СЕРГЕЙ МАТВЕЕВ
ПАМЯТЬ О ЛЕТЕ
На этом острове всегда лето, и всегда день. Неизменно голубое небо, застывшее в зените солнце, лениво играющее прибоем море. Я лежу на ослепительно белом песке, понимаю, что должен изнывать от жары – но ничего не чувствую. Ни тепла, ни соленого бриза, ни песка подо мной. Могу поднять руки, зачерпнуть его – вот песчинки скользят между пальцами. Никаких ощущений. Наверное, порежься я, – тоже ничего не почувствовал бы. Иногда я встаю, захожу по щиколотки в воду и бегу вдоль кромки моря, не чувствуя усталости, пока не наскучит. Когда-то надеялся встретить людей – но не нашел даже медуз. Нет ни ракушек, ни водорослей, нет вообще никого и ничего. Только море, песок и пальмы. Девственная природа. Нет, правильнее сказать – неживая природа. Искусственная. Этот мир нереален, и это может означать лишь одно: в настоящем, реальном мире со мной что-то случилось. Но что? Можно бесконечно ходить вдоль берега, время от времени возвращаясь в исходную точку, и точно так же мои мысли ходят по кругу, не находя ответа ни на один из мучающих меня вопросов.
* * *
Когда на «Марсе-2020» произошло ЧП, я спала в одной из служебных комнатушек ЦУПа. За час до этого благополучно завершилась отстыковка посадочного модуля с Геннадием Алексеенко и Джоном Хаблом на борту. Им предстояло многочасовое снижение орбиты, а затем мягкая реактивный посадка. А мой Ромка оставался на корабле, контролируя показания приборов. Александр Михайлович, руководитель полетов, порекомендовал мне отдохнуть: «В ближайшие часы все равно ничего интересного. Зато потом вам стоит быть свежей и выспавшейся – не часто мы на Марс садимся». И вот резкий сигнал мобильного вырывает меня из сна, а странно дрогнувший голос Александра Михайловича просит срочно пройти в зал управления полётами.
* * *
Попытаемся идти от обратного. Не буду думать о том, чего я не помню и что могло случиться. Постараюсь сконцентрироваться на том, что помню наверняка. Тогда, возможно, ответ придёт сам собой. Времени у меня достаточно. Я прислонился спиной к пальме, закрыл глаза и стал вспоминать все с самого начала. Вот мне три года, я гоняю на трехколесном велосипеде по квартире, тычусь передним колесом отцу в ноги. Он улыбается, но не встает с кресла и продолжает смотреть телевизор. Тогда еду на кухню, там мама готовит что-то вкусное. Делаю круги вокруг нее, а она хватается за голову руками и говорит что-то строгим голосом. А вот я – школьник, несу букет гладиолусов учительнице к Первому сентября. За спиной ранец с чистыми тетрадками и карандашами. Я иду вслед за девочкой с аккуратными косичками и двумя пышными бантами. И думаю, что школа – это не так уж плохо. А вот я – старшеклассник, мы сидим в бывшей пионерской комнате, кто-то бренчит на гитаре, на столе конфеты и вино. «А давайте танцевать вальс!» – предлагает вдруг девчонка из параллельного класса. «Не умею» – отвечаю я. «А я научу!» – обещает она и вдруг ловит мой взгляд своими задорными голубыми глазами. Сколько их, воспоминаний. Разбросанные осколки, странички из жизни. Никогда не хватало времени привести их в порядок. А сейчас есть время, но уже нет желания. Надо вспоминать дальше...
* * *
ЦУП наполнен возбужденными голосами и напоминает растревоженный муравейник. Руководитель полётов окружен плотным кольцом ученых и военных, к нему не подойти.
– Что случилось? – хватаю за рукав первого встречного.
– ЧП на корабле! Что-то со шлюзом. Верещагин готовится к выходу в открытый космос!
Ромка выходит в открытый космос! Я расталкиваю толпу и трясу Александра Михайловича за плечи:
– Что происходит?!
– Валя... При отстыковке модуль повредил кабели в районе шлюза. Часть систем отключены, остальные работают в аварийном режиме. Это значит... они не смогут вернуться. Рома идет исправлять. Информация поступает с опозданием, задержка сигнала с Марса – 7 минут. Он, наверное, уже в космосе...
Как в дурном сне плывут кругом незнакомые лица, мне что-то говорят, ведут куда-то, но я слышу только сердце, его удары сотрясают грудь и отдаются в ушах.
* * *
Лётное училище, первые полёты на учебно-боевом самолете. Здесь можно подробнее. Я с удовольствием вспомнил в деталях свой первый взлёт на стареньком реактивном «Яке». И не важно, что за спиной строгий инструктор – я сам, своими руками поднимаю шеститонную машину в небо! А потом сразу появляется лицо Вальки, как раз в то время мы познакомились на городской дискотеке. Она сама подошла, и смотрела так смело. Друг ткнул меня в бок, чтобы я ее заметил. Овальное лицо, шелковистые каштановые волосы, изогнутые брови, карие глаза. «Он у нас лучший танцор!» – смеются друзья, подталкивают к ней. А вот уже нам вручают «крылышки», и радость распирает грудь, и хочется нестись на бреющем полете над верхушками сосен, сдувая с них шишки и распугивая белок. И снова дискотека, поздний вечер, я уставший и слегка подвыпивший. Танцуем с Валькой под какой-то медляк. «Ты теперь уедешь?» – спрашивает она. «А выходи за меня замуж, уедем вместе!» – неожиданно вырывается у меня. А Валька вдруг прижимается ко мне, сильно-сильно, и доверчиво кладёт голову мне на грудь...
* * *
– Валечка, прошло уже три часа. Он не вернётся, – Александр Михайлович присел рядом, за эти часы его лицо осунулось и даже как-то постарело. – Его больше нет.
Я отказываюсь слышать эти слова, этого не может быть. Только не с моим Ромкой. Только не со мной.
– Он вернётся, вот увидите, – размазываю слезы по щекам. – Вы не знаете Ромку.
– Кислорода в скафандре на полчаса, столько же во втором баллоне. Мне очень жаль.
Я протерла глаза и оглянулась. Вокруг нас собрались десятки людей. Все молчат, опускают глаза. Они все знали моего мужа. Знали как человека сильного. Я не подведу тебя, Ромка. Неважно, что хочется рыдать и выть, как раненая волчица. Это можно сделать и потом. А сейчас...
– Ребята с посадочного не могут вернуться на корабль? – спросила я.
– К сожалению, нет, – покачал головой руководитель полетов. – У них посадка через несколько часов. Назад они вернутся только через четыре дня, тогда и узнают, сумел ли Роман починить шлюз.
– Вы в этом сомневаетесь? – сверкнула я глазами на него.
– Прости, Валя. Неправильно выразился, – вздохнул Александр Михайлович. – Он починил, я не сомневаюсь.
* * *
Я открыл глаза и посмотрел на солнце. Прищуриваться не обязательно, все равно ничего не чувствую. Вряд ли можно обжечь сетчатку ненастоящим солнцем. Вспомнил Вальку, и обидно стало. Когда-то я мечтал о лете. Точнее, мы мечтали. Мы торчали на таёжном аэродроме, где зима длилась девять месяцев. Нам хотелось моря, вот такого песка, и чтоб не спешить никуда и не надо было ничего делать. Мечта сбылась. Но только для меня. И мне сразу стало ненужным это море, этот песок и это лето. Надеюсь, оно когда-нибудь закончится. И там, где окажусь потом, я хотел бы встретить мою Валю. Я снова прикрыл глаза. Таёжный аэродром остаётся позади, меня приглашают в отряд космонавтов и переводят в Звёздный городок. Вся жизнь подчиняется теперь одной глобальной цели: космос. Думал ли я об этом раньше? Наверное. Мечтал наверняка. А Валя? Она сказала, что поддержит меня всегда и во всём.
* * *
Сегодня Александр Михайлович позвонил, и пригласил зайти к нему в кабинет. Со дня ЧП на корабле прошла уже неделя, сейчас «Марс-2020» уже на пути домой. Закончив программу на Марсе, космонавты вернулись на корабль, стыковка прошла успешно, системы работали в штатном режиме. Роман успел наладить кабели, а сам исчез. Не нашли даже трос, который прикрепляют к скобе на обшивке при выходе в открытый космос. Все указывало на то, что он сам так решил. О чем думал Ромка в эти последние минуты, отправляясь в бесконечный полет к миллионам звезд, которые он так любил? Я не могла спокойно об этом думать, снова и снова срываясь в истерику. Пришла к Тихонову, тщательно запудрив черные круги под глазами, уже не надеясь на чудо, просто ожидая услышать какие-нибудь новые подробности.
– Валя, не знаю, как тебе рассказать. И имею ли я право вмешиваться... – смущенно начал он. – В общем, у меня есть кое-что для тебя.
– Что-то из Роминых вещей? – догадалась я.
– Не совсем, – Александр Михайлович выдвинул ящик стола и достал маленькую красную коробочку, в каких дарят ювелирные украшения. – Думаю, так будет правильно, и Рома этого хотел бы. Это теперь твоё.
Я приняла из его рук коробочку, стала рассматривать ее с разных сторон.
– Осторожно! Лучше посмотри, что внутри.
Внутри оказался стеклянный шарик, размером с крупную виноградину.
– Что это?
– Мнемошарик.
– А что это такое? – пожала плечами я.
– В общем, если эксперимент прошёл удачно, то в этом шарике... – Александр Михайлович вздохнул. – Ромкина память.
– Ромкина память?
– Знаю, звучит дико. Но ты ведь в Звёздном городке, не стоит так удивляться. У нас тут такие умы собраны, что... Ну, в общем, среди прочего проводятся эксперименты по мнемоническому переносу. Другими словами, переписи памяти. Существует опытная установка, разработана определённая методика. Процедура безболезненная. Приглашались добровольцы. Рома вызвался одним из первых, любил всё новое.
– Да, это так, – машинально согласилась я. – Но почему я об этом ничего не знала?
– Так ведь это наш принцип – никому нельзя знать ничего лишнего. С одной стороны, подписка и всё такое, а с другой – может, Роман и не придал этому опыту особого значения. Результаты-то проверить мы не можем!
– А какой тогда смысл?
– Исследования продолжаются. Учёные исходят из того, что рано или поздно мы научимся не только записывать память, но и считывать её. Но пока это произойдёт, мир может потерять сотни, тысячи выдающихся умов. Вот их и пытаются сохранять, для будущих поколений, так сказать.
– А потом расшифруют и смогут использовать?
– Вообще-то, конечная цель проекта – разработка метода обратного мнемонического переноса. То есть в мозг рецепиента. В идеале человек получит вторую жизнь.
– Фантастика! – я бережно положила шарик на ладонь. – А кто будет рецепиентом?
– Им могут быть добровольцы, а возможно, после разработки соответствующей методики, и душевнобольные. Здесь конечно и моральные аспекты есть, но, как я уже сказал, всё пока в стадии разработки. Может, к тому времени уже клонов начнут массово производить, и вопрос с рецепиентами будет решён сам собой. В общем, теперь ты всё знаешь, храни Ромину память у себя. Рано или поздно мы научимся ее использовать.
Я помолчала, затем положила шарик в коробочку и захлопнула крышку.
– Александр Михайлович, Вы мне не откажете в просьбе?
– Всё, что могу.
– Познакомьте меня с руководителем этого проекта.
* * *
Изнурительные тренировки в Звёздном, бесконечные занятия, медосмотры изменили нашу с Валей жизнь. Мы оба поняли, что мой разум, мои умения, даже тело не принадлежат уже всецело мне. Вместе с другими ребятами нас превращали в идеальных космонавтов. Всё умеющих, всё понимающих, способных в считанные секунды собрать и сопоставить информацию, увидеть картинку целиком, принять мгновенные безошибочные решения. Когда-то я думал, что безошибочных не бывает. Я был не прав. Космонавт не может позволить себе такую роскошь.
Последние месяцы мы были всецело поглощены предстоящим полётом к Марсу. Тренировались сразу две тройки, итоговый состав определит руководитель полётов – Александр Михайлович Тихонов – за две недели до старта. Я один из двух первых пилотов, так что шанс полететь очень высок. Вале я сказал, что вхожу во второй состав, чтобы не беспокоилась раньше времени. Наверняка знать нельзя.
Сегодня с утра руководитель полётов повёл нас в незнакомую лабораторию в дальнем крыле административного здания. Мы пришли в просторную комнату, заставленную компьютерами и многочисленными медицинскими приборами, напоминающими те, с помощью которых у нас так часто брали электрокардио- и всякие другие «граммы». Пожилой седовласый руководитель лаборатории представился профессором Ясеневым, и отвёл нас в дальний угол лаборатории. Здесь, за полупрозрачной перегородкой, стоял топчан, в изголовье которого громоздилась в несколько этажей аппаратура.
– Процедура безболезненная, – объявил он. – Добровольцы будут?
– А что за процедура? – спросил я.
– Вы физик, молодой человек? – задал встречный вопрос профессор.
– Нет, конечно.
– Тогда вряд ли вас заинтересует мой рассказ о способности нейронов центральной нервной системы к кластерообразованию вслед за надмолекулярными комплексами воды. Мы предположили, что верно и обратное. В качестве спускового механизма используется резонанс между импульсами нашей опытной установки и нейронными кластерами вашего мозга.
Ребята за спиной засмеялись, я примирительно улыбнулся:
– Профессор, я доброволец, только попроще объясните, что будем делать?
Ясенев вздохнул.
– Будем работать с вашей памятью, молодой человек! Попытаемся её записать! Ложитесь на кушетку, расслабьтесь. Можете поспать. Где и когда вы бы хотели сейчас оказаться?
– Не отказался бы на море попасть, только не зимой!
– Ну вот и думайте о море, о том, что лето в самом разгаре, представьте себе небо, песок! Сеанс длится пятнадцать минут, остальные пусть пока подождут в комнате отдыха напротив.
* * *
– Это Валентина Георгиевна Верещагина, – представил меня Александр Михайлович. – А это профессор Ясенев, научный руководитель лаборатории мнемонического переноса.
– Пока что не переноса, а только записи, – нахмурился профессор. – Мне жаль вашего мужа. Он настоящий герой.
– Спасибо вам, – слегка поклонилась я. – Роман был у вас в лаборатории незадолго до отлёта.
– Да, это верно, – подтвердил Ясенев. – Хорошо помню, он вызвался первым на мнемозапись.
– Вы не могли бы показать мне, как и где это происходит?
Ясенев взглянул на Александра Михайловича, тот коротко кивнул.
– Пожалуйста, проходите.
Мы прошли в дальний конец лаборатории, где за перегородкой стояла кушетка, посреди нагромождения разнообразной аппаратуры.
– Вот, извольте, – профессор легонько похлопал ладонью по кушетке. – Если по-простому, то донор ложится на это ложе, мы включаем нашу установку, после чего благодаря особой методике конфигурация нейронных кластеров вашего головного мозга копируется молекулярными структурами воды вот в таком шарике.
С этими словами Ясенев достал из кармана прозрачный футляр и вынул из него точную копию шарика, лежащего у меня в сумочке.
– Скажите, а если на этом шарике ранее уже была запись, что тогда?
– Нам трудно судить наверняка, как я уже сказал, перенос в мозг рецепиента мы еще не освоили. Теоретически кластеры воды сбросят более раннюю информацию и зафиксируют содержание кластеров памяти нового донора.
– А возможен в этом случае обратный перенос информации?
Александр Михайлович улыбнулся, видя как я поставила в тупик седовласого профессора. Наконец тот ответил.
– Состояние подобного резонанса еще недостаточно изучено. Для того, чтобы проверить эту гипотезу, надо провести серьёзные исследования, с привлечением большого числа добровольцев. А учитывая, что мы не сможем предоставить им гарантию безвредности данного опыта, представляется сомнительным возможность проведения таких экспериментов в обозримом будущем.
– Валя, пожалейте время нашего дорогого профессора, – сказал Тихонов. – Мы наверняка отрываем его от работы.
– Нет, отчего же, – не согласился с ним Ясенев. – Мне нравится полемизировать на эту тему. И мне приятно, что молодёжь интересуется нашими разработками. Не желаете записать себе мнемошарик, Валентина Георгиевна?
– Если только это не отнимет у вас слишком много времени, – улыбнулась я. – Мне было бы интересно узнать, что чувствовал при этом мой муж.
– А мы с вами пока чайку попили бы, Александр Михайлович. У меня к вам есть пара вопросов. Вы не против?
– Ну конечно не против, профессор. Я к вашим услугам.
– Дорогая моя, ложитесь на эту кушетку, – обернулся ко мне Ясенев. – Представьте что-нибудь приятное, расслабьтесь. Где бы вы сейчас хотели оказаться?
Он переключил несколько тумблеров на одном из приборов и аккуратно положил шарик в небольшое углубление над изголовьем кушетки.
– А вы не помните, где хотел оказаться мой муж?
– Кажется на море, если мне не изменяет память. Да, море, лето, ну и так далее. Закройте глаза. Процедура длится около пятнадцати минут. Если заснете – мы вас разбудим. Пойдёмте, Александр Михайлович.
Они скрылись за перегородкой, а я вскочила с кушетки и бросилась к сумочке, которую предусмотрительно поставила на пол. От волнения никак не могла открыть замочек. Наконец мне удалось извлечь заветную коробочку. Нетвёрдыми руками сняла с подставки ясеневский шарик и заменила его на Ромкин. Второй шарик убрала в коробочку и спрятала в сумку. Затем растянулась на кушетке, пытаясь унять учащенное дыхание и сердцебиение. Никто не знает, что произойдет с донором. И я не знаю. Возможно, сознание уже никогда не вернется ко мне. Но другого шанса при моей жизни, скорее всего, не будет. Ради Ромки я готова рискнуть. Смешно. Я бы прыгнула за ним в открытый космос, а тут какой-то мнемошарик...
* * *
Как я ни стараюсь, ничего больше вспомнить не могу. Воспоминания обрываются в лаборатории профессора Ясенева. Не помню, чтобы куда-то уходил после этого. Не помню даже, вставал ли с той самой кушетки за перегородкой. За этой чертой в памяти провал – нет ничего. Зато я вспомнил, почему именно море, лето и солнце. Сам так хотел. Перед тем, как отключиться у профессора. Только Валю забыл представить. А может, одушевлённые существа его аппаратурой не моделируются. Все вокруг искусственное, и я искусственный. Всё, что у меня есть – это моя память, оборвавшаяся на самом интересном месте. Мне никогда не узнать, полетел ли я на Марс. Никогда не увидеть то, к чему я готовился всю жизнь. Не побывать в космосе, не опьянеть от вида миллионов звезд, таких ярких, каких никогда не увидишь с Земли. Всего этого я теперь лишён. А ещё я лишён Вали. Ты отнял у меня всё, что мне дорого, профессор. А взамен предоставил вечное лето. Неравноценный обмен.
– Не хочу! – закричал я, поднимая ветер. – Не хочу! – и море содрогнулось, вздымая высокие волны. – Не хочу!! – в восторге орал я, и солнце стало падать за горизонт, а пространство вокруг начало переливаться, изгибаясь мятой бумагой, закручиваясь вокруг волчком, подступая всё ближе и ближе, пока полностью не поглотило меня.
* * *
– Валентина Георгиевна, пора вставать! – весело пропел над моим ухом профессор. – Как спалось?
Я села на кушетке, пытаясь собраться с мыслями. Похоже, я и вправду отключилась. И ничего не произошло, опыт не удался! Неужели всё было напрасно? Я с трудом скрыла разочарование.
– Хорошо спалось, – улыбаясь и потягиваясь, сказала я. – Только мало.
– Это естественно, дело молодое, это только нам, старикам, несколько часов в сутки уже достаточно. А вам спать надо! Вот сейчас придёте домой – и отсыпайтесь!
– Спасибо, профессор. Пожалуй, я так и сделаю.
– А это вам на память! Ваша память! – хихикнул он, протягивая мне шарик. – Простите за каламбур.
– Всё в порядке, – заверила его я. – Спасибо вам огромное!
– Не за что, дорогая моя! Не за что!
* * *
Я держу Валю в объятиях и мне не важно, где мы и как сюда попали. Мой кошмар закончился. Я снова чувствую тело. И не только своё. Какое наслаждение зарыться носом в эти пышные волосы с кружащим голову запахом полевых цветов. Просто стоять вот так, обнявшись, не открывая глаз.
– Валюш?
– Что, родной?
– Ты как меня нашла?
– Через Ясенева. А шарик твой мне Тихонов подарил.
– Так мы теперь оба... в шарике?
– Может, и так. Какая разница?
– Ты знаешь, я посидел тут на берегу моря, не знаю даже, сколько. И понял: разницы никакой. Важно не место, и не время, важно только, кто рядом с тобой.
– Ты тут философом стал! – засмеялась Валя. – Открой глаза!
Я открыл. Мы стоим на вершине высокого холма, а прямо под нами простираются золотые поля с наливающимися на них колосьями, а за ними речка, сады, и возле самого горизонта лес.
– Красиво! – похвалил Валю я. – У тебя побогаче моей фантазия оказалась!
– Я старалась для тебя, для нас.
– Умница ты моя! – я хотел поцеловать её, но она увернулась.
– А теперь посмотри по сторонам.
Я посмотрел. И увидел, как налитые фруктами сады при взгляде налево превращаются в покрытые цветами деревья, а если взглянуть направо – одеваются в желтые и красные одёжки.
– Там весна, а там – золотая осень! – радовалась Валя. – Классно, правда?!
Я оглянулся назад, и, как и ожидал, увидел укрытые снегом поля и скованную льдом речку.
– Я просто подумала, ты там устал от своего лета, вот и решила сделать тебе подарок для разнообразия!
– Спасибо, любимая! – я, наконец, поймал её губы своими губами и теперь уже долго их не отпускал.
– Слушай, Валь, – сказал я через некоторое время. – А на Марс я слетал?
Она лукаво посмотрела на меня.
– Конечно, слетал! Космонавт ты мой! Яблок хочешь? Тогда побежали нарвем! – Валя первая сорвалась с места и понеслась к летним садам.
Я просиял от мысли о том, что всё-таки исполнил мечту. Побывал в космосе! Увидел своими глазами Марс! Ну и хватит на этом. Остаток жизни я хочу провести с Валей здесь.
– Всё равно обгоню! – закричал я и помчался за ней следом.
(с) Сергей Матвеев
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/