В магазине «Дубрава» скользила взглядом по картинам местных художников. Нет, не то, не то… Всё – яркая фотографичная попса для «массового зрителя». И уже хотела уйти, но… А вот эта вроде бы интересна: река под закатным солнцем, заснеженные лодки - у берега, над ними - нависшие ивы. Да и эта: поляна перед лесом, несколько коров, солнечные зайчики в траве - через кроны деревьев. Да, темы не избитые... и какая игра цвета, света! А вот еще: овраг, в гору - дорожка меж хаток, а на ней -  клочья длинных вечерних теней.

Чьи же это? «Юрий Михно».

И попыталась выведать о нём у хозяйки салона. «Лет сорока…» - только и буркнула, и телефон его не дала, смекнув, наверное: терять сорок процентов с продажи?..

Ну, что ж, попробую разыскать Юрия Михно.

 

К рынку хожу через «базарный картинный салон» и обычно как же там всё пестро, примитивно! Но вчера одна картина остановила: предосеннее, уже блеклое поле, дорога - к горизонту, справа от неё - несколько желтых березок на фоне предзакатного неба с наползающими тёмными облаками.

- И кто художник? – подошла к девушке?

- Юрий Михно.

Ну, надо же!.. Попросила номер его телефона, вечером позвонила и оказалось: живет-то в нашем доме!.. в шестом подъезде.

И теперь «Дорога» - центр нашего зала. Когда включаю настольную лампу, глаз не оторвать, - небо над ней вспыхивает живым светом.

 

Высокий, поджарый, с лицом человека «в себе»; и нос, и глаза, и удлинённый овал лица, - всё вроде бы правильно и даже красиво, бородка и усы аккуратно подстрижены, но вот тёмные с сединой волосы… Кажется, забыл о них и они почти дыбом стоят над его высоким лбом, да и одежда случайна, неопрятна.

И эта его не ухоженность, и манера бросать в ответ незаконченные короткие фразы, пряча глаза… словно не хочет показывать их, и вздыбленные волосы, - всё создает ощущение: рядом со мной – породистый, но одичавший пёс.

Странное чувство.

 

И снова в магазине увидела его зимний пейзаж: заснеженная даль, ближе - укрытый только что выпавшим снежком лес, а на переднем плане – молодые тонкие деревца над крышами сараев. Да, что-то есть в этом пейзаже от японской живописи. 

Сказала Платону, что б зашел, посмотрел… Нет, не посмотрел.

Тогда позвонила Михно, и теперь у нас рядом с «Дорой» и «Зима».

Но, вглядываясь в неё, понемногу начинала придираться: нет, что-то в этом пейзаже не то! А потом нашла: да-да, третий сарай лишний, он утяжеляет, тянет правый угол композиции вниз, да и по цвету яркий, наглый, - выпадающий. И когда заказывала раму, попросила перетянуть, отрезав третий сарай.

Понимаю: дерзко и бестактно по отношению к художнику, но ведь здорово получилось!

 

«Родился Юрий Михно на Украине в Новгород-северском... учился в Брянском художественном училище… постоянный участник выставок молодых «художников», Московских вернисажей в Измайлово…» - это передо мной - его буклетик с надписью: «Галине Семеновне, Платону Борисовичу с благодарностью от автора».

«Живописцу присуще импрессионистическое видение мира, чуткое к малейшим нюансам и оттенкам, которые, сплетаясь, образуют бесконечное природное пространство, наполненное светом и воздухом».

Да, так и есть. Пейзажи Юрия Михно наполнили и наше комнатное пространство светом, цветом и множеством его оттенков.

И как без них жили?

 

Встретила Юрия Борисовича в магазинчике, что через дорогу, - покупал бутылку водки… хотя от него уже и потягивало перегаром.

Выпивает?

 

Оказывается, мастерская Михно в трех шагах от нас, в однокомнатной квартире его тещи. Это мы вчера ходили к нему покупать картину для сына, свадьба у него. «Зимняя дорога» - наша надовражная улица Лубянка, справа – занесённая снегом хатка с сараем, слева, на пригорке – пятиэтажка, а меж ними, уходящая к закатному небу, зимняя дорога, девочка с санками.

 

А сегодня позвонила Михно: забирайте, мол, из «Дубравы» и приносите Ваши «Тополя».

- Но только стог сена, что виднеется в проёме калитки, - сделала паузу: как сказать, чтоб не обиделся? - продайте, увезите, скормите коровой… но уберите. Он же лишний, Юрий Борисыч, и торчит, словно окрашенное яйцо.

Думала, что заупрямится, но он только хмыкнул и ответил: хорошо, мол, заберу… скормлю, но козой…

И теперь у нас поселился отличный осенний пейзаж с «моим» настроением: под черно ствольными липами - пожухлые, темно-оранжевые листья, покосившаяся деревенская изгородь, подпёртая кольями, и в ней – тропинка к хаткам.

Странно! Но пока все пейзажи Юрия Михно, которые видела… окраинные. Словно сюжеты свои выискивает художник, не подходя близко к людям, его лишь неудержимо притягивают их теплые гнезда, но войти не хочет… или боится?

 

Сегодня Юрий Борисыч занял у меня сто рублей.

Переминался, топтался, боялся поднять глаза, - как же ему было неудобно!

- Да что Вы, Юрий Борисыч, - успокаивала, - если еще будет нужно, приходите.

А он опять бубнил извинения, пятился, божился, что скоро отдаст… и снова попахивало от него перегаром.

 

Рядом с портретом мамы, который написал когда-то наш друг Виктор Якушев, теперь висит картина Михно «Колодец», и на ней опять: окраина деревни, слева – дуб, перед ним – колодец с навесом, а возле него сидит бабулька, опершись на костыль.

Как на маму-то похожа!

И эту картину немного я подправила. У Михно слева были какие-то высокие тёмные невыразительные кусты, вроде как он просто заполнил ими оставшийся кусок хоста, а я вместо них написала хатку с палисадником, в нём - кусты яркого «Золотого шара», а прямо у дороги – скамеечку.

Ох, как же долго!.. на ощупь!.. с пробами и ошибками писалось всё это!

Но вроде бы получилось?

Получилось.

 

Как-то мы попросили его написать яркий батик для спальной комнаты сына.

Почему батик? А потому, что один у него уже купила и подарила дочке. Казалось бы, ну что в нём такого? Две стилизованные курочки с петухом роются у забора. Но какой в этом яркий праздник красок! Вот и для Глеба захотелось похожее.

- Но чтобы эротические мотивы были, - подсказал, ухмыльнувшись, Платон.

И художник написал. Быстро написал: изгородь, вдоль неё бегут две яркие курочки и впереди – петух.

Батик броский, красочный… правда, эротики не получилось, но зато радостный!

- Вот только курочки Ваши, - всё же придралась мягко, - сливаются как-то. Вы бы их разными по цвету сделали, - словно попросила.

И переписал.

Отлично получилось.

 

И висят у нас уже пять пейзажей Юрия Михно.

И самый притягивающий такой: окраина села, чуть желтоватое закатное небо, силуэты старых, уже изломанных берёзы - над двумя хатками, на их крышах – оранжевые блики заходящего солнца, а рядом дорога со следами санных полозьев.

И этот «пейзаж-сапфирчик», как его называю, «увела» у женщины, которая хотела увезти его во Францию, но у неё тогда не хватило денег.

 

Михно опять приходил за деньгами. Стеснялся, мучился и снова от него попахивало.

Вышел Платон из своей комнаты:

- Юрий Борисыч, Вам бы не надо пить. Вы же талантливы. Жалко будет, если постигнет участь «многих славных»…

Мне стало неудобно от извечной прямоты Платона, а Юрий вроде бы и не обиделся, закивал головой: да-да, мол, Вы правы… И было в этом его согласии что-то от желания поговорить, покаяться в своей слабости, но не стал… взял деньги и запрыгал вниз по ступеням.

 

Ходила к Михно в мастерскую и заметила еще одну «зимнюю» картину: поле, разрезанное дорогой, вдоль неё - последний снег клочьями, вдали – лесок, над ним - три сосны, несколько березок – перед ним, а над всем – серое беспросветное небо.

Пейзаж отличный, но мра-ачный!

- Да это лишь набросок. Еще не знаю, что и как… но работать над ним буду, - сказал, усмехнувшись.

Но купила и набросок.

Наверное, по своей природе, Юрий Борисович – одиночка, замкнутый одиночка-меланхолик, только и находящий свою тихую радость в бесконечных играх солнца со светом и цветом.

 

Уже несколько дней «занимаюсь преступной деятельностью» - вырываю «Зимнюю дорогу» из мрака, - хочу, чтобы получился пейзаж под названием «Скоро весна».

И как это делаю? А вот как: купила пастельные мелки и ими, поверх масляной краски, - как прикидка! - сквозь мрачные тучи пишу прорывы голубого неба.

Как интересно!

 

Сегодня желтым и оранжевым попробовала «сотворить» предзакатную полосу меж сосен, над березками. Ничего, заиграл пейзаж, засветилась в нём улыбка!

А еще… Ну да, надо, чтобы прорывы небесной голубизны отражались и в лужах от уже подтаявшего вдоль дорог снега. А как же?

Здорово. Еще веселей стала картина!

 

Над полем и лесом, высоко в небо, выпустила стайку грачей… нет, две небольших стайки. Как же им радостно кружиться над этими оживающими соснами, березками, под этим, почти бирюзовым небом, которое отражается в покрытых тонким ледком лужах!

        

Кажется, этот пейзаж станет моим любимым, но пока прячу за креслом, потому что думаю: что-то еще надо добавить… а, может остановиться, не увлекаться? Посмотрю, прикину… Да и не знаю: а какого цвета раму купить для него?  Светлую, темную? Вот когда со всем этим разберусь, тогда и выставлю «для всеобщего обозрения», а что руку к нему приложила, - простите, Юрий Михно!

Интересно, догадается ли «зритель», что над картиной «Скоро весна» поработала неумелая, но нахальная рука не профессионала?

 

Уже больше недели мелки заменяю масляными красками.

И идет эта работа параллельно с коренным «пере монтажом» моего автобиографического романа «Игры с минувшим». Иногда отчаиваюсь: а справлюсь ли и с тем и с другим?

Но, как пейзаж наполняется воздухом и начинает светиться, так хочу, чтобы и записки мои…

 

А эту картину под названием «Метель» повесила в зале, и когда подобрала к ней раму, то и вовсе стала она центром комнаты, - «Лодки» подарили сыну. Несколько раз ходила в «Дубраву», прежде чем… Но в последний раз, когда, уходя, оглянулась, то словно кто-то крикнул: да что же ты думаешь!.. твоя она, твоя!

Правда, когда повесила её над нашим полированным столом, опять томилась, - не нравились слишком густые заросли берёз слева, и снова казалось: заполнял художник ими оставшееся на холсте место.

И решилась: записала лишние, оставив только трогательную стайку, а еще в небе, слева, повесила темноватую тучку, из-под неё пустила – чуть заметным светом! - пробивающиеся розоватые лучи заходящего солнца. Правда, пришлось удлинить и тени от берез, да и в воздухе прибавить того же, розоватого оттенка, но теперь пейзаж «Метель», а вернее теперь – «После метели», пронизан заходящим солнцем, которое скользит, скользит и по крышам любимых окраинных деревенских хат художника.

 

Долго не видела Юрия Борисовича, но недавно столкнулись в «Дубраве». И оказалось: жена выгнала его из дома из-за постоянных запоев и он на несколько месяцев уезжал в Череповец, в котором у него есть друзья, писал там картины, которые продавались неплохо, но вот затосковал по семье, приехал, и теперь снимает где-то уголок.

И вид у него был запущенный и несчастный.

Чем помочь?

 

Сегодня позвонила, заказала ему повтор его же картины «Лодка», которую высмотрела в буклете: лодка - у берега уже подёрнутой ледком реки, на другом берегу - хатки, лесок, и всё это укрыто только что выпавшим снегом. Пейзаж, конечно, радостный, с настроением, но сможет ли он повторить его… таким?

 

Нет, не смог.

Получилось мрачно, плоско, нет ощущения чистоты выпавшего снега, нет и света.

- Юрий Борисыч… - посмотрела на пейзаж, улыбнулась виновато, - мне же хотелось, чтобы в картине было ощущение света, радости…

Помолчал… но тут же кивнул головой:

- Хорошо, попробую.

И ушел, сунув пейзаж в черный пакет.

 

И снова принёс через пару дней.

«Ой! - ахнула про себя, - всё осталось почти так же, как и было. Что же делать?»

Но ничего не сказала и отдала деньги.

А потом всё думалось: нет, это не Михно писал «Лодки», это, наверное, его брат… он же только учится.

А Платон не соглашался:

- Да нет, думаю, что работа его, но просто он деградирует. Пьет же… а это – «многих славных путь».

Неужели так и есть?

  

Пришел вроде как испуганный и снова выпивши, и почти сразу, у порога заговорил:

- Вы представляете! Дочка заболела, хотел проведать её в больнице, а жена и говорит: а чего ты, мол, к ней ходишь? Она не твоя.

Начала его утешать, а он… Словно не слышал и всё говорил и говорил:

- Да я же вынянчил своих девочек, когда она свои бабки зарабатывала! Да я же люблю их… жить без них не могу!

Сидел на кухне и, отказавшись от котлет, пил только чай.

 

Сегодня решилась из «Лодок» Михно сделать свои: чтобы сиял только что выпавший снежок, чтобы другой берег не был отрезан наглой, прямой чертой, чтобы деревья над хатками были не такими огромными и мрачным и, самое главное, чтобы небо светилось предзакатно, и в воздухе ощущалась праздничная свежесть.

Не знаю: смогу ли всё это?..             

 

Под Рождество в «Дубраве» заметила две его работы. «Ручеёк»: мостик через ручей, заборы окраинных хаток, а между ручьем и этими заборами – яркая, радостная поляна солнца.

И «Осень»: тропка, бегущая через мосток, в рощу и теряющаяся среди желтых берёз.

Работы, конечно, фотографичны, - нет в них того, прежнего Михно, - наверное, подлаживается под «массового покупателя». Но ходила по «Круглому скверу» и всё думала, думала: брать ли?.. ведь и вешать вроде бы уже некуда… и Платон будет ворчать, что лишние, мол… да и слабенькие картины-то!

Но, в то же время… Ведь Рождество скоро, а у Михно конечно же денег нет… а у меня есть, так пусть художник отпразднует.

И позвонила.

Привёз пейзажи быстро, - я еще и домой-то не успела придти. Угостила кофе, предложила как-нибудь «покопаться» в моих пейзажах-слайдах, которых у меня уже больше двух тысяч:

- На дачу ходим через лог, над которым – березы, березы. Сбросьте на флэшку, выберите «тему».

Да-да, он непременно зайдёт, но потом, как-нибудь…

Но зайдет ли?

 

Ах, как же трудно, изматывающе трудно писать красками! Малейший мазок – и уже – не то!.. не так! Чуть прибавишь белил в лазурь, и уже не вписывается в общий тон пейзажа… закат не такого цвета, на льду отсветы – не в тон заката… А снег… Нет, это – не снег!

Часто вспыхивает отчаяние: нет, не смогу!

 

Снова приходил за деньгами.

И снова был под хмельком.

Стоял у порога в своей потертой и, наверное, единственной куртке, с открытой шеей, без шапки… а на улице уже и ветрено было, стыло.

- Что ж Вы без шапки-то и без шарфа? – заохала. - Давайте подарю Вам вот этот, - и сняла с полки шарф Платона. - Мохеровый, теплый, красивый.

Отказался. Но потом покрутил в руках, обмотал им шею. Пригласила пройти на кухню, спросила: может, есть хотите? Нет, не хочет… чая и кофе – тоже. И даже не захотел присесть тут же, у порога, - стоял, почти прижавшись спиной к двери и говорил, говорил: вон, у шестого подъезда машина стоит, жена купила… а любит её по-прежнему… и всю жизнь любил, и кроме неё не было у него никого… и не будет.

Чем могла помочь?

А впрочем…

 

Попросила своего зятя Артёма, чтобы его брат, заведующий клиникой по лечению алкоголиков, взял и нашего талантливого художника.

- Денег у него, конечно, нет, но картину Вашему брату напишет.

И договорился. Буду теперь ждать звонка Юрия Борисовича, что бы предложить ему лечение.

 

И в четвёртый раз переписала снег.

Вроде бы получился. Но смогу ли написать былинки, куст слева?

Смогу, смогу! Ведь получилось же предзакатное небо!

 

Надумала лодку привязать к сломанному деревцу, а перед лодкой положить корягу, притрусив снежком.

Но снова боюсь: а вдруг не получится!

Ладно, не получится, так «запорошу» её снегом, - ведь «снежного» опыта у меня достаточно.  

 

И пришёл Юрий Борисович.  

- Что ж так долго Вас не было? – встретила улыбкой, - и на звонки не отвечали.

Похлопал по карманам, поискал мобильник, хмыкнул:

- Да я их теряю… за месяц уже третий.

Потом прошел на кухню, но ужинать отказался, а попросил пару мандаринов, что дозревали на окне. Сидел, посасывая дольки, а мы с Платоном уговаривали его попробовать лечиться. Нет, не хочет… «пока, хотя однажды уже и… может, потом… как-нибудь, через месяц». Но номер телефона клиники взял и вместе с деньгами, что снова одолжил, сунул в карман куртки.

Позвонит ли туда?

 

Всё, всё у меня получилось, как хотела!

Вокруг моей «Лодки» - свежий, только что выпавший снежок, она привязана к деревцу, перед ней – коряга выглядывает из-под снега, вокруг – пробивающиеся былинки… на том берегу - предзакатный розоватый свет над полоской ещё зеленеющего лесочка, перед которым прилепились три домика, а над всем ещё светится лазурь уходящего дня.

 

Да нет, когда занимал деньги, всегда возвращал, но… В предпоследний раз попросил пятьсот, через несколько дней, - еще, и всё! Запропастился мой художник! Звонить ему, конечно, не буду, а то подумает, что из-за денег… А что - деньги! Его жалко. Ведь талантливый художник… был?

 

«Но иногда, чтобы утешить себя, она с грустью думала: а, может, совсем одичав, сбежал мой «окраинный» в свои любимые поля и леса, отыскал себе там полянку, сгородил на ней шалашик и пишет, пишет в нём свои картины…»

 

P. S.

Недавно ходили с дочкой на базар, - она заказывала рамку для батика, я – для пейзажа Михно, - рядом стоял незнакомый художник со своими работами, но стал помогать нам в подборе багета, потом увидел на моей картине автограф: «Юрий Михно» и тихо сказал:

- Хороший был художник…

- Почему был? – встрепенулась я.

- А помер. Завтра сорок дней как…

И сердце моё оборвалось.

 

Но остались с нами его окраинные пейзажи, которые утешают, волнуют, радуют, - ведь из них по прежнему «смотрит» на нас взволнованная душа художника.

Наш глубокий поклон Вам, Юрий Борисович Михно. 

 

 

Дорогой читатель!

Приглашаю Вас на свой сайт, где кроме текстов, есть много моих фото пейзажей.   Веб-адрес для поисковых систем - - http://galinasafonova-pirus.ru

 

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/