана сказала, что за ней заедет муж. Так Сашка узнал, что Снежана замужем. И это известие как-то немножко остудило его и поубавило его прыть по отношению к Снежане. А вскорости матушка нашла ему невесту. И за знакомством с Людмилой, объяснением, подачей заявлением в ЗАГС образ Снежаны растаял в Сашкином воображении. А чтобы не бередить душу, «Смола» подстригаться к Снежане больше не ходил.
После свадьбы Сашки Смолова с Людмилой прошло 6 месяцев.
История первого предательства.
«Смола» отчаянно гнал машину. Обычно осторожный и не любивший лихачества за рулем, Сашка выжимал из своей «десятки» максимальную скорость. Машина бешено неслась по безлюдным ночным улицам городка. Была полночь. Внутри у «Смолы» все клокотало. Верить не хотелось, но только что он застал свою молодую жену с любовником. Застал на собственной квартире.
- Сука, ну и сука! Тварь паршивая! Надо думать – прожили шесть месяцев, а у неё уже мужик в кровати. Сволочь скрытная! Выпили за верность! – Сашка жаловался и разговаривал в машине сам с собой. А перед глазами стояла бледное лицо любовника одетого в его, Сашкин халат; перекошенная судорогой страха подмалеванная физиономия жены; бутылка вина на кухонном столике; разложенный в спальне диван.
- Ну, тварь скажи «спасибо», что живы остались! Господь не дал принять греха на душу! Хрен с ними, может все и к лучшему! Хорошо хоть ребенка не завели! – Сашка как мог утешал сам себя.
Накануне знакомый бизнесмен попросил Сашку свозить его в Москву, до которой было четыреста километров. Ехать решили в ночь, чтобы с утра обделать там все дела. Жена попросила Сашку заехать к знакомой, передать книгу, необходимую для экзамена. Знакомая Людмилы проживала в областном центре, через который они должны были проезжать, и до которого было сто километров. «Смола» выполнил просьбу жены, книгу знакомой передал, и та. ухмыльнувшись, сказала : «Спасибо, счастливого пути!» Но минут через десять спутнику «Смолы» позвонили на сотовый и сказали, что стало плохо с его отцом, которого на скорой увезли в больницу. Пришлось срочно возвращаться. Сашка решил сделать молодой жене сюрприз и не позвонил. И вот такой «сюрприз» получился. Подъезжая к дому, Сашка увидел, что в спальне горит ночник. Улыбаясь, покачал головой: «Надо же! Тетрадки, наверное, все проверяет!» Но какое-то недоброе чувство появилось у него сразу, как только он попытался открыть своим ключом квартиру. Ключ лезть в замочную скважине никак не хотел. Сашка позвонил. За дверью раздался шорох, но дверь не открылась. Сашка нажал на звонок ещё раз. Казалось, что трель звонка разбудит весь дом. Но дверь жена не открывала. Сашка бешено забарабанил в дверь, и вдруг ему стало все ясно. Он положил свою спортивную сумку на пол, разбежался и ногой выбил дверь, сорвав её с замка. В прихожей никого не было. Сашка заглянул в спальню. Жена в коротеньком цветастом халатике стояла у разложенного дивана и молча испуганно смотрела на него. Какая-то сила повернула Сашку и повела на кухню. У газовой плиты в его голубом халате с крупными золотыми звездами, в его шлепанцах стоял мужчина с бледным лицом. Глаза его были расширены, рот полуоткрыт. Он как будто что-то хотел сказать. Сашка рывком схватил со стола кухонный нож и медленно стал наступать на любовника. Подступив вплотную, «Смола» приставил нож к его горлу и хрипло сказал: «Ну, сучоныш, молись!» Глаза у мужика расширились еще больше. В какие-то доли секунды Сашка успел совладать с собой, с левой крепко врезал сопернику по физиономии. Тот зажал лицо руками. Сашка левой сбоку ещё раз сильно ударил его по уху, потом повернулся и пошел в спальню.
- Саша! Я тебе сейчас все объясню! – жена рванулась ему навстречу, но «Смола» так заехал ей с ударной левой, что она отлетела к телевизору. «Смола», тяжело дыша, вышел в прихожую – ну, во блин, как в анекдоте – муж приехал из командировки … Иди сюда, сучоныш! Сашка снова вспомнил про любовника, рванулся на кухню, взял незадачливого лавеласа за грудки и спиной вперед повел того к выбитой двери. Выведя любовника на лестничную площадку, «Смола», размахнувшись, ещё раз крепко заехал кулаком тому в лицо. Мужичок, прижавшись спиной к стене, стал медленно оседать, закрывая голову руками. «Смола» сделал шаг назад и пнул свою жертву, потом зашел в прихожую, взял сумку и крикнул жене: «Завтра, сучка, чтобы тебя здесь не было!» Уходя, машинально посмотрел на стенные часы. Было без двадцати двенадцать ночи.
- Приехал муж из командировки! – повторил «Смола» и вышел из квартиры.
Он бешено гнал свою машину, куда не знал сам. Все моменты происшедшего стояли перед глазами. Опомнился Сашка только за городом.
- Господи! Нужно успокоиться! – он остановил машину, вышел из неё, дрожавшими пальцами достал из пачки сигарету. – Надо было в «ночнушку» заехать, водки купить. Ну, да ладно, хрен с ней с водкой. Водкой горе не зальешь. Поеду на дачу! – вслух сам себе сказал Сашка,сел за руль и уже более медленно поехал к своей даче, которая была в четырнадцати километрах от города. Выкурив ещё одну сигарету и немножко успокоившись, «Смола» сбавил скорость ещё и повел машину медленно. Да, и дорога к их дачному товариществу была вся разбитая, такая, что не разгонишься. Небо было ясное и полная луна прекрасно освещала дорогу и все окрестности. Подъезжая к воротам дачного товарищества «Труд», Сашка осветил фарами женщину в белой шапочке и спортивной куртке, которая направлялась в сторону города. Судя по походке, женщина была сильно пьяна.
- Вот тоже шлюха от кого-то ползет! – вслух сказал Сашка, сбавляя скорость. Дорога была узкая, а женщина шла зигзагообразно. Сашка медленно проехал мимо, чуть не задев пьяную, которую мотнуло в сторону машины. Разминувшись и отъехав метров на тридцать, «Смола» в зеркало увидел, что женщина упала и не встает.
- Ну, шкура! Замерзнет ведь, - «Смола» ударил по тормозам, вылез из машины и зашагал к лежащей женщине.
- Э, подруга, вставай давай! А то замерзнешь, - крикнул Сашка, подойдя к упавшей женщине. Та не шевелилась.
- Мощно налопалась телка, - Сашка наклонился и стал тормошить женщину за плечи. - Вставай, говорю!
Та немножко приподняла голову. Сашка обомлел, перед ним была парикмахерша Снежана.
История второго предательства.
- Вы …, вы, что тут делаете? – растерянно спросил «Смола».
- Я … ничего, - заплетающимся языком сказала Снежана. – Иду домой.
- Да, я вижу, как вы идете. До города 14 километров. Вы же замерзнете. Тем более в таком состоянии. Ну, и денек сегодня!
«Смола» не знал, как поступить.
- Подождите я сейчас подъеду.
«Смола» быстро пошел к машине и через минуту был около Снежаны, которая сидела на дороге. Снежана подняла на него глаза и заплетающимся голосом сообщила:
- Меня предал любимый человек! Даже не предал, а продал. Вот и отгуляла по любви поминки!
Помолчала, всхлипнула и, опустив голову, тихо сказала:
- Жить не хочется!
- Знаешь, что, - «Смола» решительно перешел на «ты», - поедем ко мне на дачу. Одну я тебя не отпущу. А завтра… . Утро вечера мудренее!
Снежана, закрыв лицо руками, тихо плакала. На даче Сашка быстро затопил камин, вскипятив чайник, напоил неожиданную гостью чаем, затем уложил её в постель, накрыв двумя одеялами. Снежана безропотно повиновалась всем его приказам. Себе Сашка налил полстакана водки из спрятанной на «черный» день бутылки и, выпив, сел в старое кресло напротив лежащей на кровати Снежаны.
- Знаешь, ты ничего не говори! Согрейся и засыпай. У меня сегодня тоже непростой день был, и если сейчас вздремнуть, - это будет самое верное решение!
«Смола» закрыл глаза. Снежана молчала. Только шуршание мышки где-то за камином нарушало ночную тишину. Но от этого шуршания было как-то мирно и покойно. Сидя в кресле с закрытыми глазами, Сашка вспоминал моменты вечера и ночи: выбитая дверь; жена в коротеньком халатике; разложенный диван; бледный любовник; бутылка вина на столе; лицо пьяной Снежаны в снегу. Наконец он забылся и задремал. Неизвестно сколько прошло времени, как какой-то шорох разбудил его. «Смола» открыл глаза, Лампочка в комнате тускло горела и освещала неожиданную гостью, которая полусидела на кровати.
- Ты…, вы чего не спите? Тихо спросил Сашка.
- Знаете… . Вас Саша, кажется, звать? – так же тихо ответила Снежана, - мне так стыдно перед вами. Наверное, уже светает. Я пойду , пожалуй.
- Ничего не светает. Спите. А завтра я вас в город отвезу. Меня, как и вас, тоже вчера предали. Жена предала. С любовником её застукал. Я же вот сижу, не дергаюсь. В жизни, видать, всякое бывает, - грубовато сказал «Смола» и сам подивился своей откровенности.
Помолчали.
- Знаете, Саша! Я так верила и доверяла ему, как никому другому! Когда мы с ним встретились в первый раз, сразу поняла – вот тот мужчина, который мне нужен: уверенный в себе, немногословный, с чувством собственного достоинства и в тоже время – душевный и нежный. В 18 лет я уже выходила замуж, а через полтора года развелась со своим первым мужем. И по сравнению с ним Ренат…
- Ренат? – переспросил Сашка, - ещё его зовут «Виконт»?
«Смола» был наслышан об этом местном криминальном авторитете, хотя сам с ним никогда не сталкивался.
- Да! – тихо подтвердила Снежана, - «Виконт». Я знала, что он вращается в уголовном мире, но у меня была надежда, что он порвет со своим прошлым. Да, он мне это и сам обещал. Говорил, что мы уедем туда, где нас никто не знает и никто не найдет. Да, и знаете,Саша, после первого неудачного брака я встретила мужчину, который очень понравился мне. Было наплевать тогда на то, чем он занимается. По отношению ко мне он был добрым, ласковым, нежным. У нас с Ренатом было все хорошо. Пока однажды он не привел гостя. Мироныч – тот так тогда представился.
- Мироныч! – воскликнул Сашка, - да, крутые у тебя дружки!
- Мне этот Мироныч сразу тогда не понравился, - тихим голосом продолжила Снежана. – Глаза у него были насмешливые, наглые и беспощадные.
- Да, он и сам такой, - добавил «Смола», знавший этого «авторитета», наводившего страх на всю округу.
Снежана. соглашаясь, молча покачала головой, а потом продолжила:
- Тогда, выпивая с Ренатом, Мироныч много говорил о любви, о верности, о женщинах. Ренат хотел, чтобы я ушла на кухню, но Мироныч остановил его словами: «Ты такую красавицу спрятать хочешь? Пусть посидит с нами! Женское общество облагораживает мужское!»
- Я видела, что Ренату не хотелось, чтобы я была с ними, но ослушаться Мироныча он, видимо, не мог.
А Мироныч чем больше пьянел, тем больше наглел в разговоре и договорился до того, что задал Ренату такой вопрос: «А тебя вот, «Виконт», жена любит?»
- Надеюсь, - буркнул Ренат.
- А пойдет она на любые испытания ради тебя?
Ренат молча посмотрел на меня.
- Пойду, конечно, - легко согласилась я.
- Ну! Ну! – пьяно ухмыльнулся Мироныч, - вот за это мы и выпьем.
После этого разговора прошло, наверное, полгода. И вот однажды Ренат пропал. Дня три его не было. Я не знала, что и подумать. И тут ко мне в парикмахерскую ввалился какой-то бритоголовый мужик в кожаной куртке.
- Ты что ли Снежана-то? – грубо спросил он. Сунул мне в руки конверт и ушел.
Я читала и не верила глазам. Ренат писал, что сидит в яме, что проиграл в карты такую сумму денег спьяну, что и за сто своих жизней отдать не сможет, что дня через два-три его убьют, что он – негодяй и подлец, что пишет это письмо, потому что есть единственный шанс у него остаться в живых, если я буду на неделю… женой Мироныча. «Снежана! Я знаю, что ты уже ненавидишь меня. Твое право отказаться. Прощай!» - так заканчивалось это послание. Через час зазвонил телефон, и Мироныч насмешливо сказал:
- Ну, что, красавица, помнишь, как ты обещала, что на все пойдешь ради своего Рената! Выручай «корешка»! Да, и мне приятное сделаешь! Карточный долг – это свято!
Снежана замолчала и опустила голову.
- И ты «отработала» у Мироныча ради своего татарина? – почему-то очень тихо спросил «Смола».
Снежана кивнула головой.
- Да, ведь они все равно грохнули его, наверное? Ну, и дела! Господи! Чего только не бывает на свете! – «Смола» встал и нервно заходил по комнате.
Эпилог.
Прошло восемь лет. Небольшой сибирский городок. Первое сентября. На школьном дворе красивой двухэтажной школы идёт торжественная линейка, посвященная Дню знаний.
- Право дать первый звонок предоставляется ученице 1 «А» класса Ксюше Смоловой,- объявляет ведущая в микрофон и дает небольшой бронзовый колокольчик маленькой черноволосой девочке с двумя косичками и огромными белыми бантами. Родители, старшеклассники и учителя хлопают в ладоши. Звучит «Школьный вальс». А Александр Смолов бережно обнимает за плечи свою Снежану и нежно целует её в щеку. Впереди семейная жизнь со своими сложностями, проблемами, заботами, но когда рядом любимые жена и дочь, на сердце спокойно и радостно – все будет хорошо!
- В международном шахматном турнире памяти Михаила Таля первое место заняла, - диктор Дворца Спорта сделал торжественную паузу, - мастер спорта международного класса Алевтина Фединская.
Я поднялась на верхнюю ступеньку пьедестала.
Позднее на пресс-конференции рыженький вездесущий журналист из «Спорт – экспресса» первым задал мне вопросы.
- Скажите, пожалуйста, кто вам привил любовь к шахматам? Вы помните тот день, когда вы впервые сели за шахматную доску?
Помню ли я начало своего шахматного пути? Конечно, помню …
Будущий отчим мне не понравился сразу. Маленький, толстенький, лысенький, - он стоял передо мной в черном сильно помятом пальто с шахматной доской под мышкой. Его кепка лежала на небольшом чемоданчике, который стоял на полу.
Этот непонравившийся мне дядька стоял молча, и, улыбаясь, рассматривал меня.
- Алечка! Познакомься – это дядя Паша, Павел Николаевич! – скороговоркой произнесла мама, - теперь он будет жить у нас! Паша, раздевайся, пожалуйста!
- Ну, что, невеста, дружить будем? – насмешливо обратился ко мне дядя Паша.
- В шахматы играть умеешь? На-ка, возьми у меня доску, я разденусь.
Я, ни слово не говоря, повернулась и пошла в свою комнату.
- Смотри, какая характерная! – услышала я вдогонку.
С этого самого первого дня отношения у нас с дядей Пашей и не заладились. Как не убеждала меня мама подружиться с дядей Пашей, как не ругала, как не доказывала мне, что он очень добрый, я не разговаривала с ним, избегала, ревнуя его к маме.
Чуть позднее выяснилось, что у дяди Паши два любимейших увлечения – это шахматы и выпивка. И эти увлечения дополняли друг друга. Дядя Паша работал инструктором по спорту в местном обществе слепых. И очень часто уходил судить различные соревнования. Особенно часто проводились турниры по шахматам. Оказалось, что дядя Паша – кандидат в мастера спорта по шахматам.
- Он лучше всех играет в нашем городе! – с гордостью говорила мама.
Но всё чаще и чаще Павел Николаевич приходил домой поздно и сильно пьяный. Всё чаще и чаще мама плакала. Сначала украдкой от меня, а потом слезы уже и не скрывала. Ссоры между ними вспыхивали каждый день. На сердитые выпады мамы Павел Николаевич отвечал насмешливо:
- Голубка моя! Уймись! Ну, выпил немножко! С кем не бывает? Сам Алёхин крепко выпивал!
Мать кричала, что не знает ни какого Алёхина, что своими выпивками Павел Николаевич и себе и нам «жизнь укорачивает…» На что дядя Паша говорил: - Бедная женщина! Она не знает, кто такой Алёхин! О чем можно говорить…
Когда дядя Паша уходил из дома, я говорила маме:
- Ты каждый день плачешь из-за него, пусть он уходит от нас!
Мама отмахивалась, или, задумчиво глядя в окно, говорила мне:
- Да ведь он добрый, Алечка! Люблю я его! Вырастешь, может, ты лучше меня поймешь! Ты уроки сделала?
Я решила сама поговорить с дядей Пашей.
Как-то в понедельник, дождавшись, когда мама уйдет на работу, я зашла к Павлу Николаевичу. Он сидел в майке и трусах на краешке кровати и, морщась, ладонью, потирал левую часть груди. Накануне он выиграл какой-то шахматный турнир, ну, и, конечно, выигрыш хорошенько «отметил». Ожидая его, мы с мамой не спали до трех часов ночи.
- Так! К нам дипломатическая миссия! – такими насмешливыми словами в своей ироничной манере встретил меня дядя Паша.
- Павел Николаевич! Вы причиняете нам одни неприятности! Мама из-за вас постоянно плачет! Нам с мамой было лучше до вашего прихода! Оставьте нас в покое! – всё это разом я выпалила ему и замолчала.
- А что, со мной вам так плохо? – после небольшой паузы задумчиво переспросил он меня.
- Да, плохо! – я была категорична.
- Ладно, Аля, я вас оставлю в покое.
Только при одном условии, - ты должна обыграть меня в шахматы два раза подряд! Ладно!
Я растерялась. В шахматы играть я почти не умела, - так знала, как ходят фигуры и всё, а дядя Паша… Мама говорила, что он лучший шахматист в городе.
Словно угадав мои мысли, дядя Паша сказал: «А ты учись играть! Я тебя тоже поучу, как смогу! В Дом пионеров ходи, в шахматный кружок. там Бочкарев ведет – хороший шахматист.… А как научишься и обыграешь меня два раза, я вам с мамой поклонюсь низко и скажу: «Эх, дамы, задержался я у вас! Пора и честь знать! – И уйду восвояси. Хорошо! Давай руку!»
Мы скрепили наш договор крепким рукопожатием. Уходя, я сказала ему:
- Вы только маме про наш договор ничего не говорите!
- Да, да, - рассеянно ответил он, а потом попросил:
- Алюш! Ты мне в аптеку за нитроглицерином не сбегаешь?
Что-то сердце, понимаешь, щемит!
Я молча кивнула.
В шахматный кружок Дома Пионеров я записалась на следующий день. Иван Иванович Бочкарев – руководитель шахматной секции встретил меня очень радушно. Он дружил с Павлом Николаевичем и знал, что он живет у нас.
- Шахматами решила заняться, Алечка? Молодец!
Только Павел Николаевич тебя бы лучше научил.
- Да, не… я лучше пока к вам похожу! – ответила я, опустив глаза.
- Ну, ходи, конечно, ходи! – Иван Иванович погладил меня по голове.
Каждый день Иван Иванович с трех часов вел шахматный кружок для младших, а с пяти часов для старших ребят.
Я начала заниматься с младшими, а когда они уходили, и Иван Иванович ласково говорил мне: «Ну, что, Алечка, домой пойдешь? Покушать, наверное, хочешь?»
Я мотала упрямо головой и оставалась.
Признаюсь, первые занятия мне были скучноваты, да порой и непонятны. Но потихонечку я стала втягиваться и занятия шахматами стали мне нравиться всё больше и больше. Иногда младшие ребята отсутствовали по разным причинам, и Иван Иванович занимался со мной одной. По его рекомендации я взяла в библиотеке две книги для начинающих заниматься шахматами и в свободное от уроков время изучала их. Старенькую потертую шахматную доску с фигурами Иван Иванович разрешил мне взять домой.
Прошло четыре месяца.
Однажды я пришла из школы раньше обычного. В комнате Павла Николаевича я услышала знакомый голос Бочкарева.
- Паша! Девочка просто талантливая! Я тебе говорю! Удивительно, как ты это не разглядел!
- Да, Вань, как я это разгляжу, если она со мной даже не разговаривает. Ревнует она меня к матери! Как-то сразу не приняла и все!
- Ну, это ваши дела! А в шахматах она далеко может пойти! Понимаешь, она не по возрасту как-то видит взаимосвязь фигур! Видит наперед! За эти месяцы она такой сдвиг к лучшему сделала, что некоторые за пять лет не делают. Это я тебе говорю, а ты знаешь, я давно с ребятишками занимаюсь…
- Талантливая, говоришь? – дядя Паша недоверчиво хмыкнул. – Посмотрим!
Стараясь не шуметь, я тихонько вышла из дома. На душе было радостно, - меня хвалил сам Иван Иванович.
На следующий день Павел Николаевич зашел в мою комнату, Я делала уроки.
- Ну, как, Аля, готова обыграть меня? – насмешливо спросил дядя Паша.
- Нет ещё! – буркнула я.
- А все-таки, может, сыграем?
- Давайте, попробуем!
- Для начала я дам тебе «фору» - буду играть с тобой без ферзя.
- Как хотите!
Мы играли долго. Я старалась разменять фигуры, чтобы остаться с преимуществом, которое получила. В конце партии одинокого короля дяди Паши я гоняла своим ферзем и загнала… в пат.
- Ничья, Алевтина! – облегченно сказал дядя Паша. – Но ты умница! Пожалуй, теперь ферзя я оставлю. Фора – конь. Мы снова расставили шахматы. Вторую партию дядя Паша меня обыграл.
Когда мы сложили фигуры, он, задумчиво глядя на меня, сказал: «А, пожалуй, что Иваныч-то и прав! Но ты, Аль, не подумай чего, - наш уговор в силе. Как обыграешь меня два раза подряд, я откланяюсь!»
- Ну, и хорошо! – сердито сказала я.
Прошел ещё год.
Шахматы стали моим любимым занятием. Им я отдавала много времени, так, что иногда мама сердилась на меня: «Сходила бы лучше погулять на улицу!» Я снова и снова расставляла шахматы.
Училась я на «отлично», так что шахматы учебе не мешали. Маме по дому я старалась помогать. Дядя Паша тоже занимался дома со мной шахматами. Я молча выслушивала все его замечания. Дядя Паша даже выпивать стал реже. В городе я выиграла турнир по шахматам среди школьников «Белая ладья». Ездили на областные соревнования, и там тоже заняла первое место среди девочек. С дядей Пашей мы играли часто. Он давал мне «фору» - одну или две пешки.
Однажды он сказал мне серьезно:
- Всё, Алевтина, завтра играем без «форы», на равных! Тебе немного осталось до двух «чистых побед»» - и, сунув руку под левую часть пиджака, потер грудь, и больше ничего не сказав, вышел из моей комнаты.
На следующий день я шла из школы домой с твердым намерением обыграть Павла Николаевича. У нашего дома я увидела «Скорую помощь» и остановилась. Что-то подсказало мне, что у нас дома беда.
Два санитара вынесли на носилках Павла Николаевича и понесли его к машине. Следом выбежала зареванная мама. Она махнула мне рукой и побежала к «Скорой».
Дядя Паша умер в реанимации через день от обширного инфаркта…
Мама пережила Павла Николаевича ровно на три года и скончалась в тот же день, что и он.
Я часто прихожу к ним на могилки на старое городское кладбище… .
Ивану Ивановичу Бочкареву исполнилось девяносто лет. Выглядит он молодцом – седенький, шустрый, вечно что-то делающий у своего небольшого опрятного домика. Совсем недавно я навещала его, и мы вспоминали мои первые соревнования, наши занятия и, конечно, Павла Николаевича с мамой. Да, благодаря Ивану Ивановичу и моему отчиму, которого я непременно хотела обыграть два раза подряд, передо мной открылся удивительно интересный и увлекательный шахматный мир. Я стала профессионалом, нашла свою судьбу – мой муж тоже шахматист – замечательный, душевный, добрый человек, отец двух наших сыновей. В общем, мне грех жаловаться на жизнь, мне кажется, она у меня успешно состоялась…. Вот это я и рассказала на пресс – конференции, посвященной моей победе в турнире памяти выдающегося шахматиста Михаила Таля.
Весь день она чувствовала себя молодой и здоровой. В движениях была легкость и непринужденность, в обращении с коллегами тактичность и интеллигентность, в речах логичность и мудрая ирония. Усталость навалилась сразу, как только она перешагнула порог своей квартиры. Виски сжало, сердце защемило, тело ослабело и просило отдыха. Она положила букет тюльпанов на журнальный столик и села в кресло. Свет в комнате включать не хотелось.
Да, сегодня был не простой день в её жизни. Этот день она про себя назвала итоговым. Сегодня ей исполнилось 55 лет. Сегодня она отработала последний день в школе, сегодня провела последний урок литературы в 8 «б». Тридцать три года она проработала в этой школе учителем русского языка и литературы. Может быть, проработала бы ещё больше, но её же бывшая ученица Леночка Красильникова, а нынче строгий врач-кардиолог Белова убедила – работу нужно оставить, сердце просит покоя. Пора и на заслуженную пенсию. Пенсия, конечно, маленькая, но ей хватит. Всю жизнь она была неприхотлива в еде и аскетична в одежде. Дело, конечно, не в деньгах, а в образе жизни. Она привыкла быть в школе, привыкла учить ребят, была в курсе жизни родного городка. И вот теперь одна в четырех стенах…
Да, итоговый день.
А сегодня-то, в общем, прошло все хорошо. Она провела четыре урока. Ребята еще раньше знали, что она уходит на пенсию. Сказать, чтобы их глаза как в кинофильме «Доживем до понедельника» с мольбой смотрели на неё и не отпускали? Нет, этого, пожалуй, сказать было нельзя. Нынешние дети более равнодушные. Уйдет одна учительница – придет другая. Да, раньше дети были более душевные.… Попрощалась с классами: кого-то похвалила, кому-то что-то пожелала, кому-то погрозила пальцем.
Потом был педсовет. В конце его директор Иван Павлович очень прочувственно поблагодарил её за многолетний труд, за вклад в обучение и воспитание подрастающего поколения. Да, и вот в этот самый момент, когда директор сказал о воспитании подрастающего поколения, сзади кто-то (вероятнее всего физрук, - он никогда дипломатом не был) сказал глубокомысленно: «Н-да!» И вот в этом «Н-да!» заключалась вся её боль, вся её горечь. Это «Н-да!» было сказано по поводу её детей. Её сына, её дочери. В этом коротком «Н-да!» был такой смысл: чужих детей учила и воспитывала всю жизнь, а своих воспитать не смогла. И всем это было понятно. Городок был маленький, и все про всех знали всё.
Как же так получилось? Почему? Где она не досмотрела? Где не додумала? На что не обратила внимание? Почему судьбы её детей сложились так трагично? Она задавала себе эти вопросы и не находила ответа. В бога она не верила. По своему времени, по своему воспитанию она была, как говорили часто в 60-70-е годы, воинствующей атеисткой. И с выражением «на все воля божья» она была не согласна в принципе. Но.… Да, вот именно «но…»
Сердце щемило все сильнее и сильнее. Она с трудом встала, достала из домашней аптечки валидол, сунула таблетку под язык и снова обессилено опустилась в кресло.
Картины семейной жизни стали появляться перед глазами.
Вот после педагогического института она по распределению приезжает в этот городок, устраивается в школу учителем русского языка и литературы. Первые уроки, волнение, катастрофическая нехватка времени для подготовки к урокам, кипы тетрадей, первое классное руководство, родительские собрания, на которые она шла ни жива, ни мертва, посещение её уроков завучами и директором. Тот самый первый год работы был самым тяжелым. Летом она поехала подработать воспитательницей в местный пионерский лагерь, где и познакомилась со своим будущим мужем. Он тоже был педагог. Правда, работал учителем по трудовому обучению не в обычной школе, а в коррекционной для умственно слаборазвитых детей. Через год знакомства они поженились, а ещё через год появился первый ребенок – доченька Оля. Им повезло с жильем. Как молодым специалистам городское начальство выделило им двухкомнатную квартиру. Живи и радуйся! Зарплаты у учителей. конечно, были маленькие, но им хватало. Да, и муж был, как говорится, с руками. Постоянно что-то мастерил и для себя и по заказам. У него всегда был небольшой приработок.
Оля росла здоровенькой, умненькой девочкой. С ней не было никаких хлопот. А когда она пошла в первый класс, у них родился Игорек. Такой желанный малыш! Муж и Олюшку-то сильно любил, ну, а в сынишке просто души не чаял.
Годы летели. Это были счастливые годы её жизни. В семье все было ладно. Дети росли. В школе учились на 4 и 5. Оля в старших классах была душой всех проводимых в школе внеклассных мероприятий. Она прекрасно читала стихи, пела, танцевала. Игорек же, наоборот, не любил компаний. Он предпочитал побыть один, даже в школе у него не было друзей.
Класса с пятого у него появилось необычное увлечение. Он стал коллекционировать ножи. Разные ножи – перочинные, охотничьи, самодельные. Их накопилось у него штук 50, и он очень гордился своей коллекцией. Часто раскладывал их прямо на полу и любовался. Они с отцом дивились его увлечению, но не запрещали. Кто из мальчишек не играл в детстве в «войну», кто что-то не собирал. В 8 классе сын неприятно однажды удивил её. Как-то раз вместе они возвращались из школы. Она приостановилась с родительницей. Игорь не стал её дожидаться и потихоньку пошел вперед. Она видела, как сын повернул за угол дома. Попрощавшись с родительницей, она решила догнать сына. Когда она вышла в переулок, то увидела, как Игорь изо всей силы пинает валяющегося у стены дома пьяного. Мужичонка был так сильно пьян, что не мог даже привстать. Он только что-то мычал, закрывая голову руками. Увидев мать, Игорь быстро пошел домой. У своего подъезда она, наконец, нагнала сына и спросила, за что он пинал пьяного. Ответ был странным.
- Да так! Пусть не орут под окошками!
Она отругала тогда Игоря, но отцу ничего не сказала. Может тогда, тот случай с сыном должен был насторожить её? Может быть, нужно было с мужем ещё раз разобрать поступок сына?
Пропущенная необъяснимая жестокость, в общем-то, тогда осталась безнаказанной…
После окончания школы Оля тоже пошла учиться в педагогический на учителя начальных классов. На третьем курсе она вышла замуж за своего бывшего одноклассника Толика. Они стали снимать квартиру. После свадьбы дочь перевелась на заочное обучение. Стала вести уроки в начальных классах соседней школы. Со своим мужем Толиком Оля жила дружно. Вместе делали домашние дела, любили организовывать гости и ходить по гостям. В первые годы совместной жизни ребенка решили не заводить, хотели пожить «для себя». Застолья дочь организовывала по самым различным поводам – то премию дали, то день всех влюбленных, то Толику разряд повысили на работе, то стресс снять нужно. Очень часто, когда мать с отцом приходили навестить их, они были навеселе. Толик трезвый – молчаливый и застенчивый, после выпивки становился разговорчивым, улыбчивым, радушным. Всех обнимал, для всех становился добрым и нужным. Да, и дочь, видимо, любила мужа таким больше, чем трезвого. Дочь втягивалась в пьянство. Тогда по-матерински она выговаривала Ольге, но дочь, отводя глаза, пожимала плечами и успокаивающе говорила: «Ну, чего ты, мам, панику наводишь? Ну, выпили немножко,… что тут такого?» Но выпивки требовали денег. Дошло до того, что дочь израсходовала деньги школьников, собранные на питание. Через три года работы в школе дочь уволили из-за жалоб родителей. И с Толиком у Ольги мирные отношения совсем разладились. Ссоры и потасовки стали возникать то и дело. Ольга начала сторониться отца и мать. Что-то нужно было тогда предпринимать! Что-то нужно было тогда делать! Но что? Казалось, время поможет, и дочь спохватится и возьмется за трезвую жизнь.
Но закончилось тем, что Толика посадили за воровство на два года, а Ольга вскорости сошлась и стала жить то ли с каким-то цыганом, то ли с гуцулом. Работала на рынке. Торговала яйцами. Неряшливая, пополневшая, постоянно поддатая. Тогда с мужем они хотели везти её кодироваться от пьянства. И день назначили. А накануне Ольгу сожитель зарезал, из-за того, что она не нашла ему денег на опохмелку. Зарезал в день рождения Ольги.
С мужем тогда случился первый инфаркт. Гибель дочери потрясла их. Как-то не верилось, что их хохотушки и насмешницы Олюшки больше нет. Муж пролежал два месяца в больнице, потом его направили в санаторий. Три месяца она жила тогда вдвоем с Игорьком, который замкнулся ещё сильнее.
Убийцу Олюшки посадили на 12 лет. Помнится, после суда Игорек встретил её дома вопросом:
- Сколько ему дали? – и, когда узнал, помолчав, неожиданно сказал:
- Если он выйдет из тюрьмы живым, я все равно его найду и убью!
Помнится, как она закричала тогда на сына. Но он упрямо повторил:
Найду и убью!
И он убил. Только не того, кого хотел.
Тот цыган так и сидел тогда ещё. Ровно через пять лет после гибели Ольги городок потрясло известие о жестоком убийстве пожилой женщины, которая всегда торговала разной мелочью у входа на рынок. Как потом выяснилось, убийцы её жестоко пытали перед смертью, очевидно, хотели узнать, где старушка прячет деньги. Помнится, придя из магазина, она рассказала тогда Игорю об этом зверском убийстве. Сын сидел, смотрел телевизор. Она возмущалась и возмущалась, а Игорь сказал ей: «Да, ладно, мам! Ты чего разошлась. Сейчас это сплошь и рядом!» А ночью его забрали в милицию
Оказалось, что один из трех убийц старушки-торговки был Игорь. Да, тогда она ходила, опустив голову, не смела смотреть людям в глаза. К сыну на свиданку не ходили ни разу, ни она, ни муж. Когда состоялся суд, она сама лежала в больнице в прединфарктном состоянии. Игорю дали 10 лет строгого режима.
Близкие люди, коллеги по работе спрашивали её тогда о здоровье, по выходу из больницы, но как-то формально, отстраненно, брезгливо. Быстро сказав что-то утешительное, сразу отходили от неё как от заразной больной. Тогда они хотели уехать из этого городка, но не успели. Муж скончался под Новый год. Он очень сильно переживал случившееся. В последнее время сидел и молчал. Принесет бутылку вина или водки из магазина. Выпьет стопку, обхватит голову руками, сидит и молчит. А выпивать ему вообще нельзя было после первого инфаркта. Так 30 декабря за столом и умер.
Смерть мужа, похороны, на какое-время отодвинули все, что было связано с Игорем.
Время шло. Потихонечку как-то психологически она восстановилась, и все время, и все силы стала отдавать работе.
Игорь не писал. А она и не пыталась узнать адрес его тюрьмы. Через два года в городке прошел слух, что Игоря в тюрьме убили, но официальных известий никаких не было.
В душе она корила себя за такое безучастие в судьбе сына, но поделать с собой ничего не могла. Какое-то доброе чувство к сыну умерло в ней. Какая-то воля вычеркивала его тогда из памяти, заставляла забывать о нем. Свое поведение она сама себе объяснить не могла. Неужели она была совсем никудышная мать, или гордость советской учительницы делали её такой? Всё было странным в том отрезке жизни. Странным и непонятным для неё самой. Толкователь русской литературы, где любовь, самоотверженность и доброта считались самыми важными качествами человеческой души, - она не могла проявить эти качества к своей кровиночке, к своему павшему нравственно сыну, которому тогда-то, наверняка, её любовь была необходима.
Нашлись и недоброжелатели. На 8 марта она получила анонимное письмо. Письмо-обвинение, письмо-упрек. Вероятнее всего, автором был кто-то из её бывших учеников, когда-то чем-то обиженный. Она выучила это письмо наизусть. Автор обращался к ней в издевательски ироничном тоне.
« Ну что, уважаемая!
С каким настроением встречаем праздник? Да. Хорошего мало! Дочь – спившаяся алкоголичка, ушедшая на тот свет в пьяном угаре, сын – отпетый головорез, гладивший старушку утюгом за тридцать сребреников. Зато, какая у них правильная мама. Как убийство Раскольниковым старушки-процентщицы интересно объясняла, и какие выводы вместе с Достоевским правильные делала. Внушала вместе с Максимом Горьким «Человек – это звучит гордо!» Сынок-то что-то не очень гордо в тюрьму «зазвучал»! Вот так-то любезная! « Чем кумушек считать трудиться, не лучше ль на себя, кума, оборотиться?»
До свиданьица, наша школьная совесть!
Это письмо, эти строчки ударили её тогда как ток огромного напряжения. Письмо безжалостно било прямо в сердце. И что скажешь? Да, ничего. Но так уж устроен человек, что ищет оправдание всему отрицательному в своей жизни. Всему плохому, к чему причастен. Оправданием трагически сложившихся судеб её детей стало словосочетание «сила обстоятельств», услышанное однажды ею в разговоре незнакомых людей. Да, как-то в июне она ездила на свой земельный участок за городом. На обратном пути пришлось долго ждать автобус. И помнится она и один мужчина стали свидетелями спора двух пожилых женщин. Те говорили о чем-то сначала тихо, но потом разгорячились и заговорили громко, ища поддержки своим словам у незнакомых попутчиков.
- Что ты мне не говори, а за детей родители должны ответственность нести. Нарожали, воспитывай и отвечай – какие они, детки-то, стали, - скороговоркой выговаривала своей собеседнице высокая женщина в белом платочке.
- Да, нет, матка, бывает так, что и родители хорошие. И заботятся, и воспитывают, а детки-то такое отчебучат, что хоть стой, хоть падай! Вон у меня соседка в своем Васютке души не чаяла. А Васютка-то вырос, работать не хочет, только вино лопает. Мать бить стал, деньги последние отбирать! Так однажды за червонец и забил мать-то насмерть! – возражала сгорбленная старушка в синих резиновых сапогах.
- А я про что говорю! Значит, воспитывала она своего Васютку-то неправильно! Слепая любовь тоже до хорошего не доведет! – не соглашалась высокая женщина. И помнится тут вмешался в их разговор молчавший до этого мужчина.
- Воспитание воспитанием! Но ещё обстоятельства в жизни так сложиться могут, что никакое воспитание не поможет! То дружки, то жена неверная, то ёще что-то… Сила обстоятельств, так сказать!
И она тогда в душе своей согласилась с этим мужчиной. И память её уцепилась за эти слова – сила обстоятельств.
Конечно. Неужели она хотела плохого своим детям? Неужели она растила их для такой доли.
Да. Злая сила обстоятельств…
У двери раздался какой-то шорох. Она повернула голову. В освещенном проеме открытой двери стояла… вся её семья – впереди маленький Игорёк, рядом дочка Олюшка, а за ними стоял муж. Они молча смотрели на неё.
Её сердце рванулось к ним и остановилось.
P. S. История жизни учительницы реальна.
Изменены только имена.
- Саш! А я хочу желтой малины! Она у вас растет? Ты куда от меня спрятал желтую малину? - голосок незнакомой девушки в соседнем огороде был игриво-капризен.
- Ты сама у меня малинка — и желтая, и красная, и самая вкусная, и такая сладенькая, - раздался ласково-восторженный голос Сашки Печекладова, и по звукам, которые раздались за низким заборчиком, высоту которого увеличивал густой малинник, я поняла, что Сашка притянул к себе свою капризную спутницу, и они целуются.
- Ну, Саш, погоди, у тебя одно на уме, - гляди-ка, - мне, кажется, что я желтую малину разыскала!
Голосок девушки раздался совсем близко от меня, а я сидела в своем огородике под яблонькой в инвалидной коляске, читала книгу «Суд присяжных в России», каждая страница которой давалась с трудом. А тут сосед вывел свою новую пассию в огород. Они любезничали, а я невольно стала свидетельницей их любовного воркования.
Кусты малины раздвинулись, и я увидела симпатичную мордашку незнакомой девушки. Девушка вздрогнула от неожиданности и сказала:
- Ой, здрасьте!
Я ничего не ответила.
Кусты малины сомкнулись, как миниатюрный занавес небольшого домашнего театра.
- Саш! А кто это там сидит? Я так напугалась! Хотела сорвать желтую малинку, а там такое лицо на меня смотрит! Это кто? - полушепотом девушка жаловалась и спрашивала Сашку одновременно.
- Напугалась что ли! Иди пожалею! - Сашка был явно в хорошем расположении духа.
- Нет, Саш, правда, а кто это там?
- Да, соседка, Катька Кудряшова, пять лет назад она с дерева упала. Ноги отказали. Сидит в коляске. Книжку, наверное, читает. Она в юридическом заочно учится.
- А она чего, не разговаривает что ли ни с кем?
- Да, она после того случая очень молчаливой стала. Ну, а так-то вообще-то разговаривает, - Сашка небрежно несколькими предложениями «разрулил» ситуацию.
- Ну, ладно, Натуль, пойдем домой, я новый диск поставлю. Послушаем.
Влюбленная парочка удалилась в дом Печекладовых.
Я отложила книгу и рукой смахнула выступившие слезы. Вот оно как все просто оказывается!
Среди нашей уличной детворы Сашка Печекладов выделялся. Во-первых, он был старше нас (меня, например, на целых три года), во-вторых, Сашка был ловким, смелым и умным. В-третьих, он был душой всех наших затей и игр. С ним было удивительно весело и интересно. У Сашки с детства была кличка «Пуля». Говорят так ласково назвала его мама как-то, когда маленький Сашка подбирал любой камушек на дороге, спрашивал: «Пуля?» Вот его мама и назвала как-то: «Эх, ты, Пуля моя любимая, лети быстрее к маме!» Так Сашку «Пулей» и прозвали.
Чтобы Сашка не придумал, вся ребятня улицы это делала. По весне все мы, и девчонки и мальчишки, перочинными ножичками, выстрагивали из еловой коры кораблики и старались сделать их такими, как у «Пули». Если Сашка бросал клич: «Пошли в футбол гонять!» Все шли гонять в футбол. Надоедал футбол, Сашка прямо в игре наступал ногой на мяч, стаскивал с себя майку и говорил устало: «Все. Хорош! Пошли «купца резать»! Мы все восторженными криками поддерживали эту затею, и шумной гурьбой шли купаться на ближайшее за городом болото.
На улице, благодаря «Пуле», было интересно. Играли в «Попа-гоняла», в «Клёк», в «Лапту», в «Чижа», в «Прятки». Правила каждой игры устанавливал Сашка-»Пуля». И ещё всем нравилось, что «Пуля» был очень справедливым. Рассорившихся мальчишек он мог заставить пожать друг другу руки, а мог и заставитьи подраться. У него было всегда свое понимание ситуации. Нас, девчонок, он по-мальчишески, конечно. Презирал, называл «пигалицами», но никогда не обижал.
Я влюбилась в Сашку - “Пулю” в 12 лет. Сашка откуда-то узнал, день моего рождения и подарил мне новенькую с красивыми иллюстрациями книгу Даниеля Дефо “Удивитеные приключения Робинзона Крузо”. Не знаю, почему он сделал тогда мне подарок, но ему вообще нравилось делать приятное. А я влюбилась. Вечером лежала на постели, прижав “Робинзона Крузо” к груди и долго не могла заснуть. А когда заснула, мне приснился такой сон. Я еду на велосипеде за городом быстро - быстро, оглядываюсь, а сзади на велосипеде за мной несется Сашка. Я кричу: “Пуля-слабак! Не можешь догнать!” Сашка смеется, кричит: “Сейчас догоню!” Я поворачиваю голову вперед и вдруг - о, ужас, - большая яма, и я падаю в неё вместе с велосипедом. Лечу и нет дна у ямы. Я проснулась вся в поту. Никому свой сон не рассказывала”, даже маме. Под впечатлением от этого сна
Через два года страшный смысл того сна осуществился. Я стала инвалидом. А получилось-то все вроде из-за пустяка.
Была осень. Несколько дней назад мама купила мне красиваю беленькую береточку. Тогда мода была такая – девушки и молодые женщины носили береты. Было около шести часов вечера и уже смеркалось. На улице мы остались двое – я и Сашка, остальные ребята как-то быстро и по разным причинам разбежались по домам. Я была влюблена в Сашку и, конечно, он это чувствовал. Каждому человеку приятно, если он нравится кому-то. Нравилась ли Сашке я? Нет, нет и нет. Я была мала для него. Да, и красотой я не блистала – так, серая мышка. Мы остались вдвоем. И Сашка почему-то решил сделать грубость по отношению ко мне. Он подошел и со словами: ”Плакса-вакса, гуталин – на носу горячий блин!” - сорвал с меня беретку и подбросил вверх достаточно высоко. Мою новенькую береточку ветром отнесло чуть в сторону, и она очень точно приземлилась на большую ветку старого тополя.
- Дурак! - сказала я Сашке. - Давай лезь, доставай вот теперь!
- Тебе надо! Ты и слазишь! - Сашка показал мне язык и демонстративно отошел метров на пять.
Я полезла. Ветка обломилась, когда я уже достала свою беретку. Метров с 8-10 я хряпнулась с дерева прямо на спину. При ударе, словно какая-то тонюсенькая струна в спине лопнула. Я почувствовала это. Сашка подбежал ко мне. Он был растерян.
Кать! Вставай! Вставай быстрей! - он почему-то торопил меня. А я не могла пошевелиться. Сашка сбегал, вызвал “Скорую помощь”. Потом как не бились врачи – итог – неподвижность ног и инвалидная коляска.
Всем, кто не спрашивал меня, я говорила: “Упала с дерева!” Про выходку Сашки я не сказала никому. И у него, видимо, не хватило духу признаться. Сашка отстранился от меня. Ко мне в больницу не зашел ни разу. Потом меня перевезли домой.
Неподвижность с 14 лет и это для меня, про которую мама с ласковым укором говорила “минуты на месте посидеть не может, как шило в одном месте”. Мой мир изменился. Родители, конечно, окружили меня заботой и даже преувеличенным вниманием. Из школы сначала заходила классная руководительница и девчонки, но их посещения становились всё реже и реже. По обязанности приходили ко мне учителя-предметники, - мое обучение стало домашним, но и они старались побыстрее отзаниматься со мной и уйти. У всех была своя жизнь, свои семьи и тащится куда-то после уроков, вряд ли кому хотелось, – я это понимала. Тем более предметы давались мне легко. Гуманитарные предметы я сама изучала с удовольствием, даже сверх программы, а математику и физику мне помогал разбирать папа. Среднюю школу я закончила почти на одни «пятерки» и поступила в институт, Печекладова забрали в военно-морской флот на целых три года. Время шло. Учеба в институте давалась мне легко, потому что у меня была масса времени, если девушки – моя подроща бегали на танцы и свидания, а некоторые даже успели даже выйти замуж, то я была ограничена четырьмя стенами. Моей лучшей подругой стала книга. Я читала по институтскому списку и сверх него, и это, конечно, приносило свои плоды. В моей зачетке были одни “пятерки”.
Через три года вернулся домой Сашка Печекладов. Его триумфальное возвращение я увидела, потому что сидела в тот день у окна. Сашка в красивой парадной морской форме с небольшим желтым чемоданчиком гордо шел по улице к своему дому, его сопровождал “эскорт” мальчишек.
Придя из армии, “Пуля”, по слухам, старательно получал все гражданские удовольствия по полной программе: в своей “боевой” форме он посещал все танцы и дискотеки, стал выпивать, устраиваться на работу не спешил. Да, пожалуй, в этом и не было необходимости, жили Печекладовы небедно. Отец “Пули” был директором местной автобазы. Городок у нас был маленький, все про всех все знали. Девушек “Пуля”, видимо, менял через каждые танцы. У их дома была уютная беседочка, и я из окошка видела, что Сашкины избранницы меняются очень часто.
Однажды, мама катила меня в коляске по улице, был прекрасный летний вечер, и мы решили прогуляться. Я даже вздрогнула, когда сзади раздался громкий Сашкин голос:
- Тетя, Вер! Можно я Катю покатаю!
Мама, видимо, тоже смутилась и растерялась.
- Хорошо, Саша, я пойду тогда домой, а вы подъедете.
Мама пошла домой, а мы остались одни. Одни с того рокового вечера. Несколько минут мы молчали. Сашка, очевидно, собирался с духом, чтобы мне что-то сказать. Я его опередила:
- Ну, что, Печекладов, с боевым возвращением на родную землю!
- Да, ладно! С каким боевым! - по голосу “Пули” я поняла, что он выпивши.
- Ну, как с каким? Три года на флоте! Трудно, наверное, было?
- Да, всякое бывало, конечно. Ну, Кать, чего мы все обо мне-то, я хотел..., -Печекладов замялся. Я молчала.
- Катя! Я хотел, чтобы ты простила меня! Простила меня за то, что по моей вине стала инвалидом!
- А, ясно, значит, сейчас наступило позднее раскаяние! И с чего бы вдруг? Столько лет прошло! Или выпил и смелым стал? - я рассердилась.
- Тише, тише, Кать! Я, конечно, -свинья! Но понимаешь, мне почему-то казалось, что вот-вот и ты встанешь на ноги...
- А я “вот-вот” все пятый год на коляске ёрзаю...
- И что? Врачи никакого улучшения не обещают? - почему-то очень тихим голосом спросил Печекладов.
- Господи! Наивная простота! Пять лет прошло я сиднем сидела, как Илья Муромец, а тут Печекладов яился, - я встану и бегом побегу!
- Ну, ладно, Кать, не сердись – ты и так самый большой продел в моей совести. Трус я, видимо, и негодяй!
- Ой, Печекладов, ты что-то казнишься сегодня так!? Натворил что ли чего?
- Да, нет ничего... Наоборот...
- Что «наоборот»?
- Да, вот, жениться хочу! А перед тобой такая вина. В себе её носить сил уже нет. Да, и жизнь семейную начинать. Когда такой грех за душой...
-Слушай, Печекладов! То, что ты хоть через пять лет, но подошел ко мне за прощением – это все-таки хорошо! Я зла теперь на тебя не держу! Значит судьба моя такая! Конечно, хотелось бы, чтобы было все как у всех: семья, дети, муж. Ну, это, как Господь дальше решит! Да, и тебя Господь простит, если ты искренне раскаялся, только лучше бы было, если бы ты трезвый ко мне пришел...Жениться на этой собрался, которая желтую малину любит?
- Да, на Наташке..., - голос “Пули” сделался хрипловатым.
- Ну, что же Бог вам в помощь! Про меня не думай. Я тебе все простила. Скажу больше: я тебя простила, потому что с детства любила! Ну, давай, вези меня домой!
Сашка удрученно молчал. И только у моего дома он вдруг спросил:
- А я смотрю, ты теперь в Бога верить стала?
- Да, Саша, стала. К вере каждый задумывающийся над жизнью человек, наверное, приходит на определенном этапе жизни. Как говорится: “Как тревога – так нам до Бога! Как нету тревоги, вроде, нет и Бога!” А у меня вот тревога случилась очень рано!
- Катюша, прости меня, труса, еще раз!
- Да, ладно, Саш, успокойся! Все нормально! Живите счастливо! Ребятишек побольше заведите! У каждого своя жизнь, своя судьба!
- Знаешь, Кать, у меня как камень с души упал. Прости меня! Спасибо тебе за все!
Печекладов наклонился и поцеловал меня в щеку и быстрым шагом, не оглядываясь, пошел к своему дому.
Когда мама вышла на улицу, слезы катились по моим щекам.
- Он, что? Обидел тебя? - мама готова была рвануть к Печекладовым.
- Нет, нет, мамочка! Это так мои девичьи воспоминания...
Прошло полгода. Печекладовы справили Сашке свадьбу в лучшем ресторане города. По слухам, свадьба была многочисленная и пышная. Подарков молодым надарили полно. Отец подарил какую-то новенькую иномарку, а родственники ключи от двухкомнатной квартиры. Я закончила юридический и благодаря хлопотам папы устроилась юрист-консультом в одну строительную фирму. Жизнь шла своим чередом. Через год городок облетела шокирующая новость. Сашку Печекладова избили. Избили у того самого ресторана, где была у него свадьба. Избили пятеро парней, а инициатором драки оказалась... жена Печекладова, у которой с одним из нападавших парней были какие-то денежные отношения. Сашку, видимо, били долго, много, уже лежащего пинали. И однажды в окно я увидела, как в инвалидной коляске его снимали со “Скорой помощи”, а потом отвезли в родительский дом...
Прекрасный майский денек. Я в своем огородике, под своей любимой яблонькой с книжкой. Задумалась о чем-то. Вдруг у соседей открываются ворота, и неизвестная пожилая женщина на инвалидной коляске вывозит Сашку в огород.
- Ладно, Тамара Александровна, спасибо! Вы идите пока домой! Я полчасика погреюсь на солнышке.
Женщина, видимо, сиделка, беспрекословно уходит.
Минуту мы сидим в колясках молча. В щели забора молча смотрим друг на друга.
- Привет, Катерина! - говорит Сашка.
- Привет, Пуля! - говорю я.
- Вот, видишь, мы с тобой теперь в равных “весовых категориях”, - горько говорит Сашка.
- Нет, Саша, тебе до моей “категории” ещё думать и думать, страдать и страдать, ты только не пойми, что я радуюсь твоему несчастью – это грех, вообще, да и для меня не характерно. А где твоя Натуля?
- Жена-то что ли? Да, она как узнала, что я ходить теперь не смогу, что инвалид теперь, сразу на развод подала!
- Ясно! Солнышко в ней не было, мало она желтой малины съела! - тихонько сказала я.
- Кать! Ты что сейчас сказала? – крикнул Печекладов. – Я не понял!
- Да, это я так! С собой разговариваю!
А,вообще, смотри, какой сегодня прекрасный солнечный день! Весна великолепная! Ты слышишь меня, Саш!
- Слышу! Только мне что-то про погоду говорить не хочется!
- Ну, расскажи мне тогда что-нибудь о себе! На каком корабле и где ты служил!
Сашка задумался и, не торопясь, принялся рассказывать мне о службе. А я слушала его наполовину! Сейчас в этот солнечный майский день мне очень и очень хотелось плакать! Но, пожалуй, именно сейчас-то плакать-то было нельзя как раз. Нужно держаться! Нужно жить, верить и надеяться на лучшее!
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/