Крестоносец
(роман Алекса Вайта)
Часть 2

 

     Глава 1. 1212 год от Р. Х. Нормандия. Аббатство Сен-Мишель*

                          

- Иду, иду! Кто там стучит, словно свора собак кусает его за пятки?

Монах-бенедиктинец, морщась от громкого стука, приоткрыл смотровое окно массивных ворот монастыря. Он увидел высокого, сутулого старца, облачённого в рваный грязно-белый сюрко* поверх длинной старой кольчуги. На потёртом кожаном поясе висел длинный меч в простых деревянных, кое-где выщербленных и треснувших ножнах. За спиной пришельца виднелась рыбацкая лодка, которую он, судя по всему, только что покинул. Два рыбака выводили из утлого судёнышка лошадь, третий готовился подсаживать в седло мальчика лет пяти.

- Чего тебе? - неприветливо спросил монах.

- Ищу крова над головой и отдыха душе.

Бенедиктинец окинул подозрительным взглядом лицо старика, его седую в завитках бороду, длинные, давно не стриженые волосы, грязные, в ссадинах и шрамах руки.

- Стучишь так, будто викинги снова пришли грабить нас или бретонцы штурмуют остров. Надеюсь, ты не собираешься мстить норманнским герцогам за изгнание пикардийских каноников-пьяниц?

- Слушай, монах, кончай болтовню, открывай ворота! Устал я.

- Экий ты быстрый! Пойду, доложу о тебе аббату, а ты, если притомился, -посиди тут на камушке, - ехидно улыбнулся бенедиктинец. Ему доставляло удовольствие остужать пыл незваных гостей.

Он быстро закрыл окошко, боясь, как бы воинственный старик не просунул руку в щель да не схватил его за сутану, и отправился на поиски аббата.

Через полчаса ворота монастыря со скрипом отворились, и наружу вышел настоятель в сопровождении двух дюжих монахов с дубинками на плечах.

 

 

* Сюрко - в XII веке - просторный рыцарский плащ, похожий по покрою на пончо и часто украшавшийся гербом владельца. Обычно сюрко был длиной чуть ниже колена, имел разрезы в передней и задней части, без рукавов.

 

Пришелец сидел на камне рядом со своей лошадью и теребил в руках поводья.

- Наконец-то, - проворчал он, вставая. - Вместо того, чтобы дать воды человеку после дальней дороги, а ребёнку - кусок хлеба, держите нас на холодном ветру. А ещё святыми отцами называетесь!

Аббат, не обращая внимания на упрёки, подошёл ближе и смиренно сложил руки на тощем животе.

- С чем пришёл, сын мой?

- С крестом, конечно, освящённом водами реки Иордан и бывшем на мне, когда я стоял у гроба Господня в Иерусалиме.

- Крестоносец, значит, - кивнул монах и застыл в ожидании дальнейших слов или действий старика. Тот хлопнул себя по морщинистому лбу.

- А ещё, святой отец, пришёл я с крепкой, хорошей лошадью и с мешочком добрых звонких монет.

- Если это динарии Педро Католика** или бронза Альфонса Трубадура*** - то ступай, откуда пришёл.

- Что ты, святой отец? - старик потряс в воздухе мешочком. - Здесь у меня сицилийские золотые августалы****.

- Заходи!

Ворота открылись шире, позволив гостю завести во двор аббатства лошадь.

- Укрепляетесь? - спросил он монахов, задирая голову и оглядывая строительные леса.

- Расширяемся, с Божьей помощью, - аббат перекрестился. - На этой горе наш небесный покровитель Святой Обер***** сначала построил храм в виде грота, а потом уже церковь обросла пристройками, - было видно, что аббат гордился своим монастырём. Он вёл крестоносца к трапезной.

- А почему - в виде грота? - спросил гость.

- Ну, как же, - растерялся монах, - разве ты не знаешь? В этой горе и была та пещера, где Святой Архангел Михаил сразил сатану, принявшего облик дракона. Вот и повелел он епископу Нормандии - Оберу - построить на этом месте церковь, да, видно, тот плохо его понял. Архангел, набравшись терпения, трижды являлся к епископу. Один раз стукнул его по лбу перстом, а во второй прожёг Его Святости сутану мечом.

- Значит, вот как вас, монахов, учил Мишель, - буркнул старый воин себе под нос. - И поделом.

- Что ты там бормочешь, сын мой?

- Да так, ничего. А это что у вас здесь?

- Это скрипторий. Здесь переписываются и хранятся старые свитки и папирусы. Случайно, ты не привёз из Святой Земли каких-нибудь древних книг?

- Я привёз тебе то, о чём ты никогда не слышал и не услышишь.

- Что же это? – монах, терзаемый любопытством, остановился на полдороге.

- Я доставил вам в целости и сохранности мою память, которая помнит всё о короле Филиппе Швабском, о славном рыцаре Бонифации Монферрате, взявшем сначала Константинополь, а потом Фессалоники, о славных воинах и прекрасных дамах, о храбрости и мужестве тамплиеров.

- Святой Боже! - воскликнул аббат, воодушевляясь. - Если ты не один из тех старых болтунов, которые возвращаются из Палестин и описывают в красках свои придуманные подвиги - тогда мне повезло.

- Никаких подвигов я не совершал, а был правой рукой самых славных вождей христовых, начиная от Бонифация Монферрата и заканчивая этим сукиным сыном - венецианцем Энрико Дандоло. Я брал Константинополь вместе с маркграфом.

- Вот как? - настоятель ещё раз оценивающе оглядел с ног до головы старика, усохшую руку, придерживающую меч, шрамы на носу и левой щеке, рваное сюрко с неизвестным гербом, ржавую кольчугу с дырами во многих местах.

- А ну, пошли со мной! - сказал он и повёл гостя в скрипторий. - Ты ведь стар уже, поэтому нам нужно торопиться. Не дай Бог помрёшь в одночасье.

- Святой Михаил! - воскликнул старик. - Да я ещё сарацина на скаку из седла высажу! Хотя бы поесть мне дай да отдохнуть с дороги!

- Отдохнёшь в Царствии небесном, пошли, пошли. Эй, кто-нибудь! Принесите этому старцу в скрипторий вина и сыра. Давай-ка сын мой, сними свой меч да отдай привратнику. Тут у нас до войны далеко ещё.

- Не зарекайся, святой отец, - Генрихус тяжело вздохнул, отдал поводья лошади вместе с мечом монахам, посмотрел, куда повели мальчика, и поспешил вслед за аббатом.

 

* Монастырь Мон-Сен-Мишель (Святого архангела Михаила) - укреплённое аббатство на гранитном острове-скале. Основан в 708 году, перестроен в 966 г. Вид крепости приобрёл настоящий вид спустя почти двести лет, во время войн норманнских герцогов с королями Франции.

** Пейре Второй - граф Барселоны, по прозвищу Католик. Слыл самым щедрым из рыцарей и самым искусным бойцом своего времени.

*** Альфонс II - король Арагона (Испания), правивший в 1162-1196 гг. Покровитель трубадуров.

****Августал - золотая монета средневековой Сицилии. Чеканилась Фридрихом Штауфеном с 1220 по 1250 год.

***** Святой Обер (655-710 г) - причисленный к лику святых епископ города Авранша.

 

 

        Спустя несколько лет. Нормандия.

 Скрипторий аббатства Сен-Мишель

 

- Всё так и случилось, говорю я вам. И пусть Господь покарает нечестивцев Жоффруа Виллардуэна и Робера Клари за ложные писания! Многое было совсем не так. Их сказки не стоят и иерусалимского динария…

Старый германец убрал с лица, изуродованного шрамами, прядь седых волос и вытер слезу, застрявшую в глубокой морщине под глазом. Его правая кисть давно высохла и казалась корявой тонкой веткой по сравнению с левой, ещё сильной, на которой шевелились, сжимаясь в кулак, длинные толстые пальцы.

- Всё так и было, не будь я Генрихусом - правой рукой маркиза Монферрата в той войне с греками. Давай, брат, пиши, пока память ещё служит мне, - бывший солдат обращался к толстому монаху аббатства бенедиктинцев, склонившему голову над свитком толстой серой испанской бумаги и скрипевшему по ней гусиным пером, смоченным в писчей краске. - Если бы не два наконечника стрел, перебивших мне шейные жилы у Фессалоник - не доживал бы я сейчас забытым в стороне от своих старых товарищей, в вашем приюте, а был бы владельцем большого феода где-нибудь в Греции, – германец шевелил губами, с любопытством заглядывая через плечо писца. Он изо всех сил старался выглядеть стариком, но смиренный вид портили широченные плечи и стального цвета глаза.

- А что было дальше? - с любопытством спросил монах. Задание, которое дал ему настоятель монастыря – пополнять летопись крестовых походов со слов очевидцев - пришлось ему по душе.

«Это будет, пожалуй, интереснее рыцарских романов, привозимых тайком клириками из Италии», - думал он, заново очиняя перо.

- А дальше дело было так, - продолжал Генрихус. - Целую неделю войско франков стояло у стен Фессалоник, претерпевая нужду в продовольствии и свежей воде. Солдаты Монферрата успели отравить все колодцы в округе на расстоянии тридцати лье. Глубже в леса, на земли, где бродили дезертиры и банды наёмников, потерявшие своих баронов, маркитанты крестоносцев сунуться не решались. Знатные греки, бежавшие из Константинополя, видя, что армия франков не в состоянии держать гарнизоны во всех городах Византии, пожелали для себя кто княжества, кто королевских привилегий. Тем более, что все бароны переругались между собой. На развалинах ромейской империи вылупились, словно цыплята из яиц, новые карликовые королевства. Внук византийского императора Андроника основал Трапезундское царство в одной из провинций Малой Азии. Лев Сегур - этот никудышный стратиг города Наполи - сеял ужас в Арголиде и на Коринфском перешейке. Михаил Ангел Комнин, действуя с присущим ему коварством, восстановил королевство Эпирское. Феодор Ласкарис собрал остатки варягов в Вифинии и провозгласил себя императором Никейским. Кроме того, каждый из франков, у которого был отряд хотя бы в пятьдесят копий, просил у императора Бодуэна земель и замков под клятвы вассальной верности.

Генрихус перевёл дух, устроился на лавке основательней и продолжал:

- Поголодав у стен крепости две недели, бароны – бывшие соратники маркграфа - добились только формального примирения Бодуэна и Монферрата. Опасность быть разбитыми ещё непокорёнными греками и потерять все свои завоевания заставила маркиза и графа Фландрского отказаться от явной вражды. Но ворота Фессалоник так и остались закрытыми. Сеньор Бонифаций тем самым дал понять, что ключи от Македонии и всей Северной Греции лежат в кармане нового короля Фессалии, которым он себя и провозгласил.

- И Бодуэн стерпел это?

- Ещё как стерпел. А маркиз, дождавшись, пока армия франков, сняв осаду, отправилась покорять мятежные провинции Вифинии, Никомедии и Пропонтиды, оставил в Фессалониках сильный гарнизон и ушёл на север. Он преодолел горы Олимп, Фермопильский перешеек и овладел Лариссой, Беотией и Аттикой. Он, дьявол его забери, великодушно подарил несколько красивых городков своим сторонникам из свиты недоумка - Бодуэна. Так появились князья Ахейские, герцоги Афинские, графы Аргоса и Фив. Союзники нынче до’роги.

- А венецианцы?

- Венецианцы? – свирепо переспросил германец. - Те своего не упустили! Дандоло получил от Бодуэна титул Римского князя с привилегией носить пурпуровые сапоги. Этот лжец и трус - Виллардуэн - был назван Маршалом Романийским, граф Сен-Поль – Великим коннетаблем. Потом все принялись делить свободные земли. За франками остались Фракия, Южная Греция от Фермопил и до моря, потом ещё Родос, Кипр. Венецианцам отошли острова Крит, Корфу и другие мелкие говённые куски суши вдоль восточного берега Адриатики. Потом они ещё заграбастали себе и Пропонтиду с Геллеспонтом. У них в руках оказались все гавани вплоть до устья Понта Эвксинского.

- Ты успеваешь чирикать этим своим дурацким пером? – германец с усилием поднялся, опершись левой рукой на плечо монаха.

- Брат мой, угомонись и сядь же, наконец, а то вон я пятно уже посадил на свиток! Теперь придётся вымарывать его острым глиняным черепком.

- Что-то во рту пересохло. Вина бы - глотку промочить, - буркнул Генрихус, облапив объёмистый кувшин.

Монах покачал головой, но терпеливо дождался, пока звуки жадных глотков затихнут.

- Так о чём это я? Ах, да - о походе, – бывший крестоносец икнул и вновь уселся на своё место. – Ха-ха! Константинополь тогда представлял собой рынок, на котором продавались и покупались земли, давно утраченные Византией. Даже Мидия и Парфия - провинции под властью сарацин  были разделены без ведома эмиров по жребию между баронами. Самые умные из франков тут же перепродали свои наделы и отправились домой в Пикардию, Фландрию, Гасконь, а купившие всё это дерьмо вновь прибывшие глупые сеньоры наняли солдат и отправились завоёвывать эти земли. Только не у многих получалось. Одни пропали на Востоке, другие - на Севере в понтийских степях. А потом… - старый солдат сделал большой глоток вина и здоровой рукой вытер губы.

- Что «потом»? - поторопил его монах.

- А потом сгинул сам император.

- Как так?

- Восстал Адрианополь. Греки не смирились с поражением и подняли мятеж. Войску Бодуэна пришлось осадить город, и, пока он там стоял, пришли куманы - конные банды валашского царя, одетые в волчьи шкуры - и разбили баронов, как мальчишек. Что стало с императором в том сражении - никто так и не узнал. Да и кому узнавать? Три сотни рыцарей остались гнить во рвах города, а кто мог - бежал в Константинополь, а с ними и сам Дандоло. Ох, и резвым оказался этот старец с заячьей душой! Видно, Фортуна, старая богиня греков, взяла не раз битых нами ромеев под своё крыло.

- А я думаю - на всё воля Господа, - веско заметил монах.

- Наверное, ты прав. Он покарал алчных баронов за то, что присвоили себе богатства Византии, что совершили все те ужасные злодеяния, захватив христианский Константинополь. Вот только зря Господь не покарал вместе с франками и папу Иннокентия за то, что тот жаждал сидеть на двух стульях сразу!

- Не богохульствуй, сын мой. Что ты понимаешь в делах Святого престола?

- Побольше твоего! Мне маркиз не раз рассказывал о кознях Папы. И не перечь мне! Это вам - монахам - нужно лизать зад Его святейшеству. Мне-то что? Выгоните - уйду в другой монастырь. На чёрный день зарыл кое-чего из сокровищ константинопольских. Не пропаду.

- Эк, бахвалишься! Ну, и что ты ещё знаешь? – вскипел внезапным гневом монах, меняясь в лице.

- А то и знаю. Святой престол с самого начала правления бешеного Генриха Швабского вставлял палки в колёса королю обеих Сицилий - сынку покойного Барбароссы. Риму нужен был союзник против нашего Генриха и его сицилийских норманнов. Кто держал пап в своём кулаке и был хозяином в Вечном городе? Генрих. Послы Иннокентия не вылезали из Константинополя, уговаривая Исаака Ангела не принимать всерьёз угрозу захвата швабами Византии и со всей силой сопротивляться воле германского короля. Кто, если не Папа, сосватал за брата Генриха – Филиппа - дочь басилевса Ирину, пытаясь смягчить старую вражду между греками и норманнами? Кто, если не Папа Иннокентий, противился планам Генриха отправиться в крестовый поход на Константинополь? А сам Генрих не мог допустить мысли, что жив ещё кто-то, кроме него, имеющий титул императора Римской империи. Укрепившись в Греции и Малой Азии, Генрих мог бы стать единственным правителем всех земель от моря Северного до моря Галилейского.

- Да-да, слышали мы тут о планах сицилийского короля, - проворчал бенедиктинец, остывая.

- Вот и я говорю. Стоило умереть Генриху, и Иннокентий, укрепив свою власть в Риме, начал исподволь подталкивать баронов к походу на Константинополь. Объединив под своей рукой две церкви, Папа смог бы разговаривать на равных со многими королями. Но старый лис делал вид, что он тут ни при чём. А на самом деле его интересы совпадали с планами дожей и Филиппа Швабского. Грозил всем нам, проливавшим кровь под стенами Царьграда, отлучением от церкви, а сам не упустил случая получить свою долю при дележе остатков ромейской казны. Или ты не знаешь, что во все византийские церкви и монастыри Иннокентием были посланы латинские священники и епископы, чтобы завладеть землями и имуществом греков?

- Разве?

- А ты как думал?! Не было из знатных баронов и духовенства никого, кто не хотел бы поживиться во взятой нами Византии. Его Святейшество – лицемер и хитрый разбойник с большой дороги. Захочешь найти такого же кровожадного - и не найдёшь.

Монах при этих словах старика покосился на дверь и осенил себя крестом. А Генрихус, всё больше распаляясь, продолжал:

- Сам Монферрат читал мне послание Иннокентия, где папа лицемерно упрекал маркиза в том, что рыцари предпочли земные богатства сокровищам небесным и не отправились дальше в Палестины.

- И что ответил на это маркиз?

- А чего тут скажешь, если сами защитнички Гроба Господня, рыцари и пилигримы Иерусалимские, покидали Палестину, желая разделить нашу славу в Константинополе? Сам Пётр Капуанский - папский легат в Сирии - оставил Святую Землю и появился в Греции, оспаривая у франков и епископов богатства Византии. Бедный король Иерусалима! В то время он остался совсем один в обезлюдевшей Акре. Окажись сарацины чуть храбрее - потерял бы король и свою столицу, а заодно и Тир. Где уж ему было думать о возвращении себе Иерусалима, захваченного восемнадцать лет назад Саладином!

- Откуда тебе всё это известно? Больно складно рассказываешь. Уж не врёшь ли ты часом? – бенедиктинец недоверчиво смотрел на пьянеющего старика.

- А что ещё было делать увечному латнику в приютах госпитальеров, если не собирать слухи и рассказы ветеранов и не складывать их в шкатулку памяти? Ты пиши, давай! Никто, даже сам Робер де Клари, не скажет тебе правды об этом крестовом походе.

- Ну, а что же маркиз?

- Подожди, монах, дай промочить горло, а то охрип уже. - Генрихус снова приложился к кувшину. - Хорошо монастырское вино! Вот теперь - совсем другое дело, – старик положил свою огромную седую голову на скрещённые руки. Язык его уже порядком заплетался. - А чего - маркиз? Не на пользу пошло ему королевство Салоникское. Зря он связался и с Филиппом Швабским, и с Маргаритой, бывшей женой Исаака. Не дал Бог ему счастья. Лучше бы отправился в Сирию или Египет. С его умением воевать и с его храбростью обрёл бы славу почище, чем у короля Ричарда Львиное Сердце!

- Святые угодники! Дойдёшь ты когда-нибудь до конца в своём рассказе или нет?! Словоблудие, братец, есть один из смертных грехов, – рука монаха в раздражении дрогнула, и новое пятно краски появилось на длинном листе драгоценной бумаги. – Ах, чтоб тебя черти в аду изжарили за все твои прегрешения! - вскрикнул монах, хватая плошку с мелким песком, чтобы присыпать кляксу.

- Видишь, как вредно торопиться, - назидательно сказал Генрихус. - Вот и маркизу, вместо того, чтобы продать своё королевство венецианцам и отъехать домой, не терпелось расширить свои владения - но у куманов и валашского короля были на этот счёт свои планы. Мои старые товарищи - норманны и германцы, кто остался жив после этой войны - рассказывали мне, что конница половцев и куманов вскоре вторглась на земли Монферрата, и тот был убит в одной из стычек. Какое-то, забытое богом ущелье, стало ему могилой. Мало кто из его солдат вернулся в Фессалоники. А те, кому это удалось, вместе с женой маркграфа Маргаритой стали защищать город от нового врага. Но, клянусь Святым Георгием, в этой женщине сидел сам чёрт. Куманам так и не суждено было в тот раз взять Фессалоники. Она сама стояла на стенах и командовала солдатами.

- Ну и слава Богу. Значит сын маркиза – теперь король Салоник? – перо бенедиктинца забегало по бумаге с необычайной для него скоростью.

Монаху хотелось есть. Да и горло промочить не мешало. Но кувшин в руках старого солдата-рассказчика уже был пуст.

- Вот тебе на! Опять торопишься, монах, - германец с сожалением перевернул кувшин вверх дном. - Была бы жива Маргарита - не сидел бы я здесь с тобой, а был бы у неё правой рукой, - ветеран тоскливо посмотрел на свою сухую ладонь. - Она сделал всё, чтобы поладить с новым императором латинов, сеньором Анри, братом этого покойного засранца Бодуэна. Уж как ей это удалось - не знаю, но эта баба, похоже, училась приворотным заклинаниям у языческих богов греков, у какой-нибудь Афродиты или Венеры, статуи которых я видел в константинопольских дворцах басилевсов. Анри лично прибыл в Фессалоники, чтобы короновать её сына короной Греции, но… - старик подмигнул монаху и щёлкнул пальцами здоровой руки.

- Что «но»? – своды скриптория повторили громким эхом нетерпеливый вскрик монаха.

- Вина больше нет - значит, и рассказа нет.

- О, Святая дева Мария! - выдохнул добросовестный бенедиктинец. - Скоро ли ты напьёшься, рассохшаяся ненасытная винная бочка?!

- Не надейся. Один Господь знает предел моих сил. А пока - я жив и здоров. Так что - прикажи подать ещё вина!

Монах вздохнул, а германец крикнул в приоткрытую дверь служке, прибежавшему на шум.

- Ещё вашего кислого пойла для брата Генрихуса!

Когда принесли вино, старик с любовью погладил запотевшие бока кувшина.

- Так на чём я остановился?

- На сыне маркиза.

- Да-да, как сейчас помню. А ведь неплохой был мальчишка! Вот только лицом оказался похож на молодого графского оруженосца, этого нечестивца Доминика, которому я всадил топор между лопаток.

- За что?

- Было бы за что - убил бы ещё раньше. Возомнил себя тамплиером, вражий сын! Поднял руку на своего хозяина - графа. Вздумал защищать греков Константинополя, обзывал нас исчадиями ада и грешниками, насильниками и убийцами. Это меня-то! Да я пальцем не тронул ни сокровищ во дворцах Константинополя, ни женщин, которые сами предлагали себя солдатам в обмен на жизнь. Ну, подумаешь, подмял под себя за всё время войны десяток-другой красоток византийских! Но ведь в жилах у меня текла не вода и вино, как сейчас, а горячая кровь. А потом - они и сами были не прочь раздвинуть ноги.

- Боже мой, ты доберёшься, наконец, до сути? – остановил великана монах.

- Какая суть тебе ещё нужна? - разозлился германец. - Чёрт его знает, что приключилось со здоровьем у сына маркграфа - только зачах он и умер через неделю после коронации. Может, подсыпали отраву в питьё на пиру, может, ослаб здоровьем. А вот маркизову жену жалко. Красивая была женщина. Не вынесла огорчений. Сначала её подкосила смерть Бонифация, а потом кончина сына. Слегла и болела целый месяц, а потом отдала Богу душу. А, может, тоже заодно с сыном и её отравили. Одни только венецианцы нагрели руки на пятом крестовом походе. Да ты и сам знаешь: нет сейчас в Европе никого сильнее и богаче дожей. Сколько добра вывезли из Византии, сколько золота и драгоценных мраморов! Все гавани в проливах под их властью. Вся торговля у них в мешке. А нас – солдат христовых - до сих пор укоряют за то, что мы ничего не сделали для освобождения Иерусалима. А что успели вывезти простые парни вроде меня или норманн из Византии? Ничего, кроме несчастий, ран, увечий и славы. Тридцать тысяч воинов христовых завоевали Константинополь, который могли бы долгое время защищать сотни тысяч греков. Ан, нет. Струсили. Сдали нам город. Это ли не слава нам? Ни одно из смертельных бедствий не настигло нас на подступах к Константинополю, хотя препятствия и опасности подстерегали на каждом шагу. Но, видно, счастье не вечно - и в скором времени всё, чего мы добились, стало разрушаться.

- Не всё ещё потеряно, брат мой. Иерусалим вскоре снова будет отвоёван у еретиков, славящих своего Мухаммеда. Наш Святой понтифик Иннокентий возбуждает дворы Священной Римской империи на новый крестовый поход. Чего не сделали вы - сделают новые мученики и носители креста, – монах поднял кверху своё перо.

- Как же, держи карман шире! - пьяно ответил германец. – Ты что думаешь, сарацины не видят наших слабостей и междоусобиц? С востока сельджуков уже подпирают какие-то османы. На севере половцы и куманы отрывают кусок за куском от Константинопольской империи сеньора Анри. Греки, не смирившись с поражением, поднимают бунт за бунтом. Ещё живы племянники Ангелов и Комнинов. Побегут скоро бароны из Константинополя - запомни мои слова, побегут.

- Упрутся, - не сдавался монах.

- Если упрутся - все там и лягут под копытами коней сарацин, оставив сиротами своих жён, а папе свои замки и феоды во Франции.

- Тогда договорятся с греками.

- Рожок тебе в губы. Труби, давай! Пророчествуй. Я тебе чего втолковываю: ошибкой было брать Константинополь и ослаблять и франков, и греков. Может, и прав был Доминик - оруженосец графский. Не греки, а тюрки вышибут скоро всех из Византии и станут хозяевами проливов. Моли Господа, чтобы заодно не перешли через море и не забрали себе Ахейю с Валахией.

- Генрихус, Генрихус! - раздался мальчишеский крик, и в скрипторий вбежал мальчик лет семи. Одет он был в старую монашескую рясу, подогнанную ему по росту.

- Что, братец? Тише, тише. Поздоровайся с отцом Вильямом.

- Здравствуйте, отче.

- Вот так-то лучше. А теперь, Деметриус, выкладывай, что случилось, - проворчал германец, заметив дрожащие губы и блуждающий взор мальчика.

- Этот служка ключника, этот Гильермо приставал ко мне!

- Как так?

- Он пытался затащить меня на конюшню. Гладил мне коленки и пытался облизать моё ухо и ещё вот тут, - рука мальчика нерешительно опустилась к низу живота.

- Ах, похотливый козёл! – вскричал Генрихус, поднимаясь. Тяжёлая дубовая лавка, которая и раньше трещала под его весом, отлетела в сторону. Он схватил брата Вильяма за капюшон сутаны и выволок монаха из-за стола.

- Ступай к настоятелю и передай ему, что если его любимчик Гильермо ещё раз тронет пальцем этого сироту - я разнесу по камушку ваш дьявольский притон, где свили гнездо мерзкие сластолюбцы, содомиты и развратники! – Генрихус развернул брата Вильяма к выходу, вытащил несчастного растерявшегося писца на свежий воздух и дал ему пинка. Потом закрыл дверь, поднял лавку и, тяжело дыша, снова сел, поставив мальчика между своих ног.

- Ну, а ты что же, Деметриус? Я чему тебя учил всё это время? Не было под рукой дубинки? Двинул бы этому гадёнышу коленом в его толстый живот! Покажи, как ты орудуешь кулаками. Бей вот сюда, - показал старик мальчику на свою грудь.

Деметриус ударил.

- И это называется - удар? Бей сильнее!

Мальчик ударил ещё раз.

- И это всё, на что ты способен? Нет, так не годится. Представь: перед тобой самый мерзкий, самый грязный и вонючий сарацин. Где твоя злость и ярость воина? Бей, как я учил! Со всей возможной силой!

Глаза Деметриуса вспыхнули, и он, размахнувшись, ударил германца в солнечное сплетение. Тот охнул, согнулся, закатил глаза и стал заваливаться назад. Мальчик схватил его за плечи и потянул на себя.

- Прости Генрихус, это я нечаянно, – во взгляде Деметриуса промелькнула тень раскаяния.

Но германец неожиданно ловко обхватил мальчика ладонями и повалил на своё колено.

- Никогда не жалей своего врага! Он может притвориться, что ранен или умирает. Не верь жалобным стонам и показным судорогам. Всегда добивай. Если есть нож - всаживай по самую рукоятку. Вот так, вот так! - сухой кулак ветерана несколько раз коснулся груди мальчика. - Ведь ты же - будущий рыцарь. Ты – сын маркиза Монферрата, короля Фессалоник, и племянник сеньоров Конрада и Вильгельма Монферратских. И помни: твой дядя Вильгельм был графом Яффы и Аскалона, а Конрад – королём Иерусалима. Когда-нибудь ты унаследуешь их славу и короны, - шептал на ухо своему воспитаннику старик.

- А как скоро это будет? – глаза мальчика мгновенно высохли. В них вспыхнул огонь гордости и жажды приключений.

- Не знаю, когда - но так будет. Это говорю тебе я, Генрихус, старый товарищ по оружию твоего отца. Мне ещё много придётся тебе рассказать и многому научить. А пока - будь осторожным и хитрым. Никогда и никому не говори, чей ты сын. У маркграфа и твоей матери графини Марго было слишком много врагов, которые пытались убить и тебя. Да только твой Генрихус всегда был настороже. Храни свою тайну как зеницу ока. Для всех ты – сирота, которого я подобрал на одной из дорог Македонии. Упражняйся с деревянным мечом, который я специально вырезал для тебя. Дубась копьём чучело из соломы там, в монастырском саду, и не давай себя никому в обиду. Скоро мы уйдём отсюда. Я должен представить тебя Фридриху Штауфену – новому германскому императору и королю Сицилий. Он молод и нуждается в хороших товарищах и оруженосцах. Пусть наградит его Господь храбростью и умом, а честолюбия и жажды славы этому парню не занимать. Земля Иисуса ждёт помощи и жаждет избавления от ига сарацин. Ты сделаешь то, что не удалось сделать мне и твоему отцу.

- И что же это?

- Обрести вечную славу воина Христова и отвоевать у неверных все города, отданные сарацинам трусливыми баронами и несведущими, потерявшими счастье в воинском деле королями прошлого. Поклянись именем Господа, что сделаешь это!

- Клянусь!

- Вот и молодец. А теперь беги. Твой деревянный меч ждёт тебя.

- А когда у меня будет свой железный?

- Я отдам тебе меч маркиза, твоего отца.

- Так мы же зарыли его, - притронулся губами к уху старика мальчик.

- Тише, Деметриус, тише. Разве ты забыл?

- Помню, помню. Я - сирота.

- Вот именно. Чем крепче ты это будешь помнить - тем дальше мы уйдём от шпионов Анри Фландрского, от ломбардцев – врагов Монферрата - и проклятых алчных франков. На землях короля Фридриха им нас уже не достать. Ну, иди же!

Генрихус подтолкнул мальчика в спину, проводил глазами его кудрявую шевелюру и вздохнул.

- С годами парнишка всё больше становится похожим на бедного Доминика, - пробормотал старик и задумался.

«Но кто знает, чьей крови в нём больше? Нрав Бонифация иногда даёт о себе знать. Во всяком случае, король Сицилии поверит мне, старому солдату Филиппа Швабского. Для него Деметриус будет хорошим козырем в молитвеннике чёрта, когда придёт время отыграть у графов Фландрских короны Фессалоник и Константинополя, а у нищих баронов Святой Земли забрать трон Иерусалима. А если нет? Ну, что ж. Хорошие солдаты нужны везде и всюду. Были случаи, когда Фридрих Барбаросса дарил серебряные рыцарские шпоры не сынкам своих вассалов за красивые глаза, а простым и храбрым воинам - за доблесть и беспощадность к врагам. Ричард Львиное Сердце тоже знал толк в настоящих солдатах. Думаю, Фридрих Штауфен пошёл характером в деда. А значит - будущее моего мальчика в его собственных руках. Чем чёрт не шутит? Может, он когда-нибудь станет, как его дядя Конрад, королём Иерусалима?»

Генрихус допил остаток вина и прислушался к шуму, доносящемуся из-за двери.

- Кто там точит ногти о дубовые доски? Это ты, брат Вильям? Если принёс ещё вина, заходи, - загремел германец, облизывая сухие губы.

Но никто не входил. Во дворе монастыря царили спокойствие и тишина, лишь изредка прерываемая тихими ударами колокола, призывающего монахов к обедне.

«Наверное, мыши грызут старые свитки», - подумал Генрихус.

Он тяжело поднялся и вышел наружу. Двор, который с утра был залит солнцем и казался огромным, сейчас стал тёмным и тесным. Тяжёлые фиолетово-чёрные тучи почти закрыли всё небо. На востоке полыхали зарницы. В воздухе пахло близкой грозой. Внезапный оглушительный удар грома заставил германца вздрогнуть и перекреститься. Он поднял глаза вверх, и в то же мгновение над башней колокольни сверкнула молния. Германец мог бы поклясться, что она имела форму креста. Следующий удар грома прогремел над самой головой ветерана. И ещё одна молния гигантским зигзагом сошла на Землю перед входом в монастырскую церковь. Генрихус, ослеплённый яркой белой вспышкой, упал в пыль, закрыв здоровой рукой глаза. Когда он открыл их снова, то увидел, что несколько монахов заливают водой крышу загоревшейся конюшни, а остальные на коленях, воздев ладони к небу, бормочут молитвы.

Германец ещё не знал, что примерно в одно и то же время во Франции и Италии, на землях Испании, Тироля, Фландрии и Швабии люди наблюдали одно и то же явление – грозы с ударами молний в форме крестов. Это начались многочисленные знамения, предупреждающие о неудаче пятого крестового похода в Сирию, возглавленного королём Венгрии Андрашем и австрийским герцогом Леопольдом.

Но дождь закончился так же быстро, как и начался. Генрихус, вымокший до нитки, встал с колен и словно сбросил два десятка лет со своих могучих плеч. Он подумал немного, вытер лицо широкими ладонями, окликнул молодого монашка и велел ему прислать в свою келью Деметриуса. Сам он направился туда же, переоделся в сухую чистую одежду и собрал вещи мальчика. Через час они вместе покинули монастырь и, по успевшей подсохнуть дороге, направились на запад.

 

    Глава 2.  Октябрь. 1223 год от Р. Х. Сицилия

 

Двухмачтовая галера под прямыми белыми парусами, на которых красовались красные кресты тамплиеров, входила через узкий проход между скалистыми берегами в гавань. Матросы рассыпались по палубе, натягивая канаты и сворачивая парусину в плотные свёртки. Один из моряков поскользнулся на мокрых дубовых досках и налетел на высокого, но ещё крепкого старика, стоящего бок о бок с молодым человеком лет двадцати. Матросу показалось, что он ударился о борт или каменную стену. Его подняла на ноги мускулистая рука, крепко схватив за шиворот.

- У тебя что, глаза морской солью выело? - угроза, прозвучавшая в голосе могучего старца, заставила моряка прикусить язык.

- Простите, господин. На палубе скользко.

- Надрать бы тебе зад, чтобы смотрел под ноги, - грозно прорычал странный пассажир галеры.

- Полно тебе, Генрихус. Оставь парня в покое, - вступился за матроса молодой человек – спутник старика, стоящий рядом с ним. На его высокой худощавой фигуре ловко сидела потрёпанная временем длинная кольчуга. Сверху её покрывал серый плащ. На широком ремне висел длинный меч с крестообразной рукоятью.

Рука старика разжалась, и матрос отскочил в сторону, потирая ушибленное плечо.

- Вот они - Сиракузы. Мы - почти у цели. Ещё несколько дней пути верхом - и мы будем в Палермо. Спустись, сынок, в каюту и захвати наши мешки. Через четверть часа это старое корыто привяжут к причальной стенке. Не будем терять времени. Нам ещё нужно купить лошадей и найти ночлежный дом в этом паршивом городишке.

Кормчий галеры, уловив смысл разговора, подошёл ближе.

- Ночлег вы найдёте под крышей приюта госпитальеров. Вон - видите на холме среди деревьев крест? Там у них - дом для пилигримов Святой Земли. А лошадей вы достанете в нашем командорстве. Орден Храма охотно продаст пару мулов, если в настоящее время у них нет верховых коней.

Генрихус скупо поблагодарил кормчего и стал наблюдать, как швартуется к деревянному причалу галера, почерневшая от времени и морской воды.

- Дьявол их забери! - ворчал германец пять минут спустя, пиная носком рваного сапога корзины с финиками, выгружаемые из трюма большой купеческой галеры. На корме судна полоскался по ветру странный длинный флаг. По красному полю золотыми, сверкающими на солнце, нитками виднелась вышивка арабской вязью.

- Какого чёрта на Сицилии нужно сарацинам? - спросил германец у какого-то рыбака, привязывающего свою лодку к полусгнившему бревну причала.

- Торгуют. Гавань Сиракуз открыта для всех. Таков приказ короля Федериго. А финикийские сливы у мавров крупные и сладкие.

- Мавры? - удивился Деметриус.

- Ну да. Вон же флаг на корме, - сицилиец показал корявым пальцем на галеру.

- А что на нём написано?

- Нет лучшего воина, кроме Аллаха, - проворчал Генрихус, широко крестясь.

- Ты мне никогда не говорил, что знаешь литеры агарян, - удивился его воспитанник.

- А я и не знаю. В Константинополе выпивал с одним крестоносцем. Он родом из Кастильской Испании. Рассказывал мне про эмират Кордовы, про войну христиан с агарянами и про арабские знамёна.

- Я тоже хочу знать про эмиров и испанских воинов Христовых. Какие они? – спросил Деметриус.

- Не сейчас, - сурово нахмурил брови германец. - Нам нужно разыскать кого-нибудь из тамплиеров. Может, подвезут до командорства? А там купим лошадей - и в путь.

- Эх, сеньоры рыцари! Полчаса назад повозка ордена покинула гавань, - вмешался в разговор рыбак.

- Значит, придётся идти пешком, - с досады Генрихус дёрнул себя за бороду.

- Да уж. Не повезло вам, доблестные рыцари. Рыбаки с уловом обычно возвращаются рано. Работные люди тамплиеров приезжают в гавань с рассветом именно в пятницу и забирают всё, что нам удаётся поймать. Это я вот задержался. С якоря лодку сорвало - меня и снесло ветром в море. Может, вы у меня купите корзину рыбы?

- Оставь её себе, - прервал словоохотливого рыбака германец. – Пошли, парень. Нечего терять время на пустой треп, - Генрихус взвалил на одно плечо мешок с пожитками, на другое - двуручный меч и пошёл по пыльной узкой дороге вдоль моря за пределы гавани.

- Генрихус! Хватит ворчать! Ну, что делать, коль наша галера припозднилась? - примирительно сказал ему воспитанник.

- Мальчик мой! Это у тебя ноги молодые, а мне в моём возрасте тяжело даются долгие прогулки на своих двоих. До командорства - почти два часа ходу.

- Так давай скоротаем время за разговором! Ты обещал мне поведать об испанских крестоносцах.

- И то правда… Ладно, слушай. Когда-то, лет этак четыреста назад, вся Испанская Галлия принадлежала Византии. А потом туда пришли вестготы, а сними мои предки алиманы, которых ромеи нарекли вандалами. Королём у готов был храбрый рыцарь Родерих. Он изгнал ромеев и основал собственное королевство, которое называлось «Landahlauts» – «Разделённая земля»...

- Почему «разделённая»?

- Да потому, что германцы и готы всё время ссорились между собой и, подобно франкам во взятом крестоносцами Константинополе, только и знали, что грабили местных жителей. Ты слушай и не перебивай старика, а то я уже потерял нить рассказа.

- Ты говорил о храбром рыцаре Родерихе.

- Ах, да! Так вот, тот испанец мне поведал о том, что между готами началась вражда из-за богатых земель. Всё никак не могли её поделить по справедливости.

- А при чём здесь мавры?

- Ну, что с тобой делать? Наберись терпения. Ты слушай и на ус мотай. Нечестивые агаряне Магриба - пустынной страны за морем - узнали от кочевников-берберов, что на севере есть богатая страна... Дай бог памяти, как тот крестоносец говорил мне про арабское название земель Испании. Ага, вот – «Биляд Альвандалос»...

Молодой рыцарь рассмеялся.

- А ты ещё на память жаловался!

Генрихус, вместо того, чтобы рассердиться, хитро улыбнулся в бороду.

- Так мне рассказывать дальше или нет?

- Прости. Я внимательно слушаю.

- Вот тут агаряне и решили: раз готы и германцы между собой грызутся - им будет легко завладеть этими райскими плодородными землями, тем более, что все местные вилланы стали ненавидеть вандалов за спесь, грубость и разбойничьи ухватки. И в один прекрасный день мавры сели на корабли и пересекли пролив между Испанией и Африкой. Надо отдать им должное: они хитры, как лисы в лесах моей родной Алимании. Отряды их были небольшими, но они расползлись по Испании, как тараканы. Везде - где лестью, где щедрыми посулами - склонили на свою сторону правителей разных феодов. Тем более, что многие из этих Иуд-предателей оставались по духу ромеями. Мавры пообещали сохранить за ними право исповедовать христову веру и оставить в покое их города и земли. Взамен они потребовали от иудеев, греков и галлов, которые составляли большинство жителей страны, признать себя подданными сарацинского халифа, потомка нечестивого пророка Андалуса ибн Тубала.

- А что же король Родерих? Куда он смотрел?

- Король, как рассказывал мне испанец, был занят войной на противоположной стороне своего королевства с мятежным племенем васконов*. Дошло до того, что поганую веру агарян стали исповедовать торговцы и ремесленники, крестьяне и готские графы. Пусть дьявол поджарит их в аду на большой сковородке! - со злостью почти прокричал Генрихус.

- И что было дальше? - не удержался Деметриус.

 

*  Васконы или баски.

 

- А дальше, как водится, случилась решающая битва между готами и маврами. Короля в самом начале сразила стрела агарянина, а готская армия, потеряв командира, оставила поле битвы. Враги не преследовали трусов и оставили их в покое. Да и к слову сказать, мавров было немного. Всего пять или шесть тысяч. Не помню точно. К тому же христиан предала сарацинская конница, которую король нанял в той же Африке. Лично я никогда бы не положился на трусливых эмиров, пусть и враждебно настроенных против мавров. Они уважают только силу и готовы предать любого, кто слаб в данный момент, - старый воин остановился и вытер пот со лба.

Солнце уже стояло довольно высоко и начинало припекать, пробивая своими лучами стальную кольчугу старого воина.

- И что - не нашлось среди христиан никого, кто бы выступил против нечестивых?

- Господь не оставил в беде детей своих. Он наградил силой и мужеством знатного гота по имени Пелайо - а тот был в прошлом оруженосцем короля Родериха. Этот славный рыцарь восстал против сарацин и основал на севере в горах своё королевство Астурию, которое сейчас называется королевство львов*. Испанец говорил мне, что есть среди потомков готов и германцев ещё один храбрый воин. Это правитель города Толедо рыцарь Фердинанд**. Два королевства вот-вот объединятся и двинут свои армии на юг. Хотел бы я посмотреть на эмиров, когда их чернокожие солдаты побегут из андалузского халифата назад в свою Африку.

 

*  Королевство Леон.

**  Фердинанд. Король Кастилии, Толедо и Эстремадуры Фернандо Третий. Объединил Кастилию и Леон и положил начало испанской Реконкисте - изгнанию мавров с Иберийского полуострова.

 

- Так, может, нам лучше отправиться в Испанию и вступить в войско Фердинанда?

- Вижу, тебе опять не терпится пролить кровь нечестивых агарян...

- Не зря же ты научил меня владеть мечом. Я хочу сражаться вместе с испанцами за веру Христову.

- Потерпи немного. Мавры пока ещё слишком сильны, а Фердинанду далеко до побед на поле боя. Нас охотно примут в другом месте.

- У тамплиеров?

- Нет. У императора Великой Римской империи германцев, короля Сицилии Фридриха Гогенштауфена. Говорят, он не в ладу с самим Папой Римским, но горит желанием добыть себе славу в новом крестовом походе. Поверь, он вскоре отберёт Иерусалим у агарян и объявит земли Палестины своей собственностью.

- Так чего ты встал? Путь до Палермо не близкий...

- О-хо-хо! В мои годы путешествовать нужно верхом! Вон и крест на крыше. Видишь? Наверное, это и есть командорство рыцарей Тампля. Там мы найдём лошадей, а через пару дней будем у ворот дворца короля Фридриха.

Путники прибавили шагу и, пройдя напрямую через виноградники, вышли к группе построек, обнесённых высокой каменной стеной. Из башни над воротами их окликнули.

- Эй! Вы, кто такие?

- Может ты ослеп там, наверху? Вот... - Генрихус повернулся спиной. На сером рваном плаще часовой разглядел чёрный крест.

- Мы - воины Христовы, принявшие обет освободить Святую Землю от агарян, - старик поднял голову и, близоруко прищурившись, попытался разглядеть стража.

- А зачем тогда идёте на запад? Агаряне верёвки из христиан вьют в другой стороне, за морем на юге.

- Тебя не спросили! Давай-ка, позови нам самого главного здесь монаха!

- Проходите. Он - во дворе.

- Так открой ворота, сукин ты сын! - рассердился германец.

- Генрихус! Они открыты, - шепнул старику на ухо его молодой спутник.

- Вот дьявол! Солнце слепит глаза. Да ещё этот монах мне голову заморочил!

Они прошли под сводами ворот и оказались на просторном подворье, где стояло несколько повозок, загруженных корзинами. Шестеро крестьян помогали двум служкам ордена наполнять виноградом огромную дубовую бочку. Пятеро голых мальчишек, утопая по колено в кистях винных ягод, давили сок, который стекал через дыры в нижней части бочки внутрь больших глиняных кувшинов. За работой наблюдал высокий пожилой человек в коричневой сутане, подпоясанный широким кожаным ремнём. Через плечо монаха была переброшена перевязь с мечом.

- Так-так-так! А говорят, что тамплиеры не пьют вина и верны многим клятвам, главная из которых - обет воздержания, - громко воскликнул Генрихус.

Вооружённый человек у бочки обернулся и прислонил широкую ладонь ко лбу, пытаясь защитить глаза от Солнца и рассмотреть дерзкого нахала, позволившего себе шутку в адрес братьев ордена.

Но германец, не давая ему опомниться, быстро подошёл и облапил тамплиера.

- Гуго! Старина Гуго! Вот где ты нашёл себе непыльную работёнку вместо того, чтобы мечом махать? Я уж думал - не свидимся больше.

Тамплиер вырвался из объятий Генрихуса.

- Эй, знакомый голос... Пусть поразит меня стрела сарацина, если это не старина Генрихус! Каким ветром через столько лет занесло тебя на Сицилию? – монах,  в свою очередь, обнял германца и, отстранившись, принялся хлопать старика по плечам. - Вот удивил, клянусь Святым распятием, удивил! Помнится мне, последний раз мы виделись в Константинополе лет двадцать назад? Ты ещё служил у басилевса в дворцовой охране.

- Двадцать пять, дружище. Двадцать пять… Святой Ансельм, как быстро время бежит! Словно норовистый сарацинский конь, да ещё и взбрыкивает! Дай-ка и я посмотрю на тебя! Кто бы мог подумать, что из зелёного парнишки - оруженосца на побегушках - вырастет такой славный тамплиер? Заматерел, два шрама на лбу… Сдаётся мне, потрепали тебя годы?

- Это - следы от узких дрянных полосок железа, которыми привыкли орудовать нечестивые и которые они гордо называют дамасской сталью, - отмахнулся монах. - Ну, а ты, брат Генрихус, похудел. Будто ниже стал и уже в плечах. Вон и рука одна усохла.

- Это ты, Гуго, подрос, - засмеялся германец. - А рука… Что рука? Даст Бог, отрастёт, как у ящерицы оторванный хвост, - помрачнел от собственной шутки старик.

Он хлопнул в последний раз монаха по плечу и потребовал:

- Рассказывай, как это ты променял служение святому делу на тихую жизнь вдали от битв и гроба Господня?

- Годы, Генрихус. Время и раны не щадят таких парней, как мы с тобой. Две дыры в спине от стрел, одна - под ребром от меча сарацина - и Орден отправил меня сюда, надзирать за командорством.

- Сдаётся мне, раз у тебя две дырки сзади - значит, братья не раз бегали от агарянской конницы?

Монах вместо того, чтобы обидеться, раскатисто и беззлобно рассмеялся:

- Чего уж там - было дело!

- Расскажи, святой отец, - выступил из-за спины германца Деметриус.

- А это кто с тобой? - острый взгляд монаха смерил молодого рыцаря с ног до головы.

- Ты видишь перед собой моего господина - рыцаря из Фессалии Деметриуса, - представил своего воспитанника германец и незаметно для тамплиера хитро подмигнул молодому человеку, открывшему было рот, чтобы возразить.

- Из Фессалии? - переспросил тамплиер. - Не хочешь ли ты сказать, что этот худой переросток - один из мечников правителя Македонии? - шепнул монах на ухо германцу.

- Так и есть. Только Бонифация Монферрата давно уже нет в живых.

- Как же это? Ведь вы с ним были - не разлить водой.

- В каком же году ты покинул Константинополь, раз не знаешь о скорбных для меня событиях?

- Постой! - монах в раздумье почесал затылок. - В последний раз меня ранила куманская стрела* в стычке с валахами при Адрианополе. Три месяца я провалялся в приюте госпитальеров, а потом меня сразу отправили на галере сюда. Дай Бог памяти... Да, точно: в тысяча двести пятом году от рождества Христова. Вот когда это было.

 

   * Куманы. Так европейцы называли половцев - союзников болгарского царя Калояна, армия которого нанесла сокрушительное поражение Балдуину Фландрскому, одному из вождей Четвёртого крестового похода.

 

- Тогда ты не знаешь, что через два года после той битвы Монферрат, преданный кое-кем из ломбардцев, попал в засаду и был смертельно ранен в стычке с отрядом болгар. Я сам едва ноги унёс.

- Значит, вот оно как… Мне никогда не нравились ломбардцы, - монах ещё раз оглядел Деметриуса.

- Мне тоже. Их граф Оберто спал и, наверное, видел во снах, каким образом поскорее завладеть монферратской маркой. Дьявол его забери! - выругался германец. - Только, знаешь, давай оставим разговоры на потом. У нас с утра крошки во рту не было, да и пить охота.

- Святая дева Мария! - воскликнул тамплиер, хлопнув себя кулаком по лбу. - Совсем забыл - вы ведь с дороги! Пошли в дом. Там и расскажешь, что вас привело на Сицилию.

Спустя час, плотно позавтракав копчёным свиным окороком, запив его молодым вином, старые друзья продолжили разговор.

- Слышал я, молодой сицилийский король Фридрих собирает войско, чтобы отправиться в Святую Землю? - старый германец вытер усы рукавом нижней рубахи.

Кольчуги и дорожные мешки с остальным оружием давно лежали в углу. Путники сидели босыми. Их сапоги тамплиер велел вычистить и прибить к ним новые подошвы.

- Да, всё верно. Мне отписали братья ордена, что он месяц назад появился в Тампле у нашего Великого Магистра.

- Чего ему понадобилось в Париже?

- Ходят слухи - он искал поддержки Ордена. Король враждует со Святым престолом. Ему нужны союзники.

- Против кого?

- А ты не знаешь? Ко всем бедам сицилийского короля прибавилась ещё одна. На корону Римской империи в своё время зарился Оттон Брауншвейгский из династии саксонских Вельфов.*

 

* Вельфы - старейшая европейская княжеская династия, представитель которой Оттон Четвёртый при поддержке саксонских баронов и тайном покровительстве папы Иннокентия Третьего претендовал на корону Священной Римской империи германской нации. Он получил её в 1209 году, но не выполнил обещаний, данных папе Римскому. В результате был отлучён от церкви, а императором провозглашён Фридрих Гогенштауфен, король Сицилии.

 

- Может, и слышал что об этом. Не помню, - германец с тревогой взглянул на своего воспитанника. - Впрочем, продолжай, Гуго, продолжай.

- Если сказать правду, король Фридрих и сам не подарок. Слишком учён для императора. У себя во дворцах принимает разных алхимиков, бродячих менестрелей и арабских врачевателей. Папа зол на него. Обвиняет его в ереси и колдовстве. Короче говоря, король и Его Святейшество далеки от пылкой дружбы. Трон Фридриха неустойчив, а с такой высоты, на которую его вознесла судьба, легко упасть. Свято место пусто не бывает. Оттон не оставил надежды посадить себя на императорский трон. Вот Фридрих и задумал новый крестовый поход, чтобы угодить Папе и заручиться поддержкой франкских баронов в Палестине.

- Понятно, - перебил тамплиера германец. - Вернув Иерусалим в лоно Церкви, он сразу одной стрелой убьёт трёх зайцев. Обретёт славу. Испытает преданность своего рыцарства, укрепит свою власть императора и получит в придачу корону Иерусалимских королей.

- Получается – четыре, - кинул реплику Деметриус.

- Чего – «четыре»? – не понял его воспитатель.

- Зайца.

- А он не глуп, твой рыцарь из Фессалии. Главное – считать умеет, - снова шепнул Гуго германцу.

- Моя заслуга. Я его с пелёнок знаю т научил многому.

- А из какого он рода?

- Тише, приятель. Это тайна, но поверь: знатнее многих там, на материке. Он ещё прославит себя в боях, - старый воин хлопнул монаха по плечу.

- Дай Бог, - тамплиер повернулся к Деметриусу. - Ты вот, господин, спрашивал, где я получил рану в спину - изволь, расскажу, чтобы, когда сведёт тебя жизнь лицом к лицу с неверными, был осторожен и осмотрителен, а не бросался очертя голову в свалку.

У молодого мечника заблестели глаза. Он всем своим видом показал, что готов внимательно слушать.

- Так вот. Случилось это в битве с агарянским рыцарем Саладином* тридцать пять лет тому назад. Я был зелёным парнишкой, оруженосцем в числе семерых других при Великом магистре ордена Тамплиеров Жераре де Ридфоре. К слову сказать, королевство Иерусалимское переживало тогда не самые лучшие времена. Бароны да графы сидели по крепостям, а в пустыне хозяйничали агаряне. Да и в самом Иерусалиме было неспокойно. Старый король умер, а его окружение не стало дожидаться решения Папы Римского и других королей Европы, кто будет следующим правителем Святой Земли, а объявили воинам христовым, что главным будет Ги де Лузиньян, - монах с сожалением покачал головой и продолжал: - Этот Ги слыл храбрым рыцарем, но уж слишком горячим. Куда ему до коварного Саладина! Я вот сейчас думаю, что проклятый агарянин, осадив Тиверию, принадлежавшую графу Раймунду, специально дал уйти из города гонцу с просьбой о помощи. Вот бароны и решили идти на выручку, а подбивал Лузиньяна на поход наш Магистр. Я сам слышал, как он говорил Лузиньяну: поставим, мол, графа Раймунда с его людьми в первую линию войска, ослабим его, а потом поделим триполийские земли.

- Вон оно как? - удивился Генрихус. - А я и не знал этого.

- Так и было, клянусь землёй Голгофы, - монах вынул из-под сутаны мешочек-ладанку. - Вот только бароны не учли хитромыслия Саладина. Войско вышло из Иерусалима, когда Солнце стояло слишком высоко. День выдался знойным и душным. Все запасы воды армия выпила уже к полудню. Многие простые солдаты падали замертво, получив солнечный удар. Путь по выжженной степи - слишком жестокое испытание для тяжёлой рыцарской конницы. Все колодцы остались позади, но к закату мы так и не успели достичь Тивериадского озера. Тогда Лузиньян приказал разбивать лагерь. Только взялись за дело - тут и появились неверные. Туча стрел накрыла сухую лощину, где лежали вповалку измученные жаждой солдаты.

- А как же вы забыли о сторожевых разъездах? Надо было отправить верховых на ближайшие холмы! - не выдержал Деметриус.

- Все мы крепки задним умом. А тогда нам было не до разведки. Ещё, вдобавок ко всем бедам, среди крестоносцев оказались предатели. Это они рассказали Саладину о несчастьях нашего войска и посоветовали напасть именно на закате дня.

- Предатели? Кто же это? - выкрикнул Генрихус, сжимая в руках глиняную кружку.

- Нашлись такие из франков. Помню каждого, чтоб им в аду сгореть: Балдуин де Фротье, Раймонд Бак, Лодиций де Тибериас. Все из свиты графа Триполи. Наверное, договорились с Саладином о доле из добычи. На многих рыцарях были надеты новые доспехи. В обозе везли серебряную церковную утварь и золотые чаши Лузиньяна.

- И что случилось дальше? - горящие глаза Деметриуса сверлили лицо монаха.

- А дальше наступило время смерти, страдания и скорби. Сарацины окружили нас со всех сторон и положили лучших из нас стрелами. Потом началась рубка. Из людей Раймунда в живых осталось, дай Бог, десяток рыцарей. А всего из пятидесятитысячной армии погибло семнадцать тысяч человек. Остальные были ранены, изувечены или взяты в плен. Мне со стрелой в спине по сухому оврагу едва удалось уйти в степь. Саладин захватил живыми самого Лузиньяна, его брата Онори, нашего Магистра Ридфора, Рено Шатильона и много других знатных графов и баронов. И самое главное - в этой битве мы утратили Животворящий Крест Господень, который по дурости своей взяли из Иерусалима.

- Крест, на котором был распят Иисус? - воскликнул Деметриус. - О, Господи! И вы позволили?

- Они позволили не только это. Бароны сдали Саладину сам Иерусалим, - грустно проворчал Генрихус, потупив взгляд и, заметив взгляд своего воспитанника, полный презрения, добавил:

- Слишком неравными оказались силы. В городе остались одни ветераны. К тому же там было слишком много женщин и детей. Получив огромный выкуп, Саладин выпустил за стены всех желающих, а сам въехал в Иерусалим на белом коне. Ненавижу этих сарацин.

- Вот такая, брат Деметриус, история, - тихо сказал монах, пряча на место ладанку.

Несколько минут все молчали, сжимая кулаки. Долгую паузу прервал преувеличенно весёлый голос германца:

- Ладно, что это мы всё о печалях да бедах? Удача к нам ещё вернётся! Я верю в короля Фридриха. Он отвоюет Иерусалим. Ты лучше скажи, Гуго: что, братья ордена по-прежнему ездят вдвоём на одной лошади? - Генрихус показал на щит тамплиера, прибитый рядом с очагом**.   

Монах засмеялся, оборотясь к стене.

- Прошли те времена. Но твой намёк понял. Если тебе нужен боевой конь - иди, выбирай любого в конюшне! Я уступлю его по дружбе за пару золотых августалов.

 

* Саладин - Юсуф ибн Айюб Салах ад-Дин (Саладин) - султан Египта и Сирии, талантливый полководец, мусульманский лидер XII века. После разгрома крестоносной армии Ги де Лузиньяна Салах ад-Дину удалось овладеть большей частью Палестины, Акрой и, после недолгой осады, Иерусалимом. Главный оппонент крестоносцев пользовался уважением в христианской Европе за рыцарские доблести: храбрость и великодушие к противнику. Умер Салах ад-Дин 4 марта 1193 года от жёлтой лихорадки.

** Одним из гербов Ордена тамплиеров, символизирующим бедность воинствующих монахов, было изображение двух рыцарей, сидящих на одной лошади.

 

- И это называется дружба? Ты видишь, господин мой Деметриус, что делают жадность и годы со старыми боевыми товарищами? - германец грозно свёл вместе мохнатые брови. - И это после всего, что мы пережили вместе! Не ожидал от тебя, Гуго!

- Ну, ладно, ладно стыдить меня. Ты пойми: в Ордене заведён порядок. Мы ничего не даём даром, а только в рост. Как я отчитаюсь перед казначеями?

- Пошли отсюда, сеньор Деметриус. Здесь, оказывается, не в чести воинское братство.

Старик стал подниматься со скамьи.

- Где мои сапоги? Чтоб вас всех, тамплиеров, ведьмы соблазнили, да замучили своими греховными ласками.

-Эй, погоди, - монах, пристыженный и красный от негодования, пытался усадить германца обратно. - Будут вам лошади.

- Вот это другое дело, - сразу остыл Генрихус и налил всем вина.

- Слава Ордену и простому, но честному рыцарю Тампля по имени Гуго! - заорал он, вспугнув пару голубей, примостившихся в нише открытого окна.

После обеда два всадника, взобравшись на холм, обернулись в сёдлах и взмахнули руками в железных перчатках, прощаясь с тамплиером, стоящим в воротах.

- Славный был солдат, - вздохнул германец и пустил своего коня мелкой рысью.

Деметриус последовал его примеру. А Гуго тем временем поплёлся в дом, раздумывая над тем, как объяснить казначею Ордена пропажу из командорства двух лошадей.

 

                                     ***

 

- Триста римских миль до Палермо! С ума можно сойти. В мои-то годы, - ворчал Генрихус, покачиваясь в седле. - Надо было нанять рыбацкую лодку, да вот с деньгами у нас туго.

- Ну, разве ты стар? - утешал его Деметриус. - Тебя выставь против троих мечников вдвое моложе - ты свалишь их на землю о шести ударах!

- Это лет двадцать назад, да и то с помощью моей старой доброй секиры, которая давно проржавела и стала не по руке мне, а мечом, пожалуй, что только двоих одолею, - лицо германца просветлело.

Ему по душе пришлись слова воспитанника. Он вспоминал себя молодым, стоящим  рядом со своим сюзереном Монферратом. Перед глазами вставали одно за другим многочисленные сражения и стычки, в которых он принимал участие. Внутренний взор нарисовал ему картину горящего Константинополя, ссоры между вождями, делёж добычи жадными баронами, разочарование простых солдат и коварство охочих до золота венецианцев. Старик нахмурился и помрачнел. Неожиданную гибель Монферрата он ставил в вину себе. Если бы он не остался в Фессалониках при королеве Маргарите и маленьком Деметриусе - всё могло бы случиться по-другому. Уж он бы сумел защитить маркиза, и правление Монферрата было бы долгим и счастливым. Не пришлось бы долгие годы скрываться от ломбардцев, захвативших при попустительстве короля Анри власть в Македонии. Генрихус и раньше считал франков, венецианцев и фламандцев способными на самое гнусное предательство, и не мог простить им своих долгих скитаний по бедным монастырям с мальчишкой Деметриусом на руках.

«Где казна Монферрата, хотел бы я знать? Куда делись сокровища, которые были захвачены маркизом в Константинополе? Что значила его предсмертная записка, в которой он поручил мне позаботиться о Марго и её сыне, хотя в последнее время он всё же охладел к жене? Почему он велел мне следовать именно на Сицилию?»

На все эти вопросы старик уже долгие годы не находил ответов. Единственное, что он выполнил согласно последней воле Монферрата - это, когда пришло время, опоясал рыцарским мечом, принадлежавшим маркизу, молодого Деметриуса.

Через пять дней пути по, довольно населённым, прибрежным землям Сицилии путники увидели высокий шпиль колокольни и купол собора Пресвятой Богородицы* Палермо.

Привязав лошадей возле таверны на соборной площади и поручив хозяину заведения присматривать за ними, Генрихус со своим молодым спутником вошли в главный храм города. Преклонив колена перед алтарём, они молча помолились каждый о своём. Покончив с молитвой, Генрихус встал и потянул Деметриуса за рукав в одну из боковых капелл к массивной надгробной мраморной плите.

- Вот здесь покоятся мощи храброго норманна Робера Гвискара, отвоевавшего остров у сарацин. Славный был рыцарь.

- Что, разве и здесь побывали неверные? - удивлённо спросил Деметриус.

- Чему тебя только учили монахи в монастырях? Наверное, бесполезным молитвам и песнопениям, которые никогда не пригодятся в жизни? Настоящий рыцарь должен знать, помимо воинского дела, ещё и имена великих воинов!

- Чем же он прославился? - Деметриус внимательно осматривал капеллу.

- А тем, что с горсткой солдат и своим братом Рожером высадился на Сицилии, взял Палермо, выгнал мавров и не дал им разобрать по камушку вот этот собор, который они превратили в мечеть. Вон видишь, на одной из колонн сохранилась арабская надпись? Не знаю, куда смотрит епископ Палермо! Я бы стёр или закрасил эти письмена. Кто знает, может в них скрыто какое-то древнее колдовское проклятие неверных?

 

* Кафедральный собор Палермо. Построен византийцами в 604 году. В 831 году Палермо был захвачен арабами, которые превратили собор в Пятничную мечеть. В течение XII-XVIII веков неоднократно перестраивался. Соединяет в себе черты арабо-норманнской архитектуры, готического стиля и классицизма. Сохранился до наших дней.

 

- А я бы оставил. Пусть все знают о подвиге норманнов.

Деметриус подошёл ближе к колонне и прикоснулся к тёмно-красному мрамору.

- Ладно, - обронил германец. - Нечего здесь время терять. Поехали во дворец короля Фридриха. Не приведи его Господь, уедет куда - вот и будем сидеть в городе без покровителя и без крыши над головой.

Они вышли из собора и, ведя в поводу лошадей, пошли вверх по улице, соединяющей соборную площадь с крепостью сицилийских королей.

- Вот он, палаццо Нормани, - тихо сказал германец, протягивая вперёд руку.

Прямо на них, словно спускаясь с холма, наступали стены и башни бывшей цитадели эмиров, которую норманны превратили в королевский дворец.

- Флаг с гербом Штауфенов на башне – значит, король здесь.

Они миновали небольшую площадь, заросший сорняками ров, и подошли к воротам, где путь им преградили два солдата с метательными францисками*, небрежно засунутыми за  кожаные пояса. Длинные пики в руках стражи наклонились в сторону незнакомцев.

- Куда? - на латыни, но с явным германским акцентом спросил один из стражей.

- Сдаётся мне, ты из Швабии. Значит, мы с тобой одной крови, - на немецком диалекте ответил ему Генрихус.

- Одной крови? - переспросил солдат, ухмыляясь. - Может быть, если только твоя мамаша переспала с моим ублюдком - отцом. Но, судя по тому, сколько тебе лет, это вряд ли.

- Как знать. А потом - я не так уж и стар. Вот освободишься, давай-ка попробуем выяснить на францисках, кто из нас моложе.

Солдат оценивающе смерил взглядом высокую фигуру германца и предпочёл пропустить вызов мимо ушей.

- Чего вам надо?

- Говорят, король набирает солдат в войско?

- Ну...

- Не нукай. Перед тобой рыцарь стоит, - Генрихус вытолкнул вперёд своего воспитанника. - Не думаю, что король одобрит вашу тупость, если узнаёт, что вы держите у ворот отпрыска знатного рода.

- Ладно, проходите. По двору и налево. Там найдёте шателена. Он доложит королю.

 

* Франциска (francisca) - средневековый боевой топор германцев и франков.

 

    

 

    В том же месте. Час спустя

 

- Когда мой король соизволит посмотреть на солдат, которые согласились нашить на одежду кресты?

Управляющий дворцом стоял перед Фридрихом, держа в руках кусок пергамента со списком добровольцев.

- Есть что-нибудь стоящее? - спросил король, отрывая глаза от старого папирусного свитка.

- В основном - беглые крестьяне и мастеровые из северных земель Италии. Есть десяток разорившихся крестьян-франков. Этих мы стразу отправляем на Кипр. Там ими займутся сержанты.

- А рыцари?

- У меня есть список тех, кто заложил тамплиерам свои феоды в обмен на списание долгов. По первому сигналу они пополнят ряды тяжёлой конницы. Ещё из Гаскони присланы пергаменты на пятьдесят человек. В основном - это незаконнорожденные отпрыски баронов - бастарды. Оружие у них есть. Но все - безлошадные.

- Этих - в пехоту. Что ещё?

- Сегодня явились двое. Один - в годах, видно по всему - ветеран, но крепкий, с огнём в глазах. Второй - ещё зелёный, его воспитанник, но уже перепоясан рыцарским мечом.

- Вот это интересно. Что говорят?

- Готовы хоть завтра идти в Святую Землю. Особенно молодой. Прямо весь двор от нетерпения перепахал каблуками дырявых сапог.

- Так глуп?

- Не сказал бы. Что-то в нём есть. Стержень - он чувствуется.

- Стержень?

- Похоже. Взгляд - умный, открытый. Высок, чувствуется сила в плечах. Ладони - в мозолях. Видно, что на досуге упражняется с мечом. Речи сдержанные, если не сказать - осторожные.

- Может, шпион Вельфов или наёмный убийца?

- Не похож. Впрочем, его можно испытать. Если выдержит - думаю, ему самое место в вашей личной охране. Из таких парней получаются верные и преданные телохранители.

- Хорошо, ближе к вечеру поговорю с обоими. А сейчас - ступай.

Шателен вышел, а Фридрих снова вперил взгляд в папирусный свиток.

Это была родословная королевы Изабеллы Иерусалимской.

«Так-так-так… Что у нас здесь? Изабелла - единственный ребёнок Марии Иерусалимской и Иоанна де Бриенна. Де Бриенн - франк, барон, отличился при взятии Константинополя, регент Латинской империи франков. Его жена, Мария - дочь Конрада де Монферрат и Изабеллы, королевы Иерусалимской, вдовы короля Амори. Интересно. Дальше. Мария умерла при родах в 1212 году, оставив де Бриенна опекуном при новорожденной дочери. При коронации девчонку назвали Изабеллой в честь бабки. Сколько ей сейчас лет? Тринадцать исполнилось, - быстро в уме подсчитал Фридрих. - Чем не жена мне, да ещё с таким приданым - в виде прав на корону Иерусалима? Разве что город ещё надо отвоевать у сарацин», - Фридрих мизинцем почесал переносицу. У него было своё мнение по поводу крестовых походов.

«Я почти уверен, что войны за гроб Господень - полная бессмыслица, если не сказать: преступление против Бога. Того, кому первому пришла в голову мысль о захвате Святых земель - я этого нечестивца сам, лично подвесил бы за яйца. Господь един во всех своих ипостасях, будь то в душе сарацина или в башке последнего виллана франков! Алчность – вот главная причина крестовых походов. Обширные земли – вот то, что, по мнению невежественных пап, можно легко отобрать у диких племён пустыни, у дикарей, которых самоуверенные бароны и за людей-то не считали. Истинная цель войны – новые феоды для безземельных сынков баронов. Если бы всё золото, потраченное на ведение боевых действий, отдали мне - моя империя процветала бы. Я бы заселил её не только маврами-берберами, но и сарацинами с Востока, между которыми отдал бы предпочтение лекарям, философам и поэтам. Я бы построил города, каких не знали древние римляне. Там было бы всё от канализации до водоводов, спускающихся с гор или поднимающихся из подземных скважин. Вместо узких улиц повелел бы выстроить просторные форумы с храмами и фонтанами, театрами и аренами для состязаний атлетов, школы для черни и приюты для стариков, - король отбросил в сторону свиток. - А сейчас я вынужден взять бремя крестовых походов на свои плечи. Иначе в мою сторону будут пальцами показывать, словно увидели белую ворону. Но дело того стоит. После возвращения христианам святых мест никто не посмеет бросить вызов императору Священной Римской империи! Даже Его Святейшеству придётся засунуть свой змеиный язык или в задницу дьяволу, или в свою собственную!»

- Итак, решено! Завтра же отдам приказ готовить галеру в Акко с посольством к де Бриенну. Лучшей партии, чем я, барону для дочери не найти. Да и кто возьмёт королеву без королевства? Сарацины сильны, а бароны Европы погрязли в междоусобной грызне. Похоже, кроме меня отвоевать гроб Господень больше некому, - Фридрих не заметил, что рассуждает вслух, но тут же спохватился.

Он оглянулся, как будто опасался, что его кто-то может подслушать.

«Проклятые Вельфы! Их шпионы повсюду! Скоро я буду бояться собственной тени. Кого из верных людей послать на корабле за море? Кроме преданных мне нищих школяров в открытых с моего согласия школах Неаполя да трубадуров, сочиняющих песенки о моих любовных похождениях - больше некого. Одни слишком глупы, вторые слишком прямолинейны, и от них за милю пахнет лошадьми. Надо подумать хорошенько и поторопить события, иначе Его Святейшество, франки или кто-нибудь из Вельфов почуют неладное и сорвут мои планы».

Пока король размышлял о будущем своей империи, сытый Генрихус вместе со своим воспитанником сидели в тени крепостной стены и тихо разговаривали.

- С королём держи ухо востро. Он умён, как его дед Фридрих Барбаросса, жесток, как отец Генрих, которого прозвали «Суровым». Генриха я помню. Сам Бонифаций Монферрат служил ему верой и правдой, а заручиться поддержкой клана Монферрат не так просто. Благодаря своему упорству и храбрости Генриху удалось в многочисленных битвах забрать у норманнов Сицилию, затем всю Южную Италию, и подарить все эти земли сыну Фридриху. Давным-давно именно Генрих, а не Папа Римский и не венецианцы, затеял поход на Константинополь. Этот король захватил в плен самого Ричарда Львиное Сердце и держал его в темнице чуть ли не год, пока рыцари, верные Ричарду, не прислали выкупа. Брат Генриха Филипп - тот был послабее. Если бы не скоропостижная смерть Генриха от простуды и не слабоволие Филиппа, жадные франки и ломбардцы не владели бы Византией. Всё досталось бы Гогенштауфенам. Представь себе, какой огромной была бы эта империя! Такой же, если не хитрее и не дальновиднее, сынок Генриха - молодой Фридрих. А голос крови в таком деле играет главную роль. Обретёшь уважение и любовь короля - далеко пойдёшь.

- Мне сказали солдаты, что он сочиняет комедии, говорит на дюжине языках и хорошо врачует раны.

- Раз говорят - значит, так оно и есть. Но я уверен в одном: писать стишки да песенки - много ума не надо. А вот мужества ему не занимать. Никто сегодня бы не решился на новый крестовый поход в Святую Землю.

- А как он уговорил тамплиеров встать на его сторону, и почему Папа его ненавидит?

- Это хороший вопрос. Думаю, он сыграл здесь на разногласиях между Орденом и Святым Престолом. Давно ходят слухи, что монахи занимаются ростовщичеством и забыли о Гробе Господнем. Его Святейшество давно недоволен рыцарями Тампля, да и король Франции завидует монахам. Сдаётся мне, тамплиеры богаче всех сильных мира сего. Сам король Ричард Львиное Сердце был у них в кармане. Ещё раз повторяю: Фридрих умён. Он следует политике своего отца в попытках лишить Святой Престол власти. Пускай, мол, занимаются духовными делами и отпущением грехов. Так, что - будь с Фридрихом осторожен.

В это время раздались приветственные крики солдат, и во двор вышел король. Деметриус впился в него глазами и увидел высокого худощавого человека с пышными вьющимися тёмно-русыми кудрями, которые выбивались из-под бархатной синей шапочки. Фридрих был одет в одежды, отдалённо напоминающие сарацинскую галабею* или сутану монаха с разрезом на боку. Высокую фигуру короля опоясывал широкий кожаный ремень с серебряными накладками. Ткань галабеи зелёного цвета с вышитыми на ней золотыми цветами сверкала на солнце. На боку висел длинный рыцарский меч с витой рукоятью в ножнах из шкуры змеи. На левой руке, одетой в толстую перчатку, король нёс охотничьего сокола.

 

* Галабея - одежда арабов. Длинная широкая рубаха с круглым воротом.

 

- Это они? - спросил вполголоса Фридрих у шателена, не обращая внимания на солдат.

- Да, мой король.

- Хорошо. Пришли сюда Рикардо, а я пока поговорю с этими парнями.

Фридрих подошёл ближе к стене и внимательно оглядел Деметриуса и германца.

- Мне сказали, что вы, сеньоры, горите желанием отправиться вместе со мной в Святую Землю?

Деметриус молча поклонился, а Генрихус вышел вперёд.

- Узнав о новом крестовом походе, мы бросили всё, чтобы присоединиться к твоей армии, король.

- Ты уже, как я вижу, в преклонном возрасте, но слишком боек и нагл для оруженосца.

- Это не я боек, это мой господин, молодой рыцарь Деметриус слишком застенчив и смущён. Он давно мечтал увидеть знаменитого сицилийского короля Фридриха.

- Если мне не изменяет слух, в твоей речи заметен вестготский акцент. Ты, случайно, родом, не из Саксонии или Швабии?

- От короля Сицилии ничего не укроется. Так и есть. Меня зовут Генрихус.

- Судя по твоему росту, ширине плеч, крепким ладоням, ты - бывалый воин и повидал многое. Рука не от раны ли усохла?

- Господи, - преувеличенно смиренно вздохнул германец, - что мы всё о моей, не стоящей внимания, персоне разговариваем? Хочу твоей милости представить моего господина. Хотя он и молод - ему нет равных в искусстве стрельбы из лука и владении мечом. Твоя армия, король, приобретёт в его лице достойного бойца.

- Видно, сам он язык проглотил. Ну, да ладно. Я предлагаю испытать его искусство. Эй, кто-нибудь - вывесите на западной башне солдатский шлем и дайте рыцарю лук. Здесь, на глаз, локтей четыреста будет. Сеньор Деметриус, вон твоя цель. Попробуй сбить шлем на землю.

Генрихус незаметно для других хлопнул своего воспитанника по плечу и шепнул ему на ухо:

- Давай, сынок. Покажи, чему я тебя учил.

На вершине башни между зубцов показалась жердь с плотно надетым на неё старым норманнским шлемом.

Деметриус взял из рук солдата лук, осмотрел его, взвесил на ладони, попробовал силу натяжения тетивы, оставил в колчане три стрелы и перекинул кожаный чехол за спину. Во дворе наступила относительная тишина, прерываемая ржанием лошадей в конюшнях и тихими голосами солдат, бьющихся об заклад.

Деметриус подкинул вверх пучок сухой травы, измеряя силу и направление ветра, потом быстро вскинул лук и выпустил в течение трёх секунд все три стрелы. Шлем остался висеть на месте, и сначала никто ничего не понял, но одобрительные крики заставили короля внимательно взглянуть на башню.

- Принесите жердь, не снимая шлема, - распорядился Фридрих.

Через несколько минут он разглядывал стрелы, глубоко впившиеся в дерево в те места, где предположительно должны были находиться глаза и рот воображаемого противника.

- Неплохо, - одобрил король, приглядываясь к Деметриусу. - Посмотрим, так ли ты хорош  в схватке на мечах. Эй, Рикардо, - обратился он к появившемуся во дворе высокому человеку средних лет, одетому в тонкую льняную рубашку и кожаный камзол. - Ставлю на тебя один августал. Если возьмёшь верх над этим незнакомцем о трёх ударах - получишь ещё два.

Рикардо обернулся и взял из рук шателена двуручный меч.

- Стойте! - вышел вперёд Генрихус. - Что за нужда биться боевым оружием?

- А ты думал - чем? Может, дать им пару вот таких палок? - Фридрих поддел носком мягкого сапога деревянную жердь. Шлем с тихим звоном откатился в сторону. - Солдат только тогда чего-нибудь стоит, когда видит близко острый блеск стали. Не бойся, германец. Эй, Рикардо! Смотри, не убей парня, - король подмигнул человеку в камзоле.

Генрихус внезапно ощутил в груди пустоту.

- Позволь ему хоть кольчугу снять. Вашему человеку сподручнее орудовать мечом без доспехов.

- Оставь, Генрихус. Отойди в сторону, - тихо сказал Деметриус.

Его лицо сделалось бледным и решительным. Он закусил губу и не сводил глаз с Рикардо.

- К бою, - приказал Фридрих, не обращая внимания на протесты германца.

Солдаты, собравшиеся возле короля, отступили, образовав круг, и оставили противников лицом к лицу.

Рикардо, перехватив меч двумя руками и легко поигрывая им в воздухе, шагнул вперёд и нанёс пробный удар сбоку. Деметриус легко отбил меч и, в свою очередь, сделал выпад. Рикардо без усилий отбил его и, отступив, стал кружить вокруг Деметриуса, отвлекая внимание противника ложными движениями длинного клинка. Внезапно сицилиец прыгнул вперёд, и удары посыпались на Деметриуса со всех сторон с ужасающей быстротой. Тот отступал, парируя выпады и уклоняясь в стороны.

Немного устав, Рикардо ослабил натиск и отступил, восстанавливая дыхание.

- Вперёд, вперёд! Покажи ему! - кричали со всех сторон солдаты.

Пот заливал глаза Деметриуса. Кольчуга, незаменимая в реальном бою, сейчас сковывала движения. Мышцы рук начали болеть от сильных встречных ударов чужого двуручного меча.

- Сынок, вспоминай, вспоминай мои уроки, - шептал Генрихус, не забывая поглядывать на короля.

Два новых выпада в лицо и удар сверху едва не застали Деметриуса врасплох. Он чуть не упал, поскользнувшись на гладких каменных плитках, которыми был выложен двор, но, припав на одно колено, сумел избежать острой кромки узкого лезвия, со свистом пролетевшего над головой. Быстро вскочив, молодой рыцарь отступил, не отводя взгляда от Рикардо. Он тут же заметил тяжёлое дыхание противника, приостановившего свой натиск. И в этот момент Деметриус бросился вперёд. Его меч засверкал с удвоенной быстротой, заставляя Рикардо отступать и защищаться.

Все, кто находились во дворе, заревели от восторга. Несколько выпадов сицилийцу удалось отбить, но ложный замах и удар рукоятью меча в подбородок опрокинули Рикардо на спину. Деметриус прыгнул на него сверху и, отбросив свой клинок в сторону, выхватил мизерикорд. Тонкое лезвие в дюйме от горла сицилийца остановил крик короля.

- Довольно!

Подбежавший германец обхватил Деметриуса сзади и оттащил от поверженного противника.

- Тихо! - Фридрих взмахом руки восстановил во дворе тишину, отдал испуганного сокола шателену и подошёл к победителю.

- Что ж, добро пожаловать в Палермо!

Король подобрал с земли меч Деметриуса и, внимательно исследовав рукоять, подал его рыцарю.

- Дайте ему воды умыться, а ты, - Фридрих повернулся к Генрихусу, - ступай за мной.

Анфиладой комнат они прошли в кабинет короля.

- Итак, кто вы? И не ври мне! На рукояти меча твоего парня я увидел рыцарский герб. Не помню, чей он, но не заставляй меня копаться в геральдическом своде Европы. Откуда у него это оружие?

- Эх, чему суждено случиться - того не миновать, - вздохнул германец. - Давненько я не исповедовался, вот и пришло, видно, время. Если позволит король, я сяду где-нибудь, а то что-то ноги ослабли.

Фридрих кивнул, позволяя сесть, а сам устроился в высоком кресле за массивным столом. Генрихус нашёл глазами лавку, пододвинул её к окну и тяжело опустился на дубовые, отполированные многими штанами доски.

- Меня зовут, как я и говорил, Генрихус. Я был личным телохранителем и командиром германских мечников при его светлости маркизе Бонифации Монферрате. Всю свою жизнь маркграф служил твоему отцу Генриху, а после его смерти - твоему дяде королю Филиппу. По его приказу он возглавил армию, взявшую Константинополь.

- Я помню о Монферрате. Храбрый был рыцарь. Говорят, погиб глупо.

- Куда уж глупее. Слишком доверял франкам и ломбардцам, а те боялись, что маркиз выступит против них и отдаст корону Византии королю Филиппу. Вот и устроили ему ловушку в горах Фессалии. Там и пропал маркиз.

- Ага, вот чей это клинок! Я вспомнил герб. Ты лучше скажи, как меч Монферрата попал к этому молодому, да раннему молокососу?

- Деметриус - младший сын маркиза Бонифация, - тихо произнёс германец.

- Вот это новость! Удивил, - воскликнул Фридрих. - Мне говорили, что во время осады Фессалоник валашским королём Калояном ребёнок погиб.

- Нет, твоё королевское величество. Это я вынес мальчика из осаждённого города и несколько лет прятал по монастырям. Время было тяжёлое. На корону Македонии претендовал кое-кто из франков. Да и ломбардцы были не прочь захватить Фессалию. Могли и убить паренька. И, хотя Деметриус номинально считался королём Фессалоник, всеми делами там заправлял старший сын Бонифация от первой жены маркиза - Елены - ди Боско Вильгельм.

- Ох, уж эти наследственные дела! - воскликнул король. - Сам дьявол в них не разберётся.

- Истину говоришь. Бароны не любили вторую жену маркиза Маргариту. Она ведь была византийкой – а, значит, её отпрыск претендовал на константинопольскую корону. Пришлось мне поберечь Деметриуса и бежать из Македонии. Иначе его бы не оставили в живых ни византийцы, мечтающие о восстановлении своей империи, ни франки, ни сводный братец Вильгельм.

- Так, так, - задумчиво сказал Фридрих. - Кто же всё-таки и когда посвятил парня в рыцари?

- Сам Монферрат в своёй предсмертной записке. А уже опоясал его мечом маркиза я сам.

- Весьма сомнительное действо. Да и законно ли это?

- Ваше величество. Деметриус - по духу рыцарь и мечом владеет, словно бог древних греков Ахилл.

- Видел, видел, - проворчал король. - Рикардо - мой лучший мечник.

- Разрази меня гром, мой парень не плох и в стрельбе из лука. Если мы никому не скажем - никто и не узнает, что он не посвящён в рыцари должным образом.

- Сделаем так, - сказал король после долгой паузы. - Мне нужен посланник в Акру. Путь - неблизкий, дорога опасная, поручение - особое. Никто из шпионов-франков и, самое главное, Вельфов, его не знает. Если Деметриус выйдет с честью из всех передряг - останется рыцарем. Если нет - пусть пеняет на себя.

- Я поеду с ним, - вскочил с лавки германец. - Мой король! Ты не пожалеешь. Будь я проклят, если парень не принесёт тебе удачу!

- Всё в руках Господа. С этой минуты наружу за стены - ни ногой. Будете жить в моей личной половине дворца. Ни с кем, кроме меня и шателена, не общаться. Я пущу слух, что вы покинули Палермо. Отплытие - через несколько дней. А пока будете запоминать всё, что я вам скажу. От моих указаний не отступать. Всё ясно?

- Яснее солнечного дня, мой король!

- Ступай.

«Мой король... - мысленно повторил Фридрих. - Общие тайны быстро сближают. Если мальчишка-мечник действительно сын маркграфа, в чём я сильно сомневаюсь - он будет землю рыть, доказывая своё право на родовые титулы. Опасно это для моих планов? Не очень. Будет парень лезть на рожон - быстро сложит голову в песках Палестины. А потом - от меня зависит, получит ли он хоть что-нибудь из наследства Бонифация. Но вот германец, несмотря на возраст - силён и хитёр. Надо сделать так, чтобы он стал мне предан, как охотничий пёс. Монферрат не держал возле себя слабаков».

 

     Средиземное море. Месяц спустя

 

Попутный ветер с запада надувал прямоугольные паруса большой двухмачтовой галеры. На носу судна стоял Деметриус и поедал глазами горизонт. На корме рядом с кормчим, широко расставив ноги, на бухте каната сидел Генрихус, лузгая чёрные семечки. На палубе лежали два десятка солдат, составив своими телами кружок, в центре которого расположился Рикардо в своей неизменной белой полотняной сорочке и чёрном кожаном камзоле. Он  что-то говорил солдатам, посматривая на Деметриуса. Сицилийцы сдержанно улыбались, пряча усмешки в бороды.

Кормчий с неодобрением косился на шелуху под ногами, а Генрихус, отвернувшись от ветра, пытался разобрать слова Рикардо.

Но за плеском волн не удавалось услышать ровным счётом ничего.

«От этого парня нужно ждать неприятностей», - решил старый мечник.

Он встал и спустился в трюм. Двадцать лошадей, разделённых деревянными перегородками, стояли на помосте, сколоченном из толстых досок, в которых были просверлены отверстия для отвода мочи. Под животы животных матросы подвели специальные перевязи из плотной парусины, удерживающие лошадей при качке. Кони не могли лечь или упасть. Они лишь переступали копытами при раскачивании судна. Под хвостом у каждой лошади виднелись плотные мешки, от которых исходил едкий запах навоза.

Генрихус посмотрел, не развязались ли уздечки, не порваны ли стропы, огладил каждую лошадь, проверил, вычищено ли днище галеры под помостом от грязи и снова поднялся наверх.

- Сколько дней пути нам ещё предстоит? - спросил он у кормчего.

- Один Господь ведает. Если увидим морских разбойников, придётся отворачивать в сторону, а дальше - всё от ветра зависит.

- Я тебе дам «в сторону»! Держать курс! Если ты знаешь эти воды, нужно к концу дня найти землю. Лошадей необходимо поводить по твёрдой тропе, дать поваляться в траве и напоить свежей водой - иначе погибнут.

- Если ветер не переменится, с наступлением заката увидим Кипр.

- Вот и держи туда.

Генрихус оставил кормчего у себя за спиной и подошёл к воспитаннику.

- Ну, как ты?

- Всё хорошо.

- Ладно. Ты ходи, да оглядывайся. Не нравится мне этот Рикардо. Слишком самолюбив. Сдаётся мне, не простил он тебе своего поражения.

- Поостерегусь, - беспечно сказал Деметриус и улыбнулся. - Ты лучше скажи: Акра - какая она? Ты ведь бывал в ней?

- Совсем мальчишкой, дай Бог памяти... В тысяча сто девяносто первом году. Третий крестовый поход. Вообще-то сарацины называли город Акко. Это после взятия нами этой цитадели крестоносцы переименовали её в Сен-Жан-д’Акр.

- Моряки говорят, городу больше трёх тысяч лет. Кто им только ни владел! И Александр Македонский, и римляне со своим Юлием Цезарем. Потом сарацины, а вот теперь христиане.

- Удобная гавань, поэтому там полно госпитальеров, рыцарей Тампля. Купцы разные из Генуи, Венеции, Пизы. Эти своего не упустят. А теперь, после взятия Иерусалима сарацинами, Акко стал стольным городом Иерусалимского королевства, - поддержал разговор германец.

- Значит, королева Изабелла там, - не то спрашивая, не то утверждая прошептал Деметриус.

- А где ж ей ещё быть? Иерусалим ведь в руках еретиков.

- Скорей бы!

- Что скорей?

- Доплыть.

- Это - как Бог даст, - проворчал германец, поглядывая на небо.

Прямо по курсу галеры небосвод быстро темнел. Лёгкие перистые облака успели собраться в плотные тучи и постепенно приобретали свинцовый оттенок.

- Эй, на палубе! - голос кормчего едва перекрыл свист ветра, набирающего силу. - Крепить бочки, убрать всё лишнее в трюм, привязаться к мачтам!

- Надвигается дождь и буря, - сказал кормчий подошедшему Генрихусу. - Вот тебе и Кипр.

- А ты куда смотрел?

- В этих водах осенью всегда так. То солнце светит, а то - раз, и ураган.

- Держи курс, - бросил ему германец, вцепившись в борт.

Тем временем волны становились всё выше. Галера неуклюже переваливалась с носа на корму. Чёрные облака быстро заполнили чистые просветы голубого неба. На мачты полезли матросы и стали сворачивать самый большой парус.

Через полчаса ослепительный разряд молнии ударил в самую высокую мачту и расщепил её до основания. Палуба загорелась, но доски, заливаемые ливнем и высокими волнами, тут же погасли. Из трюма, перекрывая голоса испуганных солдат, слышалось громкое ржанье лошадей.

- Господь с нами! - заорал германец, отыскивая взглядом Деметриуса.

Он увидел рыцаря, привязанного канатом к ограждению борта. Ещё через несколько минут мачта, в которую ударила молния и которую матросы не успели скрепить канатами, с громким треском рухнула, порвав единственный парус и запутав снасти. Галера совсем потеряла ход и перестала слушаться рулевого весла. Волны подобно стае голодных волков набросились на судно и стали сокрушать всё, что было на палубе. Солдат одного за другим смывало в море вместе с обломками корабля. День, который не предвещал ничего дурного, превратился в ад.

Рассвет застал судно неуправляемым, без мачт и бушприта. Доски палубы частично смыло за борт; те, что сохранились, едва держались на гвоздях. Кое-где с левого борта уцелело ограждение.

Не спавший всю ночь, уставший от качки Генрихус отвязал себя от сломанного основания рулевого весла и встал на ноги. Неуверенно ступая и держась за обрывки канатов, свисавших с обломков мачт, он пошёл по направлению к носу судна. На палубе царил хаос. В живых осталось трое солдат. Рикардо, руки которого крепко обнимали основание лестницы, ведущей в трюм, сидел с закрытыми глазами. Тут же неподалёку оказался и Деметриус. Рыцарь лежал на спине, привязанный обрывком каната за талию к балке, служившей для крепления перил. Он казался похудевшим и бледным, взгляд его был направлен в одну точку.

- Эй, парень! - потряс его за плечо германец. - Ты жив?

- Жив, слава Богу, - Деметриус с трудом разлепил сухие обветренные губы, покрытые коркой соли. - Воды бы испить.

- Воды? - переспросил Генрихус. - Вон её сколько, - он обвёл взглядом бескрайнее море. - Только не вздумай глотать эту дрянь - помрёшь к концу дня. Давай, поднимайся! Посмотрим, что можно сделать с галерой - а то, не дай Бог, утонем.

Они вместе спустились в трюм. Из всех лошадей живы были два рослых вороных коня. В кровоподтёках и занозах, они испуганно косились на людей, слабо пытаясь освободиться от подбрюшных строп.

- Выводи их по очереди наверх. Им необходимо движение, иначе погибнут, как эти, - германец пнул сапогом в живот одну из мёртвых лошадей. - Я поищу воду. Может, осталась какая бочка.

Деметриус занялся лошадьми, а германец стал обыскивать трюм. Он нашёл свой меч, меч Деметриуса и оба вещевых мешка. Потом среди обломков переборок обнаружил кольчуги, два арбалета, колчан со стрелами и маленький бочонок. Германец поставил его на бок, с трудом вынул пробку и понюхал содержимое.

- Вода. Немного попахивает гнилью, но пить, я думаю, можно, - проворчал он.

Пока старик был в трюме, Деметриус вывел на палубу лошадей. Он нашёл кожаное ведро и обмыл животным раны забортной водой. Потом, взяв их за уздечки, стал выгуливать по палубе. Кони, осторожно переступая через обломки, косили агатовыми глазами на море.

- Лодыри! Хватит лежать! - голова германца показалась над досками палубы.

Он поставил рядом с собой бочонок.

- Эй, Риккардо! Довольно бездельничать! Всё лишнее с палубы – за борт!

- Что толку? Руля нет, парусов нет. До земли один дьявол знает, сколько плыть. Лучше давайте помолимся. Если ветер усилится - галера пойдёт ко дну.

- Кончай рыдать, а не то и я заплачу. Сейчас пинками начну всех поднимать! Помолиться всегда успеем.

Германец подошёл к сицилийцам и, разрезав кинжалом канаты, оплеухами поднял солдат на ноги.

- Живо освободить палубу от мусора! - прикрикнул он.

- А тебе что - особое приглашение требуется? - повернулся Генрихус к Рикардо.

- Пошёл к чёрту! Я тебе не солдат.

- Ладно, - кивнул головой германец. - Ты у нас - нежных кровей. Мечом помахать - это ты первый. А ещё на бабу влезть да обрюхатить какую-нибудь мавританку в Палермо. На такое дело много ума не надо!

- Оставь меня в покое! Ты ещё поплатишься за свои слова! - огрызнулся сицилиец, доставая мизерикорд и разрезая верёвки вокруг своей талии.

Генрихус, не обращая больше внимания на Рикардо, поднял бочонок на плечо и направился к лошадям.

- Дай вороным напиться, - коротко бросил он Деметриусу и пошёл помогать солдатам,  освобождающим палубу от обломков.

- Ты это видел? - мечник короля Фридриха, стряхнув с себя остатки каната, схватил за локоть ближайшего к нему солдата. - Тут до пресной воды неизвестно когда доберёмся - а этот засранец лошадей поит!

- Дай сюда, - рванул он бочонок из рук Деметриуса и попытался вытащить пробку.

- Поставь на место, - подходя ближе, тихо сказал германец.

- А если не поставлю - что будет?

- Напьёмся, когда напоим лошадей.

- К дьяволу лошадей! Я умираю от жажды! - Рикардо припал к бочонку.

Не успел он сделать и двух глотков, как кулак Деметриуса опрокинул его на доски палубы, а руки Генрихуса тут же подхватили бочонок.

- Один Господь знает, сколько нам ещё мотаться по морю, когда и в каких землях прибьёт нас к берегу. Лошади - это и еда и питьё. Крови животных, если надрезать у них вены и пить понемногу, хватит надолго. Они нужны нам живыми. Ещё раз так сделаешь - убью.

Рикардо, лёжа на спине, переводил взгляд, полный злобы, с Деметриуса на германца. Не найдя сочувствия у солдат, сицилиец вскочил на ноги и выхватил кинжал.

- Сделаешь ещё хоть шаг - этот клинок заберёт твою жизнь, - меч Генрихуса упёрся Рикардо в грудь. - Остынь и берись за работу!

Сицилиец, бормоча проклятия, спрятал кинжал в ножны, отошёл и демонстративно сел у мачты.

- А вы чего рты разинули? За дело! - прикрикнул на солдат германец.

 

Несколько суток галеру, из трюма которой едва успевали вычерпывать воду, носило по морю, и когда к исходу четвёртого дня судно село на мель у пустынного берега, люди едва держались на ногах от слабости и жажды. Отощавшие лошади были в ещё худшем состоянии.

Генрихус, напрягая слезящиеся от соли глаза, оглядел песчаные дюны, поросшие невысокой травой.

- Забираем оружие и, пока нет прилива, поторопимся. Нам нужно добраться до берега.

Вдвоём с Деметриусом они оседлали коней, привязали к седельным сумкам два меча, арбалет, колчан со стрелами и кольчугу.

- Ты, сынок, поплывёшь с лошадьми. Держи крепко поводья и старайся не мешать бедным животным. Им и так тяжело.

Лошади, раздувая ноздри и дрожа, стояли не двигаясь.

- Эй, помогите! - подозвал Деметриус сицилийцев

Те подошли и, упираясь ладонями в крупы коней, столкнули их в воду. Деметриус, недолго думая, прыгнул следом.

Через секунду головы лошадей показались на поверхности моря.

- Тут неглубоко, - обернувшись к галере, крикнул Деметриус и поплыл к берегу.

Два вороных коня уже стояли на песке, опустив головы и трогая губами пучки сухой травы.

- Вот и хорошо, - тихо сказал германец. - Давайте верёвки, - обернулся он к солдатам.

Бухта каната перелетела через борт и упала в нескольких шагах от Деметриуса.

- Привяжи к сёдлам и принимай остальное оружие, - командовал старый воин.

Он быстро соорудил на канате несколько петель, привязал к ним завёрнутые в куски парусины два шлема, две пики, три щита, двуручный меч Рикардо, второй арбалет и перебросил через борт. Свёртки заскользили к берегу.

Генрихус обернулся и с сожалением посмотрел на разбросанные по палубе доски для изготовления бочек, раскисшие от воды, покрытые плесенью, горки сухарей, испорченные куски солонины, бруски железа, не успевшие во время бури уйти на дно вместе со связками стрел. Всё это совсем недавно составляло груз галеры.

- Вперёд! - крикнул он солдатам. - Кто не умеет плавать - держитесь за верёвку.

Через полчаса сицилийцы и сам Генрихус оказались на берегу. Германец разложил на  земле оружие, нарвал сухой травы и принялся протирать сталь. Он внимательно разглядывал кольчуги и сокрушённо качал головой. Больше всего во время шторма пострадало железо. Погнутым и разорванным кольцам хаубергов* требовался ремонт. Во многих местах ржавчина съела железо. На локтевых сгибах, плечах и у колен виднелись обширные прорехи. Топхельмы** выглядели не лучше. Глубокие вмятины и разорванные ремни креплений не позволяли надеть шлемы на головы.

- Пока солнце высоко, нужно обсохнуть. Ночи в Святой Земле холодные, - сказал Генрихус, поднимаясь с колен.

 

*  Хауберг - самый распространённый вид кольчуги в средневековой Европе.

** Топхельм - железный шлем простого солдата в виде горшка.

 

- С чего ты взял, что мы в Палестине?

- Обернись, сынок. Солнце - точно у нас за спиной, а на востоке уже появился полумесяц. А теперь посмотри вон туда, - германец указал в пески.

Вдалеке на одном из холмов, хорошо различимый в дрожащем мареве, стоял всадник. Голова в остроконечном шлеме, украшенном перьями, была повёрнута к морю. Короткая пика с конским хвостом, развевающимся на ветру, казалась тонкой соломинкой. Спустя мгновение всадник поднял коня на дыбы, развернулся и исчез из вида, оставив над холмом облачко пыли.

- Бьюсь об заклад, это - сарацин. Такие шлемы и копья только у них. Поэтому чёрт с ней, с сырой одеждой. Разбирайте оружие - и в путь. Если солнце за спиной - нам туда, - германец указал вдоль берега.

Он помог Деметриусу надеть кольчугу, опоясаться мечом. Привёл себя в порядок и оглядел сицилийцев.

- Ну, что же... Пара пик, два арбалета, три меча, колчан, полный стрел. Нас голыми руками не возьмёшь! Пошли, от греха подальше.

Усталые люди вытянулись цепью и медленно двинулись вдоль берега на север. Два солдата вели лошадей, еле переставляющих ноги. Куски парусины, привязанные к сёдлам, заметали неглубокие следы сапог и копыт.

Через час темнота накрыла цепочку путников своим плащом.

В полночь, когда казалось, что идти дальше нет никаких сил, они наткнулись на маленький оазис. Два десятка пальм, высокая трава, несколько кустов и ложбина, укрытая от ветра, дали путникам пристанище.

- Отпустите лошадей. Вон как они тянутся к траве - уздечки сейчас порвут!

Хриплый голос германца заставил Рикардо поднять голову.

- Я прирежу одну. Пить хочу, умираю.

- Постой! Тут должна быть вода, иначе трава давно бы высохла, - германец обернулся к солдатам:

- У кого больше сил - копайте в центре вон того круга.

В свете луны хорошо было видно маленькую лужайку в кольце кустарника, где трава казалась гуще.

Солдаты лежали, не шевелясь.

- Похоже, спят, сукины дети. Деметриус! - позвал старик своего воспитанника.

- Уже копаю, - откликнулся тот, орудуя мечом.

- Иди, помоги ему, - приказал германец сицилийцу. - У тебя меч длиннее и шире. Чем глубже будет яма - тем больше воды.

Солдаты, услышав сквозь дрёму слово «вода», на четвереньках подползли ближе и стали отгребать руками уже мокрый песок.

- Есть! - тихо крикнул Деметриус, наклоняясь над ямой. - Воды - на шлем наберётся.

- Стойте, погодите. Пусть отстоится, песок сейчас осядет, тогда и напьёмся, - остановил солдат Генрихус. - Тебя это тоже касается, - схватил он за плечо Рикардо.

Все склонились над ямой, наблюдая, как вода, поднимаясь всё выше, медленно заполняла только что отрытое глубокое отверстие.

- Довольно. Давайте шлем и держите вот этого парня за ноги, - Деметриус сунул в руки одному из солдат топхельм.

Через минуту все по очереди пили чистую, пахнущую землёй воду. Её хватило, чтобы напоить и лошадей.

- Много не пейте. Лучше через полчаса добавите. И вообще, за ночь нам нужно напиться вволю. Кожаных мехов у нас нет. Воду взять с собой не в чем.

Уже перед рассветом сквозь сон Генрихус услышал посторонний звук. Германец поднял голову, потом быстро поднялся на ноги. Поморщившись от храпа солдат, он отошёл в сторону и прислушался.

«Конница. Человек тридцать. Где-то близко. Едут в нашу сторону», - решил он и, подбежав к своим людям, растолкал их.

- Тихо! Сарацины рядом. Рикардо! Лошадей в кусты. Деметриус! Бери арбалеты, а вы, - повернулся Генрихус к солдатам, - разбирайте оружие и прячьтесь за пальмами.

Все замерли, настороженно вглядываясь в предрассветные сумерки. Минут через пятнадцать топот копыт стал явственней, и, наконец, над барханами возникли сначала пики, а потом и шлемы верховых.

- Десятка три будет, - шепнул Деметриус на ухо старику.

- Шли по нашим следам. Знают, что мы здесь. Пока не рассветёт, не сунутся. Сколько до них?

- Шагов восемьдесят.

- Достанешь ближайшего?

- Ветра нет. Можно попробовать. Вот только, если он в кольчуге - то стрела на излёте вряд ли пробьёт доспех.

- Заряжай оба. Пускаешь стрелу, за ней сразу вторую.

Деметриус, прячась за пальмой, поднял арбалет и спустил тетиву. В воздухе ещё звучал лёгкий свист оперения, а вторая стрела уже пошла вслед за первой.

Два вскрика раздались почти одновременно. Затем послышались звон доспехов, шум падающих тел, ржанье лошадей и дикие вопли сарацинов. Облако песка скрыло всадников, и через несколько минут топот копыт затих вдали.

- Ушли, - хриплый смех Рикардо заставил старого германца обернуться.

- Как же! - скептически хмыкнул Генрихус. - Ты лучше рот закрой, а то сарацинская стрела залетит, - тихо сказал он. - И пригнись. Никуда они не делись. Притаились за холмом. Сидите тихо, я сейчас.

Ветеран, пригибаясь, быстро побежал к холму и исчез из виду. Через несколько минут он вернулся и бросил на землю длинный лук, колчан со стрелами и пару тонких мечей.

- Эй, парни, - тихо окликнул он солдат. - Берите арбалеты и зарядите оба. Вам держать южную сторону оазиса. Вот вам и мечи, - носком сапога он поддел клинки. - Двое будут пускать стрелы, один заряжает.

- Тебе, Рикардо, держать восток. Забирай пики. Против атаки конницы - самое оно. Я с Деметриусом беру север и запад. Там холмы, а сарацины любят атаковать сверху. Им кажется, что так они выглядят внушительнее. Но мы ведь им не бабы, - германец тихо засмеялся.

Через полчаса солнце осветило верхушки пальм и окрасило золотом вершины песчаных холмов на востоке. Оазис отдавал пустыне последние капли росы. Лёгкая дымка тумана поднялась до середины деревьев и медленно таяла, делая картину дюн более чёткой. Где-то вдали раздался крик.

- Сейчас начнут, - громко сказал Генрихус. - Приготовились!

Со всех сторон послышался топот копыт, и на холмы вынеслась цепочка конников. Горяча лошадей, они стали зигзагами спускаться к оазису.

- Подпустите ближе, бейте наверняка, - обернувшись к солдатам, крикнул Деметриус, натягивая тетиву сарацинского лука.

Две стрелы прошили воздух и ссадили на песок двух верховых. В ответ тут же запели стрелы арабов. Генрихус отпрянул за деревья, схватив за ворот кольчуги своего воспитанника. Пальмы мгновенно стали похожи на ежей. Германец оглянулся. Рикардо, поставив перед собой два щита, сидел за ними, крепко сжимая в руках пику. Один из солдат, подогнув ноги, висел мёртвым, пришпиленный к дереву десятком стрел.

- Дьявол! - выругался Рикардо, поймав взгляд германца.

Генрихус кивнул и показал сицилийцу на четверых атакующих сарацин. Тот обернулся и тут же вскочил, посылая пику в одного из всадников. От сильного удара в шею лошадь опрокинулась на спину, придавив сарацина. Остальные проскакали мимо, но тут же развернули коней. Последнее, что увидел германец в облаке пыли - это как Рикардо, подняв свой двуручный меч, начал отбиваться от наседающих конников.

- Сколько у тебя стрел? - крикнул Генрихус своему рыцарю, пытаясь рассмотреть в вихре пыли атакующих с севера.

Но тот, не отвечая, посылал вдаль стрелу за стрелой. Германцу удалось рассмотреть четверых раненых сарацин, валяющихся на песке. Ещё одного тащила за собой лошадь. Нога всадника застряла в стремени. Раскроенная копытами голова моталась из стороны в сторону.

- Неплохо, сынок! - гаркнул германец, поднимая свой меч. 

Прямо на них мчались шесть всадников, вращая над головами пиками.

Генрихус увернулся от стального наконечника и вонзил лезвие меча в брюхо ближайшей лошади. Сделав два быстрых шага в сторону, он снизу вверх ударил по ногам второго сарацина. Тут же, присев и мгновенно выпрямившись, германец метнул свой клинок в спину третьего. Оглянувшись, он сумел рассмотреть, как Деметриус, прислонившись к пальме, отбивается от выпадов соскочивших на песок двух агарян.

«Ничего, справится», - старый воин взглянул в сторону солдат и поспешил к ним.

Два сицилийца были мертвы. Третий, самый опытный, ещё работал сарацинским мечом, но был ранен в грудь и голову. Его затылок, не защищённый шлемом, выглядел ужасно. Вся шея и спина окрасились в красный цвет. Генрихус, подобрав чужой меч, врубился в ряды атакующих. После нескольких минут дикой сечи раздался чей-то гортанный вопль, и оставшиеся в живых сарацины остановились. Противники, обессилев, стояли лицом к лицу, тяжело дыша. Снова раздался тот же крик и, словно подчиняясь приказу, тюрки, держа наготове клинки, стали отступать и ловить своих лошадей. Вскоре семеро всадников, оглядываясь и потрясая оружием, оставили поле битвы.

- Сколько нас осталось? - раздался за спиной молодого рыцаря голос Рикардо.

Деметриус оглянулся. Рядом, пошатываясь, стоял сицилиец. Глубокая рана на левой руке окрасила его рубашку кровью. Под правым глазом чёрно-багровым пятном наливался огромный синяк. Лоб пересекал кровоточащий рубец.

- Похоже - трое, - подходя, сказал германец. - Все солдаты мертвы. Вон того, - старик показал мечом на копейщика, которого он пытался выручить, - напоследок угостили кинжалом.

- Да… Ещё один такой бой - и нас даже не отпоют по христианскому обряду, - мрачно сказал сицилиец.

- Ещё не вечер, - устало бросил Деметриус, вытирая со щеки кровь. Лицо от правого виска вниз пересекала свежая резаная рана. - Надо уходить отсюда. Сарацины вернутся с подкреплением.

- Ты прав, сынок, - откликнулся германец. - Рикардо, поймай лошадей. По одному на брата и запасных по штуке. Наших брось. Ещё поищи на мертвецах фляги с водой. Если есть пустые - тоже бери. Наполним их из колодца.

- Деметриус, собери стрелы и найди мой меч. Сарацинские щиты – невесть что, но пригодятся. От моего остались одни щепки. Стащи с мертвецов кольчуги. Они короче и легче наших. Шлемы тоже будут кстати. А я пойду, добью раненых.

Через полчаса трое всадников покинули оазис, оставив падальщикам – шакалам и грифам - мёртвые тела.

 

 

 

     Глава 3.  Начало декабря.1223 год от Р. Х.  Святая Земля. Акра

 

Маленький отряд продвигался вперёд то шагом, то мелкой рысью. Он остановился только раз, когда Солнце зависло в зените, и зной стал невыносим. Нависающая над песками скала позволила укрыть в тени лошадей и спрятаться самим. В трофейных седельных сумках  нашлось несколько лепёшек, и люди жевали пресный хлеб, чтобы утолить голод. Но едва боли в желудках отступали, ещё больше хотелось пить. Однако Генрихус выдавал воду маленькими порциями, буквально по глотку, когда путником становилось невмоготу.

- Мяса бы жареного, а потом вина, - натужно шевеля потрескавшимися губами, хрипло пробормотал Рикардо, хмуро поглядывая на лошадей.

- Если к вечеру не подстрелим какую-нибудь дичь - придётся зарезать самую слабую лошадь, - тихо сказал Деметриус германцу. - Три дня без еды - это слишком. У меня живот сводит судорогами.

- Хорошо, - согласился Генрихус. - Будь по-твоему. А сейчас - вставайте.

Он поднялся, накрыл голову куском ткани, надел шлем, вышел на Солнце и воткнул пику в песок.

- Часа два после полудня будет. Пора. А не то сарацины настигнут. На открытом месте мы долго не продержимся. Всех из луков положат.

Путники смочили глотки водой, дали немного живительной влаги лошадям и медленно, стараясь беречь силы, поехали дальше, держа направление на север.

- Сдаётся мне, это - тропа, - вдруг сказал германец, придерживая своего коня и указывая рукой вниз. 

- Да, песок стал плотнее. Вон и следы. Эти - от подошв, а вон те - словно кто-то подушками огромных ладоней опирался на землю, - воскликнул Деметриус.

- Верблюды, - нагнувшись с седла, тихо сказал германец. - Похоже, по этой тропе недавно прошёл караван. Могу поклясться, что дорога ведёт к городу. Вот только - к какому?

-  Поехали. Чего стоим? - Рикардо толкнул пятнами лошадь.

Ближе к закату с высокого бархана они увидели цепочку верблюдов, мерно вышагивающих по уже явно видимой, местами занесённой песком дороге. Полтора десятка животных несли на горбатых спинах тюки и свёртки. Сбоку, прикрываясь животными и оглядываясь, ехали верховые, которые тоже заметили догоняющих караван людей.

- Стой! - сказал Генрихус. - У вас, молодых, глаза острее. Сколько сарацин?

- Пять человек. У двоих луки. У остальных - пики и мечи, - Деметриус, прикрыв глаза козырьком ладони, шевелил губами, пересчитывая всадников.

- Что будем делать? - спросил Рикардо.

- Думаю, это купцы, - ответил германец. - Если пустить коней рысью - через милю догоним.

- Дорогу бы спросить, - Деметриус снял с плеча лук и положил его поперёк седла.

- А если обстреляют? - сицилиец не отрывал глаз от каравана.

- Да они, похоже, сами нас боятся. Вон укладывают верблюдов в круг и слезают с лошадей. Готовятся к отпору, - Генрихус придержал коня.

- Поехали. Двум смертям не бывать. Только вы берите неверных с флангов, а я поеду прямо.

Путники разъехались и через какое-то время оказались в сотне шагов от верблюдов.

- Эй! - крикнул германец. - Кто-нибудь говорит на латыни или на греческом?

- Ого, похоже, это христиане! - ответ прозвучал на греческом языке. - Каким вас ветром сюда занесло?

- А ты кто? Встань, покажись!

- А стрелу не пустите?

- Нет, не бойся. Мы же не разбойники.

Над головами верблюдов показалась фигура человека в полосатой плащанице и круглом тюрбане.

- А я уж думал, что вы - передовой отряд Старца Горы*.

Человек перелез через тюки и пошёл навстречу подъезжающим всадникам.

- Уж больно вид у вас… Шлемы сарацинские, щиты тоже. Ба! То, что свисает с твоих плеч, было когда-то плащом крестоносца! - воскликнул он, оглядывая Генрихуса. - Откуда вы здесь, в пустыне, и куда следуете?

 

* Старец горы – лидер религиозной секты ассасинов (хашашинов) исмаилитского (низаритского) направления в Исламе, он же – основатель  секты - Хассан ибн Саббах по прозвищу Старец Горы. Сплотил вокруг себя большое число почитателей и учеников. С 1090 года секте удалось захватить ряд крепостей и замков в горных районах Ливана и Сирии, образовав карликовое государство, которое не подчинялось ни крестоносцам, ни мусульманским эмирам. Хашашины вели аскетичный образ жизни. Со временем превратились в фанатиков и наёмных убийц. Имели своих агентов во всех крупных городах. Достигли определённых высот в фортификации, боевых искусствах, ведении тайных секретных операций по ликвидации неугодных лидерам секты мусульманских и христианских правителей. Хашашины отбирали в свои боевые группы физически сильных молодых людей. Предпочтение отдавалось сиротам, поскольку от хашашина требовалось навсегда порвать с семьей.  Многие из европейских правителей платили дань хашашинам, желая избежать гнева предводителя этого тайного сообщества.

В ритуальных обрядах секты применялся опиумный мак и гашиш. Отсюда название этого тайного исмаилитского ордена.

 

- Наша галера попала в бурю и села на мель в двух днях пути отсюда к Югу. Если бы не атака сарацин этой ночью - нас было бы шестеро. Почти все, кто был на судне, утонули, а трое солдат убиты на рассвете. А ты кто? - германец слез с лошади.

- Левантинский купец. Иду в Акко.

- Тебя сам Бог нам послал. А то мы даже не знаем, где находимся.

- Если ехать по этой тропе, к полудню следующего дня увидишь стены Акко, - засмеялся купец. - Только не советую двигаться ночью. В окрестностях города шныряют банды бродячих хашашинов.

- Так это, значит, с ними у нас на рассвете был бой, - сказал Деметриус, подъезжая к верблюдам.

- Вижу, вам всем досталось. Кровь и ссадины. Тебя бы, рыцарь, перевязать бы, и твоего товарища тоже, - сказал купец, поворачиваясь к Рикардо.

- И так заживёт. Просто нужно смыть грязь и кровь. А у нас воды - один раз напиться.

- Я бы на вашем месте присоединился к моему каравану. И мне спокойнее - и вам лучше. Вода у нас есть. Да вы, наверное, ещё и голодны. Вон как щёки ввалились!

- Если доберёмся до Акры - поставлю свечу твоему Аллаху, - устало улыбнулся Генрихус.

- Он и без твоей свечи велик и милостив. Ладно, не будем тратить жизнь на разговоры. Как говорят иудеи: «Время – деньги». Эй! - уже на незнакомом христианам языке крикнул он своим людям. - Поднимайте животных, едем дальше.

- Здесь скоро будет что-то вроде постоялого двора. Три римских мили, не больше. Там и остановимся на ночлег, а утром продолжим путь.

Постоялым двором оказались две глинобитные хижины, окружённые десятком пальм, длинная коновязь, загон для овец и колодец. Навстречу каравану вышел старик в полосатом халате. Из маленького шатра, накрытого сверху огромным полотнищем, растянутым высокими жердями, выглянули четыре детские головки. Внутри палатки мелькнула паранджа женщины.

- Хозяину караван-сарая  платят монахи - госпитальеры из Акко. Раньше тут довольно часто проходили пилигримы, - пояснил купец.

- Понятно, - сказал Рикардо. - Спроси у него, сколько он хочет за овцу.

- Нисколько. Ты обидишь его. Гость на Востоке - святой человек. Завтра утром отдашь ему, сколько не жалко. Этого будет довольно.

Спустя час уже в темноте путники сидели возле костра и рвали зубами мясо ягнёнка. Вода в колодце старого сарацина оказалась холодной и вкусной.

- А почему его не трогают хашашины? - спросил Деметриус у купца.

- Они ведь тоже бывают путешествующими, нуждающимися в воде и отдыхе. Таков порядок, который завёл ещё Салах-ад-Дин. Приют для путников неприкасаем.

- Саладин? – переспросил Рикардо.

- Да. Мой отец знал его, - купец поднял руки к небу, потом провёл ими по лицу, - «Благочестие веры». Так переводится его лакаб* с арабского языка. А звали его от рождения - Юсуф ибн Айюб, да будет благословенно имя его в веках.

- Храбрый был воин. Рыцарь среди сарацин, - проворчал германец.

- Ты прав христианин. Никто кроме него не смог объединить разрозненные племена людей пустыни - а ему удалось. До сих пор род Айюбидов правит Востоком, включая Египет, Месопотамию, Сирию, Триполитанию. Но Аллах не дал ума его сыновьям. Каждый из них враждует с каждым. Вот и не стало порядка в пустыне. Хашашины, которых в своё время держал в кулаке Салах ад Дин, совсем обнаглели.

 

* Лакаб (араб.) - почётное прозвище.

 

- Вот и хорошо, - шепнул германец на ухо Деметриусу. - Пусть грызутся между собой. Нам, христианам, лучше. А то давно выгнали бы нас из Акры, Аскалона, Дамаска, Тира и остальных крепостей. А так, Бог даст, отберём обратно Иерусалим и всю Святую Землю.

После сытного ужина повеселевший Рикардо слушал вполуха рассказ левантинца и сосредоточенно чистил свой меч песком.

Купец внезапно протянул к оружию руку.

- Можно посмотреть?

- А ты разбираешься в мечах? - сицилиец воткнул свой клинок остриём в землю и толкнул его в сторону купца.

- Мой отец, да сейчас и я - правда, теперь редко - иногда привозили мечи из Дамаска. Тамплиеры, бывает, до сих пор заказывают. Работа тамошних кузнецов ценится высоко. А твой меч, - левантинец провёл ладонью по лезвию и внимательно рассмотрел клинок при свете костра, - ты уж не обижайся - дрянь.

- Да пошёл ты к дьяволу! - обиделся Рикардо, выхватывая оружие из ладоней купца.

- Покажи мне свой, - обратился левантинец к Деметриусу.

Тот вынул меч из ножен и протянул купцу.

- А вот этот - хорош. И сталь замечательная, и работа на славу.

- Чем же он лучше моего или меча Генрихуса? - сицилиец поднял своё оружие и очертил им круг в воздухе.

- Твой сделан из железа, а этот, - купец ласково провёл ладонью по блеснувшему в свете Луны лезвию, - выкован особым способом из небесного посланца.

- Кого, кого? - переспросил Рикардо.

- Видел, как падают звёзды?

- Ну, видел.

- Это - слёзы ярости древнего греческого бога Гефеста. Ахейцы называли эти слёзы «парящими в воздухе», или метеоритами. Твой меч, - левантинец повернулся к сицилийцу, - выкован из болотных руд, а вот этот, - купец ласково потрогал пальцами клинок Деметриуса, - стальной, метеоритный. Думаю, что и прокован не один раз. Делал его хороший мастер. Видите? - купец поднёс клинок ближе к свету костра, давая всем полюбоваться фиолетово-золотистым блеском стали.

- Вы говорили, что на рассвете бились с ашашинами. Так вот: на твоём, уважаемый Рикардо, полно зазубрин, и, даже, есть пятна ржавчины. А на мече рыцаря Деметриуса - ни одного пятнышка, и он остался острым, как будто только что клинок точили. Нет, точно вам говорю: его выковал знающий секреты «Небесных посланцев» человек.

- А в Дамаске делают что-нибудь подобное?

- В самом Дамаске - нет. После войны многие кузнецы ушли в горы. Там и руда, и спокойствие, располагающее к работе. Настоящие мастера - немного колдуны.

- У нас в Саксонии говорят, что кузнецу нельзя смотреть в глаза, - тихо сказал Генрихус.

- Почему?

- Они все дружат с дьяволом и с древними богами огня.

- Вот у Салах ад Дина тоже был меч из слёз ярости Аллаха, - перебил германца купец. - Ему даже имя дали – «Зульфикар». Знатный клинок, скажу я вам.

- Чем же он так знаменит? - недовольно спросил Рикардо.

- О! - воскликнул левантинец. - Этот меч достался Салах ад Дину от самого пророка Мухаммеда.

- Враньё!

- Пусть меня настигнет песчаная буря на караванной тропе, и бродячие шакалы обглодают мои кости, и я останусь без погребения, если вру! Но так о мече Саладина говорят старики.

- А у Мухаммеда откуда он взялся?

- Ему меч принёс Дэв - рыцарь Джабраил. В руках этого пророка клинок обрёл величайшую силу. Зульфикаром Мухаммед в одной из битв сразил могучего храбреца Амра ибд Абдауда, которого не могли одолеть тысяча воинов.

Заметив недоверчивые лица слушателей, купец заторопился:

- Когда Салах-ад-Дин не сражался этим клинком, меч мог сам висеть в воздухе, а в случае нужды оказывался в руке. А ещё: Зульфикар ломался, если умерший где-либо правоверный оставался без погребения, и снова становился целым, когда почитающего Аллаха правоверного предавали земле.

- Ну, и где сейчас этот меч? - насмешливо спросил сицилиец.

- Никто не знает. Может, Салах-ад-Дин взял его с собой на благословенные поля и в сады Джанната, благоухающие ароматом роз?

- Что такое «джаннат»? - шепнул Деметриус на ухо своему наставнику.

- Так у сарацин называется Рай.

- Вот как? Странно.

- Чего тут странного?

- Ну, вообще. Сарацины веруют в единого бога Аллаха и в рай тоже. У нас с ними много общего. Вот только непонятно, из-за чего мы воюем.

- Святая простота! - воскликнул Генрихус. - Из-за чего люди дерутся? Из-за земель, конечно. Бывает, правда, что из-за женщин - но это редко и, скорее всего, красивые рыцарские сказки.

- Да-да, - задумчиво сказал Деметриус. - Помню, монахи мне рассказывали о гибели Трои.

- Вот именно. Из-за баб одни неприятности, - глубокомысленно изрёк германец.

- Ладно, давайте спать укладываться. Завтра с восходом Солнца тронемся в путь, - сказал левантинец, обиженный кривыми ухмылками Рикардо.

Люди завозились, ложась и образуя круг возле костра. Один Деметриус остался сидеть, задумчиво глядя на огонь и поглаживая широкой ладонью свой меч. Он помнил рассказы своего воспитателя о коварстве сарацин и решил первым занять место дозорного под глинобитной стеной сарая для коз. Молодому рыцарю было жаль Генрихуса, таскавшего весь день на плечах тяжёлый свёрток с запасным оружием и огромный двуручный меч.

 К полуночи костёр еле тлел, изредка выстреливая к небу маленькие искры. Густой белёсый туман медленно стал подступать со стороны моря и вскоре накрыл постройки постоялого двора плотным серым одеялом. Деметриус едва видел кончик собственного меча. Голова непроизвольно клонилась то на одно, то на другое плечо, и на какой-то момент он задремал. Сколько прошло времени - неизвестно, но вдруг будто кто-то толкнул рыцаря в плечо. Его разбудило далёкое ржание лошади и топот копыт. Деметриус медленно поднялся, прислушиваясь.

«Может, это наши лошади отвязались и ушли в пески?» - подумал он и, осторожно ступая, пошёл в направлении, откуда слышались звуки.

Стараясь не шуметь, Деметриус миновал какую-то изгородь, чуть не споткнулся о сломанную жердь, обогнул скалу, нависающую над постоялым двором, и увидел силуэты двух всадников.

Один из них, в чёрном плаще на чёрной лошади, был хорошо заметен в тумане. На втором Деметриус разглядел высокий тюрбан. Такие носили сарацинские телохранители короля Сицилии Фридриха. Верховые о чём-то спорили. Деметриус спрятался за выступ скалы и стал слушать.

- Как ты мог их упустить? - в голосе чёрного всадника звучала злость.

- Они хорошие воины. Взять их оказалось делом непростым, - отвечал на латыни с заметным гортанным выговором сарацин.

- Это всего лишь послы Фридриха, внука Барбароссы. Они не должны добраться до Акры.

   - Мне не хватало людей после схватки у заброшенного колодца. Пришлось отступить и послать гонца за подкреплением. Остаток дня мы шли по следам, но в сумерках прекратили поиски.

   - И ты ещё называешь себя ашашином? За что я плачу вам такие деньги? Упустить жалкую кучку усталых людей, к тому же потерпевших кораблекрушение?! Где ваши хвалёные хитрость, жестокость и коварство? Где ваши смазанные ядом кинжалы и наконечники стрел? Почему вы заранее не отравили колодец в том богом забытом оазисе?

- Я думал, мы перебьём сицилийцев на рассвете.

- Твоя беда в том, что ты слишком много думаешь, - повысил голос чёрный всадник. - Делай то, что тебе говорю я! Послы не должны увидеть ни королеву Изабеллу, ни её заносчивого и глупеющего с каждым днём отца! Когда сделаешь дело - тогда и получишь вторую половину награды. Найдёшь меня в Дамаске, и лучше принеси мне хорошие вести - а не то пожалеешь, что Саладин и король Англии Ричард когда-то пощадили ваше проклятое племя!

- Не сомневайся, господин. Где-то тут неподалёку есть караван-сарай. Может, те, кто нам нужен, спрятались там. Сейчас нет смысла искать их и шуметь. На рассвете проверим.

Чёрный всадник, не дослушав, тронул коня и исчез в тумане. Сарацин, постояв немного, отправился в другую сторону.

Деметриус, на ходу переваривая слова человека в чёрной одежде, вернулся в лагерь. То, что открылось его глазам, бросило его в дрожь. Генрихус вместе с Рикардо обыскивали трупы купца и погонщиков верблюдов. В руках сицилийца тускло поблёскивал кинжал, которым он разрезал подкладку халата на левантинце.

- Что вы наделали? - Деметриус подбежал к германцу и схватил его за рукав кольчуги.

- На войне, как на войне, - проворчал тот, вырывая руку. - Это ты не подумал, в каком виде мы предстанем при дворе королевы Иерусалима. Плащи изорваны, кольчуги местами пробиты и все разномастные. На нас сарацинские шлемы, да и те малы, к тому же ещё и помяты. Нас примут за разбойников, каких сейчас много на караванных тропах Святой Земли. Ты хоть сохранил портрет матери?

- Вот, - ладонь Деметриуса скользнула за пазуху и вытащила медальон.

- Дай посмотрю, - Генрихус поднёс медальон к свету факела и откинул крышку.

- Утром почистишь серебро и спрячешь подальше. Это единственное, что может подтвердить твоё происхождение.

- А как же письмо короля?

- Покажи ему, - повернулся германец к Рикардо.

Сицилиец достал из внутреннего кармана камзола изорванный, размокший в морской воде свиток со сломанной печатью.

- Здесь уже ничего не разобрать. Поэтому нам нужны деньги, - усмехнулся сицилиец, подцепив кончиком кинжала кожаный мешочек, найденный им на теле купца.

Он высыпал на ладонь содержимое кошелька.

- Золото? - спросил Генрихус.

- Оно, - кивнул Рикардо. - Византийские солиды и сарацинские динарии. А купец богатым оказался! По одежде и не скажешь.

- А как же хозяин постоялого двора?

- Он ничего никому не скажет. Ему давно кто-то отрезал язык, - хрипло рассмеялся сицилиец.

- Теперь нам в цитадели Акры не стыдно будет показаться. Купим всё, что положено иметь послам. Королю Фридриху не придётся за нас краснеть. Не суди нас, и не судимым останешься, - повернулся старый германец к Деметриусу. - Не мы его, - старик ткнул носком сапога тело левантинца, - так кто-нибудь другой бы ограбил. Ашашины уж точно не выпустили бы из рук. А, кстати, ты где пропадал? Хорош караульщик!

Деметриус покачал головой. Ему не понравилось то, что сделали его товарищи, но он смирился и пересказал подслушанный им разговор.

С наступлением рассвета туман рассеялся, и солнце осветило свежий холм песка, под которым теперь лежали трупы сарацин. Смотритель караван-сарая выгнал испуганных, чуявших запах свежей крови овец из загона, поднял лежавших на земле верблюдов, напоил их, потом сел на песок и стал меланхолично смотреть вслед цепочке всадников, уходящих рысью по тропе вдоль моря. Он был рад, что остался в живых и что у него теперь есть верблюды.

Деметриус, следуя позади всех, постоянно оглядывался. Но погони так и не заметил.

Вскоре на краю пустошей, чередующихся с рощами оливковых деревьев, огородами и садами, показались дымы, а потом из знойного марева возникли стены и башни Акры. Путники почувствовали запах свежеиспечённого хлеба. Лошади, предвкушая скорый отдых, пошли веселее, и вскоре путники с любопытством разглядывали крепостные укрепления, флаги и рыцарские гербы на стенах домов, уходящих вверх по склону холма, на котором стоял город.

Ворота оказались открытыми. Стража всего лишь проводила взглядом рваный запылённый плащ Генрихуса, его двуручный меч и светловолосую, без шлема, голову Деметриуса.

Продвигаясь по узким улицам, германец вертел шеей, высматривая тамплиерские знаки или характерные кресты госпитальеров.

- Монахи ордена приютят нас до поры. Сломанная печать на свитке Фридриха пригодится. Отдохнём пару дней, приоденемся, почистим оружие - тогда и явимся на глаза де Бриеннов.

- Эй, сарацин! - окликнул старик человека в арабской одежде, с корзиной на голове.

- Какой я тебе, к дьяволу, сарацин?! - повернулся к ним лицом прохожий.

Смуглый человек улыбнулся молодой белозубой улыбкой.

- Это у вас из седельных мешков выглядывают агарянские шлемы, а я такой же сарацин, как Папа Римский - правоверный житель Катая.

- Да, сдаётся мне, что твой итальянский язык длиннее, чем мой мизерикорд, - прищурился Рикардо. - Откуда ты? Генуя, Венеция? За милю купца видать!

- Ты прав, сицилиец. Генуэзец я. А твою сицилийскую рожу ни с какой другой не спутаешь. Купцов здесь, словно собак нерезаных. Хвала Господу, что Акра на перекрёстке торговых путей! Богатеем мы - богатеет город. Вот только проклятым агарянам мы покоя не даём. Так и норовят схватить нас, христиан, за пятки. Был бы у них новый Саладин - плохо пришлось бы и венецианцам, и генуэзцам, не говоря уже о рыцарях и иудеях.

- Ты лучше скажи нам, где тут странноприимный дом тамплиеров, - перебил словоохотливого купца германец.

- А! Так вы - пилигримы, - ещё шире заулыбался генуэзец. - Какой дьявол занёс вас на Святую Землю в такое неспокойное время?

- А что?

- Чудаки! Война на носу. Говорят, король Фридрих собирает войска для нового крестового похода. С ним приплывут тевтонские рыцари, а наши местные франки их недолюбливают. Уже сейчас в Триполи неспокойно. В степях полно сарацин. Везде их разъезды. Кое-кто из местных баронов затевает мятеж.

- По какой причине?

- Франки не хотят видеть на своих землях Фридриха. Да ещё у агарян появились отряды конницы каких-то тюрков. Повсюду на границах христианских территорий в пустыне происходят мелкие стычки сарацин с крестоносными дозорами.

- Так, может, и наши мечи пригодятся?

- Может, и пригодятся, да твой - очень уж ржавый, - купец показал пальцем на ножны клинка Рикардо.

- Ничего, почистим. Так где тут в городе приют тамплиеров? Может, скажешь наконец?

- Езжайте прямо до конца улицы. Потом свернёте налево. Там, на холме, расположилась небольшая цитадель с крестом на единственной башне. На воротах увидите нарисованный красной краской крест. Стучите - и вам откроют.

- Прощай, генуэзец. Бог даст, увидимся, - попрощался с купцом Деметриус.

- Всё в его руке. Прощай, рыцарь!

Они нашли командорство в том месте, где указал купец. Прежде чем впустить всадников во внутренний двор, с надвратной башни их внимательно осмотрели. Только потом низкие ворота со скрипом отворились, и всадникам пришлось спешиться.

- Входите, - солдат в кольчуге с откинутым за спину капюшоном, но в простом, без затей шлеме-топхельме приглашающе поманил путников рукой. - На пилигримов вы не похожи. Уж не пополнение ли нам прислали?

- Вроде того, - улыбнулся тамплиеру Рикардо.

- Тогда идите к часовне. Там сейчас вся братия.

Послы Фридриха отдали молодому монаху поводья лошадей. Навстречу им от небольшой каменной, с толстыми стенами церкви шёл человек в сутане, прикрытой длинным белым плащом.

- Я - сержант. Кто вы?

Рикардо слегка поклонился тамплиеру и тихо сказал:

- Вы должны были получить письмо из Парижа. У вашего Великого Магистра с нашим королём - уговор.

- Да-да, помню, вы, должно быть, люди Фридриха, - кивнул тамплиер. - Покажите мне печать короля.

Рикардо снял с мизинца перстень с гербом Штауфенов и протянул его сержанту. Тот внимательно изучил печать.

- Чем могу помочь?

- Мы нуждаемся в отдыхе. Наша галера попала в шторм и затонула. Мы - это все, кто остался в живых. Да ещё нас едва не застали врасплох агаряне на пути в Акру, - выступил вперёд Деметриус.

Германец с одобрением посмотрел на своего воспитанника. Ему нравилась растущая самостоятельность и решительность молодого рыцаря, его осторожность и независимость. Старый солдат по-прежнему не доверял Рикардо.

- В вашем распоряжении казармы тамплиеров. Стол у нас общий. Что ещё?

- Нам нужна новая одежда и кое-что из оружия. Шлемы, кольчуги, тетива, наплечники, пики.

- Идите в трапезную. Там вас для начала накормят, потом отдохнёте. После обедни провожу вас в арсенал. Чего-чего, а оружия у нас вдоволь. Выберете по руке и по нраву. Есть и мечи неплохие. Хотя, вижу - твой лучше иных будет, - тамплиер хотел дотронуться до рукояти меча Деметриуса, но тот отступил на шаг.

- Вижу, ты осторожен, рыцарь. Бывал в боях?

Деметриус кивнул, наблюдая за монахом.

Укладываясь после сытной трапезы на жёсткую деревянную кровать в казарме, Деметриус положил свой меч рядом с собой и обнял его обеими руками, не обращая внимания на ехидную улыбку Рикардо, поставившего свой клинок в угол.

Послов разбудили звуки колокола, призывающего братьев ордена к обедне.

- Помолимся здесь, - тихо сказал Генрихус, становясь на колени прямо возле кроватей. - Нечего мозолить глаза монахам. Кто знает – может, в командорстве есть папские шпионы.

Через полчаса сарацинский мальчишка-служка принёс кувшин холодного молока и, дождавшись пока гости напьются, поманил их за собой.

Арсенал оказался обширным подвалом с низкими каменными сводами. Как ни странно, воздух здесь был довольно тёплым и сухим.

- Выбирайте, - встретил их сержант и показал на деревянные стойки, где находилось всевозможное оружие.

Генрихус выбрал себе новую, средней длины кольчугу с капюшоном, два сарацинских стальных наплечника, длинный кинжал с удобной рукоятью и боевой топор на длинной ручке.

- Может, возьмёшь ещё и копьё? - сержант указал на прочную деревянную конструкцию, где были укреплены длинные пики.

- К чёрту. Я что, рыцарь? Мне в моём возрасте вредно таскать тяжести. У сарацин нет таких - вот и мне не надо. К тому же в Святой Земле жарко. Возить всё это железо без оруженосцев - себе дороже. Если только ты не одолжишь нам на время парочку пленных сарацин!

- Может, и одолжу. Посмотрим. Пошли, посмотрите на шлемы.

Рикардо, перебрав несколько топхельмов, выбрал себе савойский шлем в хорошем состоянии с маской для лица. Его можно было надеть поверх кольчужного капюшона.

- Бери вот этот, - германец подал Деметриусу блестящий новый шлем, похожий на норманнский, но совершенно иной формы.

Тонко прокованная и хорошо начищенная сталь прикрывала не только голову, но и затылок. Спереди был сделан аркоподобный вырез, открывающий лицо до надбровных дуг.

- Бацинет, - одобрительно погладил шлем тамплиер, внимательно рассматривая кожаные ремешки.

- В твоём горшке, Рикардо, не увидишь, что делается во время боя сзади и с боков. Не успеешь глазом моргнуть - проткнут тебя снизу или со спины. А в этом, - Генрихус поднял бацинет, - всё заметишь в нужный момент и сумеешь увернуться или отбить удар. На-ка, примерь, - он протянул шлем своему воспитаннику. - Ну вот. Совсем другое дело. Хорош обзор?

- Да, всё видно и не жарко, - одобрил выбор старика Деметриус.

- То-то. Смотри, - германец поднёс шлем к свету факела. - Не знаю, как это делают - но красиво, - он провёл мозолистой ладонью по узорной гравировке. - Ты всё же - посол короля. Пусть горшки носят сицилийцы, - шепнул он на ухо Деметриусу.

- Этот шлем дорогой. Выкован, судя по узору, в Византии, а, может быть - даже в Венеции или Дамаске. Снят с пленного сарацина, - влез в разговор сержант.

- На! - в ладонь тамплиера легли две золотые монеты. - Только не канючь.

Золото быстро исчезло в недрах сутаны монаха. Покосившись на Рикардо, монах перекрестился и вздохнул.

- У меня ведь семья осталась в Бретани, - тихо сказал он.

- Чего уж там. Понимаю, - с усмешкой откликнулся Генрихус.

Тем временем Деметриус уже рассматривал луки со спущенными тетивами, которые лежали на полках. Перебрав несколько штук, рыцарь выбрал из всех самый длинный, почти в рост человека, массивный, из чёрного дерева, с надетыми на тонкие концы отростками рогов оленя. Проверив, не стёрлись ли насечки для крепления тетивы, он потрогал серебряную пластину посередине лука в том месте, где должна накладываться стрела.

- Похоже, ты знаешь в этом толк, - сказал тамплиер, наблюдая, как Деметриус отбирал стрелы, разглядывая вересковые древка на свет, как трогал ладонью острые массивные наконечники, как проверял, цело ли оперенье. - Это лук одного английского стрелка из армии Ричарда Львиное Сердце.

- Хороший лук, - согласился Деметриус. - А к вам он как попал?

- Сам лучник и заложил, взяв ссуду. Довоевался до того, что не было денег вернуться в Англию.

- Бывает, - хмыкнул Генрихус, перебирая стрелы, отобранные его воспитанником.

«Похоже, моя наука для парня не прошла даром. Такие стрелы летят далеко и даже на излёте пробьют любую кольчугу», - думал старик.

Он покосился на Рикардо, укладывающего в огромный кусок старой ткани шлем, новую кольчугу, кольчужные чулки, арбалет и палицу на длинной рукоятке.

«Утренняя звезда, - подумал германец. - Такими дубинами воюют норманны. По мне, так ничего лучше топора и хорошего длинного меча нет. «Звездой», да ещё в пешем бою, много не навоюешь, достанут пикой».

- С одеждой решим завтра. Мальчишка-сарацин проводит вас на городской рынок. Выберете там себе новые штаны, нижние рубахи, плащи и всё остальное, - говорил тем временем тамплиер, запирая арсенал.

Вечер прошёл за кувшином вина и хорошо прожаренным куском мяса. Старый германец то и дело подливал вино в чашу сержанта, а Деметриус расспрашивал тамплиера о рыцарях Акры, о сарацинских набегах, о положении дел в Святой Земле. Монах, поглощая хмельной напиток большими глотками, разговорился:

- Сам дьявол искушает баронов и подбивает их на междоусобицу. Нет, чтобы объединиться против сарацин и прогнать их в пески Аравии - так на тебе: каждый стремится взять в оборот старого де Бриенна. Каждый хочет быть поближе к иерусалимскому трону. Здесь, в Акре, ошиваются многие, кто хотел бы сам завладеть короной. Но они забывают о том, что Иерусалим ещё надо отвоевать обратно. Сам Фридрих Барбаросса с Ричардом Львиное Сердце дважды пытались взять город - и оба раза неудачно. Всё, чего они добились - так это примириться с Саладином и насолить франкам, отдав назло баронам титул иерусалимского короля Конраду Монферрату.

При этих словах германец подмигнул Деметриусу и подлил монаху вина.

- В каком году это случилось? - заплетающимся языком спросил он.

- А Бог его ведает. Не помню. Лет сорок назад. Время тоже было смутное. Свергнутому Ричардом Ги де Лузиньяну отдали Кипр в качестве утешительного приза. Конрад, став королём, женился на Изабелле, дочери Амори Первого, шестого короля Иерусалима, но в том же году Монферрата убили в Тире ашашины.

- Ты в этом уверен, монах? - спросил Деметриус, лицо которого стало белым, словно ткань тамплиерского плаща.

- Так говорят, хотя я лично думаю: им заплатил за убийство Генрих, граф Шампани. Ходили слухи, что он пылал страстью к Изабелле и метил на трон Иерусалима. Вот такая чехарда здесь, на Святой Земле, творится.

- Что, и сейчас тоже?

- Ну, сами посудите! Кто такой де Бриенн? Всё, чем он прославился - так это жестокостью при взятии Константинополя. Ну, пограбил византийских иудеев, пощипал этих греков. Вот и всё. Ни земель ему не досталось, ни замков во владение. Всё прибрали к рукам пикардийцы, ломбардцы и венецианцы. Вот он и появился сначала в Триполи, а потом в Акре. Кто ему помог жениться на Марии, дочери Монферрата и Изабеллы - неизвестно, но наш Магистр считает, что без папских легатов дело не обошлось. Но надежд Святого престола - вернуть христианам Иерусалим - он не оправдал. То, что он храбрый солдат и рыцарь - это да, но глуп и прямолинеен. За его спиной бароны обделывают свои делишки, торгуя с агарянами. Франки не рвутся в бой и не дают ему солдат.

Тамплиер пьяно улыбнулся и погрозил Генрихусу пальцем.

- Вот и вы неспроста явились в Акру. Нюхом чую, что на Бриенна нажали епископы из Рима, и о чём-то при их посредничестве он договорился с вашим королём Фридрихом. Иоганн де Бриенн - всего лишь регент при королеве Изабелле. Он ведь не добровольно снял с себя иерусалимскую корону и возложил её на голову своей дочери, когда ей исполнился всего год от роду. Франки его заставили. Баронам Святой Земли так было удобнее из него верёвки вить. Чуть что не по ним - взяли бы малышку в заложницы. А теперь ей уже тринадцать, и каждый знатный рыцарь здесь хочет заполучить её руку вместе с короной Иерусалима. А ещё генуэзские купцы говорят, что Фридрих Штауфен сам на неё глаз положил, и что он призвал под свои знамёна тевтонских и испанских рыцарей, тирольских, английских лучников и мавров из Андалузии. А сейчас вроде договорился с купцами о сотне галер. То-то сарацины забеспокоились! Их конные разъезды шныряют вдоль побережья Палестины. А заодно трясут караванщиков, едущих в Тир, Акру, Триполи, Антиохию. Особенно тех, кто двигаются через пески без охраны. Забирают слитки железа, вяленое мясо, пшеницу. Вот я и думаю: к чему бы всё это?

- Трудно сказать. Очевидно, к войне, - перебил тамплиера Деметриус. – Ты лучше скажи нам: есть ли в Акре или в близлежащих крепостях рыцарь в чёрных доспехах, владеющий чёрной крупной лошадью?

- Как не быть. Его зовут Чёрный Жан. Он - незаконнорожденный сын де Бриенна. Однако отец недавно признал его права на наследство.

- Стой, монах! Ведь ты только что сказал, что у Иоанна де Бриенна от брака с королевой Марией всего один ребёнок - Иоланта, то бишь Изабелла, - вскинул голову дремавший до этого Рикардо.

- Э, мессир сицилиец! Старая любовь не ржавеет. Есть у де Бриенна тайная заноза в сердце – Стефания, армянская принцесса. Он захватил её при взятии Константинополя и всюду возил за собой наложницей. Вот только в последнее время о ней ничего не слышно.

- А как эта принцесса оказалась в Византии?

- Обычное дело у ромеев, - вступил в разговор Генрихус. - Византийцы часто брали отпрысков своих вассалов в заложники и воспитывали при императорском дворе. Вопрос - в другом...

- В чём? - не выдержал Рикардо.

Генрихус глазами показал на захмелевшего, но навострившего уши тамплиера, и поднял руку.

- Ладно, довольно разговоров. Уже поздно. Да и спать пора. Завтра у нас – чёртова куча дел. Если проспим полдня - ничего не успеем.

Не давая возможности своим собеседникам возразить, он поднялся из-за стола и, взяв монаха под мышки, потащил к выходу из казарм.

- Давай, дружище, я помогу тебе добраться до охапки сена. А не то нагрянет в командорство кто-нибудь из твоего начальства - тебе не миновать взбучки.

- Так ведь ночь на дворе, - слабо сопротивлялся тамплиер.

Ему страшно захотелось узнать, что имел в виду германец, так резко оборвавший интересный разговор.

Но Генрихус заставлял его передвигать ногами. Перейдя двор, он втолкнул монаха в караульное помещение у ворот.

- Эй, солдаты! Приглядывайте за своим сержантом, - крикнул он стражникам, вскочившим с лавок. - Не дай Бог, в тёмном дворе этот парень наткнётся на колодец - и поминай, как звали.

- Я? В колодец? Да никогда!

- Давай, давай, ложись, - Генрихус с силой толкнул разомлевшего тамплиера на лавку.

- Пить - это грех, - уже сонно еле выговорил монах.

- Завтра замолишь, - погладил его по спутанной седой шевелюре германец и, показав кулак стражникам, вышел. 

- Значит, тот чёрный рыцарь зовётся Жаном, сынком де Бриенна, - спустя несколько минут шептал старый вояка Деметриусу.

- Думаю, он не прочь занять место своей сводной сестры на троне Иерусалима. А это значит, что в его лице король Фридрих будет иметь соперника, - Деметриус не выдержал и сел на постели, состоящей из тростниковой подстилки.

- Выходит, так. Тут, в делах иерусалимских, сам дьявол сломит свои неподкованные копыта. Давай-ка лучше пораскинем мозгами, кто отправил на тот свет твоего дядю Конрада? Выходит, Ричард Львиное Сердце тут ни при чём. Ему не с руки было ссориться с Фридрихом Барбароссой и с королём Австрии Леопольдом - двоюродным братом Коррадо по матери. Значит, заказчиком убийства могли быть или обиженный Ги де Лузиньян, или сам Йоганн де Бриенн, также мечтавший о громком титуле.

- Да что это, в самом деле - корона Иерусалима мёдом намазана, что ли? - воскликнул Деметриус.

- Мёдом - не мёдом, а Святая Земля волею Господней лежит на торговых путях с Востока на Запад. Кто владеет приморскими городами - тот держит ключи от хранилищ, набитых египетской пшеницей, персидскими коврами, благовониями, пряностями и прочими богатствами Востока.

- Но ведь Гроб Господень и вера... - начал было Деметриус.

- Гроб - всего лишь повод к войне и походам. И оставь заботы о вере папским легатам. Вот кто - грешники из грешников! Торгуют поддельными святыми реликвиями направо и налево. Жгут еретиков, не считаясь с заповедью «Не убий». А ведь это - слуги Господа, к чёрту их в печёнку! И потом: кто бы считался с этими Лузиньянами и де Бриеннами, Балдуинами и Амори, если бы не планы захвата земель Палестины? Твой отец, светлой памяти маркиз Бонифаций, был гораздо знатнее и умнее прочих - но и его отодвинули в сторону жадные нищие франки, служившие своим королям. Ты по праву считаешься наследником славы Монферратов и можешь претендовать не только на корону Фессалоник, но и на трон Иерусалима. Впрочем, тише, - Генрихус прислушался к шороху за деревянной перегородкой.

Его рука сжала рукоять кинжала. Он бесшумно встал и, пройдя босиком по коридору, выглянул наружу.

- Показалось, - прошептал он, вернувшись. - Ты, сынок, держи язык за зубами. Не дай Бог, здесь кто-нибудь узнает, что ты - Монферрат. Хлопот не оберёшься. Нам бы с тобой... - начал германец, но почему-то замолчал.

- Что, что? - поторопил его воспитанник.

- Акра - хороший, богатый город. В какой переулок палец ни сунь - всюду дома знатных рыцарей. Сдаётся мне, что у многих есть реликвии, добытые их дедами и отцами при первом разграблении Иерусалима. Вот только никак не могут эти святыни помочь баронам отвоевать город обратно.

- Почему?

- Вот так. Святыни, они ведь имеют свойство - усиливать добро, если ты добр, помогают обрести воинскую славу, если ты храбр, давать тебе силу, если ты справедлив и милостив, быть непреклонным в вере, если ты действительно благочестив и честен перед Спасителем нашим.

- Это правда? - Деметриус хотел вскочить на ноги, но рука германца удержала его.

- Думаю, да. Вон, посмотри на тамплиеров. Почему так легко Папа и все короли Европы признали Орден? Да потому, что помыслы первых братьев были чисты. Они, не щадя животов своих, защищали паломников на дорогах в Святую Землю. Потому, говорят, и обретены ими по воле Господа нашего некие реликвии, давшие им силу, земли и власть.

- А какие у них реликвии?

- Точно не знаю – но, по слухам, у монахов хранится копьё, пробившее плоть Христову. Им также достался Святой Грааль и некий медный сосуд, в котором плещется, не свёртываясь, кровь Иисуса, собранная Марией Магдалиной.

- Тогда почему братья Ордена не могут вернуть христианам Иерусалим?

- Потому, что со временем тамплиеры погрязли во грехах, корысти, стяжании и ростовщичестве. Поговаривают: у них в должниках - сам король Франции. Вот и поутихла волшебная магия святынь. А ещё, я думаю, что и сарацины, и храбрец Саладин знали о магической силе реликвий и завладели некоторыми.

- Саладин?

- А чему ты удивляешься? Сарацины тоже верят в единого Бога, только называют его другим именем. Почитают они также и Христа, и Марию, и Святого Георгия.

- Не кощунствуй!

- И не собираюсь. Куда они дели Животворящий крест, разбив крестоносцев при Хаттинских холмах и взяв святыню трофеем? Хранится где-то у них. Ты думаешь, они брали выкуп золотом за взятых в плен знатных баронов и Великого Магистра тамплиеров? Дудки! Выторговали кое-что из реликвий. Не зря гуляют слухи о чудесной силе меча Саладина, доставшегося после смерти этого храброго сарацина его ленивому сыну. Эх, нам бы с тобой достать хоть один из гвоздей, которым прибивали плоть Иисусову! - не обращая внимания на лихорадочно блестящие в темноте глаза воспитанника, задумчиво сказал старый мечник.

Он на мгновение умолк и, хлопнув себя по лбу, горячо зашептал на ухо Деметриусу:

- Бьюсь об заклад, что король Фридрих взял у тамплиеров взаймы копьё Лонгина.

- Не может быть!

- Ещё как может! Богом клянусь! Смотри: король плюёт на Святой Престол и не боится отлучения от церкви. И ничего! Живёт себе припеваючи. Не читая, собирает папские буллы и обклеивает ими свой нужник. Это - раз. Он легко сломил сопротивление Вельфов и стал германским императором, а затем правителем Священной римской империи. Это - два. А в-третьих - ему всё даётся слишком легко. Что в алхимии, что в сочинениях песен, что в философской учёности, что в ратном деле. Ну, кто бы из рыцарей пошёл бы за ним в новый крестовый поход после стольких предыдущих неудач и поражений? Помяни моё слово: чтобы ни делали его враги - он женится на королеве Изабелле, соберёт большую армию и возьмёт Иерусалим. Говорю тебе, надо быть ближе к Фридриху и во всём помогать ему! Ты чист, поэтому и на тебя снизойдёт благословение Господне, снизошедшее на короля.

- А как же Чёрный рыцарь? - спросил Деметриус.

- Давай-ка спать. Всё равно нам не догадаться, что дал или пообещал тамплиерам Фридрих в залог за копьё. Чёрный рыцарь? Чёрт с ним пока. Будет новый день - тогда и станем о нём думать. Спи, - старый вояка перебрался на свою койку, и вскоре его храп потряс низкие своды зала.

А Деметриус всё никак не мог заснуть. Перед его глазами проплывали то полузабытое лицо отца, то фигура чёрного всадника, то красивые глаза королевы Изабеллы, которые почти месяц назад он видел на медальоне короля Фридриха. Лишь при первых проблесках рассвета сну, наконец, удалось закрыть рыцарю веки.

 

   Акра. Командорство Ордена Тампля.

  Утро следующего дня

 

Через два часа после шестого удара колокола, призывавшего монахов на утреннюю молитву, три всадника в сопровождении служки ордена выехали из ворот цитадели тамплиеров и углубились в тесный лабиринт улиц Акры. Шум рыночной площади был слышен издалека. Рослые кони легко раздвигали густеющие на глазах толпы людей: иудеев, греков, вновь обращённых сарацин, немногочисленных солдат в кожаных куртках, слоняющихся между рядами лавок, мальчишек-оруженосцев и домоправителей знатных горожан, торгующихся с купцами за каждый мешок овса, за каждую корзину съестных припасов.

- Вон там - ряды торговцев одеждой, - выкрикнул Рикардо, приподнимаясь в седле и показывая рукой на расстеленные старые ковры, где лежали горы всевозможных облачений: от штанов до новеньких сарацинских тюрбанов.

Всадники спешились, отдали поводья мальчишке и стали перебирать кучи одежды, переходя от одного торговца к другому.

- Вот сапоги, не проходите мимо, сеньоры рыцари! - кричал один купец на скверном франкском наречии.

Ему вторили другие:

- Плащи! Хафтаны! Куда же вы, мессиры?

До ушей Генрихуса долетали приглушённые голоса:

- Кто такие? Ты видел их раньше? Слоняются здесь! И так торговли нет! Войско де Бриенна в походе. А эти откуда взялись?

Деметриус долго мял в руках ткани у плащей и, наконец, выбрал себе средней длины тонкий шерстяной плащ белого цвета. Потом отложил пару нательных рубах, полотняную шапочку под шлем, кожаный с серебряными пуговицами камзол, такие же штаны и взялся за обувь.

- Вот, смотри, сарацинские, - Генрихус показал воспитаннику на чёрные хорошей выделки сапоги с приподнятыми носами. - Бери их. Видишь, какая кожа на пятках толстая. Для езды верхом подойдёт. Любые шпоры выдержат и не порвутся.

- Берём! - решил Рикардо, перемерив пар десять.

Сицилиец выбрал себе новую коричневую кожаную рубаху, такого же цвета штаны, ярко-голубой, тонкого бархата, плащ и норманнский берет с пером павлина. Генрихус ограничился грубыми толстыми сапогами, подшлемником, длинной серой плащаницей, похожей на монашескую сутану, сменой рубах и плотными полотняными штанами.

- Себе возьми штаны потоньше. Их хорошо надевать под кольчужные чулки. Да и стирать легко, - сказал он Деметриусу, садясь на коня.

После покупок кошелёк послов заметно похудел.

- Всё, довольно, - отмахнулся германец от купцов. - Поехали, посмотрим издали на королевский замок. Завтра, после того, как смоем пот и грязь - предстанем перед глазами де Бриенна. Ни к чему нам вертеть головами у ворот и разглядывать, словно деревенщина из захолустья, стены с башнями.  

От рыночной площади, раздвигая лошадьми толпу, сторонясь заклинателей змей, укротителей огня, фокусников, жонглирующих кинжалами и глиняными шарами, они поехали вверх по одной из улиц, с любопытством разглядывая добротные дома и церкви, диковинные стеклянные витражи и грязные заплёванные стены таверн. Им навстречу с холма, где высился королевский замок, двигался пеший отряд латников, окруживших шестерых высоких чернолицых атлетов, которые тащили на плечах носилки с высоким балдахином. Взгляды любопытных прохожих скрещивались на парчовой занавеске, украшенной кистями.

Внезапно, перекрывая уже далёкий крик торговцев и стук копыт по пыльной каменистой улице, глухо свистнула стрела арбалета. Пробив кольчугу Деметриуса, она застряла под правым плечом, едва не пройдя навылет. Потеряв равновесие от сильного удара и болевого шока, рыцарь покачнулся в седле. Конь, испуганный криками, поднялся на дыбы. Вторая стрела угодила лошади в живот. Животное стало падать, заваливаясь на бок. Генрихус едва успел схватить своего воспитанника за капюшон кольчуги и вырвать из седла. Они вместе рухнули в пыль. Завопили женщины, поднялась суматоха. Зазвенело вынимаемое из ножен оружие.

- Вот он! - соскакивая с лошади и заряжая свой арбалет, выкрикнул Рикардо.

- Где? - поднял голову Генрихус.

- Их двое. Уходят по крышам, - показал сицилиец, поднимая вверх руку.

- Это сарацины, - германец вгляделся в чёрные плащи, развевающиеся на ветру. - Ба, да их – двое! Не трудись! В них, петляющих, словно зайцы, из арбалета не попадёшь, - старик зло следил глазами за исчезающими в утренней дымке фигурами.

- Всё, ушли, - Рикардо, бросившийся было в погоню, остановился и с досадой бросил свой старый плащ в пыль. Германец опомнился и обернулся к воспитаннику. Но голова рыцаря уже лежала на коленях красивой девушки, склонившейся над ним. Она осторожно вытирала с бледного лица молодого человека пот и грязь. На первый взгляд ей было лет двенадцать-тринадцать, но она уже отличалась редкой привлекательностью. Пышные тёмно-русые волосы волнами ниспадали ей на плечи. Золотые булавки закалывали пряди от висков к затылку, открывая взорам правильное лицо с ямочками на щеках, алыми губами и густыми ресницами, прикрывающими глаза. Она осторожно потрогала тупой конец короткой стрелы, потом провела ладонью по шее Деметриуса, нащупывая вену.

- Он жив. Поднимайте его! - приказала она своим людям. - Кладите на носилки, несите в замок! Эй, солдат! - позвала она командира ратников. - Пошли кого-нибудь вперёд. Пусть найдут моего врача!

- Постой, госпожа, - Генрихус встал между своим воспитанником и солдатами. - Нужно тотчас же извлечь стрелу. Бьюсь об заклад, что наконечник отравлен. Судя по чёрным маскам на лицах убежавших агарян, это - ашашины.

- Несите, кому говорят! - не слушая германца, распорядилась девушка.

- А я говорю: его не тронут с места, пока я не извлеку стрелу! - упёрся Генрихус.

- Как ты смеешь перечить мне? Кто вы?

- Потом. Долго объяснять. Эй, Рикардо! Держи Деметриуса, - приказал сицилийцу германец, доставая из ножен мизерикорд. - А вы бы, сеньора, отошли - испачкаетесь, если, не дай Бог, пробита кровеносная жила.

- Я подержу ему голову. Вы что, не видите? Он без сознания! - не уступала незнакомка.

- Воля ваша. Давай! Держи крепче, - кивнул старик сицилийцу.

Они подступили к раненому, и Генрихус, ловко орудуя острым клинком, быстро разогнул два десятка колец на кольчуге, освобождая рану. Потом разрезал нижнюю рубаху и осмотрел древко стрелы.

- Вот сейчас ему будет действительно больно, - тихо сказал он и, недолго думая, ввёл стальное лезвие в плоть, ведя им вдоль древка.

Деметриус дёрнулся и громко застонал. Он открыл глаза и уставился на девушку.

- Кто ты?

- С вопросами повременим. Лежи спокойно, сеньор рыцарь. Сейчас твой товарищ извлечёт стрелу - и будет легче. Если больно, то кричи, - сказала она, ласково прикоснувшись маленькой ладонью к щеке раненого.

- Я вас где-то видел, - тихим слабым голосом сказал Деметриус.

Его зрачки расширились и вспыхнули огнём. Потом он сжал зубы и перевёл взгляд на германца.

- Давай, не тяни!

Генрихус, тихо ругаясь в бороду, провернул кинжал в ране, поддел наконечник и выдернул стрелу. Деметриус вскрикнул и снова потерял сознание.

- Ну, что вы стоите? Поднимайте его, - девушка всё ещё держала на коленях голову раненого.

- Стойте, есть ещё одно дело, - остановил мавров германец. Он припал губами к отверстию раны и стал отсасывать из неё кровь, сплёвывая в пыль.

- Если наконечник был отравлен - то яд не мог проникнуть глубоко, - говорил он с небольшими перерывами, задыхаясь и вытирая пот со лба. - Ну, вот. Теперь нужно отнести его в лазарет к госпитальерам. Монахи знают толк в таких ранах.

- Не смешите меня! Эти коновалы способны только отпиливать раненым руки и ноги! А мой лекарь - лучший в этих землях. Он знает сотню способов лечения ран и два десятка противоядий. И не спорьте со мной! Я - королева Иерусалима Иоланта.

- Господи Иисусе! - остолбенел Генрихус и открыл рот.

Рикардо вскочил на ноги и склонился в изящном поклоне, сдёрнув свой новый берет и подметая землю павлиньим пером.

- Берите его! Только осторожно, - приказала носильщикам Иоланта и, не обращая внимания на собравшуюся толпу, которую едва сдерживали солдаты, пошла впереди процессии.

- Эй! - опомнился Генрихус.

Девушка оглянулась.

- Вы, сеньоры, можете навестить раненого дня через два. Я прикажу страже у ворот замка. Вас пропустят.

Любопытные сомкнулись за спинами солдат. Густая пыль скрыла носилки и саму королеву.

Рикардо и Генрихус остались стоять рядом со своими лошадьми и мальчишкой-сарацином.

- Господа рыцари! Купим у вас раненую лошадь, - торговцы мясом, потеряв интерес к покушению на убийство, подступали к ним со всех сторон, потрясая огромными ножами.

- Сними седло и уздечку. Привяжи вещи к седлу моего коня. Подбери оружие и обновки Деметриуса. Отдай им это несчастное животное, - сокрушённо сказал германец растерянному Рикардо.

Спустя несколько минут, обойдя огромную лужу крови, вытекшей из горла прирезанной лошади, они двинулись к цитадели тамплиеров, ведя в поводу своих коней.

«Значит, Иоланта. Король Фридрих называл её Изабеллой, - размышлял германец, накручивая бороду на свой указательный палец. - Клянусь собственной матерью, лица которой я не помню - мой парень приглянулся королеве. Ну и дела! А чёрный рыцарь Жан вместе со своими ашашинами времени зря не теряет. Но как он узнал, что доверенность Фридриха на заключение брака выписана на Деметриуса? Похоже, в Палермо свили гнездо не только шпионы герцога Оттона, но и соглядатаи молодого Бриенна. Я бы на месте Фридриха поостерёгся пока приезжать в Акру, - старый солдат поправил на голове кольчужный капюшон и внимательно оглядел проплывающие мимо крыши домов. -  А ведь Фридрих предвидел такой поворот событий! Бьюсь с дьяволом об заклад, что предвидел! Потому и хотел женить на себе Иоланту по доверенности, подставив под удар подвернувшегося к случаю бродячего рыцаря. Ну, не своих же пажей или придворных отправлять на верную смерть?! А я, старый дурак, губы раскатал от сладких речей короля. Ай, да Фридрих! Умён, как лис. Весь в Барбароссу!»

С нахлынувшей вдруг тоской по годам, проведённым на службе у Монферратов, он стал думать о ране Деметриуса.

«Только бы выжил и не тронулся рассудком от яда. Иначе все мои обещания, данные сеньору Бонифацию, останутся пустым звуком. Никто из древнего рода маркизов не унаследует завоёванное ратными трудами предков. И славное семя уйдёт в землю, чтобы никогда не взрасти».

Подойдя к запертым воротам командорства, он с досады так грохнул кулаком в железной перчатке по дереву, что на землю посыпалась щепа.

- Входи со смирением, брат мой, - с улыбкой на лице встретил его во дворе сержант. - А где же молодой рыцарь?

- Ранен ашашинами, - сокрушённо и немного виновато проворчал германец, отдавая повод служке.

- Вот тебе и персик, - удивлённо протянул тамплиер.

- При чём здесь персик? Ты лучше скажи мне, что тут у вас творится в Акре? Где старый де Бриенн? Я не видел никого из рыцарей. В городе почти нет солдат. Почему королева разгуливает по улицам? Где вся пехота? Мы не встретили ни одного копейщика.

- Бриенна два дня, как нет в городе. На его замок в окрестностях Тира, который охранял подступы к его же оливковым рощам и чечевичным полям, налетела банда отпетого головореза - мятежного барона Рисмера. Вот старик и отправился с рыцарством снимать осаду.

- Хороши же у вас дела, - счёл нужным напомнить о себе Рикардо.

- У вас в Европе или, скажем, в Англии - не лучше. Каждый из графов, имеющих два десятка мечников и свору лучников, не прочь пограбить земли соседа.

- Ты прав, тамплиер. Слишком много развелось бастардов*, лишённых признания и наследства, - согласился Генрихус. - Вот и находят себе покровителей среди знатных сеньоров, которым не привыкать проливать кровь ради наживы и выкупа. Господи, да что же это делается?! Святой Земле нужна твёрдая рука справедливого христианского короля. Откуда взяться благородству у каких-то Бриеннов или у новоиспечённых графов Яффы, Блуа или Аскалона, присвоивших себе громкие титулы? Де Бриенн ле Шатле! - фыркнул Генрихус. - Небогатый сеньор из Шампани, за вредность и скверный характер отправленный королём франков за море в Святую Землю!

- У себя на родине они все были на вторых ролях, - согласился сержант, почесывая затылок. - Сарацины, наверное, радуются, наблюдая из своих песков за сварой между баронами. Ох, чую, добром это не кончится.

- Ничего, вот явится Фридрих - он наведёт здесь порядок, - не выдержал Рикардо.

- Дай Бог, - сержант спрятал хитрые глаза в белёсых ресницах. – Значит, вы - его передовой дозор? - невинно спросил он.

- А хотя бы и так! - вызывающе выкрикнул сицилиец, хватаясь за меч.

- Брось! - остановил его германец. Он схватил Рикардо за плечо и притянул к себе, прошептав прямо в ухо: - Ты, что, забыл приказ Фридриха - держаться тихо и незаметно, пока не вручим де Бриенну перстень короля и доверенность?

- Да ладно вам шептаться, - тамплиер хлопнул германца по спине. - В Акре уже каждая собака знает о разбившейся галере и сицилийцах, появившихся в городе. Ты думаешь, стрелу ашашинов святым духом принесло?

Тамплиер снова усмехнулся, махнул рукой и отправился по своим делам.

- Вот исчадие ада! - выругался Генрихус и отпустил Рикардо. - Давай-ка не терять времени, приятель. Сегодня же начистим оружие, приведём в порядок одежду, а завтра явимся в королевский замок. Чего кота за хвост тянуть?

- Ты, наверное, забыл, что у нас нет больше доверенности? - тихо сказал ему сицилиец.

- Зато у нас есть печать короля, а доверенность - что? Кусок пергамента, написанный королевским писцом. Сходи в город, найди мне купца или клирика, знающего латынь и владеющего стилосом. И не забудь купить пару листов хорошего плотного пергамента. Не торгуйся. Пусть будет дорогим. Хотя бы даже папирусом. Всё-таки ему предстоит стать королевским свитком.

Рикардо понимающе ухмыльнулся, с уважением посмотрел на Генрихуса и молча пошёл к воротам.

Ранним утром ночной сторож торговых рядов, беспечно проспавший рассвет на пороге одной из лавок, наткнулся на труп бродячего монаха в изорванной сутане. Мертвец лежал в сточной канаве, сжимая в одной руке сломанное гусиное перо, а в другой пару бронзовых монет времён Генриха Шампаньского.

- Иэх, милый! Кто же ночью шляется по городу с деньгами? - ворчал страж порядка, разгибая пальцы трупа и вытаскивая из кулака убитого монеты.

 

     Святая Земля. Акра. Королевский замок.

     Два часа пополудни следующего дня

 

- Рана чистая. На молодом человеке, как я видел, была добротная кольчуга. Если бы не она, стрела прошла бы насквозь и задела внутренние жилы. К вечеру должен быть на ногах, а поправится окончательно через неделю.

Старый лекарь - человек с печальными карими глазами в чистой серой плащанице, с клеймом в виде креста на высоком с морщинами лбу - перебирал баночки толстого мутного стекла, где переливались всеми цветами радуги какие-то жидкости. Он время от времени поглядывал на молодую девушку, наблюдающую за лекарем поверх вытканной цветными нитями перегородки. Когда врач закончил возиться с раненым, королева подошла к спящему на широкой кровати молодому человеку, голова которого утопала в подушках. Просторный зал, где стояло ложе, всеми своими открытыми окнами выходил к морю. Ветер, приподнимая полупрозрачные тонкие льняные занавески, пропускал внутрь комнаты яркие лучи солнца, которые вспыхивали тысячами искр в столбиках пыли, поднимающейся от каменного пола.

- Значит, наконечник стрелы был не отравлен? - обернулась к лекарю девушка.

- Кто их знает, этих ашашинов? Может, и был, но признаков действия яда я пока не вижу. Правильно сделал старик-оруженосец этого господина, что высосал кровь из раны.

- Но ты положил под повязку противоядие?

- Ты меня обижаешь, госпожа. Или я не читал трудов великого врачевателя Абу Али ибн Сина*, не говоря уже о свитках Гиппократа? В ране - не только противоядие, но и средство против горячки.

 

 * Абу Али ибн Абдаллих ибн Сина или Авиценна (в латинизированной форме – Avicenna) - средневековый учёный, философ и врач, представитель восточного аристотелизма (980-1037 гг.). Всего написал более 450 трудов в 29 областях науки, из которых до нас дошли только 274.

 

- Хочу услышать твоё мнение о молодом рыцаре, - оторвавшись от созерцания раненого, посмотрела на лекаря королева Иерусалима.

- Изволь. Сложён хорошо. Лет ему не больше двадцати пяти. Плечи развиты. Видно, что много времени посвящает упражнениям с мечом. Руки натружены. Предплечья – с хорошо развитыми мышцами. Парень очень силён. На ладонях мозоли, на пальцах правой руки - тоже. А это значит, что он знает толк в стрельбе из лука. Высок, крепок...

- Да я не об этом, - королева в досаде закусила губу белоснежными зубами.

- Понимаю, - кашлянул лекарь в рукав плащаницы. - Глаза - зеркало души. Он чист и, думаю, ещё не знал женщины. На шее – золотая, довольно толстая цепь с медальоном. Я открыл его, пока рыцарь был без памяти. Внутри - портрет молодой особы женского пола с причёской, которую носили лет тридцать назад. В волосах у неё можно разглядеть корону. Отсюда делаю вывод, что это либо мать рыцаря, либо старшая сестра. А это значит, что он - отпрыск знатного рода. На задней крышке медальона вырезан крест, под которым заметен девиз: «Орёл умирает в полёте».

- От тебя ничего не скроешь, - задумчиво сказала Иоланта.

- Только не говори рыцарю, что его ощупывали руки сарацина, хоть и крещёного. Не приведи Господь, если он окажется истовым крестоносцем, тогда мне несдобровать, - улыбнулся лекарь.

- Я своих друзей не выдаю, - засмеялась королева, прислоняясь бедром к деревянному ложу.

- Вижу, нравится он тебе, - тихо сказал старый сарацин, заметив густой румянец, выступивший на щеках девушки.

- Во всяком случае, он привлекательнее многих баронов, околачивающихся в Акре, Аскалоне и Триполи. Они только и знают, что грабят мелких иудейских купцов да топчут лошадьми свои же собственные поля гречки, охотясь с ловчими соколами.

- Ох, смотри, девочка. Твой отец уже почти устроил твою свадьбу с королём Фридрихом. Сицилиец завалил его письмами с претензиями к твоему приданому. Говорят, что Фридрих тоже молод, хорош собой, да ещё обходителен с дамами, начитан и сам пишет вирши.

- Ха, - пренебрежительно отмахнулась от слов лекаря Иоланта. - Я тайком прочитала одно из писем короля, где он соизволил посвятить мне нечто вроде канцоны*. Вот послушай, я запомнила несколько строк из его писанины:

 

Уже ничто не заставит меня уйти,

Ведь в вашем  прекрасном облике

Столько жизнерадостности.

И чудной свежести.

 

За право видеть только

Одно ваше красивое лицо,

Моя цена – любовь, сулящая много хорошего.

Но некоторые пребывают в мерзости,

Отвергая этот дар Господа.

 

Знатность вызывает сострадание,

Ведь о такой нежной вещи, как любовное желание,

Узнает любой слуга или придворный.

 

И, конечно, хорошо получить в знак

Приязни больше, чем розу,

Потому я самый радостный.**

 

   * Канцона (итал. canzona, буквально - песня) - лирическое любовное стихотворение, первоначально куртуазная песня. Наиболее распространённый и универсальный жанр в поэзии трубадуров.

   **  - строки, действительно принадлежащие перу Фридриха Гогенштауфена.

 

- И что? По-моему, неплохо.

- Может быть, и неплохо - но песни бродячих менестрелей, на мой взгляд, лучше. Открой свои старые уши:

 

За красоту хвалите женщин – им по нутру такая дань,

Но для мужчины это будет так скользко, что сойдет за брань.

Пусть у него отважным, щедрым и постоянным будет дух,

И это третье – постоянство – отличный спутник первых двух.

Послушайте, что вам скажу я, и вы тотчас поймете сами,

Как надобно хвалить мужчину, чтоб не бесчестить похвалами.

В нем человека надо видеть, чтобы его понять сполна.*

 

* Стихи бедного австрийского менестреля Вальтера фон дер Фогельвейде, которому покровительствовал Фридрих Гогенштауфен.

 

- Самовлюблённый женский угодник тот, кто написал это, - тихо засмеялся сарацин.

- Ну и что? Тот, кто хочет, чтобы к нему относились, как к человеку, а не как к железной бочке, посаженной на коня - так же уважительно будет обращаться и со своей возлюбленной.

- Но почему же тебе Фридрих не мил? Высок, красив. Говорят - хороший воин, замечательно образован, знает множество языков, включая арабский.

- Знанием разных наречий на Святой Земле никого не удивишь. Тут все христиане знают, как объясниться с сарацином, греком, франком или папским монахом. А сицилийский король помешан на политике, войне, ловчих птицах и женщинах. Песни менестрелей для него - всего лишь забава. Но тише, - Иоланта приложила палец к пухлым губам цвета спелой вишни. - Молодой рыцарь просыпается. Господи, как он хорош!

- Твой горячий нрав и девичья непосредственность сослужат тебе плохую службу. Остерегись проявлять свою симпатию к этому парню при отце, - тихо воскликнул лекарь.

- Ах, оставь! Отец занят мятежными баронами и эмирами. Ему пока не до меня. Впрочем, как и управляющему замком. Пойду к нему, пока старый цербер не прислал сюда приглядывающих за мной служанок.

Королева задёрнула перегородку между кроватью и остальной частью зала, но потом передумала.

Несмотря на протестующие возгласы сарацина, она порывисто откинула толстую льняную египетскую пелену с изображением скарабеев и лотосов. В следующую секунду Иоланта вновь оказалась возле рыцаря.

Деметриус, блуждавший глазами по комнате и не совсем ещё очнувшийся ото сна, сосредоточил свой взгляд на тонкой изящной фигурке девушки. Та была одета в длинную, белую столу, подпоясанную на греческий манер лентой под высокой грудью. Солнце, когда королева пересекала его лучи, пронзало лучами тонкую ткань, подчёркивая безупречные линии бёдер и живота. Иоланта, увидев глупо-счастливое выражение, застывшее на лице молодого человека, звонко рассмеялась.

- Вижу, тебе уже лучше, - сказала она, присаживаясь на край постели. - Ты проспал от вчерашней обедни всю ночь и всё утро.

- Прости, госпожа. Но я ничего не помню из того, что случилось со мной за это время. Где я, и как тебя зовут?

- Это от настоек и отваров, которыми тебя потчевал мой лекарь. Ты ранен в плечо и находишься в замке королевы Иерусалима.

- Где-где?

- В замке моего отца, а, значит - и в моём.

- О, Святая Дева Мария! Значит, ты Иоланта?

- Конечно. Ещё меня называют Изабеллой в честь бабушки.

Деметриус попытался встать, но девушка пресекла эту попытку, положив ему руку на грудь.

- Лежи, лежи. Тебе ещё рано вставать. Рана может открыться, - Иоланта поправила повязку на груди молодого человека. - Тебя ведь зовут Деметриус?

- Правильно, только откуда ты узнала моё имя?

- Твой старый оруженосец назвал его, вытаскивая стрелу.

- Ах, да! Стрела, ашашины, - вспомнил Деметриус.

Он снова попытался встать. На этот раз ему это удалось. Тонкое шерстяное полотно, которым он был укрыт, соскользнуло на каменные плиты пола, открывая лучам солнца и взгляду девушки мускулистое обнажённое тело. Иоланта притворно ахнула, но глаз не отвела. Деметриус спохватился и потянул на себя полотно.

- Вот дьявол! Кто это меня раздел? - густой румянец разукрасил щёки молодого человека.

- Я и мой лекарь. Кто же ещё?

- Так, значит... - ещё больше покраснел Деметриус.

- Это значит, что я не увидела ничего нового. Всё на месте, как у всех мужчин, даже с избытком, - девушка насмешливо смотрела прямо в глаза рыцарю. - Я ведь с детства имела дело с ранами и покалеченными телами. Частые стычки наших солдат с сарацинами не оставили мне выбора. Я многому научилась в лазарете у госпитальеров и у сарацинских лекарей. Они знают то, о чём только догадываются знахари-христиане.

- Тогда, может, ты будешь столь любезна, что прикажешь принести мою одежду? - злясь на свои смущение и неловкость, попросил Деметриус.

- Твоя старая рубашка безнадёжно испорчена. Кольчуга тоже. Её отдали оружейникам, и ещё неизвестно, как скоро её починят.

- И что же мне делать?

- Можешь ходить голым, - в глазах королевы играли искры лукавства. Её забавляла краска стыда на щеках рыцаря. - Не стыдись наготы. Эллины её не стыдились. Посмотри на греческие вазы, - Иоланта взяла со стола терракотовый кувшин и показала Деметриусу фигуры обнажённых воинов с гребенчатыми шлемами на головах. - Разве ты не был в Константинополе или Риме? Там во дворцах знати до сих пор стоят мраморные статуи древних героев и языческих богов Ахейи.

- Где уж мне? Я - третий день, как из деревни, - рассердился Деметриус.

- Судя по золотой цепи и медальону на твоей шее, этого не скажешь. Да и меч, который лежит вон там, - королева изящным жестом руки указала на табурет в углу, - говорит о многом.

- И о чём, например?

- Он слишком дорогой и искусно выкован, чтобы принадлежать йомену или норманнскому виллану. Да и не похож ты на парня, выросшего где-нибудь на болотах Пикардии в убогой грязной землянке. Итак, кто же ты, Деметриус?

- В таком виде разговаривать с тобой не собираюсь! - молодой человек гордо вскинул голову. Он застыл в позе древнего римлянина, только вместо тоги его руки сжимали на груди концы белого покрывала.

Иоланта снова прыснула в кулак.

- Какой ты смешной сейчас… Ладно. Не буду больше тебя мучить. Твой оруженосец, его зовут Генрихус, принёс тебе рано утром новую одежду и просил от твоего имени аудиенции у королевы Иоланты. Можешь не говорить - я и так знаю, кто ты.

- Кто? - рука Деметриуса непроизвольно сжала медальон.

- Посол короля Сицилии, вот кто!

- И когда же состоится встреча с королевой? – растерянно спросил рыцарь и тут же снова покраснел. Вопрос прозвучал глупо.

- А что, по-твоему, мы сейчас с тобой делаем? - девушка прошла в угол комнаты и подала Деметриусу чистые рубашку, подштанники, кожаные штаны, потом подвинула ногой массивный табурет, на котором лежали камзол, новая сарацинская кольчуга, широкий ремень с перевязью и меч. - Твои лук, шлем и щит лежат в оружейной, - добавила она и отвернулась, давая раненому возможность одеться.

Деметриус, морщась и пыхтя, оберегая повязку на плече, кое-как натянул на себя одежду.

- Может, слуг позвать, чтобы помогли? - спросила Иоланта, исподтишка с интересом наблюдая в зеркало за игрой мышц на руках и груди Деметриуса.

- Обойдусь. Не приучен.

- Ну-ну, - обронила Иоланта. - Можно смотреть?

- Вообще-то, мне нужен твой отец, - вместо ответа сказал Деметриус.

Взгляд королевы стал тревожен.

- С этим придётся подождать. И вообще, что-то странное творится в городе. Твой Генрихус сказал, что улицы словно вымерли. Лавки закрыты, купцы вывели свои галеры в море, благо оно спокойное, сарацины поодиночке и группами покидают Акру, уходя на восток. Иудеи, греки с женщинами и детьми стоят у цитадели тамплиеров и ждут разрешения сержанта войти во двор. Пока монахи выносят им воду и хлеб, горожане делятся с ними слухами.

- Какими? - заинтересовался Деметриус, засовывая свой меч в петлю перевязи.

- А вот сейчас узнаем, - воскликнула Иоланта, высовываясь из окна.

- Эй, Конрад! - крикнула она кому-то и, обернувшись, тихо сказала: - Твой Генрихус уже добрых три четверти часа что-то обсуждает с шателеном замка.

Вскоре за дверью комнаты послышались торопливые шаги. Старый германец показался на пороге в сопровождении невысокого плотного человека в кольчужной рубашке и сером плаще.

- Ну, как ты? Живой? - Генрихус в два прыжка преодолел расстояние от двери до своего воспитанника.

- Чего мне сделается?

- Плечо болит?

- Рука немеет немного, а так вроде всё нормально. Мне сказали, что рана оказалась неглубокая. И спасибо тебе, что вырезал стрелу.

- Ладно. Пустяки. Это ты живуч, словно кошка. Если ты уже на ногах, давай-ка расскажу тебе последние новости.

 Иоланта отошла в сторону и с любопытством стала наблюдать за Деметриусом, прислушиваясь к разговору.

- Похоже, об этикете и наших делах придётся на время забыть, - начал германец. - Де Бриенн с рыцарями застрял из-за пыльной бури где-то между Триполи и Тиром. А сарацины, сотни три или четыре, проведав об этом, стоят за барханами в двух милях от Акры. Все, кто не носит оружия, попрятались по домам, генуэзцы и венецианские купцы оставили свои кварталы и перешли на галеры, торговцы, караванщики и ремесленники разбежались кто куда. Город почти пуст, - Генрихус сорвал шлем с потного лба и грохнул им о стол.

- Я приказал закрыть ворота города, - перебил старика шателен.

- Что толку? - Генрихус вытер лицо краем полотна, лежащего на кровати. - Сколько у тебя солдат, сеньор рыцарь?

- Три десятка пехоты и пять арбалетчиков.

- Вот-вот. И ни одного стоящего солдата, кроме тебя. Одни сопляки, деревенщина, которых наняли на Кипре и платят медяками. С таким войском до подхода де Бриенна нам крепости не удержать.

- Если бы ещё рыцари ордена Святого Иоанна были здесь, - шателен сокрушённо вздохнул.

- Госпитальеры? - воскликнул Генрихус. - Я совсем забыл о монахах! А куда они-то делись? Ведь в городе у госпитальеров, как известно, целый квартал с замком.

- Десять рыцарей ордена отправились с де Бриенном. С ними - целая куча оруженосцев. При монастырском лазарете осталось человек пять престарелых монахов, остальные лекари - при войске.

- А ты разговаривал с тамплиерами? О чём думает этот пьяница - сержант?

- Он - единственный среди них рыцарь. Остальных вызвал в Париж Великий магистр - дьявол его знает, зачем. У них - вечные секреты. Два десятка монахов приняты в Орден месяц назад. Присланы из Пикардии. Хорошо обучены, умеют орудовать копьями и мечами, но, оказывается, у тамплиеров с сарацинами - мирное соглашение. Не удивлюсь, если Орден платит агарянам или наоборот. За последнее время ни один из караванов, сопровождаемый монахами, не подвергся нападению сарацин. Тамплиер уверен, что их цитадель останется цела. Не зря же возле неё собрались те, кто не в состоянии убраться из Акры.

- Жаль. У тебя, сеньор рыцарь, плана города нет?

- Зачем тебе план? Акра с трёх сторон окружена морем. Со стороны залива сарацинам не подступиться. Нужны галеры. Там стены города уходят отвесно в воду, - шателен концом сапога чертил на пыльном каменном полу границы города.

- Всё равно, тридцать человек на всю протяжённость линии обороны - этого недостаточно. Сарацины могут подступить к стенам в любом удобном для них месте. У нас лишком мало сил, - возразил ему германец.

- Постой, - воскликнул Деметриус. – А я? А Рикардо?

- Ты сам подумай: даже, если солдат поставить в пределах видимости на глазах друг у друга, а мы втроём будем защищать надвратную башню - сарацины могут проникнуть в крепость ночью по верёвкам в других местах. Город - немаленький. Рва нет.

- Кое-где стены только что отремонтировали, кладка ещё сырая, - снова подал голос шателен.

- Вот именно, - Генрихус посмотрел на королеву и тяжело вздохнул.

Он слишком хорошо знал, что бывает с женщинами после взятия крепостей.

- Стойте! - сказал Деметриус и повернулся к шателену замка. - У тебя, сеньор рыцарь, тюрьма есть?

- А как же без неё?

- Кто там сидит, сколько человек и за что?

- Десяток дезертиров, соскучившихся по дому и пойманных в трюмах галер, нищих сарацин штук пять из обращённых. Их поймали на рынке за воровство. Два тамплиера, срезавших с плащей кресты и пытавшихся оставить Святую Землю. Наш дозор взял их в двух днях пути к северу от Акры...

- Можешь не продолжать, веди в подземелье! - решительно сказал Деметриус и, хлопнув по плечу германца, пошёл к дверям. Все, кроме королевы, поспешили за молодым человеком.

Иоланта осталась одна.

- Мужчины! – полунасмешливо-полупечально вымолвила она и села на подоконник, наблюдая из окна за происходящим во дворе.

Тюрьма Акры оказалась довольно обширной пещерой, вырубленной в скальной породе фундамента крепости. Если бы не смрад и темнота, это место показалось бы раем в любой жаркий день. Но прохлада под каменными сводами не могла бы послужить пристанищем ангелам. Помещение было разделено на тесные клетки, где заключённые выглядели оборванными чёрными дьяволами.

- Пусть выведут дезертиров, сарацин и тамплиеров, - попросил шателена Деметриус.

Тот повторил приказ двум стражникам, стоящим наготове и ждущих указаний.

Через пять минут кучка людей в разношёрстных лохмотьях стояла нестройной шеренгой перед рыцарем. Тот, не теряя времени, подошёл к двум измождённым людям, на плечах которых болтались остатки грязных белых плащей.

- Тамплиеры?

- Они самые, - сказал один из бывших монахов.

- Почему вас держат здесь, а не в цитадели Ордена?

- Наш сержант поклялся, что все мы уже отлучены от церкви, поэтому ни один из дезертиров не переступит порог командорства на Святой Земле. Вот и сидим тут, ждём прокуратора из Парижа.

- Ладно. Теперь все слушайте меня, - выкрикнул Деметриус, обращаясь к узникам. - Банда сарацин - всадников триста - вот-вот будут у стен Акры. Гарнизона в городе нет. Всех солдат забрал с собой де Бриенн на помощь приморским замкам, осаждённым бродячими шайками греков-византийцев и мятежных франков.

- Скажи лучше - сеньор Акры отправился грабить соседей, графов Тирских и Сидонских, креста на него нет, - тихо, сквозь зубы процедил один из монахов Ордена.

- Бог ему судья, - поднял руку Деметриус. - Но мы-то с вами - здесь. Если сарацины ворвутся в город - никому не поздоровится. Что успеют - разграбят, что не успеют - то сожгут к приходу де Бриенна. Купцы отвели свои галеры от причалов, горожане попрятались по домам. У обители тамплиеров полно женщин, стариков и детей. Стены там низкие и долго не выдержат. Начнётся резня, неверные не пощадят никого, даже вас: дезертиров, воров и разбойников. Кто пойдёт со мной - получит прощение и щедрую награду. Возьмёте всё, что найдёте на убитых вами сарацинах. Разбогатеете - купите себе свободу и места на купеческих галерах. Уйдёте, куда глаза глядят, или куда скажете кормчим.

- Без обмана? - выступил вперёд высокий худой парень в лохмотьях, которые раньше были кожаной рубахой.

- Ты кем был прежде? - спросил его Деметриус.

- Лучником.

- А ты? - повернулся рыцарь к другому узнику.

- Пехотинцем, копейщиком.

- Арбалет держал в руках?

- Было дело.

- Так чего вы все здесь прохлаждаетесь? Если поможете защитить Акру, клянусь Господом, нашим Спасителем: кто захочет потом уйти - тех отпущу с деньгами.

- Слово рыцаря? - вышел из кучки людей измождённый человек в чёрном рваном тюрбане.

- Слово! - крикнул Деметриус, выхватывая свой меч и поднимая его рукоятью вверх. - Клянусь своей честью и этим распятием!

 

Через час, вооружив заключённых и оставив их в казармах под присмотром Рикардо, Деметриус стоял на одной из башен Акры. Рядом, подпирая плечами зубцы, расположились  германец и мессир Арнаульд - шателен замка.

- Ты рискуешь, сеньор рыцарь, - Арнаульд с сомнением покачал головой. - Да и мне, старику, головы не сносить за самоуправство. Виданное ли дело - выпустить преступников!

- Ты сомневаешься, что они будут сражаться?

- Не в этом дело. Если взяли оружие и поклялись - уже никуда не денутся, - старый воин посмотрел вниз, где бывшие заключённые чистили выданные им мечи. – Де Бриенн может вернуть их обратно в подземелье.

- Это если парни в живых останутся. Видел многих я таких безнадёжных, когда война их припирала к стенке, - вмешался германец. - Дерутся, как одержимые. Запах свободы и надежда придают человеку сил и храбрости.

- Я не об этом, - шателен огладил седую бороду. - Вернётся де Бриенн - будет недоволен нашим самоуправством.

- До прихода регента нужно ещё дожить, - тихо сказал Деметриус и выставил вперёд руку. - Смотрите!

Далеко в степи над низкорослыми оливковыми пальмами появилось облако пыли. Приближаясь, оно постепенно распадалось на точки, которые вскоре выросли в фигуры отдельных всадников. Потом верховые слились в плотную шеренгу, охватывающую город. Засверкали солнечные блики на пиках и шлемах. Вскоре стало возможным различить зелёные знамёна и значки на древках пик.

- Вот они! - воскликнул шателен. - Дожидались вечера. Что ж, жара спала - можно и повоевать, - старый рыцарь поспешил к своим солдатам.

- Вряд ли они сегодня будут атаковать, - сказал Генрихус.

- Почему?

- Слишком уверены в своей силе. Это раз. Наверняка знают, где рыцари де Бриенна - и не опасаются удара с тыла. Это два. У них нет лестниц, а есть две баллисты, - германец указал рукой на цепочку верблюдов, тащивших деревянные брусья и перекладины.

- А их ещё надо собрать, - закончил Деметриус.

- Правильно. За ночь не спеша соберут. Сначала закидают город горшками с горящим маслом. Им без пожара и паники никак не обойтись. Да и крыши домов - сухая солома. Если будет с утра ветер - огонь быстро выкурит серых мышек из нор и щелей. Легче будет грабить. А вот потом уже примутся за ворота. Но старое дерево сарацин долго не удержит. К тому же они лазают, как кошки. Не удастся взять нас завтра утром - следующей ночью по верёвкам проникнут в город.

- У тебя план есть? - спросил старика Деметриус.

- Нужно поставить людей с арбалетами над воротами.

- Сарацинские лучники их быстро собьют.

- Ты прав. Долго нам не продержаться.

- Вот дьявол! - выругался Деметриус. - Слушай, а что если... - рыцарь задумался.

- Ну, говори уже, не томи.

- Наверняка в городе есть подземный ход, ведущий за стены. Зови-ка сюда шателена.

Генрихус всё с большим уважением и любовью посматривал на своего воспитанника. Он, ещё не зная плана Деметриуса, одобрительно хлопнул его по спине и стал спускаться со стены.

Рыцарь поморщился от боли в раненом плече и отвернулся, рассматривая подъезжающих всадников. За первой шеренгой сарацин мелькнул знакомый чёрный плащ и выкрашенный чёрной краской шлем с чёрным пышным плюмажем.

 

- В замке осталось с десяток худосочных сарацинских лошадей. Нет ни одного рыцарского боевого коня, - шателен вёл за собой Деметриуса к конюшне.

- А мне не нужны тяжеловесы. Я не собираюсь с копьями наперевес атаковать неверных. Так ты говоришь, что подземный ход достаточно широк?

- Да, если вести лошадок в поводу - окажетесь в тылу у агарян.

- Тогда вели седлать вот этих пятерых, - сказал Деметриус, по очереди оглаживая отобранных коней.

Он нагнулся возле каждого и проверил копыта, сухие тонкие ноги и животы скакунов. Потом, оставив шателена в конюшне, поспешил к германцу, который уже выстроил в шеренгу бывших узников тюрьмы.

- Я нуждаюсь в пяти лучниках, - обратился к ним рыцарь.

Вперёд вышли четверо сарацин и англичанин в разорванной кожаной рубашке.

- Идите за мной!

Тесной группой, обходя суетящихся солдат гарнизона, таскающих на стены корзины с камнями, горшки с маслом и связки копий, люди Деметриуса направились в арсенал.

- Выбирайте себе луки. Запас стрел уже в связках. Привяжете всё к сёдлам лошадей. Да смотрите, не дай вам Бог измять или сломать оперение!

Английский лучник выбрал себе длинный лук, попробовал гибкость толстого древка и одобрительно кивнул:

- Вот этот по мне.

Сарацины подошли к лукам средней длины и тут же стали натягивать тетиву.

- Я бы пока этого не делал. Тетива ночью отсыреет, и дальность полёта стрел будет уже не та, - сказал им Деметриус.

- Если что-то пойдёт не так или мы потеряемся в суматохе драки - ты будешь у сарацин за старшего, - хлопнул он по плечу англичанина.

Тот молча кивнул головой.

Стрелки вышли во двор, уже освещённый факелами, и вслед за Деметриусом направились к лошадям.

Возле них уже стоял мессир Арнаульд с двумя солдатами.

- Веди, - коротко бросил шателену Деметриус.

Старый рыцарь перекрестился и поманил всех за собой. Копыта лошадей, утопая в пыли узких улиц квартала госпитальеров, тихо щёлкали о камешки, попадавшиеся на пути. Пройдя по лабиринту переулков, шателен вывел отряд к небольшой, закрытой на висячий замок часовне, примыкающей к монастырю Святого Иоанна Иерусалимского. От стены отделилась тень. Навстречу воинам вышел старый монах-госпитальер. Он достал из-за пояса ключ, открыл двери часовни и скрылся внутри. Солдаты с факелами и все остальные приготовились последовать за ним.

- Заводите лошадей, - послышался голос монаха.

Деметриус взял повод своего коня из рук англичанина и шагнул под своды часовни. В дальнем углу зала между двух колонн, поддерживающих низкий свод притвора, стоял госпитальер. Дождавшись, пока все соберутся возле него, он незаметным движением нажал одну из деревянных резных панелей, составляющих панно с изображением рождества Иисуса Христа. Громко щёлкнула то ли пружина, то ли скрытый рычаг. Каменная плита, к которой крепилось панно, с громким скрипом отошла в сторону, и глазам изумлённых солдат открылся проём со ступенями пологой лестницы, ведущей в подземелье.

- С Богом, - сказал шателен и кивнул своим солдатам.

Те передали факелы лучникам Деметриуса. Бывшие заключённые перекрестились и, придерживая лошадей, по одному исчезли в пасти подземного хода.

 

     Четыре часа спустя.

     Где-то в окрестностях Акры

 

Первые лучи восходящего Солнца бросили длинные языки теней на цепочку барханов в двух милях от города. С одинокого дерева у подножия одного из высоких холмов, испугавшись внезапного чужого здесь звука, взлетел гриф. Покружив над барханами, он сел неподалёку от дерева на скелет лошади и принялся счищать с костей жалкие высохшие остатки мяса. Новый посторонний звук заставил его поднять голову и расправить крылья. Колючий куст, вросший в почву на склоне холма, зашевелился. Вниз посыпались сначала песок, потом мелкие камни, и, наконец, на месте куста образовалась воронка, куда с тихим шелестом ушла сухая земля. Змея, выползшая из-под камня, чтобы полежать на ещё нежарком солнышке, свернулась в кольцо, а потом - от греха подальше - скрылась в куче скальных обломков.

Две руки в железных перчатках высунулись из только что образовавшегося отверстия и стали расширять его. Вскоре из дыры показалась голова в шлеме, потом плечи и туловище человека в грязной кольчуге. Через десять минут отверстие увеличилось настолько, что через дыру в скале перепачканные пылью люди смогли выводить лошадей.

- Где это мы, Матерь Божья?! - воскликнул английский лучник, поднимая руку для защиты от косых лучей солнца.

- Тише! - зашипел на него Деметриус. - Успокойте коней и приготовьте луки. Забросайте подземный ход землёй, поставьте на место куст и присыпьте всё сухим песком. Я поднимусь на холм, посмотрю, где крепость и сарацины. А ты, - рыцарь оглядел английского лучника, - иди за мной.

Оступаясь на сыпучем песке, два человека забрались на вершину бархана. Солнце, оказавшись у Деметриуса за спиной, позволило ему рассмотреть на западе стены Акры, шатры сарацин, подковой охватившие город, чёрное пятно табуна рассёдланных коней и казавшиеся тонкими палочками брёвна катапульт, вокруг которых суетились люди, похожие сейчас на муравьёв.

- До сарацин - тысяча шагов, не больше. Двадцать воинов возле катапульт, остальные ещё спят. Ну, что - со скольких шагов попадёшь в цель? - спросил Деметриус лучника.

- Чтобы пробить кольчугу из своего лука - с пятисот попаду.

- А если в голову?

- С трёхсот, - уверенно ответил англичанин.

- Тогда сделаем так. Вон видишь оливковую рощу? От неё до катапульт шагов двести-двести пятьдесят. Подъехать туда скрытно можно. Тропу среди развалин разглядел?

- Видел. Головешки среди камней ещё дымятся. Не завидую вилланам. Выкупа с них не возьмёшь - значит, убили их сарацины. Господи! Всё, как у нас в доброй старой Англии! Графы грабят земли друг друга, а после них остаются головешки хижин да трупы.

- Хватит болтать. Пошли!

Они спустились вниз, сделали знак своим товарищам – следовать за ними, сели на коней и, скрываясь в тени барханов, выехали на тропу. Всей группе удалось незаметно достичь рощи. Оставив лошадей привязанными к пальмам, стрелки сняли с сёдел мешки со стрелами, натянули тетиву на луки, надели их через головы и крадучись поползли к кустам, служившим оградой для оливковых деревьев.

Английский лучник, разрезав связку стрел, воткнул наконечники в землю у своих ног. Остальные солдаты, глядя на него, последовали хорошему примеру, полагаясь на богатый опыт стрелка.

Деметриус ещё раз проверил натяжение тетивы своего боевого лука, который не уступал в длине луку англичанина. А тот, дожидаясь команды, с любопытством рассматривал серебряную пластину и белые рога с насечками на древке оружия командира.

- Что смотришь?

- Сдаётся мне, что этот лук сделан у нас на Острове, - тихо засмеялся английский лучник.

- Это точно, - сказал Деметриус, накладывая стрелу и поднимая лук.

- Встали в шеренгу, готовься. Выцеливай! Стреляй! - выдохнул Деметриус и разжал пальцы, отпуская в полёт стрелу.

Он почувствовал лёгкий хлопок бечевы по левой руке, мгновенную ласку оперения и тут же выхватил из земли следующую стрелу.

Первые стрелы ещё пели воздуху свою тонкую песню, а на поиск целей уже пошли следующие.

Сарацину в ста шагах от них, связывающему вместе две жерди, стальной наконечник вошёл в неприкрытый затылок. От удара он рухнул ничком, жерди выпали из рук и со стуком покатились по сухой земле. Ещё одному воину стрела попала между лопаток. Третьему, обернувшемуся на звук, наконечник пробил кольчугу. Оперение ещё дрожало, когда он, падая на колени, попытался схватить трепещущее древко, но следующая стрела английского лучника вошла ему в правый глаз. Две минуты стрельбы, тихие вскрики и всхлипы агарян. Тугие, чавкающие удары наконечников, входящих в плоть, звуки падений и тихий звон кольчуг, стоны умирающих не разбудили вражеский лагерь. Вскоре два десятка мёртвых тел лежали на утоптанной сапогами площадке, где собирались катапульты.

Деметриус, опустив лук, смотрел в сторону ворот цитадели. В миле от места бойни часовые сарацин у костров даже не повернули головы к роще.

- Если и есть у них дозоры в пустыне, а они должны быть, - сказал англичанин, разглядывая из-под ладони стены крепости, - то нам повезло. Могли бы наткнуться на нечестивых.

- Кто их знает? Может, еретики так уверены в себе. Может, они знают, что нам помощи ждать пока неоткуда - и поэтому выставили часовых только вокруг города?

Деметриус взмахнул рукой, призывая своих стрелков отступить к лошадям.

- Уходим, пока нас не обнаружили.

- Вот удивятся тюрки, когда проснутся, - тихо засмеялся англичанин.

- Тише! Четыре наших стрелка - они ведь тоже сарацины.

- Так ведь они обращённые, - скосил глаза в сторону лучник.

- И всё же - держи язык за зубами.

Они сели на лошадей и вскоре вновь оказались на тропе.

- Нам бы лучше спрятать животных в развалинах деревни и самим здесь пересидеть. Через полчаса сарацины протрубят тревогу. В песках они быстро найдут нас по следам. А здесь - вряд ли, - англичанин показал на тропу, утоптанную множеством копыт и похожую на панцирь черепахи.

- Ты прав. Вряд ли они сунутся на пепелище. Поехали.

Всадники, петляя между обломками хижин и землянок, нашли подходящее место, завели коней в развалины и стали обустраивать себе укрытие среди остатков глинобитных стен.

 

Чёрный Жан, сын старого де Бриенна, проснулся от резкого звука камышовой дудки. Эта боевая труба сарацин вопила так, будто резали свинью.

Рыцарь вскочил, схватил свой меч и, как был, босым, в одной тонкой льняной рубашке выскочил из палатки. По лагерю носились одиночные всадники, ржали испуганные кони, бегали пешие воины, потрясая клинками и короткими охотничьими луками.

- Неверные собаки! - мимо промчался предводитель ашашинов, изрыгая проклятья.

Увидев де Бриенна, он осадил коня.

- Что случилось, Абу-Али?

- Часовые проспали вылазку неверных. Есть убитые.

- Сколько?

- Два десятка плотников мертвы.

- Твои воины целы?

- Целы.

- Не сожалей о кочевниках. У меня хватит золота набрать в окрестностях Дамаска новых.

- Жалеть дураков - не в моих привычках. Но почему ты мне не сказал, что в крепости есть хорошие лучники?

Де Бриенн, шагая рядом с конём ашашина, почесал лоб рукоятью меча.

- Клянусь распятием и плотью Господа нашего: почти все солдаты ушли вместе с моим отцом.

- Исса - всего лишь пророк. Нет бога, кроме Аллаха! - воскликнул сарацин.

- Не спорю. Но при чём здесь лучники?

- Я покажу тебе, иди за мной, - зло проговорил сарацин и толкнул коня каблуками сапог.

- Видишь? – Абу-Али легко перегнулся с высокого седла и выдернул из глаза убитого плотника стрелу. - Смотри. Длинное древко, массивный тяжёлый наконечник. Такими не стреляют из арбалетов или охотничьих луков. Сколько, по-твоему, до стен? - он показал плетью на ворота крепости.

- Шагов четыреста.

- Вот именно. С такого расстояния только из больших английских луков можно попасть человеку в глаз.

- Может, случайно?

- Не думаю.

- Тогда почему твои часовые проспали стрелков?

- Не знаю. Они говорят, что не сводили глаз от стен и ворот.

- Они бы и дьявола не увидели между бойницами. Наверное, спали, как куры на насесте в холодную погоду!

- Я уже приказал отрубить пару голов. Остальные теперь будут осмотрительнее.

- А что с катапультами?

- Они целы, но нужно закончить сборку.

- Тогда поторопи воинов. Я плачу вам не за то, чтобы вы прохлаждались. Нельзя терять времени. Мне нужны посланники Фридриха и приданое моей сестры.

- В каком виде тебе нужны сицилийцы?

- Я не буду скорбеть, если увижу их мёртвыми.

- Тогда - через два часа начнём метать горшки с маслом! - выкрикнул ашашин, разворачивая коня.

Молодой де Бриенн, постояв немного и понаблюдав за сборкой катапульт, отправился в свою палатку.

Мальчишка-оруженосец помог ему облачиться в кольчугу, натянуть штаны, привязать к груди и плечам тонкие пластины дамасской стали, надеть кольчужные чулки и закрепить на поясе меч.

- Подай тюрбан и сарацинский плащ, - приказал он парню, с сожалением посмотрев на чёрный шлем с плюмажем.

Через несколько минут рыцарь верхом объезжал город, осматривая стены. Он считал топхельмы, которые смог разглядеть между зубцами.

   - Человек тридцать, не больше, - бормотал он сквозь зубы. - Как я и ожидал. Будь у меня лестницы и людей чуть больше - к обедне я был бы в городе.

«Вот дьявол, надо было переодеть два десятка сарацин крестоносцами - тогда бы я въехал в Акру через открытые ворота. Но где мне было взять столько трупов, чтобы содрать с них одежду?» - думал де Бриенн.

Тем временем метательные механизмы удалось собрать. Сарацины подвели к ним лошадей, привязали к сёдлам верёвки и пропустили их через скобы, вбитые в дерево катапульт. Теперь предстояло подтащить осадные машины чуть ближе к стенам, чтобы горшки с горящим маслом достигли крыш домов.

- Пожар отвлечёт внимание солдат. Им придётся вместе с горожанами тушить огонь, а мы тем временем попытаемся пробить секирами ворота, - объяснял свой план главарю ашашинов Чёрный Жан.

- А если нас закидают камнями или зальют горячей смолой?

- Составим из щитов черепаший панцирь. Он защитит нас от арбалетных стрел, а под выступом башни камни и смола уже не страшны.

Пока сарацины готовились к штурму, Генрихус наблюдал за приготовлениями осаждающих. Он почти не спал всю ночь и видел, как падали сарацины, собиравшие катапульты.

«Значит, план моего парня удался, - думал он. - Врагов стало меньше и, похоже, никто из них не понял, откуда прилетели стрелы. Теперь дело за нами. Но долго мы не продержимся. Если в городе начнётся пожар и если у сарацин есть верёвки и крючья - они ворвутся в город к вечеру», - старый вояка сложил ладонь козырьком и оглядел далёкие барханы.

- Нужна ещё одна атака с тыла. Пусть сарацины думают, что помощь близка. Ну, где же ты, Деметриус? - шептал он, щуря глаза и прикрывая их ладонью от лучей уже высокого солнца.

Молодой рыцарь, дремавший в углу полуразвалившейся хибары, открыл глаза. Ему только что приснилась Иоланта. Её лицо было освещено огнём, а красивые губы приоткрылись в беззвучном крике.

- Эй! Вставайте лежебоки, - он вскочил на ноги и стал несильными пинками поднимать с земли своих товарищей. - Давайте-ка сделаем ещё одну вылазку! Выводите лошадей.

- Что за спешка? - проворчал англичанин. - У меня вся спина болит.

- Это оттого, что ты давно не стрелял из лука. Мышцы заросли жирком.

- Какой там жирок на тюремной баланде?

- Довольно валяться! Бери свой лук! Сарацины не любят ждать у моря погоды. Если мы не ударим им в тыл до полудня - обедать они будут в замке де Бриенна.

Солдаты, подобрав с земли оружие, влезли на лошадей и выехали на тропу.

- Сделаем так. Мы с англичанином... Кстати, как твоё имя?

- Робин.

- Хорошо, мы с Робином снова спрячемся в роще. Вы, - Деметриус обернулся к своим сарацинам, - на полном скаку пролетаете за спинами осаждающих, осыпая их стрелами. Постарайтесь отсечь прислугу от катапульт, а остальных сарацин - от коновязей.

Рыцарь на мгновение задумался и тут же указал пальцем на одного из своих стрелков:

- Ты! Оберни наконечники своих стрел сухой травой. Если удастся подпалить дерево метательных машин - это заставит их снова отложить приступ. А мы с Робином будем выбивать командиров. Сигнала не ждите. Как будете готовы, атакуйте. Всё, поехали!

Всадники, почти не таясь, въехали в рощу. Там они разделились. Сарацины не спеша, пригибаясь к холкам лошадей, направились влево, а Деметриус с Робином стали готовить позицию для стрельбы. Снова воткнув наконечники стрел в землю, окружив себя этаким частоколом, они крепче взялись за луки.

Спустя некоторое время они услышали топот коней и заметили, как слева из рощи выскочила четвёрка верховых. Агаряне, прилаживающие в ковшах катапульт горшки с зажжёнными фитилями, обернулись и, увидев грязные халаты и тюрбаны, снова занялись своим делом. Первый горшок, дымя фитилём, ушёл в небо и разбился о стену, разбрызгивая в стороны пламя и капли горящего масла. Вторая катапульта не успела выстрелить. Прислуга, услышав сзади свист стрел, пригнулась и бросилась наутёк. Горшок, лежавший в ковше одной из катапульт, разорвало. Огонь брызнул в спины убегавших наёмников де Бриенна. Канаты и сухое дерево механизма охватило пламя.

- Давай! - крикнул Деметриус и поднял лук. Две стрелы со стоном ушли вверх и настигли двух агарян, пытавшихся остановить бегущих. Две следующие выбили из сёдел двух всадников, появившихся со стороны коновязи. Через минуту Деметриус перестал считать стрелы, а посылал их, почти не целясь, во врагов, метавшихся в узком пространстве между оливковой рощей и рвом крепости. Многие пытались прорваться к лошадям, но христиане-сарацины догадались спрятаться в табуне и расстреливали подбегавших врагов почти в упор. В скором времени испуганные криками и пламенем кони отряда де Бриенна порвали поводья и, ломая временные коновязи, бросились в степь. Солдаты Деметриуса оказались беззащитными мишенями для арбалетов группы сарацин в чёрных халатах. Стрелки растерянно заметались возле корзин и мешков с овсом, прикрываясь круглыми маленькими щитами.

- Целься в чёрные плащи! - крикнул Деметриус Робину, посылая в сторону ашашин стрелу за стрелой.

«Господи! Сделай так, чтобы стальной английский наконечник нашёл сердце Чёрного Жана!» - молился Деметриус.

Он уже не видел перед собой отдельных целей. Годы тренировок довели его действия до автоматизма. Стрелы, подчиняясь силе предвиденья, внутренней энергии и интуиции опытного стрелка, казалось, сами находили плоть врага.

Боковым зрением рыцарь заметил, как ворота крепости отворились. Через сухой в это время года ров опустился мост, и за стены вырвалась крестоносная конница. Белые плащи взмыли над тускло блестящими кольчугами. Копья опустились вниз. Впереди на мощных высоких лошадях, образуя остриё клина, скакали Генрихус и рыцарь в кольчужном капюшоне. На щите у него поверх железных пластин алел нарисованный красной краской крест.

- Тамплиеры! - крикнул Деметриус англичанину и отбросил в сторону лук.

Азарт боя захватил его. Он бросился к своей лошади и забрался в седло. Выхваченный клинок блеснул на солнце. Не заботясь о том, следует ли за ним Робин, молодой рыцарь  пустил коня наперерез одинокому всаднику в чёрном плаще. Но тот, имея более быструю лошадь, уходил по тропе, огибавшей рощу.

«Мне его не достать», - подумал Деметриус, сожалея о брошенном луке.

В тот же самый миг близко над головой пропела стрела, и чёрный всадник, поражённый в спину, стал вываливаться из седла. Деметриус оглянулся и развернул своего коня. Английский лучник отбивался от трёх ашашин, застигнувших его врасплох во время стрельбы. Он слабел на глазах, раненый в плечо и правую ногу. Деметриус сдавил бока лошади коленями и бросился на помощь. Но опоздал. Лучник уже опустился на землю, подставляя под беспорядочные удары вражеских мечей попавший ему под руки сарацинский круглый щит. Деметриус грудью коня опрокинул одного из нападавших. Другого полоснул мечом по шее, а третьего оттолкнул сапогом и достал концом клинка, вошедшим с чавкающим звуком прямо сарацину в лицо.

- Ты как, Робин?

- Езжай, - англичанин слабо махнул рукой, пытаясь подняться, но снова упал на бок, зажимая рану на животе, из которой тугими толчками на кольчугу выходила кровь.

Деметриус посмотрел в меркнущие глаза лучника и развернул лошадь на облако пыли и шум схватки.

Человека в зелёном тюрбане, засевшего среди дымящихся обломков катапульты, пытались достать копьями несколько тамплиеров. В ногах у агарянина лежали убитые им стрелки Деметриуса. Вражеский воин, подставляя под удары щит, задрапированный чёрной рваной тканью, что-то кричал. Но рана на щеке мешала ему выплёвывать слова. Деметриус подъехал ближе. Сержант тамплиеров и Генрихус обернулись на стук копыт.

- Ты не ранен? - германец, торопливо спешившись, ощупал ноги своего воспитанника, заляпанные кровью.

- Это - чужая, - отмахнулся от него рыцарь.

- Господи! - голос сержанта заставил их поднять головы. - Это же молодой Жан! - воскликнул тамплиер, указывая на щит отбивающегося сарацина. 

Драпировка многократно пробитого щита окончательно разорвалась, и взглядам открылся герб де Бриеннов - стоящий в лазурном поле на задних лапах лев.

- Святая Дева Мария! – прошептал старый германец.

«Вот он - чёрный рыцарь», - подумал Деметриус, подъезжая ближе.

Только теперь, когда стих шум битвы, стало понятно, что кричал де Бриенн.

- Скоты! Ублюдки! Я - будущий король Иеруасалима. Вы ответите за эту бойню!

- Осторожнее, сеньор. Ты оскорбляешь рыцарей, - крикнул ему сержант тамплиеров.

- Пошёл ты к дьяволу, монах!

Изо рта де Бриенна брызгала кровь и пена.

- Вы все дадите объяснения моему отцу, почему не открыли ворота передо мной!

- Это ты дашь мне ответ: за какой надобностью ты оказался среди сарацин и пытался проломить закрытые перед еретиками ворота? - сказал Деметриус.

Де Бриенн, потеряв остаток сил, сел на бревно, подвернувшееся под ноги.

- Не твоё дело, щенок!

- Жан де Бриенн! Я объявляю тебя пленником сицилийской короны. Заберите у него меч! - приказал Деметриус.

- Сынок! Ты, того, не слишком ли? - сержант подъехал вплотную к молодому рыцарю.

- Ты слышал меня, Генрихус? Забери у сына короля оружие.

Германец, с одобрением взглянув на своего воспитанника, пошёл к де Бриенну. Тот с трудом поднялся и попытался сломать меч об колено. Но из этой затеи ничего не вышло.

- На, подавись! - он швырнул клинок в пыль. - Это ты смелый, пока все бароны ждут здесь появления армии Фридриха, но ещё не вечер. Я поквитаюсь с тобой, молокосос! - де Бриенн сплюнул под ноги коня Деметриуса.

- Я так понимаю, что это вызов, - вскинул голову молодой рыцарь. - Вы свидетели, мессиры.

Сойдя с лошади, Деметриус подошёл к своему пленнику вплотную и посмотрел ему в глаза.

- Видит бог, я не искал этой ссоры. Но, если сеньор граф желает...

- Граф де Гин, будущий король Иерусалима желает, - снова выплюнул на сапоги Деметриусу густую слюну с кровью де Бриенн.

- В любое время, в любом месте.

- Ладно, хватит обмена любезностями! - сурово сказал Генрихус, подталкивая де Бриенна к подведённой лошади. - Поехали. Здесь нам больше делать нечего.

Он окинул взглядом поле, усеянное трупами сарацин, обломками копий, стрел, мечей, залитое кровью. Его конь наступил на кучку человеческих внутренностей.

- Среди тамплиеров есть убитые? - спросил Деметриус у сержанта.

- Нет. Есть несколько раненых, но легко.

- Тогда подберите моих людей и похороните с честью.

- Отпоем, всё чин по чину, - ответил сержант, трижды перекрестившись.

 

     Акра. Вечер того же дня

 

На закате, когда ветер с моря распростёр свои прохладные крылья над городом, когда зной смирился перед неизбежностью забиться глубже в трещины крепостных стен и затаиться под соломенными кровлями домов, когда непостижимым образом улицы снова наполнились людьми; открылись пекарни, чтобы торговцы хлебом смогли заняться утренней выпечкой. Когда на постоялом дворе Аль-Умдана зазвучали голоса кормчих с венецианских и генуэзских купеческих галер, вернувшихся вместе с командами на берег, когда, несмотря на поздний час, поднялись решётки на дверях лавок менял, уповавших на то, что солдаты принесут с поля боя добычу в обмен на серебро и бронзу монет; шателен замка - мессир Арнаульд; послы Фридриха и сержант тамплиеров засели в одном из помещений крепости, чтобы изучить список взятых трофеев.

- Не понимаю. Пяти часов не прошло, как закончилась битва - а сарацинские купцы и лавочники уже в городе, - смеялся в бороду Генрихус.

- Иудеи тоже повылазили из своих щелей. Лавки менял открыты, а ростовщики зазывают к себе солдат гарнизона, - сказал тамплиер, не отрывая взгляда от листа дешёвого пергамента. – Значит, так, слушайте! У рощи собрали: сотню мечей - из них два десятка очень неплохих; десяток целых, без дыр длинных кольчуг, пригодных для конного боя; пять коротких кольчужных рубах и восемьдесят щитов; пятьдесят две пики, сорок сломанных лёгких метательных копий. Если заменить древки - то будут, как новые.

- Кольчуги принадлежали ашашинам? - спросил Деметриус.

- Кроме них - больше некому. Когда трупы раздевали, на плечах убитых виднелись характерные рисунки скорпионов и змей, - шателен повёл рукой, изображая движением кисти нечто ползущее. - Остальные сарацины – простые крестьяне.

- А куда подевались пленные?

- Пленных сегодня не брали. Моя конница вошла в раж и вырубила агарян, словно кусты вереска на древки для стрел.

- Сколько денег было у ашашин, хотел бы я знать? - забирая из рук сержанта пергамент, спросил Генрихус.

- С командира - того, который, если бы не английский лучник, ушёл бы в степь - сняли мешочек с золотыми динариями, - ответил тамплиер. - У остальных в поясах нашли в общей сложности сорок мелких бронзовых монет, - сержант достал из корзины, стоящей рядом на лавке, небольшой кожаный мешок.

- А в палатке у молодого де Бриенна? - не унимался германец.

- Там взяли шкатулку со свитками, в которой устроено второе дно.

- Слушай, не томи, сколько мы всего взяли золота?

- Тридцать динариев ашашина и сто золотых солидов в шкатулке Чёрного Жана.

- Знатно! - воскликнул Генрихус. - Вот это трофеи! Давайте делить.

- Оружие, взятое на поле боя в Святой Земле, принадлежит королю Иерусалима, - встал с места шателен.

- Никто и не спорит. Забирай, сеньор рыцарь. Тебе, а не нам давать отчёт старику де Бриенну, - хитро улыбнулся Генрихус. – А вот что касается монет - о них знаем только мы четверо.

- Рикардо тоже видел, - бросил замечание Деметриус.

- Кстати, где он сейчас, этот малый? - германец посмотрел в сторону открытого окна.

- Лошадь себе выбирает из сарацинских скакунов.

- Ага, значит - при деле. Ну, так что? По сколько монет нам всем причитается?

- Я думаю - брать денег у Жана нельзя, - сказал шателен, садясь на место.

- Сеньор рыцарь прав, - поддержал его Деметриус. - Мы не знаем, что скажет старый король по поводу всего этого дела со штурмом города...

- Так он же, этот Жан - сукин сын, предатель! - перебил своего воспитанника германец.

- Ну и что? Родная кровь всё же, - поднял глаза от пергамента тамплиер. - Хлопот потом не оберёшься.

- Ладно, давайте хоть деньги сарацин поделим, - смирился после недолгого молчания Генрихус.

- Тридцать монет на четверых, - начал было шателен Арнаульд.

- На пятерых, - перебил его Деметриус. - Не забудьте Рикардо, он видел деньги.

- Это получается, - поднял глаза к потолку сержант. - По шесть динариев на брата, - закончил он. - Ну, как, справедливо?

- Делите на четверых, - неожиданно сказал сержант.

- Почему? - удивился Деметриус.

- Мне нельзя брать деньги.

- Да по какой причине?

- Вступая в Орден, я давал обет воздержания.

- Хорош обет! - воскликнул Генрихус. - Только вчера мы с тобой выпивали и, клянусь Богом, хорошо провели время.

- Этот грех на мне, а денег не возьму, - упрямо твердил своё сержант.

- Да по какой причине, скажи на милость?!

- По уставу Ордена, если в моих вещах найдут золото или серебро - я лишусь права быть погребённым в Святой Земле. Если это обнаружится после моих похорон, тело извлекут из могилы и бросят на съедение собакам.

- А ты что, уже помирать собрался? Тогда возьми бронзу, - не унимался германец.

Но тамплиер отрицательно замотал головой.

«Странные дела, - подумал Генрихус. - То вино пьёт без зазрения совести, то пару монет вчера взял за шлем, а тут - на тебе. Наверное, пролитая монахом сегодня кровь так на него подействовала. Ох уж эти заботы о спасении души!»

- Пусть на эти деньги похоронят моих людей, - хлопнул ладонью о стол Деметриус.

- Я хочу, чтобы парней положили, словно благородных сеньоров, в гробы. Чтобы каждому  поставили по камню с вырезанными там крестами и именами погибших во славу Господа.

- Что ж, справедливо, - сказал шателен.

Тамплиер перекрестился и согласно кивнул.

- Пойду, переговорю с гробовщиками и распоряжусь. Сейчас аккурат кончается служба по убиенным. К ночи и похороним. Сарацин тоже прикажу зарыть. Пусть свои единоверцы с ними разберутся по обычаю, а то смотрят со стен да лопочут своё «Алла!». Если этим делом не заняться - трупы завтра провоняют на жаре.

Сержант хлопнул Деметриуса по плечу и встал. Резкая боль пронизала молодому рыцарю всю руку. Только сейчас он почувствовал, что рубаха под кольчугой промокла от крови.

Откуда-то издалека неожиданно донеслись звуки песни. Тонкий девичий голос звучал тихо и печально. Все прислушались.

        Кого не пленит

        Доблестей список сводный:

        Взор смел и открыт,

        Полон силы природной;

        В поступках сквозит

        Строй души благородной;

        Род гордый и знатный;

        Дамой нежной и статной

        В служение взят.

 

   Протяжной песне вторили струны псалтерия*.

 

        Придётся мне воображать

        И эти плечи, эту прядь.

        И стан во всей красе своей,

        И переливный блеск очей,

        Лилейно-чистое чело,

        Где ни морщинки не легло,

        И ваш прямой, изящный нос,

        И щеки, что свежее роз,

        И рот, что ослепить готов

        В улыбке блеском жемчугов...

 

* Псалтерий - музыкальный инструмент средневековья, сделанный в виде треугольной или четырёхугольной рамы с натянутыми внутри струнами. Струны перебирались либо непосредственно пальцами (одной рукой или обеими), либо особой палочкой.

 

В наступившей затем тишине послышались тяжёлые шаги. Солдат замковой стражи открыл дверь и, не решаясь войти, застыл на пороге.

- Чего тебе? - шателен прикрыл руками золото, лежащее на столе.

- Королева Иоланта призывает к себе мессира рыцаря Деметриуса.

- Я провожу тебя, - управляющий замком начал подниматься.

- Не трудись. Я дорогу знаю, - сказал ему молодой человек и наклонился к уху Арнаульда:

- Мою долю добычи отдашь Генрихусу.

- Но как же ты сам, да к королеве? Ведь этикет не позволяет, - Арнаульд нерешительно топтался возле стола.

- Да забудь ты о своём этикете! - вмешался германец. - Займёмся делом, а потом отметим нашу победу за кувшином доброго вина.

- Ладно, - сел на место шателен. - Эй, парень! Отведи сеньора рыцаря к королеве и проследи, чтобы при ней находился кто-нибудь из придворных дам или служанок, - приказал он солдату.

Иоланта ждала Деметриуса в той самой комнате, разделённой ковровым пологом на две половины. В дальнем углу зала у стола сидел лекарь-сарацин и перебирал какие-то свитки.

- Можешь идти, - приказала королева солдату, откладывая в сторону псалтерий. - Всё в порядке, - недовольным тоном добавила она, видя, что солдат оглядывается и топчется на месте. - Лекарь осмотрит рану сеньора рыцаря.

Солдат стражи пожал плечами, развернулся и, задевая мечом углы коридора, отправился к своим товарищам в казарму.

Иоланта подошла к Деметриусу, коротко взглянула ему в глаза и тихо спросила:

- Как твоя рана?

- Болит, - честно признался Деметриус и поморщился. - Лук оказался тяжёлым и очень тугим. Стрелять слишком много пришлось.

- Давай помогу снять кольчугу.

- Я сам, - снова, как в прошлый раз, покраснел Деметриус.

- Ах, оставь эти церемонии! Я же тебе сказала, что видела много разных тел. На твоё, кстати, смотреть очень приятно.

Краска залила щёки молодого человека, но Иоланта, не давая ему опомниться, подошла вплотную и расстегнула на поясе пряжку ремня. Меч с глухим стуком упал на каменные плиты пола. Королева положила руку на шею Демериуса и легко нажала. Рыцарь послушно опустил голову и нагнулся. Иоланта стянула с него кольчугу.

- Ну и разит от тебя, - сморщила она красивой формы нос. - Ступай вон за ту ширму, там стоит бочка с горячей водой. Как сядешь в неё - позовёшь. Мы с лекарем подойдём и осмотрим твою рану.

Деметриус растерянно пожал плечами, но, подчиняясь мягкой девичьей ладони, подтолкнувшей его в спину, пошёл, куда сказали. Он стянул с себя сапоги, за ними нательную рубаху толстого грубого полотна, провонявшую потом, потом грязные, в пыли и чужой крови, штаны и стал нерешительно топтаться возле огромной бочки, от которой шёл пар.

- Мы идём, - раздался голос Иоланты, и Деметриус быстро, но довольно неловко, перелез через край бочки.

На дне её предусмотрительно поставили скамейку, и молодой человек сел на неё, оставив снаружи только плечи и голову. Вода сначала обожгла ему кожу, но вскоре приятная истома охватила усталое тело. Вокруг плавали лепестки роз, от воды поднимался медовый сладкий запах. Девичьи руки легли ему на затылок и стали легко массировать шею. Он закрыл глаза. Кто-то другой, очевидно, тот самый лекарь-сарацин, осторожно разматывал длинную ленту ткани, которой была прикрыта рана. Потом ладонь Иоланты - он узнал её по лёгким прикосновениям - стала омывать ему грудь и раненое предплечье.

- Ты, наверное, не мылся сто лет?

- Почему? - Деметриус вскинул голову. - Если на мне ещё полно соли - так это неделю назад море угостило нас такой бурей, что отмылись добела.

- Это не совсем то, - тихо сказала королева и снова наклонила ему голову вниз.

- А ещё два месяца назад мы с Генрихусом мылись колодезной водой в Палермо, заодно оттерев песком наши старые ржавые кольчуги.

- Какой ты смешной! Тебе бы посмотреть на старые термы, сохранившиеся в Риме! Наши прадеды - вот кто знал толк в чистой горячей воде, настоянной на лепестках цветов.

- Кто знал и какой толк?

- Древние римляне, вот кто.

- Поэтому они и превратились в изнеженных слабаков, а готы легко завоевали их земли.

- Когда ещё никаких готов и в помине не было, а далеко на Севере стояли густые непроходимые леса, в которых жили дикие племена, одетые в шкуры медведей - римляне уже завоевали весь мир, - голос лекаря звучал почтительно, но в нём слышалась насмешка.

- Ну и где они сейчас, эти римляне? Что осталось от их империи?

- Да вот вы и остались. Сицилийцы и германцы, италийцы и франки, которых звали галлами. Все вы служили в легионах Рима. Вы сегодня ходите по дорогам, которые проложили римляне, вы говорите на языках, в основе которых - латынь, вы смотрите на мраморные статуи, свезённые римлянами в свой огромный город со всех концов света: из Египта и Персии, из Ахейи и Нубии. Кстати, изображения в мраморе римских императоров вы часто принимаете за статуи христианских святых и ваших пророков. Ну да это от невежества. Вы глазеете на термы и дворцы, которые епископы превращают в церкви, водружая на уцелевшие кровли и купола кресты. Ваши графы и бароны, собираясь в шайки и в который раз разбойничая на улицах Рима, сдирают со стен древних храмов мраморные фрески, разбирают святилища на отдельные плиты и строят себе из них уродливые мрачные замки.

Деметриус даже не заметил, когда сарацин снял с плеча старую повязку и положил на треснувшую во многих местах кровяную корочку какую-то мазь. Рыцарь спохватился только тогда, когда лекарь присыпал рану порошком с приятным запахом и туго забинтовал новым чистым куском полотна.

- Таким же образом франки и ломбардцы, венецианцы и норманны поступили с Константинополем и его жителями - попросту ограбив их до нитки. Да и с Иерусалимом тоже. Вы пока умеете только разрушать, - лекарь закончил работу и отошёл в сторону, давая Иоланте полюбоваться на чистую повязку.

- Рана выглядит неплохо, мазь уменьшит боль, а мой порошок из толчёных кореньев и сухих трав до конца недели поможет отверстию полностью закрыться, - добавил он, наблюдая, как ловкие руки неслышно подошедшей служанки смывают мягкой тряпицей, натёртой размокшим ржаным хлебом, грязь и кровь с тела рыцаря.

Деметриус, хотя и злился на слова сарацина, но не знал, что сказать в ответ.

Тем временем горячая вода сделала своё дело. Мышцы молодого человека расслабились, плечи распрямились. Подчиняясь мягким прикосновениям женских ладоней, он слегка поворачивался в бочке, позволяя омывать себя новыми порциями тёплой воды из медного ковша на длинной деревянной ручке.

- Ещё немного - и я засну, - тихо сказал он, ни к кому не обращаясь.

- Тогда бочка остынет, и ты ночью в ней замёрзнешь, - голос Иоланты вернул его на землю.

- Всё! Рана перевязана. Ты - свеж и духовит, как новорожденный младенец. Справа от тебя - чистая рубаха и штаны. Я послала за твоей новой кольчугой. А вот и она.

Раздался топот сапог. Деметриус повернул голову и увидел, как грубая мужская рука пролезла в щель между портьерой и стеной и положила рядом с одеждой сверкающую сталью кольчужную рубаху, которую он купил на рынке Акры.

- Одевайся, сеньор рыцарь. Ты ведь говорил, что приехал с деликатным поручением от короля Фридриха. Сейчас самое время поговорить о делах.

Иоланта, очевидно, наблюдая исподтишка, как Деметриус одевался, отодвинула ковровую перегородку в сторону в тот самый момент, когда рыцарь стал искать глазами свой меч.

- Возьми своё оружие.

- Я не говорил тебе ни о каком деликатном поручении.

- Разве? Ты уверен? А вот в беспамятстве ты шептал обратное. Почему?

Деметриус виновато опустил глаза.

- Мы попали в шторм и лишились некоторых писем от короля. К тому же выглядели, словно оборванцы.

- А я думаю, что король дал вам ясные указания - посмотреть, насколько укреплена Акра, далеко ли сарацины, и сто’ит ли войскам Фридриха высаживаться в гавани, забитой галерами купцов.

- Нет, королева. Я - тот самый человек, который должен стоять с тобой у алтаря вместо Фридриха.

- Он торопится, твой король.

- Да, сеньора. Он думает, что после падения Византии у тебя слишком много предложений от новоиспечённых королей Латинской Империи и прочих баронов Святой Земли. Каждый хочет заполучить руку красавицы Иоланты, а к ней Иерусалимское королевство в придачу, - Деметриус в упор смотрел на девушку.

- А ты? Чего хочешь ты? - Иоланта подошла ближе к молодому человеку и положила ладони ему на плечи.

Деметриус не выдержал взгляда молодой королевы.

- Я - всего лишь рыцарь без наследства на службе у правителя Сицилии.    

- Ты - Монферрат. На рукояти твоего рыцарского клинка герб Конрада. А ведь он когда-то был королём Иерусалима.

Деметриус растерянно уставился на свой меч.

- С чего ты решила, что на рукояти герб именно Конрада Монферрата? - воскликнул он.

Иоланта с грустной улыбкой смотрела на рыцаря:

- Мне ли не знать геральдического свода Европы? Это первое, чему меня научил мой отец.

- Не может быть, - голос Деметриуса звучал тихо и хрипло.

- Чего не может быть?

- Я считал, что этот знак и девиз на рукояти - герб моего отца Бонифация.

- Значит - ты племянник Конрада и сын короля Фессалоник? - в глазах девушки появился странный огонь.

- Выходит, так.

- Так докажи это. Возьми то, что принадлежит тебе по праву, - тихо на ухо Деметриусу сказала Иоланта.

Молчание повисло в комнате. Стало слышно, как за окном перекликалась стража на стенах замка, как возился лекарь-сарацин в своём углу, как шептались служанки, наблюдавшие за своей госпожой и за солдатом, вышагивающим за порогом прикрытой двери.

Наконец Деметриус поднял голову и сказал:

- Я дал слово Фридриху, что исполню его волю. Он - мой сеньор. Род Монферратов всегда был вассалом семьи Штауфенов.

- Пошёл прочь! - закричала Иоланта. - Ступай на берег морской! Ищи там свои утонувшие рекомендательные письма. Может, тебе повезёт, и волна где-нибудь изрыгнула доверенность короля. Вот когда найдёшь иголку в стоге сена - тогда и приходи исполнить волю твоего Штауфена!

Презрительный смех королевы преследовал Деметриуса на всём пути от двери зала до лестницы, ведущей во двор. С мрачным видом он принялся за розыски своего воспитателя и нашёл его сидящим за одним столом с шателеном замка. Старые вояки успели распечатать второй кувшин кипрского вина.

Деметриус вызвал германца во двор и рассказал ему, опуская подробности, о своей ссоре с Иолантой.

- Господи! - мрачно воскликнул Генрихус, мгновенно протрезвев. - Я предчувствовал это. Всё повторяется.

- Что повторяется? - растерялся рыцарь.

- Ничего! - поторопился отмахнуться от вопроса германец. - Гнев Изабеллы - девичьи капризы. Ей не избежать брака с Фридрихом. Вернётся де Бриенн - всё встанет на свои места.

- Но у нас нет доверенности!

- Кто тебе сказал? - старик крепко схватил рыцаря за локоть и, оглядываясь по сторонам, зашептал ему в ухо. - Забудь о крушении галеры. У нас есть бумага с печатью короля. Этого довольно. Полчаса назад прискакал гонец от старого Бриенна. Завтра к обеду всё его войско вместе с рыцарями будет в Акре. Вот тогда и посмотрим, посмеет ли королева хоть что-нибудь возразить против замужества. Регенту нужна армия Фридриха. Сарацины всё сильнее теснят его в границах Иерусалимского королевства. Не придёт Фридрих - придётся господам баронам садиться на корабли и плыть домой в свои захудалые замки, трижды заложенные тамплиерам!

Генрихус похлопал своего воспитанника по плечу.

- Не забудь: от Фридриха зависит и твоё благополучие. Ты - вассал Гогенштауфенов.

- Я помню.

- Вот и хорошо. А теперь иди спать. День был трудный, а завтра будет ещё труднее. Наберись наглости. Мы должны поставить де Бриенна на место, запросив для начала выкуп за его сынка Жана. Потом он даже не посмотрит на доверенность. Всё, иди, иди.

Германец проводил рыцаря до казармы и пошёл допивать вино. Но, сколько бы ни подливал ему Арнаульд, хмельной напиток больше не туманил голову. Перед глазами, вызванный капризами памяти, возник из небытия оруженосец Монферрата - Доминик. Он стоял во дворе Влахернского замка в окровавленной рваной кольчуге, освещённый светом пожаров Константинополя, и вызывал на поединок маркграфа Бонифация.

 

Пение боевого рожка разбудило Деметриуса. Он вскочил с кровати, нащупывая свой меч, но приветственные крики солдат заставили его сесть обратно на грязный матрас, набитый листьями тростника.

«Войско де Бриенна», - вспомнил он, надевая на себя нижнюю рубаху и просовывая руки в рукава кольчуги. Лёгкий хауберк* сидел, словно собственная кожа.

«Интересно, который час и почему у меня болит голова?» - Деметриус растёр пальцами потные виски.

Ночью он долго не мог заснуть, размышляя о словах Иоланты. Он не хотел признаваться самому себе, что влюблён в девушку. У него были в юности случайные и короткие связи со служанками в тавернах и постоялых дворах, но такого чувства к женщине он ещё никогда в прошлом не испытывал. Перед внутренним взором постоянно всплывало лицо юной королевы, её глаза с искрами внезапного гнева, вырез платья, в котором виднелись маленькие упругие груди. Он разрывался между верностью королю Фридриху и своими желаниями. Деметриусу  удалось заснуть только под утро, когда серая пелена рассвета проникла в открытое окно казармы, заставляя темноту спрятаться в углах.

Он встал, натянул сапоги, опоясал себя мечом и, торопливо миновав двор замка, поднялся на стену. В полумиле от города в облаке пыли двигалась рыцарская конница. Хорошо было видно знамя - золотые кресты на белом поле, а рядом герб де Бриенна - стоящий на лапах лев. По мере приближения к стенам становились заметнее рыцарские щиты. Солдаты, стоящие рядом, узнавали гербы.

- Вон тот, на голубом поле - красный крест с лилиями - герб Клермона. Рядом - три золотых льва на червлёной основе с синими коронами - это цвета графа Перигор. Чуть справа, третий в ряду - на серебряной подложке пять голубых продольных полос - щит Лузиньянов.

Деметриус поражался геральдическим знаниям солдат, но потом вспомнил, что он на Святой Земле - узкой полоске вдоль моря, где собран весь цвет нищего рыцарства Европы.

Де Бриенн, подъезжая к городским воротам в сопровождении баронов, мрачно взглянул на след от выстрела катапульты и двинулся к королевскому замку. Деметриус с любопытством провожал глазами сверкающие шлемы с разного вида забралами. Топхельмы были привязаны к сёдлам огромных боевых рыцарских коней и глухо звенели, ударяясь о бронзовые накладки сёдел. Он внимательно рассматривал самих рыцарей, одетых в разномастные кольчуги, едущих на невзрачных запасных лошадях.

 

*Хауберк (хоуберк) – вид доспеха. Представлял собой кольчугу с капюшоном и рукавицами (капюшон и рукавицы могли представлять единое целое или являться дополнением к кольчуге).

Деметриус оценивал мечи, секиры, копья, щиты, потом улыбнулся, окинув взглядом ораву оруженосцев, следующих за своими сеньорами и болтающих, подобно сорокам. Следом за конницей в город стала вливаться пехота с алебардами и пиками на плечах. Солдаты, устало двигая ногами и подчиняясь сержантам, выстроились в каре сразу за стеной, а потом рассыпали строй, окликая своих женщин и детей. Следом за пехотой переулки заполнил обоз, состоящий из вьючных животных, груженных всевозможным рыцарским снаряжением и тюками с награбленным добром. Заскрипели большие деревянные колёса повозок. Город мгновенно стал похож на огромный муравейник. Зазывалы у таверн кричали так, что перекрывали рёв ослов и верблюдов обоза, которые требовали от своих погонщиков воды. Завизжали блоки на колодцах, заскрипели кожаные вёдра, извлекающие на свет божий живительную влагу. Копейщики и мечники садились тут же на улицах, опираясь спинами о стены домов и, отталкивая морды ослов, жадно пили воду.

Деметриус спустился вниз и отправился в арсенал цитадели, где вчера оставил Генрихуса. Не пройдя и сотни шагов, он наткнулся на руку Рикардо, упёршуюся ему в грудь. Перо, свисавшее с берета сицилийца, напоминало хвост петуха, пострадавшего в стычке с соперником за власть над курятником.

- Где ты бродишь, парень? Генрихус ищет тебя. Самое время, пока де Бриенну не рассказали о набеге ашашинов и не представили всю историю в мрачных тонах, поговорить с ним о выкупе за его сыночка Жана. Не мешало бы тут же показать грамоту с доверенностью Фридриха. Твой германец прав. Нужно брать быка за рога, пока он устал и размяк в объятиях дочери.

- Мне нужен мой новый плащ, византийский шлем и расшитая шёлком перевязь для меча. Я не могу предстать перед регентом в таком виде.

- Пошли скорее. Генрихус ждёт нас с твоими вещами в караульной замка.

- Фальшивая доверенность при тебе?

- Вот она, - Рикардо показал конец пергаментного свитка, спрятанного под кожаным камзолом.

- Эх, чему быть, того не миновать, - сокрушённо обронил посол Фридриха.

- Это ты о чём?

- Неважно. Пошли.

Попасть на приём к правителю Акры оказалось делом непростым. В просторной приёмной, украшенной шкурами львов и жирафов, различным оружием времён первых крестовых походов, бивнями слонов и персидскими шерстяными настенными полотнами, было шумно. В одном из углов зала несколько рыцарей, успевших переодеться в разноцветные тоги, похожие на сарацинские хафтаны, отчаянно жестикулировали. Вся эта группа людей громко о чём-то спорила на франкском наречии. Прямо у дверей покоев короля на длинных деревянных лавках, перебирая чётки, сидели монахи-иоанниты, так и не снявшие ни кольчуг, ни мечей. Отдельно стоял сержант тамплиеров, разговаривающий с людьми, похожими на купцов.

- Венецианцы, - презрительно буркнул Рикардо, стоя рядом с Деметриусом у стойки с боевыми топорами. Он попробовал провести большим пальцем по одному из лезвий, порезался и зло закусил губу.

- Терпение, - тихо сказал Генрихус.

Он сидел со смиренным видом в кресле с высокой резной спинкой.

- Регенту уже доложили о нас. Старик держит фасон. Это вроде воспитательной меры. Он уже велел выпустить Жана из клетки в караульной и сейчас слушает небылицы сыночка. Рикардо, ты когда-нибудь видел корриду?

- Нет. А с чем её едят?

- Значит, ты не был в Испании. Карл Великий и Альфонсо Кастильский* обожали это зрелище. Считай, что тебе повезло. Сейчас в покоях де Бриенна ты увидишь бой быка и рыцаря.

- Надо полагать, быки - это мы, - мрачно усмехнулся Деметриус.

- Как посмотреть, - загадочно ответил германец. - Чем бы дело ни обернулось - держи фасон и помни, что ты посол самого Гогенштауфена.

 

*  Карл I Великий - король франков, лангобардов, герцог Баварии, император Запада с 800 года. Альфонсо VIII Кастильский - король Кастилии с 1158 года.

 

Время тянулось медленно. За окнами поутихли шум и переполох, которые были вызваны возвращением войск. Рыцарей в углу прибавилось. Они мрачно посматривали на сицилийских послов, тихо переговариваясь между собой. Дверь покоев де Бриенна открывалась дважды. Один раз стража выпустила Иоланту, которая в сопровождении двух придворных дам, не глядя по сторонам, гордо подняв голову прошла на свою половину дворца. Второй раз слуги пронесли внутрь подносы с винами и фруктами. Наконец, дубовые резные створки открылись в третий раз, и шателен Арнаульд хлопнул в ладоши, призывая к тишине в приёмной.

- Король ждёт вас, - ни к кому не обращаясь в отдельности, громко произнёс рыцарь, отступая в сторону.

Первыми, толкаясь плечами, к дверям рванулись рыцари, за ними поднялись со скамьи госпитальеры.

Генрихус встал, подмигнул воспитаннику и подтолкнул его вперёд.

Де Бриенн сидел в широком высоком кресле рядом с другим, чуть пониже и попроще, сиденье которого было затянуто голубым шёлком.

«Трон Иоланты», - догадался, подходя ближе, Деметриус.

Трое сицилийских послов, перед которыми образовалось пустое пространство, подошли к регенту, рядом с которым стоял, опираясь локтем на спинку кресла, его непутёвый сын.

- Вот этот, - указал на Деметриуса пальцем пышно одетый Жан, сверля глазами лицо молодого рыцаря.

- Хотел бы я узнать имя того, кто осмелился объявить пленником моего наследника! - медленно, скрипучим неприятным голосом выдавил из себя старый де Бриенн.

- А я думал, что твоей наследницей и королевой Иерусалима объявлена Иоланта. По крайней мере, таковы сведения, полученные от тебя же моим сюзереном королём Сицилий Фридрихом Гогенштауфеном, - вызывающе начал Деметриус. - И никто, даже твой сын, который осмелился в твоё отсутствие попытаться ограбить Акру, не смеет показывать пальцем на посла императора германской нации!

- Назови своё имя! - выкрикнул Жан де Бриенн, брызгая слюной.

- Ты хочешь узнать имя того, кого ты вызвал на поединок? Что ж, запомни! Меня зовут Деметриус. Я - рыцарь и один из придворных короля Фридриха!

- Ты - придворный стихоплёт, из тех, которые в большом количестве окружают сицилийца, - крикнул Жан, уже не сдерживая своей ярости.

- Успокойся! - коротко приказал ему отец, и молодой де Бриенн замолчал, вытирая кружевным венецианским платком рот и вспотевшие виски.

- Итак, ты - Деметриус, забравший у Жана меч, - сказал регент, сморщившись, будто хлебнул кислого вина. - Какова твоя цена этой стали?

- Клинок, сразивший нескольких христиан под стенами Акры и служивший сарацинам, ничего не стоит.

- Это сарацины служили мне! - снова выкрикнул Жан. - Отец, я завербовал сотню сарацин, чтобы защитить город от возможных набегов передовых отрядов Аль-Камиля, султана Египта.

- Зачем тогда тебе понадобились катапульты и два десятка ашашинов? - возмутился Деметриус.

- Ах ты, безродный выскочка! - рука Жана потянула из ножен, висящих на поясе, кинжал.

- Я сказал, помолчи! - на загорелых щеках старого де Бриенна вспыхнул румянец гнева.

Отвернувшись от сына, он уставился на сицилийцев.

- Значит, ты хочешь оставить себе меч, подарок Жану от моего племянника Готье - графа Яффы?

- Если тебе так дорог этот клинок - оставь его в своей семье, как свидетельство позора. Тем более что его уже отнесли в дом мессира Жана.

Деметриус почувствовал толчок в спину. Это жёсткий кулак Генрихуса попытался просверлить стальную кольчугу. Рыцарь понял, что перегибает палку.

- Прости мне мои дерзкие слова - но, если бы сарацины взяли Акру, многие солдаты твоего войска нашли бы сегодня своих жён изнасилованными или убитыми, а детей - уведёнными в горы, где из них ашашины вырастили бы новых убийц, - более спокойным тоном сказал Деметриус. - Впрочем, не в моих привычках вмешиваться в семейные дела королей, - примиряюще улыбнулся посол Фридриха.

Регенту стоило больших усилий обрести душевное равновесие.

- Говорят, у тебя есть дело ко мне? - спросил он у рыцаря, косо посмотрев на Жана, будто готов был испепелить его взглядом.

- Ничего личного, король. Это дело касается твоей дочери и Фридриха, моего сюзерена, - Деметриус протянул руку назад, и Рикардо вложил ему в ладонь свиток.

- Что это?

- Доверенность от короля Сицилии, по которой я, в силу достигнутых ранее договорённостей, должен стоять рядом с Иолантой у алтаря, представляя особу императора на таинстве бракосочетания.

- Когда король пришлёт свои войска для защиты Святой Земли от набегов сарацин? - спросил де Бриенн, забирая свиток.

- Как только его супруга отправится на Сицилию, где брак между ними освятит надлежащим образом епископ в кафедральном соборе Палермо.

- Хорошо, - кивнул де Бриенн. - Поскольку последний патриарх ещё тридцать лет назад покинул Святую Землю, сбежав в Рим, через три дня священник из приюта Святого Иоанна* проведёт церемонию бракосочетания.

- Сдаётся мне, что сарацины сильно беспокоят Иерусалимское королевство, если де Бриенн так торопится отдать дочь за Фридриха, - шепнул на ухо Деметриусу Рикардо.

Рыцарь толкнул его локтем в живот, а Генрихус едва удержался от соблазна зажать сицилийцу рот.

 

* Приют Святого Иоанна. Цитадель госпитальеров внутри Акры, восточное крыло которой служило залом для церемоний. Там же была устроена большая часовня. Фундаменты приюта до сих пор служат основанием для нескольких зданий в современном Акко(Акра).

 

- А как же поединок между нами? - выступил вперёд Жан де Бриенн.

- Ах, да, поединок, - глаза де Бриенна загорелись. Он с интересом посмотрел на Деметриуса.

- Разве послы в Святой Земле не являются особами неприкосновенными? - спросил Генрихус, выходя из-за спины своего воспитанника.

- Так-то оно так, - скупо улыбнулся регент.

Ему вдруг страстно захотелось посмотреть, на что способны рыцари Фридриха, протирающие свои штаны не в сёдлах боевых коней, а на пирушках во дворце норманнских королей.

- Ты говорил мне, что этот рыцарь принял твой вызов? - повернулся он к сыну.

- А куда бы он делся? - хищно улыбнулся Жан, вспоминая свои оскорбления на поле недавней битвы.

- Тогда поединок состоится завтра на поле возле оливковой рощи. Условия - конный бой на копьях. Три схватки. Противник считается побеждённым, если будет выбит из седла или не сможет продолжать.

- А если оба останутся в сёдлах?- подал голос Генрихус.

- Значит, они сразятся на мечах до первой раны, - немного подумав, решил де Бриенн. - Увидимся завтра, мессиры рыцари, - взмахом руки регент отпустил всех.

 

Вечер наступал на Акко, названный крестоносцами Сен-Жан д’Акр, медленно и неумолимо, словно пески на маленький оазис где-нибудь в пустынях Аравии. Солнце зависло огромным огненным шаром далеко на западе, а потом, словно не решаясь отдать город в объятия ночи, медленно скрылось за платиновыми водами моря. Улицы города затопили сумерки. Ночная стража на стенах начала зажигать факелы, укреплённые по периметру стен. Жёлтым неярким светом затеплились окна таверн, затянутые бычьими пузырями. Изнутри доносились хмельные голоса солдат, пьяные выкрики матросов с купеческих галер и женский смех. По переулкам шатались молодые, охочие до продажных ласк городских шлюх лучники. От них не отставали копейщики, соскучившиеся в походе без женщин. Три мечника с гербами Лузиньянов на серых домотканных камзолах, окружив одну из блудниц и высыпав ей в ладонь горсть мелких монет, спорили, кому первому отправиться с ней в кусты.

Деметриус, сопровождаемый своим воспитателем, вышел из кузницы, прилепившейся своими глинобитными стенами к северной стене города. Вместе они двинулись по улице, ведущей к цитадели тамплиеров. Старый германец нёс под мышкой завёрнутый в тряпку только что заточенный и отшлифованный на специальном камне меч.

- Жаль, я не обучил тебя владеть рыцарским копьём. Главное - не самому нанести удар, а успеть увернуться от атаки де Бриенна. И прошу тебя, надень шлем с глухим забралом.

- Где мы его возьмём?

- А наш друг - сержант тамплиеров - на что? Он и копьё тебе подберёт полегче, и лошадь поспокойнее найдёт, привыкшую к встречному бою. Во всяком случае, животина не шарахнется в сторону и не выбросит тебя из седла. Не пойму, а кой чёрт дался тебе этот Жан? Плюнул бы на него вчера - не было бы этого глупого поединка.

- Не переживай так.

- Так ведь он ссадит тебя с лошади на раз!

- Не ссадит, - упрямо возразил Деметриус, вспоминая почему-то лицо Иоланты.

«Что она скажет о поединке и чем занята в эту минуту?» - думал рыцарь.

- Вот что я скажу тебе. Дойдёт дело до мечей - не дай себя ранить. От этого Жана с его ашашинскими привычками следует ждать любых гадостей. В том числе и яда. Ты слышишь меня?

- Слышу. Знаешь, Генрихус, давай-ка поторопимся к тамплиеру, пока он трезв. Надо ещё подобрать копьё и лошадь. А потом - он ведь знает этого Жана. Наверняка видел его в боях, изучил его приёмы.

- Устами твоими глаголет истина. Сынок, с каждым днём моё уважение к тебе растёт. Ты достоин славы своего отца. Давай-ка пошевелим ногами!

Они подошли к командорству уже затемно и постучали в ворота. Узнав их, страж открыл узкую калитку и впустил во двор. Сержанта они нашли возле часовни, где он отчитывал служку при свете факела.

- Ну и кашу вы заварили, ребята, - тамплиер покачал головой, отвесив неизвестно за что молодому послушнику звонкую оплеуху.

- Оставь мальчишку. Пойдём, выпьем. Дело есть, - обнял его за плечи Генрихус.

- Знаю, знаю уже. Вам нужна высокая спокойная сильная кобыла, которую не свалишь  ударом копья. А ещё - добрую пику и крепкий шлем с забралом. Идите за мной, нежные сицилийцы. Выпить успеем потом, хотя и грех.

Сержант открыл дверь оружейной и пошёл вдоль стоек с оружием, беря в руки копья и пробуя их на вес.

- А ну-ка, возьми. Вот это, думаю, подойдёт, - он сунул в ладонь Деметриусу длинную пику с трёхгранным тупым наконечником и древком средней толщины.

- Годится, - тихо сказал Деметриус, оценив сбалансированность оружия.

- Вот тебе топхельм, - тамплиер держал в руках глубокий железный горшок, из которого торчал грязный подшлемник. - Наденешь прямо на кольчужный капюшон. Будет жарко, зато – дополнительная защита. Забрало здесь такое, что сам Ричард Львиное Сердце не пробил бы.

- Тяжёлый, - ворчал Деметриус, оценив толщину клёпаного железа. - Если я его надену, в меня ткни пальцем - выпаду из седла, - он водрузил горшок на голову и опустил забрало. - Да и обзора нет никакого. Нет. Забери. Мой византийский лучше. В нём я хотя бы увижу мерзкую рожу младшего де Бриенна.

- Тогда не миновать беды. Я видел, как головы сарацин даже от слабого удара копьём разлетались, словно орехи, - мрачно сказал тамплиер. - А молодой де Бриенн - не подарок. Он зол и не знает милосердия, за что я его и не люблю.

- Мне всё равно, - еле выговорил Деметриус, бросая топхельм на стол.

- Хватит чушь молоть! - встряхнул его Генрихус и подтолкнул к лавке. - Садись. - А ты, дружище, брат мой во Христе, давай-ка, вспомни – может, есть у Жана слабые места? - обратился старик к сержанту.

- У каждого рыцаря - свои изъяны. Всё зависит от начальной подготовки и телосложения.

- Ну, ну, - торопил его германец. - Подумай. Ведь ты видел его в конной атаке.

- Вспомнил, - вдруг воскликнул тамплиер. - Ты в какой руке будешь держать копьё? - сержант повернулся к Деметриусу.

- Мне в правой сподручнее.

- Ага! Де Бриенн, когда готовится нанести решающий смертельный удар правше, метит в левую половину тела противника в основание шеи, чуть выше щита.

- Почему?

- Да, потому, парень, что ты будешь приподнимать правую руку для встречного удара, и центр тяжести твоего тела сместится влево.

- Правильно, - воскликнул Генрихус. - А это значит - сиди прямо, прикрывайся щитом и держись крепче в седле. Бог тебя в обиду не даст и отведёт в сторону копьё франка.

Тамплиер неожиданно встал и подошёл к сундуку, стоящему в тёмном углу.

- Посвети, - он сунул в руки Деметриуса факел.

Вдвоём с германцем они подняли тяжёлую дубовую крышку, обитую медью. Внутри лежало нечто, блеснувшее в свете пламени. Сержант наклонился над сундуком и достал по очереди стальной нагрудник, два наплечника, пару налокотников и железные перчатки с подвижными пальцами.

- Вот. Из Парижа прислали. Это новомодные доспехи самого Великого Магистра. Такие ещё редкость. Наш магистр спит и видит - вместе с армией Фридриха въехать на белом коне в Иерусалим. Даже не знаю, есть ли нечто подобное у де Бриенна.

- К чёрту эти железяки! В них меня точно убьют. Если не копьём, так мечом, - воскликнул Деметриус. Выйду в своей кольчуге со щитом и в византийском шлеме, - упрямо тряхнул головой рыцарь.

- Может, ты и прав, - задумчиво сказал тамплиер. - В тебе есть природная гибкость и ловкость, да и силы не занимать, - он засмеялся и толкнул в грудь германца. - Твой парень молодой и подвижный. Доспех будет стеснять его движения. А де Бриенн первые две схватки проведёт с прохладцей, когда увидит Деметриуса почти беззащитным. Будет растягивать удовольствие. Но вот щит я тебе выберу знатный, - сержант снова повернулся к рыцарю. - В третьей схватке подставишь его под удар - и тут же бросай на землю. Иначе руку оторвёт. И помни, что вторую лямку на предплечье не нужно надевать. Иначе, если не сумеешь отвести наконечник копья и останешься жив после падения - быть тебе калекой.

И эту ночь Деметриус почти не спал. Он то представлял, как скачет с копьём наперевес навстречу де Бриенну, то видел себя падающим с лошади, лежащим на песке, а над ним с печальным лицом склоняется Иоланта. Он даже представлял, что девушка плачет над ним и спрашивает: «Зачем?» Ему казалось, что он слышит слова песни, которою пела королева в тот вечер после разгрома сарацин под стенами Акры.

 

    «У него будет новый под крышей серебряной замок,

    ведь он преданно служит своему королю.

    Милый лик вышиваю любимого в золоте рамок,

    отдавая любовь, вместе с сердцем своим, кораблю,

    которым уйдёт наречённый в подаренный только что лён,

    ведь король наградит его преданность малой заботой.

    Ах, как жаль, что в меня он совсем не влюблён,

    станет толстым, ленивым без рыцарской ратной работы.

    За красоту хвалите женщин - им по нутру такая дань.

    Пусть у любимого отважным будет дух.

    Его сегодня утром труба зовёт на брань.

    Я посмотрю - он в битве один ли стоит двух.

    Ах, сердце моё бедное, как жаль, я не вольна

    и не могу приказывать избраннику: «Возьми меня!»

    Я завтра же умру, печальна и больна,

    Пусть Бог его накажет жестоко и сполна

    далёкого и глупого, отважного, любимого...»*

 

   * Песня австрийского менестреля Вальтера фон дер Фогельвейде в вольном переводе автора.

 

«Нет-нет, это какая-то новая песня», - подумал Деметриус, очнувшись от короткого забытья.

Он поднялся с кровати и вышел во двор, где предрассветные зарницы уже спорили со светом догорающих факелов. На деревянной колоде, стоящей рядом с трапезной тамплиеров, сидел Генрихус и кистью из связанных вместе тонких куриных перьев расписывал стальную квадратную накладку на щите.

- Что ты делаешь? - спросил Деметриус германца, подойдя ближе.

- У тебя должен быть герб и девиз, - весело пробасил старик, макая кисть в неизвестно где добытую белую известь. - Герб Монферратов - по верху серебряного поля красная полоса. Так?

- Ну, так.

- Твой будет - белое поле. А на нём - чёрный коронованный сокол, сидящий на железной перчатке, а внизу надпись: «Честь - выше полёта».

- Так ведь такого герба и девиза нет в геральдических сводах.

- Да кто из этих необразованных баронов, вылезших, словно тараканы из щелей разных захолустий, досконально знает эти своды?! Бьюсь об заклад - никто. Так что - выкинь из головы. Негоже рыцарю не иметь герба и девиза. Скажут: «Он лишён чести носить свои родовые знаки за какие-то провинности перед своим сюзереном».  Нет уж! Вот тебе герб!

Генрихус поднял щит над головой, и первые лучи солнца, перепрыгнувшие через крепостную стену, осветили чёрные крылья хищной птицы, готовой взлететь к неведомой цели.

- Что, нравится? - спросил он, любуясь своей работой.

- Ничего. Грубо получилось, но сокол как живой. Вот только короны не вижу, - улыбнулся Деметриус, переводя взгляд со щита на лицо германца, светящееся ребяческим восторгом.

- Будет тебе и корона, коли заслужишь. Всему своё время. Всё зависит от твоей храбрости и мужества, - сказал Генрихус и тут же, уловив тень беспокойства на лице воспитанника, спросил:

- Ты чего такой, сеньор рыцарь?

- Какой?

- Даже не знаю, как сказать. Какой-то унылый и мрачный. Вон и тёмные круги под глазами. Ты хотя бы спал ночью?

- Так… Серединка на половинку.

- Бывает. Особенно перед первым поединком с христианином. В бою с неверными - оно легче. Пойди, вздремни. Время есть.

- Нет, не засну уже. Всякая чепуха мерещится.

- Что именно?

- Будто пел кто-то ангельским голосом.

- Ангелы? - нахмурился Генрихус. - Где уж им? Спят, как пустынные суслики там, у себя на небе, - он ткнул пальцем в сторону восходящего солнца. - Это королева твоя не унималась. Выла, словно собака, чующая беду. Эх, неспроста это и не к добру, - тихо добавил он, поднимаясь на ноги и подставляя свежему, но уже горячему ветру пустыни краску на щите.

«Ничего, эта девчонка придётся ко двору Фридриху. Там у него полно всяких трубадуров и менестрелей. Да и сам король не промах по части словоблудия. Споются», - подумал германец с неожиданным для себя злом.

Тем временем город просыпался. Заскрипели ворота, пропуская внутрь крепости крестьян с повозками, гружёными овощами, мясом забитых ночью овец и коз, финиками и зелёными оливками. Толкаясь в арке ворот, наружу спешили пилигримы, кутаясь в серые плащаницы и отталкивая от себя морды мулов тамплиерской охраны, состоящей из вооружённых мечами и арбалетами монахов-новобранцев. Готовились отправиться дальше на север заночевавшие в городе караванщики. Они поднимали своих верблюдов, попарно подводя животных к жёлобу, в который уже бежала вода, доставаемая кожаными вёдрами из колодцев.

В гавани ударил барабан. Это будили матросов на купеческих венецианских галерах, забитых ещё с вечера огромными кувшинами с оливковым маслом, корзинами с редкими в Европе оранжевыми плодами, привезёнными караванными тропами из страны Катай. Резко пахнущие огромные шары с пупырчатой кожей были полны сладкого терпкого сока. Их укрывали от солнечных лучей кусками мокрой мешковины и время от времени поливали забортной водой матросы, приставленные специально для этого. За катайское яблоко, названное фламандцами апельсином, в Венеции и Париже, в Риме, Пизе, Неаполе и Падуе давали хорошие деньги.

Поднимая пыль, прошёл отряд мечников, чтобы сменить уставшую за ночь стражу на стенах и господствующих в окрестностях города холмах. Задымились очаги хлебопекарен и таверн. Затеплился огонь в кузницах и лавках мастеров медных дел. Застучали молотки, выбивая из листов меди и серебра блюда, чаши, подносы.

Деметриус постоял немного, вбирая ноздрями смесь утренних запахов, и пошёл на конюшню тамплиеров посмотреть на высокую, с широкой грудью белую кобылу, которую служки уже готовили к предстоящему поединку. Она была вычищена и накрыта толстой, местами рваной попоной. Рядом на деревянной стойке лежало рыцарское седло с высокими луками, предназначенными крепко держать тело всадника, руки которого должны быть заняты ратной работой. К седлу был привязан свёрнутый в кокон белый, без креста, тамплиерский плащ, выстиранный накануне.

Из часовни доносились голоса монахов, поющих утренние псалмы. Пение прерывалось голосом сержанта, читающего молитвы.

Деметриус вошёл внутрь и встал на колени сразу за дверью.

«Господи Иисусе! Сделай так, чтобы король Фридрих передумал жениться на Иоланте! Сделай так, чтобы он отложил крестовый поход, иначе на Святой Земле, как и на равнинах Византии, снова прольются реки крови. Справедливый и милосердный! Сотвори чудо. Пусть Фридрих заболеет и станет немощным. Нет-нет, не умрёт, а превратится в старика, которому будет не до женщин и любовных утех. Или устрой так, чтобы на него снизошла твоя благодать, и он обратился бы в благочестивого монаха, не чувствующего зова плоти. Молю тебя, распятого за грехи наши и воскресшего во славе неземной, чтобы Иоланта забыла обо мне или...» - рыцарь прервал молитву, не зная сам, что вырвалось бы дальше из перекошенного мукой рта. Он даже забыл попросить Господа о том, чтобы он дал ему победу в поединке с Чёрным Жаном или уберёг от смертельной раны.

- Чего не идёшь к алтарю? - голос сержанта вывел Деметриуса из оцепенения. - Там у нас лежат мощи Святого одноглазого Гюи, покровителя пилигримов. Ты ведь тоже - вроде паломника. Попроси его о защите. Наши братья перед битвами так и делают.

- Не знаю такого святого, - мрачно сказал Деметриус. - А чем он знаменит?

- Ты не знаешь, кто такой Святой Гюи? - удивился сержант. - Давай-ка присядем. Я расскажу тебе, пока братья накроют стол в трапезной, - он мягко, но настойчиво усадил рыцаря на лавку возле алтаря.

- В жизни он носил имя де Меро Гюи - барон Эрля. Там, у себя во Франции, бросил всё: земли, замки, мельницы, табуны коней и женщин. Всё отдал нам - тамплиерам - и вступил в Орден.

- Даже женщин вам отдал? - не сдержал улыбку Деметриус.

- Не придирайся к словам. Ты лучше слушай и не перебивай.

- Ладно, не буду.

- Ну, так вот. Нашив на плащ красное распятие, он отправился в крестовый поход и стал сопровождать паломников от побережья через пески в Иерусалим. Нужно сказать, что силы и ловкости он был необычайной. Видно, Бог сподобил его для ратных трудов. Во славу Господа за несколько лет служения богоугодному делу на тропах Палестины этот Гюи положил сарацин несчитано-немеряно и не обрёл ни одной смертельной раны.

- Так уж и ни одной?

- Опять ты за своё! Может, и был ранен - но так, пустяки. Правда, на черепе у него виден рубец. Пойдём, покажу.

- Нет уж, уволь. Ты лучше рассказывай дальше, а то не доберёшься до конца.

- Да-да, ты прав. Так вот. Наши братья между собой говорят, что Господь позволил ему найти одну реликвию.

- Какую реликвию? - в глазах Деметриуса засветился огонёк интереса.

- Тихо! - сержант огляделся по сторонам. - Чего орёшь в храме Божьем? - почти шёпотом тамплиер продолжал. - Копьё, которым проткнули плоть Иисусову! Говорили, что барон отбил его у агарян. А те получили наконечник обманным путём у иудейских первосвященников.

- Врёшь!

- Вот тебе крест! - сержант широко перекрестился.

- И что было дальше?

- А дальше, как всегда, вмешался сам дьявол в образе папского легата. Ох, и не люблю я бенедиктинцев*! Их скриптории уже ломятся от древних рукописей, а им всё мало. Не удивлюсь, если у них хранятся «Девять врат в царство теней»**, Завещание Соломона***, Шестой свиток Моисея****, а также - свитки Бахир и Зоар*****.

- А сержант не так прост, - шепнул подошедший германец на ухо Деметриусу, а вслух поддержал тамплиера:

- Крохоборы, книжные черви!

 

* Бенедиктинцы - старейший католический монашеский орден, основанный в Монтекассино святым Бенедиктом Нурсийским в VI веке.

** Девять врат в царство теней. Древняя книга по черной магии, известная также под названием «Книга Древнего Света». Была найдена в сожженной Александрийской Библиотеке в 646 году, также ей владел Роджер Бекон и цитировал ее. Считается, что один экземпляр текста принадлежал Царю Соломону, на эту магическую книгу также ссылался Джордано Бруно.

*** Завещание Соломона - одна из самых древних магических книг.

**** Шестая книга Моисея - магическая книга, была скрыта от Давида (отца Соломона) первосвященником Садоком (Sadock) из-за Великих Тайн, содержащихся в ней. Книгой в своё время владел император Карл Великий.

***** Бахир и Зоар. Книги Каббалы.

 

- Вот и я говорю, - монах, пылая праведным гневом, разошёлся не на шутку. - Прикрываясь покровительством Папы, они дошли до того, что пытались отнять у нас древние свитки, найденные в Иерусалиме Гуго де Пейном*. Господи, о чём это я? - спохватился сержант, заметив скучающее лицо Деметриуса. - Значит, этот папский легат надавил на Магистра и заставил Гюи отправить наконечник в Рим, где оно и сгинуло то ли в водах Тибра, то ли в подвалах папского дворца. Ищут до сих пор, а найти не могут.

 

* Гуго де Пейн - основатель военно-монашеского Ордена Тампля (Храма). Первый Великий Магистр тамплиеров.

 

- А со Святым Гюи что случилось?

- То и случилось. Приказали ему епископы Иерусалимские отправляться в безнадёжный поход, чтобы пропал барон, а с ним вместе ушла в землю тайна обретения копья. Гуго де Пейн снарядил его с горсткой оруженосцев забрать у сарацин маленькую крепость рядом с Дамаском. Среди наших монахов до сих пор ходит слух, что епископы заплатили ашашинам, а те устроили брату Гюи засаду, - на глазах старого вояки выступили слёзы. Он отвернулся и тайком смахнул их рукавом сутаны.

- Ну, и… - поторопил тамплиера германец.

- Он всё-таки взял крепость, убив один своими руками чёртову тысячу сарацин. Говорят, что Господь освятил его шлем и кольчугу, заговорив её во имя Святого Духа. Вот только успел это сделать спереди, потому что не бегал барон от врагов. Тогда ашашины исхитрились и, когда славный рыцарь проезжал через ворота уже взятого города, выстрелили ему из лука в спину. Похоронили его по нашему обычаю вместе с другими павшими при осаде сарацинского замка братьями-монахами в безымянной могиле под каменной плитой, на которой следующей ночью резцом Господним был высечен меч. А тридцать лет назад, когда последний епископ Иерусалима сбежал в Рим, Великий Магистр Ордена приказал разыскать могилу Гюи и поместить его мощи в нашей часовне. Вот такая история, - вздохнул тамплиер.

- Одного не пойму, - вдруг раздался голос за спиной сержанта. - Как в общей могиле могли похоронить такого славного рыцаря и, каким образом среди других нашли его мощи?

Тамплиер и Деметриус оглянулись. В дверном проёме часовни, прислонившись плечом к косяку, стоял шателен замка.

- Не кощунствуй, - вскочил монах. - Иди лучше посмотри на череп Святого, - он схватил Арнаульда за рукав кольчуги и поволок к большому продолговатому ящику, поставленному на каменную плиту у алтаря.

- Вот! - сержант рукавом своей плащаницы протёр прямоугольник толстого листового стекла, служившего крышкой гробницы Святого Гюи. - Из самой Германии везли этот vitrum*. Ордену он обошёлся в круглую сумму.

- Да, наши мастера glazan** делать умеют, - одобрил стеклянную крышку Генрихус.

- Давно ли научились? - ехидно спросил сержант. - Ты лучше взгляни на череп Гюи.

 

* Латынь. Стекло.

** Старогерманский. Стекло.

 

Вчетвером они склонились над саркофагом. Высохший скелет, прикрытый остатками полуистлевшего тамлиерского плаща, лежал, сложив кости рук на груди. Святой сжимал ими ржавый длинный меч с простой крестообразной рукоятью. Над левой пустой глазницей при свете факелов был хорошо заметен рубец.

- Ты же говорил, что рыцаря убили выстрелом из лука в спину, - тихо сказал Генрихус.

- Эта рана появилась у него раньше. В одной из стычек клинок сарацина прошёл сквозь щель забрала. Вот он и остался без глаза. Но видел всё получше многих зрячих. Неверных замечал, например, за две мили.

Тамплиер перекрестился. Деметриус последовал его примеру. Генрихус ограничился прикосновением к крышке гробницы.

- Ладно. Пошли, сынок, - тяжело вздохнул тамплиер. - Верую, что Святой Гюи и Господь наш Иисус защитят тебя сегодня от копья Чёрного Жана.

- И то правда. Пора торопиться. Плотники только что закончили сколачивать помост на поле для королевских особ и знатных рыцарей. Тебе самое время облачаться в доспехи и садиться на лошадь. Вон, слышишь? Трубы вопят. Значит, старый де Бриенн и остальные уже проезжают ворота, - сказал Арнаульд.

- Мне тоже надо спешить. Я поехал, а вы догоняйте, - на бегу крикнул шателен, покидая часовню.

- Мы должны быть у оливковой рощи не позднее, чем привезут из замка вино для женщин и короля, - подталкивал воспитанника в спину Генрихус.

В оружейной тамплиеров он помог ему натянуть новую короткую кольчугу, не стесняющую движений и не путающуюся между ног. Не обращая внимания на возражения Деметриуса, старик привязал к ногам рыцаря железные поножи, потом опоясал мечом, расправил на спине складки капюшона кольчуги, на голову надел подшлемник, а потом шлем.

- Походи и попрыгай! - приказал он рыцарю, - нигде ничего не трёт, не мешает?

- Всё нормально.

- Тогда пошли.

Они появились во дворе командорства, когда труба за крепостными стенами пропела один раз.

- Эй! - окликнул Генрихус опоясанного мечом монаха у ворот. - Чёрный Жан проехал?

- Только что, - ответил молодой тамплиер. - С ним - чёртова куча оруженосцев. От блеска доспехов аж глаза заболели.

- Наверно, весь песок извели в округе, начищая своё железо, - зло засмеялся Генрихус.

- Надо торопиться, - повернулся он к рыцарю. - Я сам подсажу тебя, - он взял из рук сержанта поводья лошади и подставил колено стопе Деметриуса.

- Удобно? – спросил старик, подавая своему воспитаннику повод.

- Да не волнуйся ты так! Всё будет хорошо. Ты лучше спроси у привратника, королева не проезжала?

- Святая Дева Мария! - в сердцах воскликнул германец. - Думай лучше о проклятом поединке!

- Спроси, - упрямо повторил Деметриус.

- Все уже давно там, - крикнул в ответ на вопрос Генрихуса монах у ворот.

В это время далёкое пение трубы повторилось дважды.

- Всё, пора! Дай сюда руки, - сержант натянул на ладони рыцаря тонкие шерстяные перчатки, а сверху железные. Потом подал ему копьё.

Генрихус протянул щит. Рыцарь взял его, приладил за спиной и дал шпоры лошади. Животное, взбрыкнув задними копытами, сорвалось с места, едва не сбив монаха в воротах. Сержант и Генрихус торопливо сели на коней и поехали следом, глотая пыль.

 

Длинный кусок земли за стенами города перед оливковой рощей ещё вчера был расчищен от обломков катапульт и следов недавнего сражения. У самых пальм успели поставить что-то вроде невысокой сцены с перилами. Там сидели старый де Бриенн, знатные франки, которых Генрихус видел, когда войско крестоносцев возвращалось в Акру, и несколько монахов в белых сутанах. Рядом справа и слева бросались в глаза цветные платья нескольких женщин. Деметриус сразу заметил Иоланту. С непокрытой головой и распущенными волосами, она стояла возле пустого кресла рядом с отцом и что-то сердито говорила ему. Тот отмахивался, близоруко щуря глаза и разглядывая группу оруженосцев сына, окруживших его вороного коня. Животное норовило укусить чёрную попону, расшитую золотыми львами. Самого Жана Деметриус не заметил. Очевидно, он находился в палатке, перед входом в которую стояли три длинных копья, закреплённые в специальных стойках. Толстые древки были перевиты шёлковыми чёрными лентами. Над шатром на тонкой жерди полоскался флаг с гербом Иерусалима. С другой стороны площадки собралась толпа жителей города. Там же находились купцы и матросы из Венеции и Генуи. Деметриус узнал их по характерному покрою котта* и белым кружевным воротникам рубашек.

- Столько хлопот и трудов ради обыкновенной драки, - подумал Деметриус, направляя лошадь в противоположный угол поля.

 

* Котта — европейская средневековая туникообразная верхняя одежда с узкими рукавами.

 

Вновь - но уже три раза - пропела труба, и перед трибуной встал герольд. Деметриус пропустил мимо ушей многословную речь франка с объявлением причины поединка, перечислением титулов и заслуг де Бриенна. Его противника глашатай объявил просто – «Сицилийский странствующий рыцарь без наследства». Поправляя на себе плащ и прилаживая поудобнее на голове шлем, молодой рыцарь пропустил момент, когда де Бриенн сел на коня и выехал к трибунам. В это время сержант тамплиеров снимал с плеча Деметриуса перевязь с мечом.

- Сейчас он будет тебе мешать.

Приветственные крики толпы, хлопки ладоней и свист генуэзцев заставили молодого рыцаря поднять голову. Блестевший на солнце топхельм де Бриенна с накладным крестообразным забралом слепил глаза. Чёрный плащ шевелился от ветра. Складки красиво лежали на лоснящемся крупе лошади. Чёрный Жан, приветствуя зрителей, поднял коня на дыбы, потом поставил его перед трибуной и развязал шнурки плаща. Тот мягко приземлился на руки подбежавших оруженосцев. На рыцаре стали видны длинная кольчуга, нагрудник, два плечевых доспеха, пластины на локтях, длинные кожаные ножны без меча, кольчужные чулки, наколенники и массивные поножи. Чёрный сюрко с золотым львом на спине дополнял картину. С видимым усилием подняв руки, он снял шлем и поклонился трибуне. Деметриус успел разглядеть крупные капли пота, стекавшие со лба рыцаря. Слегка отклонившись назад, де Бриенн взял рукой в железной перчатке конец своего знамени, который держал на весу паж, и вытер лицо.

«Ему уже жарко», - злорадно подумал Деметриус.

Когда назвали его имя, он не стал подъезжать к трибунам, стыдясь потёртой попоны своей лошади, ободранного седла и застиранного белого плаща. К тому же он помнил о наспех нарисованном гербе. Поэтому он приветственно поднял руку и поклонился в сторону  жидких аплодисментов.

Труба пропела вновь протяжно и тревожно.

- Помни о щите, - сзади к рыцарю подошёл Генрихус. – Пригнись и держи его чуть наискось и выше. Прикрывай живот, бёдра и лицо, - германец помог ему просунуть руку в ременные петли щита и протянул копьё.

- После второй схватки не забудь хват щита поменять, - услышал Деметриус голос тамплиера.

«Какой хват?» - только и успел подумать рыцарь.

Его лошадь кто-то сзади ударил по крупу, и она рванулась вперёд, чуть не выбросив всадника из седла. Рыцарь хотел оглянуться, но не успел. С противоположной стороны поля прямо на него неслось что-то огромное и сверкающее. От грохота копыт и лязга железа заложило уши. Деметриус попытался сфокусировать взгляд на чёрном пятне.

Де Бриенн, чуть пригнувшись и держа копьё выше, чем нужно, приближался с угрожающей быстротой. Деметриус, боясь упасть раньше времени, попытался рукой, которой он держал щит, схватить поводья, но ему это не удалось. Инстинкт заставил его сжать ногами круп лошади и выставить вперёд копьё. Чёрный Жан пролетел мимо, даже не сделав попытки достать противника наконечником пики. Он осадил коня, развернулся и лениво поскакал к своей палатке, оглядываясь и наблюдая, как Деметриус пытается сохранить равновесие своему копью. Оруженосцы де Бриенна схватили за поводья замедлившую ход лошадь сицилийского посла. Разозлённый своей неловкостью молодой рыцарь всё же совладал с копьём, и наконечником попытался отогнать пажей. Он с ненавистью смотрел на ухмыляющиеся дерзкие лица. Его лошадь снова развернули в поле, но ударить не посмели. Деметриус поехал обратно, слыша смех и крики толпы.

- Ставлю на де Бриенна. Эй! Венеция! Бьюсь об заклад: в следующей схватке Чёрный Жан ссадит парня на землю! Два золотых динария!

- Принимаю! Мессир Деметриус выглядит не так уж и плохо. Вон глаза как горят! Венецианцы! Кто со мной в доле? Ставлю пять солидов на белого рыцаря. Он ещё покажет, чего стоит его храбрость!

- Принимаю... заклад... три золотых!

Крики перекрыл голос трубы, но Деметриус, не слыша, жадно всматривался, что делается на трибунах. Иоланта сидела рядом с отцом бледная и подавленная. Её зубы теребили кружевной платок. Рядом оживлённо переговаривались и смеялись бароны, показывая пальцами на белую лошадь, рваную попону и открытый шлем Деметриуса.

- Соберись, сынок! - хлопнул его по колену германец. - Крепче держись в седле. Вот тебе поводья. Зажми их в перчатке, но не осаживай. Эта катапульта на копытах сама знает, что надо делать, - германец огладил лошадь по лоснящемуся вспотевшему крупу.

- Копьё держи под мышкой и целься де Бриенну в шлем, - вторил германцу сержант тамплиеров.

- Давай, сынок. Двум смертям не бывать. Я все наши деньги поставил на тебя, - Генрихус развернул лошадь мордой к далёкому шатру противника.

«Как я ненавижу голос трубы», - подумал Деметриус, подчиняясь протяжному призыву и чуть трогая бока лошади шпорами.

На этот раз он хорошо видел де Бриенна. Тот, всё убыстряя и убыстряя бег коня, держа копьё на весу между ушами животного, надвигался на него с неотвратимостью песчаной бури, поднятой сильным ветром. Он уже преодолел бо’льшую часть расстояния и казался грозовым облаком, из которого вот-вот ударит молния.

Деметриус внутренне собрался. Врождённая ловкость и чувство дистанции позволили ему за миг до столкновения пригнуться. Копьё Чёрного Жана скользнуло вдоль щита по нарисованному взлетающему соколу и ушло вверх, словно попыталось достать солнце. Грохот железа за спиной постепенно стих.

Деметриус сумел самостоятельно развернуть лошадь и, вызывающе глядя прямо в перекрестие забрала подъезжающего де Бриенна, засмеялся.

- Что? Не так всё просто, да? Где твоя хвалёная сила? Или ты привык убивать беззащитных иудеев и мирных сарацин в их глинобитных домах?

Де Бриенн приподнял копьё и потряс им в воздухе. Что именно чёрный рыцарь прохрипел в ответ - невозможно было разобрать из-за шума толпы.

«Похоже, ставки растут», - подумал Деметриус, возвращаясь к своим наставникам.

- Теперь давай сюда эту штуку, - крикнул тамплиер и, стащив с руки рыцаря щит, заставил взяться за ременные петли по-другому. Теперь предплечье Деметриуса было свободно. Он держал щит за нижний ремень, положив верхний край окованного железом дерева на плечо.

- Будет болтаться немного, но это ничего. Ты должен поймать  момент начала атаки де Бриенна Отведи щитом его копьё в сторону и сразу выпускай лямку из руки. Ты понял меня?

Как ни странно, но сейчас руки и плечи Деметриуса, издавна привыкшие к тяжести лука и упругой силе тетивы, ощущали щит и копьё, словно те весили не больше пустого кувшина. Рыцарь выпрямился в седле, улыбнулся старику-германцу и стал ждать нового призыва трубы.

Следующий удар копьём разозлённого де Бриенна был бы ужасен, если бы он наносил его в первой схватке. Деметриус пригнулся и, когда казалось, что наконечник пики противника вот-вот с жутким хрустом войдёт прямо в лицо, словно пружина отпрянул в левую сторону и подставил острию копья щит. Трёхгранный наконечник с оглушительным звоном и треском пробил сначала железо, а потом деревянную основу щита. Сталь, продолжая движение, прошла в дюйме от плеча Деметриуса, зато само копьё застряло в дереве и стали. Древко пики треснуло вдоль в тот момент, когда Деметриус выпустил щит из руки. Копьё, сжимаемое железной перчаткой де Бриенна, словно пружина, выкинуло Чёрного Жана из седла и тут же сломалось. Грохот доспехов о землю заглушили крики толпы.

Деметриус с трудом остановил лошадь и оглянулся. Его противник лежал на спине. Нагрудный доспех, так блестевший ещё час назад, был помят и грязен. На одном из поножей, очевидно, лопнули ремешки крепления. Он валялся поодаль, втоптанный в пыль копытами чёрного коня. Щит отлетел ещё дальше и выглядел таким же грязным, как забрало де Бриенна, прорези которого забились лошадиным навозом. К поверженному чёрному рыцарю бежали оруженосцы. Деметриус, превозмогая боль в левом плече, победно потряс копьём. Он попытался выкрикнуть свой девиз – «Честь выше полёта» - но в горле пересохло. Из открытого рта раздавался хриплый вой. Развернув лошадь, он проехал в нескольких шагах от Чёрного Жана.

- Ничего ещё не кончено, - услышал он резкий сиплый голос де Бриенна. - Меч, дайте мне мой меч! И помогите подняться, сукины дети! - крикнул он своим пажам.

Его подняли на ноги и повели к палатке. Жан упирался, чертя носками сапог борозды в земле.

Деметриус медленно поехал в свой угол поля.

Снова зазвучала труба, заставив умолкнуть толпу.

- Ввиду неясности исхода поединка и согласно условиям, рыцарям предстоит схватка на мечах, - голос герольда едва заглушал орущих венецианских купцов и матросов.

- Ну, сынок! Или сейчас - или никогда, - выкрикнул Генрихус. Его глаза восторженно блестели. - Ты молодец. Настоящий рыцарь. Эх, мне бы твои годы!

- Оставайся при своих, - сказал ему Деметриус, с помошью сержанта слезая с лошади. – Давайте меч!

Надев перевязь с ножнами поверх кольчуги, и положив ладонь на рукоять клинка, рыцарь направился к центру площадки перед трибунами.

«Если трубач выдует ещё хоть звук - я этого сопляка убью», - подумал Деметриус, останавливаясь перед подиумом. Он вынул из ножен меч и поднял его крестом рукояти вверх.

- Разве рыцарю не нужен щит? - услышал он насмешливый женский голос.

Деметриус сделал вид, что не слышит. Он не отводил взгляда от лица Иоланты. Её бледные щёки, искусанные в кровь губы, казались ему восковой маской, на которой застыла гримаса ужаса и отчаянья.

«Прекраснее королевы Иерусалима нет никого на Земле», - подумал он и улыбнулся ей одними глазами.

- Не ожидал, - старый де Бриенн с интересом разглядывал Деметриуса и его странный набор защитных доспехов. - Ты храбр, юноша, или глуп, если выбрал для конного боя шлем без забрала?

- Как видишь, твоему сыну топхельм не помог.

- Дело случая, - поморщился регент, поворачиваясь в сторону палатки Жана. - Готовься, мессир Деметриус. Вон он идёт, твой кошмар.

- Я готов, сеньор.

- Так защищайся!

Хриплый рёв из-под забрала Чёрного Жана заставил Деметриуса развернуться.

На него шёл опытный боец, выставив вперёд лезвие меча и прикрывая левую половину тела новым щитом. Де Бриенну сменили помятое забрало на железную решётку, сквозь которую сверкали огнём ненависти узкие глаза. Деметриус перехватил рукоять своего клинка обеими руками и легко отбил первый яростный выпад противника. Жан отступил на шаг, поднял щит чуть выше и бросился вперёд, нанося хорошо продуманную серию ударов. Засверкали клинки, описывая дуги и разбрасывая вокруг солнечные зайчики и искры.

«Он не так быстр», - думал Деметриус, отступая и делая так, чтобы его противнику солнце слепило глаза. Рыцарь уже видел, что Чёрный Жан начинает задыхаться.

- Жарко тебе парень? - крикнул Деметриус в щели забрала своего врага, когда они, сойдясь вплотную, налетели друг на друга и столкнулись доспехами. – Может, разойдёмся с миром?

- Ты будешь гореть в аду! - выдохнул де Бриенн и попытался плюнуть своему противнику в лицо.

Он оттолкнул Деметриуса и, отбросив в сторону щит, вынул из ножен, висящих на поясе, кинжал.

Толпа, и без того встречавшая криками каждый удачный, как ей казалось, выпад бойцов, засвистела.

Следующий удар де Бриенна оказался уловкой. Деметриус это понял, когда почувствовал, как тонкое лезвие мизерикорда прошло сквозь кольчугу и проткнуло кожу на бедре. Новый источник боли, помимо пульсирующих толчков в незажившем как следует плече, разозлил Деметриуса. Меч в его руках стал похож на разящие молнии. Де Бриенн едва успевал парировать удары, подставляя под них то свой клинок, то кинжал. Вскоре тонкое лезвие мизерикорда отлетело в сторону, оставив в руке Жана рукоять с жалким обломком. Новый выпад Деметриуса оказался для него полной неожиданностью. Пытаясь уйти от опасного быстрого удара, де Бриенн качнул тело в сторону, поскользнулся и неловко упал, заваливаясь на спину. Деметриус мгновенно подскочил ближе, отбросил носком сапога вражеский меч, выпустил из руки свой и наступил чёрному рыцарю коленом на грудной доспех.

- Что скажешь теперь? - тяжело дыша, крикнул он, вытаскивая свой мизерикорд и засовывая его в щель между нагрудником и шлемом де Бриенна.

- Пощады, сдаюсь, - голос Жана звучал сдавленно и глухо.

Победитель спрятал свой кинжал и поднялся, глядя, как рванулась вперёд толпа, побежали к нему тамплиер и Генрихус. От палатки молодого Бриенна торопились к поверженному рыцарю оруженосцы.

«Почему так кружится голова?» - хотел спросить Деметриус подскочившего к нему сержанта.

Но лица, силуэты людей, трибуны, бароны, вскочившие с мест, стали расплываться. Через минуту всё это превратилось в туманное пятно. Рыцарь, пошатнувшись, попытался нагнуться за своим мечом. Это удалось ему с большим трудом. Сверкающий на солнце клинок взлетел вверх, приветствуя толпу. В следующее мгновение на глаза его будто упала тень. Деметриус почувствовал слабость в ногах. Колени подкосились, и он, с тихим звоном доспехов, упал сначала на колени, а потом лицом в пыль. Он ещё чувствовал, как его переворачивали на спину, как снимали шлем и поднимали на руках кажущееся невесомым тело, чтобы уложить его на носилки. Последним, что он увидел перед тем, как сомкнуть отяжелевшие веки, было бледное лицо Иоланты с огромными, почти чёрными глазами.

 

      Глава 4.  Акра. Февраль. 1226 г. от Р. Х.  Цитадель рыцарей Тампля

 

- Алиман, отойди! Не нависай надо мной, словно замок короля над Акко! Если хочешь мне помочь - сиди рядом со своим рыцарем и держи его за руку.

Лекарь королевы Иоланты, ворча и недовольно поглядывая на Генрихуса, сосредоточенно возился с Деметриусом. Рыцарь лежал на деревянном ложе за ширмой прямо в тамплиерской часовне, неподалёку от мощей Святого Гюи.

- Я что тебе - блудница иерусалимская или чувствительная благородная дама, чтобы гладить мозоли этого парня? А может, ты думаешь, что я какой-нибудь грязный содомит*, как многие из твоих сородичей-сарацин? - Генрихус возле постели раненого воспитанника чувствовал себя беспомощным и поэтому злился на весь белый свет.

- Держать за руку - что в этом плохого? Твой парень, хоть и без памяти, но слышит твой голос. Ты для него должен быть вехой к возвращению в этот поганый мир, - сарацин тоже начал сердиться. Все его усилия - поставить Деметриуса на ноги - пока ни к чему не приводили.

- Господь Всемогущий! Неужели такая маленькая рана, - Генрихус осторожно приподнял край повязки на боку Деметриуса и заглянул под ткань, - могла свалить с ног здорового человека, да ещё так надолго? Какого дьявола, Юсуф, тебя считают хорошим лекарем?

- О, Аллах! – сарацин раздражённо бросил в глиняную миску стальные щипцы, которые ему сделали на заказ в Дамаске, и поднял руки. - Сколько раз тебе повторять: на конце меча де Бриенна был яд! Какой - я до сих пор не знаю, но эта отрава попала в кровь рыцарю и разнеслась по всему телу, вплоть до мозга. А что там, в мозгу, яд натворил, тебе не скажет даже твой Господь. Или ты хочешь, чтобы я распилил череп твоему воспитаннику и посмотрел, что делается внутри? - лекарь выхватил из своей холщовой сумки небольшую пилу с мелкими зубцами и повертел её перед глазами старика-германца.

- Я тебе твоей же пилой голову отрежу! - испуганно заорал Генрихус, прикрывая полуголого, только что перевязанного рыцаря своим огромным телом.

 

*  Содомия. С 1215 года церковь называла мужеложество содомией.

 

- Что за шум в Божьем храме? - в часовню заглянул сержант Ордена.

- Вот полюбуйся, брат Шарль: почти три года прошло, как этот проклятый агарянин взялся за моего парня - а толку никакого! - германец схватил тамплиера за руку и подтащил к ложу Деметриуса. - Посмотри на это! Кормит бедного малого через камышовую трубочку, а тот лежит, словно мертвец, с открытыми глазами, и даже не моргает. Взгляни на эти руки. Они похожи на тонкие жерди. А ноги...

- Не ори, - поморщился сержант. - Лекарь делает, что умеет. Если бы не его снадобья, которыми он что ни день натирает твоего рыцаря - бедняга был бы сейчас весь в язвах.

- При чём здесь эти... снадобья? - Генрихус снова хотел помянуть дьявола, но вспомнил, что он в божьем храме. - Я больше чем уверен, что это Святой Гюи распростёр свои невидимые руки над моим несчастным мальчиком.

- Какая разница, кто тут водит руками? Главное, что тело Деметриуса чисто. Даже рана в боку почти зажила. Лекарь мне сказал, что она не гноится и все дурные струпья отвалились. Там растёт новая плоть.

- Далась тебе эта плоть! У Деметриуса с головой не в порядке. Сколько ему так лежать в беспамятстве, уперев глаза, похожие на рыбьи, в потолок?

- О том один Господь ведает, - вздохнул тамплиер, проведя ладонью над лицом рыцаря. - А ты… вот что... Давай-ка выйдем. Разговор есть.

Оба старика вышли из часовни и уселись на большом куске песчаника.

- Тут такое дело. Пьер де Монтегю, избранный недавно в новые магистры Капитулом Ордена, недоволен командорством в Акре. Из Парижа приехал брат Ришар, привёз письмо, где меня обвиняют в том, что я слишком много трачу на ремонт стен тамплиерских замков в Палестине и совсем не обращаю внимания на происки иудеев и ломбардцев, которые дают деньги в рост купцам и нуждающимся рыцарям. Магистр считает, что раз мы получили благословение от Папы ссужать деньги – значит, нужно бросить всё и прижать к ногтю проходимцев, пытающихся лезть в наши дела.

- И что?

Сержант замялся, не решаясь огорчать старого товарища.

- Видишь ли, они грозятся прислать казначеев, чтобы проверить, хорошо ли я управляю командорством. Думаю, кто-то из вновь присланных сюда братьев шпионит за мной. До меня дошли слухи, что командор Антиохии приложил к этому доносу руку.

- К чему ты клонишь? Хватит воду в ступе толочь! - вскипел Генрихус. - Говори ясней!

Сержант опустил глаза и стал концом сапога чертить в пыли кривые линии.

- Не могу я вас больше держать в замке. Если бы у вас были деньги - тогда ладно, живите. Казначеи попрут меня к чёртовой матери из сержантов. Куда мне идти потом, скажи на милость? Акра и замок стали мне домом.

- Понимаю, - тихо сказал германец и тоже опустил голову. - Но ты же знаешь, я все наши деньги потратил на хлеб для себя, корма для лошадей, на мёд и соки для Деметриуса. Ещё и оружейникам должен несколько золотых. Этот прохвост Рикардо вытащил мешочек с остатками золота из моего сундука, пока я спал и - поминай, как звали.

- Ты не подумай чего. Мне самому не жалко. Но по твоей просьбе парень лежит в часовне под присмотром Святого Гюи, - тамплиер взмахнул рукой, осеняя себя крестом. - Лежит, словно, для обряда погребения. Из новобранцев есть прохвосты, которые этим недовольны. Ещё те святоши! Говорят, что, мол, и помолиться уже негде…

- Вон сарацины, если припадёт охота поговорить со своим Аллахом, встают на четвереньки в любом месте, - проворчал Генрихус. - Ладно, - сказал он, подумав немного. - Когда, говоришь, приедут казначеи?

- Кто их знает… Но, думаю - недели через две.

- Хорошо, что-нибудь придумаю. Дай мне хотя бы неделю.

- Но не больше.

Было видно, что тамплиеру стало легче. Он потоптался ещё немного возле часовни и ушёл по своим делам. А германец, дождавшись ухода лекаря, пошёл к своему воспитаннику.

- Вот видишь, - старик сел рядом с ложем и принялся гладить руку рыцаря, приговаривая: - Такие, сынок, дела. Выгоняют нас на все четыре стороны, а ты всё лежишь да лежишь. Иоланты твоей давно уже нет в Акре. Приплыла за ней большая галера - вот она и отправилась к своему Фридриху. Ах, да, ты ещё не знаешь! Этот собачий хвост - Рикардо - стоял вместо тебя у алтаря. Де Бриенн так торопился отдать дочь за Фридриха, что плюнул на формальности и на доверенность, выписанную на твоё имя. Да, может, оно и к лучшему, - старик тихонько похлопал Деметриуса по голому плечу. – Ох, и отоспишься ты за все мои бессонные ночи! Так о чём это я? – старый мечник вытер непрошеную слезу, катившуюся по щеке. - Может, говорю, всё и к лучшему. С глаз долой - из сердца вон. А то всё шло к беде, как тогда в Константинополе между маркграфом и Домиником. Кто тебя знает – может, и ты поднял бы меч на Фридриха из-за бабы. Я уж думаю, не проделки ли это дьявола, прости Господи, помянул всё-таки его в храме, да ещё рядом с мощами Святого Гюи, - германец болтал, время от времени заглядывая в неподвижные открытые глаза рыцаря. - Этому храбрецу Гюи тоже, как и тебе, не повезло. Вот и лежите сейчас рядышком. А нечестивец Жан, который, видно, одной крови с ашашинами, пьёт, гуляет, жрёт сладко и в ус не дует. Отольются ему сестрины слёзы, которые она пролила на твое одеяло здесь, в часовне. Бывало, убежит из замка, от этих менестрелей, присланных Фридрихом для услаждения её слуха своими дурацкими виршами - да и сядет возле тебя, да и гладит твои щёки, да целует.

Старик замолчал, вглядываясь в лицо Деметриуса. Ему показалось, что по лицу рыцаря прошла тень.

- Поднимался бы ты, парень, скорее. Вон в Антиохии, говорят, нужны солдаты, да и в Сидоне их не хватает. Все рыцари сейчас ошиваются в Акре. А мы бы с тобой взяли да поехали - хоть в Антиохию, хоть в Триполи. Да, совсем забыл тебе сказать, - старик наклонился над ложем. - Перед отъездом Иоланта уговорила отца подарить тебе серебряные шпоры за поединок с Чёрным Жаном и за победу над ашашинскими наёмниками. Так что - поднимешься, пристегнём их на твои сапоги, и никто, даже сам король Сицилии не посмеет сказать, что ты не рыцарь.

При очередном упоминании имени королевы Иерусалима зрачки Деметриуса потемнели и шевельнулись, потом его ресницы неожиданно дрогнули. Генрихус с изумлением нагнулся ещё ниже и увидел, что взгляд раненого приобрёл осмысленное выражение.

- Господи! Не может быть! Слава тебе! - старик крепче ухватился за ладонь Деметриуса и сжал её в своём кулаке. - Ожил, ей-Богу, ожил! - германец принялся трясти руку рыцаря. - Ты слышишь меня, сынок?

- Не кричи.

Слабый голос раненого заставил старика упасть на колени.

- Отпусти мои пальцы. Мне больно.

- Ах ты, Господи Иисусе! Святой Гюи! Неужели вы услышали меня? - Генрихус вскочил на ноги и выбежал из часовни, торопясь догнать лекаря, который, по разумению старика, не мог далеко уйти.

 

К вечеру Деметриус, под спину которому положили подушки, сидел в оружейной командорства и с наслаждением ел жидкую чечевичную похлёбку сваренную на курином бульоне. Приведенные лекарем сарацинские женщины непрерывно разминали рыцарю ноги, гоняя застоявшуюся кровь по венам. Рядом на табурете стояли песочные часы и разнокалиберные, накрытые плотной чистой тканью, глиняные плошки с отварами, которые раненый должен был пить через каждый час.

- Вот вытрясем душу из какого-нибудь богатого иудея или получим за живого знатного сарацина выкуп - насыплю тебе полную чалму золотых монет, - возбуждённо говорил Генрихус лекарю, то и дело наступая сарацину на пятки.

- О, Аллах! Кто-нибудь может угомонить этого неверного?  - жалобным голосом вопрошал лекарь.

- Сядь, старик, - тихо попросил германца Деметриус, вытирая тыльной стороной ладони испачканную чечевицей бороду. - От твоей беготни голова кружится.

- Да-да. Как скажешь. Голова - это не шутка.

- Ты лучше скажи, как тебя зовут? 

Вопрос рыцаря поставил в тупик и лекаря, и германца. Они застыли каждый в своём углу, раскрыв рты.

- Чего? - первым опомнился старик.

- Как твоё имя?

- Да ведь Генрихусом меня с рождения кличут…

- Я разве должен тебя знать? - глаза рыцаря внимательно изучали лицо старика.

- Да как же так, сынок? Ведь я тебя со младенчества... - германец запнулся и с тревогой посмотрел на лекаря.

- Это - ничего, всё образуется, - тихо сказал Юсуф.

- Тебя я тоже не знаю, - новая фраза Деметриуса повисла в воздухе.

Сарацин озабоченно взял рыцаря за руку, пощупал пульс, потом приподнял ему ресницы, попытавшись исследовать оболочку глаз.

- А своё имя ты помнишь?

Молчание длилось несколько долгих минут. Деметриус собрал морщины на лбу и потёр литой медной ложкой, зажатой в кулаке, правый висок.

- Нет, - сказал он растерянно.

- А почему оказался здесь, среди нас? - лекарь сделал знак женщинам. Те перестали массировать ноги рыцарю и замерли в неподвижных позах.

- Вот это припоминаю. Меня ранил стрелой ашашин, - лоб Деметриуса разгладился. Он перевёл взгляд на свежий шрам, красующийся у него на теле.

- Какой, к дьяволу, ашашин?  - не выдержал Генрихус. - Тогда - это что? - он ткнул пальцем в рубец на бедре рыцаря.

Тот непонимающе скосил глаза на небольшое пятно шрама.

- Час от часу не легче, - германец возбуждённо забегал по комнате. - Чем ты его опоил, агарянин? У парня что-то неладное с памятью.

- Так бывает, - тихо сказал Юсуф. - Действие ядов на разум ещё до конца не понято мной. Чтобы добиться полного излечения - нужно время, уход и терпение. Это как с ребёнком, когда он начинает познавать мир. Говори с ним, рассказывай о событиях и людях - и твой рыцарь поправится.

- Эта рана от стрелы ашашина, - германец подошёл к рыцарю и положил руку ему на плечо. - А вот эта - от меча дьявола в образе человека - Чёрного Жана.

- Чёрного? – во взгляде Деметриуса чувствовалась напряжённая работа мысли.

- Да. Жана, сынка де Бриенна. Паршивца, который плюёт на рыцарскую честь и смазывает своё оружие разной гадостью, - Генрихус нагнулся к больному. - Смотри, что у меня есть для тебя, - германец выхватил из-за широкого пояса, которым он на сарацинский манер подвязывал свою котту, что-то блестящее.

- Это знаки рыцарской доблести, которые тебе подарил старый де Бриенн по требованию Иоланты.

- Иоланта? - приподнялся на локтях Деметриус. - Где она? Что с королевой? - рыцарь попытался встать на ноги, но Юсуф тут же подскочил и навалился на него.

По лицу рыцаря прошла судорога, его тело забилось в конвульсиях.

- Скорее, Генрихус, дай вон тот коричневый пузырёк! - крикнул лекарь, показывая подбородком на ряд флаконов, стоящих на столе.

Старик подбежал к Деметриусу, держа в руке лекарство, и Юсуфу удалось влить в перекошенный рот рыцаря несколько капель резко пахнущего настоя.

Через несколько мгновений судороги утихли, голова раненого откинулась на подушки, и он заснул.

- Помни, - наставлял Юсуф германца. - Растирания рук и ног проводить три раза в день. Ты видел, как это делается. Говори с ним всё время. Только не так - словно дубиной по голове. Чем больше он узнает имён - тем быстрее всё вспомнит. Давай ему с питьём вот эти отвары. На кувшинах написано, когда и сколько. Чем быстрее ты поставишь его на ноги, тем лучше. В городе после поножовщины венецианцев с генуэзцами неспокойно. Если Чёрный Жан узнает, что Деметриус очнулся - жди беды. Под шумок может ещё раз попытаться убить парня. Уходить вам надо из Акры!

- Сам знаю. Всё сделаю. Буду обязан тебе, - скупо поблагодарил Генрихус сарацина.

- Ладно, чего там. Возле дерева Заккум сочтёмся.

- Какого дерева?

-  Дерева Преисподней. «Я отправлю его в Преисподнюю. Откуда знать тебе, что такое Преисподняя? Она ничего не щадит и не оставляет, сжигая человека»*, - медленно выговорил Юсуф, прикрыв глаза воспалёнными веками. - Ваши монахи называют это место Адом, иудеи - Шеолом, а мы, сарацины - Геенной.

 

* Юсуф цитирует строку из Корана 74:26:30.

 

- Упаси нас Бог, - мрачно сказал германец и перекрестился. - Не накаркай.

- Через день зайду посмотреть, как тут у вас пойдут дела, - сарацин высвободил край чалмы, закрыл ею лицо и вышел за дверь.

Сильный ветер нёс по улицам города пыль, сухие листья, мусор и мелкие камушки. Начиналась песчаная буря.

 

  Акра. Цитадель Ордена Тампля.

  Две недели спустя

 

Светильник, заправленный плохо очищенным оливковым маслом, нещадно чадил. Генрихус сидел возле постели раненого и дремал, уронив голову на грудь. Звук голоса рыцаря заставил его вздрогнуть и поднять глаза. Германец некоторое время наблюдал за шевелящимися губами спящего, потом вздохнул и отвернулся.

- Опять бред. То ли дьявол его искушает, то ли Господь что-то шепчет на ухо. Не разберу.

Старик взглянул на песочные часы, вздохнул, медленно поднялся, приготовил в неглубокой глиняной плошке питьё, влил туда ложку отвара и, приподняв голову Деметриуса, стал поить его.

Рыцарь открыл глаза. На лбу у него крупными каплями выступил пот, губы мелко дрожали, взгляд блуждал по стенам и потолку, на котором плясали неясные блики от пламени светильника

- Опять эти видения, - прошептал он.

- Забудь о них, - тихо сказал германец, присаживаясь рядом. - Это - всего лишь сны.

- Они так похожи на явь. Я вижу блеск оружия и огонь, вырывающийся из-под крыш домов. Я слышу стоны и крики раненых, вопли женщин и плач детей. А ещё встают передо мной лицо короля Фридриха, ряды пеших рыцарей чьи ноги - по колени испачканы в крови.

- Значит, к тебе возвращается память, раз ты вспомнил о Федериго, - проворчал германец, снова поднося чашку к губам воспитанника.

- Да, я вспомнил и думаю о нём. Вижу его с соколом на руке, вижу королеву Иоланту, замок на горе, шеренги ратников, знамёна и конские хвосты на пиках. Вижу морской пролив, который пересекает множество галер, красные паруса, катапульты и баллисты...

- Святая Дева Мария! Это ведь почти каждую ночь с тобой происходит. Мечешься, словно одержимый бесами, всё бредишь.

- Вот здесь болит, - застонал раненый, хватаясь за голову.

- Ничего, пройдёт. Ты пей, пей.

- Рассвет скоро?

- Да вон уже за окном сереет. Через полчаса солнце взойдёт.

- Помоги мне встать.

- Правильно. Пойдём, пока никто не видит, во двор. Ты уже окреп. Вон – смотри в медный лист. Молодец молодцом! Целых две мили вчера верхом проехал. Я тебя почти не придерживал. Пора и с мечом поупражняться.

Генрихус помог рыцарю подняться и надеть сапоги. В одних рубахах, держа под мышками деревянные мечи, они вышли во двор. Почти целый час глухие удары вязли в каменной кладке стен, окружающих обитель тамплиеров. Из окна трапезной за схваткой наблюдал сержант. Не торопясь, он натянул на себя кольчугу, сунул ноги в арабские сандалии и вышел во двор.

- Молодцы, ребята. Я смотрю - Деметриус не растерял своей ловкости.

- Это у него в крови, - сказал германец, вытирая со лба пот. - Что там монахам сегодня Бог послал из пищи?

- Стол уже накрыт. Хлеб, молоко, похлёбка рыбная вчерашняя. Холодную есть будете?

- Будем.

- Вот и ладно. Вы ешьте пока, а я пойду, соберу ваши вещи и прикажу седлать лошадей.

- Понимаю, - проворчал Генрихус, бросая на землю деревянный меч. - Значит, пора и честь знать?

- Выходит, так. Две недели прошло, - тамплиер потупил глаза.

- И куда же нам теперь? - зло спросил германец.

Сержант подошёл к нему вплотную и что-то зашептал старику на ухо.

- Что, сама велела? Господь отблагодарит её и тебя, - обнял монаха Генрихус. - Пошли, парень.

Он подтолкнул Деметриуса в спину, и они направились в трапезную.

Через час, когда солнце окрасило в розовый цвет окружавшие город пески, а ворота города заскрипели, открываясь и выпуская из Акры первые караваны, два всадника на рослых боевых лошадях и три мула, гружённые доспехами, выехали на дорогу, ведущую в Триполи.

В полдень, когда зной стал почти нестерпим, когда лошади устали, а Деметриус едва держался в седле, германец, ведомый только ему известными ориентирами, свернул с дороги на узкую тропу, пропадающую между известняковых лысых холмов. Всадники проехали ещё пару миль и увидели перед собой довольно высокую скалу и прильнувшие к ней полуразрушенные стены каких-то лачуг. Рядом возвышалась башня.

- Где это мы? - спросил Деметриус, натягивая поводья.

- Это заброшенный приют для паломников, построенный когда-то братьями ордена Святого Иоанна.

- Значит, и земля здесь принадлежит им?

- Земля здесь ничья, потому как - на спорных территориях. Крестоносцам плевать на эту башню, сарацинам тем более она не нужна. Приют давно разграблен.

- Тогда почему соломенная кровля вон на том сарае новая? - рыцарь указал на небольшое строение, очевидно, служившее в прошлом конюшней.

- Иоланта твоя вместе с сержантом расстарались.

- Какая Иоланта, когда? - рассеянно спросил Деметриус. - Ах да, - спохватился он, хмурясь.

Они подъехали ближе к узкому проёму в стене башни. На деревянных вертикальных балках, вмурованных в камень, ещё сохранились железные петли. В этом месте когда-то находилась дверь, а сейчас это была просто чёрная дыра.

- Эй, если вы те, кого я жду - назовите себя!

Хриплый голос, прозвучавший сверху, заставил путников поднять головы. Из бойницы, расположенной высоко над дверным проёмом, высовывался массивный наконечник стрелы арбалета.

- Я - Генрихус, а мой спутник - славный рыцарь Деметриус. А ты, наверное, брат Бертран?

- Он самый и есть. Можете спешиться, я сейчас сойду.

Наконечник стрелы исчез, и вскоре на пороге дыры возникла приземистая широкоплечая фигура монаха в коричневой сутане, опоясанной не верёвкой, а кожаным ремнём, на котором висел меч.

- Здесь слуг нет, так что придётся вам самим позаботиться о себе. Тащите свою поклажу и сёдла в башню, а лошадей придётся оставить вон там, - монах показал рукой на сарай с новой крышей.

- Пусть рыцарь идёт с тобой, - сказал германец монаху. - Ему не по себе, а я расседлаю лошадей и сам занесу тюки.

- Ну, проходи, сеньор рыцарь, - отступил в сторону монах.

Деметриус переступил порог приюта. Внутри башни оказалось довольно много места. Справа от входа вверх шла узкая лестница, которая заканчивалась квадратным помостом у четырёх бойниц. В центре помещения в каменном полу был вырублен квадрат, наполовину заполненный водой. По периметру стояли свежеоструганные широкие деревянные лавки, накрытые шкурами. Рядом расположился небольшой стол и три табурета. В дальнем углу Деметриус увидел очаг, под которым еле теплился огонь. Над башней не оказалось крыши, и дым через остатки стропил вытягивался наружу сквозняком.

- Выбирай любое ложе из этих двух, - сказал монах, пиная концом сапога деревянные конструкции. - И давай сюда меч. Ты еле на ногах стоишь.

- Меч останется при мне, - ответил Деметриус, садясь на лавку.

Он упёрся спиной в прохладный камень стены. После зноя пустыни башня показалась ему преддверием рая.

Вошёл Генрихус, таща на спине тюки с оружием и вещами.

- О! Сдаётся мне – это добрый английский лук! - воскликнул монах, заметив среди поклажи толстое древко. - Кто из вас стрелок?

- Он, - коротко бросил германец, указав подбородком на рыцаря.

- Слыханное ли дело? Разве могут ужиться рядом сеньор голубых кровей и добрый разбойничий английский лук?

- Через пару дней он тебе покажет совместимость, - засмеялся Генрихус, складывая в углу щиты, мешок со стрелами, шлемы и прочие вещи. - Ты сам, братец, из каких будешь?

- Какая тебе разница? Уж не в свинарнике родился, как ты.

- Да, в общем, никакой, раз тебя прислал сюда сержант тамплиеров.

- Ну и не задавай дурацких вопросов, - проворчал монах, ставя на огонь закопчённый железный горшок и кидая туда щепотку соли.

- И всё же не пойму - наказан ты, или за твою дурость и грехи прислали тебя в такую глухомань?

- Никто не смеет указывать мне, кроме Господа Бога и Святого Гюи! - почти выкрикнул монах.

- Стой, догадаюсь сам! - перебил его германец, ухмыляясь в бороду. – Никак - обет на тебе?

- А ты думал, зачем я здесь? – рассердился монах, но затем несколько сбавил тон. – Прости, Господи, гордыню мою и крутой нрав, - тихо сказал он и перекрестился.

- Вот именно. Поэтому давай, дружок, промочим горло сицилийским, - примирительно пробурчал Генрихус, доставая из кучи вещей кожаные меха.

Вино забулькало, переливаясь в три глиняные чаши, которые торопливо достал из кучи глиняной посуды монах.

- Ладно, - вымолвил он хрипло, вытирая рот рукавом сутаны. - Вот о вас я знаю довольно. Мог бы сдать Чёрному Жану и получить хорошие деньги.

- Но ты ведь этого не сделал. Иначе нас ждала бы здесь засада.

- Конечно, не сделал, потому что на мне обет Святому Гюи. Думаю, он замолвит за меня словечко на Страшном суде.

- Какой же на тебе грех, раз клирик Ордена не смог отпустить его?

Монах потупил глаза, колеблясь - рассказывать или нет. Но вино уже побуждало старика к откровениям. Ему хотелось выговориться.

- Битва при Мюре*, знаешь о такой?

- Слышал.

- А если слышал, то должен знать, что два десятка тамплиеров с молчаливого благословения нашего Магистра - Гильома де Шартра...

- Это из рода графов Шартрских, правителей Шампани? У него ещё герб такой интересный - красные кресты на белом поле и золотые рыбы по углам?

- Дался тебе его герб! Ты слушай дальше! - воскликнул монах.

- Прости, брат. Продолжай, - извинился германец, снова наливая монаху.

- Из всего христианского мира только два десятка рыцарей Тампля приняли сторону альбигойцев. Наш Магистр не верил ни единому слову папских легатов о том, что в Лангедоке живут одни еретики. Вот и послал нас на помощь королю Арагона - юному Педро, который взял под своё покровительство земли графа Тулузского. Поначалу отбили мы несколько крепостей и потрепали армию Монфора, посланную королём Франции на еретиков, но вот при Мюре не повезло. Разбили нас.

- Как же так? Слышал я, что у мессира Педро вместе с альбигойцами была армия втрое больше, чем у Монфора.

- Да уж. Что было, то было. У Монфора имелась всего тысяча рыцарей и примерно полтыщи пехоты, а у нас - две с половиной тысячи рыцарей и пятьдесят тысяч пехоты.

- И вас разбили? Ну, вы и вояки!

- Разбили, сукины дети, - сокрушённо подтвердил монах. - Виноват арагонский король Педро. Всё из-за него. Бабник был, упокой Господь его душу! Всю ночь перед сражением пил да гулял с лагерными шлюхами. Еле на коня усадили. Ни копья, ни секиры не мог в руках удержать. Куда ему было управлять войском?

 

* Битва при Мюре (фр. Bataille de Muret) - одно из важнейших сражений альбигойских войн, состоявшееся 12 сентября 1213 года у замка Мюре в Лангедоке между крупной объединённой армией графа Раймонда VI Тулузского, короля Арагона Педро II, выступавших защитниками альбигойства, и немногочисленными войсками французских крестоносцев под командованием графа Симона де Монфора.

 

- Так, ясно. Но вот не возьму в толк - твой обет здесь с какого боку?

- А с такого. Когда отбирали назад у графа Монфора замки, рыцари – альбигойцы пограбили их. Но не очень, так, самую малость... - монах замялся.

- Ну, и... - побуждал его к продолжению рассказа германец.

- Я тоже не удержался. Сунул под кольчугу мешочек с золотом. Дьявол, верно, попутал.

- Значит, братья тамплиеры нашли при тебе золото и лишили права погребения в Святой Земле, - закончил рассказ монаха Генрихус.

- Хотели сначала изгнать из Ордена, но таких бойцов, каким я себя показал, мало было. Вот и послали в Палестину. А здесь уже - в каких только переделках ни бывал, а всё чувствовал, что не простил мне Иисус греха. Четыре года назад стою на коленях в часовне да молюсь Господу, распевая псалмы, и вдруг - будто по глазам ударило. Аж искры посыпались. Вижу - осветился ящик с мощами Святого Гюи, и вроде бы рука костлявая через стекло показалась. Испугался я и, как был - по пояс голым и почти ослепшим - выскочил из храма. Чуть лбом каменную стену обители не прошиб, да спасибо сержанту. Схватил меня сзади за штаны. «Что это с тобой?» - спрашивает. Я ему и рассказал всё. Вот тут он мне и объяснил, что это Святой Гюи знак подавал. Вроде того, что готов Иисус простить меня, но пусть де послужит монах для особых богоугодных дел. Вот я и дал обет Святому Гюи за его посредничество в переговорах с Господом.

- Значит, тебя сержант назначил приглядывать за нами?

- Так и есть. За всех, нуждающихся в защите, готов пострадать. Места здесь глухие, неспокойные. Разъезды сарацинские, бандиты разные из беглых наёмников. Но в Акре, сказал сержант, вам оставаться нельзя, - опальный тамплиер перевёл взгляд с германца на Деметриуса.

- Вижу - твой рыцарь после ранения, а я уболтал его. Вон он глаза смежил. Дай-ка постелю чистое полотно ему на шкурах. Пусть отдыхает, сил набирается.

- Верно говоришь. Верхом ездить - он слаб ещё. Отвар давать ему пора.

- Пусть поест для начала, отвар дашь после, - монах поднялся, снял с огня горшок и разлил его содержимое по глиняным мискам.

- Вкушай, сеньор рыцарь, Господом нашим посланное, - сказал он, подавая Деметриусу похлёбку из змеи.

 

Прошёл месяц. Наступившая осень принесла Палестине холодные ветры с севера и довольно сильные дожди. На пустошах, окружавших маленький заброшенный приют для паломников, выросла высокая осока, и тамплиер, засучив рукава сутаны, каждый день понемногу выкашивал поляны своим длинным мечом. Он сушил траву, насколько позволяло солнце, и складывал её в конюшне, приговаривая,

- Это вам, лошадки. На чёрный день. А то оголодаете летом. Сушь - она никого не щадит.

Раз в неделю, оседлав коня и ведя в поводу двух мулов, тамплиер уезжал в сторону Акры, но на следующий день возвращался с мешками, из которых вкусно пахло свежеиспечённым хлебом, вяленым мясом и сушёными финиками. Время от времени случай посылал под стрелу Деметриуса дроф или диких уток, пролетающих над скалами в сторону Галилейского моря, и тогда вечером огонь в очаге горел ярче обычного, а на вертеле, капая жиром в пламя, шипело свежее мясо, подрумяниваясь аппетитной корочкой.

Как ни странно, отшельническая жизнь в пустыне пошла истощённому болезнью телу рыцаря на пользу. Его ноги и руки окрепли, пальцы приобрели необходимую силу, и теперь он легко натягивал лук. Частые упражнения с мечом заставили распрямиться спину и нарастить на предплечьях и запястьях упругие мышцы. К Деметриусу постепенно возвращалась память, но казалось, что прошлое совершенно его не волнует. Он равнодушно слушал рассказы тамплиера о жизни в Акре, о пьяных похождениях Чёрного Жана, которому старый де Бриенн запретил покидать город, о вылазках рыцарских отрядов на земли сарацин в Египте и Сирии, о грабежах, которые учиняли крестоносцы в окрестностях крепостей тюрок-сельджуков. Рыцарь морщился и мрачнел, когда монах перечислял, сколько голов скота удалось отбить у сарацин и сколько привезено добра: ковров, кусков железа, бронзы, серебряной посуды и прочей утвари на спинах верблюдов.

Генрихус, в отличие от рыцаря, с интересом слушал эти рассказы. Он не видел ничего плохого в том, что сарацин грабили.

«Зачем тогда нужны походы и штурмы крепостей, если солдатам нельзя поживиться за счёт врага и привезти домой в седельных сумках и заплечных мешках пригоршню монет, - думал он, - Или, к примеру, когда нечего взять - можно заарканить женщин, которые помоложе. Их можно продать купцам или морякам на галеры».

Старого германца больше беспокоили горящие лихорадочным огнём глаза Деметриуса. Старик по обрывочным фразам, которые часто срывались во сне с губ рыцаря, знал, что тому приходят видения, от которых его подопечный просыпался в поту, кричал и вскакивал с постели.

«Видно, дьявол проник в его мозги вместе с ядом ашашинов», - думал в такие минуты Генрихус, срываясь со своего ложа и подавая рыцарю питьё.

Время от времени Деметриус приставал к тамплиеру с вопросами.

- Нет, ты скажи, где мог Святой Гюи найти наконечник центуриона Лонгина? Правда ли, что ваш магистр Гуго де Пейн вывез из Палестины Святой Грааль?

-Матерь Божья! Да откуда мне знать, как там было и, что? - глаза тамплиера загорались ответным лихорадочным блеском. - Ищущий всегда обрящет. Святой Гюи - барон Эрля - не алкал славы, а защищал сирых и убогих - вот ему и воздалось по его праведности и стойкости. А Грааль? Не знаю. Среди рыцарей ордена ходит много слухов, что такое есть Святой Грааль, но лично я его никогда не видел.

- Что за слухи? Расскажи.

- Все думают, что это чаша, из которой вкушал вино Иисус на Тайной вечере, и в которую Святой Иосиф* собрал кровь распятого на кресте Спасителя нашего. Только некоторые братья думают иначе.

- И что же они думают? - Деметриус схватил монаха за плечо.

- Одни думают, что это камень, на котором начертаны рукой Иисуса тайные слова неведомых истин и молитв. Если разгадаешь и произнесёшь их - ты обретёшь бессмертие. Другие считают, что это рог Золотого тельца, и что он достался Иисусу от Иоанна Крестителя, и что именно из него Господь наш накормил толпу возле Галилейского моря. Кто владеет этой реликвией, никогда не останется голодным.

- Вот бы нам такой рог, - не удержался германец.

- Погоди, Генрихус. Помолчи. Что ещё говорят братья?

- Многие говорят, что это всё-таки чаша, и если вкусить из неё - то получишь отпущение грехов и вечную жизнь в раю. Когда я был в Лангедоке, кое-кто думал, что Грааль хранится в замке одного из катарских графов, который в молодости был тамплиером, и что именно он нашёл её в гробнице Иисуса при первом штурме Иерусалима.

- Вот как? - задумчиво переспросил Деметриус. - Значит, всё же - это чаша?

- Не берусь утверждать, но...

- Что, говори!

- Присутствовал я на одном обряде в замке альбигойцев. Так вот, все катары стояли во дворе замка и чего-то ждали, повторяя шёпотом заклинания на своём тарабарском наречии. А к заходу солнца спустилась с неба белая голубка с облаткой в клюве и оставила её в углублении на камне. И наполнился двор благоуханием и сладостными ароматами.

- И что случилось потом? - торопил монаха рыцарь.

- Улетела голубка обратно на небо. А из трапезной выбежал катарский священник и заорал: «Входите, братья-рыцари! Чаша наполнилась!»

- Дальше, дальше, дьявол тебя забери! Не тяни кота за хвост! - уже не выдержал Генрихус.

- А дальше - пошли все рыцари в трапезную, а там перед каждым из ниоткуда появились всевозможные яства и напитки, которых никто из них отродясь не пробовал.

- Ну, а ты чего же? Съел хоть кусок?

- Рылом не вышел. Простых ратников не позвали.

- Вот так всегда. Баронам достаётся всё лучшее, - зло рассмеялся Генрихус, поглядывая на своего рыцаря, который, открыв рот, слушал монаха.

 

* Иосиф Аримафейский - иудейский старейшина, в гробнице которого был погребён Иисус Христос; упоминается всеми четырьмя евангелистами в повествовании о погребении Иисуса (Мф.27:57; Мк.15:43; Лк.23:50; Ин.19:38).

 

- Слушай ты его больше! Этот монах последнее время только и думает, что о жратве, - сказал помрачневший германец, хлопая тамплиера по плечу. - А мне вот, когда я совсем мальчишкой служил наёмником у старой карги Алиеноры Аквитанской*, бретонские ведьмы рассказывали другое. Будто Грааль хранится в некоем замке, куда попасть могут только совершенные люди с чистыми помыслами. А прочим он не виден. Замок этот зовётся Аннун, и что Грааль – суть изначальная бездна, место, где смерть сильнее жизни, и где всё существующее порождено смертью, но где рождается всё живое. И в то же время - это камень, закрывающий проход в иной мир, где обретаются древние боги и, где проходит дорога на чудесный остров западных морей Авалон**.

- Я найду его, - воскликнул Деметриус.

- Кого, замок? Э, парень! Многие искали туда путь. Сам король Артур два десятка сапог истоптал - да что толку? Видно, грешник был тот ещё, как и все его рыцари. Хотя - кто из тех, у кого меч на боку, не грешник? Вот и мы... - старик тамплиер не договорил и махнул рукой. - Ладно, хватит языки чесать. Ночь на дворе. Не уложишь вас!

 

* Алиенора Аквитанская (ок. 1124-31 марта 1204) - герцогиня Аквитании и Гаскони, графиня Пуатье с 1137 года, королева Франции в 1137-1152 годах, королева Англии в 1154-1189 годах, одна из богатейших и наиболее влиятельных женщин Европы Высокого средневековья. Алиенора была супругой двух королей: сначала короля Франции Людовика VII, а затем короля Англии Генриха II Плантагенета, матерью двух английских королей - воспетого средневековыми балладами английского короля Ричарда I Львиное Сердце и Иоанна Безземельного.  В ходе войны между Англией и Францией за земли северо-запада Франции Артур - герцог Бретани из династии Плантагенетов - осадил свою бабку Алиенору Аквитанскую в замке Мирабо. Замок легко пал бы, если бы 80-летняя Алиенора не организовала его оборону, так что защитники продержались несколько, пока к замку не подошёл Иоанн со своими войсками и не взял Артура в плен.

** Авалоин, Аваллоин (англ. Avalon, лат. Insula Avallonis) - мифический остров, о котором упоминается в кельтских легендах. На Авалоне, якобы, был перезахоронен легендарный король Артур. В других вариантах мифа: Авалон — место пребывания Феи Морганы.

 

Однажды, за два дня до Пепельной среды* монах уехал в Акру и вернулся с ворохом новостей.

- В гавани города полно галер короля Фридриха. Старый де Бриенн, радостный и счастливый, встречает рыцарей Сицилийца прямо на берегу. От оливковой рощи остались одни пни. Всё вырубили для лагеря мавров, которые сходят с кораблей.

- Мавры? - воскликнул Генрихус. - Господи Иисусе! Это что, сарацины будут биться с сарацинами?

- Сержант сказал, что это сарацины - какие надо сарацины.

- Это наёмники Мухаммада, будущего эмира Гранады, прозванного Рыжим**, - тихо сказал Деметриус.

- Откуда ты знаешь?

- Сон видел.

- А-а, - протянул германец, подозрительно вглядываясь в лицо рыцаря.

- Вот, смотрите, - тамплиер разжал ладонь.

Между мозолями лежала бронзовая монета с изображением юноши. В руках у него можно было различить лиру.

- Это мне дали на сдачу, когда я покупал овёс для лошадей. Кто этот мальчишка?

- Дай взгляну ближе, - взял монету из рук тамплиера Генрихус.

- Это сицилийский динарий. Вот здесь написано, - германец перевернул монету.

- Мальчишка - король Арагона Альфонс, которого прозвали Трубадуром. Он - один из приятелей Фридриха, - произнёс Деметриус, не глядя на монету.

- Откуда... - повернулся к нему тамплиер, но Генрихус перебил его.

- Откуда, откуда... Не приставай к человеку. Видишь - побледнел он от твоих дурацких вопросов.

- Я думаю, нам пора ехать, - сказал вдруг рыцарь.

- Куда? - воскликнули оба старика.

- Седлайте лошадей. Для начала отправимся в Акру.

 

* На католических мессах (с VIII века) в этот день проводится специальный обряд посыпания голов верующих освящённым пеплом (иногда вместо посыпания пеплом головы наносится на лоб тем же пеплом знак креста). Этот обряд знаменует сокрушение и покаяние, которые требуются от христиан во время воздержания от пищи. Во время обряда священник говорит каждому верующему «Покайтесь и веруйте в Евангелие» (Мк.1:14), либо «Прах ты и в прах возвратишься» (Быт.3:19).

** Мухаммад I ибн Юсуф ибн Наср - военачальник испанских мавров в ходе войн арабов с королями Кастилии и Арагона. Поставлял наёмников Кастилии против мусульманской Севильи и королю Фридриху.

 

Таверна у северных ворот города была окружена осёдланными мулами, привязанными к длинной жерди. Перекладина выглядела так, будто только что вышла из-под топора плотника. Землю вокруг заведения толстым ковром покрывали лошадиный навоз и охапки сена. Тускло светились толстые стёкла близлежащего дома, на воротах которого висел рыцарский щит с неразличимыми в сумерках геральдическими знаками.

Деметриус толкнул дверь и вошёл в таверну. В ноздри ударил запах давно не мытых тел, жареной козлятины и вина. Громкий хохот и хмельные голоса оглушили рыцаря. Чей-то бас пьяно горланил:

              Пусть еще мне будет дан

              Лучше всех прелестный стан,

              Обнажить хотят который

              Руки более, чем взоры.

Целый хор: от басов до писклявых мальчишеских теноров подхватил:

              Немудрено, что бедные мужья

              Меня клянут. Признать я принуждён:

              Не получал еще отказов я

              От самых добродетельных из донн.

Деметриус, пропуская вперёд своего германца, неловко отступил в сторону и опрокинул целую связку алебард, поставленных за дверью у стены.

Шум медленно стих, все головы повернулись ко входу.

- Эй! Что это за олух заглянул к нам на огонёк?

- Похож на пилигрима в своём рваном плаще. Ба! Да их двое! И оба – деревенщина вонючая.

- Пошли прочь! Здесь не место оборванцам!

- Оставь их в покое, Роджер. Они ведь не знали, что здесь собрались рыцари, - вступился за вошедших низенький плотный коротышка в кожаном сюрко и рубахе, расстёгнутой до пояса. 

- Пусть знают в следующий раз! - не унимался высокий тощий человек в плаще поверх хаурбека с короткими рукавами. - Нечего совать нос в общество благородных сеньоров!

- Говорю тебе, Роджер - ты изрядно пьян. Пусть люди согреются у очага. На улице ветер и, поди, дождь начинается.

- Нет, пусть катятся ко всем чертям, вонючие козлопасы! - не унимался пьяный.

- Сеньору рыцарю самому не мешало бы помыться. От него пахнет, как от тех тощих мулов, привязанных на улице, - не выдержал Генрихус.

- Да как ты смеешь?! - третий человек в сером подшлемнике, из-под которого выбивались всколоченные сальные волосы, стал подниматься из-за соседнего стола, нащупывая рукоять меча. - Пошли вон отсюда!

- Перед тобой рыцарь стоит! - Генрихус ловким движением перебросил со спины на плечо щит и грохнул им о каменный пол, усеянный корками хлеба и всяким мусором.

Все замолчали и принялись рассматривать герб. Искусно отлитый из патинированной бронзы коронованный сокол, сидящий на железной перчатке, распластал крылья на белом поле. Этот щит был последним подарком Иоланты. Она заказала его оружейникам Акры и прислала в тамплиерское командорство перед своим отъездом в Италию.

- Вот дьявол, - пробормотал человек в подшлемнике, садясь на место.

- Сдаётся мне, мессиры, что Роджер попал впросак, - весело воскликнул коротышка и тонко засмеялся, хлопая себя широкой ладонью по коленке.

Два десятка людей в кольчугах, сюрко и разноцветных плащаницах громко захохотали.

- Вот тебе и непорочное зачатие, - отсмеявшись, сказал крепыш. - Не иначе - ещё галеры пришли с войсками. Ну, держись, сарацины! Мы вам покажем, как отбирать у христиан Иерусалим!

- В порошок сотрём! - заорал, пришедший в себя Роджер.

- Войны не будет.

- Кто это сказал? - шум снова стал смолкать.

- Войны не будет, - повторил громче Деметриус, проходя в угол, где хозяин заведения, молодой сарацин из обращённых, вытирал тряпками только что принесённый стол.

- Как это не будет? - человек в подшлемнике поднялся, и германцу удалось рассмотреть герб на его кольчуге - три льва в красном поле.

- Меня зовут граф Перигор, - представился рыцарь. - Позволь узнать твоё имя.

- Деметриус - рыцарь из Фессалоник.

- Тогда объясни нам, почему не будет войны с сарацинами.

- Потому, что король Фридрих скоро договорится с египетским султаном Аль-Камилем, и христианам без боя отдадут Вифлеем, Назарет и Иерусалим.

- Что, вот так и отдадут? Без осады и штурма?

- Так и отдадут.

- Святая дева Мария! - выкрикнул пьяный Роджер. - А как же мы и наши солдаты? Зачем же мы плыли и ехали так далеко?

- Зачем? - невинно спросил у него коротышка.

- Пограбить, вот зачем! Мои ребята не уйдут из Святой Земли с пустыми заплечными мешками.

- Сеньор Деметриус! А с чего сарацины станут такими добрыми, что вернут всё, отобранное у нас когда-то Саладином?

- Фридрих даст им взамен нечто, от чего они не смогут отказаться.

- И что это?

- Вы всё узнаете в своё время.

- Да кто ты такой? - снова взвился Роджер. - Откуда тебе всё это знать?

- Уж не тот ли ты Деметриус, о котором среди тамплиеров ходят слухи, что ты сразил на поединке Жана де Бриенна? - с интересом посмотрел на молодого рыцаря граф Перигор.

Деметриус безразлично пожал плечами, а Генрихус не выдержал:

- Он самый и есть. Это я учил владеть его мечом.

Не обращая внимания на последние слова германца, рыцари и оруженосцы разом заговорили:

- В таверне возле обители тамплиеров рассказывают - было на что посмотреть!

- Венецианские купцы огребли целую кучу денег, поставив на безумца.

- Безумца?

- Ну да. Говорят, этот рыцарь спятил после поединка и целых три года странствовал по Святой Земле, гоняясь за сарацинами. Озверел до такой степени, что брал выкуп с каждого застигнутого им в дороге каравана.

- Тише, он же сумасшедший. Поэтому и мелет всякую чушь. Хватит о нём. Ещё услышит.

Деметриус, не обращая внимания на пересуды, съел свой ужин и поднялся. Его примеру последовал германец, настороженно поглядывавший на пьяную компанию.

- Не беспокойся о деньгах, сеньор рыцарь. Мессир Роджер заплатит за тебя. Правда, Роджер? Заплатишь за оскорбление? - хлопнул пьяницу по плечу толстяк.

- Не волнуйся, дружище, - икнул Роджер. - Я плачу.

- Хорошо, - равнодушно кивнул Деметриус и направился к двери.

- Что за ерунду ты говорил там, в таверне? - набросился на него германец, когда они оказались у коновязи. - И скажи мне, зачем ты послал Бертрана к землекопам, насыпающим вал перед лагерем сарацинских наёмников? Зачем ты велел ему зайти к торговцам кормами для лошадей? Ты пугаешь меня, Деметриус, своими безумными речами и поступками.

- Порой я и сам пугаюсь своих снов, - тихо ответил рыцарь, отвязывая от жерди своего коня.

- Что ты задумал? Почему мы едем к воротам возле цитадели госпитальеров?

- Потому, что ворота стерегут не городская стража, а монахи; потому, что Чёрный Жан уже знает, что мы в городе, а я не хочу ещё раз получить стрелу из арбалета в спину.

- С чего ты взял, что Жан знает о нас? С чего ты взял, что Фридрих будет вести переговоры с вождём сарацин?

- Я видел это.

- Во снах?

- Да, во снах. Как и многое другое, не позволяющее мне жить спокойно.

- Сдаётся мне, отравленный меч де Бриенна ранил тебя не в бок, а в самые мозги, - в сердцах воскликнул германец. - Выбрось дурь из головы, поедем в Яффо*. Говорят, там сейчас король Фридрих. Занят тем, что восстанавливает стены города и строит новую гавань. Туда прибывают подкрепления и припасы. Пора нам напомнить о себе и о той службе, которую мы сослужили королю. Я не хочу провести остаток дней в каком-нибудь нищем монастыре. Король должен вернуть тебе Фессалоники!

 

 * Яффа или Яффо, Яфо, Иоиппия - один из главных портов Иудеи. Именно сюда приходили корабли с христианскими паломниками, которые направлялись в Иерусалим.

 

- Нет, - отрезал рыцарь. - У госпитальеров мы дождёмся возвращения нашего Бертрана, а потом поедем в пустыню.

- Вот тебе и Пепельная среда! - воскликнул старик. - Опять в пустыню? Ведь мы только что оттуда! Целых два месяца мокли под дождями, а теперь – обратно?

- Не хочешь - не надо. Я поеду с Бертраном.

- Да зачем, скажи на милость?

- Мы должны найти одну вещь и отвезти её Фридриху.

- Ну да. Король, у которого есть всё, даже, наверное, птичьего молока навалом, ждёт эту вещь - не дождётся!

- Ты не понимаешь. Эта вещь прекратит кровопролитие, какого не знала ещё Святая Земля. Ты слышал, что нам говорил Бертран в башне? Грааль не даётся тому, кто грешен. А среди людей нет ни одного праведника, потому, что любой из нас хоть когда-нибудь брал в руки оружие и убивал, - рыцарь коснулся ладонью рукояти меча. - Но я сделаю так, что больше не прольётся ни одной капли крови, будь то христианина, сарацина или иудея. Тогда, может быть, Господь укажет мне путь к Авалону и позволит найти Святой Грааль.

«У парня точно с головой не в порядке», - думал германец в остром приступе тоски.

- Так мы что - за Святым Граалем отправляемся? - обречённо спросил он.

- Пока нет, - отрезал Деметриус, придерживая лошадь. - Ты едешь со мной или нет?

- Господи! Да, куда ж я денусь?

 

Маленький отряд из трёх человек четвёртый день продвигался по пескам Палестины на север в сторону Тира. Два вьючных мула везли большой чёрный лук со спущенной тетивой, мешок стрел, две мотыги, три копья, три щита, маленький бурдюк с вином, кожаные меха с водой, четыре мешка овса и прочую мелочь, необходимую в походе.

Лошади, исхлёстанные сильным знойным ветром, внезапно пришедшим из пустыни, еле передвигали ноги. Животные страдали расстройством кишечника от плохой мутной воды, которую всадники доставали из редких встречных колодцев. Сарацины, зная о прибытии в Святую Землю Фридриха, забросали источники падалью.

Всадники, казалось, были измучены ещё больше. Они старались двигаться в ночные часы и по утрам, когда снижалась вероятность встречи с сарацинскими разъездами. Им приходилось отсыпаться днём, находя пристанище в каком-нибудь овраге или пещере в стороне от тропы.

К исходу пятого дня въехав на вершину пологого холма, путники увидели большой остров, соединённый с берегом насыпью, полуразрушенные крепостные стены, низкие дома с соломенными крышами и множество развалин.

- Сидон, - сказал Деметриус, заслоняя глаза от лучей заходящего солнца.

- Неясно, кто владеет городом, - тамплиер – брат Бертран - сдвинув шлем на затылок, внимательно осматривал побережье. - Ни знамени, ни значка какого. И тишина.

- Затаились все. Ждут. То ли Фридриха, то ли сарацин.

- Нужно держаться вместе. В сторону - ни ногой. Думаю, тут полно дезертиров с обеих сторон. Нам туда, - рыцарь указал рукой на развалины и на десяток колонн, наполовину вросших в землю.

Прикрываясь щитами и стараясь ехать в стороне от кустов и стен, всадники свернули на тропу, ведущую к морю.

Спешившись и заведя лошадей в прохладное подземелье, они наспех перекусили и буквально рухнули на свои плащи.

Следующая неделя прошла в непрерывных раскопках. Деметриус работал больше и дольше своих спутников. Он истово рыл землю, обливался потом, дробил мотыгой камни и оттаскивал в сторону остатки колонн. Потом падал без сил и засыпал беспокойным коротким сном.

Генрихус сразу бросал мотыгу, подкладывал под голову спящего своё грязное сюрко и садился рядом, наблюдая, как подрагивают закрытые веки и шевелятся искусанные губы его воспитанника.

Пока двое работали, третий сидел наверху, держа в руках большой чёрный лук, один вид которого отпугивал любопытных горожан, проведавших о странных пришельцах.

- Какого дьявола мы столько земли перекопали? - ворчал Генрихус, вытирая со лба каменную пыль.

Его грязная рубашка прилипла к спине. Высохшая кисть руки болела от непривычной работы.

- Хоть бы кто сказал, что это за руины, - жалобно простонал он на исходе седьмого дня.

- Остатки финикийского храма, - задыхаясь и отворачивая в сторону кусок колонны, ответил рыцарь.

- Зачем он нам?

- Сюда когда-то приходил пророк Мухаммед.

- Что? - изумлённый германец сел на камень.

- Что слышал. Ладно. Давай немного отдохнём, и я тебе расскажу, какое было мне видение.

«Опять слушать бред умалишённого», - разозлился Генрихус, но тут же сел, вытянул ноги и прислонился спиной к древней каменной кладке. Он был рад небольшому перерыву.

- Я видел пророка где-то здесь, среди этих колонн, когда Мухаммед ещё не был вождём агарян, а камни ещё были храмом. Это святилище финикийского бога, дарующего здоровье и силу. Господь направил сюда пророка, которого в песках укусила змея.

- И он остался жив?

- Мухаммеда спасла храмовая кошка.

- Сказки! - решительно сказал Генрихус. - От укуса змеи спасения нет.

- Финикийский бог послал ему кошку, которая вылизала яд из раны, - не глядя на германца и закрыв глаза, продолжал рассказывать Деметриус. - Взамен этот бог попросил Мухаммеда, чтобы сарацины, ученики пророка, оставили в покое город и его жителей - финикийцев.

- И что было дальше? - отрешённо спросил германец, устало закрывая глаза.

- Бог сказал пророку: «Обещай мне это и оставь в хранилище храма свой меч в залог клятвы».

- Так мы ищем, этот чёртов, сарацинский клинок? - вскочил на ноги германец и, схватив кирку, в гневе ударил остриём в стену.

Камни кладки дали трещину, а потом осыпались к ногам старика. Из образовавшегося отверстия торчала рукоять меча. Германец ахнул, нагнулся и потащил клинок на себя. Деметриус схватил факел и поднёс его к ладоням старика.

На руках германца лежал меч в ножнах из красной потрескавшейся кожи, украшенных красными, голубыми и зелёными камнями. В кривую рукоять таким же образом были вделаны разноцветные камни. Гарда оказалась выкована в форме изогнутых витых рогов.

Деметриус взялся за рукоять и медленно вынул обоюдоострый клинок из ножен. На матово блестящей стали, кое-где покрытой ржавчиной, ему удалось рассмотреть арабскую вязь, похожую на ту, которую он видел на флаге сарацинской галеры в Палермо. Там же на клинке искусный оружейник выгравировал целую картину. Маленький человечек отрубал голову великану.

- Давид и Голиаф, - раздался за спиной чей-то хриплый голос.

Генрихус вздрогнул и обернулся. Сзади, подняв свой факел над головой, стоял тамплиер.

- Бертран! Какого дьявола ты здесь делаешь?! Твоё место наверху. Ты - часовой или старая плесень на этих стенах?

- Не кричи. Ночь давно. Все спят, словно церковные мыши, сожравшие за ужином все свечи в часовне какого-нибудь монастыря

- Пошёл наверх! Только и думаешь о жратве!

- Генрихус! Вот ты гонишь меня, а я могу прочесть надпись на клинке.

- Ты знаешь сарацинский?

- Покажи мне тамплиера, прослужившего в Святой Земле хотя бы пять лет и не знающего хитросплетений агарянских литер.

Бертран взял из рук Деметриуса меч и стал разбирать арабскую вязь.

- Здесь начертано: Дауд, Соломон, Мусса, а также значатся имена пророков Иисуса Навина, Захарии, Спасителя нашего Христа и Мухаммеда.

- Всё, - устало сказал Деметриус. - Это то, что нам нужно. Уходим.

- Прямо сейчас?

- Прямо сейчас. Время не ждёт.

- Эй ты! Старый хрыч - финикийский чёртов бог! - воскликнул Генрихус с жалобными нотками в голосе, поднимая вверх руки. - Хоть ты скажи этому безумцу, что мои кости нуждаются в отдыхе.

- Если мы не уйдём отсюда этой ночью - мы никогда не доберёмся до Яффо, - тихо сказал Деметриус, заворачивая меч Мухаммеда в свой сюрко.

- Не узнаю тебя, старина, - тамплиер обращался к германцу. - Неужели это ты брал Константинополь? Врал, наверное.

- Как дам сейчас по твоей плешивой башке! Будешь знать, как порочить меня, - зло огрызнулся старик.

- Оставьте здесь мотыги, - приказал рыцарь, подбирая с земли перевязь с собственным мечом. - С собой возьмём только самое необходимое.

- Слава Богу, копать больше не придётся, - проворчал Генрихус, опоясывая себя и надевая  плащ.

Оскальзываясь на осыпающейся каменной крошке, они выбрались наружу. Яркий свет полумесяца освещал воды гавани, дамбу, соединяющую побережье с островом, десяток рыбацких лодок, разрушенную крепостную стену и спящий город. Море тихо шумело, набегая на мелкую гальку берега.

Деметриус посмотрел на восток. Там, за краем ещё тёмных перистых облаков, проступила узкая полоска зари.

- Скоро будет светло, - сказал он, нагибаясь и застёгивая подпругу под брюхом лошади.

- Скоро рыбаки проснутся, если уже не проснулись, - предупредил тамплиер.

- Дай сюда лук, - протянул руку Деметриус.

Он проверил натяжение тетивы, оперение стрел, надел лук через голову и перекинул его за спину. Потом приторочил свёрток с найденным мечом и мешок со стрелами к седлу, сунул левую руку в лямки щита и сел на коня.

- Поехали!

Его спутники, разобрав оружие, влезли на лошадей и двинулись вслед за рыцарем.

Через час, когда утренний ветер принялся перекатывать ворохи сухой травы по прибрежной гальке, а месяц побледнел и стал похож на тусклый железный серп жнеца, когда силуэты рыбачьих лодок застыли у линии горизонта, когда из труб домов потянулись в прозрачное небо дымы от разожжённых очагов и запахло свежеиспечёнными лепёшками, на одном из барханов, закрывая собой восходящее солнце, застыла шеренга передового отряда всадников пустыни.

 

- Нам пора напоить лошадей и отдохнуть самим, - Бертран тронул концом древка  короткой пики спину Деметриуса. - Скоро полдень.

- Нет, - голос рыцаря был тревожен и сух. Губы потрескались, глаза воспалились. - Время настигает нас, - прохрипел он, пытаясь заставить коня идти быстрее.

- О чём ты? - Генрихус с трудом развернул свою упрямую лошадь.

- Один из нас скоро умрёт.

- Кто? - разозлился вдруг тамплиер, натягивая поводья. – Может, он? - указал он пальцем  на германца. - Или ты, сеньор пророк?

- Мой последний закат ещё далеко, - ответил Деметриус, оглядывая тропу и нависающие над ней скалы. Он поднял ладонь к глазам и оглядел склоны холмов, которые огибала дорога.

- Ещё полмили - и будет утёс. Там есть боковая тропа, ведущая в узкую лощину. Передохнём в том месте.

Едва они достигли поворота, послышался далёкий топот копыт. Генрихус оглянулся и увидел цепочку всадников, взлетевших на соседний холм.

- Сарацины! - крикнул германец.

- Знаю, - не оборачиваясь, раздражённо проворчал Деметриус. - Сколько?

- Точно сказать не могу. Сотня, может, больше.

- Скорее, - поторопил своих спутников рыцарь. - Слезайте с лошадей, ведите их наверх.

Рыцарь спешился и стал карабкаться по узкой каменистой тропинке, круто поднимающейся между двумя утёсами. Генрихус последовал за ним.

Бертран замешкался, прилаживая щит себе на спину. Он отстал от своих товарищей шагов на пятьдесят, поставив лошадь поперёк тропы, а потом полез наверх. Когда до камня, за которым скрылись его спутники, оставалось двадцать локтей, стрела из арбалета, исполнив свою короткую  песню, вонзилась в шею тамплиера между нижним краем топхельма и воротником кольчуги. От сильного толчка, уже мёртвым, он подался вперёд. Его ноги сделали ещё три неверных шага, рука выпустила копьё, носок сапога зацепил корень сухого дерева. Он рухнул ничком на тропу, потом перевернулся и покатился вниз. Испуганная лошадь, прянув в сторону, едва не упала. Быстро переступая копытами по осыпающемуся склону, она понеслась вниз. Лязг доспехов и звон шлема о камни заставил Деметриуса остановиться.

- Держи повод, - сказал он германцу. - Вон перепад тропы. Достигнешь вершины утёса - поведёшь лошадей вниз. Там должна быть расщелина в скале, - рыцарь сорвал с плеча лук, снял с седла мешок со стрелами.

- Я что тебе - новобранец зелёный? - вскипел Генрихус. - Встанем бок о бок с мечами в руках!

- Ты хочешь быть мёртвым, как Бертран?

- Но...

- Послушай лучше меня. Пока я займусь сарацинами, ты пойдёшь по расщелине. Где-то в полумиле отсюда увидишь каньон и тропу. У тебя две лошади. Поскачешь во весь опор, меняя их чаще. К ночи доберёшься до Яффы.

- А ты?

- Если я не приеду и не найду тебя у тамплиеров - пойдёшь к Фридриху, отдашь ему меч пророка и письмо, - рыцарь достал из недр хауберка грязный пергаментный свиток и протянул его германцу.

- Давай, двигай отсюда! - крикнул он с такой яростью, что старик опустил голову и, словно побитая собака, держа в поводу лошадей, стал искать расщелину в скалах.

Деметриус проводил его взглядом, сошёл с тропы и полез на выступ скалы. Выглянув из-за гряды камней, он увидел сарацин. Лёгкой рысью, уверенные, что христиане никуда не денутся, они приближались к тому месту, где стояла лошадь Бертрана. Один из всадников спешился и обыскал седельные сумки. Не торопясь, он снял с высокой луки бурдюк с водой, маленький мешок овса, белый, свёрнутый в тугой свиток плащ с красным крестом и поднял его высоко вверх.

- Алла-а-а! - громкие крики сарацин вспугнули нескольких грифов, сидящих на вершинах скал. Они взмыли в воздух, медленно набрали высоту и, образовав круг,  застыли высоко в небе.

Деметриус, поглядывая вниз и перебегая от камня к камню, приготовил себе несколько позиций для стрельбы.

«Расстояние - шагов сто, - быстро прикинул он и откинул в сторону маленькие камушки. - Не будут мешать целиться».

Потом в каждом месте воткнул по два десятка стрел оперением вверх, подкинул пучок сухой травы, проследил за ним взглядом и стал ждать.

Часть сарацин осталась на тропе, а часть, о чём-то переговорив между собой, не торопясь поехали по тропе, ведущей в скалы.

Деметриус быстро вскочил, поднял лук и, почти не целясь, выпустил три стрелы.

Первая выбила из седла сарацина в короткой кольчуге, вторая попала в шею вороной лошади. У животного подкосились ноги, и она завалилась на бок, придавив всадника, не успевшего покинуть седло. Третья попала в глаз воину в остроконечном шлеме. Он схватился руками за голову, заваливаясь назад, и стал падать. Лошадь испугалась и прыгнула в сторону, сбросив седока. Сапог сарацина загнутым вверх носком запутался в стремени, и лошадь понесла. Шлем слетел с головы убитого и покатился по тропе, громко звеня. Сарацины от неожиданности натянули поводья и застыли на месте. Следующие три стрелы сорвались с тетивы и с протяжным звуком ушли вниз. Деметриус сразу присел за камни и тут же перебежал на другую позицию, даже не посмотрев, куда попали стрелы. Он был уверен, что они нашли свои цели. Доказательством этому послужили крики ярости и ответный посвист арбалетных стрел. Они редким дождём осыпали камни в радиусе ста локтей вокруг Деметриуса.

«Арбалетов штук двадцать, - мысленно прикинул рыцарь. - Стреляют куда попало. Значит - никто ещё меня не видел. На перезарядку им понадобится вечность».

Рыцарь вскочил на ноги и, больше не таясь, стал стрелять вниз, выбивая из сёдел растерянных сарацин одного за другим. Стрелы с характерным звуком разверзающейся плоти входили в тела своих жертв, пробивая кольчуги, хафтаны, медные накладки и кожаные нагрудники. Те, кто успел отъехать, спешиться и спрятаться между камней, кричали, показывая выхваченными мечами на вершину утёса. Но арбалетчики, кто ещё не был убит или ранен, даже не думали о перезарядке своего оружия. Деметриус в первую очередь выбил тех, кто пытался вложить стрелы в желоба арбалетов. Остальные метались между трупов, спотыкаясь о копья, щиты и шлемы. Расстреляв все приготовленные в этом месте стрелы, рыцарь поднял на вытянутой руке свой чёрный лук и потряс им в воздухе.

- Набала Арту! Набала Арту! - донеслись до него вопли сарацин снизу.

«Лучники Артура», - догадался Деметриус.

- Честь и слава! - прокричал он и, опустившись на четвереньки, переполз на другое место.

«Посмотрим теперь, что они будут делать», - подумал Деметриус, снимая с головы шлем.

В щель, образованную двумя камнями, рыцарь принялся рассматривать поле боя. Он насчитал тридцать неподвижных тел и пять раненых сарацин, которых под прикрытием лошадей пытались унести товарищи. Человек пятьдесят верховых на галопе уходили за бархан.

Деметриус снова встал и для начала тщательно выцеливая, поразил в ноги агарян, прикрывающихся лошадьми, а потом добил всех, кто выносил раненых.

Внизу наступила тишина. Сарацин, ускакавших в пески, не было видно. Рыцарь расправил плечи, ноющие от тяжести лука и непрерывной стрельбы, повращал запястьями, давая возможность мышцам отдохнуть. Потом снял с левой руки кожаную накладку, предохраняющую ладонь от соприкосновения со стрелами при стрельбе, потом осмотрел свой лук. Длинное тисовое древко казалось тёплым и живым. Деметриус погладил составную, выкрашенную чёрной краской сердцевину, затем роговые пластины на внешних и внутренних концах древка и потрогал тетиву.

«Ещё пара выстрелов - и жила лопнет», - решил он, снимая тетиву.

Он взглянул на безоблачное небо, отметив про себя усиление жары, потом из сумки, прикреплённой к поясу, достал новую тетиву из кишечных струн. Размотав её и отрезав столько, сколько нужно, он завязал особым образом петли на концах и, подумав немного, не стал крепить на луке, а спрятал тетиву обратно в сумку.

Снова встав на ноги, Деметриус посмотрел вниз. На тропе ничего не изменилось. Только грифы плавно и бесшумно по очереди опускались на землю. Они, настороженно вытягивая шеи, расхаживали возле трупов, всё ещё не решаясь подойти ближе.

«Значит, сарацин поблизости нет. Птицам сверху виднее. Интересно, куда это агаряне поехали? - подумал он. - Похоже, за подкреплением. Значит - время есть».

Рыцарь собрал оставшиеся стрелы, засунул их в мешок, поднял с земли лук, вскинул его на плечо, надел на голову шлем и пустился по следам копыт своей лошади к расщелине. Пройдя шагов двести по каньону, он услышал звук вынимаемого из ножен меча. Из-за выступа скальной стены на тропу вышел Генрихус и близоруко прищурился.

- А, значит, ослушался меня? - устало улыбаясь, спросил его рыцарь.

- Вот, решил подождать здесь немного, - виновато опустив глаза, ответил германец. Он уже привык к тому, что его воспитанник стал настоящим воином.

- Ну и глупо. Сарацины могли захватить меч пророков - а это означало бы, что Бертран лежит там, внизу на тропе, зря, да ещё непогребённым, - сказал Деметриус.

- Ничего не зря. Я спрятал меч. Никто, кроме меня, не нашёл бы его.

Деметриус снова улыбнулся.

- Взяли бы тебя живым - быстро бы язык развязали! Вытаскивай клинок и выводи лошадей.

Германец исчез в лабиринте скал. Рыцарь, проводив его взглядом, встал на колени и помолился за упокой души Бертрана.

«Значит, исполнилось проклятие Магистра тамплиеров. Остался монах без погребения», - подумал рыцарь и вспомнил о чёрных птицах с жадно горящими глазами.

- Иисус и Святой Гюи! Примите старика в сады ваши небесные! - прошептал он.

Пока рыцарь молился, фигура германца исчезла в пещере, вход в которую был завален сухими ветвями кустарника.

Через несколько минут старик вернулся обратно и подвёл рыцарю лошадь.

- Что там с сарацинами?

- И не спрашивай, - кашлянул в кулак Деметриус, всё ещё испытывая боль в спине и плечах.

- Однако, ты быстро с ними управился, - проворчал Генрихус, подставляя под сапог рыцаря сведённые вместе ладони. - Я еле успел «Отче наш» прочесть.

- Ну, надо же. Ладно, поехали, пока Господь ещё не отвернулся от нас, - сказал рыцарь, с трудом залезая в седло.

 

    Глава 5 Апрель 1226 года от Р.Х. Святая Земля. Яффа

 

Яффа издали дала о себе знать гулом голосов, далёким звоном доспехов, ржанием коней, стуком топоров и тяжёлыми ударами мотыг о камни. Даже ночь не остановила выгрузку войск и работы по восстановлению крепостных стен.

Старый германец поймал за шиворот валлийского лучника, торопившегося куда-то с арбалетом на плече.

- Стой, муравей ты этакий! Ползаешь здесь под копытами, того гляди, наеду на тебя, - загремел Генрихус, рукой в железной перчатке удерживая стрелка за воротник потрёпанной кожаной куртки. - Куда все благородные сеньоры делись?

- Не знаю, сэр рыцарь.

- Тогда скажи: где здесь, в этом Содоме, найти короля Фридриха?

- Езжайте вон к той недостроенной башне, - валлиец показал в сторону северных стен города. - Там - временный лагерь сицилийцев. За деревянным частоколом большой белый шатёр с тремя львами на гербе - это королевская ставка.

Деметриус направил усталого коня в указанную сторону. Проезжая между рядами палаток, возле которых горели костры, варилась пища, сидели пехотинцы, он слышал смех и громкие голоса солдат. Они обсуждали слухи о возможной богатой добыче на землях сарацин. Эти разговоры заставляли рыцаря хмуро поглядывать на самых шумных и хвастливых. Он думал о том, сколько людей оказалось сорвано с насиженных мест. И всё ради чего? Ради грабежей и насилия, ради взятия Иерусалима, в котором полно иудеев, сарацинских старух, детей и стариков, которые в скором времени будут убиты вот этими весёлыми ратниками. Он думал о том, что Господь, если бы не вознёсся, перевернулся бы в своей гробнице, услышав, как в это самое время уже трещат под ударами баллист стены сарацинских крепостей, как стонет огонь, пожирая соломенные крыши лачуг бедняков, как трещат разбиваемые двери иудейских домов и лавок, как кричат добиваемые христианами раненые греки и стонут, распятые солдатами на столах, женщины. Что ещё думает найти в Святой Земле Фридрих, кроме ответной ненависти и ответно пролитой крови? Зачем королю Вифлеем и Назарет, где вскоре в глазах рыцарей запляшет пламя пожаров, вылетающие из баллист камни, отражённый блеск окровавленных мечей, белые тела насилуемых девочек и женщин? Неужели мало ему земель в его огромной империи и королевстве обеих Сиицилий? Или ему не хватает замков, где слух короля будут услаждать благородные менестрели и коронованные трубадуры, распевая под звуки лир о благородстве рыцарей, о нежных прелестях придворных дам, ни одна из которых никогда не узнает грубых рук и восставшей плоти озверевших солдат помеченных язвами дурных болезней?

- Эй! Кого я вижу? - громкий голос застал Деметриуса врасплох. Он обернулся на звук и увидел старого знакомого - сицилийца  Рикардо.

- Ба, да вы живы, дьявол вас не приберёт! - кричал мечник, стоя в открытых дверях большой походной палатки, превращённой предприимчивым маркитантом в таверну. - Нет, я вас так не отпущу! Столько лет не виделись.

Сицилиец загородил проезд и схватил лошадь Генрихуса за поводья.

- Старый грешник! Ты ничуть не изменился. А вот рыцарь твой... Даже и не знаю, что сказать. Благородным сеньором стал, да ещё при гербе и серебряных шпорах.

Рикардо потрогал звенящее серебро на сапогах рыцаря.

- Встретил бы ночью - не узнал бы. Вроде шире стал в плечах, заматерел. Вот только, не в обиду будет сказано - бледный какой-то.

Не обращая внимания на равнодушный взгляд Деметриса, Рикардо уже привязывал поводья лошадей к коновязи.

- Не отпущу старых друзей, пока не выпью за их здоровье. Я заставлю румянец вернуться на щёки доблестного рыцаря! Вино - лучшее лекарство от всех болезней.

Деметриус кивнул своему воспитателю, и они слезли с коней, забрав с собой седельные сумки и свёртки.

- Но платить будешь ты, - Генрихус так хлопнул здоровой ладонью по спине сицилийца, что тот втянул голову в плечи. - Ведь ты должен нам. Или не помнишь о тех золотых, которые мы сняли с убитого купца, поделили, а потом ты стащил мою долю?

- Да ладно тебе! Это дело прошлое. Я теперь достаточно богат, чтобы нанять чёртову дюжину копейщиков. Они делятся добычей с умником Рикардо.

Сицилиец уселся за стол, смахнув на пол оловянные чашки.

- Вина! Лучшего! - крикнул он маркитанту. - Ну, рассказывай, сеньор Деметриус, как ты выжил после той раны. Я уж думал, что твоя песенка спета. Ты лежал у тамплиеров, словно кожаный мех, из которого выпили всю воду.

- С Божьей помощью, - тихо ответил рыцарь. - Ты сам лучше расскажи, что Фридрих?

- А чего ему сделается? - сицилиец наклонился к уху рыцаря. - Не зря ходят слухи, что он то ли продал душу дьяволу, то ли выкрал у тамплиеров копьё Лонгина. Ему во всём сопутствует удача. Видел, какую армию привёл в Палестину? Одних рыцарей - тысяч пять, да копейщиков, мечников, лучников немеряно.

- Вижу, - Деметриус отодвинулся от жаркого дыхания сицилийца. - А что королева? Тоже здесь?

- А ты разве не знаешь? Частые неудачные роды свели бедняжку в могилу. Правда, король её сначала в монастырь отправил, а потом уж... - сицилиец неопределённо взмахнул рукой.

- Когда это случилось? - чуть помедлив, с дрожью в голосе спросил Деметриус.

- Дай Бог памяти… Год уже исполнился. Аккурат, в апреле.

- Король был безутешен?

- Если бы! - рассмеялся Рикардо. - После её безвременной кончины Федериго успел побывать в постели девицы Манны - племянницы архиепископа Мессины, а потом на ложе у сестрички своей усопшей супруги Иды де Рейнель. Та успела родить от него дочь Бланку.

- Значит, теперь Ида - королева Сицилий?

- Да, где ей, козе, окрутить нашего Фридриха, хоть и умна чрезмерно. Король сделал её женой рыцаря Балиана де Гренье, пообещав ему должность бальи* Иерусалима. Вот что значит родственные связи! Этот Балиан приходится двоюродным братом по матери покойной Иоланте. Эх, ну почему я не племянник кого-нибудь из рода де Бриенн или Монферрат? Повезло старику Иоанну. Говорят, что этого нищего шевалье из Шампани в Святую Землю сослал король франков. Если бы не эта опала - не стать бы ему королём Иерусалима. Да ещё женился впоследствии удачно на Марии дель Монферрато, дочке Конрада.

Генрихус вздрогнул, словно от попадания стрелы, и переглянулся с Деметриусом.

- Это значит, что наш Фридрих и Иоланта – родственники. Его дед и Конрад де Монферрат были кузенами по бабушке Агнессе, - прошептал на ухо рыцарю германец. - Вот сукин сын, сицилиец! Интересно, сколько золотых августалов ему пришлось всучить папе Гонорию за благословение на кровосмесительный брак?

- Крестовый поход, - тихо ответил Деметриус.

- Чего? - не понял германец.

- Цена - Крестовый поход.

- Что вы там шепчетесь? Крестовый поход начался. Скоро погуляем в сарацинских городах, да пощупаем за груди смуглых толстых женщин, - воскликнул захмелевший Рикардо. - Эй! Ещё вина!

- Так сколько, ты сказал, детей у Фридриха от Иоланты? - отодвинул в сторону кувшин с вином Деметриус.

- Я разве говорил? Сын у него. Назвали Конрадом, - Рикардо пьяно икнул и вдруг уставился на Деметриуса. - Ба! Да ведь младенец этот - вылитый ты.

Рыцарь отвёл глаза и густо покраснел. В палатке, словно дым от лагерных костров, повисла тишина.

- Хватит болтать! - вскипел старый германец, багровея от гнева. - Придётся стукнуть тебя по зубам, чтобы сплетни не распускал! - он навис над Рикардо, потом обвёл взглядом притихший шатёр, спохватился, взметнул в воздух оловянную чашу и выкрикнул:

- Слава королю Фридриху!

- Его здоровье! - пьяные голоса подхватили призыв.

Таверна вновь наполнилась звяканьем олова и бренчанием тонбура** в дальнем углу.

 

* Бальи - в средневековье - представитель короля. Восходит к латинскому «bajulus» - то есть «наместник». Как считается, во Франции титул «bajule» впервые ввёл в обиход Карл Великий, присвоив его Арнульфу - воспитателю Людовика Благочестивого.

** Тонбур - щипковый двуструнный арабский инструмент.

 

   Яффа. Шатёр короля Сицилии.

  Час спустя

 

В шатре Фридриха на грубо сколоченных лавках, накрытых серым, грубой выделки, полотном, сидело несколько рыцарей. Они с азартом играли в кости, выбрасывая их из оловянной чаши на кожу сарацинского барабана. Пламя факелов освещало гербы на разноцветных сюрко, надетых поверх коротких хауберков. Огня факелов и жаровни, на которой стоял медный кувшин с кипящей водой, было достаточно, чтобы различить: лилии и крест графа Клермона, чёрного льва с красными когтями барона Гуго Боже, сверкающую звезду на красном поле принца оранжского Тибурга, белый крест на червлёной основе герцога Савойи. На алебарде, воткнутой древком в землю сидел любимый сокол Фридриха. Глаза птицы закрывал кожаный колпачок. Сам король ходил по шатру, задевая носками мягких сапог грязную солому, которой был накрыт земляной пол.

Фридрих размахивал поднятой рукой, задавая ритм шестиструнной кифаре, на которой играл толстый человек в красном парчовом камзоле. Они пели на два голоса, причём толстяк всё время отставал от короля:

       Мне рта приличья не заткнут,

       Для правды дружба не препона:

       Я от беарнского Гастона

       Узнал, что он еще и плут:

       Взяв деньги с тем, чтоб после схватки

       Избавить рыцарей от пут,

       Он вместо выкупа под спуд

       Их положил, и взятки гладки.*

 

При очередном переборе струн граф Клермон сделал гримасу, словно проглотил ложку соли, а потом прыснул в кулак.

- Бедный Гастон!** Ему век будут помнить эту старую историю, - воскликнул он.

- Какую? - Гуго Боже метнул кости. Один из кубиков подпрыгнул на упругой коже барабана и свалился на землю.

- Вот дьявол! - выругался барон.

- Ну, как же? - продолжал Клермон. - Беарнец, чтобы выкупить у сарацин двух своих оруженосцев, ограбил по дороге в Дамаск французского купца, а потом спокойно положил деньги в свою кубышку.

- И что дальше было?

- Известно, что. Сарацины ждали выкупа год, а потом изрубили этих парней на куски.

- Вот уж, воистину, плут этот сеньор, царствие ему небесное! - засмеялся принц Оранжа и покосился на Фридриха, который, подойдя к кувшину и сняв его с огня, налил в изящную китайскую фарфоровую чашку напиток чёрного цвета.

- Федериго! Как ты можешь глотать эту гадость, да ещё горячей?

- Это не гадость, мой друг, а истолчённые жареные оболочки зёрнышек ягоды, растущей в Абиссинии***. Называется эта ягода - кофе. А напиток, сваренный из кофе, - король поднял вверх чашку, - придаёт сил и прогоняет усталость.

- Что касается меня - ничего нет лучше кубка хорошего вина, - воскликнул Гуго Боже, вновь подбрасывая кости.

- Чрезмерное винопитие - большой грех. Так написано в Коране, - парировал Фридрих, хитро улыбаясь.

- Мало ли, что там написано, - проворчал барон, наклоняясь вперёд, чтобы посмотреть, выиграл ли он. - Ты скоро сам сделаешься сарацином, любезный друг мой. Вон и телохранители твои - чисто головорезы с караванной тропы.

- Кстати, игра в кости запрещена Святым престолом, - Фридрих ловко поймал на лету в ладонь один из кубиков слоновой кости.

- Эй, брось, Федериго. Я сегодня должен выиграть у Клермона пару золотых монет. Не зря же сами монахи придумали эту игру. Представляю, какая скука в монастырях без баб.

- А вот и ошибаешься. Кости придумали ещё до Рождества Христова.

- Не смеши меня!

- Точно говорю. О них упоминают книги - Махабхарата, Библия, Старый Завет. Ими играли ещё в древнем Риме.

- Твоя учёность сводит меня с ума, - ворчал Гуго, следя за рукой короля, перекатывающей в пальцах белый кубик. - Какая ещё «харата»?

- Великое сказание о потомках индийского царя Бхараты, - снова улыбнулся Фридрих.

- Ну и ну, - выпучил глаза барон. – Удивляюсь, что твои мозги помещаются в рыцарском шлеме и, главное - не кипят! – засмеялся Гуго.

- Я не ношу подшлемника, - король кинул кости на барабан, те запрыгали, несколько раз перевернулись и замерли неподвижно.

- Святая дева Мария! Два раза по шесть! - воскликнул Тибург. - Как тебе это удаётся?

- Дьявол его знает, - ответил Фридрих и выплеснул остатки кофе на землю.

- Эй, кто-нибудь! - крикнул король в сторону входа. - Заберите мою чашку, - и уже тише добавил: - А не то эти бездельники побьют мне всю посуду!

- Подумаешь, чашка катайская, - проворчал Гуго Боже – Чего в ней хорошего? Страшно в руки взять.

- Вот что писал о порцелане один катайский менестрель, - нравоучительно сказал Фридрих, поднимая указательный палец: - «Белизной подобен нефриту, тонкостью - папирусу, блеском подобен зеркалу, звонкостью – цимбалам».

В палатку вошёл один из пажей короля, забрал фарфор и что-то шепнул ему на ухо.

 

   * Шуточная сирвента Бертрана де Борна, посвящённая Гастону Беарнскому по прозвищу Крестоносец. Сирвента - жанр средневековых строфических композиций на заимствованную мелодию.

** Гастон Беарнский - независимый правитель Гаскони, видный участник Первого крестового похода.

*** Абиссиния - средневековое название Эфиопии.

 

- Кто?? Не может быть! Зови.

- Извините, друзья. Ступайте себе с богом, - сказал он баронам, подталкивая их к выходу.

- Деметриус! - воскликнул он, завидев входящего в шатёр рыцаря. – Ну, надо же! И твой старик-германец с тобой? А я уже думал, что вас в живых нет.

- Как видишь, король, мы целы и невредимы, - ответил Деметриус, пытливо всматриваясь в лицо Фридриха.

- Ты вроде выше стал, шире в плечах, возмужал. Мне говорили - ты умер от яда, который тебе подсыпал молодой де Бриенн.

- Почти всё так бы и было, если бы не сарацин - лекарь королевы Иоланты.

- Я всегда говорил, что иудеи с сарацинами - лучшие знахари.

Деметриус отметил про себя, что при упоминании имени Иоланты на лицо короля набежала тень.

- Насчёт знахарей ничего не могу сказать, но думаю, что без вмешательства Господа нашего дело не обошлось.

- Конечно. Промысел Господень - знатная штука, - усмехнулся одними уголками губ Фридрих.

Он прошёл в угол шатра к своему соколу и стал поглаживать серебристое оперение. В наступившей тишине стали слышны далёкие крики солдат, разгружающих галеры. Никто не знал, каким разговором заполнить неловкую паузу.

Генрихус первым решился нарушить тишину.

- Не правда ли, хорошая погода сегодня? Если дождей не будет - можно вскоре отправиться к Иерусалиму и отобрать его у сарацин.

- Да, ты прав, старик. Иначе для чего мы все здесь? - оторвался от сокола король.

- Вот и я говорю: твоей армии нужны такие солдаты, как мы. Сеньор Деметриус владеет мечом ещё лучше прежнего, а уж луком - не приведи Господь попасться ему под горячую руку на узкой тропе.

Под внимательным взглядом Фридриха старика будто прорвало:

- Если мы тут одни и нас никто не подслушивает - смею напомнить тебе, король, что ты обещал за верность и добрую службу вернуть сеньору рыцарю Фессалоники.

- Рыцарю? Помнится мне, это ты, старик, посвятил своего воспитанника в рыцари, а такое - не по правилам.

- Ну да. А чего тут не по правилам? Вон и шпоры серебряные на нём. Ведь это ваш папаша ввёл благородный обычай посвящать храбрых солдат в рыцарское достоинство и вручать им эти серебряные штучки.

- В самом деле, - король зашёл за спину Деметриуса и осмотрел задники его сапог. – И чей же это подарок?

- Иоанна де Бриенна, - соврал, не моргнув глазом, германец.

- Это за то, что твой парень уложил на песок в поединке его непутёвого сынка? Что ж, верю. Вот только Фессалоники забрать у франков будет трудновато.

- Э… Да вы дайте нам отряд из двухсот рыцарей - и мы принесём вам ключи от Фессалоник на тарелке!

Деметриус скрипел зубами и краснел, слушая хвастовство старика. Но Фридрих сам остановил германца жестом руки:

- Что-то твой рыцарь молчит, будто воды в рот набрал. Может, ему не нужны Фессалоники?

- Ещё как нужны. Всегда хорошо, если у тебя есть крыша над головой, да ещё добытая потугами отца.

- Помню, помню о Монферрате. Ведь он - мой двоюродный дед. Так что мы, в какой-то мере, с тобой родственники, мессир Деметриус, - Фридрих подошёл к рыцарю ближе. - Отец мне рассказывал о поединке Бонифация со своим шутом - фигляром Раймбаутом Викейросом, которого не составило труда свалить с лошади, за что шут и получил от Монферрата звание рыцаря. Знатный был бой.

Деметриус не выдержал:

- Король! Моё уважение к твоей образованности и рыцарским качествам так велико, что я пропускаю мимо ушей шутки, недостойные короля. Но позволь тебе заметить, что я одолел Чёрного Жана в честном поединке. А ведь он далеко не новичок в ратном искусстве. И оставь, если хочешь, ключи от Фессалоник в сундуке рода Штауфенов. Этот город мне не нужен.

- Тогда зачем ты здесь? - Фридрих начинал злиться.

- Сдаётся мне, что твои бароны надеются легко взять Иерусалим. Но сарацины не отдадут город без штурма. Будет большая резня и много крови.

- И что?

- В итоге ты можешь потерять половину своей армии. Кто пойдёт за тобой, когда французский король, покончив с англичанами в Нормандии, перейдёт Альпы и вторгнется в северную Италию? Кто прикроет тебе спину, когда тюрки с Востока, вытеснив франков из Византии, подойдут к границам твоей империи? Может - сам Папа Римский со своими капитанами, которые ненавидят тебя? Вряд ли.

- Тюрки? Ты знаешь то, чего не знаю я?

- Да, король, - подтвердил Деметриус. - Позволь моему оруженосцу покинуть нас, и я расскажу тебе о том, что поможет тебе взять Иерусалим без боя.

- Погуляй на воздухе, - сказал король Генрихусу.

Тот не удержался и выдохнул в ухо королю:

- Слушай его. Он провидец.

«Выживший из ума старик», - подумал Фридрих, поворачиваясь к рыцарю.

- Итак?

- Мне всё равно, что станется с твоей рыцарской конницей при штурме Иерусалима. Мне жалко простых ратников, кости которых останутся лежать в песках Палестины, и некому больше будет кормить их жён и детей. Я плачу во снах о сарацинах, иудеях и греках, которыми ты так восхищаешься, потому что они лишатся крова, а, возможно - и жизни. Лекарям некого станет лечить, ибо многие, кого они пользовали, умрут, - Деметриус словно впал в состояние транса.

Очнувшись от громкого кашля короля, он продолжал:

- Может быть, погибнет от рук крестоносцев во младенчестве новый Гомер или Авиценна, и не напишут новых историй и трактатов, - рыцарь перевёл дух. - Я видел всё это и ещё многое другое.

- Что «другое»?

- Не пройдёт и сотни лет, как византийцы вернут себе Константинополь, прогнав франков, венецианцев и ломбардцев из морских гаваней и городов.

- Неужели?

- Да, король. Пройдёт ещё двести лет - и тюрки-всадники из северо-восточных степей ворвутся в просторы Передней Азии, вытеснив сельджуков. Они возьмут у византийцев штурмом Константинополь, вырезав три четверти города, и назовут его Истанбулом. А знаешь, почему так случится?

- Просвети меня, - сказал Фридрих, мрачнея всё больше и больше.

- Потому, что твой отец Генрих и его брат Филипп позволили венецианцам и франкам пролить реки христианской крови под стенами Константинополя, думая, что ромеи и бароны истребят друг друга, а корона Византии упадёт в руки Штауфенов, как перезрелое яблоко.

Деметриус замолчал, давая королю время осмыслить сказанное. После долгой паузы Фридрих спросил:

- Я не могу понять, откуда ты это взял - но всё твои слова похожи на правду. Почему дар предвиденья снизошёл на этого мальчишку, а не на меня? - воскликнул король, поднимая руки ладонями вверх.

- Наверно, Господу виднее, кому испить чашу сию, - тихо ответил рыцарь.

- А что будет с Иерусалимом?

- Тебе уже поздно возвращаться домой. Бароны не простят, что ты лишил их возможности убивать и грабить. Рыцари не примут объяснений, что пришёл какой-то странствующий сумасшедший и стал причиной возвращения в захолустные замки без славы. Они не простят тебе, что ты намерен отобрать у них сомнительное счастье усеять своими трупами, втиснутыми в железные доспехи, рвы Иерусалима.

- Значит, - мрачно произнёс Фридрих, - или позор и утрата Святых мест - или беспощадная война...

- На уничтожение, - закончил фразу короля Деметриус.

- Бьюсь с тобой об заклад на тысячу золотых, которых у тебя нет, что мрачная картина, нарисованная тобой, плод больного разума.

- Я бы на твоём месте прислушался к предсказаниям, - тихо сказал Деметриус.

- Зачем мне тебя слушать, если у меня в руках – величайшая святыня, которая покровительствует всем моим начинаниям?

- Уж не о Святом ли Граале ты говоришь?

- Грааль – это выдумка трубадуров. Они даже толком не знают, что это такое. Если это чаша бессмертия - то она мне не нужна, - Фридрих сел на барабан и жестом предложил своему собеседнику занять место на лавке.

- Зачем мне жить вечно, наблюдая, как стареют и умирают мои любимые женщины, мои друзья? Зачем мне видеть в зеркале свои глаза, теряющие интерес к жизни, потому что я достигну всего, о чём может мечтать король и мне будет нечего больше желать? Если Грааль – философский камень, то мои алхимики давно нашли его, и сколько бы золота я ни захотел - они мне сделают его из свинца или ртути, - король смотрел на рыцаря лихорадочно блестящими глазами. - Если это рог изобилия - к чему он мне? Любая моя прихоть исполняется немедленно. Даже кофе - редкая ягода, секрет приготовления напитка из которой мавры хранят, словно это самое тайное изречение Корана - вот он, напиток - в этом медном кувшине, - Фридрих прикоснулся к горячей меди и тут же отдёрнул руку. - Поэтому мне не нужны эфемерная чаша или рог. У меня есть нечто, что поможет мне обрести бессмертие в славе воина и императора. С помощью этой реликвии я расширю границы своей империи от Северного моря до моря Катайского. Мне не будет равных под этим небом, с которого за моими усилиями наблюдает тот, чья кровь оросила доставшуюся мне святыню.

Фридрих вскочил и, застигнутый врасплох какой-то мыслью, быстро вышел из шатра. Деметриус остался на месте, наблюдая, как фигура короля застыла между двух францисок своих телохранителей.

«Что будет с реликвией, когда я умру? - думал в эту минуту Фридрих. - Кому передать наконечник Лонгина*? Руки, которые прикоснутся к каплям святой крови на железе, должны быть достойны целей, которые поставит перед собой наследник моего дела. Слишком большой соблазн для любого, кто знает о копье. Уже ходят слухи, что реликвия у меня, и что любой, которому удастся овладеть ею, подчинит себе весь мир. Нет, я не допущу, чтобы чья-то слава превзошла славу мою! Наконечник в своё время будет спрятан», - неожиданно решил для себя король.

- Я знаю, о чём ты думаешь, - голос за спиной заставил Фридриха обернуться.

- А, это ты, Деметриус. Пойдём в шатёр. Наш разговор ещё не закончен, - он обнял рыцаря за плечи, и они вернулись каждый на свои места.

Фридрих уселся на барабан, а Деметриус - на лавку.

- Значит, тебя заботит кровь, которая прольётся во славу Иисуса?

- И кровь тоже, но я видел во снах, как по мере роста твоей славы истончается оболочка твоего сердца. Частицы Святого Духа, которые подарил тебе Создатель всего сущего, скоро покинут твою душу, и она станет лёгкой добычей дьявола. Он уже замешивает на крови глину твоих грехов, чтобы свить себе гнездо в теле твоём. Реликвия, хранящаяся у тебя теряет свою силу.

- Неужели?

- Да, король. Поверь, нет худшей славы, чем слава убийцы.

- Слава завоевателя - хотел ты сказать?

 

*Копьё Лонгина. «Копьё судьбы» - христианская реликвия. Этим копьём, согласно Евангельям, был пронзён распятый Иисус. По некоторым источникам во время крестовых походов оно попало в руки короля Сицилии Фридриха Гогенштауфена, пока не оказалось в сокровищнице австрийских королей из династии Габсбургов.

 

- Я сказал то, что сказал. Подумай о том, кто вернётся с тобой на Сицилию, и поможет ли твоя реликвия заставить сицилийских женщин в короткий срок нарожать тебе новых солдат. Подумай о том, не пропадёт ли магическая сила святыни, насытившись невинной кровью.

- Может, ты и прав, солдат, - задумчиво сказал Фридрих. - Значит, у тебя есть другой выход из создавшегося положения? Так говори же скорее! У меня мало времени.

- Я в своих видениях узрел на твоих руках книгу катайского мудреца «Искусство войны».

- Бог мой! Откуда ты знаешь о ней?

- Это неважно. Ты помнишь, что самое главное в этой книге и что там проходит красной нитью, какая мысль наиболее важна?

- Сила армии, выучка солдат?

Деметриус отрицательно покачал головой.

- Способность командира к решительным и быстрым действиям?

- Нет. Идеальная победа над врагом - это победа без ведения военных действий.

- Не понимаю.

- Переговоры, - пояснил Деметриус.

- Пресвятая Богородица! Договариваться с сарацинами? Золота всей Европы не хватит, чтобы эмиры и султан Египта отказались от Иерусалима!

- Есть одна вещь, ради обладания которой повелитель Египта Аль-Камиль отдаст христианам не только Иерусалим, но и Назарет в придачу.

- Ты или безумен, или - что ещё хуже - смеёшься надо мной, - гнев короля вырвался наружу хриплым частым дыханием. - Стража!

- Генрихус!

На призыв Деметриуса порог шатра переступил германец.

- Неси сюда свёрток.

Старик исчез и через минуту вернулся. Деметриус принял из рук старика длинный предмет, упакованный в плащ, и развернул его.

- Что это? - Фридрих подошёл ближе и принялся рассматривать кривую рукоять и красные потёртые ножны.

- Это меч пророка Мухаммеда, - тихо сказал рыцарь.

- Не может быть! Ты меня обманываешь. Где ты взял его?

- Какая разница? Господь указал мне к нему дорогу - и теперь он твой.

Фридрих потянул за рукоять и вытащил клинок.

- Меч пророков. Я слышал о нём, но не верил, что он существует.

 

       Замок Фоджа. Апулия.

      Таверна рядом с воротами королевского замка

      (1230 - 1235 гг. от Р. Х.)

      О точной дате ничего не известно

 

- И чего все словно с цепи сорвались? - крикнул в спину толпе худой измождённый старик в чёрной сутане, хватая за руку бродячего менестреля, который собрался последовать примеру остальных и выскочить за дверь.

- Ну, как же? - попытался вырваться худой юноша, почти мальчик.

Но у него ничего не вышло. Сухая рука старца легко удержала менестреля на месте. Лютня за спиной парня, продолжая движение по инерции вперёд, стукнула его по голове чёрным грифом. Раздался громкий звон потревоженных струн.

- Сядь на место. Эка невидаль - дефиле короля! Он тут раз в неделю проезжает, теша своё тщеславие. Подумаешь! Если сегодня пропустишь - мир перевернётся, что ли?

- Хотелось посмотреть на слонов и верблюдов. Мне говорили, что за ним всегда следует свита из сарацин-телохранителей, бросающих в толпу золотые монеты и драгоценные камни.

- Как же, разбежался! Камнями да золотом он одаривает своих бездельников-рыцарей, научившихся слагать дрянные вирши да распевать песенки по пьяному делу.

- Но ведь с ним вместе часто видят франкских труверов*, миннезингеров** и провансальских трубадуров, которые, говорят, словно сыры в масле катаются.

- Потому и катаются, что воспевают подвиги короля, - сердито буркнул старик. - Давай лучше выпьем по чашке доброго сицилийского, пока я угощаю.

- Давай, сеньор монах, пока городская стража не поймала меня, да не выгнала из Лючеры пинками.

- Это за что?

- Я пытался пройти в замок да спеть королю. Думал остаться при королевской особе - но он услышал моё пение через окно и приказал вышвырнуть за ворота вместе с лютней.

- И правильно сделал. У него таких, как ты - пруд пруди. Ты, наверное, всё про любовь да про турниры распевал, а ему уже это поперёк горла стоит. Пресытился, дальше некуда, - старик сделал большой глоток прямо из кувшина. - И куда ты двинешь из города?

- Не знаю, сеньор монах. Может, в Геную или в Падую.

- Везде закончишь свою никчёмную жизнь в канаве, - глубокомысленно изрёк старец.

- Это почему? - обиделся менестрель.

- Да потому, что поёшь не о том. Людям наскучило слушать о любовных похождениях Федериго и о подвигах глупцов, просравших Святую Землю.

- Вот оно как! - удивился парень. - А чего же мне петь тогда?

- Правду пой.

- Какую?

- О настоящих бойцах, о настоящих битвах, о подвигах странствующих рыцарей, о клятвах, данных ими у Гроба Господня, а не про потаскух разных да про турниры, где только копья зря ломают.

- Где ж мне её взять, эту правду? Читать я не умею, да и не пустят меня в монастырские скриптории.

- Ты слушай меня. Я был в Святой Земле и знал многих, кто не вернулся и лежит сейчас в песках Палестин.

 

* Труверы - в широком смысле слова: средневековые французские поэты конца XI - начала XIV вв.

** Миннезингеры (нем. Minnesinger, от Minne - любовь и Singer - певец), немецкие рыцарские поэты-певцы. Поэзия М. складывалась со 2-й половины 12-13 вв. под влиянием лирики провансальских трубадуров. Темы М. — рыцарская любовь, служение богу и сюзерену, поэтизация военной жизни рыцарей и крестовых походов.

 

- Так ты, сеньор монах - не монах? - удивился менестрель.

- Тьфу ты, Господи! Везёт же мне с дураками. Ты что думаешь, эти шрамы - от верёвок звонниц или от мотыг огородных, - старик закатал рукава рясы, потом рванул в сторону воротник. На шее и груди виднелись вмятины и следы старых ранений. - Вот эта дыра - от стрелы ромеев, эта - от копья сарацин, а это - от удара боевого топора.

- О, сеньор! - воскликнул менестрель. - Так вы...

- Был оруженосцем славного рыцаря Деметриуса, сына маркиза Моферратского, - с непонятной горечью произнёс Генрихус и тут же понизил голос: - Только, чур, молчок. Король Фридрих и так меня недолюбливает. Ругает за слишком длинный язык. Только из-за старых заслуг и держит, словно дряхлого пса на привязи в своей конюшне, - почти шёпотом сказал старый германец. - Веришь? Душа болит за рыцаря своего. Где странствует, что с ним стало? Но храбрости и умения орудовать мечом, да и луком тоже - ему не занимать. Сколько мы с ним сарацин положили, не перечесть!

- Так расскажи мне о твоём рыцаре. Может, сложу пару песен о нём и прославлюсь.

- Эх, молодёжь! Всё о славе думаете, а вот он - мой Деметриус - всё больше о долге и служении думал. Ладно, слушай, - германец сделал ещё один глоток, вытер губы и бороду рукавом плащаницы.

- Ты, конечно, не знаешь: это мой Деметриус помог королю овладеть Иерусалимом. Да ещё без боя.

- Как так?

- А вот так. Господня благодать сошла на него после раны, нанесённой ударом отравленного меча одного проходимца. После этого стали парню мерещиться видения пророческие разные. После очередного бреда, в котором Господь указал ему заветное место, мы нашли с ним меч пророков.

- Какой меч?

- Ты не перебивай, а слушай да на ус мотай! - наставительно поднял корявый длинный палец старик. - Это был меч сарацинского пророка Мухаммеда, а до него он принадлежал царю Соломону, потом Давидусу, Иисусу Навину и ещё паре парней, включая Иисуса Христа нашего. Этим клинком Давидус снёс тыкву, ну, в смысле - голову, самому дьяволу по имени Голиафо. А надо заметить, что у сеньора Деметриуса после болезни что-то не так стало с головой. Жалел всех обиженных и невинно убиенных да защищал слабых. Проливать кровь для него стало в тягость. Всё мечтал о Святом Граале...

- О Граале? - удивлённо воскликнул менестрель.

- Тьфу ты, дьявол! Не к месту будь помянут! Наберись, сынок, терпения - доберёмся и до Грааля, - новая порция вина исчезла в желудке старика. - А пока, значит, мы искали этот меч, Фридрих застрял со своим войском возле Яффы. Намечалось славное кровопролитие. Сарацинам не в честь было сдавать Святой Город и Гроб Господень. Да и сил у них оказалось втрое больше, чем у крестоносцев. Братья султана египетского угрожали Фридриху из Дамаска, Багдада, Хорезма. Многие рыцари, которые сейчас живёхоньки трутся вокруг Федериго и служат ему, остались бы лежать под стенами Иерусалима. Вот тут и появился Деметриус и отдал меч Фридриху, а тот отправился к султану Аль-Камилю и показал ему этот клинок. Эмиры чуть разума не лишились, не веря своему счастью. Для них любая вещь, принадлежавшая Мухаммеду - великая ценность, а тут - не подошва от сапога пророка, не кусок его хафтана - а целый меч, которым он поражал своих врагов и с которым покорил множество варваров, населявших когда-то пески Аравии. Должен сказать тебе, что сарацины - храбрые воины, так их растак. Для них оружие и лошади дороже золота, а тут им Фридрих показывает меч пророков.

- И что было дальше?

- А дальше позвал султан своих имамов, священников да богословов. Те долго пялились на клинок, ковыряли пальцами камни на ножнах, чуть не языком эту сталь лизали, капали на рубины и изумруды разными ядами. Потом стали испытывать его на изгиб, да на слом, да арабские надписи изучали. Язык-то у них нынче не тот уже, что раньше был. Всё равно, что латынь и теперешний италийский. А потом долго шептались с Аль-Камилем и цокали своими змеиными языками. Скажу тебе сейчас, ты не поверишь. Закричал после всего этого глашатай сарацинский, призывая верующих в ихнего Аллаха на молитву. А у них это дело - святое. Где застанет их крик, там и падают на колени. Так что ты думаешь? Аль-Малик и спрашивает нашего Федериго: мол, если тебе, гость драгоценный, этот вопль мешает, я велю парню замолчать. Как ты думаешь, что это значило?

- Что? - затаил дыхание менестрель.

- А то, что решился султан за клинок пророка отдать Фридриху Иерусалим, а в придачу - окрестную землю и дорогу, ведущую к морю. Потом ещё добавил Назарет и Вифлеем, да вот этих самых слонов и верблюдов с самоцветными камнями, персиянскими коврами и драгоценными серебряными и золотыми чашами. Ты думаешь, откуда у Фридриха такие богатства?

- Откуда?

- Вот самый главный вопрос, - Генрихус смотрел прямо в изумлённые глаза менестреля. - А оттуда, что ему везёт, и во всём сопутствует удача. Так и с Деметриусом получилось. Повезло королю, что я привёл сынка Монферрата в Палермо. А ещё говорят, что король владеет копьём Лонгина. А кто владеет наконечником - тому сам Господь во всём помогает. Фридрих даже позволяет себе чихать на Римских Пап. Правду сказать - и я не люблю хитрых монахов. Всего им мало! Сколько земель им отошло после крестовых походов, сколько пожертвований сделали монастырям дураки-рыцари! Так ещё святоши хотели подмять под себя Федериго. Не на того напали!

- Дальше, сеньор, что случилось дальше с твоим рыцарем?

- Погоди, слезу утру, - тихо сказал Генрихус, вытирая кулаком глаза. - Стар уже, вода внутри не держится, - проворчал он смущённо. - А что - рыцарь? – продолжал рассказывать германец. - Я же говорил, что у него с головой что-то приключилось, хотя - как на это посмотреть. Мне иногда кажется, что это мы все безумны, стараясь убивать, грабить, насиловать баб и набивать сундуки золотом. Впрочем, тебе про золото нечего и думать. Пиши, давай, вирши про славного безумца Деметриуса, в котором чьей крови больше - неизвестно. Может, Монферрата или оруженосца маркграфова - Доминика? Где это видано: отказался от славы, почестей и милостей самого Фридриха?! Сел на коня, обнял меня и сказал: «Прощай, старик. Еду на поиски Грааля».

- И король не удержал его?

- Эх, молодость! Король - он ведь та ещё бестия. Зачем ему Деметриус? Тощих жердей да винных бочек, закованных в латы, умеющих орудовать мечами, у него и так довольно. А парню пришлось бы отдать или графство с землями, или корону Фессалоник, завоёванную Бонифацием Монферрато. А потом: стал я замечать, что пророчества, которые королю раскрывал Деметриус, не очень нравились Федериго.

- Какие пророчества? 

- А предсказал он, что после отъезда короля из Палестины явятся на готовенькое жадные, завидующие Фридриху франки: Тибо Наваррский, герцог Гуго Бургундский, граф Петер Бретанский - да всё и просрут в одночасье. Для начала будут грабить сарацинских купцов да нападать на маленькие крепости, а потом потерпят чёртову кучу поражений и сдадут множество крепостей. Ещё предсказано королю моим рыцарем, что Амальрих Монфорт – бальи Иерусалима - будет взят в плен, что сарацины разобьют крестоносцев при Аскалоне, что бароны, враждебные Штауфенам, передадут власть над Святой Землёй этой маленькой шлюшке Алисе Кипрской* - хотя законным королём сейчас считают сына Федериго Конрада. Что придут в Палестину всадники из Хорезма и опустошат окрестности Иерусалима, что побегут рыцари из Святой Земли, как тараканы. А ещё он предсказал, что Святой Престол опять найдёт себе дураков среди англичан, желающих отправиться в Святую Землю - но всё закончится поражением крестоносцев и утратой Иерусалима на веки вечные.

 

* Алиса (Адель) Шампанская и Иерусалимская (1195/1196-1246) - жена короля Кипра Гуго I. Была замужем в разное время за Раулем Суассонским и Боэмундом Антиохийским (1225 г.), который развёлся с ней по неизвестным причинам в 1227 году. Ходили слухи, что Алиса изменяла Боэмунду с королём Сицилии Фридрихом.

 

- Вот заразы чумные! - воскликнул менестрель. На него обернулись посетители таверны, и он, сделав круглые глаза, торопливо перекрестился.

- Ну, почему это всё произойдёт? Где тут справедливость? Сарацинам всё: и меч пророка, и Иерусалим, и даже Гроб Господа нашего Иисуса! Почему Фридриху не помогает копьё Лонгина?

- Знаешь, что сказал об этом Деметриус? «Любая святая реликвия становится простой вещью, если ею овладевают с корыстными целями и пытаются использовать для войны за власть, золото и земли». Посмотри вокруг.

Менестрель оглянулся.

- Да не туда. Я тебе отвлечённо говорю. Посмотри на наши монастыри и церкви. Во многих лежит чёртова куча разных реликвий - от ржавых гвоздей, вроде бы убивших на Голгофе Иисуса, до обломков крестов и прочей ерунды. Кстати, как можно поклоняться распятию? Ведь это орудие пытки Спасителя нашего! Это что же получается: если инквизиция сжигает еретиков, привязанных к крестам - они вдруг святыми становятся? - Генрихус рубанул рукой по столу и с неожиданной ловкостью подхватил готовый упасть кувшин. - Так о чём это я? Ах да, о монастырях, будь они неладны, - зашептал он на ухо менестрелю. - Много эти реликвии помогают простым крестьянам, когда сеньоры изводят копытами лошадей весь урожай, охотясь на лис? Не гибнут ли потом эти несчастные вилланы, словно мухи, от голода? Не вымирают ли целые города от чумы, хотя в храмах полно мощей разных святых?

- Тише, тише, сеньор! За такие речи недолго и на костёр попасть, - испугался парнишка.

- Только не на землях Фридриха. Он сам безбожник и алхимик, как и дед его – «Рыжая борода», который выкрал у византийцев окровавленную плащаницу Христа. Помогла она ему? Чёрта с два! По пути в Палестины упал в реку и утонул.*

- Ну, а что же рыцарь - Деметриус? - менестрель поспешил избежать скользкой темы разговора.

- А что Деметриус? Много ли с безумца возьмёшь? Так и уехал один. В какие земли - Бог один знает. Говорили, что видели его с нашитым крестом на кольчуге и в Багдаде, и в Хорезме, и возле каменных дьявольских холмов Египта, и в самом Иерусалиме.

- Как же так, там ведь сарацины?

- Что ему сарацины? При виде его большого чёрного лука они разбегаются, словно пустынные лисы от туши быка, убитого львом, когда возвращается истинный хозяин добычи.

- А Грааль? Как же Грааль? Нашёл он чашу, из которой вкушал вино Спаситель наш?

- Почему ты думаешь, что это чаша?

- Так все говорят. И король Артур её искал, и сеньор Персиваль.

- Это всё твои приятели трубадуры выдумали. Знаешь, Деметриус однажды сказал мне: «Неважно, чаша это или магический камень, заколдованный замок или рог изобилия. Люди ошибаются, считая, что это некая вещь, реликвия, и что, найдя её, ты обретёшь невиданную доселе власть и могущество, равных которым ещё не было на Земле. Нет, парень. Это не чаша, из которой ученики Иисуса тайком каждый себе разлили кровь Христову по пузырькам и унесли во грехе тщеславия с собой, как доказательство, что каждый из них был ближе к Иисусу. Нет. Это - путь наверх, к непостижимым простым смертным смыслу слов Спасителя о цели земного бытия. Грааль - это тропа через тяжелейшие земные испытания для чистого помыслами с повязкой на глазах. А повязка та состоит из ткани заблуждений, предрассудков и иллюзий. Повязка эта рано или поздно должна упасть, чтобы человек узрел своё предназначение. Грааль - это и невидимый пока хрустальный дворец, в котором изливается, лучась, любовь Творца нашего, необходимая для рождения Нового Бытия. Грааль – это благостное чувство ожидания великого счастья встречи всего живого с Создателем, это граница перехода в Царствие небесное».

 

* Фридрих I Гогенштауфен Барбаросса - король Германии (1152-1190), император Священной Римской империи (1155-1190), герцог Швабии (1147-1152), участник третьего крестового похода.  

 

Бродячий менестрель сидел рядом с Генрихусом, раскрыв рот от удивления. Он даже не повернул головы, когда посетители таверны бросились к дверям и снова высыпали на улицу.

- Очнись, сынок, - взъерошил старик и без того спутанные волосы парня. - Вон и Фридрих твой возвращается обратно в замок. Ездил, небось, показывать гостям развалины римских терм возле цитадели. Пойдём, посмотрим на короля, пока тебя не вышибли из города.

Вместе они вышли на улицу и, расталкивая толпу, пробились в первые ряды любопытных зевак, которых теснили крупами лошадей сарацины - телохранители Фридриха. Глаза слепли от сверкающих на солнце доспехов, кольчуг и украшенных начищенными бронзовыми пластинками лошадиных попон. Впереди рыцарей на рослых белых мулах ехали музыканты с цимбалами, трубами и барабанами. Словно огромные серые горы, мимо проплывали слоны с разноцветными беседками на спинах. На переднем огромном животном сидел мальчик-мавр и дул в серебряный горн. Следующий за ним слон нёс боевой императорский штандарт Гогенштауфенов - римского орла. За слонами слуги-эфиопы на серебряных цепях вели гепардов, львов и пантер. Столь любимые императором соколы и гончие путешествовали, словно принцы, на повозках, запряжённых лошадьми.

Раздались громкие приветственные крики. Показался король. Он ехал в ярком цветастом парчовом хафтане на рослом вороном коне и держал на руке любимого сокола. Менестрель хорошо рассмотрел умное овальное лицо со впалыми щеками, «гусиные лапки» морщин у глаз, тонкие округлые брови, прямой нос с крупными ноздрями, четко очерченные чувственные губы и выступающий вперед подбородок. Крытые носилки с женщинами гарема, окружённые конными маврами, замыкали процессию.

Король скользнул равнодушным взглядом по толпе и отвернулся.

- Хитрец и умница - но не лев. Куда ему до Ричарда Львиное Сердце? - послышался сзади старческий дребезжащий голос.

Менестрель оглянулся, но его странный знакомец исчез. Словно пыль, поднятая копытами проезжающих всадников, унесла старика с собой.

 

    Ноябрь 1245 года от Р. Х.

    Падуя. 15 миль от Венецианской лагуны

 

Чуть в стороне от дороги, возле стен базилики Святого Антония Падуанского, пока ещё не достроенной каменщиками, не обращая внимания на нудный дождь, верхом на толстых длинных сухих ветках скакали по грязи мальчишки. Путник в сером плаще, над капюшоном которого виднелся гриф лютни, остановился и стал наблюдать. Мальчик постарше, одетый лучше остальных, кричал, размахивая искусно вырезанным деревянным мечом:

- Я - Ричард Львиное Сердце, а ты, худышка, будешь Саладином.

Тощий маленький паренёк в рваных штанах и куртке из мешковины тихо возражал:

- Не хочу быть Саладином. Я буду сицилийским королём Федериго.

Остальные мальчики наскакивали на него и лупили мальчишку по спине тонкими прутьями.

- В атаку, храбрые мои рыцари! Сотрём в порошок проклятых сарацин!

- Эй! Сеньор Тибальд! - на пороге церкви стоял монах в коричневой, заляпанной грязью сутане. - Твой отец не заплатит мне ни одного динария, если ты к вечеру не одолеешь пяти страниц Ветхого Завета.

Мальчик с деревянным мечом остановил своего «коня» и дерзко посмотрел на монаха.

- Рыцарю не нужно учиться грамоте. Ему достаточно владеть мечом.

- Ты так думаешь? - монах близоруко сощурил глаза, чтобы рассмотреть путника, стоящего на дороге. - А вот король Федериго знает несколько языков: латынь, греческий и сарацинский, не считая германского и сицилийского наречия. Потому он и совершил столько подвигов, что владел не только мечом, но и тем, что у него было внутри головы. Вон и трувер бродячий не даст соврать, - обратился священник к прохожему. - Не правда ли, сын мой?

- Наверное, так оно и есть, - ответил менестрель.

- Может, ты споёшь нам одну из канцон о славном короле, а после молодой сеньор Тибальд отведёт тебя к своему отцу - местному бальи, где тебя не оставят на ночь без крова и куска хлеба.

- Охотно спою. Но не канцону и не сирвенту, а для начала - партуру, сочинённую одним из учителей юного сицилийского короля Фридриха.

Менестрель аккуратно переступил через грязь и кучи мусора, доставая на ходу из-под плаща лютню. Он спрятался от дождя под строительными лесами и стал петь:

   Ребенок, выросший в дичи, ты слишком крив.

   Тебя уж больше не согнуть - глупее ив.

   Для розог ты уже большой,

   А для меча худой и малый.

   Давай, расти быстрей душой

   своей отсталой.

   Иначе украдёт твой разум ночь

   Я не смогу тебе помочь.*

 

* Стихи средневекового трубадура Вальтера фон дер Фогельвайде.

 

- Ты слышал, Тибальд? - стукнул монах по лбу мальчишку.

- Да, святой отец, - парнишка смущённо почесал затылок.

- А теперь прошу тебя, сеньор трувер, расскажи мне балладу про короля Ричарда Львиное Сердце, - попросил он менестреля.

- Про английского короля в каждой таверне поют, я а знаю канцону про странствующего храброго - храбрее самого короля Артура и сеньора Персифаля - рыцаря Деметриуса Монферратского.

- Он, случайно, не из рода Монферратов, которые правят землями между Альпами и рекой По? - спросил монах.

- Уж не Деметриус ли это Монферратский, который пропал где-то в песках Палестины лет двадцать тому назад? - из-за угла церкви в сопровождении слуги, держащего над головой своего господина соломенную циновку, появился отец юного Тибальда.

Менестрель загадочно улыбнулся в ответ и тронул струны лютни.

 

         Мираж возродился подобием звука.

         Не плакальщиц толпы так тонко запели?

         Свернула дуга огромного лука -

         и в цель полетели калёные стрелы.

 

         Конь белый восстал, а рыцарь земле

         оставил убитыми сотни неверных.

         Искал он не славы песочных полей,

         а Чашу Завета и лунные двери.

 

         С седла нисходил и ржавые латы

         он чистил на древних невидимых лестницах.

         Последний усталый сеньор Монферратов,

         за гранью далёких улыбчивых Персий

 

         искавший посевы сверкающих молний.

         Не он ли - тот самый загадочный жнец?

         Досталась ли рыцарю чаша та полная,

         тот самый хрустальный волшебный дворец?

 

         Тропа ли указана вещими птицами?

         Быть может, Грааль - это сон и фантазия?

         Но вышел на битву могучий наш рыцарь

         из солнца, палимый мечтами об Азии.

 

         Вот вирши мои - ни отнять, ни убавить.

         А если вам этого всё-таки мало -

         идите за мной, чтобы кровью разбавить

         Христовую в чаше Святого Грааля.

 

         Не стук ли подковы в коврах полнолунных?

         Не звоны ли шпор в серебре у порога?

         Быть может, тот рыцарь был просто безумным,

         а, может - посланцем от Господа Бога.*

 

* - средневековая канцона неизвестного автора. Перевод Алекса Вайта.

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/