СЕРОСТЬ

 

ГЛАВА 1. ВОЗВРАЩЕНИЕ К ЖИЗНИ

 

Из прошлого

 

Мерно стучат колеса поезда, отбрасывая на восток частые и уже белорусские станции и полустанки, серые, под серым дождливым небом с низкими тучами:

Дук! Дук!

Дук! Дук!

Дук! Дук!

Дук! Дук!

Извечная песня железной дороги, чугунки¹, как говорят в местных деревнях-весках². Да и в русском языке это доброе и домашнее какое-то слово бытует, или, скажем, бытовало. Веси, а? Ничего не напоминает? Нет? Ну, тогда вам и вспоминать не о чем! Не стоит, видит Бог. И не трудитесь даже! Все равно кроме какой-нибудь общечеловеческой мути вы не вспомните! А эту хрень, на ночь лучше и не поминать! Обязательно ведь кошмары после нее приснятся! А зачем? Оно вам надо? Наверное, и нет!

Впрочем, какая там ночь! Серый повернулся на своей верхней полке, прислушиваясь поутру к своим ощущениям. Хорошо отдохнувшее тело просило действия, ничего не болело и нигде не тянуло. Какое там! В его возрасте и не должно бы! Вытащил из-под подушки, сложенные и сунутые туда с вечера джинсы. Ощупал, на месте ли старое кожаное портмоне с деньгами. Все там. Да и как бы их вынули? Как? Эх, у себя, на зоне, он видал таких мастаков – изо рта достанут, и не заметишь! А то – из-под подушки! Шутить изволите?! Говорят на зоне, по вагонам такие, блин, мазурики слоняются. Куда там киношным воришкам! Нет с деньгами все в порядке, да и было их совсем немного. Так, слезы, на первое время. Много ли заработаешь на зоне? Трудясь в пользу ненасытного государства? А раньше, до зоны, он много зарабатывал? Раньше? Было ли это раньше!? Да нет! Было! Была и армия с доблестным десантно-штурмовым батальоном морской пехоты. Был и университет. И не хухры-мухры! Московский, МГУ. Поступать туда, он приехал, прямо демобилизовавшись из армии. С Северного флота. Из казарм бригады морской пехоты в Североморске, где благоволившие ему командиры, позволяли настырному сержанту из ДШБ³ готовиться, в личное время, чтобы не утратить квалификации для поступления. А он, из благодарности, решал им все контрольные по физике и математике во все их заочные институты и академии. Самих офицеров, их друзей и родственников. А что ему, участнику и призеру республиканских и даже союзных олимпиад по физике, решить какие-то рядовые и типовые контрольные по математике и физике. Так, в качестве разминки, разве. Ну и для того, чтобы уж совсем не утратить навыка. Во взводе и роте, да и в батальоне, за ним закрепилось вполне почтенное погоняло – профессор. Серого оно вполне утраивало, и он не возражал против него. Надо ли? А то пристанет что куда менее приятное! Тогда как? Впрочем, на армейских буднях его подвиги на лоне решения контрольных по точным наукам, не отражались. Также как все, бегал в рейды, тренировался рукопашному бою с предметами: автоматом, ножом, МСЛ⁴ и без оных, преодолевал полосу препятствий, прыгал с парашютом, десантировался с вертолета, на бронетранспортерах и прямо с борта приткнувшегося на мель судна, по самый подбородок уходя под воду, привычно держа над головой автомат. Реже других сержантов ходил в наряды, это и было, пожалуй, единственным послаблением офицеров своему любимчику-сержанту Серому. Но этой романтики ему хватило по самое горло еще в учебке, в далекой прибалтийской Елгаве. Так-то там они месили лабусов⁵ на танцплощадках, получая сполна их подлую местишку, будучи, иной раз, застигнутыми их группой, в одиночку. А потом, отлавливая подлюков уже по одиночке, пользуясь навыками, привитыми в армии, и отсыпаясь по полной программе на отловленных, не давая, придуркам, упасть наземь и закосить под умирающих. Зато в увольнениях было совсем нескучно. Было чем заняться и с пользой для службы, кстати.

А однажды, возвращаясь ко времени из обеспеченной друзьями самоволки, воспользовался пожарной лестницей, чтобы попасть в свой кубрик, расположенный на третьем этаже корпуса учебки. Лестница та вела в туалет. Каково же было его удивление, когда он, влезши в окно, предстал перед их начальником курса подполковником Свиридовым, сидящим орлом на унитазе! Что само интересное, так это то, что воздаяние за эту самоволку, в виде нарядов вне очереди, он не получил. Наверное, потому, что не растерялся и, приняв строевую стойку, бодро поприветствовал начальника:

- Здравия желаю, товарищ подполковник!

Подпол⁶, забыв, что башка пуста и, что сидит он орлом над дыркой, в солдатской уборной и так просто встать не может, не уронив офицерской чести, вместе с расстегнутыми штанами, метнул правую руку к виску, отдавать ответную честь. И едва успел ее остановить, промычав:

- И тебе не хворать, Профессор! Заработался?

- Ум-гу, товарищ подполковник!

Но наказывать Серого подпол не стал, не желая, видимо, рассказывать своим, как застал его пройдоха-курсант врасплох, «на очке». А и Серый промолчал, поняв, что не по мужски это будет, разболтать все, не получив воздаяния. Если бы воздалось ему за тот приход в окно, тогда – да! Тогда, пожалуй, посмеемся все коллективом. Ну а нет – значит, и не было ничего. Хи-хикс! Приснилось ему просто. Почудилось! Быва-ат.

Будни учебки уступили через полгода место будням десантно-штурмового батальона бригады морской пехоты Северного флота. Серый в армию попал потому, что родители, желая растянуть его детство отдали его в школку позже на год. Впрочем, возможно и не зря. И всю службу он готовился к поступлению не куда-нибудь, а в МГУ, обучаясь на заочном подготовительном физфака университета. В батальоне и бригаде к концу службы все офицеры об этом знали и сочувствовали отчаянному командиру отделения штурмовиков, полагая его одновременно психом. Но уже после приказа о демобилизации, дали серьезные послабления по службе на оставшиеся недели до его вступления в действие, помогая получше подготовиться. И приехал Серый в стольный град Москов, с невероятно наглой мордой, вполне сохраненными навыками решения задач по физике и математике, а также знаниями, намного выше стандартного школьного курса физики. И в черной парадной форме морской пехоты с гордой надписью «Северный флот» на бескозырке.

Поселившись в общежитии сразу оброс кучей друзей и знакомых. Общителен был по молодости, весел и жизнерадостен. Первый экзамен, письменную математику сдал просто, управившись за час, ну, там, с небольшим. И не знал, что делать, когда внезапно поймал на себе умоляющий взгляд симпатичной, а кто ж не симпатичен в семнадцать то лет, девчоночки слева. Кончиками пальцев, она боязливо подсунула ему листок с не получавшейся у нее задачей. В два счета решив ее, почувствовал, что за ним уже наблюдает преп⁷ от кафедры. Следовало потихоньку линять из аудитории. Но задачу той девчонке передать все же умудрился. И, сопровождаемый ее благодарным взглядом, пошел сдавать свою работу. Преп, надо отдать ему должное, спросил:

- Уверены? Может, еще разок проверьтесь, морпех!

Но Серый был вполне в себе уверен, поблагодарил заботливого препа, и гордо прошел сквозь всю толпу родителей абитуры⁸, толпившейся у входа в физический корпус университета. Давая пояснения по всем задачам, налево и направо, прорезал толпу и побрел к общаге. А вечером с ребятишками это дело обмыли, еще не зная своих оценок. Оценку узнал назавтра, ее принес товарищ по комнате, посмотревший и за Серого. Оценке «отлично» нисколько не удивился, потому, как знал, все сделано должным образом и правильно. Больше всего Серый опасался сочинения. Но, вспомнив рекомендации своей соседки, учительницы литературы, Валентины Семеновны, написал его короткими фразами, не залезая в изыски изящной словесности. Ее заморочки со всякими там запятыми, двоеточиями и прочими знаками запинания. И оценке «хорошо» был уже намного более счастлив, нежели «отлично» по письменной математике. Там он знал себе цену, а здесь – экспериментировал. Перед экзаменом по устной физике случился конфуз. В их абитуриентской группе случился еще один морпех, с Балтики. Не скорешиться сходу братишки не могли. И, ожидая экзаменатора, под осуждающими взглядами прочей абитуры, дрожащей, как бы чего не им за это было, они с Андреем, так звали морпеха-балтийца, наполнили оба стакана из графина на столе и, чокнувшись, объявили разом «Будем!» И только они приспособились выпить махом эту воду и уже до половины-таки выпили, как вошел преп, принимающий экзамен, со своим ассистентом. Нимало не смутясь, допили, встали, извинившись, и заняли свои места за деревянными скамейками. Потом тянули билеты и готовились. Внезапно Серый увидел, как его беска⁹, лежавшая рядом на скамейке, сменилась другой, поменьше. А там лист бумаги с задачей. Скосил взгляд на Андрея и увидел умоляющий ответный молчаливый посыл: «Помоги, если можешь!» Решить задачу оказалось делом минутным, но, наверное, преп что-то усек. Когда Андрей достал бумажку с решением задачи, из вернувшейся к нему бески, тот подошел к ним и пробормотал, едва слышно остальным:

- Ай-яй-яй, това-арищи морпехи! Нешто так вас в армии учили?

И уже Андрею:

- Впрочем, из уважения к вашей форме, молодой человек, даю вам еще шанс! Идите, выбирайте задачу!

А Серому:

- А вы, морпех, если больше делать нечего, так пожалуйте отвечать!

И принялся въедливо и настырно экзаменовать. Но сдвинуть Серого с го позиций не удалось и преп, честно выставив «отлично», сказал:

- Приятно, черт побери, молодой человек. Посмотрим еще, как ваш товарищ отчитается! Если и у того не меньше «хорошо» мое уважение к доблестной советской морской пехоте удесятериться!

А наглец Серый не удержался от шпильки, оценка-то стоит:

- А вы полагаете, морская пехота в этом сильно нуждается?

И сразу подумал, что зря ляпнул, Андрею-то еще отвечать. Не совсем по-товарищески получилось. И мутило и давило это на совесть во все время, пока дело не дошло до Андрея.

Но Андрей тоже не позволил себя сбить и выгреб на уверенное «хорошо». Выпили они с ним на пару весьма прилично и уже устную математику прошли на автопилоте, выгребая оба на «хорошо». Прочтя свое имя в списках принятых, Серый, как и обещал, зашел на почтамт, и отослал в свою часть на севера телеграмму, с единственным словом: «СТУДЕНТ». Что было аббревиатурой фразы «Срочно требуется уйма денег, есть нечего, точка». И пока они ждали обязательного собеседования, офицеры бригады, по старой памяти, скинулись и прислали до востребования сотню. Серый даже прослезился. Но уже спешил домой, понимая, что и без того слишком долго заставлял мать нервничать без вестей от себя, желая преподнести ей два сюрприза сразу: свою демобилизацию и поступление на физфак МГУ. Радости матушки не было предела. Потом пошли дни учебы, студенческой жизни с ее плюсами и минусами. Самое веселое и беззаботное время в жизни каждого человека, с его заходами, в погоне за быстрым заработком, на железнодорожные станции, каверзами и шутками. С бесконечными ночными спорами в общаге, лихими играми «в слона», походы с девчонками на самые рисковые танцплощадки, сидениями в библиотеках и с полунощными бдениями над конспектами в сессию, когда:

«Котелок не варит,

А студент все сидит.

Над конспектами гнет свою спину!

Сто экзаменов сдал, реферат написал.

А остался дубина дубиной!»¹⁰

Правда, после первого курса в Москве, Серому пришлось перевестись в Минск на физфак БГУ. Мама была плоха, после смерти отца и других жизненных неприятностей, у нее побаливало сердце. А жить в деревне, пусть и рядом с Минском, это сосем не то, что жить в городе. И воду, и топливо, и прочее всякое надо в дом натаскать. Вот он и ездил каждую субботу домой, натаскивать топливо и воду и вообще выполнять по дому всю более или менее тяжелую работу. И учился.

Доучился и, пройдя военные сборы, обнаружил, как и остальные, две звезды на своих погонах с одним просветом. Но мама, милая мама, словно дождавшись, наконец, его завершения учебы, освободившись от непрекращаемой заботы о нем, тихо умерла, на пятидесятилетнем юбилее одной учительницы, передавая за столом блюдо с закуской, упала со стула и умерла еще до того, как коснулась пола. Серый не плакал. В нем просто все омертвело разом, словно и не живой стал. Так, омертвелый он пришел на работу, начал работать за жалкую зарплату советского инженера в 105 рябчиков. Снимал комнату за 25 у алкашей-хозяев. Хорошие и непьющие люди сдают ведь очень редко, а, может, Серый просто не умел искать. Убегая тоски, женился. Вроде, как и по любви. Но очень скоро их съемная комната превратилась в пилораму:

- И что ты за мужчина такой? Ни кола, ни двора! Ни зарплаты человеческой!

А работа в НИИ ему очень нравилась. Но, пришлось уходить от безденежья. Снова помогла армейская служба. Взяли в ОМОН. Зарабатывать стал больше, но у жены появились другие претензии:

- И что у тебя за работа такая, праздник не праздник, в ночь и полночь! Встал и пошел!

А сама жрала горстями контрацептивы и на законный вопрос Серого:

- Зачем?

Понеслось:

- А ты что думал я детей с тобой заводить стану? А убьют дурака, тогда что мне с твои ублюдками делать?

Развелись, и Серый воистину узнал, насколько прав друг сердешный Вова, повторяя часто, что: «Лучше свадьбы может быть только развод!» Но жизнь продолжалась. Из ОМОНа Серый не ушел, полагая противным своей натуре бегать туда-сюда. Продолжал служить, находя пищу своему любопытству тем, что подрабатывал на дому, прорабатывая специфическую тему из гидродинамики и физики ударных волн: «Регулярное и нерегулярное взаимодействие плоских ударных волн между собой и различными типами плоских идеальных разрывов». Кое-что у него явно получалось. Завязалась и новая любовь с милой приятной во всех отношениях барышней, Полиной. Они много и интересно общались. Все ему было интересно в этой девчушке, и он уже подумывал, было, сделать предложение, видя, что и он ей не безразличен, когда случилось страшное. Однажды, когда Серый был на службе, трое подонков, из местной «золотой молодежи», на новой «Волге», насильно усадив Полину в автомобиль, увлекли ее загород, а там, глумясь, изнасиловали и убили. Убили, жестоко забив девчушку ногами, поскольку она, отбиваясь от насильников сумела одного из них исцарапать. Следователь, раскручивая подонков по горячим следам, преступление размотал. Но у одного, по крайней мере, ублюдка оказался высокопоставленный папашка. Он и замял все дело с судейскими крючкотворами, не дав ему выйти на суд. Серый эти дни ходил сам не свой, понимая, что и суд не даст ему удовлетворения, даже и частичного. Ведь убит милый и добрый человек, девушка, какая могла родить детей, сделав по-человечески теплым и уютным чье-то жилье, может быть и его, Серого, недавно полученную однокомнатную квартиру. Квартиры в ОМОНе давали всяко погуще, чем в НИИ. И вот жизнь этого человека и не рожденные ею новые человеческие жизни, пресечены какими-то подонками. Что это они изнасиловали и убили Полину, Серый нисколько не сомневался, поскольку потрудился плотно поговорить со следователем, а тот не стал скрывать результаты расследования от такого же сотрудника МВД, как он сам, и офицера. Все было более чем ясно. И Серый, смутно раздумывал о возможных результатах преследования. Вот, эти подонки, пусть даже и сядут, пусть, лет на десять, по максимуму. А человек ими изнасилованный уже лежит в земле. Насколько же справедливее и праведнее был суд средневековой Руси, когда, осуждая насильника, князь брал себе виру, денежный эквивалент преступления, выдавая преступника, головой, родственникам пострадавшей стороны. А коли не было родственников всегда мог найтись, и часто находился, история знает подобные случаи, защитник со стороны, кто не потерпев несправедливости, вставал на сторону обиженного, и мстил за его загубленную жизнь своей вооруженной или не вооруженной рукой. Ибо, как можно жить мужчине, зная, что те, кто издевался изощренно и гнусно убивал, пользуясь беззащитностью, дорогого ему человека, женщину, продолжают дышать одним с ним воздухом, отравляя его своим гнусным и смрадным дыханием. Нет чести у такого, с позволения сказать мужчины. Прощать, это Божья привилегия и Божье право, ибо нет для Него секрета в душах наших, зрит Он в них, видя все, что там спрятано и разумея искренне раскаяние человека, или это всего лишь попытка смягчить наказание, или вовсе уйти от него. Мужчина не Бог, к сожалению и должен следовать только лишь своему назначению на этой грешной земле. Мужскому. А назначение его – защищать слабого и поддерживать справедливость. Ну, и карать за несправедливость, само-собой, чтоб иным неповадно было. Да, у Полины не было родственников, по крайней мере, Серый не знал таковых. Он знал, что девчушка выросла в детдоме, не зная родительского тепла, что ее родственники погибли в большом пожаре, уцелела только она и троюродная маленькая сестренка, каковую Полина никогда и не видела, но все мечтала, образовав свою семью, взять ее из детдома. И этого светлого человека, гнусные палачи, были избавлены даже от слабого судебного преследования, грозившего им только тюрьмой. Из рассказов коллег, Серый, правда знал, насколько строг уголовный мир к подобным кромешникам и думал, что в этом деле уголовники гораздо гуманнее всех этих с позволения сказать общечеловеков и безобразных толстовцев, кто аппелируя к каким-то дурацким общечеловеческим ценностям, выступают против применения смертной казни даже и в таких случаях. Как бы хотелось, чтобы эти гнусные общечеловеки и их отпрыски почаще оказывались в шкуре таких вот беззащитных жертв. Его колебания и размышления продолжались недолго, и он, вспомнив свою армейскую специализацию и выучку, взялся за дело. Он выследил, что эта гнусная сволочь, все также весело проводит время, на даче родителей одного из них, в Ждановичах, пропивая и прогуливая там со шлюхами выклянченные у своих папашек деньги. Составив план операции, в один из таких разгульных дней, Серый перехватил очередную шлюху, вызванную на дачу, отправив ее назад в Минск. Сам же он подъехал на дачу, зная, что у тех троих там нет огнестрельного оружия, кроме охотничьего ружья. Разузнать это, работая в ОМОНе, совсем не сложно. Серый имел возможность взять с собой и огнестрельное оружие, но решил, если Богу угодна эта месть, он позволит ей совершиться и без огнестрельного оружия «на холодную». С собой он имел только десантный нож, тяжелый и ухватистый, настоящее оружие, настоящих мужчин. Дверь ему открыл один из подонков и Серый пинками в зад погнал его в комнату с остальными, а там объявил им, кто он, заявив, что пришел их убивать, предложил им вооружаться ножами и прочими предметами. Испугавшиеся подонки, легко терзать беззащитную девчушку, а вот как справиться с ее разъяренным до полной холодности мозга защитником, расхватали ножи и добрые кинжалы из коллекции висевшей на настенном ковре, Серый не препятствовал. Знал, не по руке кромешникам придется честная сталь, подведет она их. И в жаркой поножовщине, свирепой и бесшабашной, зарезал всех ублюдков, стараясь, не приведи Господи, не нанести им тяжелых ранений, а только убивать наверняка. Прирезать беспомощного ему было противно даже такого ублюдка, оставить же кого-нибудь из них жить он считал преступлением перед своей мужской совестью. Навыки бывшего морпеха не подвели, все трое заплатили сполна свою кровавую виру, расставшись со своими грязными никчемными жизнями на этой даче, так долго служившей для их извращенных утех. Скрываться Серый не стал. Сам вызвал на место поножовщины милицию и сдался ей без сопротивления. В камере СИЗО¹¹ он сразу стал признанным авторитетом и по тяжести и вследствие отчаянности содеянного им. На суде он отказался от адвоката и защищался сам, нападая и обличая. Суд превратился в кошмар для высокопоставленного папашки и его прихлебателей. Но в советской стране найти справедливость было немыслимо, и Серому преподнесли 10 лет лишения свободы в лагерях особого режима. В своем последнем слове, Серый сказал судье и народным завсегдатаям, что от всей души надеется и даже уверен, когда-нибудь они непритворно осознают его правоту и раскаются в своем сегодняшнем поступке. Он ожидал смертной казни, но высокопоставленного папашку одного из кромешников, как раз того, кто и организовал все прикрытие своим подонкам-отпрыскам, прихватило ОБХСС, раскручивая его по статье, предусматривающей 10 лет с конфискацией, или высшую меру социальной защиты, расстрел. И он расписался за 10 лет. Никаких кассаций и просьб о помиловании он гнать в высшие инстанции не стал, а так и ушел на зону нераскаянный. Ощущая себя победителем. Правда уже там, на специальной ментовской зоне ему объяснили добрые люди, не без воровских замашек, что месть – блюдо, которое следует подавать и вкушать холодным. Л-ладно, запомним на будущее, надеюсь, оно у меня еще будет. Серый отсидел 8 лет из 10, получив УДОчку¹². Сел в 25 лет в СССР, а вышел уже гражданином «нижалежнай» Белоруссии. Его однокомнатную квартиру в Минске все эти годы оберегала и оплачивала добрая соседка, за что Серый был ей безмерно признателен. Проблем с паспортом не предвиделось. В Минске его ждал заслуженный отдых от полного набора больших и малых неприятностей. Натянув джинсы прямо на полке, он, пружиня на руках, спрыгнул с полки, повесив на шею вафельное казненное полотенце. Еще раз порадовался, что провел ночь на белом и не очень сыром белье, достал свой целлофановый пакет с гигиеническими принадлежностями, сигареты и спички и пошел, пошатываясь от размашистого хода поезда, по проходу в конец вагона. Там, проделав свои утренние дела в туалете, он вышел в тамбур покурить. Сладко затягиваясь лагерной еще «Примой», сладка ты первая утренняя сигарета, чтоб там не брюзжали врачишки, смотрел, как проносятся мимо деревни и городки такие знакомые с детства и такие непривычные. Еще ему объяснили вертухаи, когда он уже выходил из зоны, что его УДОчка, поскольку он срок отбывал в российской зоне аннулируется и едет он домой практически чистым. Мелочь вроде, а – приятно. Заканчивалась уже вторая сигарета, когда перед запыленным и мутным окошком проплыла станционная вывеска: «Борисов». Здорово, только час остался до Минска. Даже поверить трудно, еще час и он – дома. По спине пробежали густою толпою холодные мурашки. Неужели уже сегодня он окажется в своей квартире, среди своих книг, перед стареньким телевизором. Надо купить побольше чаю и сахару. Нет, варить и лакать чифирь, Серый не собирался, так и не пристрастился к этому на зоне. Просто хотелось от пуза напиться чаю, насыпая туда вволю сахару. Сладкое он всегда любил, и его слишком сильно не хватало на зоне. И обязательно прикупить сала, лука и хлеба. И кубики бульона, их часто присылали зэка в продуктовых посылках. Бульон из кубиков Серому нравился, что бы там не говорили о нем многие. Может все, что они говорят о химическом происхождении кубиков и правда, но вкус их ему нравился, а значит, он их будет употреблять. Вышел еще какой то мужик в спортивном костюме и, сверкнув богатой пачкой «Pell-Mell», тоже закурил:

- Где мы едем, не знаешь?

Ты? А почему бы и нет? Они ведь примерно одного возраста, а подумалось-то, подумалось!

- Борисов проехали.

- Та-ак! Через час, значит, будем!

- Минчанин?

- А то! А ты?

- Да и я тоже. Только очень давно дома не был. Как там?

- Не слишком. А где после развала Союза хорошо. Россия, вон, никак не встанет с колен, Хохляндия проворовалась, в Казахстане тоже пробуксовки, хотя их голова, Назарбаев, пожалуй, самый вменяемый из всех постсоветских руководителей.

- А приболты?

- А что приболты? Пока разворовывают советское, да пользуются транзитом с России – живут. А все это закончится, и прилягут, мерзавцы! Иного то они и не чают. А все кто у них еще способны работать бегут на Запад.

- А у нас?

- У нас тоже, конечно, бегут, особенно те, кто помоложе, и еще успеет приспособиться на Западе. Я в НИИ СА работаю, так у нас уже нет в институте, почитай, ни одного тридцатилетнего. А свежие выпускники только придут – и уже увольняться. Молодые ждать и выжидать не хотят, понимаешь, им подавай все и сразу!

- А, может, так оно и нужно, а?

- Может,

Нехотя согласился собеседник:

- Только вот как жить станем? Энергоресурсов нет, полезных ископаемых, только калийная соль в Солигорске, да еще и в наукоемких отраслях полный амбец приближается. Казалось бы, Шушкевич, мать его, сам ведь физик, доктор технических наук. Мог бы и поспособствовать. Ан, нет. Издал паскудные стишки своего папашки большим тиражом, протолкнул их в детские школьные учебники и доволен, как слон. Еще одно полное собрание классиков готовит, что ли? Рассчитывает, что все мы на мове заговорим, что ли?

- А что?

- Может и неплохо, да только зачем?

- Ну как же? Культурка начнет развиваться…

- Культурка, ха-ха, это ты хорошо сказал. Именно культурка! Язык ведь заново создают, искусственно! Мы же не Израиль! Зачем это нам? Чтобы вот такие бездарные Шушкевичи толпами со своими «творами»¹³ печатались? Не хватит ли тех бездарей, что уже есть? Их ведь и так никто не читает! А еще посадить целый штат придурков переводить с русского, других ведь не знают, по лености своей, на «дзяржауную мову»? Так, что ли? Как вон хохлы насадили, давая всем своим придуркам, кому серьезной науке учиться было западло, работу не бей лежачего и пособие, чтобы с голоду не дохли? Так? Желающие-то найдутся! А чего? Первые полжизни дурака провалял, давай и другую проваляю! А вы, ребятки старайтесь, платите налоги, ищите и изыскивайте решения и средства! А мы и так дурня поваляем, нам не застит, мы не гордые.

- Достали они тебя, браток!

- А не достали? Третьего дня еду автобусом и встречаю знакомого с филфака, магнитофон в Институт физики везет, может, отремонтируют. Разговорились. Радостный такой. По Польщам, говорит, всяким езжу, творчасть¹⁴ Максима Богдановича исследую. А там, глядишь и глубже по Европам попрусь, исследовать, так исследовать! Вот я ему и говорю, доисследуетесь, хрен вам в ж…, мол, что некому и магнитофон твой станет свезти починить! Будете сидеть возле него, как тот чурка возле телефона в анекдоте и просить: «Магнитафона, магнитафона, чурка беларус музыка слухать жадае¹⁵. Обиделся, как же! А что, не так что ли?

- Да так, конечно, все так. Нет ископаемых ресурсов, нет тяжелой промышленности независимого цикла, какая была в СССР, так упор на наукоемкую продукцию делать надо. А этого без преимущественного развития естественных наук никак не сделаешь, так ведь?

- Вот и именно! Слушай, ты какую гадость куришь? Тряпками воняет! На вон лучше приличную сигарету. Подделка под настоящий «Pel-Mell», конечно, но и настоящий табак в нее кладут, хоть понемногу!

Серый взял из протянутой ему пачки сигарету и прикурил, глубоко затянувшись ароматным приятным дымом. Хорошо-о! немножко похорошло и в голове, приятно повело в сторону. Действительно настоящий табак. Однако? Что, и тряпки кончились, что ли?

- Слушай, а этот твой «Pell-Mell» действительно сугубо неплох. Что, из Штатов?

- Будто бы! В Питере констролят по лицензии. Жаль, что там зверобаксы на рубли не меняют.

- Зверобаксы?

- Ну да! Слушай, ты откуда? Это ж наши деньги, кто их зайчиками именует, а я зверобаксами, по ваналогии с хохляцкими купонами, что еще до введения гривны были. Их я хохлобаксами называл. Так откуда ты?

Серый, конечно же, слышал на зоне, что братские республики СССР, разъехавшись по национальным квартирам, поводили повсеместно свою собственные валюты и до него дошло, что так называют белорусские деньги, которых он еще и в глаза не видел. Жаль конечно, что паспорт по справке он мог получить только в Минске, по месту своей прописки, перед закрытием, а то бы он лучше и остался в России. А что? Он русский, а тут неизвестно еще, куда приведут эти местные националистические дерганья. Может еще и работу хрен найдешь и с жилья сгонят. А что? И очень даже запросто! Впрочем, белорусский народ на дурь всегда было трудно раскачать, но вот раскачали же на отделение. Впрочем, надо было еще сильно выяснить, при чем тут народ? Могли ведь у него и не спросить. Часто так и происходит. Действуют от имени народа, а у народа-то и не спрашивают ни о чем:

- Я, понимаешь, все эти годы на северах ошивался.

- Нефтяник, что ли?

- Типа того!

- А-а, ну, тогда тебя ждет множество сюрпризов и чаще неприятных. Ладно, хоть талоны отменили, а то бы еще тоже имел бы корриду доказывать, что ты вроде местный, только давно дома не был.

Про талоны, Серый тоже слышал на зоне, рассказывали про них всякие страсти. Ой, тяжко это родиться, вырасти и начать жить самостоятельную жизнь в одной стране, а потом, волею судеб оказаться в совершенно иной. Не сразу и сообразишь, как себя и вести-то. Но тут в окне тамбура замелькали уже близкие к Минску остановки, скоро уже и Минск-товарная.

- Ладно, я пошел собираться.

Сказал его партнер по курению, бычкуя свой курок в металлическую пепельницу, переполненную бычками. Серый, следуя за ним, открыл дверь перехода и выбросил бычок в просвет рубчатого настила, где мелькали рельсы и шпалы. После того принялся пробираться к своему месту. Повсюду суетились проснувшиеся люди, протирая насухо заспанные физиономии, собираясь на выход. Прихватив свой тощий рюкзачок со сменой бельишка и небольшой собойкой, Серый, не толкаясь, чинно, поспешил на перрон. Ему все же надо было скорее других ступить на землю своего детства и юности. И вот, под его ногами, до боли знакомый серый бетон старого минского вокзала. Московский поезд прибыл, как обычно, на первый путь, и Серый обнаружил себя перед бетонной громадой строящегося нового вокзала. Его начали строить, когда он уже сидел, но достроить при Союзе так и не успели. Образовался долгострой. Похоже у «нежалежной»¹⁶ Белоруссии достраивать его не было средств, да и силенок, вот и заморозили. Таких картин, путешествуя через всю их бывшую страну из Сибири в Белоруссию, Серый насмотрелся уже вдосталь. Удивляться не стал. Пройдя вдоль унылой серой громады долгостроя, вышел на привокзальную площадь. А вот здесь изменений было не так уж много. Только ларьков-киосков стало больше, неизвестные названия газет на развалах газетчиков и приманчивая надпись «McDonald’s», там где раньше просматривался корпус ерундического¹⁷ факультета университета. Но смотреть на умирающую от безденежья alma mater¹⁸ не захотелось, и он поспешил спуститься в метро. Привычно купил жетончик, прошел в полупустой, с утра, вагон, народ уже весь на работе, чай, и уселся, рассматривая рекламу, покрывающую стены вагона. Пронесло мимо нищих. Серый никогда не был скупердяем, но подавать нищим подавал не всегда. Вышел на конечной станции метро и, купив проездной на автобус-троллейбус, ездить первые дни предполагалось много, стал ждать чего-нибудь идущего в Уручье. Подумалось, достаточно ли он поменял денег. В вагоне его предупредили попутчики, что зверобаксы, или зайчики, инфлируют со страшной скоростью, российские рубли делают это медленнее. Все не меняй, наменяй на первое время на пару миллионов, и будя. Остальное разменяешь потом. И вот родной автобус №27. Этот к дому.

А там уже построили новый универсам, что там на вывеске, а, «Першамайскi». Ну да, Уручье ведь в Первомайском районе. Зашел прикупить хлеба, соли, водки и сахару. Картошки, луку репчатого, сала, подсолнечного масла, кофе молотого и чаю прикупил на открытом рынке возле универсама. Теперь домой, в до боли знакомую малосемейку с обшарпаной дверью подъезда. Ан, нет! Пока он стоял, разинувшись на площади перед «Первомайским», думая что делать к нему притерся пацан. Мелочь пузатая, едва до пояса и дергая за штанину невинно известил:

- Дядя, я голодный, дай денег!

- А не на курево сшибаешь, орел?

Но пацан поднял к нему свою серьезную слегка мурзатую мордочку:

- Не-а, дяденька! Да я и не курю!

Но давать деньгами Серый не хотел, знал он эти штучки. Только пацан отклеится от него, как к нему подвалит испитой дядя или тетя, отнимут денежку и толкнут взашей, иди, мол, еще проси, дают ведь! Но пацан действительно выглядел не сытым, и голодный блеск в глазах присутствовал. Хотя одет был в чистое. Старое и штопанное, да, но и стиранное недавно. Решение прищло быстро:

- Нет, орел, денег тебе я не дам, а вот покормить, если хочешь, покормлю. Пошли!

И Серый направился к ближайшему кафетерию. Пацан притормозил:

- Постой, дядя, я не один. Братья со мной.

- Ну, так зови! Вместе и поедите.

Неуловимый знак пацана и к ним быстро прибились еще двое сопляков также в чистом, но с голодно блестящими глазами. Так компанией они и ввалились в кафетерий. барышня на кассе покосилась на пацанов неодобрительно, но встретившись взглядом с Серым, промолчала. Они встали в очередь, а Серый послал того пацана, что первый к нему подошел, посмотреть чего получше взять, ожидая сейчас услышать про пирожные и мороженное. Но нет тот вернулся и сказал Серому:

- Там есть бутеры с колбасой и сыром, те, что с колбасой – дороже. И булочки.

Когда подошла их очередь Серый заказал по два бутера с колбасой на персону и столько же с сыром, и по две сдобные булочки:

- Сок какой пить станете, орлы?

- Не, дядя, лучше чай, он дешевле и горячий, и по два стакана!

Так и сделали. Себе Серый взял чаю, решил присмотреть, чтобы «его» пацанов, кто часом не обидел. Пацаны были явно погодки, а тот, что подошел первым, был, скорее всего, старшим. Похожи друг на дружку, братья, наверное. Они прихватив длинную ленту чеков, умелись к стойке выдачи, забирать купленное. С неизведанным ранее отцовским удовольствием, Серый наблюдал, как мальчишки сосредоточенно уничтожали угощение, шевеля испачканными носишками и отдуваясь после глотков горячего и сладкого чая. К их столику пристроился мужичонка с пивом, в рваном, но тоже не грязном ватнике и сразу потянул руку к одному из бутербродов. Серый узрев молчаливый и задавленный крик протеста в глазах пацанов, счел нужным отреагировать:

- Убери корявки, лохматый! И не тяни их больше, протянешь ноги!

- Да мои это пацаны!

- А твои, так не пиво лакай, а на еду им зарабатывай, понял, лохматый?

Недовольно бурча, мужичонка собрал свое пиво и отлез от них, направившись на выход из кафетерия:

- Что, действительно папашка?

- Не, мамкин хахель! Он невредный, но работать, сволочь, не хочет!

Ответил старший, пацаны его звали Витьком. Серый снова поинтересовался:

- А деньги у вас, чего напросите, небось отбирает?

- Не, кто ж ему отдаст. Мы, дяденька, хоть и малые, но уже не дурни давно!

- Да вижу я Витек, вижу! На вот тебе полста тысяч. Еще разок перехватите. Ну и держитесь, мужики! А мне пора…

И пошел через улицу, под арку восьмого дома, к себе, в десятый, малосемейку. Поднялся на 9-й этаж и чуть не прослезился, оказавшись перед знакомой металлической дверью, обшитой хлорвинилом. Дверь он поставил за месяц до ареста, готовясь уже к семейной жизни. Даже к замкам привыкнуть еще не успел. Они открылись без проблемм, впустив Серого в помещение с затхлым, нагретым воздухом нежилого, долго пустовавшего помещения. На кухне холодильник был выключен и разморожен, вода не шла, отключена своим вентилем. Включил и долго ходил туда сюда, проверяя, нет ли течи? Крупной не было, как ни странно. Но ни холодильник, ни электроплита не включались, не было тока. Вышел к щитку на коридоре, точно, все отключено. Включил, а заодно позвонил той соседке, что оплачивала квартиру и присматривала за ней. Та оказалась дома и, обрадовавшись, пригласила попить у нее чаю с пирожками, одновременно обрушив на голову Серого ворох важных в принципе новостей, обо всем, что произошло здесь за время его вынужденного отсутствия. Бардак, конечно, творился весьма изрядный. Отдала его платежные книжки за квартиру и за свет, просуммировав долг Серого. Такие деньги у него были с собой, и он не стал тянуть, отдав долг доброй соседке сразу. Попил чаю, прислушиваясь к новостям и мотая их на ус, рассказал о себе, как он «там» отбыл и, еще раз поблагодарив человека, пошел к себе. Дома, переодевшись, развернул генеральную уборку. За восемь лет, как ни крути, а пыли, паутины и прочей мерзости в бесхозном жилье накопилось. Убрал, с удовольствием прислушиваясь к урчанию старого холодильника, вычистил все. Попытка включит телевизор, показала, что тому, похоже, хана. Да и черт с ним! Не очень-то и надо было. Сходил в душ, где долго и с удовольствием плескался, отыгрываясь за долгие годы, когда каждый долбаный вертухай сам от себя устанавливал сроки помыва зэков. Ах, какое это чудо, никем не подгоняемому, плескаться под душем отмывая все потайные места собственного тела и не опасаясь дурацких шуточек и подгонов. Впрочем его товарищи сидельцы с этим не злоупотребляли, изучив взрывной и бесшабашный характер Серого. Да и статья, по которой он чалился, говорила сама за себя. Как и то, что Серый насмешливо отогнал предлагавших ему сделать авторитетную и, вообще говоря, заслуженную, наколку. А все же хорошо помыться не в общей толпе второпях, всем ведь надо поспеть, майте совесть у живате, хлопцы¹⁹!

На кухне, потом, настрогал сала, луку. Выпил водки, так за возвращение, малую толику, в «плепорцию», как некогда завещали отцы и деды, покушал, сколько захотелось, напился от пуза чаю. Выбрал книгу из своей совсем не маленькой библиотеки и завалился почивать на чистом белье, найденном в платяном шкафу. Хорош-шо то как, Настенька! Да не Настенька я! А все одно хорошо-о! Читать врубился не сразу, отвык-с. Кто б им там, в зоне, читать подсовывал? Кум²⁰, разве что! Так у того, у гада, чтиво известное, все больше доносы солагерников с прикрытой подписью, да судебные отношения. Ладно-о!

Все остальное потом, а сейчас спать, спать, спать…

 

В настоящем

 

Серый на удивление легко и быстро въехал в образовавшуюся новую жизнь, пусть и постоянно попадая впросак. Паспорт получил без больших проблем, хотя в паспортном столе, похоже, еще работал кто-то, помнящий его художества. Все девчонки сбегались посмотреть и, о ужас, в их глазах читалась зависть! Правда, и помогали они при этом весьма изрядно. Серый поначалу не понимал, чему соплюхи завидовали? Потом дошло! Как же? Любовь, любовь, твое сиянье над всеми, кто погиб, любя! Ничто так не привлекает женское любопытство, как предание о верной, или несчастной, а еще лучше, когда и то и другое в одном флаконе, любви! А зависть оттого, что каждой хотелось, чтобы и из-за нее кто-то мог без больших раздумий пойти на поножовщину с тремя ублюдками, а потом, безропотно приняв судьбу, отсидеть долгие годы в зоне. Не дай вам Боже, такого удовольствия девочки! Не знаете вы, глупые, чем вам самим за это заплатить потребуется! Гуляйте со своими пацанами, целуйтесь и зажимайтесь в свое удовольствие, выходите замуж, рожайте и воспитывайте детишек. Продолжайте жизнь, короче! И не засматривайтесь на таких, как он сам. Его судьба какая-то вырожденная²¹ линия среди обычных, нормальных судеб людей, но это его судьба. Не властны мы в ней. Втолкнула нас жизнь в эту шкуру, как ту собаку в колесо: «Пищи, но беги!» Можно, конечно, влезть в такую же и по собственному почину, да только упаси вас девоньки от этого Боже. Не сладко это, а вот горького на его пути, так, хоть отбавляй. Однако молиться и просить у Всевышнего милостей, Серый не мог, да и не хотел, претило это его характеру. И, сжав зубы, шел своей дорогой, упрямо как бык, недаром же телец по гороскопу. Сначала было неладно с работой. Никто не хотел никуда брать недавнего сидельца, да еще по такой грозной трижды 102 статье²². Потом, перекуривая на скамейке у дома с кем-то из местных мужиков, послушался их совета, пошел кочегарить на ТЭС²³, недалеко от дома. А что там, сутки работаешь, двое твои, по текущему графику. Ну, конечно, бывают авралы, но это особь статья. Не каждый день случается. Тачкой уголь к топкам, там загрузить в топки, прошуровать шуровкой на длинной металлической рукоятке, отодрать уголек резиком от колосников и пода, и следить, чтобы давление пара было «на марке». И снова мослай уголек в тачку, вози к топкам и топи их себе, на здоровье. Хлопотно, конечно, но и ничего сложного, да и не слишком утомительно. Свободными днями, Серый мотался по городу, присматриваясь к жизни и подыскивая себе дело по душе. Связался со своими прежними сослуживцами по НИИ. Те обрадовались, Серого знали, да и не шел к ним, последнее время никто, деньги платили совсем уж мусорные. Но заартачился отдел кадров, нельзя, мол, у вас тут такие процессы, со взрывчаткой дело имеете, а парень только что из мест лишения свободы. Пришлось оставить эту идею, до поры. Новый директор НИИ пообещал, что это дело он, как-нибудь, да обойдет. Слишком уж нужны научные кадры, тем более такие, проверенные. Обратно в ОМОН ему тоже пути не было, с его то статьей и сроком. Ого-го! Вот и мослай уголек в топки, Серый, единственное тебе применение. Серый и мослал. Молча и зло. Начальство почитало его за работника надежного. Все уже началось забываться, когда, вдруг, как это часто и случается в жизни, произошло событие, взбаламутившее все ее вяло текущее, болотистое русло.

Ночной звонок в дверь вырвал Серого из его сладкого ночного небытия. Кого там черт принес? Серый лениво сел на постели, нащупав ногами тапки. Натянул байковый домашний халат, не выходить же в трусах. За дверью стояла та соседка, что оплачивала его хату, пока он сидел. Мать-одиночка. Жила с дочкой и выкраивала скудные копейки в жутко трудное время, чтобы платить за квартиру совершенно чужого ей человека. Такое понимать надо! Серый, впрочем, если чем и был богат, так это добрыми друзьями. Не бросали и не забывали. И пока он сидел в СИЗО, продуктовые посылки ему приходили исправно, словно по графику, и на свиданки ребята приходили, стараясь приободрить доброй вестью. А когда узнали приговор, понимая, что дальше отслеживать путь Серого, станет невероятно трудно, не близким родственникам справок не дадут, выяснив, что счет арестанта переводится через пересылку, в ту колонию, где ему и сидеть предстоит, умудрились положить на этот счет в складчину весьма приличную сумму, какой ему надолго хватило на добавку к скудному лагерному приварку и на курево. А без курева на зоне труба…

Изумившись, столь позднему приходу соседки, да еще такой заплаканной и взъерошенной, Серый отступил, впуская женщину, поставил на электроплиту чайник и стал выяснять, что случилось. Постоянно сморкаясь и всхлипывая, соседка рассказала, что ее семнадцатилетняя дочка, Леночка, домашняя девочка, Серый знал ее, общался с ней, иногда помогал с математикой и английским, запропастилась куда-то, не возвращаясь домой уже вторую ночь. На вопрос почему не пришла вчера, твоя дочь не из тех, кто ошивается, где не попадя, спокойная, серьезная девчонка, мать ее, Ирина, сказала:

- Всех подруг по записной книжке Ленки обзванивала, больницы, морги и отделения милиции на всякий случай!

- Тухло?

- А? Да, Сережа, никто ничего не знает. Где ж она может быть?

И бабу снова повело в сырость. Всхлипывая и давясь словами, она продолжала:

- Я понимаю, что и ты ничего не скажешь, но мне ведь и поделиться-то не с кем!

А Серого разбирала злость, добрая рабочая злость:

- Нет, Ирина, сдаваться не стоит, попробуем поискать. Ты мне фотографию Ленкину дай как можно более позднюю и близкую к нынешней натуре, опиши поточнее, в чем была одета. Кое-кто из моих знакомых ребят все еще в легавке трудятся. С утра побреду разговаривать с ними. Я как раз вчера отдежурил, двое суток воли у меня впереди имеется! Так что давай, действуй, ищи сказанное, а я прикину тут что к чему! Хрен к носу, так сказать!

Все еще ужасно расстроенная, хотя и слегка обнадеженная Ирина, пошла искать фотку дочери, а Серый, заварив чай, подумал, да, черт возьми, от судьбы-то не уйдешь. Но смириться с тем, что приличная девчонка, дочь хорошего человека, могла угодить в какую-то помойку, и не иметь сил оттуда выбраться, ему уж никак не хотелось! Да идут они все лесом, эти поганые юристы с их сраными законами. Пишут они их, они же принимают, зарабатывают на них, вот пусть они им сами и подчиняются! Если эти законы не помогают установить справедливость, тогда зачем они? Милиция? Она станет искать, но только через сутки, когда по инструкции исчезновение можно будет считать свершившимся. И в большинстве случаев, для сбежавших детей вообще, они были правы. Но не в этот раз. Девчонка же была не из тех, что могут вот так запросто, предать свою мать, даже если и увлеклась кем-то. К приходу Ирины с фоткой, он уже знал, что у нее надо спросить и узнать.

Ирина принесла хорошую цветную фотку дочери и новую порцию слез:

- Господи, Господи, девочка моя! Где она?

- Ира, брось! Бог помогает тому, кто сам о себе старается. Так что давай лучше поработаем! О чем Ленка в последнее время с тобой говорила?

- Она собиралась уходить из своего танцевального ансамбля и устраиваться в какой-то коллектив, что танцует по барами, ночным клубам где-то, то ли на западе, то ли в Прибалтике! Я ей говорила, что муть это все и обман, а она, мол, знакомая девчонка, отсюда где-то была, вернулась и рассказывала, что весьма приличный заработок!

- Так, Ира, вот это уже интересно! Что за девка? Откуда вернулась?

- Не знаю, Сережа, Ленка не сказала. Знаю только, что живет в третьем подъезде восьмого дома.

- И все?

- Все!

- Ладно, завтра уточним. Как была одета уходя?

Выслушав подробное описания одежды девчонки и еще раз постаравшись успокоить мать, Серый напоил Ирину чаем, отправил ее домой и, вернувшись к себе принялся разрабатывать план действий. А часа в четыре оделся поосновательнее, прикрыл дверь и, вооружившись МСЛ, лежавшей без дела в его стенном шкафу, с прочим набором домашних инструментов, пошел в соседний лесок. Явно пришла пора поднимать его секретный тайничок. Еще работая в ОМОНе, до того, памятного случая, с Полиной, он познакомился с прапором из соседней с Уручьем воинской части и прикупил у него добротный пистолет, своей любимой системы Стечкина, с двумя десятками патронов и добротным десантным ножом. С работы унес наручники, мало где их мог утратить бравый ОМОН? Дома их держать Серый не стал, а, пристреляв пистолет на отшибе, оборудовал себе в лесу тайничок. Вот, когда его вертели-крутили судейские, пистолет и не всплыл, хотя у него в доме и прошел обыск. Ну, что же, пришло время господина Стечкина сказать свое веское слово 9 мм калибра. Как знать, может он обойдется и без него, а, все-таки, пистолет – это дополнительная степень свободы, если предполагать плохое, а врожденное чувство реальности, подсказывало ему, что пессимистический путь развития ситуации, представляется наиболее реальным. Ощутив руке знакомую тяжесть верного друга-пистолета, Серый, как и все люди, почувствовал себя заметно увереннее. Но, будучи человеком искушенным и с оружием знакомым не понаслышке, это чувство он загнал подальше в подсознание. Еще ведь неизвестно, что и как, откуда быть оптимизму. Десантный нож был там же, острый и надежный, как сама Морана-Смерть! Собрав содержание своей ухоронки в сумку и заново прикрыв тайничок, от греха, Серый отправился домой. Светало, скоро бабушки-пенсионерки вылезут на свои скамейки. Лучше их агентов и не придумать. Нужно произвести опрос. Только осторожненько и пушистенько, чтобы не спугнуть. Бабки они мудрые, засекут, не отвяжешься. К тому же его историю знают все. Но пробовать надо.

Серый вышел на утренние посиделки бабушек, как только они начались. Его появлению никто не удивился. Серый почасту сидел здесь, правда, в основном, с мужиками, входя в курс произошедших в жизни, за время его отсидки, перемен. Бабушки и пожилые женщины-пенсионерки, радушно потеснились, давая Серому присесть, и дали понять, что не возражают против того, что бы он закурил. Серый так и сделал и с полчаса перетирал с пенсионерками тему бытовую, переводя ее все время на поведение детей. А когда тема заострилась, что мол, что хотят, то и делают, Серый поделился, что во время своей отсидки слыхал, что часто девки постарше стали уезжать поработать куда в барах и ночных клубах танцовщицами, но сомневается. Это ж какой оторвой надо быть, чтобы попереться в чужой город, да на такие заработки. И тут его агентесс аж прорвало, они шумно загомонили, приводя конкретные примеры, и скоро Серый знал, что некая Люська из соседнего дома, подъезд и квартира тоже были указаны, так и поступила и вернулась с капустой, вполне довольная жизнью, пока не выяснилось, что и при гонорее к тому же. Это еще повезло стерве, могла бы и со СПИДом сразу. Так эта Люська сейчас лечится. Получив точные установочные данные на Люську, и еще на парочку – тройку их дворовых оторв, Серый откланялся, утратив интерес к разговору и ушел к себе, принявшись обзванивать сослуживцев-ментов, советуясь с ними по поводу внезапно возникшей ситуации.

С обеда он занял место на скамейке, перед подъездом Люськи. время подготовки завершилось, пришло время действовать. Девку-оторву он проводил до остановки автобуса, а там, пользуясь малолюдством, увлек в соседний подъезд и уже силой заставил спуститься с ним в подвал. А там завел подальше, отходя от мест, где можно было чего-нибудь услышать. Девка испугалась, несильно, знать, пуганая:

- Ты чё, дядя, охренел чё ли! По ментам соскучился?

- Да не пойдешь ты к ментам оторва, не с руки тебе!

- А что ж так?

- Сама знаешь Люсенька! Слишком много о чем рассказывать придется!

- Это о чем же?

Притворно изумилась, вскидываясь, та.

- О том, как в Прибалтике в ночном клубе стриптиз отплясывала! И с какой миссией на родину возвернулась! Очень хочешь об этом рассказать, тогда пойдем, расскажешь!

- А тебе что? Перепихнуться захотелось? Так это мы враз спроворим!

- Телка ты по виду ничего, центровая²⁴ и с антуражем у тебя все в порядке, а вот с мозгами, хреновато, а?

- А что такое?

- Ты ж под статью лезешь, клуша! С твоей-то гонореей да заниматься проституцией. Заведомо о ней зная!

- Это какая, такая гонорея, и какая, такая проституция? Я и слов то таких не знаю?

- Будто бы? Нешто тебя в Прибалтике таким ученым словам не обучили, дорогая?

- Тебе что надо? Чего пристал? Жить надоело?

- О, уже ближе к телу! Давай, давай! Кем припугнуть пытаешься, бикса²⁵ сопливая? Я таких лярв, как ты всякими видывал! И царицами, которых прямо с трона в такие вошедавилки кидали, что мама не горюй! И прынцессами, что вроде, без фиги и не до носа, и ничё, брали за щеку, не давились, аж причмокивали от удовольствия! Так что давай, колись, а то наш пахан²⁶, понимаешь, гадает, что за пистоны у него тут на заманиху²⁷ девчонок отлавливают. На его территории не перетерев с ним! Улавливаешь, бикса?

Девчонка нервно передернула ножонками, признаться, неплохой формы, обтянутыми ажурными колготками. Впрочем, Серому было не до того. Он как тот охотничий пес, встал на горячий след подранка, и пер напролом, думая только об одном, нисколько не отвлекаясь на отработку инстинктов, пусть даже некоторые, и полагают их основными.

- Ты, нюхач²⁸, меня за лярву держишь?

- О! Скважина²⁹, а ты что, в законе?

Держать ответ по понятиям девчонке явно не улыбалось, и она энергично замотала головой.

- Чего тогда понт давишь? Лярвой, ей видите ли быть скучно! А зажмуриться³⁰ не скучно?

- Чего тебе надо, лохматый? Отстань, мужчина, я не в теме!

- Ой ли? Кому девчонок сдаешь? Моему пахану это знать обязательно надо, и он узнает. Даже если придется тебе паяльник нагретый по разным укромным местечкам твоего смазливого организма запихивать. Уважаешь это дело?

Девчонку передернуло, искажая смазливую мордашку гримасой ужаса, видимо о чем-то похожем ей уже слышать явно доводилось. Но она из последних сил старалась сохранить лицо:

- Вот пусть сам пахан меня и попросит!

- Ага! Делать ему не хрен, как только каждую биксу на досуге опрашивать. Даже если он к тебе свою шестерку пришлет, почтешь за счастье ответить! Ну а мне то уж всяко разно!

- Так что тебе надо, мужчина?

- Кому, замануха, девчонок сдаешь?

- Они ж меня потом уроют! Неужели тебе непонятно?

- Мне-то понятно, да им затруднительно зарывать хоть кого-нибудь будет!

- Замочите?

- Это уж как получиться! Может, и договоримся…

Девчонка явно приободрилась, осознав, что скорая смерть и пытки ей, кажется, не угрожают, и запела.

Рассказала она много интересного. Рассказала о том, как сама, пару – тройку лет назад, пошла по объявлению о кастинге исполнителей эротического танца в ночном клубе и оказалась прямиком в подпольном борделе, под Таллином. Проработала там сколько-то времени, не зная ни выходных, ни перерывов, кроме технических часов на наведение марафета. Макияжа там и технического подмыва рабочих органов. Пока не подхватила триппер. Врач их сматривал регулярно, заведение пеклось о своем реноме, болезнь засекли вовремя, и встал вопрос, что с ней делать? Лечить? Дороговато. Может не успеть отработать потом. Жизнь потаскухи коротка. А новые девчонки были нужны постоянно, в борделе практиковался садомазохизм и текучесть кадров среди работающих шлюх, была огромной. Вот и предложили ей работу заманухи. Мол, сдашь шестерых парням, что с тобой поедут, получишь вольную. И бабло! Вылечишь свой трепак. И живи, как хочешь…

- Ага, как хочешь! Столько то зная. Ты что девочка умом двинулась, что ли? Не понимаешь, что рисковать, да еще на чужой территории, где нет обеспечения, незачем? Так они тебя и отпустят! Еще один неопознанный труп, мало их было, что ли? А сколько еще будет?

- Ну, понимаешь, они так пели, я и прислушалась. Тем более, жить то и лечиться предлагалось дома, в Минске. Родные стены могут и помочь разок. А там, Бог батька!

- Свой то батька есть? Ему почему не сказала?

- Нету! Инженером был безденежным, мать прогнала.

- Вот и допрогонялась, дура! Сколько девчонок лабусам сдала?

- Троих, пока. Но они требовали еще троих и не далее как завтра. У них трэллер на субботу назначен, девок вывозить.

- А как вывозят?

- Вообще, не знаю. Меня же везли в передней части трэллера было оборудована комнатенка, где было нас человек пять, может, шесть, точно не помню. Система работает. Наверное, и этих так повезут. Границу проходят махом, за все уплочено! Чего новое изобретать, если и старое еще работает.

- Эт-то так! Это так!

Сокрушенно качал головой Серый, соглашаясь:

- А где лабусы квартируют и на чем перемещаются?

- Ездят на серебристом Лексусе с эстонскими номерами, а живут где-то возле самых Боровлян в недостреннном особняке похожем на средневековый замок. По крайней мере, так по их оговоркам получается. Я, ты понимаешь, сама там не была! Оно мне и незачем!

- Ладно, ты меня здесь подождешь. Я скоро!

И Серый, невзирая на ее стоны, крики и проклятья, примкнул бедолагу наручниками к трубе холодного водоснабжения за одну руку, оставляя вторую дуре, чтобы управиться ухаживать за собой, если понадобиться. Времени было в обрез. Поняв, что Серый сейчас уйдет, девчонка завизжала:

- Эй, мужик! Не оставляй меня здесь! Я ж с ума сойду!

- Ну, извини, дорогая, я ж не психиатр. Да и не сойдешь. Коли ты приболтский бордюшник подпольный с садомазохизмом вынесла, тебе это все знакомо, не придуривайся!

И осветив на прощанье искаженно гневом и страхом одновременно лицо девахи, пошел к выходу. Хорошо, что он обшарил эти подвалы раньше, а то бы заблудился. У выхода долго поприслушивался. За шумами извергающейся неподалеку воды и множеством поворотов, девахи слышно не было. Дождавшись полной тишины снаружи, Серый выбрался на свет Божий. Заскочил к себе и собрал вооружение. Так, пистолет за пояс брюк, за спину, нож оставлю дома, а с собой под куртку взял верную МСЛ³¹. Оружие хоть куда, верное дело, для тех, конечно, кто в нем понимает! Ее края и острие наточить, он позаботился еще тогда, лет девять назад, при советской, недоброй памяти, власти. Фонарик. Старенькие кожаные перчатки. Из старого свитера сконстролил на скорую руку шапочку-чеченку, с прорезями для глаз и для рта. Армейский бинокль в футляре. В карман, на всякий случай, положил резиновые хозяйские перчатки, поел, взял с собой большой бутерброд с салом, бутылку минералки. Мало ли, затянется дело. Заскочила соседка, интересуясь, что и как? Обнадежил ее, что едет встречаться со своим добрым корешем-ментом, обещал помочь. Как мог, успокоил бабу. И двинулся на дело…

… Уже седьмой час Серый вбивал ноги в задницу, обхаживая пешкодралом все боровлянские заброшенные постройкой особняки, хоть немного издали напоминающие средневековые замки. А их там как блох на дворовом Барбоске. Устав, как собака, он забрался в один из особняков, перекусил собойкой, напился минералки и, забравшись на чердак, принялся осматривать дома в бинокль, через слуховое окно. Так, есть что-то серебристое! «Лексус», не «Лексус», сверху не разберешь! Вон у того особнячка. Не достроен он совсем чуть-чуть, и точно здорово машет на средневековый замок. Так, а остальные что ж? вроде пусто. Дуем туда!

Выскочив на улицу, Серый сориентировался по месту и дунул скорым шагом. Вскоре он уже тихохонько подбирался к недостроенному особняку напротив отмеченного им при осмотре площади. Во дворе того действительно стоял джип «Лексус» и действительно с таллиннскими номерами. Чухонскую дурь издалека видно. Серый усевшись перед окном второго этажа, забрался в тень, чтоб его нельзя было засечь из подопечного особняка, принялся терпеливо наблюдать. Этому хорошо учили в ДШБ³² морской пехоты. Подъезды и походы к особнякам, он, не будь дурак, детально изучил, прежде, чем сюда забраться. Дорожку отхода надо представлять себе с закрытыми глазами, иначе нагорюешься! Это тоже осталось в натуре с морской пехоты. Несколько раз отметил, что в особняке проживает двое лабусов. А часам к пяти, так и вовсе повезло. Один приболт, желая проверить помещение, приоткрыл импровизированную занавеску, прежде чем открыть форточку. Понятно, не желает портить товарный вид девчонок излишней бледнотой от длительного недостатка свежего воздуха. А за эти полминуты Серый успел рассмотреть несколько девчонок, сбившихся тесной испуганной группкой в углу на обшарпанном коврике. Рассмотреть Ленку не смог. Но что тут станешь делать, придется брать, что есть. Во двор заходили следы протекторов тяжелого трэллера. Причем не по разу. Значит, это постоянная база. Не брехала та бикса. Что ж! Тут мы их, горячих чухонских засранцев, и прихватим. Уже готовя операцию по захвату, наблюдал, выясняя подробности. Девчонок держат наверху, на втором этаже. А сами? Сами внизу, на первом. Одно окно очень низко, явно способствует внезапному входу. Возьмем на примету. Приболты отсиживались глухо, никуда не выезжая и не оставляя своих пленниц. Только к вечеру один из них съездил на «Лексусе» в сторону города, наверное шопинг у стервеца. И правда, вернулся и вытащил из джипа два огромных раздувшихся мешка, даже снгибался под их тяжестью. Отнес в дом. И снова ни гу-гу. На намеченном под вход окне висела занавеска из газет, пожадничали жабы³³ чухонские. На кусок материи не разорились, завеситься, весь верх окна, с добрых полметра остался не завешенными. Через него Серый и зырил их жизнь псовую. Огня они зажигать явно не собирались, пожрали всухомятку, снесли в корзинке девчонкам, и сели у стола выпивая понемногу из больших фугасов, привезенных тем лабусом, что мотался в город. Потом разбрелись спать на матрасы, лежавшие прямо на полу. Дежурного не выставляли, наверное, девчонок примкнули наручниками, чего им бояться? Сторож тут, на всем участке особняков, коли и водится, так явно прикормлен и сюда не забредает, от греха подальше. Темнело по-летнему медленно, хотя время уже и заворачивало на осень. Серый пометался по этажу, всматриваясь в прочие здания, дабы не нарваться на неожиданность. Их и так планировалось немало. Еще раз просмотрел сверху дорожку отхода, определив с удовольствием, что к вечеру препятствий на ней не объявилось. Это было в кайф! Серый терпеть ненавидел вводных в хорошо разработанную операцию. А жизнь такая штука, что очень любила эти вводные подкидывать. Просто обожала! Вернулся на свое место. Приболты не хипешились³⁴, заснув, наверное. И вообще все было благостно тихо. Но Серый решил подождать еще часик. Что темнеет, то ладно. Его глаза тоже постепенно привыкают к темноте. Закурил сигарету в кулачок. Зачем в кулачок? А мало ли, кто даже и издалека разглядит огонек в окне? Ему это надо? Время тянулось, как удав по гнилому склону, часы едва поводили стрелками. Разбирала нервная зевота длительного ожидания. Серый знал, это нервное, пройдет, как только он приступит к действиям. А уже и пора, в общем-то! Переоделся из сумки в свое старье. Рваные черные джинсы, старее всех тех девчонок и престарелая кожаная куртку, какую носил с десяток сезонов, не снимая даже на ночь, казалось. Перчатки. Проверил, как достается пистолет, не задержит ли, случись что, хотя и надеялся обойтись без него. Не хотелось шуму и спешки, следствия этого шума. А куртку и джинсы давно хотел выбросить, но захватил в последний момент, как почувствовал, что возможно нырять придется сквозь стекло. Терпеть Серый ненавидел выносить стекла свои родным и горячо любимым организмом, таким теплым и мягким. А что поделаешь? Надо! Попрыгал. Не звенит ничего! Тихонько вышел на улицу, осторожно и весьма пристально осмотрелся, присаживаясь и стараясь оглядеть все с разных ракурсов. Аккуратно ставя кроссовки, как учили в армии, подкрался к дому, почти беззвучно. Обошел особняк, убеждаясь, на всякий пожарный, что другого выхода у приболтов нет. А вот и есть. Запасной, как водится. Потратил с полчаса и, найдя добрый дрын, подпер им дверь, основательно и надежно. Не выломают, гаврики, если что? Что это за «если что», Серый не размышлял. Просто делал то, чему когда-то учили уже в ОМОНе. Отсекал лишние ходы, какие не мог контролировать, уменьшая подопечным доступные им степени свободы. И так хороши, перебьются! Подошел и осмотрел «Лексус». Стоял тот на ровной площадке, колеса накачаны на совесть. Лампочка охранной системы функционирует. Жаль, бензин проверить нельзя, придется доверять хваленой основательности лабусов. Подпер и входную дверь. Тут кол похлипче. Только бы задержал на мгновение – другое в случае чего…

Все! Приготовления завершены! Время! Собравшись с духом, Серый, взяв остро заточенную МСЛ в правую руку, а сумку в левую, разогнался как на стометровку. И рыбкой прыгнул в окно в полстены, через которое наблюдал жизнь этих бледных чухонских спирохет рода человеческого. В ночной тишине грохот разбившегося стекла подобен атомному взрыву и оба приболта, дернувшись, сели на матрасах, хлопая глазами спросонья. А Серый, влетев в их комнату, спружинил падение, переводя руками тело в кувырок через спину и сближаясь вместе тем с противниками. Пружинисто пришел из кувырка на ноги, обретя устойчивое равновесие. Сумку он выпустил сразу, зачем ему лишняя помеха? Левый, старший приболт, мигом сунул руку под подушку и вытащил оттуда плевательницу³⁵, судя по виду браунинг. Но находился он уже в зоне действий Серого, и полностью развернуть руку, направляя оружие на него, не успел. Отточенная лопатка, свершив малый полукруг, опустилась на руку. Громко хрустнуло, пистолет выпал, а чувак взвыл, болезный. Откинув оружие ногой в угол комнаты, под стол, Серый обратился ко второму противнику, правому. Этот ничего огнестрельного достать и не пытался, а оттого был более сосредоточен и, нагнувшись, пропустил над собой лопатку, нацеленную ему аккуратненько в репу. Неплох парниша. Левой рукой он, уже разгибаясь и отшатываясь от следующего удара, подхватил со стола цепь, метра на полтора. Лабус отпрыгнул назад, сбив по ходу стул, и в темпе рванул к черному ходу, поскольку Серый должен был отвлечься на первого, устремившегося к пистолету. Удар с выседа наточенным острием лопатки под основание черепа, успокоил того начисто, лишив его не только подвижности, но и жизни. Теперь можно и того, правого поискать, он-то, дурашка, не знает, небось, что черный ход перекрыт, как и белый, парадный, впрочем. Но приболт уже успел это разузнать, выскакивая в кухню из прохода к черному входу и активно наяривая свистящие защитные круги своей цепью. Насмотрелся, наверное, у Джеки Чанга, вот и кажет свою дурь на гора! Видали мы, мальчик вещи и покрасившее, и куда покучерявее. Активное движение корпусом влево, с перебросом лопатки в левую руку, заставило приболта обратиться малек налево, смещая туда же свой защитный круг. Верная лопатка снова летит в правую руку, тогда, как левая делает вид, что продолжает движение с лопаткой, отвлекая внимание лабуса, правая, схватив черенок лопатки, наносила тычковый страшный удар , нацеленный в горло. Но приболт был все же хорош. Он успел немного отдернуться и удар пришелся не в горло, а в грудь. Больно, конечно, но не фатально. Цепь, остановив вращения, метнулась к ноге Серого. Правильно, в общем. Лишение врага движения, аналогично в их ситуации лишению жизни! С огромной степенью вероятности. Но лопатка снова летит в левую руку и успевает противопоставиться цепи. Та обматывается вокруг черенка и приболт рвет цепь со всей дури на себя. Серый не сопротивляется, а наоборот, прыгает сам к приболту, увеличивая инерцию и на подлете бьет ребром стопы ноги по колену его правой опорной ножонки, а локтем свободной правой руки влезает тому в самую что ни на есть беззащитную носопырку. Эх, паря, чему-то ты, видать, научился, да только не у армейских инструкторов, коим плевать на внешнюю красоту движений, но вынь, да положь их полную эффективность. Рука приболта с цепью все еще тянула к себе лопатку, а он сам, хрюкнув и залившись кровью из переломанного носа, искал жопом место, для присесть. И присел, у стены кухни, подтягивая к себе цепь с лопаткой, давно отпущеной Серым. Ладно, мне не жалко, все равно бросать! А ты поиграйся.

И Серый, делая быстрый скользящий шаг навстречу сидящему, с маху врезал тому ребром ступни ноги в шею. Что лежачих и сидячих бить не положено, это он слышал с детства. И, даже, соблюдал когда-то Только это мировоззрение не для десантно-штурмового батальона. И подавно не для тех игр, в какие они сегодня с этими парнями играли. Отчетливо хрустнуло, тело обмякло, а головенка возлегла на плечико. Шейка лабуса не перенесла таких примочек. Сняв перчатку, Серый пощупал у белобрысого сонную артерию. Живчик на ней не бился. Все! Отпрыгался белобрысый. Отдыхай, родной, заслужил. Даже если эти девки твои первые, все равно уже, заслужил, котик. И не возражай! Приболт, похоже, спал не раздеваясь. Дикари, мать их! Хотя, что с них взять – хрень чухонская!? Они и в сауну свою, небось, лепень³⁶ одевают! И бабочку вяжут. Европейцы, эфиоп иху мать! На луну в полнолуние всем скопом воют. Этот вой у них песней зовется! Короткий обыск ничего не дал, кроме документов и некоторой суммы денег зеленью, не такой уж и малой, кстати. Что с бою взято, то свято, решил Серый, вспомнив мудрость предков, и сунул деньги в свою куртку. А документы, просмотрев, бросил здесь же на пол. Не стоит затруднять работу бывших коллег, от этого они звереют. Нам это, в общем-то, фиолетово, но и не к чему. И сами были когда-то мусорами. Лабус и лабус, белорусская виза отсутствовала, значит, нелегал, мать его. Носит эту белобрысую сволочь по нашей земле! Сидели бы в своем жалком вонючем курятнике, пока их не трогают, и наслаждались бы своей дурацкой мовой и величием своей ничтожной культурки, мать ее! Так нет же, приезжают! Ничего, этот отъездился. Спи, теперь, спокойно, дорогой товаристч!

Подошел ко второму. Тот так и лежал, как приземлился. Серый подобрал браунинг до которого так и не добрался в драке левый. Хороша игрушка, только Стечкин то лучше будет, пожалуй. Ладно, сойдет и этот, по бедности нашей. Этого прибалта щупать не потребовалось. Затылок был неплохо и вдумчиво разворочен, а под ним уже натекло, крови и мозгов. И тоже отдыхай! Был левый в трусах и майке. Понимал, чухонец, разделся перед сном. Его лепень висел на стуле, аккуратно повешенный поверх рубашки и брюк. Когда Серый поднял лепень, с него на пол соскользнул галстук. Тож-же культурный, апатит твою Хибины мать! В левом кармане нашелся лопатник³⁷ с изрядной суммой зелени, набитый под завязку белорусскими зверобаксами, все крупная купюра, в общей сложности миллионов этак на пять. Тоже неплохо. Переложив деньги в карман куртки, Серый бросил лопатник тут же. И вытащил из правого, внутреннего, кармана эстонский паспорт и пухлую пачку зелени купюрами по сотне бакинских рублей. Тысяч этак на 15 – 20. Неплохие у жаб командировочные, могли бы и не скупиться на занавески. Ему б тогда сложнее было! Просмотрел и его документы. Приболт и приболт и тоже, сволочь, без нашей визы. Ну, это уж пусть менты потом разбираются. Им сподручнее. В правом кармане пиджака ключи от «Лексуса», эти еще нужны будут, ключ, скорее всего, от наручников девчонок, точно пригодится. Пара запасных обойм к браунингу. К месту, слов нет. В брюках всякая мужская мелочь. Это нам ни к чему, бросил на пол, вместе документами. Мобила? Новинка, в общем. Нет, ему она, пожалуй, не к рылу. Бросил на пол. Нож-выкидушка. Балуйтесь им сами, а мы – бывшие комсомольцы, нам невместно. Бросил на пол. На стуле, возле стола лежала барсетка. В ней документы на машину, какие-то бумаги, не разберешь в полутьме. Еще какие-то ключи и паспорта девчонок, наверное. Обойма с двенадцатью патронами. Бабло³⁸. Обойму, бабло и паспорта он выгреб в свою сумку. Остальное бросил тут же, для ментозавров. А под барсеткой лежал роскошная беретта с глушителем. Примерил. Обойма из барсетки к ней. Что ж, он неплохо тут разжился. Сложил все в свою сумку. Пора идти вынимать девчонок с их кичи³⁹. Пошел вверх по каменной лестнице, стараясь не шуметь, хотя шума до этого вполне хватало и девчонки явно не спят. Все три девушки так и сидели, прижавшись друг к дружке, в уголке, пристегнутые к отопительной трубе наручниками, с ужасом взирая на Серого в его импровизированной маске:

- Не бойтесь, девчата, и, главное, не шумите! Работает минский ОМОН! Следуйте за мной. Возле девчонок стояли блюда с фруктами, мясом и сыром. Лежали булочки. Все нетронутое. Морить их голодом у чухонцев намерения явно не было, только девчонки, шокированные похищением, ничего не брали поесть. А по нужде их, видать, выводили наружу. Когда он их отомкнул от трубы и снял наручники, намереваясь и их положить в сумку, девчонки неуверенно встали на ноги и ошалело потирая и разминая кисти рук, пошли за ним, след в след. От трупов на первом этаже они сразу шарахнулись, прижимаясь к Серому. Тот провел их мимо тел, сказав:

- Подходите к двери, барышни, я сейчас ее открою. А эту падаль не бойтесь! Их опасаться следовало, когда они, чухна противоестественная, живыми были! Постойте, я сейчас дверь открою.

А сам, подхватив свою сумку, выскочил в окно и осмотрелся, одновременно вкладывая в нее наручники. Тоже, пожалуй, еще сгодятся. Подбежал к двери, выбив ногой подпорку. Дверь раскрылась и девушки, впервые, наверное, за эти дни, оказались на свободе, глядя на мир огромными, широко распахнутыми глазищами. Все барышни как на подбор были стройны и длинноноги, в возрасте от 17 до 25 лет и все удивительно хороши. Посмотрев, как они неверными шажками спускаются по крыльцу Серый пожалел, что убил мерзавцев-чухонцев так быстро. Мог бы и помучить сволочей! Ну ладно, что сделано – сделано! «Лексус» на сигнал брелка покорно отозвался жизнерадостным кваканьем и беспрепятственно впустил внутрь всю компанию. Завелся он с пол оборота. Серый, пользуясь темнотой, снял маску и одел темные очки консервы, кепку. Все, поехали. Бросил чеченку в сумку и пристроил ее у своих ног. До города доехали без проблем, девчонки тихо, как мышки сидели на заднем сиденье, не зная, чего им ожидать. На посту ГАИ их не тормознули и Серый повез свою команду к городу, поинтересовавшись у барышень:

- Где живете, барышни?

Ответ Лены: «Уручье» был ожидаем, но и обе остальные девчонки ответили тоже «Уручье». Что ж, тем меньше хлопот. Наставив девчонок не слишком распространяться о произошедшем, он их так и развез, по одной, наблюдая, как они входят в подъезды и радуясь, что Ленка его не признала. Впрочем, последнее время они с ней почти и не общались. Он внимательно промледил, как она скрылась в подъезде их малосемейки, потом увидел, как в квартире соседки зажегся свет и поехал со двора. Надо было отпускать Люську, желательно сегодня и лучше в темноте.

Когда он, крадучись, пробрался в подвал со Стечкиным наизготовку, отмечая, что все там, вроде, как он и оставил и прошел к месту, где пристегнутая к трубе сидела на фановой трубе Люська, он осветил ее лицо с огромными глазами и ему даже стало жаль дуру-девку. Юбка задралась, колготки перекошены. Времени прошло много, пришлось девке сходить по малому. А одной рукой не шибко наряд соблюдешь. Отстегнув ее, сказал:

- Собирайся, шалава, с лабусами твоими мы все перетерли⁴⁰ и договорились, а тебе их пахан приказал дать индульгенцию. Денег, прада, не посулил. Оправь свои шмутки. Сегодня же собирайся и вали из Минска подальше! Иначе, сама понимаешь, могут возникнуть новые вопросы и новые темы. Есть к кому?

Та кивнула, ответив сорванным голосом, кричала, наверное, немо, дура:

- Да, есть!

- Вои дуй к ним. Лечись и постарайся к нам больше даже не приближаться. Пасти⁴¹ тебя не будут. Живи, дура!

И повел Люську на выход из подвала. Домой к себе та рванула, словно лошадь на скачках, на ходу подтягивая колготки на место и оправляя, как надо юбчонку. Но наблюдать за ней до предела времени не было. Серый вернулся к «Лексусу» и съездил к лесу, где, отойдя от дороги, заложил все оружие в тайничок, замаскировав его по новой. Сам же, отогнав «Лексус» почти к самой деревеньке Сухорукие, загнал его в вязкую болотину и обшмонал⁴². Нашлось там немного интересого для него, а в багажнике обнаружилась канистра литров на 25 с бензином. Переодевшись в свою нормальную одежду из сумки, Серый забросал в машину те шмотки, в каких он был на деле. Облил внутренности машины бензином, а в бензобак, сняв крышку, опустил смоченный в бензине бинт из аптечки. Отойдя от машины шагов на 10 – 15, поджег от зажигалки скомканную бумажку и бросил ее в машину. Полыхнуло знатно! Серый, взяв ноги в руки побежал к лесу, а сзади глухо рвануло и над бывшим «Лексусом» в небо взвилось мощное полотно пламени. Весело полыхало. А Серый бежал уже по лесу. Ему пора давно было баиньки делать! Ну, а перед сном, можно и кросс сломать. Выбежав на окраину леса и, узрев школьный стадион СШ №45, сразу перешел с бега на шаг и уже совсем не спеша, двинулся к своему дому. Первое что он сделал, войдя в квартиру – поставил на электроплиту чайник, а сам пошел в душ. Плескаясь под теплыми струями он с облегчением и удовольствием омывал потное, усталое тело, получая настоящий кайф от нежного и влажного прикосновения воды, остервенело терся мочалкой, и обрабатывал пемзой подошвы ног. Словно смыв с себя весь пот и всю кровь сегодняшнего дня, накрепко вытерся длинным махровым полотенцем черного цвета. С наслаждением надев приятный и толстый махровый халат, вылез из душа. Заварил чай и понес чашку в комнату. Пить чай на кухне Серый не любил, в комнате и книги и телевизор и телефон. Все веселее. И в это время раздался звонок в дверь, резкий и требовательный. Сколь раз обещал себе сменить звонок, поморщился он. Все, мать твою, достал! Сменю! И пошел открывать.

На пороге стояла сияющая от радости Ирина с графином водки и блюдом свежайших пирожков руках, а за ней счастливо улыбающаяся Ленка с тарелками с самой различной снедью.

- Пришли Сережа к тебе Ленкино счастливое возвращение праздновать и поблагодарить!

С порога начала Ирина, Серый, впустив обеих в дом, возразил:

- А я тут причем? ОМОН работал!

- ОМОН! А то я не узнала голоса и походки! Лицо вы дядя Сергей все время скрывали, как могли, но этого-то не скроешь! Я, может и дура, правда, но не настолько же!

- Ну, а узнала и не дура, так могла бы, хотя бы вид сделать, что все сошло. Там же не ты одна была!

- Я и делала! Анька с Милкой так ничего и не знают!

- Точно?

- Абсолютно!

- Ну, смотрите, девки, рот на замок! Я от вас, получается, завишу. По второму разу мне тюряга не улыбается. Я в нее и не пойду! Если что, просто живым не дамся, да и вся недолга! Не как тогда – сам пришел, придурок

- Сережа, ты это брось. При чем тут тюрьма? Они ж людей, девочек воруют, для всякого поганого непотребства!

- А и я их Ира, не в кутузку отвожу, к прокурорам и адвокатам гребанным, на потребу и потеху. Чтоб им парочкой лет в их доме родном, зоне, погрозили. Я их, если ты не помнишь, к деревян-бушлату примеряю. И грехом это не считаю! Закон, для законопослушных! А эти, сами себя выщемили изо всех мыслимых законных рамок, нет?

Женщины обе задумчиво покивали головами, а Серый продолжал:

- Так вот, если их не остановить, они много дел понатворят, много судеб испортят и жизней пресекут. Это вот помните, в восьмидесятых, маньяка полгода вся минская ментовка ловила, ОМОН, помню, на ушах стоял. Поймали. Доказали. Задокументировали. Томов под сотню бумажной шелухи наворотили. На суд вывели! Чин-чином. Твори, мол, справедливый суд общественность! Казни изверга детей своих. Нашлись говнюки, адвокаты и психиатры, доказали, что он не в себе. Ах, бедненький! Больной он! Психику надорвал, детишек мочивши, слева и направо. Лечить его, мы ж гуманные! И упекли в психушку. А там охрана мусорная вполне. В том смысле, что не то что не вертухаи зоновские, но даже и не мусора. Так, санитары, балбесы. Лет через пять ушел и снова за свое принялся. Еще пятерых ребятишек изнахратил, гад. Слава Богу, один из оперов допер, когда брали, что этой судейской, прокурорской и адвокатской сволочи, верить просто нельзя. Пристрелил эту собаку и дело, наконец, с концами! Извините, барышни за каламбур! А на кого списать тех пятерых детишек, что этот гад замочил, оторвав когти из психушки? В деревян-бушлате лежал бы после первой поимки, не замочил бы, небось! Вот если бы после этого всех тех прокуроров, адвокатов и судей за их кренделя с тем психом, судили, я бы еще подумал!

- Так он же больной человек, дядя Сережа! А больных судить нельзя!

- Скажи Ленка, тебе бы легче было бы лямку потаскухи в чухонском садо-мазохистском борделе тянуть, если бы ты знала, что один из тех, кто тебя туда определил, или все вместе, больны психически. Легче?

- Ну, ты дядя Сережа, скажешь тоже!

Ее мать Ирина молчала, задумавшись, по-бабьи подперев кулачком щеку.

- И ни чего я, Ленка, не даю. Прежде чем браться рассуждать о мере наказания преступника, всегда поставь себя на место его жертв и их родственников. Легче станет искать истину. Так и я тогда, десять лет назад, когда выследил тех стервецов, что мою Полинку хором изнахратили и убили! Что, думаешь я их повязать не мог? Еще как мог! А для чего? Для того, чтобы их эта судейская и адвокатская сволочь на свободу отпустила, ну, пусть лет после скольких-то там отсидки на блатной зоне, где ни воров, ни кайла путевого, ни нормы, и все зэка в клифтах шелковых по зоне рассекают! А потом так и вовсе на свободу, продолжать свои делишки!

Серый набулькал себе водки не в рюмку а в фужер и залпом выпил. Соседки опрокинули свои:

- А я как представил, что эта сволочь будет одним со мной воздухом дышать, когда моя Полнка уже и вовсе не дышит, ее отец после преждевременного инсульта, не вставая, помер, мать инвалидом до 50-ти лет заделалась. Нет, думаю, гады! Умели гадить, сумейте и ответить! И ножиком десантным распластал их всех троих на полы, как свиней, бывало, пластал, когда в деревне жил. А потом уже и пошел сдаваться. Тогда еще во мне сидело это дурацкое воспитание. Сегодня бы уже точно не пошел. Фигу вам! Я бы еще того папашку, что вырастил ту сволочь, что паровозом⁴³ в деле шла, и прикрывал его своими государственными и общественными регалиями, к ногтю взял бы, да перед смертью поспрошал бы вдобавок, с кем он эти вопросы-вопросики перетирал. Небось, бы очко у всей этой сволочи взыграло бы, не так сламно стало бы свои дела-делишки проворачивать. Прекратили бы они срастаться⁴⁴, когда каждый из них над собой бы Смерть-матушку с косой, или, там, ножом десантным зрел, а не прокурора с судьей и адвокатами. Как полагаешь, Ирина?

- А примерно так и полагаю, Сережа?

- А ты, Ленка?

- Не знаю я, пока. Знаю только одно. Не было бы мне спокойной жизни, если бы те два давешних лабуса жить оставались! Не было бы!

- А ведь они, Ленка, всего лишь исполнители! Их заказчика где-нибудь в Таллине искать надо. Вот тебе, кстати, еще один предмет для обдумывания! Когда люди где-нибудь волка бешенного застают, они его что, лечиться отправляют? От того количества свинца, каким их начиняют, не излечиваются. А волк чем человека хуже. Тоже ж живое и тоже заболел, бедолага. Психует сверх меры, от охотников бегая, вот и становится бешенный! А, кстати, расскажи-ка, касатка, как ты к ним, гадам чухонским, угодила? Мне это на будущее может понадобиться.

- Ну как, дядь Сережа! Сидели с девчонками, базар вели на скамейке, меж собой. Я и высказалась, что из ансамбля ухожу и хотела бы себя попробовать на подтанцовках где-нибудь в ночном клубе, или, там, скажем, у певца какого. И все. А расходились, меня Люська из соседнего дома, под локоток взяла и отвела от всех. Могу, мол, помочь тебе, подруга кучерявая, в исполнении твоей мечты, говорит. Сведу с нужными людьми. Подходи завтра на проспект 62, найди там комнату 33 и все устроится как по щучьему веленью.

- И все, спрашиваю?

- И все!

- Ну, я и пошла, дура. Там офис приличный с ментом внизу, все чин-чином. Эти два лабуса в комнате сидели, рассмотрели, как раздели сразу. Но - прилично одетые, с обхождением. Младший, тот белобрысенький, козлом подскочил, стульчик, на какой я садилась, придержал…

- Ты и потекла, так? Все то вы, бабоньки, на эту хрень попадаетесь! Словно это мужику стоит чего, такую видимость обихода вам создать? Или комплиментиков напихать! Да если кому из-под вас чего надо, так он и не так извернется, станет вальтом вокруг вас ходить, гоголем притопывать. А уж как вы говорите «красиво ухаживать», так это и с нашим-то удовольствием. А вы, дуры, и таете! Как же, внимание, ити иху мать!

И Серый снова огрел бокал водки, не сильно при этом и пьянея. Занюхал еще горчим пирожком, захрустел огурчиком. И закусил все теми же пирожками и добротным сальцом. Добро! Вкусно и сытно! Потраченную энергию надо же восстанавливать:

- Ну, а дальше?

- Ну а дальше, поинтересовались, как водится, где занималась танцами, уважитльно крутили головами, узнав название ансамбля и витиевато выразившись, что я, де, им подхожу, предложили съездить в клуб и сразу переговорить о трудоустройстве. Где, спрашиваю, в Минске? Да, говорят, в Минске! Я и пошла. Мимо мента на тумбочке внизу, чин-чинарем. В машину. И поехали. Сразу в особняк. Они нисколько не скрывали, куда везут, я и ехала, как дура, ни о чем не подозревая!

- А если бы подозревала, так чё?

- Н-ну, не знаю. Может из машины выпрыгнула бы…

- Ага, так тебе и позволили! Часто ты из нее тренировалась выпрыгивать? Сев в машину, кошечка, ты полностью утратила всяческий контроль над ситуацией, даже самый минимальный, понимаешь? Ну, давай дальше!

- Только когда повезли по шоссе, за пост ГАИ, я слегка усомнилась. Но и то, подумалось, просто загородный ночной клуб. А вот когда подъехали к особняку, я всерьез встревожилась, но на руке уже щелкнул наручник, пристегнутый к руке того молодого совсем белого, как с соломой на голове…

Серый понимающе кивнул. Он то знал, о ком шла речь. Помнил, как тот молотобоец цепью пытался орудовать. Ленка же выпив водочки, и зажевав ее пирожком, продолжала:

- Из машины меня, как лярву худую, на цепочке наручников силком извлекли и в дом потянули. Я ору, они смеются. Ори, ори, говорят, тут в округе, верст на десять, ни живой души. Кричи, девонька, не стесняйся. Легкие разрабатывай. Может, еще и петь станешь! Затащил, как телку какую на привязи, на второй этаж, там уже Анька с Милкой, к трубе прикованные горюют. Вот и меня рядышком определили, к то же трубе. А эти зубы скалят, не скучайте, мол, девоньки. Еще пару – тройку дур вроде вас наловим и отошлем по этапу. Там уж повеселитесь, зуб даю! И пошло поехало. Кормить нас кормили без запросов, да только жрать не хотелось. Бить не били, спать не мешали. Но тут же, на ковре к стенке пристегнутыми. привыкайте говорят, теперь у вас вся жизнь такая будет. Я так поняла они еще сколько то девчонок от Люськи-змеи поджидали, а потом и трэллера из Эстонии своей зачуханной. Окно у них похоже на границе есть…

- Похоже так!

Согласился Серый:

- А не говорили чего за него?

- Нет, дядя Сережа, о делах они меж собой только на своем чухонском диалекте квохтали…

- Да, эту хрень точно не враз разберешь! Ублюдочная мова ублюдочного и народа! И как, ты скажи, они на ней разговаривают?

- Ну а все что я поняла, так это лишь по редким оговоркам. Кстати, дядя Сережа, трэллер к ним, скорее всего послезавтра ночью придти был должен, они Люську как-то поторопить собирались! По трубе с ней трепались.

- Ну вот, после того, как они нам сегодня ужин приволокли, мы спать стали устраиваться. Так, когда целыми днями часто чухонцев не было, уже пробовали и кричать и вместе на трубе качаться, пытаясь ее обломать или вырвать из стены. Да она там намертво вделана. Ну а ночью, когда чухна уже с час, как храпела внизу, вдруг зазвенело и с грохотом посыпалось стекло внизу, а потом звуки схватки и крики чухонцев: «Са куррат!», это у них ругательство такое, типа нашего: «Черт!». Что-то стучало, падало гремело, сопело и топало…

Серый, занятый дракой, ничего этого не слышал, не до того было, а потому слушал девчонку с интересом.

- Потом все затихло, только ходит кто-то в низу. А нам стра-ашно-о! Жуть! Сидим в своем углу, как мыши под веником, боясь пошевелнуться. Потом слышим, кто-то крадучись по лестнице подымается, дышит слегка запалено. Ну, а дальше вы знаете.

- Так! А когда ж ты меня признавать стала?

- А вот, когда вы свою маску сняли, и очки с кепкой натянули, почудилось мне в нижней части лица что-то знакомое. Потом, уж очень хорошо вы в Уручье ориентировались, развозя девчонок. А когда у нас во дворе уверенно стали объезжать дворовую мусорницу, зная, что там сквозной проезд и никто на ночь тачку не ставит, подозрение перешло в догадку. Потом, когда с мамой, после душа, сидели на кухне и плакали, она сказала, что вас надо сходить отблагодарить, ваши, мол, это друзья сработали, больше некому. А потом, уже из кухни слышали, что вы чай, на ночь глядя, ставите и мыться в душ пошли, подозрение переросло в уверенность. Она полностью подтвердилась, когда услышала ваш голос. Помните, вы там, выйдя из особняка, сказали «Работает минский ОМОН!» Вот и дали мне образец речи для сравнения. А я и рада стараться!

- Тебе бы, Ленка, на следователя выучиться, был бы толк, возможно!

- Да нет уж, дядя Сережа, я в ИнЯз поступила, языки стану изучать!

- Ну, изучай, изучай. Только свои языки, барышни, держите на привязи. Иначе беда будет и мне и вам, понимаете?

- Понимаем!

Горячо и хором кинулись убеждать мать с дочерью. Со всем старание и убедительностью. Посидев еще чуток и выпив понемногу, разошлись ночевать, по своим катухам, помыв посуду и вычистив стол. Негоже на столе на ночь срач оставлять, никак негоже! Стол, место де люди принимают пищу, по возможности должен быть чист, ибро прием пищи грязи не терпит.

 

Будни.

 

Прошло пару месяцев, облетели желтые листики с берез, покраснели, осыпаясь листвой клены и даже дубовый лист, крепкий и независимый, уже переставал радовать своей зеленью, переходя в состояние готовности отлететь. Пронеслись воздухом невесомые паутинки с путешественниками паучками, отлетая с северным ветром южнее, в теплые края. Откричали свое перелетные птицы. У бездомных котов в подъездах, морды приобрели осеннее, снулое, выражение. Им стало не до любви. Очистить бы мусорный бак прежде других, да жирка бы накопись хоть немного к зиме. И поспа-а-ать, зевотно и разомлев от тепла. Зимой-то голодно. Рождаются коты обутыми и одетыми. Это правда, таков обычай их кошачьего племени. Если шерсть в порядке и не намочена излиха, то холода им маком, хотя к любому теплому месту путный кот льнет безо всякого удержу. Все меньше затраты на отопление собственного организма. А жратву добывать мохнатым по зиме, все труднее и труднее. А тут еще детишки. Нет, чтобы покормить бедное животное, им бы только потискать. А с этого тисканья, сыт не станешь. Если бы еще кормили, так пусть бы тискали. Хрен с ними. Если не чрезмерно, то на полный желудок многое выдержать можно.

Чтобы посидеть, общаясь на скамеечках местные бабки одевались потеплее, но обычая своего держались стойко, сидели и точили лясы. И если кто из них не выходил, раз, другой, начиналось беспокойство, как там, мол, Петровна, не больна ли? Самодеятельный СОБЕС, елки! Серый вышел парочку раз на посиделки со старушками и женщинами пожилого возраста, чтобы убедиться, что Люська исчезла из виду и уточнить, держат ли соседки свои языки на привязи. Верить женщинам, известное дело, стоит с оглядкой.

Оказалось, все так! Люська-шалава исчезла дня через три после случившегося, не сказалась и куда. Даже дома не знали, или скрывали. Скрывали, наверное. Исчезла и Бог с ней, с шалавой беспутной и оторвой. Приключения Ленки вообще не обсуждались. Рассказывали, что шаталась девка три ночи невесть где, мать психовать заставляя потом, на четвертую ночь, притащилась домой. Вся то молодежь думает – родители вечные! Ага? Наживетесь еще без нас, как мы нажились без своих. Тогда поймете. Жаль только поздно будет и вам и нам. В ту же ночь видел кто-то рядом с подъездом серебристый «Лексус», джип, но с Ленкой его не связал. Мать ее рассказывала, что уходила дура с парнем жить наособку, мать бросив. Но пожила меньше недели и, удоволившись уже свершенной дурью, не стала усугублять – вернулась с повинной. На лавочках рассуждали, вот молодец, мол, девка, упорствовать не стала, оставила себе возможность жизнь начинать с чистого листа, без прицепов грудных и всяких прочих осложнений. На том и сходились. А Серый подумал, молодец, все же Ирина, придумала какую байку запустить, чтобы и обсудить что было и копаться в сделанном никому на ум не шло, и девке в дворовом общественном мнении не навредить. А и та, похоже, рот на замке держит.

Серый на трофейные деньги прибарахлился, купил навороченный компьютер, лазерный принтер, сканер, цифровой фотоаппарат, радиотелефон. Подумывал, а не купить ли подержанную иномарку, но передумал. Работал-то он по-прежнему в котельной неподалеку. Но завлаб в НИИ сумел пробить Серому место у себя в лаборатории на полставки, и он принялся на полном серьезе кропать дисер⁴⁵. Остепениться⁴⁶ было бы совсем невредно, думалось Серому. Ученым можешь ты не быть, а кандидатом быть обязан, так говаривали в их среде. Да что там говорить! Часто ведь так и случалось. Вот и мотался он лоховозами⁴⁷ туда сюда. И нисколько его это не напрягало. Вот однажды, перемещаясь к НИИ, он обнаружил, выйдя из задумчивости, близ себя бритоголового качка, наезжающего на соседа, щупленького юношу, примерно того же возраста в очках с толстенными, аж оторопь брала, линзами:

- Ну ты чё, кучерявый, выходи, столкнемся зоб на зоб, кто из нас самей, а? слабо, очкарик?

И сыпал площадной бранью. Серый и сам ходил без нимба над головой, и русский мат знал прилично, даже сам в нем новые выражения изобретал, умолчим из скромности и стыдливости какие. Но употреблять его предпочитал по месту, да еще при наличии нужды. А вот так просто, в автобусе, среди народу, резало слух. И не ему одному, похоже. Но другие, не желая связываться, ехали, делая вид, что задумались, с понтом⁴⁸, ничего не вижу, да и не слышу тоже. Это, конечно, позиция, только гнилая она насквозь. Парнишка в очках дергался, порываясь встать, но его постоянно сдерживала девчонка. И тогда лысый бугай перешел на нее, принявшись вслух обсуждать ее стати, очкарик, наконец, не выдержал, подпрыгнув, визгливо потребовал:

- Как вы смеете оскорблять женщину, девушку! Извинитесь, пожалуйста!

Последнее слово прозвучало уже совсем просительно, бугай весело заржал:

- А то что? В угол поставишь? Или маму позовешь?

Смешавшийся очкарик насуплено молчал. Серый, конечно, мог бы ему попенять, мол, чувак, надо же не только в компьютер зырить, разыскивая вшей по всему Интернету, но и физухой своей озаботиться. Чтобы ухи лишнего не лопушились. Оно, глядишь, смелее ходить тогда примешься! А еще бы лучше драться поучиться. Дело для мужика совсем не лишнее. Необходимое даже, как жизнь регулярно указует. Но и смотреть, как чувырло с единственной извилиной, да и та ниже пояса, выеживается над пареньком, ему надоело до полного одеревенения членов. И еще оставалось в нем от своей собственной юности: парня, который с девушкой задевать западло! Хочешь к нему приколоться, дождись его одного. И он дошагнул к бугаю:

- Быкуешь⁴⁹, бивень⁵⁰? Стукнуться пожелал? Так в уровень себе супостата ищи! Давай-ка со мной, а!?

Тому очень не хотелось связываться с Серым, уж очень ему казалось, что на тертого калача налетел с разгону. Но и как просто так отойти, он придумать с ходу не находился. Решил просто налечь на глотку:

- А не пошел бы ты, зануда, к такой-то маме!

- А ты покажи куда это!

В следующий момент бугая скрутило в буквочку «зю», дышать ему стало совсем нечем. Ситуация, простите уважаемые, когда ни вдохнуть, ни пернуть! А ласковые ручонки Серого уже выхватывали на добротный живодерский захват левую грабку быка⁵¹, проталкивая того силой боли, к двери автобуса. Шофер, толковый парень, сбросив скорость, открыл дверь и качок, сопливя, и хватая ртом воздух, полетел отдыхать на природу. Серый не больно гордясь свершенным, вышел на следующей, вспоминая, что того козла, он несколько раз уже видел, в переулке возле института. Похоже, здесь была его территория. Ну, что же, тем легче тому станет добираться домой с его поврежденным организмом.

Расплатиться за геройство в автобусе, ему предложили ввечеру, когда он, довольный результатами только что обработанного эксперимента, шел домой. Из полутьмы деревьев, высаженных возле забора из сетки-рабицы какой-то торговой базы, соседствующих с их НИИ, выдвинулись три плотно сбитые фигуры, одна из которых с незабытой еще с утра интонацией, ядовито осведомилась:

- Ну, что, корень, ответ держать станем?

Запугать Серого такими фортелями, уже в школе было невероятно сложно. Теперь же, после той школы жизни, что он получил, это было и вовсе невозможно.

- Ответ, бивень, дело хорошее! Особенно если ты сможешь условия, как следует сформулировать!

Ответ, похоже, бугая не устроил и он решил немедля перейти к непосредственным действиям, посылая левого своего напарника забрать еще левея, заходя с фланга и растягивая внимания противника. Чтобы усложнить противнику защиту. Но беда их была в том, что Серый защищаться вовсе не собирался, он намеревался атаковать сам. Он перешел на скользящий шаг, начав двигаться плавно, словно танцуя. Выверенное движение вперед и мощный удар, ека-гери⁵², как говорят каратисты под колено опорной ноги самого правого супостата. Не столь и важно, куда попасть в чашечку, или ниже ее по надкостнице. Результат будет, в общем, один. Ощутимо хрустнула, подавшись, ударенная нога и правый, заорав, мешком навоза рухнул на асфальт, а Серый, продолжая движение и понимая, что пути назад уже нет, встретят, гася обретенную инерцию, перекатился через плечо, вскочил на ноги, все также, удаляясь от противника. Оглянувшись, полностью восстановил ориентацию. Двое оставшихся запереглядывались, осознавая, что простые методы не срабатывают. По делу, Серый мог уже просто удрать, но оставлять эту теплую компанию не разочарованной, как следует, и иметь ее постоянно на плечах, так близко от своей работы, не стоило. Разбираться следовало именно сегодня, тем более, что это и не представлялось такой уж неразрешимой проблемой. Он двинулся, забирая вправо и, как бы заходя в правый бок центровому бугаю, тому, кого он сегодня выбросил из автобуса. Тот, оглядываясь, на все еще остававшегося слева от него, приятеля, двинулся слегка левее и сразу же подвергся скоростной атаке. Набирая на нескольких разворотах вращательное движение, Серый с легкостью пробил ногой хилый блок, которым бугай пытался его остановить и всадил ему ногу в живот всей ступней. Быстро вернувшись в исходное положение, он отпрыгнул еще правее и не зря, использовав в прыжке и остатки инерции предыдущего движения. Тот, самый левый, еще не участвовавший в драке, уже был в дистанции боя с ним, бывшим там несколько секунд назад. Но его, Серого, там уже не было. Он начал угрожающе смещаться назад, влево, когда самый левый решил, что с него достаточно и, решив грамотно оторвать когти, «встал на пяту». Но, отскочив на пяток шагов усомнился, расценив, по-видимому, свое поведение, как позорное остановился, развернулся и крадучись, кошачьим шагом пошел навстречу Серому. Кунг-фу, что ли? Стиль кота? Может быть. Левый, а Серый про себя именно так его и именовал, не доходя до Серого, внезапно занял каратистскую стойку киба-дачи⁵³. А как же стиль кота? Маком? Л-ладно. Инструктора, некогда в армии, ставившие Серому основу русбоя, любили говаривать, наплевать, де, на всяческие стойки, они только сковывают бойца, явственно обозначая для противника, что тот сможет делать. Не бери стоек, парень! Не надо!. Это лишнее. Серый и не брал, привычно и стабильно. Тот каратэк из киба-дачи замутил неплохой по исполнению удар ногой, типа ека-гери, целясь Серому в голову. Спортсмены тебя учили, мальчишка, учили неплохо и растяжка у тебя не слабая. Да только настоящего боя, не понарошку, в полном контакте, с равным тебе противником, ты, судя по твоим замашкам, не видывал, кажется. Так дрыгали ножками, отрабатывали красиво смотрящиеся ката⁵⁴, не более того. Сам же, слегка присев на полусогнутых, согнутой в локте рукой блокировал удар, переводя его чуть выше головы по движению ноги, в противодвижении и самому руку сломать могло бы, и правой ногой, вставая в рост, нанес хлесткий удар пяткой в причинное место. Впрочем, в последний момент Серый удар попридержал. Молодой ведь мальчишка еще. Повзрослеет, закинет сегодняшнюю дурь, детишек иметь захочет! А если бить по-настоящему, какие уж там детишки! И тембр голоса немедленно и непременно изменится. Нет, не стоит. И так рев был вполне трубный, и левого согнуло в бараний рог, бросив на землю. Отдыхай, дорогой, восстанавливайся. Уже уходя, всадил стопой ноги под диафрагму пытающемуся сесть бугаю, тому, кто все это разбирательство затеял. Нельзя его отоваривать беднее, чем приятелей, сам того хотел ведь. Удовлетворенно осмотрев три тела, возящихся на асфальте бегом побежал за подходящим автобусом, долго потом дожидаться, редко жалуют 37-е и по-кошачьи легко, взвился по ступенькам. Пассажиры смотрели кто как, кто восхищаясь, хотя и чем бы? А кто и осуждая, и тоже непонятно за что? Серый встал на любимое место у задней стенки автобуса, садиться в общественном транспорте, он принципиально не имел привычки. И только, когда автобус уже поехал, оглянулся в последний раз. Все еще возятся на асфальте. Тот, кому попало первому сел, держась за коленку, каратэк все еще не разгибаясь из баранки, больно, конечно, елозит ногами, а тот, бугай, пытается встать на четвереньки, чтобы организовать себе нормальное дыхание. Пытайся, милый мой, пытаться не вредно, оно ж не пытка, к утру может и организуешь, а болеть на вздохе будет всю ночь, да и завтра весь день, вряд ли вздохнешь глубоко. Эт-то м проходили, знаем! Впрочем такие развлечения Серому выпадали далеко не каждый день. У него начался этап спокойной будничной работы, он перешел работать в НИИ на полную ставку. Отношения со своим завлабом, Володей, складывались прекрасные. Оба они стоически терпели низкую зарплату и то общее безденежье, что поразило науку некогда передовой в научном отношении страны с распадом СССР. Работа было попросту интересна им обоим. Они изыскивали возможность вести исследования, практически не имея серьезного оборудовании и денег. Единственной отдушиной стало производство режущих вставок для горнодобывающих комбайнов, упрочненных по специальным методикам взрывом. Выполнять взрывные работы, уезжали в Солигорск. Обоим нравился этот небольшой и очень компактный город, с его терриконами из поваренной соли, засолявшими землю вокруг шахт, с его рудниками и горнообогатительным комбинатом. Десятки раз доводилось им спускаться под землю на третий горизонт. Серому даже нравились эти двухметрового диаметра, почти цилиндрические туннели-каналы в светло-коричневом с розовым пласте калийной соли, промежаемый кварцитно-светло-серыми прослойками поваренной соли, в которой присутствовала, как говорили знающие люди, вся таблица Менделеева. Особенно интересно было ездить по этим туннелям на машине, когда в лучах фар в кромешной тьме искрились и сверкали совершенно разноцветные кристаллы, порой обладавшие таким глубоким цветом, что только диву даешься, как возможно приобрести такой в сплошной и вечной тьме, где и само-то понятие цвета неопределенно и размыто, хотя бы уж потому, что и сам свет туда принес только человек со своим электричеством.

По этим шахтам таскали они с Володей и взрывником-солигорцем Геной Рыжковским пуды и центнеры железа и сотни килограмм аммонита 6 ЖВ⁵⁵, гроздья электродетонаторов, и километры проводов магистральной сети и локальных ветвлений. Устройства для произведения упрочнения там уже были размещены, их следовало только снаряжать. Отстрелявшись, собрав все настрелянное, выходили к стволу, на подъем. Чинно, словно заправские шахтеры входили в металлическую клеть, снимая лампочки с касок и цепляя их за лацканы робы, чтобы светили вниз. Не дело это – светить людям в глаза, едучи вместе с ними. Клеть с грохотом неслась вверх, останавливаясь на втором и на первом горизонтах, принимая желающих ехать и оттуда. Потом же выскакивала наверх. Продуться, чтобы не заломило в ушах при открытии шлюза и гремя сапогами по длинному рукаву коридора к свежему воздуху, к свету. Шахтеры спешили в раздевалки и душ. А Володя с Серым свои дела-делишки еще продолжали тем, что производили подготовку расходных материалов на завтрашний день. Наполняли линзы порошком, готовили комплектацию для взрывов, которые они называли выстрелами. Это занимало еще час – полтора, в течение которых Серому до напрочь опухших ушей хотелось курить. В шахтах курить, разумеется, запрещалось, хотя какой смысл запрещать курить взрывникам, которые, так или иначе, производя подрывы, все равно создают в штреках источники открытого пламени, да еще с температурой в 1500 – 2000 градусов по Цельсию, достаточных, чтобы поджечь любую газовую смесь, в отличие от жалкого 400 градусного огонька сигарет. Однако, порядок был для все один. И, уважая волю хозяев шахт, Серый терпел. А вот сейчас, работая наверху, можно бы и покурить в охотку, но сигареты оставлены в раздевалке и снова следует терпеть. Не станешь же ныть совсем по детски. Все, отошли те дни, когда это было можно. Особенно перед мамой, прекрасно помня, что мамино сердце не камень, гневливо, но отходчиво. А еще жутко хотелось пить. Просто до душевных стенаний! Соль ведь, превосходнейший адсорбент. Она вытягивает жидкость впитывая ее в огромных количествах. Создавалось такое впечатление, что окружавшая их весь день соль адсорбировала из тела всю влагу, до последней капельки. Пить хотелось, конечно же обоим, и оба молча терпели, разговаривая только по делу, или на совсем отвлеченные темы. Имея общие интересы, им всегда было что обсудить, обменяться мнениями. Но вот, подготовка закончена, они двигаются к ламповой, сдать лампу с батареями и самоспасатель. Идут мимо автомата газированной воды, где и утоляют первую жажду. Но она, в менее выраженном виде, будет преследовать их еще несколько часов, до самого вечера. А, стоя под струями душа, Серый облизывал усы, слизывая с них соль. Соль была повсюду на коже, особенно там, где обильно выступал пот.

Но, тем не менее, солигорские шахты всегда вспоминались с удовольствием, без негатива. Куда там угольным. Тесным, низеньким, очень влажным и пыльным одновременно. С вечно трещащим и играющим сводом, с ползаньем по печам и выработкам, с гремящими транспортерами, на которых доводилось ездить и с еще большей тьмой. Хотя, казалось бы, куда уж большей, находясь на сотни метров под землей, но черный каменный уголь еще и сам, словно купируя свет лампочек, добавлял тьмы. Однажды институтский рабочий, поехавший с ними в Макеевку, Женя, спросил шахтеров угольщиков:

- Мужики, а сколько вам тут платят?

- Зависит от плана, Женька! Когда четыре сотни, а когда и пять выдурим. Да еще премия и тринадцатая зарплата⁵⁶.

- Чего? Жалкие пять сотен? Я бы сюда и за тысячу не полез!

Возмутился Женька. А шахтер постарше, мудро поджав губы, ответил ему:

- За тысячу, Женя, мы бы отсюда и не вылезали!

Вообще в поселках украинских шахтеров-угольщиков, все было покрыто густой угольной пылью грязно и по все дни пьяно. Мужики после тяжелой работы под землей, искали утешения в водке, напиваясь по все дни. Да и сколько-то они жили, уже к 50 годам, если не придавит обвалом в шахте, или не спалит в метановом объемном взрыве, заболевая легочными заболеваниями и, выхаркивая кашлем собственные лёгкие, тихо сходя в мучениях в гроб.

Работа в лаборатории была интересна и разнообразна, хотя все время и давило безденежье института. Отношения в лаборатории, основу которой и составляли Володя и Серый, складывались лучше некуда. Куда более выдержанный и организованный Володя, часто спокойно и ненавязчиво сдерживал буйные порывы, свойственные Серому. Экспериментальная работа шла своим чередом. Совместными усилиями они нащупывали методы анализа, способные, при их бедности, позволить им детально анализировать исследуемый процесс. Отношение с руководством института и его директором, вышедшим когда-то из этого самого направления, поначалу хорошие и, даже дружественные, принялись портиться. Директор, рыженький еврей, которого Серый поименовал Соловей Муренович, по созвучию с его именем-отчеством, Сергей Миронович, стал поддаваться жабе⁵⁷. Он принялся все чаще и все больше залезать в казну НИИ, выгребая оттуда порой уже совсем последние деньги. И, желая упрочить свое положение в НИИ, натащил туда множество своих соплеменников. Ни Володя, ни Серый, к юдофобству никогда с почтением не относились, но появление в небольшом коллективе института большого количества новых, профессионально никчемных, но ужасно наглых, вследствие своей близости к руководству, людей, садившихся, к тому же, за редким исключением, на накладные расходы, атмосферы в конторе, как и в их лаборатории, в частности, не улучшало. А Соловью Муреновичу требовалось красть все больше средств, апологетов следовало кормить, и он стал жать лабораторию, с целью отнять у нее договора на устройство резцов и передать их, уже отлаженных и работающих, своим подконтрольным полностью структурам. Более других в этом ему мешал Володя. И, вскоре после защиты Серого, он нанес свой удар. На выборах завлаба, в научном совете института, он, усиленно потрудившись, организовал Владимиру негативный результат, без попыток выступить, без ничего. Молча. Договорившись заранее с подконтрольными ему членами совета. Ведь и в научный совет НИИ он уже провел много своих лизоблюдов. Такая комбинация сделалась возможной, и Володя вынужден был уйти из института. Семья его, впрочем, об этом не пожалела. Мужик с головой, он не бездельничал, он просто этого и не умел. Обидно было то, что человек трудился за гроши, себя не жалея, работая целыми днями, а в благодарность получил ухмылки пархатого сообщества. Ничтожеств и бездельников, ничего не умеющих и не знающих. Серый же пока остался в НИИ. Но отношения с директором, в прежние времена, даже и дружественные, стали затаенно, а подчас, и открыто враждебными. Раз за разом эта вражда выбиралась на поверхность, выливаясь в резкие стычки. Не было рядом доброго друга и мудрого советчика Володи, и Серый стал опасаться, что впадет в банальную уголовщину и попросту замочит поголовно, всю еврейскую диаспору конторы. Сделать это физически он был способен. Да и злости уже хватало! Пришлось уйти. Он снова вернулся в такую знакомую ему кочегарку, одновременно пытаясь что-то делать у себя дома, пользуясь компьютером и материалами, унесенными с работы. Кой дурак стал бы оставлять в конторе свои результаты? На потребу Соловью Муреновичу и его пархатой кодле? Извините, господа пархатые. Это не для нас! Впрочем, Муренович и сам рубил сук, на каком сидел. Вскоре его попросили из директоров, а позже его след и вовсе затерялся в пыли времени. Зник⁵⁸, как говорят братья-белорусы. Впрочем, свою толику зла на этой земле сотворить он успел. Институт, обобранный им до последней нитки, уже не поднимался. Кряхтя и пыхтя, укладывался на свое смертное ложе. Структуры созданные государством умирают медленно и мучительно. Именно так медленно и мучительно умирал бывший их НИИ. Но ни Володю, ни Серого туда более не тянуло. Зачем? Приходить на пепелища следует, только если там погиб некто тебе не безразличный. Таковых под развалинами НИИ не наблюдалось. Все там полегоньку становилось чужим и безразличным. Их жизнь издалека представлялась пошлой суетой, ему уже чуждой. Тем более, что в создавшейся в стране обстановке, говорить о решении научных задач, уже не приходилось совсем. Исполнялось предсказание того мужика в поезде. Остальное Серому было не интересно.

 

Новая работа.

 

Расставшись с НИИ, Серый привычно мослал уголек в котельной, почитывая между операциями загрузки топок и шуровки в них «В августе четырнадцатого» Александра Исаевича Солженицына. Не самое простое, между прочим, чтиво! Требует постоянного включения головы, но иначе ведь хорошей литературы и не бывает. Этот период жизни России, Серого интересовал сугубо, читал он дотошно, со тщанием, одновременно рьяно изыскивая документальные материалы по Интернету. Хотелось, наконец, уяснить для себя, как же все это с ними могло случиться? Вся эта семидесятилетняя муть Советской власти с ее падениями и достижениями, которые, порой, хуже самых плохих падений. Для кого разобраться? Да просто для себя самого! Александр же Исаевич ему в этом серьезно помогал, становясь очень информированным и много пропустившим через себя собеседником. Очень много над этим раздумывавшим, копавшимся в материалах, имевшим и то, чего, к счастью для него, не имел Серый, опыт лагерной жизни в системе ГУЛАГ.

Внезапно Серый шестым чувством, данным ему от природы, почувствовал, что в кочегарке он не один. Кому это понадобилось стоять за спиной? Чай, что ли попить кто-то зашел? Это вряд ли. Чай к Серому друзья пить домой заходили. А друзья у него были добрые и надежные. Один Володя, бывший завлаб, чего стоил. Кого ж это черт принес? Словно нащупав на морде какой то, то ли прыщ, то ли порез, Серый неторопливо взял в руки осколок зеркальца и стал в него смотреться, на самом деле всматриваясь в полутьму кочегарки. Так и есть, там сзади, за хламом неустановленного оборудования, кто-то был. Темнее и хлама и стены за спиной. Он пристально наблюдал за Серым. Отчего ж не понаблюдать со тьмы, да на свет, пусть даже и такой тусклый, как жалкая лампочка-сороковка у него над застеленным сегодняшней газетой столом. Человеку, коли он с добром пришел, в утай наблюдать зачем? А коли со злом? Тогда надо реагировать. Как бы не стало слишком поздно! Серый, не меняя позы, стараясь делать все плавно и малозаметно, подтянул левой рукой к себе старую монтировку, всегда обретавшуюся там на всякий пожарный случай. Приспел твой пожар, милая! И более не глядя в зеркало, чтобы не насторожить наблюдающего, Серый решил положиться на свои, все еще не растраченные попусту, боевые рефлексы. Замотивировав свое скособочивание на стуле, потянулся за пепельницей. Влево правой рукой. Завис в неуклюжей позе над полом. И, внезапно, сильно толкнувшись, вылетел со стула, падая на пол. Одновременно левой рукой, с отмашки, он прицельно метнул монтировку в обнаруженную ранее тень. Уже, перекатываясь через плечо, поближе к кочерге, ломику и шуровке, стоявших, как им и положено, у загнетки топки, услышал отчаянный вопль и звон металла по бетону. Не промахнулся. Кого-то всерьез порадовал. А сам Серый, подхватив с собой ломик-карандаш, отпрыгнул в тень за котлом. Пространство своей котельной Серый знал на память, ориентироваться мог там с закрытыми глазами. Прекрасно понимая, что для своих противников он, временно, стал невидимым, словно напялил шапку-невидимку. Серый приготовился давать отпор дальше, не считая свое положение безнадежным. Под рукой у него было до черта камней-гладышей, натасканных туда напарником. Тот что-то строил и собирал в округе бутовый камень, временами вывозя его на тачке. А тут кучка задержалась, еще не вывез, лентяй. Но нападающие, кто бы они там ни были, явно не успокоились, потеряв одного своего. И еще одна черная фигура метнулась за кучу с углем, потом, привстав, прощупала из трещотки⁵⁹ с сайленсером⁶⁰ самый уголок кочегарки. Смачно тюпали влезая в расползавшуюся штукатурку стены, пули и глухо, почти неслышно, кашляла трещотка. Серьезные ребятишки к нему на разговор припожаловали. И трещотки у них роскошные, не каждому в руки такой инструмент попадает. Слдовало бы и владеть им посерьезней. С чего бы это они к нему пристали? Никому вроде последние пару лет на хвост не наступал, жил тихо мирно. Разве что Соловью Муреновичу, но у того кишка тонка. Шевеля мозгами, Серый примерился и, стараясь не выделиться из мрака, где укрывался, метнул булыжничек, грамм этак на 700. Резкий вопль показал, что камушек не упал даром. Серый же, полагая, что больше прятаться в этом пятне тьмы незачем, метнулся к своему первому супостату. На ощупь нащупался удалец с большим и крючковатым носом под маской из черных женских колготок. Не шибко и задумываясь Серый коротким движением докрутил подбородок к плечу, свернув неизвестному шею. Дела доделывать надо! Из его обмякшей руки вынул трещотку типа АЕК-919К «Каштан»⁶¹, смотри ты, с оружием спецназа шарятся, тихушники дырявые, да еще с глушителем и плямегасителем. 9 мм, серьезный калибр и оружие серьезное. Парный магазин на смену изолентой не примотан, значит, шли не воевать всерьез. Пощупать? А зачем? Этот клиент не стрелял, надо быть, магазин полон. С чего бы ему с полупустым таскаться? Понт давить? Слишком серьезно у них снаряжение для понтов. Кто бы это мог быть? Ну уж, во всяком случае, сейчас преимущество на его стороне. В котельную, Серый несколько раз проверял, войти не так просто и можно только еще через одно отверстие, каковое он и контролировал из занятого им места. Штатный вход отсюда тоже просматривается. Жаль, только, топка погаснет, если они развоюются тут всерьез. Ладно. Жалеть об этом он станет, если переживет сегодняшний день. Пока же надо воевать, другого выхода у него нет. От входа послышался спокойный голос:

- Эй, Серый, кончай воевать. Хлопотно это! Давай поговорим!

Серый молчал, ожидая продолжения и оно воспоследовало. За дальней кучей угля приподнялась фигура в шляпе, едва наблюдаемая в закатном полумраке:

- Прости Серый, проверить тебя хотел, а получилась глупость, стоившая жизни двум моим нукерам. Так как, поговорим?

- Поговорим, коли не шутишь!

- Ты ко мне, или я к тебе?

- Давай ты ко мне!

И заметил, как четыре расплывчатые фигуры метнулись в стороны от говорившего. Страхуется, падло! Впрочем, иного он и не ожидал. Ничего, говорить станем на моей территории, господин хороший, кто бы ты там не был, а ее я, всяко-разно знаю лучше. И, главное, чувствую! Серый сел за столик так, чтобы попасть в тень от лампочки и иметь возможность контролировать оба прохода в котельную. В нее вошел высокий мужик средних лет в шляпе, длинном черном пальто хорошего европейского покроя. Привстав, Серый предложил:

- Садись, коли, правда, поговорить пришел. Мне воевать без надобности, я по необходимости. Напали, так мне что молиться? Как же, послушали как-то такого! Садись, стул чистый, газета застилающая стол тоже. Ну, и с кем я честь имею? А то ты меня знаешь, а я тебя нет!

- Игнат Спиридович, начальник охраны…

Тут Спиридович, понизив голос, назвал настолько громкое в мире финансов имя, что даже Серого, человека в этом плане, без преувеличения, темного, вот и именно серого, проняло:

- И что скажешь Игнат, твоего начальника жизнь допекла, развлечений нет, и он отправил тебя с людишками ко мне, поиграть в войнушку, да?

- Не дергайся Серый, моему начальнику понадобилась помощь человека твоего типа, и он просто отправил меня поговорить с тобой!

- А ты не нашел ничего лучше, как послать поприветствовать меня, какое-то чмо с «Каштаном», а когда его приветствие не прошло, послал ему помогать второе чмо. Это так у вас в финансовых кругах принято приветствовать друг друга? А-р-р-ригинально, девушки!

- Нет, Серый, нанять двух братьев-грузин из «диких гусей»⁶² проверить твои кондиции, я додумался уже без шефа и, боюсь, эту мою инициативу, он не одобрит.

- Х-ха! Конечно, не одобрит. Двоих наемников положил бездельно, начальный этап знакомства печально просрал! Как тут одобрить?

- Ты пойми, Серый, я не имел ничего ввиду, когда послал этих двух диких грузин, к тебе на разведку. Воевать с тобой я их, уж точно, не посылал. Кто ж знал, что эти придурки, сразу схватятся за автоматы? Но твоя реакция показала мне, лучше всяких полигонов, что ты находишься в прекрасной форме и к работе годен!

- Какой работе?

- Ну, Серый, ты же не воображаешь, что Босс зовет тебя, шашлык с тобой кушать и вино распивать? Для дела, конечно!

- Ладно, Игнат, это мне понятно! А что за работа?

- А это, Серый, тебе сам Босс и скажет. Ну, едешь?

Серый задумался. Через час придет сменщик и его смена закончится. Предстоят два выходных дня и отпуск, в целых две недели. Он его оформил еще до сегодняшней смены. Время есть, делать особо нечего. Если работа будет интересная, можно за нее и взяться на время отпуска. Если она ему не подойдет, скажет адью и откланяется. Всех и делов-то! Нет, Серый давно уже утратил юношескую наивность и прекрасно знал, что иной раз сказать «адью» сразу не удается. Но вот как использовать человека в его положении, ни семьи, ни родни, ни детей на стороне, а, главное, как заставить его что-либо делать, кроме, как заинтересовав предложенным делом, он себе просто не представлял. Угрозами? Ага! Разбежался! Как бы самому на себе угрожающему их не испробовать! Большими деньгами? Но это ведь и есть одна из разновидностей интереса! В общем, подвоха тут ждать, кажется, не стоило. Разве что… А, впрочем, вот уж вряд ли!

- Не вижу Игнат, отчего бы благородному дону и не съездить к другому благородному дону. Вот только что с этими жмуриками делать станем?

- А сейчас прикажу своим пометать их в топки и вся недолга! Ты поддай в них угля и прошуруй их как следует, или как это там у вас называется?

- Идет, зови своих. Автомат я прячу. Да, Игнат, и еще, у тебя мобила есть?

- А как же!

- Дай, я сменщику брякну, пусть приедет минут на 10 – 15 раньше, чтобы все окончательно не прогорело, и не было срыва в отопительном режиме. Оно нам нужно?

- На, конечно, звони!

И Серый, позвонив сменщику, все тому объяснил, подобрал автомат, разыскав в карманах грузина еще две запасные обоймы. Сигареты «Мальборо», зажигалки, ключи от их тачек. Тачки остались возле рынка, где Спиридович и нашел этих деятелей. Спиридович к этому времени свистнул своих, и пока Серый активно шуровал в топках, те, вчетвером, подтянули обоих жмуриков к зевам топок, а потом, когда Серый отошел, сноровисто их туда пошвыряли:

- А прогорят до сменщика?

Поинтересовался Игнат.

- Обязательно! Температура то почти две тысячи градусов. Сублимируют в лучшем виде!

Серый переоделся и они, неспешно вышли из котельни, прикрыв ее, в ожидании сменщика, у которого был ключ. Разобрались по двум джипам, отсвечивавшим метрах в 150 на площадке и поехали куда то. Автоматы Серый сунул в сумку и Игнат на это внимания не обращал, почитая его делом. Ехали молча, только Игнат предупредил, что к Боссу придется идти без сумочки. Она дождется хозяина на выходе вместе со всем своим содержимым. Серый, соглашаясь, безразлично пожал плечами. Снявши голову, по волосам ли плакать?

Подъехали они к ничем не примечательному подъезду некогда высотной башни на Калиновского. Серый вообще-то полагал, что олигарх, скорее всего, должен проживать в особняке и, наверное, за городом. Но тут же одернул себя. А кто сказал, что тот здесь проживает? Просто конспиративная квартира. Почему бы и нет? Правда? В прихожей их встретили двое парней в обычной цивильно одежде. Никаких сверхстрогих костюмов, скрипящих лаковых штиблет. И уж подавно, никаких буйволов с шеями толще ляжек разъевшихся матрон. Никакой, короче, показухи. И он уже с интересом посмотрел на Игната. Тот, похоже, толк в несении охраны знал, с ним же просто лопухнулся. Бывает! А потому, как вежливо и одновременно ненавязчиво, но вдумчиво и внимательно к мелочам, его обшмонали на входе, двое незаметных парней с самыми простецкими мордами, он и вовсе проникся к охране финансиста доверием. Эти так просто ничего не упустят. Они, конечно, в курсе, что убить на расстоянии можно стержнем от шариковой авторучки, чайной ложкой, тарелкой из кофейного сервиза, наконец, а потому, смотреть станут, надо полагать, вовсю. Не слишком горя желанием, знакомиться с их коронным набором зубодробительных захватов, а надо полагать, таковой имеется в наличии, Серый положил себе вести себя аккуратно и двигаться плавно. Эти мальчики были на работе и слишком многое умели, чтобы шутки с ними шутить. Было бы ему нужно убрать их подзащитного, тогда можно бы и попробовать. А просто так, навошь?⁶³

Игнат, уже сняв свое шикарное пальто, проследив, как Серый освободился от куртки, передав ее в надежные руки охраны, пригласил его в одну из трех комнат, двери которых выходили в коридор, где его шмонала охрана. Комната как комната. Добротный мягкий угол, полированный журнальный столик, видеодвойка в углу, два кресла и диван. Шкафы с книгами вдоль глухой стены. Стол со стульями ближе к большому окну. Все добротное, но обычное. Чего он, собственно, ждал? Итальянских мебельных сервизов, или французских изысков. И снова, а навошь? Это же не представительская квартира, где надо принимать высокопоставленную шушеру, или утонченных светских шлюх. Стандартная конспиративная хата. А, значит, все должно быть удобно и функционально. А вот когда шкаф с книгами, стоявши у торцевой стены, бесшумно пришел в движение, открывая проход плотному, но не жирному человеку лет сорока с небольшим, Серый про себя хмыкнул и, даже, зааплодировал. Неплохо! Значит, и соседняя квартира прикуплена. То есть, наличествует два входа-выхода с сюрпризом для возможного преследования, в качестве имеющегося перехода меж квартирами, через капитальную стену. Выходы-то небось смотрятся на совершенно разные улицы, или он ничего не понимает в этих апельсинах. А вот то, что ему все это показывается так, походя, говорит, либо об очень высоком доверии хозяев. С чего бы это? Либо о конкретной серьезной нужде именно в нем. И снова, с чего бы это? Такому денежному мешку не составит труда нанять любого специалиста, по любому профилю. Он же, Серый, высот искусства ни в чем таком, вроде бы и не достиг. Откуда такой пиетет? Впрочем ладно, куда нам спешить? Подождем! Авось и скажут? Как говорил командир их бригады в армии: «Дают – бери, бьют – спроси за что? Может и не придется ломать им шеи! Просто перепутали!» Босс, а судя по абсолютно хозяйской походке и совершенно свободным манерам, это был именно он, подошел и сел в свободное кресло. Игнат сидел на диване. Переглянувшись со Спиридовичем, босс перевел взгляд на Серого, а Игнат представил его:

- Николай Николаевич, наш Босс, а, возможно, и твой.

Серый почтительно склонил голову. Гостю хозяев надлежит уважать при любых раскладах. Силком его сюда не тащили, сам пришел. Босс, наконец, открыл рот:

- Скажите, х-м, Серый, вы, кстати, позволите мне использовать для общения с вами ваш nickname⁶⁴?

- Это же мой nickname, Николай Николаевич!

- Хорошо! Что будете пить?

Широко указал рукой на большой выбор напитков в баре.

- «Кампари», если позволите.

Игнат встал и, подойдя к бару, наполнил «Кампари» на треть три высоких стакана тонкого стекла, бросил туда щипчиками из ведерка по четыре кубика льда и вернулся с ними за стол. Все это было проделано быстро и безо всяких ужимок. Разговор не для лишних ушей, значит, чиниться не следует. Прислуге тут не место, а Серый – гость, пока. Все трое пригубили вино, Босс прикурил сигариллу из ящичка перед ним, жестом предложив Серому угощаться. Тот сигариллы уважал и взял из ящичка ароматную, суматранского табака, свертку, прикурив ее, выпустил ароматный дым к потолку. Хозяин, посчитав, что прелюдия состоялась, перешел к делу:

- Знаете, Серый, я просил Игната вас разыскать и пригласить ко мне по рекомендации одного нашего общего знакомого.

- Чьей, если не секрет? Со всякими людьми знакомиться прежде доводилось!

- Этот не всякий! Подполковник милиции Руднев, знаете такого?

- Знавал некогда капитана Руднева, Николай Николаевич!

- Ну, правильно, он и говорил, что был тогда капитаном и командиром взвода ОМОН, где и вы служили у него подчинении. Было?

- Было!

- Достаточная рекомендация?

- Для начала да!

- Для начала?

- Tempora mutantur…⁶⁵

- Да, именно так, меняемся и не всегда к лучшему! Это вы правы. Но не в этом случае! Семен Васильевич Руднев и ныне человек в высшей степени приличный. Он оттого и ушел в отставку подполом, что не собирался приспосабливаться к новым временам и не всегда ему подходящим распоряжениям руководства! Но, дело не в этом…

Времена на дворе стояли суровые. Что называется, смеркалось! Не так и давно, всего только год назад, Ельцин расстрелял из танков свой парламент, давя грубой силой попытку возврата в коммунистическое прошлое. Это вызвало большую волну увольнений и уходов в спецслужбах и войсках специального назначения, особенно, после отказа группы офицеров «Вымпела» и «Альфа», штурмовать все тот же парламент. Здесь, ставшей суверенной Белоруссии, это отразилось лишь тихими волнами, но волны все-таки были. Повсюду службу служат люди. А они, как известно, разные бывают. И Серый снова стал внимательно вслушиваться в то, что говорил хозяин:

- Понимаете, Серый, у меня есть дочь, девочка 9-ти лет, Аленка. Мамы у нас давно нет, она умерла при родах, а девочку я очень люблю. Мой бывший деловой партнер и даже друг некогда в прошлом, назовем его Отшельник, желая понудить меня передать ему весь наш бывший, в те далекие времена, общим, бизнес, выкрал Аленку, воспользовавшись тем, что та была у моей бывшей тещи, а я, баран, не удосужился усилить ее обычную охрану. И теперь шантажирует меня, что убьет девочку, если я не переведу на него все и вся. Я бы и перевел, не тот случай, чтобы торговаться. Только Аленку он все равно не отдаст. Она останется для него страховкой на случай моих ответных действий, понимаете?

Серый понимал. Он был наслышан, что дельцы высокого бизнеса не церемонятся друг с другом, полагая, что это их профессиональный риск, расплата, так сказать, за их большие, внезапно выросшие до небес, возможности. Но вовлекать в подобные разборки детей считал не просто аморальным. Он полагал, что люди, посягнувшие на детей, вывели себя и своих ассистентов за всяки рамки не то, что закона, но и простой человеческой жалости. Поступать с ними следовало как с разносчиками холерных вибрионов. Слегка трансформированными словами поэта⁶⁶: давить всегда, давить везде, до дней последних донца! Давить и никаких гвоздей, вот лозунг мой и Солнца! Он уже почти решил для себя, что станет заниматься этим делом, просто потому, что станет! А хозяин продолжал:

- У меня, разумеется, есть собственная служба безопасности и, уверяю вас, Серый, совсем не плохая, но Отшельник всю ее знает и пасет через свои структуры. Попытка кого-нибудь из них подобраться к Аленке, сразу же будет засечена его службами и насторожит его. Я вынужден, находясь в цейтноте, искать людей, которые бы взялись за подобную операцию. Вознаграждение, как вы понимаете, практически любое. Вы сами назовете сумму, и только. Итак?

- В принципе, Николай Николаевич, я бы и не против. Несколько вопросов еще до окончательного согласия?

- Извольте, Серый!

- Кто руководит группой, какова она будет по составу. И, где девочка в принципе, хотя бы, известно?

- Вы, надеюсь, понимаете, что эта информация уже не предполагает вашего простого отхода от дела?

- Понимаю, Николай Николаевич! И принимаю.

- Хорошо. Руководит Руднев, полагаю, для вас это не является неожиданностью. Группа состоит из трех человек. Руднев, вы и ваша жена.

- Жена?

- Да, супруга, Серый. Поверьте мне, невероятно милая барышня 24 лет, красивая стройная, спортивная. Прекрасный водитель. Но не боевик. Соответствующих навыков у барышни не сформировано.

- Оно и к лучшему!

Пробурчал Серый, который терпеть не мог этих издевательств над женской природой, когда из девушек, насилуя их натуру, делают там, боевиков, штурманов дальнего плавания, шахтеров и прочих мутантов женского рода.

- Где Аленка установлено точно и вам, разумеется, будет указано. Боевиков я туда своих послать не мог, но не разведчиков же. Вот они все и проведали и даже начали уже готовить все необходимое для силовой операции, запасные квартиры и явки, изучать подходы, готовить отход. Все это вам расскажет и введет в курс дела полностью Семен Васильевич. Я мог бы попросить его самого и поговорить с вами изначально, просто хотел лично взглянуть на вас и познакомиться с вами, а также дать личные гарантии оплаты. Итак, Серый, ваше окончательное решение, прежде чем вы станете плотно разговаривать с Рудневым и знакомиться с планами операции? Идете с нами?

- Иду, Николай Николаевич!

- Прекрасно! Игнат, препроводи господина Серого к Рудневу озаботься охраной их инкогнито.

- Слушаюсь, Босс!

По чердаку этого дома они проникли в совершенно иной подъезд, сели в авто и вскоре приехали на еще одну конспиративную квартиру, где встретились с Рудневым.

Вся последующая подготовка не заняла и недели. Все делалось исключительно быстро. Оформлять документы по каналам Босса, во избежание утечек информации, было нельзя, и этим занялась нареченная «жена» Серого, Рита, оказавшаяся действительно весьма милой и пригожей барышней, к тому же прекрасным водителем. Она когда-то даже выступала водилой в авто-мото-ревю, многое умела. Характера девчонка была спокойного, их знакомство было простым и, для начала, сдержанным. Семен Васильевич Руднев, слегонца отяжелевший со времен, еще до посадки Серого, был, в принципе все тот же, резковатый, но справедливый мужик. Они, вместе с Серым, изучали по фотографиям и картам, место, где держат Аленку, просматривали, пока на бумаге, подходы к нему. Оба по прошлому опыту знали, что на деле все окажется несколько иначе, но не было случая в их прошлой практике, когда предварительная подготовка, оказалась бы совсем уж бесполезной. А потому, оба они старательно, словно исполняя сложный ритуал, проходили этот этап. А заодно готовили и необходимый снаряж, пряча его в автомобиле. Для операции Васильевич выбрал «бумер»⁶⁷ 85 года. Машину надежную, скоростную и проверенную. В качестве оружия оба предпочли как основное наши отечественные 9 мм «Каштан», а страхующего - АПС⁶⁸. В обращение с ним и у того и у другого имелся богатый опыт. И это невзирая на крайне богатый выбор, предоставленный им Боссом, десантные ножи, бинокли и ноктовизоры, брались в ассортименте. Когда же узнали, что заброска оружия и снаряжа будет осуществляться параллельно, так и вовсе озверели, набрав светоимпульсных, шумовых и термических гранат, системы, позволяющие преодолеть практически любую охранную систему, сколь бы круто она не ставила себя на соответствующем рынке. В обычной практике они привыкли обходиться и без всего этого изобилия, и не были уверены, что используют его хотя бы и на четверть, но у них, пожалуй, впервые, появилась возможность не экономить на мелочах, как выразился Босс и оттого они становились жадными. Одних патронов к автоматам и пистолетам набрали штук по 500 на каждый ствол. Потому что без патронов любой самый наилучший ствол сразу становится бессмысленной железякой, не более того! К концу недели сборы и предварительная подготовка были завершены, документы оформлены, снаряжение отослано, туристические туры в Варну, рядом с которой и находилось бунгало, где держали девочку, куплены. Состоялось торжественное отправление в поездку, на котором, собственно никто и не присутствовал. Еще чего, светить такую экспедицию!

 

Хороша страна Болгария…

 

В их лодчонке грести умели все, в том смысле, что все трое весьма прилично водили машину. Украину проехали махом, заночевав в Киеве. Следующей остановкой были Бендеры и, не заезжая в Кишинев, они выехали на дороги Румынии. Та, с памятных советских времен нисколько не поменялась. Была все та же грязна и не умыта. Так и перлась со своей вечно не мытой цыганской рожей в чистенькую, моющую тротуары с шампунем, Европу. Потомки Дракулы, елки, х-хе! Границу с Болгарией они пересекли на четвертый вечер путешествия и заночевали в приграничном отеле. И только на следующий день подались к вожделенной Варне, где сразу обосновались на конспиративной квартире. Там к ним и пришел разведчик Босса. Он сообщил последние новости, показал, куда доставят завтра их оборудование, и предложил съездить к объекту, показать где и что там расположено. Это, собственно была сама необходимость. Осмотреться на местности перед операцией, весьма и весьма невредно. Оказалось, что разведчик снял бунгало напротив того, где, по их сведениям содержали девочку. Установив там оптическую и акустическую аппаратуру, зря, что ли, заказывали, они приступили к точному выяснению всех деталей. Сразу стало очевидно, что домишко напротив, нешуточно охраняется. Из электронных систем проведенной проверкой был установлен только банальный «Периметр». Пятнадцать рыл с волынами⁶⁹ разных калибров и систем, три собачки. Вот они-то более всего и беспокоили и Серого и Руднева. Оба они прекрасно знали, что любую электронику всегда может накрыть еще более крутая электроника, а в этом деле они ограничены не были. А вот нюх и служебное рвение собачек, унять, собственно, намного сложнее. К тому же к собакам оба относились достаточно тепло, как и к животным вообще. Серый никогда не причислял себя к тем придурковатым защитникам животных, кто повсюду высматривает нарушение их прав. Лучше бы, придурки, занялись бы тем, что ограничили человеческую популяцию. Животный мир быстро бы восстановил свою численность. Общее количество биомассы на земле, скорее всего инвариант, величина постоянная во всех условиях. Следовательно, чем больше нас, людей, тем меньше остается на животных. Это данность и не считаться с ней просто глупо. А еще Серый просто терпеть ненавидел всех этих собачников, считающих, что они делают доброе дело выводя своих псин на часовую ежедневную прогулку на поводке. Самих бы их, по часам и на поводке, а? им, ублюдочным психопатам и не понять, шалавам, что собаке нужно бегать ежеден, охотиться, заниматься тем для чего их создавала мать-природа. Хочешь жить посреди собак – нет проблем. Пожалте в деревню! Огораживай там участок, от величины которого будет зависеть число дозволенных тебе собак и живи в их, и твое, раз уж так их любишь, удовольствие. Ладно, не об этом сейчас.

Прислуги немного, две нянечки, женщины средних лет, что уже, само по себе, указывало на наличие в доме ребенка, пара горничных и пара слуг общего плана, то, что называется обычно: «прислуга за все». Командовал всем этим парадом лысоватый дядька в очках. Это все выяснилось в первый же день.

На ночь были выставлены усиленные посты, аж 6 человек в разных местах. Сменили их только около 5 часов, производя смену разве что без общего построения и оркестра. «Периметр» включали сразу после 23-х часов, и в 0-12 он сработал. Серый обдуманно, сумел погнать через него, местного помойного кота. Паники не возникло. Из дома выдвинулся отряд, 5 человек. Относительно грамотно прикрывая друг друга, вышли на место прорыва, перемещаясь тропами, ими явно намеченными и нащупанными. Остальные так и сидели по своим местам, выжидая. Собаки вели себя дисциплинированно, лишь временами принюхиваясь, подбегая к забору к вещам Серого и Руднева, заботливо разложенным Серым у забора. Пусть песики ознакомятся с их запашком, воспринимая его, как натуральный запах места их службы.

На наблюдение и изучение объекта Босс выделил им всю неделю. Николай Николаевич, будучи любящим отцом, конечно же, хотел побыстрее увидеть дочь рядом с собой, но и прекрасно понимал, что спешка в подобных делах может обойтись не просто дорого, но дорого катастрофически. Аленку они повидали уже на следующий день, когда девочку, приведя в предельную готовность всю охрану, вывели в сад погулять. Большой, соток в 25 – 30 участок, на котором стояло это бунгало был засажен вполне ухоженным фруктовым садом, для чего каждый день, в 7 часов, ко входу на участок, подъезжал на велосипеде садовник, немолодой уже болгарин за шестой десяток. Наблюдая за тем, как он перемещается по саду, Серый с Рудневым поняли, что там, в траве, разбросана, судя по всему, проволока путанка с колючкой. Простенькая штучка, но весьма неприятна в действии. И начали, наблюдая за садовником выяснять тропинки, по которым он перемещался. Собаки охраны, никогда не спускались побегать в саду, тоже вероятно из-за путанки и колючки. Собачьи лапы ведь без обуви и повреждены будут мгновенно, хотя этот тип заграждений небезопасен и для человека в обуви. Разве что специальная обувь на толстой каучуковой подошве.

Девочку в сад гулять сводили, перемещаясь тоже строго по тропинкам и, держа ее за руку. Но тропинку этой прогулкой позволили не только плотно изучить, но и привязать к ориентирам, прекрасно видимым даже и в ночи. А ночи-то здесь, ой какие тёмные. Юга ведь против наших средних широт. Руднев, Серый и Рита, по очереди приникая к своей прекрасной оптике, убеждаясь, что это именно та девочка, которую так ждет в Минске Николай Николаевич. Да та! И план будущей спецоперации начал складываться в умах Серого и Руднева. А когда, по-прежнему опекавший их разведчик, принес точный план интересующего их бунгало, этот план стал приобретать очертания боевой операции, что, собственно, от них и требовалось. Прослушивание разговоров на улице перед бунгало, через направленный микрофон и внутри дома, при помощи лазерной системы считывания звуковых колебаний с полотен окон, позволил им убедиться, что девочку укладывают спать во втором этаже в небольшой комнатке, одну. Специально над ней ночью никто не сидит. Вся бодрствующая охрана бодрствует на своих позициях, а отдыхающая, спит в первом этаже в едином помещении все пять человек. Их начальник спит отдельно. Так же отдельно разместились нанятые Аленке нянечки и горничные. Зафиксированные разговоры охраны позволили точно определить всю систему охранения бунгало. Все! Дальше тянуть кота за хвост было незачем. И коту больно и хвост можно оторвать. План был готов. Жесткий и кровавый, но уж извините-подвиньтесь, однако жалеть людей, по доброй воле принявшей участие в паскудной игре, с девятилетней девчонкой, украденной подонками у ее отца, ни Серый, ни Руднев, не собирались. Скажете, они не знали? Как же, маленькие дети! Не ведают бо, что творят, мать их по лесу гуляла! Не ведают? Ну, конечно! Есть что слышать! Мозги свои и уши, они где оставили, и с кем? Может, там же, где и свою человеческую совесть? Даже за эту неделю в бунгало дважды приезжал сам Отшельник, опознали по фотографиям, и ни от кого не скрываясь обсуждал с начальником охраны проблемы. Охраны при нем было немало, а от охраны бунгало, он, кажется, тайн и не делал, объясняя им, насколько ему важна эта пленница. И никто из них не пытался хотя бы поставить в известность местные власти, хотя многие, если не все, выезжали, в очередь, за продуктами, в соседний универсам. Им деньги нужны? Так они всем нужны. Но не все же идут на такую низость. Обслуживающий персонал, нянек, горничных, просто слуг, трогать не предполагалось, если не подвернуться дуром под раздачу. Ну, а подвернуться, так что же делать, судьба знать такая. Тут уж на кого Бог пошлет!

Наконец настала ночь «Н». Рита с машиной, заправленной под завязку и досмортренной, заняла ей приготовленную позицию, а Серый с Рудневым, неся с собой мешки с мясом для собак, они явно не были лучшего качества и не были обучены не подбирать пищу, брошенную чужой рукой. Проверено. Мясо, обильно сдобренное цианидом, нельзя было даже брать голой рукой. Поэтому и Серый и Семен Васильевич были в резиновых перчатках. Поначалу тихонько, через ворота убрали пятью выстрелами в упор, охранника, сидевшего на воротах. Его место было чудесно и абсолютно достоверно засечено в период наблюдения. Наступила очередь собак и за ограду полетели небольшие куски мяса. Не прошло и минуты, как все песики уже мирно почивали под луной. Вот кто уж действительно невинен, так это они. Не их это была раздача, а не повезло именно им. В чужой разборке жертвы. Если кого и жалеть из тех, кто сегодня похолодеет навечно, то разве что их. Потому что те, что в доме и ограде, ведают, что творят, а те, кто еще в ограду не вошел, знали, на что идут. Система «Периметр-3» была надежно отключена их установленной электроникой, и две черные фигуры, легко перемахнули через высокий и прочный забор. Постояли, согнувшись и прислушиваясь, к окружающему. Надвинули на глаза ноктовизоры, присмотрелись, привыкая, и, крадучись, двинулись каждый в свою сторону. Вдоль забора была оставлена тропка для собак, не захламленная путанкой и колючкой. По ней и брел Серый, стараясь это делать беззвучно и всматриваясь вперед. Вспоминая ориентиры, намеченные еще при наблюдении. Затем присел, сливаясь с забором. Шагах в 20 от него, был первый пост. Вон он, стоит, привалившись к забору. Все внимание на улицу. Баран болгарский. А, может, и не болгарский? Но все равно – баран! Потому и свою реальную смерть он просмотрел, совершенно по-бараньи. Неразличимые за песнями поздних цикад легкие щелчки прозвучали одновременно с попыткой луны осветить арену спецоперации. Тело сторожа, подергиваясь в последних конвульсиях, сползло к основанию забора, брошенное на него девятимиллиметровыми пулями, а Серый двинулся далее. Следующего охранника он едва не прохлопал. Вот и упокоился бы сам, сорвав операцию, а некто, уже днем, брезгливо шевеля ботинком его голову тоже, наверное бросил бы такое же обидное: «баран», или «козел». А и всего-то промашки, что расслабился слегонца. Тот же, хорошо замаскировавшись, сидел под забором, выставив ствол своего пистолета наружу. И тоже смотрел за забор, что и спасло Серого. Снова задергался в руке «Каштан», выплюнув остатки обоймы в сторожа. Тот обмяк возле забора и почти сразу затих. Сменив магазин, Серый двинулся далее, навстречу Рудневу, повторяя про себя как молитву, нельзя, мол, расслабляться, нельзя! Своего третьего охранника он заметил издалека, тот смотрел вдоль забора внутри участка, разобрав, наверное, что там кто-то движется. Виден он в ноктовизоре был прекрасно и Серый легко разнес ему голову из «Каштана». Там, шагах в 30 по тропинке, стоял и прислушивался Руднев. Не мог он, конечно, не слышать, как пули попали в голову охранника и, как тот задергался под ними. Он, похоже, тоже рассмотрел в ноктовизор своего напарника и поднял свой автомат с длинным цилиндром глушителя, стволом кверху. Сойдясь вместе с Серым, они нашли тропинку в саду, свободную от путанки и колючек и быстрым скользящим шагом поспешили к бунгало. Вот они оба стоят на крыльце бунгало, снова сменив магазины в трещотках, ожидая выхода начальника с охранниками, менять караулы. Так они решили, составляя план. Когда дверь открылась без скрипа и за порог один за другим шагнули 6 крепких фигур, еще не напяливших даже ноктовизоры, по ним, в упор, с десяти шагов, стали работать два 9 мм автомата «Каштан». Эффект от их работы был поразительным. Крепкие фигуры охранников причудливо ломало и отбрасывало тяжелыми 9 мм пулями друг на друга, на стенку бунгало, и на землю. В ночной тиши раздались хриплые предсмертные крики. Частью, на русском, а, частью, на болгарском языках. Но это уже никого не волновало. Ни Серому, ни Рудневу не было жаль этих не старых еще ребят. Они ведь пошли за деньги стеречь и не давать вернуть к отцу украденную 9-ти летнюю девочку. Может, кто и не знал точно, что она украдена, но то, что не своей волей девчушка содержится здесь, знал каждый и достоверно. Так что не было оправдания для этих с позволения сказать мужчин, защитившего бы их от поголовного истребления. Может, у кого из них и свои дети имелись, так тем еще сильнее должна быть понятна вся предельная низость их поступка. Бог, может быть, их и простит, а вот людского прощения, да за такие-то грехи, не купить уж никак! Безвольными мячиками, разбросанная по крыльцу, бывшая охрана издохла, так и не успев изготовиться к бою. Едва достав оружие, и даже не успев его привести в боевое состояние. Нападающие, поняв, что вся охрана перебита, снова сменили обоймы в своих пистолетах-пулеметах, проскользнули в так и не закрывшуюся за охранниками дверь. Там, точно зная, по результатам наблюдения, что в первом этаже больше никого нет, ринулись на второй. Серый заглянул в комнату, где спали няни и горничные. Спокойное сонное дыхание четырех спящих женщин встретило его, и он просто прикрыл дверь в комнату, а в соседней комнатке спала девочка, объект их сегодняшней акции. Точнее, уже не спала. Руднев, уже разбудив девочку, шепотом объяснял ей, что произошло и кто он такой. В подтверждение своих слов он передал ей записку отца и ее любимую куклу, захваченную ими с собой из дому, специально для опознания. Потом, когда Аленка оделась и обулась, Руднев взял ее на руки, и, следуя за Серым, ставшей их головной заставой, понес девочку на волю. Хорошо, что светать еще даже и не намеревалось, бедная девчушка была избавлена от лицезрения живописного вида трупов, лежавших повсюду, по ходу их процессии. А Руднев сумел пронести ее чисто, не зацепившись ни за что из валяющегося под ногами. Выйдя из ограды бунгало, они спешно, трусцой, направились к ближайшему повороту, предшествуемые Серым. Две темные тени, украдкой бредущие вдоль глухого забора. Рита с машиной, как и договаривались, стояла за поворотом. Она увидела их сразу и коротко мигнула фарами, после чего, все расселись в уже прогретом, как и договаривались, бумере, и помчались в город. Там, сноровисто найдя свою явку, завели туда девочку. Вызвали разведчика, тот принес спутниковый телефон, по которому напрямую связались с Минском. Поговорив с отцом, поднятым среди ночи, но все равно, безмерно счастливым, Аленка прониклась к своим спасителям полнейшим доверием, и охотно переоделась мальчишкой. Ибо, по дальнейшему плану им предстояло ехать в порт и садиться на паром в Одессу. Чтобы не возникло проблем по пути туда, а на пароме их уже станет охранять группа людей Босса, во главе с самим Игнатом, они несколько изменили свой имидж. Переодев Аленку в Лешку, благо фигуру 9-ти летней девочки в одежде, совсем непросто отличить от фигуры мальчишки того же возраста. Стрижка у нее изначально была короткой. Серый с Ритой, по прежнему, изображали из себя семейную пару, а Семен Васильевич – строгого отца Алешки, отдыхавшего с мальчишкой в курортной Варне. Теплая компания была готова двинуться в путь уже к 7 часам утра, но паром отходил только в полдень. Приходилось ждать. Серый и Руднев слишком хорошо знали, как много успешных операций проваливаются, только из-за того, что люди, полагая все уже сделанным, расслабляются, поэтому и прикладывали недюжинные усилия, пытаясь поддерживать должный уровень концентрации всей своей разношерстной группы. Но телевизор все же включили. Передача шла на болгарском, однако они узнавая знакомые места поняли, что болгары освещают их объект и то, что там произошло. Давали показания нянечки и горничные, камера общим планом обегала трупы на широченном крыльце веранды, отравленные тела собак и всех охранников. По экрану показывали белорусские, украинские, российские и болгарские паспорта. По-видимому, демонстрировались ксивы⁷⁰ всей охраны. Комментатор трещал на болгарском не хуже их брошенных там же, на месте, «Каштанов», но понять удалось, что болгары верно осознали произошедшее. Поняли, что в доме содержали девочку, скорее всего, украденную у родителей. И что выручать ее, заявилась группа боевиков из дома. И, судя по всему, выручила. Как относиться к этому местным болгарам, судя по выступлениям по TV, не слишком и навязывалось, хотя, вряд ли кому подобные разборки на его земле понравятся! Это, как раз, было элементарно понятно! Просмотрев часть этой лабуды, стараясь не привлекать внимание девочки, мирно спавшей, впрочем, свернувшись калачиком, на диване, Серый Руднев и Рита наскоро обсудили дальнейшее, распределяя роли, груз и документы. Уход Аленки под видом Алешки, планом операции изначально предусматривался и паспорт с отметкой пограничников для него имелся. Никто из взрослых свои документы отнюдь не засветил, они и дальше годились для дела. Двухнедельная виза отнюдь не была просрочена, а что уезжают раньше, так мало ли какие у людей сложились обстоятельства. Автоматы они с Рудневым бросили, разумеется, на месте операции. Пусть их приобщают к делу. Серого, вообще, слегка придавливала жаба, но он утешился тем, что два точно таких же, достались ему от братьев Гиви и Дато Амилахвари, и ждут его в Минске, в его тайничке. Но и оставаться совершенно без оружия было не лучше, чем остаться голыми. Поэтому Серый и Руднев единогласно решили прихватить с собой в сумке Серого, где было двойное дно, оба Стечкина со всеми 10-ю обоймами по 20 маслин в каждой. Из них ведь совсем и никогда не стреляли и с тем бунгало их увязать было попросту невозможно. И четыре фотоимпульсные гранаты, замаскированные под невинные шоколадные конфеты «Селена». Еще Серый, не желая просто бросать такое богатство, ну давит же жаба, такие вещи лохам оставлять, прихватил с собой ноктовизор, направленный микрофон и прекрасный бинокль. Все это, впрочем, было вполне невинно, а серьезного шмона перед посадкой на паром, не намечалось. Тем более с их-то документами. Кинув сверху какие-то шмотки он застегнув сумку, встал.

Часом спустя, он, пройдя пограничника, легко опустил свою сумку на стол перед таможенником. Тот привычно и занудливо проскрипел на плохом английском, когда только все эти говнюки успели позабыть русский, так и не выучив, кстати, английского:

- Откройте, пожалуйста, сумку!

Серый стараясь действовать спокойно и, изо все сил контролируя и поддерживая безразличную мину на лице, вжикнул зипером, открывая сумку. Сверху он специально сложил свои поношенные шмотки и белье. Это было, кстати, нормально. Не слишком охотно наши отдыхающие пользуются гостиничными прачечными, считая их слишком дорогим сервисом, чаще стираются в море, либо везут грязное домой. Вот под такого российского гражданина средней руки и косил сейчас Серый. И, следует отметить, у него все получалось. Таможенник, брезгливо потянулся к шмоткам, потом, поморщившись и слегка скривившись, махнул кистью руки, мол, проваливай. Серый, мигом вжикнул зипером, застегнув сумку, и стараясь выглядеть абсолютно беззаботным, пошел по трапу на борт судна. Там его уже ожидали Рита с Аленкой-Лешкой, прошедшие через таможню намного быстрее, а позади, держась за сердце по трапу восходил Семен Васильевич:

- Ну, Серый, и страху же я натерпелся, когда тебе таможенник приказал открыть сумку. И помню ведь, что не было здесь никогда серьезно проверки, а все равно стра-а-а-шно!

- Да, а мне каково было-то?

- И все равно, должен тебе сказать Серый, что контроль здесь мусорный, ни металлодетектора, ни рентгена на досмотре. Город непуганых идиотов!

- Сдается мне, Семен Васильевич, недолго ему оставаться непуганым!

- К ним подошли улыбающиеся Рита и Аленка, сопровождаемые Игнатом. Тот уже был по уши в своих извечных заботах начальника охраны. Ох, рано, встает охрана! А чаще всего и не ложится она вовсе! Если то охрана путевая, конечно. А не так, на прогулку вышла.

Пошли занимать каюты. Серый и Руднев, почувствовав освобождение от своей миссии, намеревались отдохнуть на обратном пути, а Серый так и вовсе торжествовал, наконец, распробует, как надо быть, Ритку, а то все как-то получалось мимоходом, да по делу. А девчонка-то хороша, что статью порадовала, что мордашкой. А одеваться, змеюка, умеет так, что невозмутимость в ее присутствии, кажется истинным героизмом. Каюта им, как и должно быть досталась совместной, для молодоженов и все время, пока теплоход двигался к первому порту остановки, турецкому Зонгулдагу, Серый с Ритой старательно исполняли эти не новые, но вновь открытые для самих себя, свои обязанности. И только у пирса Зонгулдага, они соизволили присоединиться ко всей компании, дружно посещавшей ресторан под открытым небом на верхней палубе. Полакомившись деликатесами балканской кухни, они все расслабленно сидели в плетеных креслах, рассматривая пирс и сам город, разбросанный районами по прибрежным горам. Неспешно потягивали послеобеденный кофе, покуривая. Все это в режиме если не полного, то частичного расслабления. А что? Дело сделана, девчушка из рук супостата изъята и, временно превратившись в мальчишку, сидит между Ритой и Игнатом, прикрытая пятью крепкими охранниками, не считая самого Серого с Васильевичем! Внезапно Игнат, рассматривавший берег бинокль Серого, аж вздрогнул от внезапности и, напрягшись, подобно Голиафу перед прыжком, закаменел, припав к окулярам. Первая заметившее это Рита шепотом спросила:

- Что там, Игнат?

Хриплым шепотом, словно ввиду очень ядовитой змеи, Игнат прошептал в ответ:

- Нукер, начальник охраны Отшельника. И кое-кто из его любимчиков!

И уже спокойно и деловито, но в полный голос, потому что наблюдаемые им враги еще только появились в конце очереди на досмотр:

- Все, орлы! С расслабухой закончили, начинаем работать. Внимание и полная собранность. А пока, допивайте кофе и уходим. Первыми Серый и Рита, потом мы. Последним уйдете, расплатившись вы Семен Васильевич.

И уже собравшись в их каютах, Игнат стал излагать точнее, отчего он так напрягся. Само появление Нукера, мало что и говорило-то, а вот то, что с ним 8 – 10 человек боевиков Отшельника и то, что их вычислили так быстро, это напрягало. Вообще, до Одессы он планировал добраться без проблем, а так выходило, что и не получиться. Погоня пошла по свежему следу. Наспех собранная и вряд ли специально подготовленная, но сильная и достаточно многочисленная. Сам же Нукер, некогда однокашник Игната по школе охраны КГБ, еще с тех пор известен как неукротимый боец, одновременно знаток Кунг-фу и русбоя. И стрелок он более, чем отменный. А на службе у Отшельника, проявил себя и как мастер планирования специальных операций. Услышав все это, Серый и Руднев, подобрались привычно и сразу:

- А что ж он, падла вислоухая охрану бунгало не наладил, если такой хитрый да профессиональный? Там-то все было лопухами исполнено.

- А Отшельник последнее время его от себя не отпускает. Отсюда видишь, насколько важна для него операция с Аленкой. Раз перехватить ее он выслал самого своего бессонного начальника охраны!

- Уж, да уж!

Протянул Серый, на манер Ипполита Матвеевича Воробьянинова, в бессмертном произведении Ильфа и Петрова. Потихоньку приходило понимание, что расслабленный отдых закончился, едва успев начаться. Хотя тот же Игнат сказал:

- Вам то что, мужики. Вам и Рите. Вы свое дело уже сделали – девочка у нас. Так что мы поймем, если вы заляжет на дно. Все оплачено.

- Ну уж нет, Игнат! Мы сюда не отдыхать приперлись!

Возмутилась Рита, но Игнат напряженно смотрел на Руднева и Серого, понимая, что значащая сила в их команде, именно они. Рита, конечно, тоже пронесла на себе маленький ПСМ⁷¹, но боевиком красивая девчонка никогда не была, а стрелять из ее пукалки надежно можно было только в упор. Да и патронов у нее и было то всего 8 штук, те что в обойме. Взять с собой из Минска запасную, мартышка не догадалась. Боец, как же!

- Знаешь, Игнат, терпеть ненавижу недоделанные дела!

Пробурчал Руднев, а Игнат перевел взгляд на Серого. Тот с большой неохотой оставил идею покувыркаться с Ритой в постели аж трое суток до Одессы, понимая, что, к сожалению, сорвалось:

- Аналогично коллеге!

Использовал он подходящий штамп из мультфильма. Тереть языком длинное «анимационный фильм», как в последнее время было принято, Серый и не собирался. Для него мультики в детстве стали мультиками, таковыми и пребудут во веки веков, как там не пыжится эта идиотская богема. Аминь!

Сразу принялись вырабатывать подходящую диспозицию. Недисциплинированность Серого и Руднева, протащивших Стечкиных на борт парома, оборачивалась сверх предусмотрительностью. Не сделай они этого, и были бы сейчас безоружными. А, с другой стороны, Серый всерьез рисковал быть задержанными за несанкционированное хранение огнестрельного оружия, а там, глядишь, как бы еще чего не накатило, прицепом. Но уж больно жаба давила. И – победителей не судят. Никто не стал выяснять, как оказались здесь Нукер с людьми. Не стоит перегружать себя бессмысленными вопросами. Решили, что Рита с Аленкой останутся в самом охраняем месте. Попытку Риты возражать, она, мол, сама охраняет, а не охраняемая, Игнат пресек просто:

- Рита, ты наш последний рубеж! Понимаешь, последний! А еще представь ка себе сама, каково девчонке будет оставаться одной, без единой знакомой физиономии рядом. Тем более, однополой ей.

И девушка, понурившись, перестала возражать, признавая справедливость сказанного. Игнат и еще один из охранников Босса с лицами наиболее знакомыми людям Отшельника, займутся непосредственным прикрытием помещения, где прятались девушки. Трое других, поселившиеся в соседних каютах, будут прикрывать ближние подступы к ним. А Серому с Рудневым, неизвестным, скорее всего, Нукеру, предлагалось заняться свободным поиском людей Отшельника и их уничтожением. Из иллюминатора их каюты, повернутой, к счастью, к причалу, Игнат дал через бинокль им рассмотреть самого Нукера и четырех его людей. Наверное, были и другие, но Игнат их не знал. Серый и Руднев, привинти глушители к своим Стечкиным и, рассовав по карманам все свои 5 обойм каждый, уже готовы были выступить, когда Серый, вспомнив достал из сумки пять фотоимпульсных гранат. Это, конечно не осколочные Ф-1⁷² и даже не РГД⁷³, но миллиардносвечевая вспышка заставит потом несколько часов промаргиваться, восстанавливая зрение, если не успеешь крепко зажмуриться, прикрыв, к тому же, глаза руками. А мощный звуковой импульс, если не догадаешься вовремя открыть рот, зажав уши, заставит потом целый день трясти, слегка контуженной головой, слыша все вокруг, словно через ватные затычки. Поделили гранаты, замаскированные, как уже говорилось, под большие конфеты «Селена», популярные некогда в СССР, вполне по братски. По две достались Серому и Рудневу, одну прихватил себе Игнат. Игнат, оделив всех последним созданием американской электроники, миниатюрными радиоприемниками и передатчиками типа «Воки-токи», установив на всех их режим кодирования разговора и одинаковую несущую частоту. Вообще, переговариваться на судне по автономной радиосвязи, было запрещено. Но никто не собирался считаться с подобными запретами сейчас, когда речь явственно зашла о жизни и смерти. Только делать это придется тайком. Их противник, скорее всего, располагал такими же. Однако совпадение произвольным образом выбранных частот и систем кодирования, практически исключалось. Раздавая и приводя в рабочее состояние радиооборудование, Игнат уговорился об обязательном времени связи для Серого и Руднева и, заодно, произвел краткий анализ с целью установления численности супостата:

- Великой храбростью Отшельник никогда не отличался, всегда держал возле себя много охраны, человек 8 – 10, не менее. Здесь, в Болгарии он живет в Софии, в своем особняке. И там у него не рота и даже не взвод. Последнее наблюдение, позавчерашнее, я интересовался, сообщало о 12 охранниках. На наш паром они вышли через всего сутки после нападения. Значит, в их распоряжении были часы, а, может, и вовсе минуты, так?

- Так! А вот как они вышли на паром?

Вставил Руднев, но Игнат волевым образом отсек его, продолжив свои расчеты:

- Об этом потом. Некогда! При себе он обязательно оставит человек с 10. Тем более сейчас, когда он сам пошел на столь дерзкий и бесчеловечный шаг, как похищение ребенка. Как бы он не хотел обрести все дело Босса, свою жизнь он ставит гораздо важнее. Значит, меньше десяти при себе не оставит. Ну, пусть вызовут дополнительную смену, своих резервистов, отзовут охрану с менее важных объектов. В общем, более 10 рыл, наверное, не соберут, не в мочь им больше! При Нукере вижу четверых, еще одна пусть и мало, но знакомая рожа, мелькнула в другом месте. Наверное, человек 10!

- Все это только догадки, к сожалению!

Пробурчал Семен Васильевич:

- А знать требуется точно!

- Значит, первым делом нужен «язык»!

Встрепенулся Серый, только что закончивший со своим снаряжением.

- И «экстренное потрошение»?

Заинтересованно повернулся к нему Игнат.

- А что, церемониться с ними прикажешь?

- Умеешь?

- Видеть, пару раз видел. Самому никогда пробовать не доводилось. Но, раз надо, попробуем!

- Как думаете, Семен Васильевич?

- Думаю, справимся. Серому не доводилось, так я уже пробовал. И не раз. Не слишком охота, но можно и повторить!

Потом Игнат через бинокль давал им рассмотреть лица тех, кого он точно знал, как людей Отшельника. Эти лица надо было знать точно, чтобы не прихватить чуждого их играм человека. Тогда ведь все напрасно. А то, что пострадает неповинный, только добавит горечи к подобной неудаче. Значит, и быть ее не должно. За несколько минут до того, как людям Нукера проходить через таможню, Серый и Руднев, распихав все свои причиндалы по нужным и привычным местам, заняли наблюдательный пункт на прожекторной площадке парома, откуда чудесным образом наблюдался таможенный и пограничный пост и трап. Просматривая людей Нукера, оба сошлись на белобрысом мальчике, Юрце, как назвал его Игнат, характеризуя. Он представил его несколько истеричным женолюбом, специализирующемся на поставке Отшельнику девочек, не достигших совершеннолетия, для его извращенных любовных утех. Тот обожал наряжать девчонок в латекс и предельно жесткие корсеты, связывать их, прокалывать пирсингом самые интимные места. Использовать в качестве пони-девочек. И все это ему помогал обеспечить Юрец, чья смазливая рожа, служила для девчонок вечной приманкой. Не ведали те еще, глупенькие, что за красивой внешностью, очень любит прятаться дьявол. Его и наметили Серый с Рудневым в качестве «языка» на «экстренное потрошение». Такие, осознав безнадежность своего положения, колются, обычно, легче и быстрее иных. Красавчик, к тому же, а такие себя всегда любят нежно, и весьма бережно относятся к своей морде лица. Они его так и поименовали «Красавчиком». Без проблем пройдя таможню и пограничников, которая и у турок была ничем не лучше болгарской, тот направился в глубь судна. А Серый с Рудневым, уже освоившиеся здесь за предыдущий день, обшарив судно целиком, просто по своей обычной привычке, знать место, где имеешь неосторожность пребывать, последовали за ним. Изображая из себя подвыпивших на свободе гуляк. Но Красавчик, похоже, тоже был на этом пароме не впервой. Он быстро и без проблем ориентировался и, надо думать, был несказанно удивлен, когда в его дверь постучали, решив, что пришел кто-то из своих. Появившийся в дверях Серый, действовал не просто, а очень просто. С криком «Ба!», указал Красавчику под ноги, и когда тот пригнулся посмотреть, а что это там так удивило странного посетителя, без затей вставил ему свой железный кулак в солнечное сплетение. Воздух из легких вышибло разом, заколодив диафрагму от новых вздохов мощной судорогой. Кто почувствовал когда-нибудь в детстве, либо в драчливой юности, каково это, не забудет уже. А тому, кто не почувствовал, как и объяснить? Когда ты согнувшись в три погибели жадно хватаешь воздух ртом, но никак не можешь его вдохнуть, а при этом всередине живота и груди все ужасающе болит. Это ж такое наслаждение! Согнувшегося в три погибели Красавчика аккуратно оглушили рауш-наркозом и поволокли с Рудневым, тщательно изображая пьяных, в свою жилую палубу, тем более, что располагались они неподалеку. Пьяных на пароме хватало в любое время суток, ибо баров было навалом, времени тоже, а делать людям было откровенно нечего. Еще один налившийся гарью до ушей мазурик, распевающий по коридору приятелями: «Бы-вы-вали дни веселые, гулял я хо-о-лостой!», никого и не удивил. Эка невидаль! Приволокли в каюту Руднева, позвали Игната. И приступили к допросу. Прежде всего, парня основательно и со знанием дела связали, вставив ему в пасть кляп. Потом изводили на него нашатырь, приводя в чувство. Обнаружив в каюте знакомого ему по жизни в Минске Игната, Красавчик, мало сказать, приуныл, от него нехорошо запахло, но, безумная надежда сохранить для чего-то свою завалящую жизнь, теплилась в его красивых и томных глазах. Он-то знал Игната, как спокойного и справедливого мужика, отнюдь не в пару их Нукеру. Знал давно и хорошо, но служил с Нукером, прислуживая Отшельнику. Просто понимал, что ни Игнат, ни, уж подавно, его Босс, услугами мазурика, его типа, не соблазняться. Руднев же неторопливо расставлял перед Красавчиком походный маленький утюг Риты, уведенную Серым из машинного отделения парома, простите парни, нам нужнее, паяльную лампу, клещи из походного набора какой-то из машин, обшаренных ими на автомобильной палубе, и походный паяльник, оттуда же. Все, что должно было быть включенным в сеть, уже нагревалось, готовясь к действию. Игнат брезгливо посматривал на обмочившегося Красавчика от стены. Раскрыть бы иллюминатор, да нельзя. Слышны станут крики Красавчика, а это не в их интересах. Придется уж потерпеть вонь. Вопросы пригоженькому телохранителю у Игната уже готовы:

- Как вы здесь очутились?

Тот, испуганно озираясь, на сосредоточенно проверяющего нагрев утюга паяльника Семена Васильевича, спешит ответить, дрожа побелевшими от страха, а как тут не испугаться, губами:

- Отшельник получил доклад из Варны, что на борту парома зарегистрирован ты с четырьмя людьми, а перед этим ему донесли, что девчонку выкрали из места заточения, перебив всю охрану. Ты ведь знаешь, дураком Отшельник никогда не был. Он сразу сообразил, ваших рук дело и уходить вы решили на пароме. А потому и приказал перехватить вас в Зонгулдаге! Вот мы сюда и примчались, самолетом из Варны, едва успели, между прочим!

- Как кому все это еще обернется, Красавчик, а тебе лучше было бы не спешить! Сколько вас всего и как в эту команду попали?

- Двенадцать человек. Нас с Нукером из охраны Отшельника шестеро, нам было просто приказано. А еще шестерых, Отшельник нашел из болгар, только для этого дела, предложив за него по 25 тысяч евро каждому! И нам, кстати тоже!

- Каков точно приказ?

Руднев, радостным выражением плеча буркнул, как бы между прочим:

- Паяльничек готов и утюжку осталось не более минутки!

А Красавчик, спешил изложить:

- Девчонку добыть только живой. Вас как получится…

- Ясно! Какие номера кают ваших?

А Серый быстро сорвал кроссовки и носки с ног Красавчика, привязанных туго его же ремнем и подтяжками к спинке кровати. Руднев, уловив колебания паскудника, аккуратно прикладывает паяльник к правой розовой пятке. Колебания мгновенно остаются в прошлом, хотя крик Красавчика, приглушен кляпом из полотенца. Серый поспешил его вставить в рот «языка», когда увидел эволюции Васильевича. Придавив первый самый громкий крик, он вынул кляп. Задыхаясь и дергая привязанными ногами, Красавчик поспешил ответить на вопрос:

- Шестеро болгар в трех двухместных каютах, на палубе С, С44, С45 и С48. Точно помню. Мы четверо в одноместных каютах на палубе D. Слева от моей Нукер, а справа Кипа. Шлёма, Барсук и Кислый дальше за Кипой.

- заместитель Нукера, значит. Выслужился? Ну, ладно! Не ошибся? Или, может, еще подогреть? Для осознания, а?

- Нет!!!

Взвизгнул Красавчик, на что ему было сказано:

- Ну, не хочешь, как хочешь. Я не зверь, я не настаиваю. А вот, допустим, добыли вы девочку, что дальше?

- Перед прибытием в Одессу позвонить по спутниковому нашему человеку, он подойдет к борту на катере и снимет нас.

- Наши каюты Нукеру известны?

- Да, все три!

Тут Серый, Руднев и Игнат переглянулись с интересом. Выявлены каюты Игната и охранников, а три каюты, снятые позже, группой Руднева, судя по всему, не определены. Это создавало дополнительную степень свободы, которую следовало использовать для пользы дела. А паром, дав прощальный гудок, привычно отвалил от бетонной стенки пирса в Зонгулдаге. Пошли к Одессе. И их сражение с людьми Нукера, вступало в решающую фазу. Вопросов к Красавчику больше не было. Ясно, что о намерениях Отшельника он не извещен. И не отпускать же его. Тот, мыча через плотный кляп, потел и переводил умоляющий взгляд, с одного на другого, из стоящих в каюте. Игнат, не поручая никому, приставил тому глушитель к виску ублюдка.

- Хляк!

Сказал пистолет.

И тело ублюдка, сразу резко выгнувшись, обмякло. Семен Васильевич сгреб свои принадлежности в принесенный в каюту саквояж и все пошли из каюты, оставив там мертвое тело. Может быть, если будет время, потом, его и сплавят через иллюминатор в море, а, скорее всего и нет. Такие уж у них тут игры. Снова собрались в каюте Риты, вспоминая к тому же, что она, пока, супостату неизвестна. Серый предлагал активный план операции. Ни мало, ни много, а посетить каюты на палубе С, истребив нанятых болгар. Их, конечно, следует относить к самым неумелым из противников, а Руднев наоборот предлагал начать с палубы D, где обосновались охранники Отшельника. Оставшись без предводителей и болгары притихнут. Забьются в какую-нибудь щель и все, ни гу-гу. Пока же Серому, Рудневу и Рите было поручено осуществлять наблюдение, тем более, что объекты были серьезно локализованы. Засунув Стечкин за пояс брюк, сзади, Серый выперся на верхнюю палубу, подышав свежим воздухом, отправился в бар, где и опознал одного из охранников, показанных им Игнатом на пирсе. Пристроившись рядом с ни, попытался затеять разговор. Но парень, то ли был неразговорчивым от природы, то ли сделался таковым, благодаря работе. Сосал пива, тупо таращил глаза на дефилирующих по палубе телок и молчал. То ли не хотел разговаривать, то ли раскусил Серого. Впрочем, Игнат, кратко характеризуя его, сообщал, что парень туповат, эмоционально не развит, зато профессионален и упрям, как бык. Он отклеился от парня, став наблюдать за ним со стороны. Судя по всему, определяясь с порядком действий, Нукер не перенапрягал свою «дружину» заданиями. Серому пришла в голову интересная мысль и он, подозвав Риту, шепнул ей на ушко пару фраз. Она, развернувшись прошла возле бара и, словно что-то увидав, зашла туда. Издали Серый наблюдал, как невыносимо симпатичная Ритка, изо всех сил заигрывает с этим быком не умея стронуть его с места. Да он и сам, не глядя ни на какое задание, давно бы уже отплясывал вокруг нее брачный танец, издавая при этом звуки более свойственные маралу в период гона. Наконец, гормоны и у быка взяли верх, над его природной тупостью. Не зря его все же окрестили у Нукера, Барсук. Правильное прозвище. И ведет он себя, как барсук, с трудом поднятый из зимней спячки. Но Барсук, наконец, вяло встрепенулся, посмотрел в сторону зазывающее и маняще глядящей Ритки и сначала медленно, но постепенно ускоряясь, направился к ней. А та, зазывно, но не чрезмерно, повиливая роскошными бедрами и великолепной попкой, удалялась в сторону спасательных шлюпок. Барсук, догоняя, семенил вслед, позабыв, казалось, все. Время было тихое, большинство пассажиров, после прогулки по Зонгулдагу и позднего обеда, отдыхали. Да и места у спасательных шлюпок, поднятых над оградительными леерами на шлюпбалках и заставленных всяческим корабельным оборудованием, во все времена почитались укромными. Уже когда они почти слитной группой поравнялись со шлюпками, Серый нагнал их и, подпрыгнув, огрел Барсука кулаком по макушке, норовя расколоть череп, как гнилой арбуз. Каково же было его удивление, когда, опустившись на палубу, он услышал шипение Барсука, обернувшегося, и изумленно на него смотрящего, вместо того, чтобы валяться без памяти на палубе:

- Ты что, придурок, охренел?

А позже ощутил совсем неслабый удар-тычок в грудь. Сшибленный с ног, он упал на палубу. Хорошо, что не в голову, мог ведь и вырубить! Выставлялся Барсучина перед Риткой, это и спасло Серого. Еще падая, он выхватил из-за ремня брюк свой Стечкин, снимая его на выносе руки с предохранителя. Тот, у АПС⁷⁴, совмещен с переводчиком режима огня с одиночного, на автоматический. В спешке, да еще, не полностью справившись с занимающей дыхание болью в груди, Серый разом махнул флажок с предохранения на автоматическую стрельбу и Барсуку, приближавшемуся к предполагаемому ревнивому супругу, соблазнившей его прелестницы, достались в грудь и голову сразу три маслины⁷⁵. Энергии 9 мм пуль, все же хватило, чтобы остановить Барсука и отбросить его с дороги. Благо Стечкин изначально был с навинченным глушителем. Грохоту не случилось. Барсук с тупым стуком упал на палубу, дергая ножками, а Серый с Ритой, с трудом приподняв его, в темпе перевалили через леера ограждения и сбросили в море. Тяжел же был Барсучина, на центнер, с доброй четвертью, поди, тянул. На зиму, что ли, жир нагуливал? Плюх получился качественный, и весьма убедительный. А Серый с Ритой замерли, крутя головами и оглядываясь, не видел ли кто чего? На палубе было пустынно. Пассажиры отсыпались перед имеющими состояться ночными гулями, дискотекой и всеобщими ритуальными плясками при обильной выпивке. Команда же занималась своими делами. Серый узрев ведро на конце у ближайшей шлюпки, ухватил его и привязав спешно к стойке ограждения, сбросил в море, достать воды. Надо быть полным идиотом, чтобы накрутив на руку конец бросать ведро прями с борта. Вслед за ним в море и кувыркнетесь, быстрее, чем успеете сказать «мама!», или, скажем, мяукнуть. Нет уж, Серый, хотя его и лягнул полутонным ударом ражий Барсучина, смысла в животе еще не утратил. Вытащив ведро с водой, он слил на растекающиеся после Барсука пятна крови, а Ритка, сообразительная дамочка ему в жены досталась, схватив, стоявшую рядышком с ведром швабру с тряпкой, принялась спешно затирать их. В два приема они справились, по крайней мере, сделав былые четкие пятна крови, размазанными кляксами на палубе и, обнявшись, последовали к ближайшей двери. Найдя свою палубу, пошли к Риткиной каюте, где, они знали, собралась вся их команда. Серый при этом шипел как удав, потирая ушибленную грудь и обдумывая, как велик окажется там синячище назавтра.

Общество было все в сборе, и выслушала повествование Риты и Серого, с полным вниманием. Серый при этом сказал:

- Не понимаю, братцы, как я мог лопухнуться с рауш-наркозом, подобно самому отчаянному лошаре⁷⁶?

- Ты не в этом, Серый, лопухнулся! Ты лопухнулся в том, что не потрудился узнать, кем до охранников были люди отшельника?

- Ну, и кем?

- Участвовали в боях без правил и держать удар приучены невероятно. А, кроме того, Барсук и отроду был туповат.

- Ну, и чем бы мне это помогло?

- А ты бы, Серенький, просто бы знал, косопузый, что для этих дундуков самый сокрушительный удар по башке кувалдометром, намного безопаснее слабенького щелчка по яйцам. Там их слабое место!...

Игнат прервался, смущенно обозрев присутствующих, а Ритка прыснула смешком в кулачок. Ну, Ритка ладно! Деваха бывалая, много повидавшая, ей все равно, а как Аленка? Девчонка сделала вид, что ничего и не услышала. Папина порода! Не дура. Хотя и ее покойная матушка в этом смысле была неплоха. Но тут же, снова перейдя на деловой тон, Игнат принялся обсуждать планы сторон. Пока Серый и Рита охотились на Барсука и, совместными усилиями, загнали-таки зверя, Нукер, наблюдаемый Рудневым, посетил их палубу и определился, как мог, на месте. Семен Васильевич пробовал к нему приблизиться на верный выстрел, но Нукер был более чем осторожен, и ему это не удалось. Потом же, вернувшись к себе, Нукер собрал всю свою банду, и долго куда-то гонял одного из болгар. Руднев, краем глаза, видел, как тот ломился в каюты Красавчика и Барсука. Надо полагать, нукер разрабатывал планы нападения на их компанию. Зная Нукера, Игнат не сомневался, что к вечеру тот догадается о судьбе своих двоих подчиненных, и предпримет активные действия. Обстановка тому способствовала. Намечающаяся на верхней палубе дискотека и фуршет, выметут население кают напрочь. Более удобного времени для их предприятия, вряд ли вообще случится. Нукер неизбежно нападет! Как? Наверное, как учили! Судя по всему, он предполагает Алёнку в каюте Игната, размещенной в ряд с каютами его людей. Он отрядит по одному – два человека держать под обстрелом эти каюты, а сам с остальными примется ломиться в дверь Игнатовой каюты. Что бы ему противопоставить?

- А я знаю что, мужики! Пусть они втягиваются и начинают. А мы с Семеном Васильевичем погасим в коридоре свет и бросим олухам парочку фотоимпульсных гранат. Пока-то они прочухаются! Мы, натянув ноктовизоры, вломимся в коридор и перестреляем их как котят. Только и вы сами, как только свет погаснет, ухи-то заткните. А то головами трясти будете весь день! Уверяю!

- А ноктовизоры откуда?

- А нас с Семенов Васильевичем жаба Игнат не только из-за Стечкиных и оптики давила, но и из-за ноктовизоров тоже…

Игнат восхищенно развел руками:

- Ну, мужики, живы останемся, клянусь вам, гадом буду, если не подарю каждому по полному джентльменскому набору той техники, что была с вами в Варне!

- Заметано, Игнат!

Поспешил обрадоваться Серый, а Руднев просто радостно потер руки.

- Только, мужики, вы после того, как грохнет, тоже приоткрыв дверь возьмите гавриков под обстрел. Под перекрестным огнем им куда веселее будет!

- Обязательно возьмем! Ну а потом что? Шуму то мы наделаем на весь паром, если не на все Черное море!

- А потом мы дружненько упорхнем в наши с Семеном Васильевичем и Ритой каюты. Ты, помниться, в одесском-то порту, появляться и не собирался. Вызовем катер к парому. Я тут заныкал на шлюпках штормтрап. Спустимся по нему в катер, и адью! Конечно, нас потом станут искать и преследовать. Капитан, хоть и все понимает, а должен будет доложить. Начнется следствие. Но, надеюсь, уйти мы сможем?

- Обязательно, мужики и девочки! Знайте, мало ли что со мной, дело наше такое. Недалеко от Одессы есть старое летное поле ДОСААФ⁷⁷, там нас станет ждать личный самолет Босса. На нем и улетим к себе. А там Бог – батька! Ты Серый, с Ритой и Семеном Васильевичем, здесь как бы и ни при чем, труп Красавчика из вашей каюты Семен Васильевич мы через иллюминатор выбросим в море. Так что вы втроем и Аленка изначально чисты. А мы отобьемся, как Бог свят, отобьемся, были прецеденты! Только собирать все шмутки, надо прямо сейчас. А заодно подушку, одеяло, матрас и простыню в каюту Руднева из наших кают, чтобы сменить запачканные Красавчиком. Пока тут начнется суета, мы переберемся и все спроворим. Так?

Общие кивки головой послужили полным одобрением плану. Потом Серый и Игнат, имевшие счастье наблюдать на пленере, действие фотоимпульсных гранат, показали всем, как следует затыкать уши. А закрывать глаза придется только Серому и Рудневу. Да и то, не слишком. Все же они останутся за поворотом коридора, и вся ярость миллиардносвечевой вспышки достанется не им, а супостату. Начались быстрые сборы. Серый, Руднев и Рита собираться не спешили. Времени у них и потом будет больше, чем требуется. В ожидании вечера, Серый и Руднев с Ритой еще раз выбрались на разведку. Пристальный, на смену, присмотр за каютами супостата, показал, что за полчаса до планового начала дискотеки они снова собрались в каюте у Нукера. Проследив, как они ее покинули, уже после начала гуляний, рассредоточено пробираясь к намеченной каюте Игната, они связались по «Воки-токи» со своими, предупредив их о действии противники. Сами же, так же, рассредоточившись, пошли вслед, выставив рации на прием. Гремела музыка, и, палубой выше, пассажиры дружно и лихо отплясывали, пока теплоход весело расплескивая надвое гулливую черноморскую волну, бежал к Одессе, конечному пункту своего недлинного путешествия. Погоды стояли славные, а на верхней палубе, ревела безобразно современная музыка, мигало разноцветье прожекторов, взвизгивали женщины, топтались и дружно сопели танцующие. А двумя палубами ниже шла большая разборка. «Воки-токи» Серого, включенный только на прием донес приглушенный голос Игната:

- Гости пришли! Свадьба начинается! Вступайте через пяток минут!

- Есть, Игнат, все поняли!

Бормотнул в микрофон Серый и связался со своими. Все они дружно шли, ко входу на свою палубу. Им навстречу вышел болгарин говоря:

- Суда ходыти не можно! Не можно!

Но Руднев разговаривать с ним не собирался, отвесив ему полноценный смертельный удар в шею. Враз скрючившееся тело, отбросило к палубным леерам, там оно и затихло. Пожалуй, навсегда. Они вскочили в проход и трапу, ведшему к их коридору, где слышалась суета многих людей и шлепки выстрелов из пистолетов с глушителем. Семен васильевич и Рита, зажав в кулаках замаскированные под конфетки «Селена» фотоимпульсные гранаты, сразу отскочили к углу коридора, за которым слышалась и всемерно чувствовалась суета, а Серый ринулся к электрощитку. Там, отмеченные заранее, он отжал фидера основного и аварийного освещения кают и коридора этой палубы. Все мгновенно погрузилось во тьму, а из-за угла, куда уже полетели гранаты, раздались голоса:

- Что там? Эй, кто там балует?

Отвечать им было некому, поскольку и Серый и Рита и Семен Васильевич, уткнувшись старательно зажмуренными лицами в стенки коридора, тщательно и с усилием заткнули уши и широко раскрыли рты. И было, собственно, отчего!

Две ярчайшие вспышки, словно тонна магния была сожжена в два приема, на два отчаянно длинных мгновения, залили коридор невероятным по яркости и ослепительно белым светом. Все, кто не успел зажмуриться и прикрыть глаза, ослепли разом, тем более они смотрели на мир расширенными глазами, просто потому, что перед этим, погас свет. А позже, словно рухнув, обвалились все перекрытия, такой мощный, неслыханный, попросту рвущий барабанные перепонки грохот сошел на них, словно с неба. Казалось, весь мир сгорел и рушится со страшным грохотом. Еще гуляло эхо грохота по пустым коридорам и жались на пол немногие оставшиеся сидеть по каютам пассажиры, когда Серый и Руднев, натянув на глаза ноктовизоры, махом выскочили в коридор. Серый присев у стены рассматривал место боя. Одно тело из нападающих уже лежало у стены. Остальные семь зеленоватыми светящимися силуэтами раскачивались в поле зрения, ухватившись за уши и, наверное поводя вокруг разом ставшими незрячими глазами. Но вновь обрести способность видеть им не довелось. Серый и Руднев, от коридора, а охранники Босса, из раскрытых дверей кают, быстро в четыре – пять десятков выстрелов расстреляли людей Отшелька. И только Нукер, интуицией прочувствовав, откуда по нему стреляют, развернулся в сторону Серого и Руднева и произвел с пяток выстрелов. Одну пулю пронесли в миллиметрах от уха Серого, так, что его даже обожгло. Но в следующий момент он, довернув ствол своего многострадального Стечкина, всадил в Нукера подряд пяток выстрелов. Этого тот не вынес! Его отбросило на стену коридора, по ней он и ополз, взирая незрячими глазами на кончину всех своих людей. Серый через ноктовизор видел, что Руднев стоит, держась рукой за плечо и подскочив к нему спросил:

- Что, Семен Васильевич?

- Плечо зацепили, мазурики!

Серый, поддерживая его, в голос сказал:

- Все, Игнат! Это мы, Серый, Руднев и Рита!

Двери кают немедленно распахнулись и оттуда вышли Игнат, трое его людей и Алёнка. На вопрос Серого:

- А где Шик?

Игнат хмуро ответил:

- Убит в самом дебюте разборки, черт побери!

У всех в руках были их сумки. И более не задерживаясь, доправив контрольными выстрелами в голову, всю компанию Нукера, за собою надо убирать чисто, вся процессия направилась в палубу, где размещались каюты Серого, Риты и Руднева, слыша за спиной топот встревоженных людей, только-только решившихся посмотреть, что же там происходит? Но в вожделенные каюты компания ушла еще абсолютно чисто, и Игнат сразу принялся связываться с Боссом. Николай Николаевич сообщил, что катер уже вышел и снимет их за пару часов до Одессы. Потянулось страшное время ожидания. Они быстро спровадили за иллюминатор Красавчика, сорвав с постели Руднева все что было замарано его кровью и отправили все в тот же иллюминатор, заменяя белье на взятое с собой из кают наверху. Руднев терпеливо, время то есть, спешить нам и некуда вовсе, осмотрел все вокруг места пытки, пока Серый отправлял в тот же иллюминатор все украденные для этого вещи. Семен Васильевич нашел таки две капельки от брызг крови на полу и одну на столике каюты. Все это, разумеется, было сразу и начисто подтерто. А за дверями каюты, где все они собрались, шла нешуточная суета. По-видимому, тела Нукера и его приспешников уже обнаружились и толпа начала гадать, что же произошло в этом коридоре. Это продолжалось несколько часов. Потом по принудительной радиотрансляции к ним обратился капитан, призвав всех успокоиться и благостно сообщив, что все под контролем, а все следственные действия будут предприняты уже с приходом в Одессу. Сейчас же всех пассажиров призывают разойтись по своим каютам и кабинам. Нехотя и, по-видимому, бурча, люди сумели за час расползтись по своим каютам. Часа на два восстановилась тишина. Спать никто из их компании не смог, они принялись обмениваться мнениями о произошедшем, рассказывая друг другу, кто и что делал. У Игната и одного из их парней, нашлось спиртное. Оно было необходимо для снятия стресса всем, кроме, разве что, Аленки. Время шло…

Наконец, зазвонил телефон Игната. Все даже вздрогнули, хотя и давно уже ожидали этого звонка. Капитан катера докладывал начальнику охраны Босса, что паром видят и через час будут у его борта. Увидеть катер из иллюминатора было слишком самонадеянно, и через 40 минут они решили выйти на палубу. Причаливать к парому катер намеревался в кормовой части, туда они и подались, причем Серый прихватил припрятанный им под брезентом шлюпки штормтрап: два конца с мусингами⁷⁸ и надетыми на них деревянными дощечками-ступеньками. Катер сразу же обнаружился на подходе и Игнат обозначил себя и свою группу фальшфейером⁷⁹, взятым напрокат опять же у моряков. Катер быстро и уверенно подвалил к борту и, сбросив трап, они начали спешную эвакуацию. Первым спускался один из охранников, за ним Аленка, он ее и страховал. Еще один охранник, страхующий раненого Руднева, и последний парень Игната, страховал спускающуюся за ним Риту. Серый с Игнатом на спуск остались последними, прикрывая уже всю группу. К ним бежала охрана и члены команды парома. Серый сказал Игнату:

- Сделай закрыть глазки и заткнуть ушки! Я им преподнесу еще гранатку!

И крикнул на палубу катера:

- Всем зажмуриться и заткнуть уши! Фотоимпульсная граната.

Уже и Рита стояла на палубе катера. Люди бывалые они в повторах не нуждались, а трое матросов и капитан катера по их примеру крепко зажмурились и заткнули уши. серый немедленно кинул под ноги приближающейся толпы еще одну конфетку «Селену» и сам зажмурился, резко наклонив голову и заткнув уши. То же самое рядом с ним сделал Игнат. Едва они успели раскрыть рты, как на палубе полыхнуло солнце, и раскатился могущественнейший гром. Правда, открытое пространство заметно снизило эффект светоимпульсного воздействия. Но когда Игнат и Серый, начали спускаться по штормтрапу, вся толпа бежавших к ним терли глаза, как обиженные дети, топчась на месте и пытаясь что-то кричать друг другу о своих намерениях. Стоило им с Игнатом спрыгнуть на палубу катера, как он рванулся в море, оставляя борт парома далеко за кормой. И вскоре пароход, где они недавно геройствовали, можно было рассматривать уже со стороны, наблюдая, как возбужденно суетятся люди на его палубе. Капитан катера сказал, что у причала рыбацкой деревеньки близ нужного им аэродрома, они будут через два часа, наверное. Игнат уже раскрыл рот спросить, а почему, собственно, наверное? Но Серый тронул его за локоть:

- Моряки избегают называть точное время прибытия, куда бы то ни было!

И Игнат заткнулся. Два часа они лениво наблюдали за морем за бортом катера, подставляя лица под его холодящие брызги. Причал выпрыгнул из легкой утренней дымки неожиданно, оказавшись просто старыми деревянными мостками, далеко выдававшимися в воды маленькой бухточки. Пока все выпрыгивали на этот импровизированный пирс, капитан катера сообщил, что машина ждет их прямо у пирса. И, правда, сразу у пирса к ним подошел парень с ключами и знаком от Босса и пригласил в микроавтобус «Мерседес». И вот уже маленький реактивный «Сесна» уносит их от незамужней⁸⁰ девки Хохляндии-Украины в нижалежную деваху Белоруссию.

 

И снова будни

 

Завершилась операция по освобождению девочки Аленки, вполне счастливым возвращением героев, воссоединением семьи Босса и, разумеется, вознаграждением. Ранение Руднева оказалось сквозным, и было быстро поправлено костоправами. Семен Васильевич всегда изрекал, что ой, не верит он этим коновалам, в белых халатах, но на ноги встал быстро и даже присутствовал через день по их возвращению на банкете, закаченном Николаем Николаевичем. Там стол был яств и пир велик. Наградил их Босс за сдвоенную операцию шикарно, обеспечив возможность безбедного проживания в качестве рантье до конца жизни, какой бы долгой она не оказалась. Одарил все троих новыми квартирами, машинами и просил, как мог, не порывать с ним связь. Жизнь бизнесмена в нашей Богом спасаемой стране, весьма и весьма рискованная и иметь, про запас, надежных людей, испытанных и много умеющих, Босс полагал за счастье. Серый с Ритой, вспомнив, что не были в отпуске, съездили отдохнуть на Мальдивы, договорившись, что следующим разом поедут в любимую Серым Сибирь. Он и повсегда-то считал, что отдыхать на тех солнечных островах для русского человека дело зряшное. Только что загоришь! Отдыхать надо наедине с нашей природой средней полосы, став с палаточкой на озере, полавливая рыбку в свою охотку, посиживая вечерами у костра, ведя жизнь простую и бесхитростную, безо всего этого парада купальников и вечерних платьев, так милых женскому сердцу. Это ведь можно и в Минске делать, в течение всего года. А лучше всего, на катерке или крепком плотике, мыкаться по бесконечным сибирским рекам, сливаясь с бескрайней и вечной сибирской тайгой, полной непуганого еще зверья, загадок и тайн непорушенных. Авось, какая и нам откроется! В награду за терпение. А еще краше, выйти на простор Байкала, только что не морской, но и великий не менее. Смотреться в прозрачную воду, высматривая на дне рыбешек и раков, полавливая омуля, ленка и другую байкальскую рыбу. А то выбираясь и за тайменем. Да пообщаться с местными жителями, хакасами, да эвенками, детьми природы. Разве таких найдешь на всех этих обсиженных и засиженных мухами и отдыхающими курортах, переполненными людьми, как муравейник муравьями? Нет уж, господа хорошие, там и экзотики то всего, что какой-нибудь абсолютно левый ансамбль местной этнической козлиной песни и пляски станет перед вами прыгать и скакать за деньги, выкомаривая штуки, какие ваши далекие предки бросили делать еще во время оно, научившись настоящей пляске, камаринскому там, гопаку, «Лявонихе», наконец. Охота ж вам деньги тратить на такие глупости, господа! И не отдохнешь там совсем, толкаясь по всем тем приемам и фуршетам, выслушивая тысячи сплетен и миллионы слухов. Нет, не по сердцу Серому, был такой отдых. Он его и отдыхом то не считал. Так себе, работенка средней паршивости. От которой, уже через неделю тоска разбирает. Разве что поехать окрестности осматривать, развалины древних строений. Это Серый любил. Нравилось ему касаться руками камней, ощущая в них далекое тепло тех древних строителей, что вложили их в стену, делая свое незряшное и вечное делание. Постигать намерение древних зодчих, воздвигавших свои шедевры на многие века. Что они ими хотели донести до нас, сирых?

Вернувшись, он уже не стал работать в своей кочегарке, уволившись и закатив всем своим прощальный бал на былом рабочем месте. Добре погудели, от души. Его отношения с Ритой продолжались, несмотря на их разные воззрения на то, как следует отдыхать человеку. Ночью, после своей проставы в кочегарке, Серый поднялся на третий этаж к Ритиной квартире, достал свой ключ и попытался вставить его в скважину, обнаружив к своему удивлению, что дверь вовсе и не закрыта. Рита, хоть и женщина, излишней рассеянностью не страдала, и дверь всегда запирала. Поэтому Серый насторожился сразу и уже, понимая, что он там увидит, проскочил сразу в спальню. Рита была привязана бельевой веревкой к стулу. На ее ногах, груди и лице, которые так нравились Серому и не только ему, видны были следы истязаний. Девчонку пытали, в том числе и огнем. А потом, наверное, убили. Наскоро осмотрев комнаты, стараясь не следить, Серый вызвал милицию. Та сразу же загнула салазки, прежде всего, ему самому. А как же. Судимый, оттянувший срок за тройное убийство. Первый на подозрении. И снова бредет Серый перед конвоиром подчиняясь его отрывистым командам: Налево! Направо! Лицом к стене! Вперед! Снова, щелкнув закрываемой вертухаем кормушкой входной двери, открылась перед ним камера, набитая сидельцами. И первая же попытка установить над ним контроль. И его первые ответы и драка в камере, короткая и свирепая, когда по клацанью ключа в замке, все, кто еще способен, бросаются сесть на нары и на рассерженный вопрос вертухая, поигрывающего дубинкой, похлопывающего ею по ладони:

- Что тут происходит? По карцеру соскучились, сердешные?

С невинными лицами, с которых едва успели стереть, а то еще и не успели совсем, кровь, хором отвечают:

- А ну их начальник. Подрались вон те из-за добавки к пайке! Что, нам их разнимать что ли? Очень нужно сверх нормы по чавке получать! Мы в лягавку не нанимались еще! Служите сами, вам за то и деньги платят.

Про деньги это издевка, зарплаты у вертухаев тоже вполне мусорные, не выше зарплат тех самых мусоров. И кажут перстами на тех, кто сесть не успел и то ли лежит, то ли стоит посреди камеры. Кто не успел, тот опоздал! Дело нехитрое. А смотрящий по сей норе от закона, вор-рецидивист Хромой, подозвав Серого, прошлепался⁸¹ с ним, перетер вопросы настоящего и прошлого и объявил место, где тому обитать предстоит. Все вопросы остались позади, место не самое почетное по меркам камерного сообщества, но и совсем, совсем не сламное. Так с серединки на половинку. А чего ему ожидать было? Заслуг перед законом воровским, у него, слава Богу нет, первый срок он чалился на специальной, ментовской зоне. Севший вдругорядь по понятиям воров, мусором уже не канал⁸², но и на достойные воров места в камере, претендовать не мог. Ладно! Ему с ворами на дело не ходить и лес не валить. Он и на отшибе в честных фраерах неплохо перебедует. В тюрьме, как и на зоне, главное не дать сесть кому-нибудь себе на шею и не наделать ошибок на первых порах. С этим у Серого все было в порядке. Так он и осел в камере, не зная насколько, но полагая, что, скорее всего, не надолго.

И правда, уже утром следующего дня, его снова повели тюремными коридорами, к следователю. СИЗО, оно на то и СИЗО, что в нем производится следствие и держать там татей и душегубцев, полагается лишь до суда, спуская их по приговору, либо на улицу, тех, кому повезло, либо на этап. Ввели Серого в голый кабинет, со столом под настольной лампой, и привинченным стулом для него, Серого. Голые стены выкрашены в серовато-зеленый цвет. А за столом сидит следак⁸³ прокурорский, аккуратный мужичок в мундирчике с университетским значком на правой стороне груди и в невеликом чине, еще и не советник даже:

- Садитесь, гражданин, курите!

И подтолкнул к нему сигареты «L&M» в красной пачке и зажигалку. У Серого сигарет было еще с полпачки, но как знать, сколько ему тут кантоваться придется, а сигареты – они и в Африке сигареты. Курево, одним словом. А курево и порево, очень даже здорово! Даже и в тюремной камере. Люди опытные, и тот, и другой, всю установочную часть для шапки протокола, они проскочили быстро. Незачем им было на ней задерживаться, и следователь приступил к первым конкретным вопросам:

- Кем вам приходилась Маргарита N?

- Моя девушка, подруга!

- Давно?

- С полгода, пожалуй.

- Как вошли в ее квартиру?

- Хотел открыть дверь своими ключами…

- Этими, что ли?

И следователь подымает над столом пару ключей от замков в двери Ритиной квартиры, Серый их так и держал отдельно, на особом брелке, Рита сама выбирала на Мальдивах. Кивнул.

- И что?

- Дверь оказалась не заперта. Подобных вещей за ней не водилось, я насторожился, но вошел.

- Так, и что там обнаружили?

- То же что и ваши эксперты, оказавшиеся там получасом позже! Рита была привязана к стулу бельевой веревкой. На теле и лице – следы пытки.

- Вы сразу вызвали милицию?

- Нет, первым делом пощупал у Риты сонную артерию, а вдруг жива? Маловероятно, но все же!

- Что делали до появления следственной бригады?

- Курил на лестничной клетке! Я не мнительный, но на лицо мучавшейся Риты смотреть не мог, злоба закипала!

- Злоба? К кому?

- К тем, кто ее убил!

- А кто это?

- Кабы знать, я бы ваших ментов и дожидаться бы не стал!

- Что, как в прошлый раз, бросились бы вершить свой суд?

- Конечно! А вы бы не бросились?

- Прошлая отсидка вас ни в чем не убедила?

- А в чем она могла меня убедить? В том, что закон не имеет ничего общего со справедливостью? Так за пару лет службы в ОМОНе я это знал уже совершенно распрекрасно. Ну, может с тем, что суд никогда не судит виновного? Так и это для меня не было в новость! Видано, как же! Мсти человече сам, на закон не рассчитывая!

- Ладно, поговорили. На тему вашей прошлой отсидки у меня вопросов нет. А вот где вы были с 20⁰⁰ по 22³⁰? Тут у меня вопросы, определенно, имеются!

Ага, значит, Риту убили именно в этот промежуток, мелькнуло в голове. Запомним, спасибо, следак. Может и пригодиться для чего:

- Примерно с 18 до 24 часов, ваше благородие, я проставлялся своим друзьям по поводу своего увольнения из кочегарки. Там семь свидетелей. Вот их имена.

И Серый перечислил тех семерых, кто участвовал с ним в вечеринке, думая, что, черт побери, когда они там гуляли, Риту пытали и убивали. С-сволочи. А смог ли бы он что-нибудь сделать, если бы был с ней? Как знать! Может бы, и смог, а, может, и нет. Но Рита бы не умерла в одиночестве, без помощи. А повезло бы, так и вовсе не умерла бы! Да чего уж сейчас.

- Хорошо, это мы проверим.

Поморщился следователь на «ваше благородие».

- Проверяйте! Что вам еще и делать-то?

Равнодушно пожал плечами Серый. Что ему до их проверок? В делах мести правосудие ему не помощник, а вот задержать его здесь, пока возятся со всеми проверками, вполне могут. В это время приоткрылась дверь и в нее заглянул сержант-выводящий, оставшийся в коридоре:

- Товарищ следователь, там к вам адвокат ломится. Говорит, что ваш допрашиваемый – его клиент.

- Это так?

Повернулся следователь к Серому.

- Вполне могли друзья нанять. Не все ж на свете плохие люди!

Спокойно ответил тот.

- Как мы, например?

Ехидно поинтересовался следак.

- Как вы, например!

Охотно и твердо согласился Серый.

- Хорошо, впустите.

Появление адвоката спутало весь план допроса, который, впрочем, уже устарел к этому времени. Следователь узнал для себя главное. У Серго алиби, и, надо полагать, надежное. Это раз! Все обвинение на Серого, кроме обычного убеждения ментов, строилось следователем на том, что Рита была на 9-й неделе беременности, как показала экспертиза. Мол, попытался отделаться от ребенка. Но разговор с Серым, показал следователю, а был тот совсем не дураком, что эта версия глупа. Мужики, в возрасте Серого, детей уже хотят, а не боятся. Не сосунки же! Да и пытать бы ему тогда зачем, рискуя, что за этим его застанут. Для маскировки? Нет, пожалуй, не вяжется, не рядом. А тут еще твердое алиби. Его, конечно, проверят! Но следователь уже чувствовал своим опытным, к подобным вещам, нутром, что алиби прочное и правдивое. К тому же, вся их версия совсем не вяжется с натурой Серого, и с тем, что он натворил перед первой судимостью. Нет, пустой номер. Отпечатков пальцев его там полно? Так их и должно быть полно! Boyfriend ведь, причем, добрых полгода как! Если бы их там не было, тогда бы да! Зачем стирал? А свежие пальцы еще трех мужчин, эти откуда? Нет, с Серым дело явно пустое. Другим временем, он бы его здесь придержал, для отчетности и для верняка. Все же подозреваемый, пусть и хилый, а живой. Но у этого мужика вон адвокат из самых лучших. Этот из зубов вырвет, не даст засидеться! И кто это у него друзья такие, таких адвокатов нанимать? Следователь уже понимал, что здесь Серый не задержится явно. Предъявлять ему обвинение было не на чем, не было оснований, а отсидел он здесь уже полторы суток. Еще столько же и адью! И никто ему разрешение на продление не даст. Да и что оно даст, это разрешение? Отчетность? Да и ту, до поры. Нет, братцы, глухарь, он и в Африке глухарь. А Серого придется отпустить. Скорее всего уже завтра, вон как адвокат с ним беседует и руки потирает. Чует, чернильная душа, где у него без проблем и геморроя чистая прибыль за недолгое дело оборвется. Тьфу!...

И действительно, проведя еще две ночи в камере, Серый уже ехал на машине адвоката к свой квартире, где едва успев принять душ, был зван к телефону. Николай Николаевич просил приехать его на известную ему конспиративную хату на Калиновского. Переодевшись, Серый выехал. Там, встреченный Игнатом, прошел без обыска и прочих входных процедур, в знакомую комнату, где уже сидел Руднев, странно осунувшийся и враз, кажется, постаревший. Почти разу подошел и хозяин, а Серого по-быстрому ввели в курс дело. Оказалось, что после несчастной Риты, те гады, что ее пытали и убили, занялись и Рудневым. Не застав вчера самого хозяина дома, украли его малолетнего внука и сегодня уже звонили Рудневу домой, наказав жене вчера, чтобы тот был у телефона. Требовалось от него одно – явиться в определенное место, здесь, недалеко, возле салона «Фантазия», сегодня, одному и без оружия. Иначе – внуку кранты! Так что – идти ему было надо!

Игнат известил всех, что его служба засекла пересечение границ Белоруссии по поддельному паспорту, одного из старых и доверенных телохранителей Отшельника - Лобстера, в сопровождении двух неизвестных людей. Молодых и спортивных. По-видимому, совсем недавно принятых на службу к Отшельнику. Если это и не его прямой заказ, то его финансирование это точно. Вмешался Николай Николаевич:

- Ладно, Игнат, Отшельник – дело второе, если не третье. Вначале следует озаботиться внуком Васильевича!

- Вот мы всегда так и будем вынуждены реагировать в пожарном порядке, на предложенные Отшельником условия! Не лучше ли удалить саму причину этих условий возникновения?

Возмутился Серый.

- Лучше, наверное, Серый. Только как же быть с внуком?

Страдальчески спросил Васильевич.

- Думаю уже сегодня к вечеру мои службы добудут информацию, где эти нехристи вонючие обосновались! Может, тогда и накроем всю их кодлу и вытащим вашего внучка Васильевич?

- Не выйдет Николай Николаевич! Они сразу же заявили, что далее сегодняшних двух часов, ждать не намерены. Уничтожают Гришку и озаботятся отловом следующего внучка, гады!

- Да-а, дела-а…

Протянул Игнат, разом осознав, что все предложения, кроме выхода Васильевича на контакт с душегубцами, просто отпадают.

- Но ты же понимаешь, Васильевич, что тебя немедленно сгрябчат и отвезут куда-то – пытать. И внука ты не спасешь, ежели у нас что-нибудь заколодит, и сам погибнешь!

- А вы делайте так, чтобы не заколодило! Пытка – дело нескорое. Минут двадцать, а, скорее, и полчаса у вас будет.

Дернулся Руднев. Придерживая его, Николай Николаевич поинтересовался у Игната:

- Ну, хорошо, Игнат, сколько людей с собой возьмешь?

- Думаю, Николай Николаевич пойдем я, Серый и Ринат.

- Почему так мало?

- Нам ведь за ними по маяку Васильевича ехать надо. Его подхватит, надо быть, кто-то один. Кто-то останется с мальчишкой, а третий станет наблюдать за подъездом машины с Васильевичем. Если поедем большим количеством транспорта, или автобусом, сразу засечет и даст сигнал, сворачивать операцию. Васильевича уберет тот, что в машине. Вся то недолга, сами понимаете! Внука его, тот, что с ним останется, а сами они брызнут в разные стороны и ищи их свищи…

- Тоже правильно! Ну, а вы?

- А мы втроем, одной машиной за ними по маяку пойдем незаметно, на почтенной дистанции. Ринат их не отпустит, не тот клиент и водила не тот!

Николай Николаевич, после некоторой паузы:

- Да, тоже верно! А я думаю маячок маячком, а и вертолет, набитый оптикой и наблюдателями, в постоянной радиосвязи с вами, не помешает.

- Не помешает, конечно. Только повыше, чтобы рокот двигателя был не слишком слышен и навязчив, да и обзор перспективы движения получше.

- Это понятно, Игнат. Сколько у нас времени на подготовку?

- Около полутора часа. Ну, что? Такая схема действий принимается?

- Так точно!

Бодро ответствовал Семен Васильевич, хотя и видно было, насколько же ему не по себе…

Через два часа Серый с Игнатом и Ринатом, молодым худощавым татарином из охраны Босса, ехали на неприметной немолодой, но на все корки проверенной, уже BMW вслед за Volvo, в которое, после кратких переговоров, сел Васильевич. Водила машины, высокий соломенноволосый приболт, вышел со своего места и, Серый видел в бинокль, надел Рудневу наручники. Сейчас их авто, маневрируя и проверяясь, уходило к восточной окраине города. Ринат ровно выдерживал дистанцию, укрываясь за машинами на дорогах, а Серый смотрел по локатору на проползание красноватой электронной точки по улицам города, на электронной карте, комментируя ее движение вслух. Игнат держал связь по «Воки-токи» с вертолетом с размещенными на нем наблюдателями, оснащенными мощнейшей оптикой. Вертолет незаметной мухой висел очень высоко, имея прекрасный обзор, рокот же его двигателя был совсем неразличим за будничными шумами города. В обшлаг рукава Васильевича зашили жучка и он, чрезвычайно чувствительный и компактный, позволял слышать все произносимое. Из коротких реплик нерастерявшегося Руднева, стало понятно, что стремятся они на московское шоссе. Серый подумал, что возможно они из одной компании с теми, кого он успокоил в том же поселке коттеджей у Боровлян, ориентируются на уже проверенное жизнью место. Действительно, Volvo выскочило уже к коттеджам и, не доезжая к повороту на Раубичи, свернула в один из переулков между ними. Теперь им пришлось полагаться на наблюдателей с вертолетов, чтобы не въехать сходу, попадая под наблюдение бандитов. Игнат достал карту этих коттеджей, нарисованную кем-то от руки и отмечал место Volvo и их BMW. Они остановились у внутреннего коттеджа, второго в ряду. С вертолета их тачку вывели к углу здание третьего ряда, которое не могло наблюдаться из коттеджа и они все трое, ведомые и направляемые наблюдателями с вертолета, незаметно выскочили к зданию, куда ввели Руднева, зная, что встретил их еще один бандит. Теперь следовало ориентироваться на микрофон Васильевича. Судя по репликам и характеру звучания голосов, стало понятно, что остались они на первом этаже, а вскоре к двум голосам приболтов добавился и третий. Реплики бандитов и Васильевича указывали на подготовку к пыткам. Старый мент просил отпустить внука, ведь он же пришел, ему, посмеиваясь, обещали, что отпустят, в обмен на информацию. Но тут голоса зазвучали прямо над Серым, через открытую форточку окна. Комната была угловой и располагала окном еще и на той стороне, за углом. Собравшись все втроем на углу, порешили, что Серый и Игнат заберутся на приливы фундамента и забросив в открытые форточки по фотоимпульсной гранате, примутся расстреливать лабусов через окна из верных Стечкиных, а Ринат перекроет дверь. Мало ли что. А ведь и нагорюешься. Началась подготовка. Засунув Стечкина за ремень брюк сзади, и положив в карман комбинезона пару, вот уж на всякий случай, похожих на уменьшенную хоккейную шайбу фотоимпульсных гранат, поставленных на ударное действие Серый наконец утвердился на позиции, а Ринат скрылся у фасада коттеджа, примеряясь ко входу. Наконец, раздался крик Игната: «Давай!» и одна шайбочка полетела в комнату в которой, Серый не видел ничего через газетные занавески. Еще одна должна была влететь из окна на другой, смежной стене. И влетела. Серый крепко зажмурившись воткнулся мордой лица в стену коттеджа. Вспышек он видеть не мог. Зато звук слышал очень хорошо. Так, что едва не слетел со своего насеста. Импульс был хоть и звуковой, но внутри помещения, хилое стекло он, сдвоенный, выбил, а газетную занавеску попросту разметал. Усилием воли, преодолев потребность начать немедленно колупаться в ушах, Серый всунулся в оконный проем, краем глаза видя, как то же делает и Игнат. Он поставил ногу на подоконник, вытаскивая из-за пояса верного Стечкина. Посреди комнаты, предполагавшейся, скорее всего, под кабинет хозяина коттеджа, стоял стул, к которому со снятыми заранее штанами и трусами был привязан Васильевич. На столе лежал инструментарий дантиста, изготовленный к пытке. Один лабус, тряся внезапно ослепшей головой и колупаясь в ушах, стоял наполовину согнувшись у стенки и опершись на нее задом. Ему Серый и преподнес первую пару маслин из Стечкина. Гада размазало по стене и, закатив глаза, оставляя на штукатурке красные, смазанные подтеки, он оседал на пол. Того, кто, согнувшись, отбрел в угол, ничего не видя, так же двумя пулями успокоил Игнат. Третий, залезший под стол, ничего не видя, и не слыша округ, только прикрывал свой белобрысый чан руками. Его-то, этот белобрысый чан, Серый и разнес своим выстрелом. Игнат кинулся отвязывать Руднева, помогать ему одеть трусы и штаны. Руднев оставался зрячим, поскольку был предупрежден о намерении Серого и Игната, использовать фотоимпульсные гранаты и, заслышав сторонний шум, немедленно зажмурился. А вот от звукового воздействия он, по случаю связанности его рук, уберечься не смог и, разумеется, ничего не слышал. Говоря от этого намного громче обычного, он искал внука. Но Ринат уже нашел мальчишку в подвале и вводил его в комнату, предупреждая об их появлении по вокм-токи. Все, дело было сделано. А с трупами пусть разбираются их бывшие коллеги. С Ритой лабусы «работали» без перчаток, их пальцы в легавке немедленно сопоставят и выйдут на то, что это они убили Риту. Стечкины были брошены на пол, засвечены, потому что. И они все четверо с Вовкой, внуком Васильевича на руках, кинулись к своему BMW, оповещаемые с вертолета, что путь свободен, уходить можно, как и планировалось, на восток. А там в леске их ждала подстава с «Жигуленком, на котором, переодевшись и избавившись от пленок на ладонях, предохраняющих от оставления отпечатков пальцев и ладоней, они вернулись назад. А BMW, сменив номера с липовых, на настоящие, вернется в Минск гораздо позже. Уже по пути к Минску Игнат сказал:

- Серый, а ведь тебе нужно-таки алиби на сегодняшнее дело. К тебе ведь явно придут, заподозрив месть. Это элементарно. Дома хоть ничего нет?

- Я уже давно не мальчик, Игнат, чтобы тайники дома держать. Ничего нет. А насчет алиби, было бы весьма кстати чего-нибудь придумать! Не очень-то мне хотелось снова оказаться в этом вшивом СИЗО.

- Уже, Серый. У одного нашего охранника сегодня был мальчишник днем. Так человек десять поклянутся, что ты был там безвылазно. А мы сейчас туда заедем, и ты всем покажешься, а заодно и сам с людьми познакомишься, чтобы не было каких-нибудь накладок.

Выгрузив Васильевича и договорившись с ним о встрече завтра, на явочной квартире Босса, они заехали на мальчишник, где вволю употребили водочки и коньяку. И Серый прибыл к себе домой. Они так и сидели с Игнатом, распивали кофе, когда к нему пришли. С ордером на обыск, между прочим. Серый еще и покочевряжился, что вот, мол, у человека, какая-то сволочь убивает девушку. Его родная милиция хватает этого человека и мечет в клоповник, потом же, убедившись, что он тут пострадавший, отпускает, без извинений, между прочим даже, а двум днями позже, снова заявляется с ордером на обыск. Ну, ищите, господа, ищите, мать вашу, коли больше вам делать не х…! Ищите, может хоть совесть свою обрящете! Они и искали, перерыв всю квартиру и ничего не найдя. Серого тут же, не забирая, опросил милицейский следователь. Выяснив, что в интересующее его время Серый старательно лакал водку в компании и тут же получив этому подтверждение от Игната, начальника секьюрити весьма уважаемого человека, видя, что человек действительно основательно выпил, менты, извинившись шли, напомнив Серому о его подписке о невыезде.

Уже следующим вечером, на коспиративной хате Босса, Серый решительно и весьма убедительно настаивал на том, что Отшельника надо гасить:

- Извините, Николай Николаевич, после похищения Аленки, вы эту мразь простили. Не стали отвечать. Ваше дело, хотя я и тогда, если помните, возражал. Неправильно это! За подобные мерзости обязательно следует наказывать. Сразу! Ничего не давая на раскачку! Это чмо ведь уверовало в свою безнаказанность, вот и убило Риту! Намереваясь убить нас всех, кто был там. А может и вас к нам пристегнуть. Тут уж лиха беда начало!

- Понимаешь, Серый, я живу по другим принципам и своих бизнес-оппонентов не заказываю! Ты-то это должен бы знать!

- А я и знаю, Николай Николаевич! Только это ведь не заказ. Это месть! Дело святое. Да и Отшельник не бизнес-оппонент! Он вам враг и супостат. Он покушался на жизнь и свободу вашей дочери, а до этого покушался, я слышал, и на вашу жизнь. A la gerre⁸⁴, простите, mon cherre⁸⁵, com a la gerre⁸⁶! Его надо убирать! Так жить нельзя! Держать и свою голову, и голову Аленки под вечным топором! И никакого заказа, Николай Николаевич! Мы возьмемся с Семеном Васильевичем без гонорара, из мести за Риту и его внучка. Пацан вон до сё башкой трясет, никак от звукового импульса окончательно отойти не может. Вы же только поможете техникой и разведкой.

Николай Николаевич повернулся к Васильевичу:

- Правда, Семен Васильевич? Что ж вы дурью маетесь? Давайте как можно быстрее Вовку к моему педиатру. Он там разберется.

- Спасибо Николай Николаевич! А как ему сказать, отчего мальчишка пострадал?

- А так и скажете от фотоимпульсной гранаты. Он мужик молчаливый, ничего. Далеко не пойдет. У него в кабинете и останется. Ну, а ты, Серый, безусловно, прав. Надо предпринимать экспедицию против Отшельника. Он осел в Латвии, в Юрмале и покою нам явно не даст. Раньше это, действительно, было только мое дело, сейчас, ты прав, наше! Надо убирать с дороги, чтоб не воняло.

- Вот и именно Николай Николаевич! Надо приступать к подготовке!

- Надо, Серый, надо!...

 

На рижском взморье воздух свеж…

 

И вот они вдвоем с Васильевичем рассекают на неслабом «мерсе», направляясь к Риге. Обычные туристы с чистыми паспортами, выправленными службой обеспечения Николая Николаевича. Едут без оружия и снаряжения. Его им доставят на место. Поначалу, несколько дней, не дольше недели, им предстоит «натурализация». Мало ли, Отшельник после гибели своей группы, насторожился и принялся не только отслеживать передвижения через границы, но и водить мало-мальски подозрительных ему людей на коротком поводке. Вот они, первым делом, прибыли в Ригу, и там, остановившись в Holiday Inn, занялись осмотром достопримечательностей, изображая из себя, как и было в паспортах сына и отца. Первым делом пошли посмотреть на Домский собор. Серый о нем много слышал раньше. Что ж костел, как костел. У них на западе Белоруссии есть, пожалуй, и не хуже. Орган в соборе хорош, слов нет, звучит великолепно, а внутреннее убранство весьма средненькое, хотя башня собора с колокольней весьма стройна и соразмерна. Там шла служба, и посмотреть им было на что. А вообще же самый большой кафедральный собор Прибалтики являл собой смешение стилей. Когда он там сооружен? В 1270 году, да? Что ж, неплохо сохранился и большевики его не взорвали, что бы там приболты на них не несли. Рижский замок, где некогда заседало руководство Ливонского ордена, упирался двумя островерхими башнями в иссиня черную грозовую тучу, наплывавшую с залива. Масса достроек, смазывала старость замка и его некогдашнее значение. Ну а рижскую статую свободы Серый принялся немедленно высмеивать. Уродливая тетка, неопределенного возраста с тремя звездами во вздетых небу нетрудовых руках. Символика, конечно, ясна, да только пять звезд всяко-разно лучше. И бабе приятней. Могли бы, косорукие и знать это. Только что с них, с лабусов бессмысленных возьмешь? Анализы? Так и те худые! А именно их «Свободу», на местной мове, латышском наречии, Brivibas Piemineklis, ваял их «великий» «скульптор» Карлис Зале, а спросить у него хотелось бы одно, кто ж его, косорукого ваять учил. Он же не увековечивал, а изувековечивал. Домский собор понятно, тот строили по велению епископа Альберта, строили немцы, как и Рижский замок, местных умельцев даже камень класть не допускали, куда им, чухне бессмысленной, разве что глину для немецких мастеров месить да тяжести, вылупя моргала, таскать, вверх и вниз, вниз и вверх. А как смешно латыши надуваются, гордясь своей Большой и Малой Гильдиями, тоже немецкой постройки зданиями со стройными башенками и арочными входами, немцами и только для немцев и уже после прихода сюда повсеместно теперь оплевываемой тут России, чухонец смог, хоть, и с оглядкой, и осторожненько, сюда прощемиться. Зато теперь, после пожара и ремонта великое латвийское филармоническое общество тиражирует здесь «великие» творения «величайших» латвийских композиторов, коих в Латвии оч-чень много, аж один, Раймонд Паулс, да и тот песенник. Правда, сугубо неплохой. Ах, нет, ахти мне, говорят был еще некогда такой Язепс Витолс, основал латышскую консерваторию и вообще, великий был композитор. Вот только чего он написал, никто сказать не может, ну, а сыграть, так и подавно! Зашли и в Пороховую, бывшую Песчаную башню, в музей латышской воинской славы. И откуда ж она интересно у народишки, коим владел каждый, кому было не лень, датчане, немцы, поляки, шведы, кажется даже литовцы отметились, ну и мы русские. Нет, оказывается, гордятся ублюдки карателями Ваффен СС. Это все равно, как напыжившийся европеец, стал бы хвастать, де, я потомок человека героической профессии, прадед городским палачом служил. Здорово, а!?

Вот церковь Святого Петра, та действительно хороша, добрый костел немцы выстроили, и даже последние детали строить и то немцу довелось. В начале пятнадцатого веке Руммельшотель из Ростока (истый латыш, мать его!) построил новую алтарную часть здания. Башня церкви постоянно горела и рушилась, наверное, от прекрасного содержания. И только в 1971 году ее, наконец, отреставрировали, оккупанты, мать их, вот стоит теперь. Доколе? А Бог ее, чухонскую бережливость, знает! Мабуть⁸⁷ скоро и рухнет окончательно. «Оккупантов»-то нет, кому же содержать, обезьянам чухонским? А вот архитектурный ансамбль «Три брата», на местной мове "Tris brali", серовато-белый желтый и зеленый дома, построенные в средние века в разные времена, разными, разумеется, людьми, и тоже сплошь немцами. Но это хотя бы оригинально! Пошлявшись по Риге, дневной, утренней и вечерней, Серый и Руднев установили доподлинно, что слежки за ними нет. На шестой день, рассчитавшись с гостиницей, они отъехали в сторону Юрмалы, где в районе проживания и отдыха записных богачей, в Приедайне и обитал в роскошном доме-особняке их клиент. Сам Отшельник, собственной персоной решил, наконец, осесть. Двухэтажный, легко узнаваемый домишко с огромным мезонином и башенкой с коллонадой на входе, приютил шакала. Фотография этого домишки, конечно, была у Серого в Notebook, что позволяло им с Васильевичем в подробностях изучать берлогу врага, чьи повороты норовили откликнуться сильнейшей болью. Но, все равно, конечно, предстояли изучения здания на пленере. Поселившись в роскошном двухместном номере гостиницы Jurmala Spa, специально избрали двухместный, вместе надежней, связались с представителем Босса, а тот указал, номер ячейки хранения на вокзале, где их ожидало оружие, снаряжение и оборудование. Передал точную карту местности, что было не лишним, и повозил их немного по Юрмале, чтобы освоились и запомнили слегка город, в целом. Подвез и к дому их клиента, показав его издалека. А уже со следующего дня Серый и Руднев принялись за дело плотно, организовав непрестанное наблюдение за домом и окрестностями. Оба жалели, что дом в парке, а соседние дома на отшибе. Возможности инструментального наблюдения за домом в условиях бдительного его охранения, были минимальны. В любом случае, выкрашенный в светло коричневый цвет каменный дом в Приедайне под блестящей металлической крышей, стал на ближайшие 7 – 10 дней центром, притягивающим все их усилия. Название района Юрмалы – Приедайня- забавляло Серого. В самом деле, как еще мог быть назван район богатых бездельников в этой опереточной республике, вечно возле кого-нибудь приедающейся. То ли возле могучего и хлебосольного СССР, а когда тому стало худо, местные приедалы мигом перекинулись, в надежде обсесть обеденный стол США. Не слишком обильно, но под их восторженные завывания о демократии, кое-какие объедки с того стола, уже стали чухонцам перепадать. Еще и Евросоюз грозился, пока издали, присоединиться к этому благородному делу – скидывать свои объедки в лохань подобострастных и очень старательных в своем подобострастии чухонских хрюшек. А уж они и рады стараться, визжать и активно толкаться пятаками у этой лоханки, все норовя угрожающе хрюкнуть в сторону, пока еще расслабленно отдыхающей, от прострации развала Союза, России. Ах Моська! Знать, она сильна!...

Но это все дело геополитики, для них оно пятое, если не пятидесятое. Хуже было то, что подходы к вожделенному дому плотно контролировались охраной. Вначале Серый и Руднев попытались устроиться наблюдать из машины, припаркованной близ поворота к контролируемому строению. Но вскоре поняли, что стали объектом повышенного внимания и интереса службы охраны коттеджа Отшельника. Они, решив не доводить дело до проверки, уехали со своего места еще до того, как их попытались досмотреть, к чему охрана дома, судя по наблюдениям опытного в таких делах Васильевича, уже потихоньку готовилась. Наблюдать, гуляя по пленеру было делом мало продуктивным. Близко подойти к дому, не вызывая интереса охраны, можно было, пожалуй, только раз. Оставался вариант, предложенный Рудневым еще в Минске, для которого там же и запасли необходимые документы, предоставленные соответствующей службой Босса. Для этого им пришлось съездить в Ригу, где они купили роскошное инвалидное кресло. План был достаточно прост. Невдалеке от парка, где стоял дом Отшельника, располагался пансионат для отдыха не слишком богатых людей с легочными проблемами. Серый и Руднев, поселялись туда, как сын и отец-инвалид, русскоязычный профессор из Риги. «Сын» поселился с «отцом», поскольку тому нужен был уход. Руднев играл роль русского профессора политехнического рижского института, уволенного со службы, вследствие его незнания местной мовы и откровенного пренебрежения ею. Травма позвоночника, по легенде, лишила старика ног. Но он продолжал консультировать студентов института в 1990 году, в одночасье сделавшегося вдруг техническим университетом. Единственный серьезный технический ВУЗ этой шпротной, за отсутствием здесь растущих бананов, республики. Оставшиеся, мол, преподы, слов нет, сильны в изысках местной мовы, да вот в технике не рубят ни болта, ни рыма! Вот и шли к нему за консультациями те студенты, кто хотел, хотя бы что-нибудь знать по избранной специальности. А он из-за не частого пребывания на улице, подхватил, мол, легочную заразу. Ему пришлось выезжать почаще в сосновые леса, например, сюда, в Юрмалу. Ну а сын, куда ему, бедолаге, деваться? Сопровождает отца. Помогает ему жить. Такова была немудрящая, в общем, легенда. Документы под нее способны были выдержать не слишком въедливую проверку. Нет, конечно, проверку государственных служб безопасности, даже и хреновенькой, чухонской, она бы конечно не выдержала ни в коем случае. На это никто и не рассчитывал. А вот проверки, каковые способна была организовать организация Отшельника, она выдержать была вполне способна, тем более, что глубоко влезть в жизнь этого шпротного рая, Отшельник еще, пожалуй, не успел. Поэтому, уже на следующий день Серый толкал перед собой инвалидное кресло с сидящим на нем Семеном Васильевичем, несколько дополнительно состаренным трехдневной небритостью и тональным кремом. Не слишком, но слегонца. На коленях, мнимый старик, держал два одинаковых зеленоватых тубуса чертежами. Когда они поворачивали по дорожке, проходившей недалеко ограды от дома их объекта, состоящей из металлических рам с натянутой на них стальной сеткой, к ним оттуда направился крепкий мужичонка, лет 35, белобрысый и вполне откормленный. Охранник, вышедший узнать, что за процессия шарится у их объекта. Тот не доходя до Серого с Рудневым протараторил довольно-таки длинную фразу на местном государственном наречии. Ни Серый, ни Руднев, разумеется, на нее не отреагировали. Еще раз опробовав местную мову, как средство общения, и не найдя никакого отклика, белобрысый был вынужден перейти на великий и могучий. Несмотря на ужасающий акцент и безобразное произношение, понять его оказалось возможным:

- Постойте, пожалуйста, мне необходимо с вами поговорить!

Серый приостановил каталку, и изобразил на своем лице воплощенное внимание. Подойдя к ним, приболт спросил:

- Скажите, вам никто не сказал, что это частное владение и здесь гулять нельзя?

И широко обмахнул рукой, как бы включая своим жестом и парк и дом и дорогу к нему. Серый выяснял, Отшельник, действительно, хотел купить весь парк в котором стоял его дом, но цена, заломленная приболтами, оказалась не по карману даже и ему: вНицце ему денег хватало, на Лазурном берегу тоже, а вот в Юрмале не хватило, да-с.

- Мы спрашивали и нам сказали, что парк муниципальный, и только огороженные участки на нем в частном владении. Так ведь?

- В общем, да. А кого вы спрашивали?

- У полицейского офицера. Понимаете, мы тут недавно и не хотели бы попасть в дурацкое положение, нарушив границы частных владений и мы подробно проконсультировались, где бы мы могли делать необходимые моему отцу прогулки.

- А скажите, молодой человек, кто живет в этом доме?

Вмешался в разговор, молчавший до сих пор, Руднев.

- Очень важная персона, господа, а я один из ее охранников. Понимаете, если вы здесь будете гулять ежедневно…

- И даже дважды: утром и вечером!

Перебил его Руднев:

- Врачи рекомендовали мне дышать свежим воздухом утром и вечером.

- Да, да! Так вот, мы, охрана этого дома, должны ведь знать тех, кто дважды в день станет проходить неподалеку! Не будете ли вы так добры представиться?

Оживился приболт.

- О, да, уважаемый! Я Иван Филиппович Хромцов, профессор Рижского политехнического университета. Бывший профессор, уволен, поскольку не сдал экзамен на знание латышского. А это мой сын, Сережа. Вам этого достаточно, или угодно посмотреть наши документы?

- Документы бы, конечно, было бы лучше!

- Сережа, у тебя наши паспорта с собой?

Справился «старик» у сына:

- Да, папа!

И Серый передал охраннику оба их паспорта. Тот внимательно, даже шевеля иногда губами от чрезмерной натуги на ту единственную извилину, что располагалась у него ниже пояса, принялся их изучать. Серый так понял, он пытался запомнить установочные данные для последующей проверки. Ну, это – пожалуйста! Давай! Запоминай, служивый! Хромцов в этом паспорте, конечно же Хромцовс. Известны ваши долбанный лабусовские замашки. Каждого Бобика переименовали в Бобикаса и вместо безкультурного «Гав! Гав!» пытаетесь заставить его кричать вежливое «Гавс! Гавс!». До чего же недоношенная публика. Что поделаешь, коллективный выкидыш в раннем сроке беременности, на этапе развитии мозга, не прошедшем еще даже стадии земноводных и рыб. Это, слов нет, трагедия. А с этими паспортами все в полном порядке. И живут они по этим паспортам в том пансионате вполне легально и паспорта, считай, настоящие. А Руднев, изображая старого интеллигента повышенной общительности, продолжал заливаться:

- Видите ли, молодой человек, после моего увольнения с кафедры, средств для существования у нас с сыном оставалось немного, а мне постоянно нужны лекарства и посещении клиник и санаториев. Вот я и вынужден был заняться консультацией молодых людей в университете. Не всем же заниматься языком. Кое-кому надо и техникой. Вот и консультирую, настоящих преподавателей у них осталось немного, объяснить особенно некому. А молодые намереваются работать за рубежом. Там проблемами латышского языка не интересуются, интересуются профессиональными знаниями и навыками. Вот я их и помогаю формировать молодым людям, студентам института. Простите, университета. Всю жизнь там работал, говоря, что работаю в институте, а в 1990 году вдруг узнал, нет, в университете!

- Так это же было еще при СССР! Нет?

- Да, конечно! А я разве говорил, молодой человек, что это только латыши взбесились? Нет, и у других тоже дури навалом!

Охранник, наконец, изучив паспорта вернул их Серому и внимательно ощупывал глазами кресло-каталку, одежду собеседников, явно сожалея, что не может их обыскать. Это проявлялось настолько, что Серому захотелось даже предложить:

- Да ладно, чухонец, обыщи ты нас, вижу, что хочется тебе этого до полного самозабвения.

Но он разумно сдержался, а взгляд чухонца наткнулся, наконец, на тубусы, притороченные к спинке кресла:

- А это, простите, что вас?

- Это? Ах это! Молодой человек, это – тубусы, приспособления для переноски чертежей. Сережа покажи господину! Видите ли, мы не можем приглашать студентов в пансион, это будет нарушением режима, а, кроме того, мне следует побольше бывать на воздухе и мы с сыном предложили студентам консультации на свежем воздухе. Там, знаете ли, в парке, есть опушка, очень удобная для занятий.

- А-а-а…

Понимающе протянул чухонец, разузнав все, что ему было нужно, а его маленький ручной металлоискатель всеми правдами и неправдами оказывался всякий раз вблизи тела Серого. Ладно, ладно, чухна, сегодня мы не при снаряжении, мог бы даже и раздеть, в натуре…

Охранник, утратив к ним интерес, распрощался, пожелав им доброго пути. Интерес его привлек только симпатичный миниатюрный бинокль на груди у «больного». Ему пояснили, мол, поскольку папа не может подойти к предметам или людям он рассматривает их в бинокль. Это ведь ничего?

Так они и отправились, каждый своей дорогой. Но еще добрых пару дней они чувствовали на себе повышенное внимание охраны. Они вскоре установили, что Отшельник выезжает из дому около 8¹⁷ и именно к этому времени приурочивали свой выезд на тропинку близ дороги. Поначалу охрана старалась их блокировать от охраняемого объекта, перекрывая своей машиной, или живыми телами. Но потом успокоилась и оставила в покое, решив, что слишком много чести для бессильного калеки и его лопуха-сына, не нашедшего ничего лучшего, как ухаживать за калекой-отцом. Мог бы зарабатывать достаточно денег, лох вонючий, и содержать отца в приличном пансионе на полном уходе. Что ж тут поделаешь? Так эта шушера понимает жизнь и сыновний долг, и их нынешняя легенда, именно на это была и рассчитана. Серый с Рудневым прогуливались дважды на день до опушки парка, собирая по крохам информацию о доме и порядках в нем, полагая, что дней через пару, можно будет, наконец, обратиться к решительным действиям…

Утро намеченного загодя дня «Д» выдалось очень солнечным и ясным. Оба предназначенных к действию РПГ⁸⁸-18 «Муха» были доставлены в пансионат заранее. Ало что ли там они народ приучали к своим вечным спутникам-тубусам. Их изначально покрасили под цвет привычных тубусов с чертежами, серовато-шаровый. Только очень внимательный, предельно настороженный и особо подозрительный взгляд мог засечь разницу. Тогда их попытка, безусловно, сорвется, а их шанс уйти живыми, станет ничтожно малым. Но шансы, вообще вполне хорошо, показывали на удачу. На такие шансы грех не ловить. И сомнений в удаче ни у Серого, ни у Руднева, не возникло. Они аккуратно пристроили мину с радиоуправляемым взрывателем под кресло-каталку Семена Васильевича, положив микропульт кнопку, разового действия, производящую подрыв в карман Рудневу. Ты, мол сидишь на ней, ты и за пульт отвечай. В пластиковые пакеты Серый запихнул две мощные светоимпульсные мины, тоже радиоуправляемые со взрывателями на единой волне. Их кнопку-радиовзрыватель он сунул себе в карман. Заботливо дал Рудневу две затычки для ушей мягкой резины, что бы самим потом башкой не трясти. Проверили верные Стечкины и запасные обоймы к ним. Себе в карман Серый сунул две гранаты Ф-1, больше известные в простонародье, как «лимонки». Старательно приторочили трубы гранатометов на место прежних тубусов с чертежами, а, проходя мимо «слепого» торца дома, Серый, взводя гранатометы, растянул телескопические трубы. Крышечки сзади они открыли еще в пансионате. И ровно в 8¹⁴, они уже медленно взъехали на свою дорожку, как обычно, не торопясь, гуляя к уплотняющемуся деревьями парку. Ворота «их» дома открылись и, блестя хромированным радиатором, оттуда выполз джип с охраной. Вслед за ним, как обычно, выбирался лимузин «Мерседес-Бенц» S 600.L Отшельника. Бронированный гад, но не тонированный. Тонированных стекол Отшельник, почему-то, не уважал и оттого, хорошо просматривался в машине, сидя и покуривая, как обычно на заднем диване лимузина. Медленно, никуда не торопясь, маленький караван двинулся к главной дороге, всего пару – тройку минут назад пересеченную их каталкой. И никто не обратил внимание, как еще до того, как пересечь основную асфальтированную дорогу, Серый, наклонясь, сунул в мусорницу толстую шайбу фотоимпульсной стационарной мины, а еще одну такую же, Руднев, словно не нарочно, уронил на шоссе. «Не заметив» такой утраты они продолжали свой путь навстречу лимузину и джипу с охраной, чуть-чуть опоздав от графика. Привычные и, такие же, как всегда. Но и грозно не такие…

-Что ж, в последний путь, милый!

Слегка улыбаясь, пожелал Отшельнику, Серый.

- Аминь!

В тон ему откликнулся Руднев. Серый слегка добавил хода, стремясь достичь намеченного камня, прежде чем они поравняются с автомобилями. Собственно, они могли бы подобраться и ближе тех 7-ми метров, что намеряли тут. Но кумулятивная граната «Мухи» взводилась в готовность только на пяти метрах от трубы. Ближе она оказывалась просто железякой, неспособной сработать от первого динамического контакта. Парочку метров они дали ей в запас. Чтобы уж наверняка. Как только каталка поравнялись с заветным столбом, а мимо, фырча мотором, прокатился джип охраны. Руднев, последний раз поправив коричневые тонкие кожаные перчатки на руках, спокойно изрек: «Пора!», нажав кнопку инициации фотоимпульсных мин у себя в кармане. Метрах, в 30 – 40 позади их позиции полыхнули две необычайно яркие даже днем и очень большие вспышки. Потом над головами раскатился мощный громовой сдвоенный удар, а из мусорницы вверх взметнулось все ее небогатое поутру содержимое. Серый с Васильевичем не были ослеплены, ибо стояли отвернувшись, и вжав головы в печи. Их и не оглушило, спасли затычки в ушах, и их открытые заранее рты, чего не скажешь об охранниках, парочке случайных прохожих и обитателей этого, считавшегося до сих пор тихим, элитного района, хотя какая, на хрен, может быть элитность в этом поганом прибалтийском свинарнике, Серый, убейте его, не разумел. Все внимание охраны было приклеено ко взрывам, а зрение и слух многих из них, тех, кто оказался поближе, сильно пострадали от произошедшего. Серый и Руднев, расхватав взведенные уже гранатометы, с заранее установленными прицельными планками, выставленными на постоянный прицел, и бросили их, на правое плечо каждый. С семи-то метров, блин! Промазать было невероятно сложно. Они и не промазали. Серый, извернувшись, нажал на спуск, а Руднев стрелял прямо перед собой. Они много раз отрабатывали в комнате пансионата эту композицию, выясняя все до мелочей, даже и то, чтобы не попасть тыльной реактивной струей по товарищу. Накладок быть не могло в принципе. Их и не случилось. Две хвостатые огненные с дымком, похожие на маленькие кометы, ракеты, рванулись к своим целям. Одна к джипу, другая к лимузину. Ракета Серого ударила по джипу на уровне верха бензобака. К тому же он успел отъехать, и до него было все 12 метров. Раскаленная кумулятивная струя гранаты, подорвав горючее в баке, метнулась жесткой струей сжиженной в процессе кумуляции меди, составлявшей прежде основу кумулятивной воронки, разрывной гранаты гранатомета. Полыхнувший бензин, обдал Серого своим жаром. Граната Руднева метнулась к «Мерседесу». Это был шикарный, бронированный «членовоз», конечный продукт, вершина немецкого машиностроения. Его броня и закаленные, армированные толстенные стекла, выдерживали пули из «Калаша» и осколки гранат. Но куда им было выдержать ударившую с семи метров в окно кумулятивную гранату из советского ручного противотанкового гранатомета РПГ-18 «Муха», пусть даже и одноразового. Она, эта граната, была рассчитана все-таки на прожигание нормальной танковой брони, миллиметров, эдак, в 100 толщиной. Вспышка взрыва, в котором рождалась кумулятивная струя расцвела на боковом стекле «членовоза». Отвернувшийся от «своего» полыхающего в бензиновом костре джипа, откуда разносился тоскливый последний вой охранников Отшельника, Серый еще увидел, как стремительной молнией-нитью, расширяясь по ходу эта струя пронзила собой всё внутренне пространство лимузина, ударив в противоположное стекло и просто разбив, а не пробив его. Но, видя, что так и не полыхнул бензин в бензобаке машины, Серый, как и было договорено, выхватил из кармана «лимонку» и ринулся к «Мерседесу». Помешать ему было некому, помочь, впрочем, тоже! Вырвав на ходу кольцо с предохранительной чекой, Серый в три прыжка преодолел расстояние до «мерса» и втолкнув гранату в оплавленную и дымящуюся дырку от струи, еще быстрее рванул назад, упав рядом с креслом-каталкой, возле которого уже распластался Руднев. Всего-то четыре секунды оставляет замедлитель запала на все эти действия. Ну а потом, как водится, долбануло внутри лимузина, добивая осколками и ударной волной особенно ощутимой в запертом пространстве лимузина, даже и тараканов, буде, таковые, у Отшельника там водились. Они же, мгновенно вскочив, и видя, как оторопело таращится на них и на рвущиеся машины охрана от ворот, подхватив с собой кресло на колесах, ринулись к лесопарку. Кресло они бросили через три десятка шагов, прямо на дорожке, а Серый, выдернув чеку из еще одной «лимонки», метнул ее в сторону охраны изо всей доступной ему на данный момент дури. Она упала почти возле самых ворот, не долетев, всего-то метров пять. И сразу взорвалась, потратив свои 4 секунды замедления на полет. Серый и Руднев в это время неслись во весь опор, сознательно пренебрегая осколками, хотя для этого типа гранат, радиус их разлета и составлял 200 метров. Был расчет на то, что так далеко летят осколки, взлетевшие достаточно высоко, а они на бегу, находились примерно на середине этой дистанции. И действительно, редкие осколки проныли выше, отметившись на стволах деревьев, или зашившись в траву. Оглянувшись назад, Серый видел, что вскочили только два охранника, еще два так и остались лежать у ворот, пораженные, по видимому, горячими осколками, взорвавшейся рядом гранаты. К оставшимся двум уже подбегали от дома еще двое. А среди них, и тот белобрысый, с кем они тут же и базарили всего неделю назад. Они остолбенело лупились, на горящие машины. Надо сказать, что и лимузин после взрыва «лимонки» полыхнул бензиновым взрывом-вспышкой, а теперь был охвачен буйным и ревущим от восторга от поедания столь любезной ему пищи, пламенем. Старший из оставшихся охранников, криками погнал с крыльца дома этих четверых вслед тем, кто расстрелял машины с их хозяином и его охраной из гранатометов. К этому времени Серый и Руднев, пока еще выдерживавший, несмотря на возраст, такой темп, уже мелькали меж деревьями, погустевшего парка, переходящего в лес, имели метров 120 форы. Серый, остановившись, оглянулся. Увидев, что охрана вот-вот окажется рядом с их брошенным креслом, Серый достал из кармана кнопку радиодетонатора от мины в кресле. Вот поравнялись, один так вовсе рядом огибает кресло. Н-на, плесень чухонская! Серый давит кнопку и видит как на месте кресла и огибающего его охранника грязным серовато-коричневым кустом с пламенем в центре, встает взрыв. Еще один охранник, схватившись за живот, упал неподалеку. Выбросив уже бесполезную кнопку, Серый ринулся догонять Васильевича, который, сдав в темпе бега, все-таки не останавливался. Двое оставшихся охранников, упрямые лабусы попались, мать их по-латышски шпрехала, продолжали их преследовать. И Серый порадовался, что они, бродя здесь, успели изучить, как свои пять пальцев этот лесок. Скоро впереди появится выворотень, где можно устроить засаду преследователям, Серый крикнул Рудневу:

- Васильевич у выворотня залегай и жди!

К выворотню он подбежал через две – три минуты. Руднев уже занял там позицию и почти справился с дыханием. Серый, плюхнувшись рядом, и переводя дух сказал:

- Вам – правый, мой – левый!

Тот понимающе кивнул. Достали Стечкиных и принялись ждать. Вскоре послышался вначале отдаленный топот, он нарастал и в течение минуты им на обзор выбежали две фигуры, бегущие прямиком к выворотню. Они только еще завершили навертывание глушителей на пистолеты. Серый и сам видел, что выворотень маскирует их хорошо и прошептал Рудневу:

- Подпускаем впритык!

Они открыли огонь всего-то с пяти шагов, когда охранники только собирались чуть свернуть, чтобы оббежать тропинкой выворотень. Передний охранник, бежавший левее наткнулся на три пули из Стечкина в грудь, прежде, чем был отброшен назад. Второй рванулся рукой к кобуре подмышкой, но в этот момент в голову ему угодила пуля от более аккуратного Руднева и приболт, отброшенный ею ничком плюхнулся на спину, разбрызгивая по тропинке то, что некогда почиталось его мозгами. Выскочив из-за своего укрытия, Серый и Руднев подошли к охранникам и убедившись, что правки не надо, трусцой спокойно побежали к опушке, где их ждала малолитражка «Фиат» на которой они приехали в пансион, где прожили всю эту неделю. Малолитражку Серый вчера перегнал на опушку со стоянки, заложив туда два пакета с цивильными костюмами и прежними документами, по каким они и приехали в этот шпротный рай. Запихав туда свои спортивные костюмы «adidas» они в темпе переоделись в цивильное и, сев в машину, поехали к ближайшей свалке, по пути выбросив в речушку засвеченные сегодня Стечкины. Сердце болело так разбрасываться добром, но тут уж ничего не поделаешь. Хочешь плавать и дальше, не жалей весел. Они поехали, направляясь к другой стоянке, где был запаркован их исходный «мерс», пересев на который поехали к своей гостинице Spa. Там еще раз переодевшись, чисто выбрились, одели плавки и поехали в сторону района Дзинтари, намереваясь провести остаток всего дня, и не только этого на пляже. Их словесных портретов у местной полиции, надо быть, будет навалом. Соваться прямо сейчас на границу, было глуповато. Правильнее, пожалуй, будет отсидеться в отеле и отлежаться на пляже, вволю разгоняя свои нешуточные командировочные, щедро отваленные Николаем Николаевичем. Лето стояло вполне теплое, вода в Балтике оказалась совсем неплоха. В охотку валялись на пляже и оттягивались в барах, завершая день, в сугубо неплохом баре своего отеля. Там они и смотрели результаты своей работы в выпуске местных новостей, определяясь, каким курсом идет полиция. Все программы рижских новостей подробно транслировали ход расследования, их сегодняшнего нападения на видного бизнесмена из новых белорусов. Крупные планы сгоревшего джипа, в котором как сообщалось сгорели 4 доверенных личных охранника Отшельника и вывороченное наизнанку стекло, а также уцелевшую, как ни странно, дырку от кумулятивной струи, в которою, Серый сунул «лимонку». Внутренний взрыв выпучил наружу бронированную дверь. В этой машине погибли трое, сам Отшельник, его любимый водитель и новый начальник его охраны. После подрыва гранаты вскоре взорвался и хорошо защищенный бензобак машины, так что Отшельника опознал первым только его личный дантист по поставленной недавно ему коронке. Затем долго и настойчиво демонстрировали жалкие обломки инвалидного кресла на колесиках и две пустые трубы от гранатометов «Муха». Ошибочно называя его новейшим русским гранатометом, состоящим на вооружении только у российского спецназа, репортеры тащили безмозглую телевизионную публику туда, по следу спецслужб России. И каково же должно было быть их разочарование, когда буквально следующий выступающий, надутый как индюк, военный министр этой кукольной республики, оговорился, что таких вот секретных гранатометов штук пятьсот валяются на складах его ведомства. А еще чуток погодя, полицейский офицер сообщил, что оба гранатомет по их серийным номерам и наклейкам с мест хранения, действительно были уведены со склада латвийского министерства обороны. Серый в этом собственно нисколько и не сомневался ибо изначально прекрасно знал откуда взяты эти гранатометы. Взорвавшаяся под креслом мина, уничтожила того самого охранника, кто их проверял в самом начале их пути. Его фотография в черной рамке была предложена сомневающимся. Еще один охранник отделался ампутацией левой ноги и пальцев на правой руке. Потом комментаторы дружно взвыли, обнаружив охранников, латышей из Юрмалы, расстрелянных Серым и Рудневым из-за выворотня. Толстая белобрысая бабища-журналистка, надрывно завывала над двумя роскошными мужчинами, зверски убитыми врагами латышской государственности. Еще одно происшествие, касавшееся сегодняшнего удачного покушения, но не связанного с ним тупой латышской полицией, прошло в общей нарезке кадров - пожар на атомобильной стоянке, вспыхнувший сразу в трех автомобилях, двух «тойотах», стоявших рядом и малолитражке «Фиат». Неведомые злоумышленники, выбив стекла, что-то бросили в салон машин, отчего те быстро и весело загорелись. Спросили бы у Серого, он бы сказал, если бы захотел, что это термические мины. Маленькие такие устройства, сгорающие совершенно без остатка, и не местным сыщикам находить их следы, здесь нужны усилия гораздо более профессиональные. Эти устройства хоть и маленькие, но жар дают весьма и весьма приличный, такой, что загорится все, что хотя бы при каких-нибудь условиях может гореть. Снабжены надежным часовым механизмом. Им это надо было, чтобы замаскировать пожар своего «фиата», где они сожгли и свои спортивные костюмы и перчатки. А соседние машины были прихвачены ими под пожар просто, чтобы запутать следствие. И это, похоже, получалось. Весь следующий день, они расслабленно околачивались на знаменитых пляжах рижского взморья, играя в волейбол с местной молодежью, и усиленно купались. Но, уже вечером, возвращаясь в гостиницу, и позвонив по пути человеку Босса узнали, что не вся полиция, этой одуревшей, от внезапно на нее свалившейся, независимости, шпротной республики состоит из деревенских придурков, знающих местную мову и наспех обученных в европейских академиях для олигофренов и дебилов, которым предстоит стать полицейскому. Кое-кто и весьма неглупый и, хотя бы чуть-чуть профессиональный, все таки пережил в местной лягавке времена, когда здесь с гиканьем гонялись за рижским ОМОНом. Сумел сдать и их дурацкие экзамены на знание чухонской мовы и даже пережил времена преследований по поводу мнимого, или реального сотрудничества с КГБ. Выжил, короче, на их голову. И, надо же, ублюдок, заинтересовался их делом. Что, впрочем, было и неудивительно. Дело то было яркое нестандартное и совсем уж неординарное, таких у полиции, как правило, немного. Вот он и раскинул мозгами. Хорошо бы ему раскинуть ими по асфальту, мрачно напророчествовал неизвестному легавому, Серый. Свидеться бы и открутить, мерзавцу, его паскудную головенку.

- Ладно, Серый, сам ведь был ментом и должен знать, что такое охотничий азарт!

- Ну и что там эта чухонская легавая вынюхала?

- Весьма грамотно, Серый! Чего никак не скажешь об их остальных мусорах. Он, прежде всего, определился, с кем Отшельник имел дела из соседей. Оказалось, в последнее время, только с Белоруссией. Он даже в Латвии дел никаких не вел, брезговал мелкой местной чухной.

- Ну, в этом его понять можно. И что дальше?

- А дальше уже исключительно техника, Серый! Наш мусор берет списки машин, пересекавших границу с Белоруссией, примерно за месяц до момента покушения и выписывает все машины. Затем выбрасывает те из них, что уже уехали. С этими можно уже не спешить. Все равно недостижимы. У него остаются только машины латышей к проверке и те, что еще не уехали отсюда. Наш номер, тоже в этом списке. Фоторобот атаковавших Отшельника уже и по телевизору показывался и ты понимаешь, профессионал нас по нему опознает. Поэтому возвращение напрямик в Белоруссию он считает невозможным.

- Но мы то, помнится, разрабатывали иные планы возвращения?

- Правильно, ослы были бы, если бы не разрабатывали. Вот и человечек Босса рекомендует рвать отсюда через Финляндию, пока еще все эти строгости не распространены на иные границы!

- А он уверен, что не распространены?

- Уверен! Он присутствовал при скандальном разговоре начальника пограничной стражи и министра внутренних дел на совещании в министерстве. Пограничник кричал, что их и так обвиняют в том, что проверки исполняются слишком медленно. Договорились пока, только на белорусском напралении.

- Да, тогда тянуть глупо. Надо завтра же идти в посольство Финляндии и просить визы. Чем станем просьбу мотивировать? Зачем едем?

- Шоппинг, лучше всего. Это они любят.

- А сколько у тебя зеленых бакинских рублей осталось?

- Тысяч одиннадцать. Вполне достаточно!

- Ну, и у меня с дюжину грандов⁸⁹. Так что, решено? Завтра едем в Ригу и идем в посольство. В компьютер мы с тобой, вроде, пока не попадали, поводов отказывать в визе, особых нет. Где-то к концу недели должны дать. А что с «мерсом» станем делать. Не по нутру мне, что он останется этим лабусам.

- Оставим на стоянке, заложив туда термическую мину, выставив время инициации подрыва на самый большой срок.

- Значит, на трое суток.

- Значит, на трое.

- А случайные люди под это дело угодят?

- А мы часы установки так рассчитаем, чтобы вспышка случилась глухой и поздней ночью. Случайных и не окажется. А коли автомобильный вор, так тоже неплохо и поделом ему будет мука. Нет?

- Ладно, пойдет! А что в Финляндии?

- Прошвырнемся по Хельсинки, действительно сделаем небольшой шопинг и паромом в Питер. А там – на Витебский вокзал и на поезде в Минск. Как тебе такая программа действия?

- Вполне годиться!

 

И снова, белый теплоход…

 

Опять Серый с Рудневым на теплоходе. На этот раз без всяких сверхзадач, они расслабленно дышат на верхней палубе йодистым морским воздухом, плывут в финский Хельсинки. Уносят ноги. Бар на латышском пароме работал и они, потягивая холодное пиво, любовались стремительными росчерками чаячьих полетов. Впрочем, помня о печальной судьбе «Эстонии», Семен Михайлович пройдя в их совместную с Серым каюту, первым делом озаботился, где же спасательный жилет. Черт их знает, эту чухну, они способны потопить любой, самый лучший теплоход. Потому как чухна безобразная! Спасжилеты оказались на месте, там, где им быть и полагалось, под койкой первого яруса. В маленькой каютке палубы D, повернуться было и вовсе негде, поэтому они, пройдясь по всем бортовым duty-free shops⁹⁰ подряд, закупили с собой по разрешенной таможней плоской бутылочке некогда популярного в Белоруссии финского клюквенного ликера «Polar». Крепкий и очень вкусный, этот ликер, нравился им обоим. Впрочем, в Хельсинки задерживаться надолго они не собирались. Два – три дня, осмотреться и принюхаться и, через Питер, домой. С получением финской визы проблем у них не оказалось, а российская им, белорусским подданным, к счастью, была не нужна. Пограничный контроль перед посадкой на паром, к ним претензий не имел, все прошло прекрасно. Можно было уже полегоньку и расслабиться. Миссия выполнена, хвоста они так и не обнаружили, а, значит, решили, что его просто и нет. Какая-то диковатая, то ли чухонская, то ли финская музыка не радовала слух, гуляющие по палубе дамочки тоже не отличались миловидностью. Слишком много мужских гормонов. Они что их нарочно вырабатывают, что ли? Из политкорректности. Или, может, просто из феминистской вредности? Все привлекательные женские черты в процессе эмансипации утеряны, только вредность и осталась. Но ее накоплено в этом процессе невероятно много. Просто, чтобы соперничать с мужчинами. Может быть. Но только, больно уж их рожи были корявы, никак не сравнить с миловидными мордашками наших прелестниц. Вот и оставалось им расслабленно любоваться морем, оно-то эмансипации, слава Богу, никак не подверглось, оставаясь по-прежнему красивым и величественным, как всегда, и, стараясь всеми силами абстрагироваться от того, что хозяева этого лайнера полагали за музыку. И кто, скажите, этим приболтским придуркам сказал, что пилка дров бензопилой музыкальна и что из всех музыкальных инструментов самый продвинутый и передовой – бубен взбесившегося шамана? Дикари чухонские! Что с них возьмешь? Анализы и те червивые! С наступлением темноты, они потихоньку перебрались к себе в каюту, где и завалились дрыхнуть, проспав в охотку, вплоть до самого прихода в порт Хельсинки. Там, прежде всего, озаботились билетами в Питер. Оказалось, что паром, называемый пьяным, выходит в пятницу. Паром российский. А попав на него поняли, почему ж он «пьяный»? «Горячие финские парни» забравшись на паром, немедленно приступали к тому главному, из-за чего они здесь оказались. Начинали не пить даже, а вот уж, воистину, лакать практически всякое пойло, выметая стойки всех корабельных баров и алкагольные прилавки duty-free shops. По палубам шлялось пьяное неуправляемое стадо «туристов», которого брезгливо сторонились моряки экипажа, вынужденные требованиями службы, держать себя с ними вежливо. Повсюду вспыхивали пьяные драки, собачились между собой на своем дурацком диалекте чухонской мовы, представители европейской культуры. Их сход на берег в Питере был воистину живописен. Ну и рожи, мать их сено ела! Да и рыбкой, тоже, по-видимому, не брезговала. И что самое интересное, разъезжаясь из порта по гостиницам, они перед этим бегали по портовым магазинчикам, торопясь затариться водкой. Надо же, до какого непотребства нормальных, вроде бы, людей доводит «сухой закон». Если бы у нас власть посмела ввести подобную хрень, была бы сметена в одночасье. Горбачев, придурок, вон, попробовал ввести не «сухой закон» даже, а простые ограничения. И где он теперь? Какой хренью занят? Бывший первый президент СССР, х-хе!

Впрочем, оторвавшись от «культурной Европы», Серый с Рудневым в охотку погуляли по Невскому проспекту Питера, обошли по периметру Дворцовую площадь, снялись у Александрийского столпа. В Эрмитаж решили не заходить. Какой смысл в том, чтобы просто забежать в этот величайший, без сомнения, музей мира, галопом пронесясь мимо его сокровищ. В Эрмитаж надо входить, располагая временем, не боясь задержаться у понравившегося шедевра дольше, нежели принято. Иметь возможность осматривать не только то, что там выставлено, но и сами залы Эрмитажа. Они ведь тоже произведения искусства. Пришлось отложить на будущее. Зато к «Дому военной книги» они приклеились надолго. Побродили, как водиться, по пассажу, съездили в Александра Невского лавру, всматриваясь в имена людей, лежащих на тамошнем погосте, словно читая историю России. Открыв рот от изумления, зашли в Казанский собор, съездили в Исаакиевский, поднявшись там к самому шпилю. Погуляли по великолепным набережным Невы, облицованным серым ноздреватым камнем. Постояли на стрелке Васильевского острова, всматриваясь в Петропавловскую крепость и противоположный берег Невы. Да, это действительно столица великой стираны, не шпротным республикам чете. В экскурсии по городу, и автобусные, и водные, по каналам, ввязываться не стали. Съездили в Петропавловскую крепость, Кронштадт, Шлиссельбург. Побродили по кунсткамере, военно-морскому музею. Ночевали в гостинице «Москва», что напротив лавры Александра Невского. Но пора была уже отъезжать в Минск. Командировка подходила к концу. И без того, она была очень длительной и невероятно насыщенной. Купив билеты в купейный вагон 640 скорого Санкт-Петербург – Минск, Семен Васильевич сказал:

- Все, Серый, погуляли и будя! Домой пора!

И привычно гремит колесами скорый поезд:

Дук-дук! Дук-дук! Дук-дук!

Дук-дук! Дук-дук! Дук-дук!

Дук-дук! Дук-дук! Дук-дук!

В их купе проданы только их два билета. И мужики, прихватив из города бутылочку коньяку, с прекрасной питерской сдобой и шоколадом, сидят и тихо, можно даже сказать, задушевно, беседуют. Разливая коньяк по стаканам, на пару пальцев, на донышко, Васильевич приступил к тому разговору, какой он, похоже, уже пару раз порывался затеять, да все находил его тогда преждевременным:

- А скажи, Серый, ты чем в Минске собираешься заняться?

- Не знаю, пока, Васильевич! Вот только бездельничать мне уже совсем надоело! От этого столь любимого многими занятия, меня скоро рвать станет!

- Это просто потому, Серый, что у тебя его слишком много было после отсидки, понимаешь? Оно ведь приятно, когда не в перебор, когда между делом. Просто расслабиться и полежать, почесывая пузо, на диване, ни о чем не думая и ни о чем не беспокоясь. Не торопясь прихлебывать пиво, или чего покрепче, лениво пялясь в ящик, чего они там показывают? И показывают ли вообще хоть чего-нибудь. Может, книжонку почитать, поинтересоваться? А когда делать это целыми днями, да еще весь год, а то и больше, тогда, конечно, надоест до желудочных колик! Только изредка прерываясь на всякую ерундень, типа, сходить, побросать уголька в топку, пересечься с друзьями, проведать девчонку. Потаскаться с ней по театрам и новым выставкам. Да еще при том финансовом благополучии, что у тебя. Я поражался, Серый! И как ты, сукин сын, с тоски не запил, на хрен, в черную?

- Так и пить, Васильевич, интересно, только когда это еще реже, чем просто отдых. А если каждый день, а еще, упаси Боже, все с одними и теми же партнерами, так и ну его совсем! Видит Бог, и пить тогда вовсе неохота.

- Вот видишь, Серый! Надо тебе свою жизнь менять. И менять в корне!

- Есть предложения, Васильевич?

- Есть, Серый. Мы с Боссом начали их обсуждать, еще до смерти Риты. Намеревались вам предложить обоим. Да вот, Риты, к сожалению, уж нет больше. А тут намечалась наша с тобой командировка в Лифляндию, Николай Николаевич и решил отложить разговор на время после нашего возвращения. Чтобы уж говорить, так конкретно…

- Так, будем считать, Васильевич, с преамбулой ты справился. Давай к делу!

- Николай Николаевич предлагает нам с тобой, Серый, открыть фирму, занимающуюся физической охраной людей. Не из благотворительных побуждений, разумеется. За деньги. Ты как? Отвращения к подобному роду деятельности не испытываешь?

- Да нет, Васильевич, не испытываю. Только что мне там делать, не понимаю? Я, как-то всегда по иному профилю работал. Совсем даже противоположному. Собственно охраной никогда и не занимался. А ты ведь помнишь – это особое поле деятельности. Сугубо не простое. Помнишь как ребят из 9-го управления⁹¹ КГБ, а ныне ФСО⁹² учили? А как отбирали туда людей, помнишь?

- Конечно, помнишь! Только и ты, Серый, вспомни! Охрана это не только и даже не столько непосредственное вооруженное прикрытие объекта тебе вверенного. Это еще и разведка, откуда угроза образовалась. И, при случае, и устранение этой угрозы. Нет?

- Наверное, да!

- А что касается непосредственно охраны, физической, так сказать, Игнат обещал свести с двумя однокашниками по девятке КГБ. Ребята сугубо профессиональные, дело поставят. Ты же мне нужен как начальник собственной контрразведки, ведущей расследование, откуда исходит угроза клиенту, и что с ней следует делать? Уничтожать самим, или передавать компетентным органам? Ну, и, разумеется, подбор людей. По-моему, это в твоем характере! Или я ошибаюсь?

- Пожалуй, нет. А зачем нужна была в этой фирма Рита?

- Серый, ведь охраняемыми персонами могут оказаться не только мужчины, но и женщины. И тогда без бабы, хотя бы одной, уже никак не обойтись. Понимаешь?

- То есть бабу нам все равно придется искать?

- Ох, Серый, придется! Твое «нам» можно расценивать как то, что ты в этом проекте участвуешь?

- Пожалуй, да, Васильевич.

- Но там нужна чертова уйма допусков, оружия и разрешений на его ношение и оборудования. Наших с тобой денег, вполне достаточных на безбедную личную жизнь на это никак не хватит.

- Со всеми разрешениями, регистрацией, оружием и оборудованием берется помочь Николай Николаевич. А ты знаешь, Серый, когда он за что-нибудь берется – он делает! Ну, раз ты за, тогда на первых порах, вопрос решен. На днях, в следующую пятницу, день рождения у Аленки, дочери Николая Николаевича. Вот после него, а мы с тобой туда уже приглашены, мы и поговорим, решая этот вопрос окончательно.

- Все класс, Васильевич! Только давай мы с тобой на старте оговорим одно условие. Бизнес, как мы уже могли убедиться, дело тяжкое и весьма кляузное. Так давай мы с тобой уже на старте решим так – возникли вопросы у кого-либо, бери пузырь, сало там с луком, либо чего еще и приходи выяснять. Tet-a-tet⁹³ и не откладывая, чтобы не создавать себе самим заморочек на будущее. Идет?

- Идет, Серый!

- Принимается?

- Конечно! И еще как!

 

Свое дело

 

Празднование дня рождения Аленки, дочери Николая Николаевича, превратилось в маленький праздник всего прогрессивного человечества. Босс не стал снимать ресторана, он нанял ресторанных поваров к себе на кухню и сам очень аккуратно, с разбором, составил меню. Все же у девочки первый юбилей, 10 лет. Надо было сугубо соответствовать. Дети, предводительствуемые самой именинницей, отгуляли ее праздник шумно и весело, еще днем, с бросанием тортов, брызганьем соков и прочими подвижными мероприятиями. Аленка затащила Серого и Семена Васильевича в компанию отцу, единолично представлявшему на сём детском празднике, взрослую часть человечества. Вместе со взрослыми Аленка посокрушалась, что Риты, к сожалению, уже нет. Но потом, развеселившись, унеслась кувыркаться и бросаться тортами вместе с приятелями, оставив взрослых решать их скучные дела. Босс обрадовался, узнав, что у Серого не возникло никаких возражений на его предложения, и объяснил им, наконец, свою заинтересованность. Он сказал, что хотел бы иметь возможность рекомендовать своим друзьям среди бизнесменов надежную охранную структуру, возглавляемую вполне надежными, лично им самим проверенными людьми. Тем более, что, возможно, скоро и ему самому потребуются услуги их фирмы. Лет через 8 – 10, когда Аленка вырастет. Николай Николаевич предложил обсудить сегодня же вопрос и с Игнатом, относительно его приятелей по бывшей «девятке», которые бы могли поставить непосредственно охранное дело в фирме, предложив Серому, в то же время, набирать и готовить свой штат самому. С охраной и распределением усилий Васильевич, мол, справиться и сам, а ты, Серый, готовь разведку своей фирмы и инструментально и персонально. Первый набор оборудования именно для разведки, будет, пожалуй, еще тот, что им грозился восполнить и восполнил-таки после памятной болгарской операции Игнат. Для непосредственной охраны, закупку необходимого оборудования они произведут позже, когда приступят к работе инструктора, обещанные Игнатом. Появятся конкретные списки требуемого. Тогда же озаботятся и грамотным кинологом-служебником, готовящим толковых собак, именно для охранной службы, разминирования, там, да мало ли для чего сгодится добрый песик с его удивительным носом и служебными качествами. Пока же Николай Николаевич предложил мужикам не ломать праздник Аленки и самим хорошенько повеселиться на его, уже начинавшейся взрослой части. Не все приглашенные люди там ему приятны, но пригласить их он был должен, раз уж решил отмечать праздник дочери широко. Иначе, готовься к вражде, ведь не приглашение будет, скорее всего, воспринято, как сугубо недружественный акт. Друзей его там немного, причем, практически все они простые люди, не денежные мешки, такие как сами Серый и Васильевич. Вот среди банкиров и больших бизнесменов, новых белорусов, которых он сегодня сюда пригласил, друзей Николай Николаевич, практически не приобрел. Так приятные знакомства и люди, кому он явно симпатизировал, были, конечно, как не быть, он не белая ворона-альбинос, а вот друзей, друзей среди бизнесменов у него пока нет. Был когда-то Отшельник, превратился во врага, страшнее которого и придумать то трудно. Может, потому он и сейчас и не спешит даже слегка приоткрыться хотя бы кому-нибудь из партнеров по бизнесу. Только бизнес и ничего личного. Все остальное у него получалось и получается только с людьми попроще, вроде Серого, Семена Васильевича, например, Риты, да и того же Игната, в конце концов. Хоть он у него и на службе вроде, а, как оказалось, одно другому не мешает, иногда. Так что, мол, ребята ничего не опасайтесь и ни на кого не оглядывайтесь, гульните сегодня. Тем более, что и перед вами отныне лежит новый жизненный этап, не самый простой, между прочим.

Тут снова прибежала Алёнка и сообщила, что мальчики затеяли бороться, и затребовала Серого, в качестве судьи. Пришлось тому, встав, отправляться судить мальчишеские поединки. Только и Боссу вместе с Семеном Васильевичем, не удалось увильнуть от своей доли участия в детском празднике. Им, возглавляемым гувернанткой Аленки Инной и самой именинницей, пришлось отправляться судить девчоночье дефиле. Серый даже порадовался, у мальчишек то все ясно, кто сильнее и умелей, тот и победитель. А у девчонок начинаются почти взрослые непонятки и интрижки. Без них там никак не получится, как не получается никогда без них никогда и у взрослых женщин. Еще Серый подумал, что правы те, кто уверяет, что вся вредность этого мира идет именно от женщин. Если они даже в детстве, в играх со сверстницами, жить не могут без интрижек и мелких заговоров, неудивительно, что они так тяготеют к ним и во взрослой жизни. Недаром мальчишки в детстве инстинктивно сторонятся девчонок. Мальчишечьи занятия проще. Неправ? Ответь разбитым носом, хорошим набором старательных тумаков, валянием в крапиве, да мало ли всякого, что может быть определено мальчишеским сообществом в наказание? И не смей обижаться! Останешься неприкаянным. А вот мстить – это пожалуйста, это твое право, можно сказать, что и священное. Жить с камнем за пазухой среди мальчишек не получится. И камень вывалится и тебе же самому ноги отобьет. В точности, как у Экклезиаста: «Не вливайте новое вино в старые меха. И меха порвутся, и вино испортиться!» Можно только добавить: Вливайте старое вино в новые меха! И меха целы будут, и вино сохраните!

На празднике взрослых Серый с Васильевичем постарались очутиться в компании друзей Босса, куда тот вскоре и сам перебрался. Веселье получалось, было много шуток и интересных повествований. Правда один из банкиров, этакий неприступного вида господин среднего возраста и тут постарался подгадить. Случайно оказавшись рядом с их компанией, этот банкир насмешливо бросил к только что отговорившемуся рассказчику, повествовавшему о нравах детей в современных школах и о смешных уловках своих коллег школьных учителей, вынужденных придумывать всяческие смешные штуки:

- Если вы такие умные, отчего тогда такие бедные?

Серый заметив, как обиженно вскинулся рассказчик и как резко блеснули глаза Николая Николаевича. Обиделся человек, может ведь и ссора возникнуть. Зачем? И срочно нашелся, выдав:

- А ты, если такой богатый, как представляешься, отчего себе ума хоть чуть-чуть не купишь?

Грянувший взрыв хохота, заставил банкира побыстрее переместиться к другой компании. А Николай Николаевич благодарно кивнул Серому. Но дальше праздник прошел без эксцессов и также, к общему удовольствию, закончился

А уже на следующий день они с Рудневым уже приступили к новому делу. При помощи юристов Босса они учредили ООО⁹⁴ «Рында»⁹⁵ с разделением долей: треть у Босса, треть у Руднева и треть у Серого. Свою часть Босс внес предоставлением помещения, оборудованием и деньгами. Серый с Рудневым, помимо денег и некоторой части оборудования, полученного по обету от Игната, намеревались еще и лично исполнять роли директора и начальника отдела разведки «Рынды». Перед началом работы они испросили друг у друга срок на незначительный отпуск, для устройства личных дел. Руднев удалился на дачу и приступил к ее длительной и старательной консервации, поскольку в дальнейшем, заниматься ею не предполагал, а Серый отправился опять в Питер к своей двоюродной сестре, поскольку она просила его обязательно заехать.

Дело оказалось, как водиться в племяннике. Молодой и вполне неглупый парень, Костя не мог похвастаться жизненной удачей. Еще в 14 лет у мальчишки обнаружилась не злокачественная опухоль мозга, в результате чего последовала нейрохирургическая операция, опухоль помещалась в слишком опасном месте, рядом со зрительным центром, трогать ее не стали, мальчишка же получил инвалидность, превратившись в инвалида, не успев даже хоть сколько-нибудь побыть здоровым человеком. Но душа у парня, тем не менее, была хороша, незлобива и проста. Серый его любил и, уловив в голосе матери парня, Зои, слишком тревожные нотки, поехал в Питер разбираться. Работала Зоя в гостиничном хозяйстве в поселке Репино, невдалеке от Питера. Там они и проживали. Приехав, Серый прошелся пешком через весь прекрасный парк, наслаждаясь причудливой смесью морского воздуха, Финский залив был всего-то в полукилометре отсюда, с густым хвойным духом светлого соснового бора. Известно ведь, в березовой чаще свадьбу править, в сосновом бору жить и детей растить, а в еловом только удавиться. Так здесь бор был именно сосновый, тот, где жизнь проживать и детей растить. Да вот жизнь у сестры с племяшом не совсем и ладилась. И отчего бы, казалось, им не жить. Люди беззлобные, настроенные на добро другим, спокойные да работящие. Костик, закончив школу, учился в техникуме, Зоя работала изо всех сил. А вот, поди ж ты, нет людям доли, и все тут! Кому на все это жаловаться? И на кого? Из разговора с сестрой, Серый выяснил, что их постигла еще одна напасть. Костя был в том возрасте, когда гормоны начинают свои суровые игрища, заставляя людей плясать под их дудку. Познакомился парнище с девушкой. Мать сразу обрадовалась. Хорошо, мальчишка занялся тем, чем ему по возрасту и положено. Но потом и встревожилась сразу. Серый, впрочем, не собирался комплексовать по поводу материнских тревог, прекрасно зная, как возникают они из ничего, на совершенно пустом месте. Но уже следующая реплика Зои заставила его насторожиться. Девушка оказывается представителем какого-то религиозного, не православного сообщества, со штаб-квартирой в Финляндии. Причем, очень резко отбрила Зою, когда та поименовала их сообщество сектой. С этим Серый уже сталкивался в прошлом и знал, что именно секты всегда наиболее резко протестуют против того, чтобы их именовали непосредственно сектами. Костя стал все свободное время класть именно на секту, начинать дома весьма странные разговоры. Еще в самом начале этих дел, он принес несколько мелких вещиц со своих сборищ в Зеленогорске. Именно там происходили сборища секты. А последнее время ходил весь как в воду опущенный, сникший, даже несколько жалкий. Этим же вечером Серый поговорил с Костей и тот рассказал, что там, на сборищах, они поют, читают стихи и религиозные тексты библейского содержания. Им проповедуют проповедники из Финляндии. Дают книги, диски для плейеров. Серый попросил показать ему книги, не найдя ни на одной из них указания об одобрении данной книги хоть какой-нибудь епархией, православной, католической ли? Совершенно без разницы. Все выходные данные какой-то финской печатющей конторы были на лицо, а этого не было!

- Ну и что!

Твердил Костя, понявший, что ищет дядька:

- Бог то един и неважно, кто несет слово Божье! Главное, чтобы исходило оно от Бога!

По складности заявлений парня Серый мигом узнал голос проповедника, причем явно чужого. Чего он хотел? Денег? Так семья его двоюродной сестры небогата. Им Костик нужен как раб? Возможно. В любом случае, с ним надо говорить! С проповедником этим. Весь вечер проведя с Костиком в разговорах о вере, и отношении к ней разных людей, Серый все пытался выяснить, какие требования к Костику возникали у тех, кто управлял сектой. Но так ничего и не добился. Оставшись поздним вечером наедине с Зоей и покуривая сигаретку, Серый сказал:

- Хорошо, что вовремя ко мне обратилась, сестрица. Поеду завтра в Зеленогорск, проверю этих сектантов!

- А как?

- Это, Зоя, мое дело! Когда, кстати, обычно Костик отправляется на посиделки, и нарисуй мне на плане, для Бога, как найти тот ДК где они собираются.

Собрав предварительную информацию, Серый следующим днем отправился в Зеленогорск. Внешний осмотр ДК не позволил выяснить ничего необычного, а только позволил установить систему входов и выходов, имевшихся у ДК. Для предварительной проверки ДК, Серый решил воспользоваться административным черным ходом. Оративным роверки ДК, Серый решил воспользоваться черным лили установитьаются.

книги хоть какой-нибудь епархией, правослан был закрыт на замок под плоский ключ. Поковырявшись в замке пару минут куском сталистой проволоки, Серый проник в помещение, захламленное всяческим хламом. Здесь весело пылились многочисленные бюсты картавого Ильича и портреты последнего политбюро. А с почетного места на обитом красным столе на все это печально взирал, красуясь свои родимым пятном на лысине, не доброй памяти последний генсек, Мишка Горбачев. За что боролся, мудак, на то и напоролся! Замок здесь был накладной и Серый, отведя защелку и застопорив его, выскользнул в коридор. Кажется, путь будущего отхода просматривался. Обойдя пустынные внутренние помещения ДК, Серый подошел к сцене, где несколько местных девчонок, под началом нескольких финок убирали зал, наверное, к последующему шабашу. Пройдя за сценой, тишайшим из своих шагов, Серый полностью прояснил для себя зальную диспозицию. Но искал то он, кабинет предводителя секты, которого Костик описывал как светлого, не очень высокого и сильно лысого субъекта. Говорил он вроде с легким финским, а может и чухонским акцентом, хотя Костик клялся и божился, что с финским. Ладно, это мы сейчас уже проясним сами. Побродив еще с час по всем этажам ДК, ревниво оберегаясь, чтобы не попасть кому на глаза, Серый все же нашел то место, где мог отдыхать предводитель. Конечно, был еще кабинет директора, но, ниже его, размещалась еще одна комната, с пятком мягких кресел, прекрасным диваном, зеркалом во весь рост у стенки и журнальными столиками. Дальний угол комнаты был отгорожен шкафами, набитыми литературой, свидетельствовавшей о том, что Серый столкнулся с представителями секты «Общества Свидетелей Иеговы». Изданные в Финляндии и частью в США книги отличались добротной бумагой, прекрасными обложками. Их приятно было брать в руки, если бы Серый не знал, как опасно их содержание. Отрицание таинств Святой троицы и бессмертия души, этих основополагающих христианских догматов, выводило бы это общество за поле христианства, если бы его руководители, Рассел и те, кто пришел после его смерти не прижимались бы к ней искусственно, вначале назвав свое сообщество просто Исследователями Библии, «Bible Students». Чисто американская придумка, прилезла к нам, в связи с радикальным ослаблением православной культуры общества, насаждаемого советской властью. Вот теперь эта американизированная хрень и ловит здесь рыбку в мутной воде, улавливая души, лишенные надежной опоры в православии. Так, судя по всему, произошло и с Костиком. Но вот уж хрен вам, господа хорошие, линяйте ка «свидетельствовать Иегове» в свои Америки и Финляндии, Израили, на худший конец! Нам тут вы чужды! Серый заглянул в небольшой закуток за шкафом. Как и следовало ожидать, там располагался переносной сейф одной из известных швейцарских фирм. Хороший сейф, пальцем или булавкой, там, его не откроешь. Лучше иметь ключ, или инструмент медвежатника. Пока Серый любовался сейфом, на коридоре послышался шум. Серый прислушался. Говорили двое. Крикливая женщина, судя по лексике, уборщица. Хотя сейчас иные уборщицы, грамотнее тех, для кого убирают и, судя по тембру голоса, крупный мужик, приболт или финн, хорошо владеющий русским, немножко растягивающий слова, произнося их с упором на мягкие согласные:

- Послушайте, коспоша упорщица, я толшен проферитть капинетт нашеко преппотопнохо! И я екко опясательно проферю!

- Да иди ты проверяй, чувырло чухонское, мне что за дело? Грязь вон по убранному не разноси только. В кабинете я еще вчера убирала!

- Яа не эстоонетс, яа краштанин Суоми, как этто по фашему, Финлянтии, та?

- Да хоть Мумба-Юмба, мне что за дело, на фик! Кавелы⁹⁶ вон свои протри!

- Коорошо, коорошо, коспоша упорщитса. Протру.

Под дверью явно плюхнулась мокрая тряпка и чувырло непонятной пока национальности, принялось с обиженным сопением вытирать ноги, потом в замке завозился ключ, Серый предпочел остаться за стенкой, наблюдая между книг. За задвинутыми шторами было темно и на освещенном пороге комнаты стояли двое: крепкий мужик, с ростом за метр восемьдесят и широкими плечами под темным пиджаком и женщина лет сорока пяти, с ведром и шваброй. Все как он и предполагал. Наблюдая за ними по-над книгами, стоящими на полках с темноты на свет, Серый ничем не рисковал. Шкафоватый мужик включил свет и, захлопнув дверь перед носом уборщицы, причем слышно было, как она за дверью одновременно и возмущенно и оскорбительно фыркнула: «Чухна, не русская. Одно слово нерусь, мать перемать!». Вошедший шкафчик, включив свет, сел за один из столиков, закурил, придвинув к себе коробку-бар, откуда извлек стакан и большую квадратную бутылку «Джека Дэниелса»⁹⁷. Налил себе примерно треть стакана, потом вскочил, раскрыв окно для проветривания. Когда он вскакивал, пиджак распахнулся, обнажив на мгновение кобуру-горизонталку⁹⁸. Явно не пустую. Охранник, должно. Тот вернулся за стол, снова воткнул в пасть сигарету, отхлебнул виски и, забросив ноги на стол, расслабленно откинулся в кресле. Серый дал ему как следует расслабиться, видя что тот принялся кейфовать по настоящему и, учитывая, что сидит он, гад, прямо напротив зеркала. Когда тот докурил и слегка прикрыв глаза принялся посапывать, Серый метнулся прямо к нему, нанося свой коронный удар рауш-наркоз по темечку. Один раз он его, правда, подвел, но это был не тот случай, охранник обмяк. Серый все так же в темпе обшмонал его, вытащив из горизонталки неслабый Кольт 45 калибра. В одном из карманов лепня этого козла, нашлась запасная обойма к стволу, носовой платок примерно в половину гостиничной простыни, а во внутреннем кармане лопатник, набитый дензнаками и всякой всячиной. Сняв с него ремень, Серый привычной и многократно проверенной петлей, захлестнул тому клешни за спиной, не слишком и заботясь о том, чтобы было не туго. Туго забил этому неизвестному в пасть платок и потащил того за шкафы. Не туда, где сейф, а в другую половину. Там посадил, прислонив к стене и принялся методично шлепать пощечинами по щекам, рассчитывая привести в чувство. Наконец, охранник опомнился, открыл мутные страдальческие глаза, головка, наверное, бо-бо. Рауш-наркоз привычку любит, а у этого козлячьего павлина ее не было, как не было и настоящих навыков спецназа, потому что он сразу, без разведки, рванул руки в сторону. Петля затянулась только туже, сдавив клешни еще сильнее. Такова уж эта петелька, ребята, спецназ развлекался, придумывал, не вам, косорылым, от нее избавляться. Воспользовавшись тем, что пасть охранника преподобного приоткрылась, Серый от всей души запихал туда его галстук, обмотанный для пущей уверенности еще и его же носовым платком. Увидев, что охранник слегка успокоился, Серый на цыпочках смотался к двери и закрыл замок, хотя за шкафами место и укромное, а все ж таки так надежней. Вот сейчас можно было приступать к опросу свидетелей и пострадавших:

- Так, баран не русский, сейчас я тебя стану пытать, а ты мне будешь очень обстоятельно отвечать. Иначе, сам понимаешь, зачем ты мне. Твой же ствол в пасть и она же нам верно послужит глушителем, соображаешь. Как тебе такой вариант, козлина?

И Серый расчетливо пнул охранника носком ботинка в коленную чашечку. Тох сдавленно замычал, а Серый улыбнулся:

- Ничего родной. Это ведь баловство только! Сейчас мы с тобой по настоящему развлекаться начнем, усекаешь?

Приболт там, или финн страдальчески закрыл глаза, дав понять, что понимает. Серый, наконец, вынул у него кляп из пасти:

- Кто твой босс, мудила?

- Препотопный Яарсист!

- Он кто?

- Фосклафляет финское опшестфо «Сфитетелей Иекофы.

- Зачем здесь?

- Проппофеттуетт!

- И обирает людей?

Охранник попытался промолчать, но Серый, не расположенный долго разговаривать, откнул ему ствол Кольта в пасть сказав при этом:

- Я задал вопрос, чувырло! И жду ответа. Досчитаю до трех а там снесу твой котелок и пошел ты куда там тебя на том свете определят. И рассортируют. В рай, так в рай, в ад, так в ад! Это уже от меня никак не зависит. Понял?

Последнее, уже сквозь зубы, наглядно для подопечного, снимая Кольт с предохранителя. Тот что-то постарался сказать и Серый, вытащив Кольт наружу привычно поставил его снова на предохранитель, от греха.

- Опирает, конешно, а какк иначе? Фы снаете?

- Работать не пробовали?

- Пусть русские рапотают!

Успел выразиться приболт и тут же отимел по соплям, только голова мотнулась:

- Са куррат!⁹⁹

- Не выражаться мне, нерусь поганая. Вы со своим хозяином откуда будете? Только четко и ясно, иначе пристрелю. Мне с тобой не слишком интересно беседовать

- Мы ис Эстония. И я и он.

- Чухна, значит. А почему ты не с ним?

- Святому нелься с охрана, снаешь?

- Святому, говоришь? А когда сей святоша сюда припожалуют?

- А фот, отслушит слушпа и притет!

- А служба когда?

- Уше итетт!

Серый прислушался, действительно из зала, где сцена, доносилось нестройное ритмичное пение, и групповое притопывание ногами. Потом кто-то визгливо начал выкрикивать в микрофон странную проповедь, больше походившую на шаманское камлание.

- Да, уж. Это точно эстонское христианство. Вы, чухонцы, насколько я помню, со своими шаманами расстались, только когда вам немаки головенки меж коленями позажимали. Так ведь?

Чухонец ненавидяще уставился на Серого, а то мило, как только мог, ему улыбнулся. Из зала еще долго доносилось какое-то хоровое бормотание, затем шарканье ног и усиленные микрофоном благославляющие выкрики преподобного. Наконец все стихло, а еще получасом позже в замке заскребся ключ. Серый снова занял свою позицию за шкафом, а в кабинет, им слегка приведенный в божеский вид, включив свет, вступил толстый мужичок средних лет в какой то хламиде с блестками и с большой блестящей лысиной на башке, подобно тонзуре латинян-священников, обрамленной длинными патлами. В руках он нес два пухлых полиэтиленовых пакета:

- Якооб, ты здесь?

Вопросил он по-русски почти без акцента. Только его Якооб валялся с кардинально заткнутым ртом, и высказать своему начальнику всю постигшую его печаль, был категорически не способен. Преподобный прошел к столику, поставил на него свои мешки, и огляделся. Постояв молча, прислушивался. Потом же, бормотнув ритуальное:

- Са куррат!

Пошел к сейфу, на что, собственно, и рассчитывал Серый. Подойдя к шкафу с книгами и принявшись за него поворачивать, преподобный обнаружил Серого, чем был явно удивлен. Но особенно его изумил знакомый Кольт, смотревший сейчас почему-то именно на него. Смотрел пистолет пристально, нацелившись на левую часть грудины преподобного Яарсиста. А поверх зрачка пистолета широко и донельзя приятно улыбался Серый. От этой улыбки сразу захотелось в туалет, да ноги напрочь приросли к полу, просто не двигались, не слушаясь хозяина:

- Здорово, преподобный! Сядь ка на пол!

Яарсист не замедлил подчиниться, уж очень все было убедительно. А Серый легонько приласкал его шуйцей, десница была занята пистолетом, сразу за ухом. Сознание ушло из глаз Яарвиста, как выключается, бывает, телевизор. Серый быстро обыскал преподобного, кинув на стол эстонскую паспортину с российской визой чин-чином. Пускают сюда всякую сволочь, а потом спрашивают друг друга, что делать и как быть? Обнаружились в карманах всякие мелочи, в том числе и мелкие деньги, нашелся и лопатник, набитый евро и с пластиковой карточкой «мастер-кард». И долгожданный ключ от сейфа. Он выделялся немного особенной формой и тонкой работой. На пузе у преподобного был пояс, в карманах которого также оказались евро, тысяч под сорок и пистолет 25 калибра, считай, дамский. Переложив все это добро на стол, пригодится еще, Серый, добыв из брюк преподобного ремень, употребил его тому тоже на руки. Рот преподобному он закупорил куском его собственного форменного балахона, употребив для этого добрый кусок с четверть от всего балахона. Потом оттащил Яарвиста к Якобу и втиснув, посадил рядом с ним, опирая спиной на стенку:

- Ничего, ребятки, посидите здесь, подумайте о бренности жизни, а там, глядишь, кто и найдет, может быть.

Сам же направился к сейфу. Тот открылся легко и непринужденно. С красивой мелодийкой и безо всякого скрипа. Нижнее, большее отделение было набито евро и долларами в пачках с банковской упаковкой. На верхней полочке лежали какие-то документы. Бегло их просмотрев Серый себе уяснил, что эти ребята принадлежат, скорее всего к какой-то спецслужбе. Поскольку сейчас с ними, казалось, никто не работал, они разгуливали по всему СНГ как хотели, шатаясь тут под любыми личинами. Потом Серый выгреб деньги из сейфа. Их оказалось немало, больше миллиона евро и примерно вполовину от того долларов. Пакеты были набиты российскими деньгами. Найдя тут же неподалеку огромную сумку из синтетической ткани, Серый выложил ее днище иностранной валютой, уложив поверх ее пластиковые мешки с российской, подумав при этом, а жить просто приворовывая у такой швали, можно бы и припеваючи. Документы проповедника он оставил на столе. Напоследок наведался в закуток, к подопечным. Найденной в углу веревкой связал им обоим ноги и, окончательно лишая их возможности убежать ножом одним махом взрезал брюки каждого, вместе с трусами от пояса и до колена. Только встанешь – упадут. Тепло попрощался с подопечными и, захватив мобилу преподобного, вышел из ДК, так же как и вошел, заботливо протирая все места, где мог оставить свои отпечатки пальцев. Оно вроде и не к чему, а пусть будет. Выйдя на улицу, прошел к берегу озера и оттуда позвонил в милицию, прося у тех номер дежурного питерского управления ФСБ. Покочевряжившись, менты управление дали. Дежурному он, назвав адрес где находится ДК, сообщил, что там в таком-то кабинете, запертом, со специально заклиненным замком, сидят два связанных субчика, какие могли бы вполне заинтересовать ФСБ. На закономерный вопрос, кто сообщает, Серый внятно ответил:

- Патриот, но не бессребреник. Денежки их я забрал себе на бедность. А документы оставил вам, служивые. Мне показалось – ваши клиенты. А вы бы поспешали, иначе их найдут технические работники и сдадут ментам. Те, конечно все равно выйдут на вас, только позже. А мне все ж так сдается, что это ваша клиентура. Чисто ваша. Бывайте, братаны эфэсбэшники!

И размахнувшись, выбросил мобилу далеко-далеко в озеро. А сам, развернувшись погреб к электричке. На перроне Зеленогорска было пустынно, только какой-то алкаш мостился задрыхнуть на скамейке. Электричка подошла, заставив слегка понервничать, долго ему тут рассиживаться было некогда. До Репино, Серый доехал махом. Сразу выходя с перрона и направляясь в поселок, он переходил приморское шоссе. А по нему из Питера в Зеленогорск, или дальше куда, пронеслась маленькая кавалькада, две волги с явно не газовскими моторами, а меж ними микроавтобус, битком набитый спецназом. Скорее всего по его звонку реакция. Вовремя он сделал ноги, однако. Дома у сестры в Репино, он еще раз с ней поговорил, успокоив, что Костик, по его мнению, скоро, наверное, успокоится, и едва уговорил ее взять тысяч 30 евро и столько же долларов. Не привыкла баба жить не на свои и все тут. Но, уговорил. Взяла. Может, все же, станет людям жить полегче. Хоть бы чуточку. Пожив пару дней у них, еще несколько раз переговорив и с Костиком и с Зоей, Серый стал свидетелем Костиного возвращения из Зеленогорска на следующий же день, где их всех допрашивало ФСБ, задавая не слишком приятные вопросы. Оказалось, что многие пришедшие в сети «преподобного проповедника» потеряли изрядные суммы денег. Они выставили счет. Причем ФСБ сообщило им, что поможет затеять процесс с центральным обществом Свидетелей Иеговы. Деньги с теми или иными потерями, наверное, выкрутим. А дальше уже сами себя пасите. Не попадайтесь жуликам в оборот. Самого же проповедника и его охранника, о наличии которого паства зеленогорской ячейки секты «Свидетелей Иеговы» и вовсе не знала, эфэсбэшники вывели из здания клуба железнодорожников еще утром, в наручниках, изможденных, потупившихся и без штанов с трусами. Так преподобному еще что, его срам скрывал балахон, а вот охранник был весь, с полным интересом напоказ. Всех явившихся на очередное камлание их секты сектантов, пригласили в зал. Там разведя по кабинетам, срочно опросили всех без исключения. Костику, например, попался вопрос о том, как приняли дома его сектанство. Когда он ответил, что мать расстроилась, его поле некоторых вопросов, уточняющих производство камланий в секте, отпустили. Иди, мол, парнище, домой, успокаивай мать. И больше в подобную выгребную яму не суйся. Если жаждешь, так лучше из помойного ведра напейся. Все почище будет! А всего лучше, обратись со своими вопросами к православному священнику. Будешь, по крайней мере, знать, что плохого тебе исходно не посоветуют. Помогут, нет ли, великий се вопрос есть, но, главное, не навредят! Когда Костька ушел спать, к Серому приступила с расспросами Зоя:

- А скажи мне братуха, откуда те деньги? Не сектантские ли?

- Зоя, сестрица, опомнись! Я что, на гоп-стопника смотрюсь?

- У этих взять, Сережа, совсем не гоп-стоп. Доброе дело сделать. Но все же, их деньги, нет?

- Их Зоя, только не спеши возвращать. Бабло чистое. Сама знаешь: украденное у воров – очищается. А насчет того, не придут ли за ними? Не придут, Зоенька, не так взяты, чтобы приходили.

- А себе ты чего-нибудь оставил?

- Оставил, Зоя, не бойся, много оставил!

На следующий день Серый отбыл к себе в Минск. Оказалось, что там уже завершен этап регистрации, набраны первые работники, бывшие инструкторы из девятого управления КГБ. А вот Серого и тех двух ребят, что он присмотрел себе в помощь после короткого организационного периода, ждала настоящая работа. Первое дело их компании, получившей поэтическое название «Рында», совсем не было связано с вопросами физической охраны. Скорее это было дело для частного детективного агентства. Серому еще только предстояло найти и принять на работу парочку парней по специальности РЭБ¹⁰⁰, но времени не было, надо было начинать работать и возвращать трудами полученные авансы.

Минский бизнесмен средней руки Петр давно уже заметил, что дома стали исчезать деньги и ценные вещи. Со своей шестнадцатилетней дочерью от первого брака, он не имел прежде никаких проблем. Ее мать и его жена, оставила их, уехав в Израиль, в конце последних вздохов недоброй памяти горбачевской перестройки, спешно выйдя для этого замуж за первого подвернувшегося еврея. Дочь ей только мешала, и она была бы счастлива прежде, узнав, что ту хочет оставить у себя отец. Но к ее несчастью, избранный ею носителем ее мощей, во взлелеянное зарубежье, еврей, оказался чадолюбив и попытался отсудить дочь. Ничего не вышло, они остались вдвоем. Отец добился вполне серьезного благополучия в доме и об оставившей их кукушке-матери ни он, ни дочка Лида, не вспоминали. Как будто ее и не было. Шло время, девочка подрастала, а и отец, будучи нестарым сорокалетним мужчиной, нашел себе пару и женился. Мачеха с падчерицей, как ни странно, нашли общий язык, хотя мачехе было едва 27, а падчерице 16. Как же странно было для Петра вдруг осознать, что дома у него не все в порядке. Все деньги, что он давал дочери, исчезали бесследно, а девушка себе ничего так и не покупала. Более того, она стала продавать некоторые драгоценные безделушки, подарки отца. А позже и попросила несколько раз у отца полнее изрядные суммы. Разговорившись однажды с мачехой на эту тему, Петр узнал, что и у той пропали кое-какие дорогие безделушки с золотом и каменюками, а Лида, кроме всего, просила у нее денег. Какие могли возникнуть подозрения, при том, что по всему было видно, девочка наркотиками не балуется. Значит, или плохая компания, или негодное увлечение. И то, и то, требовало немедленного разъяснения и принятия мер. Будучи приглашен на юбилей Аленки к Николаю Николаевичу, с кем Петр издавна вел общие дела, он познакомился с Рудневым и Серым, запомнив, что мужики начинали новое дело по безопасности физических лиц. Покопавшись в своих анналах, и найдя, как-то, визитку «Рынды», он созвонился с Серым. И вот уже сжато выкладывал ему историю своей жизни:

- Скажите, Петр, а у вас есть полная уверенность, что Лида не балуется наркотиками?

- Абсолютная! Не раз проверял!

- Дискотеки?

- Примерно раз, много – два, в неделю!

- Злосчастный роман?

- Может быть!

- Она знает, что вы обращаетесь к нам?

- Нет, даже и не догадывается.

- Вы так и хотите оставить ваше обращение к нам в тайне?

- Да, мне очень хотелось бы вас об этом попросить.

- Хорошо, тогда покажите вашу дочь, завтра, например. Предупреждаю вас Петр, мы не предсказатели. Нам придется за ней следить, документировать каждый ее шаг, прежде чем дать вам ответ на интересующие вас вопросы. Прежде всего, куда девушка девает столько денег? Как можно этот процесс остановить? Я правильно понял ваше дело?

- Да, Серый, совершенно точно!

- Что же, Петр, завтра же мы и начнем!

Уже назавтра Петр указал Серому свою дочь на выходе ее из школы и Лиду взяли под плотную опеку.

Четвертый день Серый и трое его ребят водили Лиду по пятам. Уже в первый же день, Серый сумел зацепить девушке в кофточку жучка, из наиболее чувствительных. Позднее, Лыба, один из его парней, добавил к этому первому жучку, второго жучка в туфельку, для страховки. Сейчас они имели прекрасную возможность отслушивать все разговоры девушки в режиме реального времени. Правда, покамест, ничего интересного в них не было, оттого Серый, сев в машину, уже третью на этом задании, нельзя было примелькаться, почти не обращал внимание на автоматически включившийся на запись магнитофон. Быстро глянув через лобовое стекло на Лиду, Серый увидел, что девушка звонит по трубе:

Жучок старательно снимал длинные гудки, девушка неплотно держала мобильник всегда, и они имели возможность слышать обе стороны. Лиде ответил хрипловатый, по-видимому, со сна, мужской голос, молодого еще мужичонки:

- Алео-о?

- Артур? Ты сегодня вечером свободен?

- А ты чё? Бабло достала?

- Немного, Артур!

- Немного, немного…

Пробурчал голос в трубе. Чувствовалось, что говорит с девчонкой гаденький мужичонко лет около 25 – 30, привыкший ею повелевать. Попалась дура, называется, так терпи. Такова философия этой породы самцов.

- Папашка у ней лавэ только что шуфлем не гребет, а она мне по-немножку носит, как не родному. Не стыдно?

- Артурчик, ну ты сам подумай, как мне у папы деньги просить?

- Ей просить стыдно! А мне как без денег быть, а?

- Артурчи-и-ик…

Жалко проныла девушка. И Серый подумал, что ж там за чмо такое? Заморочил девчонке голову, а теперь изгаляется, ублюдок! Надо, надо с ним повидаться. Впрочем, наверное, скоро увидимся. Деньги ведь ублюдку нужны, приде-ет, никуда не денется:

- Артурчик, приходи сегодня на наше место!

- Ладно.

Лениво отозвалась труба:

- Часов около семи буду.

Девушка, а за ней и Серый пришла на место встречи, которое оказалось напротив бывшего ИФК¹⁰¹, на скамейке, точно вовремя. Надо ли говорить, что неизвестный пока Артур опоздал. Серый опознал Артура еще задолго до того, как он подошел к Лиде. По типажу опознал. Этакий дамский угодник-сердцеед. Альфонс-самоучка. Одет с иголочки, личико смазливое только что не припудрено, а на нем застыло этакое презрение. Мол, все вы тут , пфе, придурки, только я – человек. Такие легко втираются в доверие дамочкам, становятся их мечтой и сонным бредом. А эти дурочки полагают, ах, вот он, тот белый принц о ком я мечтала в далеком детстве. Хватаются за его штаны, и держаться за них зажмурившись, прощая все и принося любые жертвы. Они, глупые не понимают, что для этих самцов их жертвы, питательная седа, то, ради чего они и заворачивали эту интрижку. А альфонс, выжимая очередную свою жертву, уже присматривается к новой.

Что ж, посмотрим. И Серый вызвав к Лиде Лыбу для продолжения наблюдения сам поехал проводить Артура, установил, где тот живет. В тот же день, пользуясь старыми связями Семена Васильевича, они уже знали об Артурчике достаточно и Серый с Лыбой, выяснив, что Артур развлекается с Лидой в очной дискотеке, передали их еще одному напарнику, Шмелю, а сами забрались в квартиру Артурчика, поразившись ее пустоте. Стандартная двухкомнатная квартира, где почти не было мебели, только местоимение¹⁰² в спальне. Странно, у парня такая работа, а в доме совершенно нет ценных вещей. С альфонсами так не бывает. В чем дело. На этот вопрос ответил заход в ванную. Там имелся малый джентльменский набор наркомана, баян¹⁰³, посуда для разведения героина, жгут. Теперь стало ясно, где все деньги вытянутые Артуром из бабья и где все домашние вещи. А им еще дали прослушать и фрагмент разговора Артура с Лидой, записанный на магнитофон, когда тот на дискотеке куда-то отошел, а потом снова появился.

- Ай, Артурчик, опять ты эти несносные наркотики таскаешь!

- Тихо, дура, какие наркотики?

- Ты думаешь, я слепая, да? Я же вижу, как у тебя глаза блестят. Ты же мне обещал бросить!

- Я брошу, Лида, только это сразу вот так не делается. Это надо постепенно, под наблюдением врача. А это стоит невероятно дорого!

- Я попрошу папу, на доброе дело он денег не пожалеет!

- Ага, не пожалеет! То-то он раньше тебе денег давал!

- А не давал, потому что я не могла объяснить ему зачем мне нужны такие деньги!

- Он и сейчас не даст!

- Наличные не даст, конечно! Но лечение по безналу оплатит. Не сможет папа мне в этом отказать!

- Ага, по безналу! А это мне надо? Я что, нищий? Выпрашивать деньги на лечение по безналу!

- Ну, Артурчик, тебе наличными сколько не дай, ты на них на все наркотики купишь! Правда, ведь?

- Правда, неправда! Что захочу, то и куплю!

- Артурчик, давай ты ляжешь в диспансер, папа его оплатит, ты вылечишься, и мы снова будем любить друг друга!

- Да иди ты на …, кукла глупая! Зачем мне в больницу? Я здоров! Ты бы лучше подумала, где побольше башлей срубить! Поняла?!

- Артур, как тебе не стыдно? Я и так уже дома даже воровать начала. Колье мачехи унесла в скупку!

- Ничего с твоей мачехой не стало! Твой папашка ей еще купит! Иди лучше и принеси еще капусты! Давай, давай, иди!

И мужичонка стал выталкивать девушку с лавочки. Она заплакала и, шепча про себя всякие глупости, пошла прочь. Серый по трубе вызвал сменщиков, приказав им взять девушку и Артура, а сам поехал к ее отцу, где продемонстрировал тому всю запись разговора, посвятил в результаты обыска. Петр, конечно, встревожился:

- Ну и что, вы думаете, будет дальше?

- Возможны три направления развития ситуации: первый – Лида продолжит воровать из дому по мелочи; второй – Артур с ее помощью организует кражу сам, проникнув в дом, или в офис и третий – мне кажется, в его характере стать сутенером Лиды, подсовывая ее кому не попадя за деньги на дозу!

- Это вы серьезно, Серый?

- Абсолютно, Петр!

Их отвлек звонок по трубе. Звонил товарищ Серого, Шмель, тот, что следил за Артуром:

- Шеф, Артуру мне удалось воткнуть жучка в пиджак. Тот встретился с каким-то мужиком и предложил ему свежую и красивую девушку, которая, скорее всего, станет сопротивляться. Они договорились, что он привезет девушку к тому на дачу, в районе Зеленого. А потом позвонил Лиде, извинился перед ней и предложил ей съездить за город, на дачу к своему приятелю. Та с радостью согласилась!

- Так, Шмель, не выпускай ублюдка из поля зрения, сориентируешь меня, где та дача, понял?

- Есть, шеф!

А Серый, немедленно связался с другим свои ассистентом Шмелем, следившим за Лидой:

- Шмель, не выпускай девчонку из виду. Она, скорее всего, пойдет на вокзал, и сядет на электричку. Если да, дуй сразу в Зеленое, и поджидай ее там на станции. Возможно, ее прихватит Артур. Тогда к тебе присоединиться Лыба, понял? Действия у вас те же.

И повернулся к встревоженном Петру.

- Ну что, Петр, что станем делать, звать ментов, или разберемся сами?

- Сами, Серый, только сами!

- Тогда на машину и в Зеленое. Сейчас сможете?

- Конечно, какие вопросы!

Через полчаса они, сидели в машине у поворота в дачный массив, установив, что Лыба и Домовой уже на станции, дожидаются Лиду и Артура, севших на электричку. Ждать пришло недолго и вскоре они уже видели, как девушка, вместе с Артуром, прошли к дачам и вошли в одну из них, впущенные туда хозяином. Оба жучка, и тот, что на Лиде, и тот, что на Артуре были в доме, и они получали звуковой ряд из двух источников. Вначале все было тихо-пристойно, потом начались гнусные намеки с недомолвками. Потом уже завязалась нешуточная борьба, девчонка стала звать на помощь и Петр начал пороть горячку:

- Все мужики, вперед, надо их брать гадов! Они же изнасилуют девочку!

Что до Серого, так он полагал, что в воспитательных целях надо бы еще с пяток минут подождать, когда вся гнусность намерений прежде всего Артурчика, окажутся очевидным даже его влюбленной в подлеца дурочке-дочке. Но, возражать он не стал, а просто приказал всем своим поторопиться. Из трех машин они рванулись к калитке и через забор, почти одновременно оказавшись у дверей дачи. Оставив Шмеля снаружи, Серый приказал Лыбе, самому крупному из них, ломать дверь и тот вынес ее одним молодецким ударом ноги. Да и чего было ожидать еще от хлипкой дачной двери. Они втроем вломились в комнату, обитую вагонкой с минимальным набором мебели. Артур с его клиентом уже практически раздели извивающуюся и кричащую от ужаса Лиду, нисколько не ожидавшую столь чудовищного предательства от своего «друга». Серый с удовольствием выхватил из образованной ими кучи-малы Артура и с особым наслаждением припечатал того всей спиной о стенку, всадив свой кулак в его смазливую физиономию, а позже, подумав, крест накрест перекрестив ему лицо плотно сведенными костяшками пальцев. Кожа и плоть лица мерзавца, под ними, раздавалась в стороны и можно точно сказать, что с сегодняшнего дня Артуру уже не заманивать своим смазливым хрюльником неосторожное бабье. Просто потому, что этот, действительно некогда смазливый хрюльник перечеркнул рваный окровавленный крест. Он, конечно, заживет, со временем. Но уродливые рубцы останутся. Нокаутировав вторым ударом поганца, Серый придержал разъяренного отца, который педантично и безжалостно избивал неудавшегося первого клиента его дочери-проститутки:

- Погодите, Петр, убить этого засранца вам и после никто мешать не станет. Давайте лучше послушаем сейчас, что он нам споет, а?

Петр отпустил мерзавца, немного успокаиваясь и пытаясь укрыть раздетую Лиду своим пиджаком. Серый же придвинулся к клиенту:

- Ты кто, ублюдок?

Тот, дернувшись, наградил Серого возмущенным взглядом и молчал. Серый, как ни в чем не бывало продолжил:

- Ладно, чмо, держи мазу, а я, пожалуй, отдам тебя бате девчонки. Его гнев мне понятен и я полагаю, что он справедлив!

После этой сентенции тот аж взвился:

- Справедлив!? Да мне, Артурчик все уши прожужжал, что есть у него девчонка, желающая попробовать стать проституткой, но пока опасается. Хочет очень попробовать. Молодая, мол. Триста долларов с меня слупил, не пожалеешь, мол! А девчонка по фотографии была вполне ничего, я и согласился, хоть и дорого. А тут такая дикая коза оказалась…

И он принялся растирать свою исцарапанную рожу. Серый же заметил главное, что его интересовала, Лида, выйдя из ступора, все больше прислушивалась к их диалогу.

- Что вы потом собирались делать с девчонкой?

Тот снова отвернулся и Серому пришлось повысить голос:

- Ну!?

- Понимаете, мне нравится извращенный секс, люблю садистские штучки. Приковали бы ее здесь на даче, попотчевали кнутом, заставили бы принарядиться в латекс. Ну, там, возможно, пирсинг, связывания, то есть бандаж…

Видя, что у извращенца скоро слюни потекут от вожделения, Серый поспешил выяснить пока еще неведомое им:

- Артурчик должен был участвовать в ваших играх?

- А как же! Он себе это право в первую очередь оговорил!

- Ну что, дура набитая, ясно тебе зачем ты своему Артурчику нужна? Чтобы деньги у отца таскать и быть его сексуальной рабыней, да еще и мазохисткой! Поняла?

Та только обиженно всхлипывала подобрав под себя ноги и уткнувшись в отцовский пиджак, не прикрывавшей ее всю. Серый вырвал из под допрашиваемого сладострастника покрывало:

- Держи, несостоявшаяся мазоналожница, иди в соседнюю комнату и драпируйся там по-скорому!

Когда девчонка, всхлипывая вышла, отсвечивая голым задом, плохо прикрываемым отцовским пиджаком, Серый спросил Петра:

- Ладно, Петр, что с этими делать станем?

Артур пока еще только постанывал на полу в отключке а бизнесмен отреангировал, вскинулся:

- Как это что делать?

- А вот так, дорогой! Я полагаю, у нас два выхода. Первый – убить вас прямо здесь и сжечь, вместе с дачей! Второе вызвать сюда милицию. Лида, насколько я помню, несовершеннолетняя, так?

Петр незамедлительно кивнул, пробормотав едва слышно:

- Семнадцатый годок девочке…

- Ну вот, малоуважаемый! Червонец вам уже гарантирован, а скорее всего и поболе будет. Сам понимаешь, групповуха, да над несовершеннолетней. По полной программе пойдет разбор, а свидетелей то, свидетелей, аж трое, да плюс отец девчонки. Хватит, дорогой, поверь моему опыту, хватит. И если у тебя нет постоянного адвоката, защищать вас придется дежурному. Поскольку никто за такую дохлую защиту своей волей не возьмется, понимаешь? Ну а на зоне, на зоне самая кислая жизнь для вас и наступит. Десять годков режима, что общего, что строгого, это еще что. Поверь мне, я чалился на примерно такой срок знаю. Это не самое страшное. Самое страшное то, что с вами сделают воры. Знаешь что? Нет?

Напуганный извращенец только помотал головой, причем, казалось, его уши хлопают по щекам.

- Опустят вас, миленький, пол поменяют! Тебя как зовут?

- С-саша, Александр…

- Во, классно, даже имя менять не придется, Шуркой кликать станут, а уж очко развальцуют, будь-будь! И пойдешь ты, милый по рукам. Заниматься вожделенным садомазохизмом. Только не в качестве Господина, нет. Станешь ты, смила-ай, рабыней-мазохисткой! Понял? И твой Артурчик с тобой на пару! Так что Петр, думаю, нам с тобой и рук марать незачем, так ему получше будет, а?

Петр непонимающе крутил башкой, переводя свой взгляд с извращенца Александра на Серого, еще не понимая, что ему делать. А бизнесмен, почувствовав его неготовность попытался проработать путь отхода:

- А-а, может…

- Что может?

- Может можно компенсацию?...

- Ты понимаешь, дурак, что говоришь? Какую компенсацию? Что у тебя, козла, там есть?

- Я, конечно, не банкир, какой, но тысяч 100 – 1500 евро, как-нибудь наберу.

- Двести! И в ближайшие сроки! Иначе, извини, лагерь твой! Сейчас напишешь расписку, а на обратном пути мы заедем к нотариусу, Петр, у тебя есть нотариус.

- Да!

Хрипло каркнул Петр, еще не решивший, убить ему мерзавца, или взять деньги. Он попросил выйти Серого с ним на минутку, расписку извращенец напишет и под присмотром Лыбы:

- Серый, это что ж получается, я позором своей дочки торгую?

- Нет Петя, не позором, ее же изнасиловать не успли, строго говоря, судейскими терминами было лишь намерение, а за него более 3 – 4 лет не дадут, да и те вряд ли, адвокаты отвертят. Хотите его убить? Не возражаю, ваше право, но, только, Петя, своими руками, на меня не рассчитывайте! Мне мокрое дело не нужно! Избить его на моченое яблоко? Эт-т пожалуйста, хоть сейчас! Только, я вижу, твоя злость уже прошла. Наставил синяков за поползновение на глупую девку и ладно! Теперь самое правильное, мне кажется, хорошенько этого Шурика протрясти на капусту, понимаешь. А для твоей дуры-девки наука уже состоялась! Понимаешь?

- Пожалуй! А Артурчик?

- Этого сейчас в охотку попинаем ногами, сломаем нос, уши, ребра там. В общем, что найдем, то и сломаем, а потом заставим убраться из Минска в недельный срок!

- А моя девочка?

- С ней сложнее, Петр! Надо будет и вам и мачехе с ней не раз говорить объясняя. Ходить к психиатрам, лечить, короче! Я что? Мое дело считай, уже сделано! Порок наказан! Наказан?

- Д-да, наказан!

- Ну, вот! А уж лечите девчонку и на дальнейшую жизнь ее наставляйте сами! Вы же отец! Или я?

Петр отрицательно помотал головой, наверное, в том смысле, что это он отец девушки.

- Ну, вот и работайте, делайте свое дело, а я свое сделал! Кстати, на половину суммы, выбитой их этого Шурика, наша фирма не претендует, только на треть! Имейте это ввиду!

...Серый поднялся на чердак к Лыбе сегодня, поскольку именно сегодня, как они ждали супостат объявит себя и подставиться под их наблюдение. Чердаки противоположного дома они выпасали третий день, поскольку это было единственное реальное место, откуда способно было произвести необходимые наблюдения. В принципе, их сегодняшний клиент не настаивал на серьезной контрборьбе со своим неизвестным супостатом, поскольку в нее попросту не верил, считая все это досужими россказнями набивающей себе цену охранной фирмы «Рында». Клиент просил их об одном, чтобы рядом с их образцами, оставляемыми на выставке, обязательно кто-нибудь находился. Требование было вполне законным и фирма на это непременно шла, однако Серый с Васильевичем, посовещавшись, решили сделать все же по своему. Уж больно удобным местом для кражи этих суперважных образцов была эта выставка. Но и на ней была охрана и, надо отметить, весьма профессиональная и плотная. Обойти ее и Серому и их спецам по охране, показалось делом совсем даже непростым. Посадить рядом с образцами живого человека, тем самым отпугнув вора, говоря ему, мы бдим, бойся, это, конечно выход, но на время. Проблема ведь не исчезнет. И подобно беременности, не рассосется. Когда-нибудь этот недобросовестный, но пока совершенно неведомый конкурент, повторит попытку, выбрав для этого самый неудобный момент и, как знать, может быть эта новая попытка внезапно окажется удачной, а? Нет, господа, врага лучше всегда знать в лицо, тогда, как правило, понятно чего от него ждать? А вот так, просто, отпугнем сегодня, может, завтра, а, может, и послезавтра… Это несерьезно, позиция временщиков, но не хозяев. Денег на настоящую охрану жалко? Это, как раз, понятно. А потери в случае утраты образца просчитаны? На этот вопрос менеджеры клиента просто в ужасе закатывают глаза. Утрата образцов для них, оказывается, смертельна, как для фирмы. Они просто немедленно станут банкротами. поэтому рискуют. Вот Серому с Васильевичем и приходится, скрепя сердце, гнать контрразведывательную работу за счет «Рынды», полагая в случае удач выставить счет. Но не слишком рассчитывая на его обязательную оплату. Бедным, словно их собственные подопытные крысы ученым, просто нечем платить, вот они и рассчитывают продержаться весь выставочный цикл, а потом, сделав себе доброе имя, назаключать договоров на поставку своих материалов, за которыми действительно, и Серый это видел, скорее всего, начнет выстраиваться очередь. Тогда у них появятся и деньги на охрану и на все прелести жизни для своих специалистов. Ну, а пока, пока им просто нечем оплатить даже дополнительные услуги по охране своих собственных ценностей. Ну, хорошо. Это выставка для них домашняя, здесь их территория, они здесь сильны и у себя. А что будет, на выставке в Японии например, или в Гонконге? В Австралии? И в США? А ведь они ожидаются! Там-то территория чужая, поэтому приводить врага в чувство следует здесь и сейчас. Там их силы удесятерятся, а наши соответственно, уменьшаться. На что рассчитывает директор НИИ? Наверное, на халяву! Впрочем, именно директора им тоже было жаль. Один из немногих честных мужиков, он делал все, что мог для своего детища, и даже больше, чем мог. Поэтому Серый и Васильевич и решили пойти на риск. Их, по крайней мере, поддерживает Никола Николаевич, со своей сверхмощной структурой. К тому же последние задания на охрану они отработали успешно, создав пусть и не очень значительный, но запас оборотных средств. По крайней мере, они смогут дождаться, пока ученые не развернуться и не смогут погасить свой долг. Но по всем их расчетам, подходы к образцам супостат выявлять станет именно в эти три дня, которые пошли вчера с полудня и именно здесь, с тем, чтобы на чужой для «Рынды» и НИИ территории действовать уже наверняка. А оснастить своими наблюдателями они могут только чердаки и слуховые окна напротив. Только с них видны полностью окрестности стенда НИИ, Серый проверял, и был уверен, что проверял и их соперник. И вот сейчас он должен прислать наблюдателей, чтобы определиться с системой аппаратурного охранения образцов. Сделать это можно только пока образцы выставлены и никак не возможно, когда эта система включена. Так что никак не иначе, как сейчас, или в такое же время завтра, или послезавтра. Но чтобы точно не проморгать наблюдателей, под контролем те чердаки следует держать все время, тогда есть шанс его прихватить во время установки его записывающей аппаратуры. А прихватив, довести до их Центра и узнать, наконец, кто ж это такой шустрый, кому не хочется работать головой, а просто картит украсть результаты чужого труда? Вот и притащил Серый беляш и два пончика с повидлом и пакет молока Лыбе, зная, что он сегодня был без обеда. А на то время, пока Лыба станет чавкать, Серый решил персонально подменить его, как наблюдатель. Занюхав издали беляш и пирожки, Лыба заурчал от вожделения. Серый ваыложив все на стол подошел и сел рядом с ним, стараясь поюбыстрее присмотреться к наблюдаемой панораме и иногда терроризируя Лыбу вопросами типа «А это что там?», «Что, голуби оттуда часто вылетают?» или «А вот то окно надежно заколочено, проверяли?»

Конечно, можно было просто посадить на тот чердак парочку своих людей, просто чтобы воспрепятствовать возможному наблюдателю, сделать его грязное дело. Слов нет, можно. И сегодня, опять же, это бы помогло. Но опасаться пришлось бы и завтра и через месяц и через полгода, до самого конца сезона выставок. Они с Рудневым полагали за лучшее рискнуть пропустить удачное наблюдение с реальными шансами установить возможного противника. Шансы были 50 на 50, а на такие шансы, по их мнению, следовало ловить. Ведь там за границей их никто не пустит к стенду фирмы на ночь, все возьмет под контроль местная секьюрити, оно и понятно, иначе все захотят установить свое дежурство у своих образцов. Свои проблемы надо решать дома, здесь и стены помогают.

Ну все, кажется присмотрелся, все расспросил. Серый толкнул Лыбу в бок, иди, мол, шамай. Тот умелся на обед, а Серый принялся всматриваться в «свои» четыре открытых чердачных слуховых окна и одно закрытое. Что это там? Ах да, Лыба пояснял, тряпочка на ветру колеблется, понятно. После почти получаса напрасного наблюдения, Лыба вернулся на место, покурив и пообедав. Снова наблюдают месте, пусть парень присмотриться:

- А что там в забитом окне?

Серому показалось, что там что-то неуловимо поменялось. Лыба тут же протянул ему бинокль. Солнце светит сбоку, они наблюдают из темноты, прикрываясь жестяным наростом слухового окна, блеска окуляров не будет. Просветленная оптика бинокля сильно приблизив то забитое слуховое оконце, позволила рассмотреть то, что в одной из досок исчез сучок, диаметром сантиметра в два, не более. Но там явно что-то очень медленно и осторожно шевелилось. Что? Серый напрягся, рассматривая, шепнул Лыбе:

- От моего имени прикажи Шмелю, зацепить наблюдением крайний подъезд!

А сам быстро отскочив вглубь чердака натянул комбинезон рабочего жилкоммунхоза, приклеил аккуратные усы, натянул строительный подшлемник, прихватил набор инструментов и бегом спустился с лестницы дома. Теперь следовало наблюдателя спугнуть, не показав тому, что он засечен. Серый быстро скользнув в тени здания к противоположному дому, взбежал по лестнице на пятый, последний, этаж. Дальше только чердак. Начиналось самое интересное, но и тонкое же тоже! Насвистывая Серый подошел к двери и стал, громко стуча молотком выбивать старый пробой. И тут зазвонил его мобильный телефон. Это по договоренности звонил Лыба:

- Да, слушаю!

- Тебе новое задание, Михеич!

Орала трубка голосом Лыбы. Перед уходом Серый объяснил ему, что тот должен отыграть роль начальника ЖЭСа, требующего его приступить к другой работе, появилось другое задание. Этажом ниже, в этом же доме. Звонок подоспел вовремя, Серый слышал, что затаившийся на чердаке соглядатай подошел непосредственно к двери, рассчитывая, наверное прорваться силой, если столяр окажется слишком упрям, но слыша весь разговор, а Лыбе было сказано орать погромче, в то время как динамик Серый держал далеко от уха, тот решил подождать еще малек. Серому же важно было согнать его с насеста побыстрее и точно указать Шмелю, для последующего сопровождения и попытки всадить жучка. Но торговаться по трубе следовало отчаянно:

- Что за херня, прости Господи, етить! То иди, Михеич, меняй, етить, замок на чердаке в 17-ом доме, с выставки, етить, проверять придут! Пришел, етить, меняю, дуй назад, давай! Что, етить? Замок стал никому не нужен?

- Так я ж тебя, Михеич, едрен корень, не на другой конец города посылаю! В том же доме, где ты сейчас, надо гражданке с четвертого этажа, в квартире 52 дверь уплотнить с утеплителем…

- И что ей, суке, етить, не в терпеж, что ли?

- А вот и не в терпеж, едрен корень, Михеич! Мы ей третий месяц обещаем, а оплату давно уж проели. Грозиться, едрен корень, до управделами канцелярии президента дойти, мол связи у нее. Проверяли, едрен корень, связи действительно наличествуют. Там и делов-то тебе на час всего, едрен корень. Ты уж подойди прям счас, Михеич!

Спустилась с командных нот на откровенно просительные трубка, а Серый, проворчав для острастки:

- Ну и в рот ей потные ноги, с ейными связями, етить! Ладно Арнольдыч, не причитай, пойду прям счас. Только я потом с замками опять стану возиться и придти назад в контору, скорее всего, не сумею, етить.

Тут же оговорил себе очевидную леготу, войдя в роль воображаемого Михеича, Серый. Трубка радостно с этим согласилась:

- Да и хрен бы по нем, Михеич! Иди, дорогой, иди. Эта мышь белая уже всю трубку обсидела. Только ты сразу иди!

- Ладно, етить!

Проревел в трубу серый выключил линию. Поговорили. Теперь он стал аккуртно собираться, бомоча себе под нос, но так, что слышно было на всей площадке:

- Не знают, етить, что первей, что потом. Вечно, етить, только работать начнешь, звонят. Пожар у них. Хватай мешки, вокзал отходит! Гремя железом побросал в ящик разложенные причинендалы и пошел ниже этажом, где в 52 квартире проживала бабуля, согласившаяся за обещание действительно уплотнить с утеплителем ее дверь, подыграть «Рынде» в этом деле. Дверь бабка открыла сразу и Серый немедленно приступил к проверке двери. Буквально через пять минут мимо него прошел прилично одетый господин с кейсом, на подоле серого летнего пиджака которого, явно просматривались следы чердачной пыли. Без лишней торопливости, но и не медля нисколько, господин прошел мимо Серого и не насторожившись, в том же темпе, похромал вниз. Дождавшись пока хлопнет входная дверь подъезда, Серый дал целеуказание Шмелю, тот сообщил, что объекта он подхватил, ведет. По схеме «ноги + колеса». Намерен в метро вывести на объект Стрекозу, пусть влепит ему жучка. Серый же, бросив инструмент, и попросив к хозяйки разрешение переоделся, устранив усы и старящий его тональный крем. Успокоил хозяйку:

- Не бойтесь, бабушка, наша фирма веников не вяжет, настоящий столяр придет минут через 5 – 7 после моего ухода, и сделает вам все, как и условились.

Но бабку явно больше интересовало другое, она ведь слышала его переговоры по трубе:

- А это вы кого, миленький пасете? Не вор он часом?

- Какой та вор бабушка!? Мы такими мелочами не занимаемся, террорист это! Теракт на выставке готовят, черти! Я пошел бабушка, а за ящиком моим позже придут.

Не так еще богата была их фирма, чтобы разбрасываться реквизитом. И провожаемый мелким бабкиным крестом, каким она крестила «работника органов», Серый спустился во двор, где на детской площадке уже сидел ЖЭКовский столяр Михеич, имя которого он недавно совершенно противозаконно носил, со своим инструментальным ящиком, готовый исполнению своих обязанностей, каковые сегодня принесли ему, как минимум, на бутылку белой дополнительного доходу. Проходя мимо Серый скомандовал:

- Давай Михеич, иди трудись!

Не стоило подставлять реноме фирмы даже по таким мелким мелочам. Обещано было бабке, что уплотнят дверь, значит – уплотнят. И пусть хоть камни с неба валятся, но – уплотнят. Потому как обещано! Связавшись с Лыбой, Серый приказал тому оставлять его пост, зайти к бабке в 52-ю забрать инструмент в ящике и слушая эфир продвигаться поближе к месту предполагаемых действий. Пока без конкретной задачи, но мало ли что! Сам Серый сев на соседней площадке в свой служебный «бумер», ничего особенного, подержанная иномарка, каких на улицах Минска стало сейчас едва ли не больше чем подержанных «Жигулей», правда, мотор у нее был новейший. Вся ходовая часть и рама недавно изведали капитальный ремонт с кое-какими улучшающими переделками. Почти неслышно замурлыкал мотор и машина плавненько взяла с места. Немецкий автопром свое реноме поддерживал. Ожили воки-токи:

- Серый, клиент в метро не пошел. У него в соседнем дворе были колеса с водилой – серебристая «ауди». Но Стрекоза ему жучка успела вставить прямо перед его посадкой в авто, артистка, черт бы ее побрал. Сейчас ведем его двумя машинами на приличном удалении, слушая все его переговоры. Направляется судя по всему к бывшему кинотеатру «Победа». Там, я слышал, многие фирмы сейчас снимают площади под офисы. И вот они торчат в припаркованной невдалеке от той «ауди» машине, слушая переговоры наблюдателя в офисе, в то время как Лыба и, переодевшаяся в претендентки на место секритутки Стрекоза, разыскивают офис, где мог исчезнуть их подопечный. Радиосвязь транслировала вполне интересный профессиональный разговор:

- Ну что, Брахман, заснял?

Вопросил вальяжный, начальственный, скорее всего, голос.

- Заснял, Патрон. Все в лучшем виде.

Царапанье и щелчки вскрываемой аппаратуры, наверное, Брахман доставал и передавал Патрону, кассету с записью.

- Снято во время снятия с охраны после обеда.

Предварил Брахман, поскольку Патрон, похоже вставив кассету в адаптер, сунул ее в видик. Потом Брахман довольно таки грамотно комментировал снятие с охраны образцов, патрон, помалкивая, слушал. Напоследок, он сказал:

- Ладно, Брахман, иди отдыхай. Ты понадобишься намного позже. Но из связи не выходи. В это время из подъезда офисного здания быстро выгребли Лыба и Стрекоза под ручку. Жучок был с микро-маячком и их локатор, скорее всего, должен был его фиксировать. Усевшись в свою машину Лыба и Стрекоза коротко отчитались за свою экскурсию. Искомая фирма зафиксировалась под вывеской ООО «Спецсервис». Явно работает по чьему-то найму. Серый, развернув notebook, произвел быстрый поиск, выяснив, что «Спецсервис» - частная детективная контора с неплохой репутацией. О ней было известно, что она берется за весьма сомнительные, припахивающие прямым криминалом дела, не стесняясь, подчас и прямого воровства. Известно, конечно, неофициально. Официально фирма была сама солидность, имела с полтора десятка филиалов не только в Белоруссии, но и за ее рубежами. Супостат их подопечного НИИ нашел себе серьезного контрагента. Дальнейший компьютерный анализ пришлось отложить, точнее, передать Монитору, еще одному члену команды Серого, гению компьютерного дела и хакерских изысков. Сами они перехватив четырьмя машинами самого Брахмана и указанного Стрекозой Патрона, повели их. Стрекоза и Шмель, работая по Патрону имели задание выяснить, кто таков, где, как и с кем живет. Серый, направляясь в паре с Лыбой, за Брахманом имел намерение просто проследить его. Но выяснилось, что дело-то гораздо сложнее. Брахман все с той же кассетой, направился еще в одну контору, СП¹⁰⁴ «Новая медицина». Похоже, мужик старался в два адреса. Причем этот, второй, казалось Серому, был для них не менее интересен, чем собственно, первый. Ту разговор назревал плотный. Адреса и явки руководства фирмы «Новая медицина» не были чем-то секретным, вроде ньютоновского бинома для булгаковского кота Бегемота. Посему, Серый решил закончить сполна обработку Брахмана. Надо было решать вопрос, брать ли его на экстренное потрошение. Пожалуй, нет. Что мог знать простой исполнитель. Имя заказчика, Патрона ООО «Спецсервис», так его и они сейчас узнают. Имя его второго заказчика тоже явно не станет для них секретом. Проводив Брахмана в его берлогу, Серый решил заняться его корреспондентом в «Новой медицине», дав ему агентурное имя Медик. Параметры Иедика были абсолютно точно и споро установлены Монитором. Он имел прекрасную европейскую привычку жить за городом, в перестроенном под себя небольшом коттеджике, одноэтажном, но с мезонином. Дождавшись вечера, Серый с Лыбой подходили, таясь в тени высокого сплошного забора непосредственно к особняку. предшествующее наблюдение осуществлял Лыба и точно установил, что охранник при руководителе «Новой медицины» Григории Ивановиче Мальке только один. Собаку они зазвали на ночь в дом. Именно это и представлялось Серому и Лыбе главной трудностью, но, по-видимому беспокойный пес надоел хозяину, пребывая в доме, поскольку открылась дверь и мощный датский дог с лаем выскочил наружу, устремившись прямо к тому месту, где таились Серый и Лыба. Псина бесновалась на своей стороне забора из добротной новенькой, еще в смазке, сетки-рабицы, когда вышедший было на крыльцо охранник, решивший, что причиной переполоха был банальный кот, проверять поленился и, развернувшись, пошел в дом. Серый с Лыбой еще с четверть часа терпели художества пса за забором. И только потом, решив, что уже пора, просунули в ячейку сетки ствол пневматического ружья со шприцем усыпляющего состава, и выстрелили. Дог, пару раз взгавкнув, заснул под действием мощного транквилизатора. Похмелье у пса будет суровое, но все же убивать его ни за что ни, про что, не пришлось. Снова зарядив пневматику, ожидался ведь еще и обратный путь, мужики перелезли на ту сторону забора и подобрались вплотную к дому. Лыба, примерившись, залез, цепляясь специальными присосками за кирпич, к черлачному окну. Тихо и аккуратно вынув его пролез в мезонин и сбросил оттуда Серому веревочную лестницу. Радуясь про себя привилегиям начальства, в иной ситуации лезть, скорее всего, пришлось бы ему, Серый легко забрался в мезонин вслед за Лыбой. Включив фонарики, и стараясь передвигаться неслышно, они пробрались к лестнице.

Хозяин коттеджа с охранником сосали пиво и смотрели по телевизору футбол. Решив, что их внимание в должной мере отвлечено этими двумя очень хорошо сочетавшимися мероприятиями, Серый и Лыба, все также тихо соскользнули вниз. Не обнажая стволов, убивать никого не предполагалось, они стояли у дверей, дожидаясь удобного момента для нападения на хозяина и его охранника. А те, разомлев от пива, не чая опасности, развалились в креслах, наблюдая за футболом. Зазвонил телефон, стоящий рядом с хозяином. Тот, умерив слегка звук с пульта, поднял трубку:

- Да, слушаю!

…

- Все он сделал. Кассета у меня. Можем начинать, хоть завтра.

…

- Что? Нет, это надо сделать, причем, побыстрее! Иначе они окончательно ознакомят всех со своим изделием, все в мире будут знать, что это их разработка и за свою ее потом уже не выдашь. Мы, конечно, продадим ее и в таком случае, но платить нам станут меньше, потому как все станут знать, что это ворованное, понимаете?

…

- Да, послезавтра хорошо. Только это последний день! Уже на следующий день они соберут все образцы с выставки, и нам придется ждать следующей экспозиции. Это, конечно не смертельно, но ведет к затяжкам и проволочкам. Да. Хорошо. Да! До свидания.

Положив трубку хозяин вернулся к пиву и футболу. Серый все чего-то ждал, какого-то мановения, знака. И тот состоялся. Они уже минут 15 стояли в своих ОМОНовских масках в полутьме коридора, куда падал только приглушенный свет из комнаты, как в телевизоре внезапно забили гол. И охранник и хозяин радостно заорали, взметнув вверх руки. Серый немедленно рявкнул: «Пошли!» Цели они распределили заранее, Лыба должен был вырубать охранника, а Серый – брать хозяина. Убивать вообще-то никого не предполагалось, мужики были в масках, в каких ходит на операции ОМОН. Оттуда они кстати к ним и перекочевали. Их появление, причем именно в момент торжества было полной неожиданностью для сидящих в доме. Лыба с охранником не мудрствовал лукаво, свалив того из кресла мощным ударом ноги в лицо. И тут же, сев ему на спину, принялся рвать из брюк ремень, которым немедленно скрутил охраннику руки. Задача Серого была тоньше и он порадовал своего только-только привставшего оппонента ударом солнечное сплетение, после чего сшиб его наземь подножкой и, вырвав шнур из телевизора, в темпе связал ему руки. Потом, пока он пристраивал едва продышавшегося хозяина опять в кресло, Лыба сбегал по дому, поискать инструмент, для допроса, и вскоре притащил утюг, паяльник и набор круглогубцев и пассатижей. Хозяин коттеджа к этому времени достаточно пришел в себя, чтобы осознать всю грозность делающихся приготовлений. Холодный пот покрыл всю его обширную лысину и розовое откормленное лицо. Его глаза метались с Серого на Лыбу, и наоборот, а сам он только заискивающе выспрашивал:

- Мужики вам чего? Денег? Так я сейчас, мужики! Только не убивайте, мужики!

Вонять от него стало вполне даже конкретно. Рванув у него на груди домашнюю майку, Серый включил в сеть паяльник и присел рядом с хозяином дома на стул:

- Понимаешь, шершавый, нас твои бабки не слишком интересуют. Мы поклонники чистого искусства. Нам, например, интересно с кем ты только что гавкал по телефону?

Хозяин квартиры потупился, непонятно, как он рассчитывал промолчать. Серый глумливо повертел у него перед глазами нагретым паяльником, так, чтобы кожа лица подопытного могла ощутить накал стали паяльника, несколько ернически вопрошая:

- Ну и куда мы эту роскошь засунем, а?

Бледный, как снег хозяин очень крупно сглотнул, так что даже на его, не слишком худой шее, обозначился и задвигался крупный кадык и он сразу начал заикаться:

- В-вы эт-то с-серьезно?

- Да нет, конечно. Мы то тебе его вставим шутя, а вот ты орать станешь абсолютно серьезно, понимаешь?

Но принявшийся впадать в ступор хозяин, вопарос проигнорировал и Серому пришлось слегка, и очень накоротке, ткнуть его паяльником в щеку, сильно повысив громкость вопроса:

- Понимаешь?

Отшатнувшийся от резкой боли, пришедший в себя хозяин мелко-мелко закивал:

Д-да, д-да!

- Ну так с кем ты там перегавкивался по телефону, козел. Говори, иначе ощутишь этот паяльник теснее и горячее, ясно?

Испуганный «бизнесмен» отшатнувшись, назвал такое имя суверенно белорусской политики, времен подготовки первых президентских выборов, что управу на него можно было найти только у Бога, или у конкурентов. Выяснив у напуганного хозяина еще кое-что, Серый и Лыба сильнее связали его и охранника, испортили телефонную проводку, растоптали все обнаруженные в доме мобилы и средства связи, уничтожив в том числе и компьютер, Интернет, тоже вид связи. Только после этого озаботились уходом. Все же скоро начнет светать, а попадать на глаза кому-нибудь в округе, не входило в их намеренья. Стоило им только высунуться на крыльцо,, как они подверглись атаке дога, уже немного отошедшего от дозы транквилизаторов. Но дог был все ж с похмелья, еще слегка балдой и время прицелиться в себя вторым шприцем дал. Получив дозу, пес успокоился, но забеспокоился Лыба:

- Наркошей не станет?

- Со второго то раза? Нет, вряд ли! Но ломка бедолаге, обеспечена капитальная! Идем к тачке!

И две фигуры, темнее самой ночи прикрыв дверь в дом, исчезли…

Когда, уже к утру, они сошлись со Шмелем, тот доложил, что его объект, похоже, в отличие от их клиента, затеял охоту на образцы самостоятельно, по заказу какой-то британской фирмы. Это в корне меняло дело. Оставалось решить, как поэлегантнее подставить деятелей из «Спецсервиса», тому, кто заказал образцы владельцу и менеджеру «Новой медицины». Ведь тот именно через это СП тоже выходил с предложением о продаже образцов иностранцам. И тоже очень спешил, понимая, что скоро может попросту стать поздно, поскольку этот продукт станет стойко ассоциироваться с именем НИИ. Семен Васильевич Руднев, ознакомленный с результатами работы своей контрразведки, пришел к простецкому выводу, что надо выходить на противников заказчика по президентским выборам. Они ему быстро спроворят необходимый PR. Такие выходы были у Николая Николаевича. Работа с несчастным НИИ становилась намного более перспективной…

Начавшиеся трудовые будни, несли для Серого свой интерес каждодневной новизны, хотя, разумеется, была и рутина. Как без нее? Однако он перестал быть тем Робином Гудом-одиночкой, каким был ранее. Да и фирма их обретя доброе имя на нескольких первых договорах, развернулась и заработала вовсю, занимаясь охраной транспортов из Москвы и Польши, что в те лихие годы, было вполне серьезной проблемой. В будущее Серый взирал вполне уверенно, ожидая от него новой, еще более интересной работы…

 

 

Сентябрь – октябрь 2007 года, Минск.

 

 

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/