Творческий псевдоним: Мари Сойер
Настоящее имя: Мария Потапова
Родилась в Москве в 1992г. Детство и большая часть юности пришлись на то время, когда девяностые уже стали двухтысячными. Железный занавес давно сняли, а «Закона о защите чувств верующих» еще не придумали. Именно поэтому, я свободно увлекалась различного рода философией, в том числе философией А.Лавея, не боясь кого-либо обидеть или оскорбить.
В 2012 году закончила Колледж Автоматизации и Информационных технологий №20, поступила в Московский Институт Инженеров Транспорта (МИИТ).
Занималась верховой ездой, исторической реконструкцией. Некоторое время увлекалась оккультизмом.
Свой первый рассказ я написала, когда мне было около десяти лет. В шестнадцать, я уже закончила писать роман «История одной Ведьмы», который позже был переименован в «Дело Ведьмы». Именно с таким названием роман и был опубликован впоследствии.
Все мои произведения отличаются легким, ироничным сюжетом, в котором высмеиваются пороки современного общества: лень, продажность, фанатизм и многое другое. Я – единственный правообладатель своих книг, и это позволяет мне писать то, что я хочу, а не то, что мне диктует издатель.
Вы легко можете связаться со мной по электронной почте mail@mari-sawyer или в социальных сетях, а также через мой официальный сайт www.mari-sawyer.ru Я рада любому общению и сотрудничеству.
Она родилась и выросла в небольшой деревеньке, расположенной в английской провинции. Её отец был священником, а мать – учительницей в небольшой приходской школе. Девочка появилась на свет в конце октября, в День всех Святых. Рыжеволосая и зеленоглазая, она получила имя Ванда, в честь своей прабабки, на всю паству славившуюся красотой и якобы обладавшую какими-то сверхъестественными способностями.
Девочка не была послушным и тихим ребёнком. С самого детства она обожала лошадей и превосходно ездила верхом. В будущем же она должна была стать самой красивой девушкой во всём приходе, и это очень огорчало родителей, ведь в день её совершеннолетия она должна была поступить в услужение в монастырь Святого Патрика и провести там остаток своих дней, лишенная любого развлечения и даже надежды на брак. Конечно же, матери нелегко было решиться на такую незавидную судьбу для юной красавицы, но у неё не оставалось выбора.
Прабабка Ванды слыла ведьмой и, умирая, завещала, что правнучка будет названа её именем и в день своего совершеннолетия унаследует всю её силу. Предсказание усопшей старухи начало сбываться сразу после рождения девочки. Ребёнка щадили все болезни, она быстрее сверстников начала ходить, а в пять лет забралась на лошадь, которая до этого считалась дикой и так и не позволила сесть в седло самым лучшим наездникам.
Но самой страшной бедой для родителей было то, что Ванда и минуты не могла находиться в церкви. Девочку даже не смогли окрестить. Едва священник начал читать молитву, лицо девочки исказилось, а на теле появились глубокие кровоточащие царапины. Но на удивление, стоило только вынести истекавшего кровью ребёнка из церкви, как все царапины затянулись.
По деревне пошла дурная слава, будто бы Ванда – плод греховной связи своей матери с сатаной…
Пятнадцать лет спустя…
— Ванда, принеси воды и не смей тащить в дом эту отвратительную чёрную кошку!
— Да, мама, конечно! Сейчас принесу!
Ванда отпустила чёрного котёнка, подобранного на кладбище, схватила ведро и побежала к колодцу. Принеся воды, она вылила её в кадушку и снова взяла котёнка на руки.
— Мама, а можно он останется у нас? Он же совсем-совсем маленький. Его мать разодрали собаки, а он сам умирал на погосте от голода!
— Ну что мне с тобой делать! Хорошо, он останется, но только позволь узнать, что ты опять делала на кладбище?
— Я искала могилу прабабушки Ванды, в деревне говорят, что я очень похожа на неё и что она тоже родилась, выросла и умерла здесь.
Эти на первый взгляд простые слова окончательно вывели из себя мать, и она со всей силы схватила дочь за волосы, выдрав роскошную рыжую прядь.
— Сколько раз тебе повторять, чтобы ты не смела ходить на кладбище и искать могилу этой чокнутой старухи? Всё равно ты её не найдёшь! Ведьм не хоронят на общем погосте!
Произнеся эти слова, Парвати (так звали мать Ванды) спохватилась, что сказала лишнее, но было уже поздно: Ванда, забыв о боли от потери прядки волос, внимательно вслушивалась в то, что произнесла мать.
— Значит, в деревне говорят правду о том, что моя прабабушка была колдуньей?
— Конечно, нет, — начала успокаивать дочь Парвати,— просто она была немного странной женщиной, и поэтому в деревне о ней сложилась дурная слава.
— Почему же дурная? Что плохого быть ведьмой?
— Как ты смеешь так говорить, дьявольское отродье! – заорал отец, стоявший за деревянной стенкой и слышавший каждое слово. Он быстро подошел к дочери и с размаху ударил её. Девушка упала, но едва она поднялась на ноги и стёрла с разбитой губы кровь, как отец схватил её в охапку и бросил в подвал, после чего надежно запер дверь, повесив замок. – Ничего через три года ты отправишься в монастырь, там из тебя выбьют всю эту глупость не молитвами, так розгами!
— Я никуда не поеду! Слышишь, я никуда не поеду! Идите к чёрту вместе со своим монастырем и всеми святыми! – сквозь слёзы закричала Ванда и лишилась чувств.
— Да куда ты денешься, поедешь как миленькая! – закричал отец в ответ, но дочь его уже не слышала.
Она очнулась несколько часов спустя. Пульсирующей болью в голове билась одна единственная мысль: БЕЖАТЬ!!! Бежать прямо сейчас, захватив только несколько золотых монет и найденного котёнка. Да, да она сейчас очень тихо выйдет отсюда, прокрадётся в свою комнату, возьмёт все свои сбережения, наденет дорожный плащ, пройдёт в конюшню, оседлает чёрного, как смоль, жеребца Блейка и ускачет далеко-далеко отсюда, навсегда. Девушка подошла к двери и попыталась открыть ее. С другой стороны ехидно забренчал замок.
— О нет! Они меня заперли! Думаете, это меня остановит? Да я лучше сдохну, чем пойду в ваш монастырь! — уныло застонала она.
Девушка остервенело била кулаками в дверь, пытаясь если не сбить замок, то хотя бы не дать спать родителям-извергам. Наконец по коридору забухали тяжёлые отцовские шаги.
— Ну что, ты так и будешь там сидеть или хочешь выйти?
Ответа не последовало.
— Ну, как хочешь, я уже намеревался тебя выпустить.
— Отец, откройте дверь, выпустите меня, — скорбно произнесла Ванда.
— То-то же. Хорошо, я тебя выпущу, но ты пообещаешь мне, что дальнейших проблем с твоим поведением у нас не будет, а через три года ты, подчинившись родительской воле, поедешь в монастырь Святого Патрика.
— Конечно, отец, как вам будет угодно.
Ключ заворочался в замке, дверь отворилась. Девушка поплелась в свою комнату, смиренно опустив глаза и вызывая довольное хмыканье одного из родителей.
Дойдя до комнаты, Ванда поклонилась и, пожелав ему и матери спокойной ночи, зашла к себе. Закрыв за собой дверь и устало опустившись на кровать, она истерически разрыдалась.
— Размечтались. Да, проблем с моим поведением у вас больше не будет, и я обещаю, что уеду, но не через три года, а сейчас, и не в монастырь, а к тёте Фелиции, которая, наверное, единственная, ?? кто понимает меня.
Она встала, открыла шкаф, взяла несколько пар чулок, два платья, десять фунтов (это были все деньги, которые она сумела скопить), сунула всё это в заплечный мешок, взяла на руки котёнка и очень тихо, чтобы не разбудить родителей, пошла на кухню. Там девушка положила в мешок бутылку молока, несколько толстых ломтей хлеба, большой кусок масла и полголовы сыра. Потом она по-кошачьи прокралась на конюшню, оседлала Блейка, надела дорожный плащ, снятый с гвоздя, отворила тяжёлые ворота, вскочила на жеребца и, пустив его во весь опор, ускакала…
Шесть часов спустя Ванда остановила лошадь у дверей небольшого домика, в котором жила двоюродная сестра её матери, Фелиция.
Спрыгнув с лошади и подойдя к двери, она тихонько постучала. Ответа не последовало, тогда девушка толкнула дверь, и та, на удивление, открылась.
— Тётя Фелиция, вы дома? Это ваша племянница Ванда.
Молчание производило впечатление какой-то давящей тревоги.
— Тётя Фелиция, где вы?
Ванда очень последовательно, комната за комнатой, обошла весь дом, но, так никого и не обнаружив, решила спросить о тёте у соседей. Она обошла несколько домов, но либо никто ничего не знал, либо дверь просто не открывали. В отчаянии девушка вернулась в дом, принадлежащий тётке, зажгла стоявшую на столе свечу и попыталась рассуждать логически.
— Так, если бы тётя уехала куда-нибудь надолго, она вряд ли бы оставила дверь незапертой. Поэтому стоит ожидать её скорого возвращения.
Она тихо опустилась на кровать, и тяжёлый сон сморил её. Проснулась она от резких мужских криков за окном.
— Эй, люди, давайте вилы, к Фелиции забрались воры!
Ванда, сообразив, что это её приняли за воровку, подбежала к двери, желая вывести людей из заблуждения, сказав, что она не воровка, а племянница Фелиции. Распахнув дверь, она вышла на порог, и резкий свет факелов ударил в глаза…
— Стойте, я не…
Договорить ей не дали. Высокий горилоподобный мужчина, схватив её за волосы, выволок за порог и бросил на землю. Крестьяне схватились за верёвки и уже предприняли первые попытки, чтобы связать девушку, но властный женский голос остановил их.
— Недотёпы! Что вы делаете? Вы что ли не видите кто это?
— А кто? Кто это?
— Разуйте глаза, увальни! Это же Ванда, моя племянница!
— То есть, она не воровка?
— Если ты назвал воровкой мою племянницу, то назвал воровкой меня! По-твоему, я воровка?
— О нет, конечно же, нет, миледи. Я просто никогда не видел вашу племянницу и поэтому принял её за кого-то другого, простите мне моё невежество, миледи.
— Хватит болтать! Отпустите девочку, и пошли вон отсюда!
Крестьяне отпустили Ванду и поспешно отправились восвояси. Фелиция тем временем, обняв племянницу за плечи, вводила её в дом.
— Здравствуй, Ванда. Какая ты стала красавица, но позволь узнать: что привело тебя ко мне? Дома случилось что-нибудь плохое?
— Да нет, тётушка, просто…
— Ну, — поторопила Фелиция.
— Просто я от них сбежала.
— Как?! – скорее ужаснулась, чем удивилась тётка.
— Понимаешь ли, тётя, они всё время кричат на меня, а в восемнадцать лет хотят отправить меня на услужение в монастырь Святого Патрика, а ещё они утверждают, что моя прабабушка была ведьмой, а я дитя дьявола!
Произнеся эти слова, девушка разрыдалась в голос.
— Ну-ну, не плачь, девочка. Понимаешь ли, в истории твоего детства было немало загадочных происшествий. Взять хотя бы тот случай, когда ты спокойно села на Блейка и поехала на жеребце, считавшемся диким и необъезженным. А та эпидемия оспы, миновавшая тебя и убившая практически всех детей в селении, а те, кто остался жив, получили тяжелые осложнения, однако тебя это миновало. К тому же тебе, наверное, никто не рассказывал о пророчестве твоей прабабушки.
— Ну, я слышала, что когда мне исполнится восемнадцать, я якобы унаследую всю её силу.
— А ты не знаешь, каким образом?
— Нет, мне никто ничего про это не рассказывал. При мне об этом не говорят, а всё, что я узнала, я случайно услышала в деревне или на ярмарке.
— Тогда слушай. Твоя прабабушка была очень необычной женщиной. Можно сказать, она была… ведьмой. Твоя прабабка могла исцелить, а могла и убить человека одним взглядом: необыкновенной силы была колдунья. Но все её беды начались, когда она вышла замуж. Она родила твою бабушку, но ребёнок простудился и должен был умереть. Ванда (твоя прабабка) знала один очень древний способ, как спасти умирающего человека. Она должна была отдать другую жизнь взамен той, которую хотела спасти, и Ванда сделала выбор. Она решила спасти своего ребёнка, убив какого-нибудь из деревни. Она попросила мужа принести любую новорождённую девочку. Он испугался, но поручение всё-таки выполнил. Тогда твоя прабабка, совершив какой-то древний обряд, я точно не знаю какой, убила деревенского ребёнка. Жизнь твоей бабушки была спасена. Однако в дом ворвались родители убитой девочки, Ванду схватили и хотели обвинить в ведовстве, но девушка начала защищаться. В результате погиб отец убитого ребёнка, а мать побежала в деревню и позвала на помощь. Пришли крестьяне с вилами, и твой прадед погиб, защищая свою жену. Ванда сумела спастись. Вынося на руках Амалию (твою бабушку), она побежала куда глаза глядят и через некоторое время добрела до забытого Богом поселения протестантов в лесу. Ванда осталась там, и, пока твоя бабушка была маленькой, она находилась в безопасности. Но однажды на поселение напали. Почти все дома разграбили и сожгли, а твою прабабушку, как и многих других женщин, изнасиловали. Но ей повезло: человек, её опорочивший, вскоре женился на ней. А через девять месяцев Ванда родила мальчика, твоего двоюродного деда и моего отца. Всю свою жизнь Ванда прожила в достатке и полнейшем благополучии, а когда дети выросли, вернулась в родную деревню. Там твоя бабушка и мой отец выросли, завели семью, родили детей, мой отец увёз меня и маму в это селение, а Амалия осталась жить в одной деревне с матерью. Но у Ванды никак не получалось передать даже часть своего дара дочери, но Амалию это не очень огорчало, ведь она была беременна твоей матерью, моей кузиной Парвати, остальное молодую девушку мало волновало. Сразу же после того, как родилась Парвати, твоя бабушка умерла (у неё были очень тяжелые роды). Ванда воспитывала твою мать, по всем правилам готовя её к принятию колдовской силы. Но одно очень тяжелое обстоятельство помешало осуществиться планам твоей прабабки – Парвати её ненавидела и боялась. Поэтому она и отказалась принять колдовскую силу Ванды. А ты, наверное, знаешь, что сильная ведьма не может умереть, не передав никому своего дара (или проклятья). Когда твоя мать вышла замуж за священника и забеременела тобой, Ванда почувствовала, что её жизнь подходит к концу. Тогда она заключила всю свою силу в книгу и медальон-пентаграмму. Умирая же, Ванда позвала всех к себе всех жителей деревни и сказала, что новорожденная девочка будет очень похожа на неё, ребёнка будут обходить все болезни, но она не сможет даже минуту находиться в церкви. А ещё твоя прабабка предсказала, что ты получишь её имя и всю её силу в день своего совершеннолетия. Теперь ты понимаешь, почему твои родители хотят отправить тебя в монастырь?
— Если честно, то я не понимаю, что плохого быть ведьмой. Ведь я смогла бы лечить людей и…
— Ванда, Ванда, ты, как и твоя прабабушка, считаешь это даром, а твои родители – проклятием. Твой отец священник, и он не потерпит в своём доме ведьму. Ну да ладно. Хватит о плохом. Давай поговорим о том, как тебе найти книгу и медальон, некогда принадлежавшие Ванде, а теперь, ставшие хранилищем её силы.
— А разве твой отец не знает о месте, где они спрятаны?
— Возможно, мой папа и знал об этом, но его самого нет в живых уже много лет: я была твоей ровесницей, когда он погиб, упав с лошади.
— А ты, ты не знаешь?
— Нет, я, к сожалению, не знаю, где она могла их спрятать. Знаю только, что это были разные места. Но, увы, я даже не догадываюсь, какие именно.
— Спасибо, тётя Фелиция. Я не знаю, куда мне теперь ехать, думала, что смогу остаться у тебя, но теперь понимаю, что должна найти книгу и медальон. Именно поэтому я должна уехать.
— Заметь, это твоё решение. И поверь, со временем ты поймёшь, что оно правильное. Я же считаю, что сначала ты должна съездить на могилу Ванды. Почему-то мне кажется, что именно там ты найдёшь ответы на интересующие тебя вопросы.
— Тётя, а можно я останусь до утра? Просто Блейк устал, котёнок хочет есть. Кстати, я так и не придумала, как его назвать. Ты не подскажешь?
— Дай посмотреть.
Она взяла котенка на руки и, прикрыв глаза, начала беззвучно шевелить губами.
— Назови его Найт. Вот увидишь, он сразу же начнёт откликаться.
Она отпустила котёнка на пол и велела Ванде его позвать.
— Найт, Найт, иди сюда, маленький, — ласково позвала девушка. Котёнок сразу же подбежал и стал тереться об её ноги, громко мурлыча.
— Ты, кажется, хотела остаться до утра. Ну что ж, та кровать у стены полностью свободна.
— Спасибо, тётя.
Ванда с помощью Фелиции быстро застелила постель чистым бельём, разделась, юркнула под одеяло и уснула.
Девушка проснулась далеко за полдень. На улице уже разгорелся ещё один солнечный, весёлый денёк. Она вылезла из кровати и, быстро одевшись, начала поиски Фелиции.
— Тётя Фелиция, ты дома?
Ответа не последовало. Тогда Ванда подошла к обеденному столу в надежде, что тётя успела подумать о завтраке. Но увы! Вместо приготовленного завтрака на столе обнаружилась записка: «Доброе утро, Ванда! Я ушла в деревню к молодой роженице. Постараюсь вернуться к обеду и помочь тебе подготовиться к отъезду. Твоя тётя Фелиция».
— Что ж, ни позавтракать, ни уехать пораньше не удалось но, может быть, удастся хотя бы осмотреть местность. Всё-таки я здесь в первый, а может быть, и в последний раз в жизни, — проговорила девушка, сладко потягиваясь. Она неспешно вышла на внутренний дворик и обомлела.
Вокруг дома тёти не было не только забора, но даже и замков. Странным было то, что при этом она не опасалась хранить в доме деньги и ценные вещи. Неужели здесь живут такие честные люди, что никто ничего не пытался украсть? Вряд ли. Наверное, людей останавливает что-то другое, но вот только что? Единственный способ узнать – это спросить об этом у деревенских жителей.
Ванда вышла на улицу и решила пройтись по деревне. Чем дальше девушка шла, тем больше она удивлялась. У всех домов были не только заборы, замки и множество засовов, в нескольких дворах Ванда даже услышала лай злобных сторожевых псов.
Отчего же тётя уходит из дома, оставляя все двери не то что не запертыми, а просто распахнутыми настежь? Беспечность? Да беспечность ли?
Она всё шла и шла, а клубок вопросов затягивался всё туже. Поняв, что, если не распутает его сейчас, то не распутает уже никогда, Ванда остановила проходившую мимо пожилую женщину и спросила:
— Простите, а вы не могли бы рассказать что-нибудь о Фелиции?
— О знахарке?
— Так она считается здесь знахаркой?
— Почему это считается? Фелиция прекрасно лечит любые хвори. А ещё многие говорят, будто бы её бабка была сильной ведьмой, а ей передала часть своего дара.
— Открою вам один секрет: это не так, вернее, не совсем так. Её бабка и в самом деле была ведьмой, но не передала ей даже части своей силы.
— Почему ты так считаешь, глупая девчонка?
— Потому что вся сила покойной Ванды через три года должна перейти ко мне!
— Так ты племянница Фелиции!
— Да, но только не надо об этом никому говорить, я ещё пока не знаю каким образом смогу получить прабабушкину силу. Поэтому не стоит толковать об этом раньше времени.
— Да, да, милое дитя, конечно, ты абсолютно права: не стоит делить шкуру ещё неубитого медведя. Но можно тебя попросить?
— Смотря о чём?
— Если ты всё-таки станешь ведьмой, накажи шерифа, приезжающего сюда за налогами! Он собирает в два раза больше положенного, а тех, кто не хочет отдавать последние гроши, избивает и отбирает у них дочерей. Мою внучку он забрал за долги, а мне теперь приходится побираться, чтобы не остаться без крыши над головой! Накажи его и верни дочерей родителям! Верни мне мою внучку!
Произнеся эту гневную тираду, старушка уткнулась лицом в плечо Ванды и разрыдалась. Девушка не придумала ничего лучшего, чем пригласить старушку домой к тёте Фелиции, накормить и дать ей хоть немного денег. Придя домой, Ванда в первую очередь посмотрела, на месте ли её сбережения. Маленький мешочек с десятью фунтами лежал там, где она его оставила. Девушка растопила печь и, накормив старушку, спросила:
— Сколько требует шериф?
— Да какая разница! – Воскликнула старушка в полнейшем отчаянии. – Мне никогда не собрать такую огромную сумму за такое короткое время!
— Так сколько всё-таки необходимо заплатить?! – почти прокричала Ванда.
— Пять фунтов за налоги и пять фунтов за внучку, итого десять, а у меня нет даже трёх!
Старушка снова зарыдала.
— Когда надо отдавать деньги?
— Завтра, милая, завтра!
Ванда вспомнила то недалёкое время, когда тайком от родителей собирала и копила монетки, потом посмотрела на рыдавшую женщину и, собрав всю свою волю в кулак, произнесла:
— Вам нужно десять фунтов, я дам вам эти деньги. Больше, к сожалению, не могу.
— Откуда ж ты их возьмешь, золотце?
— Я долго копила, но сейчас вам они нужнее, чем мне, возьмите, — проговорив это, она высыпала на стол десять золотых монет, со звоном покатившихся по столу.
— Нет, нет, я не могу их принять, ты копила, а я не могу отнимать последние деньги у ребёнка.
— Берите! Подумайте о вашей внучке! Сколько ей лет?
— Шестнадцать.
— Ну, так подумайте о ней.
Взрыв рыданий, вырвавшихся из груди бедной женщины, до глубины души тронул Ванду, и она решила во что бы то ни стало помочь этой несчастной.
— Спасибо, милая, да благословит тебя Бог!
— Не надо о нём. Бог забыл обо мне сразу после моего рождения.
— Ты не католичка?!
— Нет, мои родители не смогли меня окрестить.
— Почему?
— Видите ли, как только я захожу в церковь, моё тело начинает истекать кровью, а стоит мне выйти из храма, как все шрамы исчезают, боль прекращается, а крови нет и в помине!
— Когда же ты родилась?
— 31 октября, в День всех Святых.
— Тогда получается, что завтра твой день рождения! Ведь сегодня 30 октября и канун Дня всех Святых. Ну что ж, доброе дитя, в деревне мы приготовим для тебя такой праздник, о чем потом всю жизнь помнить будешь!
— Что вы, не стоит, всё равно завтра меня уже здесь не будет, я уеду сегодня вечером.
— Куда это ты поедешь на ночь глядя, уж не на шабаш ли? – старушка, весело погрозив ей пальцем, совсем по-родственному обняла её за плечи. – Даже не думай, завтра в деревне будет праздник, так мы и твой день рождения отметим, кстати, сколько же тебе исполняется?
— Шестнадцать и меня зовут Ванда.
— Всё сходится, всё, как она предсказывала. Ты не пожалеешь, что осталась здесь на пару лишних деньков. Мы умеем благодарить за доброту, вот увидишь, мы, деревенские, в долгу не останемся.
После этих слов старушка встала и быстро ушла, а Ванда, так и не сумев ничего разузнать, взяла на руки Найта и села перед окном. Шестое чувство подсказывало ей, что она не потеряет здесь время даром, а, возможно, даже приблизится к столь желанной цели.
Утро, послужившее для неё началом нового дня, выдалось, не в пример вчерашнему, пасмурное, а холодный, пронизывающий ветер отбивал всяческое желание вылезать из-под тёплого одеяла и выходить на улицу.
Проснувшись, девушка открыла глаза и, не увидев ничего необычного, начала одеваться. Ванда накинула плащ, налила молока в миску Найта и, выйдя на улицу, направилась в сторону конюшни. Прежде она каждый день заходила к жеребцу, но вот уже два дня не навещала любимого скакуна.
— Ну здравствуй, родной, как ты тут? Застоялся, наверное. Ну ничего, ничего, сейчас пойдём на воздух, — ласково проговорила она, открывая денник и выводя лошадь из конюшни.
Ванда с малолетства прекрасно ездила верхом и сейчас, вскочив в седло, погнала коня во весь опор. Ветер, совсем недавно казавшийся холодным, оказался прохладным и приятно освежал лицо. Сделав несколько кругов вокруг деревни, она погнала лошадь по просёлочной дороге прочь от деревни. Девушка неслась навстречу упругому ветру, когда шум повозки остановил её. Она развернулась и, притаившись в тени небольшого леска, стала наблюдать за дорогой. Вскоре её взору предстала повозка, украшенная английским флагом и сверкавшая золотой звездой на деревянном боку.
— Шериф! – воскликнула девушка и, пришпорив коня, поскакала наперерез сборщику налогов. Она должна была предупредить деревенских, чтобы они заперли детей дома и спрятали последние сбережения. Ванда ворвалась в деревню ураганом пыли и цокота копыт.
— Скорее! Скорее! Он едет! Приготовьтесь! – кричала она, на скаку стуча в каждую дверь. Ванда остановилась у дома старушки, которой дала вчера денег и начала громко стучать.— Он приехал, выходите и встречайте внучку! А я скоро вернусь.
Едва девушка всех предупредила, как в деревню вкатилась и остановилась у церквушки повозка шерифа. Спрыгнув с козел, он пошёл по деревне, звоня медным колоколом и возвещая:
— Пора платить налоги!
Все жители понуро плелись к храму, неся кто деньги, а кто мясо, рыбу, сыр, кур, а одна молодая вдова, рыдая, вела породистого скакуна молочно-белого цвета. Шериф же, водрузив свой зад на деревянный табурет, принимал подати и ставил галочки в толстой книге. Ванда, спешившись и взяв в руки повод, шла к храму в общей толпе. Зрелище, уведенное ею, ужасало своей жестокостью. Вдова, рыдая, протянула поводья шерифу, умоляя:
— Пожалуйста, не убивайте его! Можете запрячь в повозку, пахать на нём, только одного прошу: не убивайте!
— Давай иди, без тебя разберёмся!
Друг за другом прошли все жители. Подошла очередь несчастной женщины, лишившейся внучки. Она подошла к шерифу и, протянув ему десять фунтов, произнесла почти твердым голосом:
— Вот деньги, верни внучку.
— А я, бабуля, передумал! Давай деньги! – проорал монстр, отбирая золотые монеты и бросая их в общий мешок.
— Но ты обещал! Верни мне мою внучку, чудовище! — зарыдала старуха, крепко вцепившись в рукав представителя королевской власти. В ответ на это шериф наотмашь ударил женщину, упавшую на землю. Это была последняя капля, переполнившая терпение Ванды.
— А ты можешь только избивать женщин и отнимать дочерей?
— Что ты сказала, мелкая потаскуха?!
Глаза девушки пылали зелёным ведовским огнем, а разметавшиеся рыжие волосы напоминали языки пламени. Шериф подошёл к ней и попытался ударить, но Ванда, вскочив в седло, ловко подняла жеребца на дыбы. Шериф упал, а девушка, выхватив у него пищаль, опустила коня и медленно произнесла:
— Встань!
Он подчинился, с опаской глядя на дуло пистолета, направленное ему точно в лоб.
— А теперь отпусти девушку.
— К-какую девушку? Не-не знаю я никакой девушки.
— Её внучку!— Ванда указала на женщину, поднимавшуюся с земли.
— Ты что сдурела? Не знаю я никакой внучки!
— В самом деле?– произнесла Ванда, направляя пистолет на замок, висящий на дверце фургона.
— Стой! Не смей! – шериф бросился к ней и попытался остановить, но было уже поздно. Девушка спустила курок, и пуля полетела к цели. Секунду спустя замок упал, дверь открылась, а из фургончика стали вылезать люди, щурясь на тусклый солнечный свет пасмурного дня. Далее произошла долгожданная встреча с родственниками. Ванда молча наблюдала за этой сценой и, почувствовав себя лишней, вскочила в седло и ускакала.
Она остановила лошадь только тогда, когда деревня осталась далеко позади, а гомон радостной встречи затих вдали. Спрыгнув на землю, она села на корточки и зарыдала в голос. Сознание того, что у неё нет семьи, поразило её только сейчас. Но ещё горше было потому, что как только семьи воссоединились, про неё мигом все забыли, ни одна душа не сказала «спасибо», а ведь она немало сделала для того, чтобы всё вышло так, как вышло. Сквозь слёзы она посмотрела на низкое хмурое небо и закричала:
— Ты должна была отдать мне свою силу, так где ты сейчас, где ты, когда ты мне так нужна?!
Не успели слова затихнуть, растворившись в воздухе, как лёгкий порыв ветра тронул её по щеке. Девушка не обратила на это внимания, но порыв ветра повторился снова. Тогда Ванда, недолго думая, вскочила в седло и поскакала в том направлении, в котором он дул. Чем ближе она подъезжала к лесу, тем слабее становился вихрь. Когда она наконец оказалась под сенью многовековых деревьев, дуновение эфира стало почти неощутимым.
Она всё ехала и ехала, но лес не кончался, и ничего интересного тоже не попадалось… Ветер неожиданно стих совсем, и взору девушки открылось заросшее, давно заброшенное кладбище. Ванда догадывалась, зачем она сюда приехала, но для окончательной уверенности она, накинув уздечку на ветку, пошла бродить между надгробиями… Ничто особенное так и не смогло привлечь внимание девушки, но тут она заметила одинокую могилу, расположенную на отшибе кладбища. Ноги сами понесли её туда. Девушка подошла и, оборвав вьюн, густо покрывающий надгробие, прочла: «Ванда Симпсон, 1614–1680».
— Значит, ты прожила 66 лет. Бабушка, ну что, что мне надо сделать, чтобы получить твою силу?
Секунду спустя резкий порыв ветра сломал сухую ветку, мгновенно воткнувшуюся в землю.
— Ты хочешь, чтобы я тебя выкопала? – в голосе девушки зазвучал откровенный ужас.
Ещё одна ветка упала и вонзилась в землю. Это был даже не намёк, это был уже явный приказ копать. Девушка попыталась копать руками, но это не принесло никакого результата. Хоть земля и оказалась на удивление рыхлой, но комья забивались под ногти и приносили жуткую боль.
— Я сейчас, я скоро вернусь, вот только лопату принесу! – прокричала Ванда в пустоту, вскочила в седло и умчалась по направлению к деревне. Добравшись до деревни с наступлением темноты, девушка ворвалась в дом своей тётки, первым делом поинтересовавшись, где можно взять лопату.
— Зачем тебе лопата? На дворе уже давно ночь, и сегодня, если ты не помнишь, твой день рождения и в деревне праздник по случаю Дня всех Святых. И ещё по одной причине, — закончив эту тираду, Фелиция ушла в другую комнату и начала готовиться к празднику. Четверть часа спустя она предстала перед Вандой в абсолютно новом платье из кремового бархата.
— Я бы на твоём месте тоже переоделась, — заметила Фелиция, кивая на перепачканное землёй и заношенное платье Ванды.
— К чему мне это? Я ведь не на праздник собираюсь,— девушка мотнула огненно-рыжими волосами.
— Разве? А по-моему, совсем некстати проводить свой шестнадцатый день рождения, сидя одной дома взаперти.
— Я не знаю, зачем мне туда идти. У меня нет подруг, с которыми можно было бы повеселиться, нет жениха, который бы нежно и преданно меня любил, так зачем мне туда идти?
— Ты права, у тебя нет подруг и никогда их не будет, ты снова права, говоря, что у тебя пока, заметь, я говорю пока, нет жениха, который бы любил тебя нежно и преданно, но у тебя есть много людей, которые очень тебе благодарны и устроили этот праздник специально для тебя.
— Для меня? – в голосе Ванды сквозило неприкрытое удивление.
— Да, для тебя, в этой деревне уже много лет не празднуют День всех Святых. Не празднуют с того времени, когда шериф начал обирать эту несчастную деревню.
— Так на какие же деньги вы это устроили?
— Я думаю, никто не против того, что мы попросили его немного поделиться с нами, — Фелиция лукаво подмигнула и покинула дом. Тяжело вздохнув, Ванда принялась выбирать наряд. У неё имелось несколько платьев, но все они были настолько стары и заношены, что больше походили на погребальный саван, чем на праздничное одеяние. Но поскольку выбора всё равно не было, девушка облачилась в светло-зелёное платьице и пошла на улицу искать празднующих. Она огляделась и обратила внимание на то, что для праздника слишком тихо, более того, на улице стояла мёртвая тишина.
Ванда шла по деревне, не понимая, зачем местным и собственной тётке её разыгрывать. Но не успела она дойти до площади, на которой сегодня утром развернулись уже описанные события, как загорелось множество факелов и непонятно откуда заиграла весёлая музыка. Девушка рассеянно бродила среди толпы весёлых и уже чуточку захмелевших людей, не замечая никого и ничего вокруг. Все ее мысли были направлены на поиски повода поскорей покинуть праздник. Она ходила, рассеянно выслушивала поздравления, принимала скромные подарочки в виде печёных яблок или тонкого ломтика мармелада. Бедность этой деревни просто устрашала, но одновременно поражала глубокая благодарность людей, делящихся последним и очень обижающихся, если она отказывалась от нехитрого подарочка. Так и не сумев дождаться конца праздника, Ванда начала пробираться сквозь толпу веселящихся и не замечающих её людей. Наконец, она оказалась на небольшом сравнительно тихом и безлюдном пустыре. Оглядевшись, девушка быстро побежала в сторону дома.
Вернувшись в дом и, быстро схватив лопату, Ванда оседлала жеребца. Пустив коня во весь опор, она добралась до кладбища, когда луна уже довольно ярко освещала надгробия, а часы давно пробили полночь. Девушка опрометью кинулась к могиле своей прабабки и быстро начала копать. Два часа работы не прошли даром, лопата гулко ударилась о крышку гроба.
Ванда попыталась сама вытащить последний приют усопшей. Но сил у молодой девушки для этого не хватало. Оставив попытки вытащить деревянный ящик из могилы, она попыталась открыть крышку. С третьей попытки ей это удалось, крышка гроба послушно открылась.
Ванда перевела дух, откинула огненные пряди со вспотевшего лба и едва не закричала, увидев останки своей родственницы. На обнаженных костях не было ничего, не было останков погребального савана, из всего этого следовал ужасный, кошмарный вывод: усопшую женщину похоронили голой! Девушка самым внимательнейшим образом осмотрела каждый дюйм скелета и гроба и, не обнаружив ничего интересного, уже стала отчаиваться, как вдруг яркая полоска лунного света выхватила четыре трещинки в бархатной обшивке. Она ощупала небольшие впадинки и поняла, что кто-то устроил тайник в одной из стенок гроба. Пальцы сами собой попытались открыть его, и неожиданно это получилось. Небольшая деревянная дощечка упала на руку, открыв маленькое углубление, в котором лежал серебряный медальон-пентаграмма на тонком кожаном шнурке. Ванда заглянула в тайник ещё раз и обнаружила там записку от своей прабабушки:
«Милая Ванда!!! Вот наконец и настал тот день, когда тебе исполнилось шестнадцать. Если ты читаешь это письмо, значит, ты уже нашла медальон, а через два года ты обретёшь книгу силы, когда-то принадлежавшую мне, и станешь настоящей ведьмой! С днём рождения, и я искренне желаю тебе удачи, а ещё помни, что я тебя очень, очень сильно люблю, и, возможно, мы с тобой когда-нибудь встретимся! Твоя прабабушка, Ванда Симпсон».
Ванда перечитала записку трижды прежде, чем до неё дошёл её смысл. Каким-то образом её прабабка знала, что именно в день своего шестнадцатилетия Ванда придёт на это кладбище, отроет могилу и найдёт медальон и эту записку. Наконец то, во что поверить было не так просто, обрело доказательства. Ванда Симпсон, похороненная здесь, действительно была ведьмой. А это значит, что все слухи были правдивы, и через два года девушка обретет колдовскую книгу, принадлежавшую её прабабке, и сама станет ведьмой. Она надела медальон на шею и побежала к тому месту, где оставила Блейка. Оседлав жеребца, она галопом помчалась по направлению к деревне.
Добравшись до дома, Ванда опрометью бросилась в свою комнату и начала складывать вещи. Она хотела уехать сейчас, пока тётя Фелиция не вернулась с праздника. Объяснить своё желание у неё не получалось. Девушка просто чувствовала, что ей надо бежать отсюда как можно скорее. За все годы жизни интуиция ни разу её не обманула, вот и теперь она слепо доверилась внутреннему чутью. Побросав вещи в заплечный мешок, с которым она приехала, Ванда, схватив своего котёнка Найта, выбежала во двор. Уже садясь в седло, она заметила фигурку Фелиции, возвращавшейся с праздника. Девушка пустила коня во весь опор и умчалась прочь. А местная знахарка так и осталась стоять у крыльца, слушая удаляющийся топот копыт.
Фелиция тихо зашла в дом, зажгла свечу и, подойдя к окну, тихо произнесла в пустоту:
— Ну вот и случилось то, что и должно было случиться…
Ванда удалялась от деревни всё дальше и дальше, при этом думая, что ей делать и куда ехать. Она скакала без остановки до тех пор, пока все населённые пункты, встречавшиеся на её пути, не остались позади. Наконец, она остановилась в лесу и, спрыгнув с седла, села на землю.
— Ну, милые, и что нам теперь делать?— спросила она, рассёдлывая коня. – Конечно, вы молчите, вы ведь просто не можете мне ничего сказать, а жаль. Впервые за всё время, когда я ушла из дома, мне ни разу не было так одиноко. Ну почему, объясните мне, почему я убежала из дома тёти? Не знаете? Вот и я не знаю. Может, стоит вернуться и посмотреть, всё ли там в порядке, а если всё хорошо, остаться там ещё ненадолго? Как думаете?
Естественно, Ванда так и не услышала ответа, но приняла решение, что завтра же вернётся в деревню, в которой жила Фелиция, и убедится, что не случилось ничего дурного. Ночь девушка провела без сна. Как только она закрывала глаза, перед ними вставали образы выжженной дотла деревни, а уши явственно слышали стон умирающих. Утром, лишь заслышав далёкий крик петуха, Ванда вскочила, терзаемая дурными предчувствиями. Заседлав коня, она, даже не подумав о завтраке, помчалась в сторону той деревни, которую не так давно спешила покинуть. Даже издалека были заметны столбы дыма, поднимавшиеся над деревней.
Когда девушка добралась до деревни, ей открылась ужасающая картина: сгоревшие дома, вырезанный скот, умирающие люди, которые молили о помощи. Ванда ехала вдоль деревни, пытаясь найти кого-нибудь, кто смог бы рассказать ей о том, что здесь произошло. Доехав до церкви, девушка увидела девочку, плакавшую на крылечке. Подойдя к ребёнку, будущая ведьма спросила:
— Ты можешь рассказать о том, что здесь произошло?
Сквозь всхлипы девочка подняла глаза на нее и сдавленно произнесла:
— Нас покарали…
— Кто покарал? За что? Да объясни же ты толком, что здесь произошло?!
— Вчера сюда пришли люди короля и покарали нас за ограбление шерифа… Все дома сожгли, а большинство жителей погибло… Мои мама с папой, они сгорели в доме, они не успели выбежать, а я всё это время была в лесу, и они меня не нашли!..
— А что с Фелицией?! Ты знаешь, что произошло со знахаркой?
Они связали её и увели в город…
— За что?! Зачем? Зачем они увели мою тётю?!
— Они кричали, что она ведьма, а ещё её высекли прутом и заставили идти в город пешком, без обуви…
— Они посмели высечь мою тётю и заставить её идти по камням босиком?!
Ответа Ванда так и не услышала, девочка вновь залилась слезами.
— Прекрати рыдать! – закричала она на ребёнка.
Девочка затравленно вскинула заплаканные глаза, но истерика мгновенно прекратилась.
— Послушай, — уже спокойно продолжила девушка, — у тебя остался кто-нибудь из родственников, у кого бы ты могла жить?
— Нет! – девочка вновь заплакала.
— Хватит! Если тебе некуда идти, ты поедешь со мной, я не могу тебя бросить одну в выжженной деревне! Меня зовут Ванда, а тебя?
— Марта.
—Хорошо, Марта, сейчас мы попытаемся устроить твоим родителям похороны, а потом поедем в город, я не могу позволить сжечь на костре мою тётю, совершенно безосновательно обвинённую в ведовстве.
— Но как же мы сможем похоронить моих родителей, ведь они сгорели, навряд ли от них что-нибудь осталось.
— Ничего, мой отец был священником, и я примерно представляю, как должны проходить проводы в последний путь.
— Как? Как же так?!
— Ну, вначале надо сколотить гроб, потом…
— Да я не об этом!
— А о чём?
— Ты сказала, что твой отец – священник, а ты, ты ведь наследница Ванды Симпсон!
— Откуда ты знаешь?!
— Да здесь все о тебе знают!!!
— Хватит обо мне. Пошли искать останки твоих родителей. Потом поедем в соседний поселок, закажем гроб и панихиду.
Ванда и Марта зашли в то, что совсем недавно было домом, а сейчас представляло огромное пепелище. Кости, сильно обгоревшие и местами потрескавшиеся, обнаружились сразу. Один из скелетов лежал у стены, где, наверное, было окно, а второй рядом с тем местом, где до пожара располагалась дверь. Десятилетняя девочка снова начала плакать, но Ванда не стала её успокаивать, смерть родителей слишком тяжёлое испытание даже для взрослого человека, а для пятилетнего ребенка вообще непосильное, чтобы заставить его держать себя в руках и проявлять мужество. Девушка собственноручно вынесла скелеты, положила их в сени церквушки и, как обычно испытав недомогание, которое всегда проявлялось, когда она находилась около любых храмов, пошла готовиться к поездке в соседний посёлок. Визит к священнику не принёс ожидаемых результатов…
— Я не буду отпевать двух скелетов, неизвестно когда отправившихся в лучший мир, — именно это говорил Марте священник, вежливо, но весьма настойчиво выпроваживая её за дверь своей монашеской, но отнюдь не скромной обители.
— Ну, и что он сказал? – спросила Ванда, стоявшая на довольно большом расстоянии.
— Он сказал, что не будет заниматься похоронами моих родителей. – Марта стояла, опустив глаза и едва сдерживая слёзы.
— С какой стати! Он – так называемый служитель Господа!
Сейчас она находилась в состоянии, когда ей было всё равно, что будет с ней. Девушка быстро подошла и резким толчком распахнула дверь кельи священнослужителя.
— Что вы себе позволяете? – выкрикнул монах, отрываясь от горлышка и пряча за спину довольно объёмную, содержащую в себе первоклассное монастырское вино, бутылку.
— Почему вы не хотите провести погребальный обряд?
— Ну вот, и вы туда же! Они умерли, не причастившись и не получив отпущения грехов, да и вообще, они умерли не по правилам…
— Значит, теперь уже и умирают по каким-то определённым правилам! А разрешение короля пока не требуется?!
— Нет, разрешение монарха не надобно. Да и вообще, что вам от меня надо?!
— В третий раз повторяю: мне нужно, чтобы вы провели обряд погребения умерших родителей той девочки, которая только что к вам приходила! Неужели вам не жалко ребёнка?!
— Я уже сказал вам, что не собираюсь отпевать двух этих умерших. У меня для этого есть довольно много причин: во-первых: они умерли, не причастившись, во-вторых, не получив отпущения грехов, в-третьих, они умерли не в моей пастве и в-четвёртых…
— …вам просто не хочется выходить из дома, а хочется остаться здесь и продолжать уничтожать запасы вина!!!
Священник, ничуть не смутившись, продолжил:
— В-четвёртых, из всего этого можно заключить, что Господь не примет души этих людей
— В таком случае, будьте прокляты вы и ваш Господь, не принимающий души людей, искренне любивших его!
— Милая, если бы они действительно любили Господа, они бы не умерли, не причастившись и…
Но Ванда уже не слышала последних слов. Гневно хлопнув дверью, она быстрым шагом направилась к тому месту, где её ждала Марта.
— Ванда, что с тобой случилось?
— Со мной? Со мной всё в порядке, просто немного устала.
— Но твоё лицо и руки…
Девушка заглянула в лужу и увидела, что её лицо, шею и руки покрывают глубокие кровоточащие царапины.
— Марта, принеси молока, — еле слышно прошептала она и лишилась чувств.
Очнулась Ванда два часа спустя на заботливо положенном под голову одеяле. Оглядевшись вокруг, девушка увидела Марту, тихо, но уж очень горько плачущую.
— Что ещё случилось? Почему ты плачешь? – прошептала она плохо слушающимися губами.
— Ванда! Ты жива! – воскликнула Марта и заплакала ещё горше.
— А что? Какой я ещё должна быть? Или вы все уже объявили меня безвременно усопшей?
— Нет-нет! Что ты! Просто ты вернулась вся в крови, потом упала и пролежала так почти весь день, ну… и я подумала…
— Хватит! Я не священник, чтобы слушать твою отповедь!
Ванда поймала на себе недоумённый и обиженный взгляд девочки и, почувствовав резкий укол совести, смягчилась:
— Прости, просто так много пришлось пережить, вот я и не сдержалась, прости ещё раз. Поехали в деревню, нам ещё нужно многое, очень многое сделать…
— Что?
— Ну, похоронить твоих родителей, а потом ехать в город и попытаться помочь Фелиции.
— А как же похороны?! Неужели нам самим придётся сделать это?
— Конечно же, нет, если только ты не хочешь, чтобы кости твоих родителей так и лежали на земле, пока их не растащат голодные собаки.
— Но ведь этим должен заниматься священник.
— Священник отказался, настойчиво уверяя меня в том, что твои родители умерли якобы не по правилам.
— Что?
— Ничего. Просто ему не хочется отрываться от бутылки и покидать уютную постель, где его ожидает молоденькая любовница. Поехали, солнце садится, а завтра вечером я уже хочу быть в городе.
Марта и Ванда абсолютно молча сели в седло, и остаток дороги каждая из них провела в своих мыслях.
Обряд похорон прошёл быстро и без излишеств. Окончив свою миссию, они оседлали коня и крупной рысью поскакали по направлению к городу. Ночь настигла их в пути, и путницы, спрыгнув с лошади, начали выкладывать на мягкую луговую траву те остатки пищи, которые ещё можно было использовать по их прямому назначению. Доев последние крохи, Ванда подвела неутешительный итог: еды у них не осталось, но хуже этого было только то, что им нужна была ещё одна лошадь. Блейк слишком быстро выдыхался, везя двух наездниц и котёнка, постоянно шнырявшего туда-сюда и очень быстро превращавшегося в кота. Она рассказала обо всём этом девочке, и спутницы приуныли. У них не было ни денег, ни еды, ни лошади, ни даже решения, что делать дальше и как помочь знахарке, обвинённой в ведовстве. Когда они наконец-таки добрались до города, и без того острый вопрос «где взять деньги» встал здесь ребром.
После длительного пути и Ванда, и Марта еле держались в седле, но все же они нашли в себе силы доехать до участка шерифа, однако услышали они очень и очень немного. Фелиция находится под судом и обвиняется в ведовстве. На вопрос, чем ей можно помочь, им пришлось услышать довольно бесполезный ответ:
— Молитвами. Возможно, суд во главе с епископом смилостивятся, но для этого она должна признать себя ведьмой, а всё своё имущество отдать церкви, — прогнусавил шериф.
Ванда, прекрасно понимая, что Фелиция никогда не согласится признать себя ведьмой, а всё имущество, которое у неё было, сгорело в пожаре, устроенным самими представителями власти, что ничем, кроме молитв, тёте не помочь, начала прощаться с шерифом, предусмотрительно умолчав о родстве с обвиняемой. На улице она встретила Марту, и они вместе отправились на поиск ночлега. Но увы! Эту, как и многие предыдущие ночи, они провели на улице, но не на мягкой луговой траве и не в тёплом стогу сена, а на каменных и холодных плитах городской площади. Ванда обняла тихо плачущую Марту и в сердцах воскликнула:
— Ну за каким чёртом быть ведьмой, если приходится ночевать на улице, не имея даже крошки хлеба, что бы поужинать!
Не успел этот крик души эхом стихнуть в длинных улицах города, как откуда-то из-под седла выпал чёрный кожаный мешочек, быстро подхваченный Мартой.
— Двадцать серебряных!— воскликнула девочка, открыв и заглянув внутрь. – Почему? Почему ты молчала об этом?! Мы мёрзли на улице, голодали, а сейчас сидим на городской площади, подобно нищим, а ты пожалела одну серебряную монету, на которую мы могли бы жить как королевы!
— Марта, послушай, я, правда, даже не подозревала о существовании этих денег, я клянусь тебе!
— Ты – лгунья! Сегодня утром мы вместе чистили и седлали Блейка, кормили Найта, и никаких денег ни в сумке с едой, ни в седле, ни под седлом, ни где-либо ещё не было! А знаешь, что это значит? А это значит, что эти проклятые деньги ты прятала у себя! Вот только я не понимаю, когда же ты успела их перепрятать?! – прокричала Марта и осеклась.— Подожди, если мы всё время были вместе, значит, ты никак не могла перепрятать деньги, я бы сразу это увидела, значит, этого мешочка там действительно не было… Боже! Ванда, да ты и в самом деле ведьма!
Ванда стояла и пораженно молчала, недоумевая, как десятилетняя девочка объясняет ей, словно неразумному дитю или упрямому старику, что это сейчас произошло не без её участия, а если сказать прямо, без её участия этого бы не произошло вовсе.
— Марта! Марточка! Знаешь, что это значит? А это значит, что моя тётя сможет спастись! Понимаешь, мы спасём Фелицию, понимаешь?
Ванда схватила Марту за руку и потащила её и Блейка к ближайшей, а возможно, и единственной существующей в этом городе гостинице.
Фелиция огляделась по сторонам камеры, куда её бросили. Одного содержания в этом помещении было достаточно для того, чтобы вконец потрясти и измучить попавшую туда невинную женщину и заставить признаться во всех преступлениях, в которых её обвиняли.
Тюрьма находилась в специально оборудованном подвале, а в камере имелось несколько толстых брёвен, вращавшихся вокруг деревянного столба или винта; в этих брёвнах были проделаны отверстия, куда и просунули руки и ноги несчастной знахарки. В отверстия верхних брёвен вкладывались руки, а в отверстия нижних – ноги, после всего описанного выше брёвна сжимали настолько тесно, что жертва не могла пошевелить ни руками, ни ногами.
Фелиция закрыла глаза и снова вспомнила все ужасы, произошедшие с ней за последние дни. Вот к ней в дом вламываются представители закона и сообщают, что её доставят в город по подозрению в ведовстве. Её, привязанную к седлу лошади, босиком волокут по дороге, ведущей в населённый пункт, а её деревню выжигают, нещадно истребляя людей. Они не дошли до города всего несколько миль, когда знахарка заметила приближающуюся повозку инквизиции. Теперь ей предстояло испытание водой. Фелицию раздели и, крестообразно связав, так, что левая рука оказалась привязанной к правой ноге, а правая рука – к левой, палач три раза на верёвке опустил её в реку. При каждом подъёме она инстинктивно старалась набрать как можно больше воздуха в лёгкие и, наверно, только поэтому сумела сохранить себе жизнь, тем самым обрекая себя на ещё большие муки. Следующим на очереди находилось испытание иглой, проводимое для того, чтобы отыскать печать дьявола.
По убеждению, дьявол при заключении сговора ставит печать на какое-нибудь место на теле новообращенной ведьмы, делая его нечувствительным к любой боли, и укол в это место не вызывает крови. Поэтому палач специально искал на всём теле подозреваемой такое нечувствительное место и делал бесчисленное количество уколов, дабы убедиться течет ли кровь. В конце концов, когда знахарка уже почти потеряла сознание от холода и боли, палач или инквизитор (она не поняла, кто это был) объявил, что печать дьявола найдена, и подозреваемая отправляется в инквизиторскую тюрьму, дабы выяснить, в чём именно заключается её преступление и какого рода колдовство она использовала.
Фелиция открыла глаза и снова обозрела место своего заточения…
Она не знала, сколько часов прошло с того момента, как её сюда бросили, и до того, когда железная дверь открылась, в камеру вошел охранник и хриплым голосом произнёс:
— Пора.
Он подошёл и начал освобождать от оков подсудимую. Как только Фелиция попыталась встать, ноги, много часов лишённые возможности двигаться, подогнулись, и женщина упала не в силах пошевелить руками или ногами. Заключённой казалось, что путь по темным каменным и сырым коридорам занял целую вечность, но когда её ввели в пыточную, где уже собрались все члены инквизиции и палач, она была готова блуждать по этим коридорам всю жизнь, лишь бы не входить сюда. Женщина обозрела адские машины и, почувствовав, как дрогнуло сердце, лишилась чувств. Палач бесцеремонно окатил её холодной водой, возвращая женщину в сознание.
Очнувшись, Фелиция обнаружила себя привязанной к столбу, а инквизиторы тем временем отлаживали орудия для предстоящей пытки. Несколько минут спустя ей пришлось пройти через унизительную процедуру приготовления. Палач раздел её догола и внимательнейшим образом рассмотрел каждую пядь обнажённого тела, чтобы убедиться, не сделала ли несчастная себя при помощи волшебных средств нечувствительной к действию орудий пыток или не спрятан ли у неё где-нибудь колдовской амулет или иное волшебное средство. После всех приготовлений Фелицию усадили на деревянный стул. Один из инквизиторов подошёл к ней и, положа руку ей на плечо, вкрадчивым голосом произнёс:
— Фелиция, ведь ты прекрасно понимаешь, что мы всё равно узнаем, какое преступление ты совершила. Уж не лучше ли тебе самой признаться и покаяться?
— Мне не в чем каяться.
— Значит, не признаёшь себя виновной?
— Нет, не признаю.
— Милая, вот видишь, это называется «жом». Мы поместим большой палец твоей руки между винтами, сожмём их, и, поверь, ничего приятного ты не испытаешь. Так ты по-прежнему не хочешь признать свою вину?
— Я не виновна!
— Жаль, моя милая, что ты не хочешь проявить благоразумие и смирение. Приступайте!
Палач схватил руку знахарки и с величайшим удовольствием воплотил описанную выше пытку в действительность. Фелиция вскрикнула, видя, как из лопнувшей кожи сочится кровь.
— Милая, покайся, ведь ты должна осознавать, что будет только хуже, это только начало, — продолжал свои увещевания инквизитор.
Поскольку это не привело к признанию жертвы, инквизиторы решили ужесточить дальнейшие способы получения раскаяния. Следующим уровнем пытки был так называемый «испанский сапог». Палач заключил ногу жертвы между двумя пилами и сжимал их сильнее после очередного отрицательного ответа на вопрос о признании и раскаянии. Сквозь истошные вопли женщины он сжал эти тиски до такой степени, что кость распилилась, и вышел костный мозг. Крики несчастной были слышны далеко за пределами пыточной, служа напоминанием для других заключённых о том, что ждёт их самих. Так прошло несколько часов. По закону жертва могла быть подвержена пытке только один раз, поэтому судьи часто делали перерывы, чтобы подкрепить свои силы хорошей едой и вином, а тем временем жертва могла часами находиться вздёрнутой на дыбе или сидящей на «деревянной кобыле».
— Эй! Палач, вздёрни-ка её на дыбу, пускай подумает пару часов, пока мы обедаем.
Приказ был исполнен незамедлительно, и инквизиторская коллегия удалилась, оставив несчастную мучиться в таком положении. Вряд ли даже сильный мужчина в течение длительного времени выдержал бы пытку на дыбе и не покаялся во всех предписанных ему прегрешениях, лишь бы снова очутиться ногами на твёрдой земле. Суть пытки сводилась к следующему: руки подвергавшегося пытке связывали на спине и прикрепляли к верёвке. Тело же оставалось свободно висеть в воздухе или клалось на деревянную лестницу, в одну из ступеней которой были воткнуты острые колья. С помощью верёвки, переброшенной через блок, расположенный на потолке, человека поднимали и так вытягивали, что нередко происходил вывих «вывороченных» рук, находившихся при этом над головой. Тело каждый раз внезапно опускали, а потом медленно поднимали, причиняя человеку нестерпимые муки. Фелиция промаялась на дыбе довольно долгое время, прежде чем вернулись её мучители и продолжили истязание несчастной.
Следующей частью сего адского действа было «ожерелье». Кольцо с острыми гвоздями внутри одевали на шею жертвы. Острия гвоздей едва касались шеи, но при этом ноги подвергавшегося пытке поджаривались на жаровне с горящими углями, и человек, судорожно извиваясь от боли, сам натыкался на гвозди «ожерелья». Инквизитор неторопливо задавал до идиотизма похожие по своему смыслу вопросы: «Ты признаешь себя ведьмой?», «Признаешь ли ты своё участие в шабашах, нанесении вреда скоту, урожаю и людям?» или же «Признаёшь ли ты тот факт, что участвовала в сношениях с дьяволом и всячески старалась ему угодить?» Наконец, сквозь бессвязные вопли боли он сумел различить довольно чёткие слова:
— Да! Признаю! Я всё признаю! Будьте вы прокляты!
Инквизитор кивнул, давая палачу знак, что пытка окончена и теперь можно приступать к чтению приговора и оглашению вины.
— Итак, Фелиция Харт, ты признаёшься виновной в ведовстве, сношениях с дьяволом и в пособничестве ему, а также в порче урожая, истреблении скота, человеческих жертвоприношениях, отступничестве от Великой Католической Церкви и ереси. Суд признал тебя ведьмой, и завтра на рассвете ты будешь сожжена заживо на главной площади города.
Утром их разбудили зычные голоса глашатаев, призывавших всех на площадь поглазеть на сожжение ведьмы. Ванда, за время пути соскучившаяся по мягкой и уютной постели, хотела ещё поспать и не придала никакого значения крику, доносившемуся с улицы. Марта же вскочила и с молниеносной скоростью принялась расталкивать Ванду, повторяя:
— Вставай! Слышишь? Вставай! Ванда! Твою тётю сейчас сожгут на городской площади, а ты так и будешь продолжать нежиться в мягкой постельке! Вставай! Вставай, я тебе говорю! Ну, проснись же!
Девушка, с трудом разомкнув свинцовые веки, медленно и очень неохотно встала с кровати.
— Марта, успокойся, тебе просто приснился кошмар, а ты принимаешь его за действительность, такое бывает, я сама иногда путаю сон с явью…
— Ты что, не только оглохла, но ещё и ослепла впридачу?! Посмотри, толпы людей стекаются на городскую площадь и несут с собой кучи хвороста! Фелицию собираются сжечь на костре, ты хотя бы это понимаешь?
Ванда вскочила и, наскоро одевшись, побежала на городскую площадь. Марта опрометью кинулась за ней. На главной и единственной площади города было столько народу, что если бы какой-нибудь особо беспечной птичке захотелось справить нужду, она непременно попала бы на чью-то макушку, шляпу или чепец какой-нибудь достопочтенной матроны. Ванда, расталкивая всех локтями, подобралась вплотную к эшафоту. Запыхавшись, она остановилась у довольно тучной бабы и поинтересовалась:
— Вы случайно не знаете, что здесь происходит?
— Как? Ты разве сама не знаешь?— абсолютно искренне поинтересовалась бабища.
— Неужели вы, в самом деле, думаете, что я стала бы интересоваться об этом у вас, если бы знала ответ!
— Да ты не серчай! Сегодня ведь весь город об этом и говорит: ведьму поймали недалеко от города, осудили, а сейчас сожгут, наверное, вот и всё.
— А кто она, вы о ней что-нибудь знаете?
— Да, собственно, ничего такого, чего не знал бы каждый горожанин. Она была знахаркой в какой-то деревне, а поймали её спустя сутки после того, как она и ещё несколько крестьян разграбили фургончик шерифа, приехавшего за налогами. Деревню выжгли, а ее, обвинив в ведовстве, босиком приволокли в город.
Ванда стояла, чувствуя, что её начинает бить крупная дрожь.
— А имя? Вы знаете её имя?
— Имени? Нет, имени я не знаю. Да и какая кому разница, как зовут ведьму? Ведь для всех важно не то, как её зовут, а то, что она ведьма.
Разговор прервался появлением конвойных и худой, сильно измождённой и избитой женщины. Ванда пригляделась и с трудом узнала в этой несчастной свою тётю, слывущую знахаркой в той деревне, что выжгли представители закона. Рослый мужчина начал привязывать осужденную к столбу, вбитому посередине эшафота, основание которого было завалено хворостом.
Секунду спустя в бывшую знахарку полетели камни, сопровождаемые криками: «Ведьма». Они больно били женщину по лицу и телу, оставляя после себя кровавые подтёки. Ванда стояла, не находя в себе сил пошевелиться, и смотрела на ужасающее своей жестокостью зрелище. В это время на эшафот взбежала какая-та маленькая девочка и, попытавшись закрыть Фелицию своим телом, закричала:
— Стойте! Хватит! Она не сделала ничего плохого! Она же лечила людей!
Несколько минут спустя Ванда узнала в кричавшей Марту и бросилась к ней, но толпа, сбежавшаяся вплотную к эшафоту, не дала сделать ей и шага. Прицельно брошенный камень попал в голову девочке. Чуть слышно вскрикнув, она упала на плохо обтёсанные доски эшафота, тёмная лужа крови неспешно разливалась вокруг. Увидев это, Фелиция истошно закричала:
— Ребёнка! Ребёнка за что?! Чёртовы фанатики! Чтоб вы сдохли!
Ещё один камень, брошенный в знахарку, ещё больше усилил поток её проклятий, сыпавшихся на головы всех присутствующих. Ванда стояла, закусив губу, не в силах сдержать рвущиеся наружу рыдания. Жаркие языки разгоравшегося пламени начали лизать тело привязанной к столбу женщины.
Крики проклятий сменились криками боли. Теперь Ванда уже не сдерживала слезы, быстро катившиеся по щекам. Впервые в жизни ей показалось, что она потеряла всё, что у неё было. Потеряла тётю, сестру. Марта не была ей родной по крови, но жизнь связала их гораздо крепче. И вот сейчас Ванда видела, что тела дорогих ей людей пожирает огонь, а она, она, будучи настоящей ведьмой, стояла и абсолютно ничего не могла сделать, чтобы помочь своей тёте или хотя бы Марте, чьё тело один из конвойных так спокойно и равнодушно бросил в огонь, словно он каждый день только и занимался тем, что сжигал невинных людей. Так девушка и стояла, ненавидя всех этих людей, рука которых не дрогнула перед убийством ни в чём неповинных женщины и ребенка.
Фелиция, душа которой уже отлетела в мир иной, престала биться в агонии. Люди, поняв, что зрелищ на сегодня больше не предвидится, начали расходиться по домам, тихо, почти неслышно обсуждая произошедшее и обмениваясь впечатлениями, вызванными казнью. Шли долгие и томительные минуты какой-то неестественно мёртвой тишины, а Ванда всё ещё стояла на городской площади возле наполовину сгоревшего эшафота, и только крупные капли начинавшегося дождя смогли вывести её из этого состояния…
Она решила покинуть этот город, не медля ни минуты. Кое-как дойдя до гостиницы, она расплатилась за ночлег и, побросав в дорожный мешок все свои нехитрые пожитки, спешно уехала, предварительно покормив и вычистив Блейка и попросив в дорогу молока для себя и котёнка. Оседлав жеребца, она поскакала во весь опор и была такова. Ветер нещадно бил по лицу, словно намереваясь отговорить девушку от задуманной мести. Она отправилась к знахарке Марж, живущей в её родной деревне и, по мнению людей, знающей, как лечить и даже вызывать многие болезни. Встречаться с матерью и отцом, не так давно хотевшими отправить её в монастырь, у девушки не было ни малейшего желания. Она провела в пути ровно двое суток, сделав всего три остановки, чтобы перекусить самой и дать отдохнуть коню. Наконец-таки, добравшись до деревни, много лет бывшей ей домом, Ванда испытала ещё одно потрясение. Количество домов уменьшилось чуть ли не вдвое, зато свежих могил на кладбище стало ровно в два раза больше.
Всадница пустила коня шагом и ехала вдоль деревни, с ужасом оглядывая то, что хотя бы на первый взгляд казалось прежним. Увидев церковь, всего несколько недель назад являющуюся центром жизни небольшого поселения, а сейчас стоящую с окнами, забитыми досками, она почувствовала, как сжимается её сердце и, решив, что беда случилась с отцом, с тяжёлыми мыслями отправилась в родительский дом. Ей довольно долго пришлось стучать в дверь, прежде чем мужчина, еле стоявший на ногах от количества поглощённого горячительного, открыл её. При ближайшем рассмотрении он оказался отцом нашей героини.
— Папа?
— Возможно, а вы кто? Впервые вас вижу.
— Но, папа, это же я, Ванда!
— А-а, вернулась, чёртова девка.
— Я могу зайти или мне поискать ночлег в другом месте?
— А, чёрт с тобой! Заходи! Всё равно в этой проклятой деревне никто не откроет дверь после заката.
Войдя в дом и оглядевшись по сторонам, Ванда пришла в ужас. Всё, что прежде создавало хоть малейшее подобие уюта, исчезло. Занавески с окон, вязаные скатерти со столов, многочисленные вазочки и фарфоровые фигурки – всё исчезло без следа.
— Папа, а где мама? Почему она не выходит?
— А и в самом деле: почему? – возмутился человек, которого Ванда всё с большим и большим трудом могла назвать своим отцом. – Эй, Кэт! Иди сюда, негодница!
На зов явилась молоденькая девушка, по виду не старше самой Ванды.
— Ну вот, милая, знакомься, — произнёс глава семейства и нежно обнял девчонку за плечи, — это моя дочь, а теперь и твоя падчерица, Ванда.
Девица презрительно сморщилась, наша героиня тоже не осталась в восторге.
— Папа, а где мама?
— Мама? А-а, мама! А мама того… на погосте.
— Как?!
— Просто! На погосте, в могиле, лежит в широкой домовине! – произнеся это, бывший священник расхохотался, а потом уже абсолютно серьёзно произнёс:
— Умерла. Парвати умерла девять дней тому назад.
Ванда в негодовании выбежала из дома и что было сил хлопнула дверью.
— Лучше уж ночевать на улице под проливным дождём, чем под одной крышей с тобой! – выкрикнула она и ещё пару раз пнула ни в чём неповинную дверь. Поняв, что спокойного ночлега на сегодня не предвидится, девушка решила заняться тем, что привело её сюда. В тот момент, когда она постучала в дверь местной знахарки, уже вовсю шёл ливень и холодные капли быстрым ручейком сбегали по спине. Дверь открыла маленькая девочка, не знакомая нашей героине.
— Привет, мне нужна Марж, она здесь?
Из глубины дома донесся голос знахарки:
— Входите и подождите пару минут, я занята.
Ванда послушно прошла в комнату и уселась на деревянный стул. Несколько минут спустя появилась и сама хозяйка, удивлённо вскрикнувшая при виде своей гостьи:
— О Господи! Ванда! Какими судьбами! Вот уж и не думала, что мы ещё когда-нибудь встретимся.
— Здравствуй, Марж, не хотела бы тебя огорчать, но цель моего визита к тебе, к сожалению, очень далека от радостной. Понимаешь ли, мне нужна…
Тут Марж предостерегающе поднесла к губам указательный палец, призывая Ванду замолчать.
— Милая, никогда не стоит говорить о своих надобностях при посторонних.
Несколько секунд спустя она позвала громким и требовательным голосом:
— Мэри, иди сюда! Быстрее!
В комнату вбежала девочка, не так давно открывшая Ванде дверь.
— Знакомьтесь, милочки. Это моя ученица Мэри, ну а ты,— обратилась она к ней,— наверное, уже поняла, что мне и моей гостье надо поговорить. Ты можешь идти домой. Ступай.
Мэри присела в лёгком поклоне и быстрой тенью выскользнула за дверь. Марж повернулась к девушке и поинтересовалась:
— Ну, и что же привело тебя ко мне? Я слышала, что ты навсегда покинула это место.
Ванда, не таясь, рассказала обо всех своих злоключениях, начиная с того дня, когда покинула отчий дом, и заканчивая настоящим моментом и, собственно, той самой просьбой, которая привела её под эту крышу.
— Марж, понимаешь, мне нужна одна вещь, даже не вещь, не знаю, как это назвать…
— Ванда! Я тебя умоляю, говори быстрее!
— В общем, мне нужна чёрная смерть!
Чашка, которую всё ещё сжимала знахарка, выскользнула из её рук и с негромким звоном развалилась на десяток осколков.
— Зачем?
— Они убили тётю Фелицию и Марту. Я не могу! Мне просто необходимо отомстить!
— Ванда, ты, наверное, понимаешь, что чума – это не банальный насморк. Она может унести тысячи и тысячи людей, ничуть не повинных в смерти твоих близких! Посмотри на деревню, которую ты не так давно оставила.
— Марж! Они забили мою тётю и единственную подругу камнями, словно собак, а ты ещё говоришь об их невиновности!
— Да, я говорю о невиновности! Поверь, мне безумно жаль Фелицию и ту девочку, но подумай, сколько в этом городе девочек, похожих на Марту. Разве они бросали камни в твоих близких? Нет? И после этого ты всё ещё хочешь получить то, что обречёт всех этих детей на долгую и мучительную смерть. Прости, Ванда, но я не могу тебе помочь!
— Неужели, если бы ты оказалась на моём месте, ты бы не горела желанием отомстить?! Я просто не могу! Я не хочу в это верить!
—Ванда, понимаешь, владение некоторыми знаниями налагает на тебя очень большую ответственность. Я – знахарка и именно поэтому не могу насылать направо и налево болезни, убивающие миллиарды ни в чём не повинных людей. Я должна помогать людям, а не истреблять их.
— Жаль, наверное, я действительно зря приехала. Я думала, что ты хотя бы поймёшь меня.
— Прости, я могу понять, как тебе сейчас тяжело, но я не могу тебе ничем помочь. Ты не хочешь наказания виновных…
— Хочу!
— …ты хочешь смерти тысячи невинных людей. Я не могу тебе дать то, о чём ты просишь. Если это всё, то я думаю, что нам лучше распрощаться прямо сейчас.
— Хорошо. Я не стану тебя утруждать.
— Ванда, поверь, я абсолютно искренне желаю тебе удачи, но помочь я тебе не могу, прощай.
— Спасибо и на этом, — произнесла девушка и, пустив коня во весь опор, умчалась.
Проливной дождь холодными упругими струями заливался за воротник, мешал любым попыткам ускорить шаг. Спустя несколько часов Блейк начал увязать в глине. Теперь Ванда уже была вынуждена признать, что дальнейшие передвижения волей-неволей придётся отложить, в лучшем случае до утра. Остановив измученного коня около заброшенного дома, она попыталась открыть дверь, забитую досками. Неожиданно легко дверь поддалась, и Ванда с удивлением заметила, что доска была без гвоздей. Остались лишь шляпки, а острия кто-то вытащил.
Она вошла в бедно обставленную, но довольно чистую комнату. Из всей мебели там находились только кровать, очень жесткая и неудобная, и стол на редкость колченогий. Ни в одном углу Ванда не встретила икон, что её очень обрадовало. О том, что жилище принадлежало одинокой женщине, можно было понять по одной тарелке, обнаруженной во всей комнате, и вязанию, то ли забытом, то ли специально оставленном на кровати. Она побродила по дому, прекрасно понимая, что это невежливо, но ведь у неё не было выбора, ведь возвращаться на улицу, где бушевала гроза, ей совсем не хотелось. Сделав обход жилища, девушка открыла для себя ещё одну немаловажную истину: хозяйка не только одинокая, но и пожилая женщина. Потрёпанная шаль, деревянные ложки, забытые в самых неподходящих для них местах, абсолютно бесстыдно говорили о бедной и одинокой старости. Острый укол жалости, чувства, которого она уже давно ни к кому не испытывала, пронзил всё её существо. Она успела быстро прибраться в доме, приготовить нечто, отдалённо напоминающее еду, и очень старательно начать довязывать носок, находившийся на спицах, как вдруг услышала тихий скрип входной двери. Сама не зная?? почему, Ванда быстро нырнула под стол, стоявший в центре, и тут же услышала голос хозяйки.
— Если ты думаешь, что сможешь спрятаться под столом, на котором даже нет скатерти, то ты глубоко заблуждаешься, я тебя прекрасно вижу!
Она начала вылезать, неловко оправдываясь:
— Понимаете, гроза застигла меня прямо у ворот вашего дома, ну, я и подумала, что здесь никто не живёт, а дверь…
— Хватит! Во-первых, у моего дома нет ворот, двора и конюшни. Во-вторых, объясни наконец толком, кто ты такая? Как здесь оказалась? И зачем тебе понадобилось убирать и готовить? Если честно, то на воровку ты не похожа, да и красть у меня нечего.
— Нет-нет! Просто когда я увидела дом, то подумала, что здесь никто не живёт, а когда вошла…
— Не продолжай! Когда вошла, ты увидела картину жуткой старости и решила мне помочь?
— Да.
— Надеешься услышать слова благодарности? Не дождёшься! Я никогда и ни у кого не просила помощи и благодарить за то, чего мне не надо, не стану! Уходи!
— Но…
— Убирайся!
— Хорошо, я уйду. Теперь я понимаю, почему вы остались одна!
— Почему же? – горестная ухмылка мелькнула на лице говорящей.
— Потому что никто не сможет жить под одной крышей с неблагодарной старухой! Ваши близкие попросту бросили вас! — Выкрикнув это, Ванда стремительным шагом направилась к двери.
— Стой!
Девушка обернулась.
— Сядь, поешь.
— Спасибо. Не хочется!
— Послушай! Ведь ты ничего не знаешь, а туда же!
Ванда уселась на неудобном ложе. Хозяйка дома тем временем налила в единственную тарелку похлёбку и очень тихо начала повествование?? своей жизни. Она родилась очень давно. После, как и все, выросла, вышла замуж, нарожала детей, дети тоже выросли. Вот тут и начались несчастья. Вначале обесчестили дочь, потом арестовали сына, жестоко отомстившего за поруганную честь сестры. Муж, не выдержав позора, повесился, а дочь, единственный близкий человек, лишилась рассудка и однажды ночью сбросилась с обрыва. Она потеряла всю семью, а за долги шерифу у неё забрали всё, что осталось: дом и племенного жеребца. Оказавшись на улице, женщина бродила по близлежащим деревням, выискивая заброшенные жилища, в которых она могла бы приютиться. Так прошло двадцать пять лет, и за всё это время она ни разу ни у кого не попросила помощи, притом вовсе не из гордости, а потому, что не у кого было ее просить. Она всё могла делать сама и не ждала от посторонних ни поддержки, ни жалости.
— Наверное, мы с вами в чём-то похожи. Я тоже осталась одна и тоже не знаю, что делать.
— Да ну! Может, расскажешь? Просто интересно, что за тяжелая беда может быть у юной и прекрасной девушки?
Ванда неспеша?? и очень обстоятельно рассказала всю свою историю.
— Знаешь, я думаю, что могу тебе помочь, — произнесла хозяйка сего убого жилища. — Только ты должна во всём меня слушаться.
— И как же вы мне поможете? Насколько я поняла, вы не имеете никакого отношения к ведьмам.
— Ты права, я не ведьма. Но ты ведь хочешь ею стать или нет?
— Да, хочу. И я согласна принять любую помощь, если она мне будет предложена.
— Я тебе помогу, но повторяю, только с условием, что ты будешь во всём меня слушаться. Ты согласна?
— Да.
— Вот и начнём. Для начала ты будешь обращаться ко мне на ты, поняла? Меня зовут Мег. А тебя?
— Ванда.
— Замечательно, а теперь мы ложимся спать: я лягу здесь, а ты в горнице. А завтра приступим к твоему обучению.
Ванда согласилась, да и не было у неё никакого выбора. Что она могла? Девушка, имеющая ведовские способности и не знающая, как их использовать. Единственный шанс добиться хоть чего-то – это учиться, а как? Мег – это единственный человек, предложивший ей свою помощь, именно поэтому она и решила, что будет выполнять всё необходимое, чтобы стать настоящей и сильной ведьмой… Стать ведьмой и отомстить тем, кто лишил её близких ей людей.
Прошло полгода.
Ванда всё совершенней владела своим даром или проклятьем. Но с каждым днём она всё больше понимала, что, обретя колдовскую силу, не пойдёт разрушать города и призывать тайфуны и проклятья на головы тех, кто погубил дорогих ей людей. Со временем боль притупилась, а жажда мести уже не жгла израненную душу. Она помнила всё, но желание действовать с каждым днём угасало и, наконец, угасло бы совсем, если бы она однажды отправилась прокатиться верхом и не встретила бы немощного старца, коротавшего время в тени раскидистой ивы. Девушка так и проехала бы мимо, если бы он не окликнул её по имени.
— Ванда! Постой, у меня есть для тебя нечто важное, — проговорил он, вставая с неожиданной для старика лёгкостью, — думаю, тебя заинтересует моё предложение.
— С чего бы? Я даже не знаю, кто вы! И как меня может заинтересовать то, чего я не слышала?!
— Терпение, и ты всё узнаешь. Я нахожусь в должности прорицателя и астролога при дворе одного очень известного лорда, хозяина этих земель. Так вот, как ты можешь видеть, я уже далеко не молод и мне нужен ученик или ученица, могущие занять моё место, когда придёт время. Подумай об этом, это очень хороший для тебя шанс, поверь.
— Какой ещё шанс? И почему именно для меня? – в недоумении воскликнула девушка.
— У тебя есть шанс развить свой дар. Теперь понимаешь, о чём я? — спросил старик и заговорщицки подмигнул.
— Откуда вы знаете?
— Поверь, мне известно многое из того, о чём ты не ведаешь… Ну как, ты согласна?
— Я не знаю, я должна подумать, да и вообще, почему я должна вам доверять? Я вас совсем не знаю!
— Дело твоё, я просто предложил, если решишь меня найти — это несложно: я живу в самой высокой башне дворца лорда.
— Я найду, — проговорила Ванда, но старца уже не было.
Едва переступив порог дома, она кинулась собирать вещи.
— Куда это ты собралась? – сурово спросила Мег, наблюдая за спешкой девушки.
— Мег, понимаешь, это — судьба! Меня нашли, теперь я еду во дворец к лорду, понимаешь?
— Постой! Сядь и спокойно объясни: куда и зачем ты едешь?
Ванда торопливо пересказала свою встречу со старцем от начала до конца, сияя от счастья.
— Знаешь, не нравится мне вся эта история, — задумчиво проговорила Мег, глядя на свою ученицу, — я бы на твоём месте поостереглась.
— Что ты такое говоришь? Такой шанс нельзя упускать! Я еду сегодня же!
— Ванда, но…
— Хватит! Я уже всё решила! Я еду!
— Ванда, послушай! Это безрассудство!!!
— Неужели ты не понимаешь, я хочу стать ведьмой не для того, чтобы вести праведный образ жизни!
— Да пойми же ты, наконец, эта поездка может стоить тебе не только праведного образа жизни, но и любого другого, эта поездка может стоить тебе жизни!!!
— Мег, пойми, мне всё равно! Лучше никак, чем так!
— Глупая девчонка! Ты не знаешь, что такое смерть, чтобы говорить о ней, как об избавлении!
— Мег, ну пойми же ты наконец, — взмолилась девушка,— я уже потеряла всё! Тётю, мать, подругу, всех!!!
— Подумаешь! Это ещё не повод, чтобы мечтать проститься с жизнью!
— Пожалуйста, прости, если я причиняю тебе боль, ведь ты столько для меня сделала, но у меня свой путь и мне пора сворачивать. Это мой выбор.
— Хорошо, возможно ты и права. У тебя впереди свой путь, но он очень труден.
— Я всё понимаю, но пойми, я просто хочу счастья, вот и всё! Мег, я хочу быть счастлива любой ценой! Если я буду счастлива там — я пойду туда, если нет – я отправлюсь хоть на край света!
— Ванда, я тебя не понимаю. То ты хочешь, став ведьмой, отомстить, то тебя охватывает полнейшее безразличие к своему прошлому? Что с тобой?
— Пойми, даже если я отомщу, это не вернет моих близких, зачем же лишняя кровь?
— Значит, для тебя всё, что произошло, – лишь прошлое, не стоящее внимания в настоящем! Если это так, то я не смогу тебе помочь!
— То есть ты хочешь сказать, что ты во мне разочаровалась?
— Именно это я и хочу сказать! – гневно проговорила она, захлопывая дверь.
Ванда молча села в седло и, пришпоривая Блейка, уехала, проговорив на прощание:
— Знаешь, мне жаль, что так вышло.
— Скачи, неблагодарная девчонка! Отступница! Скачи навстречу своей смерти!
Но девушка уже не слышала её, она всё пришпоривала коня, глотая слёзы обиды. «Я ведь не виновата, я просто хочу быть счастливой, я тоже имею право на счастье!» Именно такие мысли были у неё в голове, когда она, наконец, добралась до замка лорда. Узрев тёмную высокую башню, в которой обитал тот таинственный астролог и прорицатель, которого не так давно повстречала наша героиня, она испытала интуитивное чувство беспокойства, которое не обманывало её уже очень давно.
— Спокойно, у тебя всё равно нет выбора, придётся идти,— сказала сама себе юная ведьма.
Она неторопливо въехала на территорию замка, ощущая смутную тревогу, усиливающуюся с каждым мгновением. Когда девушка доехала до подъёмного моста, до её слуха донёсся зычный голос одного из стражников замка:
— Стой! Кто идёт?
— Я Ванда, новая ученица вашего астролога! – громко прокричала девушка, вглядываясь в силуэт кричавшего.
— Абрахама? И что значит «новая»? Ты – единственная его ученица, если, конечно, не лжёшь!
— Я не лгу, можете у него спросить! Он сам пригласил меня сюда!
— Проезжай, но учти: если ты лжёшь — ты отсюда уже не выедешь!— прокричал стражник, отдавая приказ опустить мост. — Но если ты даже говоришь правду, ты всё равно не сможешь уехать, — добавил он неслышным шепотом.
Она проехала по скрипящим доскам подъёмного моста, недоумевая, почему её не покидает непонятное чувство тревоги. Оказавшись во дворе замка, ей пришлось спешиться и, взяв коня под уздцы, следовать за своим проводником. Вокруг была довольно удручающая картина: ни одно дерево, несмотря на весну, не радовало глаз зелёной листвой, птицы не вили гнёзд, пересохший ручей навёл на неё особое уныние. Постепенно создавалось впечатление, что отсюда ушло не только счастье, но и сама жизнь. Она всё шла, пока, наконец, не добрела до ворот. Тогда её проводник, прокричав несколько слов на незнакомом для неё наречии, показал ей пальцем на невысокого человечка, голова которого, казалось, росла прямо из плеч.
— Следуй за мной, — просипел он, беря её за руку и таща за собой по тёмному, плохо освещенному коридору, — сейчас я познакомлю тебя с нашим хозяином.
Она всё шла за дворецким, поражаясь мрачному великолепию замка. Вокруг были мрачные картины, изображавшие то мёртвых невест, то девушку в тёмном одеянии, печально смотрящую на луну… Высокие и узкие окна галерей были занавешены чёрными шторами.
— Простите, мне кажется, что у хозяина замка случилось горе, он в трауре?
В ответ на этот вполне невинный вопрос маленький уродец окрысился так, будто она кого-то оскорбила.
— Это не твоё дело! Ты всё поняла? И не смей говорить об этом хозяину!
— Но я просто хотела…
— Никаких «но»! – проорал дворецкий, вцепляясь ей в руку и оставляя на ней глубокие царапины. Ванда выдернула руку и, со всей силы впечатав дворецкого в стену, прошипела:
— Слушай внимательно, маленький уродец! Если ты ещё раз хоть пальцем ко мне прикоснешься, я тебе кишки выпущу!
— Фу, как некультурно,— раздался за её спиной глубокий мужской голос,— на вид прекрасная девушка, а бросает такие выражения, какие мне довелось слышать из уст портовых грузчиков.
Обернувшись, девушка увидела перед собой красивого мужчину с чёрными волосами, спускавшимися на плечи, и глазами необыкновенного золотистого цвета. «Эти глаза принадлежат демону», — мелькнула в голове мысль. Она внимательно рассматривала его, про себя отметив, что глазные зубы у него выступают чуть сильнее, чем у нормального человека.
— Ну, юная леди, что вы скажете в своё оправдание?
Ванда немного растерялась, но тут, словно придя ей на помощь, со стороны лестницы раздались торопливые шаги.
— Простите её милорд, она ведь не знает, – проговорил вновь вошедший, в котором Ванда узнала старца, который не так давно изменил её жизнь.
— Успокойся, Абрахам, наша гостья ещё не сделала ничего такого, за что ей пришлось бы извиняться. Кстати, кто она?
— Она — моя новая ученица, — промямлил старичок, потупив взор.
Этот ответ вызвал непредсказуемую реакцию. Хозяин замка, а теперь Ванда была уверена в том, что это именно он, посмотрел не неё совершенно иначе, теперь в его демонических глазах бушевала неприкрытая ненависть.
— Абрахам, уж не хочешь ли ты сказать, что она останется здесь? — зловеще спросил он.
— Но, милорд, я уже давно немолод, а она сможет меня заменить, когда настанет время.
— Ты что забыл, что я запретил тебе брать в ученицы женщин, ты не помнишь, чем закончилась твоя последняя подобная выходка?— спохватившись, что сказал нечто такое, чего девушке знать необязательно, он, ещё раз смерив её ненавидящим взглядом, подобрал полы плаща и направился в зал. – Хорошо, Абрахам, она может остаться, но упаси боже, если она появится мне на глаза!
— Конечно, благодарю вас, милорд, — начал раскланиваться прорицатель, подталкивая Ванду к лестнице, ведущей в башню, из которой он спустился ей навстречу. – Иди, иди, не оборачиваясь.
Когда они наконец поднялись в башню, Ванда уже запыхалась и мечтала получить ответы на многие накопившиеся вопросы.
— Абрахам, расскажи мне, что здесь происходит.
— О, это очень долгая история.
— Мне кажется, что я здесь надолго. По-моему, нам некуда торопиться.
— О, да ты права, конечно же, нам некуда торопиться!
— Так расскажи,— попросила Ванда.
— Нет, я не могу! И не проси, это не моя тайна!
— Почему?
—Ванда, девочка моя, пойми, я поклялся. Забудь об этой истории. Лорд привыкнет к тебе и со временем смирится.
— Смирится с чем?
— Всё, хватит, я же сказал, что не могу тебя посвятить. А теперь пора спать, солнце уже село. Завтра у тебя будет трудный день.
Произнеся это, Абрахам направился к своей не очень удобной постели, сделанной из тюфяка, набитого соломой.
— А ты будешь спать в той маленькой каморке, всё уже готово,— обратился он к девушке, указывая на маленькую дверь в стене, в которую для того чтобы пройти, Ванде пришлось согнуться чуть ли не вдвое. — Спокойной ночи.
Она вошла в то место, которое должно было стать её комнатой, и огляделась. Здесь было довольно уютно. Чистые занавески висели на маленьких окнах-бойницах, закрытых витражными стёклами. Постелью служил такой же соломенный тюфяк, как у прорицателя. Напротив импровизированного ложа стояло небольшое зеркало в старинной бронзовой оправе. Ко всему в этой жизни человек может привыкнуть, тем более, если это всего лишь маленькие бытовые неудобства. Быстро скинув с себя дорожное платье, она нырнула под тонкое одеяло и, закрыв глаза, уснула. Она проснулась глубоко ночью от странного царапанья. Осторожно подойдя к двери и открыв её, она обнаружила там своего котёнка Найта, промокшего и исхудавшего от голода. Увидев его, Ванда испытала горькое угрызение совести. Ведь она, когда уезжала от Мег, совсем про него забыла, а он нашёл её и теперь преданно смотрел в глаза, прося есть.
Выскользнув за дверь, Ванда бесшумно шла по ковру по направлению к кухне. Пройдя несколько галерей, девушка печально осознала, что заблудилась. Только она хотела позвать на помощь, как до её слуха донёсся голос лорда, тихо напевающего какую-то песню на том же странном наречии, на котором говорили стражники. Она тихо прокралась к его двери и стала слушать. Несколько минут спустя, допев песню, хозяин замка подошёл к камину и властно произнёс:
— Может, хватит уже прятаться? Выходи, я тебя вижу.
Ванда уже хотела шагнуть в комнату, как в противоположной от неё стене открылась маленькая незаметная дверь, из которой вышла довольно привлекательная блондинка в откровенном красном платье.
— Сьюзен, опять ты, — устало произнёс он, — я же сказал: ты мне надоела, хватит сюда ходить.
— Алекс, ну не будь таким жестоким, ты же знаешь, я люблю тебя,— укоризненно произнесла она.
— О, дьявол! Ты же прекрасно знаешь, что я не переношу, когда женщины в меня влюбляются, а потом начинают надоедать своими признаниями!
Она неспешно подошла к нему, положив руки на плечи.
— Ну, хватит сердиться, милый, просто мы не виделись уже неделю, а ты знаешь, чего я хочу, – томно произнесла она, пробегая пальцами по его груди. В ответ на это лорд только закатил глаза, отталкивая её руки.
— Вот именно, мы не виделись всего неделю, ты пришла три минуты назад и уже сумела надоесть мне. Сьюзен, прошу, смирись наконец с тем, что всё кончено, я тебя больше не хочу ни как собеседницу, ни как любовницу.
Она оскорбленно вспыхнула.
— Правильно, тебе теперь нравятся служанки на одну ночь, которые ничего не умеют! Или это потому, что по отношению к ним ты не испытываешь обязательств?
Он взбешенно подошёл и, больно сжав её белоснежную руку, произнёс:
— Я никогда не поднимал руку на женщину, но ещё одно подобное заявление, и я это сделаю!
После этих слов он, подхватив её на руки, отнёс на кровать, стоящую напротив пылающего камина и, бросив, начал яростно разрывать на ней платье.
— Алекс, прекрати! Не надо!
— Закрой рот! Ты же этого хотела?
Затем он, оторвавшись от обнажённого тела, сбросил с себя одежду и грубо вошёл в неё. Крик болезненного наслаждения разнёсся по комнате. Ванда стояла, заворожённо наблюдая за происходящим и боясь даже дышать. Тем временем он продолжал сильней овладевать Сьюзен, всё закончилось несколько мгновений спустя. Лорд упал на кровать рядом с ней, проведя рукой по её спине.
— Довольна? – спросил он, немного севшим голосом.
— А как ты думаешь?
Он ухмыльнулся, а потом холодным голосом приказал.
— А теперь пошла вон, и чтобы я тебя больше не видел. Завтра я всё подготовлю, чтобы через день тебя здесь уже не было, ты мне противна.
Она резко встала и, подхватив обрывки платья, пошла к той самой двери, из которой она появилась, обернувшись, Сьюзен с ненавистью произнесла:
—Животное! – И, захлопнув дверь, ушла. В ответ на её оскорблённый вид лорд рассмеялся с какой-то зловещей радостью, так, что Ванда, испытав дикий ужас, помчалась куда-то, не разбирая дороги. Остановившись, она с удивлением обнаружила себя стоящей у дверей башни, где она теперь жила. Тихо, чтобы не разбудить Абрахама, она легла в постель и, закрыв глаза, уснула тревожным сном.
Прошёл год.
Она сидела возле камина, почитывая старинную книгу, взятую из библиотеки лорда. За прошедшие месяцы у неё сложились довольно неплохие отношения с самим хозяином замка, всё шло прекрасно. Девушка уже довольно многому, практически всему, научилась. В замке всё было по-прежнему: одна любовница лорда сменялась другой, чаще всего незаметно и естественно, но иногда и со скандалом, впрочем, это нисколько не волновало самого лорда. Они всё приходили и уходили, оставаясь просто игрушками в его руках, а сам Алекс всё больше впадал в бездну отчаяния. Одиночество глодало его разум. Многочисленные куртизанки могли удовлетворить только его тело, но дух по-прежнему оставался одиноким. Всё чаще он приходил в каминный зал, где любила бывать Ванда, и всё чаще развлекал себя беседой с ней. Девушка была довольно умна для своего возраста (к тому моменту ей было семнадцать с половиной лет). Её занимали рассказы о тайнах и мистике, она обожала лошадей и великолепно ездила верхом. Иногда в шутку Алекс называл девушку дьяволицей в юбке, но секунду спустя мрачнел и покидал её.
Огорчало молодого лорда и ещё одно – Абрахам последний месяц был совсем плох, и самые искусные лекари не могли ему помочь. Практически весь день он спал. Просыпаясь же, придворный астролог уже никого, кроме Ванды, не узнавал.
Закрыв книгу, девушка поднялась в ту самую башню, которая стала её домом. Лорд много раз предлагал ей переехать в более приспособленное для нормальной жизни помещение, но она, всякий раз понимая, что оставит своего учителя в одиночестве, отказывалась от сего великодушного предложения.
— Ну, здравствуй, старый мошенник, — произнесла она ласково, кладя руку на холодный лоб старика.
— Ванда, ты пришла, — прохрипел он угасающим голосом. — Ванда, девочка моя, я умираю. Твоё время пришло…
— Нет! Не смей так говорить!
— Не перебивай, мне и так очень сложно говорить. Знай, что я научил тебя всему, чему мог, теперь твой черёд. Через полгода, в день своего рождения и в день достижения совершеннолетия, ты должна будешь ровно в полночь прийти в библиотеку и, пока бьют часы, отыскать ту самую книгу. И не пытайся сделать это раньше, ты ничего не найдешь. Он закрыл глаза, затем схватил холодной рукой её локоть и прошептал:
— Ванда, береги медальон!
Его рука разжалась, и душа с последним вздохом покинула его бренное тело.
Девушка упала на пол и разрыдалась возле тела своего учителя. Несколько минут спустя она бросилась на поиски лорда. Ванда неслась по замку, выкрикивая на ходу «Лорд Алекс! Где вы, лорд?» и сбивая с ног прислугу. Девушка обнаружила его в конюшне, садившегося в седло.
— Лорд! Подождите! – прокричала она, бросаясь к нему, и, падая, расцарапала щёку о булыжники.
— Ванда! Ты несешься так, словно за тобой гонятся все черти преисподней. Что, чёрт тебя подери, стряслось? – спросил Алекс, помогая ей подняться.
— Алекс, — прошептала она, забывая о том, что он – лорд, — Алекс, Абрахам умер!
Она разрыдалась, припав к его груди. Алекс медленно провёл рукой по её волосам, испытывая до этого неизведанное и пугающее его самого чувство, он заглянул в её зелёные глаза, полные слёз, и острая игла кольнула его сердце, распространяя тепло по всему его телу. Только теперь он осознал, что всё это время его тянуло к ней так, как не тянуло ни к одной его любовнице. Он чувствовал все эти месяцы неосознанное влечение и всегда уходил от неё удовлетворённым. Нет-нет, не физически, он уходил от неё с чувством глубокого морального удовлетворения, с чувством покоя и умиротворения. Он любил её. От неожиданности всего этого он оттолкнул её от себя, возможно излишне грубо и, стараясь исправить положение, довольно ласково взял её за руку.
— Ну, что там стряслось?
Ванда непонимающе уставилась на него.
— Ты что, не слушал?
— Прости, я отвлёкся, — произнёс он, ругая себя за излишнюю сентиментальность.
— Алекс, Абрахам умер, — произнесла она, отводя взгляд, наполненный слезами.
— Что? Этого не может быть!
— Нет, к сожалению, это правда.
— Ты должна отвести меня к нему, произнёс лорд, отпуская её руку.
— Конечно, — проговорила Ванда, направляясь к башне.
Когда они подошли к двери, девушка, не в силах пережить снова тот ужас, указала лорду на дверь и, отвернувшись, шёпотом проговорила:
— Он там.
Молодой лорд вошёл в ту самую комнату, которая многие годы была домом преданного ему слуги, и одновременно комнату, ставшую обителью для его возлюбленной и из которой он в скором времени намеревался её забрать навсегда, сделав её леди Тривейн.
Бездыханное тело старца лежало на кровати, его рука свешивалась, касаясь пола. Алекс подошёл и, взглянув на лицо, которое покинула жизнь, не испытал никаких эмоций. Он вышел и приказал подошедшему дворецкому позвать священника и сделать всё, что необходимо, чтобы подготовиться к похоронам. Дворецкий почтительно поклонился и, с недоверием посмотрев на Ванду, ушёл. Ту ночь они провели вместе, сидя у огня и вспоминая доброго старика, отдавшего всю жизнь и все силы для того, чтобы делать добро другим. Он воспитывал лорда, когда тот был маленьким, потом был наставником его невесты, но об этом позже. И наконец, Абрахам был не только наставником, но и самим учителем Ванды.
Много часов спустя девушку сморил сон. Алекс, легко подхватив её на руки, отнёс к себе в спальню. Он положил девушку к себе на кровать и, борясь с великим соблазном, удалился. Полчаса лорд провёл, расхаживая по гостиной, расположенной на его стороне замка. Не в силах справиться с собой, он вернулся в спальню и обнаружил её по-прежнему мирно спящей, испытывая горькое разочарование. Жестом, полным нежности, он коснулся её волос, испытывая восхищение красотой, принадлежащей только ему, рука скользнула по её лицу, шее, опускаясь всё ниже. Ванда испуганно распахнула глаза.
— Что вы делаете?
Он быстро отдёрнул руку.
— Ты не спала?
— Спала, но вы меня разбудили, хотя, наверно, и не хотели этого.
— Не бойся, я бы не сделал тебе ничего дурного.
— Возможно, вы не считали дурным то, что сделали со Сьюзен!
Лорд шарахнулся от неё, словно она была прокажённой. Секунду спустя он приблизился к ней настолько близко, что девушка отчётливо слышала биение его сердца. Ванда испытала невообразимый ужас, увидев, как глаза Алекса вновь полыхнули тем самым золотым дьявольским огнём, каким они горели при их первой встрече. Он занёс руку. Девушка в ожидании удара зажмурилась, но его не последовало. Открыв глаза, Ванда обнаружила его недвижно сидящим на кровати, его тело сотрясалось, словно в лихорадке.
— Ванда, откуда ты знаешь об этом?
— Я была там в тот вечер, я шла на кухню и заблудилась. Так я и оказалась под дверями той злополучной комнаты и всё видела.
— Ванда, пойми, она сама этого хотела, у неё были довольно странные наклонности к тому же.
— К тому же она вас любила! Вы – чудовище, обреченное на одиночество!
Выкрикнув это, она направилась к двери, но лорд не дал ей этого сделать. Схватив её за руку, он силой вернул её на кровать и, приблизившись к её лицу, прошептал:
— Она принадлежала мне по собственной воле, но она была обречена надоесть мне, это случилось, и поэтому она уехала. А ты… Ты будешь моей. По собственной воле или против неё, но ты будешь моей. Возможно, не сегодня и не завтра, но будешь.
— Нет! Вы не посмеете! Я скорее умру!
— Ты не знаешь, что такое смерть, чтобы мечтать о ней! А я знаю. И именно поэтому я не позволю тебе расстаться с жизнью.
— Вы не дадите мне жить!
— Отчего же?
— Вы — эгоист, вы привыкли добиваться того, чего хотите, и тех, кого хотите. Я предпочитаю смерть!
— Я не прикоснусь к тебе, если ты этого не пожелаешь, клянусь тебе в этом, но…
— Но что?
— Но я прошу, не делай глупостей!
Произнеся это, лорд вышел, а звук его шагов ещё долго гулял по коридорам.
Она осталась лежать на его кровати, блуждая в собственных противоречивых мыслях. Очень часто за прошедшее время эта девушка не ведала того, чего она хотела. Вновь и вновь она возвращалась мыслями к тому дню, когда впервые увидела Алекса, теперь уже не было никакого желания называть его лордом, вспоминала его реакцию на своё появление и то, что он сказал Абрахаму о его последней ученице. Почему-то она была уверена, что лорда и её связывали далеко не те отношения, которые присутствуют между хозяином и прислугой.
Встав с кровати, Ванда тихо направилась к двери, выйдя в коридор, оглянулась, проверяя, чтобы никто её не видел, и, убедившись, что путь открыт, побежала к себе в башню. Там она надела тот самый дорожный плащ, в котором приехала сюда, и, взяв фонарь, направилась в библиотеку лорда.
Приближаясь к заветной двери, она заметила, что из-под неё пробивается неверный свет свечи.
— Входи, Ванда, я знаю, что ты здесь.
Удивлённая проницательностью лорда, она вновь вспомнила его демонический взгляд и, поёжившись скорее от холода, чем от чего-либо ещё, вошла.
— Ты удивлена? – спросил хозяин замка, закрывая какой-то древний фолиант и поднимая на неё взгляд.
— Признаться честно, да.
— Присаживайся.
Это было далеко не просьбой. Девушка села в глубокое кресло, стоящее возле камина, наблюдая за бликами пламени на лице Алекса. Сейчас он казался намного старше своих истинных лет, неизгладимая усталость залегла складками на породистом лбу, а в прекрасных глазах плескались печаль и непримиримая скорбь.
— Дай угадаю, зачем ты пришла сюда,— тихо проговорил он, переводя взгляд с её лица на огонь камина,— ты хотела узнать о предыдущей ученице Абрахама и о том, как она была связана со мной, не так ли?
— Откуда вы знаете?
— Поверь, теперь мне известно многое из того, о чём ты не смеешь даже догадываться…
— Вы говорите так, как будто вы знаете тайну смерти!
— Поверь, её я тоже знаю, я один из тех немногих, кто смог вернуться с того света. Но я заплатил слишком дорогую цену, — он подавил печальный вздох.
— Так чего же вам это стоило?
Ванда слушала, затаив дыхание, понимая, что она сейчас узнает то, что в корне изменит её дальнейшую судьбу.
— Чего мне это стоило? – скорее лорд обращался к себе, чем к кому-либо ещё, затем, помолчав, он добавил:
— Души.
Девушка от неожиданности выронила фонарь, который так и не выпустила из рук с того момента, как вошла сюда. Наблюдая за её реакцией, Алекс встал, поднял фонарь и вернулся на своё место.
— Как? Этого не может быть!
— Можешь мне не верить, но тогда я не вижу смысла рассказывать тебе историю, которую ты так хочешь услышать, — насмешливая улыбка тронула его губы.
— Я бы хотела в это верить, но это не так просто.
— Хорошо. Ты права, вначале ты услышишь, а вот верить мне или нет – решать тебе.
Девушка затаила дыхание, приготовившись слушать, но тут лорд осёкся, словно что-то вспомнил.
— Ванда, у меня к тебе есть маленькая просьба, даже скорее не просьба, а приказ.
Она сидела, чувствуя, как к вискам приливает кровь. Видимо, предчувствуя именно такую реакцию, лорд мягко улыбнулся, обнажая чуть выступающие глазные зубы.
— Успокойся, это не так сложно. Просто называй меня на ты, вот и всё.
Ванда выдохнула, испытывая огромное облегчение от того, что теперь не придётся общаться в таком фальшивом официальном тоне.
— Так вот, теперь, я думаю, мы можем и продолжить. Однажды Абрахам пришёл ко мне и сказал, что он чувствует приближение собственной смерти. Я тогда, конечно, не воспринял его слова всерьёз, но мне очень хотелось утешить добродушного старика. Кстати, астролог он был никудышный, но вот в предсказании о будущем... В этом он был идеален, так как никогда не ошибался. Так вот, я спросил, чем могу ему помочь. Ответ меня не особо удивил. Он попросил разрешения взять себе ученицу, чтобы было кому передать свои умения. Мне это тогда показалось смешным, но всё же я согласился. И вот Абрахам привёл её. У нее было такое простое имя Лиза. Но как же прекрасна была эта девушка, естественно, я потерял голову, но Абрахам запретил мне даже приближаться к ней, прекрасно зная природу моего желания. Я послушался, всё-таки Абрахам заменил мне отца. Всё шло хорошо, Лиза училась всему, что он хотел ей передать, а я, не в силах получить её, менял одну любовницу на другую, не разбирая ни лиц, ни имён. Но однажды мы случайно, по крайней мере, мне так казалось, столкнулись в оранжерее. Она смущённо отвела взгляд, и в тот момент я всё понял: я был счастливейшим из смертных. Она любила меня.
Наши отношения продолжались около полугода, мы часто сидели в той самой оранжерее и мечтали о будущем, мы хотели пожениться. Потом мы уже осмелели настолько, что стали вместе ездить на прогулки верхом. Абрахам уже не препятствовал нам, взяв с меня клятву, что я не прикоснусь к ней до венчания, да я и не хотел. Вернее, мне нужно было не только её тело, мне нужна была она. Но в один пасмурный денёк ко мне приехал мой кузен. Признаться, у нас никогда не было хороших отношений, но законы гостеприимства обязывали.
Я умолял её не выходить из той самой башни, в которой сейчас живёшь ты, но Лиза была известной упрямицей и, естественно, не послушалась. Она приглянулась и ему. Да и кто бы смог сказать, что эта девушка ему не по нраву. Длинные чёрные, словно смоль, волосы, немного смуглая кожа, алые губы и бездонные чёрные глаза… Но в отличие от меня он видел только это, он не видел душу, да она его и не волновала. В ту ночь он пришёл к ней. Лиза сопротивлялась, как могла. Когда слуги передали мне, то было уже поздно.
Я опрометью кинулся в башню, сбивая всех на своём пути. В ту секунду, когда я ворвался в её обитель, она лежала на полу. Я никогда не забуду того момента. Разорванное платье, ссадины, ушибы, но всё те же безумно любящие глаза. Я никогда не смогу забыть её фразу: «Прости, я не смогла». Я искал его и нашёл в конюшне седлавшим жеребца. Он так вежливо попрощался, словно ничего не произошло. В тот момент у меня сдали нервы, я выхватил нож, который торчал из моей охотничьей сумки, висевшей там же. Он спокойно стоял и смотрел, прежде, чем я понял, что что-то не так: его друг воткнул мне нож в спину. Красная пелена застилала глаза, и, словно во сне, был слышен её крик, слышны шаги Абрахама, какими-то волшебными средствами расчищавшего себе путь. Эти два ублюдка ускакали под покровом ночи, словно воры, а Лиза рыдала над моим телом, я это видел уже со стороны. И тогда Абрахам сделал то, чего я никогда не смогу ему простить. Он сказал, что меня ещё можно вернуть, но для этого придется отдать Аиду другую жизнь взамен моей, естественно, он предлагал себя, но она действовала быстрее. Начертав на полу несколько каких-то рун, она воткнула нож себе в грудь и взяв меня за руку, шептала слова любви вперемешку с какими-то заклинаниями. По мере того, как силы прибывали ко мне, она угасала. В ту минуту, когда я смог подняться на ноги, она была мертва…
Лорд подошёл к окну и замолчал, грустно наблюдая за вьюгой, бесновавшейся за окном.
— Я отомстил, за что был отлучён от двора, — глухо продолжил он, — но это всё мелочи по сравнению с тем, что стало со мной. Аид вернул жизнь в моё тело и, забрав взамен жизнь Лизы и мою душу, вселил в меня душу какого-то демона. Посторонние люди не заметили разницы. Порой мне самому кажется, что всё это было простым кошмаром, что этого не было на самом деле, но стоит подойти к зеркалу и понимаешь, что всё правда.
Ванда пораженно молчала, за всё это время лорд не сводил с неё глаз, и она видела, что он не врёт, что он не просто рассказывал, а вновь всё это переживал. Всё сказанное было правдой. Лорд опустил глаза и горько произнёс:
— Тебе пора идти.
В ответ на недоумённый взгляд девушки он кивнул на окно.
— Светает. Не нужно, чтобы нас видели вместе на рассвете. У слуг очень зоркие глаза и очень длинные языки.
— Но вы же хозяин замка, вас никто не может оскорблять!
Алекс посмотрел на неё чуть удивлённо и, улыбнувшись, продолжил:
— Они не оскорбляют меня лишь потому, что они боятся. Я – демон, и мои слуги одни из тех немногих, кто знает всю эту историю от начала до конца. – А теперь иди.
По тому, каким тоном это было сказано, Ванда поняла, что это не было просьбой. Девушка встала и, подобрав давно потухший фонарь, пошла к себе. Поднявшись в башню, она сбросила одежду и, укрывшись одеялом, уснула странным и тяжёлым сном без сновидений.
Когда девушка открыла глаза, стрелка часов давно перевалила за полдень. Лениво потянувшись и громко зевнув, она начала неторопливо одеваться, размышляя о том, спускаться ей ко второму завтраку или нет. Облачившись в бархатное зелёное платье, подаренное лордом (с момента её приезда Алекс обновил весь её гардероб, объясняя все свои подарки только тем, что он хочет, чтобы окружающие его люди выглядели соответствующим образом. Вначале Ванда хотела обидеться, но, вспомнив, что все её платья действительно выглядят не лучшим образом, приняла подарки, испытывая некое чувство благодарности), она открыла дверь и, неожиданно для себя, обнаружила Алекса, сидящего у окна-бойницы.
— Вы?
Лорд обернулся и пробежал по ней заинтересованным взглядом. Цвет платья подчёркивал красоту её рыжих волос и идеально гармонировал с её зелёными глазами. Глубокое декольте соблазнительно обнажало высокую грудь, а лёгкий корсаж совсем не стягивал и без того тонкую талию, служа скорее дополнением к наряду, чем необходимостью.
— А кого ты ожидала увидеть в моём замке? – спросил он усмехнувшись.
Девушка смущённо опустила взгляд, понимая всю комичность данной ситуации. Стараясь разрядить обстановку, она тихо пробормотала:
— А второй завтрак, он готов?
— А ты голодна? – спросил лорд, уже не сдерживая смеха.
Оскорблённо вспыхнув, Ванда вернулась в свою спальню и громко хлопнула дверью. Немного успокоившись, Алекс постучал в дверь.
— Прости. Я не удержался.
— Не удержались от чего?
— От мести.
— Вы мне мстите?
— Да.
— Но за что?
— За то, что ты нарушила обещание.
— Какое ещё обещание?
— Насколько я помню, ты обещала обращаться ко мне на ты, или прошедшая ночь унесла это из твоей памяти?
Ванда вдруг поняла, что он прав, и открыла дверь, собираясь извиниться, но тут он её опередил.
— Не надо, это не стоит того.
Улыбнувшись, она заглянула в его смеющиеся глаза. Несколько минут они провели в молчании, смотря друг на друга и не зная, что сказать. Алекс первым нарушил затянувшееся молчание.
— У меня для тебя есть сюрприз.
— Какой? – Ванда вновь была поражена этим непредсказуемым человеком (или всё же не человеком?).
— Потерпи и всё узнаешь. Ты можешь закрыть глаза?
— Зачем?
— Я же сказал: это сюрприз.
— Ну, хорошо, — проговорила она после недолгих раздумий, закрывая глаза.
Секунду спустя она почувствовала, как на глаза легла шёлковая повязка.
— Алекс, что ты делаешь?
— Тихо, доверься мне, просто доверься, — прошептал он, беря её за руку и помогая спускаться по лестнице, ведущей из башни в гостиную. Она аккуратно ступала по ступеням, ощущая тепло его руки и слыша, как бьётся его сердце. Несколько минут спустя он развязал повязку и, открыв глаза, Ванда увидела манекен, стоящий посередине комнаты, облачённый в чёрную шёлковую амазонку. Видя восторг девушки, лорд приобнял её за плечи и проговорил:
— Иди, примерь.
Бережно сняв амазонку, Ванда взяла её и скрылась в соседней комнате. Алекс сел в кресло, ожидая её возвращения. Несколько минут спустя из комнаты, где переодевалась девушка, раздался звон разбитого стекла. Забыв обо всех приличиях, лорд вбежал в комнату и застал там Ванду в весьма необычном положении. Она сидела на полу среди осколков старинной вазы, доставшейся лорду в наследство вместе с замком, и которую он очень любил.
— Что случилось? – воскликнул он, помогая ей подняться.
— Алекс, — произнесла она тихо, — ты не поверишь. Я запуталась!— произнесла девушка, громко рассмеявшись.
— Что? — в недоумении произнёс хозяин замка.
— Я запуталась,— повторила девушка, успокаиваясь.
— В чём?
— Посмотри сзади, — попросила она, вновь начиная смеяться.
Молодой лорд обошёл её и, посмотрев на спину, тоже не смог сдержать смеха. Шнурок, который должен был затягивать корсет, был завязан на спине несколькими узлами.
— Могу я поинтересоваться, как ты умудрилась это сделать?
— Понимаешь, там много крючков, а я так и не поняла, что с ними надо делать, — сказала она, улыбаясь и хлопая глазами с густыми ресницами.
— Ты не носила корсет?
— Нет, — произнесла девушка, неловко краснея и понимая, что теперь он считает её неотёсанной деревенщиной.
Алекс промолчал, чувствуя себя из-за этого немного неловко. Как он мог объяснить ей, как надо носить корсет, когда сам не умел этого делать. Сам не зная, почему, он всегда считал, что у женщин это в крови.
— Вставай, попробую тебе объяснить.
— Алекс, неужели ты думаешь, что если бы я могла встать без твоей помощи, я бы предстала перед тобой в таком глупом виде? – гневно спросила она.
— Прости, действительно глупо, давай помогу, — произнёс он, подхватывая её на руки и усаживая в кресло. Никакого желания сопротивляться у неё не было, да и возможности, по правде сказать, тоже. Усадив её, лорд чуть задрал подол платья, освобождая ногу девушки от опутавшего её шнурка. Коснувшись бархатной кожи, рука Алекса чуть дрогнула, но, едва освободив ступню, он убрал её.
— Так, теперь твои ноги свободны, — произнёс он, силясь сдержать улыбку, — теперь займёмся самим корсажем. Ванда, запомни, такие вещи делают при помощи горничной, — тихо ворчал лорд, неловко развязывая узлы на платье. Всё это время девушка стояла и, потупив взор, краснела. Несколько минут спустя он наконец справился со всеми узлами, шнурок лёгкой шёлковой змейкой начал расслабляться, и корсет начал медленно спадать, стягивая платье. С трудом отводя взгляд, Алекс протянул ей амазонку.
— Одевайся, — произнёс он и вышел из комнаты, оставив её одну.
Испытывая странное разочарование, Ванда с некоторым трудом облачилась в подаренный ей костюм и оглядела себя в зеркале. Изящно скроенная амазонка из чёрного шёлка удобно обтягивала тело. Обхватывая тонкую талию, она заканчивалась вшитой юбкой, едва прикрывавшей бёдра. В дополнение к ней были бриджи, сшитые также из шёлка чёрного цвета и опускавшиеся до колен. Бросив ещё один взгляд на своё отражение, Ванда про себя отметила, что для идеального образа не хватает только сапог. Надев туфли из мягкой замши, она вошла в гостиную и, повернувшись вокруг себя, ждала реакции Алекса.
Он придирчиво осмотрел её с головы до ног, пробормотал что-то невнятное, выражая своё одобрение, и вышел, оставляя девушку в замешательстве. Вернулся лорд через несколько минут, притащив с собой какую-то коробку.
— Открой, — проговорил он.
Ванда с готовностью выполнила просьбу и обнаружила изящные сапожки для верховой езды, сшитые из мягкой чёрной кожи и обшитые мелким бисером, тоже чёрным.
— Позвольте вам помочь, — проговорил Алекс, взяв её за руку и усадив в кресло. Он опустился на колени и начал утягивать шнуровку на сапогах.— Теперь мы можем ехать, моя королева, — произнёс он, поддерживая девушку за локоть, и повёл её в конюшню.
— Куда?
— Я думаю, ты не откажешься прокатиться верхом, — сказал лорд, коварно улыбаясь.
Ванда пораженно молчала, вспоминая все те изменения, которые произошли с Алексом за последнее время. До конюшни они дошли, погруженные каждый в свои мысли. Алекс хозяйским тоном подозвал конюха и приказал седлать лошадей.
— Подожди, а когда ты успел купить это всё, ведь прошедшую ночь мы провели в библиотеке? – спросила Ванда, когда он помогал ей сесть в седло. В ответ на это лорд, загадочно сверкнув глазами, приблизился к её лицу и прошептал:
— Помни, кто я.
Резко отойдя, он вскочил в седло и умчался, лишь произнеся:
— Следуй за мной.
Пустив коня во весь опор и поднимая в воздух хлопья снега, Ванда помчалась следом, настигнув его уже через несколько минут. Алекс остановился возле озера и, спешившись и отпустив коня гулять по берегу, смотрел на водную гладь, ещё не успевшую покрыться ледяной коркой, когда заслышал вдалеке топот коня Ванды. Дождавшись, когда она подъедет к нему и остановится, он помог девушке спешиться и, указав ей рукой на озеро, произнёс:
— Посмотри, это озеро никогда, даже в сильные морозы, не замерзает. Оно очень часто напоминает мне мою душу.
Ванде почему-то показалось, что он скорее обращается к самому себе, чем к ней, но всё же спросила:
— Почему?
— Что? – спросил Алекс, словно выходя из забытья.
— Ты сказал, что это озеро напоминает тебе твою душу, почему?
— Видишь ли, в моём понимании, — тихо начал лорд, — лёд можно сравнить с покоем. Ледяной покров сковывает воду, делая её недвижной, а значит, успокаивая её. А это озеро никогда не замерзает, оно никогда не будет спокойным, так же, как и моя душа, которая даже не принадлежит мне.
Ванда робко приблизилась и, коснувшись его руки, заглянула в глаза. Взгляд лорда встретился с её взглядом, и он, охваченный слепым желанием, нежно коснулся её губ. Повинуясь скорее инстинкту, чем разуму, девушка слепо, на ощупь найдя его губы, слилась с ним в поцелуе. Алекс отстранился, немного шокированно посмотрев на неё.
— Что ты делаешь?
Она ничего не ответила, лишь вскочила в седло и, пустив коня во весь опор, умчалась по направлению к замку, оставляя его в одиночестве. Добравшись, Ванда оставила Блейка в конюшне и, приказав не рассёдлывать, побежала в башню и трясущимися руками начала собирать вещи. В тот момент, когда всё было готово и она уже хотела уехать, в комнату вошёл Алекс и, с силой забрав у неё дорожную сумку, вытряхнул из неё всё содержимое.
— Ты никуда не поедешь, — произнёс он тихо.
— Алекс, я должна,— проговорила она, стараясь не встречаться с ним взглядом.
— Почему? Тебе здесь не нравится?
— Нет, что ты! Здесь прекрасно, мне очень нравится дом, мне хорошо с тобой, но ты должен понять, что ты – лорд, а я – простая деревенская девушка.
— Хорошо, возможно, ты права. Да, я – лорд, а ты пока простая девушка, но ты прекрасно понимаешь, что после Лизы ты первая, у кого есть возможность стать леди Тривейн. Ведь ты понимаешь это, правда?
Ванда стояла ошеломлённая его вопросом, недоумевая, что он хотел сказать.
— Ты что, делаешь мне предложение?— спросила она, запинаясь.
— Официально нет. Мы сможем пожениться только после того, как тебе исполнится восемнадцать. А за эти полгода ты должна будешь закончить то, ради чего приехала сюда. Ванда, пойми, я не хочу тебя отпускать, — проговорил он, беря её за руку.
После этого он вышел из комнаты, проговорив напоследок:
— Решай сама, чего ты хочешь: быть счастливой со мной здесь или уехать и бросить всё, чего ты уже добилась и чего ещё можешь добиться.
Она так и просидела в своей комнате до самого вечера, думая о своей дальнейшей судьбе и судьбе Алекса. Да, она могла сейчас остаться здесь, через полгода выйти замуж за любимого человека и оставшиеся дни провести в богатстве и благоденствии, и за всё это счастье была совсем невысокая цена: она просто должна была предать память Фелиции и Марты, которые погибли по её вине. Ведь это она разорила повозку шерифа и обрекла тем самым на гибель всю деревню. А могла уехать и, забыв о собственном счастье, кровью искупить свою вину перед близкими.
Соблазн остаться был велик, но мысль, что она не будет счастлива, не отомстив за родных и не оправдав возложенных на неё надежд, сделала своё дело. Решение уехать было болезненным, но именно благодаря этому Ванда понимала, что оно правильное. Она вновь собрала вещи и решила тронуться на рассвете, пока Алекс будет спать, чтобы на пути не возникло никаких преград.
Этот вечер Алекс провёл в гостиной, ожидая её появления, но время шло, а девушки всё не было. Впервые за много лет молодой лорд испытывал давно забытое чувство страха, страха потерять любимую девушку, так и не сказав ей главного.
Антикварные часы пробили полночь, а Ванда так и не появилась. Чувствуя себя виноватым, он поднялся в свою спальню и, приняв твёрдое решение извиниться, долго ворочался перед тем, как его сморил сон, полный кошмаров из прошлого, филигранно переплетавшихся с образами и страхами настоящего.
Проснулся он от неприятного звука скрипнувшей двери. Поднявшись с кровати, он увидел Ванду, сбросившую при входе в комнату тот самый дорожный плащ, в котором она приходила в библиотеку, и осталась в ослепительно белой ночной рубашке.
— Ванда, ты? – спросил лорд, не находя в себе сил оторвать взгляд от изящного силуэта девушки, просвечивающего сквозь тонкую ткань.
— Ты не рад?
— Ну что ты, конечно, рад. Но зачем ты пришла?
Она ничего не ответила, лишь прижалась к нему и, не в силах сдержать слёз, разрыдалась.
— Тише, девочка моя, тише, — произнёс Алекс, успокаивающе поглаживая её по голове, — ну, что случилось?
Вновь промолчав, девушка обняла его, прижимаясь к нему уже вплотную. Оттолкнуть её у лорда не хватило сил.
Его почему-то не покидало ощущение того, что Ванда прощается с ним. Чуть отступив назад, она провела рукой по его щеке и, печально улыбнувшись, произнесла:
— Мне кажется, что ты не рад мне. — И, немного помолчав, добавила, — если хочешь, я могу уйти.
Не сумев сдержаться, Алекс прижал её к себе, крепко целуя. Секунду спустя он с легкостью подхватил её на руки и опустил на кровать. Некий страх мелькнул в глазах девушки, придавая им какое-то ведьмовское очарование. Он целовал её губы, лицо, подбородок, шею, поцелуи опускались всё ниже, становясь всё властнее и требовательнее. Неожиданно лорд резко отстранился и упал на кровать рядом с ней.
— Прости,— проговорил он немного хриплым голосом, — я нарушил клятву.
— О чём ты? – спросила девушка, понемногу приходя в себя и освобождаясь от нахлынувшей на неё горячей волны, обжигавшей всё её тело, доставляя ещё неизведанное, но столь желанное наслаждение.
— Я обещал, что не прикоснусь к тебе против твоей воли…
— С чего ты взял, что идёшь против моей воли? – тихо произнесла она, касаясь губами его обнажённой груди. – Я сама пришла.
Алекс медленно провёл рукой по её волосам, находясь в глубоком раздумье. Он не знал, что привело её сюда, не знал, почему их неожиданная встреча несёт столь скорбный характер. Он не знал этого, равно как и не знал того, о чём она сейчас думает. Лорда не покидало неприятное ощущение, что Ванда прощается. Девушка подняла не него недоумённый взгляд.
— Что с тобой?
— Всё в порядке, Ванда, — тихо прошептал он, касаясь губами её лба.
Несколько минут они провели в молчании, наконец Алекс, собираясь сказать нечто важное, приподнялся, но Ванда нежно коснулась ладонью уже раскрывшихся губ.
— Не надо, не говори ничего, прошу…
Секунду спустя она приблизилась к нему, неумело, но нежно целуя. Алекс прижал её к себе, испытывая дикое животное желание владеть ей, он хотел, чтобы эта девушка принадлежала лишь ему. Оказавшись сверху, он вновь увидел эти колдовские глаза, смотревшие прямо в душу и заставляющие забыть обо всём. Через какое-то время Алекс задумчиво коснулся её волос. Он не знал, что привело её сюда, не знал, зачем, но одно ему было известно достоверно: он любил её. Они лежали рядом и молчали, думая каждый о своём. Когда Ванда очнулась от задумчивости, на улице розовела заря, а лорд мирно спал.
Когда нежное утреннее солнце только-только начинало согревать поля, она уже подъезжала к воротам замка. Стражники попытались остановить её, но, столкнувшись с взглядом её зёленых глаз, остановились и замерли в той самой позе, в которой находились до этого. Покинув территорию замка, она вскочила в седло и, пустив коня во весь опор, скрылась.
Лорд Алекс Тривейн проснулся далеко за полдень и, недовольно пощурившись на солнечный свет, бивший в глаза, встал лишь для того, чтобы задёрнуть шторы. Странное беспокойство обуяло его лишь тогда, когда он, не найдя Ванды рядом с собой, комнату за комнатой обошёл весь замок, но девушку так и не нашел. Наскоро одевшись, он спустился во внутренний двор замка и, подойдя к охране, поинтересовался, не видели ли они девушку. Один из стражников лениво почесал затылок и сонно пробормотал:
— Как же не видели? Видели. Она уехала.
— Как? Куда? – проорал он, выхватывая из-за пояса стражи нож и взмахивая им перед самым носом часового.
— Она не сказала, — прошептал стражник, трясясь от страха и заглядывая в глаза лорда, где полыхал золотой демонический огонь. Алекс медленно опустил руку, бросая нож на землю, и неспеша поднялся в башню, где жила та, которой он был готов отдать всё, что имел, и уже успел отдать своё сердце. Унылая, нежилая пустота царила здесь сейчас, хотя всего несколько часов назад комната радовала глаз домашним уютом, и в каждом предмете чувствовалось присутствие любящей женщины. Лорд понуро опустился на кровать, вновь оглядывая помещение, вдруг лёгкий порыв ветра качнул прозрачный гипюр гардины, роняя к его ногам небольшой клочок бумаги, который тут же был им подхвачен.
«Милый Алекс! Спасибо за те полгода счастья, что ты подарил мне. Все это время я любила тебя, любила искренне, но молчаливо. Прости за то горе, что я принесла в твой дом, сама того не желая. Я вынуждена уехать, чтобы завершить то, ради чего начала свой путь. Я хочу, чтобы ты знал: я благодарна тебе и Абрахаму за всё, что вы для меня сделали. Знай, что я вернусь, чтобы забрать книгу, принадлежащую мне по праву рождения, после чего покину тебя навсегда! Прости и прощай! Твоя Ванда!»
Он перечитал записку трижды, прежде чем понял её смысл. Молча встав, Алекс Тривейн отправился в конюшню и, заседлав самого быстрого жеребца, пустил его в галоп, покинув пределы замка.
Ванда остановила взмыленного коня лишь глубокой ночью возле придорожной таверны. Уверенным шагом подойдя к хозяину, она, бросив на стол несколько золотых монет, сняла себе комнату на несколько дней.
— Принеси мне в комнату чего-нибудь поесть и проследи, чтобы мою лошадь вычистили и накормили, — произнесла девушка властным тоном, поднимаясь по лестнице, ведущей к её временному пристанищу.
Ванда брезгливо оглядела обшарпанные стены и практически каменную подушку на грубо сколоченной кровати и, про себя подумав, что за ту сумму, которую она выложила, ей могли бы предложить нечто и поприличнее, вслух же произнесла:
— Ну что ж, будем привыкать к тому, что имеем. Пора уже позабыть о мягких перинах и роскошном замке лорда!
Сбросив одежду и оставшись нагой, она завалилась на кровать и внимательно уставилась на дверь. Спустя несколько мгновений раздался стук, в ответ на который девушка неспешно подошла и отворила одну из дверных створок.
— А-а, входи Сэмми, не стесняйся, — фамильярно проговорила она, вновь падая на кровать, — я вижу, ты принёс мне поесть.
Парень стоял, рассматривая её, раскрыв рот, что очень забавляло Ванду.
— Что же ты уставился? Неужели никогда не видел голую женщину? – насмешливо спросила она, громко рассмеявшись, так и не услышав ответа. Ванда лишь наблюдала, как волна смущения захлестывала парнишку с головой.
— Ладно, пошутили и будет, — серьезно проговорила она, прикрываясь пледом, — поставь еду на стол и проваливай.
Юноша аккуратно опустил поднос и, продолжая краснеть, покинул её. Примерно через полчаса стук в дверь повторился. На этот раз Ванда и не подумала вставать, а лишь крикнула, чтобы входили. Трактирщик вошел переваливающейся походкой и зашёлся старческим кашлем в тот самый момент, когда девушка вновь скинула с себя покрывало.
— О боже, вы подавились! – вскрикнула она, подбегая к несчастному мужчине и хлопая его по спине. – Ну, ничего, ничего, вот так вам уже лучше? Может, прикажете сбегать вниз за водой? – заботливо поинтересовалась девушка, выбегая на лестницу в таком виде и провоцируя сидящих в гостиной дам поднять кошмарный визг.
— Прекратите немедленно! – гневно прохрипел мужчина, затаскивая Ванду в комнату и захлопывая дверь.— Что вы себе позволяете?!
— Вы что ведьму никогда не видели?! – захохотала девушка, наматывая на палец огненно-рыжую прядь.
— Вы за это ответите, — пообещал хозяин, напоследок так хлопнув дверью, что вновь раздался недовольный женский возглас.
Она долго ещё хохотала, пока, наконец, тяжёлый, полный кошмаров сон не сморил её. Проснулась девушка далеко за полночь и, решив чего-нибудь поесть, спустилась в кухню. Проходя мимо комнаты хозяев, она услышала неслышный шёпот, которым трактирщик разговаривал со своей женой, занимавшей практически всё пространство их узенькой комнатки.
— Нет, ты видела это?
— Что ты взъелся на неё? Она же не ходила в таком виде по нашей таверне, а в своих комнатах постояльцы имеют право делать всё, что им заблагорассудится, если это, конечно, не нарушает законов.
— Но ты же слышала её фразы про ведовство! Она сама называет себя ведьмой. Ты можешь понять, что если святая инквизиция узнает, нам всем не поздоровится!
— Прекрати преувеличивать! Ты со своими вечными страхами постоянно всего опасаешься! Можно подумать, что она летает по своей комнате на метле и устраивает там шабаши!
— Будет! Всё ещё впереди! Вот увидишь, если мы не пресечем этого, то к тому времени, когда она захочет наконец съехать, у нас тут черти будут пить эль!
Его жена ничего не ответила, лишь посмотрела на своего мужа с нескрываемым презрением и вышла из комнаты на улицу через чёрный ход. Она вернулась несколько минут спустя и, подойдя к мужу, чуть слышно прошипела:
— Знаешь, если бы я была ведьмой, я бы давно превратила тебя в осла!
Трактирщик вновь зашёлся противным старческим кашлем. Ванда, ругая себя за свою чрезмерную болтливость, неслышно поднялась в свою комнату и скользнула под одеяло, надеясь как-нибудь исправить свою оплошность и не попасть в беду.
Лорд Алекс Тривейн вернулся со своей затянувшейся прогулки лишь сутки спустя. Всегда молчаливый и мрачный, сейчас он был чернее тучи, и даже его любимая собака Сорбонна не решилась подойти к нему.
С того момента, как исчезла ведьма, прошла неделя, но с каждым днем мрачная отрешённость лорда всё усиливалась. День за днём поутру он выезжал верхом и возвращался далеко за полночь, продолжая обыскивать окрестности фут за футом. Он проезжал по близлежащим деревенькам, расспрашивая про Ванду, и каждый раз слышал абсолютно противоречащие друг другу ответы на вопрос, в каком направлении она ускакала. Красивые золотые глаза лорда потускнели, потеряв свой завораживающий демонический блеск.
Солнечные лучи всё реже проникали за тяжёлые черные гардины замка.
Ванда остановилась посреди поля. Было полнолуние. Она вскинула глаза к небу, созерцая мертвенно-бледную луну. Глубокая тоска заполнила всю её душу. Настал тот момент, когда она должна была расстаться с последним существом, к которому была привязана. В эту ночь девушка должна была отпустить Блейка. Теперь, когда способности её развились до такой степени, что она могла уже передвигаться не только верхом, столь горячо любимый ею конь стал тяжёлой обузой для молодой ведьмы.
— Скачи же! – выкрикнула она и, глотая слезы, бросила на землю сбрую, принадлежащую коню. Животное стояло, ничего не понимая, и недоумённо смотрело на хозяйку. Ванда, уже не пытаясь скрыть слез, хлыстнула жеребца по бокам, чтобы скорее завершить столь мучительное для неё прощание. Обиженно всхрапнув, конь прорысил по ночному полю, скрываясь во тьме.
Девушка опустилась наземь и разрыдалась в голос. Вот теперь она была готова к тому, чтобы назвать себя ведьмой в полном смысле этого слова. Ведь она отличалась от других людей, а непохожие во все времена обречены на непонимание, неприязнь и одиночество. Быть другим – значит быть всегда одному. Несколько минут она билась в истерике, а успокоившись, неторопливо встала и скинула с себя одежду, шепча заклинание:
«Sonuf vaoresaji, gohu IAD Balata, elanusaha caelazod: sobrazod-ol Roray I at nazodapesad, Giraa ta maelpereji, das hoel-qo qaa notahoa zodimezod, od comemahe ta nobeloha zodien; soba tahil ginonupe pereje aladi, das vaurebes obolehe giresam. Casarem ohorela caba Pire: das zodonure nusagi cab: erem Iadanahe. Pilahe farezodem zodenurezoda Adana gono Iadapiel das home-tohe: soba ipame Lu ipamis: das sobolo vepe zodomeda poamal, od bogira aai ta piape Piamoel od Vaoan! Zodacare, eca, od zodameranu! Odo cicale Qaa; zodoreje, lape zodiredo Noco Mada, Hoathahe I A I D A!».
Несколько секунд спустя она, болезненно вскрикнув, упала на землю, а через мгновение средних размеров чёрная кошка торопливо побежала по направлению к таверне, в которой остановилась Ванда.
Теперь девушка проделывала это ежедневно, упражняясь и добиваясь совершенства. Раз за разом она острее оттачивала своё мастерство, ещё крепче сковывая своё сердце льдом бесчувствия. То, к чему стремилась ведьма, называлось очень просто — хладность. Каждый день она пропадала в лесу, собирая и высушивая коренья, а вечером вновь отправлялась в поле или другое уединённое место, где вдали от посторонних глаз и, по её мнению, в полном одиночестве упражнялась в искусстве приготовления зелий, в превращениях, левитации. Но ей лишь казалось, что она исчезает и возвращается незамеченной.
Уже давно за ней денно и нощно следили глаза человека, возжелавшего познать её тайну. Это был тот самый парень, сын того трактирщика, который владел таверной, где наша героиня жила уже несколько месяцев.
Каждый день Сэм говорил родителям, что ему надо в город, а сам незаметно отправлялся следом за Вандой, внимательно наблюдая за её действиями. А каждый вечер он, притворяясь спящим, дожидался, пока в таверне стихнут последние звуки, и очень аккуратно выбирался в окно своей комнаты и бегом добирался до той самой лесной поляны, на которую приходила девушка.
Она открыла глаза, лениво потягиваясь в уютной постели. За окном нежно розовел рассвет, и удивительное чувство лёгкости пронзало всё ее тело. Ванда по-кошачьи ловко прогнулась и встала босыми ногами на пол, заглянув в мутное зеркало, с готовностью отразившее её великолепный стан. Неспешно одевшись, наша героиня спустилась вниз как раз вовремя, чтобы успеть к свежеприготовленному завтраку.
— Вы уже встали? – заботливо поинтересовалась хозяйка таверны, встретив девушку на пороге. – А Сэм вот уже собирался нести вам завтрак.
— Ну что вы! В этом нет нужды. Вы же знаете, что я всегда поднимаюсь с первыми лучами солнца.
— Да, это, конечно, так, — задумчиво произнесла женщина, — но вот только меня поражает одна ваша особенность.
— Ну, так спросите, я отвечу, — улыбнулась девушка, не подозревая ни о чём плохом. Так и не дождавшись вопроса, она в молчании закончила утреннюю трапезу и вернулась в свою комнату.
Вот наконец и настал тот день, когда ей надлежало начать свой обратный путь к замку лорда. Через неделю ей должно было исполниться восемнадцать, и теперь пришло время забрать то, что принадлежало ей по праву рождения – колдовскую книгу её прабабки.
Ванда оглядела свои немногочисленные пожитки и решила, что двигаться надо налегке. Ведь теперь, когда с ней больше нет Блейка, ей придется идти пешком, и лишний груз будет только мешать. Она аккуратно сложила своё единственное бархатное платье и завязала узел на походной котомке. Примерно час спустя она вновь стояла в гостиной таверны, дожидалась хозяина, чтобы расплатиться с ним.
Грубо выхватив деньги и забыв отсчитать лишние, хозяин захлопнул амбарную книгу, жирно вычёркивая имя теперь уже бывшей постоялицы. Девушка же, ничуть не обидевшись за столь нелестное с ней обращение, молча вышла на скотный двор и направилась к тракту, выходившему на дорогу, ведущую в замок лорда.
Стоило ей ступить несколько шагов по грубой брусчатке того самого тракта, как сзади её окликнул знакомый голос. Обернувшись, юная ведьма заметила Сэма, поспешно догонявшего её на небольшой двухместной повозке, явно позаимствованной у отца. К сожалению, она даже не представляла, сколько ужасов ей предвещала эта встреча.
— Сэм! Что ты здесь делаешь?!
— Видите ли, вы забыли свои коренья, я подумал, что вы из-за этого очень расстроитесь, и мне пришлось вас догонять, чтобы отдать их. Думаю, вам будет проще, если я подвезу вас.
Девушка облегчённо вздохнула, все подозрения мигом рассыпались, и она с радостью взяла пропажу. Юноша подробнейшим образом расспросил её о дороге до замка и не проронил ни слова до самых его ворот. Ванда, не понимая причин столь необычного поведения, предпочла молчание.
Сэм же прекрасно осознавал, на что обрекает рыжую красавицу, и тяжелые мысли одолевали его все сильнее. «Она – ведьма, рано или поздно на неё всё равно донесут инквизиции, — рассуждал он, — но если это сделает наша семья, то это наиболее удачный вариант для всех. Мы не станем в подробностях описывать, что знаем, тем самым уменьшая тяжесть её вины, и всё равно получим неплохие деньги за обличение ведьмы. К тому же, если она покается, у неё будет шанс остаться в живых».
Несколько томительных суток они провели в пути, наконец, когда на горизонте показались мрачные очертания замка, сердце девушки бешено заколотилось в предвкушении столь долгожданной встречи. Она сердечно попрощалась с Сэмом и, пожелав ему счастливого пути, побежала к замку. То, что открылось глазам, очень удивило её, если не сказать, привело в ужас. Ворота замка, раньше тщательно охраняемые, сейчас стояли настежь открытыми и скрипели несмазанными петлями. Из сада лорда исчезло всё, что напоминало о его былом великолепии.
Войдя в замок, девушка почувствовала то уныние, которым был охвачен его хозяин. На витых мраморных перилах толстым слоем лежала пыль, дорогие бронзовые рамы картин потемнели. Она обошла весь замок, не встретив ни одного из слуг, и нашла лорда в гостиной у давно потухшего камина, смотревшего на золу горьким взглядом.
— Алекс, — тихо позвала ведьма.
Так и не увидев реакции на свое появление, она осмелилась подойти ближе и положила руку ему на плечо. Это вывело его из мрачного забытья.
— Ты? – спросил он без всякого удивления.
— Алекс…
— Не надо. Если ты пришла за своей книгой, то, по моим подсчётам, сможешь забрать её всего через пару дней. Всё это время ты вольна жить в любой комнате из тех, что тебе понравятся.
— Алекс, зачем ты так?
— Как так? Возможно, ты хотела спросить, почему я груб с тобой? Не надо, не спрашивай, я тебе скажу, что это далеко не грубость, это безразличие.
— Значит, все в прошлом!
— Думай, как знаешь, ты ускакала под покровом ночи, разбив все наши мечты о будущем. Ты сбежала.
— Нет! Нет, я не сбежала!
— Ты именно сбежала, моя милая ведьма. Ты могла бы мне всё объяснить, неужели ты думаешь, что я такое бесчувственное животное, что не понял бы и не отпустил тебя. Но вместо этого ты тайком собрала вещи и покинула мой замок, выставив меня идиотом перед слугами.
— Так вот в чём дело! Задетое самолюбие!
— Вовсе нет. Как ты, наверное, могла заметить, в замке нет никого, кроме меня.
— Но почему?
— Я распустил всю прислугу лишь потому, что сам могу со всем справиться. Я сам охочусь и сам же вот в этом камине, — Алекс кивнул на закопчённый камин в гостиной, который раньше радовал глаз нарядной позолотой, — готовлю себе еду.
Несколько секунд они привели в тягостном молчании, но потом лорд резко встал, стряхнув руку Ванды со своего плеча, и направился к двери.
— Постой! Подожди!— девушка опрометью бросилась за ним, но не успела. Она ещё долго сидела посреди гостиной, глотая слезы и проклиная себя, в то время как лорд неторопливо поднялся в ту самую башню, где раньше жила Ванда, девушка, которую он продолжал любить. Проведя там больше получаса, он неожиданно резко встал и чуть ли не бегом направился в конюшню.
День уже клонился к закату, когда Алекс Тривейн вернулся в гостиную, где оставил ведьму, и нашёл её там спящей на полу.
Рыжие волосы разметались по дорогому ковру, руки были устало положены под голову. Лорд, не удержавшись, оглядел её ноги и пришёл в ужас, видя, что они до крови сбиты и покрыты ранами и порезами. Он тяжёло вздохнул и вышел из комнаты. Однако приблизительно час спустя вернулся, неся в руках какую-то склянку с зелёной кашицей. Поставив склянку на пол, он подхватил Ванду на руки и положил на диван, стоявший неподалёку, начиная обрабатывать раны. Девушка чуть приоткрыла глаза, но потом блаженная прохлада разнеслась от ног по всему телу, унося всю боль и усталость, скопившиеся за последнее время, и она вновь забылась сном. Она проспала почти двое суток, а Алекс всё это время был подле неё, залечивая раны и оберегая сон.
Ванда проснулась далеко за полдень и, пытаясь понять, какой сейчас день, оглянулась по сторонам. Каково же было её удивление, когда она обнаружила себя в спальне лорда, в его кровати, а самого Алекса сидящим в кресле и дремавшим возле столика, на котором исходил паром свежеприготовленный завтрак. Встав с кровати, девушка не стала одеваться, а неслышно подошла к спящему лорду и нежно коснулась губами его лба.
— Доброе утро, — проговорила она, улыбнувшись и проведя рукой по роскошным чёрным волосам. Он ничего не ответил, лишь коснулся губами её ладони и усадил к себе на колени, крепко обняв за талию. Ванда радостно уткнулась носом в волосы лорда, роняя слезы.
— Что с тобой?
— Ты даже не представляешь, насколько я сейчас счастлива.
Алекс Тривейн вновь мягко улыбнулся и, подхватив её на руки, легко поднялся.
— С днем рождения, милая! – произнёс он, смеясь и кружа её на руках.
Девушка смотрела на него удивлённым взглядом, смешанным с чувством обиды. Как он мог забыть про её день рождения! Ведь он только завтра, неужели это возможно перепутать!
— Сегодня не мой день рождения! – хмыкнула она.
— Дорогая, запомни всего одну вещь: спорить с демоном, во-первых, бесполезно, а во-вторых, опасно! Ты проспала два дня и поэтому даже не представляешь, какое сегодня число.
Он опустил её на пол и, крепко прижав к себе, поцеловал.
— Ты не представляешь, как долго я ждал этого дня.
— Зачем же ты его ждал? – хитро улыбнулась ведьма.
— Чтобы, наконец, сказать тебе, что я тебя люблю! Выходи за меня замуж, я хочу видеть тебя рядом каждый миг, я хочу сделать тебя леди Вандой Тривейн.
Она стояла и ошеломлённо молчала. Лишь несколько минут спустя, когда к ней вернулся дар речи, девушка едва слышно проговорила:
— Я согласна.
Лорд радостно рассмеялся, дал ей время одеться, а потом, вновь взяв её на руки, понёс в каминный зал на первом этаже. Но он так и не отпустил её, а наоборот, еще крепче прижав к себе, направился в конюшню. И только там Ванда вновь оказалась на земле.
— Последний денник, — прошептал Алекс, нежно прикусив её ухо.
Сердце девушки забилось в предвкушении столь долгожданной встречи. И оно не обмануло её. Красивый чёрный конь мирно пожёвывал овес, ворчливо всхрапывая.
— Блейк! – воскликнула ведьма, прижимаясь к широкой груди и обхватывая крутую шею. В ответ на это жеребец заржал чуть обиженно, но всё же приветливо уткнулся носом ей в плечо.
— Но, как это возможно?
— Понимаешь, Ванда, твой конь оказался умнее своей хозяйки. Он-то прекрасно понимал, где ему будет лучше. Но учти, если ты ещё раз прогонишь его, он уже никогда не вернется.
Девушка бросилась к лорду и с благодарностью его обняла.
— Алекс, спасибо тебе!
— Не за что, ведь мне это ровным счётом ничего не стоило. Неужели после столь горькой разлуки ты не хочешь прокатиться?
Ведьма не ответила ничего, лишь побежала за сбруей и, заседлав коня, пустилась прочь от замка. Алекс Тривейн даже не подумал догонять её, прекрасно понимая, что сейчас, когда столько всего на неё свалилось, ей лучше побыть одной и принять решение.
Инквизитор молча отложил полученное письмо и вздохнул. Снова. Очередное дело по очередному доносу на очередную ведьму. Дикая усталость навалилась на плечи, вынуждая закрыть глаза. Он ненавидел свою работу точно так же, как ненавидел всех своих подчинённых и святую католическую церковь вместе взятых. Возможно, многих удивит ненависть инквизитора к церкви. Вот только мало кто знал о давней истории, приведшей его в лоно инквизиции. Каждый человек хотя бы раз в жизни стоял на развилке, и единственный шаг решал его судьбу.
Фридрих сделал этот шаг почти десять лет назад в ту ночь, когда увидел на шабаше свою невесту, неистово пляшущую в компании других таких же обнаженных и бесстыжих девиц, как и она сама.
Карьеру инквизитора он сделал довольно быстро, начав с секретаря, записывавшего протоколы с допросов, а со временем став старшим инквизитором. Месть любимой женщине не принесла его душе ничего, кроме горя и ненависти. Но обратной дороги уже не было. Десятки женщин прошли через его пыточную, под давлением страха и боли признавая все те грехи, в которых он обвинял их. Ах, если бы эти женщины знали, за что умирают! Если бы знали, что смертный приговор был вынесен им вовсе не по настоянию церкви, а благодаря людской глупости или, еще хуже, игре власти. Сколько из них сгинуло в кострах, проклиная Господа, когда надо было проклинать шерифа.
Некоторых из них он отправлял на смерть росчерком своего пера без малейшего сочувствия, некоторых по-человечески понимал, а понять ведьму означало пожалеть, а некоторых ему хотелось спасти. Хотелось ночью открыть камеру и отпустить незадачливую ведьму. Но всякий раз он останавливал себя и, скрепя сердце, подписывал очередной смертный приговор. Слыша предсмертные крики и проклятья, он начинал ненавидеть себя. Именно поэтому Фридрих перестал посещать казни обвинённых им ведьм.
Вот и сейчас он прочитал абсолютно бессмысленный донос на некую Ванду Тейлор. По-мнению самого инквизитора это была чистейшая зависть красоте и молодости, но некие особые подробности обязывали его проверить эту девушку. В памяти инквизитора вновь встал чёрный готический замок лорда Алекса Тривейна и его перекошенное гневом лицо, когда Фридрих поинтересовался, что за девушка обитала под его крышей.
Вполне невинный вопрос вызвал такую волну ненависти, что он предпочел убраться восвояси ни с чем. А если признаться честно, то Ванда попала под подозрение инквизиции в тот самый день, когда она разорила повозку шерифа. К тому же сожжение её родственницы совсем не говорило в её пользу.
Инквизитор молча смотрел в пустоту, размышляя о том, что ему теперь делать. В глубине души ему хотелось бросить все дела и уйти из инквизиции. Но сознание того, что пока допрос ведёт он, у ведьмы есть шанс спастись, останавливало его. Это означало конец его карьеры. Однако вместо печали, которую должно было испытывать его сердце, оно ликовало. Больше не будет крови, он попытается исправить хотя бы некоторые свои ошибки, он видел эту ведьму, но сознание его отказывалось её так называть. В первую очередь, перед глазами Фридриха предстала молодая, красивая девушка, не похожая на ту, которую он должен был обвинить в ведовстве.
Совсем молодая девушка, мчавшаяся верхом на вороном жеребце; огненно-рыжие волосы развевались по ветру. Нет! Она не могла быть ведьмой, но являлась ею. Но это уже не играло никакой роли, её спасение искупало все грехи прошлого.
Ванда вернулась с прогулки поздним вечером. Неспешно поднялась в башню, довольно долго служившую ей домом, потом пошла в библиотеку и стала вспоминать пережитые в ней моменты.
С каждым днем она чувствовала себя сильнее, приближалась минута обретения заветной книги. Много раз девушка слышала о том, что истинная ведьма издалека чувствует смерть. Ванда старалась не думать о будущем. Сейчас она была счастлива, будущее тоже представлялось радужным, но давящая тоска не отпускала её сердце с того самого момента, когда она попрощалась с Сэмом. Предавшись своим мыслям, она не заметила появления лорда.
— Как ты думаешь, какое платье ты захочешь надеть? – тихо поинтересовался Алекс, положа руки ей на плечи.
— Платье? Ах да, платье, — задумчиво прошептала девушка.
— Что-то не так?
—Алекс, нам надо поговорить.
— Хорошо, можем и поговорить, — тихо произнёс Тривейн, — ты что передумала?
— Нет. Я по-прежнему хочу быть твоей, но меня не покидает странное предчувствие.
— Ванда, пойми, тебя ищет инквизиция. Они знают о книге. Сейчас ты должна будешь делать то, что я тебе скажу. Ты должна понять, что свадьба – это главный способ твоей защиты…
— Откуда тебе это известно?
— Как только ты уехала, сюда приехал один из инквизиторов и кратко изложил мне ситуацию: ты под подозрением инквизиции с момента разграбления повозки шерифа, потом твоя ссора со священником, сожжение твоей тётки, да ещё твоя деятельность в таверне.
Девушка сидела с широко распахнутыми глазами. Только сейчас она поняла, сколько натворила глупостей.
— Так вот, как только ты станешь леди Тривейн, они не посмеют даже приблизиться к тебе. А сейчас нам пора, Ванда.
— Куда?
— Неужели забыла? Без четверти полночь, девочка моя. Книга.
Глаза ведьмы полыхнули дьявольским огнём, сердце бешено заколотилось. Вот он, тот момент, которого она ждала два года. Все произойдёт этой ночью, здесь и совсем скоро она станет настоящей ведьмой и начнёт новую жизнь. Ту самую долгожданную жизнь с тем самым человеком, ради которого она готова была умереть. Они вдвоем, рука об руку, поднялись в дальнюю башню, где была расположена вторая библиотека, в которой молодая ведьма никогда раньше не бывала. Тяжёлая кованая дверь была заперта на висячий медный замок. Алекс открыл его почти заржавевшим ключом, извлечённым из потайного ящика, расположенного в стене рядом с дверью.
Старинные фамильные часы пробили полночь, лунный свет мягко падал на высокие дубовые полки с вековыми фолиантами. Практически ни одно название из тех, что были обозначены на корешках, не были известны Ванде.
— Смотри,— прошептал лорд, указывая на лунную дорожку, пробежавшую по корешкам книг и остановившуюся на самой неприметной из них. Секунду спустя древний фолиант полыхнул ярко-голубым светом и погас. Морок рассеялся, девушка и лорд вновь стояли в старой библиотеке, полной древних и пыльных книг.
— Запомнила? – тихо спросил Алекс, пытаясь отыскать глазами ту книгу; в его памяти не осталось и следа о том месте на полке, где он её увидел. Ведьма зачарованно смотрела на книгу, принадлежавшую ей по праву.
— Алекс, третья полка сверху, шестнадцатая справа.
Лорд встал на лесенку, пытаясь дотянуться до заветного корешка, но за секунду до того как аристократические пальцы прикоснулись к заветной коже, Ванда успела остановить его.
— Не трогай! Я сама.
Она взяла в руки тяжёлую книгу, не смея открыть её. Несколько минут она недвижно стояла, держа её в руках, в самом центре библиотеки.
— Открывай.
Девушка набралась смелости и, затаив дыхание, распахнула обложку. В тот же миг к её ногам упали тонкий конверт и засушенная роза. Записка была написана красивым почерком с множеством завитушек, принадлежавшим её прабабке.
«Здравствуй, Ванда! Вновь хочу поздравить тебя с днём рождения. Вот и сбылось моё предсказание, ты занимаешь место, а я ухожу из твоей жизни, надеюсь, что останусь в твоём сердце. Тебе больше не нужно моё покровительство, ведь ты сама наконец стала ведьмой. Теперь у тебя не будет друзей, но будет много врагов. Но, поверь, ведьмино счастье стоит того. Береги себя, девочка моя, и будь счастлива! Любящая тебя прабабушка Ванда Симпсон!»
Новообращённая ведьма уронила книгу на пол и порывисто обняла Алекса.
— Я ведьма! Слышишь ты меня? Ведьма!
Она громко рассмеялась, кружась по комнате. Огненные волосы развивались, глаза полыхали истинно ведьмовским огнём. Кружась перед зеркалом, Ванда скинула платье и предстала обнаженной перед будущим мужем.
— Ну что, хороша?!
Лорд ничего не ответил, лишь тонко улыбнулся, прижимая к себе девушку. Ведьма высвободилась из его объятий и, как была, нагая, помчалась в башню, чувствуя такой прилив сил, что животная радость колола её тело миллионами пузырьков. Добравшись до своей бывшей комнаты, она вскочила на подоконник, мышцы тела напряглись, и Ванда, подчиняясь слепому инстинкту, прыгнула. Испуг прошёл мгновенно, и она вся отдалась воздушным потокам, кружась в лёгком ночном ветре и заливисто смеясь. Решив испытать свои силы, она начала перебирать ногами по воздуху, как будто бежала. О чудо! Получилось. Девушка легко вспорхнула, перебирая ногами упругие воздушные потоки, ставшие на удивление послушными. Вконец расшалившись, ведьма подлетела к закрытому глухими ставнями окну-бойнице той самой библиотеки, где всё произошло, и постучала в него. Алекс резко распахнул ставни и, крепко схватив девушку за талию, втащил её в комнату.
— Ванда! – гневно воскликнул он. — Думай, что делаешь! За тобой охотится инквизиция, а ты позволяешь себе чёрт знает что!
— Милый, прости, — она действительно раскаивалась, — я потеряла контроль над собой просто.
— Просто новые силы, новые возможности, всё это вскружило твою и без того легкомысленную голову.
— Да, ты прав. Прости, я постараюсь, чтобы этого больше не повторилось.
При взгляде на молодую ведьму горький укол кольнул лорда. Обнажённая, она сейчас дрожала от холода, но никогда не позволила бы себе попросить у него покрывало. Ванда вообще никогда ничего не просила. Алекс накинул ей на плечи свой плащ. Девушка благодарно дрогнула и, упав на пол, громко расплакалась. Тривейн даже не попытался её успокоить.
Вот и случилось то, чего они одинаково и ждали и боялись, то, что должно было либо соединить их судьбы, либо разлучить их навечно. К несчастью, они оба понимали, что, увы, это не первое, и оба боялись, что наверняка второе. Только что обретённая сила разлучала их и непременно разлучит совсем, если они не предпримут что-нибудь здесь и сейчас.
— Алекс, — она подняла отёкшие от слез глаза. — Алекс, я не хочу тебя потерять! Слышишь, не хочу!
— Ты не потеряешь, обещаю…
— Нет, Алекс, нет! Я уже теряю, ты отдаляешься!
— Прекрати! Ты знаешь, что сама всё испортила своим глупым побегом! Ты ускакала от меня под покровом темноты, подобно воровке!
— Алекс, — девушка билась в истерических конвульсиях, до крови закусив изящно очерченную губу. – Алекс, милый, ты же знаешь, что это клевета!
— Нет, Ванда, ты и впрямь воровка, ты украла моё сердце, — ласково проговорил лорд, обнимая девушку и помогая ей подняться.
— Алекс, прости меня.
— Я простил, Ванда, простил. Но забыть я этого не смогу.
— Я виновата…
— Да…
— Я все исправлю, слышишь?
— Девочка моя, ты ничего не сможешь изменить, прошлое не в твоей власти. В твоих руках будущее, да прямо сказать, и это маловероятно, всё было решено задолго до нас.
— О чём ты?
— Ванда, у нас нет будущего.
Она не ответила ничего, лишь подняла удивительно красивые глаза, полные слёз.
— За что? За что казнишь меня?! Ведь я не виновата ни в чём! У меня не было выбора! Понимаешь ты это? Не было!
— Выбор есть всегда, — холодно произнёс лорд, — но сейчас не об этом. Пойми и ты меня. Я демон, Ванда, демон, как ни больно об этом говорить, но это так. Сегодня ты стала ведьмой. За нами охотится инквизиция…
— Ты же говорил, что они не посмеют!
— Ванда, пойми, сколько мы выдержим? Месяц? Два? Год? Я всегда мог защитить себя, внушая уважение властью и силой, я смогу защитить и тебя от десятка, от сотни инквизиторов при условии, что ты будешь безвылазно сидеть в замке под моим надзором и не станешь покидать его одна. И ещё: нам обоим известно, что ты не выдержишь затворничества, тебя потянет на волю, в поле, на берег озера, да даже банально прокатиться верхом! И тебя схватят Ванда, схватят, а я… Я не успею, буду слишком далеко. Знаешь, что будет дальше? Допрос, а потом казнь. Ты сгоришь на костре, словно свеча, а я погибну, попытавшись спасти тебя.
Девушка стояла, глядя в полыхавшие золотым огнём дьявольские глаза, и дрожала, но вовсе не от холода, а от страха. Нет, он не пугал её, он действительно так ясно видел смертельную опасность будущего, как она её чувствовала.
— Что нам делать? Алекс Тривейн, что нам делать?
— Я не знаю.
— Не ври, я вижу, что знаешь, вижу…
— У тебя есть шанс спастись, Ванда, — он крепко схватил её за плечи, — используй его! Заклинаю тебя, используй!
— Какой?
— Уезжай, уезжай сейчас, беги, беги и никогда не возвращайся! Ты забудешь меня, начнёшь новую жизнь, а я сумею сделать так, чтобы тебя оставили в покое. Беги, Ванда, или погибнешь вместе со мной!
Она не раздумывала, глаза полыхнули и погасли в ту же секунду. Девушка порывисто прижалась к демону и прошептала:
— Погибаю вместе с тобой.
Алекс Тривейн с силой оттолкнул её от себя, закричав:
— Дура! Неужели не понимаешь, что сама обрекаешь себя на костёр?! Ты можешь жить! Твоя судьба предопределена не до конца!
— На что мне жизнь, в которой не будет тебя? К чему мне годы тоски и холодного одиночества. Алекс, мы оба обречены, нам остались считанные дни, но мы можем быть счастливы, пусть не долго, но можем, Алекс…
Она умоляла его позволить ей остаться, говорила, что если она сейчас уйдёт, то бросится с обрыва и всё равно оборвёт свою жизнь. Алекс Тривейн тяжело вздохнул и, немного помолчав, произнёс:
— Ну что ж, ты не оставляешь мне выбора. Через неделю наша свадьба, а на следующее утро я высылаю тебя в поместье Сен-Жермен, расположенное в живописной французской провинции и принадлежащее моей кузине.
— Алекс, нет! Я прошу, не надо! – она вновь рыдала, простирая к нему руки, как к спасителю и палачу одновременно. – Я наложу на себя руки! Алекс, не надо!
— Всё, это не обсуждается.
— Алекс…
— Нет!
— Если тебе угодно, я не выйду за ворота замка!
Сказать, что лорд был тронут её слепой преданностью, значило бы не сказать ничего. Да, он хотел выслать её за границу Англии вовсе не потому, что не любил, а наоборот, пытался спасти столь родную, столь любимую ведьму. И, позволив ей остаться, он допустил слабость, которая в будущем погубит их обоих.
Прошла неделя, полная какой-то горькой радости и надежд, рассыпающихся в прах. Ванда стояла в подвенечном платье, достойном королевы, а не будущей жены лорда. Суетливая портниха, вызванная по заказу из города, снимала мерки, подшивала, интересовалась пожеланиями невесты, но редко когда учитывала их. Последний взмах иголкой, последнее щёлканье ножниц, и работа была закончена. Ванда наконец посмотрела на себя в зеркало и не смогла отвести восхищённого взгляда. Платье идеально подчеркивало фигуру, оттеняло волосы…
Через несколько часов должен прибыть священник, а завтра они наконец соединятся узами брака. Девушка прекрасно понимала, что эта свадьба – их лебединая песня, пир во время чумы, но одновременно это самый счастливый день в её жизни. Деликатный стук в дверь вывел её из забытья.
— Алекс! Не входи!
Но было уже поздно, лорд переступил порог.
— С каких пор я не могу ходить в своём замке без твоего разрешения? – усмехнулся он.
Ведьма ничего не ответила, лишь крупные слёзы заструились по щекам.
— Зачем Алекс? Зачем ты вошёл? – горькие рыдания неожиданно вывели из себя Тривейна.
— Дьявол! Что, черт возьми, происходит в моём замке?! Ванда!
— Нельзя видеть платье невесты до свадьбы, Алекс.
Только в этот момент он обратил внимание на то, что на Ванде надето подвенечное платье, а рядом стоит перепуганная портниха. Мысленно обозвав себя ослом, Алекс Тривейн подошёл к своей невесте и ласково отер слёзы с её лица.
— Прости, милая. Я об этом не подумал.
Девушка подняла на него заплаканные глаза и, уткнувшись в родное плечо, громко разрыдалась.
— Алекс, любимый! Ну почему?! Почему всё так?!
Портниха, поняв всю сложность момента, тихо попрощалась и покинула их, мысленно радуясь тому, что наконец уходит из этого странного и, несомненно, страшного места.
Лорд тихо гладил Ванду по волосам, пытаясь успокоить. Ему сейчас было не просто больно, сердце разрывалось на части. Уже несколько дней он ощущал рядом гнилое дыхание смерти, становившееся всё ближе и ближе.
— Ванда, у нас нет будущего, но, чёрт меня побери, пусть всего лишь мгновение, но мы будем счастливы!
После этих слов он молча вышел и направился в свою комнату. Лорд неспешно брёл по тёмным, сырым коридорам родового замка, а в голове билась единственная мысль: «Надо увезти её!». Решение пришло само собой. Завтра они обвенчаются, хотя, на его взгляд, демону и ведьме нелепо заключать свой союз в церкви, но так хотела сама невеста. А после венчания он посадит её в экипаж и отправит подальше, возможно, если останется жив, позже приедет к ней, а если нет… Решив всё, Алекс Тривейн ускорил шаг и направился в голубятню, чтобы отослать письмо своему единственному другу Николасу Фаму, владельцу соседнего поместья.
Кстати сказать, дружба их началась при более чем странных обстоятельствах.
Солнечным августовским днём молодой лорд выехал на очередную прогулку скорее от скуки, чем от желания подышать свежим воздухом. Проезжая мимо того самого озера, где он не так давно вёл беседу со своей будущей женой, Алекс заметил породистого арабского скакуна. Без сомнения, такая дорогая лошадь не могла бродить без хозяина. Заинтересовавшись владельцем, он подъехал ближе и на водяной отмели увидел тело молодого человека, окровавленного и, по-видимому, мёртвого. Тривейн подбежал к нему и, убедившись, что тот ещё жив, залечил рану.
Так и началось их знакомство, приведшее к тёплым дружеским отношениям. Николс (так звали его нового друга) никогда не интересовался тем, каким образом была спасена его жизнь. Лорд об этом никогда не заводил разговора. Обоих это устраивало, и со временем они всё чаще собирались вместе и проводили приятные вечера за игрой в вист.
Сейчас Алекс Тривейн решил, что только Николса может попросить о той услуге, что ему необходима, и быстро написал ему записку.
«Дорогой Николс! Несколько лет назад я имел честь спасти тебе жизнь. Теперь прошу тебя о помощи, однако не принуждаю к ней. Не могу сказать большего, кроме того, что сейчас в твоих руках жизнь одной прекрасной девушки, моей будущей жены. Прости, все остальное я могу рассказать лишь при встрече. Выезжай сразу же, как получишь это письмо. Алекс Тривейн».
Поставив свою подпись, лорд привязал послание к лапе почтового голубя и, на секунду прижав его к груди, отпустил.
Птица понеслась в родную голубятню, неся с собой последнюю надежду на спасение ведьмы.
В момент, когда слуга известил о прилёте почтового голубя, сэр Николас Фам сидел в гостиной, оглядывая один из ножей, входящих в его коллекцию, и беседовал с довольно необычным собеседником. Это был немолодой мужчина с густыми бровями, сросшимися над переносицей и вечно колючим взглядом, одетый в коричневую монашескую рясу.
— Ну что ж, я думаю, мы пришли к единственно верному и, безусловно, взаимовыгодному соглашению, — произнёс монах, положив на стол из красного дерева туго набитый золотом мешочек, — Великая Католическая Церковь благословляет вас и желает всевозможного процветания.
После этих слов он поднялся и спешно покинул территорию замка. Николс же бегом бросился в голубятню и, увидев, кем прислан почтовый голубь, тихо застонал, обхватив голову руками. Затем он взял себя в руки и, подозвав слугу, велел заседлать коня, также предупредив, что к ужину не вернется.
Несколько часов спустя он уже восседал в гостиной лорда Алекса Тривейна в компании хозяина замка и его молодой невесты. Весь вечер Николс был мрачнее тучи и неохотно поддерживал разговор об охоте и политике, поэтому был премного благодарен, когда Алекс наконец сказал, какая конкретная помощь ему нужна.
— Дорогой друг, я думаю, что напоминать вам о том, что я спас вам жизнь, было бы, по меньшей мере, недостойно лорда, но всё же…
— Алекс! Довольно прелюдий! Говорите же по существу, что вам от меня нужно?
Тривейн бросил мрачный взор на собеседника, в сердце кольнула игла подозрения, но поскольку у него до этого не было повода усомниться в дружбе и преданности Николса, он откинул спасительную осторожность.
— Ванда, ты не могла бы принести нам ещё вина? – спросил он серьёзнейшим тоном, взглядом указывая на дверь. Мужчины дождались, пока гостиную покинет будущая хозяйка дома, после чего Алекс произнёс очень строгим тоном:
— Завтра моя свадьба, я же хочу, чтобы после венчания ты увёз Ванду к себе и спрятал на пару дней.
— Уж не хочешь ли ты, чтобы я провёл с ней брачную ночь?! – воскликнул Фам с наигранным весельем. – Если так, то я согласен!
— Прекрати! Сейчас не время для шуток! Мне надо, чтобы ты увёз её и спрятал!
— От чего??? Уж не от тебя ли самого?
— За ней охотится инквизиция, — ледяным тоном произнёс лорд.
Услышав это, Николс почувствовал, как в его голове взрывается бочка с порохом. Всего несколько часов назад к нему приходил представитель инквизиции, просивший выдать ему супругу лорда Алекса Тривейна, если та появится в его владениях. Мысль о женитьбе Тривейна не вызывала ничего, кроме улыбки, и он, решив подзаработать, согласился.
Священник прибыл глубокой ночью, а приготовления к свадебной церемонии начались с раннего вечера.
Ни Ванда, Ни Алекс не могли представить, сколько бы времени ушло на всё это, если бы они были простыми смертными, а так нужно было лишь точное представление, исполнение же не составляло особого труда. По всему замку были развешены цветочные гирлянды, белые голуби уже ждали своего часа в голубятне лорда. Одним словом, торжество обещало быть грандиозным.
Странное, тяжёлое чувство таилось в душе невесты. Всё же она была ведьмой, и именно поэтому её терзало предчувствие скорой беды, нависшей над этим замком. Долгая и тревожная ночь без сна, полная кошмаров, связанных с предчувствием скорой гибели, – вот то, что предстояло выдержать перед свадьбой. Утро выдалось на редкость погожим и светлым, не в пример настроению и мыслям новобрачных.
Хозяин замка лорд Алекс Тривейн не ложился спать вовсе, а невеста проснулась задолго до первых петухов. Вот, наконец, и настало то утро, которого они и ждали и боялись одновременно.
Деликатный стук в дверь вывел Ванду из забытья, в котором она находилась, стоя посреди комнаты. Жестом распахнув дверь к немалому удивлению стоявшей за ней горничной, ведьма присела на край подоконника и наконец соизволила обратить внимание на вошедшую прислугу. Вскинув правую бровь, будущая хозяйка замка требовательным взглядом посмотрела на служанку, давая понять, что той уже давно пора было бы сообщить, что за дело привело её в комнату в столь ранний час.
— Миссис… мисс, время, — начала она запинающимся голосом и уже более уверенно продолжила,— пора начинать одеваться к церемонии. Священник давно в замке, лорд приказал слуге скакать в церковь и оповестить о скором начале церемонии.
Ванда оторвалась от созерцания стены и кивнула, соглашаясь.
— Да, пора начинать, — тихо проговорила ведьма, и служанка побежала за предметами, необходимыми для подготовки к свадебной церемонии. Через десять минут комната невесты была полна прислуги, щебетавшей подобно лесным пичужкам, и всевозможными лентами, бантами, шпильками, кремами, благовониями и прочими мелочами, необходимыми невесте. Апофеозом всего это хаоса стало подвенечное платье, торжественно внесённое дворецким.
Два часа Ванда покорно сносила все процедуры приготовления к свадьбе, начиная от омовения тела и заканчивая затягиванием в корсет и без того идеальной талии. Как только был завязан последний узелок шнуровки, невеста своевольно тряхнула огненной копной волос и подошла к зеркалу. Белое облако кружев, жемчуга и щелка окружали её восхитительным коконом. Корсаж был расшит тончайшими золотыми нитями, инкрустирован шестью изумрудами, а подол представлял собой тонкий прозрачный материал с вышивкой из крупного речного жемчуга.
Восхищённо улыбнувшись, она снова отдалась в руки служанок, которые принялись выполнять хитрые процедуры по сооружению прически. Некоторое время спустя непокорные рыжие волосы были уложены в идеальной красоты локоны, а голову венчала серебряная диадема с шестигранным изумрудом, окружённом полудрагоценными камнями размерами поменьше.
Экономка бросилась к лорду сообщить, что невеста готова и может обвенчаться хоть сейчас. Алекс, улыбнувшись, бросил взгляд на старинные напольные часы, оценивая время, понадобившееся для того, чтобы подготовиться к «хоть сейчас», и с довольным взглядом отправился в церковь, попутно попросив Николса не забыть обручальные кольца, а также напомнить дворецкому, что сегодня ему придётся побыть посажённым отцом у невесты.
Когда Ванда, окружённая стайкой служанок, спустилась на крыльцо, карета уже была подана, кучер ждал на козлах, а лакей предупредительно спрыгнул с задней подножки, чтобы раскрыть перед ней дверцу и помочь сесть. В момент, когда невеста, удивлённая такими почестями, восседала на бархатных подушках экипажа, туда же запрыгнул дворецкий, которому никто дверцы не открывал и никаких почестей не оказывал. Кнут требовательно щёлкнул в воздухе, и кони неспешно прорысили по направлению к церкви.
Алекс Тривейн специально приказал везти Ванду к церкви как можно дольше, чтобы не только успеть приехать раньше неё, но и проверить, всё ли в порядке и нет ли где непрошеных гостей. Удостоверившись, что в небольшой часовне никого, кроме священника Николса Фама и его самого, в данный момент нет, но скоро прибудет сама невеста с посажённым отцом, успокоился и приступил к недолгому ожиданию, вскоре нарушенному цоканьем копыт и скрипом колёс приближающейся кареты.
На этой свадьбе не было ни шумного пира, ни большого количества гостей, ни даже музыки. Когда невеста ступила под крышу часовни, каждый её шаг усиливался вездесущим эхом, единственным маэстро на церемонии венчания демона и ведьмы. Путь до алтаря, казалось, занял целую вечность. Алекс стоял в нетерпении, а рука Ванды, лежавшая на локте посажённого отца, изредка начинала вздрагивать. Наконец невеста сделала последний шаг и, остановившись возле лорда, замерла, опустив глаза в пол. Секунду спустя священник начал церемонию.
Она стояла здесь и сейчас, вот, наконец, и сбылись все потаённые мечты, наступил тот самый долгожданный день, но все слова слышались ей словно сквозь толстую перину, вплоть до самой желанной, самой важной фразы в её жизни.
— Итак, Ванда, — голос священника дрогнул, и он громким шёпотом обратился к Алексу:
— Как фамилия невесты?
Глаза лорда полыхнули недобрым дьявольским огнём и, сдерживая рвущийся наружу гневный рык, Тривейн выдавил сквозь зубы:
— Святой отец, продолжайте.
— Но…
— Я сказал: продолжайте, чёрт побери! Это не имеет значения. Какая разница, какую фамилию она носит сейчас, когда через несколько мгновений она станет леди Тривейн! — заорал лорд.
По побледневшему лицу священника и испуганным глазам Ванды он понял, что погорячился, но извинения сейчас были более чем неуместны.
— Итак, Ванда, согласна ли ты взять в мужья лорда Алекса Тривейна и быть с ним в богатстве и бедности, здравии и болезни?
— Согласна.
Вздох облегчения вырвался из груди демона: всё!
— Лорд, вы можете поцеловать новобрачную, — священник осёкся, видя, что никто давно не нуждается в его разрешении, а невеста уже несколько секунд в объятиях теперь уже законного мужа.
Он вынес её на руках, но, дойдя до кареты, поставил на землю и, ласково приподняв её подбородок, заглянул в столь любимые глаза.
— Ванда, уезжай — тихий шёпот не скрывал той мольбы, той боли от скорого расставания. Девушка резко отстранилась и дерзко посмотрела прямо в лицо мужа.
— Нет!
— Ванда.
— Я останусь с тобой!
— Нет, ты поедешь с Николсом! Прошу, сделай так, как я говорю. Я приеду позже.
В голосе лорда было что-то такое, что заставило её просто выполнить его требование. Даже не требование, просьбу. Она молча подобрала подол свадебного платья и уже собиралась сесть в карету, как Алекс перехватил её за локоть и прошептал:
— Что бы ни случилось, помни, что я люблю тебя.
Она кивнула и захлопнула дверцу экипажа. Кони сорвались с места, вначале рысью, а потом уже и галопом, унося невесту навстречу смерти…
Она прибыла в замок Николса Фама далеко за полночь. Слуги, видимо заранее предупреждённые, приняли её донельзя учтиво, объяснив, что сам хозяин пока остался у лорда Алекса. Игла подозрения кольнула новоиспечённую леди: что там может делать Николс, если даже её, свою жену, Алекс выслал из замка? Но ей ровным счетом не оставалось ничего, кроме ожидания.
Комната, предоставленная для неё, была просторной и светлой настолько, насколько это могло быть необходимо ведьме. Она подошла к стрельчатому окну и устремила свой взор на горизонт, туда, где остался замок лорда Алекса Тривейна. Несколько минут спустя Ванда, глотая слезы, закрыла глаза в молящем призыве услышать его, но тщетно! Лорд больше никогда её не услышал.
Лёжа на удобной кровати, девушка наконец дала волю слезам, душившим её, и забылась в рыданиях, когда дверь в комнату отворилась, и перед ней предстал мужчина, которого она не знала. Вошедший был одет в черный плащ, капюшон которого закрывал его лицо до самого рта. Ведьма вскочила с кровати.
— Вы от Алекса? — дрожащим голосом спросила она. На что вошедший кивнул и поманил её за собой.
Не раздумывая ни секунды, она вышла из своей комнаты и направилась вслед за ним в сторону конюшен. На внутреннем дворе незнакомец махнул рукой, и Ванду окутала тьма...
А тем временем Николс Фам предстал перед лордом Тривейном в самом что ни на есть щекотливом положении. Совесть, мучившая Николса, вынудила рассказать ему о разговоре с инквизитором, а также о том, что в замке устроена западня для новоиспечённой леди Тривейн.
Гнев, поразивший Алекса в первый момент, вскоре сменился страхом. Несколько мгновений спустя он уже гнал лошадь, направляясь в замок друга, в один миг превратившегося в злейшего врага.
Несколько часов пути, ставшими кошмаром для лорда, не принесли результатов. Когда он ворвался в замок и поднял на ноги слуг, Ванды Тривейн, его жены, уже не было.
Были осмотрены замок, подвалы замка, все потайные комнаты, конюшни и лишь на внутреннем дворике была найдена рыжая прядь. Больше никаких следов ведьмы никто так и не обнаружил. Пропала она, пропали все её вещи, словно она так и не пересекла границ владений сэра Николса Фама.
Острая боль в вывернутых локтях заставила её наконец выйти из забытья, в котором она находилась. Открыв глаза, ведьма осознала, что руки её связаны за спиной, сама она сидит на жёстком, по-видимому, необструганном, деревянном стуле, прямо перед ней стоит дубовый письменный стол, на столе находится множество разных бумаг и перо, чуть поодаль стоит чернильница. Еще несколько секунд спустя она подняла взгляд выше и увидела, что за столом сидит человек, похожий на монаха.
— О, я вижу, ты пришла в себя, — голос «монаха» был тих и вкрадчив, однако он проникал в самую глубину подсознания, — ты знаешь, где ты сейчас находишься?
В ответ она лишь помотала головой, превозмогая адскую боль в висках.
— Печально. Так вот, ты находишься в здании святой инквизиции.
В мыслях пленной мелькнул ужас, мгновенно вспомнился незнакомец в чёрном плаще, капюшон которого скрывал лицо до самого рта…
— Ты знаешь, почему ты здесь?
Молчание. Девушка сжала зубы, подавляя где-то в глубине себя рык дикой кошки, пойманной в клетку.
— Ты отказываешься отвечать на вопросы следствия? — брови говорившего картинно взметнулись вверх, довольно правдоподобно изображая удивление. — Но это не имеет значения. Тебе придётся говорить правду вне зависимости от того, хочешь ты этого или нет. Так вот, ты доставлена сюда по подозрению в колдовстве. И моя прямая цель и обязанность — выяснить, действительно ли ты являешься ведьмой, в чём лично я не сомневаюсь. Ты согласна добровольно отвечать на вопросы следствия?
Молчание.
— Палач! — на зов явился широкоплечий мужчина в чёрной одежде примерно сорока лет.
— Я повторю свой вопрос: ты согласна добровольно отвечать на вопросы следствия?
Девушка кивнула.
— Отлично. Приступим. Как тебя зовут?
— Леди Ванда Тривейн, супруга лорда Алекса Тривейна, — ответила она хриплым голосом, но с достоинством королевы. Инквизитор отложил перо и посмотрел на неё с удивлением, но этот раз искренним, потом ещё раз пробежал глазами по бумагам, лежавшим на столе, и на его лице появилась гадкая улыбочка, в миг обезобразившая на первый взгляд благородное лицо.
— Палач, развяжите руки леди Тривейн, принесите воды и хлеба.
Верёвки, спутывавшие запястья, упали на пол, а через несколько секунд перед Вандой оказались чаша с водой и огромный ломоть хлеба. Она с наслаждением потёрла руки, но от еды гордо отказалась.
— Ну, с особой благородных кровей беседовать гораздо приятней, чем с необразованной провинциалкой, ворожащей на скот, не находите?
Ванда лишь улыбнулась на столь неприкрытое оскорбление и надменно ответила:
— Я думала, что меня доставили сюда за нечто большее, чем ворожба на скот.
— Вы же не станете отрицать истины? — инквизитор подался вперёд, и мягкий взгляд в одно мгновение превратился в два огненных кинжала, впившихся в глаза своей жертвы.
— Какой именно истины? — всё также улыбалась девушка. — Боюсь, у нас разные представления об истине. Что значит истина в вашем понимании?
— Не валяйте дурака, леди Тривейн, истина, прежде всего, в том, что вы — ведьма. Отрицаете?
— Нет, — спокойствие, почти презрение сквозило в каждом её жесте. Торжество мелькнуло в глазах инквизитора, но лишь на миг.
— Прекрасно. Вы колдовали?
— Да.
— Вы вступали в сексуальные отношения с демонами?
— Нет.
— Не врите. Вы ведь замужем?
— Замужем.
— И вы же не станете отрицать, что ваш муж — демон?
Молчание.
— Вы вступали с сексуальные отношения с демонами?
— Нет.
— Но…
— Я — девственница.
— Что?!
— Я — девственница, — повторила Ванда спокойно, без тени стыда или застенчивости. — Вы лишили меня радости первой брачной ночи.
— Хорошо, — инквизитор сделал последнюю пометку и отложил исписанный лист в сторону, — а теперь не для протокола.
Презрительная усмешка посетила губы ведьмы, но сама она не произнесла ни слова.
— Великой Католической Церкви неугоден ваш муж, леди Тривейн. Благодаря ходатайству одного высокопоставленного лица инквизиция может гарантировать вам свободу при условии, что взамен вы расскажете нам всё, что будет интересовать Церковь касательно вашего мужа. Итак, вы согласны?
— Нет.
Всё то же спокойствие, что и раньше. Всё та же презрительная усмешка, и… непонимание в глазах инквизитора.
— Вы понимаете, что сейчас отказываетесь от свободы. Что там от свободы! Вы отказываетесь от самой жизни! Вы понимаете это?!
— Понимаю.
— И вы, леди Тривейн, всё же отказываетесь предоставить нам информацию о вашем муже?
— Отказываюсь.
— Что ж, я пытался вам помочь, но вы оказались глухи. Палач, приступайте!
Грубая хватка палача стальными обручами сжала запястья девушки, и её потащили в другую комнату.
— «Железное кресло», «дыба», «испанский сапог», — инквизитор жестом хозяина показывал ей всё богатое убранство пыточной камеры, в которую её привели. Молодая ведьма просто шла, ни один мускул не дрогнул на благородном лице, когда палач разорвал на ней подвенечное платье, некогда прекрасное, а сейчас грудой тряпья лежащее у её ног. Ни одним взглядом она не выдала животного страха, бушевавшего в её душе. Ни одним движением она не выказала сопротивления, пока её самым позорным и пристрастным образом подготавливали к пытке. Просто стояла, просто молчала, просто прокручивала в памяти те минуты счастья, что он подарил ей, и вот теперь она прекрасно понимала, что не предаст его, через что бы ей ни пришлось пройти, она его не выдаст. Оплеуха палача обожгла щёку словно углем. Девушка упала. Крепкая, жестокая рука схватила её за волосы, поднимая голову и заглядывая в изумрудно зелёные глаза ведьмы. Это было только началом того кошмара, который предстояло пережить юной ведьме в отместку за то, что она позволила себе полюбить…
Лорд Алекс Тривейн ворвался в кабинет того самого инквизитора, который допрашивал его жену, подобно шаровой молнии.
— Где она?! — прорычал он, захлопывая дверь и выхватывая из ножен кинжал.
Секунду спустя инквизитор поднял голову, и занесённый для удара нож замер в воздухе. — Педигрю?! Ты?!
— Да, Ал, это я. А ты, верно, не ожидал меня тут увидеть? Отчего же? Ты прекрасно знал, что когда меня по твоей милости отлучили от двора, когда мне пришлось уйти из светской жизни, ты же знал, что я стал инквизитором, чтобы очистить мир от таких, как ты, лорд Алекс Тривейн. А ещё я прекрасно знал, что ты придёшь за ней. Вот только в одном я просчитался. Я думал, что напуганная женщина выложит всё, что знает про тебя, а потом ты примчишься спасать молодую жену и увидишь предательство. Правда, красиво? Но, увы. Она не предавала тебя и теперь пожинает плоды своей преданности.
— Где она?!
— Она? Там где и положено быть ведьме. В пыточной.
— Ты не посмеешь! Слышишь?! Ты не посмеешь!
— Я? Ну что ты, как я могу причинить боль женщине? Ты прав, я не посмею, но ведь палач — не я, не так ли?
— Педигрю, отведи меня к ней, освободи её! Тебе нужен я…
— Да, именно ты, но я хочу, чтобы ты почувствовал то же, что чувствовал я. Идем, я отведу тебя к твоей женщине.
Лорд Алекс шёл по коридорам и подвалам инквизиции до тех пор, пока Педигрю не распахнул перед ним дверь пыточной камеры.
Обнажённая ведьма была подвешена на дыбе, палач задавал безумно похожие вопросы. Ответом ему служило лишь молчание, тогда он резко вздёргивал её на этой самой дыбе, наслаждаясь криками боли, которые девушка не могла сдерживать. Зелёные глаза, полные боли, распахнулись, и громкий, полный отчаянья, боли и счастья, голос огласил застенки пыточной камеры:
— Алекс!
От неожиданности палач выпустил веревку. Девушка упала на каменный пол, продолжая смотреть на столь любимого, столь дорогого ей человека, словно не замечая крови, струящейся из виска. Алекс метнулся к ней, но был перехвачен стражей.
— Ты пришёл, — прошептала девушка, улыбаясь сквозь слезы, бежавшие по лицу, — ты пришёл…
Палач посмотрел на инквизитора в растерянности.
— Продолжайте, — выдержанно кивнул тот, — продолжайте допрос. Что там у нас следующее? Ах да, «Испанский сапог»… Приступайте, а мы с лордом посмотрим на это, бесспорно, захватывающее зрелище!
— Нет! — взревел Алекс, пытаясь вырваться из рук стражи. Два охранника были отброшены к стенам, ещё четверо спешивших к нему словно наткнулись на стену. Лишь инквизитор стоял и невозмутимо смотрел на гнев демона. Когда лорда всё же связали, Педигрю вытащил серебряный крест, внизу заточенный, словно кинжал, и воткнул его в левое плечо Тривейна. Провернув страшное распятье несколько раз, он вытащил его, затем вонзил в правое плечо. Нечеловеческий рёв боли пронесся по подвалам.
— Алекс, Алекс! Нет, не надо, прошу вас! — заплакала Ванда, бросаясь на колени.
— Встань с колен, молю, Ванда, встань, — прохрипел лорд, отхаркивая сгустки крови. Она словно не слышала. Ведьма, стоя на коленях, умоляла пощадить мужа.
— Молись на неё, — проговорил инквизитор и выдернул распятье. Затем он подошел к ней, поднял подбородок и, заглянув в сверкающие от слёз изумруды её глаз, крикнул, — продолжайте!
Стальные обручи приковали её к стальному креслу и стянули запястья. Палач подошел к ней и, до боли сжав её ступню, начал надевать на неё кованый сапог.
— Нет! — взревел Алекс. — Чего ты хочешь?! Чего?!
Инквизитор поднял руку, останавливая пытку.
— На колени, лорд Алекс Тривейн.
Алекс опустился на колени перед инквизитором. Огонь ненависти в глазах сменился мольбой отпустить ведьму. Несколько томительных минут ожидания.
— Отпустите женщину!
Руки палача разжались, возвращая Ванде свободу. Педигрю подошел к ней, ласково провёл рукой по огненным волосам и произнёс:
— Ты хочешь, чтобы он жил?
— Да! — закричала девушка не в силах сдержать рвущиеся наружу рыдания.
— Что ж… он будет жить.
Ванда опустилась на колени и начала благодарить инквизитора.
В тот момент лёгкая улыбка тронула губы Педигрю, и он проговорил:
— Инквизиция рассмотрела дело супругов Тривейн. Лорду Алексу Тривейну Великая Католическая Церковь дарует жизнь, — молчание, показавшаяся всем, кроме говорившего, вечностью, наконец закончилось, — Леди Ванда Тривейн приговаривается к сожжению на костре! Увести осужденную! Казнь состоится завтра на закате.
У ведьмы потемнело в глазах, уже сквозь туман она слышала крики Алекса и шум завязавшейся сватки…
Время, оставшееся до казни, она провела в камере, куда не проникал ни один луч солнца. За несколько часов до сожжения к ней в камеру пришёл престарелый священник, умолявший её покаяться, призывавший ее душу смягчиться и несший прочую чушь. Ванда подняла безумные глаза, от взгляда которых святой отец уронил молитвенник, и спросила глухим голосом, в котором больше не было ничего:
— Где Алекс?
— Его тут нет.
— Позовите моего мужа…
— Это запрещено.
— Позовите лорда Тривейна!!! — взревела женщина, теряя сознание.
Золотые лучи заходящего солнца осветили деревянный помост, служащий эшафотом для сегодняшней казни, и выхватили из толпы людей, пришедших полюбоваться на чужую боль и смерть, стальную клеть, в которой был закован в кандалы лорд Алекс Тривейн, владелец близлежащих земель. В обоих плечах демона торчали серебряные распятья, он истекал кровью, но глаза по-прежнему горели дьявольским огнём, огнём отмщения…
Её ввели на эшафот. Распущенные рыжие волосы развевались на легком ветру, изумрудные глаза безумно блуждали по толпе, ища его, и она его нашла, загнанного в клетку, но безумно любящего её. Он рванулся, снова, ещё, но серебряные цепи держали крепко, а освящённые распятья всё сильнее рвали плоть, норовя добраться до сердца. И вот тогда она улыбнулась. Улыбнулась той самой доброй детской улыбкой, которую он так любил, улыбнулась, смотря в его глаза, прошептав: «Ты будешь жить. Я умираю ради тебя». Палач привязывал её к столбу, когда к ней подошел инквизитор.
— Одумайся, Ванда, одумайся.
— Вы поклялись, что отпустите его, вы поклялись, — проговорила она, смотря прямо и спокойно.
— Да будет так, — прошептал инквизитор, а дальше крик разнёсся над площадью, — отпустите лорда!
Распятья выдернули, цепи сняли, а в момент, когда открыли двери клети, посреди эшафота уже полыхал костёр.
— Ванда!!! — крик боли, отчаянья и бессилия огласил площадь. Он видел среди языков пламени её огненно-рыжие волосы и изумрудные глаза, полыхающие любовью…
Леди Ванда Тривейн, супруга лорда Алекса Тривейна, была сожжена на костре в возрасте восемнадцати лет…
Роман «Дело Ведьмы» был начат в далеком 2007 году, когда мне было всего пятнадцать лет. В 2008-м роман был закончен. Первоначальное название книги – «История одной Ведьмы».
В самом начале эта история писалась от руки на тетрадных листах, второпях вырванных из многочисленных тетрадей и блокнотов. Позже книга была набрана в текстовом редакторе и редактировалась по мере набора. Перед близкими друзьями данный текст предстал в виде страниц формата А4, отпечатанных на домашнем принтере.
Книга посылалась во множество издательств. Я не получила ни одного ответа. Ни от одного издательства. Это был провал. «История одной Ведьмы» так и осталась просто историей, на долгие годы затерявшейся на жёстком диске моего компьютера. Несколько раз я открывала файл, перечитывала текст, который сама же и написала, и закрывала, каждый раз борясь с желанием стереть данный текст.
«История одной Ведьмы» начала свою вторую жизнь в середине 2012 года. Я решила, что «рукописи не горят». Изначально было закуплено много кофе, и я начала вносить правки и устранять неточности, потом повторная вычитка, потом всё сначала. Наконец, текст принял тот вид, который более менее меня устроил. Это было непросто. За прошедшее время я повзрослела, изменился угол моего взгляда на мир. У меня уже не получалось серьёзно отнестись к истории, написанной в юности. Сейчас бы я написала иначе. Сделала бы акценты в других местах. Но тогда мне было пятнадцать, и история казалась мне прекрасной.
Когда редакторская работа над текстом была закончена, пришло время оживить книгу созданием иллюстраций. Так в моем творчестве появился гениальный человек Ильмир Маннапов. Изначально он за копейки рисовал для меня несколько вариантов иллюстраций. Я смотрела: мне либо нравилось, либо нет; мы спорили, иногда ругались, но, тем не менее, работа была закончена. Ильмир в красках создал образы, которые я описывала.
Дальнейшее «оживление» книги было долгим и нудным. Создалась группа на сайте «ВКонтакте». В ней был выложен текст романа, потом в эту группу приглашались люди, которых я буквально умоляла прочесть «Историю…». Люди читали, я получала столь необходимые мне рецензии. Читала критику, но править текст романа не торопилась. Я решила, что «История…» останется в том виде, в котором я видела её в далеком 2007 году.
Потом был создал Интернет-сайт, на котором я выставила на суд мира своё произведение. Время шло, но ничего не происходило. Некоторое время спустя «История одной Ведьмы» была переименована в «Дело Ведьмы». Прошло ещё несколько месяцев, прежде чем книгу начали искать в сети.
Мною стало двигать желание сделать роман удобным для чтения. Я лично потратила почти сутки своего времени на создание электронной книги в трех форматах. Скачать электронную книгу можно на моём официальном сайте. После создания электронной книги я решила сделать то, чего никогда бы не сделала в юности. Я показала книгу родным. Выставлять своё произведение на суд семьи было страшно. На удивление, меня поддержали. Мои горячо любимые бабушка и дедушка даже выказали положительные оценки по стилю и сюжету, хотя замечания тоже были.
И вот тогда я решила: быть книге напечатанной. Начались поиски издательств и типографий. Вникать в работу книжного бизнеса сложно, особенно если учесть, что данная книга не является способом заработка. Концепция книги была разработана. Время романа пришло.
Заканчивая данное послесловие, хотелось бы вспомнить о тех, без кого книга никогда не была бы издана. Разумеется, спасибо всем моим родным людям, которые поддерживали меня, несмотря на все мои истерики и нелюбовь к критике.
Спасибо Андрею Короткову, который читал эту книгу ещё на этапе листов формата А4.
Спасибо Леониду Алексееву, который дал мне силы вдохнуть в этот роман жизнь и довести его до печати.
Спасибо Илье Зимнинскому за прототип лорда Алекса Тривейна.
Спасибо Ильмиру Маннапову, который вкладывал душевные силы и время не только в этот роман, но и во всё моё творчество.
Ну и, наконец, спасибо Вам, читатель, что Вы дочитали до этой самой страницы. История становится историей только тогда, когда есть, кому её рассказать.
Над книгой работали:
Автор: Мари Сойер (Потапова Мария Дмитриевна)
Дизайн обложки: Ильмир Маннапов
Иллюстрации: Иван Зинченко
Помощь и поддержку оказывали:
Вячеслав Турчин
Дмитрий Тарасов
Официальные группы в социальных сетях:
Вконтакте: http://vk.com/the_story_about_the_witch
Facebook: https://www.facebook.com/Delo.Vedmy
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/