Все о чем рассказано в этом повествовании, выдумано мной: события, люди, их имена. Возможно, что в жизни все происходит иначе. Единственное, что имеет реальную основу – это чувства. Мне хотелось рассказать, какие трудности могут подстерегать молодой неокрепнувший талант на широком жизненном пути. Но если твои цели благородны, а стремления и мысли возвышенны – дерзай, а главное, не теряй веру в себя. В себя и в любящих тебя людей.
Возможно, кто-то скажет, что это сказка, но я уверяю Вас, нет. Потому, что хорошие дела рано или поздно увенчаются успехом. Примером этого может является мой собственный опыт.
И дождь, и солнце манят в призрачные дали,
И будет долог к ним тернистый знойный путь.
Другим не виден свет за пеленой печали --
Не созерцаем воск сгорающих к утру.
Чудесный осенний вечер. Солнце заходящими лучами золотило облака и плавно исчезало за линией горизонта. Эллина рассматривала на свет изумрудную бусинку винограда, которую солнце насквозь пронизало своим последним посланным янтарем. Виноградина напиталась волшебным светом и почти вся стала прозрачной настолько, что в ней можно было рассмотреть даже косточки.
Эллина стояла на балконе второго этажа небольшого трехэтажного домика, выстроенного из кирпича. Его немногочисленные жильцы, Элины соседи, радуясь хорошей погоде и золотой осени, в этот воскресный вечер занимались кто чем. Элин балкон выходил прямо во дворик. Немного дальше дворика можно было рассмотреть проезжую часть, а еще немного дальше небольшой лесок.
Прямо под балконом, густо увитым виноградом, спускавшимся на нижние окна прямо до самой земли, удобно расположились за столиком на скамейках и беседовали о том, о сем старушки- пенсионерки. Рядом детвора играла в мяч, бросая его о стену соседнего сарайчика. Старушки иногда прикрикивали на детей, если удары получались слишком громкими. Но дети успокаивались не надолго и в азарте, забываясь, снова начинали шуметь.
С другой стороны сарая, распахнув его двери настежь и примостившись прямо на пороге, чинил надувную лодку дед Степан. Он любил рыбачить, особенно по утру, когда солнце еще не взошло и все вокруг окутано туманом. Он знал все рыбные места в небольшом озерке в лесу. И сейчас погода как раз располагала к клеву.
Эле было хорошо в этот вечер. Она любила спокойную миролюбивую обстановку, тишину и свежий вечерний воздух. Но в такие минуты всегда обострялось чувство тревоги, нарастающее у нее внутри, как предупреждение в затишье перед бурей. Хотя, теперь она просто наслаждалась жизнью и отдыхала, не думая ни о чем.
На кухне бабуля жарила блинчики к ужину для всей их небольшой семьи, в которую входили она -- Марья Семеновна, Эля и Эллина мама – Инга. Иногда к ним в гости заходил дядя Валдис, родной брат Инги, и тогда устраивалось небольшое застолье.
Владик, как называла его бабушка, обладал веселым общительным нравом и всегда был рад помочь сестренке и любимой племяшке. Он был моложе Инги года на три. Но бабушка, Мария Семеновна, не приходилась родной матерью, ни ему, ни Инге. Она являлась свекровью для Инги, а для Эли всегда оставалась единственной любимой бабулей на всем белом свете. Не потому, что другой бабушки у нее больше не было, просто бабуля у нее действительно была замечательная.
Постоянно хозяйничала на кухне, переживая, что бы каждый из домочадцев был сыт и обогрет. Каждое лето она вместе с Элей собирала цветы и травы, чтобы зимой из них можно было делать настойки, растирки и микстуры от простуд, кашлей, ангин, обморожений. Бабуля знала столько притч и легенд, чуть ли не про каждую травинку и стебелек. Сколько сказок она рассказала Эле перед сном, когда та была еще маленькой, сколько песенок спела. И, каждая сказка, каждая песенка, была по своему яркая, красочная, загадочная и оставляла у маленькой Эли след в ее детской душе.
Она засыпала, мирно посапывая, и безмятежно наблюдала во сне продолжение каждой истории. А все эти эльфы, тролли и феи остались жить с ней по сей день, колдуя для нее, теперь уже немного другую сказку, взрослую со всеми трудностями, но непременно со счастливым концом, в который она научилась верить еще в детстве. Эллина знала, что если то, чего так сильно хочется, доброе и хорошее, и несет в себе радость для других, то оно наконец сбудется. Ведь все феи в бабушкиных сказках выполняли только добрые желания. И маленькая Эля часто представляла себя доброй волшебницей, выполняя для других их небольшие желания и просьбы.
В школе Эля училась не очень хорошо, хотя была способной девочкой. Возможно, ей просто мешала ее рассеянность или странноватый характер, который позволял ей делать только, то, что ей нравилось, но зато очень усердно. И все же она завидовала отличницам, у которых по всем предметам были только пятерки. Она смотрела на них тоже как на волшебниц, чародеек, которые в жизни умеют почти все, чего никогда не могла простая девочка Эля. И, сидя за партой, она думала, сжав от переживаний вспотевшие кулачки: «Сегодня Светка Шалина получила пятерку за стихотворение. И я хочу тоже. Зависть и жадность – плохие чувства. Но если я принесу домой хорошую оценку в дневнике, мама и бабуля будут рады – это хорошо. Значит, я просто обязана получить пятерку». И с такими мыслями она представляла себя победительницей, полностью погружаясь в свои мечты и перечитывая прямо на уроке в сотый раз до тошноты приевшиеся строки стихотворения, которые все умные отличницы выучили еще вчера дома.
-- Эллина Берестова, -- вдруг гремел откуда-то сверху голос учителя, обрывая ее мысли на самой сладкой мечте и приглашая к доске.
Эля вздрагивала, робко поднимаясь и сожалея о том, что не выучила как следует стих дома. Но тут же вспоминала, что должна рассказать его сейчас не хуже, чем Светка Шалина и гордо уверенно шествовала к доске, представляя себя великой актрисой. А на последней строчке, произнесенной ею, класс, как завороженный, невольно начинал аплодировать. Стихотворение, прочтенное Эллиной, для всех приобретало новый смысл. Ведь до сих пор в нем никто даже не пытался рассмотреть ничего красивого, кроме надоевших зазубренных слов.
Эле такие выступления нравились, но не более того, гордится своим дарованием ей и в голову не приходило. Вместе с тем, она знала, что по праву заслужила аплодисменты, ведь читать стихи для нее было делом не сложным, хуже дела обстояли с алгеброй и геометрией.
Элина мама, Инга Матвеевна, со своим младшим братом воспитывались в детдоме. Их родители погибли при пожаре, когда дети были еще совсем маленькими. Инге тогда едва исполнилось пять лет, но она почти ничего не запомнила из случившегося. Помнит только, как проснулась от удушливого запаха дыма среди ночи. Потом в их спаленку ворвались два великана в масках и понесли их с Валдисом куда – то через огонь и дымовую завесу. Папу с мамой они с того дня уже больше никогда не видели и все время теперь жили в сером доме под названием «Приют» среди таких же сирот, как и они.
Инге было тяжелее, она помнила своих родителей, но никак не могла понять, что они к ней никогда больше не вернутся. А Валдис сначала хныкал по ночам, но потом перестал, смирившись с горем и воспринимая старшую сестру как маму.
Не смотря на все трудности и лишения, они оба неплохо закончили одну из детдомовских школ на Украине, отстроенных после войны и бомбёжек, и стали думать над устройством своей дальнейшей судьбы. В этом мире сложно было жить без чьей-то поддержки даже в спокойные семидесятые годы, но дети приюта привыкли быть опорой друг для друга, вместе перешагивая через все жизненные пороги.
Валдис всегда мечтал стать шофером и, закончив автошколу, устроился работать дальнобойщиком.
А Инга поехала в областную столицу поступать в театральный институт. Небольшие данные у нее были, она хорошо танцевала, да и пела неплохо. Но шансов поступить было все же немного.
Совсем молоденькая девчонка, одержимая мечтами о прекрасном принце, славе и счастливом будущем. Она не видела перед собой никаких преград. Для начала устроилась уборщицей в парикмахерской и сняла недорогую комнатку поближе к институту. Она работала все время до экзаменов, но так все же не поступила на желаемый факультет, видимо из-за нехватки времени на подготовку. Комиссия вежливо попросила ее прийти поступать на следующий год. Но Инга не огорчилась, она осталась в столице жить, работать и упорно достигать намеченной цели. Теперь ей предстояло много работать над собой. Она старалась чаще посещать театры, записывалась на всевозможные драмкружки и в танцевальные клубы.
Но вот однажды в декабре, почти перед самым Новым годом, когда только выпал первый снег и едва прикрыл промерзлую землю, судьба послала в ее жизнь еще одно событие. Запахи того морозного утра и краски тусклого солнца на фоне побелевших от снега крыш сохранились в ее памяти надолго. В то обычное утро она, как и прежде, торопилась на работу. Но сегодня, видимо, был ее день.
Их парикмахерскую посещали разные клиенты, от студентов, до зажиточных видных людей. Но один из посетителей Инге сразу показался особенным. Высокий стройный парень. У него были роскошные золотистые локоны, торчащие непослушными кудрями почти у самых плеч, и обалденно синие, поглощающие с первого взгляда, глаза. Инга утонула в них моментально, как только встретилась с незнакомцем взглядом. Он приветливо улыбнулся ей. Она в ответ смутилась, чувствуя себя золушкой в стареньком фартуке и метелкой в руках. Он показался ей принцем. Но парень, видя ее смущение, не отвернулся, напротив, добродушно подбадривающее подмигнул и подал ей руку для знакомства. Его звали Саша. Оказалось, что он студент театрального училища, уже на последнем курсе.
Он не вел себя вызывающе высокомерно, не старался удивить Ингу своей высотой. Видимо он помнил о тех трудностях, которые недавно пережил сам. По его глазам она догадалась, что тоже нравится ему. В то же вечер у них состоялось первое незабываемое свидание.
В своих ухаживаниях Саша был прост, но уважителен и галантен. Несколько гвоздичек любимой девушке, недорогой кафешка, а затем всю ночь они бродили по суетному, не желающему спать даже с наступлением темноты, городу и наслаждались чистым снегом, не слишком холодной погодой и любовью.
Да, им было хорошо вдвоем. За этой встречей последовала другая, затем еще и еще. Они узнали друг о друге все.
Саша был из бедной семьи и жил в небольшом городке недалеко от столицы с мамой. Не братьев, ни сестер у него не было. Отец ушел от них, когда Саша заканчивал восьмой класс. Но даже эта трагедия не заставила его быть хуже, чем он есть. Правда, четкой цели он сначала не имел, а просто любил историю и литературу, и по какой-то воле судьбы оказался студентом на театральных подмостках. Надо сказать, совершенно не напрасно. Преподаватели видели в нем талант и особую утонченность восприятий, присущую только одаренным людям. Они пророчили ему большое будущее, если только он не будет лениться. И будущее оправдало их предсказания.
Через полгода Александр окончил институт и стал подыскивать себе работу. Но к этому времени молодые люди успели полюбить и привязаться друг к другу. Они решили пожениться. Инга была просто ослеплена своим избранником, она жила только им, только для него.
Подошло время и ей сдавать в очередной раз вступительные экзамены. Но теперь ей было не до них, и она так и не смогла поступить в институт, который так жаждала, даже во второй раз, с треском провалившись на втором собеседовании. Но теперь это все не произвело на нее никакого впечатления. Ведь у нее был Саша и не только он. Еще до экзаменов она поняла, что беременна и этот ребенок, желанный ими обоими. Саша отвез любимую в дом к своей маме.
Инга сразу нашла общий язык с матерью своего мужа. Та оказалась замечательной доброй женщиной и во всем могла поддержать ее. А Саша остался в столице строить свою карьеру. Но Ингу это ни капли не смутило, хотя видела она своего возлюбленного крайне редко. Ей и в голову никак не могли прийти мысли об измене, когда она видела его уставшее, измотанное проблемами лицо.
Так прошли месяцы, Инге пришло время рожать. И вскоре на свет появилось долгожданное и заранее любимое всеми создание. Это была девочка, любимица Александра. Он так хотел назвать ее своим любимым именем Алина, и все время представлял ее взрослую с красивой стройной фигурой, как у мамы, и золотистой длинной косой.
Но Инге хотелось назвать дочь более изысканным именем, изящным, редким и не похожим на другие имена. Вместе с тем она так любила Сашу, что не могла ему отказать в том, что ему хотелось, а он в свою очередь, во всем старался угодить любимой жене. Таким образом, чтобы никому из супругов не было обидно и имя было бы приятно всем, девочку решили назвать необычным, изысканным именем Эллина, которое воплотило в себя всю родительскую любовь, как отца, так и матери. Да и бабушка одобрила их выбор, сказав, что такое имя только сказочные принцессы достойны носить, да волшебницы, дарящие людям счастье.
И никто тогда не смог подумать, как оно подойдет девочке, у которой уже начертана судьба свыше и сложится она, может и не худшим, но необыкновенно странным образом.
Элиному появлению были рады все в семье. Саша даже взял небольшой отпуск, что бы побыть некоторое время поближе к любимой жене и дочери. Но потом он снова вынужден был погрузиться в работу, что бы прокормить семью. И снова, Инга видела его редко. Но теперь ей некогда было скучать, ей хватало хлопот с ребенком. И этот маленький комочек с золотистым пушком на хорошенькой головке постоянно напоминал ей о любимой муже.
Так прошло два года. Эля уже хорошо научилась ходить, произносила слова. Ее вполне уже можно было оставлять с бабушкой, которая обожала внучку. Но поразительным было сходство Эли с Александром. Такие же золотистые кудряшки и серо-синие, немного удивленные глаза.
«Вот теперь уже папа не скажет – не моя дочка!» - шутила бабушка. Хотя от дочки никто и не думал отказываться, даже в случае отсутствия дивных кудрей. Напротив, в планах молодой семьи было иметь еще одного ребенка, желательно мальчика. А еще Саша все время мечтал, что Инга тоже поступит в театралку, и будет работать вместе с ним, жить в большом городе и ездить на гастроли. На тот момент его дела пошли на лад, талант все чаще находил признание у зрителей. Но поступать Инга больше не решалась. Может из-за неуверенности в себе и боязни потерпеть еще одну неудачу, может из-за нежелания отрываться от ребенка, который еще нуждался в ее опеке. Да и фигурка ее уже не была такой стройной, так что работать предстояло над собой с еще большим усердием. И она решила отложить переживания о карьере и профессии на потом, пока любимое чадо хоть немного подрастет, найдя свое призвание и утешение в заботах о нем.
Но вот прошло еще пару лет. Эле уже не требовался такой пристальный уход, как прежде, а Инга все никак не могла решиться на новый ответственный шаг в своей жизни. Она уже больше не загоралась такими красивыми мечтами как тогда, в юные годы. Теперь ей больше нравился покой и домашний уют. Может, в этом она и видела смысл жизни для себя, но ее муж не разделял с ней ее взгляды. Его постоянно манила дорога, движение, овации, слава. Да, именно слава, которую он к тому времени сумел добыть собственным трудом и теперь, наслаждаясь, купался в ее лучах.
Саша все реже стал появляться дома. Иногда Инге казалось, что он и вовсе забыл об их существовании. Чаще появлялся налегке и веселым, забывая при этом принести им деньги на одежду и питание. Обещал, что принесет потом или вышлет по почте, но снова забывал. И тогда всем троим приходилось жить на бабушкину пенсию.
Один раз Инга даже заметила помаду на вороте его рубашки. От него в этот вечер разило духами и дорогим вином, хотя, как Александр рассказывал Инге, что он только что встал с электрички. Инга сначала решила промолчать, но такие случаи стали повторятся. И тогда она открыто задала ему прямой вопрос о том, где он бывает вне дома. Александра вопрос ничуть не смутил. Свое поведение он объяснил тем, что у него теперь много поклонниц, которые без спроса вешаются ему на шею. В ответ Инга отвесила ему звонкую пощечину, заявив, что на настоящих мужчин поклонницы без спроса не вешаются. Но Александр пропустил это все мимо ушей, не обратив внимания даже на пощечину и Ингину обиду. По его понятиям настоящий мужчина должен все делать так, как сам считает нужным. Инга тогда долго плакала, заперевшись одна в другой комнате и, не желая его видеть. А потом, когда он уехал, стала искать хоть какую-то работу для себя в своем городке, и опять дорога привела её в парикмахерскую.
Но теперь, когда она немного поработала уборщицей, ее внимательная наставница заметила, что Инга имеет кое-какие навыки по укладке волос. Их она набралась еще в те, как ей самой теперь казалось, далекие счастливые времена, когда она жила в столице. Руководство было снисходительно к хорошей работнице и позволило окончить ей курсы парикмахера, не отрываясь от работы и со скидкой в цене, учтя то, что у нее маленький ребенок, а отец почти не появляется дома.
Инга оказалась способной ученицей. Её уже допускали стричь клиентов, когда она еще не прошла всех экзаменов и зачетов, и все были довольны ее работой, которая действительно мало чем отличалась от работы профессионалов. Ловкая и быстрая в движениях, она все схватывала налету, а самое главное, что ей все это нравилось. Теперь Инга стала неплохо зарабатывать сама, и это ее немного утешало.
Элечке на тот момент уже было пять лет. Смешная маленькая пампушка с золотистыми длинными волосиками и бездонно синими глазками. Она могла растопить любое сердце, даже самое черствое и нелюдимое. На улице ее часто угощали конфетами совершенно посторонние люди, когда мама или бабуля гуляли с ней. Но если этого не происходило, ей, совсем маленькой крохе, казалось, что день прожит сегодня зря. Она хмурила бровки и упрямо оттопыривала полненькую нижнюю губку. Затем сама подбегала к отдыхающим в парке на скамейках и начинала танцевать перед ними, кружась, приседая и подпрыгивая в своем кружевном платьечке. Наконец она добивалась своего, прохожие начинали обращать на нее внимание, восхищаясь ею. Кое-кто хлопал в ладоши, кто-то, восхищаясь, спрашивал, чья такая прелестная малышка так хорошо танцует в свои малые годы, верно у нее какие-то задатки. Тут появлялась Эллина мама или бабушка и им обязательно начинали давать советы заботливые тетеньки, как развить у ребенка талант дальше.
«Ах ты моя артисточка, -- восхищалась бабуля, -- Вот кому мамкин талант передался.» В том, что ее невестка талантлива, так же как и сын, свекруха не сомневалась, хотя сына любила не меньше. Ей просто хотелось подбодрить Ингу после ее неудач при поступлении в театральный институт. Быть может, добрая женщина надеялась, что Инга захочет начать карьеру заново. Но Инга, хоть и была упряма и трудолюбива, поняла, что жизнь и карьера артистки не для нее, это все пришлось ей просто не по душе. Теперь она больше нуждалась в стабильности и надежности, которую может крепко удержать в своих руках.
Саша по-прежнему вел кочующий образ жизни, который ему нравился. Но, увы, его карьера не продвигалась теперь вперед, и он изо всех сил держался на одном уровне, чтобы не упасть в низ. Веселая жизнь с ресторанами и новыми знакомствами, случайными любовными связями и интригами поглотила его. Теперь он очень мало работал над собой, ведь времени для этого у него не было совсем. Нужно было угодить всем знакомым и друзьям, кто хотел посидеть с ним рядом, поболтать и выпить, и Саша все чаще катился по течению, чем управлял какими-либо событиями. А про родную семью так и вовсе забыл. Иногда появлялся в их доме выпивший, проезжая мимолетом, повидаться с дочкой и передать ей хоть какие-то копейки. Но их Инга теперь принимала скрепя зубами, только ради того, что бы не обидеть мать. Да и что ей было делать? Она знала, что ее супруг талантливый, одаренный, а гении все ведут себя своенравно и странно. Но в силу своей прямой волевой натуры она не могла и не хотела прощать ему пьянство.
Однажды зимним вечером, когда валил густой снег, как в один из тех вечеров, когда Саша впервые приглашал Ингу на свидание, Александр заскочил ненадолго домой. Как всегда после очередного банкета, проездом, прямо с электрички. Настроение у него было веселое, ему казалось, что никто в этот момент не сможет разбить его радужных иллюзий о самом себе и о собственной жизни. С порога он стал обнимать свою маму, желая ей крепкого здоровья. Инга в этот момент стояла у окна, снег все еще навевал ей ностальгию о прошлых чувствах. Услышав, что Саша приехал, она нехотя подошла к нему и почувствовала, что нежных чувств теперь в ней все меньше и меньше. Саша полез целоваться и к Инге, приговаривая при этом: «Женушка моя ненаглядная». От него пахло спиртным, но от Инги не ускользнул и запах дорогих духов. И в это мгновение ей стало невыносимо противно его присутствие, все его слова, поздравления, подачки для дочери. Спрашивать, где ты был, было бесполезно. Известно где, ведь у актера веселая беззаботная жизнь и факты ярко свидетельствуют об этом.
Инга не хотела устраивать сцен при Марии Семеновне, так, как уважала ее саму и ее чувства к родному сыну. Но в душе сама Инга с каждым таким визитом становилась все холоднее и безразличнее к супругу. И на этот раз она не выдержала, молча оттолкнула его и отошла в сторону, кутаясь в шаль.
-- Да ты чего, Иночка, -- удивился Александр, шатаясь и держась за стену, что бы не упасть.
-- Не хорошо это, Сашка, - всхлипнула сквозь слезы Инга, -- У тебя дочь растет, она все видит.
-- Ну, так я люблю и тебя и ее.
Он схватил Элю на руки, которая дремала в своей кроватке, после вечерней сказки по телевизору. Та от неожиданности вздрогнула, испугалась и стала плакать, не узнав спросонку родного папу.
-- Ну, вот, еще и ты ноешь, как мамка. Да что вы все плачете, что я сделал такого. Я с гастролей еду, у меня дел по горло. Я артист, понимаете, мне необходимо движение, общение, зрительское признание для развития таланта. Я должен продвигаться, а вы своими воплями только мешаете, -- не желал признавать свою неправоту Саша.
-- Так может, мы и вовсе тебе не нужны? -- опять всхлипнула Инга, -- Я ведь все чувствую и все понимаю. Но разве зрительские симпатии заключаются в таких близких объятиях и поцелуях?!
-- В каких поцелуях? – наивно переспросил Александр.
-- Саша, да ты постоянно выпивший и духами от тебя разит постоянно, ты ими насквозь уже пропитан, -- сквозь слезы упрекала Инга, -- Я так не могу больше, знать, что ты с кем-то.
-- Да ведь это поклонницы, -- оправдывался Саша, -- Я тебе говорил уже про них.
-- Зачем ты их подпускаешь так близко?! – вскрикнула Инга.
-- Ну, -- замялся Саша, -- Они сами.
-- Что сами? Не мужик ты, что ли, отказать не можешь.
-- Да, но у меня такая профессия, я должен нравиться.
Инга залилась слезами, предчувствуя близкий конец их отношениям, потому, что не сможет простить постоянных измен, а он не умеет жить иначе. Алекс бессильно повалился на диван. Эля, давно соскользнувшая с его рук, спряталась от шума в соседнюю комнату. Тут решила вмешаться бабушка, видя, что ссора может быть серьезной она подсела к сыну.
-- Саша, мы понимаем твою профессию. Но у тебя семья, жена, ребенок. Ты должен остепенится, меньше пить, да и на девок перестать смотреть. А слава от тебя не уйдет. Будешь работать, и все придет само собой.
Саша сидел, обхватив руками голову и безвольно опустив ее чуть не до самых колен. Он чувствовал, что не прав, но никак не мог объяснить, что запутался и нуждается просто в поддержке, потому, что сам не знает, как жить дальше. Ему было жаль Ингу, он чувствовал свою вину перед нею, потому, что в последнее время даже не спрашивал, где она берет деньги на питание и на содержание ребенка. Он просто надеялся на свою маму, которая никогда никого не оставляла в трудную минуту и теперь он чувствовал себя виноватым и перед нею, и перед своей маленькой дочуркой. И в то же время он знал, что Инга больше не понимает его, так как раньше. Она теперь так не похожа на ту легкую, подвижную девчонку, от одного взгляда и улыбки которой у него в душе вспыхивали миллиарды счастливых искр, пробуждающих желание жить, творить, быть лучше и чище.
-- Не ссорьтесь, не нужно, -- продолжала бабуля, обхватив Сашу за плечи, -- Посмотрите друг на друга, пожалейте и все будет у вас хорошо. А я пойду спать и Элю заберу к себе. А вы сегодня ночью будьте вместе.
С этими словами она свернула Элину постельку и вышла, прикрыв за собой двери.
Инга перестала плакать, слезы у нее высохли, она взяла себя в руки. Села рядом с Сашей, но ничего не говорила. Он почувствовал облегчение уже от этого приближения и обнял ее рукой за плечи.
-- Слушай, давай уедем ко мне, -- произнес он после некоторого молчания, -- Помнишь, как мы мечтали. Ты тоже закончишь театралку, мы вместе будем работать, ставить новые программы, мне так тебя не хватает. Вот если бы ты была рядом, я чувствовал бы себя уверенней и не позволял бы приближаться к себе близко больше никому.
-- А ребенок? -- тихо напомнила Инга.
-- Ну, Эля пока с бабулей побудет, ведь она уже совсем взрослая. А потом мы ее к себе заберем, когда на квартиру заработаем.
Инга вздохнула.
-- Но когда это будет, она к тому времени вырастет и нас знать не захочет. Мне хотелось бы, чтобы у моей дочери была мать, пока она маленькая, а не только бабушка. И по возможности отец. Пусть не здесь все время, но иногда. Ведь можно ее навещать в нормальном состоянии и уделять ей внимание. А деньги заработать я и здесь смогу. Вот подзаработаю немного, и переедем к тебе вместе с Элей.
-- Иночка, это все хорошо, но я бы помог устроить твою жизнь иначе, ты бы могла построить другую карьеру, ведь у тебя совсем нет никакого образования.
Инга опять вздохнула.
-- Ты только о карьере и думаешь, а я хочу, чтобы у ребенка было нормальное полноценное детство. Для меня это сейчас главное. Ты, вроде, ее не любишь.
-- Да нет, что ты, я люблю вас обоих, потому и стараюсь для вас же.
Ингу тронули его слова и она опять чуть было не расплакалась, но сумела сдержать слезы.
-- Ты знаешь, я так хотела всегда иметь полноценную семью. Ты, я, дочка, твоя мама. У меня такого никогда не было, я росла в детдоме. А теперь я так боюсь потерять это все, так боюсь, что наша Элечка будет лишена тепла и счастья, быть с родителями. И поэтому я хочу, всегда быть рядом с ней. Я тоже хочу работать, но после работы возвращаться в свой дом, зная, что завтра все будет так же.
-- А потом к восьми утра снова на ту же работу и так всю жизнь, -- теперь вздохнул, перебив ее, Саша, -- А я бы мог дать нашей Эле больше, чем просто семья. Я бы помог ей осуществить ее мечты, если в ней проснется желание творить.
-- Да ты хоть бы свои осуществил, -- упрекнула Инга.
-- Я стараюсь, но мне постоянно чего-то не хватает. Там, где я вращаюсь, все не так. Там каждый борется лишь за себя. А мне так необходимо, что бы рядом был хоть один понимающий взгляд. Я зову тебя к себе, а ты не хочешь.
-- Нет, Саша, -- колебалась Инга, -- Пока нет, пусть Эля хоть в школу пойдет.
-- Но потом может быть поздно. Кстати, где ты сейчас деньги зарабатываешь?
-- Я работаю парикмахером. Недавно окончила курсы и, теперь, мне неплохо платят.
-- Ну, это все хорошо, но нужно подумать и о будущем.
-- Хорошо, я подумаю, -- смягчилась Инга, -- Давай спать, я так устала после работы.
Они проспали в обнимку всю ночь. Казалось, что жизнь их стала налаживаться. Но утром Саша задал ей все тот же вопрос, на который Инга так и не смогла ответить. Тогда он решил пойти на компромисс.
-- Хорошо, я уезжаю сейчас, я не могу оставаться. Но пока меня не будет, ты подумай хорошо и потом мне скажешь.
-- Ладно, -- ответила Инга.
На прощание они поцеловались в губы. Потом Саша крепко обнял свою дочку. Нельзя сказать, что Инга не хотела пойти навстречу своему мужу, но со страхом думала, как она теперь начнет то, о чем мечтала много лет назад, заново. В ней больше не было прежнего запала и желания. Да и фигура ее изменилась. Инга уже не была такой стройной и изящной, как тогда. Она не стала толстой и бесформенной, просто немного округлилась, не потеряв прежних форм, и выглядела теперь как обычная трудовая женщина, крепкая с соблазнительными округлостями и привлекательными чертами лица. И, хоть ей едва исполнилось двадцать четыре, но выглядела она старше, и это придавало ей уверенности в себе и притягивало взгляды мужчин еще больше.
Теперь она целыми днями изучала себя украдкой в зеркале, на работе и дома, и понимала, что былого изящества уже не вернуть. И, хотя она не слишком сожалела об этом, но в ней уже не было стремления быть возвышенной как прежде. Теперь она чувствовала себя уютнее на своей работе, которая хорошо получалась и приносила доход в семью. Там ее все уважали и хвалили умение делать людей красивыми. На улице часто здоровались даже малознакомые люди. Теперь у Инги появилась другая мечта, обучать своему мастерству других.
Но как быть с Сашей? Она по-прежнему любила своего мужа и не желала терять. Но ей достаточно было знать, что он у нее просто есть, пусть не здесь, не рядом, где-то там, не подавая повода для ревности. Если бы он не вел себя несколько развязано и не являлся в дом пьяным после вечеринок, кто знает, может, и не было бы ссоры между ними, но не выплеснулось бы и откровение. И они бы еще жили долго вместе, пусть не так счастливо, как хотелось бы, в неведении, каждый по-своему. Вместе, и в то же время, врозь. Но гордый Ингин нрав не мог стерпеть даже предполагаемых измен, а ранимая Сашина натура постоянно нуждалась в понимании и тепле.
После того разговора зимним вечером поведение Саши значительно изменилось. Какое-то время он вел себя как порядочный семьянин и отец. Высылая денежные переводы, поздравительные открытки по праздникам и подарки для всей семьи. И через месяц, наконец, освободившись от дел, явился сам. Вошел в дом совершенно трезвый, наглаженный и опрятный. Без излишних навязчивых объятий поздоровался с Ингой и со своей мамой. Затем, взял на руки Элю, и та обняла его своими ручонками, зная, что это ее родной папа. Инга была счастлива вновь видеть Александра, таким, как в те дни, когда они только познакомились.
Однако неприятный холодок пробежал у нее в душе. Что-то ее насторожило. Почему он ведет себя так сдержано, не целует ее, не обнимает. Раньше, хоть и выпивший, но оказывал хоть какие-то знаки внимания, выплескивая хоть какие-то любовные переживания. Неужто у него есть другая и он пришел сегодня сюда, что бы сказать всем об этом. О том, что не любит больше Ингу и уходит от нее навсегда к той, другой, которая оказалась лучше и сумела разделить его взгляды и переживания.
Но подозрения Инги не были оправданы. Саша просто решил пойти ей на встречу и исправится. А вел себя сдержанно, потому, что думал, Инге так больше нравится. Он взял небольшой недельный отпуск, который решил провести вместе с семьей.
Бабуля щедро накрыла стол, жаркое, котлеты и ее знаменитые пирожки, рецептом которых интересовались вся округа. Марья Семеновна была отличным кулинаром и постоянно «экспериментировала», добавляя в рецепт что-то новое. Так, что в этом за ней угнаться не мог никто. Сколько бы она не раздавала свои рецепты, сколько бы не учила других, а у нее все равно получалось лучше других. И с этим никто не пытался спорить.
Саша пробыл в семейном окружении три счастливых дня. Три дня все в вчетвером чувствовали себя счастливо. А на четвертый он стал ощущать скуку. Не то от безделья, не то от излишнего внимания, не то, он просто не чувствовал, что рядом с ним есть человек, который может полностью разделить его интересы. Таким образом, набравшись смелости, но осторожно, что бы не разразился снова скандал, он спросил Ингу:
-- Ну, что, надумала?
-- Ты о чем? - не поняла сначала она.
-- Да все о том же…
Инга от неожиданности едва заметно вздрогнула. Она так была поглощена семейным счастьем и домашним уютом, что совсем забыла о том, что пообещала Саше месяц тому назад.
-- Вот, что я тебе скажу, -- наконец произнесла решительно она после недолгого молчания, - Поступать я не буду, поздно мне. Ведь фигура уже не та и способности куда-то испарились. А здесь я работу хорошую имею и нашла себя в ней. Мне тут хорошо, я никуда ехать не хочу. Но и тебя держать возле себя не стану. Работай, строй свою карьеру. Мне хватает твоих визитов, я тебя и таким любить буду. И, если будешь примерным отцом, как сегодня, будем жить, как и прежде.
Саша призадумался.
-- А что с фигурой-то твоей стало? – окунул он Ингу взглядом.
-- Ну, как что, располнела, ты что не видишь.
-- Ах, это. Но лишнее можно убрать, если постараться.
-- Чего? – расхохоталась Инга, -- Снова в пигалицу превращаться, заморыша столичного. Да на меня теперь, может, мужики из соседней округи бегают смотреть. Очередь на стрижку за три дня занимают.
-- Я вижу, ты не плохо тут живешь без меня.
-- Да, уж, лучше, чем твои городские красавцы тонконогие, которые тебе сами на шею-то вешаются.
-- Ну, чего ты сразу поклонниц моих вспоминаешь, они только автографы просят, - хотел успокоить ее Саша, видя, что страсти опять накаляются. Он знал, что Инга, просто не понимает столичной жизни и той жизни, которой вынужден жить сам Александр. Хотя, в глубине души он почему-то ее жалел.
-- А у меня теперь тоже автографы все просить будут скоро. Здесь я знаменитость, важный человек. А кем я стану в вашем городе? Коровой неуклюжей в глазах ваших стриптизерш. Мне здесь лучше, понимаешь. Меня здесь уважают. А в кино сниматься не хочу, там наголо раздеваться заставляют. Я ведь вижу, телевизор как включишь, а там один стриптиз, смотреть тошно.
Саша криво усмехнулся, хотя ему сейчас было не до смеха.
-- Да не всегда один стриптиз, бывает и вовсе без него. Это по желанию. Но талантливые люди ценятся в любом случае. Иночка, нам важен не только стриптиз. Хотя хорошую фигуру иметь тоже не мешает. Но ты вовсе не корова, как самой себе кажешься, мне ты очень нравишься. Просто для камеры немного придется сбросить вес, - пытался уговорить ее Саша поверить в себя и начать все заново. Но Инга не унималась, ей было тяжело возвращаться к прошлому, хотя в тайне даже от самой себя она завидовала той прежней девочке, которая чувствовала себя почти звездой киноэкрана и ни за что не хотела поддаваться неудачам.
-- Не хочу сбрасывать, я себе и такая нравлюсь, - упрямо повторяла она, пытаясь поверить самой себе. – И мужикам я такая нравлюсь. А похудею, так и глядеть перестанут. Я ведь теперь авторитет среди всех.
-- Я что-то никак не пойму, кто тебе дороже, я или мужики остальные, которые вокруг тебя, - слегка поддел ее Саша, видя, что она просто боится упасть в глазах окружающих ее людей, -- Ты, я вижу, набираешь высоту. А недавно только меня обвиняла в неверности.
-- Ты мне дороже, конечно, - немного поостыла Инга, -- Но не могу я быть артисткой. Не мое это.
-- Ты просто боишься трудностей. Не уметь или не хотеть – это разные вещи. А ведь раньше у тебя неплохо получалось.
-- Никаких трудностей я не боюсь, - снова вскипела Инга, - Ты думаешь, у меня здесь проблем мало. Я одна на себе все волоку. Вон, у других мужья рядом. А я все одна и одна, и к тебе претензий никаких не имею, а другая уже не выдержала бы.
-- Но я предлагаю тебе быть вместе. Я хочу забрать тебя к себе, немного подучить, и мы будем жить и работать. Или тебе дороже эта деревенская жизнь, которая ни к чему не обязывает, не принуждает стремиться к чему-то большему, лучшему, развивать свои интеллект. Конечно, здесь есть стабильность. Но пойми ты меня правильно, не могу я терпеть такую жизнь, это болото, захолустье. Стабильность я признаю только в чувствах, остальное – пустота.
-- Стабильность в чувствах?! -- переспросила его Инга, -- А ведь сам изменял мне, признайся.
-- Иночка, при чем тут измена. Я говорю о настоящих чувствах.
-- Да какие же они настоящие. Я тут сижу, жду тебя, а ты, ирод, по бабам шляешься!
-- Ждешь и одно о мужиках думаешь, - с иронией заметил Александр, не желая ее обидеть.
-- Ах, так ты еще и упрекаешь меня в чем-то, -- все равно обиделась Инга, -- А коли даже и думаю, так что?! Я молода и красива. Что уж тут такого, если пофорсила перед кем. Думаешь, только тебе можно?!
Александр не ревновал ее, он наблюдал за ней и с ужасом понимал, что теперь - это уже не его прежняя Инга. Все, что от нее осталось – это красота, да и та приобрела теперь грубоватый провинциальный оттенок. Он не стал накалять обстановку, понимая, что спором ничего не добьется и не заставит жену силой поменять направление своих мыслей. Он решил оставить этот разговор и пустить все по течению, полагая, что Инга сама захочет изменить свое мнение о городской жизни, немного пообщавшись с ним. Но дома ему становилось все скучнее и скучнее, и, не дожидаясь окончания отпуска, уехал, сославшись на то, что вспомнил о недоделанных делах.
Еще через некоторое время он снова наведался в свой дом. Но теперь этот визит стоил ему какого-то напряжения внутри себя. Можно сказать, он переламывал свое самолюбие, возвращаясь домой. Сюда его больше почти ничего не влекло. За Ингой в это время стал ухаживать один из богатых клиентов, не смотря на бурные ее протесты. Она все еще любила Сашу и боялась, что когда он узнает обо всем, не придет больше к ней никогда. И Саша все узнал.
Как раз, когда он находился дома, ухажер подъехал к Ингиному окну и стал громко сигналить, приглашая ее на свидание. Инга выглянула из-за шторы и дала понять, что никуда не идет. Но тот был настойчив.
-- Кто это? – спросил Саша.
-- Да это по делу, покоя нет, -- отговорилась Инга.
-- Так выйди, поговори, раз по делу.
-- Не хочу, обойдется.
-- А может, и не по делу? – заглянул ей в глаза Саша.
И тут Инга взорвалась. Она просто устала от двойственной жизни. С одной стороны она любила мужа, мирясь с тем, что он не с ней рядом и дорожила его любовью. Но с другой стороны в ней бушевала горячая молодая кровь, жаждущая реального полноценного внимания.
-- Да, не по делу. Ну, что уставился, нравлюсь я ему. Хочет он меня, не видишь, что ли, кататься зовет.
-- Так я, что получается, преграда?
Саша был пока спокоен и с интересом наблюдал за поведением Инги, стараясь понять, чего она хочет на самом деле.
Инга замялась. Она думала, Саша кинется с кулаками на противника, преградит ей дорогу, доказывая свою любовь. Но Саша был по-прежнему спокоен и сдержан. Ведь он человек других кровей и пониманиий, да и столичная жизнь положила на его характере свой отпечаток.
-- Похоже, ты начинаешь меня забывать, - наконец сделал он вывод, будто для самого себя, - Ну, что ж это должно было случиться, наверное, рано или поздно.
-- А ты чего ждал?! Пока ты там со стрипкулистками зажигал, у меня вон тут сколько поклонников объявилось. В очередь становятся, отбою нет.
-- Послушай, Инга, я ведь тебе не навязываюсь. Если не хочешь меня видеть, я больше не приду, и ты будешь снова свободна. Зажигай, сколько хочешь со своими поклонниками. Я только о них от тебя и слышу.
-- Вот ты все время хнычешь, что я тебя не люблю. Настоящий мужик бороться за свою любовь должен. Ведь ты же знаешь, как в природе, побеждает сильнейший.
Теперь вскипел Саша. Он не мог поверить, что его хрупкая Иночка, как он называл ее раньше, превратилась в простую женщину с примитивными провинциальными понятиями о любви и такими же низменными потребностями.
-- Ну, знаешь, -- закричал он, -- Еще скажи, что Эля не мой ребенок, в довершение ко всему. Хотя, может это так и есть, раз ты можешь рассуждать именно такими категориями.
В сердцах он хлопнул дверью и ушел.
В город вернулся Саша с опустошенной душой. Но не боль скопилась в его сердце от разлуки, а пустота. Он понимал, что теперь у него нет семьи, возможно и не было никогда. Хотя нет, в самом начале их встреч между ними было чувство и, казалось, оно очень крепко. Но ниточка к ушедшим дням теперь оборвалась совсем. Они с Ингой просто очень разные люди. Но в самом начале не сумели этого понять, а может просто упустили что-то друг в друге незаметно для самих себя, но возврата к прошлому не было.
Инга тоже переживала разрыв очень странно. На этот раз она не плакала, не тосковала, не боялась, что потеряла Сашу навсегда. Напротив, в душе у нее вдруг восстановилось спокойствие, уверенность и уважение к себе. Будто гора с плеч упала, она больше не чувствовала себя обязанной кому-то.
Теперь она не злилась на Сашу, вспоминая его про себя разными обвиняющими словами. Не ждала с нетерпением его визита, как прежде и, в то же время, не боялась его появления в их доме снова, потому, что вместе с ним появлялся и какой-то смуток в семье, беспокойство, нервозность и напряжение, связанные непонятно с чем.
Теперь Инга смотрела на него другими глазами, ей достаточно было знать, что он просто где-то есть, пусть не здесь, далеко и с ним все в порядке. Вместе с тем, зная его добрую великодушную натуру и безграничную любовь к дочери, Инга была уверенна, что ее пока настоящий супруг, придет обязательно еще не раз. В том, что произошло, она себя не винила. Рано или поздно это должно было случиться. Единственное, чего она боялась, сказать обо всем Марии Семеновне.
Инга не знала, как на это отреагирует Сашина мама, любящая всей душой своего сына. Но Инга тоже привязалась к свекрови как к родной матери, которой не было у нее в детстве, и теперь просто не хотела потерять единственного дорогого человека, который во всем старался ей помочь.
Проблема решилась сама собой. Саша приехал как-то рано утром домой. Но первым делом не наведался к жене и дочке, как он это делал раньше. Пока они спали, он сидел на кухне и тихонько о чем-то беседовал с матерью полушепотом. В это время Инга встала попить воды. Не доходя до дверей кухни, она расслышала сквозь щель некоторые фразы их разговора, об остальном она догадалась сама.
-- Как же так, -- сокрушалась горестно Мария Семеновна, -- жили, жили и на тебе. А ребенок-то сиротой будет. Элечка - то наша, кому она нужна теперь, если вы каждый собой только заняты.
-- Ну, почему сиротой, -- утешал ее Саша, -- Мы ведь живы, здоровы, будем о ней заботиться, как прежде, только жить врозь. Ну, не могу я так больше, мама. Мы ведь и так врозь. Не хочет она со мной быть.
-- Да как же не хочет. День деньской только тебя и ждет, а видит раз в месяц. Другая уже сама бы бросила, а она все тоскует по тебе, я же вижу. Любит она тебя, чего тебе еще нужно. Хозяйка хорошая, а то, что в городе жить не может, так ей это и нужно. Ведь она же женщина, ее удел – дом, хозяйство.
-- Вот, все вы так рассуждаете. А мне-то как быть. Мой удел – сцена. Все время там, в городе думаю, как она тут живет, может, с кем сошлась. Ведь ей тоже ждать нелегко. И себя, и ее мучаю только. Раз не может жить со мной, пусть живет полноценной жизнью с кем-нибудь другим. А я живу, как могу.
-- Ну, как знаешь, -- тяжело вздохнула Марья Семеновна, видя, что сына ничем не уговорить. Она решила оставить их отношения в покое и пока больше не вмешиваться, -- Только ей то как сказать об этом, - охала она сокрушенно, - Не знаю, как и подойти-то к ней.
-- Да, может, она и сама обо всем-то догадывается, не даром же отказала мне. Я ведь знаю Ингу, уж если что решила, то прямиком так и говорит…
Дальше Инга слушать не стала, вернулась к себе в постель. Саша уехал, не повидавшись с ними. А бабуля все утро была молчалива и задумчива. Наконец Инга не выдержала и решила рассказать все сама, что бы оборвать тягостное молчание.
-- Да, знаю я все, мама. Развестись мы решили оба. Тяжело нам так жить. Вот, только с жильем вопрос пока не решили. Поживу пока у вас, можно.
-- Живите, конечно, никто ж не гонит, -- всплеснула руками Марья Семеновна, -- Ты ведь не чужая мне, теперь и вовсе родная стала. Живи сколько надо, хоть всю жизнь, -- всплакнула она, -- И внучка рядом будет, Элечка моя. Мы ей ничего не скажем, пусть, думает, что папка и мамка вместе, она ведь привыкла, что вы так живете.
Марья Семеновна чувствовала, что Саша, хоть и родной ее сын, но не будет жить с ними вместе. Он слишком свободолюбивый и ветреный, любит скитаться, не имея ни гроша, за душой и видит в этом свое счастье и смысл жизни. А Инга, теперь приемная дочь, вместе с любимой внучкой, будут всегда жить рядом. И миролюбивая бабуля готова была принять в дом даже любого поклонника своей невестки, лишь бы им с Элей жилось хорошо.
-- Вот и ладненько, -- вдруг успокоилась Инга и к ней опять вернулись ее веселость и жизнелюбие, не позволяющие тонуть ни при каких условиях.
Еще какое-то время супруги жили, как прежде, никому не выдавая своих истинных отношений. Но вскоре в своей столице Саша познакомился с элитной богатой парижанкой. Она предложила ему контракт, пообещав обеспечить работой с неплохим заработком, если Саша уедет с ней в Париж. После некоторых размышлений Александр согласился, ведь терять ему было нечего. Для него это был шанс поднять свои дела и карьеру на должный уровень, так как здесь его талант ценился мало, совсем не так, как он того заслуживал по-настоящему. И только за границей Саша мог бы реализовать все свои способности в полной мере, заработав немало денег.
Но мысли о своей семье его так же не покидали ни на минуту. Он знал, что теперь сможет помогать им гораздо больше и чаще. От Инги он не стал скрывать существования другой женщины в его судьбе. Но никто не знал точно, связывают ли их только деловые отношения или что-то еще.
Эля к этому времени пошла в первый класс. Ей объяснили, что папа уехал в командировку за границу и видеть ее теперь будет редко. Но, даже не смотря на долгую разлуку, Эля гордилась своим папой и частенько хвасталась перед подругами новенькими необычными фломастерами или модными туфельками, которые отец ей выслал в подарок. А сколько рассказов, о том, какой у нее папа удивительный человек, было услышано всеми.
Они с мамой по-прежнему жили у бабушки, и та была весьма этим довольна. Инга успела закончить еще одни курсы кройки и шитья. В ней пробудился талант портнихи и, теперь, она еще подрабатывала тем, что шила на дому одежду как зимнюю, так и легкую. И ей это нравилось. В свое мастерство она вкладывала всю душу, в мыслях отдаваясь полностью своему творению. В этом труде Инга видела особую романтику, поэзию. А карьера артистки, на которую она посмела посягнуть раньше, теперь ей казалось чем-то смешным и нелепым. Можно сказать, что теперь Инга была счастлива. У нее был дом, любимая работа, семья. Но к этой картине не хватало нанести только один штрих – счастье в ее личной жизни. И Инга усердно старалась восполнить эту недостачу, а Марья Семеновна всей душой была на ее стороне.
Эля подрастала жизнерадостной спокойной девочкой. Лицом она почти полностью была похожа на отца, так, будто кто-то взял и срисовал ее портрет с близкого ей человека. Такие же золотистые кудряшки, разбросанные по плечам, синие глаза, миниатюрный носик и полные губки. Ямочки на полных щечках, будто подчеркивали веселость и беспечность ее натуры, а блеск в глазах – особую зажигательность. Мать с тревогой и умилением смотрела на дочку. Где-то в глубине души она все еще не могла оборвать тонкую ниточку привязанности к Саше. Но все же хотела скорее забыть его. Но как тут забудешь, когда перед глазами живая его фотография, повторение со всеми манерами и движениями, принадлежащими ему.
И тот же заразительный звонкий смех, и привычка прищуривать оба глаза, наклонив голову на бок, когда хочет что-нибудь попросить и даже та легкая подпрыгивающая походка, словно человеку всегда радостно, и он живет налегке. Говорят, хорошая примета, когда дочь похожа на отца. Но Инге, по-прежнему почему-то было тревожно за Элину судьбу. Хоть она и любила Александра, но считала его жизнь не совсем удавшейся. Хотя он имел на это все свои взгляды и ни на что не жаловался.
Элечка не мало унаследовала и от мамы, и от бабушки. Все та же умильная склонность к полноте, как у Инги. Еще в очень раннем возрасте Эля была очаровательной пампушкой. Когда стала подрастать, не была слишком полной, но пухленьким, кругленьким ребенком и это придавало ей лишь обаятельности. Темные мамины брови и ресницы, упрямый волевой, но не слишком грубый подбородок, как и трудолюбивая настойчивая натура Инги, перешли к Эле. И, вместе с этим, покладистый легкий нрав бабушки, стремление навести порядок и сделать уют везде, где она есть.
Конечно, большое значение имели воспитание и обстановка, в которой выросла Эля. Ведь в их доме всегда царили спокойствие и доброжелательность ко всем, кто в него входил. Но самое интересное было то, что Эллина имела полную свободу в своем поведении. Ее никто никогда не контролировал и не ругал за невыученные уроки, не следил, сколько времени она проводит на улице со своими сверстниками, прогуливает ли уроки или ведет себя как прилежная ученица. Сама Эля была единственным контролером для своих поступков, и взрослеть начала очень рано.
Так было просто потому, что маме некогда было пристально следить за дочерью, она все время была загружена работой. Да и бабушка впоследствии тоже устроилась подрабатывать уборщицей. А Эля была предоставлена самой себе. Но в ее детском воображении даже и не мелькало желание сделать что-нибудь плохое нарочно. Всеми силами она хотела только хорошего для себя и всех, кто ее окружает. Но, вот беда, не всегда это получалось у нее. И, как ни странно, как бы она ни старалась, а выходило все наоборот.
Однажды Эля хотела помочь бабушке пожарить котлеты к ужину пока та еще на работе. Мама как раз ушла по приглашению на дом делать прически к предстоящему торжеству. Эля, всеми силами стараясь помочь своим родителям, не хотела оставаться без дела. Тогда она уже заканчивала третий класс. Чтобы дело шло скорее «хозяюшка» засунула сковородку с котлетами в духовку и заботливо прикрыла дверь на кухню, чтоб угар не шел в комнату, как это делала все время бабушка, когда что-нибудь жарила. Да так и забыла про них, усевшись за уроки. Дым начал валить через открытую форточку и щели двери в прихожей. А Эля ничего не ощущала, заперевшись в комнате и решая головоломную задачку по математике. Наконец, она почувствовала запах дыма и кинулась выключать духовку. Тут как раз и бабушка с работы подоспела. Она так напугалась, подумав, что пожар и еле нашла в густом дыму Элю. После этого бабуля старалась не оставлять ничего недоделанного, уходя из дому или строго-настрого запрещала помощнице браться за что-либо в ее отсутствие.
Год спустя, весной в конце мая, Эля спасала соседского кота Тимку от падения с дерева. Он повадился на балкон к другим соседям ухаживать за их кошечкой и объектом для наблюдений выбрал ближайшее, расположенное к балкону, дерево.
Кот залез на ветку поближе к окнам «любимой» и стал истошно кричать, подмурлыкивать и чуть ли не выть, вызывая подругу на прогулку. Эля в этот момент одиноко стояла под тем же деревом. Её бабушка с мамой как всегда пропадали на работах. На улице тоже было пусто. Услышав Тимкино завывание, она решила, что бедному котику тоже плохо и одиноко. Может, его просто некому снять с дерева, а сам он боится и не может. Добрая девочка, не жалея себя, стала карабкаться на дерево. Содрала себе все локти и коленки, изорвала свое нарядное платьице, которое так старательно шила ей мама и до смерти напугала Тимку, так, что тот ни за кем больше «ухаживать» не захотел до следующего лета. Ему пришлось спрыгнуть с высоты второго этажа прямо на землю, спасаясь бегством от «спасательницы». Несчастному коту показалось, что она просто хочет похитить его или намять бока, как это делают часто играя, другие дети.
Мама тогда ничего не сказала Эле на счет порванного платьица, только прочитала долгую лекцию, что растения и животных нужно защищать не так, как это делает Эля. Ведь они живут своей загадочной жизнью, которую люди не всегда понимают. А для того, что бы понять ее, необходимо хорошо изучать природоведение, ботанику и зоологию. После этого Эля полностью загрузилась учебниками и даже на улице стала гулять меньше, так ей хотелось понять, почему же кот Тимка сбежал от нее тогда, не приняв помощи.
Вот так Эля росла на свободе, приобретая свои собственные навыки от жизни. За такие «милые» шалости ее особо никто и не ругал, ведь обе воспитательницы души не чаяли в любимом чаде. Но Эллина сама видела реакцию окружающих после своей усердной помощи. И очень огорчалась, если старания не приносили пользы, а только расстройство для других. Но это не останавливало «добрую фею», она обещала себе, что в следующий раз обязательно все получится, как надо. Но пока что ей удавалось спасать только букашек да божьих коровок, заползших на руку, когда Эля играла в траве.
И, вот теперь, Эля выросла, сейчас ей было уже восемнадцать лет. Это как раз тот возраст, когда окончательно и бесповоротно перестаешь ощущать себя ребенком, чувствуя на себе всю ответственность за свою дальнейшую жизнь. Но все еще как в детстве продолжаешь верить в сказки и чудеса. И так не хочется расставаться со своими чудачествами и привязанностями.
Вот так и Эля, даже повзрослев, мало чем отличалась от того наивного ребенка, который всей душой верил в доброту и бескорыстие других людей. Даже внешность ее изменилась немного. Все те же золотые локоны спускались ниже плеч, почти до самой талии. Они подчеркивали небесную синеву глаз. Словно нарисованные дугой темные брови и такие же темные пушистые ресницы. Овал лица немного вытянулся, но сохранил нежные привлекательные черты. Все те же ямочки на щеках, упрямый подбородок, по детски пухлые губки, при чем верхняя была тоньше и изящней, а нижняя более полная, надувалась и оттопыривалась так смешно и умильно, если Эля сердилась. Но когда она улыбалась, нежный ротик образовывал дугу полумесяца и, казалось, что более волшебной сияющей улыбки никто кроме нее подарить не может. Эля это знала сама, и старалась дарить свою улыбку всем как можно чаще.
Фигура Эллины теперь еще больше походила на Ингину. В ней появились изящество, мягкость в движениях. Почти осиная талия, полные бедра и грудь, хотя ростом Эля была невысока. И ей не хотелось быть полнее, чем она есть. Каждое утро она выполняла гимнастические движения с мячиком и лентой. Это увлечение осталось у нее еще с детства. Раз в неделю тренировки в гимнастическом зале по полтора часа давали теперь должные результаты.
Эля выглядела отлично, ничего лишнего, умеренной завидной полноты. Она походила на древнегреческую богиню, легкую и воздушную, и в то же время, полную сил и энергии.
Теперь Эллина стояла на балконе своего родного домика, вслушивалась в затихающие звуки наступающего вечера, вдыхала ароматные запахи, доносившееся из кухни и провожала взглядом заходившее солнце, мысленно говоря ему: «До утра!»
Солнце бросило, последний луч и окончательно скрылось за горизонтом. Вечер был тихий, безоблачный. Старушки, сидящие на лавочках, разошлись по домам, шумные дети тоже разбежались на зов родителей ужинать. Стало совсем тихо. Смеркалось.
Только откуда-то издалека в небольшой дворик проникал свет фонарей и скрежет автомобильных шин. Там и тут стали, появляться звездочки, как блестящие соринки. Теперь дворик освещался ими. Эле казалось, что это бисер с платья Королевы Ночи и ее короны. Но луна, или, точнее, месяц, еще не взошел. Это означало, что Королева-Ночь еще не подала сигнал к балу, не выбросив в небо корону.
Потом ночь наполнит воздух своими ароматами еще не увядших цветов, последних осенних петуний и гвоздик, и волшебными едва уловимыми звуками. Она окрасит все вокруг своими серебряными, золотистыми и изумрудными красками. И Эле снова будет казаться, что в траве живут мудрые гномы и забавные тролли. На ветках деревьев устраивают чаепитие феи в своих легких полупрозрачных нарядах, а под деревьями отважно ведут сражения, защищая их покой и благополучие, преданные им сказочные рыцари.
Но это все никто не видит, ведь герои сказок почти прозрачные и заметны лишь тем, кто верит в них. Только тот может переместиться в сказку, кто сочиняет ее сам. Сказочные герои могут ходить между нами и мы ничем не мешаем им при этом. Но если очень, очень захотеть, то можно увидеть все, что делается перед тобой в этом таинственном сказочном мире.
Эля стояла на балконе, задумавшись, она полностью погрузилась в мир своих ощущений и фантазий, не замечая наступившей прохлады. В комнату вошла Инга, сегодня она снова задержалась на работе. Не включая света, прошла на балкон, думая, что там никого нет, но наткнулась на Элю и чуть не вскрикнула от неожиданности.
-- Ой, это ты! Что ж свет-то не включишь. Пора закрывать балкон, прохладно становится. Да и сама простыть можешь, знаю я тебя, чуть что и насморк, - упрекала она, любя дочку, желая с ней пообщаться, потому, что соскучилась за день.
-- Ну, мам, -- простонала Эля, -- Сколько раз я тебя просила. Не буди меня резко, мне потом больно.
-- Чего больно? -- не поняла Инга, -- Я сама чуть не напугалась, думала, что нет никого.
-- Ну, когда я думаю, -- принялась объяснять Эля в который раз, -- Меня здесь нет. Я словно перемещаюсь в другой параллельный мир, который нам не виден. И я плавно лечу в нем, а здесь остается только моя оболочка. А потом, если кто-то резко окликнет меня, мне трудно сразу же прийти в себя и я ощущаю боль от резкого приземления. Так, вроде тебя разбудили от глубокого сна посреди ночи, и ты резко проснулась и пожалела о том, что хороший сон развеялся и не успел с тобой попрощаться. Ведь – даже птица не падает камнем на землю, а плавно приземляется.
-- Никак ты в йоги подалась, -- пошутила Инга, а сама внимательно посмотрела на дочь.
В темноте при свете звезд и разноцветных окошек все же был виден блеск ее глаз и их выражение. Восторг и непонятное блаженство для Инги читались в них. Но что они означали. Быть может это признак нехороших перемен в ее психике. И, хоть Эля была уже совершеннолетним человеком, Инга все же опасалась за судьбу дочери. Мало ли в какую компанию можно попасть в таком возрасте, ведь Эля для Инги все еще была глупым ребенком. И в последнее время ей казалось, что поведение дочери стало более странным, чем раньше. Но опасения матери, насчет нехорошей компании с возможным втягиванием в секту или пристрастием к наркотикам, не оправдались.
«Да оставь ты ее, -- говорила бабушка Инге, -- Она ведь взрослой становится, самостоятельной. Меняет свое мировоззрение, к жизни приспосабливается. Себя она ищет, понятно».
В таких вещах Элина бабушка разбиралась не хуже всякого психолога. Не зря к ней обращались все за советами, если в семье было что-то не так. Бабуля зажгла свет в комнате и тоже вошла на балкон.
-- Ну, что вы тут секретничаете, -- обратилась она к обоим, -- Ужинать пора.
-- Не буди нас, нам будет больно, -- шутливо поддернула Инга свою дочь, обращаясь к бабушке.
Эля в ответ обижено надула нижнюю губу.
-- Ладно, не дуйся, больше не буду будить, пока сама не проснешься и есть не
попросишь, - похлопала Инга Элю по плечу.
-- Что, спящая красавица, опять заснула, -- улыбнулась в свою очередь бабуля. Она тоже знала все Элины странности, пришедшие к ней с юностью, -- Ну, хватит спать, ваше величество, ужин готов. На стол уже все подано, теперь только ждем, когда вы проснетесь.
И развеселившись, все втроем отправились за стол. Они шутили и разговаривали. Эля хвалила бабушкино мастерство печь блинчики и просила научить ее этому. Инга рассказывала, что было за день на работе. Почти как всегда, посреди ужина, заявился дядя Валдис. Он всегда был весел, почти ввалился в дом и грохнул на стол бутылку хорошего вина и коробку конфет. Его тоже усадили за стол, и стали кормить и обихаживать со всех сторон. Ему, как дорогому гостю, всегда, здесь были рады. Стало еще веселей, так, будто был какой-то праздник. Валдис никому не давал унывать и мог сделать веселье без особого на то повода.
Его все любили, взрослые и дети. У него всегда было много знакомых и приятелей. И в Ингиной семье ему всегда были рады, потому, что просто любили его. Валдис все это время работал дальнобойщиком и не собирался менять свою профессию. Она ему нравилась, потому, что он сам был простым веселым парнем со щедрой широкой душой. Всегда горел жаждой романтики и преодоления различных трудностей и препятствий. Кроме того, работа была хорошо оплачиваемой. Сам он был, на удивление всем, холост, хотя немало романов покрутил на своем веку. Был даже один серьезный, который принес ему глубокие переживания. Валдис чуть было не женился, но до свадьбы дело не дошло. Неверная невеста обманула его, ушла к другому. А потом, поняв, что потеряла, хотела вернуться к Валдису обратно. Но тот, один раз пережив разлуку, измену прощать не захотел. Так он и жил теперь холостяком, просто любуясь жизнью, какой бы она тяжелой не была. Неделями, а то и месяцами он пропадал в командировках, но никак не мог изменить той свободе, которую имел.
У Валдиса были большие крепкие ладони, широкая улыбка. Да и сам он напоминал добродушного великана. Инга, хоть и старше его, казалась девочкой рядом с ним. Они были настолько дружны, что многие принимали их за супружескую пару. Да и сама Инга мало чем походила на строгую мать, у которой такая взросла дочь. Ведь рядом с Элей они выглядели, как сестры.
Инга теперь была мастером своего дела. Великолепный дизайнер по стрижкам и укладке волос, плюс ко всему отличная швея и модельер. При всем при этом она закончила всего лишь обычные курсы парикмахера и швеи, все остальное – практика. Но здесь, в провинции, что бы добиться успеха, большего и не нужно. Не обязательно иметь красные дипломы о высшем образовании, что бы завоевать внимание и уважение людей. Главное – кто ты сам на самом деле, важнее являться, а не просто казаться. И Инга являлась профессионалом своего дела. Она была счастлива на работе, потому, что обретала себя.
Инга шила одежду и для себя и для своих домочадцев. Особенно хорошо старалась для Эли, желая нарядить ее супермодно, если на это была возможность. Но та любила одежду поскромнее и попроще. Хотя, в большинстве случаев ей вообще было все равно, в чем ходить. И, осторожно, что бы не обидеть мать, намекала ей, что больше хотела бы надеть. Чаще это оказывались старенькие джинсы и кроссовки или старенькое поношенное платьице и шлепки на босу ногу летом. Эля почему-то не любила дорогие вещи, боясь их испортить, и предпочитала полную свободу от моды. Стричься и укладывать волосы она и вовсе не хотела, предпочитая длинные распущенные локоны, и ей это шло.
-- И в кого ты у нас такая, -- вздыхала мама, -- Отец – франт, что попало не оденет. Мать – портниха, хоть куда. Другая бы старалась наряжаться, а ты так и норовишь как-нибудь, да что-нибудь.
-- Мам, ну это же не главное, -- вступала в спор всякий раз Эля, -- Я не чувствую, как я выгляжу, что ношу. Главное, чтоб удобно было.
-- Да на тебя ведь люди смотрят вокруг, обсуждают. Ты ведь взрослая совсем, парни заглядываются. Перед ними хоть стеснялась бы. Кто ж тебя такую замарашку полюбит.
-- Если кому-то действительно нравлюсь, то полюбит и такую, - ставила точку в разговоре Эля и отворачивалась, упрямо оттопырив нижнюю губу. Такие разговоры ей не очень нравились, и она не желала продолжать дискуссию дальше.
Мама сокрушенно качала головой, боясь, что в будущем Эля останется совсем одна, хотя приятелей у ее дочери было не мало. И, тем не менее Эле всегда удавалось нанести едва заметный штрих к своему наряду, который придавал ему изящества и подчеркивал Элину индивидуальность. Инга всегда брала это на учет.
Сама Эля не шила, не вязала и стряпала очень редко. Хотя научилась этому всему очень рано, переняв весь опыт у мамы и бабушки. Нет, она не была ленива, но зачем себя утруждать, когда рядом есть две такие замечательные рукодельницы. Занимаясь этим всем Эля лишь тогда, когда была необходима ее помощь или когда кроме нее сделать это было больше некому. Больше всего на свете Эля любила мечтать, грезить, представлять то, что ей хотелось видеть, улетать в мыслях далеко от земли. Она не могла отказать себе в этом удовольствии, пусть от него не было много толку, но для нее это свойство отключаться и переноситься в другое измерение, было своеобразным спасением от будничной скуки и душевных расстройств. В такие минуты она не присутствовала в реальном мире, спала с открытыми глазами и видела прекрасные сны. Иногда, еще в детстве, она записывала на бумагу то, что видела во сне какими-то нескладными, но своеобразными стихами. Но больше всего ей нравилось рисовать и это у нее получалось лучше.
С отцом Эля виделась теперь очень редко, по мере возможности. Он по-прежнему жил в Париже, там заимел небольшой ресторанчик. Бросил актерское ремесло, но тягу к театру и к искусству в целом не потерял. В недолгие часы, проведенные с дочерью постоянно водил ее, то на выставки картин, то на премьеру какой-нибудь пьесы в том городе, где окончил институт.
Он женился второй раз, но не на той даме, которая увезла его из родной страны, а на молоденькой певичке из ресторана, когда уже твердо стал на ноги. У них родился сын. Но Эля видела братца всего один раз в своей жизни и то, когда он был еще совсем маленький и ничего не понимал. Отец чаще сам приезжал к ним и только раза два решился свозить Элю к ним в гости. Но Элю не слишком-то интересовала чужая семья, ей достаточно было знать, что у нее есть любящий и любимый папочка, который не бросит ее никогда.
-- Ну, что кумушки, мне пора, -- Валдис обнял Элю и Ингу, сидевших рядом, за плечи и прижал к себе.
-- Оставайся с нами, дядя Валдис, -- предложила Эля.
-- Да, правда, оставайся, -- поддержала ее Инга.
-- Нет, ни в коем случае. Не хочу вас стеснять, -- сказал Валдис так, что всем стало ясно, что спорить с ним бесполезно. Он хорошо знал, что если останется, то всем троим придется потесниться в, и без того крохотной, квартирке.
-- Тогда посиди еще чуток, -- предложила бабуля.
-- Ради вас, с удовольствием, -- приветливо откликнулся Валдис.
-- Мы знаем, тесно у нас, -- будто извиняясь, заметила Инга, -- Ну ничего, на следующий год Эля поедет поступать куда-нибудь, уже станет легче.
Эля искоса глянула на мать, как будто эти слова обожгли ее.
-- Ну, что смотришь на меня, -- продолжала та, заметив ее пронзительный взгляд, -- Тебе свою жизнь устраивать надо. Не все же время за мою юбку держаться будешь. Пока я могу, чем помочь, да может, отец чего подкинет. Ты ведь год почти бесплатно проучилась, чего тебе не хватало. Выгнали?
-- Меня не выгнали, я сама ушла, -- упрямо возразила Эля, -- Не понравилось мне там, вот и забрала документы.
Сразу после школы Эллина по рекомендации, как матери, так и отца решила попробовать поступить в университет на факультет философии. В начале она и сама загорелась этой идеей, но, проучившись некоторое время, остыла. Просто разочаровалась, поняв, что философия, которую преподают здесь, не учит жить, а наоборот, забирает массу сил и энергии, заставляя отрываться от жизни и от личных дел. Нет, такая наука, как мечталось Эллине, не сможет стать спутницей жизни для нее, сопровождая, как верная подруга, всю жизнь. Ей все время придется носить маску на работе, создавая видимость благополучия, и только в свободное время открывать настоящее лицо. Но ведь это же обман, лицемерие. А лицемеров Эллина ненавидела. Едва она продержалась год в университете. Сначала училась прилежно и старательно, как в школе. Но со второго семестра стала пропускать лекции, не имея желания туда идти. А на весеннюю сессию не явилась и вовсе, забрав документы. Дома сказала матери, что ее выгнали за неуспеваемость. И теперь она просто находилась дома, ничего не делая, пребывая в раздумьях, как жить дальше.
-- Не понравилось, -- сердито передразнила ее мать, -- Да просто разленилась. В школе-то философию как любила, на «пятерки» все знала от и до, и историю, и литературу. А теперь – разонравилось.
Эля вздохнула, она устала объяснять родителям, что не видит в этой книжной схоластике ничего зажигающего, вдохновляющего, пробуждающего желание жить. Но ведь жизнь без этого становится скучной, однообразной и пустой. В ней губятся все начинания хорошего, а как без них жить? Эх, если бы Эля сама могла писать книги. Своим зарядом энергии она могла бы всколыхнуть многие, даже самые черствые, души. Но мысли об этом ее пока не посещали, да и опыта у нее еще было так мало, что бы написать настоящий жизненный роман, основанный на фактах, но с огоньком, который зажег бы сердца читателей.
-- А сама куда хочешь? -- вмешался Валдис.
-- Никуда. Хочу окончить курсы компьютерщиков по наборке, устроиться на работу и целый день печатать, что б никто не приставал и в душу не лез. А сама все равно о своем думать буду.
-- Да, пусть пойдет, поработает, узнает по чем фунт лиха, -- завершила беседу бабуля, зная, что Элю переубедить в чем-то трудно.
После ужина все втроем пошли провожать Валдиса на автобус. Когда возвратились домой, занялись уборкой и мойкой посуды. А затем каждый занялся своими делами.
Инга шила костюм под заказ, бабуля читала книгу, а Эля уселась за письменный стол, достала краски, альбом, и пыталась изобразить свой прошедший сон.
Спустя некоторое время, буквально через месяц после разговора за ужином, Эллина увидела в газете объявление, что набираются желающие на курсы секретарей и бухгалтеров. И никому ничего не сказав, боясь, что мама не позволит этого сделать, она решила скорее записаться. Деньги требовали не сразу за учебу, и Эля рассчитывала, все же на поддержку мамы в дальнейшем. Узнав, что дочь уже учится и кое-что умеет, она не сможет отказать ей в финансах.
Так и получилось. Вначале Инга ужасно расстроилась и стала требовать, что бы дочь прекратила свою учебу, боясь, что кроме курсов, она больше не захочет получать никакого образования. Повторит судьбу самой Инги и навеки застрянет в этой дыре.
-- Но, мама, я уже там вон сколько проучилась, меня никто теперь не отпустит, пока я не оплачу учебу, - умоляла Эля, понимая, что бросить курсы теперь не так – то просто, -- Тем более, разве плохо будет, если я буду знать компьютер, ведь он сейчас нужен в любом деле. Ведь это совсем не лишнее для любой профессии.
Немного поостыв, мать подумала и решила уступить дочери на этот раз.
-- Ну, хорошо, только на следующий год обязательно поступать в вуз. Хоть в какой-нибудь. И как ты не понимаешь, что без настоящего диплома ты никто!
-- Как это никто. Я же человек, -- не могла никак уняться Эля.
-- Человек в наше время без диплома – никто, -- настаивала на своем Инга.
-- Хорошо, -- вздохнув отвечала Эля, понимая, что спорить бесполезно, -- На следующий год обязательно поступлю.
А у самой в планах было устроиться на какую-нибудь работу и поскорее стать самостоятельной. Ей все равно было непонятно, почему так важна в жизни корочка и груз навязанных знаний, как мусор в квартире, которыми тяжело даже пользоваться для себя самой, а выбросить нельзя, потому, что за их счет тебе платят зарплату.
Так Эля успешно обучалась своему делу и в апреле месяце должна была получить свидетельство об окончании учебы и рекомендацию для устройства на работу.
А время шло. Близился Новый год, уже был конец декабря и земля вновь укрылась белым пушистым снегом, сменив осеннюю грязь и слякоть. Сегодня был замечательный вечер, настоящая зимняя сказка. С неба целый день падал пушистый снег и, к вечеру его намело уже много, а он все не переставал, падал и падал. Бабуля на кухне пекла пироги и попутно рассказывала сказки Эле, которая уютно расположилась в кресле возле самой духовки, грея озябшие ноги после курсовых занятий. Эти сказки были снова об эльфах и гномах, живущих в зимнем лесу. О Королеве-Метели, которая упрятала Принцессу-Весну в свой ледяной замок. Но, как только Вьюга нарезвится и устанет колдовать, Весна сможет ее победить. Она растопит замок изо льда и выйдет на волю во всей своей красе. Но будет это все не сразу, а постепенно, как тепло борется с холодом, а добро со злом. И как только теплые лучи солнца возьмут свое над морозами и метелями, вновь зазеленеет трава, молодая листва на деревьях, распустятся цветы. Так меняются времена года.
Эля, слушая бабушкину сказку, заснула прямо в кресле на кухне. Потом пришла Инга и разбудила ее своим звонким смехом, как спящую красавицу. Инге такая погода все еще напоминала об их первых встречах с Сашей, но разве только о них. И теперь, что бы заглушить горечь, она не поддавалась унынию, а старалась погрузиться в хлопоты о семье, и запастись в прок продуктами к Новому году и веселым январским праздникам.
Теперь к Инге иногда приходил Антон. Высокий мужчина, лет сорока пяти, с проседью на висках, которая придавала его виду солидность и внушала уважение. Он всегда был в наглаженной рубахе, подобранной в тон к костюму галстуке, на брюках обязательно стрелки. Любил носить по щегольски модные туфли и пиджак, и очень гордился своими густыми гусарскими усами. Приходил Антон, вернее приезжал на собственном авто, с цветами и конфетами для Инги, даже Эле и бабушке старался что-то подарить. Но Эля стеснялась и чаще отказывалась от подарков, стараясь ускользнуть от ослепительного гостя. Затем Антон брал Ингу под руку и увозил куда-то на весь вечер, а то и на ночь.
Не раз Инга пыталась поговорить с дочерью о своем нынешнем ухажере, когда его не было рядом.
-- Ну, что ты такая не разговорчивая с ним. Ну, разве он плохой, он же добрый.
Инга все время переживала, что Антон не понравится Эле и из-за этого в их семье снова будет разлад.
-- Да, вижу я, что добрый, -- отзывалась Эля, пряча глаза, -- Но ведь он твой кавалер, ты с ним и разговаривай. Главное, что б тебе нравился.
-- А что!? Он мне нравится. Всем обеспеченный, уважительный, всегда при деле, да и семьянин видать из него будет хороший. Вон, какой заботливый, и тебе тоже подарки делает, и маму не забывает, - говорила Инга, будто уговаривала саму себя.
-- Усы и шпага, все при нем! -- подхватывала смеясь Эля.
-- Ну, чего дразнишься, я же серьезно.
-- Ма, ну чего ты обижаешься, я же не против него.
-- Не против, а разговаривать не хочешь, -- обиженно хмурилась Инга.
-- Да не могу я с ним долго беседовать. Он ведь такой строгий, солидный, не знаешь, как и вести себя с ним. Вот папка наш, он тоже франт, хоть куда, интеллигентный, образованный. А с ним мне куда проще, он все понимает.
-- Папка, папка, -- с горечью вздыхала Инга, -- Он больше не вернется, ты же знаешь. Он нас бросил. Антон по-своему добрый, приглядись к нему.
-- Да я и не настаиваю, что бы папа возвращался, пусть живет, как знает, если ему так хорошо. Кстати, он про тебя только хорошее говорит. Просто, говорит, не судьба вам и все, не сошлись характерами.
-- Ах, да ладно, -- махнула рукой Инга, словно отпуская прежние переживания, -- Видать, правда, не судьба. С ним сложно, он человек искусства, утонченная натура. А вот мне с Антоном проще. Пусть не так хорошо, но проще. Я и замуж за него пошла бы...
Сейчас все ее мысли Инги были о том, как должна сложиться дальнейшая Элина жизнь, а свое будущее она пока видела в тумане и все события пускала по течению.
-- Ма, ты его любишь? -- задавала наивный вопрос всякий раз Эля.
-- Антона? Не знаю, -- протяжно вздыхала в задумчивости Инга, -- Но жить с ним было бы не плохо.
-- Тебе бы такого, как наш Валдис. И добрый, и веселый и компанейский, и разговаривать с ним легко.
-- Да, что Валдис, таких, как он тоже поискать нужно. Хотя у него свои сложности. Ведь ты не знаешь, что он безумно ревнив.
-- Ма, а почему вас назвали какими-то не русскими именами?
-- Моя мать эстонка была, а отец – русский. Она приехала в Россию жизнь устраивать из бедной небольшой деревни. Это мне потом друзья отца рассказывали. Говорят, любил он маму сильно и, чтоб она не слишком о родине грустила, назвали детей так, как ей захотелось.
-- А меня тоже латышским именем назвали?
-- Нет. Тебя смешанным. Папа хотел Алиной, а я Эллионорой или Эммой, или еще каким-нибудь необычным, красивым. А в результате, что б никому не обидно было, получилось Эллина, Эллина Берестова, по отцу.
Эля в глубине души немного гордилась своим именем, которое кроме нее больше никто не носил в округе. И такой же звучной фамилией, доставшейся ей от любимого папы.
Сегодня воскресенье, никуда не нужно спешить. И Эля блаженно потягивалась в постели, размышляя, вставать ей или еще поваляться. Наконец, она решила встать. Босиком по коврику и линолеуму подошла к окошку, и мечтательно посмотрела на белые крыши, над которыми вверх поднимался дым из труб от натопленных печей. Было морозно, солнце едва проглядывало сквозь густую пелену облаков.
Утро -- замечательное время суток, когда все еще тихо спит вокруг и нет суеты. В это время приходят самые лучшие мысли и мечты, грезы, в которых хочется плавать бесконечно. Но это время очень короткое и быстро сменяется суетливым днем. Поэтому нельзя терять ни минуты и скорее выполнять все, что задумалось.
Пока Эля стояла у окошка, тут же сочинила два стиха, но записывать их не спешила. Она считала, что главное – не запись, а состояние души. Потом она все же нехотя подошла к письменному столу, достала исписанную в разброс мелкими строчками тетрадь и, не спеша стала записывать на оставшемся пустом листе все, о чем думала. Вначале это были просто фразы, не рифмованные и не складные. Но потом, немного подумав, Эля сложила четверостишье, затем еще и еще куплет. Получилось стихотворение. Следующее, придуманное у окна, она записала таким же способом. Свои стихи она сочиняла и записывала только таким образом, словно боялась пожертвовать чувствами ради рифмы, проверяя искренность строк. Затем, словно, между прочим, Эля достала акварельные краски и кисточки. Плеснула немного воды из чайника в ближайшую пустую чашку (это все осталось после вчерашнего чаепития). Она стала рисовать то, о чем писала на большом клочке ватмана, который мама приносила с работы для выкроек.
Королева-Вьюга мчится по городу над серыми крышами домов, над унылыми грустными лицами, уставшими от осеннего озноба, грязи и дождя. Теперь пришла ее пора, ее время вступать в свои права. Она кружит, ликуя, переливаясь алмазными снежинками, бросая вниз желанные бисеринки из снега изумрудов, сапфиров и жемчугов, переливающихся в свете луны всеми цветами и красками. И там, где она пролетала, люди становятся счастливыми, город наряжается чистотой зимнего снега и приобретает всевозможные радужные краски.
Эллина сама не заметила, как нарисовала картину без особых на то усердий. Осталось только подровнять ножницами кривые края и дать ей высохнуть. А пока произведение искусства сохло, в тетради появилось еще стихотворение. Ух, уже и утро прошло. Эллина взглянула на часы, сейчас бабушка позовет обедать.
И вправду:
-- Эллина, детка, иди супчику поешь спросонку, -- донесся из кухни бабулин голос.
-- Не могу, я работаю, - пробубнила в ответ Эля, набрасывая еще какие-то строки, полагая, что бабушка ее слышит.
Но бабушка не расслышала Элин ответ, и заглянула в комнату сама. Она увидела Элю, сидящую в своей пижаме за столом, согнувщуюся в неудобной позе. Одна нога ее была подогнута под себя, другая, босая, свисала вниз. Рядом на полу, разбросанные, валялись Элины комнатные тапочки.
На большом столе – хаос. Чайник, непомытые со вчерашнего дня чашки, краски, листки исписанной бумаги, кисточки и, нарисованная Эллиной картина, уже сохла на подоконнике. Волосы Эли были всклочены, она быстро что-то записывала в тетрадь. Бабуля все поняла, дружелюбно улыбнулась и тихо удалилась, не желая мешать Эле, пока та не закончит.
“Ничего, есть захочет, сама прибежит, “ – подумала бабушка, потому, что такое уже бывало не раз.
Так получилось и теперь. Устав от напряжения и работы Эля вдруг почувствовала голод. Но бежать к столу не спешила, предпочитая немного отдохнуть. Она откинулась на спинку стула и стала рассматривать свою картину, представляя, что скажет бабушка или мама, или кто-нибудь другой, когда увидит ее творение.
Встав со стула, она потянулась, затем сделала для розминки несколько танцевальных движений с лентой и мячиком поочередно. Выгнулась мостиком, почти не сгибая колен, и растянулась на шпагат в завершении. Все это она легко проделывала почти каждый день в память о прошлых занятиях. Это позволяло Эле поддерживать отличную форму. Затем она подхватила разрисованный ватман и помчалась показывать его бабушке. Эля нашла ее отдыхающей на диване с книжкой в соседней комнате. Картина бабушке понравилась, да и как могла не понравиться. Если ее рисовала любимая внучка.
-- Давай ее на видное место повесим, пускай все смотрятят, -- предложила бабушка Эле, -- На кухне, например. К нам всегда туда гости ходят. Да и я любоваться буду, когда готовлю. Эля согласилась, ей было все равно, где окажется очередной ее шедевр, ведь она постоянно рисовала и писала, не жалея отдавать это все другим.
Вернулась Инга из парикмахерской. Клиенты не давали ей отдыха даже по выходным, но платили за неурочное время вдвойне. Все сели обедать, хоть Эля к этому времени еще даже была не умыта и не расчесана, и сидела за столом в ночной пижаме.
-- О! А это что? – увидела картину Инга, -- Никак Элька снова на свет «шедевр» произвела.
Эля, уплетая за обе щеки котлету, молча кивнула.
-- Художница она у нас, -- похвалила бабушка.
-- А кроме художества, чем она еще будет в жизни заниматься? -- настоятельно спросила Инга, -- Ей настоящая профессия нужна, которая кормит, что б работать можно было по-настоящему.
-- Ох! Как не хочется мне где-нибудь работать, -- тяжко вздохнула Эля.
-- Это ты сейчас так говоришь, -- возразила мама, -- А потом семья появится, дети. Кто тебя прокормит. Каждый должен профессию иметь. Без нее -- никуда.
-- А пусть муж и кормит, -- беспечно ответила Эля, болтая босой ногой под столом.
-- Хорошо, если муж кормить согласен. А не ровен час уйдет от тебя, глядя, какая ты бездельница, - начала свою лекцию мама, -- Ты ведь приготовить сама не умеешь.
-- Один уйдет, другой придет, - небрежно кинула Эля желая оборвать неприятную ей беседу, -- Пусть любит не за то, что я готовлю, а за то, что я есть, - Она выбежала из кухни с недоеденным куском пирога и тут же уселась на прежнее место за стол. Ей явно не нравились пророчества о ее дальнейшей жизни. Ко всему прочему она спешила сегодня начать хотя бы еще одну картину.
-- Молодая еще совсем, -- успокоила Ингу бабушка, -- Не любила еще.
Она встала, чтобы собрать посуду со стола.
-- Я помогу, мама, -- остановила ее Инга, -- А ты пойди отдохни.
Наконец наступил канун Нового года, тридцать первое декабря. Праздник, которого так обычно ждут все. Эля тоже очень любила его и ожидала каждый раз с каким-то тайным волнением ночи. Самой главной задачей в последний день уходящего года для нее было подытожить все, что промелькнуло в прошлом году и пожелать, что бы в наступающем все хорошее продолжилось. Но пожелать этого нужно искренне, от всей души, что бы Волщебница-Ночь услышала все твои пожелания и поверила в то, что ты действительно хочешь, что бы они сбылись. Но сбываются обычно только самые чистые и лучшие пожелания, не только для себя, но и для всех остальных. И это Эля тоже знала и поэтому искренне желала всем только счастья.
Еще хороший способ загадывать желания Эля придумала сама и поверила в него. Когда бьют куранты, нужно неспеша сделать полный глоток шампанского, закрыть глаза и на несколько секунд будто погрузиться в свои глубинные мечты. Что в этот момент представилось хорошего, то и должно сбыться. Но в это тоже нужно поверить.
Весь вечер был суетный, но веселый. За окном тихо падал снег. На кухне жарко топилось духовка, попахивая, то запеченным гусем с яблоками, то сладкими коржами для торта. Потом пришли гости, и в тесной квартирке стало еще веселей. Дядя Валдис с другом, две маминых подруги с работы и, конечно же, дядя Антон. Все, вместе с хозяевами этой квартиры, уместились за широким гостиничным столом. Праздник начался с шуток и смеха, веселых передач по телевизору. Всем было радостно и хорошо в их дружелюбной компании. Никто из гостей не был обделен вниманием и забыт в этот вечер.
Вот так волшебная ночь прошла для Эли незаметно, шумно и весело. Хотя они с бабулей не выдержали и раньше всех ушли спать. А ночью Эле приснился красивый, но немного странный сон. Ей показалось, что это намек на что-то, потому, что такие сны просто так не сняться.
В нем она видела себя, идущую по пыльной дороге. И по всему пути разбросан мусор, бумага, рваные газеты и окурки. И это всё некому убрать. Эллина жалеет, что в её руках нет ни метлы, ни веника. Ей хочется хоть немного расчистить себе путь, но она бессильна и не может этого сделать. И брести ей приходится сквозь грязь и пыль. Она поднимает глаза к хмурому небу и просит хоть каплю дождя. Над ней обещающе смыкаются тучи, готовые вот-вот разразится ливнем, но ни одной дождинки так и не срывается на душную землю. А в накаленном от жары воздухе лишь чувствуется приближение грозы. Но дождя всё нет. Эллина бредет вперед настойчиво и терпеливо, не оглядываясь назад. Она знает, что идти долго. Куда она попадёт, тоже толком не знает. Только знает, что идти нужно. И нужно это не только ей.
Наконец дорога становится чище и просторнее. Грозовые тучи отступают, и из-за белых как снег облаков выглядывает солнце. Дождя больше не хочется, потому, что воздух становится чистым и свежим, но… слишком прохладным. И Эллине становится тревожно.
Вдруг, перед ней открывается хрустальный сказочный город, такой прекрасный, но совсем непонятный ей. Она, Эля, бродит по его переулкам и скверам, разглядывает восхитительные арки и здания из хрусталя, любуясь их красотой, но на душе у нее тоскливо. Она ищет что-то или кого-то среди них, кто мог бы прогнать тоску из ее сердца. И люди там тоже из хрусталя, такие прозрачные, утонченные, но холодные и пустые, как ваза внутри. Правда, кое-где ей встречаются живые цветы: ландыши, незабудки, клевер. Они растут прямо на обочине хрустальной дороги. Эля здоровается с ними, гладит их, разговаривает и радуется хотя бы такому небольшому проблеску живых чувств в этом холодном царстве. И, вдруг, она понимает, что она фея, и должна своим волшебством оживить и спасти холодный хрустальный город. Она сильно отличается от всех своей внешностью и все обращают на нее внимание. Но Эля точно знает, что именно так как она должны выглядеть нормальные люди.
Утром Эллина долго вспоминала сон, думала о нем. Он что-то ей напоминал, что-то такое, что она уже видела, чувствовала когда-то, но вспомнить не могла. Может быть, об этом она читала в книжках, видела в кино. А, может это уже происходило с ней самой, но не здесь, не сейчас, а в прошлой, не менее реальной жизни. Значит, это все должно было повториться в ее жизни снова. И Эллина не без тревоги призадумалась о своем будущем. Хотя переживала она не долго, да и не о чем ей было серьезно переживать в свои неполные девятнадцать лет. Ведь сон не сулил страданий и бед, а предвещал трудности, которые Элле никогда не казались непреодолимыми. Впрочем, она любила загадки.
В радостных хлопотах прошли все остальные праздники, и январь закончился быстро. Февраль затянулся надолго, то окутывая туманами с неожиданными оттепелями, то вновь занося метелями. Но все когда-нибудь заканчивается, так закончилась и зима. Теперь все ждали оттепели, солнца и капели. Эля продолжала учиться и к маю месяцу должна была закончить курсы. Ее подруга Аня, которая училась с ней в одной группе, однажды спросила:
-- Почему ты, Эля, всегда такая задумчивая. Может тебе учиться тяжело, давай помогу, если что-то не получается.
Эля растерялась, ей таких вопросов еще никто не задавал.
-- Я… Да я просто о своем думаю…
-- Может у тебя проблемы на личном фронте. Признавайся, кто тебе мозги пудрит, так, что про другое думать не можешь.
-- Да никто, -- засмеялась Эля.
-- Тогда чего мордашка хмурая?!
И тут Эля неожиданно для самой себя произнесла в слух то, чего ни один человек на свете еще не слышал:
Погода хмурая и дождик моросит,
Я не пугаюсь, это не нарочно.
А солнце пусть загадочность хранит,
В такие дни бывает все возможно.
Аня недоуменно глянула на Элю.
-- Что это? Стихи?!
Эля опустила глаза, она поняла. Что выдала свою тайну, но отступать было уже поздно.
-- Чьи они, твои? – вспыхнула любопытством Аня. Она вдруг поняла, почему Эля всегда ведет себя так странно. То молчит в веселой компании, когда всем весело и вдруг ищет любой повод уйти домой. То, вдруг ни с того, ни с сего, загорается любопытством и азартом ко всему, что ее окружает. Аня читала где-то в книжках, что талантливые люди всегда со странностями. Сомнений не было, значит у Эли талант.
-- Ты пишешь стихи?! Почитай еще, -- не унималась теперь подруга, ей было жутко интересно видеть перед собою талантливую личность и вместе с этим понимать, что это ее подруга.
Эля прочла еще несколько своих куплетов. Аня стояла рядом с ней на балконе, заворожено глядя вдаль и забывая обо всех своих насущных проблемах. Они помолчали, когда Эля перестала читать. Затем Аня тихо спросила:
-- Слушай Эль, как это у тебя получается? Ну, вот так все здорово. Я ведь видела, ты, на занятиях сидишь, думаешь о чем-то, а потом что-то быстро записываешь.
-- Ну, на занятиях я в основном об учебе думаю, это редко бывает, что я там стихи сочиняю. Бывает, когда есть возможность. Просто тяжело проснуться. А вот на практике… Там я могу расслабить свое воображение. Освободить мысли. Глаза и руки делают то, что выучили, а мозг все равно о своем думает.
-- Ты – йог, -- сделала вывод Аня, -- Ведь набираешь ты текст не хуже других и все время при этом о своем думаешь.
-- Нет, -- вздохнула Эля, -- я привыкла жить двойной жизнью. К сожалению, я вынуждена. Все, что происходит в этом мире – это одна жизнь, в моем воображении жизнь другая, там то, что я хочу видеть. Но как бы я хотела соединить эти две жизни в одну целую и жить всей ее полнотой. Как бы я хотела быть в этом мире тем, кто я в воображении. И пока стихи – это единственный тоненький мостик между этими двумя мирами.
-- Но почему ты не можешь быть кем хочешь? Будь ею, ведь это же так просто.
-- Нет, не просто. Здесь я должна быть наборщицей, программисткой. Ну, если,
повезет, стану когда-нибудь философом в очках, с толстой папкой в руках и тусклым взглядом сквозь толстые линзы. А вообще я – Фея, самая обычная Фея. Но здесь таких не принимают, им нет места нигде. И только иногда моя героиня выходит наружу вместе с моими твореньями или добрыми поступками, да и то, осторожно, что бы никто не смог растоптать ее хрупкую душу.
-- Как печально, -- задумалась Аня, -- А научи и меня жить двойной жизнью. Может у меня внутри тоже есть Фея.
-- Несомненно, это так, - заверила ее Эля, -- У каждого внутри прячется добрая фея, просто она спит и нужно уметь ее пробудить. Но для этого нужно сначала чувствовать все, что тебя окружает. Хочешь попробовать?
-- Хочу.
-- Тогда садись рядом и делай то, что и я.
Девочки вошли в комнату и уселись поудобнее в кресла напротив друг друга.
-- Расслабься, -- посоветовала Эля, -- Только не засни, это не сон, а путешествие. Теперь закрой глаза и наблюдай, что видишь, не обращая внимания на внешние звуки. Получается?
Аня с минуту молчала, потом прокомментировала:
-- Крыши, кошки какие-то.
-- Они сами бегают или ты их мыслями толкаешь.
-- Да, вроде, сами.
-- Это потому, что мы на крыше насмотрелись с твоей многоэтажки. Надо понаблюдать за чем-то красивым, лучше на природе.
-- Да ну их, -- Аня нетерпеливо открыла глаза, -- У самой сейчас крыша поедет. Слушай, а ты в газету стихи посылала?
-- Нет.
-- Почему?!
-- Не знаю. Мои стихи – тайные мысли и желания. Я как-то не решаю открывать их другими.
-- Да ну тебя. Я бы уже во все газеты разослала и загордилась этим.
-- Не в гордости дело, это пустота. Я жить не могу, что бы не впечатляться от чего-нибудь красивого.
-- Говорят, за это деньги даже платят. Ну, за стихи.
Эля поморщилась.
-- Вот ради денег я писать бы не стала. Хоть что-то на этом свете нужно оставить для души. Тем более, под заказ работать не могу, не умею. Это убивает чувства.
В марте приезжал Элин отец. Он не стал противоречить дочке, что она заканчивает курсы, но удивился, что не хочет поступать в институт. Стал предлагать ей уехать с ним за границу и выучиться там, а потом, может, и жить остаться. Но Эля отказалась, хотя по настоянию любимого папы, дала слово хорошо подумать об этом.
Вечером Инга спросила дочку:
-- Ну, как он там? Мне-то с ним не слишком удобно общаться. Еще подумает, что скучаю за ним. Хотя, не чужой он мне, тебя все же, можно сказать, вместе воспитывали.
-- Да, вот, за границу зовет учиться.
-- А ты что?
-- Нет, не могу я, мама. Мне и тут неплохо.
-- Это сейчас неплохо. А через годик – другой как запоешь, когда эта деревня наскучит?!
-- Как наскучит, так и уеду, что волноваться, -- беспечно и грубовато отвечала Эля на надоевшие до смерти вопросы.
-- Потом, может, поздно будет. Ох, дочка, смотри, тебе судьбу строить, -- назидала мать, не обращая внимания на её недовольство.
-- А чего ее строить. Как будет, так и будет, я всем довольна.
-- Да нет, судьбу постоянно строить надо.
-- Ну, ты, мам, строишь, строишь и все никак не построишь.
-- А ты мать не критикуй. Я кое-чего в жизни добилась. Была бы умнее в твои годы, добилась бы большего. Вот меня тоже толкали, а я не хотела…- горестно вздыхала Инга и трепала Элю по золотистой кудрявой шевелюре. На что Эля недовольно крутила головой и спешила куда-нибудь уединиться.
В конце апреля Эля, как и все выпускницы, получила корочку об окончании курсов и направлении на предприятие, где могли потребоваться работники по ее специальности.
Эля сначала представляла себе уютный кабинетик, где она будет находиться наедине с компьютером и попутно записывать стихи. Но к ее удивлению, это был огромный цех, в котором находилось очень много таких, как она и каждый был занят своей работой.
Работы было очень много, так много, что вначале Эля, не имея должных навыков и сноровки, просто не успевала и очень переживала, что ее выгонят с работы. Но начальница отдела поставила над ней человека, что бы помог и научил правильно распоряжаться работой, пока Эля не наберется опыта. А потом она должна была работать сама.
Набирать текст, рассчитывать и выполнять другие манипуляции, нужно было очень быстро, не так как на практике во время учебы. Весь день Эля была занята. У нее не было времени не только о своем подумать, но и вверх глянуть. Под конец дня ужасно ныли руки, кружилась голова, слезились глаза, а спина будто становилась деревянной. Так продолжалось еще месяц, но Эля упорно не хотела бросать работу. А потом, спустя некоторое время, немного стало легче. То ли она привыкла и втянулась, то ли бумаг стало меньше, но, вроде, попустило.
И все же внутри она немного изменилось. Мир теперь не казался ей таким цветным и красочным, как прежде, чудесные сны приходили гораздо реже. Эля чаще спала глубоким сном, после рабочего дня, зная, что ей завтра снова на работу. А все, о чем ей так хотелось думать и мечтать, приходилось подавить, затоптать в самой себе, приказать замолчать на время работы, до той поры, когда снова будет отдых. Но легко ли это сделать человеку, привыкшему парить над землей и жить тончайшими импульсами подсознания. Нелегко было Эле. Ее восторженное настроение и жизнелюбие сменилось почти постоянным унынием. Даже с подругами она старалась видеться реже. Внутренней энергии ей едва ли хватило на то, что бы продолжать свою творческую деятельность, да и то, кое-как, в перерыве между сном и работой. Особенно тяжело было вставать утром, зная, что целый день она будет видеть перед собой эти хмурые унылые лица, некоторые просто замкнутые, некоторые раздраженные и вечно всем недовольные. Тяжело было возвращаться домой и выслушивать все те же упреки со стороны родни. Но Эля не могла объяснить даже самой себе, почему она выбрала именно этот путь. Она чувствовала внутреннею подавленность, знала, что в таком состоянии не сможет творить так, как раньше. Но поступать учиться упорно не хотела. Она боялась, что где-то там, в учебном заведении ее заставят мыслить иначе, вовсе не так, как умеет она. И больше не будет на свете сказочной феи, которая может мчаться по ветру, куда ей захочется, и дарить радость людям, вместе со своей волшебной улыбкой. Но там, где она сейчас работала, ее улыбка и добродетель вряд ли кому-то были нужны. Там нужно было просто работать.
И Эля знала, что так, как она, работают не все. Она видела в красивых застеленных кабинетах модных красавиц, которые тоже сидели весь день за компьютером. Но как сидели. Не так, как Элина, сгорбившись и едва успевая распрямиться в перерыве между делом. Они вели себя важно, грациозно, не спеша перекладывая пачки бумаг с места на место, изредка беря трубку телефона изысканным движением и подолгу беседуя с кем-то, наверное, с начальством. Эля знала, что для того, чтобы стать такой, как они, нужно закончить вуз, но стремиться к этому не спешила. Что-то в этих разукрашенных куклах ей определенно не нравилось. Ни за что на свете ей не хотелось бы сотрудничать ни с одной из них. И вот однажды ее предположения подтвердились.
Как-то раз начальница отдела дала ей распоряжение подняться этажом выше в один из таких роскошных кабинетов и уточнить, как правильно необходимо печатать поступившие документы.
Эля поднялась по лестнице и, робко постучала в дверь, хотя в этом не было необходимости, потому, что стены кабинета были из стекла. Она вошла и поздоровалась. Эля назвала свою должность из какого она цеха, затем вежливо спросила о том, что ей было поручено. Длинноногая брюнетка с ярко накрашенными губами и не менее яркими красными ногтями нехотя взглянула на нее.
-- Минуточку, - окинула она Элю пренебрежительным взглядом, подняв трубку телефона и, судя по всему, не желала откладывать начатое дело на потом из-за такого мелкого вопроса. Не торопясь, она стала набирать номер. Эля терпеливо ждала, стоя у порога и держа кипу бумаг в руках.
«Наверное, хочет с начальником посоветоваться», -подумала она. Но та ни с кем и не думала советоваться, она звонила своей знакомой рассказать о том, что только что видела ее бывшего мужа рядом с какой-то рыжей шатенкой и та не сводила с него глаз. При чем срочно нужно было обсудить, как она была отвратительно одета, а на голове просто гнездо вместо прически.
Эля терпеливо ждала стоя у дверей, она уже начинала испытывать легкое смущение от того, что присутствует при чьем-то личном разговоре. Ее щеки начали розоветь. Мимо прошла еще одна «топ модель», одетая как по журналу мод. Видя Элино смущенное лицо, она едва усмехнулась, но спросила:
-- Девушка, вы к кому?
Эля снова назвалась и задала тот же самый вопрос:
-- Это не сюда, кабинетом дальше. Лена, почему ты не скажешь ей, - обратилась она к первой.
-- Но ведь это же не ко мне, при чем здесь я, - откликнулась та, недовольная тем, что ее оторвали от важного разговора.
Дальше Эля не слышала, она обернулась и пошла искать другой кабинет, который ей указали. Там произошла почти та же история. Работники пили в этот момент кофе и попросили подождать ее под кабинетом. Только после этого ее впустили в кабинет. Одна из работниц взяла у Эли документы, рассмотрела их и сказала, что с подобными бумагами дела не имеет, и отослала ее искать еще какую-то дверь, но уже не стеклянную. Эля снова отправилась на поиски кабинета. Держа в руках тяжелую кипу бумаг. Когда она подошла к искомому кабинету, за дверями услышала шум, там было весело. Эля не стала стучать, потому, что стука никто не услышал бы. Когда Эля вошла, девушки мерили по очереди какую-то шмотку, которую, наверное, кто-то продавал из них. Эля извинилась и обратилась к ним с надоевшим ей самой уже вопросом. Одна из них тяжело вздохнула.
-- Кажется, это ко мне. Давайте ваши документы.
Эля протянула пачку бумаг. Та пересмотрела их мельком, затем села за компьютер и что-то начала печатать. Вдруг задумалась и спросила у находившейся рядом коллеги:
-- Как правильно: «востребляемый» или «потребляемый».
Подруга заглянула в текст и ответила.
-- «Востребованный» больше подходит.
Затем раскладка была распечатана, и Элю отправили в тот первый кабинет, откуда она и начала свое путешествие, что бы напечатанная раскладка была подтверждена более высшим лицом. Девица с яркими губами опять недовольно взглянула на Элю, но бумагу взяла, просмотрела ее и нараспев произнесла:
-- Все правильно, только когда документы подписывать понесете, начинайте с того кабинета, где вам напечатали эту раскладку.
Эля кивнула головой и удалилась, радуясь, что ее скитаниями пришел конец. Да и рабочий день уже заканчивался.
Но по дороге в свой цех, она все же прочитала раскладку из любопытства и никак не могла понять, как можно было слово «востребованный» спутать со словом «потребляемый» ведь оно даже по смыслу не подходило. Речь шла о документе, а не о товаре.
После того дня Элю еще несколько раз отсылали подняться в отдел уточнить что-нибудь или отнести на подпись бумаги. Эля выполняла все указания руководства, но это все ей начинало надоедать. Все эти ленивые, перенасыщенные блажью лица или веселые без причины, легкомысленно ищущие развлечений во время работы. Кроме того, Элю удивляла вся неправильность, с которой выполнялись дела, тупость порой доводила ее до отчаяния. Она постоянно спрашивала себя: "Неужели в институтах так тупеют или их заканчивают недостойные люди. Я - простая машинистка, окончила школу без троек да курсы по компьютерам, но таких глупостей никогда бы не допустила. Может, я чего-то не понимаю? Но, почему они себя так ведут, будто я второй сорт и просто мешаю им здесь заниматься чем-то личным, а не выполняю свою работу."
Вдруг она вспомнила, как дядя Валдис говорил о том, что ей, Эле, необходимо учиться, хотя бы потому, что много глупых людей сейчас заканчивают вузы за деньги. Из них получаются глупые начальники, которые правят людьми, доводят страну до разрухи, делают в ней беспорядок, но сам он учиться, почему то, не захотел.
"Не захотел видно быть среди глупцов. Так и я не хочу!" - в отчаянии подумала Эля, но легче ей от этого не стало, наоборот, все сложнее и сложнее с каждым днем становилось ходить на работу. Она понимала, что таких тяжелых дней в ее жизни теперь будет бесконечно много, им просто не будет конца. Еще немножечко и она утратит способность видеть волшебство красоты вокруг себя, а все ее красочные сны выгорят как рисунок на ситце от палящего солнца.
Эллина так же понимала, что так продолжать дальше нельзя, она почувствовала, что загубит свой талант и перестанет быть нужной даже самой себе. Но что делать, не знала. Ведь после любого вуза, она окажется на таком же предприятии, только должность будет занимать на ступеньку выше. И вновь повторится тот же самый расклад дня, круговорот вещей. Все будет такой же круговертью, повторятся изо дня в день до осточертевания. А этого Эллине очень не хотелось.
Когда она представляла свою будущую жизнь в таких тонах, ей начинало казаться, что она просто не выдержит и сойдет с ума или просто умрет. Умрут ее мысли, чувства, желания. И лишь одна нелепая оболочка останется ходить по свету. Но это уже будет не жизнь, а просто существование и чем оно закончится, Эллина не знала, понимала только, что ничего хорошего в этом всем нет. Но ведь так живут миллионы людей, работающие вот на таких фирмах или в других учреждениях.
И одной только ей такая жизнь не нравится, но не смотря на свою одинокость Эля не чувствовала себя неправой. Она часто задавала себе вопрос, есть ли в этом здании вообще нормальные лица? А во всем мире? В мире - то, наверное, и есть, но только не здесь, ни в этом учреждении.
Хотя нет. Идя однажды вдоль по коридору с очередным заданием руководства и папкой деловых бумаг в руках, Эля остановила взгляд на симпатичном лице женщины, идущей на встречу. Вероятно, она было тоже машинисткой из соседнего цеха, и выполняла одно из поручений начальства, потому, что в руках держала такую же папку с документами. Черты ее лица были мягкими и милыми, но особенно выразительными Эле показались глаза, которые просто излучали доброту и усталость, но при этом выражали апатию ко всему.
Женщина безразлично глянула на Элю, но не восприняла ее присутствие, будто та была стеклянной или ее вовсе не было. Затем, так же безразлично опустила лицо, желая скрыть хоть какую-то искорку проявления чувств или жизни в своем молчании и апатичном поведении до той поры, когда можно будет снова стать свободной и отправляться домой. Но Эле, почему-то не верилось, что дома, эта женщина средних лет, вновь становится веселой и жизнерадостной. Ведь равнодушие в сердце с годами становится привычкой, оставляя отпечаток на всей дальнейшей жизни.
"Наверное, это очень добрая женщина, как моя бабушка или мама. Но жизнь ее загнала в тупик, лишила права чувствовать, мыслить так, как ей того хочется, " - подумала Эля.
С того дня внутри у Эли стала просыпаться какая - то невидимая сила, комок эмоций, как протест сдерживаемый ею до поры, начиная искать выхода. Работа не угнетала ее меньше, но теперь она стала больше ее тяжелой привычкой, чем обязанностью. Эля чувствовала, что где-то глубоко в ее душе все чаще поднимается возмущение против такого существования, которое ей с каждым разом все сложнее тащить на себе, как обременяющий душу груз.
Какая-то невидимая энергия толкала ее вверх, заставляла срывать навязанные оковы, творить все по-своему. Она решила или что-то в ней решило, что нужно действовать, чтобы вырваться из замкнутого круга. В ней словно открылось второе дыхание, отчаяние двигало вперед, не позволяло уснувшему сознанию останавливаться на достигнутом. Теперь в ее заброшенной тетради стало появляться в два раза больше стихов, чем прежде. И теперь в них чувствовались едва уловимые нотки горечи и обиды на эту жизнь, но такие тонкие, что придавили им еще больше шарма, привлекательности и остроты ощущений, не теряя при этом прежнего жизнелюбия. Вернувшись домой после работы и, кинув куда-то сумку, Эля, упав за письменный стол, в первую очередь спешила записать:
Но кто меня обидел? Да никто!
А просто с жизнью мне не помириться.
И потому я не хочу смотреть
В угрюмые опущенные лица.
Но с ветром я лихим не разделю
Тот пыл, что от других мне остается!
А жизнь свою до сумраков люблю
Хоть в ней мне ничего не достается...
В поэзии Эля была настоящей аристократкой, королевой пера. Но вряд ли понимала это сама. Весь ум и деликатность ее утонченной натуры изливались пером на бумагу. Чего она никогда не могла показать ни внешностью, ни поведением. Напротив, чаще вела себя как неуклюжий, неловкий, хотя и обаятельный медвежонок. Ее приятная ей самой полнота чаще являлась поводом для насмешек, чем предметом восхищения подруг. Но Элю всегда мало волновало то, кем она является в глазах окружающих. Глубоко погружаясь в собственные раздумья, она размышляла лишь над тем, как правильно изложить свои мысли и передать чувства:
Мои стихи, как слезы. Я пишу,
Когда ложиться мне печаль на плечи.
И для того хочу открыть звезду,
Чтоб стало в этот миг немного легче.
Возможно, я не в силах передать,
Какую тяжесть я с себя снимаю,
Хотелось бы немного хоть отдать
Тепла, которое не остывает…
Писала она в своей тетради поздно вечером, думая лишь о своих эмоциях, пережитых за день.
И, вдруг ей вспомнился тот незатейливый разговор с Аней, когда та предлагала подруге отослать стихи в газету. Тогда Эля запротестовала, заявив, что стихи – это душевная тайна и в огласке не нуждается. Но теперь ей все чаще хотелось поделиться этой тайной с более широким кругом людей, и, возможно, найти среди них родственные души.
Потом Аня намекнула, что за стихи могут заплатить деньги и от этих слов Элю вовсе покоробило. А как же, ведь стихи не для денег пишут. Но теперь Эле шли в голову другие мысли. Как бы ей хотелось не только пролить бальзам на чужие души, но и кинуть некоторые свои строки в глаза беспощадному миру, как вызов. Пусть их прочтут все глупые и злые люди, увидев свое отражение в них, а добрые и теплые сердца, поймут и утешатся, возобновив в себе веру в хорошее. А деньги? Сейчас Эля от них бы не отказалась. Ведь писатель – это тоже профессия, тоже работа, которая необходима другим. Тем более, что кроме нее, Эли, никто эту работу так хорошо выполнить не сможет. Но если бы ей платили, она бы могла не ходить на работу, а писать больше и лучше не только стихи, романы, книги, целые тома книг. Производить замечательные рисунки, которые унесут в своих сердцах многие.
С такими мыслями Эллина ложилась спать, и каждый раз чувствовала себя нужной этому миру. Каждый раз в такие минуты перед сном она принимала решение написать письмо в редакцию, но проснувшись на следующее утро, вновь откладывала это дело, робея и стесняясь своих мыслей.
И, вот, наконец, она решилась. В воскресенье в очередной раз в киоске купила свою любимую газету «Столичные новости» и увидела там чьи-то стихи. И тут она почувствовала внутренний сигнал: «Пора! Надо писать».
Строки письма полились сами собой, мягко и плавно, в один миг выплеснулось на бумагу все, что было на душе. Затем так же мягко, под стать содержанию письма легли тут же придуманные стихи. Эля перечитала письмо несколько раз, проверив ошибки. Теперь осталось поставить внизу подпись. И тут Эля призадумалась. А стоит ли так сразу открывать свою тайну всем своим именем. Для Эли было главным сейчас, чтобы все узнали ее мысли и чувства, которые рвутся наружу, а не ее саму. Но она вспомнила, что многие писатели пишут под псевдонимами, придуманными именами, которые отражают их собственную сущность. А какое имя взяла бы себе Эллина? Ее собственная фамилия ей нравилась. Тем более, она знала, что некоторое время отец под ней был знаменит, возможно, в столице его помнят и сейчас. Но Эле все время хотелось быть независимой и делать все по своему, как бы своего отца и его фамилию она ни уважала. И она знала, что ее папа был бы не против, если бы она выбрала себе красивый псевдоним. Ведь вся суть не в имени, хотя оно дополняет написанное и отражает образ писателя. Своей новой фамилии Эля хотела придать тонкость и загадочность. Берестова – была хорошей фамилией, звучной и красивой, что-то Эле захотелось оставить и от нее. Может, просто убрать окончание, получится Берест, но это грубовато. Может, лучше Верест, нет, это тоже не подходит. Ах, вот! Эля вспомнила прекрасное слово, обозначавшее название душистого дикого растения – вереск. Так тому и быть, Эллина Вереск. Писательница и поэт Эллина Вереск. Эля закрыла глаза, представляя свое имя под собственными стихами на страницах газеты. Она почувствовала, что в этот момент на небе все звезды засияли ярче, приветствуя рождение новой, которая готова зажечься среди них.
Ведь как много зависит от имени, оно во многом определяет нашу судьбу, и, приобретая новое имя, человек становится на новую тропинку в жизни, не известную ему до сих пор, что-то меняется и в его характере. Но об этом всем знают лишь далекие звезды, а мы сами лишь можем делать только то, что в силах. Но в любом случае только мы несем ответственность за свои дела и поступки. Эля была счастлива сделать новое открытие для самой себя. Но она никак не могла предполагать, что все трудности и неприятности, которые она ожидала от жизни чисто интуитивно, где-то глубоко у себя в подсознании, начнутся именно с этой минуты. А даже если бы она знала все наперед, ни за что бы не согласилась поменять свою судьбу и отказаться от возложенной на нее миссии.
С гордостью она подписалась придуманным именем в низу письма. Иногда фамилия начала к ней прирастать с первых секунд своего существования. Дрожащими пальцами вложила письмо в конверт, заклеила и подписала на обратной стороне. Она отнесла письмо на почту и с трепетом бросила в почтовый ящик. А потом вечером сделала красную отметку в своем календарике. Сегодня для нее был особенный день. Сначала хотела никому не рассказывать про это, но потом, все же, не выдержала и рассказала бабуле. Маме говорить пока постеснялась, предчувствуя, что она, опять начнет поучать Элю и настаивать, что бы та не тратила время зря, а лучше куда-нибудь постучала.
Бабуля ворчать не стала, только заметила:
-- Что ж ты в наши городские-то газетки не относила свои стихи, глядишь, чего-нибудь и получилось бы. А то ведь в столице своих хватает. А ты не робей, детка, походи по нашим редакциям, вдруг чем-то помогут.
С той поры для Эли начался новый период в ее жизни.
Теперь все ее свободное время было занято не только тем, что она сочиняла и рисовала. Ей нужно было написать много писем и разослать во всевозможные газеты. Но самой ходить в редакции у нее не было времени, ведь она работала каждый день до пяти часов вечера, почти все редакции работали так же.
Снова наступил март. Эля работала уже почти год, и в этом месяце ей положен был отпуск. Не дожидаясь ответа на свои письма, она решила сама пойти на встречу редактором и спросить, что не так в её стихах, почему же их не замечают, а может, очередь еще не дошла. Теперь почти каждый день Эля была занята своими походами. Иногда она писала письма и в любимую «Столичку», но вовсе не ожидала, что ее стихи будут там напечатаны. Просто ей нравилось общаться с любимой газетой через письма, вроде как со старым другом. Целыми днями, не обращая внимания на слякоть под ногами и мокрый снег, то и дело подавший на голову, и бьющий прямо в лицо, Эля моталась из одной редакции в другую. Но там происходили вещи аналогичные тем, что и у нее на работе.
То редактор, занимающийся письмами, был слишком занят вопросами о рекламе, то до Элиного письма еще не дошла очередь, и ее просили подождать. А то и вовсе отвечали, что ее письма здесь нет, наверное, где-то затерялось по дороге. Но чтобы со стихами больше и не присылала, потому, что в газете нет места их печатать.
Да Эля и понимала, что она вовсе не великая персона, что бы ради ее стихов можно было отложить все остальные дела и печатать только их. Но хоть каплю какого-то понимания она имеет право получить. Где-то в глубине души Эля была уверена, что ее стихи не могут оставлять равнодушными хотя бы немногих читателей. Хоть кто-то же должен их заметить, пусть не все, только очень чуткие люди. Но ведь они же написаны о реальных чувствах, живых и волнующих, которые просто не могут оставаться внутри и помимо воли рвутся вверх ближе к солнцу и ветру.
Наконец, в одной из редакций городских газет Эле сказали, что скоро будет объявлен конкурс на лучшее стихотворение о городе. Но она принять в нем участие не сможет, хоть ее стихи редколлегии очень понравились. Этот конкурс будет проходить среди школьников старших классов. А она, Эля, чтобы не терять свой талант даром, может обратиться в литературное общество при отделе культуры нашего городка. Эля этому предложению очень обрадовалась. Это означало, что не только будут услышаны ее стихи, она тоже сможет послушать кого-то, встретиться с такими же интересными людьми и пообщаться с ними.
Весь вечер Эля перебывала в счастливых грезах, думая, что удача наконец-то начнет улыбаться ей. Она предвкушала радость новых встреч и знакомств. Ночь для Эли показалась очень долгой и томительной, она почти не могла спать, едва дождавшись утра. Еще накануне вечером она выбрала из своей толстой тетради самые лучшие стихи для прочтения их перед другими и красиво переписала на большой альбомный лист. А стихов у Эли накопилось немало, их хватило бы на два полноценных сборника. Но всю тетрадь Эля показывать все же постеснялась.
А рисунки?! Ах да, она совсем забыла о рисунках. Быть может, они тоже ей пригодятся. И теперь она нервно ворочалась в постели, переживая, хоть бы не забыть о них утром. Наконец, не выдержала, встала и при свете ночника, что бы никого не разбудить, отложила лучшие из них и оставила на письменном столе.
Утро застало Элю умаявшейся после долгой ночи и спящей. Но едва с ясного небосвода выглянул первый золотой луч солнца и упал, играя на ее такие же золотистые локоны, она тут же вскочила и побежала умываться.
-- Что рано так встала? – спросила мама, собираясь на работу, -- Отпуск ведь, спала бы еще.
-- Не могу, дел у меня много, -- загадочно ответила Эля.
-- Все из-за стихов?
-- Да, меня теперь в литературное общество направили.
Инга многозначительно повела вверх головой:
-- Вон как. Так ты у нас теперь литератор. Как его, этот, лирик.
Эля смутилась.
-- Да нет, только пробую.
-- Ну, дерзай, вечером расскажешь.
Инга чмокнула дочку и ушла на работу.
Вслед за Элиной мамой встала бабуля, умылась и вышла на кухню, где Эля наспех пила чай. Бабуля стала требовать как всегда, что бы та съела что-нибудь более серьезное.
-- Не могу, бабуля, некогда. Я в литературное общество спешу, меня туда направили, -- объяснила ей Эля.
-- Вон как. Ты теперь важная персона.
-- Ну, что ты, бабушка, меня еще никто не знает.
-- Ну, так теперь, поди, узнают.
И, чмокнув бабулю, Эля выбежала за двери, схватив приготовленный с вечера пакет со стихами и рисунками, на ходу одевая курточку.
Ясное утро предвещало такой же ясный день, когда Эля подъехала на автобусе к указанному зданию. Настроение у нее было отличное, не смотря на то, что она уже успела насквозь промочить ноги в своих стареньких истоптанных сапожках. Ведь луж кругом было еще очень много. Все это время она чувствовала себя на высоте, одной из тех людей, которым известно чувство полета и глубина собственных мыслей, и вот теперь наконец-то она будет рядом с ними, а не одна в тишине собственных комнат, таящая в глубине страх за свою судьбу.
Эля уже представляла, как она читает свои стихи перед другими и волновалась, а вдруг их все же кто-то не поймет. Придется тогда пояснять их прозой. Но ведь Эллина всегда старалась быть искренней.
Эля зашла в вестибюль многоэтажного здания и тут растерялась, куда же идти дальше. Да и строгая вахтерша не пускала ее. Эля пояснила, что она хочет обратиться в культурный центр, что бы стать членом литературного общества. Но вахтерша, видимо, плохо поняла, о чем рассказывает ей Эля и спросила:
-- Да ты скажи, дочка, кого тебе нужно, я скажу на каком этаже.
Эля замялась, она не знала ни одного имени.
-- Я не знаю, кого спрашивать. Понимаете, я стихи пишу, -- снова принялась объяснять она, -- Я хотела попасть к тем людям, которые тоже стихи пишут или прозу, рисунки рисуют. В общем, искусством занимаются. Я одна из них и хочу, что б они меня к себе приняли.
-- Ах, стихи пишите, - наконец-то поняла пожилая женщина, -- Так это вам на второй этаж к Ангелине Стеофановне, - вахтерша указала номер кабинета.
-- Спасибо, - выдохнула Эллина, не помня себя от радости, что наконец-то получила желаемый «ключик» и понеслась на второй этаж, прыгая через две ступеньки.
«Какое странное имя, такое сложное, хоть бы не забыть», - думала она на бегу. Позже спустя много времени, она узнает, что имя это придуманное, а настоящее всего лишь Алла Степановна, но сейчас ее волновало очень мало суть имен и названий. Почти детское любопытство подстрекало Эллину заглянуть поскорее за таинственную дверь и узнать, наконец, кто же за ней скрывается.
И вот она уже на втором этаже. Этих нескольких ступенек на каждом из лестничных проемов показались ей бесконечным множеством. Эллина, отдышавшись перед указанной дверью, постучалась и, не дождавшись ответа, отворила ее и вошла.
В красивом кабинете в креслах напротив друг друга сидели две женщины и о чем-то разговаривали. Одна из них моложе, ярче, красивее, с пышной фигурой и волосами. Даже когда она сидела, можно было сказать, что она высока ростом. Другая, видимо старше ее, но намного скромнее. Не броский, но аккуратный макияж, едва выделялся на ее лице. Поодаль на стуле сидел седой мужчина, но он ничего не говорил. Казалось, они все втроем в чем-то совещаются.
-- Вы к кому, милочка? - обратилась женщина по старше к вошедшей Эле.
Вдруг от волнения Эля забыла сложное имя и снова замялась
-- Я… Я стихи пишу.
-- Ах, стихи, - сразу поняла женщина по-старше, - Так это – вот, к Ангелине Стеофановне, -- она указала на свою собеседницу, которая в этот момент сидела к Эле вполоборота. Не разворачиваясь и не желая даже посмотреть, кто к ней обращается, она ответила четко и понятно, но так, что Эле сразу же захотелось захлопнуть дверь с другой стороны:
-- Подождите в коридоре, я сейчас занята.
Эля робко попятилась к двери.
«Может, я не туда попала, ошиблась дверью. Но нет, имя ведь то, что мне и указали», - мелькали у нее мысли, но переспросить она не решилась. Молча, она вышла из кабинета в вестибюль и присела на один из стульев, стоящих рядом. Ей ничего не оставалось, как ждать.
Минут через двадцать из кабинета вышел седой дядька. Он оказался очень грузным и пузатым. Вытирая, покрасневший от напряжения лоб носовым платком, он поковылял к лестнице. За ним вышла та высокая крупная женщина, которая велела Эле ждать ее в вестибюле. Она была в короткой блестящей черной юбке, обтягивающей полные бедра. Ее лаковые дорогие сапоги отсвечивали лучи солнца, проникающего через огромные окна. Увидев Элю, все еще ожидающую возле окна, она надменно вздохнула и велела ей :
-- Следуйте за мной.
Эля подчинилась, но все еще никак не могла понять, кто это такая. Высокая дама, на вид ей было лет за сорок, но одета была по моде и, скорее не по годам. Дорогая одежда, шикарная коса на голове спускалась ниже талии, светло-русого цвета, наверное, парик, как показалось Эле. Рядом с ней Эллина стала немного стесняться своих джинсов не первой давности, поношенной курточки и истоптанных промокших до нитки сапожек.
«Дама – пик», как про себя назвала ее Эля, открыла ключом свой кабинет и пригласила туда гостью. Там она села за свой письменный стол, Эле предложила сесть напротив и начала беседу, глядя на юное дарование сверху вниз, наверное, еще и потому, что Эля была намного ниже ее.
-- И так, начнем, - сказала она, - Меня зовут, Ангелина Стеофановна, - свое имя она произнесла с некоторой важностью, -- Может те, кто прислали вас сюда, не соизволили сообщить об этом.
-- Меня зовут Эля, -- поспешила назваться Эля, чтобы избежать конфуза на этот раз.
-- Хорошо, -- вскользь кинула дама, -- Я представитель литературного общества. Ко мне приходят разные люди, и все они хотят совета. Все хотят писать, все хотят быть знаменитыми. Я никак не пойму, чем другие профессии хуже, почему всем нужно лезть в литературу. Вот, возьмем меня к примеру. Я тоже пишу, но редко. А все почему – времени нет, других дел хватает. А тут еще председателем надо быть этого общества. Я не хочу, а мне говорят, давай, мол, жми. Без тебя, никак.
Во время всего разговора «дама – пик» почти не смотрела на собеседницу. Эле вдруг стало не ловко, так, будто эта женщина из-за нее одной мучается, неся на себе тяжкое бремя, или из-за таких, как она. Эля почувствовала себя незваной гостьей, на чужом пиру.
-- Я не лезу, -- попыталась возразить Эля, -- Я просто пишу, много пишу и хочу, что бы это все могли видеть и другие. Я знаю, у меня получается. В редакции смотрели мои стихи, и они им понравились, но напечатать их не смогли из-за нехватки места в газете. А чтобы мой талант зря не пропадал, меня направили к вам.
-- В газете места не хватало? -- нехотя презрительно переспросила дама, и снова окатила Эллину взглядом, от которого у той мурашки поползли по спине, -- Вы, милочка, кем работаете?
-- Оператором на компьютере, -- несмело ответила Эля.
Мадам снова вздохнула, презрительно глянув на нее.
-- Шли бы вы заниматься своим делом. Ведь стихи дано писать не каждому. Вот, я, например, имею прямое отношение к искусству, я – культурный деятель. Так и мне не просто, не всегда получается. Только выкрою время, что бы посидеть в тишине, подумать, а тут снова кто-то отвлекает.
-- Но мне не нужно подолгу сидеть в тишине, я их сочиняю почти на бегу, когда иду с работы домой и вижу деревья с молодыми листьями или небо с ясными звездами зимой. Я могу сочинять даже на работе, а дома только записываю. Ведь это же так просто, главное уловить нотку, мелодию стиха и успеть записать первую строчку. А дальше все получается само собой.
-- Что?! – негодующе глянула на нее мадам, -- И вы полагаете, что сочинять на бегу – это достойное отношение к искусству. Это просто пустомельство. Над настоящими стихами нужно думать. Вы не достойны их сочинять.
-- Но у меня ведь получается, я уже, много их написала, -- Эля почувствовала, как на глаза ей наворачиваются слезы, -- Я хотела людям почитать, которые тоже пишут, может, кому-то понравится.
-- Девушка, вы знаете, сколько таких, как вы прошло через мои руки. Я их всех наставляю на путь к великому, я помогаю им понять возвышенные чувства, которые не каждому дано понять. А они, хоть бы кто спасибо сказал мне за доброту. И каждый спорить пытается.
-- Но ведь это же люди, человеку свойственно спорить, -- возразила Эля, - У каждого из них своя жизнь, своя судьба.
-- Вот и вы туда же, - ткнула дама ручкой чуть не в Элин нос, -- слушать меня никто не хочет, все только спорят. Как работать в такой обстановке, как воспитывать таланты?!
-- Но меня не нужно воспитывать, я уже много написала стихотворений и рисунки у меня есть, -- робко начала Эля.
-- Девочка, -- дама перешла на милосердные нотки, -- Да знаешь ли ты, что такое настоящая поэзия? То, что думаешь ты о поэзии – это всего лишь твои амбиции. Можно написать очень много, а толку никакого. Вот я, например, пишу очень мало.
-- Да, конечно, -- согласилась Эля, -- Главное не объем, а содержание. Но ведь бывают же такие минуты, когда пишешь и пишешь и остановиться не можешь. И даже среди ночи встаешь, потому, что сон удивительный приснился и нужно его записать. А потом снова ничего, словно в пустыне…
Дама снова окинула Элю презрительным взглядом.
-- И ты полагаешь, что пишешь великие произведения? – вздохнула она великодушно тут же, -- Ох, бедная девочка, так думают многие, потому, что ничего не понимают в настоящих произведениях. А ведь они должны отрывать от земли и уносить в даль.
-- Но вы еще ничего не видели, что я принесла.
Дама нехотя покосилась на Элин пакет.
-- Ну, ладно, давай, что там у тебя.
Эля поспешно стала доставать свои рисунки и с гордостью положила их на стол.
«Вот сейчас она увидит их, удивится и не станет больше говорить, что я завышаю себе оценку», -- волнуясь, думала Эля про себя. Но взгляд пиковой дамы выражал нечто другое и заставил Элю насторожиться. Она вскользь быстро просматривала все Элины труды с таким видом, словно это был материал, предложенный ей на платье, и ни один из образцов ей не подходил. Затем промычала что-то себе под нос с видом знатока и небрежно произнесла.
-- Ну, что я могу сказать, что б тебя не обидеть. Я человек прямой и скажу открыто. На мой взгляд, милая леди, это не искусство. Ну, может быть это … -- она взяла один из рисунков, на котором была изображена яркая зеленая поляна, залитая солнцем и вся в цветах. А маленькая девочка, бежавшая по ней босиком, одним прыжком хотела дотянуться до солнца, -- И то, в ней неправильности. Почему ребенок подпрыгивает слишком высоко, почему волосы ее слишком яркого рыжего цвета, таких не бывает в природе. И что это за вороньи крылья за спиной.
-- Это не вороньи крылья. У нее крылья жаворонка, -- обиделась Эля, -- И они почти прозрачные, едва заметные, потому что это всего лишь ее фантазия. Она чувствует себя жаворонком на утреннем лугу.
-- Ну, хватит! – дама бросила картинки на стол, -- Хватит с меня этих сравнений. Настоящее искусство должно быть популярным, понятным всем. А твою мазню истолковывать еще приходится. -- Внезапно Эля отметила, что дама обращается с ней уже на ты и не скрывает своей нервозности.
-- Это не мазня, это полет фантазии, - поспешила успокоить ее Эля, -- А вот великие художники…
-- Вот только не нужно затрагивать великих. Вы все метите стать великими, а в их произведениях ничего не понимаете. Начинать нужно с простого и понятного всем.
-- Но я и так стараюсь быть понятной. Вот другие меня же понимают, -- уже испуганно оправдывалась Эля.
-- Другим на настоящее искусство наплевать, а я одна говорю тебе правду. Ты мне потом спасибо скажешь. Вот, посмотри, что есть у меня…
-- Она достала из стола не то блокнот, не то записную книжку толщиной листков в двадцать. Оказалось, что это ее изданный сборник стихов, которым она очень гордилась. Назывался он «Любовь и снег»,
-- Он даже называется так просто, что каждому понятно сразу, о чем в нем написано,-- продолжала возвышать себя мадам, - Ты просто не представляешь, что это такое, когда ты одна стоишь на сцене и все внимание обращено только на тебя, и все вокруг думают так, как ты, а не иначе. Вот это вдохновение. Если ты будешь у меня учиться, а не спорить со мной, то скоро станешь такой знаменитой писательницей, как я.
«Да уж, -- подумала Эллина, глядя на ее полные колени в черных безразмерных колготках, возвышающиеся над столом, -- О чем можно думать, когда перед тобой стоят на сцене в таком виде». А вслух заявила:
-- Да, но откуда вы знаете, о чем думают люди, слушая вас. Я всегда считала, что каждый человек должен думать по-своему. Искусство только вдохновляет на новые мысли и мечты, но у каждого они свои. И слишком простые названия можно истолковать как угодно. В них нет завершенной мысли, а каждое слово может нести в себе несколько значений. Так, например, снег – символ холода в одном случае, в другом – символ чистоты и даже бывает символом тепла.
-- Ты пришла сюда меня слушать, или спорить и ругаться? – перебила её дама. Это низкая цель визита, такие вещи не облагораживают.
-- Я не ругаюсь, я рассуждаю, -- извиняющимся тоном произнесла Эля.
-- Да, но мы ни к чему общему так никогда не придем. Ведь ты не слушаешь меня.
-- Ну, почему же, я только вас и слушаю, и дополняю все ваше высказывания.
-- Да, как ты смеешь меня дополнять! – почти, кричала дама, -- Ты же в жизни еще не сделала ничего выдающегося. Мы никогда не сойдемся во мнениях. Или эти карикатуры ты называешь шедеврами. Они смешны!
В следующую секунду все Эллины листы, над которыми она так долго упорно трудились, рассыпались прямо по всему полу кабинета, прошелестев при этом прямо перед ее лицом. Эля так напугалась, что они могут испортиться или порваться, что тут же кинулась их собирать.
-- Тебе еще учиться и учиться, -- кричала дама, -- И без моей помощи ты – никто и будешь никем. Станешь такой же неудачницей как все, кто приходил сюда, -- теперь она была похожа на мегеру, -- Я всем добра желаю, но меня никто не слышит. Меня одну никто не понимает. Люди неблагодарные!
Эля поспешно приблизилась к входной двери, прижимая свои рисунки к груди.
-- Я пойду, - растерянно пролепетала она и, не помня себя выскочила в коридор, все еще прижимая свои рисунки крепко к себе. Она шла по коридору быстро, не оглядываясь.
Так она дошла до самой автобусной остановки. И только тут, немного придя в себя, смогла положить все свои картинки снова в пакет. Вдруг она не выдержала, слезы ручьем хлынули у нее из глаз. Эля ничего не видела за ними и ни на кого не обращала внимания. Не видела, как подошел ее автобус, пару из них она пропустила и потом стояла в ожидании еще полчаса. Но ей сейчас все было безразлично.
Как же так, ее замечательные рисунки, которые так нравились друзьям и родителям, которые всем дарили столько света и тепла, на самом деле оказываются бездарными карикатурами. А ведь Эля, не скупясь, вложила в них лучшее, что было у нее в душе. И сейчас ей было жаль не себя, и, даже, не своего труда, а того, что этими картинами не смогут любоваться другие, только потому, что кто-то своей невежественной рукой посмел закрыть этот чистый луч от всех. Вот он – перестроечный период. Так вот как стали теперь мыслить. Вероятно, перестройка произошла в людских умах и сердцах, но в какую сторону?! Разве этого все хотели, добиваясь свободы слова, свободы во взглядах? Но по прежнему кому -то можно всё, а человек среднего социального уровня теперь и вовсе оказался в самом низу.
А «пиковая дама» тем временем негодующе расхаживала по кабинету, пытаясь успокоить нервы. То подходила к окну, и нервно расплетала и заплетала снова собственную косу, гордо разглядывая свое отражение в оконном стекле. То поливала уже политые с утра цветы. То снова усаживалась за стол, хватала ручку и бумагу, пытаясь что-то вообразить, записать и тем самым удивить весь белый свет. Но уже не получалось. Да и получиться-то не могло никогда. Ведь все напечатанные ее мысли в книгах и газетах были заимствованные, просто переделанные на свой лад.
«Подумать только, сочинять на бегу,-- повторяла про себя она одну только фразу,-- Ну и поколение сейчас. Сколько цинизма. Вот я над одним стихотворением почти год думала. Да, думала, думала…»
Тут она почувствовала раздражение на саму себя. Неужели она, гордая дама, средних лет, всю жизнь проработавшая в отделе культуры, знаменитая на весь город как поэтесса, сможет признать превосходство над собой сопливой девчонки. Может она это и чувствует, но никогда не признает. И другим не позволит.
Нервно и решительно она встала из-за стола, оставив все свои «толмуты». Вышла из кабинета уверенным шагом, громко заперев дверь ключом.
Еще через минуту она сидела за одним столом со своей напарницей, той пожилой дамой, которая в первую минуту общения показалась Эллине мягкой и миловидной. Они пили кофе и болтали на светские темы, об искусстве тоже. Вдруг, как бы вскользь, «пиковая дама» заметила:
-- Кстати, помнишь ту девчонку, которая подходила ко мне пару часов тому назад?
Ее напарница вопросительно глянула в сторону коллеги. Судя по всему, она уже не помнила визита Эли сегодня утром.
-- Ну, такая, светлая или рыжая. Крашенная, наверное.
-- Ах, эта девочка, что стихи пишет…
-- Да, да. Между прочим, очень невоспитанная хамка. Спорила со мной целый час, да еще и нагрубила напоследок.
-- Не может быть,- изумилась напарница,- А мне она так понравилась с виду. В ней есть что-то необычное, сразу чувствуется. К тому же, совсем еще ребенок.
-- Зубастый ребенок,- поправила «дама-пик»,- Ну ничего, я ее проучу. Стишки пишет ничего. Но без меня она никогда не пробьется. Только я ей могу помочь. Но помогать не стану.
-- Да, оставь ты, Алла, ведь она еще так юна. В ее возрасте такое поведение простительно.
-- Нет, не оставлю,-- Алла сузила хитро глаза,-- Она должна кое-чему поучиться у меня. И тогда… Когда… Когда она уже прославиться, все будут говорить, спрашивать, кто ее учитель. И все будут знать, что это я. Ангелина Стеофановна, знаменитая поэтесса этого города.
Пожилая женщина лишь покачала головой в ответ, но Ангелина этого не заметила, она продолжала.
-- Она сюда еще вернется. Я знаю. Знаю по себе. И вернется, чтобы доказать свое превосходство. И тогда она будет моя. Я ее не упущу…
Эле было совершенно непонятно, что могло не понравиться в ее творениях этой видной женщине, которая, казалось бы, добилась в жизни всего, чего хотела. Конечно, Эля не считала себя профессионалом. Но, неужели ее картинки настолько ужасны, что их стоит кидать на пол. Тогда что же в этом нелепом мире можно считать красотой вообще и стоит ли ему отдавать свою душу, если он так неблагодарен. А быть может, Эля действительно бездарность и просто ничего не понимает в искусстве. Сейчас ее мучили глубокие смятения. Но, собрав остатки воли, она все же успокоилась, взяв себя в руки. Она села в свой автобус и в полном безразличие приехала домой. Дома она ни с кем не хотела разговаривать, ей все еще было не по себе.
К счастью, бабуля, приготовив обед, легла отдыхать и не услышала, когда вернулась внучка. А Эля побрела в свою комнатку на свой диванчик и, уткнувшись носом в мягкое быльце, заснула. Так она проспала часа два, но это был тяжелый сон, полузабытье, ей ничего не снилось. А, проснувшись, она снова вспомнила весь кошмар, только что произошедший с нею.
«Так мне и надо, - вдруг подумала она, - Я слишком самоуверенна». И тут же заплакала снова, не стыдясь своих слез.
Инга еще не пришла с работы, но Элины рыдания услышала бабушка и заглянула к ней в комнату.
-- Эллина, деточка, что случилось?, -- взволновалась она, -- Кто тебя обидел?
-- Я.. я… я – бездарность, -- захлебываясь в слезах, выла Эля.
-- Да кто тебе сказал такое? – искренне возмутилась бабушка, – Рисунки, вон какие, хоть на выставку отправляй. Мы-то все ждем, что художницей станешь, только подучиться надо чуток, поступить куда-нибудь.
-- Да не стану я. Я – бездарность. Вы жалеете меня, потому так и говорите.
-- А кто ж тебе правду такую сказал?!
-- Председатель литературного общества.
-- Чего?! Какой такой председатель?
-- Та, к которой меня направили.
-- Что, прям так и сказала? Не может быть, ты, наверное, просто критики у нас не любишь. Уж я тебя знаю, -- погрозила ей пальцами бабуля.
-- Нет, она так и сказала, -- «бездарные карикатуры» и бросила их на пол.
-- Ну, дорогая моя, она не права. Чего ж ей верить. Не имеет права так говорить, если человек действительно не слишком силен. А коли пришел к тебе, объясни, научи, а потом ругай.
-- Да она рассказывала что-то.
-- А ты?
-- Я тоже рассказывала. А она сказала, что я никто чтоб ее дополнять и перечить. Но я же не перечила, я просто излагала свои мысли, то о чем пишу в стихах. А иначе для чего тогда писать, если в них не то, о чем думаешь? А она разозлилась, сказала, что я ничего не понимаю в великом искусстве, и что б туда не лезла. Потому, что я -- никто… -- Эля снова шмыгнула носом, готовая разрыдаться.
-- Как это – никто?! – снова возмутилась бабушка, -- Ты – человек в первую очередь. Что под силу одному, то может сделать и другой, нужно только стремиться к этому. Ведь все великие с этого начинали, не сразу же они великими стали.
-- Вот и я об этом. А она – ты все равно придешь ко мне, без меня пропадешь. Я бы пришла, да только чему она меня научит, если сама ничего не умеет.
-- Ну и не расстраивайся ты из-за нее. Она нехорошая ведьма просто какая-то. А я тебе так скажу, один человек – не в счет. Главное, что люди скажут. Коли будут твои картины людям нравиться, так и брать их будут, и деньжата появятся. Вон, на Арбате, когда в Москве была, сама видела, да и в других городах тоже на площадях, выходят художники и продают полотна, ни с кем не советуются. Кто интересней, талантливей, у того и берут больше. А у кого и вовсе ничего не получается. Да и взгляды-то у всех разные. А ты из-за одной стервы сопли распустила. Да она тебе просто завидует. Ох, сколько еще таких на твою душу будет. А ну, хватит ныть. Пошли чай пить и пирог с яблочным вареньем уплетать.
Тут Эля успокоилась окончательно, только набухшие веки все еще напоминали о недавнем расстройстве. Пришла Инга с работы, увидела все еще красные Элины глаза и всполошилась, не больна ли та. Ведь в обманчивую мартовскую погоду можно ожидать чего угодно. За столом Эля с бабушкой наперебой рассказывали, в чем дело. Инга покачала головой, повозмущалась в Элину защиту, а потом сделала строгий вывод:
-- Учиться надо поступать, хватит по всяким забегаловкам ходить! Они все равно ничего не дадут, там и научить-то по-настоящему некому.
-- Слушай, что мать говорит, - подхватила бабуля, - Глядишь, сама кому-то указывать будешь. А так только выслушиваешь.
Эля больше не спорила на эту тему, чувствуя, что они обе правы по большей части. Но в душе никак не могла разрешить задачу, как, где и на кого ей учиться. Знала только, что хочет писать книги и картины, но как достичь успеха – не знала, потому, что все еще не могла перебороть свое отвращение к навязанным понятиям об этой жизни и бытию. А про злую даму из литературного общества она забыла навсегда и решила никогда больше не сталкиваться с ней. Ведь если человек туп и глух ему бесполезно рассказывать, о чем-либо возвышенном. Но на этом свете всегда найдутся люди, желающие услышать Эллины стихи.
Буквально через несколько дней после своей первой неудачи, Эля, прогуливаясь под вечер, купила в киоске свой любимый «Столичный» еженедельник. Пришла домой и, отдыхая, развернула газету. Эля очень любила читать о своих кумирах кино и эстрады. И вдруг на предпоследней странице увидела свои собственные стихи.
Элле в этот момент показалось, что свершилось чудо. Словно яркая молния вспыхнула перед ее глазами, а в ушах раздался звон миллионов мелодичных колокольчиков, когда она увидела перед собой свои собственные творения. Они были помещены в рубрике «Творчество юных писателей», которая выходила не в каждом номере. Несколько Элиных стихотворений и внизу ее же подпись -- Эллина Вереск. Были даже опубликованы некоторые строки из Элиного письма.
Далее редакция благодарила Элю за теплые слова, обращенные к их газете и такие же прекрасные стихи. Эля даже вздрогнула от неожиданности в первую секунду, не веря своим глазам. Прочтя внимательно все, что было написано о ней в газете, она помчалась на кухню к бабуле поделиться радостью. Мама еще была на работе.
-- Ох, -- вздохнула бабушка от переживаний, - Не уж-то твои?
-- Мои, конечно.
-- А фамилия, вроде, как не твоя. Может, опечатка?
-- Нет, это псевдоним. Все писатели так делают.
-- Вон оно как. А то под своей, все сразу бы узнали. А так не узнают.
-- Узнают, время придет. Я ведь только начала. Но это не главное, меня ведь не оттолкнули, приняли, стихи ведь понравились. И теперь их смогут увидеть другие. А тетка та говорила, бездарность, нигде не напечатают.
-- Сама она бездарность, я ведь что тебе говорила тогда. Один человек судить не может, пусть люди оценят, для них ведь пишешь.
Вечером пришла домой Инга и с ней Эля тоже поделилась такой большой радостью. А к ужину подоспел дядя Валдис и устроил по такому поводу праздник с шампанским и тортом.
-- Ну, за будущую знаменитость, -- поднял он первый бокал за Элю.
Эля покраснела.
-- Ничего, не стесняйся, -- подбодрил ее Валдис, -- У тебя все впереди. И взлеты, и падения, это только начало. Но мы то знаем, ты пробьешься!
И Эля знала, чувствовала, что эти слова любимого дяди, отнесенные к ней, окажутся когда-нибудь правдой. Знала и то, что впереди у нее еще много трудностей, печалей и разочарований, которые ей суждено пережить ради достижения намеченной цели. Вот только не знала, что эти трудности начнутся у нее уже сейчас. И с чего они начнутся, в чем ей предстоит разочароваться или убедиться в еще большей неправоте, тоже пока не знала.
Пока Эля знала, что у нее есть любящие ее родители, хорошие подруги и ненавистная ей работа. Но споткнуться-то ей в первый раз в жизни предстояло как раз там, где она вовсе не чувствовала опасности.
Как-то раз после работы она зашла на часок проведать свою любимую, но забытую подругу Аню. Та с порога кинулась обнимать Элю и трещать на самое ухо:
-- Ой, заходи. Как долго я тебя не видела! Что ж ты не заходишь, совсем забыла нас?! Проходи, мама пирогов напекла, сейчас чай будем пить.
Эля тоже была рада встрече
-- Да я не забыла,-- оправдывалась она,-- Дел просто много.
-- Подумаешь, дел у нее много,-- недовольно протянула Аня,-- У меня вот тоже много. Я в институт поступать собираюсь. Мама сказала, что я должна стать главным бухгалтером. Сейчас это выгодно и престижно. Денежно. А ты никуда поступать не думаешь? Ведь мы одни и те же курсы закончили, на одном предприятии работаем. Могла бы и ты счастья попытать.
От одного только воспоминания об учебе у Эли тут же сводило скулы как в оскоме от кислого яблока. Уж слишком свежи были в памяти воспоминания о недавней учебе в институте.
Она отрицательно покачала головой.
-- А надо бы, надо бы,-- не унималась Аня,-- Вон Зинка, бухгалтер нашей фирмы. Еще не главный, а живет как! У нее дача, своя машина. Работает в «стеклянном кабинете» и одевается, как звезда. Подойти страшно…
И тут Эля не выдержала. Она настолько невзлюбила всех этих глупых барышень из «стеклянных кабинетов» за время совместной работы рядом с ними, что готова была каждую секунду своего существования кидать им вызов.
Она быстро достала из сумочки газету со своими стихами, которую теперь все время носила с собой, как талисман, и ткнула Ане в руки. Та от неожиданности не поняла:
-- Что это?
-- Вот, почитай.
Эля с гордостью развернула газету на нужной странице.
-- О, стихи,-- с иронией удивилась Аня.
Но потом она вспомнила, что Эля сама пишет стихи и, не теряя ни минуты, погрузилась в чтение. Прочитав внимательно все, она подняла голову и многозначительно глянула на Элю.
-- Твои, что ли?
Эля утвердительно кивнула.
А фамилия почему не твоя?
-- Псевдоним.
Аня с замиранием сердца следила за Элей, за каждым ее движением. Она никак не могла поверить, что ее простенькая подруга смогла пробиться в печать. Вместе с тем она соображала как вести себя дальше.
-- Слушай, Элька, ты моя лучшая подруга!-- наконец выдохнула она,-- Я за тебя так рада. Давай соберем гостей по этому поводу и отметим праздник в твою честь.
--Нет,-- покачала головой Эллина.
-- Что значит «нет»,-- возмутилась Аня,-- Такое событие надо отметить.
-- Рано еще. Слушай, Ань, ведь ты тоже моя лучшая подруга. Я тебя попрошу, никому пока не открывать мою тайну,-- спокойно попросила Эллина,-- Хорошо?
-- Хо-ро-шо,-- недоуменно протянула Аня, глядя на Элю широко распахнутыми глазами.
-- Ну, я пойду. Мне пора,-- стала собираться Эля, вспомнив о своих неотложных писательских делах.
-- Что, уже? Давай еще чайку.
-- Нет, спасибо, в другой раз. Мне действительно пора.
-- Заходи почаще.
-- Хорошо, постараюсь.
И обнявшись возле дверей, подруги расстались.
Эля направилась к себе домой, а Аня еще долго сидела на диване в раздумьях.
«Это как же так,-- не могла смириться с фактами она,-- Элька – тихоня, скоро будет на вершине славы. А я? А как же я?! Чем я хуже? Да неужели я стою меньшего! Ну уж нет, я ей докажу, что я не хуже. Кажется она просила не разглашать тайну… Ну что ж, на счет этого я постараюсь, тихоня забитая. Я тебе устрою звездную жизнь. Некогда ей. Дела у нее, видишь ли, неотложные. Катись со своими делами, задавака. Будешь знать, как подруг ценить и уважать. А, между прочим, это я ей первая посоветовала стихи в газеты разослать. Сначала она мне должна. Так что я имею за это? Тварь неблагодарная…»
Аня в сердцах плюнула в сторону двери и чуть не попала на входящую в комнату маму.
-- В чем дело?-- не поняла та.
Аня демонстративно залилась слезами.
-- Элька-стерва, свои стихи по моей подсказке в газету отослала, а их напечатали. Так она мне даже спасибо за это не сказала.
-- Ах, так?!-- возмутилась Анина мать,-- Ну ничего, мы ей покажем. Я не зря секретарем при начальстве столько лет проработала. Я знаю как эти секреты «сохраняются» по всему свету. Мы ей устроим сладкую жизнь.
-- Устроим,-- подхватила Аня,-- Работник она лучший, все указания правильно выполняет. Ханжа она! Знает, как под начальство подстроиться и угодить. Вот мы ей сделаем. С работы сама уйти захочет…
И с того самого дня жизнь Эллины на работе стала просто невыносимой.
Со скоростью ветра новость о том, что она пишет стихи и их уже печатает «Столичка» распространилась по всем отделам. Но Эля не знала и не догадывалась ничего о том, чувствовала только за спиной ненавистные взгляды. Чувствовала, знала, но не понимала, почему?
Почему к ней стали относиться с презрением и даже с отвращением ее же сотрудники, работающие рядом и всегда с радостью обращавшиеся к ней за советом. Теперь ей самой за советом обращаться было не к кому.
Наконец ответ на мучавший Элю вопрос нашелся сам собой.
Однажды начальница цеха снова попросила отнести Элю в один из «стеклянных кабинетов» бумаги. Войдя в него Эля снова ощутила напряженную обстановку в связи с ее появлением.
Все наряженные девицы, находившиеся в нем, как одна подняли головы, оторвавшись от «важной» работы и с презрительным любопытством стали рассматривать Элю с ног до головы так, словно она стояла перед ними в неприличном виде.
Эля отдала бумаги по назначению, как ее и просили, собрав необходимые подписи. А когда собралась уходить услышала за своей спиной пренеприятнейший разговор. Видимо девицы совершенно не стеснялись Элю и тем самым показывали еще большее отвращение к ней. Но с первых слов Эллина не поняла, что разговор именно о ней.
-- Шлюха,-- кивнула одна девица другой.
-- Ага,-- с удовольствием согласилась та,-- По ней это видно. Обшарпанная вся, затасканная, за собой, видать, следить некогда.
-- Я в этих джинсах ее уже третий месяц вижу, подхватила третья,-- Сменить некогда, дел видать полно.
Естественно, Эллина не поняла, что речь идет о ней. Ведь она заходила сюда крайне редко, раз в две недели, и то, по просьбе руководства. Но следующая фраза обожгла ее словно кипятком.
-- Подумаешь, стихи она пишет,-- продолжала первая девица,-- Так и я умею, да никуда не отсылаю. А так бы уже давно гонорары срывала, да звезды с неба. Легла небось под кого-то… Тоже мне, поэт-незнайка. Можно подумать, что без нее печатать некого.
Услышав эту фразу, Эля резко обернулась и крикнула в лицо хамке:
-- Да как вы смеете! Я еще ни копейки не получила за свои творения, хоть и печатают их иногда. И не попросила бы. Это все бескорыстно. А вы, вы просто… просто крохоборы.
С этими словами Эля выбежала из кабинета, чувствуя горючие слезы у себя на щеках.
Но кто, кто мог ее так подставить? Ответ напрашивался сам собой. Конечно же, лучшая подруга, Аня. Ведь кроме нее и своих родителей Эля больше никому не открывала свой секрет. Да, она опасалась, что Аня проболтается кому-то. Но откуда такие ужасные сплетни?! Вот так подруга... Небось, постаралась! Не иначе как она, больше некому.
А за спиной у Эли, в кабинете, из которого она только что выбежала, тут же раздался дружный хохот девиц:
-- Видать поняла, что про нее. Значит правду мы говорим,-- сделала вывод одна из них и все с нею тут же согласились.
Эля отдала документы своей начальнице и та небрежно приняла их. Видя Элины набухшие веки и раскрасневшиеся щеки, она тут же ехидно заметила:
-- Что, нелегка такая жизнь? Несладки нетрудовые доходы? Я тебя специально сегодня заставила подняться этажом выше к более умному коллективу, что бы тебе стало стыдно, и ты поняла кто ты.
И тут Эллина снова вспыхнула:
-- Ну, и кто же я?! У меня в работе есть ошибки?... А чем я занимаюсь вне работы – не ваше дело! Знайте же, стихи я пишу не за деньги, а просто так и не для таких, как вы. Кому они нужны, ценят их и понимают. А если вы судите всех по себе и верите каждой сплетне, я не виновата. И вообще, не имеете права унижать меня таким способом, моя вина вами не доказана. Уволить меня тоже не имеете права!-- с этими словами Эля круто развернулась и заняла свое рабочее место.
Но слова ее, сказанные с таким пылом и так громко, произвели впечатление на всех, кто находился в цехе. Многие даже оторвались от работы в этот момент и с тайным уважением искоса глядели на девушку в тертых джинсах, которая независимо и уверенно выполняла работу на компьютере, не обращая внимания ни на кого.
После этого случая в жизни Эллины наступило затишье, но временное. Элю перестали обижать лишь до выпуска нового номера с ее стихами. Как только Эллины стихи выходили в печать, все повторялось заново. Эле снова приходилось отбиваться от хохочущей толпы.
Впрочем, она не чувствовала себя виноватой, и постепенно привыкла к такой жизни, теперь уже меньше обращая внимание на колкости и воспринимая их как чужую глупость, не более того. В душе она даже жалела иногда тех людей, которые не умеют летать. Хотя чаще плакала из-за них. Но плакала не от обиды. Ей было невыносимо больно от того, что в мире так много зла и почти никто не обращает на это внимание, многие предпочитают оставаться равнодушными.
Нередко ей хотелось бросить осточертевшую работу, злобные взгляды за спиной и уехать далеко. Но как это сделать? На что жить там? Эти вопросы Эля никак решить не могла. А от родителей помощи просить не хотела. Знала, что мать не поймет и опять погонит учиться. А там все то же самое. Унылый круговорот вещей, зато благополучие…
Уже совсем потеплело. В один из таких погожих апрельских вечеров Эля стояла на балконе. Было только часа четыре по полудни и солнце щедро оставляло своих зайчиков то там, то тут. Эля распустила золотистые кудрявые локоны по плечам. На ней было теплое голубое платье с расклешенными длинными рукавами, которое ей сшила мама. Рукава внизу Эля сама обшила голубыми жемчужинами и бисером. Получилось очень красиво, как у сказочной королевы.
Она смотрела вниз и о чем-то мечтала. Такая безветренная тихая погода, казалось, погружала все вокруг в послеобеденную дрему, баюкая молодую, пробивающуюся листву, траву и кое-где распустившиеся цветы.
Во дворе никого не было. Только старый пробитый мяч, оставленный детьми, валялся возле сарая. Вдруг, откуда-то со стороны улицы появился паренек. Он шагал через двор и насвистывал веселую песенку, покручивая в руке ивовым прутиком. Увидев мяч, он футбольнул по нему ногой. Удар был сильный и мяч глухо, но шумно стукнулся о стенку сарая. Эля вздрогнула от резкого неожиданного звука. Задумавшись о своем, она не заметила сначала паренька.
-- Не шуми здесь, -- крикнула она ему строго, -- Может, люди еще отдыхают.
Парень огляделся, желая увидеть, кто сделал ему замечание, но никого вокруг не заметил.
-- Пусть встают, -- крикнул он в никуда, -- Хватит им спать,-- но тут он увидел Элю на балконе второго этажа и осекся. Видно парень был веселым и в ту же минуту решил познакомиться с Элей совершенно необычным способом. Он стащил одной рукой кепку со своей головы и провел ею по лицу, делая вид, что ослеплен.
-- Боже мой! Какая краса!
Потом приблизился к балкону и шутливо наигранно стал умолять Элю:
-- О, прекрасная фея, хранительница тишины этого замка, не губите меня, я больше не буду! Вы так прекрасны, что ради Вас я готов на все.
И он смешно начал приседать в реверансах.
От этого Эля расхохоталась так звонко, что сама могла бы разбудить своим смехом кого угодно. А парень, видя, что Эля обратила на него внимание, продолжал с еще большим оживлением:
-- О, прекраснейшая из фей, которых я только видел на этой земле, подарите хоть что-нибудь на память о вас. Ну, хоть маленькую бусинку с вашего прелестнейшего платья. Вы теперь навеки станете моей дамой сердца.
Конечно, в любом другом случае Эля и не подумала бы жертвовать даже ниточкой от лоскутка своего платья. Ведь, она знала, что нравится многим парням, и если бы каждому отдавала хотя бы по бусинке или ниточке, то от ее платья просто ничего не осталось бы. Но сейчас был не тот случай, когда Эля оставалась равнодушной к своему поклоннику. Что-то ей определенно начинало нравиться в этом незаурядном парне. Наверное, его живость и простота, а может обаятельная улыбка и что-то очень дерзкое, по юношески смелое, как сама весна, будило в Эле еще большее желание жить.
Она не раздумывая, смеясь, оторвала от рукава своего платья плохо державшуюся жемчужину, и кинула ее пареньку, стараясь попасть в руки. Тот был ловок и быстрыми движениями проворно поймал ее.
-- Спасибо, о прекраснейшая из фей, я никогда вас не забуду, -- великодушно поклонился парень, продолжая развлекать Элю.
Но ее вдруг позвала бабушка, что-то срочно нужно было помочь на кухне. И Эля, кинув пареньку:
-- Я сейчас приду, -- кинулась опрометью помогать бабуле.
В ходе работы Эля чуть совсем не забыла о странном парне, так увлеклась она своим трудом. И вдруг она вспомнила, что там под балконом остался ждать ее загадочный принц в старой джинсовой куртке и бейсбольной кепке с козырьком.
«Наверное, он уже ушел», - с сожалением подумала Эля. Но тут в дверь позвонили и бабуля, которая была ближе к выходу, направилась открывать, думая, что это соседка пришла что-нибудь одолжить. Но на пороге стоял совершенно незнакомый ей парень в синей куртке на распашку и заломленной на бок кепке. В руках он держал котенка.
-- Это ваш? – спросил он бабушку, -- Я на ступеньках его нашел возле вашей квартиры. Думал, потерялся.
-- Нет, не наш, -- удивительно ответила та, не понимая, откуда здесь взяться котенку, ведь в подъезде никто кошек не держит, -- Может, соседский. Но у соседей с верху, я знаю, бульдог, внизу – пудель и в квартире рядом маленькая болонка.
Эля услышала разговор и выглянула из кухни. Увидев знакомый силуэт, выбежала к двери.
-- Ой, это мой, правда, я его вчера только принесла, видно за дверь выбежал. Бабушка просто еще не знает.
Бабуля понимая, к чему идет дело, притворно схватилась за поясницу.
-- Ох, прихватило что-то. Пойду, полежу.
Вся работа на кухне уже была переделана и она действительно, сняв фартук, ушла отдыхать в спаленку. А Эля пригласила зайти загадочного гостя хотя бы в прихожую, для начала.
-- Как тебя зовут? – спросила она его.
-- Меня – Костя.
Он был выше ее ростом, но не слишком высок, стройный, широкоплечий. Старая курточка и джинсы, растрепанные волосы. От него веяло непринужденностью и свободой. Слегка нагловатая усмешка и едва уловимая грустинка в карих глазах, как у человека, близко узнавшего жизнь и умеющего ценить все ее радости.
-- Эля, -- протянула Эллина руку.
Парень в ответ подал свою, не слишком чистую. Эля немного поморщилась, но все же пожала ее.
-- Эля – это Эльвира? – переспросил Костя.
-- Нет, Эллина.
-- О, как загадочно. У вас и имя такое же прекрасное, как вы сама, фея, -- снова улыбнулся парень.
Эля слегка покраснела и чтобы скрыть смущение, пригласила его в комнату, но при этом предложила:
-- Не хотите ли вы, о прекрасный странник, с дороги умыться, -- шутливо спросила она в такт ему.
-- Если вы будете так добры, о прекрасная фея…
И они оба расхохотались. Эля отвела «странника» в ванную и протянула полотенце, когда он вымыл руки и лицо. А потом, играя, брызнул на Элю водой. Эля снова звонко засмеялась. Ей было легко и спокойно рядом с Костей так, вроде она знает его всю свою жизнь.
-- Может, чаю, -- предложила она гостю.
-- Можно, -- ответил тот.
Эля накрыла журнальный столик перед диваном прямо в зале.
-- Что такой грязный-то был? -- любопытно спросила она.
-- После шахты, -- пошутил Костя.
-- А если серьезно, -- не отставала она.
-- На рыбалку с другом ездил, помыться не успел, -- улыбнулся Костя, давая этим понять, что больше ничего не скажет.
Он нравился Эле и чувствовал это. А как Эля нравилась ему! Когда он смотрел на нее, у него внутри, казалось, вспыхивали миллионы искорок от восторга, глядя на ее ослепляющую красоту. Они сидели рядом на диване и болтали обо всем и, в то же время, ни о чем.
Котенок спал тут же на диване рядом с Элей после того, как она напоила его молоком. Маленький белый мурчащий комок со смешным рыжим пятном на левом ухе, как берет на боку.
-- Как назовешь его? -- спросил Костя, поглаживая зверька, -- Барсик или Леопольд?
-- Так и назову, Костя, -- полушутя ответила Эля. Потом решила, что Коська – подходящее имя для этого котенка, -- А где ты его взял?
-- На помойке, -- опять пошутил Костя.
-- Да, ну?!
-- Нет, конечно. Ты же видишь, чистенький, недавно кто-то из дома выгнал. Ты когда ушла надолго, я под балконом ждал, ждал. А он сидит под домом и кричит. Я и решил, что если не твой, то может, знаешь, чей. Может, он потерялся.
-- Такой маленький и как его можно было бросить, -- ласково произнесла Эля, а у самой даже слезы навернулись на глазах. Котенок нежился на упавшем из окна лучике солнца.
-- Я его теперь никому не отдам, будет только мой, мой любимый котик, -- пообещала Эля и снова спросила Костю, -- А меня как нашел?
-- О, прекрасная фея, -- Костя прищурил глаза и покачал головой, -- Я тебя и на краю света нашел бы. Окно ведь расположено в самом центре дома, значит, средняя квартира. Всего один подъезд, второй этаж. Я считать умею.
Эля задумчиво теребила край клиенки на столике.
-- А где ты работаешь? -- робко спросила, не решаясь задавать вопрос, сколько ему лет. Хотя с виду было не меньше двадцати пяти.
-- А где придется, там и работаю. Здесь не каждый день работа прибыльная попадается. Я уехать отсюда хочу.
-- Учиться?
-- Я уже выучился. Работать.
-- Где ты учился?
-- В институте, на экономиста. Сам поступил, без связей и знакомств. Но я плохо учился, на тройки, вот и места хорошего не нашел.
-- Надо добиваться.
-- Надо. А ты где учишься?
-- Я работаю оператором ПК, но больше как наборщица, -- коротко ответила Эля, ей не хотелось говорить сейчас о работе. А про стихи хвастать было еще рановато.
-- Понятно, -- ответил Костя, видя ее настроение.
Наступила пауза в их разговоре. Эля застенчиво молчала. Не знал, что сказать, и Костя. Видя ее смущение, решил отгадать, о чем она думает. Он осторожно наклонился над ее лицом, что бы поцеловать в губы. Вдруг Эля отшатнулась, Костя даже смутился. Он не ожидал такой реакции и решил, что делает что-то не так.
-- Ты что?! – рассердилась Эля, -- Мы ведь так мало друг друга знаем.
-- О, фея, вы действительно сказочная, -- удивился Костя, -- Сейчас ведь мало таких, кто не целуется на первом свидании, -- попытался он успокоить Элю. Но она только густо покраснела.
-- Так, что, для начала в ресторан съездим, на авто покатаемся? - предложил Костя, что бы скрасить ее смущение.
Эля улыбнулась.
-- Да разве ты миллионер, чтобы по ресторанам на авто кататься.
-- А с не миллионером, что, нельзя?
-- Можно, только не нужно, раз денег нет.
-- Обижаешь, фея.
Эля снова густо покраснела. Костя заметил это, но не подал виду. Эля нравилась ему с каждой минутой все сильнее и сильнее. И чем больше он узнавал ее, тем она казалась ему ближе. Не похожая ни на одну из тех, с кем он встречался раньше, совершенно независимая и вместе с тем по детски застенчивая. Какой подарок для человека, знающего цену настоящей красоте и истинным чувствам. Но Костя знал, что ее расположение будет завоевывать не просто. Он вовсе не догадывался, что открывает в жизни Эллины новую дверцу, которая поможет ей дальше спасаться от любых неприятностей.
-- Ну, ладно, за тобой должок, фея. Припомню, когда миллионером стану, -- весело потрепал он Элю по руке. Затем поднялся и направился к двери.
-- Ты куда? – растерялась Эля, думая, что он обиделся.
-- Пора мне.
-- Не обижайся.
-- Мне правда пора. Ночная работа. Надо успеть, -- загадочно ответил он, -- Увидимся, фея.
Он чмокнул Элю в щеку и исчез так же неожиданно, как и появился.
Время шло для Эли, иногда медленно, иногда летело ураганом. В вихре событий она почти не успевала думать о той удивительной встрече со странным пареньком и лишь иногда вспоминала о нем, когда видела хорошие сны и даже посвящала своему чувству стихи. Но иногда он снова появлялся и сам. Будто невзначай, ниоткуда, как волшебник из сказки. И Эля была жутко рада его визитам. Её не смущал его небрежный растрепанный вид, постоянно грязные ладони, непричесанные волосы. Это был единственный её друг. Настоящий друг, в котором она была уверенна, как в самой себе. Ведь подруг у Эли теперь совсем не осталось. Они все предали её. Да и с родителями была напряженка. Отец все реже появлялся на горизонте, вечно занятый своими делами. С матерью Эля общалась всё реже и реже, о своих делах почти ничего не рассказывала, боясь нарваться на новое недовольство. Только с бабушкой секретничала и