После нас.

Неужели ты все еще не понял, что мы живём в эпоху страха? Страха подлинного и мнимого? Страха перед жизнью, страха перед будущим, страха перед самим страхом? (Э.М.Ремарк) 

 

Глава первая: мертвый город. 
Часть первая.

 

Тогда, сидя взаперти, я был более свободным, чем теперь. Я не чувствовал себя одиноким, рядом всегда было множество людей, спешащих, бегущих, таких далеких, но в тоже время близких. Не зная ни одного из них, как ни один из них не знал меня, они были для меня родными. Но одиночество, отрешенность, изоляция, все это усугубилось, стоило потерять то, что имел. Всегда хочется большего, всегда. Собственный голос кажется таким громким, когда помимо него нет больше ни единого звука.

День.

Пятый этаж.

Деревянная дверь квартиры с потрескавшимся на ней лаком и выцветшим номером «52» поддалась с первых же ударов топора, и спустя несколько минут я оказался внутри. С иными квартирами бывало больше мороки, в которые битый час приходилось пробиваться, а в итоге ничего дельного не найдешь, лишь зря потраченное время, хотя, как сказать, времени, пожалуй, в моем положении хватает с лихвой.

Пыльный, спертый воздух защекотал мои ноздри. По привычке я крикнул, – Эй, есть кто-нибудь? – на что получил отрицательное молчание, к коему я уже привык.

Маленькое коридорное помещение, где находилась вешалка, на которой висели несколько курток и одно женское пальто; возле двери стояла полка для обуви, на ней красовались несколько пар обуви, как женской, так и мужской. Здесь не было ничего, что бы меня заинтересовало. Впереди находилась кухня. Вот, это уже было интересней. Обыскав холодильник, я достал бутылку минеральной воды, теплой, но выбора у меня не оставалось. Несколько банок консервов: то, что нужно! Остальная же еда, к моему приходу, успела несколько раз протухнуть и разложиться на составные части, о чем прекрасно извещал не столько вид этих продуктов, сколько запах царивший в недрах холодильника.

Нашел черствый хлеб, ничего, сойдет, мне не привыкать. Там же была пачка с хлебцами, один из которых я сразу же и съел, похрустев, сидя за кухонным столом. Все необходимое положил в свою сумку и продолжил исследование квартиры.

Комнат было две: одна из них спальня с большой кроватью, на которой я полежал несколько минут, рассматривая фотографию, что стояла в той же комнате на столе в красивой красной рамочке. На ней была молодая пара; они такие счастливые, улыбающееся, любящие друг друга (нечто притягательное ощущал я в этой фотографии; то, что я никогда не испытал прежде) …Я так и лежал, держа их фотографию и всматриваясь в столь радостные глаза, искрящиеся жизнью. Затем отложил ее, поставив на прежнее место, встал и обыскал шкафы, в коих была одежда, что была мне не нужна. С кровати забрал теплый плед, который совсем скоро мне понадобится и будет как нельзя кстати. В другой комнате стоял телевизор, большой такой, со стереосистемой; в прежнее время я бы о таком только мечтал, сейчас же – ненужная, ничем не примечательная вещь (как меняются жизненные ценности). Висела на стене картина «Последний день Помпеи», диван, аквариум, извергающий тухлый запах прелой воды. На столике стояла ваза с перегнившими фруктами, а рядом перекосилась книжная полка, из которой выпало несколько книг. На ней я нашел томик «Преступления и наказания» и положил в свою сумку.

-Книга скрасит мне досуг, - с улыбкой произнес я.

Больше в этой квартире я ничего не нашел, поэтому, забрав по пути обратно свой топор, отправился к выходу. Поправил сумку, чтобы она более удобно висела на плече, и прикрыл за собою дверь, точнее ту часть, что от нее осталась.

Не успел выйти, как услышал тихий-тихий, едва различимый звук, который доносился с нижних этажей. Может, показалось? - Подумал я. Скорее всего

-Эй, - крикнул я, - Кто там? Есть кто живой?

На мои вопросы не последовало ответа, да и звуков я больше не слышал. Точно, показалось, не могло там никого быть. Это все от одиночества, это все от пустоты, что господствовала как в мире, так и во мне, а пустота должна чем-то заполняться.

Последний раз, взглянув вниз с пятого этажа, я стал подниматься по лестнице в свою квартиру, что находилась на девятом, последнем этаже этого дома. Больше не было ни единого звука, лишь мои шаги, эхом разлетающиеся и отражающиеся в холодных обшарпанных стенах опустевшего дома. Лишь мое биение сердца, мое откашливание и мое напевное мычание, в остальном же – тишина.

Привычка запирать дверь осталась. Прислонив к стенке топор, я полез в карман и достал ключ.

Квартира номер «72», мой дом, моя обитель, мои родные стены.

Закрыв на замок дверь, я зашел внутрь, положил топор рядом со шкафом для одежды, открыл сумку и достал сегодняшние находки.

К этому время я проголодался, поэтому пошел на кухню и немного перекусил – шпроты с черствым хлебом, запитые минеральной водой. При этом хруст сухого хлеба в полной тишине звучит донельзя громко.

После трапезы пошел в комнату, где бросил плед к остальным одеялам, пледам, простыням, добытым ранее. Пора бы уже начинать утеплять комнату, а то скоро наступит зима, и от холода деваться будет некуда; квартира остынет, и я вместе с ней замерзну не в силах согреться. Но позже, позже. Сейчас мне хочется поспать, немного отдохнуть, набраться сил и забыться. Закутавшись в несколько одеял, лежа на кровати, я погрузился в сон, столь странный и неопределенный… сон о прошлом.

В нем я шел среди толпы, был частью людей; так непривычно было и пугающе. Я уж и забыл, каково это, когда рядом с тобой столько подобных тебе. Они не смотрели на меня, а я же – продолжал идти, пока мои глаза не заметили девушку, чьи длинные черные волосы скользили на ветру. Она взглянула на меня лишь раз, словно позвала, и скрылась в толпе. Я пытался бежать за ней, но люди мешались, их становилось все больше и больше, пока я не потерял возможность двигаться. И в тот самый момент, когда кислорода уже не оставалось, потому что так сильно меня сжали в кольцо люди, я проснулся. Проснулся, очнувшись от забытья в холодном поту, с одним лишь вопросом, - что бы это значило? - Да ничего, просто кошмар.

Вечер.

Темное небо к горизонту переливалось в фиолетовые и розовые пастельные тона, предавая пейзажу неповторимый колорит. Из-за облаков выглянула луна, еще совсем бледная, а темные линии, словно нарисованных карандашом проводов, слегка извивались на легком ветерке, который я решил ощутить, открыв окно. Свежий ноябрьский воздух сладостью и легкостью своею ворвался в мои легкие. На тех небольших лужах, что я мог разглядеть, уже появилась тоненькая корочка льда, возвещая о близящейся зиме. Звезды играли хоровод над пустым, тихим городом, где не было ни единого звука, лишь царящая тишина, такая, что любое мое движение, любое мое слово, любой звук, издаваемы мной, был чертовски громким в сонном бездушном царстве беспросветного одиночества.

Взяв в руки бинокль, я рассматривал темные силуэты поездов, что длинными змееподобными телами неподвижно растянулись вдоль путей, ржавея под осенними дождями. Смотрел на потрескавшееся здание вокзала, некогда столь людного и шумного, что теперь уж не верилось, что такое действительно было, что люди нескончаемым потоком кружились возле него. Голос диспетчера, иногда непонятно, сообщал о прибытии поездов, таксисты, навострившись, готовились встречать приезжающих, что-то обсуждая между собой и дымя сигаретами. Маршрутки то приезжали, выгружая пассажиров, то уезжали вдоль длинной улицы вдаль, в город. Люди спешили, люди бежали - постоянная гонка со временем. Машины занимали большую часть вокзальной площади; трамваи, поскрипывая и постукивая, разгоняли засидевшихся поблизости грачей. Город жил, город дышал, город стремился в будущее, которое наступив, умертвило его, заставив застыть во времени и пространстве.

Я смотрел и смотрел, наблюдая за наступающей ночью.

Вскоре закрыл окно, чтобы не растрачивать тепло, и зажег свечу, под светом которой я принялся читать «Преступление и наказание». Единственный горящий огонек в черном королевстве пустоты, такой маленький и такой одинокий, такой живой, такой настоящий.

Вскоре и он потухнет, а я к тому времени уже засну, до утра, до нового дня, в часы которого мне предстоит переделать многие дела, дабы выжить в столь чуждом и неприветливом мире.

Утро.

Сонно потягиваясь и протирая глаза, я увидел, что солнце уже встало, а на часах было полпервого дня. Книга «Преступление и наказание», лежала в развернутом виде на мне; на том месте, где я остановился, вложив в нее закладку, откинул в сторону.

Далее мне предстояло собраться, перекусить и начать заниматься делами. Проходя мимо двери, взглянул на свой топор, потрепанный, но острый, и нехотя вспомнил «Преступление и наказание», что заставило меня немного улыбнуться (если можно назвать улыбкой слегка перекошенный уголок рта) грустной улыбкой.

День выдался ясным, но холодным. Приоткрыв окно, чтобы проветрить помещение, я наслаждался прохладным ноябрьским воздухом, пока пледами и одеялами обвешивал комнату, закрывал всевозможные проемы и трещины, готовил квартиру к предстоящей зиме. Конечно же, их не хватило, предстояло наведаться в соседские квартиры, в которых я не успел побывать, а их было еще очень много, и поискать там необходимые мне «утеплители».

На кухне стояли ящики с продовольствием и водой, что я нашел в магазине рядом с домом, но этого было бы мало, чтобы пережить зиму, особенно если зима затянется на несколько весенних месяцев. В том магазине еще оставались как продукты, так и вода, сегодня же я туда и собирался наведаться и забрать оставшееся.

Собравшись и захватив топор, я вышел из квартиры и запер ее на ключ. Перед тем, как выйти, посмотрел на себя в зеркало - это был вид заросшего, бородатого, потрепанным жизнью человека с серым лицом, но все еще с блеском в глазах. Значит, еще не все потеряно, значит, я еще поборюсь. Без бороды я бы выглядел значительно моложе, на свои года, но и не было необходимости ее сбривать, зимой теплее будет.

Медленно спускаясь с лестницы, я натянул на голову шапку и капюшон от куртки, горло и лицо до глаз скрывал черно-белый полосатый шарф, а на руках были надеты кожаные, хоть уже и потрескавшиеся, но все такие же теплые, перчатки.

Спустившись с последних ступеней, я глубоко вздохнул и отворил дверь (мне снова почудилось, что я услышал какой-то звук, там, внизу, где-то в подвале этого дома, но на сей раз я не стал останавливаться и прислушиваться, списав все на воображение). Яркий свет ожег мне глаза, но они быстро к нему адаптировались.

Предо мной предстала вокзальная площадь, забитая ржавыми автомобилями, по абрису бордюра поросшая спящими тополями, давно лишившимися последней листвы. Сам вокзал выглядел, словно древний монумент, величественно и в тоже время, как дряхлый старик, посматривал издали на меня.

Тишина. Только ветер завывал в пустых уличных коридорах.

Мне предстояло пройти несколько метров вдоль дороги, мимо здания банка, где хранились тысячи никому не нужных, но некогда ценных бумажек, мимо парикмахерской и мимо мебельного магазина к заветной цели.

«Магнит» - выцветшим, ранее красным цветом красовалось передо мной название магазина.

Хруст стекла под моими ногами и темное помещение торгового зала, в котором, словно еще вчера, собирались люди в длинные очереди, среди которых мог быть и я, тоже мог стоять в очереди с буханкой свежего хлеба и пачкой пельменей в одной руке и пакетом молока в другой. Тем не менее, все это, что могло быть, я ярко представлял, стоя сейчас здесь. Интересно, если бы все стало на свои места, вернулось в первоначальное состояние, смог бы я пересилить себя и выйти к людям или же нет? На это вопрос теперь уж трудно ответить; в любом случае, я бы, скорее всего, попытался, попробовал, а нет, так нет.

Ладно уж, нужно забирать то, зачем я пришел, и уходить отсюда. Нельзя мне находиться здесь долго, еще столько дел, столько дел!

Ящик стоял в дальнем углу: там, где я его оставил в прошлый раз. Положив сверху на него топор, я взял его обеими руками и поволок на выход. Он был тяжеловат, и я уже представлял, сколько нужно будет сделать остановок на этажах, чтобы дотащить его на самый верх, в свою квартиру.

Топор же я беру всегда с собой, когда предстоит куда-либо выйти. Хоть я и знаю, что никого здесь нет, но все же, он придает мне уверенности, с ним я чувствую себя более защищенным. Но от кого? От ужасов реальности, наверное. В общем, просто предчувствие что ли, тревожно... Не важно.

Остановку пришлось делать на каждом этаже.

-Фух! - пытался отдышаться я, - что это со мной? Не настолько же он тяжелый!

Шапку уже снял и положил в карман куртки, то и дело, останавливаясь, вытирал со лба капельки пота. Жарко аж стало!

-Ничего, - говорил я себе. Осталось чуть-чуть, уже восьмой этаж, а следующий - мой.

Шаг, еще шаг, и я буду на месте. Вот я уже полез за ключом и открыл дверь квартиры.

-Ура!- воскликнул я. - Наконец-то.

Солнце все еще светило с небес, а я решил немного отдохнуть, поваляться. Рядом лежала книга, но я к ней не притронулся. Я просто смотрел в окно, в синеву небес и думал, просто думал, ни о чем, но именно этого мне и хотелось сейчас.

Далее следовал обед, когда я заставил себя подняться, а после - созерцание города через бинокль. Все как обычно, как вчера, как позавчера, поза позавчера и днями ранее, и неделями. Так протекал мой досуг, так я коротал эти тихие дни безмолвной серой обыденности.

В линзах бинокля мелькали до боли знакомые пейзажи. Все те же пустые дома за железнодорожными путями, все те же улочки и магазины. Тот же переходной мост, с которого уже слезла бирюзовая краска, которой он был когда-то выкрашен. Те же грустные силуэты деревьев, одинокие птичьи гнезда, в которых раньше горланили грачи, еще дальше - детские площадки, на которых поскрипывали одинокие качели, спортивный комплекс и аэропорт. Ничего не меняется, все так же, все однообразно, но я продолжаю смотреть, надеяться, верить. Пока же есть вера, я жив, я чувствую себя человеком. Значит все не напрасно, значит, есть смысл.

А легкий ветерок играл с чахлыми контурами тополиных ветвей.

Когда же я был готов отложить бинокль, я заметил еле уловимое движение. (Показалось, показалось?! Горланило мое сознание. Но вот показалось ли?) Поспешно вглядевшись в бинокль, в то место, где я увидел движение, я заметил силуэт, плащ которого скрывал человека с ног до головы; заметил его ровно в последнюю секунду, сразу после этого силуэт скрылся в подъезде жилого дома.

Не в силах поверить своим глазам, я слышал стук своего сердца, столь громкий и яростный.

-Я не один!

Эти слова вырвались из моих уст и эхом разлетелись в стенах квартиры; слова, в которые я все так же не мог поверить; слова, что были наполнены верой; слова, что были наполнены радостью и жизнью.

-Да, да, да! – Ликовал я, выплясывая возле окна, не в силах сопротивляться своей же радости.

-Я не один, - повторял и повторял, вновь и вновь, - да, я не один. Как подтверждение собственным же словам, в которое я заставлял себя поверить.

Схватил бинокль и стал вновь всматриваться, но ничего не происходило, никого не было, и образ стал казаться все более не реальным. Словно воображение играло злую шутку, насмехаясь надо мной, издеваясь и злорадно хихикая.

Но нет, повторял я себе, там был человек, и я его видел. Он просто зашел в дом, а мне же, нужно до него как-то добраться. Эти слова звучали еще более не реально. Я так далеко не ходил, даже когда все было хорошо, когда город жил, а теперь же что?

Вечер.

Вечер обещал быть долгим, самым долгим за всю мою жизнь.

Голову раздирал когнитивный диссонанс. С одной стороны - это мог быть мой последний шанс добрать до живого человека, еще промедление и он мог скрыться навсегда, исчезнуть и я его больше никогда не увижу, вновь останусь один, один до последних секунд своей жизни. С другой же стороны – страх. Боязнь, что была со мной с раннего детства. Я мог пересилить себя и выйти в магазин, что находился рядом с домом, не больше. И то, это мне стоило огромных усилий над собой.

Дилемма, в которой я не мог прийти к резонному решению. Страх затмевает правильность необходимого выбора.

В голове царил хаос, анархия раздирала все мое «Я».

А на улице тем временем близились сумерки, солнце уже вплотную прижалось к линии горизонта.

Принять решение требовалось именно сейчас и не секундой позже, ибо промедление приняло бы решение за меня. Наступи ночь, и я точно не выйду в ту тьму, что воцарится, я потеряю последний шанс, может быть, единственный шанс. Следы человека исчезнут, и я никогда его больше не найду.

Мне хотелось заорать, так громко, что есть сил! Но вместо этого я второпях оделся, схватил топор, и выбежал прочь из своей квартиры в неизведанный, огромный, пугающий, но, тем не менее, манящий мир. Будь что будет. Но нужно спешить, нужно успеть вернутся до темноты, а дорога была не маленькая. Еще из бинокля я наметил маршрут, теперь же предстояло его как можно быстрее преодолеть и вернуться, вернуться в целости и сохранности, в родной дом, в знакомые теплые стены.

- С Богом! – Проговорил я, открывая входную дверь подъезда. (Снова тот звук, теперь он стал более отчетлив; что-то похожее на бульканье, мерзкий, тошнотворный звук; но не до него сейчас, потом разберусь!)

Солнечные лучи отражались в стеклах дома, сверкая, играюще отражали зайчиков на темный продрогший асфальт, Покореженные машины, что ржавея, прирастали к дороге, так же преобразились и ярко сверкали в лучах заходящего солнца.

Медленно, не спеша, озираясь по сторонам, я пошел вперед, к дороге, к тому месту, где раньше была нарисована пешеходная зебра, а сейчас о переходе сообщал лишь погнувшийся знак.

Так тяжело по непривычке давались первые шаги в неизвестность.

Но ничего, говорил я себя, это должно было произойти, это хорошо, так надо, так нужно и ничего в этом сложно нет. Туда и обратно, туда, черт возьми, и обратно! - Молодец, молодец, - утешал я себя, вдох - выдох, вдох-выдох; раз-два, раз-два. Шаг, еще шаг, вот так. Ничего сложного. Да, ничего сложного, но от чего-то рука сжалась в топор мертвой хваткой и вспотела, а на один сделанный шаг вперед, подсознательно приходилось несколько назад, притом бегом.

Тем временем я уже свернул мимо пятиэтажки к бывшему рынку, которой называли - хитрушкой. Бледно-голубые прилавки неприкаянно глазели на меня, а я на них, искоса, словно не замечая их. - Что смотрите? Без вас тошно.

-Эх, - вздохнул я и, посмотрев назад, произнес, тихо-тихо, словно боясь, что кто-то мог бы меня услышать, – А дома меня ждет «Преступление и наказание». На том самом месте, где я остановился, сейчас бы лежал и читал, пока солнце совсем не зашло, а затем бы зажег свечу и продолжил чтение, пока солнце моих сил не зашло бы тоже, и я не погрузился в сон. Дивный, дивный сон, а затем утро и новый день по старым правилам.

Но, в данный момент вся система моего повседневного досуга рушилась на глазах. Старая жизнь, новая, все слилось в единое целое и взорвалось; сейчас все начиналось заново, все строилось с нуля. Я рождался вновь в эти самые секунды, все, что я знал до этого – было ничтожно мало, а то, что окружало меня теперь – огромно, необъятно, и я себя в этом ощущал ничтожно маленьким, словно муравей в стране гигантов. В пустой стране гигантов.

Взглянув вверх, начал подъем по ступенькам, ведущих на переходной мост через железнодорожные пути, ступеньки были слегка подморожены и немного скользили, поэтому я держался за поручень, некогда бирюзовый, сейчас же потрескавшийся и проржавевший. Тонкая корочка льда под ногами похрустывала.

Когда же я поднялся на последнюю ступеньку, передо мной открылся горизонт длинного моста, что его конец казался таким далеким, словно не в жизнь не дойти мне. Слева было здание вокзала, а далее с обеих сторон от моста растянулись по железнодорожным путям – поезда. Слева, вдали, виднелся еще один мост, а справа деревья, выстроившиеся в небольшой лес, среди которого виднелись вышки.

Здесь, на мосту, на открытой местности, ветер был более мощным и холодным. Он обжигал лицо и замедлял мое перемещение. Моя тень шествовала за мной, быстро-быстро не отставая ни на шаг, отбрасываемая заходящим солнцем, а по бокам, тени, отбрасываемые от поездов, указательных знаков, деревьев – устроили своеобразные парад теней, провожая меня вперед, дальше и дальше от дома. Хоть я и ушел, сравнительно не далеко, для меня это был великий путь, как никогда в жизни.

Вдали виднелись лабиринты гаражей, около которых ржавели и разваливались машины, мазутные пятна, что сохранились до сих пор, сохранятся и впредь, увековеченные в вечности, черные, блестящие…

Этот мост - словно олицетворение пути моей жизни, столь же плоский и ровный, до этих самых пор. А теперь, мне предстояло спуститься по лестнице с моста, туда, мимо гаражей, продолжить свой путь.

Быстрее, быстрее, быстрее, кричал я себя, времени так мало, путь так велик, а ночь уже близко.

Гаражи остались позади меня, отделенные металлическим забором. Пройдя мимо магазинчика «Тысяча мелочей», где раньше продавали всякую ерунду и мобильные аксессуары, я подошел к дороге и огляделся по сторонам. Асфальтовые реки растянулись в разных направлениях. Одна вела вдаль, туда, где в конце пути находился аэропорт, другая вела налево, сворачивая к домам, а третья направо, в сторону леса. Мне же предстояло идти вперед, и, насколько я думаю, оставалось до заветной цели не далеко.

Рядом был дом грязно-желтого цвета, половина которого развалилась, но сохранился номер – улица Станционная «27». Там, в обломках, можно было увидеть разбитый черный телевизор и детские игрушки - страшные куклы, одна из которых продолжала и продолжала хлопать глазами. Выглядело все это по-настоящему жутко, словно она была живая и глазела из-под обломков на меня, казалось, что вот-вот она встанет и пойдет в мою сторону, но я отвернулся, пытаясь подавить в себе вспыхнувший страх. Не думать о ней, не думать, хоть мысли то и дело возвращались к ее мутным серым глазам, к ее грязному рваному платью в горошек и ресницам, черным-черным, я пытался перебороть себя и продолжить свой путь.

Покосившиеся магазинчики, ларьки, автобусные остановки, перевернутый киоск «Роспечать». Уличная лента-дорога, на которой застыли, словно язвы, в тихом покое, автомобили. Сжимая топор, что есть сил, я шел, осторожно ступая, выверяя каждый сделанный шаг. Озираясь, осматриваясь по сторонам, прислушиваясь к каждому звуку, к каждому шороху, ко всему, что могло быть неестественно для обычности тихого, спящего (мертвого) города, где каждый день не отличался от предыдущего, где все давно угасло, застыло. Но с каждым шагом, с каждым пройдённым метром в мою голову закрадывалась мысль, что нужно было сидеть на месте, что все это воображение, что нет здесь никого кроме меня, о чем с ветром сообщала мне городская тишина пустых улиц.

Вот тот дом, в котором скрылся человек (верь, верь в это! - аахах, ты смешон и жалок! – кричало мое сознание). Это было такое же двухэтажное здание, что и то, где моргали ресницами куклы, растянувшееся на большое расстояние; в свое время здесь делили кров множество семей. В отличие от такого же, что осталось позади меня, это имело более презентабельный вид, сохранившись в достаточно хорошем состоянии. На первом этаже стекла были выбиты в каждой квартире, за исключением одного, крайнего справа; на втором же и на чердаке, стекла были на месте.

Открыв дверь, я оказался в темном помещении, столь пыльном, что я, не удержавшись и чихнул. Это прозвучало довольно громко и резко, что заставило меня притаиться и вслушаться в эхо, разносящееся по дому и заполняющее тишину. Помимо моего же эха в доме неслышно было ничего (Что и следовало доказать! - ахахах, ты жалок, беги домой, пока еще есть время и забудь, забудь о сегодняшнем недоразумении!)

-Эй, - я крикнул, что есть сил, громко-громко, так же стоя у входной двери, но ответа не последовало.

Я решил осмотреться. В квартирах, что находились на первом этаже, была полная разруха и ничего интересного я там не нашел, поэтому поднялся на второй этаж. На втором этаже же было гораздо интереснее, в той квартире, в которую я зашел, словно застыло время. Книжные полочки, хоть и запыленные, стояли в полном покое, на столике возле дивана лежала развернутая газета, которую, словно только что читали, на ней же лежали очки. В телевизоре я видел свое отражение. Бродя по квартире и рассматривая предметы прежней жизни людей, я чуть было не упал, оторопев, в беспамятстве от услышанного звука. Он донесся из соседней квартиры, это был звук медведя – игрушки, что раньше продавали в детских магазина, а затем последовавший звук битого стекла.

Совладав с собой и пытаясь унять собственное сердце, я поспешил посмотреть, что же там такое было.

На вид, квартира была в полном порядке. Но на стене была нарисована из баллончика черной краской надпись «Живи!», а под ней валялся этот бурый плюшевый мишка-игрушка, окно, что было рядом, оказалось разбитым, я выглянул в него как можно скорее и заметил убегающего человека, что быстро скрылся за соседним домом, предварительно оглянувшись и посмотрев на меня.

-Стой! Стой! - Кричал я ему вслед.

Разглядеть я его не успел, но одно стало ясно, и в одном я точно был уверен – я не один! На один вопрос был найден ответ, но он же и повлек за собой еще больше вопросов, на которые нужно было найти ответы.

Словно вкопанный, я стоял и смотрел на надпись на стене – «Живи». Я и так жив, что он хотел этим донести до меня и зачем он убежал?

Я сидел в кресле напротив надписи, держа мишку, нажимая на брюшко которого, заставляло его издавать странный звук, совсем уж не похожий на медвежий.

Шли секунды за секундами, соединяясь в минуты и часы.

Наступала ночь, солнце совсем скрылось, а тени слились в единую тьму.

Ночь.

Холодный ветер гулял сквозняком, завывая в пустом доме; меня колотила дрожь, но я был не в силах заставить себя что-либо сделать, был не в силах совладать с собой и хотя бы встать с этого самого кресла. Надпись на стене уже было не разглядеть, а медведь валялся рядом, издаваемые им звуки, во тьме, в незнакомом доме далеко от родных стен – это не то, что я мог пережить. Поэтому старался не задеть его, когда начал подниматься с кресла на ноги. Я вжался в топор и смотрел в разбитое стекло из которого холод обволакивал собой и без того продрогшие стены, но не было ничего видно, дальше собственных рук я не видел абсолютно ничего. Но нужно, как бы то ни было, выбираться. Если остаться на месте, я до утра околею, и уже не кому будет идти обратно. Из последних сил, из самых последних своих сил я поднялся, застыв в полной темноте, но пересилив и это, побрел в сторону выхода, на ощупь, вдоль стены по воспоминаниям.

Шел вдоль стены, что-то сбил и это что-то, с грохотом упало на пол. Пришлось остановиться и отдышаться от неожиданности. Раздался странный звук, издаваемый снизу (я его определенно уже слышал!). Ком застыл в горле, и дрожь пробежала по коже, оставалось лишь вслушиваться. Что-то капало и мерзко, до ужаса мерзко хлюпало где-то там, внизу.

«Живи!», - буравили мне голову слова – «Живи!». Да, черт возьми, что там такое?! А руки вжались, и будто бы срослись с топором. За то время, что я вслушивался, я не сделал ни единого шага, а ночь обретала власть, а секунды бежали, бежали, бежали и неслись.

А тени смеялись надо мной.

Разумная часть меня говорила, что это игра воображение. Мне ничего не угрожает, город спит, спит уже давно, все всегда в нем тихо и спокойно, как на кладбище, и нечему оживать, ничто не может ожить, если этого нет, этого не существует. Давай же, сделай вдох, и шаг за шагом приблизишься к дому.

Но, что-то продолжало издавать звуки, все громче и громче. От этих звуков ком, что висел в горле, приближал рвотный рефлекс.

Затем, когда я готов был уже сделать шаг, я услышал громкий звук, как что-то хлопнуло и разлилось, тут же захрипев животным стоном, до глубины души заставившим меня испугаться. Словно земля под ногами пропала, я потерялся в пространстве.

-Что это, мать его, было?!

Хлюпающие шаги приближались, из темноты первого этажа, все ближе, ближе, ближе. Сухой не человеческий хрип стучал в моих висках.

-Боже, - пробормотал я, поспешно закрывая дверь, ведущую в эту комнату на замок на ощупь.

Ничего не видно, вокруг меня лишь тьма и тишина, что содрогалась приближающимися звуками скрипа порожек и хрипа. Я попятился назад, вглубь комнаты подальше от двери пока не прижался спиной к стене, а шаги были все ближе, а нечеловеческие стоны по ту сторону двери слышались все громче и громче, пока не застыли возле двери, что я мог слышать томное, тяжелое дыхание.

Оно начало колотить в дверь, при этом дико, разъяренно завывая, громче, громче, громче.

-Дверь не выдержит, дверь не выдержит!

Когти разрывали деревянную дверь, удары сотрясали ее, еще чуть-чуть и она развалится, слетит с петель и оно сможет добраться до меня. Есть лишь один выход, один единственный выход, дабы спасти свою жизнь. Разбитое окно, через него я смогу выбраться отсюда и скрыться, добежать до дома, где я буду в безопасности.

Подобравшись к оконному проему, я всмотрелся вниз. - Прыгать не высоко, я справлюсь, - с этой мыслью я скинул вниз топор и в тот самый момент, когда был готов прыгнуть сам, дверь разлетелась на части с резким грохотом, и смрад пронзил мои ноздри. От неожиданности я не удержался на ногах, потерял координацию и выпал из окна, спиной устремившись вниз с высоты, второго этажа, глухим ударом распластавшись на твердой земле под хруст собственных костей. Дыхание перехватило. Не в силах сделать вдох и не в силах пошевелиться, я, задыхаясь, смотрел на окно, из которого только что вывалился. В нем стоял силуэт существа, что ворвалось в ту комнату, и которое я не мог разглядеть, а оно смотрело на меня; я видел это. Затем оно пропало, и я понял - спускается вниз, чтобы добраться до меня. Вдох сделать не мог, в глазах темнело, еще чуть-чуть и я потеряю сознание…еще чуть-чуть и….

Тогда все застыло, остановилось и замерло. Я слышал шаги приближающегося проклятья, моего проклятья, стоило лишь выйти, выйти из дома, отдалится от него, как ужас, что годами жил во мне смог таки добраться до меня, явившись во плоти. Сознание, собственное сознание отдалялось от меня, засыпая, а звезды светили с небесного купола, а тени подхватили меня и унесли прочь. Обреченное тело лежал на холодной твердой, продрогшей земле, слушая шаги, приближающиеся шаги, несущие в себе гибель. Даже больше! Что-то по-настоящему, ужасное, страшное, то, чему не должно быть места в этом мире, то, что должно оставаться в нас, где-то в глубине нас – страх!

А существо появилось у двери и распахнуло ее. Оно стояло у порога, словно бы наблюдая за моим неподвижно валяющимся телом, хотя глаз у него не было, а я смотрел на него. Серое существо, с длинными руками и когтями, но без глаз, оно не видело меня, но чувствовало, принюхивалось. Разинув пасть, оголив множество тоненьких, словно забор из частокола, зубов, по которым стекали слюни, побрело ко мне. Шатаясь, словно ноги его не держали, покачивалось, хрипя, извиваясь, перебирая когтистыми пальцами. Ближе, ближе ко мне. Я не мог ничего сделать, я не мог даже вздохнуть, изображение расплывалось, сливалось, затемнялось и исчезало, оставляя лишь звук приближающихся шагов и хрип, нечеловеческий, животный. Ну что я мог сделать, что?

А звезды сияли, холодом пробираясь в тишину безликих домов, сквозь развалины квартир, оголивших свои стены, вдоль пустых улиц с ржавеющими фонарными столбами, ближе, ближе ко мне, освещая собой гнетущую пустоты ночной тьмы.

Секунды перестали двигаться, замерев, остановившись. За это время могли пройти тысячелетия, так казалось мне. Время застыло, как застыл город. А может город умер, потому что само время его покинуло? В таком случае меня ждет та же участь, ибо время покинуло меня. Скорее всего, так и есть, так должно было случиться.

Хрип, смрад.

Ближе, ближе, ближе…

Ветер играл в хладных коридорах, рекламными баннерами, газетами, брошюрами, фантиками и сухими опавшими листьями. Холодной ветер, по-зимнему холодный ветер. Он щекотал мои глаза, мои открытые прослезившиеся глаза. Он поглаживал меня по щеке. – Все будет хорошо, - шептал он, - все будет хорошо. Ты спи, спи, и все пройдет, все пройдет, и не будет больше страха и не будет боли, ты, главное, засыпай, а я позабочусь о тебе, а я дарую тебе отдых и покой, что ты заслужил.

Оно было рядом, оно дышало моим страхом, оно застыло надо мной, оно было в предвкушении.

Не бывает счастливого конца, никогда. Конец всегда один, как не крути.

Нет, нет, нет, я не хочу, не сейчас, и не в ближайшем будущем!

Не все бывает так, как мы хотим.

Но все же. Спать, закрывая глаза, забываясь безмятежным покоем, все будет хорошо.

Секунда, еще одна и…

Часть вторая.

О, этот дивный новый мир,

манящий вдаль пустых квартир,

холодных мертвых городов,

в которых слышен стон ветров.

Во-первых: я видел людей, много людей, из своего окна, через бинокль, каждый день на протяжении всей своей жизни. Сидя взаперти, твой мир ограничивается лишь стенами квартиры и тем, что можешь лицезреть через окно во внешнем мире. Хотя нет, не только этим. У меня был доступ в интернет, был телефон, был телевизор, в конце концов – были родители, что навещали меня, время от времени, довольно-таки часто. Их мне не хватает, очень не хватает; я скучаю по ним, сильно, так сильно, темными ночами и солнечными днями, надеясь увидеть их снова. Мама, папа, брат, где же вы сейчас? были, кхм, виртуальные знакомые, так что, я знал обо всем происходящем в мире. Что? Где? Когда? – я знал. С технологиями моя жизнь не ограничивалась замкнутым пространством, нет. Но мне всегда хотелось побывать там, среди людей, быть частью их…иметь друзей, знакомых…влюбиться, наконец! Этого мне не хватало больше всего на свете. Но что я мог поделать? Во мне жил страх, и он же мной и владел; я был его марионеткой, а он, злой тенью следовал за мной, не давая жить нормальной жизнью. Я боялся своего желания. Быть среди людей, быть их частью – это мой страх, а не открытые пространства, как я считал. Одиночество проще.

Во-вторых: там, в тот день, я видел ее. Ту девушку, что приходит в моих снах, но, увы, я не разглядел ее лица, нет. Все же, как не странно, она запечатлелась в моей памяти; что-то я увидел в ней в тот день, когда, как всегда, рассматривал вокзальную площадь через бинокль. Она вышла из такси, была одна, и вещей у нее хоть было и не много, но было понятно – она куда-то уезжает. Затем, на короткий промежуток времени, я потеря ее из виду, когда толпа людей побежала к подъехавшему автобусу, но затем увидел ее вновь, поднимающуюся по ступенькам, окруженную сигаретного дымом курящих таксистов. Двери вокзала открылись, и она скрылась в них, оставив во мне непонятные для меня чувства. Нет, я не хотел ее потерять, странно все это, но мне хотелось бежать за ней, за тем образом, что олицетворял во мне ее силуэт.

В-третьих: Что же было потом? Я не отвечу на этот вопрос. Была вспышка, резкая, пронзившая своей ослепительной яркостью глаза. Раз и все. Сейчас я не скажу, когда это произошло. По моим подсчетам – весной. Я просто устал, потерял счет времени и совсем забыл, когда все это началось, или же закончилось. Почему-то город выглядел так, словно прошел не один год, когда я открыл глаза. Для меня же – прошла всего лишь секунда. Вот люди, вот вспышка, вот пустота, я что-то пропустил? Людей не было, я остался совсем один. Я мог кричать – но никто не слышал. Тишина. А что потом? Мне пришлось пересилить себя и выйти из квартиры. Словно побывав на другой планете, такие чувства я испытал после первого выхода путешествия за порог. А тот первый раз, Боже, не найдется слов способных описать мой восторг и страх в равных пропорциях охвативших меня в тот час. Сперва наведывался к соседям, а затем и в магазин, что находился рядом с домом. Я выживал, я боролся; шли дни, недели, месяцы. Я пережил лето, жаркое, душное, когда солнце сжигало и без того ограниченные запасы воды; я пережил осень, когда дожди непрерывно барабанили в окно, и все это время не было ни единого знака присутствия людей. А что произошло? куда все пропали? – Я не знал, и, возможно, так и не узнаю. Все было так, до недавнего вечера. Серая обыденность в тысячах вопросов, без ответов.

Можно ли избавиться от страха? - Его можно заглушить, но он останется с тобой, он часть тебя.

Что же теперь?

Да, собственно, ничего.

Все заканчивается так же, как и начинается - в неопределенности, но с точным пониманием того, что на этом все.

Все закончится, но не сейчас.

Секунда, еще одна…и

Вздох!

Еще один, еще, еще, еще…о Боже. Боже, до чего сладок кислород, до чего же я рад столь божественному морозному воздуху, что наполняет мои легкие, что возвращает подвижность моему телу, что раскрывает мои глаза, дабы я узрел реальность, какой она является в действительности, здесь и сейчас. Я жив! Я мог бы кричать, я мог бы плясать и бегать кругами от радости, но нет, еще не все кончилось, и праздновать рано. Все торжество может прерваться в одночасье здесь и сейчас.

В тот самый момент, как я смог сделать вдох, я увидел это существо, стоящее, шатающееся надо мной, занесшее свои острые когти и готовое нанести смертельный удар, разорвать меня на части и разбросать кусочки тела близ этого дома в остатках жухлой травы.

В самый последний момент я смог увернуться, перекатившись в сторону, тогда же, когда когти впились в застывшую землю в том месте, где секунду назад лежал я. Озверев, существо стало размахивать лапами в разные стороны, пытаясь достать меня, принюхиваясь и направляясь в моем направлении.

Я смог подняться на ноги, хотя тело все болело и молило об отдыхе. Но адреналин, бьющий мое сердце, был гораздо сильнее боли. Он придавал мне сил, заставивших меня подобрать топор, что валялся рядом столь быстро и молниеносно, что с секунду я не понимал, что же произошло, и откуда он взялся в моих руках, сжавших его столь сильно, что костяшки на пальцах побелели.

Существо, принюхиваясь, оскалив пасть, полную острейших зубов, пошло в мою сторону, извиваясь и хрипя, истекая слюнями. Вонь от этого существа жгла мои ноздри. Пытаясь побороть пламя страха, я изловчился и, размахнувшись, отсек топором ему лапу. Оно взвыло, столь дико, столь громко, размахивая отрубленной конечностью, из которой сочилась черная жижа, смердевшая еще сильнее. Пока оно находилось в ступоре от неожиданности я смог подойти ближе и с маху отрубить голову. Тут же, существо повалилось на то самое место, где раньше лежал я, согревая собой мерзлую землю, а голова откатилась к дому, с открытой пастью, с сотней острейших зубов.

Топор выпал из моих рук, и, не смотря на дикую вонь, витающую здесь, я упал на колени и пытался отдышаться, пытался вздохнуть с облегчением, насладиться тишиной, насладиться покоем.

-Да, ликовал я – Я смог! Я жив!

Ветер поглаживал мои руки, теребил мои волосы.

И в то самое время, когда я, держась за голову, пытался прийти в себя, в окнах соседских квартир блеснули первые солнечные лучи. Солнце медленно, сонливо и лениво открывало собой новый день.

Ужасы прошлой ночи кончились, столь долгая и безысходная ночь. Все что было, осталось позади. Я смотрел, как восходит солнце.

Время начало двигаться быстрее, секунды резво переливались в минуты. Ясное голубое небо, и легкий морозец, тишина спящего города и я - живой.

Начинался новый день.

Утро.

-Молодец, – услышал я за своей спиной.

Там, на заборе, что находился рядом со мной, сидел человек, лицо я разглядеть не мог, так как ярко светило поднявшееся солнце, чьи лучи заслепили мне глаза. Пытаясь укрыться от них рукой, прищуриваясь, я пытался разглядеть. Это, определенно, был тот самый человек, за которым я выбежал из своего дома, а голос…это была девушка.

-Ты хорошо справился, - сказала она, спрыгивая с забора, и убирая волосы с лица. Тогда-то я и смог ее разглядеть.

-Ты…- протянул я, не в силах подобрать нужных слов.

- Я Фоби.

- Это, хм, твое имя? – все, что смог выдать из себя.

-Нет, конечно же, нет! – воскликнула она. - Скорее псевдоним, но мне нравится, – заулыбавшись, протянула мне руку, чтобы я, наконец, встал с колен, – как тебе мишка?

-Кхм, - вставая, - что?

Указала пальцем вверх, на выбитое окно. – Ну, мишка, - засмеялась она.

- Он вполне себе симпатичный. – Что же я еще мог ответить.

Солнце играло лучами, по небу плавно проплывали облака.

- Но, меня больше интересует…что это?! – и я вытянул руки над трупом неизвестного мне существа. – И что здесь вообще происходит?

-Это? Именно в данном случае – твое испытание, в остальном - не все сразу.

-Да как так-то! Столько вопросов, столько вопросов, на которые я хочу получить ответы! И ты, ты точно знаешь ответы, я в этом уверен. Собственно…кто же ты такая?

-Мы, вроде бы, уже успели познакомиться. А в остальном, как я сказала, не все сразу. Ты прошел испытание, ты показал, что способен за себя постоять и не будешь обузой. Теперь же предстоит тебе сделать выбор: вернутся назад, запереться в квартире и, как прежде, не высовываться; или же пойти дальше, туда, где ты найдешь ответы на свои вопросы. – Ну, так что?

Я задумчиво смотрел в ее глаза, в ее карие глаза, на ее волосы, на ее длинные черные волосы, что выглядывали из-под капюшона. А плащ что был на ней, чуть касался земли.

Тем временем старые газеты танцевали на ветру вдоль улицы, и среди домов, а облака плыли и плыли, все дальше и дальше.

-Если выбираешь дальнейший путь к ответам, то поторопись, нам предстоит сперва кое-куда наведаться, а затем впереди далекий путь,

Я смотрел на ее губы, на то, как она выговаривает слова. Я не мог отвести от нее взгляда, я не мог произвести ни слова. Как вкопанный стоял перед ней, словно остолбенелый, а затем, сам того не ожидая от себя, произнес.

-Так чего же мы ждем. Вперед.

- Это я и хотела услышать. Пойдем.

Подобрав топор, и, в последний раз взглянув на безголовое существо, я побрел за ней, пытаясь догнать ее скрывшейся за домом силуэт.

-Поторопись там.

-Тут, тут я, - догнав ее, выдохнул я.

Морозный воздух бодрил, но то и дело глаза смыкались. Сон пытался завладеть моим уставшим телом, подкрадываясь незаметно, в те моменты, когда я щурился от солнца. Глаза смыкались и не хотели больше открываться, хотелось забыться и уснуть, и проснуться дома в своей постели. Моргнул, и глаза сомкнулись, и мысли устремились в бездну, и рот раскрылся, так сладко зевая. Каждый шаг давался с трудом, хотелось повалиться прямо здесь и неважно, ничто не важно, просто спать, спать и спать.

- Эй, а ну не спи!

-Не сплю, не сплю я.

Мимо промелькнул тот дом, где я видел кукол. О, те страшные куклы, они пробудили меня. Я вновь почувствовал их пристальный провожающий взгляд на себе. Я знал, что они смотрят мне вслед, наблюдают, выжидают, хихикают тихо-тихо там, в обломках старого дома. Их ранее белые, а теперь смолисто черные платья колышутся на ветерке, а ресницы моргают, а глаза смотрят, смотрят на меня, а рисованные губы растягиваются в улыбке. Боже, кажется, я, в самом деле, засыпаю, или схожу с ума. Одно из двух, или же я уже сошел сума, или уже заснул, странно все так, не ясно, не определенно. Всегда была определенность, а затем она исчезла, стерлась, словно ее и не существовало. А шаги сливались в единый большой шаг, а метры исчезали. Нет! Не спать, не спать, не спать!

-Куда мы идем, - спросил я, что бы хоть как-то развязать разговор и не дать себе заснуть.

Солнце улыбалось с небосвода, облака растаяли за горизонтом, небо было лазурное и ясное, а город жил, как-никогда прежде за последнее время, я слышал его, я чувствовал, хоть он и спал, хоть и был мертв. Но я был не один, а значит все хорошо, а значит, все наладится, а значит, а значит, есть еще люди, точно, есть еще! Все наладится, все будет как прежде, эти оптимистичные, хоть и беспочвенные, по большей части, нотки-мысли циркулировали в моей голове, заставляя улыбнуться.

Она ответила,- да, - и что-то еще говорила, рассказывала, но диалог получился односторонним, и большая часть ее слов сливалась в единую цепочку. Вот мы идем по мосту, и она рассказывала, показывая на то, развалившееся здание, что на нем раньше красовались электронные часы, красным светом показывая днем и ночью время и температуру. И о том, как она любит поезда, всегда любила, как ездила на них в разные города, как путешествовала по стране, как засыпала под звук стучащих по рельсам колес. Как зимними ночами, в окне поезда в метель, снег проносится быстрыми лавинами в свете мелькающих мимолетных огней столбов. Как она любит здание вокзала, в котором собирались люди, уезжая или приезжая, ожидая своего поезда или только сойдя на перрон; как оповещал женский голос о прибытии поезда на такую-то платформу. Это отдельная жизнь, совершенно другой мир, со своим шармом, своей красотой и романтикой.

И вот мы уже спускаемся со ступенек моста и идем по платформе номер шесть в сторону деревянных дверей подземного перехода, что ведет в здание вокзала. Слева от нас, застыв, стоит поезд «Соловей», он словно только подъехал, и вот-вот из него начнут выходить люди, а другие будут занимать в нем свои места.

Наши шаги столь громко стучат по асфальту перрона, быстро, быстро, быстро.

Деревянная дверь открылась не сразу, пришлось поднапрячься, и тогда она поддалась и раскрыла перед нами кафельные ступеньки, что вели в подземный переход. По ним мы быстро спустились вниз, и вот он, впереди, перед нами.

А она уже бежит по нему, что-то напевая и маня меня за собой, кружится в лучах, что пробивались через разбитые стекла, там вверху, и через трещины, в кругу плещущей пыли, что парила в воздухе. Смеется и пляшет, а смех эхом проносится вдоль перехода, погружаясь во тьму, что царила впереди, утопала в ней.

Она обернулась и, подмигнув, поманила меня за собой. Пройдя темноту нижней части вокзала, где сохранился стойкий запах хлорки, который, наверное, никогда не выветривался и не выветрится, мы поднялись по ступенькам наверх.

Массивные высокие потолки и нерабочие экраны, на которых раньше высвечивались приезжающие поезда и платформы. Пустынный зал ожидания с перекошенными, разжеванными временем сидениями. Кафельный пол, сохранившийся в почти неизменном виде. Не хватает данной картине лишь перекати-поля, что катилось бы от стены к стене вдоль вокзала.

-Смотри, - сказала она, - там, видишь?

В центре вокзала красовались места для ожидающих, в виде деревянный лавочки описывающей круг, в центре которого было пустое пространство, через которое виднелся нижний этаж вокзала.

Мы сидели в полной тишине в центре вокзала, наблюдая за лучами, играющими под потолком.

- Знаешь,- говорит она,- я всегда любила вокзал. - Знаешь…

И она посмотрела в мои глаза, а я в ее, затем, запрокинув голову и глядя вверх, начала читать стихи.

Замерзшими пальцами переплетаются души.
Такое колючее, острое место - вокзал,
Где каждое слово - последнее, а все, что не сказано, по ночам потом душит;
Где в каждой последней улыбке видится Жизни оскал.
Играет, кидается пешками, всё недовольна.
Ей хочется всех разорвать по кускам.
Ей к чёрту сдались ваши хрипы и шепот: больно.
Здесь вечное скопище ею любимых драм.
Сжимаешь до судорог, сжимать и не отпускать,
Не ехать, забыться, случайно застыть на перроне,
Позволить надуманной вере прочь улетать
И вдруг завопить от наличия счастья в ладонях.
Так редко встречаются в местном аду чудеса,
За дикость вокзальные лица воспримут.
У них нет силенок порвать карты атласа.
Их Жизнь рвет легко по кускам. Она знает, лишние сгинут.

А я, словно завороженный, наблюдал за ней, представляя, что мы не одни. Что люди рядом, вот они, я могу к ним прикоснуться, но они нас не замечают, словно мы призраки, хотя, призраки – они. Такие живые, такие настоящие, но такие далекие и забытые временем. Увековеченные в холодных стенах замкнутого вокзального пространства, где их образы, их души поныне бродят в бесконечных коридорах отягощенных стен; засыпают, ожидая прибывающий поезд, который никогда больше не приедет. Призраки вокзала. А может, все-таки, призраки это мы?

-Я всегда любила вокзал, - говорит она. - Лишь здесь я могла находиться вне открытого пространства. Даже в родном доме я чувствовала себя так уязвимо, словно находилась не в безопасности, а над жерлом вулкана, балансируя на тоненькой жердочке. Стены давили, сжимали, перекрывая кислород, учащая сердце, заставляя бежать. Бежать прочь, чтобы, наконец, отдышаться и вздохнуть полной грудью. Но я могла быт здесь, - смотри, - какие высокие потолки, как просторно. И поезда, да, я ездила из города в город, хотелось побывать и на других вокзалах, словно посетить другие миры, другие планеты.

- Но я больше не боюсь, - продолжает она. – Не боюсь, я могу зайти в любую квартиру, любой дом, в магазин, в банк, в лифт, неважно куда. Как все изменилось, когда пропали люди - я перестала бояться, словно фобии у меня никогда и не было. После той вспышки. Не находишь общего с собой? Нет ничего похожего в моих словах с тем, что случилось с тобой? М, что скажешь?

Страх был частью меня, а я был частью страха. Так было всегда, так было и должно было быть. Сейчас ко мне пришло понимание, после ее слов, что страха не осталось, его попросту нет. В другое время я бы никогда не вышел из квартиры и не заговорил бы вот так, как сейчас с ней. У нее исчез страх, у меня, эти существа, отсутствие других людей, все было частью какой-то дьявольской игры, какой-то жуткой картины, чьи составные части никак не могли собраться воедино.

А мы все сидели и смотрели то друг на друга, то на лучи солнца, то говорили, то просто молчали. А в голове парили тысячи мыслей.

Мы призраки, именно мы. Не в том плане, что мертвы, нет, конечно, раньше я так и думал, тогда бы все стало на свои места. Нет. Это не так. Мы живы, и живы как никогда! Без страхов. Легко сделать вдох, легко наслаждать воздухом, здесь и сейчас.

Я был не одинок, наверное, впервые в жизни я себя всецело чувствовал живым, свободным и не одиноким. Я мог улыбнуться, я мог смеяться, забывая о ночном ужасе, забывая обо всем на свете. Здесь и сейчас.

А мы разговаривали, смеялись, мы были и существовали, вдвоем.

День.

- Раз уже никуда не спешим, ты не голодна?

-Немного. Но нам пора бы уже идти, мы задержались здесь.

-Ничего, еще успеем, куда бы мы там не спешили. Пойдем ко мне, у меня есть что перекусить, перекусим и продолжим путь.

-Ну…

-Пойдем, - улыбнулся я ей.

-Хорошо.

-Славно! Здесь не далеко.

-Я знаю, - ухмыльнулась она.

-Отлично.

И мы поднялись с деревянной скамьи, на коей сидели раньше, ожидающие поезда люди: бегающие дети, смеющиеся и улыбающиеся, родители и охранники, стоящие у дверей, там, где были металлоискатели, которые стояли не понятно для чего. И мы пошли по кафельному полу, к входной двери, массивной входной двери, раскрыв ее, со скрипом, нас овеял ноябрьский ветер, а на небе уже собрались тучи, в предвкушении холодного осеннего дождя сонный город ждал, ждал, ждал и тихонько засыпал. Фоби и я задумчиво глядели вдаль, на дорогу ведущую в город. Вон, моя квартира, одинокое темное окно на самом последнем этаже дома на окраине вокзальной площади. Шаг за шагом, шаг за шагом. И вот мы уже идем, молча, слушая ветер, в сторону моего дома, в сторону моей квартиры, родных стен, безопасных, надежных. Тепло и уют. Я а уже успел соскучиться по ней, как это не странно. Первые капельки дождя устремились вниз, разбиваясь на сером асфальте, тихо-тихо, капля за каплей, а мы уже зашли в подъезд, и за нами скрипнула входная дверь. Шаг за шагом, ступенька за ступенькой, ближе и ближе, выше и выше, пока не дошли до квартиры.

Достав ключи из кармана, распахнул дверь. Родной запах, такой знакомый с детства. В квартире было тепло.

-Проходи.

Неловко, Фоби вошла, рассматривая антураж, окружающий ее.

-Небольшая экскурсия, так сказать. – Вот кухня, рядом – ванная и туалет. Дальше по коридору, слева, находится зал, там просторно, а справа – моя спальня, из окна в ней, я наблюдал за людьми, из него я увидел тебя.

-Извини, ничего лучше предложить не могу, - сказал я, когда сели за стол и открыли консервы с тушенкой.

-Выбирать в наше время не приходится, - в ответ подмигнула, и принялась с аппетитом уплетать, расплываясь в довольной улыбке, глядя на которую – я и сам не мог не улыбнуться.

Я присоединился к ней, и вот мы вдвоем, в полной тишине, сидя за столом, на кухне, где никогда прежде не бывало гостей, помимо родных, после столь странного знакомства, сидим и «хомячим» тушенку, которая, надо отметить, сохранилась как нельзя лучше, и вкус ее утолил пустоту оголодавшего желудка.

-А знаешь, - говорила она, - я знала, что ты справишься. Верила в тебя. И вот, ты смог. Хотя, это была легкая проверка. Это существо еще не развилось, я помогла ему вылезти из кокона, срезав его. Поэтому оно было таким неповоротливым и слабым. Оно недоразвилось. Но нужно же с чего-то начинать, для практики, не правда ли? Необходимо было тебя подготовить с самого простейшего, что нас ждет дальше, чтобы ты был морально и физически готов к более худшему.

А я кушал, пережёвывая тушенку, зажевавшая ее хрустящим хлебом-сухарем, запивая минеральной водой, кивая, задумываясь. Нет, мне нечего было сказать на это все, пока не было. По большей части мои мысли витали где-то в другом месте.

После сытного обеда - завалился на кровать, и как-то быстро заснул, погрузившись в пучину забытья. Прочь от скопившихся проблем и неожиданных жизненных изменений, в желании уйти от реальности я отдалился от самого себя. Ничего не важно, ничто не важно. Только сон, только отдых, только поход от реального течения времени в своем небольшом мире к созданным сознанием иллюзиям.

Там, все тот же сон. Люди, везде люди. Вокзал, здесь он не такой, каким я его увидел сегодня. Он в хорошем состоянии, экраны работают исправно, а на местах в зале ожидания сидят люди, разговаривая, вслушиваясь в оповещение о подъезжающих и отправляющихся поездах.

Вот она - девушка. Не смотрит на меня. Я могу дотянуться до нее рукой, но лишь протягиваю руку, она отдаляется, все дальше и дальше, смешиваясь с толпой. - Стой, - кричу я, - но голоса своего не слышу, и она не слышит. Она уходит все дальше и дальше, а я пытаюсь пробиться через стену спешащих людей, бегу за ней, протягивая руку, из последних сил стараясь догнать, дотянуться до нее. Но нет. Людей все больше, стеной зажимают меня между собой, воздуха не хватает, воздух покидает легкие, и мои крики стали скорее походить на хрип задыхающегося, нежели на членораздельную речь. Все смешивается, перемешивается, расплывается и переливается. Очертания смазываются и проливаются в бликах лучей на моих закрытых глазах, пробуждая меня. Я просыпаюсь. Пробуждаясь от власти странного, от начала и до конца непонятного для меня, не имеющего значения сна, что беспокоит меня последние дни, и кроме него ничего больше и не снится. Что он значит? Что за девушка? Как могла она запасть так глубоко в мое сознание, когда я видел ее лишь раз и то со спины в тот последний злополучный день? И почему она начала снится именно в последние дни, а не раньше? Словно мозаика, но не складывающаяся, имеющая тысячу одинаковых, не подходящих друг другу частей. А может это просто сон, не имеющий ни единой частички какой-то логичности? Может это просто игра воображения, усталость, все это? Время покажет, а пока…

Лучи солнца играли на моих сомкнутых веках. Я не желал открывать глаза, стараясь заснуть снова, забыться. Но нет, сон пропал, оставив меня одного в объятьях теплого одеяла.

-Ну, наконец-то ты проснулся.

Сон исчез совсем. Пропал, убежал и заколотил за собой дверь, предварительно закрыв на несколько замков.

-Нам пора, - вздохнув, проговорила она, Фоби, что сидела в это время в кресле напротив, отложив «Преступление и наказание», которое она, по всей видимости, читала, пока я спал, на полочку.

А она уже начала казаться мне миражем, такой нереальной, как та девушка из сна. От усталости, наверное. А может и от того, что все случившееся ранее казалось таким не реальным, и теперь уже, таким далеким. А может и от того и от другого.

Так не хотелось вставать, так сладко потягиваясь, развалившись, я хотел заснуть вновь.

-Пошли.

А я все лежал, и наблюдал за солнечными лучами, за солнцем, которое то пропадало в серости туч, то появлялось вновь. То капал дождь по подоконнику, то переставал, и наступала тишина. А дождь убаюкивал. Но сон не возвращался. А лучи сияли так ярко, пробуждая, пробуждая, пробуждая. Попеременная смена погоды, такой разной, такой контрастной.

Ветер звенел за стеклом, завывая под звуки разбивающихся капель, и затихал, когда солнце начинало греть продрогший город.

-Давай, давай, вставай, - более настойчиво проговорила Фоби, которая уже поднялась с кресла и уже была готова идти. - Вставай, ты и так проспал пару часов. Скоро вечер, нам надо поторопиться, и дойти до темноты. Поднимайся.

-Хорошо, - зевая, тихо-тихо ответил я, - уже встаю, поднимаюсь. Не сплю, не сплю я.

Тепло постели осталось позади. Я был готов продолжить странное и неопределенное странствие в неизвестное направление. Был готов морально и физически, как говорила Фоби.

Мы захватили с собой еды и воды, загрузив все в походную сумку, с которой раньше ходил в рейды в чужие квартиры и в супермаркет. Я посмотрел, словно в последний раз, из окна, окинул взглядом свою комнату, пытаясь уловить и запомнить каждую мельчайшую деталь.

-Мы еще вернемся? Увижу ли я свой дом? – спросил я.

- Скорее всего – нет. – Тебя ожидает новый дом.

-Хорошо (хотя хорошего я ничего не видел, как и не понимал, зачем мне куда-то идти, но во мне играло осточертевшее одиночество и пустота обыденной жизни, и вопросы, на которые я жаждал получить ответы) - В таком случае, - положив «Преступление и наказание» в сумку, я был готов идти.

Тихие шаги в последний раз простучали в стенах моего дома, и дверь закрылась. Впереди – неопределенная определенность новой жизни и эхо наших, спускающихся шагов в ограниченном пространстве родной девятиэтажки. Внизу неслышно было никаких звуков, что могли издать странные существа, что я слышал ранее. Тишина, тишина.

Вечер.

Дверь в подъезд закрылась, свежий воздух, холодными волнами освежал, бодрил. Солнце уже начало свое триумфальное ежедневное путешествие по другую сторону горизонта, а город…город все также спал. Монстров, до сели невиданных, злобных и страшных существ, не было на безмятежных городских улицах и вокзальной площади. Мир не перевернулся с ног на голову и не заселился теми существами, с представителем которых мне довелось повстречаться.

Да, я захватил с собой перед уходом топор. Нет, я не расстанусь с ним, нет. Хоть, как говорила Фоби, в нас не осталось прежних страхов, он вселял в меня уверенность. Да и с монстрами этими он неплохо справляется. Помогал мне идти вперед, дальше и дальше.

Мы свернул за угол дома, и направились в сторону вокзального парка, туда, где на верхушках деревьев виднелись гнезда грачей, которые были неотъемлемой частью вокзального пейзажа. Когда-то они голосили свои песни, а их крики смешивались со звуком проезжающего транспорта и гулом городской музыкальной композиции.

Деревья стояли изможденными, усталыми статуями, склонившими свои безжизненные ветви, еле-еле доставая ими до земли.

Тучи все сильнее сливались в единый темный комок, распростёршийся вдоль всего небосвода. Серое небесное тесто, вздымаясь, разрасталось. Но солнце все еще светило, хотя, совсем скоро и оно скроется.

Потрескавшиеся, осыпавшиеся колонны здания дома культуры железнодорожников предстали перед нами. Такое одинокое здание посреди парка, разросшихся высоких омертвевших тополей, давно утратило первозданный вид, местами развалившись, оголив ржавые арматуры несущих стен и колон. Между плиток ступеней, по которым мы поднимались, виднелись остатки проросшей жухлой травы и маленький побег дерева, скорее всего тополя, коих здесь весь парк. Пройдет много лет и он вырастет, не оставив от ступеней и намека на них. А может и не суждено ему вырасти, скоро зима, которая может погубить его в зачаточном состоянии. Это будет битва за право на жизнь, это будет борьба за желание жить и быть живым, такое же, какое присутствует в нас, во мне, в Фоби, в каждом человеке, в каждом живом организме в любые времена на любой населенной планете, в любой вселенной. Жить и быть живым. Знать, что ты занимаешь место в этой жизни, какой бы она не была. Просто жить, чувствовать жизнь, ощущать ее каждой клеточкой. И каждая клеточка, живущая, чувствует жизнь, своими еще более мельчайшими органами. Каждый хочет существовать - существуя, и борется за это право. Именно поэтому я еще здесь, поднимаюсь по ступенькам в здание дома культуры, ступень за ступенькой, распахивая двери и погружаясь в полумрак, сперва коридора, затем, распахнув следующие двери - в фойе.

Здесь было словно в сумерках, еле-еле видео. Но мы шли далее. Вот гардероб, на котором еще висели несколько курток. Вот еще одни двери и еще один коридор, на этот раз более длинный, вдаль которого расположены деревянные двери, коих оказалась несколько. Но нас интересовала самая первая, она преграждала собой вход в главный зал, с множеством зрительских мест и сценой.

На ней сидела фигура, которую сперва я не принял за человека. Это был мужчина, уже пожилых лет. Хриплым голосом он прохрипел в тишине большого зала – Долго же вы идете! Я уже заждался.

-Мы просим прощения, но пришли насколько смогли быстро. – Ответила Фоби.

-Хорошо. Подойди ближе, и забери, я смог достать.

-Ты с нами не пойдешь?

-Нет, у меня еще есть незаконченные дела. Ждите меня через несколько дней. Как разберусь - мигом к вам.

Все это время я стоял молча и слушал их диалог, не понимая, о чем они толкуют.

Фоби подошла к нему и забрала что-то, что он ей передал.

-Подойди, сказал он мне, - Я Альберт Степанович, работал здесь охранником раньше.

-А я…

-Я знаю кто ты. Как говорится: приятно познакомиться.

Мы пожали друг другу руки.

-Не задерживайся здесь, и как можно скорее уходи, все ждут тебя, – сказала ему Фоби.

-Не переживай, не успеете и глазом моргнуть - я приду.

Затем он закашлял, а кашель его загремел под высоким потолком над сценой. По всей видимости, он был не здоров, хотя, это было мягко сказано, кашель его не внушал оптимизма. Потом он достал сигарету и закурил, задымляя ей, словно туманом, сцену. Призрак оперы, - подумал я. Его лицо было испещрено морщинами прожитых лет. Его глаза потеряли блеск прежних, молодых лет. Его нога была перевязана, но все еще сочилась кровь, впитываясь в бинт.

-Что случилось?

-Ничего, что могло бы вызвать волнение, но, увы, провожать я вас не пойду. – На этих словах он рассмеялся и еще сильнее раскашлялся. – Уж извиняйте!

-Точно все хорошо?

Он посмотрел исподлобья, и лаконично хрипло проговорил, – Да.

-А теперь ступайте.

И мы пошли, не оглядываясь назад, слыша, как он кашляет, даже когда вышли на улицу.

Мрачные коридоры замкнутых пространств дома культуры, дома одинокого старика, остались позади.

Впереди ветвящиеся улочки частного сектора, сменялись дорогой, автобусными остановками и трамвайными рельсами. Мы прошли здание университета, больницу и церковь, возле которой застыл во времени трамвай, остановившийся на остановке, рядом с пешеходным переходи и светофором. Шаг за шагом, мимо кольца и магазинов, мимо торгового центра «Радуга», вдоль частных домов, все дальше и дальше, пока даже частные дома не остались позади. Прошли мимо автозаправки, по пустому шассе, на котором, временами, можно было встретить машины, грузовые и легковые, автобусы и перевернутые мотоциклы. Мимо полей, за которыми виднелась река, мимо той же реки, что была совсем рядом с шоссе. В этом месте она больше напомнила озеро. Шаг за шагом, дальше, дальше, пока не прошли знак, оповещающий о том, что мы покинули город. Шаг за шагом, вдоль заиндевелого шоссе. Становилось темнее и холоднее, я накинул на голову капюшон. Небо сомкнулось тучами. Мы шли молча.

-Почти пришли, - сказала она.

Первая снежинка, кружась в вихре морозного ветра, опустилась на мою руку, а следом за ней еще и еще. Снежинки падали медленно и неуклюже. Одна за другой, одна за другой. Одинокие снежинки находили себе пару, застревая между трещинами асфальта. Таяли на моих руках, на моих щеках, исчезали во тьме речной воды. Медленно, неуклюже. Одна за другой. Первые снежинки, первый снег.

А мы шли дальше, шли в сумерках близящейся ночи, в круговороте танцующих на ветру снежинок. Шаг за шагом, свернув с шоссе, на протоптанную сельскую дорогу, которая позже сменилась железнодорожными путями. По рельсам мы прошли еще какое-то расстояние. Рельса за рельсом, шпала за шпалой. А затем мы сошли и с них, перебравшись на дорожку, которая вела вдоль основания старого моста, выстроенного из красного кирпича, наверное, еще во времена второй мировой или около того.

-Вот мы и на месте.

Впереди я увидел деревенские домики, коих было немного, но в каждом светился свет. Свет, что виднелся сквозь разыгравшуюся метель.

Наступила ночь.

Наступила Зима.

Глава вторая: долгая зима. 
Часть первая.

 

Жизнь, воды которой не так давно монотонно текли в привычном русле, в одночасье развернули свое течение, пробуравливая новые пути и устремляясь с неведанной доселе силой навстречу новому и неизведанному. Вся наша жизнь – ветвящиеся реки, то и дело меняющие направления, непредсказуемо переливаясь из обыденной рутины в скоротечную череду событий. Невозможно предсказать, узнать наперед, что нас ждет через секунду, через дни, года, куда? Куда приведет нас судьба, что ждет нас на берегах собственной жизни? Все спланировано или мы участники непредсказуемых действ? Вопросы, вопросы, вопросы. Бесконечная череда одинаковых размышлений из века в век преследующих человека. Ответа, увы, не получить. Но…нужен ли ответ? Зная все наперед, теряется та единственная составляющая нашей жизни, дающая нам возможность не предаться унынию на просторах бессмысленного, по своей сути, бытия. Мы летим в неизвестности, беспомощные, окруженные опасностью, страхами, такие хрупкие и смертные, не вечные в вечности.

 

Что же, вопрос на вопросе и погоняет вопросом, но, есть единственное но, касаемо непосредственно меня.

 

Я получил некоторые ответы.

 

Глядя в окно, наблюдая за узорчатыми морозными рисунками, разглядывая идеальные черты неповторимого, ни с чем несравнимого, выразительного творения природы, в тепле, поздним вечером, я размышлял и записывал свои мысли в тетрадь. Нет, ни для кого, просто для себя. Чтобы можно было развить накопившееся мысли и прийти к логическому выводу. Что правда, а что нет, что прошло, а что ждет впереди. Разговор с сознанием. Разговор с самим собой.

В печи слышался треск разгорающихся поленьев, такой убаюкивающий, успокаивающий и умиротворяющий. Дома тепло, но на улице зима, взошедшая на своей законный пьедестал, ликовала, преподнося крепчайшие морозы, где завывали, подхватывая горсти снега, нескончаемые ветра. С каждым днем холодало и холодало, а земля продрогла и застыла под снежным покрывалом, словно уснув вечным сном.

С тех пор, как мы с Фоби пришли, прошло несколько дней, может быть неделя. Уж слишком быстро пролетело время, чтобы я мог уследить за его течением и точно сказать какой сегодня день. За прошедшее время много изменений коснулись моей жизни и повернули судьбу несколько в иное направление. Но обо всем по порядку.

Воспоминания минувших дней.

В тот вечер шел первый снег, а я, словно заворожённый смотрел, как сияет свет в деревне, как дым из труб устремляется ввысь, исчезая в пурге под небесами, подобно звездам, застревая в бесконечной непроглядной пучине туч и в снежном вальсе. Дорога совсем уж исчезла, да и смотреть было проблематично, но тот свет, тот свет врезался в мои глаза. Боже, Боже! Сколько же я видел света, настоящего света, а люди, люди, они там, совсем рядом. Жизнь в своем великолепии впереди, стоит сделать лишь шаг, а за шагом еще один. Но я стоял. И Фоби стояла рядом, скорее наблюдая за моей реакцией на увиденное, нежели за завораживающей картиной первого снега. (Иди к свету, иди, - шептало мое сознание) И да, я послушался его, в данном случае это то, что было нужно. А скорее – даже необходимо.

Через несколько метров начинался металлический забор, что окружал деревню по периметру, ограниченный сверху колючей проволокой. Мои пальцы скользнули по холодному металлу, вдоль нескольких звеньев, остановившись на двери, по ту сторону, стоял человек, которого я сперва не увидел, и совсем не обратил на него никакого внимания. Темный силуэт сливался с тьмой и метелью. Я услышал звук зажигалки, а затем, увидел его лицо, чьи контуры подсветил зажженный огонек.

Он заставил меня остановиться и вглядеться в его очертания, безмолвно наблюдая, оторопев, за дальнейшими его действиями. А он держал огонек зажигалки перед самым лицом, и его губы шевельнулись, произнеся, - добро пожаловать, - тихим, что шепот голосом, после которого дверь со скрипом отворилась, и мы вошли.

С таким же скрипом она за нами и закрылась, когда мы продолжили идти вдоль дороги, ведущей к домам. Это была деревня, скорее даже деревушка, что представляла собой небольшую улочку, вдоль которой располагались дома, порядка десяти, по моим подсчетам с первого взгляда. Почти в каждом из них сиял огонь, манящий своим теплом.

-Это твой новый дом, - указала Фоби на небольшой деревянный домик, крыша которого слегка покосилась. – Отдохни, выспись, как следует, а завтра познакомишься с остальными. Утро вечером мудренее. Вот, держи, - и она протянула мне ключи. – Теперь этот дом принадлежит тебе, в нем безопасно, тепло должно быть. По крайней мере, обещали растопить печь к твоему приходу.

И правда, в окне моего нового дома еле заметно светил огонек.

-В этих домах сохранились печи, да и на вид хоть не примечательны и выглядят старыми, на само деле являются самым безопасным местом для нас на данный момент. Так что отдыхай и не переживай. Все наладится, все будет хорошо, - подмигнула мне. – А мой дом по соседству.

- До утра. Спокойной ночи.

С этими словами мы разошлись. Она побрела вдоль дороги и зашла в следующий дом после моего. Я же, еще какое-то время постоял, теребя в руках ключи.

А затем, в теплоте нового дома забылся в бессознательном сне, на утро и не вспомнив о том, что же снилось, но, на сколько я могу предположить, девушка не снилась, я никуда не бежал, ни за кем не гнался, все было спокойно и вполне обычно. Я отдохнул и набрался сил, к тому времени, как солнце засияло на небе, разогнав тучи, я уже лежал с раскрытыми глазами и рассматривал антураж нового жилища. Снег больше не шел, но из окна было видно, что за ночь он успел засыпать и дороги, и дома и забор, окружающий нас и деревья, все было белым бело, в некотором роде преобразившись после наскучившей серой картины увядания и опустошения. Все сверкало в солнечных лучах, заставляя улыбнуться и выйти навстречу новому дню, новой жизни. Сделать шаг, затем еще один и после пуститься бежать, танцевать и восхищаться воцарившейся гармонией. Душа хотела петь, а в дверь тем временем постучали.

Я быстренько поднялся, оделся и собрался. На все про все ушло несколько минут, так что я не заставил себя ждать.

-С тобой хотят познакомиться, - улыбаясь и указывая рукой на собравшихся людей проговорила, стоящая у дверей моего дома Фоби, когда я открыл дверь, прищуриваясь от солнца.

Тогда я и встретился с каждым из, возможно, последних людей. Тех, кто жил в этой деревне, тех, кто ждал меня и имел ответы на мои вопросы.

Солнечные лучи блестели в мельчайших крупицах-алмазах снежного океана, покрывшего собой все окружающее пространство.

-Мы рады приветствовать тебя в нашей небольшой общине, – сказал подошедший мужчина лет сорока пяти, протягивай руку, которую я пожал. Хватка у него была твердая, да и по телосложению он был вполне себе спортивным человеком. Русые волосы, заплетенные на затылке, спереди свисали по вискам, а лицо было гладко выбрито.

-Да! - С восторгом произносили остальные, - рады!

- Меня звать Николай, можно Коля. С Фоби ты уже знаком. Остальные, - по порядку начал знакомить он:

- Василий, его ты видел вчера вечером.

Тот сделал поклон молча, моргнув глазами, руки его были в карманах, по всей видимости, правой он щелкал зажигалкой, с которой баловался вечером ранее. Лицо покрывала недельная щетина, глаза прищурены и зубы покусывали нижнюю губу.

-Аня (Подошла и обняла меня, что немного озадачило.) – Приятно познакомится, сказала она, и затем отошла в сторону, улыбаясь и поглядывая то на меня, то вниз на снег.

На вид ей было лет двадцать или около того. Совсем молодая, юная, красивая и улыбчивая, что выделяло ее среди царящей картины безысходности, как лучик солнца, один из тех, что сейчас бегали по миллиардам снежинок. Ее белокурые волосы навевали воспоминания о лете.

- Это Саша, Санек, он же Прут.

Паренек, лет четырнадцати – пятнадцати. С черной шапкой, что сползла ниже бровей, чуть закрывая глаза. Он был самым молодым среди нас. Куртка, что была на нем, для него великовата, и рукава немного свисали. В руке он сжимал гаечный ключ и когда его представили, он задернул шапку и, махнув головой, выкрикнул, - Привет! Зови меня Прут, меня так называли, со временем привязалось. Если что нужно будет отремонтировать, починить - помогу.

( Что же мне, интересно, понадобится чинить?- Подумал я. Но, тем не менее, сделал учтивый поклон и сказал спасибо.)

-Да, он мастер на все руки. – Подтвердил Коля.

Следующим, кого мне представили, и с кем я познакомился, был Кирилл. Если быть точнее – батюшка Кирилл. Он являлся священником, и предстал в то утро предо мной облаченный в рясу и с большим золотым крестом, что качался из стороны в сторону на его груди. На вид ему было около шестидесяти, может больше. Седая борода скрывала собой шею, оканчиваясь в районе ключицы. Что он тогда сказал, дословно не смогу передать, но вроде бы это звучало как, - Я рад приветствовать тебя, сын мой, в нашей скромной общине. В столь тяжелые времена нам следует всем держаться вместе, заботится друг о друге, а души наши побережет Господь. На все воля Божья, на все. Что бы ни происходило, что бы ни случилось, лишь Он ведает. Это испытание для нас.

К Фоби подошел Зойцман, с коим имел честь познакомиться после Кирилла. Так мне его и представили, когда он забрал что-то небольшое, что передала ему Фоби, а ей, ранее, передал старик из дома культуры. Что это было, я вновь не разглядел.

-Да, да, да, - заторопил он, - рад, очень рад встречи.

На нем были одеты круглые очки и шляпа, из-под которой виднелись кудрявые черные волосы. Выглядел он несколько задумчиво, витая где-то в недрах своего Я. Вид умного, начитанного человека, но немного рассеянного.

-Он ученый, - пояснил Коля.

Далее был Капрал, так он мне и представился. Ни имени, ни фамилии. Одет он был в потрепанную военную форму, а его рукопожатие я запомню навсегда. У меня тогда каждая косточка на правой руке затрещала и чуть ли не разошлась по швам. За спиной свисало ружье. А глаза его пристально глядели на меня, пытаясь, будто бы, увидеть всю подноготную моей души, всматриваясь, вглядываясь. Стало как-то не по себе от столь пристального внимания, и я продолжил знакомство.

Позади всех покачивалась фигура невысокого человечка.

- Что, уже с утра успел напиться? – Обратился к фигуре Капрал.

- А что я? Не я такой, времена нынче такие,– хриплым басом выдавил он из себя.

- Ну да, у тебя каждый день одно и то же оправдание. Это Бельмондо. Уже не бомж, но все еще пьяница.

На что Бельмондо ничего не ответил, лишь махнул рукой в нашу сторону, и, пробурчав что-то себе под нос, икнув, побрел в конец улицы, где находился его дом. На нем было одето несколько курток, что в некоторых местах разошлись, и виднелся синтепон. Походка его зигзагами оставляла следы на первом снегу. Пару раз, до того как он дошел до своей двери, он чуть не упал, еле-еле удержавшись на ногах.

И напоследок я познакомился с Тамарой Васильевной. Женщиной пожилой, чье лицо испещрили морщины, но, тем не менее, добрым и светлым. Она приветливо дрогнула уголками рта, и поманила всех за ней.

-Хватит знакомиться, - сказала она.- Еще успеется. А завтрак остывает. Давайте, давайте, собрались все вместе и пойдемте кушать. Да, и Бельмондо кто-нибудь позовите. Хоть он и алкаш, но не морить же его из-за этого голодом. Нас и так мало осталось, как сказал батюшка, - нужно держаться друг за друга, нужно быть вместе.

И мы пошли следом за ней.

Они разговаривали, что-то рассказывая, обсуждая, а я шел молча, слушая и рассматривая своих новых знакомых, пытаясь уловить в каждом даже саму мельчайшую деталь, запомнить и сохранить в памяти. Я был не один, я был не одинок. То, чего я хотел, то, чего я жаждал – свершилось. Без страха, без опасения, я был частью коллектива. И мне это было по душе.

Посреди улицы стоял большой дом из белого кирпича. В нем никто не жил, его специально оставили для совместных трапез, сборов и собраний. Запах еды, что витал в его стенах, устремился в мои ноздри, заставив желудок забурчать от голода.

Тамара Васильевна приготовила первоклассный завтрак из самых обычных, сохранившихся продуктов. Макароны и тушенка, просто объедение! А после был заварен черный чай в самоваре. И утро закончилось также неожиданно хорошо, как и началось, а ближе к вечеру того же дня, распарившись в баньке, побрившись, я был на седьмом небе от счастья привалившего мне. Все было донельзя восхитительно.

В баньке нас было трое: я, профессор и Николай.

Позже, словно невзначай, завел разговор о том существе, что повстречалось мне.

-да, да, да – вновь заторопил профессор, - очень интересная тема, - поправляя запотевшие очки, продолжил он. Это, как мы называем, аберрации, некие искажения, измененные версии.

-Версии чего?

-Страха, мой дорогой друг, страха. Нашего страха. Твоего, моего и каждого человека в этом мире. Это воплощенные в реальность, обретшие форму существа. В каждом человеке есть страх, не так ли? Так вот, на каждого человека приходится своя аберрация. Они еще не появились на свет, они еще в зародышевом состоянии находятся. Если заглянуть в подвальное помещение каждого дома, а если такового не имеется, то в любую самую нижнюю часть: первые этажи, погреба, можно встретить весящие коконы.

Тем временем становилось жарче, пар клубами обжигал наши тела.

- Из этих самых коконов скоро начнут вылупляться аберрации, и тогда представь что будет, что нас ждет? А я расскажу, что нас ждет: на каждого человека, что жил в этом самом городе – приходится свое существо, и когда они появятся на свет – это будет полумиллионная агрессивная армия, жаждущая лишь крови, нашей, кхм, с вами. – Он протер очки. – Мы – вымирающий вид, который надо устранить, добить, чтобы не мучились. Аналогично и в других городах, деревнях, поселках, и прочих, прочих местах прежнего обитания нашего вида. Если где-то еще есть люди – скоро и им придется не сладко.

-Послушай, послушай его, - сказал Коля, - это тебе не такие же аберрации будут, с одной из которых ты имел возможность повстречаться. То была недоразвитая, слабая. А когда им придет срок, они будут в разы опаснее, быстрее и злее.

Все звучало как-то нереально. Я не мог поверить в то, что такими существами будет населен весь город. На следующий день я послушал рассказ Фоби о том, что это действительно правда, о том, как они нашли эту деревню и, распарывая коконы, уничтожали и избавлялись от зародышей аберраций. Так что здесь действительно безопасно и не одна тварь не выползет из подвала. Рассказала о том, как вскрыла кокон в том желтом доме, чтобы выпустить существо размять конечности и познакомиться со мной этим самым ножом, что она держала в руках, что носила с собой. Это правда, это реальность.

О ужас, что закрался в мою душу. О страх, что пробудился во мне после всего услышанного.

-И это еще не самое интересное, - продолжал Зойцман. – Вспышка, та самая вспышка, которую каждый из нас видел в тот роковой день. – На его лице блеснула улыбка. - По моей теории…

-Ух, что-то жарко стало, нужно на выход.

Николай потряс головой и вышел, а скорее даже выпрыгнул из бани в снег. За ним следом выбежали и мы с профессором.

- Понимаешь, парень, мы – динозавры своего времени.

Ледяные объятия снега, и холодный лунный свет. Тысячи безымянных звезд, десятки созвездий в спокойном умиротворении взирали на нас. А мысли никак не хотели успокоиться, а на сердце взошла тревога. Лишь после, когда я улегся на печи в своем доме, после нескольких бессонных часов размышлений, я кое-как взял себя в руки и смог заснуть.

Когда мы уже расходились, Зойцам предложил мне зайти к нему на днях поболтать. - А то мы как-то еще не все обсудили, не договорили.

-Хорошо, - сказал я,- до скорого, увидимся, спокойной ночи.

После этих слов я направился домой.

На следующий день я пытался не думать об этом, переключиться на что-то еще. И в этом мне помогла Фоби.

Сразу после обеда (завтрак я благополучно проспал), на котором присутствовали только я, Фоби, Тамара Васильевна, Аня, что помогала готовить, а во время обеда – заигрывала со мной, и Бельмондо, от которого ничуть не меньше разило перегаром, мы направились вдоль улицы в сторону металлического забора, в сторону выхода из деревни. Под ногами хрустел снег, а солнце, как и вчера, сияло над землей, время от времени пропадая из виду, скрываясь в белых и серых тучах, наполненных, словно мешки, снегом. Возле забора бродил Василий, ничего не сказав, лишь проводя взглядом, он чиркал зажигалку по своему обыкновению.

- Он бросил курить, - сообщила мне Фоби. – Ну, как сказать бросил. Просто сигарет в деревне не осталось, а в город …в город мы больше не ходим. Забрав тебя, нас больше ничего туда не тянет, да и с каждым днем опасней становится приближаться к нему. Так что, бросает, правильно делает. Пусть лучше зажигалкой балуется, чем побежит за сигаретами из деревни.

На его пальцах я заметил татуировку, такую, что набивали раньше заключенные. Свое имя на четырех пальцах на правой руке. - «В А С Я». Дверь отворилась и закрылась за нами.

Мороз, солнце, легкий ветерок.

Под аккомпанемент собственных шагов и хруст снега, мы отдалялись от деревни в сторону леса, что был неподалеку. Укрытые снегом безмолвные гиганты, выглядели заметно опрятнее, нежели прежней их образ в виде памятника увяданию. Тончайшие контуры ветвей, набравшись сил, держали белые шапки, словно это нечто такое хрупкое, что нельзя ни в коем случае уронить. Они раскрыли перед нами свои объятия, а мы, словно окрыленные, упоенные свободой, наслаждались свежестью зимнего леса. Наши силуэты парили среди деревянных статуй, исчезая, испаряясь из прежней жизни, убегая от хаоса и страха. Отдаляясь от мира, что отверг нас, изгнал, и вот мы здесь. Здесь и сейчас, неподалеку от, возможно, последнего оплота человечества, такого хрупкого, такого тленного. Мира, в котором мы, подобно сим деревянным исполинам, можем застыть навеки, зачахнуть и сгинуть с лица земли, или же, весной, засияв новой жизнью, новыми красками, написать свою историю, стать частью повествования, заставить это мир, эту жизнь считаться с нами, принять нас. Быть может тогда, все вернется в прежнее русло, быть может в нашем сюжете, есть продолжение, а в финале нас ждет счастливый конец.

Время, где же ты теперь? Где спешка, беготня…как там говорили, - нет времени? – Ну, так его действительно и не стало.

Лишь тишина и спокойствие, словно затишье перед бурей. Под лоном деревьев, забыв на секунду о будущем и полностью отдав себя настоящему, мы бежали, пока не достигли озера, что по берегу окруженное склонившими свои ветви ивами, замерло, покрывшись тончайшей корочкой льда. И мы смотрели, созерцая, о чем-то думая, размышляя, о чем-то хорошем, светлом, возможно представляя себе счастливое будущее, или реальность прошлого. Мы молчали, но, тем не менее, говорили, нет, ни друг с другом, а с природой.

Гармония. Спокойствие. Тишина.

Что же останется после нас, что остается после нас?

-Сын, может, стоит вылезти из своей ракушки и открыться миру? - слышу я голос отца. - Может пора снять с себя колпак и наконец, начать жить?

Камешек, брошенный Фоби, разбивает лед и исчезает в черноте пучины, а по поверхности проносятся миниатюрные волны, разглаживаясь, облизывая берег. И все вновь становиться просто, обычно, как и было. Спокойно и тихо.

- Мы являемся тем, что оставляем после себя. Либо после нас останется то, чего мы смогли достичь, либо страх. Что выбираешь ты? - продолжает отец, заставляя меня задуматься. Те слова, его слова, они как клеймо в моей душе.

Подобно озерной воде, мы можем жить в обыденном спокойствии, ничем не примечательной темно-серой.

Что останется после нас теперь? Аберрации, тот страх, наш страх, материальным олицетворением которого они и являются или…

Вновь круги проносятся по поверхности, а морозный воздух проясняет голову и мысли. Солнце скрылось за чередой проплывающих туч, а мы все стояли на том берегу, рядом, совсем рядом друг с другом, что я чувствовал тепло ее руки, своей рукой. Тишина. Бесконечная тишина. Но я слышал стук сердец, своего, ее, слышал, словно пение, - тук-тук-тук. И улыбка на ее губах, и слова – знаешь, все, непременно, наладится. Так бывает, сперва все плохо, затем хорошо, затем вновь плохо, но, тем не менее, снова будет хорошо. Смотри, то солнце светит, радуя нас теплом лучей, то скрывается. Даже в те моменты, когда думаешь, что оно уже не вернется, оно возвращается и все начинается заново, по кругу. Что же касается нашей ситуации, поживем - увидим, да?

-Само собой.

Совсем скоро мы не спеша направились в сторону деревни.

- Что вы здесь бродите? – услышал я голос. Это был Капрал. – Лучше помогите. Много дров не бывает, не так ли? Лучше уж с запасом, чем окажется мало. Зима обещает быть долгой и суровой. Нужно наперед приготовиться.

-Согласен.

И мы, набрав, сколько могли унести, дров, продолжили свой путь домой.

Двери сарая, что находился в конце деревни, открылись и бревна воссоединились со своими собратьями, коими было забито, по меньшей мере, половина всего сарая. Пыль кружила средь темных деревянных стен, через щели которых, просвечивался дневной свет. Пахло древесиной, такой тяжелый, но сладковатый запах.

Неподалеку от сарая находился дом священника. Кирилл как раз стоял возле него, поманив меня к себе, как только увидел. Я подошел.

-Вот, держи, - сказал он, протягивая что-то мне.

В мою руку опустился крестик.

-Носи его, не снимай. В серости, что нас окружает и тьме, что скоро сомкнет нас, нужен лучик света, лучик надежды. Пусть вера поможет тебе, а надежда не покинет.

Поблагодарив, я обратил внимание на его жилище. Снаружи оно напоминало церковь, измененный вариант обычного маленького деревенского дома, модернизированного самолично.

Из воспоминаний.

Дальнейшие дни единым потоком неслись до сих пор, что я не уследил, сколько же прошло времени с моего визита в эту деревню. Неделя или же около того. Днем больше, днем меньше.

Я дочитал «Преступление и наказание».

А теперь, дописывая строки размышлений, пора бы отправляться спать. За окном крепчал мороз, в печи трещали паленья, согревая пустые стены моего нового дома. Морозные рисунки на окнах и снег, хлопьями устремляющийся с небес на землю. Сон подкрадывался ( -засыпай, - шептал он мне, - засыпай.).

Отложив тетрадь, отложив ручку, закутавшись с головой в одеяло - я заснул.

Завтра ждет новый день.

А во сне я слышал слова, произносимые голосом моего отца.

-Страх, слышишь, только страх останется после тебя. Ты этого хочешь, этого? Все, что ты смог бы: изменить, создать, обрести, осмыслить, понять.… Все, все, все. Все это проплывает мимо тебя. Ты сам себя лишаешь себя, оставляя лишь страх.

И я не мог ничего ответить, рот не открывался, лишь мычание.

-Так я и знал. Молчишь, закрывшись в самом себе. Молодец.

Он уходит, а я пытаюсь звать его, но лишь мычание и только.

И сон улетучивается.

Пробуждение.

За окном все так же кружится снег. Начинался новый день по прежним стандартам.

За завтраком все были обеспокоены, судя по разговорам.

- Он должен был вернуться еще несколькими днями ранее. Что-то, скорее всего, случилось . Так просто бы он там не задержался. – говорил Коля.

-Да, - подтверждала Фоби. – Он сказал, что задержится на пару дней. И он бы ранен, но ничего серьезного по его словам, что-то с ногой.

-Остается единственный вариант. Нужно вернуться за ним, нужно найти его!

-Это опасно, - заговорил профессор, - по моим подсчетам, эти дни являются финальными в стадии развития аберраций. Они должны начать вылупляться уже скоро. Если уже не начали.

-Тем более. Нельзя его там бросать, оставлять одного. Может, у него с ногой все было более серьезно, чем он сам думал, и теперь лежит там, в одиночестве, пока эти твари подкрадываются.

-Поддерживаю. Остается лишь одно – сегодня же, сейчас же, нужно добраться до города и найти Альберта.

-Я иду. – Сказал я, и все посмотрели на меня.

-Хорошо, я с ним. – Поддержала меня Фоби.

-Капрал, сходи с ними. – Попросил его Николай.

С радостью, - поправляя ружье, сказал он.

Выдвигаемся сейчас.

Снег засыпал землю, сильнее, сильнее и сильнее. Его уже было по колено.

Мы шли друг за другом. Впереди, протаптывая дорогу, шел Капрал, позади него я и последней - Фоби. Каждый шаг давался с трудом, ноги застревали в сугробах, ботинки забивались снегом. Шаг за шагом и еще за шагом. Вдоль железнодорожных путей, которых совсем было не видно под толщей снега, затем вышли на шоссе, на котором, скрытыми сугробами, белели машины, автобусы, фуры. Тот большой сугроб – это точно автобус, что лежал перевернутым, немного скатившись с дороги. А те небольшие – это легковые автомобили. Где здесь мотоциклы и мопеды, может быть, велосипеды - сказать было невозможно, их совсем сравняло с гладью дороги.

-Осторожнее, идите аккуратнее. Еще напороться на что-нибудь здесь не хватало.

Шаг, еще шаг. Погружаясь по колено в снега. А по лицу стегал, усиливающийся снег. Началась метель, и уже дальше впереди ничего не было видно. Пытаясь закрыться рукой, опустив голову и накинув капюшоны, мы шли вперед. Ощущая себя участником экспедиции где-то в северных краях, на краю земли. Участником спасательной экспедиции. Все слилось в единую непроглядную белизну. Завывали ветра. Каждое последующее движение давалось с большим трудом, но мы шли, шли и шли. Протаптывая дорогу, пробиваясь через стену снежной бури, пытаясь не нарваться на невидимые из-за снега, ржавеющие где-то там автомобили и мотоциклы, и мопеды и еще что-либо. Прошли мимо автозаправки, подобравшись совсем близко к частным домам.

-Тише, тише. Старайтесь идти как можно тише и прислушивайтесь к звукам. Началась зона повышенной опасности.

«Оставь надежду, всяк сюда входящий»

Мимо стены частных домом, мимо «Радуги» и церкви, мы пробирались вглубь города. А впереди можно было разглядеть высотные дома, можно было увидеть мост и вершину холма, где спал в зимней тишине замерзший центр города.

Трамвай, что застыл там, на остановке, был еле-еле виден. А мы шли, вдоль трамвайных путей, где над нами дрожали провода, а здание университета, провожающим взглядом, с грустью глядело нам в след.

-Мы совсем близко, еще чуть-чуть.

Дом культуры железнодорожников.

Если посмотреть направо, туда, вглядеться сквозь снегопад, можно увидеть мой дом, можно увидеть окно моей квартиры, там, на девятом этаже. Во мне пробудилось желание вернуться назад, вернуться домой, но затихло, стоило отвести свой взгляд и сосредоточится на том, зачем мы сюда пришли.

Двери были слегка приоткрыты, и помещение занесло снегом.

-Альберт, эй, Альберт. Ты здесь? - полушепотом спрашивал Капрал, царящую здесь темноту и тишину, пока мы распахивали очередные двери.

Под сценой лежало тело. Это, определенно, был Альберт. Безмолвно, неподвижно.

-О Господи, Альберт, Альберт! – Вскрикнула Фоби.

-Тише!

Мы склонились над его телом. Он был жив, но каждый вздох ему давался с трудом, через продолжительные паузы. Грудь вздымалась, хрип вырывался из гортани, кровь стекала по подбородку. Рядом с ним, неподалеку, смердело расчлененное, разлагающееся тело аберрации.

-Ах, - пробормотал Альберт шепотом. Зачем вы пришли?

-За тобой!

- Но здесь ведь только трупы, только трупы. И они, они идут, они идут. Убирайтесь от сюда, живо!

-Не говори так, мы тебя вытащим.

-А я всего лишь хотел побороть страх. И знаете ( он сделал паузу и попытался улыбнуться) у меня получилось.

С этими последними словами, его глаза закатились, и тело обмякло, каждая мышца лица расслабилась, образовав маску безмятежного, вечного покоя.

-Боже, - из глаз Фоби вырвались слезы, стекая по щекам.

Я попытался ее обнять, но не знал, чем помочь, как утешить, как успокоить.

Из темноты, из-за сцены где-то там, в глубине, послышались приближающиеся шаги, и завывание ветра смешалось с раздирающим тишину неистовым криком

-Нам пора уходить! – Капрал схватил в руки ружье.

А я вжался в ручку топора.

Быстро, что есть сил, мы побежали вдоль коридора, не останавливаясь ни на секунду. Оставив темноту помещения, мы выбежали на улицу. Слегка замешкав, пока глаза адаптировались к свету, остановившись на ступеньках перед входом, почувствовали едкий смердящий запах и пристальный взгляд на своих спинах. То существо стояло рядом. Капрал не задумываясь, успел выстрелить из ружья в аберрацию, но оно лишь завопило с большей силой и яростью, исторгая из себя черные фонтаны смолянистой крови. Оно имело глаза, и когти ее были с половину моей руки. Ружье ее не убило, но задержало.

-Быстрее, быстрее.

Мы продолжили бежать. Позади себя слышали крики, жуткие крики отвратительных, мерзких существ. В домах, что пробегали, слышались шорохи и хрипы, звон стекла и скрежет.

А мы бежали, не оглядываясь, стараясь пронестись сквозь снега как можно быстрее, убежать из города, скрыться.

Каждая секунда промедления – являлась фатальной.

Добравшись до церкви, раненое существо все-таки достигло нас. Накинувшись на меня, вонзило когти в плечо. Я выронил топор и, вскрикнув, повалился на снег, пытаясь отбиться от озверевшей аберрации. Боль зажгла мое тело, кровь смешалась со снегом. Ее глаза пытали желтым светом, полным злобы и ярости. Оно истекало смолянистой кровью, что капала на меня.

Раздался выстрел и аберрация, откинувшись назад, слетела с меня, перестав подавать признаки жизни в ближайшем сугробе.

-Идти можешь.

-Да, - поднимаясь, сказал я. – думаю да.

Кровь из разорванного плеча стекала быстрыми струйками по одежде, по телу.

-Стой, нужно перевязать.

Капрал снял с себя шарф и перемотал мое плечо. В здоровую руку вручил топор, что откопал из-под снега.

-Теперь бежим. В темпе, шустрее. Поднапрягитесь!

Бежать было теперь гораздо сложнее, когда боль с каждым движением напоминала о себе с нарастающей силой.

Мы знали, что в частных домах за нами наблюдают, мы слышали их, мы чувствовали. Вот разбилось стекло, и крик пронзил окружающее пространство, а за ним еще один и еще и еще. Их становилось все больше и больше, в каждом доме были они.

Смерть, смерть, смерть и страх.

Страх смрадом витал в воздухе, существа рождались, обретали силу и мощь, они чувствовали нас, они видели нас, они хотели добрать до нас. Им нужно добить вымирающий вид, чтобы мы не мучились. А моя кровь капала, все сильнее и сильнее, силы покидал меня. Она стекала и смешивалась со снегом, исчезала в нем. Но я продолжал бежать, из последних сил, чувствуя пристальный взгляд, слыша их хрипы, их крики.

Частные дома мы пробежали, оставив их позади. Вот она, автозаправка. Вот ТНК. Еще чуть-чуть, еще чуть-чуть. Не так много осталось до спасения. Нужно бежать, нужно…

Раз, и в глазах потемнело и все стало так легко, так спокойно.

Два, я чувствую, как лечу, как падаю, я чувствую обжигающий холод, но ничего не могу поделать, ничего. Я чувствую боль, что охватила мое тело, из эпицентра, из плеча.

Три, я слышал Фоби, я слышал Капрала, я слышал выстрелы ружья и крики аберраций, а позже, немного позже…

Четыре, только тишина. Только покой и тишина. Ничего не важно, ничто не важно. Я понимал, я все понимал и осознавал, но силы покинули. Сколько же я потерял крови? Где-то в коридорах собственного сознания я сжал в руке крестик. – Он поможет, он вернет тебе надежду.

А снег не прекращался, скорее, усиливался. Хотя куда еще сильнее-то. Знаете, когда город спит, когда никого рядом нет, когда нет людей, снега по-настоящему много. Его некому убирать, машины его не счищают с дорог. Он засыпает собой все: дома, деревья, магазины, транспорт. Все, все, все, оставляя лишь сугробы разной величины.

-Я поборол страх! – Слышал я слова Альберта. А ты, что ты лежишь? Ты смог побороть свой страх, м? Или ты просто решил сдаться, просто решил все закончить? Смешно! Это еще не конец!

Часть вторая.

Тихо спим, но кошмаром терзаемы,

Где же выход, спасенье? Не знаем мы.

На ветрах леденящих вращаемся,

Лишь с рассветом опять просыпаемся.

-Это еще не конец! – слышу слова, эхом, продолжительным эхом, перерастающим в шепот, тихий-тихий шепот внутри себя, рядом с собой.

-Открой глаза.

Я открываю.

-Вставай.

Я поднимаюсь и осматриваюсь по сторонам.

Голова болит, кружится и все плывет перед глазами. Немного тошнит. Пытаясь разглядеть, осмотреться, я не узнаю это место и не понимаю, где нахожусь. Все вокруг незнакомо. Стою на асфальте посреди дороги, впереди - туман, позади-туман. Рядом дома, полуразвалившиеся, заброшенные, ветхие. Выбиты стекла, выбиты двери, некоторые стены держатся лишь на честном слове.

Впереди из тумана, пробивается красный свет, моргая, словно глаз. Это светофор, чей свет, застревающий в тумане, мигает и мигает, утопая в дымке.

-Есть кто? - Пытаюсь крикнуть я, но в ответ не слышу даже собственных слов. Все поглощается туманом, и свет и звуки, и окружающее меня пространство и я. Все утопает в нем, исчезает, пропадает. Ничего не видно, кругом белая пелена. Не знаю куда идти, не знаю где я и как сюда попал. Лишь красный свет, он манит, зовет к себе, и я иду к нему навстречу.

Дышится с трудом, воздух тяжелый, насыщен влагой. Приходится повязать шарф на лицо до самых глаз, и дышать, дышать через него. И идти.

Шаг за шагом я приближаюсь к большому красному глазу светофора, пока не подхожу к нему и не провожу пальцами по грязной потрескавшейся краске, по ржавчине на металле и по холодному стеклу, ощущая еле уловимое тепло, излучаемое светом. Я всматриваюсь в красный свет, а он впивается в мои глаза, не в силах оторваться я смотрю и смотрю.

Слышу слова, они исходят из светофора. Голос похож то ли на голос отца, то ли на Альберта, то ли на мой собственный.

-Ты когда-нибудь прыгал в неизвестность за белым кроликом? Ты пытался его догнать? НЕТ?! (протяжно и так громко звучит голос) Значит, ты не знаешь самого себя! Ты не знаешь себя! Как же, скажи мне, ты хочешь выжить, как ты хочешь бороться и побеждать, если ты не в силах справиться с собой? СТРАХ (шепот, нарастающий шепот бьет по барабанный перепонкам, шипит, словно змея этот голос.), страх. Твой страх. Борись!

Туман подхватывает меня. Я лечу в его центре, падая в неизвестность, словно в нору. Впереди лишь тьма, а во тьме – красный свет.

Холод асфальта. Даже самые мельчайшие камешки впиваются в ладони, застревают в линиях. Быстро поднявшись на ноги, и отряхивая руки, пытаюсь бежать. Дорога бесконечная, я бегу, но она не кончается, а по бокам от меня дома, а стены вылеплены из людей. Их силуэты, словно застряли внутри, они не могут выбраться, хотя пытаются, из последних своих сил пытаются выбраться.

-Помоги нам, шепчут они, - помоги.

Я пытаюсь бежать, но все одинаково словно бегу на одном месте. Все попытки напрасны и дорога никуда не ведет.

-Помоги нам, помоги.

Подхожу к дому, вижу входную дверь. Дергаю за ручку, дергаю, но дверь не открывается. Бью в нее ногой, прикладываюсь плечом - не поддаётся. А рядом из стен тянут ко мне свои руки в отчаянии страшные силуэты замурованных людей.

Спаси нас, - спаси.

Боже, голова разрывается на части, боль, жуткая боль. Я кричу, – Чем помочь, чем, скажите же?

-Освободи нас, освободи.

-Я не могу! – кричу я, схватившись за голову.

-Освободи нас, освободи, - бормочут они.

Заткнитесь! - Не выдерживаю я, и протягиваю силуэту свою руку, хватая его.

Но лишь моя рука касается его, он рассыпается, превращается в пыльное бетонное облако. Голоса затихают, они уже молчат. Дверь открывается.

Я вхожу, там темно, но скоро глаза привыкают, могу разглядеть обстановку.

Это была моя квартира, я узнаю ее даже в царящем сумраке. Ничего в ней не изменилось, все на своих местах. Все такое, каким я помню, все такое, каким я оставил, перед тем, как уйти. Ничего не изменилось. Шаг (как же я скучал). Еще шаг (родное, мое). И еще шаг (здесь остаться, навсегда, в безопасности, в покое.)

-Это ты меня здесь запер, ты! – Услышал я слова за своей спиной. От неожиданности вздрогнул и резко обернулся.

Тень мелькнула и скрылась в соседней комнате, захлопнув за собой дверь.

-Смерть, смерть. - Слышу я слова. – Я хотел свободы! – И двери срываются с петель, книги разлетаются на части, разрываются листы. Шкафы падают, разбиваясь, кругом стекло и бумага, все взлетает и кружится в каком-то диком хаосе, адском смерче. Квартира трещит по швам, словно вот-вот развалится.

Тень выходит, обретая объем, обрастая плотью. Не секунду в этой фигуре я узнаю себя, но затем она меняется, и становится похожей на аберрацию. Скорее даже на что-то среднее, между мной и аберрацией.

Фигура движется в мою сторону. Когти царапают стены, и под их скрежет я слышу слова, - ты умрешь.

Медлить было некогда. Если это действительно моя квартира, я знаю что делать. Пытаясь не паниковать и действовать как можно более четко и разумно, я пробегаю вдоль коридора к входной двери, где (чутье меня не подвело), лежит на своем месте топор. За долю секунды я успеваю схватить его и сжать крепкой хваткой.

Существо медленно, не спеша, перебирает конечностями в мою сторону вдоль коридора.

-Виноват только ты. Только ты и никто больше. - Ты сам мог все исправить, ты мог не допустить, но нет, тебе нужно было это. И что теперь, куда тебя это привело? Страх!

-Сдохни! – кричу я, и с размаху разрубаю существо (себя или аберрацию) пополам. На секунду мне вновь четко привиделся я. Оно исчезает, испаряется, словно его и не было, разлетевшись на тысячи мельчайших частичек, атомов, неуловимых для глаз.

Стены, что карты, складываются, квартира рассыпается на части, а меня подхватывает туман, и я лечу, падаю вниз, где под собой вижу желтый свет. Я смотрю на него, он словно солнце в ночном небе, он свет в хаосе, окружающем меня, в нем есть что-то манящее, что-то.… А я парю так медленно или же наоборот, несусь навстречу смерти с огромной скоростью, не могу точно сказать, как и не отвечу на вопрос самому себе – где же я?

Что же со мной?

Желтый свет приближался, все ближе и ближе, секунда за секундой, метр за метром он становился ближе, пока, наконец, мои ноги не остановились на том самом асфальте, возле того самого светофора. Тишина.

Желтый свет мигает, и смотрит на меня, смотрит мне в глаза. Словно знает все обо мне, словно глядит в саму душу, высматривая все потаенные тайны, дабы обернуть их против меня.

-Чего ты хочешь? – спрашиваю я.

В ответ - молчание. Тьма и молчание. Тишина и желтый свет.

Светофор прожигает меня, смотрит на меня, взирает в меня. Я слышу голос, но на сей раз, он исходит не из света, он звучит в моей голове.

-Ты трус. Ты жалкий трус, запертый самим же собой на тысячи замков. Чего добился, куда стремился, где ты теперь? Что останется после тебя?

Голос затихает, туман потихоньку, словно расходящиеся волны на озерной воде, начинает рассеиваться. Отдаляясь все дальше и дальше, белыми клубами исчезая вдали, пропадая в темноте. Он, словно вдыхаемый каждой трещинкой стен тех зданий, что я вижу вдали, засасывается и испаряется в их бетонных силуэтах. Они словно дышат им, словно живут, содрогаясь при каждом вздохе подобно вздыманию человеческой груди. Я вижу вокзал, в нем скрылся туман, вижу многоэтажки, в них скрылся туман.

Тончайшие линии трещин асфальта поросли травой.

Огромное пространство вокзальной площади кажется совсем уж невероятных размеров. Я нахожусь в самом центре, но сделав хоть тысячу шагов, хоть пробежать несколько километров, не приближусь к вокзалу или любому другому зданию, не сдвинусь с центра ни на метр.

Светофорный столб пропал, а его желтый свет воспарил в воздух, поднимаясь все выше и выше, пока не оказался на черном небосводе, заняв место луны, засияв там холодным желтым блеском. Звезд не было видно, их не существовало. Только холод, излучаемый искусственной луной.

-Посторонись,- я еле удерживаюсь на ногах, когда меня почти сбивает с ног человек, поспешно удаляющийся дальше вдоль площади.

После чего я слышу это вновь, и на сей раз падаю. Людей становится все больше и больше. Мужчины, женщины, дети всех возрастов в различных одеяниях. Кто-то в шляпе, кто-то с ирокезом, кто-то в платке, кто-то, распустив волосы или с собранным пучком, кто-то держит в руках кейс, у кого-то сумка, кто-то сжимает зонт и косится на небо. Каждый, пробегая мимо меня, пытается задеть, зацепить и продолжить путь, сказав, – посторонись. Даже дети, оголив зубы в ехидной улыбке, проговаривают, - посторонись. Они бегут, спешат, в разных направлениях. Тем не менее, пробегая именно через центр, именно рядом со мной.

-Посторонись! – Кричат мне. А я не в силах сделать шаг, не в силах убежать отсюда. Сбиваемый с ног, валяющийся на потрескавшемся асфальте вокзальной площади, беспомощный. Травинки, что выглядывают из трещинок, касаются моих рук. Рук, по которым только что прошлось несколько человек.

Затем людской поток стихает, а те, что остаются, оборачиваются ко мне, окружают и замыкают кольцом. Я всматриваюсь в их лица. Среди них узнаю знакомые: Фоби, Капрал, Бельмондо, мой отец, Альберт, моя мама…все, все, все кого я знал, они здесь, они смотрят на меня.

-Ты подвел себя. Ты подвел нас. – Указывая пальцами на меня, говорят как один.

-Мы верили тебе, надеялись на тебя, но ты не оправдал надежд. Ты беспомощный, ни на что не годный!

Страх, - словно откашливаясь, процеживают сквозь зубы они. – Страх.

-Посмотри на себя (страх, страх, страх, ха-ха-ха), ты никому не нужен! НИКОМУ! БЕСПОЛЕЗНЫЙ!

Сжимают все сильнее, сдавливают.

-Здесь и закончится твой никчемный путь, здесь оборвутся твои терзания, ты обретешь покой, который так желал.

-Нет, - из последних сил произношу я шепотом.

Что?- протягивая в слове «что» последнюю букву. – Разве ты еще не сдался?

Нет, - с большей уверенностью говорю я.

- Ты все так же боишься.

-НЕТ! – срываясь, кричу я, поднявшись на ноги. – НЕТ! НЕТ! НЕТ! Я НЕ БОЮСЬ!

Земля под ногами содрогается, и расходится трещинами. Словно прошло землетрясение, площадь раскалывается, и знакомые образы людей развеиваются. Это уже даже не люди, а безликие куклы, манекены, они проваливаются в образовавшуюся пропасть и в ней же исчезают, а их голоса больше не слышны. Все стихло.

Площадь продолжает трещать по швам, разрываемая на части. Я держусь лишь на мельчайшем островке, вокруг меня тьма беспросветных глубин со всех сторон. Балансируя на том островке, я замечаю, что вокзал ушел под землю, от него осталось лишь небольшое бетонное серое облако, я вижу под ногами те травинки, они легонько покачиваются. Светофорная луна пропала. Вокруг – мрак.

И вот, последний спасительный оплот наклоняется, и я падаю в бездонную пропасть, лечу в бесконечно темную расщелину, набирая скорость, закрыв глаза, смирившись. Смирившись с тем хаосом, что окружал меня, смирился с тем, что я не понимаю уже ничего. В надежде на скорейшее умиротворение, в надежде на скорейший конец. Но покой не приходил. Я ждал. Но ничего не менялось.

Спустя долгие часы падения в никуда, я, наконец, почувствовал, что уже не падаю и открыл глаза. Меня подхватил туман. На нем остановился от падения, словно погрузившись на самую мягкую перину в мире. Подхваченный туманным облаком, раскинув руки, я парил какое-то время, а затем, тьма рассеялась, и облако спустило меня на твердую поверхность паркетного пола.

Впереди я увидел зеленый свет, навстречу которому пошел не спеша, рассматривая фотографии, что висели в деревянных рамках на стенах, подсвечиваемые свечами. То были различные пейзажи, где солнечные лучи скользили по зеленой траве, листве, где даже тени, человеческие тени – улыбались. Могут ли тени улыбаться? Теперь я знаю точно - могут. Иной раз даже более искренне, чем некоторые люди.

Шаг за шагом, под скрип паркетного пола.

А тени с фотографий манили к себе.

-Да я бы с радостью, - отвечаю я им, - но боюсь, что не пролезу через раму.

Они кивают в ответ. И машут. А листья на деревьях шевелятся, а трава колышется на ветру. Там солнце светит так ярко, так тепло греют его лучи. Там лето. Там жизнь.

-Добро пожаловать, - слышу я слова.

Они доносятся из зеленого света, который уже через секунду начинает обретать форму, начинает материализовываться. Вот вылепливается туловище, из которого появляются руки, ноги и голова. Вот он уже стоит, и зеленый свет меркнет, исчезая под человеческой кожей.

- Я хочу тебе кое-что показать, - говорит он, приняв облик Альберта.

-После того, через что ты прошел, я могу сказать – я ошибался. Ты справился, а значит, не все еще потеряно. Напоследок же, ты должен все понять и осознать, для чего и почему это было нужно, а как итог – где ты и что с тобой произошло.

-Смотри, он указывает мне на фотографию. – Это я, каким ты меня помнишь, умирающий старик.

- А это, - он показывает мне соседнюю фотографию, - это я несколькими часами ранее, борюсь, сражаюсь. Следствие не всегда так очевидно из причины, как и причины не всегда очевидны. Дай я тебе объясню:

Я остался лишь для того, чтобы, наконец, посмотреть своему страху в глаза, чтобы победить его или же принять поражение. Любой из вариантов – это выход. Жизнь в страхе – это смирение.

И знаешь, я победил, я одолел свой страх и обрел свободу в полной мере.

-Но, ты же погиб.

- Те последние секунды моей жизни, после победы над собственным страхом, были лучшими секундами за все мое существование.

-Надежда есть. – Говорит он, - еще можно спастись.

- О чем ты?

Его тело начинает блекнуть и медленно исчезать.

- Поборов страх в самом себе, можно смело идти вперед, можно свернуть горы и достичь желаемого. Ты, и все остальные, должны бороться, должны взять себя в руки, чтобы выиграть эту войну, чтобы вернуться…

-Куда вернуться?

-Скоро ты все узнаешь, скоро. Все в твоих руках.

Он исчезает. А за ним открывается моему взору фотография, настолько яркая, что ее свет разрезает тьму, и мне приходится закрыться руками. Так ярко.

-Открой глаза! – слышу я слова, доносящиеся из глубин моего сознания.

Свет становится все ярче и ярче, что кроме него я ничего больше и не вижу. И когда уже укрыться от света не получается, когда я сам становлюсь частью этого света, я открываю глаза.

Яркость снижается в разы, я вижу вместо серых стен с фотографиями, знакомые стены деревенского дома. Вместо деревянной рамки – окно, из которого видны лучи заходящего солнца, что легонько, так нежно целуют поверхность стекла.

-Слава Богу, - схватив мою руку, и, закрывая собой окно, вскрикнула Фоби, - Ты очнулся!

-Что? Что случилось? – немного озадачено и потеряно спросил я, пытаясь оглядеться по сторонам.

Тело мое болело, а правой рукой я совсем не мог пошевелить. Она была крепко перебинтована и привязана к телу, любое движение, которое я пытался сделать, пошевелив ею, отвечало на мои усилия пронизывающей резкой болью. Мое сознание вернулось на место и круговорот бреда, в котором я витал, остался позади, становясь совсем уж нереальным и странным. Скорее всего это был сон или галлюцинации, вызванные…Да, я помню что со мной случилось. Мы бежали, меня ранили (посмотрел на перевязанное плечо, дабы вспомнить и наверняка убедиться), а потом…

-Что случилось? Повторяю я.

-Ты потерял много крови. – Объясняет она, глядя мне в глаза и поглаживая здоровую руку, держа мою ладонь своими руками, успокаивая согревающим теплом.

- Когда мы добежали только до заправки, на нас напали. Их было много, а ты, ты потерял тогда сознание. Бежать было бессмысленно. Мы тебя не бросили. Своих не бросаем! – Она улыбнулась.

- Они нас окружали. Я насчитала порядка дести. Мы заслонили тебя от них. Я выхватила нож, а Капрал был готов стрелять, хотя и патронов у него было совсем чуть-чуть. Но нам повезло! Коля и Василий, словно предчувствуя неладное, решили пойти нам навстречу, успели вовремя. Благодаря им – мы отбились. Никто больше не пострадал. Эти аберрации, хоть и выглядят так внушительно, страшно и жутко, и имеют острейшие когти, умирают быстро. По своему строению – они похожи на нас. Верный удар ножа – и оно труп. Это была нелегкая битва, но мы справились, собрав свои последние силы и дав им отпор.

Я откашлялся. Кашель потревожил мое тело, напоминая о боли, что дремала в нем.

-Давай я тебе помогу, - сказала Фоби, приподнимая мне подушку. - Вот, так, я думаю, тебе будет удобней.

-Спасибо, так действительно комфортней, а то все тело уже затекло.

Теперь я находился в полулежащем положении, сравнительно удобно устроившись под мягким и теплым одеялом.

- Ты уже совсем побледнел тогда. Мы действительно за тебя перепугались. Не подавал признаков жизни. Пульс еле-еле прослушивался. Не теряя ни секунды, мы поспешили доставить тебя в деревню.

-А я и подумать не могла, что Капрал, такой…большой человек, боится крови! Он побледнел, посматривая в твою сторону.

Кашель продолжался, и я попросил воды. Фоби незамедлительно принесла мне бутылку минералки, в ту же секунду вода смочила мои пересохшие губы и утолила жажду.

-Спасибо, - сказал я.

-А после, - продолжила она, отложив бутылку в сторону, - тебя спас Бельмондо.

-Бельмондо? – удивленно переспросил я.

-Да, я и сама, даже предположить не могла, что он раньше был врачом. Хирургом, если точнее. У него была припасена аптечка. Он остановил кровотечение, вколот тебе какие-то уколы, зашил рану и перевязал. У тебя…

-Что у меня?

-Мало того, что ты потерял много крови и боролся за жизнь, пока был без сознания, была задета кость. Перелом плечевой кости. Бельмондо говорит, что был поврежден лучевой нерв. В нашей ситуации, он ничего не чем не может помочь. Все что мог - сделал. Зашить - зашил, но, ты сам понимаешь. Возможно, ты больше не сможешь двигать рукой. Даже пальцами пошевелить.

Я попробовал. Пытаясь подвигать указательным пальцем, ничего не вышло. Он так и остался в неподвижном состоянии. То же самое было и с другими пальцами и кистью. Едкий комок подплыл к горлу. Я ощущал всю свою беспомощность. Элементарное – пошевелить мизинцем, я не мог осуществить. Моя же рука меня не слушалось. А в попытки пошевелить плечом – тело прожигала резкая и невероятно сильная боль, от которой в глазах все темнело, голова разрывалась на части, а все, на что я был способен – это болезное мычание.

-Все наладится, - пытается утешить меня Фоби, видя то, как я переменился в лице, видя мою удрученность и отстраненность. Наблюдая за моими тщетными попытками. – Всегда бывает плохо, но потом – налаживается. Так бывает. Все заживет.

А я молчал, я слушал и молчал. Где же то забытье, где же та странная игра сознания, в которой я находился совсем недавно? Она бы была сейчас как нельзя кстати.

Дверь открылась. На пороге стоял Николая.

- Ты очнулся? Это великолепно!

На эти слова я лишь попытался улыбнуться, но это получилось слишком натянуто.

-Фоби, можно тебя?

-Да, конечно. Отдыхай, поспи. Тебе нужно набираться сил, - обратилась она ко мне. - Я зайду позже.

-Хорошо, - ответил я.

Дверь закрылись за ними, и я остался наедине с собой, со своими мыслями и своей беспомощностью.

Солнце уже было не видно из окна, но небо светилось перистыми розовыми облаками, что постепенно меняли свой цвет, пока совсем не стали серыми островками в черных водах небесного океана. Я представлял, как было бы здорово сидеть на краю такого острова, на мягком и нежном, таком воздушном, и закидывать удочку в бесконечно глубокие воды вселенной. Клюет! Очередная маленькая рыбка-звезда попалась на крючок.

И вот, я даже не замечаю, как сплю. Там, в этой деревне, в обреченном злом мире, полном ужасов и страдания. А здесь, я плыву в пространстве без времени, где нет ни забот, ни проблем. Закидывая удочку, проплывая мимо луны, что ярко-желтая головка сыра. В одном из кратеров – откусываю кусочек, восхищаюсь чудесным вкусом сливочного спутника Земли. Чудесно! Восхитительно! А Земля, она такая большая отсюда, такая необъятная, такая красивая и манящая. В ней уже нет тех ужасов, только голубые океаны и моря, ленты рек и зеленые леса.

Этот сон столь ярок, после мрачного забытья.

Что если попытаться поймать на кусочек сырной луны? – Задаю я себе этот вопрос и, отрывая кусочек, цепляю его на крючок.

-Ловись, звезда! Большая и маленькая. – Закидывая в очередной раз удочку, выкрикиваю я. Но крючок цепляется за Землю, и она тянется ко мне, или это я несусь с огромной скоростью к ней. Все ближе, ближе. Ощущаю себя метеоритом. Вот, я различаю поля и леса, города и деревни. Я вижу деревенский дом, за дверь которого и зацепился крючок с кусочком сыра (Земле определенно нравится сыр, промелькнула у меня мысль). Врываюсь в дом и …просыпаюсь.

-Проснись! Скорее, у нас мало времени. Они идут! – Трясет меня Фоби.

-Кто, кто они? – Не понимая, что происходит, и не до конца проснувшись, спрашиваю я.

-Аберрации. Они уже рядом. Нужно спешить.

Мне помогают подняться. Я чувствую слабость в ногах. Но стараюсь шевелить ими как можно быстрее. На меня накидывают куртку и надевают шапку. Мы выбираемся на улицу, и холод пробуждает меня, обжигая лицо.

-У нас есть один шанс, один единственный шанс пережить эту ночь. – Слышу я слов.

- Мы не сможем их отбить, их слишком много, они разорвут нас, не успеем и глазом моргнуть.

-Один шанс, один. Скорее.

-Мы спрячемся в белом доме. В большом белом доме, где собираемся.

Ноги заплетаются, ощущаю себя амебой, не способной даже передвигаться нормально. Слабость в каждой клеточке моего тела дает о себе знать. Но мне помогают, меня поддерживают, а по большей части – несут.

- Там есть погреб, большой погреб в котором мы храним припасы. В нем спрячемся.

Я видел звезды и луну (сыр?) Небо было безоблачно – ясным. Снег под ногами трещал.

-Скорее, скорее. Чувствуешь? Зловоние повисло над нашей деревней.

-Слышишь? Они завывают и кричат в предвкушении.

Я слышал ветер, который приносил те ужасные хрипы и крики этих созданий до нас. В них чувствовался сам страх и ненависть. Вся злоба и жестокость. Они же – чувствовали нас, они знали, где мы.

-В том погребе - мы спрячемся и будем ждать, будем надеться, что они нас не найдут и уйдут. Будем молиться, ты ведь знаешь молитвы, не так ли? Они нам как раз пригодятся.

Все происходило молниеносно быстро. Вот мы бежим по улице, вот забегам в дом, вот открываем погреб и спускаемся по лестнице. Там нас уже ждут все остальные, они молчат, они знают, что все, теперь лишь воля случая – повезет, и они уйдут, или не повезет – и тогда всем нам конец. Тишина и темнота затхлого помещения. Погреб закрывается, и мы молчим, лишь слышны наши дыхания в полной темноте.

Если бы здесь было достаточно светло, чтобы разглядеть лица – на каждом бы из присутствующих читался испуганный взгляд. Но никто ничего не видел, мы слушали. Прислушиваясь к каждому звуку.

Мы услышали их совсем скоро. Они был в деревне, они кричали, они были в ярости, и их было много. Звон битого стекла, смешивался со скрежетом когтей по металлу. Мы знали - они проверяют каждый дом, они заходят и принюхиваются. Не находя нас – разносят вокруг себя все, что видят. Страх воплоти, несущий с собой хаос.

Быстро очередь дошла и до дома, где прятались мы.

Дверь слетела с петель и полетела в сторону стола, раскидав посуду. Битые тарелки и лязг кастрюль, заполнили тишину этого дома. Затем последовал стук множества ног по деревянному полу и вопли существ. Мы молчали, стараясь по возможности не дышать. Каждый вздох делался через продолжительные интервалы и очень, очень осторожно.

Шагов становилось меньше. Большая часть аберраций, не найдя никого, не отыскав ничего интересного – покинули дом и пошли дальше по улице. Затем – шаги совсем стихли, они слышались лишь за пределами дома, но вонь и дыхание мы ощущали. Они исходили из мельчайших трещинок прямо под нами. Тишина. Но томное дыхание слышалось отчетливо. Существо было одно, оно стояло, принюхивалось, прислушивалось.

Каждый из нас затаил дыхание, каждый из нас слушал.

Затем, оно яростно закричало, и вонзило когти в пол. После чего нагнулось, и мы увидели в проделанном отверстии глаз. Оно смотрело, но видело лишь тьму. Никто из нас не шелохнулся, никто из нас не издал ни единого звука. После чего прислонило ноздри, и принюхалось. Мы молчали, мы ждали. С клыков его стекали чернильные слюни.

Оно не услышало нас и не почувствовало, лишь издав отчаянный крик, наполненный разочарованием и негодованием, ушло. В доме воцарилась полнейшая тишина. Мы смогли вздохнуть, мы смогли сделать мельчайшие движения, чтобы размять затекшие конечности.

Но их крики мы все еще могли слышать, они все еще были в деревне и, по всей видимости, не собирались ее покидать.

Бессонная ночь, проведенная в холодном погребе, близилась к концу. Я продрог донельзя. Зубы стучали сами собой, и я ничего с этим не могу поделать, тело трясется, пар, словно дым, устремляется изо рта ввысь. Он скрывался и испарялся между досок, в кругу играющей в первых солнечных лучах пыли. Теперь можно разглядеть и лица. Большинство не спит, они, как и я, трясутся от холода. Но никто не решается сделать хоть одно движение или что-нибудь сказать. Все наше ограниченное маленькое пространство, где мы, прижавшись, друг к другу, сонные и продрогшие, усталые и изможденные долгой ночью, находится в полнейшей царящей вокруг тишине. Мы прислушиваемся, но слышим лишь стук собственных зубов. В деревне тихо, в доме тихо. Пытаясь хоть как-то, наконец, развеять обстановку, я первый произношу слова, которые, как глоток свежего воздуха. Они звучат столь громко, хотя, я говорю осторожно шепотом.

-Может быть, опасность миновала?

-Да, - соглашаются со мной, и сонное царство обреченных вдруг оживает. – Нужно сходить посмотреть. Только предельно осторожно.

-Я схожу, - изъявляет желание Прут. - Я смогу аккуратно, без лишнего шума разведать обстановку.

-Хорошо, - все соглашаются.

После чего приподнимаются доски ровно настолько, чтобы он мог пролезть. И сразу же, после того как он вылез, возвращаются на прежнее место.

Минуты тянутся долго в ожидании новостей, хороших или плохих. Мы ждем, когда же Прут вернется и сообщит нам. Надеемся, что он вернется, верим в это. За считанные минуты, в голове успевает промелькнуть тысяча и одна мысль о дальнейшем развитии действий. Но все кончается благополучно. Прут вернулся.

-Опасность миновала, никого нет. Можно выбираться.

Как приятен свежий воздух после ночи заточения!

Перед нашими глазами предстала картина разрухи, словно здесь пронесся ураган, или смерч или еще что похожее. В части домов – выбиты стекла и двери. Благо, не во всех. Три дома, сравнительно, не пострадали. Она целы, а двери перевесили заново. В целости остался мой дом, дом Бельмондо (которого я так и не успел поблагодарить) и Зойцмана.

Меня сразу отвели домой, и положили, со словами, - отдыхай.

В следующие часы им предстояло восстанавливать то, что еще подлежало восстановлению. Нужно было решать вопросы, кто в какой дом, что делать, если аберрации вернуться. Столько проблем вылилось в одночасье, столько головной боли. Некогда спокойная жизнь, только-только наладившаяся, вылилась потоком хаоса на наше, и без того, бедственное положение.

Я ничем не мог помочь. Все решалось без меня.

Фоби, Капрал и Коля – перебрались ко мне. Как распределились остальные – я был не в курсе.

Ночь осталась позади.

Дни летели быстро, мимолетно, скоротечно. Морозы крепчали, снега обволакивали тихие, пустые улочки, леса, поля, крыши домов и деревья. Все кругом было в бесконечно белом цвете. Реки и озера сковались льдом, таким толстым, что на нем, наверное, можно было бы проехать поезду, а ему бы было нипочем. Жизнь шла своим чередом. Набегов аберраций больше не было, лишь иногда, единичные экземпляры захаживали, но тотчас получали отпор. Мы слышали их по ночам, их крики из мертвого города звучали так отчетливо, так громко, пронизывая собой спокойствие ночи. От них сжималось сердце в груди, мы затаивали дыхание каждый раз, как очередной громогласный звериный вопль долетал до нас, приносимый ледяными ветрами.

Жизнь шла своим чередом, мы жили, мы выживали. День ото дня, пытаясь прожить еще немного, еще чуть-чуть, не теряя надежду, которая, не буду врать, теряла прежний блеск. Все - лишь воля случая. Если им вздумается еще раз наведаться к нам, нам может не повезти. Мы ничего не сможем сделать с толпой аберраций. Надолго ли нас хватит? Скольких мы сможем перебить, пока будем в силах держать оружие в руках? Насколько хватит патронов в ружье, пока нашей кровью не обагрится снег? Не было никакого желания все это проверять. Мы жили тихо, словно нас нет, словно нас уже давно не существует. Мы стали призраками, мы испарились из этого мира. Что осталось после нас? – Тишина. В остальном – дело случая.

День менялся ночью, которая менялась таким же, как и ранее днем. Все было обыденно однообразно. Иногда даже начинало казаться, что это цикличность, все повторяется вновь и вновь, по кругу, крутится, верится, вращается и возвращается на прежнее место.

Но все изменилось, когда с криком, - скорее, скорее! Всех собрал у себя Зойцман.

-Наконец-то получилось! – Ликовал он. - Я это сделал!

По всей видимости, из всех присутствующих не понимал только я, что здесь происходит. Перед нами в его комнате, среди книг, приборов и различных механизмов, на столе лежал круглый предмет. Не сказать, что этот предмет был большим. Размером и формой напоминал футбольный мяч. Из него торчали различные провода: красного, желтого и синего цветов.

-Как волнительно!

Я напряг все свое воображение, но все равно никак не мог понять. Что это, и для чего оно нужно.

-Перед вами, друзья мои, разработанный мной и, что самое главное, полностью работоспособный билет домой для каждого из нас. Позвольте продемонстрировать.

Позади нас скрипнула дверь. Это, не сказав ни слова, ушел батюшка. Все остальные остались стоять на месте, в ожидании чего-то.

Зойцман достал и кармана тот небольшой предмет, что ему передала Фоби. Он показал его всем собравшимся. Это была обычная аккумуляторная батарея. И ничего примечательного или особенного в ней не было. После демонстрации аккумулятора, он подошел к столу, и открыл небольшую крышечку с передней стороны этого металлического мяча, затем вставил аккумулятор. Несколько секунд манипуляций и перед нами возникло нечто интересное.

Из мяча появились чуть заметные волны-помехи, похожие на те, что можно было увидеть на телевизоре с неподключенной антенной. Серые полосы, исходящие в разные стороны. Через некоторое время помех становилось все больше, они заполняли собой комнату, доходили до нас, проходили сквозь нас, но мы ничего не ощущали, лишь наблюдали. Серые искажения начали принимать форму. Стол с мячом, книги приборы и прочее – стали пропадать, изменяясь на абсолютно иной антураж. Комната менялась, преображаясь, пока не стала совершенно иной. Но все равно, окружение казалось неестественным, словно мы оказались внутри телепередачи. Дотронься до чего либо – и оно содрогнется помехами.

-Что за чудеса?

-Это не чудеса! Это наука! Увы, но ни с чем не получится взаимодействовать. Можно лишь наблюдать. Это окно.

Тем временем в комнате появился человек, это была пожилая женщина. Она зашла и проследовала к дивану, что находился возле стены слева, напротив окна. Не замечая нас, пройдя сквозь нас.

-Смотрите- смотрите. Что я вам говорил!

Мы наблюдали за ней, мы видели ее, мы видели совершенно другую комнату, а для нее, были призраками, для нее – не существовали.

Затем появился еще один человек. Пожилой мужчина. Они завели разговор, но мы его не слышали. Звука не было, лишь в безмолвии открывались их рты.

Все это продолжалось не долго, может быть пять минут, может быть еще меньше. После чего – вся мнимая материальность окружения сперва распалась на помехи, а затем и вовсе исчезла, возвратив прежнюю комнату.

-Увы, но на этом все. Энергии аккумулятора хватило не на долго, и лишь для своеобразной презентации, чтобы вы убедились в достоверности моей теории.

Все стояли молча, переглядываясь между собой, а Зойцман светился от радости. Он достал аккумулятор и выкинул его в мусорную корзину, что стояла радом со столом, которая и так была забита до краев скомканной бумагой.

-Нужно больше энергии, намного больше энергии! Но это осуществимо, да, осуществимо!

-Что же все это было?! – сорвался я на крик. - Кто-нибудь мне объяснит, в конце-то концов?

-Парень, у нас появилась надежда. Мы сможем вернуться домой.

Глава третья: раскаты грома. 
Часть первая.

 

Дом. Боже, как же я скучаю по нему. Нет, не по квартире, где я жил раньше, хотя и по ней тоже, а по дому в более общем смысле слова. По окружающей меня обстановке прежних лет, где я чувствовал себя на своем месте, по обществу, что населяло нашу планету, даже по грачам, что кричали из своих гнезд, а издалека были похожи на черные точечки на фоне синевы неба, словно нарисованные карандашом. По стаям голубей, что взлетали ввысь, поднимаясь над высотными домами. По таксистам, что курили возле вокзала, по словам, часто неразборчивым: «Такой-то поезд подъезжает к такой-то платформе». Скучаю по фильмам и музыке, что могли перенести меня из закрытого пространства в другие, более живописные места, в которых и побывать-то мне никогда не суждено. Скучаю по родным, за столом с которыми по праздникам я ощущал себя обычным человеком.…Это я называю домом, все это. То, куда я хочу вернуться, то, по чему я так скучаю и надеюсь вновь обрести. Дом, милый дом.

Где я сейчас? Где мы сейчас? Разве можно назвать столь неприветливое место, которому мы чужды, домом? Я могу сказать, что обрел друзей, что утратил те страхи, что так портили жизнь, но дом…нет, это не дом. Здесь опасно, здесь нет для нас места, и я, имея, возможно, последний шанс вернуться, не упущу его.

За окном монотонно стучал дождь. Капли стекали по запотевшему стеклу, устраивая своеобразные гонки от края рамы до подоконника на стекольном шоссе. Небо, словно обрушилось с небес на землю, заволокло собой окружающее пространство своей серостью и погрузило нас в дождливые, туманные воды ранней весны. Снег еще не весь потаил. Небольшие и грязные сугробики распластались возле деревьев, застряли в небольших ложбинках и, словно моля небеса о милости, тянули свои снежные, тающие конечности ввысь, прислонившись в последнем вздохе к металлическому забору. Но их мольбы не были услышаны, зима миновала. Долгая, тяжелая зима – осталась позади. Мы смогли выжить, смогли пережить, смогли увидеть первые весенние дни, смогли осторожно вздохнуть и ощутить на себе первые теплые касанья робкого ветерка.

-Фоби, а что для тебя дом?

Уткнувшись в карты, она не сразу ответила.

-То место, где ты счастлив, то место, где ты не одинок, где ты в безопасности и знаешь, что завтрашний день непременно наступит. Вот что для меня дом.

-Коля, а для тебя?

-Так, что у нас там за козырь? Ага, бубны.

Он выкинул на стол три шестерки: крести, пики и черви.

-Что для меня? Интересный вопрос. Мой дом – моя крепость! – Он пожал плечами. – Это место, где ты нужен, где тебя ждут, где ты можешь спокойно жить, ни о чем не переживая и не поглядывая с опаской назад. Уютное, родное, свое.

Я отбился, хотя, меня и пытались засыпать. Теперь же моя очередь ходить под Капрала.

- Капрал, а ты что думаешь, что для тебя есть дом?

Не сумев отбиться, он забирает карты и теперь в руках у него почти веер.

- Мы тут лясы точим или в карты играем? Давайте уже, продолжаем игру.

-А мы совмещаем приятное с полезным, - посмеялся Коля. - Одно другому не мешает, ведь так? Дружеский разговор.

-Отвлекаете только. – В коей-то мере, обиженным тоном пробурчал Капрал.

-Да ладно тебе!

Все посмеялись.

Наш смех пронесся в темных стенах дома, заглушив стуки дождя за окном. Редкий момент радости, что шепот в бесконечно пустом пространстве. Толика счастья, капелька жизни – в океане безнадежности. Завтрашний день может и не наступить для нас, но мы живы. Живы здесь и сейчас, в данную минуту и секунду, а это главное.

-Раздали? Хорошо, теперь я уж точно отыграюсь!

-Давай, давай, пожелаем же тебе удачи.

Мы продолжаем игру, на сей раз молча, лишь слушая дождь. В комнате мрачно и серо, как, впрочем, и за пределами этих стен. Ветер то и дело меняет направление своих порывов, теребя ветви безжизненных деревьев. Тополя лениво, безропотно повинуются воле ветра, и покачиваются из стороны в сторону. Наблюдая за их медленными движениями, невольно начинаешь зевать, засыпая, засыпая. Но спать некогда, нужно отбиваться.

Где-то вдалеке завыла аберрация. Словно волк на луну, вот только луны нет, да и не волк это.

Козырей у меня нет, да и приличных карт раз и обчелся, одни шестерки и девятки, совсем расклад не в мою пользу. Остается надеяться на удачу, если в масть – значит повезло. Ах, удача, уже слышал я эти слова, тогда, зимой, во время демонстрации профессором своего изобретения. И слово «Надежда», еще тогда, в забытье, а после…оно преследует меня.

- Если нам повезет, если удача будет к нам благосклонна – мы будем спасены.

Тогда я и не выдерживаю. Я подбегаю к нему, хватаю своей левой рукой его за плечо и начинаю трясти.

-Зойцман! – Кричу я. – Что, черт возьми, здесь происходит?

Он остановился и замолчал, глядя в мои глаза.

-Объясни ты ему, наконец, не видно, что ли, что парнишка негодует от непонимания? - В царящей тишине сказал Николай.

-Да, да, да. Хорошо.

-Пойдемте, нам есть чем заняться, да вы и так уже слышали, пусть поговорят. И знаешь, - обратился он ко мне напоследок, стоя у порога, - верить или не верить его словам – это уже выбор за тобой, как, собственно, и за нами был. После сегодняшнего показа, я даже и не знаю что думать. Нужно поразмыслить, в любом случае, время у нас еще есть, да и терять нечего.

Николая ушел, оставив нас с Зойцманом одних. Дверь закрылась. Все стихло, лишь профессор скомкивал очередной лист бумаги, который совсем скоро отправился в корзину, но не попал в нее и покатился по деревянному полу к стене. Мы оба молчали. Он сидел напротив меня, а я все так же, как вкопанный, стоял на том же месте в ожидании прояснения ситуации, в ожидании ответов на вопросы, который так беспокоили и тревожили меня. Что же это за прибор? Что за люди здесь были, кроме нас? Что за странное изменение комнаты? И, наконец, о каком спасении и надежде идет речь?

-Присядь, - заговорил он и указал на кресло рядом с собой. - Разговор ни такой короткий выйдет. История, довольно-таки долгая, так что давай, присаживайся, не стесняйся.

Я кивнул и уселся рядом с Зойманом на мягкое кресло, рядом с которым и на котором, как и везде в комнате, валялись разные бумаги.

-Так, так, так, - начал, было, он, потрогав руками свои карманы. - Эх, сейчас бы закурить, хоть и не курю я.

Он достал самокрутку и предложил мне.

-М, угощайся, - протянул профессор в мою сторону.

-Нет, спасибо, не курю. – Отказался я.

-Эх, тогда и я не буду. – С этими словами он запрятал ее обратно.

-А, хотя, зря ты отказался, помогла бы лучшему восприятию. – Заулыбался он. – Ну, нет, так нет, решать тебе. Сигареточка та не простая. – Тут он уже перешел на смех, но какой-то дюже нервный, который вырывался из него булькающими звуками.

-Может быть, перейдем ближе к делу?

-Да, да, да. Что-то я, знаешь, такое событие, удалось же! Я весь на взводе.

-Понимаю, - сказал я, хотя, на самом деле, ничего и не понимал.

-Прости, сейчас соберусь. Так, куда же ее положил.

Он начал бегать по комнате, раскидывая листы, тетради и книги, пока, наконец, не нашел то, что искал.

-На вот, почитай.

Он протянул мне газету. На вид она была старенькая, помятая, с пожелтевшими страницами и потрепанными краями.

Большими черными буквами в заголовке газеты было написано - « Без вести пропавшие»

«В России ежегодно пропадает без вести около ста двадцати тысяч человек…»

-Что это? – спросил я.

-Мы одни из этих людей. - Ответил профессор.

Я смотрел в окно, пытаясь рассмотреть каждую каплю дождя, задумчиво наблюдая за непрекращающимся дождем.

-О чем задумался? – спросила Фоби.

-Я…

-Ты будешь отбиваться или как?

-Простите, что-то отвлекся.

-Некогда отвлекаться, даст Бог, к тому моменту как мы доиграем, дождь стихнет. – Сказал Коля.

-Будем надеяться.

Козырей на руках как не было, так и не появилось. Отбиться, на сей раз не получилось, так что пришлось собрать карты, и теперь веер был у меня в руках. Капрал заулыбался, что смог избавиться от лишних карт, и что под него теперь не пойду.

Пока за окном, весна умывалась проливным дождем, мы коротали время игрой в карты, что нашли в одном из домов. Они лежали, и пылилась в стареньком книжном шкафу, на томике Солженицына. Играли мы в «дурака», стараясь занять себя и хоть как-то отвлечься. А после, ближе к вечеру, когда дождь, наконец, прекратиться, нам предстояло решить одно важно и неотложное дело.

-Так о чем ты там задумался?

-Да так, воспоминания.

-Как я тебя понимаю. Все, что нам осталось – это воспоминания. Мы живем в них, и в них мы и существуем. Остались, так сказать, в них. Тени, призраки своего прошлого. – Капрал закашлял.

-«В коей-то мере», я бы сказал. - Согласился Коля

-И по мере возможности. – Добавила Фоби.

Темные тени, наши силуэты, раскинули карты в царящей тишине. Безмолвные, сгорбившееся фигуры, что раз за разом, рассекая воздух руками, бросали на стол очередные карты. Отбивайся. Не отбился? – Забирай. Привычные, знакомые правила. А колода все не уменьшалась, а игра продолжалась.

-Не люди пропали, понимаешь? А мы, мы пропали. Просто исчезли из привычного, знакомого тебе, всем нам мира. Мы – считающие себя такими всесильными, такими разумными, понимающими, как устроен мир, существами. Всего-навсего марионетки чего-то большего, непознанного, понимаешь, нет? Каждый человек считает, что он управляет своей жизнь, ну ты смотри. Где мы сейчас, а? Вот, то-то и оно. Слышал о теории большого взрыва?

-Ну да, - отвечаю я. Одна из теорий сотворения вселенной.

-Ничего ты не знаешь! Представь только, что взрывы, подобные тому, что сотворил нашу вселенную, происходят ежедневно, ежечасно, я бы даже сказал – ежесекундно. Подобно ярким весенним цветам распускаются все новые и новые миры. - С этими словами он сложил ладони вместе, а затем развел их в разные стороны. Глаза его горели, светились, блестели, он продолжал.

-Я изучал различные теории о других вселенных, проводил опыты, эксперименты. И знаешь что? Мне удалось. Смотри.

Он вскочил и побежал к пакетам, что стояли возле стены в дальнем углу комнаты.

-Смотри. - Он доставал видеокассеты и диски. – Здесь, здесь все было задокументировано, здесь все сохранилось. От самого начала моих изучений и до того самого дня, когда все мы увидели ту яркую вспышку. Но здесь, как ты сам понимаешь, они бесполезны. Я не могу тебе с них ничего показать. Ни тебе, ни кому бы то ни было в нашей ситуации, понимаешь?

-Яркая вспышка? А, это то, о чем я тебе и говорил. Большой взрыв, создавший то самое место, ту саму вселенную, где мы сейчас и находимся. А мы – подопытные. Словно кролики или мыши, на которых так любят проводитьь различные эксперименты.

-Каждый из вас – олицетворение данной вселенной. Страхи. Вы – люди с фобиями, аберрации – сами страхи. Не сложно сопоставить факты. Есть и другие, параллельные нашей вселенной миры, похожие, отличающиеся совсем чуть-чуть. Это же место - гиблое болото, в которое мы попали не по собственной воле. Я же – совершенно случайным образом. У меня, как и у всех людей, конечно, были страхи, но не фобии. В тот день, я разбирался со своим изобретением, этим изобретение, - он указал на металлический мяч. – Щелкал, словно по телевизору каналы, рассматривая различные вариации миров на примере собственной комнаты. А затем, бац, и яркий свет, тот большой взрыв перенесший нас сюда.

-Бесконечные, бесконечные вариации, различные по своей структуре, строению и физике вселенные. Угораздило же попасть именно сюда.

-Как мы сюда попали, спросишь ты? И как же нам теперь выбраться обратно?

-Все очень просто, все дело в энергии.

Земля содрогнулась, словно произошло землетрясение или что-то похожее. Карты выпали из наших рук, да мы и сами чуть было не попадали со своих мест. Несколько чашек и тарелка, что стояли близко к краю – упали и разбились на тысячи осколков. Все гремело и тряслось, а мы не понимали что происходит. Затем, все стило, так же быстро, как и началось.

Мы и все остальные выбежали на улицу. Под проливным дождем, что и не думал прекращаться, переглянувшись между собой, стали прислушиваться.

-Что происходит?

-Не знаю. Кажется это из города.

-Смотрите!

-Огромное пыльное облако, невзирая на дождь, взмыло в небеса и скрылось в темных тучах.

-Это что, дом рухнул?

-Похоже на то, да и скорее всего не один.

-Что же…что же это такое?

-Аберрации.

-Ах, страхи, страхи. Без ни никуда, не так ли?

-Так как мы сюда попали?

-Энергия. Она везде: в нас, во всем – что нас окружает. Она - это мы. Энергия никуда не пропадает, она никуда не девается. Она всегда есть и всегда будет. Яркая вспышка, белый свет. Слышал о том, что люди перед смертью видят свет впереди? А похищенные, якобы, пришельцами, что они видели? Вспышку, свет, не важно. Что же видели мы? Правильно. Детальки паззла начинают собираться в твоей голове, не так ли? Мы словно лучик солнца притянулись этой вселенной, созданной в тот самый момент, который необходимы были именно такие как вы – люди с фобиями. Я уверен, что помимо нас, есть еще немало людей в других городах, что спасаются, пытаются выжить, как мы. Увы, но помочь им не сможем, не в силах. Это – вселенная страха, существующая благодаря вашим фобиям во взаимодействии с энергией. Олицетворение ваших величайших страхов, материализация и воплощение страхов всего человечества.

-Ты хотел правды, понимания, ответов на вопросы? Но ответы на поставленные вопросы порождают еще больше вопросов, не так ли?

Рука разболелась, давая о себе знать. А вместе с ней разболелась и голова. Вселенные, страхи, энергия…прочее, прочее, прочее…все смешалось в вихре в голове. Я словно стал меньше, меньше муравья. Такой жалкий и ничтожный в чьей-то игре мироздания.

-Мы – энергия: ты, я, все живые существа. Энергия, обернутая тленной оболочкой, которая не вправе выбирать свое продолжение в забавах бесконечности.

-Посмотри, мы такие же динозавры. Люди на нашей планете находили скелеты тех древних созданий. А что, если через тысячи лет, аберрации, перейдя на новую ступень эволюции, будут находить человеческие скелеты, выставлять их в музеи на всеобщее обозрение и говорить – вот, они жили здесь еще до нас. Древние памятники в виде наших домов, скрывшиеся под толщей горных пород, когда-нибудь найдут, и будут гордиться своей находкой.

-А что динозавры? Скорее всего, они были такими же подопытными в создании нашей вселенной, такими же частицами энергии, запечатанными в тленную оболочку, коими являемся мы.

Мы стояли под дождем, всматриваясь во мглу, туда, где начинался город. Где ранее виднелись высотные дома, от которых сейчас осталось лишь бетонное облако, что скрылось в серых дождевых тучах высоко над землей. То наступала тишина, и клубы пыли вздымались в небо, а мы их провожали взглядом. То вновь все начиналось сотрясаться, словно в землетрясении, и дом за домом, прямо на наших глазах, там, в мертвом городе, складывались, подобно картам. Земля тряслась, дома падали, рассыпаясь, так быстро и легко, будто бы это и не многотонные конструкции, а детские игрушечные домики.

А затем, все стихло. Мы все так же всматривались, вглядывались вдаль, пытаясь рассмотреть, но ничего не было видно. Мы мокли под дождем, наша одежда уже свисала с нас, словно побывали, поплавали и искупались в водах того озера, что находилось неподалёку от деревни. Все стихло, лишь дождь хлюпал в черных грязевых лужах, стекал по нашим лицам. Холодный дождь ранней весны, от которого по замерзшему промокшему телу пробегала дрожь. Деревья, они не чувствовали наступившую весну, они стояли черными скрюченными статуями возле домов и за деревней. Тот лес, он и не пытался оживать, он спал, или даже был мертв, мертв навеки. Жизнь не вернется с весной, как это было ранее, было всегда. Жизнь покинула эти земли, да, я думаю, и любые другие на нашей планете. На нашей ли? Думаю - нет, мы гости, пригнанные на эту вечеринку насильно.

Увы, дорогие мои, но нам пора домой. - Нет, кричит нам сама земля, вы здесь останетесь. Надолго? - Навсегда!

Здесь живут страхи, это место создано для них, только для них. Теперь это их земля, нам не осталось места, а где-то там - наш дом. Я не знаю, как отсчитать до него расстояние, отсчитывается оно в метрической системе, или какой еще, я не знаю, и сказать не могу. Как исчисляются расстояния между вселенными, между разными мирами? Думаю, на сегодняшний день это не скажет даже профессор Зойцман, хотя он создал тот аппарат. Или любой другой ученый в том, нашем мире, который тоже изучал параллельные и всякие другие вселенные. Но это ли важно, это ли сейчас нам важно? Как измерить расстояние? Нет. Для нас важнее преодолеть это расстояние и вернуться домой, в родной дом, в нашу вселенную. Во вселенную, где страхи – это не существа, жаждущие нашей смерти, это чувства, запрятанные в каждом из нас, чувства, которые свойственны каждому. Их не нужно бояться, от них не нужно убежать, их нужно победить, подавить в себе, а это – подвластно каждому!

А дождь исчезал под нашими ногами, в темных лужах на черной земле, в мельчайших ямочках, канавках и ложбинках. Стекал с крыш домов, с ветвей деревьев, с металлического забора. Он и не думал прекращаться, он смывал следы, оставшиеся от зимы. Хлюпал и хлюпал, монотонно, однообразно, секунда за секундой, капля за каплей. А город вдали исчезал в тумане, туман плыл со всех сторон. Вот уже и города, точнее тех домов, что еще можно было увидеть, тех, что еще не разлетелись на тысячи частичек в асфальтовых реках, не видно. Они исчезли, пропали в тумане. В нем испарились и те мертвые деревья, что раньше были лесом, и железнодорожные пути и дорога - автострада, что была усыпана неподвижными автомобилями, ржавеющими, такими спокойными, тихими и как все в этом мире – тленными, мертвыми. В нем исчезли трубы заводов, что можно было увидеть, с этого самого места, где стою я. Когда-то они дымили белыми клубами, выпуская в небеса новые облачка.

Я представил, как и озеро и река – скрываются в тумане, как дымка скользит по поверхности воды. А вода, колышется от тысяч исчезающих в ней капель дождя. Для столь маленькой капельки – это мир, новый мир бесконечного водоема такой же огромный, что для каждого из нас весь мир, все, все, все…Мы – такие же капельки дождя, исчезающие в бесконечно огромном пространстве, словно и не было нас вовсе. Растворяясь, погружаясь все глубже и глубже, сливаясь с окружающим пространством и, наконец, пропадая в нем без следа. Становясь частью, безвольной частью того большего, того непознанного из чего мы, собственно и появились. Мы – это оно, оно – это мы. Все вместе – энергия.

Капля за каплей. Кап, кап, кап.

-Что это такое было?

-Не знаю и лучше, я думаю, пока не знать. Все затихло, прекратилось, а это главное. Давайте же уже вернемся по домам, а лучше, соберемся вместе и попьем горячего чаю, чтобы согреться. Пока наша одежда будет сохнуть. Я все еще надеюсь, что дождь прекратиться, - Коля посмотрел на небо, и по морщинам на его лице заструились миниатюрные ручейки, - меня терзают смутные сомнения, что он прекратиться, хотя, кто знает, все возможно.

-Хорошая идея, - поддержала Тамара, - пошлите пить чай. Заодно и перекусить не помешало бы, хотя, сегодня я ничего не приготовила.

-Ничего-ничего, - сказала Аня, - Мы что-нибудь придумаем. На скорую рука, так сказать, состряпаем. Если желаете, конечно.

Все поддержали. На этом и решили.

-Все просто, я бы даже сказал – элементарно. Всего-то и нужно, что…да, энергия. Ну как, не надумал, - профессор вновь достал ту самокрутку, что предлагал ранее, и протянул мне.

-Нет. – Лаконично ответил я.

-Как знаешь, а я, пожалуй, затянусь.

Спичка чиркнула о коробок, огонек поджег сигарету, тоненькая ленточка дыма, вырвавшись на свободу, испарилась в четырех стенах, забитого бумагами, книгами, инструментами и прочем, дома. За окном тогда блуждал ветер, скользя над поверхностью заснеженной земли. Голова не проходила, боль стучала в висках, и рука изнывала, ныла, не затихала. Пошевелить я ей даже не пытался, это лишь усилило бы боль. Терпеть было невыносимо, и я, распрощавшись с профессором, комната которого уже заполнилась дымом «волшебной» сигареты, от которого я лишь закашлялся, вышел на улицу. Холодный морозный воздух, вдох, еще один. Легкие заполнялись кислородом, клетка за клеткой начинали дышать. Раз вдох свежего воздуха, холодного воздуха, и головная боль понемногу начинала стихать, еще один – легче, легче, легче.

Вселенные, иные миры, страхи, все это немного отошло на задний план. Ничего не важно, ничто не важно.

После я помню Кирилла.

Он позвал меня к себе, когда я направлялся домой, удрученный новыми вопросами, возникшими с обретенными знаниями.

На стенах в его доме висели иконы, много икон, собранные, скорее всего, со всех домов в этой деревне и, что вероятно, принесенные из какого-то храма. Дюже много их было, что создавало впечатление, будто это не дом, а меленькая церквушка. Внутри горели свечи, и пахло ладаном, было тускло и в какой-то степени мрачно. Мне никогда прежде не доводилось бывать в церкви, но как-то так я себе их так и представлял, только более просторные и с высокими потолками, где множество людей слушали службу и молились.

-Помолиться в наше-то время не такая плохая идея, не так ли? - Обратился Кирилл ко мне.

-Ты верующий?

Мне нечего было ответить, да я и сам не знал и как-то не задумывался над этим. Когда твоя жизнь ограничена четырьмя стенами, сложно найти Бога в чем-либо, а что самое главное – в самом себе.

-Мы сами виноваты, что оказались здесь. Грехи, порожденные нашими страхами, вырвались на свободу, и грянул судный день. Никто не верил, но…ты сам все прекрасно видишь, не так ли? Другие считают, что есть надежда, теша себя бесполезными мечтами, витая в грезах. А что до тебя? Где же истина?

Свечи легонько дрожали, ладан обладал успокаивающим, умиротворяющим, усыпляющим действием.

-Если есть хотя бы шанс, если есть частичка надежды – от чего не сделать навстречу ей шаг?

-А если это окажется бессмысленным и провальным?

-Мы и так в безысходности, любое действие – лучше бездействия.

-Аминь. Что же, каждый сам выбирает свой путь, даже в аду – нужно идти вперед. Пусть Бог будет с тобой, пусть он останется в твоем сердце.

Дверь скрипнула за мной и закрылась.

Странный все-таки день, я ждал ответы, а получил вопросы. Что представляет наша жизнь, которую мы так хорошо, якобы знаем? Якобы. На деле – не знаем ничего. Летим где-то в бесконечности, обремененные собственными проблемами, переживаниями, созданными самолично, а по сути - являющиеся ничем. Куда, для чего? Не ясно. Шаг за шагом в просторах миллиардов вопросов, которые порождают еще больше вопросов. Является ли наша жизнь чем-то значимым и осмысленным, или мы цепляемся за веревку, которая ни к чему не привязана? Ничего не важно, ничто не важно.

Те дни долгой зимы остались позади. Если я что-то и понял для себя – это надежда. Не важно, уже не важно, удастся ли нам спастись или нет, сможем ли мы вернуться домой, или все окажется лишь иллюзией, миражом, где найдем свою погибель. Сидя сложа руки – мы так и так обречены. Раньше, я бы так и сидел, но люди меняются, я изменился. Там, где раньше был во мне лишь страх, теперь горит огонек, огонек веры в завтрашний день. Бессмысленно или нет? Точно имеет смысл. Раз мы здесь, раз мы еще живы и боремся – значит уже не напрасно все. Впереди весна, впереди жизнь. Наша жизнь, моя, Фоби, и всех остальных, каждого здесь и там, в нашем мире. Пока есть надежда, пока есть вера – все не напрасно.

Писать левой рукой – довольно проблематично для меня. Выходят какие-то каракули вместо букв. Ну, ничего с этим не поделаешь, все придет с практикой, еще научусь хорошо писать левой рукой. А пока, здесь и сейчас, в первые дни весны, не зная, что нас ждет дальше, я оставляю это небольшое послание, дабы показать, что я жил, я существовала, как и жили все остальные в этой деревне. Словно древний человек, оставлявший рисунки на скалах, я записываю эти слова в тетрадь: «МЫ БЫЛИ ЗДЕСЬ, И МЫ ЖИЛИ».

Вечер.

Одежда еще не совсем высохла, дождь почти прекратился. За окном было мрачно, и лишь редкие капельки, отставшие, потерявшиеся, догоняли своих собратьев, разбиваясь о крыши домов. Туман расстелился над землей, что дальше собственной руки и видно-то ничего не было. Кап, кап, кап - одинокие капельки постукивали по крышам и стеклам. Пока за окном было столь тоскливо, в доме наоборот – тепло и уютно.

-Меня терзают смутные сомнения о том, что сегодня мы уже никуда не пойдем. - Сказал Коля, развеяв царящую тишину, пока мы уже потихоньку начинали засыпать.

-Да куда идти-то? По такому-то туману, это же равносильно самоубийству. И одежда так и не высохла. Лучше перенести поход на утро. Сейчас уже все спать хотят. – Ответила ему Фоби, а мы с Капралом подтвердили.

Всем и так уже было очевидно, еще днем, что никуда сегодня идти не придется.

-Пожалуй, так и сделаем. Ладно,…может, тогда в картишки продолжим играть?

Положительного ответа ни от кого на его вопрос не последовало.

Погода подталкивала на сонный лад, хотелось только спать, спать и спать. Завернувшись, укутавшись с головой в одеяло, я пытался заснуть, но сон не приходил. В голове мерцали то одни мысли, то другие, но вскоре все стихло. Наступила тишина и покой. Объятия сна подхватили меня. Черная пропасть, падение или полет, на самом же деле оказавшаяся туннелем, по которому я бежал. Лишь одно словно, одно единственное слово, что запало ко мне в душу, беспокоило меня во сне. Надежда, надежда, надежда, – шептал внутренний голос. Потом я увидел девушку впереди, ту самую девушку. Я бежал к ней, но она отдалялась. На каждый мой шаг – приходилось несколько ее. Надежда, надежда, надежда, – шептал женский голос. – Скорее! Поспеши! А я бежал за ней, превозмогая себя, из самых своих последних сил. - Ты сможешь! Но нет. Наступает утро и сон обрывается.

Утро.

Солнца не видно. Теплые лучи не щекочет глаза, здороваясь с тобой ранним утром, говоря – «С пробуждением». Нет, вокруг – та же серость и мрачность, что и днем ранее, а за ним еще днем ранее и еще. Теперь разница между поздней осенью и весной – совсем не различима. Раньше, чувствовалось, что мир оживает, что жизнь возвращается, что все будет хорошо, скоро лето, скоро солнце. Это чувствовалось, это ощущалось, это витало в воздухе. Сейчас же – нет. Новый день по тем же правилам. А в воздухе парит смерть. Ты дышишь ею с самых первых секунд пробуждения, ты дышишь ею во сне, ты вдыхаешь ее каждую секунду. Ее смердящее зловоние, смерти, страха, оно рядом с нами, если и может человек привыкнуть ко всему, принюхаться – то ни к этому. К этому невозможно привыкнуть, а этим воздухом, пропитанным безысходностью – невозможно надышаться, как бы часто и глубоко ты не дышал. От него уже тошнит, просто тошнит.

Это весна.

Так начинается мой день в это мрачное, туманное, весеннее утро. По всей видимости, все остальные уже проснулись, так как, когда я открыл глаза – то дом был пуст, а кровати Фоби, Капрала и Коли – заправлены. Крепко же я спал. Я не спеша поднялся и оделся, открыл дверь и вышел из дома. Туман был таким же плотным, непроглядным, как и вечером. Дальше собственной руки, как бы не приглядывался, ничего не было видно, ни единого силуэта, очертания, абриса. Ничего. Я шел целенаправленно, лишь по своей памяти, я знал, сколько нужно сделать шагов, чтобы добраться до общего дома. Теперь в нем можно было собираться, не так холодно. Окна заколотили и как могли - утеплили дом. Печь горела не переставая, а для освещения – использовали свечи.

Как я и предполагал, в доме оказались почти все.

-Ах, вот и ты. С добрым утром. – Увидев меня, выкрикнула Фоби.

Они обсуждали скорый поход, завтракая.

-Вы решили идти без меня? Если с моей правой рукой не все в порядке, то это не значит, что левой я не смогу уверенно держать топор.

-Куда же мы без тебя, в таком случае? Один раз живем. Сбор через пятнадцать минут, собирайся и перекуси. Поспеши.

Пришлось все делать второпях и совсем скоро, мы уже стояли возле дома для сборов. Туман чуть прояснился, совсем чуть-чуть. Можно было увидеть соседние дома. Дождь не шел, но серые тучи все так же сковывали небеса. Тяжелым, насыщенным влагой воздухом – дышалось с трудом. Было прохладно, и мы закутались в куртки, головы скрывали капюшоны. В руке у меня покачивался топор. Ах, старый добрый топор.

-Так, все здесь, все в сборе, хорошо. Что же, профессор, батюшка и Василий – вы остаетесь здесь вместе с дамами. Фоби, ты хоть и девушка, но, надо сказать, решать тебе, идти или оставаться.

-Само собой я пойду. Хоть что-то интересное намечается за последнее время.

-Отлично. Значит так, кого я назвал – остаетесь, остальные выдвигаемся.

-Удачи вам, будьте осторожны и возвращайтесь скорее.

Мы попрощались и пошли друг за другом сквозь туман, вдоль улицы нашей деревни. Дойдя до забора, открыли дверь и так же закрыли ее за собой, она проржавела, и поддалась неохотно с негромким скрипом, больше похожим на мышиный писк.

Грязь прилипала к обуви и хлюпала под ногами. Приходилось идти очень осторожно, держа равновесие и балансируя на скользкой земле, дабы не поскользнуться и не упасть лицом в грязь в прямо смысле данного выражения. А это было совсем просто – одно неверное движение, и земля уйдет из-под ног. Мы пробирались мимо деревьев, одинаковых темных деревьев, пытаясь разглядеть дорогу впереди. А дороги, как таковой, и не было. Вокруг нас окружал туман, желая захватить в свои объятия вечного покоя.

Ощущать под ногами твердую поверхность после скользких грязевых луж – было огромным удовольствием. Мы ступили на шоссе. Маленькие камешки и песок похрустывали у нас под ногами с каждым нашим шагов по, словно, бесконечно серой дороге.

-Нам, довольно-таки, долго придется идти. Когда пройдем через железнодорожный переезд, нужно будет вести себя как можно тише, там начинается частный сектор, дачи. Будем надеяться, что аберрации, так же как и мы, мало что видят в тумане.

-Многообещающе.

-Ничего не поделать, обойти стороной – не получится. Впереди везде, со всех сторон – дачи.

-Далее, нам предстоит пройти неподалеку от водохранилища – ориентир на него – водонапорная башня. Думаю, ее мы точно увидеть должны. Перейти еще один железнодорожный переезд и по- прямой мимо Лазурного, пока не доберемся до рыбхоза. От него до пруда, а там уж, рукой подать. Главное же сейчас, как можно меньше шума, но пройти расстояние, как можно быстрее. Никто не отстает, идем друг за другом. Если что-то не так – сообщайте незамедлительно. Всем все ясно?

Все сказали да.

-Идемте.

Несколькими неделями ранее нашего похода. В самом начале весны, когда еще снега только начинали таять, а небеса только начинали заворачиваться в дождевые одеяла. Уже после того, как профессор показал нам тот самый шар и рассказал мне о происходящем. Он собрал нас снова. На этот раз собирался поведать о том, что придумал, как нам вернуться домой. Как я тогда уже смотрел на вещи вокруг, что я решил для себя, не важно. Мы выживали, мы ждали, и он, собрав нас, заявил, что подождать нам еще придется, и что нужно набраться терпения и сил. Сил, которые уже начали покидать. Мы устали, просто устали от всего. Но слова – «Надежда», странным образом влияют на людей.

- Надежда есть, - заявил он тогда. Нужно лишь подождать.

-Мы и так ждали, ждали, сколько могли. Что нам еще оставалось делать?

-Весной, мы покинем эту обреченную землю. Я придумал, откуда взять столько энергии, и как ее перевести в нужно русло.

-Так давай, выкладывая, не томи. Если есть шанс, есть надежда – мы должны знать, и мы должны попытаться. Ты вселил в нас всех надежду, а после…мы все ждем, ждем, ждем. Чего, чего мы ждем?

-Да, да, да – заторопил он. Поймите, все, довольно-таки, просто. Я бы даже сказал – элементарно и вполне осуществимо. Помните стихи, как же там, - «Люблю грозу в начале мая». Да, кажется, так они звучали. Так вот, нам нужна эта самая гроза, а точнее – молния, ее энергии хватит на то, чтобы открыть нам дверь в пространстве, через которую, как вы уже поняли, мы и вернемся домой. Именно дверь, а не окно, что наблюдали с энергии аккумулятора. Все легко и просто. Хотя, не все. Нам нужен усилитель сигнала, а для этого – нам нужно будет попасть в город.

-Это самоубийство!

-Да, но…

-Есть один вариант. – Перебил Бельмондо, и все уставились на него. – Я знаю, что нам может помочь.

Часть вторая.

Дыханье грома, молний рой,

меня преследуют, домой.

вернуться я хотел, но стой!

Прошу, глаза свои открой.

-В город нам нужно непременно попасть, как я понял, ведь так?

-Всенепременно. Иного варианта нет.

-Так, значит, если у нас будет оружие, значит, будет больше вероятности, что мы выживем и доберемся до места назначения. А куда нам собственно нужно будет попасть?

-РГСУ. На самую крышу университета, что находится вон на том холме. - Профессор махнул рукой в ту сторону, где виднелось высокое здание. - Это оно. Туда нам и нужно будет попасть, когда будет проходить гроза.

-Нелегкий путь нас ждет.

-Са-мо-у-бийст -во. – Повторил по слогам Капрал. - Да и гроза. Как мы рассчитаем именно тот момент, когда гроза будет проходить над университетом, чтобы мы оказались непосредственно в то время на нем? Я уже молчу на счет того, как нам попасть в сам город и добраться до нужного места.

-Предоставьте расчеты мне. Пока нам нужно лишь ждать.

-А потом? Пойти в город и всем дружно сдаться аберрациям? То-то они обрадуются!

-Ну что вы, в самом деле? Никто не говорит, что нужно пойти и сдаться. Нужно незаметно пробраться.

-Ага, незаметно, в городе полном аберраций. В городе, где они на каждом углу и их число около полумиллиона. Великолепно!

-Но, есть предложение, - продолжил Бельмодно. Что если у нас будет оружие. Не получится пройти незаметно, так дадим отпор и пробьемся силой. Как вам такое?

-Что за оружие?

-Огнестрельное: ружья, пистолеты..

- Может сработать, если нам очень, ну уж очень, повезет. И где мы их достанем?

-Сравнительно недалеко, есть поселок городского типа, я там бывал неоднократно. Там есть оружейный магазин, «Охотник» называется. Проберемся туда, возьмем оружия с запасом на всех и вернемся обратно. Что скажете?

-Поселок городского типа, Камыши что ли?

-Именно.

-И как, скажи мне, как мы должны до него добраться? Через весь дачный сектор? Это безумие похлеще возвращения в город! И идти до Камышей отсюда далеко.

-Мое дело предложить. Если нужно пробраться в город – необходимо оружие. А в Камыши, я думаю, гораздо легче попасть.

Наступило молчание.

-Ты знаешь этот поселок и дорогу до него, самую, самую безопасную?

-Да.

-Хорошо, когда соберемся, будь готов показывать дорогу. Наведаемся туда, и, если нам повезет, вернемся-таки обратно. А пока, на сегодня, я думаю достаточно полемики. Все спланируем и решим, как, что и когда.

На этом мы и договорились. А дальше – ждали.

И когда наступила весна, и снега, наряду со льдами – растаяли под дождями и сгинули в черноземе, в то самое туманное утро, когда дальше собственной руки-то и видно ничего не было. Когда солнце только-только начинало просыпаться, поднимаясь по туманным ступеням, чтобы возвысится над землей. Мы отправились в путь. Шаг за шагом, погрязнув в жидкой, больше похожей на трясину, земле, еще шаг за шагом по серому асфальту, дальше и дальше от деревни в долгий путь до поселка городского типа под названием «Камыши».

Друг за другом, шагая вдаль по шоссе, мы добрались до первого железнодорожного переезда. Ржавые рельсы разрезали дорогу пополам, позади остались город и наша деревня. Лишь шаг, и мы уже пересекли первую границу. На знаке, что находился рядом с рельсами, виднелись черные буквы «Щетинка».

-Тише. - Проговорил шепотом Капрал. Начинаются частные дома.

Мы шли медленно, пытаясь не издавать ни единого звука, нас нет здесь, мы всего лишь тени, призраки. Ступая аккуратно на пятку, затем на всю ступню, смотрели себе под ноги и озирались по сторонам. Прислушивались к каждому шороху, каждому звуку. Но ничего не было. Мы слушали тишину, застывшую в тумане. Не слышали даже собственных шагов.

-Может быть, аберрации спят, рань-то какая. - Пробухтел позади нас Бельмондо.

Сразу после его слов, впереди мы увидели очертания фигуры с желтыми, утопающими в тумане глазами - огоньками.

-Все на землю, тихо! - Зашипел Капрал.

Мы быстро прильнули к земле, упали на живот и начали всматриваться в желтые глаза, что забегали, осматриваясь по сторонам. Оно прислушивалось, всматривалось, вглядывалось в туман, пытаясь еще раз услышать. Но мы молчали. Слушали биение своих сердец, что, казалось, бьются так громко, словно они били не внутри нас, а барабанили по мокрому асфальту, вырвавшись из грудных клеток.

Мы прижались к земле и молчали, пытаясь угомонить собственные сердца. Спокойствие, только спокойствие. А глаза, желтые глаза искали нас. Затем, силуэт проплыл в сторону домов, проскребя своими когтями по асфальту, и скрылся в нем. Наступила тишина, а желтые глаза больше не маячили перед нами. Их не было ни позади, ни спереди, ни по бокам. Аберрация ушла. Мы еще какое-то время продолжили лежать, вслушиваясь в тишину туманного утра, а после, тихо-тихо поднялись на ноги и продолжили путь.

Шаг за шагом, тихо-тихо, словно паря над землей мы шли дальше и дальше. Без единого звука, без разговоров, даже дышать старались как можно меньше, делая тихие глубоки вдохи и так же тихо выдыхая.

Самым первым шел Капрал, позади него – Коля, за Колей - я, за мной – Фоби, за ней - Прут, и последним - Бельмондо. Осматривались по сторонам, стараясь заблаговременно уловить каждый звук, каждый промелькнувший силуэт. Бельмондо часто посматривал назад, но, не высмотрев ничего в тумане, продолжал смотреть под ноги, стараясь ни на что не наступить, выверяя каждый сделанный шаг. Как, впрочем, и все мы. Стараясь идти бесшумно, расстояние казалось еще больше и длиннее. Ноги начинали потихоньку уставать. А себя я стал ощущать пловцом, что уже давно плывет посреди огромного океана, круженного акулами или, может быть, пираньями, готовыми вот-вот наброситься и полакомиться. В океане тумана, мы были столь беспомощны, со всех сторон окруженные аберрациями, одно неловкое движение, один громкий вздох и…Нет, главное не думать об этом, просто не-ду-мать. Шаг за шагом, в туманном океане, мы приближались к заветной цели.

Вот уже прошли первые ориентиры – водонапорные башни, чьи очертания, верхушки, были еле заметны, вздымаясь над облаками тумана. Такие серые, каким являлось и небо, они сливались с ним, становясь словно хамелеоны, которых мы еле-еле смогли разглядеть.

Можно сказать, если немного приукрасить, совсем чуть-чуть, половина пути осталась позади, а еще половина – ожидала нас впереди.

Слева от второй водонапорной башни, виднелась дорога, что вела налево. Если пойти по ней, то через метров пятьсот справа от дороги можно будет увидеть водохранилище, которое больше похоже на озеро; большое озеро, куда приезжали люди жарким летним днем. Я видел его, просматривая фотографии через интернет. Много, много людей, загорающие на песке, плавающие в холодной воде, катающиеся на водных мотоциклах, а там, не далеко от другого берега, виднеется остров. На нем растут деревья, ивы или ольха, точно не скажу, а посреди того острова – есть самодельная беседка. Там, приплывая на лодке, собирается небольшая компания у костра, распевая песни под гитару, в ночной тиши, под звездами. Или одинокий рыбак, что покуривая сигарету, наблюдает за поплавком. Красивое это место. Красивое. Всегда хотелось там побывать, а сейчас, даже если наш путь бы лежал в ту сторону, если бы мы прошли мимо водохранилища, мы бы ничего не увидели. Везде туман, кругом туман.

Водонапорные башни остались позади. Дорога немного изогнулась и повела нас направо. Туман понемногу начинал рассеиваться, что дорога впереди нас, на несколько метров прояснилась, и уже стали виднеться очертания домов и деревьев. А среди них, еле заметные фигуры аберраций, бродящих, мелькающих туда-сюда из стороны в сторону или просто стоящие неподвижно, словно они так спят, стоя.

Никто из нас не сказал ни слова, но, наверное, каждый подумал, – «Надо спешить». Эти слова читались на наших лицах.

Безмолвные фигуру, серые, словно безжизненные, аберрации бродили неподалеку, тихо, как и мы, скользя по волнам туманной дымки. Считанные метры отделяли нас от них. Но аберрации не видели и не слышали, будто во сне, переставляя машинально свои конечности, или качаясь возле стен, они глядели своими желтыми глазами, не замечая нас.

Быстрее, еще быстрее, шаг за шагом, тихо-тихо, мы шли вперед, дальше и дальше. Уже не оборачиваясь, лишний раз по сторонам, лишь под ноги и вперед, под ноги и вперед. Пока не дошли до второго переезда. Дома остались позади, а до тех, что впереди – только предстояло дойти.

Шлагбаумы были опущены. Рельсы – были менее ржавые, чем те предыдущие, по которым давно уже не ходил ни один поезд. Аберраций, насколько позволял туман, не было видно, да и слышно тоже. Аккуратно перешагивая через рельсы, мы продолжили свой путь.

Щетинка, чьи частные домики потонули в тумане, осталась позади. Справа перед нами был знак « д. Ушакова и п. Лазурный – стрелочка направо; Коренная пустынь – стрелочка налево. На другой стороне, рядом с дорогой ведущую налево, в Коренную пустынь, был еще что-то похожее на знак « ФГБУ ЦЧМИС», что бы это не значило, и спрашивать я не стал. Лучше молчать, лучше вести себя тихо. От домов – мы отошли не так далеко, да и впереди уже виднелись следующие. А справа, там, в Лазурном, туман уже отпустил крыши пятиэтажных домов и их можно было увидеть. Череда деревьев тянулась вдоль дороги. Полуразвалившаяся остановка, покосившись, сбрасывала остатки краски. Уже было нельзя сказать - какого она была цвета. То ли желтого, то ли красного, то ли еще какого…сейчас же – серо-черная. Рядом с ней, скрываясь в грязи, лежал дорожный знак пешеходного перехода. Мы прошли мимо, я лишь искоса посмотрел на того человечка, что был на знаке, шагающего аккуратно по переходу, подобно нам, идущим вдоль тихо-тихо вдоль этого нескончаемого шоссе.

Слева начались частные домики, справа – ПУ (Профессиональное училище) номер не разглядеть. Забор, что раньше окружал все эти здания, относящиеся к ПУ, сейчас примял собой жухлую траву. Сами же здания – как и все прочие, некоторые стены развалились, стекол в окнах не было, все это – типичный памятник прежней эпохи.

Дорога повела нас под горочку, и мы зашагали быстрее, но по-прежнему тихо. Можно было увидеть огороды, больше огороды, гектары черное, отсыревшей от дождя земли. Чуть дальше – прошли рыбхоз. Сколько же километров осталось позади?

-Мы уже близко. – Прошептал Бельмондо. – От озера, что будет впереди, нам направо и до конца.

Сколько прошло времени с тех пор, как мы вышли из деревни на трассу. Еще утро или уже день? Сказать было тяжело. Солнца не было видно, вроде светло, а в то же время темно, серо, мрачно. Сколько еще будут «спать» аберрации, или уже проснулись? Совсем скоро, я думаю, мы узнаем это, когда дорога, наконец, приведет нас к месту назначения.

Озеро оголило свои темные берега, где ребристая поверхность воды проглядывалась сквозь туман. Камыши тихонько покачивались. Легкий ветерок, появившийся, подкравшийся бесшумно, коснулся моего лица, коснулся каждого из нас, коснулся воды в озере, камышей, деревьев, и тумана. Мы стояли, сделав небольшую передышку, смотрели на воду, наслаждались дыханием ветерка, а одинокая капелька, которую проронили серые небеса, скатилась по моему лицу, охватив меня легким холодком.

-Дорога ведет вокруг озера, - там, – махнул Бельмондо рукой, - находится поселок. – Если приглядеться, уже можно различить дома. Вот, смотрите, это школа. – Указал он на здание, что было на другом берегу.

Туман рассеивался, все сильнее и сильнее. Наше единственное прикрытие исчезало. Что оставалось? – торопиться. Мы уже не думали о том, как будем возвращаться домой, обратно. Главное – завершить нашу миссию, покончить с ней. А потом, когда оружия будут в наших руках – будем думать о возвращении домой.

-Быстрее, быстрее.

Конспирироваться и прятаться, уже было негде и некогда. Мы побежали. Поблизости аберраций не было. Добежать до поселка, тихо пробраться и вернуться. Все просто, легко и просто. Тишина развеялась вместе с туманом. На небе, не смотря не его серость. Можно было различить солнце, точнее, его блеклые очертания. Мы бежали, огибая озеро по контуру трассы, что вела в Камыши. Быстро, насколько могли бежать, друг за другом, не отставая. Топор размахивался из стороны в сторону в моей руке. Мы бежали рядом с деревьями, что покачиваясь, желали нам удачи, желали нам вернуться домой в целости и сохранности.

-Стоп.

Добежали. Впереди начинался поселок городского типа. Виднелась остановка, куда приезжали автобусы. Пятиэтажные дома, частные дома, школа, церковь, чуть дальше – фермы. Все это можно было разглядеть, все это мы видели. Туман рассеялся, словно его и не было. Впереди нас ждала «проснувшаяся» опасность. Тощие фигуры, сияя клыками и когтями, шатались по безлюдным улочкам и мимо домов. Выглядывали из окна школы и рядом с остановкой, словно ожидая автобус, который их отвезет в город, к своим родным. Автобус, который никогда не придет.

-Что теперь нам делать? Где этот магазин, как там его, «Охотник»?

- Он там, с другой стороны, почти на окраине, рядом с теми пятиэтажками.

-Замечательно. – Лаконично и безрадостно ответил Капрал.

Мы пошли в обход, прячась за деревьями, что росли по краю города. Тополя, как и в самом городе, как и везде – тополя. Точнее, то, что теперь можно было назвать деревьями. Что за дерево – можно было понять лишь по коре. Деревья умирали, чахли, засыхали. Они уже не молили, они смерились, лишь тянули к нам свои ветви в последний раз почувствовать тепло человеческого тела.

-Вон там, туда нам нужно. - Показал Бельмондо на маленький магазинчик возле пятиэтажных домов. Краска с букв осыпалась, что если не знать о том, какой это магазин и магазин ли это вообще, можно было бы пройти мимо и даже не взглянуть на него. Рядом с ним находились аптека и продуктовый магазин.

-Делаем все быстро.

Впереди бродили аберрации. Насчитали пять – это те, что мы видели и которые были непосредственно на нашем пути. Две шатались на дороге, сразу за деревьями, за которыми прятались мы. Одна – возле самого «Охотника», еще одна на углу, и одна - возле аптеки. Это совсем не значило, что все будет так легко, мы это знали. Если не сделать все быстро – сюда мигом сбегутся несколько сотен со всего поселка и тогда уже - пиши-пропала. На вид – они были не совсем проснувшимися, их желтые глаза то и дело закрывались, а сами они вяло качались на одном и том же месте, лишь изредка перебирая конечностями и перемещаясь на метр другой.

Было решено действовать быстро.

- Выбегаем и несемся сразу к охотничьему магазину, всем ясно. Я беру на себя левого, того что на дороге, Коля – ты правого. Бельмондо и Прут – того, что слева на углу, Фоби – вы того, что возле магазина и мигом забегаете внутрь.

Так и сделали. Аберрации лишь в последний момент поняли, что произошло. Все было сделано быстро и, как не странно, легко. Новые не пришли, а мы, забежав внутрь магазина, смогли перевести дыхание. Оружие, как и ожидалось, как рассказывал Бельмондо, было на месте и его было в избытке. Мы набрали столько, сколько сможем унести. Захватили патроны, пару ножей за пояс – пригодятся, лишними не будут.

Я никогда не стрелял, лишь имел поверхностное представление о том, как им пользоваться. Прицелиться нажать на курок, повторить, вот и все, что я знал. Хотя нет, еще я знал, куда вставлять патроны.

Все было легко и просто. Пробрались в поселок, кишащий аберрациями, набрали оружия, осталось вернуться обратно. Все легко, и, ка это не странно, просто. Мы еще не знали, как будем выбираться обратно, но было решено, что пора возвращаться. От кого-то поступило предложение дождаться ночи, переждав день здесь, но его быстро отклонили. Оглядевшись через окно, и никого не увидев, было решено выдвигаться. И именно тогда началась неразбериха и суматоха.

Мы вышли из магазина, и уже было двинули в сторону тополей, как вдруг, земля под ногами затряслась, и Прут, с криком – «Берегитесь», побежал в сторону. Пятиэтажное здание за нами, в котором находился «Охотник», из которого мы только что вышли, рушась, неслось в нашу сторону. Мы успели разбежаться, а здание, с грохотом развалилось в том самом месте, где секунду назад стояли мы. Останавливаться и разбираться было некогда, нужно было бежать. Сколько я увидел аберраций, я не знаю, считать – времени не было, но их было уж точно не мало. Множество, множество желтых глаз. Нужно было бежать. Я бежал за Фоби, стараясь не отставать. Лавировали мимо сгорбившихся ржавых машин, мимо фонарных столбов, мимо жилых домом. Быстрее, быстрее, быстрее, на приделе своих сил.

-Скорее, - кричала Фоби, - скорее!

Мы бежали, пока не очутились в темном помещении, в которое, я даже не знаю, как успели попасть.

-Помоги мне.- Попросила она.

Мы быстро закрыли дверь, и протянули сквозь ручки металлическую вешалку, что стояла рядом. Дверь была заперта, но снаружи, в нее уже начали ломиться, что от напора, она сильно прогналась, а вешалка – гремела.

-Бежим.

Это был какой-то клуб. Да, сельский клуб. Небольшая, миниатюрная сцена, паркетный пол, колонки. Это определенно был клуб.

-Что нам теперь делать?

-Я, я не знаю.

Мы стояли, осматриваясь по сторонам. Свет в помещение поступал лишь из небольшого окна под самым потолком. Приглядевшись, это оказалось даже не окно, а вентиляция, что обвалилась, а с краев все еще продолжала осыпаться штукатурка.

-Мы в ловушке.

С этим было не поспорить.

Остались вдвоем с Фоби, разделившись с остальными, когда упал тот дом.

-Они что, подобно термитам грызут дома?

-Похоже на то. Им же нужно чем-то питаться, ведь так?

Пожирают останки человеческого быта.

-Когда они ворваться, на всех патронов не хватит.

И с этим было не поспорить.

Дверь продолжала сотрясаться. Лязганье металла, крики аберраций, скрежет и царящий гул, смешались в единый винегрет, в центре которого находились мы. Но тут пришло озарение.

-Здесь должен быть запасной выход!

Дверь срывается с петель, вешалка отлетает в сторону и со звоном ударяется о стену.

Мы, бежим за своеобразную сцену, в попытке найти запасной выход, за нами несутся десятки лап в диком, истошном вопле.

-Скорее, скорее.

Темное, узкое помещение - коридор, мы бежим, но ничего не видно, держимся близ стен, на ощупь, выбираясь, пытаясь найти верную дорогу. Они все ближе, ближе, их дыхание ощущается на наших затылках, они рядом, совсем рядом. И тут, дверь раскрывается, свет бьет по нашим глазам. Выбегаем на улицу, а впереди стоит автобус - пазик.

Мы слышим голос впереди.

-Быстрее!

Раздаются выстрелы, тела аберраций за нами с глухим стуком падают на землю, не сбавляя скорости, пролетая несколько метров вперед. Они за нами, они рядом с нами…ноги касаются порожков, первой, второй, мы в автобусе.

-Дави на газ!

Двери закрываются. Пазик, кряхтя, начинает набирать скорость. Выстрел, еще выстрел. Все звуки сливаются в единый сумбурный кисель. Мы выезжаем к остановке, а дальше - несемся по шоссе, маневрируя рядом с ржавеющей техникой, время от времени отстреливаясь от аберраций, что подбиралась к нам близко. Небо все такое же серое и дождливое, укутанное тучами, за окном мелькают дома, деревья, первый переезд, дорога на водохранилище, водонапорные башни, второй переезд, и вот, уже почти выбрались, почти дома. Пазик сворачивает влево и едет по грязи. Вот металлический забор, который автобус сносит на раз, вот улочка, вот наши дома, вот мы приехали. Стоп. Спасены.

-Мы выбрались, Боже, мы выбрались!

Все ликовали и радовались. Аберрации не стали нас преследовать, хотя, мы их ждали, затаившись, ожидая, что вот-вот они заявиться к нам, но нет, тишина.

-Когда разделились, - Рассказывал Прут позже вечером. – Мы побежали в сторону частных домов. Забежали в самый первый, перемахнув через забор. Там, под крышей, рядом с домом, в самодельном гараже, стоял этот самый пазик, на вид он мне сразу показался рабочим. Хорошо сохранился. И да, пока остальные отстреливались от аберраций, я смог его завести, бак был полон. Забравшись в него, мы помчались искать вас, это оказалось не сложно, поехав к самой большой, разбушевавшейся толпе. Так все и получилось. Все хорошо, что хорошо кончается.

Все были целы, никто не пострадал. Оружие было у нас и теперь еще – у нас был транспорт. Шансы на возращение домой – увеличились в разы. Осталось только ждать. Ждать и надеяться, что с первой грозой – мы отсюда уберемся, что профессор ни в чем не ошибся, что сможем спастись.

Время шло. Часы, дни, недели, день за днем, день за днем. Что же еще нам оставалось?

Прут решил модернизировать пазик, примостив в салоне на окна забор, что окружал нашу деревню для лучшей защиты и безопасности на всякий случай. Безопасность превыше всего.

Апрель подходил к концу. Все ждали.

Тот самый день настал. Все слышали гром, каждый из нас. Но гремел, по большей части, даже не там далеко в небе, он гремел в наших сердцах Стук, стук, стук, оставляя безмятежное послевкусие пробуждающейся радости. Стук, стук, стук – это стучит не гром, над нами, это гремят шаги, решающие шаги на пути к нашему возвращению. И ветер, тот самый ветер, что всегда был рядом с нами, что завывал в пустых городских коридорах, нес тучи в нужном направлении.

-Быстро, быстро, быстро. Собираемся. Сегодня мы возвращаемся домой!

-Каждому по оружию!

-Что предпочитаете, пистолет или ружье?

- Занимайте места в автобусе!

Кирилл решил остаться здесь.

-Какая разница, - спросил он, ответив на попытки переубедить его. – Между надеждой и верой? Я верю, что мой выбор верен, что здесь я доживу свои последние года, а может и дни. На этом – моя война заканчивается. Это мой выбор. Вы же, надеетесь вернуться, но куда? В реальный мир, к своим страхам? Вот она реальность. Надежда - как угасающий огонек. Это ваш выбор.

Его же поддержала Томара Васильевна.

В другой ситуации мы бы переубедили их, точно переубедили. Но, насколько это было не печально, времени оставалось все меньше и меньше. Нам нужно было отправляться в путь.

-Да поможет вам Бог.

-И вам.

Без лишних слов, без лишних слез, окинув деревню в последний раз, двери пазика закрылись за мной. Позади остался дом, в котором я пережил зиму и весну, где за печкой я оставил ту тетрадь, в которой писал свои мысли. Тетрадь, в которой последними словами было написано, - «МЫ БЫЛИ ЗДЕСЬ, И МЫ ЖИЛИ». Да, мы жили, и мы будем жить. Кирилл и Томара продолжали смотреть нам вслед, пока пазик не свернул по грунтовой дороге налево, в сторону шоссе. Позади нас сверкнула молния, а впереди, все еще светило солнце, под лучи которого и под раскаты грома мы помчались в сторону города, в сторону своей судьбы. С надеждой, хотя, скорее не только с ней. Кирилл ошибался, в нас жила и вера.

Я смотрел в окно. Смотрел на реку и поля, смотрел на небеса, стараясь запомнить для себя, сохранить в памяти все эти картины.

А пазик мчался, гудел, дребезжал. Двигатель задыхался, а из выхлопной трубы тянулся черный дым.

-Главное, чтобы мы не заглохли на половине пути.

-Ничего, ничего. – Сосредоточенно, держа руль, нажимая на педали, переключая коробку передач и наблюдая за дорогой, щурясь от солнечных лучей, - отвечал Прут. Прорвемся! Где наша не пропадала, а? – На его глаза то и дело сползала шапка. Устав ее поправлять, он швырнул ее под сидение.

За окном раздирал небеса гром, а молнии озаряли окружающее пространство. Гроза приближалась.

-Поднажми.

-И так мчимся на приделе возможности.

Прут выкручивал руль то вправо, то влево, маневрируя между застывших машин.

-Посигналь им, может сдвинуться с дороги.

Река монотонно, задумчиво плыла в своем течении, ветер играл с деревьями и тащил тучи, деревня осталась позади. Мы проехали автомобильную заправочную станцию, где зимой мы еле-еле отбились, когда я потерял сознание от потерянной крови. Мы въехали в город, где частные дома все так же стояли на своих местах. Где аберрации застыли в изумлении, озадаченные доселе им не виданным. Но быстро приходили в себя, и вскоре собирались в огромные стаи, бегущие за нами. Частные дома, «радуга», церковь, мы проехали их. Трамвай, застывший на рельсах, светофор, пешеходный переход. Где-то там, позади, моя квартира, вокзал, поезда. Мы ехали, проезжая мимо пятиэтажных домов, где из окон вспыхивали желтые глаза. Мимо магазинов и банка, мимо ГАИ и направо, в сторону моста. Металлический забор, что примостил Прут на окна, гремел, когда автобус подпрыгивал на особо глубоких канавах. Асфальт раздирали трещины, словно морщины от старости, иные совсем тоненькие и не заметные, другие – перерастающие в канавы, в которых виднелась, под остатками обвалившегося асфальта – грязь.

Шины, стираясь, скрипели, оставляя за собой черные полосы, на поворотах. Некоторые аберрации прыгали под колеса, пытаясь остановить нас, и в ту же секунду, хлопали, словно пакетики с водой, оставляя за собой смердящие чернильные лужи и оставшиеся конечности. Иные ухитрялись вцепиться в корпус пазика, вонзив в него свои когти, но незамедлительно получали пулю, и, подобно тряпичным куклам, продолжали какое-то время висеть, извиваясь, пока не отваливались от него, и не оставались позади на дороге в виде безжизненно - смердящей туши.

Мы мчались по мосту. Несколько трамваев, перевернувшись с рельс, лежали рядом с остановкой. Справ - я видел реку, лес, холмы. Гроза приближалась. Небо помрачнело, извергая яркие вспышки молнии. Оставались минуты, считанные минуты.

-Вон то здание университета. Оно красовалось на холме, выше любого из домов. Туда нам надо, туда.

-Скорее, Скорее!

-Делаю, что могу.

Пазик сбавил ход, взбираясь на горку, что вела прямо от моста. Казало, вот-вот он совсем остановится. Кряхтя и хрипя, словно больной пожилой человек, он мучился, теряя силы, в подъеме на холм. Аберрации догоняли. Они были и сзади и спереди. И выглядывали позади забора, что был справа, на само краю холма, возле пешеходной дорожки, и смотрели на нас с высоты, со строящегося дома, что был слева. Каждая секунда затяжного подъема длилась долго, так долго, в голове всплывала мысль - « МЫ не успеем». Гроза близко, а мы еще так далеко.

-Скорее, черт возьми, скорее!

-Выйди, подтолкни!

-Так, спокойнее, спокойнее. Тише. Успеем мы.

Раздались выстрелы. Несколько аберраций, подобравшихся к нам слишком близко, теперь неподвижно лежат на асфальте.

-Еще чуть-чуть, еще немного, давай, давай.

Позади был прекрасный вид, такой мимолетный момент, пока пазик, наконец, не взобрался в горку и не свернул направо. Великолепный пейзаж, который подпортили только оголодавшие, бегущие за нами аберрации. Маленькие частные домики, что выглядывали из-за леса. Впереди – огромные поля, которым не видно было конца, напоминали море. Бескрайнее море, спокойное, безмятежное. Отсюда, все знакомые места, по которым только-только мы проехали – казались такими далекими, такими маленькими. Вон церковь, вон «радуга». Такие маленькие, такие далекие. Тончайшие линии проводов и трамвайных рельсов, мост, река, дом культуры железнодорожников. Каждую мельчайшую деталь я пытался запомнить, сохранить в памяти. Несмотря на все происходящее, можно сказать смело одно – «природа здешних мест – великолепна».

Сверкнула молния, раздался гром, а ветер приблизил тучи.

-Это все, корпуса медицинского университета, вот общежития. - Рассказывал Коля.

-Да, - сказал Бельмондо, - когда-то я здесь учился.

Шины заскрипели по асфальту. Проехали кинотеатр «Юность».

-Осталась финишная прямая.

Северный рынок, высотные дома, хлебозавод, все проносилось мимо нас быстро-быстро.

-Сворачивая на пешеходную дорогу.

Автобус подпрыгнул на бордюре, и развернулся на пешеходную дорогу. Проезжая часть была забита автомобилями, автобусами и троллейбусами, застывшими во времени. Мы мчались, то и дело, подскакивая, когда колеса нашего автобуса съезжали или заезжали на очередной бордюр.

-Вот-вот, почти на месте.

Пазик свернул направо, вырулив в сторону РГСУ, снеся шлагбаум, заезжая на парковку.

-Держитесь крепче.

Автобус не сбавляя скорости, мчался вперед. Пролетев по ступенькам, влетел в двери, разнеся их на мельчайшие осколки и заглох, застряв в коридорном проеме.

Позади нас уже окружили аберрации. Выбив лобовое стекло (для чего пригодился мой топор), мы стали быстро, другом за другом, вылезать из пазика.

-Так, все здесь?

-Ани нет, она осталась в пазике!

Аня сидела в задней части автобуса, остолбенев от шока.

-Я вытащу ее, - сказал Вася, - и полез обратно за ней. – Прикройте.

Аберрации наступали, выстрелы заглушали гром. Вася поспешил, Аня уже стояла рядом с нами и немного отошла, хотя, лицо все еще было бледного цвета, а в глазах – кромешный ужас.

-Бегом.

Мы побежали в сторону лестницы, а затем, перескакивая через ступеньки, принялись забегать вверх. Фора у нас была небольшая, пока первые аберрации не ворвались в здание. Уже скоро, они отставали от нас всего лишь на этаж. Пришлось прорываться с боем, отстреливаясь от них. Одни падали, получив пулю, но другие, ничуть не остановившись, бежали дальше, все быстрее и быстрее, настигая нас. Их становилось все больше, целая орда аберраций гналась за нами по лестнице университета.

На девятом этаже, пытаясь отбиться, я размахивал топором и не удержал его. Он выскочил из моих рук и полетел вниз, с грохотом упав где-то на нижних ступеньках.

Оставались считанные секунды, всего пара этажей – и мы на месте. Последние ступеньки давались с особым трудом.

Перед нами предстала дверь, ведущая к спасению. На ней висел замок, который был моментально отстрелян и мы смогли забежать внутрь. Темное помещение, металлическая лестница, ведущая на крышу и последняя дверь.

Дверь открылась, яркие молнии озарили темное помещение, спертый воздух, протухший от зловония мертвых аберраций, остался позади. Холодный ветерок, капельки дождя, свежий-свежий воздух.

-Давай скорее.

Вася отстал. Он отстреливался позади, пытаясь добраться до двери. Затем, выстрелы прекратились, он нажимал на курок, но в ответ получал лишь клацанье. Патроны кончились. Он бросил пистолет.

-Я задержу их, спасайтесь! - с этими словами он закрыл за собой дверь.

В последний раз на его лице мелькнула улыбка. Без страха в себе, он остался там один, преградив дорогу материальному страху, чтобы задержать его хоть на несколько секунд и дать нам возможность спастись.

-Что ты делаешь! Открой дверь!

Но в ответ тишина.

-Скорее, ему уже не помочь.

Дождь полил сильнее. Гром гремел над нами и молнии уже совсем близко тянули к земле свои стрелы.

-Давай, Зойцман, действуй.

-Секундочку, одну секундочку, сейчас все подключу и настрою.

Внизу, под нами, тысячи аберраций кричали, вздымая свои лапы ввысь, оскалив свои зубы.

-Еще чуть-чуть, еще немного и…

«Футбольный мяч» был подключен. Из него сразу же начали сходить волны, подобно тем, что были тогда в деревне. Стало светлее, над нами возникло из помех ясное небо, в котором продолжали мелькать молнии. Дождь прекратился, хотя мы все еще могли ощущать на себе его касания, новые капли скатывались по нашим рукам и по лицу. Озверевшая толпа сменилась обычными людьми, машины ехали, деревья цвели. На мемориале горел ярким пламенем вечный огонь.

Но звуков не было слышно. В ушах звучали крики аберраций, гром, стук дождя.

-Я, я не понимаю, это всего лишь окно. ОКНО! Все настроено, все должно было получиться.

Картина нашего мира начала испаряться, возвращаясь в металлический мяч. Дверь срывается с петель. Капрал пытается сдержать натиск, пытаясь отстреляться, но все бесполезно. Тысячи когтей разрывают его тело, кровь сливается с дождем, безжизненное тело Капрала падает замертво в последнем вздохе. Теперь они бегут к нам. Надежда угасает в наших глаза и сердцах.

-Я ничего не могу сделать. – Шепчет профессор, опустившись на колени рядом с прибором.

Но в тот самый момент, когда мы уже отчаялись, из черных небес вырывается молния, ослепляя нас своим блеском. Врезается в антенну и устремляется к мячу. Прибор взрывается волнами, мерцая. То перед нами чистое, голубое небо, то черные грозовые тучи. Раздается взрыв, мы слышим последний удар грома, когда нас откидывает назад взрывной волной. Прибор разрывается на мельчайшие части, антенна, наклонившись, разбивается о крышу. Мы летим вниз, к толпе аберраций. Этажи проносятся перед глазами. Я вижу ясное, голубое небо, не слышу аберраций, слышу звуки живого города. Земля приближается. Этаж за этажом мы несемся вниз, дождь больше не идет, лучи солнца касаются своим теплом наших лиц.

Я слышу крики, - Смотрите, смотрите. Это кричат люди там внизу. Через секунду – это снова аберрации, ожидающие нашего приземления. Секунда. Еще одна. Считанные метры остаются до земли. Закрываю глаза, в ожидании конца. Но падение прекращается. Нескольких сантиметрах над аберрациями, время останавливается, мы останавливаемся, весящие в воздухе. Я могу чувствовать их дыхание. Весь мир замер. Все остановилось, все затихло. Ни единого звука, ни единого движения, все в полном покое. Я открываю глаза, и все начинает возвращаться, все оживает. Последняя секунда. Яркий свет подхватывает меня, я пытаюсь зажмурить, пытаюсь закрыться от него. А затем, наступает тьма. Вокруг ничего, только тьма. Возможно, это и есть конец. Конец? И на этом все? Где же свет в конце туннеля, где хоть что-нибудь? Страх? Его нет. Ничего больше нет. Надежда, да, если только надежда еще где-то кроется во мне. На этом все. Конец? Но что есть конец без продолжения? Нет начала, нет конца, все существует в бесконечности. Энергия, мы энергия, все вокруг нас - энергия. Какой в этом смысл? Вернуться к истокам – и начать все сначала. Быть может, потом повезет. История перепишется и завершится, и вновь начнется сначала. Замкнутый круг. Что нам остается? Оставить после себя – себя. Что остается после нас? - Мы.

***

Тишина. Нет ни яркого света, и нет непроглядной тьмы. Я в своей квартире, стаю возле окна. Передо мной – вокзальная площадь. У моих ног – выпавший из рук бинокль. Я знаю, что должен сделать. Выбегаю из квартиры и мчусь вниз по лестнице. Страх, страх исчез, его больше нет. Входная дверь в подъезд открывается. Тепло солнечного солнца, голубое небо с маленькими, плывущими белыми облачками. Зеленые деревья шелестят своей листвой. Я слышу грачей, вижу людей. Сокращаю путь через площадь до вокзала, мне сигналят автомобили. Забегаю по ступенькам. Массивная деревянная входная дверь остается позади. Металлоискатель шумит, охранник искоса посматривает на меня. Вокруг - много людей. Я в самом центре, где деревянная лавочка, располагающаяся кругом. Через стекло, вижу подъехавший поезд. Осматриваюсь по сторонам и вижу глаза, ее глаза.

Я иду к ней, и мир застывает, теперь уж, только для меня. Только глаза, ее глаза. Девушка из моего сна. Я вижу ее лицо, могу подойти к ней

-Это снова сон? - спрашиваю я.

-Даже если и так, что с того? Уже все позади.

Я соглашаюсь. Люди бегут, спешат, наши глаза смотрят друг на друга.

Она тихо-тихо, почти шепотом произносит:

-Замерзшими пальцами переплетаются души.… Но все же, знаешь, хорошее место - вокзал. - Она улыбается.

Теперь все будет хорошо.

Я знаю.

Особая благодарность Jennifer Wild за ее поддержку и стихотворение, использованное во второй части первой главы.

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/