Вступление

Дом как строение.

Мой дом – это собственность.

Родной дом – щемит сердце.

Родительский дом – тоска.

Богатый дом…

Вот он стоит у пригорка. Окна смотрят на все стороны света. Восточный вход или, если угодно, запасной выход прямо в лес, на сопку. Парадное крыльцо на закат. Перед ним лужайка, вокруг ограды столбики из красного кирпича держат литые решетки. Узоры кованого чугуна изображают веера бамбуковых листьев. Решетки темно-зеленые под стать бирюзового оттенка светлым стенам под красной металлокерамикой. Крыша четырехскатная, на одной трапеции высокая белая труба от камина.

В ограду можно только войти, если въехать, то верхом на лошади. Гаражи для приезжих укрыты на невидимой стороне сопки. Они вделаны в гору, как подземные пещеры. Лишь автоматические ворота показывают современность этих сооружений.

Выходя с лужайки, ступаешь на тропу. Ступени из природного камня спускают тебя по крутому правому берегу широкой реки. Течение быстрое, не каждый рискнет войти в ее воды для плавания.

От реки проведен водопровод для полива цветников, ягодников и большого сада. В саду плодоносят только сливы и вишни. Клены, рябины, кедры на солнце, лиственницы, голубые ели в тени – украшение сада.

Смотрю на дом, любуюсь. Богатый дом: из кирпича тройной кладки от землетрясения, внутри все стены, потолки и пол из натурального дерева, только мебель фантастически современная. Ковры персидские и турецкие. Смотрю на дом, но входить не тороплюсь. Что-то он выдаст на этот раз? До сих пор не могу переварить состояние, испытанное в нем на прошлой неделе.

Ехал я тогда голодный. Спешил удостовериться: долгожданная стройка окончена. Я знал, ни кто в доме не будет меня ждать. Само собой ничего там не будет из еды и выпивки. Думал, взгляну и поеду ужинать.

 

 

Глава первая
Званый ужин

Вхожу в гостиную. Там сейчас только круглый стол и несколько стульев с высокими спинками. Смотрю: на столе чашка дымящегося кофе. Аромат как в большой кофейне. Не успев сообразить, откуда это могло взяться, выпиваю кофе и вижу блюдо с бутербродами. Протянул руку и застыл в изумлении. Стал оглядываться, никого и ничего, заглянул за шторы на окнах. Понюхал то, что выглядело как бутерброды. Очень аппетитный запах. Взял осторожно один, внимательно разглядел его со всех сторон и, наконец, отправил в рот. Будь что будет. Ничего не произошло. Разве что чувство насыщения, когда ничего больше не хочется есть.

На этот раз я приехал не один. Я ничего не сказал Танилу и, пока он ставил машину в гараж, решил проверить, не померещилось ли мне вчера.

Быстро вхожу в гостиную, смотрю на стол. Там в прозрачной чашке видимо салат, сверху посыпанный зеленью и грецким орехом. Рядом на тарелке пицца и бокал, явно с вином. Я попятился назад. Вышел на крыльцо, закурил. Дождался Танила и мы вместе вошли в гостиную. Увидев накрытый стол, Танил стал усаживаться, не заметив моего замешательства. На столе все удвоилось. Танил расхваливал еду и вино, я же, молча, ел, не понимая совершенно происходящее. Танил дернул меня за рукав:

- Ты не слышишь меня что ли? У тебя здесь невидимки все готовят? Что за секреты?

Пересказал я ему вчерашнее и сегодняшнее недоразумения. Другими словами не могу обозначить это происшествие.

- Тьфу-ты! Ну ладно, ладно, разберемся.

Выслушав, Танил взял в руки бокал, повертел в руках и поставил. Потрогал пустые тарелки и приборы, - убедившись в их натуральности.

- Ну-ка выйдем.

За дверью он шепнул:

- Пошли снова.

Он резко открыл дверь и вошел первым. Взглянув на стол, я увидел два высоких стакана с прозрачной жидкостью. Танил, прихлюпывая, отпил глоток и вымолвил:

- Боржоми, охлажденный, без газа.

Мы выпили воду и, несговариваясь, стали ждать, когда и куда исчезнут стаканы. Но они как стояли на столе, так и стояли.

- Надо позвать Маира, - сказал Танил и стал набирать его номер.

Минут через двадцать раздался звонок, я забыл снять сигнализацию и ни одна дверь не отворялась. Маир вошел и сказал:

- Что за срочный вызов?

Мы разом провернулись к столу, и на нем появился третий стакан боржоми. Маир взял его и с удовлетворением выпил. Сбиваясь, перебивая друг друга, размахивая руками, я и Танил пытались объяснить Маиру необъяснимое. Он усмехнулся:

- По-вашему выходит скатерть-самобранка.

-Рассказывай сказки.

- Но вы-то не лучше.

- Явная мистика.

- На грани фантастики.

- Сигналом служит дверь. Открываешь, появляется еда.

- И питьё.

- Ну само собой.

- Проверим, пошли!

Маир чуть толкнул дверь и тихо произнес, глядя в щелку: - Стаканов нет.

Он широко распахнул дверь, стол был пуст.

- Значит сигналом является вошедший.

И со словами: - Хочу жареного поросенка, - вошел в зал.

На блюде лежал поросенок, и как мне показалось: из его рта ехидно торчала какая-то зелень.

- Идите, идите сюда.

Мы, столкнувшись с Танилом в дверях, подошли к столу.

- Вы что? Не хотите есть?

- Да какая уж тут еда.

- А он нас уже накормил.

- И напоил.

- Кто он?

Я машинально сказал: - Кто, кто? Дом.

- Дом? Вполне возможно. Сейчас такое сумасшедшее время… Ученые генетики вытворяют черти - что. Неодушевленные предметы, видно, оживают.

Танил задумчиво констатировал: - Вполне возможно. Ты в этот дом всю душу вложил. Каждый кирпич собственноручно проверял. Архитектору и проектировщику заказал: мне, мол, постарайтесь как для себя.

- Вот и постарались.

- А что плохого? – с набитым ртом спросил Маир. – Чудеса наяву.

- Так теперь выходит, мне и флигель с большой кухней строить не надо?

- Погоди, надо посмотреть; вдруг исчезнет все.

- Это? – Маир показал на кучку обглоданных косточек.

- Вдруг это как шагреневая кожа, ужмется и пиши пропало, - добавил Танил.

- Так, думаю, сигналом служит желание вошедшего поесть и выпить что-нибудь. А вот если мы желаем того, чего ни разу не пробовали. Подаст или нет?

- Выходим ребята, эксперимент продолжается.

Перед дверью вспоминали, чего не приходилось есть. Какие-то экзотические фрукты, приправы. Маир их отвергал:

- Фу! Может гадость какая?

Я устало сказал:

- Все время хотел попробовать текилу. Во всех иностранных романах герои пьют текилу. А что такое?

- Крепкий напиток. Вроде из жарких стран.

- Вот бы кстати.

- Заходим. Все хотят текилу! – с этими словами Маир вошел и уставился на стол.

На длинных ножках в хрустальных бокалах с трубочками был виден лед и немного напитка.

- Пахнет водкой.

- Сказать точнее: самогоном.

- Попробуем?

- Разумеется! – все вдруг развеселились и стали тянуть текилу.

- Я обязательно узнаю сегодня, что за напиток эта текила.

- Сюда бы наших женщин, - задумчиво произнес Маир.

- Хорошая идея. Сегодня четверг. Вот завтра вечером прошу к столу. Ха-ха-ха!

- Слушайте, парни. А им надо рассказывать, или как быть?

- Сначала нет, только предупредить, что ждет сюрприз. А-то с моей может бзик случиться.

Все замолчали. Танил взглянул на меня, внимательно посмотрел на Маира и сказал:

- Вообще-то, такое совершенно невероятно. Но мы же не можем все разом сойти с ума?

Он взял со стола бокал и как в первый раз стал его разглядывать, наклоняя голову и цокая языком.

- А моя все на диетах. Вечерами не ест, вечно сам занимаюсь ужином. Если Дом реагирует на желание, то запустим ее первую. Вот и узнаем, вправду ли она ничего есть не хочет.

- Да ладно тебе. Славная она у тебя, модная, следит за собой. Представляю себе завтрашнюю вечеринку. А ты, Никол, свою-то позовешь?

Я вздрогнул и подумал «Целый год строил этот дом для любимой женщины. Ждал с нетерпением день, когда введут ее в этот дом хозяйкой. А теперь что? А сам-то не могу еще разобраться в своих ощущениях. Не представляю, каким образом объяснить ей все случившееся».

Маир как будто прочел мои мысли:

- Надо на все смотреть с юмором. Это же восторг иметь такой Дом.

( Он явно произнес это слово с большой буквы.) И продолжал свое:

- Если моя ест только овсянку по утрам, то как Он (Маир показал на стены) будет нас кормить? Мне тосты, ей кашу? А если она, в самом деле, не хочет есть? Тогда угощение мне одному? Он же не поставил трех поросят, хотя нас было трое.

- Да, он на троих приготовил, а ты один сожрал.

- Да, ну тебя! Вы были без аппетита от испуга.

- Чует мое сердце, этими угощениями дело не кончится. Может, все-таки, это какое-то видение. Как там: парааномальные явления? Сроду не верил и на тебе.

- Да, брось переживать. Мы же с тобой. Продолжим эксперимент! – объявил Танил и обратился к Маиру.

- Следующий раз, съев поросенка, собери кости и унеси своей собаке. Если они не исчезнут, как сейчас, и собака их будет грызть, то они натуральные. Я коту даю на пробу, если не ест, значит генное подмешали или химия какая.

- А он так кости обгладывает, что никакая собака к ним не подойдет.

Но никто не обиделся. Все понимали, в такой ситуации без увеселительной и успокоительной психотерапии не обойтись.

- Пошли дальше смотреть дом, - позвал я друзей.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава вторая
Музыка тишины

На верху дома три спальни. Одна общая и две раздельных. Это называлось: на все случаи жизни. Туда мы, естественно, не пошли. Первый этаж был рассчитан исключительно на отдых и прием друзей. Из гостиной с круглым столом мы вошли в библиотеку. Я называл этот небольшой холл библиотекой, хотя там не предполагалось держать книги. С юности у меня вызывали странное чувство горы книг. И шкафы, забитые ими. Мне казалось, что это живые существа, которых держат взаперти против их воли. Они знают так много, так многократно повторяются их мысли, и невозможно из этого океана раздобыть неповторимое. В библиотеке стояла пара журнальных столиков, мягкие кресла. Здесь я хотел думать, иногда читать:

- Маир, как оцениваешь эту чертовщину?

- Нормально, мне нравится.

- Примем все это как данную реальность и посмотрим, чем это закончится.

- Интересно, он сигареты подает?

- Сходи, проверь.

Танил решительно вышел и быстро вернулся с пустыми руками.

- Так… а я хочу пить. Пойду за минералкой, - Маир оставил приоткрытой дверь, и было слышно, как он изумленно крякнул, выходя из гостиной залы.

- Это непостижимо. На столе стояла бутылка воды и стакан, тонкий такой, высокий. Я налил себе воды, выпил. Налил еще и пошел к вам с этим стаканом. Только я открыл дверь, все исчезло.

- Теперь моя очередь – я взял из бара бокал, вошел в гостиную и увидел на столе бутылку с соком. Про себя я чертыхнулся, потому как раз подумал: «Только сок мы и не пили». Налил сок в бокал, это была смесь виноградного сока с чем-то еще. Выпив его, я налил снова и пошел к двери. Выходя, я увидел, что жидкость исчезла. Я поставил бокал на один из столиков и подумал: «Дом читает мысли».

- Маир, - снова обратился я к другу, как к самому продвинутому и начитанному.

- Может, это воздействие электроники? Напичкано столько: против пожара, против воров, защитная автоматика, компьютерная защита от жучков и всякой белиберды.

- Ты хочешь сказать: Мы попали в виртуальную реальную и все происходящее нам дано в ощущениях? Ничего подобного я сам экспериментировал с этими штуками.

В любой ситуации Танил полагает, что все имитация. А здесь я очень сыт и очень доволен.

- Дальнейшее действие?

- Как договорились. Привозим наших женщин.

На другой вечер мы снова съехались в мой новый дом. Нетта, жена Маира, удачно сочетала в себе успех деловой женщины и отличной хозяйки дома. Я, честно, побаивался ее ироничного взгляда. На мою прежнюю жизнь одинокого мужчины. С кем только из своих подруг не знакомила меня Нетта. Дело заканчивалось, в лучшем случае недельной поездкой в какой-нибудь тур лишь бы оторваться от повседневной суеты. Танил приехал с Илмой. Он звал ее «Моя подруга». Свой брак они не фиксировали, жили уже много лет неразлучно. Такого понимание друг друга с полуслова и потакание желаниям, даже прихотям, мне не приходилось встречать. Когда перед тем, как зайти в заветную залу мы встретились в библиотеке, Танил спросил:

- А где твоя?

Я уклончиво ответил:

- Рано еще, дом не обставлен.

Друзья знали, для кого отстраивался этот богатый дом. Им не терпелось расколоть меня, но они знали о Катин, только по моим ответам на ее звонки по телефону.

- Трусишь? - констатировал Маир, - дома боишься?

- Ладно тебе, - Танил распахнул дверь в гостиную.

Стол превзошел все ожидания.

После угощения мужчины вышли на воздух и решили не раскрывать женщинам секрет. Однако из этого ничего не вышло. Нетта с вытаращенными глазами выбежала на крыльцо.

- Я только хотела прибраться и вынести остатки еды, но они исчезли вместе с тарелкой. Пришлось женщинам рассказать всю историю со всеми подробностями.

Илма была в восторге:

- Пусти нас, Никол, пожить в этом доме. Представляешь, уйма свободного времени никакой готовки, ни какой уборки. Да, что тут говорить, почти всю жизнь тратим на эту еду.

Нетта рассудительно сказала:

- Это так замечательно, но не возможно.

До поздней ночи мы обсуждали, предполагали, изощрялись в попытках обнаружить хоть какие-то присутствия невидимых существ. Разговор заходил о домовых, гномах, джинах и т.д. и т.п. но все соглашались, такого они еще не встречали ни в книгах, ни в фильмах.

Прошел месяц и я привык к чудесному насыщению. Считал это даром непознанной природы. В свободное время от забот о пропитании и сумасшедшая сумма сэкономленных денег побуждали меня приступить к исполнению заветной мечты. Это проще всего, оформление музыкального салона.

Рядом с библиотекой была большая квадратная комната. Мебели в ней еще не было. Думал поставить только стулья из ясеня. Немецкое пианино, старинная скрипка и шестиструнная гитара. Сам я играл на гитаре самоучкой, но довольно прилично аккомпанировал своему пению. Подобранные на слух мелодии, скорее были чужими услышанными, но иногда звучало такое созвучие, как будто рожденное моим слухом. Зачастую хотелось пойти в академию культуры и спросить: «Ребята, а вот эта мелодия уже кем-то написана?» И еще мечталось пригласить хороших музыкантов, клавишников, скрипача, да пожалуй, и гитариста. И приступить исполнять свое. С такими мыслями стоял посреди комнаты в полной тишине и услышал один за другим звуки: упала капля воды и снова тихо, встрепенулась струна не различить какого инструмента, но прозвучала как вдох и едва слышный звон. Тоненько чирикнула птичка. Посмотрел на окно, фрамуги все закрыты, кондиционер, даже зачехлен. Подумалось: «Опять сверхъестественное». Восторга это у меня не вызвало. Я ведь так и не решался привести сюда Катин. Хотя судя по реакции и восторгам Нетты и Илмы, ей это не могло не понравиться. И все же. Там просматривалась скажем выгода на лицо…, а всякие вздохи, потусторонние звуки… Я явно сердился. Вдруг мне очень захотелось взять в руки гитару. И стоя я начал перебирать струны. Игра давалась легко и звучало что-то очень знакомое, молитвенное. Я закончил игру, поставил гитару в угол, поклонился и вполне осознанно сказал:

- Спасибо тебе дом за это.

 

 

 

Глава третья
Галерея

Катин на следующий день подъехала сама. Спокойно выслушала мой сбивчивый рассказ. Молча, мы пообедали в той самой гостиной изысканными блюдами. Прошли в музыкальную комнату. Долго стояли, прислушиваясь, а я услышал ее голос:

- Я ощущала, как непомерно ты любишь меня. Наверное, поэтому эти чудеса, - она взяла гитару, подобрала аккорд и запела «Сумерки природы» и звон гитарных струн и ее голос были как всегда, красиво звучащими, но привычными.

Я обнял ее и поцеловал. На другой день завезли ясеневые стулья старинной формы, мы с Катин часто сидели на них, играли по очереди на гитаре. Но всякий раз она пела свое, а я чувствовал, мне помогает дом. Тогда Катин загадочно улыбалась, и в ее черных глубоких глазах проскакивали искры изумления. Я думал о любви, и к той музыке, и ко мне. Вместе мы стали заполнять еще одну залу, длинную, без окон. Я называл ее коридор. Освящение, естественное сквозь стеклянную крышу делало его загадочным уже само по себе. В сумерках включалось специальное оборудование, и матовый свет падал на стены. Мне казалось картины днем и ночью должны быть при свете. В картинах разбиралась Катин, сразу же я сказал:

- Это твоя стихия.

- Стихия, так стихия, - рассмеялась Катин, - я буду собирать картины про Байкал.

Первым появилось изображение песчаного берега с набегающей волной. Под корнями гигантского дерева виднелась фигурка человека. Очертание ее нанесены намеками, показать только, как велико было то дерево. Ветер и волны выбили из-под него почву, но оно стояло на своих корнях, показывая человеку всю мощь природной жажды жить, не смотря ни на какие обстоятельства.

На другой картине я сразу узнал Култушную. Склонилась под углом в 75 градусов лиственница. Помню я ее сразу окрестил Пизанская лиственница. В дали в море высокий пирс и две фигурки, то ли дети, то ли молодая пара на восходе солнца. Тоненькая солнечная дорожка дробилась рябью легкого ветерка.

Потом были вывешены гравюры, каждая в японском стиле, одно и то же место запечатлено многократно. В этом современном искусстве я признаюсь, не понял ничего, но восприятием чувствовал оригинальность взгляда рисовальщика. Под разными ракурсами, в разные, но близкие по времени моменты.… Да, вспомнил мнение: сложнее всего рисовать море.

-Ох, Катин, Катин. Как только я узнал о появлении нового приобретения Катин для домашней галереи я прямиком шел туда, и долго-долго рассматривал картину. Мне казалось, если я пойму, почему Катин выбрала именно ее, то я, наконец, начну понимать ее.

- Нравится? – голос Катин выводил меня из глубокой задумчивости, я обнимал ее и благодарно целовал.

До поры до времени никаких чудес в комнате с картинами не происходило. Это меня радовало и успокаивало. К остальными мистификациям мы уже привыкли и принимаем как должное. В этот вечер я вернулся поздно и, перекинувшись парой фраз, мы направились сразу на второй этаж. На лестнице услышали звук падающего предмета. Катин вздрогнула и предположительно сказала:

- Наверное, плохо закрепили новую картину.

Мы спустились вниз и пришли в галерею. На полу действительно лежала рама картиной вниз. Я поднял ее и стал рассматривать. На фоне морской воды, на рыбачьем баркасе лежали выловленные омули. У одной рыбины очень реалистично выступала из жабры кровь. Обернувшись к Катин, я спросил:

- Ты где ее раздобыла?

Кати нахмурилась и как всегда прямо сказала.

- Ну зачем таким тоном. Меня уговорили купить ее на выставке. Это было лучшее из всего. Сказали, надо помочь бедствующему художнику. У него семья. Просто так отдать деньги, я не догадалась. Повесь ее на место, завтра я ее отдам в художественный салон.

Утром Катин, видимо, поднялась раньше меня, потому что из ее спальни уже неслышны были ее сборы. Спустился к завтраку, Катин сидела за столом, пила кофе. Увидев меня, улыбнулась и проговорила:

- Чудеса продолжаются. Эта картина была снова на полу. Я первым делом увезу ее. Наш дом выбирает картины.

Кати не стала устраивать испытания, притаскивать картины любого качества. Скоро галерея была вся увешана, только стена с входной дверью оставалась свободной.

Долго на ней ничего не висело. Однажды Катин подъехала не одна. Несколько мужчин достали из машины тяжелый рулон и вслед за Катин пришли в галерею. Я поспешил туда же. Это была занавесь из конского волоса, изображавшая набегающие друг на друга волны. На другой стороне двери Катин поместила шелковый гобелен, ручной работы. Море, солнце, луна, облака, лебеди, летящие к теплым озерам на юге Байкала. По-моему, в корейском стиле. Но море наше.

Если в музыкальной комнате я отдыхал, то здесь уставал от раздумий. Нет, не художнические изыски тревожили меня, я и не стремился к ним. Я просто смотрел на изображения. Много раз на одни и те же картины, но мысли возникали различные. Каждый раз другие, цепляющиеся за сегодняшние дела, за настроение, за виденные сны или что-то, еще вообще, беспричинное.

Столько оттенков водной поверхности я в жизни не встречал. Это многообразие природы или различное восприятие одного и того же разными людьми?

Вот самая маленькая картинка в простой деревянной, даже не окрашенной, рамке. Пасмурное небо, предгрозовое море. Все дышит ожиданиями, тревогой и надеждой: «Все обойдется, как и жизнь».

Вот солнечный яркий день на Байкале. Много зеленого и красного цвета. На переднем плане несуразная кривая ваза. Видимо, рисованная из открытого окна деревенского дома. То ли краски, то ли стиль вызывают оптимизм, сквозь слезы. Вспоминаю виденное из музейных залов.

Гроздь винограда, пронизанная светом, Толстого.

Картина «Обоняние», художника не помню.

И пианистку у Федотова.

Хотел студентом купить набор открыток, среди них была репродукция с пианисткой. Но цвет ее платья был другого оттенка, и я понял ценность картин в их оригинале.

Катин подошла, положила руки на плечи, я привлек ее к себе и посадил рядом:

- Умница моя, любимица.

От последнего слова она звонко рассмеялась.

- Если у нас родится сын, мы его будем звать «умница», а если дочь то «любимица».

- А тебя тогда как?

- Мама.

- Мама Катин, мамочка Катин.

- Как ты думаешь, им понравятся наши картины?

- Они вырастут среди них. Эти картины будут для них фоном детства, наследством при хорошей цене, но вряд ли будут их судьбой, как для нас.

- Но ты, мудрец.

- Когда готовишься стать отцом, пора и помудреть.

- Умница мой, любимец!

- Ха-ха-ха.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава четвертая
Оранжерея

Из поездки в Японию Катин попросила привезти живое деревце. Не запомнил название этого искусства, но сразу понял, о чем Катин вела речь, когда увидел у женщины торговки микроскопические листочки кедра. Женщина долго и старательно пыталась объяснить на ломанном английском: она не может продать дерево чужаку, она выращивала его почти двадцать лет. Битых два часа я просил ее, набавлял цену, просил ее соседа по уличной торговле перевести на японский мою настойчивую просьбу. Я отходил и возвращался снова. Пошел дождь, я купил себе зонт. Испугался, вдруг женщина не станет сидеть под дождем. Она была на месте под большим красочным зонтом. Завидев меня, она отводила взор, давая понять, разговор окончен. Я решил все-таки попрощаться с ней, как здесь принято. И добавил только:

- Мне нужен подарок для любимой, она скоро родит.

При этих словах женщина оживилась и протянула мне подносик, на нем, на микроскопическом холмике рос настоящий кедр. Поднеся к глазам вожделенную покупку, я увидел крошечные шишки. Женщина поклонилась и сказала по-японски фразу, явно предназначавшуюся мне. Сосед ее, внимательно следивший за происходящим, перевел:

- Это взрослое дерево.

Я поставил кисть руки на поднос и удивился еще больше. Этот взрослый кедр, был на уровне среднего пальца. Я почему-то церемонно поклонился в ответ. Меня сразу же стали беспокоить опасения: как довезти, на чем ехать. Почему-то решил: лучше на машине, присоединился к ребятам из наших мест. Они группой перегоняли иномарки. Переезд кедр перенес. Благодарный взгляд восхищения Катин так и стоит теперь у меня перед глазами.

В восточной стороне дома было полностью застекленное помещение, предположительно для зимнего сада.

Первым там появился японский кедр-малютка. Несмотря на установленные вокруг него кобальтово - синие чаши с водой, мох на холмике стал желтеть и подсыхать. Катин встревожено говорила:

- Это плохой признак, дерево может пропасть.

- Ему не хватает влажности. Знаешь, какой там островной, насыщенный влагой океана, воздух. Надо не вокруг него чашки с водой. Ему нужен влажный воздух.

- А если разбрызгивать, - неуверенно произнесла Катин.

- Идея! – я хлопнул себя по лбу. – Водопад!

Чтобы получить эффект мельчайших брызг от падающей воды, струя вытекала почти с потолка, падала на полированные камни. Раздобыл их в музее геологии, там эти камни выделывали специально для продажи. Кедр был спасен.

Катин стала привозить в оранжерею множество растений. Она прочитала о микроклимате, необходимом для оранжереи. Мне же думалось, эта радостная возня с живыми растениями ее потребность, ведь в ней самой росла новая жизнь. Несколько месяцев я был занят так много времени в сутках и не мог даже спокойно посидеть. Но как всегда круговерть дел, суматоха поставок утряслась и я, наконец, зашел в оранжерею посмотреть с Катин на ее чудный сад.

- Это мой чудный сад, - говорила она торжественно, приглашая подруг и знакомых посмотреть диковинные растения.

- Как?! – удивился я, - это лимончики висят? А это плоды кофейного дерева? Долго же я тут не был.

Переходя от горшков к кадкам, я с изумлением рассматривал тонкую, метра полтора совершенно гладкую поверхность ствола. Только на макушке несколько веток с разноцветными листьями с рисунками. Листья чередовались: белый лист с зеленым рисунком, зеленый лист с белым рисунком. Двух схожих листьев не было.

- Окраска листочков постоянно меняется, - сказала Катин.

Ствол дерева жизни, был толщиной с мой кулак. Листья толстыми лепешками торчали во все стороны. Я знал заживляющую способность сока этих листьев, Катин часто прикладывала их на порезы или ссадины. Некоторые зовут его денежным цветком, наверное, из-за листьев. Они вроде похожи круглой формой на монеты.

- Катин, а это как называется? Какие резные и огромные листья и цветет. Вот это красиво.

- Это гортензия. Между прочим, самая неприхотливая, но любит влагу.

- А есть дерево любви?

- Конечно, есть. Вон сколько яблонь растет вокруг дома. Это хоть и ранетки, но цветут лучше всех.

- Вот наше дерево любви, - я наклонился над кедром. Темно-зеленая листва говорила: я здоров!

- И шишки все на месте. Интересно, они созреют когда-нибудь и упадут? Из орешков могут вырасти новые деревца?

- У нас не хватит терпения выхаживать их, мы не японцы.

- Ты права, терпение на такое надо не меньше, как растить детей.

- Как ты себя чувствуешь?

- Отлично.

- Что показало УЗИ?

- Я сама медик мне не нужно УЗИ, нам не надо знать пол ребенка. Я тебе уже объясняла.

- Согласен, согласен. А все-таки кого мы ждем?

- Какой ты противный. Мы ждем ребенка, дитя! Понятно тебе!

- Ой, ой, мы уже заволновались и слезки на колесиках.

- Все так, как положено. Легкая возбудимость, повышенная плаксивость. Слава богу, без труда отгоняю мысли о смерти.

- Ну, ну, ты у меня ученная, ерунды не испугаешься. Пойдем смотреть цветы на клумбах.

Мы вышли из дома, прошли в беседку с плетеными креслами. Сквозь резные столбики беседки были хорошо видны клумбы.

- Все прижилось?

- Да, да, замечательно. Сначала я боялась за эти дикоросы. Спасло, что вместе с грунтом, с корневой системой привезли аккуратно. Смотри, жарки я ими любуюсь, как розами. А саранки, кудряшки среди зелени. Скоро отцветут, недолговечные наши сибирские цветочки. Позовем в гости Нюру. Помнишь, художница, рисует цветы.

- Она больше специализируются на пионах, садовых цветах.

- Но она рисует вживую, с куста. Попросим, может она согласится. Вот и сохраним жарки и саранки этого лета.

- Хорошо бы. Я все думаю: чем украсить стены оранжереи. Вот и будем туда вешать картинки с цветами, нашими цветами, с ними мы жили, их мы запомним и сохраним. Вот будет здорово.

- Я не рассказывал тебе про колокольчики из Усть-Баргузина?

Там построили станцию «Орбиту» для телевидения. Я был в комиссии по приемке. Размещали спутниковые ретрансляторы как можно выше, вот и оказалось такое место на сопке, куда не ступала нога человека. Прорубили просеку, и люди, обслуживающий персонал, ходили на станцию пешком. Мы вышли из машин у склона и пошли гуськом. На крутом подъеме нога моя соскользнула с каменной крошки, и я плюхнулся вперед. Приподнялся на руках и увидел в траве необыкновенно густо-синие цветы. Пригляделся, это были колокольчики. Но какой величины! С мой большой палец. И оглянулся: весь склон был в переливах темно-синего и зеленой травы. Сопровождающие уже поднялись наверх и ждали, когда я вскарабкаюсь. На мой восторг от виденного старший инженер из местных жителей пояснил:

- Мы привыкли, уже и не замечаем, поэтому и не ценим, наверное.

- Слушай, Борис. Мне показалось, колокольчики звенели.

Он слегка улыбнулся:

- Вам и вправду показалось это кузнечики или комары.

Но я до сих пор помню звон тех колокольчиков.

- Вот они-то уж нигде не приживутся, кроме родной земли.

- Да уж это не какая-нибудь тропическая водоросль. Погибло ведь у нас озеро Катакель?

- Ученые стараются не навредить живому. Но на бытовом уровне… слов нет. Интересно, есть еще там те цветы?

 

Глава пятая
Дневник Катин

Перед родами, первыми платными родами в нашем городе, целая бригада докторов настояла, чтобы Кати заранее пришла в родильный дом. В недавно отстроенном здании, напичканном новым оборудованием, были палаты для рожениц, куда пускали отцов. В белом халате, в тапках я проводил Кати в такую палату, посидели молча, и она протянула мне толстую тетрадь:

-Будет скучно, почитай.

Я сунул тетрадь в карман халата, не раскрывая, и только дома вспомнил о ней, вернулся в машину, забрал ее с переднего сидения. Здесь обычно сидела Кати, если я вел машину. На первом листе надпись «Дневник». Мне захотелось спать, я закрыл тетрадь. В голове зудели слова старшего из врачей: «Как только начнутся схватки, мы вас вызовем, милый». Больше всего мне не понравилось это обращение. Пусть они своих рожениц называют «милочками». И потом эти вопросы вкрадчивым голосом: «Вы не боитесь вида крови? Ну, вы же не упадете в обморок при родах?» Я понимал они волнуются тоже не меньше моего, но их будоражила непривычная ситуация платных родов в присутствии постороннего.

Я засыпал, просыпался, смотрел на часы, пил, курил. В шесть утра не выдержал, позвонил:

-Состояние удовлетворительное, температура нормальная, мы снова уснули.

После таких слов я крепко уснул до одиннадцати. Благо было воскресение. Помчался к Кати. Она вопросительно взглянула на меня, и тут я вспомнил про дневник.

Мне нечего было сказать, а про кошмарную ночь, и не следовало говорить. Я спросил:

-Что привезти? Может поесть чего?

-Здесь все как надо. Даже замечательно. Вот бы моим пациенткам в такие условия. Привези книгу, веселую. Можно детскую.

Я смотрел на нее, похудевшую, с огромным животом, в специально заказанном финском платье. Почему именно из Финляндии захотелось ей этого, по-моему, несуразное платье? Там у них вроде уж и не рожают, слышал о проблемах с народонаселением. Подумал еще: может двойня. Промолчал. Вернулся домой, зашел в библиотеку, открыл тетрадь и снова прочел: «Дневник».

7 июля. По моему подсчету там ровно месяц до рождения. Крепись, малыш. Не думай, это обращение и к девочке и к мальчику. Может быть, я дура, но начинаю готовить себя к обезболенным родам. Насмотрелась на своих дико орущих мамочек. Вспомнила, как студенткой читала старый журнал. Там был целый комплекс, как родить без боли. Ровно месяц для упражнений.

Главное бессолевая пища, кости будут легче расходиться, значит, кости личика у ребенка не деформируются. Выдержу, если хочу красивого деточку. Тренировка дыхания. Наверное, так дышат йоги. Глубокий вдох чуть ли не животом, а выдыхать по чуть-чуть сколько можно дольше. Поглаживание живота, подкладывание кулаков под спину и т.п., чтобы в нужные моменты не терять самообладание. Раз – два – три, раз – два – три. Да простит мне моя традиционная медицина. Да и поможет мне Бог.

8 июля. Какому Богу молиться?

Ездили к родовому шаману, сказали, нужно совершить обряд жертвоприношения, бараном. Шаман в обычной одежде обращался к Вечно Синему Небу, к Хозяину Реки и к Хозяину этой земли. В какой-то момент он сказал несколько слов, ожидавшим односельчанам. Те проворно разделали тушу барана, разожгли во дворе костер, над ним появился чан с водой. Сваренные куски мяса разложили на вынесенный из дома стол и тщательно выбрали все кости. Сложили из них на поленьях скелет барана. Долго не находили один шейный позвонок. Уже начали поругиваться, но шаман сам выловил из чана мелкие куски мяса, и в них обнаружилась искомая мелкая косточка. Поленья подожгли, это был жертвенный костер. Куски мяса сложили на большие тарелки и поставили посреди уже накрытого стола. Вокруг сидели самые пожилые люди из нашего рода, тихо переговаривались, уточняя нашу родословную. Внимательно смотрели на нас, учтиво задавали один-два уточняющих вопроса и принимались за трапезу.

Все это было необычно, но воспринималось нами, как хорошо знакомое и крайне необходимое действо. Меня до сих пор смущает только одно. Перед началом обряда шаман сказал, между прочим, не обращаясь ни к кому:

-Как закончим, будет дождь.

На небе не было ни облачка. Когда зажгли жертвенный огонь, подул легкий ветер, стало чуть пасмурно, и закапал дождь. Он разошелся, как только погасли языки пламени. Через несколько минут он так же внезапно прекратился, и снова выглянуло солнце.

Сознание подсказывает: это первобытность восприятия людьми природных языческих обрядов и вера в существование божеств, управляющих жизнью человека в неразрывной связи с ним. Но какая-то струна звенит в мозгу: «Наверное, в этом что-то есть». Может, поэтому я теперь не могу плюнуть на землю, на камни, на траву и, оказавшись у ручья или на берегу реки, начинаю убирать мусор. Как жаль, его уже так много, и я чувствую иногда бессильное желание вернуть все к началу.

Тогда начинаешь думать о Боге-Создателе.

9 июля. Прочла кое-что о христианстве. Не нравится язык изложения. Православие говорит по старинке, трудно воспринять к чему ведут рассуждения, увещевания, описания страстей и чудес. Я - то теперь знаю, чудеса есть. Для чего молится верующий христианин? Для вечной жизни, для повседневного благополучия или для самоуспокоения: «Ангел мой пойдем со мной. Ангел – мой телохранитель, ангел мой – души спаситель».

10 июля. Самый впечатляющий храм, виденный мною, это собор Петра и Павла в Вильнюсе. Запомнился ответ священнослужителя уже в обыденной обстановке на мой вопрос:

-А чем отличается католическая вера от православной? В одного Бога Христа две веры.

Он сначала пожурил меня:

-Вижу в вас атеиста или скорее заблудшую овечку. Вбитое в вас материалистическое образование не освободит от скепсиса в отношении к нашим теориям. Отвечу на понятном вам языке: «Православный молится о прощении грехов, совершенных по незнанию или искушению. Католик молит Бога, не дать ему совершить какой-либо грех».

11 июля. О нашей греховности. Если болезнь – наказание или испытание, данное мне по наследству в генах от тридцатого там предка, то невольно приходишь к буддизму. Наши дела, наши грехи в прошлой жизни. Почему не наше счастье, наши радости в прошлой жизни отражаются на сегодняшнем дне?

А кем я стану в будущей жизни? Почему об этом не говорят и не интересуются при рождении человека? Лишь после смерти лама сообщает родственникам: мол, усопшая родится мальчиком на востоке в семье ученого. И что же? Мое дитя совершенно и не наше дитя. Как бы, получается, смотреть на него с момента рождения и, как на абсолютно другую личность, несмотря на цвет глаз как у мамы, на форму носа как у папы?

12 июля. Когда сажусь за дневник, малыш замирает, думает что ли вместе со мной. Он перестает выставлять свои острые пяточки и локоточки, иногда так резко «пихается» - перехватывает дыхание. Не слишком ли я увлеклась, и погрязла в мыслительных дебрях. Лучше буду смотреть комедии и мультики, читать «легкие» книжки. Радуйся малыш.

14 июля. Как нарочно вчера никак не хотелось делать записи. Уговаривала себя, подсмеивалась: «Трусишь, суеверия, боишься числа 13, вот дура». Ничего не помогло. Когда случаются обстоятельства и начинаешь беспокоиться тревожными предчувствиями, лучше всего мне помогает словосочетание: «фиксированная идея». Суеверие, связанное с числами, вещами, снами и Бог знает, еще с чем на почве страхов вселяются не только в сознание, но и в подкорку, пожалуй. Становишься безвольным и не можешь ступить ни шагу, чтобы сделать правильный выбор.

Долго не могла уйти от наваждения от услышанного, не помню от кого: «У японцев число 4 несчастливое». Потом ржала над собой, прочитав в фэншуйской книжке: «Число четыре созвучно на одном из китайских диалектов со словом смерть отсюда и такое суеверие».

15 июля. Еще о суеверии. Черепа, сидящая на самой высокой точке дома и смотрящая строго на север, трехногая жаба на кучке монет, повернутая на юго-восток, многогранный кристалл, чашка с «золотыми» (желтыми) монетами, медный тазик с речным белым песком на нем безымянным пальцем проведена линия в виде спирали. Все это, я увидела у своей матери, на небольшом комодике в почти свободной комнате. Потом был ритуал выкидывания старых, ненужных или сломанных вещей. Беспощадно летели в мешки для мусора едва заметно отколотые чайные чашки, блюдца и тарелки, слегка поцарапанные сковороды и отбитые эмалированные крышки, кастрюли, даже ведра. Были выставлены на улицу стулья, кресла, тумбочки, требовавшие починки. Дом матери почти опустел. Откуда такая сила внушения, заставившая современную очень образованную женщину, впасть в такие дебри суеверий. Сразу же отбросила возможность расспрашивать ее: откуда, зачем и почему. Стала рассуждать. Моя мать, по мнению многих определяемую, как «умная женщина» была удачлива в жизни, никогда не нуждалась в деньгах, ей везло в познаниях, в правильных решениях, в достижениях. Но парадоксально выходило: результатами ее трудов пользовались другие, совсем недостойные этого люди. Все грани человеческой подлости и коварства выпали ей на долю общения с различными людьми.

Естественно, желая «поправить» судьбу, как утверждают местные ламы, она сначала искала себя в вере. Как-то она сказала мне: «Знаешь, я попробовала одну вещь. Фантастика, но помогло». После этого и началась эта эпопея с высвобождения окружающего пространства от застоя и хлама. Сама-то я уверена, чистота, точнее потребность постоянного наведения вокруг себя абсолютной чистоты и порядка, имеет, наверное, воздействие и на дух и на происходящие события.

16 июля. Какая прелесть эта Нюра. Художественно одаренная личность и страшный оптимист. На все потрясения в своей жизни она говорила: «Да все обойдется». И вправду. Уходил муж – вернулся. Старшего сына комиссовали с психоневрологическим диагнозом, познакомился с хорошей женщиной и она теперь нянчится с ним, припадков почти не стало. Средний сын, ее любимец, очень способный вынужден работать ради содержания семьи, где к нему относятся, как к вечному должнику. Он сумел вечерами получить специальность и собирается на заработки заграницу. Младший сын безобразно конфликтовал с учителями – стал проявлять интерес к учебе, даже к алгебре, и отец купил ему компьютер. Да, все обойдется.

По рассказам Нюры она ходит к городской шаманке, та снабжает ее заговоренным чаем, чтобы муж не пил. Постоянно посещает беседы Учителя из буддийской общины и выполняет его наставления. Ездила в заброшенную деревню, где она никогда не была, там родился ее отец – бурят. Там она нашла местного шамана и исполнила обряд поклонения предкам. Она ходит и в православную церковь, и стоит всенощную, часто ставит свечки к иконам Христа, Богородицы и Николая-чудотворца.

Сама она крестилась уже взрослой. А вот мать ее русская женщина, не была верующей, а дочь живет многоверием.

Нюра сделала акварелью наброски с цветков и упорхнула, пообещав в скором времени исполнить заказ для оранжереи.

17 июля. Имя ребенку кто дает? Если мальчик, то мама, если девочка – папа. Опять суеверия? Имя отражение того, как обычно бывает в жизни: матери больше любят сыновей, а отцы девочек. Ох, сколько поверий связано с рождением ребенка. Нельзя ничего готовить заранее, ни распашонок, ни пеленок, не говоря уже о ванночке, кроватке, коляске и прочее и прочее. Хочу перебороть свое предубеждение, но вспоминаю Гелю. Веселая, общительная, все знает, такая отхватит лучшего жениха. Так оно и вышло. Шикарная свадьба, сразу уехала в Москву, он учился в аспирантуре. Там снимали квартиру у пожилой женщины, и так она их полюбила, взаимно, конечно, переписала на них квартиру и вскоре умерла от неизлечимой болезни. Геля с мужем продали квартиру, приехали сюда, устроившись очень удачно. Шли годы, детей не было. Лет пять беззаботной жизни, после стали волноваться. Вот тогда-то Геля и оказалась у меня на приеме. Исследования показали: причина в мужчине (неполноценные сперматозоиды). Диагноз звучал, как приговор: даже в пробирке невозможно создать зародыш и трансплантировать в матку Гели, чтобы она выносила его до родов.

Это в загранфильмах муж может разрешить жене родить от другого, ради того чтобы не отнимать у любимой женщины радость материнства. Геля решила усыновить ребенка. Они обошли и объехали все детские дома, приюты и родильные дома, где оказывались детки, брошенные женщинами сразу после родов.

Плача иногда от жалости к этим малюткам, Геля не осмелилась ни одного из них взять к себе. Однажды муж рассказал ей, у родственников молоденькая студентка в положении и просит помочь сделать аборт. Боялась сказать родителям. И прошел большой срок. Геля зазвала к себе девчонку и уговорила ее родить для них. Новорожденного она забрала сразу при выписке матери из роддома, она заранее приготовила все, сама вышивала на пяльцах цветочки и листочки на уголках, чепчиках и простынках. Вычитала о козьем молоке, как лучшем заменителе грудного и муж ежедневно ездил на окраину к дойке, Геля сама пастеризовала его и по часам кормила малютку. Прожила она всего месяц, внутриутробное заболевание головного мозга. Такого отчаяния и искреннего горя как на лице Гели, я не встречала ни у кого. Сочувственно вздыхаю, и чувствую: мой толкнулся в бок, давая понять: «Ну и дура, нашла о чем думать, расстраиваться». Конечно же, они все слышат и понимают. И все-таки, я ничего не буду готовить заранее и не разрешу никому.

18 июля. Люблю слушать классическую музыку. Но, оказалось, она воздействует на человека, отягощая его мозг, заставляет думать. А я так устала от всяких мыслей. И только подумала, вот бы послушать живую, современных ребят, а Никол приходит с группой молодых музыкантов из джаза. Они студенты академии культуры, но подрабатывают на вечерах. Чудесное впечатление, настроение замечательное, хочется смеяться без всякой причины, заряд на много дней. Солистка этой труппы исполняла рэп. Это было нечто.

19 июля. Инфекции и прививки. Порой я ненавижу себя за то, что медик. Простой человек нормально реагирует на повышение температуры, применяет доступные меры. Он не отягощен знанием о возможных последствиях первичных признаков заболевания. Мы же испытываем невероятное усилие, чтобы не впасть в панический диагноз, особенно в отношении близких. Надеюсь, с возрастом и опытом пройдет этот страх: неужели это та зараза, которой то-то и то-то. А вдруг не подтвердится и можно «залечить». Как мало люди знают о самих себе. Это возня с защитой иммунной системы. Помню одна фтизиатр радовалась, закон издали, и можно не вакцинировать новорожденных против туберкулеза. Вроде основания веские: мол заразится еще не значит заболеть, а множество прививок и через них попавшие в организм твари напрягают иммунную систему, постоянные ОРЗ и ОРВИ и практически такой человек не чувствует себя совершенно здоровым. Однако окружающая жизнь, множество людей живущих асоциально, носителей и распространителей инфекционных заболеваний. А энцефалит? Никто не предполагал и не предупредил население: в этом году неисчислимое множество клещей покусает сотни человек.

И какие мы внушаемые? Пугали нас: озоновые дыры, солнечная радиация, а результат? Массовое проявление рахита у новорожденных.

Прислушиваться только к себе? Была же теория о тайной мудрости организма: есть то, что хочется, делать то, что нравится. Эту способность еще сохраняют дети в младенчестве, а потом как будто интуицию усыпили и она проявляет себя в редких случаях. Возможно в виде предчувствий, вещих снов, догадок и удачных шагов.

О чем предупреждает меня интуиция? Не волноваться зря заранее, не дергаться перед выбором. Ставить прививки или нет? Всему свое время.

20 июля. Вспомнилась история с венерологом Александром Никоновым. На практике я познакомилась с легендой медицины доктором Катей. В юности после университета она посвятила себя борьбе с трахомой во всем нашем регионе. Добиралась в труднодоступные места верхом на лошади и пешком. Замуж она вышла за Александра почти сразу же. Это была любовь с первого взгляда. Родилось у них четверо детей. Вместе они не щадили себя, старались помочь людям. Часто дети подолгу оставались одни. Чтобы выдержать такой напряженный ритм жизни, Александр поддерживал себя сначала небольшими дозами спирта, затем все больше и чаще. Перед женой он оправдывался: «Устал. Смертельно устал». Она жалела его, старалась получше накормить и мечтала, как и он, хорошенько отдохнуть вместе с ним. Осуществиться этому не суждено. Стали проявляться все признаки болезни. И однажды ночью в алкогольном беспамятстве он набросился на детей. Это было такое страшенное потрясение. Катя ушла с детьми от Александра и не могла простить до конца его жизни. Он же, обычно молчаливый и немногословный, особенно с пациентами, теперь его часто видели сидящим с каким-нибудь прохожим проходящим и плачущим. Он повторял и повторял: «За что? Я стольким людям помог. Бескорыстно спасал. Люди не виноваты за свою собачью жизнь. Бляха-муха!». Безнадежно махал рукой. К чему это я вспомнила про него? Да, да. Мне же надо будет определяться: сидеть с ребенком и стать домашним доктором для своих или продолжать работу в неонатальном центре? Дело ведь не в зарплате. Богаче нас получается, никого и нет. Жить в таком доме – все равно, что найти клад, да такой, диву даешься: чем больше берешь, тем больше можно получить. По теории младенцу лучше всего с матерью не разлучаться до пяти лет. На пять лет я согласна. Но вот о чем я думаю: иметь только одного ребенка – это, по-моему, значит не любить его. Нужны братишки и сестренки, хотя бы кто-то один. Мы же не вечные. По той же теории для лучшего воспитания детей идеальная разница в возрасте должна быть не менее пяти лет. И вот пять лет просижу я с первым, рожу второго, с ним еще пять лет. Так что прощай сверхдолгое образование.

21 июля. Перечитала предыдущее, и расхотелось мне вести дневник. Только еще одна история из жизни коллеги. Мужчина акушер-гинеколог Павел Густов был истинным врачевателем и по призванию и по образованию. Он готов беременных мамочек носить на руках. Видели бы вы выражение лица, когда он через трубку слушал сердцебиение, сидящего в утробе младенца.

Все срочные операции, казалось бы безнадежные кровотечения, поручали ему. Как он материл (про себя) женщин, делавших с собой столь ужасные аборты. Однажды он выходил умиравшую от большой потери крови молодую женщину, она была медсестрой и при выздоровлении у них нашлись общие темы для разговоров и после ее выписки они продолжали встречаться. Позже мы узнали о ее переезде в его холостяцкую квартиру. Так они поженились. Года через три Тоня Густова поступила к нам снова по поводу непроизвольного выкидыша. Сказывались последствия первого тяжелейшего аборта. После нескольких таких случаев, Павел взял полный отпуск, впервые за все время работы в роддоме, и вместе с женой уехал в Москву. Он отшучивался: «Девочки, еду к светилам».

После возвращения никто не осмелился их расспрашивать, по их настроению и так было ясно, ничего утешительного и обнадеживающего им не сказали. Мы брали Тоню на сохранение после десяти недель беременности и после двух недель, все делалось Павлом для выхаживания беременности. Но наступал роковой момент и почти сформировавшийся плод выходил мертворожденным. В последний раз Тоня пролежала не шевелясь на спине целых шесть месяцев. Все повторилось опять. Это было в мое дежурство. Оба они молча плакали: она лежа пластом на больничной койке, он стоял на коленях и закрыв лицо руками. Уже в ординатуре я узнала Павел скоропостижно умер от обширного инфаркта. Больше я не стану делать записи. Мне помогает, мой настоящий мужчина, мой умный и любимый, отец моего ребенка. Сделать выбор: семья или профессия. А может и получится чудесно: и семья и профессия.

 

 

 

 

Глава шестая
Зависть друга

Позвонила Катин: «Приезжай». Меня провели в помещение перед родильным залом, заставили надеть на ноги в тапках полотняные сапоги, такие же штаны и широкую рубаху. На голову нахлобучили докторскую шапочку.

Катин была уже в родильном зале. Я вошел туда в самый ответственный момент и услышал крик пожилой акушерки: «Дура! Тужься сильней! Задушишь ребенка». Я увидел в ногах Кати красный комок, по-видимому, это была головка. У меня стало мутиться в голове, но каким-то незнакомым мне доселе усилием воли, я пришел в себя. Услышал тихий стон Катин и на ладони мне положили орущего, красного и сморщенного нашего первенца. Старший акушер забрал мальчугана, я поцеловал Катин. Белые халаты окружили меня: «Роженице нужен покой. Рефлексы у новорожденного все в норме. Поздравляем с сыном». Я кивал и думал когда, это они успели рефлексы проверить? Потом услышал: «Младенец как по учебнику: вес 3200 рост 52». Старший из группы сунул мне в руку что-то мягкое: «Пуповину возьмите себе». До сих пор не знаю, почему он мне ее отдал. Все не рискну спросить у Катин, а куда деваются пуповины от других родившихся.

Выйдя и садясь в машину, я вдруг вспомнил наказы Катин, как себя вести после родов. Схватив заранее приготовленную большую плоскую бутылку коньяка, коробки конфет и пакеты с фруктами, я позвонил в приемный покой. Было только шесть утра, мой сын родился на самой заре, в пять часов. Я передал все пожилой акушерке и спросил, когда можно прийти к своим. Она приветливо улыбнулась и ответила: «Сейчас она поспит часов шесть, принесем маленького прикладывать к груди. К часам двенадцати, наверное, можно».

Вернулся домой, там уже меня ждали Маир и Танил, они по телефону узнали и крепко жали руку.

Вечером я с ними напился, как никогда. Потом Танил, самый выдержанный из нас, рассказывал, как мы втроем ехали с невероятной скоростью. Я был за рулем, и когда останавливало ГАИ орал:

-У меня родился сын!

Они отпускали нас, хотя я был совершенно невменяем. Не помню, как у меня дома оказались Нэта и Илма. Они приводили меня в чувство, заставляя меня выпить спиртное. Нэта попрекала:

-Все вы мужики такие. Ты подумал о Катин, каково ей будет узнать, как вы все тут напились до умопомрачения.

Я мычал ей в ответ:

-Не надо чтобы Катин узнала.

Начались сумасшедшие, но радостные дни. Пока Катин была в роддоме, друзья помогли заполнить детскую. Одергивали меня, когда я хотел купить трехколесный велосипед и новую стиральную машину для пеленок. Приданое я, конечно же, купил невпопад. Я-то старался понежнее, розовое и оранжевое. Оказалось, парню надо голубое. Спрятал девчоночье приданое на самую верхнюю антресоль и поехал с Илмой выбирать подходящее. Она, как опытная мамашка, все проверяла: швы, кружева и подсчитывала, сколько больших и сколько квадратных пеленок надо на первое время и, чтобы подушка не была слишком мягкой.

Я смотрел на нее, на продавцов, покорно подававших и разворачивающих двадцатую по счету распашонку, и думал: «Вот для таких и придумана вся эта торговля». Завтра Катин и сын придут домой. Утром повезу все необходимое, а также подарки для няни (она будет одевать малыша), для акушерки (она подаст мне сына). Такой у них там ритуал.

Я проверил еще раз, все ли приготовлено и зашел в библиотеку передохнуть.

Подъехала машина, и взъерошенный Маир прямо-таки вломился в дверь:

-Послушай, Никол, - он задыхался и прежде чем продолжить вышел в гостиную, видимо, там выпил и продолжил не менее эмоционально:

-Эта милочка, красавица, топ-модель и крутая бизнес-вумэн. Захотела простой женской доли!

Я понял он говорил о Нэтке.

-Представляешь, Нэтка заявила мне: «Я хочу родить ребенка. Построй мне такой же дом, как у Никола». Ты, представь себе. Откуда я возьму такие деньги. С моей профессурой и малообеспеченными студентами, да я за сто лет не соберу на хорошую квартиру, не то чтобы на коттедж. Честно скажу, Нэта приносит в дом больше меня раз в десять. Она плачет и говорит, если мы сейчас не заведем детей, будет поздно. Упрекает меня, ты мол эгоист, привыкаешь, что я нянчусь с тобой, как с ребенком. Исполняю твои прихоти. Хватит жить только в свое удовольствие. Я не выдержал и удрал к тебе. Что скажешь?

Я смотрел на него в недоумении. Сколько знал я Нэту, всегда подтрунивавшею над Илмой и с ее вечными заботами о ребятишках. Никогда не мог вообразить эту блистательную женщину в положении и тем более с маленьким на руках. Во мне заговорила менторская гордость перед Маиром. Я же теперь отец, папаша. Вдруг мне стало жаль его и Нэту. Неожиданно для самого себя я, твердо заявил:

-Построим тебе дом. Помнишь, я хотел строить флигель для большой столовой и кухни. Площадка свободна, материалы лежат. Спроси у Нэты, а я спрошу у Катин.

Маир вскочил, пожал мне руку, хотел что-то сказать, но быстро вышел и уехал.

Имя сыну подбирали целый месяц. Посмотрели разные словари имен. Ездили к ламе. Он глянул в книгу и спросил: «Вы по-тибетски хотите называть или по-бурятски?»

-А как это будет звучать? – спросила Катин.

-Дашинима или Ринчин.

-А как это переводится.

-Драгоценный.

Катин задумалась. Зная наши обычаи, она спросила еще:

-А можно нашему сыну иметь два имени, Ринчин, например, и еще светское.

Лама снова открыл книгу, бросал монетки, наконец, заулыбался и произнес:

-Благоприятно.

Смотрели мы на сына, примеряли к нему имя Ринчин, придумывали уменьшительно ласкательные варианты: Ринька, Ринчинка. А когда Катин предположила, что в школе его станут называть Чина, мы решили дать сыну придуманное нами имя. Но из этого тоже ничего не получалось, пока я взяв сына на руки, не сказал Катин:

-Все-таки, какой у нас ладный сынишка.

Катин подскочила с возгласом:

-Вот, вот, назовем его Ладон. Будет Ладик.

В загсе при регистрации имени с нас обоих взяли расписки в том, что мы добровольно дали имя ребенку, официальным источникам неизвестное.

Второму сыну мы тоже дали придуманное имя: Талан, Алька.

Сейчас им одиннадцать и шесть лет. Катин второго ребенка хотела девочку. Она сотрудничает с медицинскими журналами, нет-нет и появляются ее заметки из собственной (прошлой) практики, обзоры и переводы. Построили мы домик для Маира с Нэтой. Они решили постепенно его выкупить. Растут у них три дочери. Мире десять лет, Жэмме – шесть, она ровесница Альке, и двухлетняя Кира. Катин смеется:

-Наши невесты подрастают.

А я подшучиваю над Маиром:

-Позавидовал мне, теперь сына догоняете.

Он в ответ довольно ухмыляется. Танил с Илмой выехали на заработки за границу, вернулись сами, а детей устроили учиться там. Заработков их как раз хватило на первые взносы. Трудятся сейчас, как пчелки, чтобы оплачивать расходы детей. Сын у них пошел по медицине, как родители, а дочь выбрала масс-медиа, мечтает работать на телевидении. У меня дел невпроворот. Предложили купить участок железной дороги в Монголии. Собираю аналитические материалы, делаю многовариантные расчеты. До конкретной сделки еще очень далеко. Такие шаги надо делать не спеша. На год два мозги заняты этим проектом.

 

 

 

Глава седьмая
Детская

Дом наш преобразился с рождением детей. Сначала из трех спален, две мы отдали сыновьям. Там поселился мальчишеский дух: солдатики, камешки, самодельные пистолеты, куски коры (щиты), корни, изображавшие монстров. Потом этот «драгоценный» хлам, как называла его Катин, сменили лук, стрелы, колчаны, шлемы, пробки (целые коллекции), какие-то железки. Со временем они стали интересоваться спортом. Гоняли футбол, сделал им баскетбольную площадку и теннисный корт.

Музыкальный салон пришлось освободить от пианино и перенести его в галерею. Туда перекочевали и письменные столы с креслами для меня и Катин. Дом все больше приобретал мужской вид. Спортивные маты, натянутые груши, тренажеры и перекладины. Велосипеды, шведская стенка, свисающий с потолка канат, грудой сваленные ролики, лыжи и самокаты. Я видел: Катин очень терпеливо переносит этот беспорядок. Но чего она не допускала, это разбросанных носков, штанов и кроссовок.

Оранжерея превратилась в детскую. Сильно разросшиеся растения Катин раздала родственникам и знакомым, часть увезла в больницы. По стенам стояли самые экзотичные и любимые нами деревца. Постепенно сменялись по годам столики и стульчики, посредине лежал большой ковер, на нем они любили лежать, рисовать и играть, как мы называли в «спокойные» игры. Я старался сыновей приучить читать книги, но они не хотели и не любили сидеть за книгой. Когда я сетовал по этому поводу и объяснял Катин: начитанный человек пишет грамотно. Она выгораживала мальчишек, а грамоте их научит компьютер. С ним они управлялись с удовольствием, могли часами сидеть и ходить по уровням какой-то межконтинентальной «стрелялки». Они ее называли «стратегия». В шесть лет устроили старшего в музыкальную школу, первых два года одни восторги и аплодисменты, одаренный ребенок. В третьем классе категорически отказался ходить на уроки музыки. Позже Катин мне объяснила: возник конфликт Ладона с учительницей по сольфеджио Любовью Ивановной.

Обида была так психологически сильна, и четыре года сын не поднимал крышки фортепиано. На днях слышу, как он прилично терзает гитару и на слух подобрал популярную мелодию.

Сходил в библиотеку, взял там ноты (помнит еще нотную грамоту) и с утра до вечера, слышатся звуки терзаемых клавиш и струн.

Мы с Катин переглядываемся и делаем вид, как будто ничего не происходит.

С младшим сыном насчет музыкальной школы не торопимся. Катин очень хочет их научить играть на фортепиано. Она убеждает меня: кто играет на каком-нибудь инструменте всегда классный человек. Исподволь она поговаривает и о будущей профессии сыновей, ее мечта выучить их на хирургов.

-Знаешь, чтобы руки и пальцы были развиты, хирургам надо играть на инструментах. Я не возражаю. Сам был и учителем, и технарем, строителем и коммерсантом, а теперь – финансист.

Хочу сыновьям самостоятельного выбора. А наша задача: дать здоровье, культуру общения и знание языков. Катин и Нэта, свободно владеющие английским, дружно отказались заниматься с детьми сами. Нэта оправдывалась:

-Ну какая из мамы учительница. Слезла со стула и пошла по своим нуждам.

Они с Катин загружали детей в машины и два раза в неделю возили их на уроки английского к местной педагогической знаменитости, та брала оплату в долларах. Высшим достижением у детей была поездка под ее присмотром на неделю аж в саму Великобританию (само собой за счет родителей).

После занятий они заезжали в бассейн и все очень задорные и усталые возвращались домой. Мальчишкам и девчонкам больше всего нравился бассейн, но миновать до него бесконечные постановки языка и неба было невозможно. Мамы следовали по пятам. Без особого энтузиазма, но и безотказно дети посещали эти уроки и результат на лицо. Они бойко без акцента проговаривали все задаваемые диалоги. Приближался Новый год. С трех лет старшего сынишки мы приглашали в дом Деда Мороза со Снегурочкой. Первый раз Деда Мороза сыграл наш артист местного драмтеатра, Баста Цыденов. Исключительно удачный грим и очень добрые глаза, по-видимому, запомнились маленькому мальчугану. На следующий год он сам попросил написать письмо и позвать его к нам. Басту мы в тот год не нашли, началась повальная коммерция на новогодних праздниках. И так уж получалось: к нам попадали неудачные Деды и спешащие на следующий прием Снегурочки. Ладон искренне верил в существование Деда Мороза и только выпадал снег, начинал готовиться писать письмо в Лапландию от себя, а потом и от маленького братика. Катин хранит его письма. Готовясь в очередной год исполнять просьбы к Деду Морозу, мы перечитываем их и свято в точности до окраски запрашиваемых игрушек выполняем заказ. К десяти годам Ладон начал догадываться о ряженых Дедах и Снегурочках, но память о первом самом настоящем Дедушке Морозе, на мой взгляд, не могла разуверить его, будто настоящего его Деда Мороза не существует. Я шутливо спросил:

-Ты веришь в Деда Мороза?

Он промолчал и внимательно посмотрел на меня. Я спохватился и вмиг посерьезнел:

-А письмо-то Дедушке Морозу напишешь?

-Я уже написал, он принес конверт, запечатанный, поверх наклейка скотчем и попросил:

-Отправишь его.

-Обязательно.

Ночью мы с Катин очень аккуратно открывали конверт, потому что каждый из Дедов Морозов доставал из кармана письмо наших детишек и спрашивал:

-Это твое письмо принесли мне снегири, (зайцы, снеговики и т.п.) в зависимости от фантазии очередного Деда.

Вот что писал наш сын: «Здравствуй добрый Дедушка Мороз. Я учусь хорошо и брат тоже. Мы тебя любим. Пришли мне игровую приставку к компьютеру, а брату новые рубашки и штаны. Еще ему можно игрушки. До свидания Дедушка Мороз». И подпись Алька и Ладик.

Мы переглянулись с Катин:

-Надо же, никогда бы не подумала о комплексах малышей насчет донашивания одежды старшего.

Я же попросил Кати:

-Если что покупаешь старшему, то обязательно и младшему.

Мы поняли, безоблачное детство нашего старшего завершилось. Он рассудил мудрее нас. Начиналась жизнь с детьми, заполненная не только заботами о них, но и требования от нас умения учиться у них.

Катин по этому поводу говорила:

-С детьми заново проживаешь жизнь. Толи еще будет, когда появятся внуки? – весело смеялась.

 

 

 

Глава восьмая
Тройная уха

На отдых отправлялись целым табором к деду на Байкал. Брали с собой большую палатку, котелки, закопченные чайники, треноги, походную посуду и обычно в конце июля – начале августа выкраивали недельку на поездку. Разместившись, кто у деда в избе, кто в палатке, укладывались спать. Дед уходил к бригадиру рыбаков еще существующего колхоза и просил взять меня на настоящую рыбалку. На рассвете, часов в пять утра он поднимал меня и провожал до баркаса, готового к отплытию. Рыбалка в это время года всегда оказывалась удачной и с полным неводом рыбы мы возвращались на берег.

Основной улов отправляли на рыбзавод, а самых крупных омулей и мелочь передавали женщинам и ребятишкам ожидавшим своих родных с рыбалки.

Тут же стоял и наш дед. Ему доставался осетр, один из двух-трех, попавших в сети, пара другая омулей, окуньков он набирал в сетку сам, приговаривая: «Для тройной ухи».

Ритуал начинался с выкуривания трубки на крыльце. Потом разводили костер, над ним большой чугунный чан с незапамятных времен. Чан наполняли меньше половины свежей колодезной водой. Когда вода закипала, дед огромной поварешкой размешивал в ней соль, бросал лаврушку и много окуней. Следил, не отходя, как только глаза у рыбешек белели, он вылавливал шумовкой, в отвар сыпал стакан промытого риса и репчатый лук. Дав вскипеть, опускал куски омуля. Минут через двадцать дед вылавливал весь омуль в чашку и, проверив соль, засыпал уже приготовленный картофель и большие куски осетрины. Подбрасывал в костер чурочек, ждал, пока не сварится картофель. Вот теперь уха готова, каждый подходил к деду с большой глубокой тарелкой и он деревянной ложкой сначала вылавливал осетра, а потом из поварешки добавлял ухи и гущины.

Ничего лучше я, к примеру, в своей жизни не едал. Дед мальчишкой научил меня есть расколодку. Любая рыба из подледного лова, замороженная тут же на льду возле лунки укладывалась в мешки. Мешок ставился в сенях и каждый, чаще всего это были друзья-однополчане деда, брал из мешка одну голову и обушком топорика молотил тушку рыбы прямо на пороге. Такая расколодка поедалась с солью или без нее, с таким наслаждением, с каким вряд ли даже японцы едят свои суши из свежемороженой рыбы.

Женщины с детьми вялили сорожку, нанизывая мелких рыбешек, на нитки и растягивая между кустами на солнце. Собирали грибы, ягоды, камни. Мы же упивались пивом, добывая его в соседних турбазах и поселках. Жены возмущались и тогда мы устраивали «праздничный» ужин, угощая их хорошим вином, омулем на рожне и шашлыками. Дети давно спали, а мы допоздна пересказывали рыбацкие байки, слушали деда и его истории о ранешней жизни, как он говорил.

В прошлом году ребята отправили мне из Владивостока с партией автомобилей скутер. Погрузив его на грузовичок, мы с сослуживцами решили испытать его на ближайшем озере. Все признавали, такого экстрима никто еще не испытывал. На очередной отпуск решили взять его с собой. Шутливо образовалась очередь, сначала Танил катал желающих, объясняя, ничего сложного, держись крепче и переключай скорость. Попробовав пассажирами, все начали кататься самостоятельно. Брали прокатиться и детишек. После обеда с выпивкой трое ребят помоложе решили прокатиться втроем и перевернулись. Выбравшись из воды, один из них еле шевелился и говорил:

-Я ударился о поверхность воды, как будто о камни. После возвращения у него оказалось сломано ребро. Я насторожился, хотел предупредить и даже запретить катания. Обошлось без моих приказов, так как едва не случилась трагедия. Маир разогнался на скутере и вылетел на берег. Никто даже не успел сообразить о грозящей опасности: скутер заглох в сантиметре от покрывала, где лежали голые малыши.

Нэтка так орала на мужа, пришлось успокаивать и его, и ее. Скутер я сдал в аренду на турбазу. И никто из наших не вспоминал о его существовании. В эту зиму попробовали горнолыжную трассу, появившуюся в наших краях. Меня удивляют дети. Никаких комплексов и страхов, летят с головокружительной высоты. Их визг и смех только подстегивает нас, взрослых, отбросить страхи. Зачем людям искать экстремальные ситуации? Этот вопрос занимает меня иногда основательно. Неужели это потребность быть готовым не сойти с ума и принять единственное правильное решение в какой-нибудь чрезвычайной ситуации.

Как обезопасить жизнь? Притвориться спокойным и уверенным по принципу: «Будь что будет».

А не лучше ли каждый день убеждать себя: «Все к лучшему» и прилагать максимум усилий держать себя в форме и учить этому сыновей. Женщины выносливей нас, им и без спорта хватает домашней «тренировки».

И еще: я очень уважаю Катин, когда она родственникам безнадежно больного пациента спокойно отвечает на отчаянный вопрос: «Что же теперь делать?»

-Только молиться и ждать. Жизнь продолжается.

 

 

Глава девятая
Разведка

На два месяца меня призвали в армию, как резервиста. По званию я старшина разведроты. Лет десять после дембиля, мы встречались, переписывались, даже командир раз в год обзванивал и говорил: «Привет. Как дела?» Я отвечал бойко: «Здравия желаю. Учусь» или «Работаю». Больше ни о чем не расспрашивал. По первому же его звонку мы прибыли в ЗабВО. Задачу нам поставили пройти тренировочные сборы в Монголии. Возраст наш кому за 30 кому 39. Мужики - все автомобилисты, водителями многие отработали ни один десяток лет.

В первые же дни натерли в сапогах кровавые мозоли. Уговорил командира на припрятанные доллары купить всем американские ботинки. Благо в армейском магазине в Улан-Баторе нашлись для всей роты по размеру. После этого сослуживцы зауважали меня едва ли не больше командира.

Влезли мы в большой военный грузовик и двинулись по пустыне Гоби к месту дислокации. Начинало смеркаться, на горизонте справа темнела какая-то возвышенность. Вдруг на ее фоне появилось яркое светящееся пятно. Оно на глазах разрасталось, поднималось медленно вверх и меняло цвет на пламенно-красный. Водитель грузовика, видно по команде командира, сидевшего с ним в кабине, резко повернул вправо и помчался на максимальной скорости, благо в пустыне дорог не требуется.

Минут через десять нас тряхнуло, и мы едва не вылетели из кузова. Оказалось, мгновенно заглох мотор, и отключилась вся электроника. Радист тщетно пытался соединиться по рации с частью. Мы соскочили на песок и, повернувшись в сторону разгоравшегося вдали объекта, попытались идти пешком. Какая-то невидимая преграда остановила нас. Я протянул вперед руки и странное ощущение, непроницаемой и в тоже время неосязаемой стены, пронизало меня. Командир выругался. Мы стояли, как вкопанные. Кто-то предположил:

-Наверное, американцы испытывают новое секретное оружие.

Вот когда и пришла мне в голову идея создания системы защиты по такому же принципу. Потеряв нас на месте прибытия, выслали технику и, взяв на буксир, заглохший грузовик, нас доставили куда следует. Со временем случай этот стерся в памяти служивших со мной ребят. Я же не на минутку не переставал размышлять об устройстве сенсорных датчиков, с помощью которых отключается любой электрический ток, даже биотоки. Таким образом, любое техническое устройство и живое существо становится неспособным к каким-либо действиям.

Мне становилось жарко от мысли: «Окружу дом такими защитными устройствами и ни одна собака, в прямом и переносном смысле не приблизится к нему». Рисовались картины, как стали недоступными для воров линии электропередачи, нефтепроводы и даже полотно железной дороги. Решил по возращении начать сделку по покупке железной дороги здесь в Монголии, чтобы в случае удачного осуществления проекта «непроницаемая зона», испытать его на своей дороге.

Сам проект по сенсорным датчикам думаю разрабатывать совместно с японскими фирмами. Их достижения в робототехнике, специализация по созданию человекоподобных по восприятию и реакции аппаратов не вызывает сомнений.

Задача нейтрализовать чужака до его нападения решаема.

В своем воображении я представлял, как нажатием кнопки на ремне включается энергозащитная система и никто не может даже приблизится к тебе. А если успели выстрелить? Непроницаемая стена непроницаема для любых твердых предметов, летящих с любой скоростью. С такими мыслями я не заметил, как пролетело время на учениях и стрельбах. Мне нравилось следить за трассирующими автоматными очередями и, мысленно представлять, как пули прямо падают вниз, не достигая цели.

Вернувшись домой, несмотря на уговоры Катин отдохнуть после армии, я сразу приступил к делам, подписал протокол намерений по монгольскому проекту и выписал кучу научных и технических журналов. В скором времени предстоит поездка в Токио. Переговоры о совместных разработках идут успешно.

 

 

Глава десятая
Находка

Переводчик Сито настойчиво уточнял детали моего заказа на сверхзащиту.

-От всего. От удара, от пули, от взрыва, землетрясения, аварии… - Резюмировал он, поворачиваясь к представителям компании «Хитали».

Старший из них вынул из кармана пиджака подобие паркера, нажал кнопку, развернул выдвинувшуюся из отверстия пленку и развернул на ладони. Я выглянул из-за него и увидел засветившийся экран и напечатанную, как буквы, клавиатуру.

Господин Эмицу, так мне представил его Сито при встрече, кончиком паркера дотронулся до точек клавиатуры и, получив сообщение, озвучил его:

-Господин Опоки – руководитель программы, просит нас сфотографироваться и назначить новую конференцию завтра утром.

С помощью той же пленки на ладони Эмицу сделал пару снимков, отправив их в офис и, дождавшись одобрения Топоки, пожал нам руки.

-Завтра в 8 мы будем у Вас.

Меня смутила затея с фотографированием, но устав с дороги, я перешел в спальный номер и проснулся по звонку Сито. Он уже ждал меня в баре с заказанным завтраком.

-Мы предлагаем,- начал без церемоний Топоки, - эксперимент.

У нас есть изобретение «ББ», бочка безопасности. Она готова к эксплуатации, но еще не испытана. Подвергать опасности человека мы не рискуем, поэтому предлагаем проверить это устройство на биороботе, вашей идентичной копии, но без прошлого. Это самообучаемая и регениративная система. Попросту говоря, Ваш двойник на момент запуска биологических часов. Если Вы согласны, мы приступаем к делу без промедления.

-Как я понимаю, этот робот будет заменять меня в различных ситуациях, и его безопасность обеспечит эта самая бочка безопасности?

Эмицу кивнул утвердительно.

-Но что значит «без прошлого» и что еще за биологические часы? – явно меня покидало спокойствие, но удивление и любопытство взяли верх. Сделав глубокий вздох, как учила Катин, я обратился к Топоки. Мне нужно время и главное подробная информация о вашем эксперименте.

-О нашем эксперименте? Поскольку система не опробирована на живом объекте, компания «Хитали» все расходы берет на себя. Ваша задача: доставить его на место и позволить настроить наши датчики на прием импульсов, биополя и биотока первого биоробота. Ваше согласие и мы начинаем работу непосредственно с вами. Уровень знаний в электронике и современной робототехнике, поможет вам без труда вникнуть в идею эксперимента.

После обеда Сито привез меня в необычное здание, с виду напоминавшее кадры из фильмов о НАСА. Пройдя фэйс-контроль, мы оказались в пустой кабине просторного лифта. Зажглось табло и Сито набрал код, прозвучавший из динамики откуда-то сверху голос, сказал: «Мы в центре биотехнологий. Искусственный мозг. Всевозможные ткани. Сосуды. Органы живых существ…» - он не успел закончить, как одна из стен кабины выдвинулась и мы попали в ярко освещенный холл с множеством дверей.

Появившийся сзади Эмицу, сказал что-то Сито и тот перевел:

-Здесь все работают в скафандрах. Так нужно для защиты собственного биополя и организма от возможного влияния искусственной среды.

Я с удовольствием натянул на себя поверх одежды и обуви предложенную мягкую оболочку и услышал в головном скафандрическом шлеме голос Сито:

-Как слышно? Настройте звук на приятные вам чувствительность и тембр моего голоса.

Я усмехнулся: уж кто-кто, а Сито был несказанно рад, что связался, со мной и слушать его разъяснения в жизнерадостном тоне ни сколько не утомляло.

Эмицу посадил меня в кресло и предупредил:

-Сейчас мы начнем сканировать мозг. На экране возникнут картины, лежащие в памяти, но только те, для воспроизведения которых не требуется усилий. И не только изображения, но и звуки, запахи, осязание и вкус.

-Короче говоря, - добавил от себя Сито, - появится то, о чем вы думаете, на сей момент: сознательно и бессознательно.

На экране появились мальчишки. Старший читал вслух «Гарри Потера». Мелькнуло улыбающееся лицо. Сито, затем дом, я ощутил запах соснового воздуха, потом духи, лошади, собака, устройство, виденное при первой встрече на ладони у Эмицу.

Глаза мои заморгали, и экран остановил мелькание кадров.

-Все сканограммы будут разбиты на группы: предметные, эмоциональные, вызвавшие реакцию осознанно или автоматически, виденное, услышанное.

-Так я у вас просижу в этом кресле всю прожитую жизнь, иначе как вы узнаете весь объем моей памяти.

-Нет-нет. Еще несколько сеансов. Они по вашему пожеланию проведут передачу знаний от вас в мозг двойника. Вы определите грань. Например, все, что я помню из разных теорий, или все ранее прочитанное, услышанное на лекциях или в разговорах – все то, что необходимо вам для адаптации в вашей среде.

-Ничего себе! – восклик мой затруднил Сито, он не знал, как это перевести на японский.

Эмицу включил электронный перевод и, видимо, что-то поняв из пространных текстов, повернулся ко мне.

-Мозг двойника сам обучится на основе заложенных знаний и модуляций, полученных от среды. Кстати, дайте ему имя.

Я глубоко задумался и, наконец, несколько смущаясь, выдал:

-Сокращенное от Никол – две Эндва. Неизвестный – 2.

-Хорошо. Продолжим.

В течение нескольких дней я просмотрел свою память, как иногда перетряхивал содержимое файлов в процессоре компа. Пару сеансов я формулировал содержимое сканограмм для Эндва, и в конце пятой недели наступил долгожданный день отъезда.

Проблему перевозки Эндва через границу решили довольно просто. Имея достаточную сумму в валюте, я попросил Сито найти мне новую модель японского автомобиля. Представители автосалона подогнали его в нужное время к месту выдачи Эндва. На транспортере я увидел большую коробку из тускло мерцавшего синтетического материала. Эмицу вручил сопроводительные документы на английском и русском языках. В графе «Наименование» значилось: биоробот, единица измерения: штуки, количество: один, страна происхождения: Япония, особые отметки: инвентарный, номер: Х – девять нулей и единица. Наблюдая, как короб загружают в багажник, я сообразил: они его сложили как младенца в утробе, колени к голове. Никакого ощущения, что он может, стать живым существом у меня ни разу не возникало. Мудреный механизм, сверхмощный компьютер или что-то в этом роде.

-Как я понимаю, этот робот будет заменять меня в различных ситуациях. Эмицу передал мне на прощание коробок с приобретенными новинками производства компании «Хитали», Сито уложил их в салон и, распрощавшись, с Эмицу повел машину к пристани. Здесь уже шла погрузка на судно, отплывавшее в Находку. На верхней и нижней палубе закрепляли десятки машин для заказчиков из России.

Японские таможенники в полном равнодушии просмотрели мои документы, и я спустился в каюту. Трое суток мы болтались на море. Штормило. Команда сохраняла спокойствие, и это успокаивало немногих пассажиров вроде меня, сопровождавших свой груз. В Находке ждали перегонщики иномарок. Далее образовалась группа из восьми водителей до Улан-Удэ и Иркутска. Перегонщики, опытные ребята, с одобрением отнеслись к предложению подобрать мне напарника. После звонка с мобильного появился высокий, лет тридцати пяти, мужчина. Он поздоровался со всеми за руку, выкурил предложенную сигарету, предварительно размяв ее в пальцах, и сказал:

-Сколько дашь?

-Тариф Ваш.

Он назвал сумму в долларах. Я отсчитал ему половину.

-Остальное по прибытии.

Кузьмич, так называли его парни, одобрительно крякнул. Передохнув в придорожном мотеле, съев предложенный мной плотный обед, закупив питье и продукты, мы колонной выехали в ночь. Кузьмич определил нашу машину в середину. Проходя определенный отрезок пути, идущие впереди останавливались на обочине. Дождавшись остальных, иногда перестраивались, выкуривали пару-другую сигарет, разминались, обходя все машины, проверяя шины и обсуждая шоферские оценки работы двигателей, прочих агрегатов и дружно гоготали над байками.

На железнодорожную станцию для погрузки на платформы прибыли вовремя. Миновали участок бездорожья, заправились под завязку и двинули на Читу.

На рассвете, после бессонной ночи, одна из идущих впереди машин резко затормозила. Кузьмич резко сбросил скорость и, не доезжая до передних, свернул на обочину. Выругавшись, он велел оставаться мне в кабине, а сам, надев кепку, вышел на трассу. Мне было видно, как пятеро в камуфляжной форме, подошли к стоящей впереди машине и, спросив о чем-то одного из наших, пошли навстречу Кузьмичу. Через открытые стекла я услышал приветственные возгласы. Затем Кузьмич выкурил с ними захваченную у меня пачку «Парламента». Я понял, разговор шел обо мне: то один, то другой всматривались в мою машину, сплевывали в сторону. Я расслышал слова Кузьмича: «Он Новак, но свой. Чуешь, паря?» Впервые услышанное «Новак» по интонации звучало как «Новый русский».

Кузьмич с парнями направился в мою сторону, я напряженно думал: «Выйти или остаться в кабине?» Кузьмич обогнал их и жарко зашептал: «Давай пятьсот. Ребята свои, они не трясут нас. Но тебе повезло. Дай сам». Я как-то мигом отсчитал пять сотенных долларов, сунул в руку Кузьмича. Он повернулся к подошедшим, отдал деньги и молча сел за руль. Первыми тронулись мы, и всю оставшуюся дорогу Кузьмич вел колонну. Он был явно доволен и без умолку повторял:

-Повезло тебе, паря, повезло.

Я наивно спросил:

-А если бы не свои, а, Кузьмич?

-Тогда бы пришлось потусоваться. Звать на подмогу своих или отдать все, что только можно снять и отобрать.

Вот тут-то и пробежал холодок по спине. Я вспомнил про своего биоробота. Оставалось трое суток до того момента, как включатся биологические часы Эндва. Любая задержка в пути беспокоила меня больше всего.

Потребуется еще время для разъяснений Катин по поводу всей этой затеи. В душе-то я был рад: Катин медик и ее присутствие облегчит оживление робота. Топоки инструктировал меня:

-Это будет представлять собой нечто похожее на выход человека из комы. Организм функционирует кроме сознания. Надеемся, все пройдет без экcцессов.

 

 

 

Глава одиннадцатая
День за днем

К дому я подъехал засветло, успев отправить Кузьмича на скором поезде в Хабаровск. Громко просигналив, я увидел, как открылась входная дверь и Катин вышла на порог. Словно она стояла за дверью и ждала моего сигнала.

Увидев незнакомую машину, она остановилась, пытаясь сквозь тонированное боковое стекло разглядеть сидящих в машине. Тут из дверей выскочили мальчишки и, обогнав, Катин, узнали меня через лобовое стекло.

-Папа! Папа! – они бросились ко мне. Алька сразу взобрался на колени, Ладик сел рядом на переднее сидение.

-Это наша машина?

-Наша, наша.

Окунувшись в привычную атмосферу домашнего уюта, я с беспокойством думал:

-На кой, я, дурак, затеял все с «ББ». И это «ББ» отзывалось во мне как насмешка или детская дразнилка.

Времени оставалось несколько часов, и я приступил к переговорам с Катин.

Дети были заняты собакой Эмми. Я привез эту игрушку из Японии. Одновременно она и полезная вещь: моющий пылесос и сортировщик собранных с пола мелких пазлов, частей от биониклов, монет, камешков, болтиков, гаек и прочих железок.

Эмми включала свет, становясь на задние лапки и дотягиваясь до выключателя, регулировала силу звука в телевизоре, игровых приставках и прочих звучащих устройствах. Радостным лаем сообщала, если к двери подходил кто-то из своих, и тревожно тявкала на едва слышный шум проезжавших машин.

Видимо, волнуясь, я говорил сбивчиво, потому что Катин сказала:

-Перестань повторять одно и то же. «Понимаешь, понимаешь». Я и так стараюсь понять. Тебе в Японии дали устройство для защиты от всех и всего. Но это экспериментальный вариант и тебя уговорили испытать его. Так?

-Хорошо, если бы так просто. Мне дали биоробота, он через пару часов оживет.

-Оживет? В каком смысле?

-В самом прямом, к тому же он мой двойник, - я будто вынырнул из глубины бассейна и глотнул воздух широко открытым ртом.

-Спокойно, спокойно. – Катин скорее уговаривала себя, хотя взяла меня за запястье, как делала это обычно, проверяя пульс.

-Покажи мне его! Он где?

-У меня в кабинете, в шкафу.

Она вдруг рассмеялась:

-Прямо как в анекдоте.

У меня отлегло на сердце, и мы спустились вниз на первый этаж.

Сначала я зашел в столовый зал выпил залпом стакан воды. Попросил Катин принести ее медицинский саквояж со шприцами, тонометром, фонендоскопом и аптечкой. Она пошла к себе. Я быстро вошел в кабинет, выволок из шкафа короб, с досады крепко брякнув его об пол. Отжал зажимы, крышка поднялась. Робот был в какой-то губчатой пленке оранжевого цвета. Я вынул его с усилием и впихнул в кресло. Я вздрогнул от неожиданно прозвеневшего телефона. Пришло сообщение: «Приветствуем вас, будьте внимательны. Пора. Эмицу». Тело Эндва напряглось, он опустил ноги с кресла, уселся в нем поудобнее и стал снимать с лица пленку. На меня взглянули мои глаза, как в зеркало. Выражение было недоуменное. Вошла Катин и остановилась у двери. Эндва освобождал от пленки голову, шею, и, взглянув на Катин, глуховато произнес:

-Спокойствие. Все в порядке, - помедлил и сказал. – Я в порядке.

Катин подошла сначала к столу, положила на него саквояж, посмотрела внимательно на меня и повернулась к креслу:

-Здрасьте.

Я подошел к Эндва и протянул руку. Я ощутил крепкое мужское рукопожатие и окончательно пришел в себя.

Я помог Эндва снять со спины остатки упаковки, проводил его в душ, принес свое белье, пижаму и гостевые тапки.

Ожидая его в столовой, размышлял, если одеть его в точности как я, как различать? По голосу. Потом вспомнил: человек слышит не собственную речь, а отраженные звуки. Как бывало, не узнаешь себя, записанного на диктофон. Для меня его голос другой, а вот для Катин и детей наверняка абсолютно схож. Сидевшая рядом Катин, видимо, соображала примерно то же самое, потому что сказала:

-Как быть с детьми? Нужно время нам самим привыкнуть. Завтра Маир едет со своими на неделю к старикам на Байкал. Они приглашали и нас. Отправить с ними мальчишек. Да и их потом надо будет подготовить… или как? – Она вопросительно посмотрела мне в глаза.

-Мальчишки пусть едут, а там видно будет.

Катин поднялась к сыновьям, объявить о поездке, сходила к Маиру и договорилась, что нужно им взять с собой и стала доставать походные вещи. Я же в это время сидел в кабинете с Эндва, закрывшись на ключ изнутри.

-Как же мы похожи!

-Разумеется.

-Но чем-то мы отличаемся.

-Естественно. Я лишен таких эмоций как гнев, ярость, боязнь чего бы то ни было.

-Еще бы! С твоей бочкой «ББ».

-Нет, независимо, будет она срабатывать или нет, испытания покажут.

-Да я-то тоже вроде не злюсь, да и трусости за собой не замечал.

-У тебя срабатывает воспитание, или, может быть сила воли. А я лишен этого напрочь, потому что они разрушают организм.

-Что еще я должен знать о тебе?

-На меня не действуют химические вещества: лекарства, наркотики, алкоголь, отравляющие вещества, радиация.

-Ты не можешь заболеть?

-Могу, но заложенная во мне система защиты организма от разрушающих воздействий должна сработать и привести все в пределы нормы сама.

-Вот это здорово. Дашь Катин возможность, как врачу, понаблюдать за тобой?

-Само собой.

-Словечки – то все у тебя мои. Ладно, давай о делах. Месяц крутилось тут все без меня. Первым делом банк. Понимаешь, приходится много времени тратить на рутинное присутствие, подписывать кучу бумаг, вести однотипные переговоры. Ты скажешь: поставь доверенных лиц. Я сам пытался это сделать. Но положение в этой среде сейчас таково, что финансы нельзя доверить никому.

-В чем моя задача?

-До тебя я выезжал к восьми на стройку, а с десяти часов все рабочие дни сидел в банке допоздна. Сдвиг по времени. Москва начинает с трех часов дня по-нашему. Так, так. Чтобы тебя не отличили сотрудники, посадим на прежнюю машину водителя, он будет тебя забирать отсюда, привозить на обед и обратно. Думаю, ты справишься. Ведь я первым делом попросил внести в твой мозг весь объем знаний о банковских операциях, сотрудниках, партнерах. Непредвиденным может оказаться звонок не по делу. Тогда ты делаешь, переадресацию и на звонок я буду отвечать сам.

Катин уложила детей и спустилась к нам. Я пересказал ей наш разговор. Она удивленно взглядывала на Эндва, потом одобрительно кивала.

-Можем нам оставить вас одного на два дня и проводить детей на Байкал? В воскресенье мы вернемся.

Эндва широко улыбнулся и показал на меня, мол он решает.

-Точно, Катин, съездим.

-А я почитаю, - Эндва показал на книжные шкафы.

С заменой меня в банке обошлось как нельзя лучше. Кто-то из сотрудниц заметил:

-Какой-то он после Японии странный. Уж чересчур требовательный. Раньше принесешь бумагу, пробежит по диагонали и подпишет. А тут обязательно включает, компьютер находит инструкцию, стандарт или схожий документ, сличает все и хоть запятую не там заметит, заставляет переделать.

По пятницам приходил я сам на случай нерешенных проблем. Через какое-то время отметил: сотрудницы отделов перестали отпрашиваться по поводу и без повода, прекратились, и празднества по случаю дней рождения на рабочем месте. Эндва предложил ходить в кафе в неурочное время и выделил для этих посещений фонд непредвиденных расходов. Из этого же фонда он оплатил установку камер слежения. А произошел анекдотичный случай. Частенько в банке появлялись какие-то сетевые торговцы, приносившие с собой книги, травы, косметику, даже бытовую технику. Я не обращал, на это внимания давая поблажку, как считал, женским слабостям. Но Эндва оценил это по-другому. Когда секретарь впустила к нему даму, приходившую и ранее, с органайзерами, паркерами и рекламными буклетами, он молча выслушал ее и, пристально посмотрел на нее таким убийственным взглядом, что дама мигом собрала свой багаж и выскочила из кабинета, не прощаясь. Эндва вызвал начальника охраны. Тот объявился почти сразу с патрулирования банкоматов. Распоряжение Эндва звучало примерно так: «Посторонним вход воспрещен!».

А мне он ответил на вопрос о камерах слежения:

-Чтобы охрана не скучала.

Пришла в голову мысль: «Неужели он не уверен в своей защищенности?».

С моральной точки зрения он был прав. В нашем городе с нескончаемым дефицитом рабочих мест я не утруждал себя заботой о людях, работавших в моем бизнесе, если это не были только родственники и друзья детства.

Вскоре представился случай испытать «ББ». На пятничные планерки на стройплощадку жилого дома я стал отправлять Эндва уже недели через две. С папкой, где лежали графики, планы производства работ, перечень стройматериалов, отчеты за предыдущую неделю прораба и бригадиров. Эндва входил в вагончик, там все уже были в сборе. Четкость требований Эндва, объективная, справедливая оценка сделанного или причин недоделок, дали свои результаты. Меня иногда удавалось кому-то из провинившихся уговорить отменить какое-то решение, передвинуть сроки и это, наверняка, вредило делу.

Закончив разбирательство, похвалив прораба за ускоренные темпы работы, Эндва в его сопровождении пошел осмотреть дом. Он одобрил придуманную мной технологию для здешних жилых зданий: наружные стены из блоков на железобетонных конструкциях для прочности в сейсмозоне, а внутренние стены представляли собой коробку из кирпича и дерева. Дома наши были в три этажа, оригинальной архитектуры. Этот дом уже готовился под крышу. Эндва шел впереди и остановился на стропилах верхнего этажа. Тут он увидел подъехавшую за ним машину. Он шагнул за край стены и приземлился рядом с кабиной автомобиля. В это время я находился в банке и услышал сигнал телефона. На экране появилась надпись: «Первое испытание. Защита от собственной дурости!»

Хотя подписи не было, я понял: сообщение от Эмицу.

Приехав на обед и слушая, как Эндва изображает лица прораба и водителя, мы с Катин смеялись. Довольный, я приговаривал: «ББ», «ББ». Сработало. Потом я спросил Эндва: «Можешь объяснить, как работает эта защита? Хотя бы этот случай».

-Что такое? Это огромное давление на маленькую площадь, отсюда разрушающая и травмирующая сила. «ББ» распределяет мгновенное повышенное давление многократно увеличив площадь восприятия удара. Когда ноги мои коснулись земли, мне показалось, будто они увязли в чем-то мягком, надувном, как на батуте что-ли.

-Размазанный удар, - сделал я вывод и похлопал Эндва по плечу, - с успешным первым испытанием.

-Да, неожиданно…- задумчиво сказала Катин.

 

 

 

 

 

 

 

Глава двенадцатая
Конезавод

Помощь Эндва в банке и на стройке высвободила мне столько свободного времени, что я вспомнил, что целый квартал не был на конезаводе. Я стукнул себя по лбу: ведь никакой информации о моих лошадях и этом виде бизнеса не было передано Эндва. Я поделился своими тревогами с Катин и она предложила:

-Пусть Эндва едет с водителем, а тебя мы нарядим в инкогнито. Тем более дети просятся на завод.

Предварительно проехали по местным бутикам. Катин обновила наш гардероб: кожаные куртки, кепки, джинсы, ботинки, пиджаки, свитера, брюки и все по двое. Мне же она выбрала мохеровое пальто, шляпу с небольшими полями и невысокой тульей, ботинки на платформе с каблуком, светлый шарф, лайковые перчатки и солнцезащитные очки, самые большие, какие были в оптике. Очки закрывали брови и почти половину лица.

Из коренастого мужика я превратился в высокого «джентльмена», как приговаривала Катин смеясь, и поворачивая меня перед зеркальным полотном в стене прихожей.

-Эндва, ты знаешь что-то о лошадях.

-Э, э – протянул он задумчиво.

-Там в Японии я напрочь забыл о конезаводе, посмотри в сеть.

Поиск информации ограничился цветастыми картинками стилизованных лошадей, а когда на мониторе появилось изображение Пегаса, я сказал:

-Разберемся на месте.

Конезавод находился на землях бывшего учхоза, в десяти километрах от города. Персонал оставил прежний, все работники жили в деревне за загонами и небольшой фермой. Юркий бурят, бывший директор учхоза, ведал делами здесь практически самостоятельно. Агроном по образованию, он обожал лошадей. Но, главное, он ни разу не дал повода усомниться в его порядочности. «Руководитель старой закалки» - отзывался я о нем, желая вызвать одобрительное отношение окружающих.

Был субботний день. На селе это рабочий день. Когда машина Эндва подъехала к конторе, из дверей появились люди без курток и пальто, пожимая Эндва руку со словами:

-С приездом, с приездом.

Увидев меня во всем параде, не узнавая, они издали здоровались и, смутившись, уходили в контору.

-Я сейчас – и Батор, как звали директора, вышел из каморки быстро. Зашел в дом и появился, сопровождаемый зоотехником. Эндва представил меня:

-Вот товарищ, интересуется.

Оба настороженно всматривались в меня, но, увидев в машине Катин и мальчишек, приветственно заулыбались. Эндва предложил им сесть к нему в машину и ехать смотреть хозяйство. Я удовлетворенно отмечал про себя образцовое содержание табуна, особенно кобыл с жеребятами.

Батор отправил зоотехника с водителем Эндва домой, чтобы его хозяйка приготовила позы. Вдогонку крикнул:

-Заедь за кумысом.

Конюхи выводили рысаков на водопой. Батор стал объяснять мне, как несведущему:

-До чего же чистое животное – конь. Ни за что не будет пить замутненную воду. Благо вокруг полно аршанов с родниковой водой.

Мы вздрогнули от громкого крика. Это крикнул конюх, увидев, как Эндва отлетел от удара копытом. Конюх бросился его поднимать, стал отряхивать и с неподдельным изумлением смотрел на невредимого Эндва. Он бормотал, возвращаясь к рысаку:

-Ничего себе, ничего себе. Какой дурак подходит к коню сзади.

Эмицу уже просигналил мне: «Предупреждена колотая травма лицевой стороны черепа».

Я забеспокоился о мальчишках, хотя они лет с пяти имели навыки езды верхом.

Я подошел к Катин, она показала мне рукой на Альку. Тот вел под уздцы свою смирную кобылку к изгороди. С ее помощью он хотел сам взобраться на спину лошади. В этот момент подбежал Ладик и бросил перед мордой лошадки ворох сена, та наклонила голову и Алька кубарем скатился прямо на кучку травы. Алька вскочил и стал бить кулаками Ладика, хохочущего заразительно и обидно для Альки. Долго потом я смеялся с Катин, вспоминая эти сцены на загоне.

После обеда нам устроили выездку скаковых лошадей, их готовили на продажу на экспорт, выбраковывали тщательным образом.

Батор показывая очередного скакуна, только и произносил:

-Красавец! Красавица!

Под конец выехали местные мальчишки, среди них на своем семилетнем жеребце Ладик. Он сам выбрал его жеребенком. Молодцевато проехав мимо нас, развернулся и сделал еще один круг. Завершал шоу Алька, кобылку его вел под уздцы молодой конюх. Приблизившись, он закричал:

-Мама, мама! Смотри на меня.

Катин щелкала фотоаппаратом, а Эндва снимал на камеру. Горделиво проехав мимо нас, он попросил снять его с лошади и подбежал к нам. Эта поездка позволила решить проблему с выходом меня и Эндва вместе.

Детям же Катин рассказала «тайную» историю о брате-близнеце. Его маленьким украли цыгане, а я встретился с ним в Находке. «Тайну» про дядю Эндва сохраняли все, как самый большой секрет. Сложнее было с друзьями. Привычные сборы у нас дома теперь не представлялись возможными, но я все равно считал преждевременным сообщать об Эндва.

-Для чистоты эксперимента – отшучивался я, когда чувствовал, как Катин скучает без друзей. Тут-то я и решил взять отпуск и отправится с семьей в давно обещанное путешествие.

 

 

 

 

 

 

Глава тринадцатая
От Байкала до Амстердама

Маршрут путешествия с детьми на автомобилях Катин одобрила с условием, что они поедут на двух машинах.

-А кто поведет вторую?- с удивлением спросил я.

-Кто, кто? Я, разумеется.

-Но у тебя нет прав.

Катин давно умела водить, но на права она так и не собралась сдать.

-А я записалась в автошколу. Через месяц обещают нас подготовить.

По времени такой срок вполне устраивал, надо было подобрать легко управляемый внедорожник. Мало ли что.

Дети освободились от занятий в школе в конце мая и 2 июня, мы тронулись в путь. Катин назвала его: «Наше авторалли».

Первая остановка на берегу Байкала у деревни Гремячинск. Здесь мы с Катин впервые встретились. Она в группе молодых медиков сидела у костерка, когда мы с парнями въехали на берег прямо к воде, решив здесь помыть машины.

Это вызвало бурное возмущение у Катин и ее друзей.

-Как вам не стыдно! Итак, все загадили. Посмотрите, что твориться вокруг! Безобразие!

Мы прекратили носить воду в ведрах для обмывки машины. Я стал внимательно разглядывать молодых людей. Хотя девушки были в купальниках, а парни только в шортах, было видно, что они представители интеллигенции.

Особенно меня поразили длинные тонкие кисти Катин, с аккуратно подстриженными ногтями. Переводя взгляд с ее рук на лицо, я встретился с ней взглядом. Я до сих пор не понимаю, что произошло в следующий момент, но я решительно подошел к ней и представился:

-Никол. А вас как зовут?

Она сверкнула сердитыми глазами, но ответила.

Отогнав от берега машины, мы несколько часов общались с напавшими на нас защитниками природы. Узнали, что они молодые интерны, будут гинекологами и педиатрами. Расставаясь, обменялись телефонами, и я в тот же вечер позвонил Катин. На следующий год построил свой дом и стал семейным человеком.

 

Катин задумчиво стояла у кромки воды, пока мальчишки собирали камни и пускали по воде плисточки.

Я смотрел на них и думал:

«Как быстро летит время. Удивительно все же, как устроена наша память. Ни один звук, ни один жест не забылся у меня от той первой встречи с Катин».

Обедали в Байкальске. Современное кафе, неплохая кухня. Проезжая этот искусственно построенный город, все время молчали. Говорить было не о чем. Неоднократные попытки ученых доказать вредоносное значение действующего комбината разбивались о тупые аргументы местных властей. Казалось циничным название города-отравителя Байкала, обозначенного на картах его же именем.

Испокон века понятие «Байкал» ассоциировалось у людей живших по его берегам, либо знавших о нем с первозданной чистотой.

 

Дорога на курорт Аршан была привычной. Каждый год мы наезжали сюда на неделю – две.

Небольшой, но популярный курорт научил и местных жителей находить заработок, используя свою близость к лечебным источникам. При въезде в поселок были видны стоящие по обочинам женщины, дети с картонками на груди. Надписи не отличались разнообразием: «Сдаем комнату», «Домик у реки» и т.п. Встречались «Жигули», в них обычно сидели мужчины, выставив к стеклам все те же объявления.

Стал накрапывать дождь. Почти ежедневное явление среди огромного обилия родников, речушек и полноводных горных рек.

Никто из «рекламных деятелей» не уходил. Многие открыли зонты, старушки накинули плащи с капюшонами, а дети обходились пакетами на головах.

Домик, выбранный нами свежевыбелен, а хозяйка пригласила на ужин. Муж ее был весьма рад и повторял:

-Редкая удача, что нашлись постояльцы.

С интересом слушал мой инструктаж, как пьется текила, старательно посыпал на сжатый кулак щепотку соли, а выпив, слизывал ее и, крякнув, брал в рот ломтик лимона.

На другой день мы отъехали на десяток километров вглубь лесной чащи, насколько позволяла узкая проселочная дорога. Оставив машины, пошли пешком, разглядывая вывески на деревьях с указаниями: «Глазной», «Желудочный», «Почечный», «Нервный», «Сердечный» и множество других.

Катин весело смеялась, читая громко надписи.

Я же заметил:

-Вот кто-то же старался повесить указатели.

Мы гуськом перебрались через глубокую расщелину, где бурным потоком бежала безымянная речушка. Мост был висячий из тонких жердин, и при каждом шаге раскачивался. Мальчишки взвизгивали и хватались за нас, боясь соскользнуть вниз. Наконец, мы добрались до последней тропинки, уходящей в чащобу. Там мы умылись, попили из ладоней аршан и набрали в бутыли. Это была очищающая печень минеральная вода.

Вечером я вспоминал о своем восхождении на перевал Шумак. Свой рассказ я начал с того, как меня познакомили с проводниками. Двое любопытнейших представителя местных жителей никогда не были в городе, говорили на своем языке, обращаясь ко мне:

«Ну, ты паря…»

Раздобыв верховых лошадей, мы втроем оседлали их, а две другие шли за каждым из провожатых с ношей. Поклажа состояла из продуктов на неделю, палатки, кой-какого снаряжения, а в основном из бутылок водки.

Старший был молчалив, зато другой, помоложе говорил без умолку.

На первом привале он обратил внимание на кучу, похожую на коровью лепешку.

-Медведь тут был, - он поправил постоянно висевшее за плечами охотничье ружье.

-Охотился на медведя? – спросил я.

-Нельзя. Хозяин тайги, - уклончиво сказал он.

Впоследствии у меня сложилось впечатление, что именно эти двое проложили эту горную тропу к вершине. Потому что они знали каждый шаг, им знакомы любая ложбинка, извилина, а тем более поворот.

Как-то спешившись, чтобы размять ноги от долгого сидения в седле, они обратили мое внимание на растущие вдоль тропы молоденькие сосенки.

-Смотри, паря, в прошлом году они нам были по колено, а нынче во, как вымахали. И, подойдя ближе, Старшой, так его называл младший, показал, подняв ладонь над верхушкой пушистого деревца, что оно ему по плечо.

На трехкилометровой высоте в разреженном воздухе мы медленно, но упорно преодолели снежную вершину и спустились в долину. В самую дикую природу, какую может только вообразить горожанин.

 

Проезжая Иркутскую область, мы остановились переночевать в гостинице городка Черемхово.

Вечером Катин стала рассказывать о родных местах ее родителей, о Кутулике, деревнях Куйта, Зумодон, Аляты.

Наши рассказы детям отличались: я всегда говорил о происшествиях, а Катин обычно о людях. Так и на это раз она стала вспоминать о своей прабабушке и ее детях.

-Звали ее Олёна, - начала Катин, - два старших сына выучились, Иринчей – на юриста, а Жамба – на финансиста. Олёну односельчане считали самой умной и приходили за советом, но всегда отмечали ее скупость.

Катин, как бы оправдывая, сказала:

-Может из-за скупости у нее и была возможность в то время дать сыновьям образование.

Потом голос ее погрустнел и она продолжила:

-Иринчей работал прокурором, попал под репрессию и умер на Колыме.

-Мама, а что это такое репрессия?

-Ну, как сказать. Это страшно. Кто работает с тобой пишет донос, хочет обманом занять твоем место. Ему верят и приходят с арестом, а потом отправляют в ссылку.

-И он там умер? А как вы узнали про донос?

-Когда умер Сталин, его реабилитировали.

-Как это?

-Написали документ, что ни в чем не был виновен, что восстановлены все права…

-А жизнь, а жизнь не вернешь!

-Вот потому и страшно.

-А другой сын? Как его звали?

-Жамба. Но он поменял свое имя на Джона. И работал в финотделе как Джон Ильин. Тогда в стране был нэп, и много иностранных специалистов работало в центре. Может поэтому он и взял себе такое имя.

Я вмешался:

-Сейчас они спросят про нэп.

-Ой, - сказала Катин, - я и сама толком не помню про это. Ладно, пропустим.

-А что дальше с ним, с Джоном?

-У него было небольшое косоглазие. Из-за этого его не брали в армию. А в те времена быть военным мечтали все парни. Тогда он нашел врачей, чтобы убрать косоглазие. И сразу же подал заявление в военкомат и стал военнообязанным. Когда началась война, он пошел воевать и на западном фронте пропал без вести.

-Это тоже страшно, да?

-Очень, потому что ничего не известно.

У Катин в глазах стояли слезы, мальчишки испуганно смотрели на мать.

-Да, печальная история, - заключил я. Вот и не к кому поехать на родине маминых предков.

-Там уже никого нет из родных, - согласилась Катин.

Грустный настрой не покидал Катин, и когда сыновья уснули, она тревожно заговорила:

-Я думаю о нэпе. Ведь тогда было возрождение рыночной экономики, а чем все кончилось. Не так ли случится снова? Как всё сложится у ребят?

-Ну…Тогда народ был сплошь неграмотный. Надеюсь, наше поколение не допустит маразма. Знаешь, я вдруг решил не заворачивать на Тулуне в Братск. Хотя очень хотел. Отец рассказывал, как он там работал до стройки ГЭС, как он ездил на охоту с Героем Советского Союза Дубининым, как они ловили в Ангаре стерлядей. А еще, когда они пробирались к кедровнику за орехами, сзади оставался красный след. Так много было брусники, что некуда было ступить. Мне кажется, ничего там прежнего уже нет. И с друзьями отца потеряна связь.

 

Дальнейший маршрут проходил без длительных остановок. Мы заезжали в города, где находились мои поставщики. Я оставлял Катин с детьми на центральной площади. Они узнавали, какие достопримечательности можно посетить. А я звонил в офис деловым партнерам, и каждый раз удачно складывались обстоятельства для встречи.

Поставщики соли из Усолья-Сибирского, нефтепродуктов и химии из Ангарска, муки, сахара и подсолнечного масла из Барнаула и Рубцовска, инструментов, замков, евроокон из Новосибирска, металлоизделий из Челябинска, стекла для автомобилей из Самары, обычного стекла из Башкирии.

Со многими из них я был знаком по телефонным переговорам и переписке. Поэтому встречи воочию проходили в радостном возбуждении.

Как правило, уговаривали задержаться, отметить встречу, я же разводил руками: «Не могу, за рулем. И семья ждет». С интересом расспрашивали о нашей поездке, давали советы и на мое приглашение приехать на Байкал, обещали обязательно побывать.

 

В Москве сводили детей в цирк, посидели с общими знакомыми в ресторане «Тургенев» и на следующий день тронулись в направлении Литвы. Сюда стремилась Катин к своим родственникам.

Ее тетя жила здесь с мужем литовцем много лет, и Катин с детства часто бывала у них. Она всегда восторженно рассказывала о своих впечатлениях того времени: о судьбе тети родом из той самой деревни Зумодон, где уже никого не осталось из родных; как она, закончив в Москве зооветеринарную академию, вернулась домой и там вышла замуж за литовца из ссыльной семьи.

В период реабилитации невинно осужденных, Клара, так звали тетю, добилась приема в ЦК КПСС и получила разрешение на возвращение мужа с семьей на родину.

Она работала по своей специальности зоотехником, получила квартиру в Каунасе и с радушием принимала в гости родных и земляков.

Свободно владея литовским языком, она пользовалась особым уважением у местного населения, так как прочла много книг на литовском об истории литовского народа, его традициях и культуре.

Все это интересовало и Катин, поэтому наше пребывание в Каунасе, Вильнюсе, Друскининкае, Паланге, Паневежисе, на хуторах было особенно интересным.

Первым делом она повела нас в музей Чюрлёниса – художника и композитора. Потом мы съездили на его родину в Друскининкай.

На меня произвело сильное эмоциональное впечатление именно сидение на берегу Немана.

Не будучи человеком сентиментальным, я, видимо, расслабился и на уровне подсознания ощутил, что понимаю это печальное творчество истинно национального творца, и я бы сказал национального героя.

Катин водила нас по «своими» памятными местами, так я подшучивал над ней. Это замок в Трокае, католический костел, слушали органную музыку, концерт колоколов на площади, мальчишек поразил музей чертей и холм с крестами всех видов и размеров с толпами людей. С упоением она пересказывала народную притчу, как черт нес огромный камень, чтобы сбросить на храм, но не донес, так как закукарекал петух, и уронил огромный валун посреди полей. Там и образовался холм, единственное возвышение на большой равнине.

Со временем люди приезжали сюда и оставляли кресты.

Меня же впечатлили груды огромных камней по краям полей. Это земледельцы исстари расчищали пригодные земли от громадных валунов, принесенных ледниками. Считаю такой труд показательным для литовского народа, его неиссякаемой энергии в борьбе за выживание.

Катин послушала мое мнение и заметила:

«Вот ты и заговорил, как ученый историк».

 

Ничто так не впечатлило нас, особенно детей, как посещение хутора дедушки Литовца (так называли его мальчишки). Строения, было видно, пришли из древности, но совершенно добротные, ухоженные и вполне пригодные для жизни в отдалении от поселения.

Первым делом дед запустил нас на лужайку с солнечной стороны дома, где на больших грядках лежали спелые ягоды клубники.

Он предложил:

-Погуляйте тут, а я покормлю поросят. Мы стали есть клубнику. Катин восхитилась, когда заметила под гроздьями ягод черные обрезки плотного материала. Мы догадались, что их прокладывали для сохранности ягод от сырости на почве.

Мальчишки, конечно, быстро объелись, и тут кстати пришел хозяин и позвал в дом.

Угощение его состояло из продуктов домашнего производства. От выращивания поросят, цыплят, бычков и коровы до изготовления колбас, сосисок, ветчины и других копченостей, сыров, выращивания ячменя и варки собственного пива.

Я млел от живого пива из деревянного бочонка вприкуску с копчеными поросячьими пятачками и хвостиками. А дед, глядя на мое довольное лицо, рассказывал на ломанном русском языке:

-Поле ячменя сохранилось у меня и при советской власти. Первый секретарь райкома обожал мое пиво. Потому я не раскулаченный, и живу с тех пор как родился девяносто лет.

-Девяносто лет?! – мы откликнулись все в голос.

-Вы совсем не выглядите старым, - заявила Катин.

Он широко улыбнулся и объяснил:

-Труд без устали и здоровое питание, натуральное, все свое чистое.

Катин достала из сумки наши сувениры: выделанный рог с цепочкой и трубку деревянную с крышкой, тоже на цепочке, ручной работы.

Отдавая их старику, Катин смущенно говорила:

-Я вижу, вы не курите и не пьете, а наши подарки с Байкала вот такие, местных умельцев.

Дед принял со словами:

-О, это очень хорошие вещи. У меня не было таких. Всякое есть со всех концов света, а вот с Байкала ничего не было. Он подошел к шкафчику и распахнул дверцы, на полках виднелись статуэтки, раковины, кристаллы, куклы, фигурки людей, животных и много еще диковинок.

Дед вынул куколку в одежде японки и, показав на Катин, сказал:

-На тебя похожа.

-Барабанщица, - заметила Катин.

Я приблизился к столу и разглядел в тоненьких ручках палочки и висящий на боку барабанчик. Фигурка была из дерева, но казалась такой изящной и хрупкой, что было боязно взять ее в руки.

-Мой брат плавал шкипером по всем морям и привозил мне диковинные вещички.

Мальчишки, не отрываясь, слушали дедушку литовца. Вдруг младший выскочил из-за стола и побежал к двери.

«В туалет что-ли приспичило», - подумал я.

Катин поднялась и пошла за ним. Но сын тут же вернулся, в руках у него была его любимая копилка, из керамики, изображавшая дракона с уморительной мордой.

Алька поставил копилку перед дедом и выдохнул:

-Это вам, дедушка.

Старый фермер растрогался и погладил по голове мальчика. Затем он встал, открыл шкатулку, вынул ожерелье из необработанного янтаря, одел Альке на шею.

Катин высказала благодарность и рассказала, что такой янтарь обладает лечебными свойствами.

Мы устроились переночевать по просьбе Антанаса, так звали без отчества, деда. Он принес надувной матрас с компрессором, мигом надул его, расстелил пуховые перины и приговаривал:

-Это из лебяжьего пуха с Тайваня, одеяла и подушки тоже, брат привез с Китая.

Утром Катин разбудила меня:

-Слушай, пять утра, а Антанас уже на ногах.

-Ему корову надо доить, - вспомнил я слова, сказанные перед сном.

-А нам что делать?

-Да какой от нас толк в его хозяйстве. Давай спать.

Второй раз мы уснули так крепко, что встали позже детей. Они сидели за столом, пили парное молоко, поедали толстые с палец пышные, величиной со сковороду, лепешки, скручивали их в толстую трубу и макали в плошку с густой сметаной.

Антанас позвал нас пить кофе. Приятель, живший теперь в Бразилии, часто посылал ему кофе в зернах. Антанас жарил их, молол и варил в турках, присланных все тем же приятелем.

 

Начало моего бизнеса было связано с Москвой, а в дальнейшем установились прямые контакты с поставщиками из Литвы. Совместная фирма «Данбалт» поставляла спортивную и повседневную обувь, из Германии шла техника и автомобили, котлы из Венгрии, ткани и одежда из Италии, первые компьютеры из Великобритании, электрооборудование из Штатов, пилорамы и оборудование для обработки древесины из Канады. В последующем приоритетными стали сделки с партнерами из Японии, Южной Кореи, затем с Малазией, Гонконгом, Тайванем и наконец, с Китаем.

Знакомство с такой обширной сетью делового сотрудничества мне было необходимо для безопасности моей финансовой деятельности: кредитования местных предпринимателей. Только контроль за их работой и дисциплиной платежей, не только моему банку, но и своевременное перечисление средств по их договорам, обеспечивало надежность существования банка без кризисных эксцессов.

 

Путешествие по Европе на автомобилях настораживало меня. Сумеет ли Катин справиться с управлением на скоростных автобанах. Детей я вез сам. Катин смеялась:

-Ага, трусишь, - потом примирительно и серьезно говорила:

-Я же ведомая. Еду, как привязанная к вашему хвосту.

В Германии она обратила мое внимание на идущих в толпе людей, идущих поутру, видимо к началу рабочего дня.

-Посмотри, какие они все мощные, спортивные, сразу видно это очень здоровые мужчины.

Во Франкфурте-на-Майне мы предоставили мальчиков знакомым из немецкой семьи, приехавших в свое время из Сибири. Сами же пошли на симфонический концерт. Необычным нам показалось, то обстоятельство, что концерт виртуозного пианиста мирового уровня Николая Петрова мы слушали, проехав почти десять тысяч километров. Однако впечатление от музыки и исполнителя можно сказать, сделало нас счастливыми, приобщив к чему-то высоко духовному.

Венгрия нас разочаровала отсутствием исторических мест или хотя бы музеев, связанных с гуннами. Наше представление, почерпанное из книг и фильмов, что монголы и потомки гуннов, осевшие на венгерских землях, имеют общих предков, как-то потеряло привлекательность.

Поездка по Европе, испещренной автострадами, пользуясь навигаторами, проходила в приподнятом настроении, хотя начинала сказываться физическая усталость от столь длительного сидения за рулем. Поэтому решили: из Амстердама я отправляю чартером машины домой, а сами летим в Париж показать обещанный детям Диснейленд. После чего возвращаемся самолетом. Это очень обрадовало сыновей. Однако программу пришлось срочно изменить.

 

 

 

Глава четырнадцатая

Нападение

Пересекая границу Нидерландов, Катин включила новый роуминг и получила сообщение от моего главного менеджера:

«Никола задержала полиция».

-Что?! – едва я удержался от крика.

-Что-то случилось с Эндва, - сказал Катин, сразу помрачнев.

Я решительно заявил:

-Так. Ты с детьми все же лети в Париж, а я отправлю машины и сам улетаю.

Катин пошла устраиваться в гостиницу, благо расстояния здесь не то, что на наших просторах. Мы уже были в Амстердаме.

Перелеты мне показались бесконечно долгими. Я не мог спать, даже в полете, как это обычно бывало.

Устройство для связи с японцами я оставил Эндва, а выйти на них по мобильной связи или вай-фай не решился.

«Мало ли что. Вдруг все прослушивается», - думал я. С ужасом я представлял, как Эндва отвечает полицейским, и что он мог им говорить, изображая меня. Мысли бешено вертелись в мозгу, теряясь в догадках. Тут я вспомнил, что у Эндва нет документов, удостоверяющих личность. Паспорта, права, какие-то свидетельства, справки я взял с собой.

«Да, ладно, успокаивал я себя, это, все-таки, ерунда. Можно же потерять документы».

Но как из всего этого может выкрутиться Эндва.

Если он, вдруг признается, что он не я, а мой двойник, то каким образом я оправдаю свои действия, приобретя себе замену. И кто мне поверит? А если Эндва найдет выход и в качестве меня разыграет все, как надо, то каким манером я появлюсь в полиции? В качестве кого? Наконец, я оказался дома.

Убедившись, что все в доме было по-прежнему, я почувствовал облегчение. На меня напало смешливое настроение. Зайдя в гостиную, я с удовольствием пообедал, выпил привезенного вина и стал рассуждать вслух:

-чего это я испугался. Подумаешь: двойника завел. Нив одном законе не сказано, что этого нельзя. А раз не запрещено, то значит – можно!

Я пошел в гараж, среди груды всякой тары нашел упаковку от Эндва, снял прикрепленный сбоку пакет. Там, кстати, оказалась фактура на робота и печать: «Таможенный досмотр пройден» с датой. Я окончательно успокоился и уснул.

Проснулся я от настойчивого сигнала, доносившегося из глубины дома. Я пошел на этот тихий непрерывный звук. Зайдя в библиотеку, где у нас обитал теперь Эндва, я увидел на письменном столе устройство для связи с японцами. Я тут же включил его и увидел на экране напряженное лицо Сито. Обменявшись краткими приветствиями, я объяснил ситуацию относительно своего неведения о случившемся с Эндва.

Сито сказал:

-Сейчас мы смоделируем на ваше устройство воспроизведение событий, происшедших за ваше отсутствие. Благо вся информация, воздействующая на андроид, фиксируется в его памяти, как нескончаемый фильм.

-Выходит, через Эндва вы можете узнать все и о моей жизни? Не только обо мне, но и моей семье?

-Уважаемый, господин Никол, - это подключился к разговору Эмицу, - вы отошли от дел, и видимо, в какой-то степени отстали от прогресса в Интернете. Не случайно сейчас в мире развернулась дискуссия об угрозе Интернета, связанная с проникновением в частную жизнь. Все что попадет туда, становится доступным любому и каждому, кто способен воспроизвести эту информацию на своих гаджетах.

Ваше согласие получить андроид для эксперимента означало и разрешение иметь с ним связь для контроля с нашей стороны.

-Да, ладно, не беспокойтесь, я понял. Главное сейчас – выручить Эндва, а там будет видно.

На экране появился мой кабинет в банке. Эндва сидел за столом и что-то писал. Вошел главный менеджер и сказал:

-Пришли с проверкой.

-Откуда?

-Из налоговой.

-Предоставьте все, что требуют.

-Хорошо, - мой помощник вышел.

Мельком кадры обычного рабочего дня, сотрудники, клиенты…

Затем появились двое в форменной одежде с различиями на петлицах. Я их не знал, и это меня сразу насторожило. Владея заметным бизнесов в региональном масштабе, я лично был знаком с руководителями всевозможных инспекций, департаментов, служб и тому подобное.

Они опздоровались за руку с Эндва, сели в кресла у стола переглянулись, и тот, кто был помоложе, категорическим тоном заявил:

-Славно вы тут устроились.

-В смысле? (Манера разговора была моя).

-Если копнуть как следует, найдем массу нарушений. Сами понимаете: Dura Lex Sed Lex – закон суров, но это закон.

-Нельзя ли конкретнее? (Я сразу понял: дошла очередь до моего бизнеса. Готовился рейдерский захват. Ко мне не раз обращались парни, попавшие в подобные ситуации. Но я, считая их неудачниками мысленно винил их самих в случившемся. Правда, не отказывал в помощи совсем, но ограничивался оплатой адвокатов. Как правило, эти циники за баснословные гонорары фактически не помогали и даже предавали своих клиентов).

-Пойдем, покурим, - предложили пришельцы.

-Не курю.

-Ну, что ж, видно разговор не состоится. (Они прекрасно знали, что офис банка такого уровня оснащен видеонаблюдением и все звонки фиксируются. Поэтому отказ Эндва выйти с ними для разговора без свидетелей они восприняли, как безоговорочное сопротивление).

Дальнейший просмотр показал обычные занятия Эндва вплоть до поездки в воскресенье на Конезавод. Здесь события развивались стремительно, как в детективном фильме.

На крутом развороте, напоминающем «тещин язык», на скорости к машине Эндва приблизился джип с темными стеклами и забрызганными грязью номерами.

Обгоняя наш БМВ, джип вплотную подъехал, едва не содрав боковое зеркало. Эндва резко затормозил, в джипе сделали тоже самое.

Эндва опустил стекло, чтобы выяснить, в чем дело.

Раздалось два выстрела. Одна пуля ударила Эндва в переносицу, другая в левое плечо. Само собой, они не причинили Эндва ни ощущения боли, не говоря уже о ранениях.

 Но Эндва, не имея в своем электронном, пусть и человекоподобном, мозгу ни опыта, ни какой-либо информации о ситуациях, связанных с криминалом, вдруг машинально рванул с места.

БМВ сбила несколько столбиков ограждения и полетела вниз с отвесной стороны сопки. Внизу был берег реки, поросший лесом. Машина дважды кувыркнулась в воздухе и рухнула на деревья и кусты, самортизировавшие удар.

К моему удивлению БМВ встала на колеса. Сработали подушки безопасности, и облако порошка против возгорания окутало машину.

Двери заклинило, но Эндва нащупал несколько кнопок, нажал на них по очереди и открылся багажник. Эндва пробрался через сидения и выбрался в кусты.

Он поднял голову и включил глаза на бинокулярное зрение. Наверху, сквозь проем, он увидел двоих в камуфляже и в ластах. Они, как будто почувствовав, что кто-то рассматривает их, молча вернулись в джип и отъехали.

Эндва поразмыслил, кому позвонить, и набрал номер начальника охраны банка. Тот через часа полтора прибыл со спасателями, вертолет поднял на тросах машину. Эндва сел вместе со спасателями и они доставили его домой, предварительно взяв письменные объяснения.

На другой день главный менеджер заехал за Эндва и повез его в банк.

Там одна из сотрудниц взволнованно читала в своем отделе газетный репортаж о происшествии на Мандрике.

В этот день почти каждый из сотрудников заходил к нему в кабинет, якобы по какому-либо вопросу. На самом же деле они, видимо, хотели удостовериться, что Эндва, то есть я, невредим. К вечеру примчались местные телевизионщики, падкие на сенсации. Они пытались взять интервью с шокирующими деталями, но Эндва молчал. (Он выполнял мой неукоснительный инструктаж: без меня не вступать с прессой нив какие контакты).

Не добившись желаемого, ведущая телерепортажа в конце все же шокировала зрителей, объявив: «Пострадавший оказался невредим, но потерял дар речи».

Эндва разумно не сказал никому о выстрелах, поэтому спасатели, газеты и другие СМИ некоторое время смаковали это событие, как чрезвычайное ДТП. Возможно по этой же причине были предъявлены претензии со стороны заказчика тем двум киллерам, что стреляли в Эндва.

 

 

Глава пятнадцатая

Невидимки

Пока шли эпизоды с Эндва после нападения, его обычных занятий, я мучительно размышлял. Кто могли быть те двое проверяющих в новых мундирах, кто послал киллеров. Какова цель: сорвать куш, запугать и забрать бизнес, чья-то месть и, даже я подумал, о зависти. Последнее мне показалось глупым. Взятку я бы, конечно, отдал, разумеется в «разумных» пределах. Участвовать в схемах с откатами мне удавалось избежать, естественно, откупаясь.

Насчет запугивания: лично я с Эндва был неуязвим. Но у меня была семья. Защемило в груди. И тут я вспомнил, что ничего не сообщил Катин. Набрав по роумингу ее мобильный, я услышал тревожный возглас: «Наконец-то! Ты что-то можешь мне сказать?»

Я не мог сказать: «Все в порядке». И засыпал ее вопросами. Она отвечала, что они еще в Париже, замечательно устроились, дети все время спрашивают обо мне. Через неделю они планируют возвращаться.

«Не торопись», - сказал я. Она опять встревожилась: «Что-то серьезное?»

-Со мной все в порядке. Но не торопись. Пойми, так надо. Не волнуйся, пока нет повода, - твердо заверил я.

В обычных словах, какими заканчивались телефонные разговоры, я почувствовал слезы в голосе.

Стрессовая нагрузка последнего времени давала о себе знать. Я почувствовал сильный голод, к тому же хотелось напиться, чтобы хоть на время выключиться из реальности. Вспомнил о друзьях, но Маир с семьей уехал на все лето на Байкал, Танил и Илма опять по контракту работали в Африке.

Я пошел в гостиную. На столе стояли бутылка виски и обильный ужин.

Выпив пару рюмок виски, поев, я вернулся в библиотеку и включил устройство и стал смотреть дальше.

 

 

Я зло усмехался, представляя физиономии тех типов, стрелявших в Эндва, когда они узнали из желтой прессы о невероятном происшествии на Мандрике.

Однако злорадство мое быстро угасло, когда я увидел, как при выходе Эндва из банка откуда-то вывернулся автозак, вышли двое и предложили Эндва пройти с ними. Эндва молча вошел, двери тут же захлопнулись, и машина тронулась с места.

Эндва сел на предложенное место, незаметно усилив воспроизведение звуков, предполагая, что задержавшие его будут переговариваться тихо между собой, чтобы Эндва не мог их расслышать. Но те тоже молчали.

Автозак остановился, но не у отдела полиции, а перед массивными воротами СИЗО. Этот факт ясно дал мне понять, что невидимки-рейдеры это мафия, организованная группа. Для них беззаконие – способ воздействия на непокорных. Я подумал с горечью, кому из высшего руководства службистов надоело носить погоны, занимая не слишком доходное место.

То ли дело отработанный механизм бизнеса в местных условиях, где тебя никто не тронет, памятую о прежнем твоем положении. Да, просто будут бояться. Они, наверняка, знали, что Катин в отъезде. При этом ее, возможно, и не брали в расчет. С женщинами все гораздо проще. Доведешь их до слез и истерики, намекая о детях, считай: она в твоих руках. С затаенной гордостью я подумал: «Жена моя ради детей пойдет на все».

Дальнейший просмотр показал, что Эндва посадили в одиночную камеру.

Никто с ним не общался, кроме конвоиров, приносивших еду (Эндва к ней не притрагивался, да ему и не нужно было ее). На третий день женщина-конвоир с любопытством спросила: «Что голодаешь, парень? Ну, ну». Далее, все то же самое. Я понял: психологическая пытка. Для нормального человека нахождение в подобной ситуации в состоянии неопределенности невыносимо, и чем дольше эта неопределенность, тем легче впадаешь в панику, в психологическую неуравновешенность и даже склонен к безумию. Этим и хотели, видимо, воспользоваться мои противники.

Тут я сообразил, а ведь это выжидание мне на пользу. Я сразу же набрал главного менеджера Бориса и распорядился: «Не задавай мне никаких вопросов, срочно исполняй то, что передали по внутренней секретной связи. Надеюсь, о ней знаем только мы с тобой. Подключайся ко мне, я через 15 минут настроюсь».

Мои решения были таковы: во-первых, перевести активы банка в доллары и направить на наши счета в банк в Нью-Йорк, в евро – в Германию, в юанях – в Гонконг.

Во-вторых, всем юридическим лицам направить оповещения, что планируется реструктуризация банка и временно им необходимо, минуя наш банк, через ВТБ перечислять платежи на счета поставщиков, включая средства погашения наших кредитов и комиссий.

Таким образом, у них образуются резервы и авансовые платежи за наш счет, поэтому возражений с их стороны не будет.

В-третьих, подготовь аккуратно персонал (я знал и, честно говоря, одобрял, Бориса, державшего сотрудников в ежовых рукавицах самодисциплины. Поэтому-то в этом пункте распоряжений обратился к нему неофициально). Борис, будь добр, выплати всем аванс в размере оклада, объявив о реструктуризации, отправь в летние месяцы всех желающих в отпуска. И еще, все же выплати ориентировочно полугодовые бонусы. Размеры определишь сам, ты людей знаешь лучше меня.

Свои личные сбережения я держал в металлических счетах. Такие счета были открыты мной и на имя жены, и на каждого сына, с условием воспользоваться ими после совершеннолетия детей. От Бориса пришел вопрос. Этот умница в финансовой сфере все сразу понял, спрашивал: «Мы выводим бизнес отсюда?». Я ответил: «Возможно, но окончательного решения пока нет». По телефону я добавил:

-Ты, Борис, молодчина, прекрасно понял ситуацию. Посади людей на сверхурочные, оплачивай, но максимально ускорь о чем я распорядился. Чтобы этим …, - я хотел выругаться, но сдержался и про себя добавил: «этим придуркам мало что досталось».

Не имея представления о сложности ведения финансовой деятельности, что банки - это удел профессионалов, имеющих семь пядей во лбу, эти типы воображают, что заняв место управляющего, еще лучше владельца, они смогут на авось управиться. Для них главное – личное обогащение.

 

 

Глава шестнадцатая

Новый эксперимент

Можно сказать: я молился, чтобы Эндва подольше не трогали, оставляя в одиночной камере.

В конце рабочей недели я решился вызвать Бориса к себе домой и раскрыть тайну о двойнике.

Когда я отворял ему калитку, встречая у входа в ограду, Борис сразу спросил: - Вас уже выпустили?

Я неожиданно для себя весело расхохотался и повел Бориса в гостиную. Там мы отлично пообедали, выпив немало вина.

Я расслабился впервые за последнее время, стал растроганно благодарить Бориса за преданную службу и повел его в библиотеку, включил изображение Эндва с СИЗО и следил за выражением лица Бориса. Тот предположил: - Это вас там держали?

-Боря, не удивляйся, я все объясню. Это мой двойник.

-Двойник??, - он уставился на Эндва, перевел взгляд на меня, хлопнул ладонями по коленям.

-Ну и ну. Вот чего  от вас никак не ожидал.

Как можно короче я рассказал об Эндва и увидел в глазах Бориса  восхищение:

-Да это же здорово! До чего техника дошла! – по-мальчишески звонко воскликнул он.

-Теперь наша проблема каким-то образом освободить Эндва, чтобы я, мог как Я, приступить к активным действиям.

Борис вопросительно смотрел на меня.

-Обратимся за советом к изобретателям.

Я включил связь с Имицу, обрисовал ему ситуацию, тот попросил время на согласование с руководством. В ожидании я пересказывал Борису комические ситуации, в какие мы с Эндва попадали. Борис искренне громко смеялся, и я чувствовал, как и у меня поднимается настроение.

Имицу прислал пространное текстовое сообщение: «Нами разработана совершенно новая технология воздействия через нейтронно-электронный мозг андроида на биологические объекты с целью зомбирования их и принуждения выполнять требуемые действия. Подтвердите ваше согласие на участие в новом эксперименте, и мы настроим ваш андроид на соответствующие воздействия».

Борис тоже прочел и уточнил:

-Биообъекты, это люди тоже?

-Наверное, иначе зачем нам что-то, неподходящее для спасения Эндва.

Я отправил утвердительный ответ. Вскоре пришла команда настроиться на прием системы суперпрограмм для управления Эндва.

Время было к полуночи. Я предложил Борису заночевать у меня. Он перегнал машину от ворот в гараж. Я его уложил в библиотеке на место Эндва, а сам пошел в спальню. Вспомнив о Катин и детях, я сообразил, что в Европе еще день, и позвонил. Видимо, голос мой звучал уверенно и спокойно, так как она, послушав мои расспросы, сказала: «Что? Обстановка прояснилась? Можно нам возвращаться?».

«Не торопись. Я перешлю вам денег, переезжай в курортное место и отдыхай с детьми. Скоро все уладиться». Я и сам уже был уверен в этом.

Наутро я получил следующую инструкцию Имицу.

«Необходима предварительная апробация на осведомленном объекте для понимания ощущений и реакций».

Я посмотрел на Бориса и подумал: «Согласиться ли он стать тем самым испытуемым биообъектом?».

Я стоял в раздумье, не зная, как подступиться к разговору. Но Борису не терпелось начать эксперимент с Эндва, и, выслушав меня, он тут же согласился, правда, нервно посмеиваясь. Борис сел в кресло напротив и стал в упор смотреть на меня. Я включил систему и увидел на экране воспроизведенную мысль Бориса: «Это зомбирование похоже на гипноз?».

Спохватившись, что я должен дать команду, я неожиданно для себя решил: «Пусть достанет из шкафа зеленый детский альбом и принесет мне».

Борис встал, открыл дверцу книжного шкафа, переложил несколько альбомов и вынул из глубины тот самый альбом. Устройство показало,  в его голове вертелась одна и та же мысль: «Зеленый детский альбом».

Я нажал на стоп. Борис провел ладонями по лицу ото лба к подбородку, как-будто очищая его.

Я не стал ничего спрашивать. Итак, ясно: действует.

И предложил Борису разработать план, каким образом быть с Эндва.

Борис оживился, и как мальчишка, стал рисовать воображаемые ситуации. Вот конвоир открывает дверь и, не закрыв, уходит. Эндва выходит, валит с ног каждого встречного и выбирается из Сизо. А на улице я его буду ждать в машине. И был таков.

Я продолжал, а через час-два объявят розыск, прибудут сюда и заберут всех нас.

-Точно, - согласился Борис. Мы долго решали и пришли к пониманию, что необходимо так подействовать, чтобы выпустили сами.

И я добавил: -И чтоб на руки дали документ о невиновности.

Целые сутки мы шаг за шагом прорабатывали план действий. Нашли в Интернете их ведомственную инструкцию об основаниях для освобождения из предварительного заключения. Составили текст постановления и вбили в мозг Эндва.

На следующее утро мы догадались, что освободить должен по меньшей мере следователь. А зомбирование его возможно при непосредственном контакте. Значит, надо было ждать, когда Эндва поведут к нему.

Я отправил Бориса в банк, пусть он распорядиться приостановить его работу с клиентами, повесив вывеску «Закрыто по техническим причинам».

Едва он вернулся к обеду, появилась информация: Эндва велели выйти из камеры. Я решительно скомандовал Борису ехать в Сизо и ждать. Сам же, волнуясь, подключился к Эндва.

Как только Эндва ввели в кабинет к следователю, пошла команда: срочно напечатать постановление об освобождении согласно инструкции и так далее, и так далее. Следователь машинально стал к компьютеру, загасив сигарету, и начал набирать текст постановления, присвоив ему номер и поставив дату.

В конце документа он набрал: начальник такой-то. Я на мгновение растерялся, но тут же спохватился. Новая команда следователю: вызывай начальника.

Тот лихорадочно стал набирать номер телефона и сбивчиво что-то объяснять. Он четко повторил несколько раз: Вам необходимо присутствовать самому. По лицу следователя было видно, как борются в нем противоречивые чувства. Он бросил трубку и сел, но сразу поднялся, так как быстро вошел грузный мужчина. Я понял, это и был начальник. Он, видимо почуял что-то неладное и немедленно явился.

Едва взглянув на Эндва, он сердито посмотрел на следователя, но пошла команда: «Подпиши постановление на столе». Он перебрал несколько экземпляров распечатанного постановления, вынул из кармана пиджака толстую ручку и красной пастой для резолюций, не терпящих отлагательства, расписался размашисто- неразборчивым подчерком. Отправляю приказ: «Уходите оба». Начальник быстрым шагом выходит, следователь за ним, оглядываясь на Эндва.

Шаги в коридоре затихли, Эндва берет первый лист постановления, складывает, кладет в карман и выходит. В конце коридора он видит открытое окно с раздвинутой решеткой, подходит к нему и шагает прямо вниз. Приземлившись, он быстро ориентируется, подходит к воротам, дает знак охраннику, выглянувшему из сторожевой будки. Ворота открываются и Эндва на улице. Он видит невдалеке знакомую машину, подбегает к ней, и пожав руку Борису, садится рядом.

Они вскоре подъезжают, и Борис объявляет: «Новый эксперимент удался».

Мы еще долго не могли успокоиться от возбуждения. Борис ходил по гостиной, останавливался перед сидящим за столом Эндва, пристально разглядывал его и произносил, глядя на меня:

-Ну, надо же, настоящий двойник.

А меня мучила жажда. Я одну за другой выпивал кружки с живым пивом, кстати оказавшимся здесь.

Борис вслух размышлял:

-Поразительно, но я ни разу не заметил подмену. Правда, в последние месяцы я отмечал, что обстановка в банке стала спокойнее, совершенно деловая. Я даже как-то подумал: «Остепенился хозяин».

Он подошел к Эндва и одобрительно похлопал его по плечу. Эндва встал и повторил жест Бориса.

Я рассмеялся: -Он еще и обучается.

Эндва достал из кармана бумагу из Сизо, расправил ее и подал мне.

-Точно сказано: «За отсутствием улик». Слушай, я обратился к Эндва, - а ты что-нибудь почувствовал сегодня, какие-нибудь новые ощущения?

-Когда я сидел много дней в камере, я настроил себя на режим глубоко торможения. Это для меня подобие релаксации, расслабления.

Когда повели к следователю, я переключился на состояние экстренной защиты и вдруг почувствовал как из меня выходят волны, приливами и отливами. Я понимаю теперь, что это исходила энергия, воздействующая на объект. Я сразу понял ее эффективность, она могла парализовать не только движения, но и мысли, и навязать мою волю, или его. – Он показал на меня.

Борис обратился ко мне с загадочным выражением лица:

-Послушай, Никол, ты проверил на мне эффект зомби, а может Эндва заставить тебя сделать что-то против воли?

Я задумался: «В самом деле, если мой двойник одно целое со мной, то такое трудно вообразить. А если он – самостоятельное существо, какие, к примеру близнецы, то воздействие одного на другого вполне вероятно. Это проявляется иногда непроизвольно. Я вспоминаю двух школьниц из своей школы. Нас очень забавляло наблюдать, как они одновременно чихают и одномоментно у обеих менялось настроение».

-Можно проверить, - сказал я, выйдя из задумчивости, - но прежде спросим у Имицу.

-Интересно, что по этому поводу думает Эндва.

И снова я задумался: «Борис не представляет себе Эндва в качестве робота. А я никак не воспринимаю того в своей роли моего двойника. По-моему, он лишь в точности исполняет данные мной инструкции. Верно ли это?»

-Давайте проверим. Пусть Эндва дает мне команду уснуть на 15 минут.

Эндва внимательно посмотрел на меня, и я почувствовал как веки мои сомкнулись и, сидя в кресле, уснул.

После пробуждения Борис со смехом рассказал, что Эндва тут же присел и тоже задремал.

-Я следил за вами. Вы даже дышали и похрапывали синхронно.

-А знаете, почему я выбрал эту команду. Я не раз был свидетелем, как знаменитый бурятский лама-лекарь после многочасового приема посетителей ложился на деревянную лавку и мгновенно засыпал ровно на 15 минут. После чего был совершенно бодрым и продолжал прием.

-Как мало мы знаем о мозге, - со вздохом сказал Борис.

-Теперь я жалею, что была возможность заняться психологией, но был всего один такой факультет еще в Ленинграде. И я выбрал техническую специальность.

-Я смотрю на Эндва, - поддержал разговор Борис, - и жалею, что не выучился на робототехнику.

И тут меня осенило:

-Послушай, друг, раз мы сворачиваем свой бизнес практически без значительных потерь, займемся новейшими технологиями производства таких как Эндва.

-Где?

-О, вместо дороги через Гоби. Построим там подземный завод. Так, к примеру в Австралии есть целые города под землей. От жары, конечно, они вынуждены закапываться. А мы для безопасности.

-да я в этом ничего не смыслю.

-Не боись! Ведь ты классный менеджер. Соберем со всего света спецов и создадим свою, пусть не кремниевую, а например, изумрудную долину!

      С этим процедуры не могли составить особого труда. В Западных Штатах, где проживают наиболее состоятельные и предприимчивые динамичные американцы, я планировал открыть офис международного туризма. В Германии по просьбе Катин я готовил к реализации проект галереи восточного искусства. Катин убедительно доказала мне, что именно немцы интересуются Востоком со времен Тессена и лучше всего в Европе покупают изделия художников-азиатов.

Возникла мысль, что в проект железной дороги, моего участка через пустыню Гоби, можно было бы вложить все резервы, но вороватые монголы все еще не внушали доверия. Хотя в последние годы тамошние бизнесмены в сделках с глобальными компаниями стремились сохранить имидж надежных партнеров.

 

 

Глава семнадцатая

Странная любовь

Наблюдая за игрой Бориса и Эндва в шахматы, я с удивлением заметил, что мои симпатии явно на стороне Бориса. Хотя он долго думал перед очередным ходом, ерошил волосы, хлопал себя ладонями по коленям и даже вскакивал, обнаружив неудачный ход. Эндва же сидел невозмутимый. Казалось он заранее обдумывает каждый ход на несколько шагов вперед.

«Неужели со стороны я выгляжу таким же, как Эндва? Таким неинтересно равнодушным, - думал я, - да, он – мой двойник. Чем же я займу его в Монголии? Здесь банк уже закрыт».

Борис нашел на него покупателя. Местный филиал центрального банка давно планировал расширение, а тут мы подвернулись. Сделка вот-вот состоится, и главное условие: оплата поступит в оговоренные сроки. Стройка тоже закончена. Дом сдан муниципалитету, деньги поступили на наш счет. Их хватит на покупку жилья для Катин и детей заграницей.

Конезавод мы сдадим в аренду. Новый хозяин был несказанно рад, когда я объявил, что арендная плата пойдет на развитие самого конезавода.

Я не мог придумать занятия для Эндва: «А что, если Эндва отправить к Катин с детьми. Он подберет им дом, соответствующий моим понятиям о достойном жилье. Ведь не зря же он - мой двойник».

Недолго раздумывая, я сообщил свою идею Катин. Она помолчала, затем спросила: «Сколько лет займет твой новый проект?». «Лет пять». Она вздохнула: «Дети уже будут заканчивать школу…» я ухватился за эту мысль: «Вот и здорово. Мы же хотели отправить их на учебу в англоязычную страну. Теперь вам достаточно поселиться там. Эндва подберет варианты».

«Ну хорошо», - наконец согласилась Катин, - «А наш дом?»

Сердце мое заныло. Более всего я сожалел об этом доме. Он дал мне возможность развернуться в бизнесе, создать счастливую семью. Катин вдруг жалобно сказала: «Пусти туда Маира с Нэтой».

Я ответил: «Да, я так и думал. На время нашего отсутствия».

Я услышал, как Катин всхлипнула и отключила телефон.

Перед отлетом Эндва в Париж, я устроил прощальный ужин. Маир с семьей, Борис, Эндва и я вошли в гостиную и были удивлены изобилием накрытого стола. Напитки премиум-класса, изысканные блюда, фрукты, десерт, мороженое. Дом чувствовал сложившуюся ситуацию и хотел по-своему оставить о себе лучшие воспоминания. Эндва только пил.

Маир спросил, кивая Эндва, - Почему он не ест?

-А он может ничего не есть вообще.

-Как это? – удивился Маир, поперхнувшись.

-А ему нужна только подзарядка. В принципе, он может есть все, лишь бы не возникли подозрения, что он не человек, или не я.

-И куда же тогда девается еда?

-Он перерабатывает органические вещества в энергию. Между прочим за этим будущее - в получении экологически чистой энергии. Эндва невозмутимо улыбался и большими бокалами выпивал виски, коньяк, сухое мартини.

Эндва как нельзя лучше справился с моим поручением. Узнав у Катин после встречи в Париже, что она мечтает о медицинской карьере для сыновей, он нашел рейтинг лучших в этом направлении университетов. Остановили свой выбор на Торонто. Там в пригороде купили двухэтажный дом с усадьбой и гостевым домиком. Оформив покупку как собственность Катин и детей, они очень обрадовались, что приобретение значительной собственности дает право на постоянное место жительства в этой стране. Восторгам Катин не было конца. Она подробнейшим образом, часами по скайпу делилась своими впечатлениями. Я уже был с Борисом в Японии, получая разрешение на технологии производства нейронно-электронных устройств. За это пришлось заплатить немалые миллионы долларов.

На расспросы Имицу и Сито об оценке Эндва я отвечал только в позитивном ключе. И это соответствовало действительности. В подтверждение моих слов я говорил: «Вот, видите, решил сам производить нечто подобное».

Однако в мыслях своих я сравнивал Эндва с Борисом и гораздо выше ценил друга. Деловые качества Бориса, и не только, а более всего его взгляды, позиции в отношении происходящих событий, обогащали и меня. «Мой двойник, - думал я, - Он и думает, и поступает, подражая мне. Знания у него те же самые. Хотя объем его электронной памяти несравненно больше моей. Но важно не много знать, а уметь использовать полученную информацию. А вот преданный друг – это нечто большее».

Как-то в гостинице после ужина, выпив немало японского пива, мы разговорились. Я скучал по Катин и детям, а Борис поделился историей несложившейся личной жизни. У него где-то росла дочь. Участие в ее судьбе заключалось только в перечислении регулярных приличных алиментов.

-Слушай, Борис, когда мы поедем в отпуск к нашим, ты возьмешь ее с собой.

Борис печально промолчал. Я понял, взаимоотношения с прежней семьей у него остались очень сложными.

     Пребывание в Японии подходило к завершению. Мы решили расслабиться и пошли с Борисом в японскую баню. Приняв всевозможные процедуры мы сидели в простынях с ощущением небывалой легкости. Не сговариваясь, мы стали спрашивать у массажистов, как попасть к гейшам. Ответа сразу не последовало. Но при выходе нам каждому дали по визитке. Мы разъехались по указанным адресам. На другой день ни я, ни Борис не заговаривали на эту тему, однако взглянув друг на друга, весело посмеивались.

Да…искусное занятие любовью.

В Улан-Баторе мы подолгу просиживали в приемных разных учреждений, решая вопросы покупки земли и разрешения на строительство подземных заводов.

Я, чтобы не терять зря временя, купил себе покитбук, и с увлечением перелистывал знакомые классические названия, не прочитанные ранее. Любовные романы я начинал, но бросал читать, едва поняв как складываются отношения героев.

Я начал задумываться о поездке к Катин, но что-то удерживало меня.

Последний месяц она все реже выходила на связь. Я относил это к ее занятости: устройство домашнего быта на новом месте, определение детей в школу.

На мои вопросы она отвечала кратко: «Кофе варит Эндва», «Завтрак готовит Эндва», «Обед и ужин в кафе или ресторане».

Я заметил: «Э-э, дом-то совсем отучил тебя заниматься кухней».

Катин восприняла это по-своему. Через несколько дней она сообщила: «Я нашла работу по специальности среднего медперсонала. Здесь такие правила надо пройти курсы и аттестацию, чтобы получить сертификат на работу медиком».

-Как, ты будешь работать медсестрой? – неподдельно удивился я.

     -Ты не так представляешь себе мою работу. Здесь медсестры и медбратья не занимаются процедурами. Их могут выполнять только врачи: инъекции, даже клизмы ставить.

Я буду делопроизводителем, заполнять электронные истории болезней (точнее, состояния) пациентов семейного доктора. Следить, чтобы хроники вовремя проходили обследования, сдавали анализы  и своевременно получали назначенные препараты. Все это на компьютере по спецмедицинской программе. В общем, напоминальщик, особенно фармацевтическими кампаниями: они обязаны доставлять таким клиентам лекарства надом. Времени занимает немного, а зарплата приличная. На наше питание хватит.

-Ты что обиделась?

-Да, ладно уж. Между прочим, Эндва подсчитал. Экономнее закупать продукты и приглашать по найму кухарку. Эндва тоже ищет работу. Но есть проблема, здесь принимают только после медосмотра. А он же не может сдать анализ крови и мочи.

Я расхохотался. Но потом сам вызвал Эндва и сказал:

-Организую в гостевом домике компьютерную лабораторию, будешь делать мне расчеты по программам управления робототехникой.

Другой раз я поинтересовался у Катин: «А как мальчишки?».

     -Ты, знаешь, они с такими удовольствием посещают школу, хотя я думаю, они мало что еще понимают. Уж не знаю каким медом намазаны кабинеты, чтобы так рваться туда. У них и наказания-то необычные. За сознательные провинности не разрешают ходить в школу.

Ладик встал на защиту одного мальчика, с которым подружился, и толкнул обидчика. Так их обоих отправили по домам и сказали: в наказание два дня не ходить в школу! Представляешь?

      Катин довольно часто ходила в сопровождении Эндва на всяческие спектакли, концерты знаменитостей и, особенно, выступления джазовых оркестров.

Меня же это не привлекало. Если раньше Катин удавалось затащить меня на спектакль, то чаще всего я засыпал и она тыкала под бок и сердилась.

Потом я предлагал ходить на эти культурные мероприятия с Нэтой и Маиром.

Мои мысли о взаимоотношениях с Катин радовали, когда я вспоминал, как она легко и ласково отзывалась на мои страстные порывы. Но я напряженно думал, пытаясь найти случай в нашей совместной жизни, чтобы инициатива исходила от Катин.

«Может она меня не любила, а просто исполняла супружеский долг?» - с горечью начинал я размышлять. Потом спохватывался: «Что это я в прошедшем времени? Любила – не любила, любит – не любит? Прямо гадания какие-то». Я раздраженно смотрел в телевизор, стараясь отвлечься от ревнивых мыслей.

«Э, да я действительно ревную», - ухмыльнулся я. «И к кому же? К Эндва?». Я решительно набрал Имицу и напряженно спросил: «Эндва в половом отношении такой же, как я?».

Имицу не замедлил ответить: «Только внешне. Наша задача по контракту была сформулирована, обеспечить безопасность и осуществлять замену в деловых операциях».

Я сразу же успокоился и громко рассмеялся: «Вот дурак! Нашел к кому ревновать живую женщину, к автомату. Ха-ха». Однако по просшествии некоторого времени я стал задумываться:

«Не зря же я почувствовал холодность и недовольство, когда она говорит со мной или пишет краткие сообщения?». На этот раз, не долго думая, спросил ее: «А этот твой семейный доктор? Кто он?». Катин возмутилась тут же: «Он, во-первых, не наш: у нас еще нет страховки, чтобы выбрать семье семейного доктора. А мистер Лоунс врач высшей квалификации, пожилой, между прочим, но очень респектабельный».

И тут я стал рассказывать со смехом, как приревновал ее сначала к Эндва, потом к доктору, куда она устроилась работать. Катин слушала сначала молча, потом звонко рассмеялась: «Честно говоря, я ловила себя на том, что очень благодарна Эндва, и даже пыталась придумать, как же выразить ему свою благосклонность. Знаешь, какая-то странная любовь. Все понимаешь, а вот тянет к нему, и всё».

«Слушай! Когда мы начнем предлагать двойников, я думаю, женщины будут заказывать их, как идеальных мужей».

«Кроме шуток, - Катин заговорила восторженно, - ты представляешь: предусмотрительный, отзывчивый, все проблемы решает мигом, сам себя обслуживает и так далее, и тому подобное».

Не откладывая свое решение навестить семью, я дал поручение Борису и через Японию полетел к своим, гораздо быстрее чем через Европу.

При встрече мы очень развлекались на тему странной любви, фантазируя и изображая эротические сцены.

Катин познакомила меня с Лоунсом, звали его Чарльзом. Еще приходили  в гости три русскоязычные семьи, уже много лет проживавшие в иммиграции. Медики, они хорошо устроились, растили и учили детей. По национальности они были евреи, украинцы, узбеки, но собравшись вместе, они говорили по-русски, хотя свободно владея английским. И дети уже не говорили по-русски.

Пили водку, ели гречневую кашу. Оказывается, гречку здесь не выращивают. Купили ее и водку в русском магазине. Стряпали пирожки и еще каждый готовил свои национальные блюда. Своеобразная ностальгия.

 

 

Глава восемнадцатая

Фантастическая удача

Проект мой осуществился гораздо раньше, чем я предполагал.

Когда еще в Торонто мы с Эндва сидели в пабе за кружкой бельгийского пива и пробовали знаменитого канадского лобстера, за наш столик подсел мужчина средних лет, по виду англосакс. Внешне он выглядел как простой горожанин, но выражение лица отображало глубокий ум. Особенно его выделял проницательный взгляд, казалось, читавший мысли.

Допив пинту пива, он поочередно посмотрел на меня и Эндва, потом произнес:

-Парни, вы явно занимаетесь необычным делом.

Я усмехнулся его догадке и спросил:

-А вас интересуют необычные дела?

-Время такое.

-Это верно.

-Могу я вас пригласить на деловую встречу в офис, - он протянул визитку и добавил, - в удобное для вас время. Например, завтра.

В просторнейшем кабинете он встретил нас, выйдя из-за стола, и представился:

-Макс Бассет.

Да, да, тот самый местный биллионер, кто первым из частных лиц стал финансировать полеты в космос.

Наша довольно длительная беседа закончилась договором участия его капитала в нашем деле.

Он не только подключил к проекту в Монголии свою корпорацию, но и ряд брэндовых глобальных организаций.

Не прошло и двух лет, как в пустыне Гоби появились не только невидимые суперсовременные цеха, но и искусственный оазис среди песков.

Пустыня так благодарно откликается на орошение, что к окончанию стройки выросла зеленая зона. Привезенные со всех концов света деревья быстро приживались и пускались в рост.

Инженеры-математики, инженеры-программисты, инженеры-конструкторы и биоинженеры разработали и сконструировали новые технологические линии автоматизированного производства и целый ряд роботов, наладчиков, контролеров и манипуляторов. Для «живых» специалистов, как их называл Борис, в отличие от андроидов и робототехнических существ, мы построили с помощью Бассета функциональные здания для интеллектуальной деятельности.

Я побывал в Калифорнии и удивился свободному доступу в Гугл и Фейсбук. Но больше всего меня впечатлил дух соревнования между ними за создание самого лучшего рабочего места в мире.

Поразмыслив, я решил включиться негласно в эту замечательную игру.

 

Более всего меня поразила «Стена спасиб». Практически со всего мира были нанесены благодарные записи на всех европейских языках, латиницей, кириллицей, арабской вязью, иероглифами.

Я решил и у себя сделать что-то подобное. Пришла идея фиксировать на стене конференц-зала наши изобретения в биотехнологии. Борис предложил авторам давать новым продуктам названия. Так первым появился нейро-электронный глаз Стива, названный в честь Джобса.

Двести с лишком специалистов по ботанике, зоологии, физиологии, нейрохирургии изучали всевозможные растения, животных и читали все публикации в своей сфере, установили контакты с бесчисленными университетам разных стран и, выбрав заинтересовавшую функцию живого организма, с помощью программистов разрабатывали ее компьютерную модель. Затем за дело брались физики и химики, находя, либо изобретая материалы и вещества; исходя из них, конструкторы создавали наших биороботов.

Лучше всего ребятам удавались роботы - игрушки наряду с полезными и отличными устройствами. Не исключались и приборы с юмором.

Например, контролер возбудимости животных для цирковых дрессировщиков, назвали Юрник (в память о клоуне Никулине) или универсальный щуп на ниточке для дегустации вин и крепкого алкоголя, прозвали «Не - не» (не обманешь и не продашь). У меня в кабинете хранились образцы способные ходить, прыгать, ползать, говорить и т.д.

Чего не удавалось добиться, так это – самовоспроизводства почти что живых устройств. Наверное, для этого потребуется открыть подобие базона Хикса для живой материи. А пока дела двигались успешно, занимая все время суток.

Продукция нашей фирмы пользовалась исключительным спросом, поэтому на заключение сделок приезжали представители со всех концов света.

Однажды прибыла группа геологов глубокого бурения. Они и до этого визита использовали множество наших жучков – датчиков состояния оборудования, а также автосигнализаторы изменений в окружающей среде за несколько суток или часов заранее, как это свойственно животным. На этот раз они просили андроидов, заменяющих дежурный персонал на буровых скважинах. Консультации с моими учеными показали определенную возможность создания таких устройств, но переговоры шли долго. Наконец, устав от головоломных заседаний, мы решили отвлечься. Один из гостей захотел посмотреть пустыню. Снабдив его провожатым с верблюдом, мы ждали его возвращения через несколько часов. Однако, он вернулся довольно быстро. На ладони он держал горстку песка и мелких камешков. Взволнованно он рассказывал своим, что обнаружил выход глубинных залежей золота и платины. Тут же их руководитель предложил провести геологоразведку.

Так появился контракт на взаимное сотрудничество. В скором времени целая компания появилась на нашем оазисе и начала бурить. Шли дни за днями, месяц за месяцем, но значительных результатов не выходило. Уже собирались свернуть разработки. И вдруг кому-то пришла неожиданная мысль: «А что, если бурить не с поверхности, а с нижнего яруса наших цехов. Они ведь на глубине почти ста метров. Можно пробиться гораздо ниже».

С первой же попытки на большой глубине бур попал в другую среду, чем раньше. Думая, что бур, возможно повредился, его вынули. На головке бура была пыль, она оказалась смесью золота и платины. Итак, мы добрались, образно говоря, до золотого дна.

Многие из тех, кто занимался бурением перешли в нашу компанию на работу по добыче ископаемых. Расчет запасов пылевого слоя показал, что их не исчерпать и за десяток лет.

Новость тут же облетела весь персонал, и все стали искать технологию извлечения металлов из-под земли.

Борис с помощью службы безопасности и защиты от промшпионажа предупредил каждого о сверхсекретности нашего открытия.

Один из химиков предложил наименее затратный способ выноса на поверхность золотоносной пыли. Он нашел особую жидкость и предложил закачивать ее в скважину, а из соседних скважин выкачивать получившуюся суспензию.

С первой попытки мы получили на фильтрах слой драгоценной пыли. Прежде для своих гаджетов и роботов мы применяли в качестве проводников золотые волокна или напыление. А платина шла как конструктивный материал. Мы их закупали в различных добывающих фирмах. Теперь же самые емкие по себестоимости материалы были свои.

Кроме того, предусмотрительность Бориса оказалась далеко идущим фактором.

Не разглашая информацию об источниках сырья, мы тем самым не уронили цены на драгметаллы. А это позволило очень прибыльно реализовывать их излишки, сохраняя спро, помалу демпингуя цены. Сами понимаете сверхприбыли сделали меня богатейшим бизнесменом в сфере производства.

Так я стал первым в мире триллионером, владельцем триллиона долларов.

 

Продолжение следует....

 

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/