Стриптиз

 

Часть 1

 

- Сука! Тварь безмозглая! – он выхватывает откуда-то из-за дверного шкафа милицейскую дубинку, - я тебя не прошу и не заставляю, я тебе приказываю! Ебаная пизда, если ты сейчас же не окажешься котенком, скачущем на его члене, я из тебя такое квазимодо сделаю, что, блядь, сама такой жить не захочешь, - и он не шутит.

В этом заведении все строго. Есть клиенты, между которыми ты выбираешь, есть, которые выбирают, а есть особоплатящие и отказонепринимающие. Уродливый, жирный, вонючий увалень уже никого не пугает, но зверски жестокий, извращено развращенный и пошло придирчивый ублюдок совсем другое дело. Они крышуют это заведение, они отмазывают Макса, он у нас что-то между мамочкой и сутенером, они сбывают через нас наркоту, на которой мы тоже имеем процент, если толкаем клиентам, и они свободно пользуются всеми девочками, что здесь работают. Попасть на ложе к такой настолько высокопоставимой персоне тоже, что и взять больничный на месяц, причем с совершенно непонятной неизвестной травмой, от которой можешь не оправиться и до конца своих дней.

Вчера у нас с Максом был секс, очень нежный и непрофессиональный. Мне показалось, что я ему не безразлична. Пытаюсь улыбнуться, стараюсь заглянуть ему в глаза, если ударит раз, то не остановится, пока посетители с первого этажа не начнут жаловаться на то, что кровь капает прямо с потолка. Мило улыбаюсь, так же как и вчера, когда говорила, что люблю его. Он осекается, резко разворачивается и выходит из комнаты. Я не шевелюсь, не потому, что не могу, мне страшно. Щека до сих пор горит после пощечины, которую он мне залепил, ноет затылок, руки трясутся… В голове мелькает мысль: "А вдруг передумает?!" Стараюсь вжаться в пол, слиться с ним, стать частью его, чтоб никто не видел, не трогал и не делал больно. Слышу его голос, извиняется за то, что случайно вырубил меня, поясняет, что как-то травмировал… Зачем? Гребаные некрофилы, они что и мертвую готовы трахать, но именно эту?! Смех. Все позади. Он возвращается в комнату.

- А знаешь, я тебе сейчас жизнь спас, так что ты у меня в долгу, - трогает за руку, проверяет пульс, гладит по голове и снова уходит.

Спас. Спас тем, что не убил. Накидываю плотный плащ прям сверху нижнего белья, или точнее костюма для танца, он больше на пару размеров, чем надо, но это не важно. Приоткрываю окно, сажусь на подоконник, закуриваю. Меня обдувает прохладный весенний воздух, желтый фонарь качается прям напротив окна, его столб очень красиво оплетен диким виноградом. Холодная ночь, жестокая ночь, уходи, уходи, пожалуйста, прочь. Через несколько минут раздается крик Лидки, не мат протеста, а крик боли и зова о помощи. Прощай, подруга. Что можно такого делать с девушкой, что ее истеричный истошный вопль слышно на нижнем этаже в другом конце коридора в закрытой наглухо комнате? Жалко как-то, наверно ей очень больно. Слёзы сами начинают капать, непослушные.

Рассуждение о жизни перебивает нарастающий внутри страх, грудь печет, вены пульсируют. Справедливость, доброта, любовь – всего лишь слова, обозначающие несуществующие чувства.

Через час или через несколько часов, не знаю, сколько времени прошло, слышу стук в дверь. Приоткрываю.

- Они ушли, - говорит Оля. Её корейские глаза стали еще уже. Лида была нашей лучшей подругой, но уже скорее бывшая Лида.

- Точно?

- Ага.

- А что с ней?

- Не знаю, она не спускалась.

- Идем.

Осторожно выглядываю из комнаты, снимаю босоножки, чтоб не цокали каблуки, прижимаю их к груди, и быстрым шагом иду вдоль коридора. Оля бежит за мной, тоже босая, тоже оглядываясь на любой шорох. Поднимаемся наверх. Возле двери стоит Макс, что-то объясняет Ромке, курьеру. Нас заметил не сразу.

- Хули приперлись? Если делать не хер, ща займу, - но резко разворачивается и уходит.

Мы в упор смотрим на Рому, но он ничего не говорит. Его промелированные волосы кажутся седыми, он напуган не меньше нас.

- Ром, чё с ней? - спрашивает Оля.

- Не знаю, но скорую сказал не вызывать, - открывает дверь, но не заходит, - посмотрим?

Свет не горит, в темноте еле видны очертания мебели, Рома пытается нащупать выключатель, я тем временем пробираюсь к окну, чтоб отодвинуть шторы. Наступаю на что-то, нога соскальзывает, я падаю, умудряюсь долететь до окна, хватаюсь за штору, повисаю на ней, тем самым отодвинув в сторону. Свет ночных фонарей освещает стену напротив, тут же раздается щелчок, загорается свет. Я стою одной ногой на колене, вторая вытянулась вдоль прохода, на руке намотана штора, лицо обращено к постели, на которой обнаженная окровавленная фигура в неестественно выгнутой позе. Лица не видно, оно где-то за складками простыни и спутанными волосами. Все тело в синяках, подтеках и ссадинах. Не могу произнести ни слова, слишком быстро зажегся свет, слишком близко я оказалась к ней, слишком сильно напряжены нервы. Слышу только всхлипы Оли.

- Это точно она? – спрашивает Рома, видимо для того, чтоб хоть что-то произнести.

- Да, - шепчу ему в ответ.

Оля не выдерживает, падает на колени, бьет кулаком по полу, как будто этим чего-то добьется, и громко пытается сделать вдох сквозь истерику. Рома хватает ее под руки и вытаскивает из комнаты, уже за дверью слышу крик. Вначале неразборчивое рыдание, потом проклятья и угрозы, затем что-то лепечет навзрыд. Я подхожу ближе, сажусь на край кровати, смахиваю белокурые волосы с ее лица. Рот открыт, глаза вылуплены, как будто ей до сих пор больно, руки заломлены назад, ноги расставлены. Пытаюсь закрыть глаза, но они не поддаются, тогда беру из шкафа чистую простыню, и накрываю ей все тело. Сажусь рядом на стул, подкуриваю сигарету, и стараюсь по памяти прочесть заупокойную.

Мы так долго были вместе, столько прошли, прочувствовали, прожили. Мы стали настоящей семьей, в которой есть искренняя доброта, настоящая, преданная, чистая. Но нет больше нас.

А ведь начиналось всё несколько лет назад, когда этот мир был светлее, воздух чище, а люди… в принципе не важно.

 

***

Мама обнимает меня так сильно, как будто мы расстаемся навечно. Хотя я уезжаю всего лишь на несколько дней за результатами экзаменов, и, если поступлю, чтоб сразу оформить общежитие.

- Как приедешь, сразу позвони.

- С вокзала что ли?

- И с вокзала, и с дома, поняла?!

- Хорошо, - неужели она до сих пор не привыкла к тому, что я никогда не звоню, не потому что не хочу, а потому что забываю. Наотрез.

Жарко, автобус полный, окна не все открываются, вставляю в уши плеер, машу перечеркнутой надписи "Романовская "и откидываюсь поглубже в кресло. Ехать не менее трех часов, чтоб не сойти с ума закрываю глаза, уснуть не получается, зато я уже явно представляю себе то, куда мы пойдем с девчонками отмечать поступление в ВУЗ.

В Ростове оказывается намного прохладней. Выйдя из автобуса, обдает грязным ветерком. Отворачиваюсь от пыли, надеваю очки, улыбаюсь этому городу. Оставить вещи договорились у двоюродной тётки по маминой линии, которая живет в двухкомнатной квартире с мужем, своей матерью и дочерью, у которой уже есть ребенок. Не понимаю настолько близкую семейную жизнь, но благодарю за то, что приютили на несколько дней. Ее дочка, моя ровесница, почему-то вместо того, чтобы идти учится – родила, и вместо того, чтоб найти жилье и снимать хотя бы с парнем или отцом ребенка – остается на шее матери. Может так и проще, но ведь это коммунальное убожество на всю жизнь. Нет, видимо, стремления ни к лучшему, ни к удобному, прирожденный бомж. Рассказав, что у нас всё хорошо, переодеваюсь в легкий сарафан и выхожу на улицу, прихватив с собой косметичку и большие круглые серьги.

Прошла на два факультета, филологический и исторический. Что лучше? Удачное стечение обстоятельств. Поэтому склоняюсь к более интересному. История. Спешу в парк, где договорились встретиться с девчонками. Выскочив из автобуса, ныряю в переход, так спешу, что не смотрю по сторонам. Не замечаю на последней ступеньке решетку для воды, каблук попадает как раз между прутьями и застреет, наглухо. Приходиться сложиться в три погибели, чтоб попытаться что-то сделать. Не выходит. Только ставлю на пол сумку, чтоб начать снимать обувь, как передо мной оказывается симпатичный молодой человек с приятной широкой улыбкой. Он наклоняется, придерживает мою ногу за щиколотку, и через минуту я свободна.

- Саша.

- Вера, - "он такой симпатичный".

- Вы сильно спешите?

- Вообще-то да, у меня встреча с подругами.

- А завтра?

- Завтра свободна.

Вот теперь до завтра буду думать, позвонит или нет. А вдруг нет, забудет, не сможет, передумает… Захожу в открытое летнее кафе, за столиком Оля, Лида и Фаина. О чем-то оживленно болтают, меня даже не заметили. Подхожу к ним, здороваюсь, с ходу начинаю рассказывать историю с туфелькой. Все смеются.

Мы с Олей оказались в одном институте, но на разных факультетах, она выбрала химфак, но жить будем вместе. Лида пошла на техника каких-то комбайнов, может ей и пригодится, чтоб водить дедушкин трактор. А Фаина вообще никуда не поступила, потому что ее отец предложил ей трех мужей. Вот так, даже выбор есть.

- Я все равно куда-нибудь пойду учиться. Только позже, когда все утвердится, ребенок подрастет и все такое. Но обязательно пойду, на заочку, я это точно решила.

- А куда мы сегодня пойдем?

- В Чейзе сегодня свободный вход, будет какой-то диджей, конкурсы и стриптиз.

- Женский или мужской?

- Женский, но может и не только, - мы все громко рассмеялись, а Фаня покраснела, ей вера не позволяла.

- Во сколько встречаемся? – спрашивает Лида, - а то у меня еще дела.

- О, свидание что ли?

- Де-ла, на-до, - тянет она по слогам.

- У нас есть часа три, можем пройтись по магазинам и где-нибудь поужинать, - отвлекаю Олю от дотошного расспроса, - она все равно нам потом все расскажет.

 

***

- Там ребята предлагают присоединиться к ним, - Лида вся мокрая и запыханная от безостановочного движения почти что кричит мне на ухо, - они там, возле бара, - показывает рукой на компанию из четырех парней.

- Но их же четверо, а нас трое.

- И че, пускай еще кого-нибудь подцепят. А где Оля?

- Пошла в туалет. Плохо вроде.

- От чего, мы ж вроде ничего не пили. От одного коктейля плохо?

- Да не, ее угостили чем-то. Вначале прикольно было, а потом она ушла.

- Пошли за ней, - она сдергивает меня с дивана и силой тащит к выходу.

Возле туалета небольшое скопление народа, но судя по тому, как все непринужденно болтают, прихорашиваются и фотографируются, они собрались не по прямому назначению. Начинаем стучать во все двери по очереди, спрашивая Олю. С третьей попытки дверь открывается, заглядываем внутрь. Оля сидит на бачке унитаза, широко расставив ноги, и чему-то сильно улыбается.

- Тебе хорошо или плохо? – спрашиваю ее.

- Так хорошо, только ноги болят, - еле внятным голосом отвечает она.

- Давай, идем, - Лида берет ее за руку и начинает стаскивать с бочка, также как только что стаскивала меня, - ну, помоги.

Беру под вторую руку, и мы выводим ее из туалета. Шаг ровный и плавный, не понимаю зачем все еще держу ее. Медленно отпускаю, нащупываю кисть, сжимаю в своей руке, веду за собой. Лида уже стоит возле своих новых знакомых, они нам улыбаются. Милые ребятки, самого симпатичного Лида уже забрала себе и вальяжно висит у него на шее, рядом с ними стоит очень улыбчивый, чем-то похожий на Курта Кобейна, парень, он мне нравится с первого взгляда, подхожу к нему, говорю "привет", в ответ он кладет руки мне на плечи и заглядывает прям в лицо. На столике уже стоят готовые напитки, беру один из них, крепкий и сладкий, мы весело смеемся, Оля постоянно подтанцовывает, как будто все еще не может остановиться, двое парней облепили ее по бокам и не отступают ни на шаг, Лида уже целуется со своим новым "на одну ночь", а я пытаюсь расслышать, что рассказывает мне Курт. Через час они предлагают передвинуться в другое место, мы согласны. На улице приятная летняя ночь, свежо и нежно, все шепчет о романтике. Мы прогуливаемся пешком по скверу и направляемся в сторону многоэтажных домов. По дороге покупаем пиво и что-то еще. Квартира принадлежит Антону, тому, что с Лидой. Две большие комнаты, но мы почему-то располагаемся на кухне. Один из ребят забивает белломорину анашой. Опьянение сменяется смехом, который сменяется опьянением, пока не будет забита новая порция. Лида с Антоном закрываются в ванной, их уже полчаса не видно и не слышно. Конспираторы хреновы. Мы с Куртом, не помню его настоящего имени, выходим на балкон покурить.

- У тебя красивые глаза, - видимо он больше ничего не смог придумать, так и хочется ответить – настолько насколько и пьяные? Он проводит рукой по волосам, я делаю шаг к нему, мы целуемся, его руки скользят по моей талии, ягодицам, бедрам.

Задирает вверх платье, стаскивает трусики, я его не останавливаю, но раздевать в ответ не начинаю. Он садиться на кресло, отодвинув с него кучу стираного белья, я сажусь сверху. Его руки плотно обхватывают мои бедра, он направляет их к себе, я чувствую как он скользит по внутреннему бедру, сильно упирается, входит внутрь. У меня небольшой шок – он такой большой! Мне чуть ли не больно. Движения медленные и плавные, такое ощущение, что он толще раза в два, чем положено, со временем становится приятно, он запрокидывает вверх голову, через несколько секунд успевает выйти, все стекает по ногам. Беру из кучи белья носовой платок, думаю, пропажу не заметят, вытираюсь. Смотрю на его медленно опускающийся член, он кривой, как крючок для рыб. Вот почему было такое ощущение, он растянул меня так не потому, что такой толстый, как показалось вначале, а потому что изогнут. Пожимаю плечами, было прикольно. Выкуриваем еще по сигарете, возвращаемся на кухню, там никого нет. Стучу в ванну, Лида мычит в ответ, это только мне везет на скоростных парней. В дверь спальни стучать не приходится, по звукам итак понятно, что там происходит. Но их же трое. Любопытство перебарывает, приоткрываю дверь, заглядываю. Включен ночник, но все хорошо видно. Один из них лежит на спине, Оля сверху, нагнута к нему так, что стонет прямо в лицо, второй на коленях над ней, растягивает руками ягодицы, его член в ее заднице, они стараются двигаться ритмично, но у них не получается. Какая-то куча конечностей и стонов. По-моему это называется бутерброд, или как то так. Становится немного противно, закрываю дверь, возвращаюсь к Курту.

 

***

 

- Я ничего не помню, - Оля сидит за столом в углу веранды, руки обнимают голову, мелкие солнечные блики падают на нее, делая кожу камуфляжной расцветки.

Фаина сидит с открытым ртом, слушая наш рассказ о вчерашнем приключении. Нам же с Лидой настолько хочется есть, что история принимает плямкающий оттенок.

- А мне понравилось, - говорю я, - мы с ним номерами обменялись, может, еще как-нибудь встретимся.

- Зачем? – не удерживает Лида.

- Ну как зачем? Повторить.

- Мы же решили, что повторять не будем. Один раз, плюс балл, и никаких повторений и тем более отношений.

- Может быть, посмотрим.

- Не понимаю, - возмущается Фаина, - я вначале подумала, что вы шутите, а сейчас мне кажется, что вы с ума сошли, что за игра такая?! Как так можно?

- Не хочешь присоединиться? – смеется Олька, - у меня вот уже больше всех.

- Нет! – она делает оскорбленный вид, мы же смеемся в ответ.

 

Это было примерно год назад, мы собрались на пикник, пляж, вода, журналы. Три скромные чистые девственницы, мы пили лимонад и разговаривали об искусстве, музыке, живописи, балете. Обсуждали парней и выпускной бал. Все статьи в модных журналах были адресованы моде и соблазну, страсти и покорению. Мы долго обсуждали одну из статей, где говорилось о том, что для того, чтоб соблазнить и удержать понравившегося мужчину нужно быть такой и такой. Обсуждали долго и довольно-таки громко, пока одна из рядом находящихся женщин, тоже с подругами выбравшаяся на пикник, не поднялась со своего покрывала и не подошла к нам. Её длинные загорелые ноги вызывали восхищенье, плавная, грациозная, волосы завязаны узлом, большие зеленые глаза, широкий рот. Она была похожа на модель, сошедшую из нашего журнала, вот только лицо было немного пропитым, и глаза на удивление тусклые.

- Короче, девки, болтаете и сами не понимаете, что несете. Чтоб такой быть, нужно напросто быть шлюхой. Сами подумайте, вот вы, что вы знаете, что умеете, что вы можете предложить. Ничего. И интереса к вам, следовательно, никакого. Когда встретите что-то стоящее, журналы не помогут. Взрослейте вначале, а потом уже их открывайте.

И она была права. Элементарные проблемы, неудобства, принципы – все уходит со временем и с опытом. Мы решили придумать игру. До двадцати лет три года, за это время мы поступим учиться, начнем работать, и у каждой за этот срок будет не меньше двадцати парней сексуального опыта. Эта цифра нам показалась оптимальной и обнадеживающей. К этой цифре мы еще не подошли, я – 8, Лида – 7, Оля – 10, и игра приняла характер соревнования, но ни кто достигнет определенной цифры первым, а у кого она окажется больше. Тот же азарт.

 

***

 

Первого сентября наступила осень. Был сильный дождь, ветер срывал с крыш куски шифера, деревья клонились земле, небо было черным и злым. Голос преподавателя затих раньше звонка и нас отпустили домой. Выходить под ливень не хотелось и все сидели в вестибюле, обсуждая ближайшие мероприятия. Через час бестия стихла, а еще через пол подошла Оля. Мы взялись за руки и пошли домой, решая по дороге, чтоб приготовить на ужин.

 

- А ни тяжело ли будет?

- Не, там график гибкий, - Оля с ногами влезла на небольшое низкое кресло, притащенное одногрупниками с закрывшейся учительской, - с пяти до двух, это всего лишь девять часов.

- Девять часов обычный график.

- Да, но два два, и можно отпрашиваться, например на сессии или если заболела. Все-таки лучше, чем раздавать листовки на улице. Что, кстати, они тебе звонили, говорили, когда в следующий раз надо будет?

- Нет.

- Вот видишь, а там хоть что-то и постоянно, плюс чаевые.

- Значит официантка. Попробуй, если все получится, то я к тебе присоединюсь.

- Да пошли сразу вместе. В одну смену попросимся. Так проще будет. Помогать будем друг другу.

- Ладно, пошли, - делаю глоток кислого крепкого коктейля в жестяной банке, - мне Саша позвонил.

- Какой Саша?

- А помнишь, я рассказывала, когда только результаты получили, я с парнем познакомилась, так вот, он вчера позвонил и предложил встретиться.

- И что?

- Договорились на завтра. Как ты думаешь, может это не на один раз? Он, просто, мне очень нравится.

- Откуда мне знать, я его даже не видела. Пускай друга возьмет.

- Как-то неудобно спрашивать, вдруг он свиданье устроить хочет, наедине пообщаться.

- Неудобно на потолке спать, одеяло падает. А вдруг он маньяк и хочет тебя затащить куда-нибудь? Вот и скажи, что ты одна боишься идти.

- Может быть.

Звоню. Пообещал завтра быть с другом.

На следующий день перед свидание зашли в кафе, куда собирались устраиваться на работу. Оно находилось недалеко от института, с общаги так же можно было ходить пешком, не тратясь на проезд. Работа не пыльная, общепит, постоянные чаевые, свободный график. Нам выдали форму, показали служебные помещения, назначили небольшую стажировку. Теперь можно не волноваться, где брать деньги на клубы. Вечером собрались идти на встречу с Сашей.

Рубашка не заправлена, волосы встреплены, легкая небритость, свободная походка. В нем была какая-то небрежность, расхлябанность и развязность, он был мерзким гадким и при этом жутко притягательным типом. Влюбилась, наверное.

 

***

 

- Милая, мы же поедем на пикник? Руслан уже достал меня с этим. Ты где?

- Тут, - отвечаю ему, и мой голос отдается эхом от кафельных стен туалета.

- Что ты там делаешь? – Саша приоткрывает дверь и просовывает голову, лыбясь от любопытства.

- Писаю, Саша, а ты мне мешаешь!

- Так я тоже хочу, - заходит ко мне и закрывает за собой дверь, хотя мы одни в квартире. – Как ты думаешь, это правда, что девочка и мальчик не могут писать в один унитаз одновременно?

- Не знаю, это присказка, в смысле, что они там другим занимаются. А как ты это представляешь? – но он уже достал из штанов свою отправную часть, - что ты делаешь? Саша!

- Раздвинь ноги.

Я развожу ноги в разные стороны, и между ними образуется треугольник свободной части с журчащей внизу водой. Он старается попасть именно туда, но потом замирает, начинает смеяться, от чего его струя колышется и попадает мне на лобок. Чувствую, как что-то горячее обжигает меня, все равно, что это грязно, не гигиенично, мне нравится. Все что связано с этим человеком – мне нравится, даже его моча, стекающая по моему телу. Он открыл рот, я вижу, как его глаза светятся удовольствием, убираю назад руки, открывая тем самым грудь, он попадает на нее. Возбуждающий интерес берет верх, нам уже все равно, что капает на пол, что попадает на волосы, что это нехорошо. Почему не хорошо, раз это так приятно. Струйка становится совсем слабой, потом стихает, он стряхивает остатки мне на живот.

- Давай теперь ты, - он хватает меня за руку и поднимает с толчка, садится на мое место и показывает руками на свои гениталии.

- Прям на них?

- Конечно.

Неудобно. Одной ступней становлюсь на сиденье под его ногой, другой стараюсь доставать до пола, от смущения не могу сосредоточится, но вскоре выдавливаю из себя немного жидкости, она стекает с его живота, огибая пупочек, путаясь в лобковых волосах и соприкасаясь с внутренним бедром и членом, капает вниз. Он притягивает меня к себе и целует.

- Кого-то надо искупать, - он гладит меня по животу, размазывая капли и втирая их в кожу.

- Ага, и по-моему, не меня одну.

Идем в ванну. Он включает душ, регулирует воду, отводит его в сторону:

- Ложись.

- Прям в ванну?

- Прям в ванну.

Поливает меня водой, круговыми движениями гладит по телу, руки опускаются все ниже и ниже. Он ласкает мои нижние губы, заводит между них палец и оказывается внутри. Слегка сгибает его, и я вздрагиваю. Мелкие мурашки покрывают меня с ног до головы, вода бьется об грудь, он залазит в ванну, раздвигает мне ноги шире и губами ласкает грудь. Бедра напряжены, ступни постоянно вздрагивают, я стараюсь не закричать, он почти всей рукой во мне, упираясь костяшками пальцев – он делает мне больно, а перебирая ими внутри – приятно, отходное состояние, доводящее до судорог исступления. Я слышу, как он стонет, его член уже бардового цвета, он пытается войти в меня, но ванна слишком тесная. Я поднимаюсь и сажусь на него сверху, он закатывает глаза и моментально кончает, издав громкий стон, похожий на крик. Хорошо, что мы сейчас одни.

 

- А кто ещё будет? – спрашиваю его, накладывая по тарелкам только что приготовленную солянку.

- Руслан с девушкой и еще какой-то друг, я не знаком с ним. А не все ли равно. Мать завтра возвращается, поэтому мы все равно не сможем, - он запинается, - ну, повторить.

- А где это?

- Не далеко от города. Там красиво, природа.

- Хорошо, поехали. Я просто интересуюсь предстоящей компанией.

- Без подруг совсем не можешь? Мне казалось, самое главное это провести время со мной.

- Да, конечно, - улыбаюсь ему и незаметно касаюсь его руки.

- Знаешь, что мне рассказали за твою Олю?

- Что рассказали, - хотя я уже догадываюсь, о чем пойдет речь.

- Мой знакомый говорил, что спал с ней. Он назвал ее мочалкой. Ну, ты понимаешь, что это значит?

- Что она легкомысленная?

- Нет, точнее да, но не просто такая. Парни звонят ей, если хотят спустить. Бесплатно. Я не хочу, чтоб ты общалась с ней, о тебе станут говорить тоже самое.

- Но мы живем вместе.

- Попроси, что тебе перевели в другую комнату.

- Это не возможно. Общага переполнена.

- Поменяйся с кем-нибудь.

- А как я ей это объясню?

- Зачем что-то объяснять. Скажи правду.

- Я не могу, она моя подруга, мы всегда были вместе. Я поговорю с ней, постараюсь объяснить.

- Ты думаешь, она поймет? Пустая трата времени. Учись отбрасывать ненужных людей, которые тянут тебя вниз.

- Да, - "кто бы говорил, сам постоянно водиться с всякими барыгами, уродами и гопотой, а настоящих друзей нет, а если и есть, то их не видно и не слышно, так не бывает".

 

***

 

Девушкой Руслана оказалась совсем не его девушка, а какая-то недавно подцепленная им фифа. Никита, я его уже видела как-то, и хачик Ара, товарищ с работы.

Закупив продуктов, выпивки и готового маринованного мяса, мы вместились в машину Руслана, мне пришлось сидеть на руках у Саши, а при выезде из города нагибаться так сильно, что начинала кружиться голова. Зато доехали быстро, пробок не было. Дача Руслана находилась в двадцати километрах от города, на окраине села Веселое. Двухэтажный домик, большой участок, маленькая мастушка, сарай для лодок, уютная беседка. Мы с Надей, так звали ту девушку, накрыли на стол, пока парни кололи дрова и нанизывали мясо.

- Ты где-нибудь учишься, - спрашиваю ее, чтоб завязать хоть какой-то разговор.

- Конечно, в университете.

- А на кого?

- Экономист, - "а я о другом и не помышляла, где ж такая еще может учиться".

- А я на истфаке.

- Хм, - почему-то мне показалось, что она сказала "фу".

- А ты с Русланом давно, ну, как бы вместе?

- Давно.

- Понятно, - тяжкий разговор получается, - А где работаешь?

- Бутик "Калипсо", знаешь такой?

- Конечно, - "не, пора сваливать", - я за приборами.

Никита в доме нашел гитару, и наш пикник окрасился старыми песнями русского рока. Потом пел Саша, я осталась возле него, это было намного приятней, чем находиться радом с фифой. Старалась не выдавать своего восхищения им, но у меня мало что получалось. Сердце предательски громко стучало, глаза блестели, улыбка не сходила с лица, он заметил это, и постоянно мне подмигивал и кивал.

Когда было выпито достаточно, чтоб разговор можно назвать пьяным, он предложил пройтись.

- На природе все становится романтичнее, не правда ли? – мы остановились на мини-причале и всматривались в темную гладь воды.

- Да, наверно, - я не поняла, что он имел в виду, да и какая разница, сейчас так хорошо, что ничего кроме не имеет значения.

- Пошли туда, - он указал пальцем в сторону сарая.

- Там же темно?

- А зачем тебе свет?! – он громко рассмеялся, таща меня за собой в холодящий тело мрак неизвестности.

Там лежали бревна, сваленные огромной кучей, и перевязанные как попало. Он усадил меня на них и стал жадно сдергивать одежду. Я постаралась остановить его, зачем так спешить, я люблю, когда долго. Отстранила от себя, нагнулась, и не спеша расстегнула ширинку. Было очень темно, на земле все в округе было завалено опилками, у нас получилось только сзади, облокотившись об бревна и сидя на них, хотя это было жутко и травмоопасно. Они были круглой формы, постоянно двигались, мы съезжали с них, постоянно останавливались, боясь упасть. На природе романтично… О, да.

- Они не будут возмущаться, что нас так долго не было, - спрашиваю его на обратном пути.

- Почему долго, где-то час, они наверно даже не заметили.

В беседке никого не оказалось. Грязные тарелки стояли на своих местах, стаканы были наполовину полны, мотыльки кружили вокруг подвесной лампы. Мы присели на скамейку и выпили остаток коньяка, закусив тем, что осталось.

- Может они спать пошли?

- Что шутишь?! – он усмехнулся моему предположению и, откинув в сторону салфетку, поднялся из-за стола, - в дом наверно пошли. Щас проверю.

- Я с тобой, - почему-то мне стало страшно оставаться одной.

Дверь в дом была не заперта, на первом этаже было темно, только с лестницы стекали блики света от незакрытой двери. Они незаметно коснулись нас, осветив замершие от удивления и растерянности лица. Сверху доносились громкие крики той девушки, что была с нами весь вечер, прерываемые диким мужским смехом. Саша схватил меня за руку, и мы вышли на улицу, обогнув беседку, направились к реке.

- Зачем мы туда идем?

- А куда? – он огрызнулся и посмотрел на меня так, как будто я выругалась на него. Слезы стали наворачиваться на глаза, толи от жалости, толи от страха, он обнял меня и сменил тон, - мы были там, никуда не возвращались, ничего не видели и не слышали, поняла?

- А как же она, они же ведь её…

- Ничего они с ней не сделают.

- Может вызовем милицию?

- На хера, тем более я адреса не знаю, и они потом за это нас просто прибьют. Лучше пускай сами все разруливают.

- Так нельзя.

- Но так почему-то есть, - он присел на край моста, свесил босые ноги, и стал задумчиво курить, постоянно оборачиваясь на меня, - иди ко мне.

Спали мы там же, накрывшись теплым одеялом, найденным в сарае. Нас разбудил Никита, потрепав за плечи.

- А чёй-то вы здесь?

- Да вот, так хорошо устроились, что и уходить не захотели. А у вам там все в порядке?

- Да, это, - он сильно покраснел, - немного повздорили только.

- С кем? – притворяясь ничего не знающим, спросил Саша.

- Да с Надей, она вначале вроде как согласна была, а потом ругаться стала, ну, в общем, конфуз.

- Только не говори, что вы ее всей толпой, она ж заяву может кинуть.

- Да вот общаемся сейчас.

Картавый грубый голос с жутким акцентом, принадлежавший Аре, был слышан намного раньше, чем увиден его обладатель. "Так жит не будишъ!" и в том же духе.

- Что за крики с такого утра, вы чего? – Саша натянуто улыбался, стараясь не ввязывать нас во все это дерьмо.

- Пускай пойдет к ней и поможет в порядок привестись, - сказал Руслан Саше, указывая на меня.

- Вер, сходи, поговори хоть, - он погладил меня по руке, успокаивая.

Она закрылась в ванной, на первом этаже, я постучала, и попросила впустить меня. Прозвучала щеколда, я толкнула дверь. Она сидела на краю ванной и смотрела в одну точку. Синяков не было, царапин тоже. Я поправила ей волосы, закинув их назад, на что она прошипела "Не трогай". Лицо было заплаканным.

- Что случилось?

- Твари…

- Что они сделали? – я присела рядом с ней.

- Им это так просто с рук не сойдет…

- Может тебе помочь одеться?

- Уйди!

С пребольшущим удовольствием! Я плотно закрыла за собой дверь и вышла на улицу к ребятам. Они сидели в беседке и доедали остатки вчерашнего пира.

- Ну, чё? – поинтересовался Руслан.

- Проблема в языковом барьере, извини.

- Ладно.

- Что делать будешь? – спросил Саша.

- Что-нибудь придумаю, - отмахнулся тот.

После того, как мы позавтракали, Руслан отвез нас в город, высадив в центральном парке. Мы сидели на лавочке, обнявшись, и обсуждали пережитый пикник.

- Ты говорил, что у меня подруги ебанутые, а твои друзья нет что ли?

- Дело в том, что от общения с ними, я таким же не стану, а вот о тебе слухи пойдут. За компанию, так скажем.

- За компанию на тебя заяву как-нибудь повесят. И доказывай тогда, что ты не такой, а просто мимо пробегал.

- Ой, - он прикрыл рот, и, мяукнув, зевнул.

- Саш…

- А?

- А может, Руслана с Олей познакомим?

- Ты чё, они ж до смерти страхаются!

Мы громко рассмеялись, хотя мне было совсем не смешно. Мои подруги, его друзья, дурацкая компания, вечные влипания во всякие истории, задержания, заявы, уже автоматически при виде милиции голова втягивается в шею. Зачем все это? В чем кайф?

 

***

 

Опоздания на занятия, опоздания на работу, опоздания в общагу – стали привычной приятной нормой, потому что я опаздывала только из-за того, что нам было мало времени. Минуты летели как секунды, часы как минуты, дни ожидания становились годами. Прощальный поцелуй на ночь мог затянуться на целый час, и только крик вахтерши выводил нас из этого состояния. Я наловчилась залазить в комнату через балкон, успевать подготовиться к семинару за перемену, сочинять правдоподобные басни на работе. Я любила делать ему маленькие подарки: брелок с названием его любимой футбольной команды, билеты на новый боевик, кружка в виде голой женщины, с которой он ржал полчаса. Мне всегда было мало его. Может, надо было сказать? Или он должен был сделать это первым? А что здесь такого, что страшного, сложного. Ведь это так просто, при следующей встречи подойти и сказать: Саша, я люблю тебя. Но я чего-то ждала. И оно случилось.

Обычный вечер. Он говорит: "Пошли в кино". Ведь в этом нет ничего странного. Сидели в кафе, заказывали виски и фрукты. Гуляли в парке, он купил мне большой букет цветов. Все было романтично и замечательно. Почему я об этом подумала, зачем спросила, ведь вечер мог закончиться совсем по-другому. Мы стояли на набережной и рассматривали проплывающие мимо катера.

- Саш, не хотела это говорить, но не могу сдержаться.

- О чем?

- Откуда у тебя столько денег?

- Устроился подработать, а что? Или я, по-твоему, совсем лентяй босоногий? Тебе что-то не нравится?

- Все нравится. Только почему-то волнуюсь.

- Это потому, что ты привыкла на всем экономить, даже на говне всяком, нормальные люди о таких вещах не задумываются, просто живут в свой кайф. Привыкай жить шире, в мире столько интересного. Не надо себе отказывать в том, что можно сделать!

- Да, Саша. Извини, - нежно целую его в щеку, в бровь, нос, губы. Мне так хорошо с ним.

На следующий день он разбудил меня своим звонком. Говорил быстро, запинался. Я ничего не могла понять, а он только злился на это.

- Просто скажи, что делать.

- Если спросят, ты меня не видела больше недели. И ни в коем случае никому не давай мой номер телефона и тем более адрес. Меня не будет некоторое время, когда все разрулится, я тебе позвоню. Даже подругам ничего не говори. Тем более про то, что у меня были деньги. Поняла?

- Да, Саша, - а у самой голос срывается, - что ты сделал? Надеюсь, ничего серьезного?

- Нет, милая, пустяки. Пока.

- Пока, - и никакой любви.

Так получилось, что в этот же день мне пришлось пообщаться со следователем. Он был среднего роста, опрятно одетый, в очках. Его внешность располагала к откровенности и доверию. Хотелось всё ему рассказать, чтоб больше не тяготить свою душу. Он сказал, что хочет пообщаться, что-то уточнить. Предложил сделать это в отделении. Я растерялась. Зачем прям туда? Мог бы просто спросить и никуда не тащить. А если я откажусь, он может меня в чем-нибудь заподозрить. Лучше максимально поддержать вид ничего незнающей девушки.

Его кабинет выглядел также убрано и аккуратно как он сам. Предложил чаю, я отказалась. Достал какие-то бумаги. Спросил мои паспортные данные. У меня волоски стали подниматься, сразу сделалось прохладно, он видимо это заметил.

- Вы не волнуйтесь так, от Вас нам почти ничего не надо. Просто, если Вы вдруг что-то знаете, поделитесь с нами. Никто на Вас не давит и не принуждает.

- Хорошо. Спрашивайте.

- Вы знакомы с Поповым Александром Федоровичем?

- Да.

- Как давно?

- Два месяца.

- В каких вы с ним отношениях?

- Друзья.

- Когда последний раз его видели?

- На прошлой недели, в четверг. Мы ходили в кино.

- Хорошо. Он вам что-нибудь рассказывал о своей работе?

- Он еще учится, но он говорил, что иногда подрабатывает с другом на складе. Грузчиком.

- А он не говорил, что он больше не хочет там работать или что нашел что-то лучше?

- Нет, не говорил.

- Угу, - он сделал пометки в своих бумагах и продолжил, - а имя Будников Руслан Никитович Вам о чем-нибудь говорит?

- Это его друг.

- Вы с ним знакомы?

- Видела один раз.

- При каких обстоятельствах?

- Пикник, - мне стало дурно, потому что я вспомнила, что произошло тогда. Неужели та девка все-таки написала заявление и их теперь ищут?!

- На природе?

В ответ я только кивнула.

- Что-нибудь еще о нем знаете? Где учится, где гуляет.

- Нет. Я не общалась с ним.

- Понятно. Подпишите, - он протянул мне листок с моими данными и словами. - Можете быть свободны. Больше Вас не потревожим.

- Спасибо, - встаю, иду к двери, в голове сумбур мыслей. Утренний звонок, теперь этот расспрос, что-то произошло. Получается, что я действительно ничего не знаю. Перед дверью останавливаюсь, поворачиваюсь к следователю, - а что все-таки произошло? Ведь Вы бы просто так не звали меня сюда.

-Убийство.

- Ап, - я не села, я рухнула на стул, - как?

- Вчера родственница Руслана, приходящаяся ему тетей, была найдена мертвой. Побои и ножевое ранение. Соседи видели, как к ней приходили двое ребят, племянник с другом. Пропали драгоценности, наличные деньги и сервис. Были сняты отпечатки. Руслан, как родственник, мог оставить их в любое время, а вот когда и зачем Александр прикасался к серванту в спальне убитой, придется спросить у него лично.

- Ой. Саша не мог. Он не такой как они. Я всегда ему говорила, что он зря не боится, ведь его могут обвинить с ними за компанию. И вот Вы… - мне нечего больше сказать, я просто глубоко выдохнула.

- За что?

- Вы о чем?

- Вы сказали, обвинить за компанию. Так вот я и спрашиваю, за что?

- А, они хулиганы. К девушкам плохо относятся, животных на машине давят, особенно кошек, такие как они обязательно делают что-то очень плохое, за что потом долго отсиживаются.

- Вы знакомы с Александром всего лишь два месяца, а так в нем уверены. Ваша наивность может причинить вам вред.

- Не хотите, не верьте, - у меня было чувство глубокого шока.

- Он уже был судим за кражу. Ограбили ларек сотовой связи, получил условно. Находился под подозрением за изнасилование, но тогда вышли на мировую. А мелких приводов даже не перечислю сколько.

- Саша?

Он только кивнул в ответ.

 

Было уже темно, Оля разливала по бокалам пиво, Лида перебирала в тарелке салат из свежих овощей, третьей девочки, которая жила с нами в комнате не было, ее вообще никогда не было.

- И что будешь делать? – Оля поставила передо мной полный бокал с пушистой ватной пеной.

- Ты так спрашивает, как будто у меня есть выбор. Дождусь, когда он объявится, если вообще объявится и спрошу у него.

- Что спросишь? – проснулась Лида.

- Милый, зачем ты убил бабушку? – ответила за меня Оля.

- Не бабушку, а тётю.

- Ах, да, это ж ведь совсем другая статья.

- Оль, прекрати. Не видишь, мне и так плохо.

- Когда я спросила, что ты будешь делать, то имела ввиду, не хочешь ли ты все рассказать?

- А что я им расскажу? Я действительно ничего не знаю, тем более не знаю кому верить.

- Он тебе звонил и предупредил, что уедет. А еще, ты сама говорила, что в последний вечер у него было много денег. Вдруг ни с того, ни с сего столько заработал и побежал транжирить. Нет, подруга, так не бывает, это прямо доказывает его вину.

- А если он действительно не виноват? – Лида жестом руки остановила скачущие мысли Оли, - может ему дали сколько-то немного, чтоб молчал. Или еще как-то получилось. А она возьмет и заложит. Или наоборот, он виноват, но отмажется, а она его врагом сделается. Не лезьте в это дело. Ты все правильно сделала. Вернется, так вернется, а не вернется, значит, ну, сама знаешь, все к лучшему.

- Так жаль.

- Угу, - посочувствовала Оля, положив голову мне на плечо, - не волнуйся, он еще позвонит.

- А как маме объяснить, она вчера звонила и про парня спрашивала.

- А ты ей уже рассказала, что парень есть?

- Не прям так, она просто спросила, не познакомилась ли я с кем, ну, я и сказала, что познакомилась, общаемся.

- Скажи, что он тебе разонравился, - Оля отодвинулась от меня, - а вообще лучше

ничего не рассказывать. Вот если отношения действительно серьезными были, или хотя бы прочными, тогда можно сказать. А так приедет, да еще и познакомить попросит. Ей же все интересно, потому что там в деревне вообще нет развлечений, кроме сплетен и сериалов. Я вот ничего не рассказываю маме.

- Я тоже, - кивнула Лида, - хотя твоя мама уж точно наврятли приедет. Где она сейчас, все еще в Китае?

- Не, вернулась в Корею. Но, боюсь, она там долго не протянет, как минимум через год вернется.

- А водорослей она тебе больше не присылала?

- Чуку что ли? Понравилось?

- Ага.

- Не, через месяц где-то будет.

- Пускай еще чаю пришлет, - мысли о еде наотрез все перебили, - Хун Чао или как там его…

- Конечно, пришлет, она ж думает, что я тут голодаю.

Мы все дружно рассмеялись. Потому что все наши родители так считали, и постоянно присылали столько еды, что нам покупать приходилось только хлеб. И то, моя мама умудрялась и его присылать, типа домашний же, деревенский…

 

***

 

Саша все-таки мне позвонил, только уже из камеры временного заключения. Процесс был открытым, и поэтому мы пошли туда все вместе. Там на арене происходящего действия этой трагической пьески он казался совсем другим. Толи жестокое обращение разбудило в нем ярость, толи решетки искажали так свет. Оля с Лидой, выйдя из здания суда, перекрестились и сказали, что больше знать о нем ничего не хотят.

- Ты хотя бы слышала, что они отвечали?

- Да, да, хватит об этом!

Домой мы шли молча. В следующий раз на процесс я пошла сама. Он и вправду был не тем Сашей, в которого я влюбилась. Злой, ругался, тряс решетку, его мать плакала, но адвокат был молодец. Может, обойдется? Слезы наворачивались на глаза, я решила выйти, чтоб не привлекать внимания. Пристав тихо прикрыл за мной дверь, я сделала несколько шагов, как вдруг увидела впереди себя знакомую фигуру. Надя. Она была не одна, а с какими-то людьми, одеты серьезно, на лицах не улыбки, идут прямо к залу. Узнала, что их судят и решила подсолить? Ой, что будет?!

Больше я туда не возвращалась. Через две недели он позвонил, и сказал, что дали вышку, сказал, что скинет адрес, куда можно писать, сказал, что сожалеет.

- Зачем?

- Так получилось.

- Это сколько лет?

- Двадцать. И все из-за этой суки, ты же ведь знаешь, что я к ней не прикасался, я тогда с тобой был. А она на меня показала, тварь.

- Я напишу тебе.

- Я люблю тебя.

Если б я тогда знала, что это будет единственное признание в любви в моей жизни, то я б ответила, что тоже очень сильно люблю, а так получилось, что дала ему понять, что он мне больше не нужен. А ведь такой хороший был, рубашка на выкате, волосы растрепаны, беззаботная улыбка на лице.

 

После того, как Саши не стало рядом, я почувствовала себя такой несчастной и одинокой, что обида на судьбу превратилась в простудную болезнь. Вечно заплаканные глаза, усталость, бледность, кашель, головная боль, а вчера я вообще потеряла сознание. Что из этого относится к простуде, а что к депрессии? На работе взяла больничный. В институт тоже не хожу. Девчонки за меня волнуются. Почти каждый вечер, они помогают мне одеться и выходят вместе со мной на улицу. Держат под руки, стараются развеселить. Но мне так грустно, что я их физически не могу слышать. Есть совсем не хочется, от сигарет тошнит, на лице вскочил прыщик.

Стою перед зеркалом, саму от себя воротит. Уёбище. Надо хоть попытаться снова жить. Иду в душ, тщательно вымываю волосы, делаю маску на лицо, брею ноги, подмышки, область бикини, стараюсь не спешить, но мне кажется, что чем быстрей я все с себя смою, тем лучше себя почувствую. Нога в резиновом шлепанце соскальзывает с кафельного парапета, и я от испуга удержать равновесие дергаю руку с бритвой. Все, стою, но по ноге стекает капля крови. Разрезала прям между внутренним бедром и половой губой. Вот черт!

От йода вначале пекло, потом остался желтый развод. Достала ранозаживляющую мазь, смотрится супермерзко, она похожа на гной. Прикрыла эту сублимацию сифилиса марлей и продолжила одеваться. Уже поздно, разодеваться нет смысла. Посижу немного на работе, чего-нибудь выпью, дождусь, когда Оля закончит смену, и мы вместе пойдем домой. Накидываю куртку, на улице легкая осенняя прохлада, немного похрамываю, закуриваю.

- Эй, красавица, - раздается откуда-то из гаражей.

Убыстряю шаг, но побежать не могу, слишком болит порез, не позволяет делать большие шаги. С теми же словами меня догоняют два парня, хватают за руки.

- Куда спешишь, а? – на вид вроде не дебилы, пьяные только, а у одного глаз затекший.

- Домой, - пытаюсь вырваться, но тот, что с глазом покалеченным хватаем меня за ноги и пытается поднять на плече.

Я начинаю кричать. Второй помогает ему взвалить меня на себя и закрывает мне рот. Я вырываюсь из всех сил, но им на помощь прибегает кто-то третий. Как далеко они меня оттащили, я не поняла, но когда отпустили, я очутилась в каком-то гараже. Три ублюдочные гадкие противные рожи стояли вокруг меня.

- Что, попалась! – кричит подбитый глаз.

- Да это кто еще попался! – также ехидно вызывающе отвечаю ему.

- Думаешь, что тебя здесь кто-нибудь найдет? А? – делает шаг ко мне, причем очень уверенно, видимо опыт большой.

- Да причем здесь это, - медленно поднимаюсь на ноги, план действий готов, я почти спокойна, - мне даже самой интересно, как вы будете это делать, если у меня сифилис второй стадии. Я его лечу, это не смертельно. – Начинаю раздеваться, стаскиваю штаны, спускаю трусы, бинты падают на пол.

Я сама не ожидала, что там такое получилось. Йод смешался с мазью, и она стала желто-мутно-непонятного цвета, запекшаяся кровь по краям, какие-то затвердевшие сгустки, часть бинта прилипло к телу и болтается по ноге, растирая по ней остатки впитавшейся мази, по замыслу напоминающей гной. Двоим становится плохо, они выбегают из гаража. Подбитый глаз смотрит на меня с сожалением, видимо о неудавшемся сексе, и со злостью, как же я посмела так их подвести.

- Одевайся, дура, пока эта гадость никуда не убежала!

Оделась я за две секунды, еще через несколько была под кафе. Оля встретила меня с удивлением на лице.

- Что случилось?

- Долго рассказывать, давай по пути домой.

- Ага, а то у тебя видок, - она улыбнулась одной половиной губ, - подстреленной обезьяны.

Над моим рассказом она долго смеялась, до истеричных приседаний и невольных слезоотделений. А Лидка вообще не поверила, сказала только, что конченый идиот мог в такое поверить.

- Ты просто не видела, что там было! – я начала истерично смеяться.

 

***

 

Вы даже не представляете, как я рада тому установленному учеными факту, что любовь: влюбленность, желание, страсть – длится не более трех лет. Привычка не быть одному борется другими, новыми отношениями, а вот сказочные чувства могут выесть все самое сочное изнутри. О Саше я старалась не думать. Логически рассудила, что он мне не пара, и никогда ей не был и не станет. Вот только разом сокрушить и ликвидировать страдания не самая легкая задача. Я работаю два или три дня в неделю, потому что моя учеба большего мне не позволяет, следовательно, мне с трудом удается не просить денег у родителей. А с учетом проблемы успокоения души шоколадом и новым платьем – это невозможно. Как Оля умудряется таскать подносы всю ночь, а утром бодро появляться на первой паре, ума не приложу. Я так не могу. Процесс самовосстановления в моем организме занимает намного больше времени, чем я могу позволить. Одногруппник рассказал, что устроился в бар, работа только на выходные, а имеет как за полноценный рабочий месяц, им вроде требуются бармены на будние дни.

Терять такой вариант нельзя. На следующий же день договариваюсь прийти на собеседование. Небольшой зал на первом этаже и помещение в подвале для разных мероприятий. Оригинальный ремонт, все в картинах, рамках с фотографиями знаменитостей, книжными шкафами. По условиям все так, как мне и рассказал Жорик, остается только быстро свалить со своего кафе, оставив Олю наедине с её выносимым рабским трудом.

Понедельник, среда, пятница – выходит в районе десятки плюс, что намутишь. Десять раз недолей по пять грамм – вот тебе и твои двести рублей за порцию виски, к вечере все более пьяны, поэтому недоливаешь по десять грамм. Если работа выпадает на праздничный день, то это можно свободно называть днем кормежки. Бутылка виски Jemison, которую ты купила за 1200, уходит почти за три. Начальство физически не успевает везде смотреть, а с админами выгодно работать в паре, поэтому мы и подбиваем себе смены.

Сегодня вторник. Не моя смена, просто попросили подменить. Бар почти что пуст. Парочка возле окна уже полчаса непрерывно сосется. Смотрится мерзко. Это не поцелуй, это порнографическое привлечение внимания. Иначе они не выбрали бы столик возле окна, и не делали бы это так по животному. В другом конце зала сидят двое солидных мужчин, один из них с женщиной, переухоженной бабой, скорее всего жена. Я хочу спать, пятая чашка кофе даже не позволила себя ощутить. Кладу на барный стол журнал, просматриваю статьи о питании – фигню всякую пишут. Отрываю от него недовольный взгляд, парочка все также сосется, а лысый рыжебородый мужчина, провожая парочку до двери, передразнивает меня, надувая губы и глупо улыбаясь – придурок. Но этот придурок, дойдя до двери, прощается со своими спутниками и возвращается в зал.

- Вас кто-то обидел? – спрашивает меня, усаживаясь на барный стул.

- Нет, просто статья показалась глупой, - показываю из-за стойки журнал, так чтоб было видно название статьи.

- А тебе идет злиться, становишься сразу же такой соблазнительной, - заваливается обеими локтями на стол.

Злиться? Я не расслышала? Что за бред! Непроизвольно надула губы, видя надпись "для быстрого похудения не обязательно ограничивать себя в еде…" – и он назвал это злиться. Так и хочется показать, что такое злиться, потому что этой фразой он меня действительно разозлил, но придерживаюсь служебной вежливости и улыбаюсь.

- До скольки вы работаете?

- До двух, если никого не будет, закроемся раньше.

- Поздно. Не страшно так поздно домой возвращаться?

- Нет.

- Может быть, как-нибудь встретимся? Я бы мог отвезти тебя домой.

- Я живу совсем рядом, в двух кварталах.

- Так это целые два квартала, мало ли что может случится.

- Да, наверно, - смотрю в сторону широкого окна, под которым припаркован новенький Лексус. А почему бы в принципе и нет?

- Даш номер?

- Да, пиши.

Позвонил он на следующий день в половине одиннадцатого, поинтересовался ко скольки подъехать. Бар был пустой, поэтому я сразу сказала, что к двенадцати. Чем черт не шутит, на маньяка он не похож, вроде совсем не бедный, может это не так-то уж и плохо.

На улице не просто прохладно, а холодно. Ветер треплет волосы, залепляя ими глаза. Собираю их рукой, в нескольких метрах от бара стоит его машина, я ее узнала, но водителя не видно. Подхожу ближе. Дурацкие затемненные стекла, а если я ошиблась? Вот хохма-то будет! Стаю и жду реакции. Ничего не происходит. Все-таки ошиблась. Собираюсь уходить, как открывается окно и высовывается его голова.

- Что стоишь, садись уже!

Ишь ты как! Ладно, сажусь.

Полулежит на сидении, почесывает живот. Спрашивает, почему сразу не села.

- Испугалась что ли?

- Нет, просто плохо запомнила машину, боялась, что это не ты.

- Память плохая? – сверкает своими маленькими глазками, сказала бы даже, глазенками.

- Ага.

Стараюсь быть вежливой и непринужденной. Заговариваю первой, что уж теперь, раз уже встретились. Говорим о ерунде, он странно на меня косится.

- А ты вообще любишь, чтоб за тобой побегали!

Кто ж этого не любит?! Пожимаю плечами.

- Я это сразу заметил, ты ждала, что я выйду из машины и открою дверь.

- А если б это оказался не ты?

- Ой, брось, все ты знала. Понимаешь, я очень занятой человек, мне сорок один год, и мне совершенно не до всяких глупых ухаживаний, если ты этого ждешь. То есть говорю сразу, что конфет и цветов не будет.

- Да, я понимаю.

Отъезжаем от места, останавливаемся возле торгового центра, но из машины не выходим. Он жалуется на боли в животе и извиняется за то, что придутся просто посидеть в машине и поболтать. Я в принципе не против, всякое бывает. Наш разговор сводится к тому, что мы обсуждает прохожих. Он не любит разодетых баб, идущих рядом с никакущими мужиками, не относится серьезно к браку, хотя трое детей (и все они от разных матерей, которые воспитывают их в одиночку)!

- Я очень люблю детей, - говорит он, - это самое прекрасное, что может быть в жизни. Иметь своего карапуза не сравниться ни с чем.

Вот именно поэтому, ты ни с одним не живешь, а заходишь приблудом в лучшем случае раз в полгода. Счастье-то какое! А все так и мечтают быть матерями-одиночками и иметь такого отца как ты.

Перевел разговор на секс. Сказал, что очень это любит. Покажите пальцем на того, кто не любит, пожалуйста. Употребил слово "ебаться", из этого делаю вывод об его реальной образованности. Предлагает мне отношения. Ох, ты ж, а то я сразу как-то не догадалась, думала, в шахматы играть будем. Немного растеряна. Как-то так получается: ни цветов, ни конфет, ни кино, ни кафе – чисто секс, может еще и молчать попросит? Долго не раздумываю, киваю, но осторожно при этом произношу:

- У меня тоже времени мало, учеба, работа, так что я тебя понимаю. Можно попробовать. Почему бы нет. Ты же ведь будешь помогать, ну, в смысле материально? Я студентка, получаю мало, а приходить к тебе в порванных колготках неудобно как-то будет.

- Да, да, конечно, - активно кивает головой, заводит машину, останавливается за зданием центра на парковочном месте, где поблизости нет людей. – Я ж должен узнать за что буду платить, - и лезет целоваться. Не ожидала, но не вырываться же с криком "насилуют" после такого разговора.

Пытается расстегнуть пуговицу на штанах, я невольно сжимаю бедра. Он настойчиво протискивается своими пальцами ниже лобка, прикасается, пытается шевелить пальцем, мне жутко неприятно. Говорю, что брюки слишком узкие, да и вообще нас могут заметить.Что-то фыркает, но приставать перестает. Спрашиваю, подхожу ли ему. Кивает. Пока едем до общежития, расспрашиваю про то, какие девушки, точнее партнерши, ему нравятся. Не скромные, развратные, симпатичные, женственные.

- Самое главное женственные, даже если это парень. Женственный парень – это почти что девушка, но лучше чем мужланистая баба. Я настолько люблю ебаться, что передать тебе не могу, это самое главное в моей жизни. Ни дня без этого не могу, мы и сегодня ко мне бы поехали, но у меня живот болит, поэтому в другой раз.

- Понятно, - киваю, выхожу из машины, машу рукой вслед.

Вот это да! Бывает же такое! Слава Богу, я научилась не паниковать.

Он так больше и не позвонил. Ни разу. Толи потому, что я не женственный парень, толи потому, что сказала платить. А к чему тогда было в штаны лезть? Типа хоть полапаю?! Халявщик херов!

 

- Вот когда-нибудь ты точно в историю влетишь, - говорит Лида, злобно туша окурок об край железной банки.

- Де не, - Оля катается по полу со смеха, - как раз таки наоборот, после такого, она и рядом с подобными типами стоять не будет.

- Вот именно, - подтверждаю ее слова.

- У меня тоже как-то подобное было, - извинительным тоном начинает Лида, - на каком-то музыкальном канале внизу бегущая строка была. Типа услуги знакомств. Там текст "познакомлюсь с девушкой, помогу материально", мне так скучно было, что я решила позвонить. Договорились встретиться, вечером увиделись. Молодой мужчина, лет тридцати. Что меня больше всего тогда поразило, так это то, что он женился недавно. Я спрашиваю, а зачем, неужели Вам жена уже так быстро надоела? А он отвечает, что, мол, все его друзья так делают и это нормально, правильно.

- Очень нормально, особенно если жена однажды включит этот канал и увидит его номер и надпись "хочу ебаться, плачу", - Олька уже не катается под столом, а просто трясется в нервном смехе.

- А зачем тогда вообще жениться, если тебе этого не надо?! – меня всегда возмущает такое положение вещей, - родители что ли заставили?

- Ну, типа принято так.

- Что принято? Ломать друг другу жизнь? Ладно, еще, когда люди живут десятилетиями вместе и действительно могут надоесть. Ты вот себя представь на месте этой жены.

- Вер, ты наивна, она может похлеще его гуляет. Даже не может, а так оно и есть. Это только такие мужики думают, что их бабы дома сидят и измен не замечают. А на самом деле делают вид, что не заметили, а сами уже с десятерыми. И весь прикол в том, что ее дети могут оказаться не его, - и продолжает смеяться.

- И сколько он тебе тогда за секс предложил?

- Пятьсот рублей.

- Ха, - взрывается Оля, - это когда обычная в борделе стоила тысячу, а приличная – три. А он на девчонке сэкономить решил!

- Откуда ты знаешь цены?

- Брат двоюродный в бане работал, так там часто заказывали. У них на стене прейскурант цен висел.

- О, - единственное, что вырывается из моих уст.

- А мне Фаина звонила, - торжественным голосом объявила Лида, видимо желая сменить тему разговора, - так вот, господа извращенцы, она выходит замуж за Рахима Хуму что-то сложное… - препинается, пытаясь выговорить длинное мусульманское имя, мы продолжаем хохотать.

***

 

Холодная, слякотная, серая зима захватила власть на улицах Ростова. Дон неестественно отражает в себе облака, с бешеной скоростью несущиеся по небу, в его мутной воде больше не видно жизни. Почему-то предстоящая свадьба Фаины нагоняет печаль. Не потому, что я за нее не рада, или завидую, или боюсь потерять подругу, а скорее эта мировая жизненная круговерть свободы и заточения выражается именно в браке. Неужели только мне знак брака – два сплетенных кольца, напоминает образ наручников, кандалов, оков? А семейное счастье кажется схожим с описанием загробного мира, где твой каждый шаг заранее предрешен, и ты идешь туда, куда должен, а не туда, куда хочешь. Что такое долг и почему ты все время кому-то что-то должен? Любить мужа, иметь детей, выгуливать собаку, готовить ужин, мыть грязный затоптанный пол, постоянно отказывать себе в чем-то – обязанность ли это или открытое желание?! В Фаине изначально убили личность, она больше не индивид, она кукла с глазами, венами и слухом. Но мне возразят: а неужели вы хотите распылять себя в бесконечных тусовках, растрачивать на бессмысленные связи, убивать алкоголем и наркотиками, и в конечном счете оказаться старой одинокой никому не нужной клячей? Нет, отвечу я вам, либо мы постараемся добиться всего сами, либо, не решившись, не добьемся ничего, но это будет наш выбор. Всю жизнь прожить с одним человеком, прекрасно осознавая то, какая ты падшая грешница, и постоянно мучиться от неудовлетворенного желания тесных объятий, горячих поцелуев, ненасытного секса и бесконечного флирта, потому что ему со временем все равно это надоест, чувства поостынут, заменившись привязанностью, долгом и работой, а ты будешь мастурбировать в ванной и прятать от него эротические книги – о, нет, милый, это не моё, я не такая. Что это у тебя на лице, слезы жалости к себе, не так ли? Только по ним можно определить, действительно ли счастлив человек. Но что вы говорите, это все может дать и один человек? Вы в этом уверены? Что ж, не буду спорить, но не забывайте, что многие из вас только раз в жизни пробуют то, что повседневная и обыденная половая жизнь для Оли, и не каждый удовлетворяющий вас мужчина попытается ее хотя бы понять. Но встретить такого было б совсем не плохо, если, конечно, он существует; может тогда и я уподобилась бы вам, милые домохозяйки, и, взяв свои слова обратно, принялась мыть посуду, но пока его нет, а, может, и не существует, я желаю оставаться свободной.

На Новый Год мы поехали домой. Встречали этот самый пьяный праздник в своей родной станице. Поддав дома, пошли гулять. Белый снег, черное небо, звездная ночь, шум музыки доносится издалека. Погода прям как в сказке, ещё и снежинки летят крупными хлопьями, и ни капельки нет ветра. Встретились с друзьями на пирсе, подорвали несколько салютниц, у кого-то оказалась натоплена баня. Вспоминали праздник по фотографиям, потому что наши родители искали нас по всей деревне. Наутро я оказалась у Оли, спала в обнимку с Лидой, а самой Оли не было дома, ее потом нашли у Анжелы с двумя парнями, но без самой Анжелы. Нас даже не ругали, это было бесполезно, головная боль нас наказала сама и за все.

 

***

 

- Зачем праздновать свадьбу в апреле, что мая нельзя дождаться что ли!? Дождь уже вторую неделю льет не переставая!

- Вер, они мусульмане, у них все по-другому. Это у нас принято жениться летом, потому что сразу же можно поехать в медовый месяц куда-нибудь на море, а им этого не надо.

- А что им надо?

Оля немного задумалась.

- Заключить семейный контракт между семьями, нарожать детей – продолжателей рода, ну и тому подобное. Тем более, что они здесь праздник только для друзей делают, жених наш университет закончил, так что не надейся увидеть настоящую мусульманскую свадьбу.

- А настоящую они у себя на родине праздновать будут?

- Ага, там родственников столько, что здесь их ни один ресторан не вместит.

- А она вернется?

- Говорит, что да, но ты же понимаешь, что ее желания это штиль для корабля – ничто.

- Жаль ее. Хорошая девка была. Принципиальная только слишком, я даже скучать буду.

- Это не принципы, а воспитание. Может в этом и есть что-то. Один мужчина на всю жизнь, ты пристроена, одета, обута, дети накормлены, не зависишь от кризисов и мнения работодателей, и все такое.

- Ты бы так смогла?

- Нет, ты что! Я, конечно же, мечтаю выйти замуж за человека, которого полюблю, но не сейчас. Я должна еще многое узнать, понять, попробовать. Как же я узнаю, хороший ли у меня парень, если других не было?

- А может этих других и не надо, просто будешь знать где-то в глубине души, что он лучше всех и все. А то у тебя получится так: узнала, что можно что-то попробовать, попробовала, а потом поняла, что этого не стоило делать.

- Вера, ты не права. И смотри в чем, - она становится ногами на лавку и расставляет руки, - представь рядом со мной Фаинку. Представила? Так вот, она, - Оля показывает на соседнее с ней место, как будто там и вправду кто-то стоит, - она, сможет, а я, я нет. Понимаешь?

- Я понимаю, что ты будешь такой не смотря ни на что. И даже если ты и встретишь своего единственного, то в постели он единственным не будет никогда.

- Не совсем так, но примерно так, - утвердительно кивает головой.

- Шлюха ты, вот что. Распущенная дешевая шлюха. – Хватаю ее за руку и стаскиваю с лавки, - пойдем, нам еще нужно выбрать, что дарить.

- Я не распущенная, а свободная. И дешевой меня не каждый назовет. Кстати, я с Кариной недавно общалась.

-Это та, которая в стриптиз-клубе работает?

- Да. Она говорит, что там график свободный, оплата сдельная, танцевать учат, да и с охраной и правилами все строго. Я думаю сходить посмотреть, как там и что.

- А разве девушек без парней туда пустят?

- Ну, мы ж не просто так. Карина проведет, покажет все, расскажет.

- Хорошо, давай сходим. Только работать я там не буду, мне пока и мой бар нравится.

- Работать я тебе там не предлагаю, мне компания нужна, чтоб на разведке не страшно было.

- А Лиду брать будем?

- Пока не. А то она меня совсем со счетов спишет. Чё дарить-то будем? Может, от двоих подарок сделаем?

- Тогда уже от троих.

- Лида уже купила комплект постельного белья.

- А разве можно дарить постельное?

- Да, а почему бы и нет. Он красивый, комплект в смысле, розовый такой с оборочками.

- Как можно искать подарок молодоженам, если невеста после свадьбы перестанет быть твоей подругой, а жениха ты и вовсе не знаешь?!

- Наплюй…

***

 

Мы купили два здоровых торшера, которым теперь предназначено стоять свидетелями детозачатия по обе стороны от кровати. Шпильки по тринадцать сантиметров у каждой, завитые кудри и короткие платья с жакетами и легкими курточками, нам кричат в след. Коробки с подарками очень неудобны, и мы кое-как втискиваемся в автобус. Парни на задних сидениях тупо лыбятся, в упор уставившись на нас. Рассматривают, подмигивают, но ни один не уступил места.

- Девушки, может, хоть номер телефона дадите? – раздается с их стороны.

- Дадим только по башке, - огрызается в ответ Оля.

- Что такая злая, не с той ноги что ли встала?

- Да они на день рождения спешат, опаздывают видимо.

- И черт с ними, такие спешащие нам не нужны. Девушки, вы многое теряете, - летит уже в след, когда мы сходим на своей остановке.

Остановившись покурить, Оля принимается возмущаться:

- Многое теряете! Дебилы! Почему все мужики считают, что они действительно могут дать что-то необыкновенное? Везде, по телевизору, во всех программах и кино им разъясняют, что бабы часто притворяются, чтоб доставить им же удовольствие, а они все еще думают, что если всунут в тебя своего маленького липкого червячка, то ты непременно моментально кончишь! И не только те уроды из автобуса так думают, а все! Удовольствие может доставить или любимый тобой человек, потому что ты балдеешь просто от нахождения рядом с ним, или действительно опытный в этом деле казанова! Но какого ж все мнения о себе! Он думает, что если у него есть член, то все бабы так и будут падать при виде его в обморок от восторга, - Оля фыркает, а я смеюсь, не над ней, а над тем, что она, в принципе, права.

В загсе мы не были, так как это мероприятие было утром, там было много родни, и нас туда не пригласили. На покатания по памятникам тоже не попали, что нас, в общем, совсем не расстроило. Кафе было большим и светлым, столы накрыты красиво оформленными салатами и закусками, а еще ленточки, бантики, смешные открытки, живая музыка и прочая дребедень – как и на всех свадьбах. Жених оказался довольно-таки симпатичным, тонкие черты, большие глаза, кудрявые смоляные волосы, но самое главное, что Фаина смотрела на него как-то влюблёно. Единственное, что мне безумно понравилось на этой свадьбе, так это фотограф, который тратил рабочее время не только на молодоженов, но и на гостей. Мне даже показалось, что он со мной заигрывает. Даже если ничего с ним и не получится, то хоть фотографии классные будут, наконец-таки сменю аватарку вконтакте. Он был очень красивого телосложения, зеленоглазый, тонкие губы, красивый носик, темные волосы, собранные на затылке в хвост. Одет в узкие джинсы, белую рубашку с черной жилеткой и шляпу с полями, действительно, что фотограф.

- Нет-нет, приоткрой чуть-чуть рот, - он поправляет рукой прядь выпавших волос мне за ухо, - и чуточку раскрепощений взгляд. Не, не так, как-будто ты хочешь меня съесть, а больше эмоций… О, замри. – Пока все отчаянно жуют поданную им снедь, мы с Владленом, так его зовут, занимаемся любимым делом на соседнем газоне, то есть он фотографирует, а я позирую.

- А давай возле того дерева? – я показываю на низкий кривой ствол.

- Давай, только тогда распусти волосы.

- Вот так? – вынимаю шпильку и встряхиваю головой, нагеленные пряди рассыпаются по лицу и плечам, от большого количества пенки волосы кажутся мокрыми и почти что черными. Я облокачиваюсь на ствол, поправляю волосы на один бок и улыбаюсь толи камере, толи Владу.

- Да, да, да, да, - он безостановочно щелкает камерой, что я не успеваю даже немного изменить позу, многие фотки будут в движении, но его это не волнует, такое ощущение, что он щас кончит от удовольствия нажимать на клавишу съемки.

- А ты могла бы, ну, - он краснеет, - согласиться на немного откровенную фотосессию? Она, естественно, никуда не попадет, да и показывать я ее никому не буду, кроме друзей фотографов, если ты не против?

- Я не против, только чтоб не слишком пошло было, - "вот повезло, многие мечтают о такой фотосессии, а тут еще и бесплатно, да и с таким симпатичным парнем".

- Только красота, и ничего больше.

- Хорошо, - я улыбаюсь ему, - пошли поедим?

- Иди, я еще пару снимков сделаю вон той кошки, она такая сексуальная, особенно когда зевает!

Интересно, насколько он псих, раз кошка ему кажется сексуальной, а я красивой?! В кошках действительно есть гибкость, мягкость и плавность. Медленная поступь, виляющий хвост, влажные глаза – эти животные действительно очень сексуальны. Может не так уж и плохо, раз он это разглядел. Но я никогда не считала себя красивой. Тонкие губы, вздернутый нос, близко посаженные глаза, – что в этом привлекательного?! Единственная моя достопримечательность – это большая грудь, которая отвлекаем мужчин от всего моего образа в целом, что мне, в принципе, нравится, и за что я всегда держусь, надевая большие декольте. Пускай уж на грудь смотрят, там есть на что посмотреть, только не на лицо. Мне говорят комплименты, только если хотят затащить в постель, то есть грубо, невпопад и неправду. Один парень однажды сказал, что он без ума от моих изумрудных глаз, хотя они у меня отроду голубые. Но у меня неплохое тело, я подтянутая, если придется раздеться, будет даже не стыдно, одеть бы только маску. Впоследствии Влад сделает лучшую фотографию в моей жизни. Темные тона, игра света и тени, я обнажена, снимок со спины, легкий поворот головы, на лице венецианская маска, на пояснице рисунок хной.

- Желаем счастья, успеха, радости… - бла, бла, бла, - молодожены уехали еще до полуночи, а мы поймали такси и, прихватив с собой пару бутылок вина и Владлена, поехали гулять.

Поскольку на улице было достаточно холодно, мы вначале отправились в клуб, но, сильно уставшие после громкого мероприятия, нам не хотелось танцевать, и мы только усевшись на диванчик, наблюдали за трясущейся и вибрирующей толпой. Лида опустила голову на руки, Оля равнодушно размешивала коктейль, а я просматривала отснятые кадры, не удивительно, что Владу это показалось тупо скучным.

- У меня есть предложение.

- Да? – по-моему, мы сказали это хором.

- Если, конечно, еще не устали, - он оценивающе провел по нам взглядом, - поехали ко мне?

- Зачем? – встрепенулась Лида.

- Не поверишь, фотографироваться, у меня дома своя студия, хороший свет, а вы сейчас выглядите очень соблазнительно, что, я думаю, стоит запечатлеть.

- Едем.

- Едем, - все подскакивают на месте и выбираются из-за стола.

Никогда не думала, что вчетвером, с двумя подругами и малознакомым фотографом, можно так замечательно провести время, а точнее ночь. Мы поправили свой макияж, менялись платьями, веселились и бесились, а он не переставал щелкать нас на свой фотоаппарат, который казался продолжением его рук, или какой-то другой, но неотъемлемой частью его тела. Когда мы стали изображать эротические сценки, Лида смутилась, и, усевшись на диван с бутылкой недопитого вина, с большим любопытством и вниманием смотрела на нас.

- Поцелуй ее нежнее, - Влад показывает что-то рукой, но мы уже настолько пьяные, что даже на ногах не можем ровно стоять, не говоря уже о понимание его слов, начавших казаться загадочными.

- А ты покажи, - мы с Олей вытягивает к нему руки, он осторожно кладет камеру на стол и подходит к нам.

Он целует меня в губы, страстно и медленно, Оля раздевает его, прикасаясь ко всем ранее спрятанным местам. Он садится в кресло притягивая нас к себе. Частично обнажены, частично влюблены, и полностью раскрепощены, Лида не теряет времени и момента, и мы чувствуем на себе скольжение объектива, вспышки освещают наши тела, заставляя их вздрагивать и замирать. Вначале я целовала его только в губы, но со временем потянуло вниз. Никогда не думала, что желание почувствовать чей-то вкус может быть таким сильным. Самая оригинальная фотография – мы с Олей лицом к лицу, с суженными глазами, открытыми ртами, одновременно касаемся языками его члена. Переспать с кем-нибудь – это просто секс, переспать с фотографом – это прикоснуться к человеку искусства, переспать с фотографом под вспышки его же камеры – стать частью этого искусства. Тогда так казалось. Наутро мы просматривали получившиеся фотографии, и на удивление ни пошлости, ни разврата в них не нашли. Яркие, четкие, страстные, хоть отправляй в журнал. Сложно было поверить в то, что это мы, не из-за стыда за вчерашнее поведение, а из-за красоты света, тел и чувств. На фотографиях было не соитие трех тел, а изображение вырвавшейся страсти, обычно забитой и спрятанной в сундуках глубин души под воздействием морали, общественного мнения и навязанного стыда.

- Не жалеешь, что не участвовала, - спрашивает он Лиду, отставившую чашку с кофе и в третий раз перелистывающую полученные фото.

- Не. Мне кажется, я неплохой фотограф, как ты считаешь?

- Да, у тебя талант. Но в следующий раз фотографировать буду я.

- Кого с кем? – не удерживается Оля.

- Что-нибудь придумаем, - и он улыбается так, как будто из его головы уже вырывается сформировавшийся сценарий.

Что ж, я не против.

 

***

 

Оля однозначно решила сменить работу. Сдав сессию, уговорила меня пойти с ней на разведку, так она часто выражалась о своих безумных походах, которые зачастую заканчивались целыми приключениями. Этот стриптиз-клуб находился в центре города. Нам было немного неловко туда идти, но мы твердо решили ничего не пить, по крайней мере до похода, потом можно.

Карина встретила нас на входе. Она выглядела немного усталой, дулька на голове, без макияжа, обычная спортивная одежда.

- Коль, это новенькие, - бросила охраннику и он нас пропустил без единого слова, даже не улыбнулся.

- Присядьте пока здесь, - она показала на барную стойку, я к вам через несколько минут вернусь.

Музыка не гремела оглушающими раскатами, как обычно это бывает в клубах. Всё было оформлено в красно-розовых тонах. Круглые столики, мягкие диваны. Вытянутая сцена- подиум, сбоку от основной сцены, шест. Про себя я отметила, что бар далеко не скудный и не дешевый. На сцене пока никого не было, потому что мы пришли очень рано, надеясь на экскурсию от Карины.

- Тебе здесь нравится? Может убежим пока не поздно? – спрашиваю Олю на ухо.

- Ты что, тут великолепно. Давай останемся, и посмотрим, как они танцуют, наверно это будет отличаться от выступлений в обычных клубах.

- А вот и я, - Карина немного преобразилась, расшитый блестками лифчик или купальник, очень короткая юбка, как потом выяснилось, под которой ничего не было, высокие сапоги на безумно высокой и прозрачной платформе, в волосах что-то вроде короны или кокошника из страусиных перьев. Яркий макияж, много блесток. Раньше я думала, что так изображают танцовщиц только в кино, оказалось – нет. – Мы делимся по стилям, то есть вы можете выбрать себе один наиболее предпочтительный костюм, по которому вас потом и будут узнавать, но разнообразие необходимо. Вот например сегодня у нас бразильский фестиваль, поэтому все должно блестеть, торчать перьями и все такое. Ну что еще рассказать, бар, зал, пошли в гримерку познакомлю с девочками.

Они настолько радостно обменивались косметикой и нарядами, взрываясь радостным смехом, что их компания показалась давно знакомой. Оля смело расспрашивала обо всех особенностях их работы. Работа в ночь, с пяти вечера до шести утра, количество рабочих дней в неделю можно выбрать. Обязаловка – два танца для саморекламы, дальше тебя заказывают, с чего ты имеешь пятьдесят процентов. Танец в душе – он за тобой подглядывает, на барной стойке – рюмочка находится где-нибудь на твоем теле, отдельные кабинки с шестами, оформленные под разные стили декора. Многих из танцовщиц можно заказать на час, с чего ты также имеешь половину. Оле эта идея сразу понравилась:

- Я считаю, что за это надо платить.

- Угу, тем более в твоем случае.

Шоу было абалденным. Столько блеска, яркости и цвета под музыку в плавных движениях гибкости и пластики увидишь не всегда. Оля в тот же вечер договорилась приходить учиться танцевать и с рвением выразила готовность к ним присоединиться.

- Ты рада? – спросила я ее по дороге домой.

- Если ты по поводу стать танцовщицей, то задай мне этот вопрос через полгода.

- Домой?

- Конечно, я слишком глубоко погружена в мечты, чтоб совершать какие бы то ни было осознанные действия.

Схватывала она все на лету, через неделю после нашего разведческого похода в клуб, мы отмечали ее первое выступление. Она была возбуждена и безумолку тараторила о своих впечатлениях. Лида, на мое большое удивление, ее поддержала, сказав, что идея ей нравится. Кафе было переполнено народом, который постоянно оборачивался на наши выкрики, девушки краснели, а парни хихикали. Но какое нам до этого дело, мы уже выше всего этого. Выше, и эту высоту нам дала возможность свободно танцевать, именно танец стал движением жизни внутри нас, танец – как стиль жизни, как ее смысл и итоговая цель. Танцевать, пока не умрешь от изнеможения.

 

- Можете как-нибудь прийти вдвоем, посмотрите, чему я научилась, зацените.

- Хорошо, только не кричи так, мы все-таки в общественном месте находимся.

- Ой, подумаешь.

- Оля!

- Молчу, молчу. Я так счастлива. Вы просто не понимаете, это другая усталость, от нее не валишься без памяти спать, а наслаждаешься ей.

- Ну, правильно, ты устаешь от того, что делаешь то, что тебе больше всего нравится. Это тоже самое как если устать ото сна или игры в карты.

- Или устать смотреть кино, - поддерживаем мы ее.

- Да и еще, - она загадочно смотрит то на меня, то на Лиду, - вы же понимаете, что на море съездить в этом году тоже не удастся, надо много работать, чтоб научиться всему и поднять свой уровень до профессионализма. В принципе, как и на все праздники, которые являются самым выгодным периодом.

- О, да, раздевающаяся снегурочка, - смеется чему-то Лида, - только в нашем случае она узкоглазая. Снегурочка из Японии.

- Вот зря ты смеешься. Я себе, между прочим, выбрала костюм гейши. И всем безумно нравится. Так что объяпонить ваши русскую снегурочку было бы тоже не плохо.

- А как ты раздеваешься? – меня это действительно интересует, - там же целый набор замотанных тряпок, не знаю как они называются. И бантик на спине.

- Оно сделано в виде халата, а бантик – это готовый пояс на заклепках, поэтому снимается что ни на есть быстро и красиво. Я вам дома покажу.

- Ты, кстати, принесла домой тот, из одних перьев, что в прошлый раз мне показывала?

- Да, он дома.

- Тогда что мы здесь сидим, - Лида стала махать официанту, чтоб принесли счет, - пошлите быстрей, я хочу померить и сфотографироваться в этом.

- Я не договорила, я хочу пригласить вас к себе в клуб отмечать мой день рождения.

- А разве получится?

- Скажем, что вы тоже хотите работать. А потом я буду вам танцевать.

- Но это ж не правда.

- Самая правдивая нашлась тут!

- А меня это действительно заинтересовало!

- Лида, ты что, заразилась?

- Ага, а почему бы и нет?!

 

Лида с восторгом примеряла Олины платья для выступлений, внимательно копировала все ее движения, подражая даже в мелочах. Она чаще стала наведываться к ней в клуб, однажды ей предложили попробовать выйти с ними на сцену. Очередным мероприятием был конкурс между танцовщицами, и она с радостью согласилась, совершенно откровенно подписав этим трудовой договор.

Стриптиз – это не просто раздевание под музыку, это танец, отшлифованный и отработанный до мелочей. Стриптиз – это не просто танец, это искусство, пластика, гибкость и талант.

"Ты встречаешь восторженные взгляды и аплодисменты, и при этом тебе еще за это платят! Какой смысл постоянно тусить по клубам непонятно с кем, цеплять всяких парней, которые не только не ценят тебя, а даже за человека не считают. Ради чего?! Чтобы встретить свою судьбу? Так я ее и так встречу, потому что это Моя судьба. А так я делаю то, что мне нравится, и живу за этот счет. По крайней мере в выходной день я скорее отправлюсь в театр, чем в клуб", - это были Лидины слова, разве на них можно было что-то возразить?!

 

***

 

Вчера звонила мать, долго рассказывала о погоде и хозяйстве. Я поделилась с ней последними новостями. О том, что девчонки работают в стриптиз-клубе, естественно, смолчала. Она почему-то тянула, хотя была особо не болтливой. Потом заявила, прям как выстрелила, что разговаривала с кузиной, той сестрой, у которой я останавливалась на пару дней, когда поступала в институт, и та просила занять ей денег. Мать, конечно же, просочувствовала и пообещала помочь, так вот сейчас она просит меня отнести им пару штук, если у меня они есть, а она вышлет сегодня же их мне.

Делать нечего, пришлось идти к ним.

Маленькая кухонька провонена маслом и детскими какашками, потому что здесь они не только готовили еду, но и сушили стиранные вещи, в основном пеленки. Меня угостили чаем, дешевый пакетик торчал из плохо вымытой кружки. Я сделала вид, что он слишком горячий и отодвинула кружку. Теткин муж был на работе, а может просто сидел где-нибудь в гараже с мужиками за бутылкой водки, а вот все бабы были в сборе. Тетка что-то рассказывала, сидя напротив меня, ее мать возилась на печке, что-то чистя, как будто это нельзя сделать потом, когда гости уйдут. Постоянно забегала малая, тетина внучка, притаскивая какие-то предметы, уродливый назойливый ребенок. Заглядывала и дочка, улыбалась, но малую не забирала. Что-то периодически кричала из соседней комнаты. Они создавали шум и суету из ничего. Как будто бы, если они будут больше шуметь, это придаст их движениям больше значимости. Я пыталась расспросить, зачем им понадобились так срочно деньги, но вместо ответа уже больше часа выслушивала то, какие они правильные, хорошие, но им почему-то так не везет. Потом прозвучала фраза, на которой зациклилось все мое внимание.

- Так и Надичка то беременна…

- А, так вам нужны деньги на аборт! – как открытие прозвучало с моих уст.

- Какой аборт, ты што, это ж вредно! – тетка злобно вылупила глаза.

Я растерялась. В одной комнате живет она с мужем, во второй ее мать, дочь, внучка и скоро будет еще! Тем более, что работает только муж, ну бабка еще получает пенсию, так на что они живут, для меня это вечная загадка.

-Так на что вам деньги нужны? – у меня нервы точно уж начинают сдавать.

- На анализы. Надичке посоветовали анализы в новой клинике сдать. Вот и не хватает немного, - это все прозвучало как фраза "это же само собой разумеется".

На анализы, потом на роды, потом на пеленки – это ж теперь будет вечно! И если я хоть как-то могу им противостоять, то бедная мама все так и отдаст. Она ж не может их на место поставить, слишком добрая, а что от этой доброты? Месяц назад звонила, извинялась, что не прислала мне домашних яиц, видите ли тетя очень просила, так она ей отправила, а потом куры плохо нестись стали, и все такое. А теперь еще и это! Нет уж, я не буду пахать, чтоб на моем горбу кто-то другой выезжал, да причем такой, кто только и занимается, что мнит из себя непонятно что!

- Тетя Дина, а как вы дальше то ребенка растить собираетесь?

- Бог даст, не пропадем.

- А вам не тесно будет? Все-таки квартира не резиновая.

- Да что уж жаловаться то, тесно, сама видишь же.

- А зачем тогда вы это делаете? Поговорите с ней, объясните, что надо предохраняться, да и вообще, пока замуж не выйдет, детей не хорошо иметь, - даже не знаю, что еще я могла сказать, но начать с чего-то надо ж было.

- Вот как тебе не стыдно? Ты младше, а уже учить пытаешься! А?

- Да никого я учить не пытаюсь. Что с того, что младше? Мы с матерью вдвоем живем, я учусь, нам тоже тяжело. Мы ж не сможем вам все время так помогать.

- А еще родственники называется! Что ты за мать решаешь? Кто тебе вообще право дал так со мной разговаривать?! – она стукает ладонью по столу.

- Я работаю по мере возможности, утром и днем учусь, вечером допоздна работаю, пытаюсь хоть как-то матери помочь, а вы наоборот, свои проблемы ей хотите на шею повесить! – сама чувствую, что начинаю срываться на крик.

- А я у тебя ничего и не прошу, что ты дать можешь, ничего не сделала, а туда же! Поумничать лишь бы! Сама-то полный ноль, а лезет-то! Куда ты лезешь! – кричит она.

Я ничего не понимаю, либо они уже определили план дойки родни, либо что-то задумали поковарнее. Я ноль, а они, интересно, что тогда, минус два? Три?

- По крайней мере, в отличие от вашей Надички, я поступила в институт, работаю, самостоятельно живу в этом городе, ничего не прося. И уж точно в ближайшее время не притащу ничего матери в подоле!

- Да как ты смеешь! Она мать! Она для тебя святая!

- Она просто девка, постоянно раздвигающая ноги, и позволяющая это делать в нее, даже не предохраняясь!

- Пошла вон!

Повторно ей это просить не пришлось. Меня всю колотило. Я знала, что я права, но как они посмели! Слезы сами стали срываться с глаз. Я отошла от их дома, села на лавочку, и позвонила матери. Рассказала, все как есть, и выпросила у нее обещание, не давать им денег, по крайней мере, на такие призрачно-разгульные нужды. Она призналась, что тетка предлагала отправить малую внучку к ней на некоторое временное проживание, типа в деревне воздух полезный, а она у них болеет часто. Мать отказала по совершенно очевидной причине, хозяйство и здоровье не позволят, на что та сильно обиделась. Вот тебе родственнички, сожрут с потрохами. Хорошо Оле, я ей даже завидую, почти все в Корее, а кто-то даже в Китае живет. В Романовской только дед и мать, которая за ним смотрит, и то постоянно в разъездах. Классно так вот, все время посылки с чаем и всякими прибамбасами ихними, а на новый год, он у них в феврале где-то, к себе зовут. Хотела б я в Китай поехать, на другую страну посмотреть, и не жалко б было б променять всех этих гондонов, в виде тети и ее потомства, на хотя бы недельное путешествие.

 

***

 

Где вы собираетесь отмечать Новый Год? Этот вопрос возникает еще в октябре. Ведь три месяца пролетят так быстро, а решать эту ответственную задачу необходимо в первейшую очередь. Где веселее, люднее, пьянее, безумнее. По-любому остаемся в Ростове. Клуб, огни, шампанское, новые знакомства, музыка, танцы – все время представляешь, что оденешь, как накрасишься, с кем пойдешь. Не хотелось бы прийти туда чисто с подругами и с ними же уйти. Смотреть на веселящиеся влюбленные парочки, которые под действием алкоголя раскрепощают свою зажатость и открываются друг другу в темном пьяном танце все сильнее и сильнее – не самое приятное для больного одиночеством. Это ранит, дышать тяжело, руки трясутся, не видишь смысла в происходящем, не отдаешь отчета своим действиям, хочется только одного – забыться. Поэтому лекарство от этой смертельной болезни нужно искать заранее, чтоб не наступила случайная передозировка одиночеством от вида какой-нибудь счастливой беззаботной парочки. А где его найти, это лекарство? В надежде совпадения на то, что я такая не одна, и где-то совсем рядом бродит человек, в котором кишат подобные мысли, можно решиться, и выйдя на центральную площадь и став повыше, закричать – "Я ЗДЕСЬ! ИДИ КО МНЕ!" Только будет ли от этого толк, услышит ли кто-нибудь вообще, а если и услышит, то поймет ли, или просто покрутит у виска – очередная ненормальная. Поэтому я ничего не делаю, прохожу мимо, останавливаюсь только для того, чтоб закурить, глубоко затягиваюсь, выпускаю дым в небо, в это безжалостно серое, равнодушное, хранящее обиду небо.

 

Новый год все-таки отмечаю одна с одногрупниками в общежитии, потому что Оля и Лида работают, а Фаина вообще куда-то уехала со своей новой семьей. Снега нет, все серо, сыро и мрачно. Тень от голых деревьев паутиной облепила асфальт, фонарь со скрипом качается, моргая желтой тенью, ветер посвистывает на верхних этажах. Откуда-то издалека слышен громкий смех и шум не приглушенного телевизора, из которого воплями вырывается современная попса. Сижу на подоконнике уже с десятой по счету сигаретой. Что здесь, среди пьяных студентов, рассыпавшихся по комнате, что там, в холоде и темноте – одиноко и скучно. Надеваю пальто и выхожу на улицу. Легкая труха срывается с неба, крутясь небольшими водоворотами по земле. Снежок попадает в глаза, щипит, слезою стекает по щеке. Лучше б я сейчас в наряде сексуальной снегурочки веселилась с остальными девчонками из их кордебалета, не стесняясь, не жалея, не грустя.

По крайней мере, со сменой работы я точно определилась.

 

***

 

Скучно без подруг. Без парней одно дело – это больше как половое одиночество, скорее выраженное гормональным голодом, но без друзей, без сплетен, обсуждений, советов и, пускай даже, непонятной, глупой и не всегда уместной поддержки – действительно пустое черно-белое одиночество, в котором ты чувствуешь себя настолько же ущербной, насколько и одинокой. Решаю перейти работать к девчонкам, только в бар, танцевать я еще не готова. Решаются сразу две проблемы: я ближе к подругам, и немного больше получаю. Ну, ладно, совсем больше, там платят охрененно, как минимум в два раза больше, чем в обычном баре.

Меня взяли сразу, во-первых, есть опыт, во-вторых, неплохая фигура, у меня грудь третьего размера, а со специальным лифчиком или корсетом и весь четвертый. Формы я тоже не постеснялась, все-таки знала куда иду, теперь вместо рубашки на мне только прозрачная водолазка на голое тело. Особо не смущает, тем более, что остальные девочки вообще свободно бегают голышом. В общежитие приходить по утрам не всегда удобно, а посреди ночи не реально, каждый раз писать объяснительные с одной и той же причиной – работа в ночном кафе, надоело. Решили снять квартиру, а с учетом того, что все мы немало получаем – не самую плохую. Оля, сучка вечно недотраханная, вообще собралась бросить институт, поясняя это фразой: "А зачем, если именно это сейчас поставит меня на ноги, а закончить я смогу и позже, например, заочку", - дурацкая логика, хотя спорить напрочь бесполезно. Она и спит со всеми подряд, даже не противно, главное, чтоб платили. За всё, абсолютно за всё надо платить, иначе даже смотреть нельзя. Она оказалась на троне, построенном себе самой, который возвышался над чувством, справедливостью и любовью. И в чем-то я даже завидовала ей, ведь если у тебя нет чувств, то тебя и обидеть не так-то уж и просто. Человек, который не может любить, не может и страдать. А я, вместо того, чтоб понять это раньше, и закрыться от любви и боли, наоборот, встретила Его с распростертыми объятиями, пока меня это в конец не убило.

 

***

 

Лида уже несколько месяцев встречается с одним парнем, симпатичный, патлатый, музыкант, во всем очень милый, и, самое главное, его совершенно не смущает, что его девушка танцовщица.

- Мы собираемся гулять, концерт будет, его знакомые выступают. Миша сказал, что будет с другом, может, пойдешь с нами? Это же тебя ни к чему не обязывает, парень вроде не плохой, хотя б развлечешься, - Лида нависает над моим баром, наблюдая, как я натираю бокалы.

- А почему бы в принципе и нет?! Даже не помню, когда я в последний раз с мужчиной была, - "аж стыдно признаваться, секс раз в полгода стал нормой".

- Тем более!

- Когда это будет?

- Завтра.

- А Оля пойдет?

- Сказала, нет. Хочет отдохнуть.

- Как-то она неважно выглядит. Вчера к врачу ходила, но ничего не сказала, пришла, и сразу спать легла. Думаю, что-то серьезное. Может не стоит ее одну оставлять?

- Если б она хотела, чтоб мы с ней сидели и нянчились, то попросила б об этом, а лезть к ней за пазуху, когда она этого не хочет не стоит.

"Стоит, не стоит, а разве друзья не нужны именно для того, чтоб взять за шкварник и привести в чувства?!", - это то, что я обычно не произношу вслух.

- А где будет?

- Тюн-оф. Там потом еще готик-пати будет, так что надо одеться соответственно.

- Угостишь кожаным корсетом?

- Угостишь, и даже рваными чулками, я тогда возьму отсюда что-нибудь поприкольней, а дома померяем.

- Окей.

 

***

 

- Колготки на голову, ты как это представляешь?

- Это классно смотрится, давай покажу, - Лида надевает мне на голову сетчатые рваные колготки с проделанной дыркой для головы в том месте, где должна была быть попа. Руки оказываются в обтягивающих рукавах, сверху идет кожаная безрукавка с тесьмой по спине и животу. В сочетании с лаковыми ботфортами и черными шортами смотрится оригинально и возбуждающе.

Лидка же в свою очередь оделась поклассичнее: длинная черная юбка, узкая до колен и расходящаяся в разные стороны книзу, корсет и красивое ожерелье из перьев, бусинок и металлических когтей.

Зал был окутан полумраком и сигаретным дымом. На сцене уже выступали какие-то ребята, у вокалиста был ирокез и рваные джинсы, он больше походил на панка, чем на гота.

- Разве готы носят ирокезы?

- А почему бы и нет? – отвечает за Лиду только подошедший Миша, - это постпанк, а вон те ребята, в кислотной одежде с респираторами, дарквэйвщики. Сейчас чисто классик ты нигде не увидишь, да и зачем, так, по-моему, намного лучше!

- Ага, скинов только не хватает, - Лида уже висит на его шее и пытается дотянуться губами до уха.

- Фашистов тоже хватает, вот пойдем на концерт Ангизии, сама увидишь. Да, кстати, - типа неожиданная случайность, - знакомься, это Ян.

Славный, достаточно скромный парень, все время молча стоявший за его спиной, и оказался тем самым другом, ради которого я сюда притащилась.

- Привет, а я Вера, - зачем ждать пока меня представят, если эти извращенцы еще не скоро расцепятся из своего поцелуя.

- Может, чего-нибудь выпьем? – и протягивает мне руку.

Отросшие после короткой стрижки и выкрашенные в черный цвет волосы, черные джинсы, серый тонкий свитер, камелоты, крупные очень симпатичные черты лица, и загадочно новая обстановка. Я никогда не принадлежала ни к какой субкультуре, но немного неформальной была всегда, начиная от фразы моей мамы "странная" и заканчивая тем, что никогда не могла смирится с обыденной обстановкой. Наш клуб это что-то яркое и взрывное, но образ Лиды в латексе и коже – это макаронный взрыв посреди коммунальной кухни, почему я раньше не замечала, насколько меня ко всему этому тянет?

В тот вечер мы почти не пили, только болтали о всякой ерунде, как всегда это бывает на первых свиданиях, хочешь поддержать разговор, но боишься сболтнуть лишнего. Он не курит, но рядом с ним мне и не хочется. Толи настолько он мне понравился, что это стало не проблемой, толи это природная необходимость, что даже организм всему подыгрывает. Раз он не курит, значит, я тоже не курю. Он проводил меня до дома, сказав, что завтра позвонит.

Дурацкая автоматная фраза "я тебе позвоню". Зачем ее произносить, если прекрасно знаешь, что не позвонишь никогда?! Не зацепила тебя девушка, ну и скажи ей "пока", и никаких проблем, пока так пока. Но нет же, надо озадачить, чтоб она полночи не могла уснуть, думая, что ему понравилась, а потом весь день, как дура, ждала звонка, не в состоянии ничего делать, а потом еще несколько дней гадала, почему же он все-таки не позвонил, уверенная, что проблема исключительно в ней, а точнее в ее каком-то недостатке, или, может, сказала что не так. Так хочется, чтоб о тебе думали? Или боятся, что вдруг не понравились девушке? А зачем, зачем тебе ей так обязательно нравиться, если тебе она не понравилась? Чтоб поднять свой статус в собственных же глазах? Правильно, а на ее чувства посрать, мало ли, что кого-то обидел, главное, что тебя не обидели. Именно поэтому, на подобные фразы, типа "я тебе позвоню", "давай сходим", "а как насчет того, чтоб вместе", "поехали со мной" – я реагирую как на пустое место, через час он передумает, полночи будет ломать голову, как бы отмазаться, а потом даже не позвонит, чтоб извиниться и все отменить. Нет, я никогда не беру в голову такие вещи, и зачастую о них просто забываю, очень даже кстати, так как фразы "милая, но ты же обещала" все равно не следует.

Но Ян все-таки позвонил. Договорились встретиться. На улице был холодный февраль, но его улыбка "до ушей", в прямом смысле этого слова, согревала. Мы сидели в кафе, пили горячий кофе с коньяком, и просто смотрели друг на друга. "Сколько у меня не было парня, может полгода? В постели, да, полгода, а вот так, чтоб смотрел на меня так? Даже Саша был повульгарнее, бесстыжее и так и остался в памяти промелькнувшим хулиганом". Он напевает песенку, услышанную им по дороге ко мне, слов я не запомнила, но напев остался в памяти как естественный фон для радости и счастья.

 

***

 

- Отношения с Яном складываются замечательно, аж не верится, что это взаправду.

- Почему не верится, Вер, так и должно быть, - Лида облизывает папиросу, с только что забитой туда травой, - почему плохое воспринимается как должное, а хорошее, как чудо?

- Потому что мы привыкаем исключительно к плохому, - отвечает за меня Оля.

- А привыкаем потому, - поправляю я ее, - что кроме говна ничего не происходит.

- Так давайте отгонять от себя все это говно! – выкрикивает Лида на выдохе, и ее фраза окутывается толстым пушистым кумаром.

- Тогда придется чаще курить.

- А почему бы и нет?!

- У меня новость.

- Какая?

- Делись!

- Фаина…

- А почему она звонит только тебе?

- Что Фаина?

- Так вот, Фаина звонила…

- Так почему она звонит только тебе?

- Лида заткнись, это понятно, что звонила, как она там?

- Она мне ни разу не позвонила.

- Мне тоже, и что с того?

- Наверно это плохо.

- Звонила и говорила…

- Слава Богу она еще может разговаривать, а то я слышала, что мусульманским женам говорить запрещено.

- Да не говорить, а болтать в общественных местах.

- А..

- Говорила, что у нее…

- По-моему у них там ничего нет?

- В смысле?

- Ну, косметики…

- А как же они соблазняют мужей? Вдруг ему не хочется?

- Что у нее…

- А мусульманским женщинам вообще хочется не должно, за это могут убить, и поэтому каждое совокупление похоже на насилие…

- Вот блин, скоты, а я то думала, почему все мусульманские мужики такие агрессивные. Хватить и насиловать!

- Что у нее…

- Ага, привычка.

- Врожденная, с национальными признаками, - мои слова уже не понятны, они звучат как переливы смеха.

- Что у нее… Да заткнетесь вы или нет?!

- А я по ней скучаю, когда она приедет?

- А мне она даже не звонит, я то всегда…

- Что у нее будет ребенок!

- Что?

- Это как?

- Она что, занималась сексом?

- Нет, дура, ее насиловали!

- Кто?

- Муж…

- Какой муж?

- Мусульманский!

- А зачем он это сделал?

- Потому что они так занимаются сексом!

- А-а-а…

- Ребенок у Фаины?

- Лида, у тебя началась вторая стадия, - Оля с серьезным видом подливает ей пива, - выпей побыстрей, а то совсем соображать перестанешь.

- Не, я нормально. Я имела ввиду, что я не могу представить, Фаина и с ребенком, она ж такая…

- Ты не можешь представить как она занималась сексом?

- И это тоже…

- А о чем ты думала на свадьбе?

- О фотографе…

- Вот сучка, так ты все-таки тогда на него запала!

- Да не в том смысле.

- А почему ты тогда не переспала с ним!?

- Я хотела, чтоб он сфотографировал, а не то, что вы делали.

- Правильно, он же фотограф, он должен фотографировать.

- Меня.

- Ты же отказалась! – вдруг оживилась Оля.

- Да, но я хотела.

- Позвонить ему?

- Да, только когда протрезвеем.

- Может, пригласим к себе?

- Прямо сейчас.

- Давай.

- Дуры, вы же ни хера не соображаете, Вера, выкинь телефон! А ты угомонись, зачем тебе он, у тебя ж Миша есть.

- Я хочу фотографий, красивых, со мной.

-Ага, но для этого нужно быть трезвой, и одеться как-нибудь…

- Как танцую.

- В латексе?

- Ага.

- Прикольно…

 

Наутро нашла сообщение от Владлена, все-таки я ему дозвонилась, хотя ничего не помнила. Но он был так обрадован, что я перестала об этом переживать.

- Фото? Конечно. Завтра сможете?

- Да, наверно. Я еще позвоню.

- Только днем.

- Да, подходит. Пока, Влад.

- Пока, Вера, - его "Вера" прозвучала, как, я верю в тебя.

- Лида, слышала?

- Ага.

- Одна пойдешь?

- А ты?

- У меня свидание.

- А… Пойду.

- Ты с ним переспишь?

- Еще не знаю, как получится. А что? Ревнуешь?

- Нет, а как же Миша?

- Мы ему не скажем. В смысле про секс не скажем. А одну из фотографий я обязательно распечатаю и ему подарю. Пускай только попробует не повесить на шкаф и не дрочить на нее!

- Фу!

- Сама ты фу. С Яном идешь?

- Ага.

- Что-т вы зачастили. Когда его в гости пригласишь?

- Мне почему-то кажется, что пока рано.

- Когда кажется, креститься надо. Хочешь, чтоб он от перевозбуждения умер?

- Посмотрим, как получится.

 

***

 

Зима еще не уступила своих прав весне, февраль прогуливался под ручку с морозом и пасмурной погодой, Дон был скован льдом, кладбище запорошено снегом. Несмотря на раннее время, уже стемнело. Фонари почему-то горели зеленым светом. Над дорожкой нависали деревья, пригруженные тяжестью снега. Это было первое свидание, на котором он меня поцеловал. Очень осторожно, нежно, в губы. Он зачем-то спросил, "а можно тебя поцеловать?", и от этого вопроса я больше смутилась, чем если б он набросился на меня прям там, на кладбище. Ветер откинул полы моего длинного пальто, волосы, путаясь и теребясь, обнимали наши шеи, я не знаю, как это называется, но оказывается, кладбище и черный цвет это намного нежнее и романтичнее, чем обычный розовый гламур. И мне это нравится.

- У меня есть для тебя сюрприз, - он улыбается своей открытой широкой улыбкой, и старается заглянуть в глаза.

- И что же это? Надеюсь, я не испугаюсь? – "откуда ж я знаю, какие у готов бывают подарки, хотя, он такой милый"?!

- Смотри, - и вытаскивает из кармана что-то небольшое и яркое. Билеты на концерт Angizija.

- Вау, здорово! – мне и вправду так приятно, хотя я без понятия, что это за группа и как она звучит, но понаслышке о ней, это действительно супер. – Спасибо! – и утыкаюсь носом ему в подбородок, холодным носом в теплую шею, целую и замираю.

- Вот ты странная, - он прижимает меня к себе.

Я? Я странная? А может мне просто до безумия, до истощения, до истерики хочется любить, и вот тут вдруг я встречаю тебя! Тебя, такого прекрасного, красивого, нежного и заботливого. И ты ко мне тянешься, ты делаешь мне подарок. О какой адекватной реакции может быть речь?! Да у меня крыша поехала от счастья, милый!

- Может, куда-нибудь сходим? Чтоб согреться?

- А куда ты хочешь? – "сумасшедшие не мерзнут", хочу ответить ему, но пускай решает сам, мне все понравиться, даже предложение прыгнуть с крыши.

- Кофе с коньяком?

- О, да.

- Или с самбукой?

- В точку, у меня как раз таки дома полбутылки самбуки. И кофе есть, – "блин, я пригласила его в гости", - мозги отмиксировали мысли, они обмякли и теперь постепенно вытекают через ухо.

- Замечательно, давай только возьмем конфет.

И он действительно купил мне шоколадных конфет, которыми я закусывала крепкий ароматный напиток, с оттенком аниса и бузины. Любой другой под этой фразой подразумевал бы презервативы, а он отнесся без прикола и давления, от чего стал намного желаннее. Я подсела ближе, смеялась громче, пьянея от напитка и чувств. Он обнял меня, так приятно, прижал к себе, и… и все. У нас ничего не было. Через час я отрезвела, мне стало неудобно за себя, за то, что я выпила, и немного стыдно, сама не знаю за что, может, не стоило так открыто приставать к нему. Я постелила ему на полу, сказав, что пока рано. Что рано, не рано, а поздно! Зачем ты теперь смотришь на меня так, как будто я тебе отказываю, если сам час назад не взял, что открыто тебе предлагалось, на блюдце с голубой каемочкой. Постеснялся, побоялся, поскромничал? Как в песне "Сектора газа" – как получишь по рогам, а вдруг она еще с мужчиной не была…

 

***

 

- Что мне одеть?

- Ты хочешь его соблазнить?

- Нет, да, не знаю, - я и вправду не знаю, что от него хочу, - наверно, просто угодить ему.

- Тогда держи, - Лида протягивает черное платье.

- Оно точно подойдет?

- А ты померяй.

Облегающая черная ткань из мелких змеиных чешуек покрыла мое тело, еле прикрытая задница кусочком полосочки выглядывала в разрез, стянутый шнуровкой по всей спине. Очень эффектно, а самое главное возбуждающе.

- По-моему слишком большое декольте, - у меня грудь достаточно больше, чем у Лиды, потому почти весь лифчик оказывается сверху.

- А ты его сними, - советует она.

О, да, все поместилось, и очень четко выпирает через ткань. Будет здорово, если там окажется достаточно прохладно, чтоб соски не расплывались, а показывали свою форму. Если у меня обычное, ничем не примечательное лицо, без каких-либо запоминающихся черт, эдакая доярочка, то грудь многое возмещает. И мне нравится ловить взгляды всех встречных мужчин не на лице, а чуть ниже. Зачем мне надо, чтоб они смотрели в глаза, что это даст, честность и ложь? А так сразу все ясно, если интересует, то он взгляда оторвать не сможет, и уж точно никуда не убежит.

- Взгляни, - Лида отрывает меня от рассматривания в зеркало собственного тела.

- Что это? – блин, я вижу, что это, но не нахожу подходящего слова. На мониторе высвечиваются одна за другой фотографии в черно-серых тонах. Сценки из садо-мазо культуры, наручники, плетка, кожа, - Лид, ты с ума сошла? И это ты хочешь подарить Мише?

- Ну, не прямь это, а выберу самую приличную и красивую.

- Ага, вот эту, где в тебя вставлена рукоятка от плетки, а кончик ты грызешь, или сосешь, или что ты с ним делаешь? – наклоняюсь немного над картинкой, стараясь разглядеть эту деталь, как она снова переключает на следующую, - ой, бля, как ты до такого вообще додумалась?

- Не знаю, само собой получилось.

- Ты с ним трахалась?

- Нет.

- У него проблемы? Как можно такое снимать и не выебать модель?

- Он фотограф до мозга костей, его больше возбуждает вспышка фотика, чем стон девушки, да и зачем мне это, я святейше чистая перед Мишаней.

- Как знаешь, - я накинула поверх платья теплое пальто, и вышла из дому, оставив ее наедине с ее порно-портретами.

 

Концерт задержали почти на два часа, и все это время нам пришлось стоять перед входом. Большая толпа и баночные коктейли не так-то уж и согревали при нуле на градуснике. Зато когда пустили, процедура контроля прошла мгновенно.

Клуб был не маленький, большая танцплощадка, сцена, балкон, и множество узких коридоров, в которых через каждые два шага встречаются знакомые, с которыми надо поздороваться, поболтать или выпить. Когда я сняла пальто, то возле меня резко образовалась толпа, желающих поздороваться, "давно не виделись" и прочих знакомых. Ян с самодовольной гордой улыбкой отгонял их. Думаю, я сделала ему не плохой "подарочек", доставив удовольствие находиться рядом с женщиной, на которую смотрят все окрестные парни. Может, я и не очень разбираюсь в его готик-культуре, но единственная правда это то, что красивая женщина везде уместна, не смотря на придурь окружающих. Он выглядел элегантно, очень эффектно, я подвела ему глаза своим черным карандашом, накрасила им же себе губы, что ж готеть так готеть. Его тонкие длинные пальцы с накрашенными черным лаком ногтями постоянно сжимали мое бедро, что в конечном итоге неистово завело меня. Я попросила проводить меня до туалета, он был, как и почти во всех клубах, общим, состоящим из отдельных кабинок с зеркалом и умывальником. Шумно смеясь, девушки набивались туда по несколько человек, не столько для прямых нужд, а для того, чтоб посплетничать, что-нибудь нюхнуть или накрасить друг друга. Вначале я зашла туда одна, взглянула в зеркало, поправила прическу, затем, приоткрыв дверь, позвала его, слегка взмахнув рукой, в основном указательным пальцем.

- Как тебе концерт? – спросил он, видимо только для того, чтоб хоть что-то произнести.

- Супер, - я облокотилась об стену, притянув его к себе за пояс.

Тяжелая бляшка расстегнулась сама собой, как-будто только и ждала команды раздеться. Он был очень напряжен, мне показалось, что он нервничает, но или из-за откровенного наряда, или из-за того, что не мог больше ждать, не остановился, как в прошлый раз. Начать в таком положении было крайне неудобно. Он приподнял меня, я обхватила его ногами, почувствовала в себе, но двигаться получалось неловко. Зато хорошо сообразив, через несколько минут он нагнул меня раком, и очень резко вошел. Там все было не просто готово к такому приходу, а жаждало, текло и горело. Я поставила руки на сливной бачек, взгляд уперся в стенку, и поэтому я закрыла глаза. Не, так хорошо бывает редко. И плевать, что в туалете, что слишком палевно, что в дверь стучат и смеются, что пахнет освежителем воздуха.

- Только не останавливайся!

 

***

 

- Где ты была?

- Когда именно?

- Вера, тебя не было два дня! – Лида вся заплаканная, с растертой тушью на глазах, сидела на диване, обнимая подушку.

- А позвонить никак нельзя было, у меня, если что, сотовый есть!

- Он, - она запнулась и заплакала.

- Что случилось? Ты все-таки показала ему фотографии, а он не оценил?

- Нет. Я не успела ему их показать. Я пришла к ним на репу. Они не звали, я просто мимо проходила, случайно так получилось. Думала, поздороваюсь только, чтоб не отвлекать, и уйду сразу же. Они в той же студии были, охранник меня пустил, потому что видел уже. Я захожу значит, а его друзья мне привет, типа, говорят, а он с какой-то телкой сидит. Так даже не рядом сидят, а она у него на коленях, а он ей задницу ее плоскую поглаживает, - Лида всхлипнула, и уткнулась лицом в подушку.

- Так ты поговорила с ним?

- Он вышел, я ему пощечину залепила, а он руками только развел, мол, все кончено, - звучно высморкалась и продолжила, - самое обидное, что если б девка та хоть симпотной была, или меня лучше, а то мумия какая-то, и вот ради нее он меня… бро-си-и-ил, - истерика началась по-новой.

- Тьфу ты, сука, - а что я могу еще сказать, - давай выпьем?

- Давай, только в какашку! – она не спеша поднялась со своего места и направилась к шкафу, - что возьмем?

- Все равно, что больше приглянется. Ты Оле звонила?

- Да. Она скоро приедет.

 

- Вот козёл! – эмоции у Оли были поярче, чем у меня, - как он посмел! Да его за это на кол надо!

- Надо, - поддержала я ее, - но, если разумней посудить, раз он так поступил, то не все у них хорошо было. Ведь если любил бы, то не бросил тогда, а так и пшел он к черту.

- Вот он и пошел туда, а она тут осталась, только грустно не ему от этого, а ей.

- Не знаю, мне не верится, что все так получилось, они такой мне замечательной парочкой представлялись.

- Сукин сын он, - Оля, злобно качая головой, выпила стопку водки залпом, - сжечь бы его за это на костре!

- Ага, заживо, - Лиде такие слова доставляли удовольствие, хотя я этого не понимала, чего они добьются этими словами, он то уж точно не вернется.

- И ты бросай своего придурка, как его там, Ян что ли, - Оля очень серьезно на меня посмотрела, - какие его друзья, такой и он!

- Да у нас вроде все хорошо. В кино собираемся.

- Ага, - подхватила Лида, - они ж уже на следующем этапе.

- В смысле? – не поняла я.

- В прямом смысле. Это он так сказал.

- Кому сказал, что сказал?

- О, - затянула Оля, - он видимо рассказал это всем, кроме тебя.

- Так, а ну по порядку.

- Я это от Миши слышала. Еще когда мы с ним общались. Вчера или позавчера. Вы же с Яном на концерт ходили, что именно после произошло, все догадываются. Он Мишке сказал, что вы уже на каком-то другом этапе. Ну, сама понимай, как хочешь.

- Вот, блин. Эт значит, он разболтал всем друзьям, что я с ним переспала?!

- Ага. И видимо это не такие уж и хорошие друзья, - Оля налила еще по одной, - так как и я об этом услышала, по секрету всему свету, оу, а давать в туалете не хорошо!

- Вот дьявол, и кто его за язык тянул?!

-Хи-хи, я говорю, бросай нах, пока не поздно. А то вся их компашка будет знать не только подробности вашей личной жизни, но и твоего интимного устройства!

- Налей еще, - у меня вид стал такой же как и у Лиды.

 

***

 

- Почему? – его голос немного расстроен.

Нервно сжимаю трубку телефона. "Да потому что ты слишком много пиздишь!"

- Ну, приезжай ко мне, милая, - голос в трубке ласков и насмешлив одновременно.

- Не могу, я вечером работаю. Правда, мне очень жаль, я соскучилась, но давай в другой раз.

- Жаль, может, я вечером заскачу, чаю перед работой попьем? Я очень хочу тебя увидеть.

- Хорошо. Только на чай. Я не буду сильно злиться, если ты принесешь пирожных.

- Конечно, милая, - по тому, как он бросил трубку, можно было судить о том, что он кинулся за пирожными.

 

Сен Ча. Маленький китайский чайничек, Оля надела своё цветастое кимоно, точно такое же на сцене она обычно скидывает за пару секунд. Цукаты, цветы в вазе, я в бежевом свитере толстой вязки. Кружевная скатерть, мы во всем стремимся к спокойствию и духовному равновесию, только потому, что дикости, резкости и латекса нам вполне хватает на работе. Низкие пиалки, с сиреневыми фиалками, Оля напевает какую-то заунывную мелодию, я рассматриваю его. Как он улыбается, поправляет волосы, берет пиалку. Ногти на его руках накрашены черным лаком.

- Это еще после концерта? – показываю кивком на его руки.

- Ага.

- А почему ты не стер?

- Не успел.

-Но ведь три дня прошло. Ты что так и ходишь по улицам с накрашенными ногтями?

- Да, а что?

- А что?! Неужели ты думаешь, что накрашенные ногти придают парню хоть какое-то субкультурное направление, кроме гей-культуры? Ладно, еще на концерт нарядиться или на готик-пати, но не по улицам же так ходить!

- Да что тебе вечно все не так! Я общаюсь с готами, мне это нравится, в чем дело, почему ты вечно ко мне цепляешься?

- Вечно?! Это первое и единственное, что я тебе сказала. Как ты представляешь меня куда-нибудь пригласить? Неужели ты не замечаешь, что я краснею, идя рядом с тобой по улице. И все из-за этой мелочи.

- Но ведь другим же нравится…

Я вышла из комнаты. Закрылась на балконе. Надо успокоиться, чтоб не поругаться. Я так зла на него. Другим! Кому другим? Главное же – это чтоб нравилось мне! Или нет? Придумал себе дурацкий образ, а кому он нужен с этим образом?! Раз так важно показаться перед другими, так пускай и идет к своим другим. Что ж это так получается, понравиться хочет какой-то той, а за чаем и сексом ко мне приходит? А мне нравиться не надо, хотя бы, чтоб это получить. Выскочка. Возвращаюсь обратно, обиженно на него смотрю. Не могу решить, что именно искренно, а что нет. Может, потом видней будет.

 

- Подмени, - Оля швыряет в меня своим кимоно, бледная, с вылупленными глазами, и выскакивает из гримерки.

- Что это с ней? – спрашиваю у Карины.

- Не знаю, жаловалась, что голова кружится и на слабость. Я пошутила, сказала, чтоб она тест на беременность сделала. Хе-хе, видимо сделала. Но тебе подменять по-любому придется, потому что сейчас обязаловка идет.

- А как это одевается?

- Главное, не как одевается, а как снимается. Вот, запоминай, во-первых…

"Слава богу, что музыка медленная. Надеюсь, на меня не сильно обидятся, если я не буду висеть на шесте верх ногами. Как же это, они ж постоянно так делают… Вот, блин, я с детства занималась танцами, выходила на профессиональный уровень, а тут и не получается. Не так-то уж и просто, как кажется из зала! С такими темпами скоро совсем бар оставлю. Хорошо, что разрешили на топлесс остановиться".

Каблук цепляется за обшивку подиума, я теряю равновесие. Еле удается устоять на ногах, упасть еще не хватало, разворачиваюсь, делаю па, всё так и задумано! От неожиданности и резкости сильно встряхиваю головой, так, что заколка расстегивается, волосы облетают дугой и ложатся на плечи, все посвистывают, думая, что это часть номера.

- Я больше никогда туда не пойду, и больше не проси!

- Да, ладно тебе, самой же захочется, вот увидишь.

- А что с тобой случилось? Все в порядке?

- Нет, - ровным и чрезвычайно спокойным голосом отвечает Оля.

- Что нет?

- Я залетела. Завтра к врачу пойду.

- Ого! От кого?

- А хрен его знает?! От кого то ж. Вот и плохо мне почему было.

- Вот жопа.

- Да, неприятно. А ты неплохо смотрелась, и кимоно тебе идет.

- Правда?

- Ага.

 

***

 

Утром Оля ходила к врачу. Взяла направление на аборт. На следующий день. Попросила пойти с ней. Сказала, что страшно. Я старалась ее успокоить, потому что ее волнение передавалось и мне. Она постоянно курила, нервно стряхивая пепел.

- Пошли, погуляем.

- Куда?

- Не знаю. Сегодня суббота, можно к готам зайти, полюбоваться на их прелестные бледные подобомертвые лица. Может среди всего их несчастья можно будет почувствовать себя немного лучше. По крайней мере выпить.

- Вот, только выпить.

Черной массой пол улицы занимала копошащаяся галдящая толпа. При более близком и внимательном рассмотрении можно было заметить цветные пряди, металлический блеск ошейников и пирсингов, белую и красную шнуровку и, конечно же, безумно яркий макияж, преимущественно на девушках. Все курят, полторашка Блейзера ходит по кругу, Оля сразу же к нему присоединяется, я пытаюсь глазами найти знакомых. И нахожу. Мы почти каждый день сталкиваемся в одних и тех же аудиториях, наша группа заходит, их выходит. Как же его зовут? Не помню, а может, и не знаю, хотя мне как-то удалось заглянуть в их семинарский журнал. Предательское праздное любопытство! Все интересно, что интригует, что далеко, и что на первый взгляд кажется таким недоступным. Он такой красивый, и стильный, и яркий, и обворожительный. Короткие волосы, уложенные в разные стороны, пол головы черная, пол – белая. Пирсинг в носу, серьга в левом ухе в виде змеи, черная короткая куртка, полосатый красно-черный свитер, в тон ему шнурки на высоких стилах.

- Привет, - он тоже меня узнал.

- Привет, я Вера.

- Я знаю, - он протянул руку, прикоснулся к моей руке, подтянул ее к своим губам и поцеловал, - Андриан.

Во как. Андриан. Насколько я помню, это древнерусское имя, либо ник, взятый из какого-то художественного произведения. Но разве это важно. В этом что-то есть, называть друг друга по возвышенно гротесковым именам. Насильно заставлять сжиматься мышцы и подаваться грудью вперед, тянуться всем своим существом к чему-то не просто обычному и естественному, а данному свыше, принятому как есть, считаемым счастьем. Называй меня Венерой, лучше я ничего не придумала, и придавай этому намного больше смысла и страсти, чем обычному имени Вера. О, нет, я не хочу быть Верой, я хочу быть чем-то больше, чем-то желанней, чем-то выше. Чтобы страсть выражалась не только в прикосновении, которое с непривычки и неуместности смотрится жалко, но и в словах, призывающих себя стать чем-то другим.

Они обсуждают ник знакомого. Латинское слово. Мортис. Андриан говорит, что это не правильно. Оно должно звучать как Мортиис. Какие-то правила окончаний для склонений.

- Или Мортус, если…

 

Он проводил меня домой, поцеловав на прощанье в щеку, совсем возле губ, мне показалось это таким романтичным. Оказывается, я романтик. Перед сном я проверила входящую почту, там было два сообщения, одно от Яна, другое от Андриана. "Спокойной ночи, милая", звучало сообщение от Яна, "Благодарен этому вечеру за то, что он свел меня с тобой, но сейчас уже слишком поздно для неуместной переписки, поэтому желаю приятных приключений в стране Морфея, и надеюсь, что ты не откажешь, как-нибудь встретиться со мной", конечно не откажу, милый Андриан, о чем может быть речь!

 

***

 

Мы проснулись за три часа до назначенного времени. Лида тоже встала, хотя не собиралась с нами идти. Она сварила нам кофе и сделала несколько бутербродов.

- Врач сказала, не есть ничего… - пробурчала Оля, усаживаясь в кресло.

- Ну, кофе хоть выпей, - а в меня само собой ничего не лезет.

- А почему нельзя? – Лида сама принялась за свои бутерброды.

- Не знаю, - ее руки тряслись так сильно, что кофе едва ли не выплескивалось из чашки.

- Не волнуйся, все будет в порядке, через несколько часов все закончится и будет как раньше.

- Да, я знаю, но оно само, в смысле, я не контролирую себя.

- А представляете, раньше наркоза не было, - Лида с интересом посмотрела на меня, - вы уже учили историю медицины.

- Во-первых, такого курса нет, а во-вторых, не сейчас, Лида. Я вам расскажу много чего интересного из истории абортов вечером, когда у нас все будет хорошо.

- Пошли, - Оля встала из-за стола и вышла из кухни.

- Что мы будем делать целых два часа, нам на дорогу в районе получаса надо.

- Там еще кассу найти надо, и сигарет купить, пошли.

В больнице было пустынно. Все как и должно быть, белые стены, непроницаемые лица. Единственное, что пугало и отталкивало именно от этого этажа, так то, что все больные были женщины с грустными убитыми лицами. Покрасневшие глаза, вздутые ноздри, опущенные головы – хоть одна бы попалась со спокойным выражением лица. Оля вцепилась мне в руку, нужно отдать на рецепцию документы. Они что-то спрашивают, она еле шевелит губами, поэтому я отвечаю за нее. Выходит врач, предлагает пройти за ней, смотря прямо на меня. Она нас перепутала, потому что отвечаю постоянно я. Мы над этим долго будем смеяться вечером, но сейчас я сама в испуге и легком недомогании подталкиваю Олю в сторону нужного кабинета и обещаю ждать. От волнения я не сообразила засечь время. Сколько я ждала, я не знаю, может полчаса, может полтора. Она вышла бледной, цвет больничной простыни, мятой и с желтыми разводами.

- Ты как?

Она не ответила, медленно и слабо взяла меня за руку и кивнула в сторону выхода.

Дневные солнечные лучи играли на асфальте, от детского отделения доносились веселые крики вперемешку с плачем и воплями, по скверу прогуливалась парочка, мужчина был в халате и еле шагал, его поддерживала под руку молодая женщина, жена или дочь. Оля остановилась возле лавочки, присела, скрючившись от боли, ее вырвало.

- Надо быстрей уходить от сюда, - простонала она.

- Подожди, а то я тебя сама не донесу. Давай посидим, - я закурила сигарету, вспомнились слова из песни Янки: посидим, покурим, глядя в землю. А земля была сухой и потрескавшейся. Кое-где еще лежал снег, подтаявший и грязный. Вот он и мир, в котором царит жизнь, жестокий, неудобный, неуютный.

Вечером мы все остались дома, Оля на больничном, у меня и так был выходной, а Лидка наплела много важных дел, включая истребление мега инопланетных тараканов, пытающихся захватить Землю.

- Он мне нравится, тем более, что с Яном проблемы.

- Ты думаешь, у тебя с ним что-нибудь получится?

- Да даже если и не получится. Он не красит ногти, и не пиздит на лево и на право.

- Знаешь, - перебивает меня Лида, - мне, кажется, они все одинаковые.

- Когда кажется, креститься надо, - вставляет Оля Лидину любимую фразу.

- Если парень не пиздит, то не потому, что не хочет, а скорее потому, что не кому.

- Лида, - у Оли до сих пор еще тряслись руки, - если он в принципе пиздюк, так их назовем, то он будет пиздеть всему и всем, даже таксисту, который его подвозит, совершенно не думаю о том, что по закону подлости этот таксист окажется парнем или братом его подруги. А вот если он не базарная бабка, что бывает крайне редко, то тогда он и при необходимости ничего не расскажет.

- А какая может быть необходимость?

- Какая?! Ну, накосячит он, и пожалеет, а подойти к тебе пока не решается, вот и расскажет своему другу, который в свою очередь своей девушке, которая твоя подруга и, естественно, тебе все передаст.

- Нет, в этом случае, это не пиздешь, пиздешь – это когда сплетни.

- Девчонки, - втискиваюсь я в их дискуссию, - а не проще ли посчитать, что парни болтливы настолько же, насколько и девушки. Все в отпущенной им мере. Есть же вещи, с которыми поделиться просто жизненно необходимо, и держать это в себе глупо, а есть о которых нужно смолчать.

- Только почему-то они редко об этом задумываются. Когда мы рассказываем что-то о своих парнях подругам, то их после этого не считают, шлюхами и пипетками. Зато они так нас преподносят своим друзьям, что те косятся на нас, как на конченное существо. Зачем?

- Вот я, например…

Я не стала дослушивать до вынесения решения, потому что эта вечная тема не может закончится одним вечером. Обидно только, что она настолько напрямую касается меня и моего друга.

 

***

 

Через несколько дней мне позвонил Андриан и назначил встречу. Общение с ним отличалось от обычной болтовни с очередным желателем потрахаться, которые сводят все к определенной схеме поболтали – куда-нибудь сходили – пригласил в гости – попросил сделать массаж и так далее. Хотя с ним я была бы совсем не прочь. Некое немного другое удовольствие присутствовало при этой встрече, интеллектуальное удовлетворение, секс очень важная часть отношений, но, если нет ничего кроме, он все равно будет не полноценный.

-Ла Вэя стоит почитать только потому, что это мировой бесцеллер, так же как и любая другая классика, типа "заводного апельсина" и "вожделяющего семя" Энтони Берджинса, "1984" и "фермы животных" Джорджа Оруэлла, "цветов для Элжерона" Дэниела Киза…

- А вот этот Дэниел Киз и Кен Кизи, "Над кукушкиным гнездом", случаем не родственники?

- Не думаю, хотя фамилии, действительно, похожи, - он обхватил меня за плечи, - не привычно, что девушка, которая работает танцовщицей, настолько начитана.

- А чего плохого в том, что я танцую. Пока я учусь, меня наврятли возьмут на приличное высокооплачиваемое место, а здесь я очень неплохо получаю, тем более это отчасти и спорт.

- Можно как-нибудь прийти посмотреть?

- Думаю, скорее да, чем нет. Я не стесняюсь.

- Класс! Когда ты работаешь?

- Завтра. Только маякни, если придешь.

- Договорились.

- Адрес знаешь?

- А как же! Кто ж не знает такое знаменитое место, - и сверкнул своими зелеными глазами.

 

***

 

- Он сделал акцент на том, что я танцую. Естественно, что мне это не понравилось! Неужели не ясно, что студентам не так-то уж и просто найти работу, сам ведь тоже учится, - откладываю косметику в сторону, от возмущения ничего не могу сделать.

- Вот ты теперь и на него начала гнать, - Оля равнодушно отвернулась к зеркалу, и стала вырисовывать стрелки, - что и он уже не нравится?

- Не знаю.

- А кто знает?

- Никто не знает. Просто я не хотела бы поругаться с Яном, его ж ведь можно перевоспитать. Ну, в смысле, вдолбить ему в голову, что для того, чтоб быть готом, ногти красить совсем не обязательно. Это же ведь больше состояние души, стиль жизни, а не стиль одежды.

- Ага, конечно, тогда он вместо этого начнет носить парик или еще что-нибудь в этом духе. Если он этого до сих пор не понял и не изменил, то ничего ты уже не поделаешь. Ты же при нас ему все в открытую высказала. Что ты молчишь?

- Но Андриан слишком заносчивый.

- Тебе решать. Спи с двумя, в чем проблема?

- О, ну, для тебя в этом проблемы, конечно же, нет. А я так не хочу, это же измена.

- Ты ж это, - она истерично ржет, размазывая по лицу черную линию, - им об этом не говори. Попробуй и с тем, и с тем, не изменяй, просто попробуй, чтоб решить, с кем-то ж все равно лучше будет.

- Может быть.

- Ты на Андриана, смотрю, прям запала. Не влюбилась ли?

- Нет. Хотела бы быть с ним, но настолько ясно, что я ему не пара, что даже мечтать противно. Ему нужна красивая, умная, оригинальная, вся такая…

- Разтакая. Думаешь, нужна?

- Да, а что я? Кроме сисек ничего нет. И то, у всех они есть, и еще получше…

- Оу, девочка моя, стоп! У тебя депрессия, однако. Ты что такое несёшь?! Ты лучше многих! Одна из лучших. Посмотри на себя в зеркало. Тебе завидует половина нашего коллектива, оглядываются девушки на улице, девушки, уже не говорю о парнях, а про институт вообще молчу! И при всем этом тебя дурой тоже никак нельзя назвать!

- И при всем этом со мной творятся такие вещи! Занесло в стрип-клуб, с парнями не везет…

- Не везет?! У тебя сейчас их два!

- Ага, и ни с одним ничего не получится, кроме переспать, а зачем мне это, вести себя как давалка дешевая, с такими темпами и слухи скоро начнут бегать.

- А что тебе сейчас конкретно надо? Вроде ни бедствуешь, ни засыхаешь от скуки! Найти мужика, зацепится за него или замуж выйти и все? Тебе восемнадцать лет, погуляй вначале, узнай что есть что, а потом уже на себя хомут вешай. Ей богу, рассуждаешь как Фаинка.

- Просто грустно как-то получается.

- У меня есть прикольная штука, можно сказать, эликсир счастья.

- Опять наркотики?

- Нет, ты что! Хотя, немного – да. Мы на практике из лаборатории спиздили бутандиола, это химическое вещество, производная спирта, на молекулярном уровне в четыре раза крепче этилового, то есть на практике раз в десять, но от него обалденный эффект, чувствуешь себя самым счастливым на земле. Завтра попробуем.

- Ну, если не смертельно…

- Девочки! – в гримерку влетает Вячеслав Борисович, наш директор. Он растопыривает руки, такими размерами объятий он вполне сможет обнять нас всех разом.

Высокий, ни капельки не худощавый, с уже отвисающим животом, очень пошлой развратной улыбкой, яркой рубашкой и золотой цепочкой, на которой висит обручальное кольцо – вылитый директор стриптиз-клуба.

- Цыпочки! Посмотрите, пожалуйста, на наше новое приобретение! Это высший класс! Такого еще не было! Рекламируем всем! – и выскочил обратно, разносить эту радостную новость дальше. Следом за ним шел администратор, худощавый вечнострадающий гей, разочарованно качая головой.

- Олег, что он там придумал?

- Та, хуйня, - махнул рукой Олег, - хочешь, иди посмотри.

- Че, пошли заценим? – Оля вышла в зал, даже не успев стереть полосу с щеки.

На левом подиуме стояла клетка в рост человека. Довольно-таки широкая у основания и сужающаяся к верху, на подобие тех, в которых держат больших попугаев ара. С прутьев свисали кожаные наручники. Небольшая дверца закрывалась на замок.

- Они б еще туда жердочку приделали! – возмущалась Карина, - пиздец, это ж сколько там сидеть надо, ни воды попить, ни в туалет сходить!

- А он решил закрывать там? Прям на замок? – у Оли голос стал совсем наивно детский.

- Да. Сказал, провинившихся туда сажать будет.

- Прикольно!

- Чего прикольного?! Тебе прикольно, вот сама там и будешь сидеть! – она так резко развернулась на каблуках, что искры сверкнули отблесками ламп в ее металлических набойках.

- А чего прикольного? – мне тоже не понравилась ее радость от этой вселяющей средневековый страх вещи.

- Ну как же, у нас есть танец на кровати, в душевой кабинке, на стуле, в аквариуме, жаль что среди нас нет русалок, вот теперь и клетка появилась, скоро гинекологическое кресло притащит.

За ее спиной раздался дружный смех, видимо это смешило не только ее одну.

- А что, Лидке вашей подойдет, - предложила одна из стареньких.

- Ты что, - Оля подняла вверх указательный палец, - ей там кнутом не размахнуться. Не, это надо что-нибудь придумать. Например, быть там вдвоем, или еще что-нибудь. Перетащить в номер, хера она тут стоять будет, только отвлекает.

 

Андриан пришел довольно-таки поздно. Я было уже начала сомневаться в том, придет ли вообще. Но в половине первого я застала его возле бара, выясняющего у бармена, где можно меня найти. Я поздоровалась, поцеловав его в щечку, и зашла за бар, чтоб чем-нибудь угостить.

- Виски будешь?

- Не откажусь.

- За счет заведения, - льдинки так элегантно стукнулись друг об друга.

Андриан дождался меня, пока я полностью не освободилась, под предлогом проводить меня, и мы поехали гулять дальше, так как домой никому не хотелось. Наконец-таки решив остаться в одном клубе, мы протанцевали почти до самого утра. Рассвет мы решили встретить на улице. Мимо проходили такие же ночные гуляки, расползающиеся по своим норкам для ожидания следующей ночи. Массы еще не спешили на работу, транспорта было очень мало, мы шли, взявшись за руки, и болтали о реальных основаниях к произведению "Красная звезда". Когда проходили мимо дома его очень хорошего друга, он предложил зайти и выпить кофе. Заверил, что друг будет не против такого раннего визита, что у них это взаимно. В принципе понятно, зачем он это сделал. Я была уставшей, измотанной и сонной, поэтому мне было относительно все равно, для какой цели он меня туда позвал. Но чашка кофе на тот момент была сильным аргументом.

-Хочешь печенье? – он берет маленький крекер из вазочки, кусает за кончик и наклоняется ко мне с подоконника.

Мне остается только промурчать. Целую его осторожно, все-таки не хочется подавиться печеньем. Оно скользит во рту, становится мягким, вроде бы и не мешает, но посторонний предмет, ерзающий во рту между языками, напрягает, потом оно пропадает. Я сажусь к нему на колени и обнимаю за шею. За окнами рассвет, гаснут фонари, звенит трамвай, мы молоды, красивы и свободны, наш день начался с поцелуя – опять романтика! Он поднимается, подхватывает меня на руки, и идет в ванну. Мы не спеша раздеваемся, легонько прикасаясь холодными пальчиками к обнаженным телам. Он открывает воду, теплая струйка воды нежно обволакивает тело, кажется, что она заигрывает, раздраконивает тем, что брызгает на оголенные участки, вызывая мурашки и острое желание, чтоб по тебе провели рукой. Я облокачиваюсь на стену, чувствую холод плитки, он приподнимает мою ногу, заводя ее себе за спину, медленно входит, не переставая целовать. От напряжения из-за такой позы и сильного возбуждения становится жарко, очень жарко, я начинаю задыхаться, прошу остановиться, но он как будто меня не слышит. Движения стали резче, скользче и горячей. Он громко вскрикнул, когда кончил. Надеюсь, не разбудил друга, привыкшего к такому.

Допив кофе, мы вызвали такси. Дома я так и не легла спать, медитировала над чашкой чая, пытаясь дать оправдание своей измене. А вдруг он узнает?

 

***

 

- Но как он узнал? – меня уже бесит всё!

- Да подожди ты, может он ничего и не узнал. Поговори с ним вначале. Мне кажется, что он просто расстроен от того факта, что ты больше общаешься с другим парнем, который просто друг, чем с ним, которой вроде бы твой парень.

Лида сказала, что Ян очень обижен на меня за что-то и хочет серьёзно поговорить. Единственное из-за чего он может быть обижен, так только общение с Андрианом. Или он узнал, что я ему изменила?

Вся готкомпания как всегда расплывалась в черно-металлическом цвете с полосками кислотно желтых, зеленых и синих цветов. Я старалась не начинать первой разговор, он тоже не хотел скандала при людях. Мы стояли рядом, виновато косясь друг на друга. В толпе я увидела Андриана, он помахал мне, подзывая к себе. Вот оно тебе и общение с двумя парнями, никогда не думала, что они окажутся так близко, в одной компании. Ведь у них же нет ни общих знакомых, ни одних интересов. Андриан сказал, что тогда он оказался здесь из-за друга, а сегодня пришел ко мне. Ян держит меня за руку, и я вижу, как Андриан обнимает бутылку вермута, демонстрируя свою обиду. Приходит Лида, уже подпитая, со всеми здоровается, подходит ко мне вплотную, и предлагает отойти куда-нибудь в туалет. По дороге я останавливаюсь возле Андриана.

- Не знал, что у тебя есть парень, - он настолько пьян, что его язык заплетается, по подбородку стекает слюна, глаза смотрят сквозь меня. От всего этого становится противно, я пожимаю плечами и прохожу дальше. А что мне еще делать? Ни вешаться же ему на шею, в ожидании, что он оттолкнет, сказав, что не так его поняла. Где признание в любви, где обожание в глазах, где хоть что-нибудь, что объяснит, что здесь происходит?!

Когда мы вернулись, он уже обнимался с какой-то готочкой, которая жадно впивалась ему в губы. После того, как я видела на них стекающую слюну, мне делается тошно, и я отхожу в сторону. Сажусь на парапет в стороне от всех, подходит Ян, показывает пальцем на целующегося, если это можно так назвать, Андриана.

- И ты на это меня променяла? – его голос срывается. Я ощущаю на себе его обиду, я чувствую свою вину, может я действительно была не права? Но ведь он же не знает, что все-таки изменила, он злится на то, что просто общалась! Так прости! Прости и забудь! Ничего не было, нет, и не будет! Да, ошиблась, но ведь поняла же, кто именно мне нужен.

Но он уходит. Просто разворачивается и уходит. Мне даже нечего крикнуть вслед. А зачем кричать, сейчас такое внутренне напряженное состояние, которое сводит судорогой все тело, кулаки и скулы сжаты, боль в животе слаживает тело пополам, голос ушел далеко в подсознание и вернется уж точно не скоро. Вернись, прочувствуй, пойми, и все изменится. Вот он, переломный момент, когда нужна поддержка. Но нет, я вижу только его спину.

- Ну чё, - подсаживается пьяная Оля, - эликсир счастья?

- Да.

Она протягивает мне бутылку воды, в ней меньше половины, солёный вкус, заметно, что что-то подмешано. Через пятнадцать минут становлюсь пьяной. Через полчаса – в жопу пьяной. Через час меня притаскивают домой, я смеюсь и пританцовываю, чуть ли не падая. Меня кладут на диван, я закрываю глаза, по телу и вправду расплывается счастье. Открываю глаза – вертолёты, комната кружится в бешенном ритме, но мне не становится плохо, а наоборот хорошо, через мгновение предметы превращаются в звёзды, звёзды в кометы, пролетающие мимо, уходящие в даль. Сколько времени я так провалялась в полудреме полузабвенье, не знаю, но утром проснулась в бодром нормальном состоянии. И вспомнила всё, что вчера произошло. Бутандиол помог, но всего лишь на время; закидываться или напиваться с самого утра не было бы никакого смысла, нужно отстрадать своё, предначертанное.

Через день была истерика, через неделю депрессия, через месяц мне уже ничего не надо было, мое мировоззрение закоренилось в преобладании над всем жестокого одиночества. Оля была права, говоря, что если не изменишь, будешь чувствовать себя вдвойне хуже, за обиду, что могла бы, но не сделала, не сделала, но не оценили. Я изменила. Значит, мне обижаться не на что. Значит, изначально все было так поставлено, я как человек, как личность не нужна ему, я должна была отвечать товарным требованиям, и не подошла, что уж тут сделать. Ничего.

 

***

 

Сказать, что я больше никого из них не видела, будет не правдой. Андриана я как-то встретила. Мы были с Лидой, которая прекрасно знала подробности нашей с ним истории. Столкнулись случайно, на улице. Поздоровались. Он о чем-то заговорил. Предложил прогуляться. А почему бы и нет, с ним-то мы не ругались, только потому, что у нас ничего и не было.

- Подождем Аню?

- Хорошо, - "какую Аню?" – промелькнуло в мыслях.

И в этот же момент я увидела ту самую готочку, с которой он сосался тем вечером, когда я из-за общения с ним разругалась с Яном. Так он остался с ней?! Внутри просто все упало. Соскочило, оборвалось, соскользнуло с кривой заледеневшей дорожки в бездну мрака и пустоты. Да какой к черту пустоты, я из-за этой падлы рассталась с тем, кого собиралась оставить подле себя надолго! Я хотела быть с ним! Я должна была быть с ним! И что? Явился, все испортил, и упиздил к какой-то Ане? Я поняла бы хоть что-то, если б она хоть в одном месте была меня на чуточку симпатичней! Так нет же, хуже во всем и везде! Ни сиськи, ни письки! И походка, как у… девушки, которая никогда не занималась танцами.

Больше мы никогда не виделись.

 

***

 

Кого я в действительности любила – не знаю, может Яна, может Андриана, что-то во мне оборвалось, не знаю что именно, но потеряв обоих, поняла, что совершенно не готова к одиночеству. Ожидать свою любовь святое дело, но со временем начинает ехать крыша. Хроническое одиночество вызывает отчаянное блядство. Я не хочу опускаться до состояния пошлого взгляда с выражением "трахните меня", цепляясь за всех мимо проходящих мужчин. Наличие отношений все-таки требует какую-то долю обязательств, он обязан заниматься с тобой сексом, от этого пропадает голод в глазах, что не отпугивает прохожих, да и добрая все время ходишь, как-то солнышко греет, цветочки радуют, птичек там замечаешь. Выдержав небольшое воздержание после блядского загула, я за три месяца весенней депрессии поменяла не меньше двадцати парней, точнее партнеров, поэтому и решила устроить очистительное паломничество, купив путевку вначале в санаторий, потом домой. Осенью же расположило к романтике. Внутри все как-то само собой пустилось в поиске. Поэтому я и начала встречаться с Алексеем. Эта глава называется максимум разочарований. А было все так.

Украли сотовый. Погоняли по ментовкам разных районов, никто не хотел принимать заявление. Каждый отдел говорил, что это подведомственно соседнему, и так до того, пока заявление не ушло в никуда. Я хожу со старой лыжей, которую мне выделили друзья. Стыдно, но денег на новый телефон пока нет. Сессия плюс курсовик, в клубе появляюсь редко, стараюсь себя не перенапрягать, но, соответственно, приходится экономить.

Собираюсь на металлфест, пригласительный мне достали, значит надо идти, потому что в ближайшее время халявных мероприятий не наблюдается. Затягиваю корсет, узкие брюки, сверху юбка с максимальным вырезом и кардиган. На остановке тормозит митсубиси. Алексей, сорок лет.

По дороге он купил мне букет роз. Приятно. Необычно даже. На что-то серьезное при таких знакомствах я никогда не рассчитываю. Он дал мне свою визитку. Грузоперевозки.

Я вообще пошла на этот фестиваль, чтоб хоть как-то забыться и расслабиться. Одиночество поспорило с грустью кто кого изживет, а победила в конечном итоге тоска. Хотелось напиться, вдрызг. Это самое подходящее мероприятие для достижения задуманной цели: недорогая выпивка и куча друзей. Совсем уже поздно я шаткой походкой вышла на свежий воздух. Внутри что-то дергалось: зависть ли, скорее злость, или раздражение. Насмотревшись на милые взгляду и сердцу парочки, колбасило больше не от алкоголя, а от того, что вышел оттуда один. Звоню Алексею, сказал, скоро будет.

- А под чем ты? – улыбается.

- В смысле? – я действительно не поняла.

- Да ладно тебе, я ж вижу.

- Что ты видишь?

- Амфетамин?

Одиночество в смеси со злостью прет также как амфетамин, запомните это, и не мешайте ни в коем случае с реальностью, у вас может быть передозировка, и не правильно поймут, лучше мешать с юмором, становится проще, легче так сказать.

С ним мы встречались в течение месяца, за это время побывали на байк-посту, где его знакомый, держатель сего заведения, рассказывал про своего бойцовского пса, которого он натаскивает на мусорных кошках. Никогда один человек не вызывал во мне столько отвращения. Я не гринписовец, но жестокость вызывает во мне жестокость. С радостью и без жалости посмотрела бы, как эту жирную тушу раздирают дикие натравленные животные, например, гиены.

Два свидания на даче у друга, все очень как-то быстро и на удивление не ощутимо. То ли я такая привередливая, толи у него такой маленький, не знаю, как только его бывшая жена это любила, на которую он теперь безумолку жалуется; как же, должно было пройти десять лет совместной жизни, чтоб он понял, какая она на самом деле плохая, что просто караул.

- Какого я до тебя весь день не мог дозвониться? – "хорошее, привет, милая, я по тебе скучал".

- Видимо опять телефон глючит.

- На свалку его пора.

- Да, пора. – "Хэй, так купи мне новый телефон, чтоб он всегда работал, а не то, что эта старая развалина, и всегда будешь дозваниваться. Сам-то ведь рассказывал, что меньше ста штук с собой не возит, а пару тысяч на подарок девушке потратить? Что, нет, жалко, не так ли?! Может и мне начать быть более скрупулезной и расчетливой и брать деньги, хотя бы за секс? Как жаль, что Оля больше права, чем распущена".

Потом он заболел гриппом и я, побоявшись заразиться, не приехала его проведывать, на что он сильно обиделся, кричал, бросил трубку. Причем, на что именно он обиделся, я так и не поняла. Но не видеть его больше была рада.

Все всегда требуют от тебя чего-то большего, чем ты готов дать, совершенно не волнуясь о том, хочешь ли ты это отдавать. Они ставят для себя установки, что так должно быть, и их не волнует, что ваши принципы не сходятся. Все уверены, непоколебимы, никто не хочет уступить, даже если это грозит расставанием. Ты должна, ты обязана, ты не можешь думать иначе! Ты должна меня поддержать, когда я не прав, ты обязана меня проведать, когда я болен, ты не можешь меня бросить первой, потому что я сделаю это первым. Зачем тогда вообще заводить отношения, если они будут исключительно соревнованием кто первый кого бросит?! А как же честность, искренность, наивность? О, наивность, в любви это антипод корысти. Все, что делается наивно, делается исключительно от чистого сердца, без подвоха, лжи и собственной выгоды. Вот только встречается она редко. За всем тем, что переживается в жизни, она встречается лишь у первой любви, которая, к сожалению, никогда не бывает не то чтоб вечной, а с вытекающим продолжением. Мы все жаждем опыта, жаждем обжечься, разочароваться, закрыться, и от этого становимся эгоистичней, хороня наивность на кладбище несбывшихся мечтаний. Поэтому и страдаем от собственного холода, полагая, что взамен на него получим уважение и обожание. Конечно, получим, только если нашим партнером окажется чистой воды мазохист.

Любишь – люби, хочешь – дари, но не требуй. Если твоей половинке будет угодно, она сама это сделает, что бы это ни было, о чем бы ни шла речь.

 

***

 

Скучно. Горит камин. На столе блины. Мама растопила баню. Весь двор завален снегом. Черное небо молчаливо заглядывает в окна. Даже собаки не лают. Делаю разбор фотографий по папочкам, подписываю даты, если могу вспомнить. С лицами сложнее. Летом постоянно выезжали на пруд. С подругами. Олей и Лидой. Без парней, даже без случайных связей. Только мы. Ненакрашенные, с дульками в волосах, в закрытых купальниках. Покрывало, фрукты, крем. Маме больше всего нравятся именно эти фотографии. Она говорит, что мы здесь настоящие, а там, в клубах, парках и вечеринках – нет, только грим и маски. Наверно она права. Она же мама, она должна быть права.

В бане душно, но пара не сильно много, можно продохнуть и посидеть подольше. Накрываю горячие доски полотенцем, ложусь на верхнюю полку, натягиваю шерстяную шапочку на глаза. Приятно, мокрые капли щекочут тело, они похожи на прикосновения. Как давно ко мне никто не прикасался. Иногда мне кажется, что я самый пошлый в мире человек, у которого начинается приступ одиночества по причине отсутствия не чувств, а секса. В такой момент все равно с кем, лишь бы кто-нибудь был, у кого есть член. Толстый, худой – пофиг, главное, чтоб прикасался ко мне. Вспоминаю Сашу, его было так приятно целовать. Молодой, красивый, чистая кожа, гладкий загорелый живот, накаченные мышцы. Целовать его не идет ни в какое сравнение со всеми коммерческими старперами, которых ты терпишь или ради денег, или интересного жизненного опыта. Секс ради удовольствия может быть только с таким же молодым и здоровым как ты. Ласкаю себе клитор, то быстрей, то медленней, чего-то все равно не хватает. Члена? Наверное, да. Достаю из банной сумочки пузырек шампуня. В диаметре сантиметров пять, даже чуть больше, чем обычно у парней. Кожа влажная, но там сухо. Ищу кокосовое масло, оно идеально подойдет, да полезное к тому же. Обмазываю флакончик, пальцем смазываю все там, немного попало внутрь, но думаю, этого хватит. Возвращаюсь на полку, сажусь вразвалочку, широко раздвигаю ноги, он моментально вскальзывает в меня. В принципе не плохо, даже очень реалистично. Одной рукой двигаю пузырьком от шампуня, другой массирую клитор, желание кончить обостряется, но я не могу. В бане все-таки очень жарко, долго пробыть здесь я не смогу. Надо постараться закончить побыстрей, а то маленький чертик во мне умирает со смеху, представляя, что будет, если я потеряю сознание от духоты, и мать найдет меня вот в такой позе, с пузырьком, торчащим из влагалища. Глупости конечно, но мышцы так напряжены, что уже не расслабятся без оргазма, да и желание прет из ушей. Клитор опух и увеличился в размере почти в три раза, прикосновения к нему не доставляют нужного удовольствия, даже почти неприятно. Ну, хоть кого-нибудь! На глаза попадается небольшой плоский тюбик из-под крема. Беру его, споласкиваю водой, намазываю маслом, и пытаясь растянуть все там пальцем, чтоб поместить еще и этот предмет. Все скользко от масла, поэтому он медленно, но проходит. Ткани там напрягаются, пульсируют, сжимают содержимое. Я кончаю. Причем очень сильно. Соскальзываю с лавки на пол, стою на коленях. Тело извивается в некоем подобие судорог. Через пару минут отпускает, и становится очень больно. Вынимаю все из себя, споласкиваю, выхожу в предбанник. Так хочется парня, но он наврятли смог бы довести до такого. Поэтому со спокойной мыслью обмываюсь прохладной водой и выхожу из бани.

Теперь хочется курить. Мать не знает, что я курю, а может и знает, но делает вид, что не знает, так же как и я делаю вид, что не курю. Но сейчас это просто необходимо. Захожу за курятник, там затишек. Прикуриваю. Кайф! Натерла руки снегом, как будто бы это поможет избавиться от запаха, захожу в дом. Мать улыбается и смотрит на меня, словно знает, чем я там занималась. А может и знает, сама скорее такая же. Вообще все люди по своему принципиальному устройству одинаковы, поэтому и не сложно о чем-то догадаться, достаточно только представить на его месте себя. По крайней мере, то, что курила – догадалась, но промолчала. И за это спасибо.

Чтоб не умереть от тишины и голодообщения купила интернет-флэшку. Теперь все время зависаю в социальных сетях. Комментирую фотки и заметки, добавляю новых друзей, вступила в группу "искусство стриптиза", выложила свои фотки, было приятно, когда их похвалили и назвали стоящими. Пришло сообщение от неизвестного парня, представился Владимиром. Общались о музыке, театре, кино. Нашли много общего, включая ребят, так же как и я работающих танцорами. Единственное наше расхождение было в том, что я утверждала, что секс на первом свидании делает встречу одноразовой, и перечеркивает все, что могло бы быть. А он говорил обратное, что после секса мужчина тоже может привязаться и это не станет проблемой, если чувства взаимны. Спрашивал, иду ли я на очередную готик-пати. Очень просил прийти, выражая нетерпение и желание встретиться. Начало февраля, в принципе все равно ехать на учебу, почему бы и нет. Тем более такой серьезный, на один раз не признает. Неужто сам привязывается после секса?! Скорее всего. Иначе, зачем такое рассказывать девушке, которая противоположного мнения?

 

***

 

Пришла на пати после учебы. Немного уставшая, но нарядная. Корсет, длинная пышная юбка, яркий макияж, много черного и красного, все как принято на готик-пати. Кружевные чулки выглядывают в разрезе юбки, на груди анх. Останавливаюсь на входе в клуб, звоню. Сказал, что щас выйдет. Жду. Разговорилась с охранниками, они предложили войти бесплатно, но мне же нужно посмотреть на нового друга. А вот и он. Пьян. Слипшиеся светлые патлы, майка с радугой. Расплатился за мой вход кучей измятых червонцев. Страшненький, никчемный, засаленный, зачем я продолжила с ним общаться, не понимаю. Мы посидели за столиком около часа, угостил пивом, рассказывал какую-то ахинею. Потом сказал, что едет к другу, предложил поехать с ним, я отказалась. Еще чего!

Когда он ушел, вздохнула спокойно. Не глупый, но назойливый. Может интересный, но слишком забитый. Хотя никогда не стоит судить о людях заранее, зная, что я сама никогда на первом свидании не выдаю ни одной из своих черт. Фиг знает почему. Наверно, боюсь.

- Какие люди, Вера, привет, - откуда не возьмись передо мной возникла Карина. Подруга по институту, и старшая танцовщица, - а с кем ты?

- Уже одна, - а что, так и есть.

- Пошли к нам, - она указала на столик возле бара, вокруг которого уже собралась довольно-таки большая компания.

- Девушка, - нам на встречу поднялся симпотный парень, - какая Вы чудовищно красивая, - где-то я его видела, - а может, это, - он в жопу пьян, - займемся сексом прямо здесь?

- Давай, - он безумно смазливый, что-то между вокалистами групп "Токио хотэль" и "Мумий-Троль", а у меня так давно никого не было, - как тебя зовут?

- Арманд. А Вас?

- Вера.

- Что ж, Вера, прогуляемся до ближайшего клауз-ета от слова делай это? – и протягивает мне согнутую в локте руку.

- Да, идем, - беру его под руку. Отходим от стола, Карина вслед кричит:

- Верка, ну ты даешь!

Оборачиваюсь и показываю жестом, что давно не было и уже не могу. Она одобряюще кивает, что просто великолепно, я вижу этого парня в первый и последний раз, но бояться не стоит, потому что если б с ним было что-то не в порядке, Карина отговорила, но уж точно не одобряюще кивала. Он очень славный, не смотря на то, что пьян. Заходим в кабинку, запираемся. Он целует меня и задирает юбку. Я щупаю его, он готов. По опыту уже знаю, что лучше стать раком. Разворачиваюсь, он чмокает меня в правую ягодицу и начинает. Я его никогда больше не увижу, а если и увижу, то мы не вспомним того, что у нас было. Но я всегда буду помнить, что занималась сексом с незнакомым парнем, даже настоящего имени которого я не знаю, не знаю ничего, он человек-призрак, человек-фантом, появившийся ни от куда, трахнувший меня до умопомрачительного оргазма, и исчезнувший в никуда, навсегда.

Ни капли не жалею, даже не стыдно перед собой, хотя Лида не одобряюще ворчала, а Оля просто махнула рукой:

- Самое главное, что ты удовлетворена. Ты получила то, что хотела. Не вижу никаких проблем

Оля настраивала швейную машинку, привезенную из дома для самостоятельной починки костюмов.

- В этом есть что-то особенное, я даже не могу передать словами.

- Секс с незнакомцем всегда являлся одним из самых страстных, потому что подогревает сам факт, что это незнакомец.

- Да, наверно. Но этот незнакомец был чертовски хорош. Мало того, что симпатичный, так еще и с таким размером! Да и долго продержался!

- Только не говори, что ты хочешь повторить, - у Лиды все-таки было недовольное лицо.

- Хочу. Но тогда мы с ним познакомимся. Он окажется придурком, и я его брошу, или наоборот, слишком правильным, и бросит меня. И от первого и от второго варианта будет очень плохо. Зачем портить такие прекрасные воспоминания?!

- Правильным он-то уж точно не окажется. Правильные не набрасываются на встречных девушек, - пробурчала Оля, на что Лидка сильно рассмеялась. Мне тоже было смешно.

 

***

 

На следующий день Вова позвонил как ни в чем не бывало и пригласил на свидание. Заехал за мной. Своя машина, отец судья, билет в эту жизнь уже давно куплен. Сидели в пиццерии. Вроде бы оказался вменяемым и интересным. Окончил юридический, устраиваться на работу не спешил, ждал особого приглашения. Но мне до этого никакого дела, главное, что детей не крестить. Где-то через неделю после нашего знакомства его подстригли, для него это была целая трагедия. "Они обстригли весь мой пафос!" – говорил он. Я молча улыбалась в ответ, это было забавно. Заехали к нему, познакомил с мамой, приятная полная женщина. Сидели в его комнате. При тусклом свете, он казался бледным и сумасшедшим. Растрепанные в разные стороны и торчащие клочьями волосы, мятая не заправленная рубашка, удивленно-пошлый взгляд, чем-то он напоминал Сашу. А я так по нему скучала! Он сидит на диване, подхожу ближе, целую.

Меня всегда возбуждали безумцы. Как извращенье, как страсть, нечто неопределенное и неконтролируемое. Есть люди, любящие грубость, или дефекты, или особенности. Я, видимо, сама из этой категории, меня привлекают психи. Болезненный вид, бледность, покрасневшие глаза, и я вспыхиваю как порох от огонька спички. Я хочу его обнимать, тереться об него, прикасаться интимными местами к его органам, облизывать его, целовать, прикосновение языка к воспаленным глазам заставляет сжиматься и пульсировать все внутри. Я не планировала ни с кем спать, а так как даже на работу в этом году не вышла ни разу, то ноги и все остальное было совсем не брито и не подготовлено. Хотела отдохнуть и расслабиться, прекратить трепать свое тело. Обычно редко когда парни первым делом лезут туда языком. Для классического секса, или как выражается Оля, для тупой ебли, сгодилось бы и так. В принципе, что и получается обычно на первый раз, пока интересы друг друга до конца не познаны. Он целовал меня и в то же время раздевал. Обнажая грудь, припадал к ней губами, лаская языком, сжимая губами. Терся лицом об живот, возбуждаясь все сильней и сильней. Стащил трусики, закинул мои ноги себе на плечи, получилось так, что я сжимала ляжками его голову. Он возбуждал мне клитор, вызывая желание, из-за этого я очень сильно увлажнилась, а он жадно старался все слизывать, не упуская ни капли. Даже если такая процедура и входит у некоторых парней в процесс предварительных ласк, чаще, если ты очень сухая и он не может войти, то длится она не долго, прикосновение как бы для галочки, смочил и хватит. А сейчас все длится довольно-таки долго, он постанывает, а я чувствую, что не выдержу и кончу. Потом он резко отрывается и входит в меня, его трясет, движения резкие и быстрые. Мои ноги остаются у него на плечах, от этого он затрагивает более чем самые приятные места, я вскрикиваю, хотя и понимаю, что за стенкой родители. Затыкаю себе рот рукой, но его это только подзадоривает. Движения очень чувствительны, ноги слегка затекают, по ним проходит судорога, сотрясаясь от ягодицы до ступни, он не выдерживает и кончает, едва успев выскочить, зачем-то сильно зажав член рукой.

Я была вся мокрой, в росе толи своего, толи его пота. Мы оба тяжело дышали. Он лег рядом. Не верилось, что стрелка часов продвинулась всего лишь на четверть круга.

- Мне, наверное, пора, - немного стыдно было задерживаться у него, зная, что рядом родители.

- Я отвезу.

Я поднялась с дивана и стала одеваться. Нагнулась за штанами, которые валялись на полу. Он, увидя мою задницу, издал звук восклицания, что-то между у и о, подскочил ко мне, стал на колени и поцеловал вначале одну половинку, затем другую. Стало даже немного не по себе. Но я только улыбнулась. Доехали очень быстро, он поцеловал меня и спросил, что я делаю завтра. Если мы действительно продолжим в том же духе, это может стать чем-то очень серьезным.

Девчонки были дома. Приготовили ужин. У Оли под глазом красовался синяк, большой и сиренево-синий.

- Кто это тебя так? – спрашиваю ее, усаживаясь за стол.

- Жадность.

- Это как?

- Расскажи, расскажи ей. Поучительный рассказ, - просит Лида, уже знающая все подробности.

- Расскажу, только с условием, что вы не будете задавать вопросов. Никаких. И упрекать не будете, и осуждать.

- Да не будем, не будем. Ситуация-то вполне понятная, и встречается часто. Я б тоже что-нибудь такого рассказала, но пока нечего. Как будет, расскажу обязательно.

- Так в чем собственно дело? – меня начал напрягать их неочемный спор.

- Звонят мне сегодня из клуба и предлагают поработать днем вместо вечера и ночи. Сказали, что оплата будет выше, чем обычно и ничего страшного делать не придется. Меня это заинтересовало, ну, я и подъехала. Короче, там тип был со своими тараканами, но платил за это в три раза больше, чем за обычный секс. А хотел он отшлепать. Причем, обещал следов не оставлять. Я согласилась. Он выглядел просто совсем безобидным и довольно-таки разумным. Миньет брать не стал, сказал только поиграть вначале, чтоб возбудиться и немного траха.

- Что, так и выразился?

- Ага. Зашли в комнату, я на него вопросительно смотрю, типа что делать, раздеваться или он предпочитает, чтоб девушка была только частично оголена. Он кивает, то есть раздеваться. Я разделась. Он подошел, поцеловал, даже не поцеловал, а лизнул по губам, и попросил на кровать залезть и на четвереньки встать. Ничего тут особенного нет, встала. Долго рассматривал меня. Потом подошел сзади и пораздвигал мне ягодицы, заглядывая внутрь. Что он там хотел увидеть, не знаю, но это так – фигня. Говорит такой, давай поиграем. Я киваю, вроде ж уже договорились, что играть будем. Достает из шкафчика смазку и фал, небольшой такой. Зачерпывает, значит, ее побольше, меня это удивило даже, обычно так немного надо, а тут прям горсть целую взял. И, оттягивая, пальцем мне во влагалище все это засовывать стал. Так что самое интересное, он всю баночку использовал. Потом фал в меня засунул, поелозил немного и оставил. Сел на край кровати и говорит, ты сейчас делать будешь, что я скажу, а если он выскочит из тебя, я тебя за это отшлепаю. Ну, вы сами представьте теперь, как это выглядело. Целая банка смазки, там сжимай не сжимай, все что угодно выскочит. А так в принципе игра забавной получилась, довольно-таки возбуждающая.

- Так в чем именно сами тараканы заключались, за такое и по обычным расценкам можно взять было?

- Так вот. Говорит, вставай. Я встала. А член этот у меня тут же и выскочил. Он руками хлопнул, и наказывать за это стал. Положил меня на колени к себе, а в руку взял здоровый такой фаллос, сантиметров восемнадцать наверное и толстый, очень толстый, сантиметров семь или восемь. Я аж испугалась. Поднес ко входу, одной рукой придерживал, а другой хлопками как бы забивал. Эта штука толчками так и входила. А смазки то много, вот и вошел нормально, даже не больно было, я-то постанывала, для виду только. Его это вроде устроило. Он до конца вбил его, и хлопал по нему еще несколько минут. Потом вынул, вставил обычный, и сказал, чтоб я на четвереньках круг проползла. Я проползла, ничего не выскочило, потом он сказал, чтоб буквой г встала, я встала, сразу же все выскочило, ну там скользко же. Он опять наказывать стал, положил также, только на этот раз ещё больше взял. Я испугалась не на шутку. Этот гигантский член, не смотря на смазку, даже не входил. А он его только сильнее вбивать стал. Я сама-то разгоряченная, смазки дохуя, а не входит, ну здоровый такой. Наконец-таки вошел он, почти до упора, у меня мышцы натянуты все, аж вибрируют, еле сдерживаюсь, чтоб не кончить, ведь тогда пиздец будет, останавливаться-то нельзя. Мужик этот, пока вбивал его в меня, весь мокрый стал, член к животу прилип, вижу трясет всего, член рукой дергает, но пока никак. Говорит, значит, с этим давай на присядки садись, я сажусь, а эта штука настолько широкая, что не выскакивает. Я поз так десять сменила, и верх ногами ложилась, и раком, как только он меня не ставил, и все время подбивал его, чтоб не выскочил. Да сильно так, что больно становилось. Попросил с кровати сползти спиной, лопатки на полу, а задница на постели осталась, эта штука почти вся вышла, он хлопать по ней стал, а входит-то туго, он сильней по ней и сильней, это его возбуждало невероятно, слюна со рта капает, глаза подкатываются, мычит, стонет, член дергает, а кончить не может. Вбил обратно полностью, взял маленький, остаток смазки, что был, мне в зад засунул и его туда, тоже вбил. Сидит значит надо мной, ноги на пол поставил к голове моей, а мои сдвинул и себе подмышку положил и по животу мне хлопает. В конечном итоге так сильно хлопать стал, что я собралась его остановить, только начала говорить, а он по лицу заехал, видимо хотел по губам дать, чтоб замолчала, а не рассчитал и вот синяк остался.

- Ты ей живот свой покажи, там тоже есть на что посмотреть, - сказала Лида.

Оля встала и приподняла майку. Внизу живота красовался такой же синяк, только больше размером.

- И вот надо было так себя мучить, голодаем что ли?! – возмущалась Лидка.

- Я больше не буду. Хотя в принципе, если б он синяков не поставлял, то и нормально. У нас-то ничего больше не было, он только фаллы совал в меня и все, даже пососать не просил.

- А у него очень маленький? Обычно, когда каким-нибудь извращеньем страдают, то у них очень маленьким оказывается, - спрашиваю у Лиды, потому что Оля просила не задавать ей вопросов, наверно потому, что не хотела теребить и вспоминать эту историю.

- Да, очень, - ответила Оля, видимо это единственная деталь, которая ее забавляла, - если в кулак зажмешь, не видно будет, - она достала из салатницы маленький корнешончик и начала водить по нему рукой, показывая, как можно было б ласкать такой маленький член.

- Неисправимая дура! А у тебя как? Как твое свидание? – Лида переключилась на меня.

- Переспали.

- О!

- И как? – Оля откусила от своей игрушки половину.

- Маленький. Такой совсем маленький. Мне уже кажется, что у каждого второго маленький.

- Ты их, видимо, по особенному притягиваешь, - пошутила Оля, - поэтому можно определять размеры прохожих. Если обратили на тебя внимание, значит маленький, если на меня, то большой, если на Лиду, то не знаю. Лида, какие тебе чаще попадаются?

- Средние.

- Значит, если на Лиду, то – средние.

- Значит, тебе не понравилось? – Лида старалась не обращать на нее внимания.

- Ну, как тебе сказать, он кое что другое умеет очень хорошо делать.

- Что именно?

- Куни.

- Тоже не плохо. Обычная ебля быстро приедается, а на такие ласки способен не каждый.

- Самое главное не влюбляйся, - непонятно к чему добавила Оля, выходя на балкон покурить.

 

***

 

Не влюбляйся… Как можно не влюбиться, если после долгой голодовки появляется человек, полностью отвечающий твоей страсти. Каждый день звонит, развлекает, и не хочет отпускать после целого дня, проведенного вместе. Тебе хочется проводить с ним больше времени, хочется видеть его постоянно. Прикасаться, держать, чувствовать. Не останавливаясь, не отпуская, не переставая. Только его, только с ним, только для него. Самое страшное, что могло со мной случиться, случилось. Я влюбилась. Сильно, безропотно и необратимо.

Меня звали выходить на работу, а я так потратилась под конец, что согласилась выйти на несколько дней, боясь ему об этом рассказать. Зачем сыну судьи нужна девушка стриптизерша?! Если бы это дошло до его родителей, наши отношения мгновенно бы прекратились. А так, скрывая некоторую часть своей жизни, мы продолжали встречаться. Я сказала, что работаю барменом, как это и было раньше, он поверил. Приходить ко мне на работу, чтоб это проверить он не собирался, что и облегчило мое положение. Но я не боялась разоблачения. Возможность расстаться достаточная причина, чтоб начать такое скрывать, это нельзя назвать ложью. Он, наверное, поймет, если когда-нибудь об этом узнает, что такую пару непременно захотят разбить, если не родители, то друзья-доброжелатели. И отвращения с его стороны тоже не должно было быть, потому что он сам мне с восторгом рассказывал про своих знакомых, которые работают танцовщицами. Хотя из этого рассказа вышло и не очень хорошее откровенье. Его бывшая, с которой он провстречался несколько лет, которую он очень любил, и которая его бросила, уйдя к другому, тоже работает стриптизершей. Каково мне было, пышногрудой брюнетке, танцующей уже на профессиональном уровне, слышать от своего любимого лестные отзывы о худощавой блондинке, которым он покрывал все ее существование. Я кивала и молчала. А он стал показывать фотографии. Плоская грудь, выступающие ребра, плоский зад (ах, так вот откуда возникло такое удивление, увидев мой), я терпеть не могу таких девушек!

- Посмотри.

На что? На неуместный костюм? Неправильную стойку? Или просто на предмет твоего восхищенья?

А вдруг он до сих пор ее любит?!...

- Поехали куда-нибудь, - прошу его.

- А куда ты хочешь?

- Куда-нибудь, просто погулять. Где красиво. В парк или на набережную. Вот, или поехали на заброшенную церковь. Где-то сразу за городом.

- Поехали.

- Понял, про которую я?

- Да, я там был.

- А я нет. Свозишь, проведешь экскурсию?

- Одевайся.

Подскакиваю, через минуту уже готова, он ворчит, что, мол, то не дождешься, то вперед лезут. Такой смешной, и вечер провели замечательно. Наблюдали закат, он меня поцеловал, я забыла все обиды, которые было начали во мне назревать. Лишь бы он был рядом. Всегда.

 

***

 

Утром застала девчонок на кухне за жутким скандалом. Оля сидела под столом, выставляя перед собой табурет, спасавший ее от летящих кружек и тарелок. Лида была в зверском настрое ее пришибить. Боясь попасть под горячую руку, остаюсь на пороге. Через несколько минут Лида устает и присаживается на кресло, держа в руке скалку, замахиваясь которой не давала Оле вылезти из-под стола.

- Она тебе уже говорила? – спрашивает запыханным голосом, указывая мне на соседнее место.

Сажусь рядом, заглядываю под стол, здороваюсь с Олей. Внимательно рассматриваю вначале одну, потом другую подругу. Делаю вопросительный жест:

- О чем?

- Она, эта дрянь ебаная, говорит, что хочет привести к нам в дом какого-то ёбаря.

- Не какого-то, это клиент. А куда мне его еще вести? Ни в гостиницу же!

- А почему не в гостиницу? В чем проблема?

- В чем? Вер, ты что?! – она медленно стала вылазить к нам, - а если он извращенцем каким окажется, или еще лучше, маньяком? Как я вырвусь от него тогда? Никак. Покалечит, и все. А когда на определенную квартиру ведут, тогда понятно, что следят за ней, и даже если у него что-то такое в мозгах и имеется, он осторожничает, ведь в любой момент из соседней комнаты может кто-нибудь выйти и по физиономии дать.

- А по-моему, что так может, что эдак, - перебила ее Лида, почесывающая скалкой затылок.

- Нет, Лид. У меня в этом плане опыта побольше, так что лучше верь на слово.

- Но я не хочу, чтоб это происходило в моем доме, где я живу. Здесь везде мои вещи, в ванной, в кухне. Я не хочу, чтоб на них случайно оказалась чья-то сперма!

- Фу, - мне тоже стало противно, потому что я представила, как она будет выглядеть, когда ее обнаружат.

- Я буду за этим следить, - не унималась Оля.

- А зачем? – максимально стараюсь выразить непонимание, - для чего это делать? Если тебе не хватает денег, то я дам.

- Вера, если ты узнаешь, сколько он платит, то не будешь предлагать мне деньги, а попросишь тоже в этом поучаствовать.

- И сколько? – спросила Лида, отложив скалку в сторону.

- Десять штук за вечер, в который входит чай, массаж, оральный и обычный секс и душ, в смысле иногда ему хочется повторить в душе.

- И все?

- Да, и все. Никаких извращенных просьб, издевательств, унижений, оскорблений, содомии и прочего. Как можно такого потерять?

- Да уж я вижу, что никак, - возмущается Лида, - вот только боюсь, что когда ты не сможешь по какой-нибудь причине его принять, то также станешь уговаривать нас. Мы же не можем его потерять!

- А я не против, - автоматически вырывается у меня.

- Что?!

- Вот, а ты возмущалась!

- Ничего, это правда выгодно, в клубе надо намного больше помучиться, чтоб это же заработать. А деньги всегда нужны. Мало ли что может случиться.

- Вы обе ненормальные!

- Спасибо, - Оля встает из-за стола и уходит в свою комнату. Я остаюсь с Лидой наедине.

- Почему ты так сказала? – она подсаживается ближе, этот вопрос ее явно заботит больше всего.

- А что я не так сказала? Что именно тебя интересует. Сведи вопрос на минимум, и я отвечу как есть.

- Как можно так легко продавать себя? А где же чувства? Страсть? Любовь?

- Как только я их где-нибудь найду, я позову тебя посмотреть. Но мне кажется, что такого просто не существует.

- А как же Вова, ты же любишь его!

- Люблю, но это доставляет мне только страдания. Я ничего не могу с собой поделать, чтобы бросить его. Мне хочется находиться рядом хотя бы еще секунду. Я берегу каждое мгновение, мне постоянно его не хватает. Но я ему не нужна. То он занят, то на репетиции, то еще что-нибудь придумает.

- А что он репетирует?

- У его друга что-то вроде музыкальной группы, и тот учит его играть на гитаре, я же рассказывала.

- Не помню. Терпеть не могу начинающих музыкантов, всё равно ничего не добьются, через пару лет надоест и всё бросят, а корчат из себя, как будто им большая сцена обещана.

- Ну, да. Настолько заняты, что даже потрахаться некогда.

- А может он изменяет тебе?

- Он меня не успевает, а ты думаешь, что он других?

- Поэтому тебя и не успевает.

- А зачем тогда вообще со мной встречается? Он мне недавно цветы подарил, и все такое.

- Может быть, он и вправду бывает занят?

- Может. Но что-то я сомневаюсь, и от этих сомнений мне так больно. Мы с ним встречаемся уже около четырех месяцев, я стараюсь для него сделать всё, что в моих силах, но что получаю я? Мне даже секса не хватает. Его просто у нас нет! У него настолько маленький, что даже не всегда чувствуешь его в себе. А еще, он умудряется кончать через каждые пятнадцать минут. Я так не могу. Я живой человек, у меня есть естественные потребности. Мы спим два раза в неделю по пятнадцать минут, Лида! Ты думаешь, это нормально? Я люблю его, но мой организм хочет секса!

- И ты изменишь ему?

- Изменишь?! Да разве это измена! Он не может мне этого дать, значит чему мне изменять? Тому, чего нет, и никогда не будет?!

- А если он узнает?

- Не узнает. Если ты не скажешь.

- Не скажу.

- Вот и славно. Все, мне пора, - собираюсь уходить.

- Ты куда?

- С Владленом договорились встретиться, он какие-то новые работы хотел показать.

- Да?

- Да, выпьем, потрахаемся, а потом со спокойной душой можно будет продолжать муку с Вовой.

- Можно с тобой?

- Втроем?

- Ну, можно было б…

- Поехали. А Владлен, смотрю, тебе не просто нравится?!

Лида покраснела.

Мы очень необычно и сексуально оделись, спрятав все за скромными платьями. Он нас ждал с бутылкой ликера и взбитыми сливками. Мы настолько привыкли друг к другу, что такие дополнения стали необычной обыденностью, но зато можно было насладиться вдоволь, ничего не боясь и не стесняясь. Мы просили о тех вещах, о которых ни за что не признались бы своим любимым. Любимого боишься потерять. А вдруг он или она не правильно поймет? Посмеется, не одобрит, откажет. А тут все свои. Владлен рассказывает свою новую фантазию. От его подробного откровенья мы возбуждаемся, и нам не терпится это испробовать. Он хочет, чтобы одна сидела на его члене, а другая на лице, и таким образом он имел бы нас одновременно. Мы все исполняем, наши с Лидой лица смотрят друг на друга, видно как у каждой пробегает судорога экстаза. Нам нравится наблюдать за тем, что происходит с другой в тоже время, как это испытываешь сама. Я наклоняюсь к ней, она целует меня. Мы никогда не целуемся дома. Мы никогда не думаем друг о друге как о сексуальном партнере. Но сейчас мне хочется целовать ее неистово. Я кончаю от самого факта, что меня так целуют одновременно.

 

***

 

Приехала к Вове с опозданием на час. Он, вроде, не обижен этим фактом. Нежно целую его в губы, он замирает, не отвечает мне на поцелуй, не отталкивает, вообще ничего не делает. Мне кажется, что ему приятно, продолжаю целовать, только уже в нос, глаза, скулы. Молчит. Ласкаю шею, плечо, грудь. Только ровное дыхание. Вожу языком вокруг пупка, покусываю кожу на животе и лобке. Выдыхает. Аккуратно достаю его достоинство, провожу по нему языком, до кончика, зажимаю головку губами, верчу языком по оси. Постанывает. Пытаюсь укусить яички. Тихонько оттягиваю их губами. Он дрожит. Обхватываю член рукой, стараюсь двигаться ритмичней, он большей своей частью помещается у меня во рту. Цепляется руками в кресло. Умоляет: только не останавливайся! Не останавливаюсь. Кончает.

Потом он переходит ко мне. Я уже разгоряченная, первое прикосновение вызывает дрожь. Я не столько хочу самого секса, сколько того, чтоб это делал он. Его язычок двигается очень ловко, он умудряется одновременно теребить клитор и слизывать то, что выделяется чуть ниже. Я еле сдерживаю крик, точнее не сдерживаю, а он вырывается сдавленный. Чувствую, что кончу. Он резко останавливается, отпрянув от меня. Спрашиваю, в чем дело. Он улыбается, продолжает. Как только подходит новая волна, снова останавливается. Клитор разбух, и прикосновения начинают причинять боль. Когда он останавливается в третий раз, не выдерживаю. Отталкиваю его от себя:

- Какого хрена?

- Я хочу, чтоб ты сильней кончила.

- Сильней?! Ты что, совсем рехнулся? Как я могу кончить сильней от того, что ты постоянно останавливаешься. Мне уже больно стало, и теперь-то уж точно не кончу! – говорю все это, а самой плакать хочется. От обиды, от досады, от непонимания.

- Но у меня до тебя была девушка, она так намного сильней испытывала.

- Это она. А причем здесь я?! Мы же разные, и тем более в таком деле.

- Ну, да. На вкус тоже.

- А на вкус я тебе чем не угодила?

- Сладкая.

- А какая должна быть?

- Ну, она горькая была, особенно когда кончала.

Я промолчала, хотя мне стало настолько противно от этого разговора, что пришлось насильно себя отвлечь, включила кино, единственное наслаждение, которое можно получать вместе с ним. После этого вечера у нас секса не было ровно месяц. Я просто не могла раздвинуть ноги перед человеком, который останавливается в такие моменты.

 

***

 

- Только не говори, что не хочется! – Оля намазывает тело блестящим перламутровым лосьоном, от него она кажется ожившей статуей, во время танца смотрится охуенно, все просто писюнеют от этого.

- Хочется, но не с ним.

- И как же будешь решать эту проблему?

- Продолжать общаться с Владом.

- А не проще ли расстаться со своим оторви и выкинь и остаться с Владленом?

- Нет.

- Почему?

- Я люблю его.

- Кого?

- Оторви и выкинь. Да, кстати, почему ты так его называешь?

- Сама ж говорила, что у него такой маленький, что боишься оторвать.

- Оторвать не получится, ухватиться не за что.

Оля покатилась со смеху. Я продолжила готовиться к выходу на сцену.

Иметь свой стиль очень важно, особенно для закрепления себя на сцене, в определенном образе это сделать намного проще. О тебе так и скажут, если не знают имени, а где та японочка или готочка, а так получается либо – эй, та сисястая, либо чернявая. Оля, например, выбрала себе японский стиль и придерживается теперь его во всем: музыке, одежде, манере, иногда даже употребляет японские фразы. Абсолютная гейша, и именно этим и привлекает, ничего кроме от нее не хотят. Лида также определилась с готишным стилем. Корсеты, черные кружева, латекс, металл. А я выхожу в чем попало, то в леопардовой шкуре, то в белом костюме феи. Стриптиз не подразумевает голое тело, а процесс его обнажения. И очень важно, из какой одежды будет появляться это голое тело. Я редко встречала людей, которые возбуждаются от исключительной наготы. Одних будоражит светлое кружевное белье, других черный обтягивающий латекс, третьих меха, а кто-то способен кончить от резиновых чулок. Я хочу подобрать себе что-то определенное, чтоб войти в образ, стиль своей жизни, и не отступать от него, принципиально не менять, это и постоянных клиентов закрепит, и меньше мороки с переодеваниями.

Что-то сокровенное и тайное, живущее глубоко внутри, пронизывающее своей силой всё и вся. Сметающее, разрушающее, поражающее. Вдохновенное, вечное, всесильное. Астарта, Исида, Елена. Древняя богиня любви. Любви сильной как страсть, как желание. Это все ископаемые языческие предпосылки, правящие нами всё существование человечества. Древняя языческая богиня.

Распускаю волосы, делаю большой начес, яркий макияж, больше теней, меньше пудры. Решаюсь выйти босой. Коричневый кожаный корсет поверх прозрачного сетчатого платья, разорванного в клочья. Ожерелье из когтей, надеюсь, они искусственные, огромные серьги с бусинками, перьями и рунами, на ногах браслеты с колокольчиками. Все в восторге. Девчонки похвалили за идею, сказали, что ярко и вызывающе, а самое главное – возбуждающе. Директор только сделал замечание – нельзя выходить босиком! Сказал, что, мол, костюм что придумала – хорошо, а вот каблуки – обязаловка. Думаю, я с этим справлюсь, нашью браслеты на ботфорты, обтяну их сеткой, и в образ войдет идеально.

 

***

 

Теперь, перед тем как заехать к Вове, я заезжаю к Владу. Мы с ним болтаем, иногда он меня фотографирует, пьем чай или что-нибудь покрепче, и занимаемся сексом. Именно сексом, нормальным, сильным, долгим, именно таким, каким он и должен быть у молодых здоровых людей с нормальными размерами и способностями. Влад знает, что после него я поеду не домой, а к парню, и знает, что я люблю того, к кому меня тянет все-таки больше, чем к нему. Я не наблюдаю ни ревности, ни злости с его стороны по этому поводу, но то, что я ему нравлюсь, это однозначно, и то, что он боится сделать хоть малейший откровенный чувственный шаг тоже видно. Боится, так как знает, что я не могу с собой ничего поделать. Любовь убивает меня и того, с кем я могла бы быть счастлива!

Надеваю пальто, прощаюсь с Владом, целую его на прощанье, в то время как я, застегнув змейку на сапогах, выхожу из квартиры, он наливает двести грамм водки и выпивает залпом.

Вова ждал меня, но при всей радости от нашей встречи, объявил, что не сможет провести со мной майские праздники. Не понимаю, почему на меня это так подействовало, я же ведь все предвидела и предсказывала, но слезы сдержать так и не смогла. В очередной раз смотрели фильм, французская комедия, когда она закончилась, он включил порно. Толи он хотел казаться очень далеким от этого, толи наоборот, это было признание. Но участники этой порнухи были геями. Я бы с радостью посмотрела на игры гомосексуалов, но в данном фильме они обмазывали друг друга, по мере поступления естественным путем, своими какашками. Крупным кадром анальное отверстие, из него выходит крупный, толстый, длинный кусок дерьма, его партнер берет это в руку, нюхает, разрывает пополам, от одной половинки пробует кусочек на вкус, другую начинает массажными движениями втирать в своего друга. У моего парня горят глаза, он не может оторваться от экрана, взгляд почти не моргает. Тошнота подходит резко, еле успеваю, добежать до туалета, зажимая рот рукой. Рвотная масса по пути не помещается в щеки, стараюсь так держать ладони, чтоб ничего не попало на пол, заниматься уборкой сейчас совсем не хочется. Умывшись и приведя себя в более менее нормальный вид, возвращаюсь в спальню. Слава богу, видео выключено. Он обнимает меня. Его сильное возбуждение меня настораживает. И не зря. Он ставит меня на четвереньки и вместо того, чтоб взять как обычно, просит разрешить сделать это в попку. Я немного растеряна, я никогда этого не пробовала. Но чтобы доставить ему удовольствие, соглашаюсь.

Ощущение, будто я трескаюсь по швам. Хорошо, что не было крови, а то точно б потеряла сознание. В этом отношении его маленький член имен достаточные преимущества над большими. Кончает быстро, лицо выражает полное удовлетворение.

Закуриваю, вспоминаю день, когда он мне говорил или еще показывал видео с капрогеями, пытаясь уместить в свое сознание его безумно довольную блаженную улыбку при просмотре видео и того, что произошло сейчас. Понимаю, что наврятли ему будет теперь надо хоть что-то кроме. Как только зайдет разговор о говне, я капитулируюсь. Но как нелегко же будет. Проклятые чувства, они унижают, заставляют делать то, от чего тебя воротит, превращают из достойной личности в кусок мякоти.

Любовь – это унижение и боль. Но мы нуждаемся в них, как в воде и воздухе. Любить значит отдаваться, отдаваться значит терпеть. Любить значит угождать, угождать значит терять. Любить значит прощать, прощать значит унижаться. Сделайте мне больно, ведь я хочу почувствовать, что меня любят! – вот он, зов одинокого и несчастного существа, живущего внутри почти каждого человека.

 

***

 

­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­ Мы вместе уже почти полгода. Впереди мой день рождения. Стараюсь закрыть сессию, поднакопить денег. Решаю отмечать в Ростове. Не потому, что здесь все друзья, они после экзаменов разъедутся, даже девчонки. Мне было б проще уехать с ними. Я уже полгода не была дома, не видела маму, хотела б отдохнуть, устроить пикник на берегу Дона. Но больше я хочу отметить этот день с ним. Вдвоем. Это как мания, сокровенное желание. Быть рядом, получить от него подарок, переспать в конце концов.

Девчонки не поддержали мое решение, когда уезжали, делали обиженный вид. Лида подарила набор бижутерии, не знаю, где она это достала, но выглядело супер. Металлическая голова волка с красными камешками в глазах. Оля купила мне халат. Такой, который я хотела, мягкий премягкий. Я передала маме денег, и извинительное письмо. В квартире наступила полная тишина, чтоб ее хоть как-то нарушить включаю музыку. На тяжелых аккордах воздух замирает, я слышно как в углу шибуршит одиночество.

Как назло в день, когда я собралась отметить свой праздник, меня не отпустили с работы. Но мне удалось договориться опоздать. К десяти на работу, а он приедет около шести, времени четыре часа. Я так надеялась, что это будут лучшие четыре часа из всего, что у нас было. Он приехал вовремя, с букетом белых роз. Стол был накрыт. Я готова. Мы страстно набрасываемся друг на друга. Поскольку никого в квартире больше нет, остаемся в зале на диване. Он срывает с меня платье. Именно срывает, одна бретелька лопнула, при этом он создает вид полного ажиотажа. Я стараюсь также страстно отвечать ему. Когда он входит в меня, издаю сильный крик, нет, не боли, а радости, счастья. Через десять минут он кончает. Предлагаю перекусить, выпить. Сидим за столом болтаем. Даже не знаю с чего бы начать, чтоб повторить. Меня очень волнует ограниченность во времени. Сажусь к нему на колени, начинаю целовать, слегка покусывая, вначале губы, потом скулы, потом уши, спускаюсь по шее. Он вроде возбужден. Встает, держа меня на руках, опускает на диван. На нас из одежды ничего нет. Он целует меня там. Но я не хочу, чтоб он целовал, я хочу, чтоб он взял. Прошу его об этом. Эта просьба больше похожа на стон. Он собирается все исполнить, но у него не стоит. Теребит себя за то, что членом с трудом можно назвать, скорее пиписка. Ничего не помогает, и он обиженно отворачивается к стене. Обиженно! Это я должна обижаться! Это мой день рождения! А он даже в честь подарка не может меня трахнуть! Да что ж это за парень черт подери, импотент какой-то! Неужели это что-то дикое, чтоб твой парень тебя и отымел?! Почему ж мне так с этим везет!

Собираюсь на работу. Стараюсь не выдавать раздражения.

- Все в порядке? – спрашивает меня.

- Да.

- Тебя подбросить?

- Да. Вов, скажи, а у тебя со всеми девушками так быстро?

- Да нет, с прошлой прям до мозолей было.

- Ого.

- Я сам не пойму, почему с тобой так получается. Ты меня перевозбуждаешь.

Улыбаюсь в ответ, типа все хорошо, типа мне приятен такой ответ. А сама еле сдерживаюсь, чтоб по роже ему за такое не дать. Да как он посмел сказать мне, что с другой у него было все, а вот со меной почему-то ничего, и еще меня в этом обвинить, перевозбуждаю его видите ли!

Подвез до клуба. Сказала ему пока, поцеловала в щечку, для успокоения своей любви, а то буду потом себя винить, что не так повела.

Внутри меня ждал небольшой сюрприз. Мне подарили красивую рамку с совместной фотографией, открыли бутылку шампанского, хотя это строго запрещалось в рабочее время, все по очереди меня обняли и поцеловали. Стало приятно и спокойно, я даже забыла все, что случилось перед этим. Начала готовиться к выходу. Ко мне подсела Карина, старшая по смене. Сказала, что надо поговорить.

- Это чисто Олин клиент, - начала сразу с объяснения, - просто, если я его другой отдам, они потом поскубуться. А вы же с ней подруги, знаете друг друга, думаю, так лучше будет.

- Подожди, подожди. Ты предлагаешь мне сейчас переспать с мужчиной за деньги? – странная тупость на меня напала.

- Да, Вера. Я ж тебе объясняю, это Олин постоянный…

- Это я поняла. Но когда я устраивалась сюда на работу, то говорила, что никакого интима, разве не так?

- А никто тебя не заставляет. Я предлагаю. Вон он, в первом ряду справа, - она подошла к имитации занавеса и показала пальцем, вытягивая его от своего носа, чтоб было похоже, как будто она чихает.

Седоватый подтянутый мужчина лет пятидесяти сидел за столиком в первом ряду, явно чего-то ожидая. Тонкие черты лица, усы. Мне он показался симпатичным. Тем более, что после слова секс, у меня вновь все закипело. Я так сегодня на это рассчитывала от Вовы, что сейчас просто плакать хочется.

- А он точно не извращенец? – мне вспомнилась история Оли о фаллосах и шлепках.

- Нет. Все стандартно. Точнее, по его меркам стандартно. Вначале целуетесь, но не долго, потом миньет, но только чтоб не кончил, иначе потом не сразу встанет, а это не хорошо, потом даешь ему, ну, как попросит.

- А если попросит сзади?

- В смысле? Какая разница?

- В смысле в попку?

- А, это. Может и попросит, но не сразу. С тобой-то он в первый раз, а такие вещи заранее обговариваются. Главное, будь нежнее и страстнее, чтоб он чувствовал, как тебя возбуждает. Займет около часа, он обычно не долгий, если вдруг захочет еще, то оставайся еще, оплата будет соответствующая. Сейчас подойдешь к нему, поздороваешься, скажешь, что ты вместо Оли. Если он кивнет, то пойдешь с ним. Наши брони всегда в гостинице, что в соседнем здании, весь третий этаж. Возьмете ключ на ресепшн, в принципе все рассказала. Вопросы есть?

- Как предохраняться?

- Именно этот проверенный, вроде ничем не болеет, поэтому она таблетки пила, а обычно, тем более когда сомневаешься, презики. Можно цветные, пупырчатые или смешные, все на любителя.

- Слушай, а что если кто-то новенький приходит, и не хочет надевать, ну…

- Не, ты что, мы ж не бордель. Хотят выебываться, пускай идут к дешевым шлюхам, там им без разницы, они чисто внешне смотрят и все. Но там и гарантии нет, что ничего от них не унесешь. Заразы столько, что пипец. А нам и платят соответственно.

- Сколько я получу с него?

- Пять, тебе что, расценки не рассказывали наши?

- Да я как- то не интересовалась. А клуб сколько берет?

- Тоже пять.

- Не дешево.

- Еще бы. Это ж мы, - она сделала театральный жест, обводя себя рукой, - хотя бывает и дороже. Иди!

Подхожу. Все внутри волнуется. Резко стало жарко. Сажусь напротив, здороваюсь, говорю, что вместо Оли. Он осматривает меня с ног до головы.

- А где же Ольга?

- На выходные домой уехала, - даже не знаю, что на такое возможно ответить.

- А Вы ее подруга?

- Да, лучшая.

- Хорошо, - он медленно поднимается, подходит ко мне, протягивает руку.

Одет элегантно, новый дорогой костюм, трость, похрамывает, на плече что-то между дипломатом и сумкой под ноут. Подаю руку, улыбаюсь, выходим из клуба под руку. Я даже не знала, что здание напротив нас это гостиница. На ресепшн просим номер на третьем этаже, нам протягивают ключ. Девочка, работающая там, как-то странно на меня косится. Оценивающе-недостойно. Мне плевать, у меня на это свои планы.

В номере уютно. Широкая кровать, столик, на стене плазма. Он включает телевизор, но делает звук тише. Снимает пиджак, вешает аккуратно на стул. Садится на кровать. Я сажусь рядом с ним. Пахнет от него приятно. Он ничем мне не противен. Тянусь к нему, целую в уголок рта. Он просит сесть сверху на него. Сажусь. Во время поцелуя он страстно сжимает мою талию руками. Просит раздеться. Встаю, медленными плавными танцевальными движениями снимаю одежду. Подхожу к нему, расстегиваю рубашку, ласкаю языком его грудь, опускаюсь ниже, не знаю на сколько правильно, так видела в кино. Расстегиваю пояс, открываю ширинку, спускаю штаны, у него стоит. Хоть в чем-то проще, хоть его я нормально возбуждаю. Брать полностью я никогда не пробовала, поэтому делаю как обычно, помогая рукой. Он стонет, значит нравится, значит все делаю правильно. Но когда надо остановиться? Стараюсь ориентироваться на него. Видимо он заметил мое смущение. Сказал, хватит, иди ко мне. Поднимаюсь, сажусь рядом. Он снимает полностью штаны. Залазит на меня в классической позе, через минут пять просит сменить ее, потом еще раз, потом кончает. Идет в ванну, через несколько минут возвращается, начинает одеваться. Я, не теряя времени, подхватываю всю свою одежду, и запираюсь в ванной комнате. Быстро подмываюсь, одеваюсь, расчесываюсь, крашу губы. Выхожу, он меня ждет. Гостиницу покидаем вместе. Провожает до клуба. Прощаемся. Говорит, что, может, зайдет завтра. Киваю в ответ, отвечаю, что буду ждать.

Ничего страшного. Обычный секс. А с голодовки так и мало. Почему я раньше так этому противилась?! Странная, сама страдаю от хронического недоеба, из-за того, что не могу найти себе нормального парня, и в тоже время с вылупленными глазами реагирую на всякую пошлость. А может именно из-за этого так и реагирую. На пороге встречает Карина:

- Ну, как?

- Нормально.

- Все гладко прошло?

- Да, как ты и описывала.

- Вот видишь, а ты боялась.

- Ну, раньше может и не согласилась бы, но после сегодняшнего, - и рассказываю ей все, включая то, что произошло сегодня, как он кончил за десять минут, а потом у него не встал.

- Да он просто извращенец у тебя! На хуй ты вообще с ним связалась?

- Люблю.

- Больная что ли? Такое гавно любить! – она удивленно трясет головой, - ладно, у тебя еще несколько танцев сегодня, иди, готовься. Если хочешь, я подберу тебе пару клиентов. Если им понравишься, могут стать постоянными, хотя это очень сложно, привязать к себе.

- Подбери, а там посмотрим.

Что же я наделала?! Продала себя за… За что? За то, чего так не хватает. И все из-за этого кретина! Может я и вправду ненормальная? Может нормальным девушкам не хочется так? Может они и без секса могут жить? А я тогда что, прирожденная проститутка?! Не хочу ей быть, но это как-то заложено, где-то внутри, и ничего я не могу с этим поделать.

На следующий день усатый господин сдержал слово. Пришел прям по расписанию. Провели с ним целых два часа. Просил танцевать над ним на кровати и несколько замудренных поз. Чуть позже Карина привела еще одного. Полноватый, с пошлой рожей, но без наклонностей. Долго сосал мою грудь, потом просил долго делать миньет. Еле кончил, выдавив из себя пару прозрачных капель. Потом похвалил меня, хотя это было не обязательно, он мне жутко не понравился.

 

***

 

Любовь замораживает. Ты впадаешь в ступор, не можешь ничего различать, оценивать, создавать. Я два часа разучивала новое движение, хотя обычно на это требовалось не больше десяти минут. За завтраком думаю, а не позвонить ли ему, выхожу покурить и пишу смс, чтоб просто сказать привет. В магазине забываю купить хлеба и прокладок, хотя это самое важное, было раньше. А ночью становится холодно, не потому, что прошёл дождь, а потому, что его нет рядом. Во сне я стала обнимать подушку, хотя раньше никогда такого не делала. Все смыслы, все цели оказались такими не важными! Все проще, чище и светлей. Не надо ничего, кроме любви. Несвобода приносит истинную свободу. Когда все твои показатели подведены к какой-то определенной норме, ты чувствуешь себя на самом деле счастливым человеком.

 

Сегодня вернулись девчонки, я еще их не видела, но наша встреча может и подождать, я наслаждаюсь каждым мгновением, проведенным с ним. Мы смотрим сериал, пьем пиво, я начинаю к нему приставать. Мне так хочется просто его целовать, целовать всего, целовать везде. Такой милый, такой мягкий, такой близкий. Он сказал, что хочет только в попку. Я, уже достаточно пьяная, приняла это за шутку. Он развел руками и отсел за компьютер. Одеваюсь, говорю, что слишком пьяна, что пора домой. Он останавливает меня, просит проводить. Еле сдерживаю слёзы, хочу побыстрей ускользнуть. Извиняюсь, за что-то постоянно извиняюсь. Потом звонит Оля, я делаю вид, что договариваюсь с ней о встрече. Он отпускает меня, прося позвонить, как приду домой.

По дороге выпиваю еще одну бутылку пива. Перед подъездом останавливаюсь, потому что пищит телефон. Смс. От него. Называет меня милой, говорит, что зря я ушла, он скучает. Стою и улыбаюсь сама себе, как дурочка. Поднимаюсь в квартиру, девочки кидаются меня обнимать. Так приятно. Видят, что я пьяная, что на щеках не высохшие слезы, что руки дрожат. Помогают раздеться, усаживают за стол. Из дома привезли всякой еды. Отглотнув горячего чая, начинаю рассказывать.

- О, другая же его бросила! Он так страдал, бедняга. Блин, дура, она ж его не просто так бросила, а было за что! Вечная порнуха с копрофилией и гомосятиной. Вечно только одно желание, а можно я тебя в попку. Вера, ты хоть иногда мозгами можешь думать?! – Лида говорит это серьезным тоном. И я понимаю, что и смысл всего этого очень серьезен.

- Ты можешь любить его и дальше, - шепчет Оля, - не встречаясь с ним. Ну, как бы возвысь свои чувства над всем. Над отношениями, над сексом, над ним лично. Люби в душе, но не ходи к нему больше. Каждый раз, когда ты с ним видишься, он либо что-то делает, либо говорит такое, после чего у тебя истерики, слезы, нервы. Ты начинаешь морально разлагаться.

- Пить, - подхватывает Лида.

- Курить.

- Пробовать все, что не попадя.

- Спать со всеми подряд.

- Так нельзя. Ты просто убьешь себя. Я разговаривала с Кариной, она сказала, что мой клиент перешел к тебе. Я на это не злюсь, ты моя подруга и тебе он может быть нужнее. Но… ты и это начала. Отчего такая порядочная и правильная губит себя ради какого-то придурка?

- Но ведь и вы такие. Я просто хочу быть с вами, - я не выдерживаю, чего, не понимаю, но из глаз брызгают слезы, я кидаюсь к ним в объятия и рыдаю. Они возбудили во мне жалось к себе. Кто их просил, черт подери!

 

На следующий день вышли на работу втроем. Людей было мало, поэтому в основном склонялись без дела. Карина обхаживала каких-то друзей хозяина, с которыми тот сидел весь вечер и очень порядочно выпивал. Потом среди их компании оказалась Лида, потом Оля, потом позвали меня. Налили, угостили сигаретой. Сидели в чилауте, он был на балконе над всем залом, отгороженный стеклом, прозрачным для нас, и затонированным для остальных. Играла негромкая музыка, вообще ребята оказались очень вежливыми, хотя и развращенными, что не удивительно здесь. Друг хозяина, оказался директором студии, на которой снимаются ролики. Молодой зажравшийся эгоист. Но симпатичный. Я прекрасно понимаю, что мы девочки для украшения стола и нельзя к ним относиться иначе, чем как к клиентам. Оле как всегда достался самый буйный, он постоянно матерится и делает резкие жесты, то сигарету сломает, то ущипнет кого-нибудь из девчонок. Она наклоняется к моему уху:

- У него маленький, - и хихикнув, отворачивается.

- Ты уже успела проверить? Как?

- Я его обнимала.

- Ничего себе ты обнимаешь…

- Кис-кис, - позвала Карина, - потом обсудите.

На Олю этот чувак настроился конкретно. Вначале домогался ее в устной форме, потом уже в прямом смысле этого слова. Завалил прям на стол, оголил ей грудь, и долго поглаживая ее тело, целовал, причем целовал везде, сладострастно облизуя и обсасывая. От такой откровенности нам стало противно, его страсть была на уровне нашего тошнотворного рефлекса. Мы знаем, что Олька чистая и очень сладкая на вкус от специального лосьона, но он-то облизывает проститутку, жадно, сопя, кончая, боясь потерять хотя бы каплю ее живительной влаги. А наутро придет к жене и оттолкнет ее от себя, удовлетворенный и наевшийся, а несчастная женщина выкурит лишнюю пачку сигарет и пластину снотворного, только чтоб расслабиться от естественного желания.

Мы – это обычная вещь, удовлетворяющая желания и временные потребности, как, например, сигареты. С одной стороны не очень то и приятно быть таким предметом, а с другой совершенно пофиг, ведь мне за это заплатят, а чем меньше уделяют внимания, тем тоже лучше, зачем нам замарачиваться на их слова и мнения, переживать и беспокоиться. Мы лучше сами потом погуляем на эти деньги, что они нам заплатят. Он сидит, развалившись в кресле, широко расставив ноги, одна рука на подлокотнике, в другой сигарета, перед ним стоит стакан вискаря, он поправляет волосы, смотрит на меня мутноуставшими глазами, улыбается, жестом подзывает к себе. Я с маской на лице подхожу и усаживаюсь на ручку кресла, положив одну руку ему на плечо, другую на ногу. Он целует меня, после чего выдает своему другу тираду, которая тогда мне показалась просто пьяным бредом, но запомнилась и теперь постоянно всплывает в памяти. Это был безумные пьяный бред, но насколько жизненноправильный! Все мое окружение можно под него подмять. Он сказал: "Зачем тебе нужна эта девушка, зачем вообще иметь одну постоянную девушку, если можно каждый вечер спать с новой, или вот с теми тремя одновременно, - в этот момент засмеялся, - те, кто не имеет такой возможности, конечно же находят одну, хотя, поверь, их это расстраивает не менее нашего, а те, кто имеет, должен пользоваться своим положением и счастьем. Забей и забудь ты свою Дашу, вот, смотри, какая девушка, - гладит мое бедро, - а завтра я подберу себе другую, и послезавтра, и после. Врубаешься? " Его друг, по-моему, не врубился. Зато я врубилась.

Его зовут Глеб, высокий, темноволосый, тонкие широкие губы, красивые большие глаза, отливающие голубизной океанской воды, выглаженная рубашка. Наверно в него часто влюбляются девушки, а он, эдакая эгоистическая сволочь, постоянно разбивает им сердца, оставляя страдать с усмешкой на лице. Он решил провести экскурсию по своей студии. Нас берут с собой. В течении всей дороги, которая заняла не меньше получаса, он целует мои губы, так страстно, как-будто я его невеста. Ох уж и не повезло его невесте, если таковая есть, или считает себя таковой!

Металлические двери, охрана, длинный коридор со звукоизоляцией, просторный зал, разные декорации, вся аппаратура возле большой кровати с черным бельем, кто-то похожий на режиссера и оператор… Владлен.

- Знакомься, - говорит Глеб, - это супер мега чувак, камера – продолжение его рук, и он умеет этим пользоваться, - он очень пьян, слава богу, что хоть на ногах стоит.

- Мы знакомы, - отвечает Влад, - привет, Вера, как же тебя сюда занесло?

- Да, так, случайно.

- О, - опять врывается мой спутник, - так тебя зовут Вера. Хорошо, Вера, я в тебя верю, - икает, - Владик, сними-ка мне на память ролик с этой вот…

- Верой.

- Ага.

- Импровизация или позвать в помощь Германа.

- Не надо Германа, я сам справлюсь. – И уже ко всем, - я даже продемонстрирую. Давай, Вера.

Я прекрасно знаю, что сопротивляться в таких ситуациях не просто глупо, а еще и опасно для здоровья. Отказ от участия в обычной порнухе может перелиться в главную роль в ролике избиения или убийства. Выхожу на платформу, сразу же включается музыка, начинаю танцевать, включается мотор камеры. Стараюсь двигаться медленней, начинаю раздеваться, подходит Глеб, перед камерой уже вроде бы и не такой пьяный, видимо опыта хватает. Танцует со мной и помогает раздеться. Когда я остаюсь в лифчике и чулках, толкает на кровать, да так сильно, что я оказываюсь на середине, разворачиваюсь, и жду его. Он подходит полностью обнаженный и готовый, на члене резинка, хоть это радует. Ставит на четвереньки, разворачивает задом к камере, садится сверху на спину, лицом к камере и моей заднице, и раздвигает ягодицы, показывая, что там за ними прячется. Поочередно засовывает в меня пальцы, по одному, по два, по пять, разводит их, мне немного больно, но я решаю потерпеть. Резко вскакивает и входит в меня. Такой сильный и энергичный, точно что-то употребил. Да к тому ж и пьяный, а если в таком состоянии смог, то это надолго. Я мечтаю, чтоб он поскорей кончил. Просит быть сверху, исполняю. Влажно целую высохший член, не люблю за это резинки, насаживаюсь на него, не могу больше, стараюсь сжимать мышцы влагалища, мне показывали, как это делается, и я тренировалась, с Вовой проходит на ура, но у него не такой большой. Время становится вечным, но к большой удачи он так долго не протягивает, вцепляется руками мне в бедра, приподнимается, еще упираясь до боли, рот открыт, он кричит и кончает. Наконец-таки! Одеваюсь и ухожу к остальным, пака он валяется на кровати. Проходя мимо Влада, замечаю его жест, приглашающий выйти. Иду за ним.

Заходим в комнату, заваленную пленкой, штативами и прочей атрибутикой порностудии. Присаживаюсь на кресло, Влад протягивает мне сигарету, подкуриваю.

- Не ожидал тебя здесь увидеть.

- Сама не ожидала, что когда-нибудь здесь окажусь.

- Прям судьба сводит.

- Не назвала б такое счастье судьбой, скорее рок.

- Не все так плохо. Мой короткометражный фильм, над которым я работал весь прошлый год, на фестивале в Германии занял первое место. Они приглашают меня к себе.

- Снимать кино у них?

- Какая разница, главное, что я буду там жить, зарабатывать, заниматься любимым делом.

- А что именно есть твое любимое дело.

- Фото. Вер, ты меня удивляешь, что произошло?

- Ничего особенного, просто насильно трахнули на камеру, так, подумаешь.

- Этого не будет больше. Никогда, обещаю. Поехали со мной.

- С тобой? В качестве кого? Актрисы, модели, любовницы?

- Жены.

- Ты предлагаешь мне выйти за тебя замуж?

- Да, - он становится на колени и берет мою руку в свои.

- Не совсем подходящий момент ты выбрал, да и место тоже.

- Не важно. Я сам недавно узнал, и на неделе улетаю, мне надо знать, полетишь ли ты со мной.

- Полечу, но не сейчас.

- Не сейчас?

- Я дам знать. Если ты на тот момент будешь один и не передумаешь, я прилечу к тебе. Навсегда.

- Да, я буду ждать.

- Идем.

На нашем месте, не меняя простыней, насиловали Олю. Причем, она так наигранно кричала, что было скорее смешно, чем страшно. Один спереди, другой пытался войти сзади, но у него не получалось, толи от того, что он много выпил, толи от перевозбуждения. Снимал Герман, высокий чернявый мексиканец. По фигуре, тоже бывший актер. Влад осторожно взял у него камеру, а тот стал советовать, как лучше себя вести. Протянул бедолаге дилдо и на себе стал показывать, чтоб тот его вставил ей в зад.

- Везет же Ольке на фаллосы, - шепчет на ухо Лида, пристроившаяся сзади меня.

- Посмотрим, что они еще с тобой сделают.

- Ничего, мы сейчас закругляемся. Это они время решили зря не терять, пока Глеб в себя приходит, он сказал, что ты его чуть не убила, ну в смысле кончила, а он никогда так быстро не кончает.

- Его проблемы. А, кстати, где он?

- Вышел куда-то.

На сцене происходила некоторая возня. Они хотели, чтоб все было подробно видно на камере, поэтому им пришлось развернуться. Не разрываясь, у них это не получилось, поэтому улаживались заново. Герман притащил смазки и кинул ее на кровать. Ольку усадили сверху одного типа, другой нагнул её вплотную к первому, и уселся сверху на спину, как до этого дела Глеб. Когда стали всовывать в нее дилдо, она сильно заорала, стала вырываться, но разойдясь не на шутку, ее крепко держали. Она плакала и дергалась в конвульсиях. Мы не знали, что делать. Я подошла к Владу и попросила помочь, но тот пожал плечами.

- Сейчас что-нибудь придумаю. Где Глеб?

- Вышел.

- Это его друзья, он их сразу остановит, сейчас я его найду.

Но тем временем Оля завизжала сильнее обычного, это был не просто крик, а больше похоже на рев животного, которое убивают. Появилась кровь. Несколько тонких полосок рассекли мраморность ее попки. Лида, увидев это, схватила какую-то палку и стала бить того чувака по голове. Один из их друзей стал оттаскивать ее, дрогой его, третий придурка, насилующего Олю. Я не могла пошевелиться от ужаса, а Влад все снимал на камеру.

Раздался резкий крик, все замерли, Герман все-таки позвал Глеба, который стоял на входе и дико ржал. Олю отправили в душ, а все остальные переместились на диван выпивать дальше. Мы вышли вместе с ней.

Душ был прям как в нашем общежитии, где мы жили на первом курсе. Старый зеленый кафель, два рабочих крана из пяти, плесень и антисанитария. А Владлен едет в Германию, там такого не будет, ни таких душей, ни таких людей. Может, зря я боюсь разом все бросить?!

- Твари! – Оля была вся в слезах, - поубивала бы таких гадов! Суки ёбаные! Пиздец! Посмотрите, что они со мной сделали!

Она села на край лавочки и раздвинула ноги. Все было в крови. Лида открыла воду, отрегулировала напор, поднесла ближе, аккуратно начала смывать кровь вперемешку со спермой, кое-где помогая себе рукой. Мне стало стыдно. Стыдно за то, что это случилось с ней, а не со мной, за то, что у меня партнер оказался лучше, за то, что я стою, и не знаю, что делать.

- Неловко, может помочь хоть как-то?

- Выверни ее одежду, - попросила Лида.

Мы решили не подавать виду, нарисовали Оле губки, типа ничего не случилось. Сейчас самое главное было, вырваться наружу целыми.

Девчонки сели рядом. А я подсела к Глебу. Он о чем-то оживленно болтал, но, увидев меня, замолчал, уставившись на мою грудь.

- Я к тебе зайду. По каким дням ты работаешь?

- В основном на выходные.

- Я зайду, повторишь, хорошо?

- Что именно тебе понравилось?

- Ну, - он сжал руку в кулак, то сжимая его сильней, то расслабляя, я сразу же поняла о чем он и кивнула в ответ. Он поцеловал меня, также страстно, как и вначале. Но потом все-таки отвлекся на какую-то тему, это был самый наилучший момент.

- Глебушка, мы домой, хорошо?

- Меня так еще никто не называл.

- Не понравилось?

- Тебе можно.

- Мы вам больше не нужны?

Он оглядел своих друзей, хозяин нашего заведения уехал, кто-то другой спал на порнокровати, кто-то о чем-то ожесточенно спорил, девочки сидели рядом и выпивали, на них никто не обращал внимания, они были больше не нужны.

- Хорошо, только давай еще раз по-быстрому.

"Когда ж ты наебешься?!" Киваю ему, показываю подругам, что ненадолго. Отходим, поднимаемся наверх, там небольшой кабинет. Неужто застеснялся?! Сажает меня на стол, задирает юбку, трусиков там уже давно нет, поэтому моментально входит. Его быстро оказалось ровно часом. Но вызвал такси. До самого дома мы молчали, боясь произнести что-нибудь не то в присутствии водителя, неизвестно на кого работающего. Когда приехали, синхронно уселись на диван, и еще около часа смотрели в одну точку, обдумывая свои ощущения, чувства и проведенный вечер. На улице светало.

- Ты как? – спрашиваю Олю, как самую пострадавшую из нас.

- Терпимо.

- Может чаю тебе сделать?

- Сделай.

- А может что-нибудь поесть, там по бутерброду?

- Да, поесть.

Мы с Лидой идем на кухню, я ставлю чайник, она ковыряется в холодильнике. Медленно заползает Оля:

- Получается, эта сука нас продала, причем без спроса, как конченных шлюх.

- Ты о ком?

- Да о директоре нашем, Вячеславе Борисовиче. Он сидел со своими друзьями, попросил помочь Карине на стол ставить, потом типа, ой, посидите с нами, ну, для красоты. И пошло, блядь! Дай облизну, дай чмокну, пососу, поебу, отымею. Суки!

- Еще и на камеру сняли, - сажусь рядом с ней, расставляя чашки.

- Да то, что сняли – фигня. Не смотря на весь их гон и бред, люди они взрослые. Женатые, на крайний случай, почти ж у всех были кольца. Никуда это видео они не выложат, - Оля немного задумалась, - сомневаюсь, что и просматривать будут. У них такого говна дохуя, заебутся просматривать.

- Не матерись.

- Ой, Лидка, на себя посмотри, проститутка грёбаная.

- Оля, - одергиваю ее я.

- И ты тоже.

- А ты? – интересуется Лида.

- И я!

- Иди спать, - говорит Лида, совершенно не собираясь обижаться.

- Ну, и пойду, - встает из-за стола, выходит, через минуту, возвращается, - я не договорила. Вячеслав, он, получается, нас продал. Он же ведь не спросил даже, хотим ли мы или нет!

- Я завтра у Карины спрошу, - пытаюсь ее успокоить, - наверняка ж заплатили.

- Что ты несешь, Вера, кому заплатили, своему другу и корешу. Ага, щас, разогналась. Это как в баре, угощают за счет заведения.

- Ну, может, он нам за это что-нибудь начислит.

- Ну-ну, держи карман шире. Всё предельно просто, он вначале с бара несколько бутылок притащил, сказал спишите, а потом нас позвал. Можешь спросить у Карины, если мне не веришь. Я ухожу. Завтра пишу заявление, и все, и ни дня.

- Пойди, поспи, - просит Лида, - завтра решим.

Оля, разозленная таким непониманием, хлопает дверью. Мы остаемся вдвоем. Остывший чай, горький дым сигарет, за окном рассвет и непонятное чувство на душе.

- Ты думаешь, она права? – спрашиваю Лиду.

- Скорее да, чем нет. Как он это обрисует, по-твоему? Обычно ж по часу считается. На ночь у нас нет. А сколько там всего было? У меня ничего. Олю полчаса где-то мучили, тебе дольше досталось. А если посчитать, то совсем мелочи получаются. Если подойдете к нему с таким вопросом, то он даст чисто на отъебись, чтоб в другой клуб не сбежали, и все дела.

- А вроде бы танцовщицы.

- Ага, - она широко зевнула, - всего лишь дешевые танцовщицы, а не элитные прост… не важно.

- Да где ты таких элитных видела? Никого не спрашивают.

- Никого, но платят больше. Вот Оля и собралась в такое место пойти.

- Приехали. Нафига?

- Год здесь, сезон там. Она работает ради денег, ей такие ситуации не нужны.

- Хм.

- Я спать.

Лида оставила меня одну. На улице совсем расцвело. Спать не хочется. Прикуриваю очередную сигарету. Думаю о словах Лиды. Год здесь, сезон там. Нет, это же бордель! Вспоминаю разговор с Владленом. Там такого не будет. Нет, это же другая страна, у меня там никого нет! На ум приходят слова Глеба. Зачем нужна постоянная девушка, если каждый день можно спать с новой. Нет, это же разврат! Хочу написать Вове. Но ему это будет все равно не надо. Нет, я так больше не могу! Я всю жизнь думала, что черное это черное, а белое это белое, теперь же оказывается, что то, что я считала черным, на самом деле белое, а то, что считала белым черное. И красное на самом деле желтое, и зеленое оказывается голубым. Все не так, как мне представили. Любовь на самом деле не самое прекрасное на земле, а самое ужасное и болючее. И никому она не нужна. Дом, семья, дети, общая кровать, ужин, вечерний променад – всё это для тех, кто не может большего, это статистика для показухи, для менеджеров среднего звена. И проститутки не самые конченные существа в мире людей, а самые востребованные и приветствуемые. Просто в обиходе их по-другому называют. Девочки, милочки, бабочки. И все равно они всем нужны, все их хотят. Зачем предлагать то, от чего заведомо откажутся, лучше ж быть собой и не от кого не зависеть.

Собираюсь лечь спать, иду в душ, обнаруживаю на теле синяк, на бедре. "Сука!" – вырывается из моих уст. Прежде чем лечь, наклоняюсь к Оле.

- Ты спишь?

- Угу…

- Я с тобой туда пойду.

- Угу…

Когда легла в постель, она как раз напротив Олиной, то заметила, как та приоткрыла глаз и подмигнула мне. Всё-таки, какие ж мы грёбаные шлюхи! И всё из-за того, что какой-то мудак нам отказал, не дав быть верными, чистыми и любимыми.

 

***

­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­

Мы сидели в машине, когда он начал это рассказывать. Из всех внезапностей и неожиданностей я не ожидала такого поворота. Мир тесен, мир безумно тесен, это известный факт, но чтоб настолько! Он сказал, что ему надо ненадолго уехать, что у него неприятная ситуация и он не хочет мельтешить перед глазами.

- Но ведь мы хотели провести выходные вместе, куда-нибудь съездить, отдохнуть, развеяться, развлечься, - и вот все началось вновь, причины, причины, причины.

- Я не могу остаться, почему ты не понимаешь этого?! Остаться здесь проводить время с тобой и получить пиздюлину! – Вова явно раздражен.

- Но ты же обещал…

- И что?! Обстоятельства изменились, форс-мажор, детка.

- Ладно, хорошо. Я понимаю, правда, понимаю, - хотя я понимаю намного больше, чем было бы необходимо, просто ничего не могу поделать, - может, хоть расскажешь, что случилось?

- Да там с одной подругой переписывались. Мы уже давно общаемся, прикалываемся друг над другом. Я ей в одном из сообщений предложил стать моей девушкой, а когда она отказала, то предложил переспать хотя бы. Так вот, это прочел её парень, и теперь хочет меня за это, ну, отсодомировать что ли.

Кроме слова отсодомировать, ничего смешного не было. Он в открытую признался, что ничего ко мне не испытывает, и, видимо, совсем не уважает, раз такое говорит.

- Тебе не стыдно? – зачем я это у него спросила. Наверно надо было хоть что-то спросить.

- Ты мне друг, я не хочу тебя обижать, - и это он мне говорит, - Аня, она попросила меня тебя отвлечь, говорила, что ты пристаешь к её парню. Я вначале просто встретиться с тобой решил, а потом ты мне понравилась, но, как видишь, только как друг. Нам интересно, мы смотрим фильмы, слушаем музыку, гуляем, пьем пиво, но как друзья. Я люблю другую, и ничего не могу с этим поделать.

- А почему ты не сказал об этом раньше?

- Мне было стыдно.

- А как зовут её парня, к которому я якобы пристаю?

- Андриан.

Я открыла дверцу машины и осторожно не спеша вышла, закрывая дверцу, услышала – прости.

Андриан! Как он мог?! Раз он читал ее сообщения, то должен был знать, что это обращено ко мне. Конечно же, знал, и более того, думаю, сделал это осознанно специально. И сейчас сидит и смеется надо мной. А что я ему сделала? Оказалась при парне? Так если была интересна, узнал бы, дорог ли мне тот другой, но нет, просто отвернулся и все. Пошутили, прикольнулись, подъебали. Ха-ха-ха, дурочка влюбилась, дурочка больна! Это же ведь всего лишь дурочка и ее чувства, почему б над ними не посмеяться?!

Пришла домой, сразу же направилась в душ. Люблю душ, в нем не видно, что ты плачешь. Это было предвидено, предсказано, осознанно. Чего теперь рыдать и каяться?! Всё кончено! Сижу в кресле возле окна, тлеет крапаль от урода, сильно растабаченного, на лице слезы, в душе пустота, щемящая, кислая, нервная. Это как внутренняя болезнь, как будто один из твоих органов, например, душа, заражен неизлечимой болезнью. И этот орган постепенно гниет, распространяя по всему организму черную, вонючую, разъедающую жижу. Хочется вырвать его, избавится, излечится. Но ты не можешь, ты обречен, и тебе больше ничего не надо, ни солнца, ни друзей, ни еды. Эту боль можно только запивать, закуривать и занюхивать.

И не смотря на то, что я его любила, я все-таки должна была требовать нормального отношения к себе. Я не решилась бросить его первой. Потому что каждый час обычного общения, нахождения рядом приносили удовольствие. Не знаю, что это, но я впервые не смогла сказать себе стоп. Еще чуть-чуть, еще мгновение, как наркотик, которого все время мало. Хочется больше и больше, а в конечном итоге – нет, ни нирвана, а ломка! Итог один, он очевиден и однозначен – мы расстались, и больше никогда ничего не будет.

 

***

 

- Надо! – кричит на меня Оля, - хоть что-то, но надо. Тем более мы договорились, что не будем вызывать подозрений.

- Так это и есть хорошая причина, - отвечает за меня Лида, - посмотри на нее, она уже похожа на труп. Вот и скажет, что уходит из клуба по причине неизлечимой депрессии.

- Если она сейчас и вправду уйдет, то это закончится самоуничтожением. Лучше потом что-нибудь другое придумать. И хватит меня перебивать, я знаю, что говорю. Разуй глаза!

- Вера, ты хочешь сегодня поехать в клуб? Можно и не работать, просто посидишь, посмотришь выступление, на людей, отвлечешься, а? – Лида со мной разговаривает как с психически больной.

Наверно, я действительно больна. Сколько времени я нахожусь в таком состоянии: неделю, месяц, полгода или год? Не знаю какой день недели, о числах даже не интересуюсь, не всегда понимаю день или ночь. Выхожу на улицу только в крайней необходимости, а поскольку живу с девчонками, то такого не возникает. Только один раз: Оля привезла откуда-то много декоративных подушек, и я помогла их поднять в квартиру, для этого мне пришлось спуститься на первый этаж, я увидела свет в дверях, он щипал мне глаза.

- Хватит убивать себя из-за этого придурка, ему же ведь от этого только лучше! Лучше живи ему на зло, да так, чтоб он завидовал!

- Оль, ты, конечно же, права, но как?

- Встань, хоть как-нибудь оденься, и пошли с нами!

- Ладно. Помогите мне встать.

 

К счастью в клубе было не много людей. Я сидела за столиком с бокалом в руке и смотрела шоу. Легче не становилось, внутри все сжалось, хотелось повеситься. Ко мне кто-то подсел. Я не удосужилась повернуть голову, чтоб узнать кто это. Знакомый голос сказал:

- Привет.

Киваю, голос очень знаком, но не могу понять кто это.

- Как дела?

Показываю на сигарету, дает прикурить.

- Я скучал.

Киваю.

- Поехали ко мне?

Поворачиваю голову. Глеб. Не то, чтоб не ожидала, скорее все равно. Киваю. Он наклоняется ко мне и целует. Не то, чтоб приятно, не противно, все равно. Встаёт, протягивает руку, протягиваю ему свою. Ловим машину, мне все равно, куда он меня повезет. По пути смотрю в окно. Он кладет руку мне на плечо, убираю ее. Продолжаю смотреть в окно, знакомая машина. Цвет, номера, Его. Останавливаемся почти напротив. За рулем – Он, а рядом Другая. Яд для мертвеца, умершего от отравления! Поворачиваюсь к Глебу, ложу его руку обратно себе на плечо, он целует меня, и я начинаю целовать его в ответ. Наверно, это была первая ночь, когда я влила всю свою обиду в страсть.

Мы приехали к нему. Частный дом, въезд на несколько машин, парадная, небольшой зал с бильярдным столом, наверху спальня. Все сделано в стиле кантри, а у него оказывается есть вкус. Я зашла в ванну, чтоб помыть руки и поправить макияж. Из зеркала, освещенного встроенными бра, на меня смотрела улыбчивая симпатичная девушка с мертвыми глазами. Тусклые, серые и совершенно мертвые. Меня это обрадовало, глаза – отраженье души, значит, она тоже мертва, и я больше не смогу так любить, так страдать. Он открыл бутылку вина и разлил по бокалам. Прям свидание какое-то. Зачем столько прелюдий? И тут я вспоминаю, что никому не сказала, куда я еду и тем более с кем еду! Самое ужасное, что только можно было совершить! Если он меня убьет, как дешевую шлюху, то об этом даже никто не узнает. Плевать ли? Как бы не так! Жизнь, каким бы дерьмом не была, нужна хотя бы для того, чтобы жить и обзывать ее таким дерьмом! Мои глаза только что получили свободу, душа стала тем, чего я так долго хотела, сердце бесчувственным куском металла, и умереть? Нет! Я хочу пожить, но пожить именно такой сволочью, чтоб все это гадское человечество пожалело, что вырастило и вскормило во мне этого монстра!

 

Над спинкой кровати большое зеркало, напротив штатив.

- А где же камера? – спрашиваю его, усаживаясь на кровать с бокалом вина.

- Скоро будет.

- Мы будем одни?

- А разве нам еще кто-нибудь нужен?

- Не знаю. Может оператор? Режиссер, второй партнер или партнерша, а еще девочка, которая будет сосать в перерывах? А еще нужно, чтоб кто-нибудь разливал напитки!

- Ух ты, какая у тебя фантазия! – он присаживается возле меня и гладит по ладони.

- Я просто думала, что так и снимается порнуха, разве нет?

- Не всегда. На студии – да, но в принципе, имея все необходимое оборудование, можно и обойтись без всего. Нужна только камера и красивая девушка.

- Так у тебя это есть. А что именно нужно делать? У нас будет классический сценарий?

- Что по твоему классический?

- Приветствие. Знакомство. Поцелуй. Миньет. Ты сверху. Ты сбоку. Ты сзади. Я сверху. Ты кончаешь. Ласкаешь меня. Я кончаю. Мы говорим, что нам понравилось. Прощаемся. Всё.

- Ну, ты привела совсем классический сюжет порно. Это называется тупая ебля. А классический сюжет это, например, если я буду полицейским, а ты правонарушительницей, и будешь пытаться откупиться от штрафа. Или ты можешь быть ученицей или учительницей. Наденешь очки и возьмешь указку, будешь задавать мне вопросы, а если я отвечу не правильно, то, ну, что-нибудь сделаешь.

- А у тебя из одежды что-нибудь есть?

- В смысле костюмов?

- Ага.

- Должно быть. Пошли, посмотрим.

И мы идем. В шкаф. Обычный деревянный шифоньер, он открывает дверь, за ней гардеробная комната. Справа зимняя одежда, костюмы, с лева рубашки, брюки, ничего интересного. Открывает дверку небольшого шкафчика. Перебирает пакеты, лежащие там.

- Вот, примерь это.

- Оно чистое?

- Даже пакет запечатан после химчистки. Одевай, я подожду в спальне.

Костюм супермена в женской вариации. Резиновые синие чулки, синий корсет с желтым треугольником под грудьми, в котором заключена волшебная буква "S", супер короткая юбка и небольшой красный плащик, больше похожий на широкий шарф, чем на плащ. Одеваю все это, зачесываю волосы, подкрашиваю губы ярко красной помадой. Выхожу к нему. Ждет, развалившись голиком на кровати.

- А где же парадная музыка?

- Пам-пам-пам! Я в восторге!

- Камера готова?

- Всё готово! – он указывает взглядом на стоящую на треноге камеру с красным огоньком вместо глаза. – Главное это улыбайся на камеру. Если ты скривишься и дашь волю эмоциям, то будешь похожа на ёбаный инжир.

 

***

 

- Клуб называется Астарта, - Оля сидит на кровати в позе лотоса и заплетает косу.

- А это именно клуб?

- Да, там и зал как положено, и бар, танцпол, все есть. Только в отличие от того, где мы сейчас работаем, там два верхних этажа: сауна, бильярдная и номера.

- Как в любом приличном борделе, - дополняет Лида.

- Назвать можно как угодно. Чем сейчас мы не в борделе?

- Оль, ну, это большая разница, - у Лиды даже немного затряслись руки, - будут ли тебя иногда снимать, и то спрашивают, хочешь или нет, или это будет твоя обязанность, со всеми, кто захочет, как захочет, сколько захочет, ну, ты поняла…

- А здесь прямо-таки спрашивают! Меня недавно при тебе порвали, и ни хуя не спрашивали!

- Это была случайность, насилие, а там такое будет постоянно!

- Здесь тоже постоянно, и везде постоянно! Но там я быстрей заработаю, и брошу все это!

- На что именно ты зарабатываешь? Тебе постоянно чего-то не хватает! По-моему, просто тебе не хватает приключений на задницу, или на пизду!

- На себя посмотри!

- Оля ты дура!

- Сама дура!

- А ты что смотришь? Тоже хочешь туда перейти? – это она уже мне.

За последнее время моя депрессия и те вещества, которые мне иногда удается доставать, чтоб ее забить, превратили меня в эмоционального овоща.

- Лид, а я хочу попробовать.

- Что попробовать? Самое дно? Может, еще попробуешь умереть? А?

- Нет, зачем же так сразу, надо последовательно.

- Если тебя бросил этот уёбок, то совершенно не значит, что нужно кончать с нормальной жизнью! Прекрати себя убивать! И бросай эту хуйню, которую ты постоянно глотаешь!

- Нет, я так хочу.

Лида вышла из комнаты, громко хлопнув дверью, через несколько минут мы услышали, как хлопнула входная дверь.

- Чё, пойдем сегодня? Посмотрим как там.

- Пойдем.

 

На улице собиралась гроза. Небо было иссиня черным, дул сильный ветер, нам пришлось закутаться по самые уши. Красивые локоны, которые я так старательно уложила, все растрепались под капюшоном. Доехав до нужного адреса, мы поняли, почему этот клуб находился именно 2 здесь – вокруг было не души. Перед входом горели фонарики. Оля остановилась и долго смотрела на них.

- Знаешь, это как костры перед гиеной, перед входом в ад. Войдем?

- Только как черти, на службе зла!

И мы вошли внутрь.

 

***

 

Часть 2

 

Когда ты любишь, когда у тебя есть он один, когда ты раскрываешься только ему и только ему принадлежишь, ты можешь сделать всё, ты готова на всё. Унижение и боль, порыв и страсть, обнажение чувств и мыслей, полностью, всецело, ничего не сковывает тебя, ничего не останавливает. Любая просьба кажется естественной, любое желание выполнимым, и, самое главное, ты сама хочешь это делать, получая удовольствие только от того, что доставляешь его своему возлюбленному. Но принять любого, кто хочет, признать в первом попавшемся на ночь избранного, в любом платящем - своего героя – и есть оковы несвободы. У тебя нет никого, и поэтому каждый будет твоим любимым. Ты именно та женщина, в которой каждый мужчина может увидеть своё, взять, если захочет, прогнать, если больше не нужна. Любовь, самая чистая и святейшая, стала товаром самым дешевым, действием отрешенным и бесчувственным, как и сама потребность в ней.

Каждый мужчина в этом мире – твой единственный. Отныне ты любишь всех и каждого, не отдавая сердца ни одному, но отдавая его всем, без исключения.

 

- Какая тебе разница, все равно там свет приглушенный! – Оля озабоченно сдирает с себя кимоно, мнет его, швыряет на стол, накрывая им сумбур из косметики, тампонов и презервативов, - дай курить.

Протягиваю сигарету, вторую закуриваю сама.

- Ты с ним хоть раз была? – спрашиваю ее, пока она вновь не убежала в бесконечность.

- Была, и не один раз. Он нормальный. Иди.

- Не могу.

Парень, которому меня предложили, постоянный клиент. При деньгах, не развращен и не озлоблен, просто не везет с девушками, поэтому и приходит к нам для разрешения естественных потребностей. Ему около двадцати восьми, высокий, сутуловатый, и весь покрытый прыщами. Лицо, шея, грудь… все покрыто красными нарывающими язвами этой неизлечимой болезни, среди которых виднеются черные пятна, забитые грязью поры. Не удивительно, что у него нет девушки. Только при одной мысли, что мне придется к нему прикасаться, меня коробит. А представить, что он попросит его ласкать, целовать или начнет тереться об мое тело, меня сводит судорогой отвращенья, похожей на спазм тошноты. Оля говорит, что была с ним, но что мне до этого, она может спать со всеми подряд, и я уже со счета сбилась, скольких она пропускает за ночь. Я не могу, но и уходить от сюда из-за таких мелочей пока не хочу.

- Я поговорила с ним, - к нам зашла Мари.

Старая, лет шестидесяти, работница этого заведения, она какая-то там далекая родственница хозяина и по совместительству бывшая проститутка, поэтому и работает здесь, помогая молоденьким неопытным девочкам. Волосы полностью седы, заколоты на манер прошлого века, морщинистые веки густо покрыты голубыми тенями, хотя глаза уже прозрачно серые, ярко алые губы, румяна. Она худощавая, жилистая, как будто из нее высосали все соки, а оставили только невкусную, горькую плоть. Я ей сказала, как мне противно, и что я не могу, она обещала что-нибудь придумать. Она всегда нам помогает, никого не насилуя и не подставляя, поэтому мы и любим ее больше, чем можно любить собственную мать. Она обалденная, и советы дает настолько мудроизвращенные, что

эта работа принимает интересный особопритягательный характер, а ее истории завораживают и возбуждают, что не можешь успокоиться, пока чего-нибудь не увидишь или не попробуешь сам.

- Так вот, Верочка, я сказала ему, что ты ходишь на кожные процедуры, и поэтому ты не можешь. Он очень расстроился, и спросил нельзя ли ничего придумать. Тогда я сказала, что если тебя не тискать и не мочить, то можно. Он очень обрадовался.

- И что? – я немного растеряна, ничего не поняла, - и что мне делать?

- Для начала, намажься перламутровым лосьоном, чтоб было видно, что твоя кожа не для прикосновений, может, подействует. Пойдешь к нему, предложишь станцевать, чтоб протянуть время, когда он захочет овладеть тобой, по возможности предложи любую позу, чтоб его лицо было за твоей спиной, раз тебе оно так противно.

- Легко сказать, а если он так не захочет?

- Балда, я ж тебе сказала, что говорила с ним, он согласен, что не будет тебя тискать, иди уже! – она махнула рукой в сторону двери и подсела к Оли.

Спешно наношу на тело перламутровый гель, стараясь не запачкать бельё, надеваю сапоги, кружевное прозрачное платье, выхожу в общий холл. Человек-крючок, или человек-прыщь, сидит в гостевой, уткнувшись в ноутбук, никого не видя, ничего не замечая. Присаживаюсь рядом, провожу рукой по спине. Оборачивается.

- О, да, да, идем, минуту только, летит, уже, - клацает по клавишам, - вот, улетело, идем.

Поднимаемся на второй этаж, у него ключ от третьего номера, стандарт. Внутри светло и свежо, пахнет хвоей. Выключаю свет, включаю бра над зеркалом, которое висит над кроватью. Включаю музыку, начинаю танцевать. Он садится на кровать и наблюдает за мной. Скидываю платье на пол, оно очень медленно сползает по телу, потом расстегиваю лиф, бросаю его в сторону, развязываю шнуровки на трусах, они сами медленно спускаются с ног, цепляются за каблук, приходится отбросить их. Танцую к нему спиной, демонстрируя ягодицы и бедра. Наклоняюсь, медленно, при этом ноги широко расставлены, слышу его прерывистое быстрое дыхание, он толи сопит, толи стонет. Заканчивается первая песня, играет другая, более быстрая. Он должен позвать к себе, поманить, так сказать, или подойти сам, и взять меня стоя. Но он ничего не делает, смотрит и сопит. Третья песня. Неужели он ждёт, что я подойду к нему первой и поцелую его или залезу сверху, как обычно это делают девочки с дискотеки, которых подцепили на алкоголь или легкие наркотики. Нет, у меня почасовая оплата, и раз ему так хочется смотреть, пускай, я могу танцевать и до самого утра. Четвертая песня. Поднимается, подходит ко мне, осторожно прикасается к плечам, Мари все-таки его заболтала, подводит к кровати.

- Встань на четвереньки, - просит сдавленным голосом.

Слушаюсь, становлюсь, как попросил, выпячиваю зад. Он быстрым рывком входит в меня. Немного больно, но двигается он быстро, наверно хочет побыстрей кончить, терплю. Руками сжимает бедра, пот капает мне на спину. Мне начинает казаться, что это не пот, а гной из его лопнувших от напряжения язв. Тошнота подходит незаметно, но однозначно. Молю бога, чтоб все быстрей закончилось, ведь если меня вывернет во время секса, он закатит скандал, мало ли что потом будет, либо не заплатят, а может еще и оштрафуют. "Астарта, Исида, Афродита, Венера – богини любви, а тошнило ли вас когда-нибудь от этой самой любви, - шепчу про себя, - кончай же быстрей, сука, дрянь ебаная…" Его дыхание учащается, я еле сдерживаю спазмы. Он укладывается в час, кончая на розовое покрывало. Сразу же отходит, закуривает. Не смотрю на него, пулей вылетаю в ванну, хватаюсь за ее бортик, меня выворачивает на изнанку. Открываю воду, чтоб не было ничего слышно, делаю глоток воды, она тут же возвращается обратно. Минут через пять выхожу, одеваюсь. Перед тем как выйти, замираю ненадолго в дверях, оборачиваюсь. Он на меня не смотрит, как будто стыдно за то, что сделал. Ничего не говорит, я ухожу. А зачем что-то говорить?! Обратиться со словами спасибо или до свиданья к существу недостойному даже взгляда, оскорбит его собственное достоинство.

Если б только можно было фотографировать клиентов! Я б создала величайшую коллекцию работ, показывающих психологические изменения под названием "до секса и после". До: они жадно ловят каждый твой взгляд, ветерок от твоих движений, признаются в любви, пускай ненастоящей, обещают золотые горы, умоляют, чтоб ты их спасла; а после; отводят глаза, отдаляются на максимально возможное расстояние, если есть возможность, вообще уходят, стараются не говорить с тобой, даже если ты что-то спрашиваешь, и из богини ты становишься падшей грязной тварью, к которой им противно прикасаться. Вот она грань – то ласкают тебя неистово, целуют, причем везде, облизывают, впиваются в тебя всем своим телом, а потом им стыдно за свою слабость, им противно думать о том, что только минуту назад, секунду до оргазма, ты была для них самым прекрасным и желанным человеком. Но мне плевать на то, что они там себе думают, потому что они мне за это платят. Я танцую для них, танцую голой, ползаю по их коленкам, случайно дотрагиваюсь до их сокровенных мест, позволяю лапать себя, и когда они готовы отдать всё, чтоб обладать мной, прошу заплатить ещё, сверху счетчика, развожу на что только хватает фантазии, объясняя тем, что никогда раньше ни на что подобное не соглашалась, не пробовала, и вообще, не знаю что это такое. Я только танцовщица, что с меня взять.

Ох, как же все они хотят развратить невинное создание, отъебать девственное тело, разорвать, сломать, испачкать, а потом отбросить, как использованный презерватив. Но опять-таки, мне все равно, что они там себе думают, потому что они мне платят столько, что мне совершенно похуй на все их мысли вместе взятые.

И я совершенно не завидую тем несчастным благочестивым девушкам, которые влюбляются, держат себя для него единственного, а потом, отдавшись раз, все равно выглядят в его глазах шлюхами. И не завидую тем женам, которые ночами ждут, когда их муженек вернется с работы, мастурбируя втихую в ванной, а когда тот возвращается, то лишь отворачивается к стенке, потому что уже натрахался и больше ему не надо.

 

***

 

Самая отягчающая обязанность в продажной любви это не то, что надо давать всем, кто хочет, а надо давать так, как он этого хочет. С Вовой у меня был анальный секс, но это было один раз, плюс у него был очень маленький член, и это длилось недолго. Поэтому я и забыла все как страшный сон. Но теперь этого требуют постоянно. Все хотят иметь тебя не куда положено, а в задний проход, который, по-моему, совершенно к этому не приспособлен. Узко?! Нет, дело совершенно не в том, что там якобы узко, я умею сжимать мышцы влагалища, пульсировать ими, мужчины моментально кончают, и при этом все равно хотят туда. Их привлекает сам факт, что они делают что-то запрещенное, делают больно, и, по-моему, еще того, что так берут мужчин. Мы так и выражаемся, когда просят аналку, он хочет тебя как парня или иди, побудь для него парнем. И в подтверждение служит, что одевая мужские вещи, возбуждение и тяга усиливаются в несколько раз. Они хотят парня, но социум и общество воспитали их так, что они боятся даже подумать об этом. А для женщин это уже вошло в привычку, они даже кайф ловить умудряются. Но в этом есть свои секреты, о которых чуть позже.

 

Оля сидела за столом и красила мне ногти на ногах, очень осторожно и ласково перебирая мои пальчики. Мне было необыкновенно приятно, обязательно сделаю с ней тоже самое. Здесь же рядом за столом сидела Мари, и объясняла, что отдаваться полностью намного выгоднее, чем отдельными частями тела. Точнее, уговаривала меня подрастянуть задний проход.

- Тебе не будет больно, - говорила она, как будто всё дело в боли. А, хотя, да, всё дело в боли.

- Я вам не верю.

- Почему же, тебе ж от этого только лучше будет, и платить больше станут, да и вообще, самой же понравится! Главное его немного подрастянуть, а потом ты быстро привыкнешь. Раз, два, и вообще замечать перестанешь, какая там боль?! Я вот в своё время именно так и сделала, и ничуть не жалею. В прямой кишке намного больше нервных окончаний, чем во влагалище. И если все правильно делать, то будет очень приятно. В отличие от переда, попка любит, чтоб все было медленно и плавно. Нет вот этого – быстрей, быстрей, - Мари выпрямилась и стала эмитировать наездницу. С учетом ее возраста, выглядело впечатляюще, - однажды моя подруга, так вошла в ажиотаж, что ее порвали, причем очень сильно. Она была с одним гигантом, которого многие вообще избегали, и позволила ему взять себя сзади. Так вот, когда он начал двигаться быстрей, она почувствовала резкую боль. Весь ее зад был в крови, это было ужасно. Хорошо, что мы оказались рядом и смогли помочь ей, а то б она еще долго истекала кровью. Но это единственный случай на моей памяти, поэтому нечего тут бояться.

- Соглашайся, бывают вещи и похуже, - добавляет Оля, заканчивая последний палец.

- Ладно, но как только мне станет не по себе, то вы остановитесь.

- Хорошо. Пошли в мою комнату, - Мари вышла в коридор, позвав с собой и Олю.

Не верю, что рассказанный случай был единственным, но работая в такой сфере, и не попробовать даже, как-то и вправду странно, да и платить то больше будут. Страшно и интересно, как в пословице: глаза боятся, руки делают.

Когда мы вошли в ее кабинет, так называли ее комнату, то помимо самой Мари, там еще был админ Олег. Он был круглым и окончательным геем, до самых мельчайших косточек его голубых мозгов. В детстве его очень сильно избил отец, он чуть ли не умер, долго лежал в больнице, это, конечно же, не имеет никакого отношения к его ориентации, но он утверждает, что именно после того случая начал чувствовать тягу к своему полу. Несчастная любовь привела его к нам, а мазохистские наклонности помогли дослужиться до администратора. Здесь он был своим, тем более нашел себе пару, Рома, курьер, стал его самой трепетной и последней любовью, ну, это по его словам. Он стоял перед столом, к нам спиной, и что-то раскладывал. Мари попросила закрыть дверь и раздеться. Лучшая подруга, с которой нас часто снимают вместе, старая проститутка и гей – кого стесняться, я разделась.

- Майку можешь не снимать, только шорты, - поправила Мари.

Я немного потупилась. "Ах, действительно, зачем же я здесь?!" Сняла только шорты. Оля лишь пожала плечами, с любопытством рассматривая происходящее.

- Стань перед креслом на колени и положи на него торс и грудь, - скомандовала Мари. Я тут же выполнила это, успокаивая неприятное предчувствие. – А вы подержите ее, Олег, сядь на спину, а ты держи ей ноги.

Теперь предчувствие успокоить было тяжело, судорога прошла по всему телу, я глубоко вздохнула, и позволила Олегу сесть мне на спину, слава богу, он очень худощавый. Оля прохладной рукой прикоснулась до моей щиколотки, и немного отвела ногу в сторону. Через мгновение старые холодные руки развели мне ягодицы.

- Держи, - проговорила она, и Олег ухватился за мои половинки, растягивая их.

Смазанный палец проник в меня, пошевелился, потом два, потом стало очень больно, я закричала, но они как будто не заметили этого. Потом что-то довольно таки толстое и длинное вошло в меня.

- Не такая уж ты и узкая, как кричала вначале, - проворчала старая садистка.

Олег отпустил ягодицы, и они стали надевать на меня узкие резиновые трусы, которые настолько плотно стянули бедра, что то, что они вставили мне в зад, физически не могло оттуда выпасть.

- Всё, - заключила Мари.

- Что все? И что мне теперь с этим делать, как в туалет ходить?

- По-маленькому - осторожно, если случайно вытолкнешь, то вставь обратно, а если по большому, то вытащишь, сходишь, и обратно вставишь.

- Прям средневековые премудрости, блин.

Мы вышли из ее комнаты, каждый шаг давался с трудом, мне жутко мешала эта штука, вставленная в задний проход, ни ходить, ни лежать, тем более сидеть спокойно теперь не получалось. Когда я садилась на унитаз, она постоянно выскакивала, вставлять ее совершенно не хотелось, тем более, что она была сухой, вонючей, и твердой. Это даже не фаллоимитатор, а просто какая-то пластмасска. Но зная, что, если не сделаю этого, будет хуже, например, могут просто иметь каждый день туда, пока не привыкну, то приходилось заниматься актами самосадизма.

- Вообще я читала о таком, - сказала мне Оля, когда мы были уже дома.

- О чём именно?

- О том, что желательно, перед тем как впервые заняться аналкой, немного там все подготовить. И такой способ самый распространенный, можешь даже в интернете полазить. Многие бабы клизму делают из-за того, что боятся, что говна кусок вылезет. Крема, смазки специальные есть. А в энциклопедии, которую мне на днюху подарили, написано, что самомассаж делать надо, засовывая туда как можно больше пальцев. То есть смысл везде один.

- Знаешь, если кому рассказать, не поверят.

- Чему?

- Что существует такой долбоебизм.

- Да, ладно, подобными вещами почти все занимаются! Просто не принято это обсуждать. И мастурбируют все, и фантазируют. Если проникнуть в голову человека, который говорит, это не я, я такими вещами не занимаюсь, то можно много чему удивиться.

На следующий день Мари вытащила из меня эту штуку, уже без помощи Олега, потому что я сама добровольно пошла на это. Помассировала мне все там внутри пальцами, стараясь засунуть их как можно больше и глубже, и вставила такую же пластмасску, но уже немного больше размером. Привычки не возникало, что там растягивалось, не имею никакого понятия, по-моему – ничего. Ходить было больновато.

На третий день она повторила процедуру с пальцепрониканием, она мне даже понравилась, потому что после лишних предметов там все затекало и судорожно сжималось. Но после массажа она вставила херню еще больше. На этот раз я не смогла сидеть, передвигалась только маленькими шажочками, руки инстинктивно ложились на живот. Но к большой радости очередной клиент, захотел именно этого. Что ж, пора проверить результат своих подготовлений.

Вытаскиваю из себя изобретение Мари, выхожу в зал. Очередной молодой придурок, который изменяет жене ради прикола и поддержания своего имиджа (у него кольцо на пальце).

- Привет, - мы так здороваемся со всеми. Никаких "Вы", потому что они друзья на час или ночь, если, конечно, не попросят специально обращаться на Вы. Никакого уважения к ним; раз они к нам пришли, значит, не все так хорошо в их личной жизни. И никаких "здравствуйте", зачем нам желать им здравия, обойдутся, жирные пошлые олухи.

- Идём, - зову его за собой взглядом и движением плеча.

Он обычный, я даже не улавливаю его черт лица. Если когда-нибудь мы случайно встретимся на улице, ни за что его не узнаю. Они все одинаковые. Все.

- А можно, можно… - я знаю о чем он меня попросит.

- Смазка на столе, - показываю рукой на розовую баночку.

Тянется к ней, я переворачиваюсь. Вот, приехали. Точнее, поехали.

- Только медленно, и никаких резких движений.

- Хорошо, хорошо, хорошо, - шепчет он, цепляется руками за мои бедра, он весь поглощен исключительно своим членом и моим задом.

Было больно, но партнер попался нормальный, не спешил, был аккуратен, все закончилось без эксцессов. Заплатил в два раза больше.

- Ну, я же говорила, - Оля стояла посреди комнаты для персонала в костюме игуаны, - так просто выгоднее.

- А ты чё так одета?

- Кто-то захотел зелененького, га-га, - она к тому же была накурена.

- Я домой.

- А я тут, ха-ха-ха…

Вообще-то, даже напиваться нельзя, за это могут отправить домой. Можно чуточку пригубить, но чтоб без перегара. Это строгое правило. Поэтому основная масса вечно пребывает под чем-то. В основном это фен или амф, реже спиды. Лучше б уж пить разрешили.

Дома всё стандартно серо. Одиноко, пусто и темно, особенно если не включать свет. Я никогда его не включаю, сидя в темноте, я более четко осознаю свое собственное сознание. От чего-то грустно так. По сути я не чувствую себя шлюхой, не смотря на беспорядочную половую жизнь. Работаю, скорее, подрабатываю, только по выходным, изредка просят прийти в будни. Это не профессионал любви, это вообще непонятно что. Наши гости могут назвать нас проститутками, а проститутки – девочками, потому что по сравнению с ними, вся наша возня - ничто. Ну, и пусть, зато деньги есть. Какие – никакие, но вполне хватает платить за квартиру, за сессии, одежда, косметика, еда, клубы, даже кое-что отложить получается, если, конечно, не транжирить на лево и на право. Я мечтаю влюбиться, но влюбиться во что-то достойное этой любви. Я могу отдаться полностью, и душой и телом, я готова поставить перед собой цель сделать жизнь любимого мной человека счастливой, и я способна на это, потому что за всеми исканиями и мытарствами у меня скопилось достаточно опыта, чтоб отличить подлинное от ложного, обидное и стоящее, жестокое и радостное. Но в этом самая основная проблема ставится вопросом – кому нужна моя любовь? Никому. Вот поэтому я остаюсь в этом заведении, сплю со всеми подряд, ну, не со всеми подряд, но много с кем, и постигаю рай и ад в самых их извращенных и низких проявлениях.

 

***

 

Оля моет посуду, рассказывая о своем недавнем мужчине, который был очень мягким, и слишком нежным. Я сижу за столом и начищаю картошку на ужин, кивая ее словам. Не понимаю, как это - быть слишком нежным.

- Милая моя, - говорю ей, - боюсь, что ты зачерствела не только снаружи, но и внутри.

- Не путай. Подобные типчики обязательно заходят дальше всех, просто ни с первого раза. Вчера он платили мне за то, чтоб облизывать мои ноги, а завтра потребует, чтоб я лизала его зад. Я их уже насквозь вижу.

Нас прерывает, зашедшая вся в слезах, Лида.

- Он предлагал тебе ехать вместе с ним? – она стоит надо мной, осунувшись, ее губы дрожат, мне становится не по себе.

- Ты о ком?

- Владлен. Он написал тебе. Мэйл был открыл, я случайно прочла. Я никогда не читаю чужих писем, просто случайно получилось. Он предлагал тебе ехать с ним, а ты отказалась?

- Да.

Она начинает громко плакать, медленно опускаясь на стул.

- А что, что здесь такого? В чем дело?

- Она его любит, а он, походу, влюблен в тебя, - объясняет Оля.

- Кошмар, - я с жалостью смотрю на Лиду, я ее и понимаю и не понимаю одновременно, - Лид, но я же здесь ни при чем, это был его выбор, и тем более я отказалась.

- Но почему ты мне ничего не сказала?! Могла бы сказать мне об этом, о том, что предлагал, о том, что у вас с ним… - она не договорила, а только зарыдала еще сильней, опустив голову на руки.

Оля со спокойным взглядом подсела к нам, осторожно вытащила нож из моих рук и отложила его в сторону.

- Оль, я не пойму, я ей не сказала, что он там что-то предлагал, а она мне что, сказала, что чувствует к нему что-то? А то мы шутили, шутили, а тут и правдой все оказалось. А может и неправдой.

- Ты все прекрасно знала, - закричала Лида, - всё, всё! А ещё подруга называется?! Как я могу теперь ей доверять?! – с этими словами она обратилась к кому-то на шкафе.

Тут наступила небольшая пауза, пауза в моем сознании. Я совершенно не могла переварить то, что слышали мои уши. Лида моя подруга, я люблю ее и уважаю. Я познакомилась несколько лет назад с парнем, у меня с ним были отношения, точнее сношения, но я не любила его, хотя и замечала обратное с его стороны. Он предложил уехать с ним, я отказалась. Не придала этому большого значения и огласки. Не рассказала ей?! Да я уже и не помню, что я кому рассказывала, мы постоянно о чем-то болтаем, как она могла не слышать этого?! И в чем я виновата? Это, по-моему, моя личная жизнь, какое она имеет право в нее лезть?! А если б я любила его, и действительно собиралась приехать к нему, а тут такое?! Она его любит! Ну, так и готовила бы к этому почву! Узнала бы, какие у нас точно отношения, сообщила бы о своих чувствах, хотя бы мне, чтоб я, прямо говоря, отстала от него. А что она, дождалась до предела, когда уже истерику нельзя скрывать, и всё на меня вылила.

- Лида успокойся, она не со зла, - Оля приняла роль главного утешителя.

- Она все знала!

- А может и не знала. Успокойся.

- Она меня предала!

Этого я уже не выдержала, швырнула полотенце, которым были накрыты колени, в мойку, и вышла из кухни. Ноут стоял открытым, и действительно на моей почте. Но мне нечего скрывать, поэтому я и не волновалась по этому поводу. Через несколько минут до меня начало доходить, Владлен писал на немецком вперемешку с русским, то есть, чтобы понять весь смысл этого письма, ей пришлось переводить, потому что в отличие от меня, девчонки учили английский, а не немецкий. Случайно открыла, что успела все перевести! Сволочь такая, сама его не привлекла, а теперь на меня вешает свои комплексы и неудачи. Я виновата, что на нее парень не так посмотрел!

Через несколько минут из кухни стали раздаваться крики, прерывающиеся всхлипами, стонами и матами. Шум бьющейся посуды. Потом в комнату зашла Оля.

- Вер, давай ты ненадолго выйдешь, ну, там, хоть за хлебом, а то я не знаю, как ее успокоить. Я понимаю, что это гон, но она влюблена, и не может проконтролировать где заканчивается здравый смысл.

- И что мне с того, что она там себе понарисовала?

- Я постараюсь разрулить. Она по-любому скоро успокоится.

- Ладно, пойду, прогуляюсь.

- А ведь ты действительно не рассказала нам, что он тебе предложить ехать с тобой. У него видимо серьезные намеренья. Почему ты отказала ему? Это же ведь отличное предложение, как можно было не согласиться?

- Мне сложно объяснить. Я его не люблю, но при этом очень ценю и уважаю, поэтому моим согласием я могла б испортить ему жизнь. Одно дело, обычные отношения, которые могут в любой момент закончиться, никому не навредив, а другое, когда ты клянешься человеку в вечной любви и верности, совершенно не испытывая этих чувств. Это был бы в какой-то степени обман.

- Он предложил тебе…

- Выйти за него замуж.

В этот момент на пороге оказалась Лида. Её сложно было узнать, лицо перекосилось в злобной гримасе, в глазах ничего не было кроме ненависти. Я замерла в растерянности. Она одним прыжком оказалась возле меня, и вцепилась руками мне в волосы. Я пыталась ее оттолкнуть, Оля тащила ее к выходу, мне стало больно, это неуместное ерзанье разозлило меня. Да как она посмела?! Хватаю со стола утюжок, бью им ее по голове, она отпускает меня, падает на пол, держась за голову, и тянется к Оли:

- Посмотри, что она со мной сделала!

Я с ней сделала?! Беру пальто, пробегаю мимо них, перед выходом смотрю на себя в зеркало, висок расцарапан, по щеке течет кровь.

 

Сколько я блуждала по парку, пытаясь осознать случившееся, не имею ни малейшего представления. На улице было холодно, я вся замерзла, а Оля так и не звонит. Никогда еще я не ждала так звонка от кого бы то ни было, как сейчас. Но я знала, что сейчас прозвенит телефон, и Олин голос скажет, что все в порядке, она осознала свою неправоту, и все в таком духе. Телефон зазвонил через час. Олин голос был уставшим и прерывистым.

- Вот эта фраза, что он тебе предложение сделал, была решающей. Она не может пока с тобой помириться. Надо как-нибудь помягче всё сделать. Ну, понимаешь.

- Оль, ты на чьей стороне?

- На твоей. Я тоже думаю, что она немного переборщила. Она сейчас к Карине поедет, поэтому иди домой.

- Позвони, как уйдет.

 

- И что теперь?

- Она сказала, что пока поживет у Карины, а потом что-нибудь снимет себе. Но видеть тебя она больше не хочет.

- Бред какой-то…

Разрушенной дружбой вылетел сигаретный бычок из форточки. Как так легко можно всё решать?! Тем более из-за такой глупости.

 

***

 

Звонил Макс, помощник хозяина, хотя правильнее сказать его младший брат, который занимается всеми делами. Вспыльчивый, но решительный, крупный, но не злобный. Я никогда не видела его смеющимся. Мари как-то рассказывала, что он был влюблен в девушку, которая работала девочкой на продажу. Тогда у них с братом еще не было не то, чтоб своего бизнеса, но даже опыта. Он работал охранником в баре, где часто бывала та девушка. Что у них было никто не знает, единственное о чем рассказала Мари, что девушка умерла. Ее изнасиловали, изуродовали и убили. Никогда не стоит просить его улыбнуться.

- Так вот, его друзья устраивают мальчишник, что-то вроде закрытой вечеринки, - я всячески пытаюсь привлечь внимание Оли, - выпивка, наркотики, девушки. Им нужны танцовщицы, в смысле не шлюхи, а профессиональный стриптиз. Шлюх там и так предостаточно будет. Платят нормально. Работать с десяти до полуночи. То есть пара часов и можем делать, что угодно, ну, там или домой поехать, или снять кого-нибудь, если захотим. Так как, Оль, я ж тебя спрашиваю?

- Естественно будем, - она как будто проснулась, резко оторвав взгляд от белой грязной стены, - тут спрашивать не надо. Странная.

- Сама ты странная. Что случилось?

- Походу залетела. Задержка уже неделю. Завтра к врачу пойду.

Она говорит это таким спокойным голосом, как будто рассказывает свое мнение о насильственном подстригании бродячих собак. Отстраненно, холодно и равнодушно. Как будто это не с ней происходит, а с каким-то растением, на которое ей в принципе плевать.

- Ты что не пьешь таблетки?

- Пью, но не всегда, иногда забываю.

- Как можно забывать, их каждый день пить надо, независимо от того, есть секс или нет?!

- Да, знаю. Забываю, сказала же!

- Зато фен не забываешь! У тебя уже глаза в два огонька превратились!

- Да похер на всё… - она махнула рукой и вышла из комнаты.

- Вечеринка завтра, я твое согласие передам, - крикнула я уже закрытой двери.

 

Весь верхний этаж был одним помещением. Колонны, танцпол, сцена, бар, второй этаж балконом, кожаные диваны, фуршетные столы – всё как в ночном клубе, за исключением того, что о нём знают только особопосвященные люди. Мы пришли заранее, чтоб размяться, посмотреть на место, где надо будет танцевать, передать ди-джею нужную музыку, переодеться, накраситься и всё такое. Почти весь вечер пришлось просидеть на балконе, за крайним столиком, чтоб не испортить виновнику сюрприз. С нами было ещё две девушки, их пригласили из шоу-балета. Было интересно пообщаться, оказывается они сами создали свою группу, и работают только по заказам, без определенного места выступлений.

Первая, Жанна, была высокой зеленоглазой блондинкой, но очень плоской, каких я не люблю, а другая даже у меня вызвала восхищенье. Высокая, стройная, с упругими ягодицами и стоячей грудью, её кожа была загорелой, словно она только что приехала с моря, кудрявые волосы по плечи слегка прикрывали лицо с очень тонкими чертами, глаза казались желтыми, как у кошки. Я впервые в жизни искренне и так сильно захотела девушку. Мы ни грамма не выпили, долго обсуждали особенности работы, девочки жаловались, что мало заказов, а Оля не могла понять, почему они не пойдут работать в ночьной клуб. На самом деле мне было все равно на всю эту болтовню, мне нравилось смотреть на Алину, иногда, совершенно случайно, прикасаться к ней, просто находиться рядом и мечтать, представляя, что мы одни, и она моя. Я уже начала чувствовать её вкус на своих губах, когда нам объявили, что через полчаса выходим.

Ведущий прочел несколько поздравлений, дал слово друзьям, которые долго пытались пошутить, именно пытались, у них ничего из этого не вышло, потому как их речь больше напоминала соболезнования на похоронах. А затем вышли мы. Я с девочками вначале, Оля на десерт. Мы были одеты в карнавальные костюмы, только не такие яркие и перистые как на настоящем карнавале, и все детали очень легко отстегивались. Оля же вышла в кимоно и обуви на большой платформе, как было принято у настоящих гейш. По возгласам, свисткам и аплодисментам мы поняли, что были самым ярким и незабываемым номером на всем мероприятии.

Нам выдали бутылку шампанского, и мы отправились переодеваться.

- Могли бы дать чего-нибудь покрепче, или побольше, - возмущалась Оля, - нас все-таки четверо.

- Я пить не буду, - строго отрезала Алина.

- Ой, ну, тогда хватит, - Оля явно была не в духе.

Начинается, работает в такой сфере и не пьет, может из медицинских соображений. Но то, что мне обломится – это точно. Если б выпили, можно было предложить поехать продолжить, а там, как бы всё само собой могло выйти, хоть поцеловались бы. С девушками сложней, чем с парнями, там я хоть знаю как себя вести, инициатива в их руках, а мне остается только оценить положение и подыграть, а вот с девушкой, даже не знаю. Не смогла б я наверно стать парнем.

Бутылка шампанского закончилась быстро, решили присоединиться к танцующей толпе. Расфуфыренные манерные девушки, разодетые в тряпьё и безделушки, неумело двигались под светомузыку, пытаясь соблазнить своих парней, или не своих. Наверно, они думают, что очень соблазнительны, потому что на них высокие сапоги и короткие юбки, а то что их движения скованы и нереалистичны – неважно. Надо бы развеять их уверенность. Девчонки взяли себе по бокалу вина, кроме Алины, она не пьет, я все-таки нашла виски. Ближе к двум часам ночи народ стал расходиться, что говорило о том, что пришло много пар, не подверженных легким наркотикам, все устали и им стало не интересно.

Мы сидим на диванчике, и скептически рассматривает оставшийся народ. К нам подходят трое парней. Милые, пьяные, веселые. Предлагают присоединиться к ним.

Больше часа мы обсуждали модные места и вкусные кафе, выясняли, какой же клуб более популярен и раскручен, и сколько денег в него вбухано, а я даже не запомнила, как кого зовут. Знаю только, что высокий симпатичный парень с тонкими чертами лица и татуировкой на две руки Артур, мне он безумно понравился, поэтому кроме него никого не замечаю. Маленький пухленький в рубашке, похожий на мажора недотрогу, вроде Ваня, а вот третий, вульгарно заносчивый, с очень крупными чертами лица, представился на столько невнятно, что остается только предполагать.

- Девчонки, а поехали с нами? – предлагает толи Костя, толи Кирилл.

- Нет, нам пора, - перебивает его Жанна. Алина поддакивает ей.

- А мы поедем, - Оля уже совсем хмельная, - да, Вер?

- А тебя Верой зовут?

- Да, а тебя как?

- Костя, прикинь, - мы все заржали собственной невнимательности.

Девочки, услышав, что мы едем к ним, сразу же отчаливают. За своей спешкой даже "пока" сказать не успевают, не им, а нам, мы все-таки успели познакомиться. Неужели они подумали, что если они задержатся, то их непременно изнасилуют. Так и хочется сказать, да кому ты нужна, они всем подряд предлагают.

После нашего согласия, они начинают торопливо собираться, может, боятся, что передумаем. Для них это что-то особенное, вся эта игра: подцепить, снять, привезти, соблазнить или развести. О, такой интересный процесс, самое главное – потом хорошенько съехать и отвязаться.

Вызываем такси. Я еду только для того, чтоб побыть с Артуром, поэтому при выходе беру его за руку. Оля же идет рядом с Костей, потому как он оказался хозяином квартиры, куда мы собирались поехать. Уже в дороге Ваня соображает, что ему не хватило девушки, и начинает ныть. Костя посылает его в жопу, а Артур советует пройтись за проституткой. Он никак не реагирует на наши слова, тогда Оля просит водителя проехать мимо стрип-клуба, в котором мы раньше работали. Когда мы подъехали, Костя смачно выругался:

- Какого хера, мы ж на хату ехали.

- Это для Вани, - Оля перехватывает его руку, потянувшуюся к водителю, - Вань, спросишь Лиду, скажешь от Оли. Она тебе понравится.

До места мы доехали быстро. Ребята шумно завалились на кухню. Артур первым делом полез в холодильник за вискарём, Костик же спрятался в шкафу, что-то выискивая.

- Девчонки, колой разбавлять? – спросил Артур, подсаживаясь к нам за стол.

- Конечно, - я придвинулась ближе к нему. Мне совершенно омерзителен Костик, и я ни в коем случае не хотела бы оказаться с ним. Но при этом мне настолько же понравился Артур, что я не могу успокоиться в ожидании того, когда же окажусь с ним, точнее он во мне.

Подошел Костик.

- Коктельчик? – он кинул на стол маленький прозрачный пакетик с белым порошком.

- Эт чё? – у Оли заблестели глаза.

- Амф с коксом пополам. Будешь?

- Да, - Оля игриво облизнула губы.

- А ты? – он посмотрела на меня. Я только кивнула в ответ. А почему бы и не попробовать.

Он сделал на диске четыре маленькие полосочки, подправил их пластиковой картой, и свернул трубочкой сторублевую купюру. Пол дорожки втянул одной ноздрей, пол – другой. Оля в точности за ним повторила. Толи я не ожидала, что порошок такой легкий, толи не рассчитала количество, но на полувдохе вся дорожка испарилась.

Мы с Артуром курили, облокотившись друг другу на спину, и наблюдали за тем, как Костик замешивает Оле свой фирменный коктейль. Она сидела на кухонном столе, положив ногу на ногу, и внимательно за ним следила. Появилась бодрость и желание – это действие амфитамина. А еще вспомнилось все, что однажды было забыто, вся жизнь казалась простой и легкой, каждое движение обоснованным, каждый случай правильным -

чувствовался кокаин. Тянуло поболтать, мне безумно хотелось поделиться с ними своим мнением, рассказать все истории, которые скопились во мне, но среди всей этой ерунды было легко сказать лишнее, проболтаться о работе, или о знакомых, которых нельзя упоминать всуе. Поэтому, долго ломаясь и сдерживаясь, я предложила Артуру показать, где у них ванна. Люблю спать с парнями, которых безумно хочу сама.

Спать не хотелось до самого утра. Встретив рассвет на балконе с чашкой кофе и сигаретой, отзываю Олю в сторону.

- Может домой?

- Поехали, - ей более чем понравилась эта идея, - ребята мы домой, пока, - не услышав ответа, она заходит в комнату и спешно начинает собирать вещи, раскиданные по всей квартире. Я тоже начинаю спешить, боясь, что она так и убежит, не дождавшись меня.

- Вер, - незаметно за спиной оказался Артур, нежно прикоснулся к моим плечам, - номер оставь, я вечером позвоню, - он почти мурчал.

Хочет позвонить, предложить увидеться, долго рассказывать, какой он серьезный и одинокий и как мало нормальных девушек, наверное, предложит сходить в кино, или на каток, поначалу будем болтать по полночи, обязательно переспим ещё. Но через неделю или две он начнет не сразу отвечать на звонки, раздражаться, когда я буду спрашивать о его планах на завтра, у него резко прибавится море работы, а там ещё друзья, к которым не сможет меня взять, и вот так однажды забив на него, не дождусь обратного звонка. Опомнившись через неделю, он напишет что-то типа – привет, как дела, куда пропала, а я был занят или уезжал, подруге привет, звони. А что для меня его звони, если в ответ будет – занят, не могу, уезжаю, работаю и пр. Естественно не позвоню. А если влюблюсь за то, пускай короткое, время, что будем вместе. Вот так приду, чтоб увидеть, или случайно встречу на улице и слишком радостно отреагирую? Что получу в ответ? Переболело, перегорело, но что-то с приставкой пере-, в смысле передумал; а может, ответит - ты меня не так поняла, что тоже очень часто встречается; или самое коронное – я люблю другую.

- Нет. Я вечером буду занята.

- А завтра?

- Уезжаю.

- На долго?

- Может надолго, еще не знаю.

- Так, - он чему-то смутился, - мы сможем еще увидеться?

- Нет.

- Почему?

- Я люблю другого, - разворачиваюсь и иду в коридор, где Олька уже натягивает сапоги.

- Слышь, - на улице оказался сильный ветер, он искажал Олин голос до писка, - надо было заранее такси вызывать.

- Пошли, щас поймаем что-нить.

- Вер, а вы чё, поругались?

- В смысле?

- Ну, с этим, Артуром. Что он такой грустный вышел?

- Он номер просил, хотел увидеться, а я не дала.

- Вот это правильно. Все в жопу.

 

***

 

Пасмурная осень пахнет гнилой листвой, от сырости постоянно мерзнут ноги. Мне приятно наблюдать эту осеннюю депрессию на улицах, потому что только сейчас погода соответствует моему внутреннему состоянию, в котором я живу вечно. Туман, слёзы, холод, разочарование, сухие ветки, острые слова – как будто я оказалась у себя внутри, в своем сознании, во сне наяву, вот только за мраком сгустившихся туч не разглядеть ни солнца, ни любви. От скуки затусила с одним мужиком. Ему немного за сорок. Нельзя сказать, что сильно богатый, правильнее будет не жадный. В принципе стандарт, жена ребенок, еще есть бывшая жена, от которой тоже ребенок. Дети взрослые, жены на своей волне, никто друг другу не мешает. Если надо, поможет им деньгами. Вечер – кафе, караоке, подозрительные типы, криминальные разговоры, как-то интригует. Жена не беспокоит, видимо они гуляют по договоренности отдельно друг от друга. Ночь – дорогая гостиница. Как-то даже цветы купил. Нахрена цветы, лучше б денег дал!? Или женщину из меня сделать решил? Или старая закалка просто сказывается? Не важно, время проходит быстро и прикольно. Может даже я и захотела б стать его постоянной любовницей, если б он не был столь гулящим. Причем в прямом смысле этого слова. Сегодня я, завтра кто-то из наших, потом из других, и так все время, по кругу, без остановки, без передышки, боится что ли помереть внезапно и всего не успеть. Вот только чего? Не натрахаться? Нехорошо, но плевать, он платит, шутит, покупает цветы и подарки, да и в принципе совсем не противный.

Встретились совсем ещё днем. На улице первый снег. Сидим в кафе, он, я и еще какая-то девка. Даша, по-моему. Прозванивает друзьям, договаривается о сауне. Звонит бывшая жена. Сразу стало понятно кто звонит по тому, как он выругался, но он нам ещё и телефон показал, так и записана – бывшая.

- Какого хера ей надо?! – и уже в трубку, - я занят!

За три месяца нашего общения я не видела его в таком нервно возбужденном состоянии. Из всего сумбура слов, слышимых из его мобильника, произнесенных полукриком полушепотом, на ноте отчаянного срыва, можно было разобрать, что их сын попал в аварию. С друзьями на машине вылетели с моста. Травма головы, шеи, и чего-то там еще.

- Я вышлю денег, - он даже вроде немного смягчился. Погрустнел что ли.

- Ему совсем недолго осталось. Он хочет увидеть отца. Просил позвонить тебе.

- А он сам не мог позвонить?

- Он в гипсе весь, часть тела парализована, ему сложно разговаривать.

- Язык то не парализован?!

- Нет. Но ты должен подъехать.

- Я вам ничего не должен. Завтра заеду, а сейчас я занят, - обнимает меня за плечи.

- Но смерть то тебя ждать не будет, – она рыдает.

- Ладно, - кидает последнюю фразу в телефон, - доискался на жопу приключений. А я говорил ему, что коли мозгов нет, так не хер и переться туда, куда не надо.

Он злобно бросил телефон на стол, залпом выпил оставшиеся сто пятьдесят или двести грамм, занюхал огурцом, хотя раньше никогда так не делал, и попросил съездить с ним. Ладно, чего уж там, съездим, раз надо.

Больница. Голубые стены, запах лекарств и каши. Блики на стенах, и все застыло в непроницаемой бездвижности. За окном осень, за больничной дверью – боль и смерть. Молодой парень, лет двадцати, лежит на металлической кровати, весь в гипсе, к голове прикреплены утяжелители, оттягивающие ее назад, и не дающие позвонкам сместиться обратно. Он как мумия, и шевелить может лишь одними зрачками. Мы с Дашей остановились перед дверью, он зашел в палату.

- Как-то жутко все, - прошептала она и стукнулась спиной о стену возле палаты, закинув голову, и осуждающе раскачивая ей.

Дверь оставалась открытой, и поэтому было все видно и слышно. Они разговаривали не громко, она рассказывала ему подробности аварии и того, что сказали врачи. Он нервно отвечал, бросая коротки фразы.

- Я был занят, - на срыве со злостью кричит он.

В ответ рыданья. Она отводит его в сторону:

- Врачи сказали, не выживет, - нам всё прекрасно слышно, потому что они стоят почти около нас

- Жаль, но что я могу поделать… Я могу что-то изменить? Нет. И чего тогда ты от меня хочешь? У меня своя жизнь есть, которую я не могу отложить или поменять.

Парень не может шевелить головой, чтоб отвернутся, слезы стекают по вискам. Он знает, что не выкарабкается, мать все время плачет, она убита, он хотел увидеть отца – зачем? Любит его, или, может, чтоб поддержал, сказал, что это не страшно, все там будем. Или черт только знает зачем – зачем такой отец? Мой умер, когда мне было два года, я помню, как долго плакала мать. Она и сейчас плачет, в день его рождения, в день смерти, в день свадьбы, в день моего рождения – типа, жаль, что не дожил. Я ещё, когда подросла, думала, что самое главное, чтоб был живой, а там всё, по сравнению с этим, пустяки, но теперь понимаю, что нет. Он умер, но я знаю, что он любил нас, меня и мать. Женился, потому что любил и хотел жениться, и ребенка хотел, может и еще много чего хорошего сделал бы, если б не несчастный случай на заводе. Но не бросал, не предавал, а остался в памяти любящим и заботливым. Ведь те, кто предает, становится никем, или даже хуже – объектом ненависти. А что может быть хуже ненависти собственных детей?

Чувствую жалость к этому молодому человеку, даже не потому, что он умирает, а потому, что к нему так относит его отец, которого он так хотел видеть перед смертью, что попросил мать, не общавшуюся с ним столько лет, позвонить и попросить прийти. И что? Пришел, сказал, что равнодушен, что он занят… шлюхами, и всё.

Я не осталась с ним на ночь, сказав, что от запахов больницы стало дурно. Он умудрился выругаться, что это они виноваты. Кто они?

По приезду домой, стала дожидаться Олю. Пока ждала, писала стихи, у меня, оказывается, неплохо получается, вот только много курю. Мне надо было ей всё рассказать, всё, что произошло за день, особенно там в больнице. Воспоминания отчеканились на мне и давили тоской, не отпуская, не давая уснуть. Нужно выговориться. Мне было грустно, толи от увиденной картины, толи от равнодушия этого человека к своему умирающему ребенку, толи от жестокости всего этого мира.

Оля пришла почти под утро. На часах была половина пятого. Она явно не располагала на длинные ночные беседы, завалилась напротив меня в кресло с кружкой зеленого чая.

- И чего ты паришься? В этом мире все так. Поэтому, если не хочешь страдать, делай больно. Либо одно, либо другое. Отражай зло от себя, отталкивай, только с ещё большей силой, чтоб отдача была больней, чем то, что пытаются тебе причинить. Тогда ты будешь сильней, тогда тебя будут бояться, и не посмеют обижать. Побоятся.

- Но я не хочу, чтобы меня боялись. Я хочу, чтоб меня любили.

- Вера, я тебя люблю. Ты довольна?

- Ты же не лесби…

- Какая разница?! Я тебя люблю.

- Я тоже тебя люблю, но...

- Что но? Я не парень? А тебе именно парень нужен? Членов мало что ли?

- Ты моя подруга.

- И чё?

- Да так, странно как-то…

- Вот! Как только получаешь то, что просил, сразу же становится мало. Чего тебе не хватает? Чего ты хочешь? - она театрально становится на одно колено, - чего тебе надобно, душенька моя?

- Где будем отмечать Новый Год?

- Ой, бля, работать. А вырученные деньги за эту ночь потратим, например, на недельку в Чехии, или в какую-нибудь другую страну поедем, где можно погулять, побродить по красивым улицам, выпить вкусного вина или настоящего пива, а?

- Давай.

 

***

 

На выходные запланировали поход по магазинам. Покупаем новогодние подарки, в основном себе. Я хочу что-нибудь подобрать для матери, Оля деду, хотя приедем к ним мы совсем не скоро. Видимо нас захватила рождественская мания делать приятное. Наверное, было бы замечательно иметь любимого человека, поздравить его, купить подарок, долго думать над тем, что бы ему хотелось получить. О том, как он обрадовался бы, может, улыбнулся, может, поцеловал, а может, сделал бы тоже какой-нибудь сюрприз. Приятный. Я до сих пор помню глаза Саши, когда я подарила ему брелок с надписью его любимой футбольной команды! Именно такая внимательная мелочь и оказывается самой приятной. Хотя, почему-то мне кажется, что лучший подарок для парня, это пригласить всех его друзей на какую-нибудь свободную хату, каждому заказать по проститутке, плюс пара профессиональных танцовщиц, пиво или водка, в зависимости, что он любит больше, может легкие наркотики, и оставить его со всем этим, а самой свалить на сутки, или на неделю, а лучше навсегда.

Получается, что отношения – это тема только женских мыльных опер. Женщины хотят постоянства, потому что перемены партнеров сказываются на их здоровье, им нужен брак, потому что они по своей природе хотят детей, а тем в свою очередь нужен отец, полноценная семья, так сказать. И вся эта дребедень: семейный очаг, верность, постоянство, дети, любовь – бред недоебаных сучек. Во время таких размышлений вспоминается фраза Набокова: " что та или другая плюхнется, как налитой соком плод ко мне на холодное лоно…", а я бы добавила ещё слово перезрелый – перезрелый налитой соком плод, готовый лопнуть от малейшего прикосновения. Вот, в этом-то и дело, женщины всё время хотят иметь при себе мужчину, а точнее готовый трахнуть их член. Это заложено где-то в генах – женщинам больше надо, чем мужчинам, и поэтому они не могут рисковать, бросать имеющегося партнера ради поисков другого, а вдруг не найдут, когда как мужчины на это реагируют совершенно по-другому, для них это игра, где секс – вознаграждение победителю и только. Выиграл – получил, они не страдают угрозой остаться одному, ведь для этого есть Мы, девочки.

А как же Владлен? Он предложил мне выйти за него замуж. Зачем? Зачем ему это надо? У него ведь столько возможностей! Или боится в конечном итоге заразиться, сторчаться, спиться? Всё-таки работа не только позволяет, но и предоставляет. А так: мнимая верность, наигранная сдержанность, и, может быть, дети. Хотя, зачем ему дети, чтоб портили пленку и ломали аппаратуру? Или потому что так положено? Скорее всего. И вновь общественное мнение берет верх над мозгом индивида! Потому что так положено! Если его не послушать, то станешь изгоем, неправильным, ненормальным. На тебя будут коситься, показывать пальцем, ты станешь зверушкой в зоопарке, примером "как не надо делать". Если ты парень, то ты должен быть спортивным, иметь работу, желательно в офисе, носить по будням галстук, а по выходным футболку и джинсы, выезжать на выходные с друзьями, иметь Нормальную девушку, и выпивать только по праздникам. Если ты девушка, то ты должна ни пить, ни курить, не читать плохих книжек, при виде картинок с голыми людьми краснеть, мечтать быть прилежной домохозяйкой, или тоже работать в офисе, нарожать детей, желательно двух (когда много тоже осуждается), и визжать от счастья при виде грязной посуды, подарка на восьмое марта и секса по выходным (если это не слишком часто для нормальных людей).

Я больше не хочу верить в любовь. Это феромоны и прочая хрень, типа природа зовёт, но как зовёт, так и отзывает. У кого через неделю все проходит, у кого через год, но проходит безусловно. Просто иногда выгоднее продлевать отношения, разукрашивая их экспериментами в постели, путешествиями, детьми или собаками. Вот и всё.

 

Я одета в ботфорты без каблука, узкие штаны и серый свитер толстой вязки. Волосы зачесаны по моде, часть челки падает на лицо, в основном на очки с большими сиренево-розовыми стеклами, Оля же нацепила каблуки, короткую юбку и рубашку с безрукавкой, ей явно хочется привлекать внимание. Мы заходим почти во все магазины, не зависимо от того, есть ли там скидки или нет. Фирмы, бренды и марки нас никогда не интересовали, даже сейчас, когда мы можем себе их позволить. Но зачем нам понты? Тем более, если они глупо смотрятся. Перечислить названия магазинов, дорогие вперемешку с дешевыми. Саваж, подиум, терранова, би фри, и пр.

- Зачем ты это смотришь, это же бесформенная тряпка!

- Мне кажется, что мне пойдет.

- Фу.

Перекур в кафе в центре торгового центра, вокруг магазины, лавки, люди, и все снуют туда сюда. Мы пьем кофе, сидя за маленьким квадратным столиком с очень мягкими креслами, между нами небольшое расстояние, но из-за всего этого шума мы плохо слышим друг друга. Оля играет бровями и моргает, пытаясь заменить этим речь, я улыбаюсь ей в ответ, меня это только смешит. Когда мы уже собираемся уходить, к нам подсаживается молодой парень с соседнего столика. Светловолосый, голубоглазый, модная стрижка, розовая рубашка, безрукавка с принтом – прям идеал последней моды. На вид порядочный, из состоятельной семьи – на руке дорогие часы, белоснежная улыбка.

- Привет, - говорит он нам с Олей.

- Привет, - отвечаем хором.

- Можно я тут посижу?

- Конечно, - отвечаю ему, - тем более что этот столик уже освобождается. И никто вам не будет мешать.

- Не, я так не играю, - он употребил слово "играю", - может, еще по кофе или что-нибудь покрепче, например, мохито?

- Давай, - а сама думаю: ну, почему бы и не поиграть?? Хотя, раз предложил из всего, что покрепче именно мохито, значит, привык к глупым и примажоренным.

- Данил.

- Вера.

- Оля, - она мне помигивает, типа симпатичный.

Когда мы вышли на улицу, Оля наклонилась к моему уху и прошептала:

- Читай по губам, он милашко.

- Тебе понравился?

- Нет, тебе.

- Ну, не знаю даже, он прикольный, веселый такой.

 

***

 

Одиночество – тема мира. Оно вдохновение, оно и муза, и причина, и тема всего творчества. Не любовь, а именно одиночество. Ну, может быть, ещё секс, наркотики и рок-н-ролл. Но это в меньшей степени. Потому, что даже музыка рождается не от обильного счастья, а именно от одиночества, и на наркоту садятся тоже не от безумной любви.

- Мари, скажи, а ты когда-нибудь любила? – я весь день таскаюсь без дела. Успела выпить, помогая за баром, и теперь гружусь разгадкой популярной тайны "а влюбляются ли проститутки? И насколько сильна их любовь?"

- Ты начиталась дешевых романов? Или опять об косяк головой стукнулась? – возмущается она своим тихим томным голосом, при этом продолжая затягивать на девушке корсет.

- Нет.

- Милая моя, мы развратнее, пошлее, проще, смелее, но мы женщины, самые обычные. У кого-то есть возможность и силы любить, у кого-то нет, тут дело не в том, домохозяйка ты или проститутка, а в наличии органа, которым любят.

- Да, не, я не про то. Я про тебя. Ты когда-нибудь любила?

- Нет.

- Понятно.

Почему-то, именно когда выпьешь, тянет выяснить глубинную тайну, жизненную теорему, причину всех причин – и твое состояние тебе кажется самым восприимчивым и чутким. Я продолжаю дальше рассматривать узор в кружке, оставшийся от растворимого кофе, на столе передо мной сотовый. Я вообще последнее время с ним не расстаюсь, с тех пор как оставила номер Данилу. Он написал смс, потом позвонил, предложил встретиться на следующих выходных, я согласилась. И вот теперь, как завороженная, таскаюсь с телефоном, находясь постоянно в ожидании того, что вдруг он напишет, вдруг захочет пообщаться. Ну, что за бред, что за состояние?! Я же заранее знаю, что у нас с ним ничего не получится. Он мальчик, невинный хороший мальчик, а я распутная девка, продавшая душу дьяволу. Но так хочется, чтоб он позвонил.

Всё время кажется, что звонит телефон. Мелодия, которая стоит на звонке, играет в голове. Беру его в руки, он всегда под рукой, меняю музыку. Теперь всё перемешалось. В голове начинает играть прежняя мелодия, потом звуки становятся расплывчатыми, теряют окраску и бац, играет новая мелодия, которую я поставила несколько минут назад. Черт, неужели схожу с ума? С чего бы? С того, что не звонит какой-то парень, которого я толком не запомнила и, в принципе, с которым ничего серьезного не планирую? Вроде, нет. А с чего тогда?

Я вновь возвращаюсь к Мари, она уже отпустила бедную девочку, нарядив её в средневековый костюм.

- Мари, что со мной?

- Иди, пощупаю, - она протягивает ко мне свои высохшие руки-ветви.

Подхожу к ней, почти вплотную. Она пробует лоб, проводит ладонью по лицу, глазам, носу, губам, потом щупает грудь, опускает уже две руки вдоль талии, сжимает бедра. Она гладит меня, притягивая всё ближе и ближе к себе. Я чувствую шеей её прерывистое старческое дыхание, которое отдает мятой и сигаретами. Её волосы крепко заколоты, но они щекочут мне плечи и грудь. Я упираюсь в нее, боясь раздавить своей назревшей плотью ее хрупкое, ссохшееся тело. Она целует меня, крепко, влажно, не отрываясь. При этом щекочет, пощипывая за грудь. Я ничего не делаю, просто стою, и получаю ее ласки. Они мне приятны. Я хочу, чтоб она продолжала, не останавливалась. Я не хочу с ней спать, не хочу кончать, просто хочу, чтоб она меня ласкала, также как сейчас, только ещё, ещё немного. Она подталкивает меня к дивану, я послушно следую за ней. Сажусь поглубже, облокачиваюсь, она почти заваливается на меня. Целует шею, пальцами перебирает у меня между ног, поочередно засовывая их внутрь. Мой голос сдавлен, он похож на стон.

- Я не хочу кончать, - шепчу ей на ухо.

- А я тебе этого и не дам.

 

***

 

Играет Massive Attack, Angel.

"Love you, love you, love you, love you, love you, love you, love you, love you, love you…"

У нас уже по второму джойнту. Какая-то голландская хрень. Олег орал, что срывает башню, а мы пока только загипнотизировано смотрим в одну точку. Она даже не шевелится, эта точка. Просто смотрим, и всё. Тупим. Одна и та же мелодия звучит вновь и вновь, видимо случайно нажали повтор, но встать и переключить нет сил, она нам в принципе не мешает.

- Оль…

- Да…

- А ты меня правда любишь?

- Да…

- А ты будешь ревновать, если я все-таки встречусь с тем парнем?

- С каким?

- Данил, по-моему.

- Нет, не буду.

- Почему?

- Потому что он все равно не будет любить тебя так, как я.

 

***

 

В зале небольшого кафе очень светло. Белые стены, светлый интерьер, большие окна. Он сидит напротив меня. Между нами чайник зеленого чая и пара блюдец с пирожными. Он рассказывает, как недавно ездил в Прагу. Я тоже хочу в Прагу, и скоро туда поеду, сказала я ему.

- Обязательно съезди, - отвечает Данил.

- Конечно, - и думаю в ответ: "только без тебя".

Через некоторое время он переводит тему на обсуждение друзей. Мне совершенно не интересно про них слушать, не потому что я их совершенно не знаю, а потому что он высказывает свои осуждения о них, с которыми я не согласна. Он говорит, что его друг бросил девушку только из-за того, что та отказалась с ним куда-то поехать. Он говорит, что так нельзя поступать. Я киваю, но про себя думаю, что наоборот всё правильно, это была причина расставить всё на свои места, если не нравится, уйти, нравится – все простить.

- У меня много не серьезных друзей, - он склонил весь разговор к интересующей его теме, - а я бы хотел, наконец, остепениться.

- Несерьезность это плохо, - киваю я его словам. - "Ну, да, в твоём возрасте это не остепениться, а глупость и ошибка, как будто у тебя могло много чего быть", - скачут мысли сами собой.

- Я вот никогда не могу на первом свидании склонить все к постели, - продолжает он.

- Это так пошло, - я продолжаю кивать, - "тьфу, а что сейчас ты делаешь? Зачем вообще завел эту тему, разве не для того, чтоб клонить меня к сексу?"

Я не стала ему противоречить. Угу, я ж такая неотразимая, что он, увидев меня, обомлел, и решил сразу же жениться. Несколько часов он мне расписывал, какой он хороший, ну так, чтоб уши развесила и дала. Как же ж такому хорошему не дать, он же все равно решил жениться на мне?!

Общались весь день, ходили в кино, он купил мне цветочек. Такую большую ромашку. Очень приятно. На прощанье пытался поцеловать, но я его остановила.

- Нет, еще рано.

Для него теперь всегда будет рано. Пока не женится. И встречаться я с ним продолжу, только чтоб посмотреть, на что ж ещё пойдет его изворотливо хитровыебанный ум, чтоб побыстрей затащить меня в постель. Но ни за что не дам, ни за что!

Увиделись мы через день, у нас совпали выходные.

- У меня есть ликер, ещё летом с Голландии привез. Может, опробуем?

- Давай, - "о, с Голландии – круто. Нашел чем заманить. Но мне все равно, тебе ж хуже будет".

Приехали к нему. С кем живет не понятно, скорее с родителями, потому что квартира очень большая, многие двери закрыты. Экскурсию он проводить не стал, пригласил к себе в комнату. Уютно, ничего не скажешь.

Гордон Руж – марка знаменитая. Ох, как же он активно настроен.

Включает музыкальные клипы, в основном неизвестная у нас зарубежка, но не плохо, многое мне нравится, надо взять на заметку, танцевальные композиции вполне подойдут для работы. Он сидит возле меня на диване, завел руку мне за спину, облокотившись на спинку дивана. Свитера, в котором он меня встретил, уже нет, когда успел переодеться, я не заметила. На нем только рубашка, расстегнутая до середины и джинсы. Перед нами ноут, я перелистываю ролики, в поисках более танцевальных мелодий. Один из них оказывает обычной порнушкой, он краснеет, извиняется, хотя должен был знать, что я до них дойду, раз они там есть, а я листаю все подряд.

- Бывает, - что я еще могу ему сказать. Видом стараюсь показать, что смущена. Но не очень-то у меня это удается, слишком сухо всё.

- Ну, когда девушки нет, - и это он мне объясняет, - надо ж как-то выкручиваться…

- А как же девочки, в смысле по вызову?

- Фу, я до такого не опускаюсь.

"А до того, чтоб невинных соблазнять, значит опускаешься?! Лучше уж шлюху снять, чем девушке сердце разбивать и честь её марать". Я ж то в данной ситуации для него невинная овечка, а он уже всё предпринял, чтоб переспать со мной. Вот и сейчас, вроде порнуху переключил, а среди других клипов снова голые жопы открылись, как будто не знает, что за чем следом идет. Наконец-то включил музыка, довольно-таки медленную, мне не нравится, и он об этом знает, я ж ему рассказала, что танцами занимаюсь, да и весь вечер более быстрый ритм кала. Может, думает, что романтично. Наклоняется ко мне, целует.

Вообще всё прикольно придумано: подвыпившие, все так уютно и безопасно, он таким хорошим представился, что как-то автоматически в нём уверена, а порноролики, я на них не падка, но повлияли.

На поцелуй отвечаю, но его рука спускается ниже, сжимает талию, скользит по бедрам, другой он едва докасается до груди. Вот и вся учтивость, романтика, уважение. Я прекрасно знаю, что он мне скажет после секса, и тем более завтра, если я ему позвоню, сам-то он мне больше никогда не позвонит. Будет нервно объяснять, что занят, много работы, надо ехать в командировку, что позвонит, когда освободится. А если начну настаивать и оскорбляться, то скажет, что я его не правильно поняла, он не предлагал мне встречаться, потому как ему девушка не нужна, так как много заморочек на работе, там поездки всякие. Или, что у него есть другая, а я ему просто так сильно понравилась, что он захотел просто пообщаться, а тут вот так совсем всё случайно получилось. И я, конечно же, брошу трубку, а он спокойно отложит телефон в сторону и самодовольно ухмыльнется, типа схитрил, такой умный, ему же ведь всё можно.

Останавливаю его, говорю, что не могу так быстро. Он тормозится, но продолжает настаивать.

- Не, не, не, не могу, - поднимаюсь с дивана и, как бы случайно, одна бретелька моей летней майки, я свитер сняла, зацепляется за его руку, плечо полностью оголяется, виден маленький на меня лифчик, из которого слегка выглядывает сосок.

Он возбуждается нереально, старается меня удержать, всё время тянется, чтоб поцеловать. Я уварачиваюсь, но так, чтоб он смог зацепить меня, прикоснуться. В конечном итоге он сильно хватает меня за предплечья и тянет на себя. Я вскрикиваю, отталкиваю его, надеваю свитер, по пути к входной двери надеваю пальто, быстро ныряю в сапоги. Всё это время он просит остаться, называет милой, дорогой, любимой. Я говорю ему – пока, и хлопаю дверью, из-за которой сразу же раздается набор мата, теперь я грязная тварь, сука и кто-то там ещё.

Однажды мне сказали такую фразу: проходя мимо говна, не принюхивайся, - так вот, и действительно, если сразу видишь, что гавно, зачем экспериментировать? Забавы ли ради? Надо менять круг забав, хотя смешно вышло.

По дороге домой зашла к знакомому барыге, хотела взять травки, чтоб с Олей отметить удачное подтверждение моих теорий на практике.

Переходя через дорогу, оглянулась назад, проверить, не следят ли, а то наркота всё-таки. Нет, не следили, зато во всей уличной толпе, которую я быстро окинула взглядом, увидела знакомое лицо. Глеб. Он стоял возле кафе и разговаривал с толстым и лысым чудаковатого вида немолодым человеком. Наши глаза встретились, но я сразу же отвернулась и быстрым шагом пошла вперед, зайдя за угол – побежала. Я так не хотела встречать один из самых неприятных моментов своей прошлой жизни, что готова была бежать, бежать, не останавливаясь, до самого дома.

 

***

 

В Чехию полететь так и не удалось, потому что мы не успели сделать загран паспорта. Как-то глупо получилось. Кто-то пошутил, что надо устроить репетицию нового года, и мы ее устроили. Придется отложить это удовольствие на весну, или на лето. Зато Олежек предложили поехать с ними в Домбай. Горы, воздух, водопады, почему бы и нет?!

Набралась компания из восьми человек: две пары геев, Ванда, тридцатилетняя проститутка, со своим бой-френдом и мы с Олей, кажется, они подумали, что мы тоже пара, хотя это уже не важно. Всё это мероприятие придумал Олег, наш админ. Он и его парень Рома были явными и яркими представителями их гей-культуры. У Олега прическа Димы Билана, только выкрашенная в рыже-красный цвет, пробита бровь в трех местах, пирсинг в губе и языке, короткая красная куртка, низкие джинсы, длинный цветной шарф кишкой, которым он постоянно цепляется за все предметы. Рома же предпочитает более свободные вещи, на нем постоянно цветные балахоны восточной раскраски и много фенечек и других более женских аксессуаров, он и ведет себя почти как женщина. Но вот их друзья, в отличие от них, совершенно не похожи на геев. Александр, солидный мужчина лет сорока, с кудрявыми волосами, бородкой, усами, в замшевой куртке, очень похож на какого-нибудь писателя или художника, в принципе он и есть литературный критик, а его друг как раз таки художник, дизайнер клубов, баров и прочих помещений, нуждающихся в дизайне. Его настоящее имя Виктор, но за сходство во внешности его все называют Шклярский. Единственное, что его отличает от сценичного персонажа группы Пикник, розовые очки с круглыми стеклами, эдакий хиппи вариант. Ванда стандартная надувная кукла: силиконом сделаны губы, в груди плюс три размера к своим, татуаж везде, где только можно, белые пепельные волосы, загар из солярия а-ля бронзовая статуэтка, соответствующие вещи и бижутерия. Если б мы не знали ее лично, как веселого заводного человека, любящего выпить, погулять и покуролесить, то очень бы удивились ее присутствию в нашей кампании. Но вот чему действительно стоит удивляться, так это её парню. Высокий, строгий, в кожаной куртке, забривки на голове, на шее видна тату, говорящая о своем продолжении по всему телу. Встретила б на улице, подумала, что скинхед. Но он с нами, со своей девушкой сомнительной работы, её такими же подругами и парочками геев.

- Неделя в другом измерении, готовьтесь друзья, - кричит Олег, стоя на самом краю перрона, Рома держит его за край куртки, чтоб тот не упал на рельсы. Поезд должен вот-вот подойти.

- В нашем распоряжении будут земля и космос, - Олег задирает вверх руки, оголяя живот, его джинсы настолько низкие, что видна полосочка на заднице, - моря, горы, мы улетим!

- Он просто взял месячный запас кислоты на неделю, - поясняет Рома.

- На всех? – Ванда явно не поверила ему.

- Да, так что пристегните ремни, мы покидаем землю, впереди турбулентность, но ничего не бойтесь, сейчас мы увидим облака.

Его последние слова прервал гудок приближающегося поезда.

У нас было два соседних купе, закинув вещи, мы завалились в одно, доставая из сумок заготовленный алкоголь и закуски.

- Начнем с алкоголя или? – Олег вытащил из сумки небольшую шкатулку, и поставил ее на центр стола.

- Я или, - Рома ласково обнял его за талию.

- А у них можно много чему научиться, - прошептала я Оле на ухо.

- В смысле быть психом?

- Нет, посмотри какие они женственные.

- Вер, - наш разговор услышала Ванда, - потому что это им надо. Если б обычным мужчинам тоже была нужна такая ласка, то женщины вели б себя по-другому. Ведь потенциальные партнеры и диктуют образ требуемого поведения. Мы соответственно хотим нравится, и подчиняемся этому образу, подсознательно, это вбивается нам в мозг, что мы уже не можем осознать, где навязанная модель поведения, а где индивидуальные черты.

- Она права, - Оля протянула мне сьакан с вином, - мужчины восхищаются скромной и неприступной женщиной, они говорят, что та желанней, за которую нужно больше бороться и страдать. Вот поэтому все бабы и скрывают свою суть под балахоном скромности, и типа я вообще не такая, - она манерно махнула рукой.

- Ну, можно ещё соответственно выглядеть и дороже стоить, - Ванда обвела себя рукой, показывая свои прелести, - тоже, не у каждого на такое хватит денег, вот и смотрят постоянно с открытыми ртами.

- Девушки, я в глубине души на сто процентов уверен, что вы не правы, - Александр уже освободился от нарезания сыра, - есть одна очень правильная немецкая фраза, она была девизом концлагеря Бухенвальд, вырезана на его вратах. "Jedem das seine", что означает каждому своё. Мне вот, например, не нужен манерный разукрашенный дорогостоящий партнер. Зачем? Для меня намного большего стоит его талант, способность сделать меня счастливым, его понимание, его самостоятельность, дар быть собой.

- Милая моя душенька, - Ванда разозлилась его словам, - если бы любили за талант, то я бы не сделала тогда ни одной пластики. Почему же тогда, объясни мне, мужики женятся на сделанных красавицах, а не одаренных простушках? Нет, не перебивай. Любой состоятельный мужик берет себе в жены именно куклу, и этой кукле приходится себя так вести, чтоб поддержать свой статус куклы. И я могу привести множество примеров из жизни. Привести?

- Нет, Ванда, не надо, я тебя понял. Обрати внимание только на одно. Что все твои примеры будут примерно из одной среды. Бизнес, предпринимательство, политика и прочее в этом духе. И им, вполне возможно, действительно не нужны ни таланты, ни личности, ни даже наличие разума в голове супруги. Она ведь им нужна как аксессуар, красивый, дорогой, блестящий. Но если ты хочешь другого общения, именно на уровне способностей, а не возможностей, то и общайся чаще с богемой, а не с теми, на ком ты обычно зарабатываешь.

- Да, - ну, точно Шклярский, и голос похож, - мы послушаем тебя, и своё расскажем, и выпить предложим. У меня есть тост, ребята, - он посмотрел на Рому с Олегом, которые упивались друг другом, - тост. Давайте выпьем за нас. За нас таких, какие мы есть.

- Давайте.

- Давайте.

- Жаль, что стаканы пластмассовые, такой тост обязательно должен закрепляться звоном, - сказал Олег.

- Ага, битого стекла, - дополнил его Александр, - а вот вы, Ванда, чем можете нас порадовать в пути?

- В смысле?

- В прямом смысле. Вы играете на флейте, или поете фолк, или, может, по руке гадаете?

- Я могу почитать стихи.

- Вот, с радостью бы послушал.

- Я тоже, - Олег забрался на верхнюю полку, маня за собой Ромку.

- Из последнего вот что есть, - она вытащила из сумочки толстый потрепанный блокнот.

- Никому не надо, чтобы их любили,

Если вы не сможете их бить.

Они других не смогут позабыть,

С кем никогда не смогут быть.

 

Это скорбь мечты проклятья,

И отсутствие любого счастья,

Жизнь среди потерь и горя,

Где несчастье, словно море.

 

Мы потерялись в пространстве

Своих дальних странствий,

Позабыли все названья

Мест, где раздавались признанья…

 

***

 

Высоко в горах было солнце, снег блестел тысячами маленьких алмазиков. Вековые деревья окружали небольшое плато, на котором располагались турбазы. Скалы разрывали линию горизонта, что для нас, степных жителей, было очень не привычно. На самом плато было пасмурно, тень от гор и деревьев создавала сумерки. Мы приехали рано утром, и перед тем как отправится на экскурсию по местности, мы решили отдохнуть с дороги, поспать и отрезветь, что нам крайне не удалось, потому что ровно через полчаса Олег объявил первый координационный сбор.

Гостиница состояла из нескольких небольших домиков, в которых находились номера, по четыре в каждом. Сами номера были очень маленькими, в них было самое необходимое: двуспальная кровать, тумбочка, торшер и шифоньер. В каждом номере был санузел с душевой кабинкой и туалетом. Но на каждый домик приходилась еще гостевая комната, из которой можно было попасть во все номера. Это, видимо, было предусмотрено для случая с большими компаниями или семьями, чтоб не приходилось заходить в номер, а можно было встретиться в гостиной. И поскольку нам достался целый домик, то мы свободно могли воспользоваться общей комнатой. В ней было два больших круглых дивана, низкий продолговатый журнальный столик в виде леопарда накрытого стеклом и сервант со старыми книгами и фигурками снеговиков и гаитянок.

Половина девятого утра. За окном пасмурно и идёт снег. Александр с Вандой принесли большой чайник кофе и чашечки. Олег с умно-задумчивым видом сидел в кресле, закинув ногу на ногу и подперев подбородок рукой.

- Вещай, - сказал Александр, усаживаясь в соседнее кресло, - а то мы все уснем, и ты будешь общаться с полутрупами.

- Я знаю, о чем он будет говорить, - пробурчал Рома и откинулся назад.

- У нас с вами в распоряжении пять дней и четыре ночи. Сегодня у нас по расписанию будет сальвия, верно? – он посмотрел на Александра.

- Верно.

- Так что сегодня гуляем до ужина, а после собираемся здесь. Завтра мы идем на дискотеку, я так называю данс мероприятие в основном корпусе, там где ресторан. Поэтому по случаю предлагаю кислоту.

- Какую? – больше всех заинтересовалась Ванда.

- ЛСД, но есть и мескалин.

- А мескалин для тех, кто более слаб духом, - Шклярский наливал себе уже вторую чашку кофе.

- Ну, можно и так сказать. Поскольку она полностью всех отпустит только к вечеру следующего дня, то на третий день предлагаю обычную бухаловку. А вот в ночь перед отъездом я лично решил испробовать кокс. Вы как?

- За, - Ванда подняла руку как школьница.

- За, - Витя наконец- таки оторвался от кофе.

- За, - Оля заглянула мне в глаза, - верно, Вера?

- Да, я тоже за, - я же знала с кем и куда я еду.

 

До обеда мы проспали. Обедали в столовой, после нам предложили экскурсию. Мы поднялись в гору. Фуникулерная дорога стала настоящим аттракционом. На верху мы долго обсуждали вид сверху, близость облаков и давление атмосферы.

- Две тысячи метров над уровнем моря, - постоянно повторял, как заклинание, Шклярский, как будто эти слова что-то изменят.

- Полторы, Вить, полторы, - поправлял его Александр.

- Кто-нибудь будет спускаться на лыжах? – в руках у Олега уже были лыжи.

- Я точно буду, - Ванда всегда на все готова, - а где ты взял лыжи.

- Идём, покажу, кто еще с нами?

- Я пас, буду встречать вас внизу, - Александр сделал шаг назад, показываю свою неуговоримость.

- Мы, мы будем ждать их внизу, - Шклярский к нему присоединился.

- Оль, я не хочу ехать на лыжах, - когда все так уверенно собрались идти за Олегом, на меня нашла жуткая паника.

- Я тоже не умею, думаю, в этом нет ничего сложного.

- Нет, Оль, я не хочу.

- Не хочешь, иди с Александром, или ты говоришь мне об этом, чтоб я тебя переубедила?

- Нет, чтоб ты не удивлялась, когда не обнаружишь меня едущей рядом с тобой.

- Подождите меня, - Оля уже убегала за ними.

- Ну, что, красавица, идем обратно на фуникулер? - Александр подкрался сзади, от чего я немного вздрогнула, - или пойдем вниз пешком, чтоб они нас ждали?

- А дорога не слишком крутая?

- Нет, что ты, она сильно петляет, но на ней совершенно не скользко, и по пути можно рассмотреть пейзаж. Однажды я поступил в художественную школу…

 

***

 

- Дайте мне пипетку.

- Я не хочу с пипетки, мне это слово не нравится.

- Хорошо, давай называть этот предмет минипулемет, дайте мне кто-нибудь эту херню.

- Ты же сказал, что пулемет, а теперь сам называешь хернёй!?

- Рома, заткнись, я щас все рассыплю, Саша, ну, помогите же мне.

- Олег, может, я сам всё сделаю?

- Будьте так любезны, - он положил все на стол перед Александром, - это всё из-за тебя, - он залез на Рому и стал его толи душить, толи ласкать, - сволочь, ты сволочь.

Ванда тем временем была поглощена своим спутником, а мы с Олей сидели рядышком, с любопытством наблюдая за процессом приготовления.

Одна тяга тяжелого горького дыма обожгла горло. Потом всё тело расслабилось. Ещё чуть позже стало невесомым, затем начало опускаться сквозь диван на пол, сквозь ковер под деревянные доски. Я концентрирую внимание на руке, на пальцах, они свободно и легко поддаются, но я их почти не чувствую. В голове мелькают воспоминания, лица людей вроде бы знакомы, но я не могу понять кто из них кто. Лицо мужчины, его глаза расплываются в стороны, нос растет, всё больше и больше, по нему, носу, бежит маленький человечек, или это нос такой большой. Потом он отрывается от лица и становится дорогой, а человечек становится собакой, потом слоном, потом падает и разбивается на части, они падают и перемешиваются. Ноги, уши, головы, всё одинакового размера, и непонятной кучей куда-то катится. Затем я понимаю, что это я бегу вместе со всем этим, через мгновение это уже не части тела, а большие насекомые, точнее осы, они летят, потом бегут, становятся розовыми, у них больше нет крыльев, у них кошачьи лапки и хвосты как у белок, всё тело в иголках, это ежики, я уверена в том, что это ежики, но у них хоботки, как у маленьких слоников. Маленькие розовые колючие ёжики с хоботками. Хоботки меня всасывают, я бегу по туннелю, там не темно и не светло, но цвета четко различимы, красный, желтый, синий.

Я так и не поняла, сколько по времени длились эти мультики. От получаса до часа. Когда пришла в себя, то застала Александра, Виталия и Олю в отключке, а Олега и Рому за содомией. Ванды с Лешей уже не было.

- Фу, вы чего это?!

- Иди спать.

- Это общая комната, что хотим, то и делаем.

- А остальные?

- Также, как придут в себя, уйдут.

- Вот вы мерзкие.

- А ты просто смотри в другую сторону, - оказывается, Александр был уже в сознании. Он лежал с прикрытыми глазами, и наблюдал за мальчиками, вид у него был очень довольный.

- Я пойду к себе.

Приняла душ, предметы были очень не точными, но это доставляло много удовольствия. Мне редко когда было так хорошо. Оля пришла только через час.

- Ты что там делала?

- Давала советы Олегу с Ромой.

- Они чего, совсем уже?

- А по-моему, прикольно. Когда ты ещё вживую увидишь, как спариваются геи, а?

- Ты спать будешь?

- Какой спать, я пиво принесла, двигайся, давай!

 

***

 

Следующий день начался около часа. Нас разбудил Александр, побоявшийся, что мы пропустим обед.

- Сони, и никакого толку!

 

В этот день у нас была экскурсия на водопады в пещере. Сталактиты поразительны. Но на фотографии, к сожалению, больше выделяются дутые болоневые куртки, ради фотографии я предпочла б раздеться, но боюсь, меня б неправильно поняли. Рома сравнивал эти вековые прелести горных вод с достоинством своего друга. Как всегда всё опошлил.

Я всё чаще повторяю себе под нос – я такая ж, как все, и ничего страшного в том, что мы немного отличаемся от остальных, чуть-чуть сумасшествия не повредит, не повредит, не повредит. Вот только чему не повредит, я не знаю.

После экскурсии самые выносливые, то есть Ванда с парнем, парочка бешенных геев в виде Ромы и Олега, отправились на лыжи. А мы остались сидеть в кафе. Оно располагалось на вершине горы, поэтому с него был хороший вид на лыжную трассу. Умельцам в этом деле все хлопали, а над неопытными и причудливыми смеялись. Когда спускался Рома, все аж привстали. Едет ближе к бортику, пытается затормозить, что-то у него не получается, он наклоняется раком, пытаясь поправить лыжи рукой. В этот самый момент сзади подъезжает Олег, тормозит более удачно, но всё равно врезается в Рому, его лыжи едут параллельно, когда у того они широко расставлены в разные стороны. Хватает его за бедра, и они оба переворачиваются набок. Мы умираем со смеху, так же как все, кто вместе с нами наблюдал эту сцену.

Мне очень приятна компания Александра и Виталия. Удивительно даже, что после всех разочарований, я всё еще могу испытывать уважение к мужчинам. Хотя, они же геи.

- Готы, о я знал пару таких, - Виталий поправил очки на носу, - они оба работали в шоу. В каком-то готишном эпатажном шоу. Полный трэш. Она была стриптизерша, и он, вроде бы, тоже. Яркая парочка. В конечном итоге они поженились. Так вот, на ступеньках загса, вместо голубей, они выпускали белых крыс. У меня даже фотографии остались. Вот это было зрелище. Вместо ура, горько, все кричали – аааа…. Так забавно.

 

- Ты еще не устала от всей этой тусни? – спросила Оля раздеваясь, и заваливаясь на кровать.

- От какой именно?

- Ну, мы сюда отдыхать приехали, а я, если честно, уже выдохлась. Хочу спать и ничего не делать.

- Так не делай.

- Ты сегодня идешь на вечеринку?

- Даже не знаю. А сильно будет заметно, что мы не в … ну, не в адеквате?

- Спроси лучше у Олега, он же это практикует. А лучше у Александра, он честнее.

 

- Конечно, нормально, - Олег явно удивился моему недоверию к этой штуке, - фишка в том, что всё самое интересное будет происходить у тебя в голове. Во-первых, изменятся цвета, станут намного ярче и разноцветнее, во-вторых, исчезнут стены, но не так, что ты их не заметишь и врежешься, а просто их не станет. А внешне, ничего тебя не выдаст, ну, может, только глаза, но там будет темно. Ты будешь в сознании, поэтому сможешь себя контролировать. А так, помимо того, что я перечислил, еще и полнейший кайф, в смысле удовольствия.

- А как это точно называется?

- ЛСД.

 

По поводу цветов он не соврал, вот только нужно добавить, что ты эти цвета ощущал независимо от зрения. Я вот, например, была уверена, что у меня зеленое правое ухо и розовая правая нога. Свет фонарей превратился в радугу, предметы вдалеке испарялись, превращаясь в дым, но если тебе нужно было их увидеть, то ты концентрировал на них внимание, и они как бы подплывали к тебе, выплывали из тумана, и были более четкими, чем ты мог бы их увидеть в нормальном состоянии. В помещении игра цветов поутихла, зато можно было насладиться невероятным ощущением прикосновений. Мимо меня проходит девушка, она на расстоянии полуметра от меня, ветерок от ее движения бьет по моему телу полноценным прикосновением. Мне кажется, что проходя, она приобняла меня. Олег рассказывал что-то смешное, я сижу напротив него, но совершенно ничего не слышу, звук растворяется, не успевая дойти до меня, но, в принципе, мне совершенно не важно, о чем он говорит, мне хорошо.

В номера мы вернулись почти под утро. Расстояние в полкилометра мы шли больше часа. Никто не мог нормально сориентироваться, куда нам идти и тем более зачем. Мы постоянно останавливались то на перекур, то посмеяться.

Когда зашли в номер не смогли полностью раздеться. Вначале мы наблюдали за тем, как от нас убегает пепельница, потом у баночки из под крема выросли паучьи лапки. А под утро я застала Олю в ванной, разговаривающей с душем.

 

***

 

- Запей водочкой, легче станет, - Александр протянул мне граненный стакан, как только я переступила порог.

- Да мне и так хорошо. Лучше ей, - я кивнула назад.

За мной шла Оля, еле передвигая ногами. Ей до сих пор казалось, что некоторые предметы могут убежать.

- Вы не поверите, - шептала она, - он предсказал мое будущее!

- Душ, - пояснила я.

- Да, это сильно, - до смешного серьезным видом проговорил Александр, - а вот Виталию казалось, что у него два фаллоса, не так ли? – он посмотрел на своего друга, который только покраснел в ответ.

- А я, а мне, а я ничего не помню, - с грустью проговорил Рома.

- Я тебе потом расскажу, - подмигнул Олег.

- А я даже потрахаться нормально не смогла! Такая херня творилась! – у Ванды было такое же состояние, как и у Оли. – Хочу на лыжи.

- Милая, - по-моему, я впервые услышала голос ее друга, - посмотри внимательней на макет на стене, думаю, тебе этого хватит с головой.

- Основная масса наркотиков, - сказал Александр, - похожа на полет в космос. Отправка, ничего не происходит. Потом прохождение атмосфер, турбулентность, изменение давления, то есть тахикардия, тошнота и головокружение. Наконец космос, никакой гравитации, точнейший полёт, звёзды, инопланетяне; так и под наркотиками, не ощущаешь тела, всё ярче и цветнее, спокойствие и наслаждение, галлюцинации.

- Точно, - Олегу очень понравилось это сравнение, что он решил его записать, заставляя при этом Александра повторить это несколько раз.

 

В последний день я все-таки решилась надеть лыжи. Учебный спуск не выглядел страшно, я глубоко вздохнула и поехала. Ветер в лицо, свобода полета, от малюсенькой горочки я получила столько же кайфа, сколько накануне от четверти марки. Жаль, что уезжаем так быстро.

 

- Жаль, что уезжаем так быстро!

- Надо было врываться с самого начала! – Олег по знакомому сценарию прыгал по перрону, стараясь свалиться на рельсы к ногам подъезжающего поезда.

 

***

 

Дома сырость, слякоть под ногами, пасмурно. Ни грамма снега, периодически идёт дождь. Сплошной туман. Душная комната. Праздники закончились, на носу диплом. Работаю редко, денег осталось мало. Куда они, чёрт возьми, все время деваются?! Вроде немало получаю, а как в кошелек не загляну, так вечно пусто.

На следующий же день после приезда Оля, надев вечернее платье, вышла на работу. Ей предложили составить компанию на каком-то там банкете. Представляю этот банкет, на который понадобилось приглашать девочек.

Наутро мы встретились на кухне. Она была в голубой полупрозрачной пижаме из тонкого шелка, я в футболке с порванной подмышкой, которая на три размера больше нужного, зато удобно спать.

- Я видела Лиду.

- Я знаю, что ты с ней общаешься, это нормально.

- Она хочет перейти к нам.

- Зачем?

- Не то, чтоб повздорила, скорее возникли недопонимания с директором.

- Она же кричала, что никогда не придет в бордель, даже если будет умирать от голода.

- Ну, кричала, но времена меняются. Тем более, что не бордель, а релаксационный салон, у нас, между прочим, еще и бар есть, и сауна, и шоу мы иногда устраиваем.

- Ах, да. А прайс-лист с девочками вместо меню это так, пустяк, для экзотики.

- Вер, прекрати все так преувеличивать. Она, кстати, теперь блондинка.

- Может скажешь, что на еще и от кожи и шипов отказалась, а?

- Это теперь ее хобби.

- Оль, мне все равно. Не я с ней ругалась, а она со мной.

- Ну, ей типа жаль.

- Типа, Оля, ти-па!

- Ты завтра выходишь?

- Скорее да, чем нет. Оль, а ты помнишь, на что я недавно пятнадцать штук впорола?

- Помню, на кокаин, или что-то вроде того.

- Оля, я серьезно!

- Да, откуда ж мне знать?! Ты редко выходишь, а тратишь много. Завтра идём вместе.

- Ладно.

 

***

 

Непривычно работать после праздников, именно не привычно. Также не привычно радоваться, когда тебе грустно. Английская улыбка, как маска, твоя рабочая форма.

Сижу в баре, уже немного выпила. Людей мало, но уходить нельзя, потому что "а, вдруг?" Вдруг грянет гром и в мгновение ока нас заполонят клиенты, жаждущие выпить, искупаться, попариться и потрахаться.

- Ты с ним общаешься? – раздался за спиной знакомый голос.

- Для начала, я бы поздоровалась. Привет, Лида. А потом уже затрагивала б столь беспокоящую тебя тему. Да, в том же режиме, письмами по мэйл.

- Я как-то написала ему. Он ничего не ответил. Я даже подумала, что адресом ошиблась. А потом как-то поздравила с праздником, и он ответил спасибо. Ну, получается не ошиблась, а он просто не хотел общаться.

- Что ты от меня хочешь?

- Я не права была, извини. Я любила его, и при этом у нас получалось постоянно видеться, я думала, что у нас может что-то получится. Я как бы не замечала настоящего, я не поняла, что он другую любит, а я так, развлечение на пару часов. Мне от этого больше всего и обидно было. Так заблуждаться! А ты могла бы мне все рассказать, глаза на правду открыть, мне бы не так больно было, понимаешь, не так больно, - она села рядом со мной на соседний стул, - вот посмотри, - она подняла рукав, на руке были глубокие поперечные шрамы.

- И нахрена ты это сделала?

- Мне сложно это объяснить. Так глупо всё. Просто человек, которого я любила несколько лет, уехал, и я поняла, что сама для него полное ничто. Накатило как-то. Зато теперь легче стало. Это не моя судьба была, моя ещё впереди. Ведь с каждым таким чувством я только приближаюсь к ней. Познала боль, познала отказ, думаю теперь очередь познать и любовь.

- Посмотри, - я оглянулась назад и обвела зал рукой, - где ты собираешься свою судьбу искать? Здесь?

- Нет, почему же. От судьбы нельзя избавиться, она сама меня найдет.

- Ага, найдет, посмотрит, скривится и уйдет прочь, чтоб руки не марать. У тебя же принципы были, и очень правильные. Куда они делись?

- Вер, мне ничего больше не дорого. Я одинока, у меня много проблем, и постоянно как-то не везет. Недавно я защитила диплом, на четверку, это очень хорошо. Выпуск в мае будет, но диплом уже есть. Я попыталась работу подыскать, но бесполезно, никому без опыта сотрудники не нужны. Я даже в центре занятости заявку оставила, по направлениям поездила, бесполезно, максимум это секретарь на десять тысяч в месяц или менеджер по продажам, вообще без оклада. Я в деревню возвращаться не хочу, а здесь за квартиру платить надо, недавно в кредит влезла. Что делать?

- Танцуй.

- На танцах тоже много не заработаешь. Я решила, что раз вы тут нормально устроились, то значит не так это и плохо. Поработаю немного, кредит выплачу, а потом решу, что делать. Пока совсем вариантов нет.

- А живешь где?

- Оля разве не рассказывала, с Кариной. Мы однушку снимаем. Комната большая, мы её шкафом разделили, очень прикольно получилось.

- А зачем волосы выкрасила?

- Ты считаешь, что тёмный больше шёл?

- Нет, светлый больше, просто так спросила.

- Я жизнь светлее решила сделать. Вот и вещи более яркие ношу. Я же ведь оранжевый раньше никогда не надевала, а теперь посмотри, - она спрыгнула со стула и прокрутилась. На ней был лёгкий дымчатый оранжевый сарафан, какие-то блестящие бусы, действительно, никакого ущемляющего дух латекса и рвущих сознание шипов.

- Ты, случаем, не в буддизм ли подалась?

- Нет. Дело в том, что черный цвет означает пустоту. Вот, смотри, - она вернулась обратно на стул, её голос был мягким и звонким, - белый означает смерть. В Индии на похороны надевают белый.

- Я знаю, цвет свадебного платья такой потому, что невеста умирала в доме родителей и рождалась в доме мужа.

- Вот. Красный цвет желания и агрессии. Ну, возбужденные существа, более агрессивны. А чёрный – цвет пустоты.

- Да, флаг анархии черный, потому что анархия это ничто, ничего нет.

- Пустота. А пустота в наших душах откуда берется? От того, что её вытесняет боль.

- Я тебя поняла. Это правильно. Надевая цвет печали, и чувствуешь себя печальней.

- Сегодня беспонтово здесь оставаться, - Лида сделала кислую мину, насильно опуская уголки губ вниз, - у меня есть предложение.

- Валяй, - мне понравилось то, как она стала выглядеть и вести себя. Не то, чтобы забавно, а скорее вдохновлено.

- У меня знакомый один есть, очень хороший. Он работает в закрытом клубе администратором. Клуб этот безумно любопытное местечко. С одной стороны вроде обычный стриптиз-клуб, но со своими приколюжками.

- А почему он закрытый?

- Ну, он как это заведение, только немного развратнее что ли. Там просто пускают не всех, а тех, кто выглядит солиднее, кто позволить себе может находиться там.

- А нас пустят?

- Да, я же говорю, знакомый работает.

- Приедем туда, и что дальше?

- Там очень оригинально. И девушки интригующе выглядят. И интерьер, и услуги. Посидим, выпьем, шоу посмотрим. Тебе должно быть интересно там побывать.

- А как называется заведение?

- Чёрный фаворит.

- Им фантазии хватило на всё, кроме названия.

 

***

 

"Чёрный фаворит" находился недалеко от центра города. Через пол часа мы уже звонили в закрытую металлическую дверь, через которую доносилась приглушенная музыка. Дверь отворил высокий парень с лысым черепом и орлиным носом.

- Здравствуй, Ген.

- Привет. Не ожидал тебя сегодня здесь видеть.

- Скучно стало, вот и решили зайти. Сегодня можно?

- Да, заходите.

Стены коридора были кирпичными, через нишу были фонари в виде факелов, которые давали приглушенный желтый свет, которого едва хватало, чтоб разглядеть, что в каждой нише стоит по манекену. Зал был тоже выполнен в стиле индастриал. Интерьер заброшенного завода вперемешку со средневековой тематикой. В стенах так же были ниши, но, если в коридоре там стояли манекены, то здесь были девушки в совершенно различных костюмах и позах.

Мы сели за бар и заказали по коктейлю. Место действительно вызывало удивительный интерес.

- Давай отойдем от стойки, мы все-таки здесь чужие.

- Давай, - мы заняли маленький столик в самом дальнем углу, чтоб не привлекать ничьего внимания.

Через час началось выступление. Девушки танцевали стриптиз, вначале чисто топлесс, затем обычный, предпоследний номер был основан на акробатике. В конце было коротенькое представление. Инквизитор приходит домой, то есть накаченный хорошо сложенный парень, в обтягивающих ласинах и водолазке выходит на сцену и представляется, рассказывает сколько ведьм они с друзьями сегодня убили. Затем выходит девушка, его жена, одетая в прозрачное платье, под которым ничего нет. Она жалуется ему, что у нее вот-вот должны начаться месячные, а он говорит, что это дьявол на подходе к ней, но он не позволит ему овладеть его женой. Затем водолаз-культурист-инквизитор зовет на помощь своих друзей. Те выволакивают с собой какой-то пыточный инструмент. Девушка вырывает и кричит, они её держат и привязывают к деревянному ложу. Руки и ноги её разведены в разные стороны, муж-инквизитор срывает с неё платье, она совершенно голая, развернута к залу своей щелкой. Он просит друга, святого епископа, помочь ему, и тот выносит настоящую, по крайней мере она нам показалась настоящей, средневековую грушу.

Груша – это пыточный инструмент, состоящий из сведенных листов железа. При закручивании определенного болта эти листы раскрываются. Она обычно вводилась женщинам во влагалище, это происходило очень легка, потому как в закрытом состоянии она не больше десяти сантиметров в диаметре. Но когда она полностью раскрыта, то достигает до пятидесяти, и тем самым разрывает внутренности.

Так вот точно такой же предмет они засовывают в девушку на сцене. Муж-спаситель-от-дьявола садится ей на грудь, так чтоб не закрывать собой интересного места, и начинает крутить болт. Девушка театрально вопит, он ругает дьявола, а её пизда раскрывается, от чего становится не по себе.

- А они точно ее не убьют?

- Нет, это Аня, она привыкла к такого рода играм. Спортивная растяжка уже. Полностью раскрывать эту штуку они, конечно же, не будут. Так, для показухи только. Потом в задницу ей её вставят, раскрывать не будут, но этого будет достаточно, чтоб все присутствующие наверняка остались с какой-нибудь из девочек или манекенов.

- В смысле манекенов?

- Видишь девушек в нишах?

- Да.

- Они одеты в разных сексуальных жанрах, и стоят в эротических позах, уже готовые, только партнера не хватает. Так вот, любой может им стать.

- Любой присутствующий?

- Да. Для большей наглядности покажу, щас шоу закончится, и к кому-нибудь подойдем.

Шоу закончилось через полчаса, к этому времени я была уже вся мокрая. Единственное чего мне хотелось, так это закрыться с кем-нибудь и ощутить его в себе. На сцене больше ничего не происходило, играла тяжелая музыка, что-то вроде my dying bride, за столиками парочки свободно отдавались ласкам друг друга. Лида подорвалась с места и пошла к ближайшей нише, я отправилась за ней. Проходя мимо соседнего столика, обратила внимание, что девушка сидит не за столом, а под ним. Что ж, работа такая.

- Видишь, на ней средневековое платье, это для тех, кто любит эти пышности.

Девушка стояла раком, облокотившись на кресло и выпятив к нам свой зад. Платье было задрано, и на нас глядел белый бархатный зад. Лида погладила её по ягодицам. Несильно шлёпнула. Потом засунула в неё указательный палец, пошевелила им, затем второй, третий, четвёртый. Девушка застонала.

- Есть несколько правил. Точнее три, - одна рука оставалась в девушке, вторую она протянула ко мне, показывая три пальца, - это основные правила для бдсм отношений. Во-первых, всё происходит только на добровольной основе, и с одной, и с другой стороны. Во-вторых, не должно оставаться следов на видных местах, это лицо, плечи, грудь, руки. А в-третьих, боль не должна быть выше болевого порока, то есть если ты видишь, что партнеру больно и он не может выдержать эту боль, надо прекратить, - она рывком просунула пальцы глубже, девушка закричала, тогда она высунула руку.

- А как это можно проконтролировать?

- Первым правилом. Опытный партнер знает, когда остановиться, и ты ему доверяешь, поэтому вы и делаете это. Если не доверяешь или боишься, то можно обговорить всё заранее. Здесь за этим следят админы. Если кто-нибудь из клиентов разошелся и сделал девушке больно, она кричит определенное слово, у них на задней стенке микрофоны есть, вон видишь пипка, - она показала куда-то за экспонат, нажимает кнопку и говорит, например, помогите. И к ней сразу же подходят админ с охраной. Клиенты об этом прекрасно знают, и поэтому стараются не переходит возможность дозволенного.

- Прикольно, - а всё действительно хорошо спланировано. Вначале шоу, я сама от него стала влажной, и такая доступность, - сколько ж они за всё это платят?

- Не знаю, мне не сказали. Гена говорит, что сам не знает.

- А сколько девушки получают? – я кивнула в сторону белого подрыгивающего зада.

- По-разному, в зависимости от посещаемости. Пятнарик есть.

- Хм.

- Хочешь попробовать? – спросил у Лиды подошедший к ней Гена.

Она немного покраснела, но глаза светились, в них было любопытство и пошлость.

- Давай попробуем? - предложила я ей. А сама думаю: "ну, почему бы и нет?! По количеству девушек и посетителей, их будет не больше пяти. А это не так уж и много. Тем более, что все уже готовы и будут кончать очень быстро.

- Ну, не знаю.

- Да, ладно, что тебя останавливает?

- Это как-то слишком много.

- Наврятли больше, чем на каком-нибудь мальчишнике в сауне.

- Давай, - она поправила волосы на затылке, - Ген, ничего лишнего не будет, верно?

- Что не так, сразу звони, через секунду я буду возле тебя, - он сказал это громко, и стал слышен непонятный акцент, не то, чтоб он был дитя гор, скорее просто что-то далекое и чужое.

Лида выбрала для себя самое менее видное по её мнению место, но при этом устроилась там в очень открытой позе. В нише стояло большое кресло, обитое красным бархатом, она глубоко села в него, закинув ноги на ручки. Таким образом она будет не только видеть всех, кто к ней подходит, но и сможет заглянуть им в глаза. Я же, наоборот, решила, что не хочу не то, чтоб тех, кто будет это делать, но и видеть. Мне не хочется знать сколько их будет, как они выглядят и тем более, что они чувствуют. Поэтому я надела пышную юбку, наподобие той, что была у девушки, которую мне показывала Лида, и стала примерно в такую же позу, облокотилась на одну из ручек кресла грудью, сложив перед собой руки. Позиция устойчивая, по крайней мере, конечности не затекут.

- Вот сюда звонить, если что, - Гена показал мне на меленький домофончик с другой стороны кресла, он был полностью за ним спрятан, но при этом можно было легко дотянуться до него рукой. Он задрал юбку, полностью оголив мой зад, поправил её, покопошился в многочисленных складках и оборках, потом потер ягодицы, шлепнул по ним, и удалился, я лишь слышала звук его глухих тяжелых шагов, постепенно стихающих в бесконечных коридорах.

Стою раком в непонятном заведении с голым задом и жду, что кто-то непонятный и неизвестный подойдет ко мне и трахнет. Вот чёрт! Как же можно быть такой… распущенной?!

Кто-то подошел и гладит меня. Я без понятия как он выглядит, пальцы мягкие, косточек не чувствую, скорее всего он очень полный. Пальцы поочередно входят в меня и медленно двигаются, потом что-то большое, его член. Через примерно десять минут он кончает. У меня там все мокрое, я ощущаю холод, по телу бегут мурашки, прохладная капля стекает по ноге, вызывая судорогу. Но через несколько мгновений подходит кто-то другой, он не такой крупный, но длинный, и, входя до конца, делает боновато, но не до такой степени, чтоб звать Гену. Через минут пять он выходит, не кончив, и сразу же возвращается, но я понимаю, что это не он, а уже другой.

В течении нескольких часов ко мне периодически кто-то подходил, я была очень сильно возбуждена, мне было кайф, что они постоянно разные, я двигалась вместе с ними в такт, а когда они выходили, по инерции тянулась за ними назад. Несколько раз получилось кончить, что со мной вообще редко бывает. Оргазм для меня птица свободная, и чтоб поймать её, надо очень постараться. А тут за несколько часов почти три раза, первый сорвался, потому как он резко ушел, но два других были чёткими. Самым сложным оказалось простоять в одной позе столько часов. Поясница затекла, ноги ныли, и когда раздался голос Гены, что я могу расслабиться, волна облегчения прокатилась по всему телу.

 

Лиду я встретила только на улице, она курила и разговаривала с очень симпатичной девушкой. Она была очень довольна, глаза горели тайной, от неё исходило приятное свечение сексуальной удовлетворенности.

- Ну, как тебе? – спросила она, как только я приблизилась.

- В этом есть свои плюсы.

- Какие?

- Я кончила, и это того стоило. Не думаю, что когда-нибудь решусь повторить, но это плюс. Даже с любимым не всегда получается, что уж говорить о тех, с кем ты не больше часа, а таких основная масса.

- Вернешься, - сказала высокая шатенка, с которой беседовала Лида, - ещё как вернешься. Почти все со временем возвращаются.

- Не буду отрицать. Ты домой, Лид?

- Да, такси уже вызвала.

 

- Сколько платят?! – у Оли глаза перестали быть узкими, - вы чё, больные?

- Скорее да, чем нет.

- Так лечиться надо!

- Оля, но это не так плохо, как кажется, я понимаю, что звучит всё немного странно…

- Нет, не странно, а очень странно. Ты хоть понимаешь, что там могут заразить разом огромным букетом?! Ты после одного подобного похода жить нормально не сможешь, станешь инвалидом, лечение то сколько стоит?!

Я кивнула ей в ответ. Да, ты всегда права. И пошла спать. Права – не права, какое мне дело до твоего мнения. Я прекрасно знаю, чему обращено это возмущение. Я переспала за ночь с тремя или четырьмя, или пятерьмя, но скольких обычно пропускает она? Намного больше. И где уверенность, что через неделю или месяц её не объявят вичифицированной?!

 

***

 

Лида теперь работает с нами, но живет по-прежнему с Кариной. Иногда они приходят к нам в гости, мы играем в карты, выпиваем и сплетничаем, а иногда мы заходим в клуб, где Карина до сих пор работает, понастальгировать.

За баром моя бывшая сменщица, она угостила нас пивом. Мы расслабились, нам весело и ничего больше не надо. В зале намного светлее, чем обычно, потому что на подиуме общий танцевальный конкурс, в котором участвуют несколько стрип-клубов, это значит максимум техники и таланта и только топ-лесс. И мы сюда пришли именно из-за неподдельного интереса, узнать, кто же лучше? Или поболеть за экс-своих.

За соседним столиком большая компания, что-то отмечают, скорее по работе, чем личное, потому что в содержании тостов содержатся слова: расти, больше, вне конкуренции, и прочее в таком же духе. Четыре парня и три девушки, мы незаметно, но внимательно наблюдаем за ними, при этом постоянно обсуждая каждый их жест. Парни ведут себя совсем как петухи, распушили перья и кудахчут, призывая самку. А самки тем временем клюют друг друга, стараясь не упустить свободного самца, потому как одной его всё равно не достанется, если только они не решатся втроём.

- Во, во, она его за рукав потянула, - Оля легла лбом на стол, чтоб не было видно, что она смеется.

- Ага, - толкаю её ногой под столом, чтоб она вернулась обратно на позицию, она сидит как раз таки напротив них, и ей не нужно случайно оборачиваться, чтоб увидеть, что там происходит, - а та, глянь, за плечо его к себе тянет.

- Интересно, о чем они думают? – Лида произнесла это так, как будто мы наблюдаем за дерущимися сороками за брошку.

- Они хотят члена, - Оля снова заржала.

- А если серьёзно. Ведь их друзьям всё это также видно, как и нам. Они сидят с ними за одним столом, и, видя всё это позерство, осуждают и смеются над ними, - Лида положила перед собой руки, и уставилась на свои ладони, как будто там что-то написано.

- Не думаю, - говорю ей, - они все так себя ведут. Вон те, с краю, парочка уже давно, потому что они спокойно сидят рядом. Им не надо выпендриваться, поэтому они и не волнуются по этому поводу.

- А латино с блондинкой до этого были вместе, перепихнулись, может, - Оля прикрывает рот ладонью, - но они все равно нервничают, видишь, косая на латино косится, гы-гы, дура.

- Почему сразу перепихнулись, - Лида нервно бросает взгляд в их сторону, - а хотя, да, он ей гладит по бедру, значит, чувствует её своей, доступной, если не спали, он бы так не делал, постеснялся бы.

- Я ж сказала. Интересно, кто парня к себе перетянет, косая или лысая, а? Давайте поспорим. На бутылку шампанского. Вера?

- Мне кажется косая, она поактивней.

- А ты, Лид, на кого ставишь?

- Да, тоже косая. Лысая просто на лесби похожа, а парни не очень на таких, это его только подтолкнет предложить втроём, но не больше.

- А я думаю, что ни та, ни та.

- Что ты задумала, сучка?

- Гы-гы, - Оля встаёт, поправляет на себе платье, и идёт к их столику. Что-то спрашивает у них, но слишком тихо, мы не слышим.

- Она к ним подсела, - у Лиды повело нижнюю губу, - что она задумала?

- Ты ещё не поняла? Увести этого парня с собой, и поржать над лохушками. Гля, как косая задергалась.

Девушки, которых мы обсуждали, были совершенно нормальные. Я сказала бы, даже красивые. Одну мы назвали косой, потому что у нее платье было только с одной бретелькой, а другую лысой, так как у неё была короткая стрижка. Наверное, они действительно не отдавали себе отчета в том, что их поведение настолько ярко выражало их мысли. Им на двоих достался один парень, и каждой хочется привлечь его внимание. Жаль, что мы не всё слышим, о чём они говорят. Каждая из них думает, что о её мыслях и желаниях никто не догадывается, что никто не замечает её переживаний и надежд, и никогда о них не узнает. Но ведь это не так, нам не просто всё ясно видно, но и понятно само происхождение всех её чувств и эмоций, и даже известно, чем закончится эта игра.

Оля встаёт и идёт в сторону приват кабинок. Свободный парень что-то говорит своему товарищу, латино его подталкивает, потом он встаёт и идёт за Олей. У лысой появляется злобный оскал, а косая кричит ему в след:

- Мы не будем тебя ждать!

На что он просто отмахивается рукой. Лида пожимает мне руку:

- Она выиграла. Давай закажем бутылку шампанского.

 

***

 

- Зачем нам это надо? – Оля всунула руки под мышки и надула щеки.

- Вера, - Лида перевела взгляд на меня, - а ты понимаешь зачем?

- Нет, но мне интересно.

- Извращенка, - прорычала Оля.

- А помнишь, когда ты уговаривала меня заняться анальным сексом, ты говорила примерно тоже, что и Лида сейчас. А я, между прочим, прислушалась и согласилась, хотя совсем не хотела. А здесь больше психологии, чем дела, плюс интерес, плюс также деньги. Назови главную причину, почему ты не хочешь пойти с нами?

Лида предложила сходить с ней на семинар по садомазохизму, который проводился в "Чёрном фаворите" парой, практикующей такие вещи на профессиональном уровне. Семинар стоил тысячу рублей, это ничто по сравнению с остальными социальными лекциями, типа домашнее счастье или как стать идеальной любовницей, и Лида, озабоченная на жесткости, и повернутая на коже, плетях и веревках, поставила себе задачу не только побывать там самой, но и сводить нас туда. Скорее в поиске в наших лицах единомышленниц и поддержки, всё-таки приятно осознавать, что ты такой не один. Я была не против. Об этом заведении у меня остались не плохие воспоминания, как только подумаю о нишах в стенах, так сразу же начинает щекотать между ног.

- Ну, мы ждём, чего ты испугалась?

- Я не хочу лезть в эту тему. Если так, на обычных заказах обращаются намного хуже, чем с надоевшим гадким животным. А тут изначально предполагается, что меня будут бить, издеваться и всё такое. Ты хотя бы можешь себе представить, если обычный клиент всё время норовит сделать тебе больно, потому что ты для него вещь, резиновая игрушка, и что с тобой сделает тот, который специально для этой цели купит, а?

- Оль, - мне действительно было сложно ей объяснить свои мысли, - но то, что ты сейчас сказала, совершенно не обязательно практиковать, чтоб заработать денег. Можно же ведь просто получать удовольствие. И причем здесь те, кто тебя покупает. Может, ты сама захочешь кого-нибудь, ну…

- Никогда!

- Секс иногда бывает и для удовольствия, - целомудренно вставила Лида.

- Тьфу на тебя. Я иду, потому что мне интересно на все это посмотреть, а ты, если так настроена, оставайся, - я вышла в соседнюю комнату, и начала одеваться. Что бы одеть? Попроще или пооткровенней? – Лида, помоги мне, это срочно.

Она зашла ко мне, и сразу же плюхнулась на кровать.

- Лида, что мне одеть?

- Что-нибудь попроще, это будет семинар, где нам будут рассказывать и показывать, без лишних действий.

- Ты расстроилась из-за того, что она не идёт?

- Я просто хотела донести до вас, что то, что вы сейчас делаете намного жестче и вульгарней, чем она себе представляет то, куда я вас зову. Там всё по доброй…

- Ты рассказывала, не надо больше. Вязанное платье подойдёт?

- Да, вполне. Она должна понять, что может быть иначе. Что всё может поменяться, что она сможет взять всё в свои руки и полностью контролировать ситуацию, и уже не её будут бить, а она будет наказывать за проступки и непослушание.

- Я иду, - Оля с шумом открыла дверь своего шкафа, но она всё равно была хмурой и багровой.

- Одень что-нибудь красное, чтоб цвет лица приглушить…

- Фак!

Вечноизнуряющий спор по поводу того, что лучше одеть, прервал дверной звонок.

- Это Карина, - Лида подскочила на месте, и выскочила открывать дверь.

Мы с Олей лишь вяло переглянулись.

- Явно что-то задумали, - прошептала Оля, перед тем как они вошли в комнату.

 

К "Фавориту" мы подъехали, как и было назначено, к часу дня. При дневном свете он казался пустынным, отрешенным и заброшенным. Я только сейчас заметила, насколько у него затертая вывеска и старые двери.

Внутри было очень пусто, приглушенно играла классическая музыка. Весь коридор зиял тёмными дырами, в некоторых из них стояли манекены. Я подошла ближе, чтоб получше рассмотреть. Там было места только на двоих, то есть никакой группавухи, хорошо продумано. Разная мебель, пригодная для определенного использования в разных позах. В одной из ниш стояло кресло, в другой – лишь большая подушка, расшитая на восточный манер. Вообще во всем помещении хорошо сочетались два стиля: восточный, с его расшитыми подушками и занавесками, и средневековой Европы, дополняющий всё светильниками в форме факелов на фоне темных камней и страшными пыточными орудиями на стенах, за исключением кола, это всё-таки восток.

Семинар должен был быть в основном зале. Перед сценой поставили два кресла, между ними журнальный столик, на котором лежало множество различных предметов, начиная от резинового фаллоса и вплоть до непонятных даже мне приспособлений. Это было место для ведущих. Вокруг них стояли низкие круглые столики с также немного низковатыми широкими креслами. Везде на столах стояли бутылки с водой и стаканы, пепельниц не было, значит, задохнуться в угаре не грозит, хотя наврятли он и много курят, ведь эта тема их не волнует, а интересует. Мы сели за крайний столик, придвинув к нему четвертое кресло. В основном все приходили парами, но были и одинокие люди, видимо рассчитывавшие на знакомство с партнером, у которого такие же наклонности. Но людей на удивление очень много, перед началом я насчитала около восемнадцати человек, плюс на входе стояли Гена и охранник, внимательно слушавшие весь семинар.

- Добрый день, меня зовут Евгения, - начала уже немолодая, но безумно приятная женщина, - а это мой друг Алик, - она показала на улыб

Она была высокого роста, а за счет туфлей на высоких шпильках казалась ещё выше. Очень ухоженное лицо, узковатые глаза правильной формы, которые вполне могли стать такими вследствие подтяжки, пухлые сделанные губы, даже больше чем у Ванды, светлые промелированные волосы, подстриженные под каре. Красный коротенький кружевной сарафан говорит о её игривом настроении и свободе, а надетый сверху него чёрный кожаный корсет подчеркивает идеальную фигуру. Мне показалось, что я слышу запах ее восточно-цветочных духов. Если б мне предложили с ней переспать, я б, ни на минуту не сомневаясь, согласилась, таких безумно притягательных и соблазнительных очень редко можно встретить, но я рада, что они хотя бы существуют.

Её парень на вид был младше, чем она. Темный волос, большие глаза, тонкие губы, ярко выделяющиеся скулы, сиреневая рубашка, расстегнутая на груди и открывающая маленький кулончик в виде шара, разделенного, как знак инь-янь, только на три части. Его туфли тоже были с немаленьким каблуком, что немного меня удивило. Не люблю парней с женскими чертами, и тем более аксессуарами.

- Сегодня мы собрались здесь, - продолжила Евгения, - чтобы поговорить об искусстве боли и наслаждения.

- Только вначале я определю несколько правил, - вставил своё слово Алик, у него был низкий щекочущий голос, - они совершенно обычные. Не шуметь, не перебивать, если есть вопросы, поднимать руку. Разговаривать нельзя, даже шептаться между собой, но можно друг друга трогать.

- В том случае, если вы пришли парой, - поправила его Евгения, погрозив указательным пальцем.

- В любой момент можно выйти. Не важно, захотелось ли вам в туалет, или вы просто решили удовлетворить своего партнёра.

- Только тихо, нам не нужны подробности вашей жизни, - Евгения широко улыбнулась. - Вначале мы поговорим об особенностях таких отношений.

- Точнее, - продолжил её мысль Алик, - здесь всего лишь надо отметить, что они более крепкие, и это совершенно естественно. Во-первых, такие пары доверяют друг другу нечто большее, чем это бывает обычно, что-то самое значимое в своей жизни. Во-вторых, они не могут просто так поругаться, где они еще найдут настолько понимающего их человека. И самое главное, если уж они нашли друг друга, то им не нужно ничего кроме, все остальные проблемы, даже если они есть, отходят на второй план.

- Затем о совместимости характеров.

- Здесь, впрочем, тоже будет пара слов.

- Ещё я расскажу вам о красоте боли и искусстве наслаждения.

- И напоследок будет увлекательная история, возбуждающая не только интерес, но и плоть. Чтоб было, чем заняться дома.

- Итак, - начала Евгения, - что нужно отметить. Мы делимся на актив и пассив. Но актив это не только тот, кто сверху и кто работает больше и чаще, а тот, в чьих руках основная инициатива. Это всем известно и не будем на этом останавливаться. Мы лучше поговорим о получении удовольствия при помощи разных вспомогательных приёмов: моделированных ситуаций, обращений, игры слов или целого спектакля, начиная от легких шлепков и заканчивая инструкцией по связыванию.

- Бандаж.

- Называй, как хочешь, а мне так больше нравится, потому как бандаж – это обездвиживание, а связать, например, можно только одни руки, или лишь ноги, - она подняла со столика ремешок и продемонстрировала небольшой узел, которым в течении нескольких секунд заковала своего друга.

- Фрейд разделял типы на садо-мазо и садо.

- Но чистые садо чаще оказываются маньяками, они не могут полностью себя удовлетворить, и тем более кого-то, из–за врожденных психических отклонений, связанных со стрессами ли, или встречей с извращенцем, и того, что они не могут понять вас не побывав на вашем месте. Мы не верим в чистых садистов, мы отдаем им место бегать по ночным улицам в поисках жертв.

- А чистых мазохистов не бывает вовсе, это и доказал Фрейд своими опытами, и мы с ним согласны. Поэтому мы все здесь присутствующие немного садо и немного мазо, и у нас никогда не возникнет проблемы с поиском партнера, мы просто будем меняться местами.

Какой-то мужчина в летах очень сильно нахмурился, видимо, он не согласился с ними. Наверное, он считает себя умнее и опытнее их в этом плане, зачем только тогда пришел?! Дайка угадаю, он считает себя исключительным садистом, женщины ему всем обязаны, и он считает своим долгом погонять их плеточкой.

- Особенность доставления и получения боли заключается не в том, что она есть как таковая. Мы же ведь не получаем удовольствие от того, что мы поранились, или нам защемило руку лифтом.

- А то бы мы не вылезали из травмпунктов, - все мило улыбнулись шутке Алика.

- Она заключается в нашем партнере, которому мы адресуем эти действия. Именно на партнера направлено наше сексуальное влечение и желание его удовлетворения.

Одна большая белокурая дама подняла руку.

- Задавайте свой вопрос.

- Могут ли ужиться два актива или два пассива?

- У меня есть некоторый наблюдательный опыт, - ответил Алик, - два актива найдут в конечном итоге себе третьего – пассива, а два пассива, соответственно, найдут себе одного актива, но если у последнего будет свое предпочтение, то он выберет из них двоих себе одного, а таким образом пара распадется, образовав новую из одного актива и одного пассива. Конечно же, бывают исключения. В таких вопросах вообще нет теорем.

- Иначе мы бы здесь не собрались. А выложили бы свои данные в интернет, и он сам подобрал бы нам самую подходящую пару по личным параметрам. Захер-Мазох писал, что по природе мужчина и женщина – враги; что любовь только на короткое время сливает их в единое существо, живущее единой мыслью, единым чувством, единой волей, чтобы потом еще сильнее разъединить их. И что если первый потом не сумеет подчинить себе другого, то страшно быстро почувствует ногу этого другого на своей спине…

- Это в нашей крови, в нашем подсознании. Главное, уяснить для себя свои же желания, и поделиться ими со своим другом.

- Поменяться информацией о себе. Дать кончик ниточки, за которую можно будет вытащить весь клубок переплетенных ожиданий и наслаждений.

- Полин Рейж говорила, что единственный вид свободы, к которому мы по-настоящему чувствительны, - это свобода, приводящая другого в состояние рабства. Ни один человек не будет радоваться тому, что он свободно дышит. Вовлечение себя в эту игру - это радость видеть себя, наконец-то, избавленным от своих собственных желаний, интересов и личных комплексов.

Они в районе получаса описывали прелести таких отношений, и единственное, что я поняла из их слов, так только то, что не нужно этого бояться и тем более избегать. У всех есть в большей или меньшей степени такие наклонности, и это совершенно, как они выразились, естественно, как, это их пример, вера в бога.

Но потом они начали рассказывать о различных стадиях таких отношений. Точнее советовали начинать с маленького. Подробно описали несколько игр. Дали полный перечень по технике безопасности, за что им большое спасибо, я не знала, точнее не задумалась бы, что трусами, если их заткнуть в рот, можно удушиться, случайно проглотив.

Оля с Кариной не стали слушать весь семинар и вскоре вышли, и вернулись только под самый конец. Не могу сказать, что они пропустили что-то прямо таки жизненно важное, но почему они так уверены, что им это не надо?! После, уже дома, я спросила об этом у Оли, на что она кратко и внятно ответила:

- Я пресытилась болью и сладострастием, от чего потеряла остроту чувств, теперь есть только безразличие и сон. Это, кстати, сказала ваша любимая Полин, почитайте, полезно будет.

- У тебя стресс от испытанного? Ты же ведь не хочешь сказать, что когда-нибудь объявишь, что натрахалась и больше никогда не будешь?

- Может быть, и объявлю. Только это будет касаться мужчин.

В конце семинара Алик прочел нам отрывок из книги. Слух – первый восприимчивый орган на пути к сознанию. Автор данного произведения остался неизвестным, мои попытки найти после всё произведение в интернете оказались безутешными. Но он был прав, сказав, что после этого наше воображение разыграется и нам будет чем заняться дома.

- Читаю без начала и конца, только не перебивайте, это не моя идея, поэтому ответить всё равно не смогу.

"Ну... это у нас в столовой для рядового состава установка такая. Там ведь у нас и официантки были. Вообще обслуга всякая. И в казармах тоже, уборщицы, например. И для личного использования. Так это бабье, понимаете, наказывать-то надо было. Если суп там прольет, или ноги не так задерет. Или, к примеру, делать что без удовольствия будет. Тогда ее в очередь на "велосипед" записывали. И все время как мы в столовой, на "велосипеде" кто-то крутился. Это - чтоб у рядовых какое-никакое развлечение было. Вроде цирка, понимаете? Чтоб посмотреть было на что.

Так что именно из себя представлял "велосипед"?

Понимаете, установка такая. Ну... от велосипеда-то там только педали, да цепная передача. Сиденье еще меньше велосипедного. Только чтоб зад немного в него упирался. И спинка длинная. Голую курочку к этому сиденью пристегивали. Она на спине лежала, почти горизонтально. Руки назад за шею, голова поэтому приподнята, буфера торчат. А ноги раздвигали, поднимали вверх и к педалям привязывали. Так что все, что у нее посередке было, раскрывалось совсем, на нас смотрело. Тут пришлось весь педальный узел переделать, ось нарастить. Понимаете, на велосипеде педали ведь близко. Поэтому, если не нарастить, ноги в стороны не разведутся. Потом к соскам и клитору "крокодилы", это зажимы такие, вроде прищепок для белья, только металлические, и к ним провода припаяны, прицеплялись и, через реостат с автоматическим управлением, - к электросети. Так вот, велосипедная цепь соединялась с кривошипом. А там два искусственных члена в цыпку вставлялись. Потолще - в женскую дырку, поуже - в задницу. Членов много было разных. Подбирали такие, понимаете, чтобы в нее с натягом влезали и до самого упора. Перед этим смазывали их, конечно. А наверху бачок был и насос, с членами соединялись. Обычно в бачок мыльный раствор наливался. Ну а если она уж очень провинилась - то чего поострее, разведенный уксус, например. Как она вращала педали, то члены по очереди в нее входили: большой-маленький, большой-маленький. А на каждом 20-м обороте немного жидкости из бачка через оба члена впрыскивалось.

А электричество причем?

Так там, понимаете, два режима было. Первый, при вращении педалей, примерно 10-15 V. От этого у нее только пощипывало и балдела она. А если переставала крутить, то сразу 70-80 V ударяло. И по нежным местам больно было. Так что опять должна была на педали нажимать.

И зачем надо было так изощряться?

Так ведь, понимаете, зрелище какое было! Лежит голая цыпочка. Хозяйство все наружу, прямо у всех перед глазами. И наяривает педалями изо всех сил. Дырки ее членами раздираются. Все бабьи складки в движении, то внутрь вместе с приборами залезают, то наружу вытягиваются... Кончать самое большее уже через 5-10 минут начинает. Вначале еще сдерживаться пытается. Особенно, если из стеснительных. Покраснеет, что мы на ее причиндалы смотрим, губу закусит. Педали-то крутит, куда денется. Но старается не забалдеть. А потом уж не до того ей. Извиваться вся начинает, членам сама подмахивает. Мычит, как корова недорезанная. Еще потрогать ее, когда кончает, интересно. Она ж в это время дергается, подвывает, глаза закатит. И так вспотела, что ручьями течет с нее. От балдежа, понимаете, не чувствует даже, если щипают ее. Только больше полутора часов никто из бабья не выдерживал. Сознание теряли и тогда никакие вольты не помогали. А иногда и прямиком на тот свет. Так что боялись они все в велосипедный список попасть"...

_____________________________________________________________________________

 

Сижу за баром с чашкой кофе. Это уже четвертая за сегодняшний вечер. Мой лимит пять. Если после пятой не найду чем или кем заняться, иду домой. Мне уже полчаса строит глазки лысый ушастик, но не подходит. Эй, придурок, ты же в заведении, куда специально для этих целей и приходят, чтоб подходить, предлагать и снимать. Какого чёрта он до сих пор в ступоре?! Улыбаюсь ему в ответ. Он улыбается мне. И всё. Может, кого ждёт? Да и хер с ним. А не, действительно ждёт. Женщину.

В зал вошла молодая и нарядная даже не женщина, а девушка, ненадолго замерла в центре, оглянулась по сторонам, когда взгляд поймал ушастика, направилась к нему. Садится за стойку, что-то заказывает, с любопытством смотрит по сторонам. Целует ушастика в щёку, что-то шепчет на ухо. Я боковым зрением наблюдаю за происходящим. Мне интересно, что она-то здесь забыла? "Быть хозяйкой на кухне, и проституткой в постели" – слышится от неё старая поговорка об идеале женщины. Так вот оно что! Наша милашка не может удовлетворить своего друга, и ей надо дать пару уроков?! Обязательно спрошу всё у той, кого они снимут, если конечно решаться на это.

Она такая красивая. От нее пахнет дорогими духами. На её коже нет отпечатков нужды и бедности, все замазано качественными кремами. Гибкое тело, в детстве она, видимо, как и все у кого были деньги, занималась профессиональными танцами, поэтому вполне может показать что-то стоящее. Она смеется. С ней интересно. Она говорит о том, как красиво осенью в Париже и Брюсселе. Я не знаю даже где это, по-моему, Бельгия. Как и все достойные дети своих выдающихся родителей, она объездила полмира, ей есть что рассказать. Вечеринки с легкими наркотиками и симпатичными парнями, на их пати не бывает насилия. Они купаются в большом чистом бассейне, пьют коктейли и слушают хорошую музыку, обсуждая моду, шоу-бизнес и политику, как что-то недостойное их внимания. Они выше всего этого, а она выше всех их. Интересно, сколько языков она знает? Наверняка занималась с репетиторами. Английский, французский, немецкий, хотя нет, немецкий для нее слишком пошл. Она именно та, кто приходит в публичный бордель для забавы, оставляя неизгладимое завистливо подчиняющее впечатление на всех его работниках, не говорю уже о проститутках. О, ангел, по своей воле спустившийся в ад, поддержать тварей ничтожных, чтоб их мучительно тяжкое существование не казалось им таким удручающе безнадежным. Да что она знает о безнадежности?! Она дает нам лицезреть себя, и уже этим спасает от вечных ждущих нас костров геенны, уже открывшей свою пасть, потому что мы ступили на первую её ступень. Она стоит недалеко от меня, и я понимаю, что красота есть, не здесь, не возле меня, а где-то там, может далеко, а может и не очень, и не смотря на то, что я ее никак и никогда не ощущаю, она дает понять "не волнуйся, всё существует, просто может не в этой жизни". И как-то даже не обидно. Просто плевать. К аду тоже привыкаешь, и в нем находишь свои утонченные чувственнее райские моменты.

К ним подходит Анжела. Вот и встретились две противоположности, причем не только внешние. Анжела низкого роста, с широкими бедрами, маленькой грудью, темными жесткими курчавыми волосами и тупой улыбкой. Лыбится и о чем-то интересуется, мне не слышно. Потом уходит, парочка продолжает мило болтать, он немного придвинулся к ней ближе, и уперся почти в ухо. Я догоняю Анжелу:

- Слышь, а что ты у них спрашивала?

- Не желают ли они кальян. Мне Макс сказал предложить.

- А как ты думаешь, зачем они здесь?

- Не знаю, скорее всего за кокаином пришли.

- Да ну нах, у нас его нет.

- Ну, почему же, если возьмут с амфом, то как раз таки веселая ночь получится.

- Оль, - я уже не слушала её, а пыталась догнать пробегающую Олю.

 

К сожалению, эта парочка долго не просидела. Они ничего экстраординарного не купили, даже никого не сняли. Причина их появления так и осталась для меня загадкой.

 

- Не бери в голову, - успокаивала меня Оля, задергивая шторы.

Мы проснулись почти под вечер, наблюдали закат из окна, который заканчивался для нас крышей соседского дома, теперь солнце село, и мы принялись завтракать, хотя на часах было уже восемь вечера.

- Это не отпускает меня. Он ждал её чуть ли не час, а просидели они всего лишь двадцать минут.

- Да мало ли зачем они приходили?! Может это у них такое развлечение, приходить в какое-нибудь заведение со странной репутацией, их захватывает сам факт того, что они туда приходят.

- Но…

- Но под их манерным высокомерием, скромностью и безразличием скрывается жуткая похоть и бескультурье. Ты что, действительно думаешь, что та барышня настолько прекрасна, что пришла лишь для того, чтоб надменно поржать? Нет, она и рядом не стояла с той чувственностью и возможностями любить, которые можно наблюдать почти у всего нашего женского коллектива.

- Ты жестока.

- Нет, я реальна. И для многих намного реальней, чем та фифа.

- Толку только от твоей реальности?

- Меня сложно унизить, а её легко, раз плюнуть. Разве вчера, когда он привел её к нам, не унизил ли самим фактом такого проведения вечера, а?

- Она выглядела очень заинтересованной.

- Ага, откуда ты только знаешь, сколько слёз она пролила, после того, как он утром ушел на работу или к жене?

- Ты так думаешь?

- Я уверена!

***

Ничего нет хуже весенней депрессии. Диплом сдан. Телефон выключен от надоевших ненужных звонков. Ты просыпаешься после дневного сна. Ещё светло. Послеобеденное солнце пробивается сквозь едва задёрнутые шторы, танцующие от врывающегося в открытую форточку ветра. Он наполнен теплыми нитями приближающегося лета. Ты лежишь и слушаешь веселые крики, резвящихся на улице детей, воркунье голубей, спор дворовых алкашей, вдруг кто-то уронил что-то металлическое, и переливающийся звон долго заглушает все остальные звуки. Жизнь вновь расцвела, деревья покрылись готовыми лопнуть почками, а кое-где уже видны салатного цвета листочки, а у лип они обрамлены бардовой каемкой. Трава на газоне светится чистейшим ковром, так и хочется разуться и ходить по ней босиком. Лай собак, голоса их хозяев, тормоза шин, милицейский свисток, кто-то в соседнем подъезде включил музыку. Теперь с ветром в комнату влетают слова Сургановой: "Весна, весна идёт, весне дорогу…"

Но не хочется присоединяться ко всей этой композиции свежих запахов и звонких шумов, не хочется пройтись по сухой потрескавшейся после зимы земле, греясь на теплом солнышке, не нужно ничего одевать, нет надобности расчесывать волосы, даже не радуют выходные. Потому что там, снаружи, никто меня не ждет. Вечером, когда стемнеет, и холод вернется доживать своё, тогда я надену свой плащ, прикрывающий вечернее платье, накрашу губы помадой поярче и выйду в этот мрак. Если повезет, то меня кто-нибудь снимет, и я получу пару тысяч, потом выпью, пытаясь избавится от мерзкого образа и склизких ощущений, под утро усну, и мне вновь приснится кровать, на белых простынях которой алыми горошинами растут кровавые пятна.

Закрываю голову подушкой, пытаясь ещё хоть на мгновение избавиться от припадков проклятой весны. Но из соседней комнаты до меня долетает женский стон. И, что самое интересное, не Олин. Из обычного праздного любопытства поднимаюсь с постели, накидываю халат, выглядываю из комнаты. Посторонний голос не смолкает. Подхожу к Олиной комнате и тихонько стучусь. Нет ответа. А женский стон уже перешел в вопль продолжает бить по ушам, и уже по нервам. Дергаю ручку, дверь не заперта. Думаю, что они на меня не обидятся. Заглядываю в комнату. Обнаженная Оля, силой держа ноги девушки, зарылась в неё так, что видны лишь подрагивающие волосы, распластанные по всему животу девушки. У незнакомки смуглая кожа и черные волнистые волосы. Она выгибает спину, хватаясь руками за спинку кровати и стену, голова трясется в конвульсиях предоргазменного состояния, рот широко открыт, глаза подкатаны.

Завариваю кофе. Закуриваю. Наблюдаю в окно за спешащими с работы людьми. Я всегда об этом догадывалась, но, как-то, не задумывалась что ли. То, что она ненавидит мужчин, вполне понятно, она повторяет это по десять раз на день, и то, что к женщинам не равнодушна тоже. Но сейчас всё это предстало разом, как снег на голову посреди жаркого лета. Крики прекратились. Она должна выйти покурить, не может же она и этой привычке изменить.

- Какая прелесть! – наконец-таки Оля заглядывает на кухню.

- Кто она? – я вкладываю в этот вопрос лишь любопытство, но почему-то мой голос дрожит.

- Моя девушка, - она ставит чайник.

- Я это уже поняла, а когда вы познакомились и где?

- Две недели назад, в клубе. Там вечеринка была для тех, кто в теме, ну, в… В общем там, - облизывает губы, подкуривает.

- А как её зовут?

- Сейчас познакомлю, - наклоняется к моему уху, - у нас был первый секс, по-моему, ей понравилось.

- Я тоже думаю, что ей понравилось.

- О, - воскликнула Оля, когда к нам зашла красивая мексиканской внешности девушка а-ля Сальма Хайек, - это Хельга, моя девушка, Хель, это Вера, я за неё рассказывала.

- Очень приятно, - низким грудным голосом произнесла девушка.

- Мы теперь вместе, - повторила Оля, и расплылась в блаженной улыбке счастья и гармонии.

Девушки обнялись, Оля погладила Хельгу по пояснице, та взамен благодарно поцеловала её. Я даже позавидовала им. Они нашли друг друга, а это не малого стоит.

 

***

 

- Вот оно, нашла, - Оля приносит мне большое цветное полотенце, и тут же убегает к себе.

Три дня на море, уже пугающе звучит. Каждый год, когда мы собирались съездить отдохнуть именно на наше черноморское побережье, обязательно что-нибудь происходило такое, что мешало нам сюда приехать. В прошлом году мы провели неделю в Турции, две в санатории в Кисловодске, а лишь собрались в Сочи, как Оля попала в больницу с пневмонией, так это посреди лета, а Лиду с Кариной стала выселять хозяйка, так как продала хату. Недавно наши знакомые пригласили нас поехать с ними, заверив, что проведут нам полный экскурс по дикому отдыху. Палатки, шашлыки и минивэн, как он только сохранился до наших дней.

Остановились недалеко от Лиманчика. У нас с Лидой была большая палатка на двоих, она на время взяла её у знакомых, Оля же с Хельгой решили уединиться и не пожалели для этого денег, чтоб купить себе отдельную палатку. Несколько ящиков пива, консервы, лапша Ролтон – а как для меня, так лишь бы был душ, а его обещали соорудить из пятилитровой бутылки.

Погода была в самый раз лётная. Тихое море, яркое солнце, пустынный пляж, и толпа молодежи, приехавшая сюда, чтоб превратить все это в хаос, который мы оставляли везде после себя. Здесь облака ниже, зелень ярче, почва мягче, даже кора деревьев кажется созданной с особым искусством. Птички поют, волны там, и подъезжает фургончик кислотной расцветки с нарисованными маками, из которого доносятся слова группы Лок-Док: "Я половина веса фена…", и резко вся природа становится пыльно-городской. Мотор глохнет, музыка выключается, и тишина давит на уши, которые уже не в состоянии услышать ничего кроме: "… ты не осилишь никогда".

- Я буду смотровой, - прокричал Тимур, поднимаясь со своей палаткой на гору, - если кто будет подходить к лагерю, буду трубить.

Тимур был интересным симпатичным армянчиком, с очень заводным и веселым характером, в отличие от его брата Армена, который все время молчал. Тимур говорил, что это от того, что рядом жена, поэтому он всё время молчит, а так, они почти близнецы. Лёня играл на гитаре, он не расставался с ней ни в дороге, ни на месте, когда все были заняты выбором места для палаток. Интересно, он и трахается, держась одной рукой за гриф?! Антон и Валера взяли с тобой деревянные мечи, потому как не далеко от этого места должен был проходить турнир, к которому они тщательно готовились.

За исключением супружеской пары Армена и Светы, ну, еще и Оли с Хельгой, пар среди нас больше не было. И поскольку мы все постоянно общались в обыденной жизни, то договорились между собой не иметь никаких отношений, а целенаправленно искать приключений среди остальной молодежи. Перетрахаться мы и здесь успеем, сказал Лёня, заключив это мажорным аккордом. Я ему долго припоминала эту фразу, когда узнала, что он переспал с Лидой в первую же ночь. Они, видите ли, были слишком пьяны.

 

- Открытие сезона начнётся с первыми сумерками завтрашнего дня, - объявил Антон, - поэтому не опаздывать, никого ждать не буду, уеду без опоздавших.

- Иди в жопу, - раздался хор голосов, причем многие из них звучали из кустов.

- Ты поедешь? – спросила меня Оля, подсаживаясь рядом на только что притащенное бревно.

Наши палатки стояли рядом, немного в отдалении от остальных. Все разбились небольшими кучками, смешавшись тем самым с другими отдыхающими. Мы старались держаться рядом, всё-таки четыре девушки. Весь лагерь был немного на горе, так что нам открывался замечательный вид на море. Лида возилась с вещами, ища купальник, ей хотелось непременно попасть в воду, несмотря на то, что было всего лишь восемь утра, а вода обещалась быть холодной весь день.

- Конечно, я столько об этом слышала. Безумно хочу посмотреть.

- А что именно будет? – спросила втиснувшаяся между нами Хельга.

- Открытие курортного сезона, - ответила ей Оля, - каждый год все любители дикого отдыха собираются здесь и устраивают, как бы это назвать, сейшн. Там будет этническая музыка.

- Представь сотни тамтамов и джамбо, - вставила я свое слово, - играющих одновременно.

- Файер-шоу, - продолжила Оля.

- Десятки коллективов, желающие показать себя, будут устраивать экстремальные танцы с огнём.

- Много бухла и травки.

- Наркотический рай.

- Настроение свободы и секса.

- Общественные оргии на виду у всех.

- Фу, Вера, эт уже слишком! Ты её так напугаешь, а не завлечешь.

- Чем же?

- Общественной оргией! Не слушай её, Хель, она шутит.

- Да ну?! Хель, вот скажи, только честно, у тебя же ведь бывают фантазии, ну, эротического характера?

- Конечно, - без промедления ответила Хельга, по общению она вообще ничем не отличалась от нас, видимо, чувствуя свободу, находясь только среди женщин, - я же ведь нормальный человек, а все люди фантазируют.

- Так вот, и эта основная масса людей чаще фантазирует, чтоб помочь себе либо возбудиться, либо кончить. И самая распространенная фантазия у женщин это публичный секс и изнасилование. А лучше публичное изнасилование. Разве не так?

- Да, я об этом много читала, но не могу сказать, что меня это хоть как-то возбуждает.

- Хорошо, это потому, что по стереотипным меркам там должны быть мужчины. Вот представь. К нам приходят подруги. Ещё десяток сочных дев, и все лесби, - Оля с Хельгой немного покраснели, им не нравилось, когда их так в открытую называют, - пиво, водка, глинтвейн, трава, фен, и вот всем хочется шоу. Предлагают вытянуть жребий, чтоб выбрать жертву. Все тянут по веточке, и тебе выпадает короткая. Тебя привязывают к столу, и каждый по очереди имеет право делать всё, что хочет, естественно в разумных и безопасных пределах. Первой к тебе подходит Оля, и начинает гладить всё тело, ненадолго останавливаясь на интимных местах. Все присутствующие внимательно смотрят, их это заводит, они начинают целоваться, лизаться, а некоторые даже совокупляться между собой. Ты всё слышишь, но не видишь, потому что у тебя завязаны глаза.

- У меня уже мурашки по спине бегают, - прокричала Лида из палатки.

- Да, впечатляет.

- А возбуждает ли?

- Да, - очень тихо простонала она. Оля просто кивнула в ответ с выражением "я ж тебе говорила".

- Наверное, просто надо было из фантазий, привычных для всех как стереотип, исключить мужчин, напрочь.

- Интересно, а такое можно ли устроить наяву? – её откровенный вопрос немного ошарашил меня.

- Конечно, - Оля выручила меня, так как я полностью смутилась, - как только выдастся подходящий момент, - и, откинув с лица её шевелюру, страстно поцеловала.

- Я на пляж, - заявила Лида, вылезшая из палатки полностью одетой в пляжный костюм и с большой пляжной сумкой в руках.

- Возьми кого-нибудь из парней, - посоветовала ей я, - потому как я только спать.

На целующуюся лесби-парочку она не обратила никакого внимания, прошла мимо, как будто это была всего лишь природная скульптура сплетенных деревьев. Приближаясь к Лёне, она как бы незаметно стала покачивать бедрами.

- Вот распутница, - прошептала я себе под нос.

 

Выспавшись, мы оделись в спортивные костюмы и встретились на поляне перед пляжем. Было довольно-таки прохладно, с моря тянуло холодом и приближающимся штормом, но когда начали загораться первые поленья, что-то загорелось внутри, согревая все тело. Валера с Антоном занялись приготовлением глинтвейна, приготовив для него целый котел, Тимур с братом готовили шашлык, Лёня подыгрывал им, пел песни Чижа, Света с Олей и Хельгой нарезали овощи, мы же с Лидой, сидя немного в отдалении, мыли картофель, чтоб потом закинуть его в залу.

- Мне казалось, что он серьезно настроен на блядство, особенно когда говорил, что между собой мы всегда успеем, а здесь надо погулять.

Лида громко фыркнула:

- Дома никто из нас никогда не опустится до этого, а здесь в этом плане немного другой мир, здесь всё можно.

- Я бы ни с кем здесь не хотела.

- Тебя никто не заставляет. Подцепи кого-нибудь завтра на открытии.

- Именно на это я и рассчитываю.

- А мне всегда нравятся яркие эпатажные личности как Лёня. Особенно музыканты.

- По-моему, пора уже начать учиться на собственных ошибках.

- Да ну, это не лечится.

- Девчонки, - нас прервал приближающийся Антон, - а вы потом купаться будете?

- Потом - это когда? - Лида автоматически начала строить ему глазки.

- Потом, это когда поедим все шашлыки и выпьем всё вино, станем очень пьяными и бесстыжими, и захотим раздеться и искупаться.

- Раздеться ещё куда не шло, - с серьезным видом принялась рассуждать Лида, - но купаться, не-е.

- Как же не, вода-то самая тёплая в это время.

- Я пас, - я подняла руки вверх, приняв позу сдающихся французов, и пошла к остальным с чашкой вымытого картофеля. Лида же осталась ворковать с Антоном.

 

Шашлыки оказались очень вкусными, небольшую остроту сбивал теплый глинтвейн, казавшийся еще крепче. По достижению мутного состояния все перешли к хоровому пению, а еще чуть позже Валера с Антоном всё-таки объявили, что они идут плавать, и просили не поднимать панику.

- Если не вернемся через полчаса, значит – утонули, и искать нас тем более бесполезно, - с такими словами они удалились в ночь и шум прибоя.

- А мы спать, - Оля с Хельгой, взявшись за руки, ушли в гору, помахав нам рукой, и сделав мне знак, чтоб их не беспокоили.

Вскоре музыка прекратилась, так как Лёня вместо гитары увлекся Лидой. Я недолго послушала армянскую речь, что показалось мне крайне неинтересным, и ушла на пляж. Море было черным, даже звезды не отражались в нем. На лунной дорожке маячило два темных пятна: Антон с Валерой все-таки не утонули, а играли в догонялки или что-то очень похожее. Я выкурила несколько сигарет, допила остававшееся вино, ставшее очень холодным и оттого не вкусным, и отправилась спать, завтра должен был быть день поинтересней.

В палатке было прохладно, я замоталась в два одеяла, как кокон, но от земли всё равно шел нескончаемый холод. Зубы стучали, всё тело колотил озноб, то, что я была очень пьяна, не помогало согреться. Вначале я ждала прихода Лиды, но потом, вспомнив, что она скорее всего с Лёней, оставила идею согреться рядом с ней. Из соседней палатки не доносилось ни звука, девчонки, видимо, спали. Как бы я сейчас хотела, чтоб рядом оказался кто-то тёплый! Тёплый и любимый! Чувства, они ведь тоже греют.

 

***

 

Открытие сезона проходило на безлюдном берегу, уходившем круто в гору. Оставив фургончик на некоем подобие стоянки, мы направились к большой толпе, мелькающей всевозможными цветами. Договорившись встретиться возле машины ровно в шесть утра, сразу же после рассвета, все стали смело теряться, лишь только завидев где-нибудь знакомые физиономии.

Оля с Хельгой остановились возле одетой как хиппи компании, я с Лидой и Лёней подошли к барабанщикам. Лёня стал расспрашивать о стилях и происхождении музыки, которая будет сегодня звучать. Я никогда раньше не видела таких инструментов. Деревянная труба, облокачивалась на колено музыканту, и уходила далеко вперед, метра на полтора, издавая глубокий протяжный звук. Нечто похожее на деревянную батарею звучало более отрывисто.

С началом сумерек, как только солнце прикоснулось к горизонту, сотни тамтамов, джамбо и прочих этнических инструментов принялись отстукивать древний жизненный ритм, от которого хотелось двигаться, не в силах остановиться. Мы подошли к компании, где уже стали своими Оля и Хельга, а поскольку у нас было несколько литров вина, то нам более чем обрадовались. Через некоторое время по кругу пошла трубка мира. С первой тягой мир расширялся: небо улетало, море уплывало, земля становилась ватной, со второй - был только ты, музыка барабанов и звуки моря сливались воедино, хотелось танцевать в вечном безумном танце. Сумерки огромными пальцами захватили все плато, и на том месте, где появлялась тень ночи, тут же вспыхивали небольшие факелы, и начинали танцевать вокруг полуобнаженных девушек и парней. Когда вся факельная процессия направилась к морю, к ней стали присоединяться танцующие в наркотическом опьянении гости фестиваля, мы тоже подскочили, и, свободно поддаваясь ритму, стали двигаться вслед за всеми. На пляжу все рассыпались в разные стороны, многие, не замедляясь ни на шаг, заходили в море, другие же продолжали танцевать на берегу, третьи падали без сил на нагретый за день песок. Странно, я думала, здесь будут камни и мы расшибемся.

Звуки, звёзды, небо – всё в тебе слилось в единое целое, ты стала полноценной, самодостаточной, и никто не был нужен, а мысли о том, что существует в этом мире одиночество, показались полным бредом.

 

На утро в глинтвейном котелке варилось кофе. Антон был с подбитым глазом, по его словам, он упал; а Валера вообще спал сидя, опершись на большой камень, непонятно как оказавшийся на нашей стоянке. Тимур что-то бормотал на армянском, его брата с женой не было. Девчонки тоже выглядели не очень-то выспавшимися, но в них всё-таки искрилось удовлетворение и спокойствие.

- А у кого-нибудь был фотоаппарат?

- Нет.

- А кто вёл машину? – не унимался еле пришедший в себя Антон.

- Ты.

- А я нормально это делал?

- Наверно.

- Кто-нибудь вообще хоть что-то помнит?

- Нет.

- А почему у меня гондон на члене был одет?

- Это не я, - резко пришел в себя Валера.

- Какой нафиг гондон? – спросила Лида.

- Обычный. Я утром пописать пошел, вроде все правильно делаю, а не могу, потом смотрю вниз, а там резинка одета.

Все дружно засмеялись на его подробный рассказ.

- А в нем что-нибудь было? - Лида решила провести целое следствие.

- В смысле?

- Ну, сперма там, или что-нибудь, следы губной помады?

- Не, я ни с кем не спал, наверно?!

- Так ты же ведь ничего не помнишь.

- Ну, я бы почувствовал.

- А где Армен? Мы его забыли?

- Нэ, - с ещё более сильным, чем всегда акцентом ответил Тимур, - они в шокэ, им нэ понравилось, они уехать.

- От туда уехали или вообще уехали?

- Ваабще.

- Ну и дураки,- чуть слышно пробурчал Антон. Мы были все с ним согласны, - а ты почему не уехал?

- А мнэ нравится.

- Ну, хоть тебе понравилось.

После завтрака с попытками вспомнить прошедшую ночь, все отправились отсыпаться. На следующий день Антон пообещал отвести нас в город.

 

Вечером нас разбудил Лидкин крик. Мы с Олей почти одновременно выскочили из палатки. Вопль доносился со стороны моря, и мы кинулись в ту сторону. Когда прибежали на поляну, там уже собралось изрядно народу, даже с соседнего лагеря. Лёня стоял по пояс в воде и держал на плече трепыхающуюся Лиду, издающую жуткие крики в знак протеста вечернего купания. Но он не обращал на них никакого внимания, и, не успели мы сказать ему ни слова, как он вместе с ней исчез в пучине морской. Через несколько секунд вынырнул, она на вид была очень даже живой, мы, шокированные таким переполохом, вернулись обратно к палаткам.

- Пиздец, - выругалась Оля по дороге.

- Да ладно, забей, они же играют.

- Да я не про них, - и недовольная скрылась в палатке.

Недоумение, о, недоумение, мой вечный спутник, как же ты меня порою злишь.

 

***

 

День выдался жаркий, и мы провели его на пляжу. Но под вечер Антон загорелся поездкой в город.

- Хоть поем нормально, и мне нужна минералка, - кричал он, забираясь в машину.

Мы быстро переглянулись. Оля пожала плечами, и покосилась на свою подругу, которая, скорчившись помотала головой. Лида не стала дожидаться личного приглашения, а молча запрыгнула в машину, но Лёня не поддержал её, от чего у неё опечалился взгляд. В конечном итоге в город мы ехали вчетвером, с нами ещё был Валера, который не мог жить без Антона.

 

Не успели проехать и полпути, как из-под капота пошел чёрный дым, всё затряслось, загрохотало и остановилось. Антон, сильно выругавшись, вылез посмотреть в чём дело. Машина не заводилась. До города нас дотянули на тросе. Вечерело, жара спала. Мы зашли перекусить в прохладное кафе.

- Сотовые включены? - мы кивнули, -тогда, как починимся, то сразу вам позвоним, а пока гуляйте.

 

К набережной вела красивая аллея. Мы купили вина, и, сидя на парапете, наблюдали заход. С наступлением темноты, мы отправились пешком по пляжу в сторону выезда из города, в надежде, что там нас сразу же подхватят и отвезут в лагерь. Пляж был усыпан большими камнями, об которые бились каблуки, я разулась, и покачивающимся шагом пошла дальше. Навстречу мне такими же зигзагами шёл молодой парень, немного обгоняющий своего друга. Мы встретились с ним лоб в лоб, но вместо столкновения, обнялись, он развернул меня в обратную сторону, и мы пошли с ними.

Ребята оказались очень веселыми, предложили выпить ещё по стаканчику. Когда мы возвращались обратно на пляж, Лида вспомнила за фотик, и что мы не сделали еще ни одной фотографии.

Вначале мы гуляли по ночной набережной, щелкаясь с каждым кустиком и лавочкой. Затем отправились на пляж, и, уже довольно-таки подпитые, отправились в прогулку вдоль берега. Пустынный пляж, пара еле светящих фонарей и ни души. Только волны прибоя, свист сверчков и вспышка камеры. Лида не стала участвовать в нашем, как она выразилась, загуле, а только сидела на лавочке и с пребольшим любопытством наблюдала за нами, допивая остатки вина. Её ухажер скромно устроился возле нее, пытаясь развлечь разговорами. Мы же с моим парнем на ночь, решили поиграть в фотографа и модель, я по колено зашла в воду и пыталась устоять хоть в какой-нибудь красивой позе. Когда память на фотоаппарате закончилась, вернулись к лавочке, где нас должны были ждать, но ни Лиды, ни её спутника не было, стояла только пустая бутылка из-под вина.

- Наверно они пошли за второй, - заключили мы и решили подождать, чтоб не разминуться.

Пока ждали, он стал приставать. Но почему бы и нет, я ж ведь приехала сюда без парня, совсем одна, а насмотревшись на любвеобильное движение, тоже чего-то да и захотелось.

Он предложил искупаться. Купальника у меня с собой не было, а мочить одежду я не собиралась, но он сам первый всё с себя скинул, и остался голышом. Я быстро к нему присоединилась. Вода была тёплая и ласковая, я обвила его ногами, и мы целовались, пока не замерзли. Вылезли мы, чтоб нас никто не увидел, возле больших опорных свай, державших причал, и остались высыхать там. Он продолжил гладить мою спину, иногда специально случайно касаясь моей груди.

Галька была неудобной, но и терпеть особо долго не пришлось, он кончил через минуту. Потупил глаза, вытащил из меня резинку, и выдал самую гениальную фразу:

- Я перевозбудился.

Когда мы вернулись к лавочке, где в самом начале оставляли Лиду с его другом, то нас уже ждали не только они, но к ним ещё присоединились Антон с Валерой. Мы попрощались с парнями и поехали в лагерь.

Ночью было очень холодно, холодней, чем в предыдущие ночи. Где подевалась Лида, я не знаю, но одиночество вновь обняло меня своими ледяными руками.

"На хера я это сделала? – думала я про себя, - могли ж просто погулять, искупаться, выпить, но спать то зачем, толку от этого, ни удовольствия, ни тепла, и это уебище ещё через секунду кончило. И чего я получила? Когда ты так подрабатываешь, за это хоть деньги платят, а сейчас – одно унижение. Даже имени его не помню! Вот Оля стала ж лесбиянкой, почему я так не могу?" – с такими мыслями я ушла в глубокий сон, и мне снились обнаженные нимфы, купающиеся в ручье, том что в горах, они порхали по ветками и делали друг другу куни. Проснулась только утром, снаружи происходила какая-то возня.

Всё тело затекло, голова задурманена, жуткое похмелье. С трудом сдерживаю тошноту. Нащупываю возле себя бутылку воды, делаю пару глотков, вроде становится легче. Выползаю из палатки, вижу перед собой фигуру из нескольких человек. Оля держит Лиду, Хельга ей помогает, Лёня покусывает ей живот, от чего она то стонет, то пищит. Так вот почему мне такая дребедень снилась, а я то думала, что это знак, что пора менять ориентацию.

В нескольких шагах от меня стоял котелок с кофе. Я доползла до него, отлила себе в чашку немного кофе, и вернулась обратно. Оно было холодным и не сладким, но я не хотела их отвлекать, и поэтому просто наблюдала, чем же все это закончится. На удивление Лёня не остановился на этом, он опустился ниже и спрятал свою голову у нее между ног. Оля заглядывала туда с нескрываемым любопытством, а Хел покраснела, и потирала себе грудь. Потом Оля стала давать советы, например, попросила всунуть в нее пару пальцев. Через минут десять Лида покраснела, задергалась, схватила Лёню за волосы, кончила, Лёня не выдержал и, спустив штаны, принялся наяривать её дальше. Девчонки без стыда наблюдали за ними. Мне было всё равно. Это действие потеряло значение таинства двух любящих людей, и приняло облик животного безразличного совокупления. Причем уже давно.

 

***

 

В Ростове дождь. Его было видно ещё когда ехали по трассе. Весь город как будто окутало черным туманом. Пасмурное небо нависло над нами, как хомут, и давит к земле, зарождая в висках томящую боль. Дома облезшие и обтрепанные, девятиэтажки советской постройки смотрятся жалко, как будто после бомбежки. Их балконы заставлены холодильниками, детскими санками и старыми шкафами. Абсолютно все прохожие одеты в черное, прям заключенные концлагеря, только не худые дистрофики, а наоборот, заплывшие жиром уроды, в принципе, смысл один и тот же – разложение. Мокрый асфальт пахнет пылью, посреди двора огромная лужа, в которой копошатся воробьи, о чем-то щебеча. Нас подвезли к подъезду, и теперь мы ждём, когда вытащат все наши вещи. Прохладный ветер растрепывает волосы, они липнут к губам, намазанным бальзамом, врывается под кофту, заставляя всё тело покрываться мурашками. Спрашиваю сигарету. Лёня протягивает парламент. Он всегда курит только парламент, и если его нет, то ничего не курит. Очень пафосная и оригинальная привычка. Когда-то я курила только вирджинию, и встречалась только с Сашей. Потом перешла на мальборо, и была влюблена, уже не помню в кого. А когда рассталась с Вовой, стала покупать эссе. Сейчас курю все подряд, если нет ничего нормального, подойдет и прима, лишь бы некоторое количество никотина попало в легкие, и пропала щемящая нервозность. Шум рекламного баннера отвлекает мысли. Мне кажется, что есть взаимосвязь в привязанности к парням и сигаретам. То есть, если человек может привязаться к одной марке сигарет, то и быть постоянно с одним партнером он тоже сможет.

- Скоро осень, - у Оли был простывший голос.

- И что?

- Да так, ничего.

 

Через неделю после нашего приезда Олег устроил вечеринку. Его знакомый, художник из салона, выставил часть своих работ у него дома, хотя я бы наверно не стала называть фотографии работ работами. На них были изображены фрески на стенах, различные росписи, непонятная мебель, например стул с пятью ножками, а так же дизайнерские полки, посудные шкафы и прочая дребедень.

Мероприятие происходило в субботу. Ещё до назначенного времени у него собралось изрядное количество народу, видимо, после долгих отпусков все соскучились по бессмысленной толчее. Совмещенный с кухней зал превратился в лот-студию, появилась барная стойка. Спальня выполняла роль чилаута, лоджия, которая сама по себе была метров двадцать, вместила в себя всех любителей покурить, которые, по ходу, все время там и торчали.

Присутствующие принадлежали к разным стилям, здесь были мужчины в строгих костюмах и растоманы с дрэдами, противоположным ориентациям, многие пришли с парами, и каждая вторая пара была гомо. Всё было контрастно смешено, как в фирменном коктейле. Художники - неудачники, поэты – зазнайки, музыканты, которых никто никогда не слышал и наверно уже не услышит, артисты непонятно какого театра в безумных одеждах, рекламные агенты геи, а один толстяк в клетчатой рубашке представился поваром, толи это был его ник, толи он действительно был им осталось загадкой.

- Ты бы купила книжный шкаф, в котором полукруглые полки? – Оля загадочно рассматривала лежащий перед ней каталог.

- Не знаю, смотря зачем. Это же ведь для дизайна какого-нибудь бара. По-моему, очень неплохо смотрится.

- Мэйд фром факин, - пробурчала она, и перевернула страницу, на следующей изображался стол, ножкой которому служила статуя обнаженной девушки, стоящей на четвереньках, - расчленила б этого дизайнера.

- Расслабься, и закажи себе такой же, только вместо девушки пусть сделает парня. А он сделает. В этом мире искусства всё возможно, за определенную плату.

- Я не люблю унижающую тематику.

- Но сейчас это модно.

- Это модно длится с восемнадцатого века. Когда там маркиз де Сад жил?

- Да, тогда. Но он не моден, у него все слишком сводится к дерьму.

- Как у Мандзони, хотя между ними разница в двести лет.

- Не путай, де Сад обратил внимание на психологические модели, а Мандзони на вкусы.

- Нас окружает одно дерьмо.

- Так исправь это. Создай хоть что-то, что не будет дерьмом.

- Я записалась на курсы лепки, а с сентября мы с Хель будем ходить на уроки живописи, поэтому тебе недолго ждать осталось.

- Подаришь мне пепельницу?

- Для тебя это не сувенир, а самый необходимый предмет.

- Понравился креативчик? – к нам подсел Олег и поставил пару бокалов шампанского.

Я не пила шампанского, поэтому Оля высушила первый бокал залпом, второй, в принципе, тоже быстро.

- А где Роман? – спрашиваю Олега, пока Оля занята поглощением спиртного.

- Скоро придёт, он готовит мне сюрприз. Сказал, - он наклонился ближе к моему уху и кокетливо положил руки себе на щёки, - сказал, чтоб я не волновался, что сегодня я стану самым счастливым, - и начал ёрзать по дивану, словно что-то закололо у него внизу.

- Я тебя сфотографирую в этот момент, - Оля отставила второй пустой бокал, - сможешь любоваться всю жизнь.

- Я так волнуюсь, - он сел между нами.

- От счастья ещё никто не умирал, - Оля гладила его по спине.

Мне стало немного не по себе от их гомосяцких сюсюканий, и я решила пообщаться с кем-нибудь более гетеросексуальным. Но обведя взглядом всю толпу, поняла, что никого не знаю. Тогда я решила выйти на лоджию покурить, там-то уж точно должны быть никотиновые одноумышленники.

Все места оказались заняты. Я подошла к карнизу и стала наблюдать за проезжающими огоньками фар. Было немного прохладно, хорошо, что я надела джинсы и ветровку. Возле меня небольшая компания обсуждала недавнюю выставку современного арт-искусства. Они говорили всё так, как будто сами намного лучше всех тех, кто выставлял там работы. Один из парней, по возрасту ему не более двадцати лет, сказал, что никогда не стал бы так позориться. Я спросила, а кто он по профессии, ну, мало ли, может журналист или дизайнер модного клуба, тогда его слова имеют хоть какой-то смысл. Но он лишь презрительно посмотрел на меня, не удостоив такое самовольство ответом. И вся их дружная компания самых-самых принялась дальше обсуждать мир, находящийся ниже их. У Ксении Собчак на каком-то сейшн было безвкусное платье, и где она его только достала, а Кудрявцева собирается сменить прическу. Вот это новость требующая обсуждения! А кто-то, для меня совсем не известный собирается жениться – все эти события относились к обсуждению культуры, моды и гламура. Выкурив еще пару сигарет, я вернулась обратно.

Люди в переборе с феничками и пирсингами оказались попроще. Но после того, как полная барышня неформального вида с заносчивым выражением лица начала рассказывать о том, как она познакомилась со своим любимым рок-музыкантом, мне стало тошно. Так и хотелось сказать: да кто на тебя внимание обратит, таких как ты несколько сотен в каждом зале?! Но оставим людей с иллюзиями на растерзание этим иллюзиям. Я вот реально хочу напиться, но кроме вина ничего не нахожу, где-то же должно быть виски, или водка, или пиво.

Около девяти часов вечера вернулся Рома. Его прихода, видимо, ждали, потому что потушили свет, и вывели Олега в центр комнаты. В темноте мне кто-то вручил связку воздушных шариков и хлопушку. Когда свет включили, все оказались в смешных шляпках, с бантиками и рожками, вся комната была в цветных шарах, даже мишуру под ногами успели разбросать. Заиграла песня Элтона Джона "whisper". Рома стал на одно колено перед Олегом, вытащил из кармана красивую коробочку красного бархата, медленно раскрыл её. Предложение по-западному. Олег стал подпрыгивать на месте и кричать "да, да", все стали вторить ему "ура, горько", захлопали хлопушки, музыка стала громче, по всему пространству залетали блестяшки и цветные звёздочки, молодожены поцеловались.

- Я сейчас умру, сейчас умру, - Олег схватился за сердце, а Рома заботливо помог сесть ему в кресло.

Толи у всех маски прочнее моих, толи я в себе не излечила свою циничность, но весь этот сюрприз, вся эта наигранная процедура показалась мне наипошлейшей. И не потому, что они оба парни, я это приветствую, а то, что всё смотрелось, как мякоть из свернувшегося желе орехового цвета.

Мы выпили за счастье будущей семьи, Оля их запечатлела на нашу общую мыльницу, и все вновь разбрелись по своим углам.

Я сидела возле приоткрытого окна и курила, почти полностью высунув руку в окно. Наблюдала за присутствующими людьми. Самые ненормальные оказывались самыми нормальными, и наоборот. Из всех безумцев я выделила только одного. Он сидел в дальнем углу с большим бокалом пива и за весь вечер не проронил ни слова. Он был очень похож на вокалиста группы Pain, только волосы были не расчесанными и спутанными. Ему постоянно задавали вопросы о компьютерах, но он отвечал настолько на жаргонном сленге, что, не поняв, все кивали, разворачивались и уходили.

- А где ты взял пиво? – спрашиваю у него.

- В рефрижераторе, - он кивнул в сторону кухни.

- Пошли, покажешь, - он нехотя отставил пиво, но всё-таки поднялся с нагретого места и пошел за бар. В холодильнике действительно было ещё несколько банок пива.

- Боже, ты слышишь мои молитвы, - проговорила я, обращаясь скорее к банке с пивом.

- Не, эт я принес, - ответил мне странный безумец.

Через несколько часов постепенно все стали расходиться, ещё через некоторое время закончилось пиво. Поскольку я не хотела мешать, тем более с вином, то решила сходить в магазин. Сергей, я с ним так и провела остаток вечера, выразил желание пойти со мной.

- А кто ты по профессии? – на этот вопрос навел на меня удручающий вид лифта. Такой шикарный дом, и такой пугающий лифт. Такой милый мальчик, и такой странный.

- Компьютерщик.

- То есть программист?

- То есть компьютерщик.

Несмотря на свою молчаливость, он меня чем-то привлёк.

Мы вернулись с пивом, и почти полночи просидели рядом. Его неразговорчивость меня ничуть не смущала, даже успокаивала. Было важно его присутствие рядом, а не слова. Я знала, что он думает также как и я.

- Конечная шестьдесят первого, - с насмешкой сказал он, внимательно рассматривая одну из черно-белых фотокарточек, на которой была изображена ворона на рельсах на фоне разбитого некогда жилого дома.

- А где это?

- Недалеко. Хочешь, покажу?

- Только завтра.

- Только завтра.

- Тогда я тебе позвоню, как проснусь, окей?

- Окей.

 

***

 

Конечная 61 стала для нас любимым местом для променада. Мы часто сидели на заброшенном мосту и смотрели вниз на рельсы, по которым иногда проходили поезда. Пара банок пива, пачка сигарет, старенькая мыльница, ещё подарок Владлена, и молчанье.

- Почему у тебя нет девушки? – не знаю, почему я спросила у него именно это, ведь эта тема меня совсем не волновала, а нарушить тишину можно было и любым другим вопросом.

- Почему нет, у меня есть ты.

- Но ты же со мной не спишь.

- И что, это не главное.

- Не верю.

- Я странный?

- Да.

- Я привык.

- Но ты же ведь не можешь совершенно ни с кем не спать! А как же потребности?

- Ну, для этого тоже может быть кто-то, только с ним нельзя вот так просто сидеть и смотреть на проходящие поезда.

- А, так у тебя всё распределено по ролям.

- Нет. Я с тобой не сплю, потому что если это случится, то мы перестанет вот так вот проводить время.

- Для тебя это так важно? Важнее просто проводить время, чем спать?

- Да, наверно. В этой жизни всё относительно, нельзя так просто сказать, что именно это важно, а то нет. Как-то взаимосвязано всё. У тебя же ведь тоже никого нет, почему?

- Я разочаровалась в мужчинах.

- Как?

- Ну, мужчинам этого не надо.

- Чего не надо?

- Постоянной девушки.

- А что тогда надо?

- Надо, ну, - такими прямыми вопросами он поставил меня в тупик, - всем же ведь хочется, чтоб у него было много, очень много девушек. Это похоже на то, когда мальчики меряются писюнами в детстве, а подрастая - количеством девушек, которые прошли через его постель. А ещё здесь есть спортивный интерес, азарт: знакомиться, привлекать, заваливать, ну, а потом бросать, удачно избегать. Никаких проблем, никакого геморроя, никто на уши упреками и просьбами не капает. Не надо никакой ответственности, тратить свободное время, ухаживать. А дети, неужели мужчине может хотеться иметь детей? Я не могу себе представить мужика с младенцем! Все стереотипы - это всё общественное мнение! По-моему, для мужчин дети вообще причина для бегства, ссылки или самоубийства.

- Не знаю, я другой, я не понимаю, о чем думает большинство, поэтому не смогу тебе это рассказать.

- А вот ты, ты хотел бы иметь семью, детей там, а?

- Нет.

- Вот видишь!

- Да, наверно, это так. Но и про женщин можно так же сказать, что все бабы жадные, корыстные, и любят только тех, у кого больше денег. Они выбирают себе супругов не по физическому и интеллектуальному достоинству, а по состоянию кошелька. И вот где же оказывается их природный инстинкт, творящий естественный отбор, если они рожают от толстых, лысых и низких? Каким же тогда будет будущее поколение?

- Есть и такое. Но не все же такие.

- Мужчины, наверно, тоже не все.

- Но в большем проценте.

- Люди такие, какими их хотят видеть их потенциальные партнеры.

- А если потенциальный вариант, это постоянная смена партнеров?

- Не знаю, у меня таких целей нет, а тех, у кого есть, я понять не могу.

- Радует, что хоть кто-то меня понимает, - я чмокнула его в щёку, неспеша поднялась, и стала отряхивать джинсы.

Он ещё некоторое время смотрел вниз, потом обернулся, и я заметила, что его щека сильно покраснела. Просто он слишком стеснительный.

 

В тот день я пригласила его к себе в гости. Он поставил мне несколько программ, включая фотошоп для Оли. Я приготовила ужин. Мы сидели рядом, и я представляла, что он мой парень, и что мы живем вместе, и мне не надо бояться сказать лишнего, не понравиться, что он может обидеться, развернуться и уйти.

В холодильнике с какого-то праздника осталась бутылка водки. Я попросила его сходить в магазин за соком. Вместе с соком он купил мне пирожное, белое, пушистое и с ягодкой.

- Почему ты всегда так много пьёшь? – мы сидели на диване и смотрели последний сезон "потерянных", я была уже достаточно пьяна, чтоб болтать ерунду.

- Для меня это не много.

- Но ведь это минимум на каждый день!

- Вот принимаешь в течение дня в себя грусть и грубость, накапливаешь комочки ссор, которые потом торчат из тебя бугорками, взглядов там косых и всяких злобных слов, оскорбляющих тебя, не уважающих. Принимаешь всё, скапливаешь, душу обмазываешь говном человеческим, слой за слоем. Пока не останется чистого места от этой гадости, от злости, от жестокости, от чего душа черная и несчастная, ни к чему не чувствительная, болеет, червями копошащимися покрытая, и пощады требует. И вот даешь тогда своей душе жизненный эликсир, омывая им раны будничные, стирая все прегрешения несправедливые, заливая до краев, ополаскивая, пока не разбавит эликсир всю чуму в жидкости своей, и не выльется вместе с ней изо рта блювотиной, отравляя воздух, отравляя землю, отравляя прохожих, которые в свою очередь своей грубостью не нагадят в душу твою заново, чтоб она снова копила, а потом плакала, а потом просила излечить её…

Вначале я долго смотрела на него, не в состоянии что-либо сказать. Потом начала приходить в себя и рассмеялась.

- Ты это сам придумал?

- Сам.

Почему-то мне невероятно захотелось поцеловать его. Я наклонилась к нему, обняла руками за шею, я старалась быть нежной. Он не сопротивлялся, просто смотрел на меня удивленно. Когда закончился сериал я проводила его, он сказал, что позвонит.

На следующий день он прислал мне сообщение. В нем говорилось, что он не хочет больше со мной общаться. Я не то, чтоб удивилась, скорее запуталась.

- Может ему сказали, кем ты работаешь? – спросила Оля, когда я показала ей сообщение.

- Не думаю, просто он странный.

- И на хер тебе эта странность нужна?! – Оля злобно откинула от себя полотенце, которым вытирала посуду, и подсела ко мне, - поставь странность в черный список, и сразу же отталкивай от себя такие варианты.

- Знаешь, мне кажется, что пока я не прекращу таким вот способом зарабатывать себе на жизнь, то не смогу общаться с обычными людьми. Я их боюсь, мне кажется, что они меня презирают.

- Конечно презирают. Они всё презирают: бомжей, дворников, алкашей, наркоманов, людей без ног, или без рук, тех у кого маленькие зарплаты, или очень большие, неудачников презирают, и счастливчиков. Они всех презирают. Но вот только кто такие они?

 

***

 

- Не волнуйтесь, это поправимо, - у врача спокойный вид, его спокойствие передаётся и мне.

В кабинет светит теплое осеннее солнце, хотя на улице уже довольно-таки холодно, от шума проезжающего трамвая в стеклянном шкафу звенят колбочки, доктор что-то пишет в моей карте. У него седые волосы, голубые глаза и фрейдовская бородка. Он не носит очки. Он сказал, что операция вместе с лечением и палатой обойдется мне примерно в сто тысяч. Это государственная клиника, но лучшая в нашем городе, поэтому лучше заплатить и вновь стать человеком нормальным, чем сэкономить и навсегда остаться калекой.

Вначале я стала просто хуже видеть. Меня это не волновало, у матери тоже плохое зрение, я думала, что это наследственное. Но через пару месяцев зрение ухудшилось до того, что мне потребовались очки. Врач в местной больнице выписала рецепт, но ничего не сказала о том, что надо бы провериться у более квалифицированного специалиста. Может, боялась, что если пошлет к более опытному врачу, то её репутация пострадает. Хотя какая к черту репутация, теперь из-за этого я могу ослепнуть!

Операция делается в два захода, вначале на один глаз, через несколько дней при хороших анализах на второй. Мне сказали, что первое время я буду видеть плохо обеими глазами, но это не на долго, примерно через месяц всё восстановится.

Отслоение сетчатки очень серьезно, во время операции может разрушиться хрусталик, и тогда случится непоправимое. Хороший доктор, денег хватает, надо решиться только лишь на первый шаг в сторону операционной, но руки почему-то дрожат. Я для себя уже всё решила, если что-то пойдет не так, если я не смогу видеть после операции, если я ослепну полностью, то я не буду жить.

Я нашла в интернете достаточное количество наименований различных средств, которые вызывают летальный исход. Но есть возможность и попроще. Я могу на работе взять несколько порций кислоты, и, если повезет, достать ещё чего-нибудь сильного. Думаю, ничего не заподозрят, а смерть будет выглядеть как передозировка.

Матери объяснят. Остаться слепой, калекой на всю жизнь, обузой для других - я не смогу. Без зрения я ничего не слышу, ничего не замечаю, ничего не чувствую. Не о чем даже и думать, не о чем сожалеть. Я хочу жить жизнью нормального самодостаточного человека, пускай невезучего, пускай немного заблудившегося, оступившегося, но полноценного, со всеми возможностями, страстями, здоровым ощущением и видением этого мира во всех его цветах и красках.

Чего уж теперь бояться, если для себя всё решила. Смерть – это избавление от всех горьких ощущений, от всех переживаний и тревог. Смерть – это освобождение от боли, неудач и греха. Она, словно врата в иной мир, путь к счастью, добру и радости. Не надо ничего понимать, только раз решить, и дойти до конца. И пускай это решение зависит от результата мастерства врачей.

Легла в больницу за несколько дней. Давление в норме, но зрение с каждым часом всё хуже и хуже. Хожу в столовую, придерживаясь одной рукой стены, боюсь, что не увижу того, из-за чего могу упасть.

 

- Ничего не бойтесь и не волнуйтесь, - голос анестезиолога звучит глухо, его сдерживает белая марлевая маска, - постарайтесь расслабиться.

Щекотание где-то возле носа, ладони стали мокрыми, появился яркий свет, потом сон, без сновидений.

Проснулась уже в палате. Какое время суток не знаю, все темно, на глазах черная повязка, не могу пошевелить ногами, ужасно хочется пить.

- Андрей Васильевич так и сказал, - голос Оли раздался где-то совсем рядом, - что ты проснешься в десять одиннадцать. Сейчас начало двенадцатого. Хочешь есть?

- Дай мне воды.

Она подала мне стакан, вода была до противного теплой. Я сделала пару глотков, и снова откинулась на подушку.

- Который сейчас час?

- Я же сказала, начало двенадцатого. Тебе принести поесть?

- Нет, не надо. Я ничего не хочу.

- Это из-за наркоза. Мне надо на курсы, так что я не смогу долго просидеть здесь. Слева кнопка вызова медсестры.

- Я знаю.

- Вот и замечательно, - она облегченно вздохнула, - всё прошло, как и планировалось, без проблем. Ты скоро поправишься.

- Надеюсь.

- Я тебе плеер принесла, если скучно станет.

- Спасибо.

- Я ещё зайду.

- Давай, я посплю ещё.

Через некоторое время зашел врач. Осмотрел, сказал, что всё в порядке. Разрешил послушать музыку. Я надела наушники и постаралась забыться. Заиграла группа Deform. "Бешеный крик сталью по венам, Я удаляюсь в синее небо, Комья земли разрывая на части, Моё сраное счастье, сраное счастье"…

 

Из больницы выписали через неделю. На глазах постоянно была темная повязка. С ней я ничего не вижу, хотя и без нее тоже. Так и не могу к этому привыкнуть. Оля готовит мне обед, помогает одеться, рассказывает последние новости.

- Я тогда всё на столе оставлю, если проголодаешься, нащупаешь. Сможешь?

- Я не голодна.

Сегодня у неё ночная смена, если это только можно назвать сменой. Она оставила ужин на столе, но я не хочу есть. Когда я не вижу, то и ничего не слышу, и не понимаю, и совершенно ничего не хочу. Мне плохо. Я только сейчас поняла, что собой представляет настоящее депрессивное состояние. Ничего не надо. Даже всё равно, если умру.

Когда она ушла, иду спать. Мне не хочется спать, но ничего больше делать я не смогу. Мои уши отказываются воспринимать мир без картинок. Моя жизнь – это движение, танец. Но как же я смогу танцевать, если не вижу даже пола под ногами?! Укрываюсь одеялом, стараюсь избавиться от всех мыслей. За стенкой кашляет сосед, на улице звенит машинная сигнализация, в ванной капает вода. Медленно, размеренно, отражаясь эхом от кафеля. Через некоторое время всё стихает, даже беспокойные капли стали реже. Меня окружает тишина. И темнота. А выключен ли сейчас свет? Вроде бы его никто и не включал. А задернуты ли шторы. Всё равно.

Не могу уснуть, постоянно прислушиваюсь, но ничего не происходит. Сон плавно начинает забирать меня к себе, как вдруг из кухни доносятся звонкие перебежки. Топот маленьких лапок, бьющих коготками о паркет. Они торопливы и прерывисты, что-то бегает по кухне в поисках еды. Дрожь проходит по всему телу, спина покрывается холодной испариной. Крыса? Я натягивая одеяло под горло, подбиваю его под себя, опускаюсь в него почти с головой, оставив лишь небольшое отверстие для воздуха. Шорох, топот, прыжок, резкий звук об тарелку. Крыса. Но от куда? У нас никогда их не было, тем более, что третий этаж. Это не может быть мираж, слишком четко все слышно. Мне не хватает воздуха, какой-то непонятный страх сковал всё тело. Надо подняться и включить свет, тогда она испугается и убежит. Но я вижу выключателя, я вообще ничего не вижу, а искать на ощупь слишком долго, я боюсь.

Никогда не боялась крыс. Одно время у нас их было очень много. Они бежали с полей. Нам даже пришлось завести кота. Но чтобы бояться – никогда. А теперь, в таком беззащитном состоянии, звонкое цоканье коготков вызывает во мне ужас.

Одиночество – это не скука по потерянному счастью. И не тоска по ком-то, давно ушедшем. Одиночество – это когда никого нет рядом, хотя бы для того, чтоб включить свет. И это одиночество имеет свои звуки и свои голоса. Оно звучит в незрячей голове дробью мелких шажков.

 

На следующую ночь Оля расставила на кухне капканы. Она не стала никуда уходить, и полночи читала мне "Норвежский лес" Мураками. Днём заезжал Макс. Очень пугающий поступок, он никогда ничем не интересуется, тем более чужим горем, тем более своих сотрудников. Привез апельсинов, но на чай не остался. Такое проведывание меня и удивило, и обеспокоило.

- Может, он что-то задумал? – спросила я у Оли после его ухода.

- Скорее он на тебя запал.

- Да ну, щас спишет меня, как брак, и продаст в рабство.

- Не сможет, ему тогда весь персонал придется туда переправить, а этого он никогда не сделает.

- От него всего можно ожидать.

- Он интересовался тобой, когда ты лежала в больнице. Поэтому смотри, как-нибудь, да проявит он свои чувства.

- Почему-то мне кажется, что он из свинца и железа, где ж там чувствам быть?

- В душе. Она у него забитая, но всё-таки есть.

- Пугаешь ты меня. Читай лучше дальше.

 

***

- Тебя Макс зовёт, - промелькнул лишь Анжелин голос, а самой её так и показалось.

Накидываю пиджак, поднимаюсь к нему.

- Ты герыч готовить умеешь? – спрашивает он, совершенно не смотря в мою сторону. Перед ним на столе лежат небольшие пакетики белого порошка.

- Я даже не знаю, как он выгладит, - отвечаю ему, с любопытством рассматривая предметы на столе.

- Ща расскажу. Там клиенты, - он кивнул в сторону випномеров, - им девки как бы ни нужны. Сама поймёшь почему. Сделаешь, проследишь, как отпадут, свободна. Улыбайся, будь вежлива, внимания ни на чё не обращай. Поняла?

- Ага. Только что делать-то надо?

- Это оно само, - он протянул мне маленький пакетик, в котором было не больше грамма порошка, - это горилка, - в другую руку сунул пузырек с жидкостью, - на, здесь смешаешь, - дал квадратную ложку, - и это, не сильно бодяж. Как зальёшь, подогрей немного, оно кипеть моментально начнёт, и цвет сменит. Так всё белое, а как взаимодействие пойдет, станет темно красным. Наберёшь им аккуратно, а там они сами разберутся, кто первый, кто что хочет. Будешь не нужна, возвращайся ко мне, ещё задание есть.

 

Я вышла от него и, пройдя пару пролетов, оказалась перед вроде бы нужной дверью. Пару раз постучала. Тишина. Не могла ж ошибиться дверью. Ненавижу ошибаться дверью. Дергаю ручку.

- О, здравствуйте, - говорит мне сидящая в кресле пьяная кучерявая симпотяжка лет двадцати пяти, на пол оборота повернувшись ко мне, и сразу же отворачивается обратно, занятый беседой.

Комната была метров сорок не меньше. Два окна. Тяжелые бордовые шторы, такой же палантин на кровати. Всё сделано в шикарном эмпирическом стиле. В углу стоит китайская ваза. Думаю, что её туда специально поставили, если разобьют, придется платить, а стоит она немало.

На диване перед журнальным столиком сидит трое парней, один на кресле, по виду только одному из них на вид за тридцать, остальные моего возраста или чуть старше. Они оживленно беседуют, я для них часть мебели, статуя для интерьера. Стараюсь не разволноваться, проговариваю про себя каждый шаг, быстрей всё сделаю, быстрей всё закончится.

Я сделала всё так, как и продиктовал Макс. Вроде бы получилось. Ох уж этот сервис! Трое быстро и натренированно вкололи его в себя, перевязав предварительно руку резиновым шнурком. Третий отказался перевязывать. Четвертый не стал употреблять. Я села недалеко от них и стала наблюдать за реакцией. Кучерявый, который был первым, первым и ушёл. Зрачки сильно расширились, на лице появилась тупая ничего не означающая улыбка. Вторым под кайф отправился рыжий, он постоянно проводил языком по губам, как будто они у него сильно сохнут, от чего на подбородке оказалось некоторое количество слюней. Стало противно, и я отвернулась. Когда третий всё закончил, то отшвырнул от себя пустой шприц, который прокатившись по столу, упал на пол.

Я не стала дожидаться, что будет с ними дальше, подобрала шприц, положила его на стол, мило улыбнулась трезвому, и ушла.

- Четвёртый не стал, - сказала я Максу, заходя снова в его кабинет.

- Это ситтер.

- А зачем он нужен?

- Да там если передоз или бэд трип начнется, поможет, или скорую вызовет.

- А.

- Чё а? Сама-то будешь?

- Не.

- Да эт кокс, лучший, что только можно достать, - он протянул мне небольшую костную трубочку и диск с небольшой дорожкой, скорее похожей на розовый снег.

Сознание резко прояснилось. И в отличие от тех парней, все стало более реальным и адекватным, чем было раньше. Я отрезвела от обычного состояния, жизнь представилась более простой и лёгкой, чем могла бы быть когда либо.

Макс налил мне немного виски, кинул пару кубиков льда и протянул мне. Я села напротив него. Он молчал, иногда смотрел мне в глаза, иногда на грудь, иногда куда-то в сторону. Я старалась включиться в этот мысленный диалог, потому что слов не находила, или скорее боялась заговорить первой. Через несколько минут он подошел ко мне, поднял со стула и посадил на стол. Провел рукой по волосам, поцеловал. Я отвечала на его ласки, одной рукой расстегивая рубашку, другой пояс. На груди у него была татуировка. Паук и кинжал. Он с силой вошел в меня, но я очень быстро намокла, и поэтому почти не было больно. Мне даже нравится такое резкое бесцеремонное отношение. Не то, чтобы грубость, а как что-то должное, уже давно разрешенное. И Макс, он мне нравится.

Мы не смогли долго пробыть вместе потому что ему позвонили, и он рванул из кабинета, потянувшись ко мне, чтоб поцеловать, но так и не успев, ноги несли его без тормозов. Я покинула его кабинет, и поскольку работы на сегодня больше не было, стала собираться домой.

Было около десяти вечера, я решила такси не вызывать, поехала на автобусе. По дороге зашла в магазин, чтоб купить пива, но пройдя по всем рядам с алкоголем, взяла бутылку водки и вишневый сок. На душе было на удивление спокойно. Может от того, что он не стал меня убивать? Каждый раз, когда Макс вызывал кого-то к себе, то только лишь для того, чтоб обругать или выгнать. Мало кто возвращался без фингалов или сломанных костей. Поэтому, когда мне сказали, что зовёт Макс, я не на шутку испугалась. Видимо он долго не мог придумать причину, по которой меня можно вызвать к себе. Но я рада, что все обернулась именно так. Конечно, то что произошло сегодня, может никогда и не повторится, но этот один раз уже многого стоит. Я не верю в то, что я полюбила его, скорее это сам факт того, что самый грубый, жестокий, властный и непробиваемый человек выбрал именно меня для любви и ласки. По всему телу разливалась радость. Я вспоминала его прикосновения, и уже только от одних воспоминаний начинала кружиться голова. Всё резко началось и тут же так же резко закончилось, оставив всплеск эмоций постепенно стихать, не давая покоя. Нужно было выпить, и рассказать об этом Оле. Такое в себе самой не удержать.

- Я же говорила, - Оля разлила по бокалам водку, потом наполнила их соком.

Я за это время включила музыку, подбирая более мягкие и медленные песни.

- Самая нелепая влюбленность. Ты действительно мазохистка! – сказала она, после того, как я ей всё рассказала, - неужели тебе не хочется просыпаться каждое утро с одним и тем же человеком?

- Несколько лет назад у нас были точно обратные мнения. Ты нашла то, что искала, поэтому и говоришь, что это возможно. А я потеряла, поэтом больше не хочу.

- А ведь он мог с тобой всё что угодно сделать?!

- Да, мог, но не сделал же! Помимо напора в его действиях была и нежность, и ласка.

- Не могу себе представить ласкового Макса.

- А ты представь!

- Ну, ты и влюбилась… - Оля показала головой, и через некоторое время спросила, - что теперь будешь с ним делать? Вы будете встречаться?

- Нет, что ты. Влюбилась, полюбила, и хватит.

- В чем смысл то?

- В том, что эти эмоции затмит время, все свыкнется, они перестанут быть такими яркими, и сами же уничтожат не только себя, но и воспоминания.

Оля прикурила сигарету, глубоко затянулась, задрала голову, как бы о чем-то размышляя, потом отложила её, и стала кивать головой в такт музыке. Сигарета так и продолжала погружать комнату в туман, я потушила её об край пепельницы и продолжила:

- Вот так всю жизнь стремишься к вечной и искренней любви, а когда она приходит, стучится в дверь, врывается в твою жизнь проходящей страстью, предельным интересом, и ссорами по мелочам, что получается тогда? Она наскучивает, надоедает, хочется вновь почувствовать себя свободным! Так нужна ли она изначально? Может вместо вечной любви и нужны временная страсть, удовлетворяющийся интерес и ссоры, но именно что временные, проходящие, взбудоражущие на время, а потом уходящие. Чтоб можно было жить удовлетворенным этим, как маятник, пока не кончится механизм, а потом вновь – поиски тех же чувств. Но опять-таки временных.

- Давай потанцуем? – внезапно предложила она.

- Давай.

Оля отставила бокал, отодвинула стол в сторону, чтоб случайно не зацепить его, сделала глоток водки прямо с горла, и начала медленно двигаться под унывающую песню без названия. Она двигалась точно так, как если бы была на сцене. Не спеша, снимая с себя по вещи, теребя волосы, проводя рукой по груди, животу, ягодицам. Потом она опустилась возле меня, из одежды на ней были только трусики из прозрачного кружева.

- А ты когда мастурбируешь, ты только рукой там все гладишь или пальцы еще засовываешь? – неожиданно спросила она¸ потянувшись за бокалом.

- Когда как. Я вообще как бы не очень часто это делаю. Раз в две недели, но так, в душе чисто, а что?

- Да не, для справки спросила. Мне сложно кончить, если ничего нет там.

- Может, тебе парень нужен?

- Я её прошу мне туда пальцы засовывать. А однажды, - она очень оживилась и при этом сильно покраснела, - мы долго это делали, она не отпускала меня, хотела, чтоб я кончила, так почти всю руку туда засунула.

- И? – зная её прошлую жизнь, меня это ничем не удивило, - ты на меня таким открытием впечатление хочешь произвести? Так не удивлюсь, если и все две.

- Мне приятно было. Я боюсь её напугать. Вдруг ей что-то почище надо?!

- Не надо. Если до сих пор она от тебя не ушла, то уже не уйдет. А такие вещи взаимно затягивают. Где ж она теперь найдет себе девушку, в которую свободно руки засовывать можно?

Мы допили бутылку водки, и, решив, что этого мало, пошли за пивом.

- А когда мы Лиду в последний раз видели?

- Час ночи.

- Поехали

Не успела я ей ответить, как она уже стояла у дороги и ловила такси. К нашему счастью Лида не спала и не была на работе. Она была очень уставшей, но встретила нас с книжкой в руках.

- Что это!? – воскликнула Оля, вырывая книгу у нее из рук, - Над пропастью во ржи, мне не понравилась. Мы принесли тебе водки.

- Спасибо, - совершенно спокойно ответила Лида, - а я-то думаю, чего мне не хватает.

- А я так и чувствовала, вот сижу, и думаю, как же Лида сейчас хочет напиться, ой, надо к ней ехать, - Оля с каждой минутой становилась все пьяней и пьяней.

- Она тебя щас ещё и про мастурбацию начнет расспрашивать, - сказала я, помогая Оле снять пальто.

- Я не хочу сейчас говорить о сексе. Давайте о чем угодно, только оставим всё, что связано с интимом, и не будем этого касаться до завтра как минимум, договорились?

- Что-то случилось? – Оля как будто резко отрезвела.

- Нет. Завтра об этом поговорим. А напиться я и вправду хочу.

Мы зарулили на кухню, приготовили на закуску салат. Первый тост был за нас. Потом возникла тишина. Исключив из нашего сегодняшнего разговора темы секса, говорить стало не о чем. Я бы рассказала про Макса, но мы с ним переспали, Оля бы пожаловалась на боязнь потерять Хель, но это тоже секс, всё сплошной секс.

- Я вчера ходила в кино, - сказала Лида, - фильм назывался "Каспер", это комедия, мне понравилось. Не навязчивая такая. Поржать можно.

- Прикольно, - равнодушно ответила Оля.

- А когда ты в последний раз была в кино? - обратилась она толи ко мне, толи к Оли.

- А я не хочу в кино.

- Я тоже, - я, кажется, стала понимать, на что намекает Лида.

 

***

 

Погода не пасмурная, очень светло, а небо белое-белое, на нем нет ни одного облака, ни одной тучки. Крик вороны доносится от куда-то свысока, и, не смотря на светлость дня, мрачно становится, как будто этот свет на самом деле тьма.

Мы договорились завтра пойти в кино. Неважно на какой фильм, просто посидеть рядом на креслах кинотеатра, чего-нибудь выпить. Лучше всего для этого выбрать комедию, тупую американскую комедию, и дешевые коктейли, которые можно пронести в зал, спрятав в сумке или внутреннем кармане пальто, лучше в кармане пальто. Но это будет завтра.

Меня попросили помочь принять бар. Я не могу отказать. Считаю бутылки, расставляю некоторые из них на полки, другие прячу для особых случаев. Ближе к вечеру приходят Оля с Лидой. Делаю им по мохито, самой пить не хочется. Через полчаса подходит Макс, и девчонки моментально испаряются, притворяясь пригруженными работой. Лида делает вид, что помогает Виолетте гладить салфетки, а Оля шныряет в общий зал.

- Привет, - говорю ему, - всё точно, боя нет. Подпишешь? - протягиваю ему стопку накладных.

- Давай, - берет у меня бумаги, и откидывает их на стоящий рядом стул, облокачивается локтями на барную стойку, улыбается.

- Что?

- Да так, ничего.

- Вид у тебя какой-то очень благоприятный.

- Э, Верка, - чешет нос, - это затишье перед бурей. Сегодня сдача, два ляма налом, товар проверять некому, шухер полный, да еще и клиентуры дуром. Ща выкручиваться будем, как можем.

- Тебе нравится твоя работа? Только честно, без подъёбок.

- Какое тебе дело?! Это моя работа, моя жизнь, мои проблемы.

- Может, хочу стать частью…

- Не, - он сразу же перебил меня, - это не возможно. Я существую только как абсолютная сила, сегодня я, завтра кто-то другой. А ты всего лишь шлюха, которую я… - он на мгновение задумался, но потом отмахнул мысль рукой, - сейчас свободна, иди домой, как будешь нужна, я тебе позвоню, - разворачивается и уходит.

Некоторое время я была за бармена, но потом подошла вторая сменщица, и я покинула бар. Перед тем как уйти, решила найти девчонок. Оля была с клиентом, Лиды нигде не было, как сквозь землю провалилась. Тогда я вернулась обратно за бар, попросила сделать мне чашку кофе, и стала оценивающе рассматривать полупустой зал.

Ко мне подошёл лысый здоровяк, я его уже однажды видела, он часто приходит с теми, кто приносит товар.

- Свободна?

- Я бармен, только сменилась, если помощь нужна, могу администратора позвать, он вам экскурсию сделает? - ну просто очень мило улыбаюсь ему.

- А я хочу тебя, - он тянет ко мне свою руку, подобную экскаваторной лапе, и пытается ухватить за волосы.

- Но я не могу, я вообще по части выпивки, - выкручиваюсь из его объятий.

- Похер, твой пахан сдал позиции, так что идём, - начинает стаскивать меня со стула и тащить в сторону второго этажа.

Я боюсь сильно сопротивляться, это может вызвать агрессию. А ведь это самое главное – не разозлить. Клиента всегда можно наказать, развести на деньги, в крайнем случае - убрать, если задолжал ещё и за товар. Но кто тебя-то потом вылечит? Чувствую себя кошкой, которую за шкварник схватила бешенная собака.

- Какие позиции, кто сдал, причем тут я? – бормочу я.

- Заглохни! – он продолжает тащить меня на верх.

Мы по-любому пройдем мимо кабинета Макса, может закричать?!

Но я не успеваю выдавить и звука, когда заканчивается лестница, он хватает меня за волосы и приподнимает вверх, моё лицо оказывается напротив его глаз. От страха начинают течь слёзы. Он проводит языком по моей щеке. Я пытаюсь вырваться, начинаю махать ногами, но они лишь разрывают воздух, не дотягиваюсь до него. Раздаётся голос Макса, здоровяк бросает меня на пол, я сильно бьюсь об пол, но тут же приподнимаюсь на четвереньки и уползаю в открытую дверь. По обстановке это кабинет Макса.

Грубая речь и угрозы, доносящиеся из коридора, не смолкают, по тем словам, которые они произносят в повелительной форме, мне кажется, что Макс настолько накосячил, что они теперь займут его место, забрав себе всё его дело. У Макса очень нервный, возбужденный голос, но при этом он пытается их успокоить. Через некоторое время он с шумом залетает в кабинет, захлопывая по инерции дверь.

- Я же сказал убраться! – он подлетает ко мне красный от злости и негодования. В глазах одна лишь ярость, ему явно нужно кого-нибудь грохнуть. По-моему, он даже не видит, кто перед ним. Кошка или собака…

Я стою перед ним на коленях, не в силах подняться, руки протягиваю к нему, не для того, чтоб к нему прикоснуться, а чтоб закрыться от него. Макс дает мне пощечину, я теряю равновесие и падаю на пол.

- Сука! Тварь безмозглая! – он выхватывает откуда-то из-за дверного шкафа милицейскую биту, размахивает ей в воздухе, ударяет по столу, тот трещит, но не разваливается.

Макс от злости крушит всё вокруг, после чего ему становится немного легче, он перестаёт размахивать битой, откидывает её в сторону. У меня язык оказался где-то в пятках, даже если приложить усилия, получится дно лишь заикание. "Это же я, Макс, это же я"… - шепчу себе под нос, но из меня вылетает одно лишь хрипение. Зачем я прошу узнать меня, разве для него это что-нибудь значит?! Он же ведь сказал, что я всего лишь шлюха. И всё. Почему я хочу быть больше, быть кем-то, разве я сама не понимаю, что это всего лишь страх. Умоляю пощадить меня, молю простить и отпустить, но кого, не бога, а сутенёра. Наверно так молятся перед дьяволом в аду.

Он выходит, говорит, что вырубил меня, извиняется, предлагает другую на выбор… Значит, не равнодушен, раз всё-таки не отдаёт. На него это, ох, как не похоже. Слова Макс и пощада никогда не употребляются в одном предложении. Он может убить, и за это ему ничего не будет, покалечить, без намёка на совесть, а если речь доходит до того, чтоб отдать очередную девку на растерзание, так это только вызовет в нем желчь ожесточения, вплоть до оргазма.

Заходит обратно, но уже не хлопает дверью, а тихо прикрывает.

- А знаешь, я тебе сейчас жизнь спас, - говорит полушепотом, - так что ты у меня в долгу, - трогает за руку, проверяя пульс, гладит по голове и снова уходит.

Спас. Спас тем, что не убил.

Весенняя холодная ночь, уходи, уходи, пожалуйста, прочь.

Через несколько минут раздается крик Лидки.

Прощай, подруга. Слезы сами начинают капать, непослушные.

Справедливость, доброта, любовь – всего лишь слова, обозначающие несуществующие чувства.

Через час или через несколько часов, не знаю, сколько времени прошло, слышу стук в дверь.

- Они ушли, - говорит Оля.

Они ушли, а самые страшные опасение сбылись, превратились в реальность и остались с нами. Навсегда.

 

***

Есть такая примета, если умирает молодая девушка, которая ни разу не была замужем, то её хоронят в свадебном платье. Лиде было 22, она не была замужем. Патологоанатомы потрудились на славу, у неё был почти живой вид. Фарфоровая кукла, хрупкая и почти как настоящая. Пугало только белое свадебное платье в сочетании с черным гробом и его красной обивкой. После этого я никогда в жизни не надену свадебное платье, потому что теперь оно у меня ассоциируется исключительно со смертью.

Как назло светило солнце, будто не понимало, что сейчас оно совершенно неуместно. Расцветала листва, зелёная трава после дождя оставалась яркой и влажной, пахло весной, земля была мягкой, каблуки проваливались в рыхлую почву кладбища. И зачем я только их надела?!

Её привезли сразу к отпевальне, которая находилась рядом со входом на кладбище. Маленькое деревянное здание с одним куполом и православным крестом. Внутри горело много свеч, и из-за их дыма изображение в глазах колыхалось, как будто ты собираешься потерять сознание.

Священник отчитал заупокойную, дряхлая бабка, которая до этого мыла полы, подпевала ему с клиросов. Мы пришли с букетами красных гвоздик, и, как принято, положили их в гроб, накрыв её алым цветочным пледом. Перед погребением пришлось их вытащить, а после оставить на бугорке свежей земли.

Когда отпевание закончилось, гроб поставили возле церкви, и позволили всем попрощаться с ней. Пришла почти вся деревня, даже те, кто её не знал, из любопытства, создав ненужную толпу, не дав всецело осознать происходящее. Нам необходимо было попрощаться с ней, чтоб до конца принять то, что случилось. Сознание наотрез отказывалось верить в происходящее, постоянно хотелось достать телефон, и по привычке набрать её номер, тем более сообщить такую новость.

Интересно, как это будет выглядеть? Алло, Лида, привет, представляешь, а ты умерла, и мы сейчас на кладбище тебя хороним. Как там, не жарко ли?..

Мать сидела возле гроба и смотрела в землю, уже не плакала, шевелила губами, как будто с кем-то разговаривала там, под землей. Наверно она просила чертей не обижать её девочку. Дедушка Лиды не смог прийти. После такой новости он слёг, и с каждым днем его состояние было всё хуже и хуже, мать не могла за ним ухаживать, она и о себе-то в последнее время была не в состоянии позаботиться. Мы с Олей были в глубочайшем шоке, у меня даже мысль в единое предложение не строилась. С организаторством поминок помогали соседи и моя мама.

Надо было подойти к ней и сказать последнее прости, последнее прощай. Чтоб разум смог осознать происходящее и распрощаться с ней навсегда. Я долго стояла и смотрела на неё, но не могла узнать. Это была Лида, и в тоже время не она. Я погладила её по руке и поцеловала, в щеку, губы были спёкшиеся, я побоялась стереть с них помаду. При поцелуе я почувствовала лишь мраморную холодность и восковую твердость. Именно как мрамор: чувствовалась тяжесть, и холод, исходящий от неё. Глаза спокойно закрыты, лицо разгладилось, и стало похоже на маску, трупные пятна видны лишь на шее и подбородке, какая-то косметика большим слоем на лице. Поцелуй сохранился холодным налетом смерти и формалина.

 

- Как ты думаешь, - спросила Оля, сидя возле меня за длинным столом, накрытым для поминок, кроме нас ещё никого не было, - если, когда все придут, мы свалим, это нормально будет?

- Мне всё равно. Если хочешь свалить, я свалю с тобой.

- Да, давай. Я уже бутылку водки прихватила. Я хочу ещё раз к ней сходить.

Я едва видно кивнула ей в ответ.

Стали приходить родные и знакомые семьи. Мы извинились, высказали соболезнования матери, которую в полуобморочном состоянии внесли в дом, и быстрым шагом скрылись за поворотом, ведущим к Дону.

Мы сидели на берегу реки, свесив ноги со старой пристани, когда-то здесь останавливались большие корабли. Оля пила водку, закусывая шоколадными конфетами, у меня пересохло горло, я не могла сделать и глотка, хотя очень хотелось.

- Вода такая мутная, - Оля выкинула в воду сигаретный бычок, и мы еще долго смотрели на расходящиеся от него круги.

- Может, вернемся к ней? – наконец-то предложила я.

- Да, пошли.

Когда мы вернулись на кладбище, уже начинались сумерки. Людей не было, дул сильный ветер, сильней, чем у воды, потому что здесь не было ни деревьев, ни строений. Ничего, только кресты. Вокруг могилы было сильно истоптано, мы присели за столик, он уже был, её подхоронили к бабушке. Оставалось полбутылки, мало.

- Наверное, это будет поводом к сочинению десятка новых легенд. Типа, молодая девушка, поехала учиться, связалась с неподходящей компанией, а её обманули и убили.

- Ага, и в ближайшие несколько лет от сюда никто не уедет, потому что их не отпустят родители. Будут говорить, вот был случай…

- Может, этого следовало ожидать?

- Чего? Смерти? Так её всегда надо ожидать. Её могла сбить машина, или кирпич на голову упасть, или сосулька. Всё что угодно. Просто рано как-то.

- А когда не рано? Люди в шестьдесят умирают, так вся родня рыдает и говорит, что рано.

- Значит, не рано. Это судьба, наверно, так должно было быть…

- Судьба? А что по-твоему есть судьба, - я растянула последнее слово, медленно выговаривая его по слогам, - кто-то, совершенно невинный и добрый, наивный, должен страдать и умереть, а какая-нибудь падла, садист и убийца, не просто остается живым, но и не болеет, не страдает, да еще его и уважают, и деньги у него есть, и шлюхи, и власть. Получается, что судьба это синоним несправедливости.

- Ну, да. Что такое несправедливость?

- Это судьба.

Я посмотрела на Олю внимательней. Бутылка была пуста, она монотонно раскачивалась корпусом, особого сознания в её глазах я не увидела.

Домой вернулись поздно. По дороге Оля несколько раз споткнулась, и мне пришлось её почти тащить. Оставила её в коридоре на диване, сама вышла покурить. Подошла мама и села рядом.

- Вы Фаинке сообщили? – спросила она, стараясь не обращать внимания на то, что я курю.

- Да, я звонила.

- Почему она не приехала?

- Я бы тоже хотела у кого-нибудь это спросить. Наверно её мусульманские обычаи не позволяют.

- Да, ну, какие ж тут обычаи… Вы ж в одном классе учились!

- Я знаю, мам. Как для меня, так её тоже убили, только не жалко. Не хочу о ней говорить сейчас. Там Оля на кушетке, надо чем-то накрыть, чтоб не замёрзла.

- Ох, уж с вами, - пробормотала она и зашла в дом.

Я осталась одна на крыльце. Мир как-то резко уменьшился. Люди показались мне всего лишь червями, тонкими белыми червями, копошащимися в яблоке, с расцветкой планеты Земля. Грызут это яблоко, грызут друг друга, плодятся, дохнут, иногда падают с него, и ничего кроме, лишь яблоко, лишь черви.

 

***

 

Вернулись в Ростов мы только в начале июня, через три месяца, и то, только потому, что за нами оставалась проплаченная квартира. Нас никто не искал, не интересовался, не вспоминал. От нас не требовали вернуться, тем более не угрожали, как об этом показывают в кино. Наших вещей там не было, денег никто никому задолжал, всё быстро забылось. Только Карина рассказала, что они с девочками помянули Лиду. Больше ничего, никаких соболезнований, воспоминаний, поддержки. Как-будто её и не было с нами. Никогда. Только в груди щемящее чувство пустоты, как-будто лишился важного органа, и теперь организм пытается справиться без него, но у него ничего не получается.

Макс не звонил. Он, конечно же, ничего мне не должен, мы даже не были парой, но хотя бы сообщить, что живой, в прочем, в чём я уже сомневаюсь.

Недавно были у следователя. Дело висит. Подозреваемых нет, так как никто ничего не знает. Давать точных показаний никто не стал, и не станет, опасно для жизни. К нам тоже приходил Олег и предупреждал, чтоб лишнего не болтали. О Максе не сказал ни слова. Думаю, если буду ему действительно нужна, то найдет, а если не нужна, то и суетиться не надо.

Я беременна, уже тринадцать недель, скорее от Макса, потому что только с ним я действительно расслабилась и, вполне возможно, сама позволила это сделать. Ребенка я оставила. Не думаю, что с такой испорченной психикой как у меня возможно завести семью. Я не верю в семью, не верю в любовь, и наврятли когда-нибудь смогу относиться к мужчине иначе, чем как к бесчувственному куску мяса, которое только и может, что жрать, срать, и ебать всё что движется. Живу на скопленные деньги, Оля продолжает работать, но уже исключительно танцует.

А живём мы втроем, я с будущим малышом и Оля с Хель, они продолжают любить друг друга, помогают мне, и обе собираются становиться крестными. Осенью они хотят обвенчаться. Обмануть священника и обвенчаться. Хель наденет свадебное платье, а Оля мужской костюм.

 

***

 

Я помогала выбрать Оле костюм. Сложно найти мужской свадебный костюм на девушку. Но она уперлась, и ничего другого не хотела. Сделала короткую мужскую стрижку, по пацански подстригла ногти, не выщипывала брови, перестала носить лифчик, а поскольку грудь у нее была маленькая, то так вообще пропала, и за всеми этими мелочами действительно стала походить на молодого парня.

- Но я никогда, никогда не буду выглядеть так, как ты сейчас, - говорила она.

К тому времени я уже порядком располнела. Хотя с уверенностью сказать, что я беременна мало кто решался. Просто толстая, пропала талия, появилось несколько складок на животе, начался сильный отек. Обычно женщина отекает на последних сроках, но очень жарко, это самое жаркое лето из всех, что я помню, да еще и десять килограмм лишнего веса. Ходить тяжело, быстро устаю, болят ноги, постоянно начинаю задыхаться, пью воду, чай, лимонад. Ни одно кольцо не могу надеть на палец, сабо тоже, хожу в мокасинах. Неужели за три месяца я наберу всё до нормы? Врач говорит, что так и должно быть. Плод маленький, но это не страшно, волноваться пока не о чем.

Договорились в местной церквушке близлежащей станицы Ольгинская.

Венчание там было бесплатно. Для сравнения, везде по Ростову берут восемьсот рублей. Мы должны били приехать утром, сразу после службы. Но в этом был для нас большой плюс, священник пожилой, не выспавшийся, людей мало, идеальная обстановка для совершения греха.

Мы приехали на минивэне Антона, он согласился быть водителем. Некоторые из друзей тоже были на машинах, поэтому все доехали очень быстро и комфортно.

- Я теперь буду, как настоящий мужчина, - говорила Оля, обнимая Хельгу, - буду пить, и говорить, что я расслабляюсь от стресса или работы, буду ничего не делать по дому, потому что я мужчина, буду гулять по шлюхам, мне ведь можно, это же ведь ничего не значит, - Хельга смеялась, а Оля продолжала в том же духе, - но ведь они так и говорят! Хель, у тебя будет настоящий муж, честно. А ещё, до меня дошли слухи, что нам подарят страпон. Представляешь, у меня даже член будет!

Хельга смеялась, качала головой и была не в состоянии что-либо ответить. Её глаза светились счастьем, улыбка физически не могла сойти с лица, она заворожено смотрела на Олю-парня, как-будто сама не могла поверить своему счастью. Мне тоже было сложно поверить в такое счастье, но я его видела, оно было совсем рядом, и не важно, что мы собираемся совершить грех, что это не будет иметь юридической силы, и что многие люди не поймут, не примут, и не отнесутся в серьез. То, что это будет крепкая, верная и вечная пара не сомневался никто, и уже не удивительно, что в ней нет мужчины, тогда б пришлось отменять слова верная, и вечная тоже.

Начало сентября, днём жарко, рано утром холодно, осенние жёлтые листья украсили зелёный ковёр травы, солнце потеряло остроту, и больше не режет глаза. Тёмные очки не нужны, фотографии получаются великолепными, мы наняли профессионального фотографа из "фаворита". Всё кажется слишком красивым, чтобы быть правдой. В этой станице есть небольшая речка, мы собираемся её посетить на обратном пути.

Хельга была в скромном, в смысле не пушистом, свадебном платье, при ходьбе шелковыми складками расползающимся по телу, а Оля в костюме тройке и черной шляпе, и казаками на ногах. Были друзья со всех сторон. Я с большим удовольствие вновь пообщалась с Александром и Виктором, которым идея церковного брака казалась катастрофически бредовой.

- То все гонятся за печатями, теперь за батюшкиным благословением, - возмущался Шклярский, - а любовь, привязанность, чистосердие и уважение при этом отсутствуют!

- Все вначале кричат от страсти о любви, а потом, - добавила я, - страсть проходит, и они думают, куда бы деть детей, и как бы отсудить квартиру.

- А что такое чистосердие? - вставил не понявший о чём мы Олег.

- А есть ли ещё кофе? Принеси пожалуйста, - попросил его Шклярский, видимо специально, чтоб тот не отвлекал его от настроенной мысли.

- Всё так шаблонно, - пробурчал Олег, - только мы идеальны, - и послал воздушный поцелуй Роме, отправляясь к временному столу.

Я умилялась со всех этих парочек, общение с ними вызывало много тепла на душе. Я гладила свой живот и говорила малышу, что мы тоже с ним будем хорошей семьей.

Раннее утро, все не выспались, основная масса гостей зевают. Многие вместо шампанского пьют кофе.

Священник объявил их мужем и женой, он всё-таки принял Олю за парня, они обменялись кольцами, мы прокричали ура, горько, и поехали по домам, так как празднование было вечером в кафе Оазис не далеко от нашего дома.

Некоторые не стали заезжать на реку, но основная масса присоединилась к нам. Возле небольшой деревянной мостушки была привязана черная просмоленная лодка. Оля аккуратно забралась в неё и протянула руку Хельге, затем Хель перебралась к ней, они оттолкнулись от причала и отплыли от него на расстояние, которое позволил канат, держащий лодку. Фотограф старался заснять каждое их движение.

- Хорошо, что эта романтика сохранится навечно, - сказала я Александру, - потому что когда всё происходит вокруг тебя, ты как бы не замечаешь ничего, а потом, просматривая фотографии, думаешь, как же красиво там было.

- Вы очень удачно подобрали это место, у меня даже появились некоторые планы.

- Какие?

- Ммм, - он добавил мне кофе из своего термоса, - вы узнаете самыми первыми.

 

Из двадцати приглашенных друзей, родственников не было по понятным причинам, пришли чуть ли не сорок человек, точно посчитать мне не удалось.

Была живая музыка, певица пела песни Сургановой и Арбениной, но когда дошла до Глории Гейнер, ей что-то шепнули, и она переключилась на популярную попсу, и начались танцы. Я подсела к Оли, пока была возможность выловить её наедине:

- Не боишься, что Бог был против?

- Против чего, Вер?

- Вашего брака.

- Почему он должен был быть против?

- Грех, тем более попа обманули.

- Грех, это когда без презерватива ебутся, потом насильно женятся, в той же церкви, а потом бухают, изменяют и разводятся, показывая замечательный пример для подражания своим детям, - она встала и пошла к Хельге, через минуту они уже кружились в свадебном вальсе.

"Почему она всё время права?" – думала я, пока меня не отвлёк Шклярский, пригласив на танец.

- Всегда хотел потанцевать с беременной, - сказал он, прижимаясь ко мне.

- Будешь представлять, что мы нормальная пара, и у нас будет ребенок?

- Нет, я никогда не хотел бы быть нормальным, а вот загадка появления жизни завораживает.

- Чем же?

- Интересно, каково это, когда в тебе шевелится маленький человечек. Кстати, уже знаешь, кто будет? – он опустил руку мне на живот, и я действительно представила, что мы пара и он…

- Девочка.

- А как назовёшь?

- Ещё не знаю, может, Ангелина.

- Прям как Ангина. Пускай будет Анжелика!

- Это я сама буду решать.

 

Было очень весело, и если б мне можно было пить, я б точно напилась, от счастья, которое мне довелось увидеть. Не всегда можно осознать, что ты счастлив, потому что оно застилает тебе глаза и разум, и ты ничего не понимаешь, но осознаешь это только тогда, когда оно проходит. А вот наблюдать за счастливыми людьми со стороны, быть рядом с ними, и чувствовать, как это счастье распространяется вокруг них, намного приятней.

 

***

 

9 декабря, раннее утро, я бужу Олю, потому что у меня начались схватки. Они пока ещё не сильные, но очень ощутимые, меня охватила паника, я мечусь по комнате, пытаясь собрать все необходимые вещи.

Оля поехала со мной, но дальше приемного отделения ее не пустили, сказали, что раньше надо было договариваться о присутствии постороннего, а теперь уже поздно.

Я заполнила необходимые документы, отдала врачу родовую карту, и меня направили в процедурный.

Схватки были уже довольно сильные и частые, поэтому клизма мне показалась средневековой пыткой. Живот был вздут и распирал, при каждой новой схватке казалось, что он лопнет, а медсестра все накачивала и накачивала его водой. Когда я почувствовала, что органы внутри болят, то заплакала, но она не остановилась, сказав, что так положено.

Потом был туалет, ничего не выходило, а только болело. Затем душ, там у меня отошли воды.

В предродовой было несколько женщин, они непрерывно стонали и причитали. Меня это стесняло и пугало, я старалась закусить простыню, чтоб не издавать этих унизительных звуков.

Зашёл врач и стал всех по очереди осматривать. Кому-то надо было ждать четыре часа, кому-то шесть. Осмотрев меня, он сказал, что где-то через час можно начинать.

Забрали меня через полтора часа, когда схватки были через каждую минуту, таз сводило, живот, казалось, вот-вот лопнет.

В родовой меня посадили на кресло, в таком состоянии я с трудом забралась на такую высоту. Врач сказал, что шейка плохо раскрылась, и долго старался раскрыть её жужжащим прибором, который доставлял нестерпимую боль. Я держала ноги руками, чтоб они непроизвольно не сомкнулись.

Наконец-таки он сказал тужиться. Ребёнок не проходил. Второй врач, который подошел немного позже, взял со стола ножницы, кроме адской боли в промежности я ничего больше не почувствовала. Боль была настолько сильной, что я не могла опустить голову, она так и оставалась прижатой к груди все время. Глаза вылупись, потом я стала плохо видеть, потом сознание постепенно стало покидать меня. Последнее, что я помню, так это гигантский пинцет, весь в крови, и его металлический стук о стол.

 

Пришла в себя только на следующий день. В руке был катетор, капельница почти закончилась, значит скоро зайдет медсестра.

- А как она? – спросила я молодую девушку, которая снимала капельницу и ставила новую.

- Кто? – удивленно переспросила она.

- Моя дочь, - пояснила я ей.

- А, я узнаю, - она развернулась на каблуках и вышла из палаты.

После всех капельниц никто из медперсонала мне так и не сказал, как чувствует себя мой ребенок. Наутро его не принесли, вечером тоже. Я хотела поговорить с врачом, но не могла ходить, я не могла дойти даже до туалета, приходилось пользоваться судном, и я в очередной раз пожалела о том, что не родилась парнем. В палате было ещё две женщины, одна из них обещала сходить за меня и всё узнать.

- Сказал, что сам с тобой поговорит, - сказала Антонина, так звали соседку по палате, - на днях.

- Ладно.

Но это было совсем не ладно. Соседкам постоянно приносили детей на кормление, я видела их, слышала их крик, у меня сжималось сердце, я хотела хотя бы мельком увидеть своего малыша. Хотя бы узнать, что с ним всё в порядке.

От волнения началась аритмия, а вместе с ней тахикардия, глаза вновь стали плохо видеть. Насколько я могу ориентироваться - минус три-четыре, а в близи тоже где-то плюс два.

Через четыре дня врач сообщил мне, что ребенок умер во время родов.

Через неделю меня выписали.

Её тельца я так и не увидела, хоронить было нечего, хотя это и был мой ребёнок, от которого ничего не осталось. Что с ним сделали, я могла только догадываться.

Слёзы не останавливались, они теперь жили своей жизнью. Иногда я падала в обморок, иногда начинала биться головой о стену или об пол. Кормили меня с ложки, провожали в туалет, помогали одеться, точнее одевали.

Оля молчала. Просто молчала и всё. Когда ей нужно было что-то попросить, то вырывались одни заикания, и она отмахивалась рукой, опуская на всё руки. Хельга старалась быть нейтральной, чтоб помочь нам пережить это, но недавно я заметила у нее седой волос, ей тоже было тяжело.

 

***

 

Я шла за хлебом, надо было купить булку хлеба…

Мы решили назвать её Ангелиной, нежно и красиво. Тем более, какое ещё имя можно подобрать для девочки, воспитываемой тремя женщинами, две из которых лесбиянки. Сейчас ей был бы уже месяц. А они забрали её, вырезали, разворотили там всё, и забрали её у меня, дав непонятную справку.

"Её нет, её больше нет, её забрали, её убили, как вы можете ходить так спокойно, когда мой ребенок гниет в мусорном баке"!..

Я не заметила, что кричала это вслух. Кто-то вызвал скорую. В больнице мне дали успокоительное и выписали направление на стационар.

 

***

 

У несостоятельных матерей всегда рождаются мертвые дети, так проще, и государству, и детдомам, и самим отчаянным мамочкам. В разделе профессия у таких женщин прочерк, прописка временная, сразу видно, что приезжая, на съемной квартире, мужа нет, никого нет. Навели справки о доходах, составили своё мнение, тем более могла проскочить информация о работе в борделе. Врачи вынесли свой приговор сами, им уже привычно.

Я пролежала два месяца в психиатрии, в диагнозе скользила маниакальная депрессия и суицидальный синдром.

Потом я лечилась в санатории со специальным уклоном.

Однажды доктор спросил:

- Что вы чувствовали, когда вот так вот просто отдавались за деньги? Была ли страсть ко всем этим мужчинам, или это было больше похоже на похоть? Было ли отвращение?

Я охотно шла на контакт с врачом, если они действительно у меня что-то нашли, то, надеюсь, смогут вылечить. То, что со мной происходит, невыносимо, я прекрасно понимаю, что жить дальше вот так, со всеми чувствами, с разбитым сердцем, с мертвым ребенком, с такими воспоминаниями – не смогу. Я отдаюсь им, потому как знаю, что если они не помогут, то я обречена. От лекарств становится немного легче, проваливаешься в наркотически опьяняющий сон, прощаешься с призраками прошлого, всё несуществующее в реальности перестает существовать и в голове.

- Я ничего не чувствовала. Меня просто не цепляли такие отношения. Поэтому и могла так себя вести.

- То есть, Вы хотите сказать, что совершенно ничего не чувствовали? - мне нравится разговаривать с этим врачом, и мне действительно хочется, чтоб он узнал правду.

- Я не мазохистка. Мне было неприятно. Иногда меня тошнило, иногда снились кошмары. Но я ни одной женщине не пожелаю такое пройти. Это самое тяжелое, что только может случится. Живешь, мучаешься ради чего-то, а потом это что-то умирает. И получается, что ты страдал всего лишь за... – я не смогла подобрать слов.

- У Вас была идея?

- Нет, мне нужны были деньги. И я их заработала. Но теперь, когда я потеряла самое дорогое в моей жизни, я не знаю, что с ними делать. Теперь получается, что я работала, чтоб заработать, и все заработанные деньги потратить на лечение от этой работы.

- Вы принимали наркотики?

- Да.

- Какие?

- Фен, амфитамин, он сексуальное возбуждение вызывает, иногда героин, но в порошке и с коксом или ещё чем-нибудь. А остальное мы пробовали только ради интереса.

- Вы отдаете отчет в зависимости?

- Нет.

- А как же ломка, как же психическая зависимость? Вы постоянно говорите, что это питает вас, но питает для чего?

- Раньше на то, чтоб решиться, чтоб ничего не чувствовать. А теперь, не знаю, наверно, чтоб убить себя.

- Вы хотите, чтоб я Вам помог? Чтоб вы смогли жить дальше, и постараться все забыть, начать заново?

- Да.

- Тогда вы должны добровольно пройти курс лечения от наркозависимости.

- У меня нет наркозависимости.

- Вера, я хочу Вам помочь. Доверьтесь мне, и только тогда мы сдвинемся с места.

- Хорошо.

- Вера, Вы должны пройти курс, но перед этим Вы должны признать себя готовой и настроенной на это лечение.

- Я постараюсь.

 

Я изменилась. Я больше не узнавала себя в зеркале. Худая, бледная, волосы выкрасила в чёрный, носила тоже исключительно черное - так было проще. Чёрный, цвет пустоты, а значит, и свободы. Мой внутренний мир захватил все вокруг, и я не сопротивлялась. Отказаться от наркотиков и алкоголя, значит снова захотеть жить, а я не хочу жить. Заставить себя насильно захотеть жить невозможно. Нет ничего, что бы привязывало меня к этому миру. Я так и не прошла курс лечения. Я знаю, что если появится хоть какая-то надежда на изменения в моей жизни, я смогу, а пока мне этого не надо. Единственно, что я могу сделать сейчас, так это сбежать. Сбежать далеко, где не будет обрывков и теней прошлого.

Есть такая поговорка, что от судьбы не убежишь. От себя особенно, как далеко не уезжай. Но ведь мы бежим не от себя, а бежим от тех чувств, которые нас тревожат именно в этом месте, в этом городе, в этой стране. Знакомые улицы напоминают о знакомых людях, названия, магазины, здания – все вызывает воспоминания, которые тягостью отражаются на душе, болью в сердце, давлением, истерикой. Хочется напиться, забыться, или даже умереть. Но чужие города несут свободу. Свободу от эмоций, вызванных изъянами нашей избирательной памяти. Ты окунаешься в океан бессознательности, но не тонешь в нем, а всего лишь теряешь часть себя, ту часть, которая, может, не дает тебе жить.

 

Мы с Олей часто листали карту мира, смотрели фотографии местностей. Больше всего нам нравилась Канада. Горы, лес, ни жарко, ни холодно, и довольно-таки пасмурно.

Хельга нас поддержала. Мы сделали загран паспорта, оформили визы. Вначале на временное посещение, потому что так быстрей, но там можно будет их продлевать. Гражданство дается после пятилетнего безвыездного проживания, но мы никуда больше не спешим.

В самолёте Оля спросила:

- А ведь это судьба. Помнишь, Владлен тебе предлагал с ним ехать, а ты отказала, потому что посчитала это в чем-то несуразным. Твоя судьба, это уехать, и я не удивлюсь, если там мы его встретим.

- Он в Германии, квартиру в Оффенберге покупает.

- Нафига ему Оффенберг? Он же там не работает! Не, я тебе говорю, здесь что-то мистическое. Какое-то круговое стечение обстоятельств.

- Я тебя перестаю понимать.

- Я тебя как-то спросила, почему ты не поехала к нему, а ты ответила, что там нет никого из друзей и родных, но теперь нам уже никто и не нужен. И то, что ты не знаешь языка, ты учила немецкий, представляешь, как будет сложно?

- Это мелочь, за пару месяцев выучу.

- А где там работать, и кем?

- А здесь?

 

 

Инна Вито '07.2011 – '03.2012 гг.

 

 

 

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/