От автора: Книга рекомендуется к прочтению тем, кто наивно верит, что у России есть союзники на международной арене... Что, если в один «прекрасный» день, Россия останется без своего ядерного оружия?.. То есть, что будет, когда Россию перестанут бояться?.. Возможно ли действительно мирное сосуществование исторически разных политических и культорологических систем?.. События, описанные в книге, кому-то покажутся больше похожими на утопию, кому-то на антиутопию, но очень не хотелось бы, чтобы это превратилось в реальность. В надежде на то, что «человеческий разум» - это не просто пустая фраза, выношу на твой, Читатель, суд свою книгу...

 

     ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

6049 год. Артемий пребывал в абсолютном восторге. Совсем ещё молодому ученому-археологу удалось найти послание из той далёкой эпохи, о которой было известно крайне мало. Почти ничего. Кроме того, что 4000 лет назад в этих местах была война с применением самых разных способов уничтожения одними людьми других людей. Сейчас такое невозможно было даже просто представить. Да, вот такие тогда были дикие, малоразумные времена. Гораздо больше было известно про более ранние эпохи. К примеру, про двадцатый или про девятнадцатый век было известно гораздо больше, чем про двадцать первый. Двадцать первый век, да и ещё несколько последующих веков, как будто вывалились из исторических временных слоев.

Артемий знал, что в те времена мир делился на отдельные страны со своими правительствами и народами. А ещё были всевозможные религии, которые тоже вносили свою долю противоречий между людьми. Люди тогда не были самодостаточны и им для укрепления веры в себя или в чудо жизненно необходима была религия. И это всё, естественно, порождало постоянные конфликты, ведь у всех были свои, собственные интересы. Статус человека тогда, как правило, определялся в соответствии с уровнем его материального благополучия. И это неудивительно, ведь человек-варвар, не способный в полной мере и правильно использовать возможности своего разума, в частности человек 4000 лет назад был неспособен одновременно эффективно использовать оба полушария своего мозга, был обречен на сведение всех своих усилий к элементарному увеличению материального эквивалента. Весь смысл существования обыкновенного человека сводился к примитивному поиску выгоды. Но наверняка и в те времена существовали отдельные представители человеческой расы, способные мыслить гораздо разумней и эффективней. Найденное послание должно было это подтвердить.

Среди историков существовала теория, что в те времена здесь, на месте находки, была огромная страна площадью около 15-20 миллионов квадратных километров, а может и больше. У этой страны, опять же в соответствии с этой теорией, была великая культура и великая история, полная трагических и счастливых событий. Судя по тому, что площадь этой страны была гораздо больше, чем площадь соседних с ней стран, то, скорее всего, народу этой страны приходилось частенько отражать попытки соседей «отщипнуть» кусочек территории, как это тогда было принято, тем или иным способом. Жили на этой территории самые разные народы или как тогда ещё говорили – национальности. Самым же большим народом из них были россы или руссы или как-то так. Страна тоже должна была называться как-то соответствующе, точно сейчас не знал никто – время стёрло. И, по всей видимости, именно в двадцать первом веке произошло нечто такое, что окончательно нарушило существовавшее тогда шаткое равновесие. Ученым-историкам было известно, что в двадцатом веке были целых две войны мирового масштаба. В том веке вообще произошло много чего интересного. К примеру, точно было известно, что где-то в середине века люди впервые вышли в космос.

Согласно той же теории, вся геополитика в те времена основывалась на принципе многополярности мира. Существовали мировые системы, уравновешивающие друг друга, но это равновесие было крайне не стабильным, и, в конечном итоге, в отношениях между ними что-то пошло не так, совсем не так.

Металлический ящик или, точнее, металлическая капсула, наконец, прошла стандартную процедуру сканирования и дезинфекции, и теперь можно было приступать к собственно исследованиям данного артефакта. Радиорезонансное исследование показывало возраст последнего изменения молекулярного агрегатного состояния вещества, из которого была сделана капсула – 4021 год. Это означало, что вольфрам-титановому сплаву была предана форма заготовки, из которой в дальнейшем была изготовлена капсула, 4021 год назад. Внутри капсулы был вакуум, необходимый для сохранности содержимого – около двух килограммов древнего целлюлозного материала – бумаги, проще говоря. На бумагу был нанесен какой-то текст. Несомненно, это была древняя рукопись! Артемию не терпелось поскорее достать её из этого ящика и взглянуть на это историческое чудо. Но он ждал своего друга и коллегу по работе Платона – тот просил не вскрывать капсулу без него, ведь нашли они этот артефакт вместе. Только Артемий сразу же понесся в лабораторию, а Платон – в центр археологии – регистрировать находку. Дверь в лабораторию отворилась, и вошёл, а точнее – вбежал Платон.

- Ну, Платон, где тебя носит!? Я сейчас с ума сойду от нетерпения. – Артемий действительно ждал его уже второй час и уже начал злиться. – Давай, надевай маску и приступим.

Двое ученых надели маски – мало ли какая инфекция может быть внутри на бумаге. Капсула представляла из себя куб со стороной пятьдесят сантиметров и стенками толщиной пятнадцать миллиметров. Несмотря на четыре тысячи лет металл сохранился довольно хорошо. Аккуратно сняв молекулярным резаком верхнюю сторону куба, они заглянули внутрь. Радиорезонансный анализ дал точный результат, впрочем, как и всегда, но теперь они видели эту реликвию собственными глазами и могли её потрогать. Да что там потрогать! Теперь им предстояло изучить эту рукопись.

- Ты видишь то же, что и я? – спросил Платон, глядя на толстую стопку листов бумаги, исписанных мелким почерком.

- Давай гравитатор!- Артемий волновался за сохранность артефакта. Всё-таки бумага пролежала сорок веков, хоть и в вакууме.

Ученые поместили рукопись в специальное устройство, позволяющее без вреда для древнего предмета изучать его и транспортировать. Они попытались прочитать то, что было написано на бумаге. Не тут-то было! Рукопись была написана одним из древних языков, на котором, может быть, и говорили те самые легендарные руссы или россы.

- Похоже, без посторонней помощи нам не обойтись. Н-да-а… - Артемий задумчиво почесал затылок.

- Да, ладно тебе, Артемка, историки прочитают! Они и не такое ещё расшифровывали. Ведь ты только подумай – это первый письменный источник из той эпохи. Из эпохи, считавшейся потерянной для истории. – Платон был человек крайне оптимистичный и никогда не терял расположения духа.

Уже через пару часов в лабораторию вошел ученый с редчайшей специализацией – лингвист-историк - зачем нужны лингвисты, когда все говорят на одном универсальном языке? Взглянув на рукопись, он сначала побледнел, потом вскинув обе руки к голове, откинулся на гравитаб, который слегка покачнувшись под его весом, тут же принял форму анатомического кресла. У ученого был вид человека то ли безумного, то ли абсолютно счастливого.

- Я всю жизнь ищу ЭТО! Вы понимаете, все сто тридцать два года своей профессиональной жизни! А, позвольте спросить, сколько времени вам потребовалось, чтобы найти то, о существовании чего в определенных кругах спорят уже около тысячи лет!?- ученый безумными глазами смотрел на двух своих коллег.

- Ну-у, где–то… недели две… - смущенно ответил Артемий, переглянувшись с Платоном.

- Недели две… недели две… - отрешенно повторил лингвист, глядя куда-то в пустоту, - ну, молодые люди, вы нашли целехонький образец письменности руссов. Понимаете? Теперь мы сможем доказать, что Руссия или Россия существовала на самом деле, а не в теории. Точно так же люди когда-то сомневались в существовании Атлантиды. А, может быть, мы сейчас найдем упоминание и о других древних странах. Да, несомненно, эта рукопись открывает перед нами огромное поле деятельности…

- Ну, для начала, это нужно расшифровать, – вставил реплику в тираду лингвиста Платон.

- Ну, за этим дело не станет. Хотя придется повозиться. Образцов этой письменности у нас нет, как вы понимаете.

- И сколько же это займет времени?- скорее из вежливости, чем из любопытства спросил Артемий. Он-то, конечно, знал, что любую письменность можно перевести на современный универсальный язык за считанные дни, если не часы.

- Не беспокойтесь, через пару дней доставлю вам ваше сокровище в целости и сохранности. – Ученый-лингвист уже успел переместить реликвию в свой гравитатор.- Представляю, какой шум подымется! Да-а, молодые люди, вы обеспечили себе научную славу на всю оставшуюся жизнь! Подумать только – две недели…- качая головой из стороны в сторону и что-то еще бормоча себе под нос, лингвист вышел из лаборатории. Гравитатор с бесценным грузом тянулся за ним следом, как собачка на поводке за своим хозяином.

«Руссия, Россия…» – вертелось в голове у Артемия незнакомое слово. Почему-то у него было ощущение, что он это слово уже слышал где-то или когда-то… «Неужели генетическая память… Да, нет… За 4000 лет все существовавшие тогда народы и национальности так перемешались…».

Спустя два дня, как и было обещано, все в той же лаборатории появился лингвист с гравитатором. Вид у ученого был несколько подавлен.

- Что с вами? Что-то не так?- встревожено спросил Артемий.

- Нет, нет, всё так… Я перевел содержимое рукописи. – Ученый смотрел на артефакт так, как будто это было что-то ужасное… - Здесь, - ученый кивнул головой на гравитатор с его содержимым,- целая книга, состоящая из трех частей. К сожалению, время пощадило только первую часть. Другие две части рукописи почти полностью уничтожил один анаэробный микроб. Бумага, на которой написан текст рукописи разная по составу веществ. Микроб размножился на поверхности той бумаги, на которой были написаны вторая и третья части. В рукописи рассказывается о чудовищной войне… Мы, конечно, знаем, что тогда у людей было в порядке вещей убивать друг друга, но то, что описывается здесь… В этой книге очень много странного, малообъяснимого с точки зрения человеческого разума… Хотя, четыре тысячи лет… - лингвист сейчас говорил скорее сам с собой, нежели с двумя молодыми людьми. – Возможно, именно с тех событий и начались тотальные изменения в устройстве мироздания на Земле… Я даже не знаю, стоит ли предавать огласке, то, что здесь написано. Впрочем, вот, - ученый протянул Платону мнемочип, - почитайте сами… Настоятельно советую читать ЭТО частями, а не всё сразу. Если захотите поделиться мнениями – вы знаете, где меня найти… - с этими словами ученый удалился из лаборатории.

Артемий с Платоном пребывали в некоторой растерянности после того, что сказал им лингвист, но естественная для всех ученых тяга к познанию, да и просто любопытство, заставили их решиться на прочтение. Читать решили по старинке – визуально.

Книга называлась - «Хроники русского апокалипсиса» - название, говорящее уже само за себя.

Итак, часть первая…

ХРОНИКИ РУССКОГО АПОКАЛИПСИСА (ХРОНИКИ ПОСЛЕДНЕЙ ВОЙНЫ)

Сборник рассказов

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Операция «Смерть медведя»

Эпиграф

Всё началось с того, что человечество решило, почему-то, что оно создание божие.., рассмешив этим самым дьявола…

Пролог

Большой бурый медведь стоял на краю обрыва. Последний раз поднялся он на дыбы, чтобы обрушить на врага свои ещё недавно могучие лапы. Он обессиленно повел правой лапой перед собой, и этого хватило, чтобы раскроить череп очередному шакалу из тех нескольких десятков, которые навалились на него, которые отнимали его владения.

Кровь заливала ему глаза, и он больше не видел своих врагов. Чьи-то челюсти сомкнулись на коленном сухожилии его лапы, и она предательски подогнулась под ставшим непомерным весом медведя и кучи навалившихся на него шакалов. Медведь пошатнулся, и, совсем по-человечьи раскинув передние лапы, начал падать вниз с обрыва вместе с кучей шакалов, туда, где величественно несла свои воды река. Конечно, медведю было суждено умереть от вражеских клыков, но шакал, перекусивший ему сухожилие, невольно подарил медведю красивую смерть – смерть воина, погибающего, но уносящего с собой десяток вражеских жизней. «Кто они и откуда они здесь взялись – эти невероятно злобные мелкие твари?». Такой, наверное, была бы последняя мысль медведя, умей он думать.

Медвежья туша, ударившись несколько раз о подножие крутого берега реки, упала в воду. Река понесла её всё дальше и дальше от места схватки…

А, тем временем, в клане шакалов нарастала сумятица – их добыча, добытая с таким трудом, натурально от них уплывала. Это в их планы не входило. И они бешено метались вдоль берега реки, в бессильной злобе наблюдая, как добыча от них ускользает. Некоторые из них, особенно отчаянные, пытались добраться до туши вплавь, но их природная исключительная злобность и жадность играли с ними злую шутку – перед тем как вцепиться в медвежью тушу, они, прежде всего, пытались не дать это сделать своему соседу…

Дело было сделано. Их враг был повержен. Его владения стали их владениями. Но что-то было не так. В шакальей стае постоянно возникали стычки, которые нередко заканчивались смертельным исходом. У них больше не было внешнего врага, на котором можно было бы выместить свою природную злобу. Они стали жрать друг друга. И это было так естественно для их общества и так справедливо для того мира, который они пытались захватить…

-------

«Уже жутковато, но автору явно свойственна аллегоричность…» - подумал Артемий. Платон читал молча. Он умел быть сосредоточенным в нужные моменты.

Рассказ первый. «Первые»

17 мая 2017 года.

Серега вертел в зубах спичку, стоя на веранде второго этажа КПП, оперевшись локтями на деревянные перила, и задумчиво смотрел на дорогу. Смотрел не потому, что так положено было по службе, а потому, что с этой точки просто некуда больше было смотреть. Будка стояла около самого края дороги; вплотную к ней примыкал шлагбаум, преграждавший её. По обоим краям от дороги, от опоры до шлагбаума и от стены будки в лес тянулась «колючка». Тянулась недалеко — метров на 10-15, дальше колючка заканчивалась — местами она была порвана, местами привалена деревьями, а местами просто утащена местными жителями. Командование воинской части об этом, конечно, знало, но особого внимания данному факту не уделяло по той простой причине, что это был самый дальний наряд и по этой заброшенной лесной дороге уже давно практически никто не ездил. А периметр части давно был обтянут колючкой в других местах и не один раз. Но дорога есть, будка ещё стоит, а значит должен быть и наряд. И наряд этот считался в части самым «лафовым» - чем дальше от казармы, тем сильнее ощущение свободы. Да и контролирующие службу командиры заглядывали сюда нечасто. Из-за удаленности от части, наряд сюда присылали на целых трое суток — почти что краткосрочный отпуск.

- Серёг, давай похаваем что-нибудь... - донесся голос второго бойца — рядового Завялого. Серега отвлекся от глубокомысленного созерцания лесной дороги и молча спустился на первый этаж, где стояла одна шконка, два табурета около стола, тумбочка и печка-буржуйка, на которой разогревались две уже открытые банки тушенки.

Вялый, как называли все рядового Завялого, сидел на табуретке и чистил картошку. Он с улыбкой глянул на своего друга и кивнул на второй табурет:

- Присоединяйся... Пока тушенка разогреется, успеем почистить...

- Блин, Коля! Опять раздельное питание!? Давай, может, не будем сразу жрать тушенку, а пожарим её вместе с картофаном!? - возмутился Серый, садясь на табурет и вытаскивая штык-нож.

- Да ну че ты! У нас ещё четыре банки... - попытался было возразить Вялый.

- Ага! И сидеть нам тут ещё двое суток с лихом! Сам же потом ныть будешь, что остались одни галеты с картофаном... - Серега знал своего друга как облупленного — Коля был человек простодушный и понятия «завтра» для него просто не существовало. Серега говорил тоном, не терпящим возражений, а нож в его руках в это время уже расправлялся с кожурой очередной картофелины.

Колян посмотрел на него таким взглядом, какой бывает у голодной, обиженной собаки, когда у неё отнимает кость тот, кому она не в силах «возразить»:

- Ладно... подожду...

Через пять минут сковорода с картошкой и тушенкой уже шипела и трещала на печке, заставляя двух бойцов мужественно переносить муки навалившегося в полную силу аппетита. Не в силах это терпеть, Коля вышел на улицу.

- Серый! Серый! Иди сюда!.. Смотри... - Коля стоял, задрав голову вверх и тыкая в небо пальцем. Серега нехотя вышел из будки.

- Не понял... Это что за маневры такие... - сказал он, посмотрев вверх — всё небо было будто разрисовано белыми полосами, какие бывают за летящими самолетами. Несколько полос довольно быстро двигались в сторону части. На их кончиках можно было разглядеть какие-то черные тела. - Коля, по-моему, это ракеты... - неуверенно сказал Серега.

Как в подтверждение этих слов бойцы почувствовали, как задрожала земля под ногами, а спустя некоторое время донесся гул, вроде как гром гремит где-то далеко.

- Это чё такое!? - Коля держал в руках автомат и смотрел круглыми глазами в сторону части.

- Не знаю...- медленно произнес Серега и зачем-то тоже сдернул с плеча автомат.

Если бы не стена леса и досадное отсутствие связи с частью, они бы уже поняли, что возвращаться из наряда им уже некуда... Но их должны были сменить только через двое суток, поэтому они решили дождаться смены. Они ещё минут двадцать стояли, уставившись в небо и прислушиваясь к гулу и волнам, протекающим по земле. Вернувшись в будку, они увидели, что картошка с тушенкой намертво прижарилась ко дну сковородки. Они молча ели свою подгоревшую жарёху, время от времени машинально отскребывая её от дна сковороды штык-ножами.

Двое бесконечных суток прошли. Серега с Колей не находили себе места всё это время на этом клочке охраняемого периметра их части. Смены не было. На исходе четвертых суток они поняли, что в части произошло что-то такое, что про них просто забыли.

- Коля, надо идти... - Серега посмотрел на Коляна,- я пойду, а ты пока здесь...

- Не-е... Серый, пошли вместе! Хрен с ним с нарядом... Там что-то не то... Да и еды у нас вообще не осталось! - бурно запротестовал Коля.

- Ладно, пошли вместе. В конце концов, не обязаны мы тут торчать два наряда подряд без жратвы...

Идти до части было часа четыре, и всю дорогу они только несколько раз перекинулись друг с другом тревожными предположениями о том, что там могло произойти. И чем ближе они подходили, тем больше усиливалось чувство тревоги.

Подойдя к ближайшему блок-посту, они увидели, что там никого нет. «Значит, они сразу же слиняли в часть» - подумал Серега. И действительно, от этого КПП до части было всего-то два километра.

- Чувствуешь, дымом пахнет?.. - Серега принюхался к воздуху. - И чем-то ещё... Странный запах...

- Фу-у, ну и вонь, химия какая-то... - сморщился Вялый, - а что так тихо-то?..

- Смотри! - Серега вдруг остановился и показал рукой вперед. Ворота и сплошной бетонный забор были повалены. Бойцы, не сговариваясь, перешли на бег.

Они перелезли через покореженные взрывом ворота части, и им открылся вид разрушенной и сожженной напалмом или непонятно чем ещё их воинской части. Они чуть не споткнулись обо что-то лежащее прямо перед воротами. Что-то продолговатое, бесформенное, обгоревшее... Коля первым понял, что «это» было человеком не так давно, и его вырвало прямо под ноги Сереге. Тот рефлекторно отскочил назад, до него тоже уже дошло, что перед ним лежит.

- Б..дь! - только и смог непроизвольно вскрикнуть он, глядя широко раскрытыми глазами на труп.

Коля ничего сказать не мог — его пока просто выворачивало наизнанку. Когда его желудок перестал конвульсивно сокращаться, он сел прямо на землю.

- Что же это, Серега!? - ослабевшим голосом спросил Коля, ошарашенно глядя то на труп, то на руины части.

- Это как раз то, что мы с тобой видели в небе несколько дней назад...

Прошло не меньше минуты, прежде чем они отошли от оцепенения при виде сгоревшего тела и начали оглядываться вокруг. Два бойца медленно пошли вперед, дико озираясь по сторонам. На месте главного корпуса казармы была огромная воронка, заполненная осколками взорвавшегося здания. Впрочем, эти обломки и осколки валялись повсюду, и всё вокруг было покрыто черной сажей, будто какой-то сумасшедший трубочист рассыпал здесь сажу из тысяч печных труб. Среди обломков попадались такие же закопченые куски человеческих тел, от которых уже исходил запах протухшего человеческого жаркого, жаркого с кровью.

На Коляна было страшно смотреть: лицо зеленое, как у марсианина из комиксов; было заметно, как его желудок всё ещё пытался сокращаться, заставляя всё тело судорожно вздрагивать.

Они по привычке подошли к тому месту, где раньше была казарма.

- Что нам теперь делать-то? - Коля до побелевших суставов на пальцах сжимал автомат, будто надеясь на его молчаливую защиту от всего того, что он сейчас видел. - Может, кто живой остался...

- Четыре дня прошло... После такого, - Серега обвел глазами вокруг,- вряд ли кто выжил. Посмотри, даже подвальные помещения разрушены.

И действительно, разрушены были не только наземные сооружения, но и подземные. Они присели на обломок плиты перекрытия, их глаза видели всё то, что было вокруг, но сознание отказывалось делать выводы. Слишком сюрреалистична была картина мира, видимая сейчас двумя человеками. Серега подумал, что много бы он отдал за то, чтобы откуда-нибудь из-под обломков сейчас бы вылез начштаба, которого все без исключения боялись даже больше, чем комбата, и объяснил бы им всё, что здесь произошло и сказал бы, что теперь делать... Хотя... постепенно здравый рассудок начинал простукиваться сквозь стену шока и эмоций.

-Слушай, может пойдем посмотрим, что там с продовольственным погребом? - Коля потихоньку отходил от своего шокового состояния, по крайней мере лицо у него уже не так откровенно отсвечивало бледной зеленью.

- Точно, Коля! Ведь там погреб-то довольно глубокий... - Серега поднялся на ноги, - пойдем!

Надежда на что-то лучшее, чем всё то, что было вокруг, погнала их в «кормушку», как называли продпогреб. Ещё издалека они заметили, что погреб был такой же обгоревший, как и всё вокруг, но... он не был взорван. Они бегом добежали до бетонированного входа в бункер. Дверь была привалена обломком стены, занесенным сюда взрывом откуда-то. Бойцы, не сговариваясь, принялись толкать его от двери вверх по ступенькам на поверхность. Обломок оказался тяжеленным... И с каждой ступенькой становился все тяжелее. Прилагая неимоверные усилия, подкрепляемые отборным русским матом, им, наконец, удалось вытолкнуть его на поверхность. Взмокшие и совершенно замученные они принялись открывать железную дверь, принявшую на себя удар глыбы. С помощью куска арматуры им удалось в несколько заходов открыть покореженную дверь. В погребе было темно — электричеству было взяться неоткуда.

- Эй!- услышали они полувздох-полукрик.

Зажженные спички осветили несколько метров пространства вокруг и этого хватило, чтобы увидеть того, кто их звал.

- Это ж... Губкин! - Коля вроде бы и обрадовался тому, что удалось найти кого-то живого, но его радость тут же остыла — с Губкиным у него были непростые отношения...

- Губа! Ты как здесь... - Серега, в отличие от Коляна, был просто откровенно рад найти кого-то живого.

- Каком сверху... - попытался пошутить раненный боец. У него был явно перебит позвоночник — он лежал на бетонном полу на спине и почти не двигался. - Дайте воды, пацаны!.. - Губа лежал всего в каких-то полутора метрах от стеллажа с бутылками с водой, но дотянуться до них у него не было никакой возможности. Он конечно хотел и есть тоже, но чувство жажды было острее. Губа приподнял голову вверх и посмотрел на бойцов:

- О, и ты здесь.., Вялый... - ухмыльнулся старослужащий, - ну вот, теперь можешь припомнить мне всё...

Коля молча взял со стеллажа бутылку воды и, открутив крышку, поднес её к губам человека, которого он считал своим врагом и мучителем. Тот с жадностью, захлебываясь и разбрызгивая воду, стал пить. Выпив чуть ли не половину полуторалитровой бутылки, он вроде как успокоился. Казавшееся непреодолимым желание пить, затмевавшее все остальное, теперь уступило место голоду и разумному осмыслению всего того, что с ним произошло.

- Ну, так как же ты сюда... попал в таком-то состоянии?- спросил Серега. Он откровенно не понимал, как Губа здесь очутился — ведь он не мог двигаться.

- Да у меня ещё некоторое время руки работали... Вот я и приполз сюда снаружи на локтях... Потом потерял сознание, а когда пришёл в себя — уже не мог двигать ничем, кроме головы.

Губа устал держать голову вертикально, он снова уронил её на бетонный пол и закрыл глаза.

- Губа, слышь... Губа... - Серега потрепал его за плечо. - Это что, бомбардировка была?

- Именно так, бомбардировка, - Губа открыл глаза, - а потом штурмовики полили всё чем-то вроде напалма. Для гарантии...

- Значит, это — война!? - обескураженно произнес Коля.

- Но почему сюда до сих пор никто не приехал, не прилетел?.. Либо наши, либо... не наши...? - обращаясь сам к себе, сказал Серега. - Да-а, видно там сейчас не до нас.

- Или там такие же проблемы, что и у нас... - тихо проговорил Губа.

- Коля, ты побудь здесь, а я пойду, посмотрю ещё... - сказал Серега, и не дожидаясь реакции Коляна, направился к выходу.

- Давай, а я тут пока какой-нибудь костерок соображу... - ответил Коля уже вдогонку.

Серега вышел на поверхность и, немного подумав, направился в сторону хранилища боеприпасов. Зачем он туда шел — он не знал, но и не посмотреть, что там, он не мог. Хотя ещё издали было видно, что то место, где были хранилища, было всё разбомблено и сожжено всё тем же напалмом. Всё вокруг было усеяно содержимым складов. То, что не взорвалось, разлетелось далеко по сторонам и пришло в негодность из-за огня. «Блин, а ведь там и мины хранились!.. Как бы не наступить на что-нибудь...» - подумал Серега и стал тщательнее оглядывать всё под ногами. Невдалеке валялся ящик, в каких хранились АКМы. Серега подошел к нему, зачем-то пнул сапогом и сдернул защелки на крышке. Внутри на деревянных подставках лежали четыре новехоньких автомата. «Теперь бы ещё патронов...»- пожелал Сергей, осматриваясь кругом. Спустя несколько минут осторожных, неторопливых поисков нашлись и патроны в таком же обгоревшем деревянном ящике. Поднимать раскиданные по земле гранаты он не рискнул. Подцепив одной рукой ящик с автоматами, а другой ящик с патронами, он потащил их по земле к погребу. Однако очень скоро совершенно выдохся и, бросив их, пошел за Коляном.

А в это время Коля в бункере разламывал деревянные ящики с продуктами, чтобы добыть дров для костра. Время от времени он поглядывал на Губу — тот казался совсем неживым с закрытыми глазами. Никакой злости или ненависти по отношению к нему он уже не испытывал, все это отошло на второй или на третий план по сравнению со всем тем, что на них свалилось. Теперь уже не было ни «духов», ни «дедов», ни «дембелей». Все эти жестокие игры, обусловленные обстоятельствами, уровнем развития, разностью характеров и социальных слоев, из которых пацаны попадают в армию, теперь стали слишком очевидно глупыми и нежизнеспособными перед самим фактом необходимости борьбы с общим врагом за само свое существование. Не зря говорят — общая беда объединяет. И заставляет по-другому посмотреть и на себя и на тех, кто рядом с тобой.

- Колян, слушай... ты это... ну... не злись на меня.., - Губа говорил негромко, но он знал, что Николай его слышит, - понимаешь, тут же... армия. И так тут заведено — ты молодой, то есть «дух», а я старослужащий — то есть «дедушка»... и если эту систему сломать, то и армии наверное не станет.

Коля до этого дня даже и не подумал бы никогда, что Губа может быть таким рассудительным. Он его знал совсем другим...

- Однако, Сереге это не помешало относиться ко мне как к равному. - ехидно заметил он, складывая щепочки шалашиком. - Только теперь все эти ваши дебильно-дембельные понятия улетели к черту... Теперь — война... Теперь не до глупостей.

- Да, теперь — война... Послушай, Коля, если я тебя кое о чем... попрошу, ты сделаешь? - Губа снова поднял голову, чтобы поймать его взглядом.

- Ну... смотря что... - неуверенно ответил Коля.

Губа немного помолчал, потом, собравшись с духом, сказал:

- Ты ведь понимаешь, я - не жилец уже... Я хочу попросить тебя... Я ведь всё равно ничего не чувствую... Какой смысл вот так вот теперь валяться?..- Губа опять немного помолчал, - пристрели меня... Только прямо сейчас, пока Серега не пришел. Он не даст... Какой вам смысл возиться со мной? Ни для вас, ни для меня смысла нет. У меня было время подумать над этим...- Губа говорил негромко, но ровно, четко и ясно.

И от этой ясности Коляну опять стало не по себе. Он вдруг увидел в этом просящем о смерти человеке не сержанта Губкина — это если до отбоя, или «дедушку» Губу — это если после отбоя, а обыкновенного человека, смертельно раненого человека, который не пытается всеми правдами и неправдами зацепиться за ускользающую жизнь, нагружая этим самым тех, кто рядом с ним, в то время как совершенно неизвестно — сколько они сами проживут при таких-то обстоятельствах... Он подошел к Губкину. У того стояли слезы в глазах. Коля понял, что у него не хватит смелости или чего там еще полагается в таких случаях, чтобы выполнить эту просьбу. Ему стало так жалко его, что он почувствовал, что сам сейчас расплачется. Он хотел что-то сказать, но слова не получились... Губа был прав — ничто его теперь не спасет. Кто бы что ни говорил про то, что надо бороться до конца, не сдаваться и так далее... «хотелось бы послушать этих оптимистов вот здесь, в этом бункере, перед этим человеком» -думал Коля. Он представил, как берет автомат, подносит дуло ко лбу человека и нажимает на курок... Раздается выстрел, пуля с сухим треском входит в лоб, проходит через мозг и выносит кусок черепа с другой стороны. Мозг превращается в такую же неживую массу, как, собственно, и тело. И всё — смерть. Или другой вариант. Губа остается жить в таком состоянии... Тут Коля почувствовал запах мочи — тело Губы не подчинялось мозгу и самостоятельно решало, когда освобождаться от всего лишнего... Губа тоже это почувствовал и поднял голову. Увидев свои мокрые штаны, он сжал губы, застонал и с силой опустил голову на бетонный пол. Потом еще и еще раз, пока Коля не подложил ему под голову свои ладони.

- Не могу... не могу... ничего теперь не могу... - сдавленным голосом, задыхаясь, проговорил Губа.

Коля пошарил глазами кругом и заметил ящик из гофрированного картона. Сплющив его, он подложил его под голову Губы в качестве амортизатора. Это было всё, что он мог для него сделать. Ему было стыдно, перед несчастным человеком, он прекрасно понимал всю объективную необходимость прекращения бессмысленных мучений этого человека... Но он не мог... И чувствовал себя из-за этого почти таким же беспомощным, как и Губа.

Серега на обратном пути от оружейных складов до погреба решил ещё полазить по территории — мало ли что найдется?.. Он прошелся к столовой, к учебному комплексу, к гаражу. Картина везде была одинакова... И тут он вспомнил про ещё один бункер-хранилище, находившийся на удалении от остальных складов-хранилищ. Что там в нем хранилось — никто из солдат толком не знал. Только вот охраняли они его всегда в усиленном режиме. И при этом, внутрь солдат никогда не пускали, хотя ходили разговоры, что при очень нечастых погрузо-разгрузочных работах на таре, заносимой или выносимой в этот бункер, видели характерный значок радиоактивности...

Серега подошел к бункеру. Видимо мощности ракет или бомб не хватило, и они не разворотили бункер изнутри, лишь наделав глубоких воронок снаружи. А может и наоборот, так и было задумано — гарантированно уничтожить все и всех, что и кто были снаружи, а бункер не взрывать. Дверь в бункер, естественно, была закрыта, и Серега даже и не знал, как она открывается. Это знали только некоторые офицеры, теперь уже мертвые. Тот, кто разбомбил их часть, наверняка знал, что делает и что хранится в этом бункере. И тот факт, что хранилище осталось целым, почему-то совсем не нравился Сергею. Сразу он не понял - почему испытывает беспокойство, уже на подходе к погребу до него дошло — за тем, что лежит в бункере ещё придут или попытаются уничтожить это каким-либо более радикальным способом прямо здесь, на месте. И в том и в другом случае это означало, что им с Коляном здесь будет нескучно.

Коля, чтобы не смотреть на мучающегося Губу, принялся досконально изучать погреб. И тут он обнаружил сюрприз — коптёр, видимо, во время своего очередного визита в это «сладкое» место, забыл здесь свой мобильник. Батарея ещё была «жива»... Коля дрожащими пальцами набрал первый попавшийся номер из памяти телефона — ничего. То есть совсем ничего. Не было даже автоматического голоса оператора. «Может тут просто сигнал не проходит» - подумал он и опрометью выскочил на поверхность. На поверхности всё было точно также. Создавалось впечатление, будто сотовой связи просто не существовало. Коля вдруг подумал, что надо попробовать поймать радио, и включил его в телефоне. Он стал одну за другой перебирать радиостанции в памяти телефона — опять ничего... Он включил автопоиск. Ничего. Это означало, что FM-радиостанции тоже не работали.

Сергей подошел к погребу, когда Коля уже собирался спуститься обратно вниз.

- Ух, ты! Где нашел? - Серега увидел телефон в руке Коли.

- Да там, в погребе... Коптер забыл... - махнул головой Коля, - толку-то от него... - И Коля рассказал Сереге о своих безрезультатных попытках услышать звуки цивилизации.

- И вот ещё что... Губа просит пристрелить его... - сказал Коля, отводя глаза в сторону.

- Я бы на его месте попросил то же самое, - не раздумывая ответил Сергей. - Что ещё остается в таком положении... Сам подумай...

- Да знаю я! - Прервал его Коля, - просто я не смогу...

- А ты думаешь, я смогу?!- Не сдержался Серега, - ладно... пошли вниз...

Они спустились. Губа лежал с открытыми глазами. Увидев их, он тут же спросил:

- Ну, чё там, снаружи?..

- Всё то же... Сотовой связи нет, FM-радиостанции не работают. И вот ещё что, пацаны... - Серега присел на корточки спиной к стене, - я был у секретного бункера — он цел.

- Опа!- вырвалось у Коляна.

- И это плохо... - Серега поднял руку вверх, останавливая Коляна. - Те, кто разбомбили часть, знали, что делают. И о том бункере они, естественно тоже знали. Бункер остался цел, значит...

- Значит либо скоро здесь будут гости, либо опять будут бомбить... - подал опять голос Губа.

- Правильно... И скорее всего будет первое «либо». - Подвел итог Серега и коротко посмотрел на Губу. Пристрелить своего армейского товарища даже в такой ситуации... Нет... Надо было что-то придумать...

Коля подошел к костру и подбросил в него наломанных досочек от ящиков.

- Я там нашел оружие и патроны... Пару ящиков. Коля, пошли, притащим. - сказал Серега поднимаясь.

Коля молча поднялся от костра и пошел на выход.

- Серега... - позвал Губа, когда Коля вышел наружу. Дышать ему было тяжело.

- Не надо, Губа... я знаю... Я сделаю то, о чем ты просишь... обещаю. - Соврал Серега, догадавшись, что тот собирался сказать, стараясь не смотреть ему в глаза.

- Только не оставляйте меня здесь... - уже вдогонку проговорил Губа, - похороните где-нибудь... - Последние слова он сказал уже совсем тихо, но Серега его услышал.

Вдвоем с Коляном они направились к тому месту, где он бросил ящики.

Ящики лежали там же, где он их бросил. Да и куда они могли деться отсюда?

- Ну что, запасемся боеприпасами? - сказал Серега, пнув ящик с патронами. - Давай, Коль, набиваем сейчас магазины и берем новенькие «калаши».

Они занялись более менее привычным для них делом, устроившись прямо около ящиков с оружием. За этим делом они не сразу обратили внимания на шум, исходивший откуда-то издалека, а когда обратили, было уже поздно, они поняли, что это звук вертолетов. Серега с Коляном вскочили на ноги, схватив автоматы. Вертушки уже заходили на посадку, там, где-то за погребом. На расстоянии было непонятно — чьи это вертолеты. Им так хотелось надеяться, что свои... Добежать до погреба они не успели, высыпавшиеся из вертолетов солдаты сразу открыли огонь, видимо их заметили ещё с воздуха.

Вокруг визжали, свистели и щелкали по камням пули, но они бежали, пригнувшись, перепрыгивая обломки стен как горные козлы-архары. Там, впереди, торчал кусок стены бывшего здания штаба, за ним можно было бы немного передохнуть. Под градом пуль они забежали за стену.

Но отдыхать особо было некогда, нужно было открывать ответный огонь, иначе их просто возьмут тепленькими. И только тут они сообразили, что зря они взяли себе новые автоматы — их теперь придется пристреливать прямо посреди боя.

- Давай, Колян! Давай!.. - кричал Серега, - стреляй!

Коле было страшно высовываться из-за спасительной стены, но он всё же пересилил себя и, высунувшись из-за угла, дал длинную очередь в сторону врага.

- Короче, Коля, короче... Целься в кого-нибудь, а не пали просто так... - Не отрываясь от дела, кричал ему Сергей.

Натовцы, встретив ответный огонь, залегли, на некоторое время, почти прекратив огонь, но потом в дело вступили гранатометы.

- Коля, пригнись! - успел крикнуть Серега, когда увидел выстрел из гранатомета.

Снаряд пролетел выше обломка стены и взорвался где-то сзади, обдав их землей и бетонной крошкой, но, не причинив вреда. Второй снаряд попал в стену, заставив её содрогнуться. Но кусок стены устоял. Пара других выстрелов из гранатомета тоже не причинили особого вреда, только оглушили немного. Серега, в промежутках между выстрелами старался отвечать автоматным огнем, не подпуская врага на расстояние броска гранаты. Коля пытался делать то же самое. Испуг первых минут боя у него уже прошел и он начал действовать уже более осмысленно, выцеливая тех, кто пытался пододвинуться к ним поближе, короткими очередями заставляя их укладываться обратно на землю.

- Серег, мы тут так долго не просидим! Они нас сейчас обойдут, — крикнул Коля, видя как вражеские солдаты начинают фланговый обход.

Серега отцепил пустой рожок и защелкнул новый.

- Да, надо отходить... - согласился Серега.- Давай в лес, а я пока придержу их. Давай, давай!..

Коля понял, что Серега прав, и кроме как в лес им отходить некуда. Он рывком бросился, пригнувшись, в сторону леса до ближайшей воронки. Запрыгнув в неё, он увидел, что Серега уже тоже бежит к нему. Кувырком закатившись в воронку, Серега тут же схватил Коляна за рукав и крикнул:

- Давай дальше, долго тут нельзя...

Они теперь уже вдвоем выкатились из воронки и что есть сил и ног понеслись к разрушенной ДЭС. Она хоть и была разрушена до основания, но за обломками можно было укрыться на некоторое время. Бухнувшись на куски кирпичной стены, они посмотрели назад. Натовцы как будто уже и несильно старались их преследовать. «Ага, на потом оставили... Ну да, у них же здесь другое задание...» - подумал Серега.

- Давай, Коля... - снова толкнул вперед Коляна Серега.

Они, наконец, добрались до леса и ещё пару минут бежали. Натовцы, похоже, совсем перестали их преследовать, даже выстрелов было уже не слышно. Наконец, они оба плюхнулись спинами к толстому сосновому стволу. Они молча просидели, восстанавливая дыхание, минут десять. Первым заговорил конечно Коля:

- А я думал — нам хана...

- Подожди, все только начинается... - «обнадежил» своего друга Серега.

- Что дальше будем делать? - спросил Коля в своей привычной манере.

- Отдохнем ещё немного, а там видно будет... - устало проговорил Серега, - у тебя пожрать есть что-нибудь?

Коля порылся в своих карманах и достал банку тушенки.

- Вот... и ещё пару сухпайков прихватил... - Коля вытащил два пакета с сухпайком.

- Давай, лучше тушенку... устало махнул рукой Серега и достал нож.

Они в считанные секунды слопали тушенку. И каждый про себя подумал, что надо было что-нибудь поесть, пока были в погребе.

- Может, и их тоже... - Коля с надеждой посмотрел на сухпайки.

- Нет! Нужно поберечь еду. Сейчас посидим, а потом пойдем обратно. Нужно посмотреть, что они там делают... в конце-концов — это наша часть, и мы у себя дома.

Коля ничего не сказал на это. Он, конечно, не был отчаянным храбрецом, но с самолюбием у него было всё в порядке. Натовцы ведь заставили их драпать, как зайцев.

- Их там человек 20-25, - продолжил говорить Серега, - пару-тройку человек мы вывели из строя... Что у тебя с патронами?

- Два рожка... вместе с пристёгнутым.

- У меня два и один пристёгнутый... Маловато конечно... Ну, ничего! Пробьемся!

- Слушай, а может рванем в город... Доложим... - Коля всё ещё надеялся, что то, что произошло с их частью, имело местный характер.

- Не говори ерунду, Коля! Подумай сам, если бы это было нападением только на нашу часть, то сейчас бы здесь уже были наши.

- Может им просто не до нас сейчас, - не сдавался Коля, - может подождать...

- Нет, - покачал головой Серега, - слышишь, какая тишина... Не слышно, чтобы где-нибудь шел бой или обстрел артиллерией... Нет, Коля, это война, и, похоже, что мы эту войну проиграли... по крайней мере, её начало... А отсюда следует вывод: идти нам некуда, кроме своей раздолбанной части. Там, по крайней мере, есть погреб с жратвой...

- В котором нас ждет Губа... - напомнил Коля.

- Скорее всего уже не ждет... - глухо сказал Серега.

Они молча сидели, оперевшись о сосну, думая каждый о своем. Коля — о том, что он не годится для геройских миссий, что единственное, на что его сейчас хватает это стрелять во врага из-за укрытия. Еще он думал, что если бы не Серега, его бы уже точно убили. Он по-хорошему завидовал своему другу: сильному, уверенному в себе человеку, который открыто защищал его перед «дедами», хотя и сам был «дедушкой» по отношению к нему. Они были с ним земляками, правда, не из одного места, но из одного района. Коля всё ещё не до конца осознал, что происходит, но готов был идти и воевать, если рядом будет друг. До него вдруг дошла мысль, оглушившая его, как обухом по голове, а ведь там, на гражданке, в его посёлке осталась его семья, его родные... А если его поселок разбомбили так же, как и их часть? К нему опять вернулся страх. Но теперь уже он был перемешан со злостью к непрошенным гостям.

Серега, в отличие от Коляна, уже не сомневался в том, что это война. Причем война страшная. Он вспомнил расчерченное ракетами небо — силы ПВО явно не справились с атакой... Что-то ему подсказывало, что в городах и поселках сейчас такая же картина, как и в их части. Они случайно остались живы, но как расценивать шанс, данный им судьбой? Возможность выжить или возможность на что-то повлиять? Ответить на эти вопросы сам себе Серега не мог, но он знал, что они с Коляном снова пойдут в часть и выяснят, что там делают натовцы или кто они там... И заглянут в погреб...

Серега толкнул в бок Вялого: пошли...

Коля нехотя поднялся на ноги и поплелся за своим товарищем. Время близилось к вечеру и нужно было успеть осмотреться в части до темноты. Они вышли к тому месту, где они нырнули в лес, убегая от огня натовцев. Никого не было видно.

- Где они все? - спросил Коля.

- Я кажется знаю, где... - ответил Серега, - но сначала надо заглянуть в погреб.

Они осторожно стали пробираться между руинами ко входу в погреб. Около него тоже никого не было, но были видны вертолеты. Серега осторожно выглянул из-за земляного холма погреба — около вертушек ковырялись пара техников и пилоты. Судя по тому, что лопасти были пристегнуты специальными тросами к бортам вертолетов, улетать в скором времени они не собирались.

- Не торопятся... - сказал Коля.

- Пошли внутрь. - Сереге соскользнул с холма к входу в погреб.

Губу они увидели сразу. Он лежал с дырой во лбу. Плохо ли было это или хорошо, но волею судьбы они были избавлены от очень неприятной обязанности — добить умирающего товарища. Только вот гаденькое чувство все-таки скребануло Серегу по душе — мало того, что обещание не выполнил, так ещё и бросил его тут одного на расправу... «А ну как встречусь с ним на том свете... Что буду говорить? Или там можно ничего уже не говорить?..». Однако, мораль-моралью, но долго в погребе оставаться нельзя было.

- Коля, берем пару ящиков тушенки и ходу отсюда. - Сказал Серега, выбирая целый ящик. - Оттащим их тут куда-нибудь недалеко и вернемся.

Они осторожно по одному выбрались на поверхность и, стараясь сильно не бухать сапогами, побежали опять в лес с ящиками в руках. Отбежав метров на двести от погреба, они свалили ящики под приметное дерево, закидав их на всякий случай ветками, и тут же направились обратно.

- Серег, надо Губу забрать оттуда, - сказал Коля, протягивая Серому пачку галет из сухпайка, - на, пожуй пока...

- Нельзя сейчас его забирать, пока не выясним, что они делают в секретном складе. Увидят, что тела нет — поднимут тревогу.

- Ладно, пошли к складу... - Коля тихо передернул затвор автомата.

Они подошли к складу по самому краю леса.

- Вон они, выгружают... - заметил Коля.

Натовцы вытаскивали ящики разных размеров из хранилища и складывали их неподалеку. Приглядевшись, Серега, с колей разглядели на ящиках значки «радиоактивность».

- Это что — ядерные боеголовки!? - удивился Коля.

- Нет, Коля, это называется тактическое ядерное оружие. Снаряды, фугасы, ракеты малого радиуса действия. И теперь они достались врагу.

- Твою мать! А мы и не знали, что живем на атомной бомбе!..

- А вот они — знали...

- Что будем делать? - уже в который раз спросил Коля. И тут же сам ответил, - Давай, вернемся в погреб, заберем Губу...

Сереге и самому было не по себе от того, что их мертвый товарищ лежит там... И сколько он там ещё пролежит — неизвестно. Что с трупом будут делать натовцы — можно было только догадываться... «Конечно, мы его обязательно похороним!» думал Серега, но что-то не давало ему вот так вот просто уйти отсюда сейчас... Ему было так обидно от того, что вражеские солдаты так просто завладели целым арсеналом оружия, применив которое российская армия могла бы если и не прекратить это вторжение, то точно остановить его на некоторое время хотя бы здесь, на этом направлении. Но что они могли сделать сейчас? Вступить в бой? Так они развернут в их сторону прожекторы и все... задавят огнем.

Натовские солдаты складывали ящики прямо на землю, недалеко от входа в бункер. И, судя по всему, они вытаскивали только ящики с ядерными боеприпасами. Вереница ящиков вытянулась в сторону от входа уже метров на двадцать. Офицер стоял с планшетом в руках и делал записи. Можно было попробовать подойти незаметно с дальнего края и... И что? Уложить охранение... Не зная, что предпринять, Серега решил просто сделать то, что первое пришло ему в голову, а именно — спереть хотя бы один ящик и припрятать его где-нибудь в лесу. Зачем? А неважно зачем! Он ещё совершенно не понимал, что они будут делать с этим ящиком. Может кто-нибудь из своих когда-нибудь его отыщет... Серега оторвался от своих мыслей и ответил, наконец, Коляну:

- Ну, давай, все равно они тут ещё долго провозятся... Только сначала давай себе на память сувенир прихватим...

Охранение, видимо, не думало, что кто-то может прийти из леса за боеприпасами, поэтому не особо внимательно следили за темным краем вереницы ящиков. Коля с Серегой без особых сложностей подобрались к ящикам и, подхватив один, дернули в лес. Тащить тяжеленный ящик при этом стараясь не шуметь довольно трудное занятие, и они, оттащив его метров на пятьдесят, уложили его между корней толстенной сосны.

- Ну, что, может ещё один?.. - Спросил Колян Серегу, тяжело дыша.

- Давай!

Таким образом, в течение часа они перетаскали четыре ящика, раскладывая их под деревьями рядом с первым.

Немного передохнув, они тем же путем, каким пришли, направились обратно к погребу.

Они шли хоронить своего погибшего армейского товарища, еще не зная, что их поселки уже сожжены и их близких уже нет в живых. Все воинские части на Дальнем Востоке были уже уничтожены вместе с личным составом, а те, кто выжили, ушли в тайгу, превратившись кто в партизан, а кто в дезертиров. И Коля, по пути в погреб думал о том, кем они с Серегой теперь являются...

- Слушай, Серег, а ведь мы теперь получаемся дезертирами, что ли?..- сказал неуверенно Коля.

- Да ты чё, Коль, какие же мы дезертиры?! Ни хрена себе... Мы же вернулись в часть и вступили в бой. - Серега удивленно посмотрел на Коляна. - Ты ещё скажи, что мы предатели Родины. - Сказав последнюю фразу, Серега сам себе удивился, ещё недавно фраза «предатель Родины» звучала бы для него как-то абстрактно, как фраза из кино. Теперь же — всё стало серьезно. Ох, как серьезно...

До погреба они добрались без проблем, ни на кого не нарвавшись по пути. Губу они оттащили туда, куда они до этого оттащили ящики с продуктами. Могилу пришлось рыть штык-ножами и досками от деревянных ящиков из погреба. В темноте это было делать неудобно, но промучившись часа два, они вырыли могилу для Губы — неглубокую, но вполне достаточную, чтобы похоронить в ней человека... Перед тем, как начать засыпать могилу, они обложили тело сосновыми ветками, чтобы запах хвои отбивал запах человека. Иначе звери разрыли бы могилу на следующий же день.

Остаток ночи они просидели под сосной рядом с могилой в каком-то полудремотном состоянии. Несмотря на то, что они оба совершенно вымотались как физически, так и морально, но полноценно заснуть ни одному, ни другому так до самого рассвета и не удалось. Дождавшись, когда совсем рассвело, Серега толкнул в бок Коляна:

- Пошли что ли, постреляем...

- Давай сначала что-нибудь поедим, - Коля кивнул головой на ящики с продуктами, - на сытый желудок оно как-то удобней воевать-то будет...

- Слушай, в натуре, надо как следует подкрепиться. Зря, что ли, мы продукты сюда пёрли? - Серега поднялся на ноги, подошел к ящику и набрал оттуда банок.

- Подкрепившись, они обнаружили, что воды-то у них нет. Они не знали, что будет с ними через час, но пить хотелось сейчас.

- Давай в погребе возьмем... - Предложил Коля.

- Они пошагали в сторону погреба, оглядываясь по сторонам и вслушиваясь в утреннюю тишину. Все было тихо. Рядом с погребом никого не было — все натовцы опять были около бункера.

Спроси у них сейчас кто: «Что вы собираетесь делать? Какой у вас план?», конечно, они бы не ответили чего-то вразумительного. Они просто, каждый по отдельности, и оба сразу, понимали, что не смогут серьезно помешать натовцам, у которых, в отличие от них, план был вполне определенный. Но и сидеть молча за елками и смотреть, как они там хозяйничают - это было невозможно, даже если это было против логики и здравого смысла.

- Я быстро! - Коля побежал к погребу, - быстро пару бутылок возьму и назад...

«Не надо было его туда первым пускать...» - не успел Серега так подумать, как в погребе раздались автоматные очереди — одна из натовской штурмовой винтовки, другая — длинная - из «калаша». Серега в несколько прыжков долетел до входа, на мгновение замер за дверью, собираясь с духом, и рывков вломился в темное жерло погреба. Хотя темным его уже нельзя было назвать — на полу валялись два фонарика, их лучи нарисовали на стене два ярких пятна. Недалеко от входа стоял Колян и тяжело дышал, как будто он только что пробежал стометровку.

- Блин, Серега, он в меня не попал... - Колян ткнул дулом автомата в одного из двух лежащих на полу натовцев, который, по-видимому, был уже мертв, и ошарашенно посмотрел на Серого. По виду второго трудно было определить, жив он ещё или уже нет, хотя два пулевых отверстия в его груди давали основание думать, что ближайшие пару месяцев этот солдат, в лучшем для него случае, проведет на больничной койке.

- А ты, выходит, нет! - ободряюще похлопал по плечу друга Сергей, - только вот, знаешь, нельзя нам тут теперь надолго задерживаться. Выстрелы точно услышали...

- Да тут же совсем рядом вертолетчики... - два бойца молча поглядели друг на друга и кинулись наружу. Серега на какой-то миг задержался перед раненым вражеским солдатом - «добить — не добить?..», но рука не поднялась на беспомощного... хоть и врага.

Идея уничтожить вертолёты появилась у них одновременно. Это было вполне осуществимо и даже необходимо в этой ситуации, ведь если кто их и услышал, то это вертолетчики — они ближе всех к погребу. Колян с Серегой осторожно выглянули из-за бруствера погреба — это было невероятно, но двое пилотов и трое солдат как ни в чем ни бывало полулежали-полусидели на брезенте рядом с одним из вертолётов — играли в карты. У одного из пилотов заговорила рация в кабине. Пилот нехотя поднялся и пошел к рации... «Сейчас они начнут выяснять, кто стрелял и насторожатся. Нужно валить их прямо сейчас!» - подумал Серега и крикнул Коляну:

- Колян, давай, бери пилота! - Серега высунулся из-за бруствера и оперевшись локтём о землю, открыл огонь по пока еще ничего не подозревающим натовцам. Первой длинной очередью ему удалось снять сразу двоих. Остальные двое вскочили, схватились за оружие. Один потянулся рукой за гранатой и уже вытянул её, но Серега заметил движение руки и тут же положил натовца ещё одной длинной очередью, с гарантией, чтобы тот не успел завершить замах. Граната с выдернутой чекой упала на землю, второй солдат, увидев это, что есть сил прыгнул в сторону. Раздался взрыв. Прыгнувшего солдата все-таки зацепило осколком по ноге, он перевернулся на спину и, отстреливаясь, стал отползать к вертушке. Если ему удастся доползти и забраться внутрь, то у него в руках окажется станковый пулемет...

Серега попытался его добить — не вышло. «Сейчас он встанет за пулемет...» - подумал Серега и поднялся во весь рост, чтобы рывком подобраться поближе.

Колян, тем временем, был занят пилотом, разговаривавшим по рации, который, услышав выстрелы, сразу же поспешил скрыться за бортом вертолета. Колян, не долго думая, выскочил из укрытия и, не переставая стрелять, побежал к вертолету. Расстояние было метров тридцать, и Колян выстрелил полрожка, пока добежал до пилота, который явно вознамерился воспользоваться пулеметом по левому борту. Не успел — Колян успел-таки подстрелить того почти в упор, хотя пилот уже держал в руках гашетку. И тут же он увидел, как ещё один натовец пытается забраться в вертолет с правого борта. Колян выстрелил - натовец упал, так и не забравшись в вертолет. Серега подбежал к вертолету со своей стороны.

- Спасибо, Колян, ты вовремя. - Сказал он, глядя на убитых Коляном солдата и пилота.

- Да, ладно тебе... Я, наверное, и попал-то случайно... - засмущался Колян.

- Ага, три раза подряд уже случайно попал, - Серега с улыбкой посмотрел на своего друга. - Эх-х, встретить бы их с пулеметов, - со стороны бункера к ним уже приближались натовцы.

- Колян, быстрее... Встречаем их несколькими очередями из пулеметов, потом подрываем вертушки и под шумок уходим. Быстрее, пока они не подошли на расстояние выстрела из подствольника. - Серега сунул Коляну гранату, прихваченную им у убитого натовца, - ты в этом, я в том.

Колян сел за пулемет и попробовал выстрелить — нажал на гашетку — пулемет тут же отозвался оглушительным грохотом очереди... «Ого, нехило рубит!» - чисто мальчишеский азарт завладел им. Он принялся поливать огнем бегущих в их направлении натовцев, которые развернулись уже широкой дугой. Очереди из двух пулеметов заставили их залечь, что и требовалось Коляну с Серегой.

- Колян, бросай гранату! - что есть сил прокричал Серега, пытаясь перекричать пулемет. Тот нехотя оторвался от пулемета, выпрыгнул из вертолета, бросил внутрь гранату и побежал. Серега побежал вслед за ним. Два взрыва раздались один за другим. Вертолеты превратились в пылающие грязно-оранжевые факелы.

Натовский лейтенант стоял около ящиков с боеприпасами из бункера и не мог понять: куда подевались четыре ящика с боевыми частями тактических ракет? «Что за черт, не мог же я ошибиться... Нет, всё точно... Значит, это могли сделать только те двое солдат, которых мы загнали в лес. Надо было их добить... Идиоты, зачем они им? Что они собираются с ними делать?.. ».

Два бойца добежали до тренировочного участка; им удалось сразу отыскать почти неразрушенный ДОТ, по которому они раньше кидали учебные гранаты, пытаясь попасть прямо в амбразуру. Сейчас казалось, что это было так давно, в какой-то прошлой жизни, хотя с того момента прошла всего-то неделя. Крыши, правда, у ДОТа не было, да и зачем она нужна была, ведь никто не думал, что в этом ДОТе придется держать оборону... Но стены были настоящие кирпичные, толщиной в два кирпича. Колян с Серегой расположились каждый у своей бойницы. Отсюда было хорошо видно, как горят вертолеты, точнее, били видны языки пламени и столбы дыма, поднимающиеся из-за обломков зданий. Натовцы, похоже, не торопились их атаковать. Их движущиеся фигурки были видны среди обломков.

- Колян, а ты что в лес-то не побежал? - спросил Серега, не переставая наблюдать за натовцами. Он-то хотел свернуть в лес, но увидев, что Колян продолжает бежать вперед, просто вынужден был побежать за ним.

- Да, надоело уже в лес бегать... Как зайцы... Как дезертиры...- Колян посмотрел на Серегу, - ну просидели бы мы в лесу еще пару дней... И что? Нам хана, Серега. Это вопрос времени. Скоро они пригонят сюда транспортники, чтобы перегрузить то, что они надыбали в бункере. И хрена мы сможем им помешать.

- Ну, не помешаем, так постреляем, - Серега внутренне порадовался за своего товарища — тот на глазах превращался из неуклюжего рохли в настоящего солдата. Только вот думать о том, сколько времени ему удастся прожить в этом своем новом статусе, думать совсем не хотелось... И ему нечего было возразить на его слова о том, что «нам хана». Они оба понимали, что это так и есть. Может быть, натовцы вообще не станут их атаковать, а просто дождутся, когда подлетят вертушки, которые просто накроют их сверху. «Ну, так надо их пошевелить там» - решил Серега. Он передернул затвор и выбрал объект для стрельбы.

«Почему они не ушли, мы дали им возможность убраться отсюда!?» - недоумевал командир натовской десантной группы, - что за тупое упрямство? Не может быть, чтобы они не понимали, что сопротивление не имеет никакого смысла. Черт! Они доставили мне уже слишком много проблем, но если я начну их штурмовать, то они успеют уложить мне ещё пару солдат. Нет, нужно оставить их в покое, пусть их накроют с воздуха вертолеты». Ему некогда было возиться с этими двумя русскими, у него было и без того полно дел в хранилище боеприпасов. Лейтенант подозвал к себе капрала:

- Капрал Марковец, возьмите пять человек и выберите наблюдательные позиции поближе к этим двум идиотам. Следите, чтобы они не попытались убраться оттуда. В общем, держите их под контролем, при первой удобной возможности — уничтожьте их. Все. Выполняйте.

Капрал молча отдал честь и отправился выполнять приказ командира. Он не совсем понимал, почему нельзя просто подобраться поближе и забросать позицию русских гранатами. Но... приказ — есть приказ. Наблюдать — значит наблюдать. Он отобрал пятерых бойцов из своего отделения и объяснил им задачу. Выбрать точки для наблюдения особого труда не составило. Бойцы рассредоточились по своим позициям и приготовились к томительному ожиданию. Ни у кого не было особого желания вести перестрелку с противником, окопавшимся в ДОТе. Поэтому солдаты просто ждали, когда прилетят вертолеты, время от времени поглядывая, не собираются ли русские вылезти из своего укрытия. Однако, русские солдаты, видимо, не собирались покидать свои огневые точки и открыли по ним огонь.

- Не стрелять, пусть вылезут из укрытия! - скомандовал капрал. Хотя по куску стены, за которым он пристроился, пули щелкали чаще всего.

Серега выбрал солдата, притаившегося за углом стены на куске перекрытия второго этажа. «Хорошую позицию занял, зараза!» - оценил вслух выбор натовца Серега.

- Серый, они за нами просто наблюдают, чтоб мы не свалили отсюда до прилета вертушек...

- Или ждут, пока мы высунемся. И время против нас...- Серега прекратил стрелять, - короче, Колян, хорош, наверное, палить по кирпичам. Они ждут, и мы подождем.

Колян положил автомат и уставился в амбразуру. Глаза его горели каким-то нездоровым огнем, ему очень хотелось выскочить отсюда и, очертя голову, ломануться вперед, поливая врага огнем, пусть даже его сразу подстрелят. Колян, вдруг, подставил к стене вялявшуюся доску, встал на неё и высунулся из-за стены. По идее, его сразу должны были обстрелять с той стороны. Однако, проторчав над стеной несколько секунд, он спустился вниз, так и не вызвав на себя огня.

Серега, увидев, что его друг высовывается из-за стены, дернулся было стащить его обратно, но тут же понял, что именно Колян задумал.

- Понял, Серега, они там если и не спят, то в нашу сторону точно в оба глаза не смотрят. - Сказал Колян, слезая со стены.- Может, дернем отсюда, пока не поздно?

Серега посмотрел на Коляна - «А может действительно, попробовать уйти отсюда по-тихому...». Пошел уже третий час с тех пор, как они здесь залегли. Ещё немного и прилетит натовская подмога. У него в голове родилась идея:

- Делаем так, - Серега повернулся к Коляну, - тихо отползаем под прикрытием стены как можно дальше, так, чтобы нас не заметил вон тот, со второго этажа и вон тот с фланга, бросаем гранату сюда, под стену и сразу назад, пока дым не рассеялся, и ждем, пока те полезут проверить — что тут с нами...

- Точно, кладем их здесь и прем сразу вперед! - Живо среагировал Колян.

- Ну, тогда поползли по-тиху...

Бойцы осторожно отползли из ДОТа на максимально возможное расстояние, чтобы оставаться под прикрытием стены. Серега вытащил гранату, махнул Коляну - «Приготовься!», бросил. Граната взорвалась, осколки зарекошетили между стенами, грозя Коляну с Серегой, которые сразу же быстро поползли обратно в ДОТ. Колян, при этом дико и истошно заорал, имитируя ранение. Серега осторожно выглянул в амбразуру. Натовцы высунули головы над своими укрытиями, спустя минуту двое солдат по флангам стали осторожно приближаться к доту, держа оружие у плеча. Не дожидаясь, пока те бросят гранаты, Колян с Серегой разом уложили подбирающихся к ним натовцев. Теперь наступал момент истины или момент безрассудства, можно было называть это как угодно, но одно было абсолютно очевидным — из обыкновенных солдат-срочников, мечтающих только о том, чтобы поскорее вернуться на гражданку и забыть об этой службе как о страшном сне, вдруг, за пару дней выковались воины, как из безликой и бесформенной железной руды в умелых руках творца-кузнеца рождается булат.

Они выскочили из убежища каждый со своей стороны и, крича и матерясь на чем свет стоит, побежали в сторону укрывшихся натовцев. Им нужно было пробежать метров сто или секунд двадцать под прицельным огнем. Страх, злость, ненависть, надежда на то, что ещё не всё кончено, сплелись в один комок нервных и физических сил, заставлявших их бежать и стрелять, одновременно петляя и уворачиваясь от пуль, вспахивающих землю у них под ногами. Наверное, даже если бы их подстрелили на этих ста метрах, они бы всё равно добежали...

Не веря в то, что он живой и невредимый, Серега добежал до обломка стены, из-за которого вел огонь натовский капрал. Из-за стены прямо под ноги сразу прилетела граната. Не вполне понимая, что он делает, Серега схватил её и бросил обратно. Капрал повторить этот трюк уже не успел...

Колян к этому времени уже успел найти себе укрытие и теперь перестреливался с двумя натовцами. Взрыв гранаты отвлек того из них, который был ближе к капралу, он повернулся было в сторону Сереги, но не успел что-либо предпринять — пули калибра 5.45 успокоили навсегда его намерения. Третий натовец сделал большую ошибку, повернувшись спиной к Коляну, который тут же поднялся и на бегу расстрелял запаниковавшего врага. С того момента, как они выскочили из ДОТа прошло не больше минуты; для Сереги с Коляном эта минута показалась длиною чуть ли не в целую жизнь, по крайней мере в ту жизнь, которую они успели прожить к этому моменту.

Они привалились вдвоём к куску стены, где обосновался натовский капрал. Колян спокойно посмотрел на обезображенный взрывом гранаты труп и невольно усмехнулся про себя: «Как быстро человек привыкает к обстоятельствам, которые невозможно обойти...».

- Ты как, цел? - спросил Серега, глядя на Коляна.

- Да, вроде цел... А ты?

- Нормально... - Серега поднял вверх большой палец.

Они сели на землю, и усталость навалилась на них, обняла своими предательскими, обманчиво мягкими щупальцами, крадя у них драгоценное время. Пули защелкали по стене и рядом по кускам кирпича на земле. Натовские солдаты опять уже к ним подбирались.

- Надо уходить... - Серега растормошил Коляна, который уже полудремал, и, пригнувшись, перебежал за стену, прихватив с собой натовскую штурмовую винтовку. У него остался последний магазин для «калаша».

Колян через силу поднялся и последовал за ним.

- Сколько у тебя осталось, - спросил Серега.

- Последний магазин... Полупустой...

- На... - Серега поставил натовскую винтовку рядом с Коляном, - у меня еще полный...

За спиной вдруг послышался ясно различимый звук приближающихся «вертушек».

- Вот теперь — точно, всё... - негромко сказал Коля. Он обернулся через плечо и посмотрел на приближающихся натовских солдат. Взяв натовскую винтовку, он выпустил длинную очередь в их сторону и, широко размахнувшись, остервенело бросил её уже ненужную туда же. Те, однако, уже не приближались, а в очередной раз залегли полукругом вокруг них и обстреливали стену, за которой сидели Колян с Серегой, не давая им высунуться.

- Как ты думаешь, они нас ракетами или из пулеметов... - отрешенно, с полуулыбкой глядя на приближающиеся вертушки, спросил Колян.

Серега вдруг почувствовал, что он не боится смерти, ведь вот она — сзади, по бокам, спереди, сверху... Что бы он сейчас ни сделал, результат для него, для них с Коляном будет один. Просто скоро наступит момент, когда их двоих не станет... Пару дней они отчаянно пытались обмануть судьбу. Серега почувствовал себя стоящим у стены перед расстрельным строем. Так стоит ли ждать команды «Пли!», может рвануть, что есть сил к этому строю, авось до чьего-нибудь горла и дотянешься... Он поднялся на ноги, рывком поднял за плечи Коляна:

- Мы умрем так, как сами захотим! Слышишь меня!? - Серега бешеным взглядом смотрел прямо в глаза Коляна. Тот перестал смотреть на приближающиеся вертолеты и поднял свой автомат.

- Твою мать, а я-то уже начал думать, что умирать не страшно, когда знаешь, что вот уже — всё... А оказывается... тут-то и понимаешь, что такое жажда жизни... - Колян стоял, прижавшись спиной и затылком к стене, будто боясь от неё оторваться.

- Давай, Колян, на счет три... Это последний рывок... Это всё... Слышишь...- Серега вскинул автомат и приготовился перепрыгнуть через стену...- раз, - он посмотрел на Коляна - тот оторвался от стены и тоже приготовился, - два, три-и-и... - закричал Серега и перепрыгнул через стену. Колян перепрыгнул вслед за ним.

На этот раз они не пытались выжить и, поэтому, без лишней суеты шли прямо вперед, ведя огонь по противнику, пытаясь не дойти или добежать куда-то, а попасть в своего врага. Им удалось подстрелить двух натовцев, тех, которые были непосредственно прямо по фронту. Натовцы били по ним из всех стволов. Пули засвистели, затрещали, защелкали над ними, под ними, сбоку от них... Колян упал первым. Сразу три пули с противным хлюпаньем попали ему в бедро, живот и грудь, автомат с уже пустым магазином выпал из его рук. Он упал лицом вниз, как подкошенный. Серега повернулся к Коляну, и почти сразу и ему пуля попала в правую голень. Он непроизвольно вскрикнул от неожиданно сильной и резкой боли, видимо пуля попала в кость, и упав на спину, пополз к Коляну.

Пилоты вертолетов не решались применять ракеты — слишком близко Колян с Серегой были от натовских солдат, но их машины уже нагнули свои хищные морды, выходя на боевую для стрельбы из пулеметов. Серега подтащил своего друга к железобетонной плите, которая хоть и ненадежно, но прикрывала их от пуль. Он пощупал пульс на его шее — сердце ещё билось. Кровь толчками выливалась из раны на бедре, рана в груди пузырилась кровавой пеной... Колян был ещё в сознании, но он уже ничего не чувствовал — на его лице была блаженная улыбка. Он в последний раз повернул голову к Сереге, его глаза уже не видели боя — в них уже отражались ангелы...

- Сейчас, сейчас... - шептал Серега, высовываясь из-за плиты и выцеливая очередного натовца.

В него выстрелили сразу из нескольких подствольников. Две гранаты взорвались позади него буквально в метре... Последняя пуля, выпущенная им в тот миг, когда осколки уже рвали его тело, попала ровнехонько в лоб натовскому лейтенанту, который даже не успел удивиться или испугаться такой неожиданной смерти. Траектория этой пули зависела уже не от точности глаза и крепкости руки, а от воли хозяйки-судьбы. Дырка от пули в его голове была похожа на точку. Точку в жизни Сереги, Коляна и жизни натовского лейтенанта, который так беспечно недооценил и упустил из виду двух обыкновенных пацанов - простых русских солдат-срочников.

Пара боевых вертолетов, наклонив морды вниз, сделали пару кругов над тем местом, где лежали двое убитых русских, и убедившись, что опасности они больше не представляют, пошли на посадку...

Пройдут три года, и те четыре ящика, которые они припрятали в лесу, сыграют свою роль в этой войне...

Никто не возьмется утверждать, были ли эти два солдата первыми или не первыми среди тех, кто в первые дни вторжения оказали осмысленное сопротивление врагу. Каждый из них действовал так, как подсказывали ему сердце, совесть и долг. Это они отправили первые гробы на родину тех, кто пришел с огнем на эту землю. Они своим оружием напомнили врагу, что даже единицы могут остановить сотни. Эти первые локальные бои дали основу для образования Сил Сопротивления.

Рассказ второй.
Псковская могила

2018 год. Июнь.

Сапоги солдат тяжело ступали по земле, выжженной тактическим ядерным ударом — черная жижа, размоченная дождем, противно, но уже привычно хлюпала и чавкала под подошвами. Сейчас непросто было определить – что было на этом месте до войны, но судя по слою золы – здесь мог расти лес или что-то наподобие ему. Зола и пепел – это то, что можно было увидеть вокруг на многие мили. Если не обращать внимания на руины мертвого города, виднеющиеся на горизонте. Смерть здесь была везде – и в земле, и в воздухе, и в воде… Стоило только снять или разгерметизировать костюм РХЗ. Однако, радиация была не единственной смертельной опасностью для натовских солдат, пришедших на эту землю…

Изначально в планы командования войск альянса не входило нанесение ядерного удара по этой территории, так как здесь должно было начаться строительство нефтеперерабатывающего комплекса в самое короткое время после очистки от остатков российских армейских подразделений. Однако войсковая операция наткнулась на отчаянное сопротивление этих самых остатков армейских подразделений вперемешку с вооруженными гражданскими. То есть – с партизанским движением. Поэтому, пришлось перенести строительство в другое место, а здесь превратить всё в пепел, золу и руины. Непредсказуемость и неуступчивость русских в очередной раз заставили применить самые жёсткие меры.

Официально, такого государства как Российская Федерация уже год как не существовало. С тех пор, как в 2017 году жесточайший топливно-экономический кризис поставил последнюю точку в плане стран НАТО, США, Японии и ряде других стран о нанесении единовременного ядерного удара по территории России с целью полного захвата её территории. Им были жизненно необходимы ресурсы. Под разными предлогами, легально и нелегально к границам России было стянуто к тому моменту большое количество тактического ядерного оружия. Мощные баллистические ракеты использовались лишь для того, чтобы быстро уничтожить крупные города.

У России к тому времени тяжёлых межконтинентальных ракет в боеготовом состоянии уже не осталось. Они были уничтожены, либо разукомплектованы в соответствии с международными договорами о сокращении стратегического наступательного вооружения. Перезагрузка оказалась односторонней, как и следовало ожидать.

Бесконечное реформирование армии и флота, странная внешняя политика, ослабление спецслужб, а также временное повышение уровня жизни, основанное на увеличении доходов от продажи углеводородов, сделали Россию мягкотелой и расслабленной. 30 лет Запад пудрил России мозги, чтобы в один день убить «большого русского медведя». Военная операция так и называлась – «Смерть медведя».

Чтобы быстро подавить сопротивление, тактические удары были направлены на военную и транспортную инфраструктуру. Военные базы и хранилища, склады госрезерва, транспортные узлы, порты, верфи, средства обеспечения связи, всё было уничтожено в течение часа.

Ответный удар был, но незначительный. Лишь четыре российские тактические ракеты достигли своих целей: две в восточной Европе, одна в Украине — в районе сосредоточения войск альянса, одна в Японии. Больше всех пострадали США. Российская АПЛ, находящаяся на своем последнем перед отправкой на металлолом боевом дежурстве в Атлантике, успела выпустить свой ядерный боезапас по целям в США до того, как её предположительное местонахождение накрыл тактическими ракетами американский крейсер. Американцы попросту упустили из виду российский ракетоносец, сосредоточив все внимание на акваториях вблизи берегов России. Тем и поплатились.

Сложность операции «Смерть медведя» заключалась в том, что Западу нельзя было допустить значительных разрушений топливной инфраструктуры России, как и всего топливно-энергетического комплекса в целом. Соответственно, нельзя было трогать и атомные станции, так как для освоения необъятных ресурсов нужно много энергии.

Однако, персоналы трех атомных станций сами приняли решение подорвать реакторы, то есть намеренно перевести их из штатного режима в аварийный. Это было неизбежным шагом – две из трех станций находились в европейской части России, подвергшейся практически сплошной ядерной атаке, так как топливных запасов и ресурсов в центральной России почти нет, а вот населения там как раз было много. И его по планам натовского командования нужно было сразу уничтожить. Сразу. Всё.

По плану, первая стадия «Смерти медведя» должна была занять не более одного месяца. В течение этого месяца союзники бомбили те населенные пункты, которые не были подвержены ядерной атаке. Самолеты, корабли ВМФ, крылатые ракеты наземного базирования — всё было брошено на то, чтобы стереть с лица земли несколько сотен тысяч населенных пунктов России. Далее начиналась фаза войсковой операции, то есть полномасштабный ввод войск для тотальной и окончательной зачистки территории. А поскольку войска были очень разные, то почти сразу на этой почве возникли конфликты. В частности – между Китаем и Японией за господство в Сибири и на Дальнем Востоке. А попробуй докажи Китаю, что он не прав. Дальний Восток и Сибирь пострадали в результате вторжения мало, и это был для всех лакомый кусочек. Как ни старались союзники договориться о разделе территории, но… в очередной раз при вторжении в Россию сразу всё пошло не так, как планировалось. Хотя и «империи зла» уже просто не существовало. Это если не считать остатков армейских подразделений и гражданского населения, которые, быстро смекнув, что к чему, переместились в топливные регионы России. А затянувшаяся партизанская война на севере России – это уже совсем не то, что было запланировано захватчиками.

Но союзники все-таки воевали. Очень не хотелось разрушать топливный комплекс. Китайцы с японцами ошалевали от свалившегося на них пространства от западной Сибири до Тихого океана. До тех пор, пока туда не обратили внимание США. Американцы в очередной раз пригрозили прекратить наземную операцию и нанести по восточной части массированный удар, чтобы прекратить японскую и китайскую экспансию. Японцы поняли быстро. Китайцы нет.

Когда союзники поняли, что их планам по скорейшему освоению топливных ресурсов не суждено сбыться, было уже поздно. Союзники уже воевали друг с другом пока ещё обычными средствами вооружения, называя это «местными конфликтами» и «недопониманием сторон».

Скандинавы высадили пятидесятитысячный десант на Новой Земле, думая, что там нет никого и ничего. После взрыва «завалявшейся» ядерной ракеты из старых запасов действительно от них не осталось никого и ничего. Скандинавы больше никогда не пересекали границы бывшей России, опасаясь, что на Кольском полуострове тоже могут быть сюрпризы. Вместо наземных операций в этом районе они обложили Кольский полуостров кораблями ВМФ и начали методичный обстрел по координатам, выдаваемым спутниками. Ну и, конечно, авиаудары – любимое развлечение американцев и натовцев.

Европейцы, спустя три года после начала войны, потеряв надежду с помощью наземной операции вытеснить партизан с севера, уже бомбили русский север из всех видов оружия, кроме ядерного пока ещё. Теперь уже было не до инфраструктуры. Теперь стояла задача элементарного захвата ресурсосодержащих территорий.

А пока был июнь 2018…

Капитан спецназа министерства обороны Польши Иви Полянски был уже немолодым человеком и старым воякой, участвовавшем во многих локальных конфликтах на стороне войск НАТО. Он был потомственным военным в четвертом поколении. Когда-то его дед воевал на стороне союзников с фашистской Германией. Теперь он, Иви, кадровый военный, принимал участие в военной операции союзников против России. Многовековая мечта Европы, стран востока, да и ещё много каких стран о захвате территории России наконец-то осуществилась, но Иви постоянно ловил себя на мысли о том, что он подсознательно проводит параллели со второй мировой войной. И тут не было бы ничего странного, но у него никак не получалось ассоциировать Россию с гитлеровской Германией… и ещё ему было очень интересно узнать, что по этому поводу сказал бы его дед. Но лирика – лирикой, а приказ выполнять надо.

Подразделение Иви без особых проблем прошло территорию бывшей Беларуси, лишь изредка вступая в перестрелки с разрозненными и немногочисленными группами то ли остатков армейских формирований, то ли просто бандитов или мародеров. Согласно приказу генштаба НАТО все, кто встречался на пути, должны были быть уничтожены.

Территория Беларуси, как это уже случалось не раз, попала под горячую руку агрессора, идущего либо с запада на восток, либо с востока на запад. На этот раз Беларусь, не обладающая богатым ресурсным потенциалом и потому не представляющая для Запада никакого интереса, на всякий случай, была подвергнута ядерной бомбардировке вместе с центральной частью России.

Иви уже шестнадцать часов не снимал костюм радиохимической защиты, так же, как и двести солдат его батальона. Современные костюмы РХЗ, в принципе, позволяли находиться в зоне жесткого радиационного излучения некоторый период времени. Передвижной пункт радиохимической защиты, или как его называли - «бункер», плелся где-то позади, и это действовало на нервы, потому что находиться в костюме дольше 20 часов было равносильно медленному самоубийству. Батальон расположился на юго-западной окраине разрушенного города, который раньше назывался Псков. Решено было остановиться и дождаться «бункер».

Батальону Иви, в числе стотысячного контингента польской армии, была поставлена задача продвинуться от западной границы России на северо-восток, в Архангельскую область, по возможности зачищая территорию. Вслед за ними должны были последовать подразделения западноевропейских армий, а также инженерные части. По сути, для батальона Иви настоящая работа ещё и не начиналась, так как с серьёзным сопротивлением они должны были столкнуться только на севере. По непроверенным данным, которые были больше похожи на обыкновенные слухи, у остатков российской армии ещё могли остаться тактические ракеты, которые в нужный момент могли обрушиться и на его, Иви, голову. Несмотря на все возможные средства разведки и защиты, наступающим войскам не удавалось избежать серьёзных потерь. За месяц командировки батальон Иви потерял десять человек убитыми и семнадцать раненными. Уничтожение бандитов и мародёров особых проблем не доставляло. Но вот после каждой стычки с армейскими подразделениями соотношение потерь оказывалось не в пользу наступающих. При этом, русские каким-то образом умудрились сберечь тяжелое вооружение, танки и даже самолёты. Русские танки и самолёты – для любого, кто воевал с Россией, эти слова ассоциировались со смертью. Их было немного, но они были. И они ждали удобного момента.

Если бы не космическая разведка, батальону было бы совсем туго пробираться по этой мертвой земле, не зная, с какой стороны на этот раз прозвучат выстрелы... Хоть какая-то польза от американцев с их огромной орбитальной группировкой военных спутников.

Тот период, когда Польша всеми путями пыталась доказать руководству НАТО свою полезность давно прошел. Теперь польских военных сильно раздражал тот факт, что их использовали в качестве пушечного мяса. В его батальоне уже был случай, когда его солдаты после рукопашной схватки с французским элитным подразделением открыли огонь. Бронежилеты сделали своё дело - никто серьёзно не пострадал, но скандал был нешуточный, и «разбирался» он на уровне правительств. Было решено объяснить всё нервным перенапряжением, и были даже даны дополнительные рекомендации – как следует себя вести при встрече союзных подразделений, как снимать психологическую нагрузку и так далее. Но Иви понимал, что это был очень серьёзный, знаковый момент. То-то начнется грызня, когда войсковая операция завершиться. Если она вообще когда-нибудь завершится…

Наконец показался «бункер». Вместе с транспортами «бункера» двигалась ещё одна бронемашина с германскими опознавательными знаками. Спустя пару минут БТР остановился в нескольких метрах от Иви. Через ещё пару минут приплелись и транспорты «бункера». БТР выплюнул из своего железного чрева немецкого офицера и ещё восьмерых солдат, которые сразу же направились в один из транспортов «бункера». Офицер же, махнув Иви, направился в штабной «бункер». Выругавшись по-польски, Иви направился туда же.

- Ханс Ёкель, - представился офицер с майорскими знаками отличия.

Если бы не относительно чистый воздух «бункера», который после искусственной атмосферы РХЗ казался просто волшебным нектаром, Иви выругался бы прямо в эту наглую германскую харю. Он уже слышал, что к восточноевропейским подразделениям было решено прикомандировать западноевропейских офицеров и даже американцев. «Хорошо хоть не американец...» - подумал Иви.

- Как добрались?- спросил Иви по-английски, хотя мог бы и по-немецки.

- Без происшествий. – Холодно, но без негатива ответил майор. Германский офицер имел внешность типичного немца — высокий, светловолосый, голубоглазый, с квадратным подбородком, в общем, истинный ариец.

– Что это за машина? – указал Иви через иллюминатор на БТР, который не был похож ни на один из тех, которые он знал.

- Русская техника, модернизированная американцами. Полный пакет разведоборудования, плюс максимальный уровень вооружения на сегодняшний день для этого класса техники. - Ответил майор не без гордости в голосе.

В составе моторизированного батальона Иви таких классных машин не было. Иви испытал двойственное чувство: с одной стороны - это было серьёзное усиление огневой мощи и возможности ближней разведки его подразделения, а с другой – если бы такие машины были у него с самого начала, то потери были бы много ниже.

- Кстати, капитан, в пяти километрах от нас к северу наблюдаются двенадцать движущихся целей. Движение в нашу сторону. И весьма организованное. – Майор выжидающе посмотрел на Иви. Тот сразу же, не моргнув глазом, отдал распоряжение:

- Вторая рота, одеть костюмы, занять позиции в машинах. Доложить о готовности через 4 минуты. – Скомандовал Иви.

- Вы думаете, всё так серьёзно, капитан?- майор явно не ожидал такой реакции от Иви.

- Майор, это не мародёры и не бандиты с незараженной территории, это русские военные. И неизвестно, какое вооружение они несут с собой.

- Но стены этого бункера выдерживают любой удар, кроме ядерного и крылатых ракет,- не слишком уверенно произнес майор, - не думаете же Вы, что они смогут…

Не дав германцу договорить, Иви молча показал рукой на следы ремонта на стене «бункера». Ёкель, подойдя к стене, внимательно изучил оплавленные края бывшей дыры размером примерно метр на метр.

- Это работа переносного плазменного генератора. «Мирная плазма», как раньше называли его русские. Если честно, то мы так перетрухнули, что, не дожидаясь второго разряда плазменной пушки, сразу раздолбали этот генератор. И только потом сообразили, что заделать эту дыру можно только с помощью аналогичного устройства. Мы 13 часов ждали, пока нам доставят плазменный резак и кусок брони. Это было под Смоленском. До сих пор не понимаю, как тем людям удалось выжить, да ещё и долбануть по нам из плазменной установки... И где они вообще её взяли?.. – Иви развел руками.

- Вторая рота на позиции. – Заговорила рация Иви.

- Пожалуй, я переберусь в свою машину. – Сказал майор, надевая костюм.

- Да, это будет очень кстати. – Вполголоса проговорил Иви, провожая взглядом майора.

Селиванов не был штабным подполковником, иначе бы он просто не выжил в этих условиях, он был подполковником спецназа ГРУ МО РФ. Бывшего ГРУ, бывшего МО, бывшей РФ. Настоящим оставался только он – подполковник Селиванов. Он и те одиннадцать солдат, которые были в его отряде. Он давно мог бы уйти со своим отрядом на север, но привычка находиться там, где труднее всего, не давала ему это сделать. «Боеприпасы у отряда есть, провизия пока тоже, а, значит, будем воевать» - таково было общее мнение всего отряда. Хотя каждый из них понимал, что конец у них у всех будет один… И Селиванов и его одиннадцать ребят прекрасно понимали, что больше нет той страны, которой они присягали. Даже народа, который они обязаны были защищать, тоже практически не осталось. И ещё они понимали, что союзное командование не планировало оставлять в России коренное население. Гитлеру такой геноцид даже и не снился. Поэтому группа Селиванова воевала. Воевала усердно и целенаправленно, так, как не умела воевать ни одна армия мира.

База ГРУ, к которой был приписан Селиванов, находилась в зоне прямого поражения, то есть от нее ничего и никого не осталось на поверхности, за исключением самого Селиванова и пяти его сослуживцев, которые в момент удара работали в «точке» примерно в двух тысячах километров от базы. Это была очередная командировка на Северный Кавказ. Ну и не только на северный…

Те территории, в отличии от центральной России, не подверглись ядерному удару. На Кавказ забрасывали в основном турок и арабов. Это было вполне логично с точки зрения натовского командования. Да и дешевле. Перед наземной операцией территорию, которая раньше называлась «северо-кавказский федеральный округ» как следует отбомбили. Если бы не наличие углеводородов в этом регионе, то простыми бомбардировками дело конечно же не обошлось бы. Натовцы потеряли чертову уйму самолётов и чуть меньшую уйму кораблей разного класса в Черном и Каспийском морях. Но цель оправдывала средства. Имея почти 20-кратное превосходство в живой силе и технике проиграть трудно.

Спецподразделения, как и армия, попали под частую гребёнку сокращений, оптимизаций и так далее. В общем, их… реформировали. Конечно, в их распоряжении появилось новейшее оборудование и вооружение, но вот кадровый состав сильно поредел. В момент удара на базе было 95 процентов личного состава, то есть все, кроме Селивановской группы. Бойцы осваивали новую технику. Нельзя сказать, что это было лёгкое и простое занятие, но всё же это был отдых по сравнению с работой в «точке». Если бы не эта новая техника, то большинство спецназовцев остались бы в живых...

В теперешней группе Селиванова было четыре человека из той пятёрки.

А тогда, поняв, что происходит, шестеро спецназовцев приняли решение продвигаться к своей базе. Из огня – да в полымя. По пути на базу к ним прибились остальные семеро. Продвигаться по зараженной территории без костюмов РХЗ было бессмысленно, поэтому пришлось позаимствовать их у натовцев. Благо те надевали их ещё до того, как радиометры начинали показывать высокий уровень радиации, поэтому таскали их с собой всегда. Эти костюмы были не такие функциональные и надежные как российские, но зато более эргономичные.

Тогда же они встретили первый «бункер», который стоил им потери одного человека – того самого пятого, с которым Селиванов прошел не одну горячую точку. Уничтожить «бункер» стрелковым оружием не представлялось возможным, поэтому, несмотря на сильное желание раздолбать эти «бункеры» на винтики, пришлось переключиться на цели попроще, коими являлись натовские солдаты…

Двенадцать оптических прицелов внимательно изучали местность вокруг «бункеров». Вот, из одного транспорта высыпали солдаты и заняли позиции в танках и бронемашинах. Это означало, что натовцы их заметили и готовились встретить. Судя по опознавательным знакам на броне, это было польское подразделение, за исключением одного БТРа, который очень напоминал российский, с германской символикой на броне. «Технику конечно можно сжечь, но вот «бункеры» от ПЗРК вряд ли пострадают» - у Селиванова в голове возник план – уж очень ему понравился германский, точнее российский БТР. «Наверняка натовцы напичкали его кучей всяких полезных для боя и разведки вещей. Эта машина должна быть нашей» - решил он.

В 30 км от этого места у них была припрятана целая установка «Смерч» - небольшой сюрприз для наступающих. Прошло уже чуть ли не полвека с тех пор, как эти ударные комплексы поступили на вооружение ещё советской армии, но до сих пор они наводили ужас на любого врага с любым наземным вооружением. Где они её добыли – это отдельная история. Но использовать установку сейчас было слишком большой честью для этого, в принципе, небольшого польского подразделения. Установка успеет сделать всего пару залпов, прежде, чем её накроет вражеская авиация или ракетный удар. Необходимо было стянуть в это место побольше техники и живой силы. И тогда уже показать этим буржуям заморским русскую «кузькину мать».

Метрах в десяти разорвался танковый снаряд. Чуть вдалеке ещё один. «Ну-ну, это максимум на что вы сейчас способны, - пробормотал Селиванов, - Наверняка они сейчас вызывают тяжёлую артиллерию. Ну что же, за эти несколько часов мы успеем сделать то, что задумали».

- Паша, попробуй снять «глаза» у головного.

- Сделаю, командир. – Ответил один из бойцов группы – профессиональный снайпер.

Они все сейчас умели обращаться со снайперскими винтовками, но снайперов по призванию было трое. Остальные стали ими по необходимости.

Селиванов навёлся на головной БТР. Прошло секунд 10-15 и он увидел, как у того разлетелись вдребезги датчики движения, а спустя три секунды донеслись звуки выстрелов с правого фланга их тактической дуги.

- Командир, можно бить, - голос Паши был как всегда ровный и спокойный, как будто он был на плановых занятиях в тире.

В ответ натовцы дали залп из всех стволов. Эффектно, но малоэффективно на таком расстоянии. Снаряды и пули выбивали пыль и осколки из таких же бетонных осколков, только размером побольше.

В паре с Селивановым на позиции был молодой лейтенант-погранец со смешной фамилией Ведёркин, прибившийся к ним ещё на грузинской границе. Молодой, а пороху уже понюхал предостаточно. Причём, ещё до войны. Без сомнения, если бы Ведеркин захотел написать книгу про то, как он выжил и добрался до своих, то она бы стала бестселлером, но война выравнивала судьбы людей, угрожая каждую секунду умножить на ноль любого...

- Серёжа, через одну минуту бьём по «глазам» второго БТРа. Внимание группе! Работаем по «глазам» на всех бортах, кроме германца. Готовность одна минута. По команде расширяем дугу до двух километров и начинаем сближение. Первые номера на оптике, вторые на ПЗРК. Время пошло. - Селиванов отдал приказ по внутренней связи, и сам принялся за дело.

Через полторы минуты польский батальон остался без датчиков движения. Группа начала смену позиций. Натовцы открыли огонь – сначала по бывшим позициям, потом, сообразив, с поправкой на сближение. Передвигаться быстро в костюмах РХЗ под градом осколков конечно не получалось. Малейшее отверстие в костюме и всё – останется только «броситься на амбразуру». Поэтому, когда Селиванов увидел на костюме Ведёркина рваную дыру, неприятный и такой знакомый холодок пробежал по спине – он понял, что теперь в его группе одиннадцать человек вместе с ним самим.

Ведёркин, видимо был так увлечен боем, что сразу и не заметил, как натовский осколок приговорил его к смерти. И только мельком повернув голову на командира, заметил, что тот смотрит на его костюм. Проведя рукой по дыре, он понял, что вот, собственно и всё. Выйти из боя им ближайшее время не удастся. Радиация жёсткая. На принятие решения ушло секунд несколько.

- Командир, я возьму танк.- Ведёркин посмотрел на Селиванова, задержав взгляд чуть дольше, чем можно было бы в обычной ситуации. Ему хотелось ещё что-то сказать, но слов почему-то не было. «Сентименты не для военных» - сразу вспомнилась ему банальная военная истина. «А жаль…»- подумал Ведёркин, взял два ПЗРК и вышел из укрытия.

Селиванову ничего не оставалось, кроме как, сжав зубы, смотреть вслед удаляющемуся Ведёркину. Эмоции придут потом, после боя.

- Прощай, лейтенант...- только и смог выдавить из себя подполковник.

Ведёркин теперь уже почти бегом, насколько это было возможно в костюме и с двумя ПЗРК, по ломаной траектории стал приближаться к колонне. Ещё две двойки приближались к колонне с другого фланга. Натовцы, наконец-то, заметили движение в оптику и выпустили снайперов. Большая ошибка. Трое из пятнадцати упали ещё на выходе из «бункеров». Ещё пятеро чуть позже. Семеро оставшихся вжались в землю.

Лейтенант Ведёркин занял свою последнюю позицию. Натовским снайперам сейчас было не до него. Он сделал выстрел из ПЗРК и почти сразу ещё один. Противоракеты танка сработали на первом снаряде, но второй попал туда, куда нужно было. С БТРов заметили, откуда пошли ракеты, и открыли огонь прямой наводкой… За смерть Ведёркина они заплатили одним сожженным танком и четырьмя бронемашинами.

Один танк и девять БТРов против одиннадцати русских солдат...

Из машин высыпались солдаты и начали занимать позиции для боя. «А ведь если бы они нас атаковали сразу, то шансов у них было бы больше» - усмехнулся про себя Селиванов, посылая пулю в лоб какому-то солдату. Группа Селиванова методично отрабатывала поставленную задачу. А «германец», тем временем, пёр прямо на соседнюю с Селивановым двойку.

- Тарас, Петя, жгите его, если он к вам пристреляется. Хрен с ним. Сёма, Зверь – страхуйте. - «Жечь «германца» не хочется, но видно, придется» - с досадой подумал Селиванов. После смерти Ведёркина группе хотелось жечь всё и всех.

- Принято, командир.- Ответили сразу два голоса.

Немец ударил сразу из пушки и забортными ракетами по Тарасу. У того были ПЗРК, но воспользоваться ими он не успел. Немец успел первым.

- Командир, Тарас – всё. – Проговорила рация упавшим голосом Петра.

Селиванов увидел, как Сёма выпустил снаряд в «немца», из которого спустя несколько секунд вывалились шестеро солдат. Пуля, выпущенная Селивановым, пробила голову тому из них, который был с майорскими нашивками. Остальные пятеро прожили чуть дольше.

- Бьём по глазам «бункера». Заходим с флангов. Жгём оставшуюся технику и осторожно отходим к транспорту. Всё. - Задача уже была близка к выполнению, и теперь нужно было думать об отходе. Сам Селиванов остался на своей позиции, чтобы работать по целям и контролировать всё оперативное пространство.

Через 30 минут группа двигалась в транспорте на базу, где можно было отдышаться и проанализировать итоги боя. А двигаться нужно было быстро, потому что скоро здесь будет жарко.

База была та самая, на которой до войны служил Селиванов. Ядерный взрыв уничтожил всё, что было на земле, но не то, что под ней. По старой советской традиции под землёй было гораздо больше, чем над ней. Как натовцы данный факт проморгали – неизвестно. Вооружения, оборудования и продовольствия хватило бы для всего довоенного личного состава на год активных боевых действий. Для группы Селиванова этого хватило бы на несколько лет партизанской войны. Теоретически.

К тому времени, когда Селиванов с бойцами добрались до базы, натовцы уже начали бомбардировку места боя. Всполохи были хорошо видны, несмотря на 30 км расстояния.

На этой войне Селиванов часто приходил к казалось бы абсурдному выводу – ему нравилось воевать в этих чудовищных условиях. Нет как таковой армии, нет централизованного управления, даже генералов как таковых не осталось – это с одной стороны. А с другой – нет бездарного командования в лице жирных, продажных генералов, нет сволочей-политиков, нет неопределённости в вопросе что можно - что нельзя, нет неопределённости кто враг, кто не враг, кто друг, а кто не совсем друг. На этой войне всё было понятно и ясно: друзей нет, враги – все остальные. И никаких ограничений. Для него это была идеальная война. Абсолютно честная война в сложившихся условиях: натовцы всеми доступными способами пытались убить его, а он всеми доступными способами пытался убить их.

Спустя пару недель после первого удара общевойсковых подразделений почти не осталось. Генералы, поняв, что произошло, одни попытались сдаться вместе с вверенными им частями, другие попытались оказать сопротивление, третьи просто пустились в бега. Армия разделилась на три неравные группы: убитые, дезертиры и солдаты, готовые умереть с оружием в руках. Кое-кто из дезертиров, со временем, вновь брали в руки оружие, присоединяясь тем самым к третьей группе. Если им конечно удавалось выжить, прежде, чем они находили своих.

В состав Сил Сопротивления возвращались офицеры, уволившиеся из армии до войны. Как-то сами собой отсеялись национальные проблемы, условности, недомолвки. В рядах Сил Сопротивления оказались даже дезертиры из войск альянса. Из подразделений бывших армий бывших республик СССР. Понятно, что натовцы подгребли под себя все «бывшесоюзные» страны вместе с их армиями. Только вот перевооружение перевооружением, а царско-советско-российскую офицерскую школу просто так натовскими правилами не вытравишь. После того, как появились случаи пропажи без вести в подразделениях, отправленных в командировки на север, натовцам пришлось отказаться от данной практики. Армии бывших республик больше не участвовали в боевых действиях с Силами Сопротивления. Кроме подразделений, набранных из добровольцев. Особенно много таких добровольцев набиралось в Украине, Прибалтике и Грузии. В среднеазиатских республиках добровольцев было мало - восточные люди со свойственной им восточной мудростью не хотели умирать почём зря, предпочитая переждать тяжёлые времена дома.

К добровольцам Селиванов испытывал особые чувства. Точнее он и его бойцы испытывали к ним определенные чувства, в отличие от остальных натовских солдат. Чувства и эмоции мешают на войне, а по отношению к врагу – тем более. Это была не та война, где нужны были слепая ярость и ненависть к врагу в штыковой атаке. Но по отношению к добровольцам Селиванов испытывал глубокое отвращение. С этими нелюдями они показательно расправлялись, а не просто уничтожали. Натовцы должны понимать, какую войну они развязали и куда они пришли. Некоторое время назад селивановцы взяли живьём разведгруппу эсто-о-о-нской армии, состоящую из добровольцев. Эти горе-разведчики даже пытались что-то лопотать на ненавистном им русском языке. Но диалога не получилось. С них сняли костюмы РХЗ, и отправили туда, откуда они пришли. Конечно, гуманнее было бы их просто расстрелять, но не на этой войне. В войне на тотальное уничтожение понятия жестоко-нежестоко просто не существует.

На базе было достаточно аппаратуры, позволяющей вести радиоразведку, в том числе позволяющей просматривать множество TV-каналов. Война длилась уже второй год. В Европу, и не только, каждый день с территории бывшей России приходили гробы, в которых лежали любители дармовых ресурсов. Естественно, что европейским обывателям это не нравилось. И правительствам уже приходилось принимать меры по разгону демонстраций, массовых акций и протестов. Демонстранты требовали, в основном, завершения или прекращения этой странной войны и начать уже, наконец, освоение ресурсов. Наивные. Правительства и рады были бы прекратить военные действия и начать освоение ресурсов, но им постоянно приходилось воевать с остатками несуществующей армии. Попытки сохранить инфраструктуру, как правило, ни к чему не приводили. В правительствах уже звучали голоса нанести удары по топливным регионам. Но это означало то же, что и подъехать с пустым баком к АЗС и расстрелять её из гранатомёта.

Интереснее всего было смотреть каналы из США. Надо отдать должное расчетливости американцев. Они упрямо пытались освоить Дальний Восток. Забрасывали туда всё новые и новые войска и получали всё новые и новые гробы. А ведь они единовременно потеряли почти 19 миллионов человек – цена одной упущенной АПЛ. Поэтому они считали, что имеют полное право на большую часть ресурсов. А японцы, пользуясь географической близостью, и, кстати, тоже пострадавшие от российской ядерной ракеты, успешно, если не считать потерь при осуществлении наземной операции, начали осваивать сахалинский шельф. И даже начали было что-то там качать, но это продолжалось недолго. Пришли американцы и заявили свои права. Добыча прекратилась, а переговоры начались. А потом буровые и терминалы стали взрываться. Японским и американским солдатам пришлось здорово «побегать» и очень много пострелять, прежде чем им удалось загнать в ловушку пятерых русских военных. Пытались взять их живыми… Не вышло. Взрывы прекратились… на некоторое время. Но после союзники столкнулись уже с организованным сопротивлением.

Ёкель перебрался в свою машину и посмотрел на приборы наблюдения. Противник разбился на шесть групп по два человека и приблизился ещё на полтора километра. Для танковых орудий расстояние вполне реальное, но вот куда бить?.. В это время оба танка дали залп. На количестве целей это никак не отразилось. Спутник передал картинку. Вот они. На экране были два человека в русских костюмах РХЗ. У каждого была снайперская винтовка и ПЗРК. Тип снайперки определить было сложно. Может общевойсковая. А может и нет. Картинка со спутника пропала, потом появилась, но с сильными помехами. Русские включили «глушилку». Это уже слишком. Ёкелю захотелось открыть огонь из всех стволов. Они как будто специально провоцировали их подойти поближе и подавить из пушек и ракет. Русские расположились полукругом с расстоянием между позициями метров 200. Что-то тут не так. Конечно можно вызвать авиацию. Но русские ПЗРК… Нет, за сбитые самолёты Ёкелю потом не поздоровится. Чёрт! С экрана пропали цели. Всё, приехали! У русских наноплащи. Это чудо современных молекулярных технологий делало объект невидимым практически для всех приборов наблюдения. «Да где же они их взяли-то!? Теперь они нас видят, а мы их нет. Но почему они дали себя обнаружить?» - чуть не кричал Екель. Всё это напоминало ловушку. Двенадцать солдат уничтоженной армии уничтоженной страны готовили засаду для целого мотострелкового батальона. Это какое-то безумие!

В это время Иви дал залп из всех стволов по местам предположительного нахождения целей в надежде, что те себя как-то обнаружат. Не тут-то было. Ещё один залп. Слишком большое расстояние для прицельной стрельбы из пушек БТРов. Русские слишком умело использовали руины в качестве укрытий. Время работало однозначно против батальона Иви. Так можно проторчать здесь сколько угодно времени, а точнее восемнадцать с половиной часов в костюмах и часов 12 в БТРах. Высовываться из «брони» нельзя. Боезапас закончится быстро. Значит надо вызывать тяжёлую артиллерию и утюжить русских до полного уничтожения или пока они себя не обнаружат. Тогда можно будет подойти поближе и накрыть все цели. Пару-тройку машин они нам сожгут точно. Как в подтверждение, Иви сообщил по рации, что две пули ударили по датчикам движения на головной машине. Откуда пришли пули определить конечно не удалось. Да, винтовки у русских непростые. Да и сами они, видно, непростые ребята. Простые бы в этом аду не выжили бы. Так они перебьют нам все «глаза».

- Ёкель, я вызываю «тяжелых», - проговорила рация голосом Иви.

- Да, капитан, это лучшее, что мы можем предпринять. А пока предлагаю периодически давать залпы по позициям русских. Интересно, сколько часов продержится их «глушилка»? - Ответил Ёкель. Ему совсем не хотелось принимать на себя командование в такой ситуации.

Теперь осталось только ждать, и время от времени «пугать» противника залпами. Иви всё происходящее очень не нравилось. Ну, совсем не нравилось. Не станут русские дожидаться, пока их размажут по руинам. Сейчас они перебьют нам все глаза, а потом начнут сближение для выстрела из ПЗРК. Гарантированного выстрела. Вряд ли они могли взять с собой много ПЗРК.

- Иви, я видел цели. Открываю огонь. Передаю координаты. – Раздался голос Ёкеля.

- Понял, Хайнц, - Иви назвал майора по имени. «А этот парень не так плох, хоть и немец». – Подумал Иви.

В это время у БТРов стали разлетаться вдребезги датчики движения. «Всё, началось!»- подумал Иви – «надо выпускать снайперов, даже если они все погибнут, иначе погибнет весь батальон». Ёкель сообщил, что видит движущуюся цель. У цели два ПЗРК. Этот русский двигался почти не скрываясь. И в его костюме были пробоины. Это смертник. Противная холодная волна ощущения очевидной опасности пробежала по позвоночнику Иви со всеми его бесчисленными нервными окончаниями. Он вдруг понял, что, если после этого боя он останется жив, то это будет большая удача. Половина снайперов уже были перебиты, пользы от них оказалось никакой. Они просто не имели возможности начать работать, вынужденные лежать неподвижно, вжавшись всем телом в землю.

Первый танк выплюнул противоракеты и почти сразу в него попал снаряд, превративший машину в груду радиоактивного металлолома, местами окрашенного в жуткий грязнокрасный цвет – цвет войны. Кто-то из членов экипажа пытался вылезти из люка башни танка, да так и остался торчать в нем. Из лопнувшего черепа человека кровь стекала по закопченой броне, создавая тот самый цвет...

Русский смертник успел выполнить свою задачу, перед тем, как умереть. Следом за танком вспыхнули ещё четыре БТРа. Русские накрыли их колонну как колпаком, и теперь постепенно этот колпак сжимали.

- Штурмовым группам – из машин! Занять оборону! Командирам доложить о потерях.

- Командир, первая рота – потери 12 человек, вторая – 8 человек, третья – 9 человек.

- Нет, уже десять, - заметил Иви, увидев, как снайперская пуля разрывает костюм солдата из третьей роты, которого он хорошо знал. – Штурмовым группам отойти в «бункер», транспортам бункера подойти поближе.

Снаряд ударил в машину Иви. В голове у Иви будто ударили в колокол. Очнулся он уже снаружи от того, что кто-то его тащил в сторону от горящего БТРа в направлении «бункера». В голове гудело, перед глазами плыли круги, но он приподнялся на одно колено, чтобы хотя бы осмотреться. Солдата, который его вытащил, звали Гачек, рядовой Гачек. Солдат, до этого тащивший своего командира на спине, перекинув одну руку через шею, увидев, что он пришёл в себя, остановился, чтобы посмотреть, как тот себя чувствует.

- Спасибо, Гачек, дальше я сам,- сказал Иви, похлопав его по плечу. – Двигаем в бункер.

Гачек, коротко кивнув, уже начал приподниматься, как вдруг ничком упал на землю. Иви, уже было развернувшийся в сторону бункера, повернул голову и увидел дыру в голове Гачека. «А ведь он за каких-то пару минут дважды спас мне жизнь… Пуля-то, скорее всего, летела в мою голову». Не дожидаясь второго выстрела, он в мгновение ока, как ему показалось, добежал до «бункера».

Перебравшись в «бункер», Иви увидел, как Ёкель на своём БТРе пошёл на сближение с русскими. А те по германцу не били. «Значит, хотят взять машину «живой» - сделал вывод Иви и услышал тревожный сигнал датчика радиации. Он тут же принялся было оглядывать стены бункера, но почти сразу вспомнил, что заскочив в бункер, забыл нажать кнопку дезактивации, принеся тем самым на своем костюме дозу радиации. Он облегченно выдохнул, зашел в шлюз и ударил кулаком по кнопке; струи дезактивационного состава сделали костюм неопасным для жизни. Датчик замолчал.

Иви успокоился и попытался проанализировать происходящее. У противника по-прежнему было одиннадцать движущихся и стреляющих целей. Конечно, кто-то из них ранен, кто-то нет, но пока они вели огонь, было неважно – повреждены у них костюмы или нет. Четыре не подбитых БТРа вели огонь, двигаясь задним ходом, надеясь подтянуть русских к «бункеру», из которого можно было вести спокойный прицельный огонь. Русские это поняли и остановились примерно в километре от транспортов «бункера». БТР Ёкеля был уже совсем близко от позиций противника. По рации заговорил Ёкель:

- Иви, я подавил одну цель! О, чёрт! – успел только сказать Ёкель.

Иви увидел, как из «германца» высыпались солдаты. Шестеро. У одного были майорские нашивки.

Ёкель со своими солдатами мог бы и не покидать горящую машину – всё равно, внутри, или снаружи, их ждала смерть. Пуля попала ему в голову. Он упал лицом кверху. «Странно, - успел только подумать Ёкель,- кругом война, огонь, смерть, а небо такое же голубое, как и в его родной деревне…». Он ещё успел вспомнить, что когда-то давно, в детстве, он что-то подобное где-то читал или слышал... Спустя несколько секунд война для немецкого офицера закончилась.

Второй танк расстрелял свой боезапас, продолжали пока стрелять только пулемёты. «Наверное, русские не сочли нужным тратить на него боезапас и не подожгли этот танк» - подумал Иви.

Из двухсот человек батальона Иви к тому моменту, когда все перешли в бункер, в живых остались 106, из них 12 раненых, то есть облученных. Каких-то пару часов назад было в два раза больше. У русских должно было остаться человек девять. Позиции русских просматривались хорошо, но вот их самих среди руин разглядеть не удавалось. Пока они не начинали двигаться.

Пули застучали по датчикам движения на штабном транспорте «бункера». «Глаза» на «бункерах» разбить было не так просто, как на технике. Но, за то время, пока их туда-сюда вдвигали и выдвигали русские переместились и ударили по оставшимся БТРам и танку. Осталось 90 человек, из них 78 боеспособных. Девять целей начали движение в обратном направлении. Так же, как и пришли. Минут через сорок самолёты устроят здесь ад. Потом подтянется тяжёлая артиллерия. Хотя бомбить тут будет уже некого. Спутник показал картинку, на которой красовалась бронемашина, двигающаяся в сторону русских с северо-запада. Минут через пятнадцать она их заберёт и пойдёт на базу или что там у них. И чёрт его знает, что там у них есть на базе. Спутник разглядеть всё не может. Нужно было успеть собрать тела, до того как начнется бомбардировка и ещё успеть отойти от этого места. Картинка со спутника пропала. Собственные средства разведки ничего не показывали.

У союзного командования до сих пор не было точного представления о количестве оставшихся русских подразделений и их численности. Сколько их ещё? Тысяча? Десять? Пятьдесят? Оставалось надеяться на то, что не все русские отряды имели ТАКОЙ уровень подготовки. Иви смотрел на трупы своих солдат и думал, сколько ещё жизней поляков нужно будет отдать за «дармовые» ресурсы России. У него не выходила из головы смерть Гачека. За что он отдал свою жизнь, спасая жизнь Иви? За то, чтобы тот и дальше продолжал командовать польскими подразделениями, которые будут погибать и погибать на этой странной войне? Эта война продолжалась уже целый год вместо обещанных пары месяцев, и создавалось впечатление, что она не закончится никогда. Эта земля никак не хотела отдавать свои ресурсы. И более того, союзники тратили гигантские средства и ресурсы на ведение войны. И это влияло на настроения населения внутри стран-союзников. В США давно действовал комендантский час. В бывших республиках СССР, которые формально были на стороне союзников, установились режимы военной диктатуры. Естественно, что правительства этих стран преследовали свои цели.

Транспорты «бункера» вынуждены были отойти от места боя на три километра. Тела убитых солдат сложили в одном из «бункеров», который теперь стал моргом. Для Иви наступило время проанализировать итоги боя. Задачу батальон не выполнил, техника сожжена, потери катастрофические. Иви представил себе, как у него будут отрывать майорские погоны. А за смерть германского подразделения могут не только разжаловать, но отдать под трибунал. Иви открыл аптечку и достал ампулу с седативом. Без этого у него просто сдадут нервы. Ему нужно просто немного отдохнуть. А потом… А что потом? Что писать в отчёте? Правду? С такой правдой его точно запихнут в какое-нибудь инженерное подразделение. Причем не в звании офицера. Не в звании офицера… Не в звании… Седатив сделал свое дело и Иви заснул. Если это можно было назвать сном.

Конечно ему снилась его семья. Жена, двое пацанов, мать и, почему-то, давно умерший дед рядом с ней. Все они стояли перед его домом под Краковым и смотрели на него. Но смотрели по-разному. Жена и мать смотрели на него глазами, полными слёз, в которых читались жалость, страх, и только одно желание - «Вернись домой!». Сыновья смотрели на него с нескрываемым уважением и почитанием, одетые в военную форму с неестественно большими для них настоящими автоматами наперевес. В глазах умершего деда читался немой укор, недовольство тем, чем его внук занимается. Все стояли молча. А Иви бежал к ним, бежал и бежал…, но почему-то никак не мог приблизиться. Вдруг, он с ужасом увидел, как в лоб сначала одного сына, потом другого попадают пули. Его сыновья замертво падают на спину и пропадают, как будто их никогда и не было. То же самое повторилось с его женой и матерью. Лишь дед всё стоял и смотрел. Иви развернулся туда, откуда прилетели пули, и начал стрелять… Его горло разрывал крик. Он побежал туда, туда, где был враг, убивший его семью, не переставая кричать и стрелять. Ноги не слушались, а левое плечо как-то странно дергалось. Иви открыл глаза. Батальонный врач тряс его за плечо. Он приподнялся с койки, и увидел, что возле его койки собрались все, кто был в бункере. Он, наконец, понял, что это был сон, всего лишь сон. Иви был весь мокрый, горло саднило. «Видно орал я неслабо» - с усмешкой подумал Иви.

- Капитан, вы меня слышите, - громко сказал врач.- Как вы себя чувствуете? - врач пристально вглядывался в глаза Иви, пытаясь определить его психическое состояние.

- Всё нормально, капрал, всё нормально. Я, наверное, громко орал? Мне приснился кошмар. Всем кошмарам кошмар.- Иви провёл рукой по мокрому лбу.

Авиация с артиллерией закончили утюжить заданный квадрат. Из центра сообщили, что высылают две танковые роты на помощь Иви. Личный состав батальона пополняться не будет. Всё. В отчете Иви доложил все как было. Реакция командования была для Иви обескураживающей. Он мог представить себе все, что угодно, но когда он услышал, что командование объявляет ему благодарность, то в который уже раз за этот день испытал двойственное чувство: облегчение с одной стороны, но и чувство тревоги, какой-то подсознательной тревоги. Решение командования казалось ему абсолютно алогичным. То, что не хватает личного состава для пополнения его потерь – это понятно, то, что присылают целые две танковые роты – тоже более менее можно объяснить. А дальше всё было непонятно. За что благодарность? За то, что выполняя приказ, не выполнил текущую задачу и потерял всю технику и большую часть личного состава? Почему его хотя бы не отстранили от командования батальоном, да ещё и две танковые роты прислали в его распоряжение? Стоит ли это понимать как признание действий батальона правильными? Складывалось такое ощущение, что его здесь оставили в качестве приманки. В штабе полагали, что на такое крупное сосредоточение натовской техники «клюнут» другие русские группы? Согласно приказа они должны были выдвинуться на 30-35 километров вперёд и уничтожить русское подразделение. Теоретически задача была выполнимой. Если не принимать в расчёт недавний опыт. И ещё не понятно было - почему сразу не прислали транспорт за ранеными? Чем больше Иви думал над ситуацией, тем больше ему казалось, что ему отвели роль приманки. На выполнение операции было отведено двое суток. 30 танков «Абрамс» конечно внушали надежду на успешное проведение «зачистки». Экипажи машин оказались сплошь из восточноевропейских стран. Это тоже наталкивало на определённые мысли. Тем не менее, нужно было начинать выдвигаться. Иви вызвал к себе в бункер командира танкового соединения.

- Капитан Ежи Гамек, - поприветствовал Иви офицер чешской армии.

- Капитан Иви Полянски, - ответил Иви, и сразу продолжил – Что вы знаете о ситуации здесь?

- Знаю, что вы потеряли всю технику, большую часть личного состава, что противник почти без потерь отошёл на свои позиции, и, если честно, капитан, мне не совсем понятно…

- Можете не продолжать, капитан, - без намека на какую-либо злобу прервал его Иви, - я сам не понимаю, почему меня не отдали под трибунал. Но, так или иначе, я хотел бы знать, как вы оцениваете ситуацию. Может у вас есть какие-нибудь мысли по поводу предстоящей операции.

Чех некоторое время помолчал и, закурив, подошёл поближе к отверстию системы вентиляции.

- У меня есть некоторые мысли, но все они укладываются в теорию военной тактики.

- Результаты применения этой самой тактики Вы можете увидеть снаружи,- резко отрезал Иви. «Зачем его прислали сюда?» - думал Иви. – «Он понятия не имеет, что ему предстоит».

- Поймите, Гамек, - устало обхватив голову руками, произнёс Иви, - здесь нужно думать головой, а не полагаться на академическую военную тактику. Мы здесь имеем дело с исключительным противником во всех отношениях. Их было всего двенадцать человек, капитан, две-над-цать, - по слогам произнес Иви, - Они расстреливали нас, как расстреливают глухарей на охоте. Они охотились на нас, не мы на них. И то, что они потеряли пару человек – это, скорее, случайность, а не результат применения нами огнестрельного оружия разных калибров. Я хочу, чтобы Вы и ваши экипажи были готовы ко всему. Как давно Вы на войне?

- Третий месяц, - ответил чех.

- Первая командировка, которая может стать для Вас и для всех нас последней. У вас было бы больше шансов выжить, если бы Вы были пехотинцем. Я хочу, чтобы Вы трезво оценивали ситуацию и не пытаюсь никого запугивать. Объясните вашим экипажам ситуацию с поправкой на то, что услышали от меня. Выдвигаемся через 30 минут.

В ответ на это чех отсалютовал, застегнул костюм и направился к выходу из бункера.

Спустя 30 минут танковая колонна выдвинулась. Транспорты бункера шли сзади с той же скоростью. Спутник ничего не показывал. Спустя два часа танки, теперь уже рассредоточенным порядком вышли на то место, где последний раз спутник показал русский БТР. Средства разведки и наблюдения по-прежнему не показывали ничего.

- Останавливаемся, - скомандовал Иви. – Ежи, нужна разведка. Два танка на северо-восток, два на северо-запад. Доклад через каждые две минуты. Скорость 10.

- Понял, выполняю.

Две пары танков выдвинулись в указанных направлениях. Каждую минуту Иви выслушивал поочерёдно доклады экипажей, из которых не узнавал ровным счетом ничего нового. Это продолжалось ещё три часа, пока Иви не скомандовал:

- Разведгруппам – стоп! Оставаться на местах. Вести наблюдение.

Личному составу было приказано готовиться к выходу. Иви засомневался было – нужно ли опять выпускать солдат наружу - как бы опять не начался тир. Но было очевидно, что искать нужно было не на земле, а под ней. А для этого нужно было прочесывать местность с помощью людей. Восемьдесят человек на несколько квадратных километров, а может и больше.

- Рассредоточиться по местности с интервалом сто метров. Не спешить, искать следы подземного бункера или что-то наподобие. Командирам докладывать каждые пять минут. – Иви отдал приказ и с несбыточной надеждой мельком глянул на экраны и датчики – ничего.

Бойцы высыпались из транспортов и, рассредоточившись по местности, начали движение. Иви с Ежи сидели в бункере у мониторов. Пару минут назад они получили информацию, что в 22 километрах на север обнаружена одиночная цель, по параметрам напоминающая ракетную установку «Смерч». Визуальной картинки не было, было лишь сканированное изображение инфракрасных датчиков. Рядом с большой целью двигались несколько мелких. Они явно готовились к пуску ракет. У Иви по спине побежали «мурашки» - «От этих ракет нам не скрыться... Вот она — ловушка» - подумал Иви.

- Капитан, нужно послать туда наш авангард. И как можно скорее. – Сказал Ежи.

- Да. Пусть в ускоренном темпе двигаются туда, обнаружат и уничтожат цель. Двигаясь с двух сторон у них это может получиться. Нужно подтянуть сюда артиллерию. – Иви отдавал указания, а самому ему казалось, что он делает всё именно так как и требуется противнику. Но, чёрт побери! Нельзя же ничего не делать, когда в тебя уже целятся!

Он связался с артиллеристами и объяснил ситуацию. Штаб дал «добро» на передислокацию артрасчетов, поскольку всё равно вперёд-то нужно было продвигаться – стратегическую задачу никто не отменял. «По имеющейся информации где-то в этом районе у русских была раньше военная база, - думал Иви, - значит, там обязательно есть подземные сооружения. А значит, в них можно как-то проникнуть». От своих мыслей Иви отвлёкся, услышав вызов из штаба. Смысл сообщения, точнее, истинный смысл, дошёл до него при сопоставлении всех фактов. Из штаба сообщили, что намечается крупная операция по всему фронту. Подразделению Иви во что бы то ни стало необходимо было очистить территорию от русских. Теперь это уже была не локальная задача, а стратегическая.

- Капитан, похоже, в Брюсселе решили осуществить очередной «Блицкриг», - с ухмылкой проговорил Ежи.

- Из штаба сообщили, что Польша выделяет дополнительный 200-тысячный контингент. Все идут в сторону Архангельска, - сказал Иви. – Прямиком в мясорубку. И сказали, что все операционные мощности спутниковой разведки переориентируются на север.

Иви наблюдал, как сосредотачиваются на местности самоходки, артиллерия, ракетные и гаубичные установки. «Слишком много техники в одном квадрате» - обреченно подумал Иви.

- Бункер, видим движущиеся цели, - сообщили с одного из танков, ушедших в разведку, - открываю огонь.

Но открыть огонь танк по всей видимости не успел, поскольку из рации донесся грохот взрыва и визг аварийной системы. Потом всё стихло, но заговорил ещё один танк, прикрывавший первый:

- Бункер, я вижу БТР. Двигаться не могу.

- Бункер, вижу противника, - из рации донесся голос командира танка, двигавшегося с другой стороны, одновременно со звуком выстрела из танковой пушки. – Огонь ведётся из подготовленных позиций.

Иви молча слушал, как сгорели три из четырех танков. Четвёртый ушёл из зоны поражения и на полном ходу двигал к бункерам. Если бы командир этого танка знал, что он вот-вот может совершит большую ошибку …

- Бункер, я ушёл из зоны поражения. Иду к вам. - Доложил командир танка. По интонации голоса было заметно, что он пытается сдерживать эмоции.

- Отставить. Прекратить движение, наблюдать за местностью! - резко скомандовал Иви.

- Есть наблюдать за местностью, - упавшим голосом отозвался командир танка.

Бойцы Селиванова без особого труда обнаружили и сожгли натовскую танковую разведку. Правда, четвёртый танк ушёл. У командира танка был слишком развит инстинкт самосохранения. Ударный комплекс «Смерч» уже стоял на поверхности в полной боевой готовности.

- Ну, что, майор, не ошибётесь? - спросил Селиванов у офицера-ракетчика. - От вашего залпа зависит наша жизнь, вы это понимаете. - Скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Селиванов.

- Всё будет нормально, Селиваныч, бьём по четырём квадратам двумя залпами, с двадцатипроцентным перекрытием - спокойно ответил ракетчик, - жаль только ракет только на два залпа. Залп через тридцать секунд. Пошёл отсчёт. - Сказал ракетчик, недвусмысленно давая понять, что «лишним» на расчетах пора в укрытие.

- Залп! – отрапортовал расчет.

Расчет сразу же стали готовиться ко второму залпу. Благо костюмы РХЗ защищали от разогретой земли, дыма, копоти и пыли.

- Быстрее, бойцы, быстрее! Если спутники нас рассмотрели, то у нас минут 5-7. – Поторапливал майор своих ракетчиков. Хотя они и сами прекрасно всё понимали.

Экипаж танка, оставшегося наблюдать за территорией, с ужасом смотрел на то, как шли ракеты над их головами. В этот момент командир танка понял, что ему сильно повезло с местоположением.

- Бункер, вижу залпы ракет!

- Понял вас, - неожиданно для самого себя спокойным голосом сказал Иви. «Сейчас здесь будет ад». - Подумал Иви. - «Вот и конец моему личному составу и технике».

Спустя несколько мгновений стали рваться боевые части ракет. Ракеты «Смерча», как известно, при подлёте к цели, разделялись на несколько частей, которые, к тому же, ещё и могли самонаводиться каждая на свою цель. Судя по тому, как они ложились, бункер находился в зоне наложения секторов обстрела. Один залп накрывал площадь в 67 гектаров. Это значило, что весь район сосредоточения техники гарантированно попал под обстрел. Ракеты стали методично уничтожать технику. Датчики на бункере уже были разбиты. Артиллерия, несмотря на обстрел, открыла ответный огонь. «Господи, какой идиот послал сюда открытые артрасчеты!?» - прокричал про себя Иви. Внезапно обстрел прекратился.

- Если это всё, то всё ещё не так плохо, - проговорил Ежи по рации.

Артиллеристы стали разъезжаться в разные стороны. «А толку…» - подумал Иви. Но далеко разъехаться они не успели.

- Бункер! Опять вижу ракеты!- прокричали из танка разведки.

- Нас опять расстреляли как на охоте, - обращаясь непонятно к кому, проговорил Иви.

Ракета ударила в левый борт бункера. В бункере погасло освещение, вырубилась связь. Спустя несколько секунд заработала аварийная система энергоснабжения. Иви посмотрел на то место, куда ударила ракета. Дыры, конечно, не было, но стенка буквально прогнулась внутрь. Ещё одно попадание в это место – и будет дыра. Наконец, всё стихло. Иви начал проверку оборудования. Двигаться бункер больше не мог, все внешние датчики больше не работают, набортное вооружение уничтожено. Рация работает. Дальняя связь – нет.

- Командирам доложить о потерях, - пытаясь сохранять спокойный голос, сказал Иви по рации. Зазвучали голоса с докладами.

- Ежи, каковы потери? – обратился Иви к чеху.

- Бункер, капитан Гамек сгорел в танке. - Сказал чей-то голос.

Вот так вот просто сбылись слова Иви. «Я даже не узнал, сколько ему лет. Было. Да я и у Ёкеля ничего не спрашивал.., эти люди просто прошли мимо меня в небытие, как тени, за неполные пару дней. А я подтолкнул их к короткому пути в это небытие…, - думал Иви, - Да-а, ещё немного, и я стану философом. И тогда – конец военному человеку».

После обстрела относительно уцелели четыре танка и три самоходные гаубицы. Среди экипажей и расчетов уничтоженной и повреждённой техники были раненные, которых теперь нужно было где-то размещать. Пришлось бункер-морг освободить от тел. Их сложили на улице ровными рядками. Им-то уже было все равно – как их будут хранить до похорон, и где будет их могила. Так или иначе, но свою могилу они уже нашли здесь. «Нам всем здесь будет одна большая Псковская могила» - поймал себя на мысли Иви.

Раненых разместили по транспортам с тем расчетом, чтобы самые тяжёлые были в штабном – там, где батальонный врач. Хотя сколько ещё времени они смогут считаться раненными без срочной эвакуации.

Иви взял рацию – нужно было докладывать в штаб.

- Докладывает капитан Иви Полянски. Вверенное мне соединение подверглось ракетному обстрелу. Из всей техники уцелели 8 единиц. Среди личного состава экипажей и расчетов, а также личного состава батальона 30 человек раненых, из них 14 – тяжёлые. Боеспособных 19 человек. Остальной личный состав уничтожен. Противник вел огонь из квадрата 24-10. Требуется срочная эвакуация раненых. Жду распоряжений.

- Капитан, оставайтесь на связи, - сказал голос из рации, и замолчал на несколько минут, которые показались для Иви целой вечностью. Бог весть какие мысли приходили ему в голову за это время…

- Капитан, продолжайте выполнять задачу оставшимися силами. Вам необходимо обеспечить беспрепятственное продвижение войск через ваш участок. Конец связи.

Такие распоряжения Иви совсем не удивили. Так он примерно и думал. Придётся выбираться из бункера, и идти на убой снайперам. Только вот где смысл всего этого идиотизма? Хотя, разве у идиотизма может быть смысл? И… зачем ему-то из бункера выбираться? Бежать впереди танков?

- Внимание всем! Боеспособному личному составу и командирам экипажей собраться в командном бункере. – Скомандовал Иви и сел за свой стол. «Что я будет им сейчас говорить? То, что нужно идти вперёд, чтобы обнаружить и уничтожить невидимого врага, который на голову сильнее и опытнее чем они…» - У Иви было секунд тридцать, чтобы собраться с мыслями и отдать своим бойцам нужные указания.

Людей в батальоне Иви осталось так мало, что собравшиеся без труда разместились внутри бункера вдоль стены, построившись в две шеренги. Датчик радиации опять противно запищал, но на него уже никто не обращал внимания. Глядя на то, как бойцы выстраиваются, он подумал, что всё-таки хорошие у него бойцы - этим людям через несколько минут на смерть идти, а они… устав соблюдают… Если бы они знали, что их всех просто бросили. Хотя только идиот не смог бы сейчас понять, что происходит. И они, конечно, понимали. Поэтому, Иви не стал говорить красивых слов про долг и так далее, а просто изложил им смысл приказа из штаба. Его слушали молча.

- Наши бункеры обездвижены, и времени на их починку у нас нет. Поэтому оставшемуся личному составу батальона придется стать глазами и ушами бронетехники. Разобьётесь по группам – одна группа одна машина. Двигаетесь с одинаковой скоростью и… да поможет вам бог…

- А Вы, пан капитан?- вдруг резко выкрикнул один из бойцов.

В другой ситуации этому солдату не поздоровилось бы, но… Иви вдруг понял, что вот он, момент истины – он должен быть с ними вне зависимости – глупо это или нет.

- Я вас поведу. - Коротко ответил Иви, в упор глядя на дерзкого солдата.

- Виноват, пан капитан, - потупившись ответил тот.

- Всем проверить оружие и костюмы. Выступаем через пятнадцать минут.

Бойцы принялись за привычную процедуру осматривания костюмов друг друга, защёлкали затворами штурмовых винтовок…

Через пятнадцать минут остатки двух танковых рот и мотострелкового батальона выдвинулись. Иви был уверен в том, что искать им никого долго не придётся – их самих найдут.

А в это время четверо бойцов из группы Селиванова наблюдали за результатами работы «Смерча». То, что они увидели, их вполне устраивало. Ракетчики выполнили свою задачу на «отлично». Похоже, что ни одна ракета не разорвалась, не причинив ущерба противнику.

- У них уцелело восемь машин.- Сказал Зверь, – хотя их наверняка нужно ремонтировать.

«Зверя» звали Александр Зверинцев. И оперативное погоняло «Зверь» он получил из-за фамилии, а не из-за особенностей характера. Однако в группе Селиванова он был человеком № 2 после самого Селиванова. Бойцы его очень уважали, прежде всего - за способность к мгновенной оценке ситуации – крайне важное качество, когда приходится работать в чрезвычайно сложных условиях. Ну и за кое-какие другие качества тоже.

- Значит, нам нужно не дать им это сделать, если они надумают ремонтироваться на месте. – Подытожил его напарник.

- Сначала нужно сжечь оставшуюся технику, – подал голос третий боец,- если, конечно, они не…

В это время техника начала движение.

- Что делаем? - вопрос был предназначен старшему группы – Зверю.

- Остаёмся на месте. Наблюдаем, - сказал Зверь. – Бункеры обездвижены. И в них остатки живой силы. Мы пропустим технику и подойдём поближе к бункерам. Может, получится их «откупорить».

- Да, отсюда плохо видно, но, похоже, что набортное вооружение и средства разведки у них уничтожены. – Напарник Зверя, наконец, оторвался от оптического прицела и сменил позу в лёжке – раненая нога давала о себе знать. Однажды ему уже удалось сделать то, что не удаётся практически никому – выжить в этих условиях после ранения. Как ему это удалось… Непонятно было даже ему самому. Может быть судьбе было неугодно, чтобы его жизнь завершилась, может быть какая-то индивидуальная нечувствительность организма к радиоактивному излучению. А может быть он очень сильно хотел жить.

Бойцы передали кодированное сообщение на базу о том, что увидели, и о том, что решили предпринять.

На базе такой план одобрили и стали готовиться к встрече с натовской бронетехникой. Но сначала нужно было переждать ракетный обстрел. Жалко было терять «Смерч», но ракет для него все равно не осталось. Свою задачу установка выполнила честно.

Обстрел продолжался минут тридцать.

- Да-а, жарковато там сейчас, - глядя на потолок, ухмылялись бойцы.

А обстрел действительно был нешуточный. Даже несмотря на двадцатиметровую глубину, предметы на столах подпрыгивали в такт разрывам.

- Ну, что, бойцы, вперёд..., - даже не скомандовал, а просто выразил общее мнение Селиванов, после того, как обстрел прекратился. Натовское подразделение нужно было добить…

Выбравшись через замаскированный выход наружу, Селиванов обнаружил, что выход-то теперь уже перестал быть замаскированным – ракета разворотила панель перекрытия, в подвале одного из бывших служебных помещений, которая до этого обстрела механическим способом отодвигалась, тем самым открывая вход в тоннель, ведущий в бункер.

- Когда-нибудь это должно было произойти…- глядя на воронку с обнажившимся входом, сказал Селиванов,- ну ничего, что-нибудь придумаем! Давайте, встретим гостей…

Натовское и российское подразделения двигались навстречу друг другу. Только одни двигались в неизвестность, а другим просто нужно было доделать свою работу…

Слишком далеко от базы отходить не стали. Зачем зря суетиться, если противник сам к ним подъедет. Оставалось только занять выгодные позиции. Что они и сделали.

- Зверь, работайте с нами, потом с бункерами разберёмся… - Селиванов решил подстраховаться. Уж слишком удобно группа Зверя оказалась за спинами натовцев.

- Понял, командир, начинаем работать.

Селиванов чуть не расплакался от умиления, когда увидел, как за медленно едущими частично боеспособными танками бредут пешком по два-три солдата. Танки и самоходки двигались в линию с промежутком метров тридцать, насколько позволяла местность. Селиванов ждал, когда начнет работать группа Зверя. Долго ждать не пришлось. Солдаты за танками начали падать. Два танка загорелись. Это отвлекло внимание экипажей от того, что у них впереди – что и нужно было Селиванову.

Танки начали крутить башнями, ведя огонь в пустоту, и пятясь назад. «Придурки, думают, что мы ломанемся за ними, обнаруживая себя» - усмехнулся Селиванов.

Когда солдаты начали падать, Иви даже испытал какое-то садо-мазохистское чувство облегчения – наконец-то всё это сейчас закончится. Танки опять ничего не могли сделать, а снайперские выстрелы не оставляли надежды его солдатам. Бронетехника одна за другой взрывалась с противным металлическим звоном-скрежетом. Бойцы, потеряв спасительную защиту за железными спинами танков, начали пятиться назад, спотыкаясь и падая на обломках бетона, которые теперь как специально попадались под ноги. Пули настигали их в любом случае. Пуля — она хоть и дура, но очень обязательный товарищ — если уж вылетела, то в сторону не свернет.

Иви теперь просто отходил назад вместе со своим танком. До тех пор, пока и тот не был подбит. Взрывная волна опять оглушила его… Очнувшись, он побрел в сторону бункера, уже плохо соображая, что происходит. Ему уже было безразлично – когда наступит последняя секунда его жизни. Он дошел до штабного бункера и только теперь обернулся туда, откуда он не должен был вернуться…

Сколько времени он находился в беспамятстве он не знал. Иви сидел, зажав голову руками, раскачиваясь из стороны в сторону. В бункере он был совсем один – все раненые были в других транспортах там же, где и батальонный врач. Так что приводить его в чувство было некому. «Что со мной?.. Я же боевой офицер… Позор тебе, Иви…». Ему хотелось выбежать из бункера, но ноги не слушались, подчиняясь инстинкту самосохранения. Он слышал, как иногда снайперские пули русских постукивали по броне бункера, как будто приглашая его выйти наружу.

- Ну уж нет, я знаю лекарство от этой болезни, - негромко сказал Иви сам себе, вытирая холодную испарину со лба, - от этого есть только одно средство…- он достал из кобуры наградной «Хеклер-Кох» образца 70-го года. Надежное и эффективное средство… Он очень любил этот пистолет, как любой настоящий мужчина любит своё оружие. Теперь его любимое оружие избавит его от позора…

Группа Селиванова выполнила свою задачу, хотя они и не смогли «откупорить» транспорты бункера. Но, так или иначе, весь личный состав и вся техника противника были выведены из строя. В этой большой войне они одержали свою очередную маленькую победу. Бойцы вернулись на свою базу с теперь уже демаскированным входом. Чтобы отдохнуть и подготовиться к следующему бою… Может быть последнему... А может быть очередному... Никто из них не знал, сколько ещё они успеют одержать своих маленьких побед вопреки всем, вопреки всему, вопреки самой действительности…

--------

Артемий с Платоном прочитали первый и второй рассказы не прерываясь, хотя это стоило им определенных психо-эмоциональных усилий. Так много непонятного, нового, бессмысленного… Странное, нелогичное поведение двоих русских бойцов в первом рассказе было непонятно им. Но ожидать чего-то иного от этих людей как-то и не приходилось. «Ученый-лингвист оказался прав – кроме России в книге упоминались и другие страны, которые, если верить автору, объединившись, оказались сильнее её. Но непонятного пока много больше, чем понятного. Как же всё там у них было сложно…»- Артемий сделал небольшую паузу, перед тем как прочесть третий рассказ.

 

Рассказ третий.
«Умирают даже боги…»

Июнь. 2020 год. Билл Пит, майор морской пехоты экспедиционных войск США проснулся от шума приземляющегося вертолёта. Только три часа назад он вернулся из очередного рейда по поиску и уничтожению партизан, очередного малоуспешного рейда… Прилетевший борт заберет убитых и раненных из его, Билла Пита, батальона и перебросит на авиабазу, находящуюся в 200 км к востоку. А там, транспортник отвезёт гробы и людей в штаты, домой. Билл был абсолютно уверен в том, что никто из этих десяти раненых парней не изъявит желания снова вернуться сюда. Ни за какие деньги. Скорее всего, эти парни подадут рапорты о переводе их в какое-нибудь другое подразделение, базирующееся где-нибудь в Венесуэле. Там, правда, тоже стреляют, но убивают гораздо реже. Нет, Билл не осуждал их за это. Он и сам бы давно так поступил, если бы.., если бы не пепел, в который превратился его город и его родные. В тот день все отмечали свадьбу родной сестры Билла, все 12 человек. Родственники съехались из разных штатов. Только Билл не смог приехать на торжество, так как он в это время был на одном из кораблей 5 флота ВМФ США, который полным ходом шёл к российскому Дальнему Востоку. Его служба спасла ему жизнь, но превратила его в одержимого человека.

В этой военной кампании он был ранен уже трижды, но каждый раз возвращался обратно. Радиации здесь не было, поэтому не каждое ранение приводило к смерти или тяжелой инвалидности. Он искал смерти, но не хотел, чтобы это случилось глупо и бессмысленно. Из-за его откровенной небоязни смерти во время боя сослуживцы его откровенно побаивались. Зато в штабе экспедиционного корпуса его очень ценили и прислушивались к его мнению, естественно, тогда, когда это было нужно командованию.

Билл уже давно перестал понимать, зачем Штатам эта война. Для него лично, она стала смыслом жизни, да, но для его страны это была первая в её истории военная кампания, которая не приносила никакой прибыли – ни политической, ни экономической. Гробы, огромные расходы и крайне сложные, почти предвоенные отношения с Китаем. Проклятые китайцы очень умело использовали создавшуюся ситуацию. Они пригрозили, что если Штаты применят ОМП на Дальнем Востоке, то Китай объявит войну США. Китайцы применяли тактику постепенного, но широкомасштабного освоения. Благо, народа у них для этого предостаточно, да и средств тоже. Про Штаты так сказать нельзя было. Бывший «мировой жандарм» изо всех сил старался соответствовать своему статусу. Но сил и средств уже не хватало. Просто вывести войска нельзя – бояться перестанут. А для Америки, его Билла Пита великой Америки, это хуже смерти. Билла бесило то откровенно идиотское положение, в которое попала его страна. «Ведь идиоту понятно, что китайцы не дадут нам тут развернуться. Они выигрывают у нас и тактически, и стратегически, и даже географически. А если начнется война с ними, то мы продержимся месяца два–три. Дальше начнутся фатальные политические и экономические проблемы внутри страны…» - думал Билл.

Солдатам Билла уже приходилось вступать в перестрелки с подразделениями армии Китая. Китайцы на эти стычки реагировали на удивление спокойно. Это и понятно, ведь у них было 100-кратное превосходство в живой силе и 80-кратное в технике, пусть и не такой совершенной. Переговоры с Китаем велись уже давно, но результат был нулевой. Но и прекращать переговоры тоже было нельзя – пока говорят политики, полномасштабной войны с Китаем не будет. К тому же, на север китайцы пока не совались. Но там были русские. И уж лучше бы там были китайцы.

Впервые американцы в полной мере почувствовали на себе, как русские воюют. Контактные бои пехотных подразделений являлись далеко не самой сильной стороной американской армии. Пехотинцы надеялись на поддержку бронетехники, однако американская техника в условиях севера вела себя весьма надежно. Билл даже не раз придавался предательским мыслям о том, что неплохо было бы заполучить пару-тройку русских танков или БТРов, пусть они не такие совершенные, но зато на порядок надежнее. Зачастую приходилось проводить войсковые операции почти без поддержки бронетехники. Такого никогда до этой кампании не было. Ну, разве что во Вьетнаме.

В распоряжении Билла были легкие бронемашины на базе «хаммеров», пара танков, от которых было больше проблем, чем пользы, минометный взвод и три артиллерийских расчета. Вот такой вот винегрет. Живой силы – 300 человек, из которых 240 морские пехотинцы. Формально, в задачи батальона входило обеспечение безопасности одного из топливных районов, в котором «вот-вот» должна была начаться добыча углеводородов и кое-каких металлов сильно стратегического значения. Это «вот-вот» продолжалось уже который год. Непременным условием для заброски гражданских специалистов было отсутствие возможности нападения со стороны партизанствующего местного населения. Но вместо уничтоженных отрядов противника, спустя некоторое время появлялись новые. Иногда это были местные вооружившиеся гражданские, иногда остатки военных подразделений, временами встречались вооруженные китайские переселенцы. За эти три года войны злоба, ярость и ненависть к русским у Билла превратились в какое-то другое чувство. Он не мог понять, что это за чувство, как ни пытался.

Билл смотрел, как загружают в вертолёт его раненных солдат. Один из летчиков высунулся в боковое окно и что-то кричал солдатам, отчаянно жестикулируя, видимо поторапливая их. Пилот был совсем седой, хоть по виду и не старик. Билл вспомнил, как года полтора назад его люди сбили русский боевой вертолёт, вернее не сбили, а повредили. Наверняка лётчик мог бы увести машину с такими повреждениями из зоны огня, но видно топлива оставалось уже слишком мало из-за пробоины в баке.

Этот русский уже не в первый раз нападал на батальон. И каждый раз действовал максимально быстро и эффективно. Солдаты даже прозвали его «Мистер D», то есть «мистер смерть». Эти налеты продолжались несколько кошмарных месяцев. Таких потерь в батальоне Билла не было ни до, ни после. Как и в других, соседних, батальонах тоже. Этот летчик просто господствовал в небе, уничтожая не только наземные цели, но практически любые воздушные. ВВС США потеряли, вылавливая этот вертолёт, восемь машин: 5 вертолётов и три фронтовых истребителя. Про потери на земле лучше вообще было не говорить... Билл не считал себя специалистом в области воздушного боя, но он точно знал, что один вертолёт не способен эффективно противостоять звену истребителей. Оказалось, что может… В штабе командования долго не могли поверить в реальность происходящего. В итоге было принято решение сбивать эту вертушку только наземными средствами. В который уже раз на этой войне сложилась абсурдная ситуация – солдат уничтоженной армии в открытую охотился за подразделениями победившей армии. Батальон был усилен дивизионом зенитно-ракетных установок. Все попытки найти базу этого русского вертолёта-убийцы ни к чему не привели…

Как-то во время очередного налета, «мистер D» подлетел совсем близко к тому месту, где лежал Билл с несколькими оставшимися от взвода солдатами. Русский висел в каких-то десяти метрах от них. Стекло его шлема было открыто, он смотрел прямо на Билла. А Билл, соответственно, смотрел на летчика и его дьявольскую машину. Этот немой разговор продолжался всего несколько секунд, но Биллу они показались вечностью, ведь от смерти их всех отделяло одно движение большого пальца пилота вертолёта. Билл навсегда запомнил красную звезду с белым кантиком на борту машины, и надпись Ка-50. Биллу и его солдатам, к счастью, хватило выдержки не сделать какой-нибудь глупость вроде пострелять в сторону вертолета. Они были как будто загипнотизированы смертельной магией этого механического зверя в умелых руках русского пилота. Он их тогда отпустил, сделав напоследок круг прямо над головами оцепеневших, вжавшихся в землю людей. Биллу с четырьмя солдатами пришлось своим ходом добираться шесть часов до базы – две бронемашины, на которых они выдвинулись из базы, уничтожил «мистер D». Биллу не пришлось раздумывать над тем, почему летчик не превратил их пятерых в кровавое месиво. Русский не смеялся над ними и не издевался, как могло показаться… Он их пожалел. И предупредил, что не всё так очевидно, как кажется, в этой войне. И что финал может быть не таким, как планировали союзники…

Во время последнего налёта русскому пилоту пришлось вести бой и с наземными силами ПВО и со звеном вертолётов, которые вынуждены были вступить с ним в бой. Билл тогда поймал себя на мысли, что подсознательно «болел» за русскую машину, глядя на то, что она вытворяет в небе. Он даже вздрогнул, когда зенитный снаряд попал-таки в лопасть вертолёта. Другой снаряд попал в бак. Возможно другой пилот и не смог бы в такой ситуации продолжать вести бой, но только не этот. Снаряды и пули из его пушек и пулемётов перепахивали базу до тех пор, пока у него не заглохли двигатели. В режиме авторотации он рухнул прямо на укрытие с солдатами, зацепив при этом еще и зенитку, которая, впрочем, теперь уже была не нужна. Баки были пусты, поэтому взрыва не последовало. Русский пилот был мертв, когда Билл с солдатами заглянули в искорёженную кабину. Одна рука его сжимала штурвал, а в другой был пистолет. Грозный механический зверь, причинивший столько смертей теперь был успокоен навсегда, как и его хозяин.

Пилот оказался уже немолодым человеком, с седыми волосами и широким, открытым лицом. Гримаса смерти не коснулась его. Билл смотрел в открытые мертвые глаза пилота, и ему было натурально страшно. Ему казалось, что он смотрит в глаза убитого бога войны. «На этой войне умирают даже боги…» - пришла ему в голову идиотская мысль.

Вопреки всем правилам и инструкциям, они похоронили этого русского со всеми армейскими почестями. И даже соорудили на могиле что-то вроде православного креста. Потом кто-то вспомнил, что на могилах советских солдат все памятники со звездами. И на кресте нарисовали ещё и красную звезду. Диалектический закон единства и борьбы противоположностей в действии – православный крест с коммунистической звездой. В другое время это сошло бы за кощунство. Теперь это было в полном соответствии обстоятельствам…

…Вертолёт закончил погрузку и пошёл на взлёт. Борт развернулся, и, набирая высоту, стал удаляться. Билл смотрел за ним до тех пор, пока он не превратился в неясную мерцающую точку. Вероятность того, что эта вертушка не долетит до места назначения, была вполне реальна. Авиации у противника уже не осталось, скорее всего, а вот с земли постреливали регулярно. И статистические показатели потерь с течением времени изменялись в сторону увеличения. Проклятая партизанская война.

Через несколько минут должна была вернуться 3-я рота с задания по уничтожению отряда противника – майор посмотрел на часы. Он зашел в командный бункер и принялся отсматривать данные спутниковой разведки. Этот идиотский спутник опять выдал снимки с разбитыми танками, бронемашинами и другой техникой. Спутник работал в автоматическом режиме и фиксировал любые цели с заданными контурами в заданных квадратах. Другие участки уже несколько раз подвергались танковым атакам и гаубичным обстрелам русских. А спутник показывал только разбитую технику. Майор Пит даже не сомневался в том, что русские подтянули откуда-то с севера или с запада танки и артиллерию. Больше им неоткуда было взяться. Не откопали же они их в самом деле. В бункер зашёл командир 3-ей роты.

- Как я уже и докладывал, это были китайские переселенцы. Как всегда вооруженные. Русских не обнаружено. У меня один легкораненый. - доложил ротный.

- Нам придётся расширять радиус действия, – кивнул головой майор, - да-да, я знаю, лейтенант, что это не понравится командованию. Завтра я лечу в штаб и доложу им о своём плане. Вы остаетесь за старшего. - В это время заговорила рация. Из штаба сообщили, что вертолёт пропал с радаров.

- Это уже третий борт за месяц. У соседей – два борта.- Вполголоса произнес лейтенант.

- Если мы не изменим тактику действий, то будет ещё больше. Я не удивлюсь, если у них снова появится авиация.

- Майор, я… я не понимаю… точнее, я перестал понимать, что здесь у нас происходит, - отчетливо выговаривая каждое слово, произнес лейтенант. - У меня такое ощущение, что мы воюем с противником, который тщательно скрывает свои истинные силы, для того, чтобы в нужный момент нанести удар.

- Это страх, лейтенант, обыкновенный человеческий страх, - говоря это, майор и сам испытывал те же самые чувства. – Лейтенант, нам обязательно нужно найти эти чёртовы танки или что там у них… Скажи, Луис, что ты испытываешь к русским? – Внезапно меняя тему, обратился майор по имени к лейтенанту. – Как бы ты вел себя на их месте?

- Майор, я солдат, и служу своему народу…

- Fack off! – вдруг «взорвался» майор. – Мы все здесь солдаты и все здесь служим своему народу, хотя я сомневаюсь, что мой народ так уж желает, чтобы мы тут... - Майор запнулся, - лейтенант, я не об этом спрашиваю. Попытайтесь поставить себя на их место. Что бы вы стали делать в начале войны и сейчас? - майор не ожидал, что лейтенант ответит ему что-либо вразумительное, но ему просто необходимо было с кем-нибудь поделиться своими мыслями и сомнениями.

- Майор, я не готов дать Вам сейчас ответы на Ваши вопросы. Для того, чтобы на них ответить, нужно проанализировать ситуацию в сравнении с тем, что было раньше и выстроить прогнозную модель, при условии неизменности общих параметров. - Лейтенант говорил так, будто отвечал на школьном уроке.

Майор удивлённо посмотрел на Луиса. Он не ожидал в лице лейтенанта-морпеха увидеть аналитика.

- Кем Вы были на гражданке? – задал банальный, но необходимый вопрос майор.

-Я занимался теоретической математикой: комбинаторика, теория вероятностей, математическая статистика и так далее. Я должен был служить в Пентагоне, но попросился в действующую армию.

- Ну и как? Вы довольны, тем, что увидели? – Майора всегда раздражали люди, занимающиеся не своим делом. – Лейтенант, поверьте мне, старому служаке, от Вас было бы гораздо больше пользы, если бы Вы служили там, где должны служить. Вы неплохой офицер и командир, но… Луис, если хотите увидеть мир после войны, подайте рапорт о переводе в аналитический отдел. Вас за это никто не осудит.

- Я подумаю, сэр…

- Ладно, вернемся к нашим проблемам. Итак, завтра я еду в штаб и меня не будет дня три. Пока меня не будет, мы прекращаем активную разведку. Вместо этого мы выставим усиленные дальние посты наблюдения. Они образуют первое кольцо обороны и предупреждения. За ним мы выставим второе кольцо. На базе должна остаться одна рота. В нормальной ситуации это выглядело бы как распыление сил, но не теперь.

- Да, я понимаю Вас, сэр, этим самым мы предотвращаем возможность нападения на базу, - вставил свое слово Луис. – Русские не пойдут на риск из-за одной трети личного состава и техники, которые останутся на базе, а на то, чтобы выловить нас всех у них уйдёт не одна неделя. А за это время тут уже будет подкрепление.

- Правильно, Лейтенант, но не надейтесь, что они не будут атаковать наши дозоры - для них лучший американец – это мертвый американец. К тому же, они могут вообще не знать о наших перестановках.

Дальнейшие минут тридцать ушло на то, чтобы определить места для дозоров и составление схемы рассредоточения. Посты нужно было расставить так, чтобы при необходимости они могли оказывать друг другу огневую поддержку.

Спустя три часа база непривычно опустела. Две роты были рассредоточены по двум периметрам вместе с техникой. Первый периметр находился на расстоянии 5 километров от базы, второй – в 10. Оставалось надеяться, что такая тактика позволит переломить ситуацию, которая по убеждению майора становилась все хуже и хуже.

Штаб экспедиционных войск США. Двумя днями позже.

Утром Билл уже летел в маленьком двухместном вертолете, присланном по его просьбе с береговой базы. Вертолет был маленький, но скоростной и довольно маневренный, а это как раз то, что нужно для того, чтобы уйти от вражеской ракеты в случае чего. И наверное поэтому полет прошел без происшествий.

По прибытии майор доложил о своих планах в отношении тактики боевых действий своего подразделения, а также в отношении тактики ведения боевых действий экспедиционных войск в целом. Нельзя сказать, что он надеялся, что его услышат. Но раз уж он прибыл в штаб, то нужно было сказать всё. Что он и сделал. Командование, как ни странно, прислушалось к его доводам, которые, вообще-то, шли в разрез с общей военной стратегией в регионе.

Это означало, что в ближайшее время сфера влияния должна была быть расширена, что, в свою очередь, неминуемо приведёт к увеличению потерь. Но иного выхода не было. В штабе и без доклада майора знали, что нужно менять тактику, иначе китайцы неминуемо их вытеснят.

До возвращения в свой батальон у майора были ещё целые сутки, поэтому он решил побывать в своём родном городке. В том месте, где был раньше его городок...

Каждый раз, когда ему удавалось выбраться в штаты, он посещал это место, ставшее для него мемориалом, памятником его родным и его городку.

На КПП огромной зоны отчуждения очага ядерного взрыва уже хорошо знали его, и пропускали без предъявления каких-либо разрешительных документов - военная форма экспедиционного корпуса с майорскими нашивками делали свое дело... Гражданских, желающих посетить места гибели своих близких не пропускали ни под какими предлогами. Единственным способом попасть туда было получение пропуска непосредственно в Пентагоне, где нужно было привести весомые аргументы...

- Будьте осторожны, майор, в зоне опять появились мародёры. Я могу дать Вам пару солдат...- предупредил майора старший наряда. – И что они там ещё пытаются найти – на пепелище... И помните – не более 15-20 минут…

Майор отказался от сопровождения, надел костюм и отправился к своим близким…

Пепелище-пепелищем, но многие люди имеют привычку носить на теле украшения из разного рода драгоценных металлов, которые теперь были захоронены в пепле своих бывших владельцев в виде оплавленных шариков – почти что самородков. Вот за этим-то добром и наведывались сюда мародёры, если, конечно, им удавалось миновать военные патрули, у которых был приказ открывать огонь на поражение без предупреждения.

Джип майора, объезжая всевозможные препятствия, двигался по улицам города к тому месту, где был его дом. Когда майор решился в первый раз навестить братскую могилу своих родных, то поначалу он больше часа бездумно петлял по бывшим улицам бывшего городка, не обращая внимания на показания счетчика полученной дозы, пока не стал понимать, куда нужно ехать. Руины домов всегда похожи друг на друга.

Вдруг, майор заметил пару фигур в костюмах РХЗ, которые заметив его машину раньше, чем он их, спешили скрыться за углом стены дома. «А сержант был прав... падальщики опять появились». При этой мысли лицо майора невольно исказила гримаса отвращения к этим людям-нелюдям, для которых не было ничего святого в этом мире, кроме зеленых бумажек.

Майор ехал в бронированном джипе патруля, поэтому мародёры поспешили скрыться, предпочитая не связываться с армейцами. Билл сделал последний поворот и выехал на свою улицу. Метров через сто он будет на месте. На сиденье рядом с ним лежал букетик маргариток – их так любила его сестра... Каждый раз, когда он подъезжал к этому месту, на него тысячекилограммовым грузом наваливались воспоминания. Так было и на этот раз. Из-за этого он и не заметил сразу людей, копошащихся на руинах его дома с детекторами драгметаллов, которые, видимо, увлекшись сигналами аппаратуры, тоже не сразу заметили подъезжающий джип.

Увидев мародёров, ковыряющихся в пепле его родных людей, майор совершенно потерял голову от ярости. Он выскочил из джипа, на ходу выхватывая «Беретту», хотя логичнее было бы воспользоваться пулемётом на крыше джипа... Мародёры, наконец, заметили выскочившего из джипа военного, и то ли с испуга, то ли просто рефлекторно открыли огонь из трёх стволов. Майор шёл прямо на них, не переставая палить из «Беретты», которая была поставлена на автоматический огонь. Обойма закончилась быстро – этого хватило, чтобы наделать дырок ближайшем из мародёров. Остальные двое продолжали вести огонь из штурмовых винтовок.

Возможно, у боевого офицера и были бы шансы выиграть в бою между одним пистолетом и двумя штурмовыми винтовками, если бы не ещё один мародёр, копавшийся в останках людей в доме напротив. Одна из пуль, выпущенных им в Билла, попала ему в позвоночник. Ноги Билла, уже не управляемые мозгом, по инерции еще сделали пару шагов, после чего его тело сделало движение, похожее на движение куклы-марионетки, когда кукловод бросает нити, и он рухнул на землю. «Нет! Нет! Только не так! Только не сейчас!» - вспыхнуло в голове у майора - «Почему так глупо...». Руки его ещё слушались, поэтому вторая обойма ушла на того, кто его подстрелил. Оставшиеся двое, увидев, что майор ранен и не стреляет в их сторону, подошли к нему почти вплотную и выпустили в него несколько пуль. Этого им показалось мало и они, на всякий случай, разбили прикладами стекло шлема.

Майор, несмотря на несколько ранений, ещё некоторое время был жив, хотя разбитый шлем сводил его шансы к выживанию к абсолютному нулю. В свои последние мгновения он вдруг понял, для чего он жил на этом свете… И почему судьба свела его с этими мародерами именно здесь и сейчас и отвернулась от него… Один бог знает, о чём ещё думал майор в свои последние секунды. И, может быть, это и хорошо, что он так и не узнал, что в этом самый момент остатки его батальона из последних сил пытались отбить атаку русских партизан, там на Дальнем Востоке... Что молодой лейтенант-математик уже полил своей кровью эту землю, так и не успев как следует подумать над советом майора... Им повезло больше, чем их командиру – подоспевшей авиагруппе ценой потери нескольких «вертушек» удалось отбросить партизан на несколько километров от базы батальона и сжечь несколько танков, тех самых танков, в существовании которых не сомневался майор.

Спустя несколько дней противостояние между русскими партизанами и батальоном погибшего майора продолжилось. Но это был уже другой батальон с новым командиром и пополненным личным составом, заброшенным в мясорубку этой странной войны …

------

«Ещё больше забытых понятий и слов. Но… по-моему, я начинаю что-то понимать. Конечно, дело тут не только в нехватке природных ресурсов, а в чём-то гораздо более глубинном. Да, это действительно похоже на конфликт систем мировоззрения. Разве такое возможно у варваров?» - непонятного для Артемия по-прежнему было больше, чем понятного. В мире Артемия и Платона просто не существовало таких понятий как: «нехватка материалов», «нехватка ресурсов» и так далее, ведь разумное общество – разумно во всём. Те времена, когда ресурсы добывались путём извлечения с помощью машин из земли прошли уже очень давно. И ресурсы уже давно не делились на исчерпаемые и неисчерпаемые, на возобновимые и невозобновимые. Артемий посмотрел на Платона – тот сидел с каменным выражением лица – он читал не останавливаясь.

 

Рассказ четвертый.
«Ванька»

2020 год. Июль. Мальчишка затянул потуже на груди, как учил его погибший отец, «вход» гидрокостюма и полез в море – проверять сети. Ему было всего четырнадцать, при том, что акселератом он совсем не был, и здоровенный двухслойный гидрокостюм был не просто велик ему – он в нем просто тонул. Но к этому неудобству он уже давно привык. Зато в нем было не холодно в студёной воде Баренцева моря. Он ловко выудил из сети двух омулей и одного увесистого чира и, засунув их в сетку, висевшую на шее, стал аккуратно боком выбираться из воды. На море начинала подниматься небольшая волна, поэтому выходить спиной к морю было опасно.

Он каждый день занимался ловом рыбы – это была его работа. Хотя иногда ему приходилось брать в руки оружие. Время от времени, в их местности появлялись натовские разведгруппы, а то и целые подразделения зачистки. Кто кого зачищал – это, конечно, ещё надо было разобраться, но так или иначе расслабляться натовцы не давали никому. Разведчики, собрав данные, старались убраться восвояси, а вот с группами зачистки справиться было куда как сложнее.

Отряд сопротивления насчитывал примерно сто двадцать человек. Численность отряда по понятным причинам постоянно менялась, да и отрядом назвать это формирование нельзя было, по той простой причине, что весь отряд был разбросан по территории больше пятисот квадратных километров группами по восемь-десять человек. Эти группы были закреплены за небольшими поселениями, состоящими из нескольких землянок, или, как их называли сами северяне «мерзлянок», поскольку они были выдолблены в вечной мерзлоте и обложены изнутри либо бревнами, либо каким-нибудь другим прочным термоизоляционным материалом.

Космическая разведка на такие поселения внимания не обращала, а вот воздушная местность прочесывала частенько, благо растительность в арктической тундре выше колена не вырастает. Поэтому существование приходилось вести довольно скрытное. Но люди ко всему быстро привыкают…

Когда-то, ещё в советские времена, здесь, неподалеку, была база нефтегазоразведочной экспедиции. Потом, с приходом капитализма, всё было на корню продано непонятно кому. В общем, углеводороды здесь были. По тундре тут и там торчали «кресты» - задвижки на тех местах, где стояли буровые вышки. Это давало гарантию того, что сплошных бомбардировок здесь не будет. По крайней мере, до тех пор, пока у них будет хватать терпения проводить бесконечные зачистки на такой огромной территории.

Ванька сидел на берегу спиной к тундре, лицом к морю, спрятавшись за невысокой береговой песчаной сопкой. Он любил вот так сидеть и смотреть вдаль, в море. В такие моменты ему казалось, что в мире нет больше ничего и никого, и нет никакой войны, и нет этого огромного горя, свалившегося на эту землю. Он любил вспоминать время до войны, когда он ходил в школу, играл за компьютером, «висел» в «нэте», и вообще, делал всё то, что делают дети, когда им 10-11 лет. Сейчас этого всего не было. Сейчас вполне могло бы не быть и его самого.

До войны он тоже ходил вместе с отцом на рыбалку. Правда тогда он просто сидел у костра, наблюдая, как отец проверяет сети, и иногда подбегал к воде, заходя в неё на сколько позволяли высокие резиновые сапоги, чтобы принять у отца какую-нибудь рыбину.

Ванька с улыбкой вспоминал, с какой сосредоточенностью он забирал рыбину из рук отца, просовывая пальцы под жабры и прижимая её плотно к груди обеими руками. Рыба оставляла на одежде следы в виде высохшей слизи и прилипшей чешуи, которыми Ванька даже как-то гордился, ощущая себя настоящим рыбаком.

Суровая громада красоты северной природы подавляла любые низменные мысли, заставляя человека созерцать всё ЭТО с чистой душой и помыслами. «Почему они этого всего не видят? Может у них как-то по-другому устроено мышление? Может их с рождения приучают не видеть, не распознавать красоты?» думал он про натовцев, глядя на волны. Ему вспомнились строки из стихотворения одного из неизвестных северных поэтов. Он помнил эти строки ещё со школы, как из прошлой жизни:

На севере далеком есть место на краю земли,

Где тундра входит в море,

Где больше нет земли,

Там волна, набегая на берег песчаный,

От начала времен, до скончанья веков

Шепчет песню свою о том, что видала

У далеких других морских берегов...

Там длинные зимы и холод жестокий

Заставят любого понять — кто ты есть?

На что ты годишься?

Не дашь ли ты деру?

Туда, где зимою бывает плюс шесть...

Ванька слушал, как шумит волна — начинался прилив, скоро нужно будет переставлять поближе сети. Он поднялся на ноги и взобрался на прибрежную сопку. Здесь, на сопке, ветер чувствовался посильнее, он радостно обнял своими прохладными лапами маленького человека, залез ему за шиворот, взъерошил волосы на голове, заставил человека вдохнуть полной грудью воздух с запахом моря, тундры и чего-то ещё необъяснимо пьянящего (наверное так пахнет сама воля). Солнце погладило человека по лицу, даря ему свою силу; Ваньке захотелось снять гидрокостюм, но скоро нужно было идти переставлять сети... Он поднял лицо к солнцу и на какое-то мгновение посмотрел прямо на него, солнечный свет полыхнул ярким всплеском в глазах, Ванька закрыл глаза и часто заморгал. «А, вдруг, я сегодня последний раз всё это вижу...» - с ужасом подумал Ванька,- «Как хорошо, что я каждый день могу видеть всё это, наверное, если бы я жил в каком-нибудь другом месте, то я бы умер или сошел с ума...».

Он всё стоял и стоял, поворачиваясь лицом то к морю, то к тундре. Если бы можно было, он простоял бы так вечно... Если бы не чудовищная объективная реальность...

Теперь всё было по-другому. Здесь и сейчас он был бойцом Сопротивления. Солдатом своей Родины, как бы громко эти слова ни звучали. Сейчас у него было оружие, с помощью которого он мог убивать врагов. Когда началась война - закончилось его детство.

Ванька рыбачил уже часов шесть, и у него скопилось в рюкзаке килограмм двадцать потрошеной рыбы, которую он к тому же ещё и сразу подсаливал. Он уже взвалил было на спину рюкзак, чтобы оттащить его в поселок и вернуться снова сюда, но бросив взгляд на сети, заметил, что в них только что попала явно большая рыбина, судя по всполохам на поверхности воды. «Ладно, достану эту и тогда всё разом отнесу» - подумал Ванька, и, сняв рюкзак, опять полез в воду. Ему потребовалось минут пятнадцать, чтобы справиться с большой рыбиной – килограмм на двенадцать - и вытащить её на берег.

От возни с рыбиной его отвлек шум вертолёта, который был ещё довольно далеко, но было очевидно, что он снижался. И это было плохо. До поселения - всего каких-то три километра. Ванька решил подождать, пока вертушка сядет или выбросит десант.

Спустя пару минут вертушка зависла метрах в десяти от земли, и по выброшенному фалу стали спускаться солдаты. Пятнадцать человек. От них до Ивана было метров пятьсот. Хорошо, что ему до поселения было ближе, чем натовцам. А те собрались на некоторое время вместе, а потом, разбившись на три группы, разошлись в разных направлениях, при этом, одна группа направилась прямо к поселению.

Недолго думая, Ванька по берегу бегом направился к деревне. Нужно было успеть предупредить, ведь там могли и не заметить вертушку. Ваньке нужно было поторапливаться, ведь ему ещё нужно было успеть незамеченным добежать от берега до поселения, в то время как натовцы двигались по прямой. Он бежал по берегу во все ноги, надеясь, что натовцы не такие быстрые как он.

Минут через пять Ванька решил посмотреть, где натовцы: он взобрался на сопку и, переводя дух, с досадой заметил, что они его обогнали. Ещё немного и они могут заметить деревню. Что делать? Сердце в груди бешено колотилось. Ванька снял с плеча автомат. От него до натовцев было метров 300-400 наискосок. «Нужно их отвлечь выстрелами: и наши услышат и натовцы остановятся» - принял он единственно правильное решение.

Невысокие песчаные сопки-барханы тянулись только вдоль берега моря полосой шириной метров 50-70, а дальше простиралась ровная, как стол тундра. Поэтому Ванька, перебежав сопки, остановился, встал для удобства на одно колено, как учили, и сделал первый выстрел. Как и следовало ожидать, натовцы отреагировали почти мгновенно - развернулись в сторону выстрела, рассредоточились, и стали всматриваться в местность. Конечно, они его быстро обнаружили.

А Ванька, не теряя зря времени, выбрал одну фигурку натовца, и методично выпускал по ней по две пули из своего «калаша» - у этой модификации автомата был такой режим стрельбы – с отсечкой по два патрона, которые, попадая практически в одну точку, резко повышали поражающую способность. Ему нужно было продержаться всего несколько минут – на базе уже, конечно, услышали выстрелы и поняли – что к чему. Наверняка сюда уже направляется группа из отряда сопротивления. «Главное, не просмотреть остальные две группы натовцев, которые сейчас тоже направились сюда» - Ванька не без тревоги обратил внимания, что пули ложатся все ближе и ближе к нему. Он выстрелил уже полрожка, но на таком расстоянии даже опытному стрелку трудно было бы попасть в цель из обычного автомата без оптики. Он выпустил очередную пару пуль – фигурка натовца, вдруг, упала на землю, и к нему побежал другой солдат. От неожиданности Ванька даже чисто по-мальчишески вскочил в полный рост и выкрикнул: «Есть! Есть!». Но тут же, опомнившись, снова опустился на одно колено. «Если бы в этой группе был снайпер, меня бы уже не было,- справедливо рассудил он,- значит, он есть в другой группе». Со стороны поселения раздались автоматные выстрелы. «Фу-у, ну наконец-то!»- с облегчением выдохнул Ванька и, пригнувшись, направился обратно к берегу.

Он конечно мог бы посчитать свою работу выполненной и даже перевыполненной - с такого расстояния умудрился завалить натовца - и отсидеться за сопками, постреливая по противнику, но он понимал, что остальные десять натовцев через пару минут будут здесь, и группе, вышедшей из поселения будет тогда очень трудно выстоять в этом бою, не говоря уже о том, чтобы уничтожить этот десант. Уничтожить эти три группы поодиночке было вполне по силам, но все вместе.., поэтому Ванька решил не выходить из боя. И он уже заметил своим острым глазом, как со стороны юго-востока двигается в их сторону другая группа натовцев. У него ещё оставался один целый рожок и несколько патронов в пристегнутом. Он хорошо видел двигающихся натовцев, но расстояние ещё было слишком большое, чтобы вести огонь по цели, а не просто в направлении противника. Разве что опять привлечь внимание… Он с трудом забрался на верхушку сопки, увязая сапогами в мелком сухом песке, сопка не сразу впустила маленького отчаянного человека на свою вершину. Вскарабкавшись, Ванька тут же отстрелял остатки рожка и пристегнул новый. Натовцы его заметили, и … повернули к нему.

Ваньку в это мгновение охватил настоящий азарт охотника. Ему не в первый раз приходилось участвовать в перестрелках, но вот так вот вести бой одному против нескольких человек – так ещё не приходилось.

Он также как и в случае с первой группой, выбрал одного человека и стал «работать» по нему. Что-то больно и жгуче ударило чуть пониже левой ключицы. Ванька выронил автомат и, не сдержавшись, закричал от боли. В этот момент к нему наконец-то пришёл страх. Он понял, что вот сейчас он может умереть. Вот она – смерть - дотронулась до него натовской пулей. Ему вдруг стало очень трудно дышать, в голове словно застучали двумя молотами… Ванька кое-как сполз с верхушки сопки и почувствовал, что сознание покидает его вместе с вытекающей из раны кровью… Небо вдруг расцвело красками, заплясало, закружило его хороводом... «Если это смерть, то это даже красиво.., но... не могу же я в самом деле вот сейчас... вот прямо сейчас … умереть!? - мелькнула угасающая мысль у Ваньки, - ведь меня сейчас найдут и спасут... ведь я ещё жив! Слышите!? Жив!.. Жив...»

-Я снял его. Это был мальчишка.- Натовский снайпер оторвался от оптического прицела своей винтовки.- Если бы сам не увидел, никогда не поверил бы. - У этого солдата была первая командировка, ему ещё не приходилось видеть воюющих детей. И убивать их тоже до этого не приходилось.

- Но он сполз за сопку. Куда ты попал ему?- спросил второй солдат.

- Целился в голову… Попал в грудь.

- Нам некогда выяснять, что там с этим мальчишкой. Первая группа ведёт бой с русскими, - прервал их полемику старший группы,- пока ещё ведёт… Быстрее, парни, быстрее!

К тому моменту, когда вторая группа вступила в бой с бойцами сопротивления, от первой уже в живых никого не осталось. Они сразу попали под прицельный огонь подоспевших бойцов из деревни.

Ванька задержал их всего на несколько минут, но этого было достаточно, чтобы повлиять на исход всего боя. Третья группа, убедившись, что они уже ничем не смогут помочь первым двум, решила отойти от места боя и вызвать подкрепление.

- Джерси, я Аляска, нам нужно подкрепление. У нас большие потери.

- Что у вас там происходит, чёрт вас дери! - на том конце явно были недовольны,- вы нашли базу партизан?

- Да, то есть… нет. Но она где-то совсем рядом. Мы отошли от места боя, но… похоже нас преследуют.

Третью группу действительно преследовали. Нельзя было допустить, чтобы кто-нибудь из этого десанта выжил и дождался вертушку с подкреплением.

- Джерси, Джерси, я Аляска! Ведём бой! Нас атакуют русские!

- Аляска, назовите координаты вашей точки. У нас нет данных со спутника.

- Черт! Я ранен! Черт бы вас всех подрал! О, твою мать! Долбанные русские! Долбанная тундра! Координаты те же, что и были. Джерси, вытаскивайте нас отсюда, мать вашу!

И тот и другой прекрасно понимали, что «вертушка» с подкреплением сможет прилететь в самом лучшем случае минут через сорок, но раненому хотелось верить в чудо, а у того, кто был на базе, не поворачивался язык отнять последнюю надежду у погибающих солдат десантной группы.

Бой завершился. Точнее, прервался на некоторое время. До подлета второго десанта. В запарке боя все забыли про Ваньку.

- Мужики, а Ванька-то где? Что-то долго его нет. – Боец всматривался в сторону сопки, откуда Ванька отстреливался. - Пойду-ка посмотрю.

- Я с тобой, Коля, мало ли что там… - вызвался ещё один боец – совсем ещё молодой пацан – всего-то на три года старше Ваньки.

- Ну, пошли вместе… - пожав плечами сказал Николай и спустя секунду добавил - Что-то у меня плохое предчувствие…

Бойца, который первым вспомнил про Ваньку, звали дядя Коля. Точнее, Ванька его так называл… Николай был одним из немногих, кто воевал здесь с первых дней войны. Он знал Ванькиных отца с матерью, когда они ещё были живы…

Когда-то он работал учителем в местной школе. Преподавал географию и историю по совместительству. Сейчас ему было уже под пятьдесят, и к Ваньке он испытывал почти отцовские чувства. Свою семью он потерял во время бомбежки в первые же дни. Как и Ванька.

Чем ближе они подходили к тому месту, где видели Ваньку, тем сильнее бухало сердце в груди у Николая. Проклятое предчувствие беды, которое его ещё никогда не обманывало, давило ему на виски противной тянущей болью. А когда он увидел следы крови на верхушке сопки и валяющийся автомат, то ноги сами перешли на бег. Перебравшись через сопку, Николай с Саньком увидели его. Его «хэбэшка» была вся пропитана уже свернувшейся кровью. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что Ваньки больше нет, но ему потребовалось несколько секунд, чтобы поднести руку к вене на шее мальчишки. В эти несколько секунд он безумно хотел верить, что мальчишка ещё жив… Ему так хотелось, чтобы пальцы почувствовали биение жизни в жилке на Ванькиной шее…

- Санька, нужны носилки… - не оборачиваясь к своему напарнику сказал Николай. Санька молча развернулся и угрюмо побрёл в поселок за носилками.

Николай специально отослал Сашку, чтобы тот не видел его намокшие глаза. Последний раз с ним такое было, в тот день и тот миг, когда он очнулся под обломками своего дома и увидел безжизненные тела жены и сына.

Пока не было Сашки с носилками и людей из поселка, он хотел проститься один с Ванькой. На Николая накатила непреодолимая тоска и такая же непреодолимая боль... Они придавили его к земле, пытаясь сломать его, заставить сложить руки в покорной мольбе, чтобы больше ему никого не пришлось терять на этой войне...

- Прости, Ванька, не уберёг я тебя… И тебя тоже…Никого я не уберег…- шептал он, гладя мальчишку по светлой голове.

Николай невольно бросил взгляд на автомат, лежащий рядом с ним на песке: «А может… ну её к черту эту войну… Эту бесконечную борьбу за выживание – нажму один раз – и всё…- шальная мысль на мгновение крутнулась в голове у Николая. Он некоторое время смотрел на автомат, потом, ухмыльнувшись, сказал сам себе - Только сначала нужно завершить одно дело». Минутная слабость, прихватившая было его, отступила.

Он взобрался на сопку, с которой сполз ещё живой Ванька, подобрал его автомат. Он вспомнил, как Ванька несколько месяцев тому назад обрадовался, когда ему его выдали...

Из-за сопки послышался голос Сашки: «Вот здесь, за сопкой».

- Эх, Ванька, Ванька… да-а… Сам погибай, а товарищей выручай. – Человек, которого привел Сашка, опустился на корточки рядом с Ванькиным телом, покачивая головой из стороны в сторону. - Всем нам ты жизнь свою подарил. По кусочку...

- Ладно, Витёк, давай унесем его отсюда, - сказал Николай, - пока вторая вертушка не прилетела… Надо ещё успеть её встретить. Как положено…

Они бережно положили Ваньку на брезентовые носилки и направились в посёлок. Примерно в километре от этого места, на берегу, осталась лежать большая рыбина. Та самая… Задержавшая Ваньку на несколько минут, ставших для него смертельными и сделавшие его героем.

Это был очень плохой день для поселенцев. Они потеряли двух бойцов.

Носилки опустили рядом с телом второго погибшего бойца. Здесь уже собрались люди. Хотя такие скопления людей здесь не приветствовались из соображения безопасности. За этим, обычно следил командир отряда сопротивления. Но сейчас у него язык не поворачивался сказать: «Расходитесь по землянкам, не скапливайтесь». Он постоянно всматривался и вслушивался в горизонт - ждал второй вертолет.

- Я пойду навстречу, - Николай подошёл к командиру с ПЗРК за плечом.

Командир посмотрел на его экипировку, помолчал и сказал:

- Ты понимаешь, что шансы у тебя небольшие…

- …

- Ну, давай, жаль, что не могу дать тебе ещё один ПЗРК. Ты ведь сам знаешь, у нас с ними туго…- командир похлопал Николая по плечу. – Удачи тебе!

Практика показывала, что вертушки появлялись со стороны юго-запада, туда-то и направился Николай. «Если в природе существуют хоть какие-то высшие силы, то они должны вывести меня на эту вертушку, - думал он, - а я уж постараюсь…».

Он прыгал по кочкам уже минут тридцать. Вертолета не было ни слышно, ни видно. Слышно было только шепот ветра, да щебетание тундровых куличков с перепелками. Он остановился на несколько секунд, чтобы в который уже раз за эти полчаса вслушаться и всмотреться в небесный горизонт. Ему показалось, что с правой стороны он видит какую-то еле движущуюся точку. «Давай, птичка, лети сюда…» - Николай лег на землю и стал готовить ПЗРК к выстрелу. Точка уже начала приобретать контуры вертолёта, и он уже начинал его слышать. Но спустя пару минут он понял, что борт проходит в стороне от него – справа. И тут ничего нельзя было сделать. Бежать за вертолётом бесполезно. Пустить в ход единственный ПЗРК? Слишком далеко. «А может все-таки попробовать? Не попаду, так пошумлю – привлеку внимание… Как Ванька…» - Николай снова взял на плечо ПЗРК – три, два … Тут он, вдруг, увидел, как у вертушки вырастает хвост, но не тот хвост, на котором крутится стабилизирующий винт, а тот который иногда вырастает у всяких летающих машин, когда у них горит двигатель. Николай вскочил на ноги – он буквально остолбенел от неожиданности и от радости. Вертушка пошла на разворот, теперь уже в его сторону. «От судьбы не уйдешь, дружок» - Он уже стоял с ПЗРК на изготовке. Когда дымящий вертолет, развернувшись, стал от него уходить, он выстрелил. Ракета доделала работу неведомой силы, повредившей двигатель натовского вертолета.

Николай схватил автомат и в быстром темпе направился к месту падения вертушки. Никто из натовцев не должен выжить – главное правило во всех укрептерах. Как оказалось, вертолет должен был высадить десант из двадцати пяти человек. Добивать пришлось только троих...

Что это было? Птица, случайно попавшая в воздухозаборник, отказ техники, чья-то шальная пуля?.. А это было и неважно. Главное, что свершилась справедливость. Маленькая справедливость - ничтожная капелька в море несправедливости.

--------

«Нет! Такое невозможно понять и осмыслить. Их невозможно понять! Нужно успокоиться, иначе меня начнет успокаивать гравитаб…». Сознание Артемия изо всех сил сопротивлялось, не желая воспринимать ту информацию, которая в него поступала. Невольно Артемий попытался представить себя на месте этого мальчишки… «Какая же всё-таки невозможно глубокая пропасть между нами и ними…».

 

Рассказ пятый.
«Шквал»

 

Люди, пришедшие на север с «земли», не хотели ни умирать, ни, тем более, сдаваться. Около десяти миллионов человек, кто как мог, ушли, уехали, улетели туда, где не было ядерного пламени и сплошных бомбардировок. Всем, кто был способен думать и хоть как-нибудь анализировать происходящее, было очевидно, что, если не отойти, то долго противостоять такой армаде не удастся. И ещё было очевидно, что захватчики рано или поздно передерутся между собой. Вот только когда?

Нелегко было осознавать тот факт, что в течение одного дня население страны уменьшилось в десять раз. И продолжало уменьшаться по мере введения войск союзников. Но народу российскому не впервой было находиться перед угрозой уничтожения. Вся его история была пропитана болью, страданиями, борьбой и кровью. Кровью, которой теперь земля была пропитана как никогда раньше.

Великий русский Север и бескрайняя Сибирь с её вечнозелёным океаном-тайгой могли дать надежду на начало возрождения. Хотя до этого начала ещё нужно было дожить. Невиданная доселе беда заставила людей, каждого по отдельности, и всех вместе, задуматься над тем, как они жили, к чему стремились, почему произошло то, что произошло. Каждый, кто выжил в первый год войны, те, кто выжили после ядерного удара, уже совсем по-иному оценивали то, что раньше им казалось правильным, ценным и незыблемым. Оказалось, что морально-нравственная шкала ценностей гораздо важнее шкалы нефтяных котировок и каких-то там курсов каких-то там валют. Война на уничтожение кровью смыла с нас всю ту мерзость, которая накопилась за 30 лет псевдодемократического режима толстосумов и продажных государственных тварей-чиновников. Теперь ни тех, ни других не было. Как-то сами собой сошли на нет и рыночные принципы ведения экономики. На первый план вышли совсем другие принципы.

Те, кто выжили, сжались в один титановый кулак из десяти миллионов пальцев.

На четвёртый год войны на севере и в Сибири уже работали заводы по производству военной техники, оружия, боеприпасов. На это производство были направлены все силы, иначе оставшимся в живых просто не оставалось бы надежды остановить вторжение, или хотя бы приостановить на время. Хотя по бескрайним просторам России и были разбросаны бесчисленные склады с вооружением, но в состоянии хаоса чаще было проще произвести новое оружие, чем найти очередной военный склад на территории крохотной воинской части или точки, затерянной где-нибудь в тайге или тундре. У натовцев в этом смысле информация была более полная и достоверная, и они методично отыскивали и уничтожали места хранения вооружения.

С продовольствием было труднее. Несмотря на то, что запасов из складов госрезерва, разбросанных по всей стране, должно было хватить еще на несколько лет, необходимо было постоянно искать другие источники продовольствия. И в этом смысле, как ни странно, иногда были весьма кстати натовские базы снабжения, на которые бойцы Сопротивления с переменным успехом осуществляли набеги. Натовские солдаты и офицеры не всегда были готовы умереть или даже просто вступить в бой из-за пары десятков ящиков с продовольствием, поэтому были случаи, когда на некотором удалении от какой-нибудь базы можно было обнаружить кучку сложенных упаковок с продуктами. И иногда это срабатывало, и даже приводило к потерям среди Сил Сопротивления – натовцы не были бы натовцами, если бы не подкладывали среди вполне пригодной еды заведомо отравленные продукты… В войне все средства хороши. Как известно из истории, такую же тактику борьбы с Красной Армией использовали гитлеровцы…

Но по шкале приоритетов проблема поиска альтернативных источников продовольствия стояла на втором месте. На первом же – вооруженное сопротивление, диверсии в тех местах, где натовцы пытались наладить ресурсодобычу. Нельзя было ни на минуту позволить противнику почувствовать себя здесь в безопасности, начать извлекать прибыль из этой войны. Конечно, Запад сделал большую ошибку, не уничтожив всё население сразу. Экономический расчет – святое для любого западного человека понятие – сыграло с ним злую шутку. Попытка оставить неповреждённой инфраструктуру ресурсодобычи обернулась тем, что у выживших появилась возможность собраться с силами и начать активно сопротивляться...

Июнь 2020 года.

На огромном столе, занимающем большую часть комнаты, лежали: несколько топокарт, данные перехвата натовской спутниковой разведки, ноутбук опять же с какой-то картой на экране, несколько карандашей, чьи-то очки и старомодный военный планшет. А в углу стола сидел большой глянцевый черно-белый кот, с любопытством, но не без достоинства, наблюдающий за движениями людей. Кота никто не прогонял со стола – он в этом бункере жил еще до того, как сюда пришли люди. Природное чутьё заставило это животное забраться сюда подальше от войны. Для тех, кто сейчас был в этом бункере, он был чем-то вроде талисмана и чем-то ещё. Кому-то он напоминал дом и мирную жизнь, для кого-то он был символом того, что жизнь продолжается, а кому-то просто нравилось его громкое, но, ни в коей мере не раздражающее мурчание, удивительным образом успокаивающее нервы.

По краям стола стояли несколько человек. Все были в военной форме, но трое без знаков отличия и различия, то есть - гражданские. Точнее – бывшие гражданские, а теперь – комиссары. Это слово, казалось бы уже навсегда забытое и обросшее разными кривотолками, как-то само собой вернулось в обиход Сил Сопротивления. Все эти восемь человек были комиссарами укрептеров – укрепленных территорий, то есть тех территорий, где натовцы встречали активное сопротивление организованных сил. После начала войны вся территория сопротивления естественным образом разбилась на несколько частей, из которых потом и были образованы восемь укрептеров – от Мурманска до Чукотки. И сейчас, в этом бункере под Норильском, впервые за время войны собрались все вместе комиссары укрептеров. Это было очень рискованно - собирать в одном месте всё высшее командование Сопротивления, но ситуация того требовала. Норильский укрептер был самым мощным и самым, если можно так сказать, благополучным. Союзные войска несли здесь самые большие потери. Натовское командование прилагало огромные усилия для того, чтобы в мире не стало известно о реальном положении дел на фронте и, особенно, на норильском участке. При желании норильцы могли бы осуществить крупную наступательную операцию, но эффект от этого имел бы временный характер. Натовцы просто подтянули бы дополнительные силы и, пусть даже ценой больших потерь, уничтожили бы всё норильское соединение. Нет, время теперь работало на Сопротивление. Силы Сопротивления были заинтересованы в затяжной войне, носящей явный оборонительный характер на севере и партизанский в тылу врага.

Всем собравшимся в комнате было очевидно, что натовцы застряли со всеми своими планами и расчетами, и у них нет другого выхода, кроме как предпринять кардинальные меры к перелому ситуации. Какие это будут меры? Применять ОМП на территории, густо «населенной» своими войсками? Вряд ли. Внутри европейских стран уже довольно громко раздавались голоса о том, что пора бы уже оставить восточные территории в покое и попытаться договориться с Сопротивлением. И если бы в Европе стало известно, что натовские войска попали под действие своего же ОМП, то реакция населения и ряда политических слоев была бы крайне жесткой. Некоторые правительства точно бы «полетели».

Как выяснилось, реальные военные потери союзников составляли уже около 5 миллионов человек личного состава, около 45 тысяч единиц техники и 3 тысячи единиц ВВС, и на момент совещания натовцы сосредоточили порядка 15-17 миллионов человек живой силы. Это могло означать только одно – они планируют начать широкомасштабное наступление и не планируют применять ОМП. Из докладов выходило, что наиболее тяжелое положение сложилось на Дальнем Востоке: американцы, китайцы, японцы, каждый со своими интересами, составляли такой коктейль, что невозможно было спрогнозировать, как там будут развиваться события. И возможностей для организации организованного сопротивления там было меньше всё по тем же причинам — территория была густо «населена» разного рода армиями стран-захватчиков.

У тюменского укрептера дела были не намного лучше. Тюменцы были окружены со всех сторон. Натовцы не предпринимали попыток осуществить общий штурм, они просто взяли их в плотное кольцо и методично его сжимали. Видимо дожидаясь, пока сопротивление сойдет на нет. Но теперь они просто вынуждены будут пройти через Тюменский укрептер. Ликвидировать его. Поэтому комиссар Тюменского укрептера просто не мог не сказать своё слово:

- У меня «под ружьём» 160 тысяч человек. Из них кадровых военных 5 тысяч. 200 единиц бронетехники, 6 самолетов, 18 вертолетов, 23 зенитно-ракетных расчета «Тунгуска» и «Панцирь». В качестве крайней меры держим 2 тактические ракеты. – Комиссар тюменцев ненадолго замолчал и обвел всех глазами, - считаю, что отдавать наш укрептер категорически нельзя. Мы у них как кость в горле. Было бы хорошо, если бы нам помогли соседи.

- Остальные укрептеры должны обозначить активность, чтобы не допустить перегруппировки сил противника в район тюменцев, - добавил комиссар архангельского укрептера, - мы работаем в тесном контакте с «мурманцами». Думаю, сможем выступить одним фронтом.

- Да, это возможно. Более того, сейчас самое время нанести удар по территории скандинавов и по морской группировке. Это, конечно дезавуирует наши истинные силы, но в последние пару месяцев натовцы прекратили бомбардировку тяжелыми бомбами и ракетами. Это значит, что они решили применить осадную тактику. У нас нет ядерного оружия, но зато есть 195 укомплектованных крылатых ракет в подземных хранилищах, а также химические боеголовки к ним. Для подготовки их к пускам уйдет несколько часов и это может привлечь внимание орбитальных средств наблюдения. Да и наземных тоже. Но мы можем предпринять отвлекающие действия. Например, диверсионные вылазки, или имитировать масштабную атаку на близлежащие подразделения. – Четкий и ясный спич мурманского комиссара заставил всех молча и без лишних вопросов слушать, кивая головами, - к сожалению, у меня совсем нет авиации. Мы слишком активно использовали её в начале войны. Но у нас есть более 3000 бойцов спецподразделений – от ГРУ до морпехов, - при этих словах у некоторых комиссаров брови поползли вверх, - кроме этого под ружье поставлено 56 тысяч человек из них кадровых и срочников около 4000 человек. У меня всё. – Мурманец замолчал.

- Где вы набрали столько «спецуры»? – удивился кто-то из присутствующих.

- Это долгая история, – слегка улыбнувшись, ответил мурманец, - будем живы – расскажу.

Коту, наконец, надоело слушать разговоры людей, он спрыгнул со стола и, не торопясь и повиливая поднятым вверх хвостом, направился в угол комнаты, где специально для него были поставлены миски с едой и водой.

Для тюменцев, располагающих ядерным оружием, которое с таким трудом скрывалось от глаз союзников всю войну, наступало время «Ч». Необходимо было использовать его максимально эффективно. А для этого нужно было выяснить места наибольшего скопления живой силы и техники противника. Эту информацию можно было получить только непосредственно от натовцев. Для сбора информации о силах противника удалось перевербовать нескольких офицеров-натовцев из бывших республик СССР. Хотя перевербовывать их, в принципе, не пришлось – им просто поставили задачу. После соответствующей проверки конечно. Эти люди не принимали участия в боевых действиях, но имели доступ к информации. Поддерживать с ними связь было практически невозможно. Передать информацию они могли только один раз путём самоличной явки, а это означало, что права на ошибку у них не было. У каждого из этих агентов были, наверное, свои причины — почему они перешли на сторону Сил Сопротивления... Кто-то просто не хотел служить «заморским дядям», кто-то испытывал чувство ненависти к союзникам и таким способом пытался его удовлетворить, а кто-то хотел отомстить...

Один из таких агентов как раз и находился сейчас в бункере, дожидаясь своего часа. Два дня назад он угнал натовскую «вертушку» вместе с до смерти перепуганным пилотом-французом во время планового полёта, и приземлился на территории тюменцев. Приземляться пришлось не очень мягко, чтобы сымитировать крушение вертолёта, который был затем взорван вместе с телами двух натовцев. От того, какую информацию он принес, зависело очень многое. В определенном смысле, от этого зависела вся стратегия Сил Сопротивления.

Офицера звали Саид Хакимов. Он был узбек по национальности. Бывший офицер бывшего СССР. Сейчас он был офицером армии Узбекистана, входящего в состав сил союзников. Почему он помогал русским? Может быть, потому, что учился в Ленинграде, может быть, потому, что – «восток – дело тонкое», а может потому, что ещё в самом начале войны один из натовских бомбардировщиков случайно уронил несколько химических бомб на его родной аул, в котором в живых после этого не осталось ровным счётом никого. «Досадная случайность» - как выразилось натовское командование.

- В моём распоряжении оказалась крайне важная и исчерпывающая информация, поэтому перед вами сейчас стою именно я. – Саид положил на стол свои карты. Было заметно, что он волнуется. Да он этого и не скрывал. Немудрено, ведь обратной дороги у него теперь не было. - Здесь отмечены места сосредоточения сил… противника, - перед словом «противника» Саид сделал еле заметную паузу, - думаю, что выводы вы сделаете сами. Ну а я постараюсь ответить на все вопросы. – Саид развернул карту на столе и отошёл чуть в сторону, уступая место у стола перед картой.

Данные, предоставленные Саидом, подтверждали и серьёзно дополняли ту информацию, которую удалось добыть своими силами. Оставалось определить места для нанесения ударов. Комиссары сгрудились над картой. От того, какие выводы они сделают, зависело не просто многое, от этого зависело будущее Сил Сопротивления, само существование остатков России.

- Ну, что же, подведём итог, - заговорил «норилец». – Мы имеем шесть крупных районов сосредоточения и около пятнадцати мелких. Длина фронта около 2000 километров, глубина до 300 километров. Ракетные системы находятся, естественно, в тылу фронта. Их нам нужно обязательно «достать». Сначала их, а потом живую силу. В наличии у нас в общей сложности 9 ядерных зарядов, из которых только у двух есть свой носитель. Да и использовать эти носители вряд ли будет целесообразно. Два крупных сосредоточения находятся в опасной близости от тюменцев. Практически, они находятся в нем. Как их оттянуть и объединить? Есть предложения?

В комнате на некоторое время повисла тишина. Слышно было только чьё-то нервное постукивание карандашом по столешнице. Сейчас был не тот момент, чтобы предлагать не взвешенные решения. Судя во всему, вот-вот должна была начаться операция по стиранию с лица земли Тюменского укрептера. Возможно ли разом развернуть 3,5 миллиона человек армии противника? Группировка с юга, группировка с севера. Северную могли бы отвлечь Норильский и Архангельский укрептеры.

- Н-да, очевидно, что одним из обязательных элементов решения этой задачи должно являться оттягивание северной группировки. – Комиссар Архангельского укрептера когда-то был математиком, и решение задач с несколькими неизвестными было для него занятием профессиональным, - необходимо обозначить серьёзную активность в этой зоне, - он обвел пальцем территорию между Тюменью, Пермью и Ханты-Мансийском, - Считаю, что можно ударить двумя боеголовками из Норильского укрептера. Тюменцам нужно ударить по югу и юго-западу. На юго-западе, как вы видите, несколько небольших группировок и много техники. Но нужно решить, как отодвинуть южную группировку.

- Химическое оружие. – Раздался голос норильца, - у нас есть ракеты с химическими боеголовками. Ради такого дела можно допустить потерю нескольких самолётов. После применения нами химического оружия они обязательно оттянут войска с заражённой территории, подтянут артиллерию и ракетные системы, и начнут «обрабатывать» тюменцев. Как бы это цинично не звучало, но это единственный выход. – Подвел итог норилец и посмотрел на тюменца. У того было не лицо, а каменная маска – он прекрасно понимал, какому удару подвергнется его укрептер, но это было лучше, чем радиация от своих же атомных бомб.

- Я согласен с предложенным планом действий. Давайте обсудим детали и ещё раз всё как следует проанализируем.

До времени «Ч» оставалось не более двух недель.

В то время, как в Норильске проводили свое совещание комиссары укрептеров, в штаб-квартире НАТО командование союзных войск проводило своё.

- Господа, вы все прекрасно знаете, как Германия относится к проведению широкомасштабных войсковых операций на территории России. Но, несмотря на это, мы с вами сосредотачиваем на её территории порядка 17 миллионов человек личного состава. - Высокопоставленный генерал германского генштаба говорил, чеканя каждое слово. Войсковая операция такого грандиозного масштаба ему совсем не нравилась.

- На территории бывшей России, герр Генерал, Вы хотели сказать – бывшей России. – Попытался поправить генерала кто-то из присутствующих.

- Нет, господин полковник Вяхнович, мы не уничтожили эту страну. Давайте иметь мужество называть вещи своими именами. Журналистов здесь нет. Скрывать что-либо не от кого. К сожалению, нам не удалось согласовать план наших действий с США, Японией и Китаем. Видимо у них какие-то свои планы. Но этого и следовало ожидать. Штаты больше не будут помогать нам живой силой и техникой. У них, сами знаете, какие проблемы с Китаем и с положением внутри страны. Какие действия они предпримут в поддержку нашей операции, можно только гадать.

- Чёртовы янки, сразу поджали хвост, как только запахло большими потерями. - Проговорил кто-то из польских офицеров.

- Так или иначе, но они сдерживают около 40 процентов сил русских, - сказал немец. Было весьма странно, но никто не обратил внимания, что говоривший использовал слово «сдерживают», будто это русские собирались наступать. – К тому же они потеряли несколько миллионов гражданского населения в самом начале войны, нам не стоит про это забывать…

Тем временем слово попросил генерал армии Нидерландов.

- Я уполномочен сделать заявление. Кроме своей страны я уполномочен говорить от имени Австрии, Швейцарии, Люксембурга, Дании и Португалии. Два часа назад правительства вышеназванных стран приняли решение выйти из «союза». – Докладчик сделал паузу. - Мы выводим свои подразделения, но готовы оказывать всяческую техническую помощь. – В зале на некоторое время повисла тишина, а потом раздалось отчетливое немецкое ругательство:

- Свиньи! Вы заключили сепаратное соглашение за нашими спинами! – Стукнув по столу ладонью, прокричал кто-то из немцев.

- Да, это сродни предательству. – Задумчиво произнес кто-то из британцев.

Голландец вернулся на свое место. Было заметно, что больше всего ему сейчас хотелось покинуть это собрание, но груз возложенной на него ответственности придавил его к креслу.

Тем временем заговорил представитель от Испании.

- Мы сокращаем свое военное присутствие вдвое. – Сказал он и молча быстро вернулся на место.

- Этого следовало ожидать, - негромко, почти шепотом произнес немец, - инстинкт самосохранения восполняет отсутствие высокоразвитого интеллекта.

В переводе на язык цифр выступление последних двух ораторов означало вывод одного миллиона двухсот тысяч человек личного состава. Это количество нужно было теперь компенсировать другим странам. Продолжать совещание дальше уже не имело смысла в создавшейся ситуации. Генералы решили собраться через три дня, после консультаций с правительствами.

Собравшиеся разъехались по своим штабам. Все, кроме двух генералов: германского и французского. Они сидели на лавочке в парке и говорили о том, о чём нельзя было говорить с трибуны.

- Да-а-а, мы проигрываем позиционную войну, - медленно произнес немец. – Русские явно выжидают лучшего момента.

- И этот момент наступит тогда, когда мы начнем «шквал». – Сказал француз. «Шквалом» было решено назвать намечавшееся наступление всеми силами по всему фронту.

- Я уверен в том, что они припасли для нас много сюрпризов. Или один большой. - Продолжал немец. – Русские не стали бы просто прятаться как крысы. Эта тактика говорит только о том, что они что-то готовят.

- Но вряд ли это будет контрнаступление, - добавил француз. – У них под ружьём несколько миллионов человек. Но против наших 17 миллионов солдат и техники – это слишком мало. Если только каждый из них превратиться в ходячую бомбу. Времени, чтобы подготовиться, у них было предостаточно, и они не стали бы в своем положении тянуть.

- Да, умереть ни за что – это в их стиле, - вставил немец.

- Но, почему же «ни за что»? – поправил француз. – Думаю, что они до сих пор сражаются только потому, что верят в возвращение своей страны. И вашим и моим предкам приходилось «блуждать» по России с полным ощущением того, что уже победили, и осталось только добить. Однако и для ваших и для моих предков это заканчивалось кошмаром и позором. - Сказал француз и замолчал.

- Хорошо, что никто нас не слышит, - смеясь сказал немец, и, вставая похлопал дружески француза по плечу. – Жребий брошен, обратного пути нет.

- Встретимся через три дня, Манфред, - отсалютовал француз, встав с лавочки, и направился к своей машине.

Оба генерала были готовы на всё, чтобы не посылать своих солдат в наступление, но… ситуация напоминала паровоз, несущийся с горки без тормозов. Хорошо, если впереди не разобраны рельсы или нет крутого поворота. Что сказал бы весь мир, если бы узнал, что Франция с Германией отказались от участия в войне. Лучше об этом и не думать. Страны поменьше могли себе позволить развернуться в другую сторону, что они и сделали. Но французские и германские политики, именно политики, были инициаторами войны. Подзадориваемые националистами из других стран – поменьше. Теперь две крупнейшие европейские державы совершенно лишились возможности для маневра. Операция «Шквал» была последней надеждой на скорейшее завершение войны.

А вообще, самыми умными опять оказались китайцы. Они вроде бы и не воевали всерьёз, но территорию осваивали. Да ещё и запретили всему миру применять ОМП в Сибири и на Дальнем Востоке. И экономических затрат у них было раз в десять меньше, чем у европейцев или американцев. Для переселения в Россию была подготовлена 100-миллионная армия то ли крестьян, то ли солдат. А скорее всего, и тех и других одновременно. У них даже хватило мудрости не реагировать на некоторые потери со своей стороны в живой силе. А экономика Китая была только рада освободиться от миллионов лишних ртов.

Тем временем, в правительствах «союзников» начались консультации. Естественно, что, не сговариваясь, все решили урезать доли отсоединившихся стран в освоении ресурсов после войны. Появились предложения о введении экономических санкций против отщепенцев и о принуждении этих стран к увеличению финансовых отчислений на ведение военных действий.

Генерал Манфред фон Франкфурт даже и не пытался на консультациях в правительстве Германии доказывать крайнюю опасность планируемой операции. Политики все ещё хотели этой войны. В таком же положении был и французский генерал. Семь миллионов немцев и пять миллионов французов, и ещё пять миллионов солдат из других стран ждали команды к наступлению, чтобы добить остатки российских военизированных формирований.

Спустя три дня, на совместном совещании глав правительств и начальников штабов были объявлены итоги консультаций. Отсоединившиеся страны были готовы согласиться с какими угодно условиями, лишь бы не принимать больше военного участия. На этом, в общем, и порешили. Никаких изменений в план осуществления «Шквала» было решено не вносить. Недостающую часть войск решили подтянуть с освоенных территорий. Снятые с позиций войска должны были заменить армейские подразделения из «бывших республик», которым были обещаны значительные преференции. «Бывшие республики» подумали и согласились.

В общем виде операция «Шквал» представляла из себя следующее.

Прежде всего, трех с половиной миллионная группировка войск должна была смять очаги сопротивления в районе Тюмени, захватив тем самым богатейший топливный регион. Эта область сопротивления уже давно была в окружении, и надо было уже с ними заканчивать. На эту фазу операции отводилось не более 5 дней. Одновременно с этим, другая группировка, численностью 1,5 миллиона человек, должна была обойти этот район с востока и двинуться на север к Норильску. Другая группировка, в 2 миллиона, должна была обойти Тюмень с запада и направиться вдоль уральского хребта на север, опять же в сторону Норильска. Этим самым русские подразделения будут оттесняться на восток, где их будут ждать американцы.

После очистки тюменского топливного района это же соединение двинется на восток, чтобы ударить по Кемеровскому очагу сопротивления.

Для военных действий на европейской территории перебрасывалось 4 миллиона человек.

До принятия «Шквала» на территории России было дислоцировано 6 миллионов человек личного состава. Теперь к этим 6 прибавилось ещё 11. После завершения операции в топливных районах будет оставлена часть армейских подразделений – порядка 30 процентов от актуальной численности, а остальные двинутся на восток в Сибирь. Было принято негласное решение потеснить американцев в их зоне интересов, ведь они сейчас были уже не так сильны, как до войны. А там, глядишь, и китайцев удастся подвинуть. Операция будет признана успешной, если сопротивление будет подавлено на территории от Мурманска до Норильска. На проведение операции «Шквал» отводилось два- два с половиной месяца. Затраты на её проведение оценивались примерно в 10 триллионов евро. В случае неудачи Европа может оказаться в таком же тяжелом экономическом положении, что и Америка. А это означает, что возникнет необходимость просить помощи у Китая и стран юго-восточной Азии. А это, в свою очередь, означало, что пришлось бы идти на значительные уступки в плане освоения российских территорий. Невозможность свершения данного события придавало натовцам решимости в своих действиях. Хотя со стороны эта решимость была больше похожа на обреченность или безысходность.

Времени на подготовку «Шквала» было явно не достаточно. Никогда и никому прежде в истории человечества не приходилось планировать военную операцию с участием 17 миллионов человек единовременно. Но дальше тянуть союзникам нельзя было. Само Время играло против них. Эта операция должна была стать апофеозом всей войны.

----------

- Глупо, и, в очередной раз, бессмысленно…- не удержавшись, вслух сказал Платон, молчавший как вербально, так и мысленно всё это время. - В этом повествовании слишком много неестественных противоречий.

- Неестественных для них или для нас?.. – проговорил вслух Артемий.

Платон в ответ лишь молча сжал губы и покачал головой…

Рассказ шестой.
«Справедливое возмездие»

2020 год. Июнь.

То, что ему предстояло сделать, могло решить исход этой войны. Ядерный заряд, которым был «заряжен» его истребитель-бомбардировщик должен был уничтожить несколько миллионов вражеских солдат, как нельзя кстати собранных в одном месте — на территории около трехсот квадратных километров.

Пилот сидел в кабине самолета, ожидая команды на вылет. Ему нужно было пролететь чуть больше двухсот километров на максимальной высоте и максимальной скорости, чтобы потом бросить свой самолет в последний боевой заход на цель. Он не питал пустой надежды на то, что он вернется из этого задания. Для наибольшего поражающего эффекта ядерный заряд должен был взорваться на высоте нескольких сот метров над поверхностью земли, и данное обстоятельство ещё более уменьшало его шансы на уход из зоны поражения, которые и без того были нулевые... Он не позволял себе думать о том, что через каких-то несколько минут он убьёт миллионы людей и неизбежно погибнет сам в огне ядерного пламени. Из всех возможных вариантов этот был самым надёжным в смысле гарантированности доставки заряда до места. Когда пришла информация о том, что системы ПВО противника частично уничтожены, а частично загружены другими целями, он запустил двигатели. «Просто выполню это последнее задание...» - думал он, поднимая самолет в небо, в последний боевой вылет. Эти двести километров его самолет пролетит за несколько минут, в конце которых его имя либо канет в лету, как, скорее всего, сотрутся из памяти имена тех десятков летчиков, которые сейчас ценою своих жизней обеспечивали ему прикрытие, либо станет символом осуществившегося возмездия. А звали его опять же очень символично – Александр Иванов.

Полевой лагерь занимал огромную площадь — более сорока квадратных километров, и таких было ещё несколько в непосредственной близости от него. Войска все прибывали и прибывали... Полковник Британских сухопутных войск Джон Лейкли старался соблюдать спокойствие, по крайней мере при подчиненных, но ощущение идиотизма всего происходящего не покидало его последние неделю ни на минуту. Его пехотная дивизия в числе ещё нескольких десятков должна была через несколько часов выдвинуться вперед и уничтожить целый район сосредоточения сил русских. Полковник откровенно не понимал, каким образом в штабе НАТО собирались руководить семнадцатимиллионной армией единовременно. Полковник смотрел на эту мелколесистую, ровную как стол местность и думал, что это идеальное место для применения ОМП русскими, если оно у них есть. Один залп крылатыми ракетами или несколько достаточно мощных ОДБ, и от его дивизии не останется ничего. А если сюда прилетит ядерная боеголовка...

Полковник не верил в уверения командования, что у русских нет ядерного оружия или какого-либо другого ОМП. К тому же, согласно данным разведки, в последние две недели наблюдались активные передвижения сил русских... Три дня назад он лично отправил разведгруппу с заданием посмотреть, что там за движения. Два часа назад старший группы сообщил, что они уже на подходе к лагерю.

Полковник от нетерпения ходил взад-вперед перед входом в свой штаб. Наконец, он увидел приближающегося к нему лейтенанта в форме полевой разведки.

– Проходите, лейтенант,- вместо ответа на приветствие быстро сказал полковник, приглашая того в свою палатку.

Лейтенант вошел.

– Ну, так что там, у русских?

– Сэр, они без всякого сомнения, выставляют целую армию заслона...

– Давайте карту... - полковник нетерпеливо развернул топокарту с нанесенными на неё позициями противника. - Сколько их там?

– Десять — пятнадцать тысяч прямо по фронту. Плюс техника. И они уже почти не скрывают своих позиций.

– Вы свободны, лейтенант, у Вас есть ещё пара часов на отдых...

– Сэр, они готовят превентивный удар... - лейтенант хотел ещё что-то сказать, но полковник взмахом руки прервал его, давая понять, что разговор окончен.

– Знаю, лейтенант, знаю... идите, отдыхайте... Скоро общее наступление...

Не испытывая никаких надежд, полковник связался со штабом армии и доложил о только что полученных разведданных и свои соображения по этому поводу. И получил ответ, что на данном этапе развития хода операции уже невозможно внесение каких-либо значительных стратегических изменений, не говоря уже об отмене операции или перенесении сроков. И что по позициям русских будет нанесен ракетный удар. И что полковнику следует заниматься своими делами, а не совать свой нос в дела командования...

Полевые лагеря уже были свернуты, войска были готовы в выдвижению.

Вспышка. Штабной бронетранспортер вместе с самим полковником, уже сожженный световой волной, отнесло взрывной волной на несколько десятков метров сквозь вспыхнувшие стволы деревьев. И никто не мог упрекнуть полковника в том, что его дивизия не выполнила тактические установки командования...

Стоит ли говорить о том, что для того, чтобы ядерные заряды достигли своих целей, Силам Сопротивления пришлось использовать всю имеющуюся авиацию и ракетную технику. Оставшиеся самолеты и вертолеты ещё несколько дней добивали с воздуха уцелевшие силы союзников по границам зон сплошного поражения. Бронетехника и ударные ракетные комплексы перемалывали оставшиеся наземные силы союзников. Соединения буферной армии догоняли и добивали тех, кому удалось не попасть в зону поражения ядерных взрывов, или загоняли их в очаги жесткой радиации, откуда уже не было выхода... Паника и хаос неуправляемого отступления натовцев были верными союзниками Сил Сопротивления в эти дни.

Нанесённый удар уничтожил 80% техники и более 90% личного состава натовских войск. Как и три года назад, радиационное облако заволокло территорию в несколько сотен тысяч квадратных километров. Европа потеряла более 15 миллионов человек, то есть - солдат. Стоит ли говорить, что в мировой истории ещё не было таких огромных армейских потерь в результате проведения одной единственной операции. И такого провала ещё никогда не было.

Натовцы первые два дня были не способны оказывать какое-либо серьёзное сопротивление. Слишком велико было психологическое воздействие от провала операции «Шквал». Семнадцатимиллионная армейская группировка оказалась колоссом на глиняных ногах. В теории, оперативное управление такой армадой было разработано и испытано с помощью компьютерной модели. Но… Среди сотен учтенных факторов всегда найдется пара неучтенных, которые в критический момент обрушивают всё дело.

В первые дни после удара Силам Сопротивления удалось захватить значительное количество оборудования, техники и вооружения. То, чего как раз не хватало. Натовцы, чтобы сэкономить средства, завозили на территории своих баз оборудование по производству боеприпасов и некоторых видов вооружения. И поплатились за свою самонадеянность. Кроме того, удалось захватить две базы ВВС с несколькими уцелевшими самолётами. С натовскими самолётами, которые были способны выполнить особую миссию в глубине Европы. Брюссель, так же как и Берлин, должен был увидеть, какого цвета русский ядерный гриб.

Мурманцы, как и планировалось, нанесли удар по своим скандинавским "соседям". Скандинавы явно недооценили имеющиеся у этого укрептера силы. У мурманцев имелась своя техника, но не в таком количестве, как у натовцев, естественно, и брошенные базы-заводы в этом смысле, очень пригодились. После ядерного удара по натовской группировке весь личный состав был поднят и в маршевом порядке направлен на запад. Не без боёв, конечно.

Сжатый титановый кулак как молотом ударил по скандинавскому полуострову. Возможно, если бы на месте бойцов Сил Сопротивления были бы солдаты какой-нибудь другой армии, то мирному населению, попадающемуся на пути, оставалось бы только читать молитвы перед смертью о спасении души. Отмщение – всегда сладко. Но те, кому хватало ума не оказывать сопротивление, оставались живыми и даже невредимыми. Хотя без террора не обошлось. Необходимо было в очень короткие сроки, пока Европа не очухалась от удара, нанести как можно больший ущерб военной инфраструктуре трех стран. А для этого нужно было много информации о расположении объектов, которую приходилось добывать всеми возможными способами.

Личный состав армейских подразделений трех скандинавских стран был уничтожен в большей своей части, за исключением тех, кто дезертировал и скрылся.

Оккупировать всю территорию Скандинавского полуострова пятидесятитысячной группировкой было невозможно. Да этого и не требовалось – главное было нанести как можно больший экономический и военный ущерб.

Военные операции такого рода должны проводиться молниеносно, чтобы не дать ни малейшей возможности противнику собраться с силами, произвести перегруппировку и спланировать ответные маневры. Этим и объяснялся тот факт, что в первые дни потери были небольшие, но по мере продвижения вглубь полуострова, пришлось преодолевать возрастающее и более-менее организованное сопротивление. В итоге потери убитыми и раненными составили 14 тысяч человек. Противник потерял раз в пятнадцать больше. Мурманцы ушли с полуострова, но оставили после себя руины — напоминающие то, что натовцы сделали с Россией.

Главная задача была выполнена – промышленная и военная инфраструктура были практически разрушены. Войска отошли в северную часть Финляндии. Местное население имело возможность покинуть оккупированную территорию страны, если не было желания жить в оккупации. Впрочем, особых проблем с местными не возникало. Память поколений подсказывала им, что если не давать русским серьезного повода применять оружие, то даже несмотря на то, что сделала Европа с их страной, они вполне терпимо относились к гражданскому населению.

С тыла мурманцев прикрывало 30-тысячное соединение Архангельского укрептера, которое и взяло на себя основную нагрузку по разрушению промышленной инфраструктуры, то есть – нанесению экономического ущерба.

На море Европа тоже получила долю возмездия. Подразделениями морской пехоты были захвачены несколько военных кораблей в Баренцевом и Белом морях, которые были использованы для уничтожения морских нефтегазодобывающих платформ. Каждая выведенная из строя платформа оказывала эффект не меньший, чем ядерная боеголовка, сброшенная на натовцев. Потоки нефти устремились в морские просторы, сводя на нет попытки рыболовецких траулеров осуществлять вылов рыбы и всего остального, что можно выловить в море. Нефтяное покрывало плотно укутало берега Европы, добавляя свою толику сумятицы в общую ситуацию. Природа молча расплачивалась за грехи людей, терпеливо дожидаясь, пока они не накажут сами себя.

Довершающим аккордом «Справедливого возмездия» явилось то, что два высотных истребителя-бомбардировщика доставили ядерный фугас в Берлин. Как когда-то в 41-ом советские бомбардировщики доказали всему миру, что и они могут бомбить Германию, и не просто Германию, а её сердце – Берлин…

Брюссель – город не такой большой, как Берлин, и одной боеголовки хватило, чтобы стереть его с лица земли. Пять истребителей пробились через все рубежи ПВО и выполнили свою сверхзадачу. Летчиков, пилотирующих натовские самолеты, которые были выбраны для этой миссии, отбирали по всем укрептерам. Самолёты были двухпилотные, как и те, что полетели на Берлин, поэтому миссия устрашения Европы обошлась силам сопротивления в четырнадцать жизней лучших лётчиков. Так уж устроена жизнь, что для выполнения невозможных задач всегда отбирают лучших…

Боеголовка, упавшая на Берлин, попала в промышленный район. Экипаж истребителя просто вынужден был бросить уже неуправляемую машину туда, куда было возможно, лишь бы над Берлином. Второй истребитель взял на себя чертову уйму натовских самолетов.

Операция «Справедливое возмездие» не могла считаться законченной без ликвидации армий фашистских прибалтийских республик. Около 4000 кадровых военных было брошено в фашистскую Прибалтику. Нужно сказать, что Прибалтике и без того досталось от ядерных бомбардировок Питера и центральной России. Разрушений, конечно, не было, но радиационным облаком их слегка накрыло. Правительства Латвии, Эстонии и Литвы попробовали было выпросить у своих старших братьев по Евросоюзу какие-то там средства для ликвидации последствий радиоактивного заражения своих стран, но вместо финансовой помощи получили чуть ли не двадцатикратное увеличение воинского контингента со всеми вытекающими для местного населения «приятными» последствиями.

Появление в Прибалтике русской армии вызвало не просто панику, а животный парализующий страх. Причём не только у гражданского населения, но и у подразделений силовых структур тоже. Ведь до этого им приходилось в основном только разгонять демонстрации антифашистов. Они были просто не способны противостоять людям, у которых чувство ненависти переросло уже во что-то иное, находящееся вне понимания человеческого рассудка. А некоторым вообще казалось, что русских и пули то ли не берут, то ли облетают стороной. «Восставшие ангелы смерти» - как метко назвал их кто-то из местных католических священнослужителей... К тому же, несколько тысяч военнослужащих в прибалтийских республиках получили возможность вспомнить, что они не люди второго сорта… Русскоязычные офицеры и срочники примкнули к рядам Российской армии. Нужно было видеть глаза этих людей… Никто не заставлял их служить в армиях своих стран, но ведь нужно было как-то кормить свои семьи... С каким удовольствием каждый из них стряхнул с себя клеймо солдата страны с фашистской идеологией. Из этих бывших натовцев были сформированы местные отряды сопротивления, для которых на этой земле теперь было работы не меньше, чем Силам Сопротивления на территории России. Меньше чем за месяц три прибалтийские республики превратились из плацдармов для переброски сил натовцев на территорию России в форпосты Сил Сопротивления.

Прибалты получили возможность почувствовать на себе в полной мере, что такое террор и оккупация их территории русскими. Они ведь так долго и так упорно кричали об этом всему миру, рассаживая по тюрьмам тех, кто когда-то спас их Родину от уничтожения. И, если в Скандинавии часть военных подразделений была просто разоружена и взята в плен, то в Прибалтике никакого разоружения не было. У России, как у правопреемницы Советского Союза, особое отношение к фашистам… Личный состав армейских подразделений был просто обречен на полное уничтожение.

Ведь Россия Милосердная была уничтожена. Вместо неё Западный мир получил израненного разумного зверя, выжившего после, казалось бы, смертельных ранений. Сейчас этот зверь уже не цеплялся за жизнь всеми своими силами. Сейчас он уже крепко стоял на всех четырех лапах. Ноющие раны не давали ему ни расслабиться, ни на секунду, ни забыть и смилосердствовать, как это было прежде… Равновесие мироздания нарушилось.

Несколько сотен тысяч русскоязычного гражданского населения получили возможность взять в свои руки власть в Прибалтике. Это был один из очень немногих случаев в мировой истории, когда Высшая Справедливость проснулась и восторжествовала. А у коренного населения появилась возможность доказать, что фашистской идеологии придерживались только их правительства, а не сам народ. Время «второсортности» прошло – люди, живущие в Прибалтике, больше не делились на граждан и неграждан.

Впервые за три с лишним года территория от Мурманска до Норильска была очищена от захватчиков. Остановка европейцами военных действий дало возможность перегруппировать силы в Сибири и на Дальнем Востоке. Восточные укрептеры получили дополнительные силы – около 500 тысяч человек из Норильского и Кемеровского укрептеров выдвинулись на восток. Необходимо было охладить пыл американцев, которые решили воспользоваться удобным моментом и активизировали свою деятельность в надежде продвинуться на Запад.

Это ещё не означало конец войны, это был ещё совсем не конец. Но момент истины был пройден. Европа была вынуждена практически полностью остановить военные действия. И впервые за три с лишним года в радиоэфире прозвучали слова, обращённые к «Российскому военному правительству» как назвали его европейцы. В этом обращении они просили допустить самолет с их представителями на территорию Архангельского укрептера для ведения переговоров. Мог ли кто-нибудь в Европе три года назад подумать, что дело дойдет до переговоров с Российским правительством. Кто мог предположить, что эти люди не только и не просто выживут, но и в очередной раз преподнесут урок выживаемости и непобедимости всему миру. И, наконец, кто мог предположить, что Европа будет вынуждена униженно просить гуманитарной помощи у стран некогда «третьего» мира.

Европа так долго говорила об агрессивности русских, о русской агрессии, теперь она получила возможность увидеть, как эта самая агрессия выглядит. Завравшаяся, и заблудившаяся в своей псевдодемократии Европа получила русским кулаком по своим давно уже искусственным зубам. Её старший брат США мало чем мог ей помочь – самому бы по голове не получить. Да и не привык «дядя Сэм» напрягать мускулы, когда в кошельке дыра.

Европа опять показала всему миру, что она бессильна, когда по ней бьют железным кулаком. Что война на её территории для неё убийственна.

И было ещё совсем не ясно, чем закончится эта война для Европы и для России. Чудовищный план Западного мира по уничтожению России был почти реализован. Почти… Им не хватило самого малого – немного здравого смысла. Военная кампания по уничтожению отдельно взятой страны теперь уже перерастала во что-то гораздо большее…

-------

«Что это – чудовищное коварство или вынужденный шаг?» - Артемию по ходу чтения книги постоянно приходилось напоминать себе, что действия происходят 4000 лет назад. И оценку тем событиям нужно давать с объективной точки зрения, а не эмоциональной. «Теперь я уже не удивлюсь, если в конце рукописи они полностью уничтожат друг друга. Хотя… откуда же тогда взялись мы, если наши далекие предки уничтожили друг друга…»

Рассказ седьмой.
"Путь на Север"

Семён Северов не был кадровым военным, но как-то уж так сложилось, что именно он стал командиром одного из укрепрайонов, входящего в состав Архангельского укрептера. Он, конечно, служил в армии, но по своей инженерной специальности с армией никак связан не был. До войны. А когда война началась, то в течение первых нескольких месяцев он пробирался в одиночку на север, туда, где он вырос.

Человек он был сложный и крайне неудобный для разного рода людей-приспособленцев. Про таких говорят – правдолюбец, законник или просто - «осел упертый». Понятно, что никакой карьеры у него не сложилось. Семёну было не по душе всё то, что происходило в его стране в постсоветский период. Нужно ли говорить, что начавшаяся война для него не стала большой неожиданностью. Было очевидно, что с этой страной что-то должно было произойти, что должен был неизбежно наступить предел, за которым... О том, что было за этим пределом, Семён частенько размышлял, перебирая в голове различные варианты развития событий. Во всякие там вселенские катастрофы он не очень верил, больше склоняясь к более приземлённым, простым причинам, связанным с человеческим фактором... Например, со склонностью человека к расширению своих владений или увеличению уровня своего благосостояния...

Россия обладала слишком большими природными ресурсами и слишком большой территорией, чтобы жить в ладу с западным миром. Да и «культура» этого мира не предусматривала априори мирное сосуществование с культурой, диаметрально противоположной её постулатам.

Он видел всё, что сопутствует войне на уничтожение нации. Для каждого человека, не видевшего войны, фразы типа «ужасы войны», «лики смерти» и тому подобное звучат как обыкновенная банальщина. Очень немногим людям дано чувство стопроцентного сопереживания. Очень немногие могут лишь силой воображения представить себе, что чувствует человек, когда он горит, или когда по нему проезжает танк. Человеческий разум так устроен, что содержит в глубине сознания естественные предохранители, не позволяющие его носителю слишком усердно искать ответы на некоторые вопросы, на которые нет ответа в принципе, с человеческой точки зрения. Эти же ограничители не позволяют большинству людей слишком явственно рисовать себе картины ужасов, кошмаров, бедствий, дабы не сойти с ума. Преодолевать эти ограничители могут лишь некоторые. Люди с иным устройством психики. Семён Северов, безусловно, принадлежал к числу таких людей. Хотя человеком искусства он не был. Иногда только у него рождались стихи.

Война застала его на юге России, там, куда его забросила судьба. Натовцы перебросили на Северный Кавказ полтора миллиона человек для ведения наземной операции и последующей полной зачистки. Турки с арабами устроили так милую их варварским сердцам резню...

После объявления мобилизации Семён влился в ряды ВС РФ. Но его война в составе армейского подразделения продолжалась всего три дня. А дальше подразделение, к которому был приписан Семён, просто перестало существовать в результате ракетного удара. Между тем, оружие и костюм РХЗ у него остались. Идея командира роты о том, чтобы сдаться, поскольку дальнейшее сопротивление бессмысленно, Семену не понравилась. И он двинул на север. У него перед глазами стояли трупы его не состоявшихся армейских товарищей, развалины казармы и красная кричащая рожа ротного, убеждающая оставшихся в живых сдаться. Что-то подсказывало Семёну, что пленные натовцам не нужны. Да и не в привычках Семёна было тупое повиновение.

Первые несколько дней он находился в каком-то полусознательном состоянии. Он всё видел, слышал и чувствовал, но обыкновенный человеческий страх заставлял его действовать, руководствуясь желанием выжить. Ноги сами двигались, унося его всё дальше и дальше от того места, где его застала война. Двигаться приходилось в сумеречное и ночное время, обходя населенные пункты, лишь изредка заходя в них, чтобы пополнить запасы еды. Иногда приходилось заходить в разрушенные деревни, станицы, хутора, превозмогая желание закрыть глаза и заткнуть нос, чтобы не видеть нечеловеческие картины, которые можно было там увидеть, и вонь, нечеловеческую вонь от гниющих человеческих трупов.

Натовские дезактивационные команды не успевали убирать результаты трудов своих коллег из карательных отрядов по сплошной зачистке. Вид единичных гниющих трупов или в расстрелянных машинах по краям дорог в основном стал естественным российским пейзажем. Дезактивационные команды не обращали внимания на единичные трупы, они занимались только скоплениями, которые зарывали в полях, сгребая их в ямы экскаваторами, или сжигали прямо на месте, присыпая термитным составом, сжигающим тела дотла.

Северов шёл один, ему не с кем было даже просто поделиться мыслями об увиденном и пережитом. Полубессознательное состояние первых дней сменилось другим состоянием — осознанным. И это было ещё хуже. Первые месяц-полтора он был на грани безумия, но постепенно приходил в себя, по мере того, как у него вырисовывался план действий и цель, которая не давала ему пустить пулю в лоб – ведь это проще простого, учитывая окружающую действительность. «Взялся за гуж – не говори, что не дюж!» подзадоривал он себя.

Как-то раз он наткнулся на натовцев, которые в противогазах фотографировались на фоне обезображенных трупов. Им было весело. Они его не видели. Это были солдаты из одного из подразделений, осуществлявших зачистки. Пятеро рядовых и один сержант. Судя по языку – европейцы. Расстояние позволяло ему забросать их гранатами, но он решил не торопиться и выбрать позицию повыгоднее, чтобы в случае чего без проблем добить раненых или невредимых из «калаша».

Потом он не раз проклинал себя за эту неторопливость. Семён уже раскладывал пред собой гранаты, когда один из солдат вдруг нырнул в погреб и через несколько секунд вытащил оттуда девчонку лет 15. Остальные тут же переключили своё внимание с трупов на живую цель. Солдат содрал с отчаянно брыкающейся и кричащей девчонки одежду и, схватив её за волосы, бросил на землю. Он уже расстегнул штаны и собирался навалиться на нее, но тут девчонка изловчилась и угодила ему ногой прямо в пах. Солдат взвыл от боли и сложился пополам. Остальные взорвались от смеха над своим незадачливым сослуживцем. Семён уже вскинул автомат и прицелился, но солдат корчась от боли, все-таки выхватил нож и всадил его девчонке в живот. Семён бросил все гранаты, какие у него были – пять штук. Один за другим прогремели взрывы. Осколки застучали по стене, за которой Семён прятался. Спустя несколько секунд Семён вышел из своего укрытия и, трясясь от бешеной злобы, подошёл к солдату с расстегнутыми штанами, который, в отличие от всех остальных, остался жив. Осколки от гранат перебили ему правую руку и ранили в правую ногу. Солдат дико орал, не зная за что хвататься – за руку, висящую на куске кожи или за раненую ногу. Увидев Семёна, он попытался пошарить вокруг в поисках своего оружия. Семён дал очередь по здоровой руке. Подняв с земли натовскую штурмовую винтовку, он расстрелял весь магазин по рукам и ногам бывшего солдата. Хотя первой мыслью было – расстрелять весь магазин ему в живот. «Нет, ты будешь мучиться перед смертью! Может быть хотя бы так, через мучения, ты хоть на пару минут станешь человеком...» решил Семен, превозмогая желание добить его сразу.

Девчонка была мертва. Гранаты не пощадили и её. Хотя с ножом в животе она долго бы не протянула в любом случае без медицинской помощи, которой не откуда было взяться даже теоретически. Семён поймал себя на мысли, что ему очень хочется тоже сфотографироваться на фоне трупов натовских солдат, и разослать эти фотографии их родным и близким. Ему потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя, ведь так или иначе, но он мог спасти эту теперь уже навсегда неизвестную для него девчонку. И кто знает, как сложилась бы её судьба...

Похоронив девчонку, он в быстром темпе двинулся подальше от деревни – всё-таки он наделал много шума и его мог услышать кто-нибудь ещё.

Стараясь, по возможности, избегать столкновений с большими группами противника, Семён медленно, но верно продвигался всё дальше и дальше в сторону севера. Он не оставлял надежды когда-нибудь встретить на своем пути тех, кто также как и он не собирались терпеть чужаков на своей земле. Однажды он заметил в обмундировании натовцев костюмы РХЗ. Значит недалеко зона радиоактивного заражения. Это означало, что скоро ему придётся остановиться и серьёзно подумать над тем, что делать дальше, чтобы попасть на север. Костюм долго спасать от радиации не сможет, да и система жизнеобеспечения требует периодической замены дыхательных блоков. В одну из ночей Семён нашёл то, что искал.

Апрель 2018 года.

То, что это не натовцы он понял сразу. Натовцы так скрытно себя не вели. Он уже несколько дней шёл по лесу, не встречая никаких населенных пунктов. И вот, он явственно увидел перед собой, метрах в двухстах, очертания какого-то жилья и торчащую из земли башню танка. Судя по очертаниям башни - танк был российский. Рядом сидели два человека перед замаскированным костерком, судя по слабому отблеску, который давал огонь. «Дозорные» - определил вывод Семён. Только вот вопрос – как к ним подойти ночью? Они ведь долго разбираться не будут – пристрелят, а потом посмотрят. Пришлось дожидаться утра. Утром Семён некоторое время понаблюдал за лагерем, на который он набрёл. Оказывается, кроме танка там была ещё и БМД. А ещё были бетонные ДЗОТы и несколько накатных землянок. По лагерю ходили солдаты, на некоторых из них были надеты голубые береты. Семён, переведя дух и не скрываясь, нарочито громко хрустя ветками, пошёл к лагерю, при этом держа руки над головой. Громкая русская речь произвела должный эффект, и Семён невредимым и, самое главное – живым, подошёл к людям в лагере. Конечно, потребовалось некоторое время, чтобы объяснить, кто он и откуда. Появление Семёна вызвало, мягко говоря, удивление.

В лагере было 34 человека – 30 десантников и 4 танкиста. К этому времени на счету Семёна было уже 24 натовца, что вызвало уважение даже у вояк-десантников. Они быстро поняли, что сам тот факт, что Семён выжил и дошёл до них, говорит о том, что перед ними уже не простой гражданский, а готовая боеспособная единица личного состава как минимум. К тому же с серьёзными навыками разведчика и ведения партизанской войны.

- Ну, мужик, ты прямо как сталкер у Стругацких! – выслушав Семёна сделали вывод десантники.

Сравнение со сталкером заставило Семена на время задуматься — так ли много общего у того вымышленного персонажа всемирно известной повести и у него. «Того бы сталкера, да на мое место...» - невольно подумалось ему.

Десантники стояли на этом месте уже третий месяц. Уж слишком им приглянулись бетонные ДОТы, оставшиеся ещё со времён второй мировой. Хотя «стояли» - это не то слово, поскольку они постоянно «рейдовали» по близлежащей территории. А стратегическая задача и у них, и у Семёна была одна – продвигаться на север. Но в отличие от Семёна, у них был конкретный план - как эту задачу выполнить.

Конечно ни они, ни Семён не знали точно, что на севере концентрируются остатки армии и гражданского населения, но все на это надеялись.

Среди солдат Семён с удивлением обнаружил пленного, который оказался американцем. «Зачем он вам?» - откровенно удивился Семён.

- Да мы его случайно взяли, - с улыбкой начал объяснять здоровенный детина по имени Боря, - раздолбали три дня назад отряд зачистки. А этот вот... овощ, - кивнул Боря в сторону американца, которого как выяснилось, звали Боб, - оказался шибко везучим – его только контузило. А я боеприпасы начал собирать – смотрю – живой, гад. Ну и, в общем, решили взять его, порасспрашивать.., ну и так… поприкалываться. – Боря посмотрел на американца так, как смотрят на только что родившихся котят, которых и топить жалко и оставить нет возможности,- ну чё, овощ, выучил? - громко сказал Боря, обращаясь к пленному. Американец в ответ на это что-то быстро залопотал по своему, из чего Семён понял, что тот просил «дать ему ещё два дня».

Семён только теперь обратил внимание, что у американца, прикованного цепью за ногу к дереву, в руках какая-то бумажка.

- А что он учит? – откровенно удивился Семён

- Таблицу умножения.- Ответил Боря.

«Кто бы мог подумать, что у десантников может быть столь утонченное чувство юмора» - усмехнувшись подумал Семен.

- Когда выучит – дадим ему разучивать русский алфавит. Сделаем из него образованного человека, если успеем…

Семён не стал спрашивать, как долго они планируют оставлять его в живых. А может этот американец вообще выживет? Но в качестве кого? Как источник информации он больше не нужен, а пленных на этой войне не бывает. Мысли Семёна опять стали улетать куда-то в философские дебри. Он ещё некоторое время размышлял, глядя на американца, что должен сейчас чувствовать этот бывший «суперсолдат»… Понимал ли он смысл происходящего на этой земле? Что ему вбивали в голову в его стране, перед тем, как отправить на эту войну?

Надо сказать, что Семён успел вовремя присоединиться к десантникам, так как оставаться на этом месте вечно они не собирались. Рано или поздно их найдут и уничтожат. Просто тупо уничтожат сверху. Пред всеми стоял один вопрос – как пройти зону заражения? Как провести технику тоже было непонятно – где взять столько горючки? Но это был вопрос второстепенный. В конце концов, БМД и танк можно и должно было использовать в качестве оружия прорыва, для чего они, собственно, и были предназначены. Все вопросы сразу разрешились, как только удалось добыть подробные натовские топокарты местности с нанесенными военными объектами. Где и был обнаружен ещё советский военный аэродром. Теперь нужно было спланировать, как захватить транспортный борт с экипажем. А лучше два борта.

Судя по карте, километрах в ста пятидесяти на северо-восток находился этот самый аэродром, ставший теперь базой ВВС НАТО. У бронетехники на такое расстояние горючки должно хватить. Десантники с танкистами потратили несколько дней, чтобы определиться с подробным маршрутом. Разведгруппа прошла до самого аэродрома, чтобы точно убедиться, что там есть авиатехника.

Наступило утро, когда они выдвинулись. Перед тем как сняться с места, Боря отцепил от дерева американца:

– Беги, овощ...

Американец, который заметив, как десантники стали явно готовиться к маршу, подумал, что вот и пришел его конец — не станут же они его с собой возить. И когда его отцепили от дерева и здоровенный солдат махнул обращаясь к нему рукой, давая понять: «Свободен, иди куда хочешь...», то он, ничего не понимая, а скорее просто не веря в происходящее, остался стоять на месте. Он так и стоял, оторопело глядя вслед уезжающим бойцам облепившим две боевые машины, до тех пор, пока те не скрылись из виду, тогда уже он медленно сполз спиной по дереву на землю и беззвучно зарыдал... До своих ему было добираться не так уж и далеко.

Впереди опять шли разведчики, дававшие команду на движение танкистам. За бронетехникой двигались все остальные. Двигались довольно медленно – иначе нельзя было. Пройдя первые двадцать километров, разведчики нарвались на натовцев, которые перекрыли единственную дорогу, по которой могла двигаться техника. Пехотное подразделение на «хаммерах» и двух бронетранспортёрах поддержки. Плохо было то, что они не двигались, а значит, звук двигателя танка услышат заблаговременно. Гранатомётов в наличии у десантников не было, поэтому оставалось надеяться на гаубичные способности БМД. Пока она будет обстреливать место дислокации, остальные вместе с танком подтянутся на расстояние выстрела из стрелкового оружия.

БМД открыл огонь по пеленгу разведчиков. Остальные бойцы с максимальной скоростью стали продвигаться поближе к натовцам. Танк шёл сразу за ними. У Т-90 оставалось всего 20 снарядов. В предстоящем бою можно было потратить не более 10, остальные нужно было приберечь для штурма аэродрома.

Разведгруппа уже втянулась в бой, постепенно оттягивая натовцев поближе к подходящим остальным бойцам. Когда до места боя осталось метров 700, бойцы перешли на шаг, чтобы унять дрожь в руках- стрелять нужно будет быстро и прицельно. Танк же, наоборот, прибавил ходу. На полном ходу он пролетел линию обороны разведчиков. Необходимо было быстро убрать БТРы с их пушками.

БМД, прекратив гаубичный обстрел, пошёл на помощь танку. Натовцы хоть и видели на своих экранах, что на них надвигается что-то большое, были обескуражены видом вылетающего из лесу танка.

Первым выстрелом танк уничтожил первый БТР. Второй снаряд попал в «хаммер», оказавшийся на линии огня. В сторону танка полетели сразу несколько ракет. Противоракеты сработали вовремя, а активная броня скомпенсировала попадание из пушки БТРа. Т-90 ответил – БТР взорвался. Десантники, благодаря отвлекающему «полёту» танка, получили возможность вести прицельный отстрел натовцев пехотинцев. К тому времени из лесу выскочила и БМД, добавив ещё больше сумятицы в ряды натовцев. Меньше чем через 15 минут бой был закончен. Натовское подразделение, состоявшее из 6 «хаммеров», двух БТР и 90 человек личного состава было полностью уничтожено. Всё было бы хорошо. Да только десантники потеряли двух человек, и ещё трое были ранены. У танкистов водитель на время оглох на одно ухо.

Чтобы сэкономить время, могилы для двух убитых бойцов пришлось «рыть» гранатами.

Дальше пришлось двигаться в темпе, который могла позволить себе техника до самого аэродрома. Точнее, до подступов к нему. Остановились в руинах какого-то села километрах в трёх. Нужно было детально обследовать подступы к базе и то, что и кто есть на самой базе. Это заняло почти целые сутки. Задачка оказалась непростой. Десант – это конечно штурмовое подразделение, но штурмовать нужно было превосходящие силы противника. Без отвлекающих маневров не обойтись.

Наличие бронетехники задачу упрощало, но не настолько, чтобы предстоящий штурм объективно перестал быть безнадежным с точки зрения военной тактики.

Командир Т-90 капитан Морошков даже обрадовался, когда узнал, что ему придётся прорываться через пару новейших тяжёлых танков «Абрамс». Морошков с начала войны хотел помериться силами с хвалеными американцами. С израильским «Меркаба» ему уже встречаться приходилось. Он тогда выстрелил первым, поэтому так и не смог по достоинству оценить возможности этого танка. По всем правилам военной науки у Морошкова не было шансов выстоять против двух вражеских «одноклассников». К тому же у них полные боекомплекты, а у него 12 снарядов и последний комплект противоракет. В общем, сверхзадача у Морошкова была та ещё! Танки держали дорогу, ведущую к въезду на базу с южной стороны. Для Т-90 это был единственно возможный въезд на базу. К тому же оставлять эти танки без внимания нельзя было, чтобы они не перевели свой огонь на БМД. У БМД против них шансов не было даже в теории. Да и задача у неё была не легче, чем у танка. Боевая машина десанта должна была сначала подавить огневые точки по фронту штурма, а дальше оказывать огневую поддержку десантникам вплоть до самого самолета. Детали предстоящего штурма были оговорены, кроме одного момента – как быть с экипажем БМД и танка. Если они выживут. Троих раненых разместили в БМД, так что они должны были разделить судьбу экипажа. Условились на том, что бойцы будут ждать экипажи с техникой или без неё столько, сколько будет возможно – то есть несколько минут. Хотя все понимали, что для четверых танкистов и трёх человек экипажа БМД этот бой, скорее всего, будет последним. Все без исключения отгоняли эту мысль, а танкисты даже шутя спорили – влезет или не влезет их танк в брюхо «Геркулеса». Оставалось дождаться момента, когда экипаж будет в самолёте и самолёт будет заправлен.

И вот, наступил момент начала штурма. Заработала гаубица БМД. Морошков запустил турбины и пошёл на сближение с «Абрамсами». Штурм должен был быть стремительным, иначе «птичка» просто улетит. Экипажи «Абрамсов» отреагировали на выстрелы БМД довольно быстро, развернувшись в другую сторону от Т-90. Это был единственный шанс победить в этом поединке. Пока они не заметили несущийся на них русский танк, нужно было успеть подбить один из них. Расстояние 1500 метров. Выстрел! «Абрамсы», уже начавшие движение в сторону БМД, разом остановились и стали разворачиваться в сторону Морошкова. У «Абрамса» сработали противоракеты, или что там у него было. Выстрел. Есть попадание! «Абрамс» потерял возможность двигаться, но не стрелять. Второй американец выстрелил. Водитель Т-90 не хуже своего командира понимал, что нужно делать, поэтому маневр ухода позволил не тратить противоракеты на неуправляемый артиллерийский снаряд. Выстрел! Обездвиженный американец успокоился навсегда так и не успев сделать ни одного выстрела. «Половина дела сделана» - подумал Морошков. Расстояние 1100 метров. «Абрамс» выстрелил – Морошков успел залететь за холм. Выехав с противоположной стороны, он понял, что американец его ждал. Выстрел «Абрамса» заставил сработать противоракеты с правой стороны. Выстрел! Мимо. В «Абрамсе» сидели явно не чайники. Ответный выстрел «Абрамса» заставил сработать оставшиеся противоракеты. Расстояние 700 метров. В какой-то момент оба танка замерли друг перед другом. Как два средневековых рыцаря замирали перед тем, как пустить коней в галоп, чтобы через несколько мгновений врубить своё копьё в противника. Морошков видел в электронный прицел «Абрамс» совсем близко, казалось, можно было добросить гранатой.

Командир «Абрамса» тоже хорошо видел в свой прицел танк Морошкова. «Абрамс» был на несколько тонн тяжелее Т-90. И он уступал ему в маневренности. Командир-американец, в отличие, от своего коллеги в соседнем «Абрамсе», воевать умел. Ему уже приходилось видеть Т-90, подбитые в результате авиаударов. Встречаться же в бою не приходилось. После первой минуты боя американец на себе почувствовал, как, иногда, нелегко было германским «Кёнегстиграм» уследить за манёвренными советскими «34-ми». Тактико-технические характеристики Т-90 американцу были хорошо известны, и он знал, что лобовое попадание его снаряда «Абрамсу» фатального вреда скорее всего не причинит. Но вот если русский перебьет ему ходовую, то права на промах уже не будет.

А сейчас оба танка шли друг против друга, пытаясь при этом, зайти с фланга. «Абрамс» выпустил набортную ракету и выстрелил почти одновременно. Снаряд чиркнул по активной броне, взрыв оглушил экипаж. Водитель мастерски ушёл от ракеты, заставив взорваться верхушку холма. Выстрел! Снаряд ударил в лоб, если его можно было так назвать, башни «Абрамса» не пробив его. «Абрамс» ответил. Мимо. Экипаж БМД сообщил, что они уже на территории и пробиваются к самолёту. Выстрел! Есть попадание в гусеницу! Теперь американец может только крутить «головой». Морошков пытался как можно быстрее зайти «Абраму» в тыл и ударить в двигатель. Выстрел в корму! Всё, задача выполнена. Морошков поглядел на часы и не поверил своим глазам: с начала боя прошло всего две с половиной минуты.

Однако, отдыхать было некогда. Нужно было идти к самолёту. Осталось пять снарядов. Экипаж уже начал думать, что удастся улететь отсюда. Морошков вызвал БМД. Тишина. «Остаётся надеяться, что у них просто вышла из строя рация» - обнадёживал себя Морошков. Танк выехал на взлётку. Выстрел в «хаммер». Ещё сто метров навстречу своим. Тут Морошков увидел БМД. Горящий. Рядом с разбитой машиной горел кто-то из экипажа. Почти сразу Морошков увидел убийцу БМД – из-за ангара торчало дуло танка. Расстояние 200 метров. Выстрел в угол ангара, за которым прятался «абрамс». Остался последний снаряд. Американец выстрелил. Попал. Завыла аварийка, но танк продолжал двигаться, хотя что-то где-то явно горело. Выстрел! Снаряд попал в «грудь» американца. Морошков посмотрел на водителя – тот не подавал признаков жизни. Башня американца дернулась и стала поворачиваться в сторону самолёта, который был уже в руках бойцов. «Ах, ты ж падла живучая!» - пробормотал Морошков, садясь на место водителя. Т-90 понесся в свой последний рывок. 50 метров… 20 метров… Удар!.. «Абрамс» от удара развернуло и отбросило на несколько метров. Танк Морошкова подмял под себя его ствол и башню. В следующую секунду в стволе «Абрамса» взорвался снаряд, а спустя ещё мгновение раздался гораздо более мощный взрыв – сдетонировал боезапас американца, превративший оба танка в кучу рваного металла.

Пятнадцать оставшихся в живых десантников и Северов молча сидели вдоль бортов «Геркулеса». Ещё двое были в кабине пилотов. Радости от успеха невероятного штурма не было никакой. Во-первых, им не удалось вынести с поля боя тела убитых товарищей. Во-вторых, смерть экипажей танка и БМД… Ужасный и фантастический рывок Т-90, подаривший им всем жизнь и надежду на то, что кто-нибудь из них доживет до тех времён, когда Россия возродится из пепла.

Трофейный самолёт, сердито рыча моторами, уносил их на север.

Старший из десантников и по возрасту и по званию капитан Кошкин сидел в кабине лётчиков мрачнее тучи. Ему очень хотелось пристрелить оставшихся двух летчиков. Капитан Морошков был его старым другом. Да и остальные танкисты были для десантников «братками». Экипаж БМД сгорел в ста метрах от самолета, пробив им всем путь к нему. У Кошкина перед глазами стояли две картинки: дымящийся Т-90, врубающийся во вражеский танк, и горящее тело наводчика БМД рядом с горящей же машиной. «Да, конечно, на войне – как на войне, - утешал себя Кошкин, - но как же это… неправильно. Мы сейчас здесь, летим на север, а они – там лежать остались, точнее то, что от них осталось... Эх, мы думали-гадали, как нам сберечь людей во время штурма, а судьба взяла да и рубанула с плеча… Опять погибли те, кто больше всего заслуживал жизни».

Северов никак не мог себя заставить перестать думать о том, каково было сгоревшему экипажу БМД и танкистам, которых просто расплющило внутри танка. О чем они думали за секунду до тарана? О чем думал кто-то из экипажа БМД, продолжавший стрелять из пулемета в уже горящей машине, пока «Абрамс» не добил БМД вторым выстрелом. Семёну стало стыдно за себя. Ведь он, до сегодняшнего дня, считал себя чуть ли не героем. «Спокойно, Сеня, спокойно! – успокаивал он себя – у тебя ещё будет возможность ответить за них».

Бог войны был явно на стороне десантников, летевших в самолете. И лётчики даже и не помышляли сопротивляться, а наоборот, всеми своими действиями пытались расположить к себе двух русских военных, сидевших у них за спиной и скрипевших от злости и ярости зубами. Самолёт летчики хотели посадить на одном из военных аэродромов километрах в 200 от Архангельска. Десантникам такой вариант казался приемлемым, и самолет действительно сел там, где и планировалось. Бойцы сходу перебили немногочисленную охрану аэродрома, которая от неожиданности даже не успела воспользоваться бронетехникой. Самолет пришлось взорвать - больше он был не нужен. И с аэродрома нужно было убираться, и как можно скорее, пока здесь не высадился крупный десант или не прилетели ракеты.

Их сумасшедший план осуществился. Они перемахнули через зону заражения и теперь готовы были влиться в ряды Сопротивления. В том, что оно было они уже даже и не сомневались. Не могло такого быть, чтобы их товарищи погибли зря. Должна же быть хоть где-то, хоть какая-нибудь справедливость…

Брошенная бронетехника оказалась как нельзя кстати. Рассевшись по трем машинам, десантники направились подальше от аэродрома. Благо навыки управления бронетехникой были почти у всех. Напоследок дали несколько залпов по взлетке и башне управления полетами. Пилотов «Геркулеса» взяли с собой. Авось пригодятся ещё. Между прочим, у охраны аэродрома не было костюмов РХЗ, а это означало, что натовцы не стали уничтожать космодром «Плесецк». Ведь такие крупные стратегические объекты уничтожались ядерными ударами. Видно решили использовать его в своих целях. Это необходимо было исправить. Судя по оперативной карте, найденной в башне управления, космодром находился примерно в 50 км на северо-северо-запад. Не сговариваясь, решили идти туда. Хотя бы для того, чтобы выяснить, что там происходит. Если там у них уже «всё на мази», то его нужно было уничтожить. Ещё не хватало, чтобы натовцы запускали свои ракеты с нашего космодрома.

Топокарта оказалась очень подробной и довольно крупного масштаба, поэтому найти дорогу в лесу для техники особого труда не составило. Двигались особенно не скрываясь. Вряд ли натовцы ожидают встретить здесь российскую армию. Часа через два, когда до космодрома оставалось километров 10, техника остановилась. А вперед пошли трое бойцов и Семен. Двигались быстрым шагом, то и дело вслушиваясь и всматриваясь вперед и по сторонам. Должны же быть хоть какие-нибудь посты. Через час остановились, чтобы дождаться технику.

- Ну, что там, всё тихо? – сходу спросил Кошкин у сержанта-десантника, старшего разведгруппы.

- Пока тихо, но думаю, что через пару километров обязательно будет пост. Не может не быть. – Спокойно ответил сержант с говорящей фамилией Передрягов.

- Так, мужики, идёте вперёд, и, если натыкаетесь на пост, то тихо его ликвидируете. Слышишь, сержант, тихо ликвидируете. Если тихо не получается, то, возвращаетесь.

- Понял, командир. – Сержант коротко вскинул руку к берету, развернулся, и, махнув рукой остальным двум бойцам, направился в сторону космодрома.

Семён было дернулся с ними, но капитан придержал его за руку.

- Не надо, Семён, там сейчас нужно будет тихо работать, -сказал Кошкин и красноречиво похлопал по своему штык-ножу на поясе.

- А ведь действительно, ножом-то я работать и не умею. – Согласился Семён.

- Ничего, научишься! – улыбнувшись, подмигнул ему капитан.

Семён в этом даже и не сомневался.

Разведгруппа Передрягина так и не встретила ни одного поста. Точнее – ни одного живого поста. А вот следы боя в виде трупов натовцев они видели.

- Хмм, кто-то тут до нас постарался… Дня… два-три назад, - Передрягин пхнул носком ботинка уже несвежий труп натовца, - интересное кино…

- И заметь, Колян, их никто не убрал. А это значит… - начал было другой боец.

- А это значит, что те кто их послал либо тоже мертвы, либо очень сейчас заняты.- Передрягин посмотрел на своих бойцов, - а шума то не слышно… Короче, двигаем дальше!

Бойцы продолжили движение к космодрому. И через некоторое время увидели КПП и колючку. На КПП тоже были трупы. Передрягин взялся за рацию:

- Командир, у нас тут странные вещи происходят, - он рассказал Кошкину об увиденном.

- Посмотрите, что там происходит, а самое главное – кто там. - Ответил Кошкин,- похоже, в нашем желании захватить космодром нас уже опередили.

Спустя полчаса разведгруппа увидела постройки полигона. По полигону ходили люди. Они таскали какие-то ящики…В таких ящиках обычно хранят взрывчатку. Одеты люди были в форму российской армии. Хотя некоторые были в «гражданке».

- Мужики, ну это же наши! Больше некому здесь быть! Если это не натовцы, значит это наши, - боец с надеждой посмотрел на Передрягина.

- Да вижу я, что это - наши.., но это не значит, что увидев нас, они не откроют огонь. - Передрягин и сам был взволнован не меньше своих бойцов, но было бы очень обидно схватить пулю, от тех, кого они так долго искали.

- Короче, заходим в полный рост через центральный въезд. Шумим, кричим и так далее…

Потребовалось ещё минут сорок, чтобы пробраться к центральному въезду.

На КПП центрального въезда был выставлен наряд – четыре бойца. Десантники шли к ним так же, как не так давно к ним шёл Семён. Бойцы наряда, вскинувшие было автоматы, все-таки отреагировали на русскую речь и знакомую форму, опустив автоматы.

- Мы свои, мужики. Не стреляйте! Мы свои…

Спустя минуту, все семеро уже сидели в помещении КПП. Из штаба космодрома уже направлялся к ним кто-то из офицеров.

- Откуда вы здесь? – откровенно удивились солдаты из наряда, - ну гражданские на нас ещё до сих пор набредают, но вот чтобы военные…Как вы сюда добрались-то через радиоактивный пояс?

- Э-э-э, братки, долго рассказывать…- вы лучше скажите, что вы здесь делаете? Мы ведь собирались захватить космодром…

- А сколько же вас всего?

- Вместе с нами всего семнадцать на трёх натовских БТР. Свою технику потеряли в бою, когда самолёт добывали.

- Ну, вы блин, даёте! Как же вы собирались такими малыми силами атаковать семьсот человек натовцев!?- солдаты искренне рассмеялись.

Десантники молча переглянулись.

- Да ладно, пацаны, не обижайтесь. Давно воюете-то?

- С первого дня…

- Аналогичная фигня. –Кивнув головой ответил один из солдат, - а, вот, кстати, и Остапчук бежит, - показал солдат на торопящегося к ним военного, - вот ему сейчас всё и расскажете…

Остапчук оказался капитаном ПВО. Невысокий, слегка пухловатый человечек, с маленькими круглыми глазками. «Как же ты такой выжил то…»- подумал было Передрягин, глядя на капитана. А капитан, тем временем, сверлил их взглядом так, что хотелось загородиться от этого взгляда рукой.

- Старший сержант Передрягин, - представился Колян, и назвал своё подразделение.

- Капитан Остапчук, начальник штаба Северодвинского укрепрайона. - Ответил офицер. - Какими судьбами здесь, бойцы?..

Второй раз за последние десять минут услышанная информация сильно озадачила десантников. Они впервые услышали про существование укрепрайонов.

Спустя некоторое время подтянулись БТРы. Настороженность Остапчука сошла на нет, после того как он побеседовал с Кошкиным.

Как выяснилось, космодром был два дня назад отбит у натовцев соединением Сил Сопротивления из нескольких укрепрайонов Архангельской области, которые к этому времени уже были созданы. Космодром готовили к полному уничтожению. Наивно было полагать, что натовцы оставят ситуацию без внимания. Скоро космодром либо отобьют, либо уничтожат вместе с ними. Так вот, чтобы исключить это «либо» и было принято решение о его уничтожении.

Северодвинцы, среди которых было довольно много бывших гражданских, с нескрываемым интересом слушали, как десантники пробивались на север, как они верили в то, что на севере должно было быть организовано Сопротивление.

В тот же день минирование было закончено...

Боец-минер держал палец на кнопке пульта, а сам смотрел на Остапчука – ждал, когда тот даст отмашку. Капитан медлил, как будто надеясь на какое-то чудо... Все-таки не каждый день приходится взрывать целый космодром, да ещё военный. Поднятая рука капитана упала вниз... По земле пробежала дробная взрывная волна, чуть позже донесся такой же дробный гул взрыва. Тротиловые шашки, натовский арсенал и ракетное топливо превратили некогда гордость советской военной инженерной мысли в груду металлолома и железобетона.

Северодвинцы вместе с десантниками вернулись на свою базу. Но десантников, а вместе с ними и Семёна решили отправить дальше на север, в район Нарьян-Мара – там сейчас очень не хватало таких бойцов как в группе Кошкина. Натовцы регулярно высаживали там десанты, которые уничтожали поселения беженцев, у которых далеко не всегда хватало сил и опыта умело обороняться.

Так Семён и оказался в Нарьян-Марском укрепрайоне. Он, наконец, завершил свой путь на север. Там уже их пути разошлись — десантники во главе с Кошкиным остались для усиления центральной базы пока ещё несформированного укрепрайона, а Семен с ещё несколькими бойцами отправился основывать одно из небольших поселений в бескрайних просторах тундры. Фактически, потом, он этот укрепрайон и создал, собрал его из множества разрозненных полувоенных формирований.

Суровый климат Крайнего Севера хоть и был суров для всех – и для натовцев и для местных жителей и беженцев, но всё же эта земля будто пыталась помочь Сопротивлению. Все три года зимы выдавались очень снежные, накрывая жилища людей толстой снежной шубой, а короткое лето старалось скрыть землянки туманами. Семён очень любил эту суровую землю. Эту невероятно живучую, но также и невероятно ранимую природу. И этих людей, которые даже не будучи коренными жителями, будто пропитывались суровостью этого края, обретая какую-то внутреннюю силу, обретая так недостающее прежде единение с этой природой, несмотря на внешние обстоятельства. Семён не раз ловил себя на мысли, что на этой земле и умереть не страшно. Особенно если отдашь свою жизнь за этих людей. Наверное, несговорчивая судьба услышала его мысли…

 

-------

« Этот Семен… он действительно не так прост, как следовало бы быть варвару. Да нет! Что я такое говорю!? Он вовсе не варвар – ведь он выпал из своего социума, которому как раз и были присущи варварские черты. Эх, и почему я не стал психоисследователем… Может быть сейчас было бы легче. Ладно, хватит ныть. Как там говорил этот русский: «Взялся за гуж – не говори, что не дюж!». Артемий собрался с духом перед прочтением следующего рассказа.

Рассказ восьмой.
"Последний штурм"

Июль 2020 года.

После ядерного удара по 17 миллионной натовской группировке, многие небольшие подразделения натовцев оказались отрезанными от безопасных путей отхода на территории, остающиеся под контролем союзников. Как правило, это были разведроты, зашедшие слишком далеко в пределы укрептеров. Большинство таких подразделений были уничтожены. Некоторые, имеющие «бункеры», отошли в зону заражения, с тем, чтобы в дальнейшем уйти к своим. А некоторые, сознавая безвыходность своего положения, шли напролом в отчаянной попытке оттянуть неминуемый конец...

Война заставила Семена Северова очень быстро освоить военную науку. Жесткий характер, наличие нерядового интеллекта и приличного образования, неплохая физическая форма – что ещё надо, чтобы заслужить авторитет среди сослуживцев. К концу второго года войны он был командиром соединения численностью в полторы тысячи человек. Плюс две тысячи гражданских, то есть тех, кто в силу возраста или здоровья не в силах был держать оружие в руках. Так образовался Нарьян-Марский укрепрайон. Который, по мере того, как в него прибывали всё новые и новые люди с «земли», особенно в течение первых нескольких месяцев, прибавлял в численности населения. Стоит ли удивляться тому, что плотность населения на российском севере после начала войны возросла почти в два раза.

Перед началом операции «Справедливое возмездие» на территории района была сформирована 20 тысячная группировка, которая выдвинулась на юг, чтобы преградить продвижение натовцев на территорию укрептера. Группировка остановилась в трехстах километрах к югу от места базирования – дальше начиналась потенциальная зона радиоактивного заражения при начале операции.

Нужно сказать, что задача, поставленная перед соединением была сродни той, которую ставят перед смертником, оставленным прикрывать отход своих. И таких соединений по всему фронту было несколько десятков. Необходимо было удержать натовцев в зоне поражения. Любой ценой. Почти миллионная армия выдвинулась на юг, чтобы отодвинуть ядерный удар от своей территории, попутно сметая на своем пути небольшие вражеские подразделения вместе с техникой, авиабазами, базами снабжения и так далее. Значительная часть натовских сил, тем не менее, осталась за спиной буферной армии. Это было опасно, но избежать такой ситуации было невозможно.

Соединение Семёна заняло фронт в 150 километров. И теперь нужно было двигаться обратно на север, но уже не в таком быстром темпе, как несколько дней назад. Теперь необходимо было очистить территорию, которая была оккупирована три года. И пусть на этой территории почти не осталось местных жителей, и земля была заражена, но когда-нибудь в будущем, после войны, здесь снова вырастут ростки жизни.

Однако, натовское соединение, которое оказалось зажатым между зоной поражения ядерного взрыва и буферной армией, видимо выбрало смерть в бою – так у них оставалась хоть какая-то надежда выжить. Корпус Семёна уже третий день вел непрерывный бой с мотострелковым корпусом и пехотной дивизией, которая упорно перла на север и уже пробила брешь в обороне корпуса Сил Сопротивления. Но этим самым они лишь ещё больше втянулись в бой.

Соединение Семёна несло значительные потери – техники у него было раз в десять-двенадцать меньше, чем в натовской дивизии. Правда у них было штук пятьсот старых, ещё советских РПГ-7у 60-х годов прошлого века, «завалявшихся» на одном из военных складов. Без них остановить натовскую бронетехнику было бы крайне проблематично. Натовские танки и бронетранспортеры били прямой наводкой по позициям корпуса, пытаясь продвигаться вперед и вперед. Технику, одну единицу за другой, постепенно выжигали, но площадь боя растянулась километров на двадцать квадратных. Бой превратился в единичные дуэли между расчетами РПГ и бронетранспортерами или танками. Стрелковые подразделения тоже не собирались уступать друг другу. Тут и там взвода, роты, батальоны стягивали на себя силы противника, не обращая внимания на тактическую расстановку сил. Задержать. Не пустить!

Натовскую дивизию нельзя было пропустить дальше на территорию укрепрайона ни при каких обстоятельствах. Ведь там обороняться было почти некому – почти весь личный состав был брошен сюда, в буферную армию. Поэтому, к исходу третьего дня Семён отдал приказ о перегруппировке поближе к северу, чтобы опередить противника в его стремлении прорваться в укрепрайон. Ситуация стала складываться совсем уже не в пользу Сил Сопротивления. Сказался и ракетный обстрел, под который корпус попал буквально за час до ядерного удара, в считанные минуты сокративший численность корпуса тысячи на три человек. Натовцы, заметив перелом в ситуации на поле боя, поменяли тактику боя с чисто наступательной тактики прорыва на методичное уничтожение противника. Теперь они уже не прорывались сквозь кольцо окружения, а решили подавить противника на его позициях.

Семён был вынужден вызвать подкрепление из соседних укрепрайонов. Но вот когда эти войска смогут подойти? Ему все чаще стали приходить сообщения командиров «Иду в рукопашную!». Это означало, что в их подразделениях закончились боеприпасы и единственное и последнее, что они могли сделать — это атаковать врага с тем, что есть в руках — финка, штык-нож, лопатка... Все, что могло принести смерть врагу. И каждый раз это означало гибель остатков взвода или роты, ворвавшихся в натовские подразделения. Так или иначе, но задача корпусом выполнялась – противник задержан. И пока есть силы и патроны - будет сдерживаться. До последнего человека. До последнего патрона.

Бой происходил в лесистой местности, и хоть это сейчас было на руку Семёну — деревья ограничивали возможность маневра для бронетехники. Ситуация теперь была прямо противоположная той, когда бой только начинался – Силы Сопротивления после неизбежной перегруппировки оказались в клещах. На то, чтобы взять их в кольцо у противника сил уже не хватало, но этого и не требовалось; натовские командиры прекрасно понимали, что отступать русским некуда. Натовцы теперь просто обстреливали их из оставшейся бронетехники, стараясь не вступать в ближний бой, до тех пор, пока у бронетехники оставались боеприпасы.

Семен стоял на верхушке высокого холма вместе с несколькими солдатами и двумя офицерами и наблюдал в бинокль за тем, что происходило внизу. Ему было хорошо видно с этой точки всё поле боя, сократившегося теперь уже до какого-нибудь километра по фронту. Его корпус медленно, но верно погибал. «Что, суки, победу почуяли!? Хрена вам, а не победа!» - подумал Семён, стараясь, чтобы его мысли не отражались на нем визуально. Как бы ни были плохи дела, командир должен до самой смертной минуты сохранять спокойствие и холодный ум, иначе он просто не сможет думать и принимать правильные решения. От корпуса оставалось уже около восьмисот человек. Семён решил созвать оставшихся командиров, чтобы предложить им единственно возможный выход.

- Товарищи командиры, мужики.., вы все понимаете, что если мы будем отсиживаться на позициях, то нас здесь просто неминуемо перебьют. Мы в котле, который простреливается натовцами насквозь. Скоро они пойдут на штурм. Подкрепление от наших соседей будет через несколько часов. Свою задачу мы уже выполнили – в независимости от того, сколько мы ещё продержимся. Натовцев осталось тысячи четыре, и они будут уничтожены подходящим подкреплением. Но проблема в том, что они могут перестрелять нас здесь как куропаток до прихода наших… Видно такая уж судьба нам выпала — нарваться на эту бронетанковую дивизию...

- Нет, лучше в атаку... - не выдержал один из командиров. Было видно, что он смертельно устал, только глаза горели, как у сумасшедшего.

Было очевидно, что ни у кого и мыслях не было отсиживаться в этом котле, ожидая помощи.

- Ну что ж, если это общее мнение, - Семён при этих словах обвёл всех взглядом – уставшие командиры кивками давали понять, что также думают все,- то слушайте приказ. Через пятнадцать минут командирам собрать свои подразделения вот под этим пригорком. Штурмуем в южном направлении. Врубаемся в кольцо окружения и навязываем ближний бой. И держимся до последнего… Всё. Время пошло.

У Семёна было время, чтобы вспомнить всю свою жизнь. Не то чтобы он этого хотел, но воспоминания сами лезли в голову… Было совершенно очевидно, что этот штурм окажется последним для подавляющего большинства его оставшихся бойцов, а может и для него самого. Он смотрел на собирающихся в лощине бойцов, а думал о совсем другом…

Он не нашёл себе места в той, довоенной жизни, не смог реализовать свои способности и возможности. Его считали неудачником и «белой вороной». В те годы он постоянно и безрезультатно пытался кому-то что-то доказать. Он чувствовал себя вымирающим динозавром в том обществе. В том «нормальном» обществе, где не было войны, смертей, бесконечной борьбы за существование. В том налаженном и гладком мире он откровенно плохо себя чувствовал. Не в смысле физического существования, а в смысле духовной и нравственной наполненности того мира. В те спокойные времена он иногда даже думал о монашестве, но религия, в его понимании, не способствовала свободе мысли. Ведь религию придумали люди, а значит, ей свойственны и все человеческие недостатки. Хотя к людям, истинно верующим в своего бога, он всегда относился с уважением. Ведь это так важно, чтобы разум человека был освещен святой верой во что-либо или в кого-либо. Лишь бы эта вера не затмевала собственное Я человека. Иначе человек перестает быть разумным.

Он смотрел на людей, которые через несколько минут пойдут за ним на смерть. Они верили ему. Хотя он и привел их на смерть. Там, в мирной жизни, ему никто не верил и к его философствованиям никто не прислушивался. Здесь ему верили как самому себе. Здесь и сейчас его слово было законом. На протяжении двух с лишним лет он отвечал своей жизнью за жизни тысяч людей. За эти два с лишним года он сделал столько, сколько не смог сделать за всю свою довоенную сознательную жизнь. Неужели смысл его жизни заключался в том, чтобы дождаться этой чудовищной войны. Невольно напрашивался определенный вывод: выжили те, кто сознательно или подсознательно ожидали начала тотальной войны и, как следствие – слома существующей системы мироздания в масштабе одной страны, а те, кто всеми силами цеплялся за свое благополучие, благополучно же и сгинули в самом начале войны тем или иным способом. Хотя были и исключения.

Социальный состав людей, выживших в первые месяцы, был довольно разнообразный. И, конечно же, не всем удавалось сразу перестроить свою психику, привычки, да и всё своё естество. Семён вспомнил, как ему пришлось собственноручно расстрелять целую группу людей, появившихся в его укрепрайоне в одном из поселений.

Они сильно отличались от остальных беженцев. Как это им удалось - так подобраться один к одному в существующих условиях – история умалчивает. Но факт остается фактом – однажды в одном из поселений появились новые люди и сразу же буквально подмяли под себя всю деревню. Они очевидно не хотели жить по местному закону- «Кодексу укрепрайона». Они считали себя выше и главнее остальных… Каждый из них действительно был выше и главней остальных в той, другой жизни… Они полагали, что и здесь им удастся навязать свои законы выживания. Самим своим существованием они ставили под удар главные принципы Сил Сопротивления – принцип единства и сплоченности и принцип равенства. Причем, принцип равенства теперь не имел надуманной основы. Сейчас он был жизненно необходим, чтобы сохранить остатки российского народа как народа, а не множества отдельных лиц.

До встречи с ними у Семёна ещё оставалась надежда, что они поймут, что здесь и теперь так нельзя, здесь так невозможно жить… Но поговорив с ними буквально пару минут, ему стало понятно, что придется сделать ЭТО. Несмотря на катастрофическую нехватку людей. Отряд, прибывший вместе с Семёном, и поселенцы сообща разоружили их. Это оказалось не так уж и сложно сделать. Ведь эти шестеро были так уверенны в своих силах… Он вынужден был взять на себя роль палача, чтобы раз и навсегда дать понять всем – никакой анархии не будет, никакого расслоения по принципу «я – лучше, а ты – хуже» - не будет, никаких двойных стандартов – не будет. Таковы были реалии этой жизни в этих условиях. Потом Семён не раз думал об этом случае. Наверное эти люди просто до конца не осознали, что произошло… Недостаточная объективность в оценке происходящего – такое иногда бывает с излишне самоуверенными людьми. Но времени и возможности, чтобы ждать пока они поймут и осознают не было. В суровые времена – суровые законы.

Бойцы были готовы. Наверное кому-то было страшно, кому-то уже было все равно, лишь бы этот бой уже закончился, кем-то двигала безграничная ненависть к врагу… У каждого из этих почти восьмисот бойцов, измученных почти трехдневным боем, была какая-то своя причина, чтобы пойти на этот скорее всего последний для него штурм. Но каждый из них знал - то, что они сделали и сделают сейчас, было за гранью понимания тех, с кем они воевали.

Семён поднялся с пенька, на котором он сидел, пока остатки его корпуса собирались и готовились к штурму. Он вдруг понял, что сейчас он должен сказать главные слова всей своей жизни. Корпус ждал, что скажет его командир. Семен собрался с духом и сказал:

- Вы все уже сделали невозможное. Вы все уже стали героями. Я хочу, чтобы вы знали – мы идем на смерть не потому, что у нас нет другого выхода, а потому, что мы сильнее их. Сколько бы их там ни было. Сейчас мы ворвёмся в их ряды и покажем, как умирают те, о ком будут складывать легенды.- Незаметно для себя Семен перешел с громкой речи на крик. - Они боятся нас, потому что знают, что это — наша земля, и правда за нами. Правда одна – и она – наша! – Он поднял вверх автомат и, развернувшись в сторону штурма, махнул им: «Вперед!». Штурм начался.

Ему не суждено было узнать, чем закончился бой. Комиссар Нарьян-Марского укрепрайона погиб через двадцать минут после начала штурма.

Они шли в свою последнюю атаку молча, без криков ярости, без традиционного «Ура!». Свою ярость они несли на кончиках штык-ножей в своих железных ладонях. Крики ярости затмевают страх перед смертью в атаке... Им больше неведом был страх... Их лица были лицами смерти, они несли её в ряды врага, заставляя кричать солдат противника, при виде молча идущих на смерть то ли людей, то ли порождений дьявола, то ли божественных ангелов мщения. Сама смерть в высшем её предназначении была их союзницей в этой последней атаке... Его бойцы продержались ещё почти четыре часа, до того самого момента когда в бой вступили подоспевшие силы с соседних укрепрайонов.

Из восьмисот штурмующих в живых остались меньше двухсот. Натовцы, не выдержав натиска подкрепления, начали отходить… «Не та жила, однако, у натовца то» - сказал кто-то из бойцов с характерным северным «оканьем», глядя вслед отходящему противнику.

Спустя несколько часов остатки натовского соединения были окружены и уничтожены подошедшим подкреплением.

Они нашли тело своего командира после боя.

– Он говорил, что хочет побывать в том месте, которое считал своей Родиной... - сказал кто-то из бойцов. - Это место осталось отмеченным у него на карте... Надо бы похоронить его там...

Бойцы открыли планшет мертвого командира и развернули одну из карт, на которой маленьким кружочком было отмечено место на берегу океана. До этого места было километров четыреста с лишним пути, но это для них не могло явиться препятствием для исполнения святого долга, даже если бы им пришлось идти пешком...

В этот же день пятеро бойцов на одной из уцелевших вертушек довезли тело командира до того места, где до войны был его родной поселок...

Увидев, кого привезли прилетевшие на вертолете бойцы, люди молча столпились вокруг носилок с телом.

- Вот и наш комиссар отмучился... - тихо с горечью говорили женщины...

- Ничего-о... натовцы за его смерть не одной тысячью смертей своих солдат поплатились... На славу повоевал наш комиссар... - негромко говорили мужики.

Место под могилу нашли быстро — сопка, стоящая чуть в отдалении от остальных метрах в двадцати от берега, послужила и могилой и надгробием. Издалека никто бы и не сказал, что это место не просто сопки на берегу, а — кладбище. Только свои знали, что это за место...

Невдалеке от сопки под которой, похоронили Семена, находилась другая сопка, в которой был похоронен другой боец Сопротивления - четырнадцатилетний мальчишка...

Морской прибой шумом своих волн и северный ветер своим могучим дыханием шептали свою извечную песню ещё одной навеки поселившейся на этом берегу душе.

------

«А ведь как красиво сказал этот Семен – «…покажем, как умирают те, о ком будут складывать легенды…» - дико, но красиво». Артемий, казалось, начал уже привыкать к бесконечному кошмару этой рукописи. «Да, силе духа этих людей можно было только позавидовать…» - он поймал себя на мысли, хотя это было невероятно, что начинает испытывать к этим людям чувство, похожее на симпатию… И ещё он почувствовал, как гравитаб начинает его успокаивать. «Ладно, ладно, умник, сам разберусь со своими эмоциями» - подумал Артемий. Гравитаб это, естественно, сразу же уловил, и, подчиняясь воле человека, прекратил свою «подрывную» деятельность в сознании Артемия, при этом, не переставая следить за психо-эмоциональным состоянием человека.

Рассказ девятый.
«17 мая»

Апрель 2017 года. Генерал Манфред фон Франкфурт устало бухнулся в кресло в своём гостиничном номере. Это чудовищное по своей сути и содержанию совещание, наконец, закончилось. И это решение было принято.

Генералу не хотелось сейчас думать о том, начало чего они сегодня положили. И не потому, что он устал. Он чувствовал себя причастным к чему-то грязному, в высшей степени аморальному - как будто он сделал нечто такое, за что он обречен на вечное осуждение и презрение со стороны... со стороны кого?.. Со стороны людей? Со стороны Бога?.. Но на Бога генерал уже давно не надеялся, да и как можно надеяться на того, в кого не веришь? А люди... Люди ведь, по большому счету, везде одинаковы, и чем дольше он жил, тем больше понимал, что людям больше свойственны звериные черты. Достаточно большой дозе адреналина или какого другого гормона попасть в кровь, и... Нормы морали и нравственности замещаемы. Замещаемы так, как это удобно человеку с его точки зрения. И, несмотря на прописываемую самому себе индульгенцию, генералу было гадко на душе...

На часах было уже 22:12, но спать генералу этой ночью точно было не суждено. И как в подтверждение этому раздался телефонный звонок. Звонил один его знакомый учёный-филолог, который не так давно поселился в доме напротив. Не то, чтобы они были большими друзьями, но частенько беседовали на разные темы. «Что он делает в Брюсселе?» подумал генерал. Ученый, обычно человек мягкий и обходительный, теперь, судя по интонациям голоса, был настроен решительно. «Мне бы сейчас такую решительность» - ухмыльнулся генерал. Учёный просил встречи прямо сейчас. Генерал попытался было отложить разговор на завтра, сославшись на позднее время, но ученый был непреклонен. Генерал натолкнулся на железобетонный аргумент ученого – «Да бросьте Вы, генерал, все равно Вы не заснете этой ночью после сегодняшнего совещания». При этих словах учёного у генерала уже возник интерес – откуда учёный узнал об итогах секретного совещания? Откуда он вообще узнал о секретном совещании в штаб-квартире НАТО.

Совещание, о котором говорил ученый, должно было, безусловно, стать историческим в дальнейшем. На этом совещании был окончательно утвержден и согласован план операции «Смерть медведя».

Главным вопросом на этом совещании было то, как начать войну? Чем её «оморалить»? Ведь должна же быть какая-нибудь весомая причина… Как ни старались собравшиеся, но ничего умнее или оригинальнее банальной провокации придумать не удалось. На то, чтобы определить жертву, то есть страну, по которой Россия якобы нанесёт ядерный удар, много времени тратить не пришлось. Тут почти единогласно сошлись на Грузии. Толку от этого новоиспечённого члена НАТО было ровным счетом никакого. Сплошные расходы. Поэтому решили выгодно использовать геополитическое положение этой несчастной страны. Хотя были предложения использовать в качестве жертвы какую-нибудь прибалтийскую страну, но… все-таки это почти Европа… В итоге, в качестве объекта провокации выбрали Грузию, а в качестве предмета – ядерный тактический заряд, который должен быть взорван над Тбилиси. Естественно, что согласовывать эти намерения с грузинским правительством никто не собирался.

Провокация должна была быть стопроцентно убедительной для мирового сообщества. А что может быть боле убедительным, чем ядерный взрыв, пусть даже малой мощности.

Для того, чтобы всё выглядело естественно и смотивированно, перед ударом была запланирована очередная вылазка грузинских войск на близлежащие территории за пределами страны, что провоцировало Россию на ответные непропорциональные действия.

Так начиналась операция «Смерть медведя».

Генерал договорился встретиться с учёным в близлежащем кафе через пятнадцать минут. На встречу он так и пошёл – в форме и при всех регалиях. Зайдя в кафе, он обнаружил, что ученый его уже ждал за столиком. Коротко поздоровавшись, генерал сел напротив своего оппонента. Учёный смотрел на него каким-то странным взглядом – в нем читалась и надежда и обреченность и что-то ещё… Руки ученого нещадно терроризировали салфетку – он сжимал её то в одном, то в другом кулаке, как будто пытался выжать из неё воду.

- Вы хотели о чём-то поговорить, Ульрих… - начал генерал.

- Да..., да, генерал, я хотел с Вами поговорить… - было заметно, что ученый сильно волновался и пытался тщательно подбирать слова, - я хотел поговорить с вами о будущем.., о будущем всего человечества или, как минимум, Европы.

- Ого!- генерал удивлённо вскинул брови, - сегодня мы будем говорить о геополитике с философской точки зрения. – Попытался пошутить генерал.

- Генерал, Вы знаете, что такое кольцо Мёбиуса?- не обратив внимания на усмешку генерала, продолжил ученый. – Вижу, что знаете… - ученый взял полоску бумаги, свернул её соответствующим образом и показал генералу. – Вот, видите, Ваши глаза говорят Вам, что поверхностей две, а на самом деле – одна. А применив некоторые положения высшей геометрии и математики тут можно «рассмотреть» больше двух поверхностей. Так же устроен и наш мир – на вид он биполярен или многополярен, а на самом деле – он единообразен. И попытка уничтожить или вычленить из него что-то ни к чему не приведёт, в конечном итоге…- ученый сделал паузу, как будто собираясь с мыслями.

Генерал сразу понял, к чему клонит учёный, он почувствовал, что у него начинает болеть голова. А ученый продолжил:

- Россия – это не просто какая-то страна на востоке с почти неисчерпаемыми природными ресурсами, - это целая часть света. Такая же часть света, как Африка, Азия или Америка… Что мы получим, уничтожив её?.. Как Вы думаете, генерал? Ведь Россия, несмотря ни на что, остаётся противовесом нашему западному миру. И это нормально. Это не просто нормально, это естественно… Скажите, генерал, а что бывает, когда кто-то или что-то пытается изменить что-то естественное? Молчите?.. Тогда я Вам отвечу! А в таком случае естество мироздания просто восстанавливает равновесие. Это значит, что даже если вам удастся уничтожить физически Россию, то есть её население, то постепенно, а может и не постепенно, подчиняясь незыблемым и нигде не написанным законам естества мироздания, где-то на нашем шарике, а может и на территории опять той же России возникнет этот самый противовес… Как Вы думаете, генерал, геополитическими катаклизмами какого масштаба это всё будет сопровождаться? - генерал попытался было что-то сказать, но ученый прервал его – Молчите, генерал, молчите, я ещё не всё сказал. Второй раз я это всё повторять не буду, поскольку вы всё равно сделаете то, что задумали. Так вот, ваш западный мир сожрёт сам себя, и на его останках, смешанных с останками России, вырастет что-то иное. Каким будет это иное – я не знаю… -Ученый некоторое время помолчал, потом продолжил – Я хочу, чтобы вы все – военные и политики – усвоили одну простую вещь - уничтожение России приведёт к возникновению огромных, фатальных проблем. К сожалению, когда человек очень сильно хочет есть он превращается в животное. Вот теперь я сказал всё, что хотел. На этом позвольте с Вами проститься.- Ученый встал из-за стола, оставил на столе денежную купюру, и, кивнув генералу, направился к выходу.

Генерал так ничего и не сказал во время этого «разговора» с учёным. Да и что было говорить?.. Ведь всё было именно так, как он говорил. По крайней мере, в настоящем… Генерал ещё некоторое время продолжал неподвижно сидеть, глядя куда-то в пустоту. Воображение рисовало ему картины недалекого будущего…, того будущего, которое теперь уже неминуемо наступит 17 мая.

Он больше никогда не видел этого ученого… Он исчез также незаметно, как и появился.

17 мая наступило спустя месяц после встречи генерала с ученым…

17 мая 2017 года. Утро. Москва.

Обычный день пятнадцатимиллионного мегаполиса. Люди как обычно, по утрам, торопились каждый по своим делам. Бабульки потихоньку выползали из своих нор-квартир во дворы домов, на лавочки, чтобы как всегда поругать политиков с чиновниками, да посудачить о том, кто, куда, зачем и с кем…

Мамы и папы разводили-развозили своих чад по школам-лицеям-детским садам и тому подобное. Народ частично толкался в общественном транспорте, а частично портил себе нервы, сидя в личном транспорте, в неизбежных утренних пробках…

И мало кто придавал серьёзное значение словам ведущих выпусков новостей разных телеканалов о продолжении крупнейших учений НАТО на Украине, в которых на этот раз принимали участие больше полутора миллионов человек… К такого рода учениям, которые проводились то в одной бывшей республике СССР, то в другой, люди в России за последние пару лет уже привыкли… Даже в генштабе министерства обороны, казалось, свыклись с той мыслью, что натовские войска обложили Россию со всех сторон. Конечно эта ситуация постоянно анализировалась, обсуждалась и так далее… Конечно политики пытались что-то там урегулировать со своими «западными коллегами». И все в стране сходились на той мысли, что ничего катастрофического в этой ситуации нет. «Не начнут же они войну, в самом деле…» - думали обыватели. Хотя некоторые военные аналитики и не понимали — зачем для учений натовцы притащили ракеты с ядерными боевыми частями, как докладывала разведка... Это в официальных беседах. А в неофициальных... Никто из соображающих людей в правительстве, в разведке и в оборонном ведомстве не сомневались в том, что это не просто учения... Но даже если бы этой горстке людей удалось бы как-то повлиять на официальное мнение центральной власти, то и это бы сильно не повлияло на дальнейшее развитие ситуации — страна уже была прижата к краю пропасти. Обороняться России уже было нечем, оставался лишь небольшой арсенал тактического ядерного оружия средней и малой мощности, которого было явно недостаточно для нанесения ответного удара. Разве что для превентивного удара... Но ведь бить-то пришлось бы по территориям официально дружественных республик... Конечно, вслух такой вариант даже не обсуждался на многочисленных заседаниях правительства, совета безопасности и так далее...

В общем, всё в стране и, в частности, в Москве шло своим чередом – купцы богатели, чиновники жирели, народ по большей своей части старался этого не замечать и жил своей жизнью.

Расчеты РЛС и ПВО конечно заметили множественные баллистические и небаллистические цели. Несколько тысяч ракет разного класса и с различными боеголовками устремились к Москве.. Большая часть их была сбита в верхних слоях атмосферы, но у средств ПВО просто не хватило оперативных возможностей отработать все цели…

Люди на улицах успели заметить ослепительные, невозможно ярко-белые вспышки в небе… Детишки в восхищении вытянули ручки в их направлении. Чудовищная реальность нереальности происходящего – большинство детей, увидевших вспышки, мгновенно умерли с чувством восхищения от увиденного. Огромный мегаполис был стерт с лица земли за несколько минут. Да, в этой войне всё было гораздо проще и быстрее…

Народ в метро подумал, что это очередной теракт или энергетический коллапс. Вагоны метро замерли. Свет потух везде – и в тоннелях и на станциях. Люди, скопившиеся в метро, ещё не знали и не понимали, что объективно им повезло остаться в живых после ядерной атаки на поверхности. Субъективно же, судьба продлила этим людям мучения – кому на несколько дней, кому на несколько месяцев, а кому на несколько минут. Осознание произошедшего приходило не сразу, постепенно. И по-разному. Ведь все люди – люди, и у каждого свое восприятие действительности…

Те единицы, кто с первых же минут поняли, что произошло, тоже вели себя по-разному. Одни пытались найти входы, норы, лазы или что угодно другое куда-нибудь поглубже, под землю, туда, где не достанет радиация. Они пытались вычлениться из орущей, беснующейся толпы, рвущейся наружу. Другие пытались что есть сил и голоса остановить людей, рвущихся на поверхность. Инстинкт самосохранения действовал по-разному… Но результат его действия в условиях обезумевшей толпы людей был предсказуемо фатален в подавляющем большинстве случаев. Инфразвуковые колебания, которые под землёй ещё более усилились, добавили ужаса и сумятицы. Первая волна людей, выбравшихся, выкарабкавшихся из невероятной давки на спасительную, как им казалось поверхность, натолкнулась на сверхжесткое ионизирующее излучение и обжигающий жар от расплавленного железобетона, асфальта и расплавленных остовов машин на проезжей части. Альфа-излучение в считанные мгновения расплавило кожу на людях, бета-излучение наживую жарило их мышцы, гамма-излучение превращало их внутренние органы в радиоактивный вареный ливер, а кости и костный мозг в такую же радиоактивную труху. Ещё живые, но уже фактически трупы, кто-то просто падал на расплавленный, дымящийся асфальт, а кто-то пытался спуститься обратно под землю, но напирающая снизу толпа людей не давала им это сделать. Так продолжалось до тех пор, пока люди, стремящиеся наверх, хорошенько не разглядели тех, кто пытался вернуться под землю, и ужас, гнавший их из-под земли, сменился животным страхом перед смертью на поверхности. Безумный разум толпы развернул её в другую сторону, добавив этим самым раздавленных тел на лестницах и замерших эскалаторах. В этом безумном хаосе-вихре смерти выжили не те, кто были сильнее, а те, кто сумели подчинить свои инстинкты холодному разуму. Таких набралось немного.

Спустя двое суток в живых осталось всего несколько тысяч москвичей. Облученных, не верящих в происходящее людей, притаившихся в тоннелях метро и канализации. Спустя несколько недель в живых осталось несколько сотен.

Из зоны заражения выбрались всего несколько десятков человек. Судьба их осталась неизвестна.

После подавления военных объектов и, особенно, объектов ПВО, начался массированный обстрел территорий с наибольшей плотностью населения баллистическими ракетами с неядерными зарядами и средствами авиации. Бомбрадировки длились несколько недель. Людям, живущим в селах и деревнях ненадолго, но удавалось пережить тех, кто жил в городах — нанести единовременный удар по всем населенным пунктам огромной России невозможно было никакими силами. Но все в стране запомнили день 17-го мая.

Все крупнейшие города России в той или иной мере подверглись ядерному удару. Санкт-Петербург, как символ русской непобежденной стойкости, также был уничтожен полностью, даже несмотря его близость к западной границе. На Северном Кавказе и Дальнем Востоке ядерные заряды были из чисто экономических соображений заменены на химические. Жертв среди населения от этого меньше не стало. Но уничтожению Москвы было уделено особое внимание. По мнению натовцев, узнав о полном уничтожении своего города-символа, оставшиеся в живых россияне совершенно упадут духом, и не смогут оказать организованного сопротивления. Они не знали, что у русского человека есть ещё понятие своей Родины, своей малой Родины. Они не знали, что это понятие у нас разительно отличается от их понимания этого слова…

------

…Шок…

 

Рассказ десятый.
«Дед»

 

С самого его появления в их укрепрайоне поползли слухи, что Дед пришёл к ним из Москвы. Но все знали, что в Москве не выжил никто. И как-то так вышло, что никто его толком, до сегодняшнего дня, и не расспрашивал – откуда он пришёл, и действительно ли он – последний выживший москвич.

Андрею Казимировичу Туровскому, а именно так звали Деда, сейчас было уже семьдесят, что само по себе было почти невероятно, учитывая условия жизни. А точнее – условия войны. И слухи о том, что он – москвич, придавали этому человеку чуть ли не мистический образ. Несмотря на свой возраст, он всё ещё принимал участие в боевых операциях. И сейчас, он и ещё несколько бойцов отдыхали после очередного боя. Слово за слово, разговор зашёл о родных местах.

- Слушай, Дед, ну, с нами всё понятно – мы все из разных мест, а вот насчет тебя… Ну неужели ты действительно из Москвы? - боец, лет сорока, которого звали Игорь, замолчал и выжидающе посмотрел на Деда.

Дед понял, что настал момент, когда ему нужно рассказать свою историю…

- Правда, братцы, правда… Я был одним из очень немногих, кто выжил… - обреченно покачав головой ответил Дед. На него сразу посыпался град вопросов.

- А, правда, что в Москве уровень радиации после бомбёжки был как в ядерном реакторе?

- Как же вы там выжили? Где жили? Чем питались?..

Переждав, пока град вопросов утихнет, Дед продолжил:

- Насчет радиации… я не знаю, какой был уровень, если бы я это выяснил, то сейчас бы здесь не сидел… Я несколько месяцев не вылазил на поверхность.

- Так как же вы там жили?

- Ну-у, братцы, в подмосковном, в прямом смысле этого слова, подземелье есть столько всего. Нужно было только всё это найти. Но нам повезло – мы повернули в правильном направлении и попали в нужный тоннель, который привел нас на какой-то склад или резервное хранилище. Там было всё.

- Представляю, как вы обрадовались, когда нашли еду…

- Да-а, найти еду – это было хорошо, но, вы не поверите, мы гораздо больше обрадовались, когда нашли всякие разные горючие смеси и вещества.

- …?

- Не верьте тем, кто говорит, что крысы не боятся радиации. Буквально в первые же часы крысиное население в подземелье увеличилось в несколько раз. А поскольку запасов продовольствия на поверхности не осталось в принципе, то искать еду крысы стали под землёй. А еда – это мы.

- Да, это попадалово! – воскликнул кто-то из молодых бойцов.

- Наверху – верная смерть, а внизу – борьба за жизнь. Борьба за то, чтобы не быть съеденным. Крысы – существа очень организованные. Как оказалось, они умеют организовывать засады на людей. Единственное эффективное средство борьбы против них – огонь. Чем мы и пользовались, чтобы не стать едой.

- Вы всё время говорите «мы». А сколько вас было?

- Сначала сформировалась группа из девяти человек. Из них четверых съели крысы. Хотя мы старались не ходить по одному. Но от случайностей никто не застрахован.

- А как же вы там ходили… ну… по нужде…

- А так и ходили – по двое. Один стоит с факелом, а другой делает в это время свои дела. Потом меняются местами. Только так. Не уподобляться же животным. Не могли же мы гадить там, где жили, ели, спали.

- Кстати, а где вы жили? Что это было за помещение? Там что, крыс не было?

- Нам повезло, что хранилище представляло из себя изолированный железобетонный бункер с замкнутой системой вентиляции. - Дед нарисовал перед собой в воздухе круг.

- Да, насчет вентиляции – это вам повезло. Крупно повезло, - один из слушателей одобрительно покачал головой.

- Ну! В советские времена объекты министерства обороны строили с десятикратным запасом прочности, - Дед сам был инженер-строитель по специальности, и знал, что говорил, - думаю, если бы мы набрели на этот бункер лет, эдак, через пятьдесят, то система жизнеобеспечения была бы там по-прежнему в работоспособном состоянии.

- Да там, наверное, и оружие имелось. – Сказал Игорь скорее утвердительно, чем вопросительно.

- А как же! - Дед вытащил свой «стечкарь».

- Так это оттуда!?

- Да-а..., - Дед любя погладил по затвору свой пистолет, - удобная и крайне полезная вещица.

- А «эсвэдэху» где надыбал? - Не унимался Игорь, которого хлебом не корми, дай только поговорить об оружии.

- Это отдельная история…- Дед заметно погрустнел при этих словах, - если бы не эта винтовка, то после выхода из подземелья я бы умер на второй день.

- А что за люди были в вашей группе?

- Да разные люди… Трое мужчин, вместе со мной, и две женщины. Это из тех пятерых, которые дожили до того момента, когда мы покинули наш бункер. А среди тех четверых, которых съели крысы, был даже один банкир.

- Как же это он в метро-то попал!?- вопрос прозвучал почти хором – бойцы искренне удивились данному факту.

- Решил избежать пробок на дорогах – спешил куда-то. С чемоданчиком всё своим нянчился…

- А в чемоданчике-то, наверное, «бабки» были?

- Мы тоже так думали… А потом, когда его крысы сожрали… Ну, в общем открыли мы его кейс…

- Ну, и …

- Учредительные документы там были. Банка его. Полный кейс бумажек. Куда он их вез? Зачем он их хранил? Ведь не мог же он не понимать, что это всё… Уму не постижимо… Хотя мужик-то он, в принципе, был неплохой… - Дед замолчал на некоторое время, но слушателям очень хотелось дослушать его историю до конца. Кто знает, может следующего раза не предоставится…

- Погоди-ка, ты сказал «когда мы ушли из бункера»…

- А, ну да, да… Два месяца мы прожили в нашем убежище. Пока в один прекрасный день крысы не нашли или не прогрызли лазейку в наш бункер… В общем, отбились мы насилу. Но с этой сытной квартирки пришлось съехать.

- Слушай, Дед, а вы там не пытались найти других людей?

- Пытались, конечно, но всё тщетно. До определенного момента… Иногда нам казалось, что мы вообще остались одни в этом мире – мы и крысы. Хотя умом мы понимали, что где-то в этом подземном мире есть ещё люди. И через некоторое время мы в этом убедились.

- Это когда вы ушли из бункера… -уточнил всё тот же молодой боец.

- Настал день, когда мы ушли из бункера. Люди ведь не хомячки, мы не можем долго сидеть под замком в клетке. Как бы вы себя чувствовали, живя несколько месяцев в одном помещении под землёй, зная, что на вас охотятся мелкие, но очень многочисленные хищные твари. Крысиное соседство сильно давило на психику. Их постоянный несмолкаемый писк и скрежет их коготков действовали на нервы круглосуточно. Иногда казалось, что мозги сейчас лопнут. Особенно тяжело приходилось женщинам, которые просто с ума сходили от этих крысиных концертов. Нам приходилось буквально удерживать их от того, чтобы они в порыве ярости смешанной с приступом временного безумия не вырвались наружу, став обедом или ужином для многотысячеголового хора крыс. Так продолжалось в течение первых двух недель. Потом человеческая психика более менее адаптировалась. У нее просто не было другого выхода. Сработали защитные механизмы человеческого сознания при поддержке животных инстинктов. Как люди, живущие в непосредственной близости от аэродрома или железной дороги, привыкают к постоянному шуму и грохоту, также и мы привыкли к крысиному присутствию. Не до такой степени, конечно, чтобы не обращать на них внимания…

- А ведь мы сейчас все в таком положении. Только клетка у нас побольше, и охотники не с зубами, а с автоматами. – Горькая правда, сказанная вслух бойцом, заставила и Деда и всех слушателей замолчать. Наступила более чем красноречивая тишина. Никому особенно не хотелось говорить о том, что всё оставшееся население в России находилось сейчас в положении загнанной дичи. Но любопытство взяло верх над грустными мыслями всех собравшихся и вопросы продолжились.

- Ну а что было дальше, как вы вышли на чистый воздух из Москвы? Вам нужно было километров 300 преодолеть, чтобы выйти из зоны заражения.

- Если вы думаете, что я сейчас скажу, что-то вроде: «…Мы нашли подземный ход, который ведёт из Москвы куда-нибудь в Архангельск… Который вырыли ещё во времена монголо-татарского нашествия». И так далее… Конечно, нет. Может быть и есть такие ходы где-нибудь, но мы ничего такого не нашли. Все получилось гораздо прозаичнее.

- Это как же?- не унимались слушатели.

- Когда мы вынужденно ретировались из нашего убежища, то направились в том направлении, которое мы меньше всего изучили. Ведь, несмотря на своё осажденное положение, мы каждый день проводили разведку местности, проходя все дальше и дальше, отмечая свой путь. Так вот, захватив с собой столько горючки, сколько можно унести, мы стали пробивать себе дорогу сквозь крысиные полчища. Это был путь в никуда, как нам тогда казалось. Четыре дня мы шли, пока не наткнулись на кирпичную стенку. Стенка как стенка, но только вот кладка была совсем свежая. Недолго думая, мы решили пробить эту стенку - терять-то нам было уже нечего. Отыскав какие-то железяки, мы несколько часов по-очереди долбили эту стену, которая оказалась довольно толстой. Долбили до тех пор, пока не пробили в ней лаз, который вел в железобетонный коридор. Хотя, в принципе, в подземелье почти всё состоит из железобетона, но этот коридор отличался тем, что в нем горел свет. Мы поняли, что нашли людей. Коридор вывел к железной двери. К капитальной такой дверище бункерного типа.

- Военные… - сделал вывод один из слушателей.

- Совершенно верно, едва мы начали долбить в эту дверь, как раздались звуки механизмов, открывающих её.

- И как вас встретили?

- Нельзя сказать, что вояки были сильно удивлены. Они слышали, как мы пробивали кирпичную стену.

Нужно сказать, что военные, на которых они набрели, числились на службе в генеральном штабе министерства обороны. Именно этой организации и принадлежал этот бункер. А точнее – бомбоубежище высшей степени защиты и жизнеобеспечения. Всего военных было сорок два человека.

Деду показалось странным одно обстоятельство – военных было всего сорок два человека, но ведь в генштабе наверняка служили в десятки раз больше людей. куда же делись остальные? На этот вопрос военный в чине полковника, оказавшийся здесь главным, грустно улыбнувшись, ответил:

- Куда делись, спрашиваете? Вы знаете, а ведь среди этих сорока двух человек почти нет семейных. Семейных только трое. И семьи их находятся не в Москве. Понимаете?

- Да, кажется, я начинаю понимать. Все остальные ломанулись к своим семьям, когда поняли, что на Москву летят ракеты, которые уже не остановить...

- Точно так. Ведь к нам стекалась вся оперативная информация в режиме реального времени со всех расчетов ПВО. Когда мы поняли, что всё, конец, оставалось буквально пару минут подлетного времени. К этому моменту в нашем учреждении только и остались те, кому некого было спасать в Москве. К этому времени уже не было связи с ПВО и пришли данные о взрывах в Питере…

- А те, кто бросился спасать свои семьи…

- Да, пепел…

- А как же это они так вот все бросили и побежали, - спросила Елена – одна из двух женщин из тех пятерых человек, что пришли к военным, - ведь вы же военные, да ещё в генштабе…

- Эх…, милая девушка, поверьте мне, если бы эти ракеты можно было поймать руками, то я бы первым побежал на улицу их ловить. – Седой полковник тяжело вздохнул и продолжил. – Войну в воздухе или как её еще называют «баллистическую войну» мы проиграли ещё до того, как начали взрываться ядерные боеголовки. Не учит ни хрена нас наша история, извините, - с досадой стукнув кулаком по столу, сказал полковник.

- Так это что, получается, что они разбомбили всю страну!? Вся страна превратилась в радиоактивный пепел!? – в голосе Елены звучал откровенный ужас.

- Скорее всего, они нанесли удары по крупным городам, военным объектам, промышленной инфраструктуре. Им ведь нужны наши территории и ресурсы, а не радиоактивная пустыня площадью семнадцать миллионов квадратных километров.

- Но это же и означает, что им совершенно не нужно наше плохо контролируемое население… - сделал вывод Виталий – тот самый, кто обратил внимания на участок свежей кладки в стене.

- Да, и это тоже верно…

- Подождите, ну нам ведь объявили войну или что-то вроде этого…

- Никакого официального объявления войны не было. Нас просто решили стереть с лица планеты Земля.

В ответ на эту фразу полковника наступило довольно долгое молчание. Нужно было переварить этот факт.

Спустя некоторое время вновь заговорил Дед:

- Как, по-вашему, сколько народа осталось в живых… в нашей стране?

- Если они раздолбали все крупные города, а при бомбежке военных и промышленных объектов зацепили еще и сельскую местность, то - миллионов 20-30, но это по состоянию на первые дни. Сейчас населения стало еще меньше. Ведь, если я хоть что-то понимаю в военной тактике и стратегии, после ядерного удара наступит фаза наземных операций…

- Во время которых подчищают то, что не доделали бомбы. – Закончил за полковника Виталий.

Они ещё долго говорили о том, что произошло с ними и со всей страной. Ведь и Дед и те четверо, пришедшие к военным вместе с ним, были людьми гражданскими, и им подсознательно хотелось в лице полковника и остальных военных в бункере увидеть тех, кто поможет им выжить, кто защитит их. Но что можно ожидать от горстки военных, оказавшихся в таком же жалком положении, что и те, кого они призваны защищать… Все вместе они могли прожить в этом бункере несколько лет при выполнении определенных условий. Но что это будет за жизнь? Добровольное, но, в то же время вынужденное заточение. У сидящих в тюрьме преступников, по крайней мере, есть уверенность, что они с большой долей вероятности выйдут на свободу в конце своего срока заключения. А какая надежда была у этих людей?

Дед со своими товарищами по «крысиному подземелью» пребывали у военных уже почти два месяца. Странное это было времяпрепровождение. Никому особенно не хотелось выходить за пределы бункера, но все как один хотели убраться отсюда, вырваться на свободу, ощутить прикосновение солнечных лучей. Да, в конце концов, лучше умереть с оружием в руках, чем постепенно чахнуть в подземелье. Да вот беда – воевать было пока не с кем. Фаза армейской операции, видимо, до Москвы ещё не докатилась и живой силы противника на поверхности пока не наблюдалось. В этом у военных была возможность убедиться – они каждый день совершали вылазки на поверхность в костюмах РХЗ. Вместе с ними иногда выходили и гражданские. Период радиоактивной зимы уже прошел, и солнце уже было видно. Хоть какая-то радость в этом сошедшем с ума мире.

В один из дней Дед тоже напросился выйти наружу.

- Так вот как выглядит апокалипсис. – Негромко сказал Дед, когда выбрался из какого-то люка, распрямился и огляделся вокруг.

- Русский апокалипсис, - добавил кто-то из военных, вылезших на поверхность следом за ним.- Ну как, Андрей Казимирович, узнаете Москву?

Дед покосился на свой штатный радиометр; тот показывал уровень три рентгена в час – тысяч в сто раз больше допустимого уровня радиационного фона.

- Не волнуйтесь, - военный увидел, как Дед косится на радиометр, - этот костюм выдерживает уровень до тридцати рентген. Запомните этот люк, собираемся здесь через час. Нам нужно проверить кое-что, а Вы можете побродить тут… Кстати, как Вы думаете, на какой улице мы сейчас находимся? - военный махнул рукой своим людям и они вслед за ним направились по своим делам.

«А действительно, где это мы вылезли?» - подумал Дед. Он осмотрелся повнимательнее. Вокруг были только кучи железобетона разной высоты. Ветер носил по улицам облака то ли пыли, то ли золы с пеплом, которые оседали на костюме Деда. До него, вдруг, дошло, что эта пыль когда-то была людьми. Руки сами стали стряхивать её с костюма. Дед испытывал в этот момент странное чувство – чувство стыда, смешанное с отвращением. «Как это всё-таки странно – мне стыдно за то, что я остался жив. Хотя я не шел, в прямом смысле, по головам, пытаясь выбраться из давки. Мне просто повезло выжить…». Внезапно, порывы ветра стихли… И Дед впервые в своей жизни услышал мёртвую тишину. Звукоулавливатели его костюма не передавали ни единого звука. Нулевой уровень шума, почти как в открытом космосе. Только здесь этот нулевой уровень был рукотворным. Он пошел налево, туда, где виднелась какая-то продолговатая яма или ров. Подойдя поближе, он понял, что это не яма и не ров, а бывшая Москва-река. Только воды теперь здесь не было.

- Господи, не могла же вся вода испариться? - ужаснулся вслух Дед. Он совсем забыл про включенную внутреннюю связь и вздрогнул, когда услышал голос лейтенанта-военного:

- Скорее всего, именно так и произошло. Кстати, Вы сейчас стоите на Кутузовской набережной.

- Значит, вот эти оплавленные груды камней – это Кремль… Выходит, Москва просуществовала 870 лет...

На этот раз ответа не последовало, видно военные уже занялись своими делами. Деду, вдруг, расхотелось бродить по этим руинам некогда «лучшего города Земли». Ему захотелось обратно под землю, лишь бы не видеть всего этого. Он понимал, что это чувство долго не продлится. Что когда он спустится, ему вновь захочется наружу. И ещё он вдруг понял, что не сможет и не хочет сидеть под землей и чего-то ждать. В этот момент он принял решение: «Нужно будет поговорить с полковником – не откажет же он старику в последнем желании» - подумал Дед и направился к люку. Ему пришлось подождать некоторое время, пока подойдут военные.

- Алексей Иванович, - обратился Дед к полковнику сразу, как только снял костюм, - у меня к Вам разговор.

Полковник сидел за столом и разбирался с какими-то бумагами и схемами. По нему никак нельзя было сказать, что он находится в состоянии постоянного стресса, как и все остальные здесь. «Железный человек! - подумал Дед, - такого ничем не пробьешь».

- Я Вас слушаю, Андрей Казимирович, - полковник оторвался от бумаг.

- Я хочу уйти… Уйти совсем. – Дед сразу решил начать с главного, без всяких прелюдий.

Полковник посмотрел на Деда. По его лицу можно было прочитать целый ряд эмоций, испытанных за несколько мгновений - от удивления и непонимания до обреченного согласия.

- Вы безусловно умный человек и своё решение конечно же обдумали. Я не вправе Вам приказывать... Но я не могу не спросить - куда Вы пойдете?

- Интуиция подсказывает мне, что надо идти на север. Да, да, я понимаю, что это равносильно самоубийству. Но ведь, так или иначе, все мы здесь приговорены… Вы рано или поздно примете свой последний бой… каким бы он ни был. Но сейчас и передо мной и перед вами - неизвестность.

Они могли бы долго говорить на эту тему. Идти - не идти? Да зачем? Да почему? Но если люди понимают друг друга, то лишние слова не нужны. Полковник с Дедом поняли друг друга.

- Вы пойдете один или с кем-нибудь из ваших?- полковник кивнул в сторону четверых людей, стоящих неподалёку и наблюдавших за их разговором.

- Я уже говорил с ними на эту тему… Я пойду один. - Сказал Дед, как отрезал.

- Ну, что ж, во время последней вылазки мы нашли транспорт. Мы вывезем вас как можно дальше за пределы Москвы. Тем самым Ваш путь по зараженной территории сократится. Хотя это всё в теории, - полковник развел руками, - Вы же понимаете…

Весь остаток дня Деда готовили к своей одиссее. Военные выделили ему двухнедельный паёк концентратов, оружие, запасные элементы жизнеобеспечения к костюму РХЗ, медикаменты. Его научили как всем этим пользоваться. Военные готовы были дать ему всё, что угодно. В том числе, ему дали и радиомаячок, который, работая на спецчастотах, функционировал до тех пор, пока бьется сердце носителя. К тому же, Дед должен был переключить частотный диапазон маячка в том случае, если он выберется из зоны заражения. Это дало бы понять оставшимся в бункере людям, что, во-первых, не вся Россия превращена в радиоактивное кладбище, а, во-вторых, что у Деда появился шанс выжить, и он, возможно, найдёт других людей.

Утром следующего дня Дед был готов к выходу в неизвестность. Последний раз простившись со своими «коллегами» по подземелью, он вместе с четырьмя военными выбрался наружу в том же месте, что и в первый раз. Часа полтора они шли к тому месту, где в подземном гараже военные нашли транспорт.

Как такового транспорта в различных подземных помещениях сохранилось довольно много, но вот работоспособного – почти не было. Электромагнитные импульсы, сопровождавшие ядерные взрывы, раз и навсегда выели из строя всю электронику на многие сотни километров вокруг. А взрывная волна заставила сдетонировать пары бензина в баках многих машин. Но военным удалось отыскать обыкновенный УАЗик-«буханку», который был во вполне работоспособном состоянии.

Часа три они пробивались по руинам Москвы в северном направлении. Иногда приходилось выходить из машины и расчищать дорогу от расплавленных остовов машин и обломков строений. Полбака бензина хватило километров на сто пятьдесят. Москва уже закончилась. Вид за окном изменился, но с той лишь разницей, что руины сменились на сгоревшие деревья и кучи оплавленного кирпича стали поменьше.

- Ну вот, Андрей Казимирович, дальше начинается Ваш путь.- Все вышли из машины. Лейтенант передал Деду вещмешок со снаряжением. Остальные трое последний раз осмотрели его костюм и проверили, хорошо ли закреплено снаряжение. – И вот ещё, это Вам полковник приказал передать, - лейтенант открыл заднюю дверцу УАЗика и вытащил оттуда СВД. – Это его винтовка. Именная. Как ей пользоваться Вы знаете. Берите, берите… Пригодится.

- Спасибо, братцы… - Дед почувствовал, что у него к горлу подступает ком.

- И не забывайте про концентраты – Вы должны принимать их по три в день разного цвета. И радиопротектор…

- Спасибо тебе, сынок, я всё помню… - Дед мягко прервал лейтенанта. – Прощайте, братцы. Кто знает, как оно обернется… может ещё… - он запнулся и часто заморгал повлажневшими глазами. Он вовсе не считал себя героем-одиночкой, он был обыкновенным пожилым человеком, попавшим в такие обстоятельства, которые требовали быть сильнее и решимее.

Дед пожал руки четверым военными и, не оборачиваясь, стал удаляться от них в сторону своей неизвестности…

Уходя все дальше и дальше от бойцов, он чувствовал, что они смотрят ему вслед. Он шел, не оборачиваясь, глядя вперед, как в пустоту… Через некоторое время он услышал, как заурчал двигатель УАЗика. Шум двигателя становился все тише и тише и, наконец, пропал совсем. Теперь Дед был совсем один в этом мертвом и смертельно опасном мире.

Дед замолчал, то ли задумавшись, то ли вспоминая свой путь из мертвой Москвы к людям.

- И сколько же ты шел, Дед? – не унимались слушатели.

- Что-то устал я... пойду, подышу свежим воздухом. – Дед будто и не слышал вопроса. Он поднялся, опираясь на свою винтовку, и вышел наружу из убежища.

- Да-а, досталось нашему Деду. Кто из нас смог бы вот так вот в одиночку… Через зону заражения, не зная, куда идёшь, что там тебя ждет, кто там тебя поджидает…

- А все-таки, интересно, как он до нас добрался. Ведь отсюда до Москвы больше двух тысяч километров…

- Потом расспросишь. Дай человеку отдохнуть.

Все понимали, что Дед рассказал далеко не всё. Этот несгибаемый старик имел в отряде непререкаемый авторитет и уважение, хотя и не был ни командиром, ни заместителем.

Он стоял недалеко от входа в убежище и смотрел в ту сторону, откуда полгода назад ноги принесли его сюда. Прошло уже целых полгода, а он всё никак не мог поверить, что дошёл и выжил. «Странно, - думал Дед, - на этой войне так легко умереть, а меня, старика, судьба почему-то сберегла. Видно нужен я ещё в этом мире…». Он часто думал о тех, кто остался в том бункере, под генштабом: «Что с ними стало? Как долго они продержались? Да и держались ли они вообще… Может, просто вышли все разом наружу... Или все как один в одном бою…».

Он выжил, и, несмотря на свои семьдесят, всё ещё держал в руках оружие. Он держал его за всех тех, кому не повезло выжить в ядерном пламени. Он держал его на праве живой легенды -- последнего выжившего жителя города-символа…

--------

Первая часть книги закончилась. Артемий с Платоном сидели молча. Не потому, что им нечего было сказать. Наоборот. Их сознание было переполнено. Мнемочип кроме собственно текста создавал еще и видеоряд, образованный на основе ассоциаций, возникающих в сознании читателя. И это усиливало впечатления. Платон впервые в своей жизни сидел с угрюмым выражением лица. И, что характерно, они, не сговариваясь, заблокировали обмен мыслями. Такое нужно «переваривать» индивидуально, наедине со своими мыслями. «Какие чудовищные противоречия: дикое, безрассудное варварство и способность к милосердию по отношению к своему врагу, животная жестокость и в высшей степени человеческое самопожертвование… И опять так много новых, непонятных и забытых слов и понятий: Москва, Питер, УАЗик-«буханка», бензин, фашизм… Нет, что-то в этих людях такое было…» - ход мыслей Артемия прервал заговоривший Платон.

- А я не верю ни единому слову в этой книге, - Платон говорил быстро и отрывисто, - этого просто не могло быть. Всё это просто вымысел автора. Кстати, неизвестного автора. Ну, подумай сам, Артемка, даже учитывая всю дикость и варварство тех времен, ведь у тех людей, очевидно был разум, ведь мы знаем, что уже в более ранние периоды у них было довольно развито искусство и культура. К тому же, если они были такими безумцами, то они должны были уничтожить друг друга сразу, как только они научились делать устройства, расщепляющие, либо наоборот синтезирующие атомные ядра. А ведь они научились это делать где-то лет за сто до времени описываемых событий. Ненависть, агрессия, войны – да, всё это у них было, но это никогда не приводило к тотальному уничтожению какого-либо народа или национальности… Хотя, мы так мало знаем про те времена… Подумать только – эти люди – теоретически являются нашими предками. Нет, нет, я не могу поверить в реальность описываемых событий… Извини, я пойду к себе. Мне нужно ещё подумать…

Платон ушёл к себе и Артемий остался наедине со своими мыслями. Через прозрачный сегмент стены он видел, как Платон настраивает параметры своего жилища – у него явно что-то не получалось – дом принимал то один, то другой вид. Платон был зол и вымещал свою злость на своём же жилище. Наконец, остыв, он остановился на одном из вариантов и вошел внутрь.

Артемий пытался поставить себя на место тех людей. Как бы он вел себя на их месте в тех условиях. «Нет, современные люди слишком сильно отличаются от тех. За прошедшие 4000 лет произошли тотальные бесповоротные изменения в психологии, морали, поведении людей. Наше мышление теперь в принципе не способно воспринять и адаптироваться к тем условиям. А может… Ведь никто не пробовал… Безумная мысль мелькнула и погасла как вспышка в сознании Артемия. Ведь и сейчас есть люди, которые видят то, что было тысячелетия назад. Точнее, их разум выдает такие картины, но это ещё не значит, что это всё было на самом деле». Вспыхнувшая и погасшая было мысль, теперь горела слабеньким огоньком, причиняя беспокойство такому ровному и отлаженному сознанию человека 61 века. «Понять… просто попытаться понять…». Артемий не заметил, как уснул. Гравитаб, уловив разрушительные для сознания эмоции своего хозяина, постарался мягко их нивелировать, посылая успокоительные импульсы в нейроны головного мозга Артемия. Однако, то, что ему, Артемию, снилось, совсем не было похоже на релаксационные образы. Как умная машина – гравитаб - ни старалась, но ей не удалось обхитрить сознание человека. Артемию снилось всё то, что ему рисовало его сознание наяву.

Он видел горящих в ядерном пламени людей, он видел мальчишку, истекающего кровью на берегу моря, пока его соплеменники ведут бой, он видел, как две железные машины со страшной силой врубаются друг в друга, взрываясь и превращаясь в бесформенную груду металла… Казалось, протяни руку, и ты сможешь помочь этим страдающим и умирающим людям… Вот только как помочь? И кому помочь? Ведь на войне не бывает правых или неправых. Ведь если два разумных человека довели ситуацию до конфликта, то виноваты они оба. Ну, это же так естественно… «Да, естественно, для нашего мира…» - Артемий уже проснулся. И опять же по прихоти гравитаба, уловившего «неправильный» сон Артемия. У Артемия даже возникла мысль отключить успокоительную функцию у гравитаба, но, подумав, он решил пока не делать этого – его сознание пока ещё плохо воспринимало нереальные ужасы рукописи. Если бы эту рукопись прочел просто обычный человек, а не ученый-археолог с серьёзной исторической подготовкой, то он бы, в лучшем случае, просто не понял бы смысл описываемых событий, а в худшем ему бы потребовалась принудительная коррекция полученной информации – явление очень редкое и крайне печальное для этого сверхразумного общества.

Идея, возникшая у Артемия, не давала ему покоя уже не первый день. Технически это было вполне осуществимо, но существовал запрет. Использовать это разрешалось только в абсолютно исключительных случаях, и не на такое большое временное расстояние. Это был один из тех очень редких случаев, когда требовалось разрешение для того, чтобы что-то сделать или предпринять. И это было вполне обоснованно, ведь речь шла о вмешательстве в иные временные слои. И это был тот случай, когда требовалось лично явиться в Совет Сообщества. Советники должны прочесть это. Но прежде, Артемий решил посвятил в свои планы Платона. Он уже собрался было выйти на улицу, но тут стенка распахнулась, и появился Платон:

- Слушай, Артемка, вот, что я подумал… - сходу начал Платон, но уловив мыслеобраз, посланный Артемием, остановился не закончив фразу и посмотрел на того так, как смотрят на человека решившего воспользоваться правом преждевременного ухода из жизни…

- Но ты же понимаешь, что это смертельно опасно!- Платон сделал останавливающий жест вездесущему гравитабу.

- Но ведь ты же сам говорил, что не веришь всему этому кошмару,- Артемий, улыбаясь, смотрел на своего друга, - мы открыли миру эту реликвию, и нам, то есть, мне, нужно выяснить всё до конца. Да, я понимаю, что ты не сможешь отправиться со мной, да этого и не потребуется – ты нужен будешь здесь. И тебе тоже предстоит проделать немало работы. Ты займешься обеспечением моего пребывания там. Ведь мне нужно будет войти в то общество, а для этого потребуется много всяких нужных вещей в тех условиях. Не мотаться же мне постоянно туда-сюда. К тому же, необходимо будет просчитывать варианты развития событий. Погибать-то я там не собираюсь.

- Ну, спасибо хоть на этом! Кстати, а Аливия знает?- зачем-то понизив голос, спросил Платон.

В ответ на это Артемий лишь тяжело вздохнул. Он уже дважды получал сегодня её мыслеобразы, но так и не решился ответить, а это значит, что скоро она будет здесь. «Уж что-что, а отношения между мужчиной и женщиной вряд ли сильно изменились за прошедшие четыре тысячи лет…» - усмехнувшись, подумал Артемий. Хотя, на самом деле, упоминание об Аливии заставило его немного взгрустнуть – ведь ему придется какое-то время жить без неё, совсем без неё… И расстраивать её конечно же ему совсем не хотелось. В последнее время он всё чаще и чаще подумывал о том, чтобы связать свою жизнь с этой чудесной женщиной. Но он был ещё и ученый, и его святой обязанностью было познание нового, неизученного. А значит, он должен сделать то, что задумал.

- Эй, дружище, ты где сейчас? – Платон вытащил Артемия из раздумий.

- Слушай, Платик, побудь здесь. Скоро прилетит Аливия… Может, ты с ней поговоришь, подготовишь, пока я не вернусь…

- Ладно, давай, лети в свой Совет… - Платон опустился в гравитаб.

Артемий отправился в Совет, взяв с собой гравитатор и мнемочип. Он не сомневался, что его желание отправиться в потерянную эпоху, чтобы открыть миру тайны древних стран, найдет понимание у Советников. Ведь эти люди – кладезь мудрости. Но он, конечно же, волновался – вдруг все написанное в книге – это и в самом деле вымысел автора, и он попадет в совершенно другие реалии, невозможные для физического существования в принципе. Во время этих своих раздумий-гаданий он уже двигался по длинному матово-белому коридору, ведущему к двери, за которой его уже ждали Советники. Незаметно для себя он подошел к самой двери. Причем, это была самая настоящая дверь, крепящаяся к дверной коробке с помощью металлических петель. Наверное, это была последняя подобная конструкция на планете Земля. Он вошел и сразу передал свои личностные данные Советникам, как того требовали элементарные правила приличия. Дальше следовало вести прямой разговор.

- Итак, Артемий, вы просите предоставить Вам пространственно-временной шлюз, который должен отправить Вас более чем на четыре тысячи лет назад, где Вы собираетесь проверить достоверность описанных событий в рукописи, которую Вы не так давно обнаружили в результате археологических исследований.

- Да, всё именно так и обстоит. Вот, прошу ознакомиться с рукописью, - он передал мнемочип одному из Советников. Те, в отличие от Артемия с Платоном, не стали тратить время на визуальное прочтение, а сразу усвоили всю информацию за каких-то пару секунд. Артемию очень захотелось «пощупать», о чем сейчас думают Советники, но в этом здании и по отношению к этим людям это было бы в высшей степени аморально. Артемий почувствовал, что у него покраснели уши. Советники молчали минуты две, Артемию они показались вечностью. Наконец, один из Советников, встав со своего места, подошел к Артемию, и, глядя прямо ему в глаза, сказал:

- Вы взвалили на себя непосильную ношу, молодой человек, но Вы, конечно же, не откажетесь от этой затеи. Эта рукопись захватила ваше сознание, и Вы поставили себе сверхзадачу, для выполнения которой потребуется предельное напряжение разума. И Ваша жажда познания достойна высшей похвалы. – Советник на пару секунд замолчал, как будто прислушиваясь к чему-то. – То, что Вы там узнаете и увидите, будет ужасно, Вы это уже поняли. Но мы не имеем право не узнать истины, какой бы ужасной она ни была. Это исследование принесет огромную пользу для исторической науки. - Советник вернулся на свое место и вместо него заговорил другой Советник:

- Оборудование для настройки временного шлюза уже в Вашем жилище, кстати, там Вас ждет Аливия, - Советник улыбнулся, - Не беспокойтесь, Вашего отсутствия она не заметит. Мы сможем сжать время Вашего отсутствия здесь до нескольких минут. За это время Аливия не успеет соскучиться. Если, конечно, не произойдет что-нибудь незапланированного… Но, будем надеяться, ничего такого не случиться. Всё будет зависеть от Вас. Если Вы ограничитесь наблюдением за происходящим из параллельного пространственно-временного потока, то Вы узнаете много информации и гарантированно останетесь целы и невредимы. Если же Вы решитесь на прямое участие… - Советник развел руками,- то Ваша жизнь будет в Ваших руках. Кстати, тот молодой человек, Платон, это ведь Ваш друг и коллега? И он будет обеспечивать стабильность временного поля? Это очень хорошо. Он должен понимать, что для него время будет течь так же, как и для Вас. Чуть позже к Вам прибудет техник, который ознакомит Вас с некоторыми деталями. Пожалуй, нам больше нечего Вам сказать… Как говорили наши далекие предки – удачи Вам и в добрый путь!

Аливия прекрасно понимала, что она не сможет отговорить Артемия от этой безумной затеи. Ей оставалось только смириться с его решением, и она уже совсем не злилась на него за то, что он не отвечал на её мыслеобразы. Он просто не хотел её расстраивать раньше времени, она это понимала.

- Меня не будет всего несколько минут,- Артемий обнял её за талию.

- А сколько времени меня не будет для тебя? – грустно вздохнув, спросила Аливия.

В ответ на это он только молча пожал плечами. Он действительно не знал, сколько времени он пробудет там.

Всё было готово. Оставалось лишь дать команду на запуск квантового реактора, дающего квадриллионы единиц энергии, требующейся для преобразования времени в материю и наоборот. Артемий, Платон и техник долго выбирали, что ему надеть и взять с собой, но, в конце концов, сошлись на мнении, что неважно – во что он будет одет – все равно это будет слишком отличаться от местных одежд и местного снаряжения. Все необходимое ему переправят сразу, как только он передаст мыслеобразы с подробным описанием образцов. Он взял с собой то, что он обычно берет с собой, отправляясь в очередную экспедицию. Жаль, конечно, что в те времена не было преобразователей энергии и материи, а то можно было бы прихватить с собой и какое-нибудь жилище.

Платон начал отсчет – три, два, один…

Время, нехотя, и потрескивая разрядами от невероятного количества энергии, расступилось перед очередным человеком-безумцем, шагнувшем в неизвестность…

                                                                       

  конец части первой                  

 

2008 – 2011 г.г.

 

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/