Вадим Сыромясский
ХОЗЯИН РЕКИ
Очерк
Герою Цусимы Александру Захаровичу Коцюржинскому посвящается
Серая предрассветная мгла рассеивается и светлеет, готовясь к встрече по-летнему яркого, горячего и самоуверенного солнца. Но город еще спит. По пустынной, усаженной акациями и шелковицами улице движется импозантного вида старик. Он шагает тяжело и уверенно, всей ступней опираясь о землю, подавшись корпусом вперед, отчего его узловатые натруженные руки как бы зависают и движутся впереди своего хозяина. Несколько суровое, застывшее, загорелое и благородное лицо украшают окладистая бабочкой белая борода и сильно поредевшая когда-то буйная шевелюра. Одет он в рубаху на выпуск, легкие холщовые брюки и кирзовые рабочие ботинки. Это спешит на рыбалку достопримечательность города и герой Цусимского сражения дед Коцюржинский. Рядом с ним молодо пружинисто и уверенно шагает юноша лет пятнадцати. Если присмотреться со стороны, то можно заметить, что в его походке и жестикуляции есть много от стариковского. Незнакомые люди думают, что это внук, но на самом деле это его сын, поздний и последний его любимец. Они идут на рыбалку, чтобы поддержать материально свое многочисленное семейство.
Не сбавляя шага, они преодолевают широкий пустырь, венчающий пригород, и выходят на бесконечно длинную улицу, проходящую вдоль края обрывистого речного берега. Там, где между домами высвечивается разрыв, означающий спуск на край городского пляжа, они останавливаются и стучат удилищем в левые ворота.
- Ваня, открой, хозяин реки пожаловал, – приятным благожелательным голосом говорит женщина из глубины дома. Заспанный Ваня выносит из сарая лодочные принадлежности: тяжелые весла, якорь с цепью, черпалку.
Они берут все это с собой и по крутому спуску сходят вниз к воде, где привязаны лодки рыбаков. Тяжелые деревянные плоскодонки, просмолены и проконопачены еще ранней весной и готовы к эксплуатации на весь летний период. Они не протекают, но стараниями диких пляжников стоят наполовину заполненные водой. Когда все уже готово к отплытию, сын, подражая интонациям отца, говорит:
- Александр Захарыч, давай я сяду на весла!
- Нет, сынок. Солнце уже высоко, давай я с божьей помощью.
Он садится на весла и короткими сильными гребками профессионального матроса выводит лодку на середину реки и устремляет ее против течения. Мерно звякают уключины, и гулко вторят им удары весел по воде, как будто кто-то включил речные куранты. Засуетились рыбачки на берегу: хозяин реки уже проследовал, а у них еще не все готово. Группа девчат с сапками не хочет идти на паром и ждет оказию. Задорная дивчина кричит во всю силу своих молодых легких:
- Деда, возьми меня на тот берег!
Дед улыбается в бороду: эх, взял бы я тебя милая, да годы не пускают.
- Мы торопимся и не можем вас взять, – вступает в разговор польщенный вниманием молодой.
- А я с тобою не поеду! – раззадоривает молодица.
- Ну, что получил? – весело смеется старик.
Впереди в узком месте реки показался паром. Сейчас он с группой людей собирался причалить к правому берегу, а потом вернуться и забрать автомобиль и оставшихся людей на левом берегу. Чтобы проскочить под канатом, когда он будет в натянутом состоянии, нужно было поторопиться, и старик налег на весла.
- Привет, Захарыч, смотри, не протарань мне посудину!
- Все будет нормально, главное, ты не лезь мне под колеса!
При деловых рекомендациях с правого и левого берега старик благополучно преодолевает препятствие и выгребает на широкую воду. После парома река широко разливается по равнине, до самых холмов вдалеке образуя плавни и заливные луга. Отмели чередуются с глубокими песчаными лагунами, в которых обитает добротный бугский бычок.
Они прибыли к месту ловли первыми, и это обстоятельство радует старика. Он с удовольствием выбирает место якорной стоянки, подгребает несколько выше против течения, и пока якорь опускается на дно, лодка попадает в намеченную точку. Забрасываются удочки, сразу же начинается активный клев. Они поочередно вытаскивают трепещуюся и сверкающую на солнце рыбу, каждый из них весь поглощен процессом, и им не до разговоров. Правда, госпожа Удача отдает предпочтение опыту. Несмотря на абсолютно идентичные условия, старик чаще таскает крупного бычка или дубли. Он сочувственно что-то советует сыну, но ситуация не меняется.
Постепенно прибывают другие лодки, они приветствуют хозяина реки и советуются, где им лучше бросить якорь. Дед, шутя, выговаривает им за опоздание и доброжелательно советует, как это лучше сделать. Где-то за полчаса собирается целая эскадра плоскодонок, и окружающий эфир наполняется шорохами, вздохами и стенаниями, как будто все эти люди занялись сексом. Иногда эту идиллию омрачают нецензурные умозаключения. Это означает, что крупный бычок вернулся в среду обитания, или туда же последовала вся снасть.
К полудню клев прекращается, и напряжение сбрасывается. Рыбаки разворачивают свои пакеты и начинают обедать. Старик разворачивает на корме любовно упакованный его женой набор: порезанный хлеб, сало, яйца вкрутую, зеленый лук и на закуску порезанная на уголок молдавская плачинта с тыквой. Они жуют, довольные жизнью, друг другом, хорошим уловом, теплым солнечным днем и благодарные своей заботливой матери.
По традиции час отводится на перекур. Молодой не курит. Он садится верхом на нос лодки, опускает ноги в воду, плещется и своими темными дальнозоркими глазами наблюдает, как на двух дальних холмах, сплошь покрытых цветущими маками, гуляет ветер. Картина выглядит необычной и удивительной, потому что по странному стечению обстоятельств один холм покрыт красными маками, а второй ярко желтыми. При каждом порыве ветра упругая волна пригибает красные цветы, а затем как бы подпрыгивает и весело бежит по желтому полю. Парень, не отрываясь, долго смотрит на это чудо, и мысленно пытается представить себе картины своего ближайшего светлого будущего. А еще его душа теплеет, когда он вспоминает эту озорную сероглазую девчушку, у которой возникают две ямочки на щеках, когда она задорно смеется и растягивает слова с длинным русским “о”. Она с военными родителями прибыла с Курил в конце прошлого учебного года, и ее посадили на свободное место на задней парте.
Старик как обычно, полулежа, устроился на корме, свернул цигарку и расслабился. Он неподвижно смотрит на бегущие от борта лодки небольшие волны, и по всему видно, что мысли его сейчас где-то очень и очень далеко. Возможно, он видит в этих волнах своих друзей – товарищей, покидающих их легендарный крейсер “Дмитрий Донской”, который через минуту – другую скроется в пучине морской. Тех, кто держался на плаву, подбирали японские катера и доставляли на их военный корабль в качестве военнопленных. Год в японском плену, затем Порт Артур и возвращение на родину. Нет, он не в претензии к японцам, к русским пленным они относились нормально и кормили хорошо. А что еще нужно русскому, кроме доброго отношения да хороших харчей!
А может, в его сердце еще не остыла обида на родную власть, которая его с пристрастием допрашивала, почему работал на паровозе во время оккупации. А что было делать? Как можно было содержать семью из пяти своих детей и трех внуков? Все это вынес на своих плечах старик!
А уж совсем худо стало в голодные сорок седьмой и сорок восьмой годы. Дети начали пухнуть от голода, особенно младшие. Тогда он достал свое старое охотничье ружье, собрал кое-как боеприпас и отправился ранним утром туда, где собирались стаи ворон. Здесь можно было снять птицу с первого патрона. Из этих несъедобных птиц приспособились варить бульон. Он был черный и отдавал неприятным запахом. Зато позволял сохранить жизненные силы детей.
Однажды, возвращаясь ранним утром с дежурства, он увидел на краю дороги падшую лошадь. Остановился, опустил на землю тяжелый железнодорожный сундучок, в котором обычно был ужин, а на обратном пути немного угля для домашней топки. Постоял в нерешительности, потом достал свой финский нож и отрезал большой кусок мякоти. С сожалением выбросил уголек и заполнил сундук мясом. Домашним он поведал легенду о том, что ему удалось выгодно обменять уголь на говядину.
Внезапно старик встрепенулся, затуманенный взгляд его прояснился, и на лице заиграл привычный озорной прищур.
- Ну, что, сынок, продолжим наше благое дело?
Они заново расставили снасти и продолжили лов уже в замедленном послеобеденном темпе. Время от времени удилище вздрагивало, и на свет божий извлекалась очередная жертва неосмотрительности. В промежутке между поклевкой они вели неспешную беседу, связанную с их житейскими проблемами. Сегодня они должны вернуться раньше обычного. Впервые за последние годы вечером их семья соберется в полном составе. Приехали из столицы две замужние дочери, отменила вечерние встречи молодежь.
Воодушевленный ожиданием этого события старик шутил, суетился и поторапливал самого себя. На обратном пути он сидел на корме и корректировал действия сына на веслах:
- Полный вперед! Чуть право руля! Табань, табань левым веслом и заворачивай на край пляжа, не теряя скорости! Молодец!
Быстро собрав принадлежности, они двинулись вдоль берега к своему крутому подъему. Проходя мимо компании девушек, которые с интересом смотрели им в след, старик зажал в своих крепких зубах кончик извивающегося земляного червя и сделал выпад в их сторону, раскрыв объятия. Со смехом и визгом компания разбежалась во все стороны.
- Ох, деда, накажем мы вас по всей строгости за такое поведение, – пыталась дерзить чернявая обитательница верхней улицы.
Поздно вечером, как в былые времена, в тесной двадцатиметровой квартире родителей собралась вся их семья. Вкусно пахло жареными бычками, каким-то домашним печением, в узкой кухоньке – прихожей что-то еще дожаривалось на горячей печке. Уже подняли тосты за встречу, и квартира наполнилась шумом общения. На старом затрапезном диване восседал старик рядом со своей дородной сверкающей молодыми глазами и чуть-чуть сдавшей в последнее время Катенькой. Он держал в руках гитару, под которую они только что спели несколько старых задушевных песен. Стоик по жизни, матрос с героическим прошлым, ветеран – паровозник, хозяин реки он расслабился от выпитого хмельного, радости встречи и со слезами на глазах растроганно смотрел на всех своих выросших и таких добротных ребят. В углу как всегда расположилась старшая дочь Валентина со своими тремя чернявыми внуками, выросшими без отца. Рядом солнечная, единственная в семье светлая, интеллигентная Рая. Добротная, в мать, черноглазая Клава. И два плотных по-отцовски чуть сутуловатых сына.
Не вытирая слез, дед смотрел на эту свою гвардию и про себя шептал:
- Мы победили невзгоды! Мы выжили, ребята, слава Всевышнему!
В порыве чувств старик раскрыл своим детям многолетнюю тайну с падшей лошадью. И никто его не упрекнул, и никому не стало при этом плохо. Они были признательны своему самоотверженному отцу. А дочери никак не могли успокоиться:
- Папа, как ты мог, столько лет отягощать душу этой страшной тайной?
Наутро все разбежались поучаствовать в Первомайской демонстрации. По многолетней традиции на демонстрацию дед ходил один. Он долго и тщательно наводил красоту: брился, расчесывал свою шикарную бороду и подправлял черные, не седеющие брови. Затем надел новую подаренную дочерьми рубаху, форменный всегда новый костюм железнодорожника и взял в руки сучковатую собственного изготовления трость. Рукоятка этой трости была выполнена в виде тщательно отполированной большой фиги.
Опираясь на свою трость, он шел по тротуару, а шагающие по проезжей части в колонне железнодорожники громко приветствовали его:
- Привет, Захарыч! Слава паровозному ветерану!
- Привет, привет, ребята! Слава, – бормотал он про себя и показывал им свою трость.
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/