рассказ
- Пожалуйста, прости, я только не знаю за что, но это не важно, я виноват, я это сознаю, прости, пожалуйста. Я люблю тебя.
- Но я тебя не люблю. Просто не люблю, и не надо просить прощения, ты здесь ни в чем не виновен. Ты хороший парень, мне жаль тебя обижать, но я ухожу. Думаю, ты еще встретишь свое счастье.
Белые трясущиеся руки набухли венами. Я несколько дней ничего не ел, только курил и заглатывал те снотворные, которые спер у бабушки, чтоб хоть немного забыться. На выходные она уезжала к родственникам, ее не было несколько дней, всего лишь два или три дня. Она написала смс, что кого-то там встретила. Бред какой-то, да кто так делает?! Я очень разозлился, что за шуточки?! А сейчас она сидит напротив меня в кафе, ее любимом кафе, в которое она согласилась прийти попрощаться. Я ей не нужен. Все словно сон, я хочу проснуться. Я люблю ее, сильно, всем сердцем, душой, телом. Я готов был молиться на нее, но ей этого не надо. Все отдавал, боялся обидеть, огорчить, ничего не жалел, ни времени, ни денег, ни сил, мне было приятно это делать. Интересно, хоть на кого она меня променяла? Что там у него есть такого, чего все-таки не оказалось у меня?
Высокая, белокурая, с тонкими чертами лица. Как я люблю эти большие голубые глаза. Медленно встает, зачем-то машет рукой, разворачивается и быстрым шагом скрывается за полупрозрачной входной дверью. Я остался один. Мне хочется плакать. Сдерживаю себя насильно. Выкуриваю оставшиеся пол пачки сигарет и ухожу сам. Больше никогда здесь не появлюсь. Нет, не принципы, просто не смогу. Ее больше нет, а любовь почему-то есть. И так больно. В грудной клетке печет. Может инсульт? Или это нормально при таких случаях? Иду домой, по дороге беру блок сигарет и бутылку водки.
Не успел захлопнуть за собой входную дверь, как слезы сами хлынули из глаз. Больно, почему так больно?! Она не первая и не последняя у меня, но я так люблю ее. А где итог – она ушла к другому. Я ей не нужен, я ей противен, бессмысленная никчемная игрушка. Зачем тогда нужно было быть столько времени вместе? Зачем, если изначально был не нужен. А если был нужен, то тогда почему сейчас она говорит, что ошибалась. Что я сделал не так? Вроде бы на все был готов, а она?
Когда выпил пол бутылки водки, стало легче, смог уснуть. Разбудил звонок. Менеджер с работы. Говорит, что сегодня и завтра еще отработает Гриша, а потом они позвонят. Что за хуйня?! Какой Гриша, он же ушел месяц назад! Я уже месяц у них работаю, а они вместо того, чтоб сказать, что я им не подхожу и не парить мозг, говорят что у меня плюс два выходных. Да на хуй они мне сдались эти выходные, мне отвлечься надо, у меня личная жизнь разбилась, мне больно, а они только масла в костер подливают. Ладно, так и быть, заберу через два дня расчет. И что дальше? Постоянно терпеть эту боль и питаться одной водкой и сигаретами я долго не смогу.
Первое проклюнувшееся чувство – жалость к себе.
Может Жорику поныться? Звоню. Сказал, что ждет.
От голода в глазах темные пятна, не помню как до него доехал. Он сонный с щурящимися глазами приоткрыл в двери небольшую щелочку и тупо уставился на меня.
- Да я, я, открывай, - говорю ему и в тоже время отталкиваю его от входа, прорываясь в его беспорядок и полумрак, - я же сказал, что щас приеду.
- А, Герман, кофе будешь?
- Буду.
- Располагайся. У меня только небольшой беспорядок, - откидывает постельное с дивана, - садись.
Удаляется в кухню, гремит посудой, чему-то материться. Через пять минут на табуретке, заменяющей журнальный стол, потому что тот как и все остальные завален компьютерными деталями, дисками и прочей техникой, стоит две кружки кофе, разных форм и размеров, и тарелки с бутербродами. То, что на хлебе чем-то отдаленно напоминает колбасу, а может сыр.
- Меня Мари бросила.
- А, Маша, пять рублей и наша.
- Я серьезно, я люблю ее, мне плохо, я не могу ни есть, ни спать, ничего. Меня всего трясет как в лихорадке. Что мне делать?
- А зачем она это сделала?
- Что значит зачем? Потому что не любит меня, потому что нашла другого, потому что я кусок говна, вот почему!
- Ну, - он на несколько минут задумался, - ты ее любишь, а она тебя нет. И она ушла к другому. Плохо. Очень плохо. Как ты после этого?
- Жора! Я умираю! - кричу на него, хотя прекрасно понимаю, что раньше чем через час его сознание не проснется. Ладно, подожду.
На улице теплый сентябрьский день, ранняя осень. Солнце, проклятое солнце, слепит мои больные ранимые глаза. А этот смех мерзких детишек, чему они так радуются, дебилы, жизнь убога и несправедлива, посмотрю я на вас, когда вы тоже в этом убедитесь. Жорик слышит мое ворчание и протягивает мне свои солнцезащитные очки. Хочу зиму, суровую, снежную холодную зиму. Хочу, чтоб этот мир замерз к чертовой матери, чтоб все эти жизнерадостные ублюдки поотмораживали свои прожорливые сытые брюха, чтоб эти иномарки больше никогда не заводились, сгиньте все, все, все. Моя Мари, мне было наверно легче, если б ты просто умерла. В натертом блеске витрины магазина вижу свое отражение. Исхудавшее растрепанное бледное существо смотрит на меня в ответ в круглых глупых очках кота Базилио, но они мне даже идут. Пытаюсь улыбнуться своему отражению, получается какая-то кривая гримаса. Зачем улыбаться этому никчемному непутевому уебищу. По телу проходит искра злости.
Второе чувство, которое возобладало во мне после этого убийственного стресса – злость ко всему.
Через несколько минут прихожу в себя. Сижу на бордюре, Жора обнимает меня за плечи, рука почему-то в крови.
- Ну, вот скажи мне, чем тебе не угодила эта витрина, а?
- Какая витрина?
- Которую ты только что разбил.
Оборачиваюсь назад, и вправду стекло, в которое я только что смотрелся, разбито. Его подметает продавец в розовой рубашке и любопытно косится в нашу сторону. Жорик поднимается первым и помогает мне встать. Медленно идем дальше.
- А нам за это ничего не будет? – спрашиваю его.
- Во-первых не нам, а тебе. А во-вторых, я сказал, что у тебя справка, поэтому все бесполезно.
- Какая справка?
- Ну, какая какая. Несчастного любовника, конечно, - смеется.
- Я себя ненавижу.
- Ох, да пройдет все, только время должно пройти. Вот сколько вы встречались?
- Два года.
- Значит от полугода до года все будет постепенно проходить, пока полностью не исчезнет последнее воспоминание.
- Я столько не выдержу.
- Не волнуйся, полегчает быстрей, чем тебе это кажется. Стой здесь, отводит меня в сторону, - и никуда не отходи, я куплю тебе бинт.
Раскисший, в дурацких очках и забинтованной рукой сижу в баре интернет-кафе. В кофе добавили водки, поэтому мне здесь нравится. По крайней мере оставаться одному мне сейчас просто не безопасно. Жора правильно поступил, что взял меня с собой, я этому рад.
Всего охватывает что-то нежное и светлое – благодарность.
Белая легкая ткань ползет по постели. Я стараюсь ее поймать, но она такая скользкая, что постоянно выскальзывает из моих рук. Наконец-таки я ее ловлю и тяну на себя. Обнимаю гибкое мягкое тело, целую губы. Голубые глаза заглядывают мне в душу. Нежный голос любимой спрашивает: Ты меня хочешь? – Хочу, хочу, хочу…
- Эй, парень, - чья-то рука трясет меня по плечу.
Открываю глаза, понимаю, что все это сон. Извиняюсь и прошу еще кофе, только без добавок.
Сколько времени я находился в состоянии депрессии, отчаяния и самоненависти я не знаю. Может несколько дней, может недель, может месяцев. Но легче не становилось, поэтому наверно не долго. Чтоб хоть как-то протянуть эти худшие дни в моей жизни, я устроился на работу. Сторожем. Теперь три-четыре ночи в неделю я провожу в небольшой комнатке, слежу за порядком в камеры наблюдения и, если что не так, иду проверять или вызываю милицию. Вначале я пытался читать, но строки расплывались перед воспоминаниями, мечтами и образами. Почему она так поступила? Что со мной не так? Я что сделал или не сделал? Даже интересный сюжет исторического романа, которые я так люблю, не идет. Приходится постоянно смотреть телевизор. Все фильмы кажутся нудными - к черту. Музыкальных канал - блеать. Би-би-си – гиены треплют антилопу. То, что надо.
Самое большое озеро в мире, ледники постоянно движутся, в Сахаре ночью температура опускается ниже нуля, медведь получил ранение и умер от голода, в двадцатом веке пытались скрестить человека с обезьяной и по каким-то источникам у них это получилось, правое полушарие отвечает за регуляцию памяти, поэтому при приобретенной амнезии, полученной после травм, всегда задета эта часть мозга, сырые овощи… Стоп. Амнезия – временная потеря памяти. Воспоминания возвращаются в хронологическом порядке, начиная с самых старых. Воспоминания о последних событиях, предшествовавших амнезии, зачастую не возвращаются никогда. Причинами в основном являются органические травмы, такие как травма головы, болезнь мозга, алкоголизм, отравление снотворными или другими веществами.
Ретроградная амнезия — больной не помнит события, происходившие до начала амнезии. Синдром Корсакова — тяжёлая антероградная и ретроградная амнезия из-за недостатка витамина Б-1 в мозгу, в сочетании с другими симптомами. Причиной чаще всего является алкоголизм, хотя и другие причины, например сильное недоедание, могут приводить к тому же синдрому. Врач по телевизору с умным видом всезнающего человека продолжает болтать о том, как это ужасно. Ужасно – да; о, да, это прекрасно. Амнезия это то, что надо. Если я потеряю память, хотя бы временно, то вместе со всей чепухой, типа имени и адреса, я забуду и свою боль. Потерять память, мне просто надо потерять память, и все. Не будет больше раскаленных металлических оков вокруг груди, не будет щемить сердце при виде букв ее имени или названия ее улицы. Я просто все забуду, какая прелесть. Вот только как? В передаче они проводили опыты на людях, уже получивших ее в следствие каких-нибудь катастроф. Доктор по телевизору говорит, что какой-то женщине выписали неправильную дозировку лекарства, кажется реланиум, и она потеряла память на несколько месяцев, врачи с трудом вернули ей ее забытое прошлое. Хи, а мне и возвращать не надо. Реланиум. Попробуем. Травму, алкоголизм и недоедание оставим про запас.
На следующий же день я сижу у Жорика и читаю аннотацию к этому лекарственному средству. Самый сильный и распространенный побочный эффект – временная потеря памяти. Покупаю две пачки, долго раскладываю таблетки по рюмочкам, чтоб самое главное – не забыть вовремя выпить все порции. Засыпаю, на удивление, быстро и сладко.
Основное чувство захватившее меня всего – равнодушие ко всему происходящему.
Какие-то обрывки мелькают в голове. Ночь, я иду по улице, сам не знаю куда. Магазин, но уже днем, покупаю хлеб. Жорик, сидит напротив меня в кресле, мы оба молчим. Тонкий прозрачный шнур, по нему стекает какая-то жидкость. Белый потолок, медсестра мило улыбается. Её зовут Розанна.
"Я пытался уйти от любви, я брал острую бритву и правил себя", - играет по радио. Да не собирался я себя убивать. Черт, все еще все помню.
В больнице пролежал всего лишь два дня, пока врачи не убедились, что это не страшно и не грозит последствиями. Долго объяснял местному психотерапевту, что жить все-таки хочу, на что он отвечал "так ты все-таки хочешь покончить с собой"… педрила, заебал намного больше, чем тот врач, который ставил клизму и отправил на гастроскопию. Ой, а вы знаете, что это такое, гастроскопия? Мне даже чем-то она понравилась. Слезы, сопли, слюни, остатки воды и еды в желудке – все это выходит одновременно в ритме рвотных толчков от соития с новым японским шлангом, шариющим у вас по желудку. Я даже с трудом сдержался, чтоб не уссаться, от смеха, потому что именно в этот момент мое внутреннее состояние полностью соответствовало внешнему.
Дома остались задернуты шторы, в квартире спертый запах заброшенного помещения. Ну вот я и вернулся в свой родной склеп, где сама атмосфера благотворно влияет на продолжение и так затянувшейся депрессии. Я не собирался умирать, но почему-то жалею, что этого не случилось. Мне снится, что она меня бросает, что ее новый "лучше меня друг" плюет мне в лицо, а еще телега, которою я пытаюсь дотащить до места, но она слишком тяжела для меня. Просыпаюсь все время разбитым, когда принимаю душ, слезы охотно смешиваются с хлористой водопроводной водой, и ничего не могу с собой поделать. Я хочу все забыть, забыть или умереть. Подключил интернет. От удара по голове в заднюю правую часть амнезия наступает в восьмидесяти процентах. Надеюсь, что я не такой олух, чтоб не попасть в эту большую часть процентов. Но как?
Один из старых приятелей работает на стройке. Звоню, прошусь прийти в обеденный перерыв. Осмотр места убийства моей памяти прошел успешно. Возвращаюсь туда ночью. Все закрыто и запечатано, но охраны нет. Перелезаю через забор, втискиваюсь в узкое окно в подвале, поднимаюсь наверх. Все завалено мешками с цементом и другими стройматериалами, ноги проваливаются в пыль по самые щиколотки, везде опилки и труха. Сверху проникает лунный свет. Мне нравится это место ночью, такое ощущение, что за этой тонкой дымкой света открывается путь в другое измерение. Лестница разобрана, между первым и вторым этажами торчат какие-то брусья, на которые положены подмостки. Присаживаюсь на них, закуриваю. Приятно себя чувствую, меня утешает это волшебное место. Остался бы здесь навсегда, но дьявольский рассвет перевернет все верх дном, и спокойствие обернется скользкой и толстой змеей, сидящей в груди и сосущей жизнь и душу из моего несчастного изувеченного тела. Нет, не хочу. Начинаю подниматься, приседаю на брусе, примеряюсь с какой высоты нужно упасть, чтоб шибануться именно нужной частью головы. Вроде все сходиться. Зачем я это делаю, уже не знаю. Падаю…
Белые стены думают обо мне очень плохо, о чем-то шепчутся тени, наклоняются ближе. Перелом руки, сотрясение мозга, вывихнута ключица, два ребра сломаны, а еще куча ушибов, синяков и царапин. Мне больно. Но единственным плюсом я не знаю какая боль сильней, физическая или духовная. Я неудачник.
Капельницы, уколы, лекарства, анализы, процедурный кабинет, Розанна, нельзя вставать еще неделю, и снова тот же психотерапевт со своим "вы все-таки хотите покончить жизнь самоубийством"… Нет!
Мной всецело овладело раздражение. Я даже покалечить себя нормально не могу!
Домой выписали только через месяц. Прописали кучу таблеток, часть из которых антидепрессанты. Я одинокий, покалеченный и несчастный. И все помню!
Ко мне часто заходят друзья, приносят что-нибудь поесть, одобряюще кивают головами, когда говорю, что мне лучше и не стоит так тратиться. Видя мою обезображенную физиономию, друзья закусывают нижнюю губу, а их девушки жалостливо вздыхают "бедненький" – да пошли вы все в жопу со своими утешениями. Слова "ничего, все пройдет" звучат как издевка. Что пройдет? Не видите что ли, что не проходит. У вас-то все хорошо, вот и распинаетесь "не волнуйся", о, а я за вас и не волнуюсь. Пришли посмеяться, поржать над глупцом неудачником. Смотрят на меня, а самим становится легче, поднимаются выше в своих же глазах. "Ну, я то хоть не настолько…" – их выражение лица. Чертовы умники, убирайтесь вон и забирайте с собой всю эту хавку, я отказываюсь есть.
Ничего не брать в рот не получается, потому что в желудке начинаются резкие невыносимые боли. Единственное съестное, оставшееся после похождений волонтеров-друзей, сухари. Вот я их и ем, по паре кусочков в день. Похудеть удалось отменно, похож на жертву концлагеря или больного анарексией. Постоянно кружится голова, периодически теряю сознание. Жорик зачем-то старается спасти уже усопшую душу в еле передвигающейся оболочке, потому что телом это можно назвать с трудом. Намечается день города, Жорик уговорил пойти на концерт. Участие в пьяных гуляниях мне сейчас никак не по душе, но желание испортить своим исхудавшим засохшим видом всем настроение придает сил.
Все украшено узорчатым говном. Транспорт частично перекрыт, поэтому основное быдло тащится по дороге. Тупые пьяные рожи, постоянно отрыгивающие, харкающие и курящие – как же я их ненавижу. Они хуже меня, это же очевидно, но они и довольны своим жалким насекомоподобным существованием. Нет, я, конечно, согласен с мировой истиной jedem seines, что в моем понимании - стремись и получишь. Но как же счастье? Этим недоразвитым созданиям дано чувствовать себя счастливыми, в то время как я погибаю от мучительной съедающей меня душевной боли. На главной площади установлена сцена, бестолковая болтовня, поздравления горожан, потом должна играть популярная группа. Нет, я еще не совсем излечился, чтоб так себя насиловать. Забираемся на крышу небольшого киоска, где уже обосновалась местная шпана; площадь, сцена и галдящая толпа видны как на ладони. Жора открывает мне и себе пиво. Наблюдаю за всем этим действием внизу. Сколько дебилизма прибывает в этом мире. Сотни мудаков, опитых какой-то дурманящей рассудок дрянью, таращатся в одну точку и гогочут как недоразвитые животные, а их телки, другого названия таким самкам еще не придумали, истекают горячей мочой в ожидании знаменитых гомиков, спокойно бухающих за кулисами. О, извиняюсь, я совсем забыл, они ж для вас почти как боги в древнем мире. Они дают вам свое изображение, голос, тупые шутки и никчемную болтовню. Эй, малышка, что ты делаешь сегодня вечером? Включаешь свою любимую пластинку, смотришь на плакат на дверце шкафа и дрочишь – вот кайф! А вот иметь что-то для себя, быть кем-то любимой, дарить себя достойному тебя человеку – это нет, этого нам не надо, этого мало, а дрочить не мало. Только, к сожалению, ваши кумиры-боги, актеры и музыканты физически не успеют вас всех перетрахать. Вот и получается, что все эти писающие кипятком девочки фан-зоны, размалеванные и разодетые не понятно для чего, всего-то на всего неудовлетворенные девственницы - невротички. Милые, вы хоть бы подумали, что вы им можете дать? Ничего. Этот рай в ваших глазах для них сплошное разочарование. Вы думаете, что раздвинув ноги, вы открываете дверь в бездну наслаждения и экстаза? Ни хера подобного. Сладко-кислый вкус, ритмичные движения, очередной оргазм, да вы только и отличаетесь, что цветом волос! Как в курятнике, где петух топчет по пятьдесят, а то и по пятьсот кур, а этим курам так и льстит оказаться в их гареме. И моя Мэри такая же, как и все. Вот она – жизнь буквой зю, или все, или ничего.
Мир принадлежит какой-то огромной силе, создающей, покоряющей, подчиняющей, она неподвластна нашему знанию, неизмерима, недостижима. В больнице мне кто-то сказал, что это называется Бог. Так вот, этот Бог сделал систему, иерархию и субподчиненность, они ему зачем-то нужны именно такими, каковы есть. И мое дистрофичное тело с кровоточащей рваной раной на сердце тоже зачем-то нужны. Но я так больше не могу, мне плохо, я не хочу больше участвовать в этой белиберде как жизнь.
Бог с вами, а я ухожу. Желаю, чтобы ваши мечты имели продолжение в реальности. Я познал новое чувство – благосклонность.
"Жизнь несравненна и неповторима, но если ты живешь в аду, душа, как бес, мыслью одолима, оказаться дома, у себя – в раю"… - мои любимые стихи неизвестной писательницы, если не ошибаюсь, Инна Вито. Я чувствую, что умираю, глаза уже почти ничего не видят, звуки не доносятся до моего сознания, кажется, кто-то приходил, или это воображение истощенного разума. Я ничего не ем уже около двух недель, только сухарик в день или банка пива. Это должно скоро случится, либо я все забуду, либо забудусь вечным сном.
Прозрачные трубки, бинты, гипс, лекарства и Розанна - вновь за мной ухаживает темнокожая стройная медсестра, которая полное противоречие моей Мэри. Нет, не так, не моей Мэри, а моя Розанна против той чьей-то Мэри. Прошу ее принести обезболивающего, потому что внутренности крутит так, как будто их наматывают на шарнир. Бывают такие вопросы, после того как их задашь, втягиваешь шею в плечи, потому что ответ может оказаться резче и сильнее пощечины. Отказ. На глаза наворачиваются слезы. Она подходит и наклоняется ко мне, говорит, что я должен что-то понять. Целует в щеку, я засыпаю.
Маленькие, уменьшенные в размере до грецкого ореха, кошечки с острыми как лезвие зубами прыгают на меня с потолка. Они жутко и неприятно впиваются в меня зубами, мне очень больно, я пытаюсь их скинуть, рву их руками, но их слишком много. Шерсть слепит мне глаза, что-то мешает сделать вдох, я выбегаю на улицу и пытаюсь найти воду. Одна из этих насекомо-кошек прогрызает мне шею и залазит внутрь меня. Я хватаюсь руками за окровавленную шею, пытаясь схватить ее и вытащить, но у меня ничего не получается, руки скользкие от крови, она проворна и безжалостна. Паника и злость вырываются наружу криком. Помогите! Помогите! Пожалуйста, хоть кто-нибудь уберите их с меня!
- Герман! Все в порядке, - это Розанна трясет меня на постели, - да проснитесь же вы! Вас никто не ест, все в порядке, слышите?
- Это были маленькие кошечки, которые прогрызали во мне дырочки и залазили вовнутрь меня. Мне было больно и противно. Вы даже не представляете каково это!
- Всем иногда снятся кошмары. От этого никто не умирает. В вашем состоянии даже не удивительно. Я дам вам снотворное.
- Спасибо.
Через две минуты она возвращается в палату и делает мне укол. Садится рядом и почему-то не уходит. Ждет, когда я усну. Завтра же куплю ей огромную коробку конфет…
Жорик заходит ко мне почти каждый день. Через него я делаю и обзавожусь всем необходимым, как апельсиновый сок, электронная книга и подарки для медсестры, которая ко мне так добра. Она мне действительно нравится, и впервые за время разрыва с Мэри я испытал желание.
Вес вернулся ко мне обратно за несколько дней, на мне вообще все заживает как на кошке. Моя Розанна, к сожалению, оказалась замужем, но к счастью, ее муж уехал на полгода, и, истосковавшаяся, она отдалась мне в душевой комнате, где она полоскала какие-то тряпочки. Было уже поздно, отделения для посетителей закрыли. Из отдельных палат доносился храп или звук приглушенного телевизора. Мне захотелось поплакать над своей несчастной душой, для чего мне самым необходимым образом был нужен душ. Не заперто, свет горит, она чуть ли не раком нагнута над ржавой ванной. Запираю дверь на щеколду, подкрадываюсь к ней. В тот момент ни за что не вспомнил бы, зачем я вообще сюда пришел. Она не отталкивает мои руки. Сжимаю ее бедра, трусь об мягкий зад затвердевшим членом. Целую спину, слегка покусываю. Она разворачивается и отвечает на поцелуй. Неудобно. Пол грязный, ванна, на которую она облокачивается руками, полна желто-красной воды, она стоит на коленях, а я пристроился сзади и не могу остановиться. Меня возбуждает, как она тихо постанывает подо мной от удовольствия и вскрикивает, если я резко захожу слишком глубоко. Я так голоден! По-моему она кончила раньше меня, потому что я не сдержался только после того, как стенки ее вагины настолько сильно и горячо меня обхватили, что меня самого вывернуло наизнанку нескончаемым потоком страсти. Сдержать крик с трудом удалось, я уткнулся лицом ей в спину, а сам закрыл ей рот ладонью. Фу, какой же я мокрый, а она гладит и целует меня. Она прекрасная женщина, надо будет как-нибудь повторить.
Встречаться с Розанной у меня не получилось, так как ее муж тоже был врачом, а сплетни по больнице разносятся быстрее звонка тревоги. У меня даже не получилось выебать ее на прощание, в день выписки вся больница кишела студентами и медиками из других учреждений, что заставляло и ее немало беспокоиться и постоянно над чем-то суетиться.
Дома был порядок, Жорик со своей новой пассией решили сделать мне сюрприз и все убрали. О, котлеты. О, бутылка водки. Решили собрать друзей, чтобы отметить мое возвращение в мир цветных стен. Нет, ребята, я больше так не буду, давайте за это выпьем. Выпьем, и еще раз выпьем, пока не забудется все, что так гложет наши души.
Алкоголь действует разрушающе на весь наш организм. Внешний вид, внутренние органы и, что самое главное, функции мозга – всё дистрофируется. На внешний вид мне наплевать уже давно, на здоровье жаловаться не приходится, а вот вынос мозга со всеми вытекающими последствиями, как галлюцинации, потеря ориентировки и памяти вполне схожи с моим желанием. Работы нет, денег тоже, едва хватает на еду, приходится часто наведываться по гостям. Но к большому приятному удивлению, после всех моих приключений и похождений по больницам, меня принимают как интересного чокнутого гостя, которого всем так не терпится расспросить и дать свои ценные советы и указания на тему, как надо правильно жить. Я даже на них не обижаюсь, ограниченные несчастные люди, сижу за столом, постоянно киваю, говорю, что да, я так и сделаю, и стараюсь как можно больше съесть, чтоб хватило надолго. А если еще и выпить предложат, то я готов выслушать что угодно.
Возвращаюсь обычно поздно, если остается какая-нибудь мелочь, сэкономленная на отказе пользованием общественным транспортом, захожу в небольшой круглосуточный магазинчик, в нем всегда трутся всякие алкаши, и не с проста, там есть домашний сэм и стоит в два раза дешевле водки.
- Черт, не хватает всего два рубля! – какая жалость, я так хотел напиться.
- Давай добавлю, - раньше я даже не замечал таких личностей, точнее не считал личностями, так мусор, отбросы. Брюки потерты, рубашка порвана, грязные руки, волосы видимо не мылись больше месяца, лицо опухло, красное и все как после оспы. Он залазит в кармам и выгребает кучу мелочи, - вот, смотри, нам на две хватит. У тебя закусить есть?
- Нет, ничего нет.
- Это плохо, тогда пойдем ко мне.
Взяли две бутылки самогона и булку хлеба и отправились к Алеше домой, он так и сказал – я Алеша. Жил он в небольшой квартирке, наподобие моей, только со старым допотопным ремонтом и очень неубранной. Достал из холодильника соленья, капусту с огурцами, кусочек сала и плавленый сырок. Он оказался бывшим преподавателем мировой экономики в институте управления. Его бросила жена, забрала с собой дочь, уехала с ней непонятно куда. Ни писем, ни звонков, ни поздравительных открыток на новый год. Он, естественно, после такого стресса никак не устроился, ни с кем не сошелся, запил, его уволили. Жизнь не просто пустилась под откос, а как-то резко и внезапно он оказался стоящим на этом откосе, с которого сойти нет ни сил, ни желания. Пусть будет, что будет.
- А че ты так поздно шляешься, родители искать не будут?
- Я один живу, они у меня в области, так что я свободен.
-У, тогда понятно. А что грустный такой, у тебя вид как будто тебе недавно сообщили, что ты болен неизлечимо и осталось не больше года.
- Да, вот, так получилось, любил сильно, а она ушла к другому.
- Ох уж эти наваждения. А то, если б не ушла, все хорошо было бы. Это так только с позиции брошенного кажется. А так сам подумай, не ушла бы, встречались бы долго, поженились, она к тебе переехала б, бытовуха началась, проблемы, ссоры, ребенок. Это кажется только, что просто все, а именно на мелочах скандалы и ссоры происходят. У тебя на работе проблемы, ты злой и подавленный, а она с ребенком не справляется, дома все верх дном, тоже вся расстроенная и озлобленная, понять друг друга и поддержать только со стороны кажется легко, а так сам приходил бы и сцены закатывал, мол почему на полу молоко разлито и ужин еще не готов. Твоя любовь к ней, любовь как страсть, прошла бы все равно, а вот подходила ли она тебе как спутница жизни?
- Да я об этом как-то и не думал.
- Ну, как же ж не думал, раз такая любовь была, должен был и подумать, а то вот залетела бы, и все. Это пока молод так рассуждаешь, а потом и получается, что куда ни глянь, везде пидарасы и матери-одиночки, потому что когда головой думать надо было, думали другим местом.
- Может быть.
- Не может быть, а так и есть. И знаешь, что у тебя дальше будет?
- Ты мне будущее хочешь предсказать?
- Да, хочу. У тебя озлобленность пройти не может. Обида засела глубоко, поэтому ты и успокоиться не можешь, но это не из-за отвергнутой любви, а из-за попранной гордости. Поэтому ты встретишь похожую даму, и бросишь ее, чтоб отыграться за действия другой. Так делать нельзя, а вот сможешь ли ты это понять?
- Врятли я когда-нибудь смогу бросить человека, который будет действительно меня любить. Помня все свои страдания, никогда не пожелаешь такого тому, кто не заслужил.
- Не пожелаешь, но сделаешь. Такова природа человека. Поэтому вразумляться всецело надо. Не тогда, когда поезд уже на перроне, а билеты еще не куплены. Любишь, пожелай ей счастья, ведь любимым всегда желаешь счастья, и отпусти, забудь, живи дальше.
- Забудь, забудь, вы даже не представляете, насколько настойчиво я пытался это сделать. Вот, например, и сейчас пытаюсь, - я допил содержимое граненого стакана, засунул себе в рот малосольный огурчик и, причмокнув, налил еще.
В ответ Алешка только покачал головой. Наверное, он знал намного больше, чем рассказал мне, и то, о чем он смолчал, был огромный ценнейший опыт, который нельзя передать словами. Какой же я дурак.
Прошло уже несколько месяцев с нашей последней встречи. Она мне до сих пор снится и, думаю, полностью покинет мое сознание еще не скоро. Я смирился с несчастной любовью, открыв для себя путь к избавлению через творчество. Работаю корректором, много читаю, жизненная теорема изогнутая в разные стороны без начала и счастливого конца больше не пугает меня. У меня замечательные друзья, я это понял и оценил, они никогда не бросали меня, даже когда я посылал их и пытался сбежать от всего мира.
В моей жизни произошли большие изменения, чего стоит только то, что я завел домашнее животное. Коша Гоша. Он оранжевый с приплюснутой мордочкой. Все мои неоправданные ухаживания теперь сводятся только в заботу о нем. Мягкое довольное благодарное мурчание перед сном насильно отвергает плохие мысли, мне больше не снятся кошмары.
Возвращаюсь с работы, надо купить кошачьего корма и сигарет. В супермаркете как всегда очередь. Беру пару небольших вкусняшек для кисы и немного задерживаюсь возле отдела с колбасой. Нет, мне не нужна колбаса, мое внимание привлекла молодая девушка. Она взяла небольшую палку колбаски и положила в сумку, очень незаметно. Интересно, откуда она.
- Добрый вечер. Если поможете мне выбрать какой-нибудь твердый сыр, то, обещаю, с меня ужин, - вот так сразу и выпалил, - как Вы относитесь к суши?
- Хорошо, как Вы относитесь к пармезану? – у нее очень приятный голос.
- Пармезан, прекрасно. Беру пармезан. Меня зовут Герман. Может часиков в восемь?
- Подходит. Я Лиза. Давайте тогда возле этого магазина и встретимся?
- Да, у входа, где восточная сувенирная лавка.
- Договорились.
Я и не подозревал, что мои губы так бесконтрольно умеют растворяться в улыбке. С виду она была похожа на хиппи, очень просто одета, никакого пафоса, никакой заносчивости. А как я выяснил позже, колбаску она украла для своей кошки, не могу сказать, что это одобряю, но что-то в этом было. Кстати, наши кисы неплохо подружились, и мы больше тратились на контрацептивы для них, чем для себя.
Последнее чувство, завершившее круговорот страданий, была любовь. Единственное средство избавиться от душевных страданий, приглушить боль и действительно забыть и отпустить, это влюбиться заново.
Впоследствии я видел Мэри всего лишь один раз, это случилось через несколько месяцев после знакомства с Ли. Мы даже сумели поговорить.
- Герман? – окликнул меня как-то знакомый голос. Увидела, сука, и не стыдно приближаться после прощального взмаха рукой.
- Да, я еще не сменил имя. И где же твой "лучше меня"? – стараюсь не нервничать, хотя сердце ушло в пятки и даже не стучит.
- Его нет.
- Он не приехал в такой день? А я то думал, что день рождения это серьезно, и можно обидеть, если не прийти. Но я же ведь дурак, наверно ничего не понимаю.
- Нет, ты все правильно понимаешь. Просто его вообще нет.
-Ах, - вот он, наконец-таки, плод моих мучений, - какая прелесть. И куда же он пропал?
- Не вижу в этом ничего прекрасного.
- Сочувствую.
- Что ты делаешь сегодня вечером? – это она меня спрашивает. После того, как разбила мне сердце, после того, как сделала самым несчастным человеком на земле, после того, как я четыре раза не покончил жизнь самоубийством и после того, как я наконец-таки ее простил, забыл и отпустил.
- Я собираюсь сделать этот вечер самым прекрасным и незабываемым, как и все остальные, для своего самого любимого человека. Мне пора, пока, - зачем-то машу ей рукой.
22.07.2011 И. Вито
9
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/