К вопросу о справедливости
Единорог умирал. Его сильное красивое тело обмякло, и ребра ходили ходуном, как испорченные меха. Рана на боку хотя и затянулась пленкой, производила гнетущее впечатление, ее облепили ужасные зеленые и черные мухи. Радуга, сиявшая некогда вокруг его головы, поблекла и еле-еле просматривалась даже в полумраке амбара.
Хромой и Везунчик стояли рядом и молча смотрели на него. Наконец Хромой перестал тереть виски и, сплюнув, вынес приговор:
-Подохнет.
Везунчик согласно кивнул.
-Ну что же, сделаем, сколько сможем.
И они принялись делать золото.
Сначала они сняли все, что нашли на стенах амбара. Косы и грабли, пару мотыг, дюжину лопат, пилы, большие ножи. Все старое и наполовину ржавое. Везунчик освобождал металлические части от деревянных ручек, а Хромой подносил по одной вещи к большому белому рогу. Потом, кряхтя, носил золото в кучу. Когда весь металл в амбаре кончился, они пошли к машине и, пока еще было видно, сняли с нее все металлические части, без которых она могла бы обойтись. Запасное колесо после трансмутации пришлось тащить вдвоем.
Единорог вздрагивал при каждом прикосновении к его рогу, но не мог пошевелить даже копытом. Когда Хромой наклонялся, он видел белки его глаз под полуприкрытыми веками и ему становилось страшно. Как заклинание он повторял про себя: "Я не хотел убивать его, не хотел. Во всем виноват Старик, чтоб он сгорел в аду!" Потом он смотрел, как сияет золото, и мрачные мысли покидали его. Золото было, как наркотик, оно мутило разум и устраняло чувства.
Старик, конечно, был сумасшедшим. Однажды, глядя через щель в стене амбара, как он разговаривает с лошадью (Хромой упорно называл единорога лошадью, как бы привязывая этим его к своим представлениям о мире), как смеется старик в ответ на свои же тупые шутки, ему ужасно захотелось застрелить этого седого придурка из своего ружья. Наблюдая за ними обоими, Хромой никак не мог понять, как лошадь угораздило довериться этому пьянчуге, но потом кое-что стало проясняться. Хотя Старик был достаточно безумен, чтобы не пользоваться даром лошади делать золото, он брал от нее нечто другое. В его возрасте это нечто было куда ценнее золота. И даже ценнее того дешевого пойла, которое рекой втекало в бездонную глотку Старика.
Но для Хромого золото было гораздо ценнее общения.
Везунчик закончил взятие пробы и широко улыбнулся.
-Порядок. Металл отменный. Можно сматываться.
Он поправил пальцем квадратные очки, которые очень шли ему, делали его лицо привлекательным и серьезным. Хромой называл их профессорскими. Везунчик действительно учился когда-то в университете, но кроме очков в нем больше не было ничего от ученого. Он был авантюристом и первый срок начал мотать в двадцать два. Потом был еще один срок и еще один. В криминальных кругах он слыл "чистюлей". Не любил насилия, но и не слишком переживал, если такое случалось. В последнее время специализировался на перепродаже ворованного золота и знал толк в подобных делах. Хромой познакомился с ним во время охоты, в один из тех погожих осенних дней, когда в маленьких лесах количество охотников зачастую превышает количество дичи. Задолго до того дня, когда набрел на заброшенный амбар рядом с дотла сгоревшей фермой и увидел, как Старик кормит странную лошадь с длинным бело-серебристым рогом и разговаривает с ней. Охотник из Везунчика был плохой, похоже, ему больше по душе было просто шатание по лесу, но если он все же стрелял, то ему везло. Они близко сошлись с Хромым , который, наоборот, был отменным следопытом и знатоком звериных повадок. Хромой знал, что может доверять Везунчику, отчасти чувствуя это своим безошибочным "нюхом" егеря, отчасти потому, что считал - везучему человеку незачем обманывать других, он свое все равно не упустит.
-Нужно закопать старика, - сказал Хромой и посмотрел в угол амбара, где лежал труп с продырявленной грудью. Когда Старик выстрелил в Везунчика из своего дробовика и промахнулся, Хромой опять понял, что не зря взял того с собой - ему опять везло и везло по крупному. Сам же он выстрелил в ответ не задумываясь - игра стоила крови. Но старик попытался отскочить и выстрел из верхнего ствола нового итальянского ружья попал в Единорога, выросшего между ними белым облаком. Тот встал на дыбы и издал такой человеческий стон, прежде чем упасть на бок, что Хромой чуть было не промахнулся второй раз, но все же попал. Он выстрелил почти в упор и разворотил Старику грудную клетку. Того отбросило в угол амбара, где он и лежал теперь в сухой соломе темным кулем, над которым вились мухи.
-Нужно было сделать это раньше, - сказал Везунчик, вынимая из кучи золотых предметов сияющую лопату. - А вот животное нужно докончить. Мне не нравится, что оно мучается.
Он нагнулся над Единорогом и дотронулся до его бока. Обычная живая плоть живой лошади и ничего чудесного, чуть горячее, чем надо, но это наверно от воспаления. Как же могло быть так, что прикосновение к странному рогу вызывает трансмутацию металла, превращает его в золото, без каких либо затрат энергии, и вообще вопреки человеческой логике. “На свете много, друг Горацио, такого, что и не снилось вашей философии...!” Старик Вильям был прав, ах как он был прав. Но неразрешимые вопросы надо оставить на потом. В их руках была жар-птица, и они упустили ее, теперь им надо попытаться спасти свою синицу. Если им повезет, уже к утру они пересекут границу, а через месяц полтора будут греться на солнышке на далеких солнечных островах. Если повезет.
-Надо снять цепь, - сказал Хромой, переломив ствол ружья. Он решил не прикасаться им к рогу, это было их единственное оружие, а там, куда они направляются, оно может быть неплохим аргументом в споре. Потом, попозже, он избавится от него, ведь труп Старика найдут и ружье превратится в улику. А может к тому времени они уже обратят золото в деньги и преследование полиции будет им ни почем. Те, у кого водятся деньжата, не боятся полиции. Это было одним из краеугольных камней цивилизации и мышления Хромого. Он верил в это искренне.
Везунчик дотронулся рукой до цепи. Золотая цепь, состоящая из крупных звеньев замысловатой формы, оплетала ноги Единорога не позволяя ему как следует двигаться. За все то время, которое Хромой следил за Стариком и его странным приятелем, он не видел ни разу, чтобы пьянчуга хотя бы прикасался к ней. Глупо бросать столько золота. Да и если найдут труп лошади с рогом, это будет куда меньшее событие, чем тот же труп с золотой цепью на ногах. Меньше шума.
Везунчик потянул рукой за цепь, натужно соображая, как ему разогнуть хотя бы одно из звеньев, как вдруг она легко подалась и распалась на несколько кусков, освободив ноги Единорога. И тут Хромой понял, что удерживало лошадь здесь и все стало на свои места. Цепь. Это была ловушка. Старик был своего рода охотником и заарканил лошадь. Где и как, это не важно. Он поймал его и держал в этом сарае, свою добычу, свое великое приобретение. Конечно, он был не просто пьяница, а пьяница-колдун, и когда он вел свой странный диалог с лошадью, та наверное отвечала ему, хотя Хромой и не слышал этого, она рассказывала ему о других местах и другой жизни, где может быть было много чего, а чего-то совсем не было, а старик смеялся и обещал отпустить лошадь к себе, на свои лунные пастбища, где не бывает охотников с ружьями, смеялся и спрашивал, спрашивал и смеялся, а сам и не собирался отпускать птичку из клетки. Цепь и была этой клеткой, а не этот амбар, пропахший сквозняками и соломой. Единорог не мог снять ее с себя, не мог сбежать, не мог сопротивляться. Цепь делала его просто умной чудесной лошадью, умеющей превращать железо в золото. Но любой другой человек, а может любое другое существо, могло снять ее и Везунчик запросто сделал это. Она распалась с глухим хлопком и все сразу же стало на свои места. Радуга вспыхнула над головой Единорога и мухи, солома и куски цепи отлетели от него пыльным облаком. Везунчик потерял очки и схватился за глаза. Он громко вскрикнул.
-Мать твою! - крикнул он. - Что это! Что случилось?
Он размазывал по лицу слезы, пятясь от Единорога.
Хромой схватил ружье, забыв, что оно не заряжено. Воздух в амбаре гудел и вибрировал. Откуда-то, может быть с самих небес сквозь крышу амбара падал водопад фиолетового света. Рана на боку Единорога пылала, как пурпурная роза. Он больше не был лошадью, он был частью чужого мира. Его тело потеряло привычные пропорции, вытянулось, морда приобрела какое-то птичье выражение. Белая шерсть светилась серебром, ноги дергались и по ним пробегали белые слепящие молнии. Запах озона коснулся ноздрей Хромого, застывшего в нелепой позе, целясь из незаряженного ружья в то, что он называл когда-то про себя лошадью. Вдруг Единорог поднял голову и посмотрел вокруг безумным взглядом из под пылающих век.
-Люди! - сказал он низким страшным голосом, от которого у Хромого подкосились ноги. Везунчик наконец-то прочистил глаза и теперь, близоруко щурясь, смотрел на Единорога, прикрывая их ладонью от яркого света. -Дети Насилия! В судный день я буду свидетельствовать в вашу пользу. Но вам это не поможет.
И он уронил голову.
Хромой и Везунчик отступали, но не к двери, а к золоту, которое кучей громоздилось на полу. Хромой почему-то подумал, что оно превратится обратно в железный лом, но этого не произошло.
-Чтобы это ни было, - сказал Хромой, опуская ружье, - Нам надо сматываться.
Фиолетовый свет погас не полностью и в амбаре повисли призрачные сумерки. Единорог лежал неподвижно, он опять потерял сознание, но обратно лошадью он не стал. Теперь бы ни Хромой, ни Везунчик не захотели бы коснуться его или его рога. Радуга над головой сияла, а рана на боку заметно уменьшилась и покрылась странной белесой слизью. Он дышал теперь медленно и глубоко, на его полулошадинной-полуптичьей морде была печать покоя. Мухи теперь даже близко не подлетали к нему.
Везунчик пошарил рукой в соломе и подобрал очки. Потом снял свой плащ из плотного прорезиненного материала и расстелил на полу. То и дело оглядываясь на Единорога, они перенесли часть золота на плащ. Потом взялись за его края и потащили ко входу. Огромные старые двери отворились со скрипом, впуская в сарай осенний вечер. Дул порывистый свежий ветер, но на небе не было ни облачка. Они подтащили золото к фургону и забросали его внутрь. Потом вернулись в амбар и погрузили на плащ остальное. Когда они тащили его мимо Единорога, воротник плаща надорвался и Хромой, потеряв равновесие ,чуть не упал на чудовище. Он выгнулся всем телом и замахал руками, чтобы сохранить равновесие - до того ему не хотелось почувствовать под собой плоть Единорога. Это ему удалось. Хромой смачно выругался и они потащили золото дальше. Когда они были еще в дверях, Хромому показалось, что неясная тень мелькнула около машины .Он быстро оглянулся, но никого не увидел. Через десять минут, когда солнце скатилось к самому горизонту и потеряло форму правильного круга, они были готовы отправиться в путь. Золото, забросанное сверху кусками брезента и присыпанное соломой ,покоилось в фургоне и не думало превращаться обратно в ржавое железо. Это было главным. На остальное плевать. Главное выбраться отсюда, а потом они найдут время, чтобы забыть этот кошмар.
За руль сел Везунчик. С его лица не сходило выражение крайнего удивления, он держался отрешенно, словно человек, только что узнавший, что жить ему осталось несколько часов. Не соображая, что делает, он так газанул на задней передаче, что машина чуть не ткнулась бампером в стену амбара.
-Эй-эй-эй! - Хромой с силой потрепал его за плечо. - Очнись, парень! На кой черт мне золото, если ты будешь ехать, как слепой?
Везунчик посмотрел на Хромого растерянно и задал вопрос, который уже длительное время вертелся у него на языке:
-Что же все-таки это могло быть?
-Мы университетов не кончали, - протяжно произнес Хромой. - А что было, про то лучше забыть. Если, конечно, не хочешь быть самым богатым пациентом психушки.
-Пожалуй, - сказал Везунчик и включил фары. Темнело на глазах. Желтый свет выхватил полосу старой, весьма разбитой дороги и остов фермерского дома. Когда они выезжали на дорогу, внимательный охотничий взгляд Хромого уловил среди черных обугленных стен какое-то движение. Везунчик нажал на газ, и машина с ревом понеслась вперед, подпрыгивая на кочках и выбоинах. "Да и хрен с ним. - подумал Хромой, прислушиваясь к пульсирующей боли в правой ноге, -Все уже позади." Теперь оставалось только давить на газ. Ну и немного везения, чтобы полиция не пожелала остановить их фургончик и обыскать. Он вдруг представил выражение их лиц, когда они увидят золотые лопаты и мотыги, и нервно рассмеялся. Везунчик на секунду оторвал взгляд от дороги и посмотрел на него.
-Все в порядке, парень, - сказал Хромой, сильно и глубоко дыша. - Теперь только дави на газ!
Дорога вот-вот должна была вывести на шоссе, идущее в стороне от населенных пунктов, и, как надеялся Хромой, пустынное. Из-за горизонта выползла желтая монета Луны, за кормой машины клубились целые облака пыли. Везунчик что-то напевал себе под нос хриплым несвоим голосом, что-то сентиментальное и глупое. Хромой напряженно вглядывался в ночь. Боль в ноге затихла. Золото, лежащее в соломе за спиной согревало его душу. Вдруг что-то промелькнуло сбоку от машины, что-то огромное и светлое. Они увидели его одновременно, и Везунчик инстинктивно надавил на тормоз. Колеса завизжали, и зад машины занесло. Хромой разглядел полосатое тело и длинный хвост, хлестнувший по стеклу. Он успел выставить вперед руки с зажатым в них ружьем и смягчить удар. Везунчику же на этот раз не повезло. Он стукнулся лицом о рулевое колесо и разбил губу.
-Ну что еще на этот раз! - заматерился он. - Ты разглядел, что это было? Это был он, Единорог? Он преследует нас?
Хромой отрицательно помахал головой.
-Это было полосатым.
-Куда оно подевалось?
-Не знаю, - Хромой напряженно обдумывал дальнейшие действия. И вдруг он опять увидел светлое пятно на дороге. Оно приближалось мягкими кошачьими прыжками. Да это и был кот, точнее нечто, сильно смахивающее на кота. Только размером с лошадь. Куда больше того замученного тигра, которого Хромой видел в детстве в зоопарке.
-О господи! Кот!
Они застыли, завороженные кошачьей грацией незваного гостя. Он приближался, теперь не прыжками, а просто шагом, низко пригнув к земле большую голову. Шерсть, разлинованная белыми и черными полосами, как у зебры, блестела в лучах фар. Из ноздрей над растянутым в улыбке пастью вырывались клубы пара, словно на улице был мороз. Умные глаза смотрели сквозь стекло, разглядывая сидящих внутри, похоже, свет фар нисколько не мешал этому. Когда кот поравнялся с машиной, его пасть открылась, и Хромой с Везунчиком услышали почти человеческую речь:
-Пора возвращаться назад, ребята! - сказал кот и прошел мимо, заглядывая в салон. Его хвост, похожий на полосатого удава, опять хлестнул по кабине. Хромому показалось, будто он различил смешок, утонувший в реве двигателя, когда нога Везунчика ударила по педали газа. Машина рванулась так, что золото подскочило в соломе и сдвинулось к задним дверцам, чуть не выдавив их наружу. Мотор ревел, как раненый зверь, машина неслась по ухабистой дороге с опасной скоростью. В голове Хромого гулял этот голос, повторяющий опять и опять одно и то же: "Пора назад, ребята! Возвращайтесь назад!"
Наконец Везунчик немного поостыл и слегка сбросил газ. По его широкому скуластому лицу текли ручейки пота. "Ему еще хуже, чем мне, - подумал Хромой. - Еще немного и он решит, что спятил. Но что же это было в самом деле? Ну и вляпались."
Кажется, кроме Луны, весело скачущей над тучами пыли, все же их никто не преследовал. Везунчик слегка расслабился и дал двигателю слабину.
-Во что ты нас втянул, старина? - спросил он, повернув в пол оборота лицо к Хромому. – Похоже, дело приняло другой оборот?
-Раньше вопросы задавать надо было, - зло ответил Хромой, сжимая ружье до боли в кистях. -Золото у нас, а там разберемся. Смотри, мы оторвались. Теперь на лягавых не нарваться бы. А то...
В следующую секунду что-то громадное и коричневое перегородило дорогу. Везунчик успел среагировать и машина зацепила громадину лишь вскользь, но и этого хватило, чтобы ее развернуло и выбросило с дороги в поле. Она перелетела неглубокий кювет и запрыгала по кочкам. Двигатель взревел и захлебнулся. Золото подпрыгнуло и громыхнуло о пол. Хромой подумал, что оно может разворотить днище. В лучах фар опять мелькнуло коричневое огромное тело. Оно медленно удалялось.
-Оторвались, говоришь? - почти шепотом спросил Везунчик. - Ну и что теперь?
Хромой не ответил, прильнув к лобовому стеклу и напряженно вглядываясь в темноту. Туша не спеша удалялась. Везунчик погасил фары и теперь в лунном свете они явственно видели нечто похожее на слоновий зад .По мере того, как зверь удалялся, Хромой соображал все яснее. За секунду до того как ночной гость повернулся в профиль, он отпрянул от окна и крикнул Везунчику:
-Разворачивай!
Они успели набрать неплохую скорость, когда зверь или что там это было, настиг их. Он ударил несильно, но рог вскрыл корпус как консервный нож банку. Везунчик опять ударился о руль и так тоскливо заматерился, что у Хромого кровь застыла в жилах. Даже сквозь шум двигателя и грохот золотых лопат и мотыг он различал тяжелое дыхание и топот. Хромой вывернул голову и глянул в боковое зеркало. Лицо его вытянулось. Несколько огромных носорогов, каждый величиной со слона, преследовали их. Удар, толчок. Хромой посмотрел на свое ружье и разжал руку с побелевшими костяшками. Бесполезное оружие упало на пол у его ног. Им еще повезло, что степь была достаточно ровной, а мотор машины достаточно сильным. Она тряслась и громыхала так, что когда Везунчик Хромому какую-то фразу, тот ничего не понял. Поэтому когда машина вдруг выскочила на дорогу и тряска почти прекратилась, Везунчик повторил свой вопрос:
-Ты когда-нибудь пробовал молиться?
-Молись и ты, - буркнул в ответ Хромой. - Попробуй оторваться.
Машина так рванула по дороге, что Хромого на секунду вдавило в кресло. Двигатель опять взревел, и задняя дверь распахнулась. Часть золота, окруженная соломенным облаком, вывалилась на дорогу. Но им удалось оторваться и теперь машина больше не сотрясалась от чудовищных ударов сзади.
-Черт! - Хромой стукнул кулаком по подлокотнику кресла. - Черт! Мы едем обратно.
Луна действительно теперь светила им в лицо.
-Стой! - крикнул Хромой, но Везунчик продолжал давить на газ. - Да стой же ты, сукин сын! Все золото потеряем.
Везунчик сбавил скорость. Носорогов не было видно, они явно отстали. Везунчик нажал на тормоза, и машина стала. Он стянул с носа очки и принялся яростно тереть платком запотевшие стекла.
-Не глуши двигатель! - сказал Хромой и выскочил на дорогу. Он подбежал к задней двери и заглянул внутрь фургона. Нога ныла, словно ее схватили раскаленными щипцами. Половина золота еще лежала внутри. Стены фургона были покорежены и пробиты в нескольких местах, дверь помята. Хромой пошарил рукой внутри фургона и достал кусок капроновой веревки. Он захлопнул дверь и крепко привязал ее. Мысленно обругал себя за то, что не сделал этого раньше. Бешеные удары сердца отзывались в ноге горячей болью. Хромой огляделся. Степь, носороги словно растворились в воздухе. Что-то, наверное злополучный амбар, маячило на горизонте. И тут Хромой увидел их. Они мчались под тупым углом к дороге, четыре огромных носорога. Они двигались медленно, словно погруженные в воду и грациозно, как на пуантах. Лунный свет играл на их складчатой коже, похожей на кору тысячелетних деревьев. И цель их была совсем рядом. Везунчик, похоже, не видел их со своего сидения. Хромой оббежал машину и крикнул ему прямо в ухо:
-Бежим! Они здесь!
Носороги были уже в нескольких метрах. Хромой забыл про ногу и золото и побежал по степи в сторону амбара. Он услышал, как взвыл и захлебнулся двигатель. Везунчик вместо того, чтобы выскочить из автомобиля, опять заводил двигатель. Хромой оглянулся и увидел, как первый носорог врезался в машину с силой тарана. В последнюю секунду хлопнула дверь, и длинная фигура Везунчика вывалилась на дорогу. Еще три удара опрокинули машину на бок. Хромой услышал истошный крик Везунчика, но не смог заставить себя смотреть дальше. Его тело, словно зажившее своей самостоятельной жизнью, повернулось и побежало, куда глядели глаза. Крик оборвался. "Они настигли его, - подумала голова Хромого. - Может быть, я бы мог ему помочь." Но тело его продолжало мчаться к единственному укрытию, находящемуся в поле зрения - старому заброшенному амбару.
Единорог был все еще там. Радуга над его головой сияла и переливалась, как пленка мыльного пузыря. Рог блестел, словно его только что отполировали. Рана на боку почти затянулась, но само создание было словно без сознания. Единорог навевал страх на Хромого, но если бы ему пришлось выбирать между ним и этими ужасными огромными носорогами, он ни за что не предпочел бы последних. Поэтому он повернулся спиной к чудовищу и прильнул к щели в стене амбара. Той самой щели в палец толщиной, в которую он когда-то наблюдал за стариком, беседующим со странной лошадью.
Снаружи была почти полная темнота, едва видимое пятно от Луны, окончательно утонувшей в облаках, и зеленое свечение гнилушек на развалинах. Хромой пытался прислушаться, но собственное бешено колотящееся сердце заглушало все звуки. Он приложил ухо к щели, но не услышал ничего кроме свиста ветра в степи. Впрочем, какой-то звук все же был. Хромой попытался унять свой расшалившийся мотор и прислушался. Он услышал близкий стон и вдруг понял, что звук идет вовсе не снаружи, но напротив, изнутри. Ледяная волна прошлась по его разгоряченному телу, и холодный пот выступил из каждой, даже самой маленькой, поры.
Он медленно обернулся и сжал ружье онемевшими пальцами. Звук, похожий на протяжный стон, доносился из угла амбара. "Ты должен проверить, что там, - Хромой вновь обрел егерскую привычку сопротивляться страху, - иначе через минуту ты выскочишь из амбара и, спятивший, понесешься под копыта носорогам". Он выставил ружье перед собой и на негнущихся ногах пошел в угол, туда где лежало (должно было лежать!) тело старика. Краем глаза он все время следил за радугой над головой Единорога. В полумраке он не видел отчетливо раны, но ему показалось, что она уменьшилась в размерах еще. "Что же будет, - мелькнула мысль, - когда она окончательно затянется? Когда это... встанет на ноги?" Протяжный стон раздался еще раз. Сомнений не было. Стон шел от темного пятна на соломе, оттуда, где должен был лежать Старик. Хромой преодолел страх и приблизился к телу. Пошарил в кармане одной рукой и достал зажигалку. Извлек язычок пламени и увидел сюрреалистическую картину: продырявленное тело старика слегка извивалось и корчилось, словно некая сила пыталась поднять его на ноги. Он отпрянул. После пламени зажигалки глаза на некоторое время потеряли способность видеть в темноте, но за это время, почти не сознавая того, Хромой уже оказался у дверей амбара. Прижавшись спиной к ним, он лихорадочно соображал, не покинуть ли амбар. Очередной стон вывел его из себя. "Слишком много за один вечер, - со смертной тоской подумал он. - Слишком много для одного человека". Сознание его помутилось, ноги подогнулись, и он сполз по двери, уставившись куда-то в одну точку. Внезапно потяжелевшее ружье выпало из рук, словно железо превратилось в тяжелый и благородный металл.
Везунчик все бежал и бежал, не разбирая дороги, не слыша, а чувствуя кожей, как гигантские твари настигают его. Несколько раз он споткнулся, один раз упал, но вскочил на ноги с таким проворством, что чемпион по карате позавидовал бы. Очки он потерял, когда выскочил из машины, за секунду до того, как рога и копыта превратили ее в груду искореженного металла. Сначала он надеялся, что автомобиль взорвется и разнесет этих тварей в клочья, или хотя бы напугает их, но сзади не доносилось ни звука. "Могут ли носороги брать след?» - спросил он себя и сейчас же получил ответ - топот и тяжелое дыхание за спиной. Они приближались, земля дрожала под массивными тушами, и Везунчик слышал это даже на бегу. Вот что-то огромное и твердое, как стена, коснулось его бока и придало ему такое ускорение под углом к направлению бега, что у Везунчика воздух на секунду застрял в легких. Он услышал крик и лишь через секунду понял, что это его собственный крик, и подивился, что еще в состоянии слышать и воспринимать действительность. Кроме этого бега он почти не помнил предыдущих событий своей жизни и, наверное, не поверил бы, если бы узнал, что не так давно его называли Везунчиком. Теперь ему не везло и не везло по-крупному. Мозг его больше не строил никаких планов, кроме одного - бежать, пока огромные копыта не превратили тебя в кучу костей, мяса и дерьма.
Еще один удар изменил траекторию его движения и чуть не сбил с ног. На этот раз носорог обогнал его на полкорпуса, и Везунчик успел рассмотреть отвратительную морду и белый мраморный рог с застрявшим на нем куском автомобильной обшивки. Теперь Везунчик уже не кричал, а хрипел. Он чувствовал себя загоняемым животным, да по сути так оно и было. Лунное пятно было прямо перед ним, чудовищные носороги загоняли Везунчика к единственному строению в этих местах. Организм его работал на пределе, сердце готово было вот-вот разорваться. Увидев перед собой темную тень амбара, он даже не вспомнил про другое, раненное ими чудище и труп старика. Он просто перестал хрипеть и со всего размаха ударился в двери, распахнув их, не чувствуя боли. Он даже не успел ясно увидеть нацеленный ему в голову ствол ружья, когда грянул выстрел, и его бег кончился, сменившись бесконечным падением в багровую пустоту.
* * *
На туманных пастбищах, вдалеке от суетливых мирков и бурных течений времен, в вечном полумраке, рождаемом смешением вечной тьмы и вечного света, двигались огромные существа. Их многомерные тела отбрасывали размытые образы-тени в местах пересечения измерений. Эти тени словно жили своей особенной жизнью, отделяясь от самих существ, исчезая и возникая. Существа плясали под мелодию, порождаемую их же танцем. Танец, конечно же, был чем-то большим, чем просто танец - это была и медитация, и молитва, и многое другое. Лишь одно из существ не принимало участия в этом прекрасном действе - оно неподвижно застыло в центре круга, отбрасывая черные и белые лошадиные тени на лежащие внизу миры.
Но оно говорило, и его голос гармонично вплетался в структуру танца, придавая новое звучание мелодии. Мелькали и пропадали образы лошадей и носорогов, орлов и улыбающиеся кошачьи физиономии. Любопытные, они задавали вопросы и слушали ответы.
-Каково же было наказание этим примитивным существам? - прозвучал вопрос в общем хоре и Единорог ответил, рассыпав слова серебряными и фиолетовыми искрами :
- Старик убил их обоих из примитивного варварского оружия, из коего они раньше убили его. Душа их была отделена от тел и рассеяна. Разум усыплен. Воспоминания стерты. Таким образом, они закончили свое существование, как земное, так и все прочее.
-Подтверждаем, подтверждаем, - запели некоторые из существ. – Милосердное наказание, суровое наказание. Милосердное наказание, суровое наказание...
Но вот одно из существ, в некотором роде подобное огнегривому льву, спросило, отделив свой образ от тумана эмоций :
-Однажды люди сорвали плод с Запретного Дерева в Саду Господина. Он и тогда не погладил их по голове. Был ли справедливо наказан тот, кто обманом проник на Его Пастбище и увел любимую Лошадь Господина?
-Справедливо наказан? - Единорог вздрогнул всей душой, и волна прошла по кругу. - Я просил Господина о снисхождении, но он поступил как всегда по-своему. Душа Старика не была отделена от тела и разум не усыплен. Ему сохранили воспоминания. Связав меня цепью и магией, он пытал меня заклинаниями, желая узнать секрет бессмертия. Он хотел жить вечно. Теперь он узнал, что бессмертие существует... Ангел смерти никогда не явится к нему. Он будет жить в своем изношенном теле, как в тюрьме, мучаясь и стеная до тех пор, пока не искупит своей вины. Он был наказан бессмертием...
Теперь по кругу прошла такая сильная волна, что музыка на мгновение стихла и танец прервался.
-Справедливое наказание для колдуна, - сказал огнегривый лев, наклонив голову. - Суровое наказание...
Хор подхватил эти слова, и они унеслись прочь, а танец на туманном пастбище продолжался, но вопросы уже звучали на другие, непонятные непосвещенным, темы.
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com