Мамины арбузы

Перед самым отъездом в Новую Зеландию я купил в антикварной лавке небольшую шкатулку из волнистой березы, на которой частично сохранилась инкрустация каким-то очень-очень красивым разноцветным перламутром. «А чем инкрустирована шкатулка?» — спросил я у продавцов. Продавцы пожали плечами: «Говорят, какой-то ракушкой. Сами впервые видим». Пожал плечами и мой реставратор — Володя Виноградов.

— Да я тебе дополню утраты розовой ракушкой, ее не проблема найти, или куплю старые перламутровые пуговицы. Кто там будет разглядывать, сольется воедино и дело с концом.

На том и порешили. Володя взялся за реставрацию шкатулки, а я сел в самолет и улетел во Владивосток, где мы с медведем по кличке Остап поднялись по трапу на корабль и поплыли в Новую Зеландию.

Разъезжая с цирком, я однажды зашел в небольшой овощной магазинчик, и первое, что привлекло мое внимание, — это была стоявшая в углу дубовая бочка с мочеными арбузами. Невероятно! Я подошел поближе. Нет, я не ошибся. Они были точь-в-точь такие, какие мама когда-то засаливала в подвале нашего дома. Ох уж непростой это был рецепт. А сколько нюансов он в себе накопил! Ведь арбуз после приготовления должен был оставаться таким же целехоньким, каким его и положили в бочку. Не зря же их везли казаки с бахчи для засола на перинах или подушках.

Сколько же мы своего добра, созданного своими мозгами и руками, разбазарили — подумал я: что-то отдали, что-то бездарно продали, а сколь у нас попросту украли. Даже такой маленький, уникальный рецепт, рожденный на донских просторах, и то оказался где-то на краю земли.

Но вскоре меня снова ждала еще одна неожиданность, и опять в магазине, но уже не в овощном, а в магазине, где продавались сувениры, изготовленные именно из той самой ракушки, которой была инкрустирована моя шкатулка. «Караул!» — чуть не заорал я от восторга. Часы, браслеты, серьги, заколки, зеркала, рамки, пояса — всего не перечесть, и все это было украшено ею — этой красавицей-ракушкой, которую, как я потом узнал, рождала природа только здесь — только в Новой Зеландии!

«Вот что нужно привезти домой, — подумал я, — ракушек!» И вскоре подвернулся случай.

В один из выходных дней нас повезли на побережье океана, любоваться его красотами. Артисты сразу же разбежались любоваться его красотами по кафешкам, а я знал от посольских работников, что остатки ракушек можно найти в песке, идя по берегу океана. Я взял целлофановый пакет и пошел. И как только ни пенились, ни шипели, ни изворачивались волны — мне они были безразличны. Океан, — пошутил я сам с собой, — мне домой не увезти, а вот сырье, пусть даже от ракушек кусочки, я для реставрации и украшения граммофонов увезу.

Я все шел и шел, подстегиваемый азартом поиска ракушек, пока не услышал за спиной чей-то неодобрительный оклик. Я обернулся; в нескольких шагах от меня стоял мужчина крупного телосложения с неприветливым лицом. «Наверное, забрел в запретную зону», — подумал я. Тут же у них вся земля поделена на куски, еще налетишь на неприятность. Я тут же протянул ему мешок. Он подошел, заглянул в него и вдруг улыбнулся. Но я на всякий случай еще вытащил из кармана красивый пригласительный билет в цирк и протянул ему: «Present». «Оу! Moskov, moskov circys!» — обрадовался он. «Moskov circys, bear!» А, голубчик запричитал, узнал. Конечно, меня же здесь с медведем по ТВ раз по десять в день в рекламе показывают.

Он взял у меня пакет и, усмехнувшись, высыпал на землю мои драгоценности и показал, чтобы я шел за ним. Дом, в котором он жил, стоял рядом. «Надо же, — подумал я, — у них за городом и заборы дощатые, как у нас в хуторе, и такая же на дверях деревянная щеколда». Мы вошли во двор, он открыл сарай и вытащил оттуда мешок, доверху наполненный крупными отборными ракушками, громко крикнув: «Thisismypresent!» «Вот это презент», — ахнул я. В магазине здесь одна ракушка стоит ой-ой сколько, а тут полный мешок. В посольстве предупреждали, что у них здесь эти ракушки приравниваются к их национальной валюте.

Он снова взял мешок, положил его в багажник своей машины, и уже минут через сорок мы были в Окланде в цирке. Я поблагодарил его за такой подарок, и мы расстались.

«Куда их спрятать и как увезти домой?» — эта мысль уселась в моей голове на самом видном месте. Но долго она там не просидела, и уже к утру у меня появился готовый план.

Клетки моих трех медведей стояли на специальных пустотелых деревянных рамах, сделанных для удобства погрузки. И если эти пустоты вокруг забить такими же досками и подбить пол, то вовнутрь можно спокойно спрятать и не один такой мешок ракушек. И вскоре такие тайники были готовы. А когда закончились наши гастроли, то пакеты с ракушками уже были мной спрятаны.

На следующий день в цирке началась погрузка. Вскоре и моих медведей ассистент загрузил в машину, и мы с ним поехали в аэропорт. А когда клетки с медведями мы поставили в ряд в грузовом отсеке самолета, мне на душе стало легко.

— Стюра, — спросил я у моей землячки-переводчицы, — а когда улетает самолет?

— Вечером, Володя, в двадцать один ноль-ноль.

«Вот и прекрасно», — подумал я. Из окна нашей гостиницы хорошо видно, как взлетают и садятся самолеты. Особенно это красиво ночью. И никто не знал, сидя у меня в этот вечер за праздничным столиком по случаю окончания наших гастролей, зачем я вышел на балкон и помахал рукой улетающему домой самолету, тихо сказав: «Ну вот, Россиюшка, и я для тебя хоть что-то, но украл!»

Записал по памяти через девятнадцать лет

15 ноября 2009 года