Дива дивные да чуда чудные.
Аль потешить вас сказочкой? А сказочка чудесная: есть в ней дива дивные, чуда чудные, орки страшные и девицы прекрасные. Присаживайтесь, да слушайте, досточтимые!
В одном царстве, в одном государстве стоял древний прекрасный град Левским величаемый. И был в том граде кабак знаменитый «Средневековский», куда купцы, бояре да простой люд заезжали-захаживали, а после и загаживали, вусмерть напившись.
Полнился тот кабак разного рода наемниками, работниками и разбойниками, до денег охочих, да к работе непристрастным.
Наша история начинается здесь, зимним погожим вечерком, когда солнце уж обнималось с горизонтом. Перед таверной остановилась карета, двумя конями вороными запряжена.
Как только скрип деревянных колес сошел на нет, тут же к карете подскочил часовой, размахивая мечом в черную и белую полоску поперек лезвия.
Отдав вялую честь, часовой вкрадчивым голосом к вознице обратился:
- Не в положенном месте лошадок паркуете, гражданин! Взыскать с вас придется, дражайший!
Возница только плечами пожал, да как сапогом топнет:
- Ты, холоп, глаза разуй! Не видишь что ли, на крупе кобыльем номер именной, барский!
- Прошу простить меня смиренно, - в лице изменился караульный, низко склоняясь, да мечик за спину пряча. – Не признал, уж не серчайте.
- Пшол вон! – гаркнул возница, грузно сваливаясь с козлов и отпихивая незадачливого стража. Тот быстро удалился. Открыв дверь кареты, ямщик низко поклонился. – Пожалуйте, господин дорогой!
На ступеньку ступила ножка в сапожке красном, золотыми вязями да дивными рисунками украшенным. А за ней пожаловал и сам боярин. В одеждах бархатных расшитых, весь на закатном солнце переливается, аки яблочко спелое, да жмурится, ровно кот сметаны объелся. А у самого волосья медью на свету горят да на ветру развеваются. Шли мимо девицы, чуть плетенки не пороняли, заглядевшись. Боярин тот прядками тряхнул, да в кабак пожаловал, перед ним только и двери открывались.
А в том кабаке сидела я да друзья мои верные, товарищи боевые, за дубовыми тяжелыми столами. По праву руку тролль Гаргуль, ростом с косую сажень, телом синим, аки небо вешнее, с клыками, к потолку задертыми, ушами растопыренными да глазками маленькими, однако добродушными весьма. Да и сам тролль добротой душевной отличался, мало что племя иное. А по леву – Шагизмунд Сварожский, к девкам весьма охочий, не одну в Левске перепортивший, да без устали пятками сверкавший от отцов ихних. Хорош молодец: сам статный, вороненые локоны до плеч, черные глаза (видно прабабка его с цыганами грешила) да бородка куцая, за кою он не одну драку затевал, коли посрамить решили. Да и не нашенских он будет, с земель северных, где лед денно и нощно глаз синевой мозолит. Приплыл к нам с троллем на корабле ихнем, по-мудреному называвшимся, да так и остались – прижились.
В углу теснились земляки его, викинги бородатые и с волосьями длинными, в косицы где-нигде заплетенные, по пояс в шкуры ряженые. Медком низкосортным баловались да в мою сторону поглядывали, посмеивались. И прочая голь кабацкая.
А супротив нас сидели товарищи наши по питейному – Иван Мутный и Марьян Бассиловский. С Марьяном-то мы ансамбль творили, с Гаргулем и Шагизмундом. На гуслях, трещотках да бубне тренькали – народ потешали.
И вот собрались мы нониче выпить сладко в вечерок такой славный в кабаке «Средневековском», дела свои военные, наемничьи порешать.
Глядь, а из дверей детина широкоплечая наступает, и прямо на нас. Лик перекосила гримаса злобная, так волком на Шагизмунда и поглядывает. Видно, нагрешить уже успел. А тот знай себе потчуется да угощается и мужика над душой своей не замечает. Занервничали мы, перстом в мужика затыкали, заблеяли невнятно.
- Ой, - узрел наконец северянин гостя. – Вам чего надобно?
- А вот тебя мне и надо, любодей паршивый! – мужик стал закатывать рукава рубахи, в коей пришел, являя люду волосатые лапищи. – Кто дщерь мою намедни попортил?
- Откуда я знаю, с кем ваша дочь по сеновалам валялась? – вздел невозмутимо бровь Шагизмунд, эль из кружки деревянной попивая.
- Ты мне тут зубы не заговаривай! – мужик схватил Сварожского за перевязь ремней на груди и притянул к себе, чуть ли не носом тыкая того в лоб. – Видал я, как ты из окна ейного выпрыгивал, барахло свое по пути подбирая.
- Закусывать надо, папаша! – нехорошо сузил черные глаза северянин. – Не из ейного окна я выпрыгивал.
Я прыснула в кулак, когда Шагизмунд сообразил, что не то ляпнул, усугубив ситуацию. А глаз мой заприметил, как рука бывалого воина, испещренная шрамами уже обхватила обоюдоострый топор весь в рунах.
- Не из ейного, говоришь? – вдруг смягчился мужик, выпуская ремни, и даже пытаясь улыбнуться. – Соседских можно.
Мы вздохнули, когда мужик уже пошел к выходу.
- Погодь! – вдруг остановился он. – Так моя ж тогда у соседской девки ночевала! Обеих попортил!
Мужик развернулся и бросился на Шагизмунда, но тут же получил по голове кружкой, которая разлетелась щепами и недопитым элем. Началась возня и драка, викинги вдохновенно бросились бить морду кому попало. У них там в землях это забавой считалось, хотя в этом наши народы схожи.
Я зашлась заливистым хохотом, только успевая ловить кружки со стола. Ну дает северянин, по одной ему уже мало стало!
К счастью, оружие не применяли, так драка улеглась в ближайшее время. Подобрали и вынесли все бесчувственное, пьяное и поколоченное. Веселье продолжилось.
- А ты серьезно девок того-этого? – пробасил восхищенно Гаргуль, подвигаясь на лавке к гордо сидящему северянину.
- А что, завидно? – ехидно улыбнулся тот, поднимая новую кружку.
- Еще чего, - поскрипел клыками тролль, бухаясь с ним пойлом.
И тут из дверей царственной осанки особа выплывает, да трубку набивает, огонек ему несут. И поплыли сизые кольца к потолку дубовому.
- Нижайше прошу меня простить, господин, но у нас не курят, - халдей, низко поклонившись, опасливо закосил на резную трубку гостя, выпускавшую сладкий дым. – Давеча указ вышел, Его Величеством Лесовым подписанный, яко не велено в заведениях питейных трубкой да самокрутками баловаться.
Я усмехнулась, под столом самокруточку удерживая да временами попыхивая. Нам, наемникам, закон был не писан, а вот всякого рода знати… Для престижу не хорошо.
- Дык вы знаете, кто это? – воздел к потолку руки возница. – Это же сам граф Крякский!
По кабаку зашептались. Знали графа достаточно хорошо, особенно он славился игрой на лютне. Все в разъездах был, а тут собственной персоной в гадюшник пожаловал.
Мы тут же смерили гостя оценивающим взглядом, прикидывая, сколько злата набежит, если продать одежду без графа и сколько, если вместе с ним в комплекте ближайшему работорговцу. И что нам за это будет.
Крякский проигнорировал халдея, попыхивая трубкой, и направился прямо к нашему столу, брезгливо поднимая полы дорогой одежды.
Мы расселись, уступая ему место. Граф покривился, но сел, подзывая слугу, прошептал ему на ухо и отпустил восвояси. Тут же закрутились халдеи, заносились кушанья да напитки дивные, на наши медные гроши не покупаемые. Крякский молча откушал, и наконец молвил:
- Гой ты еси, добры молодцы и красна девица! Слыхал я, что нет более ловких и сноровистых работников, нежели вы, - граф аккуратно промокнул салфеткой губы, закурил опять трубку и продолжил. – Беда у меня приключилась. Похитили орки злобные мою лютню любимую ненаглядную. Жить без нее не могу!
- Курить не полагается! – опять подскочил халдей. – Батюшка Лесовой на нас караульных зашлет. Закон все же.
- Я уплачу коли что, - нетерпеливо сдвинул брови Крякский. Халдей нервно удалился. – Тоже мне закон нашли! Пошто права людские ущемляют, ироды окаянные?!
- Помнится, хотели государь Лесовой со своей свитой изловить всех длинноволосых, мол негоже мужику волос отращивать аки у бабы, - хихикнула я, попивая из кружки да на графа поглядывая. Хорош, стервец!
- Дело говорите, Вильгельмина Модестовна! Так вот пусть эльфам это скажут, - поддержал Крякский, поднимая кубок серебреный, с собой принесенный от греха да от заразы подальше. – Или вон тем дружкам вашим.
Граф кивнул на викингов, те плотоядно заулыбались, к разговору прислушавшись.
- А что, Виля, - обратился ко мне тролль. – Кажись орков тоже хотели вне закона объявить?
- Ага, в нашу общину их приписали! – я со стуком поставила кружку, злобно зубами скрипя. – Да где ж это видано, чтоб наемники с орками якшались?!
- Ну вот и пришла пора их проучить! – Шагизмунд уже стоял, поигрывая топором на плече. – И нам в радость, и денюжка… - северянин многозначительно посмотрел на графа. Тот смущенно кивнул. – Перепадет! Так что, друзья-товарищи, предлагаю время не терять и собираться в путь-дорогу.
- Да уймись ты, - потянула я викинга за небольшой обрывок шкуры, что штаны ему заменяла, заставляя сесть. – Мы ж ничего толком и не знаем. Куда идти, что почем.
- Должно вас предупредить, люди добрые, что отняли лютню мои не просто орки злобные… - Крякский с кислым лицом уставился на северянина, который недвусмысленно намекал на двойную оплату. – А вождь ихний - к магии да чародейству склонный и весьма могучий.
- Ну-у, - протянула я. – Здесь без лорда Секирского и ведьмы Нетопырихи никак.
- Дык Секирский на другом конце государства обретается, - заметил Иван Мутный, доселе голос не подававший. – Мы ж его пока дождемся, так сами поседеем.
- А кто сказал, что вас с Бассиловским мы на бой смертный возьмем? – резко поднялся Шагизмунд, злобно челюстью шевеля.
- А что ж мы не люди что ли? – встал Марьян, куриной ногой тыкая в грудь Сварожскому.
- И чем ты его бить будешь? Гуслями своими по голове что ль? – поднялся, возвышаясь над всем Гаргуль, чуть головой с сальными проволочными волосами балки не подпирая. Выудил из-за скамьи дубину и помахал, мало не сшиб канделябр.
- Угомонитесь, юродивые! – гаркнула я, да силы не учла. Замолчал весь кабак. Неловко мне стало, перешла я на шепот. – Коли так нужно, так все вместе пойдем!
- Негоже воину с простолюдинами безродными шастать, - захмелевшим голосом сообщил Сварожский, топором в Ивана тыча, явно желая затеять драку. Мутный не выдержал и налетел на обидчика.
Снова заголосили, завозились, зубы полетели в разны стороны. Даже я, поддавшись общему веселью, зарядила кому-то в глаз. Один граф сидел с невозмутимым видом и лишь приклонял слегка голову, когда мимо него пролетали стулья и прочая утварь.
- Стражи идут! – заорал кто-то, и мы бросились врассыпную, точнее на выход с сего дивного заведения. За нами семенил Крякский, путаясь в одеждах.
Мы подоспели к карете, граф запрыгнул и понесся, из окна раздавая нам ценные указания по усекновению воров. Мы трусили следом за лошадьми, внимая.
Протянутые трясущиеся четыре руки прозрачно намекнули графу на предоплату. Кинув нам в руку по золотому, граф умчался прочь, поднимая снежные вихри.
- Хорош аванс, - попробовал на зуб монету Шагизмунд. – Только вот делиться с Секирским и Нетопырихой не хочу. И им же оплату придется сулить. А за проделанную работу с этими двумя делиться не желаю.
- Может ты один всех завалишь? – опешили мы.
- Да я одной левой, да я их…
- Опять сказки для бедных, - вздохнула я, пряча за пазуху монету.
- Не сказки ни разу, - обиделся Сварожский.
- Виля, а чтоб тебе пусто было, - и тут только я заметила, что Марьян держится за правый глаз, а под ним синяк зреет-наливается. – Ручонками в Средневековском размахалась! Пошто людей зрения лишаешь?
Так вот кому я вдохновенно плюху влепила, войдя в азарт.
- Ты прости меня друг сердешный! Не со зла же, - потупилась я, улыбку пряча. - Ну-с, что будем делать с лордом? У кого камень волшебный?
- У меня, - Мутный покопался в кармане и достал агрегат связи. – Вызывайте.
После мелодичного голоса эльфийки, нам предложили подождать, слушая душещипательную мелодию, затем оповестили, что в данный момент лорд занят, поскольку находится за волшебной книгой. Вчетвером сплюнув в сердцах, мы отправились в таверну «Бухтярскую», где иногда засиживались, дабы обсудить дела насущные.
Вождя орков – Велпа Хлака все боялись, особенно когда чарку опрокинет, а чарки он опрокидывал с завидным постоянством. Силен, удалец, проворен да еще и колдовством занимался. И жила у него в пещере девица красная, да вот и в прямом смысле красная, ибо волосья ее глаз резали ибо червлены были весьма. И звали ее Алена Маерна. Украл ли ее орк, али сама к нему пошла – не знал никто.
Пораздумали мы с добрыми молодцами, что руками голыми не взять того орка, что лютню графскую похитил, и решили идти к ведьме. Тотчас собрались и пошли. Долго ли коротко шли, ночь в дороге скоротали, и открылась перед нами в лесу избушка. Перекошенная, бок горелый, будто палили ее недалече как вчера. Встал Шагизмунд, гаркнул голосом богатырским. Глядь, а из дверей к нам навстречу низенький ростом коротыш выходит. Уши заостренные на концах, весь сморщенный, нос крючком. Низко кланяется – войти просит. Шагнули мы за порог, а там, батюшки светы, ажно черно от мышей летучих да травы сушеной. А у котла ведьма варево готовит, большой ложкой помешивая да себе под нос напевая. Черные волосья по земле стелятся, в них пауки гнезда свили, змеи шевелятся да мыши снуют.
Испужались мы, назад отступили, а карга дай и заскрипит:
-Фу-фу, духом пахнет, не мылись что ли вовсе?
Гаргуль за Шагизмунда схоронился, Шагизмунд за Бассиловского, Бассиловский за Мутного, а Мутный за меня, а от меня ответа нет.
- Нам бы, Нетопыриха, зельице у тебя взять, для подвигов ратных востребованное весьма, - осторожно сказал Иван.
- Тебе что ль? Ты на себя взгляни, кожа да кости, а вот ему… - ведьма кивнула на приосанившегося Сварожского. – Ему в самую пору будет. А что ж это за подвиги ратные вы зимой устраивать собираетесь?
- Да вот, хотим охоту устроить, да не простую, а на гоблинов да кикимор всяких, - ляпнул Гаргуль.
- Тьфу, их же одним щелчком раздавить можно. Что-то вы, хитрые молодцы, не договариваете!
Нетопыриха подскочила к Шагизмунду и приставила выпученный глаз к его оку. Тот шарахнулся, лицо вытирая да костерясь, ажно у нас уши повисли.
- Ну ладно, удружу вам, - крякнула ведьма, домешивая из пузыря в котел чьи-то лапки, отчего цвет того поменялся из зеленого в пурпурный. – Коли добудете мне кольцо, которое Маерна носит.
А мы возьми и обрадуйся, токмо хороводы не заводили. Все равно по пути.
Смекнула старая, что неладно тут, нюхом потянула да молвит:
- Неужто супротив Хлака собрались?
А Марьян возьми и ляпни:
- Да.
Что тут началось! Поднялась стая мышей в воздух, крылья затрепетали, по лицу нас захлопали, пауки со змеями норовят с ног сбить и удушить. Нетопыриха стоит ругается, руками махает, будто взлететь пытается. Насилу угомонилась.
- Вот что я вам скажу, дружки смертные! Утаили бы вы от меня на кого идете, и не видать бы вам более света белого. Не берет Велпа ни волшба обычная, ни клинки закаленные, ни молитвы иступленные. Сварю я вам зелье, но оно побочные эффекты имеет.
- Какие? – поковырялся в ухе тролль и с хлопком вытащил палец.
- Золотуха, тошнота, жар, крапивница, - стара перечислять ведьма, загибая костлявые пальцы.
- Главное, чтоб не в самый ответственный момент и не все сразу, - захохотал басом Шагизмунд, подступая к стене, где оружие дивное невиданное имелось.
- Не сметь трогать! Даже близко не подходи, - заволновалась Нетопыриха, таща к котлу баночки-скляночки и пузыречки.
Не успело солнце стать в зенит, как уж готово было зелье. Разлила старуха по банкам и нам отдала, на дорогу напутствуя:
- Обязательно с ним чарку выпейте, иначе одолеть его не сможете. Да днем не заходите в пещеру. Пока спать не ляжет, зелье не пейте, да мечом не рубайте.
- Да поняли мы уже, - пробурчал Иван. Нам вслед махали белыми платочками Нетопыриха и гном, скупую слезу вытирая.
И снова, шли мы долго-коротко, пришли в лес дремучий: ни пройти - ни проехать. Вокруг болото топкое, из болота сучки корявые торчат, словно руки скрюченные к небу тянутся.
- Ну, ребята, садитесь на меня! Мне все болота, реки и озера по колено, - сказал Гаргуль и ладони могучие подставил. Забрались мы к нему на плечо и едем, да знай себе яствами угощаемся, с Левска припрятанными. А тролль одной рукой лес раздвигает, другой воду черпает. Приехали мы к пещере, глядь, а вокруг черепа белесые валяются и кости обглоданные. Жутко нам стало, но коль уж взялись за гуж…
Уж стемнело, и шагнули мы в пещеру, волшебными камнями с огнем дорогу себе отсвечивая. Шли-шли, устали, и тут наконец вышли в залу большую. Куда уж купеческим хоромам до такой красоты. Везде злато да серебро блестит, перламутр отливает, каменья драгоценные лучатся. Засмотрелись мы, да не заметили, как сзади орки нас и окружили.
- Сперва мы за едой ходили, а теперича она сама к нам пожаловала, - сострил грузный орк, на палаш опираясь.
- Не изловив бела лебедя да кушаешь, - пожурила я, а у самой мысли зреют, словно семечки в подсолнухе. – Сестрицу нашу мы пришли проведать, Алену Маерну. Братья вот ее. Орки возвели глаза ввысь, где под потолком копошился тролль, волосы свои назад прилизывая. – А это… А это транспорт наш, дабы по болотам ноги не марать.
Фыркнули, хмыкнули и мяться стали, не зная что с нами сотворить. Да тут на нашу радость выбежала из соседней залы Алена. Вся в шелках расписных, уста сахарные открытые, глаза скромные из-под ресниц длинных глядят, а ресницы невинно так хлопают. Завидела она Шагизмунда и обомлела-залюбовалась.
Сделала знак страже, а сама повела нас под руки белые в хоромы. Угощать стала да расспрашивать кто такие да откуда. Честно мы ей рассказали, зачем явились. А она нам поведала, что Хлак на охоту уехал и незнамо когда обратно вернется.
- Ах лютня, всплеснула руками Маерна. Так вот тут недалече как принес Велпа лютню дивную заморскую, только играть не умеет, даром что уши мучил. Я вам сейчас принесу, - и удалилась, на Сварожского глазками постреливая через плечо. А тот знай себе за обе щеки уплетает и не давится.
Вынесла Алена лютню, да такую, что ни в сказках сказать, ни пером описать. По бокам золото с серебром переплетаются, дивные звери бегают по ней, сама настраивается. Загляденье! Цапнула я ее из рук и к себе пристроила. Пощипала струны, да заголосила, а они сами под пальцы идут, сами звук издают, да громкий какой. Сбежались все орки слушать.
Погорланили мы с ними песни, наугощались, но спохватились и стали в путь обратный собираться, да не успели.
Стоит на выходе орк громадный, плечами свод пещеры подпирает, сам зеленый, ручища с голову тролля. Трухнули мы, за столом хоронясь. Гляжу, Сварожский через стол лезет, ногами по уткам жареным топчется и секирой помахивает. Захмелел уже не на шутку.
- Выходи, супостат, против викинга биться, не на жизнь, а на см…
- Ты ж что ж творишь, волчья сыть?! – страх у меня как рукой сняло, появилась злоба лютая. Дернула я его назад, но его шкурка набедренная у меня в руке осталась, а северянин в чем мать родила пошел дальше, седалищем отсвечивая. Алена так краской и залилась, глядя сквозь пальцы. – Стой говорю!
По уткам теперь прошлась я, накинув на голову викингу шкуру (потехи ради, мол, не тот срам прикрываешь обычно), я встала перед орком.
- Здравствуйте-прездравствуйте, дражайший! Мы тут к сестренке своей заскочили, а тут не налюбуемся на богатства ваши, да на яства да водочку дивную. Вот мой друг и захотел в этом деле с вами силушкой богатырской помериться. Больно понравились меда ваши.
- Коли так, - подобрел Хлак. – Милости прошу, откушайте, отчего ж нет? А для спора со мной пусть сначала от хмеля предыдущего отойдет.
Я сделала знак Гаргуле, и тот в момент отыскал бочку и помакал туда резко отрезвевшего и уже злого Сварожского.
- Сейчас он у меня попляшет! – вылез из бочки Шагизмунд, стряхивая воду с волос и кое-как стягивая на бедрах шкуру. – Лопнет скорее, чем меня перепьет!
Бойцы приступили к соревнованиям, а я пока выпрашивала Аленкин перстень, мол «Жить теперь без него не смогу, один раз увидавши! Не губи душу, сестрица». Сжалилась надо мной девица, задарила мне перстень, намекнув, что силой он обладает волшебной, но так и не сказав какой.
Упились воины вусмерть. Хлак под столом почивал, завернувшись в скатерть самобранку, а Шагизмунд самобранился, подпирая щекой мокрый стол. Видать, победа за ним осталась. Проводили нас орки в палаты, дабы почивать мы смогли. А мне все не спится, подвох чую. Спустилась я в залу, где Велпа спал, и вижу: крадется Аленка, да нож у нее в руке поблескивает. Удавить решила спящего! Без чести сразить!
Не выдержала я, свистнула молодецким посвистом, всех перебудив. Проснулся и Хлак, на девку бессовестную жалобно глянул:
- Аль не кормил, не поил я тебя, Аленушка, аль ласковое слово утаивал? Пошто свести меня хотела?
- Не хочешь отпускать ты меня, - заревела девица красная, на плиты мраморные усаживаясь. – А я воли хочу, небо синее увидеть, детишек красивых завести.
Сама говорит, ревет, а глазом на Сварожского косит. А тот стоит-качается цвета зеленого. Нехорошо, видать, ему после пьянки давешней.
- Поди вон, бестия рыжая! Забирайте ее, чтоб духу не было! – заревел Хлак, об тролля спотыкаясь. А Гаргуль оказывается так на полу и заснул, как это мы его проглядели?! – И вы все выметайтесь, благо утро скоро!
- Наш воин супротив тебя вышел и победил, - деликатно напомнила я.
- И что вам надобно от меня? – скосил налитые кровью глазищи орк.
- Лютню отдай, что у Крякского украл – тогда и сочтемся.
- Забирайте свою брынчалку и девку рыжую и вон пошли!
Два раза нам повторять не пришлось. Вылетели из пещеры, Маерну на плечи, верхом на Гаргуля и а-ну верстами болото мерить.
Остановились передохнуть, тут подходит ко мне Алена и говорит:
- Ты колечко ведьме не отдавай, - смотрю на Шагизмунда, а тот в небо свистит, словно пшеничку засеял. Озлилась я на него. Ну кто просил рассказывать? – Пригодится оно тебе. Говорят, любы тебе молодцы длинноволосые. Так и придержи перстенек, не отдавай.
Задумалась я. А действительно. Зелья мы не пользовали, нам и не пригодилось. А будет Велпа округу стращать, так живо управу в лице, то бишь в глотке Сварожского найдем. Ну и пусть карга себе на болоте чахнет. У нее вон гном есть. Залюбовалась я на перстенек. Нет, не отдам!
Смотрю, а Аленка с Шагизмундом друг другом любуются. Ну, думаю, наконец-то остепенится.
Долго ли скоро ли, настигли мы града нашего – Левска. Крякский нам в ножки кланялся, золотые горы отвешивал да на лютне сыграл, слух услаждая.
Скоро и свадьбу пир горой закатили черно-рыжую. Сварожский под конец с тортом лобызался, пока его жона новоиспеченная байки бабкам травила, вино казенное поцеживая. И я там на том пиру была, мед-пиво пила, по одежде текло, в рот не попало, а на душе пьяно и сытно стало.
Вот и сказочке конец, а кто слушал…
- Подождите! – возмутился Шагизмунд. – То что я женатый, это ничего не значит!
Подмигнул, да сиганул к девке в окно.
И пошли титры.
Пост Скриптум:
Гаргуль начал частенько пропадать, видимо нашел троллиху. С Секирским мы все же связались через волшебную книгу. У него все хорошо. Марьян Бассиловский и Иван Мутный установили себе две статуи из дерева рукотворные на площади главной, потом за ними стража долго гонялась.
А я…А что я?
Оказалось, ежели колечко Аленкино обронить наземь, появляется добрый молодец красоты не писанной и волос копной. Вот тешусь вечерами, и глядишь, скоро и я свадебку сыграю.
И будем жить-поживать да добра наживать.
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/