А КТО МЕНЯ СПРАШИВАЛ?
Светлана Павловна поставила тяжелые пакеты возле входной двери. Пальцы слиплись и стали похожи на пластилиновые, вылепленные неумелыми руками. В правом кармане ключей не оказалось. Значит в левом. Ключ не попадал в замочную скважину, но когда всё же попал, она поняла, что дверь не заперта. Толкнув дверь плечом, она прихватила все пять пакетов и ввалилась в квартиру.
-Ты почему не закрылся, Дима? – крикнула она сыну.
Вместо ответа она услышала только стук пальцев по клавиатуре.
«Сидит в наушниках. Вот так заходите, всё берите. Никакого страху и осторожности".
Она присела на пуфик, долго снимала сапоги, улетая мыслями куда-то далеко. Взгляд упал на пакеты.
«Сходила за молочком, называется. Что за натура такая, женская. Всё хочется купить и побольше. А вдруг не хватит. Психологи бы на эту тему сразу теорию развели. Дескать, генетическая память поколений, вечный голод».
Сняла пуховик и повесила на плечики. Мельком взглянула в зеркало, вздохнула. Зашла в комнату сына.
- Чего не закрылся, говорю, - спросила она, отодвигая наушник с одного уха Димы.
- Ой, мама, это ты. А тебе звонили.
- А кто меня спрашивал?
- Женщина какая-то. Я не понял. Сказала - перезвонит.
- Тётя Таня, наверное. Давай трубку, я на кухне буду. Если хочешь вкусненького, то приходи.
Но Света видела, что сын уже давно её не слушает.
На кухне орал телевизор. Света выключила его, взяла старую турку, насыпала в неё ложку молотого кофе, залила водой и поставила на плиту. Кофе хотелось очень. Тем более, что в одном из пакетов лежала упаковка свежего зефира. Вот только в каком? Пришлось поставить на стол первый попавшийся, и вытащить оттуда всё. Молоко, кефир, сметана, творог, йогурты – зефира в нём не было.
Телефон зазвонил, когда Светлана убирала все эти молочные продукт в холодильник.
- Да, я слушаю.
- Вы Светлана Павловна Вавренчук? – услышала хозяйка квартиры красивый, какой-то неземной голос.
- Я, а что вы хотели?
- Хотела вас предупредить. Мне дали одну минуту, постарайтесь вникнуть в мои слова и не перебивайте.
По шее пробежал холодок. Так разговаривают только очень деловые люди, служители закона, а у Светланы таких знакомых отродясь не было. Полиция?
- Разрешите вас просить перестать жаловаться на жизнь и бояться. Сколько можно засорять эфир? Вы думаете, нам не надоело эти ваши мысли и страдания рассеивать и размельчать? А страхи? Эти картинки ваши, как фильмы ужасов! Вам что, трудно веселей мыслить? Или мы вам мало дали? Светлана Павловна, я вас как небесная помощница предупреждаю в последний раз. Если не прекратите думать о плохом, не перестанете видеть во всём только кошмар и ужас, то я больше не буду уничтожать ваши мысли. Экран поставлю, и пусть всё, что вы надумали, назад к вам возвращается. Эх, Светлана, а мы на вас так рассчитывали, когда вас создавали. Мы надеялись, что вы своими мыслями столько человек спасёте на Земле, а вы как все. Только роптать и умеете. Больше звонить не дадут, только перед уходом, сами знаете куда. Но вам до этого ещё далеко.
- Я не понимаю… - пыталась ответить Светлана, но в трубке уже раздавались короткие гудки.
- Ну и шуточки у людей, - возмутилась Света и нажала красную кнопку на телефонной трубке.
Кофе убежал и залил всю плиту. Пришлось срочно вытирать, поставив трубку на стол. Остатки кофе заняли половину любимой чашечки. Света села, искоса поглядывая на телефонную трубку. Она прекрасно понимала, что это не шутка, хотя её сознание отчаянно боролось с этим пониманием. Глотнув горячего кофе, она принялась наблюдать за своим отражением на экране выключенного телевизора. Даже в таком расплывчатом изображении, можно было заметить, что женщина, сидящая за столом, напугана до смерти.
«Нельзя мыслить негативно, нельзя мыслить негативно, нельзя мыслить негативно, - выставила она защиту в своей голове. Но говорить-то она не запретила. Пока говоришь, мысли растекаются по кухне и никуда не улетят. Устная речь – это для земных людей подарок, так сказать?»
- А кто меня спрашивал, хочу ли я вообще родиться? – громко спросила она у трубки, - Кто меня спрашивал, а? Я может быть не такой хотела родиться? Надеялись они на меня, видите ли. А почему тогда глаза побольше не могли сделать? А волосы погуще? Красивым женщинам легче добиться понимания. Об этом ещё Фейхтвангер написал сто лет назад. Читала. У них и приключений больше, и денег, как правило. А ум? Где мой ум тогда, если надеялись? Человек не может решать сам родиться ему или нет, а то бы сто раз подумал. Хорошо ещё, когда талант врождённый. А если нет, только через тернии? Что я могу, чем я людям помогу, мыслями?
Ну, что-то, конечно, дали. Не всё так плохо, руки-ноги есть. Смелость была, помню. Когда с обрыва прыгала в речку лет в шестнадцать. Девчонки все боялись, а я прыгала. Допрыгалась, теперь высоты боюсь. Даже когда в кино показывают, всё равно страшно. А помогли-то чем, силы небесные? Только и всего что пятёрку на экзамене получила при поступлении, хотя не знала ничего.
Помогали?
Или всё же спрашивали у меня там? Если бы вспомнить, так тогда другое дело.
Слабо ответить? Минута у них всего на меня. Побольше никак?
А кто меня спрашивал, каких я хочу родителей? Может я хотела папу профессора, а маму – знаменитого врача. Чтобы у папы кабинет, а там книги, книги. А в доме кухарка мне пирожки печёт. Маме же некогда. Уважение! А мне маму санитарку и папу шахтёра, спасибо! Ждали они.
Ещё и пьющих, за это отдельное спасибо! Хорошо ещё, что люди они порядочные были. «Не укради» соблюдали, ещё парочку заповедей. А вот возлюби ближнего своего не очень. Хотя, были моменты весёлые.
Светлана Павловна так увлеклась разговором с трубкой, что не заметила, как начала ходить по кухне, размахивая руками.
- С чувством юмора у них всё в порядке было. Как-то мама ушла к соседке на минутку, а задержалась на два часа. Папа лёг на пол и предложил позвонить ей и сказать, что он напился в стельку. Я позвонила. А сама не могу удержаться от смеха, еле вытерпела.
- Мам, тут отец напился опять, лежит на полу и песни поёт.
- Вот скотина! На пять минут вышла, а нашел всё-таки бутылку. Под кроватью нашел или в шкафу?
Я рассмеяться боюсь, мычу, а она подумала, что плачу. Прибежала быстро.
Как только шаги её послышались, папа как заголосил:
- Тот, кто рождён был у моря, тот полюбил навсегда…
Не смогла я удержаться, рассмеялась. Мама не сразу поняла, посмеялась и опять ушла. Пришлось нам ужин самим греть. Обещала опять на минуточку. Да, хорошие у меня были родители, а кто не без греха.
- Мам, ты чего кричишь? Ты на громкой связи, что ли, разговариваешь?
Светлана вздрогнула, услышав голос сына.
- Ага, с тётей Таней. Ты за бутербродами?
- Неплохо бы парочку, разогрей их, пожалуйста.
- А пить?
- Молоко.
- Принесу, ты иди. У меня ещё пакеты не разобраны.
Хозяйка подняла с пола два пакета и поставила на стол. Достала батон, колбасу, сыр и кетчуп. Нарезала, сложила всё на тарелку и поставила в микроволновую печь.
Пока разогревались бутерброды, Светлана налила в большую кружку молока. На красный поднос она положила ещё шоколадку. Оставшись довольной красотой горячих бутербродов, Светлана отнесла всё в комнату сына. Вернулась, прикрыла дверь на кухне и шепотом спросила у трубки:
- А кто меня спрашивал, каких я хочу детей?
Каких? Любая мать хочет здоровеньких, а мои болели и болели. Болели и болели. Только расслаблюсь, планы настрою, а они опять болеть. А послушных детей там вообще посылают? Так, что бы ни сказал - они уже бегут делать? И уроки, и по дому. Чуть повзрослеют и уже дверь плотно закрывают в своей комнате, не дозовёшься. И всё усложняют и усложняют. Всё им мало, всё чего-то хочется. А потом ещё норовят вырасти и уехать куда подальше. А эти их родителям приговорчики:
- Не так живёте, перестань бояться, не волнуйся я уже взрослая, отвали! Жди и жди теперь мать звонка. Да, да, у вас там минуточка и у них не намного больше находится. Знаю, напоминать не надо, что у некоторых людей вообще детей не бывает. А почему? Вы им хоть объяснили? Дети всегда подарок, безусловная любовь. Не спорю, не спорю.
Под ногами у Светланы образовалась белая лужа. Тапки прилипли и с громким чмоканье оторвались, когда женщина попыталась встать.
- Мороженое!
Пришлось срочно вытащить всё из оставшихся не разобранных пакетов, кстати, нашелся и зефир. Разувшись, Света сбегала в ванную комнату, принесла оттуда тазик с водой и тряпку. Отвлекаться на мытьё пола сейчас ей очень не хотелось. Жутко хотелось выговориться. Наклонившись над тазиком, она прополоскала тряпку и громко спросила,
- А кто меня спрашивал, какого я хочу мужа? Какого все женщины хотят мужа?
Перечисляю, проверяйте, хоть что-то совпадёт там в ваших небесных книгах? Сильного, умного, доброго, весёлого, щедрого, справедливого, талантливого голубоглазого блондина! Ну, совпало? Что-то совпало, у всех хоть что-то, но совпало. А всё? Есть такие, у которых всё совпало и они не жалуются? Сомневаюсь я. Неужели трудно было, если уж многого от меня ждали, исполнить это маленькое желание?
Светлана поднялась во весь рост, чтобы стряхнуть отжатую тряпку и замолчала. Стоя в дверях кухни, на неё удивлённо и чуть обиженно смотрел сын.
- Ты что, на папу жалуешься?
- Сынок, да я тётю Таню успокаиваю, она с мужем сильно поругалась. Хочешь мороженого? Оно подтаяло, но вкусное.
- Странная ты сегодня какая-то.
- Какая странная, обычная. А папа у нас золотой, слов нет. И деньги зарабатывает, и не ругается почти. За двадцать пять лет ни разу даже дурой меня не назвал. Редкий случай в семейной жизни.
- А ты?
- Ну, я пару раз обзывалась, но не сильно.
- Давай мороженое, только я здесь поем, перед телевизором. Если честно, я очень не люблю, когда вы ругаетесь.
- А кто ругается? Мы только иногда сердимся, но без этого никак. Скучно. Ты вот каких девочек больше любишь?
- Весёлых.
- То-то и оно, что весёлых. Садись, я пойду воду вылью и тряпку ополосну. Только трубку возьму. Я ещё тёте Тане не всё сказала. Тань, ты меня слышишь?
И Светлана Павловна, прижимая трубку плечом к уху, подняла тазик с грязной водой и направилась в ванную. Виноватая улыбка застыла на её лице, пока она не подошла к двери ванной. Оглянувшись, она тихо спросила:
- А кто меня спрашивал, в какой стране я хочу родиться?
Вода с шумом ударялась о дно пустой ванны, создавая особую музыку хаоса. Светлана Павловна поставила трубку на стиральную машинку, села на край ванной и продолжила разговор. Уже погромче, не шепотом:
- Нельзя было меня родить в цивилизованной Европе на берегу Средиземного моря? Или в туманной Англии? В крайнем случае, где-нибудь на Гавайях? Что вы хотите слышать от женщины, живущей в стране, в которой девять месяцев в году зима? А в остальные жарко, но всякое насекомое пытается тебя съесть? Безумной радости? Красиво у нас? Красиво! И даже зимой бывает красиво, иногда.
Да, изредка, бывает хорошо. Нырнёшь в тёплую озёрную воду в начале июля, душа заходится от неги. А потом, ночью, на берегу этого же озера, разожгут мужчины большой костёр и сразу петь хочется. Так, чтобы голос до неба долетал. И так как-то сразу эту родину любишь, не понимая за что. За то, что сидишь, смотришь на огонь, а рядом плечо родное. А может не родное, но в этот момент доверяешь этому плечу полностью, как себе. Днём, правда, уже все такими родными не кажутся, только ночью…
- Мам, мне трубка нужна, Кольке позвонить. На счёт уроков.
- Сейчас отдам, Димочка. Минутку, с тётей Таней попрощаюсь.
Взяв трубку в руки, Светлана зачем-то вытерла её полотенцем. Приставила к уху и спросила совсем тихо, почти беззвучно:
- А кто меня спрашивал, хочу ли я умирать? Сначала дадут без спроса жизнь, потом без спроса и забирают. Как нормальный человек может не бояться и не страдать, если его жизнь ему не принадлежит? К тому же он в ней, в жизни, ни черта не понимает. Согласна, дали много, значит много и заберёте. Родителей уже забрали, меня не спросили. И что там у вас делать, без этого всего? Возможно, там у вас и весело и красиво, но вы же не показываете. И так всё время хочется узнать, зачем же всё-таки сюда присылали. Чего хотели? Списочек нельзя было приложить к детской пелёнке? Нет? Поболтали, называется. Хорошо, хорошо, постараюсь меньше нудить, раз уж это всем вредит. Я человек подневольный, постараюсь. Но и вы там прислушивайтесь иногда, чего мы тут хотим. До встречи. И не торопитесь звонить, у меня всё хорошо.
Света открыла дверь ванной комнаты. Она улыбалась сыну. Ей вдруг показалось, что она услышала лёгкий шепот из трубки:
- Торопиться не будем.
Щит от разрушения
Вода лилась медленно, как и мысли, в которые была погружена Нина Петровна.
«Уверенность! Даже не замечала раньше, что это слово так много означает. Это как надо верить, чтобы ни в чём не сомневаться? «Уверенность в завтрашнем дне» - лозунг всех обещающих, которые сами ни во что не верят. А в чём она? В еде, в тепле, в деньгах? Или в здоровье детей? Нет, такой уверенности не получится. Ещё этот 2012 маячит. Тут ни деньги, ни еда не помогут. Для этого такой Щит нужно поставить, чтобы Душа не волновалась. Во всё человечество разом верить надо. Что не сошло ещё с ума, даже если этого ума всего 6% задействовано.
В Сибири ещё и тепла мало, тут просто так не согреешься. Друг друга надо постоянно из спячки доставать и греть. Как только никто не догадается, что нас нужно каждую зиму в тёплую страну вывозить. Просто так, бесплатно, для поддержания формы. Мы потом, нагревшись, долго будем ещё фотографии рассматривать. Как раз перед тем как выбежать на мороз. А их, кому Бог подарил слишком много солнца, к нам. Может меньше воевать будут, оценят дары. И по шубе нам в подарок от государства. Ладно, шубу можно раз в три года, а то куда их девать. Вот тогда уже мне спокойнее будет, уже легче. Они нам тепло, мы им радость жизни.
Да, вот что ещё мне бы понравилось, вот отчего бы Щит укрепился. Один раз в году все говорили бы только правду, что действительно нам вредно, где лежат те деньги, которые всё-таки у нас есть. Пусть просто расскажут. Мы люди не злые, поймём. Будем знать, что есть будущее у детей, да и хорошо. Может после 2012 у каждого сибирского ребёнка окажется по даче в Европе и везде, где наши деньги. И будут себе ребятишки отдыхать красиво".
Нина Петровна лежала в ванной и любовалась педикюром, поднимая по очереди свои ноги. Выходить не хотелось. Мир мыслей и вода с морской солью давали ощущения полной ясности рисуемых картинок.
- Жена, тебе там не плохо, случайно?
- Нет, я скоро выйду.
Женщина вздохнула:
"Ещё чуть-чуть, только закрою глаза и помечтаю. Это так приятно. Кажется, что слышит меня кто-то. Записывает мои мечты, проверяет качество фантазий. Если уверенно человек просит, без подвоха, то и помочь не жаль. Хочешь новую мебель? Да на, получи. Хочешь новую жизнь? Ой, нет, этого не надо, для этого помереть ещё нужно. Пусть будут хоть катастрофы, пора уже людей и поучить. Только не до смерти. Покажет нам Мать Земля, как мы разбаловались тут. Пусть всыплет, у всякой матери терпение не железное. Потом сразу в школах первым уроком будет сочувствие и милосердие, вторым – доброта, а уж потом математика и физика. Вот тогда Щит и получится. Такую планету уже никто и пальцем не тронет".
- Уже два часа лежишь! Точно не плохо?
- Нет, мне хорошо!
О любви немного
По большому счёту Нина Петровна считала себя женщиной счастливой. Конечно, если перелистать книгу её жизни, то можно найти страницы изрядно политые слезами. А как же иначе, в человеческой жизни не бывает всегда всё хорошо. Всё хорошо только у тех людей, которые не берут чужие беды себе в душу, да и свои стараются спихнуть на других. Нет, ей порой изрядно перепадало. Тут тебе и смерти близких, и болезни детей, и отсутствие романтики в мужской философии жизни и особенно непонимание с детьми в их переходный возраст.
Но всё проходило, солнце светило, и вставать по утрам было для чего.
Только был у неё один день в году, в конце июня, когда самые радостные события происходили сами собой. Это она недавно узнала, что этот день совпадал с днём Святой, Покровительницы её имени, а раньше думала случайно как-то.
На исходе детства случился у неё выпускной бал. Сердце колотится, первая любовь это вам не кусок свежего мяса на рынке купить. Тут и бьёт, и колотит, и поднимает до облаков, всё одновременно.
«Я ему не нужна, даже не подойдёт. У него девушка такая красивая», - думала Нина, надевая своё белое кримпленовое платье.
А вышло так, что не только подошёл, а ещё и танцевал с ней до самого утра. Потом, правда, к подруге вернулся, но эту ночь уже назад не отберёшь. Этот подарок она носит с собой всю жизнь. Закроет глаза и вспоминает, как старое любимое кино пересмотреть.
Дочь первая родилась именно в этот день, ни раньше, ни позже. Бог послал! Так она впоследствии и поняла, а тогда улыбалась и любила всем своим существом. Вот она новая любовь!
Когда искорёжила её сердце страшная фраза в первую ночь после роддома:
- Заткни её чем-нибудь, - брошенная мужем как нож в спину, тогда он и стал чужим навсегда.
Две любви уже жили в ней, одна к прошлому, другая к настоящему. Идти по жизни с ними легко, с таким грузом даже и бежать не трудно.
- Мам, давай возьмём какого-нибудь папу, вон смотри их сколько, - просила дочь.
Но Нина Петровна боялась. Да, вот этот, пожалуй, ничего, но чувства-то где, почему душа не летает?
Только разум всё время твердил:
- Устрой свою жизнь, а то пожалеешь.
- Надо так надо, - отвечала своему разуму Нина Петровна.
День был тёплый и солнечный.
- Заходите гости, будьте как дома.
Приветливо улыбалась Нина, а сама думала.
«Сколько кандидатов, а сердце молчит».
- Извини, но мне пора. Билет на поезд.
- Так рано? Ещё и тортик не ели. Но ты возвращайся.
Он поцеловал Нину и ушел. А кто поцеловал её в этот день, тот и суженый. Какой уж есть, раз Святая покровительница послала.
Эта любовь долго не входила в сердце Нины Петровны, витала где-то рядом, присматривалась. Вначале послала ещё двух детей, а потом уже спокойно поселилась, насовсем. Хорошо им вместе, любовь если остается, то плохо человеку уже не бывает никогда. Нина Петровна записывает в тетрадь:
О любви немного говорим,
Чувствуем глазами и руками
Всех святых попросим не забыть
Защитить большими облаками
От непостоянства и от бед,
От гонцов несущих весть плохую
Музыкой волшебной тот ответ,
Как молитва, – Всё, люблю, целую.
Восемь кругов на воде
Стихи лезут в голову, как летние мухи. Отогнать невозможно.
Маюсь, маюсь, не ломаюсь,
Только гнусь и так и сяк.
Боже, вроде бы стараюсь,
Что я делаю не так?
Задаю не те вопросы?
Истину не там ищу?
И над собственным бессилием
Очень часто я ропщу?
Я прощаю, всех прощаю
И обиды не храню.
Быть счастливой обещаю.
Не могу, себя виню.
Что за крест такой не крепкий
Неудобно так нести.
Не тяжелый, но нелепый
Вечно падает в пути.
Маюсь, маюсь, издеваюсь
Над собою от тоски
То душою раздеваюсь,
То запрусь на все замки.
Озеро тихое. Хочется отойти от всех людей метров на двадцать и присесть между кустами прямо на траву. Всего одну сигарету выкурить, но совсем в одиночку.
Камень бросить в воду что ли, почувствовать связь с природой.
Круги на воде ровные, аккуратные.
Подержатся немного и медленно растают.
Сколько их?
Штук восемь. Если верить в теорию развития личности, то похожи на нашу жизнь. Сначала маленький, потом побольше, побольше - и вот крайний, круг мудрости.
В голову уже не стихи лезут, а какие-то сравнения. Пора закурить. Каждые семь лет мы меняемся...
Тогда я уже на последний пошла. А мудрость где? Нужно было камень покрупнее брать.
Круг первый, как колесо первого велосипедика. Еду сама. Задела кого-то. Стыдно. Бабушка протягивает пряник.
Мама и папа молодые и главные.
Горькие лекарства, рыбий жир и очень противное какао.
Второй круг напоминает букву о, в слове осень. Школа, школа.
Как отличается книжная жизнь от настоящей.
Грудь все никак не растёт.
Какая-то я худая и некрасивая.
Родители пугают и раздражают.
Всё что-то требуют.
Может это не мои родители, а мои другие. Добрей.
Колесо велосипеда. ..Стук колёс поезда. Круг третий.
Пригласит или не пригласит? Выпускной бал.
Мама всхлипывает.
Платье ужасное, как и прическа.
Слезы ручьем. Злюсь. Жутко волнуюсь.
Пригласил.
Ночь такая короткая, тёплая.
-А как ты думаешь, кто создал весь этот мир?
-Не знаю. Пока не знаю.
Скорей бы уехать.
Обручальное кольцо мерещится в круге четвёртом.
Свобода!
Попробовать выпить? Гадость какая.
Закурить?
Привыкла уже. Я как все.
Книги Булгакова.
Этот мир сложней, чем кажется.
Замуж, хочу замуж.
Ребенка хочу.
Трудно жить для себя.
Где-то я ошиблась.
Мама помоги, научи.
Не хочу замуж, одиноко.
Глаза у дочери замечательные.
Что не так? Не могу понять.
Циркуль с трудом выводит ровную линию пятого круга.
Работа, с восьми до пяти.
Нужен мужчина, сильный и добрый.
Надежный.
Свобода слишком обременительна.
Лучше быть мамой, чем передовиком производства.
Нужно во что-то верить, необходимо.
А Бог есть?
Работа, работа, праздник, праздник.
Я смогу, я достигну, я докажу всему миру.
Ещё немного и получится.
Я не зря тут, я для чего-то важного.
Шестой круг замкнул сознание терновым венцом.
Не достигла.
Трижды мама.
Молиться, молиться, за детей, за родителей.
Я в ответе за всех.
Раздражаю своей заботой.
Дети не смотрят мне в глаза.
Хотят свободы.
Убежать хотят.
Скоро уже. Побегут скоро.
Родители болеют. Просят помощи.
Всё по кругу.
Зря надеялась, что я не как все.
Ошиблась.
Кричу, боюсь, жалкое зрелище.
Солнечный, седьмой, тёплый.
Хочется покоя.
Муж, дом, собака.
Я им нужна, я чувствую.
Тьфу на старость.
Не хочу о ней даже думать.
Подкрашусь, подмажусь, подушусь.
Почитаю, помолюсь.
Дети молодцы, все делают по своему.
Какие они красивые.
Не надо как я.
Сидеть молча с мужем очень здорово.
Главное рядом.
Может мудрею, хорошо бы.
По восьмому кругу ещё не бежала.
Слава Богу жива, здорова. Только вот сигарета кончилась. Нужно возвращаться к своим.
Они так громко смеются. Погода отличная. Хватит прятаться в кустах, да думать о всякой ерунде. Хочу к ним, побегу.
Редактирование файла
Стопка неглаженного белья достигла таких размеров, что того и гляди, свалится на пол.
Вика старалась её не замечать, оправдывая свою лень нехваткой времени. И она упала. Никогда ещё не случалось чуда, всё, что должно упасть и напомнить о несделанном, непременно упадёт. Хорошо ещё не в тазик с водой, а на влажный, только что вымытый пол.
«Ладно, поглажу, - сама себя уговаривала Вика, - Только телевизор включу, а то нудное это занятие - глажка. Послушаю новости. Пока буду возмущаться по поводу дурных вестей, не замечу как руки всё сделают.»
Новостей ещё не было, зато показывали документальный фильм о воспоминаниях детства и юности знаменитого режиссера.
Разложив всё бельё на стопки, Вика вначале взялась гладить постельное, чтобы отделаться от самой противной работы побыстрей.
« Воспоминания – это чудо. Уже давно живёшь в другом месте, люди вокруг совсем другие, а вспомнил и снова там, в прошлом. Да это же и есть машина времени! Учёные думают, как изобрести эту машину, а она давно существует в нашей голове. Компьютер теперь отражает всё устройство нашего мозга. Почти. Памяти можно сколько угодно накопить в папках, если своя родная уже подводит. С картиночками. Даже исправить можно. Нашел нужный файл, исправил, и успокоился. Сейчас и попробую, - решила Вика.»
Первый поглаженный и тёплый пододеяльник аккуратно лежал на диване.
« Что бы такое вспомнить, что всегда хотелось забыть, а оно не забывается? Про родителей? Нет, сейчас не то настроение. Про любимых мужчин? Долгая история, там залежи побольше этой кучи белья. Необычное что-то, необъяснимое. Запускаю машину времени. Поехали.
Эти странные пасечники почему-то решили у нас переночевать. Точно не помню почему, возможно задержались в посёлке и не хотели ночью ехать по тайге. Пожилая говорливая еврейка и её угрюмый спутник, расположились на кухне. Мама накрыла стол. Папа, предвкушая весёлую вечеринку, находился в хорошем расположении духа. Тогда я и не задумывалась, почему эти люди живут так далеко от посёлка, в небольшом доме посреди глухой тайги. Репрессированные, отсидевшие в лагерях, они не доверяли никому. А может - боялись. А я боялась этого мрачного пасечника, смотревшего исподлобья. Мне было восемнадцать, мрачность и молчаливость отталкивала меня. На кухню я не заходила. Мне принесли ужин в спальню, да ещё в придачу с молодым человеком, племянником гостей. Кажется, он собирался погостить у дяди на зимних каникулах. К такому дяде я бы не поехала, но кто знает, зачем этот высокий парень решил провести каникулы среди снегов и диких зверей. Лица совсем не помню, полумрак моей комнаты, свет луны из окна и молодость. Такие сочетания располагают к мечтам и красивому вранью».
Вика уже погладила две простыни, ещё один пододеяльник и приготовилась заняться наволочкой.
«Взрослые, а тогда они казались почти старыми, громко кричали из кухни, а потом и вовсе начали петь. А мы сидели на кровати, близко-близко, разговаривая всё меньше, понимая друг друга уже с полуслова. Что я там ему плела? Возможно, даже стихи читала. А почему бы и нет, зрители нужны всем, а тут январская сказочная ночь и взволнованная душа рядом. Совершенно незнакомый человек, но пришедший в мою комнату, когда звёзды особенно искушают душу открыться. Наверняка, когда я разговаривала с ним, то представляла его пришельцем из прошлой жизни или с другой планеты. Как уснула тоже не помню, но когда очнулась, то гостей уже не было».
Пришлось подлить в утюг воды. Пар закончился, а гладить постельное бельё без пара Вика не могла. Разве разгладишь эти уголки и швы, обязательно надо намочить, а уж потом греть.
«Подруга позвонила часам к пяти вечера. Позвала на танцы. А кто же не бегал на танцы в восемнадцать лет? Музыка вперешку с гормонами. Горячие руки партнёров, ожидание и слишком горький смех, прикрывающий неловкость собственных желаний. Очень часто разочарование. Ожидания молодости часто обманчивы, но хотя бы они есть. Так не хочется домой! Ещё чуть задержаться, ещё один танец. Дома спасёт только книга, а жизнь родителей кажется такой серой, что их даже жаль. И прошедшие танцы уже воспоминания в воспоминаниях, хотя мама что-то спрашивает и даже ругает за позднее возвращение.
- Ты знаешь, что ты натворила? – Мама грустно смотрит на меня, - Ты почему пообещала и обманула?
- Кому я обещала? О чём ты, мам?
- Племяннику вчера ночью ты что обещала? Он дяде сказал, что ты на каникулы к ним приедешь на пасеку. Парень лошадь загнал по заснеженной дороге, ждал тебя на конечной остановке автобуса, пока не замёрз совсем. Хорошо, что женщина знакомая увидела его. Завела в дом и согрела. Только он через час уехал, прямо в темноту и отправился. Его дядя за лошадь прибьёт, наверняка.
- А, да, что-то я говорила про каникулы. Может быть приеду, а может и нет. Я не обещала точно.
- Бессовестная. Разве так шутят.
Мама не ругалась больше. Я даже не знаю, кто ей успел сообщить об этом парне, телефонов в посёлке не так уж и много, хотя все знали, что мама дружит с пасечниками. А я? Жесткий диск сохранил этот файл навсегда. А почему? Так, случай незначительный. Или потому, что больше уже никогда в жизни ни один мужчина вот так не загонял лошадей, чтобы увидеть меня? По заснеженной январской тайге и морозу. Как теперь проехать верхом, прижимаясь к спине мужчины, способного на такое ради меня? Никак.
Машина времени несовершенна, она даёт вспомнить и даже посмотреть, но не даёт исправить. Как бы я тогда провела эти каникулы?
Потом были большие города и интеллигентные юноши, но такого не было. Не прокачусь уже на этой лошадке.
Исправить нельзя, но можно изменить отношение к прошлому. То, что вызывает досаду и печаль, превратить в чудеса, подаренные жизнью. Сменить формат и шрифт. Пусть это будет напечатано красивым шрифтом зелёными буквами, или даже красными. И никаких сожалений и мук совести, а только лёгкая улыбка на лице. Исправить названия этой страницы: неосуществлённое на подаренное. Сделать эту запись на синим фоне звёздного неба. И приписать в конце пару придуманных предложений о встрече на другой планете, в следующий раз. Машина времени пусть учится работать на более далёкие расстояния».
Бельё поглажено и уже лежит на полке в шкафу. Вика положила в стиральную машинку новую партию белья, что-то много уже накопилось за эту неделю.
ТРАГИКОМЕДИЯ
ЖЕНЩИНА гуляла вдоль рядов мебели. Присматриваясь, трогала обивку диванов и кресел. Тёмные шкафы раздражали, ей не хотелось даже смотреть в их сторону. Диваны тоже какие-то грубые, жесткие.
- Вы не подскажите, вот этот гарнитур можно взять в кредит?
- Этот нет.
- Жаль. А он мне понравился. Посмотрю ещё.
Среди безлюдного мебельного зала ЖЕНЩИНЕ чудилось, что она примеряет на себя роль великого МАСТЕРА, способного украсить свою жизнь совершенно новыми предметами. И неважно, что денег на это не хватает, главное что достаточно фантазии для расстановки всей этой красоты по своим местам.
« Развод! Раз и Вот! Была одна жизнь тридцать долгих лет, а теперь её нет, пустота. Совсем нет! Посуда разбита, злость ушла, гордыня утихла. Даже боль уже не гложет. А странное, необъяснимое желание чего-то нового осталось.
Если представить все эти тридцать лет как текст, который срочно нужно отдать ИЗДАТЕЛЮ, то теперь настала пора РЕДАКТОРА. Она сама себе РЕДАКТОР и будет всё исправлять.
Сначала нужно исправить все грамматические ошибки. Особенно волнуют диалоги. Безусловно, уж их-то было немало. И слова неправильно писала, да и предложения пестрили изобилием пропущенных слов. Как сильно менялся смысл сказанного.
- Я сегодня всю ночь на работе, так что переночую на даче.
- Хорошо, возьми с собой еду, чайку там попьёшь.
Сплошное коверкание смысла. Звучит фальшиво. Слова переставлены местами.
- Я сегодня не хочу быть в твоей постели.
- Хорошо, я тоже не хочу.
А знаки препинания? Тут совсем всё не правильно. Сколько запятых поставлено не в том месте, всего сразу и не вспомнишь. «Казнить нельзя, помиловать» - так и было, постоянно. А как давно уже нужно было казнить это скопление лжи и нелюбви. Терпела! Детей жалко, перед родителями стыдно.
Но это еще исправимо, но вот жанр. Жанр этого романа? Уж точно не любовный или эротический. Даже не драма, пожалуй. Скорее трагедия. Молодость ушла, оставила букет болезней, полуживых родителей, сбежавших детей, неверного мужа. А может комедия? Песни под баян, переходящие каждый раз в матерные частушки, надоевшие до тошноты. Испуганные глаза молодой любовницы, и дурацкая ухмылка на его лице. Определилась, пусть будет трагикомедия, большего эта семейная жизнь не заслуживает.
Теперь главное, для чего всё и задумывалось. Что хотел сказать автор этим произведением? В чём основная мысль? Главная героиня осталась ни с чем? Есть дети, а вот сказать нечего. Философии и диалектики не проявляется, автор или глуп, или слаб.
Главная героиня хоть и ЖЕНЩИНА, а ни кофе в постель, ни хорошей мебели не получила от жизни. Какие уж тут бриллианты, только дежурные цветы на восьмое марта.
РЕДАКТОР перечеркнул рукопись и написал – НЕТ. Ваш роман не будут читать. В нём не только куча ошибок, там уже и смысла никакого нет. Ни завязки, ни развязки, скука смертная.
- Переписать? Исправить?
- А смысл? Попробуйте написать новый.
- В каком жанре?
- Лучше просто женский, но если получится любовный, то это всем интересно. Побольше, побольше любви, радости, поцелуев и подарков. Сейчас на такие спрос. Хотя когда на них спрос пропадал, на весёлые-то романы? Ха-ха! Главная мысль ваша должна быть такая -
в любом возрасте ЖЕНЩИНА может быть счастливой.
- Хорошо, а этот порвать?
- Порвите к чёртовой матери. И не беспокойтесь, даже у великих писателей не все произведения были шедеврами.
ЖЕНЩИНА остановилась возле небольшого зеленого дивана маленькими подушками. Присела, и мгновенно поняла, что купит именно этот диван. На нём она и начнёт писать новый женский роман.
Выбрасываю
Всё! Год заканчивается, и в оставшиеся несколько дней Земля уже подбегает к финишной черте своей марафонской дистанции. Сорвёт ленточку и без отдыха опять вперёд. Космос работает, как положено, да лишнего ему не нужно.
Чтобы налегке кружиться вокруг своего Солнца, отбросить бы землянам всё ненужное. Начну, как всегда, с себя. Маленькая частица, а груз, он помаленьку с каждого и накапливается. Выброшу всякие мелочи, дальше налегке и отправлюсь.
Что тут есть, старые туфли? Давно пора попрощаться с ними. Вот ведь который год собираюсь купить новые, а эти никак не изнашиваются. Может опять оставить? Нет, на этот раз выкину, а то, не ровен час, ноги болеть начнут. Туфли – это связь между телом и землёй. Ходить по ней нужно красиво. А в старых что, только неуклюже получается, будто копыта истёрлись, не пронесёшься лёгкой рысью, а только переминаться с ноги на ногу, стыдоба. В мешок их, на самое дно, и даже не заглядывать, где они там.
Теперь кофточки, юбочки, которые за год накопились. Вот в этой я себе нравлюсь. Мне «идёт», а народ зря такие слова не выдумывает. Идёт – значит с собой, заберу в новый год. Вот этот цвет уже не мой, бордовый. Как-то он меня старит. Кофточки, они же прямо к сердцу прикасаются. Оставлю фиолетовую, бирюзовую и белую. Остальные выкину вместе с сердечными болями, волнениями и страхами. Ещё не хватало их с собой брать, какая же будет лёгкость души, если цвета не те.
Юбочка, юбочка, тесновата стала. Похудеть? Нет, даже если ещё похудею, всё равно не то. Фасончик дурацкий. Подарок! Видимо, подарен не от души. Женщине юбочка очень важна, она как раз то место подчёркивает, в котором всё в самую пору ей должно быть. Найдём юбочку помоднее. Выбросим мы такие подарочки, вместе с неискренностью и обманами, с такими друзьями далеко не уйти.
Перчатки? Их оставлю. Новые ещё, да и подарены сестрой. С любовью, теплом и добрыми пожеланиями. С таким добром я хоть куда дойду. Пусть остаются, тем более они в цвет шарфа, руки и шея, ощущения и дыхание.
Что там ещё? Брюки и свитер? Совсем старье, даже не глядя. Что память-память? Прошлого нет, а память есть? Да, только что помнить, тоже нужно выбирать. Обидное и злое – забуду, а хорошее я всегда с собой прихвачу.
Выброшу флакончики от нелюбимых духов с запахами неудач, незаконченные крема с ощущением старости, и много пустых коробочек с глупыми мечтами. Намечтаю ещё по пути.
Теперь завязать потуже, а то вдруг желание появится всё вернуть. Срочно в магазин за новым платьем! Без него Новый год встречать нельзя. Пусть близкое Солнце тоже порадуется, какие красивые создания по Земле бегают.
Да, завтра ещё свои сочинения проверить нужно, там тоже есть что выкинуть. Особенно те, где много тоски и печали. Их на Земле и без меня хватает, а мне нужно постараться начать год с улыбкой в небесно голубом платье.
Перепишу судьбу с заглавной буквы
Не мелким шрифтом, а цветным и крупным
Оставлю день и год, и час рожденья,
Как лучшее своё вознагражденье
За скобки вынесу занудство и печали
То время, когда все мечты молчали
А жизнь казалась серой и смешной
Душа была практически больной
Перепишу! Безжалостно и строго
Все дни, что притворялась одинокой
И каждый вздох был с жалостью к себе
Колени преклоняя лишь в мольбе
Оставлю только мысли и дела,
Когда душа всех радовать могла
Не ставлю точку, всё ещё мечтая,
Пока что будет только запятая.
Терпение маленького мальчика
«Что-то приобщение к культуре слишком дорого стало стоить» - расстроилась Нина Петровна, перелистывая афиши в интернете.
«Вот, кажется, это приемлемо для четверых. Решено, едем на концерт органной музыки!
Ничего, продержимся. Нужно познавать новое, неизведанное».
Семья восприняла известие спокойно. Холода стоят такие, что перекрывают все желания проводить выходные на «свежем» воздухе.
День концерта выдался особенно морозным, минус тридцать пять.
- Неважно, я не отступлюсь. Будет вам, мои хорошие, насильственное приобщение к культуре, - смеялась Нина Петровна, - Потом не говорите, что ваша мама в детстве вас по концертам не водила.
- Мам, а нельзя было что-нибудь полегче? Группу какую-нибудь? – с надеждой спросил двенадцатилетний сын.
- Можно, но это в пять раз дороже, извини.
Народ собрался, как и ожидалось, в основном интеллигентного вида. Очень много женщин, несколько мужчин и всего два ребёнка.
Прямо перед креслом Нины Петровны сидел маленький мальчик лет шести.
- Этого точно заставили, - почему-то решил сын.
Он посматривал на ребёнка, как на товарища по несчастью.
Рядом с малышом сидела молодая женщина. Она редко поворачивалась в сторону ребёнка, сидела ровно, торжественно, без единой улыбки на лице.
В зале было неимоверно холодно, но Нина Петровна приготовилась ощутить себя человеком, способным забыть все трудности сибирской зимы и улететь душой к холодным и прекрасным звёздам вселенной.
Элегантная ведущая в чёрной горжетке объявила имя приезжей «звезды», вкратце поведала программу концерта и ушла греться.
Сама «звезда» оказалась немолодым и очень обаятельным мужчиной. Благородным «журавлём» он сел спиной к залу, вытянул носочки и начал играть.
Нина Петровна изо всех сил старалась уйти в музыку. Две фуги Баха она прослушала, закрыв глаза, два произведения Таривердиева для органа, открыв, любуясь, как ловко маэстро бегает ногами по нижним клавишам.
Только вот её ноги замёрзли уже настолько, что в глубине души она почувствовала предательское желание не оставаться на второе отделение.
«Ещё до дома ехать полтора часа» - трусливо подсказывал мозг.
Буфета в бывшем здании костёла не было. Потолкавшись в фойе, семья поглядывала на Нину. Ожидая её решения, как главной по культуре.
- Может шубы надеть? – сказала виновница «торжества» и пошла забирать свою шубу в гардеробе.
Остальные вздохнули и поплелись в зал. Всё та же ведущая бодро сообщила, что всё второе отделение состоит из одной симфонии какого-то уважаемого композитора, очень известного в узких кругах. Состояла она их трёх частей. Первая – тревожная, вторая – с народными мотивами, а третья – весёлая и радостная. «Журавль» улыбнулся и больше его лица никто уже не видел.
Сын сразу надел на голову капюшон своей курточки, положил эту голову на колени, и объяснил, что он так лучше слышит мелодии.
Нина Петровна сделала глубокий вдох, но…
Больше, в этот вечер, она уже не смогла улететь туда, где и рождается музыка. Мальчик, сидящий перед ней, не отпускал её внимания до самого конца симфонии.
Минут десять он тряс головой, потом делал странные манипуляции ногами, а самым неожиданным стало то, что он прогнулся в спине, и его глаза в упор смотрели на Нину Петровну. Это были огромные глаза, наполненные такой тоской, что Нина вздрогнула.
Наблюдать, как малыш пытается успокоить своё тело, чтобы вытерпеть всё это, поразило её. Он ни разу, даже краешком, не задел мать. Только сам, принимая нечеловеческие позы, показывал Нине пример терпения.
«Ему бы сейчас детский спектакль посмотреть. Или стихи Киры Крузис почитать. А его заставляют читать метафизический роман, философский труд, который ему совсем неинтересен и непонятен. Но какой пример для нас, взрослых, которые из-за одного не так сказанного слова готовы наорать или ударить».
- Мам, а это уже весёлая часть? – шепотом, из-под капюшона спросил сын.
- Кажется, ещё нет.
- А, может, уже она?
Симфония так и не вошла в неё ни одной нотой. Шуба грела, но мысли уже были о другом. «Иногда кто-то считает, что чем выше искусство, тем больше людей обязаны его понимать. А так ли это? Может каждому своё? Чтобы он сам выбрал? Хочет он хип-хоп, так и пусть слушает. Хочет читать про роботов - его право читать. Главное иметь терпение понять и принять другого человека, таким, какой он есть».
Согревшись дома, Нина Петровна никак не могла забыть глаза того малыша.
« Или всё же заставлять? Вот дети тоже заставляют взрослых играть в свои игры, даже если не хочется. Это и есть терпение, а значит, умение не мешать другому быть самим собой».
Споткнулась
«Тьфу ты, блин. Споткнулась. На какую хоть ногу? На левую? Чтобы это значило? Опять забыла к худу или к добру. Эти приметы знать надо бы. Вдруг к худу? Подумаешь, вселенная подтолкнула чуток, даже не упала. Так, пролетела вперёд пол метра».
- Мам, ты смешная, - улыбнулся сын.
«Смешная, знаю. Кроссовки зимние, куртка коричневая, шапочка спортивная. Мы же в тренажерный зал идём. Все так ходят. А зачем ходят? За молодостью? Нифига там её нет.
Раньше, лет до десяти, сын постоянно спрашивал, сколько мне лет. Теперь, если кто при нём спросит, так он быстрее меня отвечает, что тридцать пять. Не хочет сынок мамин возраст озвучивать. Может, всё-таки к добру споткнулась? Посмотрим».
В раздевалке несколько женщин. Все улыбаются дежурной улыбкой, предназначенной для незнакомых между собой людей. Когда ты вынужден раздеваться перед чужими людьми почти догола, то кроме улыбки прикрыть не идеальные формы тела нечем. Вот эта, справа, ещё совсем девочка. Ей можно и не улыбаться.
- Извините, я в первый раз. Не подскажете к кому подойти?
- К Свете, она вам всё покажет, и пояснит что нужно делать.
«Первый раз она! А ещё старше меня. Лишнего веса явно и нет, а туда же.
Педали тренажера вертятся легко первые три минуты. Потом тяжесть в ногах приходится прикрывать ещё большей, почти лучезарной улыбкой. Главное, поглядывать на цифры, измеряющие степень лени. Сколько там ещё крутить? Господи, зачем мне это? Талию? Да кому эта талия уже важна? Вот грузы поднимать, ещё пригодится. Пакеты из магазина всегда ношу, тут сила не лишняя. А ноги? Ноги тоже ещё нужны. Ходить по дому, например. Солнце, кто там учил меня держать в голове солнце? Сколько сейчас философии всякой, можно не сходя с дивана, улететь в Рай! Может сегодня уголок не делать? Надо! Сейчас пару раз ещё качну эти, так сказать, ноги и на шведскую стенку. Вот, так и знала. Выпачкалась в смазке старых тренажеров. Руки чёрные и противные. Придется идти в раздевалку и мыть их.
Как тут спокойно когда никого нет. Так бы и сидела. Куртки, сумки, сапоги. По ним сразу можно понять, кто и как живёт. Эта сумочка красная, значит женщине ещё нужно чтобы её выделяли из общего числа женских особ. А у меня? У меня серая. Купить что ли себе новую красную сумку? И что это за шкафчик такой в углу? Раньше не замечала. На замке. Любопытство не порок, а большое свинство. Что они там прячут? Замочек совсем маленький, в руке помещается. Открыт!? Заглянуть, не заглянуть? Вечно так – хочется, а совесть не пускает. А хочется! Темно, ничегошеньки не видно. Какой странный запах осенних листьев. Дезодорант, наверное, такой необычный. Ой, зачем это я туда…
Боже, так и знала, что к худу. Где это я? На улице осенние листья и снег. Но как тут хорошо. Прогуляюсь, пожалуй. Минут пять, не больше. Раз уж попала в историю, так доведу её до конца. Вон, женщины какие-то сидят. Подойду, спрошу.
- Женщины, здравствуйте. Вы не скажите, как отсюда выйти?
«Чего это они на меня так смотрят? Три очень странные, а четвёртая вроде ничего, глаза добрые».
- Вы, сударыня, отсюда скоро уже уйдёте. А пока присядьте.
- Сударыня? Я простая женщина.
- У нас на планете Зрелости простых не бывает! Здесь все сложные. Вон, у вас за плечами сколько разных сложностей. Насобирали.
- А зачем же так серьёзно? Я случайно к вам попала. Пока на Земле живу, никого не трогаю.
- Серьезней не бывает, Нина. Познакомьтесь, хотя вы давно знакомы уже. Я усталость ваша, это ваша Вялость, это Апатия.
- А четвёртая?
- Остатки былой красоты.
- То- то я думаю, почему она мне больше всех понравилась. Скажите, а почему детки в песочнице такие некрасивые?
- Какие там детки. Это Недуги ваши.
- Болезни?
- Нет, болезни, они пострашнее будут. Это ваши старания ничего не хотеть. Придуманные все до одного.
- Ага, понятно. Это я сама таких страшненьких придумала?
- А кто, кроме вас?
Точно к худу, теперь буду знать, что с левой ноги спотыкаться нельзя.
- Присаживайтесь, не стесняйтесь. Успеете ещё похалтурить на тренажерах.
- Я не халтурю, я стараюсь. Не так уж это и легко.
Запах осенних листьев, свежий ветер и нежное солнце мне у вас нравится. Только с вами всё это плохо сочетается.
- Это вы, сударыня, не хотите смириться со своим возрастом. Планета наша прекрасна, она полна ярких цветов, тайн и поэзии мудрости. Радоваться вы не умеете, сударыня. Оглянитесь, кроме нас, тут нет ни капельки плохого. Кроме нас!
- А куда вас деть? Это не я виновата.
- Если бы вы захотели, то я, Усталость, превратилась бы в лёгкий ветерок, играющий осенними листьями. Вялость – в мягкий бархат спелых плодов. Апатия в один миг растворилась в музыке дождей.
- А Остатки красоты?
- В Элегантность. Слышали такое слово?
- Не дура, книжки читаю.
- Читаете, да не прочитываете. Детки в песочнице украшали бы осень стихами, песнями и яркими красками неба.
- Легко сказать, да трудно сделать.
- Идите уже. Крутите педали. Может, накрутите хоть немного мудрости. Да, не портите прекрасную планету, жалко.
- Нашли крайнюю.
- Все одно и то же говорят. Вот мы и сидим тут, слегка меняя лица. Любопытных поджидаем. Хорошо, хоть любопытство ещё не потеряли. Вещь нужная. Любую планету с любопытства и начинают осваивать, а не со страху.
В раздевалку зашла молодая женщина.
- Вы уже всё?
- Да, домой пора.
«И чего спрашиваю? Хорошо, что успела руку опустить. Ей- то ещё рано туда. Рассказать кому, не поверят. Что-то на тренажеры потянуло. Жизнь и есть красота неописуемая, если приглядеться. К добру, к добру я сегодня споткнулась»!
Соринка в глаз попала
Новоиспечённый Ангел сидел на краю облака и болтал ногами. Ему очень хотелось поговорить со старшим товарищем. Даже не старшим, скорее древним. Но старик упорно молчал и продолжал сидеть с закрытыми глазами.
- Скажи, а почему у них там внизу такой беспорядок в умах? – решился, всё-таки, начать разговор молодой, - Всё перепутано и никто ничего не понимает.
Древний ответил не сразу. Пауза затягивалась и молодой Ангел уже начал сомневаться, не спит ли старец.
- Это не совсем их вина, - низкий и звучный голос имел такую силу, что пёрышки на крыльях Ангела затрепетали.
- Да? А чья?
- Их зрения лишили, теперь они дальше своего носа не видят. Эксперимент такой, необычный.
- Как это не видят, а глаза?
- Причём тут глаза? Видеть можно и ввысь и вглубь, - теперь уже древний Ангел смотрел своими прозрачными голубыми глазами на молодого, - Эксперимент, говорю. Заменили видение голосом. Речью. Словом.
- И что в этом плохого?
- Там тоже думали, что хорошо получится, а не получилось. Предполагалось всеобщее счастье от общения. Каждый родитель своему ребёнку будет рассказывать, как надо жить, чтобы быть счастливым и здоровым. Записи на Земле оставили. Много раз оставляли, сотни. Они читали, но как-то не вникали. Буквы видели, а смысл не понимали.
- Почему же не остановили этот эксперимент?
- Молод ещё, не понимаешь. Как теперь остановишь? Расплодились они, жить хотят, стараются. А ведь с мелочи вроде началось, Там даже не сразу поняли опасность. Один кто-то соврал и всё! Он неправду сказал, а ему поверили. Потом как снежный ком: родители детям, дети родителям, правители народам, народу друг другу. Эпидемия! – гремел древний Ангел, голосом притягивая к себе все облака и тучи вокруг.
- И это теперь навсегда или лечится?
- Решают Там. Зрение вернуть хотят, да опасаются. Не все выдержат, самих себя испугаются.
Молодой Ангел вдруг очень развеселился. Он даже не обращал внимания, как сильный ветер трепал его одежду и перепутывал длинные волосы.
- Интересное мне время досталось! Возможно сложное, но какое интересное!
- Вот глупость вселенская! – взревел древний Ангел, - Ты подумай хорошо, после сплошного вранья любая правда – жестокость!
Древний Ангел взлетел, задержался на секунду и исчез в один миг, оставив молодого на мокром, от дождя, небе.
А через несколько минут в подъезд пятиэтажного дома забежал мужчина. С его волос спекали капли воды, оставляя следы на ступеньках. Всю дорогу до своего дома, он придумывал, как объяснить жене такое позднее возвращение. Уже два месяца, как у него появилась любовница, но признаться в этом жене, а тем более дочке, он не мог. Было страшно и стыдно.
Не знал ещё, что под дверью квартиры, тёплой и родной, лежит большой чемодан с его вещами, а в мусоропроводе куча порванных фотографий.
«Добрые» люди уже успели сказать жене правду. Ту самую, настоящую.
Женщина сидела на диване и тихо плакала. Ей было больно от правды. Привычный мир разрушился. За окном вместе с ней плакал дождь.
- Мам, ты почему плачешь? Тебе плохо? – маленькая девочка обняла маму, заглядывая ей в глаза.
- Нет, что ты. Просто соринка в глаз попала.
Душа родилась
Год первый.
- Какой яркий свет! Что это такое тёплое и нежное? Может спрятаться? Некуда. Придётся терпеть. Если прижаться к этому мягкому и тёплому, то совсем и не страшно. Буду прижиматься почаще.
Год второй.
-Мама, куда ты всё время уходишь? Вернись! Ходи рядом. Мне очень весело, но ты не уходи.
Третий.
- Мама, побежали быстрей. Что ты так медленно. Может, потанцуем? Устала? Жаль. Побегу одна, поиграю. Мама, хотя бы посиди рядом.
Четвертый.
-Папочка, посижу у тебя на спине? Тут так надежно. На велике? Можно и на велике, только рядом.
Пятый.
-Мамочка, папочка, как весело жить. Споем? Ну, сказку, так сказку. Только не страшную. Про бабу Ягу не надо.
Шестой.
-Мам, зачем они дерутся? Что им игрушек не хватает? Зачем бить друг друга, а? Порисую лучше, не пойду гулять.
Седьмой.
-Мама, я не лучшая? В школе так много шума. Посмотри как я рисую, правда хорошо? Некогда? Спрятаться хочется.
Восьмой.
-Я спряталась, но они не знают, мам. Я тихо сижу. Думают я не интересная. Ха, ха. Я просто спряталась.
Девятый.
-Папа, ты купишь мне коньки? Скоро? Мы пойдем на каток? Все вместе? В школе? Да все нормально. Прячусь.
Десятый.
-Мама, а ты любишь папу? Да? А у нас в школе тоже есть мальчишки, но они такие придурки. Я лучше еще посильней спрячусь.
Одиннадцатый.
-Говорить маме о тройке или не надо? Ругаться будет. Не скажу пока, может не узнает. Ненавижу этот класс. Спрячусь. Пусть смеются.
Двенадцатый.
-Злые, злые, злые. Что пристали? Какая им разница, что на мне надето. Похвалите меня, пожалуйста! Я хорошая, мам? Спрячусь посильнее.
Тринадцатый.
-Да, не хочу, ничего не хочу! Уроки? Сделала! Пугают, пугают. Мир такой не интересный. Мам, зачем ты обманывала? Разве добрых больше?
Четырнадцатый.
-Я хорошо спряталась. Не найдут. Когда танцую, то выбегаю. Но откуда они знают, что это я. Они думают, я играю роль. Я играю роль с ними, а в танце я живу.
Пятнадцатый.
-Мам, а я красивая? Конечно для тебя я красивая, а для них уродина. Прибраться в комнате? А зачем? Эти взрослые такие скучные, им лишь бы чистенько.
Шестнадцатый.
-Мамочка, а Бог есть? Ты уверена? Прятаться так надоело. Может немного выглянуть? Чуть, чуть. Ладно, станцую для них.
Семнадцатый.
-Он сказал, что я красивая. Здорово! Хотя страшновато, мама далеко. Какие яркие краски вокруг. Поверю ему, пожалуй.
Восемнадцатый.
-Мам, я уезжаю, прости! Не волнуйся, я еще спрячусь немного, на всякий случай. С ним тепло и хорошо, но не так как в детстве с мамой. Я когда-нибудь перестану прятаться? Посмотрю мир и решу...
Романова Антонина 2013 год
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/