Крестоносец
(роман Алекса Вайта)

Часть 1

Глава 1. 1198 год от Р.Х. Молитвенник чёрта.

                     

                

   Подвал Большого императорского дворца, выстроенного на фундаментах построек, заложенных ещё Великим Константином - не самое лучшее место для ностальгических воспоминаний. Но Исаак Ангел, свергнутый заговорщиками император Византии, с каждым днём всё больше погружался в прошлое. Кому, как не ему, хорошо знакомому с историей Рима, не знать, насколько опасно ближайшее окружение императора. Иллюзия абсолютной власти - слишком вкусное блюдо, чтобы не запустить туда ложку интриг. Со времён Коммода* и Ромула Августа** мятежные легионы любили раздавать императорские регалии своим командирам, и ещё не придумано способов, как уцелеть в бесконечной череде дворцовых переворотов. Когда-то считалось большой удачей спокойно править Вечным городом хотя бы пару лет. Он, Исаак, хорошо изучивший нравы Рима, продержался в Константинополе без малого десять зим и знал, чего стоит преданность личной охраны, отвага наёмников, решительность и расторопность префектов полиции. В молодости Исаак сам по глупости и неопытности влез в ряды заговорщиков. Его необдуманное участие в заговоре против власти тирана Андроника Комнина заметили. Он был схвачен, а затем почему-то отпущен. Видимо Андронику кто-то шепнул, что юноша не очень честолюбив, слишком слаб и нерешителен, чтобы участвовать в захвате императорского трона. Этот человек, слава Господу, ошибся. Исааку понадобилось несколько лет, чтобы изучить науку побеждать людей, стоящих между ним и властью. Время оказалось потрачено не зря. Исаак вспомнил удивлённое лицо имперского соглядатая. Тот, в полной уверенности, что ничто не может угрожать чиновнику сыска - бывшему таксиарху*** и доверенному лицу самого магистра официя,****пришёл совершенно один в таверну близ ипподрома, чтобы арестовать, набирающего политический вес Исаака. Но Исаак не посчитал за труд вонзить ему нож прямо под сердце и вывел людей на улицу с громкими криками «Долой Андроника!». Через два дня на этом же самом ипподроме в присутствии многочисленных сторонников партий венетов и прасинов***** и «с согласия великого народа Константинополя» его, Исаака провозгласили императором.

 

*- Луций Элий Аврелий Коммод, последний представитель династии Антонинов, сын Марка Аврелия, римский император (2-ой век н.э.) В 193 году Префект Преторианской гвардии Квинт Эмилий Лет, любовница императора Марция и управляющий двором вольноотпущенник Эклект приняли решение избавиться от императора. Городской префект Пертинакс присоединился к заговору в обмен на обещание сделать его императором. Марция напоила Коммода отравленным вином. Яд не дал ожидаемого эффекта, и тогда императора задушил раб, атлет Нарцисс.

**- Ромул Август - последний император Западной Римской империи в 475 - 476 г. был свергнут заговорщиком Одоакром и отправлен в изгнание.

***Таксиарх - младший офицерский чин в византийской армии.

****- Магистр официя. Одна из высших властных должностей императорской администрации. В его ведении были полиция, охрана дворца, почты и тайные службы, международные и дипломатические отношения. Магистр руководил четырьмя специализированными канцеляриями.

*****- Венеты и прасины. В период ранней империи немалое значение в провозглашении монархов имели особые спортивно-политические партии горожан - димы. Политические объединения развились из сложившихся еще в римское время цирковых партий болельщиков, различавших себя по цветам возничих колесниц: левки (белые), венеты (синие), русии (красные), прасины (зеленые). Со временем значимыми стали только венеты и прасины, а другие примыкали к ним. Собираясь на стадионах, партии закрепили за собой права предъявлять требования василевсам, участвовать в решениях важных политических вопросов, в том числе в провозглашении, императора. Разделение по партиям приобрело и социальную окраску: венеты объединяли преимущественно выходцев из греко-римской земельной аристократии, прасины - торгово-финансовое население столицы и крупнейших городов. Во главе димы избирался димарх.

 

   Это было десять лет назад, и с самого начала своего правления Исаак тщательно подбирал людей на должности: доместика армии, друнгария флота, эпарха - управляющего столицей, дворцовых евнухов и логофетов основных префектур.

   Но вся его политика и меры предосторожности оказались напрасными перед хитростью римских пап. Официальный разрыв с западной церковью в далёком прошлом спровоцировал мощное давление понтификов, пытавшихся восстановить своё былое влияние на византийских землях. Заговоры, оплаченные золотом Ватикана, вспыхивали один за другим и расшатывали фундамент восточной империи. Корабли венецианцев хозяйничали в Средиземном море, грабя византийских купцов. В Константинополе росло недовольство Исааком. Те, кому он доверял в своём ближайшем окружении и на кого надеялся в это трудное для Византии время, предали его. И кто же стоял во главе заговора? Его коварный брат Алексей.

   - Собака! Выродок, христопродавец! – гневно прошептал император.

   «Интересно, сколько золота он получил от папских легатов?» - подумал Исаак.

   Бывший император вздохнул и прислушался. Тишину подземелья нарушило эхо тяжёлых шагов. В замке заскрежетал ключ, а свет факелов заставил заключённого сомкнуть веки и заслонить их ладонью.

   - Бери его! – хриплый незнакомый голос не предвещал ничего хорошего. Сильные руки схватили Исаака за локти и больно вывернули их назад. Последнее, что он увидел в этой жизни, был блеск стального узкого ножа. Тонкое лезвие вошло в правый глаз узника. Невыносимая боль пронзила голову. Мозг словно вскипел. На мгновение Исааку показалось, что внутри разорвалась амфора с греческим огнём. Император закричал и потерял сознание. Второй глаз выкололи, не приводя несчастного в чувство.

   - Оставьте ему кувшин воды и кусок хлеба, – Татий дворца* толкнул сапогом голову Исаака, - Если выживет, так тому и быть, если нет, значит, пора ему предстать перед Господом нашим, да простит он грехи его, да и мои заодно.

 

 *- Татий. Смотритель подвала Константинопольского Большого дворца, в котором находилась тюрьма.

 

                   Майнц. Германия. 1199 г. от Р.Х.        

 

   - Ты не можешь так поступить. Ты не можешь оставить в беде своего тестя. Где твои честь и долг рыцаря? Даже на Востоке такое оскорбление не осталось бы безнаказанным.

   - Ах, Ирина, оставь меня. Мне нужно многое взвесить, прежде чем предпринять хоть что-нибудь. Не обижайся и не надувай свои красивые губы. Должен сказать, что твой отец – всего лишь мелкая ставка в молитвеннике чёрта* при очень крупной игре. Остынь. Не подобает жене короля вести себя, как какой-нибудь торговке сыром на сицилийском базаре.

   Филипп Швабский – младший сын великого Барбароссы, брат свирепого Генриха**, правитель Сицилии, непризнанный половиной Европы король Германии и император Священной Римской империи нервно теребил курчавую чёрную бороду и морщил высокий лоб.

   - Возьми и прочти, - красивая рука жены протянула ему кусок грязного пергамента.

   - Что это?

   - Письмо, продиктованное доверенному человеку моим несчастным слепым отцом.

   - Как оно попало к тебе?

 

*- Так назывались первые игральные карты. Появились в Восточной Азии. В Китае карты известны с восьмого века, в Корее об этой игре упоминаются с 1120 года. В Индии играли круглыми картами, в Китае с продолговатыми полосками. О том, как и когда карты попали в Европу, нет точных данных. Возможен «импорт» через арабские страны во время крестовых походов. У арабов игра в карты называлась Наиб (араб. Начальник). По другой версии карты были изобретены в Египте и предназначались для гадания. Карточные масти использовались в Византии для украшения тканей.

**-Генрих VI Гогенштауфен, король Германии (1169 -1197), император Священной Римской империи (1191 - 1197) и король Сицилии (1194 - 1197). Старший сын императора Фридриха Первого Барбароссы. Проводил политику укрепления императорской власти, подчинения германским королям Римской церкви, присоединения Византии к своей империи.

 

 

   - Есть ещё в Константинополе богобоязненные, верные и, преданные опальному басилевсу, люди. Возьми и прочитай, - настойчиво повторила византийка. Филипп брезгливо взял тонкий, рваный на сгибах, помятый лист и стал разбирать трудную для него латынь.

   «Дети мои! Я плачу кровавыми слезами из пустых глазниц своих. Я плачу вам горем отца, потерявшего надежду лицезреть свою дочь, обнять дарованного мне супружеством Ирины и Господом нашим, сына и зятя Филиппа, я плачу тоской моих подданных, изнуряемых непосильными налогами, мздоимцами и казнокрадами, толпящимися вокруг трона самозваного правителя Византии. Моё больное сердце разрывается от слухов. На северных границах Великой империи Константина стратиги терпят одно поражение за другим. Всё большее число ромейских земель на восходе солнца и в краю полуденных ветров переходят к нечестивым агарянам, а люди этих благодатных равнин уже не поминают в молитвах Господа нашего Иисуса Христа, но только сатану под именем Аллаха. А ведь эти богатые провинции могли бы принадлежать вам, мой царственный зять Филипп. Состоятельные греки, чернь Константинополя, наёмники - варанги, купцы и работные люди недовольны новым императором, его глупостью, расточительством, чревоугодием, непомерным вино питием, неумением править несчастной империей. Достаточно лишь небольшого отряда ваших грозных рыцарей, чтобы народ, уставший от власти слабого, недалёкого в своих помыслах, коварного брата моего, откусившего от власти слишком большой кусок, открыли вам врата Константинополя. Они готовы провозгласить вас, Филипп и мою дочь, новыми императорами, соправителями под короной, увенчанной двуглавым орлам Византии. Свершится воля Отца нашего небесного, и Римская империя наконец-то воссоединится в своих старых пределах от кельтских проливов до аравийских пустынь. Судьба несчастных, притесняемых со всех сторон греков и ромеев, моя участь и спокойная старость слепца - в ваших руках…»

   - Если я хорошо понял витиеватую латынь твоего отца, нам предлагают корону Византии?

   - Больше, супруг мой, значительно больше, – Ирина облизнула сухие, красивой формы, губы. - Тебе отдают все земли Великого Рима в прежних границах от северных проливов до благодатных долин Малой Азии. А это значит, что все притязания Вельфов на твой титул короля Германии и императора Римской империи развеются прахом, как только ты высадишься в гавани Константинополя. Соединив войска Византии с отрядами своих вассалов, ты станешь властелином Европы, – Ирина подошла ближе, навалилась пышной грудью королю на плечо, с усилием вытащила из сжатого кулака мужа клочок пергамента и спрятала в инкрустированную жемчугом византийскую шкатулку.

   Филипп задумался.

   «Судьба не благоволила ему с самого детства, но благодаря превратностям судьбы, поддержке матери - королевы Сицилии, опекунству Папы римского Иннокентия и счастливому стечению обстоятельств…»

   «Стоп, стоп. Прости мне Господи еретические мысли. Случай здесь совсем не причём. Это промыслом божьим я унаследовал от матери сицилийское королевство норманнов, затем был коронован здесь, в Майнце и получил права на трон Германии. Это благодаря Иисусу, король Англии Ричард Львиное Сердце, стоявший на стороне притязаний на земли Германии своего племянника Оттона Брауншвейского, бесславно погиб после возвращения из третьего крестового похода. Из всех передряг и междоусобиц я выходил более сильным».

   Король перекрестился и ещё раз мысленно восславил Господа. Филиппа даже особенно не беспокоило отлучение от церкви. Коварство и предательство его интересов святейшим опекуном Иннокентием, не смогли изменить хода благоприятных для Гогенштауфенов событий.

   «Сила и покровительство Спасителя нашего всегда останутся на моей стороне», - лоб короля прорезали глубокие морщины.

   Вот и сейчас, он почти держал в руках драгоценный алмаз, который может украсить императорскую корону. Византия, Константинополь, могущественная когда-то Восточная империя ромеев превратилась в Голиафа на глиняных ногах.

   «То, что не удалось сделать брату Генриху, по силам мне, Филиппу. Нужны, лишь, хитрость, осторожность и терпение, чтобы этот прекрасный бесценный камень Востока сам лёг мне на ладонь. И тогда две империи - Западная и Восточная, наконец-то, воссоединятся. Но, действовать, потеряв голову, нельзя. Стоит мне с войсками покинуть пределы Германии, Оттон легко захватит власть. Провинции, утратив мою поддержку, примут сторону гвельфов*, южные славяне и русы, узнав, что я иду на Константинополь, в святой для восточных последователей Христа город, окажут помощь уграм и булгарам и мне придётся воевать на два фронта. Слишком велик риск - нажить себе новых врагов. Вот если бы», - король почувствовал, что головоломка стоит того, чтобы потрудиться разрешить её.

   Обильный пот выступил на лбу Филиппа.

   «Папа Иннокентий, судя по всему, затевает новый крестовый поход, подготовленный ещё моим братом. Вот оно войско, на которое я не потрачу ни одного динария. Останется только возглавить его. Но, мне самому нельзя. Тогда, кто? Кто из знатного рыцарства, плюнув на междоусобицы, раздирающие Европу, оставит свой феод и пойдёт во главе крестоносного войска в Палестину? Кроме нищих тупых франкских баронов, пожалуй, никто. А, вот если…», - Филипп внезапно улыбнулся.

   Морщины на лбу распустились сами собой. Простое решение, внезапно, само собой пришло ему в голову.

   «Немного сумасбродный, ещё недавно верный мне, неглупый вассал, овеянный громкой воинской славой рыцаря… Опальный вассал…», - шлифовал свой план Филипп, - «… недовольный политикой своего сюзерена, всегда найдёт у папы поддержку и, пожалуй, у такого человека есть шанс войти в число вождей нового крестового похода. А, направить часть войск к Босфору, чтобы на рыцарских щитах принести мне власть над Византией, решительному человеку не составит труда. Вот только, где мне найти такого человека? Самовлюблённого, но не властолюбивого, храброго, отважного, но не ищущего тронов и королевских привилегий, жадного до битв и золота, но не до королевских регалий»

   - Это должен быть, или святой, или одержимый славой, – произнёс вслух король. – Правда, святых в эти смутные времена днём с огнём не отыскать, – Филипп развязал ворот рубашки. Ему стало жарко.

   - Оставь меня, Ирина, одного. Мне нужно подумать. Да, и вели прислать мне двух писцов с пергаментами, стилосами и краской для письма, – Филипп раздражённо кивнул жене головой в сторону двери.

   Вдова сицилийского принца Рожера – герцога Апулии, дочь императора Византии Исаака Ангела и нынешняя супруга короля Германии Ирина Ангелина сверкнула чёрными глазами, отвернулась и неожиданно хитро улыбнулась.

   «Зерно посеяно, теперь нужно подождать всходов», - подумала византийка. 

   Она очень хорошо знала своего честолюбивого мужа и в совершенстве владела искусством дворцовых интриг. Её опыт политических игр и умение плести сети доверчивым простакам – вассалам и знатным бальи оказались полезными для мужа.

   Филипп, тем временем, уже набрасывал черновики писем, одни из которых, словно отравленные стрелы сарацин, вскоре помогут сразить врагов императора, а другие, как ядра орехов, смазанные мёдом, соберут в позолоченный улей сластолюбцев и сделают из них рой жадных и злых пчёл. Главное, показать им, кого кусать.

 

   *- Гвельфы (итал. guelfi, нем. Guelfen / Welfen) - политическое течение в Италии XII - XVI  веков, представители которого выступали за ограничение власти императора Священной Римской империи в Италии и усиление влияния папы римского. Враждовали с гибеллинами. Гибеллины (итал. ghibellini, нем. Ghibellinen / Waiblinger) - враждовавшая с гвельфами политическая группировка XI-XIII вв. Название «гибеллины» пошло от латинизированного названия одного из замков Гогенштауфенов - Гаубелинга (нем. Weiblingen). Гибеллины - приверженцы императора, главным образом дворяне.

 

                        Майнц. Две недели спустя.

 

   В небольшой таверне, пристроенной к ограде крепостной стены, было шумно. Оруженосцы, солдаты городской стражи, девицы лёгкого поведения, всякий сброд, ждущий, что ему нальют кружку вина за красивые глаза, в этот вечерний час битком набили тесное пространство заведения. Грязный пол был усеян куриными костями, кружочками горелого лука, корками чёрствого хлеба. Среди этого мусора, поджимая хвосты, ходили собаки, пинаемые всеми, кому не лень. Кто-то из посетителей громко требовал вина, кто-то наливал себе эль из кожаного походного меха, брезгливо отставив в сторону кувшин с кислым, цвета крови, пенящимся монастырским винным напитком. Чуть в стороне от очага, на огне которого жарилась, надетая на вертел, свинья, сидели трое молодых людей. У одного из них на рукавах, видавшей виды кольчуги, были крепко пришиты квадратные куски ткани с родовыми знаками маркграфов Монферратских, у второго на груди потрёпанной кожаной рубашки красовался герб Гогенштауфенов - на жёлтом поле чёрный орёл с распластанными в полёте короткими крыльями. Третий…

   Впрочем, на него первые двое не обращали ровно никакого внимания, поскольку занимались тем, что спорили до хрипоты.

   - Пусть меня высадит из седла стрела какого-нибудь сарацина, но клянусь девой Марией, мой хозяин в своих помыслах чист перед королём, – срывающийся голос оруженосца в цветах маркиза Монферрат перекрыл пьяный гул таверны.

   - Да, ладно тебе Доминик, - стремянный короля Филиппа Швабского с ехидной усмешкой похлопал молодого оруженосца по плечу. – Долг вассала - быть почтительным и послушным воле своего сюзерена. А твой хозяин не с того, не с сего ставит нашему королю условия. Да мало ли среди рыцарей моего хозяина сумасбродов, но ни один не ведёт себя подобным образом. Все они преданы Гогенштауфенам и не своевольничают. Монферррату же не терпится отправиться в крестовый поход. Его не останавливает оскорбление, которое нанёс папа Иннокентий всем нам, отлучив рыцарство швабское от церкви. Он что, готов закрыть глаза на эту несправедливость? - выговаривал оруженосцу стремянный короля Филиппа. - Или ему не даёт покоя слава его брата Конрада?

   - Как ты не понимаешь, Гуго. Старший брат сеньора Бонифация Коррадо девять лет назад предательски убит в Палестине, и его кровь взывает к мести.

   - Ещё неизвестно при каких обстоятельствах погиб сеньор Коррадо, а ты ведёшь речь о делах чести. Но есть ещё долг перед своим королём и обет верности вассала сюзерену. И не дело дерзить Филиппу и доводить размолвку до ссоры, о которой говорит весь замок. Слыханное ли дело - тыкать пальцем в этот славный герб, - стремянный хлопнул ладонью по своей груди, - и кричать, что, мол, ещё неизвестно, чей род древнее, Штауфенов или Монферратов.

   - Вот именно! Монферраты ведут свою родословную от Хлодвига Меровинга*, короля франков, - не сдавался Доминик.

 

*- Мерови́нги (фр. Mérovingiens, нем. Merowinger или Merovinger) -первая династия франских королей в истории Франции. Короли этой династии правили с конца V до середины VIII века на территории современных Франции и Бельгии.

 

   - Уж не хочешь ли ты сказать, что герцоги Швабские на конюшнях франков родились? – в гневе возвысил голос Гуго.

   - Не знаю, вам виднее, да только славный король Меровей – потомок царевича Трои Энея, а Фридрих Бюренский*, предок вашего короля Филиппа, говорят, сам вместе с крестьянами ворочал камни и строил замок Штауфен, потому что у него не было денег на каменщиков.

   - И что в этом плохого? Слава рыцарю, не гнушающемуся тяжёлой работой. По трудам и воздалось ему, - не уступал стремянный.

   - Конечно ничего плохого, но вот внук Бюренского герцога - Фридрих Одноглазый получил герцогство Швабское из рук короля франков Генриха Пятого только сто лет назад.

   - Ты ещё щенок, а уже смеешь оскорблять нашего короля Филиппа, - голос стремянного сорвался на высокой ноте. - Ты и твой хозяин – одного поля ягода. Скажи спасибо, что наш король милостив и не посадил твоего Монферрата вместе с тобой и твоим длинным языком в подземелье замка.

   - Руки у него коротки. С Бонифацием – двадцать рыцарей. Хотел бы я посмотреть, кто из вас – разжиревших на белых хлебах, осмелится схватить маркиза. Наши рыцари разберут этот ваш городишко Майнц по камушку. Им это не впервой. Нашему замку в Таскании как раз требуется ремонт. Старшего брата короля Филиппа и в рыцари-то посвятили только перед третьим крестовым походом, который он бесславно и провал, – Доминик потерял голову и выкладывал в споре все сплетни, известные ему из рассказов старых солдат, которые  когда-то с гордостью носили кресты на своих кольчугах.

   - Это же надо, умереть не в бою, а от малярии, да ещё заразить ею половину армии. Тоже мне, предводитель. Хорошо, если три десятка рыцарей вернулись домой от стен Акры. А где остальные?

   - Не твоё собачье дело, – стремянный молниеносным движением вынул из ножен тонкий кинжал, висевший на поясе. – Знаешь, что я сделаю с тобой за эти слова?

   - Что? – Доминик гордо вскинул подбородок.

   - Отрежу твой длинный язык и брошу его собакам, - прорычал стремянный и навис над столом.

   Но Доминик оказался проворнее. Скамья, на которой он сидел, отлетела в сторону. Оруженосец Монферрата с неожиданным проворством выхватил свой меч и перекрестием рукояти пригвоздил кулак Гуго к дубовой столешнице. Кинжал выпал и зазвенел о каменный пол. Стремянный взвыл и отдёрнул руку, оставив на рукояти часть собственной кожи. Все, кто находился в таверне, вскочили на ноги. Шум голосов стих. С полсотни глаз взяли в кольцо Доминика. А он медленно отступал к двери, держа свой длинный меч наготове.

   - Трусы! Что взяли? Вам бы только колбасу свиную жрать в грязных забегаловках, вроде этой, да пиво глотать бочками. Вот всё, на что вы способны.

   Последние слова были явно лишними. Два солдата, сидевшие в углу таверны, поднялись и, взяв в руки свои пики, направились в сторону оруженосца. Несколько человек, подняв и перехватив поудобнее грубо сколоченные табуретки, стали подступать к покрасневшему от негодования парню. Через мгновение звон клинков и грохот бьющейся глиняной посуды наполнили таверну. Плохо бы пришлось Доминику, если бы не теснота, которая мешала нападающим. Им никак не удавалось подобраться к нему вплотную. А оруженосец вращал свой меч над головой, не давая врагам подойти ближе. До двери оставалась пара шагов, когда в воздухе просвистела скамья. Доминик успел отвернуть в сторону голову, но метательный снаряд ударил ему в плечо и опрокинул на землю. От крика торжества пламя факелов, укреплённых на стенах, метнулось вверх, разгоняя тени между потолочными балками. 

   Десяток рук потянулись к лежащему оруженосцу.

 

*- Гогенштауфены (нем. Hohenstaufen) - династия южно-германских королей и императоров Священной Римской империи (1138 - 1254), Первый достоверно известный предок их был Фридрих Бюренский, живший около середины XI века. Его сын, Фридрих 1, построил замок на горе Штауфен, или Гогенштауфен. Он получил от Генриха IV в 1079 году герцогство Швабское и руку его единственной дочери Агнессы.

 

   В этот момент дверь с грохотом отворилась. В проёме стоял высокий широкоплечий человек в кольчужной рубашке, подпоясанной толстым кожаным ремнём. Алый выцветший плащ, закреплённый на груди серебряной пряжкой, не скрывал рукояти тяжёлого длинного боевого меча.

   - А ну, всем назад! – громкий грубый голос мгновенно восстановил тишину. Рука в стальной перчатке быстро протянулась к стене и вырвала из ржавого железного кольца горящий факел. Описав пламенем полукруг, рыцарь заставил толпу отступить.

   - Клянусь честью, сожгу к чёртовой бабушке этот сарай. Оружие на землю! – ещё раз скомандовал обладатель длинного меча. Два солдата городской стражи, не выдержав прямого твёрдого взгляда огромных чёрных глаз, побросали пики на землю, ворча и вполголоса ругаясь.

   - Вот так - то лучше. Вставай, парень. Что это ты здесь устроил себе постель. Ну, поднимайся, – Бонифаций Монферрат протянул левую руку своему оруженосцу.

   Доминик, так и не выпустив оружия из рук, быстро вскочил на ноги и встал рядом с рыцарем. Гнев юноши ещё не остыл, и он был готов к новой схватке.

   - Давай, мой мальчик, выметайся отсюда. Мы уезжаем тотчас. Оставь на будущее неоплаченные долги чести. У тебя ещё будет время поквитаться с обидчиками.

   - Надеюсь, этого хватит за разбитую посуду и пролитое вино, - маркиз кинул хозяину таверны пару медных монет и вытолкал Доминика на улицу.

   - Да, наделали мы с тобой шума. Пора убираться отсюда, пока король не передумал и не посадил нас под замок. Весь город гудит о моей ссоре с Филиппом. Да вот ты ещё устроил в таверне драку. Шире шаг, шевели ногами. Лошади осёдланы и ждут нас на постоялом дворе. Пока ворота города не закрыты на ночь, мы должны покинуть Майнц. Не будем искушать короля и свою судьбу присутствием в этом городке.

   - Так ведь этот проклятый Гуго, стремянный, - начал было возражать, ещё разгорячённый стычкой, Доминик.

   - Ладно, ладно. Знаю, - перебил его маркиз. - Ты вступился за мою честь. Но не стоило обнажать меч. Врезал бы этому дураку - стремянному кулаком по глупой башке. Этого было бы довольно.

   Через полчаса, сопровождаемые звоном колоколов собора, призывающих добрых прихожан к вечерней мессе, отряд из двадцати всадников покинул Майнц и свернул на тропу, ведущую на Юг. В лесу отряд разделился. Большая его часть отправилась в направлении Тироля, остальные, под началом Монферрата, выехали на старую римскую дорогу.

 

                Франция. Точная дата не установлена.

 

   Три силуэта на рослых лошадях показались на опушке леса. Они выехали из-за деревьев и остановились на повороте дороги. Лучи полуденного солнца тут же нашли себе забаву. Они ударились о начищенные железные накладки кольчуги одного из них, о, притороченный к седлу другого, чешуйчатый панцирь и рассыпались вокруг сверкающими зайчиками. Значок на копье третьего дал понять крестьянам, работавшим в этот час на полях, что нужно держаться подальше от этих грозных путников. Не дай бог господам рыцарям не понравится та быстрота, с которой спины бедняков гнутся в почтительном поклоне. Тогда жди беды. Только один маленький любопытный мальчик, лёжа в придорожной канаве, смотрел во все глаза на тяжёлый массивный рыцарский щит, прикрывавший спину всадника на высоком мощном вороном коне. На белом поле щита выделялась красная полоса, идущая по верхней самой широкой части. Если бы мальчик знал геральдику, он понял бы, что перед ним кто-то из знатного рода маркграфов Монферратских. И не ошибся бы.

   - Эй! – оруженосец, ехавший впереди маленького отряда, остановил свою лошадь, потом направил её в поле и шагом подъехал к крестьянам. Латы, притороченные к седлу, глухо звякнули.

   - Далеко ли до постоялого двора или таверны? – в юношеском голосе всадника звучала уверенность и сила. Ему никто не ответил. Крестьяне подняли головы и тупо смотрели на рослого парня, доспехи и сверкающие наконечники копий.

   - Судя по всему, мой сеньор, они не знают латыни, - Доминик обернулся к своим спутникам.

   - Конечно, мой мальчик. Мы же во Франции, – Бонифаций, маркиз Монферрато тронул своего вороного каблуками низких грубой выделки сапог и свернул с дороги.

   - Où ici chez vous tout près la taverne ou l'auberge*? – взглядом он выделил из разрозненной толпы вилланов одного с более смышлёными глазами, чем у остальных.

   - О, tavern, - засуетился тот и стал объяснять дорогу, энергично показывая руками направление.

   - Через пару лье будет большое аббатство и деревня. Там мы найдём корм для лошадей и вино нашим пересохшим глоткам. Вперёд! – Бонифаций дёрнул повод. Его конь легко выскочил из весенней полевой грязи на межу и мягким частым шагом двинулся дальше по дороге.

 

*-Где тут поблизости таверна? (фран.)

 

   Через час рыцари сидели за, криво-сколоченным, дубовым столом, ели холодный свиной окорок и запивали его деревенским вином со вкусом уксуса, щедро разбавленного водой.

   - До Амьена – двадцать лье. Конечно, хорошо бы заночевать в другом месте, на тёплых, пахнущих лавандой, мягких постелях какого-нибудь замка. Но в письме Его Святейшества нам даны диспозиции - ждать папского легата здесь. Так что, мессиры, пейте эту кислую дрянь и не ропщите. Прежде чем отправиться к венецианским дожам, нам нужно выслушать планы нашего хитроумного понтифика, чёрт бы его утащил в преисподнюю. По мне, так я бы поехал прямо в Рим и выслушал замыслы папы из его собственных уст, – Бонифаций грохнул глиняной кружкой о стол и раздражённо отбросил в угол ручку, оставшуюся в его огромном кулаке.

   Жена трактирщика поставила куском угля галочку на деревянной доске за своей спиной и подала на стол новую чистую посуду.

   - Сеньор! – обратилась она со всем возможным почтением к рыцарю. Вот тот крестьянин хочет поговорить с вашей светлостью, – женщина, пятясь, показала рукой на человека, сидящего за столиком в самом углу таверны.

   - Виллан, поговорить? – изумился маркиз. - Неслыханно.

   Монферрат обернулся и с интересом стал рассматривать крестьянина. Тот сидел слишком прямо для плебея и в упор смотрел на маркиза. Бонифаций окинул взглядом неказистую фигуру виллана, заметил край кольчуги, выглядывающей из разреза старой серой блузы и добротные сапоги, которые не носят простые смертные.

   - Подойди!

   Человек, выдающий себя за крестьянина, встал в трёх шагах от маркграфа и слегка склонил голову в знак уважения.

   - Чего тебе нужно?

   - Сеньор! Пусть тебя не вводит в заблуждение мой скромный наряд. Я прислан от человека достаточно уважаемого, чтобы твоя светлость соизволила выслушать предложения, которые я имею честь передать.

   Оруженосцы Монферрата открыли от удивления рты. Слышать довольно правильную речь от человека низкого происхождения было им в диковинку.

   - Прошу, сеньор, покинуть общество ваших солдат и перейти за мой стол. Клянусь Святым Георгием, это очень важно, - продолжал незнакомец.

   Бонифаций придержал за шиворот плаща, вскочившего с места, Доминика. Оруженосец тут же оставил в покое рукоять меча.

   Через минуту маркграф сидел за одним столом с крестьянином. А тот, наклонившись к уху Монферрата, начал горячо, но тихо, так, чтобы больше никто не слышал, говорить.

   - Не смотрите, сеньор, на мои лохмотья. Чем меньше привлекаешь внимания, тем дольше проживёшь. Не правда ли?

   - Допустим. Так, кто ты и что за дело у тебя ко мне.

   - Если сеньора не смутит имя, которое я назову, тогда я намерен продолжать. В противном случае мы расстанемся, и господин больше никогда не увидит меня.

   - Я слышал много странных и громких имён. С владельцами некоторых был знаком лично. Но имя – всего лишь пустой звук. А вот, что за ним скрывается – совсем другое дело. Так что, не стесняйся дружище и говори. Меня не смутишь даже именем дьявола.

   - Тогда у меня к сеньору есть послание от его милости короля Оттона Брауншвейга*.

   - Короля? Ну надо же. И, что это за послание? – спокойный голос Монферрата звучал издевательски.

   - Королю стало известно о твоей ссоре с правителем Сицилии Филиппом.

   Бонифаций отметил про себя, что его собеседник выделил голосом титул Оттона, тем самым, вроде бы, оставляя без внимания притязания Филиппа Швабского на трон Германии.

   - Вот, дьявол. Слухи разносятся ветром быстрее, чем бегают быстроногие сарацинские скакуны.

   - Да, сеньор. Есть ещё при дворе Филиппа верные Оттону люди, извещающие его обо всём, что делается в Майнце.

   - Кто бы сомневался? - буркнул маркиз.

   - Так вот, - продолжал неизвестный, - смею заметить, что я - стремянный его величества Оттона Четвёртого, законного короля Германии. Он предлагает тебе, сеньор рыцарь, принести клятву верности династии Вельфов, уж коли рыцарь утратили милость своего сюзерена Филиппа.

   Монферрат подавил гнев, готовый прорваться наружу и спокойно спросил:

   - А зачем мне это?

   - Ну, как же? - удивился стремянный. - Не может такой храбрый воин, как ты, остаться вольным бароном. На границах твоих земель тут же появятся, если не норманны, то Плантагенеты** или франки. Сеньор станет бродячим рыцарем без замков и защиты.

    Монферрат кончиками пальцев забарабанил по столу. Если бы посланец Оттона знал маркиза чуть лучше, он понял бы, что бешеный нрав Бонифация может в любую минуту разразиться грозой.

 

*Оттон IV Брауншвейгский. Династия Вельфов. Претендовал на корону Германии, злейший враг Филиппа Швабского. Третий сын Генриха Льва и Марии Плантагенет. Племянник английского короля Ричарда Львиное Сердце.

**Плантагенеты. Династия Английских королей, сменившая Норманнскую династию завоевателей Острова. К этой династии относился и Ричард Львиное сердце.

 

   - Предположим - я приму предложение твоего хозяина. Но, что я от этого буду иметь?

   - Сеньор станет правой рукой Оттона в его борьбе против Филиппа. Тебе останутся твои земли и замки. Кроме того, король готов подарить маркизу несколько феодов на своих землях в Пуату и Аквитании…

   - Которые Оттону, словно кость верному псу, бросил его дядя, имеющий прозвище - «Ни да, ни нет».* А не пойти ли тебе, милейший, к чёрту вместе со своим хозяином, - взорвался Монферрат. – У меня достаточно земель и замков, так что подачки мне не нужны. Пусть норманны или франки хоть одной ногой попытаются наступить мне на пятки. Им не поздоровится. Мне хватит полусотни рыцарей, чтобы привести твоего герцога в чувство. Я не даю клятв верности больше никому, потому что свободен, как птица и делаю то, что хочу. Так и передай своему господину. А ну-ка, - мощная рука маркиза схватила стремянного за воротник куртки и легко вытащила из-за стола. Словно нашкодившего мальчишку Монферрат выволок посланца Оттона во двор. Оруженосцы маркиза услышали звук падения тела, а потом удаляющийся торопливый топот сапог, как будто за человеком гналась свора собак.

   Тяжело дыша, рыцарь вскоре вернулся. Его глаза, казалось, метали искры. Он выхватил тряпку из рук трактирщика и брезгливо вытер руки.

   - Вот пёс! – маркиз схватил кружку с вином и отпил из неё добрую половину содержимого.

   Доминик, поглядывая на графа и усмехаясь в сторону, предпочёл не задавать лишних вопросов.

   Стук копыт на улице заставил рыцарей снова развернуться ко входу. Через пару минут скрипнули петли дверей и в таверну вошёл монах. Коричневого цвета сутана мешком сидела на тонкой невысокой фигуре. Низко надвинутый капюшон прятал лицо.

 

*Король Англии Ричард Львиное сердце имел и другое прозвище – «Ричард Да-и-Нет», которое означало, что его легко склонить в ту или иную сторону.

 

 

При свете тусклых ламп оруженосцам удалось разглядеть изящной формы руку с длинными пальцами, держащую, свёрнутый в трубку, тонкий пергамент. Несколько медленных смиренных шагов, и свиток с тихим стуком лёг на стол перед Монферратом. Монах поклонился и отошёл вглубь таверны, заняв одну из лавок в дальнем углу помещения ближе к очагу.

   - Доминик! - маркграф, ничуть не удивляясь, подвинул свиток оруженосцу. - Твоё знание латыни лучше моего. Сделай одолжение, прочти мне на ухо, что здесь написано. Сдаётся мне – это письмо Его Святейшества.

   Доминик внимательно рассмотрел восковую печать с крестом, потом поцеловал её, раскрошил в пальцах воск, сорвал бечёвку и развернул свиток. Бонифаций с усмешкой наблюдал за действиями Доминика.

   - Давай, давай. Ты ещё, как девицу, письмо оближи, – поторопил юношу маркиз.

   - Значит, так, - начал тот, приближая пергамент к свету масляной лампы и понижая голос…

«Промыслом Господа бога нашего Иисуса…».

   - Стой Доминик! Так, дело не пойдёт. К дьяволу все эти вступления, перечисления титулов и званий папы. Дай-ка мне пергамент. Я скорей доберусь до сути, – маркграф забрал письмо из рук оруженосца и поднёс его ближе к близоруким глазам.

   Охватив взглядом весь длинный текст, он хмыкнул. Длина свитка оказалась длиннее его меча.

   - Ага, вот и главное, - проворчал маркиз, углубляясь в чтение.

   «…ни для кого не секрет, что, несмотря на все усилия Святого престола, на многочисленные жертвы и пролитую кровь рыцарей креста, война за гроб Господень в Палестине остаётся богоугодным, но безуспешным делом, не дающим возможности закрепить господство церкви нашей над Иерусалимом. После трёх больших походов во славу укрепления чувств верующих и преданности святому долгу… После стольких трудов с именем Иисуса на устах и ради воскрешения распятий над куполами наших храмов, превращённых сарацинами в богомерзкие мечети, я – пастырь овец своих, а в купе со мной французский, германский и английские короли, за все эти годы потеряли уже больше полумиллиона крестоносных подданных. Знаю, что в умы нестойкие верой, всё чаще закрадываются крамольные мысли: - А не на стороне ли еретиков и необращённых язычников, находится благодать Господня? Многие ночи я провёл в молитвах, взывая к Господу о помощи. Посты и бдения, истязания плоти…», - Монферрат ехидно улыбнулся, покачал головой и кашлянул в кулак.

   «…песнопения и очищение духа на таинствах исповеди наконец-то сподобили меня принять от Господа нашего явление истины, продиктованной мне однажды ночью прямо в уши. Не в Палестине и Сирии нужно искать победу нашу к возврату Иерусалима и Гроба Господня, а в Египте, в самом логове нечестивых, ибо оттуда они черпают свои силы. Именно там они находят себе охотников для войны и ереси, пропитание и воинские припасы своим бандам. Но… увы, все мои пастырские послания к королям и баронам, духовным и светским князьям, все мои усилия - воодушевить маловеров на новый победоносный поход ради завоевания Египта, напрасны. Филипп Август Французский до сих пор ведёт войну с наследниками английского короля Ричарда. Германия тратит свои силы на междоусобную грызню. Я не понимаю, зачем нужна война между партией Вельфов, во главе с герцогом Оттоном, и гибеллинами под началом Филиппа, твоего сюзерена? Филипп тем самым вынудил меня отлучить его от церкви…»

   «А, чует кошка, чью сметану съела», - подумал Бонефиций. – «Папа отлучает от церкви так же легко, как отпускает грехи, не обращая внимания на чувства, преданных Господу, рыцарей».

   Маркграф наклонился ещё ближе к свитку и, беззвучно шевеля губами, продолжал чтение.

   «…И только графы Фландрии, опираясь на свою честь, славу предков - первых героев крестовых походов, воодушевляемые фамильными реликвиями, добытыми в Палестине, согласились снова нашить кресты на плащи…»

   - Так, так, так. Значит, ядро армии он всё же сколотил. Ай, да папа, – прошептал маркиз. Разворачивая пергамент, он почувствовал, что его руки от волнения стали потеть.

   «…Но, видимо, Отец наш небесный, в который раз подвергает нас испытаниям. Я молюсь за спасение души благочестивого Тибо, графа Шампани. Господь призвал к себе благородного рыцаря - вождя новых крестоносных армий, и нет больше достойного и сильного духом рыцаря, который мог бы взять на себя хлопоты и заботы о войске. Четыре с половиной тысячи рыцарей, девять тысяч оруженосцев и двадцать тысяч пехоты остались без попечительства и заботы.

   Если сеньор маркиз поторопится ко мне в Рим, мы могли бы обсудить с ним, сыном моим, достойные рыцаря предложения и планы. А дальше, Господь сподобит рыцарство в мужестве, и подарит тебе честь присоединиться к воинству Христову, чтобы вырвать корни сарацинской вражды и сопротивления истинной вере нашей в Египте. Тешу своё сердце надеждой, что с твоим участием мы обретём в Святой Земле новых овец стаду нашему и новые феоды для верных и храбрых защитников Гроба Господня.»

   Маркиз смял в огромных кулаках пергамент и, подойдя к очагу, бросил письмо папы в огонь. Монах, сидевший в углу, внимательно наблюдал за графом. А рыцарь, снова заняв своё место за столом и, не обращая внимания на своих товарищей, глубоко задумался.

   «Сдаётся мне, сегодня - день ловушек. Хитер, Святой отец, ну и хитёр! Предлагая мне участие в новом крестовом походе, он тешит себя надеждой ослабить влияние Филиппа Швабского на землях, формально подчинённых духовной власти папы. Затем с помощью англичан ликвидирует смуту в Германии. Сделает императором Священной римской империи сторонника Гвельфов Оттона, а во время крестового похода укрепит власть папского престола на моих территориях в Северной Италии, а заодно отберёт Сицилию у потомка Фридриха Барбароссы - Филиппа», – Бонифаций схватил кувшин с вином и припал к его горлышку.

   «Ах, да. Ещё он планирует использовать мои связи с венецианцами. Только они способны сегодня перевезти такое войско на своих галерах в Египет. Стоит ли игра свеч? Судя по тому, какие люди стояли во главе трёх первых крестовых походов, с каким воодушевлением и верой дрались крестоносцы тех времён, нынешнему самодовольному и ленивому рыцарству не справиться с этими дикими сынами аравийских пустынь. Европа снова будет обескровлена и истощена. Но это только на руку папе. Он жаждет абсолютной, не только духовной, но и светской власти. Чувствую, ему не терпится создать в Риме собственное королевство. Ведь престол, да к тому же святой, у него уже есть. Интересно, очень интересно. Значит, шпионы папы уже донесли ему о моей ссоре с королём Филиппом. Без голубиной почты здесь не обошлось»

   - Эй, вина! Ещё вина! - крикнул маркиз трактирщику. Бонифаций ощущал дикую жажду. Губы его пересохли.

   Запотевший кувшин холодного вина стукнул толстым дном о доски дубового стола. Трактирщик грязной тряпкой протёр глиняные кружки.

   - Вот, сеньор, вино из новой бочки. Попробуйте его.

   Доминик, схватил кувшин и налил сначала Монферрату, потом себе и второму оруженосцу. Но маркграф вскочил на ноги и, погружённый в размышления, стал мерять комнату шагами. Его высокая фигура замаячила вдоль очага, едва не задевая головой о сковородки и чугунки, подвешенные к крючьям. Товарищ Доминика придвинул к себе вино. Большими глотками он стал запивать жаренные дымящиеся куски свинины, только что поданные на большом деревянном блюде чумазой кухаркой.

   Доминик, согревая в ладонях глиняный бок кружки, исподволь рассматривал монаха в сутане бенедиктинца, так и не скинувшего с головы капюшона. Оруженосец видел только тонкие с нежной кожей руки, перебиравшие чётки. Ему показалось странным, что у мужчины могут быть такие запястья и такая, чуть тронутая весенним загаром, нежная кожа.

   Звук бьющейся посуды и шум падающего тела заставил Доминика оглянуться. Его товарищ лежал на полу и корчился от боли, крепко сжимая руками собственный живот. Из уголков рта, искажённого гримасой, по подбородку, вниз к шее и затылку обильно сочилась белая пена.

   Маркграф в изумлении склонился над несчастным. К ним подскочил и монах. Служитель божий схватил в руки осколок кружки и осторожно понюхал край.

   - Яд, - неожиданно высоким голосом тихо проговорил бенедиктинец и резким движением головы откинул капюшон себе на спину. Золотистые длинные волосы рассыпались по плечам.

   - Чудо! Свят, свят! - ахнула кухарка.

   Огромные карие глаза, словно две жемчужины, выдали в женщине, переодетой монахом, уроженку южных земель.

   - Вот так, так, - пробасил маркиз, изумлённо переводя взгляд с монахини на труп своего оруженосца. Доминик открыл рот и выскочил из-за стола, не зная, что ему делать с вином, которое он держал в ладонях. В растерянности он поднёс кружку ко рту. Женщина в сутане быстро вскочила с колен, выбила у парня кружку из рук, затем схватила кувшин и выплеснула вино в очаг. Вспышка пламени высветила красивый румянец на её смуглых щеках и нежные обводы скул.

   Тем временем Монферрат вытащил за волосы из задней комнаты трактирщика и, повалив его на залитый вином стол, загремел на всю таверну.

   - Кто тебе приказал добавить яд в кувшин, сын змеи, слуга дьявола, грязный ублюдок, таракан ты этакий.

   - Клянусь Богом сеньор, я ничего не знаю, – маска ужаса обезобразила толстое лицо трактирщика.

   - Подержи его, Доминик, - маркиз подскочил к очагу и рукой в железной перчатке схватил пылающую головню.

   - Сейчас ты у меня заговоришь, - рыцарь, недолго думая, сорвал с ноги трактирщика башмак и поднёс огонь к голой ступне несчастного.

   Крик боли потряс низкие своды таверны.

   - Это не я, сеньор, клянусь божьей матерью. Это всё поставщик вина. А-а-а!

   - Дальше, давай рассказывай, а не то я не побрезгую повесить тебя на потолочной балке, - маркграф ударил трактирщика в лицо. Вкус крови во рту развязал толстяку язык.

   - Вчера здесь проходил обоз с монастырским вином в Амьен. И возничий одной из повозок шепнул мне, что видел накануне рыцаря, то есть вашу светлость и, что мол, вам не миновать моей таверны. Ох, сеньор, всё моя жадность виновата. Я подумал, что у меня и вина для вас хорошего нету, а тут знатный сеньор едет. Чем угощать его буду. Рыцари они ведь знаете, какие. Чуть что, сразу в морду. Да отпустите мне горло сеньор, а не то я задохнусь, – взмолился трактирщик, переводя дух и слизывая кровь, выступившую на губах.

   - Не искушай меня, а то, если не понравятся мне твои басни, возьму и врежу тебе ещё раз. Давай, ври дальше, пока терпение моё не закончилось, и ты не стал длиннее ростом на кусок верёвки, поддерживающей твои грязные дырявые штаны.

   - Не надо вешать меня, сеньор. Так ведь я и говорю вам. Всё жадность моя. Он дёшево продал мне бочонок вина. Сказал, что сам архиепископ Майнца такое пьёт на ночь.

   - И что, ты взял кота в мешке, даже не попробовав вино на вкус?

   - Как можно сеньор. Мы с ним выпили по кружке, но только он наливал мне из кожаного меха, который был при нём.

   - Эй, Доминик! Вяжи петлю. Повесить его! – приказал маркиз, ещё пылая гневом.

   - За что, сеньор? Я ни в чём не виноват. Господи, помилуй меня, защити грешное тело моё, спаси мою душу…

   Но, маркграф, не слушая, кивнул Доминику. Оруженосец не привык перечить Монферрату, но по лицу парня было видно, что ему не по душе этот приказ.

   - Ваша светлость, - вступилась за несчастного трактирщика молодая женщина в сутане. – Помилуйте его за ради Иисуса Христа. Судя по всему, толстяк не виноват.

   - С вами, добрый мой монашек, я разберусь чуть позже. Письмо вы мне передали, вино тоже появилось при вас. И видно по всему - у вашей святости ко мне есть ещё какое-то дело. А пока, - маркиз схватил трактирщика за шиворот, оторвал его грузное тело от стола и словно большую ветку дерева сунул задом в огонь очага. От оглушительного вопля, взлетевшего под потолок, зазвенели кастрюли и огромные двурогие вилки. С поразительной быстротой для своей комплекции трактирщик, обжигая ладони, приподнялся на горящих поленьях. В пылающей одежде он выскочил из пламени и кинулся во двор. Через открытую дверь было видно, как бедный малый с головой нырнул в огромную бочку, наполненную дождевой водой. Кони, привязанные к поперечной жерди низкого навеса, шарахнулись в сторону.

   - Ха-ха-ха, - для огромной фигуры Монферрата его смех звучал слишком звонко. – Вот ему и чистилище.

   - Итак, - отсмеявшись, он обернулся к женщине. – Кто вы и какое дело удерживает вас подле меня.

   - Для вас от Его Святейшества есть ещё одно устное послание, - монахиню, не смотря на её смиренный вид и опущенный взгляд, рассмешила выходка маркиза. На полных красивых губах блуждала улыбка.

   Доминик во все глаза смотрел на женщину. Тонкие черты лица, жесты изящных рук, длинная красивая шея произвели на оруженосца огромное впечатление. Таких привлекательных монашек он ещё не видел.

   - Можете называть меня матушка София. Я – настоятельница монастыря, название которого вам ничего не скажет.

   - Ну да, считайте, что я поверил. Вот только знатную даму всегда выдаёт акцент. У вас он – тирольский. А в Тироле не так уж много монастырей. Но вот женского, если мне не изменяет память, нет ни одного. Вы скорей всего родились в Северной Италии или даже восточнее Дуная, долго жили в Генфе* и совсем не та, за кого вас принимают дураки - крестьяне, - Монферрат насмешливо и с интересом смотрел на женщину.

   - Всё это не суть важно, - отрезала монахиня. – Считайте меня папским легатом с особым поручением к маркграфу Бонифацию Монферрату.

   - И с какой же миссией вас подослали ко мне? Стойте, угадаю сам. Папа хочет видеть меня в Риме. А, чтобы убедить меня полезть к дьяволу в пасть, то есть, прости меня Господи, предстать перед его Святейшеством и, зная, что я неравнодушен к красивым монашенкам, он прислал вас.

   - Ваша проницательность не соответствует образу храброго вояки и грубого солдата, каким вас видят при дворе папы. Вы гораздо умнее, чем думает его Святейшество.

   - Вы, милая, хотите сказать: Болвану-рыцарю, одетому по самую макушку в железо, не подобает так быстро ворочать мозгами, – вкрадчиво произнёс маркиз, кланяясь с показной покорностью.

   - Смирение – не ваша добродетель, - парировала матушка София и неожиданно подмигнула Доминику. Тот густо покраснел.

   - Тем не менее, у папы Иннокентия на вас есть некоторые виды.

   - Да ну? Скажите лучше - сколько времени понадобилось, чтобы найти меня? Откуда вам было знать, где я? И не передумал ли папа осыпать меня своими милостями. Не он ли подослал отравленное вино? Пристрастие Святого престола к ядам общеизвестно.

   - Ну, что вы, граф, - монахиня медленно подошла к Монферрату почти вплотную. Доминик издали ощутил аромат восточных благовоний. Ноздри графа тоже раздулись, вдыхая дразнящий запах. Неожиданно, сутана соскользнула с плеч женщины, и перед рыцарями предстал юноша в бархатном камзоле и кожаных штанах, подчёркивающих безупречную линию стройных ног. На тонком поясе висел короткий кинжал. Если бы не золотистые длинные волосы, все бы поклялись, что это – один из пажей, сопровождавших знатного рыцаря. Мужчины застыли с открытыми ртами. В дверь кухни задом, крестясь и толкаясь, в испуге вывалились полуголый трактирщик и прислуга, до этого перетиравшая у стены посуду.

   Но вновь испечённый паж неожиданно быстро вытащил свой кинжал из ножен и приставил к горлу Монферрата.

   - Видите, как легко от вас избавиться, не прибегая к яду? – глаза женщины встретились с изумлённым взглядом маркиза.

   - Не завидую врагам папы, - Бонифаций мягко отвёл руку женщины в сторону и проглотил комок, подступивший к горлу.

   - Значит мне, взамен отравленного бедняги Карла, прислали нового пажа? Ну, что ж, Ваши доводы меня убедили. Где меня ждёт его Святейшество?

   - Латеранский дворец**в Риме подойдёт?

   - Путь в обитель святости покажется в вашем присутствии слишком коротким. Папа знал, кого посылать за мной.

   Через час, похоронив на деревенском кладбище отравленного оруженосца и сотворив над его могилой молитву, путники двинулись на Юг.

 

*Genf (нем.) – старинное название Женевы.

**Латеранский дворец. В античности на этом месте находилось поместье знатного семейства Латеранов, которые выстроили сооружение, больше похожее на хорошо укреплённый замок. Приняв христианство, император Константин Великий подарил Латеранский дворец (доставшийся ему в качестве приданого) римскому епископу. Папа Сильвестр I в 324 году освятил пристроенную ко дворцу базилику в честь Христа Спасителя. В течение первого тысячелетия существования базилики все римские папы проживали в Латеранском дворце; здесь же состоялось пять вселенских соборов. Храм был убран драгоценными подарками императоров, которые принесли ему название «Золотой базилики»; всё это было утрачено при разграблении Рима вандалами в V веке. Главной реликвией храма во все времена считались «Святая лестница» - лестница, привезённая Святой Еленой из Иерусалима и якобы происходящая из дворца Пилата. По церковному преданию, именно по этой лестнице Христос взошёл на судилище, предшествовавшее распятию. 

 

Глава 2. Италия. Спустя три недели после Марди Гра*.

 

   Каждый раз, попадая в Рим, Доминик испытывал двойственное чувство. Развалины столицы некогда великой империи, выщербленные мостовые узких улиц, арки акведуков, разбитые стены языческих святилищ, куски колонн огромных каменных дворцов и древних арок чередовались с деревянными лачугами, пришедшими в упадок грязными и запущенными термами, глубокими зловонными сточными канавами. Пустыри на месте давних пожарищ, дома римских патрициев, разорённые гуннами и вандалами, обрушенные кровли языческих храмов, резали глаза. Знаменитые семь холмов Рима так и остались величественными руинами, покинутыми людьми. Никто не хотел селиться рядом с развалинами. Народ, который когда-то гордо называл себя римлянами, боялся всего. Люди со страхом ждали возвращения новых вандалов, гуннов, гибеллинов, банд вольных норманнов, грабежей, пожаров и насилия. Дома бедноты, лавки торговцев, склады купцов и виллы новой папской знати теснились ближе к Тибру. В случае опасности или при появлении врага, легко было добежать до многочисленных лодок и уйти из города водным путём. Оруженосец, то любовался остатками былой роскоши Рима, то с брезгливостью отводил взгляд от вшивых, покрытых коростой детей, игравших тряпичными куклами в грязных узких переулках, окружавших старые, но ещё крепкие стены Колизея.

   Латеранский дворец – обитель пап выглядел бы заурядным загородным домом, если бы не базилика Христа Спасителя и не знаменитая Святая лестница, привезённая когда-то в Рим из Иерусалима самой Еленой, царственной супругой императора Константина.

   - Говорят, эта лестница из дворца самого Пилата, - Монферрат стукнул кулаком по мраморным перилам.

   - Вы правы, граф, - София тщательно вытерла пучком соломы свои грязные сапоги. - Именно по ней Спаситель наш шёл на судилище перед распятием.

   Маркиз вздохнул, перекрестился и взял свежий пучок соломы из рук монаха в коричневой сутане. Доминик последовал примеру графа и сосредоточенно стал счищать дорожную грязь со своих подошв. Огромные железные шпоры оруженосец заблаговременно отстегнул.

   - А ещё говорят, что эту базилику называли золотой, - оруженосец поднял голову и осмотрел стены дворца. Его взгляд наткнулся на потрескавшуюся штукатурку, на несколько гобеленов, изъеденных молью, на довольно простую грубую тяжёлую мебель, уместную где-нибудь в рыцарском замке. Несколько бронзовых подсвечников сверкали начищенными фигурами каких-то святых, а десяток картин - свежим лаком на простых дубовых рамах.

   - Да, было дело, - маркиз хлопнул Доминика по плечу. – Если бы не вандалии, в своё время ограбившие Рим, ты бы мог сейчас полюбоваться многими вещами, преподнесёнными в дар Святому престолу разными королями. Но за понтификов с епископами не волнуйся. Они люди находчивые. Судя по толпе вон у тех дверей, папе Иннокентию здесь уже тесно. Помяни моё слово, не он, так его преемники отстроят себе Церковь побольше этой, где будет ещё много чего. Дай срок.

   - Ох и язык у вас, граф, - София укоризненно посмотрела на Монферрата. - Похоже, сам дьявол нашёптывает вам на ухо богохульные речи.

   - А, что я такого сказал? - маркиз ехидно улыбнулся. - Разве подножие Святого престола не должно радовать глаз бедных прихожан. Правда, простых смертных сюда, как раз, и не пускают, если только у них нет серебряных рыцарских шпор, – Монферрат кивнул головой в сторону десятка рыцарей в белых плащах с чёрными крестами. Разномастные кольчуги и вышитые гербы на камзолах придавали кучке людей особый колорит. Они во все глаза рассматривали красивого пажа, сопровождавшего маркграфа.

 

* Марди Гра - (фр. Mardi gras, буквально - «жирный вторник») – последний вторник перед началом католического Великого поста.

 

   - По всей видимости, это свежеиспечённые папой крестоносцы из французских баронов, - шепнул Бонифаций Доминику.

   - Снимите шлем, сын мой, - сзади к ним неслышно подкрался монах в серой сутане. Его макушку венчала, блестевшая в свете свечей, аккуратно выбритая, тонзура.

   - Его святейшество ждёт маркграфа Бонифация Монферрата. Если это ты, сеньор рыцарь, то следуй за мной. Оруженосцы пусть пока погуляют, – похоже, монах не был знаком с Софией. Его смущало красивое лицо и стройная фигура переодетой пажом женщины.

    Увидев растерянное лицо Доминика, рванувшегося было за графом, монах остановил парня взмахом руки.

    - Если этот оруженосец желает быть поближе к своему господину, пусть пройдёт в скрипторий его святейшества. Там он сможет подождать, никому не мешая.

   Доминик оглянулся на Софию, отошедшую в тень портьеры, потом с любопытством откинул плотную, вышитую крестами ткань, на которую ему указал монах, нашёл дверь, толкнул её и очутился в папской библиотеке. Среди высоких деревянных полок, заполненных свитками и фолиантами, он не сразу разглядел десяток писцов, сидевших за столами. Все они тут же уставились на худого парня в кольчужной рубашке, с длинным мечом на поясе. Толстый монах, сидевший у окна, постучал нагрудным распятием по мраморной доске подоконника, и монахи, крепче сжав скрюченными пальцами стилосы, снова уткнулись в листы пергамента.

   - Сядьте там, сын мой, – ключник скриптория указал крестом на низкую лавку, стоявшую у двери.

   Но Доминик, удивлённый видом огромного количества книг и свитков, застыл, пытаясь разглядеть литеры на корешках кожаных переплётов. С трудом разбирая древнюю латынь, он шёпотом стал читать:

   - Gomerius, Gerodotus, Callinius Efesus…

   Из этих имён он узнал лишь одно – Гомер. Бродячий менестрель, приглашённый однажды его хозяином на один из пиров, пел гостям графа отрывки из легенд о Трое, о Гекторе и Ахилле. Переводя взгляд с одной полки на другую, он с изумлением рассматривал рукописные огромные книги, которые никак не ожидал встретить в папском скриптории. «Тристан и Изольда», «Ланселот или рыцарь телеги», «Персеваль или повесть о Граале». Эти бретонские романы когда-то читала маркграфу на сон грядущий старая монахиня француженка, неизвестно за какие грехи отлучённая от церкви и нашедшая в замке Монферрата кров и кусок хлеба. Доминик часто стоял под дверью спальни и слушал. Французские литеры на корешках этих книг он в своё время выучил наизусть.

   Оруженосец, пятясь назад, нашёл носком сапога лавку и сел. Легенды о короле Артуре и славных рыцарях Круглого стола заставили Доминика - сына простого копейщика, оставившего воинское ремесло и служившего из-за увечий и старости лет, конюхом в замке графа, упасть в ноги маркграфу и просить взять его, совсем зелёного мальчишку на войну с мятежными баронами Артуа. Там Доминик в первый и единственный раз видел короля Британии Ричарда Львиное Сердце, так похожего на короля Артура, нарисованного разноцветными красками на отдельных листах графских фолиантов.

   «Неужели папа читает рыцарские романы? Ведь в них много сладких греховных рассказов о любви к прекрасным дамам», - оруженосец покраснел от собственных мыслей и опустил голову, пытаясь скрыть выступивший на щеках румянец. Но монахи и писцы уже перестали обращать на него внимание.

   А тем временем папа Иннокентий III и маркграф Бонифаций Монферрат погрязли в спорах мирских.

   - Сын мой, скажу тебе откровенно, твой сюзерен король Германии Филипп, своими неразумными, богопротивными деяниями подрывает авторитет матери нашей Церкви. Святой престол никогда не признает его повелителем Священной Римской Империи. Пусть сторонники короля в который раз сожгут и разграбят Рим, но этим Филипп только разозлит монарха Франции, баронов Нормандии, Британии, дожей Венеции, испанских рыцарей Калатравы* и Орден Тевтонских рыцарей в Любеке.

   Иннокентий сделал ударение на фразе, в которой он упомянул о Тевтонском ордене и продолжил свою мысль:

   - Ох уж этот свободолюбивый Любек? Ведь это, если я не ошибаюсь, город на краю земель Гогенштауфенов. Каково королю Филиппу будет лицезреть у себя на заднем дворе полыхающее пламя мятежа?

   -Santo Padre! Шпионы твоей Святости в окружении короля Филиппа уже наверняка донесли тебе о моей ссоре с сюзереном. Поэтому, мне теперь наплевать, что там будет гореть в амбарах у Штауфенов. Я должен думать о своей особе и о своих владениях в Италии. Мне также наплевать на заморскую Британику. После смерти Ричарда там нет никого, кто дерзнул бы высадиться в Нормандии и угрожать моему графству с Запада.

   Папа поспешил перебить Монферрата.

   - Но ведь есть ещё Византия. Константинопольские басилевсы до сих пор претендуют на часть Аппенинского полуострова, сын мой. Они спят и видят тот день, когда Восточная Римская империя объединится с Западной. И тогда, вряд ли твоё графство останется маленьким островком спокойствия и благоденствия. Сомневаюсь и в том, что католическая церковь будет на твоих землях единственным столпом истинной веры. Константинопольские епископы ревнивы, настойчивы и хитры. Вскоре ты будешь платить им немалую дань за духовное покровительство.

   Маркграф в растерянности почесал затылок.

   - С Константинополем я никогда не был в ссоре, тем более, что мои два брата, Коррадо и Ренье, состояли на службе у византийских императоров. Оба были женаты на принцессах царского дома…

   - Хорошо, хорошо! - Папа решил изменить направление мыслей Монферрата. 

   - Есть ещё одна угроза, о которой все постоянно забывают, в том числе и твой Филипп Швабский.

   Маркиз обиженно нахмурился.

   - Никакой он не мой. Вся моя преданность королю уже в прошлом. Нестерпимые для моей чести обиды разделили нас, но не лишили уважения друг к другу.

   - И к лучшему. Тем более, сын мой, я напомню тебе о маврах, которые владеют обширными территориями за Пиренеями в благословенной Испанской Галлии. Дело Реконкисты - изгнания этих неверных ещё не закончено. Все должны помнить, что берберы и арабы в своё время вторглись даже в Западную Галлию, правда к слову сказать, ненадолго. Их продвижение вглубь земель франков смогли остановить, сначала храбрый Карл Мартелл**, а потом благочестивый Пипин Короткий.***

 

*- Орден Калатравы. Испанский военно-монашеский орден, созданный в Наварре стараниями цистерцианского монаха Диего Веласкеса для защиты монастыря Фитеро от мавров.

**- Карл Мартелл (686 или 688 - 741) - вождь франков в 717 - 741 годах, вошедший в историю как спаситель Европы от арабов в битве при Пуатье

***- Пипин Короткий - король франков в 751 - 768 годах. Первый король из династии Каролингов Младший сын Карла Метелла.

 

   - Причём здесь мавры, куда вы клоните, Ваше Святейшество?

   - Всё туда же, сын мой. Сегодня мавры сильны, как никогда. В руках сарацинской династии Аль-Мохадов до сих пор находятся Кордова, Севилья, Валенсия и Гранада. Что им помешает, воспользовавшись слабостью крестоносного движения, объединиться с Египетским султанатом, с эмирами Аравии, Бухары и Хорезма снова вторгнуться в Испанскую Галлию вплоть до границ французского короля. А там и до Северной Италии недалеко.

   «Ага, вот то главное, ради чего весь этот разговор», - подумал Монферрат, всё ещё делая непонимающее лицо.

   - Ах, сын мой. Не прикидывайся глупее, чем ты есть. Не оскорбляйте лицемерием Святую церковь и меня.

   Монферрат отметил про себя, что Иннокентий перешёл на Вы.

   - Но, Ваше Святейшество, я действительно не понимаю, какое отношение всё это имеет ко мне, простому провинциальному рыцарю.

   - Перестаньте! Вы не могли не слышать о новом крестовом походе, который затевает французское рыцарство.

   «Скорее, не франки это спланировали, а Святой престол», - подумал маркиз и внутренне подобрался.

   Иннокентий тем временем продолжал.

   - Бароны Франции с печалью и содроганием осознают величину опасности, исходящую от Египта. Нужно влить свежую кровь в крестоносное движение на Востоке. Пока не будет завоёван Египет, не будет мира в Палестине и Сирии. Не будет спокойствия в Испанской Галлии. А город Иисуса Иерусалим на долгое время так и останется под властью агарян.

   Монферрата, как будто, только что осенило.

   - Да, да, вы правы. Это так же верно, как чума, время от времени опустошающая Италию и Германию. Ваше Святейшество! У себя в деревне ваш недостойный слуга совершенно отошёл от дел палестинских. Моя рука даже забыла тяжесть меча. Как я могу разгадывать замыслы нечестивых сарацин, если последнее время только тем и занимался, что плетьми, да силой убеждения помогал укреплять власть моему сюзерену Филиппу там, на севере, – маркграф неопределённо махнул рукой в сторону окна. – Вот только…

   - Что, только? - нетерпеливо и раздражённо спросил Иннокентий, недовольный возникшей паузой.

   - Я думаю, что ваши слова есть не что иное, как побуждение отправить меня вместе с моими рыцарями в Египет?

   - О, Иисус! Наконец-то ты просветил раба твоего.

   - Но я не вижу ни одной причины, чтобы сделать этот опрометчивый шаг, который сулит одни трудности, лишения и, наверняка, закончится так же плачевно, как и первые крестовые походы. Агаряне сильны, а рыцарство измельчало и погрязло в роскоши.

   Понтифик тяжело вздохнул и усадил маркиза в неудобное кресло с высокой спинкой.

   - А разве не вашего брата Коррадо убили хашашины* десять лет назад? – вкрадчиво произнёс папа. – Или вы, следуя заповедям Господа нашего, хотите подставить удару вслед за правой щекой левую?

   Лицо Монферрата помрачнело. Взгляд загорелся огнём ненависти. Маркиз порывисто поднялся и стал мерить шагами папские покои.

   - Ашашины здесь не причём. Всё это слухи и клевета. Мой старший брат пал смертью рыцаря при защите Тира.

   - Ах, сын мой. Будучи мальчиком, вы наслушались песен бродячих менестрелей. Но, к сожалению, в жизни всё происходит значительно проще и печальнее. Ваш старший брат был полон всяческих добродетелей и достоинств, впрочем, гордыня и жажда власти тоже не были ему чужды. Пребывая в тени славы своего сюзерена Фридриха Барбароссы, он тяготился своей преданностью ему и страдал от буйного нрава короля.

   - Откуда вам это известно, Ваше Святейшество?

   - Архиепископ Майнца был духовником Коррадо. Не усмирив молитвами и постами свой пыл воина, ваш несчастный брат оставил Рыжебородого ради службы византийскому басилевсу, где достиг больших успехов. Не прошло и года, как он оказался во главе ромейской армии. В битве с заговорщиком и бунтовщиком Алексеем Враном ваш брат одержал блестящую победу. Ещё больших успехов он достиг в деле дипломатии, впрочем, такая же удача сопутствовала ему в делах амурных. Первый брак с дочерью горицийского графа позволил Коррадо укрепить своё влияние при дворе императора Византии. Вторым браком он сочетался с Феодорой - сестрой Исаака Ангела, которого мы называем Кирсаком. Эта женитьба сделала его родственником басилевса. Но позже ваш брат неожиданно оставляет службу в Византии. Ему не давала покоя слава короля Англии Ричарда Львиное Сердце, воевавшего против агарян. Хотя, кто знает, может это Господь сподобил нашего Конрада принять крест и отправиться в Палестины. В тысяча сто восемьдесят седьмом году от рождества Христова, благодаря успешной защите Тира от армий Саладина, Коррадо получает титул Сеньор Тира. Дальше, больше. Вместе с войсками Третьего крестового похода под руководством Ричарда маркграф участвует в осаде Акры и добивается титула князя Тартского.

   Иннокентий с удовольствием отметил, что при упоминании всех этих подвигов и титулов у Бонифация загорелись глаза. Слова Понтифика падали на благодатную почву.

   - Позволю себе открыть приоткрыть завесу тумана над некоторыми, неизвестными роду Монферрат тайнами. Ваш старший брат обладал способностью мгновенно принимать решения и добиваться поставленных целей. Господь, покровительствуя ему, вскоре призвал в райские кущи королеву иерусалимскую Сибиллу. Благодаря настойчивости Коррадо и слабости характера моего предшественника на Святом престоле Климента, свежеиспечённый князь Конрад Монферрат - Тартский добивается расторжения уз брака, освящённых византийской церковью. Он отправляет в монастырь свою уже бывшую жену Феодору и женится на Изабелле, младшей дочери, давно покинувшего мир наш грешный, короля Иерусалима Амальриха. Благодаря этому союзу ваш брат получает права на корону Иерусалима.

 

*- Ассасины (ашашины, хашишины, гашишины; от араб. хашиши, или хашишин  - «употребляющий хашиш») - наименование, под которым получили широкую известность в Средние века и в настоящее время исмаилиты-низариты (шиитская ветвь ислама). Название связано с комплексом представлений о низаритах как о террористической секте, члены которой, одурманенные наркотиком фанатики, совершали многочисленные убийства на политической и религиозной почве. Многие предводители крестоносцев нашли смерть от кинжалов хашашинов. По всей видимости, не избежал этой участи и Конрад Монферратский.

 

 

   - Впрочем, - Иннокентий поправил белый муаровый пояс «fascia» на сутане. - Иерусалим предстояло вновь отвоевать у агарян и устранить ещё одного претендента на иерусалимскую корону, безутешного в своём горе Ги де Лузиньяна, супруга умершей Сибиллы. А его, между прочим, поддерживала значительная часть крестоносного рыцарства. Но ваш брат не был бы Монферратом, если бы не нашёл выхода из создавшегося положения. Он заручился поддержкой короля Франции и герцога австрийского - Леопольда, своего двоюродного брата по матери. И, не смотря на то, что за спиной Лузиньяна стоял король Ричард, Конрад настойчивостью, хитростью, щедрыми обещаниями добился соглашения, в силу которого он стал правителем Иерусалима, а неудачнику Ги был предоставлен Кипр, на котором тот основал Кипрское королевство

   - Но причём здесь всё-таки ашашины? - нерепеливо стукнул кулаком по креслу Бонифаций.

   - А при том, что в том же году ваш брат Конрад был убит. Это случилось, когда маркиз ехал верхом по улицам города. Внезапно на него набросились два агарянина и закололи кинжалами. И хотя кольчуга не позволила нанести глубоких ран, но на лезвиях, судя по всему, оказался яд, часто применяемый адептусами этой дьявольской секты. Я не думаю, что ашашины по своему разумению решились на умерщвление Конрада. Король Ричард никогда не прощал людей, так или иначе вставших против его воли. К короне Англии он мечтал присоединить корону Иерусалима.

   - Вы думаете – за всем этим стоял «Львиное Сердце»?

   - Да, сын мой. Хотя свидетельств заговора нет никаких, но, кто их искал? Это всего лишь моё предположение, но мне кажется, оно не далеко от истины. Слишком много неприятностей доставил ваш брат Ричарду. Да и воинская слава английского короля в то время уже померкла. Его преследовали неудачи на полях сражений, чего нельзя было сказать о Монферрате.

   Понтифик внимательно наблюдал за маркизом. На скулах Бонифация алели пятна.

   - Вот вам первая причина. Хотите, я назову вам вторую, ради которой вы должны принять моё предложение? – продолжал плести свою интригу Иннокентий.

   - Там, в моей приёмной, вы могли заметить толпу людей, претендующих на командование крестоносной армией. Но ни один из них не обладает способностями графа Тибо Шампаньского, недавно перешагнувшего порог Царствия небесного. Я думаю, что Святой апостол Пётр недолго держал его перед вратами рая. Однако, безвременная кончина графа – горе для Святого престола и для всех истинно верующих. Лучшего вождя крестоносному воинству трудно себе представить. Да упокоит Господь душу этого достойного рыцаря. На всё воля Творца нашего. Но, - папа поднял руку в тонкой полотняной белой перчатке. На среднем пальце блеснул массивный золотой перстень с огромным красным рубином.

   - Если уж Всевышний дал мне силы поднять голос в защиту, попираемых и побиваемых нечестивыми агарянами, христианских паломников в Святой земле, я долго размышлял над тем, кто теперь может стать вождём рыцарской армии, уже собранной и благословлённой к богоугодным делам. Только вы, сын мой с вашими талантами, да ещё с таким характером, сможете заменить покойного Тибо.

   Его святейшество, наблюдая за маркизом, решил, что Бонифаций явно озадачен таким неожиданным оборотом разговора и поражён до глубины души лестным предложением.

   - Однако…- попытался произнести маркиз, но папа снова прервал его.

   - Никаких «Однако». Такова воля Господа, снизошедшая на меня, недостойного слугу его. Мне хорошо известны ваши достоинства и добродетели. А резоны, как вы их называете, вот они. Я дам вам безграничную власть над воинством Христовым. Почти сорок тысяч солдат я подведу под вашу руку. Вам останется высадиться в Александрии и покорить Египет. Иерусалим сам, как перезревшая маслина, упадёт в ваш рыцарский шлем. Я сделаю вас королём Палестины и светским наместником Господа нашего на Святой земле. Мне же вы отдадите власть над душами иудеев, греков и нечестивых агарян.

   - Вы искушаете меня, Ваше Святейшество. Стать равным королю Франции или германскому императору, - Монферрат, до той минуты ходивший из угла в угол, остановился посередине покоев.

   - Вот именно, сын мой, вот именно. Соглашайтесь, и я сниму с вас, завзятого гибеллина, отлучение от церкви.

   Иннокентий очень точно рассчитал этот ход. Суровое церковное наказание, которому были подвергнуты сторонники короля Филиппа, беспокоили многих из них.

   По лицу Бонифация, такому всегда бесстрастному или лукавому, смотря по обстоятельствам, пробежала судорога.

   «Он колеблется», - подумал понтифик. - «Если ещё немного нажать, Монферрат добровольно взвалит на себя нелёгкий крест. Немецкое рыцарство пополнит собой крестоносное войско, которое в свою очередь обретёт достойного, хитрого, жестокого, не знающего к агарянам пощады, вождя. Слишком заметной была гримаса на губах графа при упоминании о смерти Коррадо от руки ашашин», - так думал Понтифик, лихорадочно перебирая в уме дополнительные веские доводы, которые побудили бы маркиза проглотить приманку Святого Престола.

   Пользуясь паузой в рассказе понтифика, Монферрат торопливо взвешивал сказанное Иннокентием, подозревая западню. Предстоял торг. Маркиз перебирал в уме всё, что знал о Предстоятеле церкви, его слабых и сильных сторонах. Для графа не было секретом, что за последние пятьдесят лет авторитет Святого престола пал даже в глазах фанатиков веры. Папы, по сути, оказались заложниками за стенами Рима. Они находились в зависимости не только от королей Европы, но даже заискивали перед аристократами Вечного города. Кроме всего прочего на Западе и Юге Франции зрела альбигойская ересь, грозящая дальнейшим расколом церкви. Но Иннокентий был не похож на своих безвольных и дряхлых предшественников. Он происходил из древнего римского рода графов Конти и считался потомком первого герцога Сполетского. Вопреки блестящей родословной, наследственные владения графов Конти не давали им, ни особой славы, ни достаточного богатства. Иннокентий компенсировал нелюбовь к себе судьбы прекрасным образованием, фамильными связями с видными представителями римской знати и поразительными способностями к интригам. Он внимательно следил за тем, как и кем вязались узлы европейской политики, использовал с пользой для себя династические распри вокруг престола Германии, войнами Швабов и Брауншвейгов за обладание Сицилийским королевством и короной Священной Римской империи. Престарелым кардиналам папской курии пришлось выбирать. Либо позволить зажать Святой престол границами владений Гогенштауфенов с Юга и Севера, либо сделать Папой Римским молодого энергичного Джованни Конти, способного сопротивляться давлению властолюбивых германо-сицилийских королей. 

   Иннокентий с первых же дней подчинил себе все враждебные ему и противоборствующие между собой силы. Префект Рима поклялся служить ему беспрекословно и давать полный отчет во всех светских делах. Императорский меч Гогенштауфенов, занесённый над Римом, удалось отвести. Германскую сталь, нацеленную в сердце Италии, сменили, пахнущие ладаном, пухлые, но сильные руки Иннокентия, вцепившиеся в самое горло Рима. Иноземные претензии, хотя и в, достаточной степени, номинальные, оказались забыты совершенно. Город стал папским. Немецкие бароны, до той поры, безнаказанно хозяйничавшие на Аппенинском полуострове, были вынуждены покинуть папскую область.

   «Отказать папе, значит нажить в лице хитрого, умного и коварного Иннокентия могущественного врага. Кто знает, был ли яд ашашинов причиной смерти моего брата Конрада или…. К тому же я связан обещанием, данным королю Филиппу», - размышлял Бонифаций, исподлобья поглядывая на Понтифика.

   Словно читая мысли Монферрата, Иннокентий неожиданно сказал:

   - Все обстоятельства загадочной смерти Коррадо вот здесь в этом свитке. Ваш острый ум позволит Вам сделать правильные выводы. 

   Папа рукой в белой перчатке осторожно взял со стола сафьяновый ларчик.

   - Легат папской курии тщательно расследовал этот загадочный случай. Лучшего подарка для вас сын мой мне не найти. Правда, там отсутствует имя главного подозреваемого в этом деле – Ричарда, короля Англии, который, по всей видимости, хорошо заплатил ашашинам за помощь в устранении Конрада, но имеются достаточные улики против последователей Хассана ибн Саббаха и его фидаинов*. Взамен я прошу об услуге, которая принесёт вам славу завоевателя Египта. Соглашайтесь, Монферрат. Хватайте судьбу за подол юбки. Эта распутная девка любит грубую силу.

 

* Хассан ибн Саббах. Глава и основатель секты хашшашинов, проповедовавший теорию террора и способы обучения фидаинов - исполнителей смертных приговоров.

 

   Маркиз исподлобья взглянул на Иннокентия и усмехнулся. Из уст святого отца было странно слышать такие вольные речи.

   - Хорошо, Ваше Святейшество. Я подумаю.

   - Думайте, сын мой, думайте. А чтобы укрепить вашу веру и наставить на путь истинный, я попрошу нескольких, только что принявших постриг, монахинь, потерявших своих мужей в битвах с агарянами, молить Господа нашего, чтобы он ниспослал на вас благодать и вложил в ваш разум верное решение.

   «Вот оно как! Не иначе, Святой отец прикажет некоторым монашенкам залезть в мою постель. Так сказать, для укрепления боевого духа», - подумал Монферрат, отводя взгляд в сторону, – «Значит, вот так теперь решаются дела в Риме», - перед внутренним взором маркиза всплыло лицо Софии.

 

                           

                          Италия. Рим.

                Тот же день, но двумя часами позже.

 

   Доминик помог маркизу снять кольчужную рубашку и сорочку тонкого белого полотна. Ткань в тёплом климате Рима была мокрой от пота, и Монферрат приказал принести два ведра холодной воды. Он высунулся из окна постоялого двора, расположенного неподалёку от резиденции Папы Римского и приказал Доминику:

   - Лей!

   Потоки воды обильным дождём окатили мощные плечи рыцаря и водопадом пролились на отполированные временем плиты мостовой. Не теряя времени, маркиз влез на подоконник, снял штаны и приказал окатить нижнюю часть тела. С громким визгом от стены в сторону шарахнулись две шлюхи, поджидавшие клиентов.

   - Сын дьявола, чёрт распутный! Да тебя твои братья в аду ждут, не дождутся, а ты тут термы себе устроил, голым скачешь в окне.

   - Уф! Ха-ха, - громко смеялся повеселевший маркиз. - Это я грехи с вас смываю моими собственными.

   - Да, чтоб тебя Господь наградил дурной болезнью, - парировали проститутки, отойдя подальше от окна и занимая новые позиции.

   Но маркиз не остался в долгу:

   - Если только от вас, милые дамы.

   Монферрат, не вытираясь, голым, оставляя мокрые следы на полу, отошёл в глубину комнаты и сел за стол. Там его ждало недописанное письмо своему «бывшему» сюзерену Филиппу.

   «…Верный вассальному долгу и следуя нашему плану, я предпринял некоторые шаги, чтобы быть принятым его хитрейшим Святейшеством. Мне сделаны те предложения, которые мы ожидали и обсуждали с Вами. Согласиться тут же на месте, я не решился. Это выглядело бы подозрительным. Думаю попьянствовать пару дней в Риме, проиграть три десятка золотых в кости, чтобы здесь заговорили о моих долгах, а потом, следуя убеждениям папских клириков…», - маркграф улыбнулся, вспомнив о шелковистой коже Софи, - «…согласиться и возглавить поход на Египет. Но есть в этом деле одна тонкость. В списке командиров крестоносного воинства есть авторитетные люди, которые не дадут мне принимать самостоятельные решения. Непросто будет повернуть армию к стенам Константинополя. Есть много способов (от яда, до тонкого стилета, пробивающего кольчугу) отправить меня к вратам Святого Петра или прямиком в ад. Прошу ваше величество подумать о некой ширме, которая прикроет наши намерения. Лучшее, что можно сделать в таком положении, это подделать десяток достоверных донесений папских шпионов при вашем дворе, которые подвигли бы его Святейшество согласиться с моими доводами взять сначала Константинополь, якобы оказывающий помощь агарянам, а потом уже цитадель Каира. Кстати, чем не причина выбить из ромеев деньги на крестовый поход?…»

   Стук в дверь заставил маркграфа прикрыть ладонью кусок пергамента. В дверную щель боком пролез красный от смущения Доминик.

   - Сюда пытается войти матушка София, то есть новый паж, то есть…, - замялся оруженосец.

   - И ты заставляешь эту красивую женщину ждать?

   - Так ведь ночь на дворе…

   - И, что с того?

   - Ты устал, сеньор. Трудная дорога и всё такое.

   - Как долго она уговаривала тебя отвлечь меня от дела?

   - Не знаю, - Доминик покраснел ещё больше. Перед его глазами стояла, полуприкрытая тонким полотном ночной рубашки, высокая грудь монахини.

   - Понятно, - улыбнулся Бонифаций. - Но ты устоял?

   Оруженосец кивнул с сокрушённым видом.

   - Вообще - то, заставлять прекрасную даму топтаться за дверью невежливо, но в каком - то роде, правильно. Дистанция, друг мой. Должна быть дистанция с этими сосудами дьявола.

   Маркиз закончил письмо, свернул его, капнул свечным воском на края пергамента, скрепил свиток печатью массивного перстня и положил пергамент в кожаный цилиндр.

   - Гонец отдохнул?

   - Да, ваша милость.

   - Отдашь ему, пусть скачет, как можно быстрее. Лошадей не жалеть. Король Филипп платит за всё, – Монферрат взмахом руки отпустил Доминика и уже в спину уходящему оруженосцу крикнул:

   - Да, и позови, пожалуй, матушку Софию. Заждалась, поди, бедняжка.

   Маркграф быстро подошёл к дорожному мешку, достал чистые штаны, чистую льняную рубашку, торопливо натянул их на себя и стал ждать, в раздумье, поглаживая ладонью короткую бороду.

   Не обделённый вниманием женщин, сам он до сих пор не мог понять, как относится к монахине. Монферрату не нравились слабые бледные обитательницы замков, он не доводил случайные связи с ними до стойкой привязанности. Для удовлетворения своего мужского естества он использовал крестьянок. Не раз во время военных походов ему приводили в шатёр жён и дочерей купцов или наложниц, отбитых у врага. Но София, похоже, была женщиной иного, особого сорта. Под одеждой угадывалось сильное гибкое тело, а за твёрдым взглядом чёрных глаз – воля, уверенность в себе, характер, ум и страсть. Маркиз вспомнил, с какой ловкостью ею был выхвачен из складок платья кинжал и приставлен к его горлу. Эта женщина стоила того, чтобы потратить на неё остаток вечера.

   Но время шло, ожидание графа затянулось. Монахини всё не было. Свеча, оплывая воском на стол, становилась всё короче. Усталость от долгой дороги и событий прошедшего дня заставили глаза Монферрата сомкнуться. Он уронил голову на сложенные вместе кисти рук и заснул.

 

                                 ***

 

   - Ступай Доминик. Думаю, мой визит к маркизу придётся отложить. Что ж, если твой господин так устал, моё присутствие в его спальне этой ночью было бы для него нелёгким испытанием.

   Оруженосец маркграфа густо покраснел, но посчитал своим долгом вступиться за репутацию своего сюзерена.

   - Он вроде неутомим в этих, ну как его… делах, - замялся Доминик, не зная, примет ли монахиня благосклонно или с гневом скользкую тему разговора. Но, краснея ещё больше, с напускной небрежностью и бравадой добавил:

   - Мы с ним и не такое видали.

   - Вот как?

   - Да, ваша милость, - Доминик не знал, как обращаться к этой странной женщине, с лёгкостью меняющей платье монахини на дорогой костюм пажа.

   - Зови меня просто София.

   - Хорошо, ваша милость.

   - А теперь, оставь меня одну. Мне надо написать пару писем.

   - Странно, граф весь вечер был занят тем же.

   - Поэтому он и заставил меня ждать? – София капризно вскинула подбородок. - Теперь буду знать, что упражнения в каллиграфии для мессира Бонифация важнее общения с папским легатом.

   Оруженосец, не зная, каким образом оправдать своего рыцаря, простодушно сказал:

   - Он писал королю Филиппу.

   - Королю? А я думала, он с ним в ссоре.

   - Так оно и есть, - спохватился Доминик, отступая к двери.

   Дразнящий аромат благовоний, медленно приближающаяся к нему женщина, всё это кружило ему голову.

   - Вообще-то, я не знаю точно. Может и не королю, а управляющему своими землями на Севере Италии, а может ещё кому.

   - Ах, юноша. Вы разочаровываете меня, – София подошла к оруженосцу вплотную. Глубокий вырез тонкой сорочка открывал часть высокой красивой груди. Указательный палец женщины лёг на губы Доминика, заставив его мгновенно вспотеть.

   - Никогда не лгите даме, а тем более служительнице Бога. Это – большой грех.

   На мгновение Доминику показалось, что твёрдый сосок монахини прильнул к его груди. Он почувствовал это прикосновение через плотный кожаный камзол. Споткнувшись о порог, оруженосец маркиза вывалился за дверь и поспешно прикрыл её, едва не прищемив тяжёлой дубовой створкой свой собственный меч, запутавшийся ножнами в камышовой циновке.

   Скатываясь по лестнице и гремя каблуками, он слышал весёлый смех Софии.

   - Вот дьявол! – бормотал Доминик. - Не зря покойная матушка говорила мне, что все женщины – исчадие ада. Ох, Господи! Прости мне греховные желания и тягу к плодам запретным, - добавил оруженосец, вспомнив о монашеском сане папской посланницы. Парню до сих пор кружили голову запах кожи монахини и тонкий аромат восточных ароматических масел.

   Доминик вытер обильный пот, выступивший на лбу, и пошёл искать гонца, скромно сидевшего у коновязи. Через минуту, получив от пажа устный приказ Монферрата, посыльный, ведя лошадь в поводу, протиснулся в узкую калитку ворот и пропал из виду. Темнота и глухие переулки с удовольствием проглотили, и его тень, и стук копыт коня, взявшего с места в галоп.

   Доминик постоял на воздухе, поглазел на небо, поднялся в свою комнату и открыл окно, чтобы дать ветру остудить вспотевшее лицо. Рим в этот час уже спал. Если бы оруженосец не знал Вечного города, он подумал бы, что вокруг пустынные поля. Он не увидел ни одной звёзды, ни одного огня на много стадий вокруг. Потом вспомнил, что простые римляне, покинув холмы, с глубокой древности застроенные древними храмами и дворцами, а теперь усеянные разбитыми колоннами и остатками стен, опасаясь новых набегов германских князей, давно привыкли селиться возле реки. 

   Доминик ещё немного поглазел на небо, закрытое плотными облаками, дожидаясь, пока кровь в его жилах немного остынет и перестанет вырываться наружу жарким румянцем на щеках. Его смущало присутствие в соседней комнате красивой монахини.

   Потом тяжело вздохнул и пошёл в конюшню, где заранее приглядел себе ложе из большой охапки сена. Но сон ещё долго не шёл к оруженосцу, заставляя ворочаться на своей душистой постели.

 

                                 ***

   - А он забавен, этот мальчишка. Надо бы с ним подружиться и познакомиться поближе. Кто знает, может, непосредственность, и искренность милого мальчика сослужат мне службу.

   Несмотря на поздний час, София села к столу, вытащила из походного сундучка принадлежности для письма и, обдумывая увиденное и услышанное за последние несколько дней, стала набрасывать нечто вроде дневника.

   «Если донесения наших шпионов при дворе Филиппа верны, то ссора Монферрата с королём имела место. Хорошо бы выяснить, насколько она серьёзна и, что послужило причиной. Судя по всему, разногласия так существенны, что маркграф, опасаясь за свою жизнь и, не смотря на сумерки, срочно оставил Майнц и в сопровождении отряда рыцарей отправился на Юг. Вопрос: куда делись его люди?

   И ещё одно. Кто хотел отравить Монферрата, подсыпав яд в вино? Если это сделали шпионы короля Филиппа, то значит, они тайно следовали за маркграфом от Майнца и вполне могли видеть меня в таверне. Они наверняка знают, что попытка избавиться от графа оказалась неудачной. Неужели горячий нрав и несдержанность Монферрата так разозлили Филиппа? Что мог сделать маркграф такого, за что король захотел его убить? Наверняка Филиппу уже донесли, что Бонифаций жив и, что графа ждала некая монахиня, которая передала ему письмо и, что, потом, они вместе отправились в Рим», – София на минуту задумалась, покусывая кончик камышового стилоса.

   «Похоже, моё превращение в пажа было очень легкомысленным поступком. Это, и хорошо, и плохо. Произведя впечатление на Монферрата, я дала пищу для размышлений королю Филиппу. Если его шпионы продолжают приглядывать за маркграфом в Риме, значит, они вскоре узнают о моём интересе в делах, задуманных Папой. Вот только мне такая известность совершенно ни к чему. Могу поклясться Святой Девой Марией, что человек, которому Монферрат на моих глазах дал грязным сапогом по заднице, есть, никто, иной, как посыльный Вельфов, который склонял маркиза на союз с Оттоном. Поэтому, есть ещё одна задача, которую предстоит решить. Нужно направить ищеек его светлости герцога Брауншвейга по ложному следу, подкинув им сведения, что Бонифаций у Папы искал всего лишь покровительства, отпущения грехов и снятия отлучения от церкви. В положении маркиза это вполне естественно. Если этого не сделать, герцог будет считать, что маркиз ищет нового сюзерена и может стать опасным для Вельфов, служа новому хозяину. Брауншвейг давно не доверяет ломбардцам и опасается усиления короля франков. Самым простым выходом из этой ситуации для Оттона – убить мессира Бонифация. Таким образом, крестовый поход вновь останется без достойного и храброго командира».

   Отложив в сторону свои записи, посланница папы убрала в изящный сафьяновый футляр стилос и пузырёк с краской.

   «И ещё одно. Кому всё-таки писал маркграф? Через плотную ткань камзола оруженосца я почувствовала довольно толстый свиток», - подумала София.

   Женщина свернула пергамент, спрятала его в шкатулку, плеснула себе в лицо немного воды из глиняного кувшина, стоявшего возле деревянной кровати, откинула грубой выделки полотно, заменявшее одеяло, погасила свечу и через несколько мгновений спала сном человека, хорошо сделавшего свою работу.

   А в это время на римской дороге хозяин таверны, в которой пытались отравить Монферрата, едва залечив ожоги на ладонях и в местах пониже спины, стоя, высунув язык, корявым, ужасным почерком, путая буквы, писал записку, которую ему предстояло передать человеку в одежде крестьянина, скромно сидевшему в углу за кувшином дешёвого вина.

   - И зачем меня монахи обучили грамоте? Что я им плохого сделал? – бормотал трактирщик, заново затачивая палочку, которой писал.

   «Твоя таверна на перекрёстке доро-ог», - мысленно передразнил он кого-то.

   - Канцелярия его Святейшества должна знать, кто, откуда и куда следует, - в голосе трактирщика, копировавшего чью-то речь, звучали язвительные нотки.

   - Тьфу! Ведьмы, наверное, вырастили эту тростинку. Опять сломалась. О, Господи! Да разве труды мои стоят каких-то жалких пары золотых монет в год.

Кто бы знал, какое мучение выводить эти чёртовы литеры?

   Трактирщик опять взялся за нож. Он выправил острие самодельной палочки для письма и, медленно повторяя, выводимые им на пергаменте слова, продолжал своё письмо.

   «Доношу Вашей Милости, епископу Лугано, что встреча состоялась. Правду сказать, не думал я, что такие знатные сеньоры ведут себя, как разбойники с большой дороги. Тот, кем вы интересовались, усадил меня филейной частью в горящий очаг. А за что? Не я ведь отравил то проклятое вино, которое вы мне прислали. Я уже сомневаюсь, ваше ли оно. У вашего посыльного под плащом мне удалось разглядеть жёлтый кожаный камзол, а на нём - герб князя Тарнтского. Уж, кому, как не мне знать герб младшего из Вельфов, вассала герцога Оттона. Не я ли верой и правдой служил ему в крестовом походе при взятии Акры?*».

   Хозяин таверны не мог удержаться от хвастовства. Он писал, высунув от усердия язык и пачкая кусочек грязного пергамента кляксами писчей краски. На мгновение он задумался. Потом вспомнил, как монахи оплеухами вбивали ему в голову науку письма и, что имена нужно писать с заглавных литер. Трактирщик крякнул от досады, хотел в гневе смять пергамент, но во время вспомнил, сколько тот стоит, передумал и исправил некоторые буквы, снова наставив в письме, целую россыпь клякс.

   «Истины ради скажу вам, что Оттон был ещё мальчишкой при короле Ричарде Львиное Сердце, но уж больно безрассуден и храбр. Кто, как не я натягивал ему арбалет, что бы он с башен крепостей в Святой земле вышибал из сёдел проклятых агарян?», - трактирщик понял, что в хвастовстве перегибает палку, крякнул, посадил на своё донесение новое пятно и сменил тему повествования.

   «Вот и говорю вам, ваша милость, не мог я не узнать герба. И за все мои услуги герцогу Брауншвейгу люди Вельфов подложили мне такую свинью. Я едва не лишился жизни, сидя на пылающих дровах в собственном очаге», - хозяин таверны всхлипнул, уронил слезу на пергамент и наконец-то закончил письмо.

   «Тот, кем вы интересуетесь, проехал дальше по дороге на Рим в сопровождении ведьмы в рясе монашки, которая, сняв святые одежды и колдовским образом лишившись женского облика, превратилась почему-то в пажа. Целую вашу руку, ваш святой перстень и надеюсь получить от вас за усердие и угрозу жизни моей божье благословение и парижский денарий**».

   Трактирщик хотел было свернуть в трубочку свою весточку, предназначенную для епископа Лугано, но, поразмыслив немного, макнул обкусанный стилос в краску и дописал:

   «Ваша милость приказывали мне сообщать обо всём необычном в округе. Так вот, соседи говорят, что пару дней назад по дороге из Венеции в Парму возле одной из часовен, брошенной на произвол судьбы тамплиерами, произошла ссора и хорошая драка между пришлыми разбойниками и какими-то бродячими монахами. Случилось это уже поздно вечером, когда все порядочные христиане крепко спят. Только утром мальчишки, играющие, где попало, нашли пять мёртвых тел. Под сутанами двоих оказались кольчужные рубашки, а на остальных убитых были надеты серебряные кресты невиданного странного литья. А ещё под кустом лежала мёртвая женщина с лысой головой и в исподнем платье. Пораскинув своим разумом, думаю, что над ней несчастной, застигнутой ночью на дороге, хотели надругаться. А кто, бог их ведает. Может, одуревшие от воздержания монахи, а может разбойники. Вот и не поделили очередь».

 

*Трактирщик хвастался знакомством с Оттоном Четвёртым Брауншвейгским, воспитанником Ричарда Львиное Сердце. Всё дело в том, что Оттон по молодости лет не мог участвовать в третьем крестовом походе и брать Акру, но, повзрослев, он поддержал короля Англии в войне против Филиппа II Августа, короля Франции, за что Ричард принял сторону Оттона в его борьбе с Филиппом Швабским за обладанием короной Римской империи.

** Денарий. Золотая монета. Чеканилась на монетном дворе Филиппа II Августа (король Франции 1180 -1223гг.)

 

Глава 3. Рим. Раннее утро

 

   Монферрат проснулся с первыми лучами солнца. Он не помнил, когда и как верный Доминик вернулся в комнату, волоком дотащил сонного маркграфа до постели и уложил его, накрыв лоскутным одеялом. Но воспоминание о неотложных делах быстро подняли графа с кровати. Он тихо оделся и выскользнул из комнаты. Проходя мимо спальни монахини, он на секунду остановился, прислушался, покачал головой и усмехнулся.

   - Я ещё найду для тебя время, - прошептал маркиз и, накинув поверх кольчужной рубашки плащ, покинул постоялый двор. Пройдя несколько кварталов по ещё пустым улицам Рима, старательно обходя лужи нечистот, тела спящих бездомных и нищих, он дошёл до узкого переулка и нырнул в тень трёхэтажного ветхого палаццо. Невысокая, окованная полосками металла, узкая дверь в задней стене дома заставила его остановиться и тихо постучать. Смотровое окошко в двери приоткрылось. Внимательные глаза осмотрели маркграфа с ног до головы.

   Скрипнули петли, открывшаяся щель позволила Монферрату протиснуться внутрь, но лезвие чужого меча, направленное прямо в грудь, заставило гостя остановиться.

   - Вы мне должны что-то показать, - стражник пытливо всматривался в лицо Бонифация.

   - Ах, да, - вспомнил граф и достал из кошеля, привязанного к поясу, перстень. На серебряном поле солдат увидел трёх чёрных львов*.

   - Вас ждут, сеньор, – стражник, задевая длинными ножнами меча о стены коридора, провёл графа в комнату, окна которой были закрыты ставнями. Солдат откинул внутренние засовы и распахнул дубовые створки. В комнату ворвался свет, заставив Монферрата зажмуриться. Когда он открыл глаза, перед ним стоял коренастый плотный человек в белой холщовой длинной рубашке, кожаных штанах и коротких меховых сапожках на босу ногу.

   - Итак, сеньор, кому понадобился в такую рань префект Рима?

   - Прошу прощения за столь ранний визит, но дело не терпит отлогательства. Король Филипп сказал мне, что от префекта я могу получить любые сведения о последних военных приготовлениях армии, собранной заботами Папы Римского, о планах Иннокентия, о готовности маркитантов, оружейников и франкских рыцарей к походу.

   - Наш король несколько преувеличил мои возможности. Прошло то время, когда префект был независим от папы и диктовал волю короля его Святейшеству. Иннокентий добился, чтобы я присягнул на Святом писании городу Риму. Шпионы канцелярии Папы постоянно торчат возле префектуры и доносят ему о людях короля, прибывающих ко мне с письмами. А уж сам папа старается как можно чаще исповедовать меня. Так что я уже и не знаю, кому больше верен, папе или королю Филиппу.

   - Я думаю, вот это позволит префекту примирить обязательства на службе Святому Престолу с долгом и клятвой вассала перед королём Германии, - маркграф достал из внутреннего кармана плаща объёмистый мешочек и опустил его в протянутую ладонь префекта. Звон монет тут же пропал в глубоком кошеле, пришитом к поясу должностного лица.

   - Что желает знать сеньор?

   - Мне интересно, почему Иннокентий так печётся о новом крестовом походе?

В Лангедоке крепнет альбигойская ересь. Почему бы папе не заняться ею? А потом, разве у него мало дел в Италии? Мне казалось, что он слишком озабочен расширением своих владений здесь и на границах с Францией.

   - До недавнего времени так оно и было, - префект сделал приглашающий жест рукой в сторону кресла.

   - Пока наш король и Оттон Брауншвейгский с переменным успехом кусают друг друга за ляжки, папа под шумок спрятал под свою сутану Равенну, герцогство Сполетто, Тосканскую и Анконскую марки**. А это, как мне кажется, неплохие клочки от земель, принадлежавших совсем недавно империи германской нации, – префект почесал небритый подбородок и продолжал:

   - Но среди папских легатов ходят слухи, что Иннокентий давно мечтает ослабить Византию, атакуемую со всех сторон агарянами, и вернуть заблудших восточных овец, отпавших от истинного христиантства в лоно истинной церкви, – префект покосился в окно и перекрестился. С улицы доносился колокольный звон, призывающей к заутрене.

   Он сел напротив Монферрата и понизил голос.

   - Говорят, папу взбесило избиение в Константинополе франкских ростовщиков и венецианских купцов.

 

*- Герб герцогов Швабии.

 **Марки – (итал. Marche) – пограничные земли.

 

   - Да, да, я что-то слышал об этом. Правда там, по-моему, избивали не франков, а ломбардских иудеев, но всё равно, епископам Пьемонта и Романьи кровавая резня пришлась не по вкусу. Это уменьшило пожертвования ростовщиков в казну католической церкви, во время не вступившейся за торговцев, - сказал Монферрат.

   - Скажу больше, - префект задумчиво теребил бахрому на своих штанах. - Мария Антиохская - мать императора Алексея Комнина покровительствовала франкам в ущерб своим грекам, чем вызвала бунт константинопольской черни. В придачу к ломбардцам византийцы вырезали шестьдесят тысяч католиков. Особенно пострадали генуэзцы и пизанцы. А четыре тысячи венецианцев были проданы в рабство тюркам-сельджукам.

   - И что из этого следует? – спросил Бонифаций, не понимая, причём здесь венецианцы и эта старая история.

   - А притом, - префект усмехнулся. - Иннокентий вот уже неделю договаривается с венецианцами о кораблях для крестового воинства, а это значит, что дожи будут подталкивать командира крестоносной армии отщипнуть от Византии пару гаваней и часть земель на границах с Иерусалимским королевством в качестве компенсации за пролитую кровь.

   «Вот оно что?», - задумался Монферрат. – «Значит, это - месть. Значит, папа хочет зажать Византию в тиски. С севера – славянские варвары, с востока и юга – агаряне, а с юго-запада – крестоносцы. А я буду таскать каштаны из огня, и Папе Римскому, и королю Филиппу, и венецианцам. Вот только ослабленному войнами с Саладином Иерусалимскому королевству останется уповать только на Господа нашего. Византия – давно уже не та. Она недолго будет служить препятствием для продвижения в Святые земли агарян Востока. Новой кровопролитной войны с неверными не избежать»

   - Значит, вот оно что, - задумчиво сказал маркиз. - Значит, корабли всё-таки дадут венецианцы? - переспросил маркграф и потёр указательным пальцем переносицу. – А кто, по твоему разумению, сеньор префект, из франкских рыцарей, горящих желанием отправиться в Египет, был бы хорошим командиром для воинства Христова?

   - Что, король Филипп боится соперников? – префект усмехнулся.

   - Нет, просто он хочет знать, что и от кого ждать. А, кстати, почему соперников?

   - Ну, как же? До меня дошли слухи, что его Святейшество недавно принял решение и выбрал тебя в качестве вождя для крестоносцев, но франки хотят, чтобы командующий армией был избран из их среды.

   - Ты знаешь меня? – удивился маркиз.

   Префект молча кивнул головой.

   - Вот оно что? – Монферрат, не скрывая досады, стукнул рукой по подлокотнику кресла. - Похоже, последний монах в папской канцелярии знает больше о крестовом походе, чем я, – Бонифаций вспомнил лукавые глаза Софии и поспешил закончить разговор:

   - И всё же, я не услышал ответа на свой вопрос.

   - Попробую ответить тебе, сеньор рыцарь. Итак, Тибо Шампаньский уже не в счёт, царствие ему небесное, - префект перекрестился. – Я бы поставил сотню золотых монет на Балдуина, графа Фландрии. Хоть он и принёс клятву вассала королю Франции, но король Август не может простить ему захвата части земель Артуа и дружбу с Ричардом Львиное Сердце. Так что графу лучше покинуть на время Францию и вернуться через пару лет домой с терновым венком крестоносца. Кроме того, он - в долгах по самые уши, а на основании буллы Папы, все его долги вместе с грехами будут прощены. И ещё. Он не позволит делить добычу, взятую в крестовом походе, в ущерб своим интересам, поэтому вернётся богатым, – префект загнул ещё два пальца.

  - Идём дальше. Жоффруа де Виллардуэн, барон Шампани. Этот - воин до мозга костей. Вассал графов Фландрских. Участвовал вместе с Генрихом Вторым - своим сюзереном в Третьем крестовом походе и в штурме Акры. Попал в засаду и находился в плену у агарян четыре года. Ходят слухи, что он не простил Генриху задержки выкупа, когда тот стал королём Иерусалима и, что именно он из чувства соперничества или по указанию Балдуина отравил графа Тибо. Хотя, лично я считаю, Виллардуэн не способен на коварство. Мне сказали, что он служил папе Иннокентию посредником в переговорах с венецианцами насчёт галер. Не сомневаюсь - он тоже жаждет славы и власти.

   - Дальше, - нетерпеливо перебил префекта Монферрат.

   - Ну, если этих тебе мало, то изволь. Следующий - Анри д’ Эно, младший брат Балдуина. Молод, силён, храбр, горяч, честолюбив, не всегда осмотрителен, в редких случаях осторожен. Рыцарь, каких поискать. Особенно хорош он в копейном поединке. И я думаю, Анри не прочь на землях, отвоёванных у агарян, обустроить собственное карликовое королевство. Вот, пожалуй, и всё.

   - Ну, что же. Благодарю тебя, сеньор префект, - Монферрат встал, подобрал с пола свой плащ, слегка поклонился и направился к двери. Потом, словно вспомнив что-то, остановился.

   - Да, кстати. Может быть, ты видел в окружении Папы монахиню по имени матушка София?

   - Видел несколько раз мельком и слышал, что она очень умна и служит Иннокентию посредником в тайных переговорах с венецианцами и норманнами.

   - Ты не мог бы описать её наружность.

   - Конечно, сеньор. На вид ей лет пятьдесят, очень худая и высокая. Бледное лицо, серые глаза. Немного прихрамывает на правую ногу.

   - Странно! – воскликнул Монферрат. Его рука в задумчивости легла на ручку двери.

   - Что в ней странного? - спросил префект.

   - Нет. Ровным счётом ничего. Ещё раз благодарю тебя, сеньор. Прощай.

 

                             Рим. Тот же день.

                           За два часа до обедни.

 

   - Он просто обязан принять нас и выслушать. Мы третий день подпираем стены приёмной Папы, и всё без толку, - Балдуин - граф Фландрии обращался к группе рыцарей, обступивших его.

   - Ты прав, брат, - Анри д’ Эно нервно кретил костяные застёжки своего камзола. – Почему мы сами не можем избрать себе достойного командира, овеянного громкой славой и умудрённого опытом? Разве среди нас мало достойных этой чести?

   Одобрительные возгласы десятка франков, заглушил зычный голос высокого тучного монаха, появившегося из-за портьеры, закрывающей дверь во внутренние покои Наместника Бога на Земле.

   - Тише сеньоры! Его Святейшество ждёт вас.

   Рыцари переглянулись и, толкаясь плечами, оттеснив в сторону монаха, беспорядочной толпой ввалились в кубикулум* Папы Римского. По ту сторону двери их остановили твёрдый взгляд Иннокентия и поднятая рука в красной перчатке.

   - Да благословит Господь наших славных воинов христовых! – два пальца Понтифика медленно и торжественно осенили крестом вошедших.

   Франки поспешно встали на колени. Один лишь д’ Эно остался стоять, с вызовом глядя на папу Римского.

   Сидевший в кресле на высоком помосте Иннокентий движением ладони поднял рыцарей на ноги.

   - Мне сказали, что вы недовольны мной и Святой церковью, выбравших вождя для нашей армии, – Папа в упор смотрел в глаза Балдуину Фландрскому.

   Но вместо Балдуина Папе ответил Жоффруа де Виллардуэн.

   - Ваше Святейшество! По законам рыцарской чести - ядро армии, состоящее из тяжёлой конницы франков, вправе отклонить любого кандидата со стороны. Зачем нам этот Монферрат?

   - Кто из вас, мессиры, видел его в деле? – Жоффруа обращался к своим товарищам.

   - Может он и преуспел, защищая свои земли от набегов банд дезертиров, да только в войнах против Ломбардской Лиги** сеньор Бонифаций подкачал. И одно дело - воевать против плебеев Милана и Пармы и прятаться за стенами собственного замка, а другое – выйти в чистое поле против агарян, - в голосе д’ Эно звучала издёвка.

   - Хотел бы я посмотреть на него в копейном поединке или, как он управляется с мечом.

   - А что? Давайте устроим рыцарский турнир и посмотрим на этого швабского прихвостня, - голоса франков, отражаясь громким эхом от стен и потолка, заставили Иннокентия поморщиться.

 

*Кубикулум (лат.) – кабинет. 

** Ломбардская лига (итал. Lega Lombarda) - союз из 16 северо-итальянских городов (состав не был постоянным) в противостоянии со Священной Римской империи. Войска Лиги состояли из ополченцев.  

 

   - Опомнитесь, сеньоры, - Иннокентий укоризненно покачал головой. - В Святом городе не место рыцарским поединкам, - Понтифик протестующе поднял обе руки, перекрывая криком возмущённый ропот франков.

   - Да и места подходящего здесь просто нет.

   - Почему нет? А Колизей Флавиев? - д’ Эно стукнул каблуком сапога об пол.

   - Что ты, сын мой?

   - Да, да! Колизей! Испытаем дружка алиманов. Заставим Монферрата попотеть и испробовать на собственной шкуре крепость франкской стали, – зашумели рыцари.

   - Я смотрю - вы перебьёте друг друга, не дожидаясь, пока вас найдут стрелы неверных. Кто тогда поведёт армию на Восток? - Иннокентий почти кричал.

   Но франки, не слушая Папу, уже обсуждали, кто пошлёт вызов Монферрату.

   - Я отлучу вас от церкви, - брызгал слюной Иннокентий.

   - Испугал, - громко крикнул кто-то в толпе. - Вот и пойдёшь сам мечом махать в песках Палестин.

   - Побойтесь Бога!

   Но рыцари уже не слушали своего пастыря. Они, шумя и споря, чуть не вынесли плечами двери папских покоев.

 

   - Мой господин! Какой-то солдат принёс вот этот пергамент, - Доминик протягивал Монферрату свиток, опечатанный воском, на котором красовался герб.

   Маркграф бросил беглый взгляд на печать.

   - Что скажешь о гербе?

   - Если мне не изменяет память, это символы геральдических знаков Фландрии. На золотом поле – чёрные полосы углами.

   - Дай сюда, – Монферрат взял письмо и сломал печать.

   - Ага! Началось. Балдуин Фландрский с благословения Папы Римского устраивает рыцарский турнир в честь Его Святейшества - духовного вождя нового крестового похода, а граф д’ Эно вызывает меня на поединок. Время – полдень через неделю, считая от сегодняшней обедни, место – Колизей Флавиев.

   - Но, - оруженосец маркграфа озадаченно чесал макушку.

   - Что «Но»? - Монферрат смял пергамент и выбросил его в окно.

   - Ловкий ход. Крестоносному воинству не хватает тяжёлой рыцарской конницы. Только в прошлом году Папа устраивал по турниру каждые две недели, а потом госпитальеры ставили на ноги раненых и брали с них обеты нашить кресты на плащи. С миру по нитке – вот тебе и армия. Хотя…, - маркграф почесал затылок.

   - В этой последней затее, словно в плохо прокованных доспехах, есть корявая изнанка.

   - Какая, - не выдержал Доминик.

   - Да так, пустяки, - отмахнулся Монферрат.

   «Для поединка на копьях я слишком стар. А вот мечом поработать – милое дело. Посмотрим, тверда ли рука у младшего графа Фландрского, - Бонифаций посмотрел на свою ладонь и сжал её в кулак. - Они хотят испытать меня или… - маркграф снисходительно похлопал Доминика по плечу, - …или искалечить и тем самым лишить возможности встать во главе крестового похода. Я не доставлю им такой радости», - Монферрат тряхнул головой и приказал:

   - Готовь, мой мальчик, кольчугу, вычисти и наточи мой меч.

   Доминик пожал плечами и молча вышел. В дверях он столкнулся с новым пажом маркграфа.

   - А, матушка София! – воскликнул Монферрат и, взяв женщину под локоть, подвёл к стулу.

   - Здравствуйте граф.

   Мужской костюм сидел на невысокой женской фигуре ладно и в то же время смотрелся скромно, как и подобает одежде пажа. Чёрный бархатный берет скрывал коротко остриженные, золотистые волосы. Грубое кружево домотканой рубашки выглядывало из-под воротника в меру потёртого кожаного камзола. На широком поясе, охватывающем тонкую талию, висел довольно длинный кинжал с витой рукояткой, украшенной серебряной филигранью. Такая же филигрань покрывала ножны. Карие глаза с вызовом смотрели на Монферрата. Рыцарь склонился к уху Софии.

   - Вам не жаль ваших роскошных волос? Что-то вы не очень охотно покидаете постоялый двор. Неужели вам не интересно, как там поживает ваш духовный пастырь?

   - Что касается волос. Не жалею. Отрастут. А вот если бы Его Святейшество умер, пол Рима ходило бы в трауре, а печальный звон колоколов заставил бы плакать всех благочестивых католиков. А в городе - тишь, да благодать. Значит с Папой всё в порядке, и мне незачем надоедать Понтифику пустыми расспросами о его драгоценном здоровье.

   - А я думал, вам необходима исповедь?

   - С чего вы взяли?

   - Ну, как же. Неужели вам не в чем покаяться перед Церковью?

   София подозрительно посмотрела на Монферрата.

   - К чему торопиться? Папа сам призовёт меня, если сочтёт нужным. А потом, грехи мои так смехотворны, что я не хочу беспокоить Святого отца.

   - Ну, что ж. Видно мне самому придётся спросить у него, куда это подевалась высокая, истощённая постами и молитвами худая бледная монахиня с серыми глазами, а вместо неё письмо мне привезла красивая рыжеволосая женщина в сутане бенедиктинца.

   София побледнела, её рука легла на рукоятку кинжала. Она сделал движение по направлению к двери, словно хотела убежать, но потом передумала.

   - Как вы узнали?

   - Неважно. Суть - в другом. Кто вы на самом деле, куда делась настоящая матушка София, и что мне с вами делать?

   После довольно продолжительного молчания, поединок глаз закончился для Софии поражением. Она опустила взгляд, медленно, словно раздумывая, встала и прошла через всю комнату к окну.

   - Что случилось с монахиней, не имеет теперь значения. Я думаю - там, где она сейчас, ей ничто не угрожает.

   - Понимаю. Райские кущи – самое подходящее для неё место, – Монферрат насмешливо наблюдал за женщиной.

   - Но я жду от вас правды. Кто вы и для чего держитесь подле меня? И откуда взялись такие кровожадные нравы и методы? Надеюсь, кровь монахини не на ваших нежных ручках?

   - Как вы могли подумать? – щёки «пажа» порозовели от возмущения.

   - Значит, у вас были сообщники! - весело и утвердительно пробасил граф.

   Женщина вздохнула, подняла на Монферрата чёрные горящие глаза, поправила прядь рыжих волос на виске и, после длинной паузы, сочла нужным признаться:

   - Я – Маргит Мария, старшая дочь короля Венгрии Беллы и Агнессы де Шатильон, венценосная супруга схваченного и ослеплённого заговорщиками византийского императора Исаака Ангела.

   - Стойте, стойте! Ваша мать – уж не Агнесса ли Антиохийская из нормандского рода Готвилей – правителей Сицилии?

   - Она самая. В своё время по просьбе своего мужа– правителя Византии Мануила Комнина, с целью укрепления династических связей, она вышла замуж за короля Беллу.

   - Клянусь непорочным зачатьем, я бы на её месте за такие просьбы, отравил бы Комнина или задушил в собственной постели. Хорош гусь! – Бонифаций язвительно улыбнулся.

   - Впрочем, простите, это не моё дело. Итак, каким образом вы свалились на мою голову?

   - Я здесь, рядом с вами потому, что так угодно богу. Роковая случайность или проведение свели нас на дороге с монахиней.

   - Кого это нас?

   - Меня и двух моих верных людей.

   - И, где же они?

   - Один был убит в ссоре с солдатами папской стражи, сопровождавшими матушку Софию, другой оказался тяжело ранен и умер у меня на руках. Случайный выпад меча отнял жизнь монахини, поэтому письмо Иннокентия попало ко мне в руки.

   По лицу маркграфа пробежала тень недоверия. После минутной паузы он сказал:

   - Как всё удачно получилось, – в голосе графа звучала насмешка. - Допустим, вы бежали из Константинополя. Чем вы докажите, что вы та, за кого себя выдаёте?

   Маргарита расстегнула ворот камзола и сняла с шеи тонкую золотую цепочку. Рядом с ажурным крестиком тонкой работы висел массивный перстень.

   - Разве в вашей шкатулке не такое же кольцо?

   Бонифаций с интересом рассматривал искусно вырезанную гемму в виде печати. На камне розового цвета был изображён двуглавый орёл.

   - Предположим, что у меня такая же штуковина. Но я в последний раз повторяю свой вопрос. Зачем вы здесь рядом со мной?

   - Затем, чтобы вы, являясь вассалом короля Филиппа, зятя моего несчастного супруга, не нарушили клятвы верности и вернули скипетр и корону Царьграда Исааку.

   - Вы же знаете. Я - в ссоре со своим королём.

   - Рассказывайте это Папе.

   - Ага, так вы всё-таки пронюхали о некоторых моих обязательствах? Ну что же, тем хуже для вас. Хотя, имея в виду ваше коварство, я знаю, что вы сделаете, если я предам интересы своего сюзерена и не верну трон Византии вашему мужу. Вы отравите меня, как отравили моего оруженосца Карла, - Монферрат хрипло рассмеялся.

   - Я здесь не при чём, - Мария перекрестилась. - Клянусь вам в этом.

   Но граф уже не слушал её.

   «Итак, у нас есть ещё один охотник, желающий спустить меня с поводка и помочь кое - кому влезть на трон Константинополя, - подумал он. - А из меня, положив на наковальню Святого Престола, молотом в лице короля Филиппа, хотят сделать копьё или ключ, которым откроют ворота Византии. И каждый думает завладеть этим такой отмычкой себе на пользу».

   - Вы должны…, - прерывая, затянувшуюся паузу, попыталась продолжить разговор Маргарита. В её глаза сверкало пламя вызова.

   - Я никому ничего не должен. И даже не знаю, о чём вы говорите. С благословения Его Святейшества, исполняя волю Господа нашего, я вот-вот подниму на своих плечах крест войны против неверных. Иерусалим – в руках агарян, место успокоения Иисуса нуждается в защите. Вот она моя цель на тропе войны и мой долг солдата.

   - Какая горячая и насквозь фальшивая речь, - в свою очередь улыбнулась Маргарита.

   Граф вспыхнул.

   - Доминик! – прорычал он. – Доминик! – громкий голос разъярённого рыцаря потряс своды комнаты.

   Оруженосец, гремя каблуками о каменный пол, ворвался в покои графа.

   - Эту…, - Монферрат, увидев загоревшиеся огнём гнева глаза женщины, едва удержался от бранного слова, - …посадить в подвал под замок.

   - Но… - Доминик нерешительно топтался на месте.

   - Я кому сказал? Живо!

   Бонифаций отвернулся, давая понять, что разговор окончен, сел в кресло и демонстративно отвернулся к окну.

   - Сеньора! – оруженосец попытался взять Маргариту под локоть.

   Женщина, расстегнув ещё одну застёжку камзола и смущая видом шелковистой кожи сердце Доминика, медленно опустила ажурный диковинный крестик с перстнем между двух атласных холмов нежно молочного цвета.

   Оруженосец, потупил глаза, но успел рассмотреть кончик розового соска и печать на кольце с двуглавым орлом.

   Через полчаса Доминик сидел под навесом коновязи и очищал от небольших пятен ржавчины рыцарский меч. От долгого ношения в ножнах сталь потеряла блеск. Теперь парню предстояло каждый день приводить клинок в порядок, шлифуя на камне острое лезвие. Такого же усердия требовали части ещё редких в то время железных лат. Они должны были блестеть на солнце, пуская в глаза противника сверкающие стрелы. Рыцарский турнир – это не шутка.

   Монотонная работа не мешала оруженосцу размышлять.

   «Странные дела творятся вокруг графа. Я думал - нам худо придётся после ссоры с королём. У Филиппа было достаточно лучников, чтобы ссадить на землю солдат Монферрата. Тем более что многие из нас были без кольчуг. Но графу дали уйти», - Доминик передёрнул плечами, вспомнив свой страх и озноб между лопаток под косыми взглядами стражи со стен Майнца.

   «А здесь в Риме… Нас, отлучённых от церкви, принимает сам Папа и, похоже, мы снова – в лоне католической церкви. А маркграфа прочат в командиры крестоносной армии. Хотя… - оруженосец невольно выпрямился и приосанился. - Кого, если не Монферрата? Все эти франкские рыцари ему в подмётки не годятся».

   Мысли Доминика приняли другой оборот. Он вспомнил о своём, отравленном в таверне, товарище - Карле, о монахине, передавшей маркграфу письмо, о преображении красивой молодой женщины в пажа графа, о гневе сеньора, о нежной коже щёк и атласной груди нового «пажа».

   «Клянусь страстями Христовыми, таких красивых глаз я ещё не видывал. А вот перстень, который она спрятала на груди, как две капли воды похож на тот, который я заметил в шкатулке у сеньора Бонифация. А ведь кольцо появилось там недавно. Вот только когда?», - оруженосец стал перебирать в памяти дни и подробности пути, которым они добирались до Рима.

   «Может это подарок какой-нибудь знатной дамы? Но нет, мы не останавливались ни в одном из замков. Впрочем, у матушки Софии… Господи! Если я не ослышался, граф называл её Маргаритой. Ещё одна странность. И, как всё это объяснить, я не знаю. А вот печать на камне перстня – редкая. Двуглавого орла нет ни на одном рыцарском гербе. Уж, кому, как не мне, собаку съевшему на геральдических знаках, не знать об этом».

   И тут оруженосца осенило.

   На одном из рисунков старого фолианта, открытого им по ошибке в скриптории монастыря, где монахи бенедиктинцы учили грамоте юного Доминика, он видел странных людей, одетых в пурпурно-голубые тоги и плоские шлемы и державших что-то вроде рыцарских секир, на древках которых вместо лезвий были вот такие двуглавые орлы. Он хорошо запомнил, как брат Пармениус - ключник скриптория, таскал его за ухо и приговаривал, - «Не по твоему разуму цареградские пергаменты. Любопытствие – есть грех, ведущий в геенну огненную».

   «Что значат эти перстни и почему их два?» - размышлял оруженосец, вытирая пучком сена лезвие меча.

   Доминик не любил тайн. Он считал, что от них только одни неприятности. Невозможно узнать, когда дьявол в своём коварстве, преподнесёт в виде загадки пустяковое отравленное письмо, чашу с ядом или стрелу в спину. То ли дело в плотной шеренге тяжёлой рыцарской конницы врезаться в ряды врага, прикрывая щитом спину своего сеньора от быстрых, тонких мечей сарацин.

   «Скорее бы война», - подумал оруженосец и тяжело вздохнул.

   За хлопотами с доспехами и оружием незаметно прошёл день. Доминик собрал в охапку латы и пошёл в свою комнату развешивать сталь по стенам. Меч он не стал вкладывать в ножны, а, сделав петлю из куска верёвки, приладил её к рукояти и подвесил оружие на вбитый в балку потолочного перекрытия деревянный гвоздь. Клинок, сверкая хорошо заточенными краями, покачивался в углу, не соприкасаясь с посторонними предметами.

   - Эй, Доминик!

   Голос графа оторвал его от созерцания стали.

   - Брат мой во Христе. Вели подавать ужин. Да распорядись, чтобы накормили наказанного мной нерадивого пажа.

   Похоже, Монферрат за день остыл и пребывал в хорошем расположении духа.

   После двух чаш вина, которыми Бонифаций запил принесённый ему свиной окорок, граф приказал.

   - Приведи ко мне эту монашку.

   Оруженосец спустился в подвал и снял с дверного засова массивную цепь, завязанную хитрым узлом. В полумраке подвала ему удалось рассмотреть: раскиданное по грязному полу сено, деревянную миску с нетронутой едой (возле пищи уже собрались мыши), красивый овал лица Маргариты, на котором выделялись, прикрытые густыми ресницами, впадины глаз.

   Доминик удивился мужеству бывшей монахини. Обычно женщины, увидев мышей, визжали и бросали в них всё, что попадётся под руку.

   - Сеньора, вы не спите?

   - Не называй меня сеньорой. Для тебя и других я – Карл, паж его светлости маркграфа.

   - Хорошо сеньора, то есть, да, я понял, - смутился Доминик.

   - Зачем ты пришёл?

   - Сеньор Бонифаций хочет видеть вас.

   Женщина легко поднялась на ноги и, наклонившись, отряхнула с одежды приставшую к ткани солому. Молочно-белой волной колыхнулась в разрезе камзола красивая грудь.

   Доминик, застигнутый врасплох, оказался не в силах отвести в сторону взгляд. Он почувствовал, как покраснел и поблагодарил полумрак, который скрыл его замешательство и горячий блеск глаз. Но румянец на щеках оруженосца не ускользнул от внимания Маргариты.

   «Боже мой! Как же мне нужны союзники. Похоже, этому мальчику я нравлюсь, чего нельзя сказать о графе. Немного ласки и внимания, и этот юноша будет готов пойти за меня в огонь и воду. Вот только я никак не пойму, что на уме у Монферрата», - думала Маргарита.

   - Итак, надеюсь, что мой паж, посидев взаперти, понял кое-что, – маркграф ковырял в крепких белых зубах кончиком кинжала.

   - И что же именно я должна понять?

   - Ну, во-первых. Если вы хотите оставаться под моей защитой, привыкните говорить – «не должна», а должен, иначе, если поход в Египет состоится, вы станете лёгкой добычей для какого-нибудь грязного вшивого солдата. Не сомневайтесь, он найдёт способ позабавиться с вами на ворохе соломы где-нибудь в обозе. Впрочем, ваше свежее и нежное личико, так сейчас похожее на мальчишеское, и без того привлечёт к себе слишком большое внимание. Особенно со стороны тамплиеров. Братья питают слабость к юным оруженосцам.

   Щёки Маргариты вспыхнули, но она согласно кивнула.

   - Во - вторых. Я должен быть уверен, что молодой паж будет мне полезен. Поэтому, сотрите с губ вашу презрительную улыбку. Отныне я обращаюсь к вам на «ты». Это значит, Карл, придётся забыть о своем королевском происхождении, и давай-ка - выкладывай всё начистоту. Византия, наверняка, имеет своих соглядатаев, и в Александрии, и в отбитом у нас сарацинами Иерусалиме. Я хочу знать, кого из эмиров Египта опасаться больше всего. Кто из них способен быть гвоздём в моей заднице? Можно ли вбить клин между ними, кто из них жаден и готов за золото сдать пару крепостей или несколько, утраченных нами в оазисах, замков?

   - Я знаю больше, чем вы думаете, но мне почему-то кажется, что вы не прочь

послушать ещё и о делах константинопольских.

   - Предположим. В конце концов, крепкие тылы на востоке – залог успеха в Палестинах. Я слушаю тебя, Карл.

   Губы пажа дрогнули, но «Карл» подавил гнев и, подняв на графа горящие глаза, начал рассказ.

   - От былого величия и обширных земель Византии осталось всего ничего. Территории на Западе – это несколько провинций в Италии и Греции, наместники которых едва сдерживают давление венецианских дожей. За проливами в Азии дела обстоят ещё хуже. Тюрки-сельджуки захватили почти всё крепости и города вплоть до Анатоликона, Трацезиона и Опсикона*. Передовые отряды сарацин рыскают в пяти днях конного пути от Константинополя. Памятные для греков поражения византийских войск от армян, норманнов и славян ослабили империю. Правда, за последние двадцать лет при правлении Комнинов удалось выправить ситуацию. Если раньше армия состояла из ополчения стратиотов по фемному признаку…

   - Стоп! – Монферрат хлопнул ладонью по столу. – Нельзя всё это перевести на нормальную латынь. Заимей привычку, мой верный паж, говорить проще, а то у меня голова пухнет от таких умных речей.

   «Паж» понимающе усмехнулся и вздохнул.

   - Короче говоря, византийские войска сегодня – это не крестьянский сброд, а тяжело -вооружённая конница, так называемые, катафракты, то бишь, кавалерия близкая по вооружению к вашему рыцарству. Большую роль в ней играют наёмники: печенеги, славяне, и сицилийские норманны, изгнанные когда-то Фридрихом Барбароссой из Сицилии за кровожадность и свободолюбие.

   - Ага, дальше, - маркграф с возрастающим интересом поощрил рассказ «пажа» взмахом руки.

   - Но! – «Карл» повысил голос. – Наёмники обходятся Константинополю слишком дорого. Денег не хватает на ремонт акведуков, дорог, улиц, сточных каналов, подземных хранилищ воды. Казна пустеет, провинции нищают, налогов собирается всё меньше. Разноплеменный народ из разорённых деревень под натиском засухи, голода и сельджуков уходит в города под защиту стен. Торговые привилегии венецианцам вызывают недовольство константинопольской знати и купцов. Но эти привилегии – вынужденная мера. В Константинополе опасаются венецианских военных галер, способных перерезать морские торговые пути. Военные командиры провинций – дуки обивают пороги дворца императора. Все они выпрашивают себе новые должности, требуют золото для армии, которое тут же разворовывают и покупают на него земли и дома в Генуе, Падуе, Венеции.

   Щёки «пажа» горели от едва сдерживаемого негодования.

   - Ну, ну, и что? – Монферрат внимательно наблюдал за Маргаритой.

   - Империя гниёт изнутри от казнокрадства, мздоимства, наглости, высокомерия знати и слабости базилевсов, которые позволяют растаскивать власть. Города приходят в упадок, в армии и флоте нет единства.

 

*Провинции Византии. В наши дни на территории современной Турции - Анатолия и Каппадокия.

 

   - Ты хочешь меня уверить, что империя – на грани нищеты? – глаза маркграфа, казалось, раздевали Маргариту.

   - Нет, - спохватился паж. - Торговля с Востоком и Западом по прежнему приносит Константинополю большие доходы. Но и затраты – слишком велики. Не завидуйте базилевсам, граф. Казна Константинополя почти пуста.

   - Зато сундуки ростовщиков и знати полны, верно? - Монферрат испытующе смотрел в глаза молодой женщине. – Говорят, в ваших церквях каждая икона одета в золото, украшенное драгоценными камнями.

   Маргарита перекрестилась и оставила тираду графа без ответа.

 

                                 ***

 

   Неделя прошла быстро. Монферрат пропадал во дворце папы, оттачивая и уточняя с Его Святейшеством детали плана похода на Египет. Пока не признаваемый франкским рыцарством, маркграф, де факто, по-тихому прибирал к рукам власть над армией. Его былая слава внушала уважение простым солдатам. Предстоящий рыцарский турнир оказался той приманкой, которую заглотило нищее рыцарство без наследства. Со всех сторон в Рим съезжались младшие отпрыски родовитых знатных фамилий Священной Римской империи. Сопровождаемые двумя, а чаще, одним оруженосцем, в ворота города древками копий стучали обедневшие ветераны, залечившие свои увечья после прежних походов. За ними тянулись пешие латники – мелкопоместные молодые дворяне, надеявшиеся, вступив в крестоносное войско, прославить свои имена, получить прощение по долгам и иммунитет от преследования могущественных сеньоров. Группами по три, четыре всадника к Монферрату прибывали его вассалы, составившие ядро личного отряда тяжёлой конницы. Сам маркграф взял за правило по утрам писать письма. Часть из них отправлялись к венецианцам, обещавшим Папе свои галеры для перевозки армии в Палестину. Но переговоры шли туго. Казна армии и ризница Его Святейшества вскоре опустели. Монферрат слал гонцов к богатым баронам, владельцам замков, обширных поместий и просил у них денег. С миру по нитке медленно, но неуклонно, денежный ящик наполнялся. Однако венецианские кормчие упёрлись и не хотели давать свои галеры в долг. На предложенную маркграфом часть суммы они не соглашались и требовали плату целиком. Сколько вообще просили венецианцы, никто, кроме Монферрата, не знал. Поход откладывался на неопределённое время.

   Основные силы крестоносцев – пехота, копейщики, лучники собирались на песчаных дюнах венецианского побережья. Хитрые дожи приказали построить для войск лагерь на острове Лидо, перевезли туда армию и увели корабли, лишив христово воинство связи с материком. Солдаты, голодая, постепенно превращались в неуправляемое стадо. Им были нужны железная рука любого командира и хлеб. Монферрат торопил время и разъезжал по Риму в сопровождении личной охраны, вербуя бродяг. Его мечники посмеивались над нищими франками, щеголявшими в рваных кольчугах. А те ждали турнира и прочили в победители поединка на мечах Анри д' Эно. Для них почти делом решённым было скорое провозглашение Балдуина - графа Фландрии командующим армии.

 

   Утро апрельской пятницы выдалось солнечным. На улицах Рима цвели каштаны и персиковые деревья, густо покрывая старые городские мостовые опадающими цветами. Уже в девятом часу возле Колизея собралась толпа. Кого в ней только не было. Наёмники стояли небольшими плотными группами, держа руки на древках боевых топоров. Косо поглядывая на них, о чём-то спорили ремесленники, торговцы, трактирщики, ткачи, кузнецы, оружейники. Все они, бросив дела в лавках и мастерских, пришли за зрелищем, как когда-то ходил сюда плебс в эпоху Древнего Рима. Наконец, колокола в храмах пробили десять часов утра. С последним звуком меди открылись многочисленные решётки, преграждавшие путь на обветшавшие трибуны к наспех сколоченным скамьям. Ещё через полчаса, со всех сторон города, горяча или, наоборот, сдерживая коней, начали подъезжать рыцари. Сверкали кольчуги, чернели древки копий, поднимались от ветра плащи, всеми цветами радуги резали глаза гербы на щитах и на значках пик. Оруженосцы, раздвигая толпы окриками и тесня любопытных крупами лошадей, то и дело пускали в ход длинные поводья, раздавая плечам и спутанным шевелюрам любопытных хлёсткие удары.

   Циклопическое сооружение, постройку которого начал император Веспассиан и закончил его сын Тит, казалось далеко не столь величественным, как во времена Флавиев. Но стены здания кое-где ещё украшали, изъеденные временем, мраморные статуи. Ещё оставались на местах сто тысяч кубометров мраморных плит, впоследствии потихоньку растащенных для строительства дворцов новой римской знати. С некоторых пор Колизеем владел знатный род Франджилани, оспаривавший в свой время у Пап власть над согражданами и устроивший из Колизея крепостной замок для отрядов своих сторонников. Но ради турнира и примирения с Его Святейшеством пришлось очистить внутренний двор Колизея, соорудив за счёт этой знатной римской семьи временные трибуны. Высокая трава, покрывавшая арену, была скошена, а по периметру луга поставлены палатки, предназначенные для рыцарей.

   - Panem et circenses! Хлеба и зрелищ, - кричала толпа, вспоминая о славном прошлом Рима.

   Запели трубы. В центр лужайки вышли герольды. Громкие голоса хорошо оплаченных чтецов перечисляли достоинства и ратные успехи бойцов.

   Монферрат стоял в своей палатке, прислушиваясь к звукам извне и с помощью Доминика, не торопясь, облачался в лёгкие, но прочные доспехи.

   Красивый юноша паж стоял в углу и с интересом рассматривал узлы мышц на голых плечах и руках графа.

   - Ваш выход сеньор через три четверти часа, - в палатку вошёл один из глашатаев и, напрягая в сумраке шатра зрение, оценил степень готовности рыцаря.

   - Ну, что там? – спросил его Бонифаций.

   - Катастрофа сеньор. Молодёжь то и дело ссаживает с коней ветеранов. Многим из зелёных юнцов достанутся сегодня неплохие трофеи и, конечно, слава. Копий переломано – просто жуть.

   - Хватит тарахтеть попусту. Как там франки?

   - Франки есть франки. В копейном бою победу прочат Балдуину. Он уже выбил из седла барона де Флёр, норманнского рыцаря Роджера Лейбурна и англосакса сеньора Арнульфа.

   - Господи! А валлийских пилигримов, каким ветром сюда занесло?

   - А, кто их ведает, сеньор. Так вы это, потихоньку одевайтесь и будьте готовы через три сигнала трубы. Я ещё к вам зайду.

   - Давай Доминик, поторопись. Шнуры на ножных латах не затягивай слишком туго. Потеряю подвижность и быстроту.

   - Знаю, знаю, - ворчал Доминик, искоса поглядывая на Маргариту.

   Он аккуратно завязал на спине маркграфа шнурки кожаной мягкой рубашки, потом натянул ему через голову тонкую тройного плетения кольчугу с железными, начищенными до блеска грудными накладками. С плечевыми пластинами пришлось повозиться. Они крепились особым способом к грудным латам прочными кожаными ремешками, связывая кольчугу с кованым тонким железом в единое целое. С ножными и ручными доспехами он управился быстрее. Зайдя за спину маркграфу, он затянул на нём широкий прочный пояс, на котором уже висел обнажённый железный меч, удерживаемый толстой ременной петлёй. Длинное лезвие позвякивало о ножные латы и выглядело из-за узости клинка длиннее, чем было на самом деле. Оружие являлось предметом гордости Монферрата. Меч когда-то принадлежал его брату Конраду, который по воле провидения недолго был королём Иерусалима. Этот клинок был привезён Бонифацию с Востока в числе прочего наследства после гибели Коррадо. Его выковал когда-то в Дамаске искусный сарацинский кузнец.  

   Маркиз присел, потом немного попрыгал, звеня железом и довольно кивнул. Доминик, держа в одной руке шлем, украшенный длинным чёрным пером, а в другой - тонкие из железных чешуек перчатки на кожаной основе, сурово глянул на нового пажа. Маргарита поняла и подвинула Монферрату высокую прочную скамью.

   - Не вспотели? – ехидно спросила она.

   - Вот вернусь с поляны, одену всё это на тебя, тогда узнаешь, потеют в этом чёртовом железе или нет, - буркнул маркграф, подмигнув Доминику.

   - Сеньор! Нигде не жмёт?

   - Терпимо, - проворчал Монферрат, поворачиваясь в разные стороны и поводя плечами.

   - Может, рано облачились? – оруженосец дёргал за ремешки, пробуя, не разорвутся ли завязки.

   - Ты лучше не пропусти сигнала трубы, - приказал ему граф.

   Дважды пропели рожки, дважды прокричал герольд, провозглашая очередную победу одного из рыцарей. Рёв толпы перекрывал ржанье лошадей и лязг оружия.

   Доминик с трудом расслышал третий сигнал и голос распорядителя турнира, выкрикнувшего имя маркиза.

   - Пора, - тихо сказал оруженосец, подавая Бонифацию шлем.

   Тот поднялся, на удивление легко нагнулся, взял немного песка с пола и натёр им железные перчатки.

   - С богом! – маркграф перекрестился и двинулся к выходу из шатра. За ним, чуть сзади и слева шёл Доминик.

   Маргарита, ощутив в душе непонятную тревогу, проводила обе фигуры коротким беспокойным взглядом. На спине оруженосца болтался щит с гербом монферратской марки - красная полоса по верху серебряного поля.

   Невысокая каменная стена, опоясывающая арену Колизея, была разукрашена грубо сколоченными деревянными щитами с геральдическими знаками рыцарей. Лёгкий ветер трепал разноцветные ленты. В воздухе носились ласточки, тревожась за свои гнёзда под сводами и арками трибун. Солнце слепило глаза. Пахло весной, навозом и потом лошадей.

   Перед помостом, на котором восседал, облачённый в простой серый монашеский плащ, сам Папа Римский, разместились послы королевских дворов при Святом престоле и уже стоял противник маркграфа молодой Анри д' Эно. Герольд заканчивал перечислять его титулы и победы в турнирах.

   «А Папа хитёр. Во-первых, скромные монашеские одежды Понтифика дают понять послам и рыцарям, что казна Его Святейшества пуста, а во-вторых, бьюсь об заклад, что все эти прыщавые молокососы – баронеты и дворянчики, воодушевившись зрелищем, уже сегодня нашьют на свою одежду кресты и пополнят, кто рыцарскую конницу, а кто тяжёлую пехоту»

   Так думал Монферрат, пропуская мимо ушей дифирамбы в свою честь и изложение повода к поединку.

   - Сеньор рыцарь, вы готовы? – рука герольда опустилась маркизу на плечо.

   Бонифаций оглянулся и кивнул. В тот же миг шлем опустился ему на голову. Ловкие руки Доминика застегнули ремни под подбородком и надвинули на лицо забрало. Все, кто находился рядом, отошли за пределы порядком вытоптанной поляны в тень трибун.

   В центре арены остались два бойца. Пропел рожок.

   Анри д' Эно, не теряя времени, шагнул вперёд, высоко подняв свой щит. Бонифаций хорошо видел глазную прорезь на шлеме противника и кончик его меча. Столкновение двух тел, прикрытых железом и щитами, показалось, даже при громких криках толпы, раскатом грома. Анри отлетел назад, словно натолкнулся на стену. Но, уверенный в быстроте и силе своих рук, снова пошёл вперёд. Его меч, описав короткую дугу, рассёк пустоту. Монферрат легко уклонился от удара и двинулся по кругу так, чтобы солнце било в глаза его противнику. Несколько выпадов с той и другой стороны заставили железо подарить глазам толпы несколько вспышек маленьких молний при соприкосновении мечей. Оценив искусство бойцов, толпа, в которой выделялись голоса франков, начала поощрять рыцарей громкими воплями. На трибунах делались ставки на победителя. Тихий звон монет не шёл ни в какое сравнение со звоном доспехов и клинков. Краем глаза Бонифаций успел заметить, что ставки принимали монахи.

   Серия быстрых ударов франка едва не застала маркиза врасплох. Он поскользнулся на траве, упал на колено и ощутил сильную боль в правом предплечье. Тёплая струя крови потекла вниз к запястью. Плечевой доспех был рассечён надвое. Подняв над головой щит, маркиз отразил ещё один удар и, вскочив на ноги, отпрянул в сторону. Он заметил, что грудь д' Эно часто поднимается и колышет в тяжёлом дыхании грудные пластины кольчуги.

   «Выдохся или хитрит?», – спросил сам себя Бонифаций и, отбросив в сторону щит, переложил меч в левую руку. Ему удалось рассмотреть огонёк торжества в узкой глазной прорези шлема франка. Уже не заботясь о защите, противник бросился на Монферрата с поднятым для завершающего удара мечом. Толпа прекратила орать и в едином порыве вскочила с мест. Сделав быстрый шаг вправо, маркграф, пропуская мимо себя, набравшего ход и вложившего всю силу в удар, франка, двинул его железным налокотником в забрало шлема, потом обхватил противника раненой рукой за горло и округлым массивным концом рукоятки меча оглушил рыцаря. Громкий звон доспехов и, приглушённый пылью, звук падения о землю обмякшего тела взорвал тишину. Д’Эно, лёжа на спине, не шевелился.

   А-а-а! – орали зрители. - Монферрат, Монферрат!

   Крику толпы вторили звуки ударов железных перчаток рыцарей о свои щиты и грудные латы. Почти все бойцы наблюдали за ходом поединка. Маркграф, перехватив меч за лезвие, поднял его вверх. Лучи солнца, отражаясь от креста рукояти, возвращались толпе солнечными зайчиками.

 

   Спустя короткое время Папа Иннокентий в компании незнакомых Монферрату тамплиеров явился в палатку маркиза.

   Глаза Его Святейшества сияли торжеством.

   Движением руки он поднял с колен людей маркграфа и кивком подбородка указал им на выход. Взгляд понтифика на мгновение задержался на стройной фигуре и свежем красивом лице молодого пажа. Монферрат, пользуясь привилегией раненого, даже не встал со скамьи. На его плече, уже перевязанном Домиником, белело чистое полотно. Кольчужная рубаха, аккуратно разложенная на специальной подставке, узкой блестящей сетью свисала до земли. Рядом валялась разрубленная плечевая пластина.

   - Что с вашей раной, сын мой? – в голосе Иннокентия не было ни капли тревоги.

   - Пустяк, не стоит холста, которым она перевязана.

   - Брависсимо! Прекрасный поединок. Души всех франков принадлежат, конечно, мне, а вот их сердца с этого дня – ваши, – Папа весело потирал руки.

   Монферрат беспечно взмахнул ладонью.

   - Как там д' Эно, очухался?

   Иннокентий вопросительно взглянул на одного из тамплиеров.

   - Да что будет с его дубовой головой? - ответил младший из них. - Уже сидит на скамье в тенёчке. Ну и шишка на затылке у него, еле шлем стащили. Вмятина на железе - величиной с кулак.

   - Это я погорячился, - засмеялся Бонифаций, рассматривая свою ладонь. - Не рассчитал.

   - Всё вы рассчитали, сын мой, - одобрительно сказал Иннокентий, присаживаясь рядом с маркграфом. - Младший из графов Фландрских не остался калекой. Это уже хорошо. Он – неплохой солдат. А гордым франкам понравилось зрелище, достойное их грубых вкусов. И сейчас им уже нечего возразить против того, что я назначаю вас вождём крестоносной армии. Вот булла.

   Папа протянул Монферрату, свёрнутый в тугой свиток, пергамент.

   - И когда ваши писцы успели всё это начертать? - хитро усмехнулся маркграф, разворачивая свиток и медленно пробежав его глазами. – Судя по печати, воску – пара дней.

   - Видение мне было о вашей победе, сын мой, а сам я следую всего лишь воле Всевышнего, - парировал ироническое замечание маркиза Иннокентий и понизил голос.

   - А теперь о главном. Время не ждёт. Крестоносное воинство на острове Лидо терпит нужду в самом необходимом. Венецианцы коварны и жадны. Пока мы не положим все деньги за галеры в их бездонные денежные мешки, они не поднимут ни одного паруса и не опустят в воду ни одного весла.

   - Жаль, нельзя потрясти их за кружевные воротники. Если бы не нужда в кораблях…, - маркграф стукнул кулаком о колено и взглянул на тамплиеров.

   - А-а…, - свет внезапной догадки озарил его бледное лицо. - Ваше Святейшество! Вы хотите занять денег у братьев Ордена?

   - Отдаю должное вашей проницательности, но не всё так просто. Сорок первый дож Венеции Энрико Дандоло выставил мне кое-какие условия, которые я не могу принять.

   - Какие же. Просветите меня?

   Папа встал и принялся мерить шагами земляной пол шатра.

   - Если вы ещё не знаете? Дож Энрико - слеп. А все незрячие - самолюбивы и мстительны. Тайна его слепоты покрыта туманом. Тридцать лет назад, когда он был ещё зелёным юнцом, византийцы бросили в тюрьмы тысячи венецианцев, проживавших в Константинополе, в том числе, несколько десятков богатых купцов и мореходов. В ответ Венеция начала готовить вторжение, чтобы отомстить Константинополю, но эпидемия чумы помешала войне. Следующие десять лет Энрико не вылезал из Царьграда и вёл переговоры о компенсациях и восстановлении в городе венецианского квартала, - Иннокентий поискал глазами, куда сесть и устроился на колченогом табурете.

   - Сам дож на всех углах трубит, что он, будучи в то неспокойное время послом, подвергся публичным оскорблениям и, что по причине неуступчивой политики посольства, его коварно ослепили. Но, - Иннокентий поднял вверх указательный палец, - в архивах папской канцелярии есть донесения клириков. Слепота Дандоло – следствие работы ножа, когда дожа в тёмном переулке застал врасплох ревнивый муж одной ромейской красотки, да простит ей Господь грех прелюбодеяния.

   - Так, так, - понимающая улыбка раздвинула губы маркграфа. - И что было дальше?

   - А дальше, я думаю, чувство мести усугубило развитие раздражительности венецианца и усилило его ненависть к ромеям, Кроме того, сегодня Венеция сильна, как никогда. Ей тесно в отведённых морских границах. Венецианские купцы мечтают взять под контроль торговые пути с Юга и Востока на Север и Запад. Они, видишь ли, желают владеть гаванями, принадлежащими Константинополю.

   - А Луны с неба им не надо? То-то накуют себе серебряных монет.

   - Вот и я о том же думаю, - ответил Иннокентий, несколько брезгливо разглядывая меч маркграфа.

   - Но, вот они - те условия дожа, о которых я упомянул: он требует подчинения себе крестоносного войска, а также, просит для начала несколько бухт в Далмации, которыми сейчас владеет венгерский король.

   - Вот вам и Святая пятница! – воскликнул Монферрат, делая удивлённое лицо.

   Но Иннокентий, не обращая внимания на иронию в глазах графа, как ни в чём не бывало, продолжал:

   - Я не могу допустить, чтобы благие цели похода – завоевание Египта и возврат нам Иерусалима, были осквернены нападением воинов Иисуса на христиан Далмации и Венгрии. Но и дожам я не в силах отказать.

   - В сеньоре Энрико – больше купца, чем воина и больше грубого солдата, чем христианина, - мрачно пробормотал Монферрат. - Но тогда, причём здесь братья тамплиеры? Они, что - дают нам своих рыцарей?

   Губы Иннокентия скривились в злобной усмешке.

   - Орден отказался участвовать в крестовом походе. С их стороны – это большая ошибка.

   - Вот, как? – маркграф, похоже, не очень удивился. Он перевёл взгляд на тамплиеров.

   - Мы даём вам, маркиз, десяток галер. Этого будет достаточно, чтобы венецианцы поняли – Христово воинство в состоянии уйти с острова Лидо без их помощи. Нужно внушить дожам, что озлобленная и голодная армия способна появиться на этих кораблях в каналах Венеции и потребовать исполнения венецианцами своих обещаний. Мы даже можем помочь вам в штурме города Святого Марка, – старший из тамплиеров снял свой белый плащ и бросил на руки своему товарищу. Ему стало жарко.

   - Что, штурм Венеции? - голос Его Святейшества дрожал от негодования. – Да вы с ума сошли.

   «Господи! Правду говорят иудейские и ломбардские менялы: - «Интересы двигают интересами», - думал Монферрат, слушая препирательства Иннокентия с братьями Ордена Храма. – «Тамплиеры сами давно стали купцами и ростовщиками. Моими руками хотят ослабить Венецию и прибрать к рукам их ссудные соmрtоires*. Ну и ну…»

   - Ваше Святейшество, братья-рыцари! - мягко остановил Бонифаций спор между тамплиерами, перешедший в громкие обоюдные угрозы. - Несколько галер Ордена не решат вопроса переброски армии под стены Акры, а тем более в Египет. Хочу напомнить - у нас до сей поры не хватает денег заплатить венецианцам за корабли. И потом, если мне не изменяет память, и не врут глаза, - маркиз потряс в воздухе свитком, - я теперь командую христовым воинством.

 

*Соmрtоir - фр. – канцелярия, касса.

 

   Все замолчали.

   - Положитесь на меня. Дандоло слеп и хитёр? Тем лучше. Я буду осторожен с ним и постараюсь держаться в тени. Пусть думает, что он возглавляет армию. Чтобы не растерять рыцарей и солдат в море на перегруженных галерах, придётся нам отдать дожу малое, чем лишиться возможности взять Иерусалим. Чего он требует в первую очередь?

   - Денег, конечно, за перевозку войск.

   - Я не о том.

   - Ага, понимаю, - опомнился Иннокентий. - В первую очередь Энрико просит у меня благословения взять город Зару или, как эту гакань называют хорваты Далмации, Задар. Из взятых трофеев он планирует получить плату за перевозку нашей армии в Египет. Есть ещё одна причина, по которой ему нужна эта гавань. Тамошние купцы вытесняют венецианцев из Иллирии и Паннонии*.

   - Так давайте отдадим жадному псу косточку, которой он займётся. Это даст нам время переправиться в Палестины. Мы заплатим ему из добычи, взятой у хорватов. И пусть..., - Монферрат повысил голос и многозначительно посмотрел на Папу. - Пусть он заберёт то, что останется в Заре после нас. У венецианцев будет много забот. Им придётся восстанавливать крепость из руин. А на это тоже нужно время. А там посмотрим, кому в итоге достанется город.

   Не успели гости покинуть палатку, как внутрь ворвался новый «паж» маркиза.

   - Вы бесчестный человек. Я всё слышала.

   - Не слышала, а слышал, – невозмутимо поправил «пажа» Бонифаций.

   - Как вы можете раздавать земли моего отца, находящиеся ныне под властью моего брата Эммериха? – не обращая внимания на холод в голосе маркграфа, Маргарита подошла к нему вплотную и с вызовом посмотрела прямо в глаза.

   - Дорогой мой Карл. Не тебе указывать своему сеньору, что делать. Венгерия рано или поздно потеряет контроль над землями кроатов. Старина Дандоло не постесняется отхватить сладкий кусок от пирога, который так плохо лежит. Твоему старшему брату**, королю Венгерии и Кроатии хватает забот с половцами. Эти новые гунны воюют на стороне болгар против византийской армии на Балканах. Я не удивлюсь, что в скором времени с помощью степняков, царь Калоян*** прижмёт хвост твоему Эммериху. Давай лучше подумаем, каким образом мы сможем избежать лишних потерь моих войск при осаде Задара.

   Маркиз намеренно подчеркнул голосом два слова - «моё войско».

   - А крестьяне и простые жители города – не в счёт?

   - Неизбежные жертвы войны, - отмахнулся маркграф.

   - Я ненавижу вас! - выкрикнула Маргарита.

   Звонкая пощёчина отбросила пажа прямо в объятия Доминика, вбежавшего под свод шатра на крик.

   - Не лезь в мои дела, Карл, - прорычал Бонифаций. – А ты, - обратился Монферрат к оруженосцу, - проследи, чтобы пажу на конюшне всыпали поводьями по голому заду за непочтение к своему сеньору.

 

*- Провинции Хорватского государства, влившегося к двенадцатому веку в состав Венгрии.

**- Эммерих 1. Старший сын и наследник короля Венгрии Беллы.

***- Калоян. Царь Второго Болгарского царства. В его правление половцы являлись союзниками и составляли основу конницы болгарской армии. Жена Калояна была дочерью половецкого хана, а её брат половец Манастр являлся болгарским полководцем, одним из самых приближенных соратников Калояна.

 

   Но пока Доминик тяжело вздыхал, осторожно пытаясь взять за плечо Маргариту, чтобы подтолкнуть её к выходу из палатки, женщина ловко вывернулась, шагнула в сторону и с неожиданной для хрупкого тела силой схватила меч маркграфа, стоявший на специальной деревянной стойке для оружия. Сверкающее лезвие мгновенно казалось нацеленным в сторону Монферрата. Доминик шагнул было вперёд, но быстро отскочил, чуть не напоровшись на острое жало клинка. Сам маркграф, не сводя глаз с Маргариты, медленно поднялся на ноги, пытаясь нащупать свой кинжал, лежавший вместе с поясом на лавке. Ещё мгновение и Маргарита сделала бы выпад, но в эту минуту раздался звон железа, полог шатра отлетел в сторону, будто приподнятый порывом урагана, и внутрь ввалился Анри д' Эно. В правой руке он держал меч, а на его левом плече висели два герольда. Он сбросил их, как вепрь сбрасывает собак. Два молодых парня, словно пушинки, отлетели в сторону. Доминик, споткнувшись о тела, упал рядом. Между Монферратом и графом Фландрским оказалась Маргарита. Увидев бешеные глаза д' Эно, она медленно отступила назад и вправо, оставляя пространство Анри.

   Поправляя повязку, сползающую на глаза и закрывающую обзор, д' Эно закричал, брызгая слюной:

   - Это неправильно. Пошли назад, на ристалище! Я убью тебя, швабский свиной хвост.

   Монферрат, наконец-то, нашёл кинжал и шагнул вперёд. В палатке наступила напряжённая тишина, прерываемая хриплым дыханием д' Эно и вознёй в углу клубка тел, одно из которых принадлежало Доминику. Но прежде, чем граф Анри успел сделать выпад, за его спиной возникла Маргарита, сжимавшая обеими руками рукоятку меча маркиза. Последовал удар в затылок франкскому рыцарю. Ноги д' Эно подкосились в коленях, и он рухнул на землю, наполнив грохотом доспехов и клубами пыли пространство шатра.

   Оцепенение и растерянность прервал громкий смех Монферрата.

   - Ай, да Карл! Вот это удар. Не хуже моего.

   Бонифаций быстро подошёл к Маргарите, осторожно взял из её ослабевших рук свой меч и поставил его на прежнее место.

   - Я убила его, - тихо сказала женщина, с гримасой ужаса разглядывая свои ладони.

   - Да, ладно, - небрежно махнул рукой Монферрат и наклонился к младшему графу Фландрскому. – Его череп выдержит и не такое. Вот и глазами уже хлопает.

   Палатку быстро заполняла толпа франков. Раздвинув рыцарей, вперёд вышел

граф Балдуин. Быстро взглянув на, уже сидевшего на лавке и растерянно щупавшего новый кровоподтёк на затылке, своего брата, рыцарь повернулся к Монферрату.

   - Приношу вам, мессир Бонифаций, свои извинения и раскаянье по поводу этой дерзости. Чуть позднее, а я в этом уверен, мой сумасбродный брат сам извинится перед вами. Он ещё слишком молод и горяч, и потом, ваш удар там, на лужайке, немного повредил его разум…

   - Довольно извинений, - перебил Балдуина маркиз. - Мне, право, неловко. Я всё понимаю. Анри вспыльчив, как все истинные франки, но Господь наш Иисус приговаривал, бывало, - «…прощайте должникам вашим, и они утешатся вашим смирением». Или я что-то путаю, - обернулся Монферрат к свите Балдуина, в которой он заметил одного из легатов Папы.

   - Да. Почти. Что-то в этом роде, - потупил глаза монах и улыбнулся одними уголками губ. Он тут же спохватился, стёр улыбку с лица и, подняв ладонь, провозгласил:

   - Его Святейшество не потерпит сведения личных счётов и вражды в воинстве Христовом. Вас, доблестные и богобоязненные рыцари, ждут великие дела. Поэтому, оставьте разногласия и неприязнь. Помиритесь, сеньоры. И надеюсь, маркграф Монферратский простит брата во Христе и не оставит в своём сердце зла на раненого юношу, помутившегося рассудком.

  Франки, обступив д' Эно, помогли ему подняться. Было видно, что удар Маргариты пошёл ему на пользу. Хотя тонкая струйка крови ещё сочилась из раны на затылке, он нашёл в себе силы пробормотать несколько слов в своё оправдание и пожать протянутую ладонь Монферрата. В полном молчании франки стали покидать палатку маркиза. Балдуин, задержавшись на мгновение, сказал:

   - Я надеюсь, что, кто старое помянет…

   - Знаю, знаю, - перебил его маркграф. - Тем более что через неделю, рыцарская конница должна собраться под стенами Задара.

   - Кто так решил? – поднял глаза на маркиза Балдуин.

   - Дож Венеции Энрико Дандоло, с вашего позволения. Пока мы не пересекли проливы и не оказались в Палестинах, он - командир армии.

   - А, кто тогда вы? – удивлению графа Фландрского не было предела.

   - А я – его правая рука. Ещё одна такая выходка, граф, ещё один поединок или ссора между солдатами воинства Христова, и виновные отправятся обратно в свои старые, полуразвалившиеся замки и ветхие дома, если таковые имеются у них вообще.

   Балдуин исподлобья со злобой посмотрел на Монферрата и, ни слова не сказав в ответ, покинул шатёр.

   - Ну, мой дорогой паж. Придётся мне простить вас, – Бонифаций не заметил, как снова перешёл с Маргаритой на вы. – Всё-таки в вас что-то есть. Некий стержень. Пожалуй, нам с вами лучше быть союзниками и друзьями.

   - Во всяком случае, для меня это было бы проще, - независимо и чуть растерянно ответила Маргарита. - Состоять при вас заложницей намного опаснее. Вы так и норовите добраться своими длинными руками или пучком розог до моей нежной кожи.

   - Всё, всё. Давайте забудем взаимную неприязнь и начнём историю нашего знакомства с чистого свитка. Нас ждут дела, которые, возможно, вернут вам трон, а мне в Палестинах принесут капельку славы во имя Иисуса.

   - Далась вам эта Палестина. Забудьте о ней. Там слишком много претендентов на корону Иерусалима. Брат ваш, предательски убитый ашашинами, служил Византии и когда-то владел Фессалониками. А ведь никто ещё не отменял права наследования. Этого не сделает и мой супруг, когда вернётся на колеснице триумфа в Константинополь.

   - Похоже, бедного Адама в раю соблазнял не змей, а Ева, - хрипло рассмеялся Монферрат.

   Доминик, открыв рот, переводил изумлённый взгляд с Маргариты на графа. Ему не нравились эти разговоры и странные взгляды, которые бросал маркиз на женщину.

 

   В тот же вечер, при закрытых ставнях, в доме, отведённом папской курией Монферрату, маркграф ужинал наедине с Маргаритой. Прислуживал им Доминик.

   - Как показали события этого дня, вам всё-таки выгоднее, чтобы я была вашей союзницей, а не пленницей и врагом.

   - Да, да, мой юный паж оказал мне уже две услуги. Я хорошо помню, что это вы не дали мне выпить отравленное вино в той таверне, - Монферрат, по случаю трапезы одетый в дорогой кожаный камзол с серебряными галунами на шнурках завязок, изучающе посматривал на Маргариту. Женщина выглядела ослепительно красивой, сменив костюм пажа на одежду, втайне купленную маркизом у генуэзских купцов в Риме.

   - Сегодня вы доказали мне, что ваша строптивость имеет границы и что ваши цели не позволяют вашему темпераменту одержать верх над разумом. Такому хладнокровию и находчивости, позавидует любой рыцарь. Ловко вы врезали по голове этому Д' Эно.

   - Он мог убить вас, а мне это не выгодно. Слишком много надежд я возлагаю на наш союз, – сотрапезница графа, ради вечера примирения, очень тщательно причесала свои рыжие волосы. Платье с высоким кружевным воротником было ей немного тесновато, но выгодно подчёркивало соблазнительные линии тела. Красная парча одежды и белая ткань высокого воротника смотрелись дорогой рамой для общей роскошной картины. Тонкий овал лица, огромные глаза, прикрытые пушистыми ресницами, правильный формы нос и высокая грудь, чуть тронутая загаром, произвели сильное впечатление на маркиза. Он, как бы заново, открывал для себя Маргариту.

   - Давайте начистоту, мой паж. Судя по всему, я вам просто необходим и вы делаете всё, чтобы моя армия, отправляясь в Египет, заблудилась ненароком и оказалась у ворот Константинополя.

   - Что-то вроде этого, - женщина, прикрывая лицо сарацинским веером, не отводила взгляда от лица маркиза.

   - Предположим, извилистые тропы Балкан, а потом неблагоприятные ветра приведут галеры с Христовым воинством не на юг, а чуть севернее. Но самозванец, захвативший власть в Византии, не откроет так просто ворота города.

   - Конечно, не откроет, - согласилась Маргарита, надкусывая ровными белыми зубами кусочек козьего сыра.

   - А из этого следует. Если мы, конечно, совершенно случайно, окажемся с вами в окрестностях Константинополя и решим взять город штурмом, как выдумаете, что я должен сделать?

   - Оценить ситуацию, - улыбнулась женщина.

   - Правильно. Я, просто, обязан знать: количество войск, которые могут выставить византийцы на стены, каков боевой дух солдат, слабые места в обороне, по каким дорогам снабжается город, какие акведуки питают окраины города водой, кто и сколько человек возглавляют вашу армию и, чего они стоят? А, также, какими резервами располагает император? – маркграф загибал пальцы огромной ладони.

   - И ещё. Правда ли, что ваши храмы и дворцы полны золота, драгоценных камней, серебряной посуды, ценных персидских ковров, мехов и прочего разного?

   - Не сомневайтесь, граф. Дом любого из византийских купцов не уступает в роскоши, так называемым, дворцам наследных принцев ваших карликовых королевств. А виллы константинопольской знати по богатству убранства превосходят убогие мрачные замки франских или германских баронов. Что уж говорить вам о величавой красоте, резных мраморных плитах и колоннах Собора Святой Софии или о Большом Императорском дворце с его сокровищами. У вас в Европе нет ничего подобного. Всё это вы можете увидеть сами, если…, - долгая пауза вывела Монферрата из душевного равновесия.

   - Так, с этим понятно. Давайте дальше. Меня интересует армия, её командиры, кто из них самый умный, каковы принципы управления войском.

   - Тогда наматывайте нить моего рассказа на ось своей памяти, но не дай вам Бог претворить в жизнь то, о чём мечтал Архимед.

   - Сеньора, оставьте при себе ваше восточное красноречие и не говорите загадками. Кто такой этот Архимед? Он что – главный в византийской армии?

   Маргарита весело рассмеялась.

   - Вы, маркграф, невежда. Архимед – великий философ древней Эллады.

   - А при чём здесь ось и война?

   - Может и не при чём, но он сказал однажды: – «Дайте мне точку опоры, и я переверну мир»

   - Я не собираюсь ничего переворачивать, а попробую всё расставить по своим местам. Как говорят, каждому по заслугам. Вам верну мужа, себе…

   Монферрат задумался.

   В его голове постепенно созревал план, каким образом выскользнуть из сетей, расставленных ему Иннокентием и королём Филиппом. Он начинал догадываться, что ему уже отведена роль козла отпущения при неудаче крестового похода. Он никогда не отмоется от пятен позора и бесчестия, если нарушит планы Иннокентия и не возьмёт Александрию. А Филипп не простит, если Константинополь выскользнет из его королевских рук. Впрочем, при любом раскладе, с этим сбродом - франками ему не достичь того, чего добился его собственный брат Конрад.

   Спрятав свои невесёлые мысли под ничего не значащей улыбкой, маркиз продолжал расспросы.

   - Итак, мы отвлеклись от темы разговора. Продолжайте, мой верный паж.

   Маргарита пригубила вино из оловянного бокала.

   - Что ж, извольте. Начнём, пожалуй, с главного. Несмотря на богатство и роскошный образ жизни знати, казна империи почти пуста. Непонятно почему, но сразу несколько казначейств ведают денежными делами государства. Так называемый «Геликон» собирает налоги, управляет императорскими поместьями, рудниками, водоснабжением. Кстати, вода обходится простым крестьянам слишком дорого. Нужно будет пообещать черни снизить плату за воду. «Сакеллий» занимается распределением доходов, «Вестиарий» – чеканкой монеты. Вы знаете, граф, что бывает, когда у ребёнка – семь нянек?

   Маркиз кивнул, а женщина продолжала:

   - Империя погрязла в казнокрадстве и произволе доместиков фемов.

   - Опять эти ваши греческие словечки, - недовольно проворчал Монферрат.

   - Сейчас вам всё будет понятно, - вздохнула Маргарита. - Империя для удобства управления разделена на округа, вроде крупных графств. Такое графство у нас называется фемой. Во главе фемы раньше стояли два человека -  доместик и стратиг. Доместик ведал гражданскими делами, а стратиг – военными. Такое разделение власти в провинциях породило безответственность, неразбериху и воровство. И только в последние годы всё изменилось. Управление фемами сосредоточено в руках командиров военных ополчений - дуков. Впрочем, казнокрадство от этого не уменьшилось. Поэтому, все подати, собираемые в Византии, идут в Константинополь, а уже казначеи басилевса распределяют деньги в зависимости от нужд округов и личных симпатий, но опять же, не бескорыстно. Поэтому, дуки большую часть времени проводят в городе Константина Великого, выпрашивая у императора новые назначения, новые сословные привилегии, а у казначейств – золото. Но, - Маргарита тяжело вздохнула, - на эти деньги они тут же покупают в столице дома, лошадей, наложниц или прячут монеты в амфоры и закапывают на чёрный день. И это при том, что огромное жалованье и побочные доходы этих слуг базилевсовых не облагаются налогом.

   - Я бы, на месте вашего императора, вешал таких бальи на деревьях. Этак, случись война, не найдёшь денег, чтобы заплатить солдатам. Кстати, что там с византийской армией, какова её численность?

   Маргарита сделала ещё один глоток вина и продолжала:

   - Каждая фема обязана выставить от четырёх до десяти тысяч воинов ополченцев. Из них формируется лёгкая кавалерия и пехота. Крупные поместья дают людей для тяжёлой конницы, подобной рыцарской. Если я не ошибаюсь, число фем в империи, примерно, сорок или чуть больше. Значит, византийское войско насчитывает свыше четырёхсот тысяч человек.

   - Немало, - граф кашлянул в кулак. - С такой армией я стал бы королём всей Европы.

   - Не завидуйте, Монферрат. Все войска сосредоточены на границах. Сельджуки то и дело пробуют на прочность стены наших крепостей в провинциях. Ополченцы после окончания военной службы получают земельные наделы. Пять пекулий – для конного, четыре – для пехотинца и три – после службы на галерах. Поэтому для них – главное, это выжить, вернуться и обеспечить своим семьям безбедное существование.

   - Значит, солдаты они никакие, - сделал заключение маркграф.

   - Увы, это так, но не забывайте о федератах и букиллариях.

   - А это что за птицы?

   - Наёмники, мой дорогой граф. Норманны, свободные тюрки, варанги, русы. Из них формируются элитные отряды - тагмы для защиты Константинополя. Они же служат личными телохранителями басилевса. Стража императорских дворцов - это тоже они.

   - Варанги?

   - Ну да, варяги: инглины, сарацины, франки, кельты.

   - Бриты и франки? Господи, откуда? Этого только не хватало!

   - Судя по их виду, по огромным секирам, которые они носят на могучих плечах, эти парни настоящие воины, и я не позавидовала бы вашим рыцарям, доведись им столкнуться на поле боя лицом к лицу.

   - Почему?

   - Они рассматривают свою верность императорам и службу по охране венценосных особ, как наследственный долг, переходящий от отца к сыну, как жребий или счастливый случай. Таких денег они никогда бы не заработали на родине, поэтому в любом случае сохраняют верность басилевсам и не хотят даже слышать о предательстве. А попытки подкупить или запугать этот цвет византийского войска были. В 1122 году от рождества Христова византийский император Иоанн сражался с огромной армией печенегов в Болгарии. Многочисленность врагов повергла в уныние и без того потрёпанное в многочисленных стычках войско Византии. Тогда отборный отряд варангов в четыреста пятьдесят человек под началом викинга Торира Хельсинга ворвался в лагерь кочевников, укреплённый повозками и деревянными башнями. Говорят, что варяги изрубили печенегов на мелкие кусочки, не щадя, ни женщин, ни детей. Они ходили по колено в крови. Но их решительность и храбрость внесли панику в ряды языческой конницы, что позволило византийцам одержать победу.

   Монферрат откинулся на спинку стула и задумался. Обширные познания в военном деле и рассказ византийки удивили его. Графу начинала нравиться эта странная женщина с нежной шелковистой кожей и огромными глазами. Маргарита не прерывала его размышлений.

   - А теперь я открою вам некоторые тайны восточной политики Папы и секреты венецианцев, о которых вы даже не догадываетесь.

   - С охотой послушаю, - ответил Монферрат, не убирая руки.

   - Итак, как вы знаете - после захвата у христиан Иерусалима и смерти Саладина, его огромный султанат, соперничавший по размерам с Византийской империей, был расчленён. Слишком много оказалось у Саладина наследников и близких родственников. Одному из сыновей достался Египет, другому Алеппо. Остальные были слишком молоды, чтобы сражаться, но у султана имелись ещё два брата и несколько племянников, каждый из которых хотел своей доли в наследстве, а если удастся – забрать всё целиком. Прошло десять лет борьбы, прежде чем империя Айюбидов стала повиноваться одному владыке – Аль-Адилю, хитрецу, который чуть не стал родственником Ричарда – Львиное Сердце.

   - Что? – маркиз удивлённо уставился на Маргариту.

   - Да, да. Не удивляйтесь. Аль-Адилю не хватало ума и воинского таланта, которым с избытком наградил Создатель его сиятельного брата, но в изворотливости и искусстве дипломатии ему отказать трудно. Но мы немного забегаем вперёд. Следует упомянуть ещё об одном человеке, без которого длительный мир на Востоке был невозможен.

   - И, кто же это?

   - Терпение маркиз, терпение. Ни одна деталь моего рассказа не должна ускользнуть от вашего внимания, - продолжала византийка. - Пока Айюбиды были заняты внутренними разборками, франки попытались восстановить некоторый порядок на своей серьёзно пострадавшей от войны территории. Перед тем, как покинуть Палестину, Ричард доверил королевство Иерусалим, столицей которого стала Акра, одному из своих племянников - графу Анри Шампанскому. Что касается Ги де Лузиньяна, чей авторитет рухнул после поражения, нанесённого Саладином у Гатинских холмов, Ги был отправлен в изгнание с почётом, став королём Кипра. Так, вот. Чтобы компенсировать слабость своего государства, Анри Шампанский попытался заключить союз с некоторыми вождями сарацин. Он лично отправился в Аль-Кахф, одну из их крепостей ашашинов, и встретился там с главой этой банды убийц.

   При упоминании ашашинов, Монферрат побледнел. Он склонил голову в сторону Маргариты и стал ловить каждое слово женщины.

   - Через два дня союзный договор был заключён. Оказывая честь своему гостю, ашашины поинтересовались, нет ли у него на примете кого-нибудь, убийство которого он бы хотел им поручить. Анри поблагодарил их и обещал прибегнуть к их услугам при необходимости.

   - Этим, кем-то был мой брат – Коррадо, - прошептал маркиз. – А это значит, что заказчик убийства – племянник Ричарда – граф Шампани Анри?

   - Может да, а может, и нет. Граф ничего не предпринимал без одобрения короля Англии, - Маргарита ласково коснулась ладонью щеки Монферрата.

   - К вашему неудовольствию, позволю себе сказать, что смерть вашего брата была всего лишь эпизодом большой игры, затеянной многими заинтересованными лицами.

   - Кто они? – глаза маркиза сузились.

   - Имена вы назовёте сами, когда дослушаете до конца мой рассказ.

   - Продолжайте!

   - Вскоре после смерти вашего брата Конрада, воспользовавшись отсутствием сильной руки в Иерусалимском королевстве, несколько отрядов германских рыцарей захватили у сарацин Сайду и Бейрут. Аль–Адилю под шумок удалось осадить Яффу и вернуть её себе. Но поскольку он опасался новой большой войны и вторжения христиан в Египет, он поспешил отправить в Иерусалим своего посла с предложением о новом перемирии на длительный срок. Этим договором он и воспользовался, чтобы укрепить свою власть. Султан, зная о мстительном характере германских баронов, понимал – чтобы предотвратить последующие вторжения крестоносцев, недостаточно достичь мира с франками на побережье Палестины. Ему пришла в голову блестящая мысль. Он поручил своему сыну найти союзников на Западе и, прежде всего, договориться с Венецией – главной морской державой Средиземноморья.

   - Понимаю, - маркиз смял в руках оловянную тарелку. – Султану было нужно, чтобы купцы отказались перевозить отряды крестоносцев на Восток. Интересно, что он пообещал венецианцам взамен?

   Маргарита усмехнулась.

   - Он не только пообещал, он выполнил все условия соглашения с дожами. Купцы получили доступ к гаваням в дельте Нила, в самой Александрии, защиту и покровительство Аль-Адиля, торговые преимущества, которых не было у других. В свою очередь венецианцы обещали не поддерживать какие-либо военные экспедиции крестоносцев в Палестину и Сирию. Дожи предпочли скрыть от султана тот факт, что они уже договорились с Папой Римским о перевозке тридцати тысяч франкских воинов в Египет. Хитрецы решили не нарушать ни одного из своих обязательств.

   - Не знаю, откуда вам всё известно, но это слишком похоже на правду. Теперь я начинаю понимать, кто стоит за всеми интригами вокруг нового крестового похода. Венецианцам выгодно, чтобы было ослаблено, и Иерусалимское королевство, и Египетский султанат, и Константинополь. Убийство моего брата, все эти задержки с отправкой войск на Восток, непомерно высокая цена за галеры, голод моей армии из-за нехватки продовольствия – всё это звенья одной цепи. А её конец держит в своих руках этот дьявол в облике человека - Дандоло.

   - О, Господи! Наконец-то ты просветил раба своего - Бонифация, - облегчённо воскликнула женщина. – Конечные цели интриг вокруг этого крестового похода у всех заинтересованных сторон разные. Но дожи при любом раскладе окажутся в выигрыше.

   - Это мы ещё посмотрим. Они хотят быть королями Средиземноморья? Как бы не подавились такой большой костью. Итальянцам нужна Зара? Что ж, они получат то, что от неё останется.

   В глазах маркиза горел мрачный огонь, не предвещавший ничего хорошего. Он налил себе полный кубок вина, выпил его залпом и глубоко задумался. Маргарита поняла, что вопрос о взятии христианской гавани Задар, дело - решённое и противоречить графу сейчас нельзя. Ужин закончился в полном молчании.

  

Глава 4. 1202 год от Р.Х. Цель оправдывает средства.

 

   Середина октября выдалась тёплой, но сырой и дождливой. Ливни и ветра порядком истрепали палатки крестоносцев на острове Лидо. Солдаты, особенно лучники и вооружённые арбалетами пехотинцы, совсем пали духом. Голод и нужда заставляли владельцев алебард и мечей закладывать оружие венецианцам, чтобы купить мясо или заплатить за место в трюмах капитанам галер, время от времени появлявшихся в бухтах острова. Четверть солдат мечтала дезертировать из армии. Те, кому удавалось достать денег, садились на корабли и отправлялись домой. Немногочисленные сержанты*, в основном валлийцы, оставившие свои земли на родине опеке и честному слову английского короля, от безделья подновляли мелом кресты на своих серых плащаницах, но не могли справиться с людьми, павшими духом и утратившими надежду покинуть остров. В лагере процветало воровство. Ссоры часто перерастали в драки, которые заканчивались поножовщиной.

   Появление Монферрата во главе целой флотилии судов изменило ситуацию. Прямо с галер в нищий сброд, который совсем недавно собирался завоёвывать Египет, полетели хлеб, вяленое мясо, бурдюки с вином. Два десятка рыцарей из свиты маркграфа уже через месяц превратили оборванных, отощавших людей в весёлых и сытых солдат. С кораблей выгружалась парусина, оружие, уголь, куски железа, мотки бычьих жил, пенька, гусиные перья, точильные камни, новые древка для копий и алебард. В лагере закипела работа. На луках и арбалетах менялась тетива. Привезённые в трюмах прутья превращались в стрелы. Несколько походных кузниц день и ночь ковали гвозди для штурмовых лестниц и наконечники для копий и стрел. Писцы тщательно записывали суммы долгов за новое оружие, раздаваемое солдатам.

   - Добыча покроет всё. Она даже позолотит венки славы на ваших вшивых головах и полотняные кресты, которые Господь сподобил вас пришить на плащи, - приговаривал Монферрат, наблюдая, как быдло, которое он видел с борта галеры несколько дней назад, снова превращалось в боеспособную армию. Он заставил Доминика спрятать подальше свиток, в который верный оруженосец записывал суммы, потраченные из личной казны маркграфа на все эти военные приготовления.

   - Хватит вздыхать, Доминик, и посылай к чёрту маркитантов. Скажи им, что денег больше нет. Но через пару недель, мы вернём им всё. И вот ещё что, передай моим собственным людям, чтобы исподволь, внушали солдатам такую мысль. Мол, хорватские пираты топят галеры с хлебом, направляемые венецианцами воинству Христову. Пиратские гавани находятся в Задаре. Если не взять этот город, венгры, печенеги и хорваты ударят нам в спину. Если кто-то из особо верующих будет канючить, что в городе наши братья - христиане, пусть говорят им, что Папа заранее отпустил нам все грехи.

   Доминик, слушая маркиза, неодобрительно качал головой.

 

*- Сержантерия – одна из форм землевладения в средневековой Англии, при которой арендатор королевских земель был обязан королю или иному сеньору исполнением определённой службы. Мелкие валлийские землевладельцы, ставшие основой боевой силы английских лучников в ходе войн XII—XIV веков во Франции. Многие из них оставались служить французским рыцарям во время крестовых походов.

 

   - В лагере слухи распространяются быстро. Некоторые из солдат уже знают, куда мы двинемся отсюда, - ответил Доминик.

   - И, что? – в голосе маркграфа послышалось лёгкое беспокойство.

   - А то, что в пехоте кое-кто шепчется между собой. Мол, венгерский король, благоволящий хорватам, сам нашил недавно крест на одежду и вроде бы собирается с нами в Египет.

   - Враньё! Король уже стар. Никуда он не пойдёт, да и солдат не даст. Сколько их, таких недовольных?

   - Никто не считал, но я думаю, это выходцы из Иллирии и Далмации. А уж, сколько их, только Господь ведает.

   - Таким скажи - пусть убираются к дьяволу. Сажайте таких на лодки и гоните на все четыре стороны. Внушай солдатам мысль – с божьей помощью и с благословения Папы Римского возьмём сначала Задар, а потом и Александрию. Трусам, вместо добычи, достанется позор дезертирства, а храбрецам – сокровища Египта. Тем более, что Саладин уже умер, и некому будет противостоять воинству Христову. Иерусалим сам падёт к нашим ногам.

   «Иерусалим или всё - таки Константинополь? – спрашивал себя оруженосец.

   Доминик в глубине души осуждал планы венецианцев и своего сеньора. Захватить христианскую цитадель – неслыханное дело. Он с каменным лицом выслушал тираду графа и, ни слова не сказав, направился разыскивать рыцарей из отряда Монферрата.

   Но голос маркиза снова остановил его.

   - Да, вот ещё что. Пришли в палатку мечника из моей свиты по имени Генрихус. Знаешь его?

   - Знаю. Германец - командир вашей личной охраны. Только что прибыл. Говорят, его брат служил телохранителем у византийского императора.

   - Да, это он. Иди и передай ему, чтобы бросил муштровать новобранцев и пришёл со всей возможной быстротой.

   Через полчаса в шатёр Монферрата ввалился огромный человек. Капюшон короткой кольчужной рубашки не мог целиком прикрыть рыжей кудрявой шевелюры. Над головой гиганта возвышалась рукоять длинного тяжёлого меча, подвешенного за спиной. Широкие ножны держались на кожаных ремнях, продетых под мускулистыми плечами.

   Маркграф откинул дырявый ковёр, разделявший шатёр на две половины. Он подтолкнул мечника в спину и усадил на высокую, плохо сколоченную деревянную кровать, накрытую медвежьей шкурой. Ложе тяжело заскрипело под весом воина. Сам Бонифаций придвинул к кровати скамью и уселся на неё верхом. Два человека долго шептались о чём-то. Генрихус сначала удивлённо смотрел на Монферрата, а потом согласно стал кивать головой, запоминая указания.

 

                                  ***

 

   Целый месяц флотилия венецианских галер, погрузив в трюмы лошадей, жерди для лестниц, брёвна для строительства баллист и таранов, а на скамьи вдоль бортов крестоносцев, лениво гладила вёслами Адриатику. Если бы, кто-то из солдат понимал толк в морском деле, он бы понял, что галеры практически стоят на месте. Капитаны картинно воздевали руки к небу, обращаясь к Богу, и тут же, перекрестившись, поминали дьявола, проклинали ветра, препятствующие флоту идти на юг. Кормчие покрикивали на матросов, а те делали вид, что гребут. Высокие волны постепенно сносили галеры на северо-восток. Христово воинство изнывало от качки и ругало вождей похода. Но, ни Монферрата, ни Дандоло никто не видел. Дож не покидал Венецию, а Монферрат, сидя на острове Лидо, рассылал шпионов, то в Александрию, то в окрестности Константинополя. Франкская тяжёлая конница, под командованием Балдуина Фландрского и Жоффруа Виллардуэна готовилась к погрузке на корабли в италийских портах Бриндизи и Бари.

   Внимательные глаза давно бы заметили, что флотилией венецианцев командует огромный германец с длинным мечом за спиной. Он подолгу бывал, то на одной галере, то на другой, о чём-то шептался со своими соплеменниками и с венецианскими кормчими. 

   Ноябрьская погода с небольшими штормами заставляла флот крестоносцев дрейфовать неподалёку от берегов. Никто из простых солдат не знал, в какой части моря они находятся. Многие начали роптать. Самые нетерпеливые проклинали венецианцев и своих сержантов. Даже гребцы, хмуро поглядывая на капитанов, начинали всё чаще рассматривать свои мозоли и бросать вёсла.

   - Довольно с нас этого моря!

   - Где земля библейская, где Палестины и Александрия? Где Монферрат и франки?

   Чем холоднее и пронзительнее становились ветра, тем громче звучали недовольные крики. Самые злые из крестоносцев даже предлагали повесить всех кормчих на мачтах.

   Генрихус ходил среди кучек солдат и внимательно наблюдал за происходящим. В один из дней, когда всем казалось, что качка уже невыносима, а сухари горчат, что плесень покрывает не только хлеб, а даже кольчуги и плащаницы, что ветер пронизывает до самых костей, а соль морских волн вот-вот выест глаза, германец заметил, что достаточно одной искры и на галерах вспыхнет бунт. Толпа из нескольких десятков копейщиков, напялив на отощавшие тела сырые тяжёлые кольчуги и пристегнув мечи, собралась у мачты флагманской галеры.

   - Хватит! – раздался крик.

   Генрихус, поманив пальцем кормчего, подтолкнул его к толпе.

   - Воины Христовы! Сам дьявол держит нас в этом месте на привязи, - заглушил ропот солдат венецианец.

   - Корабли обросли ракушками и водорослями, гребцы не в силах двигать галеры на Юг, паруса изорвались, а ветер не позволяет нам добраться до Святых мест. Зимнее время - слишком неподходящее для дальних плаваний.

   - А, куда ты раньше смотрел?

   - Эй, взгляните на него. Да ведь он – брат Иуды.

   - Вяжи из каната петлю. На мачту его. Хватит гнить здесь заживо и жрать плесень.

   Солдаты подступали всё ближе к кормчему, вытаскивая из складок плащей, кто нож, кто меч, кто пращу.

   - Эй, братья во Христе. Что за шум? – оттолкнув венецианца широким плечом, вперёд выступил Генрихус. – Глядите - галеру перевернёте, если будете таким стадом качаться на палубе из стороны в сторону.

   - Да чёрт бы с ней. Хотим под ногами твёрдой земли, - крикнул кто-то.

   - Женщин давно не видели, - подхватил широкий в кости, плотный коротышка в плаще с чёрным крестом на спине.

   - А вино? Обещали в день по кувшину вина. Где оно? Трюмы пусты.

   - Домой!

   - И это говорите вы, принявшие обет воздержания и присобачившие распятия себе на грудь? Это говорите вы, ещё не испытавшие силу мечей агарян и не слышавшие пения стрел нечестивых?

   - Сам ты не слышал. Здесь полно ветеранов прошлых походов.

   - А, так это вы сдали Иерусалим проклятому Саладину? – Генрихус насмешливо улыбался.

   Крики постепенно стихали. Некоторые головы поникли.

   - Вы убоялись трудностей морского перехода? Пусть наши командиры ошиблись, посадив нас на корабли в такое время. Но кто знал, что погода осени будет такой.

   - Домой бы, - вздохнул какой-то мальчишка в толпе.

   - Домой? Куда? В Германию, в Британию, к франкам, куда? Идите. Хоть сегодня капитаны вас высадят на берег. Но вы вернётесь с позором неисполненного обета. Вас засмеют ваши жёны, ваши соседи и друзья. Поход, считай, уже провалился из-за вашей трусости и слабости.

   - А, что делать? Нам нужен отдых и твёрдая земля. Хватит болтаться в море, как листья капусты в супе.

   - Нам бы женщину одну на всех, – худой солдат в дырявой кольчуге подмигнул Генрихусу.

   - Женщин? – переспросил германец, - Хлеба и вина? Всё это есть там, - Генрихус показал рукой на Север.

   - Где? – все повернули головы в указанном направлении.

   - Полдня ходу и мы - у стен Зары. Венгерский король, владеющий этой гаванью, сам принял обет христовый. Его солдаты откроют нам ворота города. Или хорваты с венграми - не христиане? Или командиры короля не знают заповедей Иисуса – «Просящему у тебя, дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся»*

   - Правильно! Поворачивай галеры. Выспимся, как все добрые люди под крышами на пахучем сене, пощупаем подошвами твёрдую землю, а ладонями мягкие груди венгерок. Поедим свежего мяса!

   Генрихус кивнул головой кормчему и тут же длинные вёсла зарылись широкими лопастями в воду. Корабли венецианцев, убыстряя ход, пошли к берегам Далмации.

 

*-Евангелие от Матфея, гл.5,42

  

   Портовые склады под стенами Задара, опустошённые крестоносцами, высадившимися с передовых галер и подожжённые неизвестно кем, горели три дня. На сотню миль побережья не осталось ни крошки съестного. Дома и крестьянские дворы в предместьях были пусты и оставлены своими обитателями, ушедшими в неизвестном направлении вместе со скотом. Дальше, в горы и леса воинство Христово идти побоялось. Опасались конных отрядов половцев. Сам город, в котором засел венгерский гарнизон, к удивлению и ярости армии франков, не открыл ворот. Голодные солдаты с крестами на плащах и кольчугах посылали горожанам проклятья и угрозы. Флотилия византийцев, осыпав предместья и саму крепость греческим огнём из катапульт, ушла в море. 

  Генрихус подбадривал армию, павшую духом, терзаемую сожалениями.

   - Ну и что, что они христиане. Единоверцы не поступают так с единоверцами. Они хуже египетских сарацин. Прочь сомнения и жалость. Мы, или умрём от голода, или нас сбросят в море печенеги и половцы венгерского короля. На штурм!

   Крестоносцы, утешая себя молитвами и прогоняя прочь жалость к христианам Зары, начали сколачивать лестницы, запасать хворост и рыть землю, заполняя мешки для засыпки рва, сколачивать доски для защиты от стрел осаждённых. Сам Монферрат, оставив в Бари свою конницу, а Доминика там же – отвечать гонцам папы и франкским вождям, что, дескать, маркграф болен, маркиз, переодевшись в одежду простого пращника и сопровождаемый Генрихусом, несколько дней осматривал стены и башни Задара. Рядом с ним, закутавшись в плащ и надвинув капюшон на лицо, постоянно находилась похудевшая, с ярким румянцем на бледных щёках, Маргарита. Бонифаций, словно челнок в руках вязальщика ковров, мотался вокруг крепости, давая указания своему мечнику, чертя на песке места сбора войск для решающего штурма цитадели. День и ночь в лагере крестоносцев пылали горны кузниц, работали меха, раздувающие огонь, звенело железо, превращаясь на наковальнях в массивные наконечники огромных стрел для гигантских арбалетов, установленных на колёса. Плотники распиливали деревья на доски, связывали их вместе и сгибали, придавая полученным коромыслам форму луков.

   Две недели, сооружённые германскими мастерами, баллисты посылали за стены горшки с горящим маслом и каменные глыбы, сбивавшие на землю зубья башен и дырявившие крыши построек.

   Рано утром 24 ноября 1202 года от рождества Христова, едва взошло тусклое зимнее солнце, на позициях франков негромко пропел рожок и в воздухе послышался свист огромных стрел. Наконечники впивались в закрытые ворота города, пробивая листовое железо. Многие из стрел ломались о кованые гвозди, но вскоре, ворота стали похожи на, утыканные иглами, подушки белошвеек. С башен вниз полилась горящая смола. Древка стрел загорелись, но крепко сидевшие в дереве массивные наконечники остались невредимыми. Так крестоносцы поступили со всеми воротами крепости. Через два часа рожок пропел дважды и под защитой деревянных настилов, обтянутых смоченными водой бычьими шкурами на штурм пошли германцы Генрихуса. Закинув мечи за спины, они ловко взбирались вверх по наконечникам, заменившим штурмующим лестницы. Их прикрывали пращники и лучники, не давая высунуться венгерским стрелкам.

   Через пару минут на землю полетели тела нескольких германцев с пробитыми головами, а потом трупы венгров, изрубленные мечами крестоносцев. Вскоре, проникнув через зубцы башен внутрь крепостных стен, германские мечники открыли ворота со стороны гавани. Под аркой стоял Генрихус. Вся его кольчуга была в крови. В высоко поднятой руке он держал за лезвие свой меч, потрясая им и что-то крича. Вокруг него сгрудились германцы, отбивая контратаку осаждённых. Но в створ ворот уже вливались толпы солдат, приветствуя германцев и крестясь на рукоятку огромного прямого двуручного клинка.

   Сам Монферрат уже был в это время в Бари, лежал в постели с компрессом на лбу и слабо отмахивался от папских легатов.

   - Что вы хотите от меня? Ни я, ни мои рыцари здесь не причём. Это наёмники и голодные франки взяли город. Во всём виноват этот проклятый Дандоло. Разве можно солдат держать на голодном пайке, да ещё оставить дрейфовать под встречными ветрами в море на галерах, обещая вот-вот взять курс на Египет. Это «вот-вот» растянулось на два месяца. О, коварный венецианец! – притворно вздыхал Монферрат.

   - Вы должны прекратить бесчинства христова воинства в городе. Вот, что пишет вам Его Святейшество, - высокий худой монах с блестевшей в свете масляных светильников тонзурой, потрясал свитком.

   - Сейчас, - руки монаха дрожали, мешая ему развернуть пергамент.

   - Вот, читайте - «…Увещеваем и просим не разорять более Зару. В противном случае мне придётся вновь отлучить всех от Церкви без исповеди и отпущения грехов… Вместо того, чтобы достичь обетованной земли, вы жаждали крови наших братьев. Сатана – князь преисподней, искушая вас, подвёл вашу душу к краю бездны… Жители Зары такие же христиане и верные слуги церкви нашей. Кресты, украшающие кровли храмов, не помешали вам произвести штурм и принудить город сдаться... Под страхом анафемы остановитесь в этом деле разрушения и возвратите подданным венгерского короля все то, что было у них отнято. В противном случае вам придётся смириться с тем, что вы будете прокляты мной и лишитесь всех привилегий, обещанных крестоносцам»*

   - О, Господь всемогущий! - морщился от крика Монферрат. - Хорошо. Я прикажу повесить на деревьях мародёров и бесчинствующих злодеев, забывших о милосердии Господнем, но и папа должен понять, что, доведённое до отчаянья коварством венецианцев, воинство христово трудно удержать от грабежей и насилия. Лучники и копейщики злы и не подчиняются сержантам.

   - Так езжайте граф туда и усмирите ваших солдат. Пусть оставят толику ненависти проклятым агарянам. Король Венгерии в ярости. Он посылает к Папе одного гонца за другим, жалуясь на беззаконие и призывая венецианцев и франков оставить город.

   Маркграф слабо взмахнул рукой, давая понять монахам, что ему стало хуже.

   Когда клирики вышли, из-за ковровой перегородки, разделяющей спальню Монферрата на две половины, вышла Маргарита.

   - Я вас предупреждала граф, что мой брат не простит вам и венецианцам взятия Зары. Вот и Папа едва не предаёт вас анафеме.

   Бонифаций задумчиво теребил короткую чёрную бороду.

   - Но вы ведь сами посылали письма командиру гарнизона с призывом сдать город. Если бы он внял вашим уговорам и голосу рассудка, удалось бы избежать ненужных жертв. Он мог бы пропустить армию за стены и приказать купцам открыть лавки с хлеб, мясом, вином. Вы же сами видели ярость и злость солдат, которые целый месяц болтались в море. Когда Задар отказался выполнить условия сдачи и взялся за оружие, людей уже было не остановить.

 

*Из действительного послания Папы крестоносцам.

 

   - Отменить штурм города могли вы.

   Монферрат тяжело вздохнул.

   - Не всё так просто, мой милый паж. Бывает так, что обстоятельства сильнее наших желаний. Вы уже, конечно, догадались, что я связан словом чести и некоторыми обещаниями. Не видать вам Константинополя, а мне Египта и Иерусалима без галер венецианцев.

   - И всё же вы могли бы хотя бы попытаться не допустить резни…

   - Ах, бросьте лить слёзы по этому паршивому городу. Господь даст - в своё время отберём его назад у дожей.

   - Эх, граф! Чем сильнее вы бьёте по союзникам Византии, тем слабее империя Константина. Мой брат – король Венгрии Имре надеялся на ваше противодействие планам венецианцев, а вы…, - в голосе Маргариты слышался едва сдерживаемый гнев.

   - Вы же видите, я болен и не могу командовать войском.

   - Какие своевременные и удобные хвори. Заболев, вы развязали руки венецианским наёмникам и вашим германцам. Я же видела, как горели глаза у Генрихуса. Ну, да. Вы вроде бы не при чём. Очень удобно, когда другие таскают для вас каштаны из огня.

   - Учусь у вашего кузена Филиппа Швабского, – тихо в бороду пробормотал Бонифаций.

   - Он для меня - десятая вода в монастырском вине, - фыркнула Маргарита. – Не знаю, какие цели преследует Филипп. Слишком много игроков сдают карты в молитвеннике чёрта. Какие ещё сюрпризы спрятаны у вас в рукаве?

   - Давайте начистоту, - поднял глаза Монферрат и сел на постели. - Согласен, игроков становится слишком много и каждый пытается добиться своей цели. Папе нужен Иерусалим, баронам и знатным рыцарям – получить назад и наследовать земли, завоёванные их отцами и дедами у неверных. Вы же хотите – спасти мужа и вернуться в Константинополь, но всем вам нужен человек, который способен взять на себя бремя войны. Все забывают о главном. Война – требует не только жертв, но и денег. Солдат нужно кормить, поить, дать им новые палатки взамен продырявленных дождями и ветром, платить кузнецам, латающим рваные кольчуги и повреждённые мечи. Войско нужно доставить к месту сражений, дать им женщин, чтобы солдаты не тосковали по дому и любовным утехам…

   - Да ведь на них кресты! – воскликнула Маргарита.

   - Но большинство из них не давало обета воздержания, – с усмешкой парировал Монферрат. - Это тамплиеры утешаются с мальчиками, а что делать остальным, когда они видят вдоль дорог селения без защиты, в домах - молоденьких дев с шёлковой кожей, румянцем на нежных щеках и с глазами похотливых кошек. На всё про всё нужна звонкая монета. Кто-нибудь из сильных мира сего, включая Его Святейшество, дал хотя бы сотню золотых монет для нужд армии. Ваш муж, прежде чем его посадили в подвал императорского дворца, почему он не вручил вам мешочек с безантами*, чтобы вы заплатили отряду рыцарской конницы какого-нибудь барона-разбойника, а тот бы помог вызволить его из темницы? Наёмники нашли бы способ проучить дурака, который лишил вашего супруга византийского трона.

   Маркиз в раздражении сорвал кусок ткани, которой был обернут его лоб.

 

*-Безант – поздневизантийская золотая монета.

 

   - Может мне, командиру крестоносного войска встать с протянутой рукой на паперти одной из Римских церквей и просить подаяние? Почему-то оказалось, что денег не хватает даже на то, чтобы заплатить за половину венецианских галер. А вы тут рыдаете о какой-то паршивой Заре. Этот город - плата за корабли, – Монферрат вскочил на ноги и принялся натягивать сапоги. – Да, что вы понимаете в войне, - выкрикнул граф и отошёл к окну.

   Холодный ветер с моря задувал в щели ставней. Тусклое декабрьское солнце ещё пробивалось через прорехи в тучах, но вечер уже отдавал гавань на откуп ночи. Резко пахло гниющими водорослями и солью. Монферрат, словно в ознобе, поднял руки и заслонил ладонями грудь, открытую воротом рубашки. Но глаза его, по-прежнему, пылали огнём. Плечи поднимались в тяжёлом и гневном дыхании. Тишина постепенно заполняла комнату, тени переплетались с густыми сумерками, которые серыми призраками выползали из углов. Графа действительно била нервная дрожь. В глубине души он укорял себя за слабость к ласкам славы и суетное желание превзойти в воинском искусстве своего брата Конрада. Он ненавидел себя за жажду власти, за слабодушие и неумение противостоять уговорам Папы, за тайные мечты и планы , которые могли привести его к могуществу и независимости от сильных мира сего. Все эти чувства взяли над ним вверх после обещаний короля Филиппа. Он был недоволен собой за то, что уступил венецианцам и позволил им укрепиться в Заре, за то, что войско, устав от грабежей в городе, рассыпалось по окрестностям и бесчинствовало в соседних деревнях. Он ругал себя даже за то, что конные отряды половцев и хорватов резали по ночам беспечных франков, засыпавших пьяным сном на сеновалах с женщинами. Он только не признавался своей совести в дерзких планах, которые вынашивал его разум. Была ещё одна напасть, с которой маркиз безуспешно боролся. Бонифаций подавлял в своём сердце чувство к этой удивительной женщине, которая не боялась его нрава и могла высказать в глаза всё то, чего он не потерпел бы ни от кого другого.

   Он не услышал лёгких шагов за спиной и вздрогнул, когда тонкие горячие руки обняли его плечи. Упругая грудь прижалась к его мускулистой спине, щедро отдавая озябшему телу нежное и нужное ему тепло. Монферрат почувствовал тихие частые удары чужого сердцебиения, проникавшие в недра его плоти, словно дождь из вражеских стрел, выпущенный по закрытым воротам укреплённого замка. Гулкие толчки сердца, прильнувшей к нему женщины, разбудили в нём давно забытое чувство ответной нежности. Он, щадя лежавшие на его плечах хрупкие запястья, медленно, не применяя излишней силы, разжал кольцо рук, быстро развернулся и оказался лицом к лицу с Маргаритой.

   В это время Доминик, завернувшись в плащ, сидел под окнами дома, играл при свете факела в кости и укорял себя за то, что невольно прислушивался к звукам, доносившимся из спальни графа.

   Оруженосец уже долгое время наблюдал за развитием отношений между Маргаритой и маркизом. С того момента, когда эта женщина под видом монашки вошла в дверь таверны, он сначала не придавал значения беспокойству и смущению, краске румянца на своих щеках при случайных прикосновениях и непродолжительных разговорах с Маргаритой. Но сегодня он понял. Она не только нравится ему. Доминик был готов отдать за неё жизнь. И, как бы он не был предан Монферрату и благодарен ему за кров и стол, за возможность быть рядом с таким рыцарем, за часть воинской славы, всегда проливающуюся на оруженосцев, Доминик поймал себя на мысли, что ревнует Маргариту к своему рыцарю. Его охватила такая тоска и печаль, такой гнев на себя и на весь окружающий мир, что он стиснул зубы, раздавил в ладонях деревянный стакан, стряхнул щепки и остатки глиняных костей на землю и втоптал их в грязь.

 

Глава 5. Рим. Январь 1203 года от р.х. Джокер.

 

   - Сеньор! Сеньор!

   Осторожный стук в дверь и тихий голос Доминика разбудил Маргариту. Она тронула губами плечо Монферрата и легко провела рукой по его спутанной шевелюре.

   - Что? – приподнялся на локте маркграф.

   - Тс! – прошептала женщина, выскальзывая из постели и указывая глазами на дверь.

   - Доминик, - тихо проговорила она, подбирая с пола своё платье и скрываясь за гобеленом.

   - Сеньор! – в голосе оруженосца слышалось нетерпение и досада.

   - Ну, что там ещё случилось? Входи без церемоний.

   Дверь распахнулась. Доминик, недовольно скользнув взглядом по ещё колыхающемуся гобелену, вошёл в комнату.

   - Сеньор. Там внизу – гонец из Рима.

   - Папе опять от меня что-то нужно? Бог мой, Зачем ты поставил над нами этого Понтифика? Ладно, Доминик, подай штаны и рубашку. А то, если у гонца в руках новое отлучение от церкви, не голым же мне принимать буллу Его Святейшества.

   Монферрат, не торопясь, оделся, выпил полкувшина воды, пригладил пятернёй волосы, отмахнулся от костяного гребня, поданного ему Домиником.

   - Потом, потом. Зови гонца.

   В комнату, громко звеня шпорами, вошёл человек в чёрном плаще, поверх коричневой рясы. Ворот сутаны открывал внимательному взгляду край тонкой кольчуги. В руках он держал свиток.

   - Маркиз?

   - Да, это я, - проговорил Монферрат, протягивая руку к письму.

   Монах окинул взглядом фигуру графа, покосился на шит, пару копий и меч, сложенные в углу, и подал свиток.

   Монферрат сломал папскую печать красного воска и, медленно, шевеля губами, стал разбирать латынь. По его лицу пробежала гримаса недоумения, а потом и недовольства. Он скомкал пергамент и подал Доминику.

   - Сожги! – буркнул маркиз.

   Он задумчиво провожал глазами своего оруженосца, будто сомневался, стоит ли доверять письмо огню.

   - Впрочем, постой.

   Но Доминик ещё не сделал и двух шагов назад, когда тишину вдруг нарушил стук какого-то предмета, упавшего за гобеленовой перегородкой.

   Монах переступил с ноги на ногу, вытянул шею и прислушался. Потом кашлянул и спросил:

   - Ответа не будет?

   - Потом, потом. А сейчас, ступай святой отец.

   Монферрат снова взял в руки письмо и приказал оруженосцу:

   - Доминик! Распорядись, чтобы монаха накормили.

   Граф отвернулся. В этот самый момент монах сделал шаг вперёд, выхватил из рукава сутаны тонкий длинный кинжал и занёс его для удара в спину Монферрата. 

   Услышав звон стали о ножны, Бонифаций отпрянул в сторону, и лезвие, направленное под левую лопатку, разорвав сорочку, скользнуло по спине. Топот сапог и звук от падения, отлетевшего в угол стула, заставили Доминика оглянуться.

   Монах, споткнулся, вскрикнул от досады и, восстановив равновесие, во второй раз бросился на маркграфа. Шорох брошенной с силой тяжёлой стали, и короткий тонкий посвист стрелы арбалета заставили графа пригнуться. Грохот падения тяжёлого тела, опрокинувшего стол и сломавшего прочно сбитое творение неизвестного плотника, заглушил тихое проклятье и мучительный стон умирающего человека. Монферрат поднял голову. Среди обломков дерева на спине лежал монах. Его глаза смотрели в потолок. На губах пузырилась кровавая пена. Из груди торчало широкое лезвие меча, который несколькими мгновениями раньше, словно лёгкий дротик, метнул Доминик. Дюймом ниже, застряв в кольчуге, ещё трепетало тонкое древко стрелы. У откинутого в сторону гобелена стояла Маргарита, держа в руках небольшой арбалет для конного боя.

   - Чёрт вас всех возьми! – воскликнул граф, поднимаясь. - Какого дьявола этот служитель божий бросился на меня?

   - Может, его укусила бешеная собака? – растерянно проговорил Доминик, подходя к монаху и переворачивая его на живот. Оруженосец вынул свой меч, в недоумении потрогал дырявую сутану, из которой вытекала густая чёрная кровь, снова перевернул убитого, раздвинул кончиками пальцев разорванные клинком стальное полотно кольчуги и воскликнул:

   - Бьюсь об заклад, монахи таких дорогих кольчуг не носят. Да и кинжалов тоже.

   - Ты прав, Доминик, - Маргарита побледнела при виде крови.

   - Если только это не тамплиеры, - веско заметил Монферрат, потирая ушибленное колено.

   - Сеньор! Дайте посмотрю вашу рану, - женщина с беспокойством разглядывала прореху в сорочке графа.

   - Пустяки, царапина. А потом, рыцарь не может быть ранен в спину. Смотрите мне, держите языки за зубами. Ни слова об этом случае. Если франки узнают, что какой-то монах застал меня врасплох, засмеют, - шутливо погрозил пальцем Бонифаций.

   - Шутки в сторону, граф, – Маргарита подняла край рубашки Монферрата и увидела там неглубокий порез. Острое лезвие кинжала едва пропороло кожу, несколько капель крови уже засыхали, образуя корочку.

   - Оставь, - сказал граф Доминику, который уже вынимал из кармана кусок полотна. - У меня кожа из оружейного железа. Её не так просто проткнуть.

   - Но, тем не менее, монах пытался это сделать, - Маргарита носком башмака оттолкнула в сторону лежавший на полу кинжал.

   - Давайте-ка обыщем его, - граф, взяв монаха за плечи, прислонил его к стене, сломав при этом стрелу.

   - Сдаётся мне, кому-то опять не терпится меня убить.

   Вдвоём с Домиником они сорвали с мёртвого тела рясу и стащили через голову трупа кольчугу. В карманах штанов и за пазухой рубашки ничего не оказалось. Разрезав белое полотно, граф ткнул пальцем в едва различимую татуировку на плече убитого.

   - Этот человек некоторое время жил на Востоке.

   - Ашашин! – воскликнул Доминик.

   - На сарацина не похож. Слишком бледное лицо, да и нос подкачал. Ну-ка, Доминик, у тебя глаз острее. Что там на рисунке?

   - Крылатый лев с мечом в руке.

   - Венецианец! – одновременно воскликнули маркграф и женщина.

   - Вот тебе и папский посланец. Значит, его Святейшество берёт на службу наёмных убийц. А поставляет их ему Дандоло, – проворчал Монферрат.

   - Но какой смысл папе убивать меня таким дурацким способом? Яд – вот лучшее лекарство от жизни.

   - Я думаю, папа здесь не причём. И настоящий гонец, какой-нибудь римский монашек, давно лежит в канаве с проломленной головой, – Маргарита, подобрала с полу мятый пергаментный свиток, постучала ногтем по еле заметному пятну. – Вот здесь была кровь. Её аккуратно смыли.

   - Кстати, что там в письме? Можно? – женщина, не дожидаясь разрешения графа, расправила пергамент.

   - Вот это новость! – воскликнула она, пробежав глазами латынь. - Известие слишком неожиданно, чтобы быть правдой.

   - Ошибаешься. Думаю, что твоему великовозрастному пасынку, царевичу Алексею, действительно удалось бежать из Константинополя, - Монферрат забрал пергамент и передал его Доминику.

   - Прочти ещё раз, что пишет Его Святейшество вот с этого места.

   Оруженосец откашлялся.

   «…Наш гость уверяет нас, что его дядя, вероломный самозванец, захвативший трон Константинополя, уже послал переодетых шпионов в гавани Венеции, где оснащаются галеры для отправки крестоносного войска в Египет. Их задача – сжечь венецианский флот и провиантские склады. Кроме того, он утверждает, что хитроумный властитель, который не усовестился ослепить и заточить в темницу своего брата, заключил тайное соглашение с эмирами Дамаска, согласно которому, неверные поклялись возобновить боевые действия в Палестинах, имея своей целью - до прихода воинства Христова взять приступом последние христианские крепости и замки на Святой земле. Взамен, самозванец допустит строительство в городе Константина нескольких мечетей для богопротивного прославления пророка Мухаммеда, передаст сарацинам воинское снаряжение, которого у них ещё нет – арбалеты, греческий огонь, кольчуги византийской тройной вязки, прямые мечи из многослойного железа, накладки для щитов и наконечники для копий…».

   - Не может быть! – воскликнула Маргарита. – Такой союз Византии с агарянами невозможен. Вооружить коварных эмиров означает, что в скором времени сельджуки и новые варвары с Востока османы, вскоре объединятся с агарянами Египта, и Византия перестанет существовать.

   - Эк, ты хватила, – улыбнулся граф. - Женские фантазии! Не забывай, что ты всего лишь мой паж, правда, храбрец из храбрецов, который сегодня ещё раз спас мне жизнь.

   - Доминик тоже не подкачал, - ответила Маргарита, передёрнув плечами.

   - Читай дальше! – приказал Монферрат оруженосцу.

   «…Послы германского короля, которые и привезли к нам подлинного наследника свергнутого базилевса, в чём и поклялись на Распятии, передали нам свиток, в котором сам Филипп пишет, обращаясь к покровительству Святого престола и вождям крестоносного войска…»

   - Читать дальше? – нерешительно спросил Доминик, взглянув на Маргариту, кусавшую губы.

   Граф кивнул.

   - Его Святейшество приводит здесь кусок послания сюзерена нашего короля Филиппа, где он пишет: «…посылаю к вам в Рим брата моего во Христе царевича Алексея и вручаю его в руки Божьи и ваши. Помогите ему защитить право престолонаследия и восстановить справедливость. В свою очередь, я сделаю всё, чтобы вернуть константинопольский трон тому, у кого он отнят с нарушением закона. В награду за это царевич заключит с нами такую конвенцию, какой никогда ни с кем Византия, моя Римская империя и Святой Престол не заключали. Кроме того, вернув отцу и себе Константинополь, Алексей окажет самое могущественное и полное содействие к завоеванию Святой Земли. Если Бог поможет нам посадить его на престол, принц подчинит духовной власти католической Церкви империю греков. Он вознаградит нас за убытки и поправит наши оскудевшие средства, выдав единовременно 200 тысяч марок серебра. Это позволит обеспечить продовольствием всю армию…».

   Доминик прекратил читать и снова вопросительно посмотрел на графа. Тот кивнул головой.

   «…Жду вас, сын мой у себя в Риме, заклиная, не слушайте своего сюзерена, ибо уверен, что и вы получили от своего короля такую же весть. Отдайте все силы только цели освобождения Святой земли и делу мести за поругание агарянами гроба Господа нашего. Если вам нужны земли, добыча, возьмите их у сарацин, ваших истинных врагов. Если вы направитесь в Греческую империю, вы рискуете вновь ограбить и унизить своих братьев по вере».

   Доминик свернул свиток и протянул его Монферрату. Наступила тишина, нарушаемая потрескиванием пергамента, брошенного графом в огонь.

   - Доминик, оставь нас.

   Оруженосец, посмотрев на убитого монаха, перекрестился и вышел.

   - Папа думает, что я получил прямые указания от моего сюзерена идти на Константинополь. Одного не пойму, - граф почесал висок. - Зачем Его Святейшество передаёт мне содержание послания короля Филиппа и тут же своё заклинание, равнозначное анафеме?

   - Я думаю, мой друг, - сказала Маргарита, - у Папы ладони зачесались. Ему всё же не терпится прибрать к рукам византийскую церковь и целую армию прихожан. Хочется взять желаемое, да совесть не велит.

   - Вы правы. Признаться в этом, значит нарушить заповедь: «Не возжелай жены ближнего своего», - согласился граф. - У Папы наверняка глаза горят от зависти к богатствам Восточной церкви. И к тому же, он не знает, что скажет христово воинство, что скажут Балдуин, Анри д' Эно, их вассал Виллардуэн.

   - Ох и лиса, этот ваш Папа, - щёки женщины вспыхнули гневным румянцем.

   - А, то! – воскликнул Монферрат. - Голову даю на отсечение, такие же письма получили все вышеперечисленные особы и ещё кое-кто.

   - Кто именно?

   - Энрико Дандоло! Думаю, что это он подослал ко мне убийцу. Слишком большие ставки в игре, слишком много желающих взять Константинополь.

   Маргарита, переступив через мёртвое тело монаха, прильнула к груди маркиза.

   - Но ведь наши интересы совпадают?

   - Пока совпадают, - тонко улыбнулся Монферрат, обнимая женщину.

   - Несносный мужлан, хитрец. И ты ещё называешь себя рыцарем? – Маргарита попыталась вырваться из рук маркграфа, но тот, не выпуская сильное гибкое тело из рук, крепко поцеловал женщину в губы.

 

   На улицах Рима было довольно тепло, но сыро и ветрено. Ночью прошёл сильный дождь, смывая с каменных мостовых грязные следы повозок, лошадиного навоза и конских копыт. В воздухе сильно пахло мокрым сеном и дымом разжигаемых очагов. Свита Монферрата медленно продвигалась к центру города, натыкаясь на телеги зеленщиков, мясников, молочников. То и дело передовым всадникам приходилось пускать в ход острия копий, чтобы заставить неторопливых погонщиков ослов и мулов освободить дорогу. Солнце, пробив свинцовые тучи на Востоке и показав городу половину своего лица, вскоре расчистило весь небосвод и стало ощутимо пригревать спины солдат. Всадникам пришлось снять плащи, оставшись в одних кольчугах. Горожане, завидев чёрные кресты на груди у рыцарей, шарахались в сторону, прижимаясь к закопчённым каменным стенам домов, покрытым сухими лозами винограда.

   Латеранский дворец встретил Монферрата закрытыми воротами. Доминик протрубил в рожок. Над аркой въезда приоткрылось зарешечённое окно. Ещё сонная стража внимательно оглядела отряд. Маргарита, в одежде пажа, разгорячённая верховой ездой, успела снова озябнуть, прежде чем заскрипели петли, и створки ворот приоткрылись ровно настолько, чтобы всадники по одному смогли въехать во внутренний двор.

   - Его Святейшество не ждал вас так рано. Пожалуйте за мной, сеньор. Солдат проводят в подвалы. Там у нас кухня. А тебе, граф, сюда, – высокий монах в сутане с капюшоном указал Монферрату на боковую дверь.

   - Карл, ты - со мной. Доминик останешься с солдатами. Приглядывай за ними.

   Маркиз внимательно осмотрел внутренний двор замка и добавил:

   - Не спускай глаз с людей Дандоло. Я вижу, венецианцы уже здесь, - Монферрат кивнул на деревянную коновязь в углу, где стояли осёдланные лошади, и лежало несколько щитов с гербами Венеции.

   - Нет, не сюда, сеньор. В левом крыле поместились франки графа Балдуина. Вам – направо.

   «Господи! И франки тоже здесь. К чему бы это?» - подумал маркиз, следуя за монахом.

   - Что это вы спите так долго? – Бонифаций нарочито громко топал сапогами, звенел шпорами и толкал служителя церкви в спину.

   - Рыцари прибыли поздней ночью, и Его Святейшество ещё вчера назначил собрание на полдень.

   - А сейчас, по-вашему, который час?

   Монах, аккуратно, не торопясь, вынул из недр рясы арабские песочные часы и показал ногтем на стекле мету.

   - Чуть больше десяти утра.

   - Дьявол! – в полголоса раздосадовано выругался Монферрат и тут же, покосившись на горящие лампады, перекрестил короткую бороду. Монах осуждающе покачал головой.

   - Вели подать вина и хлеба, - смущённо буркнул маркграф. - Посидим, подождём, может, вздремнём немного.

   - Перекусить успеете, а вот поспать, это вряд ли. Его Святейшество уже в часовне, а рыцарей приказал будить, подавать им горячее молоко и хлеб. Так что, будь наготове, сын мой. Служка вскоре пригласит тебя.

   Спустя четверть часа в дверь постучали. Монферрата вместе с пажом проводили в кубикулум Его Святейшества. Сам Папа восседал на небольшом возвышении под белым знаменем с вышитыми по ткани золотыми ключами. Справа от него стояли трое венецианцев. Среди них с закрытыми веками, обезображенными кривыми шрамами выделялся Энрико Дандоло. Слева, одетый в чёрный кожаный камзол, возвышался над несколькими франками Балдуин - граф Фландрский. Сзади него о чём-то шептались его брат д' Эно и Жоффруа Виллардуэн. В их компании Монферрат заметил Робера де Клари. Этого рыцаря он видел несколько раз на турнирах в Париже.

   «А этот, как здесь оказался?» – удивлённо подумал маркграф.

   - Знаешь, кто это? – шепнул он на ухо Маргарите, указывая мизинцем на Клари.

   - Кто?

   - Самый хитрый, самый честолюбивый и жадный пикардиец*, выскочка и грамотей, не брезгающий сочинением льстивых историй и песенок о храбрости и отваге

своего сеньора – Пьера Амьенского. Уж, как этот Робер сподобился получить звание рыцаря, одному Богу известно. Но, говорят, дуракам везёт. Он не раз увозил с турниров кошельки с наградами победителю. Вот только верность своему сюзерену, скорее всего – ловкий ход для сближения с сильными мира сего. Вот и сюда пролез неизвестно как. По настоящему он предан только Золотому тельцу.

 

*- Пикардия – область средневековой Франции.

 

   - Грамотей – это уже не плохо, - шепнула Маргарита графу в ответ.

   - Не удивлюсь, если он сочинит что-нибудь о крестовом походе, где хозяин пикардийских болот - Пьер из Амьена будет главным действующим лицом, а потом этот де Клари продаст свои записки какому-нибудь монастырю за пару золотых монет.

   - Сеньоры! – перебил перешёптывание в зале Иннокентий.

   - Я собрал вас за тем, чтобы призвать славное рыцарство не слушать подстрекателей, алчущих дурной славы и заклинаю вас не обагрять ваши мечи невинной христианской кровью.

   - Прошу прощения, ваше Святейшество, - перебил Папу Монферрат. – Я что-то пропустил? Или действительно за моей спиной некоторые, из присутствующих здесь, уже приняли решение изменить цель и направление похода? О какой христианской крови идёт речь? – глаза графа удивлённо обвели глазами собрание.

   - Он что, не получил письмо своего короля? – повернулся всем телом к Иннокентию де Виллардуэн.

   Папа недоумённо посмотрел на Монферрата и развёл руками.

   Анри Фландрский вышел вперёд и вызывающе посмотрел на Монферрата.

   - Как мы можем терпеть командиром армии рыцаря, которого не ценит даже его сюзерен, этот новоиспечённый император германских земель, претендующий на дворцы и храмы Рима. Король Филипп не соизволил даже известить своего вассала о последних новостях из Майнца? 

   - Вы забываете юноша, что король Филипп после нескольких пьяных ссор лишил меня своих милостей и назойливого покровительства, - парировал Бонифаций.

   - При всём уважении к брату графа Фландрского, мне кажется недопустимым затевать ссору в присутствии Его Святейшества, - Робер де Клари протиснулся вперёд и слегка поклонился Монферрату.

   Удивлённый словами неожиданного союзника, маркграф недоверчивым взглядом смерил рыцаря с ног до головы

   - Сеньор прав. В любом другом месте, до или после похода я готов бросить вам, мессир Анри, свою перчатку.

   При этих словах Жоффруа Виллардуэн схватился за меч, а д' Эно покраснел и потёр шрам на затылке.

   Но тут Великий Понтифик встал с места и поднял вверх руки.

   - Сеньоры, успокойтесь и остыньте. Не время сводить счёты и произносить бранные слова. Помните, гордыня – один из смертных грехов. Давайте руководствоваться добрым правилам смирения и следовать цели нашего благородного собрания.

   - Согласен, - вступил в полемику Энрико Дандоло. - Ближе к делу. Если сеньор Монферрат ещё не знает… В Рим прибыли послы Филиппа Швабского. Они сопровождают царевича Алексея, законного наследника Византийских земель, у которого к нам есть несколько выгодных предложений. Что они нам дают, спросите вы? Отвечу, - дож достал из кружевного рукава платок и вытер потный лоб.

   - Взятие Зары – дело прошлое. Мы с сожалением узнали из гневных писем Вашего Святейшества, - Дандоло повёл рукой в сторону Иннокентия, - что вы чуть не отлучили нас от церкви.

   Папа сделал такое лицо, как будто проглотил ложку соли.

   - Но, давайте посмотрим, что в итоге принесло нам взятие этой гавани. Галеры, предназначенные для Христова воинства, теперь имеют хорошую якорную стоянку на полпути к Палестинам. Если ветра будут благоприятны, ничто не помешает войску отправиться в путь. Есть, правда, причины, которые могут стать значительным препятствием к успеху отвоевания Святой Земли.

   - Сейчас дож опять будет вымогать из нас деньги, - шепнул маркиз на ухо Маргарите.

   Тем временем Дандоло продолжал:

   - Армия понесла значительные потери при штурме Задара. Солдаты вошли во вкус грабежей, дисциплина падает, одна треть войска дезертировала, недовольная войной на христианских землях. Склады маркитантов опять пусты. А в Египте враждебное население не даст и корки чёрствого хлеба простому пилигриму. Взять силой, скажете вы? Тогда сомневаюсь, что хотя бы часть войска доберётся в конечном итоге до Иерусалима. Озлобленные жители оазисов и ограбленных крупных селений пополнят конницу эмиров. И потом, сеньоры забыли. Вы до сих пор не расплатились с Венецией за корабли.

   - Ну? Я же говорил вам, что опять речь пойдёт о деньгах, - пробормотал Монферрат.

   - И что, по-вашему, нам следует делать? – прервал речь дожа граф Балдуин.

   - Принять предложение принца Алексея, - решительно стукнул в пол массивной резной тростью Дандоло.

   - Но это опять может привести к пролитию христианской крови, - Иннокентий от внезапной слабости сел на место, но из-под руки, прикрывавшей глаза, зорко поглядывал на рыцарей.

   - Какая кровь? Ну что вы сеньоры. Алексей обещает открыть ворота Константинополя с помощью своих сторонников и принять нас, как освободителей своего несчастного слепого отца. В обмен на возврат византийского трона, он обещает нам, сеньоры, пополнение христова воинства своими солдатами. Вам, Ваше Святейшество, принц готов вручить души многочисленных прихожан, а вашим епископам – константинопольские храмы. Не забудьте, сеньоры рыцари. В храме Святой Софии хранится одна из величайших реликвий земель палестинских – плащаница, которой было обёрнуто тело Иисуса Христа. Неужели вам не хочется привезти её в Рим? Такое богоугодное дело войдёт в хроники летописей Святой церкви, а в этих свитках будут начертаны ваши имена.

   - Интересно, а чего хочет от принца Алексея сам Дандоло? Что-то дож не похож на смиренного монаха, готового вкушать пищу духовную. Как бы не было между ним и моим византийским пасынком тайного соглашения, - теперь уже Маргарита шептала графу на ухо.

   - Ходит молва, что стены собора Святой Софии отделаны белоснежным мрамором с вкраплениями серебра. А царские врата и купол храма отлиты из чистого золота, - перебил венецианца Робер де Клари.

   - А ещё какие сплетни принесла вам сорока на хвосте, - не выдержала Маргарита. Маркиз поспешно прикрыл её своей широкой спиной.

   - Какой дерзкий мальчишка этот ваш оруженосец, – де Клари вытянул шею, пытаясь лучше разглядеть пажа.

   - Молодо-зелено. Не обращай на него внимания, сеньор рыцарь. Мы все внимательно слушаем тебя.

   - Один купец из земель варангов рассказывал в римской таверне, что дворцы знати, как, впрочем, и дома зажиточных горожан тоже полны серебряной и золотой утвари, что ковры из Персии украшают не только стены, а, подумайте, сеньоры, полы покоев. Что доски с изображениями ликов Иисуса и святых апостолов прикрывают золотые оклады, усеянные драгоценными камнями. Что на улицах и площадях полно мраморных греческих статуй изумительной работы, а колоннады, украшающие центральные улицы, сделаны из редкого багряного и порфирного мрамора, высотой, - де Клари поднял глаза вверх, оценивая размеры комнаты, - от тридцати до пятидесяти локтей.

   - Ну, разве не стоит дело того, чтобы посмотреть на все эти красоты? – мрачно перебил рыцаря Дандоло.

   «Только не слепцу», - подумал Папа.

   - Что вы всё о суетном? - Его Святейшество начал сердиться, но никто уже не обращал на него внимания. – Предупреждаю вас, сеньоры. Никаких грабежей и бесчинств.

   Монферрат отметил про себя, что Иннокентий уже всё для себя решил.

   - Всё обойдётся по-тихому, Ваша Святость. Никто не собирается воевать. Принц Алексей просит только о военной демонстрации силы, о миссии устрашения сторонников византийского самозванца. Да вы послушайте самого принца, - не дожидаясь разрешения Папы, Дандоло кивнул своему пажу. 

   Тот вышел и через некоторое время вернулся с молодым человеком невысокого роста. У принца было бледное чисто выбритое лицо и чёрные бегающие глаза.

   Все, кроме Папы, слегка поклонились византийцу. Одна Маргарита пристально разглядывала гостя из-за спины Монферрата.

   - Итак, принц, подтверждаете ли вы соглашения, скреплённые нашими печатями в Заре?

   «Соглашения, печати? Вот, как? А, где я был при этом?», - подумал маркграф, удивляясь коварству и ловкости Дандоло.

   - Подтверждаю.

   - Подтверждаете ли вы, что откроете ворота Константинополя перед воинством франков?

   «Почему только франков?», - снова удивился Монферрат и посмотрел на графа Балдуина. Тот довольно улыбался и перешёптывался в противоположном углу зала с Жоффруа Виллардуэном.

   - Подтверждаю.

   - Поклянитесь именем Господа нашего Иисуса, что вы подчините Константинопольскую церковь власти Его Святейшества - Папы, - торжественно воскликнул Дандоло и сжал плечо Алексея. Тот встал на колени перед Иннокентием и склонил голову.

   - Подтверждаю.

   «Ага, значит, дож обстряпал это дельце за моей спиной и в тайне от Филиппа, моего сюзерена», - маркграф взял за локоть Маргариту и шепнул ей.

   - Что-то ваш византийский кузен больно сговорчив. Уж не хочет ли он при живом ещё отце, занять его место в Константинополе, а потом, чик… - граф выразительно провёл рукой по горлу. - Ведь это у вас в порядке вещей.

   Маргарита с пылающим от гнева лицом, попыталась оттеснить графа в сторону и что-то выкрикнуть в сторону рыцарей. Монферрат быстро зажал ей рот огромной ладонью и прижал к стене.

   - Молчите, заклинаю вас. Потом, всё потом. А сейчас, сделайте вид, что теряете сознание.

   Маргарита испуганно и с недоумением смотрела в глаза маркграфу. Он ободряюще улыбнулся ей и подмигнул.

   - Верь мне.

   Удивлённые вознёй Монферрата со своим пажом, кое-кто из рыцарей повернул голову в ту сторону. Шум упавшего на пол тела, заставил Дандоло замолчать.

   - Сеньор рыцарь. Ну, что ещё там у тебя? Такое важное дело, а ты…

   - Духота, дорогой Энрико. Мой оруженосец не спал двое суток, а потом, его всю дорогу тошнило от плохой пищи. Вот и хлопнулся в обморок.

   - Ваше Святейшество! – обратился Бонифаций к Папе. – Велите монахам отнести его на свежий воздух. Пусть полежит. Если в его жилах течёт благородная кровь настоящего солдата, к обедне очухается.

   Двое дюжих монахов вынесли пажа. Дверь за ними закрылась.

   Монферрат вышел вперёд.

   - Я смотрю, всё уже решено. И, как всегда, без меня. Никто не остался в накладе. Принц Алексей получит византийский трон. Ваше Святейшество обретёт новых прихожан для себя и щедрые пожертвования в пользу церкви Святого Петра. Солдаты франков выловят всех гулящих девок на улицах Константинополя. Кое-кто в суматохе, пользуясь слабостью и страхом греков, скупит у них по дешёвке колонны и статуи. Уважаемые сеньоры - венецианские купцы присовокупят к своим гаваням парочку византийских заливов с портовыми складами, – в голосе Монферрата не было ни капли ехидства и насмешки. Наоборот, он был серьёзен, твёрд и деловит.

   - А, что получу я? Ведь армия состоит не из одних франков и венецианских наёмников. Одна треть войска – это алиманы и италийцы, преданные мне. Если они уйдут, не видать франкам стен и башен, ни Константинополя, ни Иерусалима.

   Почему-то маркграфу ответил не Дандоло или Балдуин, а Папа.

   - Просящий у Господа, да обрящет. Сеньор Монферрат справедливо заявляет о своих правах, впрочем, совсем не заботясь о нуждах своего бывшего сюзерена. Ну что же. Я думаю, что предводителю франков - графу Фландрии, по силам справедливо разделить казну Византии между своими солдатами и германскими рыцарями. Взамен приобретения некоторых, уже неподвластных Константинополю территорий в Восточной Греции, где сеньор Балдуин может основать собственное маркграфство, он готов уговорить своего короля уступить германскому императору Филиппу часть спорных земель на западе Моравии, несколько замков Ломбардии, некоторые провинции Богемии и Ганзеи. Я считаю, этого достаточно, чтобы примирить императора с Францией, Венецией и с нами. Вам же, маркиз, достанется слава воина, взявшего у неверных Иерусалим. Я прикажу моим легатам прикрепить золотую табличку с вашим именем рядом с часовней Гроба Господня, - торжественно, с горящими от воодушевления глазами, выкрикнул Иннокентий.

   «Балдуин уговорит своего короля? Золотая табличка у Гроба Господня? Господи! Все эти слова – кусок сала в папской мышеловке, - думал Монферрат, натянуто улыбаясь - Ладно, мы ещё посмотрим, чья возьмёт»

   Наступила тишина. Бонифаций, сделав простодушное лицо, встал на колено и поцеловал белую перчатку Папы.

   - Ага. Я понял так, что слава взятия Константинополя – сомнительная слава, поэтому мне всё же предстоит штурмовать Иерусалим. Спасибо и на этом. Единственное, о чём я прошу благородное собрание и тебя, Ваше Святейшество…, - поднимаясь, начал говорить Монферрат.

   - И что же это, сын мой? – нетерпеливо перебил маркиза Иннокентий.

   - Все просьбы и обещания принца Алексея, должны быть начертаны на пергаменте и зачитаны перед войском в Заре.

   - Да будет так, - торжественно провозгласил Папа.

  

 

   - Канальи! - бушевал и ярился Монферрат. - Они принимают меня за шута. За моей спиной уже распиливают рога пока ещё живого оленя. Интересно, что ещё посулил им твой родственничек? – граф остановился перед Маргаритой.

   - Неважно, какие клятвы и, что именно обещал им тот человек, - женщина подошла к Монферрату вплотную. - Важно другое.

   - Что, что? – Бонифаций схватил со стола кувшин с вином.

   - Или внешность Алексея сильно изменилась, или нам представили человека, всего лишь похожего на принца.

   - Святая дева Мария! Час от часу не легче. Ты уверена?

   - Я не могу ошибаться. Хотя всё свободное время Алексей посвящал охоте и развлечениям со своими приятелями, мы встречались довольно часто в покоях моего мужа.

   - Тогда, кто он и, зачем послан?

   - Зачем, это ясно, как божий день. Уговорить вождей крестоносцев изменить маршрут похода и по пути восстановить в правах престолонаследия, прежде всего, самого цесаревича Алексея. Я уверена, что послы Филиппа Швабского привезли нам двойника принца. В традициях базилевсов иметь людей, похожих на венценосных особ и подставлять их шкуры под мечи наёмных убийц.

   - Господь всемогущий! – воскликнул Монферрат. – Тогда, что получается?

Подпись двойника под любым договором не стоит листа пергамента, на котором начертано соглашение. Ловко. Узнаю в этой интриге руку жены короля Филиппа.

   - Это значит, - добавила Маргарита. - Если что-то пойдёт не так и настоящий Алексей увидит угрозу своим планам – чужими руками захватить трон Византии, он всегда сможет обвинить крестоносцев или Филиппа Швабского в коварстве и не выполнить своих обещаний. Хотела бы я посмотреть на лица Дандоло и Балдуина, когда вместо золота они увидят голову двойника в окровавленном мешке со свитком извинений и кучей проклятий в адрес заговорщиков, которые, якобы, подсунули такую свинью франкам.

   - Из этого следует, что нас, возможно, ждёт полноценная война, и один Бог знает, кто в ней победит, - тихо сказал маркиз.

   - Весьма вероятно, - согласилась с ним Маргарита.

   «Если только, весь этот план от начала до конца не придуман этой сучкой - Ириной, моей кузиной и женой Филиппа. Ведь она – настоящая византийка до мозга костей, - внезапная догадка омрачила лицо женщины, - После того, как Константинополь откроет ворота перед крестоносцами, кто помешает германскому императору предъявить на город права? Кто помешает Ирине, чуть позже, если многолетняя война за императорскую тиару между королём Филиппом и Оттоном Брауншвейгским закончится победой последнего, обосноваться в Константинополе, потом отравить мужа и стать императрицей, матерью и регентом при своём малолетнем сыне Фридрихе. История Константинополя знала такие примеры. Внуку Барбароссы будет очень удобно встать над Римом, опираясь одной ногой на Сицилию, а второй на Византию. Тогда уже сам Папа будет ждать в приёмном покое Гогенштауфенов своей очереди, чтобы облобызать перстень с двуглавым орлом. И ещё неизвестно, какая роль отведена Монферрату в этих планах»

   Тень озабоченности на лице «пажа» сменилась очаровательной и нежной улыбкой.

   Женщина подошла к графу вплотную и положила руки ему на плечи.

   - Я хочу знать, на чьей ты стороне?

   Бонифаций выглядел растерянным и мрачным.

   - Я – солдат и рыцарь. Сложные игры, вроде шатранджа*, не для меня, - маркграф опустил глаза.

 

*- Шахматы, изобретённые в Индии, проникшие через арабский Восток в Испанию, а затем в Европу.

 

   - Слишком много в этом деле заинтересованных лиц, тайных фигур, загадочных связей, тонких нитей, управляющих марионетками. Слишком много странных на первый взгляд ходов, на которых держится вся интрига, - сказал Монферрат после долгого молчания.

   - Положа руку на сердце, признаюсь. Раньше я почти был уверен, что святая цель похода – отвоевание у сарацин Иерусалима, должна наполнить души вдохновителей войны огнём веры, отваги и решимости завершить многолетнюю миссию победой, а получается всё так, как получается. Зачем им гроб Господень, когда есть другие ценности? Одним слепят глаза золотые купола Святой Софии и мраморы константинопольских дворцов. Другим не терпится обладать властью, равной власти императоров Древнего Рима. После долгих размышлений, я уверен в одном. Получив Византию, западный мир, имея у себя в тылу мавров Испании и Северной Африки, приобретёт ещё одного сильного противника – тюрков с Востока. Вместо того, чтобы иметь Византию в союзниках и в качестве барьера от сарацин, Европа вскоре столкнётся с новой опасностью, гораздо более сильной, чем халифаты наследников Саладина. И дело даже не в том, что будет пролита мечами крестоносцев христианская кровь под стенами Константинополя. Мы поможем арабам, маврам и тюркам понять, что наша вера - не гранитная стена, не мощная крепость, колыбель и столп, а мягкий облицовочный мрамор, который легко пробить тараном слепого Fanaticus* и силой оружия.

   - Не ожидала, что солдат и твердолобый рыцарь, хорошо знает латынь и философию греков, - задумчиво, глядя в глаза графу, тихо сказала женщина.

   - Смейтесь, смейтесь. Я знаю лишь одно, что моя верность Филиппу дала трещину. Господи, куда катится этот мир. Церковь стала для понтификов орудием приобретения ещё большей мирской власти. Тамплиеры, ещё недавно дававшие клятвы бескорыстного служения Богу, превратились в ростовщиков. Короли грызутся из-за чужих земель, как собаки за сахарные кости. Нельзя смешивать личное и святое. Невозможно молить Господа о вечной жизни в раю и брать у соседа всё, что плохо лежит, отнимая при этом ещё и жизнь. Но…, - молчание повисло в комнате, как тяжёлое грозовое облако перед шквалом дождя.

   - Что «Но»? Не перенимайте, граф, моих дурных привычек говорить загадками, – Маргарита ободряюще улыбнулась.

   - Все мы люди, - после секундного колебания ответил Монферрат. – У каждого из нас есть долг перед своими детьми и близкими, перед верными слугами и вассалами. И мы не должны обмануть их ожиданий и оставить своих наследников нищими после этого проклятого похода. Только тогда есть смысл проливать свою и чужую кровь. Видно, от судьбы не уйдёшь, – граф, схватив Маргариту в объятия, хрипло, искусственно засмеялся.

   - Я подарю византийскую жемчужину себе самому!

   Лицо женщины вспыхнуло румянцем гнева и она, вырываясь, застучала крепко сжатыми кулаками в грудь графа.

   - Негодяй! Мерзкий лжец и интриган. Бесчестный человек!

   Монферрат, продолжая смеяться, не выпускал Маргариту.

   - Подожди, сумасшедшая, дослушай, иначе мне придётся связать тебя, и ты поедешь за мной в обозе.

   - Поставьте меня на ноги, - с ледяным спокойствием произнесла женщина.

   Но Бонифаций, не обращая внимания на холод в голосе Маргариты, тихо и внушительно произнёс:

   - Вы станете моей женой и будете сидеть по правую руку от меня на троне Византии.

   Женщина побледнела, глаза её вспыхнули странным огнём, губы приоткрылись в глубоком судорожном вздохе. И, то ли с горечью, то ли с торжеством, она тихо спросила:

   - А, как же…?

   - Что, как же?

   - Не возжелай жены ближнего своего? – тихо произнесла Маргарита.

   Монферрат отвёл свой взгляд в сторону и тихо сказал:

   - Я думаю, ко времени, когда мы подойдём к стенам Константинополя, ваш несчастный муж, сидящий в темнице, уже будет мёртв.

  

*-Fanaticus – латынь. Фанатизм. Приверженность, доведённая до крайности, каким-либо идеям, верованиям или воззрениям, обычно сочетающаяся с нетерпимостью к чужим взглядам и убеждениям.

 

Глава 7. Два месяца спустя.
Фрадьяволо* из рукава.

 

   «И, что это за служба такая? – думал Доминик, промокший насквозь под ночным ливнем. - Вместо рыцарских ристалищ и сражений с сарацинами, я прячусь в тёмном грязном переулке и подглядываю за людьми».

   Оруженосцу было не по душе задание графа – следить за византийским принцем.

   - Смотри внимательно и запоминай, кто ходит к принцу, заносят ли в дом сундуки, выносят ли письма в свитках. Впрочем, - спохватился маркиз, - пергаменты легко спрятать под плащами. Но ты гляди в оба. По утрам будешь рассказывать мне, кто, когда и куда ходил, чем занимался.

 

*Туз - слово польского происхождения от немецкого Daus, что означает – Дьявол. В колоде карт бывает ещё одна – Джокер. Вроде бы легкомысленная фигура в трико, шутовской колпак, бубенчики... А в руках - скипетр с нанизанной на него головой человека, который сейчас гуманными художниками заменен на музыкальные "тарелки". В средневековых сценических действах похожий персонаж назывался Фрадьяволо. Карта "Джокер" выше всех, она не имеет масти и в игре считается самой сильной. На вершине пирамиды, в любом раскладе, находится отнюдь не монарх, а тот самый Daus. Таким образом, иерархия в карточной колоде, как ни странно, подчиняется князю мира сего, принцу тьмы.

 

   И вот теперь Доминик стоял в темноте за полуразвалившейся изгородью на одной из улочек Задара и мок под дождём. Глаза оруженосца слипались. Он мог бы, как старый боевой конь, спать стоя, но помня о вспыльчивом нраве своего хозяина, тряс головой и пытался прогнать сонливость мечтами о будущем. Но все его грёзы и раздумья, хотел он этого или нет, вращались вокруг женщины, которая проводила время в обществе Монферрата.

   «Маргарет, вот как её зовут. Какое красивое имя. О боже, я бы отдал жизнь за неё. Как может граф так плохо обращаться с ней? Иногда мне кажется, что я убил бы маркиза за одну слезу благородной дамы… О, Господи! Прости мне грехи мои, не искушай меня красотой её тела, не дай душе моей переполниться гневом к своему сюзерену», - так думал Доминик, но его покаяние тут же подвергалось новому испытанию. Перед внутренним взором снова и снова всплывали  прекрасные черты лица молодой женщины.

   Его грёзы рисовали картины будущих сражений; граф будет убит в какой-нибудь стычке с сарацинами. А он, Доминик, полный отваги, ловкости и несокрушимой силы, спасёт Маргарет из рук агарян, захвативших женщину в плен и пытавшихся надругаться над ней.

   Эти картины рассеялись от звука шагов и лязга оружия. Доминик вздрогнул и вжался глубже в нишу стены. На мокрой земле заплясали отсветы горящих факелов. Из-за угла показалась процессия из нескольких человек. В одном из приближавшихся людей оруженосец узнал Энрике Дандоло, во втором – Балдуина Фландрского. Остальные были простыми солдатами.

   Раздался тихий стук в дверь и створки входа отворились, пропуская гостей в дом принца. На улице снова воцарилась тишина. В одном из окон второго яруса дома затеплилась свеча, потом комнату, судя по всему, озарил огонь нескольких канделябров. Доминик отделился от стены, перебежал переулок и оказался в кустах под светящимися окнами. Вьющиеся заросли винограда давали густую тень. Оруженосец окинул взглядом грубую каменную кладку стены. Азарт безрассудства и жгучее любопытство подтолкнули его к действию. Он отстегнул свой меч, положил его на землю и, находя для рук трещины, а для сапог выступы и раковины в каменной кладке, полез к окнам. От камней всё ещё пахло гарью. Многие постройки Задара оставались сожжёнными и разрушенными, но этот дом в числе немногих уцелел.

   Доминик, уцепившись за кованую решётку ставня и устроившись поудобнее, осторожно поднял голову. Через бычьи пузыри ему удалось рассмотреть только силуэты, находившихся в комнате, людей. Зато он хорошо слышал звук голосов.

   - Итак, сеньоры. Клятвы перед армией произнесены, обещания обнародованы. Но всё, что сказано в Задаре, не имеет ничего общего с нашим договором, подписанным на Корфу. Не правда ли, господа?

   Одобрительный шум голосов стих, как только Дандоло поднял руку.

   - Теперь нам предстоит уточнить некоторые подробности соглашения, которые должны остаться в тайне, - надменный тон венецианца заставил византийского принца развернуться лицом к огню очага. Скрипнуло кресло, раздался шум, подброшенного в пламя полена.

   - Вы чем-то недовольны, сеньор? – дож в упор смотрел на Алексея.

   - Со мной всё в порядке. Вы лучше скажите, пойдут ли германцы Монферрата на Константинополь? Одних франков, если что-то пойдёт не так, будет недостаточно.

   - А, куда они денутся? Рассказы ваших людей о золоте и прочих богатствах города, а также сплетни, которые распускает этот выскочка де Клари, поднимут с коек даже больных и увечных. Это сеньору Бонифацию придётся идти за ними. Вы лучше поведайте нам, сколько за стенами ваших сторонников, и надёжно ли спрятан настоящий принц Византии.

   - За Алексея не волнуйтесь. Он заперт в одном из монастырей на восточной границе города за проливами. Оттуда не убежишь. Настоятель – наш человек. Ему нужна тиара патриарха константинопольского.

   - А, что нужно вам, сеньор.

   - Я, мессиры рыцари, человек простой, не избалованный роскошью и богатством. Зато я хорошо знаю нравы и жадность черни. Они недовольны скупостью самозванца. Если я дам им достаточно хлеба и зрелищ, они, как бывало прежде, на городском ипподроме* с восторгом провозгласят меня базилевсом. Но есть одно условие. Ваши войска должны появиться у стен города.

   - Допустим, мы уже там, - перебил византийца граф Балдуин. - Но солдаты императора в полном вооружении стоят на башнях и у запертых ворот. Стены города слишком высоки. С них падать моим рыцарям не с руки. Что тогда?

   - Тогда? – задумчиво переспросил Алексей. - Тогда я устрою в городе бунт. Гвардии базилевса будет не до обороны города. Тем более, что вы отойдёте и сделаете вид, будто испугались мощных башен цитадели и собираетесь грузиться на корабли и отплывать в Египет.

   - Ваше коварство сродни жестокости вандалов, - Дандоло уже с уважением поглядывал на лжепринца.

   - Это не коварство, это необходимое условие выживания в Константинополе. Традиция, освещённая веками, если хотите, – византиец усмехнулся.

   - Ну, хорошо. Франки получат золото. А, что будем иметь мы, венецианцы.

   - А вот у меня здесь с собой карта побережья Эллады и Византии. Дайте-ка уголёк.

   Балдуин вытащил меч и кончиком лезвия поддел кусок угля из очага.

   В этот самый момент, пальцы Доминика, уставшие от напряжения, непроизвольно разжались, ноги сорвалась с выступа стены, и он, с шумом, свалился вниз. Стук распахнувшегося окна и громкие голоса, призывающие стражу, заставили его быстро

 

*- Ипподром Константинополя на всём протяжении византийской истории был не только местом проведения конных состязаний, но и ареной важных политических событий. Собравшиеся зрители выбирали на стадионе императоров, выражали свои протесты и вели борьбу с политическими противниками.

 

подняться на ноги, подхватить свой меч и броситься бежать. Навстречу ему из дверей дома выскочили люди. Не давая опомниться и вытащить переднему солдату клинок, оруженосец Монферрата сбил его плечом. Но второй стражник, взметнув алебарду вверх, ударил подбегающего Доминика в голову. Но в темноте солдат не рассчитал размаха. Острое лезвие наткнулось на стену и потеряло силу. Доминик мечом легко разрубил древко алебарды, ложным выпадом заставил солдата отпрянуть к дверям и ударил его рукоятью по голове. Тот повалился внутрь дома прямо под ноги подкреплению, спешившему на помощь.

   Доминик, не оглядываясь, побежал вдоль улицы, прикрываясь спасительной чернотой оград. Стрела из арбалета достала его на излёте, пробив развевающийся плащ. Вторая, из лука, вошла в левое предплечье.

 

   - Так, ты говоришь, принц - это не принц, – Монферрат расхаживал по комнате, натыкаясь на стулья.

   - Своими ушами слышал, как византиец говорил, что настоящий Алексей заточён в каком-то монастыре.

   - Я, кажется, вспомнила это хитрое лицо, - сказала вдруг Маргарита, аккуратно вытаскивая из плеча Доминика, неглубоко вошедший туда, наконечник стрелы. - Тебе не больно, мой мальчик, - спохватилась она.

   Доминик от этих слов покраснел, но готов был сидеть перед Маргаритой всю жизнь, лишь бы нежные тонкие пальцы касались его кожи. Запах женщины кружил ему голову.

   - Эй, эй! Не теряй сознание! – подскочил к нему граф, придерживая оруженосца, сползающего со стула.

   - Да я - в полном порядке, - пробормотал Доминик, отпрянув от выреза платья Маргариты и садясь прямо.

   - Так рассказывай дальше, дьявол тебя возьми!

   - Они рассказывают сказки солдатам и рисуют им картины райской жизни в Константинополе. Де Клари всем уши прожужжал о золоте города. Даже наши германцы и италийцы готовы идти к проливам без вас.

   - Да, знаю я. Что ещё обещал им этот фрадьяволо?

   - Он достал карту каких-то земель, и ему дали уголёк.

   - Значит, гавани, - задумчиво произнёс граф и повернулся к Маргарите.

   - Вы сказали, что вспомнили этого человека.

   - Я видела его несколько раз.

   - Так, кто же он? Говорите скорей.

   - Его действительно зовут Алексей. Он – из рода Дуков. Его прадед был стратигом и вестиарием, по-вашему, сенешалем или бальи в правление Исаака Комнина, а потом - византийским императором под именем Константина Десятого. Династия Дуков царствовала вплоть до 1078 года.

   - Так значит, этот Алексей – всё-таки принц.

   - В какой-то степени, да.

   - Вот это Daus из рукава Дандоло! – воскликнул Монферрат.

   - А, случайно, ты не видел, дож не подписывал своей кровью этому Алексею никаких бумаг? – маркиз снова обращался к Доминику.

   - Нет, не видел. В тот момент я уже старался сохранить в целости свою голову, убегая от мечей и стрел, - пробормотал оруженосец, небрежно поправляя повязку, наложенную Маргаритой.

   - Граф, оставьте мальчика в покое. Он ранен и потерял много крови, а вы мучаете его вопросами.

   «Мальчик…, - горько повторил про себя оруженосец. - Как по стенам лазать, так, давай Доминик, а тут... Наткнулся бы я на эту женщину при штурме какой-нибудь крепости, я бы показал ей, какой я мальчик», - с неожиданным озлоблением и ревностью подумал Доминик, но, тут же, застыдившись своего гнева, вновь густо покраснел.

   - Парень - будущий рыцарь и не к лицу ему распускать здесь сопли. Да вон уже и румянец вернулся на его щёки. Молодец Доминик. Будут тебе после похода серебряные шпоры на сапоги*.

 

   Осторожные венецианцы, стремясь освободить полуразрушенный Задар от крестоносцев и, пытаясь держать недовольных голодом и нуждой солдат подальше от благоприобретённых границ своих новых земель, уговорили Монферрата - переждать зимнюю непогоду на острове Корфу. Граф особенно не противился. Он, имея за спиной соперника на роль вождя в лице Балдуина Фландрского, не стал спорить. Ему самому было нужно выиграть время, чтобы дождаться новых отрядов пехоты, высланых королём Филиппом. Посадив армию на корабли, граф с верными германцами остался на материке в крошечном городке Саранта, откуда был хорошо виден Корфу. Маркиз не хотел выпускать из вида флот дожей и, в то же время, ему хотелось уединения по одной простой причине. Отсюда он мог тайно посылать соглядатаев в Константинополь. Почти каждую неделю он получал от них сведения о количестве войск в городе, о настроениях черни, сплетнях на форумах, улицах и в банях. Граф вручал гонцам письма, написанные Маргаритой своим сторонникам, и знал, почти всё, что творится в империи, которую он собирался завоевать для себя.

   «Стратиг императорского флота Михаил Стрифна, родственник басилевса, имеет обыкновение превращать в золото не только цепи и якоря, но даже паруса и вёсла галер. Это он лишил ромейский флот больших военных кораблей», – писал маркизу один из его шпионов.

 

   Весна принесла Монферрату новые хлопоты. Солдат, снова отощавших на скудных хлебах и выведенных из душевного равновесия рассказами о богатствах Византии, стало опасно держать на острове. Подстрекаемые жадными маркитантами, они требовали от своих командиров решительных действий.

   - Нет хлеба и мяса, нет лука и репы. В песках Египта погибнем от голода и жажды. Кончилось вино. Дайте венецианцам отвезти нас в Константинополь, мы возьмём продовольствие там, - кричали самые буйные.

   - Пускай византийский базилевс примет крест и пойдёт с нами брать Иерусалим, - шептали солдатам на ухо монахи, подосланные Папой Иннокентием.

   Когда пришла долгожданная пехота, приехали механики, знающие толк в осадных машинах тянуть с походом стало опасно. В начале июня галеры приняли на борт воинство Христово, лошадей, палатки, припасы и оружие. В конце месяца флот крестоносцев появился в виду Константинополя.

   Массивные заострённые носы тяжело гружённых купеческих судов и военных триер, сверкающие на Солнце вёсла, косые белые паруса заставили горожан высыпать

 

*Серебряные шпоры. Дарились воину при провозглашении его за особые заслуги и отвагу рыцарем.

 

на стены. Свирепые крики и угрозы солдат с галер были встречены сначала молчанием, а потом бранью жителей города и наёмников. Крестоносцы с улыбками наблюдали, как в закрывающиеся ворота города пытались прорваться беспечные зеваки, но тяжёлые створки расплющивали тела. Изумлению солдат не было предела, когда они увидели поднимавшуюся из воды залива тяжёлую цепь, перегородившую вход в бухту. Но основной силы флота – военных галер, которые ромеи могли бы противопоставить кораблям венецианцев, у империи уже не было. Об этом знал Монферрат. Всего лишь полсотни мелких судёнышек стояли на якорях во внутренних гаванях гигантского города, да десяток рыбацких лодок торопливо поднимали сети и уходили под защиту башен.

   Флотилия крестоносцев простояла под стенами Константинополя несколько суток, ожидая подхода менее быстроходных кораблей.

   - Вон ту верёвочку видишь? – маркиз показал кормчему своей галеры на цепь, тяжёлыми звеньями свисавшую над водой.

   - Ничего себе - верёвка, - венецианский капитан внимательно разглядывал препятствие.

   - Если сегодня не прорвёмся в бухту, придётся высаживать армию где-нибудь на скалистых берегах. Пока выгрузим лошадей, тяжёлая кавалерия греков сбросит нас в море, – Монферрат внимательно разглядывал стены и башни Константинополя.

   - Я видел - нос твоей галеры обит железом. Давай-ка попробуем, что крепче, сицилийский дуб или цепь византийцев.

   - Эта галера сделана из дубов Нормандии, - поправил маркиза кормчий. - Знаешь, сколько они стоят?

   - Бог мой, ну что вы за люди, венецианцы? У вас любой разговор начинается с денег и заканчивается ими же. Если цепь перережет нос галеры, я заплачу за ремонт. Прикажи своим людям взяться за вёсла.

   Шкипер обернулся к барабанщику, отбивающему ритм гребцам, и, пока маркиз отвернулся, покрутил пальцем у виска.

   - А ну, бездельники, вёсла на воду. Вперёд!

   Галера, медленно набирая ход, стала надвигаться на препятствие. Через несколько минут сильный удар отбросил судно назад.

   - Навались! – весело закричал Монферрат и сорвал с себя шлем.

   Капитан ещё одного корабля венецианцев, догадавшись о замысле графа, приказал гребцам приблизиться к цепи.

   - А ну, разом! – громко крикнул Монферрат.

   Раздался треск дерева, цепь натянулась, застряв под бушпритами галер.

   - Давай, изо всех сил! Барабанщик – ритм!

   Вены и жилы гребцов чуть не лопались от напряжения.

   - Ну, ещё немного, а ну, ещё, - маркиз подбежал к барабанщику и стал своим шлемом колотить по бычьей коже.

   На противоположном берегу бухты, где высились стены восточных бастионов, с десятка галер уже высаживалась, посланная туда, пехота крестоносцев. С той стороны послышались далёкие торжествующие крики. Отбив контратаку защитников предместий, франки наконечниками копий стали ковырять швы и трещины стены, к которой крепилась цепь. Наконец, каменная кладка, куда были вмурованы скобы, удерживающие конец цепи, не выдержала. С громким треском железо вылетело из камня и цепь, освободив носы галер, с шелестом водорослей и глухим звоном звеньев, легла на дно.

   - Слава Господу нашему! – гребцы, отдуваясь, крестились. С других галер неслись торжествующие крики.

   Монферрат не был бы опытным воином и командиром, на которого не случайно пал выбор его сюзерена – короля Филлипа, если бы не имел плана высадки войск.

   - Если мы не пошлём вперёд лучников, византийцы могут прийти в себя и выслать против нас тяжёлую кавалерию. Поэтому валлийские лучники и норманны со своими арбалетами должны сойти на берег прежде всех, – доказывал он франкам. – В случае контратаки пусть дождь стрел прикроет высадку пехоты италийцев и германцев. Только после этого сойдут на берег ваша тяжёлая пехота и конница, - граф обращался к Балдуину, недовольно поджавшему губы.

   - И ещё. Часть франков, скажем под командованием д' Эно, нужно оставить на противоположном берегу залива в Галатах. Они перережут дороги, ведущие в Грецию. Ещё неизвестно, откроет ли нам базилевс ворота. Может, придётся снова пухнуть с голоду. А так - мы сумеем перехватывать обозы с хлебом, идущие в Константинополь.

   - Он прав, - согласился с Монферратом Жофруа Виллардуэн. - Однако, есть одно но.

   «Это слово начинает бесить меня», - подумал маркиз, но повернулся к франку.

   - Не смотря на запреты Его Святейшества, я не исключаю штурма города, да и солдаты раззадорены сплетнями о богатствах византийцев, - мессир Жофруа многозначительно посмотрел на рыцарей.

   - И что? - маркиз сделал непонимающее лицо.

   - А то, что мы обязаны взять с солдат клятву воздержаться от мародёрства. Вся добыча должна свозиться в одно место для справедливого дележа.

   «Общение с венецианцами даёт о себе знать, - усмехнулся про себя Бонифаций. – Вот, только интересно, что достанется баронам, а что простому пехотинцу?»

   - Пишите указ. Пусть глашатаи зачитают в войске, - приказал Монферрат писцам. - Монахам велите взять со всех клятву – воздержаться от грабежей, - добавил он, обращаясь к папским легатам.

   По сигналу трубы началась высадка армии. В неразберихе и суматохе, прикрываясь шеренгами лучников и клубами пыли, с галер прямо в воду прыгали, восседая верхом на лошадях, самые нетерпеливые рыцари, за ними по доскам сбегали германцы и ломбардцы, составлявшие ядро отряда маркграфа. Они выходили на берег, строились в шеренги и растворялись в лёгкой дымке тумана на узком пространстве перед многочисленными воротами города. Вскоре, всё, что попадалось им под руку: брошенные телеги и повозки, брёвна и жерди, ставни и двери хижин рыбаков превратились в довольно высокие защитные бастионы перед двумя мостами через бухту. Отрезанная от основных сил византийская охрана переправ металась от одного берега к другому, осыпаемая стрелами с земли и с галер. К сумеркам место, занятое солдатами Монферрата, стало похоже на хорошо укреплённый лагерь. Пока граф Балдуин и его брат были заняты высадкой рыцарской конницы, все ключевые позиции на подступах к морским стенам Константинополя от ворот Феодосия до Друнгарийской башни захватили ломбардская пехота и германские мечники. Ещё через три часа рвы и палисады опоясали палатки лагеря Монферрата.

   Робер де Клари, осмотрев ставку маркиза, жаловался старшему графу Фландрскому:

   - Ломбардец велел прибить на стены самых богатых домов на Северном берегу залива деревянные щиты с родовым гербом. Бьюсь об заклад, эти виллы уже ограблены. Кто и когда нарисовал ему столько гербов? А, теперь ещё, все мосты, ведущие к воротам находятся под контролем маркиза. Нам в предместьях уже делать нечего.

   - Пусть потешится. Зато в случае вылазки ромеев, его отряды первыми попадут под удар. Вот тогда мы посмотрим, на что годятся самодовольные германцы.

   Ночью, когда, кроме караульных пикетов, вся армия спала, в доме, занятом Монферратом, совещались Генрихус, Маргарита и Доминик.

   - Мои люди проследили за византийским самозванцем, - Генрихус потёр широкие ладони, будто озяб. – Он, с двумя верными Дандоло шпионами, проник в город через каменный лаз под стеной со стороны моря возле церкви Святого Диомеда. Это в южной части Константинополя. Судя по всему, настоящего принца держат в маленьком монастыре, который называется Гастрия. Именно туда отправились четверо монахов с выправкой солдат, встретивших византийца. Они называли нашего приятеля Алексея между собой Мурзуфлом.

   Маркиз вопросительно посмотрел на Маргариту. Она, вновь переодетая в камзол пажа, бледная, с горящими от возбуждения глазами, кивнула.

   - Мурзуфл, «Насупленный». Такую кличку дали ему горожане. Это он - тот самый Дука.

   - Эх, вот бы взять его прямо там.

   - Наши не решились. Слишком опасно, да и люди принца были настороже.

   - Дьявол ему в помощь. Пусть сгорит в огне Аида, - проворчал маркиз и обернулся к Генрихусу.

   - С этим Мурзуфлом разберёмся позднее. Твои шпионы хорошо запомнили этот лаз?

   - Найдут. Только, если вы хотите войти в город через него, не получится. Море там не имеет скрытых бухт. Всё, как на ладони. И нора – слишком узкая.

   - А если отряд из десятка мечников?

   - Вот у них выйдет. В темноте можно скрытно подойти к стене на маленькой лодке. Только нужно делать это за час до рассвета. Сон стражи в это время самый крепкий.

   - Тогда, сделаем так. Отбери лучших людей, пусть проникнут в город, найдут монастырь и доставят мне настоящего Алексея. В нужный момент мы предъявим его войску. Он в обмен на свободу и тёплое место возле трона Византии даст мне всё, что я захочу. В разумных пределах, конечно, - добавил граф, взглянув на своего бледного пажа.

   Через несколько минут германец и Доминик покинули комнату.

   - Мне нужно в город, - вдруг, тихо, но решительно сказала Маргарита.

   - Зачем? – граф внимательно смотрел прямо в глаза женщине.

   - Самозваный император, не смотря на своё малодушие и нерешительность, просто так ворота не откроет. Иначе, ни знать, ни наёмники, ни чернь ему этого не простят. Он прекрасно понимает, да и шпионы ему донесли, что вы, маркиз, не заблудились по дороге в Египет, а пришли восстанавливать в законных правах моего мужа Исаака.

   - И, что из этого следует?

   - Я должна встретиться с людьми из близкого окружения императора и попробовать перетянуть их на свою сторону. Собственная тога у придворных всегда ближе к телу. Если им до’роги роскошные дворцы, многочисленные родственники, несущие взятки клиенты и припрятанные сундуки с золотом, они не захотят испытывать свою верность базилевсу ужасами штурма и грабежа, - голос Маргариты дрожал. - Если стратиги и командиры наёмников ещё не лишились рассудка, они провозгласят настоящего Алексея наследником византийского престола и освободят моего мужа, восстановив его в законных правах.

   Монферрат немного подумав, ответил:

   - Хорошо! С тобой пойдёт Доминик. Он немного знает греческий, чуть хуже - латынь и станет твоим слугой. Делай, что считаешь нужным, но не держи меня в неведенье. Когда окажешься в безопасном убежище, пришлёшь верного человека с известием. Наладим связь.

   - Такое место есть. Я думаю, в эдакой неразберихе никто не удивится моему появлению во дворце Вуколеон*. Этот маленький замок принадлежит императорскому роду Ангелов и служит местом ссылки бывших императриц.

   - Теперь я знаю, где тебя можно будет найти, - тихо засмеялся маркиз.

 

*- Буколеон или Вуколеон – небольшой отдельный императорский дворец, выходящий своим фасадом на Мраморное море. Своим латинским названием замок обязан барельефу, изображавшему бой быка со львом, разрывающим свою жертву. Французы воспринимали греческое наименование дворца на свой лад, переиначивая непонятное им слово "вуколеон" в гораздо более доступные "буш" (пасть) и "лион" (лев). Название дворца им представлялось, как "Пасть льва", или "Львиная пасть". Жоффруа де Виллардуэн в своих записках об осаде Константинополя упоминает дворец, как место проживания бывших императриц – сестры короля Франции и сестры короля Венгрии.

 

   Вёсла небольшой лодки мерно и бесшумно опускались в воду. Отверстия уключин, густо смазанные оливковым маслом, немного поскрипывали, но Доминик не придавал этому особого значения. Стены и башни города были столь высоки, что вряд ли звуки с поверхности воды могли услышать караульные. К тому же небольшой туман и густые облака, взявшие в плен Луну, скрывали передвижение утлого судёнышка. В этой части залива никто из защитников города не ждал нападения крестоносцев. Слишком каменистым и узким был берег.

   - Долго ещё? – тихо спросил Доминик у рослого германца, сидевшего на корме.

   - Где-то здесь. Вон слева башня, а справа на стене, один из зубцов дал трещину. Видите?

   - Ничего не вижу. Слишком темно.

   - Да вот и бревно, прибитое к стенам волнами. Мы – на месте. Правым загребай, - понизил голос до шёпота солдат.

   Лодка медленно и тихо подошла к скалам. Маргарита и Доминик спрыгнули на камни и стали оглядываться. Один из германцев осторожно полез вверх, нащупывая ногами ровные площадки среди камней.

   - Давай руку, - хрипло прошептал мечник Маргарите, - Ох, эти оруженосцы и пажи. Вам бы кормилиц с собой в обозе возить.

   Маргарита пропустила мимо ушей насмешку солдата и протянула ему руку. Доминик в это время подставил подошвам женщины свои ладони и подтолкнул её вверх. Мечник легко втащил «юного пажа» под основание стены, недоумевая, зачем это маркграф посылает  таких хорошеньких мальчиков в город.

   - Вот куст и чёртова дыра. Придётся ползти, - германец скептически оглядел одежду Маргариты.

   - Эх, милый мой. Зачем тебе в город? Оставайся в лагере. Мы любим молоденьких циплят. Правда, Йоган? - он обернулся ко второму гребцу.

   - Придержи язык, - яростно зашептал Доминик. - Факелы взяли?

   - Какие к дьяволу факелы? – зубы германца, приоткрытые в усмешке, казались в темноте собачьими клыками.

   - Я же говорю, ползти надо. Эх, ваша милость. Пустите. Я полезу вперёд, а вы уж за мной.

   - Нет, - Маргарита взяла Доминика за плечо. - Пусть возвращаются. Дальше справимся сами. Любой ромей, которого встретим в городе, сразу заподозрит неладное. Варанги так не одеваются, да и мечи у них другие. В этих громилах сразу распознают чужаков.

   - Йоган, ты ведь не срежешь крест с кольчуги? – обернулся оруженосец к германцу.

   - Как можно, ваша милость. Я ведь обет дал, а крест принял из рук епископа нашего в Реймсе.

   - Ладно. Нечего время терять. Я полезу вперёд, а вы за мной, - Доминик, словно проворная ящерица, нырнул в нору. Маргарита, надев на руки перчатки, последовала за ним.

   - Видал, - прошептал один германец другому. - Перчатки, бархатный камзол. Оруженосец графа какого-то тощего смазливого пажа на Вы называет.

   - Да, хватит тебе ворчать, поплыли обратно. Не ровен час, заметят нашу лодку с башни. Вон и Луна прорывается. Ещё немного и наши рёбра затрещат под стрелами греков.

   - Хотел бы я посмотреть, какими чистенькими они вылезут из этой дыры. Мне в прошлый раз пришлось рубаху от паутины и каменной пыли полдня отчищать.

   - Да ты и в ворота города вряд ли пройдёшь, а эти парни тощие. Ничего, справятся, - Йоган хлопнул своего товарища по широким плечам и подтолкнул к воде.

   Нора, узкая и извилистая вначале, ведущая куда-то вниз, вскоре превратилась в довольно просторный туннель, где Маргарите удалось встать в полный рост. Доминик продвигался в темноте на ощупь, касаясь ладонями пыльных стен. Женщина держалась за поясной ремень оруженосца, стараясь не наступать ему на пятки. Время от времени им под ноги попадались крысы, которые попискивая, неохотно уступали дорогу. Руки Доминика то и дело натыкались на что-то скользкое и холодное. Он чертыхался и вытирал ладони о штаны.

   «Только бы не змеи», - думал он, чувствуя, как обильная испарина высыпала на лбу.

   Вскоре впереди забрезжил тусклый свет. Глазам, привыкшим к темноте, удалось различить своды подземелья и лестницу, уходящую круто вверх. Доминик отстранил от себя Маргариту и прислонил палец к губам.

   - Старайтесь идти тихо и держитесь от меня в пяти шагах, - прошептал он.

   Осторожно, нащупывая подошвами каменные ступени, оруженосец пошёл на свет.

   За поворотом стены оказался небольшой зал со сводчатым низким потолком.

   В дальнем углу горела лампада под иконой, закреплённой на деревянной балке, которая, в свою очередь, подпирала арку. Слева у стены стояли большие корзины, в каждой из которых находились кувшины, запечатанные смолой. Из пробок до самой земли свисали соломенные жгуты.

   - Греческий огонь*, - шепнула на ухо Доминику Маргарита. Тот понимающе качнул головой.

   Лестница вела дальше, а в сторону отходил ещё один узкий каменный коридор. Сверху доносились приглушённые мужские голоса.

   Доминик жестом приказал женщине ждать. Держась ближе к стене, он стал подниматься по лестнице и скрылся за поворотом коридора.

   Через несколько минут оруженосец вернулся.

   - Стража, человек десять. Дальше – дверь и, наверное, выход на улицу. Здесь нам не пройти. Их слишком много для моего меча. Попробуем пройти боковым коридором. Куда-то он должен нас вывести.

   Маргарита согласно кивнула, и оруженосец, сняв лампаду и держа её над головой, свернул влево и двинулся по узкому проходу. Женщина, посмотрев на икону, перекрестилась и пошла следом.

   Доминик насчитал сто шагов, прежде чем в неверном свете лампады что-то блеснуло. Через минуту они оказались на каменной лестнице, ведущей к воде.

   - Цистерна Мокиуса! – воскликнула Маргарита. Она сняла перчатки и зачерпнула в горсть воды.

   - Что? - не понял Доминик.

   - Подземное хранилище питьевой воды. Таких в городе десяток, а то и больше. Вода, после дождей в горах, по акведукам поступает сюда.

   Женщина напилась. В тишине, капельки воды, падая из ладоней Маргариты, производили мелодичный звон, пробуждающий под огромными сводами зала тихое эхо.

   - Вода тёплая. Странно.

   - Где мы? – Доминик присел рядом на каменные ступени.

   - Мы почти рядом с монастырём, где прячут принца Алексея.

   - А до Вуколеона далеко?

   - Это к Северо-Востоку через весь город по дороге к Ипподрому.

   - Проклятье! Я думал, к утру доберёмся, а вот, надо же, - оруженосец

   растерянно смотрел на свою спутницу.

   - Днём нам до дворца не добраться. В тебе сразу признают франка.

   - Не франк я, – с досадой сказал Доминик, набирая в ладонь воду.

   - Знаю, не сердись. В Константинополе не носят таких одежд.

   Женщина просунула ноготь мизинца сквозь проволоку кольчуги и пощекотала оруженосцу плечо, видневшееся в прорехе рубахи.

   - Перестаньте.

   - А, не нравится. А вот не перестану. Раз боишься щекотки, значит, ты - ревнив.

   - Вот ещё.

   - Ревнив, ревнив, - женщина стащила шлем с головы Доминика, зачерпнула воды и вылила парню на голову.

   Оруженосец вскочил на ноги, отфыркиваясь и краснея. Он схватил Маргариту за руки и притянул к себе. Непродолжительная борьба и смех женщины сменились тишиной. Они стояли друг против друга, тяжело дыша. Доминик крепко прижимал красавицу - византийку к себе, снова чувствуя грудью толчки её сердца и ощущая своим телом упругие возвышенности груди , вздымавшиеся от частого дыхания. Глаза женщины сверкали в полумраке, губы приоткрылись.

   - Отпусти, - тихо, но твёрдо произнесла она.

   - А если не отпущу? - щёки Доминика горели. Внизу живота он ощутил тяжесть и поднимающуюся к солнечному сплетению волну тепла. Восставшая плоть приподняла подол кольчуги и коснулась тела женщины.

   - Ого! – тихо воскликнула она. – Прости, совсем забыла, что ты – мужчина. Но, нет, не сейчас и не здесь.

   - А, когда? – по-детски обиженно выдохнул оруженосец.

   Маргарита, чуть присев, вывернулась из объятий Доминика и толкнула его в воду.

   - Когда помоешься. От тебя пахнет потом и лошадьми.

   Оруженосец от неожиданности чуть не захлебнулся. Тяжёлая кольчуга и меч тащили его  на дно. Руки напрасно искали отвесный каменный край водоёма.

   «Да он плавать не умеет», - с внезапной тревогой подумала Маргарита. 

   Она быстро стащила со своего камзола ремень и кинула пряжку прямо в растопыренную ладонь Доминика. Через несколько минут оруженосец сидел на краю бассейна, мокрый до нитки, оглушённый, растерянный и смешной.

   - Почему ты не сказал мне, что не умеешь плавать?

   - А вы разве спрашивали? Исподтишка, это каждый сможет, - Доминик рассердился. Он отвернулся и стал стягивать с себя кольчугу.

   Сзади раздался шорох сброшенной одежды и всплеск воды.

   Оруженосец оглянулся. Копна волос и белое лицо Маргариты виднелись далеко на поверхности воды. Она плыла на спине, плавно заводя руки за голову и делая сильные гребки. Время от времени из тёмной поверхности озера показывались упругие груди.

   - Не подсматривать. Вот расскажу маркизу, будешь знать.

   Доминик опустил глаза и тихо проворчал.

   - Подумаешь, Монферрат. Скоро и я стану рыцарем, тогда посмотрим, чей меч длиннее и проворней.

   Яркий солнечный луч внезапно упал на воду откуда-то сверху. Ещё через пару мгновений тёплый мягкий свет залил огромный зал цистерны. В куполе резервуара, видимо, находились окна или щели.

   Пока Доминик перекладывал, гоняясь за столбами света, свою рубашку, плащ и сапоги, чтобы они высохли, Маргарита подплыла к краю лестницы и, не стесняясь оруженосца, вышла из воды. Статуи языческих богинь, виденные ломбардцем в Риме, показались ему всего лишь копией совершенного тела женщины. Во все глаза он смотрел на освещённые лучами солнца мокрые, блестевшие, словно их смазали маслом, плечи, бёдра, коричневые горошины сосков, округлые колени. Он не мог заставить себя отвести взгляд от соблазнительного тела. Время будто остановилось для него. Женщина уже оделась, а Доминик всё держал в памяти её обнажённую, словно выточенную из тёплого мрамора фигуру.

   - Очнись, Доминик, - Маргарита тронула парня за плечо.

   - Вон там, в углу я вижу ворох сена. Если твой плащ высох, стели его, и давай-ка поспим немного. К вечеру мы должны быть полны сил. Нам ведь ещё идти через весь город, а ночью легко заблудиться. Рано утром следующего дня мы просто обязаны быть во дворце Вуколеон.

   Но Доминик, не слушая, нежно обнял женщину за плечи, притянул к себе и благоговейно поцеловал в мочку уха, затем в шею. Он, опускаясь на колени и пряча лицо в её руках, шептал:

   - Ни кому тебя не отдам, слышишь…

   Маргарита попыталась было вырваться, но потом передумала и медленно опустилась на расстеленный плащ.

 

   Толчок сапога в бок разбудил Доминика.

   - Смотри-ка, голубки нашли себе местечко, - грубый голос прогнал остатки сна.

   Маргарита тоже проснулась и испуганно смотрела на четырёх вооружённых людей, окруживших место ночлега. Язык, на котором говорили солдаты, показался Доминику знакомым. Это были норманны.

   «Наёмники, варанги базилевса», - успел сообразить оруженосец, прежде чем один из солдат наклонился и поднял с пола кольчугу.

   - Да это крестоносец, клянусь непорочным зачатием, - воскликнул один из норманнов, тыча пальцем в нашитый поверх железа крест.

   - Лазутчики франков! - воскликнул другой, вытаскивая свой клинок из ножен.

   Но, Доминик, не давая солдатам времени опомниться, ударил ближайшего к нему норманна ногой в пах, вскочил на ноги и выхватил из-под вороха соломы свой меч. Сверкающее лезвие вошло в шею согнувшегося пополам норманна почти наполовину. Прикрывая собой Маргариту, Доминик вращал клинком перед лицами отскочивших солдат, торопливо вытаскивающих из ножен своё оружие.

   - Беги! - крикнул он женщине.

 Но Маргарита, отступив к стене, не двигалась с места.

   - Беги, кому я сказал! – Доминик, держа в круге зрения подступающих норманнов, поворачивался так, чтобы у женщины была возможность бежать вдоль водоёма к ещё одной лестнице, которую они раньше не заметили.

   Маргарита, подхватив с пола свой камзол, побежала вдоль каменной стены.

   - Куда? – крикнул солдат в медном панцирном нагруднике и, подтолкнув к Доминику своего товарища, ринулся вслед за женщиной. Но Доминик оказался проворней. Сильный толчок острого плеча в бок норманна, заставил того потерять равновесие и свалиться в воду. Не теряя времени и, постоянно оглядываясь на Маргариту, он отразил выпад второго солдата, но третий, сделав прыжок в сторону, опустил свой меч на голову оруженосца. Краем глаза Доминик успел заметить этот удар. Лёгкий наклон туловища не спас юного ломбардца. Он успел отпрянуть в сторону, но мечу противника удалось рассечь кольчугу и задеть плечо оруженосца. Доминик упал на колено и поднял вверх руку, прикрывая шею. Железная рукоять чужого клинка попала ему в висок и он, потеряв сознание, рухнул ничком на камни.

 

   - Сеньор! – в палатку вбежал Генрихус.

   - Ну, что там ещё стряслось? – Монферрат откинул холст, разделяющий шатёр на две половины.

   - Там венецианцы одной из галер вытащили из моря вашего Доминика. Говорят – сняли с бревна.

   - С какого бревна? Господи! Что с ним?

   - Не знаю, сеньор. Он весь в крови и, похоже, в беспамятстве. Парень так крепко вцепился в это проклятое дерево, что моряки доставали его из воды вместе с гнилым обрубком.

   - Он, наверное, окоченел в воде. На дворе – весна. Да к тому же плавать не умеет. Где его подобрали?

   - В восточной части залива.

   - Ты вызвал ему лекаря?

   - Да, сеньор. Он уже в палатке Доминика.

   - Пошли, - бросил германцу маркиз, одевая поверх кольчуги белый плащ с чёрным крестом.

   Доминик лежал в полузабытье на грубо сколоченном подобии деревянной кровати. Голый, забинтованный чистыми тряпицами, торс кто-то прикрыл конской попоной. Юноша был бледен и тяжело дышал. Рядом стоял лекарь - итальянец и отмывал от крови в медном тазу волосатые руки.

   - Ну, как он? – Монферррат, нагнувшись, заглянул в палатку, не решаясь входить.

   - Похоже, спит, - прошептал лекарь. - Потерял много крови, да ещё какое-то время провёл в ледяной воде. Видно, господь сподобил нашу галеру наткнуться на парня.

   - Рана серьёзная? - маркиз протиснулся в шатёр и осторожно прислонился к жерди, поддерживающей купол.

   - Я же говорю, ему повезло. Он потерял много крови, но судя по всему, удар меча пришёлся ему в ключицу, не задев основных жил и кровотоков. Кость, дай Бог, срастётся. Пусть побудет в лубках три - четыре недели. А ещё он должен сказать спасибо кольчуге. Основную силу удара погасило железо. А то был бы сейчас парень без руки, а то и мёртвым, как вон та, забравшаяся к нему под рубаху и захлебнувшаяся в воде крыса, - лекарь кивнул в угол палатки, где лежало мерзкое животное.

   - Слава Иисусу Христу! – радостно воскликнул Монферрат.

   Но в глазах маркиза виднелась тень тревоги.

   - Потише, ваша светлость, - лекарь оглянулся на раненого.

   - Да не сплю я, - слабый голос Доминика сорвал маркиза с места. Граф сделал нетерпеливый жест рукой и лекарь, покачав головой, вышел.

   Монферрат склонился над оруженосцем.

   - Ну, что, где болит? Может - приказать подать вина? Всё легче будет.

   Доминик поморщился.

   - Вот здесь ноет, - тихо сказал он, поднимая здоровую руку и кладя ладонь себе на грудь. - Врасплох нас застали варанги.

   - А, что с Маргаритой? – Монферрат схватил ладонь оруженосца и сжал её в своём кулаке.

   - Не знаю. Может, успела убежать, а может, нет. Я делал всё, что было в моих силах, поверьте, сеньор. Я их задержал, насколько смог. Одного убил, а вот остальные… Слишком здоровые и ловкие оказались.

   Граф присел рядом с Домиником.

   - Будем надеяться, что Господь не оставил её без защиты, - тихо обронил Монферрат.

   - Последнее, что я видел, сеньор, - оруженосец облизнул пересохшие губы. - Она скрылась в одном из коридоров подземного хранилища воды. Где уж им было догнать её легконогую, - Доминик слабо и светло улыбнулся.

   Маркиз внимательно посмотрел на него.

   - Закажу монахам молитву во спасение, - глухо сказал он. - Ну а ты то, как выбрался оттуда.

   - А, что я? Думаю, пролежал весь день. Очнулся, там уже темно было.

   - Где там?

   - Да я же говорил вам. Подземная цистерна с водой, - губы Доминика с трудом шевелились. - Дайте передохнуть малость.

   Маркиз вскочил и принялся мерить шагами тесное пространство палатки.

   - Сядьте рядом, сеньор. Мне трудно двигать глазами.

   Монферрат снова сел.

   - Очнулся я оттого, что крысы ползали по мне. Ну, я и встал. Сперва - на четыре точки, потом на колени. Ненавижу этих тварей. Как добрался до моря, не помню. Голова сильно кружилась и тошнило. Вылез из норы под стенами уже под утро. Там было бревно. Столкнул его в воду и вцепился в него, словно лесной клещ, - речь Доминика стала бессвязной, глаза закрылись, и он провалился в сон.

 

                            Прошло пять месяцев

  

   - Ну и что, так и будем стоять под стенами города? - Энрико Дандоло, только что прибывший на огромной галере с большим отрядом венецианцев, медленно вошёл в шатёр, где собрались вожди похода. Опираясь на массивную, грубой работы трость, он тяжело опустился в придвинутое ему кресло.

   - А, что нам ещё делать? – Жоффруа де Виллардуэн склонился над большим листом пергамента с планом Константинополя.

   - Выслать глашатая к башням и потребовать открыть ворота, - дож был зол.

   Его подташнивало после долгого морского перехода и раздражало всё, начиная от унылого молчания графа Фландрского и заканчивая преувеличенно весёлым смехом Анри д' Эно. И уж совсем лишними на военном совете показались, представленные ему, церковники: епископы Суассонский и Труа. Голову слепого венецианца туманила злость и зависть ко всем этим зрячим самодовольным и жадным франкским баронам: Пьеру Амьенскому, Ангерану де Бов, Майе де Монморанси. Остальных он не знал. К тому же, в шатре, несмотря на осень, было душно.

    - Вот ведь незадача. Не торопится базилевс выносить нам ключи от города, – громко сказал Монферрат, зевая и крестя рот.

   Он не спал третьи сутки. Его отряды первыми принимали на себя удары византийских копейщиков, выходивших всё чаще с вылазками за стены. Только сегодня с рассветом валлийцы - лучники остановили атаку полусотни конных варангов.

   - Тогда, какого дьявола, прости Господи, сеньоры рыцари проделали такой путь? Неужели затем, чтобы отсиживаться в траншеях у стен города? – дож стукнул об пол тростью. Его голос сорвался на крик.

   - Зачем самые уважаемые люди Венеции, ограничивая себя во всём, отказавшись от множества купеческих сделок в Испанской Галлии и Северной Африке, снарядили для вас такой флот. Зачем я, дож Венеции, оплатив за свой счёт постройку пятидесяти галер, сижу здесь с вами и дрожу от холода в своей каюте на северном ветру посреди залива? Где ваши четыре тысячи конных рыцарей, когда я вижу в лагере всего семьсот рыцарских палаток? Где ваши сто тысяч пехоты, когда мои люди едва насчитали пятьдесят тысяч солдат?

   - Но позвольте, сеньоры, - вылез вперёд Ангерран де Бов. - Зачем вы ведёте речь о деньгах, когда уже взяли задатку почти тридцать тысяч марок? Остальное вы получите из добычи, взятой в городе. А потом, Константинополь велик и неприступен. Армия базилевса втрое превосходит нас числом. Ваши венецианцы пытались проникнуть за стены с моря, но греки просто сожгли несколько галер. Этим дело и кончилось.

   - Я ещё спрошу с этих дураков - кормчих. Рисковать флотом никому не позволено.

   Монферрат не выдержал.

   - Тогда пусть ваши люди сойдут с кораблей и встанут в боевые порядки рядом с нашими солдатами. Зачем напрасно гладить днищами твоих посудин этот чёртов залив? А мы посмотрим, так ли храбры твои наёмники под стрелами, каменными ядрами и горшками с горящим маслом. Мои ломбардцы три раза штурмовали разные ворота города и всё безрезультатно. Здесь нужна основательная осада, баллисты и мангонеллии*. А подвоз этих машин требует времени.

 

*-Мангонелии – разновидность метательных приспособлений, стреляющих деревянными бочонками с зажигательной смесью (природная селитра, деревянная стружка, пропитанная маслом.)

  

 

   Наступившую паузу заполнил тревожный голос трубы. Рыцари, толкаясь в дверях, высыпали на свежий воздух. Картина, которая перед ними открылась, у церковников вызвала страх, а у рыцарей тревогу. Всё поле перед стенами справа и слева от Платейских ворот заполнили войска византийцев.

   - Клянусь Святой девой Марией, их не меньше ста тысяч и все конные, - у графа Фландрского подрагивало правое веко. Он придержал его пальцем и сузил глаза. Губы его шевелились.

   - Мессиры! За дело. Стратиги базилевса решили сбросить нас в море, - возбуждённо выкрикнул Монферрат.

   - Сеньор Балдуин. Поднимайте своих рыцарей. Ваш лагерь ближе всего к месту намечающейся драки. Стройтесь клином. Вы, сеньоры, - маркиз уже обращался к Пьеру Амьенскому и графу Сен-Полю. Поддержите атаку сеньора Балдуина. Пока конница ромеев не тронулась с места, у вас есть время. Не дайте грекам обойти наши тылы с флангов. Я  соберу пехоту и лучников. С нами Бог!

   Двести рыцарей графа Фландрского, а за ними с интервалом в триста шагов, тяжёлая конница пикардийских баронов тронулись шагом. Лучники и арбалетчики Монферрата тут же выпустили тучу стрел поверх, блестевших на тусклом холодном Солнце, шлемов франков. Было слышно, как в шеренгах противника глухо зазвенела сталь, пробиваемая острыми наконечниками, раздались крики раненых, заржали покалеченные лошади.

   Ряды конницы византийцев разъехались в стороны, пропуская своих стрелков. Ответный рой стрел был гораздо гуще, чем у воинов христовых. Германцы Генрихуса, прикрываясь щитами, успели подкатить баллисту. Каменное ядро просвистело над шеренгами рыцарей и упало, не долетев до греков. Второе ядро выбило из сёдел нескольких своих же крестоносцев.

   - А, дьявол! - выругался Монферрат, подбегая к германцам. – Вы что, ослепли?

   - Сеньор, жилы на тетиве баллисты отсырели.

   - Сигнал! – закричал маркиз. - Сигнал, собачьи дети! Пока ряды греков не сомкнулись, вперёд!

   Хрипло пропели трубы. Лошади рыцарей передового отряда Балдуина прибавили шагу. Их догоняла конница Сен-Поля.

   - С нами Бог, с нами Бог!

   В лязге железа и топоте копыт маркизу показалось, что он услышал голос Робера де Клари.

   Но через мгновение всё заглушил рёв тысяч хриплых глоток врага и новое звонкое пение стрел. В рядах конницы франков появились бреши. Но шеренги ромеев не двигались с места. Плотная стена катафрактов с поднятыми вверх копьями стояла спокойно и молча в ожидании сигнала.

   Граф Фландрский, бледный, словно собственный белый плащ, ощутил чувство неуверенности, необъяснимую тревогу и тошноту. Низ живота свело судорогой страха. Рядом свалился с коня один из его оруженосцев. Руки графа больше не подчиняясь воле, они крепко сжались и, непроизвольно, натянули поводья. Крупный пикардийский конь Балдуина сначала сбился с рыси на шаг, а потом остановился. Натыкаясь на своего командира, стали отъезжать в сторону оруженосцы и рыцари. Строй смешался. С двух сторон, также придерживая лошадей, шеренги франков Балдуина медленно обтекали всадники Сен-Поля и Пьера Амьентского. Несколько рыцарей, столкнувшись, вылетели из сёдел.

   - Что, что? – кричал Сен-Поль, подъезжая к Балдуину.

   - С нами Бог! – уже тише кричал де Клари, оглядываясь на сломанную шеренгу рыцарской конницы и стараясь развернуть лошадь.

   - Отходим, - прохрипел граф и, опустив забрало шлема, прикрываясь перекинутым за спину щитом, поехал прочь. За ним, оглядываясь на противника, недоумевая, ругаясь и дёргая лошадей, один за другим последовали франки.

   Шеренги греков в полном молчании перестроились в колонны и скрылись за воротами города.

 

                                    ***

 

   - Переговоры! – торжествующе произнёс Дандоло.

   В глубине души он был рад позору крестоносцев. Разум ростовщика уже подсчитывал выгоды от неудавшейся атаки. При разделе добычи он припомнит Балдуину это отступление без видимой на то причины и уменьшит долю трусливых баронов.

   «По мне, лучше пусть будет баран, возглавляющий стаю львов, чем лев - во главе стада баранов», - переиначил дож арабскую пословицу.

   - Послов, конечно же, послов… Нужно послать переговорщиков к базилевсу, - поддержали его епископы.

   Монферрат был мрачен и молчалив. Он злился на себя за то, что не сел на коня и не встал во главе конницы. Хотя, кто знает этих франков? Бабушка надвое сказала, пошли бы они за ним?

   «Простые английские лучники и норманны, как воины, превосходят этих самодовольных шевалье», - думал маркиз, постукивая ногтем по столу.

   - И, что? Предъявим грекам ультиматум? – желчно спросил он венецианца. – Вряд ли они сдадутся после нашего позора.

   - Вот именно. Они должны сдаться. Вы забываете, зачем мы сюда пришли, - в уголках рта дожа пузырилась слюна. Слепые глаза слезились. – Мы привезли с собой законного наследника византийского престола. Пусть народ увидит сына свергнутого и слепого императора. Посадим его на галеру, подвезём к стенам, слава Богу, до них рукой подать. Внесём сомнения и смуту в настроения знати и черни. Так будет легче договориться с греками. Если значительная часть горожан узнает Алексея, считай - полдела сделано. Решимость защитников города уменьшится вдвое. У них пропадёт охота драться. Кого поддержат наёмники - варанги? Самозванца, разоряющего казну и не выплачивающего во время жалованье или молодого, решительного, щедрого наследника престола?

   - А, как они узнают, насколько щедр принц? – граф Фландрский впервые после неудавшегося сражения поднял глаза на дожа.

   - С помощью баллист закинем в город свитки с клятвами и речью Алексея.

   «Вот и Мурзуфл Дука снова пригодился дожу, - мысленно воскликнул Монферрат, - Становится всё интересней. Вот только, каким образом венецианец связался с ним? Значит, в городе есть шпионы дожа, которые знают, где прячется лжепринц», - сделал умозаключение маркиз.

   - Так, может, прямо сейчас и прокатим принца вдоль стен? – весело спросил он.

   Но Дандоло мрачно взглянул на маркиза.

   - Не сегодня. Принц прибудет только завтра к вечеру. Ещё нужно приказать писцам приготовить свитки, солдатам - подкатить к стенам баллисты, а к обедне следующего дня, забросив в город вести от царевича, с Божьей помощью поплывём к стенам.

   - Откуда прибудет принц? – невинно переспросил маркграф. Он сделал вид, что не расслышал венецианца, но Дандоло уже отвернулся к графу Балдуину и тоже сделал вид, что глух.

   Весь вечер Монферрат, выставив охрану вокруг своего шатра, совещался с Генрихусом, рассматривая пергамент с картой города. Там рукой Маргариты были начертаны линии стен, квадраты форумов, храмов, дворцов и нити основных улиц.

   - У тебя – мало времени, – тихо внушал Бонифаций германцу. - В эту ночь придётся проникнуть в город тем же путём, что и Доминик. Найдёшь вот этот монастырь, - маркиз ткнул пальцем в карту. С собой возьмёшь троих мечников. Если пойдут больше, наделаете шума. В этой части города - дома ремесленников, небогатых купцов, одним словом, горожане. Войск там, думаю, немного, да и те - на стенах. Если вас заметят и опознают, свидетелей не оставлять. При монастыре должен находиться небольшой отряд стражи. К утру их, наверняка, свалит сон. Возьмёте всех в ножи.

   - А, если успеют поднять тревогу? – спросил германец.

   - Любой ценой доставь мне заключённого. Сам стань под мечи, но настоящий принц к утру следующего дня должен быть у меня в палатке. Смотри, не подведи! – Монферрат сжал плечо Генрихуса.

   - И вот ещё что. Принцу наденешь мешок на голову. Пусть не знает, кто его похитил и зачем. К тому же, его лицо никто не должен видеть. Хорошенько запомни, что тебе надо сделать потом, когда дож предъявит рыцарям лже царевича. Справишься, получишь двести монет. И держи язык за зубами.

  

                                   Константинополь. После полуночи

 

   Тихий стук в монастырские ворота разбудил монаха привратника.

   - Кого там черти носят? - заворчал тот, засовывая босые ноги в войлочные сапоги.

   Монах, не спеша, вышел из своей каморки перед воротами и поплёлся к калитке. Приоткрыв маленькую смотровую дверцу, привратник попытался разглядеть человека, стоящего в темноте. Тот был горбат и с головой накрыт плащаницей, какие носили иудеи.

   - Ну, чего тебе, раб божий? – вздохнул привратник.

   Полуночный гость ответил на латыни.

   - Завтра утром меня силой забирают в войско базилевса. Боюсь этого, отче, ох боюсь.

   - Чего тебе бояться? Все под Богом ходим.

   - Страшно, отче. Предчувствие есть. Не суждено мне вернуться со стен к своим жене и детям. Да и не воин я. Кстати, забыл, когда каялся во грехах.

   - Ах ты, нечестивец и грешник этакий. И нашёл же время прийти на исповедь.

   - Так война, отче. Вот я и подумал, пойду в храм божий, отнесу три золотых динария. Пусть монашеская братия помолится о рабе господа нашего за здравие.

   - Шесть монет, говоришь?

   - Пять, отче.

   - Покажи.

   На открытой ладони позднего прихожанина сверкнуло золото.

   - Ох, Иисус, покоя от вас грешников нету, - жадность привратника взяла верх над осторожностью.

   Он отцепил от ремня ключ, вставил его в замок, трижды повернул и, тут же, удивился. Монах хорошо помнил, что запирал с вечера калитку ещё и на деревянный засов. Но толстая щеколда сейчас оказалась сдвинутой. Но это была последняя его мысль. Сильный толчок опрокинул старика на землю, а нож располосовал ему тощее горло. Во двор монастыря проникли четыре тени.

   Генрихус показал рукой на небольшое светящееся окно притвора*.

Один из германцев ухватился за каменную плиту, подтянулся на руках и заглянул внутрь. Мягко спрыгнув на землю, он шепнул Генрихусу:

   - Здесь.

  

 

*Притво́р, на́ртекс (позднегреч., от греч. νάρθηξ — ларчик, шкатулка) - составляет самую западную часть храма и обыкновенно отделяется от средней части храма глухой стеной. Эта часть монастырских храмов представляла собой двор, куда допускались лица, не принявшие пострижения в монахи.

 

   Дверь в просторную келью караульной тихо скрипнула, и взглядам германцев открылась большая комната, освещённая факелом. Посередине стоял длинный стол, за которым, положив головы на скрещённые руки, спали двое солдат. Запах разлитого вина и едкий дух чеснока заставили Генрихуса сморщить нос. У стен на узких деревянных кроватях лежали тёмные фигуры ещё шестерых стражников. Несколько пик и мечей беспорядочной грудой стояли в углу.

   Генрихус показал пальцем на себя, потом на греков у стола. Затем он обвёл рукой круг, давая понять своим товарищам, что спящих солдат он поручает им.

   Несколько ударов ножами, и в комнате запахло свежей кровью.

   - Ищите ключ, - тихо приказал германец.

   Вскоре на поясе одного из греков нашлась связка ключей. Пройдя узким коридором вглубь притвора, германцы стали осторожно совать факел через прутья дверных решёток, освещая тесные кельи. Шум разбудил нескольких монахов. Некоторые из них бросились к дверям.

   - Если хотите жить, оставайтесь у дальних стен, - с угрозой приказал им Генрихус.

   Наконец, в самой дальней келье, превращённой в тюремную камеру, он обнаружил того, за кем пришёл. Лязгнул отпираемый замок. Факел осветил молодое лицо с тонким, чуть горбатым носом, испуганные карие глаза, худые щёки и рваную одежду, которая знавала лучшие времена. Парчовый длинный камзол неопределённого цвета выглядел грязным и старым. Генрихус достал из штанов небольшой медальон, открыл серебряную крышку и посмотрел на тонко выписанную миниатюру, вделанную внутрь.

   - Ты похож на своего отца, - тихо сказал он пленнику и кивнул своим людям.

   Заключённому заткнули рот, накинули плотный чёрный мешок на голову и вывели во двор.

   - Быстрее, шевели ногами, - с угрозой в голосе ворчал германец, поглядывая на Восток, где узкой полоской занимался рассвет.

 

   Ко времени, когда холодное солнце вышло из-за дождевых туч

и раскрасило свинцовое море вечерними изумрудными и лазурными полутонами, огромный шатёр Энрико Дандоло заполнила толпа баронов, священников и знатных рыцарей. С южной, противоположной стороны залива доносился далёкий звон колоколов Святой Софии, призывая осаждённых к поздней обедне. Но этот призыв, кроме оруженосцев и солдат, прибывших вместе с рыцарями, слышали только люди из охраны дожа, расположившиеся в караулах вокруг шатра и на башне Галаты. Внутри гул голосов заглушал все звуки. Многие из крестоносцев недоумевали, зачем вообще нужен этот военный совет. Большинству надоело зябнуть в траншеях. Кое-кто из франков отряда графа Фландрского, видевших кавалерию греков, уже отбыл домой, другие мечтали о решительном штурме, который готовил Монферрат. Маркиз заставлял пехоту под прикрытием лучников продвигать палисады и траншеи всё ближе к многочисленным воротам города со стороны бухты Золотой рог.

   Гул голосов внезапно стих, и по рядам рыцарей прокатился шёпот:

   - Принц, наследник Кирсака, Дандоло, Алексей…

   Монферрат обернулся в сторону входа.

   Солнечный свет, пропущенный в шатёр поднятым пологом, высветил силуэты фигур, медленно продвигающихся к помосту, на котором стояло несколько простых деревянных кресел.

   Маркграф поднял руку, прикрывая глаза от солнечных лучей.

   - Сеньоры! Я держу своё слово. Перед вами - наследник несчастного, ослеплённого собственным братом, императора Кирсака, принц Алексей.

   Десяток факелов, внесённых оруженосцами, проявили глубокие морщины на лбу Дандоло, его слепые глаза и подчеркнули тонкие черты лица молодого человека, сильно изменившееся, по мнению Монферрата, за месяцы осады.

   «Где этот Дука скрывался в городе, хотел бы я знать? – размышлял маркиз, разглядывая бледное лицо.

   Между тем Дандоло продолжал:

   - Принц готов подтвердить, данные вам полугодом раньше, клятвы: выдать воинству Христову двести тысяч марок, построить и снарядить галеры, вместо сожжённых греками судов, загрузить в трюмы сухари, вяленое мясо, овощи, лук, горох и прочие припасы и, кроме того, отправить вместе с вами в Александрию своих солдат.

   - А, как же признание Константинопольским патриархом главенства Римской церкви? - перебил венецианца епископ Суассонский.

   - Я клялся раньше и клянусь теперь, что греческая церковь признает Папу Иннокентия своим единственным главой и Великим Понтификом, - тихим тусклым голосом произнёс Алексей.

   - Всё это хорошо, - громкий бас Монферрата, заглушил гул голосов в палатке. - Но, возможно, греки за стенами не согласны с решением принца? Если я не ошибаюсь, и меня не обманули мои люди, вчера горожане закидали царевича мочёными яблоками и гнилыми каштанами, пока его возили вдоль стен на галере, – маркграф вытянул руку и указал на плащ принца.

   - Вон, посмотрите, следы до сих пор видны.

   Молодой человек, которого полчаса назад переодели в чистое платье, непроизвольно опустил глаза и провёл ладонью по ткани, будто стряхивая грязь. Но Монферрат, не давая никому открыть рот, продолжал:

   - Его отец ещё жив и, пусть он сломлен заточением и слепотой, кто знает, после освобождения и обретения трона, подтвердит ли он обещания сына.

   В шатре раздались вопли разочарования, гнева и нетерпения.

   Один из вассалов маркиза, барон из Пармы, повинуясь незаметному со стороны жесту своего сюзерена, зычным голосом перекрыл разрозненные крики:

   - К дьяволу обещания молокососа. Он уже сейчас дрожит, как кленовый лист на осеннем ветру. Нужно готовиться к штурму и слушать маркграфа, – рыцарь вдруг выхватил меч и наставил его на Дандолдо.

   - Сдаётся мне, венецианцы чересчур опекают этого грека. Такая близость наводит на размышления - а нет ли между вами тайных договоров. Не достанется ли венецианцам львиная доля добычи и лучшие дома этого чёртова города?

   Монферрат заметил, как при этих словах переглянулись граф Фландрский, его брат и Жоффруа де Виллардуэн.

   - К дьяволу принца. На штурм! – зашумели самые нетерпеливые из франков.

   - Мы пока не можем штурмовать город. Не все баллисты собраны, нет достаточного запаса греческого огня, - в голосе маркграфа явно слышалось сожаление.

   Шатёр от криков закачался так, будто ветер с востока обрушился всей своей мощью на плотный купол.

   - Сеньоры! – рокочущий бас Монферрата, перекрыл шум.

   - Мы все наслушались здесь речей. Довольно слов, клятв и пустых обещаний. Если славными сеньорами рыцарями мне оказана честь - служить вам вождём, слушайте меня. Сегодня прошу всех разойтись. Военный совет примет необходимые меры, прикажет ускорить постройку катапульт, снова напишет в Рим Его Святейшеству, испрашивая благословения на штурм, и сообщит армии о своих планах.

   Ворчание, угрозы в адрес ромеев и крики вскоре затихли. Бароны, ещё немного поспорив перед шатром, уже в темноте стали расходиться.

   Внутри остались Монферрат, Дандоло, Алексей, граф Балдуин и Жоффруа де Виллардуэн.

   Франки молчали, бросая косые взгляды на непроницаемое лицо маркграфа.

   Дож не выдержал паузы первым.

   - Что даст нам штурм? Не лучше ли послать глашатаев к стенам и потребовать открыть ворота? Ты сам говорил, что армии нужно время. Неужели тебе не жаль крови крестоносцев, которая уже пролита и ещё долго будет орошать стены города при штурме?

   - Что-то тебя не очень заботит кровь византийских солдат, которым вскоре предстоит умирать на башнях Константинополя. А, ведь они - тоже христиане, – парировал Бонифаций.

   - Клянусь именем Господа нашего, ты, сеньор, забыл, что твой брат Конрад был убит по приказу английского короля сарацинами и, что тебе давно пора отправиться под стены Дамаска или Иерусалима, - теряя самообладание, прохрипел Дандоло.

   - Да, сеньор. Я помню об этом прискорбном событии. Но при всём моём уважении к твоей слепоте и старости, это - не твоё дело, - прорычал Монферрат.

   - Кроме того, мне кажется, что слишком много на себя берёт и вот этот сеньор, - Бонифаций ткнул пальцем в грудь принца.

   Глаза грека вспыхнули огнём гнева, но маркграф не дал ему произнести ни слова. Обернувшись к Дандоло, он возвысил голос:

   - Стыдно дожу Венеции предъявлять почтенному рыцарству самозванца.

   Не давая возможности присутствующим опомниться, Монферрат снял с пояса рожок и приложил его к губам. Тихий звук, словно, всколыхнул заднюю стенку шатра. Раздался треск распарываемой ножом ткани, и, в образовавшуюся щель, пролез Генрихус, таща за собой человека с мешком на голове.

   - Познакомьтесь, сеньоры. Перед вами настоящий наследник престола, принц Алексей.

   В полном молчании все глаза устремились на Генрихуса, который разрезав мешок, жестом фокусника снял ткань с лица доставленного им человека.

   Изумлённый крик сорвался с губ Балдуина.

   - Не может быть, - вслед за франком прошептал Дандоло.

   Виллардуэн с любопытством разглядывал двойников, время от времени переводя взор на торжествующего Монферрата.

   - Но, позвольте, маркиз. Мой принц прислан сюда вашим сюзереном королём Филиппом.

   - Мне об этом ничего не известно, - отрезал Монферрат и щёлкнул пальцами.

   Генрихус, стоявший за спиной своего пленника, быстро пересёк небольшое пространство шатра и вонзил нож, спрятанный в рукаве кольчуги, в спину протеже Дандоло. Вместе с оседающим на землю телом, он опустился на колени и одним движением перерезал несчастному горло.

   Всех, словно, поразил столбняк. Только хриплое дыхание дожа и булькающие звуки крови, выходящей вместе с воздухом из горла мертвеца, нарушали тишину.

   - Тебя, рыцарь, накажет сам Господь за это злодеяние, - Дандоло с трудом разлепил губы.

   - Нет, это я могу перед Богом поклясться, что мной казнён самозванец. Господь простит мне убийство этого нечестивца. Вот он – настоящий наследник византийского трона, в своё время заточённый предателем Мурзуфлом в монастыре Гастрия.

   Монферрат вытолкнул вперёд принца Алексея и повернулся к франкам.

   - Странно, мессиры. Вы так близки с сеньором Дандоло, а он от вас, оказывается, многое скрывал, да ещё всё время подсовывал вам фальшивого принца.

   Из венецианца, как будто, вышло наружу всё тепло. Его била нервная лихорадка. Он кутался в плащ и горбился, будто стылый сырой ветер проник ему за кружевной воротник. Страшные в продольных шрамах веки, прикрывающие пустые глазницы, мелко дрожали.

   - Пошли, Генрихус, - бросил на ходу Монферрат германцу.

   Тот, накинув на безмолвного, дрожащего от ужаса Алексея свой плащ, последовал за графом.

 

Глава 8.
Лето 1204 года от Р.Х.
«Роял-флеш»

 

   - Божественный! Дело плохо, - тихо говорил на ухо басилевсу стратиг варягов, охранявших Влахернский дворец.

   Наёмник держал огромные ладони ковшом, чтобы музыка двух кефар и трёх камышовых дудок не заглушала его слов, и косил глазами на лужи вина, пролитые на низкий стол хмельными виночерпиями императора.

   Сам базилевс сонно моргал ресницами и вяло хлопал пухлыми ладонями в такт музыке. Он был настолько пьян, что уже не обращал внимания на чернокожих рабынь, вращающих под музыку крутыми обнажёнными бёдрами, соблазнительно блестевшими в свете масляных светильников.

   - Ну, что ещё там случилось? Может франки заразились чумой, и ветер несёт запах гниющих трупов на город?

   - Нет, Порфироносный. Всё гораздо хуже.

   - Да? – базилевс икнул. - Что может быть хуже этих потных, вонючих женщин?

   - О, Великий! Чернь собралась на форуме и смеётся над своим императором.

   - Выкати им сотню бочек вина из моих погребов.

   - Они хотят другого.

   - Женщин, зрелищ?

   - Нет, мой господин. Они хотят, чтобы твоё войско сразилось с голодными отощавшими франками.

   - Я видел их близко, вот, как тебя сейчас. Они трусливо бежали, испугавшись моих катафрактов.

   - Народ это тоже видел и удивляется, почему армия басилевса до сих пор не сбросила нечестивых в море? Ведь их численность меньше наших войск. На каждого франка приходится три наших солдата.

   - Не надоедай. И без тебя советников хоть отбавляй, оставь своего императора в покое. Хвалёные рыцари бежали с поля боя, словно трусливые кролики, завидев моих воинов в сверкающих на солнце панцирных латах и волчьих шкурах. Таких доспехов нет ни у одного знатного франка. А у меня – тонкое и крепкое железо на каждом гвардейце. Вы - варанги – свора моих псов, которых я спущу с поводка, когда придёт время.

   - Тогда, почему в том бою твоя конница не преследовала растерявшихся франков и не изрубила трусов на куски в их же собственных траншеях?

   - Пошёл с глаз долой! – неожиданно вспылил басилевс. Не лезь не в своё дело. Крестоносцы и так все передохнут от голода и жажды.

   - Как пожелает мой господин. Вот только чернь с утра собирается на Форуме перед Ипподромом. Избивают городскую стражу. Мои солдаты не в силах сдерживать толпу. Варангов забрасывают камнями. Многие из ополченцев оставили стены и присоединилась к бунтовщикам. На башнях становится всё меньше защитников. Солдаты из провинций, угрожая командирам, по ночам бегут из города через ворота Полиандра на Запад. Военные и Романские ворота тоже выпускают беженцев целыми семьями. С той стороны ещё нет франков и дороги в Хунгарию и Македонию свободны.

   - А почему ты мне раньше этого не сказал? - тупо глядя в одну точку и заикаясь, тихо спросил император.

   - А я, что делаю, - отвернулся в сторону стратиг. Он не выносил винного перегара.

   - Вон, слышишь? Это - рёв толпы? Плебс идёт на Влахерны. Через час они будут здесь.

   Басилевс поднял голову. Ветер через приоткрытые окна дворца доносил далёкие крики и вопли множества людей. Император тяжело поднялся, закутался в шерстяную голубого цвета тогу и, опираясь на плечо варяга, вышел на балкон.

   В квартале от дворцового комплекса виднелось зарево пожара, на улицах и у стен домов метались тени. Изредка, перекрывая гул ветра и крики, слышались удары одинокого колокола какой-то церкви. Внезапно несколько факелов появилось на, прилегающих к стенам дворца, холмах. От этого пламени зажигались всё новые огни. Императору почудился треск дерева и свист камней, выпущенных пращами.

   - Неблагодарные, - губы его задрожали, глаза забегали по сторонам.

   - Сколько у тебя воинов? – император трезвел на глазах.

   - Человек пятьдесят у ворот и ещё столько же в казармах. Остальные - на стенах города.

    Император думал недолго.

   - У внутренних Влахернских ворот есть подземный ход. Он ведёт за внешние укрепления и дальше за город. Если мне не изменяет память, подземный коридор заканчивается в миле от мельниц на западных холмах. Собери свободных солдат, остальных оставь здесь. Пусть защищают стены, сколько могут.

   - И, что дальше?

   - Адрианопольская дорога свободна от франков?

   - Да, господин.

   - А гавань Космидиона?

   - Свободна, мой басилевс.

   - Пошли кого-нибудь к причалам. Ещё вчера со стен я видел там три галеры северных варваров. Выкинь за борт всех, кроме кормчих.

   - Позволь узнать, мой император, куда мы отправляемся?

   - Твой император отправляется…, а, впрочем, вели собрать в одном месте всё, что понадобится в путешествии, всё, что смогут унести на плечах твои солдаты. Вот, возьми ключ. В моей спальне на стене, в изголовье кровати найдёшь персидский ковёр, под ним есть дверь, откроешь. В тайнике – мешок с солидами*. Впрочем, я сам. А ты вели брать всё необходимое: вино, хлеб, палатки, тёплые вещи. Будешь готов, найди меня в спальне.

   К полуночи императорский дворец опустел. Последние солдаты - наёмники, не зная, что император Византии бежал из города, защищали ворота дворца ещё четверть часа, пока мятежная толпа не смяла их и не растерзала в клочья.

  

  *Солид – золотая монета Византийской империи, весом 4,36 граммов. Была в ходу со времён Константина Великого и до падения империи в 1453 году под ударами турок османов.

 

   - Не может быть! – воскликнул Монферрат, отталкивая оруженосца.

   В это утро после беспокойной ночи, когда германцы маркиза в передовых траншеях с тревогой наблюдали за многочисленными огнями факелов, пылавшими в городе. Пока солдаты в карауле, слыша крики за стенами и не понимая в чём дело, не выпускали из рук оружия, весь лагерь франков беспечно спал.

   Маркиз торопливо вышел из палатки и, сощурив глаза, внимательно оглядел стены цитадели. Ворота Платеи были широко открыты. В проходе сверкали мечи, суетились какие-то люди.

   - Похоже, там дерутся, - маркграф обернулся к похудевшему, ещё слабому после ранения, Доминику. – Может, кто-то из наших сумасшедших, голодных до славы баронов решился на штурм?

   - Не похоже, - глаза Доминика, более острые, чем у маркиза внимательно наблюдали за схваткой у башни.

   - Солдаты одеты в ромейские панцири. Да, вон они уже побежали вдоль моря, словно мыши с тонущей галеры, а из ворот высыпали греки и машут белыми полотнищами.

   - Не иначе, ловушка, - пробормотал Монферрат. - Пошли туда верховых, пусть узнают, в чём дело. Только аккуратней. Скажи, чтобы прикрывались щитами и держали мечи наготове.

   Через полчаса оруженосец ввёл в палатку Монферрата группу людей в одежде простолюдинов. Впереди шёл высокий черноволосый и черноглазый грек в толстом шерстяном плаще, испачканном кровью.

   - Они скрипят, словно мельницы, на греческом языке, и никто не знает, чего они хотят, - Доминик тяжело дышал, сдерживая византийцев.

   - А ворота?

   - Снова закрыты.

   - Кто-нибудь из вас говорит на латыни? - маркиз обращался к ромеям.

   - Я, сеньор, - вперёд выступил маленький сухощавый монах с византийским медным крестом на чёрной сутане.

   - Что случилось в городе? Почему ворота были открыты, и, чего хотят люди там на башнях?

   - Сеньор! Вы видите перед собой несчастных и, в то же время, радостных греков. Господь покарал нечестивого самозванца и наградил благодатью нас, не потерявших надежду.

   - Ничего не понимаю, - глаза маркиза начали наливаться гневом. - Монах, говори со мной нормальным языком без иносказаний и намёков.

   - Узурпатор, преступник законов божьих и человечьих, самозваный басилевс бежал, оставив город в руках взбунтовавшейся черни. Исаак - наш законный император, ослеплённый братом, извлечён нами из узилищ, омыт и одет в пурпурные одежды. Он ждёт послов христового воинства у себя во дворце.

   - Господи, старик. Наконец ты добрался до сути, - улыбка тронула губы маркиза. Он повернулся к оруженосцу.

   - Скачи в лагерь к франкам, скажи ленивым баронам, что город наш, пусть через полчаса графы Фландрские будут у меня. Да, разбуди мне Генрихуса, пусть собирает своих людей и ждёт моих указаний.

   Доминик сорвался с места, как пришпоренный боевой конь.

   - Стой! Вели принцу Алексею одеваться. Пусть тоже будет готов.

   - А старик Дандоло?

   - Эта хитрая лиса сама всё узнает. Вот посмотришь, явится вместе с франками.

   Через час отряд в полсотни рыцарей с развёрнутым знаменем, на котором красовался крест, въезжал через открытые ворота в Константинополь. Впереди, показывая дорогу, семенил греческий монах. Сзади, прикрывая тыл отряда и поглядывая по сторонам, ехали германцы Генрихуса. Толпа ромеев после негромких выкриков и сдержанных приветствий расступалась перед крестоносцами, снова смыкаясь за крупами лошадей. Массивные ворота, пропустив крестоносцев, с громким стуком закрылись.

   Монферрат, покачиваясь в седле в такт шагу своего коня, на ходу читал письмо, тайно переданное ему ночью лазутчиком.

   «Возлюбленный мой рыцарь и сеньор мой. Твой свиток с запиской, принесённый третьего дня ночью верным Генрихусом, поверг меня в отчаянье. Не нужно так беспокоиться обо мне. Твоя Маргарита с помощью Господа ушла от погони и сейчас находится под защитой  бывшей константинопольской императрицы - сестры короля Франции. Мне ничто не угрожает. Мало того, патриции города, верные мне и моему мужу, побуждают народ открыть твоей армии ворота города. Но есть одна причина, по которой печаль терзает моё сердце. Лже Алексей, которого ты приказал убить, не Мурзуфл, а настоящий принц, отправленный к твоему сюзерену - королю Филиппу. Ты этого знать не мог, потому что все письма короля Филиппа перехватывались его врагом Оттоном, а твоя светлость была занята ревностным служением войску Христову. Дож Венеции - Дандоло перехватив посольство твоего короля и перебив охрану, привёз Алексея под стены Константинополя, возлагая на царевича определённые надежды. Также предостерегаю тебя. Папа Иннокентий коварен и хитёр. Не удивлюсь, если и с венецианцами у него есть общая тайна. А тот, кого с таким мужеством и отвагой освободили твои люди, этот несчастный молодой человек - брат близнец настоящего принца, которого проклятый Мурзуфл выкрал из темниц старого тюремного замка и поместил в монастырь. Ты сам знаешь, как решаются такие дела, когда в королевских семьях рождаются близнецы. И теперь в твоих руках находится брат несчастного наследника византийского престола, не менее несчастный, трепещущий от неизвестности и неожиданных превратностей судьбы. Итак, Мурзуфл жив. Где он находится мне не известно. В твоих руках – брат подлинного наследника императора Византии. Будь осторожен. Да, хранит тебя Бог. Маргарита»

   - Не иначе, здесь без козней дьявола не обошлось, - тихо сказал Монферрат, сминая в комок свиток и засовывая себе под кольчугу. - И угораздило же меня убить настоящего Алексея.

   «Да простит мне Иисус грехи тяжкие, - думал маркиз, крестясь на купол высокой церкви, мимо которой проезжал отряд, - Время вспять не повернёшь. А, впрочем, что не делается, то, значит, угодно Господу. Пусть хоть этот пока живой брат принца будет у меня в руках, раз соглашается плясать под мой рожок. Спеть под венецианскую флейту он всегда успеет»

   Чем ближе подъезжали к Большому императорскому дворцу крестоносцы, тем гуще становилась толпа. Кто-то встречал их восторженными криками, кто-то недоверчиво оглядывал воинов Христовых, многие не выпускали из рук оружия. Но все, как один, остановились перед воротами дворца, не смея идти дальше.

   - Я заметил, в толпе много людей в италийской одежде. Верно, это купцы из Генуи, если судить по выговору, - Доминик принял из рук маркиза поводья коня и привязал лошадей вместе с другими к ограде.

   На широком крыльце рыцарей встретила группа варягов в помятых панцирях. Впереди солдат стоял человек в голубой тоге и чёрной войлочной шапочке, надвинутой на самые уши. В руках у него сверкал, украшенный золотыми пластинами и разноцветными камнями, посох.

   - Император ждёт вас, сеньоры.

   В широкие двери, бросая косые жадные взгляды на украшения посоха, на стены резного камня, цепляясь длинными мечами за мраморные колонны, первыми поторопились пройти франки. Монферрат, подталкивая в спину царевича, шёл позади.

   В огромном зале, заставленном позолоченными бюстами и статуями, со стенами, задрапированными искусно выделанными коврами, рыцари увидели небольшую группу людей и высокий помост, на котором стояла высокая худая фигура в пурпурной тоге.

   Пустые глазницы старика слезились и были направлены в потолок, седые волосы выглядели только что вымытыми и остриженными. Неровно подрезанные концы распушились, и голова человека казалась цветком одуванчика. Глубокие морщины на впалых щеках Исаака Ангела лучились в слабой улыбке. Его рука, сжимавшая массивный скипетр, дрожала.

   Молчание нарушил человек, встретивший крестоносцев.

   - Сеньоры, вы видите перед собой басилевса Византии.

   Франки, звеня доспехами и придерживая руками мечи, сдержанно поклонились.

   Дандоло выступил вперёд и торжественно сказал:

   - Мы рады, что пленение законного императора так счастливо для всех закончилось и, что христианская кровь более не будет пролита, ни на стенах города, ни в траншеях воинства Христова.

   - Сам Иисус послал вас сюда, - тихий дребезжащий голос старика был еле слышен в задних рядах франков. Правильную латынь басилевса разобрали далеко не многие, но при имени Иисуса, все, как один перекрестились. А, Исаак, тем временем, от слабости и пережитых ночью волнений, едва не опустился на колени, но два мальчика, длинные волосы которых украшали венки из сухих цветов, подхватили старика под локти.

   - Бог не оставил нас в цепях и позволил нам ощутить слепыми веками солнечное тепло и дуновение южного ветра, - император справился с минутной слабостью. - Но не слишком ли я стар для ратных трудов? Знаю, сбежавший брат мой собирает войска в провинциях, а моя власть ограничена стенами этого города. Кто отберёт у жадных и нечестивых стратигов самозванца поля, готовые к новым посевам, города и гавани, где купцы смолят днища своих галер, готовясь отплыть с товарами на Север и Восток, Юг и Запад?

   - Сеньор! – подталкивая в спину Алексея, Монферрат выступил вперёд.

   - Верный слуга и вассал вашего зятя, германского короля Филиппа, маркграф Монферрат просит разрешения представить вам вашего сына, счастливо избежавшего пленения и насилия над своей венценосной особой.

   - Не знал, что в захудалом роду Алерами, откуда вылупились Монферраты, кто-то блещет красноречием. Какие витиеватые словесные обороты! Или маркиз нынче в ударе? – прошептал Анри д’ Эно на ухо брату.

   Тем временем Бонифаций подвёл «Алексея» к басилевсу.

   - Ваш сын будет вам опорой, а мы поможем ему вернуть, захваченные бандами  мятежников города.

   Старик император, выпустив скипетр, который с громким стуком скатился под ноги франкам, поднял руки и ощупал лицо подошедшего к нему человека.

   - Боже мой! Иисус пресветлый, заступник всех униженных и оскорблённых. Алексей, сын мой! – пальцы старика бегали по опущенным векам, крыльям носа, гладко выбритому подбородку сына.

   - Трон! Два трона сюда! – крикнул Монферрат, прерывая судорожные всхлипывания старика. - Живее, олухи! - гаркнул он на телохранителей басилевса.

   - Счастливая семья снова вместе, - Дандоло, ведомый под руку своим оруженосцем, подошёл к маркграфу. - Господь воссоединил их с нашей помощью, - елейным голосом тихо пропел венецианец.

 

                  

Глава 9. Месяц спустя. Там же.

 

   - Какого дьявола мы делаем на пустынных, выжженных солнцем равнинах? Ромеи, эти хитрые лисы опять обманули нас. Вместо того, чтобы воздать нам должное своим золотом, наградить нас за то, что мы вернули Кирсаку трон, они заставляют нас гоняться за конницей его сбежавшего братца.

   Голоса солдат, чьи костры находились рядом с палаткой маркграфа, звучали всё громче.

   Монферрат морщился и делал вид, что не слышит ворчания своих германцев. Но в глубине души он знал, что войска не довольны, и солдаты правы. Сегодня утром он уже имел неприятный разговор с Балдуином Фландрским. Рыцарь с пеной у рта доказывал маркизу, что франков обвели вокруг пальца.

   - Где золото, которое обещал нам Исаак? Этот хитрый слепой старик прикинулся нищим. Он сунул армии, словно собакам кость, корзину серебряных слитков, переплавленных из столового серебра, окладов икон, взятых по его приказу в самых бедных храмах предместий, и заставил уйти из города, - щёки графа пошли пятнами гнева. Он скорчил елейную мину и, подражая голосу Исаака Ангела, прогнусавил:

   - «У меня, бедного василевса, нет ничего, кроме Константинополя. Все мои богатые земли - во власти коварного брата», - Балдуин едко засмеялся.

   - Идите глупцы, отвоюйте у самозванца парочку провинций и десяток городов, а заодно, подставьте свои медные лбы под мечи османских и сельджукских сарацин. Тьфу! – сплюнул на пол Балдуин. - Мне во сне уже снится его мерзкая рожа с пустыми дьявольскими глазницами. Прости Господи за скверные слова, слетающие с языка, – граф размашисто перекрестился.

   - А жадность и коварство Дандоло тебя не злят? Дож не теряет времени даром. Нет таких гаваней в проливах, где уже не стояли бы его галеры, и не было бы отряда венецианцев, - поддел графа Монферрат.

   - Ну да. А мы – недоумки месим грязь на разбитых конницей дорогах. Да ещё дожди не дают высохнуть нашим плащам и попонам лошадей.

   - Сеньоры! – в палатку торопливо вошёл Робер де Клари и сел при входе на обрубок толстого бревна. С его плаща и кольчуги стекали капельки воды и собирались у ног в лужу.

   - Ваш брат, сеньор, - обратился он к Балдуину, - бросил обозы, которые он охранял, и со своим отрядом ушёл в неизвестном направлении.

   - Что? Куда, когда? – вскочил Монферрат.

   - Когда? Ещё на рассвете. Возничие слышали, как рыцари сеньора Анри ворчали, что мол, все поиздержались, хлеб закончился, палатки дырявые, мяса давно не видели.

   - Господи! Да, говори же, наконец, куда делся д' Эно, - перебил рыцаря маркиз.

   - Говорят, они вознамерились захватить византийский город Филея. Хотят отоспаться в мягких постелях, пока мы гниём здесь в палатках, не видя женщин. Это - в дне пути отсюда.

   - Неслыханно! О чём он думал? Здесь кругом крутятся разъезды сарацин? – Монферрат в ярости одним ударом кулака сломал одну из жердей, поддерживающих шатёр. - Господь лишил дураков остатков разума. К тому же, византийцы - пока ещё наши союзники. Твоему Анри этот штурм выйдет боком.

   Балдуин растерянно переводил взгляд с де Клари на Монферрата.

   За стенами палатки послышался топот лошади, потом крики, потом звук рожка.

   Рыцари выбежали наружу. Завидев командиров, солдаты, обступившие окровавленную лошадь, расступились. Прислонившись к камню, на боку лежал человек в византийских доспехах. Латы еле держались на перерубленных ремешках. Из спины солдата торчала стрела.

   - Кто он? – маркиз подошёл ближе, выхватил из рук ближайшего солдата факел и принялся рассматривать лицо раненого. Он узнал одного из слуг Маргариты.

   - Письмо? – спросил он.

   Византиец кивнул и сделал движение рукой. Маркиз понял и достал из складок плаща посыльного свиток.

   - Что с тобой случилось?

   Византиец облизал пересохшие губы.

   - Дайте ему вина! – приказал Монферрат.

   Зубы раненного застучали о край оловянного ковша. Собравшись с силами, венецианец прошептал в ухо маркизу.

   - Отряд ваших франков попал в засаду. Десять лье отсюда.

   Монферрат тряхнул головой, хотел развернуть свиток, но передумав, спрятал его под рубашку.

   - Граф, велите седлать коней. Сен-Поль с бургундцами и пехотой пусть останется здесь. На холмы выслать самых зорких. Маркитантов - в центр лагеря, повозки составить в круг. Глядеть в оба. Мы - на чужой территории. Сарацины близко, да и мятежные греки не дремлют.

   Через полчаса тридцать рыцарей с копьями, прикреплёнными к сёдлам, и полсотни оруженосцев исчезли в предрассветном тумане.

   - Скорее маркиз! Если мой брат умрёт, я себе этого не прощу, - граф Фландрский поравнялся с Монферратом, ехавшим лёгкой рысью.

   - Ваш легкомысленный брат не умрёт, а погибнет в бою. Это большая разница. Уповай на Господа, чтобы его франки продержались. Если мы загоним коней, мы не сможем атаковать врага с ходу. И тогда твой брат умрёт наверняка. А пока, давай-ка помолчим. Нас и так за милю слышно.

   Неожиданно вдали послышались крики и лязг мечей. Дорога вывела крестоносцев на небольшой холм. Дождь кончился, небо просветлело, и в пятистах шагах Бонифацию удалось разглядеть плотную массу лошадей, головы воинов в высоких конических шлемах, блеск стали и круглые щиты сарацин.

   - Сеньор Балдуин! Вам – левое крыло. В копья, галопом, пошли! – крикнул маркиз, пуская коня вскачь.

   Тяжёлый топот рыцарской конницы заставил обернуться предводителя тюрков. Он что-то закричал, потрясая узким длинным мечом, но было поздно. Удар был стремительным и ужасным. Копья делали свою смертельную работу, выбивая из сёдел вражеских всадников. Оруженосцы, достав мечи, врубились в разорванную рыцарями шеренгу неприятеля. В центре распавшегося круга сарацин Монферрат увидел Анри д' Эно с двумя десятками пеших мечников, стоявших спина к спине. Вокруг валялись мертвецы и трупы лошадей, больше похожие на гигантских ежей. Очевидно, стрелы были выпущены с близкого расстояния и настолько неожиданно, что воины Христовы, да и то не все, успели всего лишь поднять лошадей на дыбы.

   - Господь не оставил нас! - голос д' Эно перекрыл гул схватки.

   Были заметно, что его рыцари устали и, что нежданная помощь пришла вовремя. Ещё немного и никто бы из франков уже не смог поднять меча.

   В щит Монферрата, перекинутый за спину ударила стрела. Маркиз почувствовал лёгкий толчок, услышал звон железа и круто развернул коня. Командир сарацин, опустив правую руку вниз, тянулся к колчану. Бонифаций вонзил шпоры в бока лошади. Уже не было времени прикрываться щитом, и через мгновение маркиз оказался рядом с тюрком. Тот даже не успел развернуть свою лошадь, чтобы встретить врага. Столкновение с тяжёлым рыцарским конём выбило сарацина из седла, но он ловко упал на бок, тут же вскочил, выхватил свой клинок и обернулся к Монферрату. Тот, осадив вороного, не торопясь, слез на землю и пошёл на тюрка, держа свой меч перед собой обеими руками. Сделав несколько выпадов, маркиз понял, что перед ним опытный противник. Маркиз не успел удивиться прыткости сарацина. Тот, ловко обведя рыцарский меч по короткой дуге, выбил клинок из мощной ладони маркиза. Торжествующая улыбка раздвинула губы тюрка. Он занёс сверкающее лезвие меча над головой для решающего удара, но Монферрат быстро шагнул вперёд, перехватил запястье сарацина, мгновенно достал из ножен, висевших на поясе, мизерикорд* и вонзил сталь чуть ниже левой ключицы врага. Кинжал, раздвигая железные кольца кольчуги, с хрустом вошёл в теряющее равновесие тело.

   Маркиз отпрянул в сторону, давая возможность смертельно раненому сарацину упасть, затем быстро огляделся по сторонам. Его собственный меч лежал в двух шагах, и Бонифаций, схватив его, проворно развернул корпус на звук близкого топота копыт. Но это мимо промчался конь, потерявший всадника. Бой близился к концу, распадаясь на несколько неравных поединков, в которых исход был уже предрешён. Крестоносцы образовали круг и в молчании наблюдали, как три пеших христианских рыцаря, занеся боевые топоры для последних смертельных ударов, заставили своих противников бросить на землю оружие. Подскочившие солдаты принялись вязать окровавленных пленных.

   За каким чёртом они вам? – крикнул маркиз. - С них и выкупа-то не возьмёшь. Голытьба сарацинская, - бросил он в сердцах.

   

   К вечеру отряд Монферрата, похоронив своих убитых и бросив мёртвых тюрков грифам, горланя и бахвалясь своими подвигами, въезжал в лагерь. Маркиз бросил поводья Доминику и сразу ушёл в свою палатку, даже не потрудившись осмотреть трофеи, захваченные в ограбленном Анри д' Эно византийском городе. Он был в бешенстве. Армия всё больше выходила из-под его власти. Простые солдаты выглядели худыми и оборванными, словно нищие. Войско таяло. Одни, недовольные взятием христианского Константинополя, оставили армию и с попутными ветрами на галерах генуэзских купцов отплыли на родину. Другие, завшивев, оголодав и постепенно ожесточаясь, грабили по ночам маленькие византийские поселения и, не таясь, ругали своих командиров, а заодно греков, сарацин и венецианцев. Они требовали возвращения на родину и, обещанного Исааком, вознаграждения.

   - Где справедливость? – роптали пехотинец. - За кувшин вина маркитанты дерут пятнадцать су, за цыплёнка – двадцать. Где простому солдату взять такие деньги. Слава Богу, сухарей - в избытке. Но будешь ли сытым плесневелыми корками?

   Маркиз стащил с себя кольчугу, камзол, потом влажную от пота и дождя рубаху. На пол упал свиток. Монферрат тупо уставился на пергамент, потом вспомнил, откуда он и, быстро нагнувшись, поднял маленький цилиндр. Это было письмо от Маргариты. Сняв с грубого деревянного ложа попону, служившую ему одеялом, маркиз набросил толстое полотно на плечи, сел и стал читать.

   «Сеньор мой, рыцарь! Нет времени объясняться с тобой на другие темы и описывать скуку, охватившую меня после твоего отбытия для трудов ратных, поэтому перейду сразу к самому неотложному. Поспеши в Константинополь. Здесь в скором времени случились мятеж и смута. Алексей Дука - Мурзуфл сладкими и лживыми, полными яда речами, настроил чернь против войска Христова. Две недели назад в храме Святой Софии стотысячной толпой он был провозглашён византийским императором. Им злодейски убиты: несчастный муж мой - Исаак и сын его – Алексей, - маркиз перевернул лист пергамента.

 

*- Мизерикорд, мизерикордия -  кинжал милосердия (фр. misericorde - милосердие, пощада) - кинжал с узким трёхгранным либо ромбовидным сечением клинка для проникновения между сочленениями рыцарских доспехов. Использовался для добивания противника.

 

   «Два месяца, пока тебя не было в Константинополе, тайно и явно укреплялись стены города, надстраивались башни, раздавалось народу оружие. Всё золото, собранное для оплаты ратных трудов франков, теперь присвоено самозванцем, а серебро брошено плебеям, словно бисер свиньям. Часть денег выплачена варангам и дезертирам - крестоносцам, вступившим в войско греков. Наёмники поклялись в верности Мурзуфлу. Но и это ещё не всё. Пока ты собирал под руку василевса провинции, за проливами появились передовые отряды сарацин, а на Западе – конные разъезды валашского короля и половцы. День и ночь ведутся в городе работы: заделываются бреши, подвозятся каменные ядра, ремонтируются баллисты, ворота обшиваются заново толстыми листами железа, запасаются продовольствие, смола и «греческий огонь». Боюсь, что Константинополь вновь закроет перед тобой, мой рыцарь, ворота. Флот венецианцев, оставив в Золотой бухте несколько галер, разделился. Часть кораблей вместе с Дандоло ушла на юг. Беглые рабы с галер говорят, что венецианцы захватили гавани Авидоса, Иерона* и склады византийских купцов на острове Хиос. Они везде оставляют свои гарнизоны. Похоже, Дандоло, пользуясь отсутствием войска Христова, под шумок прибирает к рукам торговлю шёлком и восточными пряностями. Не зная общих положений договора венецианцев с Мурзуфлом, а таковой, думаю, есть, боюсь, сеньор, что тебе никогда не достичь Египта. Венецианские корабли уже сейчас заняты перевозкой награбленного товара и ценностей, взятых в упомянутых мной гаванях. Где уж им оторваться от такого дела. Планы сюзерена твоего - короля Филиппа - получить обратно то, что отвоёвано когда-то у Византии норманнами, а потом соединить две империи под одной короной, а также наши планы – унаследовать византийские провинции, дарованные императорами брату твоему Конраду, под угрозой. Венеция не выпустит из рук добычу, которая досталась ей так легко. Да хранит тебя Господь, Маргарита»

   - Дьявол! Даже тебе не постичь меры коварства венецианцев. Чёртов Дандоло, - пробормотал граф, сминая в кулаке свиток и поднося его к огню факела.

   - Доминик! - крикнул Монферрат.

   В палатку вбежал оруженосец. В его руке дымился обугленный кусок пойманной недавно крысы.

   - Несу, несу. Вот мой сеньор. Сегодня на обед - мясо кролика.

   - К чёрту твоего кролика. Если графы Фландрские уже разделили взятую сегодня добычу и закончили рассказывать легковерным олухам о своих подвигах, зови их в мой шатёр.

   - Они сейчас рассматривают доспехи, взятые вчера в византийской крепости. Я ничего подобного ещё не видел. Грек проводник говорит, что это вооружение катафрактария: панцирь – не кованый из сегментов, а литой, тонкий и прочный. Называется – «Клибанион» К нему крепятся паникелии и кремасматы*, - Доминик очень гордился выученными греческими словами.

 

*-Паникелии – железные наручи от локтя до кистей рук (доспехи тяжёлого византийского кавалериста). Кремасматы – нижняя часть доспеха, прикрывавшая живот и бёдра.

 

   - Зови всех сюда! – зарычал маркиз и Доминика, словно ветром сдуло.

   Через час, оставив на холме пепелища от костров, войско Христово вышло на дорогу, ведущую к проливам. Впереди, заставляя передовые шеренги пехоты отворачивать лица от грязи, вздымаемой копытами лошадей и вытягиваясь в длинную ленту, шла на рысях тяжёлая конница франкских баронов.

 

   Дворец Вуколеон тихо спал среди высоких ливантийских кедров, неизвестно кем и когда посаженных в небольшом парке. Тёплый ветер с моря шевелил лёгкие шёлковые полотнища, закрывающие узкие створки окон небольшой комнаты третьего этажа. Через щели ставень была видна далёкая лунная дорожка, небрежно брошенная Господом Богом на воды бухты Золотой рог. В воздухе витала слабая смесь запахов моря и распускающихся цветов олеандра.

   Маргарита чутко присушивалась к зычным голосам стражи, меняющейся в эту минуту у ворот, выходящих к гавани Кореаны. Но ночное ожидание – скучное занятие. Голова молодой вдовы, клонилась всё ниже и, наконец, опустилась на скрещённые руки, лежащие на подоконнике. Женщина заснула.

   Гулкие шаги по пустому коридору прервали мимолётный сон. Дверь с тихим скрипом распахнулась, и в комнату вошли двое. Один – высокий, в сером плаще с капюшоном, закрывающим лицо, второй – чуть ниже, стройнее и изящнее, в доспехах византийского воина стратиота. Высокий мужчина откинул капюшон за спину. Маргарита вскрикнула, шагнула вперёд и оказалась в крепких объятиях Монферрата. Граф поцеловал её в губы, провёл мозолистой ладонью по нежному овалу лица, оглянулся и приказал побледневшему Доминику.

   - Постой за дверью. Если что, дай знать.

   Оруженосец опустил глаза, поклонился Маргарите и исчез за дверью. Маркиз снова хотел схватить женщину на руки, но та ловко увернулась и отступила к стене.

   Граф внимательно посмотрел на неё и пожал плечами.

   - Итак, моя дорогая, вижу - у нас мало времени. Впрочем, выйти из города на рассвете будет труднее, чем войти в него ночью. Рассказывай, что произошло в Константинополе, и сколько войск сейчас у Дуки.

   Маргарита печально улыбнулась.

   - Ах, маркиз, вы неисправимы. Заставляете убитую горем и потерей мужа женщину сразу перейти к вашим делам.

   - Надеюсь, вы не слишком сильно скорбите по Исааку, – Монферрат бросил плащ на спинку стула и взял кисть сушёного винограда из стоявшей на столе вазы.

   - Я больше сожалею о своём приёмном сыне Алексее. Мурзуфл задушил его собственными руками, узнав, что яд, преподнесённый бедняге, не подействовал.

   - Да, не повезло парню, - посетовал маркиз. – Надо было взять его с собой. Но всё же, ты в этой неразберихе ухитрилась послать мне весть. И вот я здесь. Готов выслушать последние новости из твоих прекрасных уст.

   Маргарита вздохнула и села у окна.

   - Не думаю, что Алексей Дука осмелится бросить в подвалы тюремного замка меня или сестру французского короля, но два дня назад сюда приходил префект Константинополя и обыскал весь дворец. По приказу новоиспечённого императора были взяты для нужд армии серебряные подсвечники, посуда, золотые оклады икон и драгоценные камни из переплётов книг. Господь бы с ними. Будем живы – прикажу вставить другие. Но я боюсь другого. Чернь, получив оружие, совсем потеряла уважение к бывшим жёнам василевсов. Неделю назад ограбили повозку с коврами - подарок одного купца иудея за то, что мы с бывшей императрицей спрятали от погромов его семью. Третьего дня, уже за полночь, охрана из верных мне варангов заметила толпу мародёров возле дворца. И только два десятка стрел остановили грабителей. Но странно. Они отошли очень организованно, словно подчинялись чьим-то приказам. Мне кажется, что это переодетые солдаты Мурзуфла пытаются завладеть ценностями, которые в страхе прячут горожане по сундукам и тайным хранилищам. Вопрос – зачем он это делает?

   Монферрат, хмурый и усталый от недосыпа, потёр лицо ладонями.

   - Скажи ты мне.

   - Я уверена, что золото - не для франков и не для нужд твоей армии. У Дуки есть обязательства перед венецианцами. И он уже начал отдавать долги. Ваш крестовый поход, судя по всему, закончится здесь. Дандоло уйдёт с награбленным и оставит вас под стенами города, тем более, что все торговые и военные гавани уже под контролем дожа. А, вы: франки, сицилийцы, бритты, ломбардцы сгниёте в сырых палатках под стенами Константинополя.

   - Разрази меня гром, если в твоих словах нет правды, - с досадой воскликнул маркиз.

   - И ещё. Для Византии всё кончено. Она уже была на грани падения при Алексее Комнине ещё во времена первого крестового похода в Палестину. Когда герцог Лотарингии, имея в своём распоряжении десять тысяч рыцарской конницы и восемьдесят тысяч пехоты, пришёл под стены Константинополя, он потребовал от василевса корабли для переправки войск на Святую землю. Василевс, вместо того, чтобы отправиться вместе с франками - завоёвывать Иерусалим или дать отпор войскам герцога, который успел по дороге ограбить византийскую Фракию и Кроатию, не придумал ничего лучшего, как потребовать клятвы верности от крестоносцев.

   - Что ж, император предпочёл дипломатию, а не меч. Он избежал войны, а удача на войне – девица капризная. Может повернуться спиной даже к венценосным особам.

   В глубине души маркиз признался себе – он бы так не поступил и, что ему неизвестно многое из того, о чём рассказывает ему Маргарита.

   -Ты прав. Блестящая идея, да к тому же успешно претворённая в жизнь. Но уже тогда он не смог бы помешать франкам - нарушить клятву верности. Если бы герцог захотел оставить гарнизоны франков в гаванях Византии, император не смог бы этому помешать, – женщина испытующе заглядывала в глаза Монферрату.

   - Может быть. Вам византийцам виднее. Думаю, у герцога не было повода, - маркиз сделал вид, что рассматривает узор на ковре.

   - К чести Готфрида Бульонского, жаждавшего крестоносной славы и завоевания Иерусалима, он отказался от предложения норманна Боэмунда Тарентского, подошедшего со своими отрядами к проливам. Тот хотел взять Константинополь и разделить между вождями похода награбленные богатства. Мой рассказ не напоминает тебе ситуацию последнего времени?

   - Да, что-то общее есть, - смущённо пробормотал маркиз. – Женщина, говори прямо, к чему ты клонишь?

   - А к тому, что тогда у василевса ещё была сильная армия, преданная ему гвардия и печенежская конница. Он всё же убедил Готфрида Лотарингского, а вслед за ним и князя Тарентского, самого нищего и самого коварного из норманнов, принести вассальную клятву. Дипломатия Востока превзошла упрямство, силу, жадность и хитрость Запада. Золото, потраченное на подкуп командиров Христова воинства, сделало своё дело. Франков переправили за море, где они после долгих испытаний, сражений, голода, болезней, жестокостей и грабежей, всё же взяли Иерусалим.

   - Зачем ты всё это мне рассказываешь? – перебил Монферрат молодую женщину.

   - А, затем, что вы, маркиз – всего лишь марионетка, которой управляют три кукловода. Один из них – ваш сюзерен Филипп Швабский, достойный наследник неистового врага Византии - брата своего Генриха, второй – Его Святейшество Иннокентий, который после смерти Генриха приобрёл слишком большое влияние, почти ничем не ограниченную светскую власть и желание подчинить себе церковь Византии. А третий – ваш приятель венецианский дож Дандоло. Вы - жалки, маркиз.

   Звонкая пощёчина прозвучала подобно грому в тишине комнаты. Маргарита от удара тяжёлой ладони едва не упала, но удержалась на ногах, ухватившись за спинку кресла. Глаза её горели гневным огнём, щёки пылали румянцем. На одной из них проступили багровые следы пальцев Монферрата.

   - Ты не смеешь дерзить мне, ты не смеешь так говорить со мной! - голос маркиза звенел сталью.

   - Смею, потому что говорю тебе правду. Не новоиспечённый император Алексей Дука определяет дальнейшую судьбу Византии, а перечисленные мною лица. Кто ещё может открыть тебе глаза, если твоя светлость в своём рыцарском самодовольстве слепа, словно крот и бедна, как последняя церковная мышь Ломбардии?

   Маркиз, тяжело дыша, отвернулся к окну.

   - Смею потому, что уверена в одном. Если бы, кто-то из вас, знатных рыцарей, венценосных особ, командиров армий за всю историю крестовых походов догадался бы сделать Византию своей союзницей, мавры не подчинили бы себе Испанскую Галлию, а сельджуки не владели бы Иерусалимом и не стояли бы так близко к границам Константинополя, угрожая юго-восточным окраинам Европы. Поверь мне, придёт час, когда тюрки овладеют территориями вплоть до Дуная, подчинив себе христианские Хунгарию, Булгарию и Кроатию. И я не удивлюсь, что в недалёком будущем они посмеют угрожать Парижу и Риму, Женеве и Массилии*.

   - И, что теперь прикажешь мне делать? – маркграф с трудом взял себя в руки.

   - Что делать? – переспросила Маргарита и подошла к Монферрату вплотную. - Давай подумаем вместе, – она положила свою горячую ладонь на руку маркиза.

   - Очевидно, что сарацины смеются над потугами франков отвоевать утраченное крестоносцами в Палестине. Пройдёт ещё немного времени, и они лишат вас последних замков и крепостей в Святой земле. Дандоло наплевать на Иерусалим. Ему важнее стать некоронованным королём на морских путях с востока на запад. Овладев проливами, Венеция будет богаче и могущественнее, чем, когда бы, то ни было раньше. А нищим франкским баронам не до славы защитников Гроба Господня. Зачем им узкая полоска иудейской земли вдоль моря? Зачем им полуразрушенные замки и крепости, которые нужно восстанавливать и защищать от набегов сарацин? Зачем им такая беспокойная жизнь, когда богатый Константинополь вот он, под боком. Им нужно золото. Так или иначе, они его получат. А вот, что нужно вам, сеньор?

 

*Массилия - Марсель.

 

   Монферрат задумался. Женщина была права. Находясь под стенами Константинополя, никто из франков отсюда не уйдёт. Венецианцы – также вцепятся зубами за, попавшие под их власть, гавани. Сейчас они несут убытки, держа здесь флот согласно договору с христовым воинством. Но дожи не будут рисковать галерами в неспокойном море на пути в Египет. Дандоло всё своё получит в византийских портах, контролируя торговые пути. Что же касается Балдуина и его баронов, то они потребуют от Дуки выполнения обещаний, данных ранее Исааком. А новый самозванец будет делать вид, что эти клятвы его не касаются. Уйти с позором от стен города? Нет, это невозможно. Кем будет он, маркиз, когда вернётся домой? Одним из многих бывших крестоносцев, не добившихся славы, потерявших честь и уважение своих солдат? Кто в Италии помешает оставшимся при своих замках, обнаглевшим и набирающим силу, Сфорца, Борджиа, Медичи отобрать у него маркграфство? Никто, если только он не станет равным королям.

   - Сколько верных твоих сторонников среди знати Константинополя? – спросил маркиз Маргариту.

   - Это зависит от того, какие предложения я услышу от сеньора рыцаря. Все хотят гарантий.

   - Гарантий чего?

   - Безопасности для себя и своих близких, сохранности имущества, семейных реликвий и ценностей.

   - А, чего хотите вы, сеньора?

   - Я могу вам сказать, чего я не хочу.

   - И, чего же?

   - Я не хочу провести остаток дней в каком-нибудь Богом забытом монастыре. И если Господь лишил меня императора по имени Исаак Ангел, я хотела бы стать супругой василевса Бонифация Первого.

   - Значит, я возьму для тебя этот чёртов Константинополь, - воскликнул маркграф.

   В комнате воцарилась тишина, изредка прерываемая далёкой перекличкой солдат на стенах города. Потом, словно маленькая невидимая молния пробежала между мужчиной и женщиной. Они шагнули друг к другу в едином порыве. Граф поднял Маргариту на руки и крепко поцеловал в горячие губы.

 

   Доминик стоял у стены и едва дышал. За толстой дверью, да ещё прикрытой плотным ковром, он мало что слышал, но и те слова, которые долетели до его ушей, ранили парня больнее сарацинских стрел. Только сейчас оруженосец понял, что он безумно любит Маргариту. Он хотел бежать из дворца без оглядки и умереть возле ворот города от меча какого-нибудь византийца, но неведомая сила удерживала его на месте и заставляла подслушивать.

   «Ну, почему я не родился чуть раньше, почему не в семье владельца феода или знатного барона? Тогда я мог бы на равных соперничать с графом, и в воинском искусстве, и в делах любви. Почему Господь так несправедлив ко мне? – думал Доминик, потеряв надежду расслышать хоть что-то ещё за дверью, где наступила тишина.

   «Все обещания графа сделать меня рыцарем – сказки для ребёнка. Но я – не дитя неразумное. Никогда человек низкого происхождения не добьётся в этой жизни славы и уважения. Хотя…», - Доминик вдруг вспомнил историю рода Монферрат.

   Этих простых рыцарей вывел в люди и обогатил землями король Фридрих Барбаросса, обнаружив в отце Бонифация Вильгельме силу и безжалостность волка, храбрость льва и хитрость лисицы. Монферраты стали преданным слугами германскому королю на севере Италии. Ещё больших успехов добились сыновья Вильгельма на Востоке. Два старших брата Бонифация Конрад и Ренье, исполняя далеко идущие планы Гогенштауфенов, поступили на службу Византийской империи. Они сосватали для Филиппа Швабского дочь Исаака Ангела Ирину, а до этого сами взяли в жёны византийских принцесс. И это, не смотря на то, что первым браком Коррадо был женат на дочери самого Фридриха Барбароссы. Германский король закрыл глаза на этот факт даже тогда, когда Конрад в третий раз женился на Изабелле Иерусалимской, младшей дочери умершего короля Иерусалима Альмариха и в итоге стал королём Иерусалима.

   «Похоже - для проклятых ломбардцев даже брак, освящённый церковью, значит не больше, чем старая одежда, которую не жалко подарить первому встречному нищему, - пришёл к заключению Доминик. - Не зря Господь покарал Конрада руками сарацин и не зря ему завидовал сам Ричард Львиное Сердце. Но, видно, такова цена славы. Как может Маргарита верить клятвам маркиза? Он бросит её при первом удобном случае и быстро найдёт себе новую супругу»

   - А ты, Доминик, смог бы совершить подобное? – шептал оруженосец, обращаясь к самому себе. - Ты сумел бы с маленьким отрядом защитить Тир против целой армии Саладина, ты смог бы, испытывая голод и жажду, ломая волю врага и, поднимая упавших духом крестоносцев, взять штурмом Акру, а затем Иерусалим?

   «Да, сумел бы, если бы меня любила такая знатная дама, как Маргарита», - думал Доминик, вспоминая нежную кожу плеч и вишнёвый цвет сосков женщины.

   «Стоп! А, почему нет? Всё – в руках Бога. Франки хотят завладеть не Иерусалимом, а Константинополем. Мне остаётся только решить, брать с жадными баронами город, который приютил любимую мной женщину или защищать христиан от потерявших разум, честь и совесть нищих голодных солдат, готовых убивать, жечь, насиловать таких же христиан, как они…», - Доминик хорошо помнил, чем закончилась осада Зары.

   - Константинополь – моя Акра, мой Тир и Иерусалим, - тихо сказал себе оруженосец.

   - Эй, парень, очнись. Ты уже разговариваешь сам с собой? – в дверях стоял Монферрат, уже закутанный в плащ. - Вот что с хорошим солдатом делает скука. Хватит витать в облаках. Пошли, нам пора.

   Ни слова не говоря, Доминик оторвался от стены, вынул из ножен меч и последовал за графом. Подкупленная ранее стража у крепостных ворот Неория позволила им выйти из города и спуститься к морю. Там у камней в тени высокого берега приютилась лодка с двумя гребцами. Доминик подал графу руку, помогая переступить через борт. Монферрат уселся на скамью.

   - Ну, давай, не стой, словно статуя, залезай. Скоро рассвет, - обернулся рыцарь к своему оруженосцу.

   - Езжайте сеньор. Я остаюсь.

   - Ты, случаем, не выпил лишнего там во дворце. Садись скорее! – тихо приказал граф.

   - Нет, мой сеньор. Дальше нам с вами не по пути.

   - Что за чушь ты несёшь?

   - Я всё слышал, сеньор и остаюсь защищать город от венецианцев и франков. Нельзя позволить им безнаказанно убивать таких же, как я, христиан.

   Монферрат вскочил на ноги, чуть не опрокинув лодку.

   - Дурак! – приглушённое эхо от звука голоса графа заметалось между камней. На стенах вспыхнуло несколько факелов.

   - Господь лишил тебя последних остатков разума.

   - Разума он лишил франков и венецианцев, а вместе с ними и вас, сеньор.

   - А, как же клятва верности мне, твоему сюзерену, как же твой крест, нашитый на кольчугу, как быть с рыцарскими шпорами, которые ты, несомненно, заслужишь после взятия города?

   - А, как же заповедь Христова – «Не убий…»? Оставьте себе, и шпоры, и обеты, сеньор. Чёрный крест мне больше не нужен, - Доминик сорвал с кольчуги выцветший и полинявший кусок тряпки. - Моё распятие - на мне, - оруженосец достал из-за ворота рубашки медный крестик. - И, клянусь Богом, пока я жив, ни один франк не пройдёт через эти ворота, ни один валлиец или норманн не преодолеет этих стен. Прощайте, сеньор.

   Доминик отвернулся и пошёл обратно к башне.

   - Ваша милость, скорее. Я вижу лучников на стенах. Через несколько мгновений рассветёт, и они заметят нашу лодку, - один из гребцов показывал пальцем в сторону ворот.

   - Будь ты проклят, щенок, неблагодарный плебей! - Граф выругался, нащупал под скамьёй арбалет, наложил стрелу и выстрелил в спину Доминику. В этот момент оруженосец неловко поскользнулся на мокром камне, припав к земле на одно колено. Стрела просвистела чуть выше головы и вошла в щель фундамента стены. На башне засуетилась стража, замелькали новые факелы. Доминик, не оглянувшись, скрылся в темноте.

   - Ну и чёрт с тобой, - в досаде граф сломал о колено арбалет и выбросил его за борт.

 

                 Под стенами Константинополя. День спустя.

 

   - Скоро Великий пост.

   - Ну и, что нам до этого? Пусть бароны постятся. Им можно пару недель обойтись без мяса. А то, что ни день, оруженосцы графа Фландрского тайком выносят к морю целый таз куриных и бараньих костей после очередного пира с винопитием и бабами. И, где только они деньги берут, чтобы покупать всё это у венецианцев. Не иначе - присвоили себе львиную долю денег, выплаченных армии покойным басилевсом Кирсаком. Или утаили кое-что после взятия Зары. А мы тут зубы ломаем о сухари.

   - Э, брат. Побойся Бога. Кто тебе приносил третьего дня моллюсков и пару креветок? Не я ли сварил их для тебя в твоём же шлеме? Скажи спасибо, что слуги баронов не закапывают кости, а бросают в море. Главное, заметить место и дождаться отлива.

   Так разговаривали между собой два солдата, опуская ржаные сухари в деревянные ковши с солёной морской водой. Они сидели в передовых траншеях франков в сотне шагов от ворот Неорина, кутаясь в грязные рваные плащи.

   - Что-то с утра верховые снуют между шатрами. Сдаётся мне, Монферрат собирает военный совет. Говорят, даже его сицилийцы взбунтовались. Требуют отправить их в Святую землю или отпустить домой. А вчера была драка между франками и валлийскими лучниками. Валлийцы где-то в лесу подстрелили дикую свинью, а франки потребовали отдать им половину.

   - Ну и, чем кончилось дело?

   - А ничем. И те, и другие остались голодными. Налетел Генрихус со своими германцами и надавал всем тумаков, а свинью забрал себе.

   - Да-а…Что-то будет дальше? Скорее бы, или штурм, или в Святую землю.

   Солдаты не ошиблись. В шатре Монферрата собрался весь цвет приунывшего рыцарства и духовенства войска Христова. Вот уже два часа они до хрипоты обсуждали планы дальнейших действий.

   Здесь были оба графа Фландрских, Виллардуэн, Сен-Поль, Энрико Дандоло с наиболее влиятельными капитанами, графы Амьена, Фландрии и Шампани: Ангерран де Бов, Майе де Монморанси и многие другие.

   - Хватит идти на поводу у Алексея Дуки. Он плевал на клятвы и обещания своих предшественников. Разве такова должна быть его благодарность за то, что сеньор Дандоло вытащил этого цареубийцу из грязи и отдал ему в руки скипетр и трон Византии. Атрибуты императорской власти по праву должны принадлежать моему брату, - Анри д' Эно через слово вонзал острый кончик кинжала в дубовый стол.

   - Вы делите рога ещё не убитого оленя, - пробасил Монферрат.

   - Так давайте завалим его поскорее, - выкрикнул де Бов, а то мои солдаты доедают подошвы своих сапог.

   - У нас нет благословения Папы на пролитие крови христиан, - встал с места епископ Труа.

   - А, куда твой Папа денется? Даст задним числом, - засмеялся кто-то из угла.

   - Хорошо. Возьмём город, как будем делить добычу? Поровну?

   - А, как иначе?

   - Кто первый захватит какой-нибудь квартал или дом, пусть за тем они и останутся.

   - Не по-божески.

   - Да, не в этом суть. Кто будет управлять Византией? Законных императоров больше нет. И, что делать? Оставить здесь этого Дуку? Если мы отправимся в Святую землю, он сразу нож в спину нам воткнёт.

   - Правильно! Нужно выбрать императора среди нас.

   - Пусть достойный наденет корону Византии.

   - Монферрата!

   - Балдуина Фландрского!

   - А город-то ещё взять надо…

   - Мессиры рыцари. Хватит спорить, - маркиз хлопнул широкой ладонью по спине де Клари. - Позже решим, кто напялит на голову корону Константинополя. Властью, данной мне армией, я приказываю готовиться к штурму.

   - А, каким образом мы возьмём стены? Где устанавливать осадные механизмы: тараны, камнемёты, башни для стрелков? Места нет. Ни одной ровной площадки, одни скалы, – Анри д' Эно вскочил на ноги. - Толщина кладки башен – двадцать локтей, а у основания стен и того больше.

   - Нужно атаковать с моря, - Энрико Дандоло, до этих пор молчавший, подал свой голос.

   - Сеньор дож прав. Осадные механизмы поставим на галеры. Окружим город кольцом флота. С моря удобнее метать камни и греческий огонь, – маркиз воткнул указательный палец в развёрнутую на столе карту.

   - После того, как город накроем каменными ядрами и горшками с горючей смесью, валлийская и франкская пехота под прикрытием «черепах» * забросит «кошки» ** на стены…

   Рыцари замолчали и сгрудились вокруг плана города, следя за ладонью Монферрата.

   - Нужно взять город до Вербного Воскресения***, - тихо сказал маркиз, сворачивая план Константинополя.

 

   Восьмого апреля с рассветом крестоносная армия погрузилась на корабли и подошла к городу вплотную. Галеры и суда, на которых высились осадные машины, покрывали море на расстоянии трёх полётов стрелы. Трубили трубы и рожки, по ветру развевались значки с гербами рыцарей и знамёна баронов.

На стенах и башнях Константинополя хорошо были заметны шлемы и панцири защитников города, дымы от кипящей смолы и костров. Шпионы Алексея Дуки, судя по всему, всё это время не дремали. Армия императора была готова к отражению приступа.

   Подпустив галеры ближе к стенам, византийцы принялись забрасывать франков каменными ядрами, «греческим огнём» и засыпать стрелами. Осаждающие, не привыкнув к шатким палубам и волнению на море, не смогли, ни пробить стены таранами, ни высадиться у башен. Несколько галер загорелось, на некоторых образовались пробоины. Трещали и ломались в щепу мачты, вёсла, палубные настилы, осадные приспособления. Люди выпрыгивали из охваченных огнём кораблей в холодную воду бухты и под грузом доспехов тонули.

   - Вперёд! Что они делают? – рычал Монферрат, размахивая мечом, но, испуганные капитаны уже давали команду гребцам отойти подальше от берега.

   - Дьявол! Ещё час боя и мы потеряем весь флот вместе с половиной армии. Трубач! Сигнал! Мы отступаем, – маркиз вложил меч в ножны и отвернулся.

 

*-«Черепаха» - осадное сооружение на высоких колёсах, защищённое сверху толстым настилом и мокрыми шкурами. Защищало средневековых воинов от кипящей смолы, стрел и камней при осаде городов.

**-«Кошки» - железные крюки с верёвочными лестницами на конце, . Забрасывались на стены штурмующими.

***- Вербное Воскресение – христианский праздник, символизирующий вход Иисуса Христа в Иерусалим (прообраз входа сына Сына Человеческого в Рай).

 

   - Неужели Господь разгневался на нас за святотатство и штурм христианской цитадели? – граф Фландрский ходил из угла в угол палатки Монферрата и в отчаянье кусал губы. - Это за грехи наши и отступничество. Надо было идти на Египет и Александрию. Мы же дали обет – освободить Святую землю от сарацин.

   Ему вторил Робер де Клари:

   - Валлийцы и пикардийцы совсем пали духом. Это всё за прегрешения наши.

   - Брось скулить, граф Балдуин. Не к лицу рыцарю рыдать, словно баба, – маркиз схватил графа Фландрии за край плаща и усадил на табурет.

   Д' Эно, подпиравший угол шатра, вдруг сказал:

   - Я видел, как греки снимали штаны и показывали нам свои задницы. Я слышал, как они кричали, что римская вера ничего не стоит, а кто её исповедует - собаки.

   - Сеньор рыцарь! Ты слышал это собственными ушами? – Бонифаций поднял голову.

   - Да, мессир. Не я один.

   - Хорошо, - задумчиво прошептал вдруг маркиз. Его внезапно осенило. - Эй, кто-там? Зовите в шатёр клириков и епископов. И прикажите сплести из виноградных лоз, канатов и всякого тряпья прочные сети. Сеньор рыцарь! – повернулся Монферрат к де Клари. – Передай капитанам, пусть крепят сети на шестах и к мачтам вдоль бортов. Да пусть покрепче переплетут сети верёвками. Это защитит рыцарей от камней и стрел осаждённых.

   Черед два часа священники разошлись по траншеям с проповедями и молитвами о даровании победы.

   - Греки – есмь отступники от истинной веры. Они ничем не лучше сарацин, называющих нас собаками. Мы – не псы, подбирающие кости из византийских выгребных ям. Все мы – воины Иисуса, несущие свет истинной веры язычникам Палестин, - вещал перед франками епископ Труа, одетый поверх сутаны в трофейный панцирь, снятый с убитого византийца.

   - Святая Римская церковь простит вам все грехи. Это греки нарушили соглашение об унии церквей и порочат нас мерзкими прозвищами. Разве мы стократно не прощали им ударов в спину, когда наши отцы гибли под стенами Акры и Тира? - вторил ему германский епископ. – Разве не мы пухнем от голода и не умираем от жажды, дожидаясь, когда Константинополь откроет свои винные склады и съестные подвалы? Всех рыцарей, кто пал или падёт под стенами города, причислят к лику святых.

   - Папа Римский – наместник Господа на Земле отпустит вам все прегрешения, если вы укрепитесь духом и приведёте под руку его отступников, засевших там, за стенами города и поносящих церковь Святого Петра и Павла. Нет ничего благочестивее этого дела, - охрипшим голосом кричал некий аббат цистерцианец из Фландрии, потрясая перед солдатами деревянным крестом. – Сплотимся, братья мои во Христе, не колеблясь и не убоявшись мечей неверных. Вперёд на стены и башни! Мы - монахи и служители Господа встанем рядом с вами в первых рядах и поведём вас, аки львов, на приступ.

   - Штурм! – орали воодушевлённые германцы Монферрата.

   - Сравняем с землёй Влахернский дворец! - потрясая шлемом, сипел перед франками простуженным голосом пикардийский рыцарь Гийом де Фонтен.

   - На колени! Помолимся братья, - первым, гремя железными поножами, рухнул на землю Робер де Ронсуа. Его примеру последовала пехотинцы Фландрии и валлийские лучники.

   В ночь перед новым штурмом крестоносцы все, как один исповедовались и причастились. Многие пехотинцы выстирали в море рубахи.

   - Зря они это сделали, глупцы, - ворчал Монферрат, расхаживая вдоль берега.

   - Почему? - спросил Генрихус.

   - Соль останется в швах, а при рубке, поработав мечами, парни сотрут всю кожу под мышками и на плечах.

    - Пусть. Злее будут, - германец закусил крепкими зубами сухую травинку и, щурясь, смотрел на далёкие огни по другую сторону бухты.

    Солдаты развешивали одежду на колышках вокруг костров и орудовали иглами, зашивая дыры. Никто не спал. Одни латали кольчуги, другие перетягивали луки, меняли тетиву и оперение стрел, третьи точили боевые топоры и пики, четвёртые вместе с венецианцами набивали глиняные кувшины горючей смесью и грузили на корабли.

   Приступ начался рано утром в понедельник. Флот, взяв на галеры и нефы* пеших рыцарей, валлийцев, фламандцев и франков, а так же часть тяжёлой рыцарской конницы, подошёл к стенам и встал на якоря. Катапульты начали метать на галереи башен «греческий огонь», но одолеть защитников стен пламя не смогло. Греки соорудили навесы и накрыли их мокрыми шкурами. Звучали рожки, пели трубы, гремели византийские барабаны, отовсюду доносились крики атакующих. Время от времени раздавались стоны бечевы камнемётов. Встречный обстрел приносил меньше вреда. Слышались всплески воды и слабые удары ядер о деревянные борта. Сети, натянутые по приказу Монферрата вдоль бортов, не давали византийцам нанести существенный вред кораблям.

 

*-Неф. Нефами назывались крупные, вместительные военно-транспортные суда, грузоподъемностью до 200 тонн с изогнутыми к килю бортами, несколькими мачтами и широкими парусами. На носу и корме нефа располагались деревянные башни. В отличие от галер нефы имели медленный ход и были неповоротливы. Для штурма прибрежных укреплений мачты двух нефов, пришвартованных борт о борт, прочно скреплялись, на них располагались откидные штурмовые мостики, оборудованные поручнями.

 

 

   Неф, на котором находился Епископ Суассонский, сорвало с якорей и понесло на камни. Сильный удар корпуса о дно залива разорвал верёвки, удерживающие высоченную носовую осадную башню. Она стала медленно, а потом всё быстрее клониться вперёд и, наконец, упёрлась узким концом в одну из стен крепости, отвесно уходящей в воду. Один из венецианских наёмников, находившийся на мостике наклонившейся штурмовой башни, юрким серым комочком скатился между зубьев стены, но был тут же изрублен мечами варягов. Но с каждым накатом приливной волны на стены перелезали новые рыцари. Первым удалось это сделать франку, которого с галеры поддерживали криками:

   - Вперёд, вперёд во славу Иисуса!  

   Латнику удалось перебраться на один из верхних ярусов деревянной надстройки башни. Увернувшись от стрелы, он поскользнулся и упал. Секиры варангов обрушились на его спину. Но прочная кольчуга, теснота и торопливость врагов спасли его. Быстро вскочив на ноги, франк выхватил свой меч и стал яростно отбиваться.

   - Кто это? – Монферрат схватил за плечо одного из своих оруженосцев и показал в сторону башни, где началась свалка.

   - Д 'Арбуаз, рыцарь без наследства, младший из рода, - ответил молодой ломбардец, приложив ладонь козырьком к зорким глазам.

   Крики ярости на башне усилились. Спина к спине там дралось уже несколько франков, перебравшихся с нефа. Вскоре знамя епископа Суассонского заметалось на одной из галерей стены.

   - Чудо! Чудо! С нами Господь! - монахи и священники, подняв кресты, спрыгивали с галер и по грудь в воде спешили к башням. За ними в море посыпалась сицилийская пехота. Валлийские лучники посылали на стены стрелу за стрелой.

   Германцы Монферрата рубили канаты, которыми были связаны галеры и нефы. Опуская штурмовые мостики, корабли один за другим подходили к камням у основания стен. Солдаты перебрасывали длинные деревянные настилы на галереи греков, и, вскоре, там замелькали: двуручный меч Генрихуса и боевые топоры фламандцев. Защитники города торопливо отступали на нижние ярусы крепостных башен, осыпая стрелами штурмующих.

   - Что это там за пятно? – Монферрат спрыгнул на камни и показал Пьеру Амьентскому тёмный квадрат на стене в пятидесяти шагах влево от них.

   - По-моему, это какие-то старые ворота, заложенные гранитными плитами. И судя по цвету швов, работа сделана совсем недавно.

   - Пусть с галеры выгрузят таран. Кладка не успела засохнуть. Попробуем пробить её.

   Солдаты на верёвках спустили стенобитное приспособление и, облепив его, словно муравьи, на руках подкатили к стене. Сверху полилась смола, полетели камни, засвистели стрелы, но деревянные щиты, обтянутые мокрой кожей, надёжно защищали воинов.

   - Раз, два, взяли, ещё раз взяли, – несколько рыцарей и два десятка оруженосцев раскачивали таран, подвешенный на верёвках. Глухие удары перекрывали тревожные крики защитников города. Вскоре, камни, сбрасываемые со стен, образовали высокий коридор, вроде тоннеля, в котором стало невозможным раскачивать таран. Но в кладке, маскирующей старые ворота, уже образовалась брешь.

 

   Доминик, одетый в византийский панцирь поверх кольчуги стоял в шеренге пеших русов напротив пролома и, когда десяток франков сунулись в дыру, бывший оруженосец первым бросился в контратаку. Свистнули стрелы арбалетов, и раздались крики раненых. Столкновение было ужасным. Русы опрокинули рыцарей и, тесня новую волну франков, выскочили за стены, работая мечами и секирами. Десяток крестоносцев изрубили на куски в течение нескольких минут.

   Оглянувшись на дикий вопль, Монферрат увидел своего бывшего оруженосца. С горящими глазами тот врубился в ряды ломбардской пехоты, не щадя своих старых товарищей. Русы сражались отчаянно, тесня крестоносцев к морю, и уже были в десятке шагов от севших на мель галер.

   - Лучники! – Монферрат обернулся к командиру валлийского отряда.

   Над высоким бортом ближайшей галеры появились луки и арбалеты. Стрелы, словно рой рассерженных ос, взмыли в воздух. Несколько русов упало. Остальные, быстро сбросив свои щиты с широких спин и, держа их перед собой, составили «черепаху» и стали медленно отступать к пролому. Доминик, чудом увернувшийся от стрелы после первого залпа валлийских лучников, остался один. Опустившись на одно колено и прикрывая грудь и голову щитом, он затравленно озирался, держа меч наготове. Многие из крестоносцев узнали его и остановились.

   - Арбалет! – воскликнул Монферрат, протягивая руку назад.

   Кто-то подал ему лёгкий арбалет конного стрелка. Граф быстро вложил стрелу в жёлоб, натянул тетиву и нажал на спуск. Но реакция оруженосца оказалась быстрей. Чуть приподняв и развернув щит в сторону, он легко отбил стрелу. Медленно пятясь и что-то крича, Доминик поднял свой меч и погрозил крестоносцам. Через минуту он исчез в проломе.

   - Что он кричал? – обернулся Монферрат к одному из валлийцев.

   - По-моему, что-то вроде, – «Встретимся в городе…», а потом я разобрал слово - «Грешники», - ответил лучник и, не удержавшись, спросил:

   - Он что, с ума спятил? Как он оказался у византийцев?

   - Скоро спросишь у него сам, а пока зови ко мне рыцарей. Надо снова попытаться захватить пролом.

   Солнце быстро катилось к Западу. Пламя, от горящих деревянных галерей городских башнях, относило ветром на улицы Константинополя. Несколько десятков лачуг с тростниковыми крышами, подожжённые греческим огнём были похожи на пылающие стога сухого сена. Пожары бросали зловещие багровые тени на покрасневшие от крови крепостные стены. Быстро темнело. Крестоносцы, взяв несколько башен и пробив трое ворот, не решились двигаться дальше. Опасность наткнуться на засады в узких улицах города и вероятность кровопролитных ночных стычек заставила рыцарей держаться вблизи стен с внутренней стороны неподалёку от своих галер.

   - Судя по всему, у Дуки солдат втрое больше, чем у нас, - говорил Монферрат баронам, собравшимся возле пролома. – Утром на улицах города нас просто сомнут. Там не развернуться рыцарской коннице.

   - Господь не оставит нас, даровав такую победу сегодня, – епископ Суассона молитвенно сложил руки и зашевелил губами.

   - Господь, может и не оставит, а вот удача часто отворачивается от легкомысленных и неосторожных дураков, – граф неодобрительно посмотрел на священника. - Значит, решено. До утра остаёмся на захваченных позициях. Улицу перегородить, чем попало. Собрать в кучу камни, рубить деревья, валить ограды, опрокинуть повозки. Ночью вероятна контратака. Лучникам не спать. Дозорных выставить на крышах домов. Завидев греков, пусть трубят в рожки.

   - А, что будем делать дальше, если ромеи ожесточатся и упрутся копытами? – спросил де Клари.

   - Ничего. Посмотрим, откуда завтра будет ветер дуть.

   - А, при чём здесь ветер?

   - Выкурим византийцев из города. Если они к утру потушат пожары, вновь подожжём Константинополь, – Монферрат рубанул воздух ребром ладони.

   - А, как же ковры, фолианты, серебряная утварь, - не выдержал кто-то из венецианцев.

   «Купцы!», - презрительно подумал маркиз и раздражённо сказал:

   - К дьяволу ковры, иконы и кувшины. Город завтра должен быть взят. Молитесь, падре, о ветре с Востока, - бросил он епископу.

   - Ох, маркграф! – вздохнул священник, подняв к ночному небу глаза. - Смотрите, накажет вас Господь за поминание дьявола.

   - А вы тогда, зачем здесь? Замолите! – проворчал Монферрат и, махнув на прощание рукой рыцарям, пошёл к своей галере.

 

   - Сеньор! Сеньор!

   Ладонь рыцаря легла на рукоять меча. Свет костров очертил фигуру, стоявшую у входа в палатку.

   - Кто там? Который час?

   - Рассвет уже, сеньор.

   - Что случилось?

   - В конце улицы – отряд пеших варангов.

   - Почему не слышу труб? Спите?

   - Хотели поднять тревогу, сеньор, но они – безоружны.

   - Дьявол! Может, хитрят, в ловушку хотят заманить?

   - Не знаю, сеньор, - парень в рваной кольчуге откинул полог шатра. Сразу стало светлее.

   Солнце только что взошло. Воздух был свеж. Море приобрело белый цвет. Ночной дождь погасил пожары, а ветер с юго-запада унёс запах гари в половецкие степи. Полоска рассвета прочертила небо над бухтой, вызолотив борта и вымпелы на мачтах галер.

   Монферрат проворно поднялся, пристегнул к поясу меч и пошёл к повозкам, перегораживающим улицу. Далеко в самом её конце, у перекрёстка стояла группа византийских воинов без шлемов. В руках у одних граф рассмотрел пики со значками. Другие держали алебарды. Стальные лезвия упирались в землю.

   - Пошли кого-нибудь навстречу, пусть узнают, чего им надо, - приказал граф оруженосцу.

   Один из крестоносцев быстро пошёл вдоль улицы, держа наготове меч, прикрываясь щитом и поглядывая на крыши домов. Через несколько минут, он вернулся бегом, размахивая руками.

   - Сдаются, они сдаются.

   Громкий вопль торжества вырвался из рядов густеющей на глазах толпы крестоносцев.

   - Слава Господу нашему! Слава Иисусу!

   - Сеньор! Командир варангов просит о милости - поговорить с вами, - солдат раскраснелся и запыхался от быстрого бега. На лице расплылась широкая улыбка.

   Монферрат кивнул и, в сопровождении десятка всадников, поехал к варягам.

   - Кто из вас знает латынь?

   - Я, сеньор.

   Вперёд вышел рослый норманн.

   - Откуда ты, сынок?

   - Сицилия – моя родина.

   - И, чего тебя занесло в такую даль?

   - Уж больно хорошо платили басилевсы.

   - Так, какое у вас ко мне дело, парни?

   - Самозванца нет в городе. Ещё ночью он бежал по дороге в Адрианополь.

   - И, что?

   - Теперь мы считаем себя свободными от клятвы верности и сдаём город.

Нам некого здесь больше защищать.

   - И, слава Богу, - граф покосился на склонённые к земле пики. Двуглавые византийские орлы, вышитые на пурпурных тканях золотом, полоскали свои крылья в грязи.

   - Условия?

   - Да, почти никаких, сеньор. Мы готовы служить любому, кто платит деньги.

Англы и датчане, русы и норманны просят об одном – оставить им личное оружие.

   - Хорошо. Что-нибудь ещё?

   - Ну…, - солдат замялся, переступая с ноги на ногу. - Многие готовы остаться в войске Христовом и брать вместе с вами Иерусалим.

   Монферрат согласно кивнул и обернулся к своим людям.

   - Пусть пришлют сюда грамотных монахов. Выдать желающим охранные грамоты. Кто изъявит желание служить Иисусу, внесите тех в списки армии, распределите по отрядам. Норманнов к норманнам, англов к валлийцам. Кто захочет вернуться домой, не удерживать.

   К полудню все ворота, выходящие на полоску берега перед бухтой, где стоял флот крестоносцев, были открыты. Воинство Христово, не слушая отчаянных призывов своих вождей, хлынуло в город.

   Сам Монферрат со свитой германцев был прижат толпой к стене одного из домов. Генрихус, вытащив меч, плоской поверхностью клинка лупил по головам орущих и напирающих на лошадей франков, пытаясь расчистить дорогу, но ничего не мог сделать.

   - Не убивать же их? – кричал он в ухо графу.

   - Где план города? – Монферрат обернулся к одному из своих оруженосцев.

   - Забыли в палатке.

   - О, Господи, - побледнел маркграф.

   - Найди какого-нибудь грека-проводника, - приказал он Генрихусу.

   Тем временем в городе начались грабёжи и вспыхнули новые пожары. Отряды франков разбивали закрытые ворота и вламывались в дома, убивая горожан и хватая всё, что под руку попадалось. Некоторые пытали греков, заставляя показать места, где те зарыли золото и ценности. Знатные рыцари во главе своих оруженосцев приколачивали щиты на ограды захваченных ими дворцов, подкатывали телеги и грузили на них награбленное добро.

   - Что вы делаете? – орал Монферрат, пытаясь остановить вакханалию убийств и грабежей, - Город и так наш.

   Он обращался к группе франков, изрубивших в щепки закрытые двери одной из церквей.

   - Вот именно, - отвечал ему худой пикардиец, вынося из храма в плаще серебряные оклады икон, утварь и окровавленный золотой крест, снятый с только что убитого священника. Церковные чаши и сосуды падали из рук солдата на землю, звеня и подпрыгивая на плитах мостовой. Их тут же подбирали подбегавшие валлийцы. Глаза крестоносцев горели жаждой убийства и наживы.

   - Всё сносить в места, отведённые для сбора трофеев, - пытался образумить франков маркиз. – Выбранные вами люди поделят добычу по справедливости. Каждый заберёт свою долю.

   - Как же, держи карман шире, – шептал сицилиец, подбирая с земли разорванную и втоптанную в грязь золотую цепь.

   - Венецианцы и бароны захватывают лучшее и сносят на галеры, – заорал он в ухо своему товарищу. - После них не останется ничего.

   - Боже мой! - воскликнул Монферрат. - в Константинополе собрано две трети всех богатств мира. Неужели этого не хватит насытить любую алчность?

   - Вперёд! – крикнул он Генрихусу. - Нужно добраться до дворца Буколеон первыми.

   Маркграфа, ещё при первом ночном тайном посещении города, дворец Львиная пасть поразил великолепием постройки. Это был целый комплекс, занимавший довольно большой участок огромного холма, на котором уже распускались цветы парковых каштанов и мимоз. Целая анфилада просторных комнат была соединена переходами и лестницами. При свете факела, который держал тогда Доминик, маркиз успел заметить: стены, украшенные мозаичными панно из янтаря и золота, колонны из яшмы и порфира*, арочные, искусно расписанные, своды потолка.

   Германцы, составлявшие свиту маркиза, с сожалением и жадностью оглядываясь на солдат, грабивших храмы и дома, ехали за графом, подталкивая перед собой, дрожавшего от страха, пойманного ими по дороге, старика-грека.

 

   Доминик, облачённый в дорогую кольчугу, снятую им с убитого знатного франка, расхаживал по двору сразу за центральными воротами дворца Буколеона. Кованые доспехи защищали ему плечи и руки до локтей. Поножи оказались ему несколько малы, но Доминик крепко привязал их к икрам ног. У бывшего оруженосца даже не нашлось времени разыскать Маргариту. Он прошёл несколько комнат, но, услышав снаружи крики, вернулся к воротам. Да и, где было искать женщину в огромном дворце без провожатого. Буколеон, словно, вымер, и бывший оруженосец выбрал для своего наблюдательного пункта, вымощенный мозаичной плиткой, кусок земли возле самой красивой часовни дворцового парка напротив ворот. К вечеру Доминик проник в храм и, преклонив колена, помолился Господу об отпущении грехов. Бросив равнодушный взгляд на богатую церковную утварь, на золотые канделябры, белые мраморные полы, порфировые колонны и золотые ручки дверей, он перекрестился три раза и снова пошёл к воротам. Его не беспокоила уязвимость задней стены дворца. Там отвесные склоны холма оказались такими высокими, что без штурмовых лестниц отвесные скалы было не преодолеть. Ворота. Вот что он должен охранять. Его воображение рисовало картины предстоящей схватки с франками. Он был уверен, что Маргарита наверняка, как в рыцарских романах о Ланселоте, будет наблюдать из окна все перипетии боя. Она увидит, как верный ей рыцарь, сразив осаждающих её врагов, устало поднимется к ней в спальню, снимет шлем, и любимая им женщина с удивлением узнает в нём своего Доминика.

   Он, словно цепной пёс, весь день охранял периметр парка вместе с подъездной аллеей и набрасывался на каждого, переступавшего невидимую черту, которую он мысленно нарисовал. Груды трупов уже лежали вдоль ограды. Там были, и греки, и генуэзцы, и парочка франков, попытавшихся проникнуть в подсобные постройки дворца, но Доминик не оставлял в живых никого, кто держал в руках оружие. По лезвию его меча стекала кровь. Она быстро подсыхала чёрными цепочками следов на дорожках, посыпанных белым морским песком. Серую плащаницу, снятую с какого-то трупа, Доминик украсил крестами тамплиеров, аккуратно вырезанными из красной ткани, которую он нашёл в ризнице часовни. Такое решение пришло к нему внезапно, словно Господь подталкивал его под руку. Бывший оруженосец не поленился проделать ножом в нижней части плащаницы два глубоких разреза спереди и сзади, чтобы, не путаясь в складках, уверенно держаться в седле. Сейчас плащ выглядел пурпурным от крови. Лошадь, пойманная на улицах города, стояла привязанной к дереву, тревожно поводя ушами. Она косилась лиловым глазом на далёкие пожары и хрустела сеном, брошенным под копыта. В одной из седельных сумок торчал лук и стрелы. На шлеме Доминика тоже была кровь. Его глаза сквозь щели забрала метали холодные молнии на случайных прохожих. Слухи о красном рыцаре, охраняющем дворец, заставляли растерянных и без того испуганных греков держаться от ограды подальше.

   Уже в сумерках отряд Монферрата, наконец, добрался до дворца. Факелы в руках солдат осветили ограду.

   - Эй! Посмотрите-ка, кто это там? – один из новых оруженосцев маркиза показал рукой в сторону закрытых ворот, сворки которых были перевязаны толстой цепью.

   Все устремили взгляды сквозь прутья решётки на одинокую фигуру воина, неподвижно стоявшего перед входом во дворец.

   - Может, это варанг, ещё не знающий, что император бежал, а город сдан нам его стратигами? – предположил Генрихус.

   - Нет. На нём – плащ тамплиера, – разглядел красный крест на груди рыцаря кто-то из германцев.

   - Откуда здесь братья Ордена? Рыцари Храма не участвуют в походе, если только это не монах, возвращающийся из Святых земель. Похоже, у него помутился разум, иначе он бы не остался в городе. Или, что ещё хуже, какой-то обет удерживает его возле Буколеона, - предположил Монферрат.

   - Кто бы ты ни был, открой ворота и опусти оружие, – громко крикнул он.

   Но рыцарь, не спеша, подошёл к своей лошади, тяжело поднялся в седло и снова застыл с мечом на плече.

   - Сеньор! – вышел вперёд грек-проводник. - Встреченный по дороге иудей говорил мне о красном дьяволе, охраняющем дворец. Я ему не поверил, а теперь сам вижу. Вон видите трупы возле ограды?

   - Да, вижу, - пробормотал Монферрат, всматриваясь в тёмные фигуры, лежащие на земле. Нехорошее предчувствие шевельнулось в груди.

   - Рубите цепь, открывайте ворота! - приказал он германцам.

   Далёкие крики и стоны пожаров перекрыл звонкий удар секиры о металл.

   - Стойте на месте! – глухой голос воина в красном плаще звучал угрожающе. - Никто не переступит порог этого дома живым.

   - Монах! – крикнул в ответ Генрихус. - Если ты связан обетом, то у нас с собой есть священник. Именем Господа он освободит тебя от клятв. Неужели ты будешь убивать таких же христиан, как сам?

   - Мой святой долг, как и у всех рыцарей – защищать вдов и дев, слабых и беззащитных. Нет доблести убивать невинных, даже во имя Бога, как это делаете вы. Слава и честь тому, кто поражает безжалостного врага во имя любви к людям. Не позорьте распятий, чернеющих на ваших кольчугах, ибо Иисус заповедовал нам прощать врагов и не алкать имущества ближнего своего, - перебил германца рыцарь.

   - Оставь тамплиер свои проповеди для братьев Ордена. Сам Папа Иннокентий благословил наш поход. Уходи, и тебя не тронут.

   Всадник не двинулся с места.

   Монферрат кивнул. Ещё два или три удара, высекая искры из железа, перебили цепь. Сворки ворот разошлись в стороны.

   - Ссадите его с коня! – приказал граф.

   Два десятка германцев, перехватив покрепче секиры и мечи, медленно пошли вперёд, охватывая всадника полукругом.

   Доминик тронул повод и вонзил шпоры в бока лошади. Подобно урагану, забирая вправо, он помчался на солдат. Раздался звон стали, крики и проклятья. На месте схватки поднялась густая пыль из смеси песка и старых опавших листьев. Когда завеса рассеялась, на земле остались лежать шесть солдат с раскроенными черепами и страшными ранами, почти развалившими некоторых пополам.

   - Дьявол! Красный дьявол, - тонким голосом заверещал грек и, отчаянно размахивая руками, побежал вниз по улице.

   Монферрат едва успел глазом моргнуть, как у рыцаря в руках оказался лук. Несколько стрел с интервалом в несколько секунд свалили ещё троих германцев. Остальные, пятясь, спрятались за деревьями.

   - Эй, трусы, назад! - крикнул граф. - Клянусь Богом, я сам порублю вас в куски. Взять его.

   Свистнула стрела из арбалета. Доминик подставил плечо в доспехе, и наконечник застрял в чешуйчатом панцире.

   - Ты! – крикнул он, указывая кончиком клинка на маркграфа. – Если ты настоящий рыцарь, иди и сразись со мной. Я даже сойду с лошади, чтобы тебе было проще скрестить свой меч с моим.

   Не дожидаясь решения графа, Доминик слез с коня и хлопнул его железной рукавицей по крупу. Тот, раненый в шею и подбрюшье, тяжело поскакал в темноту.

   Но Монферрат и не думал слезать с лошади. Даже не потрудившись опустить на шлеме забрало, он вонзил шпоры в бока своему вороному и крупной рысью полетел на противника. Когда маркиз был от него на расстоянии удара копья, Доминик, словно кошка, отпрыгнул в сторону, присел и воткнул свой меч в живот лошади Монферрата. Маркиз перелетел через голову падающего животного и тяжело, с грохотом всего железа, что было на нём, ударился о землю. Копьё сломалось, меч вместе с разорванным кожаным поясом зарылся в пыль. Но маркиз, не был бы рыцарем, если бы не попытался тут же подняться. Мотая головой и опираясь на колено, он с трудом встал и выпрямился, дожидаясь врага. Его рука, скользнув вниз, вытащила из сапога кинжал.

   Доминик, оказавшись почти рядом, сбросил шлем, и граф тут же узнал его.

   - Ты? Зачем…?

   Но его бывший оруженосец уже занёс свой меч для завершающего удара. Монферрат, оглушённый, словно во сне, смотрел на сверкающее лезвие, очертившее сверкающий полукруг над чёрным пятном головы Доминика.

   «Нимб, - подумал граф. - Знамение. Карающий ангел за все грехи мои…»

   Но чувство проникновения холодной стали в плоть (граф хорошо помнил это ощущение по прошлым ранениям) не приходило. Доминик почему-то медленно отступил, потом упал на одно колено и, наконец, рухнул ничком. Из его спины торчали древко и узкая полоска лезвия топора Генрихуса.

   К графу спешили растерянные германцы. Из-за ворот смотрели на побоище группы людей. Там были: кое-кто из подоспевших франков, варяги, нашившие кресты на свои кольчуги и всякий сброд из обозов крестоносцев, взявший в руки оружие и решивший поживиться в суматохе грабежей. Рядом с толпой стояли и наблюдали за Монферратом два всадника. Одного маркиз узнал сразу. Это был Робер де Клари, на щите второго Бонифаций узнал герб графа Фландрии.

   - Закрыть ворота! Прибить мой щит снаружи! – приказал маркиз Генрихусу. - И скажи своим германцам – пусть гонят к чертям собачьим всех от дворца.

 

*-Порфир – тёмно-красный (пурпурный) камень с крупными белыми вкраплениями. По химическому составу близок к граниту.

 

                         ххх

 

   Маргарита выглядела бледной и усталой. Когда в коридоре раздались тяжёлые шаги, и открылась дверь, она покинула нишу окна и встала так, чтобы свет пожаров бил в лицо вошедшему маркизу.

   - Зачем вы убили его?

   - Кого? – Монферрат сделал непонимающее лицо.

   - Рыцаря, защищавшего дворец. Если бы не он, тебе некуда было бы вернуться.

   - Вернуться всегда есть куда. В Ломбардию, например, в свой замок, - граф не выдержал прямого взгляда женщины.

   - Если только твой король не забрал его себе, пока ты проливал кровь под стенами Константинополя.

   - Он не может так поступить со мной.

   - Ричард Львиное Сердце, этот рыцарь без страха и упрёка не побрезговал нанять ашашинов, чтобы убить своего товарища по оружию, твоего брата Конрада. Откуда ты знаешь, на что способен Филипп?

   - Король Англии давно оплатил этот грех своей жизнью и землями во Франции.

   - Что или, кто помешает твоему королю лишить тебя феода?

   Монферрат задумался.

   - Пожалуй, никто. Если только не найдёт какого-нибудь голодного нищего ломбардского барона.

   - Тогда тебе следует дорожить своими верными слугами.

   - Ты это о чём? – подозрительно спросил Монферрат.

   - Я видела… Этот мёртвый рыцарь, которого сейчас раздевают германцы, твой оруженосец Доминик.

   - А, так вы были в сговоре? – глаза графа медленно наливались гневом.

   - Ещё ночью я думала, что это ты прислал его для защиты дворца от мародёров.

   - Никто его не посылал. В него вселился дьявол. Это парень дрался против франков, как пьяный варанг на стенах этого проклятого города. Он предал своих товарищей и святое дело Христово.

   - Не надо поминать всуе имя Спасителя нашего. Ещё вопрос, простит ли он вам сожжение и грабёж христианских святынь Константинополя.

   - Вождей у Христова воинства – много. Если разделить этот грех на всех – нести не тяжело. А вот византийского золота, видно, на всех не хватит. Вон они уже торопятся прибрать к рукам то, что плохо лежит, - горько усмехнулся Монферрат, кивнув в сторону окна.

   - А ты, я смотрю, тоже времени даром не теряешь, - Маргарита указала рукой на потолок.

   Откуда-то сверху, раздавались глухие звуки, будто там двигали мебель, выдирали бронзовые гвозди из стен. Затем послышался звук падения чего-то тяжёлого, звон посуды и крики.

   - Или ты забыл, что здесь и так всё твоё. А, может, супружество со мной уже не входит в твои планы?

   - Дьявол! – двинулся к двери Монферрат. - Прости, я сейчас вернусь.

   Маргарита тяжело вздохнула, вынула из рукава клочок, ещё редкой среди крестоносцев, бумаги, испачканной кровью и ещё раз перечитала корявую латынь:

  

   «Прости,

   что был не прав,

   накинув тогу

   из срезанных косой весенних трав.

   В горсти

   держал я сок отрав…

   Их было от порога:

   на круге первом - честь, а дальше, множу:

   достоинство, любовь, свобода и долги,

   пронзавшие мне кожу.

   Не лги

   моя душа.

   До неги я охотник, а до любви всеяден.

   Я внутренний свой мир без устали круша,

   дождём проплакал градин.

   Прости, но так уже привык -

   был с детства необузданным, горячим.

   Порой был странен мой язык.

   Но, ведь, простительно незрячим.

   …Реалии в небесных миражах?

   Поверь мне - жизнь такая.

   Ношу её, как сердце, на ножах,

   алкая

   горечь в ежедневных стычках.

   …Я – жалкий раб своей привычки -

   наощупь брать дарёного коня.

   Я – ростовщик, мой клад –

   порывы ветра и огня,

   который стыл

   в ладонях Бога, дарующего свет.

   Бьюсь об заклад -

   иной дороги нет,

   а прочих, вереницы.

   Пусть Бог мне даст горячий след

   - к тебе, проститься?

   Прости.

                             Твой верный паж и рыцарь, твой преданный

                       защитник от жадных драконов и прочих напастей, Доминик»

 

   - Бедный мальчик…

   Маргарита разорвала бумагу и, приоткрыв окно, разжала руку. Клочки, подхваченные ветром, поднялись на воздух и пропали маленькими белыми птицами в предзакатных сумерках.

 

Глава 10. Май - июнь 1204 года от Р.Х. Константинополь.

  

   Эти дни отпечатались в памяти оставшихся в городе жителей сплошным кошмаром и дурными снами. Бароны грабили дворцы и дома, церкви и монастыри. Простые солдаты, не дождавшись справедливого раздела добычи, принялись переворачивать вверх дном жилища попроще и победнее, лавки, склады и даже термы, где обнаружили серебряные тазы и плошки для невиданного ими ранее мыла. Венецианцы снимали мраморную облицовку со стен дворцов и храмов, заворачивали в сено и парусину статуи и яшмовые колонны, набивали ящики серебром, золотом, найденным на монетном дворе. Они свозили всё это на галеры.

   Оруженосцы, встречаясь на улицах, делились новостями.

   - Ты слышал, в соборе Святой Софии графы Фландрские взяли сотню серебряных люстр и бронзовые цепи к ним в руку толщиной.

   - Это что… Клирик из свиты Сен Поля чуть не лишился рассудка, когда увидел главный престол храма. Это даже не престол, а толстая доска из золота и драгоценных камней, спаянных вместе. Длиной она - добрых четырнадцать стоп. Арка над престолом оказалась из чистого серебра, столбы, которые её держали – тоже. Говорят, в гавани не хватает галер для добра, взятого баронами.

   - Пошли скорее к храму, может и нам перепадёт что.

   - Как же, перепадёт. Там вокруг - венецианская и папская стража. Выносят Евангелия и прочие церковные книги в золотых и серебряных переплётах. А в переплёты вставлены самоцветы. А сосуды для причастий - все из серебра. С царских врат уже обдирают золотые листы.

   - А святыни видели? – влез в разговор, пробегавший мимо монах в медном шлеме и в кольчуге поверх сутаны.

   - Нет, а что за реликвии?

   - Ну, как же. Нашли две части креста Господня, плащаницу, в которую заворачивали бедного Иисуса нашего после успения, наконечник копья, пробившего плоть Господа, меч, отделивший голову Иоанна Крестителя от его святого тела. Это, что… Хочу поспеть в монастырь Семи апостолов. Вот там богатства, так богатства. Не хуже, чем в Святой Софии. Говорят, что в аббатстве под золотыми плитами – место успения самого Константина и жены его Елены.

   - И, куда это всё денут?

   - Как, куда, мил человек? Или в Рим, или…, - монах на мгновение задумался, покрутил головой и побежал дальше.

   - Может и мы туда? – предложил один оруженосец другому.

   - Не хочу получить наконечником копья в задницу. Там солдат уже немеряно, не считано. Да и легаты папские грозят отлучением. Пошли лучше, посмотрим на Игралище.

   - А это, что?

   Эх, ты, темень пикардийская. Площадь так называется, окружённая пологой круглой высокой стеной о сорока ступенях, на которых надлежит сидеть. Там император устраивал ристалища и турниры. А длиной то Игралище будет, чтоб тебе не соврать, полтора выстрела из арбалета, а в ширину, пожалуй, один полёт стрелы, уж это точно. Видел что-нибудь подобное?

   - Нет.

   - Так пошли, посмотрим. Может там, чего-нибудь нам обломится?

 

                           ххх

 

   - Ну, кто там ещё? – граф Балдуин Фландрский с трудом разлепил глаза и тут же зажмурил их. Яркое солнце било в окна. Похмельное настроение и слабость, после бурно проведённой ночи, снова навалились на него сладкой дрёмой. И только спустя несколько минут, он понял, что его разбудил звук боевого рожка.

   - Эй, кто-нибудь? Узнайте, кого там разрывает у ворот, – крикнул граф, поднимаясь и отталкивая от себя двух гречанок, свернувшихся у него в ногах.

   За дверями спальни послышались голоса, потом шаги. Через несколько минут раздался стук рукояти меча об инкрустированную яшмой дверь.

   - Сеньор граф! Вставайте. К вам посыльный от маркиза Монферрата.

   - Дьявол! Чего ему надо?

   - Не знаю, сеньор. Он ругается. Говорит: «Заперлись бароны, каждый в своём дворце, как всё равно, что во Франции в замках. Сидят, будто сонные куры на насестах». Все ноги, мол, оббил о закрытые ворота.

   - Ладно, зови.

   Балдуин, не торопясь, зевая и покашливая, нащупал на спинке кровати тёмно-синюю тонкой мягкой шерсти тогу, одел её через голову на голое тело, хлопнул гречанок, каждую по пухлым ягодицам, столкнул их с постели и взглядом показал на соседнюю комнату. Те, подхватив одежду, выбежали прочь.

   Спустя какое-то время двери распахнулись, и в спальню вошёл один из германцев Монферрата, в сопровождении слуг графа Фландрии.

   - Ну, что ещё за спешка? – недовольно спросил Балдуин, поймав насмешливые взгляды германца, направленные на ночной таз, полный мочи, на серебряные бокалы с остатками вина, на женские гребни, лежавшие на постели.

   - Маркиз созывает военный совет, - сказал мечник, подавая графу кусок пергамента, свёрнутый в трубку.

   - За каким чёртом ему нужен совет? Что, остатки византийских войск у ворот Константинополя? Или сарацины хотят преподнести нам Святую землю на золотом блюде?

   - Ничего такого страшного, сеньор. Вы прочтите лучше письмо.

   - О, Господи! Ну, как тут отдохнёшь после ратных трудов и голодных дней осады, - недовольно ворчал Балдуин, разворачивая свиток.

   Несколько мгновений он держал его перед глазами, пытаясь сфокусировать зрение, потом перевернул и начал медленно читать, шевеля пухлыми губами.

   «Сеньоры графы, сеньоры командиры отрядов, святые отцы-епископы, каноники и аббаты монашеских братий. Город, надетый нами с Божьей помощью на копьё, находится в небрежении и беспорядке. Грабежи и насилие, утихшие третьего дня, усиливаются вновь. Банды дезертиров опустошают пригороды Константинополя. В ночное время, не только жителям города, но и солдатам невозможно покинуть своих убежищ из-за разбоя, чинимого лихими людьми. Ночные дозоры, высылаемые мной на улицы, встречают сопротивление мародёров. Стража на стенах и у ворот несёт службу в небрежении и лени. Прошу всех, получивших моё послание прибыть во дворец Вуколеон сегодня после полудня для совета – каким наилучшим образом город может быть приведён к порядку вместе с империей, доставшейся нам при покровительстве Господа нашего. Кроме того, в армии есть недовольные клирики и солдаты, принявшие обет похода крестового. Они хотят отправиться на защиту гроба Господня в Палестины. Что делать с такими? Маркграф Бонифаций Монферрато».

   - Мог бы мне выказать уважение, адресовав послание лично графу Фландрскому, - пробормотал Балдуин, отдавая пергамент слуге.

   «Господи, прости мне помыслы грешные, но хотел бы я знать, сколько этих недовольных, желающих бросить взятую здесь добычу и отправиться за море в пески под стрелы сарацин? – подумал граф. – Вряд ли наберётся таких с тысячу, а то и того меньше. Охота пришла им глотать вместо вина песок на Святой земле, да лезть под стрелы агарян. Не живётся дуракам спокойно. Но, маркиз прав, город большой, солдаты, отравленные ядом алчности и гордыни, становятся неуправляемыми. Ещё седьмица, и могут затеять бунт, требуя справедливого дележа трофеев. А этого допустить нельзя.

   - Скажи своему сюзерену, после обеда буду, - сказал он германцу.

   - Не после обеда, а после полудня, - дерзко ответил солдат. - А, это значит, что, как только колокола церквей пробьют службу шестого часа*, маркиз ждёт сеньора рыцаря в «Львиной пасти»

   Германец, не дожидаясь ответа графа, слегка поклонился и вышел, вызывающе топая сапогами по белым мраморным полам Влахернского дворца. Солдат намеренно задевал ножнами меча о яшмовые колонны.

   - Эй, - крикнул вслед солдату граф, потом махнул рукой и приказал слуге:

   - Вели приготовить императорскую ванну. Посмотрим, покинет ли моё тело усталость, как говорили мне гречанки, и снимет ли настой из лепестков гвоздики мою головную боль.

   Через два часа один из залов Буколеона начал постепенно заполняться рыцарями и знатными баронами. Епископы и папские легаты, сняв, наконец, кольчуги, облачились в сутаны, украшенные серебряными крестами, найденными в ризницах константинопольских храмов. Монферрат стоял во главе длинного стола и шептался о чём-то с Генрихусом. Последним прибыл Энрико Дандоло. Он выглядел злым и усталым.

   - Наверное, лично грузит галеры награбленным добром, - шепнул Монферрат своему германцу.

   - А может, забавляется с греческими красотками, как граф Балдуин, - усмехаясь, тихо сказал Генрихус.

   - Да, где уж ему в его-то годы, да ещё наощупь, - внимательно поглядев на старца, серьёзно ответил Бонифаций. – Ты только посмотри на дураков - епископов. Напялили византийские кресты на сутаны. Хорошо, что Папа не видит. Он бы их этими крестами, да между глаз.

   - Итак, сеньоры! – громкий голос маркиза накрыл невидимым ковром почтенное сборище и заглушил покашливания, перешёптывания и разговоры баронов.

   - С помощью Господа нашего и во славу его мы взяли город Константина, - начал, заранее приготовленную речь, Монферрат.

   - Только не говорите, что во славу Иисуса вы сотворили насилие над такими же христианами, как вы!

   Человек в белом плаще тамплиера поверх длинной кольчуги, перебив маркиза, выступил из-за спин баронов.

   «Боже мой! Это Доминик, - подумал маркиз, невольно отступая и поднося ладонь к глазам, пытаясь рассмотреть лицо дерзкого рыцаря. - Не может быть. Я сам видел, как топор Генрихуса перебил ему позвоночник»

   - Кто это? – послышались голоса в толпе.

   - Я – шателен Арагона и маршал нищих рыцарей Храма, братства, которое посвятило себя делу освобождения Святой земли от сарацин. Моё имя – Филипп де Плесси.

   Гул в зале сменился шёпотом, а потом новыми криками:

   - Ваш Орден отказался участвовать в этом крестовом походе.

   - Вы стали ростовщиками, отяжелели, пресытились и зажрались, потеряв счёт земельным дарам глупых королей, которым охотно ссужаете золото ваших алхимиков.

   - Какого дьявола он здесь делает?

   - Ступай в Палестины. Крепости и замки Иерусалимского королевства нуждаются в защите.

   - Да, где уж им защищать свои командорства в Святой земле. Из-за трусости тамплиеров был отдан сарацинам город Иисуса.

   - Опомнитесь! - голос де Плесси перекрыл выкрики баронов. - Братья ордена никогда ничего не искали для себя. Они часто имели одну лошадь на двоих.

   - А вот это – правда, - выкрикнул кто-то из папских легатов.

   - Скажите ещё, что они Святым духом питались.  Настоящему рыцарскому коню было стыдно возить их поодиночке, - юношеский ломающийся тенор вызвал смех у присутствующих.

   - Бог тебе судья, юнец, - маршал Ордена снова поднял руку, призывая к спокойствию. – Истину говорю вам. Каждый из воинов-монахов давал обет бедности и воздержания от мирских утех…

   - Ну да, - снова раздался всё тот же наглый, юношеский голос. - Поэтому все тамплиеры так любят мальчиков и молоденьких послушников.

   Но тамплиер, не обращая внимания на обидные выпады, с горечью продолжал:

   - Вам уже можно срезать кресты с ваших кольчуг и плащей. Вы свернули с пути истинного и нарушили клятвы, которые давали перед Его Святейшеством и матерью нашей Церковью. Всё лето христиане в осаждённых крепостях Сирии и Палестины смотрели на запад, пытаясь разглядеть клубы пыли из-под копыт коней крестоносного рыцарства. В сумрачные дни осени, они выглядывали поверх зубчатых стен, а не появятся ли на горизонте колонны копейщиков или гербы на знамёнах пехоты. Они ограничивали себя в еде, зная, что вот-вот должно подойти воинство Христово и уставших ратников нужно накормить. Всю зиму женщины Акры поддерживали огонь в своих очагах, думая о вас, нуждающихся в тепле.

   В зале воцарилась тишина. Многие опускали глаза к полу, словно пытаясь увидеть там картины, которые рисовал им прославленный ветеран крестовых походов.

   - Но всё было напрасно. И тогда меня - шателена Арагона призвал к себе Великий Магистр Ордена. Он сказал мне: «Напрасны увещевания и письма к командирам армии франков. Все делают вид, что не получали их. Венецианцы сладкими речами о богатствах Царьграда совращают жадных баронов с тропы, начертанной на картах самим Иисусом. Поезжай, брат мой, к стенам Константинополя и если тебе не удастся отговорить рыцарей от штурма, ибо они уверены, что Византия – в тайном сговоре с сарацинами, не дай волне грабежей и насилия захлестнуть Византию», - рыцарь железной перчаткой вытер пену, выступившую на губах.

   - И, что же я вижу, опоздав остановить вас? – глаза де Плесси сверлили лицо каждого, на ком останавливались.

   - Город взят и разграблен. Дворцы захвачены и опустошены. Женщины изнасилованы и тешут вашу плоть по принуждению до сих пор. Храмы лишены святынь и драгоценных древ, на которых изображены апостолы и сам Иисус. С Царских врат церквей снято серебро и золото. Венецианцы грузят на галеры статуи и плиты, сорванные со стен обителей Господа.

   - Какое тебе дело до всего этого? Или Ордену мало богатств, захваченных в своё время в Иерусалиме? – из шеренги рыцарей выступил Анри д' Эно. – Ты завидуешь нашей добыче. Город взят и, чем бы ты нас не укорял, Византия никогда больше не возродится. Теперь она не будет препятствовать нашим планам в Палестинах.

   - Правильно! – поддержали франка бароны.

   - Мы сделаем город оплотом истинной веры и местом сбора пилигримов. Именно отсюда войска будут отправляться в крестовые походы, и, дай Бог, мы ещё появимся в Иерусалиме, чтобы остаться в нём навсегда, - поддержал брата граф Фландрский.

   - Ах, слепцы! – возразил ему тамплиер. - Новые племена варваров уже угрожают Византии с востока. Худо-бедно греки служили преградой нашествию этой всепожирающей саранчи. Взяв силой Константинополь, вы ослабили сами себя и в скором времени подставите под удар и, потерявших веру в будушее, греков, и своих солдат, пирующих на костях Великого Константина.

   Кто-то по-мальчишески оскорбительно свистнул. Филипп де Плесси предостерегающе поднял кулак.

   - Если кто-то настолько храбр, чтобы сразиться со мной, пусть выйдет вперёд. Я не прятался за спины своих братьев перед сарацинами и готов принять любой вызов от любого из вас.

   Ответом тамплиеру послужила мёртвая тишина.

   - Я так и думал. Прощайте, мессиры бароны. Я ухожу, а вам теперь расхлёбывать похлёбку, которую вы здесь сварили. Валашский король уже посматривает в вашу сторону. Он готов подобрать всё, что выпадет из ваших слабых рук. А дальше за землями сельджуков, уже стоят шатры османских племён. Так, что, ходите, да оглядывайтесь.

   Маршал Ордена тамплиеров резко развернулся и пошёл к выходу, звеня огромными шпорами и задевая ножнами длинного меча, не успевших расступиться, баронов. За ним, словно привидения, из разных углов потянулись, незамеченные ранее никем, рыцари Ордена.

   Наступила тревожная тишина, которую прервал старик Дандоло.

   - Тамплиер в некоторых вещах абсолютно прав. Из Далмации и Валахии мне доставляют неутешительные вести. Там собирается конница половцев и куманов. Хватит почивать в тёплых постелях. Нам нужно решить главный вопрос. Чтобы не говорил здесь тамплиер, Византия должна быть покорена окончательно. Многие города до сих пор сохраняют верность династии Ангелов. Ворота большинства крепостей всё ещё закрыты. Греки не могут их распахнуть главарям дезертиров и наёмникам, шатающихся вокруг в поисках лёгкой добычи. Командиры гарнизонов привыкли открывать города перед венценосными особами, а не безродным бродягам…

   Монферрат только сейчас понял, что в эту самую минуту он теряет власть. Венецианец оказался хитрее и проворнее прочих его врагов. Он воспользовался моментом и перехватил бразды правления собранием. Маркиз поспешно выступил вперёд, но Дандоло, услышав знакомый звон шпор, не дал ему раскрыть рта.

   - Сеньоры рыцари. Чтобы не оказаться в осаде за высокими стенами этого города, чтобы сделать его лагерем для нового крестового похода на Иерусалим, нам нужно выбрать из своей среды императора. Только перед ним, возведённым на престол в Храме Святой Софии, откроются ворота Адрианополя, Фессалоник, Эфеса и Халкидона.

   - Дож прав. Нужно выбрать императора. Да здравствует граф Фландрский! - выкрики франков не давали Дандоло продолжать свою речь.

   - Почему Бодуэн? Чем, Сен-Поль хуже?

   - Маркиза Монферрата, нашего командира, - опомнился Генрихус.

   - К дьяволу Фландрию и Монферрата. Пусть сначала вернут в общий котёл награбленное добро. Требую справедливого раздела добычи, – срывающийся голос Робера де Клари был услышан всеми и тут же освистан. Но некоторые закричали:

   - Правильно!

   - Согласен, - неожиданно поддержал недовольных Дандоло.

   Взгляды рыцарей скрестились на слепом лице дожа.

   - Согласен, - ещё громче сказал он. - Все захваченные ранее дворцы и дома византийской знати должны быть покинуты баронами в течение трёх дней и возвращены в императорскую казну. Только вновь избранный правитель Византии вправе вознаграждать по заслугам тех рыцарей, кто проявил мужество и храбрость при штурме города и выкажет доблесть в новых походах.

   Монферрат от удивления вытаращил на дожа глаза. Нервная гримаса перекосила лицо маркиза, но он успел заметить многозначительные взгляды графов Фландрских.

   Менее знатные рыцари и те, кто не успел добраться до богатств города, одобрительно загудели.

   - Это справедливо. Всё должно быть по-христиански.

   Монферрат понял, что армия поддержит Дандоло. Христово воинство пришло сюда нищим, но не хотело таковым оставаться дальше. Он шепнул на ухо Генрихусу:

   - Учись. Вот ведь хитрец. Всё ценное, что досталось венецианцам уже на пути в город Святого Марка. В гавани стоят ещё тридцать галер, гружённых сокровищами Константинополя и ждущих попутного ветра. Но, думаю, и они уже получили приказ покинуть бухту вёсельным ходом. Дож решил – пусть франки поделят то, что осталось.

   Монферрат вышел вперёд и поднял руку, призывая к тишине.

   - Кто вас привёл к стенам этого города, а?

   - Причём здесь это? – обернулся к нему Балдуин Фландрский.

   - Кто не спал ночами, обдумывая планы штурма? – не обращая внимания на графа, продолжал вопрошать маркиз. - Кто озабочен тем, есть ли в армии еда и питьё, женщины и кузнецы, прутья для стрел и тетива для арбалетов? Кто собрал вас сегодня здесь для общего блага?

   - Ну, вы, и что с того? – граф Сен-Поль недовольно поморщился.

   - А то, что сеньор Бонифаций - наш командир, - осадил франка Генрихус. - Только он достоин титула императора Визатийского и, может быть, даже больше, чем некоторые из присутствующих здесь трусов, удиравших от одного вида конных наёмников басилевса, – германец встал перед Монферратом, положив руку на рукоять своего меча.

   Граф Фландрии густо покраснел, но сделал вид, что не понял намёка.

   - Никто не умаляет заслуг маркиза, - вкрадчиво проговорил Дандоло. - Но сеньор Монферрат – человек военного времени, а император Византии должен быть больше дипломатом, нежели воином. Вы сами слышали о приготовлениях валашского короля, о городах, не желающих открывать перед крестоносным войском своих ворот. Осада каждого города дорого обойдётся нам. Тут нужны обходные пути, хитроумие и ловкость.

   - Правильно! – снова подали голос франки. - Графа Фландрии в басилевсы.

   - Нет, не правильно. Есть другие. Сен-Поль – достойнее.

   - Почему не Пьера Амьентского?

   Монферрат насмешливо обратился к Дандоло:

   - Хотел бы я знать, как вы представляете себе выборы императора. Из баронов, присутствующих здесь, каждый второй претендует на трон Византии.

   - Мы сделаем вот что, - подумав, многозначительно сказал дож. – Пусть меня поправят, если я ошибусь, но сдаётся мне, что в войске Христовом сложились три группы влиятельной знати, каждая из которых видит императором своего вождя. Первая – это франки. Пусть они выберут десять самых достойных рыцарей. Они войдут в число выборщиков.

   - К чему нам обычаи, принятые в городе Святого Марка? – громко сказал Монферрат. - В конце концов, здесь не древняя Эллада.

   - Может и не к чему, да ведь тут присутствуют сеньоры бароны. А они свободные люди в своих феодах, которые подчиняются Господу Богу и своим сюзеренам, да и то не всегда, - тонко улыбнулся дож. - А потом, маркиз, я ещё не закончил. Имейте терпение выслушать. Если вам что-то не понравится, можете предложить своё решение.

   - К дьяволу, - тихо проворчал Монферрат, но уступил.

   - Итак, валлийцы и саксы – не в счёт. Всё это - беднота, сорванная с насиженных мест жаждой наживы. А вот вторая влиятельная часть армии состоит из ломбардцев маркиза, его германских мечников, италийских рыцарей – вассалов короля Филиппа. Десять человек пусть будут от вас, сеньор Бонифаций.

   - Итого, двадцать человек в Совете выборщиков. Это правильно, – Монферрат немного успокоился.

   - Не совсем. Учитывая, что голоса могут разделиться поровну и, что третья часть войска – венецианские мореходы и латники, десять достойных человек в Совет даст Венеция и ещё десять – духовенство. Справедливо?

   - Это по совести. Пусть так и будет, - загремело франкоязычное рыцарство.

   Протестующие возгласы Монферрата утонули в шуме голосов. Маркиз понял, что проиграл. Десять его людей в Совете не смогут ничего поделать с остальными, где большинством, даже среди клириков и епископов, были франки. Ему стало ясно, что он попал в венецианскую ловушку, расставленную хитрым Дандоло. С ловкостью купца дож будет вить верёвки из простодушного Балдуина Фландрского. Дож получит все остальные гавани Византии на блюде уже к ужину.

   - Готовь людей. Бери, где хочешь повозки и возчиков. Грузи всё самое ценное, что есть во дворце. Мы покидаем Буколеон, - шепнул маркиз Генрихусу.

 

                         Неделю спустя.

 

   - Куда мы направляемся? Зачем мы оставляем город, в котором могли бы править? – Маргарита, сидя в седле, куталась в плащ. Весенний ветер, дующий навстречу, отбрасывал в стороны красивые волосы и открывал любопытным взорам нежное лицо.

   - Увы, моя дорогая. Когда кончается война, за дело берутся лукавые ростовщики и торговцы. У нас с вами нет, не только вашего города и Византии, у нас отняли даже «Львиную Пасть». Армия не подчиняется мне более. Думаю, что в этот самый момент в Святой Софии коронуют этого труса из Фландрии. А просить у него милостей и земель, как это делают Сен-Поль и другие франки, перенявшие у венецианцев привычку торговаться, я не буду. Мне придётся вернуть Византию в состояние хаоса, и тогда посмотрим, что перетянет чашу весов, храбрость и мужество моих солдат или коварство, жадность и скудоумие франков. Эти глупцы не понимают, что отдав венецианцам гавани, они теперь полностью зависят от дожей. Дандоло сейчас в состоянии диктовать городу свою волю, всего лишь ограничив подвоз хлеба и самых необходимых вещей, включая лампадное масло и железо для кузниц.

   - А нельзя было силой завладеть скипетром василевса?

   - Если бы мой король вовремя прислал мне сотню рыцарей и тысяч десять копейщиков, Дандоло сейчас вместе с франками плыл бы домой. И я, клянусь честью, уступил бы Филиппу Константинополь в обмен на титул Наместника востока.

   - И, что теперь с нами будет? – женщина от быстрой езды верхом раскраснелась.

   Маркиз залюбовался её глазами и кожей шеи, видневшейся в вырезе накидки.

   - А теперь мы возьмём то, что принадлежит мне по праву. Вы будете королевой Фессалоник. Эти земли когда-то подарил моему брату император Византии. Пусть хоть, кто-нибудь осмелится оспорить у меня это наследное право и он узнает силу моего гнева.

   Маргарита обернулась и с сожалением посмотрела на теряющиеся в туманной дымке купола церквей Константинополя. Маркиз, заметив её взгляд, полный печали и несбывшихся надежд, наклонился и поцеловал женщину в губы.

   - Пустяки. Бог даст, мы ещё вернёмся в этот город. Не жалейте ни о чём. Наша судьба – в руках Господа. А, сейчас, вперёд. Нам нужно поторопиться взять своё, пока эти пустоголовые бараны чествуют своего трусливого льва посереди разграбленного Константинополя.

   Десять дней беспрерывной скачки разделили отряд Монферрата. Пехота с осадными машинами и обозами осталась далеко позади. Конные рыцари и оруженосцы, германцы и часть валлийцев, меняя лошадей, утром одиннадцатого дня оказались у закрытых ворот Фессалоник.

   Выстроенный по образцу Константинополя, город представлял собой большую крепость, обнесённую мощной стеной, уходящей в море. Второй по величине и значению в Византийской империи, стоявший на пересечении дорог из Константинополя в Рим и из Афин в Причерноморье, Фессалоники был густонаселён и богат. Двести тысяч жителей и три тысячи солдат византийского гарнизона, не признававшего франков, закрылся в цитадели и готовился к длительной осаде.

   - Ты знаешь, кем основан этот город? – спросила Маргарита у маркиза, поднимая руку ко лбу и, разглядывая уставшими глазами мощные ворота и зубцы стен.

   - Давай, просвети меня, - буркнул Монферрат, хмурясь при виде дымов над невидимыми снизу кострами, на которых, как можно было предположить, стояли котлы с кипящей смолой.

   - Македонским царём Кассандром.

   - Не знаю такого.

   - А ещё говорят, что латины были образованными людьми. Глядя на тебя, сомневаюсь, - Маргарита улыбнулась и положила тёплую руку на колено маркиза.

   - Эх ты, солдафон. Ты обязан знать имя Кассандра. Он старший сын Антипатра, одного из гетайров Александра Македонского - товарища царя с юных лет. В конце концов, он женился на сводной сестре Великого царя - Фессалонике.

   - А, вот значит, как, - безразлично пробормотал маркиз и взмахнул рукой.

   Звуки боевых рожков заставили командира гарнизона Фессалоник подняться на башню.

   - Кого там Бог принёс? – закричал он, рассматривая конницу перед воротами.

- Франков здесь не ждут.

   - Перед тобой маркграф Бонифаций Монферрат, законный наследник своего брата Коррадо, владельца этих земель, - громко выкрикнул Генрихус, сложив ладони рупором.

   - А, помню Конрада, помню. Хороший был рыцарь, царствие ему небесное.

   - Так открывай ворота.

   - Открыть – дело недолгое. Только мы в осаде по приказу нашего василевса Исаака Ангела. Нам приказано отражать все попытки взять город этими бродягами христопродавцами крестоносцами.

   - Ты что, не знаешь, что ваш басилевс приказал долго жить?

   - Это - всего лишь слухи.

   - Вот я доберусь до тебя. Моя секира соскучилась по глупым шеям греков, - не выдержал Генрихус, теряя терпение.

   - Ну, это если сподобит тебя Господь. Но что-то не вижу за вами, ни катапульт, ни лестниц. Или ты кошка, умеющая карабкаться по стенам?

   Германец выхватил из чехла арбалет и вложил в желоб короткую стрелу, но Маргарита толкнула коня вперёд и остановила руку солдата. Превозмогая боль в спине от долгой езды верхом, она с показной лёгкостью соскочила на землю и подошла ближе к воротам.

   - Если я не ошибаюсь и, что-нибудь не напутала, передо мной на башне славный Феофан - один из лучших стратигов мужа моего, несчастного императора Византии?

   - Святые угодники. Да, это же – Маргарита Венгерская, супруга василевса?

   - Так и есть, мой добрый друг. Перед тобой, гонимая франками, бывшая императрица, ищущая пристанища.

   - Да, как же так? О, Господь всемогущий. Я едва узнал вас в этом рубище убогой путницы. Вы – пленница этих людей?

   - Они мои союзники и защитники от произвола нового императора Византии, франка Бодуэна.

   - Да, да. Я слышал, госпожа. Прошу прощения, но дать вам кров не могу. Третьего дня голубь принёс письмо из Константинополя. Мы должны присягнуть новому императору, а вот маркиз Монферратский – в немилости у Бодуэна за самовольное оставление города.

   - Друг мой, открой ворота не перед маркизом, а перед женой Исаака Ангела, которому ты присягал ранее.

   - Не могу, госпожа.

   - Если не можешь принять под свою защиту бывшей супругой императора, сжалься хотя бы над его сыном, которого я ношу в своём чреве.

   - Довольно! – рявкнул Монферрат. – Я не позволю унижать нас, словно жалких вилланов или нищих. Назад! – скомандовал он своим людям. - Разбивайте лагерь в виду стен. Выслать к мосту через ров лучников. Сеньоры рыцари, за мной!

   Оставив за спиной небольшой обоз и солдат, рывших траншеи и возводивших палисады, маркиз поехал вдоль стен, внимательно оглядывая укрепления.

   К вечеру у него созрел план штурма.

   - Катапульт и лестниц у нас нет. Взять хотя бы одну башню не удастся, – говорил он Генрихусу. – Теперь смотри сюда, - маркиз стал чертить на песке план крепости.

   - Там, за стенами нас не воспринимают всерьёз. Это хорошо. Пусть думают, что мы будем ждать подхода пехоты и осадных машин. Наверняка за нами следом идут войска Балдуина. Поэтому, у нас нет времени. Нужно взять город этой ночью. Со стороны гавани укрепления сильно разрушены. Сеньора Маргарита говорила, что это сделали сарацины ещё до первого крестового похода. Самое главное оказаться по ту сторону городской стены, уходящей в море, – кончик меча маркиза проводил на земле стрелы, указывающие слабые места обороны.

   - Ты, - повернулся Монферрат к Генрихусу. - Отбери среди своих мечников всех, кто умеет плавать. Вода уже достаточно прогрелась. Если ночь будет тёмная, вы войдёте в море, поплывёте вдоль стен и выйдете на берег уже в гавани. Без шума и крика постарайтесь добраться вот до этой угловой башни, - клинок маркиза указал точку на плане.

   - Как только перебьёшь стражу, открывай ворота и зажигай факел, а ещё лучше - крышу какого-нибудь дома поблизости.

   - Ты, сеньор рыцарь, - граф дотронулся до наплечника одного из ломбардцев.

   - С лучниками затаишься поблизости во рву и, как только наша конница окажется вблизи ворот, из луков и арбалетов сбивай на землю всех греков, кто осмелиться высунуть головы поверх стен. Не дай им перестрелять мою конницу. А сейчас – два часа вам на отдых и подготовку. Сидим тихо до первых ударов с городских колоколен к вечерней молитве. Это будет сигналом Генрихусу и всем остальным. С нами – Бог, а мы – под его защитой.

   Будто на зло, ветер к ночи разогнал облака. Луна осветила купола церквей Фессалоник и перекинула серебряную дорожку через всю бухту. Но маркиз, ещё раз оглядев стены и уверенный в успехе ночного штурма, отдал приказ своим германцам. Те, прячась в тени деревьев, разделись до пояса, оставив на земле даже кольчуги. Мечи, привязанные за спиной у каждого, угрожающе торчали рукоятями вверх, делая солдат похожими на дьяволов. Стараясь не шуметь, люди тихо входили в воду, и вскоре только острый глаз мог различить в темноте круглые чёрные шары, пересекающие залив и похожие на поплавки рыбачьих сетей.

   Монферрат, облачаясь в доспехи и вращая руками, чтобы проверить, не туго ли затянуты ремни, мрачно поглядывал на Маргариту.

   - Это правда?

   - Что?

   - Ты носишь в себе сына Исаака?

   Женщина рассмеялась.

   - Я уже решила – ты не спросишь. Ну, подумай сам. Я ведь не видела моего мужа больше года. Да и стар он был для постельных утех.

   - Тогда, чей это ребёнок?

   Маргарита вздохнула. Её глаза затуманились пеленой воспоминаний.

   - Чем задавать глупые вопросы, вам бы, сеньор, лучше припомнить, сколько раз вы входили в мою спальню за последние полгода. Посчитали.

   - Почти каждую ночь, - Монферрат озадаченно уставился на женщину.

   - Господи! Но, почему ты раньше мне не сказала.

   Маргарита грустно улыбнулась.

   - Ступайте маркграф. Я слышу, как оруженосец уже добрых четверть часа звенит шпорами у входа в шатёр.

   Тем временем лучники скрытно заняли позиции возле намеченной башни, а рыцарская конница, оставив на себе из доспехов только кольчужные рубашки, сосредоточилась в небольшой оливковой роще, готовая к броску.

   Если бы в этот поздний час кто-то из рыбаков возвращался к причалам города, он мог бы заметить, как редкая цепочка высоких плотных обнажённых до пояса людей тихо вышла из моря и прячась между галер и лодок, пригибаясь, двинулась к высокому пролому стены, являвшейся южной границей цитадели. Подставляя друг другу плечи и, составив пирамиду, мечники принялись карабкаться по камням, затем на верёвках втянули оставшихся внизу воинов и исчезли внутри крепости.

   - Теодорих! Возьми десять человек и, как только я со своими людьми захвачу ворота, атакуй стражу на башне. Поможем маркизу избавиться от греческих лучников, – Генрихус, придерживая своего солдата за плечо, тихо втолковывал ему свой план действий.

   - Да, и не забудь залить огонь под котлами со смолой. Ну, с Богом. Вперёд!

   Германцы, держа дистанцию длины меча, крадучись, двинулись вдоль домов к угловой башне.

   Густые тени служили им защитой от случайных взглядов. Пыль, густым слоем лежавшая на дороге, скрадывала звук шагов. Но на улицах не было ни души и только в таверне, мимо которой они проходили, светились огни факелов и слышались пьяные голоса греков.

   - Эй, кого там черти носят в темноте!

   Генрихус оглянулся. На пороге таверны стоял византийский солдат и развязывал шнурок на штанах, рассчитывая помочиться у коновязи.

   - Хей! – тихо окликнул его германец, приближаясь.

   - Это ты, Христопулос? – Византиец икнул и вытаращил глаза, пытаясь рассмотреть незнакомое лицо. - Чего это ты голый? Или ревнивый муж твоей ненаглядной пловчанки вернулся не во время домой? – язык солдата заплетался. Ноги едва держали его.

   - Да, кто ты? Черти бы поджарили твою задницу в аду. Не узнаю тебя.

   Солдат не договорил. Лезвие меча вошло точно во впадину под горлом несчастного. Генрихус придержал мёртвое тело и не дал звону доспехов потревожить тишину.

   - Теодорих! – тихо скомандовал германец. - Оставь здесь в кустах солдата. Когда начнётся схватка у башни, пусть заложит дверь бревном и подожжёт таверну. Паника будет нам на руку.

   Возле башни у самых ворот прохаживались два латника. У каждого за плечом висел арбалет. Пики стояли в углу под аркой. Солдаты не хотели оттягивать ими руки. Для них это было обычное дежурство, каких много выпадает на долю наёмников за всю долгую, порядком надоевшую, службу. Генрихус перевёл взгляд на стены. Десяток лучников сидели на галерее, опираясь спинами о потемневший от дождей и времени камень. Снизу было непонятно, спят они или нет, но двое из них стояли на ногах, посматривая на огни костров лагеря крестоносцев.

   - Ты ничего не видел?  - спросил один грек другого.

   - Да нет. Вроде всё спокойно.

   - А мне показалось, что вон там, справа, по ту сторону рва в кустах движутся тени.

   - Ничего подозрительного. Франки после долгой езды верхом спят без задних ног.

   - Думаешь, штурма не будет?

   - Во всяком случае, не сегодня. Без осадных приспособлений и лестниц у них ничего не выйдет.

   - Вот и я так думаю. Ишь, шустрые какие. Хотели нахрапом нас взять. Открой ворота, да открой. Нет уж. Пусть остаются там, где стоят. Поголодают, а там и помощь к нам придёт.

   - Ты, давай, не болтай, а вниз поглядывай. Осторожного Бог бережёт.

   - Эй, вы там. Что у вас?

   Один из часовых у ворот поднял голову.

   - Ты, знай себе ходи. Всё спокойно.

   Германцы, притаившись в канаве на другой стороне неширокой улицы, готовились к броску. Генрихус кивнул Теодориху, и четыре арбалета выплюнули четыре стрелы в сторону ворот. Два солдата стражи, вскрикнув, повалились на землю, хватаясь руками за глотки, пробитые сталью. Не дожидаясь, пока солдаты на стенах опомнятся, лучники Генрихуса выпустили ещё десяток стрел и сбили со стены на землю троих греков.

   - Монферрат! – взревели германцы и бросились к воротам. Несколько солдат, выбежавших из караульных помещений, были зарублены на месте. Остальных закрыли внутри башни тяжёлой конструкцией палисада, валявшейся возле ворот. Генрихус укрепил деревянные щиты несколькими пиками.

   - Факел, факел мне! – крикнул он страшным голосом и начал рубить секирой толстый брус, запиравший ворота. Через пару минут, отодвигаемые сильными руками германцев, створки распахнулись. Факел в руках Генрихуса, рассыпая искры, стал описывать круги. Но к воротам с примыкающих башен и стен уже подбегали византийцы. Германцы, подобрав пики и щиты греков и образовав под аркой черепаху из щитов, опрокинули первые ряды атакующих. Но силы явно были не равны. Греки напирали, выталкивая крестоносцев за ворота.

   - Мечи! – заорал германец.

   «Черепаха» рассыпалась на части. Сверкнули выхваченные тяжёлые и длинные клинки. «Пробка» в воротах рассыпалась на множество отдельных стычек. Закрутился водоворот беспорядочных поединков и жестоких схваток. Громкие крики, стоны и вопли умирающих, лязг стали о сталь, звуки разрубаемой плоти и раскраиваемых черепов заглушили тяжёлый топот копыт конницы Монферрата. Тревожное пение трубы взлетело к небу. Византийцы на башнях заметили рыцарей, но было уже слишком поздно. Отбросив к стенам арочного прохода нескольких германцев, конница врезалась в шеренги греков, беспорядочной толпой спешивших к воротам. Началась паника и давка. Солдаты Фессалоник бросали оружие и спешили укрыться в садах и переулках. Но пики и мечи рыцарей не знали пощады. Вскоре задние ряды конницы уже ступали по трупам, усеявшим улицы. Генрихус, поймав коня, потерявшего всадника, весь в крови по пояс ехал рядом с Монферратом, орудуя своей секирой.

   Внезапно из переулка появился новый отряд греков с луками в руках. Это был командир гарнизона Феофан, оставивший замок в центре города и спешивший на помощь своим людям. Рой стрел, выпущенный его лучниками, свалил на землю нескольких лошадей крестоносцев. Под копыта с воплями рухнули несколько рыцарей, выбитых из сёдел короткими мощными стрелами арбалетов.

   Маркиз остановился, показал рукой в сторону греков и с копьём наперевес, опустив забрало и прикрыв грудь щитом, дал шпоры коню. Несколько человек, в том числе Генрихус, последовали за ним. Клин рыцарей вошёл в ряды греков, как узкий острый нож в кусок свежего мяса. Копьё Монферрата пробило щит и кольчугу Феофана и пригвоздило его к земле. Оставив древко в теле грека, маркиз выхватил меч и, оставляя за собой в шеренге врага широкий проход, погнал остатки ромейских шеренг вверх по улице. Через четверть часа крестоносцы оказались на центральной площади города возле открытых ворот замка. Но цитадель уже некому было защищать. Солдаты Феофана остались лежать на подступах к стенам. Остальные бежали, оставив жителей города на произвол судьбы.

   Монферрат, привстав на стременах, оглядел пожары, разгоравшиеся внизу.

   - Генрихус! Направь отряд ломбардцев к остальным воротам. Здесь в замке выставь посты. И пошли полсотни солдат на улицы. Если, кто из горожан придёт с жалобой на грабежи, виновных повешу на базарной площади. Пусть твои люди выгоняют жителей из домов – тушить огонь. Я не хочу, чтобы мой город сгорел дотла.

   Генрихус, бледнея на глазах, послушно кивнул головой, но неожиданно стал сползать с лошади.

   - Что с тобой? - маркграф схватил германца за плечо и только тут заметил два арбалетных наконечника, торчавшие: один, чуть ниже правой ключицы, а второй - тут же, в плече. Разгорячённый боем, Генрихус обломал древки стрел, но сейчас от потери крови быстро терял силы.

   - Лекаря! – крикнул Монферрат. - Отнесите его в замок. И кто-нибудь, пошлите за королевой Фессаллоник. Она знает, что делать в таких случаях.

   - За кем? – не понял один из оруженосцев-норманнов.

   - За сеньорой Маргаритой, олух, - рассердился граф.

   К рассвету город полностью оказался во власти крестоносцев, и жители принесли клятву верности своему новому королю на площади перед цитаделью.

   А ещё через три дня Фессалоники оказались в кольце армии франков, подоспевших к городу. Но норманны, италийцы и германцы Монферрата были начеку. Все бреши в стене, выходящей к морю были наскоро заделаны камнями, выломанными из мостовых. В башнях и за зубцами стен засели стрелки маркиза. На требования герольдов новоиспечённого византийского императора Бодуэна Первого открыть ворота они отвечали хохотом и грубыми насмешками.

   - Смотри, Марго, - обнимая за плечи молодую женщину, маркграф одним взглядом охватил лагерь франков. – Я не сдержал клятв, данных своему сюзерену – Филиппу, и не присоединил к его империи Византию, потому что встретил тебя. Я не сдержал обещаний, данных тебе, и не усадил свою женщину на трон басилевсов в Константинополе, я нарушил обет Христовый и не отвоевал Гроб Господень, но зато ты теперь – королева Фессалии.

   Маргарита вздохнула и погладила себя по животу.

   - Теперь я верю, что ты отберёшь у Бодуэна скипетр Восточной Римской империи для нашего сына.

 

                           Продолжение следует…

 

 

 

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/