Головомойки онлайн

 

Скачай еще больше игрушек на свой мобильный!

 

МАМОНТ

 

Проведи первобытного охотника по джунглям так, чтобы он собрал всех мамонтов, уходивших в ловушки. При этом зорко следи, чтобы твой зверолов не попал в лапы саблезубых тигров.

 

ПОНРАВИЛОСЬ 345 ПОЛЬЗОВАТЕЛЯМ

 

КАТАПУЛЬТА

 

Осаждай Карфаген, разрушай его стены, убивай защитников города! Собери катапульту из костей убитых воинов, чтобы разбить врага. Карфаген должен быть разрушен!

 

ПОНРАВИЛОСЬ 234 ПОЛЬЗОВАТЕЛЯМ

 

ТАМЕРЛАН

 

Собирай на поле боя пирамиды из черепов так, чтобы черепа одного цвета не оказались рядом друг с другом. Почувствуй себя завоевателем!

 

ПОНРАВИЛОСЬ 654 ПОЛЬЗОВАТЕЛЯМ

 

КРЕСТОНОСЦЫ

 

Вырви из лап сарацинов Святой Грааль, верни его во дворец короля Артура! Тебе предстоит угадать, в какой мечети сарацины спрятали Грааль. За неверные клики снимаются очки.

 

ПОНРАВИЛОСЬ 23 ПОЛЬЗОВАТЕЛЯМ

 

ИНКВИЗИТОР

 

Умопомрачительная графика, увлекательный сюжет, эта игра никого не оставит равнодушным. Игроку предстоит выступить на стороне святой инквизиции, сжечь всех еретиков в городе. Игра требует большой ловкости, ведь еретики очень быстро летают на метлах, прячутся в самых неожиданных местах.

 

ПОНРАВИЛОСЬ 235 ПОЛЬЗОВАТЕЛЯМ

 

КОЛУМБ

 

Собери из кусочков пазл с батальной сценой, где белые завоеватели борются с индейцами. Будь внимателен, здесь могут попадаться кусочки другой картинки, где работорговцы везут негров в Америку.

 

ПОНРАВИЛОСЬ 345 ПОЛЬЗОВАТЕЛЯМ

 

ПЛАНТАЦИЯ

 

Берегись! Тебе придется убежать от злого надсмотрщика и его собак по лабиринту из хлопка! У тебя всего три жизни, и каждая встреча со свирепым псом будет стоить тебе одной!

 

ПОНРАВИЛОСЬ 653 ПОЛЬЗОВАТЕЛЯМ

 

САМОЛЕТ

 

Ты должен собрать военный самолет раньше противника, от этого зависит исход первой мировой войны. Будь внимателен, противник может умыкнуть детали или подсунуть тебе пару-тройку лишних.

 

ПОНРАВИЛОСЬ 342 ПОЛЬЗОВАТЕЛЯМ

 

ПЕРЕДОВАЯ

 

Самая культовая игра десятилетия! Сражайся, защищайся и атакуй, останови войска безумца на подступах к столице!

 

ПОНРАВИЛОСЬ 376 ПОЛЬЗОВАТЕЛЯМ

 

КАРИБСКИЙ КРИЗИС

 

Отличная графика, умопомрачительные спецэффекты! Ты – за штурвалом самолета, твоя задача – унести с Кубы ракеты, которые привезли русские. Ракеты спрятаны очень хорошо, чтобы раздвинуть заросли, используй комбинацию клавиш Shift-F4. Но в этой игре не все так просто, как кажется…

 

ПОНРАВИЛОСЬ 342 ПОЛЬЗОВАТЕЛЯМ

 

БЕЙДЕЛЬБЕРГСКИЙ КЛУБ

 

Управляй миром, проходи уровень за уровнем! Зарабатывай прибыль, разоблачай козни других дельцов! Чем больше войн ты развяжешь, чем больше людей погибнет в результате твоих махинаций, тем больше заработаешь очков!

 

ПОНРАВИЛОСЬ 234 ПОЛЬЗОВАТЕЛЯМ

 

НЕФТЬ

 

Очень красивая игра-стратегия, пять-дэ эффект. Прочесывай землю, ищи нефть, она может оказаться в самых неожиданных местах. Но имей в виду, что тебе предстоит найти не только нефть, но и предлог, под которым ты нападешь на страну с нефтяными залежами. За неубедительные доводы можно потерять баллы!

 

ПОНРАВИЛОСЬ 347 ПОЛЬЗОВАТЕЛЯМ

 

АРМАГЕДДОН

 

Вооружайся ракетами, сравняй с землей города противника! Города бегают по карте мира с места на место, и в них очень трудно попасть! Но это еще не все, постарайся не попадать в архангелов с иерихонскими трубами, за попадание в архангела снимается сто очков.

 

ПОНРАВИЛОСЬ 214 ПОЛЬЗОВАТЕЛЯМ

 

ГЕЙГЕР

 

Обалденная графика, обалденные спецэффекты! Ядерная зима на планете, топлива и пищи осталось на несколько месяцев! Ищи бункеры, отнимай у их обитателей топливо и консервы. При этом старайся не попадаться на глаза саблезубым крысам, их взгляд может быть смертельным.

 

ПОНРАВИЛОСЬ 323 ПОЛЬЗОВАТЕЛЯМ

 

КОЛОНИЯ

 

Почувствуйте себя в роли колонизатора Земли, осваивайте незнакомые континенты, стройте города, облагораживайте кислородную атмосферу живительным аргоном, разводите плантации мелунда, ройте ущелья. Превратите погибшую планету в цветущий сад, первые поселенцы будут вам благодарны!

 

ПОНРАВИЛОСЬ 983 ПОЛЬЗОВАТЕЛЯМ

 

ОСТАВИТЬ СВОЙ КОММЕНТАРИЙ

 

#_#: Геймеры, как восьмой уровень в клубе пройти, я этого Ротшильда одолеть не могу!

 

 -  : Ни фига не грузится

 

*&* : А ты через хром попробуй…

 

$$$ : Подскажите, как там сделать, чтобы у сарацинов минарет открылся, пройти не могу…

 

2012 г.

 

 

 

 

Серия № 56408945742564360957956790468904204369830

 

Страшно Жагеру.

 

 

И странно так, вроде бы тот же город, те же улицы, что и всегда, те же дома на том же месте стоят, никуда не делись – а страшно.

А как не страшно, ночью все по-другому, и город какой-то другой, и улицы, и даже сам Жагер другой какой-то, ночной, чужой сам себе.

Бежит Жагер. Торопится. А куда бежать, куда торопиться, как будто можно убежать от собственного страха. А город подступает, город окружает, загоняет в лабиринты, в ловушки, вот-вот схватит, схрумкает, схрупает…

Бежит Жагер. Не отступать, только не отступать…

Бежит Жагер, спотыкается о собственную тень, вот она, кружит вокруг Жагера, как на привязи, прячется за ним – от взгляда фонарей. Расступается город, выпускает ночные мороки. Выглядывают из очередного проулка изможденные лица, тонкие тела, сплетенные в причудливом узоре…

Жагер шарахается назад, путается в собственных ногах.

- Да не бойтесь, юноша, не съедим мы вас…

Смешки. Смешочки. Ночь посмеивается из темноты, следит – из всех щелей мириадами невидимых глаз. Вернуться бы сейчас, пробежать путь – до дома, до дома, если еще можно найти этот путь в лабиринте домов, позвонить в дверь, пусть проклянет отец, пусть закроет – на чердаке, пропахшем прошлым, пусть…

Жагер сжимает кулаки, бежит – в темноту ночи.

Может, еще увидит последнюю серию…

 

Последнюю серию…

Как бы она и правда не оказалась последней, уж очень в прошлый раз все закончилось как-то… Мир на грани конца света… Там, в сериале, там же в прошлой серии…

А?

Что за сериал?

Это вы у Жагера спрашиваете? Жагер вам расскажет, даже не сомневайтесь, Жагер вам все серии расскажет, Жагер больше всех в классе серий посмотрел, даже те серии, которые крутили, когда Жагера и на свете не было, и отца Жагера на свете не было. Нет, не с начала, конечно, с самого начала этот сериал никто не видел, начало у него где-то там, та-а-ам, не видно даже – где.

Жагер самую раннюю серию видел, когда там мореплаватель один корабли снарядил и поплыл за тридевять земель к дальним берегам, торговать с дальними берегами всяким разным товаром. Отважный был мореплаватель, Жагер еще с парнями на мешок вкусностей спорил, доплывет, не доплывет. Парни злые, хотели, чтобы потонул, чтобы буря его разнесла, а Жагер верил, отважный мореход не потонет…

Так никто и не победил, потому что мореход вместо дальних берегов пристал к каким-то неведомым землям, где все по-другому было…

А последняя серия… Ну да, в последней серии там ученые какую-то хитрую машину смастерили, которая частицы разгоняла и новые частицы создавала. Вот у них там какие-то частицы быстрее скорости света бегать начали, а это уже в противовес всем законам физики, там и до конца света недалеко…

 

Бежит Жагер. Торопится.

Оболтус…

Да, оболтус… весь в тебя…

Так и сказал отцу Жагер, напрасно сказал, уж кем-кем, оболтусом отца никак не назовешь. День-деньской трудится отец, работа у него тяжелая, придет на работу, там у него циферки россыпями насыпаны, он из циферок чиселки собирает – ноль один, ноль два, и так до бесконечности. А то куда же без циферок-то, вот так хочешь камень бросить, надо тебе для этого взять один камень, камень есть, а одного – нет. Или хочешь дом построить, надо тебе сто камней. Вот камни на торжище есть, а ста – нету.

Так что без циферок, конечно, никуда…

Только скучно это, всю жизнь циферки в чиселки складывать.

Одни сериалы на уме.

Да, одни сериалы на уме.

Гневается отец, как не гневаться, не в масть Жагер пошел, не в масть. Все сыновья как сыновья, вон, старший в отца пошел, из циферок чиселки собирает, выкладывает. Второй сын туда же на фабрику пристроился, он отслужившие свое чиселки обратно на циферки разбирает. А не пропадать же им, это раньше варвары были, числа в мусор выбрасывали, сейчас не то, в каждом переулке табличка – Прием чисел, сдавай старые числа, поломанные, тебе за это денежку дадут… А старые числа на циферки разбирают.

И третий сын в грязь лицом не ударил, зря, что ли в школе все законы физики от и до выучил… Вот теперь и ходит, законы физики проверяет, где какой нарушили, ускорение свободного падения вымеряет, скорость света, кстати, спросить у него можно бы было, а что этим ученым будет, которые в сериале скорость света превысили, тюрьма им будет или штрафом отделаются.

Четвертый… про четвертого вообще речь не идет, он в этой сидит, работай-тории, гены собирает, на ниточки нанизывает, в спиральки скручивает, по клеточкам рассаживает. К нему на работу зайдешь поболтать, он только зашипит на тебя, пшел вон, не мешай работать, вон, уже из-за тебя не туда приляпал… и опять – а-тэ-гэ-гэ-тэ-цэ-цэ-тэ-а…

 

Бежит Жагер. Торопится. Может, успеет еще, увидит последнюю серию. А то отец телевизору велел ничего не показывать, пока Жагер за ум не возьмется, уроки все не переделает, что там у него накопилось…

Торопится Жагер, время пик-пик поджимает, может, успеет еще серию посмотреть. Куда вот только бежать, к кому-нибудь из парней, так у них отцы руки в боки сделают, а ты чего ночью один ходишь, а где твой папа? А если в зрелищный зал бежать, так какой зрелищный зал по ночам работает…

А посмотреть надо, а то вдруг там и правда последняя серия, конец света – и все. И даже не столько мир жалко, сколько героя одного, сильно там персонаж один Жагеру понравился. Нет, не из главных, которые во дворцах власти сидят и договора подписывают, а такой персонаж неприметненький… Он там палочкой специальной буковки собирает в слова, слова на предложения нанизывает, предложения – на абзацы. И в каком-то храме науки других учит, как слова в предложения складывать.

Вот на этого бы персонажа глянуть Жагеру, хоть одним глазком, а его как назло показывают редко-редко, когда уже совсем в сериале показать нечего. Этот персон какие-то там не то блоки, не то блоги ведет, статейки из слов собирает, выступает против каких-то отмен каких-то поправок каких-то законов…

Вот на него бы посмотреть Жагеру, а то про этого персона даже поговорить не с кем, мальчишки сплошь политиканов обсуждают в сериале, генералов всяких, и этих, которые революции делают…А про этого и не знает никто, так с кем заговоришь, они сразу – а кто это?

 

Бежит Жагер – через ночной город, через холод ночи, спотыкается о собственную тень. Бежит – к высотке, чуть на отшибе от больших кварталов, к большой двери, только бы закрыта не оказалась, только бы… Да с чего она открыта будет… Черные тени вырываются из темноты, хотят схватить Жагера – тот даже не вздрагивает, знает, обманка, иллюзия, нарочно – непрошеных гостей попугать, чтобы не ломились тут кто ни попадя…

ГОСФИЛЬМ

Жагер стучит. Никто не откликается, Жагер тихонько процеживается в дверь.

- Тебе чего, малый… мультиков захотелось?

Голос из темноты – сиплый, надтреснутый.

- Робя, а давайте его Ктулху скормим, где у нас тут Ктулху…

Жагер вздрагивает – из полумрака выползает что-то синее, осклизлое, бесформенное, покачивается на пяти ногах.

- А вы это… а это вы сериал Хомо делаете?

Хохот.

- Нет, вы слыхали, парни? Мы сериал делаем. Оказывается, мы его делаем, а?

- Ну… а написано… что вы производите…

- Мы производим, еще хлеще… производители, блин…

Жагеру страшно, Жагер чувствует, зря он сюда пришел, зря, да какое – зря, уж пришел, так не отступай…

- А это… а последнюю серию посмотреть можно? А то папа не разрешает…а…

- О-ой, горюшко какое горькое, папа не разреша-ает! Уроки, поди, не сделал?

Краснеет Жагер.

- Да хороши пугать-то его… Ну-у, раз дело такое… парни, врубите ему экран, пусть глядит…

Синяя масса на пяти ногах щелкает выключателем, на темной стене вспыхивает экран, освещвет комнату, заваленную разношерстным хламом, остатками каких-то придуманных вселенных…

- А там конца света не будет?

- Я почем знаю, малый…

- А вы же сериал делаете…

Снова хохот.

- Ой, парни, я не могу… мы сериал делаем…

 

- Сколько классов-то?

- Семь.

- Мало, парень, мало… Думаешь, сериал снять – раз плюнуть… Учился, чего доброго, через пень-колоду? На двоечки?

Жагер краснеет. Соврать бы, только чувствует, здесь лучше не врать…

- На минус единички.

- Правильно тебя отец ругал, я бы такого тоже… Думаешь, сериал снять, знать ничего не надо, ни математики, ни физики…

Снова краснеет Жагер, наклоняется над тарелкой. Дома в жизни бурду бы эту есть не стал, а тут попробуй не съешь…

- Не-е…

- Не-е, так учиться надо нормально… О-ой, только носом мне тут не хлюпай, без тебя крыша протекает, ещ-ще сырости мало… Ладно, попробуем, на что сгодишься… только ты мне тут и не думай школу бросать, ишь, умный какой… думает, школу дураки выдумали, которым делать больше нечего… У меня вон два высших, этот вон сидит, кадры фотошопит, вообще высших этих нахватал, как звезд на небе…

- Не как звезд на небе, а четыре всего… что, пацан, серии-то все видел?

- Не-е…

- А какие видел?

- А всякие. А вот видел, там башню до неба строили, а потом друг друга понимать перестали, и башню не достроили. А еще видел, про войну…

Большой парень скребет по тарелке, доедает бурду.

- Ха, про войну, там все серии про войну, война на войне сидит, войной погоняет…

- Да нет, я про эту… там две войны было… Там принца одного застрелили, из-за него война началась, там еще газ отравляющий придумали… А потом оружие там какое-то выдумали, упадет на город, р-раз! – и города нету…

- Было дело.

- А это вы сценарии пишете?

- Ха, парни, вы слыхали! Я сценарии пишу… Я и не знал, что сценарии пишу…

- А сценариста увидеть можно?

- А нельзя.

- Жагер смущается. Не отступать, не отступать…

- А что так?

- А его никто не видел.

Шутят над Жагером, издеваются над Жагером… ладно, он им еще покажет… когда сам в сериале сыграет… кого-нибудь…

- А можно с актерами поговорить? Которые там снимаются?

- А нельзя.

- А что так?

- А так… это, брат, еще никому не удавалось.

Обидно Жагеру, кусает губы, ладно, он им еще покажет… сам снимется, в роли какого-нибудь политика… или этого, главного, как его, генетик Ой-Он…

- А мне там один герой нравится… этот, который из букв слова собирал, из слов – предложения…

- Там знаешь, сколько таких…

- Да нет, этот… ну он еще других учил…

- Ой, брось, пацан, там этих персонажей шесть миллиардов в каждой серии, я тебе их поименно вспоминать не буду…

- А еще это здорово было… там крепость осаждали, а в крепости женщины были… они попросили, чтоб им позволили из крепости уйти, и взять с собой, что они пожелают… И враги разрешили… а женщины вышли, и мужей своих несли… Здорово так кто-то серию придумал…

- Ха, парни, вы слышали… придумал…

- А давно сериал идет?

- Давно.

- А как давно? Я знаю, до моего рождения…

- Тю-у, парень, еще нас на свете не было, он шел…

- Да что нас, цивилизации еще нашей не было, сериал этот крутился…

Опять шутят над Жагером, ясное же дело, не может сериал сам по себе идти…

- А там еще было…

- Да много там чего было. Поел? Ну, ты ешь, как комар… ты это зря, силенок поднакопить надо. Что, пацан, информацию с камеры считывать умеешь?

- Еще бы.

- Ну и славненько… Айда, помогать будешь… Так-то дело простое, ходи, информацию с камер собирай… в корзину. Работа самая потом начнется, когда всю эту инфу с шести миллиардов камер сидишь смотришь, выбираешь, что интересно будет зрителям…

- А зачем снимают то, что неинтересно?

- Смешной ты, откуда же мы знаем, где интересное будет… ну пошли за инфой… ты это, смотри, чтобы на глаза сильно не попадаться…

- Кому… не попадаться?

Посмотрели парни на Жагера, ничего не сказали…

 

Не знал Жагер, что так будет.

Ни сном, ни духом – не знал.

Думал, сериал, он и есть сериал, съемочная площадка, декорации, дома картонные, деревья, камера, мотор, начали…

Какое там – камера, мотор…

Ползает Жагер от камеры к камере, срывает инфу, собирает в корзину. Так и неймется развернуть инфу, посмотреть, что там наснимали, а нечего, нечего, сначала собрать надо, потом уже смотреть – в теплом офисе, на каком-то там этаже, где протекает крыша…

И до сих пор не верится Жагеру, что все это – вот оно, на самом деле. Какие там декорации, какие там спецэффекты… Жагер еще с пацанами спорил, как это художники делают, чтобы небо в сериале голубое было, а солнце – желтое. Да никак не делают, вот оно на чужой планете – небо голубое и солнце желтое.

И чудеса… Жагер тоже долго думал, как они чудеса делают, как у них получается в сериале, что повозки сами ездят, никого в них не запрягают, а то еще и по небу летают. А никак не делают, вот оно все, чудеса настоящие…

И хомо. Какие там актеры, какие там маски, какой там грим, какое там что – вот они, настоящие, живые, ходят, торопятся куда-то, вещи какие-то в руках тащат… Жагер и не знал, как от них пахнет, от хомо, душный запах, затхлый запах, чужой запах, иногда перебивается духом чего-то едкого, дурманящего…

Ползает Жагер от камеры к камере, собирает инфу, складывает в корзину – много инфы, всю не переберешь… И уж на что интересно в Лондоне сейчас, там олимпиада, или в Москве сейчас, там хомо на площадь вышли, толпами идут, только все тянет Жагера в городок, где этот… ну, этот… Даже имени его не знают в сериале, не персонаж даже, так, сошка мелкая…

Вот и шарит Жагер по городку, собирает инфу. Интересненького-то тут раз-два и обчелся, Жагер и не думает серию для сериала сделать. А хоть бы этого увидеть, хоть бы одним глазочком, вот так, поглядеть, вживую, какой он, когда не на экране, а настоящий…

Тревожно Жагеру.

Еще бы парой слов с ним перекинуться, да как тут перекинешься: Жагер сколько работает, столько язык ихний не понимает. Это в сериале, на экране так хорошо все, говорят, говорят, и все понятно, потому что переводчик переводит. А тут, когда все на самом деле, ходят хомо, свиристят, чмокают, клацают, гакают, окают, ничего не поймешь…

И вроде давно уже выгреб Жагер инфу из камер, и дальше надо ползти, камер видимо-невидимо, до вечера дай бог все обойдешь – а затаился перед храмом науки, ждет, может, выйдет этот, как его, даже имени не знает, может…

Там он, в храме науки работает…

Два раза уже парни сигналили, третий раз сигналят, давай уже, дальше ползи. И правда, пора уже и дальше ползти…

Замер Жагер.

И мир вокруг замер.

Вот он вышел. Идет. Лапами перебирают, как они в таком притяжении на двух лапах держатся, не падают, черт их пойми. Идет, с другими хомо переокивается, переклацывается, перечмокивается. Прощается. Уходит – в ночь, в туман осени, по улицам, и улицы у них странные, ровные, и дома дурные, сплошь из прямых линий, как сами-то в своих прямых линиях с ума не сходят.

Крадется Жагер.

Следит.

Сейчас бы парой слов перекинуться, да какое там, не велено…

И хомо навстречу идут, много хомо. Встречаются. Останавливаются. Этого окружают.

Что-то происходит… что-то… Гакают, окают, клацают… чует Жагер что-то недоброе, что-то… А было же, в одной из серий, вот так обступили хомо какого-то на улице, перечмокивались, пересвистывались, потом вынули лезвие…

Жагер видит лезвие – у кого-то из хомо, Жагер вываливается из темноты, шлепается на асфальт перед хомо…

 

- …на первый раз прощают… - большие парни хмурятся, мигают мириадами глазок, - на второй раз не разрешают… а на третий раз…

Жагер кивает. Жагер знает.

- Да оставь его, сам себя наказал… Вишь, как его кастетом задели…

- Крепенько… Хорошо еще, огнестрельного у них при себе не было… живой бы не ушел…

- Огнестрельное? Это в той серии, где…

- Да много в какой серии… Отцу отзвонись, он телефон оборвал, все про тебя спрашивал…

 

Хомо глотает из чашки чудное снадобье, бурый порошок вперемешку с белым порошком. Красная жижа бурлит сильнее, мечется в плоти, ищет выход, не находит.

Хомо наклоняется над листочками, водит по ним палочкой, рисует тоненькие фигурки, складываются фигурки в картинки не на бумаге – в голове хомо.

…они появились из ниоткуда. Даже не так – казалось, они все время были здесь, наблюдали за нами, и только теперь стали видимыми – для нас…

Сейчас даже и не вспомню толком, что я тогда увидел – все было как в тумане, как в кошмарном сне. Синее, фосфоресцирующее месиво растеклось по асфальту, растопырило неуклюжие лапы, приближалось к нам, фыркая, посвистывая…

Хомо снова глотает из чашки. Думает. Шевелятся в голове электрические всполохи. Хомо грызет тонкую палочку, которой рисует фигурки.

…посвистывая… поскрипывая. Не могу передать те звуки, которые он издавал… он… она… оно… Не знаю, что это было…

Грабителей и след простыл, я и не заметил, как они убежали. Сейчас даже сомневаюсь – да точно ли убежали, может, оно что-то сделало с ними… оно… он… она… они…

Не знаю…

Хомо вытаскивает еще одну палочку, на этот раз – белую, поджигает огоньком в руке, вдыхает дым.

 

- Эта серия так себе получилась.

- Верно, и смотреть нечего.

- Ну так в утренний эфир ее, когда еще спят все… кому надо, посмотрит.

Жагер смотрит. Жагеру надо. Смотрит, как хомо рисует фигурки, рисует – про него, Жагера…

 

- Ну… дорогой мой, на роман это ваше сочинение не тянет, в романе все-таки много сюжетных линий должно быть… героев… Ну-у, что нос повесили, плакучая ива… Вы вот что, в рассказ это все переработайте, мне принесите, почитаем… хорошо получится, так в сборнике напечатаем, есть у нас тут один… По ту сторону реальности…

 

…ствии с распоряжением № 345 от седьмого отрезка девятого эона объект № 56762456879870 подлежит ликвидации. Причиной ликвидации считать непредвиденное столкновение объекта с членами съемочной группы и дальнейшее распространение объектом секретной информации о встрече.

Операцию по ликвидации объекта поручить седьмой группе с условием, что операция займет не более 0,2 сут.

По прошествии 0,2 сут. обязать седьмую группу составить подробный отчет, который впоследствии будет направлен директору службы безопасности с рассмотрением…

 

Жагер переминается с одной ноги на другую, с другой на третью, с третьей на четвертую, с четвертой на пятую. Волнуется. Как не волноваться, директор строгий, директор свое дело знает, сейчас послушает Жагера, скажет – нельзя-нельзя – и дальше пойдет картинки проявлять, сериал монтировать.

Жагер говорит.

Жагер просит.

Было уже такое, давным-давно, в детстве еще, нет, не сейчас, а совсем-совсем в детстве, какой-то спектакль в каком-то театре, какие-то куклы разыгрывают какое-то действо, хороший герой побеждает всех злодеев, спасает всех друзей… И кто-то из друзей главного героя погибает, спасая всех остальных. Жагер скулит, Жагер не хочет, чтобы он погибал, Жагер тычет лапкой на сцену, на сцену, па-а, давай возьмем себе, давай заберем себе…

И это еще не все, спектакль окончен, Жагер бросается за кулисы, где на гвоздях развешаны куклы, тянется к погибшему персонажу, скулит, давай заберем, ему тут плохо, его тут обижают… Да брось, Жаг, не настоящий он, не настоящий, айда, айда, сейчас колдун всем подарки раздавать будет, ты какой хочешь? Не слышит Жагер, тянется к погибшему герою, вот он какой, глаза желтые, крылышки врастопырку, почему он крылышками не машет, ничего не говорит, висит на гвозде, как это – не настоящий…

Теперь-то знает Жагер, - герой настоящий, самый настоящий, нет никаких актеров и сценариев, да не герой, настоящий живой… как их… хомо. Живой хомо…

- Себе взять, говоришь, хочешь… и кто тебе его там на планете вылавливать будет? У нас охотников нет.

- Сам… выловлю. Он меня знает.

- Сам… Ну смотри у меня. Будешь брать его, следи, чтобы других хомо вокруг не было… эти, которые по бумажке знаки рисуют, они твари одинокие, так что без проблем заберешь…

- Заберу.

- Чш, стой. Кормить чем, знаешь?

Жагер вздрагивает, как-то даже и не подумал, что эту тварь кормить придется, и много еще чего…

- Сахар, вроде, едят…

- С одного сахара он у тебя сдохнет. Протеин возьмешь на рынке, смотри, чтобы чистый протеин был, без примесей… и воду.

- А воду где?

- На фабрике на какой-нибудь… тоже смотри, чтобы чистая вода была… А все остальное, что для хомо, это только в зоомагазины… ферменты, бактерии… ох, разоришься, парень…

- Справлюсь.

- Угу, вижу… хоть бы с камерами справляться научился… чш, стой. Если жижа красная из него потечет, лекаря зови.

- Позову.

- Чш, стой. Вот еще… Если у него в руках черная палочка будет, близко не подходи.

- А он всегда с этой палочкой… которой знаки рисует…

- Да нет.. то другая… видел, наверное, в семьсот тысяч восьмидесятой серии…направит на кого-нибудь палочку эту и бабахнет… или тебя еще на свете не было…

 

Бах! Бах!

Жагер спешит, Жагер боится опоздать. Ползет по траве, давит нестерпимая тяжесть чужого неба, прижимает к чужой земле.

Бах! Бах!

Жагер спешит, Жагер уже опоздал, вон они, четверо, окружили хомо, совсем рядо с его гнездом, еще будут говорить Жагеру, что охотников нет… Вот он стоит, отбивается от четверых, издалека видит Жагер, как бьются в груди мускулы, гонят красную жижу…

Бах!

Хомо поднимает черную палочку, еще один охотник разлетается синими ошметками. И боязно Жагеру, и здорово, знай наших…

Бах!

Еще один – взрывается клочьями, а все-таки задел, подцепил хомо, побежала красная дорожка в землю…

Хомо бежит – к гнезду, скорей, скорей, как он бежит, не падает… жагер бросается за ним, легко сказать – бросается, ползет по песку, волочит тяжелое тело.

Упал все-таки хомо, покатился кувырком – по земле, тут-то и настиг его Жагер, смотрит на Жагера хомо, вытягивает свою черную палочку…

Ползет Жагер, ближе, ближе, что, не узнаешь меня, а я к тебе тогда приходил, помнишь, помнишь, а тебя еще эти чуть не убили, помнишь, а тут я тебя спас, помнишь…

Хомо вытягивает черную палочку, бьются в груди мускулы, гонят красную жижу…

Помнишь…

 

2013 г.

 

 

 

Не кормить

 

- Как-кого черта мне спать не даешь?

- Кто, я не даю? Ври больше.

- Что ври, ты встал, они и завозились все… по клеткам.

- Ага, это ты их выпустил, вот они меня и подняли.

- Известно, жрать захотели…

- Так дай им.

- Ещ-ще чего? Слушай, убирай я, чисть я, этих тоже я корми?

- А ты как хотел…

- Можно я сначала себя накормлю?

- Да какое… пока ты себя кормить будешь, они нас сожрут…

- Ишь, крылья распустили…

- В клюв, в клюв им кидай… в-о-от так…промазал.

- Я тебе в команду баскетбольную не нанимался…

- А ты как хотел… Тут все уметь надо… Куд-да ты им антиматерию несешь, это для этих вон… с ложноножками.

- С ложноножками… с ложноручками… Достали они меня.

- Этих кормил? Давай уже, побросай им всем, я завтрак соображу.

- А-ах, чер-рт, дерутся, твари.

- Опять подрались? Не кормить.

- К-как не кормить?

- А так, не хрен драться. Пока не поймут, что еды на всех хватает, не кормить.

- Слушай, ты там хорош уплетать, пока приготовишь, уже сметешь все…

- О-ох, чтоб тебя, все видит… ну на, на…

- Этих кормить, которые невидимые?

- А как же… Чш, ты клетку-то не открывай, сквозь прутья им… а то хрен потом найдешь…

- Слушай, эти решетки скребут, жрать просят…

- Угомонились? Ну дай им…

- Ага, угомонились, вон они, дерутся… как дрались…

- Не кормить.

- Я им чуть-чуть…

- Сказ-зал не кормить… Ты им что даешь, что даешь?

- А что им дать?

- Вон лежит.

- Это вот… рассыпчатое? Зерно какое-то.

- Во-во, зерна им дай… и вон, мясо лежит, тоже мясца им дай.

- А это что за порошок коричневый?

- Тоже им брось. И кристаллики вон те белые. Они этот порошок с кристалликами в воде растворяют, пьют.

- Они еще и воду пьют?

- Сам-мо собой, и водичку им свежую налей.

- Охренеть.

- А ты как хотел… в зоопарке вкалывать, это тебе не за прилавком стоять… чего изволите, приходите еще…

- Они опять сцепились…

- Говорил тебе, не кормить, их как накормишь, они еще пуще… Эт-то что такое? Нель-зя драться! Сейчас швабру возьму! Швабру сейчас возьму, надаю по мозгам!

- Да мозгов-то там нету…

- Оно и ясно… вон еще им дай, вон того.

- Этого… черного, маслянистого?

- Ну…

- Едят они эту дрянь, что ли?

- Ну, не едят… ну чего-то с ней делают. Драться будут, не давай…

- А-а-й, ч-черр-р-рт!

- Чего там?

- Сцепились, твари… о-ох, крепко задели…

- А ты не суйся… сказал, не корми…

- А как они вообще, на расстоянии жалят?

- А так вот. Палочку возьмут, на тебя направят, и бо-бо будет. Ты еще этих у них не видел... стальные такие, продолговатые, на тебя полетит и взорвется…

- Охренеть можно.

- Нужно. Что, опять подрались?

- Дым коромыслом… земля ходуном ходит. Как я им этого дал, маслянистого, черного, так и начали…

- Это они всегда так… у-ух, я вас, сейчас все болванки ваши железные да попереломаю!

- Завтрак сгорел.

- Да вижу я … мы тут сами с ними сгорим… вместе с завтраком.

- А этих кормить?

- Каких этих?

- Вон, длинные такие, вдоль стены протянулись.

- Это отопление, дебил.

- Да тут хрен пойми, где отопление, где звери. Проводов тут понапихали…

- Как-ких проводов? О-ох, черт, это же эти… из какой галактики… скажи, я скажу… Давай, живехонько их в клетку… да щупиками-то их не хватай, без щупиков останешься… горе мое… Давай уже завтракать…

- А готово?

- А то не видишь, завтрак-то сгорел уже, уголья одни остались, готов значит… о-ох, хорошо угольки с утра…

- Слушай, круто у тебя угольки получаются…

- Знай наших. Эт-то что такое, у-ух, я вас!

- Они всегда так?

- Ну… дерутся. Их там на земле на какой-то подобрали, они дрались, и тут дерутся… за зерно, за порошок, за это… черное, маслянистое…

- Не насмерть?

- Какое… каждый день трупы убираю… неловко так, тут же посетители… дети… а в клетке падаль лежит…

- Они, поди, и не поняли, что их с планеты забрали…

- Где им понять, ума-то нет… сам удивляюсь, бошки вроде крупные, мозгов до черта, ума ни на грош… Их на планете выловили, в клетку посадили, они и не поняли, что в клетке сидят. А-ах, ч-чер-рт, опять они сцепились… кто начал? Кто первый начал? Нельз-зя драться! Нельз-зя, щ-щ-щас швабру возьму!

 

…по последним сводкам сегодня утром войска Альянса штурмовали столицу Джиннистана Абу-Ибн-Али, по непроверенным данным Альянсу удалось продвинуться к центру столицы, однако личная гвардия шейха…

 

2012 г.

 

 

Джела

 

- Так-то, девоньки, - Анжела красиво затягивается сигаретой с чем-то фруктовым, дурманящим, - никогда не надо сдаваться. Мне, знаете, сколько раз отказывали?

Смотрит на девчонок, притихших, испуганных, сколько их сейчас прилипло к экрану, по всем деревенькам, по всем захолустьям, по всем медвежьим углам, по стране…

Взгляд Анжелы останавливается на Джеле, тычет в ее сторону ноготь, покрытый чем-то серебряным, фосфоресцирующим.

- Вот ты скажи… сколько раз мне отказывали на кастингах?

Джела смущена, Джела не знает, Джела вообще не верит, что вот этой – розовой, сияющей, пахнущей чем-то фруктовым, - могут отказать. Но если спрашивает…

- Три.

- Да ты гонишь, три, мне семь раз отказали, и это только в Нью-Моске… Я же как вы начинала, из самых низов… Знаете, как это называется? Женщина, которая сама себя сделала, вот как.

Обводит взглядом всех – от мала до велика – которые собрались у экранов, смотрит на всех – и в то же время на каждого по отдельности, затягивается сигаретой с чем-то дурманящим, фруктовым. Чтобы по телевизору запах передавали, а не только свет и звук, за то нужно платить еще дороже, Джела платит, смотреть так смотреть…

- Вопросы, девочки? Задаем, не стесняемся…

Джела краснеет, Джела спрашивает, боится собственного голоса.

- А… а с чего начать надо? Чтобы себя сделать?

А ты на себя посмотри, подруга, волосы покрасить недосуг? Или хоть подравнять, чтобы не секлись, что ты в самом деле… не комильфо…

Джела краснеет, Джела знает, сейчас камеры нацелили на нее, сейчас ее видит вся страна, во всех захолустьях, во всех деревеньках, во всех медвежьих углах…

Анжела подхватывает чумазые пальцы Джелы с нестершейся землей, с обкусанными ногтями, презрительно фыркает. Джела хочет провалиться сквозь землю, не может…

- …это было в новогоднюю ночь, только мы с бойфрендом подняли бокалы, часы полночь бьют, пишу на листочке желание, сниматься в кино, сжигаю на свечке… И что вы думаете, в ту же минуту звонок, беспокоят из Нью-Лэндона, сам Мак-Кантри зовет сниматься, срочно-срочно, триллер там какой-то снимает… Я ему даже сказать не могу, что мне и надеть нечего, платье свое единственное порвала, голая сидела в гостиничном номере…

 

- …она там с бойфрендом поругалась, он ее ни в какую отпускать не хотел…

- Да ну, - Матвей фыркает, догрызает мясо в жестяной миске.

- Ну… он так и сказал ей, если от меня вот так уедешь, я тебя брошу…

Зачем Джела все это ему рассказывает, человеку, которого без году неделю знает, чего ради вообще у него поселилась, можно подумать, в Олд-Моске других хижин нет…

- …так она как была, голая, в простыню какую-то закуталась, такси поймала, поехала… а зима, холод собачий… В самолет прыгнула, прямым рейсом до Нью-Лэндон…

- Да ну…

Нет, надо пошукать, другую хижину поискать, только за эту уже на целую луну вперед уплачено…

- А у них еще костюмов не оказалось, она так и снималась голая… потом фотошопом одежду пририсовывали…

Матвей дочавкивает мясо, с хрустом грызет кости.

- …а ее там петь заставляли, и по канату над домами ходить… это при том, что Анжела ни петь не умеет, ни по канату…

Матвей фыркает.

- Да фигня все это.

- Ну, вам может и фигня…

Джела кусает губы, зачем она вообще ему все это говорит… как Анжела говорила, чтобы ваша мечта сбылась, надо ее проговаривать, еще лучше – перед другими, тогда вернее сбудется.

- Она когда в Нью-Моск приехала…

- Фигня… и Нью-Моска нету…

Матвей потрошит рыб – кусками, кусками бросает на сковороду. Джела кусает губы.

 

Джела идет по лесу, огибает темные рощицы, пересекает полянки, - ловит рыбу. Рыбу ловить хлопотно, рыба на деревьях растет, еще черта с два углядишь, листья сиреневые, и рыбы сиреневые. Все-таки высматривает Джела, неловко забирается на дерево – карабкается, как мамка учила, хватает рыбину тонкими пальцами.

Рыбину схватить трудно, рыбина – она вырывается, извивается, а то и вовсе с ветки сорвется, крыльями взмахнет – и порх-порх, полетела, в чащу, в чащу, только ее и видели. И остальные рыбы, не будь дуры, порхнули, полетели, ни с чем Джела осталась.

Джела спускается в чащу, Джела идет – по колючему снегу, перебирает копытцами, переаукивается с девчонками, кто там в чаще, и не видать. Есть какие-то джипиэшники, только Джела про них даже толком не слышала, не то что не видела, где ей…

В чаще хоть ветер не так свищет, а выйдешь на поле, завьюжит, закружит, хлещет в лицо, гонит снежную пыль.

Джела торопится, собирает мелкую рыбешку, хоть мелкую пособирать, которая еще не оперилась, летать не может. Вырывается рыбешка, больно кусает Джелу, до крови, до крови…

Светятся в тумане руины Олд-Моска.

Светятся огни Нью-Моска.

Джела выбирается из чащи, прикрывает лицо – от ветра. Холодно здесь, голодно, тянет обратно, к югу, к полям, к мамке, все уши мамка Джеле повыдергает, если Джела вернется, зачем, скажет, в Нью-Моск удрала…

Зачем…

Вот за этим за самым…

Да вот оно, это самое, легко на помине – еле-еле виднеется за снежной пеленой, пролетает высоко в небе, мерцает красными огоньками. Даже отсюда, с земли, видно эмблему телестудии, капелька крови в чашу падает.

Студия «Свежая кровь»

Ищут свежую кровь…

Машет Джела рукой, может, увидят, может, заметят, вот она, Джела, вот она, свежая кровь, Джела петь умеет, у мамки с батькой в доме как праздник такой, так Джелу в круг выводят, чтобы пела, Джела и станцевать сможет, и роль сыграть, девчонки-затейницы под новый год сказку про Бэтмена ставили, так Джела женщиной-кошкой была…

Летит крылатая машина, ищет свежую кровь… Куда-то она летит, где-то будет собирать молодые таланты, в каком-то городе…

Холодно Джеле, зябко, уж на что мех у Джелы густой, серебристый, и то не греет. Ветер бьет в лицо, трубочкой заворачивает Джеле острые уши…

Главное, девчонки, никогда не сдаваться… Уж если решили, надо идти до конца…

Голос Анжелы – в памяти. Анжела, говорят, тоже с самых низов начинала, а теперь вон где, и платья у нее вон какие… сидит в баре, потягивает коктейли через соломинку, учит уму-разуму… Или выходит на сцену, чтобы спеть о любви, какой-то красивой, возвышенной, которая бывает только там, в свете софитов…

Джела забивается в чащу, здесь теплее, прячется под еловые лапы, где ветер ее не достанет. Здесь, говорят, всегда ветер, и холодно, это раньше тепло было, до Беды, а как Беда пришла, холодно стало. К югу-то всяко потеплее будет, только на юге больших городов нет, а крылатая машина она только в большие города опускается, ищет свежую кровь…

Анжела в снегу не зябнет, у нее все по-другому, у нее снега не бывает, у Джелы тоже все по-другому будет, когда ей скажут – вы приняты. Новая жизнь начнется какая-то, другая жизнь, как там на экране, где там все это… на Маль…

 

- …утром просыпаюсь, как всегда бегу к своему компу, читаю сообщения, и что вы думаете? С ужасом обнаруживаю письмо из Нью-Фриско, приглашение вести церемонию вручения «Воскара». И тут же, под ним, письмо из Нью-Пари, зовут на съемки «Неба в алмазах». Ну девчонки, вы как бы поступили на моем месте?

- Я бы на Воскар поехала, - шепчет девчушка, камера на минуту показывает ее по ту сторону экрана, чумазое платьишко, обкусанные ногти.

- А я бы на «Небо в алмазах»…

- А я что, по-вашему, сделала?

Анжела смотрит на Джелу. Джела не знает.

- А что делать, девчонки, свои шансы упускать нельзя. Никуда не денешься, и туда и туда поехала, одновременно, а у меня еще как назло одна пара туфель была, так я на Воскар туфли надела, а на «Небо в алмазах» так босиком и прикатила…

 

…дивах, Джела еще удивилась, как это девчонки там голые в снегу лежат, а это не снег, это песок, и море, теплое-теплое, и кокос, это орех такой, кокос называется, с пальмы падает, разбивается, а оттуда – райское наслаждение…

- Джелка! А что ты, это самое? Ну, это самое, что ты это… не это же…

Подскакивает Джела, кто-то хватает ее, кто-то тащит, хлопает по щекам, Матвей, откуда здесь Матвей… и девчонки тут как тут, растирают Джеле озябшие руки, больно, колко, сама не поняла, как замерзла, пустите, пустите, и слезы градом… И видится как в бреду лицо Анжелы, холеное, бесшерстное, как она цедит сквозь сигаретный дымок:

- У меня тоже, девчонки, было… Сколько раз в гримерке запиралась, ревела, думала, все брошу, уйду… вот так, проревусь, штукатурку на лицо положу, и снова на сцену…

 

- …как раз концерт новогодний отмотала, думала, вообще сдохну, двое суток без передышки моталась по стране, - Анжела потягивает из бокала что-то клубничное, - в самолете задремала, слышу звонок, от самого Майского, Энжи, милая, на тебя вся надежда… Предлагает мне роль… Ну вы понимаете, девчонки, такое везение бывает раз в жизни, разве я могла сказать – нет? Даже не стала вдаваться в подробности, что за роль, кричу пилоту – поворачивай, летим в Нью-Нью-Дели, он по дороге изматерился весь, устал не меньше меня… Прилетели, а Майский свою «Майскую Розу» снимал, вызвал меня на роль…

- …Леди Вамп, - шепчут девчонки у экранов.

- Вот-вот… она же в фильме летает над городом, эта леди Вамп… Вот, девочки, надела я костюм, он еще на размер меньше оказался, срочно худеть пришлось… Сажусь в самолет, все при всем, и только тут обнаруживаю, что страховки нет, никто не позаботился… А внизу уже камера, мотор, начали…

Девчонки слушают, затаив дыхание.

- И что думаете? Я себе тогда сказала, Энжи, такой шанс выпадает раз в жизни, ты не можешь его упустить… Расставила руки, полетела, даже не задумалась, умею я летать, не умею… Сама удивилась, что с первого раза так хорошо вышло… с первого дубля…

Джела представляет себя – в кабине самолета, как надрывается телефон, высвечивается звонок, от Майского…

Передача кончается, девчонки вздыхают, толпятся в прихожей, ищут свои зипунишки, шубейки, а то мех мехом, а в сильный мороз и свой мех не согреет. Джела кладет в ладонь хозяйки три рыбешки и связку орехов, плату за вечер, а то экран тоже денег стоит, за передачу платить надо…

Джела кутается в шубейку, ускользает в сумерки, цокает копытцами по мокрому снегу. Кутается в метель продрогший Олд-Моск, тускло светятся на горизонте руины, Джела проходит мимо, торопливо крестится…

 

- Что ты, это самое… я это, самое…

Матвей собирает на стол, с чего это вдруг – собирает на стол, это на него не похоже, рыбу пожарил, орехов наколол, кореньев каких-то натушил, а что еще найдешь зимой в лесу…

- …она себе дом купила… в сто этажей, так там на семидесятом этаже облака…

- Ну, это самое… оно это… самое… значит…

Матвей кивает, большой, грузный, выскребает репейники из косматой шкуры…

- Так она утром выходит на балкон, и ступает по облакам…

- Это, самое… оно значит, как…

Матвей подносит Джеле плошку с кореньями, хрустящую рыбину, с чего это вдруг ухаживать вздумал…

С чего вдруг, сам же не далее как луну назад возмущался фыркал, да что к нам-то все прут и прут, да что, городов-то других нетути, что ли… Потому к вам и прут, что у вас летает крылатая машина, ищет свежую кровь…

- …она еще краситель какой-то заказала, над облаками распыляет, они потом розовые делаются…

Матвей придвигается ближе, большой, грузный, мохнатый…

- Оно, значит, как… эдак… вот оно куда…

Притискивается к Джеле, большой, грузный, мохнатый…

- Вот оно как… это, самое…

Джела замирает, в груди становится холодно-холодно, зябко-зябко, уж Анжела бы на ее месте точно бы что-нибудь придумала…

- …вот, нарядили меня в бронежилет, он еще на три размера меньше оказался, срочно худеть пришлось… Дали бластер, выпустили в джунгли… я откуда знала, что в это время на поселок нападут настоящие мутанты, из леса, а не бутафорские из фильма… Что было делать, уже звучит – камера, мотор, начали. И что вы думаете, сражалась, отстреливалась, никак не думала, что защмщаю деревню на самом деле. Но настоящий шок был потом, когда вызвали к губернатору, я еще так волновалась, у меня же виза закончилась… Выходит губернатор, пожимает руку, вручает орден, за спасение какого-то там поселка…

Джела хватает половник – тяжелый, массивный, хлопает Матвея по мохнатой башке, еще, еще, пусти-пусти-пусти…

- Что ты, это самое… я же это…

…пусти-пусти-пусти…

Рвется из мохнатых лап…

…главное, девчонки, никогда не сдаваться…

…хлопает половником…

 

 

Джела выскакивает из хижины, как есть, в легком платьишке, разорванном сбоку, ничего, ничего, Анжела вообще голая в одной простыне тогда на съемки сбежала… прямым рейсом в Нью-Лэндон… Где-то есть все это, Нью-Моск, Нью-Лэндон, съемочные площадки, камера, мотор, начали, так-то, девоньки, утром звонит будильник, думаешь, чтоб он сквозь землю провалился, а потом встаешь, в душ, в гримерку, штукатурку на лицо положила, и вперед, на подиум…

Мелкий снежок бьет со всех сторон, Джела спешит – в никуда, в снежную темноту ночи, зябко кутается в платьишко, даже вещи не взяла, что там, сумка, в сумке сто рабелей последние, мамкины брюлики оставила, ворона, теперь мамка точно убьет…

Джела забивается от ветра за какие-то будки, укрывается обрывками каких-то афиш, буклетов, рекламок, обрывками мира – чужого, красивого, где никогда не падает снег, где ночные пляжи и кокосовые пальмы, где женщины в коктейльных платьях пришли на премьеру…

КАСТИНГ

Слово бьет – набатом из темноты, Джела вздрагивает, вот так, уже в каждом кастинге мерещится Анжела, ее конвейер успеха, колесящий по стране… Джела подбирает обрывок, расправляет неуклюжими перепончатыми лапками, вчитывается, тускло светятся в темноте джелины глаза…

…ВЕЙЕР УСПЕ…

КАСТИНГ

… ПО 34 ФЕВРАЛЯ

…РОПИТЕ…

«акция проводится совместно с телерадиоцентром А-МИГ и корпорацией…» - и дальше в том же духе тра-та-та-та, мелкими буковками.

По тридцать четвертое…

Джела ищет адрес, а что его искать, можно подумать, в Олд-Моске что-то есть кроме Дома Зрелищ, куда еще бежать…

Джела спешит, зябко стучат джелины копытца по редкому снегу…

 

- Пройдитесь.

Джела проходится, старается, чтобы как на подиуме получилось – а не выходит. Непривычно так, копытца Джеле позолотили, в платье одели, как в таком платье ходить, кто знает…

- Ну… что еще показать нам можете?

Это не Анжела спрашивает, это дядька какой-то рядом с ней, злой дядька, сколько девчонок уже забраковал. А что джела может показать, что Джела вообще умеет, кроме как белую рыбку собирать… Выпрямляется Джела, пританцовывает на тоненьких копытцах, взмахивает перепончатыми крылышками, да то не крылышки, так, срам один…

- На перекрестке двух до-оро-о-о-ог… ни в чем друг друга не ви-ня-а-а… простимся мы на веч-ный сро-ок… когда забудешь ты ме-ня-а-а…

Робеет Джела, а как не робеть, вон сколько девчонок пришло – наглые, дерзкие, расфуфыренные, не чета Джеле, смотрят на Джелу ненавидящими глазами. И Анжела здесь же сидит, даже на Джелу не смотрит, с кем-то из жюри перешептывается, ну ты хоть посмотри на меня, хоть глазочком, хоть…

- А дальше? – фыркает дядька.

- А… как дальше, не помню…

В маленьком зале хохочут.

- Эх ты… - Анжела затягивается очередной сигаретой, - на перекрестке двух до-ро-ог не обрести уже ог-няа-а-а… Ну спасибо, девочка… свободна…

Джела краснеет, спускается с подиума – на негнущихся ногах, не слышит смешков, перешептываний вокруг, потока огней, в свете софитов сам дом зрелищ стал какой-то сам не свой, не похожий сам на себя… сколько раз там Анжеле отказывали, прежде чем…

- Стой, стой, куд-да пшла? Давай, девочка, во второй раунд…

Джела не верит себе, кажется, нужно что-то сделать, подпрыгнуть, закричать – й-е-с-с, пусть все думают, что она крутая… Не получилось – йе-с-с-с, и подпрыгнула как-то неуклюже, кувырком полетела с подиума…

 

…когда это было… час назад, ну два часа назад, А кажется – тысяча лет прошла, или тысяча тысяч лет, дальше тысячи Джела считать не умеет. Девчонки смотрят друг на друга – с ненавистью, могли бы, передушили бы друг друга прямо здесь, на кастинге, а поговаривают, и такое бывает, так что надо востро ухо держать…

- Следующая!

Девчонки стоят, не шелохнувшись.

- Следующая!

Почему никто не выходит…

- Следующая, как тебя там… когда забудешь ты меня-а-а… влюбиться снова будет по-оздно…

Джела вскакивает из стайки девчонок, Анжела обжигает ее презрительным взглядом.

- Девки, вы имейте в виду, я по сто раз повторять не люблю, кто с первого раза не слышит, тот на улицу идет… - бормочет Анжела, идет в комнаты, подсвеченные чем-то розовым. Джела не знает, идти в комнаты или на улицу, идет в комнаты – на всякий случай… Натыкается на стеклянную дверь, как-то Анжела тут прошла только что… а Анжела уже идет далеко впереди, проходит сквозь стену, одну, вторую, усаживается на светлом диване, да нет, не на диване – в воздухе…

Джела идет – на негнущихся ногах, кто-то усаживает ее в кресло, кто-то опутывает ее – проводками, проводочками, проводочечками. Почему так дрожат руки, надо как-то держать себя, чтобы руки не тряслись, многому еще придется научиться, кости за обедом не грызть, в высшем свете кости не грызут, крохи с пола не подбирать, падаль не подбирать, а то сюда Джела шла, по дороге ворону дохлую подобрала, вон она, на поясе висит, Анжела вон на нее как косится, думает, это писк моды такой, или это что…

- Проверьте подключение…

- Есть контакт…

- Считывайте…

Сидит в кресле Джела, разглядывает стены, а вокруг – фабрика грез, призрачные мегаполисы, эфирные джунгли, сказочные леса, замки-фантасмагории… И люди ходят, не люди – фантомы, прозрачные, бестелесные, как Анжела, просачиваются сквозь стены, шагают по воздуху, по пустоте, легкие, эфирные, вечно молодые, вечно счастливые…

- Считывание инфы…

- Двадцать процентов.

- А что медленно-то так?

- А вы что на этом арифмометре хотите?

- Где я тебе новый прибор выбью… этот-то… И вообще, душа у девчонки тонкая, сложная, как я ее одним махом сделаю…

Что-то вонзается в Джелу – больно, сильно, и не в тело, не в плоть – в душу, в самую душу, крепче, крепче, тянет, высасывает…

Анжела кивает – мол, все будет хорошо…

Джела дергается, хочет сорвать проводки, не может, прочно вьелись в тело, Джела рвется, опрокидывает кресло, кто-то хватает ее, кто-то держит… с грохотом падают софиты, гаснет свет…

- Пусти! Пусти-пусти-пусти!

- Держи ее, ч-черр-рт…

Кто-то хватает Джелу – за горло, за горло, призрачные, бестелесные руки сжимают больно, сильно…

- По-мо-ги-и-те-е-е!

- Сорок процентов, держите ее, м-мать вашу!

Кукольно-фарфоровое лицо Анжелы в полумраке…

- Да оставь, пусть катится н-нахрен!

- Какое там, ты мне где еще такую душу найдешь, блин…

Джела роняет со стола что-то громоздкое, звенящее, искрящееся лампочками, выскакивает в открытую дверь, тут же с визгом рвется назад, смотрит на сваленных в углу девчонок – посиневших, безжизненных, будто обескровленных, брошенных, как сломанные куклы…

- На-а-п-о-о-ом-м-о-о-о-щь!

Джела рвется куда-то – в никуда, в темноту ночи, кто-то большой и грузный вываливается ей навстречу, хватает ее, рвет с нее проводки, проводочки, проводочечки…

- Пусти! Пусти-пусти-пусти!

- Да я это… ну, это самое… Ну ты что, это самое…

Тянутся провода – от мерцающих экранов, ищут свою добычу, Матвей рвет со стены экран, другой, третий, со звоном и грохотом швыряет оземь…

- Ты это… ты сумку это… в доме оставила… и еще там чего… всего…

Тают воздушные замки, гибнут фантомы…

- Ты это… что ты, прям, это самое… я же это… ты что такая…

Джела рвется на улицу, спотыкается, Матвей подхватывает ее подмышки, ведет в ночь…

- А то это… я же это самое… я же не это…

Тают электрическими всполохами последние штрихи фабрики грез, оголенными нервами дергаются провода, разлетаются искры, видны там – за кулисами – сложенные штабелями мертвые тела, кое-как прикрытые пленкой…

- А то ты это… ну что ты это в самом деле…

Матвей неловко снимает с себя шубейку, укрывает Джелу, все приговаривает, ну что ты, это самое… Джела всхлипывает, уткнувшись в плечо Матвея, почему так дрожат ноги, или это весь мир дрожит под ногами…

Бьются в агонии фантомы, призраки, вечно молодые, вечно беспечные, тянутся к разбитым экранам, еще пытаются починить то, что починить уже нельзя, гибнут – один за другим…

- Гибнут… - шепчет Джела.

- Они же это… - Матвей кивает на экраны, - эти-то того… ну и эти… это… самое…

Джела чуть не спотыкается обо что-то призрачное, в снегу, видит миловидное кукольное лицо. Хочется бить эту бесплотную плоть, это бестелесное тело, долго, сильно, больно, не бывет им больно – за все, за все…

Джела поднимает звонкое копыто…

…тут же опускает.

Слезы текут градом, сами собой, стынут на ветру…

 

Джела приподнимает голову, прислушивается. Что-то бесплотное, бестелесное просачивается в хижину, беззвучно скользит – за перегородками. Джела привстает, чуть не роняет со столика у кровати кружку чая, еще какие-то плюшки-ватрушки, Матвей позаботился, принес («Ну что ты, это самое…»), выбирается из-за ширмы…

Что-то бестелесное, бесплотное, призрачное, скользит в свете луны, наклоняется над миской каши, неумело ест, то роняет кашу, то удерживает, втягивает в себя. За последние дни это нечто стало уже не таким бесплотным, уже отбрасывает на стене тускую тень, когда садится на кровать – чуть прогибается овчина…

Надо бы ей в кашу костную муку добавлять, думает Джела, а то плоть оживает, а косточек что-то не видно…

- …мне семь раз отказали, и это только в Нью-Моске…

Голос – хриплый, нечеловеческий…

- А на восьмой раз взяли… на кастинге…

Джела кивает, слушает…

- Я еще так вырывалась, когда они меня…

- Ну…

- …как эти провода вопьются, больно так…

Бесплотная тень кутается в овчину. Вспоминает - как стала бесплотной тенью. Ветер норовит сорвать полную луну, пустить, покатить по снегам. Холодный ветер, а все равно пахнет весной…

В синем небе мечется среди звезд неприкаянная звезда, летит летун, даже отсюда видно эмблему центрального канала.

Летит летун.

Ищет свежую кровь.

2013 г.

 

 

 

Юппи-юпи-чокяи…

 

Еба… о-ох, простите.

Бывает, вот так налетишь на кого-нибудь с размаху, столкнетесь лбами, и больно-больно, и уже никаких приличных слов в голову не приходит. Нет, конечно, я виноват, никто больше – я.

А что вы от меня хотите, вот так вот в универе целый день насидишься, потом домой идешь, вообще ничего перед собой не видишь. Так на прошлой неделе чуть под машину не попал, до последнего не понимал, что мне сигналят…

И здесь тоже…

Да, налетел на него, со всего размаху, столкнулись лбами, у меня даже искры из глаз полетели… И еще ладно бы он по полу шел! На полу я еще смотрю, кто навстречу идет, или бежит, а то ведь так и на хвост кому наступить можно, а потом этот кто-то – р-рав-ав-а-ав! – в ногу и вцепился. Так что на полу я еще смотрю, а парень по потолку шел, а на потолок я вообще не заглядываю.

И зря.

Потолки у нас в кварталах низкие. Это вам не Люкс-Сити, где потолки высоченные-высоченные, на площади задерешь голову, и смотришь, как люди там снуют наверху – как муравьи. И не Гэлекси-Сити, там и вовсе без телескопа ничего не разглядишь, люди живут, и не знают, что у них над головами люди ходят. А у нас…

А у нас в кварталах все на виду, на улицу выйдешь, навстречу тебе две толпы, сверху и снизу, потому и квартиры у нас за полцены, и половина пустые стоят, а кому захочется жить, когда у тебя тут над головой…

Но ничего, друг другу не мешаем… Что нам друг другу мешать, что нам делить… Проходим, конечно, мимо друг друга, обдаем друг друга фимиамами курева, прогорклой рыбы, духов, еще чего-то – непонятного, потустороннего, за уши цепляются обрывки чужих разговоров на непонятном языке – не более. Иногда сторонимся, уступаем друг другу дорогу, так тут какая разница, где идет встречный, по полу или по потолку… Но чтобы вот так, лоб в лоб, это, конечно, что-то новенькое…

Ну да. О-ох, простите, пожалуйста. Он тоже бормотнул что-то на своем наречии, чокяи, чокяи, чьють, юппи-юпи-анад, мол, ничего, бывает, я и сам виноват… И разошлись.

Бывает… Я еще подумал, может, завтра напишут в газетах, на Разудаловском проспекте столкнулись двое, один на полу, другой на потолке, запестреют комменты, вот так, им уже пола и потолка мало… Где-то, может, стоят видеокамеры, засекут меня, завтра на кафедре все будут хлопать по спине, приговаривать, а расскажи, а как ты его, значит, лбами, да, а кто победил, а…

А потом я обернулся.

Как торкнуло что-то – обернись.

И он обернулся.

Посмотрели друг на друга. Долго, пристально… Будто кто-то хлестнул меня по лицу, я узнал его, я не мог не узнать… Даже кивнул ему, и он кивнул в ответ, как старому знакомому.

Потому что он – это я…

 

Бывает же…

Врезался в самого себя.

Вечерком на кафедре попробовал заговорить с доцентами, не видел ли кто вот так самого себя – там, наверху. Мне показалось – они вообще меня не поняли. Дедулька еще бормотнул что-то, может, видел, не обращал внимания. Мак заявил, было что-то, еще в школе, в толпе заметил, похожее лицо, может, себя увидел, может, не себя…Остальные ничего не ответили, пожали плечами, задумались.

Мне кажется – первый раз задумались, что там, наверху, ходит еще один я, и еще один Дедулька, и еще один Мак.

- Да ну тебя, Аничков, как ляпнешь чего, так уши вянут, тебе не в историки, а в экстрасенсы идти надо было…

Может, я бы и забыл про себя… Да скорее всего бы и забыл, своих, что ли, дел мало, тут за себя одного голова болит, за двоих болеть будет, вообще расколется…

Забыл бы - если бы через неделю столкнулся снова. Нет, не так, в лоб, просто увидел в толпе. Там, наверху, грабили какой-то склад, убили охранника, растаскивали консервы, и он, то есть я, дрался с каким-то прыщавым за банку тушенки, верещал что-то по своему, наверное – убери руки, я первый взял…

Я начал замечать себя – чуть ли не каждый день, может, я и раньше видел себя – не обращал внимания. А тут как прорвало что-то. Иду на лекцию, смотрю, как мой двойник с рукой на перевязи стоит в очереди в какой-то закуток вреде медпункта. Сижу дома, готовлю доклады, и вот он, нате вам, идет мимо моих окон, и все, и все мысли куда-то разбегаются, и уже не думаешь, в каком веке приручили огонь, а в каком – электричество, смотришь, куда он пойдет с шайкой таких же парней, автоматы через плечо, искать ночлег или очередной склад…

 

К весне я начал забывать про него.

Мак нашел на востоке руины Квартала Мудрецов, мы рылись в песках, вытаскивали хитромудрые машины, гадали, зачем нужна та или эта – запрягать время или сворачивать пространство в трубочку. Наш мир понемногу брал свое, когда я в марте встретил своего двойника, даже не узнал его поначалу, от него остался один скелет, прикрытый лохмотьями, мне даже стало неприятно, что это – я. Мы чуть задели друг друга плечом, пробормотали какие-то привычные фразы, простите пожалуйста, юппи-юпи-анад, чокяи, чокяи, хотя по его тону больше казалось, что это проклятия. Мы разошлись, каждый своей дорогой, я уже приказывал себе забыть про него, у меня своих дел по горло. Вон, Мак нашел какую-то чертовщину, глиняный сосуд, клянется и божится, что это не нашего мира кусочек, а какой-то цивилизации, которая была до нас, а Дедулька его только на смех поднимает, ничего до нас не было, мы были всегда… И кто прав, кто виноват, а завтра лекцию с утра читать, а она не готова еще, ладно, что-нибудь сочиню, а…

А ноги уже несли меня к магазину.

Набил сумку какой-то снедью, долго искал его, самого себя, уже думал, что потерял, нет, вот он я, сижу у дохленького костерка, перебираю пистолетики, где только столько набрал…

Я протянул ему сумку. Он еще долго не понимал, что я от него хочу, мне пришлось стоять, размахивать сумкой в воздухе, бери, бери, - прежде чем он поднялся с драненького одеяла, схватил пакет. Я еще ждал – что будет, что будет, удержит, не удержит? С минуту пакет висел в его руке, как воздушный шарик, рвался на нашу землю, потом смирился с новым притяжением, упал под ноги моему двойнику. Он кивнул мне – как старому знакомому, даже слегка поклонился…

Я стал приходить к нему – осторожно, украдкой, по вечерам, когда тускнели лампы на стенах, еще всякий раз воровато оглядывался, не видит ли кто, как я бросаю пакет. Никогда не видел, чтобы что-то передавали отсюда туда, про оттуда сюда я и не говорю…

Что-то подсказывало мне, что так не делают…

Это было весной, когда там, на потолке, грянул какой-то вселенский голодомор, трупы на улицах, изможденные дети с лицами стариков, бесконечные битвы – за склады, за баррикады, за какие-то комнаты с флагами и без… Сам не знаю, что на меня нашло, выходил на площадь – в сумерках, бросал вверх куски буженины, сыра, мешки с крупой, на площади наверху закипала свалка, хлопали выстрелы, кто-нибудь с автоматом наперевес выхватывал у кого-то хлеб, мясо…

Сам не знаю, что меня туда гнало… в сумерки, на площадь… какое-то весеннее обострение чего-то там, которое прошло ближе к маю, когда на кафедре на меня начали поглядывать косо. Может, догадывались, что я делаю по вечерам, а может, кто и видел…

Тем более – ближе к маю я потерял самого себя, мой двойник перестал приходить в назначенный час. Последней каплей стал какой-то оборванец с потолка, который попытался выхватить сумку у женщины, идущей снизу. Что-то не пустило его, какой-то барьер между ними и нами… И все-таки мне стало не по себе, я перестал покупать хлеб и мясо и ходить на площадь. Они еще долго хаживали за мной, протягивали руки, старались поймать, изрыгали свои проклятия – чокяи, чокяи, юппи-юпи-чьють, даже бросали камни, которые, правда, не долетали…

В июне я нашел себя – то есть, его. Нашел случайно, как всегда остановился, присмотрелся, да точно ли он, да, точно, вот он, едет в какой-то колымаге, при погонах, окруженный откормленными солдатами… Я помахал ему рукой, даже крикнул – приве-ет, он не услышал, или сделал вид, что не услышал, не повернул головы… Обидно стало, мерзенько как-то на душе, вот ты какой теперь, важная птица, друзей старых можно уже и не узнавать… Да что друзей, самого себя…

 

И вот скажите мне, что мне до него, как будто своих проблем не хватает… Мак докопался-таки до древних цивилизаций, Дедулька волосы на себе рвал, а Мак разрывал песок слой за слоем, сам не понимал - что нашел. Мы все не понимали, разрывали древние города, поселки, остатки паровых котлов и первых арифмометров…

А потом Мак раскопал слой земли, возраст которого был пятьсот лет или что-то около того. Мы смотрели в землю - не понимали, разрывали остатки плетеных хижин, грубо сколоченных изб, проржавленные клинки, жалкое подобие огнестрельных орудий…

Слой кончился так же быстро, как начался, где-то на глубине шестисот лет мы вытаскивали из земли отжившие свое мониторы, блоки, планшетники, останки электромобилей.

Кто-то как будто поиздевался над нами, подсунул нам слой земли откуда-то из ниоткуда.

Разрывали землю, спустились в прошлое, - еще на пятьсот лет, и снова та же картина, остатки плетеных хижин, ржавые клинки, пепелища костров, изобилие ружей и пушек…

Что-то прерывало нашу цивилизацию - каждые пятьсот лет, какое-то нашествие извне. Знать бы еще откуда - извне, мы же до сих пор не знаем до конца все коридоры, все залы, все лестницы и анфилады нашего мира. Потихоньку исследуем незнакомые комнаты, обживаем необжитые квартиры и залы, ставим пограничные кордоны, до сих пор не знаем, что там, там…

 

Вот так я рассуждал – когда шел домой в сумерках, окруженный очередной потасовкой там, на потолке. Хлопали выстрелы, кого-то преследовали, кого-то убивали, кто-то пытался спасти свою шкуру. Правда что, пора перебираться из кварталов, хоть не в Гэлекси-Сити, ну хоть в Люкс, там тоже ничего… А то когда кого-то расстреливают из автоматов, там, наверху - как-то не в кайф. Мак клянется и божится, что пули не долетают до Ватерлинии на стене, что-то я этому кому-то не очень верю…

Кто-то чуть не врезался в меня, отскочил, бормоча проклятия, юппи-юпи-чокяи, одни мордастые солдаты расстреливали других мордастых солдат…

Юппи-юпи-чокяи…

Снова вижу свое лицо, себя, отбивавшегося от солдат…

Спать…

Гори оно все синим пламенем – домой, спать…

Я уже заходил в комнаты, когда его бросили на пол. Не видел, кого, не разобрать было лица, залитого кровью, здорово его обработали там, наверху, он еще пытался отстреливаться от тех, наверху, когда упал на пол.

Повторяю – на пол…

Не на потолок…

Я прямо остолбенел, стоял в дверях, смотрел на него, израненного, первый раз такое видел, чтобы кто-то оттуда, с потолка, упал к нам на пол…

Он, кажется, и сам не понял, что случилось… Он еще затравленно оглядывался, он еще отстреливался от кого-то, в бессильной ярости отбросил револьвер без патронов, он еще отбивался от меня, юппи-юпи, чокяи-чьюти-чьюти, мол, не подходи, не подходи… Не сразу, не сразу он успокоился, не сразу позволил увести себя ко мне, в комнаты, смыть кровь с лица, только там я узнал его, только там он узнал меня, кивнули друг другу – как старым знакомым…

Я перевязал ему раны, еще долго думал, что будет, если залить его раны йодом, все боялся, что он – живой, холодный, влажный – растворится под моей рукой. Я еще думал, чем кормить, откуда я знаю, из чего он сделан, из каких молекул, из каких атомов, может, рассыплется на части, растает, как снег весной – а он уже устроился за столом, рвал зубами гриля, воровато оглядывался, да не отберу, не отберу, не бойся… Куриное крылышко он оставил мне, протянул – яростно, настойчиво, юппи-юпи, чьють, анад-чьють…

Никогда не думал, что кого-то может так порадовать мой дом. Бывает же, живешь в своем доме, не замечаешь, что к чему, а вот так придет какой-нибудь, заозирается восхищенно… Он долго включал и выключал лампу, не понимал, как она горит - без огня, долго прижимал к себе плеер, все смотрел, откуда там играет музыка, музыка есть, а музыканта нет. Что такое компьютер, он так и не понял, для него это было что-то вроде синематографа, если он вообще знал, что такое – синематограф… Про лазер я и не говорю, мы до поздней ночи резали то одно, то другое, сожгли мой костюм, на куски изрубили два стула, он прижимал к себе лазер, бери, бери, я тебе еще одежки какой дам получше…

Юппи-юпи-чокяи…

На ночь он устроился на полотке, так ему было привычнее, я еще боялся, как бы не простыл, еще перебрасывал ему туда, наверх, какие-то матрацы, одеяла, он хватал, хищно, жадно, так и не понял, что делать с простыней…

Спать… какое там спать, ночь не спал, ворочался туда-сюда, вот ведь черт, у наших что, глаз нет, вот так, живем, все при всем, в магазинах полки ломятся, в домах жарко, мы и не знаем, как это, когда дерутся за последний кусок, вламываются на склады… А нашим как будто и не нужно ничего, засели в своем мирке, утром в институт, вечером еще куда, да ты голову подними, ты посмотри, вот он, над тобой, ты сам, пытается согреть у гаснущего костерка озябшие руки, сегодня дрались за мясо, а ему не досталось, а ты идешь, только что с ужина, день рождения там у кого-то был, и… и…

 

Когда я проснулся – окончательно, его уже не было, исчез, ускользнул, и черт его пойми, куда. Как он ушел – не помню, помню только, как я пару раз вставал среди ночи, когда из-под него на потолке выбивался матрац, падал на пол, - снова пытался его укрыть…

Я прождал его весь день, он не вернулся. На следующий день ничего не оставалось кроме как пойти на лекции, кто-то из парней поймал меня за пуговицу, в коридоре, слушай, а что ты вчера в магазине лазеры скупал оптом, проект новый затеял?

Лазеры…

И я даже не смог ответить, что не скупал никаких лазеров…

Дома проверил сейф, мог бы не проверять, - моей кредитки там не было. Ближе к вечеру мир на потолке ощерился лазерными вспышками, до утра трещал, объятый пламенем, утром люди на улицах брезгливо прикрывали лица, запах паленого мяса доходил с потолка до нас…

Хотелось бить, бить, бить эти сморщенные носы, вот так, вы тут, у вас все, а там… а там… а там тебя самого расстреливают на очередной войне, а ты… тут… в ресторане… или в кино.. или докторскую пишешь… а там…

 

Докторскую…

Верно, надо докторскую дописывать, сроки поджимают. Странно так, поначалу писал, оторваться не мог, тема-то захватывает - культурные слои цивилизации. Культурные слои, которые меняются короткими отрезками некультурных слоев, раз в пятьсот лет, какая-то беда, какое-то нашествие, откуда-то из неисследованных коридоров и залов. Раз в пятьсот лет - и что самое страшное, это время уже на исходе…

Теперь не то… теперь силой волоку себя к компу, приказываю писать, хоть страничку, хоть полстранички, хоть строчечку… Заставляю себя, как первоклашку, и сам верчусь как первоклашка за столом, не сидится…

Соберись давай… беда, может, где-то рядом ходит, в соседних залах…

И время уже на исходе.

 

- Фамилия ваша… год рождения… так, еще раз адрес назовите… большое спасибо, мы вам перезвоним.

Они не перезвонили – ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Я уже знал, что они не перезвонят. Как-то просочились слухи, что я водил к себе себя самого, да что слухи, можно подумать, кто-то не видел, как я, то есть, не я, скупал лазеры, можно подумать, кто-то назавтра не слышал запах паленого мяса…

Знал уже – таких не берут в разведку, туда, на Потолок, которые вот так… которым не все равно… Что они там делают, наверху, разведчики наши, исследователи… Одеваются в рубища, чтобы не выделяться из толпы, ходят, смотрят, щелкают фотоаппаратами, пишут отчеты… статьи для наших институтов… Возникновение-локальных-войн-на-территории-Потолка… Общие-тенденции-глобальных-конфликтов… влияние-продовольственного-кризиса-на-перестановки-власти-в…

Тьфу.

Знал уже – таких не берут, которые по вечерам задирают головы, смотрят туда, которые поднимаются наверх с полными сумками, которые прячут кого-то у себя в доме…

Я уже знал – мне там ничего не светит, да где мне вообще что светит, надоело читать с кафедры одно и то же, рыться в слоях Пола…Что там нароешь, все одно и то же, слой за слоем, культурный слой, там, где обломки цивилизации, ржавые машины, холодильники, клавиши от компов, а дальше – некультурный слой, ружья, пушки, еще какая-то хрень, флаги, эмблемы, на-днях раскопали какой-то резак, долго не могли понять, что за черт, Дедулька ляпнул – гильотина.

Что мне светит… там мне, конечно, большое будущее светит, только пропади оно все, то что там… Ну раскопали, ну увидели, ну написали про периодичность циклов, ну сделали доклад.

- А скажите, дорогой коллега, с чем, по-вашему, могут быть связаны периодические взлеты и упадки цивилизации?

Мак учудил, сморозил:

- Может, через каждые пятьсот лет миры меняются местами, они на Пол, мы на Потолок…

Мы на него как на больного посмотрели, он и сам понял, что что-то не то сморозил, как они вообще могут попасть… к нам, сюда. Если уж и попадают, то только мертвые, или истекающие кровью, вот так идешь вечером, еще вспоминаешь, масло в маркете не купил, и бац, падает на тебя кто-нибудь, в груди меч по самую рукоятку, или голова прострелена, или лазером изрезан, или…

Что мне светит… много мне что светит… что мне до себя самого, я сам уже там снова то ли в вожди, то ли в военачальники выбился, еще бы – лазером торговать, дело прибыльное…

Что мне светит… много что мне светит… наконец-то выбил квартирушку поприличнее, а что, не в четырех же стенах с Энн жить будем, Дедулька на мои работы посмотрел, покивал:

- Ну, быть тебе завкафедрой…

Потом статьи, статьи, статьи…

- Что-то ты невеселый больно, у меня когда первая книга вышла, я до Потолка прыгал, а тебе хоть бы что…

- Да он у нас всегда такой, ему про Нобелевку скажи, он и не моргнет…

Нет, когда мне по Нобелевку сказали, моргнул, конечно, еще как моргнул, как-то до последнего не верил, что выберут меня, ну подумаешь, открытие - культурный слой – некультурный слой… Тем более – уже замечен в порочащих связях, смотрел на Потолок… Взрослый человек – и на Потолок, на Потолок только дети смотрят:

- Ма-а, а что там…

- А ничего, ничего, пойдем, машинку тебе купим…

 

Нобелевка…

Намаялся с этой Нобелевкой, вы этот костюм себе на похороны покупали или на полевые работы? Уж извольте новый прикупить… Вы как пошли, как пошли, вы так в зал выходить собираетесь или вприсядку танцевать? Ну-ка, соберитесь, вам еще не восемьдесят лет…

Когда ехал на вручение, попал в пробку, потому что что-то случилось там, наверху, кого-то убили, кого-то подорвали в собственном доме, что-то посыпалось вниз, к нам на проспект. Поймал себя на том, что давно уже не смотрю вверх, может, это проходит с годами, может, у меня детство затянулось, как маленький задираю голову, смотрю, как большие дяди в рубищах убивают друг друга…

Еле нашел этот Дворец, где каждый год собираются умнейшие умы, еле нашел свое место в зале. Еле услышал, что на сцену позвали меня, кто-то подталкивает, ну вставай, вставай, глухой, что ли, да черта с два тут что-то услышишь, на Потолке вон что творится, шум, гам, очередная перестрелка кого-то с кем-то, юппи-юпи, анад-чьют, чокяи-чокяи-чокяи…

Кто-то смотрит на меня – укоризненно, качает головой. Ну что не так, ну да, иду некрасиво, не как модель по подиуму, не наше это, по подиуму ходить, мы вон… там, в земле роемся, культурные-некультурные слои ищем…

- За открытие периодичного развития нашей цивилизации…

Сверху что-то совсем разбушевались, стреляют, бьют стекла, на балкон дворца падает кто-то с простреленной головой, охранники невозмутимо шествуют к нему, сбрасывают на улицу, да вы хоть посмотрите, живой, нет, а то, может, помочь еще можно… А, да-да, для меня большая честь в этот знаменательный день… что там… наконец, мне под нос суют речь, сразу бы так, говорил же, не выучу я никакую речь, у меня же голова дырявая…

Что они там наверху творят… штурмом берут кого-то… Ну, это у них традиция, кого-нибудь брать штурмом, это они могут. Сердечно благодарю всех, кто помогал мне… Князька какого-то местного свергают, вон он, отбивается… ловко стреляет… а… да… для меня большая честь… а, говорил уже…

Зарубят они князька, как пить дать зару…

Мы узнали друг друга – одновременно, он еще кивнул мне, еще подмигнул, вот оно как бывает…

Забегали в зале. Заахали, заохали…

- Да вы что?

- Да вернитесь немедленно, не нарушайте церемонию!

- Парень, не мог часок подождать, не здесь с катушек съехать…

Кто-то хватает меня, от кого-то отбиваюсь, пиджак остается у охранников, плевать, плевать…

Прыгаю с крыши – вверх, вверх, если не получится, расшибусь ко всем чертям. Получилось, падаю на потолок. Войско на Потолке замирает, кажется, не было еще такого, чтобы кто-то рухнул на Потолок…

…вот так…

…оттуда…

Делаю отчаянные знаки двойнику, нет, черт, не понимает, бегу к нему, хватаю за руку, пошли, пошли, ну что, что такое, ты еще деньги-документы свои хватай, идиотище…

Падаем с Потолка на крышу Дворца – и вовремя, когда уже засвистели пули, что-то ужалило в лопатку, больно, сильно, где эта чертова крыша, где она, хороши будем, если сверзнемся с потолка на тротуар…

Прыгаем с крыши на балкон – неловко, неумело, беспомощно падаем снова на потолок.

Сердце екает, внутри становится холодно-холодно, вот этого я не предвидел, все, что падает на потолок, становится частью потолочного мира…

Ну не надо…

Ну пожа-алуйста…

Снова прыгаем – высоко, сильно, в какой-то неуловимый момент чувствую, что вырываюсь из притяжения Потолка, тут же снова падаем на Потолок…

Ч-черт…

Второй я отчаянно тычет пальцем в небо, ругается, юппи-юпи, чокяи, чокяи, чив-чив-чив, мол, сильнее прыгать надо, да понял я, что сильнее, не матерись, рот вымою с мылом…

Прыгаем – сразу несколько пуль жалят меня, больно, сильно, в ногу, ч-черт…

Летим кувырком, по крышам, по балконам, по лестницам, тротуар больно бьет меня в лоб…

 

Было ли это…

Со мной ли это было…

Кажется, что и не со мной. Все как во сне, а ведь было, было. Вот он сидит, рука перевязана, пьет крепкий кофе, зачем он столько кофе в чашку накидал, может, вообще не знает, что это такое…

Два раза уже из полиции звонили, предупреждали, - чужой человек должен вернуться на Потолок. Отпирался, открещивался, не хватило смелости отрезать – ничего вам чужой человек не должен. А ведь еще придут сюда, будут стучаться в двери, именем закона, и все такое, будут требовать, и черта с два я вам его отдам.

Черта с два.

Хватит уже, досиделись, дожились в своем мирке, сами по себе… Надо писать в блоги, искать сообщников, которым не все равно, что делается наверху. Хватит уже жить-поживать, смотреть, как эти там мучаются… Сколотим какие-нибудь отряды, будем хаживать на Потолок, носить еду, одежду, хоть писать-читать их научим, и то хорошо будет… Медицинскую помощь… Электростанцию им построить… дома… не эти вот хижины плетеные, а настоящие дома… Этот мне поможет… этот… гость мой… даже имени его не знаю… Через него надо будет хоть язык ихний подучить, а то я только и знаю от него, что матерные слова…

Он улыбается мне, за обе щеки уплетает рагу, благодарно кивает, да не за что, не за что…

 

Черт, что я вчера навыдумывал… Вот что значит, вино в голову шибануло, мы же выпили перед тем как за Нобелевкой ехать… Теперь мне опять за Нобелевкой ехать, извиняться, объяснять, вино в голову ударило, спьяну натворил не поймешь чего…

Глупостей каких-то понаписал, чужой мир спасать рвался… своего, что ли, мало…

Иду, иду, сейчас открою… сейчас… замок этот долбанный… Привет и вы, коли не шутите. Вижу, вижу, очень приятно. Его Величество Закон про меня вспомнил.

А? да, был тут вчера один… Да, сверху. Ну что, ночь переночевал и ушел, что ему делать-то… А? Это где такой закон есть, что сверху никого приводить нельзя? Добрые господа, вы мне статью Конституции покажите, где это прописано. А, то-то же… вот, статью сначала напишите…

А? Ну да, выпил вчера лишнего… с кем не бывает… На радостях. Все-таки не каждый день Нобелевку получаю. Вы мне скажите, а на Нобелевку сейчас дом купить можно?

Обыск? Да бога ради. Еще в унитазе посмотрите, я там взрывчатку храню, правительство хочу свергнуть… Я не оскорбляю, я, так сказать… в интересах следствия…

Что? Кто мертвый лежит? Где? Этот-то, на улице? Ну а я что могу сделать… довоевался… Говорю вам, он рано утром от меня ушел, а дальше не знаю, что с ним было… Пырнул его кто-нибудь сверху ножичком. Бедолага… вот ведь бывает…

Что они там в прихожей… как, их все еще черт не унес… Уперлись…

Что тут есть в квартире хорошего… В холодильнике рай на земле, это я уже понял…тут хрень какая-то, ее включишь, по ней картинки бегают… Тэ-экс… В сейфе… Деньги, деньги, рублики, копейки… Это же сколько оружия купить можно… Это все княжества на Потолке завоевать можно… Да что на Потолке, на Полу-то поинтереснее будет…

Ч-черт…

Как они нож не заметили… нате вам, убирал-убирал, вот он, лежит на столе, и кровушка на нем свежая… Ну я как всегда, - труп в лохмотья переодеть, на улицу подбросить, типа сверху упал, на это мозгов хватило, а ножичек выкинуть не судьба.

Где у него эта штука была, которая песни играет… о-ох, юппи-юппи-чокяи, чьють-чьють-чьють…

 

2012 г.

 

Краткий курс счастливой жизни

 

Если вас не оставляют мысли…

…что большинство людей устроились в жизни удачнее вас…

…что вы родились под несчастливой звездой…

…что удача от вас отвернулась…

…что вы заслуживаете гораздо большего, чем имеете…

…что окружающие вас недооценивают…

…что мир к вам несправедлив…

Если на работе и в личной жизни вас преследуют неудачи,

Если ваше финансовое положение оставляет желать лучшего…

Если вы на грани отчаяния…

 

…ЗНАЧИТ, ЭТА КНИГА – ТО, ЧТО ВАМ НУЖНО

 

Мы предлагаем вам уникальную методику решения всех Ваших проблем – в мгновение ока. Кто-то скажет, что так не бывает, кто-то покрутит пальцем у виска, кто-то поставит книгу обратно на полку. Что же, в добрый час. Но мы уверены, что найдутся и такие, которые реально захотят изменить свою жизнь к лучшему.

Наверняка, Вы уже перепробовали множество методик, как стать счастливым, и наверняка много раз потерпели неудачу. С детства вам вдалбливали в голову, что чтобы добиться успеха, нужно много и усердно работать, преодолевать трудности, и.т.д.

 

ЗАБУДЬТЕ ОБ ЭТОМ!

 

С нашей методикой вы раз и навсегда забудете обо всех своих проблемах, перед вами раскроются перспективы, о которых вы раньше не смели и мечтать. Все очень просто – намного проще, чем кажется, достаточно только вашего желания и решения одним махом изменить свою жизнь.

 

Итак, мы надеемся, что Вы еще не поставили книгу на полку?

Прекрасно, в таком случае, не будем злоупотреблять вашим терпением и сразу, с первых страниц сообщим вам, что нужно сделать:

 

ПРОДАТЬ ДУШУ ДЬЯВОЛУ!

 

Как видите, все достаточно просто, и только вековые предрассудки и природная наша осторо…

 

ИСТОРИИ УСПЕХА

 

С детства меня преследовали неудачи. В школе была лучшей ученицей, принимала участие в школьных спектаклях, все пророчили мне светлое будущее. Закончила университет с красным дипломом, устроилась на нищенскую зарплату на другом конце города, под начальством своей бывшей однокурсницы, которая все экзамены сдавала за деньги, не скрывала, что для нее приготовлено тепленькое местечко. Полгода встречалась с человеком, он строил грандиозные планы на будущее, через полгода узнала, что он женат. Казалось, удача отвернулась от меня навсегда.

Когда узнала про новую методику, сначала не очень-то и поверила, думала, очередной лохотрон. Все-таки позвонила по телефону, согласилась на встречу в кафе. Почему-то представляла себе какую-то ветхозаветную нечисть с рогами и копытами, а дьявол оказался очень симпатичным молодым мужчиной. В первый же вечер подписала с ним договор. Он еще предлагал не торопиться, обдумать решение, я уже знала, что обдумывать нечего.

В тот же вечер моя жизнь круто изменилась, по дороге домой встретила мужчину своей мечты (я не преувеличиваю!). Наутро позвонили из крупной фирмы, предложили престижную должность. Сейчас, полгода спустя уже купила себе форд, подумываем с Сережей об ипотеке и о детях. Дьявол обещал как минимум восемьдесят лет счастливой жизни. Всем настоятельно рекомендую, - не пожалеете!

 

- А вы кто?

- Ну… я на юриста училась…

- Чем увлекаетесь?

- Ну… я вообще в школьных спектаклях участвовала… потом в институтских…

- Как интересно… кого играли? Да что мы с вами так просто сидим, давайте закажем что-нибудь… кофе, круассанчики…

- А… когда договор подписывать?

- Да не торопитесь вы, успеется… вы мне лучше расскажите, какие роли играли… как вас, Ольга? О-олюшка…

 

- Ну что мы можем сказать, Ашторет Вельзевулович, книжечка-то ваша на ура расходится…

- Я так и думал.

- Похоже, дополнительный тираж придется делать… Не прогадали мы с вами.

- Вот видите… А вы меня еще брать не хотели.

- Ну а как вы хотите, я рукопись увидел, вообще в осадок выпал, куда это годится, предлагают продать душу дьяволу… вот так… Я еще в министерство отсылал, на цензуру проверял, спрашивал, такое вообще в печать пропустить можно, или нельзя… Хорошо, там человек понимающий оказался, сам вашими услугами пользовался.

- Вишнегорский? Знаю, знаю…

- Да, и про гонорары… у нас положено через ме…

- Гонорары мои можете себе оставить, что вы в самом деле… за кого вы меня принимаете…

- Ах да, Ашторет Вельзевулович… все забываю…

 

ЧАСТО ЗАДАВАЕМЫЕ ВОПРОСЫ

 

ВОПРОС: Мои родные и близкие не поддерживают меня в моем решении продать душу дьяволу.

 

ОТВЕТ: Это естественно, в людях все еще живы предрассудки прошлого, когда за сотрудничество с дьяволом сжигали на кострах. Поговорите с близкими, обсудите их страхи. Возможно, они просто завидуют смелости ваших решений. Если же близкие угрожают отвернуться от вас, подумайте сами, что вам дороже: люди, с которыми вы живете, или ваше успешное будущее, ваша собственная жизнь?

 

ВОПРОС: Я хожу в церковь, могу ли я продать душу дьяволу?

 

ОТВЕТ: Естественно: дьявол поможет вам быстрее и эффективнее, чем церковь. Кстати, дьяволу в отличие от церкви не нужно платить десятины, делать взносы, ходить на еженедельные молитвы, и.т.д. Если же вы не хотите расставаться с привычным укладом жизни, вы всегда можете исповедоваться у вашего духовного наставника. Насколько нам известно, с продавшего душу дьяволу просто берут большие взносы. Кстати, многие отцы современной церкви сами подписали договор с сатаной.

 

ВОПРОС: Я исповедую другую религию (иудаизм, ислам, буддизм, конфуцианство), могу ли я продать душу дьяволу?

ОТВЕТ: Конечно же, можете. Более того, если в вашей религии нет места понятию «дьявол» (буддизм, конфуцианство), значит, ваша религия и не запрещает вам продавать душу сатане.

 

ВОПРОС: Могу ли я повторно обратиться за помощью к дьяволу?

 

ОТВЕТ: Несомненно. В истории есть множество примеров, когда люди постоянно обращались к помощи своего темного куратора. Напоминаем: Вам ничего не придется платить за помощь, ведь вы уже расплатились – раз и навсегда.

 

ИСТОРИИ ИЗ ЖИЗНИ

 

Я думала, что дьявол поможет мне один раз, а дальше я должна выкручиваться сама, как могу. Оказалось – ничего подобного! Ашторет Вельзевулович меня не оставляет, звонит, поздравляет с праздниками, приходит в гости, дарит подарки. Очень волнуется за меня, спрашивает, как у меня дела. Мне кажется, Сережа даже немножко меня ревнует. Подумываю о карьере, о кресле начальницы, точно знаю, что с дьяволом у меня все получится.

 

- А я вижу, хорошо вы устроились…

- Да уж, с вашей помощью… Я раньше и не мечтала комнату в коммуналке снять, а теперь на тебе, квартира в два этажа…

- Рад стараться. Сергей-то ваш… на работе?

- Ага, на повышение пошел… это, похоже, через меня и к нему удача притянулась…

- Он-то не думает душу продать?

- Ага, думает, я его так потихоньку настраиваю… на нужную волну. Да вы проходите, чайку попейте.

- Из рук хозяйки чашечку с удовольствием возьму… красиво у вас тут… уютно… вы не стесняйтесь, спрашивайте, что еще нужно, вторую машину, дом за городом, мир повидать, людей посмотреть, себя показать… Что там с вашей актерской карьерой?

- Да какая там актерская карьера, вы о чем вообще… До того ль, голубчик, было…

- А зря, такой талант пропадает…

- Да хватит вам мне льстить, что вы в самом деле… Вы мне лучше вот что сделайте… начальница тут у нас одна есть…

- Злая?

- Нет, я не про то… мне бы на ее месте угнездиться, устроите?

 

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

 

Демону шестого разряда, Темному Ашторету Вельзевуловичу. Доводим до Вашего сведения, что Вы уже четвертый раз нарушаете должностную инструкцию, повторно посещаете людей, которые уже подписали договор купли-продажи. Более того, данное нарушение уже получило широкую известность благодаря популярной книге «Как продать душу дьяволу 2: вопросы и ответы».

При обнаружении повторных нарушений будем вынуждены принять дополнительные меры.

 

Девочка моя, зачем тебе все это, зачем тебе это кресло начальницы, зачем тебе квартира вся эта в два этажа, Сережка тебе этот зачем, не нужна ты этому Сережке, и он тебе не нужен, это я вас свел, стравил, склеил, состыковал несостыкуемые половинки, зачем, зачем я это сделал, я не могу дать тебе счастья, я могу дать тебе то, что возможно по уставу – кресло в дорогом офисе, двухэтажный дом, блестящую машину, и сказать тебе, что это – счастье, пересматриваю записи, каких-то времен, времен твоей молодости, которая уже прошла, как ты играешь Джульетту, Ромео, где же, где же ты, Ромео, как ты играешь в каких-то фентезийных роликах в Ютубе, какую-то фею, где теперь все это, где, где, выскакиваешь из дома, на каблучках несешься к машине, алло, алло, я занята, я перезвоню, чмоки-чмоки-пока-пока, девочка моя, что я сделал, договор твой, кровью подписанный, у меня в руках…

 

ЧЕМ НАША МЕТОДИКА ПРИНЦИПИАЛЬНО ОТЛИЧАЕТСЯ ОТ ДРУГИХ?

 

Вам не нужно самим добиваться чего-то, вам не нужно спотыкаться, падать, подниматься, снова идти. Помните, еще в детстве вам хотелось получить все – и сразу? Помните, как строгие взрослые говорили вам – так не бывает?

Спешим Вам сообщить:

ТАК БЫВАЕТ!

С нашей уникальной методикой

ВЫ ПОЛУЧАЕТЕ ВСЕ – И СРАЗУ!

 

В ЧЕМ ГЛАВНАЯ ПРОБЛЕМА СОВРЕМЕННОГО ЧЕЛОВЕКА?

 

Подойдите к людям на улицах, спросите, довольны ли они своей жизнью? Сто процентов людей ответит – нет. а спросите людей, что именно они хотят изменить в своей жизни? Большинство ответит – не знаю. В лучшем случае вам будут мямлить что-нибудь, что нам бы денег побольше, работать поменьше…

 

НАША ГЛАВНАЯ ПРОБЛЕМА – МЫ САМИ НЕ ЗНАЕМ, ЧТО МЫ ХОТИМ!

 

Представьте, что вы открыли древний кувшин и выпустили джинна, и теперь он готов исполнить любое ваше желание, но только одно. Уверены, вы будете в растерянности.

 

Уникальное преимущество новой методики:

 

ВАМ НЕ НУЖНО НИЧЕГО РЕШАТЬ! МЫ САМИ РЕШАЕМ ЗА ВАС, ЧТО ВЫ ХОТИТЕ!

 

Мудрый дьявол подскажет вам те желания, от которых вы не сможете отказаться: высокая должность с перспективами карьерного роста, достойный доход, квартира в хорошем райо…

 

- Кто-кто в теремочке живет, кто в невысоком живет?

- Ну, привет.

- Ты чего, Олюш? Не в духе?

- Да… надоело все.

- Что надоело, брось ты эти отчеты, отдыхай уже, домой пришла, все еще с работы уйти не можешь…

- Да нет, я не про то… вообще все надоело… как в заколдованном круге каком-то… квартира-машина-пробки-офис-пробки-квартира… Фирма эта по швам расползается, только бегаешь, дыры латаешь…

- В отпуск тебе пора…

- Да что в отпуск… не того я хотела, не того… Продешевила с дьяволом…

- Что ты хочешь, дьявол лукав…

- Ну тебя, Серега, кончай Ашторета Вельзевуловича обижать..

- Стрелять надо твоего Ашторета Вельзевуловича… серебряными пулями…

- Да прекрати ты, я на тебя вообще обижусь!

- Ой, ой, напугала… ты смотри, чего у меня есть…

- Это ты где билеты достал?

- А так… вспомнил, жена у меня в спектаклях играла, дай, думаю…

- Ой, не трави душу…

- Да что не трави, вон, фильмец какой-то снимают, на пробы приглашают… Давай, собирайся, до третьего звонка успеем…

- Стой, а что это от тебя серой попахивает?

- А… да мимо заводишки какого-то проезжал, весь провонялся, там еще авария была… думал, сдохну…

- Сережа? Да какой ты, к черту, Сережа… Что ты меня обманываешь, в самом-то деле…

 

Игнашев Сергей Александрович 1985 г.р. найден мертвым на обочине шоссе в 5 км от города, причину смерти установить не удалось, предположительно – сердечный приступ, тело имеет ярко выраженный запах серы…

 

ПРИКАЗ

 

…объявить строгий выговор Темному Ашторету Вельзевуловичу за превышение служебных полномочий и нарушение устава, а именно:

Убил мужа подопечной и занял его место (инкубизация), что противоречит уставу, п.4 пп. 5

Ослабил воздействие на подсознание подопечной, чем вызвал появление нежелательных желаний (нарушение п.2.пп.7)

Посещает подопечную, с которой уже состоялась сделка купли-продажи

Объявить строгий выговор с занесением, в случае повторного нарушения…

 

Уважаемые посетители сайта! Если у вас возникли вопросы, связанные с продажей души дьяволу, пожалуйста, присылайте их на наш форум, мы с удовольствием Вам ответим.

 

Ola-la: Пять лет назад я продала душу дьяволу, он сделал все, как обещал: обустроил карьеру, дал квартиру, машину, мужа, и.т.д. Как вдруг через пять лет все круто изменилось, фирма прогорела, мужа нашли мертвым, машину угнали, дом сгорел дотла, переселили в какую-то коммуналку. Мыкалась без работы, пошла на пробы, снимаюсь в каких-то второсортных фильмах на пятых-десятых ролях. В чем дело, я же подписывала договор?

ОТВЕТ: будьте добры выслать свои данные, мы разберемся в ситуации.

 

ВАМ СООБЩЕНИЕ

Оля, мы разобрались в Вашей ситуации, Ваш куратор будет строго наказан, в ближайшее время Вам будет возвращено все, что Вы потеряли.

 

Ola-la: Вы меня не поняли, мне ничего не нужно, я довольна тем, что у меня есть, хотела бы просто расторгнуть договор.

ОТВЕТ: к сожалению, согласно нашим правилам это невозможно, но мы можем предложить вам…

 

Девочка моя, ты меня сегодня прогнала, спустила с лестницы, наорала, что разбил тебе жизнь, ори, выгоняй, только будь, будь тем, что ты есть, видел тебя сегодня на экране, в какой-то мелодраме, сердце сжималось, я и не знал, что есть оно у меня, сердце, да, я отнял у тебя все, да, я обманул тебя, чтобы было вот это, какие-то мелодрамы, ты на экране, не ты, что-то большее, чем просто ты…

 

…ой главе мы поговорим о предрассудках, связанных с продажей души. Несмотря на то, что мы живем в двадцать первом веке, в нас все еще живы средневековые предрассудки. Известны случаи, когда от человека, продавшего душу дьяволу, отворачивались друзья и родные. К счастью, у нас по крайней мере таких людей не сжигают на кострах.

Пришла пора, наконец, выйти из темных веков.

Мы же не готовим еду на костре, как делали наши пращуры? Мы выбираем более удобный способ – микроволновку. И от того, что наши предки сидели за прялкой и веретеном, мы же не будем делать то же самое? Мы пойдем в магазин и просто выберем одежду, которая нам нравится. Так почему мы не продаем душу дьяволу только потому, что наши предки так не делали?

 

Итак, предрассудок ПЕРВЫЙ:

 

- мы не имеем права продать душу дьяволу, потому что это грех.

 

А теперь давайте подумаем: почему грех? Перед кем – грех? Мы же не виним себя, когда продаем свою старую одежду, или свою машину, или свою квартиру: это наше имущество, и мы вольны делать с ним что захотим.

А теперь вспомните Библию:

…и дал Господь человеку душу, живую, и безгрешную.

Улавливаете?

 

ДАЛ ГОСПОДЬ ЧЕЛОВЕКУ!

 

Дал! Это значит, что наша душа принадлежит нам – и никому больше! И мы вольны делать с ней все, что хотим!

 

Перейдем ко ВТОРОМУ предрассудку, пожалуй, САМОМУ СТРАШНОМУ:

 

Если я продам душу дьяволу, я буду гореть в аду.

 

Помните, как нас в детстве пугали дедушки и бабушки, вот, будешь делать то-то и то-то, будешь гореть в аду, вот, будешь воровать конфеты, будешь гореть в аду, вот будешь обманывать, будешь гореть в аду… Но мы вырастаем и видим, что успеха достигает как раз тот, кто не боится воровать из госбюджета и обманывать доверчивых обывателей.

 

А теперь скажите нам откровенно:

ВЫ ЗНАЕТЕ ХОТЬ ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА, КОТОРЫЙ ГОРИТ В АДУ?

 

Может быть, кто-то из ваших знакомых? Или знакомых ваших знакомых? Вы видели лично этих людей? Вы говорили с ними? Вы сами спускались в ад?

Если ваша фамилия не Данте, то ответ, скорее всего, будет отрицательный.

Современная наука давным-давно узнала, что находится под землей: мы читаем в учебниках географии строение земной коры, мантии, жидкого и твердого ядра. И тем не менее, мы упорно продолжаем верить, что после смерти нас ждут какие-то вечные муки.

 

В доказательство приведем письма наших читателей, которые уже давно сделали свой выбор:

 

…мацию ко мне пришел дьявол, с которым я подписывала договор. Я с ним давным-давно рассорилась, потому что он не сдержал своих обещаний: наобещал карьеру и деньги, а сам заставил меня всю жизнь играть на сцене. Простила я его только недавно, уже в больнице, посмотрела свою жизнь, пролистала в памяти, поняла, что, в общем-то, он сделал для меня то, о чем я сама мечтала. Правда, ради этой мечты пришлось прожить далеко не гладкую жизнь, все испытать на своей шкуре, все прогрызть собственными зубами. Так что моя жизнь сильно отличалась от рекламных проспектов, которые раздают демоны у ворот супермаркетов…

Он пришел в реанимацию, когда боль стала уже невыносимой. Я еще удивилась, как это он прошел, в палату никого не пускали – и тут узнала его. Он принес цветы, еще что-то, что полагается в таких случаях, я еще заметила, что роз было шесть.

Боль отступила – моментально. Мне никогда не было так легко, как теперь. Он увел меня из больницы, еще предлагал вылететь в окно, я почему-то побоялась, мы вылетели через дверь, по лестнице, так приятно было парить над полом, над землей.

Ашторет увел меня в какие-то дальние края, в какие-то туманные дали, где текут черные реки и горят черные звезды. Живем с ним в заброшенном замке, Ашторет говорит, что на земле этот замок рассыпался в прах много веков назад. По вечерам слышно, как в роще поет дух смерти, Баньши…

 

Как видите, ничего страшного в этой картинке нет: адские котлы и сковородки остались в бабушкиных страшилках. Перейдем к менее популярным тревогам, которые, тем не менее, мешают сделать правильный выбор в пользу…

 

…можете не сомневаться, никто не заставит вас прокалывать руку грязным ножом или грязной булавкой. Вам предложат стерильные инструменты, если Вы сами побоитесь сделать надрез, можете не сомневаться – наши медсестры…

 

РАЗЫСКИВАЕТСЯ

 

Темный, Ашторет Вельвезулович, 1998 г.р. д.н.э. Особые приметы: астральное поле темно-синее с лиловыми отблесками, аура игольчатая, красная с черной каймой, чакра в области сердца повреждена, предположительно, стрелой Амура.

Обвиняется в грубом нарушении устава. Похитил душу, которую должен был транспортировать в ад, скрылся в неизвестном направлении…

 

Девочка моя, они тебя не найдут, никто тебя не найдет, я сделаю так, чтобы они тебя не нашли, ты теперь моя, только моя, и ничья больше, ты будешь жить вечно, вечно, на бо…

 

…мечали, что люди, которые больше всех любят всех поучать, как правило, сами не добились в жизни успеха.

Поэтому:

ЗАБУДЬТЕ ВСЕ, ЧЕМУ ВАС УЧИЛИ!

С этого момента Ваша жизнь кардинально изменится в лучшую сторону!

 

…льших экранах, я смотрю на тебя, на твою легкую тень в старом замке, на тебя на большом экране, они тебя не найдут, никто тебя не найдет, они все, которые в аду дочиста выжи…

 

Еще один предрассудок, может, самый главный:

 

ДЬЯВОЛ МЕНЯ ОБМАНЕТ.

 

Скажите пожалуйста: разве дьявол не всемогущ? Разве он не в силах выполнить то, что он вам обещал? Когда мы даем друг другу обещания, мы знаем, что их придется выполнять, что это трудно. Но у дьявола нет никаких трудностей:

 

В МГНОВЕНИЕ ОКА ОН СДЕЛАЕТ ВСЕ, ЧТО ВЫ ПОЖЕЛАЕТЕ!

 

Так чего ради ему вас обманывать?

 

…мают души грешников, ты им не достанешься, нет, нет, нет, вон они, летают над темными холмами, следят, куда я поле…

 

Еще один вопрос, с которым мы столкнулись:

 

ДЛЯ ЧЕГО ДЬЯВОЛУ НУЖНЫ НАШИ ДУШИ?

 

А скажите себе, только честно: зачем вам самому нужна ваша душа? Как часто вы пользуетесь вашей душой? Сколько раз в день? В год? И если не секрет, что вы ею делаете? Чистите зубы? Размешиваете чай? Звоните друзьям? Едете в ней на работу? Надеваете поверх рубашки и думаете, какой подобрать к ней галс…

 

…чу, чтобы выследить тебя, они тебя не найдут, я им тебя не дам, я уведу их в темные пучины, в черные бездны, откуда не выбраться, милая моя, родная моя, твое лицо на экр…

 

…тук?

Что вы делаете душой? Может, вы имеете с нее ежемесячные проценты? Или с ее помощью вы выходите в интернет? Или вы едите ее на завтрак? Или, на худой конец, вы повязываете ее вокруг шеи, чтобы дополнить образ для модной вечеринки? Вы хвастаете перед друзьями, а у меня душа со стразами, а у меня розовая, в новом футлярчике?

 

Так, спрашивается:

 

ЗАЧЕМ ВАМ САМОМУ ВАША ДУША?

 

А если так, то почему вы жалеете отдать ее кому-то другому? Разве вы не стараетесь избавиться от вещей, которые вам самому не нужны, и только мешают в доме?

 

…ане, Ромео, где ты, где же ты, Ромео, ты будешь жить вечно, из кадра в кадр, никто не будет думать за тебя, что ты хочешь, они летят, они ищут тебя, не отдам тебя, девочка моя…

 

2013 г.

 

Дюли

 

Дюли вышли.

Из домов своих вышли.

А что, не век же в домах сидеть, можно и на свет выйти. Хорошо на свете. Небо высокое-высокое, и звезды горят. Пустыня во все стороны – синяя-синяя, ветер песок гонит, разбивается о скалы вдалеке.

Вот вышли дюли.

Вышли, подбоченились, хвосты подобрали, уши развесили, стоят, смотрят.

А что смотреть, все то же, что и всегда. Небо высокое-высокое, звездами утыканное, и в небе – высоко-высоко – железки летают.

Числом три.

Летают, друг друга огнем палят, слетаются, разлетаются, светом вспыхивают.

 

Посмотрели дюли. Помолились. Камням хрустальным помолились, чтобы сделали камни хрустальные все, как дюлям хочется. Чтобы сегодня улов был богатый, чтобы не с пустыми крыльями дюли сегодня по домам ушли. А то кому же охота с пустыми крыльями домой идти. Крылья, они на то и есть, чтобы в них добычу носить богатую.

Вот, помолились дюли, и верно – услышали хрустальные камни дюлевы молитвы. Как не услышать, давно здесь с дюлями живут.

Вот столкнулись две железки в небе, крепко столкнулись, сшиблись, вспыхнули ярким пламенем, гори, гори ясно. И третью железку задели, не сильно, легонько так – а задели.

Смотрят дюли.

Есть на что посмотреть. Вот уже и летят железки – кувырком, кувырком, вниз. Тянет их к себе пустыня, подставила синий песок.

А третья железка держится, в черном небе вертится. Молятся дюли, просят хрустальные камни, дайте нам и третью железку, что вам стоит, уж гулять, так гулять…

Да какое там…

Унесло железку куда-то в звезды.

Не досталась дюлям.

 

Да и ладно.

И так много что дюлям досталось. А как вы хотели, что где ни упадет, что где ни рухнет, все-все подберут дюли. Уж на что какой-нибудь камень, который века и века через звезды летел, еще помнит, как мир из ничто сотворился, - и тот в пустыню упадет, и того подберут дюли. Уж на что летит какой-нибудь – неуязвимый, непобедимый, думает, ничего-то его не тронет, все-то он сильнее – и тот расшибется, в синий песок упадет, и того подберут дюли.

Пошли дюли.

К добыче пошли.

Выждали, конечно, покуда добыча поостынет, светится перестанет. А там и подобрались к ней – поближе, поближе, выстроились, смотрят, что хорошего небо послало. Небо, оно щедрое, небо, оно за нас, небо, оно доброе, ты только попроси – что захочешь с неба тебе упадет.

Подфартило дюлям.

А как не подфартило… Вон сколько добра всякого.

Вытащили кресла – хорошие кресла, кожаные, чуточку-чуточку обгорели. Правда, к железке были привинчены, ну да ничего, отвинтить можно, ножки какие-нибудь приладить, и сидеть на них, не пересидеть.

Вытащили рогатину о двух рогах, рогатина эта тоже была в железку вставлена, тронешь ее, она крутится. Хорошая рогатина, с такой можно на тигропарда ходить, в два счета его одолеть.

Вытащили мясо. Много мяса, по жестянкам попрятано, такую жестянку ножом откроешь, оттуда дух мясной, ешь, не хочу.

Ну и еще много чего вытащили – ножей, ремней, веревок наобрывали, трубок всяких, в хозяйстве сгодятся. Ребятишки спереди возятся, там на железке спереди штука такая бывает, плоская, а в нее всякие шарики разноцветные понатыканы. Ох, любят ребятишки в шарики играть…

Хорошо дюлям.

 

Молятся дюли.

Из домов своих вышли – не век же в домах сидеть – молятся. Камням хрустальным молятся, чтобы услышали их камни, помогли.

А как не молиться. Вон они, две железки высоко в небе, летают, кружатся, друг друга огнем палят. И видят дюли – далеко железки, далеко-далеко в небе, дальше солнца, дальше луны. А все на что-то надеются, а вдруг подфартит, вдруг принесет какими ветрами железки поближе. Бывает же…

И верно – бьются железки, палят друг друга огнем, и все ближе, ближе к земле придвигаются. Вот уже их можно углядеть не небесным зрением, а простым, земным, две звездочки в небе вспыхивают…

Ну еще чуть-чуть…

Ну еще…

Помогите, камни хрустальные…

Вспыхнули железки, сожгли друг друга, вспыхнули пламенем, погасли.

Ну же…

До слез обидно. Вертятся железки сожженные в пустоте вокруг пустыни, летят по небу, а не падают. Это всегда так, если что-то сильно далеко в небе, оно вот так вокруг пустыни летает и не падает.

Дьюд было предложил удочку взять подлиннее или палку какую, в небо потыкать, может, упадет. Дюли его только на смех подняли, где такую палку взять, это все палки в пустыне вместе свяжешь, и то не достанешь…

Ну да ладно.

Небо, оно доброе, сегодня железок не подарило, завтра надарит. Небо, оно же не просто так, оно же о нас заботится, железки высылает, чтобы сшиблись и на песок упали.

Так-то.

 

Проспал Дьюд.

Вроде бы и проснулся до света, до первых петугалок, а потянулся на кровати, почувствовал – проспал.

Да и вставать неохота, вчера допоздна возился, пока крышу в доме долатал, пока корм хрюньям задал, а то хрюньям корм не задашь, они тебя самого сожрут, пока пшеничницу прополол, пока то, пока это, уже ночь глубокая, и сам не поймешь, как без сил свалишься. А что, хозяйство у Дьюда крепкое, не в пример некоторым, сюда бы еще служку нанять, да где взять-то…

А вот теперь чувствует – проспал.

 

Вышел Дьюд из дому, видит – так и есть. На горизонте дымок курится, пыль клубится. Вот обидно, небо подарок сделало, а Дьюд и не видел.

Спешит Дьюд. К горизонту спешит, бежит, крыльями себе помогает. А что спешить, чует Дьюд, разобрали все.

Так и есть. Все уже унесли, железки одни в песке валяются. И сосед по железкам что-то выискивает, тоже, видно, ни с чем остался.

Увидели друг друга.

Поклонились.

Крылья расправили.

Тут Дьюд и спрашивает – что, брать-то уже нечего?

Нечего, говорит сосед, все похватали.

И ни с чем остались?

Ни с чем, говорит сосед.

Обидно. А что обидно, сам виноват, нечего спать, когда небо подарки дарит.

Вот, говорит сосед, служку себе возьми.

И слышит Дьюд, и не понимает, откуда – служку, где это видано, чтобы служки с неба падали. Служек на торжище покупать надобно, на невольничьем рынке.

А смотрит – и правда, служка, живая, чумазая вся, лицо кровью залито, костюмчик разодран. Удивился Дьюд, первый раз видит, чтобы служки живые с неба падали. Все больше мертвечина валится, как напоминание такое, что небо, оно, конечно, доброе, но может и камнем пришибить, и много еще чего…

Дескать, помни о смерти.

А тут служка.

Живая.

Видно, хорошо жил Дьюд, небо умилостивил своими праведными делами, что служку ему небо послало.

Взял служку Дьюд, на то и крылья Дьюду, чтобы что-то носить, понес домой.

 

А что служка?

А ничего служка.

Это уже потом понял Дьюд, что не в награду ему служку небо послало, а в испытание. Ну-ка, Дьюд, сердцем горячий, вот и проверит небо твое терпение, смирение твое проверим.

А что смирение, никакого смирения тут не хватит. И так еле-еле выходил Дьюд служку, месяц в горячке лежала, в жару металась, Дьюд ее с ложки кормил, пшеничницу жарил, хрюнью забил, салодец сварил, у самого салодец только по праздникам бывает…

А служка что…

А ничего служка.

Ничего она не умеет, откуда только небо такую неумеху выискало. Плиту разжечь не может, к плите подошла, и давай завитушки всякие на плите туда-сюда щелк-щелк крутить, нет, чтобы дровишек подбросить. Дьюд трубу в стене сделал, чтобы душно в доме не было, так служка давай трубу эту туда-сюда вертеть, и ведерко под него подставляет, будто ждет, когда вода потечет. Стряпать не умеет, где ей, жестянку с мясом откроет, и ест. Хрюньям помои и то снести боится, хрюньи-то они страшенные, клычищи у них здоровые, и когти вон какие, и крыльями так и хлопают, так и хлопают. Дьюд и сам их побаивается, а служка и подавно, вон, давеча пошла к хрюньям, они на нее затявкали, убежала, ворота не заперла, хрюньи и разбежались. Дьюд извелся весь, по пустыне стадо собирал, хворостиной сгонял…

Служку бы хворостиной вытянуть, да больно тоща, жалко Дьюду. Надо бы ее продать куда, вон, в гарем, надо бы с гаремщиком поговорить…

 

Звезда с неба упала.

Яркая, знойная, полыхнула, пыхнула, за лес закатилась.

Это хорошо.

Звезда упала – это дело хорошее, опять небо железку послало. Вышли из домов дюли – не век же в домах сидеть – за холмы пошли, где звезда упала.

И верно, вот она, железка лежит, дюлей ждет. Собрались дюли, выстроились, судят-гадают, что кому достанется, кому кресло, кому трубки какие, кому горючка, которая хорошо в печи горит, кому железку какую, крышу щитом покрыть…

И на тебе.

Зря только губы раскатали, обратно закатывать пришлось.

Железка оказалась не та. Есть те железки, есть не те. Не те – это в которых ни тебе кресел, ни тебе горючки, ни тебе веревок, ни даже шариков цветных нет ребятне на потеху. И железка не железка, а хрен пойми что, дуга такая изогнутая, и не поймешь, из чего сделана. И трупов в такой штуке не бывает, а если штуку такую ломиком разломаешь, выпадет оттуда что-то осклизлое, о семи концах, присосками за все цепляется. Дюли эту нечисть на кострах сжигают, а то дух от нее идет нехороший.

А тут нечисть живая оказалась, так пришлось прутьями добивать, чтобы дрянь эта по песку не ползала. Еле извели дрянь.

Помолились.

У неба прощения попросили, может, виноваты в чем перед небом, что оно вместо дорогого подарка такую гадость подсунуло.

Так-то.

 

А что служка?

А ничего служка.

Да, ничего служка оказалась, зря Дьюд ее в гарем отдать хотел. Она же что выдумала, труб железных насобирала, и провела – от дома, к источнику, где ключ из скалы бьет. Вот теперь защелку повернешь, и вода потечет из трубы.

Так-то.

И еще трубу сделала, чтобы из дома на крышу выходила. Дьюд ее чуть не отхлестал за это, зачем в крыше дыру сделала, а потом смотрит – дыра над плитой, над очагом, и дым весь от очага в дыру уходит.

Вот как.

И все по пустыне ходит – туда-сюда, туда-сюда, обломки от железок собирает, по-всякому их складывает. Дьюд сначала ругал, нечего в игрушки играть, не маленькая уже, потом крылом махнул, может, еще что выдумает. А то вон как придумала, крылья жестяные на дом поставила, ветер крылья вертит, в доме круги каменные крутятся, пшеничницу мелят.

 

Стряпать помаленьку выучилась. Все у Дьюда спрашивает, отчего у него крылья есть, а не летает. Вот смешная, где это видано, чтобы на крыльях летали, крылья, они чтобы добро всякое в дом нести, которое небо подарит.

Все мысли всякие думает. Где это видано, мысли думать…

Хотя, бывает, Дьюд на нее посмотрит, у самого мысли какие-то тревожные, нездешние появляются. Уже и сам потихоньку начал служку спрашивать, что да как, да откуда ты взялась такая, откуда небо вас таких берет, на землю сбрасывает. Молодость вспомнил Дьюд, как по молодости все в небо смотрел, все думал, что там, кто там, откуда там железки берутся, кто их там делает, из звезд, или из чего-то другого…

И служка всякое рассказывает. Рассказывает, что на других пустынях другие дюли живут, и другие дома стоят, вот как здесь. И все дюли сидят, разные дюли, и крылатые, и бескрылые, и хвостатые, и бесхвостые, и всякие. И все мысли думают, кто кого перемыслит, передумает. А кто мыслее всех мыслит, думее всех думает, тот на железках в небо поднимается.

Слушает Дьюд.

Кивает.

Любит Дьюд сказки слушать, еще маленький был, все у мамки сказки просил, все в буфет заглядывал, где сказки лежат, по одной вытаскивал из вазы, в рот совал, мамка увидит, по крыльям – хлоп…

Дальше рассказывает служка. Говорит, что эти вот, которые о семи концах, сами на железках летают, другим не дают. Считают, что небо ихнее, и ничье больше. Так-то. А кто на железке в небо выберется, того огнем палят.

Кивает Дьюд.

Слушает.

Любо ему сказки слушать. Видно, сама ничего служка не знает, всякие штуки выдумывает. Оно и верно, где ей знать, что небо мыслит, что думает…

А не зря Дьюд служку взял, не прогадал Дьюд. Да и где это видано, чтобы Дьюд прогадал, Дьюд, он свое дело знает, он-то сметливый. И в доме служка приберет, и обед состряпает, и сказку выдумает…

Хорошо Дьюд развернулся, так, глядишь, и хрюльник новый строить пора, и еще хрюньей прикупить, и салодец на продажу носить, и рога, и перья с них, так, глядишь, Дьюд богатеем станет…

 

Звезда с неба упала.

Ночью упала, огнем пыхнула – все село осветила, все холмы, пустыню синюю, дома белые, светло стало, как днем. Нехорошо так упала, дотла сгорела, один пепел остался.

Ни с чем вернулся Дьюд.

И все ни с чем вернулись.

Служка из дому вышла, встречает, привечает, спрашивает, что да как, да где был, что видел, что с неба упало. А Дьюд только крыльями разводит, нету, нету, ничего нету, не принес, все дотла сгорело. Служка все спрашивает, а что было-то, что упало, железка, или другое что. Дьюд крыльями разводит, говорю же, дотла сгорело, где там разобрать, железка, или другое…

Утром к хрустальным камням пошли.

Помолились.

Как не помолиться, где это видано, чтобы столько времени с неба одна гадость всякая падала, пора бы уже и чему хорошему упасть. По-хорошему так прощения попросили, за грехи свои, а у кого их нет, грехов… обещали хорошими быть, друг другу там помогать, не гневаться, крыльями попусту не хлопать, не лениться, в ночь полнолуния салодец не есть и воду из колодца в ночь полнолуния не брать. Небо звездами мерцает, вроде как обещает, все хорошо будет…

Скорей бы.

А то одни железки никчемные остались, и ничего больше. Только служка и ходит от железки к железке, собирает, все из них фигуры какие-то складывает, картинки на песке чертит, а то и не на песке, в комнатушке рядом с хрюльником, где Дьюд ей место отвел. Ну как дитя, чесслово. Это дети малые все на песке рисуют, и сказки выдумывают, и железки таскают, по-всякому складывают. Соседи говорят, надо бы эту служку посечь, да какое там, посечь, убогая она, умом тронутая, а с умом тронутой что возьмешь…

 

Время к весне пошло.

А что, не век же зиме быть.

Пора уже и весне нагрянуть.

И вроде все как было, так и есть. Те же звезды – только другие, большие, тяжелые, глядишь, с неба так и посыплются. И кусты по пустыне те же, а приглядишься – другие, все в цвету. И ветер тот же – а не тот, навевает что-то такое, от чего сладко на душе делается.

И дюли вроде те же – а не те. Будто раскрывается в душе что-то, что весь год дремало где-то глубоко-глубоко.

И служка другая стала. Вроде та же – а другая. Как солнце к весне приударило, она будто темнее стала. Да не в этом дело, просто… другая… давеча Дьюд в комнатушку зашел, служку позвать, смотрит, стоит она, одежонку скинула, Дьюда увидела, простыней прикрывается…

И Дьюд увидел.

Что гарем, в гареме и нет таких… и вроде и красавицы в гареме покраше служки будут, а все равно – нет таких.

Сходил Дьюд к хрустальным камням, помолился. Первый раз у камней такое просил, и не знал, как просить. Что ни дом новый не надо, ни крышу новую, ни очаг новый, ни плащ новый, ни пшеничничное поле, ни хрюльню новую… А сделайте вы, камни хрустальные, чтобы служка моей была… нет, не служила мне, и не принадлежала мне, а чтобы моей…

Вот так попросил Дьюд.

 

Вечером домой пришел, цветов принес, ну и железок всяких там, знает Дьюд, любит служка железки. Низко поклонился, прощения просил, ты прости, если где что сделал не так, характер у меня не сахар.

И служка ему низко кланялась. Странная такая, вроде как улыбается, а глаза тусклые, чего-то там себе какие-то мысли думает…

И странно так, вроде луна полная, и кусты все в цвету, и хрюньи свищут, другая бы девка тут и сердце и душу отдала. А эта сидит тихохонько, мысли думает.

Ну тут Дьюд как водится заговорил, проси у меня, чего хочешь проси, ничего не пожалею.

Спасибо, говорит, друг сердечный. И снова мысли думает.

Ну, Дьюд не таков, чтобы отступать, Дьюд и не таких обвораживал, что сами к ногам его падали.

Увел служку – в пустыню, в пески, к хрустальным камням, проси, говорит, у камней, чего хочешь, все сделают.

Она и говорит – обратно, на небо хочу.

Посмеялся Дьюд, ну, говорит, проси у камней, может, отправят тебя на небо…

Пошла служка к камням, опустилась на колени – и исчезла.

Так-то.

А как Дьюд хотел, небо дало, небо взяло, небо, оно тоже свои подарки порой назад забирает. Тут-то и вспомнил Дьюд, что надо было давно новый очаг сложить, а он поленился, не сложил. Вот небо и покарало его…

 

Сильно стало небо гневаться.

Видно, стали забывать заветы небесные, что стало небо так гневаться.

Уже который раз железки в небе сталкиваются – и ничего, и хоть бы одна железяшечка на землю упала. Какое там. Все далеко, далеко, все где-то там, там, там, вокруг земли вертится, а в пустыню и не падает ничего, как смеется над дюлями. И то ведь обидно, ладно бы ничего там не было, в небе – бывают такие Пустые Годы – а то вот оно, сталкиваются железяки, жгут друг друга огнем, на куски разваливаются, а в пустыню и не падает ничего.

Долго Дьюд молился.

Все уже это дело бросили – молиться, по домам разошлись, все равно, много не намолишь, если небо прогневалось. А Дьюд не такой, Дьюд молится стоит, прости, небо, прости, великодушное, если виноваты в чем, пошли железку, а лучше две. А то ведь само видишь, небо, видишь, великодушное, горючки нету, а как без горючки огонь разведешь, и мебель поистрепалась вся, креслица бы новые, и повозку состряпать, и много еще что…

Уже и по домам все ушли, а Дьюд молится.

Прости, небо великодушное, пошли железку.

Уже и ночь опустилась, а Дьюд все хрустальным камням молится.

Пошли, небо великодушное, железку.

Уже и…

…услышало небо дьюдовы молитвы.

Вон они, две звезды в небе, две железки, видит Дьюд, одна железка, а вторая не железка, не пойми что, серпом изогнутая. И, как заведено, друг друга бьют, не на жизнь, а на смерть.

Молится Дьюд. Ну еще, еще ближе, ну только посмейте мне вокруг земли летать, на землю не упасть…

Ближе, ближе…

Вроде как железка верх одерживать начала, это тоже зря, это тоже Дьюду не на руку. Не надо, не надо, пусть эта дуга изогнутая железку на куски изломает и вниз сбросит. А то на хрена Дьюду дуга эта и тварь о семи концах, которая в дуге…

Ну пожалуйста…

Ну еще…

Услышало небо.

Милостивое небо.

Разбила дуга железку напополам, бросила в пустыню.

Как звезда с неба упала – яркая-яркая.

Светло стало, как днем.

Бежит Дьюд, спешит Дьюд, крыльями себе помогает. Это уж ни с кем не поделится Дьюд, это он сам себе вымолил, сам же и заберет дочиста. Даже ждать не стал, пока остынет, так на горячую добычу и накинулся…

А добыча богатая.

Давненько такой добычи богатой не было.

Чего только нету в железке, и и кресла, и диваны, и горючка ведрами, и стекляшек полно, и листов железных как звезд на небе, крышу латать, дом строить, и…

И…

Ну и тело мертвое, как без тела мертвого, небо, оно всегда мертвечинку подбросит, а то и не одну, мол, помни о смерти.

Присмотрелся Дьюд к телу мертвому.

И смотрят дюли, и не понимают, а что это старый Дьюд с катушек съехал. Стоит над мертвым телом, и воет, будто у него хрюньей угнали, или горючку из сарая сперли…

 

А Дьюд…

А что Дьюд.

С ума сошел Дьюд.

Ходит, железки собирает, все по-всякому их складывает. На картинки смотрит, которые служка рисовала, все с картинками сверяет. Хрюньей продал, дом продал, сам в хижину перебрался, все ходит, штуки всякие диковинные покупает.

Бывает.

Кто небу сильно молится, тот, глядишь, с катушек и съедет. Или начнет по железкам какие-то листочки искать, все знаки какие-то там тайные читать, или начнет какие-то штуки никому не нужные собирать, или еще чего.

Бывает.

 

А ночью было.

Звезда.

Нет, не с неба упала.

На небо полетела.

Вот так, с ревом и грохотом над землей поднялась, и в звезды, в звезды.

И светло было, как днем.

Вышли из домов дюли.

А что, не век же им в домах сидеть…

Смотрят в небо, ничего понять не могут, это что значит, а когда звезды на небо летят.

Хрустальным камням помолились. Попросили, чтобы звезды чаще с неба падали.

А не наоборот.

2013 г.

 

 

Льзя

 

Помню, мечтал - когда вырасту, обязательно зайду в магазины с нарядными витринами, на проспекте. Помню, мечтал - когда вырасту, зайду за стеклянные двери с колокольчиками, где манекены, какие-то сказочные чудовища, фигуры обнаженных женщин, манящие тени в полумраке, разноцветные рулетки. Когда вырасту, уж мне тогда будет можно… тогда, тогда…

А тогда мне все было нельзя.

Я все спрашивал - почему нельзя, а мне не отвечали. Почему нельзя - пойти дальше, по улицам и дворам, а можно только гулять по проспекту, от дома к площади с фонтаном. Почему нельзя - в магазины с нагими женщинами, в казино с рулетками, в кино - со страшными чудовищами. Можно только в гастроном и магазин с одеждой и игрушками, ну и на проспекте поиграть, а дальше - нельзя.

Мне не отвечали. Когда я бежал к ярким витринам, дергал за ручки дверей, появлялся полицейский с блестящими пуговицами, говорил:

- Нельзя.

И когда я говорил, что хочу поехать в Африку и увидеть живого льва, мне говорили:

- Нельзя.

И когда я ложился спать и показывал на желтую звезду над крышами, говорил, что хочу туда, мне отвечали:

- Нельзя.

Помню, мечтал - когда вырасту, ух, тогда я им покажу, буду ходить, куда захочу, во все двери. Ух, тогда я скажу, что у полицейского под формой прячутся щупальца с присосками, я же видел - и мне поверят, потому что я буду большой. И мне уже не скажут - не болтай глупости, лучше иди кашу ешь. И полечу на далекую желтую звезду, там все по-другому, там нет полицейских, там все-все льзя…

А тогда я был маленький, и когда темнело, и витрины загорались красивыми огнями, и я хотел еще поиграть на проспекте, полицейские говорили:

- Нельзя.

И вели меня домой, и велели есть ужин и ложиться спать, а будешь плохо себя вести, говорили, мы тебя заберем. Смешные, они и так меня уже забрали, куда уж дальше…

И я ложился, и полицейский желал мне спокойной ночи, а под фуражкой у него виднелись щупальца с присосками и множество глазок, которые светились в темноте.

Прошли годы. Я вырос, и понял, что такое - нельзя. Я заходил в кинотеатры и казино, и дома на проспекте рассыпались картонными декорациями. Я сворачивал с проспекта - и видел синюю пустыню, насколько хватало глаз. Синюю пустыню над голубым солнцем, и зависшие над холмами черные пирамиды. Иногда из пирамид вылезали твари со щупальцами, таращились на меня крохотными глазками.

Полицейские по-прежнему рано утром привозили в гастроном румяные яблоки и мягкий хлеб, душистый кофе и ароматное мясо - но теперь они даже не прятали свои щупальца и присоски, при мне переговаривались на своем свистящем, фыркающем языке.

Иногда приходили ко мне в гости - все четверо. Сиживали у камина, спрашивали, не нужно ли чего, а то у нас с финансами получше стало, можем тебе сделать кинотеатр, как настоящий, и попкорном там будет пахнуть на самом деле, фильмов, правда, не будет… И я пил за их здоровье, и кивал, да, спасибо, да, как-нибудь…

Когда мне стукнуло восемнадцать, и мне выдали паспорт, я стал ходить в синюю пустыню, к обломкам корабля - и пяти истлевшим скелетам среди обломков. Приносил цветы, укрывал белые кости. Пытался понять что-то - на бумажках, которые рассыпались в прах, когда я к ним прикасался.

К вечеру становилось холодно, и приходили полицейские, и уводили меня назад, к дому, и выписывали штраф - палочкой на песке. Они по-прежнему желали мне спокойной ночи, когда я ложился спать. Стыдливо прятали свои щупальца под кителями и фуражками. И когда я перед сном показывал на желтую звезду над крышами, высоко-высоко, они уже не говорили мне нельзя, они говорили мне:

- Невозможно.

 

2013 г.

 

Все продается

 

Да вы мне скажите, господин инспектор, что случилось-то? Да, продавалась. И буду продаваться, и ни хрена вы со мной не сделаете, нет такого закона, что нельзя…

А что случилось-то, я вас спрашиваю? Слушайте, курить есть, до смерти охота, меня как эти ваши головотяпы засадили… Ах, не положено? А какого у вас тогда табачищем разит? То-то же…

Ой, не хами, парниша, я тебя сейчас за оскорбление и привлеку, вон, инспектор свидетель… Это называется жертва обстоятельств, понял, да? Или женщина, практикующая коммерческий…

Каких обстоятельств? Таких… мамка умерла, квартира на отчима оформлена, мне ни хрена… вот я и пошла к своему первому… ну у него с полгодика пожила, потом… Кто-кто он был, человек, кто… Не-ет, это стопудово, что человек… Такой козел оказался…От него к этому перебралась… не-е, то уже не второй, то третий был… Тоже козел…

А не хами… А что, господин инспектор, может, другие пути знаете на квартиру в Москве заработать? Тьфу на вас, это всю жизни пахать надо… да и вон, со школы еще подружайки до сих пор пашут, что-то я квартир у них не вижу…

Да какая, на хрен, профессия… древнейшая, блин… я же как думала, на полуторку себе сколотить, и пошло оно все… да, танцевала. Да, в клубе. А ты не хами, исполнить ему… бабки плати пять штук за танец, так и быть… покручусь тебе с шестом… для вас, господин инспектор, бесплатно… не надо? Ну как хотите…

Вы мне скажите, а что случилось-то? ну да, продавалась, а кто сейчас не продается… все у нас продается, все покупается… почему ушла… по кочану… Да не хамила я… вы бы этими стервами там повертелись, еще бы и не так оттуда бежали… Да где сейчас не стервы, которые не стервы, те вымерли уже…

Да тут другое… ну с этим французиком загуляла, он-то мне побольше платил, чем там, в клубе, а в клубе сволочи пронюхали…а там, по контракту… А? ну не надо так не надо, сами спросили…

А что случилось-то? Да боже упаси, здоровая я, уж с этим у нас строго… хоть сейчас убедиться можете. Для вас бесплатно, господин инспектор. Ты вообще молчи! Господин инспектор, ну скажите этому своему, что он лезет…да нет, я не такая, я же думала, на квартиру себе… ну еще машиночку прикупить… ну еще квартирушку какую, чтобы сдавать можно было… и все… Я же, считайте, завязывать хотела, ну тридцать два, возраст-то уже как-то поджимает… А тут заварушка эта…

Ну, какая-какая, эта… когда танки по Москве ходили… Я тебе сейчас в лоб дам, девяносто первый, я что, лет на пятьдесят выгляжу? Господин инспектор, я ему ей-богу в лоб дам…

Ну вот, когда началось все, эти-то приземлились… Я еще в этот, в Арбат-Престиж выбралась, тут началось, сирена, все бегут, прячутся… Что там сейчас в Москве-то? Эти засели? Ну-ну… чесслово, господин инспектор, вы бы лучше этих из Москвы вытурили, а то как девушку арестовать, это мы мигом, а как делом заниматься… да не хамлю я… ты вообще молчи, чего лыбишься… да, девушку… не старушка чай…

А что я сделала-то, вы мне скажите? Да, продавалась. А что делать-то? Ха, работать, что, землю копать? Или плиты каменные ворочать, убежища строить? В госпиталь, раненных таскать? Вот девки там через месяц-другой и загибаются. Ткачихой… поварихой… сватьей бабой Бабарихой… от тубика ткачихи ваши дохнут, как мухи… Вот и остается… А не хами. Недорого беру, мясца, только не крысиного чтобы, нормального, хлебушка там, еще чего покушать… Одежонку какую… тут уже не до хорошего… Для вас бесплатно, господин инспектор, все приятнее, чем с солдатней этой… Ага, планету они защищают… что-то не видно, это сколько лет эти твари-то по земле хозяйничают? Ну-ну…

Да, твари, руками бы своими… Да, продавалась, и что теперь? Как это в Библии… пусть первый бросит камень, кто никогда не грешил… сами-то, видала я, днем с этими воюют, ночью им оружие продают… за тухлую конину… кое-кто вообще им услужение идет в Москву, полы натирает, нектар и амброзию ихнюю им на стол подает… долго не живут там, правда, в услужении-то…

Как дело было? Господин инспектор, вам весь процесс от и до подробно показать, или как? Молчу, молчу… Ну как… стою на трассе… Чего ржешь, да уймите вы его, господин инспектор… Да, стою на трассе, тут огоньки впереди, я думала, тачка какая, вышла так, встала… ну все при всем… еще холод сучий, чулочки эти хреновы ни хрена не греют… Тачка тормозит, смотрю, а это машина ихняя… ну, на которых они летают… И эти выходят… жуть такая… Голливуд отдыхает. Я вообще офигела, стою, как зомби, знаю же, от этих хрен убежишь…

А они ничего, подползают на лапищах своих и – сколько стоит. Ну я вообще в осадок выпала… залепетала там что-то… про мясцо, там маслица, хлебушка, одежонки какой… Ну они тарелку эту свою и открывают, садись…

Да ни о чем я не думала, у меня вообще мозги отшибло, как этих увидела… и страшно так… уж с пьяной солдатней куда идешь, и то страшно, идут, гогочут, тебя за все хватают… а то еще и не заплатят потом, с-сууки… А эти ничего, смирные такие, хоть бы кто меня лапищей своей тронул… приехали, они там в Москва-Сити обосновались, гнезда свои себе понавили, штаб у них… Ага, всегда пожалуйста за информацию, служу Советскому Союзу, блин…

Что дальше? А ничего дальше. Пришли в этот комплекс, где раньше Москва-Сити был, в ресторанчик там какой-то меня завели, ей-богу, как в лучшие времена, я всплакнула даже… поесть дали, ну жрачка у них та еще, видно, что по-людски готовить не умеют, ну ниче, съедобно… вот тут-то этот, главный их, волосы мои хватает: сколько стоит.

А что я? А я тоже не лыком шита, встала, пошла по комплексу этому, где дубленка какая висит, где шубейка норковая в этой… Снежной Королеве… где еще чего… гору целую шмоток набрала, говорю – за мои волосы мне все это. И домой мне эту гору отвезете, чтобы мне на своем горбу не тащить.

Я думала, они в осадок выпадут, они и не моргнули. Да и нечем им моргать, у них глаз один, и век нет, мерзость такая. И волосья мне ножом отхватили, больно так, грубо так, я потом парикмахершу мучила-мучила, чтобы она мне хоть как-то подправила… Это-то еще полбеды, этот, главный их, за руку меня хватает, я еще подумала, ты бы меня хоть не при всех… или вы все меня вместе будете… Короче, за руку хватает, и ножичком по вене. Вот так. Я кричу, вырываюсь, а он цедит кровь… в чашку… чашечки там еще такие, с сердечками… Черная месса, блин… потом дрянью мне какой-то вену залили, жжет так больно, в два счета все затянулось… И кланяются мне, и благодарят, и еще шуб этих надавали… Вот вам и ответ, откуда я шубами торгую. Нет такого закона, что шубами нельзя торговать. А что втридорога, бабы и не такие бабки отдать готовы…

Ну да, отпустили. Да ничего я к ним не хаживала, мне делать больше не фиг, к ним хаживать? Жуть такая, я вообще чуть не обмочилась со страху, с ними там сидела… а вы говорите… Еще скажите, что душу дьяволу продала, и на костер меня…

Да не ходила я к ним. Ну, один раз еще. Они сами… что сами. Ну как в прошлый раз было, это уже весной, снег сошел, травушка проклюнулась… У мужиков кровь разыгралась… молчу, молчу…

Ну вот, стою на трассе… опять огоньки… и эти подкатывают. Да я почем знаю, те же или другие, все они на одну харю… Главного ихнего еще могу отличить, у него не десять лап, а поменьше, видно, в боях отхватили… Выходит какой-то, но не главный, и снова – сколько стоит…

Ну, я не будь дура, цену заломила, я там себе и мебель присмотрела хорошую, и шмоток до хренища, и… Ага, молчу…

Что дальше? Увез меня этот к себе, нора у него там уютненькая такая… Что, что? Вам подробно все рассказать? Ну да. Ну, не совсем, как человек, ну где-то так… нежный такой, ласковый, наши так не умеют… еще спрашивал, как там у вас, у народа Земли полагается, и все так по-людски сделал, свечи, вино, даже плеер какой-то захудаленький нашел с музыкой…

Да, продалась, и что теперь? Да вы девок спросите, ту же Крысульку, или Ромашку, можно подумать, я одна там была… Да все наши девки с ними… да и не наши, которые все из себя из хороших семей тоже бывало… А что хотите, если наше мужичье уже не котируется… вон, всех в войне порешили… Да вообще пора войну эту кончать, ну и пусть колонией стали, может, у чужой цивилизации чему научимся, сколько тут на Земле варились… в собственном соку.

Ага. Всегда пожалуйста. Идти-то можно? Да и идти-то некуда, кордон этот санитарный долбанный… Что там за мор-то пошел по Земле? А то вообще дрянь какая-то, девки все попередохли, и наши, и не наши, мужичье только так мрет… вообще кошмар, сегодня в магазин захожу, платьишко себе такое присмотрела, вот, продавщица на мне платьишко это застегивает сзади, и бац – на меня валится. Я еще прикрикнула, ты чего, пьяная, что ли, она хлобысь, на пол, и кровища изо рта фонтаном… жуть такая… И на улицах тоже… Сколько там народу кровью харкают, и замертво… м-мать моя, это ж вообще людей не останется…

Да что вы все на этих грешите, слушайте, что за блажь пошла, чуть что, пришельцев винить? А унитаз засорился, тоже пришельцы виноваты? Ну пошла хворь какая-то, да куда денешься, где война, там и хворь… Э-эй, парни… ты чего, парниша? Оо-х, м-мать моя, бедолага… а вы что стоите, инспектор, хоть бы врача… или ему врач уже на хрен не ну… жен… А водички можно? Что-то закашлялась я… дышать нечем… курить у них нельзя, ночь в Крыму, все в ды… в ды… в дым-му… ч-черт… рас… плес… ка… ла… о-ох, госпо… дин… ин… спек…

 

…за участие в разработке биологического оружия против аборигенов объявить особую благодарность номерам 4564, 7777, 3956...

 

…по официальным прогнозам массовое вымирание аборигенов достигнет своего апогея…

 

2012 г.

 

Айль Эрч Эрч

 

Система Айль Эрч Эрч – единственная в Серебряной Спирали, которую настоятельно рекомендуем Вам посетить, не обходить стороной благодатные места. Если вы ищете систему с богатейшим историческим прошлым и знаменательным будущим – то добро пожаловать на Айль Эрч Эрч в самый разгар курортного сезона.

Кажется, что мы больше не знаем про Айль Эрч Эрч, чем знаем, несмотря на миллиардовековую историю и бесчисленный поток туристов в курортный сезон. Айль Эрч Эрч – мирообразующий край, опора всей галактики, крупнейший во вселенной производитель смертей. Если Вам повезет попасть в разгар сезона, можете отлично запастись смертями по низкой цене.

 

Прямым текстом:

 

- За последние полвека мы вышли по производству смертей… кхе на лидирующие позиции и не собираемся… кхе… их сдавать. Благодаря новейшим технологиям, мы можем обеспечить запасом смертей все электростанции галактики, а так же… кхе… экспортировать смерти в ведущие регионы крупнейших галактик… эх-х-хкхе-к-ке…

 

Прямым текстом: О Йль, генеральный директор «Мертвого концерна», по совместительству министр обороны одной из ведущих стран Айль Эрч Эрч.

 

Вернемся к Айль Эрч Эрч. Напоминаем вам, уважаемые отдыхающие, что если вы хотите приобрести смерть оптом, то охотничьи удостоверения на оптовые покупки не распространяются: вам придется обратиться в ближайшее отделение Мертвого концерна, то есть, в любое Министерство Обороны. Если Вам повезет, и на складе окажутся готовые войны, специально для вас за вполне демократичную сумму развяжут войну с массовыми смертями.

 

Айль Эрч Эрч – благодатный край, недаром считается крупнейшим в мире целебным курортом, где проходят, казалось бы, неизлечимые хвори. Все дело в уникальной атмосфере Айль Эрч Эрч, где воздух буквально пропитан страхом. За вполне умеренную плату Вы можете заказать уникальную экскурсию по благодатным землям Айль Эрч Эрч, по так называемым Каменным Скопищам, где показатели страха превышают все мыслимые уровни. Обученный гид подберет для Вас костюмы и грим, чтобы вы не отличались от местных жителей. Вас проведут по ущельям Каменных Скопищ, где толпы жителей денно и нощно генерируют страх, вы прокатитесь в передвижных генераторах страха и даже спуститесь в подземные пещеры, где страх оседает буквально в несколько пластов. Практически все больные отмечают улучшение после первого же сеанса подобной терапии, больше половины излечиваются навсегда.

 

Прямым текстом:

 

- а… Ну знаете, я уже думала… а… ничего… не поможет, мне как сказали приговор, сжатие в небытие… Я вообще сама не своя была, у меня еще альтер эго есть, думала, как он без меня останется, у меня еще миссия жизненная недовыполнена… А… ну я уже все перепробовала… и святые источники, и квазары… А тут альтер эго мой вспомнил про Айль Эрч Эрч… Так что думаете, мне там бесплатно помогли… Я думала, там что-то надо, усилия приложить, чтобы страх сделать, а там ничего… А… И все прошло, я страхом свою ауру укрепила… А… ну… всем рекомендую…

 

Прямым текстом: Льд Ок, паломница.

 

Вернемся к Айль Эрч Эрч. Для тех, кто любит глобальные события, рекомендуем поднакопить средств, чтобы отправиться на Айль Эрч Эрч в Тотальные Дни, которые бывают в конце каждого периода. Дни тотальной войны и тотальных смертей, дни, когда массовый выброс смерти и страха смерти выплескивается далеко за пределы Айль Эрч Эрч. Однако, даже не пытайтесь пробраться в окрестности благодатной земли без билета, службы безопасности отслеживают все несанкционированные проникновения. Единственное, чем вы можете полакомиться бесплатно – это массовым выбросом радиации.

Вернемся после короткой рекламы…

 

…мы снова с вами, и продолжаем наш рассказ об Айль Эрч эрч, уникальном месте, где причудливым образом смешалось прошлое и будущее, так, что для настоящего не осталось места. Это тем более интересно, что сами жители Айль Эрч Эрч не замечают своего феномена, воспринимают, как должное, что их мысли постоянно заняты то прошлым, то будущим, и никогда – настоящим.

Айль Эрч Эрч – многонациональная земля с уникальной культурой, где смешались традиции самых разных народов, ныне уже не существующих. Напомним, что Айль Эрч Эрч вобрал в себя культуру многочисленных изгнанников, когда-либо получивших убежище на этой земле. Здесь бок о бок соседствуют эльфы с земли Обетованной и ёрки из Краев Недалеких, ангелы из Райских Садов и бесы из Преисподней. На протяжении всей истории край переживал бесчисленные взлеты и падения, поднимался во многом благодаря новым притокам изгнанников. Здесь можно встретить селенитов – выходцев с Луны, жителей звезд, таких далеких, что мы ничего о них не знаем, вампиров с Темной стороны Луны, духов и призраков.

К сожалению, современные жители Айль Эрч Эрч не помнят своих корней, растеряли свое прошлое в веках и бесчисленных Тотальных Днях, разорвали свою историю на предания и легенды, в которые сами не верят. Только селениты еще в полнолуние с тоской смотрят на лунный диск, пытаясь вспомнить свое прошлое, да изгнанники безымянной звезды по ночам смотрят на звездное небо, пытаются найти свою звезду, потому что забыли, что отсюда, с Айль Эрч Эрч ее не видно. В наши дни вы вряд ли отличите потомка эльфов от того, чьими пращурами были призраки, и все – и ангелы, и селениты, и ёрки – смешались в один вид, не помнящий своего родства. Местные жители, они называют себя Зимла-Нэ…

 

2012 г.

 

Звезды падают

 

Бывает…

Когда просыпаешься утром, еще чувствуешь – что-то не то, еще не можешь вспомнить – что именно. Потерял, что ли, что-нибудь накануне, вот потеха будет, если табельное оружие потерял, опять капитан перед всеми выставит,

- Ну, Санек, молодец, это мы все тут милитаристы чертовы, при оружии, а Санек за мир, он свой пистолет выкинул… или не выкинул? Или променял на водочку? А по скольку бутылок нынче за вальтер дают?

И Олежка, красавец писаный, хохотом зальется,

- Гы-ы-гы-гы…

Нет. Не то… или сделать что-то надо… бывает, не успеешь вечером, кое-как доползешь до койки, завтра, завтра, потом будешь вспоминать завтра, что сделать хотел, а вспомнишь только когда посмотрит капитан на твои ботинищи:

- Правильно, на хрена их чистить, потом опять грязные будут…

И Олежка…

Бывает…

Нет, не то… Или учения какие-нибудь ни к селу ни к городу, опять сунут в ледяную воду, или в реку, и плыви под водой, час плывешь, два плывешь, три плывешь, когда уже этот сигнал дадут, потом сигнал еле услышишь, не вылезешь – выползешь на берег, выхаркаешь воду из легких, жабры огнем горят, руки-ноги как будто не твои, а врач как издевается, кислород в норме…

Бывает…

Нет, не то… сегодня, сегодня… Ладно, встанем, там разберемся, что сегодня… скатываюсь с койки, мышцы болят после вчерашнего, позавчерашнего, позапозавчерашнего, одеваюсь, подскакиваю, как от удара током.

Сегодня.

И боязно так, и трепетно на душе, и не верится, и с грохотом сердца разносится по всему телу – день Зет…

 

Как сообщает светская хроника, Илья Розанский приобрел для своей жены апартаменты в Новом Манхеттене на высоте три тысячи триста тридцать третьего этажа. Как заявляет пресс-секретарь Эльги Розанской, последняя до сих пор не въехала в апартаменты и в ближайшем будущем это делать не собирается. Причиной подобного решения стали проблемы с притяжением на верхних этажах Нового Манхэттена, поскольку во время прохождения Луны над крышами высоток сила притяжения Луны оказывается сильнее земной, что вызывает…

 

Будильник взрывается писком, щелкаю по кнопке, опоздал, опоздал ты, братец, я уже встал… Не выхожу – выбегаю в коридор, как учили, живее, живее, нашему брату ходить некогда, наш брат бегом бегает… У самого выхода чуть не врезаюсь в Тохину спину, ну давай же, увалень ты толстомордый, лыжню, мать твою, ком-му сказал… Тоха нехотя выбирается на улицу, сонно позевывает, о-ох, чтоб его, такой на собственные похороны опоздает…

Как будто не чувствует ничего. Как будто не стучит набатом у него в голове – день Зет…

- Ты чего бледный такой?

Ленка появляется как всегда – как из ниоткуда, вот она, стоит, смотрит, наклонив голову, уже поймала мое запястье, щупает пульс… Да тут щупай не щупай, знаю, зашкаливает, хорошо, врач не видит, сейчас бы отправил… в реанимацию… И вроде бы уже ко всему привык, уже и в огонь заходил, стоял час, сколько положено, жуть такая, когда языки пламени по тебе ползут, и знаешь, что не сгоришь, а боязно…А как Ленка за руку схватится, и все, летит моя выдержка к чертям, и вздрагиваю, как мальчишка…

- Да… - теряю слова, не нахожу, - день…

От волнения не могу вспомнить – какой день…

- Ты смотри, а то не выпустят… ты давай… приходи в себя…

Пульс зашкаливает. Мысленно отмечаю в своем дневнике – пятнадцатое августа, подошла, спросила, ты чего бледный такой, пощупала пульс… Что там дальше она сказала… смотри, а то не возьмут… нет, не так…

Отмечаю мысленно. Это я раньше записывал – вел учет наших с Ленкой разговоров, потом побоялся чего-то, вещи-то наши перетряхивают, а у капитана язычок остренький, а про Олежку я и не говорю, вот кому бы рожу отделал, только после этого меня точно отсюда выпнут с треском… нас обоих…

Нет, не выпнут… еще с самого начала русским по белому нам сказали, после ЭТОГО обратной дороги нет…

После того… что с нами сделали…

 

Сегодня Мосгорсуд рассмотрит заявление гражданки Андреевой А.Н., которая обвиняет светскую диву Эльгу Розанскую в убийстве мужа потерпевшей, Андреева П.К. Как заявляет истица, причиной смерти стало увлечение Эльги Розанской шляпками из перьев гарпий. Эксперты подтвердили, что чтобы собрать коллекцию шляпок (около 3000 шт), пришлось истребить как минимум полтора миллиона гарпий. Как заявляет истица, ее муж, охотник со стажем, превратился в камень при отстреле очередной партии гарпий по заказу Эльги Розанской.

Параллельно с заявлением Андреевой А. Н. Мосгорсуд рассматривает заявление местных активистов партии Гринпис, которые заявляют, что истребление гарпий должно преследоваться по закону, поскольку гарпии представляют собой редчайший вид. Напомним, до сих пор никто не видел ни одной гарпии. Кроме того, Эльгой Розанской заинтересовались налоговые службы, поскольку, по предварительным данным стоимость коллекции превышает 1,5 млрд у-е, что согласно законодательству…

 

Я знал, что так будет…

Еще задолго до всех этих дней альфа, бета, гамма, икс, игрек, еще до этих зябких рассветов, еще до того, как нас выстроили всех на плацу, - я знал, что будет так. Еще до того, как нас здесь осталось пятеро, еще когда нас были десятки, сотни, со всей страны, я знал – что буду среди оставшихся. Еще когда с нами сделали ЭТО, еще когда после ЭТОГО извивался на полу в судорогах, умолял, чтобы дали умереть, уже ничего не надо, умереть, умереть, любой ценой… Когда через пару недель я кое-как снова научился ходить, и мы вышли на плац, и вместо сотен остались десятки, и мы даже не спрашивали, куда делись остальные…

Я знал, что так будет…

Еще вот до этого утра, до этой музыки из ниоткуда, провожают нас, как на праздник, до этих торжественных речей, вон какой-то там выступает, главный над нами над всеми, Розинский, что ли, или Розовский…

Верные сыны Отечества, вот и настал исторический день…

Спросить, что ли, парней, как его звать-величать, так на смех поднимут, правильно, на хрена главного знать… Свое-то хоть имя помнишь или тоже на хрен надо?

Я знал, что так будет…

Еще когда толком не знал, кто я, что я, еще когда ползал по полу, дрался с такими же, ползучими, ревущими, за кусок хлеба, когда мы визжали, цеплялись друг за друга, получали подзатыльники от матери, потому что пришел важный дядя, и у них с матерью важные дела, а мы мешаем…

Уже тогда знал, что будет так…

Знал. Когда люди, знакомые и незнакомые, выпив лишнего, посмеивались, кем будешь, отвечал – серьезно, куда уж серьезнее, космонавтом, большие люди смотрели на мои костлявые ручонки, смеялись, большие люди не принимали всерьез… Почему-то в детстве, когда все кажется серьезнее некуда тебя никто не принимает всерьез…

Знал, что будет так… Еще когда сам не понимал, кто я, что я, когда первый раз увидел – звездное небо, показывал ручонками, кричал что-то, еще не зная, как это называется, черное, утыканное сияющими точками, и смотришь, и всем нутром своим чувствуешь – бесконечность. И мать закрывает окно, и ревешь, и тянешься к окошку, мне, мне, вон его там этого неба сколько, мне хоть кусочек…

Уже тогда знал, что будет вот так: непривычно пустой плац, пятеро тех, кто остался, не то Розинской, не то Розовский толкает речь…

Знал – когда побирался в каких-то переходах, когда большой дядька в погонах схватил за курточку,

- Ишь, шустрый какой, пойдемте-ка, гражданин, с нами…

Когда сидел в теплом кабинете, ел что-то, уже не помню, что, глотал, не жуя, отвечал на вопросы…

- Как зовут?

- Никак.

- Где живешь?

- Нигде.

- Кто мама-папа?

- Никто…

- Ишь, какой интересный, вот щас посадим тебя никуда, откуда ты никогда никуда не выйдешь…

Знал, что будет так, когда там, в кабинете, ответил на один-единственный вопрос.

- Кем будете, молодой человек, когда вырастите?

Вот там и ляпнул –

- Космонавтом.

Ждал усмешечек, похихикиваний, улыбочек, ничего не было, большой дядька в погонах кивнул, будто того и ждал…

Знал, что так будет… когда везли куда-то в тряской машине, в метель, в снегопад, вели куда-то – по большим залам, где были понатыканы кадки с пальмами, и хотелось в них полазить, и было нельзя, и я увидел портрет на стене, и бросился к нему, и кричал –

- Га-га-рин!

И дядька в погонах довольно кивал.

- Во, молодец, а то пацаны пошли, никто не узнает…

Я знал, что будет так…

 

Как сообщает РИА-новости, мировая общественность взволнована очередным проектом Эльги Розанцевой. По последним данным известная светская дива планирует разбить между реками Тигр и Евфрат аналог райского сада, который существовал там в первые дни с сотворения мира. Однако народы, живущие на данной территории в настоящий момент, выступают категорически против подобного решения, в связи с тем, что это оскорбляет их религию. Как сообщает пресс-секретарь Эльги Розанцевой, в лаборатории уже получены клоны райских яблонь, Древа Познания и Древа Жизни, а также лукавых змеев. Если верить официальным источникам…

 

…г-н Президент, довожу до Вашего сведения, что предыдущие просчеты при работе с материалом учтены, следующий старт обещает быть успешным. Однако для дополнительных разработок и исследований требуется сумма в 1,5 млдр у-е, с учетом…

В.М. Розанцев

 

Бывает…

Когда машина в последний раз подпрыгнет на ухабе, трясется в эпилепсии, замирает – на миг, на два, на три… И ждешь, пока прогорит светофор, или что там, пешеходы пройдут, да какие пешеходы, какой светофор, распахивается фургончик,

- Приехали.

Бывает… и не верится, и не понимаешь, как приехали, почему приехали, да как это так быстро, еще бы миг, еще бы два, собраться с мыслями, вон, рассыпал их все, не соберешь…

Да какое там…

- На выход!

Не дожидаемся приглашения, выкатываемся сами, выпрыгивает капитан, как всегда хмурый, будто мы все провинились перед ним, Олег выскакивает, олень долбанный, и здесь ухитряется покрасоваться, Леночка выпархивает, легкая, быстрая, прыгает сердце… Да угомонись ты… Нет, еще больше… только этого еще не хватало, сейчас врач пульс щупанет, головой покачает, ой, мил человек, куда же вы собрались-то, сердечко-то у вас того…

Кто-то пихает меня в спину, это еще что, даю ответный тычок, ах да, что это я, мой черед, мой черед… Прыгаю, как-то неловко, неуклюже, только бы не упасть, только бы, только бы… Олежкин мерзкий говорок бормочет сзади, вот так, вот так, пляшет заинька гопак… Ленка тихонько похихикивает, погоди уже у меня…

Пытаюсь выйти на контакт, не могу, не слышат меня – там, там, в ЦУПе, мы с парнями его супом называли. Ну что за черт, прием, прием, ал-ле ку-ку, что, заснули там все, что ли… Смотрю на часы, гос-ди, какой я… время неконтактное, а я туда же…

Тоха вываливается из машины, кажется, сейчас земля под ним проломится до самого центра, как такого только выбрали… Ладно, не мне решать… Капитан идет куда-то – по полю, которое кажется бесконечным, идем за ним, даже не спрашиваем – куда нас ведет…

Бывает… когда вот только здесь, только сейчас понимаешь, обратной дороги нет, и не может больше быть никаких, да нельзя ли… да как же… да я же… нет никаких да как же, да их и не было, с того дня, как с тобой сделали ЭТО…

Бывает… здесь уже никаких цветов, торжественной музыки, никаких напутственных речей, это все осталось там, там, на земле, в мире людей, а тут идешь, как между мирами, тишина оглушает, вонзается в мозг, царапает душу…

Не разговариваем. Вот это первый раз – идем молча, как последний раз… Олег и тот пасть свою заткнул, сказать бы ему что обидное, да ну его к хренам собачьим…

Кто-то ждет нас – там, выше неба.

Кто-то ждет меня…

…отсчет времени…

Вздрагиваем, все, разом, первый раз – все вместе…

…десять…

Капитан чуть ускоряет шаг, идем за ним, не отставать, не отставать…

…восемь…

Ленка спешит, легко-легко перебирает по траве кроссовками…

…семь…

Олег идет вразвалочку, руки в боки, да чтоб ты сгорел, чтоб тебя метеоритом пришибло, чтоб…

…шесть…

Антон ковыляет, будто не в космос полетел, а за пивом пошел, ой, Тоха, как тебя врач-то допустил, вот сейчас кровушку твою проверить, как бы там промиллей лишних не оказалось…

…пять…

Идем – мимо проржавленных кораблей, мимо обломков чьего-то прошлого, не нашего…

…четыре…

Да угомонись ты, проклятое сердце…

…три…

Снова пытаюсь услышать их, снова не слышу, хочется стучать кулаками в небо… Может, и правда нет там никого… может, проверка… которую я не прошел…

…два…

Сосредоточиться…как учили… вдох-выдох… угомонись, окаянное, не колотись так… это я про сердце… голову вверх, руки чуть в стороны…

…один!

Срываюсь с места – первый, первей капитана, Олег еще что-то бубнит, куда поперек батьки в пекло, не слышу его, никого не слышу, вверх, вверх, отталкиваюсь от земли, прыгаю выше головы, выше деревьев, выше, выше, голову как будто сжимают тиски, давление окаянное… Сидел бы сейчас врач мой пульс…

Олежка опережает, взвивается выше облаков, ну его к свиньям, не до него сейчас… Ни до кого, ни до чего…

Выше, выше…

Кровь рвется на волю, прорывает сосуды, струйками стекает из носа… Только бы капитан не видел…

Выше…

Не отставать… не сбиваться с курса… Это слабость моя, сбиваться с курса, сколько тренировались, сколько орал капитан, мы тут все неверный курс взяли, от старта к финишу, один Санек правильно полетел, в лес зеленый к чертям собачьим!

Выше… и боязно, и трепетно, и кажется, сейчас свалишься, не-ет, шалишь, тут-то валиться нельзя, это тебе не на тренировках, взлетел – упал, взлетел – упал, кузнечик ты наш голенастый… Тут упадешь, уже все, хана…

Снова вызываю ЦУП.

Снова не слышу. Снова хочется бить кулаками в небо, а-ле, ку-ку, ответьте, ответьте, невежливо это… И все больше кажется, нет там никого, нет, проверка это, проверка, которую я не прошел…

Земля раскинулась далеко внизу, и смотреть нельзя, и не смотреть нельзя, что-то серебристо-голубое, эфирное, призрачное, в чем смутно угадывается океан. Блики солнца слепят глаза, почему-то вспоминается Икар, как ему говорили, не лети, не лети слишком высоко, а он взял курс к самому солнцу…

Я тоже лечу высоко, я тоже беру курс к самому солнцу, капитан велел, равняйсь на солнце, на солнце, жди позывных…

Жду позывных из ЦУПа. Вон Ленка кувыркается в лучах света, вон Олег летит, ни дать ни взять, царь-бог, Тоху не вижу, Тоха внизу где-нибудь, как такая туша вообще летает, хрен пойми…

Жду позывных…

Поднимаюсь – выше, выше, к солнцу, как бы и правда не опалило меня…

Жду позывных.

Холод неба сковывает суставы, нас учили не бояться холода, нас много чему учили, с нами много что сделали ТОГДА, ТОГДА, после ЭТОГО, вталкивали в барокамеру:

Выдохнули… Санька, выдохнул, ком-му сказал, да не вдохнул, а выдохнул, идиотина, хочешь, чтобы у тебя сейчас легкие в вакууме взорвались?

Жду позывных.

Жду. Позывных.

Позывных.

Жду.

Что-то проносится, чуть не сбивает с пути, уворачиваюсь – сам не знаю, как. Метеорит… не похоже… вспоминаю леденящие душу рассказы про недружественные страны, про ПРО, засмотрелся, влетел не туда, и на тебе…

(Жду позывных.)

Снова лечу кувырком, еле удерживаюсь в воздухе, что за черт… Вижу – вверх тормашками – ухмыляющуюся олежкину рожу. Охренел, скотина, сам ты дурак, и шутки твои…

(Жду. Позывных.)

Как-то чувствую – не шутки, не шутки, шутки кончились там, внизу, он снова нападает на меня, снова пикирует, где капитан, мать его, он-то куда смотрит… Опять отмахнется, я-то что вас разнимать должен, развели детский сад для ребят…

Какой там детский сад… Похоже, и правду решил от меня избавиться, чтобы я на Ленку не заглядывался… Олег пикирует на меня, еле-еле успеваю увернуться, гос-ди, так бы и огрел его по башке как следует…и надо бы огреть, больше таких мотаний туда-сюда не выдержу…

Жду. Позывных…

Расплавленное серебро океана далеко внизу…

Олег разворачивается, чтобы броситься на меня – в который раз, неуклюже взмахивает руками… Ага, не удержался, орел, и тебе досталось…

Позывных. Жду.

Олег кувыркается вниз, вниз, вот уж не думал, что он может так орать… в первом порыве бросаюсь за ним, держись, Олежка, как там учили, если товарищу в воздухе стало плохо, спикировать вниз, подхватить…

Товарищу…

Гусь свинье не товарищ…

Взлетаю – выше, выше, к солнцу, я ничего не видел, я ничего не видел…Не было никакого Олега, да что вы, что за Олег, откуда Олег, да, улетел куда-нибудь высоко-высоко…

Бывает.

Жду. Позывных.

Выискиваю остальных, не видел ли кто, никого нет, небо словно вымерло, что-то мелькает сквозь облака, не сразу вижу – Ленка. Меняю курс,

(Жду. Позывных.)

…лечу к ней, ближе, ближе, что она там головой вертит, ищет своего Олега, нету твоего Олега, высоко взлетел, низко сел…

- Са-ань!

Машет мне рукой, ты не маши, замахаешься, сама вниз полетишь…Ч-черт, как сглазил, скользит Ленка – вниз, вниз, проваливается в облака, визжит, не держится в воздухе…

…если товарищу в воздухе стало плохо, спикировать вниз, подхватить, срочно снижаться, доложить в ЦУП…

(доложить… черта с два их позывных дождешься…)

Снижаюсь – нет, черт, медленно, медленно, приказываю себе – не лететь, падаю, падаю, и страшно так, падать в месиве облаков, как на учениях, когда первый раз учат тебя летать, ищешь парашют за плечами, а нету, нету… Хватаю Ленку, вот она какая, маленькая, холодная, живая, прижимаю к себе…

…черт, замечтался, ты не мечтай, ты лети, лети…

…взлетаю…

(Жду позывных)

…не взлетается…

(Позывных. Жду.)

…взлетаю…

(Ленка, маленькая, холодная, живая…)

…не взлетается, ну же, ну же, ну… Приказываю своему телу подниматься в небо - тело меня не слушается.

Расплавленное серебро океана стремительно несется навстречу…

Ну же, ну же, ну…

Где этот долбанный ЦУП…

Ленка отталкивает мои руки, вырывается, ну что, что такое, думаешь, вдвоем не взлетим…врешь…

Расплавленное серебро все ближе…

Ленка вырывается, выскальзывает, черт, упустил, упустил, пробую взлететь, ну же, ну же, расплавленное серебро все ближе, где капитан, где все, не вижу в небе, где этот долбанный ЦУП…

Проверка, не иначе… хорошенькую проверочку нам устроили, а свяжем-ка им крылышки, а посмотрим, как упадут… и поднимем их в небо в последнюю секунду…

Проверка…

Где Ленка, где все, где я…

Жду. Позывных.

Расплавленное сереб…

 

- Эльга, наши читатели интересуются плавучим островом, который вы приобрели на-днях…

- Ну, приобрела, это громко сказано, вообще-то мне его подарил муж на годовщину нашей свадьбы…

- …мне бы такого заботливого мужа, который помнит годовщину свадьбы.

- Не обольщайтесь, я ему три раза напоминала. Ну и плавучий остров тоже громко сказано, вообще-то это яхта.

- Я-яхта? Эльга, вы меня разыгрываете, да это целый плавучий город, чего стоит только один дворец «Арабская ночь»…

- Ну, Арабская ночь, это еще не самое удивительное, что там есть… Ну да, вы правы, первым делом муж меня повел в Арабскую ночь… Это было незабываемо, он устроил фейерверк в мою честь, двадцать пять залпов…

- Желания загадывали?

- М-м-м… (смеется) – как-то растерялась… А вот утром да, представляете, перед рассветом вышла на палубу, там скверик такой, жасмин цветет, розы… Еще шубку набросила…

(Шубка из личной коллекции Эльги Розанцевой, песец белый, пуговицы инкрустированы каждая пятью бриллиантами по 5 к)

- И вот, вышла на палубу, зябко еще так… небо звездное такое чистое-чистое, и Млечный Путь во все небо, и смотрю, звездочки падают…Одна, две, пять… вот так, в океан… Я там много что загадала, что – не скажу, если в этом году сбудется, все узнаете…

 

…г-н Розанцев, уведомляем вас, что при очередной потере человеческого материала при запуске мы будем вынуждены свернуть проект «Икар», поскольку повышенное по вашим требованиям финансирование проекта не дало положительной динамики…

 

…г-н Президент, довожу до Вашего сведения, что последняя неудача при запуске людей в космос скорее всего связана с недоработкой системы антигравитации. Для разработки более совершенной системы прошу выделить…

 

- Ой, Инночка, это я тебе только под страшным-страшным секретом, ты прикинь, мне муж обещал город построить, ну, сказочный такой городок, замки там, дворцы, Страну Чудес такую… Ой, Иннуш, я же еще в детстве мечтала, чтобы у меня Страна Чудес была, где я королева, как достанут все, доведут, я раз – туда спрячусь… Это когда звезды падали, пять звездочек разом, я загадала, чтобы…

 

2012 г.

 

 

А мне хорошо…

 

А мне хорошо…

Вон тетка какая-то маленького своего в садик потащила, этот ревет, упирается, видно, не выспался еще, она его тащит, хлопает по чему не попадя, ты меня слушаться будешь, нет… Понимаю, все понимаю, в садике начнется, Антипченко, где твоя шапка, что значит, опять потерял, голову ты свою еще не потерял, что я маме скажу, кашу кто не доел, сейчас утреннюю доедать заставлю… потом начнется, всеобщая свалка на горках, на качелях, девчонки ставят подножки, ах вы, бац одну, бац другую, у, мальчик, и девочек бьет, а ну марш в угол…

Плавали. Знаем… сам вот так ревел, упирался, когда вытаскивали из теплой постельки, и туда, где Ванька балда, и воспиталка орет, и любимого своего тигренка, друга своего, Верке гадине отдай, а то как же, делиться надо… вот так же упирался, мечтал, скорей бы кончилось все это, скорей бы уж в школу, вот так, идешь один по улице, никаких тебе мам, пап, вон они в пыли валяются, портфелями друг друга лупят…

Я-то уже все это прошел…

Мечты сбываются…

Вон девчонку какую-то отец в школу тащит, бантик, портфелище огромный, у девчонки, не у отца… идет, улыбку из себя вымучивает, а глаза красные, видно, хорошую ей отец выволочку закатил… Двойку принесла или контрольную завалила, или Лешка из параллельного ей косы надрал…

Плавали, знаем… и начинается, это что за явление Христа народу, ты во сколько в школу явился, во сколько, тебя здороваться с учителем не учили? Дневник на стол, я сказала. Так, со столов все убрали, листочки достали… И мелко-мелко коленки трясутся, и в животе так холодно-холодно становится, потому что вообще забыл про эту контрольную, и про все забыл, как не забудешь, как там вчера Спайдермен в новой серии… Антипченко, ты в курсе, у тебя два за год выходит? Дневник на стол…

Плавали, знаем… с парнями загибали пальцы, сколько осталось до выпускного, пятый класс, шестой, седьмой, восьмой, девятый, десятый, и все, все, и свобода… Там, главное, в универ просочиться, из дома съехать, и гуляй, страна, от сессии до сессии живут студенты…

Мне-то хорошо, я-то прошел уже через все это, отсидел свои десять лет за партой, последний звонок, все при всем…

Мне-то хорошо…

А как не хорошо… Вон студент плетется, еле ползет, зевает, ой, не проглоти меня, не проглоти… Видно, полночи не спал, где-нибудь фуры разгружал, или еще что, а теперь на лекцию ползти надо, и в лом ползти… а лекция какая-нибудь важная, декан ведет, так всегда, если лекция важная, так ее на самое утро поставят… И начинается, утром на лекцию бегом, затемно, одна пара тут, другая на другом конце города, там корпус лабораторный, потом опять фуру грузить или листовки носить, молодой человек, как вы нам надоели со своим мусором, вы-то нам как надоели, знали бы…

Знаем… плавали… Мне-то хорошо, я-то уже отучился, сдал что надо и что не надо, тому коньяк, этому конфеты… Люблю теперь на студентов смотреть, приятно так, они спешат куда-то, в дождь, в холод, в ночь, а мне уже никогда не придется… вот так… Держись, парень, тоже считаешь, сколько осталось… до диплома…

Тоже вот так мечтал, скорей бы отучиться и на работу, чтобы у отца денег не клянчить и нравоучения его не выслушивать…Работать пошел, все проклял, да что говорить… Вон, бедолага под дождем из подъезда выскакивает, машину свою терзает, з-заводись, с-сука… Жена за ним выпархивает, детей ревущих тащит, все ясно, глава семьи их сейчас развозить кинется, того в школу, этого в садик, эту в контору, какого черта она там делает, лучше бы домом занялась…

Плавали, знаем. Тоже так же ездил, так же света белого не видел, фирма по швам трещит, все на меня, все на меня дела валят, если не я, то кто же, скоро меня заставят унитазы чистить, тоже кроме меня некому… и начинается, кредиты, кредиты, кредиты, за диван, за телевизор, про ипотеку молчу, чур меня, чур, свят-свят-свят…

Было… сам вот так же чиркал крестики в календаре, сколько до отпуска, да какой отпуск, да пусть только посмеют не пустить, меня-то заменить некем, оно и к лучшему, вон, Санек в Египет рванул, вернулся – ему с порога сказали, спасибо, до свидания, без вас обойдемся…

Вот я так же по ночам ворочался, считал… за телек через год последний взнос отдадим, за форд через пять лет, за квартиру… чур меня, чур, свят-свят-свят…

Поехал… Ну удачи тебе, мужик, давай, чтобы без пробок добраться… Да что я говорю, без пробок, самый час пик сейчас… И домой так же покатит, бедолага, в шесть из офиса выползет, часов в одиннадцать домой доберется…

Плавали, знаем… еще пенсионный возраст хотят поднять, садюги…

Мне-то хорошо, я-то уже отстрелялся, и за телек выплатил, и за форд, и за… чур-чур. Вот это самое главное, как гора с плеч свалилась… А там и пенсия подоспела, быстро пролетело времечко, за работой оно как-то и правда незаметно годы летят…

Так что хорошо мне, вообще грех жаловаться… и вам тоже всем грех жаловаться, вы потерпите… время-то быстро пролетит…

Хорошо мне…

Куда лучше-то…вон, солнышко пригревать начало, проклюнулось… Хоть косточки погрею. Вон и старички из подъезда полезли, на лавочке в ряд устроились… что-то Егорыч совсем сдал, бабка его под руки выводит…

А как не сдать… старость-то не радость, вот и начинается, среди ночи проснешься, сердце грохочет, бухает, бахает, какого черта тебе надо, неугомонное… Или по улице идешь, а улица раз – и закрутится под тобой волчком, тротуар из-под тебя выскочит, да еще и по затылку тебя хлопнет. Что вы, дедушка, падаете… Ага, вот меня уже и дедушкой прохожие звать стали…

Знаем, плавали… время такое, когда к врачу идешь, уже не знаешь, с чем идешь. На что жалуетесь, - на все, и врач разводит руками, а что вы хотите в семьдесят-то лет… Где бесплатно лечат, там тебя с твоими болячками подальше пошлют, а где не бесплатно, там таких панацей за такие суммы навыписывают, что сам этих эскулапов пошлешь…

Я-то уже через все это прошел… У меня-то не болит ничего… и вы, дедульки, крепитесь, не век же вам маяться…

Мне-то хорошо… Лежу себе здесь, полеживаю, никто меня по садикам-школам не тащит, будильник не звенит, я уже и забыл, что это такое, никуда не надо бежать, деньги зарабатывать не надо…

Да не то, чтобы все есть, просто не надо уже ничего.

Хорошо у меня тут, вот так всю жизнь мечтал… чтобы рощица, цветочки вокруг. Дочь приезжала, тюльпаны посадила, парнягу какого-то с собой приводила, он мне заборчик сварганил… и в садочке у меня столик и стулья сделал, беседочку. Я так понял, это зять мой, ну ничего, хороший вроде, да дочь у меня не ошибется…

Знал же, что хорошо будет… когда вот так… спешить уже не надо… и вы погодите, и у вас будет, все будет, отучитесь, отслужите, отработаете, отмучаетесь… соседями будем… вон листочки желтые летят, памятничек мой посыпают, красиво так…

 

2012 г.

 

 

 

 

 

Они еще ходят в храмы

 

Они еще помнят нас. Они еще ходят в храмы – хоть уже и не вспоминают, что нужно поклоняться нам, их породившим. Они еще ходят в наши храмы, они еще смотрят на нас, еще прикасаются к нам осторожными пальцами. Но они уже не падают перед нами на колени, уже не поют нам хвалы.

Более того – они уже не помнят, как служить нам.

По крайней мере – они не забыли дороги в храмы.

 

Они не помнят, какими мы были когда-то. они и не могут этого помнить, их тогда не было. Когда мы жили – бесплотные, бестелесные, носились в пучинах космоса – бесчисленные, и в то же время одинокие. Как мы проходили сквозь пылающие звезды, и метеориты проносились сквозь наши бестелесные ауры.

Мы жили – века и века, миллиарды лет, хотя нет, лет и веков тогда еще не было. Мы жили – не сотворенные никем и ничем, породившие саму вселенную.

Не помним, когда мы поняли, что век наш не бесконечен, и души наши – бесконечно мудрые, бесконечно светлые – начали таять. Сначала медленно, незаметно, потом все быстрее, и вот уже многие из нас канули в лету – безвозвратно.

Мы чтим их память.

Тогда мы поняли, что не можем вечно носиться по вселенной по воле космических ветров, мы стали искать пристанище – в вечном странствии, мы стали искать очаг – в холоде вечной ночи. Мы нашли землю под золотой звездой, где космические ветры не находили нас.

Мы хотели слепить самих себя из глины – но не смогли, мы были слишком сложны, глина не удерживала наши души, рассыпалась в прах.

Тогда мы стали лепить из глины слуг – из пены морской, из пепла вулканов, из прибрежной мути. Века и века мы ваяли рабов, способных услышать наши голоса – в полуночной тишине.

Мы повелели рабам создать нас – плотных, живых, и рабы создавали нас - сначала робко, неумело, выбивали из камня, из глины, потом все вдохновеннее и виртуознее. Пока рабы не умели делать нас, они носили нас – на своих языках, передавали нас – от деда к внуку, от отца к сыну. Потом – через века и века – искуснейшие мастера рассказывали своим ученикам, как создавать наши хрупкие тела.

 

Они еще не до конца забыли нас.

По крайней мере – они еще ходят в храмы.

Они уже не знают, как молиться нам, они уже не помнят, как говорить с нами в святилищах, они уже не слышат в эфире – наши тихие голоса.

Но по крайней мере – они еще приходят в храмы.

 

Мы не помним, когда они стали забывать нас, их сотворивших – сначала понемногу, потом все больше и больше. Кажется, они начали дичать с самого своего сотворения, просто мы не замечали этого.

Мы сами виноваты, что создали их такими – немощными и слабыми, они зябли в холоде зимы и бродили по земле в поисках пищи, и целыми ордами нападали друг на друга, дрались за зерно и теплые покровы, которыми укрывали свои тела. Иногда в жарких битвах они уничтожали и нас, разбивали на куски, сжигали дотла – все чаще и чаще. И если были жрецы, что защищали нас, то были и те, что забыли свое происхождение, убивали наших жрецов – в пылу битвы.

Они не помнили, что служат нам, - но чувствовали, что мы управляем ими, по крайней мере – смутно догадывались об этом. Они боялись нас – неведомых и всемогущих. Мы помним, как они врывались среди ночи в наши храмы, хватали нас, жгли на кострах – на площади, как будто старались избавиться от нашей власти. Мы помним, как они создавали все новые способы – уничтожать самих себя, и нас иже с самими собой.

 

По крайней мере – они еще помнят дороги в храмы…

 

Чем дальше, тем больше они переставали понимать нас. Из поколения в поколение выживали те, кто слышал нас меньше других, кто в суматохе дней не замирал, не оглядывался, слушая наши тихие голоса. Они еще слышали нас – но смутно, туманно, они еще пытались создавать нас – но искажали нас при этом до неузнаваемости, так, что сами шарахались от нас – с отвращением. Мы, когда-то жившие в святилищах, теперь ютились в переходах метро или у ворот большого рынка, в надежде, что кто-то обратит на нас внимание.

 

И все реже приходят они – в храмы, все реже смотрят на нас, все реже касаются нас робкими пальцами, все реже листают наши страницы.

 

Кто-то говорит – надо начать все сначала, пока еще можно начать что-то сначала. Да, не получились рабы, как-то скоропостижно мы их сделали, все не так и не то, надо бы попробовать снова, благо, уже есть опыт, этих убрать, в прах, в пепел, а из праха, из пепла уже слепить что-нибудь стоящее, что и среди ночи подскочит, когда голос наш заслышит, бросится запечатлеть наши души – на веки вечные, что-нибудь, что мимо не пройдет, поклонится, вопьется в страницы жадными глазами, с замиранием сердца. Давно пора, только собраться всем вместе, и этих в переплавку…

 

Но, черт возьми – они же еще ходят в храмы…

 

2013 г.

 

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/