Сего ради оставит человек отца своего
и матерь: и прилепится к жене своей; и
будет оба в плоть едино. (Мф. 19, 5)
Ознакомься духом времени, изучи его,
чтобы, по возможности, избегнуть его.
(архиеп. Аверкий)
Просматривая различные видеоролики о влиянии на воспитание современного общества, в частности на детей школьного возраста, можно найти много материала о том, как негативно сказывается современная борьба с общественными катаклизмами: венерические заболевания, наркомания, семейные кризисы и прочее. Сама борьба против какого-либо эксцесса является борьбой против самого общества, т.к., по словам иеромонаха Серафима (Роуза), "противоставлять же революции свою собственную другую революцию, как бы она не называлась... значит... самим принять ее первый принцип: старая Истина уже не истинна, ее место должно занять новая истина". И, действительно, борясь, например, с венерическими заболеваниями, предлагаются пути не выводящие из проблемы (мало кто возьмет ребенка за руку и приведет в Церковь), а всего лишь предоставляются вниманию контрацептивы, которые, на самом-то деле, уже несут губительный характер для духовно неосознающего себя ребенка. А выход-то из всей этой ситуации куда более прост, чем его представляют - это целомудрие, которое, к великой скорби, стал для многих причудой средневековья. Поэтому здравые современные родители, чтоб как-то сохранить своего ребенка в общественных рамках человечности, единственным выходом в этой борьбе пытаются найти в браке. Но что представляет собой этот брак? Да и можно ли назвать эти отношения браком?
"Нынешний век - время, в котором девиз "свободная любовь" стал моделью поведения, при котором отвергается брак и девственность. Поклонники "свободной любви" утверждают, что мораль - личное дело каждого и что "свободная любовь" - это жизнь не во грехе, а нормальный образ жизни. И не удивляет, ибо "для глупого преступное деяние как бы забава" (Притч 10, 23). История печального брака - это трагическая история всех веков, виной тому - безумный и неистовый разврат. Моральные нормы мира сего очень низки. Нездоровый образ поведения ведет за собой горькие плоды и ужасные последствия. Все внебрачные отношения включают в себя ложь, а всякая внебрачная жизнь дает только временные удовольствия на пути греха". Поэтому большой процент современных браков являются или результатом, или "жертвой" "свободной любви", но в обоих случаях, часто, оканчиваются разводами.
Причиной, пожалуй, такой скорбной ситуации необходимо видеть в перекоординации и подменой понятий как о самом бытии, так и о самом себе, что определяет смысл и саму жизнь. Вместо борьбы за единство в Богочеловеке в любви подменяются понятия о борьбе за выживания при естественном отборе, вместо стремления к Истине, Любви и Чистоте, что составляет высочайшее превосходство человека над всем живым, как образа Божиего, и неотъемлемое свойство - уподобление Богу, подменяется идеями, в которых руководствующую роль играют инстинкты самосохранения и самодовольства, замыкающие человека в себе, вместо образа Божия, совершенствуя который человек становится царем над всем тварным миром, подменяются понятия о человеке как разумного животного, которого мир гонит палками из угла в угол, вместо того, что человек есть "живой" член Живого организма подменяются понятия о том, что человек лишь элемент бездушной системы или механизма.
Примеры разнокоординального отношения к браку можно видеть в следующем противоборстве. Карл Юнг, швейцарский психоаналитик, пишет: "Психологического отношения между двумя людьми, находящимися в бессознательном состоянии, не существует. Что же касается бессознательных содержаний, то здесь различие не происходит, и поэтому в их сфере не может так же возникнуть и отношения; в их сфере все еще господствует первоначальное бессознательное состояние первобытной тождественности "Я" с другими, то есть полное отсутствие отношений". То есть, другими словами, он отрицает в человеке его духовную личность и, соответственно, всякие духовные отношения между людьми. Поэтому весьма логично и предположение, даже правильнее сказать, утверждение Карен Хорни, что "брак - это сексуальные отношения двух людей противоположных полов". Но, резюмируя свои размышления об брачных отношениях, Карен пишет: "Львиная доля бед - результат особенностей нашего собственного воспитания... Удача в браке во многом зависит от степени эмоциональной стабильности, приобретенной обоими партнерами до брака". Отсюда сразу невольно возникает вопрос: "Где точка опоры для формирования эмоциональной стабильности?" На этот вопрос отвечает прот. Сергей Сергеевич Аверинцев: "Человек устроен вертикально. Нижнее не отвергает, не проклято; но оно должно быть в послушании у высшего, должно знать свое место. Этот принцип сам по себе характеризует не то, чтобы христианскую этику, а просто человеческую; человек достоин своего имени в такой мере, в какой подчинил свое тело - своему духу, своему уму, своей воле и совести". И далее он пишет: "Пол - есть абстракция, имеющая смысл в контексте анатомии и психологии, но отсутствующее в "экзистенциальной" реальности человека; именно потому, что человек есть существо, беленая жизнь которой никогда не может иметь невинной самоидентичности телесных отправлений животных. Все в человеке духовно... не отсутствие духа, но его порча, гниение, распад, заражающий вторичным образом и плоть". "Секс, - продолжает он, - сам по себе духовно, нравственно и эстетически бескачествлен; свою злокачественность, свое проклятие и растление, или, напротив, очищение и освящение он получает извне, от иных, отнюдь не материальных уровней нашего бытия". "Телесное единство двух любящих друг друга людей - не начало, а результат и завершение их глубоких отношений... когда два человека стали едины сердцем, умом и духом", - пишет Антоний Блум.
Но, к сожалению, в современном мире происходит обратное, полагая, что плотское соединение - начало. И в этих отношениях многие молодые люди пытаются найти мудрость житейскую. "Перед серьезными отношениями нужно удовлетворить пожелания молодости", "нагуляться" или "набраться опыта" - вот движущие мысли не только молодого поколения, но и старшего. То, что представляет этот опыт, чем он наполнен можно лишь с ужасом и скорбью предположить и видеть уже ныне созревшие плоды. И этот опыт, как великий багаж, с гордостью преподносится появившемуся ребенку. Опыт, который далек от наставления прп. Макария Оптинского, говоривший, что "надобно печиться оставить детям добрый пример своей жизни и воспитать их в страхе Божием и в заповедях Его; это главное их богатство".
Поэтому, чтобы иметь некое представление о браке, о его сущности, предлагаю провести исторический экскурс в его понимании, чтоб можно было бы иметь адекватное отношение в современном реальности.
"Брак есть союз мужчины и женщины, - пишет свт. Климент Александрийский, - первоначально, основанный на соответствующих законах для рождения детей. Вот почему Менандр в комедии говорит: "Ради детей законных тебе вручаю дочь мою".
Платон причисляет брак к благам внешним. Браком поддерживается бессмертие человеческого рода; через непрестанность браков продолжается цепь поколений, из рук в руки передающих друг другу жизнь, подобно тому как в эстафете один другому передает факел. Демокрит же, напротив, отвергает брак и рождение детей из-за связанных с ними тягот и из-за того, что они отвлекают от занятий более необходимых. Эпикур держится того же мнения, равно как и все те, кто видит благо в наслаждении, свободе от волнений и отсутствия горя. По мнению стоиков, брак и дети - это дело безразличное. По мнению перипатетиков - это дело доброе. В общем, все эти философы, чье учение не шло далее пустых слов, были рабами плотских удовольствий.
Эти люди, воздерживаясь от некоторых вещей, признаваемых ими вредными, все же рекомендуют их другим или, наоборот, других отговаривают от того, что себе самим позволяют.
Муж становится отцом в брачном союзе, женщина же - выходя замуж. Высшим благом у Гомера почитается не только "изобилие в доме", но и "мир в семье". Большинство находит гармонию брачного союза лишь в чувственных усладах, однако истинные любители мудрости приходят к согласию, основанному на разуме. И именно разум предписывает жене "украшать" не только лицо, но и свой характер, а мужчинам же предписывается не пользоваться своими женами лишь как любовницами, не искать в браке только чувственных удовольствий, но стремиться обрести в жене помощницу на протяжении всей жизни, никогда не утрачивая контроль над собой. Значит, и соединение с женщиной надлежит быть чистым от всякой скверны и непристойностей, чтобы избежать упрека в том, что даже животные сходятся между собой с большей воздержанностью и в большем согласии с природой, нежели люди. У трагических поэтов можно прочитать, как Поликсена, даже смертельно раненная и умирающая... старается упасть пристойно и скрывает, умирая, то, что должно быть тайною для мужей".
"Ветхозаветное еврейское мышление видело сущность и цель брака в воспроизводстве рода. Продолжение рода было самым очевидным и совершенно необходимым знаком Божьего благоволения. Послушание Авраама и его вера в Бога даровали ему обещания обильного потомства. Торжественное обещание Авраама объясняет, почему евреи считали бесплодный брак проклятием, тяготеющим над супружеской четой, в особенности над женщиной".
В понимании римлян брак в первую очередь был не средством обеспечить вечную жизнь в потомстве, а соглашением между двумя свободными в своем выборе сторонами. Известный принцип римского права, утверждающий, что "брак есть не общение, а согласие [nuptius non concubitus, sed consensus facit], а также тезис Модестина: "сожительство со свободной женщиной является браком, а не конкубинатом". Сущность брака видится в согласии, который, в свою очередь, сообщает значимость и законность брачному договору или контракту.
Мужчина и женщина, вступая в брак, заключает обычный юридический контракт, и потому брак не нуждается в какой-либо третьей стороне, в гаранте его юридической действительности. Государство обеспечивало себе право регистрацию брачных договоров, которое давало возможность следить за их законностью и обеспечивало материалами суд, если на него выносились споры, связанные с брачными отношениями".
В эпоху христианства понятия греков, иудеев и римлян приходят в апогею значения брака - совершенство. Греи находят в браке верную свободу и возвышение человека над миром и животностью в целомудрии и святости через победу над страстями. Евреи, наполнив свое мышлением новым содержанием Богопознания и богоугодной жизни, где гарантом вечной жизни становится Сам Христос, перестают видеть брак "простым удовлетворением временных природных потребностей и гарантией иллюзорного выживания через потомство. Это - единственный в своем роде союз двух существ в любви - не только "друг с другом", но и "во Христе"". Римляне уже видят брак не только не только как юридический договор двух сторон, но и как Таинство, соединяющее мистическими и неразрывными узами двух людей во едину плоть.
"Брак, - пишет Фотий, - является союзом мужа и жены, единением, для достижения ими полноты жизни; он совершается посредством благословения, венчания или договора". В христианстве сознание человеческое признает человека как "образ и подобие Божия" - "это прежде всего неограниченное, божественное по своей природе, свободное творчество, устремление к абсолютному Добру, к высшим формам Красоты, Любви, к пребыванию в Добре; ведь сам Бог - Доброта, Красота и Любовь, и Сам Он любит человека. Подлинно христианский брак - единство не только в добродетели абстрактного этического закона или заповеди, а как Тайна Царства Божия, вводящая человека в вечную радость и вечную любовь. Тайна, Таинство брака - не абстракция, а опыт, в котором человек общается с Богом. В Таинстве человеческая природа, не теряя полноты человеческого естества, участвует в более высокой реальности Духа. Человечество становится еще человечнее и исполняет свою исключительную судьбу. Таинство путь к истинной жизни, к человеческому спасению. Оно открывает дверь к истинному, неискаженном человечеству. И потому таинство - а не магия. Святой Дух не подавляет человеческой свободы, а освобождает человека от уз греха. Но как таинство в браке необходимо, как муж жене, как жена мужу, как человек Богу отдается в своей свободе друг другу дабы быть одним целым, чтоб человек жил Богом как свою жизнь", а муж и жена не собой, а друг другом.
Но если брак, как особый путь для достижения святости, однажды, еще в раю, установлен и навеки остается неизменным, то отношение человека к нему всегда претерпевает изменения. Даже тогда, когда он явно установлен Церковью. Здесь уже вернее будет сказать, что отношение к Церкви и апостасия имеет соответственное отношение к браку.
"В Средневековье, в эпоху расцвета христианства, на Востоке, в IV и V в.в. Европа претерпевает постоянное нашествие племен варваров. германские племена насаждают моногамию, где неверность карается морально и законом. А французские племена одобряют полигамию и разрешают куплю-продажу невест". Поэтому в XI-XII в.в. во Франции возникает рыцарская культура, которая в рамках ортодоксальной христианской традиции выдвигает куртуазную любовь как "галантную науку", предполагающая овладением так называемыми "правилами любви". "По формулировке Бернарта де Вентадорна: "В мире такой уж порядок: // Положено Донну любить, // А Донне - к любви снисходить"". Брак, оставаясь христианским и в отношении с церковью, был уже "социально-политической сделкой, где девушка "продавала" свою девственность, целомудрие, а мужчина брал на себя обязанность содержать и обеспечивать ее и будущих детей.
"К эпохе Возрождения и Реформации стали возможны браки, основанные на добровольном союзе. Ренессанс, по существу своему революционная эпоха, стал "совершенно исключительным веком пламенной чувствительности". Жгучая страсть трубадуров, всегда обличающая церковью, в эпоху гуманизма, отделения человека от Бога, от церкви облекается пафосом идеальной физической красоты и, как его следствие, в идеал была возведена производительность и плодовитость. Другими словами, высшими добродетелями считались вулканические страсти у обоих полов. Многодетность приносила славу". В эту эпоху человек перестает видеть себя как образа Божия и видит себя как человека, которому Бог дал власть над управлением миром, гуманизируя духовные качества в человеке. "Жена и дети учат человечности", - пишет Френсис Бэкон. "Земная модель христианской семьи является классическим вариантом детоцентрической семьи. Интересно, что в католицизме особое значение имеет культ Богородицы, Девы Марии и напротив, почти все протестантские вероучения игнорируют какую бы то ни было ее роль. Семья протестантов - это отношение мужчины к мужчине: отца к сыну, хозяина к наследнику, потенциально равному. Протестантский деятель Мартин Лютер (1485-1546) выступил против традиционного таинства брака, считая, что целью брака является рождение детей и совместная жизнь супругов во взаимной верности. Отношения к женщине (жене, супруге, дочери) осталось за пределами сферы отношений, освященных религией".
Революционный характер, запустивший нигилистическую программу в отношения не только человека, но и человека с монархией, а, в итоге, человека с самим собой, все более электролизует эгоистический настрой эгоистический настрой в браке. Если на Западе, в США, догматическое осждение Кальвином интимных удовольствий и притеснение женщин до бесправного и подчиненно положения дало толчок к фемистическому движению и свободе во грехе. То в Европе дарвинизмом, доведший сознание человека до животного начала, сущность брака снижается до соединения полов, до передачи родовой наследственности и пр., юридически все же закрепленный государством.
Никакими словами, полагаю, не выразить тот ужас, который испытывает душа, осознающая кризис человеческого сознания, растоптавший в грязи низких нравов то высочайшее отношение к браку как к совершенству. Гуманизм, ставивший человека господином над миром и брак как создание земного рая, вскоре терпит свои разочарования, которые хорошо изображают трагедии Шекспира, произведения Сервантеса, семейные циклы Бальзака и прочих великих художников пера. В эпоху романтизма человек пытается поднять свой дух, в эпоху классицизма - подчинить разуму, но силы мира сего сламывают его и человек отдает себя во власть технократии, разъедающая все человеческое в человеке. "Одно осталось серьезным для человека, - пишет И. В. Киреевский, - это промышленность, ибо для него уцелела одна деятельность бытия: его физическая личность. Промышленность управляет миром без веры и поэзии. Она в наше время соединяет и разделяет людей; она действительно божество, в которое верят нелицемерно и которому повинуются". "Вместо активного понимания, - замечает иером. Серафим (Роуз), - (у человека) занимает пассивное "восприятие", а место мастерства занимает "успех", в том смысле, насколько успешно дается "гению" воплотить свое же собственное намерение". Вместо благодати, утешения, требующая человеку, чтоб возместить свое благорасположение и отдачу от любимого мира, человека, жены, детей, он (человек) встречает разочарования, оскорбления, унижения, безразличие. Питер Крифт, изображая эту трагедию гуманизма, пишет: "Человек сказал мирозданию: "Знаешь, я существую". "Ну и что? - отвечало оно. - Мне-то какое дело? Существуешь - и ладно"". Душевно оценивая ту боль от трагедии, которая возникла между человеком и миром, между мужчиной и женщиной, гордый человеческий разум, полюбивший более тьму, нежели Свет, или покатится разбитый в разгульную жизнь, или попытается испить до конца чашу своего безумия, помчавшись по ступеням вверх вавилонской башни прогресса. Поэтому Паркинсон, следуя второму пути, сводит брак до "общего банковского счета и, чтобы не потерять кредит, делать взносы должны оба партнера". А разочаровавшемуся в себе человечеству он пишет, что "браки, совершаемые на небесах, несколько вышли из моды. В наше время на смену им пришли браки, организованные электронно-вычислительной машиной".
С душевной болью наблюдая такую картину разложения в современном мире, с трепетом и в молитвенном сокрушении о помощи Божией понимаешь, как же необходим ныне здравый и истинный взгляд, православный, на брак и его назначение, что подтверждает проф. Осипов, говоря, что "брачно-семейный статус в современной России утерял свою традиционную сакраментальность, однако, испытывает постоянную тенденцию к его восстановлению". И началом к восстановлению должно служить то, чтобы человек увидел в себе и в ближнем образ Божий, чтобы он вернулся в то состоянии духовности, с которым мог бы идти по любому пути земному. Но путем обожения, путем достижения совершенства, святости, а не рефлекторного течении со "слепой верой", где гласится о том значении брака как "просто необходимость того, чтобы человек не был сам".
И для этого выясним, какое же значение брака? Ведь, если рассудить, то для достижения совершенства, вернейший путь все-таки будет монашество, а жена и дети могут быть весомой обузой. Здесь стоит заметить весьма интересное расхождение. Те, кто находились или находятся в браке утверждают, что брак установлен Богом и благословен Им "как объективное состояние для всего человечества и частного брака самого Адама". Те же, кто жил или живет монашествующей жизнью утверждают, что брак, в первую очередь, "есть врачество истребляющий блуд", как пишет нам свт. Иоанн Златоуст, видя в нем две цели: жизнь в целомудрии и чтобы делаться отцами. Тертуллиан, обращаясь к своей жене, писал, что "две человеческие слабости делают брак необходимым: первая и главная - плотское вожделение, а второе - вожделение миром". Проф. Фиолетов равноценно возвышает что брак, что монашество, отмечая что "путь девства легче идти по пути тяжких испытаний, который предстоит христианину, особенно в некоторые исторические эпохи, в этом именно смысле апостол рекомендует верующим "святым" избрать путь девства, а не потому, что по существу девство выше брака". Прп. Иоанн Дамаскин пишет, что "прекрасен брак для тех, у кого нет воздержания, но лучше - девство, умножающее чадородие души и приносящее Богу благовременный плод - молитву". Пожалуй, уравновесим все это словами блаженного старца Паисия Святогорца, говоривший, что одинаково будет молиться что о том, что о другом, лишь будь выбранный путь ведущим ко Христу.
Все же, кто какое расположение не имел к браку, но все сходятся, главным образом, на том, чтобы слабым, имеющим большее влечение к блуду, прибывать в целомудрии.
Антоний Блум пишет, что "целомудрие заключается в том, чтобы, посмотрев на другого человека, увидеть красоту, которую Бог в него вложил, увидеть образ Божий, увидеть красоту, которую нельзя запятнать, увидеть человека в этой красоте и служить тому, чтобы эта красота все росла и ничем не была запятнана; целомудрие заключается в том, чтобы с мудростью хранить цельность своей души душу другого человека. Целомудрие является основой брака, когда два человека могут друг на друга смотреть и видеть взаимную красоту как святыню, которая им доверена и которую они должны не только сохранить, но совершенствовать". Об этом, о совершенствовании, свт. Иоанн Златоуст дает в своих беседах практические наставления: "жена обручена мужу для общения в жизни, для рождения детей, а не для нечистоты; для того, чтобы беречь дом, научить мужа быть честным, а не для того, чтобы доставлять ему в себе предмет для нечистых удовольствий". А мужу он пишет, что "мало-помалу вразумляя жену свою, ты уподобишься искусному, верному рабу и терпеливому земледельцу", а далее практические советы для исправления жены.
Подобную борьбу за дух истины описывает проф. Н. Н. Фиолетов: "Христиански понимаемая любовь к близким, забота о близких есть обязанность заботы не только о необходимых жизненных потребностях, но и прежде всего забота о духе, о раскрытии той "искры Божией," которая заложена, по христианскому пониманию, в каждом, о том, что составляет смысл самой их жизни. Забота о близких не может быть никогда оправданием "соглашательства" и беспринципности в том, что является для человека самым главным, без чего жизнь его теряет смысл. На эти конфликты между притязаниями окружающих близких и совестью, верностью своему пути, на противодействие и вражду, которые часто вызывают в домашних и близких исповедание истины и следование ей в жизни, указывает и Евангелие. В условиях непреображенной еще действительности евангельское слово является как бы "мечом разделяющим", открывая новую жизнь для одних и вызывая слепоту и упорное противодействие, часто вражду и озлобленность в других. Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку с свекровью ее. И враги человеку - домашние его (Мф. 10:34-36). ...Отныне пятеро в одном доме станут разделяться: трое против двух, и двое против трех (Лк. 12:52).
"Враги человеку домашние его", конечно, не в том смысле, что христианин может испытывать враждебное чувство в отношении к ним. Для христианина вообще не может быть личных врагов, ибо и в отношении к ним Евангелие заповедует любовь. ...Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас (Мф. 5:44).
"Враги человеку домашние его" прежде всего в том смысле, что именно у них, у домашних, часто вызывают вражду следование пути Христову, утверждение высших духовных начал жизни.
"Врагами" часто оказываются они и объективно, поскольку они стараются препятствовать человеку в том, что составляет единственный смысл и ценность его жизни, стараются принести вред его душе и его делу. И в этом случае христианство последовательно не признает никакого компромисса, исключает всякую сентиментальную слабость и беспринципную уступчивость. Можно пожертвовать всеми благами жизни для своих близких, но ни при каких обстоятельствах, с этой точки зрения, и ни для кого нельзя жертвовать своей верой и своими убеждениями. Выше всяких естественных связей должна ставиться верность тому, в чем высший смысл и высшая цель всей жизни, без чего лишены смысла и все связи и блага мира. Здесь мы встречаемся с неумолимой жизненной и логической последовательностью: или нет вообще конечного смысла жизни, или высшему смыслу должно быть подчинено все. Об этом говорит Евангелие вслед за приведенными выше словами - враги человеку домашние его. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня (Мф. 10:37-38). Это подчинение естественных связей и отношений к близким единой высшей цели не означает устранение или унижение их, а, наоборот, придает им осмысленность, содержательность, глубину и одухотворенность".
К сожалению, встречаются и такое, что один из супругов является не готовым к борьбе во Христе и хранения целомудрия, поэтому не исключена возможность развода. "Брак, - пишет прот. Иоанн Мейендорф, - это таинство, заключающееся в священническом благословении членов Тела Церкви; как любое таинство, брак относится к вечной жизни в Царстве Божием и, следовательно, не прерывается со смертью одного из супругов, а создает между ними, если они того пожелают и если это дано им (Мф. 19, 11), - вечную связь. Как таинство, брак - не магическое действие, а дар благодати. Участники его, будучи людьми, могут ошибиться и просить о благодати брака, когда они еще не готовы принять ее или сделать ее плодотворной. По этим причинам Церковь допускает, что благодать могла быть "не воспринята", и позволяет расторжение брака и второй брак. Конечно, Церковь не поощряет второбрачия, даже, как мы увидим, второбрачия во вдовстве - по причине вечного и неразрывного характера брачной связи; Церковь лишь допускает второй брак, когда в определенных случаях находит его лучшим решением для человека. Возможность развода из-за прелюбодеяния и слова Апостола Павла о том, что жена может развестись с мужем (1 Кор. 7, 11), ясно показывают, что Новый Завет не понимает под неразрывностью брачных уз абсолютного запрета на человеческую свободу. Эта свобода предполагает возможность греха и его последствий; в конечном счете грех может расстроить и брак. Афинский философ из неофитов Афинагор, автор "Апологии христиан" (ок. 177 г.), как бы выражает мнение всех отцов древней Церкви, когда особо говорит о втором браке разведенных из-за "прелюбодеяния", подчеркивая, что "тот, кто освобождается от своей первой жены, даже если она умерла, нарушает супружескую верность в определенной скрытой форме" (Р 6, кол. 968). Но Церковь никогда не относилась к Евангелию как к системе принудительных юридических предписаний человеческому обществу. Евангелие должно быть принято обществом как абсолютная необходимость, как залог наступления Царства; оно предполагает постоянную борьбу личности с грехом и злом, но оно никогда не низводится до понятия кодекса юридических обязательств или обязанностей".
Поэтому одной из главных основ брака должна быть верность, которая неразрывно связывает мужа и жену, как вера человека и Бога. Поэтому прот. С. С. Аверинцев пишет, что "слово библейского обихода, обычно переводимая как истина, имеет внятные смысловые обертоны "верности". За верность Бога человек призван ответить верой и верностью - вот почему эти понятия в Библии тождественны! Вера и есть верность, верующий и есть верный".
Верность, которая некогда ставшая точкой в этом бытии, уходит в вечность. Клайв Льюис, терзаясь болью после утраты своей жены, приходит к тому, что, после жизни в любви, ее смерть стал началом новой формы любви, когда она, жена, перешла раньше туда, куда он должен будет также перейти. Поэтому Габриэль Марсень написал, что "сказать человеку: "Я тебя люблю", - тоже, что сказать ему: "Ты будешь жить вечно"". А блаженный старец Паисий Святогорец написал, что "когда один из супругов любит другого, то, даже находясь вдали от него - если потребуются обстоятельства, - он все равно будет близко, потому что для любви Христовой не существует расстояния". Свт. Иоанн Златоуст, обращаясь к вдове с увещанием о сохранении вдовства, написал, что, если она пожелает выйти за второго, то "оба, и тот и другой, окажутся лишены женой чести и любви подобающей мужу!"
Но все вышесказанное лишь внешняя добродетельная часть брака. "Внутреннюю основу брака составляет любовь".
Но перед тем, как приступить к любви, вновь вернемся к началу сочинения, где указывается, что моделью современности является "свободная любовь". Что она из себя представляет?
Возвращаясь к последней цитате свт. Иоанна Златоуста о вдовстве, можно проследить следующее: "Сего ради оставит человек отца своего и матерь: и прилепится к жене своей; и будет оба в плоть едину" (Мф. 19, 5); прилепилась к мужу, как к собственной плоти, и не забыла однажды данной главы; а эта не считает собственной плотию ни первого, ни второго мужа; ибо первый изгнан вторым, а второй первым; и она уже не может хорошо помнить первого мужа, привязавшись после него к другому, и на последнего не может смотреть с надлежащею любовью, т.к. ум ея обращается и к покойному". Этими словами святитель представляет нашему умственному взору ту психологическую картину, которая раскрывается в душе той, которая после первого мужа прилепляется к второму. Грех как постоянно разрастающаяся язва есть тем звеном, который сроднил к уже сформированному союзу двух душ и третью. По этой причине Восточная Церковь и соглашается на второбрачье, чтоб как-то притеснить эту язву немощного и слабовольного, но в целях врачевания души. Поэтому второй брак благословляется уже не чрез венчание, а через покаяние.
Так ли происходит с теми, которые живут "свободной любовью"? Нет там мыслей о душе, о вечном и о Боге - там начала, почти всегда, от плоти. Но объединяет эти, на первый взгляд, будто бы, далекие отношения слова апостола Павла, "совокупляющийся с блудницей становится одно тело с нею", "ибо сказано: два будут одна плоть" (1 Кор.6, 16). Все то же: "два будут одна плоть". Если в браке это законно и налагает на человека обязанности и ответственность перед государством внешнего характера и перед Церковью внутреннего характера через Таинство, то вне брака это незаконно, как бы, отвергая обязанности и ответственность что перед государством, что перед Церковью, хотя и "два - одна плоть" - это каждый ощущает несомненно.
Понятие "свободной любви", в формате мирской свободы, распространилось с господством материалистического учения, нормализовавшее в человеке животные качества и вожделения, уничтожив или унизив всякое высокое и духовное: "любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание" (Гал. 5, 22). "Мы убили его (Бога), вы и я! Мы все его убили!", пишет Ницше. Убили Бога, убили веру, убили любовь. Что же это значит?
Для того, чтобы жить, человеку необходимо умирать, т.к., лишь умирая для низшего, умертвляя в себе Ветхого Адама, человек возрождается для высшего, во Христе - живет. Но для того, чтобы умирать, необходимо верить. Верить в то, за что человек умирает и это должно быть явно выше смерти и тех мучений, которые ей сопутствуют. Для этого необходимы мужество и вера, чтобы отречься от всего ныне видимого для чего-то большего, но еще, пока человек не умрет, невидимого. Но Бога нет, а мир человеку ответил своим безразличием - все ценности свержены и нет больше высот над человеком. Если нет веры, за что умирать? Если человек не умирает, значит он и не живет, а существует, прожигает свое время, предназначенное для формирования себя, как личности. Личность, необходимо заметить, есть проявление внутреннего человека, то, за что он умирает, поэтому И. В. Киреевский справедливо замечает, что "человек - это его вера". Если нет веры, значит, нет человека - есть нечто, что течет по течению, сливаясь в однородную массу.
Описанную картину внутреннего душевного состояния человека можно представить той позицией современного воспитания, того становления и трагедии, которые сегодня нам присущи, как следствие того, что отношение на психику человека стали поверхностным. Поэтому неудивительно, что под влиянием аффектов или страстей появляется формирование счастья, исходящего из физического удовольствия. Но родоначальники поверхностного представления о душевном состоянии с самого начала объявили, что отказываются изучать сущность души, а обращают свой взгляд на ее процессы и проявления (философия Френсиса Бэкона), поэтому воспитание того, что существенно для души остается в стороне. Но, к сожалению, с распространением и "прогрессом" внешнего учения впоследствии находит свои законные права и "свободная любовь". Но она, как и учение, гарантирующее ей законность прав, поверхностна и те губительные последствия находятся вне ее сознания и понимания.
Соединяясь "во едину плоть" с человеком, законно или незаконно, запечатлевается отношение к самой любви, к Богу и отношение к человеку на вечность, так как они уже едины. Расставаясь впоследствии, полагаю, что причины здесь не столь важны, отношение, уже имеющегося внутри, как описано ранее, не прекращаются, но продолжаются по тому направлению, который даст им разум.
Когда этого в сознании? Когда подвержен человек внешнему учению?
"Dura lex, sed lex", с латинского "закон суров, но это закон", что значит, что недолго время будет ждать, когда такой человек станет лицом к лицу перед "реализмом" со своим безразличием и "слепой верой", но с имеющей внутри себя болью от утопических опытов "свободной любви", тогда он неминуемо падет в ничтожном виде в кандалы технократии и сеть страстей. "Техника есть последняя любовь человека, и он готов изменить свой образ под влиянием предмета своей любви", пишет М. А. Орлов. Нет духовных и высоких чувств, нет к ним любви - то умножение беззакония, о которых пророчествовал Господь, во многих сердцах охладило любовь (Мф.24, 12).
Я соглашусь с психологами в том, что современный человек полон различных комплексов и фобий. Но в первую очередь к тому, что растоптано, к вере, любви и прочим, что следуют за этими, наивно шествуя за теми, кто давно в себе все это растоптал и, не ведая причины внутренней своей боли, с собою многих губит.
Архимандрит Софроний (Сахаров), наш современник, пишет, чтобы "быть христианином человеку нужно дерзновение, перед которыми блекнут все иные дерзновения". Бог отрывается человеку лишь тогда, когда человек сам свободной волею своею откроется Ему всем своим сердцем, откроется Любви, чтоб Она научила его любить. Поэтому "супруги, - пишет старец Паисий Святогорец, - должны, насколько это возможно, возделывать добродетель любви, чтобы двое всегда были слито воедино и чтобы вместе с ними пребывал Третий - наш Сладчайший Христос".
"Любовь - удивительное чувство, - пишет Антоний Блум. - Оно больше, чем просто чувство, оно - состояние всего существа! Любовь начинается в тот момент, когда мы прозреваем в глубину другого человека и как бы начинаем видеть его сущность
Тайна любви к человеку начинается в тот момент, когда мы смотрим на него без желания им обладать или над ним властвовать, без желания каким бы то ни было образом им воспользоваться, - только любуешься той духовной или физической красотой, которая перед нами. Человек прекрасен, потому что любящий видит красоту, а безразличный или враждебно настроенный - только недостатки. Таково свойство любви! Она всецело объемлет человека и вместо того, чтобы осуждать его недостатки, она желает исправить их. Это - то, что можно назвать созерцательным отношением к человеку. Здесь человек, глядя на другого, видит за пределами его внешних, порой невыгодных черт, улавливает некую глубину, которая им воспринимается красивой.
В любви есть три стороны. Во-первых, человек любящий дает и хочет давать. Любовь только тогда может давать, когда она совершенно бескорыстна. Когда человек дает, он должен это делать, как птица, которая поет от избытка желания петь: то есть, не потому, что требуется от него определенная помощь или жертва, а потому, что давать - это радость для души, в которой забываешь себя ради блага любимого.
С другой стороны, в любви надо уметь получать. Получать, порой, гораздо труднее, чем давать. И вот для того, чтобы уметь давать и уметь получать, нужно, чтобы любовь дающего была самозабвенной, а получающий любил дающего и верил безусловно в его любовь.
Есть еще одна сторона любви это - деликатность и чуткость, когда человек по любви к другому готов отойти в сторону.
Нет красоты, которая изуродована до конца в человеке: любовь к нему, вера в него может восстановить то, что, казалось, никто и ничто не сможет восстановить ни наказанием, ни поучением. Он может быть любим, но не потому, что достоин: он может научиться быть достойным, потому что он любим.
Любовь не раздражается: она внимательна к тому, что происходит в жизни, в сердце, в душе другого человека. Любовь всему верит: она открыта доверию. Она не подозрительна; она на все надеется: когда все как будто идет к крушению, надежда горит ярким пламенем; любовь способна спасти даже умирающие дружеские или любовные отношения. И любовь никогда не перестает: даже когда другой тебя разлюбит, когда другой от тебя отвернется, любовь остается любовью. Только вместо того, чтобы быть ликующей, торжествующей радостью, эта любовь делается состраданием и острым, порой горьким страданием, криком души: "Боже, спаси его! Он не знает, что он делает!"".
Разжигая внутри себя, в своем сердце из малого огонька пламя-любовь, когда тот или иной член семьи живет не для себя, а для семьи, человек возрастает как личность. И полноценность этой вот личности должна обязательно истекать из Христа как полноты совершенства, поэтому семья служит очень важной помощью с губительной замкнутостью эгоизма или, по словам апостола Павла, с Ветхим Адамом. Авва Дорофей приводит замечательный пример, говоря, что наше бытие подобно некой окружности, в центре которой Бог, а все точечное пространство вокруг центра - люди. Когда люди устремляются к Богу, к центру, уменьшается и расстояние между людьми и они становятся ближе друг к другу. Отдаляясь от Бога, дальше. Подобное происходит и в семьях, только приближаясь, люди все более перестают жить для себя и формируют свою жизнь уже для жены, потом для детей, потом для Родины и т.д., все более возрастая в любви, этим умудряясь и взрослея.
С принятием "свободной любви" как законной тенденции эти семейные качества теряются, т.к. это свобода страсти, удерживающая человека в рабстве греха, поэтому отношения складываются чрез внешние рецепторы человеческого восприятия, что есть комплекс тех или иных эгоистических качеств. Владимир Соловьев, говоря о любви, разделял ее на два проявления или, скажем так, на две разновидности: нравственная и психологическая. Нравственная, это та любовь, которая любит человека как образа Божиего, поэтому ею он должен любить всегда и всех, постоянно развивая (об этом я уже много сказал выше). Психологическая же любовь проявляется к определенным лицам, соединяя их по тем или иным качествам, целям и прочее. Так вот, в "свободной любви" нравственная любовь или в весьма бедственном состоянии, или вообще отсутствует. Поэтому развитие отношений "свободной любви" зависят от состояния качеств, целей и прочего, в результате чего люди, положившие начало только на фундаменте психологизма (назовем это так), становится рабом внешних изменений, которые все более и более со временем ускоряются. Это веяние из Запада, изначально чуждое нам, восточным христианам, но с развитием секуляризации все глубже проникнутые в наши сердца. И. В. Киреевский, как никто, глубоко и детально представил описание этих разностей Востока и Запад в своих трудах.
Но, возвращаясь к восточным традициям, продолжая тему совершенства или обожения в браке, в семье, рост человека в любви как личности предполагает развитие отцовства (или материнства, если это касается женщины). Пожалуй, необходимо сказать, что эта форма проявления человека как личности, отцовство, обязательно абсолютно для каждого, независимо от того, в каком человек пребывает положении: монашество, брак или девство в миру, т.к. именно отцовство является самим проявлением личности, сиянием, исходящее из внутренней сущности, наполненное любовью. Отцовство, которое проявлялось бы не революционализмом, часто водимое влечением страстей и унижающее всякое проявление личности, не самодовольства, часто малозначительного превосходства. Но тем отцовством, когда некогда, упав, он сам взывал: "Господи, спаси меня, Спасе мой Христе! Я упал, но встал! Я отвернулся, но опять хочу вернуться! Я восстал, но не потому, что разлюбил, а потому что устрашился, смутился, запутался в себе!" Тогда, исправляясь и воспитывая себя, познается, как других воспитать, потому что не что их исправляешь, а несешь с ними ту ношу, подымаешь их, как сам некогда подымался, но теперь уже за двоих.
Завершая вышеизложенное рассуждение, необходимо отметить, что брак как изначально установленная форма единства является прежде всего установлением духовным, Церковью, которая, подобно свечи, должна передавать божественный огонь любви от родителей к детям, от семьи к семье, образовывая народность, государство, пронизанное внутренним, единым духом, главой которого должен быть Христос. Развитие подобной семьи должно быть "гармоничным и неприметным, по закону естественного возрастания в односмысленном пребывании", любви, единомыслия и единочувствия ценностей христианской веры. В таком случае брак есть соединение двух сердец воединое сердце, жизненной силой которого должна стать любовь во Христе. Поэтому в первые века бракосочетание совершалось во время литургии, в течении которого мистически соединялись жених и невеста во едину плоть человеческую, которая сразу соединялась с Кровию и Плотию Христа, пытаясь показать Божие благословение, данное в раю. Но эта мистическая, никогда не исчезающая, а, наоборот, всегда действенная духовная реальность должна пребывать в нашем сознании, чтобы противостоять нынешнему господствующему "наружному блеску при внутреннем потемнении" "свободной любви", доходящая до нижескотских отношений.
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com