БОЙЦАР

 

 

 

 

 

 

 

PROVIDENCE:

хроники Вечности 

 

 

ГАЛАКТИЧЕСКИЙ ВЫЗОВ

 

 

 

 

 

Отовсюду мне видны неизмеримые величины, заключающие меня в себе, как мимолетную, минутную тень.

 

                               Блез Паскаль

 

 

ОГЛАВЛЕНИЕ

 

Глава 1.	Орион
Глава 2.	Братство
Глава 3.	Волшебный мир
Глава 4.	Звездный шепот
Глава 5.	Эхо
Глава 6.	Закат Ойкумены
Глава 7.	Встреча с ничто получает отсрочку
Глава 8.	Блуждание
Глава 9.	Черная Принцесса
Глава 10.	Жуть окраин
Глава 11.	Один на краю света
Глава 12.	Час настал
Глава 13.	Император
Глава 14.	Кромешный мрак
Глава 15.	Лишь Однажды

 

Глава 1. Орион

 

Мир изменился...

Д.Р.Р.Толкиен

 

Зеленая планета испаряла пряные ароматы в совершенно прозрачный воздух. Они терялись в небе цвета неразрешенной задумчивости. Пятна светлых травяных лугов были пленниками взяты в кольцо лесов и мелколесья. Бурлящая, живая зелень леса, в которой бешенство странной жизни вспышками переходило в мертвую нерушимость густой чащи, обрывалась на западе. Там лес переходил в равнину, действительно беспредельную, не охваченную взглядом. Равнина тоже была зеленой, но подсушенной солнцем – голубой обжигающей звездой, чье холодное сосредоточенное пламя было слишком далеким, чтобы испепелить. Печальная участь постигла планеты, которые вращались немного ближе к Хрустальному Идолу, Смертоносному и Прекрасному, Безжалостному и Дарующему жизнь. Те планеты никогда не познают жизнь. Жизнью была щедро одарена лишь Зеленая Планета, или Сила.

По равнине бежал человек. Горячий голубой цвет Хрустального идола отражался от обнаженных участков смуглой кожи. Стянутые изумрудными нитями волосы оттенка стали колебались на бегу, как волны Океана в шторм. Она бежала-летела за Горизонт, к неведомому никому спасению, так низко наклонив туловище вперед, что могла возникнуть иллюзия: сейчас она обратится быстрой, как молния, кошкой, и, упав на передние лапы, обернется к тому, кто ее преследовал.

Огромными прыжками ее настигал Огненный Зверь, чьи мощные лапы попирали поверхность планеты при каждом соприкосновении с ней. Шерсть и ореол волос вокруг шеи излучали пламенный свет, челюсти, сокрушающие любую материю, прятались в улыбке-оскале до поры – до времени. Он был повелителем этого леса. Он был непобедим – и неведом в своей сути никому из людей.

Огненный Зверь настигал ее у края молодого леса, чьи тонкие ветви содрогнулись от горячего дыхания хищника. Она упала на спину, передав зеленым травам частичку отчаяния. Прозрачные ручейки пота стекали по лицу, обнаженным, утомленным рукам и ногам; сотканные из ветвей и трав одежды потемнели от влаги. Она плохо видела, как обжигающую звезду ее солнца скрыла тень прыгнувшего в последнем акте зверя.

Прыжок затянулся. Слишком затянулся, чтобы измученная долгим бегом и близким ужасом жертва могла открыть воспаленные глаза и удивиться.

Огненный зверь, могучее, как демон, чудовище, зависло в воздухе подобно обману, пойманное пустотой и прозрачностью прямо на лету, с растопыренными лапами и все еще прикрытыми клыками. Зверь смотрел в никуда расширенными от животного недоумения глазами. Стало очень тихо.

Никто не произнес ни слова вокруг, но… что это? Явные, ощутимые мысли носились в пространстве туда-сюда, оставляя в разуме след.

«Не следует этого делать»

«Ты, кому подчиняется материя, не хочешь этого?»

«Нет, я ни при чем. Ты свободен в выборе. Ты сам должен решить. Ты сам не желаешь этого делать».

«Хорошо. Я действительно этого не хотел».

«А чего ты хотел? Прыгнуть немного дальше?»

«Да… И вернуться в лес».

«Тогда не буду тебя задерживать. Лети, носитель жизни».

Зверь продолжил прыжок, с прежней силой, словно ничто и не ловило его на лету.

Она приподнялась на руках и села, приходя в себя. В горячем дрожащем воздухе каждый глоток пряного ветра казался благом. Она уже знала, что на этой горячей равнине, затерянной в пространствах мира, она не одна.

Тот, кто спас ее, смотрел сейчас на Хрустальный Идол, и его черты не искажались от нестерпимого света. Это казалось невероятным, но легкое удивление было только началом открытий. Он обернулся, легко стоящий в свете звезды на весь рост, и она тихо вздохнула. Таких людей не могло быть на Силе. Она видела их лишь в снах – очень редких и далеких, детских, не стесненных приобретенным знанием. Безупречные черты лица и короткие светлые волосы были словно подсвечены внутренним светом и слегка прозрачны. Наверное, это Сияние Хрустального Идола рождало такой эффект. Еще – одежда… Странно, но невыразимо гармонично на могучем теле легла дымчато-белая одежда из легчайшей на вид ткани, будто часть его самого, этого странного человека.

-       Спасибо за спасение, - она поднялась на ноги и, заглянув в его глаза, не сумела найти дна. – Ты умеешь разговаривать с животными?

-       Нет, - ответил пришелец мягким голосом того, кто любит петь. – Я просто их понимаю. Это не так трудно.

-       Это был огненный зверь. Он уже очень давно ни на кого не нападал. По крайней мере, никто из живущих ныне на Силе, не помнит подобного. Что-то заставило его выйти из леса.

-       Он только хотел поиграть с тобой. Просто не знал, что игра его может вести к неминуемой гибели.

-       Он был злобен. Огненный зверь хотел убить меня.

-       Ничто во Вселенной не зло изначально, - он говорил, будто размышляя, одновременно и обращаясь к ней, и обратившись взглядом куда-то в бесконечность. Ни в одном слове не было категоричности, в них оставалось место сомнению. – Всякое зло происходит от забвения свое божественной сути, от искажения изначального идеала, от недостатка внимания и Тоски по любви. Это почти как болезнь, она нуждается в исцелении и сострадании… Но сейчас галактика уже почти очищена от демонического семени, эта болезнь все реже оскверняет ее сияющие ладони.

-       Меня зовут Лида, Сила – мой мир.

-       Да, в тебе много силы, - кивнул он спокойно и легко.

-       Нет, Сила – имя этой планеты. А как мне называть тебя?

Он не ответил сразу. Он, кажется, думал, и мысли светлыми бликами отражались на лице.

-       Зови меня Орион, - прозвучал, наконец, ответ. – Ведь таким было мое второе имя.

Фраза показалась Лиде странной, однако она не придала ей значения.

-       Ты ведь не из этой страны, да? – она посмотрела на него со смешанным выражением интереса, восхищения и тревоги. – Таких, как ты, никогда не было на этих равнинах, хоть ты и похож на нас.

-       Были, просто мы обычно не привлекаем внимания, оставаясь незримыми. А я – прилетел оттуда, - он поднял руку, которая потерялась в ледяном сверкании Хрустального Идола.

-       С других звезд? – брови Лиды взлетели очень высоко. – Как возможно? Я первая из ныне живущих, кому посчастливилось увидеть пришельца?

-       Не знаю, можно ли назвать счастливой нашу встречу, - что-то грустное родилось в глазах и сразу потерялось в океане их света. – Хотя, может быть, это и так.

-       А где то, на чем ты прилетел? – Лида бегло осмотрела равнину и молодой островок редколесья. – Ты его спрятал?

-       У меня нет корабля. Чтобы путешествовать по галактике, где пространство и время теряют привычный смысл, мне не нужен корабль.

Лида замолчала и посмотрела в темные, окаймленные светом глаза с  недоверчивым испугом.

-       Ты… не человек? – спросила она осторожно.

Орион снова подождал с ответом.

-       У меня человеческая первооснова. Думаю, мою сущность, мою душу можно назвать человеческой.

-       Ты не человек, - произнесла Лида тихо. – Ты какое-то божество?

-       Божество во Вселенной одно. Тот, кто Творит. Тот, кто Самодостаточен. Все остальное – его проекции, - ответил Орион странно. – Я был человеком – очень давно. И до сих пор принимаю его форму.

-       Очень давно? – удивленно повторила она. – Ты выглядишь совсем молодым.

-       Молод… Стар. Я давно не пользовался этими словами. Забыл даже, когда слышал их в последний раз. Но я очень – очень стар. По планетарным меркам, разумеется. Если хочешь, мы поговорим об это в другой раз.

Она не спросила, о каком другом разе говорит пришелец. Тысячи вопросов рождались в голове и рвались из глаз, скрываемые коронами ресниц. Но Лида знала – лишь несколько вопросов удастся задать. Орион пошел вдоль тонких молодых деревьев, которые словно преображались, улыбались каждым листком при его приближении. Она последовала за ним.

-       Тебе нужно что-то на Силе? Ты не будешь против, если я спрошу – зачем ты прилетел? Может, ты потерялся?

-       Нет, - он весело улыбнулся, и само пространство вокруг преобразилось от его сверхсильной энергетической улыбки. – Я ищу кое-что. И не только здесь.

Она заметила теперь: он действительно что-то ищет. Луч взгляда Ориона ласково-пытливо, ненавязчиво скользил по изнуренной зноем поверхности равнины, по каждой травинке и ветвям деревьев, а затем – по ее рукам, шее, лицу. Она почувствовала почти осязаемое тепло.

-       Ты никогда не замечала ничего необычного на своей планете? – спросил, наконец, Орион.

-       Необычное? Здесь, на зеленой стороне Силы? Множество необычных вещей творится каждый день и ночь, творилось испокон века и будет твориться, пока мы живы светом нашей звезды. Такова природа нашей жизни. Я не знаю, что можно назвать необычным в твоем понимании. Выход Огненного Зверя из леса – для меня тоже необычен.

-       Нет, хотя это – тоже, возможно. Но странность – в самой природе, в самой сущности мира. Кое-что происходит – и не только на твоей планете, но и на множестве других миров галактики.

-       Так что же это? – спросила она легко, без настороженности.

-       Давай посмотрим вместе, - предложил Орион, и они подошли к полному свежести деревцу. Лида даже удивилась, когда ее спутник сумел найти в этом полном бьющихся наружу соков существе сухую ветвь. Сухую, черную, неестественную. Он взял в ладони один из листков, не отрывая его от основы.

-       Но это же просто сухой листок! – в ее голосе прозвучало разочарованное недоумение.

Он покачал головой с легкой, ненавязчивой грустью.

-       Боюсь, что нет. Просто сухой листок – этот, например. – Орион взял в ладони другой лист на иной, расположенной выше к солнцу ветви. Лист в одно мгновение, как по волшебству, изменил сущность, стал на глазах наполняться упругостью и зеленой живой силой, выпрямляться. Лида не успела удивиться, а от уродливой черноты уже не осталось ничего, молодой листок затерялся среди трепещущих собратьев. Она лишь вздохнула, пораженная.

-       Вот это – просто листок, - повторил Орион. – А ветвь у подножия – не просто сухая и отмершая. Она мертва – даже для холодных провалов Космоса.

И в подтверждение его слов сморщенные обрывки черноты в руках остались неизменными.

-       Какое волшебство тебе подвластно?

-       Это не волшебство – просто преображение материи. Наверное, мне пора. – Орион коснулся ее глаз уколом тепла. – Больше ничего меня не держит на этой планете.

-       Ты нашел… то, что искал? – спросила Лида робко.

-       Нет. Подтверждение давно поставленного вопроса – не ответ. Я просто нашел еще одно доказательство тому, о чем догадывался уже давно. Еще одна из сотен пораженных планет. А ответ найти будет трудно… возможно ли?

-       Что же происходит? – Лида со смутной тревожностью ощутила, что касается чего-то невыразимо глубокого, опасного, непонятного.

-       Я не скажу тебе сейчас, - Орион не смотрел в ее сторону. – Просто потому, что еще не знаю сам. А зачем тебе омрачать свою душу смутными, зловещими догадками?

-       Я хотела бы знать, если это касается Силы, моего мира.

-       Ты узнаешь – потом. – В чудесном взгляде пришельца Лида вдруг с ужасом разглядела далекие горизонты бесконечного мрака. – Все будут знать – когда-то. Когда у них просто не будет другого выхода. А сейчас я ухожу – пора.

Он протянул ей руку – полупрозрачную, в кажущемся слабом сиянии, которое могло быть просто иллюзией. Лиде показалось, что она прикоснется сейчас к пустоте, но пожатие произошло: ладонь материализовалась, обрела твердость и бытие за миг до касания. Лида подумала, что ощущения от его руки будут необычными и волнующими. Однако она не почувствовала ничего.

-       Я тебя увижу когда-нибудь еще? – спросила Лида с ощущением потери.

-       Да. Мы встретимся на планете Лишь Однажды, сияющей жемчужине галактики, - и он сделал шаг прочь.

-       Подожди! Но ведь никто из нас никогда не уходил в космос в последние времена! Я никогда не смогу покинуть Силу, и я не слышала о планете, которую ты назвал. Мне не под силу ее найти.

Орион улыбнулся, и она ощутила концентрированный заряд позитивной, творящей энергии глубоко внутри.

-       И все же это не означает, что мы там не встретимся.

Уверенность на его лице на миг разбавил намек на смутную думу. Лишь на беглое случайное мгновение. Орион обернулся к голубой звезде, глядя на нее в упор, и только теперь Лида заметила, что он не оставляет тени.

-       Как вы называете эту голубую могучую звезду, свое солнце? – спросил Орион, уходя.

-       Хрустальный Идол – имя, данное давно, в неизвестные времена. Когда я смотрю на него, его не то горячую, не то ледяную улыбку, мне кажется это название не совсем удачным. Но оно осталось.

-       Однажды на другом конце галактики эта звезда называлась иначе. Ее называли Вегой.

-       Опять-таки, давным-давно?

-       Да, она была так названа очень давно – и не вами.

И в третий раз что-то подобное грусти растворилось в его светлом взгляде. Он отвернулся – теперь уже насовсем.

-       Так кто же ты? – спросила Лида вслед, не слишком надеясь на ответ.

-       Я из очень далекого и древнего мира людей, которого нет уже давно. Только там, где в сияющих бархатных пространствах галактики удастся перегнать время и оказаться на границе измерений, можно еще найти его, бредущего своей, неповторимой дорогой… А я тот, кто ищет.

Он ушел и постепенно истаял, растворился в неспокойном мареве.

 

 

Глава 2. Братство

 

В Армагеддоне все повинные, и потому никто не может уклониться.

Николай Рерих

 

Мир, полный неистощимой свежести и тумана, предупреждал каждого, кто приблизится к его атмосфере, своей зыбкой дрожью и глубиной цвета. Он был полностью покрыт океаном, глубокой полнотой синевы, дрожащей мелкой дрожью, ничем не сдержанной. Одинокие и маленькие, разбросанные, словно пыль, островки каждую ночь скрывали под покровами пены орды волн.

Орион спустился по одному ему известной каменной тропинке к берегу. Кручи в два яруса нависли над ним, обрекая на пребывание между двумя плоскостями синей бесконечности: более светлой, мечтательной над головой, и грозно-сконцентрированной, неизмеримо-глубокой, начинавшейся у его ног и терявшейся за горизонтом.

Он взглянул в небо, как в океан, и толщи пространства, превращенного в воды, омыли его, обрушились с самой высокой своей высоты. Он что-то искал там, в этой синеве. Не трепеща, морской бриз проходил сквозь него, не замечая его. Океан притягивал Ориона, так как глубокая щемящая тоска, рожденная смутной далекой памятью, была последним наркотиком, все еще дразнящим. После…

Темная ладья из легкого камня уткнулась ребристым краем в прибрежный прохладный песок. Ее рулевой – он же единственный пассажир – житель планеты-океана, чем-то напоминал отдаленно Ориона, но вечность запечатлела в этом облике не юность, а приправленную пеплом старость из тех, что не отягощают, где мудрость и легкость мешают смерти долго. Очень долго.

-       Сиур, я был на этой планете, тобой указанной, - начал Орион без приветствия. – Да, она тоже поражена.

-       Что в этот раз? Камни или почва? Пространство или время? Цвета или только оттенки? Или перемена интуиций?

-       Нет. Омертвевшие участки жизни, леса, например. Пока только отдельные листья и ветви. Пробуждение хищнических инстинктов в представителях животного царства. Увидев это, я больше не изучал природу, но не исключено, что ее косная, минеральная основа тоже уязвлена.

-       Вот как, - старец задумчиво прикрыл глаза. – Еще одна планета. Оно разрастается.

-       Да, - серьезно кивнул Орион. – Знать бы только, что есть это "оно". Ведь, кажется, демонов давно уже нет в нашей галактике, откуда же взяться злу и страданию? Более неясного и загадочного, противоречивого явления я не видел. Где-то оно проявляет себя сухими листьями и разрушенной материей, где-то – усталостью цивилизации или массовым сумасшествием, где-то еще – появлением странных знаков, предчувствий, настроений…

-       Понять это – наша задача. Именно наша, потому что вряд ли кому-то еще в нашем измерении это под силу… - Сиур зачерпнул в ладонь горсть голубой прозрачности, капли, как драгоценная ртуть, засияли на солнце.

-       Боюсь только,  что это лишь начало, - грустно размышлял Орион. – И времени у нас, привыкших к безвременью, не так много.

-       Час уже условлен, срок назначен. Там, где Время не имеет власти.

-       На этой планете, Силе, я нашел кое-кого, кто может быть включен в нашу экспедицию. Я хочу, чтобы она была включена.

-       Кто это? – поднял Сиур безоблачный взгляд.

-       Молодая женщина, собирательница редколесья. Я отвратил от нее хищного зверя, как только приземлился.

-       Девушка-человек – не лучшая кандидатура для участия в экспедиции. Ты ведь знаешь, что эта экспедиция будет представлять?

-       Я догадываюсь.

-       Ты знаешь. Что тебя в ней привлекло?

-       Ее уровень жизненной силы очень высок. Божественное пламя жизни пылает в ней в полную силу, и требуются лишь соответствующие условия, чтобы освободить его всесозидающую мощь. Мне кажется, наша встреча в бесплодных долинах открытого космоса была не случайна – и не напрасна. Она попадет на Лишь Однажды в условное время сбора.

-       Все равно, я не стал бы привлекать ее. Иногда я прихожу к мысли, что эта экспедиция, да и вообще эта задача, эта еще не ясная цель... Если кто-то и может хотя бы осмелиться за нее взяться, так это только мы.

-       К тому же, пока никто, кроме нашего Братства, не обнаружил тревожных призраков. У остальных, опекаемых обитателей галактики недостаточно чувствительности, чтобы просто их заметить, а тем более - связать воедино.

-       У нашего Братства есть для этого предпосылки. И именно на нас лежит основной груз ответственности, -  в глазах Сиура на миг разверзлась бездна памяти. – Только часто меня берут сомнения – под силу ли это даже нам…

-       Главное – делать все возможное. А для этого надо понять, что происходит. Очень важно понять. Мы сделаем для этого все, что в наших силах. А затем… - Орион попытался приоткрыть завесу неведомого. Морской бриз был успокаивающим и безмятежным, ни одного облачка не терялось в поднебесье. И все же по-грозовому гнетущим было это неведомое. Плотным, непроницаемым. Закрытым, как точка отсчета существования.

-       О чем ты думаешь? – спросил Сиур. – Твои мысли неоформлены, я не могу уловить.

-       Эта мысль была обращена не к тебе, Сиур, - ответил Орион, избавляясь от впечатления. – Когда мы поймем, что же происходит в галактике, я выступаю за то, чтобы в экспедицию вошли все, кого найдем мы на разных мирах, готовых пойти за нами. Все люди, с которыми нам под силу найти язык общения благодаря единству первоначальных смыслов. Ведь это судьба всей галактики, это галактическое приключение, в котором могут принять участие все желающие…

-       И, возможно, пострадать? Хорошо, Орион. Действуй по своему наитию. А я растворюсь в хаосе Млечного пути на неопределенное время. Хочу проверить несколько своих идей.

-       Не упоминай имени Хаоса без необходимости, - произнес Орион как-то странно. – Что касается меня, то я отправляюсь в миры Лиры. Там что-то происходит, скрытое глубоко и очень странное, с первого взгляда неопределимое. А я там еще не был.

-       В своем долгом путешествии не забудь о Лишь Однажды… Орион!

-       Да…

-       В твои всегда безмятежные мысли и самодостаточное сознание проникли трещины сомнений и тревог. Я чувствую это.

-       Да. Я теперь, как никогда остро, почувствовал, насколько мне дорога эта галактика во множестве сказочных миров, где я оставил часть себя… Как я люблю Ее. Холод текущего безвременья и пласты стирающего опыта не убили, не вымыли во мне этого так, как вымыли из души многое другое.

-       Это не может быть убито. Оно будет лишь расти в нас, ты ведь чувствуешь. В бездну времени срываются лишь страсти и страхи; а тогда, на пороге бесконечности, в твоем видении наконец, явные и очищенные, проступают Его черты.

-       Да… Но где Он. Где же Он? – вдруг в голосе Ориона проступило невероятное.

Отчаяние…  

 

Глава 3. Волшебный мир

 

Есть некий час, в ночи всемирного молчанья,

И, в оный час явлений и чудес

Живая колесница мирозданья

Открыто катится в святилище небес.

Федор Тютчев

 

В темных пограничных сумерках между вечером и ночью не пели обитатели трав и птицы Ветхого Сада. Они молчали по ночам уже давно – много-много ночей. Что-то пугало их. Но Ант, отчетливо чувствуя и мир Ветхого Сада, и свое внутреннее замешательство, почему-то был уверен: это не страх. И даже не тревога. Сущности леса и трав молчат потому, что не хотят. Это какая-то… усталость.

Небо давно не было таким волнующе красивым, четким и ярким, и все же достаточно черным, чтобы быть небом ночи, чтобы называться Океаном Всего. Это Ант дал ему такое имя. Россыпи фантастических миров и светил Лиры плавали в этом Океане самоцветами разной величины. Самые близкие и большие проплывали совсем рядом над головой, огромные, многоцветные, рельефные. Кажется, они бросали волнистые очертания в черноту Океана Всего, как в воду. Яркие большие звезды, зеленые и алые, благодаря которым ночи так светлы и многолики, были полны обольстительного коварства. По сравнению с ними далекие напыления чужих созвездий в холодной черноте казались параноидальным обманом.

От взгляда в это небо всегда кружилась голова. Но туда так хотелось смотреть – до головокружения, до дрожи в коленях, до падения в сияющий омут без возврата…

Ант не смотрел сейчас туда. Его вниманием овладела бледная кучка огней внизу, в котловине, окруженной Ветхим Садом – его родной город. Этим вечером-ночью окружение Сада впервые показалось ему заточением, блокадой. Западней.

Многие в городе уже не спали – хотя волшебная ночь только зарождалась сейчас после долгого Холодного Дня. Люди бродили среди своих домов, возведенных из серого металла, низких, но глубоких – иначе нельзя, если земля часто дрожит. Они готовили себя к труду, который предстоял. О чем-то переговаривались, стояли группами и в одиночку, вяло смеялись и несмело кричали. Как и подобает утру ночи. А Ант смотрел сверху, с края сада в долину, как нависший над ней серый призрак. Струи звездного света подрагивали на пепельной ткани одежды. Он, кажется, понял, что его угнетало, что было не так.

В картине внизу угадывалась напряженность. Смутная, неявная, интуитивная. Так бывало перед сильной дрожью земли, когда еще не знаешь о беде, но какая-то струна души упрямо испускает ритмы тупого страха…

Так было сейчас, только… по-другому. Ант пожал плечами и решил, что ничего странного, в общем-то, нет. Просто он устал во время Холодного дня во сне, когда далекое солнце Слезы сменило щедрую, дарующую огненное тепло Рею. Так, без причины, как бывает часто у обитателей этого мира. Может, это Ветхий Сад атакует разум особыми импульсами тоскливой задумчивости. Вот он, стоит упрямо и нерушимо, черный, древний, негаданный, посаженный легендарными обитателями Прошлого, охраняет его город от всех, даже самых страшных опасностей, чьи отголоски приходят с Далеких Окраин. Узловатые цепкие корни переплелись намертво, цепляясь за землю, частично выйдя на поверхность. Кроны были бедны тускло-желтой листвой, зато самая тощая ветвь не могла быть охвачена обеими руками. Сад-гигант. Последняя из сущностей-титанов планеты. Нет в этом мире ничего древнее его.

Грусть. Лёгкая, как пылинки нектара, оброненные в воздухе птицами-цветочницами.

Тревога. Неуловимая, как обрывки сновидного тумана, стремительно ускользающего в небытие, к своему источнику – и все же оставляющие смутную память о чем-то важном.

Но ничего, яркая колдовская ночь вскоре вступит в права без остатка – и поработит, уничтожит грусть, растворит в себе и затопит эту сторону планеты пьяным восторгом. И тогда уже никто не будет спать. Последний соня проснется, выспавшись за долгий Холодный День. Планета поплывет в Океане всего среди тысяч слепящих звезд и миров, в драгоценной Короне Лир.

И незримый мёд будет нисходить на землю сияющим потоком, окутывая все живое непостижимым опьянением волшебства и тайны, обещая радужные сны наяву, укрывая в своем свете счастливые странствия и приключения душ обитателей этого мира...

По склону из долины к подножию Ветхого Сада, к Анту брел неторопливо человек, чьи волосы давно сменили цвет с бледно-изумрудной окраски, обычной для жителей планеты, на грязно-зеленую седину. Дед. Точнее, Анту он был даже прадедом, но он все равно называл его Дедом. Его все так называли. Один из тех людей города, кому больше всего лет.

-       Добрая ночь впереди, да, Дед? И долгая. Многое можно будет сделать.

-       Да… - ответил  дед, думая о чем-то своем.

-       Ты рано проснулся сегодня, Дед. Это меня не удивляет. Но этой ночью многие проснулись рано.

-       Правильно делают. Как говорил мой собственный дед, кто рано встает – тот преуспевает. Рано – значит до того, как зажжется первая звезда.

Сегодня это была Треа, Ант поднял голову, чтобы сразу видеть хрупкую, женственную бледно-голубую звезду, спутницу всех путешественников.

-       Я видел знак сегодня. Он меня озадачил, - произнес Дед совсем не в русле разговора.

-       Знак? – переспросил Ант, не вдумываясь.

-       Кое-что, что не очень мне понравилось. Трехцветный многогранный объект очень близко над землей.

-       И что? Один из плавающих наблюдателей Созвездия, возможно? Или один из оставшихся кораблей – тех, из Больших Миров…- Ант мечтательно вздрогнул, не в силах справиться с трепетом осознания грандиозных масштабов драм бытия, разворачивающихся в Больших Мирах.

-       Нет. Он напомнил мне…

Ант долго ждал продолжения, но Дед, оказывается, и не собирался продолжать. Ант посмотрел на него удивленно.

-       Да нет, ничего, - отмахнулся Дед вяло. – Сам точно не скажу, что он мне напомнил.

Они стояли на краю Ветхого Сада над долиной уже вдвоем. Ветер иногда волновался в редких, лысых кронах деревьев-стариков, а иногда в нем мерещились чьи-то голоса-отголоски. Стояли, смотрели, продумывали то, что должно быть сделано…

-       Смотри, - Дед вдруг вскинул руку, очень возбужденный. – Опять!

Низко над городом, почти вровень с ними, уже накрытыми тенями Ветхого Сада, действительно зависло нечто, подобного чему Ант не видел никогда. Нет, рассмотреть его не представлялось возможным, но все же… Тусклый блеск черного металла в переплетении нескольких бледных внутренних огней. Странная форма, обтекающая, как у морского обитателя, но не жизнеобразующая, недостаточно гармоничная для жизни. Они определенное время вращались, будто странный предмет перемещался вдоль невидимой оси.

А потом сотни сверхтонких, но прочных лучей соединили это нечто и город. И города не стало. Множество взрывов, вспышек объединились в сплошное поле огня, полностью покрыв низкие серые дома. А страшное нечто этим не удовлетворялось, оно продолжало колоть и колоть погибающий город убийственными иглами, погребая под горячим кровавым хаосом последние вздохи, последние намеки.

Проходили мгновения. Два человека замерли, как статуи, не отрываясь увязшими взглядами от картины в долине. Убийца из кошмарного сна втянул разом в себя всю паутину лучей, и море огня сразу исчезло. А под ним… под ним не осталось ничего. Лишь равномерная, выгоревшая пепельная чернота.

Темный предмет медленно поднимался над планетой, пригасил огни, исчез в дрожащей светотени миров и звезд.

Горло Анта было стиснуто ледяными тисками. Он не мог ни выдохнуть, ни издать хотя бы звук.

-       Что за… - прохрипел он только, чувствуя, что больше не может сказать ничего.

Он усилием повернул голову в сторону Деда, и даже сквозь шок испугался его бескровной, лунной бледности. Дед открыл рот, извлекая зловещий свистящий шепот.

-       Я знаю, что это было такое.

***

Ант смотрел в выгоревшие водянистые глаза на белом лице, как в омут кошмарного наваждения. Он все более убеждался, что переживает очень плохой сон во время Холодного Дня, который забудет к Рассвету Ночи перед пробуждением.

-       Я знаю, что это такое, - повторил Дед еще мрачнее.

Ант попытался сконцентрироваться на этих словах, преодолеть предательскую слабость разума перед абсурдом. Адские муки страха и боли терзали обессиленное сознание.

-       Как это?

Дед молчал некоторое время с отупевшей безучастностью.

-       Давай отойдем, я не могу рассказывать здесь, у края.

Они одновременно взглянули в пустой провал, а затем в мглисто-прозрачную сущность Ветхого Сада. Это правда только сон, только во сне они могли остаться в состоянии говорить после катастрофы. Впервые вероятность войти в Сад, ставшая необходимостью, не родила в Анте настороженности. Ему стало все равно.

-       Да, идем, - Ант и его спутник скрылись среди черных стволов, чья сердцевина насчитывала тысячелетия, глубоко спрятанные под изувеченной временем, окаменевшей корой, под многими сотнями никем не тревоженных годичных колец. Звездная мгла клубилась над их головами, как убежавшее в невесомость молоко. Дед знаком остановил их, когда последние рубежи их долины уже нельзя было рассмотреть из туманной новизны Ветхого Сада. Дед оперся спиной о черный грубый ствол у мшистого подножия.

-       Это кошмар…

-       Я хочу проснуться.

-       Который только начался.

Ант вдруг понял: рассказ будет очень-очень долгим. Может, бесконечным. Это особенность кошмарных снов Холодного Дня. Случившееся не могло быть чем-то иным. И Ветхий Сад… Разве на деле они решились бы войти?

-       То, что произошло, не имеет ничего общего со сном. Оно так же действительно, как миры нашей ночи. Но эта действительность – страшна.

-       Это все привиделось, - проговорил Ант почти про себя, а затем его взгляд вдруг прояснился на миг. – Что это было за чудовище?

-       Это… - Дед запнулся, будто наткнувшись на преграду, к которой он не хотел бы подходить. – Это Страж. Прадед моего прадеда уже считал, что их больше не осталось в Созвездии. А для моего собственного прадеда и для меня стражи были просто легендой. Страшной и захватывающей, волнующей своей силой Мира, о котором мы не знаем. Лучше бы они были легендой.

-       Таких тварей не может быть в светлых мирах нашего созвездия. Это сон, - глупо повторил Ант.

-       Придется тебе узнать то, что уже не передается молодым несколько поколений – за ненадобностью. Что ходит по планете лишь обрывками смысла, полулегендарными анекдотами и… скрытыми от яви снами. Я сам мало знаю.

-       Что это?

-       Правда о Созвездии. Теперь, когда столь ужасное произошло… Но я не знаю, что произошло. Ведь… причин не было!

Ант ощутил приступ головной боли, столь редкой в его годы. Но это было только начало – спасительный короткий шок прошел, и обрушившаяся реакция стремительно наполняла его горечью и мутной тяжестью осознанной реальности. Волшебные миры над ними кружили голову, как жестокая насмешка.

-       Когда город еще существовал, он был залит зелеными огнями. Где теперь будут гореть эти огни?

-       Послушай… - сказал Дед угнетенно-спокойно, но в конце его голос сломала неопределенность. – Но с чего начать?

Ничто вокруг не выдало изменений, но оба почувствовали: что-то происходит рядом. Что-то – или кто-то…

-       Давай, лучше я расскажу, Дед. У тебя путаница в мыслях, и ты плохо помнишь. А я не раз бывал в этом скоплении миров.

И Ант, и Дед повернули головы на странный, удивительно привлекательный голос. В глубокой тени между деревьев стоял незнакомец: и сама тень рассеялась, отступила, вдруг стало светлее. Безупречные и полные энергии черты лица не вызывали ни страха, ни настороженности. Напротив, своим присутствием неожиданный незнакомец словно накладывал бальзам на истерзанное сознание отныне неприкаянных. Он успокаивал, и Ант поймал себя на мысли о том, что перестает помнить о стертом городе. Не хочет помнить.

-       Я видел и слышал все, - продолжал незнакомец. – И даже немного больше. В том числе то, что произошло в долине. Но не успел вмешаться, не смог ничего сделать. На ваши вопросы у меня найдется немного ответов… Жаль – некому ответить на мои.

-       Вы кто? Вы пришли из-за Ветхого Сада?

-       Можно сказать и так. Вообще я не из этого мира – и не из Созвездия. Я прибыл в вашу страну из открытого космоса. Но эти миры изучил хорошо. Раньше…

Ант и Дед не знали, что сказать. Невозможно покрыть бездну открытого космоса и попасть в миры Лиры извне.

-       Можете называть меня Орионом. Мой рассказ будет долгим. Вы готовы слушать?

-       Откуда вам известно мое имя? – вспомнил вдруг Дед.

-       Ну, это уже другой вопрос, - мягко улыбнулся Орион. – И, поверьте, сейчас не самый важный. Как и ваше неверие в возможность прилететь из открытого космоса.

-       Это правда невозможно, - кивнул Ант.

-       Ни во что не верить – это признак вашей расы, которой часто правили великие скептики. Но во Вселенной нет ничего невозможного, - ответил Орион в глубокой задумчивости. – А чтобы понять это, поверить до конца, нужно… долго жить и путешествовать в космосе. Посмотрите на небо, - вдруг резко перешел он к команде.

На это небо нельзя было долго не смотреть. Люди поднимали головы – ко всесодержащей сказочности – каждые несколько мгновений. Но теперь они сквозь пьянящий дурман сверкающих миров, звезд, танцующих кристаллов уловили что-то новое. Угрожающее.

-       Посмотрите на драгоценный клад своего Созвездия – сокровище без ложного блеска, неистребимое, всегда подлинное и бесценное. И взгляните на подобные облакам пыли и гроздьям бисера бесконечно далекие скопления звезд. Там, в этом неправдоподобном бисере только начинается огромный мир Галактики, о котором вы и не думаете. Ваше Созвездие, разумеется, не единственное, и, несмотря на всю его прелесть, далеко не самое большое в Галактике. Более того, по сравнению с некоторыми звездными системами, ошеломляющими величием, это просто малыш. Осколок галактического Кристалла, крупица вечности.

Калейдоскоп света явно для Анта вдруг задышал какой-то непобедимой жизнью.

-       Крупица – но и она для кого-то огромна, почти необозрима. В вашем Созвездии множество солнц и дивных миров. А ваша планета… это периферия, самая дальняя окраина, куда не доходят даже отголоски тех взлетов и падений, расцветов и катастроф, которые тревожат и сотрясают Большие Миры Центра. Не знаю, к счастью ли это для вас или к разочарованию… Вы до сих пор видели лишь ваш крохотный мирок, и даже не подозреваете, что вас окружает многое. И не всегда радостно-безмятежное…

-       Что же происходит там, в этих Больших Мирах? Связь с ними была разорвана тысячелетия назад.

-       Знаю, - кивнул Орион. – Я веду к этому. История вашего Созвездия, о которой, несмотря на все усилия ваших мыслителей, вы знаете почти ничего, необычайна и ярка. История любого мира неповторима и чудесна, но… оставшееся в памяти людей о минувших тысячелетиях миров Созвездия просто удивительно. Сказочно. Не знаю, возможно, фантастический вид этих планет, ослепляющая неповторимость каждого мгновения способствовали этому – ведь здесь просто невозможна будничность. На вашей планете это не так ощутимо – но в больших мирах ни на мгновение невозможно обратиться внутрь себя до конца – ошеломляющие краски, каждый миг новые, овладевают тобой без остатка. Приходит момент – и начинаешь верить, что внутри тебя такая же сила и многомерная чистота. Места мелочному и покрытому серым налетом грязи не остается. Все обретает чистый и полновесный смысл, без серых тонов – и творчество, и разрушение, и горе, и счастье. И Великое Добро, и большое Зло…

-       Я не все до конца понимаю, - признался Дед. Ант сосредоточенно слушал. Расширившиеся глаза вбирали весь спектр изменчивого света небес, ласкового и холодного.

-       Перейду к сути. Ваша история начала времен, то есть все то безвременье миллионов лет вплоть до последних двадцати тысяч лет, покрыто почти непроглядной завесой мрака. О нем не помнит и не знает никто, никаких намеков, кроме смутных концепций некоторых замкнутых групп. История следующих двадцати тысяч лет известна мало, и настолько фантастически-легендарна, что противоречия известного не дают устройнить картину. Зато несколько тысячелетий – эпоха, завершившаяся пять тысяч лет назад, напоминает героический эпос, собрание мифов в смелом полете фантазии. И ее величие мало кем осознано – а значит, не осознана и судьба человека этих миров. Ведь каждый мир знает себя, и часто остальные миры вокруг – лишь трехмерная картина, живущая отдельной жизнью. Но эта Эпоха была названа Временем Сдвига, ибо в конце ее жизнь миров изменилась, очень сильно, впервые появилось Созвездие как целостность. Почему? Потому что оно было спасено от гибели, угрожавшей всему... Особенность вашего звездного скопления в том, что его люди и другие носители разума особым образом сочетали магию, обладание тайнами нематериального с одной стороны, и технологическую материальную культуру – с другой. Это редкое сочетание в галактике, поверьте. И – здесь было все. Планеты-замки, белые и черные маги, взлет и падение великих рас, вызовы природе и космосу, попытки подчинить их себе, борьба с пространством и временем и самоуничтожение планет, внезапные появления и исчезновения в пространстве вечности новых смыслов.

-       Какая-то сказка, - удивленно произнес Ант.

-       Да. Около пяти тысяч лет назад – по временному исчислению вашего мира -  в Созвездии появилось какое-то заражение. «Черное семя», так оно было названо. Занесенное сюда извне, быть может, из самых дальних и неведомых окраин галактики, оно начало поражать вначале отдельные миры – мягко, постепенно, так что и не сразу было обнаружено. Вначале отдельные долины и участки леса – а в конце «войны» - целые планеты высыхали, чернели, умирали.

-       Высыхали?

-       Да. Эта зараза не имела формы, ее нельзя было увидеть или как бы то ни было распознать. Но там, куда она касалась, появлялись «черные пятна выжженной земли», которые невозможно было излечить – и которые ползли, разрастались, и даже космический вакуум не служил преградой. Эти пятна росли и съедали не только твердую материю почвы – но и живых существ тоже… Неведомое зло съедало их, растворяло и превращало в пустоту. Так были уничтожены многие города, уникальные природные сообщества и, более того, Созвездие не досчиталось нескольких планет, превращенных в холодные черные камни, постоянно тающие. Несколько миров, которые уже не повторятся…

-       Но кто-то остановил угрозу?

-       Об этом отдельная речь. Черная Принцесса, хозяйка планеты, которая называется Пристанью Раздумий, обладавшая огромным знанием и волшебством, создала противоядие. Десятки тысяч аппаратов по имени Стражи были построены ею и рассеялись по Созвездию, достигая любого его уголка, вырабатывая особый огонь, в котором сгорало все. Они выжгли все пораженные участки до последнего клочка, уничтожив инфекцию вместе с теми, в ком она торжествовала. И в Созвездие вернулось равновесие, длившееся пять тысяч лет… до этой ночи.

-       Вы думаете, «черное семя» вернулось?

-       Нет, - покачал головой Орион. – Оно испарилось из галактики без следа, я отслеживал его путь. И не похоже, чтобы оно могло вернуться в какой либо форме, ведь с тех пор Предупрежденные, Хранители Галактики, не теряют бдительности ни на миг. Здесь – другое. Я тоже когда-то думал, что единственное предназначение Стражей исполнено, после чего они исчезли. Но смутные силуэты, привидевшиеся отдельным людям раз в столетие, и то, что я увидел сегодня, говорят о другом. Стражи продолжают охранять Созвездие от любой опасности – или того, что покажется опасностью им. Что было с вашим городом не так? Болезнь, эпидемия?

-       Ничего! – воскликнул Дед. – В том-то и дело: я слышал немногое о Стражах. И ума не приложу, что этому не понравилось в нашем городе.

-       Это меня не удивляет. Это… недомогание галактики, еще не оформившееся, почти не имеет признаков, а те, что уловимы – маскируются под обычные явления: старость природы или усталость людей, иногда - нервные предчувствия, которые можно объяснить болезнью.

-       Болезнь Галактики?

-       Не знаю, то ли это название, но… Ничего общего с тем, что поразило вас тысячелетия назад, оно не имеет. Возможно, оно даже не опасно для нас… пока. Но оно есть. И оно охватывает все больше и больше миров. Ползет от скопления к скоплению. Неуловимое, многоликое – безликое. Ему нет имени. Проще можно сформулировать так: что-то странное происходит в разных мирах, и в каждом мире оно неповторимо особенное. Общее во всех этих проявлениях лишь одно – они нарушают совершенную гармонию бытия, предначертанную Творцом во всем сотворенном. Порой почти неуловимо – но все же искажают свободное течение энергий первичного Света. Не было бы повода для беспокойства, но ведь странное происходит одновременно в тысячах миров – и потому я сделал обобщение. Какое-то общее влияние извне – просто в каждом мире оно вызывает свою реакцию. Это влияние нельзя назвать однозначно злым или разрушительным – оно непонятное, и это тревожит. Оно будет, я чувствую, меняться, усиливаясь, приобретая все более плотные и материально проявленные формы – и в этом проблема…

-       Откуда вы узнали о тысячах миров? – перебил Дед.

-       Побывал там, - ответил Орион просто. – Я и мои друзья. Но не стоит отвлекаться. Постарайтесь вспомнить – может, какая-то самая незначительная мелочь – и она сейчас важна. Какое-то маленькое изменение в атмосфере города, в людях…

-       Изменения происходят постоянно, с течением времени, - пожал плечами Дед. – Это особенность текущей цикличности космоса: все возвращается когда-то, но ничто уже не будет равно себе совершенно.

-       И все же… - Орион не торопил.

-       Нечего думать, - раздался призрачный уставший голос Анта. – Не изменилось ничего, кроме одного: уже несколько ночей молчат птицы и певчие существа Ветхого Сада.

-       Действительно, - кивнул Дед. Об этом я забыл. Это единственное, на что можно обратить внимание.

-       Да… - глаза Ориона, всегда задумчивые, на миг обратились в какую-то бездну внутри себя. – Мне кажется, стражи действовали по иному принципу: у них свои индикаторы, которые замкнули цепь. Я вам скажу следующее: если так будет далее, то стражи, когда-то спасшие созвездие, станут смертельно опасны. Их придется уничтожить, или уничтожением займутся они. Это машины с легким намеком на интеллект, но в них нет того духа жизни, чей исток – любовь. Поэтому иначе их не остановишь.

-       Возможно, этот страж был последним.

-       Нет, - ответил Орион, вселяя удивительную уверенность в истинности каждого его слова. – Они сохранились почти все, удивительно неуязвимые, просто их не замечают. Неприметные камни или звездочки, пока они не проявят себя в действии. Мне хотелось бы услышать, что скажет Черная Принцесса с Пристани Раздумий.

-       Кто это? – спросил, наконец, Ант о том, что его интересовало.

-       Черная принцесса спасла ваши миры пять тысяч лет назад, когда создала стражей, и была идолом Созвездия. Ей удалось это, ведь она наблюдала за созиданием вашей истории, начиная с первых эпох.

-       Вы хотите сказать, что она жива до сих пор? Бессмертна?

-       Она бессмертна в той же степени, как и ты, - Орион пронзительно посмотрел в глаза Анту. Затем полуобернулся в сторону Деда. – Как он. Как и каждый носитель жизни. Дух в нас бессмертен и неуничтожим. Но если речь идет о бессмертии в физическом теле, то нет, - в многомерных глазах Ориона мелькнуло странное выражение. – Она не бессмертна, просто ее жизненный срок в нынешнем физическом воплощении очень долог. Я бы даже сказал, она еще молода… Черную Принцессу когда-то знали многие, как легенду, хотя и далеко не все. Я уже говорил: все ваши миры живут обособленной жизнью; сами по себе удивительные, они невыразительную картину составляют как целостность. Я встречал Черную Принцессу когда-то очень давно… Она странное существо, ее жизнеопределяющие смыслы и внутренний мир неясны, неоднозначны.

-       Почему Черная?

-       Черная – это ее элемент грусти. Она далеко не всегда была Черной. Но теперь Она всегда в тоске. Она часто хотела бы уничтожить созвездие, но спасла его однажды. И потому: следовало бы увидеть ее… Но не мне.

-       Мы здесь услышали множество невероятных вещей, о которых можно лишь грезить, не мечтая, глядя в наше небо. Их еще предстоит осмыслить. – Дед задумчиво посмотрел в сторону долины – но вопрос в другом… Что делать теперь?

-       Теперь… я скажу, - ответил Орион. – Мне еще многое предстоит совершить: галактика огромна, а время не ждет. Я не могу больше задерживаться. Но здесь много нерешенных вопросов: Черная Принцесса, Госпожа Скорби, с которой я встречаться не могу; стражи, которых нужно остановить; мрак неведомого, который окружает вашу историю и который может быть важен. Поэтому мне нужен мой представитель в Созвездии, он и сделает все. Здесь нет моих соплеменников, и поэтому все придется сделать… тебе.

Орион обернулся к Анту, не оставляя пространства для выбора.

-       Мне? – Ант прошептал растерянно и удивленно. – Но я же ничего…

-       Ты все узнаешь. Все сможешь, - Орион прикоснулся к его глазам лучами взгляда, как направленными под напором струями энергии, и Ант вдруг ощутил, как целые пласты знания, невероятного и многообразного, о его Созвездии, оплетают сознание, а разум обретает странную решимость и мощь. Куда-то улетучивались, растворяясь в нестерпимом сиянии, самые болезненные сгустки боли и отчаяния. И сквозь транс передачи в прозрачной невесомости начал вырисовываться План. Он знает, что нужно делать.

Минутой позже Орион смотрел куда-то в гущу деревьев поверх головы Анта. Ант не был уверен: происходило ли что-то. Но он произнес:

-       Да, мне кажется, я уже могу...

-       Уверен, можешь, - кивнул Орион. – Деда я забираю с собой. Временно. А ты пройдешь сквозь Ветхий Сад, который, кстати, несмотря на все слухи, совершенно безопасен. Там будут горы. Ты найдешь звездолет в пещере Иглы. Ты уже знаешь, где это. И лети в Большие Миры. Ты будешь поражен много раз – но человеку достаточно лишь однажды вырваться из тесного мирка – и он сумеет не только привыкнуть к некогда утомительной безбрежности, но и полюбить ее. Удачи, Ант, я не прощаюсь. Все мы встретимся на планете Лишь Однажды, Сияющей Жемчужине на вечно черных равнинах космоса.

-       Многовато черного за один раз, - заметил Ант.

-       И запомни позывной Галактики: «Господь един, Космос Вечен».

-       А как мы встретимся, если я и понятия не имею, где искать эту планету?

Но Орион не ответил. Его контур уже стерла ночь.

 

 

Глава 4. Звездный шепот

 

Завтра кто-то, вернувшись домой,

Застанет в руинах свои города...

Виктор Цой

 

Анту приходилось тратить по нескольку минут, чтобы обходить отдельные сплетения корней, выходящих на поверхность из рыхлого пепельного грунта. В переплетении ветвей метались тени, тени убегали с каждым его шагом вглубь. Было светло от звезд.

Было темно.

Орион внушил ему, что лес совершенно безопасен. Анту сейчас так не казалось. Он знал, что в этом лесу нет существ, которые действительно опасны для жизни. Но известно было другое: тот, кто вошел в Ветхий Сад и вышел из него со стороны гор – тот стал другим человеком. Эту странную фразу повторяли одинокие старые люди, никогда не пытаясь объяснить. Более того, Ант вдруг изумился, вспомнив: он никогда и не пытался узнать, любопытство его молчало. А вот теперь, в глубине сада, когда дороги назад уже нет, Ант припомнил это выражение со странной тревогой. «Выйти другим человеком» - это может означать слишком многое и слишком разное: начиная от сильного впечатления, которое врезается в сознание, преобразуя его… до полной подмены одного существа другим. Подобным, но другим. Виски Анта под прядями русых волос похолодели.

Но он шел вперед, с легкостью бросал свое неутомимое тело в спиральные лабиринты из звездной светотени и лесной бархатной непроницаемости. Лес казался пустым. Но…

Он менялся. Ант попытался ускорить шаг, но не смог. Наоборот, гость леса пошел медленнее, осторожнее, словно по узкому броду в окружении укрытого туманом болота. Почему-то он боялся обернуться, посмотреть назад, чувствуя, что может там увидеть не совсем то, что ожидает.

Все вокруг было живым – дышало жизнью и сознанием, слишком другим, чтобы понять его, и все же слишком явным, чтобы его не замечать. Ритмичное, мягкое, едва уловимое дыхание леса окутывало, охватывало, обдавало маленького одинокого человека, навевая странные грезы…

Сад продолжал меняться. Он светлел, но не благодаря проникновению света верхних миров, а от какого-то внутреннего источника, жемчужно-белого, концентрированного и яркого. В этом свете осыпались и так скудные шапки с крон, обширные стволы таяли в нем, дрожали, менялись и – в следующий миг Ант вдруг понял, что Ветхий Сад – это совсем не Сад. Это…

Ант остановился в ставшем вдруг холодном и прозрачно чистом воздухе, голубом, как в чистой воде на дне океана, окруженный тем, что когда-то было деревьями. Теперь это были искаженные временем кристаллы тысячи граней, зеркала с текущим отображением, странные изменчивые фигуры. И все это дрожало в тусклом молочном свете, как в тумане. Страх ушел, все чувства и эмоции оседали глубоко на дне под мягким, как тиски воды, давлением похожего на песню молчания.

Очертания земли и неба исчезли, они стали зеркалами, в которых ничего не увидишь, мутными, как поверхность водоема во время дождя. Ант попробовал сделать шаг – ему удалось. Он подошел к странному обелиску с зеркальной поверхностью. В зеркале не было его отражения – но там было что-то другое. Отражение затягивало его, втягивало в себя – и мгновением позже Ант уже не мог оторваться.

Что-то цельное покрылось трещинами – и разлетелось на осколки. Осколки упали в океан, прошили его струями огня – и вылетели обрывками почерневших листьев из черной пещеры на склоне горы, которой он никогда не видел. Гора удалилась, отодвинулась в глубину, и оказалось, что она находится на пепельно-черной поверхности маленькой планеты, а планета – на Краю. На ней заканчивалось внешне холодное и безжизненное, но на самом деле наполненное светом творящей любви, сиянием звезд и потенциальностью Всего пространство. А с другой стороны чернота была другая – стискивающая душу – и она подошла к планете вплотную, съела ее окраину, как капля кислоты. Пропасть Морока… Кажется, кто-то был там, на этом краю и, беззащитный, плакал...

Ант отвернулся и подошел к следующему на пути кристаллу. Там он увидел свое отражение – только очень странное, размытое и собирающееся, как наложение нескольких масок. Там много разных лиц увидел он – и прекрасных, и уродливых до дрожи, но в каждом – в каждом – он узнавал себя до конца. Магические зеркала обнажали душу незваного гостя – обнажали до последней изнанки – и смеялись над его замешательством из своей застывшей, равнодушной бесстрастности, которой обладает лишь зеркало. То, которое отражает все и ничем не является.

Сад опять стал меняться. Он потемнел, неожиданная серебряная листва осыпалась прямо с неба.

Лес всегда был таким – переменчивой матрицей, пугающей и открывающей путнику нечто, чего он может не понять никогда. Но Ант теперь знал – где-то рядом разыгрывается Трагедия, пусть ничего не говорило об этом явно. Он примет участие в этой трагедии, которая разворачивается на грандиозных галактических пространствах – не угрожая, не агрессивно, но неотвратимо. Ничего не изменить. Но что-то изменит его жизнь. Их жизнь.

Зачем Орион затеял все это? Он мысленно передал найти Черную Принцессу, открыть другие чудеса Созвездия, совершить наблюдения в ряде миров, кого-то встретить… Орион передал ему задание, а также знание и решимость осилить его выполнение, довести до конца, чего бы это ни стоило. А еще – важность и тщету всей этой миссии, которая была лишь звеном цепи, крупицей грандиозного плана, который может ни к чему и не привести...

Ибо нельзя понять и объяснить то, что происходит.

Поиск оборванного конца нити в бесконечном океане неведомого. Того конца, которого может и не оказаться в итоге.

Сад изменился опять. Он превратился в ветер – темный ветер, проносящий сквозь путника тысячи образов и видений за мгновение. Всех их засасывал черный вихрь позади него. Темный, серый в оттенках, но ни в коем случае не по сути. Разобраться в этих образах сейчас не представлялось возможным. Лишь потом, и через много лет, в судьбоносный момент какой-то из них может всплыть на поверхность.

Ветер затих, разлегся равниной, по склону двигались неведомые существа: они убегали, и не видели его. Он упал – это был смертный сон.

Он умрет – скоро. Но перед этим забудет о том, что умрет.

Сад снова стал садом. Он действительно посветлел, потому что заканчивался. Впереди под нежной рассеянно-золотой тенью звезд лежала первая гряда гор.

Горы были прошиты огромной нитью – вдоль и поперек – а затем нить вытянули: остались тысячи узких черных отверстий, сквозных тоннелей и пещер, в одной из которых лежал сейчас последний на этой планете звездолет.

Ант никогда не думал, что планету можно покинуть, вырваться из плена ее обрекающего притяжения. Мир этот казался таковым, уход из которого недостижим. Ограниченный собственными пределами для себя и своих обитателей, пределами-фатумом. Для того, чтобы бросить вызов этому фатуму и все же вырваться, нужно было обладать звездным огнем и божественным вдохновением. То есть тем, что недоступно простым смертным.

И в этом был свой, хранящий равновесие галактики глубокий смысл. Тот, кто хочет стать жителем звезд и сокрушить проклятие планетарного притяжения, должен вначале доказать, что он этого достоин. Что звездный свет и черный вакуум Космоса его не подавит и не уничтожит.

А ведь Ант, в сущности, не знал ничего. Глядя в неистощимое, яркое разнообразие над головой, он никогда не интересовался его сущностью. Невозможно. И почему?

Потому что небеса оставались недостижимы, а пределы его мира – не преступимы. Он утратил интерес к голубым, зеленым, жемчужно-белым солнцам, как только понял – они не для него, они просто светят допьяна каждую ночь, меняются, неизменные.

Орион перевернул его мир подсознательных желаний и стремлений – и теперь Ант удивлялся. И еще… Он чувствовал в себе остаточное присутствие Ориона.

Грусть, стены дождя, солнечное блаженство безусловной радости… Сладкая тоска по другому миру, которого нет, но о котором суждено знать. Орион, передавая ему поток памяти, случайно оставил в нем остаток себя. Край отхлынувшего из-за занавески ветра… Ант хватался за него, но между пальцев оставалась лишь зудящая пустота.

Ант посмотрел в темноту горных сквозных тоннелей, чувствуя стену Сада за спиной. Темнота, густая и двуликая, не вызывала страха. Он знал: там нет ничего, что может причинить ему вред. Борьба велась не здесь, на спящем островке галактики, а далеко вверху, в больших мирах, и природа этой борьбы была далеко не однозначна.

И все же.

Он взбежал по склону, точно зная, какой склон избрать, черная птица вылетела навстречу и пронеслась над головой, не задев. Серебристый корабль заискрился в мягком блеске на самой далекой вершине. Странно – ведь каждый мог добраться до этого корабля рано или поздно, стоило только покинуть свой город и перейти Сад. Но никто не сделал этого. Корабль мог стоять тут и дожидаться еще миллионы лет. Никто не покидал, наверное, свои города на этой планете уже множество циклов подряд. Они боялись, что потеряют это небо, стоит лишь перейти черту. И они были правы.

Мысль, тревожная мысль, переданная Орионом тогда в потоке, говорила: там, на той стороне гор, возле корабля, небо будет иным… Все будет иным. Это станет самым нелегким испытанием на этой планете – хотя ничем по сравнению с испытаниями будущими, зазеркальными.

Ант поднимался по склону медленно, задумчиво рассматривая сквозные пещеры по обе стороны отвесной тропинки. Куда они ведут? А вдруг… в никуда? В обрыв? Тонкие ветры-сквозняки сочились спиральными языками из множества горных ртов, они были холодными и обжигали, будто в струе ветра были рассеяны тысячи невидимых игл, впивающихся в кожу.

Он оттягивал этот момент – ведь горы могли не просто тянуться в центре маленького мира. Они могли разделять два разных, непохожих мира, две реальности, и один из миров занесет хлопьями тяжелого тумана, как только ступни ушедшего сойдут с его тела в последний раз.

Что он увидит там? Обломки циклопических городов, хранящих знание настолько потрясающее, что он изменится при одном лишь взгляде на них, как на откровение космоса? Создания, которые заберут Анта с собой на другую планету – и эта планета не будет лучше той, что он покинул… Неволю и страдание – страшных демонов древности, идолов дальних жестоких миров. О них он знал до сегодняшней ночи только с чужих слов, которым не верил…

Ант взошел на вершину – легко, не чувствуя тяжести в ногах и усталости путника. Он остановился там, где выше было уже не подняться. Серебристый корабль тускло мерцал в свете его глаз: больше уже ничего его не освещало. Небо изменилось: затянутое черной непроницаемой оболочкой от края до края, оно заплакало дождем, холодные капли смыли с его силуэта последние крошки звездной пыли. Впереди, под ногами, расстилалось что-то чужое, не выделившее себя из мрака и скрытое сейчас туманом ночи. Ант порывисто, прыжком обернулся – но последняя гряда гор уже выросла за ним, навсегда скрыв старый мир.

Его планета была заколдована, как и все миры Созвездия. Но сейчас ведь дело было совсем не в этом…

Бездна дышала над ним, бесконечно полная – и пустая, безграничная – и равнодушная; черная, непроницаемая, такая чужая. В ней что-то было, что-то, влекущее сильнее звездных снов, но недостижимое. Бездна не отзовется никогда – никогда. Стена хрустального дождя в черноте стояла перед его лицом, дрожа на ресницах. Совершенно черное, небо пело глухим громом. Злой ветер дал пощечину, затем еще одну, и еще.

Ант заплакал вместе с дождем. Это – незнакомый космос, доселе незнакомый мир. Сомнений не оставалось. Пустой, безжалостный, равнодушный и огромный, где жизнь, смысл и свет рассеяны, как горсть одиноких песчинок в океане без берегов. Это – правда, которая подавит и уничтожит. А его мягкий спокойный мир, сказочное небо-множество – иллюзия, обман, один из многих.

Ант ощутил бесконечное одинокое бессилие. Зачем что-то делать, какой смысл существовать в этой прорве тьмы, которая все равно засосет и опустошит?

Ант плакал, и вдруг понял: нет, это не космос, освещенный мириадами солнц, пусть холодный, пусть почти пустой, но осмысленный. Нет, еще нет.

Это то, что будет – во что космос может превратиться однажды. Чем он уже был однажды, еще не освещенный, не озаренный дыханием Творящей Любви.  Скоро, очень скоро, если нечто не остановить.

Но что? Бессилие…

Корабль, невидимая искра, поднялся в расщелине скал и ушел очень далеко.

 

Глава 5. Эхо

 

Нашу жизнь можно также рассматривать как эпизод, болезненным образом нарушающий покой ничто.

Артур Шопенгауэр

 

Миры Созвездия вернулись – не сразу, постепенно вынырнули из-за плотной завесы странных черных облаков. Эти облака всегда покрывали южную сторону планеты Анта, и именно они создали пугающую иллюзию, повергшую его в трепет.

Он летел в молчании и очень быстро, многоцветные миры в Океане Всего оставались позади, один за другим. Сиреневые и сочно-зеленые, алые, как кипящая кровь, и коричневые с золотом. Только теперь они пробуждали не пьяное восхищение, а волнение: ведь теперь с ними придется познакомиться близко. Очень близко…

Ант летел и летел вперед.

Или, может, назад? Внутрь?

Калейдоскопу миров не было предела. Еще пару мгновений – и он утратил уверенность в том, что у его Созвездия есть предел. Еще немного – и он ощутил действительную беспредельность Галактики. Осознание беспредельности приводит к постижению собственной незначительности – и в то же время удивительным образом вдохновляет на дерзость ее преодоления, придавая бытию неповторимый вкус приключения и тайны, напрочь лишая его иллюзии будничности. Ант почувствовал, как перехватило вдруг у него дыхание, как трепетно и в то же время окрылено забилось сердце в груди. 

Он удивился сам себе, когда выбрал на своем пути маленькую коричневую планету, рассеченную шрамами, оплавленными и кривыми, как от потрясающей катастрофы. В этом мире было темно – наверное, не всегда темно, но сейчас его солнце заслоняла от него соседняя планета. Затмение. Хотя тьма немного рассеивалась вечным блеском тысяч других солнц.

Не яркие притягательные миры, а этот скромный осколок, не претендующий на внимание. Наверное, глаза Анта устали от давления света и цвета. Ему нужно подумать. А еще - что-то было в это темном мирке. Какой-то немой призыв –и не разберешь со стороны – зовет ли кто-то, или просит любой ценой держаться подальше…

Ант посадил звездолет в тени скалы, единственной в бурой пустыне, где не было ничего больше. Он сделал несколько шагов, проникнутый чувством обманутого и оставленного ребенка.

Белопламенная комета упала, рассекая воздух со свистом отчаяния, скрывшись за горизонтом. В тот же миг Ант ощутил мягкое и прохладное прикосновение Чужой Мысли.

-       Что ты ищешь на планете Эхо?

-       Эх…Эхо?

-       Отвечай на вопрос. Все твои мысли потеряются в эхе энергетических полей этой планеты. И уже не вернутся…

-       Я… мне нужно найти Черную Принцессу.

Мыленное прикосновение стало мягким, почти ласковым, но стремительно пустеющим.

-       Мысли Черной Принцессы отягощены печалью, а ее глаза полны слез.

-       Почему?

-       …Потому что это – удел тех, кто прожил слишком долго по меркам смертного, и все же недостаточно для бессмертного, стяжал знание великих тайн бытия, дающих власть над миром – но так и не обрел мудрость, дарующую вечное блаженство. Смертные, за небольшим исключением, беззаботны и легкомысленны по незнанию, бессмертные веселы и уверены, потому что сам Бог - Творец Вселенных питает их радость, и над бесконечной пропастью лет путь им освещает Вечность. А те, кто идет по натянутой струне между этими двумя полюсами, пребывает в поиске, смыслы, старые и новые, обесцениваются, теряются и появляются вновь. А потому лицо их мрачно.

-       Наверное, так оно не везде… - сказал Ант простодушно. - Не знаю, какая разница, сколько тебе лет. В жизни всегда можно найти что-то отрадное.

-       Если остается хотя бы кто-то, в ком можно узнать частичку себя, - опять прикоснулась мысль. – Но нельзя спастись от тоски в полном одиночестве, с мерцанием черной бездны над головой, неизменной, под которой тысячелетия кажутся мгновениями, и наоборот.

-       Кто такая Черная Принцесса? Человек?

-       Она имеет человеческую оболочку, хотя сущность, пожалуй, изменилась слишком сильно, чтобы называть ее так…

-       Она…уродлива?

-       Если называть уродством неполноту, незавершенность, то Черной Принцессе еще очень далеко до красоты. Но тогда любой смертный – уродлив по сравнению с ней.

Ант против воли получал ответы даже на те вопросы, которые рождались в сознании невзначай, зачатками мыслей, и не обязательно желали быть высказанными.

-       Если я встречу Черную Принцессу, Она может причинить мне зло?

-       Она может тебя убить невзначай или лишить воли, поработив сущность, сама того не желая, если не заметит гостя… Но будет ли это точно злом?

-       Думаю, что будет, - Ант дрогнул.

-       Не стоит испытывать страх, - мысль летела с теплым ветром из буро-коричневой пустыни, из тени. – Но могущество ее огромно. Она чуть не уничтожила созвездие однажды, под влиянием какого-то страшного знания, думая, что так будет лучше… Только усилиями многих могучих существ Созвездия ее удалось переубедить. А потом она спасла миры от страшного Нечто, создав стражей…

-       Да, именно об этом я хотел поговорить с ней.

-       Из тех, кто знает Черную Принцессу, многие стремились поговорить с ней, но еще ни у кого не оставалось желания сделать это еще раз…

-       У меня нет выхода… Я получил задание – галактике грозит опасность.

-       Это известно, - отозвался неведомый разум темной планеты. – Твой разум уже прочтен, все его знания останутся здесь навсегда. Все твои стремления – тщета. Да, опасность есть, хоть никто не видит в ней опасности пока. Она и здесь оставила след… Эта пустыня была кристально чистым голубым озером, которое высохло резко и внезапно несколько столетий назад.

Ант посмотрел на низкие древние утесы вокруг – края исчезнувшего озера, посеребренные многоликими звездами.

-       А кто ты… вы… оно?

-       Память этой планеты, ее «я». Планета была осмыслена теми последними из Расы Всесильных, обитавших в созвездии в незапамятные времена и владевших тайной источника материи, которая быстрее света в тысячи раз.

-       Это те самые Всесильные, которые написали первую страницу истории Созвездия, настолько смутную и легендарную, что ее даже не касается никто?

-       Та страница была далеко не первой. Всесильные почти достигли самодостаточности, открыв тайну совершенства, которая и стала причиной их ухода в другие измерения.

-       Как? Почему они ушли?

-       Они нашли способ управлять частицами, многократно более быстрыми, чем свет звезд. Они построили из них свою оболочку… и исчезли.

-       Исчезли?

-       Да. Существование частиц отличалось особыми ритмами не только в пространстве, но и во времени. Более того, они меняли судьбу того целого, частицей которого становились. Скорость существования Всесильных увеличивалась в миллионы раз, и тот путь, на который требовались миллиарды, миллиарды лет, они проходили за считанные часы. Все ступени и откровения открывались им, по меркам обычного времени, за считанные мгновения. Они осуществили свою судьбу во всей полноте, перейдя в другие, более тонкие уровни пребывания, твоему пониманию не доступные.

-       Значит, Всесильные не погибли, не исчезли? Просто ушли?

-       Они исчезли для видимой тебе Вселенной. Их путь окончательно затерялся в тонких материях иных измерений. Они подарили этой планете, как и некоторым другим, разум без четкого «я», в надежде, что в этом океане безотносительного сознания смогут возвращаться и восстанавливать свою среду обитания здесь после рассеяния. Но ничего не получилось – а скорее, они просто не захотели возвращаться. В Созвездии надолго стало пусто.

-       Форпосты Всесильных… - произнес Ант задумчиво. Так ты… вы… остаточность той расы… эхо запредельных времен? – Ему не хватало сил до конца осознать, к какой прадревности он сейчас прикоснулся.

-       Да, запредельных времен, которые, тем не менее, продолжают пребывать в недостижимом временном измерении.

Ант что-то неясно представил, и дивный разум помог оформить мысль, которую человек принял за свою.

-       Всесильные. Бессмертные… А где место нищете? Злу?

-       Любая нищета слишком слаба, чтобы быть заметной и остаться в долговременной памяти Космоса. А зло в вашем понимании зла, это тоже нищета, ведь истинно сильные не нуждаются в зле, будучи близки к самодостаточности. Они сталкиваются с иным злом. Когда зло смертных перестает иметь значение, открывается Зло Фатума, Зло Неведомых Сил, бездушное зло пустоты и хаоса… Зла хватит тому, кто хочет его узреть. Ведь часто именно в борьбе с ним в той или иной форме родятся Всесильные… Бессмертные… Великие смертные.

-       У меня уже болит голова, - Ант схватился за виски.

-       Тогда после встречи с Черной Принцессой ты будешь на грани духовного истощения.

-       Пусть так… моя судьба уже не в моих руках. Ты – нечто очень могущественное. Может, можешь предсказать, что ожидает меня?

-       Предсказание – тот уровень духовной реальности, который доступен лишь богорожденным созданиям; существам и сущностям, сотворенным Богом, но не тем, кто создан уже этими сущностями. Можно только просчитать возможные варианты. Для этого понадобится несколько мгновений. Но этих вариантов будет очень много. Тьмы.

-       Не надо, - ответил Ант быстро. – Куда мне лучше лететь теперь?

Пустыня вздохнула, по ней пронеслась нефизическая старческая дрожь.

-       Черная Принцесса живет в Сердце Созвездия, где калейдоскоп красок особенно силен, и выдержит его не каждое око. Лететь далеко, но твой звездолет быстр, быть может, он способен опередить даже время. К нему явно приложил руку бессмертный.

-       Как я найду ее планету?

-       Тебе трудно будет найти. Нужно спрашивать по пути. И пусть между мирами пропасти открытого космоса – он теснее, чем кажется. А потому спрашивай по пути. Этот мир называется Пристанью Раздумий, это почти сплошь одни озера, разделенные черными скалами и ледяными горами. И, кажется, Кроме Черной принцессы там нет больше жизни в какой-либо форме.

-       Хорошо, я запомню.

Мысль убрала пальцы с его разума. Ант просто пребывал на пустой планете, где все происшедшее за миг до этого могло оказаться просто сном наяву. Он обнаружил, что не сошел с места ни разу за все время нахождения в этом хмуром себе-на-уме мире.

Нужно пройтись.

Ант пошел вдоль трещины странной формы древа, чье дно было накрыто тенью более черной, чем тень над планетой. Но он прошел не более десяти шагов – странное предчувствие заставило поднять голову.

Тень. Появилась и скрылась. Страж здесь. Страж может уничтожить его, как уничтожил его город… Пока он просто прячется.

Разум планеты ничего не сказал, как будто его и не было. Ант скорым шагом вернулся к своему звездолету, поднял его над планетой и на большом ускорении вырвался из звездной системы. Через миг он обернулся.

Три темных, плоских, словно донные твари моря, силуэта следовали за ним в отдалении. В них не было ни огонька, ни луча света, но Ант хорошо запомнил, какие лучи они могли испускать. И не хотелось бы видеть снова. От них что-то исходило… Не агрессия, не опасность, не мысль. Ничего, похожего на импульсы жизни.

Изучение. Стражи изучали его.

Ант, следуя полусознательным навыкам, переданным Орионом во время психоштурма, послал кораблю сильнейший импульс желания уйти. Звездолет увеличил скорость, но это было нелегко заметить: стражи двигались в пространстве мгновенными прыжками, и расстояние между ними даже сократилось. Пожалуй, им ничего не стоило настигнуть его за мгновение.

Наверное, его звездолет тоже мог уходить в другие измерения и телепортироваться. Но как – Ант пока не знал.

Он отвлекся, рассматривая стражей, и не заметил, как половину обозримого пространства за прозрачным корпусом его корабля заняла планета, чьи размеры стремительно росли на его пути. Он рывком мысли ушел в сторону, но потом вернулся и взял курс прямиком на этот неведомый мир.

Странный ярко-серый пепел укрывал ее поверхность, изрубленную на этой стороне утесами с красными прожилками. Среди утесов текли тонкие, образующие целую паутину ручьи. Возможно, на той стороне они впадали в океан, но это вряд ли была вода: металлический, горячий отсвет напоминал скорее ртуть. Дрожь пространства, как в мареве, на большей части поверхности, говорила о возможности существования прозрачного, не воспринимаемого глазом леса. Какой-то фантомной растительности. Орион передал ему смутную память о таких лесах.

Ант хотел найти укрытие, колеблясь и не зная, не загоняет ли он этим себя в угол. Затем он все же решился и втиснулся в пепельное ущелье между двумя утесами, такое узкое, что тонкое лезвие едва ли прошло бы между скалой и бортом звездолета, ставшего вдруг совершенно прозрачным. Анту даже показалось, что его корабль немного уменьшился в размере в последний момент, принял форму ущелья. Неведомо, какие чудесные способности еще были скрыты в этом звездолете древних, которых больше нет в Созвездии… но не за его пределами.

Точнее, есть, но в иных, недостижимых измерениях. В прошлом, всегда пребывающем в Вечности. Так говорило нечто планеты Эхо.

Он поднял голову. За прозрачной преградой, в клочке неба, определенном краями двух утесов – пепельных скал, замерли стражи.

Изучение продолжалось. Иначе он уже был бы сожжен в странном, жутком огне в тот же миг. Он смотрел на них, они – не видели его. Они не были кем-то. И не управлялись чьей-то волей. Просто воплощенная предопределенность в действии.

Внезапно два утеса так резко сомкнулись над ним, что у Анта прыгнуло сердце. Скалы образовали непроницаемый свод без единой щели. Камень, как изменчивая текущая масса, сомкнулся позади. Последний камень завершил погребение.

Мгновение – и преграда над ним стала прозрачной. Она оставалась там же – человек знал точно – но она позволила видеть три черных тени, заслонившие звезды.

Тонкие золотые нити соединили стражей с телом утесов. Глядя на эти нити, Анту вдруг почудилось, что он слышит чудесный женский голос, поющий песню о золотом руне. Магическую песню… Скала заколебалась, пепел запузырился, как в мучениях, но препона выдержала. Мгновением позже Ант понял, что ошибся. Стражи не были совершенно слепыми исполнителями без сущности. Их мысль коснулась его.

«Ты не должен сопротивляться. Все, что происходит, свершается ради спасения мира. Мир был спасен однажды, он будет спасен вновь».

«Мир изменился. И опасность уже не та. Вы против нее бессильны. И не сможете помочь. Вам придется исчезнуть».

Ант ощутил страшный жар, проникающий сквозь камень, агрессивный жар золотых нитей.

«Стражей нельзя уничтожить. Их тьмы, скрытых, но следящих в мирах созвездия. Они расщепляют материю на атомы, а из атомов высвобождают первозданную энергию. Этот утес заколдован, но никакое колдовство не может удержать долго золотую нить, сотканную рукой Той, что нас позвала.

Золотая нить не успела добраться до его сердца. Свистящий гром разорвал дикую тишину уничтожения, стражи скрылись в ярких вспышках взрывов и в дыму. Черные осколки медленно, как листья деревьев, рассыпались по склонам.

Ант не сразу понял, что произошло. Не сразу поверил, что Стражи могут быть уничтожены – и что это случилось на самом деле. Спасительные утесы бессильно расправились, освобождая путь к звездам. Но звезды застилал объект, горящий множеством бедных огоньков. Нет, не стражи. Остроносый космический корабль, ощетинившийся странными выростами.

Неизвестное судно поддалось притяжению одного из утесов и замерло на нем. Ант мыслью поднял свой звездолет и присел на другом утесе. Два корабля замерли друг напротив друга, проводя изучение невидящими глазами. Капитаны не видели друг друга, хоть смотрели зорко и осмысленно. Затем Ант поднял свод над собой и покинул звездолет. Мгновением позже он увидел, как пепельной поверхности коснулся сапог человека, заточенного в громоздкую губчатую материю с ног до головы. Незнакомый пришелец снял маску.

-       Эти утесы что, разумные? – спросил он удивленно, нисколько не заботясь о том, будет ли он понят. Но Ант понял все, хотя язык не был языком Созвездия. Наверное, и это знание передал Орион в те несколько мгновений откровения.

-       Не знаю, но они спасли мне жизнь, - кивнул Ант. – Спасибо вам, - добавил он с чувством, наклонившись к каменному монолиту.

-       От тех странных роботов, которые стреляли подобием лазера, вы имеете в виду? Боюсь, от них вас спасли мои бортовые орудия, а не скалы. Что они хотели?

-       Никогда не думал, что стражей можно убить.

-       Стражи? – незнакомец пожал плечами. – Наверное, разговор коротким не получится. Вижу, помощь вам нужна. Меня зовут адмирал Нейрн, я из вон той части галактики – он указал на какую-то бледную тучку пыли в запредельном далёке. Странно – но слишком уж черным был космос в той части галактики. Совсем не разбавленным. Адмирал Нейрн продолжал. – Можете воспользоваться моим кораблем, как убежищем. Прыгайте сюда, смелее.

Ант посмотрел на глубокую пропасть у самых ног, разделяющую два утеса, и почему-то смутно ощутил опасность.

-       Я не могу бросить свой звездолет, - Ант коснулся прозрачных, совершенных конструкций. Второго такого я уже не найду.

-       А я вам советую, - адмирал Нейрн настороженно озирался, - поскорее перебираться сюда, потому что…

В это мгновение из ртутных вод тонкого ручья, меняющего облик у подножия, с огромной силой вырвалось нечто, взлетев в их сторону со скоростью, на которой различить его было невозможно. Адмирал Нейрн с молниеносностью, опережающей мысль, отстегнул от пояса странный предмет и выстрелил навстречу неведомому агрессору, разбив его с налету вдребезги.

-       Потому что эта планета совершенно небезопасна, - закончил Нейрн мысль.

-       Но этот звездолет создан бессмертными, - ответил Ант. – Только с ним я смогу свершить то, что должен свершить, когда пойму все, что он может.

-       Смотрите сами, парень, - Нейрн вновь пожал плечами, оставляя Анта в неведении относительно этого жеста. – Мой корабль имеет броню и орудия, которые защитят нас. Кроме того, я-то о своем корабле знаю все, в отличие, кажется, от вас.

-       Этот звездолет управляется мыслью.

-       Хорошо, - согласился Нейрн. – Я возьму ваше судно на силовой буксир. – А теперь прыгайте сюда – нам стоит поговорить.

-       Да, - кивнул Ант, пытаясь не смотреть вниз. – Что-то странное происходит. Галактике грозит опасность.

Адмирал Нейрн улыбнулся странной, какой-то страшной и тоскливой улыбкой.

-       Я знаю, друг мой. И могу рассказать об этом больше, чем кто-либо другой. Я спасся один – слышите? – лицо его исказилось. – Один из всей экспедиции. Запомните это хорошенько. Хотите услышать эту историю, парень? А? Я вам расскажу – по дороге.

-       Куда? – спросил Ант по инерции.

-       Куда укажете, - адмирал Нейрн улыбнулся устало. – Вы же капитан этих вод. И это ваше звездное скопление. Это ваши мысли и слова, а не мои, под стать этим солнцам вокруг… Только предупреждаю – рассказ мой будет долог.

 

Глава 6. Закат Ойкумены

 

... Он просыпался, продрогнув до костей, ледяные колокола звенели в ушах, мороз щипал каждый нерв, будто вспыхивал внутри колючий фейерверк, и разлетались ослепительно белые искры, и жгучий снег падал на безмолвные потаенные долины сознания...

Рей Бредбери

 

Слабое солнце, бледное, как старая медь, неестественно большое, словно разнесенное опухолью, освещало серую поверхность этой планеты весь день этого мира. Но планета и к закату оставалась по-зимнему холодной. Старое солнце. Один-единственный день, с момента появления полосы утомленного багрянца за горизонтом и до погружения его в трещины земли на закате – и тот, наверное, казался бесконечностью остывающей звезде, полной грусти по тысячелетиям молодости, и ее миру, ее детищу. Сейчас она нависла над ним, заняв полнебосвода, как существо, чья болезнь за тысячи лет примирила с мыслью о конце. Совсем прохладное, светило смирилось с тем, что конец близок. Его огонь был спокоен, перестав быть звездным огнем. Его корона потускнела. Она остывает медленно, так, что и за тысячелетия не ощущается перемен. Но никто не будет обманут в этих мирах, уже не затопленных светом. Приговор Космоса вынесен изначально всему, что было сотворено или рождено однажды. И если отрезок полноты бытия, в несколько десятилетий или миллионов лет, усыпил память о конце, заставил забыть… Время отрезвления придет, и Приговор неизбежен. Планеты этого солнца превращаются в омертвевшие, безжизненные осколки Вселенной, связью с которой останется лишь Память. Еще немного, и солнце взорвется горечью или превратится в звездную пыль. Ее свет будет лететь к дальним уголкам галактики еще миллионы лет, обманывая одинокие росинки разума, которым не спится… Кто-то будет изучать звезду или мечтать под ней, посвятит ей стихотворение или свяжет с ней момент своего счастья… не зная, что звезды этой нет, она умерла давно и навсегда. А свет – обман, он есть, пока летит… Пока плывет в ладье из собственных граней Вселенная в океане Хаоса.

«Вера», остроносое космическое судно из темного материала, зависла внезапно над безжизненной окаменевшей планетой, словно вынырнула из-за стены неизвестности. Аппарат мягко коснулся морщинистой поверхности, его дверь открылась. Наружу выпрыгнул человек, облаченный в легкий удобный зеленый костюм, который изолировал тело от внешнего мира, надежно защищая от губительных влияний. На этой планете он выглядел как тот, кто мучительно ищет и не может найти, как усталый пустынник на исходе пути… В руке пришелец держал радиоружье, генератор излучения, смертоносного для любой жизни и разрушительного для материи. Правда, на планете не было и не могло быть жизни, а холодное солнце охлаждало любую агрессию и обезличивало врагов. Но капитан Нейрн не разлучался с оружием никогда – и это правило много раз лишь оправдывало себя за столетие утомительных, полных опасностей одиссей в звездных ожерельях галактики.

На эту планету, оставленную, кажется, и Богом, и людьми, окраину галактической ойкумены, где всем известное «Господь един, Космос вечен», наверное, и не звучало в обозримые времена, капитан Нейрн летал неоднократно. И дело было не только в традиции. Вот уже множество лет все его предки и родственники, (по крайней мере те, о существовании которых он еще не забыл), а теперь он сам, искали в звездной безбрежности планету Старый Сид, их планету, и без раздумий направляли свои корабли в эту пустыню, чтобы выказать почтение одной древней реликвии, символу их рода.

Однако не только это приводило сюда капитана Нейрна. Здесь, в этом отмеченном клеймом пустоты космическом этюде капитан мог отдохнуть и остаться в совершенном одиночестве со своими мыслями. Даже в космическом пространстве он не был совершенно один – космические голоса напевали ему что-то, черная пустота шептала свои страшные первозданные секреты на невозможном языке… А здесь – странное дело – только здесь ему было спокойно.

Когда годы перевалили за первую сотню, а в волосах появился первый пепел, капитана Нейрна стала одолевать меланхолия. Такая сильная, что иногда сжималось сердце в тягостных предчувствиях,  сути которых нельзя объяснить. Тогда он летел сюда и пешком шел к символу их рода – гигантскому монолиту конусовидной формы, скале, чьи формы настолько отточены неведомым мастером, что брало сомнение, природы ли, только ли времени это творение.

Но, по правде говоря, капитан Нейрн об этом не задумывался. Он с трепетом приближался к монолиту, способный найти к нему путь с закрытыми глазами. Чтобы снова увидеть вершину, которая таяла в вышине, и всегда – всегда терялась. Она всегда терялась – и двадцать, и сто поколений назад. В старых записях от названия этой чудо-горы остались только первая и последняя буквы: «К…с». Сокровенную символическую сердцевину, возможно, намек на очень многое и важное, надежно сокрыло время.

Каждый, кто носил твердое, несокрушимое имя Нейрн, рано или поздно прилетал сюда. Зачем? Может быть, просто, чтобы отдать странную дань, придерживаясь принципа «лучше сделать и успокоиться», пусть и не осознавая смысла, чем потом терзать себя в подозрениях и тревоге, что, быть может, упустил что-то очень важное. Самое важное?

Как этот «К…с», несомненно, заслуживающий на большее, чем быть символом какого-то рода, все же стал им, капитан Нейрн не знал. Говорили, очень давно, когда это солнце над головой уже было немощным и старым, один пилот на краю гибели сделал вынужденную посадку на планете, как в последней гавани. И встретил там нечто. Это нечто позволило ему покинуть планету, спастись и вернуться в обитаемые миры. То был первый капитан из Нейрнов, прославленный открыватель новых миров. А ведь в те времена их было не столь много. Это сейчас капитаном называется каждый, у кого есть хоть какое-то космическое судно. А тогда этот гордый титул был связан с невероятным риском и трудностями, с кровью, с неоднократной гибелью и воскресением в вихрях безбрежной галактики… Его нужно было выбороть… И очень многое принести при этом в жертву.

Вернувшись, Нейрн, вечно одинокий и бездетный, специально усыновил двоих мальчиков и взял с них клятву беречь эту маленькую серую планету в своем сердце. Нейрн-первый не объяснил, зачем, и это требование можно было считать просто помутнением рассудка того, кто пережил столь страшное. Но те, кто так думал, изменяли свое мнение в тот момент, когда сами оказывались перед «К…с». Как перед одним из скрепляющих стержней или порталов мироздания, стоящем на пересечении энергий и смыслов, как перед опорой космического эона нашей галактики… В окутанной тайной легенде ничего не прояснялось, ни одной детали. Но все становилось ясно.

Чем больше лет ложилось лохматым снегом на плечи капитану Нейрну, тем больше тяготился он холодным космическим одиночеством, тем чаще нуждался в обществе и подсказке… тишины? К одиночеству ему не привыкать – он ведь был капитаном. Праисторический, может быть, извечный обычай Космоса, появившийся еще в те холодные эпохи, когда люди были заперты в собственных пределах одного мира и дрожали перед величественным молчанием недостижимого космоса, кажущегося необитаемым. Обычай, по которому тот смелый, кто, презрев отчаяние и трепет, направлял свой корабль в бездны галактики, к дальним мирам, не задумываясь о бессмысленности всего этого, обретал право называться звездным капитаном. Он мог быть капитаном пару лет, месяц, несколько мгновений после взлета – и погибал капитаном. Обретал самую роскошную усыпальницу, на которую может рассчитывать смертный в берегах Безбрежного. Звездные капитаны рвались в неведомое, стремились к гаваням, которых не было, несли туда свой разум и свое несовершенство, счастье свободных и алчность авантюристов, огонь фанатизма и любопытство.

Говорят, почти все капитаны были глубоко несчастными людьми. Странно…

Звездные капитаны сохранились, несмотря на все бури и обвалы истории – на всех языках, в частях звездного ожерелья, бесконечно удаленных друг от друга. Их поколения сменялись и не вырождались, и новых дерзких не становилось меньше, несмотря на то, что девять из десяти капитанов находили свой конец в холодной невесомости или во враждебных чуждых мирах во время бесконечных экспедиции. Капитан Нейрн полагал, что звездные капитаны останутся до тех пор, пока будут в галактике завитки и ответвления, сладко и жутко влекущие неизвестностью, возможностью всего. Значит, всегда…

Нейрн был капитаном и рисковал жизнью ради своего удовольствия – он всегда отказывался от предложений провести научные исследования или разведывательные экспедиции где-то на зараженных пустотой задворках их звездного скопления. Только на поиски и спасение кораблей, затерявшихся в коварных течениях Черного Океана без берегов Нейрн отправлялся без раздумий. Все остальные предложения миров Большой Земли его не интересовали. До этого дня.

Сейчас… Сейчас все изменилось. Капитана Нейрна угнетало неотвратимое. У неотвратимого было имя – гибель. Совет Федерации просил его помощи. А он не знал, что делать…

Огибая валуны и глыбы камней, Нейрн уверенно шел на запад, к монолиту. Сила притяжения земли была очень маленькой, но благодаря наностабилизатору гравитации человек этого не ощущал.

Капитан остановился. Монолит, словно храм, слегка дрожал в холодном мареве заката, застилая горизонт. Газовая атмосфера этой планеты не могла соткать ни облаков, ни даже газового тумана, и все же вершина «К…с» терялась в прозрачной дымке там, где проходила нестойкая граница между буроватым морем небес и черным океаном Космоса. Вершина терялась, как игла маяка.

Капитан Нейрн присел на камень метрах в двадцати от скалы. Он всегда сидел на этом камне, а ближе подходить опасался. Однажды капитан уже пробовал это сделать… Неведомая сила без названия не пустила, оглушила и отторгла его, угрожая за дерзость полным упадком сил. Больше он и не пытался приблизиться.

Нейрн присел на валун и сразу же почувствовал, как мудрое спокойствие охватывает его – незримое влияние «К…с». Расслабленное тело перестало существовать, остался лишь Разум. Все тысячи тяжелых оболочек упали у ног мертвым грузом. Мысль медленно и непреклонно обретала направленное могущество… и споткнулась о нечто.

Нейрн удивленно поднял глаза. Так и есть: случилось то, чего он не мог предположить никогда. Он был в этом мире не один. Нейрн испытал целую бурю чувств, которую, пожалуй, испытывал первый человек, впервые увидев себя в глазах Другого, себе подобного.

Которой может проникнуться лишь тот, кто не привык к обществу Другого как к данности, а не дару. Но еще более удивило другое…

У самого подножия «К…с», положив на него одну из ладоней, смотрел куда-то пришелец… подобный человеку, но не совсем… обычный. Его взгляд, слегка задумчивый, ненапряженно сосредоточенный, был настолько полон чистого воспламеняющего света, что капитан Нейрн заморгал. Тело и одежда были слишком сочно окрашены для этого бедного мира – и все же неуловимо прозрачны. Капитан Нейрн подумал, что еще никогда не видел таких привлекательных людей. Будто случайно, в сознании родились и повисли слова «совершенство», «сила», «мудрость». Незнакомец буквально лучился уверенностью и каким-то не местным знанием. Он терялся у подножия монолита – и возвышался над монолитом, который теперь выглядел только скалой, молодым идолом, пустой, утратившей дух святыней.

-       Здравствуй, капитан, безмятежно приветствовал незнакомец Нейрна, улыбаясь без движения губ. – Мне требуется несколько минут твоего внимания. Не в ущерб твоему душевному равновесию. В страхе нет смысла, в недоверии - тоже.

-       Я не боюсь, - ответил капитан Нейрн сухо. Его первый испуг действительно прошел. Нельзя было бояться того, кто казался самим сыном звезд. – Как ты оказался на планете, которую навещают лишь упавшие метеоры и изредка – я..?

-       Меня привело сюда то же, что и тебя, капитан. Нам нужно было встретиться. Да, я узнал о вашей Ойкумене все, что мог. Поэтому я здесь.

Капитан Нейрн обернулся, пытаясь разглядеть что-то за темной кромкой горизонта.

-       Отсюда не видно, - подсказал ему пришелец.

-       Кто ты? Ты похож на человека, но я не уверен…

-       Для удобства можешь называть меня именем «Орион». Название, привычное для вашего слуха. Я действительно не совсем то, что когда-то называли человеком. Но сейчас, поверь, это не самое важное… Как вы называете свои миры? – вдруг спросил пришелец о чем-то совершенно постороннем.

-       Федерация…

-       И все?

-       Да, просто Федерация.

Глаза того, кто назвал себя Орионом, поменяли оттенок на бирюзу далеких воспоминаний.

-       Ты знаешь, какой источник, чья раса была автором этого слова и смысла, в него вложенного… Как и языка, которым вы пользуетесь?

-       Конечно, - кивнул капитан Нейрн. – Это легендарная Земля, наша праматерь, первая планета людей, которая осталась где-то в глубинах Вселенной… Мы знаем, что Земля – прародина всех народов Федерации. У нас осталось много знаний о ней, кроме самого главного. Никому не ведомо, где она находится теперь, эта сказочная Земля. Память об этом утрачена давно…

-       Земля – первоисток не только для цивилизации ваших миров… - кажется, капитан Нейрн уловил серебряную нить грусти в золотом руне речи Ориона, хоть это и казалось невозможным. – Надо же, вы – самая далекая пристань человечества из тех, что я встречал и чьи корни скрыты в Голубой Планете. И в то же время вы сохранили с ней связь лучше всего. Нигде, кажется, память о ней и ее родные смыслы более не живы настолько… Да, - улыбнулся Орион капитану, - характер вашей Федерации земной, земная речь и стереотипы; вы совершенно по-земному продолжаете экспансию в новые, необитаемые миры, не очень задумываясь о ее бессмысленности и утоляя алчность открытий, накопления знаний и расширения, утверждения Ойкумены. Ойкумена. Это слово и понятие тоже ведь в чистом виде сохранилось лишь здесь. И твоя одежда, оружие… терранские. Ты ведь используешь наноимплантанты? – Орион взглянул на капитана Нейрна изучающе. – Ну да, на начальной стадии, слегка. Вы все еще так близки давно исчезнувшему миру… Но посмотри! – Орион очертил дугу в небе. – Галактика – другая. Эта галактика, чьи бездны навсегда разделяют два берега, Землю и ваше звездное скопление – наша галактика. Когда-то сыны Земли, много спустя после того, как им все же удалось ответить на вызов экологической катастрофы и глубокого духовного кризиса, оставили в ней много следов. Но короткая память об этом растворилась в колоссальных пространствах и безднах времени. Теперь эта галактика, от которой вы слегка оторваны – она совсем иная. Ты бы ее не узнал, не все было бы тобой понято.

-       Ты говоришь так, словно бывал когда-то на Земле, - заметил капитан Нейрн.

-       Да… я там бывал. Я родился на Земле, и видел ее намного позже, и не раз после Преобразований, и потом, до самого ее исчезновения.

-       Исчезновения? – капитан Нейрн удивленно поднял глаза.

-       Конечно. Тебе неизвестно, сколько времени прошло – гораздо больше, чем кажется. Если бы ты знал, то, как опытный моряк Космоса понял бы, что зыбучие пески времен не могли ее пощадить в этом измерении. Она перешла в другое измерение, исчезла из видимой вселенной. Лучше обсудить то, чье исчезновение нужно предотвратить.

-       Возможно ли?

-       Посмотрим, - Орион мягко и ненавязчиво изменил положение в пространстве, подойдя ближе. – Итак, черное пятно с окраин надвигается на ваши звезды, поглощая их одну за другой. Есть какие-то соображения на этот счет?

-       Почти нет, - признался капитан. – Кто-то говорил, что мы оказались на внешней границе Вселенной, и черное облако – не что иное, как вторжение чужой вневселенской пустоты, внешнего ничто.

-       Это не так, совершенно не соответствует действительности. Только тот, кто не знает истинного смысла слова «пустота», не представляет ее лица, мог такое придумать, - ответил Орион серьезно. – Вселенная конечна, но границ, доступных человеческому восприятию, у нее нет. Ее предела нельзя узреть, на ее краю невозможно оказаться. Кроме того, я изучал это облако черноты, которое на вас надвигается. Во-первых, оно неровное, и поглощает миры неравномерно. А главное – у него есть границы, которые не растут. Черное облако пустоты не разрастается, оно просто ползет. И оставляет на своем пути только мертвые руины, полные звенящего холода. Не знаю только, каким ветром его принесло… Я назвал его про себя Пропастью Морока…

-       Пропасть Морока? – капитан Нейрн содрогнулся. Название показалось ему слишком отталкивающим.

-       Да. Я одолжил это странное имя у одной давней легенды одного из миров. Но мне кажется, ваша туча съедающей тьмы – лишь частица, предвестник этой Пропасти, первый провал перед по-настоящему разверстой бездной.

-       Она не наша, - ответил капитан. – Не знаю, что происходит внутри нее, но окраинные звезды в ней исчезли совершенно. Скорость ее движения завидна, и мы должны покинуть свои солнца очень скоро. Совершить немыслимое, невозможное. Ближайшие от нас внутренние созвездия очень далеки, мы как оторванная горстка бисера в галактическом ожерелье. Во всей федерации найдется лишь несколько крейсеров, способных преодолеть такие расстояния и времена. Мы совершенно не готовы к миграции… И не знаем, что делать.

-       А может, просто смириться со своей участью и умереть? – Нейрну показалось, что он услышал это от пришельца, но, взглянув на светящийся изнутри силуэт, увидел, что тот даже не раскрывал рта.

-       Я скажу тебе, что делать, - успокоил его Орион мгновенно. Федерация попросила у тебя и подобных тебе капитанов помощи. У самых опытных, наиболее близких к секретам небесным. И вы окажете эту помощь, хотя и не верите, что способны на это.

-       Не верим, - признался Нейрн с обреченным вздохом.

-       Ваши миры насыщены сейчас тревожным негативом. «Конец», «безумие», «отчаяние», «безысходность» - я просто содрогался от этих ментальных импульсов, путешествуя здесь. Просто удивляет, как люди боятся гибели, - светящийся пришелец смотрел на мир сверху вниз, словно судья. – Тогда как гибель просто… освобождает и готовит к переходу на другие уровни бытия – либо к возвращению в немного иной форме, слегка ином времени. Когда-то, на заре творения, этот мир, плотноматериальная конечная реальность, в которой мы пребываем, справедливо воспринимался людьми как арена творчества и испытаний духа, на которую дух вступает по собственной воле в вихрях божественной истории. Но живые существа – и главным образом человек – так пристрастился к этому миру, настолько принял его за мир истинный, первичный, единственно реальный, пытаясь построить здесь свое невозможное счастье и боясь расстаться с ним – что он дал его существованию второе, могучее дыхание…

-       А вы не боитесь гибели? – спросил капитан Нейрн с вызовом.

-       Нет. Я нахожусь в других отношения с моей смертью. Вернемся к делу. Нельзя вам опускать руки – во время борьбы любое живое существо возвышается над собой, пусть даже она изначально проигрышная. И уже в этом ее смысл. В масштабах галактики исчезновение нескольких сотен солнц кажется небольшой потерей (хотя и взмах крыльев бабочки может изменить ход Времен). А для вас это бедствие всех времен, Последний Конфликт, Конец Света. Это можно понять. Вам придется покинуть ваши миры навсегда. И я не ручаюсь, что это не станет лишь первым шагом будущей трагической одиссеи бегства из агонизирующей галактики. По моим прогнозам, совсем скоро произойдет взрыв нескольких сверхновых в вашей области, почти одновременно – явление довольно редкое, даже уникальное. И это воспримут, как Знамение. Многие будут приглашены на Совет Федерации, в том числе и вы. И, думаю, он станет последним Советом. Вы предложите построить огромные платформы-города – своеобразные кочевые миры – способные перемещаться в пространстве с относительно большой скоростью и нести на себе миллионы людей, животных, и все самые ценные звенья вашей цивилизации. Я дам вам знания о двигателях и системах, которые позволят добраться до ближайших звезд и не погибнуть. Вы построите целый флот таких летучих городов за рекордные сроки – несколько десятилетий. Для меня это будет парой часов, за которые я успею побывать в мирах Лиры, куда и направляюсь сейчас. Вы будете назначены одним из адмиралов нового флота, и поведете их туда, куда я вам также укажу.

-       Как вы мне это передадите… - капитан Нейрн замолчал, остановленный незримым потоком, мощным и полным, источник которого терялся в глазах Ориона. Да… да. Кажется, теперь он знает все, что нужно.

-       Я ухожу, и вы уйдете вскоре далеко – невыразимо далеко от этой пустыни. Но вы мне еще будете нужны. Мы встретимся вскоре – в мире Лишь Однажды, на сияющей жемчужине галактики.

-       Но как…

Орион не слышал его. Он приподнялся над планетой, стал терять форму и медленно, постепенно стал воздухом, ветром, эфиром.

Глава 7. Встреча с ничто получает отсрочку

 

Когда музыка не радостна, народ ропщет, и жизни наносится урон.

Герман Гессе

 

Столица Федерации терялась в зарослях Желанной Гавани – маленькой, но удивительно милой людям планеты. Когда-то, очень давно, люди достигли безжизненной мертвой планеты – одной из многих-многих мертвых миров, которых тогда было гораздо больше в космосе, чем осмысленных и живых. Они вскоре покинули ее, попытались забыть и не вспоминать – настолько отталкивающе неуютной и неприкаянной она была. Никто из космических пилигримов не мог и предположить, что хоть раз еще вернется в эту бесплодную гавань. Безжизненный мир так и был назван – Бесплодная Гавань.

Но спустя всего несколько столетий все изменилось. Бесплодную Гавань сразу узнали в разных концах Ойкумены, и упоминали ее не раз с трепетом на губах. Она стала известной благодаря легендарному капитану Гору, бесстрашному открывателю новых миров, обладателю сказочных богатств в Ойкумене, удивительному долгожителю.

Гор был единственным в своем роде во всей Ойкумене, таинственным капитаном-одиночкой, выбиравшим для своих одиссей самые мрачные, отдаленные и опасные пространства пограничья. Говорили, что-то гнало его туда, внутренний жар, похожий на болезнь, душевное терзание, муки которого лишали страха смерти.

Но никто не знал, чем могла привлечь такого человека (человека ли?) Бесплодная Гавань. Капитан Гор прилетел на планету на своем крейсере и объявил ее своей собственностью. Потом с неведомой помощью он изменил состав почвы и атмосферы, наполнил кратеры водой, добытой едва ли не магическим путем. Всю поверхность он засеял миллионами цветов, всех оттенков, которые только нашлись в галактике, и заселил самыми красивыми животными, каких только собрал в разных уголках звездного скопления.

И Бесплодная Гавань преобразилась. Она стала Желанной Гаванью – желанной для любого живого существа, одним из самых прекрасных миров Ойкумены. Ореол могущества капитана Гора приобрел с тех пор откровенно мистические черты. Никто не мог поверить, что одному-единственному человеку, пусть это даже сам капитан Гор, под силу преобразить целую планету, небесное творение божественного масштаба.

-       А кто сказал, что я трудился в этом мире в одиночестве? – так загадочно отвечал Гор на все вопросы, и в эти мгновения люди видели в его бесцветных, выжженных космическим огнем и ветром глазах невероятные картины. Согнутую в напряжении спину алхимика, колдующего над самой твердью, изменяя ее состав с помощью стихийных сил шаг за шагом… Потоки хрустальной воды, добытые из ничего и низвергающиеся с неба на безжизненную планету, заливающие ее свежестью и прохладой… Громадную тень сеятеля, вспахивающего пласты почвы в первый раз, вихри семян, облаками разлетающихся над миром… Глухой шорох, сопровождающийся щелканьем – звук миллиардов прорастающих цветов, звук пробивающейся на поверхность жизни… И слепящее сверкание калейдоскопа торжествующей жизни, бескрайние цветочные равнины и благоухающие сады, душистые рощи, полные прохлады в самый жаркий зной. И над всем – все та же огромная тень, кого-то, взирающего на плоды своих трудов с вершины, где его горячие виски освежают птицы, взмахивая крыльями…

В самом деле, никто не наблюдал за ним и его чудо-кораблем, когда происходило загадочное превращение. Но и без того было очевидно – оно было фантастическим. Позже родилась сказка, которую рассказывали друг другу утомленные будничностью люди: мол, где-то в недрах необитаемого космоса, далеко от Ойкумены, куда забрел капитан Гор по несчастливой случайности, он встретил самого космического дьявола. И заключил с ним договор: он вдохнет в безжизненное жизнь, и понадобится ему на это всего сто лет. Космический дьявол поставил условие, что сам выберет мертвую планету. Гор тоже выдвинул требование – трижды он мог прибегнуть к могуществу космического дьявола для своей цели, и тот не мог ему отказать в этом. В результате, он пообещал человеку, что подарит тому в случае успеха вечную молодость. Если же нет – капитану придется вернуться в пограничный хаос навсегда.

Создавалось впечатление, что космическому дьяволу самому хотелось, чтобы человек выиграл в этом противостоянии.

Наверное, это все-таки произошло. Некоторое время он сам жил в Желанной Гавани, но однажды, спустя годы, огни его крейсера вновь растворились в космическом мраке. Перед уходом он распорядился, чтобы Желанная Гавань становилась пристанищем всякому, кто ищет приюта и лишен его. Позже он пару раз возвращался – и, производя экспедиции по Желанной Гавани, обращал в почти суеверный ужас и паническое бегство тех, кто ему не понравился, изгоняя их из Гавани навсегда. Вредителей природы, или просто слишком шумных…

-       А где теперь капитан Гор? – спрашивали любопытные.

-       Никто не знает, - отвечали те, кто хоть что-нибудь слышал. – Одно известно – он жив. И до сих пор зажигает маяки на самых дальних границах Ойкумены, не давая зловещему молчанию Чуждого Внешнего Космоса поглотить ни одного ее мира.

Капитан Нейрн приютил свой корабль в узкой лощине, где уже дремало несколько сотен космических судов. Он прыгнул на землю, словно провалился, таким упругим был травяной покров под ногами. Стебли сочной зелени сразу выпрямлялись без видимых следов повреждений – стоило прекратить гнет на них. Тут точно без колдовства не обошлось, подумал Нейрн, и сразу забыл. На плечо села бархатная коричневая бабочка – и так сопровождала новоприбывшего до самой Рощи Света.

Совет Федерации миров Ойкумены проходил прямо под открытым небом, так как в Желанной Гавани не было иных зданий, кроме жилых домов и тех, что возвел в свое время Гор. Обнаружив строение, которое не вписывалось в этот перечень, непредсказуемый капитан мог испепелить его в течение секунд и изгнать тех, кто посмел нарушить его предписания. И никакой управы на него не было. Ойкумене повезло, что этот странный человек не был разрушителем и служителем зла – обладай подобным могуществом злой гений, он мог принести мирам много бед до того, как был бы остановлен.

Рощу окаймляли высокие кустарники, усеянные множеством бледно-красных трубчатых цветков. Еще больше их, опавших, укрывали непроницаемым ковром подступы к ней.

На красной дорожке капитана Нейрна встретил представитель Совета. Пульсирующие татуировки на лице и теле под светло-серебристым плащом выдавали увлечение наноимплантантами.

-       Идем, капитан. Нас уже ждут.

Просто на земле сидели и беседовали между собой мужчины и женщины в самых разных одеждах, - а также гости из созвездия, капитаны в защитных комбинезонах, отличавшиеся настолько, насколько вообще возможно отличие между людьми. Черные и неестественно бледные, огромные и маленькие, старые и странно молодые, обветренные радиацией мужчины и прекрасные особенной прелестью женщины. Практически у всех тела были модифицированы с помощью нанотехнологий, капитан Нейрн об этом знал. Иначе звездные капитаны не могли, иначе не выжить в невыносимых контрастах сотен миров… Нейрн приветливо кивнул нескольким знакомым астронавтам.

Капитан Нейрн был удивлен столь неформальной обстановкой. Казалось, ничто и не говорило, никто и не думал о предстоявшем совете. Чего они ждали?

Внезапно солнце – маленькая зеленая звезда – померкло на несколько мгновений. Капитан Нейрн поднял голову: огромное крылатое насекомое, больше любой птицы, раскинув крылья-плащи, планировало над рощей. Мириады изумрудных чешуек сверкали на нем невыносимо ярко, заставляя немного зажмурить глаза. Его глаза – огромные, темные – охватывали каждого почти осмысленным взглядом.

-       Это наш Секретарь, - успокоила на всякий случай гостей, видавших многое, глава Совета. – Он ведает о секретах. И приглашает нас начать совет.

Все поднялись и расступились, образуя нечто вроде круга. Глава совета уже открыл было рот, чтобы сказать вступительное слово, но вдруг чья-то речь, отрывистая и гневная, усиленная скрытыми динамиками, прервала его:

-       Совет не может и не будет проходить здесь. В спокойном воздухе Желанной Гавани, в средоточии Красоты Мира вы не сможете в полной мере прочувствовать и осознать угрозу, о которой собираетесь говорить. Совет здесь превратится в ленивую беседу.

Голос источал незримую, но беспрекословную волю и мощь. Все разом обернулись на его источник – и увидели темный силуэт на вершине холма, рядом с массивным корпусом космического корабля, которого не было здесь еще несколько мгновений назад. Немногие узнали этот корабль, который видели лишь однажды, но запомнили навсегда. Но шепот этих немногих сразу подхватили все – с трепетом и изумлением.

-       Капитан Гор… Его не было в созвездии уже много десятилетий!

-       Я вам укажу планету, на которой пройдет совет, – вновь раздался глухой голос, похожий на низкие тона ветра, когда тот стонет в кронах очень старых деревьев или расщелинах скал на высокогорье. – Оттуда лучше видно облако… и там трудно дышать. Кислородный голод придаст вам ясность мысли, и ваши решения будут быстрыми, единодушными и суровыми.

Силуэт на холме исчез, а вскоре чудо-корабль, похожий на готический храм, завис над Желанной Гаванью, словно ожидая.

День здесь только начинался.

 

***

Совет проходил на выжженном плато, на самом его краю. Горячий воздух, смешанный с пылью, обжигал легкие – и капитан Нейрн чувствовал, как мало в нем кислорода. Он справлялся с легким головокружением, глядя на звездную равнину, открывающуюся над кряжистой пустыней сразу за обрывом.

-       Этот Совет посвящен все тому же, что и десятки предыдущих советов за минувшие годы. Но теперь с нами, помимо всех остальных – вы, господа, прославленные космические мореплаватели, чей опыт и находчивость позволяют не оставлять последнюю надежду, - так начала глава Совета. – Я думаю, этот Совет станет последним, потому что последующие советы будут лишены смысла – слишком поздно. Каков главный вопрос Совета – все вы знаете. Коротко его суть изложит Почетный Экспедитор Внешнего Космоса, капитан Брад. Он как никто более в курсе…

Стройный, на вид совсем юный смуглый капитан вышел из круга.

-       Господа, я только что вернулся с северо-восточной границы Ойкумены, откуда и надвигается то, что мы назвали «черным облаком», хоть это совсем и не облако. Это нечто чрезвычайно опасное, не поддающееся изучению. Космические автоматические станции, отправленные к внешнему краю облака, исчезли на полпути, словно втянутые, поглощенные внутрь. Излучение и волны разного типа теряются там, как будто обрываются. Мы пытались обстрелять облако из ракетного и лазерного оружия большой разрушительной силы – снаряды просто ушли в темноту, в провал… Этот провал уже поглотил четыре окраинных звезды Ойкумены.

-       Что с ними происходит, с планетами и звездами, после поглощения? Можно хотя бы предполагать? – раздался вопрос из круга.

-       Невозможно, - покачал головой Экспедитор. – Мы не исключаем, что там, под покровом черноты, небесные тела продолжают существовать в иных пространственно-временных параметрах в остановившемся времени, в энергетическом вакууме… Посылать туда на разведку свои астральные тела желающих нет.

Глава Совета долго смотрела на дымчатый край пустынного плато, испив глазами коктейль золота и пепла, потом повернулась к докладчику:

-       Говорят, трехмерное облако движется с завидной скоростью. Сколько времени потребуется ему, чтобы достичь ядра Ойкумены, миров Федерации?

-       Несколько тысяч лет. А затем – всё. Нами был проведен комплексный и всесторонний анализ в эти годы (насколько это вообще возможно), и я могу сказать с уверенностью – у нас нет средств остановить наступление этой дыры. Это конец, господа. Это – рок.

-       Тогда зачем мы здесь собрались? – с тоской спросил кто-то из глубины круга. – Зачем все это?

Зловещая тишина, которая упала затем, была похожа на отдаленный лай тысяч собак – лай стражей судного дня. Капли мгновений падали на плечи людей мелким дождем.

-       А что говорят пророки и ясновидящие? – раздался раскатистый, но четкий голос-гром капитана Удара, огромного зеленокожего разведчика-спасателя.

-       Примерно то же самое, господа, - ответила глава Совета вместо Экспедитора. – Ситуация усугубляется тем, что облако, подобно черной дыре, способно блокировать и нивелировать любую форму энергии, само Пространство и Время. А это может означать, господа, что души людей после смерти останутся пленниками Дыры на веки вечные, в лучшем случае пребывая в формах существования, до сих пор нам не ведомых. Не думаю, что эта новость понравится хоть кому-нибудь из нас.

-       Прорыв Хаоса… - раздался чей-то шепот, и люди замерли, словно мимолетное облако пролетело над головой. Но небо оставалось безупречно чистым. Темным и горячим.

-       Точно, - внутрь круга вошел еще один капитан, высокая и очень худая женщина, с немного нервной походкой, капитан Майя, шериф одной из звездных систем Внутреннего Кольца Федерации. – Думаю, не время теперь обсуждать природу огромной прожорливой дыры, причины ее появления, тонкоэнергетические последствия… Это уже сделано до нас и лучше нас. Тем более, что так тяжело дышать… Вопрос стоит так: если возможности отвратить или уничтожить Облако нет, остается одно – уйти самим. Покинуть наши миры, всю Ойкумену, и, совершив небывалый со времен Земли прорыв, попытаться достичь новых звезд сквозь бездны космоса и создать новую Ойкумену – с новыми, пусть поначалу и чужими, солнцами. Только поначалу…

-       Только звездная кочевница без корней, без роду и племени могла предложить такое… - раздалось из круга. Видя скептическое выражение лиц капитанов всех мастей, Майя поспешно добавила:

-       Я понимаю, что это почти невозможно, корабли, способные достичь иных звездных скоплений, можно пересчитать на пальцах. Мы не можем вырвать с корнем и забросить за многие тысячи световых лет колоссальные пласты нашей Цивилизации, сотни народов…

-       Как жаль, что нас до конца не сопровождал старый капитан Гор, крестник бога-сокола, покоритель хаоса! – раздалось из комбинезонной среды. – Уж он-то точно что-нибудь придумал бы… Компаньон самого космического дьявола, он бы нашел применение этому облаку.

-       Интересно, почему он до сих пор бездействует, если знает..? – послышалось в ответ чье-то скептическое замечание.

-       Видимо, потому, что сделать ничего нельзя…

Капитан Нейрн, слегка одурманенный жарой и недостатком кислорода, вдруг ощутил внутренний толчок, словно напоминание. Он понял – его время пришло.

-       Господа, - вышел он в центр Круга. – Размышляя над сложившимся положением вещей, я… пришел к выводу, что Цивилизации нашей пришел конец, что значение этого слова выхолощено полностью, а в наших советах смысла не более, чем в горстке этой пыли под ногами…

«Что же это я говорю?» - вдруг ужаснулся он. – «Я же совсем другое хотел сказать… Надо срочно исправляться...»

-       Господа, размышляя над сложившимся положением вещей, я вспомнил вдруг об одном очень любопытном событии, со мной приключившемся. Я расскажу о нем вам, так как уверен, что мой рассказ может принести пользу. Речь идет о сне, точнее, о двух снах,  которые я видел на днях. Мне кажется, это были не сны, а, скорее, видения.

Капитан Нейрн сделал паузу, убедившись, что внимание всех присутствующих сконцентрировано на нем.

-       В первом сне я встретился с существом, внешне подобным человеку, но гораздо более совершенным, подобным ангелу из наших древних преданий. По его рассказам о легендарной Земле, о других мирах, о галактике, по способности выносить суждения я пришел к выводу, что эта сущность живет во Вселенной очень-очень давно. Пришелец назвал себя Орионом… Да, именем звезды. Вот, что он мне сказал: мы покинем Ойкумену навсегда, или погибнем. Черное облако не дано остановить даже очень могущественным существам. Он, что особенно интересно, предсказал тогда и этот наш совет, и взрыв сверхновых в юго-восточном секторе. Мы должны построить много космических кораблей, огромных, словно города. И срок нам для этого дан – несколько десятилетий. Они унесут всех желающих в неизвестность, как и материальную основу для разворачивания новой Ойкумены. Те, кто посчитает, что на их век времени хватит – а таких будет большинство, я знаю, - могут остаться.

-       Да, но как вы собираетесь воплотить ваши далеко идущие планы в жизнь? – с легкой иронией спросила глава Совета. Нейрну хватило взгляда, чтобы разоблачить эту иронию: за ней сквозила неподдельная, тяжелая тревога и тоска.

-       Сейчас скажу, - жестом успокоил капитан Нейрн. – Самое главное и удивительное в моем сновидении то, что Орион передал мне точную модель такого корабля – города, способного перемещаться с небывалой скоростью и с допустимыми перегрузками. Я запомнил ее в деталях и уже обсуждал проект с несколькими учеными Холмов Созидания. Они пришли в настоящий восторг после ряда экспериментов. Они считают, что созидание подобных аппаратов им вполне под силу.

Холмами Созидания назывался крупнейший в Федерации научно-исследовательский комплекс, чьи корпуса и лаборатории занимали большую часть Доброго Камня – планеты-центра естественных наук в Ойкумене.

-       Что этот Орион сказал вам о мифической Земле? – спросил неожиданно Нейрна один из капитанов.

-       Он жил на Земле… родился там. Знаю, звучит невероятно – но это его слова. Сказал, что Земля давно погибла, а теперь это хладный труп, призрак прошлого, укрытый космической тенью. По его словам, земляне дали первоисток для многих кочевых звездных цивилизаций Галактики. Но почти везде связь забыта, смыслообразующие энергии очень изменились. Наша Ойкумена лучше всего сохранила земной след, и у нас по-прежнему очень много общего. А галактика – совсем другая… Вот, кажется, и все.

Каменистую пустыню на несколько мгновений осенило волшебное молчание. Земля была заветной темой для звездных капитанов, волнующей доисторической легендой, которая вроде бы уже утратила смысл – но до сих пор не дает покоя. Каждый космический мореплаватель мечтал бы поговорить с загадочным пришельцем Орионом, и потихоньку наполнялся легкой завистью к капитану Нейрну.

Глава Совета обернулась к Нейрну с блуждающей улыбкой.

-       Вы говорили о двух снах, а не об одном. Мы можем ознакомиться с содержанием второй части?

-       Во второй сон я пришел в состоянии транса, когда дрейфовал в метеоритном заслоне по пути сюда. Я увидел множество огней в темноте, и понял, что это не звезды. Усилием воли приблизившись, я оказался среди сотен гигантских платформ и целых городов, чей фундамент покоился на пустоте. Они пронзали пространство, как рой горных ос. Вокруг сверкали незнакомые солнца и созвездия. Потом я увидел «Веру», свой корабль, а там – себя. Это было так… странно, почти жутко, видеть самого себя со стороны в протяжно поющей космической черноте… - капитан Нейрн застыл, будто состояние транса вновь начало им овладевать. Через миг он вздрогнул, взгляд вновь стал осмысленным. – Так я понял... так я понял, что наша экспедиция благополучно завершена, и… - он вдруг побледнел, по крайней мере некоторым так показалось. – И все. И помните: пришелец Орион назвал срок готовности в несколько десятилетий. Мне кажется, он вкладывал в это требование особое значение. Ему ведомо больше, чем нам всем, вместе взятым, я уверен. Нужно спешить.

Совет себя исчерпал и, наверное, был окончен. Странное крылатое насекомое как-то потускнело и улетело в сторону аэропорта.

-       Почему ты так побледнел в конце? – взял Нейрна за руку один знакомый, когда они шли к своим кораблям.

-       Я? Да тебе показалось, дружище… Может, жара так подействовала?

Он отвел взгляд и подумал, что действительно рассказал не все. Он умолчал о второй части своего сна про счастливый исход. Да, он видел их флот… А потом вдруг оказался в одиночестве, совсем один на своей «Вере», дрейфующей к неведомым берегам. Вокруг сияли незнакомые звезды и миры – яркие, прекрасные, но чужие… Тоска почему-то сжала его сердце.

А космос, безбрежный, играл на струнах этой тоски дивную песню.

 

***

Немыслимый рой летучих городов завис в океане пустоты недалеко от южной границы Федерации. Им было несть числа – все же гораздо больше оказалось желающих пойти на риск и разрыв со всем и вся, чем предполагал Нейрн. Видимо, какой-то кризис назревал уже внутри самой Ойкумены, какое-то гниение… раз люди согласились уйти.

На правом фланге флота Федерации вел флагманский корабль «Вера» один из его штурманов – адмирал Нейрн. Зачарованно смотрел он на огни галактики – и в этот раз, как в первый раз. Смотрел на маяки Внешнего Космоса, великого космоса, где он не был еще никогда, где пространства между звездными скоплениями действительно огромны. До невероятного. До дрожи… Что их там ждет? Спасение? Или…

Почему-то он очень доверял странному пришельцу Ориону, который теперь уже и в самом деле казался просто сном.

Прошло много лет.

Наноимплантанты искусственно поддерживали в организме молодость. Но адмирал Нейрн чувствовал: что-то в нем неуклонно стареет, что-то важное. Однажды оно умрет – надежды на бессмертие нет. Но чем больше адмирал жил в галактике, тем более ценил жизнь, тем труднее становилось привыкать к мысли о Конце Неотвратимом.

А Путешествие началось.

Адмирала Нейрна немного трясло – скорость их движения была огромна. И тем не менее звезды и созвездия оставались на своих местах. Словно они застыли, пойманные снимком видеокамеры. Его флагманский корабль вырвался вперед и теперь прокладывал путь на звездной карте, о которой сам не имел никакого представления.

Кроме одного: мыслеприказания Ориона.

Он выбрал одиночество, и находился на «Вере» совсем один. Теперь это пугало, но тогда, когда все занимали свои места, что-то не позволило сделать иной выбор. Что-то?

Честно говоря, еще никто за десятки лет полетов не поднимался в кабину пилота «Веры», кроме ее капитана, Нейрна. Так сложилось.

Ему почему-то хотелось спать. Путь рассчитан, автопилот надежен… Как-никак, даже наноизмененному человеку рекомендуется спать три-четыре часа в сутки. Адмирал прикрыл глаза. Сначала полное расслабление, балансировка на грани сна и действительности. И лишь потом – розовое покрывало… Иногда оно не розовое – а голубое, золотистое. Черное.

Когда он открыл глаза, то не увидел звезд. А чернота снаружи не просто застыла – она колебалась. Словно какой-то колодец тьмы всасывал в себя его корабль. Адмирал не придал этому значения, снова опустил веки. И только там, стоя одной ногой в бессознательном, до него дошло: что-то не так. Он открыл глаза – и все равно не понял, проснулся ли.

Он был внутри капельки туши. На самом дне пещеры на ночной стороне планеты. На краю черной дыры. В объятиях темноты…

Нет, хуже. Ибо в любой, самой кромешной темноте можно отыскать слабое свечение. А здесь… чернота сверхплотная, совершенно непроницаемая. Та самая, которую невозможно отличить от ослепительно яркого света – глаза отказываются воспринимать и то, и другое. Он ослеп? Тогда, наверное, и оглох – исчезли все звуки, и реальные, и вымышленные: не слышно было ни работы приборов, ни космических мелодий… Но что действительно приводило в ужас, так это молчание собственного дыхания и сердца. «Это смерть…»

Вакуум.

Он спит, подумал Нейрн, пытаясь убедить себя в этой мысли. Произнести это вслух отчего-то не хватило решимости. Он спит, и сейчас в этом убедится. «Зафиксируй свое внимание … Главное – сосредоточить на чем-то внимание».

Нейрн знал этот секрет давно. Если это удастся – он либо овладеет своим сном, сумеет управлять им, либо проснется. И тогда нехороший кошмар, которого он не заказывал, окончится. Но как сосредоточиться, собрать свое существо воедино в такой темноте? В этой пустоте не было ничего, кроме нее самой, за что сознание могло бы зацепиться.

Нехорошее предположение, поначалу отброшенное полусознательным Нейрном, начало набирать силу. Он попал в Разлом – в точку Вселенной, где самое пространство нарушено, где, словно в разорванный шов, прорывается снаружи Черный Бесчувственный Хаос, небытие, не принадлежащее и несовместимое со Вселенной. Нейрн попадал в Точку Небытия впервые, но он слышал об этих страшных местах от некоторых капитанов. Неизвестно, сколько их существовало во Вселенной, и были ли они чем-то постоянным – или это Хаос, отец тьмы, разверстывал свою пасть время от времени в любой точке мира? Но тому, кто попал на Разлом, не было возможности проскочить его даже на самой большой скорости. Время останавливалось для него, свет мерк, чувства немели. Он не жил и не существовал – просто пребывал… утратив ощущение мгновения. Пребывал столько, сколько возможно в космосе,  то есть до бесконечности, пока воды пространственно-временных течений медленно, с трудом не вымывали его вновь из гибельной ловушки к звездным равнинам. Но куда..?

Не хватало еще, чтобы его вынесло где-то на другом конце Вселенной, оторванного от своей расы навсегда, в неизвестность, населенную всякой нечистью, либо мертвую…

Адмирал Нейрн ощутил, что всего боится: боится забвения, боится сделать движение в сторону, даже пошевелиться, чтобы не упасть в холодную бездну. Боится уснуть и уже не проснуться, хотя про сон и речь не шла… Давно уже страх не опутывал Нейрна с такой многогранной силой, не дышал в лицо, показывая по очереди все свои лица, до единого отвратительные…

Может, это смерть? Адмирал Нейрн вновь спросил у себя – и вышел из состояния Ничто. Тьма отступила так неуловимо, что он не смог поймать это событие неловкими сетями сознания.

Кабина его корабля вновь была залита спокойным приглушенным светом – а за ее пределами хрустально позвякивали звезды. Страх сменился радостью, и адмирал Нейрн вновь отметил: давно он не испытывал радости такой силы.

Он вообще помолодел за этот полет. Чувства обновились за последний час.

За последние сотни миллиардов лет.

Только вот где теперь дрейфовала «Вера»? Чувство облегчения прошло. Адмирал Нейрн прильнул к объективу. Так и есть: звезды совершенно незнакомы. Он один. Он такого не ожидал, не верил в тот свой сон. Приключения «Веры, самые опасные, уже не казались чем-то из ряда вон выходящим. Все они происходили в пределах Ойкумены или на ее окраинах. Но чего они стоят в таких масштабах?

Звезды и миры сверкали и играли всем спектром цветов совсем рядом; они были просто роскошны. Удивительно: адмирала Нейрна сейчас это совсем не восхищало и не радовало.

Кстати: он уже не адмирал. Его флот потерян навсегда; быть может, погиб. Он вновь капитан – и то, надолго ли?

Полный скорби вздох.

А звездное скопление, на краю которого он оказался, и в чьи владения его понемногу относило, было настораживающее непонятным. Слишком пленительное: как прекрасный хищный цветок, который заманивает бабочку – свою жертву. Смутные шепоты носились в космических вихрях, напоминая невосполнимое древнее волшебство. Они обращались к нему.

«А ты видел долины мироздания?»

«Ты слышал песни космических ветров, вечные… Тебе под силу выслушать..?»

«А ты знаешь про Остров Солнц, охраняемый духами Огня и Хлада?»

И все это исходило из данного звездного скопления? Космический дьявол решил с ним поиграть, не иначе. Нейрн был в этом уверен. Что ж, ему удается. Человек – довольно безобидная игрушка.

Он посмотрел на экран перед собой. А чей это силуэт проступает на фоне звезд и туманностей? Что за ореол? Похоже на человеческое лицо. Немножко похоже…

Ах, это же его собственное отражение. И много, уже гораздо больше седых нитей в волосах. И какое-то оцепеневшее выражение. Ну же, капитан, успокойся, дружище. Прими то, что случилось – а там видно будет.

К ближайшей звезде.

Господи, и зачем человек со своей слабостью лезет в такие авантюры? Несет свое тело сквозь просторы, не для смертных сотворенные? Господи..?

Молчание.

А потом он, не услышав ответа, начал разговаривать сам с собой.

-       Нейрн, дружище, у меня такое ощущение, что эти огоньки движутся прямо на нас, - ткнул он пальцем в экран. – Как думаешь?

-       Да, кэп, не исключено, - ответил он сам себе. – А нельзя ли это проверить?

-       Проверить? – протянул он. – А как ты собираешься это сделать, старина?

-       Да эти метеориты и в самом деле собираются смять нас в лепешку! Пожалуй, я на всякий случай поверну корабль в сторону.

-       Да, сделай доброе дело, - Нейрн слегка ушел в сторону. Веру сотряс едва ощутимый толчок.

-       Смотри-ка, капитан! – уже не на шутку перепугался Нейрн. – Метеориты тоже повернули за нами!

Действительно, нечто вроде роя небольших небесных тел становилось все ближе.

-       Да брось ты. Просто метеориты. Ничего тебе эта куча камней не сделает. Космический моряк не тревожится по мелочам. Подожди…

Но ожидание было нервным. Огромные глыбы из бледно-голубой породы неслись хвостом за звездолетом, сокращая расстояние огромными прыжками. И вскоре расстояние стало критическим.

-       Э, да я вижу, законы пространства не для вас, ребята! – истерически засмеялся Нейрн. – Да идите вы к космическому дьяволу!

Он навел на странных преследователей орудия правого борта и одним залпом расколол их на сотни осколков. Осколки безвольно завертелись в космическом течении.

Капитан Нейрн вздохнул и почувствовал, словно некто убрал удушающую руку с его горла. Безумие отступило. Что бы ни представляли собой странные космические тела, опасность отрезвила его. Он вновь был самим собой, без абсурдного, спектаклеподобного раздвоения.

Уже холодным, словно вода на дне горного ручья, сознанием он подумал, что человек, которые проводит полжизни в одиночестве космоса… кто хоть раз оказался надолго в совершенном одиночестве космоса – уже не может быть совершенно нормальным человеком. Никогда.

-       Идем по приборам… - пропел он. – Идем по приборам.

 

 

Глава 8. Блуждание

 

...Все случайное или временное в космосе имеет малую или исчезающее малую величину...

К.Э.Циолковский

 

-       Вот и все, - закончил свой такой длительный рассказ Нейрн. Он смотрел на этого тонкого парня, совсем на вид молодого, и до сих пор недоумевал, как такой фрукт оказался здесь, и космос до сих пор не переломил ему позвоночник. Что-то здесь не совсем так…

Ант, его единственный слушатель, не упустил ни слова, и сам успел кое-что сообщить своему новому спутнику и спасителю. Нейрн слегка нахмурился.

-       Так, говоришь, ты тоже встречался с этим Орионом, этим вездесущим странником?

-       Да. И так же, как вы, получил указания, что делать и как не довести Созвездие до гибели. Пока что от Стражей… Но, говорил он, опасность нависла над всей галактикой, и самое страшное в ней то, что предстоит еще понять сущность этой опасности.

-       Ох, попадись мне этот всезнающий призрак сейчас, у меня бы нашлось для него пару слов… - произнес капитан Нейрн в сердцах.

-       Почему? – спросил Ант с таким искренним недоумением, что Нейрну снова захотелось быть юным и опять научиться так спрашивать. – С чего вы взяли, что выжили один из своего мира, тогда как скорей всего остальные благополучно достигли новых звезд… и вас похоронили.

-       Я их вел, был штурманом… - ответил капитан глухо. – Кроме того, я-то ведь здесь! – добавил он с горечью. – Среди чужих чертогов. А я не бесплотный призрак, чтобы пересекать галактику из конца в конец, как коридоры собственного дома.

-       Просто не теряйте надежду, - посоветовал Ант. – Думаю, Орион еще встретится с вами и поможет вернуться. Между прочим, он обещал встретить меня на… Забыл. Какой-то галактической жемчужине.

-       Он тебе тоже про эту жемчужину говорил? – встрепенулся капитан Нейрн? – И мне там назначено свидание, в заоблачном будущем. Интересно только, как это у него выгорит, если я не имею ни малейшего представления, где эту заветную звезду искать в джунглях вашего созвездия.

-       Мне кажется, это не здешняя звезда. Эта звезда очень далеко отсюда…

-       Чувствую, так оно и есть, - кивнул Нейрн. – Более странного человека, чем этот Орион, я еще не встречал.

-       Кажется, нам обоим вскоре представится такая возможность, - сказал Ант. – Я ведь говорил вам о той, кого мы должны найти? О Черной Принцессе…

-       Если это особа женского пола, то, несомненно, ты прав. Если она еще и красива…

-       Судя по всему, это монстр без четкой половой принадлежности. И без единого лучика света внутри, - охладил его энтузиазм Ант. – Это не совсем женщина.

-       Да? Мне тоже не очень хочется с ней встречаться после того, что ты мне рассказал. Но делать нечего, я теперь с тобой, просто потому, что мне больше ничего не остается. И… как мы ее найдем?

-       Я уже говорил: лучше бы нам воспользоваться моим судном. Оно управляется мыслью и желанием. Сильное желание найти Черную Принцессу привело бы как раз к ней.

-       А у тебя там есть оружие, которое нас защитит? Честно говоря, в вашем Созвездии мне оказали не очень-то радушный прием. А что будет дальше?

-       Вам, видимо, не посчастливилось натолкнуться на окраинных стражей. Не знаю. Возможно, оружие есть и там. Я же говорил – я еще плохо знаю свой корабль.

-       Тогда… знаешь что? Можно совершить посадку где-нибудь поближе. Я на своем веку имел дело с самыми различными аппаратами. Думаю, освоить твою птаху для меня не составит проблемы.

-       Хорошо. Может, вон тот белый мир. Ярко-белый…

Они как раз пролетали не слишком далеко от зоны владений двойной оранжевой звезды. Вокруг нее, на большом удалении, вращалась всего лишь одна-единственная планета. Слепяще-белая, как жемчужина…

-       Интересно, почему она настолько белая? – задал Нейрн странный вопрос.

-       Вы еще не обратили внимания, что все наши миры и солнца отличаются яркостью, роскошной красотой. И сверкают, словно драгоценности.

-       Я-то заметил… Но, знаешь… Опыт у меня немалый, а он меня научил: ярким краскам не очень-то стоит доверять. Все слишком яркое – недоброе. Ядовитое. Опасное, а порой и гибельное. Цвет предупреждает.

Последние слова капитан Нейрн говорил в тот момент, когда их корабли – ведущий и ведомый – уже входили в атмосферные слои маленькой планеты. Они сели.

Вокруг простиралась хрупкая рыхлая поверхность искристо-белого цвета, куда глаза глядят, укрывая каждую неровность и скрывая провалы. В неисчислимости белых кристаллов сиял и слепил оранжевый огненный свет.

-       Что это? – удивился Ант. – Никогда не видел ничего подобного. Но капитан Нейрн, кажется, испытывал иные чувства.

-       Боже мой, да это снег! Самый обыкновенный. Только не говори мне, что ты никогда не видел снега. Интересно, неужели ним покрыта вся планета? А ну-ка, дружище, дай, я выйду наружу. Снег не может нам причинить ни малейшего вреда. Попробую освоиться на твоем звездолете.

Наружный шлюз открылся, и Ант содрогнулся.

-       Холодно!

-       А что же ты думал? Вот поэтому лучше жди меня здесь. Мне-то с моими имплантантами холод не страшен.

Он оставил Анта в одиночестве, перед уходом постучав пальцами по панели управления. Стены и потолок над креслом мгновенно стали прозрачными, точнее, сенсорная поверхность корабля отразила небо и землю вокруг во внутреннем экране, с очень незначительными искажениями.

Его серебристый звездолет был прикован к земле в течение нескольких минут. Потом он поднялся на небольшую высоту, стал падать и завис почти над самой поверхностью. И снова взмыл ввысь. Несколько раз покрутился…

Капитан Нейрн явно делал успехи – с опасной скоростью. Вскоре он опять посадил звездолет рядом с «Верой». Не прошло и минуты, как он вновь занял свое место в кресле пилота.

-       Признаться, мне понравилось, - кивнул он головой. – Только одно невдомек – как выходить на связь с другими станциями. Я сделал множество попыток – и все напрас…

Капитан Нейрн вдруг заметил, что его собеседник совершенно невнимательно слушает и смотрит в небо. А потом он увидел Страх в его глазах.

Капитан перевел взгляд в вообразимую высь – и слово застряло в горле. Солнце потемнело – потемнел весь небесный свод – от теней, его застилавших. Темно-серые и черные силуэты без огней – и без теней, зловещие в своем молчании… и какой-то готовности. На вид – осколки каменной породы. Сотни.

-       Стражи, - истерично крикнул Ант, дернувшись в судороге. – Уходим, срочно! Стоит им уколоть огнем, и нам уже не спастись. Ну же, быстрее… - Он чуть не плакал.

-       Вы хотите сказать, что эти… - у Нейрна пересохло в горле. Он ударил пальцами по панели, и корабль окутал голубоватый ореол. Затем корабль поднялся на один уровень со стражами (которые словно все еще выжидали), и дал залп с обоих бортов. Около десятка стражей разлетелось на осколки. Но их не стало меньше…

Зловещая, обманчиво глубокая неподвижность и молчание царили в рядах этих неумолимых и загадочных созданий, обещая страшную расплату за отказ безропотно подчиниться их приговору.

А затем корабля коснулся первый луч. Он прошел сквозь защиту, словно и не найдя ее. Звездолет затрясло и перевернуло. Ант с воплем вцепился в руку капитана. Тот провел пальцем по панели, и днище корабля просто выпало. Вслед за ним люди полетели вниз, не в силах сопротивляться планетарному притяжению. Они провалились в снег по пояс. Капитан Нейрн в то же мгновение бодро вскочил – Ант же чувствовал, что у него переломаны все кости. Он не мог дышать. Только смертельная опасность держала его в сознании.

-       В расщелину! Живо! – кричал капитан Нейрн, дрожа от напряжения и близости смертельной опасности. Он даже не смотрел в небо. Капитан вырвал товарища из снежных объятий и буквально на себе потащил его к какому-то темному проему, окаймленному двумя заснеженными валунами. Проем открывал узкий путь вперед и вниз, словно в недра, и был слишком темен, чтобы разглядеть его продолжение. Люди остановились на краю, упали на четвереньки, как можно ниже, и, наполовину прикрытые снежным карнизом, только сейчас взглянули ввысь.

«Вере» даже не дали упасть. Она так и застыла в небе, укрепленная паутиной из тысячи золотых нитей. Только теперь это был огненный шар. Маленькое солнце из чистого огня, лучистое…

-       Мой корабль… - вздохнул капитан Нейрн с каким-то всхлипом. – Мой маленький мир. Уникальные базы данных и оборудование. Экспонаты из сотен миров. И даже призвать к ответу некого.

-       Скажете спасибо Черной Принцессе, - ответил Ант, задыхаясь от боли в груди и позвоночнике. – Это ее дети.

В это мгновение паутина лучей, оплетавшая небеса, исчезла, обесточенная. На землю не упало ничего – ничего не осталось от «Веры».

И новый луч уничтожил снежный навес над ними, ослепляя огнем гибели.

-       Все, вниз! – и оба прыгнули в черноту, туда, куда даже не приблизились бы в здравом рассудке.

 

 

***

Как-то слишком уж долго они летели вниз. Точнее, не летели, а скользили по пологому желобу куда-то очень глубоко.

Наконец, движение остановилось. Они зацепились на узком выступе. Как они узнали, что выступ узкий? Ант оступился на его краю и провалился ногой в пустоту. А куда вела эта пустота, в какой глубины недра – узнать было невозможно, и не хотелось. Тьма была кромешная.

Вспыхнул огонек – фонарь капитана Нейрна. Его луч не достиг противоположной стены. Они были на уступе внутри огромной пустоты. Это их не обрадовало.

-       Да уж, попали, - вздохнул Нейрн, и его вздох разнесся многократным жутковатым эхом.

-       Что это? Слышали? – насторожился Ант. – Чей-то смех. Там, в глубине…

-       Да бросьте, - махнул капитан Нейрн рукой, а сердце его сжалось, и безмерная пустота под ними и вокруг в миг наполнилась для него тысячами образов и теней. – Здесь никого нет, поверьте моему опыту.

Кому, как не тебе, знать, что опыт лишь подчеркивает вероятность столкновения с непостижимым.

-       Я был в сотнях миров, и скажу со знанием дела: очень немногие обитаемы существами, которые могут представлять опасность для нас. Потому что лишь ничтожная часть миров обитаема вообще.

-       Но это не о нашем Созвездии, - сказал Ант с хмурой уверенностью. – Оно проникнуто да самых основ древним всемогущим волшебством, здесь звезды существуют и взаимодействуют по немного иным законам, чем остальная галактика. Здесь сами планеты живые…

-       Вы что это, серьезно?

-       Так говорил Орион. Вряд ли он стал бы говорить просто так.

-       Значит, тогда здесь кто-то может быть, - спокойно-обреченно кивнул капитан Нейрн. – Ну, что ж, мне уже захотелось наверх. Вы только взгляните на эти белые тени в глубине.

Ант всмотрелся в темноту внимательнее, проследив за лучом фонаря Нейрна. Повиснув в темноте, там меняло свои формы и очертания нечто, похожее на лоскуты легчайшей белой материи или струйки дыма. Капитан выключил свет, и странные сущности стали более явными, почти засветились.

-       Неужели это действительно… кто-то? Возможно, просто метаморфозы, причуды пространства. Пока они нас не трогают…

-       Что-то мне хочется спать, - признался Ант, подавляя зевоту. – Словно к началу Холодного Дня.

-       Удивительно, но я бы тоже прямо тут вздремнул часок-другой. Конечно, мы устали, после такого… Вообще-то я мало сплю… - капитан Нейрн вдруг резко привстал на локтях, и выражение его лица было необычайно тревожно. Слушайте, Ант, мне пришла в голову одна до омерзения неприятная мысль.

Он привстал еще сильнее, а в глазах отразился почти ужас:

-       А не жрет ли эта яма нашу энергию? Я просто с каждой минутой слабею!

-       И я… - Анта на большее не хватило.

Капитан Нейрн, а за ним и Ант, забывший про свои ушибы, что есть сил закарабкались наверх по гладкому склону, чувствуя, как предательская слабость разливается по всему телу.

Анту показалось, что сзади раздался короткий предательский смешок.

Они все время соскальзывали вниз – пологая поверхность была слишком гладкой, словно отшлифованный временем сток в планетные глубины. У обессиленного Нейрна вдруг начались галлюцинации: он начал слышать мысли в своей голове. Но не свои мысли…

И кто сказал, что душу нельзя уничтожить? Высосать ее… Обесточить... Разрушить звездно-световую структуру…

Ему стало очень страшно.

Они выбрались на заснеженную поверхность расщелины и, посмотрев друг на друга, поразились своей бледности.

-       Там… там что-то было, - капитан Нейрн с трудом выпрямился. – Что-то плохое. Оно живет там, внутри этой планеты, возможно, миллионы лет…

-       Оно могло уничтожить нас в любое мгновение, - вздохнул Ант, легко дрожа, но чувствуя со слабой радостью, как силы возвращаются.

-       Но не стало. Оно смеялось над нами. Если бы возникла необходимость прыгнуть туда снова, я… не знаю, может быть, предпочел бы остаться со стражами. Давайте уйдем отсюда поскорее.

Капитан Нейрн против воли бросил отрывистый взгляд в проем, полный дрожащей черноты, и сразу отвернулся.

Только куда идти, они не имели представления. Капитан Нейрн чувствовал себя в норме, но болезненная бледность Анта начала сменяться болезненным румянцем.

Двух беспомощных людей на безграничной снежной равнине, полной солнца, все более охватывало мрачное расположение духа. Тоска уже раскрыла свои объятия под оранжевым солнцем, особенно невыносимая в ярком солнечном свете, чтобы в ледяной безысходности пригреть две души до тех пор, пока не придет конец.

Теперь у них было время, чтобы рассмотреть, насколько красива была эта заснеженная планета, полная своеобразной, величественной прелести и той холодной свежести, которую придает лишь снег и лед. Ледяные кряжи, окаймлявшие долину, в центре которой они находились, сверкали на солнце, как высочайшей пробы бриллианты. Глаза не выдерживали долгого взгляда на их оплавленные огнем вершины, которые по яркости соперничали с самим солнцем. Горы бросали длинные, струящиеся тени на заснеженные равнины и глубокие каньоны, в которых кое-где окаменевшей массой застыли массивы ледяных кристаллов, похожие на прозрачные рощи волшебных деревьев. В мириадах их граней протяжной и суровой музыкой вибрировало дыхание холодного зимнего ветра, никогда не знавшего тепла, тоскующего по любви и нежности своих теплых галактических сестер. Электрическими раскатами солнечного света, многократно отраженного от снежной поверхности, было наполнено пространство до самых звезд. И чуждой, бесконечно чуждой всякой органической жизни казалась эта симфония ветра и солнца на ледяных просторах планеты...   

-       Смотрите, Ант! – капитан Нейрн стоял и не верил своим глазам, пораженный каким-то зрелищем в слепящей снежной глубине. – Это невероятно, - добавил он слишком спокойно.

Ант перевел усталый взгляд в светящуюся даль, туда, где совсем недавно разыгралась драма, о которой им обоим не хотелось вспоминать. И не поверил своим глазам: его корабль стоял одиноко на равнине на том же месте, где они его оставили.

-       Корабль! Они что, его не заметили? – Нейрн уже бежал к спасению.

Они что, снова смогут на всех парусах лететь к неведомым далям, к звездным долинам через пустыни космоса?

-       Или не смогли уничтожить. Нерукотворное творение бессмертных оказалось не по плечу созданиям Черной Принцессы.

Ант произнес это довольно тихо, но чуткий слух капитана Нейрна принял эти размышления в свой адрес.

-       Возможно. Но тогда это означает, что ваше чудо-судно неразрушимо. Хотя странно – с виду обычный металл, хотя и нет ни единого шва…

Корабль бессмертных стоял перед ними на искореженных глыбах оплавленного льда, словно притаившись, припрятав скрытую мысль. Его легкие совершенные формы и конструкции на лоне этого мира выглядели подобно шкатулке из вечности в неуютном тумане и вихрях преходящего. Не совсем и корабль, окруженный аурой какого-то… нездешнего могущества. Неизмеримого могущества. И волшебства. Ант вспомнил, как корабль изменил свой размер в расщелине между утесов при первом столкновении со стражами.

Они теперь уже будут до конца уверены, что это не просто корабль. Но не было уверенности, не имело ли это творение иного предназначения и иной, гораздо более многомерной сущности, в героическом прошлом. И не проявится ли полнота рисунка сквозь бледные контуры в никому не подвластном грядущем…

Таких кораблей, наверное, нет больше в галактике. А то, что единственно и неповторимо, имеет свою душу.

-       Отлично, что они не заметили этого корабля. Просто превосходно! – радовался Нейрн слишком по-человечески для величественной холодности этой планеты. Холодности, залитой ярким оранжевым солнцем. Смеющейся холодности…

-       Он…

-       Ну да, ведь он почти прозрачный. И все равно странно. Знаете, Ант, вот что: нужно дать нашему звездолету имя. Счастливое имя. Вот как у моей «Веры» было…

-       А может, у него уже есть имя, которое лучше не менять? Где-нибудь на поверхности или внутри.

-       Нужно будет поискать, - кивнул капитан Нейрн. – Но не теперь. Не знаю, как вы, а мне почему-то не терпится согреться вдали от этой планеты. Давайте хотя бы взлетим и выйдем за орбиту этого мира.

Снежный мир провожал их молчанием. Многообещающим, рубиновым молчанием.

 

 

***

-       Ант, вы знаете, что такое «Долины мироздания», «Остров Солнц»?

-       Что-то такое слышал, если мне это не показалось, а такое может слышаться при каждом взгляде в наше небо. – По-моему, это названия нашего Созвездия в разные космические эпохи. «Долины мироздания» - название самое давнее и забытое, легендарное и напоминающее о прекрасных временах, когда Созвездие, и сейчас не дремлющее, было просто наводнено волшебными силами и чудесными созданиями. Когда оно трепетало во Вселенной от созидательных и творческих процессов под руководством самых совершенных после Божества сущностей… - Ант испугался и замолчал, так внезапно, что это озадачило его самого. Говорил не он – он никогда бы не выразился подобным образом. Говорил Орион, неощутимо присутствуя в его сознании, но не затрагивая глубинного ядра, его «Я». Точнее, не Орион, а какой-то ментальный срез Ориона.

-       В общем, достаточно. Я понял, - кивнул капитан Нейрн. – Остров солнц – тоже имя вашего скопления, которое подойдет ему и сейчас. Только вот почему… - Нейрн нахмурился и замолчал.

-       Что?

-       Да нет, ничего. Просто я, кажется, знаю, где нам искать Черную Принцессу.

-       Интересно, откуда?

-       Самому хотелось бы знать. Просто она, кажется, ждет нас. Она со мной разговаривала.

Они переглянулись.

-       Мысленно. На окраине вашего Ожерелья. Одного прикосновения ее мысли достаточно, чтобы понять: это самое могущественное существо в данной части галактики, и власть ее простирается до самых окраин. Она все знает, и везде присутствует, если захочет. Одним словом, это нечто, с чем мне не очень бы хотелось встречаться.

-       И все же придется, - Ант представил безмерно-многогранную панораму Острова Солнц, и в тот же миг все поверхности их звездного корабля стали прозрачными.

Оба ахнули, а капитан Нейрн вздрогнул всем телом, словно перестав чувствовать под собой опору. И действительно – все опоры исчезли; два тела, два крохотных создания, зависли в океане, к описанию которого не приспособлен ни один язык смертных. Они плыли в потоке великих солнц и миров, как в самом смелом и небывалом сне. Их ничто теперь не отделяло, не обезопасивало от видения реальности иного порядка и… от участия в ней.  Два пузырька воздуха в одном из потоков мирового океана, которые исчезнут через миг или ранее – могли бы претендовать на величие по сравнению с ними. Затеряться в одном из маленьких миров – привычная участь для человека. Но это – миры, а звезды – звезды другие. Звезды – это солнца, которые даже не дадут приблизиться к себе существам, обремененным телом, которые не ощутят ни малейшего влияния таких существ, будь их несметные тьмы.

Но два человека плывут в русле космического канала с нечеткими, переменчивыми границами среди миров и солнц, которым несть числа…

Первое мгновение. Никакой связи. Ничто их не связывает с титанической трансцендентной империей, которая Везде. Никакой преграды нет – но она и не нужна. Торжество мироздания, богорожденная Долина Космоса – отдельно, точнее, неохватно-безраздельно, динамичная и незыблемая, вечная и обновляющаяся; они – сами по себе, отдельно. По оба края глаз проплывают искрящиеся облака, вихри драгоценного тумана…

Второе мгновение. Они перестали существовать и ощущать себя. Их уже не было. Осталось чистое сознание – всепоглощенное, и только воспринимающее сплошным потоком, не способное сейчас ничего произвести. Сознание стало частью космоса, влилось в единый поток Холодной энергии, растворилось в нем… и было счастливо от этого.

Третье мгновение. От них ничего не осталось – на этот раз действительно ничего. Но порог видения того, что уже не существовало, расширился невообразимо. Они видели, ощущали, угадывали все, одним сконцентрированным и рассеянным во всем вниманием.

Четвертое мгновение. Они испугались. В тот же миг стены и контуры корабля приобрели форму, налились гнетом твердой материи, оставив лишь узкие проемы для визуального сообщения с внешним грозным безумием, веселым неистовством бесконечности, смеющимся над любым здравомыслием.

Они пришли в себя в течение минут и уже даже не помнили, что именно их поразило. Просто их, ограниченных существ, еще не готовых к восприятию такого величия, испугало внезапное исчезновение любых границ. Их не стало…

-       Капитан Нейрн, - Ант провел рукой по ручке своего литого кресла. – Я думаю, этот корабль – никакой не корабль. Это…

-       Это своеобразный транслятор, преобразователь смыслов из низших и высших сфер. Он принимает наши мысли… И дает на них ответ?

Капитан Нейрн был озадачен ответом, к которому сам же и пришел. Ант пошел еще дальше, произнося слова, словно давно известные ему вещи:

-       Но ответ его всегда неведом. Форма ответа непривычна для нас, и в свой черед требует разгадки. Ответ может быть дан в любой форме. Форме предчувствия – форме совпадения… или намека. Наше дело понять. И тогда…

-       И тогда благодаря ему мы сумеем все, что угодно.

-       Возникает вопрос, - перебил капитан Нейрн. – Сами ли мы хозяева своих мыслей и суждений, или нам это только кажется, и кто-то нашептывает на ухо то, что должно быть произнесено? Скажу вам, Ант, без ложной паники: мне в течение последнего времени кажется, что далеко не все мои слова порождены непосредственно моим разумом.

-       Возможно, - откликнулся Ант как-то равнодушно, и это равнодушие показалось капитану Нейрну зловещим. – Кажется, это не приносит нам ни малейшего вреда. Вы слышали, что мысли пронизывают все пространство Вселенной, как особый вид энергии. На окраинах вакуум разрежен – случайно залетит одинокая мысль в черноту из далекого далека и постепенно рассеется, никем не встревоженная… А здесь, в нашем Созвездии, Космос насыщен смыслами до предела, разве вы не ощущаете этого? Мысли и духовные импульсы сталкиваются и находят друг друга в могучих потоках, как разнородные течения. Это не может не отражаться на нас, двух крохотных приемничках, которые включены и против воли принимают волны анонимного разума каждый миг…

-       И все же хотелось бы мне остаться самим собой, - ответил капитан Нейрн, вздрогнув.

-       Нас словно атакуют со всех сторон, - Ант уже не мог оторваться от зрелища за экранами. – Я чувствовал это влияние и там, на своей планете, но здесь оно во много крат сильнее. Словно убрали какой-то защитный экран. Мне кажется, стоит вернуться в свой мир, попасть во власть его притяжения, и оно вновь ограничит меня до прежнего уровня. А сейчас я чувствую себя чем-то большим, чем тот человек, которым я был. И чувство это крепнет с каждым следующим вздохом.

-       У меня тоже, - вздохнул капитан Нейрн. – Но меня это не радует. Какое-то наваждение, которое может быть совсем не тем, чем кажется. Мысль слишком ясна… Кто поручится, что в следующий момент мы не уничтожим друг друга и не погубим себя, предельно убежденные силой, которой нельзя сопротивляться?

Ант не ответил. Он прикрыл глаза и сжал колени ладонями. Они были беззащитны, как никогда. Но, едва успевая приходить в себя от порывов ветра от пролетающих у виска метеоритов и комет, Ант отмечал про себя, что влияния, воздействующие сейчас на них, не могут исходить от кого-либо еще, кроме светлых сущностей. И впервые за жизнь, доселе спящую, не пробужденную жизнь, он чувствовал подъем духа и уверенность такой силы.

Почему именно ему выпала удача преодолеть неумолимое притяжение своего мира, тоже беспредельного? Счастье вырваться? Ему бы хватило своего мира на весь… Нет, на сто и более досмертных сроков, чтобы ощутить Даль и Неизвестность, загадку и незавершенность, все время открывать что-то новое и удивляться, изумляться, и, изумляясь, обновляться… Но ему за короткий срок открылась по чьей-то воле иная правда – настоящая беспредельность, в которой он захлебнется, если вовремя не остановиться.

Одно лишь огорчало – отныне, коль скоро он выбрал галактический путь, путь галактического приключения, то тайны его мира, покинутого волшебного мира, для него утрачены… надолго. Он не бессмертен, как Орион.

Ты бессмертен… бессмертен… Вечен…

Шепоты галактики постоянно отвлекали Анта от одного дела, которое он задумал воплотить в жизнь. Он никак не мог сосредоточиться…

Кажется, удалось.

Их умный корабль вдруг начал вести себя непостижимым образом. Его  закрутило, но никто из звездных пассажиров не упал, оставаясь на своих местах. Капитан Нейрн сделал порыв, но Ант жестом успокоил его, не открывая глаз. Корабль умчался куда-то вперед, резко увеличив скорость до немыслимой, до мгновенной телепортации скачками. А затем произошло самое невообразимое.

Словно панорама галактики разом отодвинулась к горизонту, а они остались на краю чего-то – и вот они уже смотрели на Волшебное Созвездие со стороны, издалека, извне. Следующий миг или миллионы лет? И корабль вновь оказался внутри Созвездия, на перекрестье всех путей.

Еще капля вечности – и они вновь внутри. Только расположение звезд и миров изменилось, до той степени, что узнать их уже нельзя было. Вместо океана, замутненного серебристой пыльцой туманностей, вихрей, космических морей океана – облачная чернота, и в ней, как драгоценности, ничем не связанные, висели самоцветы миров и пламеньки солнечного огня всех цветов. Космос стал спокойнее, но холоднее, душу уже не захватывало, как бегуна навстречу ветру – но сковывало…

Все внешние формы корабля вновь растворились, позволяя ощутить себя один на один с Бездной в самом центре этой бездны. Но в этот раз люди не перестали ощущать себя и индивидуальность своего сознания – наоборот, они ощутили свое существование с предельной, накаленной ледяным дыханием силой. Словно тысячи неведомых глаз были прикованы к ним сейчас. Они – и только они. Каждая их мысль обретала полную индивидуальность, отфильтровывалась множеством фильтров из звездного света и вакуума до максимальной, прозрачной отчетливости, мысль зависала в космическом яйце, как нечто завершенное. Моя мысль…

«Так все зависит от нас… - поразился Ант. – Все находится в нас. Один и тот же мир мы можем увидеть совсем по-другому – он и будет другим… Как мы увидим – так и будет…»

Вдруг часть звезд на переднем краю панорамы вспыхнула особенно ярко, а остальные звезды пригасли, сначала прикрылись ресничками птиц, а затем стали фоном.

Капитан Нейрн лишился дара речи. Ант почувствовал, что опустошен, как пустыня на закате. В звездном пространстве перед собой они отчетливо прочитали лишь одно слово, выведенное небесным огнем:

«Д  Р  У  Г».

Символы, понятные всему сущему в галактике, и не принадлежащие ни единой языковой системе.

Встретив эти символы на бледной бумаге или в камне одной из планет, они бы не поняли ничего. Но сейчас – места для слов не осталось.

-       Друг… - прошептал Ант хрипло. – Это его имя. А может, и не только… По крайней мере, я загадывал его имя.

-       Вот и узнали. А теперь давайте вернемся. И начнем искать Черную Принцессу.

Ничего не произошло. Звезды остались прежними, только гореть вновь стали мерно.

-       Это и есть Созвездие – мы по-прежнему в его сердце, только – настрой его поменялся.

-       В сердце? Вы говорили, сердце вашего Скопления – это нечто особенное. Нечто, на что без забрала и не взглянешь.

-       Так и есть. Давайте поищем?

Друг в очередной раз стал прозрачным – призрачным. Не обращая внимания на панику и сжавшиеся сердца, звездные скитальцы стали озираться и прощупывать даль в надежде увидеть то, что будет поражать даже на и без того ошеломительном фоне.

Везде – звезды, солнечные группы и огненные солнечные грозди. Островки поменьше, оживленные отраженным светом – но подлинной, своей самобытной жизнью – миры, величайшее множество миров, различных настолько, насколько могут отличаться разные миры. Мелкая пыльца небесной материи... туманности звездного вещества.

Одна из туманностей, звездно-серебристых, вдруг начала таять и развеялась. За ней открылось словно скопление в скоплении – настоящее ядро, где солнца и миры находились в такой близости, что эта близость казалась опасной. И орбиты миров разных солнечных систем… пересекались.

Но более всего приковывали внимание цвета. Яркие – нет, не яркие, но – насыщенные. Цвета, оттенки белого, жемчужно-белого, голубого, огненного, изумрудного в их высшей концентрации, какой не встретишь в холодной твердой материи. Их слабым, бледным подобием любуются люди и животные в драгоценных камнях, самоцветах и электронной плазме экранов…

Все вместе сердце Созвездия, несмотря на постоянную изменчивость, возбуждавшую недоверие к собственным глазам, оно имело какую-то форму – какой-то намек. Не подходящий ни под один образ в их сознании – но точно со смыслом.

-       Ну что ж, Друг, - похлопал капитан Нейрн по пустоте. – Отправляй нас во владения Черной Принцессы.

Корабль остался на месте, и ничего не изменилось.

-       Здесь все – ее владения, - подсказал Ант.

-       Тогда неси нас к ней! К ней самой.

Глава 9. Черная Принцесса

 

Иди, иди, вернешься молод

И долгу верен своему.

Я сохраню мой лед и холод,

Замкнусь в хрустальном терему.

И будет радость в долгих взорах,

И тихо протекут года.

Вкруг замка будет вечный шорох,

Во рву – прозрачная вода...

Александр Блок

 

Этот мир издали слепил – а вблизи казался холодно-металлическим, хрустально-прозрачным. Плотная атмосфера планеты придавала всему пространству над ней и в ней, всей ее сложной глубине определенную пасмурность – сновидную серость, серебро… Тот свет, который все же проникал сквозь облачный заслон, отражался от поверхности тысяч озер – от десятков тысяч безупречных зеркал – и рассеивался в прохладном воздухе мириадами искр-пылинок, ореолом грустной мечтательности…

Озера были похожи друг на друга только тем, что во всех одинаково отражались небеса,

хотя они и этим могли отличаться, подумалось Анту

но не было двух одинаковых. Темные, как вороново крыло, и светлые, словно мантии призраков. Всех оттенков, от бледной прозрачности до морской соленой синевы и даже черноты. Безмятежные, как вечность, и дрожащие под чьи-то ритмы до самых основ. Притягивающие взгляд на долгие часы бездонной глубиной, колдовским гипнозом – и мрачные, отталкивающие неявным страхом темные воды. Спящие под зимней сединой древние холодные водоемы в ветхих полуразрушенных котловинах – и бурлящие горячие источники, где вода неотделима от грязи. Высохшие озера, где памятью оставались лишь измученные жаждой берега, сухие, как обветренные губы.

И их тысячи. Тысячи, тысячи…

На них можно было смотреть до бесконечности, и каждый раз – словно в чьи-то глаза.

На внешней, обращенной к астронавтам стороне планеты озера окружали, разделяли и окаймляли гряды невысоких темных скал или пологих бледно-желтых холмов, словно грубая, неумелая оправа для редких самородков. На окраинах же, там, где начиналась ночная сторона, скрытая до времени от пришельцев, горы были выше и величественней, образуя массивные цепи, покрытые снегом или голубым льдом от основания и до самых вершин. От них так и веяло холодом…

Пристань Раздумий.

-       Странный мир… - прошептал Нейрн голосом старика, забыв об усталости, которая на него навалилась, наконец, всей тяжестью. Наноимплантанты не спасали. – Даже не верилось, что в конце концов я сюда попаду. Она здесь живет?

-       Обретается… Она и только она, насколько я слышал.

-       Глядя на этот мир, я чувствую растерянность. Вы только представьте себе, Ант, только вообразите, как грустно и одиноко, наверное, чувствуешь себя на этих скалах в вечных светлых сумерках…

-       Скоро мы это испытаем на себе, - ответил Ант.

-       И в то же время я хочу прикоснуться к этой земле, - продолжал капитан Нейрн в каком-то оцепенении. – Словно я узнаю здесь нечто, о чем не подозревал все это время. Важное знание… я, который видел сотни планет, обманчиво самодостаточных, ярких и неповторимых, гораздо удивительнее, чем этот прохладный мир. Я знаю, что всегда буду удивляться снова и снова, в этом океане, слишком великом для обобщений. Всеблагой Творец никогда не повторяется. Но я думал, что знаю, как удивляться. Удивляться формам и внешним проявлениям. Без внутренней интуитивной тревоги, которая не равноценна обычному страху перед смертельной опасностью. Я… Ант, я чувствую на себе чье-то дыхание. И чей-то внимательный взгляд. Наверное, это Принцесса…

-       Уверен, мне не по себе гораздо больше вашего, - передернул плечами Ант, скрывая неприятную растерянность, привычную для того, кто стоит на краю неведомого и не уверен, что это неведомое ему по силам.

Покрывало облачности проплывало над самыми их головами, огромные облака-шлейфы, опоясывающие всю планету, двигались в звонком, как перед грозой, пространстве, с такой скоростью, словно перед чем-то, что произойдет. Звездный Друг, корабль бессмертных, постепенно удалялся от этого живого заслона, подчиняясь темно-зеркальному, хмурому и задумчивому притяжению Пристани Раздумий. Мозаики и ожерелья озер, поначалу крошечные, росли в глазах людей, захватывали их без остатка; росла и их колдовская власть. Все больше озер оставалось за пределами обозримого, - но их присутствие ощущалось и здесь.

Они могли приземлиться на любом холме или уступе в течение минут, но спуск со звезд на планетарную твердь отчего-то происходил очень медленно. Наверное, прошло больше часа, и на поверхности острых разломанных скал можно было различить отдельные осколки и камни с вкраплениями жил остывшего огня.

Астронавты уже свыклись с тем удивительным состоянием погруженности в ничто, дарованным Другом, когда они летели словно сами по себе, зависшие в пространстве, и ни одна видимая преграда не отделяла от того коварного и необъятного, что приходит Извне. Друг был прозрачен. Теперь это почти пугало.

Они миновали цепь черных скал и стали нестись над водой, над самой поверхностью одного из озер. Она была нерушима. Непрозрачна. Точнее, она была перевернутой, обращенной, отрицательной прозрачностью. Капитан и Ант смотрели на себя, на двух существ в нелепых скрюченных позах, и спрашивали себя: почему они так нелепы, если находятся здесь, а позади осталось столько? Они должны были преобразиться, чтобы вписаться в отражение озера полноцветно и гармонично. А ведь это – только одно озеро.

Корабль не отражался в водах – он был действительно прозрачен, даже для чуткой пленки озера.

Друг посадил их на пологом склоне холма, от чьей желто-бурой поверхности, пружинящей под ногами, как-то приятно веяло уютом обжитых миров. Главное – не обмануться.

Капитан Нейрн смотрел на целый массив низких холмов, уходящих за горизонт по обе стороны обзора, пологих, доступных, подвластных преодолению. Что-то ему они напомнили…

-       Послушайте, Ант, это, по-видимому, приличный участок суши. Не исключено, что самый большой на этой «водяной» планете.

-       А… посмотрите на это! – внимание Анта было поглощено чем-то иным. – Мне было сказано, что в Пристани Раздумий нет иной формы жизни, кроме Черной Принцессы. И вот, пожалуйста: взгляните сюда.

Капитан Нейрн спустился к подножию холма, где нечто внимательно изучал Ант, закрывая это нечто собой. Через мгновение Ант обернулся, и капитан Нейрн увидел маленькое, совсем крошечное для дерева растение, едва достигающее человеческого колена от земли. Но это было дерево. Темная кора, потрескавшаяся во многих местах, выглядела очень уж старо для такого тонкого ствола. Редкие листья нам многих ветвях жили жизнью словно наполовину: желтые и свернувшиеся, но не высохшие до конца. Дерево накануне ежегодного сна природы, какой капитан Нейрн не раз наблюдал на разных планетах.

-       Дерево… А еще я видел, мне показалось, какую-то птицу или другую летучую тварь, когда мы спускались. Выходит, планета обитаема.

Ант прикоснулся к стволу дерева, испытывая непреодолимое желание ощутить его неровности ладонью. И замер, растворенный в себе Чужой Жизнью и Чуждой Мыслью.

«Убери руку – убери себя… Я ничего не хочу – вы меня нашли… Вы можете остаться… Навеки-веки-веки… Ждите меня в замке, пока я поменяю оболочку и вернусь в свое первоначальное тело. Только не это – как тяжело…»

Ант отдернул руку, его сердце сжалось от тоски, от невыразимой эмоции, полной усталости и беспросветного сумрака. Он не мог объяснить, почему. Но ноющий нестерпимый яд наполнил его по самые края. Его всего передернуло. Он взглянул на капитана Нейрна и понял: тот испытал подобное, импульс древа был слишком силен, чтобы кто-то мог избежать его воздействия.

-       Это… она? – спросил Ант, указывая на злосчастное дерево дрожащей рукой и неосознанно пятясь назад. – Это и есть Черная Принцесса?

-       Зачем вы говорите такие нелепые вещи, Ант? – спросил капитан Нейрн с досадой. – Разве не видите, что это просто дерево? Так что она сказала… что-то про замок?

-       Сказала, что она будет ждать нас у себя в замке. Только – где этот замок искать?

-       Что-то я не видел нигде тут замка, или чего-то похожего. Может, здесь так что-то другое наз… - капитан Нейрн обернулся и чуть не споткнулся о привидение.

Привидение до небес, прямо над ними. Замок на тонком стебельке, увенчанном сложной, не поддающейся привычным определениям формой многомерного цветка. Узкая лестница, закрученная в спираль – вот все, что поддерживало поднебесную башню, и было удивительно, как она не рассыпалась в первый миг под собственной тяжестью. Может, она не весила ничего..?

-       Клянусь, его не было здесь минуту назад, – прошептал Ант.

-       А вы хорошо смотрели? – спросил капитан Нейрн с иронией, в которой явно сквозила неуверенность. – Где ж он был?

Это единственное, что удивило пришельцев со звезд. Ни замок, ни его странная форма и вибрации оттуда, сверху, их нисколько не удивили. Ни капли.

Вся странная лестница – стебель – просматривалась снизу доверху, зато там, в «чаше» здания, угадать нельзя было ничего, настолько сложным и… меняющимся каждую минуту в легком обманчивом тумане оно было.

-       Идем, - капитан Нейрн первым ступил на опасную узкую спираль без поручней. Ант шаг в шаг последовал за ним. Она поднялись до конца первого витка, когда Ант посмотрел вниз и, испуганно воскликнув, едва не сорвался вниз, потеряв равновесие и не имея ни малейшей опоры. Крепкая, монолитная рука капитана удержала его в десятке метров над землей. Нейрн взглянул вниз, чтобы понять причину страха, и сам чуть не упал: та часть лестницы, по которой они прошли, исчезла. И с каждым шагом наверх лестница поднималась вместе с ними. Пройденные ступеньки растворялись в воздухе, удостоверяя: их не было никогда.

Они дошли до самого Замка. И остались с ним наедине: ничто больше не соединяло их с землей. Замок преобразился. Из сложного клубка превращений он перешел в неподвижность просторного зала под открытым небом. Потолком здесь служили те же живые облака, проносящиеся со скоростью вздоха, все время обновляющиеся, но в сущности неизменные.

Убранство зала не отличалось разнообразием, но леденило фееричностью, той самой мрачностью, которой так любят раскрашивать страшные сказки о заколдованных принцах и принцессах. Эти сказки приводят детей в восторг и леденящую дрожь...

Это ведь тоже жутковатая сказка.

Ант отвернулся, бросив еще один взгляд на мир за пределом этого заколдованного зала. Немыслимое множество линз от горизонта до горизонта отражали задумчивость Неба и Воздуха, которую трудно передать. Над желто-серыми холмами, старыми и немощными, словно после опустошительного взрыва, над ладонями озер струились серебристые дымки разных оттенков. Озера приглашали коснуться прохладной толщи, дно которой неведомо. Но что-то в самом пространстве говорило людям: не бодростью и свежестью одарит их вода темных глубин. Она сковывает.

Ант снова обернулся внутрь зала, прикрывая глаза ладонью, не зная, готов ли он увидеть его. Как в остывших цитаделях из полустертых волнующих легенд Галактики, где-то в глубине среди неприступных гор, в лесу или под землей, этот зал отталкивал пустотой. Но… не только. Пол, когда-то зеркальный, хотя и затертый давно чьими-то тяжелыми шагами из угла в угол, отражал вместо лиц какие-то маски-гримасы на гротескных телах. Выпуклые стены, испачканные темным нагаром свечей за тысячелетия, обрамлялись странными выступами и металлическими решетками в виде плетущихся растений, нелепыми, насколько нелепой может быть форма жизни из черной проволоки. В зале не было ничего – кто-то заблаговременно очистил его от всех предметов, вынес мебель и статуи, из которых каждая имела свою историю, могла вызвать множество ассоциаций, чувств, мыслей, воспоминаний… От них остались только следы: бледно-коричневый землистый овал, повторяющийся вокруг стен, как отпечатки копыт в танце, застывшие линии и трещины…

В зале было слишком темно, несмотря на то, что между ним и небом не было преграды: словно темнота нагнеталась каким-то внутренним источником… Дальняя часть зала была особенно затенена, там ничего не получалось разглядеть, кроме силуэтов. Люди приближались к этой стороне, словно преодолевая отталкивающие силы собственной души. Отдельные черты прикрытой реальности начали кристаллизоваться, идущий впереди капитан Нейрн увидел большое кресло из белого камня, обернутое к ним спиной, настолько высокое, что узнать, пустое ли оно…

Кресло медленно, без скрипа, стало поворачиваться, словно зависнув в плавной воздушной сути. Капитан Нейрн стиснул зубы, готовый ко всему. Какого монстра подкинет ему встреча с Судьбой в этот раз, ему, видевшему немало для просто человека…

Некто повернулся к ним и не был замечен в первом взгляде, белый на белокаменном фоне. Затем белизна ослепила их. Обернутая в жемчужный струящийся шлейф из необычной ткани, не опираясь о кресло и опустив голову на грудь, сидела молодая женщина… Нет, женщина с молодым телом. Несмотря на такую убедительную видимость, от этого тела исходило неприятное дуновение старости и бессилия, тот жуткий дряхлый дух, от которого пытаются отстраниться у ложа умирающего старика. Но здесь ощущение усугублялось: этот умирающий мог в последний момент схватить тебя мертвой хваткой, зацепить твой взгляд и унести с собой до остатка, - от кресла распространялись волны могущества и замораживающей силы, силы без огня, бессильной мощи, утратившей цель, направленность и органичную связь с первоисточником.

Она подняла голову: черты были безупречны, даже совершенны, красивы красотой статуи, но лишены всякой прелести. Лицо мертвое, бесстрастное, живущее своей собственной, особой жизнью, в которой совсем немного человеческого, а больше от растения или минерала со дна расщелин, куда не достает свет ни одной звезды. Лицо также обрамляла светящаяся белая материя, обернутая вокруг шеи, как петля. Бледное лицо. Бледные руки до запястья. Все остальное сокрыто под единым жемчужным полотном.

Глаза – первая и самая яркая черта, определяющая живое существо. Но не здесь. Глаза Черной Принцессы не излучали света и не обращали на себя внимания, почти погасшие, как остывающие звезды. Светлые, но ничуть не прозрачные. Уже утратившие почти все огненные покровы и оголившие свою суть, беззащитную, первую и опасную во взгляде неподготовленных ко встрече с ней.

Звук ее голоса, тихий и до боли отчетливый, как удары адского музыкального инструмента по оголенным нервам, снова начал наполнять мир до самых недр  изнывающей, глубинной, небывалой и космической тоской.

-       Холодно, очень холодно… Я не могу согреться.

-       По-моему, вполне нормально, - осмелился ответить капитан Нейрн, вытирая вспотевший лоб и удивляясь, почему наноимплантанты не охлаждают его перегревшийся организм.

-       Невыносимый холод. Я ощущала его всегда. Все эти тысячи лет, - она посмотрела на капитана Нейрна, но не увидела его.

Интересно, чувствует ли она, как скверно у них на душе, подумал Нейрн.

-       Вы подавлены, - из неподвижного тела, словно из оболочки чего-то другого, исходил всеведущий голос. – Но не настолько, насколько этого требует близость ко мне, непосредственная близость. Вы пока не в дождливом отчаянии… Можно сказать, что вы очень веселы, люди.

Ничего себе веселы, подумал Ант, все больше и отчаянно желая небытия.

Они не сразу заметили, что зал встречи претерпевал постоянные изменения: тени сгущались, стены и твердь под ними покрывались длинными трещинами, становились зыбкими… таяли и вновь набирали форму.

-       Люди, - сказала она. – Люди, которые хотели меня увидеть. Вы видите меня. Вы даже не обратили внимания, что эта комната, вся ее плоть построена из ваших чувств и мыслей. Она отражает ваш внутренний мир каждый миг, ее не существует на самом деле. Если вы перейдете определенный рубеж в своем отчаянии – наш разговор тотчас же окончится, вы улетите вниз с последними осколками этой иллюзии, разрушенной по вашей собственной вине. Опора, на который вы стоите сейчас, благодаря которой меня видите и слышите, будет держаться до тех пор, пока в вашей воле остается хоть капля силы. Но не дольше. Я не желаю быть причиной духовной смерти кого бы то ни было, пусть даже столь ничтожного, в очередной раз. Я ничего не хочу… Поэтому держитесь, люди. То, чего вы хотите, зависит только от вас. А я – я не в силах помочь. Я и так – и так ушла в себя до предела. Вся чернота и горечь собрана внутри – но шлейф ее серости распространяется далеко…

Черная Принцесса замолчала – словно устала. Зал менялся с опасной быстротой – целая паутина трещин накрыла его, трещины росли, уходя куда-то за предел фантома. Формы его стали искажаться, стремительно утрачивая связь с реальностью и обнаружив свою уродливую сущность сплошной лжи.

-       Ант, возьмите себя в руки! – воскликнул капитан Нейрн, пытаясь блокировать свое сознание, защитить его от сосущей черноты толкающего к самоубийству отчаяния. – Вспомните, зачем мы здесь. Нам нужно всего несколько минут.

-       Тогда говорите, говорите, - зажмурился Ант, слепо оборачиваясь то к капитану Нейрну, то к небу, пытаясь избежать видения картины собственного падения. – А она – она пусть молчит…

Но она не молчала. Она словно забыла о них – и рассматривала свои руки, свои белые, как мрамор, ладони, поворачивая их к себе то одной, то другой стороной, периодически затемняя одну из граней реальности. Эти ладони вдруг стали центром этого зала, центром мира: все остальное перестало существовать. Две ладони завладели вниманием людей, их сознанием до конца, без права выбора, отодвинув куда-то к дальним окраинам даже осязаемую тоскливую боль.

И конструкции замка, искаженные, стабилизировались, камень вновь обрел тело и твердость. Трещины похудели. Люди этого не видели: для них существовали лишь два лепестка мироздания, взаимодополняющие друг друга и раздельные; полупрозрачные сферы чистой энергии. То, в чем отражено все. Руки… А еще – ее голос… Невыносимый в своих внутренних ритмах – и неизбежный.

-       Как странно, - вяло рассматривала она свои руки. – Неужели это – моя изначальная форма жизни? И я тоже была человеком, была когда-то, в той реальности, которая давно утратила все связи с настоящим и стала ложью. Очень непривычно в это верить. Такие… существа. Подверженные смерти и угрозе смерти – а значит, открытые для духовного преображения… Но это ничего не меняет. Оболочка человека – одна из моих форм существования, первоначальная форма. Но, однако же, мне гораздо привычнее… не так тяжело, - раздался вздох, словно при мучительном недуге, - существовать в растениях… В маленьких старых деревьях, где существование настолько замедлено и разбавлено, что ты почти не замечаешь его… В том дереве я пребывала вторую тысячу лет, когда вы меня потревожили… Еще недавно вы были бы уничтожены за это. Но я дала обещание… Чего вы хотите от меня? Хотеть – самое забытое, утратившее для меня полноту бытия понятие.

Гости Черной Принцессы, загипнотизированные и безвольные, молчали.

-       Я, конечно, могла бы проникнуть в ваши разумы, но для меня, когда-то управлявшей судьбами окрестных солнц, это слишком тяжело. Нет ничего мучительней и невыносимее, чем прикасаться к чужому сознанию, отраве его чувств, ошибок, нелепых стремлений. Производить превращения в огромных массах духовной, бездушной планетной материи и звездного света гораздо легче. Поэтому расскажите сами – только повод, очищенную причину, - она замолчала, но потом вдруг вспомнила нечто важное. – Вы не могли самостоятельно принять решение меня искать и найти. Для этого вам нужно было знать меня; а тот, кто меня знает, на встречу со мной не решится никогда… Некто подтолкнул вас, люди, и этот некто – явно иной, более высокой природы, чем смертная людская.

Ладони исчезли в складках жемчужной материи, странники обрели дар речи:

-       Да, - произнес Ант почти шепотом. – О тебе мне сказал человек, похожий скорее на божество, как видно, живущий на земле очень долго, гораздо дольше… чем ты. Он дал нам корабль.

-       Чем я? – лед ее голоса стал невыносимо твердым, хотя спокойствие ему не изменило. – Что он может знать обо мне, кем бы он ни был?

-       Он тебя встречал. Когда-то, очень давно, - вспоминал Ант однажды услышанное.

-       Встречал меня? – ладони вновь показались из-под складок одеяния, осветив свой участок тени и безликие глаза. – Кто он, как его имя?

-       Орион.

Она не ответила. Она следила за своими ладонями, они – тоже. Потом Черная Принцесса перевела светлые глаза на них – и людей словно овеяло глубинным ветром-сквозняком, насыщенным духом подземелья, безжизненных пустот.

-       Я знаю его, - кажется, она изменилась, но понять это можно было только интуитивно. – У него много имен, и известное вам – далеко не единственное, хотя и очень раннее. Первого имени – его смертного имени, дающего ключ ко всему, не знает никто. Орион – второе… Счастливый Странник, Эо, Легкий Дух, Тот, кто вселяет надежду, Поющий под звездами, Стчшшанн, - последнее слово, или что это было, прозвучало совсем невнятно, мало похоже на слово. – Он – моя противоположность. Он был здесь однажды – и не вернулся более. Если я – тьма, сконцентрированная тьма безысходности, которая себя не знает и запуталась в клубке собственной незавершенности, из которой по прихоти рокового волшебства не выбраться, то он – свет, чистый свет, легкий, безоблачный, бесконечно великодушный, добрый и радостный. Он пытался… изменить меня, как будто это возможно. Говорил, что живет гораздо дольше меня, что я продолжаю вести счет прожитым во временности циклам, тогда как он давно утратил их ощущение и настроил свой дух на созвучие с вечностью, что у него тоже были периоды такого – и они преходящи… И не понимал, несмотря на дар прозрения, что это не периоды – а всепоглощающая, втягивающая и пленяющая последние источники энергии яма безысходности, которая именуется этим миром. Он мягко уговаривал меня, что стоит просто открыться этому миру, и за его угрюмым молчаливым ореолом я что-то увижу. Он думал, что я никогда не покидала пределов собственных владений, своего созвездия. Он ошибался. Да, он знал печаль, и глубокую, и неизбывную. Но – не мою тоску.

Счастливый странник предлагал мне сопровождать его. Он… - ее шепот расходился эхом, почти невыносимым, - я полюбила его, как любят мечту, недостижимую и желанную противоположность себя, нечто прекрасное и… обманчивое. Он отвратил меня от уничтожения созвездия, этого клубка тоскливых превращений, очищения его до минеральной пустоты. И я послушалась его, и некоторые лучи его могущественной безмятежности стали проникать в мое существо. Но – о ужас. Ужас в том, что он убежал, потому что не он победил. Победила я, сама того не желая, пока была под его влиянием. Грусть моя была настолько мощной, что она пробила в нем трещину. В нем! Безмятежный, и благодаря только этому такой сильный, он не мог такого допустить. Он забыл, что мне, не знающей света Всемогущей Любви, подвластна зато магия очень высоких уровней. Он бежал, и сказал, что не вернется…

Молчание, и вновь…

Итак?

Ант подбирал слова, как бусины смысла на противоречивую логическую нить.

-       После нескольких тысяч лет затишья в Созвездии гармония вновь утрачена. Она сморщилась, постарела, как ветхое, некогда прекрасное платье, усыпанное драгоценностями, самыми чудесными, какие только могут быть. Драгоценности – самородки звезд и миров – сохранились неприкосновенными, лишь кое-где потускнели, но материя, их объединяющая, их содержащая, неуловимая материя бытия стала утлой, близкой к разрыву во многих местах. Странная странность созвездия – она есть – и ее словно бы и нет, она растворена в пространстве, но в такой неуловимо малой концентрации, что ею можно было бы пренебречь. Однако проблема – не она. Беда пришла с другой стороны – с твоей стороны. Стражи, созданные тобой однажды для спасения солнц и планет, сегодня их могут погубить. Уничтожить… Останови их, пока не поздно.

Замок стал крепким, как никогда, а капитан Нейрн – спокойным. Капитан взглянул на Анта и явственно ощутил, как тот, передавая судьбоносную весть, стал на несколько мгновений почти силен. Но Принцесса открыла глаза, и здание их воли вновь задрожало до самых своих основ.

-       Стражи не могут погубить созвездие, они созданы для его спасения. Что бы они ни совершали – это во благо, значит, так нужно, и иного выхода нет, и опасность действительна.

Ант сбился с мысли и потерялся, не зная, что сказать, с какой стороны приблизиться к этой холодной, безразличной отрешенности, неприступной в своем безграничном разочаровании.

-       Стражи – это опасность! – закричал Ант и удивился, как непривычно отразился его крик от многих-многих мембран озерной чистоты. – Так решил не я, это просьба Ориона…

-       Почему же он сам не прилетел и не попросил..?

-       Он нашел странную странность во всей Галактике, семя ее гибели, и теперь занимается ею, живет и страдает ею, насколько это возможно для его бессмертной души. Пусть эта странная опасность значительна, даже смертельна – сейчас ничего не поделать. Орион не оставляет усилий, он сделает все, что возможно. Но если стражи не перестанут сжигать все на своем пути, что вызывает у них подозрение, то скоро спасать будет нечего.

В образе и ауре Черной Принцессы не изменилось ничего.

-       Я давно утратила связь со стражами, я и не вспомнила сразу, что это такое. Это… неправильное название, я называла их иначе… Те, кто приходит тогда, когда уже больше ничего не может помочь – вот приблизительный смысл… Я не хочу себя тревожить, снова выходить из моего состояния относительного покоя, как довелось тогда… Да и зачем их останавливать? Все равно рано или поздно Созвездие изменится, исчезнет в том виде, в каком пребывает сейчас. Почему не раньше? Почему бы и нет?

Холодный, морозный ветер подул им в лицо из неведомых проемов. Аудиенция близилась к концу.

-       Не хочу, - она прикрыла погасшие глаза вновь и отстранилась. – Нет, не хочу. Нет уже той силы, которая заставила бы меня сойти с мертвой точки, пробудить пласты своей силы, использовать магию, известную столь немногим, и бросить ее на преображение в материальном мире. Каждое – каждое обращение к магии чревато, оно не проходит даром и требует расплаты… Мне плохо – мне очень холодно, я умираю каждый день. Вы – не те, кто должен видеть мое умирание.

Ант, несмотря на всю слабость, нашел в себе силы изумиться тому, как возможно так мучиться – и все равно находить в себе способность жить. Она нарочно пустила в свое сознание поток мыслей, пока тонкий, но намекающий на океан, до этого усилием воли удерживаемый где-то на задворках разума. А из сознания эта страшная в своей деструктивности эмоциональность стала переливаться через край и потекла к ним, затемняя пространство. В течение нескольких мгновений от замка остался лишь  воздушный намек – жалкая, трепещущая рана их воли. Капитан Нейрн ощутил – сейчас они провалятся и упадут. Вниз, на холмы, или в одно из озер с неверной глубиной.

Этого не произошло. Замок вдруг был спасен – а спасти его могло лишь невероятное – светлая мысль в бездне мрака, рожденная источником этого же мрака, именуемым Черной Принцессой.

-       Хотя… - она посмотрела на них, словно впитывая в себя, но не убивая. – Хорошо. Я остановлю стражей. Стражи вновь перестанут существовать, как будто их и не было никогда. И настанет ночь, когда о стражах уже не будет знать ни один, и космический вихрь сотрет и развеет вселенскую память о них к неприютным окраинам. Но. Вы сделаете то, что мне никогда не было нужно от смертных людей. Вы поможете мне. Орион отказал мне во встрече в веках. Но я увижу его – все же.

Ант цеплялся обрывками кровоточащей духовной силы за рваный острый край иллюзорной дороги в ничто.

-       Ты единственное существо во Вселенной, которое может смутить его внутренний мир. Орион не может встречаться с Черной Принцессой.

-       Решать не тебе, актуальное ничто и потенциальное всё, - ответила она спокойно. – И помощь твоя – не в твоих словах, жалких выразителях и без того бедных мыслей. Я не хочу прикасаться к твоему разуму – это навредит мне и, скорее всего, уничтожит тебя. А потому, дайте мне, кто-нибудь из вас, какую-то вещь, что угодно, принадлежащее вам лично.

-       Можно спросить, зачем? – спросил капитан Нейрн робко. – Просто интересно.

Она осмыслила вопрос.

-       Прикоснувшись к предмету, я увижу его прошлое, все самое важное из всего, что с ним связано. Возможно, если это доступно духовному видению, я увижу и будущее тех, кто оставил там свои судьбоносные отпечатки.

Капитан Нейрн молча отстегнул ремешок хронометра со своего запястья и на мгновение заколебался. Решимости сделать шаг навстречу минеральной отрешенности у него не хватило: он бросил хронометр к креслу. Серебристый предмет полетел и исчез где-то на средине пути над пропастью между людьми и Принцессой. Затем он был у нее в руках, затем – исчез и оттуда. Капитан Нейрн нашел его на прежнем месте, на запястье, но телесного тепла в нем не осталось, металл был холоден, как космическая тьма вдали от солнц. Стрелки остановились.

Черная Принцесса легко вздохнула; несмотря на окружающую атмосферу отталкивающей тоски, тяжелой, грузной, почти устрашающей, в этом вздохе было что-то приятное, почти девичье, какая-то прелесть.

- Грустное приключение разыгрывается в сердце галактики. В нем многие виновны, но ни один не знает об этом. Катастрофу еще можно предотвратить, но для этого нужно сделать ничтожно малое, но невероятное усилие. Разгадка кроется там, где никто этого не ожидает. И когда она откроется, все будут потрясены, все до одного. В поисках грандиозного, они не заметят малого... главного. Все завершится – утраченная гармония вернется, но перед этим Хаос успеет обнажить перед обитателями галактики свои грани иного. Мне только одно неведомо, - шепот Черной Принцессы стал вдруг на неуловимый миг тревожным. – Почему я вижу там и себя?

- Ничего не понимаю, - пробормотал капитан Нейрн. – Сплошное иносказание.

- Слезы! – она вдруг выпрямилась и устремила на них пристальный, невидящий взгляд. – Ключ ко всему – слезы...

- Очень понятно... – кивнул капитан Нейрн, желая, видимо, только одного - завершения аудиенции.

Тон ее заунывного голоса немного изменился:

- Вы ждете ответа на свои вопросы? Прошлое вам ведомо – это ваше прошлое. Будущее? Его нет. Но – что же… Вы будете и дальше скитаться по Галактике, той, вашей, иллюзорной галактике. Вы попытаетесь сделать возможное и невозможное, чтобы выявить истоки галактического недуга. Напрасно – все будет напрасно. И только тогда, когда гибель покажется неотвратимой, и разгадка – еще более непостижимой, чем вначале – все откроется, и будет потрясающе. Я не могу видеть, что это. Только Всеблагой Творец ведает... Но где же его исцеляющее прикосновение??

А до этого - сумрачный и большой, космос откроется вам таким, каков он есть в действительности. Космосом бесконечного дрейфа. Космосом разбитых судеб. Космосом безымянных граней. Космосом Вечного Возвращения. Вы столкнетесь с гибельными опасностями. С врагами, сражаться с которыми невозможно. С неприглядными картинами – волшебство этого созвездия уже не будет вас окружать. Готовьтесь… Будьте готовы ко всему – и, главное, не бойтесь смерти. Утратить возможность умереть – не менее страшно, чем лишиться права на жизнь. И помните – все масштабы, которые вы себе нарисуете – иллюзия, истинные масштабы недостижимы ни вашему разумению, ни экспансии. Орион и его сияющие братья знают это, вы – нет; и готовьтесь к глубоким, неизлечимым разочарованиям. Но никто не знает этого так, как открылось мне…

Ант опять с ясной, невыразимой силой, с ясностью, в которой не могло быть ничего случайного, увидел виденное однажды, на его планете, истекающее дождем до объективности холодное небо, грустная изнанка примелькавшегося, мнимо вечного и незыблемого. В этом – самая большая драма и разочарование: в самый неподходящий момент, в зените успокоения и уверенности, под солнцем мира обнаружить, что стоишь над пропастью на ветхом мостике во тьме…

- Надо же... – Черная Принцесса спрятала руки под жемчужный полог и опустила голову, - А ведь когда-то я была Белой Принцессой. Полная безмятежной радости творчества и светлого могущества, я правила Созвездием, созидала в его мирах, исцеляла больных, утешала несчастных... Поэты называли меня прекраснейшей из сущих и посвящали мне свои лучшие творения... Что случилось с тех пор, что за беда меня постигла..? – вопросила она в равнодушном отчаянии. – В последнее время мне стало особенно тяжело. И знаете – странное дело – я все чаще слышу, как кто-то плачет. Кто-то маленький и беззащитный, далеко-далеко, настолько далеко, что я ничего не могу уловить, кроме этого плача. Плачет кто-то другой, но это словно и я... Плачет очень жалобно. И почему-то мне кажется: когда это существо перестанет плакать, утешусь и я. Помните это. Если встретите кого-нибудь, кто плачет, утешьте его...

И они полетели в пропасть. Летели недолго и едва успевали заметить, как рассеялся в дым чудовищный замок в тысячу и одну комнату, и Черная Принцесса вместе с ним.

Странное существо – достаточно было времени падения, чтобы, коснувшись воды маленького озера, уже ничего о нем не помнить. Почти. Кроме остаточной женственности, ощутимой в каждом озере и холме этого мира, и горького тоскливого привкуса, как после невосполнимой утраты.

Вода в озере, где они теперь плыли медленно и спокойно, была удивительно теплой и упругой: в такой воде невозможно утонуть, она подхватывает тело, как мягкие уютные объятия, полные безопасной заботы. Как видно, их фантасмагорический замок порядком отнесло ветром за время напряженной встречи: озираясь по обе стороны вод, астронавты не узнавали местности.

От низкорослых холмов не осталось и намека, их вроде бы и не существовало никогда. Вдоль берегов озера-мира, куда ни взгляни, тянулись голубоватые утесы. Но эти утесы были не более, чем подножием настоящих гор, темных, с влажным блеском, острых и обрывистых, тех самых, которые задавали тон, окраску и привкус этому миру.

Скалы окружили их – и молчали. Яркие росинки – маленькие звезды срывались с этих скал, танцевали в воздухе, ставшем легким и желанным, падали на них и совсем немного оживляли густой сумрак пространства.

-       Мы попали в сказку, Ант, а? – капитан Нейрн попробовал плыть, но вскоре понял бессмысленность и ненужность всяких движений. С этой водой, с этим озером-сущностью не нужно было бороться.

-       В сказку… - Ант стал неторопливо подгребать в сторону берега. – Я понимаю, какой смысл вы вкладываете в это слово. Но сказка – все, что произошло за последний период моей жизни. До этого сказка, волшебный мир, в котором может быть все, была рядом, но меня не касалась, была за гранью возможного. Мы были как две недостижимых отдельных вселенных: я и сказка вокруг… Я находился на окраине его, вне его, спящий, как все, и обманутый, подобно всем, иллюзией бодрствования, реальности, понятности. А мир этот, эта сказка – вот она, - Ант обвел рукой бегущий свод облаков над собой. – Я имею в виду то, что за облаками, конечно. Я уже говорил…

-       Да, я знаю. Созвездие ваше колдовское и не подчинено общим космическим законам. Но откуда вам это известно? Вы же сами признавались мне, что совсем недавно не знали ровным счетом ничего.

-       Не хочу говорить об этом, мне самому не по себе, - признался безликий в этот миг, лишенный четкой индивидуальности Ант. – Я словно не я сам – я, Ант, скромный обитатель мира без названия, остался там. Или нечто ранее неведомое, могучая суть, до сих пор скрытая и недоступная в узких границах той моей жизни пробуждается во мне. Или - теперь во мне множество… Нет, не множество, но не одна сущность, о которых я ничего не знаю, но которые оставляют во мне свои мысли, чистые, холодные суждения, знания, чтобы я выдал их за свои. Орион оставил во мне частичку себя, там, в моем мире. Позже, во время звездного откровения, в меня проникло нечто еще: чей-то бесплотный, но могучий дух, до этого тоскующий по форме. Нет, они не претендуют на мою волю, свободу выбора… Или мне это просто кажется? Не скажу, что я в панике, мне ничего не мешает. Мне нравится мое настоящее состояние, я даже порой счастлив, как не был счастлив никогда, открывая в себе нечто новое каждый миг.

Они сидели на склоне недалеко от берега и швыряли в безмятежную, немного грустную гладь голубые камешки. Камни не тонули, а продолжали плыть под переменчивым небом. Ант швырнул в воду целую горсть самоцветов и продолжил мысль:

-       Это увлекает, но… Нельзя человеку, который хочет сберечь свою целостность до конца, путешествовать долго и без защиты в открытом космосе. Открытый космос – не для него. Это обитель других существ, совсем иного порядка, чем мы, люди. Они могут повлиять на человека так, как не ожидает никто. Не обязательно так, как посчастливилось мне. Кто поручится, что не может быть иначе – хуже, много хуже? Поэтому нужна подготовка – надо стать гораздо сильнее и чище, чтобы без страха вступить в этот звездный чертог.

Капитан Нейрн слушал внимательно, тревожно, напряженно.

-       А почему тогда со мной не случилось ничего? – Нейрн проверил все застежки на своем комбинезоне. – Мне почему-то кажется, Ант, что все это не напрасно. Вы еще должны будете сыграть свою роль, важную роль в этом Приключении, о которой не знает пока и Орион.

Он встал на скалистом обрыве, всматриваясь в колдовскую даль, оттененную непривычным, прорываясь в нее и взглядом, и сознанием. Нейрн сделал несколько шагов, вдохнул прохладный, уютно-темный ионизированный воздух в себя, выдохнул его. Отсюда он сейчас взглянул на озера впервые. Индивидуальность каждого, неповторимая, стала яснее, угрожающе четче. Живая материя вод светилась по-разному изнутри – или излучала изнутри темноту. Формы берегов – окантовки в виде ожерелий из многоцветных льдов или черных шнурков можно было изучать веками – и находить многое.

-       Ант, мы вскоре оставим этот мир. Представляете, мы покинем целый мир! И вряд ли вернемся. Узнав поверхностно лишь ничтожную долю его сути. А миллионы озер, изгибов минеральной, древней земли, туманных намеков-смыслов, интуиций и впечатлений, встреч и раздумий, навеянных и овеянных этой атмосферой, этим духом – все это останется для нас закрытым и невоспользованным. Прилетев сюда, коснувшись Пристани Раздумий

(здесь очень хорошо думать)

отравившись богатством новой красоты, мы обогатили себя в чем-то. Но не обеднили ли мы себя, Ант, имея ключ к соцветию возможностей и не воспользовавшись ним… Как думаете? – Анту показалось, что на серебристо искрящемся поле вод силуэт капитана Нейрна стал тоньше, нематериальнее. – Я был на сотнях миров за свою относительно долгую, но на самом деле – ничтожно краткую жизнь. И каждый раз, лишь коснувшись его и уходя в неведомую новь, я задавался вопросом: не больше ли смысла, полноты и силы было бы, когда б я отдал себя всего одному, единому миру, как было в золотые времена юности нашей расы, в легендарный Час Земли. Мир, который был бы моим до самых глубоких пластов тверди, который я полюбил бы и выбрал, не имея другого выхода, в котором я имел бы право ваять какую-то целостность, искать отражение… Так же -  с моей жизнью. Длинная – могла бы она быть короче – но полнее, как неповторимое, смертельно прекрасное мгновение?

-       Это вам не поздно - вы еще живы, и конца не видно. Впереди – галактическое приключение…

-       Нет, Ант, поздно. Эта возможность умерщвлена вместе с молодостью, опытом прожитых лет. Опыт убивает ее – опыт разочарований и горечь познания, а значит – сомнения. Я немного могу понять Черную Принцессу. Да, кстати, о Принцессе. Она сказала многое, но не дала понять ничего конкретного. Предсказала наше будущее, хотя ее никто не просил, но не подарила ни намека на решение относительно стражей.

-       Подарила, - ответил Ант отрешенно-спокойно. – Со стражами покончено, мы вряд ли их больше увидим, несмотря на ее слова об утраченной связи. Меня взволновало другое: особым образом взволновало, это более, чем просто тревога. Черная Принцесса что-то задумала – немаловажное. Она не напрасно заинтересовалась нашим приключением.

-       Да, галактическое приключение, - капитан Нейрн остановился. Он устал говорить, ему хотелось лишь бродить и смотреть. Он говорил в последние дни много. Слишком много, гораздо больше, чем обычно. Странствуя в одиночку от звезды к звезде, от мира к миру, по Ойкумене, казавшейся такой большой и богатой, хоть и холодной, по космической неизбежности, Нейрн не привык материализовать те слова и смыслы, что вирутально-витальным роем застилали разум от того, что он видел. Он за время многолетних экспедиций начинал верить, что стал отшельником и нелюдимом, но потом вдруг убеждался, что – нет. И с жадностью пил горько-сладкий мед общения на кратковременном причале. Этого снадобья все меньше требуется с каждым прожитым циклом…

-       Капитан? – Ант встал за широкой спиной космоплавателя, пытаясь понять, какой маяк вдали приковал взгляд изгнанника Ойкумены. – Мне показалось, что вы хотели сказать что-то. Что мысль незавершенна…

-       Она никогда не завершена, приятель. Иначе мы были бы богами. Я хотел сказать, что пора нам подумать об этом Приключении. Мне многое не по душе, а особенно после того, как я послушал Черную Принцессу. Дело в том, что многое из ее слов перекликается с моими собственными размышлениями, издуманнными задолго до этой встречи.

-       Какими размышлениями? – Ант нахмурился, словно предугадал зерно недовольства его спутника.

-       Она сказала, что все будет напрасно, и разрешится само собой. Мне не хотелось бы вносить в наши представления смуту, но мне самому кажется, что Орион, а вместе с ним и мы, задумали нечто непосильное, не соответствующее нашим ничтожным возможностям, вдохновляемые чьим-то непостижимым замыслом.  Словно кто-то играет с нами. Возьмите хотя бы одно – спокойное, почти безмятежное и безопасное путешествие по Созвездию. За исключением стражей, на нашем пути еще не стало ничто и никто. Так не бывает, верите ли? Если не живые враги, тогда могучие и враждебные стихии, силы Природы, Для которой человек часто враждебен, ибо действует по своему плану. Стихия убивает астронавта везде, где ей только это удается, даже в благоприятных зонах. А мы? И волшебством Созвездия всего не объяснишь. Если только это волшебство не является кое-чем большим и иным, чем мы думаем.

Ант поднял и помял горсть голубых камней, вдруг тихо вскрикнул и прижал ладонь к губам: из рассеченного пальца струилась кровь.

-       Тот, кто с нами играет – вы на Ориона намекаете?

-       Нет, - улыбнулся Нейрн почти весело. – Орион – отличный парень. Я о том, кто скрыт от всех нас, в том числе от Ориона и чувствительной Принцессы. Он словно хочет всем этим: неуловимыми симптомами бедствия, облаком, поглотившим Ойкумену, символами и намеками – о чем-то нам сказать...

-       Но ведь мы и узнаем, - сказал вдруг Ант. – Наше путешествие – теперь для нас самая важная, грозная и неминуемая реальность. Знаете, как говорили в нашем мире? Жизнь – это игра нашими душами, в которую играют звезды. Не будем обманывать по крайней мере самих себя: нечто в недрах галактики произошло. Это… событие получило резонанс в самых дальних мираз, и собрало вместе тех, кто иначе не встретился бы никогда, во веки вечные, чтобы дерзнуть совершить то, что было бы невозможно в иных обстоятельствах. Этого достаточно…

Жуткий всплеск участил их пульс и заставил полуобернуться. Несколько крылатых сущностей, пурпурных и серых животных, вырвались из плена озера и летели на людей. В маленьких, почти человеческих лицах горели глаза, мутные, как горючий газ старого солнца.

-       Господи! – закричал капитан Нейрн, отстегивая ружье. – Эти твари были в моем мозге, в моем сознании минуту назад. Я видел их минуту назад, когда фантазировал…

Его слова потухли, как гаснет под насмешливым дыханием нестойкое пламя. Он увидел тварей, которых почему-то нарисовал в себе до этого, без видимого повода. Они не оформились четко, до деталей, как и всегда бывает с образами фантазии. И именно такими, полусформировавшимися, смутными, как привидения, но материальными он теперь их видел, но не различал. Недоразвитые, уходящие отдельными краями и частями тела в плоскость незримого, как разорванный и вновь собранный образ. В жутком симбиозе странной красоты и угрожающей силы, а главное – с почти человеческими лицами, существа кружили над планетарными гостями, гремели перьями из металла и огня, потом спланировали на них. Капитан встретил их беспорядочным залпом. Ант прижался спиной к валуну и зажмурился.

Останки погибших в огне выходцев из озера рассеялись в воздухе, упали, но не долетели до земли и испарились на лету.

Капитан Нейрн убрал оружие за пояс. Он был спокоен.

-       А кто-то говорил, что, кроме Принцессы, здесь жизни нет… Интересно, что бы эти летуны сделали с нами, достань они до нас? Кого-то они мне напомнили…

Ант поднялся, обхватив ладонями темный, гладкий массив камня, для которого нет ни времени, ни драмы – только инертный геологический поток длительности.

-       Капитан… А что такое Земля?

 

 

Глава 10. Жуть окраин

 

Небесный свод, горящий славой звездной,

Таинственно глядит из глубины,

И мы плывем, пылающею бездной

Со всех сторон окружены.

Федор Тютчев

 

-       Там воздух чист – прозрачно чист, и привкус его может быть самым разнообразным – привкусом цветущей вишни, свежего пирога с грибами, соленого морского бриза, пряного разнотравья... Сколько мест, сколько мгновений в вечности – столько могло быть запахов и оттенков вкуса у этого воздуха... Он мягкий, бархатистый, он имеет свой цвет и звук, различимый теми, кто развил достаточную для этого чувствительность. Теплый и сочный летом, холодно чистый и бодрящий зимой, он искрится голубизной под синим небом над синим океаном. Да, кстати, океан… Он там разделяет сушу, умножая миры, он может быть безмятежным – и страшным в гневе… Тысячи оттенков приобретает он в своем вечном движении. Вы видели когда-нибудь планету, где синий цвет царит до конца и без остатка?

-       Нет, - признался Ант, но из деликатности не стал напоминать собеседнику, что у него не было из чего выбирать за жизнь.

-       Тогда попробуйте представить. Под сплошным навесом синевы и окруженная всесильным сине-зеленым океаном, жизнь на этой планете приобрела множество прекрасных и совершенных форм. Она была и триумфом, и драмой. Представьте массивы зеленых лесов, трепещущей прохладной массой протянувшиеся на много дней пути. Бескрайние равнины, светло-серые и желтые, зеленые и коричневые, завораживающие своей необозримостью. Представьте мощные, страстные потоки рек и ручьев, несущие свои воды сквозь дальние дали к отцу-океану. А на горизонте – силуэты гор такого величия и гордого безмолвия, что когда приближаешься к их подножию, то захватывает дух и все мысли вылетают из головы прочь. Прохладный ветер, не холодный, и не жаркий, ласково играет с волосами, принося таинственные запахи с обжитых людских обиталищ по ту сторону горизонта...

Капитан Нейрн помолчал мгновение, прикрыв глаза.

-       Тысячи крылатых существ, от маленького жучка до огромных птиц, размах крыльев которых настолько велик, что застилает солнце... Десятки тысяч разнообразнейших животных невероятных форм и красок, грациозных и причудливых, мрачных и веселых, задумчивых и беззаботных. Благодаря ним над миром постоянно играет изменчивый калейдоскоп всевозможных эмоций, придающий планете шарм особой полноты бытия. И, разумеется, огромные города, в которых человек теряется, как песчинка, - но только они меня, жителя Ойкумены, не слишком удивили. В наших мирах были города и побольше.

-       Вы так убедительно повествуете … словно сами там были, видели те цвета и краски, дышали воздухом Земли...

-       Нет, быть там я не мог. Но у нас в Ойкумене ученые давно создали виртуальную, условную Землю, по легендам, по обрывочным сведениям тех, кто покинул ее последними и первыми. Это искаженная, измененная картина той Земли, какой они ее видели тогда – но не той, какой она была, возможно, в предыдущие эпохи. А может, эта модель вообще не соответствует действительности – и это просто проекция наших фантастических представлений, - капитан вздохнул. - О настоящей Земле мы не знаем ничего, ни одного подлинного видения – всё по словам, приспособленным к нашему мышлению и мироощущению.

-       Я не услышал ничего необычного, - признался Ант, когда капитан Нейрн дал понять молчанием, что больше ничего не скажет. – В галактике столько миров, чудесных, необычных. Пусть не везде есть такое разнообразие жизни и столько синевы, но страдать из-за этого, когда вся многогранность мира вам открыта…

-       Я объясню, - кивнул капитан Нейрн, пробивая странствующим взглядом зарубки на космической черноте прямо по курсу. – В  том-то и дело, что все это многообразие, эти прекрасные и страшные планеты открыты, достижимы для меня. Правда, в действительности достижима лишь малая их часть, да и то – просто соприкосновение, а не полноценное их переживание. Но потенциально – я могу оказаться в любом мире из ныне существующих в нашем временном представлении. А Землю – вот ее-то мне не увидеть никогда, как бы я того ни желал. По той простой причине, что ее нет в моем времени. Но она была – и была моей прародиной. Она осталась в недостижимом прошлом, за преградой, которую мне не преодолеть… Это взгляд лишенного Земли – и никогда ею не обладавшего.

Они помолчали, глядя туда, куда утомиться смотреть невозможно.

-       Интересно, куда он нас ведет?

Когда они покидали Пристань Раздумий, найдя Друга сразу и без труда, никто особенно этого не желал. Оба не знали толком, что делать дальше, и куда лежит путь. Всякая воля, и своя собственная, и чужая явная, кажется, были исполнены. Черная Принцесса не дала никаких ориентиров, не оставила в их душах ничего, кроме унылой расслабленной растворенности. Брать деятельную инициативу в свои руки в этом странном приключении казалось нелепо смешным – если не считать, конечно, выход из самого приключения. Но Ант был почти уверен теперь – это невозможно.

-       Ну что, может, попросим Друга бросить нас за предел созвездия, пора уже, наверное, лететь на эту Жемчужину… Лишь Однажды?

-       Не знаю, - покачал головой Ант. Ему почему-то казалось, что до этого момента еще очень, невообразимо далеко. Нечто подсказывало Анту, что на Лишь Однажды они окажутся нескоро. Совсем не скоро. По крайней мере, он. Созвездие его так просто не отпустит. И тут осталось много важного, в чем им еще предстояло принять участие, испытать, прочувствовать.

-       Вас послушать, так Созвездие составляет центр, сердце и святая святых галактики. Я вас могу понять: совсем недавно тем же самым была для меня Ойкумена. Чужие звезды, такие далекие, для нас всегда… всего лишь звезды, огоньки в холодных небесах. Но ведь это просто иллюзия – вы просто не выходили никогда за пределы Созвездия. Невероятно, но мне иногда кажется, что и жители Земли считали свою планету центром Вселенной…

-       Все же, я сейчас вспомнил, Орион говорил не только о Черной Принцессе. Ее образ затмил те слова, что остались за гранью осознания. Но они были. Не могу вспомнить. Что-то, сокрытое в истории Созвездия.

-       Ант… - капитан Нейрн слегка закрыл глаза. – Я уже говорил, и повторю вам еще раз: не хватит и многих тысяч жизней, чтобы охватить и проникнуться всем еще неведомым, судьбоносным и важным. Такое, судьбоносное и важное, скрыто в мириадах оттенков самого пасмурного дня маленького уголка тверди, и их тоже не охватить все и до конца… Такова уж наша судьба здесь – довольствоваться ущербным, зная о Полноте. И постигать его. Но, с другой стороны, Ант, примите во внимание вот что. Мы могли бы, конечно, странствовать по Созвездию и дальше, распыляя наше усилие и рассеивая наше бытие. Но, хотя мгновенная встреча не принесет ни полноты, ни удовлетворенности, насколько ярким, неизгладимым, выжженным огнем останется о ней впечатление… Впечатление, которое в конечном итоге может влиять и на характер, и на судьбу…

-       Значит..? – спросил Ант, не зная, что будут означать для их планов такие выводы.

-       Значит, полагаю, мы можем довериться неведомой воле, управляющей духом нашего корабля, нашего Друга. Он отнесет нас туда, куда тянутся нити судьбы, а по пути создаст иллюзию достижимости Огромных Пространств. Друг не попадет в Разлом – капитан Нейрн потупился мрачно, - и, скорее всего, доставит нас благополучно туда…

-       Где о благополучии придется забыть, - закончил Ант мысль, поймав ее в пространстве, в информационном океане, где они были дрейфующими монадами. – Друг, неси нас сквозь несуществующее, обращенное в себя пространство, а время пусть нам покажется мгновением.

-       Подождите-ка, Ант! – подобрался капитан Нейрн, словно вспомнил о чем-то неучтенном и важном.

-       Что?

-       А, ладно… Я забыл. Лучше помолчим.

Капитан Нейрн, звездный капитан, подумал, что еще никогда не оказывался в положении, настолько странном, неопределенном, лишенном и ясности, и конкретных ориентиров.

 

***

Почему-то их отнесло туда, где капитан меньше всего ожидал оказаться вновь. Он интуитивно узнавал рисунок созвездий, который интересен тем, что имеет тысячу лиц и меняется до чуждой неузнаваемости сразу, стоит только наблюдателю немного изменить положение в трехмерности.

Но другое приковало оба взгляда уже издали. Черное Облако, как приподнятый на ветру край погребального савана, почти не изменило своих очертаний и даже не продвинулось дальше вглубь Ойкумены. Словно капитан Нейрн мог отсчитать малые мгновения с поры отправления Последней Эскадры, а не долгое безвременье, растянутое и неравномерное, полное неравноценных отрезков.

-       Почему я вернулся? – спросил капитан Нейрн, наверное, себя.

-       Это… Ойкумена?

ОЙКУМЕНА. Островки жизни, разделенные безднами пустоты – Ойкумена?

-       Господи, здесь осталось столько людей, в этих мирах, - прошептал капитан Нейрн. – Они отказались тогда последовать за нами – и останутся, и будут жить здесь до конца, до последних решений судьбы. Нет, мы не бросили их тогда, мы сделали все, чтобы убедить их. Но мы их оставили – мы разделились впервые. На Ойкумену старую и Новую, потенциальную, ушедшую на завоевание неизвестного. Да ведь это было совсем недавно!

Капитан наткнулся на ответное молчание и посмотрел на Анта. Ант смотрел на него.

-       Что происходит?

Их отнесло к темной окраине, солнца Ойкумены стали далекими и бледными, сознание овеяли ледяные неприютные ветры Внешнего Космоса. Внешнего, который для кого-то может быть внутренним… внутренним миром?

После этого корабль прекратил всякое движение и задрейфовал в тягучей невесомости. Солнца, и иные ориентиры обрели незыблемое положение. И это поразило Анта.

-       Мы остановились? Здесь, почему…

-       Это напоминает мне Заокрай Ойкумены. Где-то здесь начинаются Неприютные Пустоши, буферная зона между Ойкуменой и внешним космосом. Космические течения и вихри здесь не изучены и очень опасны. Неведомо, куда они могут затянуть – и могут ли затем отпустить… Мне не нравится, что мы оказались здесь.

-       Но почему… мы все равно не движемся. По крайней мере, движение ничтожно.

Прошло бесконечно много времени. Их потихоньку подтягивало к каким-то беззвездным пространствам. Друг утратил признаки жизни и осмысленности, люди – безвольно молчали. Они думали о том, какими игрушками чьих-то могучих воль были все это время. Потерявшись среди неведомых сил, высших и могучих, они оказались в чем-то причастны их непостижимым мистериям. Это радовало, приводило в восторг до трепета – но только до тех пор, пока их не вынесло в Неприютные Пустоши. Теперь стало неприятно, как-то страшно неуютно. Тоскливые сквозняки овевали контуры белого, как застывшая лава, лица. Ант чувствовал себя покинутым – на мозг навалилась тяжесть, привычная тяжесть его собственного разума – порталы звездных токов здесь закрылись. Они молчали, чувствуя, как дрожат беззвучно волосы на их головах. В черном вакууме проплывали облака мерцающего звездного вещества, шлейфы космической пыли рисовали свои послания на темном пергаменте; чьи-то дымчатые образы-полумаски усмехались беззубо, со всех сторон обтекая прозрачный ковчег, прозрачный настолько, что астронавты были и в нем, и вне его, голые души, помещенные в едкий раствор универсума. В далекой, сложной глубине титанами света горели квазары – Вечные Маяки галактики, музы звездных капитанов. Звезды рисовали свои галактические узоры, потом начинали танцевать, потом превращались в зеркало, пройдя сквозь которое – попадаешь в ту же галактику с другой стороны, потом вновь и вновь, пока не поверишь в бесконечность Вселенной.

-       Хорошо, что осознать истинные размеры галактики, даже находясь внутри, мы не можем. Наше сознание не выдержало бы этого.

-       Почему? – спросил Ант, находясь в плену собственной слабости.

-       Когда снова попадете в один из миров, и у вас будет возможность, найдите самую глубокую пропасть среди высоких гор, там, где потеряться могут тысячи одиноких душ. Потом станьте на краю, загляните в бездонную глубину, осмотрите высокие синие вершины, отчасти скрытые среди облаков, оцените масштабы и свое место в этом циклопическом брошенном городе. У вас перехватит дух, вы не скоро придете в себя… Так вот, оцените контраст, а теперь осознайте: вы рядом с непреходящим величием гор покажетесь почти на равных, по сравнению с тем, какое место и вы, и те горы, и тот мир занимают в безбрежии Вселенной. Никакого. Ими можно пренебречь. И… и неизвестно. Кажется, что Вселенная останется пребывать, вечная, незыблемая, не заметив потери. Но, с другой стороны – пренебреженный мир был единственным в своем роде, неповторимым. Неповторим и человек, осознающий все это величие вокруг – и, может быть, все это величие и было создано для него... Для того, чтобы вновь и вновь рождались в его душе радость и трепет, восхищение и священный ужас, любопытство, которое сильнее инстинкта самосохранения, и еще тысячи оттенков чувств и эмоций.

-       А что это – «галактика», капитан Нейрн? – спросил Ант оцепенело. – Это то, что мы видим?

Они замолчали, словно приглашая друг друга посмотреть и понимая важность вопроса.

Незримые тысячи невесомых паутинок, на которых держался черный плащ космоса, холодно вибрировали. Что прячут они под многомерным плащом, плащом черноты, скрывающим все? Созвездия и солнечные скопления, как разноцветные горстки соли, рассыпанной кем-то по неосторожности. Области звездного протовещества – облака тумана над пустыней, где могут быть свои провалы. Участки черноты, в которой останавливается время и обесточивается любая, самая порывистая и героическая энергия. Неоднородная тьма – везде – над головой и под ногами, и вращается вокруг глазных яблок; быть внутри нее, опущенным, погруженным в нее – удел всего сущего, но как трудно это заметить в иллюзорных пятнах солнечного света…

Это то, что мы видим?

Капитан Нейрн вздохнул, отгоняя от лица холодный ветер.

-       Ант, я не понял вопроса. Повторите.

-       Я спросил: что такое галактика. Вот это – она, то, на что мы сейчас смотрим?

Капитан Нейрн снова не ответил сразу; он молчал, и молчание казалось тяжелым, хмурым. Потом он произнес:

-       Наверное, нет. Нет, галактика – не то, что мы сейчас видим. Галактика другая, может, совсем иная. То, что мы видим – лишь то, что мы можем увидеть, что позволяет увидеть наше зрение, у которого не много измерений. Что собой представляет это «что-то»? Оболочка, надводная часть, о чьи выступы мы можем споткнуться… Не спрашивайте меня больше об этом, Ант. Я не хочу отвечать на такие вопросы.

-       Я не хочу их задавать, - ответил Ант, забыв о том, что он молод, почти поверив, что он стар. – Мы здесь умрем?

Прошло еще бесконечно много времени.

-       Пока работает универсальный конструктор, творящий материю из свободных атомов пространства, смерть от удушья, жажды или голода нам не угрожает. Но дрейфовать в Неприютных Пустошах вечно… - капитан Нейрн нервно постучал по гладкой, цельной и словно хрустальной панели корабля. – Я однажды оказался здесь, на краю Ойкумены, по собственной воле. И поспешил развернуть свою «Веру» к приветливым солнцам Сердца. Чувствуете, как здесь тошно? Я даже не верю, что мы дрейфуем уже столько времени. Там, где я по доброй воле избегал оказаться и на несколько мгновений.

Он помолчал, очерчивая блуждающим взглядом зигзаги в космическом пространстве.

-       Я знал лишь одного капитана, который осмеливался не только заплывать в эти невесомые воды космического океана, но и бороздить их, и назвать своей стихией, последней гранью Ойкумены, дикими пустошами, которые налетают жестокими вихрями на пограничные просторы – и их опустошают. Капитан Гор – самый легендарный астронавт нашего звездного скопления.

-       Кто он? – спросил Ант, интересуясь совсем другим. – Эта часть космоса, она сковала даже Друга… Космическое приключение … кто-то плачет… мы слишком долго не можем найти… мы теряем драгоценное время, которого нет для вечности...

Капитан Нейрн встревожено посмотрел на спутника. На лице были легкие признаки безумия. К горлу самого подступил ком. Безумие – оно так легко и без преград подступает в космосе к человеку часто, стоит ему лишь утратить нить контроля – над собой, над неопределенной своей дорогой.

Безумие таки взяло его за горло. Капитан безуспешно попытался задушить в себе истерические нотки, а затем он ничего не помнил. И когда слои рассудка вновь стали единым целым – капитан Нейрн не мог сказать ничего ни о том, сколько времени он был иным существом, неподконтрольным своему привычному «я», ни о том, что за это время произошло.

Он облегченно-отупело взирал на снова ясные и успокоенные звезды, на неуловимую игру космических течений – оттенков тьмы и рассеянного в ней света. И только затем заметил,

ЧТО ОН ОСТАЛСЯ ОДИН.

Прозрачное кресло по правую руку пустовало. Капитан Нейрн моргнул и остался спокоен: тревога могла сейчас вернуть к жизни едва успокоившегося зверя.

Куда подевался Ант, ведали лишь холодные, но неравнодушные бездны, овевающие обломок, по стечению обстоятельств названный Другом.

«Спокойно», - держался капитан Нейрн. – «Проникнешься этим потом. Держись так, словно ничего и не произошло. Ты большую часть жизни провел в космосе в одиночестве».

И он забыл обо всем, он начал осмотр и тестирование своего нанокостюма. Все системы… Кода Нейрн поднял голову, он увидел два образа: корабль в далекой галактической глубине – и его идеальную проекцию на зеркальной поверхности переднего борта Друга.

Корабль, который не мог быть ничем иным, двигался в Неприютных Пустошах, и шел на сближение с Другом с угрожающей столкновением скоростью. Капитан Нейрн попытался на всякий случай приготовиться к бегству, но Друг продолжал инертно дрейфовать в безымянном потоке.

Вскоре стало очевидно, что корабль-незнакомец огромен: это был настоящий космический замок, город крепость в вакууме, ощетинившаяся крыльями и тонкими орудиями. Капитан Нейрн приник к стеклу в трепете. "Друг" по сравнению с ним казался просто игрушечным.

Грозный в своем демоническом молчании, корабль-замок вдруг открыл одну из своих скрытых пустот, и всосал, вобрал в свое нутро Друга, как обычный дрейфующий камень. Капитан простился с беспредельной бесприютностью пустошей и оказался в кромешной тьме, телом внутри другого тела. Мгновением позже тьма сменилась сизым светом, неярким, но достаточным, чтобы видеть все, доступное видению.

Друг теперь покоился в трюме огромного звездного судна, чьи стены были образованы упругим, слегка колеблющимся материалом, мутно-зеркальным, слабо отражающим все происходящее. Химерные отражения затем еще и отражались друг в друге на противоположных гранях, и в самих себе, а потом, преломляясь и дрожа на неровных дрожащих плоскостях, вновь отражались и взаимопроникали друг в друга,  уже преображенные. В конце концов капитану Нейрну стало казаться, что весь воздух, все замкнутое пространство этого трюма не только колеблется и меняется в такт оболочке, но и наводнено отражениями, проекциями, шлейфами образов. Тысячи призраков – неузнаваемых близнецов самого капитана… Капитан Нейрн вынужден был остаться со всеми ними наедине – но ненадолго.

Издали – вблизи раздались шаги, тихие, проникнутые спокойствием, но, в то же время, и такой силой, уверенностью, каким-то даже уютом для того, кому автор этих шагов был другом, что капитану Нейрну стало не по себе.

Он растерянно озирался, пытаясь найти невидимую дверь, угадать, с какой стороны окажется неизвестный, хозяин этого приюта, тот, что дал ему убежище, попиратель запретных зон пограничья. Нейрн уже догадывался, кто этот  неизвестный, и он знал, что его догадка верна. Могучий космоплаватель, величественный и загадочный в своем извечном одиночестве.

Хозяин вышел, не воспользовавшись дверью, пройдя прямиком сквозь стену, бросив под ноги Нейрну множество коротких теней. Капитан узнал вошедшего, но замер, не находя слов.

-       Капитан Гор! О Боже… Когда я видел вас в последний раз, вы выглядели совсем иначе. Я видел вас в молодости, вы изменились…

Напротив капитана Нейрна стоял маленький, едва достигающий до его груди человечек. Он был в красно-коричневом, слегка запыленном какой-то яркой, светящейся пылью костюме. Безволосая голова была совершенно обыкновенной, цвет кожи – старинно-естественный. Но глаза – те горели, мерцали и затухали совсем не обыкновенным образом. Кажется, мириады изменчивых потоков информации принимались и обрабатывались этим сознанием, вулканом, скрытым за линзами этих глаз, где тысячеглавые громы и молнии не стихали ни на миг.

-       Да, - отозвался герой мерным, слегка глухим голосом, который, в отличие от тела, совсем не изменился и только свидетельствовал о маленькой бездне прожитых мгновений, осевших и проникших в этот голос, как вековечная, древняя пыль, серая, несущая знание и разочарование, слой за слоем, окрашивая слово в спокойные, немного усталые тона. – Да, ученые Неформального Пути из Ойкумены помогли мне изменить мое тело. Мне не нужно такое большое тело. Я уменьшил его и кое-что добавил… Так мне удобнее теперь, когда…

Он не закончил и посмотрел на капитана Нейрна равнодушно-оценивающим взглядом. Нейрн встретился со взглядом необычайно умных глаз, которые нельзя было назвать необычайно добрыми. В них, в пульсирующих черно-синих зрачках, угадывалась несгибаемая воля. Ему показалось, что это не на него смотрят снизу вверх, а он сам стоит у подножия и пытается выдержать энергетический и смысловой напор откуда-то с вершины.

-       Вы – звездный капитан, - спокойно отметил маленький гигант капитан Гор. – Вы меня видели, но я вас не помню. Что вы делаете здесь, в просторах, в которых уже очень долго никто не обретается, кроме меня и моих временных спутников?

Его слова дышали холодом, однако не пустотой, и все же от последних двух слов веяло особенно неуютным ветром.

-       Меня затянуло сюда космическими потоками против моей воли. Мой корабль не мог сопротивляться, я дрейфовал в Пустошах с товарищем, пока вы не нашли меня.

-       Это не ваш корабль. Такого корабля никогда не было и не могло быть в Ойкумене. А товарищ – где он? Вы были один в корабле.

-       Да, я… Я потерял его. Он исчез, пока мое сознание было замутнено в припадке космического умопомрачения.

-       Я не видел его, - покачал головой Гор. – Наверное, он покинул Пустоши через смежное измерение, если ему это под силу.

-       Это ему не под силу… - уныло начал Нейрн, но наткнулся на отчаянную нехватку знаний. – Не знаю.

Капитан Гор, кажется, уже забыл об этом, осматривая короткими взглядами-зацепами Друга.

-       Этот корабль очень необычен. Мне еще не приходилось видеть такие.

-       Это…

-       Этот корабль останется у меня. Я должен его изучить – и, возможно, он мне понадобится.

Капитан Нейрн, изумленный, хотел ему возразить, но слова вдруг застряли в его горле: он понял, что сказанное – приказ, нечто свершенное, и обсуждать его нет смысла.

-       Вас я высажу в любом из миров Ойкумены, какой вы выберете. Если хотите, это будет Желанная Гавань. Я собираюсь увидеть ее снова, спустя столько лет…

-       Нет… - ответил капитан Нейрн. – я не собираюсь слишком отдаляться от неприютных пустошей.

Капитан Гор с ходу понял, почему. Он сосредоточенно рассеял взгляд.

-       Да, вы боитесь за своего друга, и собираетесь искать его здесь. Я слишком огрубел за столетия одиноких скитаний, чтобы обратить на это внимание прежде всего. Конечно, ваш друг… Но его нет, я бы не упустил его из виду. А раз его здесь нет, то, поверьте мне, он может быть в любой точке Вселенной, но точно не здесь. Он проник через измерение тем способом, для которого пространство и время лишены смысла, как и плотная материя, эта бесконечно малая величина в безднах Ничто.

-       Знаю… Но как?

-       Как угодно, - терпеливо ответил Гор. – Подумайте, сколько странного, необъяснимого для нас, чудовищного или прекрасного, происходит в разных состояниях и точках Простора каждый миг, им данный. Но вот только знает о них лишь непосредственный участник. Ведь существует лишь он. Все остальные находятся настолько далеко, что ими можно пренебречь.

-       Мы к этому привыкли… Он – нет.

-       Я поищу его, - пообещал капитан Гор убедительно-нейтрально. – Но это ничего не даст. Он находится на одной из бесконечности планет, и те, по чьей воле он там оказался, наверное, знают, зачем это нужно.

-       Не понимаю.

-       Достаточно. Где вы хотите остаться – я не могу ждать…

-       Мне все равно, - ответил капитан Нейрн с равнодушием. – Теперь, когда Ант исчез. И я теряю корабль… Кто вы, бессмертный, чтобы быть вправе им распоряжаться?

Капитан Нейрн вдруг неуловимо быстрым движением отстегнул от пояса пистолет и направил оружие в голову капитана Гора. Гор стремительно и спокойно нанес удар по руке нападающего. Пистолет выпал, рука вернулась к телу, не поврежденная.

-       Приведи свой разум в порядок, - сказал Гор. – Я сказал, что корабль останется со мной. Он – не твой. Не пытайся обмануть меня. Так не поступают бессмертные.

-       Я не бессмертный, - Нейрн опустил на Гора усталые опустошенные глаза. – Ты – тоже.

-       Мы живем так долго по планетарным масштабам, что можно рискнуть и воспользоваться этим запретным словом. Тем более, что совершенно бессмертных людей в галактике нет.

-       Нет… Они есть, - ответил Нейрн и попытался сбить капитана Гора с ног ударом в голову. Вместо этого он полетел на землю – и в этот раз был обезврежен уже надолго. Он потерял сознание.

-       Их нет, поверь, - обращался Гор к тому, кто его уже не слышал, а потом добавил тихо и про себя. – Их нет, как нет счастья в этих черных бесконечных безднах… Черная, терзающая лихорадка Неприютных Пустошей, которая подменяет души… Как легко проникает она в людей.

 

 

Глава 11. Один на краю света

 

...Это был Мрак... Мрак, Холод и Смерть. Светлые стены Вселенной рухнули, и их страшные обломки падали, чтобы раздавить и уничтожить его...

Айзек Азимов

 

На краю света.

Огражденный от света и надежды.

Погруженный в холод на срок, равный вечности.

В безвестной безымянности, в затерянном краю, в центре, на окраине или вне.

Выброшенный из мира.

Один.

Ему дали время подумать?

Анту было холодно. Он сидел на краю темно-коричневого утеса, свесив ноги в пропасть, выискивая глазами дно этой пропасти и гадая, как перебраться на ту сторону: там тоже выступали из рыжей, как горная порода, тьмы, удивительно обрывистые скалы.

Долгая ночь пути – а он еще ничего не увидел, кроме одиноких скал, обрывающихся резко и неожиданно, и разделенных непреодолимыми пропастями без дна.

Он попал на узкое плато рыжей скалы сразу из кабины Друга, и чуть не сорвался с края в бурлящий безымянным желанием мрак.

Холодный ветер то налетал, то начисто исчезал, дышать было удивительно легко, и все же с каждым вздохом в груди зарождался спазм, похожий на обессиленную агонию после рыданий.

Интересно, он здесь один?

Вначале Ант решил, что не будет думать ни о чем – так безопаснее для него – а просто идти. Зачем искать несуществующие причины событиям, которых нет? Вначале он решил, что просто сойдет с этой темно-бурой скалы, на которой расплескался запекшийся холод, чтобы потерять из виду чужестранную пропасть, его окружившую. Вначале он обошел обрывистый остров во мраке по кругу, думая, что покинуть его невозможно.

А потом, когда увидел узкий мост-переход в черноте, подумал, что ему повезло. Но только прошел по нему, даже не опасаясь сорваться, и попал на другую неровную каменную вершину, обширную, но тоже замкнутую в себе под осадным натиском бездн. Он сделал еще один переход – и только поменял темницу под открытым космосом, оставшись пленником гулкого ничто. И тогда стало ясно: не все в порядке с этим местом.

Планета Пропастей.

Точнее, "не все в порядке" было заключением, данным Антом лишь по инерции. На самом деле эти пропасти, эти валуны-одиночки, умершие башни были здесь вполне в порядке вещей. И выглядели так естественно и созвучно голосам его души, словно он знал о них с момента его рождения на этой грани мира, и желая их увидеть, и опасаясь, и страшась, и не в силах избежать судьбы.

Он оказался здесь случайно? Да, тысячу раз да.

Нет…

Свет-сумрак, тусклая багровая подсветка от тысяч крупинок пепла только что потухшего костра, развеянных ветром по миру, и еще тлеющих остаточным огнем, тоскующим по вселенскому пожару, - он был как раз достаточен, чтобы видеть бурую гранитную твердость вознесенного пьедестала во всех важных мелочах, и теряться в отрицающем реальность мраке обрыва у самого края.

Ряды скал, вырванных у покойного моря бесконечно возможного, само море темных желаний и темного трепета, он – вот и все…

Небо – оно опять здесь другое. Оно не обнимало планету мягким шертсяным платком мечтательности, холодной и влекущей, оно словно отстранилось и отодвинулось, солнца съежились до тусклых, маленьких и очень далеких туманностей, пространство застыло до опустошенной неизменности, словно говоря: в тебе и так слишком много черноты, твердь, моя тьма кажется над ней светом, и не нужна тебе для сокровения.

Ант сидел над обрывом, свесив обутые в бесцветные сапоги ноги вниз, и представлял, как множество неведомых сил, названных и забытых, и навеки безымянных, чьих-то конечностей хватают его за ноги, хватают крепко и намертво, и тянут, тянут вниз. Вначале мягко, проверяя жертву на готовность уйти от себя, а потом резко и безжалостно. И он срывается необычайно легко, и летит вниз. Летит очень долго, мимо проносятся тысячи рисунков и лиц скал до подножия, а тьма начинает густеть и в конце даже поддерживает его тело, как водная гладь. Замедляя падение.

Ничего этого не произошло. Бездна была пуста, как и мгновение, как и безликое в вечности сверхмгновение назад. Просто она не ожидала его появления. Иначе мир, быть может, и приготовился бы…

Ант лег на бок, стал смотреть то на небо, то на соседние стопы-опоры, лишенные полога.

Небо, бледное, отдаленное, казалось до того отстраненным, что становилось жутко. Оно перестало уже быть холодным, взвешенным наблюдателем – а просто отвернулось, скрыв себя от него и скрыв его для себя.

В этот невыносимом молчании самое время было открыть защитные барьеры и спросить себя о себе, но Ант вновь пустотой заставил остановить напор смыслов, которые в этом слишком разреженном и открытом пространстве могли сразу обессмыслиться. А тогда – угроза существованию Анта воплотилась бы во всем своем чудовищном безумии.

Отвлечься ему помогло новое событие. По ту сторону от его пропасти, на ровном плато, чьи контуры терялись во мгле, появился силуэт. Он то ли возник весь и сразу, то ли пришел откуда-то из-за горизонта, как нечто реальное – Ант не успел обратить внимание. Он не отражал свет, был просто тьмой более плотной, наложенной на относительную тьму, из которой вырезали контур по форме человека. Именно из-за того, что разглядеть нельзя было вообще ничего, ни одной мельчайшей детали в поле этого силуэта, он не пугал. Однако Ант обрадовался его появлению.

-       Господь един, Космос вечен! Здравствуй, некто неизвестный, не важно, существуешь ты, или нет. Может, скажешь мне, кто ты?

Силуэт ответил с той стороны разреженной, постепенно размывающейся среды:

-       Меня зовут Ант… Я твой звездный двойник, и путешествую за тобой везде, по всей Вселенной, как еще одна, невидимая тень.

-       Я не видел тебя никогда, - ответил Ант с замиранием сердца.

-       Да, - кивнул звездный двойник. – Я всегда с тобой, но заметить меня очень трудно. Вы всегда замечаете нас только тогда, когда вам уж слишком, невыносимо трудно. Когда отчаяние так велико, что не обращать на нас внимания уже невозможно.

-       Когда я стою на краю вечной и невозвратимой гибели, ты хочешь сказать? – уточнил Ант, свесившись с обрыва и заглядывая туда, куда лучше бы не смотреть.

-       Когда ты окажешься у такой черты, ты не будешь об этом знать. Верь мне, верь своему звездному двойнику, то есть самому себе. И если ты будешь уверен, что смерть-исчезновение и вечное забытье нависли над тобой, как неумолимые преследователи, то знай – это просто обман слабых чувств и напряжение перед новым прорывом – прорывом, быть может, и к счастью… А вот если все в твоей жизни так, как ты хочешь, если нет ничего, что ты стремился бы изменить, когда кажется, что ты на высоте, окружен успехом и защищен от любых невзгод, познал истину, силен, готов к любому вызову и доволен собой… Вот тогда тебе нужно бояться и быть начеку – да только трудно это будет….. Тогда, значит, некто или нечто очень желает твоей смерти. Физической или духовной.

-       А она возможна, духовная смерть?

-       Невыносимо, бесконечно трудно привести себя или другого в состояние духовной смерти. Можно низводить дух к самым глубинным, холодным и пустым безднам, и все равно до полного умерщвления останется сделать невероятное. Шанс на спасение остается всегда, какой-то путь, пусть самый долгий и невыносимый, но остается открытым.

Ант представил себе усыпанные пеплом голые пути в вечно замкнутых Кругах Повторения одного и того же.

-       И все же духовная смерть возможна. А коль однажды она возможна, то окончательна. Возврата из нее уже нет. Только божественная искра в твоем сердце вечна и неразрушима, но если с ней утрачена связь...

Ант присел над краем, попытался зачерпнуть горсть мрака, пригоршню тьмы. Но – странное дело – хоть его было очень много, океан не оставлял в его ладони и нескольких капель этой странной, тревожной и обескураживающе реальной субстанции.

-       А почему меня окружают тайны, с которыми я принужден жить и отчаиваться так, как теперь, отправившись по неведомому замыслу, а может, и просто по жребию Хаоса, из своего путешествия в этот странный мир?

Ант поднял голову и осознал, что задал этот вопрос, пожалуй, только ветру. Звездный двойник исчез, а ветер пытался ответить, выдувая слова и шепот в каждой расщелине, в трещинах, складках кристаллов и собственных встречных потоках. Жаль, Ант не мог его понять. Он приник головой к холодной темно-коричневой породе. Нет, она не была мертва, как он мог бы подумать когда-то. Там, в кристаллах, в звеньях древней структуры тоже протекали изменения, свое преображение. Невероятно медленно – но удивительно настойчиво и неуязвимо. Эти превращения могут не дать ничего нового космосу и за бесконечность ночей. Они зачем-то нужны – но только разум вскрикнет от отчаяния в поисках смыслов, беспомощный, распростертый на ледяном, сосущем тепло камне, над бездной, под бездной.

В окружении бездны.

Но они, эти превращения, могут прерваться. Что-то угрожает им.

Одинокая человеческая душа беспомощно оглянулась, встречаясь везде лишь с холодно-бездушным взглядом безучастной, остывшей ко всему и вся материи. Нет, не это, совсем не это – естественное состояние мира, вскричала в отчаянии душа. Естественное состояние мира – это лучезарная радость, это любовь.

Но что же случилось?

Где все? Где пронизывающий галактику первоисточник любви, который так явственен был в его родном созвездии?

Его родном созвездии. Поддавшись порывистому предчувствию, Ант еще раз заглянул в пропасть глубоко внизу, и ему вдруг показалось, что он стоит на своей планете, на той же вершине, с которой в последний раз видел свой родной город. Там, внизу, в коричнево-серых клубах бездны видел Ант сейчас его руины, остатки города, превратившиеся в груду стылых камней. Не было вокруг старого леса, не было волшебного неба. Не было ничего, кроме зловещих унылых гор, разделенных воющими горловинами бездонных провалов.

Он был на своей планете, только уже умершей, через века и века, или в другом пространственно-временном измерении. Планете, лишенной чего-то самого важного, целительного сияния, божественной сени, и от того погибшей.

- Нет! – крикнул Ант в отчаянии, не веря в слишком неправдоподобную и ужасную свою догадку. И сжалившись над слабым человеком, мир отступил, и утратил малейшие призраки подобия, и стал просто чужой, пустынной, заброшенной в необжитые духом окраины планетарный обломок...

Но так и не отступило окончательно предчувствие того, что не только Ант, но и вся галактика, сокрытая сейчас этим мрачным и непроницаемо-тусклым небесным сводом, так же покинута, так же оставлена, так же брошена на произвол судьбы, как и он. Только каждый по-своему ощущает эту покинутость...

Как же все-таки плохо быть обреченным и одиноким, забытым всей вселенной на этом тоскливом краю, думал Ант в отчаянии, а его жизнь на родной планете, однообразная, но безмятежная и по-своему счастливая, все более напоминала сон. Сном было и все, происшедшее с ним после того. Сном было все на свете, кроме бесплотного дыхания этих планетарных пустырей в багровых отсветах погасшего костра...

Ему вдруг, без видимой причины, вспомнились слова Черной Принцессы: если встретите кого-нибудь, кто плачет, утешьте его... Его душа сейчас тоже плакала, покинутая всеми, испуганно забившись в тревоге и недоумении в самый дальний уголок его существа. Он начинал понимать грусть Принцессы...

И некому было его утешить. Только оставшись в полном, абсолютном одиночестве, можешь понять, что жизнь в таком состоянии невозможна, что она становится тягостным прозябанием, и утрата рассудка – лишь вопрос времени. И тогда пронзает душу смутная догадка: а может быть, мы все на самом деле одно? Охваченная иллюзией разделенности целостность, истекающая кровью, когда эта иллюзия достигает своего апогея?

Никто не придет, подумал Ант, ничего не испытывая от этой мысли. Оставаясь лежать на поверхности скалы, он закрыл глаза. Сон без сновидений, внезапный, тяжелый и горький, накрыл его черным покрывалом.

 

***

Когда тягостное забытье отпустило Анта, он, даже еще не открыв глаза, уже помнил, где он, и что с ним произошло. И тем более удивителен казался нездешний жемчужно-белый свет, проницающий откуда-то даже сквозь сомкнутые веки.

Ант открыл глаза. Над ним стоял, слегка склонившись и безропотно ожидая его пробуждения, некий безупречный человеческий силуэт, светящийся изнутри, в сияющей легкой одежде.

- Орион... – прошептал Ант в счастливом блаженстве, не в силах сдержать радостную улыбку на всю ширь лица. Неужели Орион услышал его призыв о помощи?

Но в следующий момент он понял свою ошибку. Сходство пришельца с Орионом было только общим, черты же лица были совершенно другими, более юными и мягкими, почти детскими, и немного грустными.

- Меня зовут Рейм, - произнес пришелец музыкальным, лиро-виолончельным голосом и улыбнулся. – Мой друг Орион попросил помочь тебе.

Ант поднялся на ноги и отряхнулся. Он больше не изнемогал от холода. Все печали спрятались где-то на самом дне души, изгнанные светом, исходящим от бессмертного.

- Где мы находимся? Что это за мир?

- Названия тебе не скажут ничего, - ответил Рейм мягко и сразу устранил причину тревог человека, прочитав его мысли. – Не бойся, мы довольно далеко от твоего созвездия. Это печальный мир, хотя когда-то он был совсем другим. Великие космические драмы разыгрывались здесь некогда: драмы борьбы сил света и тьмы. Теперь они далеко позади...

Ант задрожал.

- Тебе грустно. Ты устал и отравлен нечеловеческой печалью. Но ничего. Наше путешествие исцелит тебя.

Ант увидел позади бессмертного космический корабль, очень похожий на оставленного где-то в глубинах космоса Друга, но с другой, неповторимой индивидуальностью. Звездолет словно только сейчас выплыл из планетарной тьмы, намеренно скрываясь до нужного момента.

- Путешествие?

-       Время пришло. Я помогу тебе найти путь к Лишь Однажды. К Жемчужине Галактики. Орион говорил тебе о ней

-       Я все-таки попаду туда? – спросил Ант с замиранием сердца.

-       Воспользуйся этим шансом. Только однажды, и очень немногим выпадает возможность оказаться там. Путь туда очень сложен – потому что пути туда нет. Сокровища Лишь Однажды берегутся самим космосом очень тщательно. Но я помогу тебе – вместе мы сделаем это…

Их сияющее судно взмыло в черноту, оставив позади странный, неприятный небесный заслон. Глаза обратились к новым, незнакомым тьмам и светам.

-       Человек, посмотри на эту галактику, - обратился Рейм к Анту. – Какое невероятное могущество и сколько творящей любви нужно было, чтобы ее сотворить… Но только – ответь мне – где Тот, кто создал эти миры?

-       Бог? – спросил Ант недоумевающее?

-       Бог, да… - со странной, чуждой бессмертному тоской прошептал Рейм. – Где он? Он покинул эти звездные равнины. Он ушел в разгар таинства творения, в апогее своего могущества и славы, и никто не знает, когда он вернется. Его сейчас здесь нет…

-       Как нет... Разве это возможно? Разве мир существовал бы, уйди Бог хоть на мгновение..?

Ант вгляделся в черноту, разбавленную звездными бликами, в стремлении найти явные признаки божественного присутствия, присутствия Творца внутри Творения. Напрасно. Галактика, и все те миллиарды ее граней, которые едва угадывались в запредельном далеке в черноте, смотрела на него пустыми глазницами.

 

 

 

 

 

Глава 12. Час настал

 

В небе над нами горит звезда,

Некому, кроме нее, нам помочь

В темную, темную, темную

                                         ночь.

Виктор Цой

 

Земля была безвидна и пуста, и тьма над бездною… И не было чернее этой тьмы. И не было глубже этой пропасти. И Дух Божий, полный творящей любви и силы, и стремления осветить, познать эту бездну, носился над водою, холодной водою нематериальной пустоты… Великой Пустоты, которая была всегда и не могла погибнуть…

 

Час настал, - сказал некто. Лида, провожая отдающего последнее тепло Хрустального Идола за горизонт, вдруг перестала петь свою вечернюю песню и остановилась, уловив перемены в воздухе. Ветер затих и спрятался, на землю упала тишина, оглушив и Лиду. Она уронила свои косы, которые держала в руках, и замерла в трепетном ожидании чего-то. Свет померк. Ночь воцарилась без сумерек, укрывшись драгоценными одеждами из мириадов звезд на черной ткани. Небо то светлело, то чернело, звезды мерцали, исчезали и вырастали до солнц, брали Лиду в кольцо, обдавали ее щеки горячим дыханием. Затем звезды и миры застыли, и один за другим начали падать за горизонт, осыпаться в бездну. Лида попыталась ловить их, она бежала то вперед, то назад, стараясь остановить падение. Когда все звезды осыпались, словно в конце мира, словно листья в последний день осени на ветру, горизонты стали приближаться, таять, превращаться в чистый свет. В конце концов Лида осталась стоять на пятнышке света в туманом нечто, которое не было ни чернотой открытого космоса, ни бледностью пасмурного планетарного дня. Сумерки пограничья. Ей совсем не было страшно, она как будто играла в новую, странно волнующую игру, где каждый следующий шаг - непредсказуем, и повториться уж не может.

Откуда-то из дымчатой тьмы к ее пятнышку света, к самым ногам перекинули мостик из звездного света. Час настал, - произнес голос – немного печальный голос ребенка. – Иди. Сияющая Жемчужина ждет тебя.

 

Час настал, - было произнесено однажды. Эти слова долетели до слуха капитана Нейрна, и он встревожено прервал свой короткий сон без сновидений. Красно-коричневый пейзаж пустынной планеты на окраине Ойкумены, совершенно безлюдной, менялся прямо на глазах. Здесь оставил его звездный скиталец Гор, лишенный страстей и эмоций, крестник мифического божества, бога-сокола Древнего Света. На неопределенно долгое время. На год… Столетие. В открытом космосе время течет совсем по-другому, поэтому Гор мог не вернуться за ним уже никогда…

Нейрн пораздумал о судьбах – о своей судьбе, о судьбе своего народа, которая была ему неведома – и, быть может, останется неисповедимой тайной. О своей жизни и об истории Ойкумены. Где-то он слышал, что самым важным в космических полетах было для людей не открытие космоса – а открытие заново самих себя. Люди нашли еще один путь для познания непознанного – а значит, обрели еще одну возможность жить подлинной жизнью…. А не проживать ее жалкий эрзац.

А что такое жить подлинной жизнью? Это жить так, словно умираешь каждое мгновение. Словно каждое мгновение – последнее.

Почва равнины, на краю которой стоял домик капитана, меняла цвет от черного до пурпурного, колебалась и ходила волнами. Затем ее края поднялись и сжались, посветлели и застыли. Она превратилась в тонкую ладью, которая поплыла по поверхности ночного океана. Множество птиц кружили над водой, ныряли в прозрачные глубины и взмывали до самых небес. Нейрн увидел себя на корме судна. А за кормой простирался звездный океан, ласковый и спокойный, полный морских звезд и темных продолговатых рыб, зарослей кораллов и кочующих бесформенных облаков неведомой жизни. Ладья мчалась по поверхности очень стремительно, открывая каждый миг новые пейзажи, огибая опасные рифы и избегая гибельных течений. Посмотри, - услышал он голос, от которого бросило в жар. – Это космос. Это тоже настоящий космос, он может быть и таким, а не только тем, чем его видишь ты обычно. Он может быть каким угодно – каким захочешь. У него тысячи лиц… Это твой корабль, а путь твой лежит к Сияющей Жемчужине…

 

Когда Орион проплывал мимо манящих пристаней Волос Вероники, и пел песню о том, что все преходяще, кроме любви, он услышал, что час настал. Он не придал этому значения, но тихий голос в потаенных глубинах сознания повторился и был настойчивее. Отдавшись течению космической реки, Орион закрыл глаза и увидел видение. Он был маленьким мальчиком и играл на залитом солнце душистом лугу. Он делал шаг – и с того места, куда он ступал, из разнотравья взмывали в воздух искрящиеся бабочки, птицы, кузнечики. Клочья паутины застряли у него между пальцев. Солнце ласкало его каждым лучиком, прохладно-нежные ветры качали его на своих руках и страстно-порывисто целовали в глаза и щеки. Все было залито светом, прекраснее которого не было и не могло быть.

Внезапно свет скрылся, небеса накрыл мрак, пошел холодный дождь. Орион съежился и ощутил, что он совсем-совсем один, а мир преобразился мгновенно, неуловимо и необратимо, лишенный неземного света. Тогда слезы, совсем как у смертного, ветхого человека, навернулись ему на глаза, и он заплакал от одиночества и тоски, от разлуки с лучезарным лоном блаженства...

А затем кто-то окликнул его, Орион обернулся, но в темноте ночи не мог разглядеть черты зовущего, лишь его силуэт, силуэт маленького ребенка в золотом ореоле. Рядом с ним Орион больше не чувствовал себя бессмертным, он и сам стал маленьким мальчиком. От загадочного силуэта веяло тоской по любви и какой-то неизбывной меланхолией.

Силуэт беспомощно и беззащитно махал ему ручкой, и Орион медленно пошел ему навстречу, но тот постепенно растворился в клубах космической пустоты. Однако перед исчезновением он задел в душе Ориона какие-то тайные струны – глубинной памяти или смутного знания, отделенного непреодолимой чертой. Как будто он уже что-то знал об этом существе – или что-то связывало его с ним...

-       Кто ты? – спросил Орион и очнулся. Сон показался ему очень странным. И еще – остался тяжелый осадок, привкус обреченности и предчувствия, который бывает у снов вещих, или тех, в которых таится разгадка чего-то важного.

Он обернулся и дождался, пока в его глазах, энергетических линзах, отразилась чернота галактической тверди – черной выжженной земли в ночи, на которой стоят маяки – много маяков, горящих ни-для-кого. Чернота пульсировала – едва-едва – словно вздымалась и опускалась грудь спящего великана, надежно сокрытого тьмой. Великана, который и был этой тьмой, оттеняющей свет.

Орион подумал, что ему пора держать путь к Лишь Однажды, к Сияющей Жемчужине, потому что…

Час настал.

Потому что так ему подсказывало сердце. Он обернулся по сторонам – тысячам сторон, незримых дорог, открывшихся по бокам, позади и впереди, сверху и в сводящей нутро глубине под ним, выбирая направление, верное направление туда, откуда слышался призыв судьбы.

Но потом он вдруг вспомнил – Сияющая Жемчужина – великая загадка галактики – потому и неприступна, что туда дороги нет. Из мириадов путей, завитков пространства ни один не ведет туда. Попасть на Жемчужину нельзя – точнее, есть только один путь. Путь фантазии, путь веры в чудо, путь детской, непосредственной и ни на чем, кроме радостного предвкушения волшебства, не основанной уверенности. Если силы космоса так распорядятся…

Орион продолжил свой неспешный дрейф в прозрачно-черных водах невесомости. Он знал – Сияющей Жемчужины нет, Сияющая Жемчужина бесконечно далеко, за пределами возможного – и она рядом, на расстоянии взгляда. Если отодвинуть завесу, преображающую мир… Нужно только, чтобы свершилось волшебство. Если только во Вселенной еще достаточно веры для его существования.

-       Вихри, крутящие Часы Времен, Могучие Космические Ветры, Безмолвно Поющие жители космических пустынь, Мои Одинокие Друзья, - пропел Орион почти шепотом, отдавшись на волю Великому Молчанию. – Помогите мне…

-       Звезды, Божественные Часовые, источники света, связавшие ткани Вселенной из нитей Чистоты. Вы мои вечные спутницы – как никогда, необходимо мне сейчас ваше сопутствие…

-       Чудесные Создания, живорожденные дети Духа, незримые, но везде присутствующие, Сами Живые, покровители всего живого – и мои… Окажите помощь и теперь.

-       Энергии… - позвал Орион. - Ветви Единого Источника, Везде Присутствующие, молчаливые… Энергии!

От этого зова космос вдруг посветлел, из его черноты стали проступать очертания – ростки прозрачнее света, большие и малые, разной формы, исходящие из единого древа, чьи истоки терялись в трансцендентности иного. Вдруг Орион увидел, что галактика – это совсем не галактика, по крайней мере, не такая… Это – живое существо, огромное кружево нервных переплетений, в котором пустоты не более, чем в теле Ориона. А все эти сгустки энергии, открывшиеся его взгляду в ослепительном мгновенном видении, похожем на прозрение – это нервные отростки. Орион почти физически ощутил, как от них исходит какое-то безмолвное раздражение. Нерв воспален…

-       Энергии… - произнес-пропел Орион дрогнувшим голосом. – Помогите мне…

 

Глава 13. Император

 

Корабли без капитана,

Капитан без корабля.

Может, выдумать им снова

Некий смысл бытия..?

"Агата Кристи"

 

Безжизненный мир из песков и туманов покинула всякая надежда.

Но призраки, тем не менее, продолжали здесь жить. И, как ни странно, не реальные сущности, а именно призраки продолжали питать столь же призрачную жизнь в мире, лишенном надежды. Во имя призраков здесь шла бескомпромиссная борьба не на живот, а на смерть, во имя призраков лилась горячая человеческая кровь на горячие камни Великой Пустыни.

И главным призраком был Император. С именем его на устах, кого, быть может, не существовало уже целую вечность, и чей прах был забыт и развеян, люди умирали, воскрешали, совершали невозможное. Ему был посвящен полный любви последний вздох, он вызывал в сердцах миллионов небывалой силы и искренности чувства. А самого его никогда не видел ни один смертный из ныне живущих в последних двенадцати поколениях…

Бессмертный суверен, божественная сущность, устроитель этого мира и благодетель его народов, Император когда-то исчез из реальности – и легенды обитателей этого мира хранят все до мельчайших подробностей, кроме причины ухода Императора – она неизвестна никому. Лик Величайшего вдруг был словно стерт за одну ночь из памяти Вселенной – и осталась только неизгладимая память о его существовании в письменах и душах этого мира. Время проходит, но страшная тоска и массовая истерия не покидает обитателей планеты. Нет большей любви, чем любовь к Императору, которого не существует. И нет горче утраты, чем разрыв связи с его жизнеутверждающим началом.

Таким мироощущением было наэлектризовано сухое, темно-фиолетовое небо этого мира. Но самое изумительное заключалось не в этом.

После ухода Императора его мир со времен, память о которых не сохранилась, был разделен на несколько рас. И каждая из них считала себя проводником воли императора, носителем его духовного знания, а воззрения других рас провозглашала ересью. С ересью боролись, и ересью, выходит, было все, кроме рыхлого камня и песков, из которых состояла красная Великая Пустыня. Иначе говоря, народы императорской планеты истребляли друг друга во имя одного и того же великого призрака – Императора. Возможно, он парил при этом действе где-то неподалеку, смеялся похожим на лай пустынной собаки смехом или плакал. Но вряд ли. За призраком императора любой пришелец, не вовлеченный в кровавый рок внутренней распри, обнаруживал зияющую пустоту бессмысленности. И, глядя на людей, в остервенении пытающихся напоить вечно жаждущую потрескавшуюся твердь пустыни кровью друг друга, ему становилось страшно.

Надежда покинула этот безжизненный мир из песков и туманов.

 

Человек и бессмертный стояли на краю раскаленной, раскинувшейся в беспредельную даль Великой Пустыни. Ант с недоумением смотрел на бессмертного, на лице которого играли блики недоверчивого изумления, сменяясь тенями грусти и негодования.

-       Руанна. Я помню этот мир совсем другим... – прошептал Рейм печально. – Какое несчастье должно было постигнуть его, чтобы на месте благоухающих рощ и цветущих лугов раскинулась эта пустыня?

Пустыня обнимала их со всех сторон, накаляя воздух до сухого, электрического жара, в котором безусловно гибнет все живое. Высоко в зените замерло белое солнце, которое, казалось, не ведало ни жалости, ни любви. Вдали, на горизонте, играли голубовато-серыми и стальными бликами неясные миражи.

-       Может, улетим отсюда, - уныло предложил Ант, изнывая от жары. Целительное излучение прохлады, направляемой на него бессмертным, спасало от гибельного жара, но ненамного облегчало состояние организма. – Мы нашли здесь совсем не то, на что вы рассчитывали.

-       Тем более, нужно остаться, - с грустной непреклонностью ответил Рейм. – Что-то случилось здесь, и уйти теперь мы не можем.

Ант не успел ответить. На горизонте появились тени, которые стремительно приближались и обретали плоть. Спустя минуту к незваным гостям подлетел строй огромных, громоздких человекоподобных фигур, закованных, как в коконы, в стальные изолирующие костюмы с красными панцирями на груди. Средством передвижения им служили удивительные, похожие на маленькие ракеты, реактивные двигатели на спинах, из которых во время низкого полета над землей исторгался сноп пламени.

Остановившись на некотором отдалении, глава отряда ткнул в их сторону стволом массивного орудия.

-       Именем императора, кто вы, и что делаете на карантинной территории Империи? – услышали они низкий, хриплый голос в динамике. Признаете ли вы Императора Единым Светоносным и Жизнеутверждающим Источником?

-       Мы не знаем, кто это... – начал Ант, по-своему истолковав изучающее молчание Рейма. Но бессмертный остановил его на полуслове.

-       Мне кажется, Император покинул ваш мир. Ибо пока был Император, не было пустыни. Мы не из вашего мира, но я был здесь однажды, еще в те времена, когда он был прекрасен, как райский сад.

Кажется, только теперь суровые обитатели планеты обратили внимание на удивительный вид Рейма, и с тех пор не сводили с него глаз. Перекинувшись несколькими словами с остальными, командир подошел к пришельцам вплотную.

-       Меня зовут Дар Наторис, я командир отряда Хранителей. Ты действительно не похож ни на кого из планетарных узников. Хотя твой спутник вполне сойдет за одного из нас. Сомневаюсь, что ты говоришь правду, но знай: Император ушел, но не навсегда. Он вернется. Он ушел, потому что Великая Ересь заполонила умы и сердца. И он вернется, когда ересь будет искоренена. Мы, Хранители Завета, последний оплот откровения Императора, рано или поздно истребим ересь, и Император вернется!

В порыве экстаза командир обернулся к остальным, и все в один голос проревели какой-то фанатичный призыв, полный мрачной красоты и неумолимой суровости.

-       Я думаю, Император ушел, потому что вы начали истреблять друг друга. Император учил вас любви и братству, а не братоубийству.

 Дар Наторис угрожающе поднял ствол.

-       Молчи о том, чего не знаешь. Ты не видел, что представляет собой Великая Ересь. Ты думаешь, это просто ложные идеи, ты думаешь, мы убиваем друг друга из-за простых слов? Нет, ересь – болезнь, страшный вирус. Каждый, кто отпадает от Завета Императора, подвергается ужасной трансформации, которая меняет не только его душу, но и тело. Он перестает быть человеком, и уже нет средства его излечить...

-       Интересно... – серьезно и задумчиво произнес Рейм.

-       Великая Пустыня – не место, в котором следует говорить об Императоре. Мы отвезем вас в Цитадель, к Главе Ордена. Думаю, вам будет о чем поговорить.

-       Мы согласны, - кивнул Рейм. – Наш корабль – там. Показывайте дорогу, а мы будем следовать за вами.

-       Хорошо, - после некоторого молчания, и как бы нехотя согласился Дар Наторис. – Но предупреждаем. Если вы уклонитесь от маршрута, нам придется применить силу. Пока окончательно не ясно, друзья вы, или враги, вы автоматически подозреваетесь в причастности Ереси. А участь всех еретиков одна.

Следуя на некотором отдалении, корабль последовал за группой странных людей, несущихся над раскаленной поверхностью пустыни на своих мини-ракетах, а полные безжалостной веселости блики играли на их металлических оболочках.

И сколько они ни летели, пустыня оставалась однообразно-безбрежной, и ничего, кроме миражей, не открывалось изможденному взгляду путника, теряющего последнюю надежду. Только к вечеру, когда белое светило стало быстро клониться к закату, облегчая ненадолго участь живых перед новым испытанием – великим холодом, на горизонте замаячил грозный призрак темной и массивной горы, которая при приближении оказалась чем-то наподобие замка, неприступного со всех сторон и нависающего над пустыней, как нерушимый страж. Вокруг него не было ничего – ни малейшего признака других очагов оседлости и даже просто присутствия, словно мрачный замок отпугивал любых обитателей планеты, предпочитавших обходить его далеко стороной.

Но никто не успел достигнуть Цитадели. На далеких подступах к ней песчаная поверхность планеты вдруг забурлила, всколыхнулась – и земля разверзлась, обнажив жерла огромных пушек. Град убийственного огня встретил отряд хранителей в упор, не оставив от них ничего в течение секунд.

Когда дым побоища рассеялся в перламутровых закатных лучах белого солнца, из подземных укрытий вышли невидимые до того убийцы – люди, лишенные тяжелого снаряжения своих врагов, лишь плотно укрытые с головы до ног плотной черной материей.

Корабль бессмертных в первое же мгновение опасности стал незримым, поэтому новые встречные пребывали в уверенности, что на ладонях пустыни в надвигающейся ночи они остались совершенно одни. Но сияющий силуэт вырос внезапно и в самой их гуще, произведя среди обитателей пустыни сильное волнение. Некоторые с возгласами пали на землю, другие схватились за оружие. Но Рейм, за которым с восхищением наблюдал Ант, оставшийся по просьбе бессмертного на борту сокрытого корабля,  ничего этого не замечал.

-       Что случилось в вашем мире? – восклицал он, обращаясь ко всем сразу. – Почему вы убиваете друг друга? Где ваши прекрасные сады, зеленые и серебристые моря, совершенные города?

Услышав понятную речь, странные люди успокоились. В узкой полосе кожи, оставшейся не закрытой от солнца, угадывалась вместо загара неестественная бледность, бледность недуга.

-       О каких временах говоришь ты, незнакомец? И кто ты?

-       Я гость на вашей планете, - ответил Рейм. – Я говорю о тех прекрасных временах, знание которых не могло так быстро быть стерто из памяти обитателей.

-       Те времена ушли вместе с Императором, - услышали он глухой голос одного из руанцев. – Их изгнала ересь. Вот – они виноваты! – воскликнул он с внезапной ненавистью, указав рукой на темный силуэт цитадели. – Проклятая крепость, города империи – все они рассадники ереси, убивающей наш мир.

-       И поэтому вы убили Хранителей? – спросил Рейм с горечью.

-       Мы убили их, потому что они убивают нас, - ответил другой руанец. – И потому, что они еретики. Пока ересь не истреблена, Император не вернется. Единственные, кто остался верен его завету – это мы...

-       Странно, но я уже где-то слышал это, - грустно улыбнулся Рейм. – Кстати, это о вас Хранители сказали, что ваше тело меняется и мутирует под действием некоего вируса ереси..?

-       Да, эти лжецы придумали такую хитрую теорию, чтобы обосновать наше уничтожение, -  с негодованием воскликнула женщина, стоявшая рядом с Реймом. – На самом деле – еретики они! Недуг изнуряет нас, потому что мы – изгнанники пустыни, а пустыня пронизана губительными влияниями Белого Солнца. Только те, кто живет в городах и проклятой Цитадели, избавлены от них. А в великой пустыне они не появляются иначе, как в своих защитных костюмах...

-       А вы, значит, были вместе с Хранителями, - обратился к Рейму тот, кто заговорил с ним первым, и все это время не сводил восхищенных глаз с бессмертного.

-       Да, мы встретили их немного ранее. Они собирались доставить нас в Цитадель для беседы со своим руководителем, главой ордена.

-       Тогда вам повезло, - покачал головой руанец. – Если бы не мы, монстры из Цитадели бросили бы вас в тюрьму и пытали, пока вы не признаетесь в ереси.

Бессмертный мягко и понимающе улыбнулся.

-       В тюрьму? Предметы материальности не имеют для меня ограничивающего воздействия, а чтобы бояться пыток, надо иметь твердое тело и хоть что-нибудь чувствовать. А вот моему другу, будь он один, они действительно могли бы угрожать.

-       Вашему другу?

-       Он здесь, недалеко. Но меня интересует другое: кто может рассказать мне о мире, о том, что произошло с ним со времен последней катастрофы. Есть хотя бы кто-нибудь, хранящий память об этом?

Руанец молча пожал плечами.

-       Я в этом не уверен. Всех обитателей Руанны сейчас занимает лишь одно – борьба не на жизнь а на смерть. Несколько рас еретиков борется с нами, и не допусти Император их победы..! – говоривший вздохнул. – Во всяком случае, вам нужно в Горн. Древняя столица Руаннны сейчас занята царедворцами – они тоже еретики, но не такие кровожадные и беспощадные, как псы из Цитадели. Они поддерживают существование планетарного государства – Царства – и позволяют жить на территории Горна всем, не примкнувшим явно ни к одной из враждующих фракций. Я видел однажды, еще до того, как недуг сделал меня вечным изгнанником, на его улицах слепого пророка, вещавшего о том же, о чем говорите сейчас вы. О прекрасном прошлом, о тяжести преступлений друг против друга...

-       Спасибо. Это хорошая мысль. Я уже уловил в потоке ваших мыслей знание о местоположении Горна. Можете не рассказывать. Как вас зовут?

-       Коал, - вяло улыбнулся руанец.

-       Коал, - Рейм взял его за руку, передавая в прикосновении человеку волны тепла и покоя. – Исцеляющее воздействие этого прикосновения избавит вас от недуга, но он вернется со временем снова, если вы не будете скрываться от того, что было когда то дарующим жизнь нежным светилом, а теперь стало испепеляющим солнцем разрушения. Берегите себя. Вскоре в Великой пустыне раздастся призыв, на который должны будут откликнуться и Хранители, и Царедворцы, и вы. Потому что, независимо от того, вернется Император, или нет, губительной войне должен быть положен конец.

 

***

Если пустыня производила отталкивающее и унылое впечатление, то Горн был просто удручающ. Слушая рассказы Рейма о великом городе, построенном на острове среди серебристого моря в окаймлении холмов, городе белого мрамора и величественных арок, фонтанов и бассейнов, Ант пытался – и не мог поверить ни одному слову.

Стоя на борту мрачного судна, пахнущего гнилым деревом и сыростью, они пересекали оловянные, застывшие воды того, что некогда было серебристым морем, направляясь к темным вратам утонувшего в сизом тумане города. Город забыл о своем прошлом, о своей славе, о самом себе. Как в каком-то сне, люди ходили здесь и видели только на расстоянии вытянутой руки – все остальное было полностью сокрыто тяжелыми облаками темно-сизого тумана. Благодаря туману каждый чувствовал себя совершенно одиноким, один на один с этим безжизненным, вялотекущим миром – и туман же порождал во всех обитателях Горна особое настроение уныния и подавленности.

Извечная вражда Руанны во имя Первородного здесь ощущалась не так, она была притуплена и угнетена особым климатом этого острова. Но большинство встречных, которые попадались Рейму и Анту на подступах к городу, имели вид неприветливый или просто сумрачный. В отличие от обитателей Великой Пустыни, здесь ни один не обратил внимания на странный вид гостей, и даже часовой на воротах, едва убедившись в отсутствии у них оружия и вещей, пустил внутрь без дальнейших расспросов.

- Какое ужасное уныние царит здесь над всеми! – не выдержал Ант. – Уныние оставленных на произвол судьбы. Кем был этот Император, что даже спустя века после его исчезновения люди продолжают так любить его, так горевать и так надеяться на его возвращение?

- Я думаю, это была одна из могучих божественных сущностей нашей галактики, направлявшая развитие этого мира, и, быть может, не только его, ответил Рейм, рассеивая водянистый сумрак там, где они проходили.

- Я думал, один Бог направляет развитие всех миров галактики. Как звучит ее позывной: "Господ един, космос вечен".

- Он един, но у Него везде есть помощники. Бог – единственный творец вселенной. Но во вселенной великое множество светлых сущностей, бесконечно могущественных детей Бога, который принимают участие в космическом творчестве, созидании и направлении...

- И куда мог уйти тот, кого они называли Императором?

- Очень жаль, но я не знаю, - бессмертный провел лучом взгляда по грязно-серому массиву стены, вдоль которой они шли. – Всеобщая вражда всех против всех началась здесь уже после его ухода, значит, не она послужила тому причиной. Это загадка, и она наверняка связана со всеобщим недугом галактики. Только, по какой-то странной закономерности, именно здесь, на одной из прекраснейших планет, недуг проявился с особой силой. Что же мы найдем в остальных мирах этого созвездия, которые были не менее прекрасны?

Они продолжали идти в лабиринте широких улиц, чей масштаб был смутным напоминанием о былой величественной красоте. Ант уже знал, что Горн огромен: еще в полете он видел его сверху, заполнившего весь остров в ртутных водах заколдованного моря.

- Рейм, вы знаете, куда нам нужно идти?

- Я пытаюсь это понять. Но мысли и образы, рассеиваемые прохожими, полны совсем иного. В них мало света – и нет ничего конкретного.

Жители города, немногочисленные в этот ранний час, тем не менее, поражали своей пестротой. Некоторые были одеты в плотно облегающие костюмы, похожие на одежду капитана Нейрна, другие – просто обмотаны тканями, как обитатели пустыни, третьи почти вовсе избегали одежды, купая свои болезненно-белые тела в ваннах сизого тумана. Неужели этот туман никогда не рассеивается, подумал Ант с отвращением.

- На поверхности памяти некоторых из горожан фигурирует образ некоего существа, называемого "оракул", - музыкальный голос Рейма нарушил вязкое туманное молчание. – Наверное, это тот, кто нам нужен.

Они уходили все дальше вглубь сумрачного города, терялись в неповторимом, и нигде более во вселенной не повторенном рисунке улиц и переулков. Наконец, они вышли на широкую площадь, где туман, кажется, немного рассеивался, и было почти светло. По краям площади росли низкорослые карликовые деревья, а немного в глубине над ней нависали необычайно высокие здания. Таких Ант не видел даже на видео, которое показывал ему в пути капитан Нейрн.

Путешественники остановились у пересохшего фонтана.

- Неужели мы будем так и блуждать по этим призрачным улицам, и неизвестно, когда достигнем цели? – беззлобно роптал Ант. - Разве вы не можете применить какие-то особые средства, присущие вашей расе?

- У меня есть способности, дарованные Творцом - отвечал Рейм терпеливо. – Но я не всемогущ, ведь проявление моей воли ограничено волями всех остальных живых существ. Кроме того, в этом мире проявление моей силы почему-то ослаблено. Но я постараюсь сделать так, чтобы таинственный оракул сам нашел нас. Я буду посылать мысленный импульс настолько далеко, насколько возможно. Только давайте найдем укрытие, чтобы не маячить на открытом пространстве. Я угадываю в сердцах людей тревожные ритмы: они запуганы – значит, в городе действует репрессивная система.

Они вошли в одно из высоких зданий, и довольно скоро нашли на нижних этажах пустую квартиру. Дом был заброшен и пуст. Отсыревшие куски деревянного панно отслоились кое-где от стен, но изображения на них сохранились – они удивляли, а иногда пугали своими странными, только этому миру присущими формами - спиралями, раковинами и зигзагами, сплетающимися в невообразимую мозаику.

Рейм стал посреди комнаты и, обратив лицо к окну на восточной стороне, просто застыл, не мигая, пульсируя своим чистым светом, как красивая живая картинка. Ант присел на выступе ступенчатого пола, опускавшегося к центру помещения в форме пологой воронки, и, прикрыв глаза, попробовал заснуть. Какие-то обрывистые сны-воспоминания, знойные видения Великой Пустыни посещали его до тех пор, пока не были изгнаны уверенным стуком и скрипом открываемой двери.

Ант увидел, как в комнату вошел невысокий человек в синей тунике с темной маской на лице, с прорезями, оставленными для необычайно ярких, горящих невещественным огнем глаз.

- Привет тебе, посланник небес, - обратился вновь вошедший к Рейму, не замечая присутствия Анта. – Ты звал меня, я пришел. Мне приходится скрываться и носить маску в Горне, потому что слишком многие здесь еще помнят мое лицо.

Рейм обернулся и с сосредоточенным вниманием, воплотившимся в луч теплого сияния, посмотрел на гостя.

- Кто вы?

- Я Оруан, один из последних служителей культа Императора. Наша церковь ушла в подполье с тех пор, как произошла катастрофа, и на Руанне воцарилось насилие. Мы – последние, кто придерживается веры наших предков в первозданном виде. Поэтому некоторые тайны мироздания еще открыты нам. – Оруан бросил беглый, молниеносный взгляд на наблюдающего из угла Анта. – Вы, наверное, уже насмотрелись на несчастных, которые называют друг друга еретиками и убеждены в своей правоте и верности завету Императора.

- Почему вы не выйдете на поверхность и не скажете людям правду, не поможете им разобраться? – спросил Ант, поднявшись.

- А разве ты еще не понял? – довольно резко отозвался Оруан. – Нас примут за еще одну группировку, которая ничем не отличается от остальных в своей фанатичной претензии на правоту. Мы были бы правы для себя, а для всех остальных – еретиками.

Рейм поднялся по пирамидальному полу на несколько ступеней вверх.

- Что за бедствие постигло этот мир? Император действительно ушел – и куда?

- Я думал, ты скажешь мне это, посланник небес, - ответил Оруан. – Иначе зачем ты здесь?

- Затем, что беда пришла не только на вашу планету. Нечто тревожное творится во всей галактике. Я надеялся найти здесь ответ, намек, хотя бы отдаленный, на его истоки и причины.

- Тебе ничего не найти здесь. Люди давно забыли свою историю, забыли о том, что мрачная, безжизненная Руанна была когда-то благоухающим садом, миром счастливцев. Они помнят только кровавую всемирную войну во имя Императора, который для них – не более, чем призрак.

- А вы? Что говорит ваше предание об уходе Императора?

- Наше предание говорит, - начал священник после некоторого молчания. – Что Император ушел из-за вражды его детей, не в силах видеть, как они бессмысленно убивают друг друга. Но это поздняя легенда, она – просто символ, и не имеет претензий на безусловную истинность. Нам нужно было заполнить пробел в священной истории планеты, которая уже не могла открыться через откровение.

- Это все? – спросил Рейм.

- Нет, не все... – Оруан пристально взглянул на бессмертного. - То же предание гласит, что если все враждующие расы в лице своих представителей соберутся в Великой Пустыне и, примирившись, простив друг другу, станцуют священный танец, обратив единый вопль к небу, Император, увидев, что они снова вместе во имя него, вернется, вновь явится миру. И это будет величайший день, начало новой эпохи...

Беспорядочный топот шагов прервал монолог священнослужителя. Мгновением позже в дом ворвалась группа мужчин, одетых однообразно в прямоугольные панцири и шлемы, вооруженных трубчатым, по-видимому огнестрельным оружием.

- Вот он, - указал впереди идущий на Оруана. – Берите его.

Незнакомцы рванулись вперед, но на пороге замерли в каком-то немом напряжении, ощущая невозможность сдвинуться с места. Чья-то воля, невообразимо более сильная, намертво удерживала их там. Так продолжалось в течение неопределенного времени, пока Рейм просто смотрел на вошедших, скрестив руки на груди.

- Что вам здесь нужно? – спросил он, наконец.

- Это царедворцы, хозяева города, - ответил Оруан вместо незнакомцев. – Они давно преследуют меня.

Возглавлявший этот отряд рассматривал Рейма: гнев на его лице сменился недоверчивым удивлением, а затем доброжелательной улыбкой:

- Вы, как видно, гости в Горне, - произнес он спокойно, обращаясь к Рейму и Анту. – Это государственный преступник и опаснейший распространитель ереси. Именем Императора и руанского регента, мы просим отдать его в руки правосудия.

Вместо ответа Рейм мягко улыбнулся и подошел к группе царедворцев.

- Как зовут тебя, друг? – спросил он, обращаясь к тому, кто командовал.

- Предиктор Айнар, - ответил тот осторожно, подозревая неладное.

- Айнар, подойди ко мне.

Повинуясь помимо своей воли, Айнар сделал несколько несмелых шагов вперед и стал напротив Рейма. Бессмертный мягко положил ему на плечи руки, отчего выражение лица горнианина утратило вдруг суровую жесткость и стало мечтательно-счастливым.

- Айнар, друг, мне нужна твоя помощь. Вскоре в Великой Пустыне грядет одно важное событие...

 

***

Великая Пустыня давно не видела такого грандиозного зрелища. В ее знойное, прерывистое дыхание вмешивалось сейчас мерное дыхание великих человеческих множеств. Случилось невероятное, и теперь хранители, царедворцы, пустынники и другие расы Руанны не поливали кровью друг друга раскаленную, вечно алчущую поверхность пустыни, а стояли бок о бок, в преддверии таинства, в ожидании великого чуда, в несмелой надежде на несбыточное.

Несколько десятков тысяч жителей планеты были собраны вместе колоссальными усилиями Рейма и тех, кого он выбрал себе в друзья и помощники. Там, где их труды встречали сопротивление ненависти и фанатизма, бессмертный применял мягкий волевой контроль, на время разбавляющий и смывающий коросту древних душевных язв каждого руанца. Там, где препятствием служило недоверие или унылое равнодушие, Рейм демонстрировал чудеса, не отрицая, но и не подтверждая намеки других на его связь с ушедшим императором.

Сейчас надежды этих людей, а также великих множеств, стоящих за ними, сконцентрировались на Рейме - маленькой светящейся точке на белой, как каленое железо, поверхности пустыни. Но бессмертного, кажется, это нисколько не смущало и не тревожило. Уверенно доводил до конца он свой отчаянный замысел, исход которого был неведом ему так же, как и любому руанцу.

У Анта же пересохли губы от волнения и тревоги. Он дрожал при мысли о том, сколь трудным, несмотря на гипнотическое вмешательство и силу убеждения бессмертного, был шаг к примирению для большинства из тех, кто собрался внизу, и сколь малой нужно искры, чтобы эта встреча из акта примирения превратилась во всеобщее побоище. В глазах большинства, замершего на бесплодной равнине в немом молчании, читалась робкая, почти не смеющая надеяться надежда. Страшно было обмануть эту надежду здесь, в отражающей раскаты самой вечности Великой Пустыне.

Клочья белого тумана заволокли на несколько мгновений звездное светило, и на собрание упала сумрачная тень, вещая недоброе. Волнами прошелся по ней шепот, и так же волнами носилось над всеми в горячем пространстве ожидание.  Людские множества концентрическими кругами обступили небольшое возвышение, на котором стоял Рейм. Ант вместе с другими стоял у подножия.

- Дорогие люди! – музыкальный голос бессмертного, немного деформированный звукоусилителями, разнесся по обозримому пространству, достигая самых отдаленных его уголков. – Мои любимые, драгоценные братья. Сегодня, здесь, мы покончим с враждой раз и навсегда. Сегодня великая война закончится. Император ушел однажды, и я не могу обещать, что он вернется вскоре. Но я прибыл в ваш мир из открытого космоса, чтобы сказать: Император не может вернуться, пока его дети убивают друг друга. Великая Пустыня будет существовать до тех пор, пока ее питает ваша горячая кровь. Вспомните, что когда-то вы были людьми... и что, быть может, вы все еще люди...

Рейм говорил и говорил, время от времени испуская блокирующие импульсы в ту часть великого собрания, где предугадывал активное сопротивление или злой умысел. В конце его речи Ант почувствовал, что вся человеческая масса превратилась в какую-то странную целостность: нестабильная, готовая рассыпаться от малейшего ветра, она в то же время имела один импульс, одно дыхание, одно намерение. Они ощутили то, что, кажется, было уже невозможно здесь – общность. Ант не услышал громогласной команды бессмертного, но от увиденного в следующий миг у него перехватило дыхание, и на глаза навернулись счастливые слезы.

Все люди, все без исключения, стоявшие вокруг, единым порывом взялись за руки. Ант протер глаза, потому что после всего увиденного здесь это казалось воистину невероятным. По образовавшейся цепи прошли мощные электрические разряды. В тишину пустыни из темной и высокой башни на отдалении ворвалась могучим и освежающим потоком музыка, заглушившая само молчание. Брызги чего-то необычайного и чистого, великого и древнего омыли души всех присутствующих, и одновременно опьянили их счастливым, знойным опьянением. Нежные женские голоса и грозные мужские вплетались в уносящую к звездам мелодию, как десятки ручейков в бурную реку – и в один прекрасный миг, эта река вынесла всех к океану, сбросив через водопад невероятной силы. И тогда люди, повинуясь голосам более глубоким, чем разум, двинулись, как одно целое, в грандиозном танце.

В этом танце не было ничего поверхностного, легкомысленно-веселого или буйно-экстатического – серьезностью обреченных дышал он, напряженностью борьбы, а не праздника был он пронизан. И сама Пустыня содрогнулась от тяжелого гула и шумного, как ветер, тысячеголосого дыхания, уносящего в пропасть забвения боль, слепоту и абсурд братоубийственной войны.

С началом танца перестало существовать время. И когда все внезапно закончилось, Ант, не избежавший всеобщего космического переживания, не мог сказать точно, прошло пару мгновений, несколько дней – или годы. Музыка стихла, все смотрели друг на друга с каким-то удивлением и робким недоверием, как протрезвевшие пьяницы, которые стыдятся искренних проявлений своих чувств, обнаженных вином, и вновь спешат спрятаться в раковину холодности, отстраненности, формальной вежливости.

Через некоторое время, когда стих гул тяжелого, прерывистого дыхания и из голов выветрился аффективный туман, внимание тысяч вновь обратилось к Рейму. Галактический пришелец безмолвствовал. Он тоже чего-то ждал, но уже знал, что ничего не произойдет. Предание было просто красивой сказкой, которой суждено умереть – так всегда случается, когда уходят его главные персонажи. Конечно, даже такое грандиозное, похожее на волшебный сон действо, как танец вчерашних врагов в Великой Пустыне не может вернуть Императора... если его просто нет.

Итак, чуда не произошло. Не дрогнуло сердце пустыни. Не разверзлись небеса, и не пошел золотой целительный дождь. Не смягчилось жестокое, насмешливое солнце.

Не смягчились души людей.

Грозная, почти враждебная сосредоточенность молчаливой тенью легла на людские множества. Рейм не поддался на уговоры Оруана – он не обещал руанцам ничего, сразу честно предупредив их в возможности неудачи предприятия. Но слишком горьким было разочарование тех, кто ради зыбкой мечты стал на горло своей ненависти, питавшей их и питавшейся ними с самого рождения. Слишком горьким – и пригодным для того, чтобы вылиться в волну гнева и злобы по отношению к инициаторам.

Но Рейма, кажется, ничто не могло устрашить или поколебать. Какая-то волна умиротворения разлилась по пустыне и охладила горячие головы, вернув большинству спокойствие и хладнокровие.

Ант недоверчиво посмотрел на возвышение, где стоял бессмертный, не в силах представить, что тот, хрупкий добродушный юноша, мог обладать такой духовной мощью.  Почему-то в душу проникла уверенность, что где-то совсем рядом, незримые, замерли в горячем сумраке пустыни в безмолвной поддержке его друзья, товарищи из Братства Бессмертных. И это их поддержку в виде горячих волн обезоруживающей любви испытывал сейчас каждый, не в силах оказать ей сопротивление. Анту даже показалось, что он видит островки сияния в пустынном мареве Руанны. 

- Друзья, вы думаете, ничего не получилось, - произнес Рейм спокойно. – А я скажу вам, чего вы достигли. Вы положили конец войне. Теперь ваши дети не будут погибать ради призрака. Если этот танец, который останется в вашей истории, не вернул того, кто вам дороже жизни, значит, ничто не в силах его вернуть. И вопрос о правоте одних и заблуждении других перед его лицом отпадает. Но теперь вы простили друг другу, и воевать больше не будете. Вы вместе посмотрите в лицо страшной реальности, которая гипнотизировала вас веками, и начнете новую страницу своей истории. Начало возрождения.

Слова, которые в устах любого другого не имели бы ни малейшей цены, в устах Рейма приобретали какой-то особый, не поддающийся пониманию вес. Тем более, никто из присутствующих ни за что не хотел признаться себе, что пошел на столь небывалый и противоречивый шаг напрасно.

- Я вижу, что жажда крови во многих из вас слишком сильна. Ведь она впитывалась с материнским молоком и с первым вдохом раскаленного воздуха Руанны. Но я прошу вас. Один годовой цикл – хотя бы один годовой цикл удержитесь от кровопролития и сохраните перемирие. Боги ушли не только из вашего мира – что-то подобное творится во всей галактике. Но, быть может, всеобщую гибель и упадок еще можно отвратить, если уразуметь, что именно происходит, и почему. Есть силы в космосе, которые посвятили себя этому, - Рейм окинул взором всех вокруг, и в его светящихся глазах читалась терпеливая любовь к каждому. – Пожалуйста, потерпите. Сохраните перемирие. Вы будете вознаграждены.

Может быть, печально добавил Ант про себя.

 

 

***

С тяжелым сердцем покидали космические путешественники сумрачный мир Руанны. Прозрачный звездолет медленно поднимал их над знойной пустыней на закате. Они надеялись, что надвигающаяся ночь, быть может, будет первой за многие века, которой не придется скрывать в своей тьме кровопролития и приглушать тишиной стонов и проклятий.

Хрупкая, очень хрупкая надежда. То, что созидалось веками, можно ли изменить за несколько кратких мгновений?

Можно, наверное, если сам Высший Промысел руководит твоими действиями, и если ты веришь в чудо. Этот неожиданный ответ пришел к Анту откуда-то из глубины его естества, и ему сразу стало как-то легко и спокойно.

- То, что произошло в пустыне... – начал Ант хрипло. – Это было невероятно. Как вам удалось?

- Думаю, я никогда не сделал бы этого сам. Быть может, сотни незримых братьев света помогали мне в это время.

Ант недоверчиво покачал головой, удивленный подтверждению своей догадки там, в пустыне.

- С чего бы они оказались здесь? – спросил он рассеянно, когда атмосфера Руанны уже осталась позади, и их вновь окутала звездная ночь, которая никогда не сменяется днем.

- Следуя высшему принципу созидательных сил галактики, и даже всей Вселенной, - ответил Рейм, внимательно глядя на Анта. – Тому самому обязательству, которое заставило Черную Принцессу вашего созвездия, несмотря на ее черноту, остановить стражей и спасти миры от разрушения, а меня – прилететь за тобой на Планету Пропастей. Тому принципу, которым движимы Орион, я и другие представители нашей расы, странствуя по всем мирам галактики в безуспешных попытках предотвратить то невыразимое, о чем ты уже знаешь. Без этого принципа невозможно было бы космическое развитие по высшему, божественному замыслу. Именно благодаря нему удалось устранить законы взаимопожирания даже в самых темных стихиях и царствах миров. Которые отчего-то возвращаются теперь... И стало возможным раскрытие Цветка Вселенной на ладонях Всевышнего во всей его совершенной красоте и полноте, постепенное устранение заблуждений и дальнейшее развитие галактики как целостности. Ты ведь знаешь, что это за принцип.

- Надо подумать, - ответил Ант, скрывая смущение.

- Это Любовь, которая и есть Бог, и есть первоисточник, скрепляющий мироздание. Взаимопомощь всех всем основана на любви, - сказал бессмертный, и черты его, и без того ясные, прояснились. – Оказывать помощь другим живым везде, где помощь требуется, и всегда, когда возможно. Вот – основа основ созидания.  Когда все, до последнего, ничтожнейшего творения во вселенной, охвачены вниманием, наблюдением и постоянной заботой друг друга, не позволяющей заблудиться, упасть или оказаться один на один с опасностью. Иначе все потеряло бы смысл. Ведь поступательное развитие галактики возможно лишь тогда, когда в него включены все, без исключения, ее обитатели. Вот откуда странная, но невероятно мудрая закономерность, которая открывается каждой душе на определенном этапе: мы все – одно целое, и только вместе мы обретаем полноту самих себя, счастье и гармонию самодостаточности. В последнем итоге единичная судьба любого создания вселенной и самой вселенной невозможны одна без другой... Судьба одного и судьба вселенной есть единое, неразрывное... И в этом – высший смысл, более высший, чем добро и совершенство. Когда-то демоны галактики отказались от этого принципа, утвердив вместо него принцип самости и отделенности. И потому так печальна, многострадальна и неоднозначна их судьба...

Словно подтверждая слова бессмертного, их чудо-корабль наполнился нефизическим, ярким и в то же время мягким голубоватым светом, и музыкально завибрировал.

- В иные, древние и грозные времена существования галактики, - продолжал Рейм свой рассказ, - когда силы галактической тьмы еще не были повержены и просветлены, а оставшиеся и упорствующие в своем роковом заблуждении - изгнаны на темные галактические окраины, только всеобщая любовь и помощь сил света не раз предотвращали угрозу расширения власти зла в галактике...

Ант не смог побороть всепроникающей дрожи в теле. Ему припомнились хищные, лишенные всего доброго голоса, которые слышал он во время блуждания в открытом космосе с капитаном Нейрном. "Нет, успокойся, они изгнаны на окраины, - подумал он про себя. – Они не могут вернуться".

Но откуда изуродованные планеты? Откуда войны и убийства?

- Но как могу оказывать помощь, например, я? – спросил Ант, отвлекаясь от темных мыслей. – Я ведь почти ничего не могу.

- Ты... Ты можешь очень многое… почти всё. И чем большая страсть, самозабвение и вера в свои силы будет руководить твоими действиями, пусть даже вопреки здравому смыслу, тем более неистощимые источники благого могущества ты будешь с изумлением и радостью открывать в самом себе. И в конечном итоге окажется, что все силы мира способствуют и помогают тебе в каждом твоем шаге. Но если только он направлен на добро, то есть отвечает Высшему Принципу Любви. Это божественность таким образом раскрывается в тебе, потенциально присутствуя изначально в каждом живом существе.

Рейм обнял Анта за плечи, улыбнулся, и его глаза сияли в этот миг такой любовью и нежностью, что человек, зараженный этим всепобеждающим импульсом Вечности, сам переполнился блаженством любви ко всему сущему и утонул в нем, забыв о себе.

- Вот он – единственный реальный и подлинный, самый короткий путь к бессмертию. Действовать, как сам Бог-Творец, одаривая любовью и поддержкой все живое. Помогать людям, животным и растениям. Оберегать их от гибели, развивать в них все лучшее, дарить им любовь, на которую все живое умеет откликаться любовью... И действуя, все время действуя, как Бог, ты обретаешь вскоре все дары божественности, семена которых, посеянные Творцом в твоей душе, всходят и распускаются чудесными, исполненными космического великолепия цветами.

- А что, если не исполнять этот принцип? – спросил Ант как-то вдруг.

- Те дары, которые ты имеешь, будут постепенно отняты у тебя, потому что, лишенные применения, они теряют свою силу. Таков космический закон: когда отдаешь, то умножаешь свои способности и становишься сильнее... чтобы отдать еще больше. А бездействие – первый шаг к деградации.

- А если этот принцип не будет выполняться в галактическом масштабе? – Ант не знал, почему он задал этот вопрос. Кажется, кто-то другой произнес эти слова. – Или, по крайней мере, произойдет какое-то отклонение от него…

Бессмертный посмотрел на своего спутника, и Ант увидел в безупречных чертах мягкую, веселую иронию, словно Рейм разговаривал с несмышленым ребенком.

- Мой драгоценный друг, это невозможно. Этот принцип – сама суть существования мироздания, поддерживающая его пребывание в извечной безбрежности хаоса. Он пронизывает все и вся – от Вселенной до мельчайшей частицы галактической пыли. Это он скрепляет воедино атомы вещества и поля энергии. Не будь его – и миры тотчас рассыпались бы в прах, а над галактикой легла вечная ночь.

Они больше не разговаривали, как будто торжественность сказанного наложила обет молчания на обоих. Но Ант в необычайном смятении заглядывал вглубь себя и вопрошал снова и снова: почему он задал этот вопрос? И что за незнакомые, но неотступные образы стеснили его сознание после рассказа Рейма о взаимопомощи и любви..?

 

 

Глава  14. Кромешный мрак

 

Повечерел мой день. Темнеет.

Александр Довженко

 

- Мир Императора постигла горькая участь, но не может быть, чтобы изменилась Мелодия – источник музыкального блаженства. Там вы залечите свои душевнее раны... – говорил Рейм Анту, направляя судно к небольшой, бледно-голубой планете в космической глубине.

- Мелодия – так называется планета?

- Да, и каждому, лишь ступившему на ее поверхность, становится ясно, откуда взялось такое название, а также очевидно, что никакое иное имя там не уместно. Особая структура рельефа, особый растительный мир, своеобразные закономерности перемещения воздушных масс в атмосфере – все, кажется, создано специально для того, чтобы во взаимодействии день и ночь рождать звуки и мелодии небывалой красоты. Они везде разные, но в целом объединены в каком-то планетарном ритме. Ничто серое и мелочное не выживает под небом Мелодии: только высокий настрой духа и неотступное ощущение космической гармонии уместны там.

Голубоватая поверхность планеты приближалось, и с каждым мгновением учащался ритм сердцебиения Анта. Вот уже видны сизые долины, укрытые неподвижной травой, замершие в летаргическом сне пики гор и металлическое зеркало моря, выкрученные черные стволы деревьев... Вот они сели в плотном, как разбавленная тушь, воздухе. И первым, что их поразило, была

ТИШИНА.

Не просто безмолвие природы. Не просто молчание ее обитателей. Но та тугая, непроницаемая тишь, которая бывает только в толще воды на неподвижном дне стоячего водоема.

И сам пейзаж вокруг очень напоминал дно какого-то – нет, не океана – а неподвижного озера, омута, опутанное водорослями и корягами, выброшенное за пределы течения времен, летаргически-сонное, обреченное, безликое, скованное собственным бессилием и каким-то безысходным, болотным, паучье-крабьим гнетом. А еще рядом чувствовалось присутствие чего-то опасного... Кого-то.

 В синем, с каким-то коричневым оттенком воздухе, стояли неподвижно изуродованные, некогда мощные стволы деревьев, листья на которых облетели все до единого. Небо здесь приобретало оттенок мутной, туманной, переходящей в сплошную черноту ночи. Точно так же, подчиняясь непонятным закономерностям, видимость самого пространства распространялась на расстояние полета брошенного камня, затеняясь дальше и постепенно уходя в черноту.

- У меня такое впечатление, что мы находимся внутри какой-то закрытой банки, – произнес Ант, дрогнув от странного, глухого эха своего голоса. – Так ведь не всегда было на Мелодии?

- Не называйте ее так. Эта планета не имеет с Мелодией ничего общего, - ответил Рейм безрадостно, и человек с ужасом увидел, что тело бессмертного потускнело, а безмятежность слетела с его лица.

- Может, мы попали в какое-то другое измерение, где наша галактика отражена, как в кривом, черном зеркале? – спросил Ант, вспомнив, что слышал об измерениях на планете Эхо, хотя и не очень понял тогда, о чем шла речь. Задыхаясь от какой-то нефизической духоты и давления, он сделал несколько усталых шагов в вязкости нового мира.

Бессмертный не ответил. Они неподвижно стояли в уже умершем мире, в густой толще мрака, в предчувствии какого-то невозвратимого плена.

- Нет, это наша...

Внезапно Рейм упал на колени, по его прекрасным глазам покатились жемчужные слезы.

- Господи! Господи! Где ты? – воскликнул он, глядя в непроницаемое, закрытое плотным колпаком небо. – Куда Ты ушел, где Твое исцеляющее сияние..? Что происходит, что овладевает нами?

От увиденного у Анта подкосились ноги, а к горлу подступило отчаяние. Увидев это, Рейм встал и овладел собой. Сияющая улыбка на его лице была безмятежна, как прежде, но она уже не могла устранить глубокую тень, надолго омрачившую его.

- Не обращайте внимания, Ант, - ободряюще улыбнулся он. - Представителей нашей расы ничто не может омрачить или вывести из равновесия – это ключ к бессмертию и вечной молодости. Ничто, кроме одного. Молчания Бога.

- Почему же он молчит? Если вы не знаете, кто знает?

Рейм махнул рукой, озираясь.

- Ах, не спрашивайте меня. После победы над силами тьмы в галактике необозримое время длился золотой век, полный всеобщей гармонии, творчества и развития, уже не омрачаемого ничем. И казалось, ничто уже и не может омрачить его до скончания времен. А теперь – посмотрите вокруг! Что это, откуда это зло, откуда..?

Анту показалось, что какая-то огромная, зловещая тень качнулась и вновь притаилась на границе обозримости, за садом мертвых деревьев. Рейм, видимо, тоже заметил это.

- Тьма обступает нас со всех сторон, Ант. Я имею в виду не только эту планету, а всю галактику. А тьма – пристанище зла и несовершенства, заблуждения и страданий. В свете все это исчезает само собой. И когда свет отступает, его место занимает всепоглощающая темнота... Та, которая царила однажды безраздельно, которая несовместима ни с каким существованием... Нам лучше вернуться на корабль. Здесь больше нечего делать.

Но они не успели достичь судна, которое качалось в толще омута, как призрак. Громадная бесформенная тень накрыла их – и легла сверху ледяным покрывалом, парализуя волю и замутняя сознание.

Все исчезло, кроме мутной черноты – а потом она отступила, открывая кошмарную реальность. Ант шел – медленно и неторопливо – среди пейзажей этой дремлющей в каком-то жутком сне планеты, обдаваемый ее несвежим сонным дыханием. Сознание прояснилось, он вспомнил все, что произошло на равнине возле корабля, нападение странного существа, он мог воспринимать все вокруг... Но он не мог остановиться.

От понимания безысходности волосы на голове зашевелились. Сознание заметалось в панике, в бесплодных попытках остановиться или свернуть в пути. Но все напрасно. Он шел вперед, и воля, парализованная чьей-то более могучей, злой и безжалостной волей, не могла сопротивляться. Он уже знал, что идет в западню, идет к чему-то страшному, идет в логово одного из мрачных обитателей планеты, чтобы, в лучшем случае, быть просто им пожранным. И просто шел, медленно, внешне спокойно и равнодушно. Ничто не в силах было отвратить его с этого пути. И в душе воцарилось обреченное отчаяние, отчаяние отравленного черным взглядом неподвижных паучьих глаз.

По пути он видел странные пейзажи. Вокруг, там, где достигал взгляд, упиравшийся затем в аквариумную тьму, расстилалась пятном в черноте изрезанная ущельями темно-коричневая пустыня, светившаяся собственным светом. В почти непроницаемой тьме лежали груды камней, образуя низкие гряды холмов, среди которых и петлял его путь. Изредка попадались холмы повыше, покрытые мохнатой, и столь же неподвижной, как и все остальное, травой. Толстые, странно изогнутые корни каких-то подземных растений выходили на поверхность, сплетаясь в уродливые клубки и образуя формы огромных размеров, в темных щелях которых мерцало что-то зловещее. Низкие клубы коричневых облаков то и дело проплывали мимо, и, кажется, до них можно было дотянуться рукой. Кое-где в складках земной поверхности зияла чернота, и трудно было сказать – просто ли тени, или глубокие провалы скрываются за ней.

Но ни в чем вокруг не было ни малейшего настроения. Никакой собственной интонации или звучания, какое бывает в каждом, даже самом незначительном предмете любого мира. Здесь все было отравлено летаргической немотой - такой, какой не бывает даже у бесплотных теней.

Как в страшном, гнетущем, затянувшемся сне, Ант шел вперед, оглушенный ужасом постижения своей участи и уже глухой к чему бы то ни было вокруг. Иногда в стороне метались тени, иногда дорога пролегала в опасной близости к краю какого-то обрыва – он не замечал ничего. Деревья уже не встречались по пути – а холмов и насыпей стало больше. В странном ожидании замерли они, протянувшись, как бугры на коже гигантского монстра.

Как прекрасна была жизнь, думал человек, обреченно идя вперед, а по глазам его катились слезы. Как великолепно было просто дышать, просто смотреть на мир - и не готовиться к смерти. Даже на окраине галактики. Даже на Планете Пропастей. Там он был живым и чувствующим – а здесь... Здесь он как утопленник, который утонул, но не умер; и не может вернуться на поверхность. Не спеша, словно прогуливаясь, он надеялся, что хотя бы просто умрет, и не останется в каком-то жутком рабстве у мутной, глубокой, немой темноты...

Анту казалось, что вокруг него замерли в несчастном коматозе множества существ, заколдованных или усыпленных, в сплетениях корней, в ямах, под землей... Безмолвным сострадательным сочувствием провожали они его.

Путь привел к высокому холму, чернота в основании которого выдавала наличие пещеры. Тьма в проеме шевелилась, казалось, слегка вибрирует и сам холм, и что-то отвратительно-хищное показалось Анту в этой вибрации. В последнем напряжении сил он попытался сбросить наваждение, остановиться, побежать назад. Но какие бы бури не происходили в его душе, ноги по-прежнему спокойно несли его вперед, к пещере.

Будь проклято, что бы ты ни было, подумал человек, прощаясь с жизнью. Будь проклято.

Когда до пещеры оставалась сотня шагов, толщу пространства над ним прорезал сверхмощный луч света, направленный в клокочущую груду тьмы впереди. Темнота вокруг рассеялась, и с дрожью отвращения и ужаса Ант увидел, что нечто, принятое им за холм, было живым существом, страшным планетарным обитателем. Бесформенное и темное, оно конвульсивно сжалось в интенсивном потоке света, человек услышал у себя в голове его безмолвный душераздирающий вопль. Одновременно Анту показалось, что тысячи маленьких темных сознаний вокруг вжались в темную землю и спрятались в раковины, спасаясь от света.

Чудовищный хищник впереди стал плавиться и растекаться по поверхности земли, пытаясь собраться вновь. В один прекрасный миг он убрал свою липкую холодную лапу с сознания Анта, и тот почувствовал, что вновь свободен. Чудовищность пережитого тотчас же обрушилась на него, лишив связи с реальностью, погрузив во тьму небытия.

 

***

Он еще раз увидел то, чего не забыть, Его город горел – снова горел в огне, который нельзя потушить. В горячем пламени исчезали люди его мира и картины его судьбы, прожитой, переживаемой в тот момент, будущей… Неведомой и предсказанной. И остался один пепел, и похоронил под собой все. А затем он понял со всей съедающей тоской, что идти отныне некуда. Что он оставлен, покинут, предоставлен самому себе. Навсегда.

 

Первым, что увидел Ант, придя в себя, было склоненное над ним миловидное девичье лицо, на которое спадали пряди волос оттенка стали, стянутые изумрудными нитями. Ему показалось, что ничего прекраснее и желаннее он не видел никогда.

- Лида... – прошептал он со счастливой, глупой улыбкой. Орион оставил в его сознании ее трогательный образ.

Она ответила ему теплой, дружественной улыбкой, держа его голову у себя на коленях и продолжая гладить по волосам. За ней, в глубине помещения, Ант увидел Рейма – а также того, чей лучезарный облик вызвал в нем еще большую радость и воодушевление.

- Орион..!

- Привет, Ант – улыбнулся старый знакомый, освещая своей улыбкой пространство и лица других.

- Простите, Ант, что вам пришлось мучиться так долго, - приблизился к ним Рейм. - Мы хотели выследить логовище этого чудовища, чтобы уничтожить его наверняка.

Все происшедшее теперь уже казалось Анту не более, чем кошмарным сном, и он ни за что не хотел верить в другое. Они находились на корабле, похожем на судно Рейма, только гораздо более просторном.

- Что со мной случилось? – спросил он все же. И кто это был?

- Мы попали в нехороший мир, - ответил Рейм. – Я никогда не видел ранее ничего подобного. Но теперь все позади, - добавил он с улыбкой.

Ант попробовал приподняться, но тщетно – силы еще не вернулись к нему. А если даже и вернулись – так приятно было прикосновение этих маленьких нежных ладоней к его голове, что он согласился бы лежать так еще целую вечность...

- Что ждет нас дальше?

- Мы летим прямо к жемчужине, Лишь Однажды, - произнес Орион. – Достаточно вам скитаться по безрадостной панораме самого прекрасного созвездия галактики. Это становится слишком опасным.

- Лишь Однажды... – прошелестел Ант пересохшими губами.

- Мы с Лидой уже были там – только оттуда... Там ждет нас и ваш старый знакомый, капитан Нейрн, и многие из моих братьев, - сообщил Орион с безмятежным бесстрастием, но в лице его Ант увидел те же тени, которые некогда так испугали его в Рейме. - Эта встреча должна была стать моментом нашего триумфа. Но все совсем иначе. Тьма какого-то опустошения и отчуждения – отчуждения от Высшего принципа - наступает со всех сторон и опрокидывает нас. И наших сил недостаточно, чтобы сдержать ее. Кажется, что-то необычайное должно произойти...

И, оживив вдруг воспоминания отчаяния и обреченности в мире мрака, который чуть не стал его могилой, Ант повторил про себя в отчаянии: да, должно...

А когда он бросил украдкой взгляд на задумчивое лицо девушки, уже ничто не казалось ему безысходным.

 

 

Глава 15. Лишь Однажды

 

Для того небеса и созданы,

Оттого я теперь и плачу...

"Смысловые галлюцинации"

 

Золотым дождем пролился на них звездный свет, когда они подплывали к светящейся голубой сфере невероятной красоты, не стремясь туда, исключительно благодаря особому волшебному течению, космическому ручью, попасть на который по собственному желанию нельзя. Небывалый покой, умиротворение, и одновременно душевный подъем наполнил всех пассажиров звездолета, когда они пересекли невидимую черту на границе этой солнечной системы.

- Жемчужина? – спросил Ант, указывая на голубую звезду.

- Нет, это прекрасная Мила, ее солнце, - объяснил Орион. - Лишь Однажды – вторая планета в этой системе. Но на самом деле, второй такой нет.

И вскоре они увидели ее.

Покой, умиротворение, безопасность. Восторг, безудержная радость, благоговейный трепет. Тихая нежность.

Весь этот мир таял в волнах света, в золотистых и рубиновых нитях мироздания: ярких, но не ослепительных, горячих, но не жгучих. Шелковистые, сотканные из вещества более легкого, чем физическая плоть Вселенной, на склонах золотых холмов шептали что-то невыразимо таинственное травы. Их нежно, порывами целовал голубоватый ветер. А чуть дальше, до самого горизонта, дышало свежестью и открытой добротой синее море. Одного взгляда в эту лазурную глубь было достаточно, чтобы понять: в этом море нельзя утонуть, здесь нет хищников и опасных течений – есть только гостеприимство великой стихии.

Над землей безмолвно звучала нежная, заботливая песня – как будто кто-то баюкал ее на своих могучих руках...

Распираемый изнутри восторгом и воодушевлением, Ант не мог долго сдерживать своих чувств.

- Она прекрасна! – воскликнул он, купая лицо в ласковом солнечном свете и полной грудью вдыхая целительный, какой-то сладкий и по-особенному легкий воздух. Подобные переживания переполняли и Лиду. И, не понимая, что могут означать сдержанные, лишенные полноты радости взгляды бессмертных, Ант обратился к ним, - Разве она не прекрасна? Разве что-то не так?

Рейм улыбнулся как-то грустно. Орион обернулся к людям.

- А вы посмотрите внимательно, друзья. Разве вы ничего не замечаете?

Но, отзываясь на любовь и ласку рассветного моря, Ант не увидел ничего, омрачавшего картину законченного совершенства.

- Нет, - беспомощно пожал он плечами. – Самый прекрасный мир, какой не приснился бы мне в самом чудесном сне.

Рейм покачал головой.

- Он же пуст, Ант... Или вы видите кого-то, кроме обитателей растительного мира?

Юноша вдруг растерялся. Нет, на золотых колосистых равнинах, чье шелковистое прикосновение навсегда останется одним из самых приятных воспоминаний, он не видел никого.

- Прекрасные миры, благоволящие ко всему живому, не создаются Творцом, чтобы пустовать. Они всегда полны жизни самых разнообразных форм. Если все в норме. И Лишь Однажды – не исключение. Здесь с начала времен обитали прекраснейшие создания галактики. Где же они?

- Может, они в других частях планеты? – наивно предположил Ант.

Печальная улыбка была ему ответом.

- Идем к остальным? – предложила Лида. – Они ждут нас недалеко отсюда, в том лесу, - она указала рукой на золотистый массив пышнокронного леса; музыкальное волнение его листвы доносилось даже сюда.

- Да, идем, - кивнул Орион, и в следующий миг Ант увидел, что они с Лидой остались у берега моря совсем одни. Он растерянно оглянулся, не зная, что думать.

- Не бойся, - весело засмеялась девушка, - я знаю дорогу.

- Но где Орион, Рейм?

- Уже там, среди остальных. Бессмертные умеют так делать, они ведь не простые люди. - Она взяла его за руку. – Они нарочно оставили нас вдвоем. Это их нам подарок.

Не размыкая рук, они пошли по морскому берегу, слушая томный шепот волн, подставляя лица горячим, страстным поцелуям солнца и ветра.

- Не торопись, - горячий шепот Лиды обжег его шею. – Здесь так хорошо. Туда мы всегда успеем.

 

***

На опушке сказочного леса, на закате, на краю надежды собрались те, кого судьба и случай выбрали в качестве героев этого приключения. Несколько десятков людей. Отдельные грациозные представители иных разумных форм жизни, которые отличались от человеческой видом и формами, но обладали собственной, завершенной гармоничностью и красотой. И множество светящихся силуэтов той загадочной расы, которую видевшие их люди охарактеризовали как "бессмертных". Среди людей, кроме Анта, Лиды и капитана Нейрна, здесь были и капитан Гор, и еще несколько человек, не знакомых остальным.

В мягких, уютных и сладостных, как материнское лоно, тенях Лишь Однажды все невзгоды и опасности казались странной иллюзией, прошедшим кошмаром, никогда не существовавшей выдумкой. Совсем другие мысли, полные новых надежд и желания жить, навевали окружающим людям краски этого мира. Но бессмертных – они не могли обмануть. В течение целого дня они обменивались опытом пережитого и вели напряженную беседу, большей частью безмолвную, людям не доступную. Последние, в основном, чувствовали себя просто зрителями и участниками странной, тревожной, но увлекательной игры, в которую они вовлечены по чьей-то высшей, неисповедимой воле.

Когда край солнечного диска коснулся и вспенил морскую поверхность, готовясь уступить место сонму не менее ярких звезд, они вышли на широкую дорогу, теперь наполовину заросшую травой.

- Ну что ж, - Орион склонил свою прекрасную голову, погружая взгляд в мягкий шелк земной поверхности. - Будь что будет. Мы же сделали все… все, что могли. Значит, тому, что грядет и так пугает нас, суждено случиться и сбыться, чем бы это ни было. Видимо, силы бесконечно более могущественные, чем мы, являют собой источник перемен. Возможно, такова фатальная закономерность, конец космического цикла. Как бы то ни было, мы сделали на своем пути сюда все, что было в наших силах.

«Всё ли?» - непроизвольно подумал Ант.

Словно откликаясь на слова Ориона, краски мира стали мрачнеть. Свет медленно уходил из окружающего пространства, потускнело само солнце. Цвета вселенной блекли, холод отчаяния стал пробирать все и вся. Они шли в молчании, с тревогой наблюдая за пугающей переменой вокруг. Звезд, которые всегда приходили на смену солнцу и отпугивали тьму, на этот раз не было. Но бессмертным и людям не пришлось долго задумываться над этим.

Дорогу им преградила фигура, окруженная ореолом нестерпимого, жемчужного сияния. Клочья какой-то серой, как выжженная до пепла бумага, отлетали от нее каждый миг, сгорая в пламени, ее наполнявшем. Бессмертные и люди остановились, и тогда сама фигура пошла им навстречу. В животворном свете, несмотря на его ослепительность, постепенно проступили прекрасные женственные черты. Вся фигура излучала величие – и какую-то фонтанирующую радость, которая доступна лишь маленьким детям и вечно безмятежным ангелам.

Шепот изумления ветром прошелестел среди всех присутствующих, когда они увидели, что на руках у прекрасной незнакомки сидит ребенок – совсем еще младенец. Это был не человек. Но особая разумность и прелесть в его чертах намекала на ангельскую природу этого существа. Опухшее, словно от слез, личико, скорее девичье, выражало приветливое любопытство.

- Я нашла ее! – радостно воскликнула лучезарная дева, нежно покачивая ангелочка на руках. – Спасибо тебе, Орион, ты привел меня прямо к ней!

- Эй, я, кажется, знаю ее! – произнес капитан Нейрн шепотом, локтем толкнув в бок стоявшего рядом Анта.

- Я тоже! – вскричал тот в полный голос. – Черная Принцесса!

Услышав странный возглас, владычица далекого Созвездия слегка повернула голову в их сторону.

- Нет, люди, вы ошибаетесь. Теперь я Белая Принцесса. Я снова Белая Принцесса! Я нашла и утешила ту, которая нуждалась в утешении, о ком была вся моя тоска и слезы!

Она говорила правду – от Черной Принцессы, от ее разрушительного и гибельного для всего живого уныния не осталось и следа. Животворящий источник света стоял сейчас перед ними.

- Добро пожаловать на Жемчужину, Принцесса, - радостно приветствовал ее Орион. – Но что означают твои слова? Кто мог нуждаться в утешении на Лишь Однажды?

- Она сама расскажет, - Белая Принцесса бережно поставила на ноги ангельское существо, в чертах которого, кроме человеческого подобия, было что-то от цветка. – Правда, Светозара?

Светозара взмахнула полупрозрачными крылышками за спиной – и воспарила в воздух, зависнув на небольшой высоте над землей.

- Почему вы пришли только сейчас? – услышали они тонкий и мелодичный, как щебетание птицы, голосок. – Я ведь так долго звала вас! Звала всех... каждого... кроме тебя, - Светозара остановилась перед лицом Анта, обдав его цветочным благоуханием. – И тебя, - перепорхнула она у Лиде. – О, я чувствую, ваши добрые сердца сами привели вас ко мне!

Воцарилось удивленное, даже не понимающее молчание.

- Вы хотите сказать, что не помните, как я звала вас? – Анту показалось, что сейчас этот ребенок снова заплачет, боль покинутости и растерянность тенью пробежали по ее личику. – Ты, например, - обратилась она к капитану Нейрну почти сердито. – Хочешь сказать, ты не помнишь, как я звала тебя на помощь, когда ты приземлился на своем корабле на той стороне планеты, в расщелине гор? Я звала тебя по имени...

Капитан Нейрн изменился в лице и после почти минутного молчания хлопнул себя по лбу.

- Точно! Я заблудился тогда... Кто-то звал меня, постоянно звал, пока я был на земле, но я не мог понять, откуда исходит зов, и думал, что моему измученному сознанию просто кажется... Неужели то была Лишь Однажды?

- Так вы не первый раз на Жемчужине... – прошептал Ант.

- Не мог понять, - с забавной сердитостью передразнила Светозара, всхлипывая и направляя свое негодование на маленького, странно мрачного капитана Гора. – Ты столько раз пролетал на своей темной крепости мимо меня, и каждый раз я в отчаянии кричала тебе: помоги! А вы, все остальные, - обратила она огромные и полные жемчужных слез глаза – Вас я молила о помощи каждый раз, когда вы были неподалеку, направляя мысленные послания в космос... Неужели вы тоже ничего не слышали? Не видели..?

И в изменившихся в озадаченной задумчивости помрачневших лицах бессмертных Ант читал один и тот же ответ: правда... Потрясенное прозрение.

- А когда я поняла, что вас звать бесполезно, я всю силу мольбы обратила к ней, - Светозара снова упорхнула на руки к Белой Принцессе. Она стала мрачнеть и таять – но и она не приходила. Я плакала и плакала, но никто не приходил...

И, потрясая всех глубиной пережитого безысходного отчаяния, Светозара снова горько зарыдала, спрятав лицо на груди у Белой Принцессы.

- Но как же так, - когда она немного успокоилась, один из бессмертных, Сиур, выступил вперед. – Почему? Почему ты звала нас на помощь? Что с тобой произошло?

- Я гуляла в солнечной долине, за морем, как всегда, я играла с бабочками и птицами... А потом увидела черный шов на поверхности земли. Абсолютно черный, бездонный, он стал разрастаться у меня на глазах. Я испугалась, припала к земле и соединила землю руками.

- Это был прорыв Хаоса, великой изначальной тьмы, - перебила Светозару Белая Принцесса, объясняя бессмертным нечто, понятное только им. – То, что впервые случилось на хрупкой ткани материи Вселенной. Самое страшное, что может случиться.

По лицам бессмертных Ант понял: это действительно самое страшное, что может случиться.

- Я соединила землю, - возобновила рассказ Светозара, вновь испуганно всхлипнув. – Но когда убрала руки, шов снова появился, и сделался еще больше. И я закрыла его, и уже не убирала рук... Я знала, - грустно посмотрела она на всех, - Если я уберу руки, чернота заполнит и съест мой мир!

В сероватом сумраке на дороге воцарилась тишина. Даже ветер смолк, слушая горестный рассказ Светозары.

- И я сидела так долго, очень долго. А потом мне стало страшно. И стало больно. Я ждала, что кто-то придет, и что-то придумает, и спасет меня. Но никого не было. Я стала звать на помощь – и никто не пришел. Звери и птицы вокруг не могли мне помочь, я только пугала и огорчала их своим плачем. А потом, постепенно, они куда-то исчезли. Все исчезли. Мне было так одиноко... Так одиноко... Я столько дней и ночей просидела там...

Светозара снова заплакала. На этот раз с ней заплакала Лида. Слезы появились и на глазах у многих бессмертных, душевная чувствительность которых, невероятно обостренная по сравнению с обычным людьми, усугублялась ощущением личной вины и косвенной сопричастности тому, что произошло.

Вскоре девочка успокоилась.

- Куда же делся прорыв Хаоса? – спросил Орион, переполненный жалостью и состраданием. – Принцесса, ты устранила его?

Но Белая Принцесса молчала, и сосредоточенное внимание ее говорило о том, что нечто в рассказе Светозары для нее самой представляет загадку.

- Светозара, что случилось с черной щелью, кто помог тебе спасти от нее твой мир?

- Да уж не вы, - ответила она сердито, и заплакала в очередной раз.

Но потом неожиданно, как солнце, сквозь слезы засквозила счастливая улыбка. И девочка произнесла нечто еще более невероятное:

- Не думайте, что я плачу из-за того, что вы все меня покинули, и что никто меня не услышал. Я давно уже не плачу из-за этого. А ты, Принцесса, не думай, что это ты утешила меня, - обернулась она к Белой Принцессе.

- А кто... Кто же тебя утешил? – спросил Орион, протягивая к Светозаре светящиеся ладони.

- Тот, из-за кого я теперь плачу, - засмеялась она с безмятежной радостью и слезами одновременно. – Он...

"А теперь я вообще ничего не понимаю", - пробормотал рядом с Антом капитан Нейрн.

- Он?

- Да, и уже давно, - твердила свое Светозара. – Я не плачу с тех пор, как сам Бог пришел и утешил меня.

Молчание достигло такого накала и глубины, что было сильнее любых изумленных восклицаний и вопросов. Последний листок на дереве замер и перестал раскачиваться.

- Нет, не смотрите на меня так, - взмахнула крылышками Светозара, и залилась счастливыми, неудержимыми слезами. - Потому что Его ни с чем нельзя перепутать.

И в этот раз все присутствовавшие, кроме капитана Гора, пролили такие же счастливые слезы – кто, как капитан Нейрн, всего одну, а кто целую гирлянду, как Лида.

- Но почему же ты плакала, когда я нашла тебя? – воскликнула Белая Принцесса.

- Когда он пришел, то сказал мне, что, кажется, больше некому прийти. Что, наверное, у него не осталось никого. Но в его Прекраснейших Глазах не было печали – там сияла безмятежная радость, словно ничего и не произошло, и я не сидела столько дней и ночей в одиночестве и безутешной мольбе. И стоило мне посмотреть в Его глаза – и я сама переполнилась таким счастьем, спокойствием и любовью, что не могла не заплакать снова – от радости. От великой радости – что ОН Есть… – Светозара взволнованно вздохнула и затихла.

После этих слов все остолбенели. Их пронзительный смысл не сразу дошел до носителей разума на этой дороге.

Бог не оставил своего дитя. Он доносил до тех, на кого полагался, горькие раскаты ее моления о помощи. Но все проигнорировали этот призыв. Невероятно, но его проигнорировали все. Кто-то не понял, кто-то не придал значения, кто-то остался глух. Неужели некому было из его детей прийти на помощь своему ближнему...

Один из бессмертных стал на колени и, устремив глаза в небо, воскликнул:

- Прости нас!

Остальные, даже Белая Принцесса, последовали его примеру.

Что-то завораживающее было в этой картине. В безгласном порыве всех этих носителей сознания, и в ровном, умиротворенном молчании застывших над ними небес. Раскаты какого-то грома, невосприимчивые для слуха, но ощутимые другими органами чувств, пронеслись над головами всех присутствующих.

Только Светозара не заразилась общим настроением печали и раскаяния, напротив, она громко, даже бесцеремонно рассмеялась звонким колокольчиком, прыгнула-вспорхнула и пронеслась среди присутствующих прохладным ароматным мотыльком.

- А почему вы падаете на колени? Зачем смотрите в небо? Или думаете, Он пришел оттуда, спустился с  небес?

Все в едином немом вопросе обратили взгляды на Светозару.

- Откуда же Он пришел, дитя? – мягко выразил общий вопрос Орион.

- Отсюда, - две маленькие ладошки мягко и любовно легли на грудь в области сердца. – Из моего сердца, откуда же еще?

- Из сердца…

- Да! Разве вы не знаете, что Он всегда приходит из вашего сердца? Он всегда там был, и сказал мне, что мог бы прийти с самого начала, но выждал немного, чтобы никому из вас не помешать реализовать вашу священную свободу воли самим совершить доброе дело. Тем более, сказал Он, призывала-то я вас, а не Его, и вас просила о помощи…

Места для вопросов не осталось. Точнее, совершенно все вдруг оказалось под вопросом.

Ант случайно встретился глазами с Реймом, и они обменялись улыбками, вспоминая разговор о высшем принципе любви и взаимопомощи. Действительно, как могло получиться, что, считая себя проводниками этого принципа, столькие могли разом пренебречь им, не услышать, забыть, не суметь помочь одинокому существу, ребенку, который оказался достойнее их всех – который, несмотря на страх, одиночество, усталость, до последнего сражался за спасение мира?

- Это станет для нас еще одним чудесным откровением, неповторимым и всегда новым проявлением в реальности извечной, каждый раз подтверждающейся истины, - сказал Рейм, оказавшись рядом с Антом. Все есть в одном, и одно – принадлежит всему. Все мы вышли из лона Творца, содержащего в себе все сущее, все времена и все измерения бытия… А поэтом все вокруг – это тоже я. Это – ты…

- Понять это сложно... – хрипло произнес капитан Нейрн и почесал вспотевший затылок.

- Бог может действовать вместе с маленькой девочкой? – продолжал Рейм, и тут же покачал головой, рассеивая вокруг нее мелкие искры сияния. – Нет. Бог может действовать в маленькой девочке. И тогда получается, что не Бог покинул мир, а мир забыл, покинул Бога в маленьком ребенке на окраинной планете…

Но это понимание всё же оставалось на задворках, вытесняемое осознанием гораздо более потрясающих истин. Вся бесконечность, вся сила Бога-Творца живет и присутствует незримо в каждом из нас - и в галактических демиургах, и в маленьком ребенке, лишь ожидая своего часа, чтобы проявиться в судный день, в минуту высочайшего откровения?

И что же все-таки произошло? Почему так жутко и до неузнаваемости изменилось множество прекрасных миров галактики? Было ли это следствием действительного прорыва Хаоса, или так проявилась божественная печаль Творца, что сам универсум стал угасать и рушиться, а демоны, изгнанные на окраину галактики, пробудились?

Но способен ли печалиться Творец Вселенных, для которого не существует невозможного, необратимого и конечного? Не было ли все это… просто сном, просто приключением для них?

Тогда где – где счастливый конец этой сказки…   

К ним подошел Орион, отделившись от своих братьев, обступивших Светозару.

- Скоро совсем стемнеет, - сказал он со спокойной улыбкой. – На Лишь Однажды никогда не было ночи. Я не знаю, что она нам принесет. Лучше возобновить наш путь.

- К чему были все тревоги, все превратности, ужасы и потрясения, открытия и откровения этого приключения? – прошептал Ант, все еще не отделавшись от потрясения. – Орион, вы говорили когда-то, что нам не по силам здесь ничего сделать. А оказалось, требовалось столь малое, нужно было просто позаботиться о покинутом ребенке... Неужели это правда?

- Кажется, да, - Орион положил легкие, как перья жарптицы, руки на плечи Анту и Лиде. – Но, возможно, теперь уже поздно об этом говорить. И не это, пожалуй, самое важное.

- Как не самое важное? – встрепенулась Лида. – Неужели из-за того, что мы не услышали и вовремя не помогли этой девочке, вселюбящий Бог позволит погубить множество других своих детей, свои миры, свое творение? Неужели он будет отсутствовать дольше, чем один миг?

- Боюсь, все совсем иначе, - улыбнулся Орион и мягко, успокаивающе кивнул головой. – И Творец никогда не печалился и не покидал этого мира. Это просто невозможно, ведь Он есть само наше дыхание. Тут дело…

- А я вот чего не понимаю, Орион, объясните мне, пожалуйста, - перебил бессмертного капитан Нейрн, растерянно моргнув. Из опытного старого космического навигатора он за этот день превратился в ребенка. – Ведь эта девочка, Светозара, была здесь покинута всего несколько дней. А деструктивные процессы в галактике начались так давно, в некоторых мирах они протекают уже столетия... Я, конечно, знаю, времена, значимые для каждого отдельного мира, в целостности космоса теряют свое абсолютное значение. И в каждом уголке галактики они протекают по-своему. Здесь, на Лишь Однажды, оно, видимо, течет почти неслышно...

- Я же и пытаюсь объяснить, что мы совсем не о том говорим, теряя суть… Но нечего объяснять, - вдруг весело и как-то победоносно окинул бессмертный лучистым, совершенно ясным взглядом своих спутников. Космос сейчас сам все расставит на свои места.

Поместив в волшебную атмосферу недосказанности их новое братство, объединенное галактическим приключением, великим стечением обстоятельств и энергий, Орион бережно взял на руки Светозару. Он первым ступил на потемневшую в сумерках тропу, отправляясь в путь. По правую руку от него медленно шествовала Белая Принцесса. По их стопам пошли все остальные.

Мир продолжал темнеть, медленно, но неумолимо, пока над ним не воцарилась абсолютная ночь. Там, где еще так недавно играла волшебными красками и благоухала ароматами природа, эта ночь пугала и угнетала. Только сияющие силуэты бессмертных и Белой Принцессы немного рассеивали тьму.

В абсолютной ночи души остальных были исполнены трепета и томительной неизвестности, а зияющий небесный свод над головами напоминал о вековечной, бесконечной бездне. Об изначальной Тьме, подстерегающей где-то за внешним краем Творения, вселяющей ужас своим неумолимым проклятьем небытия. Той, с которой, кажется, им вскоре придется соприкоснуться. О пробуждении кошмарного Хаоса... И о Творце, Едином, без которого ничего невозможно. Что, если они ошиблись, и причина катастрофы в другом?

И только бессмертные, кажется, были исполнены уже совсем другого настроения. Праздничного предвкушения вечного торжества всепобеждающей жизни.

И что это?

До рассвета, кажется, еще так далеко. Но мир вокруг светлеет. Воздух стал наполняться сиянием – но не простым солнечным, а светом самой жизни, животворящим и счастливым. Этот свет наполнял их всех, заставляя забыть обо всем и в безмолвной молитве обратить лица ввысь, к его источнику, открывшемуся прямо над ними.

Как в спрессованном мыслефильме, Ант увидел за несколько мгновений множество картин, сменяющих одна другую. Он увидел, как поток свежести летит над Великой Пустыней Руанны, заживляя ее воспаленную плоть, сдувая туман из Горна; как великое множество руанцев бежит в объятия друг к другу, бросая оружие и ликуя; как матери обнимают своих давно убитых сыновей. На его глазах в паническом бегстве отступала и сгорала в пламенеющих лучах Первосолнца тьма планеты, бывшей Мелодией, и она освобождалась от спрутовых колдовских пут. Тот мир, который он знал, как Планету Пропастей, за несколько мгновений преобразился в зеленую страну, в воздухе которой плыли отдельные островки земной тверди, омытые лучами солнца, овеянные пухом... Еще он увидел, как от незнакомых созвездий отступает огромное черное пятно, освобождая один мир за другим, и в сознании возникло загадочное слово "Ойкумена"...

А потом: о чудо! Ант увидел свой мир, и, словно время побежало в обратном направлении, возродив из огня его Город, оживив и преобразив Старый Лес. В невыразимом волнении смотрел юноша и видел, что город его невредим, видел тех, кого он знал, вновь живых, занятых своими делами, и отчего-то был безусловно уверен – это не обман воображения. Город вновь на своем месте... Ант молчал, онемевший, и лишь слезы катились из его глаз.

Так что же, что же это было, все, ними пережитое? Сон, Великий Сон, посланный Творцом, чтобы стать чудесным опытом, еще одним сокровищем мудрости, извлеченным из горнила реальности в великом путешествии по имени жизнь? Для каждого из них. Для мира. Для галактики. На веки вечные. Сон, который может присниться только один раз. Лишь Однажды...

Великий урок, чудесное приключение, подаренное самой вечностью. Оно навеки объединило их, людей – и не совсем людей, таких разных, но разумных и любящих существ. Творец, во всем присутствующий, собрал их под небом этого мира раз и навсегда. Соединил между собой особой сияющей нитью, невыразимой сокровенной тайной.

Соединил в братство вечности...

Но если это сон... Ант поспешно сжал ладонь Лиды, убедившись, что пробуждение не отняло у него главное, найденной на другом конце галактики сокровище.

Так велико всемогущество Единого, что он мог возродить из пепла все и вся, погубленное во время наступления тьмы..?

Велико? Оно беспредельно.

Ответов не было. Но их и не могло быть. По счастливым лицам остальных Ант понял, что они узрели то же самое, что и он. Великая радость переполнила их, невыразимая словами, а только – молчанием.

- Братья! – обратил Орион лик, залитый Солнцем Правды, к остальным бессмертным. – Может ли Бог покинуть нас? Давайте вспомним одну из древних песен нашего Господа, Творца.

И спустя мгновение могучий речитатив хора бессмертных космическими раскатами понесся над оживающим миром, достигая самых его глубин и порываясь в небеса:

 

"Я – Господь – Творец Вселенных,

Имя мне – Жизнь. Имя мне – Любовь.

Я есть все сущее, и все сущее есть Мы.

Извечно и вечно живу в вас, моих детях,

Моих возлюбленных, прекрасных творениях,

В каждом их вдохе, в радостях и печалях.

О, мои любимые, пробудитесь, помните, знайте:

Что бы ни происходило в ваших сновидениях

На простертых ладонях Вселенной,

Вы бессмертны, вы вечны, вы всемогущи,

Живы Моей жизнью, сильны Моей силой,

И ничего – ничего не может с вами случиться,

Ведь это я дышу в вашем дыхании,

Я смеюсь вашим смехом, и в ваших слезах – тоже Я.

А что может случиться со мной, который есть Всё?

Так знайте, в самой глубине вашей безысходности,

В самой невыносимой печали, в тяжести любых утрат:

Это лишь сон, который закончится,

И только радость, любовь и блаженство бытия вечны.

И вы – вечны! Беспредельны, всегда живы, совершенны!

Так пробудитесь, и в грандиозном космическом танце,

Идите дальше, к новым пределам, открытиям и радостям,

Прославляя Меня – Жизнь, в своих взлетах и падениях.

Я буду идти вместе с вами по неисповедимым путям

Ваших неповторимых судеб, непостижимых приключений.

Хранить ваше драгоценное индивидуальное сознание,

Всегда новое, растущее на путях эволюции.

И Мы вместе – Я в Вас - будем лелеять и преумножать Радость Жизни.

Исток её – в Вечности!

                   Развитие её – Друг в Друге!

                                               Сила её – в Любви!

                           

 

 

 

 

 

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/