Все о чем рассказано в этом повествовании, выдумано мной: события, люди, их имена. Возможно, что в жизни все происходит иначе. Единственное, что имеет реальную основу – это чувства. Мне хотелось рассказать, какие трудности могут подстерегать молодой неокрепнувший талант на широком жизненном пути. Но если твои цели благородны, а стремления и мысли возвышенны – дерзай, а главное, не теряй веру в себя. В себя и в любящих тебя людей.
Возможно, кто-то скажет, что это сказка, но я уверяю Вас, нет. Потому, что хорошие дела рано или поздно увенчаются успехом. Примером этого может является мой собственный опыт.
И дождь, и солнце манят в призрачные дали,
И будет долог к ним тернистый знойный путь.
Другим не виден свет за пеленой печали --
Не созерцаем воск сгорающих к утру.
Чудесный осенний вечер. Солнце заходящими лучами золотило облака и плавно исчезало за линией горизонта. Эллина рассматривала на свет изумрудную бусинку винограда, которую солнце насквозь пронизало своим последним посланным янтарем. Виноградина напиталась волшебным светом и почти вся стала прозрачной настолько, что в ней можно было рассмотреть даже косточки.
Эллина стояла на балконе второго этажа небольшого трехэтажного домика, выстроенного из кирпича. Его немногочисленные жильцы, Элины соседи, радуясь хорошей погоде и золотой осени, в этот воскресный вечер занимались кто чем. Элин балкон выходил прямо во дворик. Немного дальше дворика можно было рассмотреть проезжую часть, а еще немного дальше небольшой лесок.
Прямо под балконом, густо увитым виноградом, спускавшимся на нижние окна прямо до самой земли, удобно расположились за столиком на скамейках и беседовали о том, о сем старушки- пенсионерки. Рядом детвора играла в мяч, бросая его о стену соседнего сарайчика. Старушки иногда прикрикивали на детей, если удары получались слишком громкими. Но дети успокаивались не надолго и в азарте, забываясь, снова начинали шуметь.
С другой стороны сарая, распахнув его двери настежь и примостившись прямо на пороге, чинил надувную лодку дед Степан. Он любил рыбачить, особенно по утру, когда солнце еще не взошло и все вокруг окутано туманом. Он знал все рыбные места в небольшом озерке в лесу. И сейчас погода как раз располагала к клеву.
Эле было хорошо в этот вечер. Она любила спокойную миролюбивую обстановку, тишину и свежий вечерний воздух. Но в такие минуты всегда обострялось чувство тревоги, нарастающее у нее внутри, как предупреждение в затишье перед бурей. Хотя, теперь она просто наслаждалась жизнью и отдыхала, не думая ни о чем.
На кухне бабуля жарила блинчики к ужину для всей их небольшой семьи, в которую входили она -- Марья Семеновна, Эля и Эллина мама – Инга. Иногда к ним в гости заходил дядя Валдис, родной брат Инги, и тогда устраивалось небольшое застолье.
Владик, как называла его бабушка, обладал веселым общительным нравом и всегда был рад помочь сестренке и любимой племяшке. Он был моложе Инги года на три. Но бабушка, Мария Семеновна, не приходилась родной матерью, ни ему, ни Инге. Она являлась свекровью для Инги, а для Эли всегда оставалась единственной любимой бабулей на всем белом свете. Не потому, что другой бабушки у нее больше не было, просто бабуля у нее действительно была замечательная.
Постоянно хозяйничала на кухне, переживая, что бы каждый из домочадцев был сыт и обогрет. Каждое лето она вместе с Элей собирала цветы и травы, чтобы зимой из них можно было делать настойки, растирки и микстуры от простуд, кашлей, ангин, обморожений. Бабуля знала столько притч и легенд, чуть ли не про каждую травинку и стебелек. Сколько сказок она рассказала Эле перед сном, когда та была еще маленькой, сколько песенок спела. И, каждая сказка, каждая песенка, была по своему яркая, красочная, загадочная и оставляла у маленькой Эли след в ее детской душе.
Она засыпала, мирно посапывая, и безмятежно наблюдала во сне продолжение каждой истории. А все эти эльфы, тролли и феи остались жить с ней по сей день, колдуя для нее, теперь уже немного другую сказку, взрослую со всеми трудностями, но непременно со счастливым концом, в который она научилась верить еще в детстве. Эллина знала, что если то, чего так сильно хочется, доброе и хорошее, и несет в себе радость для других, то оно наконец сбудется. Ведь все феи в бабушкиных сказках выполняли только добрые желания. И маленькая Эля часто представляла себя доброй волшебницей, выполняя для других их небольшие желания и просьбы.
В школе Эля училась не очень хорошо, хотя была способной девочкой. Возможно, ей просто мешала ее рассеянность или странноватый характер, который позволял ей делать только, то, что ей нравилось, но зато очень усердно. И все же она завидовала отличницам, у которых по всем предметам были только пятерки. Она смотрела на них тоже как на волшебниц, чародеек, которые в жизни умеют почти все, чего никогда не могла простая девочка Эля. И, сидя за партой, она думала, сжав от переживаний вспотевшие кулачки: «Сегодня Светка Шалина получила пятерку за стихотворение. И я хочу тоже. Зависть и жадность – плохие чувства. Но если я принесу домой хорошую оценку в дневнике, мама и бабуля будут рады – это хорошо. Значит, я просто обязана получить пятерку». И с такими мыслями она представляла себя победительницей, полностью погружаясь в свои мечты и перечитывая прямо на уроке в сотый раз до тошноты приевшиеся строки стихотворения, которые все умные отличницы выучили еще вчера дома.
-- Эллина Берестова, -- вдруг гремел откуда-то сверху голос учителя, обрывая ее мысли на самой сладкой мечте и приглашая к доске.
Эля вздрагивала, робко поднимаясь и сожалея о том, что не выучила как следует стих дома. Но тут же вспоминала, что должна рассказать его сейчас не хуже, чем Светка Шалина и гордо уверенно шествовала к доске, представляя себя великой актрисой. А на последней строчке, произнесенной ею, класс, как завороженный, невольно начинал аплодировать. Стихотворение, прочтенное Эллиной, для всех приобретало новый смысл. Ведь до сих пор в нем никто даже не пытался рассмотреть ничего красивого, кроме надоевших зазубренных слов.
Эле такие выступления нравились, но не более того, гордится своим дарованием ей и в голову не приходило. Вместе с тем, она знала, что по праву заслужила аплодисменты, ведь читать стихи для нее было делом не сложным, хуже дела обстояли с алгеброй и геометрией.
Элина мама, Инга Матвеевна, со своим младшим братом воспитывались в детдоме. Их родители погибли при пожаре, когда дети были еще совсем маленькими. Инге тогда едва исполнилось пять лет, но она почти ничего не запомнила из случившегося. Помнит только, как проснулась от удушливого запаха дыма среди ночи. Потом в их спаленку ворвались два великана в масках и понесли их с Валдисом куда – то через огонь и дымовую завесу. Папу с мамой они с того дня уже больше никогда не видели и все время теперь жили в сером доме под названием «Приют» среди таких же сирот, как и они.
Инге было тяжелее, она помнила своих родителей, но никак не могла понять, что они к ней никогда больше не вернутся. А Валдис сначала хныкал по ночам, но потом перестал, смирившись с горем и воспринимая старшую сестру как маму.
Не смотря на все трудности и лишения, они оба неплохо закончили одну из детдомовских школ на Украине, отстроенных после войны и бомбёжек, и стали думать над устройством своей дальнейшей судьбы. В этом мире сложно было жить без чьей-то поддержки даже в спокойные семидесятые годы, но дети приюта привыкли быть опорой друг для друга, вместе перешагивая через все жизненные пороги.
Валдис всегда мечтал стать шофером и, закончив автошколу, устроился работать дальнобойщиком.
А Инга поехала в областную столицу поступать в театральный институт. Небольшие данные у нее были, она хорошо танцевала, да и пела неплохо. Но шансов поступить было все же немного.
Совсем молоденькая девчонка, одержимая мечтами о прекрасном принце, славе и счастливом будущем. Она не видела перед собой никаких преград. Для начала устроилась уборщицей в парикмахерской и сняла недорогую комнатку поближе к институту. Она работала все время до экзаменов, но так все же не поступила на желаемый факультет, видимо из-за нехватки времени на подготовку. Комиссия вежливо попросила ее прийти поступать на следующий год. Но Инга не огорчилась, она осталась в столице жить, работать и упорно достигать намеченной цели. Теперь ей предстояло много работать над собой. Она старалась чаще посещать театры, записывалась на всевозможные драмкружки и в танцевальные клубы.
Но вот однажды в декабре, почти перед самым Новым годом, когда только выпал первый снег и едва прикрыл промерзлую землю, судьба послала в ее жизнь еще одно событие. Запахи того морозного утра и краски тусклого солнца на фоне побелевших от снега крыш сохранились в ее памяти надолго. В то обычное утро она, как и прежде, торопилась на работу. Но сегодня, видимо, был ее день.
Их парикмахерскую посещали разные клиенты, от студентов, до зажиточных видных людей. Но один из посетителей Инге сразу показался особенным. Высокий стройный парень. У него были роскошные золотистые локоны, торчащие непослушными кудрями почти у самых плеч, и обалденно синие, поглощающие с первого взгляда, глаза. Инга утонула в них моментально, как только встретилась с незнакомцем взглядом. Он приветливо улыбнулся ей. Она в ответ смутилась, чувствуя себя золушкой в стареньком фартуке и метелкой в руках. Он показался ей принцем. Но парень, видя ее смущение, не отвернулся, напротив, добродушно подбадривающее подмигнул и подал ей руку для знакомства. Его звали Саша. Оказалось, что он студент театрального училища, уже на последнем курсе.
Он не вел себя вызывающе высокомерно, не старался удивить Ингу своей высотой. Видимо он помнил о тех трудностях, которые недавно пережил сам. По его глазам она догадалась, что тоже нравится ему. В то же вечер у них состоялось первое незабываемое свидание.
В своих ухаживаниях Саша был прост, но уважителен и галантен. Несколько гвоздичек любимой девушке, недорогой кафешка, а затем всю ночь они бродили по суетному, не желающему спать даже с наступлением темноты, городу и наслаждались чистым снегом, не слишком холодной погодой и любовью.
Да, им было хорошо вдвоем. За этой встречей последовала другая, затем еще и еще. Они узнали друг о друге все.
Саша был из бедной семьи и жил в небольшом городке недалеко от столицы с мамой. Не братьев, ни сестер у него не было. Отец ушел от них, когда Саша заканчивал восьмой класс. Но даже эта трагедия не заставила его быть хуже, чем он есть. Правда, четкой цели он сначала не имел, а просто любил историю и литературу, и по какой-то воле судьбы оказался студентом на театральных подмостках. Надо сказать, совершенно не напрасно. Преподаватели видели в нем талант и особую утонченность восприятий, присущую только одаренным людям. Они пророчили ему большое будущее, если только он не будет лениться. И будущее оправдало их предсказания.
Через полгода Александр окончил институт и стал подыскивать себе работу. Но к этому времени молодые люди успели полюбить и привязаться друг к другу. Они решили пожениться. Инга была просто ослеплена своим избранником, она жила только им, только для него.
Подошло время и ей сдавать в очередной раз вступительные экзамены. Но теперь ей было не до них, и она так и не смогла поступить в институт, который так жаждала, даже во второй раз, с треском провалившись на втором собеседовании. Но теперь это все не произвело на нее никакого впечатления. Ведь у нее был Саша и не только он. Еще до экзаменов она поняла, что беременна и этот ребенок, желанный ими обоими. Саша отвез любимую в дом к своей маме.
Инга сразу нашла общий язык с матерью своего мужа. Та оказалась замечательной доброй женщиной и во всем могла поддержать ее. А Саша остался в столице строить свою карьеру. Но Ингу это ни капли не смутило, хотя видела она своего возлюбленного крайне редко. Ей и в голову никак не могли прийти мысли об измене, когда она видела его уставшее, измотанное проблемами лицо.
Так прошли месяцы, Инге пришло время рожать. И вскоре на свет появилось долгожданное и заранее любимое всеми создание. Это была девочка, любимица Александра. Он так хотел назвать ее своим любимым именем Алина, и все время представлял ее взрослую с красивой стройной фигурой, как у мамы, и золотистой длинной косой.
Но Инге хотелось назвать дочь более изысканным именем, изящным, редким и не похожим на другие имена. Вместе с тем она так любила Сашу, что не могла ему отказать в том, что ему хотелось, а он в свою очередь, во всем старался угодить любимой жене. Таким образом, чтобы никому из супругов не было обидно и имя было бы приятно всем, девочку решили назвать необычным, изысканным именем Эллина, которое воплотило в себя всю родительскую любовь, как отца, так и матери. Да и бабушка одобрила их выбор, сказав, что такое имя только сказочные принцессы достойны носить, да волшебницы, дарящие людям счастье.
И никто тогда не смог подумать, как оно подойдет девочке, у которой уже начертана судьба свыше и сложится она, может и не худшим, но необыкновенно странным образом.
Элиному появлению были рады все в семье. Саша даже взял небольшой отпуск, что бы побыть некоторое время поближе к любимой жене и дочери. Но потом он снова вынужден был погрузиться в работу, что бы прокормить семью. И снова, Инга видела его редко. Но теперь ей некогда было скучать, ей хватало хлопот с ребенком. И этот маленький комочек с золотистым пушком на хорошенькой головке постоянно напоминал ей о любимой муже.
Так прошло два года. Эля уже хорошо научилась ходить, произносила слова. Ее вполне уже можно было оставлять с бабушкой, которая обожала внучку. Но поразительным было сходство Эли с Александром. Такие же золотистые кудряшки и серо-синие, немного удивленные глаза.
«Вот теперь уже папа не скажет – не моя дочка!» - шутила бабушка. Хотя от дочки никто и не думал отказываться, даже в случае отсутствия дивных кудрей. Напротив, в планах молодой семьи было иметь еще одного ребенка, желательно мальчика. А еще Саша все время мечтал, что Инга тоже поступит в театралку, и будет работать вместе с ним, жить в большом городе и ездить на гастроли. На тот момент его дела пошли на лад, талант все чаще находил признание у зрителей. Но поступать Инга больше не решалась. Может из-за неуверенности в себе и боязни потерпеть еще одну неудачу, может из-за нежелания отрываться от ребенка, который еще нуждался в ее опеке. Да и фигурка ее уже не была такой стройной, так что работать предстояло над собой с еще большим усердием. И она решила отложить переживания о карьере и профессии на потом, пока любимое чадо хоть немного подрастет, найдя свое призвание и утешение в заботах о нем.
Но вот прошло еще пару лет. Эле уже не требовался такой пристальный уход, как прежде, а Инга все никак не могла решиться на новый ответственный шаг в своей жизни. Она уже больше не загоралась такими красивыми мечтами как тогда, в юные годы. Теперь ей больше нравился покой и домашний уют. Может, в этом она и видела смысл жизни для себя, но ее муж не разделял с ней ее взгляды. Его постоянно манила дорога, движение, овации, слава. Да, именно слава, которую он к тому времени сумел добыть собственным трудом и теперь, наслаждаясь, купался в ее лучах.
Саша все реже стал появляться дома. Иногда Инге казалось, что он и вовсе забыл об их существовании. Чаще появлялся налегке и веселым, забывая при этом принести им деньги на одежду и питание. Обещал, что принесет потом или вышлет по почте, но снова забывал. И тогда всем троим приходилось жить на бабушкину пенсию.
Один раз Инга даже заметила помаду на вороте его рубашки. От него в этот вечер разило духами и дорогим вином, хотя, как Александр рассказывал Инге, что он только что встал с электрички. Инга сначала решила промолчать, но такие случаи стали повторятся. И тогда она открыто задала ему прямой вопрос о том, где он бывает вне дома. Александра вопрос ничуть не смутил. Свое поведение он объяснил тем, что у него теперь много поклонниц, которые без спроса вешаются ему на шею. В ответ Инга отвесила ему звонкую пощечину, заявив, что на настоящих мужчин поклонницы без спроса не вешаются. Но Александр пропустил это все мимо ушей, не обратив внимания даже на пощечину и Ингину обиду. По его понятиям настоящий мужчина должен все делать так, как сам считает нужным. Инга тогда долго плакала, заперевшись одна в другой комнате и, не желая его видеть. А потом, когда он уехал, стала искать хоть какую-то работу для себя в своем городке, и опять дорога привела её в парикмахерскую.
Но теперь, когда она немного поработала уборщицей, ее внимательная наставница заметила, что Инга имеет кое-какие навыки по укладке волос. Их она набралась еще в те, как ей самой теперь казалось, далекие счастливые времена, когда она жила в столице. Руководство было снисходительно к хорошей работнице и позволило окончить ей курсы парикмахера, не отрываясь от работы и со скидкой в цене, учтя то, что у нее маленький ребенок, а отец почти не появляется дома.
Инга оказалась способной ученицей. Её уже допускали стричь клиентов, когда она еще не прошла всех экзаменов и зачетов, и все были довольны ее работой, которая действительно мало чем отличалась от работы профессионалов. Ловкая и быстрая в движениях, она все схватывала налету, а самое главное, что ей все это нравилось. Теперь Инга стала неплохо зарабатывать сама, и это ее немного утешало.
Элечке на тот момент уже было пять лет. Смешная маленькая пампушка с золотистыми длинными волосиками и бездонно синими глазками. Она могла растопить любое сердце, даже самое черствое и нелюдимое. На улице ее часто угощали конфетами совершенно посторонние люди, когда мама или бабуля гуляли с ней. Но если этого не происходило, ей, совсем маленькой крохе, казалось, что день прожит сегодня зря. Она хмурила бровки и упрямо оттопыривала полненькую нижнюю губку. Затем сама подбегала к отдыхающим в парке на скамейках и начинала танцевать перед ними, кружась, приседая и подпрыгивая в своем кружевном платьечке. Наконец она добивалась своего, прохожие начинали обращать на нее внимание, восхищаясь ею. Кое-кто хлопал в ладоши, кто-то, восхищаясь, спрашивал, чья такая прелестная малышка так хорошо танцует в свои малые годы, верно у нее какие-то задатки. Тут появлялась Эллина мама или бабушка и им обязательно начинали давать советы заботливые тетеньки, как развить у ребенка талант дальше.
«Ах ты моя артисточка, -- восхищалась бабуля, -- Вот кому мамкин талант передался.» В том, что ее невестка талантлива, так же как и сын, свекруха не сомневалась, хотя сына любила не меньше. Ей просто хотелось подбодрить Ингу после ее неудач при поступлении в театральный институт. Быть может, добрая женщина надеялась, что Инга захочет начать карьеру заново. Но Инга, хоть и была упряма и трудолюбива, поняла, что жизнь и карьера артистки не для нее, это все пришлось ей просто не по душе. Теперь она больше нуждалась в стабильности и надежности, которую может крепко удержать в своих руках.
Саша по-прежнему вел кочующий образ жизни, который ему нравился. Но, увы, его карьера не продвигалась теперь вперед, и он изо всех сил держался на одном уровне, чтобы не упасть в низ. Веселая жизнь с ресторанами и новыми знакомствами, случайными любовными связями и интригами поглотила его. Теперь он очень мало работал над собой, ведь времени для этого у него не было совсем. Нужно было угодить всем знакомым и друзьям, кто хотел посидеть с ним рядом, поболтать и выпить, и Саша все чаще катился по течению, чем управлял какими-либо событиями. А про родную семью так и вовсе забыл. Иногда появлялся в их доме выпивший, проезжая мимолетом, повидаться с дочкой и передать ей хоть какие-то копейки. Но их Инга теперь принимала скрепя зубами, только ради того, что бы не обидеть мать. Да и что ей было делать? Она знала, что ее супруг талантливый, одаренный, а гении все ведут себя своенравно и странно. Но в силу своей прямой волевой натуры она не могла и не хотела прощать ему пьянство.
Однажды зимним вечером, когда валил густой снег, как в один из тех вечеров, когда Саша впервые приглашал Ингу на свидание, Александр заскочил ненадолго домой. Как всегда после очередного банкета, проездом, прямо с электрички. Настроение у него было веселое, ему казалось, что никто в этот момент не сможет разбить его радужных иллюзий о самом себе и о собственной жизни. С порога он стал обнимать свою маму, желая ей крепкого здоровья. Инга в этот момент стояла у окна, снег все еще навевал ей ностальгию о прошлых чувствах. Услышав, что Саша приехал, она нехотя подошла к нему и почувствовала, что нежных чувств теперь в ней все меньше и меньше. Саша полез целоваться и к Инге, приговаривая при этом: «Женушка моя ненаглядная». От него пахло спиртным, но от Инги не ускользнул и запах дорогих духов. И в это мгновение ей стало невыносимо противно его присутствие, все его слова, поздравления, подачки для дочери. Спрашивать, где ты был, было бесполезно. Известно где, ведь у актера веселая беззаботная жизнь и факты ярко свидетельствуют об этом.
Инга не хотела устраивать сцен при Марии Семеновне, так, как уважала ее саму и ее чувства к родному сыну. Но в душе сама Инга с каждым таким визитом становилась все холоднее и безразличнее к супругу. И на этот раз она не выдержала, молча оттолкнула его и отошла в сторону, кутаясь в шаль.
-- Да ты чего, Иночка, -- удивился Александр, шатаясь и держась за стену, что бы не упасть.
-- Не хорошо это, Сашка, - всхлипнула сквозь слезы Инга, -- У тебя дочь растет, она все видит.
-- Ну, так я люблю и тебя и ее.
Он схватил Элю на руки, которая дремала в своей кроватке, после вечерней сказки по телевизору. Та от неожиданности вздрогнула, испугалась и стала плакать, не узнав спросонку родного папу.
-- Ну, вот, еще и ты ноешь, как мамка. Да что вы все плачете, что я сделал такого. Я с гастролей еду, у меня дел по горло. Я артист, понимаете, мне необходимо движение, общение, зрительское признание для развития таланта. Я должен продвигаться, а вы своими воплями только мешаете, -- не желал признавать свою неправоту Саша.
-- Так может, мы и вовсе тебе не нужны? -- опять всхлипнула Инга, -- Я ведь все чувствую и все понимаю. Но разве зрительские симпатии заключаются в таких близких объятиях и поцелуях?!
-- В каких поцелуях? – наивно переспросил Александр.
-- Саша, да ты постоянно выпивший и духами от тебя разит постоянно, ты ими насквозь уже пропитан, -- сквозь слезы упрекала Инга, -- Я так не могу больше, знать, что ты с кем-то.
-- Да ведь это поклонницы, -- оправдывался Саша, -- Я тебе говорил уже про них.
-- Зачем ты их подпускаешь так близко?! – вскрикнула Инга.
-- Ну, -- замялся Саша, -- Они сами.
-- Что сами? Не мужик ты, что ли, отказать не можешь.
-- Да, но у меня такая профессия, я должен нравиться.
Инга залилась слезами, предчувствуя близкий конец их отношениям, потому, что не сможет простить постоянных измен, а он не умеет жить иначе. Алекс бессильно повалился на диван. Эля, давно соскользнувшая с его рук, спряталась от шума в соседнюю комнату. Тут решила вмешаться бабушка, видя, что ссора может быть серьезной она подсела к сыну.
-- Саша, мы понимаем твою профессию. Но у тебя семья, жена, ребенок. Ты должен остепенится, меньше пить, да и на девок перестать смотреть. А слава от тебя не уйдет. Будешь работать, и все придет само собой.
Саша сидел, обхватив руками голову и безвольно опустив ее чуть не до самых колен. Он чувствовал, что не прав, но никак не мог объяснить, что запутался и нуждается просто в поддержке, потому, что сам не знает, как жить дальше. Ему было жаль Ингу, он чувствовал свою вину перед нею, потому, что в последнее время даже не спрашивал, где она берет деньги на питание и на содержание ребенка. Он просто надеялся на свою маму, которая никогда никого не оставляла в трудную минуту и теперь он чувствовал себя виноватым и перед нею, и перед своей маленькой дочуркой. И в то же время он знал, что Инга больше не понимает его, так как раньше. Она теперь так не похожа на ту легкую, подвижную девчонку, от одного взгляда и улыбки которой у него в душе вспыхивали миллиарды счастливых искр, пробуждающих желание жить, творить, быть лучше и чище.
-- Не ссорьтесь, не нужно, -- продолжала бабуля, обхватив Сашу за плечи, -- Посмотрите друг на друга, пожалейте и все будет у вас хорошо. А я пойду спать и Элю заберу к себе. А вы сегодня ночью будьте вместе.
С этими словами она свернула Элину постельку и вышла, прикрыв за собой двери.
Инга перестала плакать, слезы у нее высохли, она взяла себя в руки. Села рядом с Сашей, но ничего не говорила. Он почувствовал облегчение уже от этого приближения и обнял ее рукой за плечи.
-- Слушай, давай уедем ко мне, -- произнес он после некоторого молчания, -- Помнишь, как мы мечтали. Ты тоже закончишь театралку, мы вместе будем работать, ставить новые программы, мне так тебя не хватает. Вот если бы ты была рядом, я чувствовал бы себя уверенней и не позволял бы приближаться к себе близко больше никому.
-- А ребенок? -- тихо напомнила Инга.
-- Ну, Эля пока с бабулей побудет, ведь она уже совсем взрослая. А потом мы ее к себе заберем, когда на квартиру заработаем.
Инга вздохнула.
-- Но когда это будет, она к тому времени вырастет и нас знать не захочет. Мне хотелось бы, чтобы у моей дочери была мать, пока она маленькая, а не только бабушка. И по возможности отец. Пусть не здесь все время, но иногда. Ведь можно ее навещать в нормальном состоянии и уделять ей внимание. А деньги заработать я и здесь смогу. Вот подзаработаю немного, и переедем к тебе вместе с Элей.
-- Иночка, это все хорошо, но я бы помог устроить твою жизнь иначе, ты бы могла построить другую карьеру, ведь у тебя совсем нет никакого образования.
Инга опять вздохнула.
-- Ты только о карьере и думаешь, а я хочу, чтобы у ребенка было нормальное полноценное детство. Для меня это сейчас главное. Ты, вроде, ее не любишь.
-- Да нет, что ты, я люблю вас обоих, потому и стараюсь для вас же.
Ингу тронули его слова и она опять чуть было не расплакалась, но сумела сдержать слезы.
-- Ты знаешь, я так хотела всегда иметь полноценную семью. Ты, я, дочка, твоя мама. У меня такого никогда не было, я росла в детдоме. А теперь я так боюсь потерять это все, так боюсь, что наша Элечка будет лишена тепла и счастья, быть с родителями. И поэтому я хочу, всегда быть рядом с ней. Я тоже хочу работать, но после работы возвращаться в свой дом, зная, что завтра все будет так же.
-- А потом к восьми утра снова на ту же работу и так всю жизнь, -- теперь вздохнул, перебив ее, Саша, -- А я бы мог дать нашей Эле больше, чем просто семья. Я бы помог ей осуществить ее мечты, если в ней проснется желание творить.
-- Да ты хоть бы свои осуществил, -- упрекнула Инга.
-- Я стараюсь, но мне постоянно чего-то не хватает. Там, где я вращаюсь, все не так. Там каждый борется лишь за себя. А мне так необходимо, что бы рядом был хоть один понимающий взгляд. Я зову тебя к себе, а ты не хочешь.
-- Нет, Саша, -- колебалась Инга, -- Пока нет, пусть Эля хоть в школу пойдет.
-- Но потом может быть поздно. Кстати, где ты сейчас деньги зарабатываешь?
-- Я работаю парикмахером. Недавно окончила курсы и, теперь, мне неплохо платят.
-- Ну, это все хорошо, но нужно подумать и о будущем.
-- Хорошо, я подумаю, -- смягчилась Инга, -- Давай спать, я так устала после работы.
Они проспали в обнимку всю ночь. Казалось, что жизнь их стала налаживаться. Но утром Саша задал ей все тот же вопрос, на который Инга так и не смогла ответить. Тогда он решил пойти на компромисс.
-- Хорошо, я уезжаю сейчас, я не могу оставаться. Но пока меня не будет, ты подумай хорошо и потом мне скажешь.
-- Ладно, -- ответила Инга.
На прощание они поцеловались в губы. Потом Саша крепко обнял свою дочку. Нельзя сказать, что Инга не хотела пойти навстречу своему мужу, но со страхом думала, как она теперь начнет то, о чем мечтала много лет назад, заново. В ней больше не было прежнего запала и желания. Да и фигура ее изменилась. Инга уже не была такой стройной и изящной, как тогда. Она не стала толстой и бесформенной, просто немного округлилась, не потеряв прежних форм, и выглядела теперь как обычная трудовая женщина, крепкая с соблазнительными округлостями и привлекательными чертами лица. И, хоть ей едва исполнилось двадцать четыре, но выглядела она старше, и это придавало ей уверенности в себе и притягивало взгляды мужчин еще больше.
Теперь она целыми днями изучала себя украдкой в зеркале, на работе и дома, и понимала, что былого изящества уже не вернуть. И, хотя она не слишком сожалела об этом, но в ней уже не было стремления быть возвышенной как прежде. Теперь она чувствовала себя уютнее на своей работе, которая хорошо получалась и приносила доход в семью. Там ее все уважали и хвалили умение делать людей красивыми. На улице часто здоровались даже малознакомые люди. Теперь у Инги появилась другая мечта, обучать своему мастерству других.
Но как быть с Сашей? Она по-прежнему любила своего мужа и не желала терять. Но ей достаточно было знать, что он у нее просто есть, пусть не здесь, не рядом, где-то там, не подавая повода для ревности. Если бы он не вел себя несколько развязано и не являлся в дом пьяным после вечеринок, кто знает, может, и не было бы ссоры между ними, но не выплеснулось бы и откровение. И они бы еще жили долго вместе, пусть не так счастливо, как хотелось бы, в неведении, каждый по-своему. Вместе, и в то же время, врозь. Но гордый Ингин нрав не мог стерпеть даже предполагаемых измен, а ранимая Сашина натура постоянно нуждалась в понимании и тепле.
После того разговора зимним вечером поведение Саши значительно изменилось. Какое-то время он вел себя как порядочный семьянин и отец. Высылая денежные переводы, поздравительные открытки по праздникам и подарки для всей семьи. И через месяц, наконец, освободившись от дел, явился сам. Вошел в дом совершенно трезвый, наглаженный и опрятный. Без излишних навязчивых объятий поздоровался с Ингой и со своей мамой. Затем, взял на руки Элю, и та обняла его своими ручонками, зная, что это ее родной папа. Инга была счастлива вновь видеть Александра, таким, как в те дни, когда они только познакомились.
Однако неприятный холодок пробежал у нее в душе. Что-то ее насторожило. Почему он ведет себя так сдержано, не целует ее, не обнимает. Раньше, хоть и выпивший, но оказывал хоть какие-то знаки внимания, выплескивая хоть какие-то любовные переживания. Неужто у него есть другая и он пришел сегодня сюда, что бы сказать всем об этом. О том, что не любит больше Ингу и уходит от нее навсегда к той, другой, которая оказалась лучше и сумела разделить его взгляды и переживания.
Но подозрения Инги не были оправданы. Саша просто решил пойти ей на встречу и исправится. А вел себя сдержанно, потому, что думал, Инге так больше нравится. Он взял небольшой недельный отпуск, который решил провести вместе с семьей.
Бабуля щедро накрыла стол, жаркое, котлеты и ее знаменитые пирожки, рецептом которых интересовались вся округа. Марья Семеновна была отличным кулинаром и постоянно «экспериментировала», добавляя в рецепт что-то новое. Так, что в этом за ней угнаться не мог никто. Сколько бы она не раздавала свои рецепты, сколько бы не учила других, а у нее все равно получалось лучше других. И с этим никто не пытался спорить.
Саша пробыл в семейном окружении три счастливых дня. Три дня все в вчетвером чувствовали себя счастливо. А на четвертый он стал ощущать скуку. Не то от безделья, не то от излишнего внимания, не то, он просто не чувствовал, что рядом с ним есть человек, который может полностью разделить его интересы. Таким образом, набравшись смелости, но осторожно, что бы не разразился снова скандал, он спросил Ингу:
-- Ну, что, надумала?
-- Ты о чем? - не поняла сначала она.
-- Да все о том же…
Инга от неожиданности едва заметно вздрогнула. Она так была поглощена семейным счастьем и домашним уютом, что совсем забыла о том, что пообещала Саше месяц тому назад.
-- Вот, что я тебе скажу, -- наконец произнесла решительно она после недолгого молчания, - Поступать я не буду, поздно мне. Ведь фигура уже не та и способности куда-то испарились. А здесь я работу хорошую имею и нашла себя в ней. Мне тут хорошо, я никуда ехать не хочу. Но и тебя держать возле себя не стану. Работай, строй свою карьеру. Мне хватает твоих визитов, я тебя и таким любить буду. И, если будешь примерным отцом, как сегодня, будем жить, как и прежде.
Саша призадумался.
-- А что с фигурой-то твоей стало? – окунул он Ингу взглядом.
-- Ну, как что, располнела, ты что не видишь.
-- Ах, это. Но лишнее можно убрать, если постараться.
-- Чего? – расхохоталась Инга, -- Снова в пигалицу превращаться, заморыша столичного. Да на меня теперь, может, мужики из соседней округи бегают смотреть. Очередь на стрижку за три дня занимают.
-- Я вижу, ты не плохо тут живешь без меня.
-- Да, уж, лучше, чем твои городские красавцы тонконогие, которые тебе сами на шею-то вешаются.
-- Ну, чего ты сразу поклонниц моих вспоминаешь, они только автографы просят, - хотел успокоить ее Саша, видя, что страсти опять накаляются. Он знал, что Инга, просто не понимает столичной жизни и той жизни, которой вынужден жить сам Александр. Хотя, в глубине души он почему-то ее жалел.
-- А у меня теперь тоже автографы все просить будут скоро. Здесь я знаменитость, важный человек. А кем я стану в вашем городе? Коровой неуклюжей в глазах ваших стриптизерш. Мне здесь лучше, понимаешь. Меня здесь уважают. А в кино сниматься не хочу, там наголо раздеваться заставляют. Я ведь вижу, телевизор как включишь, а там один стриптиз, смотреть тошно.
Саша криво усмехнулся, хотя ему сейчас было не до смеха.
-- Да не всегда один стриптиз, бывает и вовсе без него. Это по желанию. Но талантливые люди ценятся в любом случае. Иночка, нам важен не только стриптиз. Хотя хорошую фигуру иметь тоже не мешает. Но ты вовсе не корова, как самой себе кажешься, мне ты очень нравишься. Просто для камеры немного придется сбросить вес, - пытался уговорить ее Саша поверить в себя и начать все заново. Но Инга не унималась, ей было тяжело возвращаться к прошлому, хотя в тайне даже от самой себя она завидовала той прежней девочке, которая чувствовала себя почти звездой киноэкрана и ни за что не хотела поддаваться неудачам.
-- Не хочу сбрасывать, я себе и такая нравлюсь, - упрямо повторяла она, пытаясь поверить самой себе. – И мужикам я такая нравлюсь. А похудею, так и глядеть перестанут. Я ведь теперь авторитет среди всех.
-- Я что-то никак не пойму, кто тебе дороже, я или мужики остальные, которые вокруг тебя, - слегка поддел ее Саша, видя, что она просто боится упасть в глазах окружающих ее людей, -- Ты, я вижу, набираешь высоту. А недавно только меня обвиняла в неверности.
-- Ты мне дороже, конечно, - немного поостыла Инга, -- Но не могу я быть артисткой. Не мое это.
-- Ты просто боишься трудностей. Не уметь или не хотеть – это разные вещи. А ведь раньше у тебя неплохо получалось.
-- Никаких трудностей я не боюсь, - снова вскипела Инга, - Ты думаешь, у меня здесь проблем мало. Я одна на себе все волоку. Вон, у других мужья рядом. А я все одна и одна, и к тебе претензий никаких не имею, а другая уже не выдержала бы.
-- Но я предлагаю тебе быть вместе. Я хочу забрать тебя к себе, немного подучить, и мы будем жить и работать. Или тебе дороже эта деревенская жизнь, которая ни к чему не обязывает, не принуждает стремиться к чему-то большему, лучшему, развивать свои интеллект. Конечно, здесь есть стабильность. Но пойми ты меня правильно, не могу я терпеть такую жизнь, это болото, захолустье. Стабильность я признаю только в чувствах, остальное – пустота.
-- Стабильность в чувствах?! -- переспросила его Инга, -- А ведь сам изменял мне, признайся.
-- Иночка, при чем тут измена. Я говорю о настоящих чувствах.
-- Да какие же они настоящие. Я тут сижу, жду тебя, а ты, ирод, по бабам шляешься!
-- Ждешь и одно о мужиках думаешь, - с иронией заметил Александр, не желая ее обидеть.
-- Ах, так ты еще и упрекаешь меня в чем-то, -- все равно обиделась Инга, -- А коли даже и думаю, так что?! Я молода и красива. Что уж тут такого, если пофорсила перед кем. Думаешь, только тебе можно?!
Александр не ревновал ее, он наблюдал за ней и с ужасом понимал, что теперь - это уже не его прежняя Инга. Все, что от нее осталось – это красота, да и та приобрела теперь грубоватый провинциальный оттенок. Он не стал накалять обстановку, понимая, что спором ничего не добьется и не заставит жену силой поменять направление своих мыслей. Он решил оставить этот разговор и пустить все по течению, полагая, что Инга сама захочет изменить свое мнение о городской жизни, немного пообщавшись с ним. Но дома ему становилось все скучнее и скучнее, и, не дожидаясь окончания отпуска, уехал, сославшись на то, что вспомнил о недоделанных делах.
Еще через некоторое время он снова наведался в свой дом. Но теперь этот визит стоил ему какого-то напряжения внутри себя. Можно сказать, он переламывал свое самолюбие, возвращаясь домой. Сюда его больше почти ничего не влекло. За Ингой в это время стал ухаживать один из богатых клиентов, не смотря на бурные ее протесты. Она все еще любила Сашу и боялась, что когда он узнает обо всем, не придет больше к ней никогда. И Саша все узнал.
Как раз, когда он находился дома, ухажер подъехал к Ингиному окну и стал громко сигналить, приглашая ее на свидание. Инга выглянула из-за шторы и дала понять, что никуда не идет. Но тот был настойчив.
-- Кто это? – спросил Саша.
-- Да это по делу, покоя нет, -- отговорилась Инга.
-- Так выйди, поговори, раз по делу.
-- Не хочу, обойдется.
-- А может, и не по делу? – заглянул ей в глаза Саша.
И тут Инга взорвалась. Она просто устала от двойственной жизни. С одной стороны она любила мужа, мирясь с тем, что он не с ней рядом и дорожила его любовью. Но с другой стороны в ней бушевала горячая молодая кровь, жаждущая реального полноценного внимания.
-- Да, не по делу. Ну, что уставился, нравлюсь я ему. Хочет он меня, не видишь, что ли, кататься зовет.
-- Так я, что получается, преграда?
Саша был пока спокоен и с интересом наблюдал за поведением Инги, стараясь понять, чего она хочет на самом деле.
Инга замялась. Она думала, Саша кинется с кулаками на противника, преградит ей дорогу, доказывая свою любовь. Но Саша был по-прежнему спокоен и сдержан. Ведь он человек других кровей и пониманиий, да и столичная жизнь положила на его характере свой отпечаток.
-- Похоже, ты начинаешь меня забывать, - наконец сделал он вывод, будто для самого себя, - Ну, что ж это должно было случиться, наверное, рано или поздно.
-- А ты чего ждал?! Пока ты там со стрипкулистками зажигал, у меня вон тут сколько поклонников объявилось. В очередь становятся, отбою нет.
-- Послушай, Инга, я ведь тебе не навязываюсь. Если не хочешь меня видеть, я больше не приду, и ты будешь снова свободна. Зажигай, сколько хочешь со своими поклонниками. Я только о них от тебя и слышу.
-- Вот ты все время хнычешь, что я тебя не люблю. Настоящий мужик бороться за свою любовь должен. Ведь ты же знаешь, как в природе, побеждает сильнейший.
Теперь вскипел Саша. Он не мог поверить, что его хрупкая Иночка, как он называл ее раньше, превратилась в простую женщину с примитивными провинциальными понятиями о любви и такими же низменными потребностями.
-- Ну, знаешь, -- закричал он, -- Еще скажи, что Эля не мой ребенок, в довершение ко всему. Хотя, может это так и есть, раз ты можешь рассуждать именно такими категориями.
В сердцах он хлопнул дверью и ушел.
В город вернулся Саша с опустошенной душой. Но не боль скопилась в его сердце от разлуки, а пустота. Он понимал, что теперь у него нет семьи, возможно и не было никогда. Хотя нет, в самом начале их встреч между ними было чувство и, казалось, оно очень крепко. Но ниточка к ушедшим дням теперь оборвалась совсем. Они с Ингой просто очень разные люди. Но в самом начале не сумели этого понять, а может просто упустили что-то друг в друге незаметно для самих себя, но возврата к прошлому не было.
Инга тоже переживала разрыв очень странно. На этот раз она не плакала, не тосковала, не боялась, что потеряла Сашу навсегда. Напротив, в душе у нее вдруг восстановилось спокойствие, уверенность и уважение к себе. Будто гора с плеч упала, она больше не чувствовала себя обязанной кому-то.
Теперь она не злилась на Сашу, вспоминая его про себя разными обвиняющими словами. Не ждала с нетерпением его визита, как прежде и, в то же время, не боялась его появления в их доме снова, потому, что вместе с ним появлялся и какой-то смуток в семье, беспокойство, нервозность и напряжение, связанные непонятно с чем.
Теперь Инга смотрела на него другими глазами, ей достаточно было знать, что он просто где-то есть, пусть не здесь, далеко и с ним все в порядке. Вместе с тем, зная его добрую великодушную натуру и безграничную любовь к дочери, Инга была уверенна, что ее пока настоящий супруг, придет обязательно еще не раз. В том, что произошло, она себя не винила. Рано или поздно это должно было случиться. Единственное, чего она боялась, сказать обо всем Марии Семеновне.
Инга не знала, как на это отреагирует Сашина мама, любящая всей душой своего сына. Но Инга тоже привязалась к свекрови как к родной матери, которой не было у нее в детстве, и теперь просто не хотела потерять единственного дорогого человека, который во всем старался ей помочь.
Проблема решилась сама собой. Саша приехал как-то рано утром домой. Но первым делом не наведался к жене и дочке, как он это делал раньше. Пока они спали, он сидел на кухне и тихонько о чем-то беседовал с матерью полушепотом. В это время Инга встала попить воды. Не доходя до дверей кухни, она расслышала сквозь щель некоторые фразы их разговора, об остальном она догадалась сама.
-- Как же так, -- сокрушалась горестно Мария Семеновна, -- жили, жили и на тебе. А ребенок-то сиротой будет. Элечка - то наша, кому она нужна теперь, если вы каждый собой только заняты.
-- Ну, почему сиротой, -- утешал ее Саша, -- Мы ведь живы, здоровы, будем о ней заботиться, как прежде, только жить врозь. Ну, не могу я так больше, мама. Мы ведь и так врозь. Не хочет она со мной быть.
-- Да как же не хочет. День деньской только тебя и ждет, а видит раз в месяц. Другая уже сама бы бросила, а она все тоскует по тебе, я же вижу. Любит она тебя, чего тебе еще нужно. Хозяйка хорошая, а то, что в городе жить не может, так ей это и нужно. Ведь она же женщина, ее удел – дом, хозяйство.
-- Вот, все вы так рассуждаете. А мне-то как быть. Мой удел – сцена. Все время там, в городе думаю, как она тут живет, может, с кем сошлась. Ведь ей тоже ждать нелегко. И себя, и ее мучаю только. Раз не может жить со мной, пусть живет полноценной жизнью с кем-нибудь другим. А я живу, как могу.
-- Ну, как знаешь, -- тяжело вздохнула Марья Семеновна, видя, что сына ничем не уговорить. Она решила оставить их отношения в покое и пока больше не вмешиваться, -- Только ей то как сказать об этом, - охала она сокрушенно, - Не знаю, как и подойти-то к ней.
-- Да, может, она и сама обо всем-то догадывается, не даром же отказала мне. Я ведь знаю Ингу, уж если что решила, то прямиком так и говорит…
Дальше Инга слушать не стала, вернулась к себе в постель. Саша уехал, не повидавшись с ними. А бабуля все утро была молчалива и задумчива. Наконец Инга не выдержала и решила рассказать все сама, что бы оборвать тягостное молчание.
-- Да, знаю я все, мама. Развестись мы решили оба. Тяжело нам так жить. Вот, только с жильем вопрос пока не решили. Поживу пока у вас, можно.
-- Живите, конечно, никто ж не гонит, -- всплеснула руками Марья Семеновна, -- Ты ведь не чужая мне, теперь и вовсе родная стала. Живи сколько надо, хоть всю жизнь, -- всплакнула она, -- И внучка рядом будет, Элечка моя. Мы ей ничего не скажем, пусть, думает, что папка и мамка вместе, она ведь привыкла, что вы так живете.
Марья Семеновна чувствовала, что Саша, хоть и родной ее сын, но не будет жить с ними вместе. Он слишком свободолюбивый и ветреный, любит скитаться, не имея ни гроша, за душой и видит в этом свое счастье и смысл жизни. А Инга, теперь приемная дочь, вместе с любимой внучкой, будут всегда жить рядом. И миролюбивая бабуля готова была принять в дом даже любого поклонника своей невестки, лишь бы им с Элей жилось хорошо.
-- Вот и ладненько, -- вдруг успокоилась Инга и к ней опять вернулись ее веселость и жизнелюбие, не позволяющие тонуть ни при каких условиях.
Еще какое-то время супруги жили, как прежде, никому не выдавая своих истинных отношений. Но вскоре в своей столице Саша познакомился с элитной богатой парижанкой. Она предложила ему контракт, пообещав обеспечить работой с неплохим заработком, если Саша уедет с ней в Париж. После некоторых размышлений Александр согласился, ведь терять ему было нечего. Для него это был шанс поднять свои дела и карьеру на должный уровень, так как здесь его талант ценился мало, совсем не так, как он того заслуживал по-настоящему. И только за границей Саша мог бы реализовать все свои способности в полной мере, заработав немало денег.
Но мысли о своей семье его так же не покидали ни на минуту. Он знал, что теперь сможет помогать им гораздо больше и чаще. От Инги он не стал скрывать существования другой женщины в его судьбе. Но никто не знал точно, связывают ли их только деловые отношения или что-то еще.
Эля к этому времени пошла в первый класс. Ей объяснили, что папа уехал в командировку за границу и видеть ее теперь будет редко. Но, даже не смотря на долгую разлуку, Эля гордилась своим папой и частенько хвасталась перед подругами новенькими необычными фломастерами или модными туфельками, которые отец ей выслал в подарок. А сколько рассказов, о том, какой у нее папа удивительный человек, было услышано всеми.
Они с мамой по-прежнему жили у бабушки, и та была весьма этим довольна. Инга успела закончить еще одни курсы кройки и шитья. В ней пробудился талант портнихи и, теперь, она еще подрабатывала тем, что шила на дому одежду как зимнюю, так и легкую. И ей это нравилось. В свое мастерство она вкладывала всю душу, в мыслях отдаваясь полностью своему творению. В этом труде Инга видела особую романтику, поэзию. А карьера артистки, на которую она посмела посягнуть раньше, теперь ей казалось чем-то смешным и нелепым. Можно сказать, что теперь Инга была счастлива. У нее был дом, любимая работа, семья. Но к этой картине не хватало нанести только один штрих – счастье в ее личной жизни. И Инга усердно старалась восполнить эту недостачу, а Марья Семеновна всей душой была на ее стороне.
Эля подрастала жизнерадостной спокойной девочкой. Лицом она почти полностью была похожа на отца, так, будто кто-то взял и срисовал ее портрет с близкого ей человека. Такие же золотистые кудряшки, разбросанные по плечам, синие глаза, миниатюрный носик и полные губки. Ямочки на полных щечках, будто подчеркивали веселость и беспечность ее натуры, а блеск в глазах – особую зажигательность. Мать с тревогой и умилением смотрела на дочку. Где-то в глубине души она все еще не могла оборвать тонкую ниточку привязанности к Саше. Но все же хотела скорее забыть его. Но как тут забудешь, когда перед глазами живая его фотография, повторение со всеми манерами и движениями, принадлежащими ему.
И тот же заразительный звонкий смех, и привычка прищуривать оба глаза, наклонив голову на бок, когда хочет что-нибудь попросить и даже та легкая подпрыгивающая походка, словно человеку всегда радостно, и он живет налегке. Говорят, хорошая примета, когда дочь похожа на отца. Но Инге, по-прежнему почему-то было тревожно за Элину судьбу. Хоть она и любила Александра, но считала его жизнь не совсем удавшейся. Хотя он имел на это все свои взгляды и ни на что не жаловался.
Элечка не мало унаследовала и от мамы, и от бабушки. Все та же умильная склонность к полноте, как у Инги. Еще в очень раннем возрасте Эля была очаровательной пампушкой. Когда стала подрастать, не была слишком полной, но пухленьким, кругленьким ребенком и это придавало ей лишь обаятельности. Темные мамины брови и ресницы, упрямый волевой, но не слишком грубый подбородок, как и трудолюбивая настойчивая натура Инги, перешли к Эле. И, вместе с этим, покладистый легкий нрав бабушки, стремление навести порядок и сделать уют везде, где она есть.
Конечно, большое значение имели воспитание и обстановка, в которой выросла Эля. Ведь в их доме всегда царили спокойствие и доброжелательность ко всем, кто в него входил. Но самое интересное было то, что Эллина имела полную свободу в своем поведении. Ее никто никогда не контролировал и не ругал за невыученные уроки, не следил, сколько времени она проводит на улице со своими сверстниками, прогуливает ли уроки или ведет себя как прилежная ученица. Сама Эля была единственным контролером для своих поступков, и взрослеть начала очень рано.
Так было просто потому, что маме некогда было пристально следить за дочерью, она все время была загружена работой. Да и бабушка впоследствии тоже устроилась подрабатывать уборщицей. А Эля была предоставлена самой себе. Но в ее детском воображении даже и не мелькало желание сделать что-нибудь плохое нарочно. Всеми силами она хотела только хорошего для себя и всех, кто ее окружает. Но, вот беда, не всегда это получалось у нее. И, как ни странно, как бы она ни старалась, а выходило все наоборот.
Однажды Эля хотела помочь бабушке пожарить котлеты к ужину пока та еще на работе. Мама как раз ушла по приглашению на дом делать прически к предстоящему торжеству. Эля, всеми силами стараясь помочь своим родителям, не хотела оставаться без дела. Тогда она уже заканчивала третий класс. Чтобы дело шло скорее «хозяюшка» засунула сковородку с котлетами в духовку и заботливо прикрыла дверь на кухню, чтоб угар не шел в комнату, как это делала все время бабушка, когда что-нибудь жарила. Да так и забыла про них, усевшись за уроки. Дым начал валить через открытую форточку и щели двери в прихожей. А Эля ничего не ощущала, заперевшись в комнате и решая головоломную задачку по математике. Наконец, она почувствовала запах дыма и кинулась выключать духовку. Тут как раз и бабушка с работы подоспела. Она так напугалась, подумав, что пожар и еле нашла в густом дыму Элю. После этого бабуля старалась не оставлять ничего недоделанного, уходя из дому или строго-настрого запрещала помощнице браться за что-либо в ее отсутствие.
Год спустя, весной в конце мая, Эля спасала соседского кота Тимку от падения с дерева. Он повадился на балкон к другим соседям ухаживать за их кошечкой и объектом для наблюдений выбрал ближайшее, расположенное к балкону, дерево.
Кот залез на ветку поближе к окнам «любимой» и стал истошно кричать, подмурлыкивать и чуть ли не выть, вызывая подругу на прогулку. Эля в этот момент одиноко стояла под тем же деревом. Её бабушка с мамой как всегда пропадали на работах. На улице тоже было пусто. Услышав Тимкино завывание, она решила, что бедному котику тоже плохо и одиноко. Может, его просто некому снять с дерева, а сам он боится и не может. Добрая девочка, не жалея себя, стала карабкаться на дерево. Содрала себе все локти и коленки, изорвала свое нарядное платьице, которое так старательно шила ей мама и до смерти напугала Тимку, так, что тот ни за кем больше «ухаживать» не захотел до следующего лета. Ему пришлось спрыгнуть с высоты второго этажа прямо на землю, спасаясь бегством от «спасательницы». Несчастному коту показалось, что она просто хочет похитить его или намять бока, как это делают часто играя, другие дети.
Мама тогда ничего не сказала Эле на счет порванного платьица, только прочитала долгую лекцию, что растения и животных нужно защищать не так, как это делает Эля. Ведь они живут своей загадочной жизнью, которую люди не всегда понимают. А для того, что бы понять ее, необходимо хорошо изучать природоведение, ботанику и зоологию. После этого Эля полностью загрузилась учебниками и даже на улице стала гулять меньше, так ей хотелось понять, почему же кот Тимка сбежал от нее тогда, не приняв помощи.
Вот так Эля росла на свободе, приобретая свои собственные навыки от жизни. За такие «милые» шалости ее особо никто и не ругал, ведь обе воспитательницы души не чаяли в любимом чаде. Но Эллина сама видела реакцию окружающих после своей усердной помощи. И очень огорчалась, если старания не приносили пользы, а только расстройство для других. Но это не останавливало «добрую фею», она обещала себе, что в следующий раз обязательно все получится, как надо. Но пока что ей удавалось спасать только букашек да божьих коровок, заползших на руку, когда Эля играла в траве.
И, вот теперь, Эля выросла, сейчас ей было уже восемнадцать лет. Это как раз тот возраст, когда окончательно и бесповоротно перестаешь ощущать себя ребенком, чувствуя на себе всю ответственность за свою дальнейшую жизнь. Но все еще как в детстве продолжаешь верить в сказки и чудеса. И так не хочется расставаться со своими чудачествами и привязанностями.
Вот так и Эля, даже повзрослев, мало чем отличалась от того наивного ребенка, который всей душой верил в доброту и бескорыстие других людей. Даже внешность ее изменилась немного. Все те же золотые локоны спускались ниже плеч, почти до самой талии. Они подчеркивали небесную синеву глаз. Словно нарисованные дугой темные брови и такие же темные пушистые ресницы. Овал лица немного вытянулся, но сохранил нежные привлекательные черты. Все те же ямочки на щеках, упрямый подбородок, по детски пухлые губки, при чем верхняя была тоньше и изящней, а нижняя более полная, надувалась и оттопыривалась так смешно и умильно, если Эля сердилась. Но когда она улыбалась, нежный ротик образовывал дугу полумесяца и, казалось, что более волшебной сияющей улыбки никто кроме нее подарить не может. Эля это знала сама, и старалась дарить свою улыбку всем как можно чаще.
Фигура Эллины теперь еще больше походила на Ингину. В ней появились изящество, мягкость в движениях. Почти осиная талия, полные бедра и грудь, хотя ростом Эля была невысока. И ей не хотелось быть полнее, чем она есть. Каждое утро она выполняла гимнастические движения с мячиком и лентой. Это увлечение осталось у нее еще с детства. Раз в неделю тренировки в гимнастическом зале по полтора часа давали теперь должные результаты.
Эля выглядела отлично, ничего лишнего, умеренной завидной полноты. Она походила на древнегреческую богиню, легкую и воздушную, и в то же время, полную сил и энергии.
Теперь Эллина стояла на балконе своего родного домика, вслушивалась в затихающие звуки наступающего вечера, вдыхала ароматные запахи, доносившееся из кухни и провожала взглядом заходившее солнце, мысленно говоря ему: «До утра!»
Солнце бросило, последний луч и окончательно скрылось за горизонтом. Вечер был тихий, безоблачный. Старушки, сидящие на лавочках, разошлись по домам, шумные дети тоже разбежались на зов родителей ужинать. Стало совсем тихо. Смеркалось.
Только откуда-то издалека в небольшой дворик проникал свет фонарей и скрежет автомобильных шин. Там и тут стали, появляться звездочки, как блестящие соринки. Теперь дворик освещался ими. Эле казалось, что это бисер с платья Королевы Ночи и ее короны. Но луна, или, точнее, месяц, еще не взошел. Это означало, что Королева-Ночь еще не подала сигнал к балу, не выбросив в небо корону.
Потом ночь наполнит воздух своими ароматами еще не увядших цветов, последних осенних петуний и гвоздик, и волшебными едва уловимыми звуками. Она окрасит все вокруг своими серебряными, золотистыми и изумрудными красками. И Эле снова будет казаться, что в траве живут мудрые гномы и забавные тролли. На ветках деревьев устраивают чаепитие феи в своих легких полупрозрачных нарядах, а под деревьями отважно ведут сражения, защищая их покой и благополучие, преданные им сказочные рыцари.
Но это все никто не видит, ведь герои сказок почти прозрачные и заметны лишь тем, кто верит в них. Только тот может переместиться в сказку, кто сочиняет ее сам. Сказочные герои могут ходить между нами и мы ничем не мешаем им при этом. Но если очень, очень захотеть, то можно увидеть все, что делается перед тобой в этом таинственном сказочном мире.
Эля стояла на балконе, задумавшись, она полностью погрузилась в мир своих ощущений и фантазий, не замечая наступившей прохлады. В комнату вошла Инга, сегодня она снова задержалась на работе. Не включая света, прошла на балкон, думая, что там никого нет, но наткнулась на Элю и чуть не вскрикнула от неожиданности.
-- Ой, это ты! Что ж свет-то не включишь. Пора закрывать балкон, прохладно становится. Да и сама простыть можешь, знаю я тебя, чуть что и насморк, - упрекала она, любя дочку, желая с ней пообщаться, потому, что соскучилась за день.
-- Ну, мам, -- простонала Эля, -- Сколько раз я тебя просила. Не буди меня резко, мне потом больно.
-- Чего больно? -- не поняла Инга, -- Я сама чуть не напугалась, думала, что нет никого.
-- Ну, когда я думаю, -- принялась объяснять Эля в который раз, -- Меня здесь нет. Я словно перемещаюсь в другой параллельный мир, который нам не виден. И я плавно лечу в нем, а здесь остается только моя оболочка. А потом, если кто-то резко окликнет меня, мне трудно сразу же прийти в себя и я ощущаю боль от резкого приземления. Так, вроде тебя разбудили от глубокого сна посреди ночи, и ты резко проснулась и пожалела о том, что хороший сон развеялся и не успел с тобой попрощаться. Ведь – даже птица не падает камнем на землю, а плавно приземляется.
-- Никак ты в йоги подалась, -- пошутила Инга, а сама внимательно посмотрела на дочь.
В темноте при свете звезд и разноцветных окошек все же был виден блеск ее глаз и их выражение. Восторг и непонятное блаженство для Инги читались в них. Но что они означали. Быть может это признак нехороших перемен в ее психике. И, хоть Эля была уже совершеннолетним человеком, Инга все же опасалась за судьбу дочери. Мало ли в какую компанию можно попасть в таком возрасте, ведь Эля для Инги все еще была глупым ребенком. И в последнее время ей казалось, что поведение дочери стало более странным, чем раньше. Но опасения матери, насчет нехорошей компании с возможным втягиванием в секту или пристрастием к наркотикам, не оправдались.
«Да оставь ты ее, -- говорила бабушка Инге, -- Она ведь взрослой становится, самостоятельной. Меняет свое мировоззрение, к жизни приспосабливается. Себя она ищет, понятно».
В таких вещах Элина бабушка разбиралась не хуже всякого психолога. Не зря к ней обращались все за советами, если в семье было что-то не так. Бабуля зажгла свет в комнате и тоже вошла на балкон.
-- Ну, что вы тут секретничаете, -- обратилась она к обоим, -- Ужинать пора.
-- Не буди нас, нам будет больно, -- шутливо поддернула Инга свою дочь, обращаясь к бабушке.
Эля в ответ обижено надула нижнюю губу.
-- Ладно, не дуйся, больше не буду будить, пока сама не проснешься и есть не
попросишь, - похлопала Инга Элю по плечу.
-- Что, спящая красавица, опять заснула, -- улыбнулась в свою очередь бабуля. Она тоже знала все Элины странности, пришедшие к ней с юностью, -- Ну, хватит спать, ваше величество, ужин готов. На стол уже все подано, теперь только ждем, когда вы проснетесь.
И развеселившись, все втроем отправились за стол. Они шутили и разговаривали. Эля хвалила бабушкино мастерство печь блинчики и просила научить ее этому. Инга рассказывала, что было за день на работе. Почти как всегда, посреди ужина, заявился дядя Валдис. Он всегда был весел, почти ввалился в дом и грохнул на стол бутылку хорошего вина и коробку конфет. Его тоже усадили за стол, и стали кормить и обихаживать со всех сторон. Ему, как дорогому гостю, всегда, здесь были рады. Стало еще веселей, так, будто был какой-то праздник. Валдис никому не давал унывать и мог сделать веселье без особого на то повода.
Его все любили, взрослые и дети. У него всегда было много знакомых и приятелей. И в Ингиной семье ему всегда были рады, потому, что просто любили его. Валдис все это время работал дальнобойщиком и не собирался менять свою профессию. Она ему нравилась, потому, что он сам был простым веселым парнем со щедрой широкой душой. Всегда горел жаждой романтики и преодоления различных трудностей и препятствий. Кроме того, работа была хорошо оплачиваемой. Сам он был, на удивление всем, холост, хотя немало романов покрутил на своем веку. Был даже один серьезный, который принес ему глубокие переживания. Валдис чуть было не женился, но до свадьбы дело не дошло. Неверная невеста обманула его, ушла к другому. А потом, поняв, что потеряла, хотела вернуться к Валдису обратно. Но тот, один раз пережив разлуку, измену прощать не захотел. Так он и жил теперь холостяком, просто любуясь жизнью, какой бы она тяжелой не была. Неделями, а то и месяцами он пропадал в командировках, но никак не мог изменить той свободе, которую имел.
У Валдиса были большие крепкие ладони, широкая улыбка. Да и сам он напоминал добродушного великана. Инга, хоть и старше его, казалась девочкой рядом с ним. Они были настолько дружны, что многие принимали их за супружескую пару. Да и сама Инга мало чем походила на строгую мать, у которой такая взросла дочь. Ведь рядом с Элей они выглядели, как сестры.
Инга теперь была мастером своего дела. Великолепный дизайнер по стрижкам и укладке волос, плюс ко всему отличная швея и модельер. При всем при этом она закончила всего лишь обычные курсы парикмахера и швеи, все остальное – практика. Но здесь, в провинции, что бы добиться успеха, большего и не нужно. Не обязательно иметь красные дипломы о высшем образовании, что бы завоевать внимание и уважение людей. Главное – кто ты сам на самом деле, важнее являться, а не просто казаться. И Инга являлась профессионалом своего дела. Она была счастлива на работе, потому, что обретала себя.
Инга шила одежду и для себя и для своих домочадцев. Особенно хорошо старалась для Эли, желая нарядить ее супермодно, если на это была возможность. Но та любила одежду поскромнее и попроще. Хотя, в большинстве случаев ей вообще было все равно, в чем ходить. И, осторожно, что бы не обидеть мать, намекала ей, что больше хотела бы надеть. Чаще это оказывались старенькие джинсы и кроссовки или старенькое поношенное платьице и шлепки на босу ногу летом. Эля почему-то не любила дорогие вещи, боясь их испортить, и предпочитала полную свободу от моды. Стричься и укладывать волосы она и вовсе не хотела, предпочитая длинные распущенные локоны, и ей это шло.
-- И в кого ты у нас такая, -- вздыхала мама, -- Отец – франт, что попало не оденет. Мать – портниха, хоть куда. Другая бы старалась наряжаться, а ты так и норовишь как-нибудь, да что-нибудь.
-- Мам, ну это же не главное, -- вступала в спор всякий раз Эля, -- Я не чувствую, как я выгляжу, что ношу. Главное, чтоб удобно было.
-- Да на тебя ведь люди смотрят вокруг, обсуждают. Ты ведь взрослая совсем, парни заглядываются. Перед ними хоть стеснялась бы. Кто ж тебя такую замарашку полюбит.
-- Если кому-то действительно нравлюсь, то полюбит и такую, - ставила точку в разговоре Эля и отворачивалась, упрямо оттопырив нижнюю губу. Такие разговоры ей не очень нравились, и она не желала продолжать дискуссию дальше.
Мама сокрушенно качала головой, боясь, что в будущем Эля останется совсем одна, хотя приятелей у ее дочери было не мало. И, тем не менее Эле всегда удавалось нанести едва заметный штрих к своему наряду, который придавал ему изящества и подчеркивал Элину индивидуальность. Инга всегда брала это на учет.
Сама Эля не шила, не вязала и стряпала очень редко. Хотя научилась этому всему очень рано, переняв весь опыт у мамы и бабушки. Нет, она не была ленива, но зачем себя утруждать, когда рядом есть две такие замечательные рукодельницы. Занимаясь этим всем Эля лишь тогда, когда была необходима ее помощь или когда кроме нее сделать это было больше некому. Больше всего на свете Эля любила мечтать, грезить, представлять то, что ей хотелось видеть, улетать в мыслях далеко от земли. Она не могла отказать себе в этом удовольствии, пусть от него не было много толку, но для нее это свойство отключаться и переноситься в другое измерение, было своеобразным спасением от будничной скуки и душевных расстройств. В такие минуты она не присутствовала в реальном мире, спала с открытыми глазами и видела прекрасные сны. Иногда, еще в детстве, она записывала на бумагу то, что видела во сне какими-то нескладными, но своеобразными стихами. Но больше всего ей нравилось рисовать и это у нее получалось лучше.
С отцом Эля виделась теперь очень редко, по мере возможности. Он по-прежнему жил в Париже, там заимел небольшой ресторанчик. Бросил актерское ремесло, но тягу к театру и к искусству в целом не потерял. В недолгие часы, проведенные с дочерью постоянно водил ее, то на выставки картин, то на премьеру какой-нибудь пьесы в том городе, где окончил институт.
Он женился второй раз, но не на той даме, которая увезла его из родной страны, а на молоденькой певичке из ресторана, когда уже твердо стал на ноги. У них родился сын. Но Эля видела братца всего один раз в своей жизни и то, когда он был еще совсем маленький и ничего не понимал. Отец чаще сам приезжал к ним и только раза два решился свозить Элю к ним в гости. Но Элю не слишком-то интересовала чужая семья, ей достаточно было знать, что у нее есть любящий и любимый папочка, который не бросит ее никогда.
-- Ну, что кумушки, мне пора, -- Валдис обнял Элю и Ингу, сидевших рядом, за плечи и прижал к себе.
-- Оставайся с нами, дядя Валдис, -- предложила Эля.
-- Да, правда, оставайся, -- поддержала ее Инга.
-- Нет, ни в коем случае. Не хочу вас стеснять, -- сказал Валдис так, что всем стало ясно, что спорить с ним бесполезно. Он хорошо знал, что если останется, то всем троим придется потесниться в, и без того крохотной, квартирке.
-- Тогда посиди еще чуток, -- предложила бабуля.
-- Ради вас, с удовольствием, -- приветливо откликнулся Валдис.
-- Мы знаем, тесно у нас, -- будто извиняясь, заметила Инга, -- Ну ничего, на следующий год Эля поедет поступать куда-нибудь, уже станет легче.
Эля искоса глянула на мать, как будто эти слова обожгли ее.
-- Ну, что смотришь на меня, -- продолжала та, заметив ее пронзительный взгляд, -- Тебе свою жизнь устраивать надо. Не все же время за мою юбку держаться будешь. Пока я могу, чем помочь, да может, отец чего подкинет. Ты ведь год почти бесплатно проучилась, чего тебе не хватало. Выгнали?
-- Меня не выгнали, я сама ушла, -- упрямо возразила Эля, -- Не понравилось мне там, вот и забрала документы.
Сразу после школы Эллина по рекомендации, как матери, так и отца решила попробовать поступить в университет на факультет философии. В начале она и сама загорелась этой идеей, но, проучившись некоторое время, остыла. Просто разочаровалась, поняв, что философия, которую преподают здесь, не учит жить, а наоборот, забирает массу сил и энергии, заставляя отрываться от жизни и от личных дел. Нет, такая наука, как мечталось Эллине, не сможет стать спутницей жизни для нее, сопровождая, как верная подруга, всю жизнь. Ей все время придется носить маску на работе, создавая видимость благополучия, и только в свободное время открывать настоящее лицо. Но ведь это же обман, лицемерие. А лицемеров Эллина ненавидела. Едва она продержалась год в университете. Сначала училась прилежно и старательно, как в школе. Но со второго семестра стала пропускать лекции, не имея желания туда идти. А на весеннюю сессию не явилась и вовсе, забрав документы. Дома сказала матери, что ее выгнали за неуспеваемость. И теперь она просто находилась дома, ничего не делая, пребывая в раздумьях, как жить дальше.
-- Не понравилось, -- сердито передразнила ее мать, -- Да просто разленилась. В школе-то философию как любила, на «пятерки» все знала от и до, и историю, и литературу. А теперь – разонравилось.
Эля вздохнула, она устала объяснять родителям, что не видит в этой книжной схоластике ничего зажигающего, вдохновляющего, пробуждающего желание жить. Но ведь жизнь без этого становится скучной, однообразной и пустой. В ней губятся все начинания хорошего, а как без них жить? Эх, если бы Эля сама могла писать книги. Своим зарядом энергии она могла бы всколыхнуть многие, даже самые черствые, души. Но мысли об этом ее пока не посещали, да и опыта у нее еще было так мало, что бы написать настоящий жизненный роман, основанный на фактах, но с огоньком, который зажег бы сердца читателей.
-- А сама куда хочешь? -- вмешался Валдис.
-- Никуда. Хочу окончить курсы компьютерщиков по наборке, устроиться на работу и целый день печатать, что б никто не приставал и в душу не лез. А сама все равно о своем думать буду.
-- Да, пусть пойдет, поработает, узнает по чем фунт лиха, -- завершила беседу бабуля, зная, что Элю переубедить в чем-то трудно.
После ужина все втроем пошли провожать Валдиса на автобус. Когда возвратились домой, занялись уборкой и мойкой посуды. А затем каждый занялся своими делами.
Инга шила костюм под заказ, бабуля читала книгу, а Эля уселась за письменный стол, достала краски, альбом, и пыталась изобразить свой прошедший сон.
Спустя некоторое время, буквально через месяц после разговора за ужином, Эллина увидела в газете объявление, что набираются желающие на курсы секретарей и бухгалтеров. И никому ничего не сказав, боясь, что мама не позволит этого сделать, она решила скорее записаться. Деньги требовали не сразу за учебу, и Эля рассчитывала, все же на поддержку мамы в дальнейшем. Узнав, что дочь уже учится и кое-что умеет, она не сможет отказать ей в финансах.
Так и получилось. Вначале Инга ужасно расстроилась и стала требовать, что бы дочь прекратила свою учебу, боясь, что кроме курсов, она больше не захочет получать никакого образования. Повторит судьбу самой Инги и навеки застрянет в этой дыре.
-- Но, мама, я уже там вон сколько проучилась, меня никто теперь не отпустит, пока я не оплачу учебу, - умоляла Эля, понимая, что бросить курсы теперь не так – то просто, -- Тем более, разве плохо будет, если я буду знать компьютер, ведь он сейчас нужен в любом деле. Ведь это совсем не лишнее для любой профессии.
Немного поостыв, мать подумала и решила уступить дочери на этот раз.
-- Ну, хорошо, только на следующий год обязательно поступать в вуз. Хоть в какой-нибудь. И как ты не понимаешь, что без настоящего диплома ты никто!
-- Как это никто. Я же человек, -- не могла никак уняться Эля.
-- Человек в наше время без диплома – никто, -- настаивала на своем Инга.
-- Хорошо, -- вздохнув отвечала Эля, понимая, что спорить бесполезно, -- На следующий год обязательно поступлю.
А у самой в планах было устроиться на какую-нибудь работу и поскорее стать самостоятельной. Ей все равно было непонятно, почему так важна в жизни корочка и груз навязанных знаний, как мусор в квартире, которыми тяжело даже пользоваться для себя самой, а выбросить нельзя, потому, что за их счет тебе платят зарплату.
Так Эля успешно обучалась своему делу и в апреле месяце должна была получить свидетельство об окончании учебы и рекомендацию для устройства на работу.
А время шло. Близился Новый год, уже был конец декабря и земля вновь укрылась белым пушистым снегом, сменив осеннюю грязь и слякоть. Сегодня был замечательный вечер, настоящая зимняя сказка. С неба целый день падал пушистый снег и, к вечеру его намело уже много, а он все не переставал, падал и падал. Бабуля на кухне пекла пироги и попутно рассказывала сказки Эле, которая уютно расположилась в кресле возле самой духовки, грея озябшие ноги после курсовых занятий. Эти сказки были снова об эльфах и гномах, живущих в зимнем лесу. О Королеве-Метели, которая упрятала Принцессу-Весну в свой ледяной замок. Но, как только Вьюга нарезвится и устанет колдовать, Весна сможет ее победить. Она растопит замок изо льда и выйдет на волю во всей своей красе. Но будет это все не сразу, а постепенно, как тепло борется с холодом, а добро со злом. И как только теплые лучи солнца возьмут свое над морозами и метелями, вновь зазеленеет трава, молодая листва на деревьях, распустятся цветы. Так меняются времена года.
Эля, слушая бабушкину сказку, заснула прямо в кресле на кухне. Потом пришла Инга и разбудила ее своим звонким смехом, как спящую красавицу. Инге такая погода все еще напоминала об их первых встречах с Сашей, но разве только о них. И теперь, что бы заглушить горечь, она не поддавалась унынию, а старалась погрузиться в хлопоты о семье, и запастись в прок продуктами к Новому году и веселым январским праздникам.
Теперь к Инге иногда приходил Антон. Высокий мужчина, лет сорока пяти, с проседью на висках, которая придавала его виду солидность и внушала уважение. Он всегда был в наглаженной рубахе, подобранной в тон к костюму галстуке, на брюках обязательно стрелки. Любил носить по щегольски модные туфли и пиджак, и очень гордился своими густыми гусарскими усами. Приходил Антон, вернее приезжал на собственном авто, с цветами и конфетами для Инги, даже Эле и бабушке старался что-то подарить. Но Эля стеснялась и чаще отказывалась от подарков, стараясь ускользнуть от ослепительного гостя. Затем Антон брал Ингу под руку и увозил куда-то на весь вечер, а то и на ночь.
Не раз Инга пыталась поговорить с дочерью о своем нынешнем ухажере, когда его не было рядом.
-- Ну, что ты такая не разговорчивая с ним. Ну, разве он плохой, он же добрый.
Инга все время переживала, что Антон не понравится Эле и из-за этого в их семье снова будет разлад.
-- Да, вижу я, что добрый, -- отзывалась Эля, пряча глаза, -- Но ведь он твой кавалер, ты с ним и разговаривай. Главное, что б тебе нравился.
-- А что!? Он мне нравится. Всем обеспеченный, уважительный, всегда при деле, да и семьянин видать из него будет хороший. Вон, какой заботливый, и тебе тоже подарки делает, и маму не забывает, - говорила Инга, будто уговаривала саму себя.
-- Усы и шпага, все при нем! -- подхватывала смеясь Эля.
-- Ну, чего дразнишься, я же серьезно.
-- Ма, ну чего ты обижаешься, я же не против него.
-- Не против, а разговаривать не хочешь, -- обиженно хмурилась Инга.
-- Да не могу я с ним долго беседовать. Он ведь такой строгий, солидный, не знаешь, как и вести себя с ним. Вот папка наш, он тоже франт, хоть куда, интеллигентный, образованный. А с ним мне куда проще, он все понимает.
-- Папка, папка, -- с горечью вздыхала Инга, -- Он больше не вернется, ты же знаешь. Он нас бросил. Антон по-своему добрый, приглядись к нему.
-- Да я и не настаиваю, что бы папа возвращался, пусть живет, как знает, если ему так хорошо. Кстати, он про тебя только хорошее говорит. Просто, говорит, не судьба вам и все, не сошлись характерами.
-- Ах, да ладно, -- махнула рукой Инга, словно отпуская прежние переживания, -- Видать, правда, не судьба. С ним сложно, он человек искусства, утонченная натура. А вот мне с Антоном проще. Пусть не так хорошо, но проще. Я и замуж за него пошла бы...
Сейчас все ее мысли Инги были о том, как должна сложиться дальнейшая Элина жизнь, а свое будущее она пока видела в тумане и все события пускала по течению.
-- Ма, ты его любишь? -- задавала наивный вопрос всякий раз Эля.
-- Антона? Не знаю, -- протяжно вздыхала в задумчивости Инга, -- Но жить с ним было бы не плохо.
-- Тебе бы такого, как наш Валдис. И добрый, и веселый и компанейский, и разговаривать с ним легко.
-- Да, что Валдис, таких, как он тоже поискать нужно. Хотя у него свои сложности. Ведь ты не знаешь, что он безумно ревнив.
-- Ма, а почему вас назвали какими-то не русскими именами?
-- Моя мать эстонка была, а отец – русский. Она приехала в Россию жизнь устраивать из бедной небольшой деревни. Это мне потом друзья отца рассказывали. Говорят, любил он маму сильно и, чтоб она не слишком о родине грустила, назвали детей так, как ей захотелось.
-- А меня тоже латышским именем назвали?
-- Нет. Тебя смешанным. Папа хотел Алиной, а я Эллионорой или Эммой, или еще каким-нибудь необычным, красивым. А в результате, что б никому не обидно было, получилось Эллина, Эллина Берестова, по отцу.
Эля в глубине души немного гордилась своим именем, которое кроме нее больше никто не носил в округе. И такой же звучной фамилией, доставшейся ей от любимого папы.
Сегодня воскресенье, никуда не нужно спешить. И Эля блаженно потягивалась в постели, размышляя, вставать ей или еще поваляться. Наконец, она решила встать. Босиком по коврику и линолеуму подошла к окошку, и мечтательно посмотрела на белые крыши, над которыми вверх поднимался дым из труб от натопленных печей. Было морозно, солнце едва проглядывало сквозь густую пелену облаков.
Утро -- замечательное время суток, когда все еще тихо спит вокруг и нет суеты. В это время приходят самые лучшие мысли и мечты, грезы, в которых хочется плавать бесконечно. Но это время очень короткое и быстро сменяется суетливым днем. Поэтому нельзя терять ни минуты и скорее выполнять все, что задумалось.
Пока Эля стояла у окошка, тут же сочинила два стиха, но записывать их не спешила. Она считала, что главное – не запись, а состояние души. Потом она все же нехотя подошла к письменному столу, достала исписанную в разброс мелкими строчками тетрадь и, не спеша стала записывать на оставшемся пустом листе все, о чем думала. Вначале это были просто фразы, не рифмованные и не складные. Но потом, немного подумав, Эля сложила четверостишье, затем еще и еще куплет. Получилось стихотворение. Следующее, придуманное у окна, она записала таким же способом. Свои стихи она сочиняла и записывала только таким образом, словно боялась пожертвовать чувствами ради рифмы, проверяя искренность строк. Затем, словно, между прочим, Эля достала акварельные краски и кисточки. Плеснула немного воды из чайника в ближайшую пустую чашку (это все осталось после вчерашнего чаепития). Она стала рисовать то, о чем писала на большом клочке ватмана, который мама приносила с работы для выкроек.
Королева-Вьюга мчится по городу над серыми крышами домов, над унылыми грустными лицами, уставшими от осеннего озноба, грязи и дождя. Теперь пришла ее пора, ее время вступать в свои права. Она кружит, ликуя, переливаясь алмазными снежинками, бросая вниз желанные бисеринки из снега изумрудов, сапфиров и жемчугов, переливающихся в свете луны всеми цветами и красками. И там, где она пролетала, люди становятся счастливыми, город наряжается чистотой зимнего снега и приобретает всевозможные радужные краски.
Эллина сама не заметила, как нарисовала картину без особых на то усердий. Осталось только подровнять ножницами кривые края и дать ей высохнуть. А пока произведение искусства сохло, в тетради появилось еще стихотворение. Ух, уже и утро прошло. Эллина взглянула на часы, сейчас бабушка позовет обедать.
И вправду:
-- Эллина, детка, иди супчику поешь спросонку, -- донесся из кухни бабулин голос.
-- Не могу, я работаю, - пробубнила в ответ Эля, набрасывая еще какие-то строки, полагая, что бабушка ее слышит.
Но бабушка не расслышала Элин ответ, и заглянула в комнату сама. Она увидела Элю, сидящую в своей пижаме за столом, согнувщуюся в неудобной позе. Одна нога ее была подогнута под себя, другая, босая, свисала вниз. Рядом на полу, разбросанные, валялись Элины комнатные тапочки.
На большом столе – хаос. Чайник, непомытые со вчерашнего дня чашки, краски, листки исписанной бумаги, кисточки и, нарисованная Эллиной картина, уже сохла на подоконнике. Волосы Эли были всклочены, она быстро что-то записывала в тетрадь. Бабуля все поняла, дружелюбно улыбнулась и тихо удалилась, не желая мешать Эле, пока та не закончит.
“Ничего, есть захочет, сама прибежит, “ – подумала бабушка, потому, что такое уже бывало не раз.
Так получилось и теперь. Устав от напряжения и работы Эля вдруг почувствовала голод. Но бежать к столу не спешила, предпочитая немного отдохнуть. Она откинулась на спинку стула и стала рассматривать свою картину, представляя, что скажет бабушка или мама, или кто-нибудь другой, когда увидит ее творение.
Встав со стула, она потянулась, затем сделала для розминки несколько танцевальных движений с лентой и мячиком поочередно. Выгнулась мостиком, почти не сгибая колен, и растянулась на шпагат в завершении. Все это она легко проделывала почти каждый день в память о прошлых занятиях. Это позволяло Эле поддерживать отличную форму. Затем она подхватила разрисованный ватман и помчалась показывать его бабушке. Эля нашла ее отдыхающей на диване с книжкой в соседней комнате. Картина бабушке понравилась, да и как могла не понравиться. Если ее рисовала любимая внучка.
-- Давай ее на видное место повесим, пускай все смотрятят, -- предложила бабушка Эле, -- На кухне, например. К нам всегда туда гости ходят. Да и я любоваться буду, когда готовлю. Эля согласилась, ей было все равно, где окажется очередной ее шедевр, ведь она постоянно рисовала и писала, не жалея отдавать это все другим.
Вернулась Инга из парикмахерской. Клиенты не давали ей отдыха даже по выходным, но платили за неурочное время вдвойне. Все сели обедать, хоть Эля к этому времени еще даже была не умыта и не расчесана, и сидела за столом в ночной пижаме.
-- О! А это что? – увидела картину Инга, -- Никак Элька снова на свет «шедевр» произвела.
Эля, уплетая за обе щеки котлету, молча кивнула.
-- Художница она у нас, -- похвалила бабушка.
-- А кроме художества, чем она еще будет в жизни заниматься? -- настоятельно спросила Инга, -- Ей настоящая профессия нужна, которая кормит, что б работать можно было по-настоящему.
-- Ох! Как не хочется мне где-нибудь работать, -- тяжко вздохнула Эля.
-- Это ты сейчас так говоришь, -- возразила мама, -- А потом семья появится, дети. Кто тебя прокормит. Каждый должен профессию иметь. Без нее -- никуда.
-- А пусть муж и кормит, -- беспечно ответила Эля, болтая босой ногой под столом.
-- Хорошо, если муж кормить согласен. А не ровен час уйдет от тебя, глядя, какая ты бездельница, - начала свою лекцию мама, -- Ты ведь приготовить сама не умеешь.
-- Один уйдет, другой придет, - небрежно кинула Эля желая оборвать неприятную ей беседу, -- Пусть любит не за то, что я готовлю, а за то, что я есть, - Она выбежала из кухни с недоеденным куском пирога и тут же уселась на прежнее место за стол. Ей явно не нравились пророчества о ее дальнейшей жизни. Ко всему прочему она спешила сегодня начать хотя бы еще одну картину.
-- Молодая еще совсем, -- успокоила Ингу бабушка, -- Не любила еще.
Она встала, чтобы собрать посуду со стола.
-- Я помогу, мама, -- остановила ее Инга, -- А ты пойди отдохни.
Наконец наступил канун Нового года, тридцать первое декабря. Праздник, которого так обычно ждут все. Эля тоже очень любила его и ожидала каждый раз с каким-то тайным волнением ночи. Самой главной задачей в последний день уходящего года для нее было подытожить все, что промелькнуло в прошлом году и пожелать, что бы в наступающем все хорошее продолжилось. Но пожелать этого нужно искренне, от всей души, что бы Волщебница-Ночь услышала все твои пожелания и поверила в то, что ты действительно хочешь, что бы они сбылись. Но сбываются обычно только самые чистые и лучшие пожелания, не только для себя, но и для всех остальных. И это Эля тоже знала и поэтому искренне желала всем только счастья.
Еще хороший способ загадывать желания Эля придумала сама и поверила в него. Когда бьют куранты, нужно неспеша сделать полный глоток шампанского, закрыть глаза и на несколько секунд будто погрузиться в свои глубинные мечты. Что в этот момент представилось хорошего, то и должно сбыться. Но в это тоже нужно поверить.
Весь вечер был суетный, но веселый. За окном тихо падал снег. На кухне жарко топилось духовка, попахивая, то запеченным гусем с яблоками, то сладкими коржами для торта. Потом пришли гости, и в тесной квартирке стало еще веселей. Дядя Валдис с другом, две маминых подруги с работы и, конечно же, дядя Антон. Все, вместе с хозяевами этой квартиры, уместились за широким гостиничным столом. Праздник начался с шуток и смеха, веселых передач по телевизору. Всем было радостно и хорошо в их дружелюбной компании. Никто из гостей не был обделен вниманием и забыт в этот вечер.
Вот так волшебная ночь прошла для Эли незаметно, шумно и весело. Хотя они с бабулей не выдержали и раньше всех ушли спать. А ночью Эле приснился красивый, но немного странный сон. Ей показалось, что это намек на что-то, потому, что такие сны просто так не сняться.
В нем она видела себя, идущую по пыльной дороге. И по всему пути разбросан мусор, бумага, рваные газеты и окурки. И это всё некому убрать. Эллина жалеет, что в её руках нет ни метлы, ни веника. Ей хочется хоть немного расчистить себе путь, но она бессильна и не может этого сделать. И брести ей приходится сквозь грязь и пыль. Она поднимает глаза к хмурому небу и просит хоть каплю дождя. Над ней обещающе смыкаются тучи, готовые вот-вот разразится ливнем, но ни одной дождинки так и не срывается на душную землю. А в накаленном от жары воздухе лишь чувствуется приближение грозы. Но дождя всё нет. Эллина бредет вперед настойчиво и терпеливо, не оглядываясь назад. Она знает, что идти долго. Куда она попадёт, тоже толком не знает. Только знает, что идти нужно. И нужно это не только ей.
Наконец дорога становится чище и просторнее. Грозовые тучи отступают, и из-за белых как снег облаков выглядывает солнце. Дождя больше не хочется, потому, что воздух становится чистым и свежим, но… слишком прохладным. И Эллине становится тревожно.
Вдруг, перед ней открывается хрустальный сказочный город, такой прекрасный, но совсем непонятный ей. Она, Эля, бродит по его переулкам и скверам, разглядывает восхитительные арки и здания из хрусталя, любуясь их красотой, но на душе у нее тоскливо. Она ищет что-то или кого-то среди них, кто мог бы прогнать тоску из ее сердца. И люди там тоже из хрусталя, такие прозрачные, утонченные, но холодные и пустые, как ваза внутри. Правда, кое-где ей встречаются живые цветы: ландыши, незабудки, клевер. Они растут прямо на обочине хрустальной дороги. Эля здоровается с ними, гладит их, разговаривает и радуется хотя бы такому небольшому проблеску живых чувств в этом холодном царстве. И, вдруг, она понимает, что она фея, и должна своим волшебством оживить и спасти холодный хрустальный город. Она сильно отличается от всех своей внешностью и все обращают на нее внимание. Но Эля точно знает, что именно так как она должны выглядеть нормальные люди.
Утром Эллина долго вспоминала сон, думала о нем. Он что-то ей напоминал, что-то такое, что она уже видела, чувствовала когда-то, но вспомнить не могла. Может быть, об этом она читала в книжках, видела в кино. А, может это уже происходило с ней самой, но не здесь, не сейчас, а в прошлой, не менее реальной жизни. Значит, это все должно было повториться в ее жизни снова. И Эллина не без тревоги призадумалась о своем будущем. Хотя переживала она не долго, да и не о чем ей было серьезно переживать в свои неполные девятнадцать лет. Ведь сон не сулил страданий и бед, а предвещал трудности, которые Элле никогда не казались непреодолимыми. Впрочем, она любила загадки.
В радостных хлопотах прошли все остальные праздники, и январь закончился быстро. Февраль затянулся надолго, то окутывая туманами с неожиданными оттепелями, то вновь занося метелями. Но все когда-нибудь заканчивается, так закончилась и зима. Теперь все ждали оттепели, солнца и капели. Эля продолжала учиться и к маю месяцу должна была закончить курсы. Ее подруга Аня, которая училась с ней в одной группе, однажды спросила:
-- Почему ты, Эля, всегда такая задумчивая. Может тебе учиться тяжело, давай помогу, если что-то не получается.
Эля растерялась, ей таких вопросов еще никто не задавал.
-- Я… Да я просто о своем думаю…
-- Может у тебя проблемы на личном фронте. Признавайся, кто тебе мозги пудрит, так, что про другое думать не можешь.
-- Да никто, -- засмеялась Эля.
-- Тогда чего мордашка хмурая?!
И тут Эля неожиданно для самой себя произнесла в слух то, чего ни один человек на свете еще не слышал:
Погода хмурая и дождик моросит,
Я не пугаюсь, это не нарочно.
А солнце пусть загадочность хранит,
В такие дни бывает все возможно.
Аня недоуменно глянула на Элю.
-- Что это? Стихи?!
Эля опустила глаза, она поняла. Что выдала свою тайну, но отступать было уже поздно.
-- Чьи они, твои? – вспыхнула любопытством Аня. Она вдруг поняла, почему Эля всегда ведет себя так странно. То молчит в веселой компании, когда всем весело и вдруг ищет любой повод уйти домой. То, вдруг ни с того, ни с сего, загорается любопытством и азартом ко всему, что ее окружает. Аня читала где-то в книжках, что талантливые люди всегда со странностями. Сомнений не было, значит у Эли талант.
-- Ты пишешь стихи?! Почитай еще, -- не унималась теперь подруга, ей было жутко интересно видеть перед собою талантливую личность и вместе с этим понимать, что это ее подруга.
Эля прочла еще несколько своих куплетов. Аня стояла рядом с ней на балконе, заворожено глядя вдаль и забывая обо всех своих насущных проблемах. Они помолчали, когда Эля перестала читать. Затем Аня тихо спросила:
-- Слушай Эль, как это у тебя получается? Ну, вот так все здорово. Я ведь видела, ты, на занятиях сидишь, думаешь о чем-то, а потом что-то быстро записываешь.
-- Ну, на занятиях я в основном об учебе думаю, это редко бывает, что я там стихи сочиняю. Бывает, когда есть возможность. Просто тяжело проснуться. А вот на практике… Там я могу расслабить свое воображение. Освободить мысли. Глаза и руки делают то, что выучили, а мозг все равно о своем думает.
-- Ты – йог, -- сделала вывод Аня, -- Ведь набираешь ты текст не хуже других и все время при этом о своем думаешь.
-- Нет, -- вздохнула Эля, -- я привыкла жить двойной жизнью. К сожалению, я вынуждена. Все, что происходит в этом мире – это одна жизнь, в моем воображении жизнь другая, там то, что я хочу видеть. Но как бы я хотела соединить эти две жизни в одну целую и жить всей ее полнотой. Как бы я хотела быть в этом мире тем, кто я в воображении. И пока стихи – это единственный тоненький мостик между этими двумя мирами.
-- Но почему ты не можешь быть кем хочешь? Будь ею, ведь это же так просто.
-- Нет, не просто. Здесь я должна быть наборщицей, программисткой. Ну, если,
повезет, стану когда-нибудь философом в очках, с толстой папкой в руках и тусклым взглядом сквозь толстые линзы. А вообще я – Фея, самая обычная Фея. Но здесь таких не принимают, им нет места нигде. И только иногда моя героиня выходит наружу вместе с моими твореньями или добрыми поступками, да и то, осторожно, что бы никто не смог растоптать ее хрупкую душу.
-- Как печально, -- задумалась Аня, -- А научи и меня жить двойной жизнью. Может у меня внутри тоже есть Фея.
-- Несомненно, это так, - заверила ее Эля, -- У каждого внутри прячется добрая фея, просто она спит и нужно уметь ее пробудить. Но для этого нужно сначала чувствовать все, что тебя окружает. Хочешь попробовать?
-- Хочу.
-- Тогда садись рядом и делай то, что и я.
Девочки вошли в комнату и уселись поудобнее в кресла напротив друг друга.
-- Расслабься, -- посоветовала Эля, -- Только не засни, это не сон, а путешествие. Теперь закрой глаза и наблюдай, что видишь, не обращая внимания на внешние звуки. Получается?
Аня с минуту молчала, потом прокомментировала:
-- Крыши, кошки какие-то.
-- Они сами бегают или ты их мыслями толкаешь.
-- Да, вроде, сами.
-- Это потому, что мы на крыше насмотрелись с твоей многоэтажки. Надо понаблюдать за чем-то красивым, лучше на природе.
-- Да ну их, -- Аня нетерпеливо открыла глаза, -- У самой сейчас крыша поедет. Слушай, а ты в газету стихи посылала?
-- Нет.
-- Почему?!
-- Не знаю. Мои стихи – тайные мысли и желания. Я как-то не решаю открывать их другими.
-- Да ну тебя. Я бы уже во все газеты разослала и загордилась этим.
-- Не в гордости дело, это пустота. Я жить не могу, что бы не впечатляться от чего-нибудь красивого.
-- Говорят, за это деньги даже платят. Ну, за стихи.
Эля поморщилась.
-- Вот ради денег я писать бы не стала. Хоть что-то на этом свете нужно оставить для души. Тем более, под заказ работать не могу, не умею. Это убивает чувства.
В марте приезжал Элин отец. Он не стал противоречить дочке, что она заканчивает курсы, но удивился, что не хочет поступать в институт. Стал предлагать ей уехать с ним за границу и выучиться там, а потом, может, и жить остаться. Но Эля отказалась, хотя по настоянию любимого папы, дала слово хорошо подумать об этом.
Вечером Инга спросила дочку:
-- Ну, как он там? Мне-то с ним не слишком удобно общаться. Еще подумает, что скучаю за ним. Хотя, не чужой он мне, тебя все же, можно сказать, вместе воспитывали.
-- Да, вот, за границу зовет учиться.
-- А ты что?
-- Нет, не могу я, мама. Мне и тут неплохо.
-- Это сейчас неплохо. А через годик – другой как запоешь, когда эта деревня наскучит?!
-- Как наскучит, так и уеду, что волноваться, -- беспечно и грубовато отвечала Эля на надоевшие до смерти вопросы.
-- Потом, может, поздно будет. Ох, дочка, смотри, тебе судьбу строить, -- назидала мать, не обращая внимания на её недовольство.
-- А чего ее строить. Как будет, так и будет, я всем довольна.
-- Да нет, судьбу постоянно строить надо.
-- Ну, ты, мам, строишь, строишь и все никак не построишь.
-- А ты мать не критикуй. Я кое-чего в жизни добилась. Была бы умнее в твои годы, добилась бы большего. Вот меня тоже толкали, а я не хотела…- горестно вздыхала Инга и трепала Элю по золотистой кудрявой шевелюре. На что Эля недовольно крутила головой и спешила куда-нибудь уединиться.
В конце апреля Эля, как и все выпускницы, получила корочку об окончании курсов и направлении на предприятие, где могли потребоваться работники по ее специальности.
Эля сначала представляла себе уютный кабинетик, где она будет находиться наедине с компьютером и попутно записывать стихи. Но к ее удивлению, это был огромный цех, в котором находилось очень много таких, как она и каждый был занят своей работой.
Работы было очень много, так много, что вначале Эля, не имея должных навыков и сноровки, просто не успевала и очень переживала, что ее выгонят с работы. Но начальница отдела поставила над ней человека, что бы помог и научил правильно распоряжаться работой, пока Эля не наберется опыта. А потом она должна была работать сама.
Набирать текст, рассчитывать и выполнять другие манипуляции, нужно было очень быстро, не так как на практике во время учебы. Весь день Эля была занята. У нее не было времени не только о своем подумать, но и вверх глянуть. Под конец дня ужасно ныли руки, кружилась голова, слезились глаза, а спина будто становилась деревянной. Так продолжалось еще месяц, но Эля упорно не хотела бросать работу. А потом, спустя некоторое время, немного стало легче. То ли она привыкла и втянулась, то ли бумаг стало меньше, но, вроде, попустило.
И все же внутри она немного изменилось. Мир теперь не казался ей таким цветным и красочным, как прежде, чудесные сны приходили гораздо реже. Эля чаще спала глубоким сном, после рабочего дня, зная, что ей завтра снова на работу. А все, о чем ей так хотелось думать и мечтать, приходилось подавить, затоптать в самой себе, приказать замолчать на время работы, до той поры, когда снова будет отдых. Но легко ли это сделать человеку, привыкшему парить над землей и жить тончайшими импульсами подсознания. Нелегко было Эле. Ее восторженное настроение и жизнелюбие сменилось почти постоянным унынием. Даже с подругами она старалась видеться реже. Внутренней энергии ей едва ли хватило на то, что бы продолжать свою творческую деятельность, да и то, кое-как, в перерыве между сном и работой. Особенно тяжело было вставать утром, зная, что целый день она будет видеть перед собой эти хмурые унылые лица, некоторые просто замкнутые, некоторые раздраженные и вечно всем недовольные. Тяжело было возвращаться домой и выслушивать все те же упреки со стороны родни. Но Эля не могла объяснить даже самой себе, почему она выбрала именно этот путь. Она чувствовала внутреннею подавленность, знала, что в таком состоянии не сможет творить так, как раньше. Но поступать учиться упорно не хотела. Она боялась, что где-то там, в учебном заведении ее заставят мыслить иначе, вовсе не так, как умеет она. И больше не будет на свете сказочной феи, которая может мчаться по ветру, куда ей захочется, и дарить радость людям, вместе со своей волшебной улыбкой. Но там, где она сейчас работала, ее улыбка и добродетель вряд ли кому-то были нужны. Там нужно было просто работать.
И Эля знала, что так, как она, работают не все. Она видела в красивых застеленных кабинетах модных красавиц, которые тоже сидели весь день за компьютером. Но как сидели. Не так, как Элина, сгорбившись и едва успевая распрямиться в перерыве между делом. Они вели себя важно, грациозно, не спеша перекладывая пачки бумаг с места на место, изредка беря трубку телефона изысканным движением и подолгу беседуя с кем-то, наверное, с начальством. Эля знала, что для того, чтобы стать такой, как они, нужно закончить вуз, но стремиться к этому не спешила. Что-то в этих разукрашенных куклах ей определенно не нравилось. Ни за что на свете ей не хотелось бы сотрудничать ни с одной из них. И вот однажды ее предположения подтвердились.
Как-то раз начальница отдела дала ей распоряжение подняться этажом выше в один из таких роскошных кабинетов и уточнить, как правильно необходимо печатать поступившие документы.
Эля поднялась по лестнице и, робко постучала в дверь, хотя в этом не было необходимости, потому, что стены кабинета были из стекла. Она вошла и поздоровалась. Эля назвала свою должность из какого она цеха, затем вежливо спросила о том, что ей было поручено. Длинноногая брюнетка с ярко накрашенными губами и не менее яркими красными ногтями нехотя взглянула на нее.
-- Минуточку, - окинула она Элю пренебрежительным взглядом, подняв трубку телефона и, судя по всему, не желала откладывать начатое дело на потом из-за такого мелкого вопроса. Не торопясь, она стала набирать номер. Эля терпеливо ждала, стоя у порога и держа кипу бумаг в руках.
«Наверное, хочет с начальником посоветоваться», -подумала она. Но та ни с кем и не думала советоваться, она звонила своей знакомой рассказать о том, что только что видела ее бывшего мужа рядом с какой-то рыжей шатенкой и та не сводила с него глаз. При чем срочно нужно было обсудить, как она была отвратительно одета, а на голове просто гнездо вместо прически.
Эля терпеливо ждала стоя у дверей, она уже начинала испытывать легкое смущение от того, что присутствует при чьем-то личном разговоре. Ее щеки начали розоветь. Мимо прошла еще одна «топ модель», одетая как по журналу мод. Видя Элино смущенное лицо, она едва усмехнулась, но спросила:
-- Девушка, вы к кому?
Эля снова назвалась и задала тот же самый вопрос:
-- Это не сюда, кабинетом дальше. Лена, почему ты не скажешь ей, - обратилась она к первой.
-- Но ведь это же не ко мне, при чем здесь я, - откликнулась та, недовольная тем, что ее оторвали от важного разговора.
Дальше Эля не слышала, она обернулась и пошла искать другой кабинет, который ей указали. Там произошла почти та же история. Работники пили в этот момент кофе и попросили подождать ее под кабинетом. Только после этого ее впустили в кабинет. Одна из работниц взяла у Эли документы, рассмотрела их и сказала, что с подобными бумагами дела не имеет, и отослала ее искать еще какую-то дверь, но уже не стеклянную. Эля снова отправилась на поиски кабинета. Держа в руках тяжелую кипу бумаг. Когда она подошла к искомому кабинету, за дверями услышала шум, там было весело. Эля не стала стучать, потому, что стука никто не услышал бы. Когда Эля вошла, девушки мерили по очереди какую-то шмотку, которую, наверное, кто-то продавал из них. Эля извинилась и обратилась к ним с надоевшим ей самой уже вопросом. Одна из них тяжело вздохнула.
-- Кажется, это ко мне. Давайте ваши документы.
Эля протянула пачку бумаг. Та пересмотрела их мельком, затем села за компьютер и что-то начала печатать. Вдруг задумалась и спросила у находившейся рядом коллеги:
-- Как правильно: «востребляемый» или «потребляемый».
Подруга заглянула в текст и ответила.
-- «Востребованный» больше подходит.
Затем раскладка была распечатана, и Элю отправили в тот первый кабинет, откуда она и начала свое путешествие, что бы напечатанная раскладка была подтверждена более высшим лицом. Девица с яркими губами опять недовольно взглянула на Элю, но бумагу взяла, просмотрела ее и нараспев произнесла:
-- Все правильно, только когда документы подписывать понесете, начинайте с того кабинета, где вам напечатали эту раскладку.
Эля кивнула головой и удалилась, радуясь, что ее скитаниями пришел конец. Да и рабочий день уже заканчивался.
Но по дороге в свой цех, она все же прочитала раскладку из любопытства и никак не могла понять, как можно было слово «востребованный» спутать со словом «потребляемый» ведь оно даже по смыслу не подходило. Речь шла о документе, а не о товаре.
После того дня Элю еще несколько раз отсылали подняться в отдел уточнить что-нибудь или отнести на подпись бумаги. Эля выполняла все указания руководства, но это все ей начинало надоедать. Все эти ленивые, перенасыщенные блажью лица или веселые без причины, легкомысленно ищущие развлечений во время работы. Кроме того, Элю удивляла вся неправильность, с которой выполнялись дела, тупость порой доводила ее до отчаяния. Она постоянно спрашивала себя: "Неужели в институтах так тупеют или их заканчивают недостойные люди. Я - простая машинистка, окончила школу без троек да курсы по компьютерам, но таких глупостей никогда бы не допустила. Может, я чего-то не понимаю? Но, почему они себя так ведут, будто я второй сорт и просто мешаю им здесь заниматься чем-то личным, а не выполняю свою работу."
Вдруг она вспомнила, как дядя Валдис говорил о том, что ей, Эле, необходимо учиться, хотя бы потому, что много глупых людей сейчас заканчивают вузы за деньги. Из них получаются глупые начальники, которые правят людьми, доводят страну до разрухи, делают в ней беспорядок, но сам он учиться, почему то, не захотел.
"Не захотел видно быть среди глупцов. Так и я не хочу!" - в отчаянии подумала Эля, но легче ей от этого не стало, наоборот, все сложнее и сложнее с каждым днем становилось ходить на работу. Она понимала, что таких тяжелых дней в ее жизни теперь будет бесконечно много, им просто не будет конца. Еще немножечко и она утратит способность видеть волшебство красоты вокруг себя, а все ее красочные сны выгорят как рисунок на ситце от палящего солнца.
Эллина так же понимала, что так продолжать дальше нельзя, она почувствовала, что загубит свой талант и перестанет быть нужной даже самой себе. Но что делать, не знала. Ведь после любого вуза, она окажется на таком же предприятии, только должность будет занимать на ступеньку выше. И вновь повторится тот же самый расклад дня, круговорот вещей. Все будет такой же круговертью, повторятся изо дня в день до осточертевания. А этого Эллине очень не хотелось.
Когда она представляла свою будущую жизнь в таких тонах, ей начинало казаться, что она просто не выдержит и сойдет с ума или просто умрет. Умрут ее мысли, чувства, желания. И лишь одна нелепая оболочка останется ходить по свету. Но это уже будет не жизнь, а просто существование и чем оно закончится, Эллина не знала, понимала только, что ничего хорошего в этом всем нет. Но ведь так живут миллионы людей, работающие вот на таких фирмах или в других учреждениях.
И одной только ей такая жизнь не нравится, но не смотря на свою одинокость Эля не чувствовала себя неправой. Она часто задавала себе вопрос, есть ли в этом здании вообще нормальные лица? А во всем мире? В мире - то, наверное, и есть, но только не здесь, ни в этом учреждении.
Хотя нет. Идя однажды вдоль по коридору с очередным заданием руководства и папкой деловых бумаг в руках, Эля остановила взгляд на симпатичном лице женщины, идущей на встречу. Вероятно, она было тоже машинисткой из соседнего цеха, и выполняла одно из поручений начальства, потому, что в руках держала такую же папку с документами. Черты ее лица были мягкими и милыми, но особенно выразительными Эле показались глаза, которые просто излучали доброту и усталость, но при этом выражали апатию ко всему.
Женщина безразлично глянула на Элю, но не восприняла ее присутствие, будто та была стеклянной или ее вовсе не было. Затем, так же безразлично опустила лицо, желая скрыть хоть какую-то искорку проявления чувств или жизни в своем молчании и апатичном поведении до той поры, когда можно будет снова стать свободной и отправляться домой. Но Эле, почему-то не верилось, что дома, эта женщина средних лет, вновь становится веселой и жизнерадостной. Ведь равнодушие в сердце с годами становится привычкой, оставляя отпечаток на всей дальнейшей жизни.
"Наверное, это очень добрая женщина, как моя бабушка или мама. Но жизнь ее загнала в тупик, лишила права чувствовать, мыслить так, как ей того хочется, " - подумала Эля.
С того дня внутри у Эли стала просыпаться какая - то невидимая сила, комок эмоций, как протест сдерживаемый ею до поры, начиная искать выхода. Работа не угнетала ее меньше, но теперь она стала больше ее тяжелой привычкой, чем обязанностью. Эля чувствовала, что где-то глубоко в ее душе все чаще поднимается возмущение против такого существования, которое ей с каждым разом все сложнее тащить на себе, как обременяющий душу груз.
Какая-то невидимая энергия толкала ее вверх, заставляла срывать навязанные оковы, творить все по-своему. Она решила или что-то в ней решило, что нужно действовать, чтобы вырваться из замкнутого круга. В ней словно открылось второе дыхание, отчаяние двигало вперед, не позволяло уснувшему сознанию останавливаться на достигнутом. Теперь в ее заброшенной тетради стало появляться в два раза больше стихов, чем прежде. И теперь в них чувствовались едва уловимые нотки горечи и обиды на эту жизнь, но такие тонкие, что придавили им еще больше шарма, привлекательности и остроты ощущений, не теряя при этом прежнего жизнелюбия. Вернувшись домой после работы и, кинув куда-то сумку, Эля, упав за письменный стол, в первую очередь спешила записать:
Но кто меня обидел? Да никто!
А просто с жизнью мне не помириться.
И потому я не хочу смотреть
В угрюмые опущенные лица.
Но с ветром я лихим не разделю
Тот пыл, что от других мне остается!
А жизнь свою до сумраков люблю
Хоть в ней мне ничего не достается...
В поэзии Эля была настоящей аристократкой, королевой пера. Но вряд ли понимала это сама. Весь ум и деликатность ее утонченной натуры изливались пером на бумагу. Чего она никогда не могла показать ни внешностью, ни поведением. Напротив, чаще вела себя как неуклюжий, неловкий, хотя и обаятельный медвежонок. Ее приятная ей самой полнота чаще являлась поводом для насмешек, чем предметом восхищения подруг. Но Элю всегда мало волновало то, кем она является в глазах окружающих. Глубоко погружаясь в собственные раздумья, она размышляла лишь над тем, как правильно изложить свои мысли и передать чувства:
Мои стихи, как слезы. Я пишу,
Когда ложиться мне печаль на плечи.
И для того хочу открыть звезду,
Чтоб стало в этот миг немного легче.
Возможно, я не в силах передать,
Какую тяжесть я с себя снимаю,
Хотелось бы немного хоть отдать
Тепла, которое не остывает…
Писала она в своей тетради поздно вечером, думая лишь о своих эмоциях, пережитых за день.
И, вдруг ей вспомнился тот незатейливый разговор с Аней, когда та предлагала подруге отослать стихи в газету. Тогда Эля запротестовала, заявив, что стихи – это душевная тайна и в огласке не нуждается. Но теперь ей все чаще хотелось поделиться этой тайной с более широким кругом людей, и, возможно, найти среди них родственные души.
Потом Аня намекнула, что за стихи могут заплатить деньги и от этих слов Элю вовсе покоробило. А как же, ведь стихи не для денег пишут. Но теперь Эле шли в голову другие мысли. Как бы ей хотелось не только пролить бальзам на чужие души, но и кинуть некоторые свои строки в глаза беспощадному миру, как вызов. Пусть их прочтут все глупые и злые люди, увидев свое отражение в них, а добрые и теплые сердца, поймут и утешатся, возобновив в себе веру в хорошее. А деньги? Сейчас Эля от них бы не отказалась. Ведь писатель – это тоже профессия, тоже работа, которая необходима другим. Тем более, что кроме нее, Эли, никто эту работу так хорошо выполнить не сможет. Но если бы ей платили, она бы могла не ходить на работу, а писать больше и лучше не только стихи, романы, книги, целые тома книг. Производить замечательные рисунки, которые унесут в своих сердцах многие.
С такими мыслями Эллина ложилась спать, и каждый раз чувствовала себя нужной этому миру. Каждый раз в такие минуты перед сном она принимала решение написать письмо в редакцию, но проснувшись на следующее утро, вновь откладывала это дело, робея и стесняясь своих мыслей.
И, вот, наконец, она решилась. В воскресенье в очередной раз в киоске купила свою любимую газету «Столичные новости» и увидела там чьи-то стихи. И тут она почувствовала внутренний сигнал: «Пора! Надо писать».
Строки письма полились сами собой, мягко и плавно, в один миг выплеснулось на бумагу все, что было на душе. Затем так же мягко, под стать содержанию письма легли тут же придуманные стихи. Эля перечитала письмо несколько раз, проверив ошибки. Теперь осталось поставить внизу подпись. И тут Эля призадумалась. А стоит ли так сразу открывать свою тайну всем своим именем. Для Эли было главным сейчас, чтобы все узнали ее мысли и чувства, которые рвутся наружу, а не ее саму. Но она вспомнила, что многие писатели пишут под псевдонимами, придуманными именами, которые отражают их собственную сущность. А какое имя взяла бы себе Эллина? Ее собственная фамилия ей нравилась. Тем более, она знала, что некоторое время отец под ней был знаменит, возможно, в столице его помнят и сейчас. Но Эле все время хотелось быть независимой и делать все по своему, как бы своего отца и его фамилию она ни уважала. И она знала, что ее папа был бы не против, если бы она выбрала себе красивый псевдоним. Ведь вся суть не в имени, хотя оно дополняет написанное и отражает образ писателя. Своей новой фамилии Эля хотела придать тонкость и загадочность. Берестова – была хорошей фамилией, звучной и красивой, что-то Эле захотелось оставить и от нее. Может, просто убрать окончание, получится Берест, но это грубовато. Может, лучше Верест, нет, это тоже не подходит. Ах, вот! Эля вспомнила прекрасное слово, обозначавшее название душистого дикого растения – вереск. Так тому и быть, Эллина Вереск. Писательница и поэт Эллина Вереск. Эля закрыла глаза, представляя свое имя под собственными стихами на страницах газеты. Она почувствовала, что в этот момент на небе все звезды засияли ярче, приветствуя рождение новой, которая готова зажечься среди них.
Ведь как много зависит от имени, оно во многом определяет нашу судьбу, и, приобретая новое имя, человек становится на новую тропинку в жизни, не известную ему до сих пор, что-то меняется и в его характере. Но об этом всем знают лишь далекие звезды, а мы сами лишь можем делать только то, что в силах. Но в любом случае только мы несем ответственность за свои дела и поступки. Эля была счастлива сделать новое открытие для самой себя. Но она никак не могла предполагать, что все трудности и неприятности, которые она ожидала от жизни чисто интуитивно, где-то глубоко у себя в подсознании, начнутся именно с этой минуты. А даже если бы она знала все наперед, ни за что бы не согласилась поменять свою судьбу и отказаться от возложенной на нее миссии.
С гордостью она подписалась придуманным именем в низу письма. Иногда фамилия начала к ней прирастать с первых секунд своего существования. Дрожащими пальцами вложила письмо в конверт, заклеила и подписала на обратной стороне. Она отнесла письмо на почту и с трепетом бросила в почтовый ящик. А потом вечером сделала красную отметку в своем календарике. Сегодня для нее был особенный день. Сначала хотела никому не рассказывать про это, но потом, все же, не выдержала и рассказала бабуле. Маме говорить пока постеснялась, предчувствуя, что она, опять начнет поучать Элю и настаивать, что бы та не тратила время зря, а лучше куда-нибудь постучала.
Бабуля ворчать не стала, только заметила:
-- Что ж ты в наши городские-то газетки не относила свои стихи, глядишь, чего-нибудь и получилось бы. А то ведь в столице своих хватает. А ты не робей, детка, походи по нашим редакциям, вдруг чем-то помогут.
С той поры для Эли начался новый период в ее жизни.
Теперь все ее свободное время было занято не только тем, что она сочиняла и рисовала. Ей нужно было написать много писем и разослать во всевозможные газеты. Но самой ходить в редакции у нее не было времени, ведь она работала каждый день до пяти часов вечера, почти все редакции работали так же.
Снова наступил март. Эля работала уже почти год, и в этом месяце ей положен был отпуск. Не дожидаясь ответа на свои письма, она решила сама пойти на встречу редактором и спросить, что не так в её стихах, почему же их не замечают, а может, очередь еще не дошла. Теперь почти каждый день Эля была занята своими походами. Иногда она писала письма и в любимую «Столичку», но вовсе не ожидала, что ее стихи будут там напечатаны. Просто ей нравилось общаться с любимой газетой через письма, вроде как со старым другом. Целыми днями, не обращая внимания на слякоть под ногами и мокрый снег, то и дело подавший на голову, и бьющий прямо в лицо, Эля моталась из одной редакции в другую. Но там происходили вещи аналогичные тем, что и у нее на работе.
То редактор, занимающийся письмами, был слишком занят вопросами о рекламе, то до Элиного письма еще не дошла очередь, и ее просили подождать. А то и вовсе отвечали, что ее письма здесь нет, наверное, где-то затерялось по дороге. Но чтобы со стихами больше и не присылала, потому, что в газете нет места их печатать.
Да Эля и понимала, что она вовсе не великая персона, что бы ради ее стихов можно было отложить все остальные дела и печатать только их. Но хоть каплю какого-то понимания она имеет право получить. Где-то в глубине души Эля была уверена, что ее стихи не могут оставлять равнодушными хотя бы немногих читателей. Хоть кто-то же должен их заметить, пусть не все, только очень чуткие люди. Но ведь они же написаны о реальных чувствах, живых и волнующих, которые просто не могут оставаться внутри и помимо воли рвутся вверх ближе к солнцу и ветру.
Наконец, в одной из редакций городских газет Эле сказали, что скоро будет объявлен конкурс на лучшее стихотворение о городе. Но она принять в нем участие не сможет, хоть ее стихи редколлегии очень понравились. Этот конкурс будет проходить среди школьников старших классов. А она, Эля, чтобы не терять свой талант даром, может обратиться в литературное общество при отделе культуры нашего городка. Эля этому предложению очень обрадовалась. Это означало, что не только будут услышаны ее стихи, она тоже сможет послушать кого-то, встретиться с такими же интересными людьми и пообщаться с ними.
Весь вечер Эля перебывала в счастливых грезах, думая, что удача наконец-то начнет улыбаться ей. Она предвкушала радость новых встреч и знакомств. Ночь для Эли показалась очень долгой и томительной, она почти не могла спать, едва дождавшись утра. Еще накануне вечером она выбрала из своей толстой тетради самые лучшие стихи для прочтения их перед другими и красиво переписала на большой альбомный лист. А стихов у Эли накопилось немало, их хватило бы на два полноценных сборника. Но всю тетрадь Эля показывать все же постеснялась.
А рисунки?! Ах да, она совсем забыла о рисунках. Быть может, они тоже ей пригодятся. И теперь она нервно ворочалась в постели, переживая, хоть бы не забыть о них утром. Наконец, не выдержала, встала и при свете ночника, что бы никого не разбудить, отложила лучшие из них и оставила на письменном столе.
Утро застало Элю умаявшейся после долгой ночи и спящей. Но едва с ясного небосвода выглянул первый золотой луч солнца и упал, играя на ее такие же золотистые локоны, она тут же вскочила и побежала умываться.
-- Что рано так встала? – спросила мама, собираясь на работу, -- Отпуск ведь, спала бы еще.
-- Не могу, дел у меня много, -- загадочно ответила Эля.
-- Все из-за стихов?
-- Да, меня теперь в литературное общество направили.
Инга многозначительно повела вверх головой:
-- Вон как. Так ты у нас теперь литератор. Как его, этот, лирик.
Эля смутилась.
-- Да нет, только пробую.
-- Ну, дерзай, вечером расскажешь.
Инга чмокнула дочку и ушла на работу.
Вслед за Элиной мамой встала бабуля, умылась и вышла на кухню, где Эля наспех пила чай. Бабуля стала требовать как всегда, что бы та съела что-нибудь более серьезное.
-- Не могу, бабуля, некогда. Я в литературное общество спешу, меня туда направили, -- объяснила ей Эля.
-- Вон как. Ты теперь важная персона.
-- Ну, что ты, бабушка, меня еще никто не знает.
-- Ну, так теперь, поди, узнают.
И, чмокнув бабулю, Эля выбежала за двери, схватив приготовленный с вечера пакет со стихами и рисунками, на ходу одевая курточку.
Ясное утро предвещало такой же ясный день, когда Эля подъехала на автобусе к указанному зданию. Настроение у нее было отличное, не смотря на то, что она уже успела насквозь промочить ноги в своих стареньких истоптанных сапожках. Ведь луж кругом было еще очень много. Все это время она чувствовала себя на высоте, одной из тех людей, которым известно чувство полета и глубина собственных мыслей, и вот теперь наконец-то она будет рядом с ними, а не одна в тишине собственных комнат, таящая в глубине страх за свою судьбу.
Эля уже представляла, как она читает свои стихи перед другими и волновалась, а вдруг их все же кто-то не поймет. Придется тогда пояснять их прозой. Но ведь Эллина всегда старалась быть искренней.
Эля зашла в вестибюль многоэтажного здания и тут растерялась, куда же идти дальше. Да и строгая вахтерша не пускала ее. Эля пояснила, что она хочет обратиться в культурный центр, что бы стать членом литературного общества. Но вахтерша, видимо, плохо поняла, о чем рассказывает ей Эля и спросила:
-- Да ты скажи, дочка, кого тебе нужно, я скажу на каком этаже.
Эля замялась, она не знала ни одного имени.
-- Я не знаю, кого спрашивать. Понимаете, я стихи пишу, -- снова принялась объяснять она, -- Я хотела попасть к тем людям, которые тоже стихи пишут или прозу, рисунки рисуют. В общем, искусством занимаются. Я одна из них и хочу, что б они меня к себе приняли.
-- Ах, стихи пишите, - наконец-то поняла пожилая женщина, -- Так это вам на второй этаж к Ангелине Стеофановне, - вахтерша указала номер кабинета.
-- Спасибо, - выдохнула Эллина, не помня себя от радости, что наконец-то получила желаемый «ключик» и понеслась на второй этаж, прыгая через две ступеньки.
«Какое странное имя, такое сложное, хоть бы не забыть», - думала она на бегу. Позже спустя много времени, она узнает, что имя это придуманное, а настоящее всего лишь Алла Степановна, но сейчас ее волновало очень мало суть имен и названий. Почти детское любопытство подстрекало Эллину заглянуть поскорее за таинственную дверь и узнать, наконец, кто же за ней скрывается.
И вот она уже на втором этаже. Этих нескольких ступенек на каждом из лестничных проемов показались ей бесконечным множеством. Эллина, отдышавшись перед указанной дверью, постучалась и, не дождавшись ответа, отворила ее и вошла.
В красивом кабинете в креслах напротив друг друга сидели две женщины и о чем-то разговаривали. Одна из них моложе, ярче, красивее, с пышной фигурой и волосами. Даже когда она сидела, можно было сказать, что она высока ростом. Другая, видимо старше ее, но намного скромнее. Не броский, но аккуратный макияж, едва выделялся на ее лице. Поодаль на стуле сидел седой мужчина, но он ничего не говорил. Казалось, они все втроем в чем-то совещаются.
-- Вы к кому, милочка? - обратилась женщина по старше к вошедшей Эле.
Вдруг от волнения Эля забыла сложное имя и снова замялась
-- Я… Я стихи пишу.
-- Ах, стихи, - сразу поняла женщина по-старше, - Так это – вот, к Ангелине Стеофановне, -- она указала на свою собеседницу, которая в этот момент сидела к Эле вполоборота. Не разворачиваясь и не желая даже посмотреть, кто к ней обращается, она ответила четко и понятно, но так, что Эле сразу же захотелось захлопнуть дверь с другой стороны:
-- Подождите в коридоре, я сейчас занята.
Эля робко попятилась к двери.
«Может, я не туда попала, ошиблась дверью. Но нет, имя ведь то, что мне и указали», - мелькали у нее мысли, но переспросить она не решилась. Молча, она вышла из кабинета в вестибюль и присела на один из стульев, стоящих рядом. Ей ничего не оставалось, как ждать.
Минут через двадцать из кабинета вышел седой дядька. Он оказался очень грузным и пузатым. Вытирая, покрасневший от напряжения лоб носовым платком, он поковылял к лестнице. За ним вышла та высокая крупная женщина, которая велела Эле ждать ее в вестибюле. Она была в короткой блестящей черной юбке, обтягивающей полные бедра. Ее лаковые дорогие сапоги отсвечивали лучи солнца, проникающего через огромные окна. Увидев Элю, все еще ожидающую возле окна, она надменно вздохнула и велела ей :
-- Следуйте за мной.
Эля подчинилась, но все еще никак не могла понять, кто это такая. Высокая дама, на вид ей было лет за сорок, но одета была по моде и, скорее не по годам. Дорогая одежда, шикарная коса на голове спускалась ниже талии, светло-русого цвета, наверное, парик, как показалось Эле. Рядом с ней Эллина стала немного стесняться своих джинсов не первой давности, поношенной курточки и истоптанных промокших до нитки сапожек.
«Дама – пик», как про себя назвала ее Эля, открыла ключом свой кабинет и пригласила туда гостью. Там она села за свой письменный стол, Эле предложила сесть напротив и начала беседу, глядя на юное дарование сверху вниз, наверное, еще и потому, что Эля была намного ниже ее.
-- И так, начнем, - сказала она, - Меня зовут, Ангелина Стеофановна, - свое имя она произнесла с некоторой важностью, -- Может те, кто прислали вас сюда, не соизволили сообщить об этом.
-- Меня зовут Эля, -- поспешила назваться Эля, чтобы избежать конфуза на этот раз.
-- Хорошо, -- вскользь кинула дама, -- Я представитель литературного общества. Ко мне приходят разные люди, и все они хотят совета. Все хотят писать, все хотят быть знаменитыми. Я никак не пойму, чем другие профессии хуже, почему всем нужно лезть в литературу. Вот, возьмем меня к примеру. Я тоже пишу, но редко. А все почему – времени нет, других дел хватает. А тут еще председателем надо быть этого общества. Я не хочу, а мне говорят, давай, мол, жми. Без тебя, никак.
Во время всего разговора «дама – пик» почти не смотрела на собеседницу. Эле вдруг стало не ловко, так, будто эта женщина из-за нее одной мучается, неся на себе тяжкое бремя, или из-за таких, как она. Эля почувствовала себя незваной гостьей, на чужом пиру.
-- Я не лезу, -- попыталась возразить Эля, -- Я просто пишу, много пишу и хочу, что бы это все могли видеть и другие. Я знаю, у меня получается. В редакции смотрели мои стихи, и они им понравились, но напечатать их не смогли из-за нехватки места в газете. А чтобы мой талант зря не пропадал, меня направили к вам.
-- В газете места не хватало? -- нехотя презрительно переспросила дама, и снова окатила Эллину взглядом, от которого у той мурашки поползли по спине, -- Вы, милочка, кем работаете?
-- Оператором на компьютере, -- несмело ответила Эля.
Мадам снова вздохнула, презрительно глянув на нее.
-- Шли бы вы заниматься своим делом. Ведь стихи дано писать не каждому. Вот, я, например, имею прямое отношение к искусству, я – культурный деятель. Так и мне не просто, не всегда получается. Только выкрою время, что бы посидеть в тишине, подумать, а тут снова кто-то отвлекает.
-- Но мне не нужно подолгу сидеть в тишине, я их сочиняю почти на бегу, когда иду с работы домой и вижу деревья с молодыми листьями или небо с ясными звездами зимой. Я могу сочинять даже на работе, а дома только записываю. Ведь это же так просто, главное уловить нотку, мелодию стиха и успеть записать первую строчку. А дальше все получается само собой.
-- Что?! – негодующе глянула на нее мадам, -- И вы полагаете, что сочинять на бегу – это достойное отношение к искусству. Это просто пустомельство. Над настоящими стихами нужно думать. Вы не достойны их сочинять.
-- Но у меня ведь получается, я уже, много их написала, -- Эля почувствовала, как на глаза ей наворачиваются слезы, -- Я хотела людям почитать, которые тоже пишут, может, кому-то понравится.
-- Девушка, вы знаете, сколько таких, как вы прошло через мои руки. Я их всех наставляю на путь к великому, я помогаю им понять возвышенные чувства, которые не каждому дано понять. А они, хоть бы кто спасибо сказал мне за доброту. И каждый спорить пытается.
-- Но ведь это же люди, человеку свойственно спорить, -- возразила Эля, - У каждого из них своя жизнь, своя судьба.
-- Вот и вы туда же, - ткнула дама ручкой чуть не в Элин нос, -- слушать меня никто не хочет, все только спорят. Как работать в такой обстановке, как воспитывать таланты?!
-- Но меня не нужно воспитывать, я уже много написала стихотворений и рисунки у меня есть, -- робко начала Эля.
-- Девочка, -- дама перешла на милосердные нотки, -- Да знаешь ли ты, что такое настоящая поэзия? То, что думаешь ты о поэзии – это всего лишь твои амбиции. Можно написать очень много, а толку никакого. Вот я, например, пишу очень мало.
-- Да, конечно, -- согласилась Эля, -- Главное не объем, а содержание. Но ведь бывают же такие минуты, когда пишешь и пишешь и остановиться не можешь. И даже среди ночи встаешь, потому, что сон удивительный приснился и нужно его записать. А потом снова ничего, словно в пустыне…
Дама снова окинула Элю презрительным взглядом.
-- И ты полагаешь, что пишешь великие произведения? – вздохнула она великодушно тут же, -- Ох, бедная девочка, так думают многие, потому, что ничего не понимают в настоящих произведениях. А ведь они должны отрывать от земли и уносить в даль.
-- Но вы еще ничего не видели, что я принесла.
Дама нехотя покосилась на Элин пакет.
-- Ну, ладно, давай, что там у тебя.
Эля поспешно стала доставать свои рисунки и с гордостью положила их на стол.
«Вот сейчас она увидит их, удивится и не станет больше говорить, что я завышаю себе оценку», -- волнуясь, думала Эля про себя. Но взгляд пиковой дамы выражал нечто другое и заставил Элю насторожиться. Она вскользь быстро просматривала все Элины труды с таким видом, словно это был материал, предложенный ей на платье, и ни один из образцов ей не подходил. Затем промычала что-то себе под нос с видом знатока и небрежно произнесла.
-- Ну, что я могу сказать, что б тебя не обидеть. Я человек прямой и скажу открыто. На мой взгляд, милая леди, это не искусство. Ну, может быть это … -- она взяла один из рисунков, на котором была изображена яркая зеленая поляна, залитая солнцем и вся в цветах. А маленькая девочка, бежавшая по ней босиком, одним прыжком хотела дотянуться до солнца, -- И то, в ней неправильности. Почему ребенок подпрыгивает слишком высоко, почему волосы ее слишком яркого рыжего цвета, таких не бывает в природе. И что это за вороньи крылья за спиной.
-- Это не вороньи крылья. У нее крылья жаворонка, -- обиделась Эля, -- И они почти прозрачные, едва заметные, потому что это всего лишь ее фантазия. Она чувствует себя жаворонком на утреннем лугу.
-- Ну, хватит! – дама бросила картинки на стол, -- Хватит с меня этих сравнений. Настоящее искусство должно быть популярным, понятным всем. А твою мазню истолковывать еще приходится. -- Внезапно Эля отметила, что дама обращается с ней уже на ты и не скрывает своей нервозности.
-- Это не мазня, это полет фантазии, - поспешила успокоить ее Эля, -- А вот великие художники…
-- Вот только не нужно затрагивать великих. Вы все метите стать великими, а в их произведениях ничего не понимаете. Начинать нужно с простого и понятного всем.
-- Но я и так стараюсь быть понятной. Вот другие меня же понимают, -- уже испуганно оправдывалась Эля.
-- Другим на настоящее искусство наплевать, а я одна говорю тебе правду. Ты мне потом спасибо скажешь. Вот, посмотри, что есть у меня…
-- Она достала из стола не то блокнот, не то записную книжку толщиной листков в двадцать. Оказалось, что это ее изданный сборник стихов, которым она очень гордилась. Назывался он «Любовь и снег»,
-- Он даже называется так просто, что каждому понятно сразу, о чем в нем написано,-- продолжала возвышать себя мадам, - Ты просто не представляешь, что это такое, когда ты одна стоишь на сцене и все внимание обращено только на тебя, и все вокруг думают так, как ты, а не иначе. Вот это вдохновение. Если ты будешь у меня учиться, а не спорить со мной, то скоро станешь такой знаменитой писательницей, как я.
«Да уж, -- подумала Эллина, глядя на ее полные колени в черных безразмерных колготках, возвышающиеся над столом, -- О чем можно думать, когда перед тобой стоят на сцене в таком виде». А вслух заявила:
-- Да, но откуда вы знаете, о чем думают люди, слушая вас. Я всегда считала, что каждый человек должен думать по-своему. Искусство только вдохновляет на новые мысли и мечты, но у каждого они свои. И слишком простые названия можно истолковать как угодно. В них нет завершенной мысли, а каждое слово может нести в себе несколько значений. Так, например, снег – символ холода в одном случае, в другом – символ чистоты и даже бывает символом тепла.
-- Ты пришла сюда меня слушать, или спорить и ругаться? – перебила её дама. Это низкая цель визита, такие вещи не облагораживают.
-- Я не ругаюсь, я рассуждаю, -- извиняющимся тоном произнесла Эля.
-- Да, но мы ни к чему общему так никогда не придем. Ведь ты не слушаешь меня.
-- Ну, почему же, я только вас и слушаю, и дополняю все ваше высказывания.
-- Да, как ты смеешь меня дополнять! – почти, кричала дама, -- Ты же в жизни еще не сделала ничего выдающегося. Мы никогда не сойдемся во мнениях. Или эти карикатуры ты называешь шедеврами. Они смешны!
В следующую секунду все Эллины листы, над которыми она так долго упорно трудились, рассыпались прямо по всему полу кабинета, прошелестев при этом прямо перед ее лицом. Эля так напугалась, что они могут испортиться или порваться, что тут же кинулась их собирать.
-- Тебе еще учиться и учиться, -- кричала дама, -- И без моей помощи ты – никто и будешь никем. Станешь такой же неудачницей как все, кто приходил сюда, -- теперь она была похожа на мегеру, -- Я всем добра желаю, но меня никто не слышит. Меня одну никто не понимает. Люди неблагодарные!
Эля поспешно приблизилась к входной двери, прижимая свои рисунки к груди.
-- Я пойду, - растерянно пролепетала она и, не помня себя выскочила в коридор, все еще прижимая свои рисунки крепко к себе. Она шла по коридору быстро, не оглядываясь.
Так она дошла до самой автобусной остановки. И только тут, немного придя в себя, смогла положить все свои картинки снова в пакет. Вдруг она не выдержала, слезы ручьем хлынули у нее из глаз. Эля ничего не видела за ними и ни на кого не обращала внимания. Не видела, как подошел ее автобус, пару из них она пропустила и потом стояла в ожидании еще полчаса. Но ей сейчас все было безразлично.
Как же так, ее замечательные рисунки, которые так нравились друзьям и родителям, которые всем дарили столько света и тепла, на самом деле оказываются бездарными карикатурами. А ведь Эля, не скупясь, вложила в них лучшее, что было у нее в душе. И сейчас ей было жаль не себя, и, даже, не своего труда, а того, что этими картинами не смогут любоваться другие, только потому, что кто-то своей невежественной рукой посмел закрыть этот чистый луч от всех. Вот он – перестроечный период. Так вот как стали теперь мыслить. Вероятно, перестройка произошла в людских умах и сердцах, но в какую сторону?! Разве этого все хотели, добиваясь свободы слова, свободы во взглядах? Но по прежнему кому -то можно всё, а человек среднего социального уровня теперь и вовсе оказался в самом низу.
А «пиковая дама» тем временем негодующе расхаживала по кабинету, пытаясь успокоить нервы. То подходила к окну, и нервно расплетала и заплетала снова собственную косу, гордо разглядывая свое отражение в оконном стекле. То поливала уже политые с утра цветы. То снова усаживалась за стол, хватала ручку и бумагу, пытаясь что-то вообразить, записать и тем самым удивить весь белый свет. Но уже не получалось. Да и получиться-то не могло никогда. Ведь все напечатанные ее мысли в книгах и газетах были заимствованные, просто переделанные на свой лад.
«Подумать только, сочинять на бегу,-- повторяла про себя она одну только фразу,-- Ну и поколение сейчас. Сколько цинизма. Вот я над одним стихотворением почти год думала. Да, думала, думала…»
Тут она почувствовала раздражение на саму себя. Неужели она, гордая дама, средних лет, всю жизнь проработавшая в отделе культуры, знаменитая на весь город как поэтесса, сможет признать превосходство над собой сопливой девчонки. Может она это и чувствует, но никогда не признает. И другим не позволит.
Нервно и решительно она встала из-за стола, оставив все свои «толмуты». Вышла из кабинета уверенным шагом, громко заперев дверь ключом.
Еще через минуту она сидела за одним столом со своей напарницей, той пожилой дамой, которая в первую минуту общения показалась Эллине мягкой и миловидной. Они пили кофе и болтали на светские темы, об искусстве тоже. Вдруг, как бы вскользь, «пиковая дама» заметила:
-- Кстати, помнишь ту девчонку, которая подходила ко мне пару часов тому назад?
Ее напарница вопросительно глянула в сторону коллеги. Судя по всему, она уже не помнила визита Эли сегодня утром.
-- Ну, такая, светлая или рыжая. Крашенная, наверное.
-- Ах, эта девочка, что стихи пишет…
-- Да, да. Между прочим, очень невоспитанная хамка. Спорила со мной целый час, да еще и нагрубила напоследок.
-- Не может быть,- изумилась напарница,- А мне она так понравилась с виду. В ней есть что-то необычное, сразу чувствуется. К тому же, совсем еще ребенок.
-- Зубастый ребенок,- поправила «дама-пик»,- Ну ничего, я ее проучу. Стишки пишет ничего. Но без меня она никогда не пробьется. Только я ей могу помочь. Но помогать не стану.
-- Да, оставь ты, Алла, ведь она еще так юна. В ее возрасте такое поведение простительно.
-- Нет, не оставлю,-- Алла сузила хитро глаза,-- Она должна кое-чему поучиться у меня. И тогда… Когда… Когда она уже прославиться, все будут говорить, спрашивать, кто ее учитель. И все будут знать, что это я. Ангелина Стеофановна, знаменитая поэтесса этого города.
Пожилая женщина лишь покачала головой в ответ, но Ангелина этого не заметила, она продолжала.
-- Она сюда еще вернется. Я знаю. Знаю по себе. И вернется, чтобы доказать свое превосходство. И тогда она будет моя. Я ее не упущу…
Эле было совершенно непонятно, что могло не понравиться в ее творениях этой видной женщине, которая, казалось бы, добилась в жизни всего, чего хотела. Конечно, Эля не считала себя профессионалом. Но, неужели ее картинки настолько ужасны, что их стоит кидать на пол. Тогда что же в этом нелепом мире можно считать красотой вообще и стоит ли ему отдавать свою душу, если он так неблагодарен. А быть может, Эля действительно бездарность и просто ничего не понимает в искусстве. Сейчас ее мучили глубокие смятения. Но, собрав остатки воли, она все же успокоилась, взяв себя в руки. Она села в свой автобус и в полном безразличие приехала домой. Дома она ни с кем не хотела разговаривать, ей все еще было не по себе.
К счастью, бабуля, приготовив обед, легла отдыхать и не услышала, когда вернулась внучка. А Эля побрела в свою комнатку на свой диванчик и, уткнувшись носом в мягкое быльце, заснула. Так она проспала часа два, но это был тяжелый сон, полузабытье, ей ничего не снилось. А, проснувшись, она снова вспомнила весь кошмар, только что произошедший с нею.
«Так мне и надо, - вдруг подумала она, - Я слишком самоуверенна». И тут же заплакала снова, не стыдясь своих слез.
Инга еще не пришла с работы, но Элины рыдания услышала бабушка и заглянула к ней в комнату.
-- Эллина, деточка, что случилось?, -- взволновалась она, -- Кто тебя обидел?
-- Я.. я… я – бездарность, -- захлебываясь в слезах, выла Эля.
-- Да кто тебе сказал такое? – искренне возмутилась бабушка, – Рисунки, вон какие, хоть на выставку отправляй. Мы-то все ждем, что художницей станешь, только подучиться надо чуток, поступить куда-нибудь.
-- Да не стану я. Я – бездарность. Вы жалеете меня, потому так и говорите.
-- А кто ж тебе правду такую сказал?!
-- Председатель литературного общества.
-- Чего?! Какой такой председатель?
-- Та, к которой меня направили.
-- Что, прям так и сказала? Не может быть, ты, наверное, просто критики у нас не любишь. Уж я тебя знаю, -- погрозила ей пальцами бабуля.
-- Нет, она так и сказала, -- «бездарные карикатуры» и бросила их на пол.
-- Ну, дорогая моя, она не права. Чего ж ей верить. Не имеет права так говорить, если человек действительно не слишком силен. А коли пришел к тебе, объясни, научи, а потом ругай.
-- Да она рассказывала что-то.
-- А ты?
-- Я тоже рассказывала. А она сказала, что я никто чтоб ее дополнять и перечить. Но я же не перечила, я просто излагала свои мысли, то о чем пишу в стихах. А иначе для чего тогда писать, если в них не то, о чем думаешь? А она разозлилась, сказала, что я ничего не понимаю в великом искусстве, и что б туда не лезла. Потому, что я -- никто… -- Эля снова шмыгнула носом, готовая разрыдаться.
-- Как это – никто?! – снова возмутилась бабушка, -- Ты – человек в первую очередь. Что под силу одному, то может сделать и другой, нужно только стремиться к этому. Ведь все великие с этого начинали, не сразу же они великими стали.
-- Вот и я об этом. А она – ты все равно придешь ко мне, без меня пропадешь. Я бы пришла, да только чему она меня научит, если сама ничего не умеет.
-- Ну и не расстраивайся ты из-за нее. Она нехорошая ведьма просто какая-то. А я тебе так скажу, один человек – не в счет. Главное, что люди скажут. Коли будут твои картины людям нравиться, так и брать их будут, и деньжата появятся. Вон, на Арбате, когда в Москве была, сама видела, да и в других городах тоже на площадях, выходят художники и продают полотна, ни с кем не советуются. Кто интересней, талантливей, у того и берут больше. А у кого и вовсе ничего не получается. Да и взгляды-то у всех разные. А ты из-за одной стервы сопли распустила. Да она тебе просто завидует. Ох, сколько еще таких на твою душу будет. А ну, хватит ныть. Пошли чай пить и пирог с яблочным вареньем уплетать.
Тут Эля успокоилась окончательно, только набухшие веки все еще напоминали о недавнем расстройстве. Пришла Инга с работы, увидела все еще красные Элины глаза и всполошилась, не больна ли та. Ведь в обманчивую мартовскую погоду можно ожидать чего угодно. За столом Эля с бабушкой наперебой рассказывали, в чем дело. Инга покачала головой, повозмущалась в Элину защиту, а потом сделала строгий вывод:
-- Учиться надо поступать, хватит по всяким забегаловкам ходить! Они все равно ничего не дадут, там и научить-то по-настоящему некому.
-- Слушай, что мать говорит, - подхватила бабуля, - Глядишь, сама кому-то указывать будешь. А так только выслушиваешь.
Эля больше не спорила на эту тему, чувствуя, что они обе правы по большей части. Но в душе никак не могла разрешить задачу, как, где и на кого ей учиться. Знала только, что хочет писать книги и картины, но как достичь успеха – не знала, потому, что все еще не могла перебороть свое отвращение к навязанным понятиям об этой жизни и бытию. А про злую даму из литературного общества она забыла навсегда и решила никогда больше не сталкиваться с ней. Ведь если человек туп и глух ему бесполезно рассказывать, о чем-либо возвышенном. Но на этом свете всегда найдутся люди, желающие услышать Эллины стихи.
Буквально через несколько дней после своей первой неудачи, Эля, прогуливаясь под вечер, купила в киоске свой любимый «Столичный» еженедельник. Пришла домой и, отдыхая, развернула газету. Эля очень любила читать о своих кумирах кино и эстрады. И вдруг на предпоследней странице увидела свои собственные стихи.
Элле в этот момент показалось, что свершилось чудо. Словно яркая молния вспыхнула перед ее глазами, а в ушах раздался звон миллионов мелодичных колокольчиков, когда она увидела перед собой свои собственные творения. Они были помещены в рубрике «Творчество юных писателей», которая выходила не в каждом номере. Несколько Элиных стихотворений и внизу ее же подпись -- Эллина Вереск. Были даже опубликованы некоторые строки из Элиного письма.
Далее редакция благодарила Элю за теплые слова, обращенные к их газете и такие же прекрасные стихи. Эля даже вздрогнула от неожиданности в первую секунду, не веря своим глазам. Прочтя внимательно все, что было написано о ней в газете, она помчалась на кухню к бабуле поделиться радостью. Мама еще была на работе.
-- Ох, -- вздохнула бабушка от переживаний, - Не уж-то твои?
-- Мои, конечно.
-- А фамилия, вроде, как не твоя. Может, опечатка?
-- Нет, это псевдоним. Все писатели так делают.
-- Вон оно как. А то под своей, все сразу бы узнали. А так не узнают.
-- Узнают, время придет. Я ведь только начала. Но это не главное, меня ведь не оттолкнули, приняли, стихи ведь понравились. И теперь их смогут увидеть другие. А тетка та говорила, бездарность, нигде не напечатают.
-- Сама она бездарность, я ведь что тебе говорила тогда. Один человек судить не может, пусть люди оценят, для них ведь пишешь.
Вечером пришла домой Инга и с ней Эля тоже поделилась такой большой радостью. А к ужину подоспел дядя Валдис и устроил по такому поводу праздник с шампанским и тортом.
-- Ну, за будущую знаменитость, -- поднял он первый бокал за Элю.
Эля покраснела.
-- Ничего, не стесняйся, -- подбодрил ее Валдис, -- У тебя все впереди. И взлеты, и падения, это только начало. Но мы то знаем, ты пробьешься!
И Эля знала, чувствовала, что эти слова любимого дяди, отнесенные к ней, окажутся когда-нибудь правдой. Знала и то, что впереди у нее еще много трудностей, печалей и разочарований, которые ей суждено пережить ради достижения намеченной цели. Вот только не знала, что эти трудности начнутся у нее уже сейчас. И с чего они начнутся, в чем ей предстоит разочароваться или убедиться в еще большей неправоте, тоже пока не знала.
Пока Эля знала, что у нее есть любящие ее родители, хорошие подруги и ненавистная ей работа. Но споткнуться-то ей в первый раз в жизни предстояло как раз там, где она вовсе не чувствовала опасности.
Как-то раз после работы она зашла на часок проведать свою любимую, но забытую подругу Аню. Та с порога кинулась обнимать Элю и трещать на самое ухо:
-- Ой, заходи. Как долго я тебя не видела! Что ж ты не заходишь, совсем забыла нас?! Проходи, мама пирогов напекла, сейчас чай будем пить.
Эля тоже была рада встрече
-- Да я не забыла,-- оправдывалась она,-- Дел просто много.
-- Подумаешь, дел у нее много,-- недовольно протянула Аня,-- У меня вот тоже много. Я в институт поступать собираюсь. Мама сказала, что я должна стать главным бухгалтером. Сейчас это выгодно и престижно. Денежно. А ты никуда поступать не думаешь? Ведь мы одни и те же курсы закончили, на одном предприятии работаем. Могла бы и ты счастья попытать.
От одного только воспоминания об учебе у Эли тут же сводило скулы как в оскоме от кислого яблока. Уж слишком свежи были в памяти воспоминания о недавней учебе в институте.
Она отрицательно покачала головой.
-- А надо бы, надо бы,-- не унималась Аня,-- Вон Зинка, бухгалтер нашей фирмы. Еще не главный, а живет как! У нее дача, своя машина. Работает в «стеклянном кабинете» и одевается, как звезда. Подойти страшно…
И тут Эля не выдержала. Она настолько невзлюбила всех этих глупых барышень из «стеклянных кабинетов» за время совместной работы рядом с ними, что готова была каждую секунду своего существования кидать им вызов.
Она быстро достала из сумочки газету со своими стихами, которую теперь все время носила с собой, как талисман, и ткнула Ане в руки. Та от неожиданности не поняла:
-- Что это?
-- Вот, почитай.
Эля с гордостью развернула газету на нужной странице.
-- О, стихи,-- с иронией удивилась Аня.
Но потом она вспомнила, что Эля сама пишет стихи и, не теряя ни минуты, погрузилась в чтение. Прочитав внимательно все, она подняла голову и многозначительно глянула на Элю.
-- Твои, что ли?
Эля утвердительно кивнула.
А фамилия почему не твоя?
-- Псевдоним.
Аня с замиранием сердца следила за Элей, за каждым ее движением. Она никак не могла поверить, что ее простенькая подруга смогла пробиться в печать. Вместе с тем она соображала как вести себя дальше.
-- Слушай, Элька, ты моя лучшая подруга!-- наконец выдохнула она,-- Я за тебя так рада. Давай соберем гостей по этому поводу и отметим праздник в твою честь.
--Нет,-- покачала головой Эллина.
-- Что значит «нет»,-- возмутилась Аня,-- Такое событие надо отметить.
-- Рано еще. Слушай, Ань, ведь ты тоже моя лучшая подруга. Я тебя попрошу, никому пока не открывать мою тайну,-- спокойно попросила Эллина,-- Хорошо?
-- Хо-ро-шо,-- недоуменно протянула Аня, глядя на Элю широко распахнутыми глазами.
-- Ну, я пойду. Мне пора,-- стала собираться Эля, вспомнив о своих неотложных писательских делах.
-- Что, уже? Давай еще чайку.
-- Нет, спасибо, в другой раз. Мне действительно пора.
-- Заходи почаще.
-- Хорошо, постараюсь.
И обнявшись возле дверей, подруги расстались.
Эля направилась к себе домой, а Аня еще долго сидела на диване в раздумьях.
«Это как же так,-- не могла смириться с фактами она,-- Элька – тихоня, скоро будет на вершине славы. А я? А как же я?! Чем я хуже? Да неужели я стою меньшего! Ну уж нет, я ей докажу, что я не хуже. Кажется она просила не разглашать тайну… Ну что ж, на счет этого я постараюсь, тихоня забитая. Я тебе устрою звездную жизнь. Некогда ей. Дела у нее, видишь ли, неотложные. Катись со своими делами, задавака. Будешь знать, как подруг ценить и уважать. А, между прочим, это я ей первая посоветовала стихи в газеты разослать. Сначала она мне должна. Так что я имею за это? Тварь неблагодарная…»
Аня в сердцах плюнула в сторону двери и чуть не попала на входящую в комнату маму.
-- В чем дело?-- не поняла та.
Аня демонстративно залилась слезами.
-- Элька-стерва, свои стихи по моей подсказке в газету отослала, а их напечатали. Так она мне даже спасибо за это не сказала.
-- Ах, так?!-- возмутилась Анина мать,-- Ну ничего, мы ей покажем. Я не зря секретарем при начальстве столько лет проработала. Я знаю как эти секреты «сохраняются» по всему свету. Мы ей устроим сладкую жизнь.
-- Устроим,-- подхватила Аня,-- Работник она лучший, все указания правильно выполняет. Ханжа она! Знает, как под начальство подстроиться и угодить. Вот мы ей сделаем. С работы сама уйти захочет…
И с того самого дня жизнь Эллины на работе стала просто невыносимой.
Со скоростью ветра новость о том, что она пишет стихи и их уже печатает «Столичка» распространилась по всем отделам. Но Эля не знала и не догадывалась ничего о том, чувствовала только за спиной ненавистные взгляды. Чувствовала, знала, но не понимала, почему?
Почему к ней стали относиться с презрением и даже с отвращением ее же сотрудники, работающие рядом и всегда с радостью обращавшиеся к ней за советом. Теперь ей самой за советом обращаться было не к кому.
Наконец ответ на мучавший Элю вопрос нашелся сам собой.
Однажды начальница цеха снова попросила отнести Элю в один из «стеклянных кабинетов» бумаги. Войдя в него Эля снова ощутила напряженную обстановку в связи с ее появлением.
Все наряженные девицы, находившиеся в нем, как одна подняли головы, оторвавшись от «важной» работы и с презрительным любопытством стали рассматривать Элю с ног до головы так, словно она стояла перед ними в неприличном виде.
Эля отдала бумаги по назначению, как ее и просили, собрав необходимые подписи. А когда собралась уходить услышала за своей спиной пренеприятнейший разговор. Видимо девицы совершенно не стеснялись Элю и тем самым показывали еще большее отвращение к ней. Но с первых слов Эллина не поняла, что разговор именно о ней.
-- Шлюха,-- кивнула одна девица другой.
-- Ага,-- с удовольствием согласилась та,-- По ней это видно. Обшарпанная вся, затасканная, за собой, видать, следить некогда.
-- Я в этих джинсах ее уже третий месяц вижу, подхватила третья,-- Сменить некогда, дел видать полно.
Естественно, Эллина не поняла, что речь идет о ней. Ведь она заходила сюда крайне редко, раз в две недели, и то, по просьбе руководства. Но следующая фраза обожгла ее словно кипятком.
-- Подумаешь, стихи она пишет,-- продолжала первая девица,-- Так и я умею, да никуда не отсылаю. А так бы уже давно гонорары срывала, да звезды с неба. Легла небось под кого-то… Тоже мне, поэт-незнайка. Можно подумать, что без нее печатать некого.
Услышав эту фразу, Эля резко обернулась и крикнула в лицо хамке:
-- Да как вы смеете! Я еще ни копейки не получила за свои творения, хоть и печатают их иногда. И не попросила бы. Это все бескорыстно. А вы, вы просто… просто крохоборы.
С этими словами Эля выбежала из кабинета, чувствуя горючие слезы у себя на щеках.
Но кто, кто мог ее так подставить? Ответ напрашивался сам собой. Конечно же, лучшая подруга, Аня. Ведь кроме нее и своих родителей Эля больше никому не открывала свой секрет. Да, она опасалась, что Аня проболтается кому-то. Но откуда такие ужасные сплетни?! Вот так подруга... Небось, постаралась! Не иначе как она, больше некому.
А за спиной у Эли, в кабинете, из которого она только что выбежала, тут же раздался дружный хохот девиц:
-- Видать поняла, что про нее. Значит правду мы говорим,-- сделала вывод одна из них и все с нею тут же согласились.
Эля отдала документы своей начальнице и та небрежно приняла их. Видя Элины набухшие веки и раскрасневшиеся щеки, она тут же ехидно заметила:
-- Что, нелегка такая жизнь? Несладки нетрудовые доходы? Я тебя специально сегодня заставила подняться этажом выше к более умному коллективу, что бы тебе стало стыдно, и ты поняла кто ты.
И тут Эллина снова вспыхнула:
-- Ну, и кто же я?! У меня в работе есть ошибки?... А чем я занимаюсь вне работы – не ваше дело! Знайте же, стихи я пишу не за деньги, а просто так и не для таких, как вы. Кому они нужны, ценят их и понимают. А если вы судите всех по себе и верите каждой сплетне, я не виновата. И вообще, не имеете права унижать меня таким способом, моя вина вами не доказана. Уволить меня тоже не имеете права!-- с этими словами Эля круто развернулась и заняла свое рабочее место.
Но слова ее, сказанные с таким пылом и так громко, произвели впечатление на всех, кто находился в цехе. Многие даже оторвались от работы в этот момент и с тайным уважением искоса глядели на девушку в тертых джинсах, которая независимо и уверенно выполняла работу на компьютере, не обращая внимания ни на кого.
После этого случая в жизни Эллины наступило затишье, но временное. Элю перестали обижать лишь до выпуска нового номера с ее стихами. Как только Эллины стихи выходили в печать, все повторялось заново. Эле снова приходилось отбиваться от хохочущей толпы.
Впрочем, она не чувствовала себя виноватой, и постепенно привыкла к такой жизни, теперь уже меньше обращая внимание на колкости и воспринимая их как чужую глупость, не более того. В душе она даже жалела иногда тех людей, которые не умеют летать. Хотя чаще плакала из-за них. Но плакала не от обиды. Ей было невыносимо больно от того, что в мире так много зла и почти никто не обращает на это внимание, многие предпочитают оставаться равнодушными.
Нередко ей хотелось бросить осточертевшую работу, злобные взгляды за спиной и уехать далеко. Но как это сделать? На что жить там? Эти вопросы Эля никак решить не могла. А от родителей помощи просить не хотела. Знала, что мать не поймет и опять погонит учиться. А там все то же самое. Унылый круговорот вещей, зато благополучие…
Уже совсем потеплело. В один из таких погожих апрельских вечеров Эля стояла на балконе. Было только часа четыре по полудни и солнце щедро оставляло своих зайчиков то там, то тут. Эля распустила золотистые кудрявые локоны по плечам. На ней было теплое голубое платье с расклешенными длинными рукавами, которое ей сшила мама. Рукава внизу Эля сама обшила голубыми жемчужинами и бисером. Получилось очень красиво, как у сказочной королевы.
Она смотрела вниз и о чем-то мечтала. Такая безветренная тихая погода, казалось, погружала все вокруг в послеобеденную дрему, баюкая молодую, пробивающуюся листву, траву и кое-где распустившиеся цветы.
Во дворе никого не было. Только старый пробитый мяч, оставленный детьми, валялся возле сарая. Вдруг, откуда-то со стороны улицы появился паренек. Он шагал через двор и насвистывал веселую песенку, покручивая в руке ивовым прутиком. Увидев мяч, он футбольнул по нему ногой. Удар был сильный и мяч глухо, но шумно стукнулся о стенку сарая. Эля вздрогнула от резкого неожиданного звука. Задумавшись о своем, она не заметила сначала паренька.
-- Не шуми здесь, -- крикнула она ему строго, -- Может, люди еще отдыхают.
Парень огляделся, желая увидеть, кто сделал ему замечание, но никого вокруг не заметил.
-- Пусть встают, -- крикнул он в никуда, -- Хватит им спать,-- но тут он увидел Элю на балконе второго этажа и осекся. Видно парень был веселым и в ту же минуту решил познакомиться с Элей совершенно необычным способом. Он стащил одной рукой кепку со своей головы и провел ею по лицу, делая вид, что ослеплен.
-- Боже мой! Какая краса!
Потом приблизился к балкону и шутливо наигранно стал умолять Элю:
-- О, прекрасная фея, хранительница тишины этого замка, не губите меня, я больше не буду! Вы так прекрасны, что ради Вас я готов на все.
И он смешно начал приседать в реверансах.
От этого Эля расхохоталась так звонко, что сама могла бы разбудить своим смехом кого угодно. А парень, видя, что Эля обратила на него внимание, продолжал с еще большим оживлением:
-- О, прекраснейшая из фей, которых я только видел на этой земле, подарите хоть что-нибудь на память о вас. Ну, хоть маленькую бусинку с вашего прелестнейшего платья. Вы теперь навеки станете моей дамой сердца.
Конечно, в любом другом случае Эля и не подумала бы жертвовать даже ниточкой от лоскутка своего платья. Ведь, она знала, что нравится многим парням, и если бы каждому отдавала хотя бы по бусинке или ниточке, то от ее платья просто ничего не осталось бы. Но сейчас был не тот случай, когда Эля оставалась равнодушной к своему поклоннику. Что-то ей определенно начинало нравиться в этом незаурядном парне. Наверное, его живость и простота, а может обаятельная улыбка и что-то очень дерзкое, по юношески смелое, как сама весна, будило в Эле еще большее желание жить.
Она не раздумывая, смеясь, оторвала от рукава своего платья плохо державшуюся жемчужину, и кинула ее пареньку, стараясь попасть в руки. Тот был ловок и быстрыми движениями проворно поймал ее.
-- Спасибо, о прекраснейшая из фей, я никогда вас не забуду, -- великодушно поклонился парень, продолжая развлекать Элю.
Но ее вдруг позвала бабушка, что-то срочно нужно было помочь на кухне. И Эля, кинув пареньку:
-- Я сейчас приду, -- кинулась опрометью помогать бабуле.
В ходе работы Эля чуть совсем не забыла о странном парне, так увлеклась она своим трудом. И вдруг она вспомнила, что там под балконом остался ждать ее загадочный принц в старой джинсовой куртке и бейсбольной кепке с козырьком.
«Наверное, он уже ушел», - с сожалением подумала Эля. Но тут в дверь позвонили и бабуля, которая была ближе к выходу, направилась открывать, думая, что это соседка пришла что-нибудь одолжить. Но на пороге стоял совершенно незнакомый ей парень в синей куртке на распашку и заломленной на бок кепке. В руках он держал котенка.
-- Это ваш? – спросил он бабушку, -- Я на ступеньках его нашел возле вашей квартиры. Думал, потерялся.
-- Нет, не наш, -- удивительно ответила та, не понимая, откуда здесь взяться котенку, ведь в подъезде никто кошек не держит, -- Может, соседский. Но у соседей с верху, я знаю, бульдог, внизу – пудель и в квартире рядом маленькая болонка.
Эля услышала разговор и выглянула из кухни. Увидев знакомый силуэт, выбежала к двери.
-- Ой, это мой, правда, я его вчера только принесла, видно за дверь выбежал. Бабушка просто еще не знает.
Бабуля понимая, к чему идет дело, притворно схватилась за поясницу.
-- Ох, прихватило что-то. Пойду, полежу.
Вся работа на кухне уже была переделана и она действительно, сняв фартук, ушла отдыхать в спаленку. А Эля пригласила зайти загадочного гостя хотя бы в прихожую, для начала.
-- Как тебя зовут? – спросила она его.
-- Меня – Костя.
Он был выше ее ростом, но не слишком высок, стройный, широкоплечий. Старая курточка и джинсы, растрепанные волосы. От него веяло непринужденностью и свободой. Слегка нагловатая усмешка и едва уловимая грустинка в карих глазах, как у человека, близко узнавшего жизнь и умеющего ценить все ее радости.
-- Эля, -- протянула Эллина руку.
Парень в ответ подал свою, не слишком чистую. Эля немного поморщилась, но все же пожала ее.
-- Эля – это Эльвира? – переспросил Костя.
-- Нет, Эллина.
-- О, как загадочно. У вас и имя такое же прекрасное, как вы сама, фея, -- снова улыбнулся парень.
Эля слегка покраснела и чтобы скрыть смущение, пригласила его в комнату, но при этом предложила:
-- Не хотите ли вы, о прекрасный странник, с дороги умыться, -- шутливо спросила она в такт ему.
-- Если вы будете так добры, о прекрасная фея…
И они оба расхохотались. Эля отвела «странника» в ванную и протянула полотенце, когда он вымыл руки и лицо. А потом, играя, брызнул на Элю водой. Эля снова звонко засмеялась. Ей было легко и спокойно рядом с Костей так, вроде она знает его всю свою жизнь.
-- Может, чаю, -- предложила она гостю.
-- Можно, -- ответил тот.
Эля накрыла журнальный столик перед диваном прямо в зале.
-- Что такой грязный-то был? -- любопытно спросила она.
-- После шахты, -- пошутил Костя.
-- А если серьезно, -- не отставала она.
-- На рыбалку с другом ездил, помыться не успел, -- улыбнулся Костя, давая этим понять, что больше ничего не скажет.
Он нравился Эле и чувствовал это. А как Эля нравилась ему! Когда он смотрел на нее, у него внутри, казалось, вспыхивали миллионы искорок от восторга, глядя на ее ослепляющую красоту. Они сидели рядом на диване и болтали обо всем и, в то же время, ни о чем.
Котенок спал тут же на диване рядом с Элей после того, как она напоила его молоком. Маленький белый мурчащий комок со смешным рыжим пятном на левом ухе, как берет на боку.
-- Как назовешь его? -- спросил Костя, поглаживая зверька, -- Барсик или Леопольд?
-- Так и назову, Костя, -- полушутя ответила Эля. Потом решила, что Коська – подходящее имя для этого котенка, -- А где ты его взял?
-- На помойке, -- опять пошутил Костя.
-- Да, ну?!
-- Нет, конечно. Ты же видишь, чистенький, недавно кто-то из дома выгнал. Ты когда ушла надолго, я под балконом ждал, ждал. А он сидит под домом и кричит. Я и решил, что если не твой, то может, знаешь, чей. Может, он потерялся.
-- Такой маленький и как его можно было бросить, -- ласково произнесла Эля, а у самой даже слезы навернулись на глазах. Котенок нежился на упавшем из окна лучике солнца.
-- Я его теперь никому не отдам, будет только мой, мой любимый котик, -- пообещала Эля и снова спросила Костю, -- А меня как нашел?
-- О, прекрасная фея, -- Костя прищурил глаза и покачал головой, -- Я тебя и на краю света нашел бы. Окно ведь расположено в самом центре дома, значит, средняя квартира. Всего один подъезд, второй этаж. Я считать умею.
Эля задумчиво теребила край клиенки на столике.
-- А где ты работаешь? -- робко спросила, не решаясь задавать вопрос, сколько ему лет. Хотя с виду было не меньше двадцати пяти.
-- А где придется, там и работаю. Здесь не каждый день работа прибыльная попадается. Я уехать отсюда хочу.
-- Учиться?
-- Я уже выучился. Работать.
-- Где ты учился?
-- В институте, на экономиста. Сам поступил, без связей и знакомств. Но я плохо учился, на тройки, вот и места хорошего не нашел.
-- Надо добиваться.
-- Надо. А ты где учишься?
-- Я работаю оператором ПК, но больше как наборщица, -- коротко ответила Эля, ей не хотелось говорить сейчас о работе. А про стихи хвастать было еще рановато.
-- Понятно, -- ответил Костя, видя ее настроение.
Наступила пауза в их разговоре. Эля застенчиво молчала. Не знал, что сказать, и Костя. Видя ее смущение, решил отгадать, о чем она думает. Он осторожно наклонился над ее лицом, что бы поцеловать в губы. Вдруг Эля отшатнулась, Костя даже смутился. Он не ожидал такой реакции и решил, что делает что-то не так.
-- Ты что?! – рассердилась Эля, -- Мы ведь так мало друг друга знаем.
-- О, фея, вы действительно сказочная, -- удивился Костя, -- Сейчас ведь мало таких, кто не целуется на первом свидании, -- попытался он успокоить Элю. Но она только густо покраснела.
-- Так, что, для начала в ресторан съездим, на авто покатаемся? - предложил Костя, что бы скрасить ее смущение.
Эля улыбнулась.
-- Да разве ты миллионер, чтобы по ресторанам на авто кататься.
-- А с не миллионером, что, нельзя?
-- Можно, только не нужно, раз денег нет.
-- Обижаешь, фея.
Эля снова густо покраснела. Костя заметил это, но не подал виду. Эля нравилась ему с каждой минутой все сильнее и сильнее. И чем больше он узнавал ее, тем она казалась ему ближе. Не похожая ни на одну из тех, с кем он встречался раньше, совершенно независимая и вместе с тем по детски застенчивая. Какой подарок для человека, знающего цену настоящей красоте и истинным чувствам. Но Костя знал, что ее расположение будет завоевывать не просто. Он вовсе не догадывался, что открывает в жизни Эллины новую дверцу, которая поможет ей дальше спасаться от любых неприятностей.
-- Ну, ладно, за тобой должок, фея. Припомню, когда миллионером стану, -- весело потрепал он Элю по руке. Затем поднялся и направился к двери.
-- Ты куда? – растерялась Эля, думая, что он обиделся.
-- Пора мне.
-- Не обижайся.
-- Мне правда пора. Ночная работа. Надо успеть, -- загадочно ответил он, -- Увидимся, фея.
Он чмокнул Элю в щеку и исчез так же неожиданно, как и появился.
Время шло для Эли, иногда медленно, иногда летело ураганом. В вихре событий она почти не успевала думать о той удивительной встрече со странным пареньком и лишь иногда вспоминала о нем, когда видела хорошие сны и даже посвящала своему чувству стихи. Но иногда он снова появлялся и сам. Будто невзначай, ниоткуда, как волшебник из сказки. И Эля была жутко рада его визитам. Её не смущал его небрежный растрепанный вид, постоянно грязные ладони, непричесанные волосы. Это был единственный её друг. Настоящий друг, в котором она была уверенна, как в самой себе. Ведь подруг у Эли теперь совсем не осталось. Они все предали её. Да и с родителями была напряженка. Отец все реже появлялся на горизонте, вечно занятый своими делами. С матерью Эля общалась всё реже и реже, о своих делах почти ничего не рассказывала, боясь нарваться на новое недовольство. Только с бабушкой секретничала иногда, да и то пожилая женщина истолковывала всё по-своему. «Лишь бы не сердилась»,- думала про себя Эллина и отправлялась заниматься своими делами.
Оставался у неё только Костя, как преданный товарищ. Да и тот появлялся не часто, у него были свои проблемы. Но этих нечастых встреч с ним Эле вполне хватало, чтоб забыть свою тоску. Встречаться им приходилось тайно, где-нибудь в лесу или возле реки. Эля предчувствовала, что Костя может не понравиться строгой маме, хотя его самого в свои проблемы не посвящала.
Но вот однажды всё тайное стало явным. Сегодня Эля пришла очень поздно домой. На улице снова стояла золотая осень, и погода была теплая и сухая.
Костя никак не мог отвести глаз от златокудрой принцессы. Её волосы и глаза так соответствовали ностальгическому осеннему настроению, желтой листве на деревьях и синему небу, которое вот-вот покроется хмурыми дождевыми тучами. Эля была живым воплощением мечты молодого и энергичного, но в чем-то хулиганистого человечка. Сначала они бродили над озером в лесу. А когда солнце стало садиться и немного похолодало, пришлось перебраться поближе к поселку, но выходить из рощи всё еще не хотелось. Эллина уже совсем продрогла, а Костя все не отпускал её. Да она и сама так увлеклась беседой с ним, что время для неё совсем остановилось.
Придя домой, Эллина хотела быстро юркнуть в постель, но столкнулась с недовольным взглядом Инги.
-- Я с подругами была, -- начала оправдываться Эля, словно школьница.
Но Инга пристально смотрела на Элю, не веря её словам. Потом сухо произнесла:
-- Аня недавно заходила. Интересовалась, как ты, давно тебя не видела. Волнуется.
От одного только имени «Аня» Эля вздрогнула. Она не хотела посвящать и без того измученную маму в свои проблемы. Но это было не всё, Инга продолжала:
-- Твоя подруга спрашивала, не вышла ли ты замуж. Ведь она уже давно собралась, скоро свадьба. Хотела тебя пригласить. Очень хорошая девочка,-- вздохнула Инга,-- Как она мне всегда нравилась. И аккуратная, и умная, и парень с нею хороший, богатый, машину имеет. Она мне всё рассказала. И что сама учиться собирается…
Эля устала слушать подобные морали. Она отвернулась и хотела идти спать, но Инга продолжала на возвышенных тонах:
-- А ты, мерзавка, только и знаешь, что по подворотням шляться. Тебя с этим отбросом видели. Мне Аня всё сказала, -- Инга всхлипнула, -- У других дети как дети, а тут… Вся в отца, такая же никудышная.
Эля прочувствовала, как от этих слов горячий ком снова поднимается у неё к горлу, как в те моменты, когда она слышала унизительные фразы от чужих людей.
-- Да! Я вся в отца! -- не помня себя крикнула она, -- Он хороший человек, он талантливый. А ты его никогда не понимала и не поймёшь, потому он и ушёл от тебя. И я тоже талантлива, за то меня и не любят. А Анька твоя предательница подлая…
-- Да, конечно, ты чем других обзывать, на себя посмотрела бы. Чучело огородное, одеться не умеешь и себе оборванца грязного нашла. Меня только позоришь, все кругом уже обсуждают. Правильно тебя на работе шлюхой называют, мне Аня всё рассказала…
От этих слов у Эллины чуть не остановилось сердце.
-- Костя не оборванец. Он меня любит, просто работу подходящую найти не может.
-- Если любит, почему же тайно встречается?
-- Да потому, что тебя мы боимся. Ты недовольна будешь. Я так и знала, Костя тебе не понравится!
С этими словами Эля не помня себя выскочила за дверь и стала быстро спускаться по лестнице.
От шума проснулась бабушка и испуганно выскочила за дверь своей комнаты. Не поняв, в чем дело, она стала успокаивать Ингу, как могла:
-- Да парень у неё, с ним она была. Большая уже, погулять хочется.
Но Эля этого уже не слышала, она была далеко на улице.
Инга гневно глянула на бабулю.
-- Ах, оставьте, мама. В её годы я уже с ребенком сидела и замужем была. А она всё никак не образумится.
-- Погуляет и образумится, -- успокоила её бабуля, -- Чай не слишком-то теперь живется хорошо от того, что замуж так быстро выскочила.
А Эля полночи бродила по темным улицам своего посёлка. Она никак не могла успокоиться. Жизнь в этом маленьком городке, где тебя знают все и всё о тебе, и не желают ничего хорошего даже в собственном доме, ей показалась адом. Она немедленно решила уезжать, куда угодно, хоть на край света. Бросить всё не жалея, и уезжать. Жаль было бросать лишь Костю. Но и оставшись здесь, она вряд ли помогла бы человеку, у которого проблем, наверное, больше, чем у неё самой. Эля ещё не знала, как разрешит свою проблему, но сама судьба пришла ей на выручку.
Снова был май. Конец мая. Прошло два года с того времени, как Эля начала работать. Ее стихи все так же печатала «Столичка». Но вот однажды к ней пришло сообщение из ее любимой газеты, которое не на шутку взволновало Элю. Редакция выражала ей благодарность за талантливые произведения и за то, что она, Эля, прислала их для газеты и украсила тем самым ее страницы. Далее редакторы предлагали Эле работать для газеты и, возможно, получать за это небольшой гонорар. Но для этого необходимо было явиться в редакцию лично и заключить кое-какие договора до указанной ниже даты. Впрочем, у Эли было время подумать и дать редакторам конкретный ответ согласна она или нет.
Конечно, долго над этим Эля не размышляла, она уже была согласна. И ее теперь одолевали мечты, как она покинет скучный компьютерный цех и этот серый унылый городок, где кроме обид она ничего больше не видела, и отправится в столицу начинать новую, ярку жизнь.
Эля еще не ведала о том, что даже при наилучшем расположении обстоятельств ее ожидает немало трудностей и тревог. И даже самая красивая жизнь, не слишком легкая и очень отличается от ее теперешней, в которой ее окружают заботливые любящие люди. Пусть даже они не всегда справедливы по отношению к ней. И потом, когда она добьется успеха, еще не раз вспомнит их милый трехэтажный домик, весь увитый виноградом, своих родных и даже подруг, и тот день, когда она встретилась впервые с добродушным веселым пареньком. Но этого всего Эля еще не знала и только праздновала в душе первый успех, как ступеньку к большой победе.
Вечером Эля обо всем рассказала бабушке и маме. Бабуля, как обычно, стала тревожиться, как же «ребенок» будет жить один в большом городе. А мама заверила, что Эля дано уже не ребенок и ей нужно привыкать к взрослой жизни.
-- Вот там бы и поступила учиться, хотя бы на заочный факультет, -- наставляла она Элю как обычно.
После всех выслушанных «моралей», Эля все же пообещала маме, что поступит в университет, на тот факультет, с которого тогда удрала. Где взять на поступление и учебу денег, об этом вслух пока никто в семье не говорил. Самым главным вопросом было убедить Элю в том, что образование ей необходимо. Финансы потом как-нибудь найдутся. Но как Эля внушительно не давала обещания поступить, сделает ли это на самом деле, не могла сказать с уверенностью даже себе.
После полученного письма для Элины началась совершенно другая жизнь. Она чувствовала, что-то должно измениться в ее судьбе и всеми силами стремилась к этому. С нетерпением Эля ожидала того дня, когда можно будет ехать в столицу. И это ожидание не мешало сочинять ей стихи, как прежде, но теперь с каким-то другим настроением. После необычных встреч с Костей у неё в жизни началась полоса новых впечатлений. И вдохновение ее было каким-то другим. Оно оставляло не только чувство полета, но и какой-то влажный след на ресницах, и румянец на щеках от душевных переживаний. А ссоры с родными были забыты. Да и Инга, кажется, смирилась с тем, что дочь встречается пусть и не с завидным, но всё же постоянным кавалером. Хотя по ночам она, всё же всхлипывала в подушку, боясь, что Элька пойдет по её собственным стопам и испортит себе судьбу.
Подруг своих Эля тоже простила, хотя теперь никому из них не доверяла своих секретов и не подпускала слишком близко. Да и вообще в минуты вдохновения и полетов Эля могла простить кого угодно, даже самых злейших врагов лишь за одну секунду своего чудесного пребывания на этой земле. Жить Эллина любила и не боялась.
В эти волнующие дни Эля впервые попробовала написать рассказ прозой.
Встречи с Костей Эля как обычно не ожидала. Она совершенно не знала, где и когда он появится вновь, просто чувствовала это и внутренне готовилась к новому свиданию. И вот этот день, вернее вечер, настал.
Почти накануне своего отъезда в столицу Эля, возвращалась с работы домой. По пути она решила пройтись через лесок и проведать родные окрестности, будто желала унести их в памяти вместе с собой. Она понимала, что уезжает на долго, потому, что хочет этого.
Наступил июнь. Погода стояла теплая и сухая. Уже вечерело. Как обычно в такое время суток природа готовится к ночному отдыху, поэтому звуки становятся более тихими, не такими резкими, силуэты в лучах заходящего солнца более расплывчатыми, а краски более мягкими, тени более длинными. Лес, луг, небольшое озерко будто дремали в вечерней прохладе после жаркого дня, отдыхая от палящих лучей солнца. Воздух становился прозрачным и свежим, даже комары не мешали Эле наслаждаться природой.
Побродив по сосновому леску, она вышла на проселочную дорогу, по которой иногда ездили автомобили. Она шла, размышляя о новом стихотворении, вернее о балладе про влюбленного рыцаря. И вдруг, откуда ни возьмись, вдалеке показался знакомый ей силуэт, идущий по дороге навстречу. Вскоре они поравнялись.
-- О, прекрасная фея, как я рад снова лицезреть вас! -- услышала она до боли знакомый задиристый голос, едва они подошли друг к другу так близко, что могли разговаривать.
Ну, конечно же, это был ее загадочный рыцарь, Костя. Эля узнала его еще вдалеке по походке.
-- Куда держишь путь, добрый странник? -- спросила она его тоже весело.
-- Дорога в неизвестность – мой удел.
Рубаха на Косте была на распашку, тертые джинсы, как обычно, а в руках легкая палочка. Видимо стебель старого камыша, внутри она была пустая.
-- Видишь, хочу себе дудочку сделать, -- показал Костя Эле свое приобретение, -- Буду играть на сопилке. Покрою ее лаком и вырежу узор.
-- А получится? -- усомнилась Эля, думая, что из такой тростинки вряд ли что можно сделать.
-- Спрашиваешь, еще и как. Я ведь немного волшебник. Не веришь?
Эля расхохоталась своим заразительным звонким смехом. С Костей ей всегда было весело. Само его присутствие для нее уже было чудом.
-- Ну, пошли, покажу, если хочешь, -- загадочно усмехнулся Костя.
-- Куда?
-- Т-с, тихо, -- Костя приложил палец к губам, обнял Элю за плечи и увлек за собою в густую траву, росшую по краям дороги, -- Тихо, только молчи, я тебе сейчас что-то покажу. Хочешь услышать разговор?
-- Какой разговор? -- также шепотом спросила Эля.
-- Ты только молчи и услышишь сама, -- шептал ей на ухо Костя.
Солнце уже спустилось низко над линией горизонта, освещая все последними оранжево-желтыми лучами. Вокруг все глубже воцарялась тишина. Костя потихоньку увлекал Элю все дальше и дальше от дороги, на опушку леса из которого она только что вышла. Внезапно Эля почувствовала таинственное могущество природы над собой. Дрожь пробежала у нее по всему телу, ей стали чудиться какие-то мистические звуки вокруг, а, может, просто обострилась слуховая чувствительность ко всему, что ее окружало. Все ей казалось в эту минуту не таким, как прежде, а более таинственным и не понятным. То ли это было громкое пение лягушек, то ли стрекот сверчка в траве, то ли писк комаров, во всем Эля чувствовала что-то еще, едва уловимое обычному уху. Даже шелест листвы был похож на чей-то тихий разговор.
Наконец они подошли к огромному дубу и расположились на его корнях. Те были большими, такими, что на них можно было удобно сидеть, оперевшись о ствол. Стало совсем свежо и прохладно, но Эллина не чувствовала холода, ведь рядом был ее надежный друг со своими теплыми объятиями.
-- Замерзла, фея? -- заботливым шепотом спросил он ее.
-- Нет, с тобою тепло.
Костя наклонился к ее уху и стал нашептывать что-то нежное. Затем осторожно губами прикоснулся к мочке уха и начал ласкать немного покусывая. Его ласки Эле показались на столько обворожительными, что она едва не потеряла сознание. Никогда прежде она не испытывала ничего подобного. Ни, когда целовалась со своей первой любовью Сашкой и считала, что более возвышенного чувства у нее никогда больше не будет. Ни потом, когда она познакомилась с более опытным мужчиной, намного старше ее. Он все время предлагал семнадцатилетней Эле руку и сердце, увезти ее из этой серой провинции и обеспечивать всю жизнь. Но Эллина отказалась, чувствуя, что не любит его.
Но это чувство теперь было исключительным. Оно состояло не из остроты ощущений или чего-то запретного. От Кости веяло какой-то уверенностью и теплом. И вместе с тем их отношения держались на очень тонкой загадке. Никто из них не знал, что будет дальше и когда они встретятся в следующий раз. Но оба понимали, что судьба будет сводить их вновь и вновь, пока они хотят этого сами.
Потом Костя прижал Элю к себе еще крепче. Она почувствовала силу и нежность его рук. А он прильнул к ее губам и целовал очень долго. Эля не могла и не хотела сопротивляться. Хотя, если бы это случилось где-нибудь в другом месте, наверняка объявила бы Костю нахалом, и отвесила бы ему оплеуху, поскольку не считала нужным быть легкодоступной.
Вскоре все небо укрылось маленькими яркими звездочками. Где-то над верхушками деревьев восходила полная луна, путаясь в их ветвях.
-- А ведь сегодня первый день полнолуния, -- таинственно и все так же тихо заметил Костя.
-- А что это значит? -- заворожено спросила Эля.
-- А то, что все, что нас окружает, начинает видеть и слышать.
-- Да ну? -- Эле вдруг стало немного не по себе, она безотчетно верила ему. Но не боязнь, а наоборот, любопытство брало верх.
-- Не удивляйся, я очень чувствителен к лунному влиянию.
-- Как это? Ты лунатик?
-- Нет, я просто умею ощущать то, чего никто не чувствует. Голос трав, настроение зверей и птиц. Настроение людей особенно. Поэтому я почти никогда не задаю лишних вопросов, не делаю того, без чего можно было бы обойтись, действую всегда почти интуитивно. А в полнолуние чувствительность обостряется.
-- Ты маг?
-- Нет, я только учусь, -- улыбнулся Костя и Эллина не поворачивая головы почувствовала эту улыбку, -- Говорят, эту чувствительность можно развить вплоть до телепатии. И так может каждый. Просто люди не хотят. Многие погрязли в своих бытовых проблемах и не желают повиноваться голосу природы, им это не нужно. Но этого всего может достичь только умный порядочный человек посредством своей доброты и знаний. Природа мудро распорядилась, не дав глупцам такое мощное оружие в руки.
-- И ты чувствуешь мое настроение?
-- Конечно. Вот сейчас тебе хорошо со мной. Я угадал?
-- Да, -- робко произнесла Эля после недолгой паузы.
-- Я знаю, знаю, что тебе хорошо, -- прижал ее Костя крепче к себе и погладил по плечу, – Мне кажется, что я тебя всю знаю наизусть и знаю уже давно. Я начал чувствовать тебя с той первой минуты, когда увидел тебя на балконе, а ты стояла в своем голубом платье и звонко смеялась. И я подумал, что за этот смех можно отдать все на свете, лишь бы он не умолкал. Ты не такая, как все, я это понял сразу. У тебя глаза удивительно красивые и добрые. Я тебя так долго искал. А теперь хочу все сделать, что бы тебе было хорошо.
Эля прижалась к его плечу, ей было надежно и спокойно рядом с ним, хотя о нем она не знала ровно ничего. Где живет, кто его родители.
-- Скажи, а ты сам хотел меня видеть сегодня?
-- Я уже давно хотел, но не получалось. Недавно только приехал домой, работу в столице искал. Скоро снова уезжаю. Да ты не переживай, фея, я же сказал, что найду тебя хоть на краю света. Не забывай, я волшебник.
Эля взглянула ему в лицо и при свете звезд и луны разглядела добродушную улыбку на нем. Эллине стало грустно. Она знала, что скоро они расстанутся, и, может, очень надолго. Как ей хотелось верить сейчас, что Костя действительно добрый волшебник и найдет её даже на краю света. Сию же секунду прилетит к ней на выручку, переместившись в астрал.
Они снова обнялись и на некоторое время забылись в ласках. Потом Костя снял с себя рубаху и бросил на траву, как покрывало. Они вместе повалились на него и на предложенный им ковер травами и ночными цветами. Эля провалилась в забытье и все это время ей слышалась загадочная мелодия из шелеста листьев и травы, и какого-то неясного звона колокольчиков.
Потом они снова уселись под дубом.
-- Говорят, заниматься любовью в полнолуние хорошо, -- прошептал Костя, все еще целуя ее.
-- Да, замечательно.
Потом, нарушая идиллию, он все же закурил.
-- Ты не куришь? -- предложил он ей.
-- Нет.
-- Ах, ну да, ты же еще маленькая, фея. Восемнадцать-то хоть есть?
-- Да, есть.
-- А мамка с папкой ничего не скажут, что давно дома нет?
И тут Эля вспомнила о своих, возвращаясь в реальный мир. Неприятный холодок пробежал у неё по спине от одного только представления, что может сказать мама. Но Эля надеялась, что добрая бабуля снова сумеет успокоить Ингу, зная, что это не в первый и не в последний раз. Одно только утешало Элю -- завтра она уезжает отсюда, быть может навсегда.
Вдруг Костя плавно повел рукой по воздуху.
-- Слышишь? -- спросил он тихо, -- Шелест.
-- Да, трава шелестит.
-- Нет, не трава, ветра вовсе нет.
-- Может, маленький?
-- Посмотри, вокруг все спокойно, а шелест слышится. Но ведь мы оба слышали его, значит, он есть на самом деле.
Эля призадумалась, а ведь и вправду. Теперь она слышала шелест более явно. Это не было похоже на выдуманные звуки.
-- Это воины Света охраняют нас. Ведь у нас хорошие мысли, добрые намерения. Это добрый знак, -- сказал Костя.
Так они просидели в обнимку до самого утра. А на заре, едва выпала роса, отправились ближе к поселку. Солнце уже взошло над горизонтом, когда вдалеке показались дома. Из окон уже выглядывали любопытные старушки-разведчицы, и каждая старалась первой узнать все новости дня. Подходя ближе к поселку, Эля замедлила шаг, потом стала идти заметно медленнее, а потом и вовсе остановилась. Она словно почувствовала на себе взгляд, знающих ее, глаз. Костя понял, в чем дело и тоже остановился.
-- Ну, что же, прекрасная фея, не стану вас смущать. Здесь мы расстанемся, мне пора, -- стал он прощаться, целуя ее лицо.
Своей рукой, словно не нарочно, осторожно прикрыв пальцем ей одно ухо, а в другое, целуя, нашептывал, -- Пусть не слышат твои ушки ничего дурного, что скажут другие.
Попрощавшись, он растворился, как всегда, внезапно и загадочно. А Эля отправилась домой и, как ни странно, ни одного косого взгляда на себе не ощутила. Ни одного упрека не выслушала дома, сказав маме, что у Ани был праздник.
Следующий день прошел в хлопотах и сборах. Эле нужно было собираться в дорогу. Она упаковывала в сумку все необходимые для первого случая вещи, рассчитывая, что едет надолго. Выстирала и погладила свое любимое летнее платье, сшитое для нее мамой. Но сшито оно было давно и имело несколько поношенный вид и не соответствовало моде. Синее, в крупный белый горох, приталенное, с расклешенной юбкой почти до колен и отложным белым воротником из ажура по краям. Сзади платье украшал широкий пояс, завязанный бантом. Но, не смотря, ни на что это платьице нравилось Эле, потому что оно ей шло. В нем ее глаза казались еще выразительней и бездоннее. Оно подчеркивало синеву Эллиных глаз и золото волос.
Из обуви в дороге Эля предпочитала свои старенькие обношенные мокасины серого цвета и с разноцветными шнурками, как было теперь модно. Они не портили изящную Эллину ножку, потому что были подобраны ей по размеру и, все же подходили к платью. Но мама стала протестовать против подобного Эллиного наряда.
-- Эля, надень туфельки завтра. Они так хорошо смотрятся на тебе с этим платьем.
-- Не хочу, они мне трут немного.
-- Тогда надень длинную юбку, чтоб обуви видно не было.
-- В ней жарко в автобусе.
В результате, так ничего и не добившись, мама сунула туфли в Элину сумку, так, что б она ничего не видела. Опытная мама знала, что подобный элемент гардероба может всегда пригодиться молодой девушке, тем более в большом городе. Но Эля этого не хотела слышать, ведь дети никогда не слушают, что им говорят родители. Ей просто не хотелось тащить за собой слишком большую сумку, и она предпочитала всегда ездить налегке, взяв минимум вещей.
А мама, вся в переживаниях за дочку, все задавала и задавала вопросы:
-- Ты, наверное, надолго уедешь, Эля?
-- Да, скорее всего надолго. Ведь мне же работу предлагают там.
-- А жить где будешь?
-- Наверное, в общежитии. Может, предоставят.
-- А, если нет, тогда, как быть?
-- Да ну, мам, почему нет, ведь я же приезжая.
-- Сейчас никому ничего не предоставляют, не те времена.
-- Тогда комнату сниму.
-- Ты знаешь, сколько она стоит?
-- Я постараюсь по дешевле.
Инга глубоко вздохнула и с тревогой посмотрела на дочь.
-- В общем, так, Эля, если что-то будет не ладиться с твоими стихами, быстро домой. Или, в крайнем случае, ищи подходящий вуз и постарайся поступить, если хочешь жить в столице. Там общежитие приезжим наверняка дают.
-- Да не волнуйся ты, мам. Все будет хорошо, -- беспечно ответила Эллина, даже не представляя, как будет жить, когда приедет.
В таких радостных переживаниях Эля легла спать вечером пораньше. Она перечислила в уме все дела, которые должна была сделать накануне. Потом стала вспоминать минувшие события, Костю, вечер, проведенный с ним на опушке леса. И когда она еще теперь увидится с ним? Ей так хотелось, чтобы разлуки не было и вовсе. Но нельзя было откладывать важные дела, ждущие её в столице. Она не хотела говорить ему о своем отъезде. Зачем расстраивать человека, если изменить ничего нельзя.
Да, он обещал найти ее хоть на краю земли, и Эля верила в это. Верила и знала, что найдет. Где-то на глубине души знала, и это ей казалось еще романтичнее, чем обычная банальная разлука с твердой уверенностью, что завтра они встретятся снова. Уж такой она было человек, любое уточнение событий, координат, планирование встреч приземляли ее, и все красивые чувства куда-то исчезали. Ничего не оставалось делать, только ждать. Ждать и верить.
Эля не ошиблась, в автобусе было душно. А ехать пришлось пять часов в большом, запотевшем изнутри, Икарусе. И она не пожалела о выборе дорожного наряда. Утром пришлось очень рано вставать, еще до зари и теперь она дремала возле окна, откинувшись на спинку кресла.
Промелькнули утомительные часы дороги. Ну, вот и столица. К полудню Эля уже была на месте. Она бывала здесь уже несколько раз и поэтому немного знала местность.
Город встретил ее фонтанами, разноцветными афишами и зелеными деревьями. С утра было ясно, но небо постепенно начинало хмуриться, грозясь небольшим дождем. Настроение у Эли было тревожное и праздничное одновременно. Что ждет ее в дальнейшем, как сложится ее жизнь, как примут ее в редакции?
Нужное здание найти было не сложно, но немного тяготила сумка. В нее Эля кроме всех своих прочих вещей втолкнула все тетради со стихами и рисунки. И вот оно, важное многоэтажное здание редакции «Столичной» газеты.
Внизу в вестибюле охранник не пропустил Элю, не посмотрев документы. А вахтерша записала фамилию, прежде чем сказать, в какую дверь и на каком этаже необходимо ей обратиться. Эля в волнении поднялась по ступенькам, волоча за собой сумку. Оставлять ее внизу не захотела, рассчитывая на то, что все ее тетради могут пригодиться.
Она постучалась в дверь, прежде, чем войти. В кабинете за компьютерами сидели несколько человек. Каждый из них углубился в свою работу и на Элю обратили внимание не сразу.
-- Здравствуйте, я к вам по приглашению, -- протянула Эля пригласительный билет женщине, что сидела к ней ближе всех, -- Меня пригласили к вам работать.
Строгая женщина в очках глянула в Эллин билет.
-- А-а, -- протянула она, -- Это следующая дверь. Там главный редактор, он разберется.
Эля прошла немного дальше и заглянула в указанную дверь. Там за столиком сидели двое, редактор одной из рубрик и главный редактор. Эля поздоровалась и снова показала пригласительную. Мужчина в очках, видимо главный редактор, взял бумагу. Затем посмотрел поверх очков на Элю и на ее большую сумку, и шумно вздохнул.
-- Присаживайтесь, -- пригласил он ее.
Эля присела.
-- Вы, я вижу, приезжая? -- спросил он.
-- Да, я не здешняя.
-- Ну, что ж, девушка, я вам скажу. Для начинающего автора вы пишите неплохо, очень неплохо. Даже замечательно. Но постоянную работу штатного корреспондента мы предложить вам не можем. Ведь вы пишите только стихи, и у вас нет должного образования.
-- Да, в основном стихи. Но недавно начала пробовать рассказы…-- поспешно стала говорить Эля.
-- Послушайте меня. Вам нужно немного поработать для того, чтобы добиться чего-то большего. Ведь у вас есть перспектива, так не теряйте ее. А пригласили мы вас сюда, чтобы заключить некоторый договор. Вы будете жить у себя дома и присылать нам свои стихи и все, что напишите сами. А мы будем это все опубликовывать за определенную плату. Не часто, но и не реже одного раза в квартал. Вас это устраивает?
-- Да, -- выдохнула Эля, не зная хорошо это или плохо.
-- Тогда вы должны прочитать и подписать некоторые бумаги. Он протянул Эле стопку каких-то договоров, и она углубилась в чтение. Наконец, все прочитав и подписав, Эля стала прощаться. И вдруг, уже стоя перед самой дверью, она тихо попросила:
-- Дяденька, можно я здесь на совсем останусь?
Женщина, сидящая рядом, удивленно глянула на Элю и улыбнулась. И главный редактор тоже посмотрел вопросительно:
-- Как здесь?
-- Здесь, в вашем городе.
-- А вам есть, у кого остановиться?
-- Нет, не у кого. Я думала, вы дадите общежитие.
-- Но мы не даем общежитий. Для этого необходимо иметь постоянную работу. Если у вас есть при себе деньги, вы сможете снять квартиру.
-- Спасибо. Извините, -- тихо упавшим голосом произнесла Эля.
-- Ничего. Желаю успехов в творчестве.
Эля прикрыла за собой дверь и поплелась вниз по ступенькам все также волоча за собой неразлучную сумку.
Летняя погода не обманула и за окнами пустился ливень. Не зная, что дальше делать, Эля опустилась в кресло перед вахтершей. Нужно было ехать домой, но что она скажет маме, когда вернется? Ведь та хотела, что бы Эля осталась поступать, но к этому Эля была не готова. Хотя знания у нее были неплохие.
-- Что пригорюнилась? -- спросила пожилая вахтерша, ловко орудуя вязальными спицами.
-- Домой ехать неохота, а остановится не у кого.
-- А ты кем будешь?
-- Я приехала договора заключать. Я стихи пишу для газеты. А мама хотела, что бы я поступать осталась.
-- Вон как. Слушай, а хочешь, я тебе комнатку сниму, недорого. Я одна живу в трехкомнатной квартире. Дети взрослые, разъехались. Старшему уже тридцать. Женат, дети есть. Ко мне редко приезжает. А младшей, почти, как и тебе, учиться на филолога уехала. Так что, я одна теперь. А так, глядишь, и веселее будет. Ты девка симпатичная, скромная, ни какая-то прошмандовка, сразу видно. Глядишь, и сдружимся. Меня тетя Валя зовут.
-- Меня – Эля. Спасибо вам большое. Вот только я не знаю, чем платить буду, пока первый гонорар получу. Мама сбережений дала немного.
-- Слушай, а давай я тебя устрою уборщицей на полставки. У нас тут есть вакансия. Я тебя племяшкой своей предоставлю, -- предложила тетя Валя.
-- Хорошо, -- повеселела Эля.
-- Ну, вот и по рукам.
Тетя Валя была достаточно энергичной и веселой для ее возраста. И они с Элей быстро нашли общий язык. Тут же пошли вместе к администратору и оформили документы. Значит, завтра Эля могла приступать к работе. Весь ее труд заключался в мытье пола в вестибюле и на некоторых этажах утром и вечером. Целый день Эля была свободна и могла даже не присутствовать в душном помещении.
Пока все дела уладились, дождь на улице закончился. Снова выглянуло приветливое летнее солнце и заиграло в лужах на асфальте. Но поскольку тетя Валя должна была еще работать до вечера, Эля оставила свою сумку при ней, а сама побежала в магазин, купить что-нибудь к обеду.
-- Может и вам что-нибудь принести? -- спросила она тётю Валю.
-- Нет, спасибо, я уже перекусила недавно. Как раз когда ты к редактору бегала. А ты пойди, пообедай, с дороги, небось, проголодалась.
-- Хорошо. Тогда я не буду торопиться и посмотрю город повнимательней.
-- Гляди, не заблудись.
-- Нет, я далеко ходить не буду.
С этими словами Эллина весело выбежала на улицу. Пока бродила по городу, купила пирожков и мороженного, и перекусила ими на ходу. Здесь ей нравилось все. И многолюдные улицы, и высоченные дома- небоскребы, и памятники архитектуры с узорчатыми арками. Особенно живописными были мосты над рекой или мостики над мелкими речушками.
Эле всегда нравилась природа, там, где есть водные пространства – то ли река, то ли озеро, ну, хоть ручеек. Пруды ей напоминали огромные зеркала, в которых отражалось высокое небо и плакучие ивы. Вода притягивает к себе в жаркую погоду, а густая тень деревьев создает сумрак над озером или рекой, не давая проникнуть туда палящим лучам солнца. И в этой прохладной идиллии вдруг появляется желтый листок, случайно упавший на воду с какой-нибудь дальней веточки, не доступной воздуху и свету. И этот желтый листок на зеркальной темной поверхности, как забытый лучик солнца в царстве тьмы и прохлады. Или белые и желтые лилии на фоне темной воды – тоже завораживающий пейзаж. И такие же белые лебеди. Что может быть прекраснее этих горделивых птиц!
Сотни людей проходят за день мимо этой красоты, не обращая на нее внимание. Торопятся, спешат, суетятся и забывают глянуть вниз, в стороны вокруг себя, в чистое небо над головой. А может, этим всем больше никого не удивишь? Но неужели на этом свете есть что-то более прекрасное, чем золото солнца, свежесть ветра и синева небес. Что может быть проще, чем этот мир, и в то же время бывает так сложно понять его нехитрую красоту. Но разве можно найти другую, лучшую, чем эта?! Нет, лучше, чем этот мир нигде не найдешь.
Эллина это все понимала, чувствовала и пропускала сквозь сердце каждый прекрасный неповторимый миг своей жизни. Слезы вдруг увлажняли ее ресницы, когда она не могла оторвать глаз от восхитительного вида. Как она жалела, что рядом с ней нет красок и кисточек.
Эля вернулась в здание к концу смены. Тетя Валя уже собиралась домой.
-- Ну, что, нагулялась? Понравился город? – дружелюбно спросила она, -- Я-то уже переживать стала, вдруг заблудилась. Местность ведь незнакомая.
-- Да нет, немного знакомая, я уже здесь была. Но еще раз на все посмотрела, как красиво у вас, аж дух захватывает. Глаз не отвести.
-- Ну, вот и хорошо, что понравилось. Самое главное, что назад вернулась. А теперь пошли домой, посмотришь, как я живу.
И они вместе, подхватив Элину сумку, каждая за ручку, направились к трамвайной остановке.
Тетя Валя жила сравнительно не далеко, всего через одну трамвайную остановку вниз по улице. Они поднимались лифтом на восьмой этаж шестнадцатиэтажного небоскреба. Квартира была просторная и уютная.
-- Выбирай, какую комнату хочешь? -- предоставила хозяйка Эле право выбора.
Эля выбрала среднюю, небольшую и уютную, с балконом и видом на город.
-- Мне она тоже нравится, -- одобрила ее выбор тетя Валя, Но мы, наверное, видеться будем редко. Ведь ты с утра на работе, как и я, потом у тебя семь часов свободного времени и приходишь на работу, когда я уже ухожу домой. А когда вернешься и ты домой, так я спать уже буду. Я рано ложусь, устаю в последнее время.
-- Спасибо вам, тетя Валя. Вы так меня выручили, если бы не вы, не знаю, что бы я и делала. Мне так повезло, что я вас встретила.
-- Ничего, ничего. И тебе спасибо, что появилась в моей жизни, а то мне в этих хоромах скучно, хоть волком вой. Я вот, на тебя как смотрю, так свою Надюху вспоминаю. Как она там, в чужом городе, здесь ведь поступать не захотела. Тебе-то сколько годков сейчас?
-- Двадцать один.
-- Моей двадцать один сейчас тоже. И характер у нее, скажу тебе, не подарочный. Глаз да глаз нужен. Вот ты не такая, сразу видно, тихая, спокойная. Мне б такую дочку, мы бы жили с тобой хорошо.
Эля смущенно опустила глаза, а про себя подумала с насмешкой:
« Ты моего характера не знаешь. И почему все родители так устроены. Своих детей всегда ругают, чужих хвалят, даже если хуже?»
А тетя Валя все продолжала расспрашивать Элю, откуда она, кто ее родители. И Эля, не стесняясь, рассказала о себе все, но поверхностно, избегая некоторых подробностей.
Так они сидели за кухонным столом, пили чай с баранками и оживленно болтали каждый о своем до наступления темноты. А потом, пожелав друг другу спокойной ночи и красочных сновидений, отправились каждая в свою комнату.
Утром, идя на работу, Эля вспомнила, что нужно позвонить домой, что б там не волновались. И, выполнив свой объем работы за четыре часа, она кинулась к ближайшему телеграфу. Телефона в квартире, где прежде жила Эллина, не было и пришлось звонить соседке. Пришло какое-то время, пока мама поднялась на третий этаж.
-- Алло, -- раздался в трубке родной голос.
-- Мама, здравствуй, -- радостно закричала Эля.
-- Эля, доченька, здравствуй. Как ты там, рассказывай.
-- Хорошо. Мне пообещали плату за стихи не реже раз в три месяца. Но я решила пока здесь пожить и устроилась уборщицей на полставки. Мне добрая женщина помогала. Она работает вахтером в этой же редакции. Она и предложила мне комнатку за недорогую плату. Тетя Валя очень добрая и хорошая.
-- Вот и хорошо, -- обрадовалась мама, -- Теперь тебе проще будет поступить куда-то. Ты ведь думаешь поступать? – снова задала она Эле наболевший вопрос.
Эля хотела сказать, что попробует, а потом могла бы наврать, что не поступила. Но слова застряли на полпути у нее в горле. Она вздохнула и сказала:
-- Ты знаешь, мам, нет. В этом году не буду, не охота.
-- Ну, как так, не охота. Ты должна. Ну, хоть на гособеспечение... А, если не получится, то кое-какие сбережения у меня найдутся. А вот отец твой сказал, что поможет только тогда, когда к нему за границу приедешь учиться, а на наши вузы, мол, деньги тратить не желает. Они что учат, что не учат.
-- Ну, вот, видишь, мам. Так зачем туда поступать, я и так умная. Не могу я, тяжело мне. Снова зубрить, переживать.
-- Ох, Элька, дуреха, загубишь свою судьбу, как я загубила…-- в трубке послышалось нечто, вроде всхлипывания.
-- Ну, мам, не реви, я не хочу на ветер твои деньги пускать.
Эля все время жалела свою мать, видя, что та работает с утра и до ночи, и теперь сама хотела поскорей, заработать денег. Этим она попробовала ее успокоить.
-- Я на следующий год присмотрюсь, подумаю, чего больше хочу и попробую поступить. А пока сама хоть чего-нибудь заработаю и финансы скоплю.
-- Ладно, -- немного успокоилась мама, -- Удачи тебе. Смотри денег на еду не жалей, если что, я вышлю.
-- Да что ты, мама. Я с первого гонорара сама вам на подарки вышлю.
-- Ох, Эля, Эля, с какого гонорара. Неизвестно, выплатят или нет. А ты уже радуешься.
-- Выплатят, я уже бумаги подписала. Ну, хорошо, мам, а то у меня время заканчивается. Привет бабуле. Как она там?
-- Ничего, все нормально.
-- Пока, я еще позвоню как-нибудь на днях.
-- Пока.
Эля положила трубку. Теперь она была спокойна, что дома о ней не переживают и она может жить дальше по своему усмотрению.
Теперь она могла планировать свое свободное время. Приходила на работу в семь часов утра, пока никого нет, и начинала мыть кабинеты. К девяти начинали сходиться сотрудники редакции. Коридоры и вестибюли Эля успевала помыть за полтора-два часа до обеда. Закрывалась редакция в семь часов вечера. И с семи Эля еще раз должна была протереть пол в коридорах. Но часы своего свободного времени она не проводила даром. На свои скромные сбережения Эля сразу же приобрела самый дешевый небольшой мольберт и палитру. Правда рисовала она пока акварелью по бумаге. Но с этим нехитрым снаряжением она выходила на природу, и каждый раз рисовала все новые виды. Иногда Эля рисовала карандашом окружающих людей, птиц и животных.
На еде Эля все же экономила и питалась чаще булочками и супами из пакетов. Но это ее не огорчало. Она мечтала, что скоро получит гонорарчик и сможет тогда накормить всех. И тетю Валю поведет в ресторан и домой денег вышлет.
Тетя Валя восхищалась Элиными рисунками и однажды поинтересовалась:
-- Ты, наверное, в художественный институт поступать хочешь. Вон, какие рисунки у тебя.
Эля смущенно пожимала плечами. На самом деле она сама не знала, хочет ли она туда поступить. Конечно, ей следовало подучиться. Но всему, что она хотела, училась здесь на природе. А поступать куда-то все же не решалась. В глубине души, она просто боялась, что ее рисунки не понравятся какому-нибудь заунывному дядьке, и он заставит их переделывать на свой манер. А этого Эля сделать просто не сможет, потому, что все свои мысли и чувства уже излила на бумагу. И по-другому у нее никогда не получится.
Она боялась посторонней критики подсознательно, не осознавая этот страх и не принимая свои способности в серьез. Она постоянно думала, что рисование для нее – это просто баловство, а не серьезное занятие. И в художественную академию ей, скорее всего, не поступить. Хотя, все, что необходимо иметь любому художнику или поэту в первую очередь, как самое главное условие для внутреннего развития таланта, это обостренную чувствительность к окружающему миру. Как животрепещущий нерв, который непрерывно болит всю его жизнь, не давая покоя ни днем, ни ночью и переживая все чужие радости и обиды как свои собственные. Чувствительность и еще ум, позволяющий направить все силы во имя добра и спасения. А этого всего хватало у Эли сполна. Не было только уверенности в своих творческих силах, которая приходит с жизненным опытом.
Но эту уверенность ей еще предстояло приобрести в общении с многими и многими людьми. А пока она еще совсем ничего не знала о том, как сложится ее дальнейшая судьба. И даже не предполагала, потому, что четкой цели еще перед собой не видела.
И, вот, наконец, настал тот день, когда к Эле пришло сообщение, прийти в редакцию и получить свой первый гонорар. Она так была удивлена и рада этому, что сразу же поделилась новостью с тетей Валей. Ведь Эля рассчитывала получить деньги не раньше, чем через три месяца, но прошло чуть больше месяца после того, как она подписала договор.
На работу Эля сегодня не шла, а летела, заранее ощущая себя богатой. Радостной, она вбежала в бухгалтерию и с порога крикнула:
-- Я за гонораром.
Ей протянули лист бумаги, в котором нужно было расписаться, и необходимую сумму денег.
-- Что это? -- удивленно спросила Эля, -- Я ведь не за авансом, а за гонораром.
-- Это и есть ваш гонорар,-- холодно ответила кассир.
Эля смущенно пересчитала деньги. Сумма едва составляла половину ее теперешней зарплаты уборщицы.
-- Вы не ошиблись? – опять пересчитала Эля.
-- Девушка, вот ведомость, в которой вы расписались, читайте.
Эля увидела обозначенную сумму.
-- Читать нужно было внимательно бумаги, которые ранее подписывали, -- все так же беспристрастно объяснила кассир.
У Эли слезы навернулись на глаза, она повернулась и вышла прочь. Нет, ей ни денег хотелось теперь. Просто рухнули ее призрачные мечты накормить всех голодных, выслать деньги домой и угостить тетю Валю обедом в ресторане, отблагодарив ее за доброту. Еле-еле взяв себя в руки, Эля поплелась за ведерками с тряпкой, чтобы успеть вымыть кабинеты до прихода начальства. Тетя Валя увидела ее набухшие красные глаза и спросила:
-- Что случилось, не уж-то не дали.
-- Нет, дали, только вот, -- Эля показала сумму.
-- Ах, так вот ты из-за чего. Не плачь, дуреха, начинающим всем так платят. Скажи спасибо, что хоть это уже имеешь. Ты ведь только начала. За всю мою практику, я не видела, чтобы поначалу кому-то платили больше. А работаю я здесь, поверь, немало. Редактор наш хороший, на него грех жаловаться. Не одного уже писателя начинающего в свет вывел. Так что, радуйся, дочка, тебе и так повезло.
И тут Эля внезапно успокоилась. Она вдруг ощутила, что ничем не хуже других и что никакого обмана здесь нет. Просто ей нужно получше потрудиться, чтобы заработать больше. Немного повеселев, она сказала:
-- Я сама виновата, в бумаги внимательней смотреть надо было, когда подписывала.
В тот день после работы Эля не стала рисовать, как прежде. Погода была облачной, но безветренной и по-летнему теплой. Просто облака затянули все небо, спрятав солнце, которое всем уже немного надоело своей яркостью. Такая погода как раз была по душе Эле. И она отправилась не к пруду, как обычно, а в парк, где можно посидеть прямо на зеленой траве, любуясь природой. Сегодня ей пришло в голову написать рассказ. Притчу о мальчике, который искал счастье на краю земли. А потом, когда нашел его, понял, насколько мала радость от сознания обладания им по сравнению с теми минутами борьбы, которые ему пришлось пережить, идя к нему. Ведь счастье – это и есть бесконечная борьба за него. И что бы его удержать, нужно постоянно отвоевывать у самого себя.
Вдохновленная новой открытой истинной и счастливая как прежде, Эля вернулась вечером на работу домывать коридоры. Но после этого, домой сразу не пошла. Она вспомнила, что еще ни разу не видела ночной город весь в огнях и решила покататься на трамвае. Она подошла к остановке и поняла, что попала как раз в час-пик. В это время многие люди возвращались домой и все трамваи были битком набиты. Эля не слишком хотела отступать от собственного решения и, во что бы то ни стало попробовать протиснуться в трамвай.
С огромным усилием ей это удалось. Не обращая внимания на толпу, Эля схватилась обеими руками за поручни, забыв о собственной сумочке с деньгами, которая болталась у нее на плече. Одну остановку Эллина все же проехала спокойно. Но тут кондуктор объявил следующую улицу, на которой нужно выходить и кто-то толкнул ее сзади, протискиваясь к двери. Эля чуть не упала. Вслед за выходящими людьми поволоклась и ее сумка, придавленная толпой.
-- Эй, отдайте! -- закричала Эля.
Но было поздно. Ремешок не выдержал и расстегнулся. Сумка чуть было не уплыла по течению, но Эля цепко схватилась за нее и рванула к себе. Правда, вернувшаяся к хозяйке сумочка, была раскрыта. Но Эля быстро захлопнула ее, даже не глянув, что осталось в ней.
«Нет, -- подумала она, -- Пора выходить, лучше пешком пройтись».
Она еле-еле протиснулась к дверям и на следующей остановке ее буквально вытолкнули наружу. Первым делом Эля кинулась проверять содержание сумки и к превеликому своему ужасу поняла, что денег в ней вместе с кошельком больше нет, хотя все остальное осталось на месте. У Эллины подкосились ноги, она еле доплелась до ближайшей скамейки и плюхнулась на нее, закрыв лицо руками. Плакать у нее больше не было сил.
И так, просидела бы она неизвестно сколько, как вдруг услышала над собой приятный баритон.
-- Что плачешь, дочка, кто обидел? Сейчас ему зададим.
Эля подняла голову и увидела симпатичного мужчину с седыми висками и бородкой. Седина придавала ему шарм и вызывала уважение и ни капельки не портила его. Он приветливо улыбался и Эле вдруг захотелось довериться ему.
-- Меня обокрали в автобусе, -- простонала она.
-- Да ну, вот народ пошел. Таких девушек обворовывают. И много вытащили? – поинтересовался он участливо.
-- Аванс, -- сказала Эля.
-- Видать, из сумки прям вытащили.
-- Да, откуда вы знаете?
-- Так ведь у тебя карманов нет, глупышка.
Карманов у Эли правда не было. На ней была любимая клетчатая юбка в складочку и майка на пуговичках. Любой ее наряд завершали все те же мокасины.
-- Да не переживай, -- успокоил ее мужчина, -- Хочешь, я больше дам.
-- Ой, ну что вы.
-- Да не стесняйся, для таких, как ты не жалко. Как зовут-то тебя.
-- Эллина. Просто Эля.
-- Я – Вадик.
-- Как Вадик, а полностью, -- изумилась Эля, понимая, что мужчина намного старше ее.
-- Нет, нет, просто Вадик и можно на ты.
Эллина от удивления забыла о случившемся с нею.
-- Так чего же ты хочешь, Элечка? -- продолжал беседу Вадик, -- Говори, я исполню любое твое желание. Я скажу тебе по секрету, я ведь волшебник. И у тебя имя красивое, как у той девушки из сказки про волшебника страны Оз. Она ведь тоже златовласая была.
Эля не знала, была ли та девочка златовласая на самом деле, но сравнение ей понравилось. И она так растерялась, что сама не знала теперь, чего хочет, даже если бы перед ней стоял настоящий волшебник. Прежде всего, ей хотелось познакомиться с незнакомцем получше и она стала задавать ему какие-то вопросы, лишь бы продлить беседу.
-- А почему вы не хотите, чтобы вас называли по отчеству, ведь вы же старше.
-- Ну, что ты, Эля, это только кажется, что я старше, а в душе мне всегда семнадцать. Как в песне поется, главное – сердцем не стареть. А что, разве я так старо выгляжу?
-- Да нет, что вы, -- стала оправдываться Эля, не желая обидеть незнакомца, -- Просто мне не привычно, у вас наверняка уже есть взрослые дети.
-- Конечно есть, примерно твоего возраста, две дочурки. И ты мне как дочка, поэтому мне и не нравится, когда ты мне «вы» говоришь. Ты мне моих девочек напоминаешь, и мне все время хочется тебе помочь. Ты мне не безразлична.
-- Ой, мне так неудобно, -- засмущалась Эля.
-- Почему ты стесняешься? Ты должна возмущаться. Ведь у тебя пропали твои заработанные деньги.
-- Но вы ведь не виноваты в том, что они пропали.
-- Но я могу их возместить. Я ведь волшебник, -- тихо произнес мужчина, наклонясь над Элей и хитро подмигнул, -- Доверься мне, и ты не пожалеешь.
Этот человек начинал Эле нравиться. Добродушные карие глаза, солидная седина, не портящая лица. Умеренная полнота придавала еще больше обаяния. Он постоянно шутил и улыбался, и Эля сама не заметила, как увлеклась его беседой.
-- Ну что, пойдем прогуляемся, -- предложил Вадик Эле, -- только, чур, с этого момента на «ты». И не стесняйся называть меня просто по имени. Мне так больше нравится.
-- Хорошо, -- пообещала Эля, хотя сказать ты малознакомому мужчине еще затруднялась.
-- Ну, так чего ты хочешь? -- не унимался Вадик, -- Пряников, шоколада, мармелада?
Эля очень любила сладости, и первое, что пришло ей в голову, это карамельки.
-- Хочу конфет в разноцветных обвертках. Карамелек и леденцов, разноцветных со вкусом лимона, апельсина, яблока.
Эля всегда вспоминала про свои любимые леденцы, когда хотела есть, потому, что всегда носила их при себе в кармашке.
-- Это мы мигом, -- рассмеялся Вадик.
Эле было легко с ним и весело. Целый вечер они прогуляли по улицам. Вадик обнимал Элю за плечи, покупал ей все возможные сладости и мороженное, рассказывал всякие забавные истории, что б ей не было скучно. Эля слушала его, потом рассказывала про себя. Рассказала почти все, как жила раньше, зачем сюда приехала, вот только про Костю ничего говорить не стала. Ей не хотелось, что бы этот момент в ее жизни знал кто-то еще, пусть даже очень хороший человек.
Вдруг Вадик предложил:
-- Ну что, красавица, пойдем в ресторан или ночной клуб.
Эля от неожиданности чуть не поперхнулась пирожным. Это предложение ей показалось несколько неожиданным.
-- Как, в ночной клуб?!
-- Ну, как, обыкновенно. Разве ты маленькая? Тебе нужно взрослеть. Ведь не даром от мамки сюда сбежала. А в жизни необходимо всего попробовать, -- уговаривал Вадик, -- Да ты не бойся, ведь я же рядом.
Эле всегда было самой любопытно посмотреть, что делается в ночном клубе, но она несколько робела.
-- Да, но у меня такой вид, -- начала, запинаясь, она, -- Ведь туда красивой идти нужно, а не в мокасинах же.
Вадик оглядел Элю.
-- Это мы сейчас поправим. Туфельки на каблучке тебе очень подошли бы. Пойдем ко мне, у меня кое- что осталось от дочек.
-- Да нет, что ты, может в другой раз, -- снова смутилась Эля, -- вдруг дочки сердиться будут.
-- Нет, не будут. То, что на старшую мало оказалось, младшая донашивать не хочет. Так и лежит ни разу никем не надеванное. А я раньше часто по командировкам заграницу ездил, привозил им много разных вещей.
-- Ой, чем же я тебя отблагодарю, -- всплеснула в ладоши Эля.
-- Не смущайся, о благодарности не думай, как-нибудь потом сочтемся, -- сказал Вадик и как-то хитро улыбнулся, но Эля этого не заметила.
Беспечно она отправилась в гости к «доброму волшебнику», который жил в обычной многоэтажке на шестом этаже. Квартира его была уютная и хорошо обставленная. Он провел Элю в зал, угостил чаем. Затем достал из шкафа коробку с новенькими полированными туфельками. Они подошли Эле по размеру, но были слегка широковаты на ее миниатюрной ножке. Поэтому походка ее была слегка неуверенной из-за неустойчивости каблучка.
-- Ну, ты и впрямь, золушка, -- удивился Вадик, -- моим-то всем, то узкие, то малы, -- сказал он так, будто у него было не две, а пол дюжины дочек, но Эля эти слова не приняла во внимание тоже, увлеченная примеркой.
Затем Вадик достал, порывшись в шкафа короткую кожаную юбку.
-- На, это тоже примерь. На тебе как раз сойдется.
Эля вышла в коридор, что бы переодеться. Тут же в прихожей глянула на себя в зеркало. От туда на нее смотрела супермодная златовласая статуэтка. Фигурка ее была ловко выточена мастером-умельцем. Юбка подчеркивала стройную талию и плоский живот, плотно облегала округлые бедра и не скрывала сильные фигуристые ножки. Эля вошла в комнату и прошлась несколько раз мимо, ошарашенного, ее красотой Вадика.
-- Хороша, -- сладостно шептал он про себя, -- Правильно, тебе учиться красоте нужно, не маленькая уже. Знойная девка.
Он взял Элину сумку и что-то положил туда, рассчитывая на то, что Эля это видит. В этот момент Эля стояла полубоком к нему и, казалось, смотрит на него. Но на самом деле ничего в этом мире сейчас не могло оторвать ее взгляда от собственного отражения в зеркале серванта. Ей не слишком понравились его последние слова на счет знойной девки, которые она слышала краем уха. Но она опять не придала им большего значения.
-- Венера. Тебе фотомоделью надо быть. Если будешь хорошо себя вести, еще больше заработаешь, -- намекнул Вадик.
Но Эля не поняла этого намека, чего больше она должна заработать и как хорошо себя нужно вести.
-- Да какая из меня модель, -- наконец очнулась она, -- Я ведь невысокая.
-- Ничего, для нас это не важно, у нас королевой будешь.
-- Где, у вас? – снова не поняла Эля.
-- Потом узнаешь. Я тебя с ребятами познакомлю и красавицами, как ты. Будешь с ними работать, -- и почти про себя, так, что Эля не расслышала, -- И туфли и юбку отработаешь.
-- Топ-моделью?
-- Почти. Иди цыпочка сюда. Ух, какая, -- Вадик жадно протягивал к Эле руки, пытаясь схватить ее за какую-нибудь часть тела. Его грубые движения не понравились Эле, и она рефлекторно отпрянула.
«Цыпочка, иди сюда, цыпка», -- пронеслись у нее в голове слова, вызывающие отвращение. И вдруг откуда-то из далека сказочный голос: «Фея, златовласая Фея…»
Сердце Эли дрогнуло и застонало. Она вспомнила, как это все произошло в первый раз у них с Костей. Внезапно догадка осенила ее. Она вдруг поняла, с какими ребятами ее хотят познакомить. Кем она будет работать среди них и зачем ей дарят такие дорогие подарки. Конечно не за даром и не по доброте душевной.
В этот момент Вадик, видя, что Эля намерена сопротивляться, схватил ее за подол юбки и рванул на себя. Юбка разорвалась по шву от рывка. Эля не стерпела подобного хамства и, скинув туфли, швырнула одним из них толстяку в лицо. Он задел его каблуком по лбу, следующий приземлился так же. Толстяк оторопел и растерялся, он не ожидал такого поворота. А Эля, не долго думая, с ненавистью дорвала юбку на себе и тоже швырнула ему в лицо.
-- Забирай свои дрянные подарки, не нужны они мне! -- закричала Эля.
-- Да ты что, сума поехала. Я ведь хочу тебя, не видишь. Какая баба в наше время от такого откажется. Замухрышка несчастная.
-- Я сюда не за этим приехала. У меня по важнее дела, чем у твоих баб, -- кричала
Эля.
-- Ох, подумаешь, дела у нее важные! Да кому они нужны твои стихи сейчас. Все равно из тебя ничего не получится, а так бы денег заработала. Глядишь, я бы и с людьми важными познакомил. Все газеты тебя печатать начнут, если будешь умная. А нет, вот увидишь, у тебя ничего не получится! У меня много связей, у тебя здесь – никого.
По большей части Вадик блефовал. Не было у него никаких связей. Он был обычным сутенером из ночного клуба. И сейчас главной его целью было заманить Эллину в сети, как очень дорогую секс-штучку за последнее время.
Подобного цинизма Эля встретить не ожидала и не была готова к этому. Добродушная гримаса мигом пропала с толстой физиономии с двойным подбородком. Эля вдруг почувствовала себя в нелепейшей ситуации. Как она могла так просто поверить первому встречному. Но времени на раздумье у нее не было. Она схватила свои собственные вещи, пока толстяк не успел слезть с кресла, и пулей выскочила в прихожую. Там она кое-как влезла в свою юбку и, нашарив в темноте мокасины, впрыгнула в них.
-- Попробуй только подойти, буду в дверь ногами бить и орать! -- предупредила Эля.
Пока толстяк мешкался в нерешительности, она отперла дверь и выбежала на площадку. Там не было никого. Открытый лифт пустовал. Эля мигом вскочила в него, нажав на кнопки спуска вниз на первый этаж. Дверь, не спеша, закрылась. Но за эти секунды Эллине показалось, что она умрет от напряжения. Пока доехала до первого этажа, завязала шнурки и привела себя в порядок.
Выбежав из подъезда на улицу, побежала на самое светлое место. Но, похоже, за ней никто и не думал гнаться. Может, толстяк просто был не в состоянии этого сделать, а, может, не хотел приобретать из-за какой-то бестолковки неприятности. Так или иначе, она больше не была ему нужна.
Едва отдышавшись от пробежки, Эля решила зайти в ближайшее ночное кафе, выпить чашечку кофе и успокоиться. Она села за столик, заказав кофе с молоком и пирожное, и только тут вспомнила, что сегодня в автобусе у нее вытащили все деньги. Машинально она открыла сумочку и не поверила своим глазам. В ней лежала стопка купюр, правда без кошелька. Ясное дело, не ее аванс. Но откуда они? Ну конечно, Эля догадалась, это толстяк заплатил ей за будущие услуги. Он рассчитывал на то, что Эля соблазнится на легкий заработок, и, видимо, предчувствовал близкую победу. Первой ее реакцией было желание пойти и кинуть бумажки в морду этому мерзавцу. Но возвращаться было опасно. Да и деньги были Эле нужны.
«Пусть это будет компенсацией за все мои беды сегодня, -- решила она, -- А с него все равно не убудется, сутенер несчастный.»
Денег оказалось в два раза больше, чем у нее украли. Эля осторожно их пересчитала так, что бы не привлекать к себе внимание. Одну из купюр даже посмотрела на свет перед светильником, не фальшивая ли она и расплатилась ею с официантом.
Эля сидела за столиком, пила уже вторую чашечку кофе и пыталась собраться с мыслями. Она размышляла, что ей делать дальше, поскольку от дома оказалась теперь далеко. В баре было уютно, ночное время еще не началось, хотя было уже часов десять вечера. Негромко играла приятная музыка, царил полумрак, кое-где мигала иллюминация.
Эля наблюдала за отдыхающими. Мало помалу она перестала переживать, решив, что немного отдохнет и на ближайшем троллейбусе отправится домой. Неподалеку за столиком она увидела симпатичную женщину неопределенного возраста, которая тоже отдыхала одна. Она сидела в пол-оборота и иногда тоже поглядывала на Элю, потягивая какой-то напиток через трубочку. У нее была аккуратная стрижка на манер Эдит Пиаф, подчеркивающая густоту ее здоровых волос. На плечах ажурная легкая шаль, под ней вечернее платье, оставлявшее плечи открытыми. Все манеры и движения этой женщины были невероятно изысканы.
«Какая она красивая, - подумала Эля, - Наверное, артистка какая-нибудь. Работает в театре, а может, и в кино снимается. Ну, художница, в крайнем случае. А, может быть, она модельер из салона красоты, вон как одета классно.»
Пока Эля так думала, женщина грациозно поднялась и вдруг подошла к Эле. У той сердце замерло от неожиданности. Ей так же хотелось пообщаться с прекрасной незнакомкой, но воспитание не позволяло быть навязчивой.
Женщина присела напротив Эли за ее столик.
-- Скучаем? -- приветливо улыбнулась она Эллине, которая вовсю смотрела на нее широко раскрытыми глазами, -- Ну, что за повод? Не уж-то милый бросил такую малышку.
Эля немного смутилась, для нее все люди в этом городе были звездами. И ей было так неожиданно и приятно внимание незнакомки.
-- Это не меня бросили, это я бросила, - начала Эля, но запнулась. Ей было неловко рассказывать дальше о том, что она так нелепо чуть не влипла в историю с сутенером. Но продолжать ей и не пришлось.
-- Да, знаю, знаю, все они подлецы. В лучшем случае, бросаем мы их. В худшем – они позорно сбегают сами. Можешь не продолжать, такие истории мне известны наизусть. Он изменил, ты не выдержала обиды. Так?
-- Примерно так, -- соврала Эля, решив оставить свое приключение тайной.
Женщина выглядела очень привлекательно и притягивала своим обаянием. Она вытащила из своей сумочки сигаретку и зажигалку, и прикурила самой себе.
-- Как тебя зовут, кукла? -- снова обратилась она к Эле.
-- Эля. Эллина полностью.
-- Хорошее имя, необычное, если оно действительно твое. Меня – Одель.
-- Как это, мое? – не поняла Эля.
-- Здесь все называются чужими именами. Особенно по вечерам.
-- И вы тоже?
-- Неважно.
-- Извините, можно у вас спросить, -- не выдержала Эля, -- Вы так хорошо смотритесь, вы случайно не артистка?
-- Случайно нет. Я из салона красоты, парикмахер.
Эля снова замерла от нахлынувшего обольщения.
-- Я так и знала, что ваша работа связана с красотой. Моя мама тоже парикмахер и она тоже всегда хорошо выглядит.
Женщина снисходительно улыбнулась. Выкурив сигарету она придвинулась ближе к Эле.
-- Ну что, закажем что-нибудь покрепче, я угощаю.
-- Ой, нет, что вы. Я только кофе или сок.
-- Да оставь ты это, -- Одель отодвинула в сторону Элину чашечку с уже остывшим кофе, -- Раз сюда попала, надо пользоваться всем.
-- Нет, я не пью.
Но Одель этого уже не хотела слышать. Щелчком пальцев она позвала официанта.
-- Нам два мартини. Пока два, -- подмигнула она Эле.
Через несколько минут заказ был подан.
-- Ну, за знакомство, -- подняла чарку Одель. Она одним глотком выпила половинку. Эля только пригубила, напиток ей не понравился.
Одель опять прикурила.
-- Ты не куришь? -- предложила она Эле.
-- Нет.
-- Просто удивительно, как мама отпустила такого ангелочка саму на улицу.
Она теребила распушенные Элины локоны, осторожно накручивая их на свои длинные пальцы. Эле было приятно находиться с ней. От нее исходил тончайший аромат дорогих духов.
-- Встретились две одиноких, -- сладостным голосом протянула Одель.
-- Как, вы такая красивая и одна?! -- удивился Эля.
-- Да, детка, это так. Жизнь -- ироничная вещь. С годами понимаешь, что с кем бы ты ни была, все равно одинока. Но потом начинаешь чувствовать, что это и к лучшему.
-- Почему?
-- Подрастешь, поймешь, -- улыбнулась загадочно Одель, -- И давай, называй меня на ты. Неужели я так старо выгляжу?
-- Нет, что вы, -- успокоила ее Эля.
Но при тусклом свете Эля смогла рассмотреть, что на ее худеньком лице много косметики, а на выразительных губах толстый слой помады. И тут Эля испытала неловкость, вспомнив, что вовсе не пользуется косметикой, только помадой иногда. Но сейчас и того на ней не было.
«Может, это не прилично, что я так выгляжу», - пронеслось у Эллины в голове.
-- Ну, что, -- предложила Одель, -- Махнем ко мне, у меня так много видеокассет.
И, обняв Элю за плечи, она увлекла ее к выходу.
Оказалось, что живет Одель недалеко, в хорошо оформленной и обставленной квартире. Почти все вокруг было в зеркалах. Зеркало было даже на потолке. А диван, на котором сидели они с Элей, был очень мягким и удобным.
-- Люблю, когда все вокруг отражается, -- пояснила она Эле, -- Зеркала мне напоминают озера. Правда, красиво?
-- Да, -- Эля больше ничего не могла сказать в ответ. От новых впечатлений и от мартини у нее закружилась голова, ноги стали тяжелыми, а по всему телу растекалась истома.
-- Ты останешься у меня ночевать? -- предложила обольстительная спутница Эле.
-- Но мне завтра на работу рано вставать.
-- Ох, на работу, мне тоже. Если все время только о работе думать, то и жить не стоит. А где ты работаешь? Я имею в виду адрес, -- Одель все это время задавала только конкретные вопросы. Но, ни прошлое, ни настоящее, а тем более будущее Эли, ее ни капли не интересовало.
Эля назвала адрес редакции.
-- Ах, это не далеко отсюда, всего пару кварталов. Успеешь встать пораньше и доехать на автобусе.
Тут Эля вспомнила про тетю Валю. Она, наверное, переживает, где сейчас Эля. И у самой Эли стали появляться мысли, что лучше было бы идти домой прямо сейчас.
-- Нет, пожалуй, я пойду, -- попыталась подняться с дивана Эля, но не в силах была это сделать.
-- Ну, посиди немного, посмотри видик. А потом я тебя проведу.
Эля почувствовала, что вырваться от этой коварной красавицы ей будет теперь не так просто. Доводы на счет тети Вали не будут иметь для нее слишком большого значения, поэтому приводить их не стоит. Но Эле нужно было спешить домой в столь позднее время. Она очень устала от прогулки и жутко хотела спать. Да и вся первоначальная симпатия к элегантной леди куда-то испарилась. Ее скучные разговоры стали надоедать Эллине, привыкшей к свежему воздуху, свободе и простору.
-- Ну, хорошо, только совсем немного, -- уступила Эля, желая посидеть еще несколько минут и собираться домой. Голова ее уже перестала кружиться так сильно.
Одель села очень близко с Элей и склонила голову на ее плечо, а потом стала гладить Элю по руке. Эле показался странным этот жест и неприятным, она отдернула руку.
-- Что, мои ласки не нравятся? -- удивленно спросила Одель.
Эля смутилась.
-- А если так, -- Одель стала тонкими пальцами расстегивать на ней блузку.
Тут Элю просто в жар бросило. Хмель и усталость как рукой сняло. Она почувствовала, что опять влипла по собственной глупости или, скорее, незнанию. Как можно было сразу не догадаться, чего хочет эта женщина от нее и для чего пригласила к себе домой. Она вовсе не одинока, просто хотела побыть с Элей наедине.
-- Мне надо домой, -- взмолилась Эля.
-- Ты никуда сейчас не уйдешь, пока не выполнишь мой каприз. Ведь тебе ничего это не стоит, - лицо Одель стало каким-то хитрым и хищным, как у лисицы, подстерегающей свою добычу. Бедная Эля не знала, куда деться. Ей хотелось бежать, но как вырваться из лап этой кошки? И тут она предприняла ответный хитрый ход.
-- Ах, мне так хорошо с тобой, -- притворно Эля полузакрыла глаза, будто внезапно впала в экстаз, -- Но нет, нет, я так сразу не могу. Я должна принять душ, ведь я не заходила домой после работы.
Одель немного отшатнулась от нее, но скрыла брезгливость.
-- Ну, что ж, иди, только не долго, -- кинула она повелительным тоном и отвернулась к телевизору.
Теперь Эллиной овладела не только брезгливость и омерзение, но и какая-то внутренняя злость. Она вспомнила свою работу, девиц подобного рода, занимающих более ответственные должности, чем Эля. Они во всем старались унизить тех, кто проще их. И ей вдруг захотелось сделать в ответ на такой поступок тоже что-то мерзкое. Просто смыться в втихаря, а она пусть сидит и ждет, может, дождется своего. Поддаваться пагубному влиянию Эля не собиралась.
Эля незаметно взяла свою сумочку и, кокетливо виляя бедрами, направилась к выходу в комнате. Но шла она не в ванную, а бесшумно и осторожно, что бы не отражаться в зеркалах, проникла в коридор. Затем, так же бесшумно, обулась, аккуратно завязав шнурки, без малейшего шороха и даже не хлопнув дверью, вышла на лестничную площадку.
Она уже не боялась, что за ней будут гнаться, но бежала бегом от грязного места, чтобы поскорее забыть о случившемся. Пробежав квартал, она свернула в сквер, ярко освещенный фонарями. Там она плюхнулась на ближайшую скамейку, чтобы перевести дыхание.
-- Ну и денек, -- произнесла она вслух самой себе, -- Один раз обокрали, два раза чуть не изнасиловали, -- загибала Эля пальцы на руке, -- Как можно жить в этом городе, что будет дальше?
И тут, у себя за спиной, она услышала тоненькое поскуливание. Эля прислушалась – это был плач. Но плач очень сдавленный. Как будто тот, кто плачет, боялся, что его услышат. Эля обернулась. На тыльной стороне двойной скамейки сидел ребенок. Судя по голосу, девочка, лет двенадцати. Ее макушка была едва видна за спинкой скамейки. Эля замерла, наблюдая за ней. Девочка плакала так горько, словно ее кто-то обидел.
«Вдруг ее обидел какой-нибудь мужик или баба, вроде той…» -- пронеслось в голове у Эли и она, не теряя времени, подошла к ней.
-- Что случилось, почему ты плачешь? – спросила Эля.
Девочка испуганно подняла глаза. С минуту она молчала, разглядывала Элю и думала, стоит ли ей открываться. Потом, видимо, поняла, что Эля ничего страшного из собой не представляет, и ответила ей:
-- Из дому выгнали.
-- Кто, родители?
-- Да.
-- За что?
-- Из-за подруги. Они не хотят, что б я с ней дружила, -- всхлипнула девочка.
Эля вспомнила свою подругу, сколько обид и неприятностей она перенесла из-за нее. Но та была для всех хорошая, делая Элю во всем плохой.
-- А что, она такая плохая?
-- Не скажу.
-- Но тогда я не смогу тебе помочь.
-- Ты хочешь помочь?
-- Ну, конечно.
-- А не отвернешься, когда я все расскажу?
-- Постараюсь.
Девочка успокоилась немного.
-- Как тебя зовут? -- спросила Эля.
-- Анечка.
-- Совсем как мою подругу, -- заметила Эля с иронией, -- А сколько тебе лет?
-- Четырнадцать.
-- Выглядишь ты младше. Так, что там, с подругой?
-- У нас в классе все девчонки дружат с мальчиками. У каждой есть друг. А мы дружим только вдвоем и дружим уже давно, с первого класса. А с мальчиками у нас не получается. Ну, не можем себе пару найти ни она, ни я. И они из-за этого стали называть нас лесбиянками.
-- Ну и что?
-- Да ничего. Мы разозлились и давай целоваться при всех, чтоб им досадно стало. А Пашка, самый вредный. Он в моем подъезде живет, все рассказал моему отцу, когда тот к ним в гости зашел. Отец рассердился на меня и сказал, что ему дочь развратница не нужна, лучше пусть никакой не будет.
-- Так вы по настоящему целовались?
-- Нет, понарошку.
-- Ну, все равно как. Разве можно ребенка из дома выгонять из-за этого.
Эля вспомнила своих родителей. Мама, конечно бы не поняла. Об этом Эле и подумать было страшно. Но никогда бы из дома не выгнала, кого бы она там ни целовала. Может, скорее всего, совсем бы на улицу не выпустила.
-- А почему ты ничего ему не объяснила? – снова спросила она у Ани.
--Я хотела, а он слушать ничего не хочет. Говорит, что в его времена ничего такого не было.
--Ну, ладно, пойдем пока ко мне домой, а утром разберемся.
--А где ты живешь?
--Здесь недалеко, квартал пройти нужно. Я приезжая, живу на квартире. Только я не одна, с тетей Валей. Ночевать будем в моей комнате. Хорошо?
--Хорошо, - повеселела Аня.
Когда Эля с Анечкой открыли входную дверь временной Элиной квартиры, там было совершенно темно, свет уже был выключен везде. Тетя Валя давно спала, и из ее спальни доносилось похрапывание.
Девочки, не зажигая света, на ощупь пробрались в комнату и быстро улеглись спать на одной широкой кровати, поскольку другой больше не было.
-- Аня, если мы завтра столкнемся с тетей Валей, ты молчи и только поддакивай. А я найду, что сказать.
-- Хорошо.
И не успели обе сомкнуть глаза, как крепко заснули. Рано утром с первыми лучами солнца Эля проснулась первая. Встала она по привычке без будильника и начала будить Аню.
-- Вставай, нам нужно к твоим родителям успеть. Если хочешь, я помогу тебе убедить их, что вы нормально дружите, и они снова примут тебя к себе.
-- Ой, спасибо, Эля, -- обрадовалась Аня и снова затряслась в истерической дрожи от воспоминаний о доме.
Эля в напряжении перевела дыхание. Она прислушалась к тишине. Но тетя Валя тоже встала сегодня рано, значит выскочить из дома обеим партизанкам незамеченными уже не удастся.
Тетя Валя увидела Элю и распереживалась:
-- Где ж ты была, гуляла, всю ночь? Хоть бы предупредила. Мало ли, сколько бандитов по улицам ходит.
-- Теть Валь, не сердитесь, -- успокоила ее Эля, -- Мы с Аней так подружились и задержались у нее допоздна. Видик смотрели, ужасы.
-- Ох и ужасы у вас в голове. Ну, хорошо, что подругу нашла, а то самой ведь скучно. Может, позавтракаете?
-- Нет, спасибо, нам нужно идти. Я провожу Аню домой и сама на работу скорее, что б не опоздать.
Аня стояла в этот момент рядом с Элей и только растерянно кивала головой.
-- Ну, заходите к нам еще, -- дружелюбно проводила их тетя Валя с порога.
-- Спасибо, обязательно, зайдем, -- улыбнулась Аня. Эля подтолкнула ее ближе к выходу, потому, что боялась услышать вопрос, который задержит их с объяснениями надолго -- каким образом Аня оказалась среди ночи в Элиной комнате. И, не дав тете Вале опомниться, девочки выскользнули в двери и скрылись из виду.
Аня жила недалеко от того сквера, где вчера столкнулась с Элей, почти возле самой набережной. Им было хорошо идти по свежей утренней улице, чувствуя прохладный воздух, который с наступлением дня станет душным и пыльным.
-- Ну, вот мой дом, -- сказала Аня и остановилась. Она не решалась войти первая. У самой Эли тоже что-то нервно задергалось внутри от воспоминания о предыдущем разговоре. Глубоко вдохнув воздух и взяв себя в руки, она скомандовала:
-- Пошли.
Эля шла впереди, Аня догоняла ее следом. Подниматься пришлось не высоко, всего на третий этаж и девочки обошлись без лифта.
Вот и дверь Аниной квартиры, как барьер, который нужно во что бы то ни стало взять. Подруги переглянулись, немного собираясь с духом. Затем Эля нажала на кнопку звонка. Через несколько секунд дверь открыл высокий крепкий мужчина со всклоченными волосами после сна и круглым выпуклым животом. Сначала он недоуменно уставился на Элю, не поняв, кто к ним пришел. Но потом увидел свою дочь, выглядывающую из-за нее.
-- А, явилась. Где шлялась всю ночь?! Мать извелась, не спала из-за тебя. Это ты с ней была? -- он покосился на Элю.
-- Извините, -- начала Эля, -- Аня, действительно всю ночь была со мной по той лишь причине, что вы ее выгнали из дома и ей некуда было больше идти.
-- Да кто ее выгнал?! Никто не выгонял. Я просто сказал, что б шла и подумала над своим поведением. Не впущу к ужину, пока не поймет. А вы, собственно говоря, кто такая? – гремел своим басом великан на весь подъезд.
-- Я, собственно, Анина подруга.
-- Что, тоже со сдвигом?!
-- Никакого сдвига у меня нет и у нее тоже. Я пришла сюда, что бы убедить вас в этом.
-- Ладно, заступница, считай, что на первый раз убедила. Но если еще раз услышу от посторонних людей…
-- Но ведь они могут врать, -- снова вмешалась Эля.
-- Мне, врать?! Никогда! Я голову снесу!
Эля поняла, что дальнейшая дискуссия бессмысленна.
-- Простите ее, -- все же попросила она.
-- На первый раз прощаю, проходи, -- великан сделал жест относительно Ани, -- А потом дома запру и никаких подруг, только учеба.
Аня прошла в квартиру, а Эля, вздохнув с облегчением, спустилась по лестнице и отправилась на работу.
Сегодняшний день ей показался очень длинным. То, что раньше она делала с легкостью, вовсе не думая об этом, сегодня выполняла с превеликим трудом. Очень хотелось спать. После работы днем Эля никуда не пошла, а отправилась домой досматривать сны, что бы с новыми силами к вечеру отправиться вновь на ту же работу.
Но вечером после работы Эле вновь захотелось побродить по аллеям парка. И даже с наступлением темноты ей не хотелось идти домой. Она прогуливалась одна по самым заросшим и нехоженым дорожкам сквериков, хотя, возможно, это было не безопасно. Но Элей прочно овладела меланхолия, а может, ностальгия по дому и ей совсем не хотелось возвращаться в глухие четыре стены своей временной квартиры.
Ночь укрыла изумрудом листву и каждую травинку, как и там, где Эля жила раньше. И звезды на небе здесь были такими же и луна. Но что-то было не так, чего-то не хватало. Не было того пения лягушек на закате дня и сверчков здесь не было слышно с наступлением темноты. Все места для отдыха были культурные, гладко причесанные и чисто убранные. И как Эля ни прислушивалась, не могла различить в темноте тех загадочных звуков и шорохов, исходивших непонятно откуда, как тогда с Костей.
Он почему-то вспомнился ей сегодня так ясно. И тот их последний вечер наедине, самый лучший в ее жизни. И Эля теперь никак не могла понять, то ли то место действительно было загадочным, то ли Костя вправду был волшебником и все эти чудеса исходили от него самого. Так или иначе, но здесь Эля не слышала ничего необычного, как ни старалась.
Таким образом прогуливаться перед сном Эля могла каждый вечер. Но вскоре это занятие ей показалось бесцельным. Писать стихи и рисовать ей тоже наскучило просто потому, что не было больше смысла делать это только для самой себя. Эле вдруг захотелось общения, а именно, пробудилось желание выплеснуть свои драгоценные чувства для кого-то на радость и удивление. Вживую, а не просто на бумаге. Но Эля нуждалась скорее не в славе, а в понимании. Как же ей хотелось найти еще хотя бы одно такое же одинокое сердце и поделиться с ним всем. Вскоре ею почти начало овладевать отчаяние.
И, вот, однажды, совершенно случайно она увидела афишу. «Вечер авторской песни», -- было написано крупными буквами. А ниже приглашения не только на концерт послушать песни, но и посетить скромный клуб бардов всех, кто сочиняет сам. Так же был указан адрес клуба и телефон.
Эллине стало любопытно. Хотя песни бардов она не очень любила, предпочитая легкие рок-н-рольные песенки, но быть может там ее смогут понять. Этот день ей подарил надежду. На бегу она сочинила еще пару стихов и еле успела записать их в трамвае.
Рабочие часы вечером пролетали быстро. Также не заметно пролетело следующее утро.
С легкостью Эля сделала все, что было необходимо и, мурлыча под нос песенку, возвращалась домой. В подворотне на нее залаяла собачонка и не хотела отставать.
-- Ну, что ты сердишься, не трогаю я тебя, -- попыталась она успокоить песика неизвестной породы, наподобие болонки со смешными торчащими ушами. Но он воспринял эти слова, как приглашение и, виляя кудлатым хвостом, не покидал Элю.
-- Ты, наверное, есть хочешь? -- остановилась Эля,-- Тебя выгнали? – ей стало жаль песика, он был чистенький. Видно еще не успел одичать и искал себе хозяина. Эля разговаривала с ним, а он смешно наклонял голову то в одну, то в другую сторону, слушая ее.
-- Какой ты смешной. Ну, ладно, пойдем, пирожков дам.
Песик засеменил следом. Эля купила пирожков с мясом и накормила собачку. Он ей понравился. Она присела на лавочку в сквере, ей снова стало жалко беднягу. И тут она дала волю бредовой идее, от которой отмахивалась несколько минут тому назад. Ей вдруг так захотелось взять песика к себе домой. Но что скажет тетя Валя? Эля следила бы за ним и ухаживала, и он не был бы помехой в квартире.
-- Ах, ладно, уговорил, -- махнула рукой Эля, -- Была, не была, пошли. Но как же тебя называть? – она пристально посмотрела на своего спутника, -- Такой интересный, будто с веснушками, как Антошка. Ха-ха, Антошка, Тошка, Тотошка. Ну, что, Тотошка, пошли.
Тошке, видимо, понравилось его новое имя и он весело последовал за Элей.
Тети Вали не было дома, она была на работе до самого вечера, а когда придет, Эле надо будет идти дорабатывать смену. Но как быть с Тошкой? Эля решила дождаться хозяйку квартиры и выпросить у нее разрешения оставить песика. Хотя сама Эля даже не надеялась, что тетя Валя ей уступит, как бы добра она не была. Ведь ее квартира такая чистая и аккуратная, наверное, здесь никогда не держали животных. Но как быть с бедным, маленьким существом, оставшимся без крова и хозяина? Разве можно выгнать его снова на улицу.
Для начала Эля решила выкупать Тошку в собственном тазике для стирки белья. Его она тоже затем тщательно вымыла. Все это она делала очень осторожно, что бы меньше оставить луж и следов после купания.
Тошка всю процедуру перенес спокойно, видимо был привычным к ней. Затем Эля закутала его в собственное полотенце, которое привезла из дому. Убрав начисто в кухне, заперлась со своим любимцем в комнатке до прихода хозяйки.
Она села в кресло, держа в руках маленький дрожащий сверток, прижала его к себе и задремала. Тошка согрелся и тоже заснул. Так они проспали до вечера. Проснулась Эля от того, что хлопнула дверь в прихожей.
-- Эля, ты дома? – позвала тетя Валя, -- Тебе на работу не пора?
Эля оставила Тошку досыпать в кресле, а сама вышла в прихожую на встречу хозяйке.
-- Да теть Валь, я уже собираюсь.
-- Ну, давай, а то я уж думала, что забыла.
-- Нет, я не забыла, я просто вас жду.
-- Меня? А что случилось?
-- Да нет, ничего. Но вы не сердитесь, пожалуйста, я вас очень прошу. Я знаю, вы добрая.
-- Ну, говори же, не томи душу, – взволновалась тетя Валя, испуганно глядя на Элю.
-- В общем, у меня гость.
-- Фу-ух, -- выдохнула тетя Валя, -- Парень, что ли?
-- Не совсем.
-- Ну не животное же.
-- Точно, угадали.
Тетя Валя вопросительно глянула на Элю.
Тошке надоело сидеть в кресле, и он выбежал, виляя хвостом, в прихожую через плохо запертую дверь. Тетя Валя увидела его.
-- Вот это животное, что ли?
-- Да.
-- Ой, ну Эля, ну артистка! Я думала, она медведя привела.
И без того хорошенький песик после купания стал еще чище и пушистее.
-- Можно мне его с собой оставить? -- умоляюще посмотрела Эля на тетю Валю.
-- А ты откуда знаешь, что он ничей.
-- На улице привязался, есть просил. А мне его жалко стало.
-- Знакомая картина. Мои всю жизнь-то собак, то кошек домой таскали. Даже туалет кошачий где-то остался. Я-то не против, только следить за животными надо.
-- Я буду следить, теть Валь!
-- Что б возле миски было чисто, лапы с улицы мыть, спать собачке только на отдельном коврике, -- строго выдвинула свои требования домохозяйка, -- У нас тут после Барсика плетёный половичок остался.
-- Вот здорово! – всплеснула в ладоши Эля, -- Я знала, что вы очень добрая!
-- Ладно, ладно, мне не привыкать. Собирайся на работу, а то опоздаешь.
Теперь Эля спешила как никогда домой в обед и по вечерам, зная, что ее ждет питомец. По дороге она покупала кое-какую снедь для собачки, затем выгуливала его. Иногда, проходя мимо Анечкиного двора, останавливалась, поболтать с ней, если та гуляла возле подъезда со своими подругами, которые всегда принимали Элю дружелюбно.
Но Эля не забыла о той афише и, хоть концерт уже давно прошел, потому, что афиша была старая, Эля все же горела желанием посетить бард-клуб. И одним прекрасным днем после работы вместе с Тошкой она отправилась на поиски по указанному адресу. Ей так не терпелось повстречаться с настоящими творческими людьми.
Малыш семенил вслед за хозяйкой, не отставая ни на один собачий шаг. Вот и клуб -- одноэтажное здание на пустыре, но оно было заперто. Видимо здесь собирались только по вечерам.
Эля решила погулять в парке с Тошкой, а вечером прийти сюда. Сегодня она рискнула взять своего любимца с собой на работу, что бы не возвращаться после прогулки домой. Все начальство редакции уже разошлось по домам, и никто об этом не узнал.
Зная, какой песик послушный, Эля заперла его в своей каптерке, а сама ушла работать. Когда все было сделано, они покинули здание редакции и направились в клуб.
Эля осторожно отворила незапертую дверь здания, похожего на сарайчик и спросила: «Можно войти?». Она немного переживала и нервничала.
-- Да, войдите, -- услышала она чей-то голос из глубины комнаты. Там было накурено и мало света. Но даже войдя в полумрак, Эля поняла, что здесь много людей. Они все о чем-то разговаривали, шумели, пели. В основном, судя по голосам, это были мужчины. К Эле подошел молодой парень с бородой. Ему было всего лет двадцать семь с виду, но борода делала его старше.
-- Вы кого-то ищите? -- спросил он Элю, приняв ее за подругу одного из своих товарищей.
-- Я пришла в этот клуб, потому, что сочиняю стихи.
Парень едва усмехнулся.
Это прекрасно. Но как вы видите, у нас мужской, почти, мужской коллектив. За исключением некоторых наших подруг. Следовательно, стихи и песни у нас тоже мужские.
-- Как это, стихи мужские. Разве на них пол обозначается? Может, у них усы растут? -- улыбнулась Эля, но парень оставался серьезным. Ему, видно, не очень понравилась Элина шутка.
-- Мужские стихи очень сильно отличаются от женских. Вряд ли вы их поймете.
-- Я никогда не думала, что для стихов так важен пол. Я считала, что все люди должны стремиться к одному – быть возвышенными. Но, неужели для нас так велика разница в духовном счастье? Ведь если человек талантлив, то не важно, кто он.
-- Вообще-то разница есть, еще и какая. Вот послушай-ка, -- парень взял гитару и запел:
Солнце, не-бо, вот это здо - рово, ребята,
Опять дорога позвала куда-то
Лала-лала куда-то.
И мы свободней ветра в чистом поле,
И мы всегда на воле,
Лала - лала на во-ле.
-- Я тоже, вроде не в клетке, -- выслушав песню, сказала Эля.
-- Эх, девушка, что ты понимаешь в настоящей свободе под чистым небом. Откуда тебе знать, что такое мужская дружба!
-- А если небосвод тучами затянут, получается, свободы нет? -- ловко парировала Эля, понимая, что парень просто играет словами, не придавая, им глубокого смысла.
Бородач недовольно усмехнулся и задумался. Он не знал, что ответить и чтобы не упасть лицом в грязь, придумал на ходу:
-- Тучи – это для женщин, они всегда о чем-то мрачном думают. А вот нам, парням, дороже нашего братства да свободы нет ничего на свете.
-- Хорошо, но в чем она заключается, ваша свобода? -- все задавала вопросы Эля. Ей очень хотелось понять суть жизни этих людей.
-- Ну, как, в чем, -- вдруг пришел в недоумение бородач. Он вдруг и сам усомнился в значимости своих слов, -- Вот, например, когда ты сидишь в лесу у костра и набираешь полный грудью свежий воздух. А рядом гитара и ты можешь играть на ней всю ночь.
-- И все? – не поняла Эля, -- А если устанешь?
-- Эх, девушка, кто любит своду, не устает. Ведь в лесу только стихи и сочиняются.
-- А если я не захочу в лес идти. У меня они и дома неплохо пишутся.
-- Малышка, нам не по пути. Все, кто с нами, любят ходить в лес. Только там пробуждаются настоящие чувства, там сердце поет, там наш дом.
Вдруг Эля вспомнила свой дом, всех его обитателей, и сердце ее заныло. Ей вдруг жутко захотелось попасть в тот маленький лесок с озерком, где они с бабушкой так часто собирали травы и грибы. Никакое синее небо даже над самым красивым пейзажем не заменило бы ей сейчас родной край.
-- А мне, кажется, что у каждого человека должен быть его собственный дом, куда ему всегда хочется вернуться, где его любят и ждут, только там сердце поет. Остальное все – пустота.
-- Да что ты понимаешь, -- вскипел бард, -- Ты еще так молода, а я -- жизнь прожил, вот послушай-ка.
Он схватил газету со стола и стал читать опубликованные в ней чьи-то стихи:
Мечтать – святой удел артистов да поэтов,
Роняют взгляды их нечаянную грусть.
Но молодость их душ поет любви сонеты,
Сердца любимым обещают – я вернусь!
И дождь, и солнце манят в призрачные дали,
И будет долог к ним тернистый знойный путь.
Другим не виден свет за пеленой печали --
Не созерцаем воск сгорающих к утру.
Но золотой слезой в сердцах пусть остается
Мелодия еще не сбывшейся мечты,
И в синих небесах пусть солнце усмехнется
Тем, кто живет в пути, превозмогая дым...
-- Вот видишь, как он хорошо пишет, -- не унимался парень, -- Он считает, что жизнь -- это движение. Только в пути можно найти что-то. Разве женщины это все понимают? Хоть одна из них так сможет написать?!
Эле эти строки показались ужасно знакомыми. Она попросила газету посмотреть. Ну, конечно, все в той же «Столичке» были напечатаны ее собственные стихи. Вот и подпись: Э. Вереск.
-- Да, но мне кажется, что тут не о перемещении речь идет, а о духовном движении… -- задумчиво произнесла она, но спорить больше не стала. Молча Эля вышла на улицу и пошла прочь, размышляя об услышанном. Тошка, как обычно, бежал следом.
Нет, Эля не хотелось плакать, как прежде, но странные мысли не покидали ее. С одной стороны, ей было приятно, что стихи ее замечены и одобрены. Но, с другой стороны, их все равно недопоняли. Есть ли ее вина в этом? Неужели ее чувства были недостаточно правдивыми или, может, она их неправильно изложила, не сумела донести до другого сердца. Ох, если бы все сердца были открытыми, то и стихи бы не понадобились. Но ведь, неспроста, люди отгораживаются друг от друга стенами комплексов, заведомо вешая другому на шею ярлык с каким-нибудь названием. Они просто боятся самих себя.
В таких размышлениях Эля поспешила домой, ей больше не хотелось попадать в какие-нибудь приключения.
Дома, накормив Тошку, и уложив как ребенка спать на его любимое место, стала готовиться ко сну и сама. Сегодня Эля хотела лечь спать по раньше, но уснуть все равно так и не смогла, долго ворочалась в постели. В голову лезли какие-то странные мысли и стихи. Она не знала, но предчувствовала и предполагала, что на этом её неувязки с внешним миром не закончились, а только начались. И внутренне она ожидала ещё больших проблем и неприятностей. И тут Эля не выдержала, она решила дать волю своему воображению. Ее душа страдала от той пустоты, которую ей все вокруг стремились навязать. И, словно противовес тем словам, что говорил ей парень-бард, в ее голове сами собой стали складываться строки поэмы о влюбленном рыцаре. Именно той, что Эля придумала еще дома, в тот памятный романтичный вечер. В нее она вложила всю силу чувств, которую могла пережить и сама.
Тревожные предчувствия не подвели Элю. На следующее утро, придя на работу, она узнала, что их главный редактор, который сделал немало хорошего, и для газеты, и для людей, увольняется, и уезжает жить к себе на родину по каким-то семейным причинам. Не успел он уйти, как на его место заступил новый молодой и энергичный редактор, с новаторскими взглядами и идеями, как он сам считал.
Эля, очень огорчилась этому известию. В последнее время она очень хорошо сдружилась со своим бывшим начальником. Он всегда спешил напечатать самые лучшие её произведения и давал комментарии, как избежать сделанных однажды ошибок и улучшить неудавшиеся стихи и рассказы. Но с уходом опытного специалиста и знатока своего дела, закончились и спокойные дни Эллины Вереск, юной начинающей писательницы, хоть одаренной, но еще совершенно наивной и по-детски беспечной. И все прожитые ею раньше приключения и переживания в шумном незнакомом городе покажутся ей просто детской игрой по сравнению с теми фактами, перед которыми поставит ее жизнь в дальнейшем. Но и они не станут ей существенной преградой на пути к драгоценному камню познаний, который Эллина решила достать для себя. Они лишь укрепят её волю и помогут глубже познать жизнь, себя и людей.
Новый редактор, не смотря на подписанный Эллиной договор, не придал значения даже самым лучшим ее произведениям. Судя по всему, он больше не собирался печатать стихи незадачливой провинциалки. В связи с этим Эле пришлось искать новый источник «выхода в свет» своих творений.
Теперь в перерывы между работой она каждый день посещала редакции других газет, предлагая им свои произведения. Но там их не слишком-то приветствовали, сонно зевая и безразлично давая отказ девочке, чья жизнь и судьба пока полностью зависели от работников прессы.
Везде ей отвечали почти одно и тоже:
«Мы приезжих не печатаем, нам своих девать некуда. Обратитесь, пожалуйста, для начала в редакции вашего городка.»
На что Эллина тут же пыталась объяснить, что и ее уже пару лет печатает самая известная в области газета «Столичка» и ей даже плотили за это гонорар, хоть и небольшой. Но при этом на Элю смотрели с еще большим непониманием, от чего же ее стихи перестали печатать там сейчас.
И вот однажды Эля добралась еще до одной из самых крупных газет области «Пресс Инфо». Секретарша главного редактора вежливо попросила подождать Элю под кабинетом, пока тот занят. Когда редактор освободился, Эле разрешили войти к нему. Хотя сначала этот человек произвел на неё смутное неприятное впечатление, она всё же рискнула попытать счастья и здесь, и стала показывать свои рассказы. Небрежно одетый мужчина полулежал в своем кресле, курил и, казалось, вовсе не слушал о чем говорит ему Эля. И только его маленькие сальные глазки то и дело скользили сверху вниз по Эллиной фигуре. От Эли не ускользнул и этот момент, но она настойчиво добивалась положительного ответа. Её положение на данный момент было более, чем отчаянным. Ведь если её перестанут печатать газеты, ей придется возвращаться домой, а этого ей никак не хотелось. Жизнь здесь, хоть и сложная, и не слишком простая, но подходила больше свободолюбивой Элиной натуре. В своей глухой провинции она никогда не смогла бы найти тех творческих познаний, которые приобрела здесь. Да и писать она стала намного лучше, чем раньше. А рисунки и теперь выполнялись с мастерством профессионала.
Наконец, редактор лениво взглянул Эле в глаза.
-- Вы хотите, чтобы мы всё это опубликовали?-- медленно негромко спросил он.
-- Да, хотелось бы…
Редактор глянул на Эллину папку, словно размышляя о чем-то:
-- Интересная кипка бумаг,-- произнес он с едва уловим ехидством,-- Неужели это всё написали вы?
-- Да, я, -- Эля смутилась, -- Но не за один день, разумеется. Я уже давно пишу, года три…
-- Подумать только, года три…--опять вяло иронизировал редактор, -- Вот я за всю свою жизнь…Ну, это неважно…
Эля опять смутилась.
-- Я много работаю.
-- Вы так молоды, -- теперь редактор смотрел на неё как-то странно, с поволокой, не отводя глаз.
Эллина стояла рядом с его столом. Вдруг он осторожно взял её за руку:
-- Вы так молоды и у вас ещё всё впереди. Вы хотите печататься?
-- Да, хочу.
-- Нет ничего проще. И вы того стоите. Нужно только исполнить одно желание. Мое желание.
С этими словами он с силой притянул Элю к себе и хотел было поцеловать ее в губы. На такие дела у Эллины появился некоторый опыт в этом городе и теперь, не теряя ни секунды, она с силой вырвалась из цепких объятий вандала, врезав ему по мерзкой физиономии.
Тот, кажется, ожидал подобного исхода дела.
-- Стой, ты куда?! -- преградил он дорогу Эллине, желающей скрыться за дверью, -- От меня так просто не уйдешь. Если не хочешь со мной дружить, ни единая газета никогда тебя не напечатает. Даже в твоем собственном городе.
-- И не надо! – задыхаясь, крикнула Эллина, -- Я с дураками не хочу иметь дела!
Оттолкнула напористого негодяя и выскочила в коридор. Секретарша удивленно и презрительно проводила её взглядом.
Эля шла по улице решительным спокойным шагом. Она не знала, что делать ей дальше, но ледяной комок ненависти и отчаяния сжал её горло. Весь мир устилала пелена не вырвавшихся наружу слёз. Ей казалось, что это конец всему. Но это было лишь начало настоящих невзгод и приключений.
Вдруг электрический разряд пронзил Эллино сознание. Папка. Толстая папка со всеми ее рассказами. Она осталась на столе у этого подонка. Нет, возвращаться туда нельзя. И тут Эллина разрыдалась. Кое-как она добралась до своей редакции. Было еще очень рано и руководство не покинуло свои кабинеты, а тётя Валя еще сидела на своем посту. Эле очень не хотелось, чтобы кто-нибудь видел её слёзы и расспрашивал о случившемся. Она незаметно проскользнула к себе в каптерку, переоделась, взяла ведра и швабру, и стала подниматься на самый верхний этаж, чтобы начать уборку оттуда. Но на ступеньках она случайно столкнулась со своим главным редактором. Тот узнал Элю и удивлённо спросил:
-- Как вы не настоящий писатель, а просто уборщица?
Эля стиснула зубы от обиды, но сдержалась:
-- Да, я устроилась подрабатывать уборщицей сюда, когда приехала подписывать договора. Но тогда мне еще платили небольшой гонорарчик. А если бы не моя теперешняя должность, совсем с голоду померла бы.
-- М-да, -- задумчиво протянул редактор, -- А что вы так сердитесь? Мы не можем пока вас печатать, у нас другие планы.
-- У меня вот тоже планы, побольше чем швабра и тряпка, но похоже, что нормальному человеку нет места нигде…
Тут Эллина отвернулась, потому, что почувствовала, как предательски дрожит её нижняя губа.
-- Девушка, девушка, да вы в своем уме. Мы все нормальные люди. У нас у каждого своя работа.
-- Хорошо же вы её выполняете, -- с ненавистью крикнула Эллина, -- Особенно те, кто только и думает о своих прихотях. Вы просто воры. Вы обворовываете людей, лишая их свежего воздуха.
-- Ну, что вы так расстраиваетесь, -- смутился редактор, -- Быть может, другая газета…
-- Я уже была в другой газете. А там… --Эля не выдержала и разрыдалась.
Глаза редактора хищно блеснули. Он почуял запах «жаренного» и потащил Эллину к себе в кабинет, чтобы она рассказала ему сногсшибательную новенькую историю.
Но Эле некогда было размышлять, обманывают ли её в очередной раз и она всё рассказала, как есть своему редактору.
-- Так, так, так, -- почесал тот подбородок, -- Этого никак нельзя оставлять. Я обязательно напишу об этом в газете. Сам лично опубликую статью. Ведь вы уже давно работаете в нашей газете, мы должны за вас заступиться.
Эля доверчиво посмотрела ему в глаза.
-- Через номер, нет, в следующем номере, будет сказано всё. Спасибо вам, милочка, вы можете идти.
Успокоившись немного, Эллина ушла выполнять работу, а главный редактор почесал руки за её спиной: «вот это будет сенсация!».
Но каким же было удивление Эли, когда она развернула следующий номер «Столички», увидела там свою фотографию в рабочем костюме и со шваброй в руках, а рядом фото красавчика-редактора «ПрессИнфо». Там он был таким элегантным и причесанным, что вовсе не походил на распущенного негодяя. Ниже, под заголовком «Скандал в кабинете редактора» жирными буквами было напечатано:
«Уже два года юная поэтесса из небольшого городка Эллина Вереск печатается в нашей газете. Подрабатывает она по вечерам уборщицей. Но видимо этой должности ей показалось мало. Потянуло на большее. Но своё она решила взять иначе. Войдя без разрешения в кабинет главного редактора самой крупной газеты области «ПрессИнфо» она стала предлагать ему сексуальные услуги. От чего тот не отказался. Но расплатился тем, что напечатал Эллиныны рассказы в своем номере не под её именем. Редколлегия «Столичных новостей» уже была ознакомлена с ними, но не успела их напечатать».
Тут же Эля кинулась в ближайший ларек за газетой «ПрессИнфо» и с ужасом обнаружила там свои рассказы под именем какого-то Федора Васильева. Вот так дела творились вокруг! От напряжения у Эли дрожали руки. Она присела на ближайшую скамейку и попыталась здраво поразмыслить над всем происходящим.
«Я тогда оставила всю папку со стихами и рассказами у этого негодяя в кабинете, -- думала она, -- Но теперь он не посмеет больше напечатать их под чужим именем, благодаря этой статье. Это хорошо. Да, но при этом оболгали меня саму. Они просто облили меня грязью. Но зачем?! Ведь это ужасно! Что теперь делать?!»
С ужасом Эля понимала, что эту газету прочтут и у неё дома, и весь маленький городок, где она жила раньше. А те, кто называл её шлюхой, довольно усмехнутся, радуясь тому, что предположения оправдались. Но, что скажут мама, а бабушка?... От этих мыслей Эле становилось невыносимо тяжело. Нет, она не боялась мнения окружающих, она просто переживала за своих близких, которых никак не хотела огорчать.
«Надо дать опровержение в газету», -- тут же решила она.
И следующим утром, как только явилась на работу, сразу же зашла в кабинет главного редактора, держа газету в руках.
-- Нет, нет, это не я. Это наш корреспондент всё не правильно понял, -- оправдывался тот.
-- Мне всё равно. Я хочу дать опровержение, -- заявила Эллина, шмыгнув носом.
-- Глупая, зачем тебе опровержение. Тебе никто не позволит этого сделать. Ведь этим ты подорвешь авторитет нашей газеты. А так, ты посмотри, сколько внимания ты привлекла к себе. Мы скоро снова начнем печатать твои стихи и опубликуем статью о тебе под названием «Возвращение блудной дочери». Все будут говорить о тебе, что ты любовница видного человека, а газета наберет еще больший рейтинг…
-- Нет! -- оборвала весь этот бред Эля, -- Я таким способом успеха не добиваюсь.
Развернулась и вышла прочь.
-- Ну и дура. Я сделал бы тебе будущее, -- крикнул вслед ей редактор, но Эля его уже не слышала.
Тем же утром она рассчиталась со своей работы насовсем, чтобы ничто больше не напоминало ей о позорном и горьком факте существования таких людишек.
-- А может, потерпела бы, -- уговаривала вечером Элю тетя Валя, -- Ведь все через это проходят. Глядишь и в люди выбилась бы.
-- Тёть Валь, -- решительно оборвала её Эля, -- Я не из таких.
-- Ну, как знаешь… -- покачала тётя Валя головой.
Через несколько дней Эля снова устроилась на работу уборщицей в школе. Там необходимо было убирать на одном только этаже, да и то посменно, так как уборщиц хватало. В зарплате Эля ущерба не потерпела. Да и приняли её в школе хорошо, так как сразу догадались, что это её стихи печатались в газете. Даже последняя сенсационная статья не изменила мнения о любимой поэтессе благодарных читателей. На переменках школьники брали у Эли автографы и любили слушать ее рассказы и сочиненные ею же «на бегу» сказки. А опровержение о написанном, Эле подавать в газету не пришлось. Его подал сам главный редактор «ПрессИнфо» о том, что ничего подобного в его кабинете не происходило, а рассказ напечатан не под именем Эллины Вереск из-за невнимательности наборщика.
В знак искупления совей вины, редактор обязуется печатать Эллины произведения на страницах «ПрессИнфо», за определенную плату. То же самое предлагал ей редактор «Столички».
После этих утешительных новостей Эля решила позвонить домой.
-- Мам, ты только не волнуйся, у меня всё хорошо, -- сразу же начала Эля, -- А то, что в газетах пишут, всё неправда.
-- Да знаю я, что неправда. Мы с бабушкой и не поверили в это. Ты ведь у нас не такая, мы знаем. А то, что ругали тебя так это всё так, от переживаний.
-- Не волнуйтесь, теперь всё будет хорошо…
Теперь, после работы днем Эля не спешила поскорее запереться в тесной квартире, или уединиться где-нибудь на природе. Она брала с собой верного дружка и прогуливалась с ним по центру города, по площадям и скверам. Ей почему-то стал интересен мир людей, такой странный и противоречивый полный сумбурных эмоций, суеты и, в то же время ошибок и заблуждений. Нет, она больше не обижалась ни на кого, но при общении пристально всматривалась в лица, желая понять, что делается внутри каждого человека.
Однажды, бредя через огромную площадь, где было много торговцев собственными подделками, художников, продающих свои картины и много других новшеств, которых никогда не было в ее родном городке, Эля остановилась посмотреть на чужие творения. Какие-то ей очень нравились, какие-то наводили смуток на душу и даже были непонятны. Она ничего не хотела купить, просто посмотреть на творчество других людей и пообщаться с ними. Но если разговор не получался с кем-нибудь, Эля через полотна пыталась понять, что было на душе у художника.
Где-то играла музыка, скрипка с виолончелью, зазывая зевак на очередное представление или зрелище. Эля прошлась по ряду картин еще немного и вдруг в стороне увидела худощавого мужчину средних лет в потертой одежде и помятой обуви. Он читал стихи вероятно свои, но читал их с бумаги. Перед ним лежала к верху дном старая шляпа. Прохожие иногда задерживались рядом с ним, слушая, что он читает. Некоторые бросали монетки ему в шляпу. Эля удивленно разглядывала его, но подходить ближе не хотела.
Такая картина была не понятна для нее. Что это, искусство или просто зарабатывание монет таким способом? Ей не хотелось даже близко подходить к чудаку. Затем она достала из своей сумочки монетку, быстро подошла к стихотворцу, бросила ее в шляпу, и так же быстро отошла, не желая быть замеченной. Теперь ей хотелось уйти подальше от площади. Интуитивно она стала представлять, что сказал бы ей старик, заведи она с ним разговор о поэзии. Тоже стал бы поучать, как молодую и неопытную, сетуя на этот мир.
Но Эле больше не хотелось зарабатывать на этом всем, ей просто хотелось быть в том мире, который создала она сама и отдавать его частицу другим совершенно бескорыстно. Но как можно продавать себя за копейки таким унизительным способом, Эля никак не могла понять. Неужели это и есть цена творчества? Постепенно в ней стало накипать негодование.
Вдруг она увидела перед собой здание с ведущими вверх ступеньками перед ним. Она взобралась на ступеньки так, чтобы рассмотреть пространство перед собой. Тошка послушно следовал за ней. Далее немного выше от земли перед зданием была площадка, ровная из плит. Эля взобралась на нее, обернулась лицом к площади, сама не зная, зачем она это делает. И вдруг, как слезы из глаз, из ее души полились стихи. Та поэма, которую она сочинила недавно ночью, другие стихи, сочиненные так же по ночам. Теперь они так свободно, парили, жили в Элиных устах. Эля сама того не заметила, как начала жестикулировать. Она совсем не видела, что делается вокруг. А внизу ступенек уже начала собираться небольшая толпа зрителей, думая, что это либо своеобразная реклама, либо анонс новой пьесы. Ведь Эллина вовсе не заметила, что стоит на ступеньках театра оперы и балета, а ее верный песик, выбрав удобное местечко, расположился поодаль.
И окружающие восприняли Элю, как настоящую актрису. Одежда ее тоже напоминала сценический образ. Длинная синяя юбка, сшитая из легкой ткани, начинала развеваться от малейшего дуновения ветерка, так же как и золотистые Элины волосы. Розовая тонкая блузка с глубоким декольте и расширенными к низу рукавами облегала стройную Элину фигуру. Единственной неувязкой в ее внешнем виде были все те же серые мокасины. Но им видимо, просто никто не придал особого значения, даже когда ветер обнажал стройные Элины ноги. Все, раскрыв рты, слушали Элину поэму:
«Он так любил ее самозабвенно,
Что чувства били в нем ключом.
И солнце по сравненью с той любовью
Казалось тусклым маленьким лучом».
Но вот Эля закончила читать и приземлившись, глянула вниз. Она обомлела, не поняв, что происходит. Публика зааплодировала. Эля смутилась, хотела спуститься и убежать. Но из толпы послышались возгласы: «Браво! Молодец! Расскажи еще что-нибудь!» И тут Эля подумала: «А почему бы и нет...»
Не той любовью я живу,
Что быстрым пламенем сгорает,
А той ,что теплотой в сердцах
Свой след бесшумно оставляет.
И те слова, что как пожар,
На самом деле – просто ветер.
Не каждый тот имеет дар
Попасть в души зеницу светлой.
Оставить там свой след навеки,
Нетленным огоньком согрея.
И горький мед душевной муки
И труд любить -- любовью посеет.
Прочитала она еще один стих и тут почувствовала, что читать больше не может, потому, что в горле у нее пересохло, и остановилась. Но зрителям, видимо, понравились Элины стихи. Внизу свистели и требовали продолжения.
-- Я не могу, я устала, -- охрипшим голосом произнесла Эля.
-- А когда отдохнешь, снова будешь? – спросил парень из толпы.
-- Наверное, нет, мне пора. Сегодня нет.
-- А завтра? – настаивал еще кто-то.
-- Завтра? – призадумалась Эля, -- Ну, завтра, можно.
-- А где ты работаешь, здесь? – сыпались вопросы на Элю из публики.
-- Нет, не здесь. Я уборщица в школе. Иногда печатаюсь в газете.
Послышались возгласы не то одобрения, не то изумления.
-- В какой газете?
-- В «Столичке».
-- А как тебя зовут? Ты здешняя?
-- Нет, я приезжая. А зовут Эллина Вереск.
-- А почему имя такое странное?
-- Мама такое дала. Хотела, что б я красивой стала.
-- Молодец мама, знала, что делала, -- пошутил кто-то. В толпе послышался смех и все снова захлопали.
-- Но мне пора, -- сказала Эля, глянув на свои часики.
-- Еще придешь?
-- Приду.
-- Приходи завтра.
-- Хорошо.
После этого выступления Эллина почти каждый день вместе с Тошкой спешила на то же самое место устраивать бесплатные спектакли, читая все новые и новые стихи. Один раз в выходной день выходя из собственного подъезда на прогулку, она услышала за спиной голос.
-- Рыжая, привет.
Эллина не придала этому значения, полагая, что это не ей, потому, что знала, что она не рыжая. Но вновь услышала.
-- Эй, рыжая, оглохла, что ли.
Эля обернулась. На балконе первого этажа стоял мальчишка лет шестнадцати. Он был из тех, кого называют крутыми байкерами. С лихой прической на голове из волос непонятного цвета, весь в металлических побрякушках и веснущатый, казалось, до самых пят. В другой раз Эля бы обиделась и ничего бы не ответила ему, но сейчас ей стало смешно.
-- Я не рыжая, я золотая. А вот ты – в крапинку, -- весело кинула она мальчику.
-- Ну, ладно, не рыжая. Я ведь не знаю, может, ты крашенная. А можно с тобой поговорить?
Эле снова стало смешно, когда она глянула на разноцветные волосы мальчишки.
-- Ну, ладно, только не долго.
-- Подожди, я мигом.
Через минуту мальчишка спустился по ступенькам и стоял перед Элей.
-- Я – Джек, -- протянул он ей руку, -- Жека, вообще-то.
-- Эля, -- ответила Эля тем же.
-- Я тебя знаю, ты стихи на площади читаешь каждый день. Хорошо получается. Ты долго училась?
Эля задумалась. Она не знала, можно ли и нужно ли этому учиться.
-- Да нет. Я все время пишу только то, что думаю.
-- Но так писать не каждый сможет.
-- Если много писать, то строки сами начинают складываться. А первые стихи тоже были неказистые.
-- А я вот пробую писать, не получается, -- вздохнул Джек, -- Мы тут с ребятами организовали рок-группу. Может, будешь для нас сочинять. Ты как солнце, светило.
-- Ой, только не надо вот этого. Я не солнце, я просто стараюсь делать то, что считаю нужным. Да и писать под заказ я не умею, вряд ли у меня получиться.
-- Ну, тогда будешь просто светилом для нас.
-- Я прошу, не нужно таких названий. От них веет фанатизмом.
-- Но фанат – это же классно. Вот я – фан Оза. У меня и тату, как у него. Хочешь, твоим фаном стану.
-- Нет, не хочу. Я не понимаю фанов. Ведь ты так мало знаешь о том, кому слепо преклоняешься. Да и нужно ли тебе все о нем знать. Ведь достаточно слышать, как он поет.
-- Я знаю всю его биографию наизусть.
-- Этого мало. На свете очень много людей, достойных любви и уважения. Но они не требуют, что бы перед ними преклонялись и каждый день отдают нам бескорыстно все хорошее в себе. На первый взгляд они живут простой незаметной жизнью, и мы не ценим их доброту. Ее нужно уметь видеть, а для этого нужно научиться самому делать хорошее и ничего не ожидать взамен. И это хорошее обязательно возвратится к тебе. Ты станешь сам для себя светилом, и не нужно будет искать кого-то, кто тебя просветит.
-- Ах, да, помню, ты про это стихи читала, я так внимательно слушал:
Нам небо спускает таланты,
А все их прозренье в любви.
Но тайны их снов нам не ясны--
Их солнце возводит в зенит!
-- Ты запомнил мои стихи?! – изумилась Эллина, ей такое внимание было очень приятно.
-- Да, я и в газете их видел. Даже наизусть выучил, так понравились. Но у меня к тебе другое предложение. Давай концерт устроим. Мы тоже хотим выступать. У нас есть классные вещи. Жаль, помещения нигде не дают. Я еще пару ребят приведу, они песни пишут.
-- Я не против концерта. Но только где мы его устроим?
-- Там же, где и ты выступаешь, места хватит. А ты будешь ведущей.
-- Я?! Почему я ? Вдруг у меня не получится.
-- Получится, еще и как. Ведь тебя все знают, сразу же на концерт заспешат. Хочешь, мы и музыку для твоих стихов подберем, когда ты их читать будешь.
-- А это идея, -- теперь вспыхнула и Эля, – Ты знаешь, это хорошая задумка, но над ней еще нужно хорошо подумать.
-- Давай встретимся как-нибудь вечерком. Я познакомлю тебя со своими ребятами, и мы обсудим эту тему.
Договорившись о встрече, они расстались. А позже Жека познакомил Элю со своей компанией. И вместе они придумали программу будущего концерта. Конечно, самая ответственная роль досталась Эле. Она должна была открывать концентр своими стихами и вести его. Жаль, исполнителей было не так уж много, но ребята успокоили Элю, что для первого раза и этого хватит. Но самое главное, постараться выступить так, чтобы у зрителей аж дух захватывало.
Хорошо отрепетировав номера, ребята выбрали для выступления один из погожих вечеров. Но перед этим Эля сделала уже почти знакомой публике объявление и пригласила на концерт. Зрители с радостными криками поприветствовали приглашение. Эля осталась довольна.
Она точно знала, что хотя бы кто-нибудь из них, но придет. А потом к пришедшим присоединяться еще и еще.
Как только зрители стали расходиться после Эллиного выступления, а сама Эля тоже направилась домой, к ней подошел сухощавый высокий мужчина лет сорока.
-- Вы Эллина Вереск? -- спросил он её.
-- Да, я.
-- Я о вас немного знаю. Вы печатаетесь в областных газетах. Я тоже репортер одной из небольших областных газет и хотел бы взять у вас интервью.
«Опять интервью», -- с горечью вспомнила Эллина, что за этим может последовать.
-- Я не даю интервью незнакомым репортерам, -- коротко ответила она.
-- Нет, нет, вы меня неправильно поняли. Я не из тех, кто стремится написать неправду. Напротив, меня заинтересовала идея вашего концерта. Об этом стоит написать. Во всяком случае, вы имеете полное право перечитать статью перед выходом в печать и нанести поправки, -- тарахтел репортер у Эли над ухом.
-- Ну, хорошо, так и договоримся.
-- Вот и отлично. Вот телефон нашей редакции.
Он сунул Эле визитную карточку в руки.
-- Я не прощаюсь, я приду ещё и на концерт.
-- Приходите обязательно, -- дружелюбно улыбнулась Эллина, чувствуя, что никакого подлога за его словами не кроется.
Перед выступлением все немного нервничали.
-- Надо взять себя в руки, -- говорила Эля себе и всем, -- Ну, чего тут нервничать, ведь нам не в первый раз. Правда же, ребята.
-- Самое главное, чтобы аппаратура не подвела, -- волновался Джек, -- Она у нас такая примитивная, на совершенную еще не заработали.
И вот наступил ответственный момент, который запомнился Эле надолго. Ведь начинания всегда так трудны и носят в себе решающий характер. Она вышла на избранную ею же сцену и обратилась к зрителям в старенький микрофон:
-- Друзья мои! Мы все здесь собрались с одной только целью – стать ближе друг другу, слиться воедино в стремлениях к высокому, и поделиться тем теплом, которое есть у каждого из нас. Между нами нет различий, и вы, и я в этот вечер – единое целое. Мы все – одно целое, когда делаем нужное дело. И, пусть, финансы наши скромны и не так совершенна техника, но в свое выступление мы постараемся вложить всю душу, все светлые и чистые порывы для того, чтобы звезды и огни в этот вечер зажглись для нас. Эти стихи посвящаются вам:
Откуда возносятся звезды на небо?
Пришли они с грешной земли.
В полёте земном, испытаны светом,
Простор свой нашли в той дали.
Откуда срываются вихри мечтаний?
Их парус скользит по волнам,
По жизненным валам. Смелы тех дерзанья,
Кто смех оставляет в слезах!
Публика, затаившая дыхание, взорвалась аплодисментами, в тот момент, когда Эля закончив речь, умолкла. Очень странно, но уже на второй фразе своей речи Эля потеряла всякий страх и говорила не по написанному ранее, а так, как подсказывало ей сердце, которое взметнулось до небес.
Невысокая, но стройная, в своих джинсах и майке она казалась миниатюрной куколкой со сногсшибательной золотистой шевелюрой. Люди всегда испытывали к ней симпатию с первого взгляда, не только из-за красоты. Что-то во всем ее облике внушало доверие и только у некоторых глупцов злобу и зависть. Но на них Эля старалась не реагировать. И теперь все взгляды были прикованы к ней, как к чистейшему волшебству, прекрасному творению природы. Будто еще немного и сказочная фея, взмахнув волшебной палочкой, подарит всем чудо. И чудо произошло. Публика ликовала на протяжении всего концерта.
Эля не ошибалась, толпа все увеличивалась на протяжении всего часа. Там была не только молодежь. Концерт заинтересовал людей всех возрастов и поколений. И все радовались, отдыхали, мечтали вместе с артистами. Все было хорошо и, не то, что бы весело, легко на душе. Все кто попал на этот праздник, буквально забывал о повседневных заботах и тревогах.
Концерт подходил к концу и Эле вдруг стало жаль расставаться со зрителями, она даже засомневалась, стоит ли объявлять финал. Но ничего не поделаешь, программа себя исчерпала. Эля, как ведущая концерт, обратилась ко всем:
-- Мы заканчиваем концерт, но не прощаемся. Здесь мы будем теперь постоянно, ведь вы так хорошо нас поддержали. А, главное, я надеюсь, что этот вечер надолго останется в ваших сердцах.
В толпе послышались разочарованные возгласы и просьбы:
-- Давайте еще чего-нибудь на бисс. Хорошо получается, жаль расставаться.
Эля растерялась, она не знала, захотят ли ее ребята еще выступать. И, вдруг, кто-то из зрителей, взошел по ступенькам на помост и оказался рядом с Элей. Это был мужчина в возрасте, с высоко зачесанными седыми волосами, одетый просто, но элегантно.
-- Дочка, можно мне пару слов сказать?
-- Да, конечно, -- Эля уступила ему микрофон. Мужчина откашлялся и произнес.
-- Я, пользуясь случаем, хочу рассказать немного того, что дано мне от бога, но не дано было мне быть услышанным или напечатанным. «Но вот теперь настала та минута…»
Он стал читать стихи, такие большие нескладные вирши. Но сколько в них было энергии, чего-то притягательного и пылающего желанием жить:
И, вот теперь настала та минута,
Когда, я вижу свет перед собой
И чей-то голос мне кричит по всюду:
Бери свое, ты волен быть собой…
Все вокруг снова зааплодировали. Затем на сцену вышла девушка – студентка, попросила ей подыграть на гитаре и исполнила веселую песенку, которую она подготовила на новогодний огонек. Но, жури ее, почему-то, не одобрило и не приняло для выступления.
Вот уже стемнело, а вечер все еще продолжался под светом неоновых фонарей и был в самом разгаре. Но тут подошли два парня в погонах и стали требовать у Эллины и ее приятелей разрешение на аренду площади театра. Такового разрешения у них, конечно, не было. Тогда их попросили освободить местность по-хорошему, потому, что им и так полагается штраф за незаконную эксплуатацию площадки.
Толпа зрителей стала возмущаться. Но делать было нечего, пришлось расходиться. Эля теперь не знала, можно ли будет ей каждый день приходить на то же место читать стихи, но спросить разрешения у блюстителей порядка было бессмысленно. Так закончился этот чудесный для всех вечер.
Через несколько дней Эля решила наведаться на то место, где был концерт. И вдруг, к своему удивлению возле ступенек театра увидела кучку людей. Она подошла ближе спросить, что происходит. Но как только приблизилась к ним, ее сразу же обступили и стали просить почитать стихи.
-- Я бы с радостью, но вы же слышали. Что за это штраф полагается.
-- Какой штраф! Где это видано, что б за талант штраф платили. Мы тебя в обиду не дадим, -- возмущались все вокруг.
-- Вот, что, дочка, -- к Эле подошел уже знакомый пожилой мужчина, -- Это все не дело. Нам всем нужно обратиться за помощью в центр культуры. Пусть дадут нам помещение, мы там будем вместе, мы тебя поддержим, дочка.
-- А кто будет просить, я? – спросила Эллина.
-- Конечно ты, ведь ты наш лидер. Будешь председателем нашего кружка творчества. Нам всем есть чему у тебя поучиться.
И, все вместе, группой из человек двадцати, двинулись искать здание Центра Культуры. К счастью, оно оказалось недалеко.
Высокое и красивое здание внутри шумело как переполненный улей. Так много людей, и все суетятся и копошиться в проблемах дня.
В кабинет зав. Отдела по культуре всех не пустили. Поднялись только Эля, пожилой мужчина и девушка с парнем. Остальные остались в вестибюле. Полная спокойная женщина слушала их, и размышляя постукивала карандашом по столу.
-- Почему вы не хотите ходить в наш литературный клуб? -- наконец спросила она, -- Чем лучше стихи, прочитанные в подворотне?
Эля хотела было возмутиться, но мужчина ее остановил.
-- Потому, что всем нам уже надоели навязанные стереотипы, -- ответил он за нее, -- Мы хотим мыслить свободно. Эля – наш лидер, мы ее избрали, и теперь будем учиться у нее. Это мнение большинства.
-- Да, но там работают люди образованные, у них стаж, навыки. А что у вашей Эли?
-- Мои стихи печатают в газетах.
-- Даже так. Но для того, чтобы брать на себя лидерство, вам нужно что-нибудь издать.
-- Я бы с радостью, -- взмолилась Эля, -- Но у меня нет денег. Я так надеялась, может тут помогут чем-нибудь.
-- Ну, хорошо, -- смягчилась женщина, -- Вы походите в наш клуб, поучитесь там немного. Возможно, вам помогут со спонсорством, вы издадите книгу, станете членом литобъединения, а потом поговорим. Хорошо?
Всем ничего не оставалось, как пойти на уступку и ответить: «Хорошо».
Когда Эллина со своей свитой удалилась, зав. Отделом культуры подозвала к себе председательницу литературного общества и стала быстро, но негромко говорить ей:
-- Ни в чем ей не помогать, денег на книгу не давать и сделать так, чтоб сама ушла, в себе разочаровавшись. Проходимок здесь быть не должно!
Та выслушала всё и поклонившись, удалилась.
Теперь Эле вновь предстояло посетить литературное общество, чего она так не хотела. Это общество заседало в том же здании, где находился и Центр культуры.
Какая ирония судьбы, как Эля не избегала того, чего не хотела, дорога все равно привела ее сюда. И только мысли о будущей книге заставляли ее крепиться. Она нехотя посещала все занятия кружка, выслушивала всю критику, которую ей говорили после прослушивания ее стихов, но тут же все забывала и творила все по своему. Сама она предпочитала помалкивать, что бы не вызывать шквал негативных эмоций в свою сторону. Читала стихи Эля только тогда, когда этого требовала обстановка. Да и читать их было почти некому, потому что людей присутствовало там всегда немного и все время одни и те же приевшиеся лица. В основном те, кто за свою жизнь написали по одной – две книжки, да и то, от нечего делать. А теперь приходили сюда, якобы для вдохновения, набраться сил и опыта перед новой «грандиозной работой».
И вот, наконец, Элю стало одолевать отчаяние, что все ее усердия пропадут зря. Вот уже месяц, как она посещает ненавистный ей кружок, а никто даже не заикнулся о том, что она может издать книжку, хотя бы маленькую.
«Неужели они все видят только себя. Своими книгами, словно не нахвалятся. А тут, хоть пропади. Может, нужно попросить самой, -- подумала Эля.»
Сегодня был пасмурный день с самого утра и такое же унылое Элино настроение. Ей совсем не хотелось идти на скучное кружковское заседание. Но сегодня должны были подвести итоги, кому чем необходимо помочь. Она знала, что ее снова пропустят, сославшись на то, что она молода и неопытна, и ей еще учиться и учиться. Да и Тошка, вот уже который раз оставался без прогулки, обходясь короткими вечерними пробежками из-за этого дурацкого кружка. Кроме того, Эля вдруг поняла, что писать ей в последнее время хочется все меньше. Но сегодня она почувствовала вихри странного расслабления у себя внутри. Ей все хотелось делать по своему. Так, как хотелось только ей, а не как нужно кому-то. Взяв Тошку, она отправилась на прогулку. Затем свернула к знакомому зданию и так же непринужденно поднялась с ним по ступенькам на второй этаж. К счастью, их никто не заметил.
Эля вошла в кабинет, поздоровалась с почтенной публикой и заняла место около двери. Тошка тихонько уселся рядом в уголочке, так, что его никто не увидел. Все слушали отрывок из чьей-то заунывной повести, которому, казалось, не будет конца. Рядом с Элей сидели две солидные дамы в годах и тихонько перешептывались, но Эля все же расслышала их разговор краем уха:
-- По моему, повесть не слишком глубока, -- говорила одна, -- В ней очень много ненужных фраз.
-- Это дочь администратора клуба писала, -- произнесла с намеком другая и многозначительно глянула на первую, -- Помните, в прошлом году она так хорошо сдружилась с нашей Юленькой, но ту, к несчастью, решили переизбрать. А как она сдружилась с теперешней председательницей, неизвестно.
-- Ах, да, что вы говорите, -- воскликнула первая, -- Это же надо, кто бы мог подумать. У нее талант – самородок, она пишет просто шедевры, приятно послушать. А ведь была-то простой медсестрой. И хватило желания писать! Ей надо помочь. Простым людям надо помогать!
Тут чтение отрывка закончилось, и отовсюду послышались аплодисменты и возгласы: «Надо помочь! Надо помочь!»
«Вот так, -- подумала Эля, -- Значит ей надо помочь. Ладно, пусть помогают. Но как же я, до меня никогда не доходит очередь. А ведь я здесь уже второй месяц. Неужели, я ничего не заслужила?! И неожиданно для самой себя в слух произнесла:
-- Скажите, а когда вы поможете мне, я тоже хочу издать сборник. Я ведь к вам уже давно хожу и у меня накопилось очень много материала.
Все сразу же повернули головы в ее сторону и смотрели на Элю так, будто она спросила что-то неприличное.
-- Вы откуда? – окинула ее холодным взглядом председатель, - Что-то я вас плохо помню.
-- Я – Эллина Вереск. Сейчас печатаюсь в «Столичных новостях» , -- беспристрастно ответила Эля.
-- Я имею в виду, где вы работаете?
-- Уборщицей, -- так же спокойно ответила Эля.
По кабинету прошелся легкий шумок. Председатель едва сдержала торжествующую улыбку.
-- В наше время пишут даже дворники, -- двусмысленно произнесла она, -- Интересно, о чем?
Эля сразу же поняла намек:
-- Я вижу, вход в ваше учреждение дворникам и уборщицам закрыт.
-- Нет, от чего же, -- смутилась председатель, -- Просто вам нужно долго учиться. И я не знаю, хватит ли у вас терпения...
-- Но у меня и так уже много терпения ушло на мои труды, которые всем нравятся, и на посещения вашего учреждения. А вы, почему-то , не слышите о чем я говорю и читаю, вот уже два месяца.
-- Вы очень не скромная для вашего возраста, -- раздраженно кинула ей председатель, -- Сядьте и слушайте, как другие пишут. Вам еще рано думать о славе.
И тут Эля взорвалась. Она поняла, что здесь ей просто не хотят помогать и никогда не помогут. Она для них не просто чужой человек из другого мира. Она всегда чувствовала себя в таком окружении выше, свободнее всех остальных и от того не принятой этим обществом. Ведь она из тех, кому с рождения дано летать. Но если такую вольнолюбивую натуру посадить в клетку запретов, она либо умрет, либо сломает путы. И Эля внезапно почувствовала навалившуюся тяжесть от всех слов, диалогов и чтений, которые она здесь слышала. Ей вдруг стали безразличными все те проблемы, за которые она боролась. Она словно переместилась в другое измерение, отгородившись стеклянной стеной от всего, что ее окружает и видела со стороны даже себя.
-- Если бы я все время скромничала, то уже с голоду померла бы, -- резко почти крикнула она, -- Мне спонсор нужен. Мой талант пропадает, стихи пропадают. Я писатель по призванию, я творить хочу. Я должна это делать, без этого я умру. Мне не слава нужна, а работа!
-- Девушка, о чем вы можете написать, вы такая злая и грубая. Какие стихи у вас могут быть, чему они научат. Вам нужно вообще запретить писать, вы просто неуравновешенная.
-- Я злая, а стихи - добрые. Я их для всех пишу, а не для того, чтобы меня хвалили. Они людям нравятся, когда я их читаю. А вам не нравятся только потому, что вы все далеки от поэзии. От поэзии, красоты и от жизни.
Все вокруг с негодованием смотрели на Элю. И только один человек в углу рассматривал ее пристальным взглядом, прищурив глаза. Волосы ее растрепались от гнева, теперь она казалась еще привлекательней, юней и задиристей, как мальчишка. Эля почувствовала, как голос ее начинает дрожать от обиды и негодования. Она едва успела проглотить соленный комок, подкатившийся к горлу. Отчаянно махнув рукой, она повернулась к двери
-- А, ну их! Пошли Тотошка.
Тошка выбежал из соседнего угла, куда он успел забрести, промчался мимо шокированной председательши, и умчался вслед за быстро удаляющейся Элей через распахнутую дверь. Через пять секунд сама Эля уже не помнила о происшедшем, а председательша еще долго кричала ей вслед:
-- Хулиганка, еще и пса сюда привела! Как она посмела! Посмотрите, посмотрите, он чуть меня не укусил, может, он бешенный?!
Ее обступили вокруг все сочувствующие и стали успокаивать. И лишь один невысокий мужчина с жиденькой бородкой выскользнул незаметно в дверь и решил догнать Элю. Но настигнул он ее только на улице.
-- Девушка, подождите, не убегайте, мне нужна ваша помощь.
Эля удивленно оглянулась.
-- Моя помощь? -- она и не думала, что сегодня сможет кому-то помочь, потому, что она сама нуждалась в ней.
-- Я режиссер, работаю в театре, -- представился мужчина, -- А теперь хочу поставить фильм. Здесь я оказался потому, что искал творческую натуру. Но там мне никто не приглянулся, они все мне не подходят. Если у нас все получиться, то исполниться моя заветная мечта, я смогу снимать фильмы и дальше. Вы поможете мне, а я помогу вам. Идет?
-- Идет, -- радостно ответила Эля, -- Но сумею ли я, ведь я не артистка.
Мужчина загадочно улыбнулся, оглядев Элю с ног до головы. Вы способны растопить любое, даже самое черствое сердце. Хотя, не обещаю, что у нас получится все сразу. Будет трудно, я ведь сам начинающий.
Ясный сентябрьский день. Эля снова идет гулять с Тошкой. Настроение отличное. Позади бесприютные скитания, впереди новая сложная жизнь с другими трудностями и загадками. Ведь завтра начинаются съемки фильма, судьба которого во многом зависит от нее, Эли. Вдруг из-за поворота к ней подъехала иномарка, так неожиданно, что чуть не сбила ее с ног. Стекло дверцы опустилось, и из окошка выглянул симпатичный парень с гладко зачесанными вверх волосами. Темная водолазка оттеняла его загорелую кожу. На нем был блестящий пиджак, он курил. Эля изумленно смотрела на него.
-- А за вами должок, златовласая Фея, -- обратился он к Эле.
Что? Фея? -- Эля еле узнала Костю. Ну, конечно, это он.
-- Странник. Мой загадочный странник! – обрадовалась она, -- Костя, неужели это ты?!
-- Присаживайся, -- Костя деликатно открыл дверцу.
-- Как ты меня нашел?! – растерянно спрашивала Эля, усаживаясь рядом с ним на сиденье, -- Ты меня еще помнишь?
-- О, Прекрасная Фея, как можно вас забыть, -- Костя непринужденным движением сделал взмах рукой и как у ловкого фокусника на его ладони появилась голубая жемчужина-бусинка с Эллиного платья, -- Я же говорил , Фея, что найду тебя, хоть на краю света.
-- Где ты сейчас? Как живешь?
-- Работаю в офисе. После того, как встретил тебя, стало везти. Просто раньше времени рассказывать не хотел. Ты и вправду добрая волшебница, твоя любовь, как талисман. Я теперь хорошо зарабатываю. Ну, что, выполняй обещание. Поедем в ресторан, ведь я почти миллионер.
Костя широко улыбнулся, а Эля засмеялась своим звонким заразительным смехом.
-- С вами, мой странник, хоть на край света.
Эпилог
Влажный февральский день. Под ногами сыро, но некоторые лужи подмерзли. С неба падает белый пушистый снег. Эллина в такой же белоснежной пушистой шапочке звонит домой из автомата на улице. Золотистые локоны рассыпались по ее плечам и на них, кружась, падают снежинки.
-- Мама, мамочка, мы уже сняли фильм! Завтра его премьера в кинотеатрах. Комиссия сказала, что если наберется нужное количество зрителей, то он пойдет на фестиваль.
-- Умница ты наша. Не ожидали мы, что такая станешь. Но когда же ты в гости приедешь, мы уже с бабулей заждались. Больше, чем полгода тебя дома не было. А у нас тоже новость. Коська твой, не Коська вовсе, она это. У нее котята скоро будут. Так что, у нас пополнение.
-- Ой, правда, вот хорошо, как я люблю котят. Я как раз наверное успею на них полюбоваться. А Коську теперь Касей зовите, или Ксюшей. Но мне еще дела кое-какие необходимо уладить и я скоро приеду.
-- Ох, Элька, вся в отца пошла. Тот тоже безвести годами пропадал.
-- Ой, мама у меня еще новость. Я вас хочу с Костей познакомить. Он из нашего городка. Это тот парень, который вам тогда не понравился. Мы с ним вместе домой приедем на его машине. Мамуля, можно бабуле трубку передать, я за ней тоже соскучилась…
Поодаль в автомобиле Элю ожидали Костя, на заднем сиденье невысокий мужчина с жиденькой бородкой, и неизменный Тошка.
-- Ну, что, наговорилась? – спросил Костя, когда Эля вернулась к ним.
-- Да. Так домой хочется… -- Эля печально вздохнула.
-- Скоро поедем.
-- Ну, а нам пора расставаться, -- режиссер пожал им руки на прощанье, -- И вам, Константин, спасибо, что с финансами помогли. А ты, златовласка, поступай. В наше время образование необходимо. Мы тебе рекомендацию дадим, чтоб приняли. С твоими-то способностями, да что б не учиться. А как выучишься, снова к нам приходи. Мы с тобой таких чудес натворим. Ну, что уговорил на счет учебы?
-- Уговорили. Теперь обязательно выучусь, что бы чудеса творить можно было!
Фильм «Волшебница страны Грез» с участием Эллины Вереск в главной роли был отправлен на молодежный фестиваль и занял на нем третье место среди фильмов на актуальную тему. В тот же год Эллина выпустила свой первый сборник стихов под тем же названием, что и прославившийся фильм.
Теперь ей приходило очень много писем от поклонников. Ей было интересно их читать, но отвечать на все она не успевала. Среди них были письма от тех людей, которые знали ее еще с той поры, когда она впервые выступала на ступеньках театра:
«Мы очень рады твоим успехам, Элечка. Мы гордимся тобой, ведь ты – одна из нас. Одно только огорчает, что тебя нет с нами, ведь ты нам так нравилась еще тогда. Кто же теперь научит нас писать стихи и любить жизнь?! Кроме тебя некому…»
На что Эля отвечала:
«Это совсем не важно, что между нами расстояние и время. Сердцем я всегда с вами. А учиться у меня жизни вы можете всегда, читая мои стихи и книги. Ведь они – это и есть я сама».
Тот первый фильм был не последним в жизни Эллины. Но то, чему она научилась, осталось с ней навсегда. Эта двухсерийная лента о вечной любви и ненависти, о тягостях и тревогах необычных людей, посвятивших свою жизнь творчеству. О том, как иногда не просто бывает победить невежество людей, которые по какой-то ошибке занимают более высокую должность, чем простой, но одаренный человек. Эллина, играла саму себя, хоть показывала чужую жизнь французской девушки. Она не просто жила ею, она горела, кипела ее чувствами, мыслями, эмоциями.
И после последнего кадра крупными буквами на весь экран, как итог, ее собственные слова:
Если будет трудно – не сдавайтесь,
Если цель светла – не отступайте,
Потому, что близок свет далекий ясный!
От того, что любят вас, любите так же!
Эллина Вереск.
10 декабря2004 г.- 20 февраля2005 г.
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/