БесЦенный дар

 

Часть 1. Судьба-индейка

 

Пролог

 

В дырку над поляной вылезла луна, повисла серебряным фонарём. Девушка, что сидела, привалившись к большому угловатому камню, открыла глаза. Она заснула на поляне, и нагретый за день валун уже отдал всё своё тепло. Девушка встала, опираясь на камень, и огляделась.

Поляна, освещённая луной, казалась кадром из очень старого фильма. Чёрно-белым, светящимся на контурах и неестественно резким. Контур поляны, удивительно правильный, повторял круг, выложенный из плоских камней. Камни слабо светились под луной. Девушка стояла у валуна, выделявшегося, как главный бриллиант в колье. Она поглядела на свою ладонь, и увидела её контур, очерченный слабым серебряным светом. Девушка отняла руку от валуна. Ладонь продолжала светиться. Всё ясно. Она ещё спит. Надо проснуться, встать и найти подходящее дерево. А не то угодишь волкам на корм.

Она ущипнула себя за руку. Пальцы покалывало, они плохо гнулись, а кожа на руке словно потеряла чувствительность. Девушка с усилием ущипнула себя за ногу. Ну, давай же. Просыпайся.

Девушка открыла глаза. Её щека лежала на камне, и холодный бок огромного валуна отливал серебром в свете полной луны. Она встала. Поляна сияла, как начищенный пятак. Жемчужным колье светились плоские валуны с одним большим камнем, венчавшим это диковинное украшение.

— А вот и ты, — прошелестел нежный голос, и она подняла глаза. Снаружи круга из сияющих под лунным светом камней шла женщина.

Она тихо прошла между плоскими валунами, прошелестев длинным, до пят подолом белого платья. Вышла на середину и повернулась к девушке. Приподняла уголки пухлых губ. На бледных щеках показались ямочки. Молодое, красивое лицо, знакомое и незнакомое одновременно, почти скрывала масса вьющихся светлых локонов. Они окружали его серебристым ореолом и падали на плечи, разбегаясь отдельными прядками.

Женщина подняла руку, развернула ладонь в приглашающем жесте, глядя сквозь девушку.

— Иди ко мне, — сказала она, и та попятилась, с размаху сев на ближайший валун.

Она не почувствовала боли. Ноги будто онемели, и девушка только сидела и смотрела, как женщина посредине каменного круга с улыбкой протягивает руку.

— Иди ко мне, — повторила светловолосая красавица. Лицо её осветила улыбка, женщина смотрела куда-то сквозь девушку, и та обернулась. Под соснами стояла густая тень. Из этой тени вышла фигура и бесшумно двинулась к женщине.

Это был человек, вначале девушка видела его нечётко, словно он не мог решить, как ему выглядеть. Потом мужчина подошёл ближе. Он был среднего роста, хорошо сложён, темноволос и довольно красив. Глаза его скрывала тень от накинутого на голову капюшона. И тут девушка заметила, как он странно одет. В городе многие молодые люди щеголяли в длинных плащах оригинального покроя, некоторые были с капюшонами. Но ни один не выглядел так, словно носил плащ всю жизнь. Все модники по сравнению с ним выглядели ряжеными, нацепившими нелепую одёжку по случаю.

Лёгкой походкой, не производя ни звука, даже сосновая подстилка не зашуршала под ногами, человек прошёл в круг из сияющих под луной камней. Молодая женщина в центре круга двинулась навстречу. Не дойдя немного до неё, мужчина остановился. Так они стояли, глядя друг на друга, и девушка, сжавшись на своём камне, ощутила всей кожей, как вибрирует между ними холодный воздух, полный смолистым сосновым духом и лунным светом.

— Как долго я тебя ждала, — прошелестел нежный голос, и женщина положила тонкие пальчики на протянутую ладонь незнакомца.

— Здравствуй, Матильда, — тихо ответил мужчина.

Женщина шагнула ближе и уткнулась лбом ему в грудь. Водопадом расплескались по тёмному плащу белокурые локоны. Мужчина провёл ладонью по волнистой гриве, пропустил сквозь пальцы посверкивающие под луной прядки. Она подняла к нему лицо, и вот они уже целуются посреди поляны, освещённые невероятно ярким фонарём луны.

На поляне что-то изменилось. Луна по-прежнему заливала очерченный соснами круг неестественно резким светом. Мужчина и женщина стояли рядом, но теперь они смотрели в сторону леса. Из темноты выступили сразу двое. Они шагнули внутрь круга из плоских камней, и их длинные плащи прошелестели, открыв рукояти скрытых под полами шпаг. Незнакомец в центре круга оттолкнул Матильду, его рука легла на рукоять шпаги. Двое разошлись в стороны, мягко ступая и отводя руки, в которых заблестели длинные клинки. Один прыгнул вперёд, его шпага описала полукруг, метя в незнакомца. Тот легко отклонился, из его ножен выскользнуло длинное лезвие. Свистнул металл, посыпались искры. Противники затанцевали по поляне, и клинки затанцевали вместе с ними.

Второй из нежданных гостей обогнул дерущихся, ступая по кругу, и, сделав последний шажок, одним скачком достиг светловолосой женщины. Обхватил, прижав к её горлу лезвие шпаги. Матильда вскрикнула. Пятясь, он потянул её за собой. Шагнул ещё, и наткнулся спиной на крупный валун, что замыкал круг из плоских камней. Двое дерущихся обернулись.

— Не двигайтесь, не то я перережу ей горло, — просипел похититель, прижимая лезвие к белой коже Матильды. Держа шпагу одной рукой, другой он принялся задирать на женщине платье.

Недавние поединщики шагнули к нему. Тогда он надавил клинком на шею Матильды, и на белой коже появилась тонкая полоска. По шее скатилась чёрная в лунном свете капля крови. Противник на поляне хмыкнул и, неуловимым движением вскинув шпагу, упёр кончик клинка другу Матильды в грудь.

— Я — следующий, — сказал он со смешком.

Девушка подскочила на камне. Сон перестал ей нравиться. Он и до этого не был хитом, но смотреть, как насилуют эту прекрасную женщину, пусть даже во сне, она не собиралась. Не зная, что делают в таких случаях, она огляделась. Хоть что-то, если щипки за ноги не помогают. У валуна лежал на боку котелок. Она нагнулась, подхватила котелок за дужку, и, размахнувшись, запустила в парочку у большого камня.

Котелок брякнул о плоский валун, не долетев пару шагов. Насильник не обернулся. Рука его подрагивала у горла Матильды, вжимаясь в кожу. Кровавые капли одна за другой стекали вниз по шее, и пятнали ворот лёгкого белого платья. Но двое в центре поляны обернулись и посмотрели на девушку. Вот как, они её всё-таки видят. Тем хуже для них. Уверенная, что в собственном сне она хозяйка, она взобралась на валун и крикнула:

— Ну, уроды, подходи по одному! Сейчас всем наваляю!

— Твоя птичка? — спросил тот, что приставил к груди незнакомца шпагу. — Хорошенькая. Сама приглашает. Закончим с одной, и этой займёмся.

Незнакомец не ответил. Он скользнул к отвлёкшемуся противнику и рукоятью шпаги ткнул ему в висок. Тот пошатнулся, сделав несколько неуверенных шажков назад. Капюшон смягчил удар, и он не выронил шпагу, машинально выставив её перед собой. Почему незнакомец не прикончит его? Девушка соскочила с валуна. Ей хотелось придушить нахалов собственными руками. Двое опять скрестили шпаги, и теперь топтались по кругу, делая ложные выпады, и не сводя друг с друга глаз. Девушка подскочила к уроду в капюшоне и пнула его носком кроссовки в зад. Тот не обернулся, и ей стало весело. Она примерилась пнуть его ещё раз, но тут поединщики опять развернулись, и урод в капюшоне, оказавшись с ней рядом, ткнул девушку локтем в живот. От вроде бы лёгкого толчка та согнулась пополам. Из глаз посыпались искры, она не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Двое дерущихся опять поменялись местами, и один, наступив девушке на ногу, толкнул её. Она упала. Поднялась на четвереньки, и, ничего не видя перед собой, отползла в сторону от топочущих ног в тяжёлых сапогах.

У большого камня закричали. Смаргивая слёзы, девушка вгляделась туда. Тот, что держал Матильду, теперь стоял, упёршись обеими руками в возвышавшийся перед ним каменный лоб угловатого валуна. Он глухо кашлянул, мотнув головой, а девушка увидела в руке светловолосой женщины шпагу. На лезвии чернели пятна. Трепетало в лунном свете белое, испятнанное чёрным воздушное платье. Матильда отвела руку, крепче перехватила рукоять, и с силой вонзила клинок человеку в спину. Остриё вошло в тело с отвратительным хрустящим звуком. Матильда надавила на рукоять обеими руками, и девушка услышала тихое звяканье металла о камень. Клинок вышел с другой стороны.

Девушка схватилась за живот. Сон это, или нет, а ей стало плохо. Её стошнило прямо под ноги тем двоим, что крутились рядом со шпагами в руках. Но ей было уже всё равно. Застыв от изумления, она уставилась на то, что вывалилось из неё на вытоптанную землю поляны. В отвратительной слизи и кусочках рыбы с картошкой, смешавшихся с крошками красной грибной шляпки, ворочалось некое существо.

Девушка нагнулась, уставясь него. Существо напоминало колбаску. Оно было лиловое, с багровыми пятнами, и мерзко извивалось, ворочаясь по земле блестящим, скользким телом. Потом существо подняло один конец своей колбаски и посмотрело на девушку выпуклыми красными глазами. Она взвизгнула. Существо свернулось в колечко, извернувшись на кончике хвоста, снова развернулось в колбаску, и, извиваясь, поползло из лужи слизи прямо к девушке. Она заорала в полный голос. Двое глянули на неё, и тот, что пихнул девушку в живот, сказал:

— Да она ведьма!

— Ну, наконец-то! — прозвенел мелодичный голос, и Матильда, стоя над скорчившимся на массивном камне, окровавленным телом, позвала:

— Давай же, возьми его!

— Нет! — внезапно крикнул друг Матильды. — Нет, Матильда! Мы так не договаривались!

— Возьми его! — повторила та.

Приятель того, что истекал кровью на камне, поднял шпагу и шагнул к девушке. Она глянула в его глаза и поняла: сейчас её будут убивать. Может быть, даже с особой жестокостью. Человек, глядя безумным взором, навис над ней, блеснуло в самые глаза остриё клинка.

Девушка подхватила с земли уже подобравшегося к самым коленям мерзкого червяка, и швырнула в склонившегося над ней убийцу. Сжалась на земле, обхватив голову руками, и услышала истошный вопль. Вопль превратился в вой, она отвела ладони и взглянула туда, где кричали. Её несостоявшийся убийца катался по земле, размахивая руками и дёргая ногами в пыльных сапогах. Взлетали вверх вырванные каблуками комья земли, блестела в свете луны отброшенная в сторону шпага.

Вой превратился в надрывный кашель, человек скорчился, сжав руками горло. Его сотрясали спазмы, тело выгибалось и дёргалось. Потом он затих. Девушка встала. Ноги тряслись и подгибались, и она тщетно напомнила себе, что это ей только снится. Она шагнула к замершему на земле человеку. Тот не двигался. Резкий лунный свет заливал поляну, и скорчившаяся в центре круга из камней фигура отбрасывала неестественно чёткую чёрную тень.

— Хорошо сделано, — сказала Матильда. Она столкнула с камня окровавленный труп насильника, шагнула вперёд и подала руку своему мужчине. Тот взял её пальцы в ладони и прижал к лицу. — Теперь осталось только одно дело. Ты готов?

— Да, любимая, — хрипло ответил он. — Я готов.

Матильда обняла его, опустилась на камень, увлекая мужчину за собой. Он обнял её, и складки плаща скрыли обоих. Девушка, с трудом сглотнув горькую слюну, отвела взгляд от сладкой парочки. Не то чтобы её смутило это зрелище, хотя заниматься любовью на жёстком холодном камне наверняка не очень удобно. Её всё ещё мутило. Она шагнула к лежащему на земле человеку. Что эта скользкая тварь с ним могла сделать? Голова мёртвого мужчины шевельнулась, откинулась назад. Девушка отшатнулась. Из-под складок одежды выбрался червяк и приподнялся на хвосте. Он явно увеличился вдвое. Красные глаза взглянули на девушку, и червяк пропищал тоненьким голоском:

— Я здесь, хозяйка! Возьми меня!

Девушка с диким воплем отпрыгнула и изо всей силы укусила себя за палец. Нет, это уже слишком. Пора просыпаться. Или она отдаст концы от страха прямо в собственном сне.

***

Сияет над поляной серебряный фонарь луны. Ледяные сны колышутся над выложенными в идеальный круг шершавыми телами камней…

Холодно, холодно на площади перед дворцом общественного собрания. Ледяной ветер свистит в чердачных отдушинах свинцовых крыш, завивается маленькими вихрями у каменных морд горгулий, оседлавших коньки и крутые скаты, обрамлённые черепичными желобами. Ветер срывает белую шёрстку с пенных барашков, плющит острые верхушки мелких волн, бегущих по каналу, и площадь заполняется зябким туманом.

Погромыхивая на булыжниках, подъезжает телега, и граждане в красных нарукавных повязках принимаются сгружать на мостовую вязанки хвороста. Холодное полотнище тумана двинулось под порывом ветра, накрыло повозку, и корявые ветки, порубленные топорами кое-как, потемнели.

— Отсыреют дровишки-то, — отметил один, передавая последнюю вязанку, и принимающий отозвался:

— Небось, не успеют.

— По грехам и огонь, — строго сказал ещё один, чья новенькая повязка красного шёлка охватывала всё предплечье, опускаясь аккуратно подшитым краем почти до локтя.

Ему не ответили. Вязанки принялись передавать по цепочке. Тёмные корявые сучья взлетали над головами, ныряли вниз, в подставленные руки, и ритмично подвигались к центру площади. Там возвышался четырёхгранный каменный столб, окружённый неровным кольцом потемневших камней мостовой. Камни почернели уже давно, и нестираемое пятно сажи было таким же привычным зрелищем, как набережная, одетая в мрамор, дворец собрания и массивный, окружённый колоннадой собор. С округлой крыши собора смотрел в небо ангел, сжимающий в мускулистой руке длинное копьё, устремлённое в зенит.

Теодор смотрел на поднесённый к его лицу серебряный силуэт. Глаза его после света улицы плохо видели в темноте исповедальни. Исповедовать осуждённых полагалось по одиночке, но граждане обычно этим правилом пренебрегали, справедливо полагая, что ожидание хуже смерти, а господь и так разберётся.

Мясник с соседней улицы, имя которого Теодор не помнил, дрожащими руками ухватился за крест, и теперь они со священником тянули его друг у друга. Наконец старшина небрежным движением двинул ему в бок древком алебарды, мясник охнул, а священник освободил из липких пальцев серебряный крест.

Он уже выговаривал затверженные за свою не слишком долгую жизнь слова покаяния, выталкивая их корявые слоги из пересохшего горла, когда ясный голос сказал, раскатившись эхом в голове: «Кайся, глупец, кайся. Может, кто и услышит тебя»

Теодор моргнул, озираясь, а голос в голове усилился, раскатившись внутри черепа: «Теперь ты умрёшь, и тело твоё станет прахом, а существо твоё будет поглощено геенной огненной во веки веков…» Заунывный голос неожиданно сменился звонким смешком. Кто-то смеялся, смеялся в его голове. Теодор взглянул на священника, тело которого раскачивалось, сотрясаясь под облачением, и понял, что это он.

«Бедняга, ты даже не понимаешь, что происходит» — продолжил голос.

— Перестаньте, — пробормотал Теодор, — вы сошли с ума! — Он заозирался в безумной надежде. Может быть, отсрочка, стража заметит, отведёт свихнувшегося святого отца в дом скорби, а они получат отсрочку…

Священник откинул капюшон. «Глупец» — повторил он, и Теодор увидел, что это не отец Сильвестр. «Не надейся на стражников. Они ничего не заметят» Человек смотрел на него блеклыми голубыми глазами и ухмылялся, показывая крупные белые зубы. «Ты тварь дрожащая, которой нет места на этой земле. Ублюдок, не нужный никому, и годный лишь на удобрение. Твои соплеменники поджарят тебя, как дичь на вертеле» — Человек затрясся от смеха, не отводя глаз от Теодора. — «Мне даже не придётся пачкать о тебя руки»

— Кто вы такой, что говорите мне это? — Теодору уже не было страшно. Это было за гранью страха. Предметы вокруг мнимого священника теряли очертания и расплывались кривляющимися радугами. Плыли стены исповедальни, подёргиваясь всеми цветами пепла. Фигуры стражников и двоих осуждённых — портного и мясника — неслышно открывали рты, колыхаясь вместе с потерявшими плотность камнями стен.

«Я твоя судьба» — голос опять прозвучал колоколом в его голове, затихая гудящим эхом, и пропал совсем. Стены приняли прежнее положение, фигуры людей отвердели, а священник накинул капюшон.

Теодор рванулся вперёд и стащил грубую ткань с лица отца Сильвестра. Священник, тощий старик с бельмом на правом глазу, истерически взвизгнул, стражники привычно отработали приём «древком по почкам», и окончивших исповедь осуждённых вытащили на площадь.

Весело затрещали дрова, смолистые ветки шумно лопались, выбрасывая снопы искр. Дрова, несмотря на морось, горели дружно. Человек в красной повязке заботливо подвинул выпавшую из общей кучи тлеющую вязанку специальным шестом с железным наконечником и сообщил соседу:

— Хорошо горит.

Собравшаяся на площадь посмотреть представление толпа зашумела, отодвигаясь от нестерпимого жара, когда пламя поднялось выше голов казнимых грешников, и гудение огня слегка заглушило их вопли.

И неслышно раскатились над головами людей и затихли звонким эхом среди морд каменных горгулий, равнодушно взирающих на казнь со скатов каменных крыш последние слова, прозвучавшие в голове Теодора: «Я твоя судьба…»

 

Глава 1

Серебристая чайка вылетела в образовавшийся просвет и рванула, набирая скорость, по шоссе. Сзади застыли силуэты низкопробных машин, их горбатые крыши отливали дешёвой эмалью цвета электрик и «закат в оранжерее». Астра поддала скорости и ткнула пальцем, раскачав амулетик на резинке. Подпрыгнул, распрямляясь, помахивая мохнатой головой и помаргивая сонными глазками, изогнутый короткой спиралью червячок. Дорожная полиция давно вела борьбу с амулетиками, но Астра плевала на запреты. Законы пишут для неудачников. Иногда слишком занудный полицейский решался указать на малинового червячка, невинно помаргивающего глазками с пухлого тельца, подозрительно напоминающего мужское достоинство во всей красе. Но Астре стоило только мило улыбнуться, махнув ресницами на дерзкого самца. Результат в большинстве случаев был сногсшибательный. Дерзкий самец краснел, бледнел, и отпускал Астру на волю.

Она замурлыкала последний шлягер, выкрутив громкость радио на полную катушку. Звук ударил по ушам, и Астра завопила во весь голос, уравновешивая давление воздуха в голове: «Я полюбила тебя… за твои… голубые глаза….» Тоже нарушение. Наплевать. Что лучше — заснуть после бурной ночи за рулём или спеть модную песенку? Астра вывернула руль, обходя на скорости замешкавшегося соседа, и прикрыла глаза.

Началась ночка с разбитой тачки. Даже не одной. Прежде чем узреть нечто достойное внимания, Астре пришлось наблюдать, как десяток ещё недавно целых машин превращается в груду металлолома. Подружка Нинон, которая в списке Астры шла в первой пятёрке, потащила её на ежегодные соревнования. Астра терпеть не могла техники, но Нинон оказала ей недавно парочку хороших услуг. Парень Нинон был пилотом одной из этих размалёванных железок, и у них было, как всегда у Нинон, серьёзно до невозможности. Пришлось торчать на холодном ветру с краю изрытой колдобинами и усыпанной грудами песка пустоши, и любоваться, как десяток дурацких железяк, ревя моторами и подпрыгивая на кочках, бодают друг друга на грязном пятачке ледяного пространства.

Астра уже ничего хорошего, кроме простуды, не ждала, и только мечтала, чтобы закончился, наконец, этот бардак. «Смотри, смотри» — взвизгнула Нинон, тыча пальцем. Астра кинула взгляд. Там среди разрытой песчаной кучи ворочалось сразу несколько сцепившихся машин. Они крутились на месте, ревя и завывая, потом одна вырвалась было вперёд, потеряв кусок размалёванного металла. Машина ринулась в просвет между двумя другими, и уже выруливала на ровный участок, но третья развернулась, подставила бок, и несколько железных монстров закружились на месте. Поднялась туча грязи, закрыв поле битвы.

«Как мы его зажали, ты видела» — визжала Нинон. Астра поморщилась. Нельзя же так переживать из-за очередного парня.

Куча-мала рассосалась, забодавшие соперника машины выровнялись и рванули вперёд. Из покосившейся железяки, вытолкнутой на край кучи из песка и гравия, выбрался человек в чёрной куртке и шлеме, присел у колеса. Нинон подпрыгивала от возбуждения, теребя подругу за рукав, тыкала пальцем. «Вот, вот он, пошёл на поворот! Вперёд, мой зайчик!» Астра отвела взгляд от перевозбуждённой Нинон. Она уже две недели как дала отставку своему Лёвику, и смотреть на чужие страсти ей было тошно.

Тип в чёрной куртке забрался в машину, его железяка дала задний ход, неожиданно легко развернулась, подскочив на груде гравия и, набирая скорость, ринулась вслед остальным. Астра проследила, как машина удивительно быстро догоняет крайнего соперника и толкает его в бок. Она любила смотреть, когда получают своё.

Потом ей пришлось вытерпеть церемонию обнимания победителей визжащими поклонниками. Нинон повисла на своём зайчике, целуя взасос его вымазанную чёрт-те чем щёку. Астру поддерживала только мысль о предстоящей попойке, которой всегда заканчивались подобные мероприятия с участием Нинон и её дружков. При всей неразборчивости в связях выпивку подруга выбирала только высокого качества, что добавляло ей плюсов в личном табеле о рангах, составленном Астрой.

Зайчик, которого на деле звали Вовиком, снял шлем и теперь пожимал руки конкурентам. Это было традицией. Астра отвернулась, щуря заслезившиеся на ледяном ветру глаза, и услышала голос Вовика: «Опять выкрутился, старый чёрт? Когда мы тебя наконец прижмём?» Вокруг заржали любители техники, Нинон визгливо хихикнула, а Вовику ответил мужской голос, на который Астра повернулась, как флюгер. Чумазый, как все они, парень в чёрной куртке с чёрным шлемом, зажатым под мышкой, пожимал руку Вовику. «Не зажмёте» — повторил он, и женщина внутри Астры, её второе я, и законный внутренний голос, получавший статус решающего при выборе очередного партнёра, застонали в унисон: «Хватай и беги…чего ждёшь, дура!»

Нинон сунулась к уху и пропела тоненьким голоском: «Не советую. Не наша компания», а Астра поняла, что таращится на незнакомца как малолетняя дурочка. Ей тут же приспичило пожать мужественные руки участникам соревнований, и, когда её ладошка попала в жёсткую горячую ладонь чужака, внутри у Астры заметно потеплело.

В этот вечер Нинон с её выбором спиртного пошла лесом, а Астра проснулась утром в чужой комнатушке, заваленной запчастями и густо пропахшей машинным маслом.

Этот ужасный плетённый из пеньковой верёвки гамак, из которого они вывалились, и даже не заметили… Болтавшаяся по полу банка с машинным маслом, то и дело попадавшая Астре под попу… И совсем близко, совсем близко невероятное, небывалое голубое небо и на его фоне — карие глаза незнакомца. Завизжали тормоза, тошно заскрежетало сбоку, машина пошла юзом, а Астра открыла глаза. Её почти развернуло, она машинально выровнялась, замедляя ход. Сбоку мелькнуло яркое пятно — красный бок спортивной машины с ходу замер рядом, ещё одна загородила дорогу впереди. Хлопнула дверца, из передней машины вывалилась, держась за бок, женщина в ярко-красной куртке. Встала, пошатываясь, и уставилась на Астру вытаращенными блеклыми глазами.

Астра нашарила аптечку. Можно было бы дать дёру, но слишком много свидетелей, и спортивная машина сбоку всё равно не даст уйти. Она открыла дверцу и сунулась наружу.

За волосы ухватились и дёрнули вверх. Она ударилась плечом и спиной. Почувствовала, как рвётся тонкая ткань лёгкой курточки. Её продолжали тащить вверх, и Астра закричала, хватаясь за чужую руку, безжалостно впившуюся в волосы. Её стукнули о борт машины, раз, ещё, она дёрнулась в сторону, пытаясь уйти вбок, и чужая рука приложила её затылком.

— Ах ты, сука, — провизжали в ухо. — Ты нам сейчас платить будешь, не расплатишься!

Астра наконец увидела держащего её человека. Это была женщина в ядовито-зелёном комбинезоне. Она выбралась из спортивной машины, где на месте рядом с опустевшим водительским сиденьем развалилась ещё одна, в синем комбинезоне и кепке с длинным козырьком. Женщина в ярко-красной куртке уже не держалась за бок, она стояла, глядя на экзекуцию, и скалила крупные белые зубы в людоедской ухмылке.

Астра никогда не считала себя слабой, а регулярные посещения спортзала давали ей иллюзию упругой силы. Сейчас она была как тряпка в руках этой здоровенной бабы, а две другие, глазевшие на неё, плечистые мордастые тётки, казались непробиваемыми, как бетонная стена.

Волосы ещё раз дёрнули, Астру мотнуло в сторону, и она полетела на дорогу. Щека проехалась по колесу, и прямо перед носом она увидела выглаженное полотно шоссе. Рядом топтались ноги в грубых ботинках с ядовитого цвета шнурками. В машине ворочались, что-то звякнуло, Астра дёрнулась, но на спину наступили, и она в страхе прикрыла затылок ладошками. Потом её приподняли, но не для того, чтобы поинтересоваться самочувствием. Карманы обшаривала бесцеремонная рука, куртка трещала по швам. Потом ей залезли за ворот майки, жёсткая ладонь мазнула по выпуклостям груди, и лифчик с печальным треском разлетелся в застёжках. Та же жёсткая ладонь хлопнула по щеке, от чего Астра повалилась на капот. Взвизгнули шины, рокотнул мощный двигатель, и она открыла глаза. Две машины стремительно уносились вдаль по шоссе.

Она повернулась к машине. Голова гудела. Кожу под волосами кололи тысячи иголок, одна щека онемела и, судя по ощущениям, распухала на глазах. Астра сунулась в салон, и зрелище выдранной с корнем аппаратуры отбило всю боль от вырванных волос. Она дрожащими руками попыталась завести машину. Ничего. Нечего и пытаться. Астра сползла вниз, принявшись шарить в поисках документов. В машине была косметичка с правами и запасные ключи. Она ничего не нашла. Вывернутые карманы курточки болтались, и Астра поняла, что теперь у неё нет ни коммуникатора, ни карточки.

Она выбралась на шоссе. Как назло, этот участок дороги был пуст, с одной стороны тут тянулся бесконечный забор с бесконечным рекламным щитом, с другой за полосой пустой, засаженной газонной травой земли возвышались такие же скучные, слепые корпуса фабрики. Редкие машины неслись на предельной скорости, и Астра внезапно вспомнила, что именно это место называют «бермудский треугольник». Застрять здесь — всё равно, что попасть в треугольник, все стороны которого сделаны из злобного шлагбаума-невезенья, а каждый угол — пятый. Прихрамывая, Астра пошла по шоссе. Растерзанная машина вызвала прилив тоски, и когда, обернувшись, она поняла, что малиновый червячок пропал, оставив обрывок розового шнурка, слёзы так и покатились по щекам. Размазывая слёзы рукавом, она пробормотала, захлёбываясь: «Дура, нашла, о чём жалеть. О червяке!» Но от этих слов ручейки превратились в сплошной поток, и Астра принялась тихо завывать, обхватив себя руками.

Слёзы катились по щекам, капали с подбородка, в боку кололо, но Астра упрямо шла вперёд. Самое главное, что нельзя делать, попав в «треугольник» — стоять на месте. Это она помнила твёрдо. Те, кто, пожалев дорогую машину, оставались рядом с ней, в надежде на помощь, платили за это ещё дороже.

Ходьба немного уменьшила боль в голове, Астра пошла размеренней, мысли понемногу приходили в порядок. Дайте только добраться до дома. Там она поднимет на уши всех своих друзей. Для чего ещё она составляла свой список, для чего ещё терпела выходки Нинон и ей подобных девиц… Дружить можно с кем угодно, но не каждый друг может оказать при случае услугу.

Погрузившись в мысли о мщении, она не заметила, как уже некоторое время рядом бесшумно катится машина лимонно-жёлтого цвета с опущенным стеклом. Водитель, молодой человек в майке и чёрных очках, высунув локоть наружу, разглядывал Астру. Рядом сидел ещё такой же молодец в очках, за которыми не видно глаз.

— Гляди, Михей, какая тёлочка, — сказал водитель в салон. — И ничья.

— Не может быть, — притворно удивился сосед. — Неужто ничья?

— Сейчас наша будет, — пообещал водитель, и машина остановилась, слегка опередив Астру на шоссе.

Астра застыла на месте. Плавно отошла вбок и вверх дверца дорогого авто, водитель выбрался наружу и направился к девушке. Она обернулась. Шоссе было пустынно. Некого звать на помощь.

— Ну что, киска, пойдём к нам, — приветливо сказал водитель, протягивая руку. На покрытых густым волосом пальцах блеснул крупный перстень-печатка.

Из открытой машины сунулся его приятель, и тоже выбрался наружу. Оглядел Астру с головы до ног и присвистнул:

— Ай да цыпочка! Кто же тебе такой фонарь подвесил?

Астра стояла и смотрела, как водитель подходит ещё ближе, а его приятель, сделав шаг, останавливается. Вот ладонь опустилась ей на плечо…

Она глубоко вдохнула, взялась за чужую руку, и, невесомо развернувшись, дёрнула плотно схваченную кисть, слегка подцепив ногу водителя. Шоссе вылетело из-под ног нахала, он перевернулся в воздухе и шлёпнулся в метре от Астры, приложившись с глухим стуком о дорожное покрытие. Кошачьим скоком Астра переместилась к его дружку и провела блестящую атаку по ключевым точкам. То, что предназначалось давешним чугунным бабам, выплеснулось на этого тощего урода в линялых штанах. Урод согнулся и, крякнув, осел мешком на шоссе.

Астра бросилась в открытую дверцу чужой машины. Влетела на водительское место, шлёпнув зад на ещё тёплое сиденье, положила руку на руль. Закрыть дверцу… В голове вспыхнул ослепительный фейерверк, и Астра уронила голову на спинку кресла.

 

Глава 2

— Нет, подожди, пусть проморгается. Хочу ей в глаза посмотреть, — бубнил голос над ухом.

— На кой тебе её гляделки? — отвечал другой.

— Для общего впечатления, — огрызнулся первый голос. — У меня, может, душа горит. Она ж мне прямо туда плюнула.

— Хер у тебя горит, а не душа.

— Если бы я ей по маковке не приложил, вы бы сейчас ножками шоссе топтали, — встрял третий голос. — Нет, чтобы спасибо сказать, они членами меряются.

Астра вспомнила, и дёрнулась, пытаясь встать. Она лежала на заднем сиденье жёлтой машины, голова упиралась в дверцу, а ноги мотались на жёстких мужских коленках, придерживаемые чужой рукой. Она открыла глаза и увидела склонившееся над ней лицо. Астра разглядела только припухшие, как со сна, глаза, тонкие рыжие усики, и сразу зажмурилась.

— Не прикидывайся, краля! — весело сказал припухший и подёргал её за коленки. — Вставай, работа ждёт!

С водительского места оглянулся, скалясь в кривой ухмылке, урод в линялых штанах. Давешний водитель сидел рядом, нянча локоть правой руки. Он посмотрел в лицо Астре и нехорошо облизнулся.

Рука припухшего уже переместилась выше её коленок. Другая нетерпеливо шарила по поясу, расстёгивая ремешок брюк.

— Давай, сама, сама, — пробормотал он, бросая возиться с пряжкой, и полез ей под майку.

— Погоди, я первый! — водитель оттолкнул его плечом, и охнул, выругавшись сквозь зубы.

— Береги руку, Сеня, — фыркнул рыжеусый, пробираясь дальше под майку.

Она попыталась отодвинуться, извиваясь на сиденье. Над ней завязалась возня, припухший рыжеусый толкался с водителем, лицо его покраснело, они пыхтели, сопя и переругиваясь.

— Ах ты, мать-мать-мать, — зарычал тот, что был за рулём. — Уймитесь, уроды!

— Сам урод, в очередь, — пропыхтел водитель, упираясь ногой в спинку сиденья, и стаскивая с Астры за ворот курточку.

— Полицаи впереди, говорю! — гаркнул тот, не оборачиваясь. — Пригнитесь, *****!

Машина замедлила ход, еле слышно, на пределе слуха, гудел двигатель, оба противника замолчали и откинулись на сиденье. Через дверцу справа, где были ноги Астры, послышались, тоже едва-едва, визгливые звуки. По стеклу скользнул блик от полицейской мигалки.

— Сейчас, сейчас, голубчики, мы тихонько прошмыгнём, — бормотал за рулём «урод». — Ещё немножко…

Астра изогнулась на сиденье и простонала. Оба враз глянули вниз. Она томно выгнула спину и медленно провела языком по приоткрытым губам.

— Ах-хх…

Они приклеились к ней глазами, отвесив челюсти. Астра упёрлась руками, распрямляясь, как пружина, металлические каблучки туфелек с маху врезались в поднятое стекло дверцы. Тошно хрустнуло стекло, мгновенной болью отозвалась ушибленная лодыжка, с водительского места понеслась отборная брань.

Машина прибавила ходу, потом дёрнулась, сзади завыла сирена, водитель всё изрыгал проклятия, а его дружки испуганно обернулись. На заднем стекле всё ярче разгорался огонёк полицейской мигалки. Потом машина стала останавливаться и замерла у обочины.

Хлопнула дверца, парень в тёмных очках поднялся с водительского места и выбрался наружу. Астра, прижатая ладонью рыжеусого к сиденью, услышала:

— Господин офицер, мы как раз к вам, как удачно. Подобрали девку на шоссе, пожалели, говорит, машина сломалась. А сама шалава, приставать начала, стекло вот разбила. Помогите, господин офицер, заберите эту хулиганку, пожалуйста. Да вы сами посмотрите, вон она, фингал… я хочу сказать, синяк под глазом. Антиобщественная личность…

Полицейский неторопливо оглядел выбравшуюся на обочину Астру. Скучным взором проследил, как она заправляет под поясок задравшуюся майку. Потом обратил тяжёлый взгляд на водителя:

— Где подобрали?

Тот принялся объяснять.

— Офицер… — крикнула Астра, но из горла вырвалось воронье карканье.

Парень в тёмных очках продолжал торопливо бубнить. Астра откашлялась.

— Офицер!

На этот раз получился мышиный писк. Полицейский отвернулся, коротко бросил: «В машину». Астру крепко взяли за локоть и развернули лицом к дороге. На некотором расстоянии от жёлтой машины стоял полицейский фургон. У открытой дверцы двое полицейских — мужчина и женщина — заталкивали в его темнеющую пасть понурую девицу в коротенькой юбочке и золотого цвета лифчике. Кучка девиц в боевой раскраске ждала своей очереди.

Астра затрепыхалась, но женщина-полицейский непреклонно тащила её туда же. Хватка у неё была железная. Поток слов, от мольбы до угроз, разбился об этот суровый утёс, не оставив видимого следа.

У самого фургона она сделала попытку вывернуться, лягнув полицейскую в штанину. Она ударилась о твёрдую, как дерево, лодыжку, и отшибла пальцы. Полицейский поспешил на помощь коллеге, они ухватили брыкающуюся Астру с двух сторон, дружно раскачали и закинули внутрь, как мешок.

Астра влетела в салон и рухнула на уже сидевших там девиц. Её оттолкнули, она упала на замызганный пол под брань и визгливый хохот девок. В салоне густо пахло духами и несвежим женским потом. Она поднялась, отыскала себе местечко и затихла, обхватив себя руками. Ей нужна была передышка.

Полицейский фургон стоял ещё какое-то время, показавшееся Астре бесконечным. Девиц в салоне прибавилось, стало невыносимо душно. Астра попыталась открыть окошко, безуспешно дёргая остатки ручки, кем-то заботливо подпиленной изнутри. Потом оставила эти попытки.

Наконец они тронулись, фургон двинулся по шоссе, набирая скорость, на поворотах потряхивало, девицы орали: «Не дрова везёшь!». Астру прижали потными боками на сиденье, и она с трудом удерживалась от тошноты.

Они остановились, фургон качнуло в последний раз, шум мотора смолк, дверца распахнулась. «Выходи!» — скомандовали снаружи, и Астра на нетвёрдых ногах выбралась вслед за остальными на воздух. Она опустила голову как можно ниже, стараясь не глядеть по сторонам. Не хватало ещё, чтобы кто-то её узнал. Ничего, сейчас она всё объяснит. Всё будет в порядке.

Их загнали за решётку, где уже томилось столько пойманных девиц всех калибров, что не верилось, как туда можно поместиться. Но они поместились все.

Она протолкалась к самой решётке и ухватилась за прутья.

— Дайте мне поговорить с моим адвокатом! — крикнула первое, что пришло ей в голову. Полицейский поблизости даже ухом не повёл. Девицы рядом с ней захихикали.

— Пустите меня к дежурному офицеру! — Девицы опять зафыркали и отодвинулись от Астры. Полицейский лениво подошёл к решётке и мазнул дубинкой по прутьям. Не сообразившая отодвинуться и убрать руки с решётки Астра зашипела. Пальцы, цеплявшиеся за прутья, мгновенно онемели.

— Вы пожалеете! — хрипло выкрикнула она, нянча ушибленную кисть. — У меня полно друзей-юристов!

— Ты что, новенькая? — спросила девица рядом с ней. — У меня тоже дружок прокурор. Ну и что? Лучше помалкивай. Думаешь, он за тобой прибежит сюда? Держи карман шире.

Астра брезгливо оглядела девицу. Как же, дружок у неё прокурор. Морда толстая, губищи развесила. Врёт и не краснеет.

Она поискала местечко, где можно было видеть движение людей, проходящих по коридору. Придётся подождать.

Когда до Астры наконец дошла очередь, она уже потеряла интерес к происходящему. Вот она сидит, глядя в пол. Вот муха прожужжала и села на пол. Вот улетела. Астра клевала носом. Ей хотелось спать. Поэтому, когда она неожиданно была выведена из обезьянника и усажена перед офицером, голова её была пуста, как выпитая бутылка. Она отвечала на вопросы сиплым от дремоты голосом, офицер равнодушно слушал. Потом перед ним мигнул огонёк коммуникатора, он ответил, ткнув пальцем кнопку. Моргнул, на миг бросив взгляд на Астру, коротко ответил невидимому собеседнику, и повернулся к девушке.

— Имя. Как твоё имя? — нетерпеливо бросил он Астре. — Домашний адрес. Кто родители?

Она повторила. Офицер опять ткнул в коммуникатор, скороговоркой проговорил что-то, она расслышала только: «Вызов… возьмёте с собой… сейчас….»

Потом сделал знак стоящей рядом женщине-полицейскому, та подняла Астру со стула и повела за собой.

Они прошли коридором, и вышли на крыльцо. У крыльца отделения стояла машина, где уже сидело двое полицейских. Женщина указала Астре на заднее сиденье. Вслед за Астрой в машину влезли ещё двое с чемоданчиками в руках, дверца хлопнула, и они сорвались с места. Провыла сирена.

— Куда мы едем? — она посмотрела на соседа слева, который показался ей посимпатичнее.

— Ты где живёшь? — спросил он вместо ответа.

— На Новори…

— Вот туда и едем, — отрезал полицейский и отвернулся.

— Домой тебя отвезём, — засмеялся другой, обернувшись с места впереди. — С мигалкой доедешь, как королева.

— Не надо, — сурово сказал ещё один, и тот, что смеялся, замолчал.

***

Машина подкатила к знакомому дому. У Астры ёкнуло внутри. Когда они ещё только подъезжали, у неё начало шевелиться смутное сомнение. Неясное предчувствие неладного.

У входа трепыхалась свежеразвешенная полосатая лента. Они перебрались через неё и вошли.

Вообще-то Астра здесь не жила. Это была жилплощадь родителей, от которых она радостно свалила, едва войдя в нужный для свободы возраст. Её и не особенно удерживали. Астре даже показалось, что мать вздохнула с облегчением, целуя садящуюся в машину дочку. Но зарегистрирована она была здесь, и в случае контакта с властями Астра всегда давала этот адрес.

В нос ударил странный резкий запах. Полицейские с чемоданчиками прошли в комнаты, она двинулась за ними, полицейский, тот, что смеялся, пошёл рядом. Запах усилился, когда она вошла в гостиную. Человек в простом тёмно-синем костюме недовольно обернулся, продолжая диктовать что-то в коммуникатор. Полицейский, вошедший за Астрой, взял её за локоть.

— Свидетелей попрошу… — недовольно выговорил человек в синем, глянув на пол. Астра посмотрела вниз. По полу растеклось огромной кляксой и извилистым краем подбиралось к её туфелькам густое багровое пятно.

 

Глава 3

Она застыла, не в силах ни отступить, ни пойти дальше. Полицейский рядом с ней покашлял, и она подняла глаза. Позади человека в тёмно-синем костюме, на фоне выкрашенной бежевой краской стены, ей увиделось что-то, что она приняла сначала за пёстрое одеяло, неведомо кем подвешенное на стене за уголки. Рядом с Астрой полицейский делал жесты руками и что-то негромко объяснял человеку с коммуникатором. Неуверенно переступив туфельками и чудом не угодив в край пятна, она двинулась в обход комнаты. На полу сидели, уткнувшись лбами, двое с чемоданчиками. Они бормотали себе под нос непонятные слова, и замолчали, когда она прошла мимо.

Астра подошла к самой стене и в нос ударила невыносимая вонь. Адская смесь из аромата потрошёных кишок, сырого мяса и вывалившихся на пол экскрементов.

— Что это? — слабым голосом спросила она, и человек в синем ответил:

— Вы узнаёте этого человека?

— Это человек? — совсем тихо сказала Астра и упала в обморок.

***

— Последние данные не позволяют утверждать со всей определённостью, насколько далеко зайдёт ситуация, и может ли человечество надеяться на благополучный исход...

«Что за нелепая фраза» — подумала Астра и открыла глаза. Она лежала на диване в своей бывшей комнате. Мягко светила нал диваном лампа из-под оправы дымчатого стекла в виде раковины. Экран под потолком, вделанный в стену, передавал новости.

— Ну что, очнулась? — дружелюбно спросил человек, и она узнала одного из этих, с чемоданчиком. Он перебирал на круглом стеклянном столике какие-то вещички, убирая их по одной в открытый чемоданчик. — Давай, вставай уже. Пора двери закрывать, а ты прохлаждаешься.

Она уселась на диване и поглядела вокруг. Мирно светила лампа, на экране журналистка в блузке с отложным воротничком брала интервью. Астра приклеилась глазами к её причёске, словно это было важно.

— Вы утверждаете, что неизбежно ухудшение экологической обстановки… — говорила журналистка, склоняя головку с тщательно уложенными на висках бронзовыми прядками к собеседнику, типу в жёстком пиджаке и галстуке кричащего цвета.

— Несомненно, — отвечал тип, важно поправляя галстук, — мы должны быть готовы к тому, что площадь, полезная для использования, будет неуклонно снижаться. Хочу заметить, что мы неоднократно привлекали внимание широкой общественности к этой проблеме. Нам зажимали рты. Нам не давали слова. Ещё бы, ведь решение было принято на самом высоком уровне…

-Давай, солнышко, поднимайся, — Астру потянули за рукав, и она тяжело поднялась с дивана, оторвавшись от передачи. — С тобой следователь хотел побеседовать.

Он провёл её в гостиную. Астра прикрыла глаза, но ничего страшного там уже не было. Словно по волшебству, пятно исчезло, оставив после себя еле видный след, и на стене не висело то страшное, кровавое одеяло. Только в воздухе ещё стоял запах сырого мяса и чего-то неуловимо химического.

— Присаживайтесь, — сухо предложил человек в синем костюме, и Астра поняла, что это и есть следователь.

Она в панике взглянула на указанное ей кресло, и человек с чемоданчиком сказал:

— Можете садиться, здесь уже всё обработано.

Она села в кресло. Следователь поднял глаза к потолку, словно узрев там что-то интересное. Астра молча глядела перед собой.

— Когда вы в последний раз видели своих родителей? — неожиданно резко спросил следователь, переведя взгляд на Астру.

— В последний? Что значит — в последний? — Она подскочила в кресле. — Что вы мне тут голову морочите! Где они? Зачем эти дурацкие вопросы!

— Тш-ш… тише… — предостерегающе пробормотал за её спиной полицейский с чемоданчиком. Он откашлялся и произнёс внятно:

— Анатолий Збигневич, так я пошёл. Мы свои дела сделали.

Следователь кивнул. Постучал пальцами по коленке.

— Итак, начнём сначала. Где вы были этой ночью?

— Сначала скажите, где мои родители? Что с ними… — она запнулась. Не может быть, не может это страшное, на стене, быть тем, о чём она думает.

— Прошу вас отвечать на мои вопросы, гражданка. Потом мы обсудим ваши. — Железным голосом отрезал следователь. — Итак — где вы были этой ночью?

— Я … — Астра запнулась. Она только сейчас поняла, что не знает имени своего нового друга. Попыталась оттянуть неприятный вопрос. — Мы были с подругой…

— Имя подруги, домашний адрес, место работы или учёбы?

Следователь потрошил Астру не хуже мясника. Через некоторое время неизбежный вопрос был задан:

— Имя знакомого? Адрес?

Она с холодом внутри осознала, что ничегошеньки не может сказать. Совсем ничего.

— Я не помню, — она бормотала всё тише, — не помню. Темно было. Он был за рулём…

Следователь смотрел укоризненно:

— Ай-яй-яй, как же так — ни имени, ни адреса не помните. А может, и не было никакого друга? Может, вы приехали сюда, в эту квартиру? Пришли поздно, немного выпили, мама вас поругала, вы стали спорить, возникла ссора… Ну так как, Астра? Вы часто ссорились с родителями?

— Нет, — машинально ответила Астра, возмущённая словами о выдуманном друге. — С тех пор как уехала — не… что? Вы что себе позволяете! Вы намекаете, что я могла… Да вы знаете, вы кто! Да я…

— Значит, не ссорились, — спокойно отметил следователь. — А имя своего друга вы вспомнить не можете?

— Нет!

— Вы знали расположение сейфа в кабинете?

Удивлённая новым поворотом, Астра пожала плечами:

— Конечно, знала. Это все знали.

— Кто все?

— Да все… Папа… отец и не скрывал, где он. Но шифр не знал никто. Только мама… — У Астры запершило в горле, она замолчала, уставившись в пол. Только сейчас она заметила, что в доме всё перевёрнуто вверх дном. Дверцы шкафчика с блестевшей за хрустальным стеклом фарфоровой посудой были распахнуты настежь. Дорогой фарфор превратился в груду сине-белых черепков. Всё, что можно, было открыто, сдвинуто с места и валялось кверху ножками.

— В доме были ценности, помимо хранящихся в сейфе?

— Да ничего в сейфе и не было, одни бумажки, — пробормотала Астра, подавленная открывшимся зрелищем. — Ну, в шкатулке были кое-какие украшения. Ерунда всякая.

— Вот эта шкатулка? — следователь указал рукой, Астра повернулась и увидела на полу шкатулку с отломанной крышкой.

— Да.

— Интересно, — сказал следователь. — У вас были денежные затруднения? Родители не отказывали вам в содержании?

— Нет. У меня есть деньги, — отрезала Астра. — Сколько надо.

Следователь вздохнул, и сухо сказал Астре:

— Завтра придёте ко мне для дачи показаний. Никуда не выезжайте из города. А сейчас прошу покинуть это место. Мы опечатываем дверь.

***

Она посмотрела, как полицейский прикладывает к двери белую полоску и прижимает рукой. Полоску разгладили ладонью, и на гладкой поверхности блеснули штрихи рисунка — герб города. Потом они вышли во двор. Следователь оглянулся на Астру и спросил: «Вам есть куда пойти?» «Да» — рассеянно ответила она, чувствуя, как желудок сводит от голодных спазм. Он кивнул на прощанье и уселся в машину. Она постояла, глядя им вслед. Потом повернулась и пошла прочь. На углу ей удалось поймать такси. В квартирке, что она снимала, были чистые вещи и ванна. Ей ужасно хотелось забраться в горячую воду. Всю дорогу Астра представляла, как набирает полную ванну воды, как бросает туда душистый шарик, даже пригоршню шариков, и окунается в ароматную густую пену. А потом, чистая с головы до ног, сидит в пушистом халате и пьёт кофе в уютном кресле. Видение пропавших — просто пропавших — отца и матери кольнуло ей сердце, но она быстро отогнала эту мысль. Потом. Потом она будет думать об этом.

У двери квартирки, выкрашенной в радикальный зелёный цвет и украшенной большой цифрой «восемь», стоял чемодан. На чемодане лежала перекинутая через ручку розовая тряпка, и Астра узнала свой халат. Тот, в котором она мечтала очутиться после ванной. Она забарабанила в дверь. Ей долго не открывали. Она уже хотела уйти, но тут дверь скрипнула, и на пороге нарисовалась квартирная хозяйка.

— А, явилась, не запылилась, — пробасила она, сплёвывая с губы сигарету, и обводя своими поросячьими глазками Астру. — Я вещички твои выставила. Можешь забирать и уматывать.

— Что значит — выставила? — процедила Астра, сжимая пальцы, чтобы не вцепиться хозяйке в лохмы, которые та называла причёской.

— А так. Надо за квартиру платить вовремя. Я тебя предупреждала.

Астра вспомнила. Неделю — или уже месяц? — назад, вечеринка по поводу сдачи сессии. И плоское, бледное от злости лицо квартирной хозяйки, явившейся в разгар веселья требовать денег. И как Астра, подстрекаемая смехом гостей, указала ей на дверь. Это было мелкой местью за непомерную плату, что она выкладывала. Она знала, что не всякому студенту по карману оплатить эту жилплощадь, и не всякий согласиться жить так далеко, поэтому не боялась задеть дамочку за нервы. Она даже вспомнила брошенные в спину уходящей восвояси хозяйки слова: «Не бойся, за мной не заржавеет! С голоду не умрёшь!» Тогда это ей показалось удивительно забавным, и все гости смеялись с ней вместе. Она и правда потом всегда платила, и хозяйка всегда мирилась с Астрой.

— Я заплачу.

— Поздно, деточка, — едко ответила хозяйка, отворачиваясь от Астры и закрывая дверь. — Я уже сдала другому. Ты просрочила за месяц. А я тебя предупреждала. Всего хорошего.

Дверь хлопнула. Астра осталась стоять на площадке. С улицы донёсся сигнал, и она вспомнила о такси. Потянула чемодан за ручку, и тот с готовностью раскрылся, развалив по полу розовую матерчатую пасть. Он был не заперт. Астра лихорадочно зашарила в кармашке брючек, уложенных в самом низу. Там, в кармашке, было немного денег. С огромным облегчением нашла свёрнутую рулончиком заначку. Мелочь на кофе и пирожные.

Она торопливо сбежала вниз, запихнула чемодан на заднее сиденье такси. Ничего не поделаешь, придётся переночевать у Нинон. У неё есть свободная кровать.

 

— А, Астра, — промурлыкала Нинон.

— Ты мне нужна, Нинон.

— Вижу, не слепая.

Диалог проходил на площадке перед дверью. Из крохотной квартирки доносились звуки льющейся в душевой кабинке воды. Нинон запахнула халатик, переступив босыми ногами на коврике:

— Видок у тебя что надо.

— Может, мы зайдём? — Астра оглядела куцый халатик подруги. Прозрачная материя, расписанная розами, не скрывала ни одной увесистой прелести роскошной Нинон. — Холодно тут стоять.

— Ничего, я сейчас обратно пойду, — Нинон туже запахнула полы халатика, и большая алая роза улеглась ей на грудь пламенной брошью. — А ты тут останешься. Коврик тёплый.

— Нинон, я не поняла. Это не смешно. У меня неприятности, а ты…

— Чего уж тут не понять. Все уже в курсе. И что тебя в полицию загребли на шоссе, и что дома у вас бардак. Это правда, что твои предки за кордон смылись с деньгами фирмы? Говорят, всю кассу вычистили, с собой прихватили.

— Неправда!

— Правду говорят, яблочко от яблоньки недалеко падает. Помнишь, ты в прошлом году у меня Жоржика увела? А я ведь тебя просила — не трогай, у меня это серьёзно.

— Не думала, что ты ещё помнишь. Ты же смеялась!

— А ты хотела, чтоб я плакала? Ну вот и ты поплачь немного, тебе полезно.

— Ладно, — сказала Астра, глядя на бывшую подругу, — тогда скажи хотя бы, как найти этого парня, с которым я вчера уехала. Он должен дать показания. Мне нужно алиби.

— Алиби? — Нинон улыбнулась, глаза её загорелись. — Откуда же мне знать, как зовут всех твоих парней?

— Может, Вовик знает…

— Вовик ничего не знает!

— Что это Вовик не знает? — пропел появившийся в дверях Вовик. Он был обмотан полотенцем, с мокрых волос стекала вода и капала на плитки пола. Вовик поглядел на Астру:

— Ты о чём, детка?

— Да эта озабоченная не помнит, как звать того, с кем вчера уехала, — фыркнула Нинон, обнимая своего Зайчика, — ты ведь не помнишь всех этих подробностей, мой львёночек?

— Пожалуйста, мне очень надо, — попросила Астра, кривясь от раздиравших её чувств. Ей ужасно хотелось разодрать предательницу на мелкие клочки.

— Пойдём в дом, зайка, ты простынешь, — промурлыкала Нинон, подталкивая Вовика к двери. Зайчик оглянулся на застывшую у входа Астру, и исчез за дверью. Мелькнул прозрачный край лилового халата, сверкнула на прощанье алая роза, и дверь захлопнулась. Щёлкнул замок. Астра осталась одна.

 

Глава 4

Она вышла на тротуар и застыла, глядя на вымытые до стерильности керамические плитки. Оглянулась, посмотрела, как солидные прозрачные двери впускают и выпускают таких же солидных клиентов. Банковский служащий был вежлив, но непреклонен. «Да, деньги на счёте есть, но… Она продиралась через эти «но…», пока не признала своё поражение. Стоило ли тратить столько слов? Сказал бы прямо: «Шиш вам, гражданка, а не деньги», и она знала бы, как на это отвечать. Но не станешь же бить по лицу человека, объясняющего тебе финансовые вопросы.

Раздражённый таксист ждал у машины.

— Куда ещё? — спросил понурую Астру.

— Никуда.

Она пошарила в кармашке куртки и вынула рулончик заначки.

— Вот. Возьмите.

Таксист зашуршал бумажками:

— Это что, всё?

— У меня больше нет, — она опустила голову, разглядывая тротуарные плитки.

Он ещё раз перебрал в ладони мятые бумажки. Астра почувствовала на себе его взгляд, но не подняла головы. Потом он что-то сунул ей в карман курточки, зашуршали колёса, и такси укатило.

Она машинально сунула руку в карман. Там была её свёрнутая рулончиком заначка.

Астра отвернулась от бесполезного теперь банка, и пошла по тротуару, огибая стилизованные под голодных пингвинов уличные урны. Разинутые пингвиновые пасти были полны окурков и смятых обрывков пластика всех сортов и расцветок. Она вспомнила, что не ела уже очень давно. Неподалёку была уютная пешеходная улочка, где, зажатое более высокими старинными домами, ютилось маленькое кафе. Цены там были приличными, и Астра впервые задумалась, хватит ли у неё денег на фирменный кофе с булочкой. Булочки подавали горячими, от них упоительно пахло свежей сдобой и настоящими восточными пряностями. Астра сглотнула голодную слюну и решительно пошла дальше. Где-то в глубине квартала проживала её старая тётка. Вернее, это была не тётка, а двоюрдная бабка, но бабка была с причудами и предпочитала, чтобы её называли просто по имени. В крайнем случае, тётей. Это давало пожилой даме иллюзию ещё не потерянной молодости. Тётка была вредная, сварливая, и беспрестанно ссорилась со всеми своими родными и знакомыми в пределах досягаемости. За ссорами следовали бурные примирения к взаимному облегчению сторон. Только с отцом Астры у тётки вышел конфуз, и за очередной ссорой, когда было сказано много лишнего, примирения так и не последовало.

Над головой затрепетал, разгораясь, мертвенный фиолетовый свет уличного фонаря. Небо над крышами стало лиловым, его пересекали вытянутые тени вечерних облаков, и где-то там, за краем невидимого горизонта, тонуло усталое багровое солнце, подсвечивая их мохнатые серые бока.

Она смутно помнила подъезд, к которому обычно её подвозили родители в редкие дни родственных встреч. Пару раз она сама заезжала — так, для приличия. Тётка была собственницей квартиры, и эта, хотя и весьма убогая, жилплощадь, по негласному уговору должна была когда-нибудь отойти Астре.

Она вошла в подъезд, и, брезгливо переступая по замусоренной лестнице, принялась подниматься наверх. Квартира была на втором этаже.

Свет на площадке не горел, с пролёта первого этажа тускло светила покрытая пылью лампочка без плафона. Астра надавила кнопочку звонка и нетерпеливо затопала туфельками по коврику у двери. Мохнатый пластик коврика хлюпал и взвизгивал. Ответа не было, Астра надавила ещё, и не услышала звука звонка. Вот развалина старая, и звонок у неё не работает, подумала она, и застучала в дверь кулаком. Дверь подалась, скрипнула и тихонько отворилась. «Надо же, и не заперто», — проворчала Астра, заходя внутрь.

В прихожей было темно. Отсвечивало отражённым фиолетом уличного фонаря овальное зеркало на стене.

— Тётя! — позвала Астра. — Тётя Галя!

Она запнулась за что-то на полу и зашарила по стенке в поисках выключателя. Хлопнула ладонью по рычажку и прихожая осветилась бледно-оранжевым светом энергосберегающей лампочки самого дешёвого разбора.

— Спит она, что ли! Или ушла куда… — она глянула вниз и увидела рыжие плетёные туфли на широком пластиковом каблуке. Значит, тётка дома. Астра прошла на кухню. Шумела вода, спина тётки склонилась над раковиной, на мойке блестела нержавеющим боком большая кастрюля.

— Тётя Галя! — позвала Астра. Тётка не обернулась, и Астра с раздражением толкнула её ладонью в плечо. — Тётя!

Массивное тело тётки мягко завалилось набок, лицо с оплывшими щеками повернулось к Астре в профиль, и тётка Галя мёртво глянула выпученным белёсым глазом. Под двойным подбородком, там, где была застаревшая складка, теперь зиял ещё один рот. Рот был широкий и узкий, и словно улыбался Астре кровавыми губами. Рука тётки с зажатой в пальцах мокрой тряпкой соскочила с края мойки и безвольно повисла над полом. Машинально Астра проследила, как качнулись пальцы, а с чёрной тряпицы потянулась тягучая струйка. В свете оранжевой, такой же, как в прихожей, дешёвой лампы струйка показалась бурой.

— Ой, мама, — беспомощно сказала Астра, отступая к двери. Вода в закрытой пробкой мойке подбиралась к краю и грозилась перелиться на пол. Она была того же бурого цвета, и Астра истерически взвизгнула, отступая ещё дальше по коридорчику в комнату. В зале должен быть телефон. Нужно сообщить куда следует. Пусть они приедут, хоть кто-нибудь. Нужно вынуть пробку из раковины, чтобы это багровое не пролилось вниз. Но одна мысль, что придётся сунуть туда руку и взять пробку, вызвала приступ тошноты.

Она кинулась в комнату, подальше от этого, страшного, на кухне. У окна, на подоконнике, рядом с цветочным горшком, стоял старинный телефон. Тётка утверждала, что он остался ей от прабабки, весьма важной в своё время особы. Телефон ещё работал, и тётка Галя решительно не хотела менять его на современный коммуникатор. Астра схватила трубку, прижала к уху, и принялась торопливо тыкать в кнопочки. Боже, что за идиотизм! В коммуникаторе достаточно было бы надавить пальцем в нужное место!

Она нажала, наконец, нужную комбинацию, но трубка словно онемела. За спиной зашуршало, и Астра в панике обернулась. В прихожей мелькнула тень, и кто-то скрипнул дверью.

— Кто там? — дрожащим голосом спросила Астра.

Словно в страшном сне, из дрожащего оранжевого света коридора вышел чёрный человеческий силуэт и бесшумно двинулся к Астре.

На её счастье, посередине комнатки, служившей и залом и гостиной, и ещё чем угодно, стоял большой стол натурального дерева на тяжёлых квадратных ножках. В детстве Астра неоднократно забиралась под него и воображала себя в домике. Человек-тень кинулся к Астре, она метнулась, словно желая обогнуть стол с краю. Человек в чёрном бросился вслед, а она, развернувшись на месте, рыбкой нырнула под стол. Проехала на животе, оттолкнувшись обеими руками от массивных ножек, благословляя былые тренировки и скупость тётки Гали, не выбросившей этот антиквариат на помойку. Поднялась на ноги и бросилась бежать. Дверь была распахнута настежь, она скатилась по лестнице, не чуя ног, вылетела из подъезда и понеслась по дорожке прочь от дома.

Было уже совсем темно, фиолетовые фонари скупо освещали щербатый асфальт дорожки. Впереди был выход на проезжую часть, и Астра прибавила скорости. Там, рядом с дорогой, выстроился ряд магазинов эконом класса, и ходили люди.

Астра вылетела на улицу, обещавшую видимость спокойствия. Освещённые фонарями и светом витрин, сходили по ступенькам круглосуточных магазинов заработавшиеся допоздна служащие и местные, забежавшие купить забытую буханку хлеба и батон колбасы. Спустились с крыльца и остановились тут же, за углом, в тени уже закрытой будки сапожника два сизоватых мужичка, и принялись разливать свежекупленную водку по пластиковым стаканчикам. Чуть подальше, через дорогу, светило мигающими огоньками кафе. Астра перебежала дорогу, почти пустую, час пик уже прошёл, и посмотрела на цветную надпись над входом. Выведенная мигающими искорками, неравномерно вспыхивающими колючими звёздочками, вывеска гласила: «Приют боцмана». Рядом с вывеской, чуть ниже и левее, красовался за стеклом витрины выкрашенный двумя цветами — белым и красным — большой спасательный круг, небрежно обмотанный витой верёвкой. Над кругом висела на невидимом колышке фуражка. Должно быть, того самого боцмана.

Астра вошла в кафе, радуясь, что сохранила заначку.

Конечно, стыдно после всего того, что она увидела, заботиться о желудке. Но если она сейчас не выпьет горячего кофе и не съест чего-нибудь, она просто упадёт.

Кафе пахло вымытым несвежей тряпкой полом, дешёвым кофе, жаренными в масле пирожками и вчерашним воздухом. Астра села за столик в глубине, у самой стены, и брезгливо облокотилась рукавами курточки на круглый столик.

— Что будете заказывать? — безразлично спросила официантка, тощая девица с зеленоватым лицом и выпуклыми красными губами. Дешёвая помада придавала ей вид вампира, а наложенный поверх щедрых красных слоёв густой блеск делал из просто вампира — вампира припухшего.

— Кофе. Кофе и выпечку.

— Выпечка вчерашняя. Есть пирожки.

— Давайте.

— Они с мясом, — предупредила девица.

— А с чем есть ещё?

— Есть с яйцом, но там лук. Не всем нравится.

— Тогда с мясом.

Девица покривила блестящие губы, черкнула что-то в потрёпанном блокнотике и лениво отошла.

Астра оглядела небольшой зал. Стулья были почти пусты, только за столиком, что у окна, сидела парочка, держась за руки, да у противоположной стены пожилой дядька загляделся в окошко коммуникатора, отодвинув чашку с остывшим кофе. У стойки на высоких потёртых стульях смеялись, позвякивая посудой, несколько молодых людей в кожаных куртках. Усталая девица в белой шапочке на крашенных под блондинку волосах протирала стойку салфеткой.

Кофе оказался жидким, пирожки — слишком зажаренными. Астра откусила хрустящую корочку и принялась торопливо жевать. Мясо всё не показывалось, и она дошла до него, только основательно вымазавшись горячим маслом. В самом кончике пирожка ютился плоский комочек серого мяса. Астра сунула остаток пирожка в рот и отхлебнула из чашки. В желудке стало горячо, и она ощутила, как заныли ноги в тесных туфельках. Она торопливо, обжигаясь, допила кофе и со стуком поставила чашку. Глубоко вздохнула, глядя на столик, небрежно протёртый тряпкой, так, что видны были разводы на пластиковой поверхности.

Зазвенел колокольчик над дверью. Астра подняла голову. Почувствовала, как холодеет под ней пластиковый стул. Она могла бы поклясться, что только что видела этого человека, что вошёл сейчас в кафе, видела в комнате, освещённой оранжевым светом дешёвой лампы. Человек в тёмной куртке, оказавшейся, при нормальном освещении, синей, а не чёрной, прошёл к столику у стены и сел напротив Астры. Положил руки в перчатках с обрезанными пальцами на столик, и уставился на неё. На нём были тёмные очки, странные для позднего вечера, они полностью скрывали глаза, и обращённое к Астре лицо казалось лицом призрака. Их тех, что приходят в ночных кошмарах и тянут к вам свои завешанные простынями руки.

Она попробовала встать, отодвинуться вместе со стулом, стул скрипнул, зацепившись ножками за неровные плитки пола. Астра откинулась назад вместе со спинкой стула и упёрлась в стенку.

— Сиди, — тихо сказал человек в тёмных очках, — за дверьми нас ждут мои люди. Ты не уйдёшь.

Она затихла на месте. Беспомощно огляделась кругом. На них не обращали внимания. Она подняла руку, призывая официантку. Девица неторопливо приблизилась, стала рядом с блокнотиком в руке.

— Девушка…

— Солнышко, кофе и пирожок с мясом. — Человек улыбнулся официантке. — Моей девушке то же самое. Ты будешь ещё кофе, детка?

Астра открыла рот, но ничего не сказала. Под столиком ей на ногу наступил грубый ботинок, она глянула вниз и увидела в сжатой, чуть приоткрывшейся ладони мужчины тускло блеснувшее узкое лезвие. Страшное жало торчало, зажатое между пальцев, в сантиметре от её ноги. Она судорожно кивнула, не отводя глаз от лезвия. Девица почирикала в блокноте и ушла.

— Вот так. А теперь поговорим. У тебя есть то, что нам нужно. Отдай это, и никто не пострадает.

— Никто? — у Астры прорезался голос. — Да кто вы такие? Что вам надо? Нет у меня ничего!

— Не кричи, — посоветовал человек-привидение. — А то ткну в коленку.

Он шевельнулся, и она ощутила, как ногу словно укололо иглой.

— Нет у меня ничего, — едва дыша, выговорила она. — Понимаете?

— Не верю, — скучно ответил человек. — Врать не умеете, госпожа Астра.

Он замолчал, пережидая, пока подошедшая к столику официантка расставляла чашки с кофе и тарелочки с пирожками.

— Если не хотите отдать по-хорошему, отдадите по-плохому. Подумайте, стоит ли это того. Вы уже видели, что бывает, когда упрямятся.

Человек улыбнулся, тонкие губы раздвинулись в холодной улыбке. Блеснули острые белые зубы.

— Так что давай-ка…

Брякнул у входа колокольчик. Человек слегка отодвинулся от Астры, взял в свободную руку чашку с кофе. Глянул поверх чашки:

— Давай-ка…

— Ванюха, ты, что ли! — гаркнули у стойки, где теснились молодые люди со стаканами. — Сто лет не видались!

Астра вздрогнула. Мужчина недовольно обернулся, кофе плеснулось в чашке. Астра, не думая ни секунды, вытянула руку и резко толкнула его ладонь с зажатой в пальцах чашкой. Плеснула тёмная горячая жидкость, называемая кофе в этом кафе. Плеснула и выплеснулась волной мужчине на лицо, заливая чёрные очки. Астра свалилась со стула, зажатого между стенкой и столиком. Упала на пол, ушибив локти и коленки, перекатилась по плохо вымытому, пахнущему несвежей тряпкой, такому спасительному полу. Обернулась, вскочив на ноги. Мужчина снял обеими руками чёрные очки. По лицу его катились кофейные капли и падали с подбородка. Астра видела это как в замедленной съемке, капли медленно стекали по впалым щекам, прорезанным глубокими складками, собирались на узком подбородке, и тихо капали вниз, на синюю куртку. Она попятилась, он шагнул за ней. Рука его сунулась за отворот куртки, сжалась там в кулак. Тихо пошла обратно, вытягивая что-то страшное.

Астра придушенно взвизгнула, поворачиваясь, чтобы бежать без оглядки. Снова брякнул колокольчик. И в проходе, освещённом мигающими цветными лампочками, возник силуэт человека в такой же, как у её преследователя, тёмной куртке, застёгнутой наглухо.

 

Глава 5

Астра в панике оглянулась назад. Человек-призрак неотвратимо шёл ей вслед.

— Полиция! — хотела крикнуть Астра, но не смогла выдавить из себя ни звука. У неё вырвался только невнятный вопль, и она ринулась к стойке, пытаясь спрятаться за ней. Человек развернулся, и один из парней, уже изрядно навеселе, преградил ему дорогу. На груди его, пришпиленная булавкой, висела карточка охранника.

— Ну, ты, дядя, — сказал парень, упираясь ладонью человеку в грудь, — остынь немного. Девушка тебя не хочет.

Астра увидела, как мужчина, чуть отступив, махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху. Рука размазалась в воздухе, чуть слышно свистнуло что-то блестящее, растекшееся у него в пальцах полоской металла, и на пол упало нечто. Истерически завизжала буфетчица. Зазвенел брошенный на плиточный пол поднос. Забренчали, раскатываясь во все стороны кофейные чашки. На полу закрутилась отрубленная кисть, брызгая кровью и пятная серые плитки.

— Ой, мамочки, — проскулила Астра, забираясь за стойку. Буфетчица взвизгнула и принялась с силой толкать Астру обратно. Белая шапочка съехала у неё с высоко взбитых волос, лицо покраснело. Официантка полезла под ближайший столик, цепляясь за ножки.

Оставшиеся у стойки парни разбежались в стороны. Двое полезли за стойку, под ноги буфетчице, которая теперь визжала непрерывно. Ещё двое ринулись к двери. Пожилой мужчина за столиком у стены глядел вокруг, приоткрыв рот и моргая глазами.

Держа нож в поднятой руке, человек шагнул к стойке. Парни зашуршали как тараканы, стремясь убраться подальше с его дороги, уползая от него в противоположную сторону. Вытолкнутая буфетчицей Астра развернулась к человеку с ножом. Справа и позади изгибалась углом стена. Слева закрывала отступление буфетчица с безумным взглядом из-под съехавшей на лоб шапочки и выставленным перед собой, как щит, круглым подносом.

Астра пятилась, пока не уткнулась в стенку. Теперь она была зажата между выступом стойки и стеной. В двух шагах от неё справа в стене было окно, забранное металлической решёткой. Мужчина шагнул к Астре, она кинулась ему навстречу, подпрыгнула и ухватилась за решётку. Подбросила себя вверх, цепляясь пальцами за металлические поперечины, качнулась и прыгнула. Ей почти удалось выскочить из угла, проскользнуть мимо, но он ухватил её за лодыжку. Астра по инерции пролетела вперёд и ударилась об пол всем телом. Оглушённая падением, она смогла только отползти немного по плиткам. Потом он шагнул вслед за ней, и она увидела рядом с собой его ноги в грубых ботинках. Задыхаясь, подняла глаза. Он держал в руке свой страшный нож и смотрел на неё. Краем глаза она увидела движение под потолком, совсем низким, увешанным тусклыми круглыми лампами в белых плафонах. Что-то мелькнуло над головой Астры и врезалось прямо в лоб её преследователю. Человек-призрак покачнулся, схватившись за голову, Астра поднялась на четвереньки и как могла быстро поползла из этого угла к выходу. За столиком у стены пожилой мужчина смотрел в опустевшую ладонь, в которой раньше был коммуникатор.

Астру ухватили за локоть и вздёрнули вверх, ставя на ноги. Она увидела только чёрную куртку, и завизжала, отбиваясь.

— Тише, дурёха! — гаркнули ей над ухом, и она затихла, узнав голос. Это был он. Любитель гонок на битых тачках. Он зацепил её за локоть железными пальцами и поволок к дверям кафе.

— Позвольте, мой коммуникатор, — пробормотал, поворачиваясь за ними, пожилой мужчина, показывая пустую ладонь.

— Бог подаст, — проворчал её друг, выволакивая Астру к дверям. Дверь крутанулась, колокольчик отчаянно брякнул, и в кафе шагнули сразу двое в чёрных банданах, натянутых на самые глаза. Шагнули и сразу разошлись в стороны, охватывая парочку с двух сторон. В руке одного выросла с тихим щелчком суставчатая палка с набалдашником, в руке у другого недвусмысленным блеском засияло лезвие широкого ножа. Истошно кричала буфетчица: «А-а-а, люди добрые, режут! А-а-а! Люди добрые, помогите!» Официантка под столиком закрыла голову руками и тряслась так, что ножки столика ёрзали по полу. Незнакомец отпустил Астру, и встал, опустив руки. Один из вошедших, наискось рубя палкой, прыгнул вперёд. Тот подпустил его вплотную, на какое-то мгновение слился с ним в плавном повороте, потом нападающий пролетел дальше, и его палка уже была в руке друга Астры. Палка догнала бывшего хозяина и с глухим стуком приложилась о его затылок. Незнакомец, двигаясь по инерции, мягким балетным движением развернулся. Второй противник был уже совсем рядом, он резко двинул снизу вверх рукой с зажатым в ней страшным ножом. Нож наткнулся на палку, лезвие скользнуло вдоль, потом палка превратилась в мельничное колесо, и нож подлетел к потолку. Человек в бандане схватился за ушибленное запястье, незнакомец боднул его в переносицу, человек отшатнулся, нелепо взмахнул руками и рухнул навзничь, стукнувшись затылком об пол. Друг Астры поднял руку и взял из воздуха падающий нож.

— Сзади! — взвизгнула Астра, тыча пальцем ему за спину. Человек в тёмных очках мягкими кошачьими шагами скользил к ним. Рука его с ножом была отведена назад, так, что лезвия не было видно.

Её друг развернулся, заслонив Астру. Человек шагнул ближе, согнулся, шагнул ещё. Астра ещё успела увидеть, как дёрнулась рука из-за спины страшного человека-призрака. В следующий миг она очутилась на полу. Кто-то кричал, что-то рядом с ней брякнуло по плиткам, зазвенело, бренча и явно разваливаясь на куски. Она приподнялась, прогоняя туман, заслонивший взгляд. От волнения ничего не видя, Астра встала, пошатываясь. На полу крутились, сцепившись, как сиамские близнецы, двое в тёмных куртках. Один в синей, другой в чёрной. Под ногами у них покачивался, мешаясь ножками, погнутый стул. Два ножа валялись поодаль, под ногами у Астры. Она быстро нагнулась и подобрала оба. Потом двое на полу расцепились, человек в синей куртке остался лежать, скорчившись и поджав ноги к животу, а человек в чёрной поднялся и обернулся, ища глазами Астру. Ухватил её за руку и выволок на улицу, толкнув ладонью дверь.

Они вылетели наружу, в фиолетовый свет фонарей и мигание лампочек над входом. Он потянул Астру за собой, они забежали за угол кафе, где вдоль низенького бордюра топорщились чахлые кусты.

— Садись, живо!

Скрытый густой тенью соседнего дома, здесь стоял байк. Весь чёрный, матово отсвечивающий округлёнными эмалевыми боками и белым металлом отделки. Астра забралась позади друга на кожаное сиденье и крепко обхватила его руками, сцепив пальцы ему на животе. Спина его была твёрдая, как деревяшка. Он передал ей шлем, и она одной рукой нахлобучила его себе на голову, оставив ремешок болтаться под подбородком. Байк с рыком вырвался из тени и помчался по дороге, набирая скорость. Ветер забрался Астре за ворот лёгкой курточки, овеял шею. Она задышала ровнее, прижимаясь к твёрдой спине. Её спаситель тоже успел надеть шлем, и она молчала, зная, что сейчас он не сможет её услышать.

Они пролетели улицу, свернули, проехали переулком, выбрались на параллельную улицу, промчались по ней в обратном направлении, потом байк подпрыгнул, перескакивая пешеходную дорожку, и Астра только закрыла глаза, чтобы не видеть этого. Они развернулись ещё раз, их тряхнуло, она сжала зубы, чтобы не прикусить язык. «Куда прёшь, ирод!» — долетел откуда-то сбоку старушечий голос. Потом ветер ударил тугой волной, байк басовито заурчал, рукава курточки затрещали, кожу рук словно облили холодной водой. Силой инерции Астру едва не снесло с сиденья, и она изо всех сил сцепила пальцы. Холодный воздух давил, словно живая стена, Астра закрыла глаза и замерла, заботясь только о том, чтобы удержаться на своём месте.

Потом он сбавил скорость, они ещё несколько раз повернули, и байк наконец стал. Астра открыла глаза. Сначала она боялась дикой скорости, с которой они мчались. Ей стало холодно, она плотнее прижалась к его спине и положила голову в шлеме ему на плечо. Потом Астра почувствовала, как глаза защипало, и что-то горячее потекло по щекам, застывшим от ветра. Она уже не смотрела, куда они едут, просто прижималась к такой тёплой, твёрдой спине и глотала слёзы, а они всё текли, скатываясь по лицу и срываясь от встречного ветра.

Сейчас она сползла с сиденья и качнулась. Ноги застыли.

— Почему ты не запомнила мой адрес? — спросил её спаситель, он повернулся к Астре, и она увидела своё отражение в зеркале его шлема. — Я же тебе говорил.

— Я не слышала, — хрипло ответила она, глядя на дверь в его дом. Ну конечно, вот он. Этот смешной звонок в виде колокольчика с витым шнурком у косяка. Косо прибитая табличка с такой же смешной надписью — «посторонним М.» Она ещё спросила тогда, что значит — «М.» и он засмеялся. А потом поднял её на руки и перенёс через порог, и Астра забыла, что хотела узнать.

Они вошли внутрь, она присела на стопку сваленных одна на другую старых ребристых шин, а он принялся возиться у маленькой плитки.

— Как ты меня нашёл?

— Ты меня искала, — сказал он, не оборачиваясь. Взял турку, налил туда воды, поставил на плитку.

— Искала. Но как ты узнал?

— Вовка сказал. Ты же сама его просила.

— Я думала, вы… вы не друзья.

Он хмыкнул. Обернулся, посмотрел на неё. Лицо его было серьёзно, но глаза улыбнулись Астре, и она почувствовала, как в груди подпрыгнуло и часто забилось сердце. Какой он всё-таки… Она отогнала эту мысль. Не сейчас.

— Это мы на трассе не друзья. В таких делах друзей не бывает. Но если девчонка попросила, тут дело другое.

Он опять ухмыльнулся, уже открыто, отвернулся к плитке и снял турку. По комнатке поплыл пьянящий аромат натурального свежесваренного кофе. Достал из навесного шкафчика две чашки. Сказал, не поворачиваясь, разливая кофе по чашкам:

— Зато при таких друзьях, как у тебя, и врагов не надо.

Астра обиделась. Открыла рот, возразить, поставить нахала на место. Потом вспомнила Нинон, её улыбочку, и как она сказала про родителей. И промолчала.

Он поставил чашки на вытащенный из угла и придвинутый к шинам столик. Открыл ещё один шкафчик, поставил на столик банку с печеньем и сахар в коробке.

— Молока?

— Спасибо, — пробормотала Астра. Она почувствовала, как слёзы опять подступают к глазам, и торопливо сказала:

— Ты знаешь, я не смогла сказать следователю, как тебя зовут. Смешно, правда? Он решил, что я всё выдумала.

— А как зовут следователя, ты запомнила? — деловито спросил он, не удивившись.

— Кажется, Александр… нет, Анатолий. Анатолий Сбигневич.

— Збигневич, — поправил он.

— Да, наверное. Откуда ты знаешь?

— Нет такого имени — Сбигнев, — сварливо ответил он. Поставил пустую чашку на столик. — Ну что, согрелась?

Астра кивнула. Пошмыгала носом, и решилась:

— Я ведь не помню, как тебя зовут. Ты меня так выручил, а я даже и не помню. Смешно, правда?

— Очень, — сухо сказал он. — Обхохочешься.

— Тогда скажи, как тебя зовут, — сказала она, глядя в чашку. Кофейная гуща растеклась по донышку, образовав узор в виде розы. Так ей показалось. Или это чьё-то лицо?

— Сначала ты пойдёшь и хорошенько выспишься — ответил он, поднимаясь.

— Только не в гамак, — пробормотала она, слабо протестуя. — Давай лучше на полу. А то опять свалимся. — Глаза её слипались, и она остро ощущала, как пропитались потом и пылью её бельё и спутанные волосы.

— Дурочка, ты на себя посмотри. Я не собираюсь с тобой спать. Тобой сейчас только ворон пугать можно, вместо пугала.

— И вовсе я не пугало, — сказала Астра.

В следующий момент она открыла глаза и почувствовала щекой сетку. Она лежала в гамаке, на ней было лёгкое одеяло, и больше ничего.

 

Глава 6

В первые мгновенья, ещё не очнувшись от сна, она не могла понять, где находится. Потом ощутила, что лежит в гамаке, и ей показалось, что ничего ещё не произошло. А то, страшное, было просто сном. Астра приоткрыла один глаз, сонно поморгала, думая, что уже утро, и не заняться ли «этим» ещё разок, прежде чем она уйдёт… Над ухом пискнуло, потом чёткий, легко узнаваемый голос диктора новостного канала произнёс:

— Продолжается расследование леденящего душу преступления, совершённого накануне в элитном районе нашего города. Как мы уже рассказывали, были найдены убитыми несколько человек, предположительно члены семьи известного бизнесмена…

Астра дёрнулась в закачавшемся гамаке, пытаясь сесть прямо. Сразу заболели ушибленные коленки, щиколотка противно заныла, а голова пошла кругом.

— Следствие пока не определило, что именно было причиной жестокого убийства. Возможно, целью злоумышленников было ограбление, о чём свидетельствует тщательный обыск всего дома и пропажа некоторых ценных предметов. Нашедшая трупы уборщица сообщила, что…

— Боже мой, — пробормотала Астра, обхватив ладошками голову, — это не сон.

Она огляделась. Над встроенным в стену столиком светился прямоугольный экран с легко узнаваемым логотипом одного из центральных каналов. Передавали новости. Она выбралась из гамака, шагнула к экрану. Диктор, выглаженный и элегантный, как машина класса «Люкс», глядя ей в глаза, проникновенно сказал:

— Это все новости на сегодня. Следите за нашими выпусками.

— Ты слышала?

Астра обернулась. Её вчерашний спаситель стоял рядом, глядя на экран, где пошла заставка прогноза погоды. Лицо его было сумрачным.

— Я приготовил тебе омлет.

— Я надеялась, что это только сон, — беспомощно сказал Астра.

— Давай быстро поешь, и одевайся. А то сон окажется явью, — резко сказал он, отворачиваясь от экрана.

— Что?

— Может быть, тебя уже выследили.

Астра побежала в душевую кабинку. Торопливо скребя по телу губкой, вымылась. Выскочила, обмотанная большим махровым полотенцем, на коврик. Он указал ей на стул. Там уже лежала её одежда, выстиранная и выглаженная. Астра попыталась вспомнить, где она оставила свой чемодан. Сейчас ей бы очень пригодилась та новенькая блузочка с вырезом. И те розовые трусики на лямочках. Они сидели на накачанной регулярными занятиями в спортзале попке Астры просто идеально. Наверное, чемодан остался в квартире тётки Гали. Она вспомнила, как приткнула его у полочки для обуви. О том, чтобы пойти и забрать его оттуда, не могло быть и речи. Астра туда больше ни ногой, хоть тащите её волоком. Да пропади он совсем, этот чемодан со всеми вещами. Хотя блузочку жалко.

Она с молчаливой благодарностью натянула курточку, отметив, что порванные швы зашиты крупными стежками, кармашки починены, а недостающая пуговица на клапане лишилась пары, что создало новую симметрию.

Он смотрел, как она ест. Астра жевала, пропихивая в себя куски омлета, запивала кофе, и снова принималась за омлет.

— Умираю, есть хочу — сказала она, проглотив очередной кусок. — Ты будешь?

— Ешь. Это всё тебе.

— У меня такой зверский аппетит просыпается, когда волнуюсь, ничего не могу поделать. Если бы я вчера в то кафе не зашла, ничего бы не было.

-Тогда тебя подловили бы в переулке.

Астра вздрогнула и торопливо набрала на вилку остатки омлета.

— У тебя остались ещё родственники? — спросил он, подливая ей кофе в чашку.

— Из близких — только тётка Матильда, — пробубнила Астра с набитым ртом. — Только она не совсем нормальная.

— Ненормальная?

— Не совсем, — уточнила Астра, дожевав последний кусок. Она вытерла рот, выдохнула, и глянула в чашку. — Фу-ух. Она не то чтобы тётка, а какая-то бабка, но у нас Галя…

Астра помрачнела. Ей отчётливо вспомнилась тётя Галя, её выпученные белёсые глаза, и рука с тряпкой, свесившаяся с края раковины. И этот страшный разрез на её шее.

— Где она живёт, твоя тётка-бабка?

— В деревне. Далеко отсюда. На машине пиликать полдня.

Астра подняла голову, рассеянно уставясь на экран. Передавали популярное шоу. Известный ведущий опрашивал очередного гостя, остальные расселись на неудобных скамейках в круглом зале студии, поджав коленки. Рассаживать участников дискуссии таким образом было принято. Предполагалось, что это не даёт участникам расслабиться и предаться словоблудию.

— Деревня — это хорошо, — задумчиво сказал он, собирая посуду. Отнёс тарелку с чашкой в раковину, и принялся мыть. Астра с содроганием посмотрела в наполняющуюся водой раковину.

— Ты что, не можешь потом это помыть?

— Нет.

— Мы не можем допустить скатывания человечества назад, к пещерному образу жизни. — Неожиданно громко сказали с экрана. — Ваши действия неизбежно приведут к этому.

— Это ваши действия отбрасывают нас назад, снова и снова! — выкрикнул кто-то в ответ. Астра подняла глаза. Человек в зелёном пиджаке швами навыворот, выкрикнувший последние слова, тыкал растопыренными пальцами в сторону человека, показавшегося Астре знакомым.

— Разве население не получит дополнительных пространств для расселения?

— Зачем населению это пространство? К чему бедным жителям отсталых стран четвёртого мира ваши пустоши? Умереть на них с голоду?

Человек в зелёном пиджаке продолжал выкрикивать, тыча обвиняющим перстом в сторону противника:

— Это вы, ваши технисты довели нас до крайности. Мы были вынуждены принять ваши предложения!

— Разве не ваша партия кричала громче всех? — спокойно ответил оппонент, и Астра его узнала. Это был один из деловых партнёров её отца.

— Мы были вынуждены! Иначе нас просто смели бы толпы подкупленных вами людей!

— Осторожнее с обвинениями, любезный.

Вмешался ведущий, как никогда сейчас напомнивший Астре рефери на боксёрском поединке.

— Люди были вынуждены пойти за вами! — выкрикивал мягко подталкиваемый к своему месту человек. — Всеобщее обнищание — вот к чему приведут ваши новые разработки!

— Зато ваши благие намерения приведут нас прямиком в ад, — ответил знакомый бизнесмен, и ведущий прижал ладонями за плечи подскочившего на своём месте обладателя зелёного пиджака. Тот только выкрикнул с места фальцетом:

— Мы уже в аду! Чего стоят только эти призраки!

— Мы прерываемся на рекламу, — плотоядно улыбаясь прямо в лицо зрителям, сказал ведущий, и пошла заставка.

— Что за чушь, — морщась, прокомментировала Астра. — О чём это они?

Её друг аккуратно вытер полотенцем последнюю чашку, поставил на полку. Повернулся к Астре.

— Тебя не интересуют вопросы будущего человечества?

— Человечество и без меня обойдётся, — отрезала Астра. Она терпеть не могла политики.

— Напомни, какую специальность ты собираешься освоить?

— Финансовый мониторинг…

— Ага.

— Что — ага?

Он поднял руку, призывая помолчать. Наклонился над столом, развернул оконце коммуникатора.

— Я задала вопрос, — свирепея, сказал Астра.

— Так. Нам пора, — сказал он глухо и крутанулся на месте. Подхватил с откидного стульчика рюкзак. Бросил Астре:

— Быстро. Надевай.

Подхватил сумку, набросил на плечо.

— Что…

— Вот они, — сказал он, показывая в экранчик. Астра глянула, и со своего места явственно разглядела участок улочки перед домом. Угол зрения был непривычный, как будто смотришь сверху. И у самого края топтался пугающе знакомый силуэт в тёмной куртке и бандане.

А-а… — крикнула было она, впадая в истерику. Он шлёпнул её ладонью по щеке, совсем несильно, но щека сразу онемела. В следующее мгновение он тащил её в сторону, противоположную двери.

— Куда, там же нет выхода, — пропищала она, переживая пощёчину, а он ответил, таща её за собой:

— Это там нет выхода. А здесь есть.

Он подвёл её к стене вплотную, она осмотрела глухой угол, где с привинченной под потолком арматуры свисали обрывки скрученных в жгут проводов. К металлическому кронштейну болтами был прикреплён старомодный экран в рамке под дерево.

— И что? Спрячемся под ковриком? — в углу на стене висел потёртый ковёр с видами гор и стайками скачущих по горным верхушкам оленей.

Он ухватил два проводка, и скрутил оголённые концы. Подпрыгнул и ткнул снизу в угол кронштейна. Кронштейн мотнулся и изменил положение. Отогнулся край ковра, и Астра увидела прямоугольное отверстие. Из отверстия потянуло знакомым запахом машинного масла и ещё чего-то технического. Друг толкнул её, она медлила, и он подхватил её за талию, пихнув головой в дыру. Астра с придушенным писком свалилась по ту сторону отверстия. Он последовал за ней. Ковёр опустился на место и закрыл отверстие.

Астра поднялась на ноги и огляделась. Это была тёмная комнатка размером с собачью будку. В доме родителей даже ванная была не в пример больше. До потолка здесь стояли стеллажи, заваленные и заставленные всякой всячиной.

— Нас здесь не найдут?

— Найдут, конечно, — ответил он. — Знаешь, чем хороши старинные домики?

— Отсутствием удобств?

— Наличием погребов и выгребных ям.

— Чего наличием?

Он встал на колени, приподнял и отодвинул в сторону плитку пола.

— Быстро полезай.

— Я знаю, что такое выгребная яма, — предупредила Астра. — Я лучше здесь останусь. Пусть меня лучше ножиком порежут, чем в говне утонуть.

— Нет там уже никакого говна. Лезь, давай.

— Сначала ты.

Он спрыгнул вниз. Протянул руки. Она скользнула в лаз, и он принял её снизу. Лаз был узкий, вдвоём они едва стояли, прижавшись вплотную, и Астра трепетно вздохнула, не отпуская его. «Зачем он всё это делает?» Она знала нескольких молодых людей, которые не станут защищать подружку даже от налетевшего комара. Эмансипация давно уже вышла современным женщинам боком, и множество мужчин с огромным облегчением сложили с себя звание рыцаря.

— Я тебе так сильно нравлюсь? — тихо спросила она, уткнувшись лицом ему в куртку, так что он едва мог её расслышать.

— Что?

— Ничего.

Он взял её за руку, и потянул вбок и вниз. Там были две ступеньки, за ними квадратный лаз, уходящий в темноту. Лаз перешёл в тёмную каморку, освещённую падающей откуда-то сверху полоской света. Из каморки вела совсем уже узенькая щель, в которую пришлось протискиваться ползком. Потом, когда она уже основательно ободрала себе коленки, лаз расширился, и появились две ступеньки наверх. Он встал на верхнюю, и толкнул тёмный квадрат над головой. Со скрежетом плита поползла в сторону, и он подтянулся, ухватившись ладонями за края образовавшегося отверстия. Протянул руку, свесившись с краю, и вытянул Астру. Она поднялась, отряхивая потерявшие всякий вид брючки. Он сразу же принялся прилаживать на место кусок пола. Панель легла на место, узор потёртого линолеума точно совпал с остальным покрытием. Астра огляделась. Это был гараж. В несколько рядов стояли здесь байки. Она подошла к крайнему, провела пальцем по металлическому значку, выгравированному на руле. Серебристый металл приятно холодил пальцы, неровные линии рисунка ощущались так необычно, что она поняла — это ручная работа.

— Это раритет. — Он подошёл и глянул ей поверх плеча.

— Это всё твоё?

— Не совсем.

Он прошёл в глубину, ко второму ряду. Повозился там и вывел за рога один из мотоциклов. Байком его Астра не смогла бы назвать. Это была таратайка, из тех, на которых пенсионеры возили с дачи кабачки и охапки потрёпанных пионов. Не хватало только прицепленной сбоку коляски.

— Ты получше ничего не нашёл?

— В самый раз, — сказал он, выводя мотоцикл и оглядывая его со всех сторон. — Для твоих драных штанов.

— Сам дурак. — Астра с достоинством уселась позади него на широкое, мягкое сиденье. Ухватилась за дугообразную металлическую ручку.

Дверь гаража с шелестом поползла вверх. Мотор затарахтел, потом взревел, машина дёрнулась, и Астру качнуло назад. Они взяли с места одним рывком, и вылетели из гаража.

 

Глава 7

Виктория Восьмая, магистр оккультных наук и посвящённая в таинства Запретного Братства, глава Ордена Чёрной Розы, и прочая, и прочая, заварила себе чай. Она наклонила над чашкой маленький керамический чайничек, наблюдая за свитой в жгут струйкой тёмной жидкости. Виктория любила заваривать травы. Любопытным отвечала — это секретный рецепт, доступный лишь посвящённым. Особо дотошным начинала перечислять необходимые для сбора манипуляции, и уже на первой минуте, при упоминании выхода в полночь на кладбище, интерес к рецепту угасал.

Виктория устроила своё немного раздавшееся, но ещё сохранившее остатки былой стройности тело в кожаное кресло. Кресло было сделано на заказ, и рисунок тиснения подозрительно напоминал контуры рук и отпечатки человеческих пальцев. Посетители, разглядевшие рисунок, бледнели и оседали на предложенном Викторией стульчике.

Посетителей у Виктории давно уже было считанное количество. Только избранные, хорошо знакомые и проверенные солидными рекомендациями люди. Когда её избрали главой Ордена, ей пришлось отказать даже нескольким своим друзьям, не вписавшимся в новый стиль жизни. Друзья обиделись, кое-кто ушёл из её жизни, но дело того стоило. Виктория не поставила бы никого выше своего долга перед Орденом и таинствами Запретного Братства, упоминать о которых нельзя даже в постели любимому человеку. Она вспомнила последнее испытание на чин Высшего магистра и содрогнулась. Никто не знал, в чём оно заключается, пока не проходил через него. Ни за что, никогда Виктория не хотела бы пройти через это снова. И чтобы она после всего пережитого обращала внимание на обиды не понявших её людей?

Она тихо выдохнула воздух, выпуская из себя отрицательную энергию, и впустила позитивную, медленно втягивая воздух нижним отделом лёгких. Заурядная тренировка для новичков, но всегда помогает успокоиться и настроиться на нужный лад. Поднесла к губам чашку с травяным чаем и вгляделась в тихо колышущуюся жидкость. По янтарного цвета поверхности курился лёгкий парок, свивался в струйку и исчезал совсем. Виктория тихонько отпила, подержала чашку, прикрыв глаза и ощущая, как насыщенный травами настой проникает внутрь, отдавая ей своё тепло и энергию. Предстоял важный разговор, посетитель был из тех, кому не отказывают, и Виктория должна была быть на высоте.

Делая точно отмеренные глотки, она постепенно впитала в себя всё, что было налито внутрь. Покатала чашку в ладонях, добирая пальцами остатки тепла. Сегодня ей было нужно всё, что она могла взять. Посидела, глядя на шкафчик напротив, изящно вписанный в угол комнаты. За створками, собранными в витраж из цветного стекла, за переплётом ажурной рамки, мягко светил округлым боком хрустальный шар. Луч света, искусно направленный лампой, пройдя через стекло витража там, где юная дева сжимала тонкими пальчиками чёрную розу, придавал шару неземную красоту. И тень розы, ставшей в свете лампы дымчато-лиловой, парила в его хрустальной глубине.

Обучение обращению с хрустальным шаром и прочей атрибутикой входило в первый курс оккультных наук академии, которую Виктория окончила с золотым дипломом. Она виртуозно владела техникой всматривания и прочими манипуляциями, рассчитанными на зрелищный эффект. На занятиях Виктория вместе с сокурсниками таращилась вслед за преподавателем в шар, жгла благовония в лампе на трёх ножках, и даже расчленяла пупырчатых жаб. Но в глубине души она признавалась себе, что на деле в шаре пусто, и ничего нет в этих пугающих глубинах, как в них не смотри. Тем не менее Виктория была лучшей на курсе, и когда настало время последних испытании на скромное звание бакалавра оккультных наук, к ней подошли и предложили работу. Место было выгодным, сулило блестящие перспективы, и Виктория ухватилась за него обеими руками. Рынок был насыщен предложением разного рода услуг, и в среде работников оккульта царила жестокая конкуренция. Не всем удавалось добиться успеха, выражавшегося в денежном эквиваленте. Гадалки и знахарки, знатоки потусторонних сил и астрологии считались такими же рядовыми работниками, как все остальные граждане, и исправно вносили налоги в государственную казну.

Виктория вспомнила, как даже ей, считавшей себя к последнему курсу академии умудрённой знаниями и опытом настолько, что она позволяла себе со снисходительной улыбкой давать советы преподавателям, не замечая их скептических лиц, пришлось туго. Организация, принявшая Викторию в свои ряды, была солидной, вполне легальной, шла одной из первых в рейтинге гильдии Магии и Оккультизма, и имела свои представительства по всей стране.

Работы было много, так много, что она к концу последнего сеанса валилась на кровать, не успевая снять туфли и отогнуть одеяло. Бесконечная череда лиц, разного пола и возраста, проходила перед ней парадом масок. И ей начинало казаться, что это не кончится никогда. И только когда в череде лиц стали появляться светлые промежутки, потому что работа вошла в привычку, потеряла новизну и стала давать место отдыху; только тогда, когда Виктория научилась с первого взгляда отличать одного клиента от другого, а все они стали ей одинаково безразличны; только тогда её допустили первых Тайн.

К ней прикрепили наставника. Совсем как в детстве, когда ей нанимали репетитора, отрабатывавшего свои деньги до последнего рубля. Что имел от работы с ней наставник, Виктория не могла тогда знать, но прониклась от общения с посвящённым Тайн магистром священным трепетом. Долгим, долгим был путь к вершине этой пирамиды. Крутой и каменистой дорога. А сколько камушков, мелких и покрупнее, пришлось отбросить с пути, и они покатились вниз… Туда, куда сама Виктория падать уже не хотела никогда. Назад пути не было, человек, познавший власть, власть над душами, и даже над собой, будет грызть камни зубами. Лишь бы остаться там, на взятой высоте.

Она помнила тот момент, словно он был вчера, момент озарения, когда Виктория вдруг осознала, что её наставник — такой же человек, как она. Что они стали равны, а она — она может стать выше. И что она — ещё и женщина. И потом, уже когда он остался позади, там, на невидимой крутой дороге, она вспоминала его прощальный взгляд — взгляд учителя, побеждённого учеником.

Виктория поставила чашку на столик. Глубоко вздохнула ещё раз. Ну вот, она готова. Взглянула на часы. Часы с позолоченным циферблатом, усыпанным звёздочками драгоценных камней и цифрами, выложенными перламутром. Подарок благодарного клиента. В особом шкафчике стояли ещё подарки, от самых разных лиц и по самым разным поводам. Виктория любила красивые вещи, особенно из драгоценного металла. Это не было тайной, и на последние именины, совпавшие с Днём посвящения, члены гильдии, собравшись, преподнесли ей серебряную статую богини милосердия, с лицом, подозрительно напоминающим лицо самой Виктории. Богиня была щедро покрыта позолотой, имела приятную улыбку и держала в кокетливо сложенных пальчиках чернёную серебряную розу. На розе капельками росы переливалось три крошечных бриллианта. Сейчас богиня стояла на мраморной подставке, недалеко от столика хозяйки, и полутьма ламп оттеняла её золочёную улыбку.

Клиент должен был прийти в назначенный, заранее оговорённый час. До этого часа было ещё достаточно времени. Но Виктория знала, что этот человек никогда не приходит в назначенное время. Таковы требования службы безопасности персоны, активно занимающейся политикой.

Она посмотрела на дверь, задрапированную полупрозрачной тканью. Ткань шелохнулась, обозначив дуновение ветерка. Лёгкий сквознячок при открывании наружных дверей всегда предупреждал хозяйку, не давая застать себя врасплох, и Виктория успевала принять соответствующую позу и достойное главы Ордена выражение лица.

Она выпрямила спину, положила руки на стол, и принялась сосредоточенно раскладывать карты. Шелестя, отъехала в сторону на золотистых колёсиках драпировка. Вошедший первым телохранитель встал у косяка. Выпрямился, уставясь перед собой, и превратился в статую. Ещё одну статую, только в сером неброском костюме и галстуке.

Виктория переложила карту, подержала ещё одну в руке, словно это имело огромный смысл, и аккуратно пристроила её поверх другой. Подняла глаза. Дверь отворилась, в проёме с полукруглым сводом нарисовалась фигура клиента. Тот, как всегда, не торопился войти, стоя на пороге и оглядывая салон главы Ордена с выражением сосредоточенной отрешённости. Виктория знала, что так проявляется его желание быть вежливым и выказать почтение хозяйке. Она опустила глаза в карты, давая ему время произвести обычную процедуру приветствия. Не глядя, плавно указала на стул напротив себя. Стул был самым обычным, с прямой спинкой и обтянутым чёрной кожей сиденьем. Это создавало дистанцию и не давало посетителю забыть своё место. Виктория была против откровенного заискивания перед клиентами.

Скрипнул стул. Зашуршали полы пиджака, стукнули запонки о полированную поверхность стола.

— Говорите. — Виктория положила последнюю карту на место и взглянула на него. Отметила, что он волнуется сильнее обыкновенного. Лицо его, обычно сохраняющее выражение спокойного внимания при любых обстоятельствах, было мрачно, уголок губы подёргивался и тянулся вниз.

— Вы должны мне помочь советом, Высший магистр. — Клиент говорил отрывисто, что тоже было необычно. — Я в затруднении. Завтра мы решаем вопрос. Очень важный вопрос. А я до сих пор не могу понять для себя, правильно ли мы поступаем.

— Разве вы не приняли решение задолго до этого? — мягко спросила Виктория, глядя ему в переносицу. Он не терпел прямых взглядов.

— Приняли. Приняли, чёрт меня побери. — Он пристукнул по столу раскрытой ладонью. Это был знак для Виктории, изучившей психологию жестов, как никто другой. Клиент откровенен с ней. Осторожнее, магистр. Это может быть интересно и очень, очень опасно. Бывали случаи, когда клиенты жалели о своей внезапной откровенности. Гильдия гарантировала безопасность разговоров и сохранение тайн. Но люди так недоверчивы… Виктория отогнала воспоминания о случае, получившем огласку в печати, и старательно замалчивавшемся, насколько это было возможно, членами самой Гильдии. Так и осталось невыясненным, проболталась одна из молодых магичек, или это была воспалённая фантазия небезгрешного во всех отношениях клиента… Когда обвинённую в утечке информации девицу, недавно посвящённую в члены Ордена, вызвали на совет, было уже поздно. Магичку нашли у себя подвешенной к оконной раме. Полиция признала самоубийство, а Гильдии предпочла согласиться с этим вердиктом. В глубине души Виктория была уверена, что девица не виновата, но теперь уже поздно гадать на кофейной гуще, кто прав.

— Тогда это было необходимо. — Он взял себя в руки. — Единственное решение, которое устраивало большинство. Не пойди мы по этому пути, мы могли бы получить ещё один геморрой в свою многострадальную задницу.

Виктория не ответила. Она знала подоплёку этой истории как никто другой. Тогда с ней тоже советовались, правда второпях, но она смогла дать дельный совет. Геморрой тогда получили другие, а партия её клиента ещё раз подтвердила репутацию организации, не боящейся идти на риск ради общего благополучия. И хотя потом её клиенту пришлось уйти с ограниченного сроком поста, он в полной мере сохранял своё влияние.

— Но теперь я задаю себе вопрос — что, если наши расчёты неверны в корне? Я не говорю, как это отразится на нашей партии. Мы тысячу раз обсосали этот вопрос. — Клиент повёл носом, пожевал губами, и лицо его на мгновение приняло кислое выражение. — Обдумали, обсудили и приговорили. Но чисто по-человечески… Жена меня спросила…

Он взялся ладонями за лицо, и проговорил сквозь пальцы:

— Что, если мы всё-таки ошибаемся?

Виктория мгновение смотрела на него, и в груди, как всегда, когда перед ней ставили подобный вопрос, зашевелился ледяной червячок. Возьми себя в руки, магистр.

— Вы хотите, чтобы я собрала Совет? Тогда вы будете уверены…

— Я не могу ждать. Мне нужно знать сейчас. Вы можете посмотреть в свой шар, Высший магистр?

— В шар? Но это не слишком эффективно. Я могу, как в прошлый раз, сделать…

— Нет, пожалуйста, — он перебил её, нетерпеливо махнув рукой. — Я знаю, что шар — это несовременно, и всё такое. Но сейчас мне нужно знать как можно лучше. А шар, это…

Да. Виктория знала, что это значило для него. Гадание на шаре считалось забавой для молодых работников оккультных наук, но зато отлично давило на эмоции несведущих клиентов. И мало кто мог овладеть этим инструментом в той мере, чтобы выйти на ту высоту, когда над тобой перестают смеяться коллеги. Виктория была из тех, над кем не смеялись, но добилась она этого не теми способами, которые оценит настоящий мастер своего дела. Поэтому шаром перестала пользоваться при первой возможности, оставив его для незначительных дел, не требующих большого ума.

— Хорошо. Если вы настаиваете. Но потом мы продублируем результат другим методом.

Он кивнул. Она поднялась из кресла, прошла к шкафу, повернула дверцу, отводя в сторону даму с чёрной розой. Аккуратно взяла шар. Клиент, откинувшись на спинку стула, наблюдал, как она устанавливает хрустальный шар на стол, тщательно выверяя его положение по выведенному золотой нитью рисунку под полировкой. Потом она засветила маленькую лампу, повернув отражатель так, чтобы свет падал на стол. Когда дрожащий свет лампы упал на стол, вспыхнули золотом затейливо изогнутые по его поверхности нити, образовав узор. Узор отразился в хрустальных глубинах. Зрелище это завораживало, и даже скептически настроенные клиенты не могли остаться равнодушными.

Виктория положила руки ладонями вверх по обе стороны шара, покоящегося на ажурной подставке. Склонила голову, сосредоточивая взгляд. Всматривание в шар требовало определённых навыков, достигаемых тренировкой. Клиент молча наблюдал за ней. Он потянулся потеребить в нетерпении узел галстука, потом опустил руку и поёрзал на стуле. Сейчас Высший магистр и глава Ордена напоминала собственное изваяние в полный рост. Казалось, она даже перестала дышать. Он тоже оцепенел, поддавшись настроению, застыв на стуле, наблюдая за ней. Неожиданно она вздрогнула. Сглотнула, втянула воздух полной грудью, и откинулась назад. Подняла глаза. Он тоже вздрогнул.

— Я что-то сказала? — спросила Виктория чужим голосом.

— Нет, ничего, — ответил он удивлённо.

— Мне показалось, — она провела ладонью по лбу.

— Что?

— Ничего существенного. Давайте теперь попробуем на рунах, — голос Виктории обрёл твёрдость. То, что промелькнуло перед её взором в глубине шара, не могло быть ничем, кроме галлюцинации. Обман уставшего от напряжения зрительного центра.

Она открыла ящичек стола и вытянула коробочку с рунами. Стараясь не дрожать пальцами, открыла коробочку, потянула завязку бархатного мешочка. Нет, она не будет сосредоточиваться на случайном видении. Это слишком нелепо. Нелепо и слишком страшно, чтобы быть правдой.

 

Глава 8

Виктория вынула из мешочка последнюю руну и положила перед собой. В этом виде гаданий ей не было равных среди коллег по цеху. Она славилась виртуозным толкованием получившегося расклада и предпочитала руны всем остальным способам давать ответ клиентам. Так. Более-менее знакомый вариант. Она видела великое множество вариантов за свою карьеру, самых разных, и частенько могла с одного взгляда определить основную мысль предсказания.

— Ну, что там? — спросил клиент. Он тоже склонился над столом, разглядывая руны. — Вот это, кажется, значит: «имущество»?

— Подождите, не надо торопиться, — мягко предупредила Виктория. Каждый, кто имел хоть немного дело с гаданием, уже мнил себя знатоком. Она разглядывала выложенные руны. — Это может быть имущество, а может значить и другое, в зависимости от сочетаний… Я должна войти в это полотно… Вникнуть в скрытый смысл…

Она говорила эти слова, нанизывая их на верёвочку успокоения. Сейчас. Вот это — это явно означает дорогу. Дорогу к… она бы сказала — к дому, если бы не вмешалась ещё одна руна. Тогда это не дом, а нечто другое. Она повела взглядом по полотну. «Нуад», «Беркана» и «Дагаз». Как странно они легли… А вот ещё «Одал». Виктория глубоко вздохнула. Такого странного сочетания она не видела никогда.

— Трудно сказать, приведёт ли ваше решение к гармоничному результату, — наконец сказала она. — Здесь нет ни знака удачи, ни знака успеха. Как я ни всматриваюсь, не могу найти ни одного предзнаменования победы.

— Так что же, это провал? — сухо поинтересовался клиент.

— Не могу этого утверждать. Скорее, множество препятствий. Очень многое зависит от обстоятельств. Вот это сочетание говорит о выборе. Выборе между… между добром и злом.

Виктория запнулась, и последние слова выговорила уже машинально, закончив фразу штампованной банальностью. Она только сейчас догадалась, что значит это положение рун, таких разных и в то же время почти дублирующих одна другую.

— Я не понял, что за выбор мы должны сделать? — поторопил клиент. — Что ещё за зло такое?

— Это не зло. То есть не то чтобы совсем зло. Зависит от того, кто одержит верх. — Виктория взяла себя в руки. Она поняла, как надо ответить. — Если вы одержите верх при обсуждении большинством голосов, и вопрос будет принят сразу, то велика вероятность благоприятного исхода. Но берегитесь неожиданного врага.

— Врага? — быстро спросил клиент. Он напряжённо всматривался в руны, морща лоб.

— Есть какой-то тайный враг. Он очень силён, и может повлиять на ход событий. Тогда исход дела будет иным. Я бы сказала, неблагоприятным для вас.

— Вы можете сказать более конкретно? Что за враг? Я его знаю?

— Могу только сказать, что враг ваш наделён мудростью, — Виктория наморщила лоб, глядя на руну «Одал». Её очень смущало её расположение, но по-другому трактовать смысл того, что лежало перед ней, она не могла. — Привлеките на свою сторону любовь и знания, и вы сможете уйти от опасности.

Она незаметно перевела дух. Примитивное толкование рун любви и знания, что могло быть понято и как опыт. Непонятно, как в этом случае любовь могла защитить опыт. Но показывать свою растерянность перед клиентом нельзя ни в коем случае.

Виктория сказала клиенту ещё несколько туманных, многозначительных фраз. Ей казалось, что она вот-вот найдёт те, нужные слова, которые расставят всё по местам, но они всё не находились. Она видела, что он не вполне доволен, и не торопила его. Наконец он поднялся с места и постоял, обводя глазами выложенное из костяных плашек полотно. Отвёл глаза от рун, и спросил, глядя ей в лицо:

— А что вы всё-таки там увидели, Высший магистр? Там, в вашем хрустальном шаре?

— Ничего особенного. Обычное дело для посвящённого, — небрежно ответила Виктория. — Сцена из Апокалипсиса, знаете.

Она сказала это, как уже отвечала многим другим на подобные вопросы, зная, что клиент не будет уточнять. И, уже сказав это, с холодом внутри поняла, что оказалась недалека от истины.

— Из Апокалипсиса, говорите? — тихо сказал клиент. Он постоял ещё, глядя на Викторию, потом развернулся и вышел в дверь, заботливо отворённую для него телохранителем.

***

Дверь неслышно затворилась, зашуршала, покачиваясь, прозрачная занавесь. Виктория поймала себя на том, что старательно отводит глаза от хрустальной глубины шара, и рассердилась.

— Ты меня удивляешь, Виктория, — сказала она вслух. — Мало того, что ты видишь в этом инструменте для новичков всякую чушь. Так ты ещё позволяешь себе говорить на сеансе нелепый вздор, и пугать клиента. Это на тебя не похоже!

Она встала и в волнении прошлась по комнате. Нет, что за идея упоминать Апокалипсис именно теперь, когда все газеты буквально кричат о надвигающейся катастрофе! Ясное дело, это гипербола, журналисты любят преувеличить, но если ещё и Гильдия начнёт подливать масла в огонь! Статистика последних обращений к её коллегам давала чёткую тенденцию настроений людей. Виктория сама подписывала документ, ушедший в архив. Люди боятся того, чем их пугают вот уже добрый десяток лет. Да что там, она помнила, что услышала о надвигающемся глобальном изменении климата ещё молоденькой девушкой. А когда к этим тревожащим факторам прибавился мировой кризис сырьевой базы, ни одного дня не проходило, чтобы средства массовой информации не подкинули дровишек в огонь всеобщего беспокойства. Виктория в раздражении хлопнула себя по лбу ладонью. Собранная к встрече с клиентом спокойная уверенность испарилась, как дым.

Несколько лет назад, на спешно созванном совете, присутствовало лишь четверо Высших магистров вместо пяти. Решалось будущее Ордена, да и Гильдии вообще. Если они не сумеют угадать, куда дует ветер, их ждёт упадок, забвение. Гильдия магов, не сумевшая увидеть чуть дальше своего носа, не имеет права на существование. Виктории пришлось потянуть за все ниточки, какие были в её распоряжении, чтобы вовремя сориентироваться, и дать своему клиенту верный совет. Мнения совета разделились, один из его членов, обычно стоявший за Викторию, заболел, или прикинулся заболевшим. Она воспользовалась своим правом главы ордена, приняв волевое решение. Её голос стоил двух на совете, и она в полной мере этим воспользовалась. В итоге она оказалась права, и Орден признал дальновидность своего руководителя.

Мелодично пропел встроенный в стену над дверью динамик. Голос привратника пробубнил:

— К вам господин Простоквашин, госпожа Виктория. Говорит, вы его ждёте.

О, Котик пришёл. Виктория называла каждого своего очередного мальчика Котиком. Чтобы не путать всех этих Викторов, Максов и Иннокентиев. Партнёров для секса она, став Высшим магистром, выбирала из практических соображений. Чтобы был молодой, приятный на вид, слушался её беспрекословно и не блистал интеллектом. Ума у Виктории хватало на двоих. Ну, и, разумеется, чтобы выполнял все постельные упражнения на отлично. Время бескорыстной и трепетной любви для Виктории давно кануло в Лету.

Она погляделась в зеркало и пригладила выбившуюся прядку. Подумала, и подвела губы розовым блеском. Вот так лучше.

Котик, как всегда, запутался в занавеске у двери. Выпростался из неё, едва не сорвав тонкую ткань, и наткнулся на статую у стены. Потом, уже в спальне, которая размещалась этажом выше, Котик, умиляя Викторию детской непосредственностью, опустился на коленки, дрожащими от возбуждения пальцами снял с неё туфельки золотой парчи, и принялся чмокать куда придётся мокрыми губами. Она наклонилась к нему, чувствуя, как разливается по телу горячая волна. Глядя в голубые, окаймлённые длинными, по девичьи пушистыми ресницами глаза, жадно поймала его пухлые, румяные губы накрашенными губами.

 

— Не останавливайся, Котик, — тяжело дыша, повторяла Виктория. — Да, да. Не останавливайся.

— Можно, я сегодня останусь подольше? — умоляюще пропыхтел Котик. Даже сквозь застилающий голову туман Виктория насторожилась. Она не имела иллюзий на свой счёт. Как бы ни клялся в пылкой страсти очередной мальчишка, она знала, что ни один не будет нести около неё круглосуточную вахту.

Наконец они оба испустили глубокий вздох, и в спальне повисла ватная тишина, прерываемая лишь дыханием двоих людей в измятой постели. Туман в голове Виктории рассеялся, и она стала осознавать окружающее. Она стала слышать тихое тиканье старинных часов на каминной полке. Еле слышный шелест кондиционера. Неслышные шаги за дверью. Она подскочила. Прислушалась, комкая потными пальцами простыню. Спустила ноги с края кровати, нашаривая туфли. Не нашла, и поднялась, переступив босыми ногами по шёлковому ковру.

— Куда ты? — хрипло спросил Котик, поднимаясь вслед за ней. Он прополз до края кровати, торопливо перебирая руками и коленками. Ухватил её за ногу, и она досадливо дёрнулась, вырываясь. На гладкой коже остались следы ногтей.

— Куда ты? — повторил Котик, опять пытаясь ухватить её, и Виктория услышала страх в его голосе. — Туда нельзя.

Лучше бы Котик, для друзей и знакомых Пашка-двоечник, не пытался остановить Высшего магистра. Он ещё не понял, что сопротивление действует на Викторию, как красная тряпка на быка.

— Там кто-то есть, — пробормотала под нос Виктория, протянув руку к панели коммуникатора, замаскированного под мозаичное панно. Привратник не отозвался, и она занесла палец над кнопкой вызова охраны. А может, это клиент вернулся? Как глупо она будет выглядеть, если это так. Информированные люди до сих пор посмеивались, вспоминая скандал, сопровождавший отставку одного из министров прежнего кабинета. Что-то там было при обыске в одной из фирм, когда примчавшиеся на вызов пожарные застали сцепившихся в схватке людей из спецслужб и группу по борьбе с наркотиками. Фирме выплатили солидные страховые суммы в возмещение ущерба от случившегося при этом пожара и порчи разгромленных помещений.

— Медовенькая моя, — сладко пропел Котик, но ненатурально дрожащий голос только разозлил Викторию. Она отбросила его руку, и когда он, спрыгнув с постели, облапил её, несильно ткнула его пальцем в глаз. Котик-Пашка тихо взвыл, схватившись за повреждённый орган зрения, а раздражённая Виктория взяла стоящую у камина сувенирную кочергу. Ступая как можно тише, она двинулась к двери на лестницу. Прислушалась, и рывком отворила дверь. Лестница была пуста. Виктория пошла вниз. Винтовая лесенка привела её к арке, прикрытой плотной, затканной драконами парчой. Тихо отогнув краешек парчовой занавески, Виктория заглянула в кабинет. У шкафчика с подарками стоял спиной к ней человек, и задумчиво разглядывал выточенную из нефрита фигурку козла.

Она затаила дыхание, сжимая вспотевшими пальцами кочергу. Со спины незваный гость показался ей смутно знакомым. Но это точно не человек клиента. Надо уйти и вызвать охрану.

— А вот и Виктория, — человек повернулся, и кочерга задрожала в её руке. — Сама пришла. Заходите, магистр.

Виктория на ватных ногах прошла под аркой. Зашуршала за её спиной, опускаясь на место, тяжёлая золотая парча.

— Я вижу, вы явились во всеоружии, магистр. — Человек улыбнулся, а Виктория остро осознала свою наготу. Кочерга в ослабевшей руке дрожала всё сильнее.

— Что вам здесь нужно? — спросила она, собирая всё своё мужество. — Зачем вы пришли?

— Вы не звали нас, а мы припёрлися… — язвительно пропел незваный гость, отходя от шкафа. — Сядьте на своё место, магистр. Нужно закончить гадание.

 

Глава 9

— Я знаю, в чём дело! — крикнула Астра.

— Что?

— Я догадалась! — нетерпеливо крикнула она опять. — Мне нужно сказать это следователю!

Её друг плавно затормозил, и они свернули к обочине. Он обернулся:

— Что такое?

— Говорю тебе, я знаю, что им было нужно. — Астра торопилась, глотая слова. — Там, дома. Шкатулка. Всё разбили. Я знаю. Бабка Матильда. Ну, шкатулка же!

— Говори толком, — оборвал он. — У нас нет времени на истерики.

— Я не истеричка! — она выдохнула, и сказала медленней: — Слушай, они что-то искали. Следователь меня спросил, не пропало ли чего. Так вот, я вспомнила. У бабки Матильды была ценная вещь.

— При чём тут бабка? Ограбили ведь не её?

— А при том! Эту вещь бабка отдала моей маме. На хранение. Чтобы мама в сейф положила. Может, бабка боялась, что у неё украдут.

— А что за вещь?

— Не помню. Я ещё маленькой была.

— И скажешь в полиции: «Не знаю, не помню, но что-то было»? Да они посмеются над тобой!

— Пусть смеются, — зло сказала Астра. — Моих родителей за эту вещь… — Она судорожно всхлипнула. Он торопливо обнял её.

— Ну, хорошо. Пойдём к следователю.

Он отпустил её, отвернулся и отстегнул клапан куртки. Вытянул на свет обшарпанный чехол, отстегнул застёжку. Неярко засветился экран коммуникатора. Он взял двумя пальцами из кармашка две телесного цвета кнопочки и прилепил под шлем.

— Что ты делаешь? — Астра топнула ногой. Её распирало от желания вывалить на полицейского следователя свои соображения немедленно, здесь и сейчас.

— Ты хочешь увидеться со следователем?

— Ну!

— Тогда не мешай. — Он пробежал пальцами по панели. — Да, Витёк. Я. Сегодня я монстр. Ага. Тот самый. Потом обсудим. Давай, гони инфу, как тогда. Да. Жду.

Он застыл, глядя в экранчик, Астра дышала ему над ухом, ёрзая по сиденью. Они остановились у обочины, мимо пролетали редкие авто и пару раз протарахтели такие же, как у них, таратайки. Здесь были остатки частного сектора, чудом уцелевшего при перепланировке города. Дорога была старая, местами просевшая, и пыль клубилась вдоль пыльной обочины, свиваясь в маленькие серые смерчи.

— Спасибо, Вит. — Он захлопнул чехол. Астра вздрогнула. — Поехали. Будет тебе встреча у фонтана.

— Где?

— Твой Анатолий Збигневич на вызове. Там мы его и прихватим.

— Он меня к себе в участок вызывал.

— Хочешь в отделение? Детка, тогда я не смогу тебя защитить. Ты там будешь как тополь на площадке. Отовсюду видна.

— Ладно, Иван Сусанин¹. Вези уже!

— Если тебя ещё интересует моё имя, то я не Сусанин. И даже не Иван. — Он ткнул в кнопочку куртки, закрыв клапан. Затарахтел мотор, Астра торопливо ухватилась за скобу. — Я, к твоему сведению, Фома. Чтоб ты знала.

— Который неверующий? — прокричала Астра, заглушая треск мотора.

— Почти!

Они рванули с места, и пыль понеслась за ними по серой дороге, завиваясь клубами.

***

Неуверенно переступая босыми ногами по ковру, Виктория подошла к своему креслу и опустилась в его мягкие, успокоительные глубины. Скрытая подлокотниками и краем стола, она перевела дух. Человек облокотился о полированную поверхность, выложенную золотой нитью, и склонил голову, разглядывая руны.

— И что здесь вызвало у вас затруднения, магистр?

Она услышала яд в его голосе, и ответила:

— Высший магистр. Я глава…

Человек засмеялся. Виктория пошла мурашками, руки её задрожали, и сжатая в пальцах кочерга, которую она машинально положила перед собой, звякнула о полировку.

— Вы тянете только на магистра, дорогая Виктория, уж поверьте моему опыту! Прекрасный администратор, не больше. Вот вы кто. И кто так толкует рунное полотно? Смех, да и только.

Он повёл ладонью над разложенными по столу костяными пластинками. Пошевелил губами, прикрыв глаза, и внезапно сжал растопыренные пальцы в кулак.

— И вы не смогли сказать ничего определённого, глава Ордена? Да вы просто слепы!

— Перестаньте! — Виктория попыталась придать голосу твёрдость, но слова вылетели нелепым визгом, как у маленькой собачонки. — Вы не можете здесь находиться! Вас не звали!

— Иногда приходиться являться незваными, — ответил человек, опуская палец и почти касаясь одной из рун. — Вы пропустили одну. Видите? Что теперь скажете, магистр?

Она опустила глаза. Нет. На неё слепо глядела пустая руна. Не может быть. Её же здесь не было. И она лежит как раз между… Виктория вспотела в кресле.

— Что же это будет?

— Есть мнение, что результат наблюдения зависит от того, кто наблюдает, — скрипучим голосом сказал человек. Рука его внезапно метнулась к кочерге, и он легко выхватил её из ослабевших пальцев Виктории. — Уж не погадали ли вы заодно и на себя, магистр?

Не в силах шевельнуться, она смотрела, как легко он сгибает в руках металлический прут. Потом молниеносным движением он набросил получившуюся дугу на шею Виктории. Она захрипела, хватаясь за прут скользкими от пота пальцами. Человек сжал прут в кольцо, замкнув его, и удерживая концы одной рукой.

— Ну ладно, шутки в сторону, магистр. У вас кое-что есть для нас. И вы мне сейчас это отдадите.

***

Они остановились. Не глуша мотор, он огляделся, потом прижал пальцем кнопку микрофона у себя за ухом. Астра сидела молча, глядя на солидный особняк, стоящий в ряду таких же солидных строений в стиле прошлого века. Одно время стиль этот вошёл в моду, и в городе вырос целый квартал, застроенный этими каменными монстрами. У выложенного плиткой крыльца ближайшего особняка, в тени портика, подпираемого квадратными колоннами, стояла машина скорой помощи.

Провыла сирена, режущий ухо звук заметался, отразившись от множества разноцветных каменных стен, и заглох за чугунными оградами. Рядом с машиной скорой помощи, скрипнув тормозами, остановился полицейский фургон. Оттуда посыпались люди в форме, взбежали на крыльцо и исчезли за украшенной цветным стеклом дверью.

— Ну вот, твой милый следователь там, — прокомментировал Фома. — Слезайте, девушка, остановка по требованию.

Астра уцепилась ему за рукав. Она вспомнила кровавую лужу на полу, тётку Галю у раковины.

— Я без тебя не пойду!

— Беда с тобой, — проворчал он, беря её под локоток. — Пошли.

Они взошли на крыльцо, и никто их не остановил. Дверь легко отворилась, сверкнув вставленными в ажурную раму цветными стёлами, и они оказались в просторном холле. Из холла с двух сторон наверх вели кокетливо изогнутые лесенки, обрамлённые деревянными перилами. Изящные балясины, выточенные в виде шахматных фигур, блестели красным лаком. У подножия лестницы, упёршись лбом в перила, блевал человек в форме. Когда они ступили на первую ступеньку, человек поднял на них мутный взгляд, перевёл дух, потом согнулся, уцепился за балясину, и его опять вырвало.

— Может, ты сам всё скажешь, а я здесь подожду? — слабым голосом предложила Астра. Ей расхотелось идти.

— Испугалась? Поехали домой. Там, конечно, бардак, но ничего, ты приберешься…

— Нет уж, — сквозь зубы сказала Астра. — Пойдём дальше.

— Я так и знал, что ты никудышная хозяйка.

Она пнула его в лодыжку.

Они поднялись по лестнице на площадку, обведённую деревянными перилами, только здесь уже были не шахматы, а фигурки чередующихся друг за другом мужчин и женщин, стоящих со сложенными на груди деревянными руками. Одна из дверей, ближайшая к лестнице справа, была распахнута. У двери стоял, зажав в кулаке сигарету и выпуская дым сквозь пальцы, человек в зелёном комбинезоне медика. Глаза у него были покрасневшие, лицо блестело от пота. Он глянул на Астру и Фому и торопливо приложился к сигарете. Жадно затянулся и закашлялся, отвернувшись.

Они прошли в дверь, и Астра почувствовала знакомый запах. Острый запах смерти и сырого мяса. Здесь он был гораздо слабее, чем тогда, у неё дома, но теперь она узнала бы его где угодно. Астра прислонилась к косяку. Ноги внезапно перестали её слушаться, и она не смогла бы идти, даже если бы захотела.

— Пожалуйста, найди его сам, — слабо выговорила она. — Пожалуйста. Приведи сюда, я не могу.

Фома посмотрел на неё. Она вжалась спиной в косяк и помотала головой:

— Найди его сам.

— Хорошо. Жди здесь, — он прошёл через комнату, и исчез из вида.

Астре хотелось убежать. И хотелось бежать за Фомой. Она разрывалась от противоречивых желаний, стоя у двери. Посматривая вглубь комнаты, Астра боялась увидеть жуткое зрелище, и не могла не смотреть. Зрение выхватывало отдельные картинки, когда она бросала взгляд по сторонам, и тут же жмурилась.

Вот мраморная подставка у стены, ей виден лишь круглый край и часть витой каменной ножки. На ней статуя, лежит на боку, прижавшись золотистой щекой к основанию. Статуя улыбается. Астра содрогается и закрывает глаза.

Вот шкаф, дверцы раскрыты, и на полках поблескивают осколки. Цветное стекло или камни, вперемешку с металлическими фигурками. У подножия шкафа, рядом с выгнутой в виде лапы льва массивной ножкой, кучка чего-то радужного. Россыпь мелких осколков окружает несколько крупных, и по одному, похожему на дольку апельсина с зазубренной кромкой, Астра признаёт в предмете стеклянный шар. Отражая своими крохотными зеркальцами в искажённом виде окружающие предметы, переливаются радугой неровные края осколка.

Вот стол, стоит посередине комнаты. Стол круглый, массивный, на точёных ножках. По столу разбросаны в беспорядке костяшки домино. Нет, это не домино. Это такие штуки для гадания, Астра видела их однажды, кто-то гадал при ней… Несколько костяшек собраны в центре стола в пирамидку с усечённым конусом. На верхушке пирамидки, точно в центе крохотной площадки, составленной из четырёх костяшек, стоит фигурка животного. Фигурка барана или козла, Астра не может разглядеть, вырезанная из зелёного камня.

«За козла ответишь» — выплывает из памяти неведомо откуда взятая фраза, и Астре внезапно становится жутко смешно. Она засмеялась, согнувшись у двери, ничего не видя от потёкших слёз, и выговаривая: «За козла… Ох, смешно-то как… За козла…»

Её взяли за плечи, подняли голову, и в лицо ударил вихрь мокрых холодных брызг. Смех, душивший её всё сильнее, стих, сжатые в судороге от истерики мышцы живота отпустило. Она открыла глаза, смаргивая воду и слёзы. На неё глядел человек в зелёном медицинском комбинезоне, что давеча курил у двери. В руке у него был стакан воды, полный наполовину. Рядом с медиком стоял Фома со шлемом под мышкой, и полицейский следователь.

 

Глава 10

Человек со стаканом оглядел Астру, и отошёл. Следователь молчал, глядя, как Астра отирает ладонью мокрое лицо.

— Я должна вам сказать… — наконец сказала Астра, медленно выдохнув, ощущая, как мелко дрожат мышцы пресса, только что скрученные в тугие узлы. — Мы приехали к вам…

— Пройдите, — сухо сказал следователь, ткнув рукой в глубь комнаты. Астра замешкалась, и он поманил её за собой, двинувшись к столу с разложенными костяшками.

Она прошла за ним, ступая след в след. Но на полу ничего страшного не обнаружилось. Никаких кровавых пятен, а тем более луж, тут не было. Только россыпь радужных осколков у шкафа, да у стены, до этого не видной, валяются разбитые часы с кукушкой. Кукушка, миниатюрная птичка с золотистыми крылышками, украшенными цветной эмалью, повисла на вяло изогнутой металлической штанге, открыв блестящий клювик. Светился крохотными бриллиантиками и большим дымчатым топазом круглый циферблат.

Следователь остановился у стола, заложив руки за спину, и отвернулся от Астры, вперив взгляд в зелёную фигурку животного на костяном постаменте.

— Говорите.

Запинаясь, сбиваясь и опять начиная с начала, Астра объяснила, зачем они пришли. Следователь слушал рассеянно, не оборачиваясь, и только кивнул под конец:

— Описать эту вещь вы, конечно, не сможете?

— Я же говорю, я тогда была ещё девчонка совсем, — Астра поморщилась, вспоминая себя в те годы. Она хотела забыть себя такую, маленькую, пухленькую, с бантами на тугих косичках, из которых одна всегда упрямо загибалась кверху. Память подбросила картинку: мама за столом, перебирает срезанные цветы, чтобы составить букет. Рядом стоит её любимая ваза, уже наполненная водой. За столом, напротив, сидит бабка Матильда. Она теребит в пальцах один из отложенных матерью цветков, и Астра, рост которой позволял тогда лишь чуть выглянуть над краем стола, видит, как жёсткие пальцы бабки поглаживают бархатный лепесток, будто он живой.

«И что я буду с этим делать?» — слышит Астра голос матери. Бабка Матильда отвечает: «А ничего. Положи пока, пусть лежит. У вас целее будет.» И мама недовольно хмурит брови, а очередной цветок в её руке ломается пополам. Потом она замечает дочь, вертящуюся у стола, и Астру выгоняют из комнаты. Уже выходя, она оборачивается и видит, как бабка разворачивает на столе какую-то тряпочку, раскрывает её, а мама склоняется над столом, и прижимает пальцы ко рту, глядя на что-то, что показывает ей бабка Матильда.

Следователь помолчал, хмурясь и вертя сложенными в замок пальцами. Из полукруглой арки, обнаружившейся в углу комнаты, отмахнув криво висящую парчовую, расшитую зубастыми драконами занавеску, вышел грузный пожилой мужчина. Выглядел он по сравнению со следователем, в его выглаженном тёмно-синем костюме и галстуке, неряшливо и совсем просто. Будто сосед-пенсионер заглянул за солью и задержался. Одет он был в просторные холщовые домашние брюки на завязочке, над брюками нависала, обтягивая упитанный животик, лёгкая рубашка в широкую клетку. Наряд дополняли разношенные сандалии на босу ногу. Поверх рубашки мужчина накинул лёгкую матерчатую куртку, и небрежно придерживал её полы двумя пальцами.

Увидев пенсионера, следователь кивнул Астре, и отошёл с ним к стене. Человек шумно вздохнул, взялся за губу и оттянул вниз. Потом спохватился, словно вспомнил о вредной привычке, и опустил руку.

— Да, Толя, удружил ты старику, — сказал он, качая головой, и разглядывая свои сандалии, будто видел их впервые. — Давненько я такого не видал. Ты этого не помнишь, зелен ещё был тогда.

— Почерк, — негромко ответил следователь. — Почерк похож. Я поэтому…

— Похож, похож, — рассеянно сказал пожилой мужчина, кинув взгляд на стоящих у стола Фому с Астрой. — Да не совсем.

— Я поэтому вас и попросил посмотреть, Андрей Петрович. Чтобы вы своим взглядом оценили.

— Поговори с Сергеичем, — негромко ответил пенсионер, названный Андреем Петровичем. А я подумаю. Может, чего и присоветую.

Следователь с готовностью кивнул, словно ждал такого ответа. Андрей Петрович направился к выходу на лестницу, мельком глянув на Астру, проходя мимо неё к двери.

В проём, завешенный криво висящей парчой, протиснулся полицейский со «Степановым» на плече.

— Анатолий Збигневич, там эксперты интересуются, понятых будете приглашать? А то им работы ещё до… под завязку. — Он посмотрел на Фому с Астрой.

— Это не понятые, — сухо сказал следователь. — Почему до сих пор не нашли? Идите, Кузьмин, работайте.

Он обернулся к Астре, тревожно воззрившейся на арочный проём. Она немного разбиралась в расположении комнат в подобных особняках. Очевидно, там лестница наверх, в личные апартаменты. Ей даже показалось, что из полускрытого занавесью прохода сквознячок доносит всё тот же ужасающий запах.

— Скажите, ваша мать была знакома с госпожой Славатской?

— С кем?

— Виктория Славатская, хозяйка этого дома. В обществе известная как Савская.

— Я слышала о ней. Это известная магичка.

— Магичка? Госпожа Савская Высший магистр Ордена Чёрной розы. Слышали о таком?

— Не помню, — пробормотала Астра. — А при чём тут моя мама?

— Есть свидетели, которые утверждают, что ваша матушка любила дорогие украшения, и в них появлялась на различных мероприятиях, в том числе мистического толка. Госпожа Савская тоже. — Следователь мотнул головой в сторону стены, противоположной арочному проходу. Астра поглядела туда, и увидела большой портрет, писанный маслом на холсте. Это было поясное изображение госпожи Виктории. Изображённая на портрете женщина смотрела прямо на зрителя, надменно выставив подбородок и приподняв выведенные дугой брови. Госпожа Высший магистр была облачена в строгое чёрное платье, плечи облегал строгими складками паланкин золотого цвета. В одной руке — чёрная роза, в другой — свёрнутый трубочкой свиток, по краю которого тщательно выписаны непонятные письмена. На шее главы ордена светит бриллиантовым блеском массивное колье. Колье из охватывающего шею витого шнура белого золота, и крупного, тяжело улёгшегося на пышной груди, ромба, усыпанного мелкими бриллиантами. Посредине ромба отливал кровью большой тёмный рубин.

— Интересная вещица, — сказал следователь, глядя на колье. — Мы её ещё не нашли.

Он обернулся к Астре, разглядывавшей портрет:

— Жаль, что вы не можете вспомнить, что за вещь отдала вашей матушке на хранение ваша бабка.

— Мы можем поехать туда, и спросить, — неожиданно вмешался Фома, до этого тихо стоящий рядом. — Если Астре можно выезжать из города.

Следователь перевёл взгляд на Фому, и они молча поглядели друг друга.

— Не вижу необходимости в вашем вмешательстве в дела следствия, — наконец сухо ответил полицейский.

— А я вижу необходимость обеспечить личную безопасность моей подруге, — так же сухо ответил Фома. — Вы можете её обеспечить?

— Госпожа Астра не является ценным свидетелем.

— Значит, можно гоняться за мной по городу с ножами? — взвизгнула Астра. — Если меня прикончат, это будет на вашей совести!

— Моя совесть вас не касается, госпожа Акинушкина, — сурово произнёс следователь. При этом он стал похож на мужественного полицейского с плаката, вывешенного на одном из центральных проспектов города. — И кто это, позвольте спросить, гонялся за вами с ножом?

— Как это кто! — Астра, пыхтя от злости, принялась рассказывать о своих бедах. Он отмахнулся:

— Если бы были сведения о непосредственном нападении на вашу личность, меня бы проинформировали. Свидетели не дают вашего описания. А охранник кафе, которого вы упоминаете, находится в тяжёлом состоянии, и ничего вспомнить не может.

Фома взял за локоть Астру, уже открывшую рот для ответа, и сказал:

— Но вы же не можете отрицать такой возможности? Тогда я хотел бы уехать с ней из города. Я увезу её к родственникам. Это ведь закон не запрещает?

— Господин майор! — позвал нарисовавшийся в дверях полицейский со «Степановым» на плече.

— Иду! — следователь поморщился и махнул рукой, отходя от них к двери: — Хорошо. Езжайте.

Фома потянул её к выходу.

— Пойдём. А то передумает.

Астра опять посмотрела на портрет. Неужели эта женщина сейчас там, наверху, превратившаяся в жуткое мясное одеяло? Какое красивое колье. Сразу видно, что рубин настоящий. Да за такое Астру разрежут на мелкие кусочки, и не поморщатся. Лишь бы добраться до него.

— Как ты думаешь, это она? Та самая вещь, которую бабка отдала маме? Как она попала к этой Савской?

— Вот поедем к твоей бабке, и всё узнаем, — строго сказал Фома, увлекая её к двери. — Шевели ногами, наследница миллионов.

 

Глава 11

— И мне остаётся только пожелать успехов труженикам научно-технической мысли в их нелёгком труде. Мы все ждём спасения человечества от надвигающейся угрозы…

 

Замигал сигнал, дали отмашку, и команда обеспечения расслабилась. Приглашённый гость взглянул на визави, и увидел ответную улыбку.

— Вы уже не в эфире.

Гость расслабился и перевёл дух. Не то чтобы ему было внове участие в эфирах. Но эта журналистка задала такой темп, который ему уже было трудно выдержать. Он подумал, что становится староват для таких гонок.

Он посмотрел, как она оправляет на висках прядки медных волос, и принялся размышлять, что не часто видел в своей жизни настоящую рыжую женщину. А эта была не просто рыжая, а с такой густо замешанной огненной краской, данной от природы, что гость задержал взгляд на её волосах дольше, чем позволяли приличия. Он даже не был уверен, что согласился бы прийти в эту студию, если бы она лично его не попросила. Передача было новой, ещё не оперившейся, солидности ей явно не хватало, и такой человек, как он, был для этой дамочки слишком жирным куском. Он ещё раз обвёл её взглядом. Нет, для такой — в самый раз. Она как раз принялась обмахиваться ладошкой, и от движения приоткрылся ворот блузки, показав гладкую, упругую кожу декольте. Гость с истинно мужским интересом отметил, что грудь у этой молодой женщины совсем небольшая, но восхитительной формы, и похожа на аппетитные яблочки. Под лёгким загаром при малейшем движении маленькими волнами пробегали соразмерно тренированные мышцы, а стройная, гладкая шея напомнила гостю, не лишённому сентиментальности, «Песнь Песней» царя Соломона: «шея твоя… во всей красе…» Он тихонько вздохнул про себя.

— Скажите, а без микрофона вы могли бы признать, что ваши конкуренты имеют больше возможностей выполнить вашу задачу? — она задала свой вопрос милым тоном балованного ребёнка, не давая ему шанса рассердиться.

— Я думаю, наши конкуренты очень хотят, чтобы так и было. Но я не стал бы ставить под угрозу наше будущее ради своих амбиций.

— Даже при равных шансах?

— Мы выиграем этот тендер. И, если только не случится форс-мажорных обстоятельств, закончим работу. Тогда спасение населения, как это ни пафосно звучит, будет в наших руках.

— Скажите, — голос её зазвучал интимно, она наклонилась к нему, и он отлично понял — она знает, что он видит под блузкой больше, чем нужно, и она отлично понимает, что он это понимает. — Разве вы сами, в глубине души, верите, что природу можно изменить с помощью каких-то технических устройств?

— Вы неверно ставите вопрос, Анна, — ответил он, с удовольствием позволяя себя обольщать. — Мы не собираемся менять законы природы. Мы просто дадим им новое направление. Переведём стрелки, так сказать. С помощью точно рассчитанных и тщательно установленных зарядов мы поправим положение фундамента. Дилетанты могут утверждать, что в лучшем случае это ничего не изменит, а в худшем предрекают нам новый всемирный потоп. Но так говорят те, кто не знает всей правды. А правда заключается в том, что…

Он запнулся. Девушка была слишком хороша, и теперь он понял, что переоценил свою способность сопротивляться женским чарам.

— В чём же? — промурлыкала она, глядя ему в глаза расширившимися глазами прелестного чертёнка.

— Как бы сказать, чтобы не забивать вам голову всеми этими технизмами… — вывернулся он. — Правда в том, что мы не имеем права закрывать глаза на надвигающуюся опасность. Если большая часть густонаселённых, давно освоенных людьми земель станет малопригодна для жизни, вследствие понижения температур или ухудшения возможностей энергообеспечения, это будет крайне неприятно. Правительства высокоразвитых стран, которых это в основном касается, вовсе не заинтересованы в таком исходе дела.

— Но альтернатива может погубить большинство населения, если ваши расчёты неверны, — она продолжала давить на него, и он усмехнулся, поёрзав на своём месте:

— Я слышал, что некоторые политики даже обращаются к гадалкам, лишь бы быть уверенными в правильности своего решения. Лично я не сторонник мистики, и свои действия всегда основывал на твёрдом расчёте. Мы сейчас не имеем права на ошибку.

— И вы знаете тех, кто действительно обращался к гаданию? — глаза её блеснули, и он вымученно улыбнулся:

— Это всего лишь слухи.

-И загадочная преждевременная кончина одного из ваших директоров не повлияет на работу компании?

Он выпрямился в кресле.

— Не стоит делать поспешных выводов из случившегося. Наша кампания продолжит работу, несмотря ни на что.

***

Полицейский следователь Анатолий Збигневич занял столик в глубине зала. Здесь он мог видеть всех входящих и выходящих, не вертя головой и не теряя достоинства.

— Я жду даму, — сказал он официанту, и углубился в виртуальные новости. Не было газеты, что не сочла своим долгом посмаковать события последних дней. Даже солидные издания разразились статьями по этому поводу. В зависимости от направленности изданий, предпочтение отдавалось смачному описанию убийства известных в обществе персон, или предстоящему собранию конгресса с выдвижением участников торгов. Дело ответственное, и мутное, как никогда.

— Я голодна, как стая волков! — Его дама бросила сумочку на столик, заставив следователя выронить коммуникатор. Она лишь немного аккуратнее опустила себя на стул, и он торопливо подобрал ноги.

— Ты не представляешь, что я терплю, это просто стадо бестолковых идиотов. Всё приходится делать самой. — Она растрепала огненно-рыжие локоны и с облегчением подула на свесившуюся на лоб чёлку. — Уфф-ф.

— Представляю, каких трудов им стоит терпеть тебя, — ответил он, глядя, как она отпивает воды и отдувается. — Ты и ангела заставишь щипать себе из жопы перья.

Она фыркнула:

— Зато ты образец для подражания. Я есть хочу, Зуйков. Ты что-нибудь заказал?

— Нет.

Она зарычала, пристукнув донышком стакана по столу.

Он знал по опыту, что пока она голодна, лучше её не трогать. Он даже точно знал, сколько времени должно пройти, чтобы эта женщина подобрела и не бросалась на первого встречного. Он терпеливо выждал это время.

— Как твои?

— Ничего, — она бросила на столик скомканную салфетку. — Я собиралась оторвать тебе голову после обеда. Зачем ты беспокоишь Андрея Петровича? Он пожилой человек.

— Твой отчим был сам не против осмотреть место происшествия.

— Да неужели? И долго ты собираешься его доить?

— Анна!

— Карьерист.

— Кто бы говорил.

Они молчали, пока не подали кофе.

— Ну, что там твои депутаты-бизнесмены?

— Ты сам заговорил о делах, Толик. Давай, колись, что там случилось с этой магичкой. Общественность должна знать правду.

***

Приглашённый, а теперь уже бывший, гость, он же Игорь Иванович Кулябин, один из директоров кампании, что имела все шансы выиграть в предстоящем мировом конкурсе, и получить заказ на… ни много ни мало, рецепт спасения человечества, сел в своё авто.

— Ко мне, — коротко сказал шофёру и нетерпеливо подёргал надоевший до чёртиков галстук. Наконец узел подался, и дорогая тряпка полетела в угол. В родной компании, которой Игорь Иванович отдал без малого двадцать лет жизни, директора по науке видали и без галстука, и даже без пиджака. В молодости Игорь Иванович, а тогда для многих просто Игорёк, был настолько нестандартен, что даже охранники у входа иногда задерживали креативного директора, принимая его за бомжа. По офисам ходили легенды о том, как Игорёк взорвал на собрании директоров, прямо на столе генерального, петарду, мотивировав это проведением очередного технического эксперимента. Но с тех пор утекло много чего, Игорь Иванович женился, остепенился, и петарды на совещаниях больше не взрывал.

Он принялся думать о работе, но мысль упорно уворачивалась и убегала по кругу. Разговор с премьером — две смерти в один день — интервью. Премьер, воплощённая элегантность и образец политического деятеля, метался по кабинету, разбил сувенирный графин с водой, выронив его из рук, и наконец ухватил директора за многострадальный, тогда ещё свежий галстук:

— Вы можете гарантировать нам безопасное проведение мероприятий? Вы, лично вы, Игорь Иванович и иже с вами! Вся ваша чёртова компания! Я должен быть полностью уверен, вы можете это понять! И не пытайтесь прикрываться авторитетом генерального, господин Коновалов просто администратор на своём месте, только и всего!

— Господин премьер, — ответил тогда Игорь Иванович, осторожно высвободив шею из цепких пальцев политика. — Стопроцентную гарантию вам может дать только небесная канцелярия. А я, как вам известно, не господь бог.

— А наши конкуренты? — глухо спросил тогда политик, отворачиваясь к стенке, и заложив руки за спину. — Они могут?

— Не думаю. Видит бог, я бы с радостью сложил с себя это бремя. Но я не вижу другого пути. Вы же знаете, какова альтернатива.

Премьер кивнул. Он знал.

Игорь Иванович вздохнул, вспомнив рыжую журналистку. Она едва не выманила из него мучивший его самого вопрос.

— Правда в том, дорогая моя, — тихо сказал он, так тихо, что сам не услышал себя, — правда в том, что мы пытаемся играть в игру, правил которой не знает никто. И все наши действия — не больше чем потуги утопающего ухватиться за соломинку.

 

Глава 12

Служитель протёр плиту чёрного мрамора кусочком чёрного же бархата. Подышал заботливо на сомнительный уголок, протёр ещё. Высший магистр Ордена Чёрной Розы терпеливо ждал. Торопить служителя было себе дороже. Другой служитель бережно поднял со столика для жертвенных приношений блюдо с устрицами. Устрицы были совсем свежие.

Высший магистр принял блюдо из рук служителя, перенёс на плиту. В руке его блеснул жертвенный серп. Собравшиеся полукругом за его спиной члены совета Ордена услышали хруст вскрываемых раковин и хлюпающие звуки.

Наконец высший магистр отвернулся от жертвенника, и ополоснул руки в поданной ему одним служителем чаше с водой, а другой служитель отёр их специальным полотенцем.

— Надо бы заменить ракушки настоящей жертвой, — вполголоса заметил один из членов совета, когда у алтаря отзвучали слова ритуала. — От этих холоднокровных созданий мало толку.

— Дело не в жертве, а в том, кто её приносит, — сварливо ответил другой. — Если бы это была госпожа Виктория…

— Прошу вас, друзья, садитесь, — пригласил высший магистр, исполнявший роль жреца. — Не будем горевать о том, что нельзя вернуть. Госпожа Виктория приняла свою судьбу.

Они помолчали, отдавая дань покойной.

— Итак, друзья мои, — откашлялся временно избранный жрец. — Мы пока ещё можем передавать по кругу несложные обязанности госпожи Виктории, что предусмотрено нашим Уставом. Но есть вещи, которые может делать только глава Ордена. Вы все знаете, о чём я говорю.

— Пока не минет положенный срок очищения… — начал один высший магистр.

— И сейчас неблагоприятная Луна… — добавил другой.

— Да что там Луна, — раздражённо сказал до этого молчавший четвёртый. — У нас нет Священного амулета! Без него мы превратим церемонию посвящения в обычный фарс!

— Вы узнали, как продвигается следствие? — спросил жрец. — Амулет необходимо найти.

— Я не совсем уверен, что его забрал убийца. Мы давно уже не видели амулета у Виктории… у госпожи Виктории.

— Что вы хотите сказать?

— Ничего особенного, — отозвался член совета. — Я не хочу бросить тень на покойницу, но у неё в последнее время было много случайных связей.

— Глава Ордена не могла доверить амулет первому встречному альфонсу!

— Ну, пусть даже не могла. А вот у меня есть сведения, что на квартире у покойной, практически сразу после случившегося, толпилось великое множество народу. Кто поручится, что амулет не исчез уже потом?

— Вы имеете в виду кого-то конкретно?

— Не уверен, — проворчал член совета, опустив голову, и разглядывая своё отражение в полированной поверхности стола. — Но кое-кто говорил мне, что в особняке Виктории видели госпожу Акинушкину.

Члены совета задвигались в беспокойстве. Жрец сказал слегка осипшим голосом:

— Мы должны найти подход к следователю, что ведёт это дело. Что ему может быть нужно?

— Я знаю, — отозвался один из высших магистров. — Шерше ля фам, друзья мои. Вот его слабое место.

***

Служитель протёр могильную плиту чёрного камня тряпицей чёрного шёлка. Заботливо подышал на выглаженную поверхность с едва заметными щербинками, протёр ещё раз. Глава ордена терпеливо ждал. Наконец служитель отступил, склонив голову. Глава ордена поднял со столика у алтаря жертвенный серп, а двое служителей водрузили на плиту кверху лапками трепыхающуюся птицу. Это была крупная, упитанная индейка. Птица слабо попискивала, топорща перья. Блеснул серп, коротко крикнула птица, что-то захрустело, потом забулькало, и по чёрному камню потекли кажущиеся такими же чёрными торопливые ручейки, собираясь в специально сделанное углубление в полу.

Человек у алтаря отложил серп, и омыл руки в поданной служителем чаше. Другой служитель отёр ему руки. Потом глава ордена повернулся и принял из рук служителя нечто, завёрнутое в кусок ткани. Развернул, держа тряпицу в ладони, и бережно опустил предмет на алтарь.

Члены совета опустились на колени и склонили головы, уткнувшись лбами в пол. Пол был выложен мелкой чёрно-белой плиткой. Плитка складывалась в узор, и по всему пространству пола разбегались от центра, которым был алтарь, белые, на угольно-чёрном фоне, розы.

— Нет! — глухо сказал человек у алтаря. Он поднял голову и обвёл затылки присутствующих пристальным взглядом. — Это не Амулет.

Он задержался на одном:

— Брат Альфред. Говори.

Брат Альфред поднял голову. Если бы Астра могла сейчас видеть его, она узнала бы человека в тёмных очках, что преследовал её в кафе.

— Я уверен, что это он, глава Ордена. Она сама указала мне на него.

— Она могла тебя обмануть.

Человек слабо усмехнулся, по лицу его пробежали тени, складки у носа обозначились резче.

— Не думаю. Она уже не могла лгать. Я вывернул её наизнанку.

— Тогда вы оба ошиблись. Или я не глава Ордена. — Человек у алтаря задумался. — Скажи, брат, в доме были посторонние, кроме тех, о ком мы знаем?

— Нет, никого. Но полиция прибыла слишком быстро. Я едва успел выйти, как там уже собралась толпа.

— Может быть, в этом дело, — задумчиво произнёс глава Ордена Белой Розы. — Ты был неряшлив, брат. Я огорчён.

Члены ордена зашевелились. Над чёрно-белыми плитками пола пронёсся дружный вздох.

— Я искуплю, — хрипло сказал Альфред.

— Что ты можешь сказать в своё оправдание, кроме пустых слов?

— Подождите. Я вспомнил. Когда мне пришлось уйти, я заметил знакомое лицо у входа. Это была она. Астра.

Глава Ордена Белой Розы молча смотрел на брата Альфреда. Тот медленно потел, капли пота скатывались у него по вискам, и стекали по шее.

— Хорошо. — Наконец сказал глава Ордена. — Ты запомнил, кто ведёт следствие? Найди к нему подход. Мы должны иметь информацию из первых рук. Что может хотеть этот человек?

— Я знаю, — ответил Альфред. — Есть одна женщина. Это его больное место.

***

— И это всё?

— Всё.

— С таким же успехом я могла бы прочитать утренние газеты.

— Извини. Это служебная информация.

— Ах так! Знаешь что, Зуйков… Мне пора идти.

— Я провожу.

— Не стоит. Кстати, я сменила замок на двери.

— Я знаю.

— Вот и прекрасно.

— Я думал, ты позвала меня поговорить об этом.

— Я тоже думала, что тебя интересую я, а не мои замечательные родственники.

— Ты всегда меня использовала. По мере надобности.

— Всего хорошего, Толик. Привет работе.

Он поднялся из-за стола, не смея прикоснуться к ней, и только отодвинул мешавший стул. Стуча каблучками, она вышла из зала, он проводил её взглядом. Отшвырнул скомканную салфетку, шлёпнулся на стул и рассеянно уставился на забытую Анной сумочку.

***

Служитель поставил на стол обширное блюдо, выполненное в форме розы, и украшенное густо-синей глазурью с золотым кантом. К блюду добавились ещё несколько блюдец поменьше.

— Прошу, друзья, — повёл рукой временный заместитель главы Ордена, — угощайтесь.

— Всё-таки устрицы вредны для желудка, — отирая рот, пробормотал один из членов совета. Он тихонько рыгнул и смутился, прикрывшись салфеткой.

— Тоже ведь живые твари, — отозвался другой.

— Традиции, друзья. Нужно соблюдать наши традиции, — заметил третий. — Особенно сейчас, когда мы так уязвимы.

— Уязвимы, — с расстановкой сказал четвёртый, и все посмотрели на него.

— Что вы хотите сказать, друг мой? — ласково спросил заместитель.

— Меня беспокоит эта девчонка. Что она делала у дома госпожи Виктории?

— Как угощение, друзья? — радушно поинтересовался зам. — Всё в наших лучших традициях. И, раз уж о них заговорили, я думаю, совет не будет возражать, если мы поручим нашему уважаемому другу выяснить меру опасности девицы по имени Астра. Вместе с вопросом о сотрудничестве со следователем. Вот вам и карты в руки, дорогой друг. А устрицы и правда хороши.

Члены совета дружно закивали.

***

На стол, покрытый чёрно-белой мозаикой, поставили блюдо с рубленым мясом. Мясо было тщательно перемешано, выложено горкой, отдалённо напоминающей былую птицу, и густо посыпано порванной руками зеленью.

— Главное в мясе — хорошо выпустить кровь, — заметил член совета, ковыряя в мясной горке двузубой вилкой.

— Главное, чтобы птица была хорошо упитанная, — отозвался другой, поднеся к носу вилку, и разглядывая лежащий поверх алого мяса кусочек требухи. — В такой соку больше.

— А ещё птичка должна быть молодая, — авторитетно заявил третий, тщательно пережёвывая свою порцию. Он скривился, и потащил изо рта длинный стебелёк зелени. Брезгливо положил стебелёк на стол.

— Не всякая молодая птичка полезна, — скептически заметил брат Альфред, всё ещё переживавший свою неудачу.

— Не всякая, — эхом повторил глава Ордена, сидевший в задумчивости, и к блюду не притронувшийся.

Все посмотрели на главу, а он сказал, не поднимая глаз и рассматривая ногти:

— Так, брат Альфред? В птичках может попасться дробь, и другая пакость? Или она может заболеть, и испортить всё стадо?

— Стаю, — тихо поправил брат Альфред, отложив вилку. Вилка звякнула.

— Стаю. Ах, да. Вот что, брат. Займитесь этой нашей птичкой по имени Астра. А заодно и лояльностью господина полицейского. Вам и карты в руки.

Члены совета торопливо закивали.

 

Глава 13

Ноги дрожали. Астра натянула шлем, чтобы Фома не увидел, как ей страшно. Он медленно выруливал от дома покойного магистра. Вдоль улочки выстроились машины, и любопытствующие собирались кучками, глазея на окна особняка. Она посмотрела назад, и содрогнулась от ужаса. Чьи-то неумолимые глаза смотрели прямо ей в лицо, закрытое зеркалом шлема.

Они выехали из тесной улочки и прибавили ходу. Ветерок забрался за ворот куртки, охладил кожу, и Астра решила, что ей померещилось.

— У меня есть ещё родственники в городе! Я не хочу ехать в деревню.

— Я обещал полиции, что отвезу тебя.

— Я не хочу в деревню. Я там со скуки помру.

— А тут ты просто помрёшь! — рявкнул Фома. Мотоцикл вильнул, они обогнули очередную машину, и остановились, целя в просвет между фургоном с рекламой собачьего корма и семейным авто с привязанной на крыше надувной лодкой. Был красный свет, и перед перекрёстком скопилось пыхтящее стадо машин всех мастей. Астра ощутила зуд в спине, будто за майку забрался назойливый жучок. Потом что-то толкнуло их сзади, она обернулась, и увидела бампер машины, приткнувшийся вплотную. Загорелся жёлтый, машина мягко отъехала назад. Ровно настолько, чтобы взять разбег для нового толчка. Астра ахнула, жёлтый огонёк всё горел, машина заурчала громче, а Фома крикнул «Держись!». Она сжала пальцы, мотоцикл фыркнул, с истошным визгом проскрежетал бок семейного авто, и по нему хвостом кометы рассыпался вихрь искр потревоженного металла. Они вырвались к светофору. Мотоцикл почти лёг набок, огибая фургон, и они пролетели под сигналом, когда жёлтый глаз светофора мигнул, став зелёным.

Они лавировали в потоке машин, заполнивших проезжую часть. Потом попытались свернуть, но уткнулись в груду щебня и оранжевую громаду ворочавшегося в этой массе экскаватора. Астра обернулась. Ей показалось, что та, большая машина с угловатым бампером, мелькнула позади.

— Давай переулками, там они не проедут! — крикнула она Фоме. — Сворачивай на следующем!

Он что-то крикнул, она не поняла. И повернул, но не в переулок, а на центральный проспект. Расстегнул застёжки шлема, и стянул его с головы.

— Ты спятил?

— Молчи.

Впереди показалась масса машин, и даже под шлемом Астра отчётливо слышала гудение множества клаксонов. Они обогнали несколько медленно двигавшихся авто, и стало видно, что по проспекту движется колонна. Огромное стадо байков, заполнив пространство дороги от края до края, продвигалось в сторону центра, потом неспешно заворачивало и устремлялось, медленно и торжественно, на кольцевую.

Фома сбавил скорость, и они медленно поплыли обок этой моторизированной толпы. Астре показалось, что некоторые из мотоциклистов обернулись, смотрят на них и перекидываются неслышными за общим гулом репликами в их адрес. Но никто не выказал желания ни отогнать их, ни поприветствовать.

Так они достигли кольца, торжественно проследовали по нему, сделав полукруг, и выехали с его противоположной стороны. Огромная масса байков, как стадо железных животных, стремящихся на водопой, прибавила ходу на шоссе, и двинулась к выезду из города.

***

— Вот, возьми. Лимонада нет. Только пиво.

— Я не люблю пиво, — сказала Астра капризно, глядя, как он откручивает пробку и наливает пенящуюся жидкость в пластиковый стаканчик. Взяла стакан, и стала пить, всхлипывая и обливаясь. Когда они, после утомительного проезда по раскалённому шоссе и городским окраинам, добрались до обширной зелёной площадки, и стреноженные байки выстроились в ряды, найдя покой в тени редких деревьев, ей хотелось только одного — лечь на травку, и чтобы никто её не трогал. Холодная жидкость смочила пересохший рот, пролилась внутрь живительным бальзамом, и Астра решила, что жизнь понемножку налаживается. С той минуты, когда они присоединились к рычащей и гудящей колонне, страх отпустил, и ощущение чужого прилипчивого взгляда пропало.

— Старик, да это и правда ты! — Возникший сбоку молодой человек напоминал дикобраза в период линьки. Свободно болтающаяся на тощем теле майка открывала загорелые жилистые руки, покрытые татуировкой от запястий до плеча. Поверх майки сидела матерчатая жилетка, расшитая значками и надписями. Молодой человек ухмыльнулся, и его усы, которые можно было бы назвать роскошными, если бы не прискорбная нехватка густоты, встопорщились, придав ему ещё большее сходство со щетинистым зверьком.

— Стен! — Фома крепко пожал руку дикобразу, и указал на Астру:

— Моя подруга Ася.

— Клёвая чувиха, — оценил молодой человек, поглядев на Астру. — А вот и моя Манюся.

Молодого дикобраза обнимала за талию девушка в тёмных очках, поднятых на лоб. Густые, иссиня-чёрные волосы Манюси были взъерошены не хуже, чем у её парня. Она томно оглядела Фому, оценила одним взглядом Астру, и кивнула.

— Мне ещё Кэп сказал — смотри, там наш Старик на своей колымаге прётся. А я ему не поверил. Говорю — не может быть, чтоб Старик после всего того, что было, заявился, да ещё и при всём народе.

— А что Кэп?

— Да ничего. Пускай его, говорит. Что нам, жалко, что ли?

Фома взял Стена под руку, и отвёл в тень чахлых деревьев, где выстроились байки. Они встали рядом, и забубнили что-то меж собой. Стен взъерошил свою гриву, наморщил лоб, и всем видом изобразил мыслительный процесс. Астра осталась наедине с Манюсей. Та постояла, лениво покачиваясь на пятках, и разглядывая Астру. Потом смачно выплюнула на траву жвачку, и кивнула на мотоцикл Фомы:

— Ваш, что ли? Круто.

— Ничего себе машина, — сухо ответила Астра. Она решила, что девица глупо шутит. — У нас таких полный сарай.

— Да ну?

— Ну да.

Девица помолчала, глядя на мотоцикл. Достала из кармашка очередную жевательную резинку и сунула в рот. Астра понаблюдала вдумчивый процесс жевания, лениво прикидывая про себя, пошла бы ей такая же причёска, и если пошла бы, то понравилось бы это Фоме, или нет.

— Ну, девочки, чего заскучали? — Стен хлопнул Манюсю по плечу, прижал к себе и чмокнул в круглую щёку. — Манюська, я тебе нашёл супер-вариант. Доедешь до дома, как принцесса!

— После закрытия один друг едет к себе, нам по дороге. — Пояснил Фома. — Мы возьмём с собой подругу Стена, ей тоже в ту сторону.

— Моя Манюся провинциа-алочка! — пропел Стен, обнимая девицу. Манюся поперхнулась жвачкой и шлёпнула дружка по лбу ладошкой.

Под какофонию музыкального шоу, где на потемневшем, перечёркнутом серыми кудлатыми дирижаблями облаков, небе бесновались лучи световых картин, рисуя дрожащими линиями химерические силуэты, они встретились с Санитаром.

— Это Санитар! — сказал Фома, и стоящий рядом с ним молодой человек улыбнулся Астре. Они теснились на вытоптанном уголке площадки, музыка металась над толпой, ритмично ударяя невидимыми кулаками по зрителям. Пахло потом, пивом, выпитым и вылитым, поднятой с вытоптанной земли пылью и ещё невесть чем. Дрожащий свет лазерного шоу высвечивал фигуры и лица случайными фрагментами, делая их странной пародией на самих себя.

Санитар был молодым человеком немного постарше Фомы, и смотрелся вполне цивилизованно. Если только к признакам цивилизации можно было отнести старомодную бородку клинышком и выстриженные тоненькой полоской усики над губой, наводящие на мысль о пиратах и неведомых морях, где корабли бороздят залитые солнцем волны под флагом с черепом и костями. Дополняли эффект смуглое лицо и чёрные, узкие глаза под густыми ресницами. На нём была строгая фуфайка хорошего качества и кожаная жилетка, расшитая неведомыми для Астры надписями и символами.

— Если хотите ехать, то собирайтесь прямо сейчас, — сказал Санитар. Голос у него был приятный, с лёгким нездешним выговором. — В ночь тащиться неохота.

Они оторвали Манюсю от приятного танца под музыкальную какофонию, в обнимку с долговязой девицей. Они скакали по площадке, выбрасывая ноги в стиле кабаре, и залихватски взвизгивая. Девица трясла полупустой бутылкой пива в руке, в такт танца равномерно выплёскивающей содержимое из горлышка.

Разлучённые подружки смачно чмокнули одна другую в щёки. Манюся, увлекаемая Стеном к краю площадки, прощально махала рукой, и покрикивала: «Привет девчонкам! Пока, Стеллочка!» Стеллочка утирала слезу и махала рукой с зажатой в изящных пальчиках бутылкой. Пиво брызгало на маечку, окропляя едва прикрытые, подпрыгивающие веснушчатые прелести девицы и оголившийся животик.

У края площадки, где стояли редкие байки, и тихо переговаривались отколовшиеся от общего веселья люди в жилетках и банданах, уже ждал Санитар со своим транспортным средством. Был поздний вечер, и стало заметно прохладнее. Настырно гудели комары. Визгливые звуки веселья здесь приглушали чахлые ряды тополей, и с центра площадки доносился лишь ритмичный стук басов. Негромко разговаривали на своём странном, полном специальных терминов, языке стоящие у своих мотоциклов люди в расписных жилетках. Вечерний ветерок пробрался под курточку, Астре стало зябко, и снова ощущение чужого взгляда тревожно кольнуло кожу.

При их появлении Санитар приветливо поднял руку. Астра оглядела его байк и позавидовала жгучей завистью. По сравнению с мотоциклом Фомы это было чудо красоты, сооружённое из каплевидного тулова, всё в эмали зеркального блеска, хромовых деталей, массивного кожаного сиденья и величественного руля.

Манюся принялась обниматься со Стеном, оглаживая его ладошками и шепча на ушко, Стен фыркал, мотал головой в буйных патлах, и ворковал нечто успокоительное. Потом заботливо нацепил на подружку рюкзачок, подтянул лямки, отряхнул на ней короткую кожаную курточку. Фома уже сидел на своём мотоцикле, Астра забралась ему за спину. Взялась руками за надёжную ручку и глубоко вздохнула, отгоняя озноб. Потом они имели возможность полюбоваться прощальным поцелуем лохматой парочки.

Наконец парочка разъединилась, Стен пожевал помятой губой и улыбнулся, махнул на прощанье, Манюся всхлипнула, устраиваясь на кожаном сиденье позади Санитара. Санитар тронул свой байк с места, и они покатились с площадки по укатанной дорожке, туда, где был выезд на шоссе.

 

Глава 14

Белое бесформенное лицо, разевая лягушачий рот, выметнулось из-за изгиба коридора, норовя догнать, ухватить беззубой пастью. Если оно коснётся её, всё будет кончено. Астра бежала вдоль каменных стен, отталкиваясь ладонями от шершавой поверхности, с трудом вытаскивая ноги из вязкого, как кисель, тумана. Туман слабо мерцал, жадно хлюпал, норовя засосать в себя поглубже, и переливался жидко дрожащим студнем при каждом шаге. Астра бежала, обеими руками отталкиваясь от смыкающихся стен, спину сводило от близящегося ужаса. Совсем недалеко впереди светился полукруглым сводом желанный выход. Сзади провыли сиреной, пытаясь ухватить, поймать. Она оторвалась, хотя переставлять ноги с каждым шагом было невыносимо тяжело. Выход светился уже совсем рядом. Астра обернулась и увидела, что призрачное лицо обзавелось парой цепких рук с гибкими, словно резиновыми пальцами. Пальцы изгибались, сжимаясь и разжимаясь, тянулись к ней, норовя схватить, утащить с собой. Она рванулась вперёд, наклонившись почти до самой поверхности зыбкого тумана, увидела перед собой скобу, и уцепилась за неё обеими руками. Сразу стало легче, вой за спиной отдалился, а полукруглый свет надвинулся на неё, и ослепил глаза.

Астра сильно вздрогнула, рефлекторно сжав пальцы на скобе. Гудел мотор, ветер рвал рукава курточки, а сзади надрывался автомобильный клаксон.

— Не спи! — крикнул Фома. — Не спи, Астра!

Она оглянулась, с трудом повернув затёкшую шею. Видно, она заснула только что. Дорога неслась под колесо, блестя в свете фар, словно намазанная маслом. Убегали назад светящая огнями коробка придорожного кафе, автозаправка и угловатая будка остановки автобуса. Сзади светила плавно изгибающейся змеёй вереница мчащихся вслед машин. Астре показалось, что одну из них, сейчас впритирку обогнавшую автомобиль, идущий за ними вслед, она уже видела. Угловатая, с блестящим белым металлом радиатором и стильными фарами, она теперь неслась прямо за ними, взблескивая на неровностях дороги тёмной эмалью.

Астру пробила зябкая дрожь. Ей показалось, что расстояние между бампером чёрной машины и их мотоциклом неуклонно сокращается. Фома оторвал руку от руля, коротким движением придавил Астру к себе ладонью, прижав плотнее. Она поняла, и крепче уселась на сиденье, вжавшись ему в спину и сцепив пальцы на металлической скобе. Потом Сантехник, ехавший впереди, небрежно поднял руку, Фома отсигналил, повторяя знак, и они прибавили скорость.

Дорога превратилась в сплошную полосу чёрного огня. Придорожные кусты слились в одну щербатую массу, а идущая впереди фура стала надвигаться с пугающей быстротой. Огромный серый торец фургона, перечёркнутый выписанными чёрной краской номерами, надвинулся, навис над ними, и Астра даже увидела каждую деталь замка, запирающего массивные створки фуры. Потом они вильнули, Астру качнуло вбок, и фура поплыла рядом, огромная и величественная, как теплоход. Они вынырнули впереди, вписавшись в узенькое пространство между машинами, а угловатый бампер страшной машины исчез из вида. Выдвинулся из темноты и пропал большой дорожный указатель с названиями городов у ветвисто расходящихся стрелок. Сантехник опять поднял руку, они ещё какое-то время лавировали на дороге, проносясь между автомобилями как две металлические, испуганные птицы. И вдруг вывернули на развилку, покатили по спуску, так резво, что у неё захватило дух. Отросток дороги шёл под углом, она посмотрела вбок, и в дрожащем над асфальтом основной дороги свете фар увидела знакомый угловатый силуэт. Их всё ещё преследовали.

Они проехали мимо заправки, освещённой по фасаду яркими огнями, развернулись на пятачке, и понеслись обратно, за ними выруливал видавший виды седан, переваливаясь на вмятинах давно не чиненого асфальта. Навстречу показались широко расставленные фары большой угловатой машины. Она загудела клаксоном, идя прямо на них, они проскользнули, взметая клубами пыль с не огороженной поребриком обочины. Завизжали тормоза, машина, не снижая скорость, развернулась, едва не став на два колеса, и вмялась в бок не успевшему ни остановиться, ни проскочить седану.

Они взлетели на основную, вернулись туда, где нависал над дорогой указатель, и помчались по направлению отгибающейся от основного пути стрелки с написанным белой краской названием города.

***

— Нужно заправиться. Дальше по трассе не топливо, а дерьмо.

Они стояли у заправки, одной из множества заправок на этом участке дороги. Сумасшедшая гонка осталась позади, на непопулярной трассе машины можно было пересчитать по пальцам, и на протяжении всего пути от указателя им не разу не померещилась угловатая чёрная тень.

Манюся вернулась от окошка киоска, пестревшего сверху донизу упаковками чипсов, леденцов и прочей розничной прелести. Плюхнулась на травку, свалив тут же пакетики и бутылки. Они расположились под кружком из чахлых кустиков, высаженных в обязательном порядке недалеко от заправки, и символизирующих заботу об окружающей среде.

— Это тебя твой бывший приложил? — спросила Манюся, откупоривая бутылку с лимонадом. Она взболтала содержимое, и лихо опрокинула горлышко в рот. Забулькала, закручиваясь винтом, ярко-оранжевая жидкость.

— Кто? — Астра отхлебнула минералки, наблюдая, как пьёт Манюся. Ей такого видеть ещё не доводилось, хотя на студенческих вечеринках парни, да и девчонки, откалывали всякое.

— Да бывший твой. Про которого Старик рассказал. — Манюся глотнула, отёрла рот ладошкой. — Он сказал, что это за тобой твои старые грехи катятся. Вон, какой фигнал привесил.

— Да это, — Астра замялась, — не то, чтобы бывший…

Манюся хихикнула, звучно рыгнула, прикрыв рот ладошкой.

— Так ещё и не бывший, выходит! Ну, ты, подруга, даёшь!

Она посопела, взбалтывая остаток воды в бутылке, и сказала:

— А вот мы со Стеном поженимся. Как только он на жильё заработает.

— Не боишься его одного оставлять?

— А что? Я его тамошнюю чувиху знаю. Пусть пока порадуется. А как у нас дело наладится, я сразу прикачу, и ей отставку устрою. — Манюся улыбнулась во весь рот. — Волосёнки ей повыдеру, и вся недолга.

— Ах, вот как! — Астра подумала, и спросила: — Как думаешь, пойдёт мне такая причёска, как у тебя?

— Чего ж не пойти, пойдёт, — любезно отозвалась Манюся. — Я вот на твою курточку смотрю. Можно примерить?

— Давай уж тогда я твою посмотрю. И очки у тебя классные. Дашь поносить?

— На, держи.

Астра нацепила очки. Мир стал приглушённее, и даже звуки, доносящиеся с дороги, звуки цивилизации, словно отдалились. Просвистела, и смолкла в кустарнике потревоженная птичка. Свет машинных фар, бледный в свете зарождающегося у горизонта утра, накатывавший и проносящийся мимо, потерял остроту. Астра взъерошила волосы, представляя, как мчится наводить шороху, подобно разъяренной Манюсе, на своём сверкающем байке. Как врывается в дом к Фоме, и от души таскает за волосы неизвестную, безликую, но уж точно отвратительно вульгарную, девицу. Манюся тем временем огладила на себе лёгкую курточку, купленную, между прочим, в модном бутике за немалые деньги, и надвинула на голову зеркальный шлем, оставленный Астрой лежать рядом на травке.

— Сантехник, ну ты где застрял!.. — донеслось до замечтавшейся Астры, и сразу же истошный визг Манюси оторвал её от сладостной картины примирения со своим рыцарем над бездыханным телом вульгарной девицы. Она повернула голову, и, словно в страшном сне, увидела, как Сантехник взмахивает руками, и, споткнувшись, валится на траву. Как из-за байкера, словно чёрт из табакерки, появляется человек в линялых штанах защитного цвета, как у бывших спецов, и вскидывает двустволку. Старомодную, с воронёными стволами, зажатую в жилистой, волосатой руке, на которой Астра почему-то отчётливо увидела синюю татуировку повыше запястья. Всё происходило так быстро, что двинуться не было мочи, словно идёшь по грудь в воде, и можно только беспомощно наблюдать, как надвигается неотвратимое. Вот дёрнулась в жилистой татуированной руке двустволка, из дульного отверстия потёк дымок, а за спиной человека возник Фома и с плеча огрел его по шее монтировкой. Человек обмяк, выронил ружьё и повалился на траву рядом с Сантехником.

Астра перевела взгляд туда, где была Манюся. Девушка лежала на траве, опрокинувшись навзничь и раскинув руки. В лёгкой курточке, прямо посредине кармашка с оторванной пуговицей, чернела дыра. Зеркальный шлем на безвольно повернувшейся голове отражал утреннее небо и багровые лохматые тела облаков.

Фома присел на траве возле Манюси. Сосредоточенно склонил голову, приложив пальцы к пульсу на шее. Потом встал, протянул Астре руку.

— Пошли.

Она вяло протянула ладонь, он ухватил её, и дёрнул с травы к себе.

— А я ведь только отлить отошёл, — он тащил Астру за собой, и голос его хрипел и срывался, как у подростка. — Надо же, приспичило. Повезло дураку.

Он подтолкнул её к мотоциклу, Астра беспомощно оглянулась назад, и последний раз посмотрела на придорожные кусты, и светлое пятно под ними.

 

Глава 15

— Садись!

Она занесла ногу над сиденьем пассажира, он взял её за плечи, и усадил на место за рулём. — Вот здесь держишь, вот так — едешь, так — тормозишь. Скорость не прибавляй, езжай потихоньку.

— Что? — Астра взвизгнула, отдёрнув руки от руля, будто её обожгло. — Ты спятил? Я одна не поеду!

— Поедешь. Не бойся, всё будет хорошо. Дорога здесь ровная, смотри на указатели, и всё. Как увидишь…

— Нет!

— Как увидишь на указателе — «Старая Тайна» — считай, уже приехала. Оттуда пешком можно дойти.

— Ты что, — сказала Астра дрожащим голосом, — бросаешь меня?

— Послушай. Я сейчас вернусь, сяду на байк Сантехника, и отвезу девушку в местную больничку. Там скажу…

— Пошёл ты! — Астра дрожащими руками ухватилась за руль. Заставила ноги держаться ровно, и не трясти коленками. — Без тебя обойдусь.

— Я скажу там, что это…

Астра тронула с места. Руль оказался тяжеловат для неё, она с усилием вывернула, и отъехала от Фомы, что-то говорившего ей вслед. Она уже не слушала. Слёзы щипали глаза, она заморгала, кривя губы, и стараясь ехать ровно. Урод. А она-то, дура, решила, что он не такой, как все. Как до дела дошло, так в кусты! Предатель.

Руль норовил вывернуться из рук, она долго не могла приноровиться к мотоциклу. Теперь Астра ощущала все неровности дороги. А ведь совсем недавно, когда вёл Фома, ход был плавным, и даже сумасшедшая скорость совсем не казалась пугающей. Она даже забыла на время о своём разбитом сердце, пытаясь не съехать на полном ходу с дороги, и не кувыркнуться в кювет.

Мимо проплывали поросшие пыльной травой обочины с торчащими стебельками цикория, ещё не раскрывшего свои лепестки. Один раз через дорогу метнулся заяц, сердце у Астры ухнуло в желудок, и она неимоверным усилием удержала руль. Только врождённое упрямство и не утихшая злость позволили ей ехать дальше, не снизив скорости. Она понимала, что, если остановится, то тронуться с места уже не сможет. Просто не хватит сил.

Первое время она судорожно задирала голову, в ужасе следя одним глазом за дорогой, и высматривая указатели. Больше всего, после перспективы угодить в придорожную канаву, её пугала возможность пропустить свой поворот. Но постепенно Астра успокоилась. Дорога была пустынна, изредка попадавшиеся машины пролетали мимо, овевая её ветром и запахом выхлопных газов. Монотонно убегающие назад ряды одинаковых тополей и пыльных кустов были обыденны до зевоты. Теперь она почти небрежно взглядывала вверх, читая надписи на пыльных плакатах, которые были отлично видны, и проезжала мимо.

Потом Астра почувствовала, как устали руки. Мотоцикл явно был сработан не для её роста и комплекции. Она вздохнула, переводя дыхание, ощущая, как напряжены мышцы спины, и пытаясь подвигаться на сиденье, чтобы облегчить себе положение. Руки вспотели и не скользили на руле только потому, что под ладонями были шершавые, с удобными выемками для пальцев, рукояти. По разламывавшейся от неудобной позы спине побежала струйка пота. Астра в испуге подняла глаза на очередной указатель, прикидывая, сколько она ещё сможет так ехать без посторонней помощи. «Старая Тайна» — выплыли перед ней большие белые буквы на синем фоне. «Оттуда можно пешком дойти» — вспомнила она слова Фомы. Она засмеялась дробным смешком, ощущая щедро выступивший на лбу, и потекший по щекам пот.

Впереди звякнуло, кто-то низко промычал, она глянула на дорогу, туда, где полотно серого асфальта пересекал огороженный реденькими перилами мост через узкую, заросшую камышом речку. В речке плавала ряска, и торчали головки кувшинок. На мост выходило, поднимая пыль, стадо коров. Может, там было и не стадо, а просто десяток чёрных, тёмно-рыжих и белых животных с короткими, кривыми рогами и мотающимися репьястыми хвостами, шествовал, подгоняемый кнутом пастуха. Астра никогда не видела такого количества коров в одном месте, не огороженном забором. Последний раз она была в зоопарке совсем маленькой девочкой. И корова там, чистенькая и ухоженная, стояла в своём вольере, жевала жвачку, прикрыв выпуклые блестящие глаза, и казалась совсем ручной.

Эти же были совсем не ручные. Астра пискнула, забыв в панике, как тормозить, потом всё же вспомнила, судорожно сбавила скорость, рискуя налететь на ближайшее животное, меланхолично выбредающее на дорогу прямо перед мотоциклом, и остановилась. Мотоцикл слегка занесло, он завалился набок, Астра попыталась удержать его стоймя, и не смогла. Нога подогнулась, мотоцикл упал на дорогу, она едва успела отскочить, потеряв равновесие, и шлёпнулась ладошками на асфальт.

Её обнюхал, шумно сопя и втягивая воздух, влажный собачий нос. Она отшатнулась, поднимаясь на коленки. Кудлатая собачонка, вертя облепленным репьями хвостом, отскочила, припала к земле и визгливо затявкала.

— Что ж ты так гонишь, твою мать! — вслед за этими, понятными Астре словами человек, остановившийся рядом, выдал совсем уж вычурную фразу, из которой она поняла совсем немного. Она подняла глаза и услышала:

— Э, да это девка. Ишь, как вырядилась. Ровно парень. Очки-то сыми. Не видит, куда едет.

— Ты кого так честишь, Степаныч? — На дорогу упала тень. Астра обернулась. В человеке, облачённом в потрёпанные синие брюки со стрелкой, голубоватую рубашку с коротким рукавом и погончиками, сразу узнаёшь представителя власти, даже если он без головного убора. Особенно если он широк в плечах, подтянут, и даже небольшой животик над ремнём выглядит солидным и упругим.

— А вы, девушка, чего нарушаете? — обратился к Астре человек в форменных брюках. Он расправил плечи и мотнул головой в сторону стада:

— Давай, Степаныч, так тебя… — он запнулся, — давай, уводи свою скотину поживее. Всю проезжую часть засрали! Намедни начальство из центра проезжали, вляпались по самые помидоры.

Степаныч ответил ленивым матерком, сплюнув на дорогу и сунув под мышку свёрнутый кнут. Он не спешил. Неторопливо сунул в рот окурок папиросы, и принялся его жевать, разглядывая Астру.

— Ваши документы, гражданка, — обратился к поднявшейся на ноги Астре полицейский. — Права на транспортное средство попрошу.

— Скажите, как проехать в Кривули? В Малые Кривули? — справилась Астра. Прав у неё не было, и она в отчаянии уцепилась за первое, что пришло в голову. За адрес бабки.

— А ты что там забыла, в Кривулях? — спросил Степаныч. Окурок подпрыгивал у него во рту, как живой. Глаза у пастуха блеснули интересом. Было видно, что он изнывает от информационного голода среди своих коров. — По делу, или как?

— По делу. Бабушка у меня там живёт. Навестить еду.

— Степаныч, ты остынь немножко, — строго сказал полицейский. — Я тут вопросы задавать должен. — И обратился к Астре: — Как звать бабушку?

— Матильда. — Астра вздохнула, мысленно готовясь к неприятностям. Чокнутая бабка не представлялась весомым аргументом, а документы так или иначе предъявить заставят. — Матильда Снегирёва.

— А я говорил! — воскликнул пастух, так, что Астра вздрогнула, подался вперёд, и ткнул узловатым пальцем полицейскому в нагрудный кармашек: — Что я говорил надысь у магазина? Что баба моя сон видела?

— А-а, да постой ты с бабой своей! — в тон отозвался полицейский, отмахиваясь от Степаныча обеими руками. — Всю плешь мне проели! Гражданочка, так бабка Мотя… так гражданка Снегирёва вам бабкой приходится?

— Ну да, — ответила удивлённая Астра. — А что?

Полицейский повёл носом, пожевал губами, оглядывая Астру с головы до ног. Она почувствовала, что его отношение к ней как-то изменилось, и не могла понять, хорошо это или плохо. Степаныч затих, тоже глядя на неё, и даже окурок во рту его замер, чуть заметно подрагивая.

— Да ничего, — наконец ответил тот. — Интересуюсь вашим социальным положением. Ваш мотоцикл, я смотрю, не помялся. Ехать-то сможете?

— Смогу. Наверное.

— Тогда давайте-ка его поднимем. Что ж ему тут валяться. — Полицейский подошёл к мотоциклу Астры и обвёл придирчивым взглядом. Астра попробовала поднять мотоцикл за руль, неловко ухватившись за рога, оскальзываясь на покрытом эмалью металле. Полицейский взялся за рукоятку, и помог установить машину прямо.

— Я смотрю, права у тебя, девонька, недавно появились, — негромко заметил он, глядя, как Астра поворачивает тяжёлый для неё руль, пытаясь непринуждённо влезть на сиденье водителя. — А то и совсем нету.

И, не успела она испугаться, положил широкую ладонь ей на плечо:

— Давай-ка, передвигайся назад. Отвезу тебя. Тут до Кривуль недалеко. С ветерком доедем.

 

Глава 16

Коровы, поощряемые щёлканьем кнута и ленивым покрикиванием Степаныча, прошествовали с моста к реке. Собачонка, плюхнув зад на дорогу, торопливо почесалась, тряся облепленным репьями клокастым боком, и ускакала вслед.

Полицейский вырулил на середину дороги и вихрем промчал по мосту, только пыль завилась клубами.

— Хорошая машина! — крикнул, обернувшись к Астре, вцепившейся в скобу. — Зверь!

Астра чихнула. Уже второй человек за сутки говорил ей это, и она начала верить, что это правда. А с виду драндулет драндулетом.

Они пронеслись через Старую Тайну, собрав за собой стаю местных собак, которые мчались за мотоциклом наперегонки и надрывно гавкали, норовя ухватить за колесо. Потом отставали и гордой рысцой возвращались к своему двору, задрав флагом хвост.

Полицейский свернул с асфальта на грунтовую дорогу, и ещё прибавил скорость.

— Эх, нарушать, так нарушать! — крикнул он, вихрем пролетая по выглаженной до каменной твёрдости колее.

— Это называется — «с ветерком»? — крикнула Астра и закашлялась от встречного ветра.

— Не боись, девка! — гаркнул полицейский. Мотоцикл ему явно нравился. — Сейчас будет поворот, а там и Малые Кривули недалеко!

Она затихла на своём месте. Ей вдруг стало страшно. Что она здесь делает, и куда едет на мотоцикле по пустой дороге, где вокруг только поля, засаженные неведомыми ей растениями, да вдалеке маячит рощица чахлых берёз? И этот человек впереди, который ухватился за руль крепкими волосатыми руками, она ведь его впервые видит.

Астра съёжилась, вспоминая страшные истории о том, как глупые девчонки садились к незнакомым мужикам в машину, и что из этого выходило. Она боязливо посмотрела в спину водителю, разглядывая ложбинку меж мускулистых лопаток и крепкую, покрытую тёмным пушком шею. Вот как вздумается ему здесь остановиться, да потащить Астру в ближайшие кусты, она и пискнуть не сумеет. А всё этот Фома. Зачем он отправил её одну! Предатель, предатель…

— Вон они, твои Кривули! — сказал полицейский, мотнув головой, и Астра вздрогнула.

Сбившиеся в тесный ряд домики выплывали из-за поворота дороги, до самой лесопосадки засаженной викой. Крайний дом по самую крышу утонул в буйно разросшихся яблоневых деревьях. У высокого забора высилась горка свеженарубленных дров, а у лоханки с водой суетились рыжие и белые куры.

Они проехали по длинной, узкой, заросшей травой улице, вывернули на другую, широкую, покрытую свежим асфальтом. Там светил чисто вымытой витриной маленький супермаркет, а от него к самой обочине подходила выложенная фигурной плиткой дорожка. У супермаркета кучкой стояли бабки, бегали мальчишки и суетились вездесущие куры.

Потом они свернули за угол, прокатили по асфальту между домиков, окружённых заборами, через плашки которых тянула гибкие ветви малина, и доехали почти до конца деревни. Там уже виднелось очередное поле, засаженное чем-то пёстро-зелёным, и на горизонте темнела полоса густо растущих деревьев. Полицейский лихо развернулся у дома с высоким дощатым забором, и заглушил мотор.

— Слезай, приехали.

Астра слезла с сиденья. Было тихо, ветер, до этого бивший ей в грудь тугой волной, пропал, словно и не было. Где-то попискивали мелкие птички да негромко квохтали куры. Дом был скрыт выкрашенным зелёной краской забором с запертыми на висячий замок воротами. Поверх забора свешивала ветки яблоня. На ветках светили округлыми желтеющими боками крупные яблоки.

— Хозяева, есть кто? — Полицейский толкнул ладонью калитку, калитка скрипнула и качнулась на петлях. — Гости приехали!

Постоял, прислушиваясь. Потом сунул голову во двор. Астра обречённо стояла рядом с мотоциклом. Тишина вокруг угнетала. Она и не знала, что так привыкла к шуму города, и теперь вздрагивала от каждого звука. Земля, на которой она стояла, была слишком грязная, птичий помёт норовил прилипнуть к ногам. Нет, здесь она не останется. Погостит, сколько позволят приличия, и уедет. Как угодно, но уберётся отсюда.

Полицейский сунулся обратно, поманил Астру. Она прошла за ним в калитку. Двор перед домом был большой, чисто выметенный, дорожка к высокому крыльцу была аккуратно посыпана речным песком. На крыльце, у ажурных перилец, взявшись за один из резных столбиков, подпирающих навес, стояла женщина в цветастом ситцевом платье, и глядела на Астру.

— Ну, наконец-то! — сказала она визгливо, и сделала шаг навстречу, не отрывая от неё взгляда. — Ждать вас не дождёшься.

— Здравствуйте. — Астра оглядела женщину. Это была не бабка Матильда. — А где бабушка?

— Тебя ждёт, — неопределённо отозвалась женщина. Отступила к перилам и указала рукой в приоткрытую дверь: — Заходи, что стоишь.

Астра взошла на крыльцо. Сзади заскрипел ступеньками полицейский. Она толкнула дверь, отворив её пошире. Там были сени, чистые, сухие и просторные. У входа стояло ведро с веником. Над притолокой висела прибитая гвоздём лошадиная подкова. Астра отворила дверь в комнаты и вошла. Большая квадратное помещение было скупо освещено падающим из окошек светом утра, углы прятались в тени, и мягко светила белёным углом старинная печь.

— Ну, вот ты и пришла, — сказали от стены, и Астра наконец увидела бабку. Та сидела на лавке у окна, сложив на коленях руки и глядя на неё. Астра видела бабку Матильду десять лет назад, и тогда она казалась ей ужасно старой. Сейчас она выглядела точно так же. Непокрытые волосы вьющимися серебряными прядями свисали по сторонам узкого, тёмного лица с острым носом. Светлые глаза блеснули из-под свесившихся на лицо прядок. Странно светлые, ясные глаза на тёмном, изрезанном морщинами лице.

— Подойди, — сказала бабка, не вставая и не делая ни малейшего жеста в сторону вошедших в избу. Руки её были сложены на переднике и неподвижны, как сухие ветки.

Астра подошла.

— Ближе. Сядь рядом.

Астра присела рядом с бабкой на лавку. Ей было не по себе. Бабка сидела неподвижно, глядя перед собой.

— Бабушка, я к тебе приехала, — пробормотала Астра, мучительно выискивая слова. Она только сейчас подумала, что ей надо сообщить о смерти родителей. — Бабушка, я должна тебе сказать…

— Знаю. Ничего, скоро ты их увидишь. — Бабка хмыкнула. Астра похолодела.

— Бабушка, может не скоро? Что ты говоришь?

— Ну, не хочешь, как хочешь, — бабка говорила ровно, словно о погоде. — Можно и попозже.

И добавила, не поворачивая головы и чуть повысив голос:

— Дунька, подай мою шкатулку.

Женщина, вошедшая вслед за ними, метнулась в угол, привстала на цыпочки и вытянула из-за иконы шкатулку. Это был ящичек тёмного, гладкого дерева, покрытый грубой резьбой. Дунька поднесла ящичек бабке и положила ей на колени.

Бабка Матильда шевельнулась, сухие тёмные пальцы поднялись и обхватили шкатулку. Крышка щёлкнула и отскочила. Бабка запустила руку в ящичек, тёмные пальцы поскреблись внутри. Бабка Матильда подняла руку. В пальцах у неё было кольцо. Это был массивный перстень чернёного серебра с большим зелёным камнем, тёмным гладким квадратом возвышавшимся над оправой.

— Федька, — ясным голосом позвала бабка, глядя перед собой. — Ты здесь?

— Здесь я, бабка Мотя, — почтительно отозвался полицейский. Он стоял у печки, заложив руки за спину, и глядел на них.

— Смотри, не обижай мою девочку. Если что, ты знаешь. Шкуру спущу.

— Как скажешь, бабка Мотя.

— Дунька.

— Да. — Женщина шмыгнула остреньким носиком, сложила руки на фартуке, вытянула шею к бабке.

— Присмотри за ней. — Бабка опять хмыкнула. — Чай, эти-то, наверху, уж как бесятся. Как кошки ошпаренные. Вот уж им забот будет.

Дунька кивнула, опять шмыгнув покрасневшим носиком.

— Астра, — сказала бабка ясным голосом, и впервые посмотрела прямо на внучку. — Дай мне руку.

Астра протянула руку, положила ладонь на колено бабке Матильде. Ей было не по себе, но отказать она не могла. Бабка явно была не совсем адекватна. А с такими, она помнила твёрдо, лучше не спорить.

— Хорошо, — бабка Матильда положила на её ладошку свою, сухую, жёсткую ладонь. Сжала ей с неожиданной силой пальцы. И другой рукой надела Астре на средний палец кольцо с зелёным камнем. — Отдаю тебе мой перстень, Астра. Живи долго и владей всем, чем я владела.

Бабка оттолкнула Астру, сбросила её руку со своих колен. Откинулась к стене и закрыла глаза.

Астра ошеломлённо поглядела на свою руку. На среднем пальце сидел перстень чернёного серебра. Сидел плотно, увесисто, словно был для неё сделан. Тускло блеснул зелёный камень.

— Бабушка, спасибо, конечно, — сказала она, поворачиваясь к бабке Матильде. — Но зачем…

Дунька тихо завыла, заткнув рот краем фартука. Полицейский крякнул, отшагивая от печки к лавке. Астра с замиранием сердца уставилась на бабку. Та сидела ровно, с закрытыми глазами, и не шевелилась.

— Бабушка!

— Вот тебе и бабка Мотя, — пробормотал полицейский Федька, с силой скребя затылок всей пятернёй. — Вот тебе и Юрьев день!

— Бабушка Матильда! — Астра наклонилась к бабке. Бабка не двигалась и не дышала. Ни одна складка не двинулась на её платье, и серебристые локоны вокруг лица лежали неподвижно. — Бабушка!

— Не трогай её, — придушенно сказала Дунька, тиская передник и моргая заслезившимися, красными глазками. — Померла она. Намедни сказала, дождусь внучку, и помирать буду. Вот и померла.

Астра поднялась с лавки. Отчаянно взглянула на полицейского, склонившегося над телом бабки Матильды. На Дуньку, теребившую фартук. Бросилась к двери, пробежала сени, едва не свалив по дороге ведро с веником, и выскочила на крыльцо.

На дворе было по-прежнему тихо, в ветвях яблони пищали и возились маленькие птички и где-то на деревне горланил петух.

— Да что же это, — пробормотала Астра, обводя двор невидящим взглядом. — Да что же это, куда ни приду, всюду одно и то же!

Она обняла столбик крыльца и заплакала. Её трясло от рыданий, слёзы катились по щекам, падали на дерево крыльца и впитывались, оставляя мокрые звёздчатые следы.

— Ну, Дуня, я пошёл. У меня дел ещё невпроворот. — Полицейский ступил на крыльцо, доски скрипнули. — Потом загляну. К вечерку.

Он положил Астре руку на плечо и сказал душевно:

— Да ты не убивайся, бабку мы твою не оставим, всё сделаем, как положено. Вон, Дуняшка поможет.

Астра оторвалась от столбика, и, чувствуя острое желание опереться на сильное плечо, а в глубине души отомстить негодяю Фоме, обхватила Федьку обеими руками и прильнула мокрой щекой к синей форменной рубашке.

 

Увертюра. Сон 1

Тео подобрал полы рубашонки, нагнулся, уперев ладошки в стол. Брат Варсонофий вдумчиво перебрал замоченные в ведёрке розги, выбрал несколько, и смачно шлёпнул себя по широкой ладони. Тео съёжился, обдуваемые сквозняком оголённые места пошли мурашками.

— Знаешь ли, дитя, за что терпишь? — веско сказал брат Варсонофий.

Тео шмыгнул носом. Мотнул головой.

— Тогда начинай читать. Вот от сих до… пока не скажу, — монах взмахнул розгами. Вымоченные прутья взвизгнули.

На столе лежала книга, раскрытая посередине. Пожелтевшие по краям листы, со следами капель воска, регулярно отчищаемых послушниками, покрывали неровные строчки угловатых букв. Самые красивые строчки начинались с картинок. Всадник в доспехах, тычущий копьём извивающегося под копытами коня чешуйчатого змея; сидящая на камешке прекрасная дева, закутанная с головы до ног в плащ с капюшоном; а иногда просто лесной зверь. В каждую картинку была вписана буква, искусно сращённая с рисунком, и казавшаяся частью пышно цветущего куста или продолжением рогов благородного оленя.

Тео отыскал взглядом картинку, на которой грудастый бык поднимал на рога охотничьего пса, и дрогнувшим голосом прочёл первое слово. Свистнули розги, на тощем заду отпечаталась первая за сегодняшний день отметина. Тео поджал пальцы, елозя коленками и выталкивая из себя витиеватые книжные слова.

Брат сопел, толстый живот его колыхался, пухлые щёки тряслись в такт движению руки. Другой рукой он яростно скрёбся под рясой. Тео продолжал читать. Он знал по опыту, сколько строчек надо одолеть, прежде чем Варсонофий усмирит свой мучительный зуд в паху. В первый раз, когда маленького Тео привели к брату, и тот показал ему буквы, эти диковинные закорючки, тщательно выписанные на плотных листах, нанизанные в ожерелья строк и украшенные драгоценными камнями маленьких картинок, затмили даже боль от ушибленного о столешницу лба. Он быстро выучился грамоте, и не боязнь наказания была тому виной, хотя нерадивым послушникам брат Варсонофий вбивал науку в головы прямо через лоб, стуча головами учеников о стол.

Тео помнил, как брат поставил его в первый раз у стола, велел положить ладони перед собой на выглаженное множеством предшественников дерево, и читать жития святых. Он читал, а за его спиной брат сопел, возился и вздыхал, как кузнечные мехи. Потом Варсонофий навалился на Тео, тяжело упав ладонями на стол по сторонам его ладошек, сипло сказал: «Бодливой корове рогов не дали», и визгливо, с всхлипыванием, не то заплакал, не то засмеялся, обдав горячим запахом нечистого рта.

Этой ночью Тео согрешил. Розги брата Варсонофия — щекотка по сравнению с адским пламенем. Тео не сомневался, что погубил свою душу. Он глядел на очередную картинку, где выгибал шею длинноносый лебедь, обнимая изящным крылом заглавную букву, и не видел её. Губы машинально выговаривали слова. Перед глазами качались ступени каменной лестницы. На ступенях и сырой, неровной стене коридора прыгала его искорёженная тень, свеча в потных пальцах клонилась набок, потрескивал фитиль. Тео спускался по крутым, сложенным из грубых каменных плит, ступенькам. Рука, сжимавшая свечку, дрожала, на пальцы капал горячий воск, пламя металось и вздрагивало от ледяного сквозняка. Середина ночи, её самый страшный час, когда просыпаются кошмары, а остывший камень стен уже отдал тьме всё накопленное за день тепло.

Тео спустился ниже. Босые ноги скользили по грубому камню, он хватался ладонью за мокрую стену. Ночной кошмар оказался слишком реальным, и выгнал Тео из постели. Этот сон приходил к нему, сколько он помнил себя. Начинался он всегда одинаково. Тео вдруг видел себя окружённым толпой, люди стояли, и молча смотрели на него. Он пытался выйти из круга обступивших его каменных лиц, с кошачьим терпением следивших за ним, протискивался между твёрдыми, неподвижными телами. Просвет между людьми становился всё уже, он отчаянно проталкивался, упираясь локтями в животы и спины, и вот наступал момент, когда он слышал Его. Его — человека, что возникал в какой-то, неопределимый миг в толпе, и начинал идти за ним. Человек скользил за Тео, плотная толпа почти не задерживала его, и постепенно нагонял, подходя всё ближе.

Тео не знал, что будет, когда человек нагонит его, но чувствовал — этого нельзя допустить. Сегодня человек подошёл так близко, что Тео почти увидел его. По спине пошли мурашки, словно его окатило ледяным дождём. Тео обернулся и затрясся в ужасе. Человек стоял прямо за спиной, взгляд его скользнул по лицу Тео. И тот, не в силах взглянуть ему в глаза, закричал и проснулся. Он лежал поперёк постели, весь в поту, рубашка грубого полотна липла к груди, вздрагивая там, где колотилось сердце.

Тео поднялся с постели, ступая по ледяному полу, в кромешной тьме нашарил дверь. Вышел во тьму коридора. Его убогая комнатка была крайней в ряду таких же, где спали послушники. Он захлопнул за собой дощатую дверь, и какое-то время стоял, привалившись к холодной стене. Пережитый ужас не пропал с пробуждением, как обычно, Тео всё ещё чувствовал спиной страшный взгляд. Он оторвался от стены, переступил неверными ногами раз, другой, и пошёл коридором, везя плечом по шершавому камню, чтобы не упасть в темноте. Коридор кончился, он вышел в зал, где в стенах были пробиты высокие, узкие окна. Здесь было светлее. Прорези окон на фоне стен казались полосками синего атласа. На одном из атласных лоскутов посверкивала крохотным алмазом предутренняя звезда.

Тео пошёл через зал, шлепки его босых ног отдавались от стен, где-то под потолком шуршали крыльями маленькие летучие мыши. Словно во сне идя вдоль стены, он пересёк каменный квадрат пола и двинулся дальше. Куда угодно, только не обратно в комнату, где поджидает призрак страшного человека.

Он не мог бы повторить снова тот путь, что проделал, идя наугад в темноте. Он помнил, как вышел в зал для молитвы, где в этот час никого не должно было быть. Тео остановился, в первое мгновение восприняв открывшееся его глазам зрелище как должное, как продолжение нелепого сна.

Алтарь освещало пять массивных свечей, расставленных на полу. Колышущийся от порывов сквозняка огонь отражался в плоских блюдцах серебряных подсвечников.

Тео перевёл взгляд на крест, и отшатнулся. На кресте, который он созерцал регулярно во время общих молитв, и вид которого был настолько привычен, что каждый послушник мог описать его с закрытыми глазами, висело что-то страшное. Что-то, что испуганный мозг отказался определить и сложить в картинку. Тео зажмурился, открыл глаза и посмотрел опять. Это была монастырская кошка. Безнадёжно мёртвая. К основанию креста стекала, застывая, красная, страшная жижа. Запах горящих свечей перебивало зловоние распотрошённого тела.

Тео судорожно вздохнул, и на этот звук в полной тишине зала, которую до этого нарушало только потрескивание горящих фитилей, обернулась тёмная фигура у алтаря. Поглощённый жутким зрелищем, Тео не заметил стоящего на коленях у алтаря человека в одеянии священника. Теперь человек этот смотрел на него в упор.

Тео попятился. Тёмная фигура поднялась на ноги, колыхнулись и выпрямились тяжёлые складки облачения. Глубокая тень от накинутого на голову капюшона скрывала лицо, только на миг блеснули белки глаз, но этого было достаточно. Не чувствуя ног, Тео метнулся вбок, обходя алтарь стороной, не в силах отвести взгляда от поворачивающейся вслед за ним фигуры. Человек не сказал ещё ни слова, и Тео казалось, что если хоть одно слово будет произнесено, он умрёт на месте от страха. Босая нога подвернулась на неровном полу, он растянулся на широких каменных плитках, и, не в силах затормозить падение, растопыренными пальцами уткнулся в крайний серебряный подсвечник, где горела сильным, жарким пламенем высокая свеча.

Подсвечник качнулся, тихо зазвенел, ударившись округлым краем о камень, свеча накренилась и повалилась. Горячий воск пролился на запястье и вывел Тео из оцепенения. Он схватил толстое, покрытое потёками воска, скользкое тело свечи, встал на ноги. Свеча увесисто легла в ладонь, и мальчишечьи пальцы едва охватили массивный восковой столбик.

Поднялась рука тёмного человека, скрытая широким рукавом, протянулись и раскрылись в приглашающем жесте пальцы. Тео взвизгнул по-девчоночьи и кинулся наугад в чернеющий в углу зала квадратный провал коридора.

Квадратная площадка в начале коридора перешла в лестницу, ведущую вниз. Не оборачиваясь, Тео заковылял по каменным ступеням, сжимая потными пальцами свечу, и ведя другой рукой по скользкой от выступившей влаги стене.

Коридор повернул, открылась ещё одна, крохотная площадка, лестница круто шла вниз. Тео продолжал спускаться. Идти назад, туда, где его ждали призраки и страшный, окровавленный алтарь, было немыслимо. Лестница окончилась ещё одной площадкой, где в противоположной от ступенек стене был вырезан низкий, со сводчатым верхом, дверной проём. Дверь из толстых, грубо оструганных досок была слегка приоткрыта. На скобе висел массивный замок. В замок был вставлен ключ, его широкое кованое кольцо стояло наискось прорези, и тускло блестело в свете восковой свечи. Тео тихо толкнул дверь, и она отошла к стене. Открылась узенькая лестница, ведущая вдоль стены вниз, глубиной в пять ступенек. Это был подвал, где хранились запасы производимого обителью каждый год дорогого вина, поставляемого ко двору. Ближе к входу были бочки нового урожая, а дальше, у противоположной стены, стояли запасы самого лучшего, драгоценного вина многолетней выдержки.

Тео поднял свечу, ступил на лестницу и сошёл на холодный, пыльный пол подвала. От камня шёл леденящий холод, ноги онемели и стучали, как деревяшки. Впереди, у противоположной от двери стены, что-то тихонько булькнуло, зазвенела льющаяся о дно металлической ёмкости жидкость. Кто-то открыл крайний в ряду бочонок, и тягучая, терпкая струя била в дно подставленной оловянной кружки. Потом бочонок закрыли, жидкость тяжело плеснула, еле слышно булькнув о край, и человек у бочонка опрокинул кружку в рот.

Неторопливо глотая драгоценную, тягучую жидкость, человек выпил вино, опустил руку с зажатой в ней большой оловянной кружкой, и медленно выдохнул. Отёр рот рукавом, приподнял край одеяния и сунул кружку в пришитый под полой карман. Похлопал бочонок по округлому боку и повернулся к выходу.

— Отец приор? — пробормотал Тео.

— Мальчишка! — вскричал человек, обретя узнаваемые черты отца приора. Тео попятился, наткнулся на ступеньку и упал. Приор, протянув руки, кинулся к нему, Тео завозился, пытаясь подняться и скользя перепачканными воском руками по узким ступенькам. Торопливые, цепкие руки ухватили его сзади, он завизжал, дёргая ногами, отталкивая от себя набросившегося человека, и его перегруженное сознание милосердно погрузилось во тьму.

 

Глава 17

— Эти дорвавшиеся до власти политиканы, которые только и думают, как продать нас оптом и в розницу, собрались сейчас здесь, в этом месте, чтобы решить нашу судьбу! Граждане, не дайте себя обмануть! — надрывался дядька с мегафоном. Его соратники потрясали плакатами и скандировали: «На фонари предателей!» Их теснила полиция, но граждане не сдавались.

— Что же решат наши избранники, какую судьбу они нам уготовили, — проникновенно вещал с другой стороны площади у здания государственного собрания корреспондент центрального канала. — Мы все, как один человек, ждём объявления результатов конкурса. Напомним нашим зрителям, что совсем недавно мир потрясло известие о надвигающейся глобальной катастрофе…

— И тогда власти приняли решение, не нам судить, насколько мудрое… — сурово рубил слова корреспондент от оппозиции, — но даже нынешние правители понимают необходимость принятия срочных мер по предотвращению надвигающегося природного катаклизма. Ведь не секрет, что запасы энергоносителей истощены, а человечество ещё не нашло реальной альтернативы. Что же нас ждёт, дорогие сограждане, если выбор людей, облечённых властью, окажется неудачным? Постепенное скатывание в нищету, рост государственного долга, безработица и, в конечном итоге, голодная смерть? Что будет, если компания, заявившая о своей готовности решить проблему путём вмешательства в основы основ нашего мироздания, окажется мыльным пузырём? Мы не стремимся напугать население, мы лишь призываем наше правительство к взвешенному подходу в решении этой, не побоюсь сказать, глобальной проблемы современности…

***

Зал, предназначенный для церемонии, был освещён, как новогодняя ёлка, кондиционеры гнали прохладный воздух, и всё было на высшем уровне. Премьер, чинно восседавший рядом с первым лицом в государстве, являл собой воплощение элегантности. Первое лицо было, как всегда, вне конкуренции. Всё шло отлично, и все знали, что процедура эта лишь формальность.

Премьер прилично покивал в ответ на дежурную реплику первого лица, строго отмеренное и предельно корректное. На людях, да и в обстановке вне лишних глаз он был вежлив и выдержан со своим преемником, словно на дуэли. Субординация превыше всего, и никто не может сказать, что премьер таит досаду после своей отставки или недоволен своей ролью.

Он искоса посмотрел на своего преемника. Как неожиданно на него свалилась полнота ответственности, которой тот не ожидал. С тайным злорадством премьер вспомнил, как только что принесший присягу новоиспечённый президент увлёк ушедшего в отставку предшественника в кабинет, ставший его по праву, и предложил выпить на брудершафт. Должно быть, он хотел всего лишь сохранить дружбу с человеком, прослывшим смелым и дальновидным политиком. Премьер, а тогда просто бывший президент, вспомнил пузырьки дорогого шампанского, поднимающиеся со дна бокалов, взятых из его бывшего шкафа, где стояли накопленные за годы службы подарки. И ещё он вспомнил, как его личный секретарь и по совместительству телохранитель, глядя прозрачным взором на нового шефа, сообщил, что он переходит к нему по наследству. И как в ответ на пожелание удалиться и не мешать беседе секретарь неспешно растворился в воздухе, оставив нового президента выкашливать попавшее не в то горло шампанское. А премьер сочувственно постучал ему по спине. «Издержки профессии, дорогой мой» — сказал он тогда, предвкушая с минуты на минуту визит в этот кабинет своего бывшего советника по делам Существ. — «То ли ещё будет!» И как президент, надо отдать ему должное, быстро придя в себя и откашлявшись, спросил осипшим голосом: «Это что же, те самые призраки?» «Так их называют необразованные люди» — не сумел отказать себе в удовольствии подпустить шпильку нынешний премьер. — «Они сами вам скажут, как их называть.» И как президент не забыл воткнутую предшественником шпильку, и новоиспечённый премьер в полной мере ощутил, как тяжела ноша человека, облечённого высоким доверием и получившего карт-бланш.

Когда он понял, что ответственность за принятое решение ляжет на него, и реально никто не поможет, вот тут ему стало страшно. Конечно, если что, президент получит своё. Но и ему в любом случае придёт конец. И что с того, что конец этот политический. Тот, кто побыл на вершине, не представляет себе падения вниз.

С судорогой негодования он вспомнил, как отводили глаза самые важные люди страны, когда дело дошло до голосования. Не того, официального, что было у всех на виду, а того, где нет ни поднятых кверху рук, ни бумажек. Ему пришлось решать самому. Все высказали своё, авторитетное мнение, из которого ничего нельзя было понять, кроме беспокойства за судьбы страны, и пожелания ни в коем случае не ошибиться. И он в какой-то, отчаянный момент, с безумным весельем отчаяния вдруг решился пустить всё под откос, и предоставить шанс конкурирующей фирме. Той самой, что поддерживалась правительством страны, давно толкавшейся с ними на одном участке дороги. И формально это был бы практичный выбор. И, возможно, в лицо ему никто не бросил бы ни одного обвинения. Он уже открыл рот для опрометчивого заявления, вставая со своего места, где все сидели кружком в мягких креслах старинной работы, и янтарное солнце светило в окна роскошной виллы. Всё было за то, чтобы не рисковать, и предоставить возможность конкурентам обломать себе зубы на этой проблеме. Даже предсказание главы Ордена Чёрной Розы, такое расплывчатое, давало ему надежду снять эту ношу с плеч. Как он скажет, так и будет. И его поддержат, и проголосует большинство, и всё будет хорошо. Бог знает, что удержало его тогда.

Он вдруг вспомнил вырвавшиеся у Высшего магистра напоследок слова, и червяк сомнения заскрёбся в душе. Премьер не хотел своей стране Апокалипсиса. Пусть даже ценой своего поста. И он подал свой голос за тех, кто внушал ему наибольшее доверие.

Приятный, с лёгкой хрипотцой голос президента заставил его вынырнуть из омута тягостных мыслей. Первое лицо страны откашлялось, демонстрируя готовность донести до собравшихся решение конкурсной комиссии, представительной, как никогда. Премьер знал наизусть, что тот скажет, и только обводил взглядом зал, всем видом выражая полное согласие с речью. Всё было решено, и теперь пути назад у них нет.

— Предатели! — скандировали граждане у края площади, пытаясь прорваться сквозь заслон полиции. — Родину продали!

— И вот уже нам передают животрепещущую новость, которая станет основной в ближайшие часы! — Волновался у микрофона корреспондент центрального канала. — Что же скажут нам наши избранники, какое решение они приняли?

— Будем надеяться, что нам не придётся пожалеть, как облечённые властью чиновники сумели распорядиться нашим доверием… — напряжённо выговаривал в микрофон корреспондент от оппозиции.

По залу прокатились сначала нестройные, а потом дружные хлопки, гул голосов звучал назойливо, словно рой невидимых пчёл поднялся и закружил под потолком, сияющим хрусталём и позолотой. «А теперь, Господи, спаси нас всех, грешных!» — подумал премьер и прикрыл глаза, слушая, как гремят в ушах аплодисменты.

***

— Вы слышали последние новости? — человек у камина протянул руки к огню, и пошевелил пальцами над трепещущими алыми языками.

— Да. Они выдвинули свой вариант. Теперь вам придётся побороться с ними на мировом уровне.

— Придётся. — Человек у камина, которого глава Ордена Белой Розы знал под именем Заказчик, продолжал смотреть в огонь.

— Вы не можете сказать, что мы не выполняем своих обещаний. — Глава Ордена, стоя поодаль в полутьме комнаты, видел только силуэт человека, да вылизанные светом пламени очертания пальцев.

— Не могу, — согласился Заказчик. — Вы сделали, что могли. А кое-какие вещи впечатлили даже меня. Что вы сотворили с этим, как его, борцом… Александр, кажется?

— Да. Он должен был поддержать ваших противников в прессе. Его голос был очень весомым.

— И где он теперь? Я человека имею в виду.

— Это теперь не важно. Как личность он уже не существует. — Глава Ордена отвернулся. Ему было неприятно помнить то, что он сделал с тем человеком. Сделал лично, не доверяя никому. Да никто бы этого и не смог. Даже брат Альфред, лучший из Высших магистров.

— Мне почему-то кажется, что вы слишком усердно выполняете условия нашего соглашения. Неужели необходимо было убивать всех этих людей? А эта женщина, глава Ордена Чёрной Розы? Я предполагал, что вы просто повлияете на неё. У вас что, нет других методов?

— Эта женщина, — глава Ордена Белой Розы презрительно покривился. — Она была просто глупой курицей. Глава Ордена ренегатов. Приспособленцы, пошедшие на всё, чтобы выжить. Глупцы и соглашатели. Они давно утратили право называть себя Орденом.

— Зато у них есть официальный статус, а у вас нет. — Насмешливо сказал Заказчик. Он отвернулся от огня, и посмотрел в хмурое лицо главы Ордена. — И теперь вы работаете на нас.

— Да, работаем, — спокойно ответил тот. — И будем работать, пока вы не выполните своих обещаний.

— А вы уверены, что мы их выполним? — поинтересовался Заказчик. — Ведь я не давал вам письменных обязательств. Я до сих пор удивляюсь, что вы не потребовали с меня расписки.

— У нас свои методы работы, — ответил глава Ордена Белой Розы, подойдя к камину, и в свою очередь протянув руки к огню. Пламя завивалось огненными языками, выбрасывая звёздочки искр прямо ему в ладони.

Глава Ордена опустил ладонь ниже, и кончик особенно длинного языка огненным кольцом обвился вокруг его пальца. Он обернулся к Заказчику, заворожённо глядевшему на это, и сказал негромко:

— Когда мне понадобится, я обойдусь и без расписки.

 

Конец первой части

 

Часть 2. Жизнь копейка

 

Глава 18

Астра выпрямилась на лавке. Она опять заснула. Устроившаяся по другую сторону гроба Дуняша сидела неподвижно и даже не моргала. Огоньки свечей, установленных в старинные серебряные подсвечники, мигали и дёргались. Трещал воск в фитилях, пламя то поднималось кверху оранжевыми языками, то опадало, расплываясь неяркими огоньками. Лицо бабки Матильды, положенной в дубовый гроб, казалось высеченным из камня. Когда по нему пробегали тени, бабка, казалось, оживала, и Астра с трепетом прижималась спиной к стене на своей лавке. Никогда ей не приходилось сидеть у тела покойника, все семейные передряги до этого обходили её стороной, и родители оберегали Астру от неприятных сторон жизни, сколько могли.

Когда она только заикнулась, что не может остаться ночью в одной комнате с мёртвым человеком, на неё так посмотрели слетевшиеся со всех деревни женщины, помогавшие Дуняше обмывать и обряжать покойницу, что Астра прикусила язык. И вот теперь она сидела на лавке, и таращилась на что угодно, лишь бы не видеть мёртвое лицо бабки Матильды.

Дрынь-дрынь-дзинь! — пробили часы в углу. Зашуршало, скрипнула маленькая дверца, и из других часов в виде домика, что висели на стене, выбралась кукушка. Дёрнулась, качнувшись на своей жёрдочке, остановилась и прокуковала время хриплым голоском. Повисела, будто застыв в воздухе, а затем жёрдочка утащила птицу хвостом вперёд обратно в часы. Захлопнулась маленькая дверца. Астра вздохнула, отведя глаза от часов, бивших уже не раз за эту бесконечную ночь.

Свечка опять затрещала, мигнул и почти погас оранжевый огонёк. По её полупрозрачному телу побежала струйка расплавленного воска. Поверх стекающей капли торопливо набежала ещё одна, и они диковинной жемчужной улиткой поползли вниз, в серебряную чашечку подсвечника.

Что-то коротко прошуршало по полу, Астра повернула голову, отведя взгляд от свечи. В глазах ещё плавали, отразившись в сетчатке, вытянутые пятнышки огоньков. Маленькая тёмная тень метнулась от лавки к печке. Наверное, мышь. У бабки должна быть кошка. Астра её ещё не видела, но в деревне кошки живут у всех. Или это собаки есть у всех? Опять прошуршало, и на этот раз совсем рядом с лавкой. Астра скосила глаза. Тёмный комок прокатился вдоль стены, потом внезапно сменил направление и выбежал на середину комнаты. Вытянулся столбиком на манер свечки. Блеснули красные бусинки глаз, и на Астру глянула острая чёрная мордочка. Если это мышь, то очень крупная.

Мышь повела вытянутым кончиком носа, вокруг которого дрожала венчиком паутинка усов. Красные глаза уставились прямо на Астру.

— Брысь отсюда! — шёпотом сказала девушка, невольно поджимая ноги. Какая всё-таки крупная мышь.

Та вытянулась ещё больше, разглядывая Астру, потом откуда-то из тёмного мешковатого тельца появились две лапки, и мышь принялась почёсываться, скребя округлые бока тоненькими, голыми пальчиками, похожими на человеческие. При этом она покряхтывала, как ревматичный старик, наклоняясь вбок и пытаясь дотянуться до нижней части спины.

Начесавшись всласть, мышь выпрямилась, и совершенно человеческим движением отряхнула лапки. Повертела перед глазами одним из пальцев и покусала коготок, вычищая застрявшую шерстинку. Повела шеей, словно боксёр перед раундом, и шагнула к лавке, на которой сидела, поджав ноги, Астра. Шла она на задних лапах.

— Ой, — пискнула Астра. Мышь шагнула ещё, вытягивая вперёд шевелящийся нос с пучком усиков-антенн. Красные глаза на чёрной мордочке, не отрываясь, глядели ей в лицо. Астра вскочила на лавку. Мышь скрипуче засмеялась.

— Ах, ты, тварь бешеная! — прошипела Астра. Чтобы какая-то мышь, пусть даже дрессированная, лезла на человека! — Я тебе покажу, кто тут царь природы!

Она трясущимися пальцами стянула с ноги туфельку. Взялась за каблук и прицельным движением швырнула туфлю в проклятую мышь. Туфелька со стуком брякнула об пол, мышь подскочила на месте и зашипела, ухватившись за ушибленный бок.

— Что, не нравится? Получи! — Астра потянулась за второй туфелькой.

Мышь зашипела опять, раздуваясь и топорща усы. Вытянула лапки с растопыренными голыми пальчиками и скакнула к лавке. Брошенная второпях вторая туфелька не попала в цель. Мышь поднырнула под метательный снаряд и подпрыгнула, стремясь вскочить на лавку. Астра закрыла лицо руками и завизжала.

Что-то загремело, покатилось по полу. Теперь в комнате визжали уже на разные голоса. Астра отвела ладони от лица. Огоньки свечей дрожали и прыгали, красные тени метались по стенам. На полу крутился мохнатый клубок, из которого исходил истошный визг, словно работала неисправная бензопила. Потом клубок распался на две части. Астра переступила босыми ногами по лавке, таращась на пол. Там на выглаженных деревянных половицах извивалась черная мешкообразная тушка. Дёргались и дрожали растопыренные лапки, метался длинный тонкий хвост. Над телом мыши сидела и смотрела на агонию крупная серая кошка. Мышь дёрнулась, хвост загнулся в кольцо и упал на доски. Кошка опустила голову, принюхиваясь к застывшему чёрному телу. Подняла голову и взглянула на Астру. Астра охнула и сползла по стене вниз, упав задом на лавку. С серой в крупную полоску морды кошки смотрело Дуняшино лицо с курносым носом и выпуклыми голубыми глазами.

***

— Да ты совсем сомлела. Давай, полезай на печку.

Астра открыла глаза. В окошке чернота ночи сменилась серым туманным утром. Где-то, надрываясь, орал петух. Дуняша, моргая припухшими, покрасневшими глазками, глядела на неё, наклонившись над лавкой. Астра выпрямилась, в испуге оглядываясь кругом.

— А где мышь?

— Какая ещё мышь?

— Которая тут была.

— Нет тут никаких мышей. — Дуняша фыркнула, помогая Астре подняться с лавки. — Ни мышей, ни крыс у нас нету. Чего придумала. Да сними туфли-то. Ноги затекли, небось.

Астра посмотрела на ноги. Туфельки были на ней.

— Мне сон приснился, что…

— Иди, иди, на печке досмотришь. — Дуняша легонько подтолкнула её в спину. — Сегодня ещё дел невпроворот. Отдохни покамест.

Астра взобралась на печку, улеглась на постеленное там мягкое лоскутное одеяло. Дуняша неторопливо передвигалась по комнате, меняя свечки в серебряных подсвечниках.

— Дуняша! — позвала девушка, свесив голову с печи.

— Чего тебе?

— А кошкой тебе быть хорошо. Мордочка симпатичная.

Ошеломлённая Дуняша обернулась, сердито глянула на Астру, и правда напомнив злую кошку, а та торопливо откатилась на одеяле и прикрыла глаза. Надо будет посмотреть на полу, может, там шерсть осталась, мелькнула туманная мысль, и Астра провалилась в сон.

***

— А лежал он в гробу такой тихий, ровно ангел…

— Батюшка душевно говорил, покойника добрым словом помянул…

— А доктор-то, доктор постановил — инсульт…

Астра повертела в руке стакан. Он был до ободка полон водкой. Соседки по поминальному столу шушукались над пустыми стаканами, соединившись лбами над блюдом с пирогом.

— И отпевать не хотели, говорят — нехорошо умер…

— А он встал да и пошёл… Все обомлели…

— Выпей за помин, не оставляй, — поощрила соседка, глянув на Астру. — Да пирожок, пирожок скушай. Смотри, бледная какая, худышка, все рёбра видать.

— Вовсе я не худая, — пробормотала уязвлённая Астра. Выдохнула, и выцедила в рот весь стакан. Горло обожгло, водка жидким огнём потекла внутрь, Астра закашлялась, глотая воздух. Моргая заслезившимися глазами, схватила с тарелки кусок пирога и принялась торопливо жевать.

— Блинок возьми, да мёд на тарелочке, смотри, не пробовала ещё, — прогудели над ухом, и Астра послушно взяла с тарелки золотистый блин. Свернула трубочкой, как делала соседка, и обмакнула в жидкий мёд на придвинутом блюдечке. Ей стало тепло и уютно. В голове зашумело, сидящие за столом люди отдалились, и разговоры доходили до неё как сквозь одеяло.

— А она как подскочит, да как крикнет: «Вот она, смерть моя пришла!» Да как побежит, еле догнали…

— На третьи сутки глаза открыл, смотрит — а его хоронить несут. Он эдак приподнялся, да обратно и откинулся. Так и пришлось на погост нести…

Астра отодвинулась от стола и огляделась. Соседки бубнили своё, тема о покойниках была неисчерпаемой. «Таскать вам, не перетаскать» — вспомнила она древнюю присказку, и ей вдруг стало смешно. Всё вокруг оказалось забавным до удивления. Она подняла взгляд на часы с кукушкой.

— А я вот анекдот знаю, — решила она внести свою лепту в разговор. — Про кукушку. Идёт мужик по лесу, слышит — кукушка. Он спрашивает: «Кукушка, кукушка, сколько мне жить? Она ему: «Ку…» А он: «Что, так ма?..»

Женщины коротко глянули на неё и отвернулись. Астра, хихикая про себя, перевела взгляд на конец стола. Там была пустая табуретка, из тех, на которых раньше был установлен дубовый гроб, и стоял стакан, накрытый куском хлеба. По обеим сторонам пустого табурета чинно сидели самые уважаемые люди, и разговоров там почти не вели. Дуняша, склонившись над столешницей, подкладывала куски пирога в расписную тарелку, а полицейский Фёдор, повернувшись к невидимому за Дуняшей собеседнику, что-то говорил тихим голосом, морща лоб и почёсывая пальцем переносицу.

Дуняша двинулась, неся в руках стопку пустых тарелок. Полицейский Фёдор отвернулся к столу, подбирая с тарелки румяный кусок пирога, а Астра заморгала. На табуретке, до этого пустой, над стаканом, к которому никто не прикасался, сидела бабка Матильда. Она строго глядела перед собой, сложив на столе одна поверх другой сухие ладони. На пальце переливался зелёным огнём камень в серебряном перстне.

— Бабушка, — пролепетала Астра, чувствуя, как съеденный только что блин поднимается вверх и застревает колом в горле.

— Кольцо-то куда дела? — Ясным голосом сказала бабка, глядя перед собой. Сидящий рядом Федька укоризненно покачал головой, доедая кусок пирога. Дуняша поддакнула:

— Намедни картошку чистила, да там и оставила.

Астра глянула на свои руки. На указательном пальце краснел свежий порез от ножа. Ладони были тёмные от картофельного сока, и кожа на пальцах угрожающе шелушилась. От былого маникюра остались жалкие воспоминания.

— Бабушка, я сейчас, — пробормотала Астра, чувствуя неотложную необходимость в свежем воздухе. Она поднялась со стула, и, запинаясь о сидящих и оттаптывая им ноги, бросилась к выходу. Выбежала в сени и нагнулась над тазиком с картофельными очистками. Её стошнило прямо туда, и Астра, ухватившись за косяк, какое-то время тяжело дышала, пережидая очередной спазм. Наконец она медленно выпрямилась, не в силах оторваться от косяка.

— Что они кладут в свои пироги, — сказала сипло, отворачиваясь от таза. — Это не щавель, а отрава какая-то. Что же меня так выворачивает? Нет, это не может быть Лёвик. Точно не он. После него прошёл уже почти месяц… Нет, только не это. Ну, Фома, если это ты мне подгадил, найду и убью.

Она нагнулась, чтобы отряхнуть запачканные коленки, и увидела кольцо. Оно лежало на табуретке рядом с тазом. Астра протянула руку, осторожно взяла перстень за ободок, и поглядела на него. Тускло блеснул зелёный камень, когда она надевала перстень на палец, холодный металл плотно охватил кожу, а её опять стало тошнить.

 

Глава 19

— Садитесь. Руки вот так, на скатерть положите. — Гадалка улыбалась. Клиентка, полная женщина, с прозрачным платочком на выжженных белой краской волосах, заёрзала, устраивая пышный зад на стуле. Положила пухлые ладони на стол.

— Мне сказали, вы можете сглаз снять, — пробормотала она, глядя, как гадалка раскладывает по скатерти засушенных ящериц. Скатерть плотного голубого атласа была покрыта бутонами роз, вышитыми чёрной шёлковой нитью.

Ящерки стали кружком. В середину круга опустился большой мохнатый паук. Его блестящие мёртвые глаза глянули на женщину, и та в испуге выпрямилась на стуле.

— Сглаз, — ровно ответила гадалка, поправляя маленький светильничек с зеркальным отражателем так, чтобы свет падал на паука. — Всего лишь эманации отягощённого отрицательной энергией разума. Человек, пребывающий в равновесии, не принимает на себя чужой энергии отрицания. Что вывело вас из равновесия?

Ящерки стояли неподвижно, вывернув сухие лапки, выстроившись замкнутым кругом, где каждая упиралась носом в хвост соседке. Выпуклые глаза паука блестели, на суставчатых ногах переливались цветным огнём остренькие ворсинки. Женщина отвела взгляд от паучьих глаз:

— Вывело, ещё бы не вывести! Вот-вот уволят! Ни прибыли, ни клиентов, что ни сделаю, всё из рук вон…

— С чего это началось?

— Да с девки, чтоб ей ни дна, ни покрышки! Я её как увидела, сразу подумала — нехороший клиент. От таких одна досада. И ведь как в воду глядела!

— Девушка, говорите?

— Да, в ночь пришла, когда все приличные посетители по домам идут. Я ещё смотрю, у неё куртка порвана, под глазом синяк. А мы никого не выгоняем, всех обслуживаем, как положено. Нам план надо отрабатывать, а не на лица смотреть.

— Глядите пауку в глаза, — строго сказала гадалка. — Не отводите взгляд. Он примет сглаз на себя. Говорите чётко, и ничего не пропускайте. Опишите мне всё, что вы видели.

***

Гадалка дождалась, пока за клиенткой закроется дверь. Поднялась с места, осторожно взяв паука за мохнатую лапку. Сверкнули радужные глаза. Она отошла к стене, положила руку на декоративную панель, обозначенную знаком солнцеворота. Панель откинулась, образовав маленький столик. Открылась ниша с портативным коммуникатором. Гадалка потянула за паучье брюшко. Брюшко вынулось из тулова, блеснули усики контактов.

Гадалка вставила брюшко в разъём коммуникатора. Пробежала пальцами по клавиатуре, и полупрозрачный животик засветился красным огоньком. Сзади стукнула дверь, она нахмурилась, повернувшись к посетителям:

— Подождите за дверью, пожалуйста. Как вы вошли?

— Держи её, — бросил худощавый человек в тёмно-синей куртке другому, крепкому молодому человеку в чёрной косухе и бандане.

Она быстро хлопнула по клавиатуре растопыренными пальцами.

— Не надо было этого делать, — укоризненно сказал человек в куртке.

Крепыш в бандане ухватил её за плечо. Она нагнулась, развернулась на месте, и чужая ладонь соскочила с её плеча, скользнув по шёлковому рукаву. Гадалка метнулась вдоль стены к выходу, человек в косухе прыгнул вслед, схватил взметнувшийся подол длинного платья. Она обернулась и с разворота воткнула ему локоть в лицо. Он согнулся, и она прихлопнула его лбом о своё колено. Кинулась к двери, ударилась в неё всем телом. Дверь задрожала. В отчаянии она заколотила в дверь кулаками.

Человек в тёмно-синей куртке, что стоял у коммуникатора, заложив руки за спину, и глядел на мигающее красным огоньком брюшко, скучным голосом сказал:

— Брат Викентий, хватит забавляться. У нас мало времени.

Молодой человек в косухе отнял ладони от лица, шмыгнул носом. Покрутил головой, и гадалка увидела, что он улыбается.

— Помоги… — хотела крикнуть она, но он шагнул вперёд, неуловимым движением выбросив вперёд руку с баллончиком, и брызнул ей в лицо. Она задохнулась, а челюсти мгновенно онемели.

***

— Сюда нельзя.

— Офицер, мне нужно увидеть пройти, — журналист улыбнулся, глянул полицейскому в лицо. — Очень нужно.

Полицейский мигнул, посмотрел на него. Немолодой, но ещё крепкий, простая рубашечка в клетку, на плече ремень от чехла с аппаратурой, из кармашка торчит книжица-коммуникатор. Пегие волосы топорщатся на висках, словно человек только встал с постели. Похож на соседа Петра Петровича, что давал ему в детстве конфетки по праздникам.

— Если нужно, проходите, — тихо сказал полицейский, и журналист прошёл в дверь.

Первое, что он увидел, это стол под красной скатертью. На пурпурно-красном атласе глянцевито блестели выпуклые чёрные розы. Светильник с зеркальным отражателем бросал овал света на то, что лежало посредине стола, словно праздничное блюдо. Нетронутые, изящные кисти рук, словно выраставшие из багрово-красного месива, аккуратно сложены поверху, в тонких пальчиках зажата фигурка нефритового животного с круто изогнутыми рогами.

У стены, поверх высокого зеркала в резной рамке на плечиках висело шёлковое платье. Рукава и подол заботливо расправлены, ажурный поясок из звеньев в виде знаков зодиака стянут на талии затейливым узелком.

Из-под стола выбрался человек в зелёном комбинезоне. В пальцах, затянутых в прозрачный пластик перчаток, сидела сушёная ящерка.

— Ещё одна, — сказал он. Посмотрел на журналиста:

— Вам сюда нельзя. Уходите!

— Сколько нашли? — мягко улыбаясь, спросил журналист.

— Семь штук, — машинально ответил тот. — Вам здесь…

— Поищите, должно быть восемь, — так же мягко, настойчиво сказал журналист.

Человек в комбинезоне поглядел на ящерку в своей руке. Моргнул, словно вспоминая что-то, и полез обратно под стол.

Журналист обошёл стол с пурпурной скатертью кругом. В стене, противоположной от двери, у открытой ниши подмигивал огоньком коммуникатор. Человек, припавший к коммуникатору так, что его можно было принять за предмет мебели, впился глазами в экран, поводя пальцами над компактной клавиатурой. «Передача закончена…» — пробормотал он под нос, и ткнул пальцем кнопочку. — «Упс! А если вот так?» Журналист заглянул ему за плечо. Прилепившись к панели, неторопливо подмигивало красным огоньком овальное тельце информационного носителя, похожего на брюшко насекомого.

— Что нового? — спросил журналист.

— Идите на хрен, — отозвался спец по коммуникации, занося палец над другой кнопкой. Журналист двинулся дальше.

— Эвисцерация проведена не полностью, такое впечатление, что резекция… — Из смежной комнатки, отделённой от зала узким проёмом, вышли двое. Один, в зелёном комбинезоне, держа наотлёт руки в перчатках, говорил мудрёные слова человеку в строгом синем костюме. Человек кивал, глядя в коммуникатор, и время от времени вставлял словечко в речь эксперта. Они остановились возле стола. Эксперт заглянул под скатерть, где всё ещё ползал в поисках ящериц обладатель зелёного комбинезона.

— Позвольте угадать, вы — следователь? — жизнерадостно окликнул человека в строгом костюме журналист.

— Угадали, — кратко ответил следователь, глядя на журналиста взором Медузы-Горгоны.

— Я имею честь работать с одной нашей общей знакомой, внештатно, конечно, но Аннушка иногда помогает мне добыть информацию, так, по мелочи, вы понимаете…

— Документы, — сказал следователь, продолжая глядеть на журналиста Горгоной.

— Простите?

— Ваши документы.

— Вам не нужны мои документы, — тихо, убедительно сказал журналист. — Вы видели фигурку животного в руках жертвы? Это жертва, жертва вдвойне, ибо ничто не приносит больший урожай, чем такая жертва…

— Господин Снежков, если не ошибаюсь, — сухо сказал следователь. — Известный в определённых кругах как магистр Ордена…

— Прошу вас, не надо об этом, — торопливо оборвал его лже-журналист. Здесь витает дух смерти!

— А вы на что?

— Это не так просто, господин следователь, тонкие слои нашего мира так чувствительны, что эманации…

— Вот что, эманации, — следователь взял магистра под локоток, и твёрдо повлёк к выходу. — Поговорим за дверью. Там вы мне расскажете, какие бывают тонкие слои.

***

Высший магистр ткнул кнопочку, и пухлая блондинка на экране застыла с открытым ртом.

— Кто хочет посмотреть ещё раз? — осведомился Жрец-на-день. Друг Бенедикт? Ведь это вы у нас отвечаете за госпожу Астру?

Друг Бенедикт, в миру Николай Степанович, оторвался от экрана, на котором блондинка разевала пухлый рот. Во рту женщины неприятно блестел пойманный крупным планом золотой зуб.

— Если бы с девушкой что-то случилось, прошла бы информация в прессе.

— Вы меня удивляете. С каких пор вы полагаетесь на прессу?

— С тех же, что и вы. Я послал к следователю магистра Митрофана. Он на этих делах собаку съел.

— Вам стоило пойти самому!

— Простите, дорогой друг, — ядовито отозвался Бенедикт. — Вам не кажется, что в отсутствие главы Ордена я могу сам решить, что мне делать?

Служитель отворил дверь в зал. Все обернулись. У порога стоял магистр Митрофан. Он шагнул в зал, остановился, обводя взглядом членов совета, рассевшихся в круг у стола, накрытым вышитой розами скатертью. Служитель закрыл дверь. В полной тишине с плеча магистра сползла и стукнула об пол камера в футляре.

— Друзья, — нетвёрдым голосом воззвал Митрофан, подняв руки и потрясая в воздухе растопыренными пальцами. — Братья!

— Что за цирк, магистр! — прикрикнул Жрец-на-день, в изумлении глядя на бледного Митрофана.

— Берегитесь, братья, ибо разверзлись врата Ада, и гончие тьмы уже идут за нами! — с этими словами магистр Митрофан, в миру господин Снежков, упал коленями на плитки пола, закрыл лицо руками и затрясся в рыданиях.

 

Глава 20

— Друг мой, — ласково позвал Высший магистр, наклонившись над согнувшимся Митрофаном. — Что вас пугает? Расскажите нам.

Магистр опустил руки, сжал подрагивающие пальцы на коленях. Прерывисто вздохнул.

— Простите меня, я не смог ничего поделать. Это было сильнее меня.

— Что?

— Я помню, меня приобщили Тайн. Все стояли вот так же, вокруг. Было темно и холодно. Так холодно. — Магистр содрогнулся. Члены Совета переглянулись. — Там было то же самое. Как будто саваном накрыло. И эта жертва на столе. С козлом в руках. Словно я сам там лежал.

Жрец-на-день отступил на шаг от начавшего икать магистра. Члены Совета молча ждали. Никто не хотел сказать то, о чём подумали все.

— Мы просто глупцы. — Медленно выговорил Бенедикт. — Не смогли сложить два и два.

— Мало ли сейчас извращенцев с ножами. У страха глаза велики, — пробормотал Жрец-на-день, глядя на Митрофана. Магистр икал, сидя на полу.

— Слишком странное совпадение, — ответил Бенедикт. — Сначала газеты кричат о зверском убийстве, потом мы узнаём о людях с холодным оружием, отрубающих руки охранникам. Кого преследуют эти люди? Известную нам личность, в чьём доме произошло пресловутое зверское убийство. И теперь мы видим друга Митрофана, который описывает нам обряд жертвоприношения. Вы понимаете, что это значит, друг Никодим?

Жрец-на-день вздрогнул.

— Вы намекаете на тех, других? Но о них давно уже ничего не слышно. Мы считали, что Орден Белой Розы сошёл на нет. Мы все так считали.

— Тогда что это, ради всего святого?

— Друзья, — сказал скрипучий голос, и они замолчали. Самый пожилой из членов Совета так редко подавал голос на совещаниях, что многие забыли, что он умеет разговаривать. Обычно он просто поднимал палец в знак согласия или отрицания, и молча уходил, не говоря ни слова. — Вспомним, что сказано в древнейшем из наших свитков. Если чудовище необоримо, или… Что там дальше, друг Бенедикт?

— Или их много, — пробормотал Высший магистр. — Друг Евстахий, прошу вас, не упоминайте всуе…

— Настала пора вспомнить заповедь предков, — продолжил старик. — Или мы все погибнем смертью загнанных зайцев.

— Но это означает, что скоро, так или иначе, нам всем конец, — нетвёрдым голосом сказал Никодим. Он отошёл к столу, и тяжело опустился на стул, уронив руки на колени.

— Это можно проверить. — Бенедикт посмотрел на Евстахия:

— Друг мой, вы нам поможете? Я знаю, что лучше вас никто этого не сделает. Последний обряд призывания предков на моей памяти проводили именно вы.

— Для этого нужен амулет! — крикнул от стола Высший магистр Никодим. — Для этого нужно присутствие главы Ордена! Вы не сможете!

— Для этого нужно настоящее приношение, — вспомнил один из членов Совета. — А не эти несчастные устрицы.

— И ещё кое-что, — вставил другой. — Где мы сейчас это найдём?

— В наше-то время, — поддакнул тот.

— Нашли же тогда.

— Тогда и госпожа Виктория была девушкой, — заметил член Совета, невольно усмехнувшись.

— Не нужно искать оправданий своему страху, — ответил Бенедикт. Он заметно спал с лица, но желание уязвить сникшего у стола соперника было сильнее. — Мы сумеем найти необходимые ингредиенты. Альтернативы для нас нет.

***

— Ты принёс кроликов, брат Викентий?

— Принёс, учитель, — брат Викентий, ради приличия сменивший косуху на рубашку со стоячим воротничком, поднял клетку. В клетке шуршало.

— Покажи.

Брат открыл клетку и вытащил за шкирку упитанного кролика рыжей масти. Кролик слабо трепыхался.

Брат Альфред подошёл поближе и оглядел кролика.

— Хорошо, это крольчиха. А на животе белое пятно. Нехорошо, брат.

— Учитель, я даже эту тварь с трудом добыл. Нигде нет рыжих крольчих, хоть тресни! И её-то из рук вырвал, чуть не до драки дошло. «Племенная, племенная!» — передразнил он кого-то.

— Так. А чёрный кролик?

— Есть, — брат Викентий гордо открыл другую клетку, и потянул на свет второго кролика, чёрной масти. Он повернул кролика, демонстрируя солидные гениталии. — Как по заказу. Мужик, сразу видно.

— Хорошо, — брат Альфред отошёл в центр комнаты. Вынул из кармашка кусок мела. — Я когда-нибудь показывал тебе, брат, процедуру обряда воссоединения?

— Нет, учитель, — почтительно ответил брат Викентий, глядя, как тот опускается на колени, и ведёт мелом по полу. — Вы мне позволили до сих пор только участие в обряде приношения.

— Это тоже очень важно, — строго сказал брат Альфред, твёрдой рукой выводя загадочные фигуры. — Но обряды единения на порядок выше. Разрушать может каждый, а создать что-то новое под силу только настоящему мастеру.

— Нам говорили совсем другое, учитель.

— Забудь, что тебе говорили раньше, брат, если хочешь подняться немного выше земляного червяка, — отозвался брат Альфред. Он скептически оглядел получающиеся фигуры, и вновь продолжил работу. — Слушай только меня, если у тебя есть уши для этого.

***

Магистр Митрофан, согретый кружкой кофе, щедро сдобренным тростниковым сахаром, и забелённым солидной порцией густых сливок, задержался у витрины кафе, и пригладил растрепавшиеся на висках седые прядки. Пережитый ужас затаился глубоко внутри ледяным комом, и, если не делать резких движений, можно не вспоминать о нём какое-то время. «Ты сделал, что мог, дружище» — подбодрил своего протеже Высший магистр Бенедикт. — «Теперь нужно доказать, что ты настоящий магистр, а не истеричка. Не время для сантиментов, друг Митрофан. Соберись, и доведи дело до конца.»

Он зашёл в магазин для детей, и выбрал куклу с прелестным розовым личиком и огромными глазами. Из-под кружевного платьица заманчиво выглядывали длинные гладкие ножки. Магистр задумчиво расправил на кукольной голове ярко-рыжие локоны, кокетливо украшенные розовым бантом, и спрятал куклу в сумку.

Дома он прошёл к себе в кабинет. Там у стены был рабочий стол с множеством отделений для всяких необходимых вещиц, набор инструментов и компактный вытяжной шкаф. Он сел за стол, включил свет и положил перед собой принесённую из магазина куклу. Мощная лампа, направленная под строго выверенным углом, давала ощущение маленькой операционной. Мерно гудел вентилятор в вытяжном шкафу.

Магистр аккуратно разрезал острыми ножничками кружевные лямки и снял платьице с куклы. Зажал маленькое розовое тельце в тиски. Выбрал инструмент и точным движением прорезал в груди куклы отверстие в виде сердца. Вырезанную часть отложил в сторонку. В ящичке для расходных материалов нашёл коробочку с воском. Отщипнул кусочек, и вылепил из него подобие сердечка. Сердечко тихонько вложил в отверстие в кукольном теле. Взял пинцетом вырезанный кусок пластика, и положил сверху. Прижал пальцем. Потом нагрел специальную лопаточку и осторожно заровнял глянцевую розовую поверхность.

Открутил зажим тисков, вынул куклу и положил на стол. Из очередного ящичка достал кусок синего мела. Вышел на середину комнаты, отодвинул к стене мохнатый ковёр. Встал на колени, и принялся выводить первую линию.

***

— И что теперь? — тихо спросил брат Викентий, глядя на кроликов в центре круга. По остриям вычерченных мелом треугольников горели огоньки, разожжённые в крохотных жаровнях. По указанию учителя Викентий насыпал в каждую металлическую чашечку горсточку определённой субстанции, в каждую свою. Выравнивал горку пальцами, и переходил к следующей. Потом брат Альфред самолично разжёг в каждой жаровне огонь, склоняясь к самому полу, и бормоча себе под нос заклинания огня.

Каждый огонёк горел своим светом. Тот, что был ближе к стоящему у стены Викентию, потрескивал и стрелял зелёными искрами. В воздухе расплывался аромат жжёных трав и ещё чего-то неуловимо терпкого. После того, как каждый фрагмент вычерченного мелом рисунка осветился ровным цветным огнём, брат Альфред, до этого бормотавший, не переставая, необходимые для обряда слова, негромко запел надтреснутым голосом старинный гимн, и брат Викентий повторял за ним речитативом последние строки. Потом Викентий принёс клетки, подал учителю одного за другим кроликов, и тот осторожно опустил их в центр магического рисунка.

Рыжая крольчиха присела, тревожно двигая носиком, а чёрный кролик, сперва прижавший уши к спине, оживился. Он скакнул раз, другой, и ткнулся носом в рыжий бок прекрасной дамы. Дама не возражала, и вскоре брат Викентий удостоился зрелища кроличьей любви, как она есть.

— Ты любишь крольчатину, брат? — деловито спросил брат Альфред.

— Не очень, учитель.

— Я покажу, как её надо готовить. Тебе понравится.

***

Провернулось колёсико древней зажигалки, чиркнув о кремень. Дождём посыпались искры. В углах треугольников, по краю тщательно выписанного синим мелом рисунка, стояли фарфоровые чашечки. Магистр Митрофан наклонился и поднёс зажигалку к насыпанной в чашечку смеси сушёных корешков, пропитанных особым маслом, душистых трав и жучков. Жучки были гордостью магистра, который ловил их тёплыми летними ночами, и сушил в полном соответствии с правилами прикладной магии. Собирать жучков полагалось в полнолуние, и не всех подряд, а только тех, что удавалось застать соединившихся парами и застывшими в экстазе. Главное при ловле было не нарушить контакт, и жучки, усыплённые хлороформом, переходили в мир иной, не успев понять, что случилось, полные радости до кончика усов.

Искры упали на сухую смесь, та затлела, потянулся густой ароматный дымок. Митрофан жил один, жена давно ушла от него, и некому было его ругать за испачканные полы и запах гари.

Мерно гудела вытяжная вентиляция, втягивая воздух, насыщенный ароматами тлеющих в фарфоровых чашках кореньев, пропитанных маслом, сухих трав и телец жуков. В середине рисунка, исполненного синим мелом, лежала розовая пластиковая кукла. Горели красным золотом искусственные локоны, перевязанные бантом. Магистр нагнулся, поправил выбившийся из прядки локон, потом прикрыл глаза, в которых плавал свет от симметрично расставленных фарфоровых плошек, и тихим, ломким тенорком затянул песнь Животворящего Огня.

 

Увертюра. Сон 2

Брат Варсонофий сипло дышал. Смятые розги валялись на полу. Тео дрожащими руками опустил рубашку. Грубая ткань легла на свежие ссадины, и посечённый зад завопил о пощаде.

Вошёл брат, сутулый, широкоплечий, взял волосатой ручищей мальчишку за плечо и потащил за собой. Коридор, ещё коридор, тесная лестница вниз. И дверь подвала, где запирали самых злостных нарушителей устава. У двери уже стоял с ключами брат Мафусаил и глядел на их приближение.

— Вот ещё один, по указанию отца приора, — проворчал волосатый крепкий брат, подтаскивая Тео поближе. Цепкие его пальцы сжались ещё крепче, и Тео заизвивался, тщетно пытаясь вырваться.

— Молод и зелен, а уже испорчен, — пробасил Мафусаил, распахивая прочную дощатую дверь, и брат, внезапно отпустив Тео, пнул его в зад ногой в грубом башмаке. Ничего не видя от вспыхнувших в глазах искр, и чувствуя только боль в пострадавшем месте, тот влетел в дверь и растянулся на каменном полу подвала.

Его потыкали пальцем в спину, и он поднял голову. В подвале было темно. Рядом шевельнулась смутная тень, и мальчишечий голос спросил:

— Тебя за что?

Тео сел.

— Чего молчишь? — опять спросил голос.

— А ты кто такой, чтобы я тебе исповедовался?

— Новенький.

— Что же ты, новенький, и уже здесь?

— А я в монастырь идти не хотел. — Невидимый в темноте мальчишка хихикнул. Рядом зашуршало, и Тео различил силуэт сидящего рядом человека одного с ним роста. — Меня силком сюда притащили. А вот его поперёк седла привезли.

По полу возле Тео шлёпнула ладонь, и ещё один человек зашуршал, подвигаясь ближе.

— Нас тут двое. С тобой трое будет. Вместе на смерть пойдём.

— Куда? — Тео замигал, пытаясь разглядеть собеседника. Глаза потихоньку привыкали к темноте.

— Как куда? Ты что, про рудник не слышал? Кто здесь не приживается, всех туда отсылают. Мне Мафусаил, тот брат с ключами, уже всё объяснил.

Тео знал про рудник. Все послушники знали. Страшные рассказы о провинившихся братьях и послушниках, отправленных на принадлежащий обители рудник, гуляли по кельям и залам для молитвы, обдавая холодом души и заставляя дрожать коленки.

— Кто туда попадёт, назад не вернётся, — прошептал другой мальчишка, до этого молчавший. Тео смутно различал очертания его плеч и головы.

— Давай уже, рассказывай. За что тебя?

— Говорят, я ночью ходил по кельям. А ещё украл ключ, залез в подвал и открыл бочонок с лучшим вином.

— И как вино?

— Не пил я его. — Тео потёр лоб. Он смутно помнил, как отбивался от цепких рук отца приора. Как открыл глаза в собственной постели. Потом его, вялого и покрытого синяками, подняли и повели к брату Варсонофию. То, страшное, у алтаря теперь казалось ему продолжением ночного кошмара.

— Жаль, что не пил, — мальчишка повозился рядом, устраиваясь на твёрдом полу. — Хотя бы не зря. Я — Кристиан. А вот он — Бэзил. Я тут второй день.

Посмеиваясь и ёрзая по полу, он рассказал, как в первый же день в обители его поставили полоть грядки, и как явившийся проверить работу брат схватился за сердце при виде погубленной рассады.

— Не умею я в земле копаться, — гордо сказал Кристиан.

Так же посмеиваясь, он рассказал свою коротенькую историю. Его семья обладала землёй, родовым замком, стоящим на этой земле, и наследственным проклятием. Про проклятие Кристиан говорил глухо, скребя пальцами по пыльному полу и совсем не смеясь.

Из поколения в поколение старший мужчина в роду погибал нелепой, страшной и преждевременной смертью, едва успев оставить одного потомка. Это было бы ещё ничего, но в последние годы на знатную семью раз за разом валилось одно несчастье за другим, и вот, как венец всего — нападение на замок толпы разбойников. Ослабевшее после нескольких неудачных лет и печальных событий хозяйство дало трещину, силы защитников были подорваны, моральный дух упал ниже уровня подвала. Кристиан коротко сказал: «Взяли нас», предоставив слушателям догадываться об остальном.

Его самого спас старый слуга, вытащив через потайную дверь из замка. Потом со слугой что-то случилось. Кристиан оказался в обществе паломников, следовавших по своим благочестивым делам. За что они решили избавиться от него, пожертвовав обители несколько монет в складчину, Кристиан не уточнил. Но рекомендации, данные радостно ушедшими в дальнейший путь паломниками, не оставили ему шансов на снисхождение, и первый же серьёзный проступок имел печальный итог.

Кристиан умолк, продолжая размеренно царапать пальцами каменный пол. Потом толкнул соседа, и Бэзил рассказал о себе.

Рассказ оказался совсем коротким. Бэзил был сын женщины, которую объявили ведьмой, и сожгли на костре. Оставшегося сиротой Бэзила отправили в обитель за общественный счёт. Он не хотел идти, и его, брыкающегося и вопящего, положили поперёк седла лошади городской стражи, отвезли в обитель, и сдали на руки святым отцам.

— А я подкидыш, — сказал Тео. — Даже матери своей не знаю. Всю жизнь на кого-нибудь работаю. Потом сюда попал. Мне идти некуда. Здесь хоть читать и писать научился.

Он вздохнул. Теперь это умение казалось ему бесполезным. В руднике не нужны грамотеи. Там нужны дюжие парни.

— Слушайте, — Кристиан пристукнул кулаком по полу. — Я не пойду в рудник. И вы тоже не пойдёте.

— А что мы можем сделать?

— Вы как хотите, а я лучше сдохну.

***

Должно быть, Тео задремал. Стояла глубокая тишина, в каморке была непроглядная темень, какая бывает безлунной ночью в помещении с узенькой прорезью вместо окна. Дощатая дверь отворилась почти бесшумно, свет потайного фонаря ударил в глаза, привыкшие к темноте. За блеском фонаря не было видно человека, но Тео был уверен, что это брат Мафусаил.

Фонарь качнулся, брат подошёл ближе. Звякнуло металлическое донце о каменный пол, Мафусаил поставил фонарь. Горячая ладонь обхватила Тео за шею, он дёрнулся, а Кристиан зашипел ему в ухо:

— Как начну, хватай фонарь и беги к двери!

Потом ладонь соскользнула, Кристиан пропал, словно его и не было. Брат Мафусаил, освещённый снизу мигающим огоньком, вытащил из-под одеяния моток верёвки и стал его разматывать, шевеля мохнатыми бровями, посапывая и разводя руки, словно оценивая получившуюся длину. Беззвучно, словно летучая мышь, метнулась тень, Тео едва заметил её, на спине брата Мафусаила как будто вырос горб, а его шею обхватили тощие руки. Брат закинул голову, выпучил глаза, тут же одна рука оторвалась от толстой шеи, на миг закрыла лицо и отдёрнулась. Мафусаил выронил верёвку, согнулся пополам, уткнулся лицом в ладони и осел на пол.

Тео кинулся к фонарю, схватил за торчащее сверху металлическое кольцо, и, не чуя ног, побежал к двери. У косяка шевельнулась тень, он шарахнулся назад. Бэзил сказал:

— Это я.

Тео оглянулся. На полу каморки, едва освещённом слабым отблеском фонаря, ворочалась большая бесформенная тень. Вот от неё отделилась малая часть, превратившись в мальчишку, и бросилась к ним. Кристиан улыбался во весь рот, блестели белые зубы. Шумно дыша, он выхватил у Тео фонарь:

— Теперь бежим!

— Что ты с ним сделал?

— Ничего особенного, — Кристиан опять улыбнулся, голубые глаза его сузились, и Тео стало страшно. — Ты с нами или с ним?

Он мотнул головой в сторону брата Мафусаила. Тот лежал на полу чёрной грудой.

— С вами.

В коридоре был кромешный мрак. Кристиан почти совсем прикрыл окошечко фонаря, и они пробирались на ощупь.

Кристиан дёрнул Тео за рукав, шепнул:

— Ты, грамотей, веди к конюшне.

— Мы не уйдём с лошадьми, — сердце Тео упало. Так вот какой у них план. Никакого. — Нас не выпустят через ворота.

— Много болтаешь, — ответил Кристиан, и Тео повёл их к конюшне.

Они вышли через крытый переход к службам, там было светлее, и Кристиан совсем пригасил окошко фонаря. Тео остановился. Впереди была конюшня, и там, в сене, наверняка спала парочка послушников, в обязанности которых входил уход за лошадьми. Всё бесполезно. Теперь им одна дорога — под розги и на рудник.

— А вот и вы, — сказали от двери. Тео вздрогнул, Бэзил вцепился ему в рукав, а Кристиан со свистом втянул воздух, шагнул назад и наступил Тео на ногу. — Где брат Мафусаил?

— Он задержался, — звенящим голосом ответил Кристиан, и от двери в конюшню отделился силуэт человека. Он шагнул ближе, и Тео узнал брата Михаэля. Брат Михаэль был высокий, плечистый человек с лёгкой походкой и повадками бывшего вояки. Тео он казался пожилым, но за глаза старшие братья называли Михаэля юнцом.

— Вот как. Хорошо, — спокойно отозвался брат, и толчком открыл дверь конюшни. — Тогда нам пора.

***

Тео оглянулся. Стены обители высились позади угловатой грудой камней. Светился огонёк в будке привратника. Цокали по плотно утрамбованной дороге копыта мохнатой лошадки, на которой они уместились вдвоём с Бэзилом. Кристиан покачивался в седле позади брата Михаэля. «Это сон», — сказал себе Тео. — «Я проснусь в подвале, и меня отправят на рудники». Лошадь мерно цокала подковами по укатанной дороге. Кристиан обернулся, блеснул зубами и неожиданно подмигнул. Тео увидел, как тот вытянул из-за пояса что-то длинное, тонкое, на миг показавшееся и исчезнувшее в ладони. Кристиан отвёл руку в сторону, как для замаха. Зашумели ветви деревьев у обочины, над дорогой пронёсся холодный ветер, сдул капюшон, рванул волосы на голове. Брат Михаэль, легко извернувшись в седле, неуловимым кошачьим движением ухватил запястье Кристиана и вывернул. Кристиан вскрикнул, из разжавшихся пальцев выпало что-то и тихо звякнуло у лошадиных копыт.

— И что мне теперь с вами сделать? — насмешливо спросил брат Михаэль, поворачиваясь к Тео. Его светлые глаза блеснули из-под накинутого на лоб капюшона, и сердце мальчика провалилось в пятки. Перед глазами отчётливо встала картинка вчерашней ночи, окровавленный алтарь с мёртвой кошкой и чёрный человек, тянущий к нему руку. Это был он.

 

Глава 21

Брат Викентий позвонил в дверь. При этом горшок с орхидеей, за которую в цветочном магазине запросили немыслимые деньги, опять перекосился у него под мышкой, и едва не грянулся на пол. Викентий уже пару раз поймал его прямо у земли. Орхидею, эту нелепую загогулину с рваным башмаком сверху, которую продавец назвал цветком, не жалко. Жалко кроличьей лапки, аккуратно завёрнутой в тряпочку, и закопанной в грунт. Викентий цыкнул зубом. Отличная вещь, этот кролик, тушённый в красном вине, но в зубах застревает, спасу нет.

Дверь открыли. Дамочка из тех, что он для себя называл супер-тётка. Пенсионерка, но ножки гладкие, и не в лаптях на босу ногу, а в туфлишках на каблучке. И на голове не три волосины пучком, а причёсочка из журнала. Словом, модельная старушенция.

— Добрый день, — брат Викентий улыбнулся во весь рот, выставив перед собой горшок с орхидеей. — Это для Анны.

— Вы от Толи? — спросила модная тётка. — Проходите.

Викентий, не ожидавший лёгкого успеха, и уже заготовивший жалобную историю, прошёл в дверь. Тётка провела его в гостиную. За столом сидел грузный пожилой мужчина и читал газету. На столе стояли чайные чашки и вазочка варенья.

— Дорогой, тут молодой человек пришёл. Говорит, от Толика.

— Я цветок принёс, — пробормотал брат Викентий. — Для Анны. Это подарок.

— Вы из полиции, или так, курьером? — спросила женщина, принимая из рук растерявшегося Викентия горшок, который машинально его отдал. Он сделал ошибку. Не надо было заходить в дом. — Какая прелесть. Только горшок неподходящий для такого цветка. Сейчас я найду новый, у меня где-то был хорошенький горшочек…

Мужчина оторвался от газеты:

– Я у Толи всех знаю. Вы новенький?

Женщина вернулась с расписным керамическим горшком, и брат Викентий облился холодным потом. Сейчас она потянет эту трижды проклятую орхидею из земли, и найдёт потайной пакетик с кроличьей лапкой. Он явственно представил, как выбегает из дома, а вслед ему летит цветочный горшок. А этот тип, что так хорошо знает следователя, вызывает наряд полиции. Но даже не это страшно, страшно, что сделает с ним и этим горшком разочарованный учитель. Брат Альфред отличный наставник, но в делах Ордена не ведает жалости.

— Простите, я вам сказал неправду, — вот и пригодилась жалостная история. — Это я от себя принёс. Горе у меня. Только выслушайте, не перебивайте.

Дрожь в голосе удалась. Стоило только представить брата Альфреда с ножиком в руках и укоризной во взоре.

— У меня девушка есть, любимая. Мы поссорились, она мне наговорила всякого, и я не стерпел. До сих пор простить себе не могу, что ей сказал, — брат Викентий шмыгнул носом, ему самому стало жаль себя. — Разбежались, конечно. А через неделю пропала она. Нигде нет, и на квартире не появляется. А тут у неё дома трагедия случилось, все газеты писали. Я весь город обежал, думал, найду её. Нет, не нашёл. Сюда вот пришёл. Может, Анна поможет. Она со следователем, что дело ведёт, знакома. А мне он ничего не скажет, да ещё задержит, ведь мы с девушкой поссорились. А я весь извёлся уже. На Анну одна надежда.

Говоря это, Викентий тихо попятился к выходу. На всякий случай. Манёвр этот вышел ему боком. Распахнулась дверь, и брата стукнуло по спине и пятой точке так, что он вылетел на середину комнаты, уткнувшись носом в чашку с чаем.

— А вот и Аннушка, — сказала тётка, отодвигая пошатнувшиеся чашки.

Брат Викентий оглянулся, почёсывая спину. Огненно-рыжая девица швырнула через всю гостиную сумочку. Сумочка, взметнув плетёные ручки, просвистела у самого лица брата, и точно угодила в полку на стене. Но Викентий даже не моргнул. Потому что следом за девицей тащился, приговаривая нечто жалостное, подозрительно знакомый мужичонка в клетчатой рубашке.

— Я же сказала, что не хочу иметь с ним ничего общего! — девица фыркала, как ошпаренная кошка. — И нечего давить мне на жалость! Ничего не хочу знать, и куклы мне не показывайте. Мне всё равно, чем она играла в детстве! Идите в полицию, там помогут!

— Аннушка, вот молодой человек пришёл, у него вопрос к Толику… — начала женщина, бросив тревожный взгляд на мужчину у стола. Мужчина являл пример неколебимого спокойствия. Он перевернул страничку газеты, и углубился в чтение.

— Ещё один? — взвизгнула девица. — Все уходите! Сейчас же!

— Я уже ухожу, извините. Как нибудь в другой раз, — Викентий попятился к двери. Цветок благополучно забыли на столе. Всё в порядке.

Мужичок в клетчатой рубашке сменил тактику.

— Простите, что помешал, — сказал он тихонько, и взялся за сердце. — Ох, что-то мне нехорошо.

Сердобольная хозяйка усадила страдальца на стул, и выскальзывающий в дверь Викентий увидел, как мужичок опустил руку. Из вяло раскрывшихся пальцев выпала кукла с огненно-рыжими волосами и в кружевном платьице. Кукла завалилась под сиденье, а человек принялся глотать воду из поданной ему кружки.

***

Брат Викентий подождал на лестнице. Вот скрипнула дверь, послышались невнятные извинения, потом звук шагов, и по ступенькам затопотал коварный соперник. Он весело насвистывал. Брат Викентий поймал его у поворота, и мужик только пискнул, когда его прижала к стене мощная рука.

— Ага, конкурирующая фирма, — весело сказал Викентий, накручивая на руку ворот клетчатой рубашки. — Вот ты и попался.

Мужик выпучил глаза, глотая ртом воздух, как перепуганная лягушка. Брат улыбнулся. Успел заметить, как на ладонь ему легли пальцы полузадушенного соперника. Потом ступенька вылетела у него из-под ног.

Только спортивное прошлое спасло Викентия от перелома конечностей и позора. Он приземлился у площадки, ухватился за перила и потряс головой. Мужичок неторопливо спускался вслед. На его шее багровела изрядная ссадина. Брат подскочил, пытаясь зацепить противника за ногу, тот увернулся, и они, сцепившись, затоптались по площадке.

— В каких войсках служил? — пропыхтел мужик, удерживая Викентия за отворот куртки. Другой рукой он плотно захватил манжету.

— Пятый дан, придурок, — прошипел Викентий, в свою очередь, ухватив соперника за пояс и пытаясь прижать к перилам. Если удастся, тот кувыркнётся с лестницы.

— Салага, — скрипнул мужик, крепче заворачивая манжет куртки, и брат ощутил, что пережатая в запястье рука немеет и перестаёт слушаться.

Они переступили, и Викентию удалось стащить соперника на ступеньку вниз. Краем глаза он увидел тёмное пятно, даже успел услышать звук шагов. Потом кто-то взял его за затылок и крепко стукнул лбом о лоб соперника. Перед глазами расцвёл роскошный искристый цветок, и проблемы покинули брата Викентия.

***

— Садись, солнышко, попей чайку.

— Я на минутку.

— У тебя одна работа на уме, — укоризненно сказала мать, ставя на стол ещё одну чашку. Четвёртую. Одна была, как обычно, лишняя. Домашние привыкли не замечать странностей. «Это для случайного гостя» — говаривала Анна. Причём чашка иногда оказывалась пустой, но чаще всего непостижимым образом в ней находились остатки чая, словно неуловимый гость только что ушёл. «Бедная мама» — несколько лет назад, когда это ещё только началось, сказала Анна отчиму. — «Что это она придумала?» «Ничего, не обращай внимания» — ответил тогда Андрей Петрович. — «Главное, её это успокаивает». И всё пошло своим чередом.

— Почему у вас дверь открыта? — пресловутый следователь возник на пороге, сияя свежей рубашкой и новеньким галстуком.

— О, Толя. Заходи, как раз к столу, — хозяйка указала на свободный стул. Под стулом, привалившись к ножке, тихо лежала забытая куколка в кружевном платьице.

— Нет, не заходи, — отрезала Анна.

— Я тебе сумочку принёс. Ты забыла.

— У меня этих сумочек миллион.

Он прошёл в гостиную и положил сумку на скатерть. Сел на стул и повертел в руках лишнюю чашку с недопитым чаем.

— Это не тебе, — ядовито сказала Анна. — Это для незваных гостей.

— А я и есть незваный гость, — отозвался он, и она зафыркала в чашку.

— У меня неприятные новости, Андрей Петрович, — тихо сказал следователь. — Пришла информация из провинции. В местную клинику поступило два человека с огнестрельными ранениями. Одна их них девушка. Свидетель назвал её имя. Имя редкое. Она у нас проходит по делу, и вся информация поступает ко мне. Свидетель отвёз девушку в больницу, сказал, где найти второго пострадавшего, и скрылся. Так что допросить его не представляется возможным. Я уже запросил местную администрацию, чтобы нам прислали тело на опознание. Думаю, что вы могли бы опознать, ведь все родственники…

Мать ахнула. Анна уронила ложечку. Андрей Петрович бросил газету на пол:

— Астра?

Следователь кивнул.

— Боже мой, какое несчастье, — сказала женщина. — Я же их всех знала. И Асеньку на руках носила ещё вот такой… — она всхлипнула и выбежала на кухню.

На кухне загремело, забренчало, и она вскрикнула:

— Да что за день сегодня! Кран свернула!

Они дружно ринулись на кухню, застряв в дверях.

***

Брат Викентий открыл глаза. Он сидел на ступеньках, и в голове играл оркестр провинциальной филармонии. Он попытался привстать, но в ушах загудело, перед глазами поплыло, и он торопливо опустился на нагретую ступеньку. Рядом закряхтели. Он покосился вбок, преодолевая головокружение, и увидел недавнего поединщинка. Есть на свете справедливость, подумал Викентий. Этому хмырю тоже досталось. Хмырь кряхтел и вздыхал, не пытаясь подняться. Трещит головушка-то, злорадно подумал брат. Потом всплыло воспоминание о задании, и он с дрожью взглянул на часы.

— Ах ты, мать-перемать, — застонал он. Хлопнул ладонью по лбу, о чём немедленно пожалел. — Сколько времени прошло!

Рядом всхлипнул соперник. Ага, так тебе и надо.

Наверху щёлкнула дверь. Не сговариваясь, они поднялись со ступенек, и, ковыляя и стараясь не охать, взбежали на площадку выше, откуда открывался обзор сквозь лестничный просвет. Из двери на площадку вышел давешний следователь.

Следователь остановился и принялся охорашиваться. Поправил галстук, пригладил волосы. Волосы торчали в беспорядке мокрой щеткой.

— А я и не знала, что ты умеешь краны чинить, Зуйков, — промурлыкал женский голос, от которого у обоих наблюдателей по телу побежали крупные мурашки, и на площадку выплыла рыжая девица.

— Случая не было, — ответили ей, а она засмеялась так, что у Викентия скрутило внизу живота. Ох, и стерва.

— Возьми салфетку, вытрись. Волосы мокрые, — девица нагнулась, заботливо отряхивая полицейскому брючины, при этом в вырезе блузки открылось такое, что у свидетелей этой сцены, что наблюдали сверху, не пропуская ничего, захватило дух. Девица перекинулась с брюк на пиджак, затем зачем-то полезла полицейскому под рубашку, и парочка слилась в страстном поцелуе.

Мужик в клетчатой рубашке прикрыл рот ладошкой, брат Викентий одобрительно ухмыльнулся. Дело налаживалось.

Потом девица ушла, оставив следователю салфетку, тот в последний раз пригладил волосы, и, поддёрнув пиджак, поскакал вниз по лестнице, сияя как медный таз. Они проводили его взглядами.

— Ну что, выгорело дельце?

Мужичок глянул на Викентия:

— О чём вы?

— Радуйся, дядя, я сейчас не в форме. Так что иди пока. Торгуй опиумом для народа.

— Шли бы вы дальше, — сухо отозвался мужичок, и они принялись спускаться по лестнице, косясь друг на друга, как два кота.

 

Глава 22

Господин Рихман, владелец и бессменный руководитель корпорации «Ананас», взобрался в салон личного вертолёта. Облегчённо вздохнул, сложил руки на животе и закрыл глаза. Разговор с главой комитета конгресса закончился на мажорной ноте, и она ещё трепетала в кончиках пальцев Рихмана. О, то был пир души. Глава был очень любезен, но не это главное. «Ананас» выдвинулся в тройку лидеров, и уверенно шёл к тому, чтобы стать первым в гонке за госзаказ. Не надо никому объяснять, что это значит.

Господин Рихман открыл глаза. Они делали круг над долиной, где располагались корпуса производства. Дальше, отделённые обширным участком леса, тянулись квадратики коттеджей. Блестела в свете дня стрела автомагистрали, и строчки железнодорожных путей казались игрушечными.

Вертолёт заложил виток, медленно описывая широкую дугу по краю леса. Пилот знал привычки хозяина, и давал господину Рихману возможность полюбоваться в который раз видом принадлежащей ему собственности. Так думали все, и в этом была доля истины. Но на самом деле ему просто нравилось летать. Нравилось видеть землю в высоты птичьего полёта, и именно там, в пустоте неба, господина Рихмана осеняли блестящие идеи, сделавшие его лидером в среде конкурентов.

Они вышли за пределы леса, и теперь плыли над магистралью. Юркая чёрная тень двигалась вслед за вертолётом по земле, причудливо искажаясь. Господин Рихман уткнулся лбом в стекло, жадно вглядываясь в проносящиеся по полотну дороги автомобили. Радость распирала его, он принялся насвистывать мотив игривой песенки и оглянулся в порыве поделиться эмоциями. Секретарь смотрел перед собой, положив руки на подлокотники кресла. На коленях его лежал коммуникатор в футляре тонкой кожи, выполненный в виде папки с документами. В углу футляра блестела благородным металлом эмблема корпорации — чешуйчатый ананас с бодро торчащим сверху хохолком листьев. Модная штучка.

— Почему человеку всегда мало? — благодушно спросил господин Рихман. Сейчас этот вопрос казался ему риторическим. Секретарь не ответил. Он выглядел манекеном в элегантном костюме и даже не моргал. Господин Рихман наклонил голову к окну. Ему показалось, что внизу что-то блеснуло. Над землёй поплыли маленькие кудрявые облачка, относимые ветром в сторону леса. «Странно, почему облака так низко летят», — подумал он, зная, что пилот обычно ведёт машину невысоко, так, как нравится хозяину.

Непроизвольно оглянулся назад, открыв рот для вопроса. Увидел движение в районе кресла, где сидел его секретарь. В то же мгновение его ухватили за плечи и рывком поставили на ноги.

— Мы падаем, — услышал он над ухом низкий голос секретаря, сейчас он звучал так, словно тот глотал звуки.

— Пилот… — прохрипел перехваченным от неожиданности голосом господин Рихман.

— Он мёртв.

— Боже… — господин Рихман почувствовал, как дрогнула машина, их повело вбок, и он увидел, что в сверхпрочном стекле дверцы, сквозь которую он так любил иногда смотреть, преодолевая страх высоты, на проплывающую внизу землю, появились две дырки. Тут же по стене салона побежали трепещущие языки пламени. Машина опять вздрогнула, потом господин Рихман всем телом ощутил, как замирает винт на хвосте. Секретарь открыл дверцу, обхватил шефа одной рукой, как ребёнка, и шагнул к самому проёму.

— Парашют, — проскрипел шеф, задыхаясь, глядя остановившимся взглядом вниз. Ему казалось, что он видит страшный сон, и тот тянется невыносимо медленно.

— Это бесполезно, — ровно ответил секретарь. Сзади загудело, что-то треснуло, в спину дохнуло горячей волной. Потом господина Рихмана вышвырнуло в пространство, и он завопил, не слыша себя, захлёбываясь ледяным воздухом, ставшим жёстким, как бетон.

Люди на дороге, глянувшие снизу на элегантную игрушку-вертолёт, с тихим стрёкотом проплывавшую в небе, увидели, что машина изменила курс. Вертолёт закачался, ныряя носом, его повело в сторону, словно в борт ему ударяли невидимые волны. Потом отъехала в сторону дверца, и в проёме показался человек. Зрители ахнули, закричали, указывая друг другу на фигуру, балансирующую на краю пропасти. Воздушная машина качнулась сильнее, её начало крутить вокруг оси, потом, неслышно для зрителей внизу, глухо ахнул и раздулся огненный клубок, мгновенно охватив корпус вертолёта. Из пламени вывалилась фигурка человека, и, вращаясь в воздухе, стала падать на землю.

Люди заорали, кто-то бросился вперёд, к предполагаемому месту падения, многие вытащили коммуникаторы и принялись снимать редкостное зрелище, кто-то просто визжал, стоя на месте и размахивая руками. На дороге образовалась пробка, машины стояли вереницей, толпа людей толкалась у обочины, крича и тыча руками в небо.

Окутанный пламенем, как диковинной шалью, вертолёт, крутясь и оставляя за собой ядовито-чёрный шлейф, стал падать. Его успело отнести в сторону от дороги, и он рухнул у кромки леса, взметнув тучу земли и выбросив клубящийся гриб едкого дыма.

Водитель грузовика, первым заметивший крушение и успевший опередить остальных, подбежал к телу, лежавшему на земле, как сломанная кукла. Это был человек в хорошем костюме, теперь смятом и засыпанным землёй и песком. Водитель наклонился, с острым сожалением разглядывая торчащие прядки седых волос и выглядывающую из ворота тонкой рубашки шею. Человек был уже немолод. Водитель осторожно перевернул его на спину, отметив, что следов крови и видимых повреждений нет, и нигде не торчат обломки костей, как ему уже случалось видеть за свою нелёгкую шофёрскую практику. Человек повернулся лицом вверх. Открылся ворот рубашки, стянутый перепачканным в земле галстуком. В пыли сверкнула бриллиантовая заколка. Водитель вздрогнул, отдёрнув руку. Человек пошевелился, тихо простонал и закашлялся. Потом открыл глаза и взглянул вверх.

— Не двигайтесь, — предупредил потрясённый водитель, таращась на человека, родившегося в рубашке. Он ещё не видел, чтобы кто-то мог выжить, упав с высоты пятиэтажного дома. — У вас всё в порядке?

— Боже мой, — прохрипел человек, не отрывая глаз от голубого неба. — Боже мой. — Его затрясло, и водитель, всё ещё не веря своим глазам и принявшись ощупывать руки и бока потерпевшего, почувствовал, что тот весь заледенел.

— Как холодно, — прошептал упавший с неба, обхватил себя руками и затрясся, поджимая ноги в измаранных брюках к животу.

***

— Мы ведём репортаж с места событий, — корреспондент, девица в белокурых кудряшках, завитых по последней моде мелким бесом, убедительно таращила в камеру угольно-чёрные глаза. Вокруг её ножек завивались клубы чёрной пыли, поднятой суетящимися людьми. Рядом, в вывернутом круге земли и песка догорали остатки вертолёта. — Никто не ожидал, что глава корпорации господин Рихман, совершавший обычный полёт на своём вертолёте, с личным пилотом, который служил у него вот уже… вот уже пять лет, упадёт с неба, как раскалённый метеорит! Золотой метеорит, если верить последним спискам журнала «Форс». Что теперь будет с корпорацией, оставшейся без своего идейного вдохновителя? Без человека, который вот уже много лет держит в своих руках львиную долю производства тонких технологий и разработок в самых наукоёмких областях промышленности?

— Господин Рихман срочно доставлен в больницу, — скороговоркой вещал у обломков вертолёта другой корреспондент, красивый молодой брюнет с блестящей заколкой в гладко прилизанных волосах. — Это сенсационное происшествие уже потрясло мировую общественность. Что скажет нам господин Рихман, когда придёт в себя? Что скажет глава корпорации «Ананас»?

— Как нам удалось узнать, глава корпорации не получил сколько-нибудь серьёзных повреждений, — кричала девица, заглушая свист ветра в микрофоне и голос конкурента. — Но пережитый шок оказался настолько сильным, что он не может ничего сказать. Медики рекомендуют полный покой…

— Известно, что господин Рихман всегда брал с собой своего секретаря, — перебил девицу красивый брюнет. — Скорее всего, и в этот раз секретарь был с ним в вертолёте. Но никаких следов тела не обнаружено. Обгоревший труп в кабине вертолета, очевидно, принадлежит пилоту…

— Что это — случайность, или роковое стечение обстоятельств? Что стоит за трагическим происшествием? Человеческий фактор или другая, неведомая нам сила? — визгливо выкрикнула девица, и прилизанный брюнет наступил ей на ногу в отместку за перехваченную у него фразу.

***

Человек на больничной койке открыл глаза. Он помнил, что когда-то, давным-давно, его звали Алек. Алек Рихман. «Не хочу идти в школу» — подумал он, глядя в темноту. Память восстановила образ комнаты в доме родителей, где было негде повернуться, а чтобы пройти к двери, надо было совершить сложный манёвр вокруг шкафа и бабушкиного комода. Комод изменил очертания, превратился в сундук с латунными накладками, а комната стала другой. Он поморгал, мучительно пытаясь выплыть из сна. У них никогда не было сундука. И этого чучела медведя в углу. Сундук исчез, появилась тумбочка. Он ещё спит. Надо проснуться. Идти в университет. Или он его уже закончил? Человек не мог вспомнить.

Его пробрал озноб. Внезапно накатила дурнота, прошла по телу кипящей волной. Он заворочался, что-то ему мешало. Из тела выходили пластиковые жилки, на висках пульсировали влажные липкие нашлёпки, у носа торчала ещё одна, и он почувствовал себя окутанным паутиной. Он затих, пережидая слабость. По комнате ходили. Он только сейчас услышал это, и затаился. Сейчас войдёт мать и станет будить его. Нет, он же закончил факультет. Листок диплома в рамочке висит на стене, стоит только повернуть голову. Никуда не надо идти.

Шаги затихли рядом, но он не видел никого. «Это просто сон», — подумал Алек. — «Я ещё сплю».

— Ты нарушил инструкцию, — сказали сверху, прямо над головой. — Это преступление.

— У меня не было выбора, — ответил тот же самый голос. Алек сглотнул, стараясь не дышать. Сон начинал пугать его.

— Выбор есть всегда, — голос звучал монотонно, словно человек, задумавшись, разговаривал сам с собой.

— Я не мог поступить по-другому.

— Мог. Теперь ты не оставил мне выбора.

— Так что же, это конец?

— Конец или начало, нет никакой разницы. Ты готов?

— Я… Да, готов.

— Тогда до встречи в Аду.

Алек услышал слабый звук, словно на плите закипал чайник. Его обдало холодом, и он задрожал под одеялом. Потом внезапно, с пугающей ясностью ощутил, что рядом с ним никого нет. Он открыл глаза. Мягкий свет приборной панели дрожал на поручнях медицинской кровати, отражался в трубках с жидкостью, выбегавших из-под одеяла в разных местах. Было тихо, и только кровь шумела в ушах. Алек повёл глазами вокруг. В палате он был один. И он не спал. Господин Рихман зажмурился. Перед глазами с невиданной ясностью выплыл крутящийся, удаляющийся вверх клубок огня, из которого торчал хвост с вяло вращающимся винтом. Он сжал зубы, снова начиная дрожать, и невыносимое ощущение зияющей пустоты и одиночества пробрало его до костей.

 

Глава 23

— Что вам надо? Тест на беременность? — громко повторила девица-фармацевт. Астра зарычала про себя.

— Да. Тест.

— Сейчас поищу. Где же они. Тесты на беременность… — с удовольствием повторила ещё громче девица в белом халате, копаясь по шкафчикам.

Астра переступила с ноги на ногу. Кучка женщин, стоящих у прилавка с женским бельём, активно наблюдала. Их взгляды липли к фигуре Астры, как щупальца осьминога. Местный супермаркет, куда она пришла чуть свет, и где ещё пришлось топтаться у закрытого окошка аптечного пункта, оказался местным клубом по интересам. Сейчас острый интерес вызывала залётная птица в невиданных штанишках и курточке.

— Вот, — фармацевт выложила коробочку на столик. — Ваш тест.

Астра посмотрела на ценник. Проклятье. У неё нет столько.

— Будете брать?

— Нет, спасибо, я просто спросила.

— Всего хорошего. Заходите ещё, — сладко пропела девица.

Она пошла к выходу. По спине ползали взгляды-присоски.

— Гляди, какая фря, — услышала она, открывая дверь. — Тест ей подавай. Ещё не залетела, а уже.

— Смотрите за своими мужиками, бабоньки, — фыркнул кто-то, и Астра торопливо прикрыла за собой дверь, отсекая поднявшийся гомон.

Супермаркет, до которого пришлось отшагать через все Кривули, сиял свежевымытыми окнами. Солнце, огненный шар, висело над крышами, отражаясь в витринах полотнами расплавленного золота.

У дверей загорелые разномастные мальчишки обступили новенький велосипед. Гордый владелец, тощий малец лет семи, высунув от усердия язык и двигая острыми локтями в пятнах зелёнки, обматывал руль слоями цветной изоленты. Астра обогнула их тесный круг и глянула на руль. Блестящий металл уже почти скрылся под полосками цветного пластика. Она вспомнила Фому, его мотоцикл, заведённый полицейским Федькой в сарай, и вздохнула. Мальчишки расступились, владелец вскочил в седло, и принялся выруливать на дорожку. Астра посторонилась, услышав бряцание звонка, велосипед, вихляя передним колесом, покатился мимо. Она увидела взгляд карих глаз мальчишки, брошенный на неё из-под чёлки. Рулевое колесо вывернуло совсем уж на сторону, и велосипед упал на бок. Загремел об плитки дорожки руль, звякнул надтреснуто звонок. Мальчишка поднялся на ноги, шипя от боли и держась за ушибленную коленку.

— Смотри, куда едешь, — сказала Астра.

— Иди отсюда, ведьмина внучка, — буркнул малец, хватая велосипед за руль. Он поставил его прямо, взобрался в седло, и, отъехав подальше, крикнул: — Угу-гу, кикимора болотная!

Потрясённая Астра постояла, глядя на удаляющегося нахала, потом оглянулась вокруг. Рядом с входом в супермаркет стояли бабки с авоськами. Бабки молча смотрели на неё, встав тесным кружком. Ребятишки глазели на Астру, толкаясь и перешёптываясь. Она отвернулась и прошла по оранжевым восьмиугольным плиткам дорожки к асфальту основной улицы.

Солнце припекало, слепило глаза, и она пожалела, что не взяла тёмные очки, оставшиеся от Манюси. Дорога до дома бабки показалась длиннее вдвое, и рытвин с кочками на обочине почему-то стало больше. У забора, выкрашенного зелёной краской, поверх которого свешивались унизанные яблоками гибкие ветки, бродили козы. Астра остановилась. Белые животные, подрагивая упругими шерстистыми ушами, дёргали пучки травы у забора. Одна коза, тряся розовым выменем с вытянутыми сосками, взобралась на кучу песка у соседнего дома, сырого после ночного дождя. Ловко перебирая ногами, утвердилась на самом верху, и запрыгнула на корявую, толстую ветку кряжистой вишни, пробившей когда-то своим стволом забор, и торчащей на улицу половиной густой, усыпанной мелкими листьями кроны. Коза, упираясь острыми копытцами в шершавую кору, принялась объедать вишню. Астра с отвращением оглядела вымазанный засохшей грязью бок козы-альпинистки, и повернула к калитке. Откуда ни возьмись, выбежал крупный белый зверь, нагибая уродливую голову, покрытую белой жёсткой шерстью, и увенчанную парой кривых рогов. Тряся бородкой и стуча копытами, козёл проскакал наверх по песчаной куче и одним тычком согнал с вишни зарвавшуюся козу. Коза сиганула вниз, а бородатое и рогатое чудовище принялось гонять её подруг, крутясь по траве и тыча рогами в раздутые шерстяные козьи бока. Одна, белая с чёрным пятном, коза ринулась прямо на Астру, та шарахнулась к забору, и увидела пугающе невыразительные, жёлтые со стоячим зрачком козьи глаза. Таких страшных глаз она ещё не видела. Козы всегда казались ей милыми пушистыми зверюшками, что мирно пасутся на лужайках и дают детишкам молоко в миленьких кувшинчиках.

— Степан, убери своего Ваську, пока никого не покалечил! — крикнули у Астры над ухом. Мужичок в пыльных сапогах до колена и комбинезоне поверх рубашки в клетку принялся ловить козла, а Дуняша сказала:

— А ты чего стоишь, смотришь? Этот Васька ведь не разбирает, кому поддать. Получишь по мягкому месту.

Мужичок загонял козла за изгородь. Козёл упирался и выворачивался, норовя уйти в сторону. «Иди, иди» — пыхтел хозяин, — «Дождёшься, на мясо пущу!»

— Дуняша, как узнать, беременна я или нет? — внезапно спросила Астра. Дуняша воззрилась на неё, а она пояснила: — Меня тошнило вчера, прямо наизнанку вывернуло. У меня на тест денег нет. А к врачу не хочу идти. Я документы дома оставила.

Дуняша посмотрела мимо неё на Степана. Тот всё боролся с козлом. Васька мемекал дребезжащим голосом.

— А что делать станешь, если и правда беременная?

— Как что? Аборт, конечно.

Дуняша открыла калитку, поманила Астру за собой. Они вошли во двор.

— Я тебе вот что скажу, — Дуняша плотно закрыла за собой калитку. — Ты дурью не майся. Ничего ты не беременная. Подумаешь, тошнило. Мало ли кого тошнит.

— А если и правда? — взвилась Астра. — Что я делать буду? С… с байстрюком на руках! — откуда у неё взялось это слово, она не знала.

— Тоже живая душа, — медленно сказала Дуняша, глядя на Астру.

— Нет, не живая. Пока зародыш, не душа вовсе! — зашипела Астра. — Нам врач на лекции рассказывал!

— Ну, раз на лекции… А деньги у тебя на аборт имеются? Если даже на тест не хватило?

Астра смутилась. Об этом она ещё не думала.

— Вот видишь. Ладно, помогу тебе. Раз уж такое дело. — Дуняша двинулась к крыльцу. Взошла по ступенькам в сени.

— У бабки твоей травки разные были. На всякий случай. И от этого дела тоже. — Дуняша привстала на цыпочки, отодвинула пёструю занавеску. За занавеской на стенке рядком были вбиты крючья. По крючьям висели кастрюльки, ковшики и медный, сверкнувший на свету округлым медовым боком, таз. Сбоку на крайнем крюке висела связка матерчатых мешочков. Дуняша сняла всю связку. Астра присела на лавку и стала ждать.

— Нет, — сказала Дуняша, войдя в комнату. — Нету. Кончилась, должно быть.

— Что же делать?

— Как что? Собрать, вестимо. Сейчас как раз сезон.

— Я не умею.

— А я тебя научу. — Дуняша полезла куда-то за печку, покопалась там, и вернулась с потрёпанной книжкой. — Вот. Тут все травки как есть описаны. Я тебе её покажу, и где искать, расскажу. Пойдёшь в лес и принесёшь.

Она открыла книжку и принялась листать пожелтевшие страницы.

— Дуняша, а меня сегодня ведьминой внучкой назвали.

— И что?

— Как что? Обидно.

— Нет тут ничего обидного, — Дуняша перевернула очередную страничку. — А кто сказал?

— Мальчишка. На велосипеде. А бабки смотрели.

— Ты мальчишек больше слушай.

— Нет, ты скажи, почему ведьма? Разве так можно про покойников?

— Про покойников? — Дуняша внимательно глянула на Астру поверх страницы. — Про покойников нельзя. Вот она, травка твоя. — Она ткнула пальцем в картинку. На картинке топорщила листочки неведомая Астре зелёная ерунда.

— А ведьмой бабку твою правильно называют. Ведь она ведьма и есть. То есть была.

 

Глава 24

Горничная нагнулась над столиком, и Уолтер Сокс перевёл дух. Он как раз решал прелестную задачу, какой вид лучше — со спины или наоборот. Пока его затуманенный взгляд отдавал предпочтение одному пикантному виду, горничная успела повернуться, и млеющий от открывшегося зрелища организм тут же проголосовал за открывшийся пейзаж.

— Я поставила цветы в вазу. Хотите бутоньерку? — Она мило улыбнулась, показав белые зубки, и зачарованный господин Уолтер машинально кивнул

Он опустил глаза на ловкие пальчики, прикрепляющие цветок к пиджаку. Перевёл взгляд дальше, и обнаружил, что вблизи вид гораздо аппетитнее. Лёгкие касания не вызвали никаких электрических импульсов в теле Уолтера, как это описывают в любовных романах. Ему просто стало тепло. Тепло и уютно.

Господин Уолтер Сокс, владелец компании «Стальной гигант», мечтал о покое. Покой ему только снился, снился с утра и до поздней ночи. Столько длился рабочий день господина Сокса. А ещё мерещилась ему его дорогая жена, Гортензия. Она являлась в кабинет, стоило только задремать в любимом кресле после чашечки кофе с коньяком и хорошей сигары. Гортензия смотрела на него глазами замороженной креветки, потом швыряла перед ним фото их четверых детей в золотой рамочке. Рамочка издавала печальный звон, а Уолтер подскакивал в кресле, глядя, как секретарша ставит на стол ещё одну кофейную чашку. Господин Сокс унимал бьющееся сердце и вновь принимался за работу.

Утро понедельника ожидало господина Сокса, раскрыв жадные объятья рутины. Разве что кресло родного кабинета в программе дня заменяла мебель красного дерева в номере отеля «Шелдон». Перемена места ничего не меняла в жизни Уолтера Сокса. Всюду было одно и то же, и даже вид из окна давно перестал радовать пресыщенного видами бизнесмена. Если видел один отель «Шелдон», ты видел их все. Если ты провёл тысячу деловых встреч, тысяча первая ничего не изменит.

Перспектива провести ещё один скучный день обрушилась на господина Сокса похоронной плитой. Этот незримый, но увесистый удар потряс его некрепкие нервы, и вызвал нелогичные действия. Он взял тонкие пальчики девушки трепещущими пальцами и поднёс к губам. Горничная улыбнулась, его окутало тёплым ароматом цветочного мыла и настоящей женщины. Кровать красного дерева вдруг показалась Уолтеру очень удобной, а податливое тело, которое он перенёс в неё и бросил на шёлковое покрывало, совсем невесомым.

***

— Господин Сокс. Господин Сокс. — голос секретарши стучал в голову, как звук заевшего будильника. — Господин Сокс, немедленно прекратите это.

Он поднял голову, продолжая цепляться за восхитительную грудь. Что себе позволяет эта особа?

Секретарша стояла над ним, как статуя несвободы. Такая же монументальная. Её светлые глаза смотрели на парочку в постели без всякого выражения.

— Септимия, оставьте нас вместе… оставьте нас одних, — прокаркал Уолтер. Что за нелепая сцена. Она должна немедленно уйти!

— Не могу этого сделать, господин Уолтер, — холодно ответила секретарь, не двигаясь с места. Он повёл взглядом по номеру. Дверь была открыта, и господин Сокс похолодел.

— Я пыталась вас предупредить, господин Сокс, но вы не слушали. Ваша супруга здесь.

Он уже и сам это видел. Гортензия, Гортензия со сжатыми в ниточку губами и укоризненным взором мороженой трески. Худший из его кошмаров. Гортензия, совладелец компании и хозяйка солидного пакета акций. Недавний Уолтер, горячий и нелогичный, испарился как дым, оставив на заледеневшем шёлке покрывала плоское, дряблое тело господина Сокса, акционера и бизнесмена.

Дальнейшие события господин Сокс воспринимал через удушающую вуаль безнадёжности и стыда. Вот он выбирается из постели, дёргая ногой, почему-то запутавшейся в липком шёлке. Девица, недавно такая желанная, а теперь просто вульгарная, прикрывается подушкой.

Вот он, под бдительным присмотром жены и невесть откуда взявшегося управляющего отеля вкупе с помощником, собирает разбросанные по номеру вещи, и никак не может найти завалившийся за спинку кресла галстук. Наконец он вытягивает галстук за кончик и набрасывает его на шею, как дорогую удавку. Вот он, сопровождаемый мёртво молчащей женой, с одной стороны, и управляющим с другой, спускается вниз, а сзади стучит каблуками бесстрастная, как ледник, секретарь Септимия. В руках Септимии сползший по дороге на мраморные плитки пола, и подобранный ею галстук шефа.

Вот они выходят в вестибюль, и он слышит, как курьер, остановившийся поглазеть, говорит уборщику, смуглому мужчине в цветастой вязаной шапочке и с множеством кудлатых косичек: «Что это на них на всех за поветрие нашло? Один с неба свалился вместе с вертолётом, другого с девкой застукали!» А уборщик меланхолично отвечает, храня на лице выражение непреходящего умиротворения: «Видно, такая карма» — и принимается неторопливо натирать полы.

Но самое печальное, поразившее господина Сокса в самое сердце, уже застывшее от несправедливости судьбы, ждало его на выходе из отеля. Там, под крышей монументального портика, выстроенного в стиле греческого храма, толпились слетевшиеся, как вороньё на падаль, журналисты, и Уолтер с мгновенным чувством прозрения узнал гладкое лицо и ловкую фигуру семейного адвоката, друга семьи Филиппа. Филипп, сияя улыбкой победителя, стоял у личного лимузина Гортензии, топчась на месте, как призовой скакун. Породистый шофёр открыл дверцу, и господин Стокс шагнул к отверстой её пасти, как гладиатор. Он увидел руку адвоката, умело поддержавшую Гортензию под локоток, и горечь поражения наполнила всё его существо. «Ах, Гортензия. Как же ты меня подвела». Господин Стокс нырнул в чрево лимузина, дверца захлопнулась за ним с похоронным звоном, и чудовищная машина плавно тронулась с места.

***

Юркая крылатая машина, с земли похожая на ярко раскрашенную игрушку, скользнула, извернувшись в воздухе, меж двух красно-белых полосатых башен. Нырнула, сделав короткий виток, и пролетела под перемычкой висячего моста. Зрители, заполнившие трибуны, бешено зааплодировали. Пилот начал крутить бочку, и ведущий передачи «Бравые парни» показал зрителям сведённые в колечко пальцы.

Залив, покрытый мелкой волной, блистал в лучах солнца. Небо, голубое в редких клубочках ватных облаков, выглядело картинкой, специально нарисованной к ежегодным выступлениям клуба любителей старинных моделей летающих машин. Даже случайная птица не нарушала идеальную картину. Все ненужные летуны были заранее разогнаны специально обученным соколом. Самолётик-игрушка, качнув крыльями, пронёсся над самой водой, крылатая тень скользила за ним по рябой от лёгкого ветерка поверхности залива. На огромном экране, установленном возле трибун, каждый желающий мог видеть красочные виды очередного участника выступлений, снимаемые на камеры, установленные в кабине и на хвосте.

Жёлто-зелёная, в алых завитках по фюзеляжу, машина вырулила к разметке. Трубный голос комментатора гремел над трибунами, объявляя очередного участника.

— Господин Стивенсон. Разрешите мне сопровождать вас.

— Нет.

— Господин Стивенсон. Бастер!

Господин Стивенсон ухмыльнулся. Помощник подал шлем. Бастер небрежно заправил под шлем седеющие кудри, привычным движением затянул ремешки.

— Нинья, не превращайся в курицу. Тебе это не идёт.

— Я знаю, у вас есть место. Разрешите мне полететь с вами.

— Мне не нужен балласт на соревнованиях, девочка.

— Я не девочка. И я не Нинья.

Господин Стивенсон сморщился в улыбке, по лицу побежали привычные резкие морщины, что были знакомы всем любителям авиаспорта уже много лет. Солидный возраст не мешал Бастеру Стивенсону оставаться кумиром женщин во всех странах, где имели представление об авиации и клубе авиаторов «Соколы».

Он ущипнул личную помощницу за щёчку.

— Ладно, ты не Нинья. Ты взрослая девочка. — Он не любил длинных имён, и, когда ему представили нового личного секретаря, тут же переименовал миниатюрную, стройную блондинку с россыпью рыжих веснушек и труднопроизносимым именем в Нинью, личную помощницу. Она подозревала, что когда-то Бастер, неисправимый ловелас, любил под таким именем юную знойную красотку в одной из жарких стран, куда забросила его лихая судьба военного лётчика и авантюриста.

Он забрался на крыло. Прозрачный пластик фонаря двинулся, закрывая пилота.

— Бастер! — Она встала на цыпочки, вцепившись в крыло, словно хотела остановить самолёт. — Я знаю, что сказал врач. Это неправда!

Он глянул на неё с лёгкой улыбкой фаталиста. Она вцепилась в металл, пальцы её побелели.

— Твоя жена договорилась с врачом. Они хотят, чтобы ты бросил всё. Всё — и компанию и самолёты. Бастер, они запретили мне говорить тебе. Они сказали, что это для твоего блага. Что, если я тебе скажу правду, это убьёт тебя. Что ты станешь всё делать наоборот, и убьёшь себя этим.

— Девочка, что ты несёшь, — ответил он тихо, спокойно. — Я давно всё знаю. А ты не можешь знать.

— Я знаю всё про тебя, Бастер. Больше чем ты думаешь, больше, чем могут знать все врачи, вместе взятые. Ты ещё будешь жить, Бастер. Пожалуйста, возьми меня с собой.

— Глупая, глупая Нинья. — сказал он ласково. И решительно закрыл кабину. — От винта!

Она отшатнулась. Красивая, яркая машина пробежала по взлётной полосе, оторвалась от покрытия и легко взмыла в воздух. По трибунам прокатился рёв болельщиков, приветствующих своего кумира.

Мерный рокот мотора нарастал и затихал, самолётик выписывал фигуры в безмятежном, высоком небе, оставляя затейливый след, похожий на росчерк пера эстета. Вот он поднялся выше, на миг заслонив солнце, потом ринулся вниз по пологой дуге, стремясь пройти меж остроконечных башен-близнецов. Покачав крыльями, и став вертикально, за миг до входа в просвет самолёт выровнялся, и вынырнул с другой стороны.

— Если ему станет плохо в воздухе, ты за это ответишь, грязная шлюха, — приветливо улыбаясь, сказала госпожа Стивенсон, склонившись к личной помощнице. — Я тебя с землёй смешаю.

Нинья не ответила. Она, не отрываясь, следила за яркой птичкой в небе. Зелёно-жёлтая машина выписала в воздухе изящный полукруг, легко скользнула над самой водой, лавируя между выстроенных пунктиром башенок, поднялась выше, выдав немыслимый для дилетантов кульбит. Зрители взвыли от восторга, комментаторы наперебой затараторили, радостно сыпля авиационными терминами.

Зрители, что следили за экраном, где попеременно с видом от хвоста давался вид из кабины, увидели, как пилот глянул вверх и в стороны. Потом взгляд обратился прямо в камеру, и пилот сказал что-то, так тихо, что никто ничего не понял. Он легко улыбнулся знакомой всему свету улыбкой, а потом поднял руку. Сначала удивлённые зрители увидели, что пальцы пилота отрывают микрофон у рта. Потом рука его протянулась вперёд, став неестественно большой, и изображение из кабины исчезло. «Что с картинкой?» — пробормотал голос комментатора, ясно прозвучавший во внезапно установившейся тишине.

— Нет, — прошептала Нинья, поднимаясь на цыпочки и глядя вверх. — Нет, Бастер!

Гул мотора стал нарастать, машина сделала горку и начала снижаться, выписывая дугу, крайняя точка которой уходила к самой воде. Гул стал оглушительным, люди на трибунах повскакивали с мест, первые ряды отшатнулись. Сверкнул на солнце ярко раскрашенный фюзеляж, мелькнули лёгкие, изящно заострённые крылья, потом машина врезалась в свинцовые волны, и вверх, ослепительно блестя и переливаясь, взметнулся ажурной короной тяжёлый столб воды.

Ревели трибуны, визжали и кричали все вокруг, гремел мегафон, истошно завывали сирены спасательных служб. Всё сдвинулось с места и бежало куда-то. Только тоненькая блондинка в веснушках и с кожаной папкой в руке стояла, глядя перед собой. Губы её шевелились, но её не услышала даже госпожа Стивенсон, с разинутым ртом и вытаращенными глазами уцепившаяся ей за рукав. «Прости, Нинья» Она вздохнула, решительно перехватила папку. Взглянула на вдову Бастера, всё ещё безмолвную:

— Я сдам дела сегодня же, госпожа Стивенсон. Примите соболезнования.

Она отвернулась и посмотрела на воду. По широкому телу залива разбегались, всё дальше и дальше, концентрические круги. Самые первые, разошедшиеся дальше всех, уже сходили на нет и пропадали в мелкой ряби крохотных волн.

«Ты готова?» — спросил низкий голос, слышный лишь ей, и она, не оборачиваясь, ответила: «Да. Здесь мне больше нечего делать» «Ты сделала больше, чем следовало» — голос выразил лёгкое сожаление. «Я знаю». «Тогда до встречи, Девятнадцатая». Она согласно склонила голову. В ушах её ещё звучали тихие слова, обращённые только к ней: «Прости, Нинья».

И, посреди всеобщей суеты и шума, чьи-то пальцы пробежали по кнопочкам записной книжки, и из списка исчезла одна строка. «Ещё один», — сказал кто-то, и этот тихий звук растворился в царившей вокруг какофонии.

 

Глава 25

Прошипел баллончик, выпуская из носика облачко взбитых сливок. Баллончик плавно двинулся, повторяя контур тела. Розовая пышная линия сделала круг, прервалась, уронив в его середине пышную розовую точку. Пошла дальше, плавно нырнула, и круто взбежала вверх, откуда уже плавно протянулся длинный, розовый лампас, упоительно пахнущий клубникой. Создатель этой картины полюбовался на своё творение, наклонился, и добавил эффектный штрих, выделив каждый пальчик на ноге аккуратной крапинкой. Потянулся к тарелке на маленьком столике, взял оттуда вишенку, и вдавил в розовое облачко в центре окружности.

— Ты собираешься всё это съесть? — спросили творца, и он взял за хвостик ещё одну вишню. Пристроил симметрично первой.

— Как думаешь, куда бы положить вот это? — он показал алую клубнику, взятую с тарелочки. Неторопливо поводил клубничиной, словно в нерешительности, по коже, вдоль пышных розовых линий. Остановился, обвёл по контуру огненно-рыжий треугольник, и бережно пристроил ягоду в гнёздышке тугих завитков.

— Чёрт побери, — она выгнула спину, и вишенки спрыгнули одна за другой. Розовые окружности приобрели дивный контур и объём. — Чего ты ждёшь?

— А кто сказал, что на третий заход не подписывался? — он поднял клубничину, и медленно прожевал. Она зарычала. Он засмеялся и окунул лицо в розовое облачко.

***

— Глянь, это хмырь с куклой. Тот самый. — Брат Викентий пригнулся за рулём. Их массивный автомобиль стоял у тротуара в ряду других, припарковавшихся у здания полицейского управления.

Из новенького кабриолета выбрался человек в лёгких брючках и светлом пиджаке с подвёрнутыми рукавами. Вслед за ним показался тип, названный хмырём.

— И эти туда же, — брат Базиль на заднем сиденье вытянул шею. — За нашим Альфредом потянулись. Подрезать их?

— Я тебе подрежу. Он сказал — сидеть и ждать.

Брат Викентий потрогал шишку на лбу, прикрытую банданой. Брат Альфред не оценил полученных на службе Ордену увечий, и прибавил ещё от себя. Скрыть шишку, пульсирующую на голове, как полицейская мигалка, не стоило и стараться. Учитель молча выслушал, так же молча ухватил его за палец, и брату Викентию небо показалось с овчинку. «Нехорошо, брат», — выговаривал учитель, пока ученик корчился на полу, удерживаемый за кончик мизинца. — «Нехорошо».

— Что-то он долго. Не случилось бы чего, — брат Базиль заёрзал на сиденье.

— Следак ещё не пришёл, — процедил Викентий. Он даже знал, почему. Что поделать, как говорится, за что боролись.

Двое из кабриолета взошли на крыльцо полицейского управления и исчезли за дверью. Брат Базиль тяжело вздохнул, и устроился поудобней на упругой коже сиденья. Брат Викентий проводил недобрым взглядом хмыря в клетчатой рубашечке, бережно потирая контуженный мизинец. Сустав не пострадал, пострадала честь. Он подвигал бровями под банданой, где жила своей жизнью заработанная на службе блямба, удручённо вздохнул и продолжил наблюдение.

Брат Альфред прикрыл глаза. Тихое гудение приборов, шум шагов в коридоре, голоса за тонкими стенками помещений полицейского управления сливались в один, ровный, неощутимый, как воздух, шум. Кабинет следователя был пуст. Пустая, стандартная комната, заставленная стандартной мебелью эконом-класса.

Альфред, Высший магистр Ордена Белой Розы, сидел тихо. Так тихо, что вначале слышал биение своего сердца, ток крови в ушах, дыхание, равномерно поднимающее его грудь. Потом все эти шумы слились с шумом окружающего его пространства, проникли в него, как он проник них. Через какое-то, неопределимое для наблюдателя, время они слились в единое пространство материальных сущностей, бывшее здесь так долго, что оно стало одним организмом. Со стороны казалось, что человек на потёртом от времени офисном стуле просто дремлет. Проходящие по коридору служащие перестали его замечать. Он дышал в одном ритме с окружающей обстановкой, и был так же привычен, как стул, на котором сидел. Вот дверь, её створка покрыта лёгким слоем пыли, осевшей на засохший слой чистящего средства, плохо смытого уборщицей. Вот комната, окно плотно закрыто, только отверстие для проветривания тихо посвистывает, пропуская воздух, и тот медленно смешивается с атмосферой помещения. Шкаф с неплотно прикрытой дверцей, одна петля заедает. Это шуруп, он криво ввинчен в панель искусственного дерева. Вот стол, на столе нечто бумажное, похоже на салфетку. На салфетке рамочка под мрамор. В рамочке фото молодой женщины. Коммуникатор закрыт и работает в ждущем режиме.

Брат Альфред поднялся со стула. Плавно шагнул к двери. Коридор был пуст, пролетавшая на бреющем полёте заблудившаяся муха ткнулась с разгона в ногу магистра, ошалело зажужжала и кувыркнулась на имитирующие камень плитки пола. Он положил ладонь на дверную ручку. Тихо надавил. Замок неслышно щёлкнул, язычок послушно втянулся, дверь открылась.

Он вошёл в кабинет. Дверь закрылась за ним. Кабинет действительно был пуст. На столе лежала салфетка, стояла рамочка с фотографией. Коммуникатор тихо гудел на пределе слышимости. Посвистывал на бешеной скорости крохотный волчок, сердце электронной начинки. Брат Альфред вышел в центр квадратной, заставленной убогой офисной мебелью, комнаты. Закрыл глаза. Магистру его уровня не нужны были ритуальные рисунки, с ползаньем на коленках по полу и пачкотнёй рук мелом. Настоящий мастер обойдётся без этого.

Он поднял руки и развёл в стороны. Кабинет был засорён. Очень засорён. Если бы его посетители и обитатели, бесчисленные полицейские всех рангов, возрастов и комплекции, могли видеть то, что видел сейчас Высший магистр, они выбежали бы отсюда, зажав уши и носы. Но им не помогла бы никакая уборщица со шваброй и набором чистящих средств. Потому что это была грязь времени. Многолетние наслоения, оставленные людьми, их душами разной степени чистоты.

Он задышал ровнее, пошевеливая пальцами. Невидимые нитки двигались вместе с ними, перемещая слои невидимого обычным глазом пространства. Он был паучком, сидящим в центре только свитой, новенькой паутины, и тихо тянул за паутинки, проверяя их на упругость. Паутинка дёрнулась, задребезжала. Тонко пропела тягучую, невыносимую ноту. Брат Альфред открыл глаза. Его вырвало из транса так внезапно, что у магистра закружилась голова. Дверь открылась, и вошли двое. Он застыл на месте, успев опустить руки и нацепить выражение заблудившегося посетителя. Человек в лёгком светлом пиджаке с подвёрнутыми рукавами и летних брючках прошёл к столу и остановился. За ним маячил другой человек, пониже рангом. Ибо Высший магистр узнал бы своих собратьев даже с закрытыми глазами. Даже если бы не знал их по портретам, взятым из закрытых файлов в сети. Отступники. Приспособленцы.

— Э-э, — первый, в летнем пиджачке, остановился. Он явно собирался что-то сказать. Второй наткнулся на него. На лице его отразилось недоумение первого.

Брат Альфред улыбнулся. Его вырвали из транса, но паутинки ещё вибрировали. Остатки паутинок, потому что нельзя не отдать должное вошедшим. Один из них был неплох.

Высший магистр молчал, собираясь с силами. Первый из вошедших глянул на него в упор, словно только что осознал его присутствие. Второй заморгал, оборачиваясь кругом.

Паутинки задвигались, натянулись, неслышный, невыносимо тягучий звук поднялся к потолку, поменял тон до визга. Потом лопнули, и на брата Альфреда обрушился ледяной душ. Он инстинктивно сжался, втягивая внутрь раскинутые по пространству щупальца ощущений. С трудом поднял глаза, увидел позеленевшее лицо второго и застывшее, как посмертная маска, лицо первого. Кто из них окатил его, понять было невозможно. Высший магистр невероятным усилием воли взял себя в руки, хотя всё существо его вопило об опасности и необходимости бегства. Он сконцентрировался до того конечного состояния, что давалось лишь немногим избранным в ордене, и снискало ему подлинное уважение всех магистров и даже членов совета. Сейчас или никогда. Один удар, и парочка соперников выйдет из строя.

***

Она отпустила его. Тихо гудели струны висящей на стене гитары, лёгкий ветерок из открытого окна поднимал прозрачное полотно занавески. В стену привычно колотила сухим кулачком соседка, безнадёжно старая дева. Он вздохнул, перекатился на спину. Занавеска поднялась невесомым парусом и опала. Тихо тикали старинные часы на стене. Гитара затихла, кулак соседки в последний раз стукнул в стену.

— Такого фейерверка я ещё не видела, — пробормотала она, лениво подняв руку и рассматривая ногти. Маникюр опять пришёл в негодность. — Надо почаще тебя бросать.

Он потянулся, с силой потёр лицо. Сел, опустив ноги на коврик у кровати. На вытканном шёлковой ниткой коврике целовались голубь с голубкой.

— Мне нужно идти.

— Прямо сейчас?

— Да.

— Ты точно ненормальный, — проворчала она, зарываясь лицом в простыню. — Убирайся. Дай мне поспать.

Он наклонился, провёл ладонью по спутанной рыжей гриве. Она дёрнула плечом. От неё пахло клубникой.

— Ты выйдешь за меня?

— Я пока не сошла с ума.

— Я пошёл.

— Иди.

Он вышел из комнаты, она подняла голову, проводила его взглядом и опять уткнулась лицом в постель, улыбаясь в простыню.

***

Исчез кабинет, исчезла дешёвая, потёртая мебель, провалился в небытие стол с рамочкой и коммуникатором, оставив по себе лишь воспоминание. Осталась лишь пустота, заполненная сгущавшимся напряжением натянутых до предела нитей невидимого пространства. Сейчас.

Внезапно наступила тишина. Полная, глубокая, всепроникающая тишина, в которой остались лишь три жалкие фигурки, заблудившиеся посреди пустого пространства. Человек по имени Альфред почувствовал себя проколотым воздушным шариком. Сила исчезла так внезапно, будто её никогда не было. Пустота охватила его, холод одиночества проник прямо в душу, дрожащую душу маленького ребёнка. Он открыл глаза. Они были открыты. Он посмотрел глазами обычного человека. Он стоял посреди кабинета. Луч света от окна не сдвинулся ни на йоту. Ему показалось, что прошла вечность, но на деле едва несколько секунд, несколько ударов сердца. Напротив двое, они таращат выцветшие глаза, и вид у них как у рыб, вытащенных на сушу. Он судорожно вдохнул. Ничего. От недавней концентрации не осталось и следа, но и соперники выглядят не лучше. Очевидно, они погасили удар друг друга. Он не слышал о таком, но знал, что это возможно. Теоретически. Не доказано на практике никем. До сих пор.

Дверь отлетела к стене, теперь он не мог слышать её движения, и только увидел, как в кабинет входит ещё один человек. Человек в выглаженном тёмно-синем костюме и аккуратном сером галстуке. Хозяин кабинета.

— Простите, мы увидели, что дверь открыта, и вошли, — проблеял тип в лёгком пиджачке, и Альфред оценил его мужество. У него самого ещё стучали зубы.

— Простите, я вошёл первым. Это моя вина, — любезно перебил он. — Дверь открылась, и такая оказия… — он развёл руками, виновато улыбнувшись холодными губами. Человек в клетчатой рубашке, спрятавшийся за спиной собрата, глянул на него с испугом. Тип в летнем пиджаке растянул бледные губы в подобие улыбки.

***

— Раз пришли, не гнать же вас, — любезно отозвался хозяин кабинета, и брат Альфред почувствовал невыразимое облегчение. Словно с души упал неподъёмный камень. — Кто первый?

Двое, потоптавшись, двинулись к двери, и проводивший их взглядом Высший магистр физически ощутил тянущееся за обоими липкое, душное облако, выделяемое людьми, только что избежавшими опасности. То же, что окружало сейчас и его.

— Что за представление вы здесь устроили, господа? — раздался голос за его спиной, и брат Альфред вздрогнул.

 

Глава 26

Брат Альфред нащупал стул. Рухнул на сиденье. Ноги подрагивали, как после тяжёлой работы.

— Простите?

— Вы ещё один безутешный дядя пропавшей девушки? — следователь всё улыбался, но магистру стало зябко.

— Я сейчас всё объясню.

***

— Нам надо было пойти первыми. — Магистр Митрофан на последнем слове прикусил язык и ойкнул.

— Пойдём вторыми. — Высший магистр Бенедикт не отрывал глаз от двери кабинета.

— Он может воздействовать на следователя.

— Не посмеет. Мы здесь.

Митрофан с сомнением покосился на дверь, поёрзал на стуле и обречённо затих.

***

— Глянь, диверсанты! — брат Викентий присвистнул.

Брат Базиль фыркнул. Двое приспособленцев вырядились, словно собрались в поход. В пятнистые балахоны, из тех, что продавались по дешёвке в магазинах спецодежды, и потёртые армейские ботинки на шнуровке. У одного в руке была большая спортивная сумка, у другого за спиной болтался видавший виды рюкзак.

Брат покосился на учителя. Тот уже не так напоминал покойника. Поначалу, когда Высший магистр вышел из здания полицейского управления, ввалился в машину и рухнул на сиденье, Викентий едва удержал брата Базиля от немедленной расправы над проклятыми отщепенцами. Потом учитель открыл глаза, утёр пот со лба и приказал сесть кабриолету на хвост. За приметной машиной следить было легко. Они проехали через центр, вывернули по кольцу к одному из спальных районов, там долго виляли по дворам, и Викентий едва не потерял их, боясь засветиться. Наконец кабриолет въехал во двор многоэтажного дома и остановился.

— Ждите, — проскрипел магистр, и они принялись ждать.

Викентий только собрался сбегать до ближайших кустиков, окружавших детскую площадку и быстренько отлить, когда показались эти двое.

Преображённая парочка влезла в кабриолет и подалась дальше. Доехала до самой окраины и вкатила на территорию, занятую обществом автолюбителей. Там пришлось ждать долго. Брат Викентий не выдержал и сбегал в кусты. Брат Базиль поёрзал, дождался возвращения напарника, и тоже пробежался. Брат Альфред сидел позади, как приклеенный.

— Мы тут маемся, а они водку пьянствуют, — проворчал Базиль, с силой почёсываясь под мышками.

— Не спать! — каркнул брат Альфред, и брат Викентий едва не обмочил штаны. Брат Базиль подпрыгнул на месте. — Вот они!

Сетчатые ворота общества автолюбителей отъехали в сторону. Показался угловатый фургон, за рулём сидел давешний куклолюб в пятнистом балахоне. За тонированными стёклами фургона маячила фигура его дружка.

— Маскируются, гады, — прошипел Викентий, осторожно выруливая вслед.

Фургон покатил по окраинам, выбрался на шоссе. Проехав несколько указателей, свернул в сторону рабочего посёлка. У высокой, с пропущенными поверху датчиками сигнализации, изгороди, украшенной вывеской: «Частная собственность. Хозяйство г.Овощного» фургон остановился, и стоял какое-то время. Потом двинулся к массивным воротам, ворота отъехали в сторону, и фургон проник на территорию господина Овощного.

Парочка в балахонах выбралась наружу и поспешила к хозяйственным постройкам, выполненным в стиле готического конструктивизма. Вытяжки и трубопроводы, изваянные сумасшедшим мастером в виде чешуйчатых змиев и горгулий, карабкались по плоскостям гладких кубических поверхностей и выглядывали из-за строгих прямоугольников оконных рам. На центральном здании, выкрашенном в приятный салатный цвет, красовалась копия наружной вывески в уменьшенном размере, и висел портрет самого хозяина. Г.Овощной, строго прищурив нарисованный глаз, наблюдал за трудовым процессом.

Поползла вверх дверь одного из строений, из открывшегося проёма по наклонному пандусу выкатился маленький юркий погрузчик, неся на платформе лёгкую металлическую клетку. В клетке топтался упитанный козёл бурой масти. Погрузчик подкатил к фургону, и подоспевшие работники в комбинезонах и высоких сапогах принялись затаскивать клетку внутрь.

— Зачем им третий козёл? — проворчал Викентий, и брат Базиль захрюкал в рукав.

Клетку втащили внутрь фургона, дверцы захлопнулись. Угловатая машина тронулась с места, вырулила из ворот хозяйства и покатила к городу.

***

Жрец-на-день взобрался по приступочке в фургон, и повёл носом. От клетки с козлом крепко пахло. Высший магистр Никодим поморщился и отсел подальше. Члены совета, втащив за собой кто сумку, кто пузатый портфель, заняли места. Последним они затянули в фургон старого магистра Евстахия. Тот запаха не ощутил, и сел рядом с клеткой. Потом они направились в район новостроек и подобрали на остановке сестру Гонорию.

Фургон выехал на шоссе и прибавил скорость. Члены совета, козёл в клетке и сестра Гонория сидели молча. Ехать было далеко. Солнце висело посреди неба, заливая светом дорогу и слепя глаза магистру Митрофану в походном балахоне. Тот вытянул из кармашка тёмные очки, водрузил на нос. Устроился поудобней, положил руки на руль жестом заправского шофёра и замурлыкал бесконечную песню про дальнобойщика.

***

Врач откинул ткань, укрывавшую лицо покойницы. Грузный пожилой мужчина в накинутом на плечи застиранном медицинском халате подошёл ближе и посмотрел. Выпрямился и глянул на патологоанатома. Тот поднял брови.

— Это не она. — Андрей Петрович, бывший полицейский следователь, печально посмотрел на мёртвую девушку и отвернулся. — А где Толя?

— Обещал подойти. Дела.

Андрей Петрович бросил врачу халат.

— Ну, бывай, Сергеич. Супруге привет. Если что, труп я не опознал.

— Пока, Петрович. Как Ксения?

— Всё так же, — ответил Андрей Петрович, выходя из холодного подвала. Патологоанатом покачал головой. Повернулся к телу, подобрал с края стеклянной чашки недокуренную сигарету. Неторопливо затянулся и выпустил в воздух колечко белёсого дыма. Рассеянно глядя в мёртвое лицо, докурил сигарету до самых пальцев. Воткнул крохотный окурок в чашку, поднял ткань и закрыл труп с головой.

— Эх, грехи наши тяжкие, — и одним движением закатил тело в ячейку-холодильник.

***

Дремавший на диванчике служитель подскочил, выкатив глаза. Высший магистр Альфред влетел в кабинет, как петарда, пущенная неумелой рукой. Скучная табличка на скучной двери кабинета не привлекала, а скорее отпугивала клиентов, и в свободные часы дежурный служитель, с виду — типичный офисный червь, невыразимо скучал над экраном коммуникатора, глядя слипающимися глазами в опостылевшую «косынку».

— Где он?

— Кто? — пролепетал спросонья служитель.

— Наш глава, ангелы и черти, эфир вас раздери!

Служитель вытянулся, машинально прижав ладони к швам брючин. Брат Альфред пробежался по кабинету, зачем-то заглядывая во все углы и раскидывая скопившиеся на столе безделушки. Грохнулась на пол и разлетелась вдребезги фигурка сфинкса, пожирающего незадачливого туриста. Когтистая лапа с зажатой фарфоровой ногой в крохотной пляжной тапке отлетела под диван. Брат Альфред остановился у стола и огляделся.

— Он не отвечает на мой вызов. Какого дьявола его нельзя найти в это время суток!?

— Простите, Высший магистр, — ответил служитель. — Главы Ордена сейчас нет. Он велел оставить сообщение, если вы будете его искать. Его нет в городе.

— Только в городе? — внезапно успокоившись, ровно сказал брат Альфред. Он отодвинул стул, и тяжело уселся. Положил руки на разорённый стол.

— Его нет в стране. Это информация только для вас, Высший магистр.

— Вот оно что. — Альфред посмотрел на осколки сфинкса. Гривастая голова иронически улыбалась. Он перевёл взгляд на служителя: — Собирай совет. Срочно. Передай — кто не придёт, опоздает ко второму пришествию.

 

Увертюра. Сон 3

— Море не расступится. — Кристиан швырнул в воду камень, и вода хлюпнула, приняв увесистый булыжник.

Бэзил уткнул голову в колени. На гальку, шурша, вкатывались волны, облизывали округлые голыши и отползали прочь, уступая очередь голодным сёстрам-волнам.

— Расступись! Расступись! — выкрикнули рядом. Голос сорвался, и слова молитвы, уже битый час гудящие им в уши, перешли в надсадный кашель.

Высокий, тощий парень, взмахнув руками, упал на колени, зарылся ладонями в прибрежную гальку и замотал головой. По лицу захлестали немытые со дня ухода из родного дома, когда-то льняные, пряди волос.

— Заклинаю именем господа, — просипел он, с ненавистью глядя на упрямую воду. Позади него зашептались, плотная толпа таких же, немытых и тощих, подростков, затопталась по берегу, с тоской озирая горизонт.

— Я думал, придём, слово скажем, и всё, — шёпотом сказал кто-то. — Лишь бы до моря дойти.

— Вы мешаете мне! — истерически выкрикнул неудачливый заклинатель моря. Поднялся с колен, подхватив полные горсти гальки, и с силой швырнул голыши в толпу. — Вы не верите! Не верите!

— Пошли отсюда, — Кристиан отвернулся от моря и галдящей толпы неудачливых вояк. — Хватит дурью маяться.

— Я никуда не пойду, — глухо отозвался Бэзил, уткнув лицо в колени.

— Она не придёт, — фыркнул Кристиан, глядя в топорщащийся вихрами затылок приятеля. — Скажи, Тео?

— Не придёт, — подтвердил Тео, шмыгнув носом. — Я сам видел, как её один красавчик на коня подсаживал. Пошли, Бэзил.

Бэзил тяжело вздохнул. Поднял голову, хмуро оглядел залитый полуденным светом горизонт и рывком поднялся на ноги.

***

С тех пор, как они сбежали из обители, утекло много воды. Пролились вёдра дождей, истрепались края одежки, и дорога перестала пугать неведомыми опасностями. Даже брат Михаэль, от которого они вначале шарахались в ужасе, стал привычным, близким страхом. Вроде волка в ночном лесу.

Момент, когда Михаэль, вырвав нож из рук Кристиана, посмотрел на них прозрачным взором, а ледяной ветер зловеще шевелил за спиной его откинутый капюшон, Тео запомнил плохо. Он помнил только животный ужас, сначала вырвавший из горла истошный визг, а затем погнавший его прочь от дороги, напролом через лес. Хлещущие по лицу ветки и падение в яму от вывороченного старого пня. И твёрдую, уверенную руку брата, вытащившего Тео из ямы, отряхнувшего на нём одёжку, и поставившего на ноги. «Глупый мальчишка», — сказал тогда Михаэль. — «Мне не нужны ваши жалкие жизни». Брат объяснил, что направляется в далёкие края по делам обители, судьба такой мелочи, как трое сбежавших мальцов, его не волнует, а видение, представшее перед Тео ночью у алтаря — дурной сон. То, что брат Мафусаил, который должен был сопровождать собрата до поворота на рудники, не явился вовремя, не беда. Михаэль спокойно отправился в путь без него.

Они пошли с ним. Брат оказался бывалым путешественником, и только в пути они поняли, что одни не одолели бы даже дороги до соседнего городка.

На исходе ночи, когда они двигались по хорошо утоптанной лесной дороге, брат Михаэль внезапно развернулся в седле, издав странный горловой звук. Мирно сопевший ему в спину Кристиан проснулся и едва не слетел с коня. Следовавший позади вместе с Бэзилом на мохнатой лошадке Тео увидел, что Михаэль резко взмахнул рукой. Звякнул металл наручи. Из кустов метнулась тень, кинулась к ним, тыча в бок Михаэлю чем-то длинным, крючковатым на конце. Несколько теней выбрались с другой стороны дороги.

Стремительно прошипел меч, выдернутый из ножен, конь брата скакнул, повернулся боком, загородив мохнатую лошадку Тео. Хрустнула под копытом упавшая на землю короткая арбалетная стрела. Заржала лошадь под Тео, брыкаясь и мотая головой.

Потом брат соскользнул с седла, бросив поводья. В темноте Тео увидел, как блеснуло лезвие меча, как закрутились на дороге, сливаясь в одно размазанное пятно, чёрные силуэты. Свистнул металл, посыпались искры, тошно заскрипела кожа нагрудника. Раздался истошный крик, и тут же захлебнулся, сменившись негромким бульканьем.

От хоровода отделилась тень и бросилась в кусты. Оставшиеся на дороге хрипели и топали башмаками по утоптанной дороге, сбившись в кучу. Потом куча распалась, выбросив из себя на землю тёмный, безмолвный осадок мёртвых тел. Брат Михаэль, легко подпрыгнув, ткнул оставшегося на ногах противника окованным в металл носком башмака. Тот качнулся, выронив клинок, брат развернулся, птицей мелькнуло лезвие меча, и голова в лёгком кожаном шлеме, подпрыгнув на утоптанной земле, укатилась в кусты.

Михаэль повернулся вслед мелькнувшей в кустах удирающей тени, махнул вслед рукой, и Тео услышал короткий крик. Затрещали ветки, что-то обрушилось в середину зарослей орешника. Михаэль неторопливо двинулся следом, раздвинул ветки, на мгновение скрывшись из виду. Выпрямился, выбрался обратно на дорогу, нагнулся над телом обезглавленного противника и вытер лезвие метательного ножа. Тщательно протёр об одежду покойника свой короткий меч и аккуратно вложил в ножны.

Выученный конь ждал его, стоя рядом с мохнатой лошадкой, на которой скорчились Тео с Бэзилом. Кристиан, давно свалившийся с седла, вцепился обеими руками в стремя. В наступившей тишине слышно было, как стучат его зубы.

— Поехали, — коротко приказал брат. И они двинулись дальше.

***

Ближе к вечеру они добрались до маленького городка. Брат Михаэль оставил их на конюшне во дворе внушительного каменного особняка, и скрылся в доме. Ночевали там же, на конюшне, зарывшись в сено. Утром, едва показалось солнце, Михаэль вывел их со двора. Вместе с ними в путь отправились трое подростков, за которыми до ворот бежала многочисленная родня, всхлипывая на разные голоса. Несколько человек посолиднее, кучкой стоя у крыльца, выкрикивали вслед пожелания поразить нечестивцев одним своим видом.

На тракте они встретили группу таких же, совсем молодых людей, целеустремлённо бредущих на юг. Эти были пешими, и сопровождал их пожилой монах в потрёпанном, грубом балахоне. Потом было ещё много встреч, и к концу месяца они двигались внушительной толпой.

А когда последний месяц весны кончился, и наступило лето, они встретили Тильди. Они сидели у костра. Жутко дымили сухие коровьи лепёшки и обломки веток, вырванные с боем из рук таких же, как они, продрогших на ночном ветерке, малолетних вояк. Они давно уже поняли, что война, даже с нечестивыми иноверцами — дело хлопотное, довольно грязное, и требует немалых затрат. Пеклись укрытые под углями выловленные в попавшейся по пути речке лягушки и ракушки, завёрнутые в листья вместе с корешками осота.

Тео хорошо запомнил, как брат Михаэль подошёл к костру, ведя за собой худенького, белобрысого мальчишку в коричневой куртке не по росту, накидке с капюшоном, откинутым на плечи, и поношенных, линялых штанишках. Кристиан как раз пошевелил носком башмака угли, и в воздух вместе с дымом взвилось облако искр, осветив обветренные лица друзей.

— Стану солдатом, потом дослужусь до рыцаря, — говорил Кристиан, и в глазах его прыгали отражённые огоньки пламени костра. — Стану богатым, куплю дом и женюсь на дворянке.

— Женишься? — отозвался Бэзил, тыча в пекущихся лягушек прутиком. — Да у тебя кишка тонка.

Кристиан только фыркнул. В тот весенний месяц, в одну из ночёвок у торгового городка он потерял невинность, и его самомнение стало невыносимым.

— Сидите? — сказал Михаэль, возникнув из темноты ночи. — Вот вам новый товарищ.

Он подтолкнул к огню худенького мальчика в толстой домотканой куртке, и тот застыл, оглядывая сидящих у костра друзей.

— Только без драки, — предупредил Михаэль, почему-то усмехнулся и ушёл.

Тео и Бэзил молча разглядывали новенького, и только Кристиан, обведя блестящим взглядом тоненькую фигурку и задержавшись на растрёпанных светлых кудряшках, спросил мальчика:

— А ты знаешь, что делают с женщинами, которые надевают мужскую одежду? Их порют на площади кнутом. Голыми.

Мальчик посмотрел прямо на него, а Тео будто прозрел. Это была девочка. Тёплая куртка тяжело обвисала на её угловатых плечиках. Неровные, видно второпях остриженные белокурые прядки топорщились за ушами и падали на тонкую, покрытую лёгким загаром шейку серебристыми кольцами. Девочка продолжала молча смотреть на Кристиана ясными, светлыми глазами, и тот почему-то смутился. Отвёл взгляд и принялся ковырять носком башмака рдеющие угли.

— Меня зовут Тильди, — сказала девочка, и Тео с Бэзилом, очнувшись от ступора, подвинулись на земле, дружно предлагая ей местечко у костра.

 

Увертюра. Сон 4

— Вот этот дом, — сказал Тео. Он указал на каменный, в потёках от ночного дождя, особняк, возвышавшийся над соседними домами на добрый этаж. Тео не мог объяснить, почему знает, что Тильди здесь. Он просто знал, и всё.

Кристиан молча оглядел массивные, сложенные из грубого камня, стены. Губы его сжались в нитку. Он подвигал плечом, словно почёсываясь. Тео знал, что под курткой у него спрятан нож, продетый в тонкую ремённую петлю. Бэзил нагнул голову, разглядывая мостовую под ногами. Вид у него был угрюмый. Тильди не появилась на берегу, как обещала, и они пришли искать её сюда, бросив толпу неудачливых вояк за веру у безразлично плещущего волнами синего моря.

Тео огляделся по сторонам. Его внезапно пробрал озноб. По телу прошла дрожь, сотрясла колени и отдалась в пальцах ног ледяным покалыванием. Неведомое раньше чувство потерянного, утекающего сквозь пальцы времени заставило его затоптаться и двинуться с места, ближе к каменной стене особняка. Тут же где-то за окном, приглушённый толстыми стенами, раздался визг. Визг повторился, на этот раз громче, и уже не смолкал, ввинчиваясь в уши, будто пилили бесконечную, тонкую доску.

А потом содрогнулась ажурная свинцовая рама, задребезжали, вывалившись на мостовую, куски стекла. Окно распахнулось, выбросив из переплёта ещё несколько ромбовидных стекляшек. Свинцовая створка отлетела к стене.

— Смотрите! — крикнул Тео, указав наверх.

Там, где распахнувшаяся рама покачивалась, роняя стекляшки, на подоконнике, держась за края проёма, стояла Тильди. Она посмотрела вниз, покачавшись на ногах, словно боясь высоты. Оглянулась назад, на что-то, невидимое с мостовой. Опять глянула вниз, потом оттолкнулась от подоконника, взмахнула руками и прыгнула на мостовую.

Они бросились к ней, уверенные, что девчонка расшиблась о камни. Тильди поднялась на ноги, пошатнулась, ухватилась за подбежавшего Бэзила, и зашипела, как кошка.

Из дома неслись крики. В открытое окно высунулась пухлая дама в открытом платье, свесилась наружу, разложив по подоконнику огромную белую грудь. Кристиан раскрыл рот, разглядывая снизу это богатство. Дама, разевая густо накрашенный рот, кричала что-то невнятное, указывая на выскочившую в окно беглянку. Тильди вцепилась в руку Бэзила:

— Бежим отсюда!

Кристиан всё глазел на грудь. Тео толкнул его в бок. Из-за угла дома выскочили двое мужчин, и торопливо двинулись к Тильди. Она взвизгнула, бросила руку Бэзила, и, прихрамывая, побежала прочь. Тот догнал, подхватил её за локоть и потащил за собой в ближайший переулок. Тео помчался следом. Кристиан застыл на месте. Мужчины, каждый из которых вблизи оказался здоровым парнем в куртке с нашитым на груди гербом, побежали за троицей.

Кристиан, на которого не обратили внимания, подбросил на ладони невесть откуда взявшийся булыжник, и точным броском угодил одному из преследователей прямо в затылок. Тот ухватился за ушибленное место. Оглянулся, злобно посмотрев на Кристиана. Из дома выскочили ещё двое: мужчина в жёлто-зелёной куртке и старуха в накинутом на ядовито-зелёное платье плаще с капюшоном. Старуха прокаркала приказ, тыча пальцем вслед беглецам, и мужчина быстро двинулся в указанном направлении. Кристиан кинулся следом, ловко увернувшись от протянутой руки ушибленного. Тот держался за затылок, кривясь от боли.

Переулок оказался очень узким, они побежали по каменной, плавно изгибающейся кишке. Впереди вертикальной щелью тускло светился выход. Они протиснулись в щель, и выскочили на улицу, застроенную высокими, с прорезями окон, домами. Из переулка немного впереди выскочил парень в серой куртке, и, радостно ухмыляясь, двинулся к замершим посреди мостовой Тильди и Безилу. Тео потянул их обратно, но сзади мелькнула жёлто-зелёная куртка, и они завертелись на месте.

— Я не пойду к ним, — задыхаясь, сказала Тильди. — Там бордель.

Мужчина в яркой куртке развёл руками, словно пытаясь ухватить их в охапку, и, укоризненно улыбаясь, пошёл к ним. С другой стороны подходил парень в сером. Тео зажмурился, ухватил за руку Тильди. Бежать было некуда.

Его затрясло, как только что под окнами борделя. Странно, он видел сквозь зажмуренные веки незнакомую улицу, где они очутились. Дома, камни мостовой и черепичные крыши стали тусклыми, полупрозрачными и словно поплыли зыбкими волнами. Силуэты людей стали почти не видны, только двигался, слабо покачиваясь, странный двуногий контур человека в топорщащейся куртке, помахивая нелепыми отростками. Руки, с трудом вспомнил Тео. Он протягивает к нам руки.

Его словно толкнули. Он прыгнул в сторону, увлекая за собой Тильди. Пихнул её к стене дома, вжал в туманный, колышущийся, как желе, камень. Тео обдало жаром, кожу будто облили кипятком. Голова закружилась, виски сдавило. Ничего вокруг не видя, кроме серой вязкой мути, только ощущая рядом тоненькое трепещущее тело, он закрыл Тильди собой.

Недалеко, словно сквозь ватное одеяло, прогудел вопрос, и Тео скорее догадался, чем услышал: «где они?»

И ответ Бэзила, ясный и чёткий: «Не знаю. Здесь никого нет. Вам показалось.» Голос Бэзила эхом отдался в ушах, невероятно убедительный, и Тео почувствовал, как слова эти вибрируют в воздухе и пронизывают насквозь жалкий, полупрозрачный силуэт человека в серой куртке. Ему стало смешно, он тоже захотел сказать что-то, напугать жалкое существо, загнать его в один из этих домов. Он почувствовал, как дёрнулась Тильди, как она толкнула его горячим кулачком в грудь. Тут же сзади закричали, в голос Бэзила вмешался другой, визгливый, и Тео понял, что кричит человек в серой куртке.

Он вздрогнул, потерял равновесие и выпал из стены. Сверху на него свалилась Тильди. Мгновение она лежала, глядя на него широко открытыми, светлыми глазами. В её зрачках Тео увидел своё отражение.

Он с трудом отвёл от неё взгляд. Человек серой куртке таращился, глядя на них, вытянутая трясущаяся рука указывала прямо на Тео. Кричал выскочивший из узкого переулка преследователь. Держась одной рукой за голову, он кинулся ловить Кристиана. Тот обежал испуганного парня в серой куртке, и кинулся в ноги человеку в жёлто-зелёном. Тот всё ещё стоял рядом с Безилом, лицо его было сонным, словно он забыл, зачем сюда пришёл. От толчка Кристиана он пошатнулся, не устоял на ногах и неловко упал. Подскочивший серый ринулся к ним, и махнул ногой, целя тяжёлым башмаком Кристиану в голову. Нога его скользнула на булыжниках мостовой, и он обрушился на пришедшего в себя, и попытавшегося встать зелёно-жёлтого.

Тео поднялся на ноги, потянул за собой Тильди. В глазах всё ещё плыло, и он видел только серо-зелёный калейдоскоп, ворочающий на мостовой. Тильди ахнула, сжала ему руку. От барахтающейся кучи отделился Кристиан, на четвереньках отполз немного, поднялся на ноги и бросился прочь по улице, крикнув: «Бегите!»

Тильди потянула Тео вслед Кристиану, Бэзил подхватил её с другой стороны. Но он успел увидеть, что человек в серой куртке стоит на коленях посреди мостовой, зажав ладонями живот, а пальцы у него почему-то красные, как куртка под ними.

Загрохотала по булыжникам карета, остановилась, когда они пронеслись мимо. Тео услышал: «держите вора!», и всадник, сопровождавший экипаж, тоже закричал им вслед.

За ними погнались, и Тео скорее почувствовал, чем услышал, топот копыт по камням мостовой. Это всадник присоединился к охоте.

Они свернули на узкую, кривую улочку, где стены домов нависали, почти смыкаясь верхними этажами. Убежать от конного было почти невозможно, и они постарались запутать след. Свернули ещё раз, пробежали по тёмному, вонючему переулку, поскальзываясь на отбросах. Сгорая от страха, что он окажется тупиком, вылетели на перекрёсток. Задыхающаяся Тильди повисла на Тео, и они с Бэзилом почти тащили её за собой.

— Море! — прохрипел Кристиан, бежавший впереди. Он остановился, вытянул руку: — Море!

Прямо перед ними, залитый слепящим светом, тянулся берег моря. Под послеполуденным жаром, исходящим от солнечного диска, море казалось покрытым расплавленным золотом. На берегу чернели несколько силуэтов фелюг с торчащими вверх острыми копьями мачт. На одном из кораблей, и возле дощатого причала суетились люди.

Беглецы застыли на месте. Берег оказался ловушкой. Оглянулись назад. Там уже показались преследователи. Всадник на сером коне выехал вперёд, и теперь, даже особо не торопясь, рысцой двигался к беглецам. Он прикрыл глаза ладонью, закрываясь от слепящего солнца, и глядел на них.

Тильди вскрикнула, сжалась в комок. Безил дёрнулся, завертел головой. Тео оглянулся на корабль. Он увидел стоящего на берегу, рядом с причалом, человека. То ли повисшее над горизонтом ослепительное солнце, то ли быстрый бег по городу сыграли с Тео шутку, но силуэт человека показался ему невероятно высоким. Он словно был вылит из расплавленного золота, и сиял непереносимым, оранжево-белым огнём. Человек протянул к ним руку и крикнул, а голос его раскатился по берегу низким, гудящим эхом: «Идите ко мне. Скорее!» Не было сил противиться этому голосу, и не было сил двинуться с места от внезапно накатившего ужаса перед этой страшной фигурой. Но Тильди уже бежала вперёд, подхваченная Бэзилом, и Тео, очнувшись, побежал за ними. Туда, где чернела фелюга, и стоял страшный огненный человек.

 

Глава 27

— Я запрещаю вам предпринимать любые действия до моего приезда. — За спиной главы Ордена виднелись сосны и водная гладь. На экране коммуникатора, установленного служителем на столе, красовался легко узнаваемый пейзаж, ставший почти символом страны.

По воде залива, в глубине которого угадывались башни делового центра крупного города, что расположился на другой стороне планеты, бежала мелкая рябь. Сосны раскачивал лёгкий ветерок. Изображение было нестабильным, и по экрану то и дело проскакивали помехи.

— Послушайте, это очень важно, — брат Альред вцепился в край стола. Коммуникатор пошатнулся. — Они собираются провести обряд призывания. Вы понимаете, что это значит?

— Брат Альфред, вы считаете, что знаете всё? — любезно спросил глава Ордена. Сосны за его спиной закачались, на воду залива упала тень, и с экрана словно повеяло холодом. Высший магистр помотал головой. Ему не хватало слов. — Смотрите новости, братья, — изображение пошло рябью, голос главы прорывался сквозь треск и гудение. — Если хотите знать больше.

Экран заполнился полосами и точками, звук пропал совсем. Потом контакт прервался. Члены совета переглянулись. На брата Альфреда они старались не смотреть.

— Что это значит — смотрите новости? — спросил один.

— Проблемы со связью, — с облегчением отозвался другой. — Зато ясно, что надо подождать.

— Так что же, — Альфред обвёл всех взглядом. Члены совета прятали глаза. — Мы ничего не решим сегодня?

— Брат, — член совета протянул руку. Альфреда недолюбливали многие, но боялись его все. — Брат, не стоит сейчас совершать необдуманных поступков. Когда приедет наш…

— Пока он едет, эти отступники совершат обряд! — гаркнул Высший магистр.

— А, может, так и нужно, чтобы обряд был свершён, — проворковал член совета, на всякий случай отодвигаясь со стулом подальше.

Высший магистр выпрямился и обвёл взглядом совет. Ему расхотелось говорить. Он, как наяву, увидел брата Викентия и брата Базиля, в одиночку гонящихся на своём автомобиле за фургоном. Фургоном, несущим в своём объёмистом чреве всю верхушку ордена Чёрной Розы. Несущим в себе опасность, о которой эти глупцы не хотели даже подумать. Он велел высадить себя на окраине, когда ему всё стало ясно, когда он увидел, кто садится внутрь. Он пообещал, что вернётся с подмогой, и велел преследовать противника. Совет поставил его в безвыходное положение. Братья не дождутся обещанной помощи. Или магистру придётся нарушить клятву послушания. В любом случае это выйдет ему боком. И если обман низших служащих ордена пятнает честь, нарушение клятвы пятнает душу. Брат Альфред зажмурился. Он решал, что ему дороже.

***

Фургон остановился. Помахивая полосатым жезлом, по обочине прохаживался полицейский. Сверкал цветными огнями автомобиль дорожной полиции. Митрофан высунулся в окошко. Впереди вся дорога была забита машинами. На ближайшем перекрёстке машины разворачивались и устремлялись в объезд. Митрофан окликнул подошедшего полицейского, поговорил с ним, и заглянул в фургон. К нему повернулись унылые, сонные лица.

— Друзья, дороги нет. Говорят, мост закрыт на ремонт.

— Что за чушь, — желчно отозвался Никодим. — Его чинили месяц назад.

— Сказали, кто едет транзитом, могут пойти в объезд. А куда нам, то ждать сутки.

Члены совета переглянулись.

— Я думаю, надо попробовать в объезд, — неуверенно предложил один.

— Нет, так ещё хуже, — Митрофан помотал головой. — Я эту дорогу знаю. Лучше сутки подождать, зато потом за пару часов доедем.

— Как были у нас две беды в стране, так и остались, — процедил в раздражении Высший магистр Никодим.

Козёл в клетке жалобно заблеял. Никодим поморщился.

— Друзья, — бодро предложил Высший магистр Бенедикт, — давайте не будет терять время, и поищем подходящее место для ночлега. Лично я не хочу ночевать в открытом поле.

Митрофан резво вернулся в кабину. Фургон повернул назад, к ближайшему мотелю.

***

— Я говорил, надо было его в сортире заловить. — Брат Базиль надвинул бандану на самые брови.

— А я говорю, надо ждать Альфреда. — Викентий злился. Полчаса назад фургон остановился у мотеля, и его пассажиры торопливо сбегали в туалет. После всех туда прогулялся водитель, и судьба его висела на волоске все пять минут, что Викентий удерживал Базиля от решительных действий.

Потом стайка отщепенцев потянулась в крохотный холл, сгрудившись у маленькой стойки администратора, глядевшего на них красными глазами человека, отказавшего уже сотой компании подряд. После длительных переговоров стороны пришли к соглашению. Фургон закатили на стоянку, голодные магистры потянулись в буфет, а человек в форменном комбинезоне с надписью: «мотель «Балдахин» вдвоём с Митрофаном вытащили во двор клетку с козлом. Потом работник мотеля скрестил руки на груди, прислонился к забору, и стал смотреть, как Митрофан пытается надеть на козла поводок. Козёл брыкался и выворачивал голову из ошейника с живостью угря.

— Проклятая скотина! — с этим нечестивым криком магистр предпринял последнюю попытку, которая увенчалась успехом. Упирающегося козла потащили за шею из клетки.

Тот стал метаться по двору, огороженному высоким решётчатым забором, Митрофан мотался за ним, делая гигантские скачки. Работник ухмылялся у забора. Потом козёл встал, расставив ноги с острыми копытцами, и принялся мочиться на плитки двора. Улыбка растаяла, как снег, и между магистром и работником возникла короткая, но эмоциональная перепалка. Потом работник положил что-то в карман и вытянул откуда-то за блестящее коническое рыльце резиновый шланг. Он принялся поливать фигурные плитки двора, а хмурый Митрофан затолкал животное в клетку.

***

Магистр Евстахий поёрзал на диванчике, поджал сухие, голенастые ноги и закрыл глаза. Остальные магистры легли спать в фургоне. Утомительный спор с администратором закончился со счётом 2:5. Из уважения к возрасту Евстахия и полу сестры Гонории администратор разрешил им заночевать в холле. Гонория прикорнула на кушетке, а Евстахию достался диван полтора метра длиной. Сестра уже давно мирно посапывала за ширмой, расписанной птичками, а Евстахий всё не мог умоститься поудобнее. Съеденная в буфете пицца вела в желудке свою, отдельную от организма жизнь. В унисон с пиццей выводил свою булькающую арию жидкий кофе. Престарелый магистр обхватил себя руками, уткнулся головой в диванную спинку, и стал проделывать дыхательные упражнения, основу любой медитации и залог крепкого сна. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Сон всё не шёл. Счёт вдохов и выдохов пошёл на десятки. Евстахий горестно подумал о своей мягкой постели, такой удобной, с выдавленной годами сна выемкой. Ещё он вспомнил свою покойную жену, её тёплый бок, у которого в постели было так уютно и хорошо. Вот кто умел варить кофе. Он вспомнил утреннюю чашечку горячего кофе, собственноручно испечённый женой круассан на вышитой салфетке, и зажмурился ещё крепче.

Мерно тикали на стене холла часы. Где-то за стеной, за оградой мотеля, заглушённый расстоянием, прокричал одинокий петух. Ему вслед заскрипел сверчок, и Евстахий стал дышать в такт его песне. Скрип, скрип, скрип, выводило насекомое, и магистр тихо вздохнул, держа под мышками наконец согревшиеся руки.

***

Хрустнуло под ногой, и чёрная тень замерла. Постояла, застыв в позе одинокого дерева, и двинулась дальше. Сплошной стеной поднялся забор. Тень вытянула оттуда-то из складок одежды, такой чёрной, что та сливалась с ночью, нечто маленькое и поводила над собой. Хитрая штучка в руке завибрировала. Рука поводила ещё, обозначив высоту забора и контур нитей сигнализации.

Приборчик спрятался в кармашке, тень нагнулась, превратившись в подобие приступочки. Другая тень, до этого совсем неразличимая в темноте, отошла немного, потопталась туда-сюда, перетекая чёрным пятном на выложенной плиткой площадке у забора, потом подпрыгнула и подлетела вверх. Упруго оттолкнувшись от живой приступки, взмахнула в воздухе невидимыми руками, сделала сальто над забором и приземлилась на другой стороне. Мягко спружинив на фигурных плитках двора, фигура застыла, прислушиваясь. Было тихо. Где-то в деревне, за лесопосадкой и невидным отсюда ручьём, кричал одинокий петух. Назойливо скрипел сверчок из остриженного под пирамиду куста туи.

Чёрный человек двинулся вдоль забора, ступая кошачьим шагом по шершавому покрытию. Отделённая от двора низкой оградкой, за углом открылась квадратная площадка автостоянки. Над площадкой подмигивал одинокий фонарь. Другой фонарь, в противоположном углу залитого асфальтом квадрата, тускло подмигивал багровой нитью, ничего не освещая.

Угловатый контур фургона вырос у самого забора. Чёрная фигура скользнула вплотную к фургону, слилась с его массивным силуэтом. Что-то зашуршало, еле слышно звякнуло и тут же стихло. Тёмным крылом бесшумно отошла в сторону дверца. Фургон еле ощутимо качнулся. Просипел стравливаемый из вентиля газ. Внутри фургона негромко стукнуло, потом послышался шорох, ещё раз звякнуло, словно упал металлический предмет. Скрипнула дверца, опять брякнул металл. Настало мгновение полной тишины, потом её разорвал душераздирающий вопль, в котором не было ничего человеческого. Из фургона фурией вылетела чёрная тень, и с размаху ударилась всей массой о забор. Забор загудел. Мигнул фонарь над площадкой, коротко пискнул сигнал потревоженной сигнализации, и холодное ночное небо над мотелем наполнилось визгливым воем сирены.

 

Глава 28

Сирена выла. Во дворе грохотало и топало сразу несколько буйных существ. В мотеле на секунду вспыхнул свет. Прямоугольник фасада мигнул белыми квадратиками окошек, и тут же потемнел опять. На площадку лестницы, ведущей из холла наверх, выплыл зыбкий огонёк декоративной свечки, очевидно оставшейся от тортика, и по фальшивому мрамору зашлёпали ноги в тапочках. По другую сторону карикатурной маски, слепленной из огонька свечи, в которой только близкий родственник смог бы угадать лицо администратора, со щелчком выпрыгнул вверх, и закачался в воздухе синеватый огонёк зажигалки. Ноги нащупали ступеньку, послышалось неуверенное шарканье, свечка заколебалась, её фитилёк наклонился, окутываясь оранжевым пламенем, как коконом.

Свистнула по ступеньке подошва тапочки, огоньки подлетели кверху, описали двойную огненную дугу и канули в темноту. Поскользнувшийся взвизгнул, и вниз по лестнице скатилось, смачно ударяясь о ступеньки, упитанное тело. На каждом ударе тело издавало крякающий звук и поминало чью-то мать.

В дверь ломились. Из подсобки, где была комнатушка охранника, затопали босыми пятками, босые ступни простучали по направлению к двери, которая уже ходила ходуном.

— Кончай дверь ломать, *****! — сиплый вопль прервался, босые пятки шаркнули по плиткам фальшивого мрамора, и на пол обрушилось ещё одно тело, и ещё одна матушка заворочалась в постели, непрерывно икая.

— Лёва, где свет!? — отчаянно взвизгнули от подножия лестницы.

Охранник витиевато озвучил догадку о месте нахождения сгинувшего освещения. Администратор ползал по полу, шлёпая ладонями в поисках зажигалки. Дверной засов лязгнул, створка отлетела к стене, и в холл ворвался холодный воздух. Затопало сразу несколько пар ног, и сорванный голос фальцетом принялся взывать в темноту:

— Евстахий! Магистр, вы здесь? Сестра Гонория! Отзовитесь!

— Лёва, да выключи, наконец, сирену! — надрывался администратор.

Сирена взвизгнула в последний раз и смолкла. Стало неестественно тихо. От дивана послышалось кряхтение, и голос администратора просипел:

— Да вот он, ваш дедуля, даже не проснулся. Сопит в две дырки!

— Гонория? — позвал дрожащий тенорок Бенедикта.

— Друзья, не кричите, — отозвался сонный голос. Гонория зашуршала за ширмой, и недовольно пробормотала: — Поспать не дадут.

Администратор истерически засмеялся.

— А что это у вас под лестницей? — спросил кто-то, и все внезапно осознали, что в холле стало светлее. Выявившаяся из полутьмы рука указала дрожащим в оранжевом свете пальцем в угол холла. Там разгорался, подрагивая на стенах, красноватый огонёк.

— Свечка! — ахнул Лёва.

От огонька отделились густые завитки дыма и потянулись к потолку, где, кокетливо замаскированные под розетки, висели датчики пожарной безопасности.

***

Магистры, чихая и кашляя, выбирались по одному из двери. Последним выполз, цепляясь за косяк и зажмурив опухшие глаза, из которых текли слёзы, Никодим, и рухнул на газон. Сестра Гонория заботливо отирала платочком лицо престарелого Евстахия. Тот пошатывался, моргая со сна припорошенными белёсым порошком веками, и беспокойно озирался.

— Засунул бы я тебе эту свечку в одно место, — сурово выговаривал охранник Лёва администратору, выводя его за талию с крыльца. Администратор водил руками в воздухе и делал хватательные движения.

Они спустились во двор, Лёва оглянулся, глубоко откашлялся и сплюнул на газон. Администратор бросил поводить руками, сунул ладони в подмышки и затравленно огляделся. К нему уже подступала делегация постояльцев. Постояльцы имели суровый вид людей, готовых биться за компенсацию до конца.

У распахнутых во всю ширину ворот стояли две машины пожарной охраны и фургон скорой помощи. Мощные фонари заливали яростным, неестественно белым светом плитки двора и прямоугольник газона. Медик в зелёном комбинезоне поставил чемоданчик на газон, и принялся осматривать магистра Никодима. Тот продолжал кашлять, истекая слезами.

— Порошок, это порошок, — бубнил рядом с опухшим Никодимом другой член совета. Он хлопал по рубашке, вытрясая остатки противопожарного средства. Мелкий, как пыль, белёсый порошок поднимался густым облаком и оседал обратно.

Из-за угла здания, словно призрак, вышагнул магистр Митрофан. Он был в майке цвета молодой травки, выпачканной на животе чем-то чёрным и маслянистым, и просторных трусах. Поперёк щеки Митрофана тянулась свежая царапина, в волосы набилась сухая трава.

— Козёл! — прохрипел он, и охранник Лёва встрепенулся:

— Кто козёл?

— Пропал Бяшка, — прохрипел Митрофан, тяжело упав на газон рядом с Гонорией. Та испуганно заморгала, сжимая в ладошке пыльный платочек. — Нет нашего козла. Как сквозь землю провалился.

***

Затрещали придорожные кусты, в колючие ветки проломился, надсадно дыша, Базиль и уткнулся ладонями в бампер. Постоял, мотая головой и отдуваясь. Содрал с головы чёрную мягкую тряпку и отёр лицо.

— Ты, червяк подземный, где пропадал? — из-за машины выметнулся Викентий, ухватил брата по Ордену за бицепс и прошипел: — Мне Альфред за тебя душу вынет и на гвоздь повесит!

Брат Базиль смахнул его ладонь, нагнулся к самому бамперу, глубоко вздохнул, медленно, с шипением выпустил воздух.

— Сам червяк, — сказал вяло, поматывая головой. — Если бы ты знал, что мне пришлось пережить, ты бы обосрался.

— Вот Альфред подъедет, тогда посмотрим, кто усрётся, — ответил Викентий. — Дело хоть сделал?

— Ага, — брат Базиль неожиданно фыркнул. — Сделал. На пять с плюсом.

Он стал смеяться, раскачиваясь над бампером. Брат Викентий глянул на него, и молча полез в машину. Распахнул дверцу, и брат Базиль забрался в салон, продолжая неудержимо хохотать.

***

— А я говорю, не надо нам денег, верните животное, — устало бубнил Никодим.

— А я вам говорю, ваш козёл нам забор помял, — монотонно повторял бледный от пережитого и бессонной ночи администратор.

— Докажите!

— И докажем!

— Вы не обеспечили нам сохранность имущества!

— До вас всё тихо было…

Митрофан взял под локоток администратора, и доверительно пошептал ему на ухо. Администратор в немом изумлении взглянул на магистра. Магистр тихонько поглаживал его по руке и продолжал шептать. Глаза администратора скосились к носу. Помятое лицо расслабилось. Потом он кивнул, Митрофан успокаивающе погладил его в последний раз ладошкой по плечу, отпустил пухлый локоть и удалился.

Никодим брезгливо сморщился и позволил себя увести в фургон подоспевшим Высшим магистром Бенедиктом.

— Поедемте, друзья, — примирительно сказал Бенедикт, удерживая за локоть раскрасневшегося Никодима. — Что нам этот блохастый экземпляр? Купим другого! Неужели в провинции хоть одного козла не найдётся?

Митрофан, утвердившись за рулём, выводил машину со стоянки. В углу салона печально позвякивала открытой дверцей пустая клетка. Рядом с клеткой, сонно помаргивая, сидел престарелый магистр Евстахий. Сестра Гонория посапывала рядом, положив голову на плечо магистра, и причмокивая во сне губами.

— А всё вы, — отвёл душу Никодим, глянув через салон на Бенедикта. — Друзья, давайте здесь заночуем! Вот и заночевали! Половину необходимых для обряда предметов потеряли. — Он бросил взгляд на спящую Гонорию. — Хорошо, хоть сестра на месте.

— И, главное, в целости и сохранности, — сладко пропел Бенедикт. — Козла в провинции найти ещё можно. А вот девственницу…

Высший магистр Никодим поморщился, Высший магистр Бенедикт улыбнулся.

***

На подъездной площадке перед мотелем чернели следы шин, оставленных пожарной охраной. Хмурый работник в комбинезоне с надписью: «мотель «Балдахин» подбирал с газона мусор, оставшийся от постояльцев. В траве блестели остатки ампул от средств, щедро вколотых магистру Никодиму, и трепетали под ветерком разноцветные обложки шоколадок. По плиткам двора вилась неуловимая белёсая пыль, поднятая утренним ветерком. Фургон с магистрами, пустой клеткой и сестрой Гонорией миновал ворота, степенно развернулся и выбрался на шоссе.

Над краем засеянного кукурузой поля поднималось отдохнувшее за ночь рыжее солнце. Свежий ветерок пронёсся над дорогой, проник в кабину. Митрофан потрогал пальцем царапину на щеке, заклеенную телесного цвета пластырем, и глубоко вдохнул несколько раз, прочищая лёгкие и голову. Подвигался на сиденье и ломким тенорком пропел первые строчки песни про дальнобойщика.

Серое, гладкое шоссе пересекали тени придорожных кустов, над поросшей кудрявой травкой обочиной носились ранние пташки. Солнце оторвало рыжее круглое брюшко от горизонта и поднялось над кукурузным полем.

Митрофан похлопал по кармашку комбинезона, где лежали тёмные очки. Шоссе повернуло почти под прямым углом, в зеркальце заднего вида показалась большая угловатая машина, и пошла сзади, мелькая тёмной точкой на пределе видимости. Митрофан повёл шеей, разминая затекшие позвонки, и окрепшим голосом вывел очередной куплет.

 

Глава 29

— Может, хоть до леса? — Астра потрясла корзинкой. Подпрыгнул на дне свёрток с лепёшками и маленьким термосом.

— Нет, и не проси, — Дуняша мотнула головой. — Куры не кормлены, козы не доены. Сама дойдёшь, не маленькая.

Астра зарычала про себя. Дуняша развернулась и исчезла за калиткой. Астра двинулась вдоль домов, туда, где уходила к горизонту полоса лесопосадки. Вот они, деревенские жители. Ха, патриархальная провинция, лужки и пастушки. Завели и бросили, не хуже городских. Теперь вот топай неведомо куда в одиночку.

И это после того, как Дуняша в подробностях расписала чудодейственные свойства травки, так, что Астра загорелась немедленно пойти и отыскать целый веник. И после тщательных сборов, когда её туфельки забраковали, и выдали Астре кроссовки старшего отпрыска соседки, очевидно купленные за три копейки на барахолке. После того, как ей пришлось обмотать голову платком от случайных клещей и застегнуть курточку на все замки, а штанишки заправить в толстые вязаные носки, пахнущие нафталином. И после всего этого Дуняша, проводив Астру до калитки, дезертировала, оставив её одну.

Понятно, почему ей так долго вдалбливали описание предстоящего пути. Астра миновала последний в ряду дом, с резными наличниками и коньком на крытой железным листом крыше. Дальше надо было свернуть с основной дороги на грунтовую, накатанную до каменной твёрдости, и пройти по ней до развилки.

Грунтовая дорога шла между засаженным горошком полем, и узким рядом тополей. Лесопосадку от дороги отделяла полоска пыльной травы. В траве возились воробьи, упитанные шмели карабкались по головкам розовых кашек.

Шумели под ветром тополя лесопосадки. Ветер поднимал с утрамбованной колеи невесомую пыль и гнал через дорогу, роняя белёсый осадок на обочину. Астра поправила платок. Ей хотелось снять убогую тряпку, но Дуняша порядочно напугала её клещами, здоровыми, как кони, только и ждущими случая попить кровушки.

Тополя кончились, и какое-то время Астра шла по открытому пространству, обдуваемая ветерком. Мелкие пташки пищали, гоняясь за невидимыми мушками. Прямо перед ней через дорогу пронеслась массивная стрекоза, сверкнув металлическо-синим, похожим на игрушечный вертолёт, телом, и упала на головку цветка. Цветок закачался.

Теперь сбоку шли густые заросли орешника, за которыми вперемежку торчали серые и коричневые древесные стволы. Астре эта ботаника уже казалась лесом, хотя Дуняша, давая инструкции, снисходительно фыркнув, сказала: «Пройдёшь вдоль лесополосы».

Вдоль полосы надо было пройти до поворота. «Не пропустишь, там столб бетонный, сразу видно». Как будто все столбы не похожи друг на друга. Прямо перед ней возник рой мелких мошек, заклубился облаком. Она прошла сквозь тучу озабоченных зелёных тварей, отплёвываясь и выковыривая из уголка глаза зарвавшуюся мелочь.

Бетонный столб торчал у дороги, как исхудавшая Пизанская башня. Такой же наклонный и вычурный. На этом сходство заканчивалось. По красоте и художественной ценности башня выигрывала по всем очкам. Хотя к древности могли быть вопросы. Из выщербленного каким-то давним ударом бетонного бока торчали ржавые металлические прутья, загнутые неведомой силой.

Вот он, поворот. Лесополоса повернулась боком, кусты орешника исчезли, и к краю дороги подступили деревья. Отделённые от колеи пыльной травой обочины, шелестели зелёными верхушками берёзы. Их было много. Астра попыталась вглядеться внутрь, но ничего нельзя было увидеть дальше нескольких шагов сквозь белые, в чёрных поперечинах, шершавые стволы. Там была только густая, стелющаяся вокруг деревьев трава и торчащие из зелёного ковра головки сиреневых и жёлтых цветов. Так, теперь немного пройти, и можно сворачивать в лес. Вот она, тропинка.

Астра шагнула на утоптанную полоску земли и двинулась по ней, прямо в бело-чёрную изгородь. Вблизи лес оказался совсем не таким густым. Берёзки расступились. Длинные стебли травы мягко стелились под ноги, сверху падали лучи солнца и светились на листьях земляники. «Пройдёшь через рощу» — запищал в голове надоедливым комаром голосок Дуняши, — «там будет сушняк». Гадая, почему её вдруг должен настигнуть сушняк на выходе из берёзовой рощи, Астра пошла дальше, стараясь держаться рядом с тропинкой. Шагать по траве оказалось гораздо приятнее, чем по утоптанной земле. Астра принялась насвистывать, потом затянула в голос: «Твои красивые глазёнки… меня достали до печёнки-и-и!» Под песню шагалось весело, она подобрала с травы сухую ветку, и принялась колотить по белым стволам в такт, при слове «дружок» ударяя посильнее. С ветки летели ошмётки коры и мелкие кусочки дерева, трава шуршала, лесной воздух кружил голову. Она вдруг осознала, что в песню вмешался посторонний голос. Астра остановилась. Впереди был просвет. Там роща заканчивалась, и тропинка сливалась с дорогой. А рядом, на чёрной полоске утоптанной земли, стояли и смотрели на неё трое парней. В ушах ещё звучал, затихая тонкий, визгливый голосок, передразнивший слова припева: «…красивые глазёнки!»

Трое парней, один тощий, высокий, шея и подбородок в крупных лиловых прыщах. Двое поменьше, один вообще ниже Астры, почти мальчишки. И в глазах ни капли романтизма. Томительные пару секунд они молча глядели на Астру, а Астра смотрела на них. Совершенно отчётливо она поняла, что сейчас будет. Люди, сочиняющие законы о пределах необходимой самообороны, не попадали в ситуации, когда ясно как день, что сейчас тобой пополнится число жертв убийц и насильников.

Прыщавый ухмыльнулся, и внезапно вытянув руку, цапнул Астру за левую грудь.

— Большая? — кратко спросил он, не требуя ответа.

Астра вышла из оцепенения. Мгновенно развернувшись, бросилась прочь. По коже курточки царапнули, не зацепившись, чужие пальцы. Не оглядываясь, она бежала, путаясь в лохмах спутанной травы и запинаясь о сухие ветки. Летели в стороны обломки сыроежек. Сзади топали, свистели и выкрикивали разные слова. Преследователи не слишком торопились. Очевидно, им были здесь знакомы каждая тропка и полянка, а добыча казалась лёгкой. Можно было дать ей побегать и устать.

Берёзовая роща оборвалась внезапно, словно отрезанная. Прямо перед Астрой торчали ветки дикой малины. За малиной стояли сосны. За соснами был непроглядный лесной мрак. Астра развела руками первые ветки и полезла прямо через кусты. Острые шипы цеплялись за штаны, царапали кожаные рукава курточки. Тонкие ветки гнулись и шуршали, сверху сыпались засохшие ягоды и древесные клопы. Благословляя плотно обмотанный вокруг головы и шеи Дуняшин платок, Астра упрямо ломилась к возвышавшимся впереди соснам. Крики преследователей стали глуше, разошлись в стороны, словно её решили зажать с трёх сторон. Торопясь не дать себя окружить, Астра отчаянным рывком пролезла через особенно густой куст и покачнулась, едва не упав обратно в колючки. Перед ней высилась груда сухих веток, поднимаясь почти до пояса. Внушительная бурая масса, словно скошенная невидимой косой огромных размеров, тянулась вдоль кустов, отделяя колючим валом дикую малину от сосняка.

Астра оглянулась. Полоса сухих, поломанных веток, тянулась в стороны, насколько хватало глаз. Опять засвистели сбоку, ломающийся мальчишечий голос крикнул:

— Правее бери! Там она!

Астра полезла через завал. Ветки хрустели и проваливались под её весом. Затрещали штанишки, платок пополз на глаза, пропотевшая куртка тёрла под мышками. Вот он какой — «сушняк». С трудом вытаскивая ноги, хватаясь за торчащие ветки, она миновала верхушку вала. Под кроссовкой хрустнуло, обломилось. Она провалилась по колено, шагнула ещё и провалилась опять. Всхлипнув, взялась за торчащий перед ней суковатый обломок. Подтянулась, упав животом на ворох веток, вытянула ноги, едва не потеряв кроссовки. На четвереньках, разодрав колени, сползла с кучи сушняка и свалилась на траву. Прямо над ней поднималось из земли массивное тело дерева. Она повела взглядом вверх, по сужающемуся на немыслимой высоте стволу. Где-то там, наверху торчали ветки, опушённые густой щёточкой тёмно-зелёных иголок.

Цепляясь за шершавый ствол, Астра поднялась на ноги. Приглушённый кустами, донёсся прерывистый свист. Там что-то кричали, слов было не разобрать, но она и не собиралась слушать. Подтянув штанишки, со всхлипом втянула воздух и побежала прочь от зарослей малины, в спасительную темноту.

В сосновом лесу было прохладно. И тихо. Астра бежала, пока уставшие ноги не стали подгибаться. Разношенные кроссовки тяжело взрывали толстый слой прошлогодней хвои. Крики больше не повторялись, и Астра уже не вертела головой в испуге на каждый шорох. Надо просто пройти подальше, вдоль дороги, что смутно белеет сбоку сквозь деревья. Может быть, этим малолеткам надоест за ней бегать, и они пойдут искать других развлечений.

Сзади хрустнула ветка, что-то стукнуло, она с бешено колотящимся сердцем кинулась в глубину леса. Присела за жидкий кустик и поглядела сквозь листья назад. Там никого не было, только по дереву, шурша лапками, перемещалась крупная серо-чёрная птица с красной шапочкой на вытянутой головке. Астра поднялась на ноги. Коленки противно дрожали. Только сейчас она заметила, что потеряла корзинку.

— Подавитесь моими лепёшками, — сказала она, уперев ладонь в липкий от смолы ствол, и глядя на белеющую в просвете между соснами дорогу. Надо идти.

Она ещё прошла по пружинящей подстилке из сухой хвои. Из ковра рыжих иголок повсюду торчали перья папоротника. Немного дальше он рос так густо, что земли не было видно под разлапистыми узорными листьями. Треща крыльями, взлетела из высокой травы, и пропала за деревом пёстрая птица. Астра остановилась. Она стояла в ложбинке, дальше земля повышалась, и сосны, росшие почти вплотную, поднимались по поросшему папоротником склону. Солнце пропало совсем, и Астра вдруг поняла, что в лесу темно. В панике обернулась, ища полоску дороги, увидела узенький светлый краешек, и решительно зашагала туда. Хватит. Пора возвращаться. Она так устала, что те прыщавые юнцы показались просто кучкой малолеток, недостойной внимания.

Она вышла к белой полоске и встала, не веря своим глазам. То, что Астра всё это время принимала за просвет дороги, было просто маленькой рощицей растущих вдоль сосняка берёз. В панике она затопталась на месте, оглядывая верхушки деревьев. Солнца не было. Нет, главное — не терять голову. Так говорят во всех пособиях по выживанию. А север там, где гуще мох. Астра посмотрела на ближайшие деревья. На них не было никаких признаков мха. А единственный муравейник вовсе не стремился прилепиться к древесному стволу с юга, стоял отдельно и был симметричен, как пирамида Хеопса.

— Мамочки, — сказала Астра. — Кажется, я заблудилась.

 

Глава 30

Местность оказалась волнистой, будто под кожей земли прошли невидимые волны и застыли, образовав множество округлых холмиков и впадинок. Астра взбиралась наверх, спускалась вниз, пока не потеряла счёт покрытым сухими иглами вершинкам. Сосновый лес всё не кончался. Холмики были как близнецы-братья, сосны рябили в глазах, и Астре в какой-то момент показалось, что мимо вот этого хоровода рыжих грибов она проходила раза три. Она прислонилась к стволу и отёрла потное лицо, сняла со щеки прилипшую паутину. Веки слипались, перед глазами серым роем мельтешили мушки. Нет, нельзя останавливаться. Ночевать в лесу — последнее дело.

Она взобралась на очередной холмик и встала, ухватившись за ствол. Прямо перед ней, на склоне очередной горки, стояла палатка.

Палатка была старая, потрёпанная, из тех, что любят брать с собой в лес поросшие бородами любители бардовских песен и натурального питания. Оливково-серый брезент растягивали привязанные к колышкам видавшие виды верёвки. Рядом с палаткой торчал косо воткнутый в землю кол. На колу красовался огромных размеров ботинок, заляпанный грязью. Второй ботинок свисал с сучка неохватной сосны по другую сторону палатки, и был не чище первого.

Астра попятилась. Что, если те малолетки приезжие, и это их палатка? У длинных парней ботинки бывают невиданных размеров. С другой стороны, это люди. У них есть еда.

Захрустели ветки. За палаткой, за рыжим стволом молодой сосны, раздваивавшейся живой рогаткой на высоте человеческого роста, показался здоровенный мужик в пятнистом комбинезоне и матерчатой, неопределённого цвета куртке. Не дойдя до палатки, он обернулся и крикнул, махнув рукой невидимому спутнику. Развесистая фраза, в которой несколько знакомых Астре слов тоже были непечатными, повисла в воздухе. Астра уцепилась за ствол. Желание пообщаться с людьми мгновенно угасло.

Мужик повернулся к палатке, глядя прозрачным взором прямо сквозь Астру, затаившуюся за сосной. В руке его был топор. Мужик ловко перебросил топорище из руки в руку, прокрутил в ладони и неуловимым движением зашвырнул в сосну. Ствол, за которым пряталась Астра, содрогнулся. Она вцепилась в кору, едва не кинувшись наутёк, как перепуганный заяц.

Она застыла, вслушиваясь, не идёт ли страшный громила к её сосне. Рядом не хрустнула ни одна ветка, и Астра высунула нос за дерево. У палатки никого не было, а из-под откинутого брезентового полога торчали босые ноги. Одна здоровенная ступня поднялась, лениво почесала другую и снова уткнулась в траву.

Прямо перед носом у Астры блестело новенькое лезвие, наполовину уйдя в толстую шершавую кору сосны. Она оглянулась на палатку. Ноги не шелохнулись. Астра взялась за топорище, и, раскачав лезвие в древесной ране, с третьей попытки вытянула топор из сосны. Оглянулась опять, и увидела то, что не заметила сразу: сбоку от палатки, полускрытый её брезентовым углом, торчал низкий, широкий пень. А на пне стоял котелок. Чёрный, закопчённый до невозможности котелок.

Астра сжала топорище потными пальцами и кошачьим шагом двинулась к палатке. Подкралась к пню и заглянула внутрь котелка. Из подёрнутого янтарными каплями жира бульона торчал разваренный рыбий хвост. Она подхватила котелок, обжегши пальцы о дугообразную металлическую ручку, и кинулась прочь от палатки.

Нога зацепилась за корень, Астра полетела на землю. Котелок вырвался из пальцев и покатился, расплёскивая уху. Ругаясь всеми известными ей словами, Астра наклонилась над котелком. На самом дне сбились в кучку несколько разваренных картошин и куски рыбы. Аппетитно пахнущая жижа на глазах впиталась в рыжую хвою, оставив на поверхности мокрый лавровый лист и горошки перца. Присев на корточки, Астра стала есть, хватая горячие, разваливающиеся в пальцах куски и запихивая в рот. Облизала пальцы и поднялась, повесив котелок на локоть. С топором в руке и котелком она ощутила себя неуязвимой. Горячая пища грела желудок. Жизнь явно налаживалась. Осталось только найти дорогу.

***

Нога в ботинке, которыми любят пользоваться альпинисты, потыкала босую пятку. Пятка дёрнулась и втянулась внутрь палатки. Потом в отверстие высунулась голова, и здоровенный мужик, так напугавший Астру, выбрался наружу.

— Ну что, ушла? — спросил его обладатель альпинистских ботинок.

— Ушла.

— Котелок прихватила, — заметил альпинист. — И топора нет.

— Пусть берёт, — здоровяк снял с колышка и сучка высохшую обувку, стряхнул ошмётки грязи, уселся на траву и принялся натягивать ботинки на ноги. — У нас есть ещё.

***

В животе опять заурчало. Астра прижала его ладонью. Лес всё никак не хотел кончаться, а от съеденной рыбы осталось одно воспоминание. Сыроежки. Название дают не зря. Она вспомнила картинку из детской книжки. Там, где умный зайчик собирал в корзинку хорошие грибы, и выбрасывал плохие. Прямо перед ней на трухлявом пне лепилась серыми разлапистыми варениками грибная семейка. Астра потыкала палкой твёрдые шляпки. Нет, у сыроежек в книге были ножки. У основания чахлой берёзки сквозь прошлогодние листья светила красным кружком грибная шляпка. Ага. Вот это точно сыроежка. Астра присела на корточки, вывернула гриб за ножку из земли. Хрупкая белая ножка обломилась у неё в руках, оставив неровную шляпку. К шляпке намертво прилип жёлтый берёзовый лист. Астра соскоблила его ногтем и отломила от шляпки маленький кусочек. Повертела, понюхала. В животе опять заурчало. Она положила кусочек в рот и с отвращением пожевала, не решаясь проглотить. В конце концов, это не поганка. Те бледные и тощие, а эта шляпка вон какая крепенька и яркая. Астра с усилием протолкнула в себя пережёванное и отщипнула ещё. Гадость-то какая. Но есть хочется.

Сидя под берёзкой, она незаметно сжевала всю шляпку. В желудке глухо побурчало и стихло. Потом Астре стало теплее. Тёмный лес стал светлым и уютным. Она одёрнула курточку, поправила платок и решительно зашагала вверх по склону, заросшему папоротником.

***

— Степан, почто Ваську отдал? — Потный, взъерошенный Степан обернулся. Дуняша смотрела от калитки, как двое чужих мужиков заталкивают в клетку жалобно блеющего козла Ваську.

Степан поглядел на соседку мутным взором, промычал невнятно. Один из мужиков, захлопнув дверцу клетки, отряхнул руки и двинулся к Дуняше.

— Вечер добрый.

— И вам того же.

— Не подскажете, как проехать… — мужичок в клетчатой рубашке кончил отряхивать руки и глянул на женщину. Моргнул бесцветными ресницами, и сказал, растянув рот в улыбке и показав зубы: — Не подскажете, который час?

— Полночь скоро.

— Спасибо, — мужчина попятился, не отводя глаз от Дуняши, и вернулся к пыхтящему над клеткой товарищу, человеку в пятнистом комбинезоне. Вдвоём они потащили клетку к дороге, где стоял фургон.

Степан стоял у забора, глядя, как они затаскивают клетку внутрь фургона. Дуняша тронула его за рукав.

— Почто Ваську продал, говорю?

— Попросили. — Степан повторил глухо: — Попросили… чего же не отдать, если хорошие люди просят.

— Хорошие люди, — эхом отозвалась Дуняша, глядя вслед тронувшемуся фургону. — Люди…

Степан потоптался на месте, неловко повернулся и ушёл, шаркая пыльными сапогами по траве.

Просвистели по обочине шины, мигнул и погас огонь в хрустальной чаше массивной фары. С чёрного, гладкого, словно маслом облитого мотоцикла слез человек в кожаной куртке с замком наискось. Блеснуло зеркальное забрало чёрного шлема.

— Простите, вы не подскажете, как мне проехать в Большие Кривули?

— В Кривули? — задумчиво сказала Дуняша, вглядываясь в зеркало забрала. — А что вам там надо, в Кривулях?

— Дело у меня там. Срочное.

— А вы заночуйте у нас. Вон, темень какая. Что ж на ночь глядя ехать?

— Я бы заночевал, — медленно ответил человек, уставясь на Дуняшу глухим стеклом шлема. — Да не могу. Меня ждут. Очень ждут.

***

Котелок брякнул, Астра в очередной раз запнулась о корень. Внезапно стало так темно, что она не различала собственных ног. Она подняла голову. Небо пряталось за сосновые верхушки. Видно было лишь редкие синие кусочки, а в одном крохотном просвете она заметила краешек багрового облака. Это значит, за лесом краснеет заходящее за горизонт солнце.

Астра вытянула руку, нащупала шершавый ствол. Прошла ещё немного. Нога запнулась о камень. Она потыкала носком кроссовки. Вот ещё один. Это уже большой валун. Под ладонью камень показался тёплым, словно недавно был нагрет солнцем и ещё не остыл. Наверное, здесь поляна. Астра опять задрала голову к небу. И правда, прямо над ней меж верхушками сосен светится кнопочкой первой звезды кусочек синего небесного шёлка.

Большой камень грел руки. Астра привалилась к тёплому каменному боку. Она просто немного посидит тут. А потом поищет хорошее ветвистое дерево. Заберётся на него и переждёт ночь. В такой темноте дороги ей не найти.

***

В дырку над поляной вылезла луна, повисла серебряным фонарём. Астра поморгала. Веки больше не слипались, и назойливые мушки не мельтешили перед глазами. От желудка поднялась горячая волна, окатила снизу доверху, дошла до кончиков пальцев. Пальцы закололо. Астра встала, опираясь на камень, который всё ещё грел ладонь, и огляделась.

Поляна, освещённая луной, казалась кадром из очень старого фильма. Чёрно-белым, светящимся на контурах и неестественно резким. Контур поляны, удивительно круглой, повторял круг, выложенный из плоских камней. Камни слабо светились под луной. Астра стояла у валуна, замыкавшего круг, и выделявшимся, как главный бриллиант в колье. Она поглядела на свою ладонь, и увидела её контур, подсвеченный на поверхности валуна слабым серебряным светом. Астра отняла руку от валуна. Ладонь продолжала светиться. Всё ясно. Она ещё спит. Надо проснуться, встать и найти подходящее дерево. А не то угодишь волкам на корм.

Астра ущипнула себя за руку. Пальцы продолжало покалывать, они плохо гнулись, а кожа на руке словно потеряла чувствительность. Астра с усилием ущипнула себя за ногу. Ну, давай же. Просыпайся.

Она открыла глаза. Её щека лежала на камне, и холодный бок огромного валуна отливал серебром в свете полной луны. Астра встала. Горячая волна прокатилась от желудка к голове, вернулась обратно и заполнила её всю до кончиков пальцев. Поляна сияла, как начищенный пятак. Жемчужным колье светились плоские валуны с одним большим камнем, венчавшим это диковинное украшение.

Астра подняла руку. На среднем пальце сиял зелёным огнём перстень бабки Матильды. Неужели она забыла его снять, и таскалась так по всему лесу?

— А вот и ты, — прошелестел нежный голос, и она подняла глаза от перстня. Снаружи круга из сияющих под лунным светом камней шла женщина.

Она тихо прошла между плоскими валунами, прошелестев длинным, до пят подолом белого платья по их гладкой поверхности. Вышла на середину и повернулась к Астре. Приподняла уголки пухлых губ. На бледных щеках показались ямочки. Молодое, красивое лицо, знакомое и незнакомое одновременно, почти скрывала масса вьющихся светлых локонов. Они окружали его серебристым ореолом и падали на плечи, разбегаясь отдельными прядками.

— Бабушка Матильда? — не веря своим глазам, прошептала Астра.

Женщина подняла руку, развернула ладонь в приглашающем жесте, глядя сквозь Астру.

— Иди же ко мне, — сказала она, и Астра попятилась, с размаху сев на ближайший валун.

 

Глава 31

Высший магистр Альфред сидел на своём стуле. Выходящие члены совета огибали стол, стремясь к выходу. Шелестя подошвами по выложенному чёрно-белой плиткой полу, они старательно обходили своего поникшего брата по Ордену. Мерно гудел коммуникатор, отражаясь цветным пятном в полированной поверхности стола. Новости кончились, передавали прогноз погоды. Служитель поправлял отодвинутые стулья.

— Брат, — мягко сказал над плечом Альфреда член совета Адольфус. Высший магистр задержался у стола. Теперь он стоял за спиной Альфреда, укоризненно глядя тому в затылок. — Брат, стоит ли так упорствовать? Вы же знаете, наш глава своеобразный человек. Он не выносит пререканий. Всё ещё не так плохо…

— Разве я сделал что-то не так? — глухо спросил столешницу Высший магистр Альфред. — Разве учеником я не выполнял всё, что мне велели? Или хоть раз уклонился от своих обязанностей?

— Брат…

— Разве не делал я то, что другие не могли и не хотели? На что у любого из вас не хватило бы духа?

Альфред поднял голову. Глянул на Адольфуса. Тот попятился.

— Брат…

— Нет, скажи мне, Адольфус, разве, когда мы были учениками, я не помогал тебе? Кто резал за тебя кроликов? Разве теперь, когда Ордену потребовались жертвы, я не взялся за это неблагодарное дело? Думаешь, мне приятно убивать людей?

Служитель бросил поправлять портьеру и встал у окна, глядя на брата Альфреда с открытым ртом. Адольфус поморгал рыжими ресницами:

— Никто не сомневается в твоих заслугах, брат Альфред. Я только хотел тебе напомнить о субординации…

— К чертям субординацию!

— Нет, Альфред, послушай, ты подставляешь нас всех. Возьми себя в руки. Ты сделал всё, что мог, но теперь решение принимаешь не ты. Не надо его злить, мы и так живём, как на вулкане.

Адольфус умоляюще сложил руки, оглядываясь в поисках стакана воды. Все знали, что Альфред вспыльчив, но отходчив.

— А ведь ты прав, — тихо сказал Альфред, медленно поднимаясь со стула. Адольфус всё шарил взглядом по сторонам. — Живём как на вулкане. Даже такая тварь, как ты. Никчёмная, годная только для одного дела.

Альфред улыбнулся. Брат Адольфус открыл рот, спазматически двигая челюстью в попытке позвать на помощь.

— Жертва окупит твоё существование, жалкая ты душонка. Хоть на что-то сгодишься, братец мой Адольфус.

— Помогите!.. — пискнул член совета.

Брат Альфред выбросил руку вперёд и ухватил Адольфуса за ворот. Дёрнул к себе. Пол вылетел из-под ног не успевшего отшатнуться брата. Он успел только охнуть, и уткнулся в выставленный твёрдый, как гвоздь, палец Высшего магистра Альфреда.

Альфред отступил, брезгливо отирая палец о платок. Адольфус корчился на полу, елозя ботинками по чёрно-белым плиткам.

Служитель тихо кашлянул у окна. Альфред повернулся к нему. Служитель заморгал, вытянувшись и прижав ладони к швам на брюках.

— Приготовь алтарь! — Сказал Высший магистр. — Походный вариант. И побыстрее, я тороплюсь.

***

Альфред отступил назад, отведя руки в стороны и тяжело дыша. Служитель стоял поодаль, его клеёнчатый фартук влажно блестел. На чёрной плотной ткани цвели багрово-красные розы, раньше бывшие белыми. По мрамору алтаря сползали густые потёки и собирались в специальные выемки в полу.

— Подай его, — глубоко дыша, сказал Альфред. Его узкое лицо было бледнее обычного, он слегка согнулся, словно ему прихватило живот. — Амулет. Подай его.

— Высший магистр, — служитель помотал головой. — Я не могу. Пожалуйста.

— Подай амулет. — Ровно сказал Высший магистр. — Этого требует обряд.

— При принесении жертвы не нужен амулет, — с отчаянием в голосе ответил служитель. — Раньше вы никогда его не просили.

— Раньше не приносили в жертву членов Совета, — так же ровно сказал Альфред. — И я не прошу.

Служитель дрожащими руками открыл сейф. Альфред молча ждал. На алтаре слабо билось ещё живое сердце бывшего члена Совета, Высшего магистра Адольфуса. Умение разделать жертву в строгом соответствии с каноном и не умертвить её раньше времени было обязательным для членов Ордена высокого ранга. Но совсем немногие могли похвастаться, что овладели этим искусством в совершенстве.

— Вот он, — прошептал служитель, подавая маленький круглый, покрытый парчой поднос. На красной с золотом ткани лежало рубиновое колье. Большой ромбовидный камень тускло блеснул, когда Альфред принял амулет из рук служителя и возложил его на алтарь.

— Да свершится, — глухо произнёс Высший магистр, вонзая острие жертвенного ножа в бьющееся сердце, и делая безупречно ровный разрез наискось.

Сердце дёрнулось в последний раз и замерло. Кровь текла с алтаря. Служитель шумно дышал, глядя в спину брату Альфреду. Поднос дрожал в его руках, парчовая ткань сбилась, опасно свесившись с одного края. Высший магистр кашлянул, опёрся ладонью об мраморный угол алтаря и со свистом втянул ртом воздух. Постоял, покачиваясь и глядя на мёртвое сердце.

— Он был прав, — сказал невнятно. Подрагивающими пальцами подобрал амулет с алтаря, отёр рубин ладонью. Магистра трясло, словно в лихорадке.

Он подержал амулет в руке, глядя на кроваво-красный камень. Сжал пальцы, словно хотел выжать рубин, как тряпку. Лицо его было бледным, как стенка, но он уже не задыхался.

Потом сдёрнул с покосившегося в руках служителя подноса кусок парчи, обернул амулет и сунул в карман.

Служитель дёрнулся. Высший магистр глянул на него, и тот застыл. Альфред буднично сказал:

— Убери здесь. Скажешь ему… — Альфред на секунду задумался. — Скажешь, что я сделал то, что считал необходимым.

Он в последний раз посмотрел на алтарь, где остывало то, что когда-то было его другом. Повернулся и вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой тяжёлую дверь.

***

Служитель проводил его взглядом. Постоял, покачивая в руках опустевший поднос. За дверью не было слышно шагов, но он подождал, не вернётся ли магистр. Потом развернулся к столу, где светил экраном коммуникатор. Опять передавали новости. Под голос красавца диктора, старательно выговаривавшего каждое слово правительственного сообщения, служитель взял поднос под мышку, повёл пальцем над клавиатурой. «Как и ожидалось, авторитетная комиссия, состоящая из наиболее видных представителей страны … Когда после непредвиденных случайностей и несчастных случаев из конкурса выбыли основные претенденты…» Служитель набрал код. «Предпочтение было оказано фирме, входившей в ведущую пятёрку кандидатов на государственный заказ…» Правильное лицо диктора исчезло, экран мигнул, потом в небольшом квадратике посредине возникло лицо главы Ордена Белой Розы. Он сидел в мягком кресле, под головой сиял белизной прямоугольник накрахмаленной салфетки. Глава шевельнулся, глянул прямо в экран.

— Говори.

— Он сделал это.

Глава прикрыл глаза. Медленно улыбнулся. Служитель ждал.

— Глупец. — Глава Ордена открыл глаза. — Ты не мешал ему?

— Нет, господин Мозес. Вы же сказали…

— Да. У каждого из нас своя судьба. — Господин Мозес легко вздохнул. — Скоро я буду здесь. Делай, как было сказано. И пусть никто не избежит своей участи.

Связь прервалась. Служитель постоял немного, глядя в пустой экран. Потом отнёс поднос в сейф. Закрыл его, набрав код. Отворил маленькую дверцу, замаскированную под стенную панель. Вытащил из кладовой швабру, набор чистящих средств. Достал контейнер с химикатами, незаменимыми при выведении следов жертвоприношений. И принялся за уборку.

***

Высший магистр Альфред вышел из здания, увешанного кричащими вывесками мелких фирм и рекламными щитами. Постояв под занявшим господствующую позицию над входом большим щитом с надписью: «Салон тату и живопись по телу от Димана. Распишу по трафарету любого!», Альфред натянул перчатки и двинулся от крыльца к стоянке, где тесными рядами блестели авто различных форм и расцветок.

Усевшись на сиденье новенького мотоцикла, Альфред надел шлем, точными движениями застегнул ремни, подтянул перчатки. Вывел мотоцикл с площадки и двинулся к выезду на центральное шоссе. Вслед за ним, виртуозно лавируя между стоящими в немыслимой тесноте автомобилями, на дорогу выбрался маленький седан. Резво набрав скорость, седан пристроился позади мотоцикла. Плотное в этот час машинное стадо двинулось на сигнал светофора, и в нём только внимательный наблюдатель смог бы заметить чёрный мотоцикл и следующий за ним маленький серый седан.

 

Конец второй части

 

 

Часть 3. Раздача слонов

 

Глава 32

Астра с маху опустилась на камень. Она не почувствовала боли. Ноги будто онемели, и она только сидела и смотрела, как женщина посредине каменного круга с улыбкой протягивает руку.

— Иди ко мне, — повторила Матильда. Бабкой её сейчас никто не решился бы назвать. Лицо её осветила улыбка, женщина смотрела куда-то сквозь Астру, и та обернулась. Под соснами стояла густая тень. Из этой тени вышла фигура и бесшумно двинулась к женщине.

Это был человек, вначале Астра видела его нечётко, словно он не мог решить, как ему выглядеть. Потом мужчина подошёл ближе, и она привстала на месте. В первый момент ей показалось, что это Фома. Но когда тот достиг круга из камней, она поняла, что ошиблась. Лицо его было незнакомо Астре, и только отдалённо кого-то напоминало.

Человек был среднего роста, хорошо сложён, темноволос и довольно красив. Глаза его скрывала тень от накинутого на голову капюшона. И тут Астра заметила, как он странно одет. В городе многие молодые люди щеголяли в длинных плащах оригинального покроя, некоторые были с капюшонами. Но ни один не выглядел так, словно носил плащ всю жизнь. Все модники по сравнению с ним выглядели ряжеными, нацепившими нелепую одёжку по случаю.

Лёгкой походкой, не производя ни звука, даже сосновая подстилка не зашуршала под ногами, человек прошёл в круг из сияющих под луной камней. Молодая женщина в центре круга двинулась навстречу. Не дойдя немного до неё, мужчина остановился. Так они стояли, глядя друг на друга, и Астра, сжавшись на своём камне, ощутила всей кожей, как вибрирует между ними холодный воздух, полный смолистым сосновым духом и лунным светом.

— Как долго я тебя ждала, — прошелестел нежный голос, и женщина положила тонкие пальчики на протянутую ладонь незнакомца.

— Здравствуй, Матильда, — тихо ответил мужчина, и Астра опять вздрогнула. Определённо, он ей кого-то напоминал.

Матильда шагнула ближе и уткнулась лбом ему в грудь. Водопадом расплескались по тёмному плащу белокурые локоны. Мужчина провёл ладонью по волнистой гриве, пропустил сквозь пальцы посверкивающие под луной прядки. Она подняла к нему лицо, и вот они уже целуются посреди поляны, освещённые невероятно ярким фонарём луны.

Астра с усилием ущипнула себя за лодыжку. Нет, она всё-таки спит. Бабка Матильда умерла. И ей стукнуло сто лет в обед. А дедки и вовсе не было, если верить семейным преданиям. Тётка Галя когда-то попыталась навести тень на плетень, рассказав малолетней Астре байку о погибшем лётчике. И Астра ей как бы поверила. Но все знали, что бабка никогда не была замужем.

На поляне что-то изменилось. Луна по-прежнему заливала очерченный соснами круг неестественно резким светом. Двое стояли рядом, но теперь они смотрели в сторону леса. Из темноты выступили сразу двое. Они шагнули внутрь круга из плоских камней, и их длинные плащи прошелестели, открыв рукояти скрытых под полами шпаг. Незнакомец в центре круга оттолкнул Матильду, его рука легла на рукоять шпаги. Двое разошлись в стороны, мягко ступая и отводя руки, в которых заблестели длинные клинки. Один прыгнул вперёд, его шпага описала полукруг, метя в незнакомца. Тот легко отклонился, из его ножен выскользнуло длинное лезвие. Свистнул металл, посыпались искры. Двое противников затанцевали по поляне, и клинки затанцевали вместе с ними.

Второй из нежданных гостей обогнул дерущихся, ступая по кругу, и, сделав последний шажок, одним скачком достиг светловолосой женщины. Обхватил, прижав к её горлу лезвие шпаги. Матильда вскрикнула. Пятясь, он потянул её за собой. Шагнул ещё, и наткнулся спиной на крупный валун, что замыкал круг из плоских камней. Двое дерущихся обернулись.

— Не двигайтесь, не то я перережу ей горло, — просипел похититель, прижимая лезвие к белой коже Матильды. Держа шпагу одной рукой, другой он принялся задирать на женщине платье.

Недавние поединщики шагнули к нему. Тогда он надавил клинком на шею Матильды, и на белой коже появилась тонкая полоска. По шее скатилась чёрная в лунном свете капля крови. Противник на поляне хмыкнул и, неуловимым движением вскинув шпагу, упёр кончик клинка другу Матильды в грудь.

— Я — следующий, — сказал он со смешком.

Астра подскочила на камне. Сон перестал ей нравиться. Он и до этого не был хитом, но смотреть, как насилуют её бабку, пусть даже во сне, она не собиралась. Не зная, что делают в таких случаях, она огляделась. Хоть что-то, если щипки за ноги не помогают. У валуна лежал на боку котелок. Она нагнулась, подхватила котелок за дужку, и, размахнувшись, запустила в парочку у большого камня.

Котелок брякнул о плоский валун, не долетев пару шагов. Насильник не обернулся. Рука его подрагивала у горла Матильды, вжимаясь в кожу. Кровавые капли одна за другой стекали вниз по шее, и пятнали ворот лёгкого белого платья. Но двое в центре поляны обернулись и посмотрели на Астру. Вот как, они её всё-таки видят. Тем хуже для них. Уверенная, что в собственном сне она хозяйка, Астра взобралась на валун и крикнула:

— Ну, уроды, подходи по одному! Сейчас всем наваляю!

— Твоя птичка? — спросил тот, что приставил к груди незнакомца шпагу. — Хорошенькая. Сама приглашает. Закончим с одной, и этой займёмся.

Незнакомец не ответил. Он скользнул к отвлёкшемуся противнику и рукоятью шпаги ткнул ему в висок. Тот пошатнулся, сделав несколько неуверенных шажков назад. Капюшон смягчил удар, и он не выронил шпагу, машинально выставив её перед собой. Почему незнакомец не прикончит его? Астра соскочила с валуна. Ей хотелось придушить нахалов собственными руками. Двое опять скрестили шпаги, и теперь топтались по кругу, делая ложные выпады, и не сводя друг с друга глаз. Астра подскочила к уроду в капюшоне и пнула его носком кроссовки в зад. Тот не обернулся, и ей стало весело. Она примерилась пнуть его ещё раз, но тут поединщики опять развернулись, и урод в капюшоне, оказавшись с ней рядом, ткнул Астру локтем в живот. От вроде бы лёгкого толчка Астра согнулась пополам. Из глаз посыпались искры, она не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Двое дерущихся опять поменялись местами, и один, наступив Астре на ногу, толкнул её. Она упала. Поднялась на четвереньки, и, ничего не видя перед собой, отползла в сторону от топочущих ног в тяжёлых сапогах.

У большого камня закричали. Смаргивая слёзы, Астра вгляделась туда. Тот, что держал Матильду, теперь стоял, упёршись обеими руками в возвышавшийся перед ним каменный лоб угловатого валуна. Он глухо кашлянул, мотнув головой, а Астра увидела в руке женщины шпагу. На лезвии чернели пятна. Трепетало в лунном свете белое, испятнанное чёрным воздушное платье. Матильда отвела руку, крепче перехватила рукоять, и с силой вонзила клинок человеку в спину. Остриё вошло в тело с отвратительным хрустящим звуком. Матильда надавила на рукоять обеими руками, и Астра услышала тихое звяканье металла о камень. Клинок вышел с другой стороны.

Астра схватилась за живот. Сон это, или нет, а ей стало плохо. Позабытая было тошнота вернулась с утроенной силой. Астру вывернуло наизнанку. Её стошнило прямо под ноги тем двоим, что крутились рядом со шпагами в руках. Но ей было уже всё равно. Застыв от изумления, она уставилась на то, что вывалилось из неё на вытоптанную землю поляны. В отвратительной слизи и кусочках рыбы с картошкой, смешавшихся с крошками красной грибной шляпки, ворочалось некое существо.

Астра нагнулась, уставясь него. Существо напоминало колбаску. Оно было лиловое, с багровыми пятнами, и мерзко извивалось, ворочаясь по земле блестящим, скользким телом. Астра отшатнулась, а существо подняло один конец своей колбаски и посмотрело на девушку выпуклыми красными глазами. И только сейчас Астра его признала. Это был её червячок. Тот, что болтался на розовом шнурке в салоне её шикарной машины. Когда-то, ещё в прошлой жизни. И которого те злые, здоровенные тётки, что столкнулись с ней на шоссе, утащили из салона вместе со шнурком.

Она взвизгнула. Существо свернулось в колечко, извернувшись на кончике хвоста, снова развернулось в колбаску, и, извиваясь, поползло из лужи слизи прямо к Астре. Астра заорала в полный голос. Двое глянули на неё, и тот, что пихнул Астру в живот, сказал:

— Да она ведьма!

— Ну, наконец-то! — прозвенел мелодичный голос, и Матильда, стоя над скорчившимся на массивном камне, окровавленным телом, позвала:

— Давай же, Астра, возьми его!

— Нет! — внезапно крикнул друг Матильды. — Нет, Матильда! Мы так не договаривались!

— Возьми его! — повторила та, глядя на Астру.

Приятель того, что истекал кровью на камне, поднял шпагу и шагнул к Астре. Она глянула в его глаза и поняла: сейчас её будут убивать. Может быть, даже с особой жестокостью. Человек, глядя безумным взором, навис над ней, блеснуло в самые глаза остриё клинка.

Астра подхватила с земли уже подобравшегося к самым коленям мерзкого червяка, и швырнула в склонившегося над ней убийцу. Сжалась на земле, обхватив голову руками, и услышала истошный вопль. Вопль превратился в вой, она отвела ладони и взглянула туда, где кричали. Её несостоявшийся убийца катался по земле, размахивая руками и дёргая ногами в пыльных сапогах. Взлетали вверх вырванные каблуками комья земли, блестела в свете луны отброшенная в сторону шпага.

Вой превратился в надрывный кашель, человек скорчился, сжав руками горло. Его сотрясали спазмы, тело выгибалось и дёргалось. Потом он затих. Астра встала. Ноги тряслись и подгибались, и она тщетно напомнила себе, что это ей только снится. Она шагнула к замершему на земле человеку. Тот не двигался. Резкий лунный свет заливал поляну, и скорчившаяся в центре круга из камней фигура отбрасывала неестественно чёткую чёрную тень.

— Хорошо сделано, — сказала Матильда. Она столкнула с камня окровавленный труп насильника, шагнула вперёд и подала руку своему мужчине. Тот взял её пальцы в ладони и прижал к лицу. — Теперь осталось только одно дело. Ты готов?

— Да, любимая, — хрипло ответил он. — Я готов.

Матильда обняла его, опустилась на камень, увлекая мужчину за собой. Он обнял её, и складки плаща скрыли обоих. Астра, с трудом сглотнув горькую слюну, отвела взгляд от сладкой парочки. Не то чтобы её смутило это зрелище, хотя заниматься любовью на жёстком холодном камне наверняка не очень удобно. Её всё ещё мутило. И Астре не хотелось, чтобы её тошнило червяками всю оставшуюся ночь. Она шагнула к лежащему на земле человеку. Что эта скользкая тварь с ним могла сделать? Голова мёртвого мужчины шевельнулась, откинулась назад. Астра отшатнулась. Из-под складок одежды выбрался червяк и приподнялся на хвосте. Он явно увеличился вдвое. Красные глаза взглянули на Астру, и червяк пропищал тоненьким голоском:

— Я здесь, хозяйка! Возьми меня!

Астра с диким воплем отпрыгнула и изо всей силы укусила себя за палец. Нет, это уже слишком. Пора просыпаться. Или она отдаст концы от страха прямо в собственном сне.

 

Глава 33

— Меня ждут, — повторил человек в зеркальном шлеме.

Дуняша улыбнулась:

— Дорога дальняя. Зайдите, выпейте молочка. — Она придвинулась вплотную, и её лицо в крупных веснушках отразилось на гладкой поверхности зеркального забрала.

Человек застыл на сиденье. Его пальцы, затянутые в чёрную кожу, сжимались и разжимались на рукоятках руля. Наконец он кивнул:

— Хорошо. Отчего же не выпить?

Он поднялся, оставил мотоцикл и пошёл за Дуняшей в калитку. Она торопливо взбежала по ступенькам крыльца и скрылась за дверью. Ступеньки тихо скрипнули, когда человек поднялся вслед за женщиной на крыльцо. С шорохом поползла в сторону тяжёлая дверь. Он прошёл в сени. Там никого не было. Блестели на крючьях начищенные сковородки, подвешенные за рукояти, от пучков сушёной травы в углу шёл одуряющий запах. Человек снял шлем, взял его под мышку. Заглянул в комнату. Дощатая дверь легко открылась, и он шагнул внутрь. У окна на лавке стояла кружка и кувшин с молоком, и человек двинулся туда. Дверь захлопнулась за спиной с глухим стуком. В печи затрещал огонь, и в часах с кукушкой отворилась маленькая дверца. Из окошка выпрыгнула пёстрая птичка и скрипучим голосом отсчитала часы.

Мужчина поднял глаза на циферблат. Толстая стрелка дрогнула и с усилием передвинулась к следующей цифре. Маленькая птичка убралась к себе, дверца захлопнулась. Он хмыкнул и отвернулся. Нагнулся к чашке, но вдруг замер и взялся ладонями за виски, словно его одолел приступ мигрени. Человек пошатнулся, неуверенно переступил, скрипя половицами, по домотканому коврику. Помотал головой и медленно выпрямился, отведя руки от головы. Повёл взглядом по комнате:

— Хватит. — Голос его прозвучал хрипло, словно у человека перехватило горло. — Вам меня не задержать.

Он шагнул к выходу. Ноги переступали с трудом, он пошатнулся, скрипнул зубами и шагнул ещё, словно преодолевая сопротивление воды. Потянулся к дверной ручке.

С пронзительным визгом откуда-то сверху на голову ему упало нечто тяжёлое, мохнатое, вцепилось множеством острых когтей. Человек отшатнулся от двери, завертелся на месте, пытаясь сбросить визжащую, царапающуюся тварь. Упал на колени и неожиданно с маху ткнулся лбом в дощатый пол. Тварь вскрикнула, он с усилием ухватил её за шкуру, стянул с головы и швырнул через всю комнату. Раздался увесистый шлепок, короткий визг и что-то грохнулось на пол. Мужчина с трудом поднялся на ноги, не глядя, подхватил с пола шлем и выбрался за дверь. По лицу его из множества царапин текла кровь. Шаркая заплетающимися ногами в тяжёлых ботинках по ступенькам и цепляясь за перила, он спустился с крыльца. Пересёк двор, отворил лёгкую дощатую калитку. Захлопнул её за собой и поспешил к своему мотоциклу. Взвизгнули шины, полетел песок из-под колеса, и обочина опустела.

***

Прошуршал песок у забора. Стукнула незапертая калитка.

— Эй, хозяева! — полицейский Фёдор, мягко ступая, обошёл двор, заглянул за сарайчик. У крыльца валялась брошенная метла, в корытце для кур плавали сухие листья вперемешку с нападавшим мусором. Полицейский взошёл на крыльцо, толкнул дверь.

— Спите, что ли?

В сенях тоже никого не было, и он прошёл в комнату. Подвигал носком ботинка смятый половичок.

— Дуняшка, ты живая?

Из угла за печкой послышалось кряхтение.

— Чего кричишь, иди сюда, — позвал слабый голос. Фёдор заглянул за печку. На полу сидела Дуняша. Сморщившись и держась за поясницу, посмотрела на полицейского:

— Что орёшь, не видишь, спину разломило. Встать не могу.

— Дуня, ты чего?

— Упала я, Федька. Нога подвернулась, и вот, лежу.

Полицейский опустился на колени рядом с Дуняшей. Они посмотрели друг другу в глаза.

— Астра где? — тихо спросил он.

— В лес пошла.

— Вон оно что. И давно?

— Днём. До сих пор ходит. А тут ещё эти… — Дуняша мотнула головой. — На фургоне приехали. Дорогу спрашивали. На Кривули.

— На Кривули, говоришь… — медленно сказал полицейский. Он поскрёб подбородок. — Не понимаю, как их пропустили. Дорога-то с утра перекрыта. Распоряжение из столицы. А что за фургон?

— Большой такой, серый. И у Степана козла забрали. В клетке увезли.

Федька скрипнул зубами. Яростно поскрёб щетину на подбородке.

— А что молчишь, дура окаянная?

— Да не молчу я, — с сердцем ответила Дуняша. — Не успела. Тут ещё один был, похуже этих. Я его в дом, а он на мотоцикл, фьють — и нету его. Вот только что. И тоже в Кривули.

Полицейский вскочил и бросился к двери. Прошелестел отброшенный, окончательно смятый половичок. Грохнула дверь. Дуняша, кряхтя, поднялась на колени, доползла до окна и выглянула наружу. Полицейский тенью пронёсся через двор. Загремел засов на двери сарая. Через мгновение Федька уже выводил за рога мотоцикл Астры. Дуняша опёрлась о лавку, отдуваясь и держась за спину, поднялась на ноги. Выбралась на крыльцо. Федька отворял ворота. Оглянулся на Дуняшу, махнул рукой, и вывел мотоцикл со двора. Взревел мотор, ударил в приоткрытую воротную створку вылетевший из-под шин песок. Полицейский выехал на дорогу, и через короткое время исчез из вида.

***

— Далеко ещё? — магистр Митрофан, не церемонясь, пнул козла Ваську в бок. Козёл заблеял.

— По прямой полкилометра. — Высший магистр Бенедикт покрутил на запястье новенький компас.

— Всего-то полкилометра? — язвительно поинтересовался Высший магистр Никодим. — Уж поехали бы сразу через всю страну. Всех бы со следа сбили.

— Я уже сказал, для всех мы едем в Большие Кривули. — Ровно ответил Бенедикт, продолжая изучать компас. — Для сбора грибов и рыбалки. А также полноценного отдыха.

Он поднял голову и ткнул пальцем вперёд:

— Туда!

— По-моему, там мы уже проходили, — проворчал Никодим, брезгливо ступая по увядшим листьям.

— Вам показалось, — ответил Бенедикт.

— Если бы не ваши штучки, мы бы уже были на месте. А теперь я не вижу дальше собственного носа в этой темноте.

— Неужели? — вежливо удивился Бенедикт. Никодим засопел, хрустя ботинками по сухим веткам.

Остальные члены Совета молчали, пыхтя под рюкзаками. Сестра Гонория близоруко щурилась, отмахиваясь от прилипшей к носу паутины. Евстахий, на правах самого пожилого из всех, не нёс ничего, кроме лёгкого пакета с бутербродами. Он ступал вслед за остальными, не глядя по сторонам, нахохлившись и прикрыв глаза. Казалось, он дремлет на ходу.

Тоскливый волчий вой пронёсся над лесом. Сестра Гонория взвизгнула, метнулась в сторону и наступила на ногу Высшему магистру Никодиму. Тот крякнул, невежливо оттолкнул сестру и с присвистом втянул воздух. Престарелый Евстахий, не выходя из задумчивости, поддержал Гонорию под локоток.

Козёл Васька принялся рваться с поводка. Митрофан, бормоча чёрные слова, с трудом удерживал его.

— У нас есть что-нибудь от волков? — слабым голосом спросила сестра Гонория. Она вцепилась в престарелого магистра, и вертела головой как сова.

— У меня есть пугач, — отозвался Митрофан. Он с силой пнул козла в мохнатый бок, и пропыхтел: — Говорят, помогает.

— Вы что, не взяли ничего стоящего? — прошипел Никодим. — Я был о вас лучшего мнения.

— Чтобы попугать, и этого достаточно, — отозвался Бенедикт, тревожно озираясь. — А от стаи одним ружьём всё равно не отобьёшься.

— Это вы в книжках с картинками прочитали? — Никодим придал голосу твёрдость. Он озирался, как Бенедикт.

— Озеро! — подал голос один из членов совета. Он остановился, поправил лямки рюкзака, и указал рукой на блеснувший в свете луны кусочек воды, показавшийся между деревьями.

— Ага! — бодро сказал Бенедикт. — Мы почти у цели!

Они подошли вплотную к маленькому клочку воды, который был скорее болотом. Луна освещала изогнутую фасолиной впадину меж поросших соснами пригорков, заполненную прозрачной, неподвижной водой. По краям впадины из воды торчали тонкие древесные стволы. Мёртвые, чёрные, лишённые листьев, с обломанными ветками, они отражались в залитой лунным светом поверхности крохотного озерца, словно диковинные ходули. Как будто человек огромного роста воткнул их у берега и ушёл неведомо куда.

— Так, от озера поворачиваем направо… — начал Бенедикт. Волчий вой раздался совсем близко. Гонория опять взвизгнула и оступилась, угодив ногой в воду. Поверхность, до этого гладкая, как стекло, пошла волнами. Запрыгали по воде, дрожа и дробясь, лунные блики.

Митрофан, оседлав козла, зажал его между коленками, и, оскалившись, зашарил под курткой. Вытянул что-то чёрное, тускло блеснувшее в лунном свете. Поднял руку, направив дуло в просвет между соснами, где густо синело небо с искрами звёзд, и висел огромный фонарь полной луны.

— Нет, Митрофан! — Бенедикт, оскальзываясь на хвое, подбежал к нему, и ухватил магистра за запястье. — Не надо! Сейчас все сбегутся!

Митрофан обернулся, хотел ответить. Волк провыл ещё раз. Козёл Васька дёрнулся, взбрыкнул, взрывая землю копытцами. Магистр потерял равновесие, взмахнул руками, едва не выпустив поводок. Пугач оглушительно хлопнул, эхо выстрела раскатилось по озеру, многократно отскочило от стены сосен и обернулось дробным грохотом.

Васька вывернулся из-под ног магистра, сделав свечку, как заправский скакун. Оттолкнувшись всеми четырьмя ногами, прыгнул вперёд, и со всего маху сиганул в воду. Взметнулась к небу туча брызг. Мелькнули в воздухе походные ботинки. Магистр Митрофан, не выпустивший поводка, рухнул в озеро.

 

Глава 34

Оглушительно визжала сестра Гонория. Поднимая брызги, шлёпал по воде, высоко задирая ноги и односложно ругаясь, Высший магистр Бенедикт. Магистр Митрофан, выпустивший, наконец, поводок, барахтался, взмахивая руками и поднимая тучи брызг. Бенедикт шагнул к нему, пошатнулся, и провалился по грудь. Утвердился на ногах и протянул руку Митрофану. Тот, отплёвываясь, ухватился за протянутую ладонь. Высший магистр, пятясь, потащил его к берегу. У противоположного края водного пятачка мокрый, облепленный илом козёл Васька выбрался на сушу и деловито отряхнулся.

— Ногу судорогой свело, — пробормотал Митрофан. Пыхтя и отдуваясь, он шлёпнулся задом на берег и принялся расшнуровывать ботинки. — Там сразу глубина, и вода ледяная.

— Наверное, на дне ключ, — глубокомысленно заметил Никодим.

— Какой такой ключ? От черепахи Тортиллы? — съязвил Бенедикт. Он выжимал мокрые штаны.

— Просто ключ. Подземный источник. — Пояснил Никодим и отодвинулся, чтобы его не забрызгали.

Бенедикт встряхнул брюки и с отвращением натянул на ноги мокрую ткань. Митрофан надел ботинки. Огляделся. Козёл ломился в кусты на том берегу. Из зарослей дикой малины торчал только его лохматый зад и подрагивал куцый хвост. Митрофан обречённо выдохнул, поднялся на ноги и решительно зашагал вокруг озерка.

***

— Комары, как лошади, — брат Базиль с остервенением хлопнул себя по щеке. — Долго ещё? Ноги отваливаются.

— Кто же знал, что дорога закрыта? — Викентий стал, уперев ладони в коленки. — Скажи спасибо, девчонки довезли. А то стояли бы у обочины, как два тополя.

— Девчонки! — с горечью сказал Базиль. — Самой младшей полтинник светит!

— Ладно, нормальные тётки, всё на месте. Ещё и в гости звали.

Базиль скривился, скосил глаз, пытаясь рассмотреть припухшую губу. Викентий фыркнул:

— Та, блондинка, ничего. Я бы навестил.

— Брюнетка она, а не блондинка.

— А ты разглядел.

— Попробуй, не разгляди, — Базиль скривился, ощупывая помятую губу. Поправил лямку сумки. — Веди, бабский любитель.

Викентий сверился с картой:

— Впереди по курсу — Малые Кривули.

— А большие там есть?

— Есть. Туда дорога плохая.

— Помяни моё слово, они туда подались.

— С чего это?

— А с того. Если не повезёт, так во всём, — мрачно сказал Базиль.

***

— Нам везёт, — бодро сказал Бенедикт. — Смотрите, вот она.

Все посмотрели туда, куда указывал Высший магистр. В просвете между соснами сияла серебром круглая поляна.

Члены совета дружно вздохнули. Последнюю сотню метров они прошагали почти в полной темноте. Луч фонарика, что нёс с собой Бенедикт, выхватывал из тьмы древесные стволы, между которыми зияли провалы черноты. В искусственном свете каждая ямка казалась оврагом, каждый куст превращался в затаившегося хищника. Волчий вой, загнавший их в воду, отдалился, заставляя маленький отряд нервно озираться по сторонам. Вытащенный из куста малины и снова посаженный на поводок козёл Васька при этих звуках мелко дрожал и отирался мокрым боком о окончательно погубленные штаны магистра Митрофана.

Ступая друг за другом, они вышли на поляну, и столпились в центре идеально круглой площадки. Выложенные по краю поляны валуны мерцали, отражая лунный свет. Короткая, густая трава казалась покрытой инеем, и горел лиловым огнём большой угловатый камень, венчающий ожерелье из плоских валунов.

Они постояли, глядя на центральный камень. В свете луны он казался грубо вылепленным из куска лилового металла и потом вдавленным в землю ударом огромной ладони, от чего на его шероховатой поверхности остался след.

Козёл нагнул голову, и принялся чесать ухо о коленку, толкаясь мохнатым боком магистру Митрофану в брючину. Тот вздрогнул, отвёл глаза от камня, повёл плечами и сбросил рюкзак на землю. Рюкзак глухо брякнул.

— Осторожно, — сказал Высший магистр Никодим. — Остатки ритуальных предметов помнёте.

Митрофан присел над рюкзаком и принялся выкладывать на траву разнообразные предметы, завёрнутые в плотную ткань. Ткань была ещё запаяна в пластиковую плёнку, и Митрофан просто разорвал её.

Он стал разворачивать самый большой предмет. Показался округлый бок металлической чаши. Наконец внушительного размера ворсистый платок распластался по траве, и чаша заблестела под луной во всей красе. Она казалась сделанной из серебра, и покоилась на округлой ножке, словно кубок, сотворённый для великана. Объёмистые бока чаши украшал чеканный рисунок, изображавший людей вперемежку с животными, всех вместе перевитыми побегами невиданных растений. Узорчатые листья обегали выпуклое металлическое тело поверху, придав ободку волнообразный вид. Магистр задел чашу, и её вместительное чрево, в котором улеглась густая тень, отозвалось гулким звуком.

Открылись ещё свёртки, и на ткань лёг набор чашечек поменьше, каждая обёрнута мягкой тряпочкой, и вставлена одна в другую. Чашечки оказались миниатюрными копиями большой чаши, и имели каждая свою маленькую, округлую ножку. Рядом с чашками легли мешочки с ароматической травяной смесью и сушёными жуками.

Мешочков было много. Члены совета, налюбовавшись видом залитой лунным светом поляны, устало расселись на плоских камнях, и принялись наблюдать за действиями Митрофана.

Тихо звякнул металл, и магистр аккуратно выложил на расстеленный платок набор замысловато изогнутых предметов. Каждый предмет сидел в гнёздышке специально пошитого из кожи футляра. Десяток ножей с причудливо изогнутыми лезвиями, вытянутыми или с тупыми кончиками, с прорезями и без. Короткие и широкие, или длинные и тонкие, словно иголки. Шершавые на вид рукояти лежали в густой тени, и казались сделанными из чёрного камня.

Потом Митрофан забрал у одного из Высших магистров объёмистую сумку, и расстелил на траве непрозрачную пластиковую плёнку, осторожно вспоров её сбоку. Вынул и встряхнул, выкрадывая поочерёдно, ритуальные одежды членов Совета. Вспыхнули и загорелись на обшлагах и воротах мантий цветные нити вышивки. Заблестел выложенный крохотными дымчатыми аметистами на плечах каждой мантии выпуклый цветок — стилизованное изображение чёрной розы. Знак принадлежности к Ордену.

Члены Совета зашевелились. Мантии были ценным имуществом Ордена, и использовались только в исключительных случаях. Сами по себе эти мантии стоили так дорого, что сама мысль о них приводила членов Ордена в дрожь. Но главная ценность одеяний была не в этом. Содержание и цель ритуала придавала им особый смысл и вызывала священный трепет.

Магистр Митрофан осторожно освободил маленькие чашечки от обёртки. Расставил их на ткани. Развязал мешочки с травяной смесью и принялся насыпать её в чашечки специальным совочком, выточенным из цельного куска ценного дерева. Потом в чашечки в строго отмеренном количестве были выложены сушёные жуки. Митрофан добавил туда ещё по щепотке вещества, взятого из маленького бархатного мешочка, который он достал из потайного кармашка куртки.

Наконец он медленно вытянул из креплений чехла ритуальные ножи. Положил их параллельно друг другу. Налил воды из пластиковой бутыли в плоское фарфоровое блюдо, вытянутое из сумки последним. Добавил в воду жидкости из пузырька с яркой наклейкой. Выпрямился и сказал:

— Всё готово.

Члены Совета поднялись с камней. Каждый по очереди ополаскивал руки в блюде с ароматной водой, вытирался лежащей рядом салфеткой. Затем подходил к Митрофану и получал из рук магистра, в полном соответствии с ритуалом, свою мантию. «Вручаю тебе, посвящённый, от своих рук одеяние твоё», — говорил магистр. Член Совета отвечал: «Получаю от рук твоих, служитель верных, одеяние моё», принимал мантию и отходил в сторону, давая дорогу следующему.

Высшие магистры принялись облачаться в ритуальные одежды. Магистр Митрофан принялся расставлять по кругу чашечки, утверждая их на сияющей под луной поверхности плоских камней. Зажёг от спички тоненькую восковую свечу, и поочерёдно зажёг смесь в каждой чашечке. Смесь разгоралась неохотно, выпуская струйки белого дыма и потрескивая сухими лапками мёртвых жуков.

— Мы готовы, — торжественно возвестил Высший магистр Никодим, встав у одного из плоских камней, и поднимая руки к небу. — Начнём же, друзья!

Члены Совета встали в круг, каждый у своего валуна, так, что маленькая чашка освещала их снизу дрожащим оранжевым огоньком. Густой белый дым поднимался кверху, теряясь в складках мантий. Сверкали в лунном свете драгоценные нити вышивки, мерцали топазы чёрных роз на плечах Высших магистров.

Сестра Гонория поднялась со своего камня. Шагнула вперёд, неловким движением расстегнула одежду и сбросила её на траву. Шагнула ещё, и встала в центре круга, переступив через последний клочок белья. Подняла голову, откинула назад волосы, глянула на полную луну и закрыла глаза.

 

Глава 35

Астра прикусила палец сильнее. Червяк расплылся перед глазами, только ещё помаргивали, полускрытые мутной пеленой, его красные глаза. И звенел в ушах, как назойливый комар, тонкий голосок: «Хозяйка, хозяйка…»

Астра с усилием повернулась. Большой камень был пуст. В ослепительном свете полной луны его угловатая, неровная поверхность казалась чёрной. Матильда и её любовник исчезли, словно их никогда не было. И не осталось и следа тех, что пришли сюда с оружием. Двое мужчин в плащах растворились в холодном воздухе, не оставив после себя ни брошенных шпаг, ни даже утоптанной травы.

Астра помотала головой. Назойливый голос продолжал звучать в ушах, только почему-то стал ниже тоном, и шёл будто отовсюду. Она моргнула. В глазах плыло, в углах зрения продолжала колыхаться белёсая муть. Виски заломило, и к горлу опять подступила тошнота. Астра несколько раз глубоко вздохнула, и ей стало лучше, а в голове немного прояснилось. Она подняла руку, чтобы протереть глаза. Рука показалась ей тяжёлой, будто чужой, и Астра едва смогла распрямить пальцы. Она потёрла лоб, отвела с глаз выбившиеся из-под косынки пряди и глянула на поляну.

Там были люди. Много людей. Они возникли неожиданно, как призраки, и, словно призраки, были одеты в странные, широкие балахоны.

Балахоны слегка колыхались, следуя за движениями рук. Переливалась похожая на атлас плотная ткань, посверкивали в лунном свете цветные нити затейливой вышивки. Горели чёрным огнём розы на атласных плечах, выложенные мелкими блестящими камешками. Мигали огоньки на плоских, образующих диковинное ожерелье валунах. Язычки огня плясали в чашках на круглых ножках. Там тлели горстки сухой травы вперемешку с дохлыми жуками. Над травой курился плотный белый дым, завивался кольцами и поднимался кверху, теряясь в складках широких одежд.

Люди произносили странные слова, то нараспев, то скороговоркой, и вторил им ещё один глухой голос у самого края каменного круга, словно гнусавое, назойливое эхо. В конце каждого куплета, а Астре казалось, что это своего рода песня, произносимая речитативом, руки людей вздымались, ладони раскрывались к небу, и растопыренные пальцы обливала серебряным светом висящая над поляной полная луна.

Вот песня стала громче, голоса выстроившихся в круг людей возвысились почти до фальцета, и внезапно смолкли. На середину круга вышла женщина, и остановилась, подняв лицо к небу. Женщина была полностью обнажена, и Астра, глядевшая на неё сзади и чуть сбоку, отметила, что та не слишком молода, и довольно костлява. Ей было около тридцати. Бледные, округлые ягодицы явно нуждались в массаже и хорошей порции загара, а торчащие лопатки вызывали жалость.

Женщина переступила босыми ногами по траве, глубоко вздохнула. Негустые, прямые волосы жёлтого цвета задвигались по плечам, спадая на худую, бледную спину. Откуда-то сбоку возник человек в пятнистом комбинезоне. Поверх почему-то мокрого комбинезона был накинут кусок плотной ткани, и перепоясан на талии, образовав фартук. Человек держал в руках большую, блестящую чашу. Он подошёл к женщине и поставил чашу на траву. Блеснул на округлых металлических боках затейливый рисунок.

Человек опять пропал в темноте и вернулся, ведя за рога большого козла. Астра присмотрелась. Козёл удивительно напоминал соседского Ваську. Он упирался копытцами в землю, поматывал головой и пытался вывернуть рога из чужих рук. Человек подтащил козла поближе и отпустил его. Васька попятился, но тут человек в комбинезоне положил ладонь ему на лоб и принялся напевать тихим, монотонным голосом, время от времени проводя пальцами по проточине на шершавом лбу козла и почёсывая ему возле уха.

Животное застыло на месте, мелко дрожа и подёргивая мохнатым куцым хвостом. Люди в балахонах опять завели свою песню-скороговорку. Под несмолкаемое пение обнажённая женщина опустилась на колени и обняла козла за шею. Козёл стоял смирно, словно заворожённый.

Тип в комбинезоне опять подошёл к женщине, теперь в руках у него был круглый поднос с расстеленной поверху салфеткой. На салфетке что-то лежало, Астра не могла рассмотреть от своего камня, что это.

Поднос качнулся, лунные зайчики прыгнули в тень сосен, плотным кольцом окруживших поляну. Человек положил поднос на траву рядом с чашей, и Астра увидела несколько странного вида ножей. Она вздрогнула. Похожий нож она видела в руке страшного человека-призрака, что напал на неё в кафе. Ей казалось, что она тогда не успела разглядеть подробностей, но сейчас картинка так ясно встала перед её глазами, что Астре стало зябко. Её внезапно стала бить сильная дрожь, она обхватила себя руками, чувствуя через ткань курточки, какие ледяные у неё пальцы. Зубы выстукивали лихую дробь, показавшуюся очень громкой, и она внезапно поняла, что на поляне смолкли все звуки.

Люди в странных расшитых балахонах замолчали, они стояли, опустив руки, и только дымили чашки у их ног, отбрасывая оранжевые огоньки на атлас, да поднимался кверху густой белый дымок. Стояла глубокая тишина, все чего-то ждали. Потом одна из фигур у плоских камней покачнулась, и человек в атласном балахоне сделал неуверенный шаг вперёд. Он шагнул ещё, и остановился. Тип в комбинезоне неслышно приблизился и склонился к его уху:

— Высший магистр, прошу вас. Магистр Евстахий, ваша очередь.

Человек, названный магистром Евстахием, покачал головой, неуверенно помаргивая и шевеля губами.

— Прошу вас, магистр…

— Холодно, холодно, — пробормотал Евстахий, качая головой. — Отсырели дровишки-то.

Человек в комбинезоне уставился на него, а Высший магистр, пошатываясь и моргая, говорил тихим, неживым голосом:

— Кайся, глупец, кайся. Тело твоё станет прахом, а существо твоё поглотит геенна огненная. Ты тварь дрожащая, и соплеменники твои изжарят тебя…

— Это слова обряда, — хрипло произнёс один из тех, что стоял у плоских камней. Он широко открытыми глазами уставился на монотонно бормочущего Евстахия. — Обряда экстремистов! Отщепенцев!

— Высший магистр, прошу вас, — настойчиво повторил человек в комбинезоне. — Нам нужно провести обряд. Пожалуйста, магистр!

Евстахий поднял голову, обвёл взглядом поляну. Глаза его обрели осмысленное выражение.

— Я спал, — тихо сказал он. — Это был сон.

Он облокотился на руку служителя и двинулся в центр поляны, где обнажённая женщина обнимала козла за мохнатую шею, светила округлыми боками серебряная чаша, и лежал поднос с набором изогнутых, блестящих ножей.

Служитель в комбинезоне подвёл Высшего магистра к женщине, и отступил на шаг. Люди у камней снова застыли в ожидании.

— Принимаешь ли ты судьбу свою? — неожиданно звонким голосом спросил Евстахий, поднимая руки и отводя их в стороны. Ладонь его раскрылась и повернулась вверх, к повисшей над поляной луне. Служитель взял с травы поднос и почтительно приблизился к магистру. Евстахий, не глядя, протянул руку и взял нож с салфетки.

— Да, один из верных, принимаю, — прошелестел ответ женщины. Та стояла на коленях, склонив голову и уткнувшись лбом в шею козла. Козёл стоял смирно, слегка поводя мохнатыми боками.

— Принимаешь ли смерть свою из рук моих, невинное существо? — продолжил Евстахий, стоя с отведённым в сторону ножом, зажатым в руке.

— Да, мой друг и один из верных, принимаю.

— Принимаешь ли жизнь из рук моих, существо, посвящённое тайн?

— Принимаю, истинный друг мой, принимаю жизнь из рук твоих, — ответила женщина, и подняла голову. Лунный свет блеснул на жёлтых волосах, на бесцветных ресницах, высветив худое, угловатое лицо женщины без всякого следа косметики. Магистр Евстахий моргнул, рука его с ножом дрогнула и слегка опустилась.

— Это не она, — пробормотал он, покачнувшись. — Не она.

— Это он порошка нанюхался, — пробормотал кто-то из круга. — Что они в эти огнетушители кладут…

— Он опять бредит! — раздался свистящий шёпот от одного из камней. — Да подтолкните же его, Митрофан!

Человек в комбинезоне осторожно тронул Высшего магистра за плечо. Тот покачнулся, не отводя глаз от желтоволосой женщины. Потом вздрогнул и огляделся. От камней, освещённых маленькими огоньками, на него смотрели недоумевающие и нетерпеливые глаза. Евстахий повернулся к женщине и сказал:

— Тогда пусть свершится то, что должно свершиться. — Он глянул на служителя, тот подступил ближе. Высший магистр нагнулся над козлом, и одним резким движением перерезал животному горло.

 

Увертюра. Сон 5

Тео подбежал к лодке, огненный человек подхватил Тильди, и перебросил её за спину. Туда же последовал Безил. Тео взвизгнул, когда страшная рука протянулась к нему. Его ухватили неожиданно холодные, твёрдые пальцы, подняли, подбросили вверх. Он ощутил краткий миг полёта, и покатился по дощатой палубе фелюги. Его обхватили тёплые ладошки Тильди.

Тео открыл глаза. Фелюга отплывала, брат Михаэль, расставив ноги в добротных башмаках, стоял у борта. Заходящее солнце освещало его и заливало золотым сиянием густые светлые волосы брата, превратив их в диковинный шлем.

— Здесь нет воров и убийц, — громко сказал Михаэль, его голос вызвал в Тео приступ восторженной дрожи. — Уходите. Не мешайте делу праведных.

Гул голосов на берегу затих, сменившись глухим бормотанием. Фелюга качнулась, поскрипывая снастью, развернулась, развёрнутый парус заслонил сияющее солнце и превратил его в тусклый круг.

 

— Нет, не может он нас бросить. — Безил почесал шею. Он упорно отращивал бородку, и она так же упорно не хотела расти. Реденькие рыжие волоски, появившиеся после тщательного бритья одолженной у Михаэля бритвой, просвечивали на загорелой коже насквозь.

Кристиан хмуро оглядел тёмную улочку. До дома, который они сняли в бедном районе города, осталось два поворота. После изнуряющего солнца юга даже тёплая духота уходящего лета казалась промозглой.

— Чего он с нами возится? Давно бы ушёл.

— Ты только не обижайся, Кристиан, — ровно сказал Бэзил. — Я думаю, он имеет виды на одного из нас. В смысле, греховные.

С тех пор, как они вернулись в родные края, Бэзил стал набожен, и кучка почитателей, наслушавшихся его россказней о битвах с неверными, таскалась за ним по пятам. Теперь их было уже не меньше десятка.

— Тильди моя.

— Она тебе ничего не обещала.

— Тебе тоже. А Михаэлю тем более. Он же старый.

— Я думаю, он не на Тильди нацелился.

Кристиан фыркнул:

— На меня пусть не рассчитывает.

— Я заметил, как он смотрит на Тео, когда никто не видит. Помнишь, тогда, на стенах?

— Проклятье. Не напоминай.

Тогда, переплыв море, они вместе с кучкой других, кому повезло достичь желанной земли, вступили в войско короля Леопольдуса. От той поры у них осталось ощущение постоянного голода, давящей жары и боли в натёртых ногах. И ещё чувство странной радости. Первый ощутил её Кристиан, стоя на стене взятой ими маленькой крепости, глядя на стекающую с клинка тёплую кровь.

А потом им всем пришлось пролить кровь, потому что неверные не разбирали, хочется пришельцам убивать их, или нет. И когда Тео стоял спиной к спине с Безилом, не веря, что остался в живых и смотрел на убитого им человека, странное чувство прокатилось по нему от макушки до кончиков пальцев. Неизведанное раньше ощущение полноты жизни и странного удовольствия, будто он выпил сладкого вина, ударило ему в голову.

Он почувствовал чей-то взгляд и обернулся. На него смотрел брат Михаэль. Тот тоже с ног до головы был забрызган алыми пятнами, нагрудник потемнел и лоснился, только поблескивал металл наручей. Светлые глаза брата светились на коричневом от загара лице непонятной для Тео неутолённой жаждой, и вся радость исчезла, оставив груз вины и тошноту. Тео выронил лёгкий меч, согнулся над скорчившимся у ног трупом и съеденный накануне жалкий обед выплеснулся наружу, забрызгав окровавленное тело.

***

Они подошли к дому и остановились, вдыхая вечерний воздух. В тесноте полуподвального помещения их ждал десяток почитателей Бэзила, собравшихся послушать очередную речь. А ещё там ждала духота, запах немытых тел и скачущие всюду блохи.

— Не хочу туда идти, — Кристиан вздрогнул. Бэзил кивнул. Он знал, что друг не выносит закрытых помещений.

Когда неверные отбили свою крепость, сбросив со стен трупы недавних победителей, Кристиан уцелел только чудом. Облепленный коркой засохшей крови, своей и чужой, ночью он вылез из-под кучи остывших покойников. Кристиан побрёл искать своих товарищей в уверенности, что найдёт изрубленные останки. Друзья нашлись сами, но с тех пор в любой закрытой комнате его начинало трясти мелкой дрожью.

Бэзил беспокойно пошевелился. Кристиан глядел на темнеющее над крышами розовато-лиловое небо.

— Я пойду, — Бэзил толкнул дверь, и скрылся в доме. Кристиан ещё постоял, глубоко вдыхая вечерний воздух, и двинулся за ним.

Он спустился по истёртым, прогнувшимся ступенькам, миновал сводчатый проём. Дверь была прикрыта, он толкнул её, и в уши ударил крик Тильди.

Кристиан замер, не веря своим глазам. На полу полуподвального помещения сидели кружком поклонники Бэзила. Застывшие, со стеклянными взглядами, они сидели тихо, слегка покачиваясь. У ближнего к двери паренька из полуоткрытого рта стекала струйка слюны. В противоположном углу, у стены лежал, скорчившись, зажав руками голову, Тео. Беэзил стоял на коленях. Его сотрясала крупная дрожь. У деревянного, с толстой столешницей и массивными резными ножками, стола белела спина брата Михаэля. Спина мерно двигалась, тонкая полотняная рубашка прилипла к потной коже. Но не это привлекло взгляд Кристиана, заставив похолодеть. В спину Михаэля вцепились тонкие, загорелые пальчики Тильди. Пальцы её сжались, бессильно царапая ткань рубашки.

— Нет! — крикнула Тильди низким, хриплым голосом. Рука её сжалась в кулак и ударила брата по спине. — Нет!

На Михаэля её протест не подействовал. Кристиан очнулся от столбняка. Одним прыжком перескочив тупо покачивающегося на полу, бессмысленно глядящего перед собой парня, отпихнув ногой другого, он бросился к Михаэлю. Клинок был уже в руке, он даже не заметил, как вытянул его из ножен.

Брат обернулся. На загорелом лице блеснули светлые, прозрачные глаза. Глаза улыбались, и меч задрожал у Кристиана в руке.

— А вот и ещё один, — слегка задыхаясь, сказал брат Михаэль. — Все птички прилетели.

Он оторвался от стола, повернувшись к Кристиану. Протянул руку, требовательно раскрыл ладонь:

— Дай сюда меч. Ещё порежешься ненароком.

Кристиан ткнул клинком в открывшуюся подмышку. Клинок скользнул вперёд, не встретив сопротивления. Он ударил ещё, и снова промахнулся. Брат засмеялся. Легко махнул ладонью, словно отмахивался от надоедливой мухи, и меч, звякнув, отлетел к стене.

Кристиан отскочил, развернулся, и нож, выхваченный из ременной петли под рубашкой, рыбкой мелькнул в воздухе. Время словно замедлило свой ход, он видел, как хищное жало ножа наплывает на ухмыляющееся лицо Михаэля. Как брат, улыбнувшись одними глазами, внезапно подмигивает, плавно поднимает руку и берёт пальцами лезвие прямо в воздухе.

Потом Михаэль подбросил нож в ладони, перевернув его лезвием от себя, и швырнул в дверь. Загудели толстые доски, зазвенел, вибрируя, наполовину войдя в дерево, гибкий металл. Оторвав зачарованный взгляд от дрожащего в дверном полотне ножа, Кристиан обернулся и успел увидеть руку брата. Вслед за этим его бросили на пол, потного, задыхающегося, дрожащего. Из него будто разом выпустили внутренности, и он ощутил себя проколотым рыбьим пузырём.

Кристиан поднялся на колени рядом с Бэзилом, его затрясло, как в ознобе.

— Ну, вот и всё, — удовлетворённо сказал Михаэль, — теперь вы все мои.

А Кристиан услышал тихое бормотание Бэзила, настойчиво повторяющего одни и те же слова:

— И сущность твоя будет развеяна по ветру, и будешь ты проклят во веки веков…

Тео приподнялся на полу. Голова кружилась, стена, на которую он опёрся, качалась и уплывала куда-то вбок. Висок саднило, словно с него содрали кожу. Брат Михаэль стоял к нему боком, глядя на преклонивших колени Кристиана и Бэзила. Силуэт его дрожал и слабо светился, будто позади брата зажгли свечу.

Потом рядом возникла Тильди. Подняв над головой руки, она с силой воткнула в спину Михаэлю клинок Кристиана. Меч с хрустом вошёл в тело, Тильди навалилась на брата, надавив всем телом на рукоять.

Брат всхрапнул, дернулся, выгнув спину. Глянул через плечо на застывшего Тео, попытался повернуться, хватаясь за торчащий между рёбер клинок. Зашатался и повалился боком на стол, свалив с ног не успевшую отскочить Тильди.

Тео схватил её за руку и притянул к себе. Тильди тяжело дышала, в упор глядя на свалившегося со стола и корчащегося у резной деревянной ножки Михаэля.

— Сдохни! — сказала она, с трудом переведя дыхание, и вдруг всхлипнула, вцепившись Тео в плечо. Тот погладил её по голове, не отрывая взгляда от брата. Тильди оттолкнула Тео, шагнула к Михаэлю, склонилась над ним, уперев ладони в коленки.

— Тильди! — в испуге вскрикнул Тео.

— Что, не нравится? — прошипела Тильди, и, нагнувшись ещё ниже, сорвала с пальца брата массивное кольцо с крупным зелёным камнем.

— Это мне на память. — Она надела кольцо на палец. Хрипло засмеялась, глядя на Михаэля, а Тео с ужасом заметил, что странное свечение, окутывавшее фигуру брата, потухло, зато пальцы Тильди слабо загорелись зелёным огоньком.

Потом она внезапно согнулась, схватилась за живот, и её стало тошнить. Он потащил её к выходу. Подтащил к колодцу у соседнего дома, зачерпнул воды оловянным черпачком, дал ей в руки. Усадил на маленькую скамеечку возле каменной оградки колодца и оставил там, задыхающуюся, дрожащую, жадно вдыхающую воздух широко открытым ртом. Бросился обратно в дом. Там остались Кристиан и Бэзил.

И наткнулся на забранную в металл грудь сержанта городской стражи. Каменная рука сержанта упала ему на плечо.

— Бэзил, по прозвищу Паломник? — осведомился стражник, и Тео мгновенно вспомнил, что их с Безилом всегда путали, должно быть, из-за одинаковой копны вихрастых, рыжих волос.

— Что случилось? — дрогнувшим голосом спросил Тео, а сержант сжал железные пальцы на его плече.

— Вы арестованы, и будете препровождены на допрос. Вы обвиняетесь в распространении лживых слухов и нелепых суеверий. Следуйте за мной.

Сержант поволок Тео за собой. Тот оглянулся, и увидел выглядывающего из двери дома бледного Кристиана.

***

Теодор смотрел на приблизившийся к его лицу серебряный силуэт. Глаза его после света улицы плохо видели в темноте исповедальни. Исповедовать осуждённых полагалось по одиночке, но граждане обычно этим правилом пренебрегали, справедливо полагая, что ожидание хуже смерти, а господь и так разберётся.

Он уже выговаривал затверженные за свою не слишком долгую жизнь слова покаяния, выталкивая их корявые слоги из пересохшего горла, когда ясный голос сказал, раскатившись эхом в голове: «Кайся, глупец, кайся. Может, кто и услышит тебя»

Теодор моргнул, озираясь, а голос в голове усилился, раскатившись внутри черепа: «Теперь ты умрёшь, и тело твоё станет прахом, а существо твоё будет поглощено геенной огненной во веки веков…» Заунывный голос неожиданно сменился звонким смешком. Кто-то смеялся, смеялся в его голове. Теодор взглянул на священника, тело которого раскачивалось, сотрясаясь под облачением, и понял, что это он.

«Бедняга, ты даже не понимаешь, что происходит» — продолжил голос.

— Перестаньте, — пробормотал Теодор, — вы сошли с ума! — Он заозирался в безумной надежде. Может быть, отсрочка, стража заметит, отведёт свихнувшегося святого отца в дом скорби, а они получат отсрочку…

Священник откинул капюшон. «Глупец» — повторил он, и Теодор увидел, что это не отец Сильвестр. «Не надейся на стражников. Они ничего не заметят» Человек, поразительно похожий на брата Михаэля, смотрел на него блеклыми голубыми глазами и ухмылялся, показывая крупные белые зубы. «Ты тварь дрожащая, которой нет места на этой земле. Ублюдок, не нужный никому, и годный лишь на удобрение. Твои соплеменники поджарят тебя, как дичь на вертеле» — Он затрясся от смеха, не отводя глаз от Теодора. — «Мне даже не придётся пачкать о тебя руки»

Теодору уже не было страшно. Это было за гранью страха. Предметы вокруг мнимого священника теряли очертания и расплывались кривляющимися радугами. Плыли стены исповедальни, подёргиваясь всеми цветами пепла. Фигуры стражников и двоих осуждённых — портного и мясника — неслышно открывали рты, колыхаясь вместе с потерявшими плотность камнями стен.

«Я твоя судьба» — голос прозвучал колоколом в его голове, затихая гудящим эхом, и пропал совсем. Стены приняли прежнее положение, фигуры людей отвердели, а священник накинул капюшон.

Теодор рванулся вперёд и стащил грубую ткань с лица отца Сильвестра. Священник, тощий старик с бельмом на правом глазу, истерически взвизгнул, стражники привычно отработали приём «древком по почкам», и окончивших исповедь осуждённых вытащили на площадь.

Толпа, завидев осуждённых на смерть, зашумела. Но Тео не видел никого, кроме белеющего под капюшоном зелёной куртки девичьего лица в окружении серебристых локонов. Тильди поднесла к губам белую, полураспустившуюся розу, не отрывая глаз от Тео, поцеловала нежные лепестки. Губы её шевельнулись, и он скорее угадал, чем услышал, произнесённые ею слова: «мы ещё встретимся…»

Весело затрещали дрова, смолистые ветки шумно лопались, выбрасывая снопы искр. Дрова, несмотря на морось, горели дружно.

Молодой человек в потёртой кожаной куртке взял девушку под руку. Она всё прижимала к губам белую розу. Он сказал мягко:

— Пойдём. Всё кончено.

Другой, в грубом плаще с надвинутым на глаза капюшоном, добавил, глядя на розу в руке девушки:

— Мы его не забудем. Я напишу книгу…

— Но ведь тело брата исчезло. Что, если он вернётся? — возразила девушка, и он ответил:

— Пока мы вместе, нам нечего бояться.

Собравшаяся на площадь посмотреть представление толпа зашумела, отодвигаясь от нестерпимого жара, когда пламя поднялось выше голов казнимых грешников, и гудение огня слегка заглушило их вопли.

И неслышно раскатились над головами людей и затихли звонким эхом среди морд каменных горгулий, равнодушно взирающих на казнь со скатов каменных крыш последние слова, прозвучавшие в голове Теодора: «Я твоя судьба…»

 

Глава 36

Кровь плеснула в серебряную чашу. Женщина цеплялась бледными пальцами за козлиную шерсть, вздрагивая от горячих брызг, летящих на живот и бёдра. Потом служитель поднял чашу и протянул Высшему магистру. Евстахий принял её и повернулся к женщине. Она встала на ноги, дрожащими руками обхватила края чаши и прильнула губами к колышущейся на дне жидкости. Сделав глоток, женщина подняла голову и взглянула на магистра. По подбородку её стекала кровь, влажные губы казались чёрными в лунном свете.

— Ты готова? — торжественно спросил Высший магистр.

— Я готова, — ответила она. Служитель принял у неё чашу. Женщина протянула руку, магистр взял её за пальцы и повёл к большому камню, венчающему ожерелье из ослепительно сияющих под луной валунов.

Митрофан щедро плеснул из чаши на камень. Кровь тяжело ударила о поверхность, растеклась ручейками и заструилась вниз, на траву. Несколько капель упали на Астру, и она вздрогнула.

Женщина опустилась спиной на окровавленную поверхность огромного валуна, раскинула руки и прикрыла глаза. Астра уставилась на распростёртое на камне тощее тело. Она сидела так близко, что видела каждый волосок на бледной коже, видела, как судорожно поднимает дыхание выступающие рёбра. Зрелище было совсем не аппетитное. Ещё недавно она видела картинку гораздо романтичнее. Астра подумала, что этот магистр, которого назвали Евстахием, совсем старик. Бедняга, нелегко ему придётся.

Люди вокруг опять затянули что-то скороговоркой, разводя руками и поднимая широкие рукава атласных мантий. Дым от маленьких чаш заполнил круглый пятачок поляны, смазывая очертания предметов и щипая горло. Высший магистр Евстахий наклонился над камнем, опёрся руками по обе стороны от лежащей женщины. Та не двигалась, глубоко дыша, её пальцы, бледные, без признаков маникюра, сжались на шершавом камне рядом с лицом Астры.

— Как я вовремя! — сказал кто-то, и пение прервалось. Переступив каменный круг, на поляну вышел человек в кожаном костюме мотоциклиста и с чёрным шлемом в руке. Человек нагнулся и положил шлем на траву. Блеснуло зеркальное забрало.

Человек повернул узкое, прорезанное глубокими складками лицо к стоящим у валунов людям в балахонах. На щеках и лбу у него темнели длинные, слегка подсохшие царапины, словно его ободрал разъярённый кот. Люди застыли, прерванные на полуслове, и теперь напоминали изваяния в нелепых одеждах. Медленно поднимался белый дымок над расставленными по плоским камням чашами. Потрескивала под язычками пламени сушёная трава.

— Шуты, отщепенцы. — Отчётливо выговаривая слова, продолжил человек. — Вы даже обряд призывания сумели превратить в комедию. Фигляры!

Человек взглянул на зарезанного козла. Скривил узкие губы в усмешке:

— Даже жертву толком принести не можете.

— Уходите! — дрогнувшим голосом сказал один из людей в балахоне. Балахон колыхался в дымных струйках, на плече его дрожала и переливалась в лунном свете чёрная аметистовая роза. — Вас не звали сюда, вы не можете здесь находиться!

— Согласно договору, — добавил другой человек в балахоне, — вы можете вернуться, только когда будет достигнуто соглашение, и мы…

Человек в кожаной куртке засмеялся. Продолжая смеяться, он шагнул к туше козла и наклонился, разглядывая что-то у себя под ногами.

— Слепцы, — сказал он скучно, будто объяснял очевидное тупым ученикам, — вы просто слепы. Скоро весь мир полетит в преисподнюю, а вы цепляетесь за клочок бумаги! Даже ваша уважаемая глава, эта несчастная потаскушка Виктория, ничего не увидела. Мне пришлось ткнуть её носом в очевидное.

Кто-то из стоящих у камня во всхлипом вздохнул, кто-то ахнул. Митрофан, до этого стоящий неподвижно, взмахнул рукой, и круглый металлический поднос, потеряв салфетку, полетел в голову человека в кожаном костюме. Тот отшатнулся, а магистр прыгнул к нему, перескочив через тушу козла. В руке у Митрофана блеснул ритуальный клинок.

Митрофан махнул рукой, и человек отпрыгнул, увернувшись от мелькнувшего рядом с лицом лезвия. Он увернулся снова, подпустил магистра поближе, и встречным тычком в плечо заставил противника отступить. Митрофан перебросил нож в другую руку, скачком обогнул противника, и с разворота вспорол остриём ножа тонкую кожу куртки. Человек увернулся, растянул губы в ухмылке, показав белые острые зубы. Порез нисколько не обеспокоил его. Магистр сделал выпад, противник отклонился назад и вбок, пропустив руку с ножом. Потом легко подцепил ногу Митрофана, и, когда тот потерял равновесие, неуловимым движением ткнул костяшками пальцев противнику за ухом. Магистр пролетел по инерции вперёд и уткнулся лбом в траву. Человек постоял, глядя на поверженного противника. Тот не двигался, и тогда он повернулся к остальным участникам этой сцены. Те стояли, словно в оцепенении.

— Долгая спокойная жизнь ослабила вас, братья, — только слегка запыхавшись, сказал он. — Вы ни на что не годны. Придётся дать вам урок.

Он ткнул пальцем в нервно дёрнувшегося у плоского валуна человека в балахоне:

— Не двигайтесь, и не мешайте мне. Я здесь не один.

Из темноты, окружавшей поляну, в каменный круг шагнули двое. Астра, всё это время просидевшая, сжавшись в оцепенении, за своим камнем, укусила себя за пальцы. Она узнала, наконец, этих людей. Это они преследовали её тогда, в кафе. Это тот самый человек-призрак, что гнался за ней от жилья тётки Гали. Только тогда он был в другой куртке, и на лице его не было кровавых царапин.

— Базиль, Викентий, присмотрите за ними, — ровно сказал человек-призрак. — Наши оступившиеся братья нуждаются в присмотре, ибо не ведают, что творят.

— Да, брат Альфред, — ответил один из молодых людей. Они встали по сторонам от своего предводителя, одарив вниманием каждый свою половину круга.

— Вы можете попробовать помешать мне, — так же ровно продолжил брат Альфред. — Но я бы не советовал. Ваши жизни сейчас немногого стоят.

Он повернулся к застывшей на камне женщине. Та смотрела на него вытаращенными, бесцветными от страха глазами, вцепившись в холодный камень растопыренными пальцами. Рядом угловатой тенью маячил престарелый магистр Евстахий. Он подслеповато помаргивал, оглядывая поляну и собравшихся на ней людей.

— Надеюсь, вы не успели лишить её девственности, уважаемый магистр? — с насмешкой спросил брат Альфред. — Думаю, что нет.

Он шагнул к округлому, массивному валуну. Твёрдой рукой взял за локоть Евстахия, и отодвинул его в сторону.

— Подумай, брат, — внезапно сказал Высший магистр. — Твоя душа не вынесет этого. Остановись, пока есть время.

— Я уже подумал, брат, — с неожиданным почтением в голосе ответил Альфред. — Моя душа готова ко всему. Отойдите, и не мешайте мне.

Он глянул в вытаращенные глаза женщины, распластанной на камне, и принялся расстёгивать брючный ремень.

Женщина заёрзала, и он одной рукой удержал её, придавив ладонью её тощий живот.

— Нет, — взвизгнула она. — Нет, я не буду!

Он продолжал удерживать её, и она крикнула:

— Я не девственница! Поздно проводить обряд!

Брат Альфред усмехнулся, не прекращая возиться с ремнём:

— Ваши женщины так же слабы, как вы. Нет даже силы закончить начатое.

— Сестра Гонория, что значит — не девственница? — подал голос один из людей в атласных балахонах.

— А так! — истерически крикнула сестра Гонория, ёрзая под рукой брата Альфреда. — Там, в мотеле! Когда вы ушли спать в фургон! Он пришёл ко мне!

— Кто это — он? — крикнул человек в балахоне. От возмущения он даже забыл о двух молодых людях в кожаных куртках и банданах, стоящих рядом. — Почему вы нам сразу не сказали?!

Сестра Гонория подняла руку и ткнула дрожащим пальцем в ошеломлённого магистра Евстахия.

— Вот он! Мы спали в холле. Ночью он пробрался ко мне за ширму. Я не стала возражать, ведь всё равно обряд проводил бы он!

Человек в балахоне со сдавленным стоном сжал ладонями голову. Ещё один, стоящий у другого плоского камня, неожиданно съязвил:

— Это называется в целости и сохранности? У нас, оказывается, и девственницы не было?

Тот не ответил, покачиваясь на месте и обхватив руками голову.

— Я не пробирался к вам за ширму, сестра! — едва выговорил застывший в изумлении Евстахий. — Я спал! Спал у себя на диване!

— Тогда кто же был этот храбрец, что осмелился лишить нас девственности сестры Гонории? — ядовито спросил человек в балахоне. На лице его ясно было видно облегчение. Нет девицы, нет и обряда. И страшный гость уйдёт несолоно хлебавши.

Стоящие в круг у камней люди в балахонах в недоумении переглянулись.

Зато один из молодых людей в бандане внезапно глянул на другого и издал звук, похожий на хрюканье. Он скривился, сжав губы и едва удерживаясь от смеха. Его напарник густо покраснел.

— А куда бы ты делся, когда кругом все орут — пожар? — проворчал он, набычась и старательно отводя глаза от сестры Гонории. — Я и затаился за ширмой. Тётка не возражала. Откуда мне было знать, что она… что она девица!

-Девица, не девица, — оборвал исповедь молодого человека брат Альфред. — За неимением гербовой пишут на простой! Лежи смирно, женщина! — прикрикнул он, и одним движением расстегнул, наконец, ремень.

Сестра Гонория дёрнулась, рука его соскользнула у неё с живота, брат Альфред потерял равновесие и упал на камень, почти придавив фальшивую девственницу. При этом он едва не съехал с округлого бока валуна и свесился с камня. Широко открытые, холодные глаза брата уставились прямо на Астру.

 

Глава 37

Астра застыла на месте. Так вот почему кролики не убегают от змей. У них просто отказывают ноги. Невыносимо долго страшный человек смотрел на неё с высоты каменного алтаря. Потом губы его растянулись в улыбке.

Астра зажмурилась. Цепкая рука ухватила её за плечо. Её вытащили на свет, поставили на ноги и встряхнули. Она открыла глаза. Вокруг на плоских валунах исходили белым дымом маленькие чаши. У чаш стояли люди и смотрели на Астру расширенными глазами. Переливался в свете луны атлас широких балахонов.

— На ловца и зверь бежит, — тихо сказал брат Альфред. Коротко глянул на сестру Гонорию:

— Уходи, женщина. Ты больше не нужна.

Сестра Гонория, цепляясь за неровности камня, сползла с алтаря. Неловко шагнув к разбросанной по траве одежде, присела и принялась подбирать негнущимися пальцами смятое бельё.

Астра сглотнула. В горле щекотало от дыма и привкуса давешней сыроежки. Она глянула на расстёгнутый ремень стоящего перед ней человека и сказала:

— А я тоже не девушка!

— Ничего, — спокойно ответил Альфред, подталкивая её к алтарю. — Зато ты Астра.

Он подтолкнул ещё, и Астра потеряла равновесие, упав спиной на каменный бок алтаря. Она охнула. Лунный свет уже не горел так ярко над поляной, как в том сне, и не слепил глаза. Она моргнула, смахивая слёзы, машинально отметив, что луна уползла куда-то в сторону, и теперь виден лишь её серебряный краешек над окаёмкой сосен. Удар спиной о камень отдался во всём теле. После недавнего оцепенения, когда Астра не чуяла под собой ног, ощущения вернулись, и теперь она чувствовала всё. Все шишки и царапины, полученные вечером, напомнили о себе разом, словно сговорились.

— Ну что же вы, братья, — сказал у неё над ухом холодный, язвительный голос человека-призрака. — Продолжайте обряд. Осталось ещё несколько куплетов.

Он дёрнул Астру за пояс штанишек. Многострадальная ткань не выдержала, что-то треснуло, от штанишек отлетела пуговка и тихо звякнула о плоский валун. Альфред дёрнул опять, Астра извернулась, и пихнула его коленом в бок. Он деловито отвёл её коленку, и прижал ладонью.

Она услышала, как вскрикнула сестра Гонория. И тут же что-то тёмное, большое, с низким, яростным рыком мелькнуло мимо и обрушилось на брата Альфреда, сбив его с ног. Разом закричали люди в мантиях, сестра Гонория отползала в сторону, растеряв всё бельё. Магистр Евстахий ухватил её за руку и оттащил подальше.

Астра приподнялась на камне. По поляне ворочался клубок из тел, царапали по траве ботинки, мелькали локти, летела в стороны выдернутая трава. Магистры в атласных мантиях кричали на разные голоса, рычал и издавал невнятные, отрывистые звуки клубок, катающийся по земле. Возле дерущихся метался брат Базиль, тщетно пытаясь вклиниться в сплетённые тела и оттащить одного от другого.

Ворочающиеся по поляне перекатились, разбрасывая комья земли и пучки травы, и накрыли расстеленную салфетку с набором ритуальных ножей, не использованных Евстахием. Мелькнула рука, блеснул отсверком луны металл ножа. Коротко вскрикнул не то человек, не то зверь. Какое-то время сплетённые в борьбе тела ворочались, постепенно затихая. Потом куча распалась, и брат Альфред поднялся на ноги.

Он шумно дышал, покрытая потом грудь его под распахнувшейся, съехавшей на сторону курткой ходила ходуном, на жилистой шее вздулись вены. Он отёр ладонью лицо, перепачканное землёй и кровью из открывшихся царапин. Альфред откашлялся, вытер ладони о брюки. На земле сидел, мотая головой, брат Викентий. Бандану он потерял, и волосы его, коротко остриженные на висках, топорщились каштановым ёжиком на затылке.

Астра приподнялась на камне. Моргнула, смахивая слёзы. В первый момент ей показалось, что рядом с сидящим на заду и мотающим стриженой головой Викентием на земле лежит огромный лохматый пёс. В глазах расплылось, тёмная, бесформенная муть рассеялась, и Астра стала видеть ясно. На траве, зажав ладонью живот, лежал полицейский Федька. Из-под пальцев, пятная синюю форменную рубашку, расползалось тёмное, быстро увеличивающееся пятно.

— Святые угодники! — хрипло сказал кто-то, и все повернулись в сторону говорившего. Там стоял на коленях очнувшийся магистр Митрофан. Он водил ладонями по вымазанному в земле, потерявшему всякий вид пятнистому балахону и глядел на окровавленного полицейского. — Не может быть. Это не я!

Он опустил глаза на валяющийся на земле нож и содрогнулся.

— Очнитесь, Митрофан, это не вы сделали! — резко отозвался Высший магистр Никодим. Он повернулся к брату Альфреду — А вот вы, любезный, ответите за всё! Нападение на полицейского — это вам не козлов резать!

Астра соскочила с алтаря и подбежала к Федьке. Она упала рядом с ним на колени и попыталась перевернуть полицейского на спину. Он оказался очень тяжёлым, и она только повернула ему голову, чтобы взглянуть в лицо. Глаза его были закрыты, сквозь судорожно сжатые зубы прорывалось хриплое дыхание.

— Он жив, — коротко ответил брат Альфред, глядя на склонившуюся над полицейским Астру.

— Он первый начал, — пробормотал брат Викентий. Он поднялся с земли, подошёл к своему наставнику, и тоже стал глядеть на Астру. — Кто его знал, что это за тип? Я вообще сначала подумал…

— Молчи, непосвящённый. — Резко сказал Альфред, и Викентий поперхнулся словом.

Брат Базиль повёл взглядом по заволновавшимся магистрам. Рука его словно невзначай полезла за пазуху, и люди в балахонах притихли. Травяная смесь в чашках почти догорела, белёсый дымок вяло поднимался в воздух, растекаясь тонкими струйками и пропадая в неярком лунном свете.

Астра встала, неторопливо отряхнула штанишки, одёрнула курточку. Шагнула к наблюдавшим за ней людям в чёрной коже. Глядя в глаза Альфреду, размахнулась и со всей силы хлопнула ему ладонью по лицу. Рука мгновенно онемела, пальцы заныли. На щеке брата появился белый отпечаток ладони.

— Гад! — с тихой яростью сказала Астра. Ей уже не было страшно. — Чтоб тебе сдохнуть!

Брат Альфред потёр щёку. Отпечаток руки медленно покраснел, на коже налились багровыми каплями следы кончиков пальцев.

— Ты ещё не поняла, Астра, что гибель ждёт нас всех? И скорее, чем ты думаешь?

— Хватит болтать! — крикнула она, поднимаясь на цыпочки и заглядывая в ненавистное лицо, на котором ощутимо распухал след от её руки. — Давай, попробуй, затащи меня на этот булыжник! Я тебе всё хозяйство оторву, к чёртовой бабушке!

— Будет лучше, если ты сделаешь это сама, — потирая щёку, задумчиво ответил Альфред. — Так эффективнее.

— Чего?! — Астра задохнулась, не находя слов. Рука, ушибленная об твёрдую щёку негодяя, ныла, и она примерилась пнуть его ногой. — Не дождёшься! Псих!

— Ты должна довести обряд до конца. Это твой долг.

— Ха! Да вы просто кучка ненормальных! По вам психушка плачет!

— Как ты думаешь, почему всё это происходит с тобой? — мирно спросил брат Альфред. На мгновение он стал похож на учителя. Странного учителя в распахнутой кожаной куртке и с помятым лицом. — Почему мы собрались сейчас здесь, говорим нелепые слова и проливаем кровь, словно воду?

— Потому что вы психи, — отрезала Астра.

— Нет, потому, что мы боимся. Так боимся, что готовы на всё. Даже приносить в жертву себе подобных.

— Это козлов, что ли?

— Ты не понимаешь. — Брат Альфред нисколько не обиделся. Он продолжил так же мягко, будто говорил с ребёнком:

— Тебе кажется, что мы жестокие, злые люди, у которых не всё в порядке с головой. И что нам всё это по душе. Нет, Астра. Мы так давно живём на свете, что жестокость стала необходимостью, а зло — это просто способ существования.

— Вам бы на улицах лекции читать, для дураков, — презрительно сказала Астра. — Таких убогих по городу сотня ходит. Трясут книжками про конец света.

— Убогих сотни и тысячи, Астра. А тех, кто знает — единицы. Мы — знаем.

— А я знаю, что вы сделали, — ядовито ответила Астра. — Я даже знаю, где вы проведёте остаток своих дней. На нарах!

— Не думаю. Скажи, если один волк загрыз другого, это преступление? Ты заявишь на него в полицию?

— Пошёл ты, — отозвалась Астра, отворачиваясь. Она присела над полицейским, и стала расстёгивать ему рубашку. Надо остановить кровь.

Она отвела руку Федьки, и та бессильно упала на траву, открыв пропитанную кровью ткань. Астра сжала зубы. Горький комок подкатил к горлу, и она замерла, борясь с приступом тошноты. Только не сейчас. Не здесь. Крохотные пуговки, вымазанные липкой жидкостью, выворачивались из пальцев, мокрая ткань жила своей жизнью и не хотела поддаваться. Астра дёрнула край рубашки, и та, наконец, распахнулась. На коже чернел короткий, страшный разрез. Всё было обильно смочено кровью, её запах защекотал ноздри, и Астра отвела глаза. Руки похолодели, а пальцы, сжимавшие край мокрой тряпки, закололо.

— У кого-нибудь есть аптечка? — слабым голосом спросила она. Нет, сейчас её точно стошнит.

Ей не ответили. На поляне стояла тишина, только хрипло дышал под её руками Фёдор, да еле слышно потрескивали остатками сухой смеси маленькие чаши.

Астра всхлипнула. Попробовала пальцами сжать края колотой раны. Знать бы, как глубоко проникло лезвие. Она зажмурилась и нажала сильнее. Только бы кровь перестала сочиться из разреза. Было бы не так страшно.

Полицейский внезапно шевельнулся, тихо сказал что-то, не открывая глаз. Астра надавила на рану. Кажется, ей удалось соединить края. Придерживая ледяными пальцами разрез, она другой рукой принялась отрывать у рубашки рукав. Повязка, вот что нужно. Давящая повязка. Потом она сама залезет на тот проклятый камень. Лишь бы этот урод с поцарапанной мордой позволил отвезти Федьку к врачу.

 

Глава 38

Туман расползался по кочкам, истончался на острых кончиках сухих былинок и пропадал у края шоссе. У новенького, блестящего, вылизанного до невиданной чистоты к приезду высоких гостей шоссе. Над полем местного аэродрома посвистывал свежий ветерок, трещали в высоте разноцветные вымпелы. Лениво колыхалось полотнище официального флага над зданием аэропорта.

Премьер шагнул к машине, металлическому монстру, неслышно урчащему в ожидании, гостеприимно распахнувшему тёплое, с запахом кофе и дорогой кожи, нутро. С наслаждением вдохнул холодный воздух. Он не любил неживой, искусственно ароматизированный газ, что заполнял кубометры служебных помещений, который принято было называть «атмосферой».

Серое, пасмурное небо накрывало горизонт, словно перевёрнутая чашка с белым ободком тумана по краю. Даже краешек солнца ещё не показался над горизонтом, и пейзаж в серо-белых тонах показался премьеру изысканным, как восточная гравюра. Он ещё раз глубоко вдохнул, нагнул голову и забрался в машину.

Блестящий монстр плавно тронулся с места. Премьер глянул в окно, на размазавшуюся от скорости полоску обочины, на потерявшую невинность и ставшую просто светлой полосой белую каёмку и отвернулся. Его секретарь, знавший привычки шефа наизусть, подал папку тиснёной кожи, предварительно приоткрытую и повёрнутую под нужным углом. Всё шло отлично. Даже слишком хорошо, и премьера опять кольнуло в сердце иголкой сомнения.

Он посмотрел на секретаря, аккуратно держащего папку. Образец элегантности и хорошего вкуса самой высшей пробы. Премьер взял папку и уставился в экран коммуникатора, изящно вставленный в кожу, тиснённую под старинную раму. Модная штучка. Рассеянно пробегая глазами необходимые документы, он машинально погладил пальцем краешек экрана, словно желая стереть невидимую кляксу. Смерть известного авиатора Бастера Стивенсона засела в его душе пилота-любителя горькой занозой. Ещё один кусочек сердца, ещё один фрагмент жизни ушёл в прошлое.

Ему услужливо прокрутили кадры репортажа с места катастрофы. Он вспомнил, как провожал глазами маленький цветной самолётик, скользнувший по синему атласу неба, и, зная неизбежное, попросил судьбу: пусть это не случится. Потом падение, удар, столб воды, блеснувший в свете солнца, и всё. Суета и крик, которые уже никому не помогут. Он продолжал смотреть репортаж, машинально отмечая ключевые детали, и злясь на себя, что служба наложила своё клеймо даже на него.

Вот крупным планом лицо жены, вдруг ставшей вдовой. Узкое лицо, крупный нос, глаза-камешки. Фиолетовые губы. Первое интервью в новом качестве. И, на мгновение попавшее в кадр, и тут же пропавшее, веснушчатое лицо молодой женщины. Бледное, с расширенными, потемневшими глазами, но вполне узнаваемое. Личный секретарь Бастера.

Предчувствие неприятностей опять шевельнулось внутри. Премьер поморщился, прокручивая листки служебной информации. Доклад, составленный самим господином Кулябиным, оставили в первоначальном виде, не сгладив углы, и премьер который раз перечитывал его с чувством собственной неполноценности и упущенного где-то смысла. Ему всё казалось, что он вот-вот ухватит что-то важное.

Если бы госпожа Виктория, глава Ордена Чёрной Розы, видела его сейчас. Что бы она сказала? Но она мертва. Мертва, и уже ничего не скажет. И он уже никогда не узнает, что она увидела тогда в своём хрустальном шаре. И почему Виктория, подняв на него невидящие глаза, такие большие на побледневшем лице, сказала: Апокалипсис.

***

Техник, затянутый в комбинезон из специальной ткани, что не давала пыли и статике не малейших шансов, отвёл руки и посмотрел на руководителя. Его лицо, та часть, что была видна под маской, блестело бисеринками пота. Руководитель кивнул. Техник отошёл в сторону, пропустив руководителя к установке. Господин Кулябин, тоже в комбинезоне и маске, подошёл ближе. Руки его, затянутые в перчатки, осторожно, будто младенца, опустили деталь в приготовленное для неё гнездо. Деталь вошла идеально плотно, и заняла предназначенное ей место, словно нашла свою разлучённую при рождении половину. Руководитель проекта постоял мгновение, застыв над узлом установки, не в силах отвести руки. Потом выпрямился и отступил назад. Только тогда он позволил себе дышать.

Он посмотрел на техника. Техник, немолодой уже человек, единственный, кого руководитель допустил к завершающей стадии разработки, ободряюще моргнул. Они так давно знали друг друга, что слова были не нужны. Господин Кулябин, которого работники его личного отдела по старинке звали просто Игорь, был необычно суров и сосредоточен, и даже не улыбнулся в ответ. «Не удивительно», — сочувственно подумал техник, наблюдая, как механизм автоматически надвигает крышку на узел, как плавно завинчивается колпак, окрашенный в тревожные цвета, — «такая ответственность». Шефа в последнее время то и дело срывали с места, и дёргали по таким кабинетам, что страшно рассказать. А случись что, кто ответит? То-то и оно.

Техник хотел сказать что-нибудь ободряющее, но не решился. Руководитель, так и не улыбнувшись, молча отвернулся и вышел из стерильно-чистой комнатки с круглым окошком толстого стекла, на ходу снимая перчатки. Техник пожал плечами и двинулся следом за господином Кулябиным.

***

Заказчик прервал контакт. Не глядя, захлопнул коммуникатор. Пора выходить. Он поднялся с места, привычным жестом, растиражированным средствами массовой информации до карикатурности, оправил галстук. Повёл шеей, в который раз подумав, что пора садиться на диету.

Человек, которого глава Ордена Белой Розы знал под именем Заказчик, степенно двинулся по трапу вместе с другими участниками делегации вниз, к группе встречающих. Серое, невзрачное небо накрывало аэропорт, пронзительный ветер набросился на выбравшихся из уютной замкнутости салона гостей и принялся трепать приглаженные волосы.

Лица у подножия трапа озарились приличными случаю улыбками. Страна, претендующая на выполнение заказа мирового уровня, должна сделать всё, чтобы пустить пыль в глаза. Прогулка в провинцию, поданная как рекламный тур, обещала стать интересной. Пусть это даже деловая встреча, где лидер торгов продемонстрирует фирмам-конкурентам свои достижения.

В здании аэропорта, примитивном, как везде у них, и разрисованном по стенам убогими фресками, гуляли сквозняки. Кучка провинциальных чиновников с натянутыми улыбками затопталась по выложенному дешёвыми плитками полу. Заказчик, следуя чуть позади плотной кучки гостей, благодушным взором, рассчитанным на показ в утренних новостях, скользнул по новеньким, явно купленным для этого случая костюмчикам местных чиновников. Взгляд как бы случайно зацепился за неприметные фигуры лиц сопровождения, маячившие у выхода, и желудок, как всегда, свело в холодный ком. Неприятные воспоминания, досадный инцидент, не более.

Он до сих пор с содроганием вспоминал, чем закончилась его последняя поездка в эту страну. Провал миссии стоил ему политической карьеры. Дело удалось замять, и он даже выиграл в итоге, занявшись перспективным бизнесом. Но, стоило ему вспомнить лицо президента, а ныне премьера, с холодным сочувствием наблюдавшим за его агонией, руки его сжимались в мгновенной судороге, а пальцы впивались в ладони, словно в горло врага. И сейчас, мельком глянув на типов, маячивших у выхода, точно таких же, что стояли тогда за спиной премьера, он испытал нечто вроде короткого обморока. Никто этого не заметил, и Заказчик, прервав видение разрываемых на части ненавистных существ, вышел вместе со всеми к поданным делегации машинам.

***

Глава Ордена Белой Розы взглянул на знакомый пейзаж за окном автомобиля. Ровные, зелёные поля, засаженные кукурузой и гречихой, обрамлённые полосками тополей. Кучки редких берёзок на горизонте. С последнего приезда прошло много времени, но картина за окном была неизменной. Словно время остановилось в этом уголке страны, куда в незапамятные времена ссылали неугодных людишек, а в подвале местного купца держали славного атамана разбойников, прежде чем отправить в столицу, для примерного наказания на плахе.

Притих на коленях закрытый коммуникатор. Глава Ордена скривил губы в усмешке. Заказчик был краток, и говорил эвфемизмами. Хотя они общались по закрытому каналу, этот человек никак не мог избавиться от привычки вилять в эфире, как угорь.

«Вы не оправдываете своей репутации», — и пустой взгляд, взгляд потрошёной рыбы. — «Наши друзья получили преимущество».

«Мы не всемогущи».

«Иногда надо уметь прыгнуть выше головы. Мы разочарованы. Вы знаете, что это значит».

«Ещё не всё потеряно, господин За… Джей».

«Помните, вы потеряете больше, чем я».

Связь прерывается, глава Ордена даже на расстоянии чувствует, как вибрируют нервы господина Заказчика. Он захлопывает коммуникатор и смотрит в окно, на знакомый пейзаж. Потом ухмылка неудержимо растягивает ему губы, и он тихо говорит, глядя, как трепещут под утренним ветерком листья придорожных тополей:

— Нет, это вы потеряете больше, господин Заказчик. Вы. Не я.

 

Глава 39

Астра дёрнула сильнее, и рукав оторвался. Она потянула за манжету. Влажная ткань сопротивлялась и выворачивалась, словно змея, с которой стаскивают кожу. Астра с яростью потянула за край рукава, и выпачканные в крови пальцы опять соскользнули. Проклятье!

И эти мужики в балахонах, что стоят вокруг с остолбеневшим видом. Только таблички осталось повесить. Столб номер один, столб номер два. Хоть бы кто-нибудь помог!

Федька опять пробормотал что-то, на этот раз разборчивей, Астра нагнулась ниже, прислушалась.

— Холодно. Как холодно…

— Только попробуй умереть у меня! — прошипела Астра. — Шкуру спущу, и голым в Африку пущу!

Проклятая тряпка наконец соскочила, Астра дёрнула последний раз, и стянула оторванный рукав с волосатого Федькиного запястья. Неловко сложила одной рукой в подобие тампона. Прижала к разрезу и обернулась в поисках подходящего жгута. Взгляд упал на ремень, расстёгнутый на поясе у поцарапанного урода. Как его там называл парень в бандане?

— Эй, ты, брат… как тебя, Альфред!

Тот уставился на неё, как змей. Но Астра уже не боялась. Ей было слишком страшно, чтобы бояться. Странное веселье переливалось внутри пузырьками шампанского, просилось наружу, и ей даже хотелось отмочить шуточку из тех, что они выкидывали на студенческих вечеринках.

— Дай сюда свой ремень. Всё равно штаны снимать будешь. — Она хихикнула, глядя, как у него округлились глаза. — Ну, чего смотришь? Давай ремень, говорю.

— Ты хочешь сказать… — начал он, принимаясь вытягивать ремешок из петель брюк, — что…

— Ну да, — нетерпеливо перебила Астра, скалясь в улыбке, которая ей самой казалась очаровательной, — что непонятного? Я согласна. Трахнусь с тобой на этом чёртовом камне, если уж так хочешь. Только сначала ты мне поможешь. Понял?

— Да, — ответил Альфред, протягивая ей ремень. — Договорились.

Она протянула руку, ухватила ремень, обернулась. Кроссовка скользнула на влажной от крови траве. Астра, присевшая возле Федьки на корточки, не удержалась и шлёпнулась задом на траву. Многострадальная попа заныла, а повязка, сложенная из рукава, размоталась и упала на землю.

— Чёрт!

Шумно вздохнул брат Викентий, брат Альфред издал странный горловой звук, двигая кадыком. Астра поднялась на колени, глядя на вывалявшуюся в грязи повязку. Да что за невезение! Перевела взгляд на Федьку. Тот глубоко дышал, прикрыв глаза. Лицо его было спокойным, губы разжались, словно у спящего. Порез, из которого минуту назад обильно сочилась кровь, подсыхал на глазах. Края его сомкнулись и слегка сморщились. Кровь вокруг раны почернела, пошла трещинами, как сырая глиняная площадка под лучами солнца. Крупные подсохшие чешуйки загнули края, и одна, побольше других, отвалилась и отлетела на траву.

Астра поднялась на колени и уставилась на это чудо. Осторожно протянула руку и потрогала пальцем край раны. Пальцы подтвердили то, что увидели глаза. Она обвела глазами поляну. Чувство длящегося до сих пор сна вернулось с удвоенной силой. Наверное, это была не сыроежка. Вон, как вставило. Фантазии с вывертом от сыроежек не бывают, тут мухомор, не иначе. Астра не выдержала и хихикнула, глядя на вытянутые лица окружающих её людей.

Сестра Гонория взвизгнула, когда Астра взглянула на неё. Попятилась, закрывая лицо ладонью, оступилась и придавила спиной магистра Евстахия. Не отводя от Астры расширенных в ужасе глаз, неловко замахала рукой, отмахиваясь растопыренными пальцами.

Высший магистр Евстахий заботливо обхватил дрожащую сестру за талию. Лицо престарелого магистра порозовело, и Евстахий прижал Гонорию покрепче. Она всхлипывала, прикрываясь ещё не надетыми панталончиками.

— Ёлки зелёные, — сказала Астра, таращась на затягивающуюся на глазах рану. — Ни фига себе.

Брат Альфред откашлялся. Его узкое, в царапинах лицо ещё больше заострилось. Он слегка побледнел и подвигал губами, прежде чем заговорить.

— Теперь ты поняла, Астра?

— Поняла. Я сплю, а вы мне снитесь. — Астра поднялась на ноги и отряхнула руки. — Никогда больше не пойду в лес. Хватит с меня. Лопайте сами свои сыроежки.

Он протянул руку и неожиданно ущипнул её. С вывертом. Пальцы оказались жёсткие, словно железные.

— Ай!

— Ты не спишь, — деловито сообщил Альфред. — Хватит притворяться маленькой девочкой. У нас нет времени на сантименты.

Он повёл рукой, обводя широким жестом поляну и стоящих по кругу людей.

— Мне некогда объяснять тебе, непосвящённой, все символические особенности обряда. Да ты и не поймёшь. Суть же одна.

Брат ещё раз откашлялся.

— Все, кто собрались здесь, одной крови. И теперь мы убедились, что ты одна из нас.

— Хороши родственнички, — фыркнула Астра, шагнув мимо. Он вытянул руку и придержал её.

— Это правда. Наше родство такое давнее, что мы сами не помним, когда это началось. Но в каждом из нас есть хотя бы одна капля крови прародителей. Это наш дар и наше проклятье.

— Я смотрю, вы и правда родня. Друг дружке готовы печёнки сожрать. Дай пройти.

— Госпожа Снегирёва, вы никуда не уйдёте.

— Я не Снегирёва. Моя фамилия — Аки…

— Подождите, — вмешался магистр в балахоне. — Почему Снегирёва?

— Что случилось с твоей бабушкой, Астра? — холодно спросил брат Альфред.

— Она умерла, — ответила Астра, удивлённо воззрившись на Альфреда. — А откуда вы её знаете?

— Я чувствовал! — воскликнул балахон. Он оглянулся, обводя глазами своих товарищей. — Я знал! Эманации эфира так странно изогнулись…

— Да эфир с ними, с эманациями, — отрезал брат Альфред. — Ты была при этом, Астра? Ты была рядом со своей бабкой в тот момент?

— Да, — печально ответила Астра. Она вспомнила мёртвое лицо бабки Матильды. Что эти чужие люди хотят от неё? Зачем им понадобилось ковыряться в её душе? — Она мне ещё свой перстень подарила.

— И что сказала? — жадно спросил человек в балахоне. Остальные вытянули шеи, вслушиваясь в разговор.

— Ну, если вам так хочется знать, — Астра пожала плечами. Если это сон, то очень странный. Вот ночка, расскажешь кому, обхохочется. — Сказала, что отдаёт мне всё, чем владела. Перстень свой отдала. Серебряный. С камушком.

— С зелёным? — спросил балахон.

— Да! — Астра разозлилась. — С зелёным! Что ещё интересует?

— Друзья! — сказал человек в балахоне, торжественно повысив голос и разводя руками. — Друзья, мы нашли его!

— Кого его? — спросила Астра. Она опять попыталась уйти, и опять брат Альфред остановил её. Это было, как пытаться пройти сквозь бетонную стену. Вот так, наверное, мухи стучат головами в прозрачное стекло окна. Вроде бы вот он — солнечный свет, а выхода нет.

— Неважно, — ворчливо ответил человек в балахоне, внезапно смутившись. Брат Альфред усмехнулся.

— Кстати, должен вернуть вам кое-что, — сказал он, вынимая из кармашка куртки нечто, завёрнутое в кусок парчи. — Остроумная затея, этот амулет. Мы перевернули вверх дном все подходящие тайники, выпотрошили всех мало-мальски значимых магичек. А настоящего амулета не нашли. Вот она, ваша побрякушка, можете получить обратно.

Он отогнул краешек парчовой салфетки. На красивой, затканной золотыми узором, материи засветился густым кровавым блеском ромбовидный камень, обрамлённый рамкой из мелких бриллиантов. Упитанной змейкой свернулся вокруг камня толстый шнур белого золота.

Магистр Митрофан со всхлипом вздохнул. Магистры переглянулись.

— Жалкий вор, — дрогнувшим голосом выговорил один, пугливо отшатнувшись от насупившегося брата Базиля. — Ты присвоил имущество Ордена!

— Теперь я возвращаю его обратно, — брат Альфред встряхнул витой золотой шнурок, расправил, и шагнул к Астре. Надел колье ей на шею и аккуратно застегнул замочек. Крупный рубин красным ромбом улёгся на грудь, и Астра ошеломлённо взглянула прямо в светящийся кровавый глаз камня.

— Владейте. Нам не нужны суетные побрякушки.

— Мне не надо. Это не моё, — слабым голосом сказала Астра. Рубин куском льда давил кожу на груди.

— Астра, разве тебе никто не говорил, что твоя бабка, в миру Матильда Снегирёва, была главой Ордена Чёрной Розы? Эта вещь принадлежала ей по праву. И, надо сказать, она одна из немногих, кто был действительно достоин своей должности.

 

Глава 40

Серый седан прокатил по укатанной до глянца дороге, пересекающей Малые Кривули насквозь. Поднятый машиной ветер взрезал холодными лопастями невидимого винта туман у обочины, и туман зашевелился, поднимаясь клубами мельчайшей водяной пыли. Призрачные клубы потянулись вслед проехавшей машине, расползлись лоскутами и истаяли над асфальтом.

На развилке перед дорожным указателем, где большими белыми буквами было написано: «М. Кривули», седан остановили. У обочины подмигивало огнями авто дорожной полиции, и прохаживался добрый молодец в оранжевом жилете с полосатым жезлом в руке. Другой, со «Степановым» на шее, стоял, прочно расставив ноги в армейских ботинках, и глядел рассеянным взглядом, от которого случайный автолюбитель неосознанно покрывался холодным потом.

Водитель седана выбрался из машины, привычным жестом вытянул из кармашка пиджака пластиковую карточку. Карточка подверглась тщательному осмотру. Потом оранжевый жилет вернул документ, приложил кончики пальцев к фуражке, изобразив нечто вроде салюта. Водитель забрался в машину, постовой махнул на прощанье жезлом, и седан свернул под указатель.

Замелькали у обочины сонные домики, выстроенные из белого кирпича, сейчас занавешенные до оконных наличников белёсой туманной взвесью. Флагманом между выстроившейся вдоль дороги мелочи проплыл стеклянный прямоугольник супермаркета. Тихо шевелился под ветром цветной лоскут флажка над крыльцом.

Седан свернул с глянца основной дороги и покатил вдоль бесконечных дощатых заборов, где между узких, крашенных в разные цвета планок дощатых оград свешивались к дороге колючие ветки малины, и топорщил узорчатые листья крыжовник.

За Кривулями расстелилось поле, засаженное викой, спящей под кочковатым одеялом тумана. Машина выехала на грунтовую дорогу. Распугивая ранних пташек, выскочивших на укатанную до каменной твёрдости колею, седан набрал скорость, и уверенно покатил в направлении группы берёзок у горизонта, где поблёскивали в лучах невидимого ещё солнца провода и возвышались решётчатые башни опор высоковольтной линии.

***

Астра тронула холодный камень. Рубиновый ромб смотрел с груди кровавым глазом. Золотой шнур душил, словно удавка. Она сжала рубин в ладони, как ядовитую тварь. Как чёртик из коробочки, послушно выскочила картинка из прошлого: девочка с бантиками у стола, до которого достаёт лишь подбородком. Бабка Матильда протягивает что-то, завёрнутое в тряпочку, её матери, а мама отталкивает свёрток, словно там змея. Рубиновое колье.

На мгновение ей свело судорогой желудок от ненависти к бабке, к её тайнам. Лучше бы она не приезжала, никогда не отдавала эту проклятую вещь. Ничего бы не было. Никто бы не умер.

У её ног мирно спал, тихо дыша, полицейский Федька. Лицо его было ещё бледным, но рана на боку стала просто розовой полоской шрама. Засохшая кровь чешуйками осыпалась на траву. Она выронила на траву так и не пригодившийся ремень.

Брат Альфред требовательно протянул руку. Мотнул головой в сторону алтаря. Пора. Астра увидела его глаза. Бежать бесполезно. Отказы не принимаются.

Она огляделась. Голодные взгляды людей в атласных балахонах. Они ждут. Даже бледная курица Гонория смотрит с жадным любопытством. Им нужна она, Астра.

Брат Альфред повёл её к алтарю, держа за кончики пальцев. Она машинально переставляла ноги. Память услужливо подбросила очередную картинку. Лужа крови на полу гостиной в доме родителей. Расчленённое тело, которое даже нельзя было узнать. Жертва. Не надо далеко ходить, вот они, эти люди. Любители древних обрядов и кровавых жертвоприношений. И финальный аккорд нелепой драмы — Астра, последняя из семьи, на алтаре, с одним из них, занимается примитивным сексом под нелепые ритуальные телодвижения и завывание гимнов.

Магистры в балахонах поворачивались вслед, жадно следя за каждым её движением.

— Почему? — спросила Астра, когда они остановились у камня, и он развернул её спиной к алтарю. — Зачем всё это?

— Так надо.

— Кому надо? Тебе?

— Ты предпочитаешь брата Евстахия? — холодно спросил он, кладя горячие ладони ей на талию.

Магистр Евстахий издал сдавленный звук. Сестра Гонория протестующе пискнула.

— Я хочу знать!

Альфред приподнял её и уложил в выемку на камне, словно приспособленную для этого. Она зажмурилась, чтобы не видеть ненавистное лицо.

— Ты тянешь время. Но я расскажу.

Он потянул с неё штанишки. Плотная материя, сидевшая на бёдрах, как вторая кожа, упруго сопротивлялась. Она отвернулась от него, но вокруг были только голодные лица магистров.

— Я сказал, что все мы одной крови. Отпрыски неведомого прародителя. Мы не знаем его имени, но мы знаем, чего он хочет.

Пояс штанишек упрямо цеплялся за шершавый камень, брат потянул сильнее.

— Ты видела, как проявляется наш дар. Ты ощутила свою силу. Так вот, твои возможности, не говоря уже обо всех нас, собравшихся здесь, ничто по сравнению с возможностями этого существа. Я говорю — существа, хотя оно выглядит как человек. Так говорили те, кто его видел, и сумел остаться в живых.

Штанишки наконец поддались, и брат Альфред стащил их пониже. Астра вздрогнула от холодного воздуха, обдавшего голые коленки.

— Ты сказала, что мы готовы выесть друг другу печёнки. Та ненависть, которую ты испытываешь ко мне, отражение той, что все мы втайне питаем к своим братьям. Каждый из нас знает это.

Магистры на поляне зашевелились. Астра услышала дружный вздох, увидела краем глаза, как прячут лица эти люди в балахонах, как потупилась пригревшаяся в руках Евстахия сестра Гонория, и поняла — это правда.

Брат Альфред наклонился над Астрой, она заёрзала, не в силах сдержать отвращения. Он надавил ладонью, заставив её лежать смирно.

— Это наш инстинкт, неотъемлемая часть наших сущностей, плата за дар. И эта ненависть тоже слабое подобие той, что испытывает наш прародитель к нам, своим нечаянным потомкам, ведь мы лишь его бледные копии.

— И что? — Нет, это просто сборище сумасшедших сектантов. Типичный бред чокнутого фанатика. Этого не может быть.

— С давних пор он преследует нас, упорно и неотвратимо. В своё время некоторые из нас смогли скрыться. Мы затаились среди обычных людей, кое-кто, как вот они, — Альфред кивнул на стоящих вокруг магистров, — даже смогли найти себе официальную нишу. Гадалки по вызову, балаганные шуты. А когда-то мы создали орден, чтобы быть вместе. Вместе не так страшно. Но он всё равно продолжает нас искать. Время не преграда для него.

Астра попыталась увернуться. Горячие, твёрдые ладони брата давили всё тяжелее. Она ощутила, что он готов сделать это.

— Зачем тогда было вас… порождать? — она постаралась отодвинуться хоть немного, оттянуть неизбежное. Он держал крепко.

— Мы можем спастись только одним способом, и для этого нужен обряд. — Альфред заговорил прерывисто, словно задыхался. Прижал её к камню. — Только так можно сконцентрировать наши силы в одном из нас.

— А как…

— Хватит. Потом расскажу. — Он наклонился совсем близко, и зажмурившаяся Астра почувствовала его дыхание. — Сначала дело.

Он поцеловал её. Требовательно, будто имел право. Она замычала, чувствуя, как предательски расслабляются мышцы. Столько времени без секса, засада, вот засада! Надо было вовремя соблазнить Федьку, хоть кого-то. И сейчас она не изображала бы медузу на песке.

Последним усилием она вырвалась, глотнула воздуха, чувствуя, что вот-вот, и сделает это добровольно.

 

Глава 41

— Шикарная сцена. И кто режиссёр?

Брат Альфред сильно вздрогнул и отшатнулся от Астры. Она открыла глаза. Ночь сходила на нет. Тень сосен, окруживших поляну плотным кольцом, из чёрной стала серой. Некто, возникнув из тумана, перешагнул круг, выложенный из плоских валунов, в свете наступающего утра утративших серебряное сияние, и ставших просто камнями.

— Несанкционированное проведение религиозных обрядов? — сурово спросил человек, и Астра узнала его.

В серой курточке-ветровке, из-под которой выглядывают ослепительные, неуместные здесь манжеты. На манжетах посверкивают крохотные огоньки запонок. Отглаженные брюки идеальной стрелкой спадают на ботинки натуральной кожи. Анатолий Збигневич. Полицейский следователь.

— У нас есть разрешение! — прокаркал один из магистров. В бледном утреннем свете его атласный балахон утратил торжественность, и стал похож на опереточный костюм.

— Вот, пожалуйста, — на свет вынырнула сложенная бумажка, магистр торопливо развернул листок и шагнул к полицейскому. — Разрешение на сезонное проведение обрядов. Вот разрешение на однократный забой жертвенного животного. Справка от ветеринара…

Следователь с непроницаемым лицом глянул в протянутые бумажки.

— А где разрешение на сексуальные контакты в неположенном месте?

Магистры переглянулись.

— Это входит в ритуал, — сказал Высший магистр Никодим. — Все стороны согласны.

Он убедительно поглядел в каменное лицо следователя. На лбу его собрались морщины, брови поднялись домиком, придав магистру невинный вид туриста-ботаника.

— И госпожа Астра согласна? Она не хочет спросить, есть ли у партнёра алиби на момент убийства? Или её такие мелочи не интересуют?

— Это не я, — сухо ответил брат Альфред. Он неторопливо застёгивал брюки.

Астра поднялась с алтаря. Взялась ему за отворот кожаной куртки, распахнутой на груди.

— Так это ты?

— Вы уже на ты? — за полицейским стояли ещё двое. Один, в комбинезоне плотной ткани, обшитом многочисленными кармашками, нашивками и лямками. Карманы туго оттопыривались, за каждой лямочкой что-то цеплялось, торчало и висело. Через плечо у человека в комбинезоне устроился прочный ремень, из тех, на которых носят оружие или ценный инструмент. В ладони, затянутой в перчатку без пальцев, матово чернело дуло не то камеры, не то пистолета. Лица было не разглядеть под плотно сидящей кепкой с козырьком и тёмными, отливающими лиловым очками.

Второй, в куртке-косухе и потёртых кожаных штанах, смотрел прямо на Астру, и она медленно отпустила отворот Альфредовой куртки, чувствуя, как слабеют ноги, и пустеет голова.

— Фома…

— Не могла удержаться? — холодно спросил он, оглядывая её голые ноги. Она торопливо подтянула штанишки, прикрыв ладошкой предательский след от оторванной пуговки на поясе.

— Я не трогал твоих родителей, Астра, — сказал брат Альфред. Он заправил рубашку под пояс, оправил куртку, и теперь спокойно стоял, опустив руки и глядя на полицейского.

— Есть свидетели, которые видели вас входящим в дом, — сухо произнёс следователь.

— Когда я вошёл, они уже были мертвы.

— Ты врёшь! — крикнула Астра. — Думаешь, я не помню, как ты бегал за мной с ножиком? Вы все тут живодёры!

— Их я не трогал. Жертву принесли до меня. — Альфред посмотрел на следователя. — Когда я выходил из дома, то заметил вас, господин полицейский. Не слишком ли рано вы прибыли на место?

— Вы меня видели? — удивлённо спросил следователь. Он с интересом воззрился на брата, почесывая кончик носа.

— И не только там, — сказал Альфред. Лицо его всё больше бледнело, бурые нитки царапин проявились, и брат стал похож на диковинного дикаря в ритуальной раскраске. — У дома госпожи Виктории вы тоже были.

— Это всем известно, — заметил Фома. — Мы тоже там были.

— Да, почти сразу… — Астра запнулась. А ведь верно, они всегда попадали на место раньше всех. Разве что... следователь.

— Господа, — мирно сказал Высший магистр Бенедикт. — Может быть, вы тут между собой разберётесь? А мы пойдём.

— Господа, — благодушно ответил полицейский. — Вы никуда не пойдёте.

— Вы не можете нас задержать, — настойчиво сказал Никодим. Он опустил руку с документами, и бумаги затрепетали от утреннего сквозняка.

— Могу. — Полицейский улыбнулся, глядя на Никодима. — Могу и задержу.

На лбу Высшего магистра выступили бисеринки пота. Остальные магистры тоже усиленно потели, уставясь в упор на следователя. Тот был свеж, как огурчик. Блестели крохотные огоньки на белоснежных полосках манжет.

Астра приоткрыла рот. За спиной следователя нарисовался тот самый здоровенный мужик, у которого она стащила топор и котелок с ухой. Он неслышно подошёл и стал рядом с Фомой. Обвёл прозрачным взором поляну и внезапно подмигнул Астре. На поясе у него болтался прицепленный за дужку котелок.

Придушенно пискнула сестра Гонория. Магистр Евстахий, оттолкнув сестру, с неожиданным проворством рыбкой нырнул за алтарь. Гонория упала задом в траву, вытаращив глаза на возникшего из-за камня престарелого магистра с топором в руке. Астра вспомнила, что заснула здесь, сжимая топорище в ладошке с мыслями о местных волках. Ха, волки. Да они все давно разбежались, завидев людей.

— Не подходи! — проскрипел Евстахий, поднимая топор. — Ты не получишь её!

Сестра Гонория с трепетом взглянула на магистра. Он шагнул вперёд и заслонил собой Астру. Гонория вздохнула и упала на траву. Выпали из разжавшихся пальцев кружевные панталончики.

— Евстахий, что вы делаете?! — крикнул Никодим.

— Бегите, братья, я его задержу! — прохрипел престарелый магистр, взмахнув топором. Его глаза не отрывались от верзилы в пятнистой потрёпанной куртке. Тот мирно стоял рядом с Фомой, глядя на магистра безмятежным прозрачным взором.

Высший магистр Бенедикт шагнул к Евстахию, протянул руку:

— Друг мой, отдайте топор. Вы нездоровы, вам нужно отдохнуть.

— Вы не видите его. Обряд не закончен, и вы не видите. Я вижу, — пробормотал Евстахий, не обращая внимания на Бенедикта. — Это он. Это он, во плоти.

Бенедикт отшатнулся. Брат Альфред стоял, опустив руки, и не отрывал глаз от полицейского следователя.

Астра видела худую шею магистра, топорщащиеся на затылке седые прядки волос. Его задранные вверх, с зажатым в них топором, руки. Рукава атласного балахона сползли, обнажив жилистые предплечья. Она попыталась выглянуть из-за него, но он подвинулся вбок, опять загородив её.

— Прошу вас, магистр, не нужно этого делать, — услышала Астра мягкий голос следователя. — Опустите топор. Ещё порежетесь ненароком.

— Не подходи! — крикнул Евстахий, и голос его сорвался. Он взмахнул топором наотмашь, обух описал дугу, магистра качнуло назад. Астра, стоящая позади Евстахия, почувствовала тупой удар в макушку. В глазах вспыхнул фейерверк. Ноги превратились в желе, земля поплыла куда-то вбок. Она ухватилась за Евстахия, вцепилась ему в атлас балахона, в жёсткое, жилистое тело. Земля вертелась всё быстрее, перед глазами аквариумными рыбками поплыли роскошные цветные пятна. Пальцы заломило, в глазах опять вспыхнуло, будто удар тока прошил её насквозь. Астра услышала короткий, сдавленный крик, словно придавили кошку. Руки разжались, она сползла на землю. Стоя на коленях, взялась за виски, пытаясь что-то увидеть сквозь цветовое шоу. Обзор больше ничто не загораживало.

Прямо перед ней на четвереньках стоял Евстахий. В её замутнённом восприятии магистр выглядел странно. Астра видела контур человека, очерченный слабыми, нечёткими линиями. Он был похож на наполненный мутной жидкостью пузырь. Человек слабо шевелился, он был жалок и противен, как полудохлая лягушка.

Зрение странно расширилось, она увидела стоящих по кругу членов Ордена, их силуэты, подсвеченные тусклым светом, вытянутые и колеблющиеся, как пламя свечи. Немного поодаль, чуть сбоку, светился неровным, зеленоватым светом силуэт, напоминающий Альфреда. И прямо перед ней было нечто. Астра содрогнулась от вдруг накатившего волной, железным кулаком сдавившего внутренности, животного ужаса. Этому страху не было названия, он шёл из глубины её существа, будто все поколения предков, начиная с праамёбы, взвыли в унисон, сгорая на медленном огне.

Прямо перед ней стояло существо, светящее нестерпимым, оранжево-лиловым светом. Существо отдалённо напоминало человека, но человеком не было. Точно так же можно назвать человеком гипсовую статую в заброшенном парке. Пространство вокруг существа дрожало, изгибалось и плыло, будто раскалённый воздух над пустыней.

Астра увидела, как существо двинуло — рукой? Конечностью? Протуберанцем? Нечто, напоминающее руку, протянулось к ней, не то зовя, не то успокаивая. Она увидела, как зеленоватый, переливающийся контур существа по имени Альфред отшатнулся от протуберанца в том же, как у неё, смертельном страхе. Как он остановился, будто не в силах бежать. Медленно, медленно повернулся к страшному, огненному существу.

Нечто застыло, разглядывая пылающими глазами безумного брата. «Ты хочешь остановить меня?» — раздался вопрос, произнесённый гудящим, будто пламя огромной печи, и одновременно странно знакомым голосом. — «Отважная букашка».

«Да» — был ответ, и Астра, не в силах отвернуться и закрыть глаза, видит, что контур брата Альфреда наливается зелёным огнём и трепещет. — «Ты не возьмёшь её. Возьми меня, и уходи». Страшное существо замирает, невыносимо долгое мгновение глядя на зеленоватую букашку со странным выражением на горящем яростным огнём лице.

Жуткий протуберанец тянется к зеленоватому контуру, и тот на мгновение вспыхивает, надувается, и лопается, как мыльный пузырь. А Астра, ослеплённая вспышкой, даже сквозь шум в ушах и затмивший зрение фейерверк, сгибается пополам в приступе тошноты.

Её рвёт прямо на землю, на колени, на ободранные штанишки. Дрожа и задыхаясь, она выпрямляется, глядя на то, что наделала. Прямо перед ней, рядом с потёртой тканью на коленках, ворочается в призрачной, слабо светящейся луже глянцево-малиновый, похожий на туго набитый батон ветчины, червяк из её кошмарного сна. Червяк спазматически выгнулся, согнулся в кольцо, приподнялся на кончике хвоста и глянул выпуклыми красными глазками на Астру. Та тихо вздохнула, как недавно сестра Гонория, и осела на траву.

 

Глава 42

— Надо было костёр развести. Живой огонь — это всегда красиво. — Хорошо поставленный голос отдался в голове колокольным звоном.

Астра открыла глаза. Жуткий фантом исчез, будто растворился в воздухе. Фома отвёл ей с лица упавшие прядки, тёплые, сухие пальцы коснулись щеки. Какие у него нежные руки. Никакого сравнения с Альфредом.

Она вздрогнула. Поднялась на ноги, и Фома поддержал её. Ночь кончилась. Розовый утренний свет стоял в окружённой плотной стеной сосен чаше поляны, как прозрачный ягодный кисель. Серой мохнатой грудой лежал козёл, подогнув под живот ноги и уткнув в землю рогатую голову. Тускло светилась возле угловатого камня алтаря большая серебряная чаша.

Там, где прежде лежал раненый полицейский Федька, топорщились пучки вырванной с корнем травы, да темнело бурое пятно. Магистры, помятые и припухшие, столпились у алтаря в нелепых позах застигнутых за стыдным ритуалом аборигенов. Покачивался, бормоча невнятные слова, Евстахий. Его придерживала за локоток сестра Гонория, в натянутых наизнанку панталончиках и помятой майке.

Магистр Митрофан, в грязном комбинезоне, на котором цветные кляксы рисунка слились в одно, неопределённого цвета пятно, прижимал к животу чехол с набором ритуальных ножей.

— Конечно, ни одно животное не пострадало, — бодро продолжил голос, и Астре сдавило виски. Голова тупо заныла.

Она подняла глаза. В веки будто насыпали песка, предметы двоились и расплывались перед глазами. Астра поморгала, муть рассеялась, зато вернулись цветные пятна. Они неторопливо растеклись по поляне, задрожали, распались и утекли в стороны.

Прямо напротив кучки магистров топтали траву новенькими ботинками до боли знакомые лица. Лица сияли свежестью дорогих сорочек и костюмчиками от известных домов. Личности посолиднее оккупировали партер. Остальные вскарабкались на плоские валуны.

— Какие люди, — пробормотала Астра, обводя взглядом высокое собрание, — и без охраны.

Прямо перед ней сиял добродушной улыбкой, знакомой всему свету, премьер. Сбоку, немного в стороне, с отрешённым видом стоял и смотрел в небо деловой партнёр её отца. Игорь Иванович, кажется.

— Программа предусматривает осмотр местных достопримечательностей и участие в исторических реконструкциях… — прогудел местный чиновник, робко взглядывая на высокое начальство. На его новеньком костюмчике болталась, выглядывая из-под полы пиджака, не отрезанная в спешке бирка.

.Кто-то заговорил на чужом языке. Забубнил переводчик:

— Мы хотели узнать, в чём смысл обряда. И нельзя ли приобрести сувенир на память.

Премьер многозначительно глянул на робкого чиновника. Тот ответил мутным взглядом человека, поставленного к стенке перед взводом автоматчиков. Переводчик опять забубнил что-то.

Астра увидела брата Альфреда. В наглухо застёгнутой кожаной куртке и кожаных штанах в обтяжку, он деревянным движением марионетки вышагнул из-за спин магистров. Шагнул ещё и повернулся к ней, глядя пустыми, ничего не выражающими глазами в кровавый камень у неё на груди. Протянул руку:

— Сувенир.

Тогда она сняла с шеи шнур белого золота, и с облегчением протянула тяжело повисший рубиновый ромб Альфреду.

Он взял камень, толстый шнур свесился между пальцев, а Астра вздрогнула, коснувшись его руки. Пальцы брата были твёрдыми и холодными, как у покойника.

Альфред деревянным движением развернулся на месте и двинулся к группе туристов. В трёх шагах от высоких гостей его остановили, и брат вытянул руку. На открытой, повёрнутой кверху ладони мигнул кровавым глазом ромб рубина. По витому шнуру пробежали белые искры.

— Сувенир, — повторил Альфред.

— Милая вещица. Камень совсем как настоящий. Где-то я такой… — премьер запнулся. Отвернулся к секретарю, и Астра успела заметить его сжавшиеся в белую нитку губы.

Переводчик кашлянул.

— Гхм. Сколько вы хотите за эту… за сувенир?

— Тридцать.

— Тридцать чего?

— Копеек. Серебром. — Неживым голосом ответил Альфред. Туристы зашептались. Тип в галстуке-бабочке с белозубой улыбкой протянул к брату пухлую ладонь. Пошевелил пальцами, словно приманивая рыбку. Вытянул жестом фокусника из нагрудного кармашка аккуратно сложенную бумажку, и показал Альфреду.

— Здесь достаточно, — сказал переводчик.

Астра оглянулась. Престарелый магистр Евстахий с присвистом вздохнул. Глаза его, до этого безжизненные, как у Альфреда, загорелись зелёным, безумным огнём, словно у напуганной до крайности кошки. И он был тем, что она увидела тогда, в кошмарном видении — пустым, дрожащим, прозрачным пузырём, принявшим вид человека.

Астра сглотнула. Виски опять заломило. Сестра Гонория встретила её взгляд, и торопливо отвела глаза.

— Прошу прощения, господа, — сказали рядом, и между уже протянувшим руку к амулету иноземным гостем и братом Альфредом, держащим рубин в раскрытой ладони, вклинился полицейский следователь. — Этот предмет является вещественным доказательством и должен быть приобщён к делу.

— Нет, — пробормотал Евстахий. — Не отдавайте ему амулет. Мы все погибнем.

Альфред стоял с вытянутой рукой, глядя в пустоту. Губы его шевельнулись, и Астра увидела, как он выговорил вслед за Евстахием: «Нет».

Голова ныла всё сильнее, виски сдавило невыносимо, и Астра только порадовалась, что её почему-то совсем не тошнит. Цветные круги уплыли, но предметы перед глазами опять стали расплываться и двоиться, а некоторые окутались дрожащим переливчатым ореолом. Она поморгала, преодолевая дурноту, и покашляла, как только что переводчик. На неё оглянулись. Астра выпустила руку Фомы и шагнула вперёд.

— Я передумала, — сказала она. — Вещь не продаётся.

Она увидела, как вытаращил глаза пухлый иностранец в галстуке-бабочке. Как полицейский следователь растянул рот в приветливой улыбке, что силуэт его дрогнул, плавно меняя форму, а улыбка стала невыносимо ослепительной, будто загорелась огнём.

— Это ваша вещь? — удивлённо спросил премьер. Она почувствовала его взгляд, обводящий потёртые штанишки, старые кроссовки и замаранную курточку.

Астра кашлянула. Нельзя, чтобы голос дрожал.

— Да…

— Всем оставаться на местах. Производится задержание. — Командный голос дёрнул глубинные ниточки в душах многих, и люди на поляне застыли в нелепых позах.

На поляну с разных сторон, образовав живой периметр, выступили бойцы в чёрных жилетах поверх серых невзрачных комбинезонов, в касках с зеркальными забралами и «Степановыми» на груди.

— Всем оставаться на местах, — повторил жестяной голос.

 

Глава 43

От серых комбинезонов отделился человек и направился прямо к Астре. Протянул руку в беспалой перчатке:

— Гражданка, вы задержаны…

На поляне покашляли. Есть множество разновидностей начальственного кашля. Этот был такого свойства, что даже сосны у края поляны вытянулись в струнку.

— Офицер… как вас...

— Производим задержание, господин прези… премьер-министр, — сказал офицер, уставясь из-под забрала на высочайшее начальство. — Согласно инструкции.

— У меня имеется предписание доставить гражданку в столицу, — вмешался полицейский следователь. Он глянул на Астру, и ей вдруг стало холодно. Так, наверное, улыбался Серый волк Красной шапочке.

— А у меня приказ, — ответил офицер.

— И чей же это приказ? — легко спросил следователь, разглядывая ремень «Степанова» с детским интересом.

— У нас своё начальство, — офицер потел под шлемом, но не сдавался.

— Этот вопрос в юрисдикции нашего отдела, — отпарировал следователь.

— Не хочу вмешиваться в ваши дела, господа, — с обманчивой мягкостью промолвил премьер, и оба смолкли. — Вот здесь стоит всё ваше начальство, офицер. Решите вопрос.

Офицер посмотрел на делегацию. На лице его отразилось желание уйти в досрочный отпуск.

— Да, — ответил премьер шепчущему на ухо секретарю. — Время. Господин Кулябин, мы опаздываем к демонстрации.

Господин Кулябин оторвался от созерцания небесных просторов.

— Не опаздываем, — взгляд его остановился на Астре. — Я слышал, она умерла.

— Это была ложная информация, — деловито ответил полицейский. — В интересах следствия.

— В интересах следствия, — задумчиво повторил господин Кулябин, разглядывая Астру.

— Игорь Иванович, ближе к делу, — сухо сказал премьер. — Зарубежные гости ждать не могут.

Игорь Иванович неспешно полез в карман пиджака. Порылся там, достал портсигар. Неторопливо открыл, погрузил в него указательный палец, и покопался внутри.

— Не могут, — повторил он медленно, поднимая очень спокойные глаза на покрасневшего премьера. — Да и не надо. У меня всё с собой.

— Господа, машины поданы, — отрапортовали сзади.

— Как с собой? — удивился премьер.

— А так, что никуда не надо идти. — Господин Кулябин вытянул из портсигара сигарету, сунул в рот. — А ведь собрался бросить.

Захлопнул портсигар, подбросил вверх, ловко поймал и сжал в пальцах. Раздался тихий щелчок. Игорь Иванович раскрыл ладонь. На полированной серебристой поверхности дорогого портсигара блеснула изящная золотая накладка. В коробочке опять щёлкнуло, и милый женский голос объявил: «До точки ноль пять минут».

Зарубежные гости загомонили, дёргая переводчика за рукава.

— Что значит — пять… — прогудел было переводчик, его перебил хрипловатый голос местного чиновника:

— Простите, что значит — точка ноль? И где эта точка?

Господин Кулябин задумчиво затолкал портсигар в карман. Протолкнул пальцем серебристую коробочку, и все проследили за его движением.

— Я говорил. Это есть в докладе.

— К богу доклад, — раздражённо оборвал премьер. — Что вы сказали про точку?

— Точка приложения силы, — ворчливо сказал Игорь Иванович. — Грубо говоря — момент демонстрации.

— Тогда нам нужно ехать, — сказал местный чиновник, разворачиваясь на месте.

— Не нужно. У нас места в первом ряду. — Господин Кулябин сунул руки в карманы, покачался на цыпочках и глубоко втянул холодный утренний воздух. — Тут даже приятнее.

— Игорь Иванович… — очень вежливо начал премьер. Лицо его пошло пятнами.

— Я шестой десяток Игорь Иванович, — неожиданно резко ответил господин Кулябин. — Вы просили меня сделать всё для нашего проекта. Бог видит, я сделал всё. А теперь давайте помолчим. Осталось мало времени.

— Мало времени… — эхом повторил чиновник. Он машинально поправил галстук. На среднем пальце правой руки тускло блеснул крупный чёрный камень, оправленный в белое золото. Бархатным огнём зажглась глубоко вырезанная в камне стилизованная роза. — Вы хотите сказать, что через пять минут времени уже не станет?

— Возможно. Наука пока не в курсе дела, — Игорь Иванович неожиданно фыркнул. — Вы сами этого хотели. Игорь Иванович, — передразнил он мерзким голоском, — зачем вам эти проблемы? Не надо лишних жертв!

Он обвёл глазами столпившихся на поляне людей.

— Думал, хоть мальчишка в безопасности. А он тоже здесь.

— Отец, не надо, — сказал Фома.

— Я же тебе место нашёл в отделе. А тебе самостоятельности захотелось. Хоть бы мать пожалел.

— А что будет? — настойчиво спросил чиновник.

— Мне когда сказали про девочку, я решился. — Продолжил Игорь Иванович, не обращая внимания на чиновника. — Терять нечего. Дочка умерла, сын всё равно…

— Отец, не надо, — сказал Фома. Лицо его сморщилось, как от боли. — Я давно всё знаю.

— Что ты знаешь? — замирающим голосом спросила Астра. Голова странно опустела, в глазах прыгали искры. Голоса отдавались в ушах звенящим гулом. Силуэт чиновника, настойчиво хватающего господина Кулябина за рукав, задрожал и подёрнулся светящейся рябью.

— Я ему не родной, — ровно ответил Фома, глядя на Игоря Ивановича. — Моя мама вышла за него беременной от твоего отца.

Астра пошатнулась. Ухватилась за рукав его кожаной куртки и тут же отдёрнула руку.

— И ты со мной… я с тобой… Да я тоже! — она схватилась за живот.

— Я не знал, кто ты. Сначала не знал, — сказал Фома. Он обернулся к ней, и Астра отшатнулась. — Астра…

— Пошёл к чёрту!

— Так что будет? — настойчиво повторил местный чиновник.

— А то и будет, — скучно ответил наконец Игорь Иванович. — Вы хотели, чтобы я подложил собственной фирме хорошую свинью. Пообещали жену вылечить. Никто не брался, а вы пообещали. Мальчишку не трогать.

Чиновник отшатнулся. Улыбнулся, разводя руками, оглядев недоумённым взглядом дружно уставившихся на него людей. Только Астра, сквозь выступившие на глазах слёзы, увидела, как вспыхнула и загорелась зелёными нитями роза, вырезанная в чёрном камне перстня.

— Так вот, — будто читая лекцию, продолжил господин Кулябин, — сначала я так и решил. Бог с ним, с госзаказом. Семья дороже.

Он помолчал, покачиваясь с носка на пятку.

— А потом я понял. Понял, что вы за люди. И что вам надо. И мне всё стало ясно. — Игорь Иванович улыбнулся, посмотрел на премьера, медленно обрывающего на себе модный галстук. — Мне жаль, что так получилось. Но вы сами сказали, главное — это спасти страну. Страну мы спасём. Боюсь только, что нам при этом не выжить. Что поделать, побочный эффект.

— Что за побочный эффект? — просипел премьер. Он наконец оторвал галстук, и, тяжело дыша, уставился на учёного. — Вам оказали доверие!

— Дело в особенностях местности, где мы с вами находимся. Сам заряд рассчитан с точностью… неважно. Реши мы провести демонстрацию в другом месте, и если бы заряд был холостым… Мы проигрываем торги, а господин Кулябин в компании с господином премьером садятся в глубокую лужу. Зато кому-то другому станет хорошо. И, возможно, кто-то даже сдержит своё обещание насчёт моей семьи.

— А заряд не холостой? — спросил чиновник, заглянув в глаза господину Кулябину.

— Нет. — Игорь Иванович встретился с ним взглядом. — Вы-то понимаете, что это значит?

— Да, — хрипло ответил чиновник. — Понимаю.

Он отвернулся, будто в нерешительности, и вдруг одним прыжком оказался возле Альфреда. Вырвал у него рубиновое колье и торопливо надел. Секунду смотрел в глаза брату, потом толкнул его в грудь открытой ладонью. Брат Альфред пошатнулся, отступил на шаг и упал на колени.

— Червяк. — Презрительно сказал чиновник, отряхивая ладонь о новенький пиджак. — Глупец. Тебе только глотки резать!

— Я делал это для Ордена, Мозес, — тускло сказал Альфред, не делая попытки встать на ноги. — Теперь я готов умереть.

— Глупец, — повторил глава Ордена Белой розы. — Ты ничего не понял. Честный, верный Альфред. Надо было сразу принести в жертву девчонку. Но теперь это неважно. Мы все здесь.

Иноземный гость в галстуке-бабочке оттолкнул переводчика, и, дёрнув за плечо Мозеса, развернул к себе:

— Что это значит — нам не выжить? Мы так не договаривались!

Переводчик повторил за ним, и смущённо умолк: зарубежный гость говорил почти без акцента.

— Мы так не…

Господин Мозес стряхнул руку чужеземца с плеча:

— Вам же сказали — особенность места! Господин Кулябин, да вы хитрец. Такого даже я не ожидал.

— Почему погибнем?! — крикнул иностранец, багровея до ушей. — Вы должны были сорвать демонстрацию!

— Да пропадите вы со своей демонстрацией, — ответил глава Ордена, шагнув мимо стоящего на коленях Альфреда к Астре. Протянул руку:

— Отдай свой перстень, девочка. Он тебе больше не понадобится.

Она попятилась. Дефект зрения, или что бы это ни было, давал странную картинку: люди, что стояли поодаль, казались серыми, плоскими, будто вырезанными из бумаги. Дрожали едва подсвеченные зеленью силуэты магистров и сестры Гонории. Покачивался у самой земли полупрозрачный силуэт брата Альфреда. И ярко горел ядовитым изумрудом человек, тянущий к ней руку. Ярко-зелёной кляксой сидел на его пальце перстень с вырезанной в камне розой.

— Отдай кольцо.

— Иди к чёрту.

— Твоя бабка вовремя ушла. Твоя очередь. Дурёха, ты даже не знаешь, что происходит. Место, где мы стоим, средоточие нашей силы. Место нашего рождения и нашего конца. Здесь впервые явил себя миру наш прародитель. Здесь, как предсказал основатель Ордена, найдёт свой конец наш мир. Ты знаешь, что будет, если здесь, на этом месте, заложить заряд большой мощности?

Ядовито-зелёный человек рассмеялся, покачиваясь, от перстня его брызнули зелёные искры:

— Люди называют это Апокалипсис. А для нас — избавление от древнего ужаса. Только так мы можем уничтожить его. Погибнут многие, останется один — тот, кто сможет поведать об этом потомкам.

— Размечтался! — зло сказала Астра. Она показала ему перстень бабки Матильды на пальце, заодно продемонстрировав неприличный жест: — Хрен тебе! Взрывайся со всеми, придурок!

Она увидела свою руку с перстнем бабки на пальце. Пальцы, и вся рука светились ровным, ярким изумрудным светом. Поляна, сосны, каменный круг и воздух вокруг неё стали прозрачными и ясными, будто она стояла в центре залитого солнцем аквариума. Необыкновенная ясность мысли осветила её, будто включили свет. И немыслимая радость бытия, такая сильная, что Астре захотелось кричать, вскипела, как открытая бутылка игристого вина. Она засмеялась, и смех её запрыгал металлическим эхом по янтарной чаше поляны.

— Ты сам глупец, смертный. Дружок, эй, дружок! — позвала Астра, и малиновый червяк, всё это время лежавший у её ног, поднялся на кончике хвоста. Преданно моргнул красными глазками:

— Хозяйка?

— Возьми его! — Астра указала на ядовито-зелёного Мозеса. — Взять!

 

Глава 44

Червяк приподнялся на кончике хвоста, вытянулся в струнку, повернулся вокруг оси. Отыскал господина Мозеса и уставился на него. Красные глаза его медленно моргнули, маленький каплевидный зрачок расширился, вытянулся вертикально. Глава Ордена Белой Розы, встретив взгляд красных кошачьих глаз, попятился.

Червячок поводил головой, принюхиваясь, потом опустился на землю и неторопливо пополз в сторону господина Мозеса, выбрасывая вперёд колбаску малинового тельца, как огромная, упитанная гусеница.

Господин Мозес отступил, не отводя взгляда от ползущего к нему лоснящегося малинового тела, взмахнул руками, словно пытаясь оттолкнуть надвигающуюся опасность.

— Нет! Только не это!

Брат Альфред закрыл лицо руками. Сквозь пальцы донеслись слова: «И сущность твоя исчезнет, развеянная по ветру, и поглотит тебя геенна огненная…» Магистры опустили головы, повторяя за Альфредом слова глухим речитативом. Заплакала сестра Гонория, цепляясь за престарелого магистра Евстахия, безучастно наблюдавшего за мечущимся в панике Мозесом

Остальные люди, сбившись кучкой возле невозмутимого господина Кулябина, смотрели, как пятится от чего-то невидимого, нелепо машущий руками чиновник, бормоча и выкрикивая непонятные слова. Вот он запнулся, хватаясь за воздух руками, и упал на спину. Сел на землю, и стал отползать, взрывая траву каблуками новеньких ботинок. Спина его наткнулась на плоский валун, он вжался поясницей в камень, и застыл на месте.

Подняв руку с перстнем, знаком главы Ордена, выбросил вперёд раскрытую ладонь. Взглянул выкатившимися, застывшими глазами на неспешно приближающего червяка.

— Вы тоже погибнете, несчастные! — выкрикнул визгливо. — Вы ничего не поняли! Они придут за вами! Они уже здесь!

— Взять! — мстительно крикнула Астра. Странная, мучительная жажда, желание уничтожить это жалкое подобие человека судорогой сжало ей внутренности.

Червяк приподнялся на нижней половинке, выгнулся, свернулся в кольцо. Внезапно распрямился, как отпущенная пружина, и исчез, размазавшись в воздухе. Шею господина Мозеса окутало дрожащее малиновое сияние. Он дико взвизгнул, хватаясь за горло руками. Повалился спиной на камень, выгнувшись и судорожно забив ногами в воздухе. С дёрнувшейся ноги слетел новенький ботинок, совершил кувырок в воздухе, и шлёпнулся на траву. Визг превратился в хрипение, ноги дёрнулись в последний раз, господин Мозес спазматически выгнул спину, скатился с камня под ноги ошеломлённых зрителей и затих.

— Боже мой, — сказал хрипло премьер — Боже мой. Что это?

Завыла, засунув кулачок в рот, сестра Гонория. Судорожно закашлялся, закрываясь платком, и тараща глаза на скорчившееся тело, пухлый иноземец в бабочке. Лицо его обмякло и покрылось обильной испариной.

— Время вышло, — раздался голос. Смутно знакомый и одновременно чужой, он жутким гулом накрыл поляну. Прокатился, как гром, и отдался в голове у Астры звенящим эхом. Она отвела глаза от бывшего главы Ордена Белой розы, превратившегося в пустой мешок, опавшим пузырём распластанный на земле. Бурлящая внутри радость утихла, и мстительная жажда убийства мгновенно пропала, сменившись сосущим страхом. Малиновый червячок, неведомо как очутившийся возле неё, обернулся вокруг ноги и сжался в плотный валик. Астра почувствовала, как дрожит тугое малиновое тельце, цепляясь за хозяйку.

Неспешно ступая, на середину каменного круга вышел человек. Здоровяк в потрёпанной матерчатой куртке и пятнистых штанах. Почерневший от копоти котелок привешен за дужку к поясу. Грубые ботинки на ребристой подошве заляпаны присохшим илом, к илу прилипли сухие сосновые иглы.

Верзила вышел в середину, повернулся кругом, оглядел поляну и неторопливо двинулся к алтарю. Похлопал ладонью по шершавой поверхности, и легко запрыгнул на алтарь, удобно усевшись в каменную впадину валуна.

Астра видела, как дрожит вокруг него воздух, будто нагревшийся газ над раскалённой пустыней. Он мельком глянул на неё, и она, в приступе ужаса, заметила невыносимо яркое, лиловое сияние, вспыхнувшее на миг, и сразу приглушённое, будто на солнце навели закопчённый кусок стекла.

На одно, краткое мгновение настала полная тишина. Потом раздался тихий, сперва очень тонкий, как звон вьющегося комара, звук. Звук усилился, достиг высшей точки и оборвался, будто лопнула струна. Где-то, внизу, под ногами, что-то дрогнуло. Вздохнула и заворочалась земля.

Затряслась мелкой дрожью трава под ногами. Астра в ужасе взглянула вниз, и увидела, как в воздух поднимается белёсая, поблескивающая в лучах солнца, тончайшая взвесь земли, песка и травяной трухи.

Гудящий звук вновь вынырнул из небытия и принялся нарастать, сменив тональность. Теперь в нём слышались басовитые ноты, как от налетающей издалека плотной стаи гигантских шмелей. Астра подняла голову, словно и впрямь боясь увидеть диковинную полосатую армию мохнатых существ, и ужаснулась.

Горизонт, до этого заслонённый стеной сосен, был виден весь, до края земли. Сосны вибрировали, раскачиваясь, как от сильного ветра. С машущих в беспорядке ветвей сыпались иглы. Горохом застучали по земле, подпрыгивая и раскатываясь по сторонам, колючие бурые и зеленоватые шишки.

Край горизонта потемнел, подёрнулся серой дымкой, которая быстро темнела и наливалась багровым светом. Земля дрожала всё ощутимее, и плоские камни на поляне зашевелились. Только алтарь стоял, как прежде, и сидел, упёршись ладонями в камень и глядя в пространство, плечистый, светловолосый человек в потёртых штанах и линялой куртке.

Гудение стало оглушительным, оно заполнило всё небо. Со всех сторон налетел порывистый ледяной ветер, солнце пропало, задвинутое внезапно набежавшими рваными чёрными облаками, похожими клочья клубящейся сажи.

Край горизонта поднимался, заворачиваясь кверху, будто гигантский ковёр. Земля под ногами ходила ходуном, издавая тяжёлые, стонущие вздохи, как будто под толстым одеялом ворочался больной человек.

— Нет! — крикнула Астра, не слыша себя. — Нет!

Она зажмурилась, не в силах смотреть. Ногу сдавило дрожащее, тугое тельце червяка, и Астра уже её не чувствовала. Ледяной воздух колол лёгкие, он забрался под одежду и сжал тело, как придонная вода на большой глубине. Низкий, тянущий душу гул вибрировал на пределе слуха, разрывая на части окружающее пространство.

— Время вышло, — повторил голос, и она открыла слезящиеся глаза. Это говорил он. Здоровяк в линялой куртке и грязных ботинках.

— Ты точен, брат, — ответил другой голос, выше тоном. Через поляну шёл, неспешно, словно ничего не происходит, ещё один человек. В иссиня-чёрных тучах возник просвет, солнце выбросило вниз, на землю, осязаемо плотный пучок лучей, образовав огромный световой стакан. Воздух на поляне застыл, превратившись в прозрачный, янтарного цвета сироп. Замерла на лету, невыносимо медленно взмахивая стеклянными крылышками, метнувшаяся через круг испуганная стрекоза.

Астра поняла, что, кроме неё, этого никто этого не замечает. Люди замерли с искажёнными ужасом лицами, подняв руки и открыв рты. Размазавшись в движении, застыли качающиеся под ветром верхушки сосен. Затихал, отдалённым раскатом грома, жуткий низкий голос.

Астра взглянула на вышедшего из-за спин застывших, как статуи, людей человека, и встретила белозубую улыбку полицейского следователя Анатолия Збигневича. Теперь она видела, что облик выглаженного, в ладно сидящем тёмно-синем костюме и ослепительных манжетах, полицейского, лишь маска. Из-под привычных уже черт следователя выступили другие, ей незнакомые. Лицо его и фигура оказались чем-то похожи на майора, но это был другой человек.

Он посмотрел на неё, раздвинув губы в улыбке, и она содрогнулась. Он даже не светился — то был сам огонь. На краткое мгновение Астру ослепил жуткий бледно-оранжевый краешек, и она отшатнулась. Невыносимо было даже видеть это.

Он прошёл мимо, приняв как должное, что она уступила дорогу, и остановился напротив устроившегося на алтарном камне белобрысого здоровяка. Привычным жестом подтянул манжеты, и встал, уперев ладони в бока.

— Ты точен. Место и время встречи просто идеальны. Так что — чья партия?

Белобрысый верзила пожал плечами, глядя на него без улыбки. Провёл крепкой ладонью по волосам, взъерошив серебристый ёжик.

— Это ты у нас умник. — Низкий голос его больше не гудел так страшно, и показался бы Астре даже приятным, если бы она не слышала его раньше. — Я просто закончу матч.

— Я думал, тебе нравится играть.

— Они мне больше не интересны. — Белобрысый поморщился. — Они стали убивать сами себя. Пауки в банке, инфузории. Надоело.

— Помнится, ты так говорил по поводу динозавров.

— Они хоть были без претензий на разумность.

— Мне люди нравятся.

Верзила хмыкнул. Подвигался на камне, звякнув донышком котелка.

— Особенно одна рыжая девица. Решился взять с меня пример, наконец?

— К делу. — Сухо ответил лже-следователь.

— Да, к делу. — Верзила ухмыльнулся. — Этот учёный подбросил отличный вариант. Был договор — они не трогают нас, мы не задеваем их. Один заряд в наш огород — и договора нет. Большой бац — и конец всему.

— Я сам составлял договор. И мы его подписали, — лже-полицейский взглянул на застывшего премьера. — А ты схитрил. Был уговор — один не трогает мальчишку, другой — девчонку.

— Я не трогал мальца.

— Ты просто нанялся к нему в телохранители. Очень удобно.

— А ты убрал её родных. Очень ловко. — Здоровяк на алтаре наклонился вперёд, упёршись ладонями в камень. — Но теперь игра закончена. Сейчас все получат то, что хотели.

— Я не хочу этого. — Спокойно сказал его собрат. — Ещё рано.

— Приведи хоть одну причину, почему я не могу этого сделать.

— Вся моя сила со мной. А твоя?

Здоровяк обвёл взглядом поляну. Поморщился.

— Здесь практически все мои ублюдки. Сами пришли. Вернули мне свои душонки на блюде.

— Не все. Тебе не хватит силы одолеть меня сейчас.

Верзила посмотрел на Астру. Червяк у её ноги затрясся мелкой дрожью.

— Пожалуй, я признаю, что был неправ с мальчишкой. А ты отдашь мне девчонку. Вместе с её игрушкой.

— Ты использовал моих подчинённых в своих целях, — холодно сказал другой. — В этой стране я — советник президента по делам Существ.

— Это просто должность.

— Формально да. Ты не мог вмешиваться. Но ты вмешался.

— Хорошо. Очко в твою пользу. Чего ты хочешь?

— Ты знаешь, что я хочу.

Человек на камне посмотрел на стоящего напротив собрата. Мгновение они глядели друг на друга в упор. Потом тот, на алтаре, пожал плечами. Светлые глаза блеснули, он кивнул, пряча ухмылку. Отразился серебром в свете солнца взъерошенный ёжик волос. Здоровяк отцепил от пояса ручку помятого, покрытого окалиной старого котелка. Покачал его в руке.

— Слушайте, вы, все. — Сказал он негромко, но голос его отдался эхом в головах застывших на поляне людей. — Апокалипсис не отменяется. Ваш мир изменится. Сможете выжить — ваше счастье. Не сможете — добро пожаловать в ад. А теперь — до встречи!

Он взмахнул рукой. Вырвавшийся из пальцев котелок взлетел в воздух, описал красивую, высокую дугу. На верхней точке перевернулся, блеснул металлическим донцем, и стал падать.

Астра проследила, как, медленно, будто в замедленной съёмке, переворачиваясь в воздухе, котелок падает вниз. Глухо брякнул о траву металлический бок, котелок перекатился и застыл, качнув закопчённым боком. Звякнула помятая дужка.

Пропищала и смолкла мелкая птица. Зашуршали сухие иглы над головой. Вернулись звуки. Застывший ветер ожил, принялся трепать ветки, но не было уже в нём безумной ярости. Багрово-чёрные тучи быстро расползались в стороны, открыв повисший над землёй, над улёгшимся присмиревшей кошкой горизонтом, ослепительный солнечный диск.

Задвигались, оживая, люди. Поворачиваясь, моргали, вертели головами по сторонам. Шагнул, пошатываясь, иноземный гость в галстуке-бабочке. Взглянул на багровеющие тучи, перевёл глаза на скорчившегося на земле господина Мозеса, и истерически засмеялся. Визгливо смеясь, сорвал с шеи галстук-бабочку, с силой швырнул в неподвижное тело бывшего главы Ордена и отвернулся, мотая опухшими, покрасневшими щеками.

Покашлял, прочищая горло, премьер. Он был бледен, руки беспокойно гладили пиджак, шарили по карманам, и секретарь быстро подал ему пластиковую бутылочку с минеральной водой. Премьер жадно глотнул, перевёл дух и машинально сунул бутылку в карман. Из кармана вывалился смятый галстук.

Высшие магистры Бенедикт и Никодим, обнявшись, рыдали друг другу в плечо. Сестра Гонория, повиснув на Евстахии, плакала и смеялась, оглаживая престарелого магистра по спине. Евстахий помаргивал, словно только что проснувшись. Перевёл взгляд на Гонорию и робко погладил её по растрёпанным волосам. Сестра всхлипнула. Магистр Митрофан, ступая медленно, как во сне, собирал свалившиеся на траву ритуальные чаши в холщовый мешок.

Господин Кулябин вытащил из кармана зажигалку. Со щелчком выскочил огонёк, Игорь Иванович поднёс его к зажатой в зубах сигарете. Пыхнул, выпустив облачко ароматного дыма. Взглянул на Астру и виновато улыбнулся.

— Извини, девочка. Глупая вышла шутка. Если бы я знал, что ты жива…

— Ты всё равно поступил бы так же, — сказал Фома. — Он взял Астру за руку, она вырвалась. — Я тебя знаю.

— Так это была шутка? — прохрипел премьер, и зашёлся в приступе кашля. Торопливо глотнул из бутылочки.

— Как бы ещё они признались? — невозмутимо ответил Игорь Иванович. — А здорово бумкнуло. Виртуоз я всё-таки. Ювелирная работа.

Он неожиданно широко улыбнулся, и на миг стал прежним Игорьком, что двадцать лет назад взрывал петарды в кабинете генерального директора.

— Астра, — сказал Фома. Он взял её за руку, и она замотала головой. Ей хотелось плакать. Она чувствовала странную лёгкость, словно сбросила с себя страшную тяжесть, которую несла так давно, что заметила только, когда избавилась от неё. И ещё она ощущала, что её червячок всё ещё здесь, невидимо обвился вокруг лодыжки. И она не знает, что с ним делать. Что делать с Фомой. Что делать со своей жизнью.

— Тогда, когда ты приехал за мной, ты знал? Знал, кто я?

— Астра, не плачь. Я всё тебе объясню.

— Иди к чёрту! — крикнула она, вырвала руку, и зашагала прочь, не разбирая дороги. Глаза защипало, слёзы мешали видеть, она вслепую переступила сдвинувшийся с места круг из плоских валунов, и пошла к дороге. К дороге домой. Где ждала Дуняша и витал дух бабки Матильды.

 

Эпилог

— Совсем сдал старик, — Базиль отпустил руку брата Альфреда и перевёл дух.

Пока потрясённые граждане приходили в себя, Базиль с Викентием подхватили стоящего на коленях наставника, вывели с поляны и потащили через сосняк.

— Тебя бы так приложили, — пропыхтел Викентий, придерживая Альфреда за талию. Наставник тихо покачивался. — Не встал бы. Ходу. А то ещё вспомнят, что мы там были.

Они подхватили брата под локти, и повлекли вперёд. Сквозь белый частокол берёзок мелькнула дорога.

— Куда теперь? — Базиль прислонил Альфреда к придорожному столбу. Альфред прикрыл глаза.

— Отлежаться бы, — сказал Викентий. Он задумчиво пошарил в кармашке куртки. Вытянул коммуникатор и ткнул пальцем. — Те тётки, блондинки крашеные. Они ж местные.

— Думаешь, они тебя вспомнят?

— Твоя брюнетка, когда от тебя отлипла, пищала, чтоб в любое время. — Викентий гаркнул в трубку: — Девчонки! Привет! Да, это мы!

Базиль потрогал припухшую губу. Вздохнул, отлепляя Альфреда от столба.

— Ждут, — деловито сказал брат, сунув в карман комм. — Тащим Альфреда к перекрёстку. Сейчас подъедут.

— А старика куда? — спросил Базиль, закидывая руку наставника на плечо. — Тоже к девчонкам?

Викентий оглядел безучастно переставлявшего ноги по пыльному тракту учителя. Тот, не отрываясь, смотрел на дорогу, убегающую за розовеющий горизонт.

— К девчонкам. Хуже уже не будет.

Он взялся за Альфреда с другой стороны, и они вдвоём повели брата к развилке.

***

Магистр Митрофан устало помаргивал покрасневшими глазами, сжимая потными ладонями руль. Посты на дороге ещё не сняли, и сейчас ему не хватило бы силы, даже чтобы дать взятку инспектору. Не то чтобы отвести глаза спецам. Но впереди шёл серый седан, и небрежный жест в сторону фургона, где дремали магистры, что делал каждый раз майор Зуйков, оказывал магическое действие. Постовой брал под козырёк, почтительно возвращал удостоверение, и отступал к обочине.

— Надо избрать главу Ордена, — сонно пробормотал Высший магистр Никодим.

— Мы ещё до города не доехали, — проворчал в ответ Высший магистр Бенедикт.

Он посмотрел вглубь фургона, где дремал Евстахий, привалившись к стенке. Рядом свернулась калачиком на сиденье сестра Гонория.

— А впрочем… Что вы скажете, друг мой, о временном исполняющем обязанности? Кандидатура уважаемого Евстахия кажется мне вполне подходящей.

Никодим проследил за его взглядом. Престарелый магистр тихо посапывал, сложив узловатые руки на коленях, и мерно покачивая головой.

— Пожалуй, — задумчиво произнёс Высший магистр. — Друг Евстахий — опытный член совета. А сегодня он просто превзошёл самого себя, защищая наше дело.

— Да, достойная кандидатура, — подтвердил другой член совета, глядя на мирно дремлющего престарелого магистра. — Думаю, он всех устраивает.

— Тогда я, с вашего позволения, соберу совет по приезде, — довольно откликнулся Высший магистр Бенедикт, потирая ладони. И добавил, примирительно подняв руки в ответ на поднявшийся ропот:

— Конечно, конечно! Выдержим достойную паузу. Нам всем нужно отдохнуть.

Члены совета, придя к согласию, расслабились и задремали, отвернувшись от ничего не подозревающего, мирно качающего во сне головой магистра Евстахия.

***

— Это будет репортаж века, — человек в комбинезоне, обшитом кармашками и лямочками, снял кепку и тряхнул головой. По плечам, затянутым в плотную серую ткань, рассыпались огненно-рыжие волосы. — Наш проект выйдет в первую десятку.

Анна стянула чёрные очки, закрывавшие пол-лица, повернулась к водителю седана и ласково потрепала по щеке:

— Ты просто чудо, Зуйков. Проси, что хочешь.

— Что хочу? — откликнулся полицейский, скосив взгляд на журналистку. Та промурлыкала, крутя в пальцах крохотную видеокамеру:

— Кроме моей руки.

— Я и не надеялся.

— Просто я уже решила выйти за тебя.

Седан вильнул, свистнули шины.

— Ребёнку нужен отец. Ты согласен, Зуйков?

— С чем — что нужен отец, или жениться?

Она засмеялась:

— И то, и другое.

Он откашлялся, глядя на дорогу. Помолчал.

— Будущий отец Зуйков даст ответ сегодня вечером. Дай ему прийти в себя.

— Как ты официален, — промурлыкала Анна, потягиваясь на сиденье. — Ладно, я это заслужила. Можешь немножко подуться. Но только до вечера.

Полицейский кивнул, коротко глянул на открывшуюся под воротом комбинезона, который она успела расстегнуть, стройную шейку и разметавшиеся по плечам огненные пряди волос.

— До вечера.

***

— Меня вызывали, — майор Зуйков показал документ. Охранник кивнул.

— Вас ждут.

Полицейский толкнул дверь кабинета. У широкого окна стоял человек. При появлении майора он быстро обернулся, и мгновение смотрел на вошедшего следователя.

— Так вот как я выгляжу со стороны, — сказал хрипловато. Одёрнул манжеты, поправил идеальный узелок галстука. — Наконец-то. А то, как гляну в зеркало, так голова кружится.

— Надеюсь, вас не слишком беспокоили? — спросил полицейский, войдя в кабинет, и останавливаясь напротив. Хмыкнул: — А мой костюм мне идёт.

Облик его, как и стоящего напротив человека, подёрнулся дымкой, затрепетал и неуловимо быстро изменился. Теперь у окна стоял следователь.

— Да, всё прошло прекрасно, — полицейский следователь, отойдя от окна, проследил, как советник президента по дела Существ садится в удобное кресло и хозяйским жестом поглаживает полированные подлокотники.

— Много было работы? — спросил советник.

— Совсем не было. Заходил один раз президент, я сделал вид, что сплю.

Хозяин кабинета засмеялся, хлопнув ладонью по подлокотнику.

— Вы дали пищу для очередной байки. Но к делу. Ваш вопрос можно закрывать. Исчерпывающий доклад по делу об убийстве и документы вы найдёте у себя в коммуникаторе. Теперь о цене.

Он кашлянул, разглаживая идеальные манжеты. Полицейский нетерпеливо спросил:

— Как Анна?

— Ваша девушка сделала вам предложение. Я же говорил, всё получится. Просто нужен другой подход. Ваша подруга необычная женщина.

— Я знаю. Чтобы она осталась со мной, я готов был подписать договор с самим чёртом.

— Я не чёрт, любезный, — укоризненно отозвался хозяин кабинета. — Что за суеверия? Но дело ваше. Я получил возможность поработать на свежем воздухе, вы женитесь на женщине своей мечты. Кстати, вас ждёт сюрприз. Ну, не буду вас задерживать.

Он любезно указал на дверь, и полицейский, коротко кивнув, вышел из кабинета. Когда дверь за ним закрылась, советник по делам Существ вздохнул, откинулся на спинку дорогого кресла, и тихо сказал:

— Я получил даже больше, чем вы могли представить, господин полицейский. Наверное, я теперь ваш должник. Только вы об этом пока не знаете.

***

Астра толкнула калитку. Брякнула щеколда. Заголосил взлетевший на забор рыжий петух, надрывая переливчатое горло.

— Вернулась? — на крыльце стояла Дуняша. Она держалась за столбик навеса, прислонившись к перильцам, и смотрела на Астру.

— Вернулась, Дуняша. — Астра размотала окончательно сбившийся, пропотевший платок. — Спать хочу. Дай пройти.

— Тогда свою собачонку во дворе оставь, — прошипела Дуняша, взявшись за косяк, и перегородив путь наверх. Астре показалось, что у женщины глаза блеснули зелёным огнём, как у кошки. Она глянула вниз, где невидимый червячок обвился вокруг ноги.

— Дружок, брысь с ноги.

Невидимая тяжесть пропала, она заметила малиновый отсвет, перетёкший струйкой к навесу, где была поленница.

— Проходи, — Дуняша посторонилась, неловко шагнув вбок.

Астра прошла в комнату и упала на лавку, где не так давно сидела, глядя перед собой и сложив на платье узловатые руки, бабка Матильда.

— Дуняша, ты знала, что там, в лесу? Про поляну?

Дуняша подошла, стала напротив, глядя, как Астра стягивает кроссовки.

— Нашла травку-то?

— Нет. Не нужна мне твоя травка. — Астра сбросила куртку на пол. — Дай чаю. И поесть.

— Ишь, барыня, — сварливо ответила Дуняша, уперев руки в бока. — Сначала обувку подбери. Вон, наследила.

— Ты с кем разговариваешь? — устало сказала Астра, сдвинув брови и воззрившись на нахальную Дуняшу. — Я глава Ордена!

— А я папа римский. Пока не умоешься, ничего тебе не будет. — Дуняша подобрала кроссовки и отнесла в сени. Вернулась и встала, глядя на уснувшую прямо на лавке Астру. Нагнулась, провела ладонью по растрепавшимся серебристым волосам:

— Спи, девочка. Орден подождёт.

 

Конец книги

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/