Крутые парни всегда, покидают мир молодыми
«крутые парни всегда, покидают мир молодыми!» - надрывал глотку Марат – «Я тоже уйду рано из жизни!». Он сидел за моей спиной в автобусе - идущим по маршруту «Сортировка – Южный вокзал» - и орал мне все это на ухо! Да и Ане - моей девушке на то время - сидевшей рядом со мной в автобусе, тоже не сладко пришлось; ведь изначально, он обращался именно к ней.
Таким образом, мы - те, кто еще держались на ногах и были способны мыслить – пытались добраться домой. Сбежать подальше от того дома, куда нас пригласил на свой день рождения, наш товарищ Сева. Сева был музыкантом: гитаристом и пианистом. Сочинителем и идейным вдохновителем нашей группы; а главное! – Абсолютно безумным и неадекватным человеком.
Еще когда – много часов раньше - мы только подошли к его дому, большинству из нас уже стало не по себе. Дело в том, что вся обстановка вокруг него, своей мрачностью и запущенностью – валявшиеся по земле сломанные игрушки, деревянные лошадки, пластмассовые машинки, скрипучие качели и, груды ржавого металлолома – навевала беспокойные чувства, если не сказать ужас! И уж точно, будь я один, а не в компании друзей, то вряд ли так смело, переступил порог этого строения. Ну а когда мы все – таки решились на это, то перед нашими глазами предстала прихожая с длинным коридором впереди, по бокам которой вилась вереница дверей в разные комнаты, на первом этаже. Cправа от нас располагалась винтовая лестница на второй этаж: ступени на лестнице были деревянными, и уже наполовину подгнили, из-за сырости внутри здания. Полумрак всецело обволакивал и не позволял, как следует рассмотреть все предметы, расстилающиеся перед нами. Как, например картины, чье смутное очертание я сумел разглядеть на стене, и которые, казалось, поднимались вслед за винтовой лестницей, на второй этаж, где обитала Севина Мама. Она же медленно спускалась по ступенькам встретить гостей. Гостей, которые приехали к сыну на именины. Радушная в своем гостеприимстве она хвасталась перед нами абстрактными картинами. «Мама сама их рисует» - сообщал всем Сева, и растягивал губы, в блаженной улыбке маньяка. А потом и его мать, так растянула губы; что у меня холод пробежал по спине.
В стремлении не напиться, чтоб нас потом в беспамятном состоянии, не дай бог, Сева, и его мама случайно не принесли в жертву – такие у нас были страхи - и горя от нетерпения как можно скорее дунуть в обратно направлении. Я и Аня, как только пробило 9 часов, начали спасаться бегством. Прихватив для безопасности с собой и Марата заодно. А у того уже мозги набекрень съехали, от чрезмерного количества выпитого им алкоголя, за тот вечер. Тогда, мы еще не догадывались об этом, только позже заметили.
Ну а дальше мы пытались затолкаться в маршрутку. И Марат, пропихивая свое тело в салон, придавил там одного убогого. И ели поднимаясь потом на свои непослушные ноги, он старался расправить, поправить – с неустойчивостью, характерной для пьяных людей - того бедолагу, помятого, обиженного им. То был одинокий старик. Он сипел: «Да ничего страшного, все нормально!» И протягивал к нам покалеченную руку.
Марат выглядел ужасающе, честно скажу. Он, всегда надравшись, походил на безумца.
Мне хочется написать о нем пару слов – для ознакомления – думаю, это необходимо. Познакомился я с ним, когда он пришел к нам на репетицию – откликнувшись на объявление в интернете - пробоваться в группу вокалистом, и в конце репы был с успехом утвержден на этой должности. Более чем на десяток лет старше, чем остальные участники группы – поначалу мы толком не понимали, как обращаться к нему; хоть через пару тройку совместных репетиций, с легкостью перешли с ним на «ты». Марат Лысенко – наполовину русский, наполовину татарин. И определенно в его внешности было больше азиатского, нежели нашего. Иногда он напоминал мне магометанского война, или некого Хана, или даже, может быть, восточного мудреца – мыслителя; восседающего на многих подушках в халате, почесывающего свою длинную бороду и не спеша потягивающего из кальяна дурманящий голову опиум, в окружении прелестных наложниц, естественно. Так, то вот, и это скажу вам, несильно расходилось с тем имиджем, который он сам упорно создавал для себя; мечтая, допустим, о блондинках и брюнетках сидящих на коленях, и о Голландии, с морем марихуаны. «Я наполовину татарин, и у моего народа в крови курить травку… потому она и не сильно берет меня. Для меня курить марихуану нормально… это в крови» - примерно так разъяснялся он.
Усевшись, Марат так разговорился в своей тогдашней возбужденной манере, что, безусловно, каждому пассажиру в автобусе хочешь - не хочешь, а приходилось слушать его. Хотя они и боялись, например, обернуться и посмотреть на Марата. И было, отчего… Глаза у Марата и без того черные, глубоко посаженные. Да еще в них, как мне казалось, была свойственная татарам хитрость. И азиатская коварность. А когда он напивался, они становились нечеловеческими, стеклянными, готовыми на убийство.
«Я обязательно покину мир молодым» - в пьяном бреде то бормотал, то переходил на крик Марат.
Он приставал к Ане с вопросами, которые не стоило задавать. Не нужно было ему вообще говорить об этом, я так считаю.
- Аня; я слышал, твой папа умер недавно?
- Да
-Он был молодым? – и, не дождавшись ответа от нее, продолжил. – Конечно, он был молодым. Без сомнений… и наверняка он был жестким Аня!.. потому то и ушел в другой мир рано!.. Все жесткие рано уходят!.. А, он слушал - метал?.. Скажи мне, пожалуйста, это очень важно. Он слушал - метал?
- Да… еще в детстве я засыпала под тяжелую музыку, точно помню, что у него было в то время много разных пластинок – в основном старые группы в стиле хэви – метал.
- Он был жестким Аня!.. Как и я!.. Он был крутым!.. Я тоже очень крутой!.. А все, по - настоящему крутые пацаны, покидают этот мир молодыми – ты понимаешь?
Марат буквально зашелся в истерике от мысли, что он тоже покинет этот мир молодым. Он просто обезумел и постоянно повторял это.
- Марат – обратился я к нему – ты никогда не умрешь молодым – угомонись!
- Это еще почему?
- Потому, что ты уже не молод, старый ты козел!.. И заткнись, пожалуйста!
Так он меня достал, так он мне опротивел, что я развернул голову назад и выкрикнул все это ему прямо в харю, чтобы как то успокоить его.
Поднялся невероятный шум – гам, Марат зарычал и уже – за мои дерзкие слова – казалось, готов был наброситься на меня. Руки у него длинные, почти как у гориллы, поэтому мне следовало придерживаться тактики “ближнего боя”. Я изготовился к поединку!.. Марат ненадолго задумался, а потом привстал и неуклюже качнувшись, упал на меня; или это маршрутка, останавливаясь, качнулась, и мы все покатились кубарем – я так до конца и не понял. Но в то же мгновение на Марата сзади накинулся тот самый убогонький, изнеможенного вида старичок. Он закричал: «Ах ты, гнида!» - и укусил Марата за ухо – а я, тем временем, воспользовавшись заминкой, сумел ускользнуть.
Спрыгнув с автобуса на слизкий тротуар улицы, я уже с радостью подумал что выбрался. Но нет – разочарование подстерегало меня - оно уныло плелось за моей спиной в лице Марата. Тот уже, казалось, позабыл о заварушке, произошедшей между нами всего каких – то несколько минут назад. А только уныло плелся за мной да за Аней и что - то бессвязно бормотал себе под нос. Что - то о смерти – как я сумел разобрать - и видимо сильно боялся за свою жизнь, на тот момент; думал что умрет, если оставят его одного. Не хотел оставаться один! В итоге закатил нам истерику! «Побуду немного рядом с Маратом, – сказал я Ане. – А ты, езжай домой, я позже приеду… Его нельзя сейчас оставлять одного». Так я и отправился на экскурсию в другой мир, подстерегающий людей после одной, двух, максимум двадцати, бутылок пива. Прибежище отчаяния - ночная привокзальная забегаловка. Когда мы вошли в бар, Марат заказал официантке для нас выпить. Он рассказывал мне истории, много различных историй, связанных с его жизнью.
Было тяжело, то есть, когда ты слушаешь все эти откровения другого человека, становиться как-то не по себе и неловко. Марат начал свое повествование с рассказов о том, как он в Москве устроился работать таксистом и, однажды, позабыв о том, что на заднем сиденье его машины сидят две девушки, вместе с рок певцом на радио, громко и мощно заорал припев, чем ужасно напугал этих девушек. Хвастался, как изучая, еще неизвестный для себя город, захаживал во всевозможные музыкальные магазины, которые только попадались ему на пути, и расспрашивал там об известных только ему – но не продавцам – рок коллективах, чем страшно гордился. «Никто не знает столько музыкальных банд, сколько знаю их я!» - не переставая, хвастался Марат. Потом он вернулся в родной Харьков и неожиданно нашел женщину, на которой захотел жениться. У них родилась дочка – Марат обожал ее - но в семье последнее время все складывается не так, как ему хотелось бы: начались склоки с женой и Марат решил завести любовницу на стороне. Он верил, что жена никогда не узнает об этом, но та сама оказалась не лучше и снюхалась с мужчиной, на которого Марат работал – его боссом. Все раскрылось, когда Марат возвращался от любовницы и поскольку сам он гулял от жены, то и представлял себе по дороге сцены, в которых супруга в данную минуту совокупляется на стороне, возможно с кем - то из его знакомых. Но делал это несерьезно, развлечения ради. На самом деле, он в жизни бы не поверил, что та могла бы сейчас изменять за его спиной. Но вышло, что могла. Повернув в двери ключ и открыв дверь, он застал Марину в постели с другим мужчиной – им оказался его босс. И, надавав двумя точными боксерскими ударами по щам обоим, Марат лишился и жены и работы.
Он хотел поделиться со мной опытом. Он говорил: «Было удивительно после стольких скитаний найти Марину и примкнуть к семейному очагу. Но, боюсь, что эта затея изначально было не удачной, ведь за все прожитое время я превратился в настоящего одинокого волка!.. прожженного, закоренелого!» - он это так говорил, что, не знаю почему, но мне тоже захотелось стать таким же – одиноким волком. Более того, мне казалось, что я всю жизнь и был им, просто мне всегда мешали – не давали остаться в одиночестве. «Вот если бы я мог вернуться в прошлое, – сбивчиво продолжал Марат. – Когда еще был молод и открыт для любви, с душой не загаженной!.. была у меня тогда девушка, и я был влюблен!.. Ах, знаешь, недавно я видел ее, она теперь толстая и не привлекательная, но раньше!.. Эх, моя первая любовь, может быть, глупо я поступил, бросив ее».
Он, несомненно, пытался мне передать что - то очень ценное; так же как раньше великие мудрецы мира сего передавали ученикам свой жизненный опыт, зачастую приобретенный благодаря бесчисленным скитаниям и горестям, выпавшим на их долю. Так и Марат хотел поделиться со мной своим. И я старался внимать каждому его слову. Я чувствовал себя таким же одиноким волком, как и он, и мы оба были одинокими волками посреди ночи, коротая время до рассвета в мрачном и прокуренном баре, являвшим из себя пристанище для покалеченных судеб и изнасилованных душ.
Вот – вот, казалось, качнется некая незримая грань, не позволяющая мутность заменить ясностью, а сомнению перерасти в уверенность, и я увижу истину, скрывавшуюся от меня так долго.
Но, увы и ах, истина, придавленная пивным бокалом, затерявшаяся в оплеванной пепельнице, среди груды сожженных до фильтра окурков, ускользала от нас. И на смену ей приходило всегдашнее безумие, извечно царившее в подобных местах.
И случилось вот что - Марат обозвал официантку «шлюхой» - за то, что та игнорировала его недвусмысленные взгляды. И нас поперли из забегаловки.
Оказавшись на улице, я попытался уговорить Марата вернуться домой к жене и поговорить с ней. Может и решиться что - то.
- Ни в коем случае – отвечал он. – Я не прощу ей измену.
- Но ты ведь тоже изменял!
- Я это другое дело, я мужчина. Да и у мусульман это не измена, то, что я делал.
- Но куда же ты пойдешь?
- К родителям… к родителям я пойду
Он упорствовал. И вместо того, чтобы послушать меня, возобновил свои причитания. Опять орал, что скоро умрет и покинет этот мир молодым. Короче, затянул старую песенку. А потом резко подвернул ногу, упал и ударился затылком. «Совсем закончились сигареты, – только и вымолвил он. – Сбегай, пожалуйста, поищи, а то я, видишь, не могу подняться… а без сигарет так противно, особенно когда выпьешь пива.». «Хорошо, – сказал я. – Но после вызовем скорую помощь!.. Неплохо бы посмотреть, как твоя голова после падения - то». «Без проблем, вызовем,– согласился он».
И я покатил искать сигаретный киоск – самому курить было охота. Но так ничего и, не отыскав по близости и не захотев рисковать, надолго оставляя Марата одного, лежащего посреди улицы, возможно истекающего кровью, принял решение, вернутся обратно. Только Марата на том месте, где я его оставил, уже не было. На земле, в предрассветных сумерках, виднелись маленькие капельки крови – на том месте, где лежала его голова – а сам Марат испарился.
Не знаю уж, где его носило потом, и во скольких местах он успел побывать до того как первые лучи солнца, осветили его небритое, покрытое трех – четырехдневной щетиной, лицо; и пока сила этих причин не заставила его в конечном итоге, отыскивать для своих продрогших косточек отдохновения; но на следующий день на репетицию он пришел вовремя, блаженно улыбался и, как всегда, не вытягивал высокие ноты.
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/