Александр Тутов
Русским добровольцам посвящается...
Да простит меня Олег Бахтияров за то, что я в предисловии использую несколько цитат из его статьи «Повстанец», опубликованной в апреле 1998 года в журнале «Родина». К сожалению ничего подобного я больше не встречал в прессе, хотя тема именно для нашей страны была и остается очень злободневной.
Всю статью я приводить не буду, но вот ее отдельные строки:
«В нашем обществе появилась новая категория — люди войны. Это не солдаты регулярной армии и не наемники, а своего рода искатели приключений, выбравшие войну как единственно достойную, на их взгляд, форму жизни подлинного мужчины... В отличие от солдата регулярной армии повстанец по своей воле пришел в «зону смерти». Ее близость влияет на его сознание, поведение... Рядом со смертью сознание становится коллективным, перестает различать границы между собственным опытом и переживаниями своих товарищей... Эти люди... растворены в коллективном сознании и поэтому реально причастны ко всем событиям войны... Замечено: разные народы по-разному реагируют на «зону смерти» - одни становятся хуже, кровожаднее, хитрее, другие, наоборот, лучше, благороднее, совестливее... Эти молодые в массе своей ребята не оставляли ни при какой ситуации своих убитых и раненых, принимали условия боя в качестве нормальной среды обитания, восстанавливая тем самым традиционные этнические боевые нормы русского солдата... Обожженные паяльными лампами трупы, выдавленные глаза, вспоротые животы сопровождают действия определенных этнических групп. На удивление, лишены всего этого русские. Русский эксцесс поля боя — не жестокость, а пароксизм безумной храбрости, в основе которого острая потребность продлить беседу со смертью как с уникальным собеседником. Этот русский феномен невозможно понять, если не принять во внимание метафизические аспекты жизни вблизи смерти. Русское поведение в этих условиях сводится к усилению опасности среды, что совершенно непонятно для постороннего наблюдателя...
Измененное сознание и поведение приводят к своего рода «инициации» повстанцев, приобщению их к ценностям высшего плана, к обретению интенсивного чувства общности, сродни религиозному. Люди начинают объединяться не единой идеологией, а единством породы, образуя на фоне развала государственных и национальных структур свой особый повстанческий «этнос». В этих формированиях собираются люди повышенной активности, в них происходит накопление того, что можно, пожалуй, назвать пассионарностью. Выделяясь из массы инертного городского населения, стекаясь в зоны локальных войн, эти люди создают свои связи и структуры. Характер этих структур совершенно особый, неорганизационный. Скорее это силовые линии особого этнического поля, которое — в силу своей напряженности — способно повлиять на все будущее устройство жизни русского народа».
Лучше и правильнее чем Олег Бахтияров и не скажешь.
Балканы всегда были «кипящим котлом Европы». Со времен античности и до наших дней здесь не затихали большие и малые войны, в орбиту которых оказывались втянуты многочисленные государства. И даже если сейчас на этих землях объявлен мир, то дымок, сотканный из противоречий и споров, все равно продолжает куриться, готовый в любой момент вспыхнуть артиллерийской канонадой, россыпями пулементных очередей и визгом заходящих на штурмовку самолетов. Так и в конце двадцатого века в результате конфликта в республиках бывшей Югославии на карте мира появились Сербия, Хорватия, Черногория, Босния с Герцоговиной, Македония, Словения и, наконец, Косово. В этой бойне без границ и правил принимали участие и наши земляки, чей ратный труд остался практически не замечен у себя на родине, хотя его отлично отметили враги, больше всего боявшиеся русских. Они даже отказывались наступать, когда узнавали, что напротив в сербских окопах расположилось несколько русских добровольцев.
Об этой войне у нас знают очень мало. Но в 90-е годы двадцатого века на Балканах шла страшная, ожесточенная, кровопролитная война, унесшая более миллиона жизней. В ней принимали участие и добровольцы из России, которые не один год провоевали там за славянское дело и православную веру. Разные они были по характеру, по политическим воззрениям и по убеждениям. Но большая часть из них воевала явно не за деньги, которыми, в сущности, и не обладали сербские общины. Многие из добровольцев сложили свои головы, повторяя освободительный подвиг России, которая освобождала Балканы от Османской империи в 19 веке. Из тех, кто воевал в конце 20 века на Балканах, немало стали инвалидами, кто-то просто безвестно сгинул, чьи-то могилы теперь находятся на территории бывшей Югославии. Но воевали русские добровольцы так, что их небольшие отряды, состоящие в лучшем случае из пары десятков бойцов, в глазах врага превращались в многие сотни и тысячи русских «наемников» (так называла их западная пропаганда). Это произведение художественное, но основанное на реальных фактах. Образ главного героя собирательный, хотя и несет некоторые черты автора, но я должен сказать, что сам в Сараево в тот период не был, хотя и приходилось в начале девяностых бывать в других охваченных войной регионах бывшей Югославии (разумеется — на стороне сербов). И мне захотелось рассказать об этих мало известных странницах истории печальной войны, где наши русские, в том числе северяне и казаки (а я принадлежу и к тем и к тем), сражались на Балканах за нашу Россию.
1.
- Привет, рус! – сказал, входя, Славан в блиндаж. Он, как и большинство сербов, отличавшийся высоким ростом, был вынужден сильно пригнуться, забираясь внутрь. До войны Славан работал тренером по волейболу. «Как тут воевать, - грустно шутил он во время посиделок. - Среди врагов то и дело попадаются то мои воспитанники, то родители моих воспитанников. Раскланиваемся и разбегаемся в разные стороны!»
Я, к тому времени почти задремавший, слегка вздрогнул, мотнул головой, сразу очухиваясь, как будто надо было срочно бежать в атаку. Перед этим мы с Вадимом из казармы отправились в этот блиндаж, чтобы наблюдать за мусульманами-бошняками ( по-русски правильнее их называть босняками, но сербы прозывали их бошняками и турчинами, так частенько стали звать и мы, хотя между собой окрестили «мусликами»), окопавшимися напротив. Это называлось отправиться на положай. Погода не радовала. Разумеется у нас на Севере в это время года еще хуже — холоднее и сырее, да и снег по пояс. Здесь снега почти не было, в основном слякоть. Но отсутствие снега не особо утещало, к счастью, в блиндаже сравнительно тепло. После нескольких часов спокойного дежурства, даже одиночные выстрелы раздавались совсем редко, мне захотелось спать, и мы, решили, что будем спать по очереди. Боевые действия в Сараево были слишком своеобразны, как, впрочем, все боевые действия в городах. А города столь же отличаются друг от друга, как отличаются разные люди. Если и есть внешнее сходство, то внутренняя-то все равно остается. Со Сталинградом Сараево сравнивать было бы смешно, до такого гигантского размаха и ожесточения битвы, как тогда на Волге, еще сто верст киселя хлебать, но и определенной, жутковатой экзотики хватало. Представьте себе, вдоль одной половины улицы располагались сербские подразделения, а по другую сторону – мусульманские отряды. Обе стороны периодически поливали пулями друг друга из самого разнообразного стрелкового оружия, либо обстреливали друг друга с помощью гранатометов и тромблонов. Тромблон — это приспособление типа гранаты на шомполе, выстреливаемое из ствола автомата. Меткости в стрельбе тромблонами достичь сложно, поэтому частенько они летели, как Бог положит. Бывало по полчаса с противниками тромблонами перестреливались, не нанося серьезного вреда. А бывало, что и одиночный тромблон наносил тяжкий урон. Но, в основном, случайно. Находились и умельцы, которые натренировались стрелять тромблонми с удивительной точностью, но таких гениев оказались единицы. Лично я так и не сумел освоить достойным образом подобное оружие. Стрелять-то изредка стрелял, но почти всегда неудачно. В перестрелках с турчинами я предпочитал более понятное мне стрелковое оружие, поэтому, как и многие мои сотоварищи используя обычно испытанный, знакомый еще с уроков НВП(школьной начальной военной подготовки), автомат Калашникова. Иногда в эти действия с пальбой влезали хорваты, которые периодически стреляли либо по нам, либо по «мусликам», либо по тем и другим. Или перестрелки проходили в обратном порядке — сербы и хорваты стреляли по мусульманам(напомню, что их сербы чаще называли «турчинами», или «бошняками» а мы, то есть русские добровольцы - «мусликами»). Союзы с противниками иногда завязывались совершенно стихийно. Особенно часто это происходило, когда в противоположных лагерях оказывались давние знакомые, которые до войны дружили между собой, несмотря на различия в верованиях. До разделения — это как-то особо не напрягало. И тогда серб и «муслик», а когда и хорват, объединялись, чтобы надрать третью сторону. Гражданская война — это всегда бедлам, где трудно выделить правых и виноватых, а тут еще намешаны различия в верованиях. Тут могли палить налево — где сидели одни враги и направо — где сидели другие враги, которые являлись врагами первых врагов. Не говоря уж о том, что мусульмане и хорваты воевали и в сербских отрядах, как, впрочем, некоторые сербы служили в отрядах врага. Самое страшное — это т о, что в Сараево часто воевали друг против друга недавние соседи, сослуживцы, просто знакомые. И воевали там, где еще несколько лет назад мирно жили по соседству друг с другом. А теперь лупили по своим знакомцам и недавним соседям из автоматов, стреляли из гранатометов. Мусульманский анклав был самым крупным в Сараево, сербы больше жили по окрестным селам, но и в самом городе располагались целые кварталы населенные, в основном, ими. Армия мусульман превосходила сербские отряды по численности раза в три-четыре. Но зато у сербов осталось гораздо больше оружия с социалистических времен, в основном советского производства. Да и воевали сербы, правда при поддержке добровольцев, лучше и смелее. Однако этого, по ряду причин, оказывалось мало. И к тому же пропагандистская машина США активно обвиняла сербов в жутких, чаще всего выдуманных, преступлениях против боснийских мусульман. Зато военные преступления мусульман оставались незамеченными. У мусульман оружие было похожим, но западных образцов встречалось поболее. Особенно у прибывших из арабских стран наемников-моджахедов. А у хорватов западного оружия, особенно германского, имелось более всего. Немцы особенно активно снабжали и поддерживали хорватов. По старой, еще со времен Второй Мировой, привычке. Бронетехника и орудия в сараевских боях применялись редко. Внутри города это было и не особенно удобно, потом ряд сербских начальников опасался активно задействовать танки и пушки, чтобы не разозлить американцев и их союзников. Танков и пушек, впрочем, в этом регионе бывшей Югославии находилось немного, в основном — минометы. А самолеты не разрешала использовать сербским войскам ООН, ОБСЕ и прочие структуры, за плечами которых нагло выглядывало грубое, но приукрашенное косметикой, рыло НАТО. Чуть что — и натовские самолеты начнут бомбить расположение сербов, причем от этого страдали не только воевавшие, но и мирное население. Однако натовцы на подобное внимание обращали мало. Поэтому и затягивался конфликт, который сербы несколько раз, после успешных военных операций, могли выиграть, но под воздействием официального Белграда, где президент Милошевич пытался установить контакт с США, предавая этнических сербов в других регионах бывшей Югославии, военачальники останавливали атакующий порыв своих отрядов. В будущем попытки заигрывания с НАТО и США не спасли Милошевича от ареста, пребывания в тюрьме в ожидании суда, а потом к неожиданной смерти до начала процесса. Он слишком много знал, о многом мог рассказать, поэтому, я уверен, он так внезапно и скончался. Подобная участь, увы, ждала и остальных лидеров сербского сопротивления. Если бы они начали говорить, то пришось бы признать, что сербов обвиняли незаслуженно. А так удалось подобное претворить и в Косово, обвинив опять во всем сербов и оттяпав у них кусок родной территории. Главная же цель была — лишить Россию своего давнего союзника и сторонника на Балканах, а сама Россия, а точнее ее правительство ничего в противовес не совершило. Однако сейчас не время вспоминать о будущем. Вернемся в Сараево...
Славан притащил с собой две большие двухлитровые бутыли сливовицы. Кошмар какой! Небось, собственного производства. Или его отца. Захотелось поежиться. Нет, надо признать, что семейство Славана делало неплохую сливовицу, но не в таких же количествах! Если учесть, что я среди русских добровольцев отличался относительной трезвостью, чтобы меня напоить требуется очень серьезный повод, то меня сразу повергли в ужас эти бутылки. Одни размеры чего стоили! Хоть мои папа и мама никогда не напрягали меня по поводу алкоголя, давая мне попробовать шампанское на Новый год еще в раннем школьном возрасте, но как-то такое количество спиртных напитков пугало. Но из песни слова не выкинешь, и никакая война без употребления спиртного не обходится. Трезвость — совсем не норма жизни на войне. Трезвенников на ней я не встречал. Или, по крайней мере, не припомню. Если не вспоминать мусульман, которые предпочитают наркоту (пусть не обижаются мои знакомые мусульмане, которые этим не занимаются, но я рассказываю про отряды моджахедов, которые обкатывали свои боевые способности в Сербии, чтобы потом применить их в Палестине, Ливане и так далее). Но с моей точки зрения лучше быть пьяным, чем обкуренным или обдолбанным. Особенно если пить в меру. Точнее пить и надо только в меру. Иначе — лучше просто не пить, если не умеешь вовремя остановиться. Как говорят святые отцы — грех не употребление вина, грех — пьянство! Пей, но знай меру!
- Слушай, рус! – продолжил Славан, тут надо пояснить, что русский он знал очень даже неплохо и говорил правильно, практически без акцента. Он где-то и когда-то немало поездил по Советскому Союзу, участвуя в строительстве различных объектов. Там и нахватался русских слов. Я же все не мог по-хорошему изучить сербский, хотя он и очень напоминает русский язык. Понимать понимал, а говорил плохо. Нет способностей к языкам, или просто лень-матушка мешает. А Славан, тем временем, говорил и говорил дальше.– Мне про тебя много нарасказывали. Все ценят тебя как доктора, но рассказывают, что ты и как боец крут! Ты тут, говорят, дрался с десятью бойцами подряд и всех вырубил!
Когда разговор начинается с комплиментов, меня это сразу настораживает. Тем более вся моя крутость состояла в том, что я, будучи заядлым фехтовальщиком, пару раз показывал, как нужно работать с холодным оружием и подсобными предметами, а так, в основном, приходилось заниматься лечением раненых и больных, в том числе и из мирных местных жителей. Просто меня, как-то подбили на демонстрацию моих фехтовальных способностей, включая владение палкой, шестом, ножом, саблей и мечом. И я сделал почти два десятка претендентов подряд, однако это было несколько месяцев назад и не в реальной боевой обстановке. Я вообще старюсь избежать излишнего травматизма и драться не люблю. Это сегодня, как иногда бывало и раньше, мне просто захотелось отдохнуть от врачевания, поэтому и убежал на несколько дней на передовую. А то потом мне и сказать будет нечего о том, как дрался за свободу сербов. Зато что-то разом сейчас в голову пришли мысли о собственном безрассудстве. Не фиг искать приключения на свою задницу! Спинным мозгом чувствую, что наверно напрасно вовремя не вернулся обратно в госпиталь. Лег бы сейчас отдыхать в ординаторской! Какая-то авантюра затевается, а я с давних пор имел свойство влипать в подобные глупо-неприятные ситуации. И как вскоре выяснилось, не зря я напрягся. Славан пришел не просто так. Вначале я отметил, что он взволнован и сильно расстроен. Но он не сразу перешел к тому, из-за чего, собственно, пришел. Сначала разлил по трем стаканам свою сливовицу, затем, чуть подумав, налил и в четвертый стакан. Увидев, что я и Вадим переглянулись, пояснил:
- Сейчас Большой Алик подойдет!
Аликом прозвали здоровенного добровольца из России. Он был осетином по национальности, участвовал в боевых действиях в Южной Осетии против Грузии, затем его занесло вместе с несколькими казаками , с которыми он крепко подружился, в Приднестровье. За смелость и бескорыстную дружбу браты-казаки записали его, пока приписным, в казачество в виде исключения. Несмотря на умение воевать и внешность громилы, Алика отличали добродушный нрав и компанейский характер. Сербы, да и враги, его называли русом, он не отказывался, раз приехал из России – значит рус. Это лучше, чем когда на Западе бандитов из «кавказцев», евреев, выходцев из среднеазиатских республик бывшего Советского Союза называют «русской мафией». Даже если среди них никого русского, по национальности, нет. А тут — смелый и хороший воин, надежный друг. На самом деле его звали не Алик, но это имя, как прозвище накрепко приклеилось к нему. Оставалось ждать, когда он заявится собственной персоной.
Действительно, скоро в блиндаж забрался Алик, с трудом протиснувшись через узкий вход. Он был повыше рослого серба Славана, а по комплекции превосходил чуть ли не в два раза каждого из собравшихся. Но мы к его размерам привыкли и давно перестали напрягаться по этому поводу.
- Как дела? – поинтересовался он, оглядевшись.
- Как сажа бела! – в тон отозвался Вадим, тоже врубившийся, что Славан заявился не с проста.
Мы делано медленно выпили сливовицы, старательно крякнули. Закуски почти не было, одну подвяленную грушу на всех — закуской не назовешь, поэтому и пришлось закусывать «кряком» или, еще говорят «таком»...
- Ладно, Славан, говори - чего пришел! – решил перейти к делу я, опасливо поглядывая на здоровенную бутыль. А то потом трудновато будет понять смысл его прихода. Пару стаканов сливовицы — и потом будет не до главной темы разговора. На голодный желудок все-таки! С кормежкой было не ахти! Некоторые пытались винить в этом сербскую диаспору, но они ели тоже самое! Проблемы была в однообразии. Мясо, каша, да и, ненавидимый мной, кофе. У сербов распитие кофе было национальной традицией, а меня с кофе, после контузии, сильно трясло, аж до кризов. Спасал только зеленый чай. Но и показывать свою нелюбовь к местным традициям — с моей точки зрения — было нехорошо. Приходилось скрывать свое раздражение к употреблению кофе. Это было нелегко. Особенно, учитывая, как старательно приглашали его выпить! Приходилось, с трудом сохраняя улыбку, отказываться. Про контузию не всегда удавалось, да и не всегда удобно, объяснять.
- У меня сегодня младшего брата тяжело ранили, - вздохнув, принялся рассказывать Славан, на его глазах мелькнули слезы. Слезы горя и злости, – Снайпер подстрелил! Не известно – выживет мой брат или нет! Но это не все. К горю! Сегодня снайперы подловили восьмерых горожан – трех на смерть, причем среди них одна беременная женщина, жена нашего ополченца, пятеро тяжело ранены, из них два старика. Неизвестно выживут ли! Как стало нам известно, в «девятиэтажке» напротив, которую мы, с вашей русской подачи, прозвали «китайской стеной», разместились три снайпера. Это рассказал перебежчик. Он вот что поведал о происходящем, что один из снайперов – какой-то средних лет американец из бывших «зеленых беретов», когда-то воевавших во Вьетнаме, захватывавших Гренаду и Панаму, то есть достаточно профессиональный убийца. Сейчас ушедший в запас. Теперь он решил развлечься здесь. То ли бошняки пригласили, то ли «усташи». Скорее последние. Но точной информации нет. Приехал поразвлекаться! Наше командование испугалось, и вместо того, чтобы заняться уничтожением этих сволочей-снайперов, собирается заморозить на этом участке все наступательные действия!.. А то вдруг вся Америка за своего вояку обидится и полезет наводить свои спасательные порядки. Итак-то нам Белград активно нападать на мусульман не разрешает, чуть что — мы вас разбомбим, а то мы давно освободили Сараево от турчин! Предатели в правительстве родной Сербии лишь на Америку, да Европу оглядываются! Вдруг тем наши успехи не понравятся! Как только начнем успешно наступать, так сразу раздаются окрики «назад»!
Он ненадолго замолчал, чтобы наполнить стаканы сливовицей. Буквально через несколько месяцев российским военным придется оказаться в такой же ситуации, когда, стоило им добиться в Чечне успехов, так их тут же одергивали, чтобы они, не дай Бог, не выиграли войну. Как все оказалось похоже! Мы снова выпили, в голове начинало шаять, а Славан продолжил.
Одна надежда на вас – русов! Вам наши командиры по боку! Если вы и наплюете на рекомендации наших командиров, то никто не рискнет вас наказать! С русскими наши полицейские не любят связываться. Это наши давно уяснили. Себе дороже! Но мы обязаны решить проблему не смотря ни на что! «Усташей»-снайперов надо ликвидировать! И я надеюсь именно на вас! – Славан говорил горячо. Тут он прав. Как-то в одном городке местные полицейские рискнули заарестовать группу подвыпивших казаков-добровольцев, которые расслаблялись после боевых действий и поэтому вели себя излишне шумно. Кончилось все тем, что арестованным надоело сидеть в старой тюрьме, они просто разобрали одну из стен и ушли. Снова арестовывать их никто не рискнул. И вообще с русскими предпочитали не связываться. Считали совершенно безбашенными. Наши частенько добровольно шли на самые опасные задания, а бывало и сами искали экстрим, организовывая боевые, полные риска, акции. Не всегда они заканчивались благополучно. Немало русских могил появилось за последние годы на сербских кладбищах. Но это не слишком останавливало русских добровольцев. Их часто преподносили, как уголовников, скрывающихся от правосудия, как наемников прибывших заработать шальные деньги, как вояк любящих убивать. Всякое встречалось, но основная масса приезжала воевать за идею славянского братства, за свои убеждения и, считая воинское дело — самым главным делом. Не без авантюризма — это надо признать...
Зная нашу безбашенность и тягу к риску, некоторые сербы пытались втянуть русских добровольцев в рискованные, а иногда и в сомнительные мероприятия, на которые большинство их собратьев предпочитали не связываться. Наши бойцы обычно бросались в подобные акции очертя голову, если только они не были связаны с «зачистками» вражеских территорий. Многие русские добровольцы ради риска и приезжали сюда. Им ничего другого и не надо было. Вот и сейчас Славан приперся, чтобы втравить нас во что-то опасное и сомнительное, на что основная масса местных сербов вряд ли согласиться. Но я то идейный и совсем не люблю подставлять голову под пули безо всякого смысла. В конце концов я — доктор, моя задача — лечить людей. Даже здесь — это для меня главное. А тут меня пытаются затащить туда, где главным станет автомат, а не скальпель или пинцет, не говоря уж про мой любимый резиновый неврологический молоток.
Короче, Славан, что ты от нас хочешь? Чтобы мы пошли в атаку и уничтожили всех усташей с «мусликами»? То есть захватили все Сараево? – не удержался я, кожей ощущая, что Славан еще тот провокатор. Конечно? я ему сочувствовал, но и понимал, чем все это может грозить. - И я что-то не понимаю — какие «усташи»? Причем здесь они? В самом Сараево хорватских войск нет! Сараево мусульманский город, а не хорватский! Причем здесь «усташи»? Они что, пока мы тут в блиндаже сидели захватили Сараево, изгнали всех мусульман и теперь правят балом.
Нет конечно, но насчет статуса Сараева ты не прав, он не только мусульманский город, но и сербский! — заявил Славан. - Нас несколько меньше чем бошняков, но не так уж намного! И мы не сдадимся!
Давай без демонстративного патриотизма! Ты в сторону не уходи! Причем здесь «усташи» объясни, прежде чем продолжать беседу? - ситуация для меня выглядела совсем непонятной.
Все дело в том, что сволочной Франьо Туджман заинтересован, чтобы в Европе к нам еще хуже относились, хотя, казалось бы, хуже некуда. Поэтому «усташи» подготовили специальный отряд для того чтобы еще сильнее стравливать между собой нас и бошняков. Вот они засели в ближайших домах и совершают обстрелы и рейды то в нашу, то в мусульманскую сторону. Самых отъявленных отморозков в отряд набрали! Бошняков обстреляют из минометов, а потом в газетах западных пишут, что это сербы виноваты! А стрелять-то стараются по мирным жителям. И мы до сих пор не сумели им помешать!
Откуда это все известно? - заинтересовался я. Недооценил я Славана, он оказывается имеет отношение к местным сербским спецслужбам. Как тут они называются? Только сейчас об этом задумался. А ведь интересно стало. Как? Не КГБ же?
Поймали недавно одного хорватского шпиона, - пояснил Славан. - Поговорили с ним по-хорошему, он много чего интересного порасказывал. «Усташей» в этом отряде где-то около трех десятков. И это совсем не формирования ХВО, с теми нам приходилось и совместно мусульман гонять. Да и наши ездили в хорватские села защищать совместно с хорватами их от атак бошняков. Это совсем другие — из наших ненавистников, им из ЦРУ, или чего-то там подобного, деньги доплачивают. Чтобы у нас стреляли побольше, чтобы конфликт не затухал. Так что пакостят нам и мусульманам по полной программе. Да и своих не жалеют, чтобы злее были, а сторонников возможного скорого примирения с нами могут и убить. Они маневрируют по Сараево и окрестностям, но какая-то группа окопалась в пятиэтажке почти напротив. У одного из командиров к нам личные счеты. Прозвище «Србска смрт» (Сербская смерть). Но как выглядит эта Смерть, никто не знает! Если мне этот Смрт попадется, я ему покажу, что значит смерть на самом деле! Мало не покажется!
После того как «усташи» создали, так называемую, интербригаду из тез, кто желал поохотиться на людей, поверить можно всему. Хорватские турфирмы за 3000 баксов продавали путевки желающим поохотиться на людей, то есть на сербов. Этим «туристам» разрешалось все — убивать, насиловать, а также снимать все это на фото и видео. В основном это были немцы, американцы, голландцы и англичане. Не зря эта интербригада носила форму так сильно напоминающую форму вермахта и СС. И все эти ОБСЕ, «миротворцы» и «правозащитники» смотрели на подобные «шалости» сквозь пальцы. Ведь убивали всего лишь сербов... Это была одной из причин, почему я все еще оставался здесь. Бесила подобная несправедливость. Не зря говорят, что все патриоты «контуженые». Кто же добровольно полезет голову под пули подставлять. За какое-то неопределенное «славянское православное братство»? Но мы то лезли! Правда, сейчас Славан пытался нас втравить во что-то совсем уж несусветное...
Ты хочешь нас привлечь для целой войсковой операции? Или это нам самим все придется делать? В одиночку? Нашей маленькой группой показать подлым «усташским» диверсантам, где раки зимуют? Пойти впятером и всех тридцать, или сколько их там, хорватских спецов перещелкать? А потом мы притащим их скальпы или, как теперь становится модным, уши, - это к моим расспросам присоединился Вадим.
- Нет, этого я от вас требовать не могу, хотя было бы неплохо, - попытался пошутить Славан. – Но я хочу, чтобы вы пошли со мной и покончили с этими проклятыми снайперами! Я хочу отомстить за брата! И хочу, чтобы перестали убивать моих сограждан!
- И как ты это себе представляешь? Мы пойдем в атаку на «китайскую стену» по полностью простреливаемой улице. У «мусликов», или, судя по твоей информации, «усташей» там еще и пара пулеметов имеется! – Вадим, как и полагается бывшему офицеру-десантнику, давно изучил военную обстановку вокруг наших позиций. – Там семь этажей и двенадцать подъездов. Их стрелки, как полагается снайперам, постоянно меняют позиции, перебегая с этажа на этаж, из подъезда в подъезд. Плюс еще подвал и чердак, где они, также, способны затаиться! Это придется все обыскать! Тут целая чета (рота) понадобится!
- Но дело-то богоугодное! – это вмешался осетин Алик, заведенный крепкой сливовицей, а также считающий себя активным бойцом за православие. – Я бы рискнул!
- Как? У снайпера-янки, наверняка, есть прибор ночного виденья! Эти америкашки без оборудования никуда не лезут! Могут быть такие приборы и других снайперов, а то и у пулеметчиков! – Вадим продолжал сомневаться. Его алкоголь брал значительно медленнее, чем других. - Тем более, что мы успели как-то изучить тактику снайперов-босняков, а как поведут себя хорватские спецы нам не известно! Их не арабы, а немцы и америкосы готовили!
- Я все продумал! – тогда заявил Славан. – Сейчас по ночам сыро, и к утру поднимается туман. В течение часа почти ничего не видно, ни один прибор ночного видения в такой пелене не поможет! За это время мы доберемся до «китайской стены». Там мы сможем отловить всех снайперов. Постепенно прочешем все здание. Надо бы, хотя бы, одного взять в плен, а то по всей Европе и Америке средства массовой информации гонят, про сербских снайперов, якобы стреляющим по мирному мусульманскому сараевскому населению…
- А что сербских снайперов нет? – с невинным видом поинтересовался я. – Странно как-то было бы если так было б! Американцы любят об этом писать. Говорят даже фильмы состряпанные в Голливуде показывают, как их спецы из США приезжают защищать несчастное мусульманское население от сербских злодеев-снайперов. Причем валят эти американские «рэмбо» коварных сербов со снайперскими винтовками пачками! Впрочем и без снайперских винтовок тоже! Янки все под силу! А ты, говоришь, нет снайперов!
- Скорее всего есть, - пожал плечами Славан. – Но их не больше, а то и значительно меньше, чем у «усташей» и воинов Аллаха. За всех не ручаюсь, сволочей везде хватает, но по мирным жителям специально стрелять не должны! По врагам с удовольствием, дак это ж в бою! А пока ни одного нашего снайпера не подстрелили! Раненые были, но убитых пока нет!
- Видишь — какие они крутые! А чего ты их не позвал с «усташевскими» снайперами бороться? Мы то - не снайпероловы! – Вадим продолжал докапываться до Славана. – Или задействовали бы ваших крутых наиспециальных специальцев? Как там их зовут? «Црвены беретки», вроде бы?
- Во-первых, я никого из них не знаю, во-вторых, это не так-то просто, в-третьих, нам же надо кого-то и в плен взять! – терпеливо принялся объяснять Славан. - Да и наши вышестоящие продажные начальники не разрешат. Они и так нам, даже толком атаковать не дают! А ты про снайперов и про спецов! Никого нам не выделят! Нет, на это никакой надежды нет!
После очередного стакана сливовицы, Алик уже рвался ловить снайперов, Вадим вскоре почти перестал сомневаться, а я решил — будь что будет, пойду просто вместе со всеми. Хоть я и не жид, давится за компанию не собираюсь, но чего только за компанию не сделаешь. Я и воевать в Сербию поехал за компанию, хотя за братьев-славян , в какой-то момент, действительно стало обидно. Подвиги совершать я сейчас не рвался, но медикаментами перед предстоящим предприятием запастись было необходимо, за друзьями-искателями приключений придется присмотреть. Медицина, прежде всего, клятву Гиппократа забывать нельзя. Точнее клятву врача Советского Союза, которого теперь больше не существовало, но я то себя от обязательств врача не освободил. Здесь в Сараево, правда, приходилось сочетать таблетки с автоматом, бинты с гранатой. Чем-то одним при местных обстоятельствах заниматься оказалось невозможным. Хорошие врачи разумеется, тут я скромничать не буду, всегда нужны, так что медицинской практикой меня сразу загрузили по полной программе. Но и от неожиданных нападений, перестрелок, различных диверсий и провокаций здесь на Балканах никто не застрахован, а пули не различают доктор ты или просто вояка. Все наши слышали историю про русского доктора Тептина, попавшего в мусульманский плен. Те долго издевались над ним. И он не выжил. Не дай Бог такую судьбу! Они ведь, суки, знали, что издеваются над доктором, который почти не воевал, а лечил раненых! После этого, прослышав про судьбу коллеги, я и стал заниматься не только лечением, но и участвовать в боевых операциях. Если и поймают, то пусть будет не так обидно, что казнят. Надеюсь, что мои казачьи предки одобрили бы мое решение. Я ими всегда гордился, и хотелось бы, что и им было за меня не стыдно.
- В доме мирные жители есть? – этот вопрос меня интересовал более всего. Так как если кто-то не покинул свою квартиру, то это сильно бы ограничивало нашу свободу действий. Ни за что бы не хотел стать причиной случайной гибели какого-нибудь гражданского, виновного лишь в том, что оказался не в том месте не в то время.
- Боюсь, что да! – подтвердил мои сомнения Славан. – Если бы их не было, то можно бы этот дом обстрелять из танков или пушек, но этого делать нельзя. Там могут быть жители всех национальностей.
- Этакий макет былой Югославии в миниатюре, - философски заметил я. Истматом, диаматом нас старательно загружали во время учебы в институте. У меня, кстати, по всем философиям всегда были «пятерки», – Как мы среди них будем снайперов отыскивать? Если они, вдруг, винтовку в шкаф положат, да в гражданскую форму переоденутся? Отстреливать всех хорватов, до единого, у нас никакого желания нет! И среди них вполне нормальные люди попадаются!
- Они нас там не бояться, поэтому всегда будут при оружии! Я имею в виду «усташей» и их приспешников! – с жаром заявил Славан, впрочем, без особой уверенности. – Так что врагов мы всегда сможем заметить, главное успеть среагировать!
- Сколько там может быть гражданских? – спросил я.
- От пятидесяти до ста, - ответил Славан. – Или даже больше!
- Авантюра все это! – покачал головой я. - Как мы там со всеми будем разбираться?
- Авантюра, - согласился Вадим.
- Авантюра, - подтвердил Алик.
Славан испуганно смотрел на нас, решив, что все его старания напрасны. Сейчас мы пошлем его подальше...
- А мы, братцы, - продолжил я, видя выражение лица Славана и понимая, какие мысли пришли сербу в голову, – разве не авантюристы?
- Авантюристы, - без возражений согласились Вадим и Алик.
- Попробуем? – спросил я соратников. И чего это меня понесло, ведь только что думал не ввязываться в это неперспективное дело.
- Попробуем, - серьезно сказал Вадим. Он больше всех из нас переживал, что Россия в этой войне не поддерживает Сербию, предает ее. Правда, и сербское правительство тоже было не в ударе. Нашим странам не слишком везет на правителей. – Покажем братьям-сербам на что способны русские добровольцы! Повоюем за них! Раз они сами этого делать не умеют!
Славан, обрадованный нашим согласием, пропустил мимо ушей едкие замечания по поводу боевых качеств сербов. Тем более, понимая, что это не более чем пьяные подколки.
- Сколько там осталось до твоего предутреннего тумана? Через сколько быть готовым к вылазке? – спросил Вадим Славана.
- Часа два еще.
- Тогда наливай!
Славан поспешил выполнить просьбу. На улице изредка раздавались единичные выстрелы, да пару раз протарахтел пулемет. Противоборствующие стороны развлекались. Вадим с Аликом тоже пару раз выходили на улицу, чтобы в порыве эмоций выпустить по автоматной очереди в сторону мусульманских позиций. Вадим уверял, что он, таким образом, проводил рекогносцировку, отмечая, откуда отвечают выстрелами враги. Может это и имело какой-то смысл.
- Пулемет в «китайской стене» на чердаке, где второй – не знаю. Стреляет в нашу сторону только один. Этот пулемет, скорее всего, на чердаке и останется. С высоты простреливают все окрестности. Зачем им менять местоположение? Это ж не снайперы в поисках добычи, которым положено маневрировать, - рассказывал Вадим.
Мы стали собираться. У меня на вооружении был очень приличный немецкий пистолет «Вальтер», да испытанный АК-47 с десятком запасных рожков. Причем хочу сказать, что это был действительно отличный «калаш» советского производства, а не китайский, румынский или югославский. И это круто! К «Вальтеру» было всего две запасные обоймы. К разгрузочному жилету я прикрепил три «лимонки». И в довершение снаряжение был кавказский кинжал, такой же кинжал когда-то носил мой дед – терский казак. У моих соратников были точно такие же автоматы, пистолеты различных марок и гранаты. У Вадима имелся отличный десантный нож со стреляющими лезвиями. Как и полагается доктору, мне пришлось захватить медицинскую аптечку. Будем надеяться, что пользоваться ею мне сегодня не понадобиться.
Время шло. Туман потихоньку принялся заполнять улицу.
- Пора! – сказал Славан.
2.
Это в виде авторского отступления. И пишу я его именно от имени автора, а не героя повести.
Об этой войне у нас известно очень мало. Почти ничего. Про Косовский конфликт, и дальнейшие бомбардировки Сербии проводимые НАТО еще кое-что запомнилось, благодаря демаршу Примакова, развернувшего свой самолет и не полетевшего на заранее обговоренные дипломатические встречи самого высокого уровня в США. Затем все припоминали организованные акции у посольств США и стран НАТО организованные нашими согражданами, которые вспомнили про славянское братство. Как все радовались, когда сербы сбили американский самолет- «невидимку» «Стелс», когда наши десантники, опередив «натовских» вояк вошли на аэродром в Приштине. Кончилось все в конце концов печально, потерей Косова, изгнанием сербов, уничтожением православных монастырей. Окончательным падением дружественного государства, от которого откололась даже Черногория, которая в самые трудные времена всегда была с Сербией. За последние годы арестованы почти все видные защитники сербского народа, почти никто из них, пребывая в швейцарской тюрьме, не дожил до судебных процессов. Когда умер первый — это попытались окрестить случайностью. Когда умер второй, попытались свалить на тоже. Но затем умерли один за другим четверо. Так случайность превратилась в закономерность. Никто из тех, кто уничтожал Югославию не желал открытого судебного процесса, чтобы лидеры сербского народа заговорили, чтобы открылась подоплека того, как уничтожали великую страну. Хорватские и мусульманские военные преступники, повинные в гибели сотен, а то и тысяч сербов отделывались легким испугом, сербам же справедливости в суде ждать не приходилось.
Лишь Эдуард Лимонов никогда не забывал про Сербию. И именно за его тексты про Сербию я более всего ценю этого неординарного автора, с которым мне удалось познакомиться лично благодаря Владимиру Григорьевичу Бондаренко, редактору «Дня литературы» и племяннику Героя Советского Союза из Холмогорского района, в честь которого названа улица в Архангельске, рядом с тем домом, где я живу. Огромный вклад в увековечивание памяти русских добровольцев, да и вообще ветеранов различных войн и конфликтов, внес Илья Плеханов — редактор журнала творчества участников боевых действий «Арт Вар» ( «Искусство войны»). Отдельное спасибо Михаилу Поликарпову и Александру Кравченко также освещавшим балканскую тему, вспоминая свое участие в тех страшных событиях. Писал о войне в Сербии и Олег Валецкий, чьи мемуары о его участии в защите сербских интересов одни из лучших и честных из всех опубликованных. Ну и нельзя всерьез воспринимать статьи одной эротический журналистки — Дарьи Асламовой, кажется, писавшей для «Комсомольской правды» свои воспоминания о сексуальных контактах на Балканской войне. Фамилию сначала не вспомнил. Наверно зря! Интересная на вид была журналистка. И, в принципе, все. Других серьезных произведений вспомнить не удалось. Нет ни сериалов, ни фильмов. Если не считать книг-боевиков, которые преподносят наших добровольцев, как людей, для которых самое важное — это пострелять из автомата все равно в кого. Гораздо больше американцы сняли фильмов о героях-американцах, которые спасают несчастных жителей Балкан от злобных сербов. В каком-то из них даже наш известный актер снялся — Машков, вроде бы. Злобного серба изображал. Будем считать, что он пытался преподнести образ сербского патриота как можно лучше. Ответных фильмов до сих пор не последовало. Хоть в период войны в Косово что-то появилось в литературе в поддержку сербов. Но, до обидного мало.
Почему в России гораздо больше известно про Освободительную войну 19 века, про русских добровольцев того периода? Это, конечно, заслуженно, но... Но почти никто ничего не слышал, про войны на Балканах в конце 20 века, про русских добровольцев, которые пытались помочь дружественной стране. Многие из них погибли или стали инвалидами. Эта война унесла полтора миллиона жизней граждан бывшей Югославии. Страна рассыпалась на Хорватию, Сербию, Македонию, Словению, Боснию и Герцоговину, Черногорию, а потом отделилось и Косово. Боюсь, что такая участь может ждать и Воеводину. Добивать так добивать. По потерям и накалу боевых действий она оказалась наиболее глобальной из всех войн, протекавших после Второй мировой войны в Европе. В этнических боях во множестве гибло мирное население. Нет ничего страшнее, чем гражданские войны, возникшие на национальной и религиозной основе, что и произошло в Югославии. Проблемы эти когда-то заложил Броз Тито, хорват по национальности, раздаривавший территории сербов точно также, как Хрущев раскидывался российскими территориями, отдавая Крым и Донбасс. Говорят, они не могли подумать, что их страны развалятся. Может быть... Но это произошло.
То что Югославия развалилась не сама по себе, можно утверждать со стопроцентной достоверностью. Это было еще одним российским поражением в «холодной» войне. Страны НАТО, точнее их спецслужбы, постарались, чтобы уничтожить давнего, верного, стратегического союзника России на Балканах. И Югославии при попустительстве тогдашней России не стало. Эмиссары вражеских разведок активно сыграли на амбициях и жадности национальных группировок отдельных югославских республик, на беспомощности и продажности ряда сербских чиновников. Бардак, царивший в ЮНА, (Югославской Народной Армии) способствовал всему этому. Дисциплины не было напрочь. Военные склады обкрадывались сепаратистами, военная техника переходила им в руки. Все это очень сходно с тем, как оружие российской армии оказывалось в руках чеченцев почти в тот же период девяностых годов того же двадцатого века. Первой отделилась Словения. Ее не очень-то старались удержать. И ее отделение прошло почти бескровно, но зато послужило примером для других. Страну охватило массовое предательство чиновников, которые вместо того, чтобы спасать страну кинулись отхватывать от нее куски пожирнее. В Хорватии дрались за курортные земли, за берега Адриатики. На территории отсоединившихся от Югославии государств оказались населенные сербами территории, сербов в них не спросили, о том хотят ли они отсоединиться от соплеменников, не говоря уж о возникших, почти сразу, ущемлений в правах. Земля на Балканах богатая и отсоединившиеся соседи посчитали, что сербы на ней лишние. Начали их выживать, и тогда тем пришлось взяться за оружие, появились военные лидеры, которые повели народ за собой. Возникли самопровозглашенные республики Сербская, Сербская Краина, Книнская Краина. Также, как и здесь в Сараево, сербские анклавы пытались отбиться, выжить. «Четники» - сербские националисты стали создавать свои отряды. Если ЮНА оказалась неспособна защитить сербских граждан, то граждане сами решили озаботиться своим спасением. Имена Караджича, Младича, Шешеля, Аркана знали все в Сербии. Национальными лидерами стали и профессора и бывшие бандиты. Республики воевали в окружении врагов, но, в конце концов, лишенные какой-либо серьезной поддержки, они потом все-таки погибали. Единственные, кто приходил к ним на помощь — это добровольцы, которые на свой страх и риск пробирались в зоны боевых действий. Среди них встречались сербы, в том числе из заграничных диаспор, черногорцы, румыны, греки, даже пара японцев, венгры, но больше всего это были добровольцы из бывшего Советского Союза — русские, украинцы, белорусы, молдаване, осетины, абхазы. Многие русские так и не смирились с падением своей великой страны. Воевали идейно, принципиально, часто побывав перед этим в Афганистане, Приднестровье. Возрождающееся казачество тоже не оказалось в стороне, особенно после подвигов в Приднестровском конфликте, после защиты Южной Осетии, Абхазии. Казаки или те, кто считал себя казаками, поехали и в Сербию. Западные газеты кричали о тысячах русских наемников, на самом же деле за все годы войны вряд ли более тысячи человек сумели добраться до Балкан. Пути добровольцам перекрывали как могли. Угрожали уголовным преследованием за наемничество. Однако возникали русские отряды - «Царские волки», Первый РДО (Русский добровольческий отряд), Второй РДО, Третий РДО, Казачья сотня и другие. Но при всей громкости названий отряды включали в себя не более двух-трех десятков человек. Чаще всего русские добровольцы (а русскими считались все выходцы из бывшего Советского Союза) растаскивались по сербским отрядам по одному-два-три человека. Некоторым за время боев так и не удавалось состыковаться со своими земляками. Причин этого две, по крайней мере, основных — во-первых, для поднятия духа, мол — русские с нами! А во-вторых, скопления наших бойцов опасались. Иногда более-менее крупная группа выходцев из СССР становилась почти не управляемой, а самое основное — это то, что наши не любили подчиняться сербским командирам. Бывали и случаи безбашенного пьянства. Но зато русские добровольцы всегда выполняли самые опасные задания, к тому же, практически, всегда успешно. Хорваты и мусульмане более всего боялись русских, часто отменяя атаки, узнав, что позиции напротив занимают русские добровольцы. У сербских республик, находящихся в окружении, с деньгами было туго, поэтому больших денег они платить не могли. Русские добровольцы дрались не за деньги, рискуя жизнью, без надежды на серьезную компенсацию. Удачные операции, наносившие серьезный урон, врагам проводились неоднократно. Но победить из-за позиции официального Белграда всерьез не поддержавшего других этнических сербов попавших в другие, вновь образованные на территории бывшей Югославии страны, не удалось. В Белграде правительство также более всего переживало за свои доходы и положение, боялось испортить отношение со странами Запада. Все проигранные войны на Балканах, не смотря на численный перевес противника, сербы могли выиграть. Простые солдаты-сербы и помогающие им добровольцы всегда воевали индивидуально лучше и множество раз могли разгромить врага, но почти все успешные наступления останавливались приказами из Белграда, а победоносные сражения не имели дальнейшего развития по тем же причинам. А потом наступления стали тормозиться и «натовскими» вооруженными силами. Сербам объявили блокаду — экономическую и военную, к экономической присоединилась (вы только не падайте!) Россия. Она совместно с НАТО выступила с экономическими санкциями против сербов, теперь уже воевавших за свои права и независимость. Да что там Россия, Слободан Милошевич также клятвенно заверил НАТО, что сама Сербия вмешиваться в защиту сербских анклавов не будет
Был у нас тогда такой министр иностранных дел как Козырев, который предавал всех и вся, сдавал наших разведчиков, сдавал наших союзников, холуйски вылизывая западные страны. Поэтому-то и замалчивалась эта война, где официальная политика страны по отношению к Сербии выглядела постыдной в глазах сознательных граждан. Шли лишь скупые публикации в газетах о происходящих на Балканах боях, а про наших добровольцев преподносилось всяческое вранье. Особенно бесило «дерьмократические» издания (к настоящим демократическим они никакого отношения не имеют) то, что почти все добровольцы были патриотических или социально-коммунистических взглядов. Этого им простить не могли. В детективах того времени частенько образ наемного убийцы включал в своей биографии пребывание того наемником на Балканах. Но как раз эта война породила среди русских воинов наименьшее количество преступников, они выбрасывались из среды добровольцев. Всякое было — были скандалисты, встречались пьяницы, хулиганы, авантюристы, бывало, что добровольцы ругались между собой. Но к криминалу почти никого не тянуло. Тут особо не разбогатеешь, а головы лишиться можно легко. Туда ехали воевать по убеждениям, а если попадалась какая-то шушера — так она попадается везде.
Рисковали добровольцы, конечно, всем. И дома в России и из международного трибунала им грозили уголовным преследованием, ведь они посмели воевать за сербов, а Сербия, как постоянная союзница России должна была быть уничтожена. Предательство российских чиновников и отдельных членов правительства ставило наших добровольцев в положение представителей незаконных вооруженных формирований. Поэтому рассчитывать на нормальное отношение, даже в родной России, не приходилось.
Многие сербы в сердцах проклинали Россию, как предательницу Сербии. Но они были неправы, не Россия в этом виновата, а захватившие власть временщики.
И именно русские добровольцы помогли России сохранить лицо в глазах простых сербов. Этот их подвиг так и не оценен в родной стране.
Многие и теперь известны только по псевдонимам, немало сгинуло, так и оставшись неведомыми. И не всегда возможно открыть настоящие имена...
Я совсем немного соприкоснулся с событиями того периода, почти ничего не видел за своей основной, медицинской, деятельностью, но многое узнал потом. И очень не хотел бы, чтобы имена русских добровольцев были забыты. Они заслужили вечной памяти русского (украинского и белорусского — это тоже русский народ) и сербского народа. Поэтому и написана эта повесть. Но вернемся к происходившим событиям...
3.
Противно ползти в холодном сыром тумане, когда ничего не видно. Главное в темноте - огибая обгорелые остовы машин, различные обломки и рытвины - не потерять направление. Нам предстояло преодолеть всего сотню, или чуть больше, метров, но ползком это быстро не проделаешь.
Ползли, постоянно перекликаясь, чтобы не потерять тумане друг друга. «Китайская стена» приближалась слишком медленно. Грузный Алик, которому труднее всего было ползти, тихонько матерился. Передвигать такое крупное тело, тем более расслабленное алкоголем было совсем нелегко. Лучше бы бежать, минута-другая и у цели, но это мы позволить себе не могли. Нельзя, чтобы нас заметили или услышали.
Но пока все шло спокойно. Появилась надежда, что мы благополучно достигнем «семиэтажки». Скорей бы! До здания оставалось метров двадцать, как вдруг бабахнуло, тут же тихо застонал Алик, сдерживая крик. Сверху полоснул очередями хорватский пулемет. Или бошняковский? Стреляли на угад — на звук взрыва. Пули прочвакали где-то совсем рядом.
- Черт! – прошептал Вадим. – Алик ногой за «паштет» зацепился!
Алик действительно зацепился за «паштет» (противопехотную мину). Я подполз к раненому, Алик кусал губы, сдерживая крики и стоны, понимая, если его услышат, что тогда пулеметчики на чердаке не успокоятся, пока не окончательно разберутся с лазутчиками. А пока, похоже, «усташи» решили, что это какая-нибудь бродячая собака наскочила на мину. Стрельба прекратилась. Я осмотрел, точнее сказать, из-за сумрака, ощупал ногу Алика. Стопу покорежило, но крепкие башмаки, в купе с толстыми шерстяными носками, пусть и приобрели нетоварный вид, зато неплохо защитили ногу. И похоже Алик лишь краем подошвы цепанул замаскированную в обломках асфальта мину. Но пальцы все-таки покорежило и переломало, ходить наш товарищ не мог. Утешало, что стопу не оторвало, да и пальцы скорее все удастся сохранить, если вовремя оказать медицинскую помощь. Главное — грамотно вправить. Я в этих условиях помочь по-серьезному не сумел бы. Нужно обезболить и поставить все на место, но это реально в условиях перевязочной, а не ночью на асфальте. Надо раненого побыстрей отправить в стационар. Это было мне ясно со всей очевидностью.
- Терпи, Алик, не так все плохо, ногу тебе мои коллеги не оттяпают! – сказал я Алику, с тревогой ожидавшему моего приговора. Ему вначале показалось, что стопу снесло напрочь. Всегда в таких случаях думаешь, в первую очередь, о самом плохом, но и утешающим словам врача веришь, как словам почти что Бога. Но врач не Бог, он всего лишь инструмент в десницах Бога.
- Как же я ее не заметил? – выдавил печально он, при этом после моих слов облегченно вздыхая. Смерть миновала, по поводу возможной инвалидности я его успокоил. А обычным ранением осетина было не напугать.
При всем удачном исходе произошедшего, так как я повидал людей наступивших на «паштеты» ( а их ноги с оторванными взрывом стопами выглядели ужасно), для Алика, для нас ситуация оказалась очень затруднительной. Алик, по любому, выбыл из строя и нуждался в оперативной медицинской помощи. Иначе он рисковал на всю жизнь остаться хромым. А этого я, как медик, допускать не хотел. И не имел права...
- Что будем делать? – подползли Вадим и Славан.
- Надо будет тащить Алика обратно. Сам он может не добраться, - сообщил я друзьям.
- Как же так? – Славан чуть не заплакал. Операция, которую он так старательно готовил, срывалась еще толком и не начавшись
- А потом вернемся!
Сначала мы решили, что Славан и я останемся, а Вадим, как более физически подготовленный, поможет Алику добраться до наших позиций. Мне, просто, никак не хотелось ползти еще раз через эту противную улицу. Лучше уж дождаться возвращения друга в подъезде «китайской стены». Но, как выяснилось, Алик, которому мне пришлось вколоть обезболивающее - промедол, оказался слишком тяжел даже для Вадима. Ему в одиночку никак не удавалось транспортировать здоровяка осетина. Надо было возвращаться либо всем, либо кому-то оставаться ждать в доме, а двум другим тащить раненого.
- Славан, помоги Вадиму, - сказал я, - я вас буду ждать в первом подъезде!
Это все моя дурная, упрямая натура! Нет, чтобы бросить это, так неудачно начавшееся предприятие, но я, если чего-то начал, то пойду до конца, пока не завершу предприятие. Или не сверну себе шею.
- Ты что один останешься? – поразились товарищи.
- Кто кроме Славана сможет нам найти еще напарника или напарников? А мне, как человеку с высшим образованием, несолидно ползать на брюхе взад-вперед! – попытался отшутиться я. – Только возвращайтесь побыстрее!
Утро стремительно приближалось, туман мог быстро рассеяться, поэтому спорить было совсем некогда, и парни, пожелав удачи, потащили Алика в сторону сербских позиций. Я же подобрался к стене дома и прижимаясь к холодному камню добрался до торца здания. Подъезды находились позади, то есть с той стороны дома. Автомат я снял с предохранителя. Дом казался мертвым, но я знал, что там находятся враги. Скорей бы вернулись Вадим со Славаном. Если все нормально, то через тридцать-сорок минут их можно ждать обратно. Лишь бы туман не рассеялся. Дурак я! Зачем мне приспичило остаться! Какая тоска одному! И страшновато! Вот и «первый» подъезд! Входная дверь висела на одной пружине. Тем лучше – открывать дверь в неизвестность гораздо опасней! А так — я просто зайду. Ходить я еще с детства умел бесшумно. Когда-то начитался книг про индейцев и пытался подражать их умению ступать так, чтобы ветка не хрустнула, ни трава не зашуршала. Получилось вполне прилично. Луком, сделанным из вереста (так у нас называли кусты можжевельника), я гордился так, как будто мне подарил его сам Винету - сын Инчучуна. Нас было пять мальчишек и одна девчонка в компании, в какой-то период, собравшись на своем главном индейском дереве — эту роль играла здоровенная, многолетняя береза, на ветках которой мы проводили советы вождей, обнаружилось, что с выбором имен слегка опростоволосились. Среди нас пятерых оказались — Ястребинный Глаз, Соколиный Глаз, Орлиный Глаз, затем еще Соколинный Глаз, и лишь я вспомнил про майнридовского героя Оцеолу — вождя семинолов. С Ленкой было проще — она взяла себе имя, точно не помню, но кажется, Золотая Лань или Белое Облачко. С этим никто и не спорил, конкурентов не имелось. А Соколиные Глаза чуть не разодрались между собой. Мне, как самому начитанному, пришлось вспоминать героев из книг Фенимора Купера, Майн Рида, Густава Эмара и Лизелотты Вельскопф-Генрих. К счастью, именно в те годы суперпопулярный Гойко Митич, кстати, югославский артист (до сих пор мне не удалось выяснить какой он национальности — серб, хорват, черногорец или кто еще), блистал в индейских фильмах киностудии ДЕФА. Поэтому, чтобы никому не стало обидно, первый Соколиный Глаз превратился в Текумзе, а второй в Сидящего Бизона, вождя сиу разбившего американские войска при Литл-Биг-Хорне. А Соколиным Глазом, позабыв про свою недавнюю Золотую Лань или там Белое Облачко, неожиданно, даже для себя, стала присоединившаяся к нам Ленка из соседского дома. Эх, воспоминания... Отличные, счастливые были времена! Тогда мне мечталось, чтобы и мой нос стал таким же орлиным, как у Оцеолы – вождя семинолов. Я долго тер переносицу, читая книги про Чингачгука и Белого Ягуара, чтобы добиться этого. До сих пор глупая привычка тереть переносицу осталась. Но это теперь только когда начинаю нервничать...
На улице оставаться не стоило. Поднялся по ступенькам крыльца, постоял с минуту, прислушиваясь. Тихо. Может в темноте притаился «муслик» или «усташ» с автоматом, и они только и ждут моего появления? Нет, не слышно никого! Я поднялся по лестнице и просто уселся на ступеньки между первым и вторым этажом. Надо отдышаться. Сидел, молчал. Долго вслушивался. На улице изредка стреляли, где-то даже ухнул миномет. В самом подъезде ничего не происходило. Остались ли в нем кто-нибудь из жителей? По-крайней мере, из-за дверей никаких звуков не раздавалось. В одиночку проверять квартиры желания в этот момент не было. Как и просто так здесь сидеть. Тяжело, тревожно... Но делать нечего. Я принялся ждать друзей. Посмотрел на часы. Прошло пятнадцать минут. Надеюсь, что ожидание не затянется! А то я начну страдать от различных фобий! И так уже начинаю. Кажется...
В голову лезла всяческая чепуха. Какие-то гнилые голливудские «ужастики» из воспоминаний прошлого упорно вторгались в мое сознание. И это притом, что окружающая действительность была гораздо страшнее, чем самая жуткая голливудская поделка. Видел я, как выглядят в сербских селах последствия «усташских» зачисток – этнических чисток. Бр-р-р! Мое медицинское сознание, основанное на соответствующем образовании, и то с трудом справлялось с подобными кровавыми картинами. Вспоминать об этом не хотелось. Но это сейчас отошло на второй план. Просто в темноте, в полумертвом, а то и в мертвом подъезде, находиться было жутковато. Даже, откровенно сказать, просто жутко. Возрождались детские страхи! Боюсь, что страх одиночества войдет мне в кровь навсегда. Если, хотя бы, еще с часок проведу в подобной темноте.
Я вспомнил, как будучи студентом-медиком устроился работать в видеосалон. Точнее, этот видеосалон мы организовали втроем – я, Серега Хакимов и Саня Чижиков. У меня было разрешение на прокат фильмов и неограниченный доступ к видеокассетам, у Сереги Хакимова имелся здоровенный «видак» «Электроника-320» (если номер не путаю), у Сани Чижикова – тяжеленный цветной телевизор советского производства, но не простой, а с декодером. Смотри видеофильмы сколько хочешь. В то время любой «видак» являлся роскошью. Тогда импортный видеомагнитофон можно было обменять на машину, пусть и не самую новую. Работали мы при молодежном центре обкома комсомола. В трудовой книжке у меня сделали запись, что я являюсь «оператором видеотеки». И понеслось! Первые фильмы – «Терминатор», «Горец», «кунфуистские» боевики с Брюсом Ли и Джеки Чаном, «Эммануэль», а также, конечно, «ужастики» - в первую очередь такие как «Кошмар на улице Вязов» и «Пятница,13». Крутили мы видеофильмы в одной из общаг моего любимого мединститута, а заканчивался последний сеанс, где-то, около двух часов ночи. После чего я шел домой в привокзальный район. Дорога шла мимо кладбища, хорошо помню, какие неприятные чувства возникали во мне, когда идти приходилось после вынужденного просмотра какого-либо «ужастика», например, «Пятницы,13». С тех пор и не люблю смотреть фильмы ужасов. А тут, пока сидел в темноте на ступеньках лестницы в подъезде, сразу кучу жуткостей из кино вспомнил, да кое-что досочинила моя богатая фантазия. Глупо — я тут на войне, кругом стреляют и убивают, а в голову лезут киношные кошмары, которые пугают больше чем страшная реальность.
Вновь вспомнился тот видеобизнес. Как-то я шел с выручкой домой. Был примерно третий час ночи. На севере в конце мая ночи белые, поэтому понять, что сейчас ночь можно было лишь благодаря часам, и отсутствию людей на улице. Показалась одиночная машина, не обращая внимания на нее, я ускорил шаги, просто торопясь домой. Неожиданно машина остановилась рядом со мной.
- Давай подвезем! – раздался голос. Оглянувшись, я отметил, что в машине ехало четверо здоровых парней. Внутри все ухнуло. Пальцы в кармане крепко стиснули маленькие ножницы. «Просто так не дамся!» - подумал я. Однако и шансов на успешное сопротивление почти не имелось.
- Садись, давай, побыстрей! – усмехнулся приглашавший здоровяк, видя мои сомнения. Бежать было некуда. Улица пустынна. До подворотен далеко, а по прямой от машины не убежишь. Внезапно решившись, я с независимым видом сел в машину, продолжая стискивать маникюрные ножницы в кармане. А дальше… А дальше ничего не произошло. Они просто довезли меня до улицы, где я жил. Я просто сказал «спасибо» и отправился домой. Так и не понимая, почему такое произошло. До сих пор не знаю, что побудило тех мужиков на подобный поступок. Выглядели они явно криминально. А может просто решили помочь одинокому ночному путнику? Просто мы отвыкли ждать от людей чего-либо хорошего просто так? И ждем самого худшего. Но иногда все совсем не так плохо, как ожидается. Главное, что страхи не всегда оправданы. Или им понравилась моя наглость, когда я без панических движений просто взял и уселся в машину. Сейчас этот случай мне вспомнился, как пример того, что не все так страшно ночью, как кажется. И все еще будет хорошо.
Ждать становилось все трудней. Алкоголь из моей головы почти выветрился, зато добавились неприятные ощущения во рту и чувство жажды, потом мелко запотряхивало. Как говорят в молодежных тусовках – заколбасило и заплющило. Но это не в следствии принятого перед этим алкоголя. Это от осознания ситуации, в какой оказался. Хотя, возможно, именно из-за паров сливовицы я и угодил в эту переделку, неадекватно оценив ситуацию.
На улице в это время загрохотало. Застрочили сразу с чуть ли не с десяток пулеметов, так по крайней мере казалось, с обеих сторон, заухали утробно минометы, принялись рваться гранаты и тромблоны. Это было в стороне от дома, но связано ли это с моими товарищами или нет, сказать трудно. Но, по любому, мне это во вред. В большущий вред. Пальба перебудила всех. И, следовательно, взбудоражены снайперы и пулеметчики в доме, где сейчас нахожусь, следовательно, враги не спят. А туман становится все меньше. Теперь только самоубийца рискнул бы пересечь площадь. Пули в затылок или между лопаток никак не хотелось. Мне теперь точно не вернуться. И, кажется, до следующей ночи никуда не деться. А никто ко мне на помощь не шел. И я начал все более отчетливо понимать, какую глупость совершил, не вернувшись со всеми вместе в расположение своего отряда.
Через пару часов у меня возникло четкое ощущение, что я остался совсем один, и помощи до следующей ночи не дождаться. Просто не удастся дожить до следующей ночи. Не дадут
- Вот дьявольщина! – я до боли, до крови закусил губу, понимая, какую глупость совершил. – Черт! Черт! Черт!
Хотелось завыть, но этим делу тоже не поможешь. Да и чертыхания лучше прекратить. Мне сейчас лучше попросить помощи у Бога, чем поминать всуе дьявола, который и так затащил меня в задницу! А теперь, попробуй, выкарабкайся! Придется из неврологов в проктологи переквалифицироваться, чтобы спастись!
По счастью, у меня, как у всякого порядочного медика, всегда имелся при себе запас спирта. Настоящего медицинского, не разбодяженного всякой гадостью. Дрожь сотрясало мое тело целиком, словно я голяком сижу, да к тому же не на ступеньках подъезда, а на льду. Да еще сиверко поддувает. Необходимо успокоиться, а то паника меня погубит! Я сильно укусил себя за большой палец левой руки, чтобы заставить панику отступить, боль заставила очухаться на какое-то мгновения, после этого залпом глотнул грамм тридцать неразбавленного спирта. Горло на какое-то время перехватило, я стал судорожно хватать ртом воздух. Но зато паника действительно, пусть и на время, отступила. Главное не потратить это время в пустую. Необходимо было собраться с мыслями, оценить ситуацию и решить что делать.
Первой мыслью, которую я тут же отбросил, была мысль о сдаче в плен. Не говоря о том, что хорваты запихали бы меня в тюрьму и вволю поиздевались (если бы не просто пристрелили или прирезали), это дало бы очередную пищу для европейско-американского сообщества поорать о воюющих в Сербии русских наемниках. Еще хуже, если попадешься «мусликам», особенно если не к тем, кто по крови сербы, а к моджахедам прибывшим сюда из Афганистана или какой-либо подобной страны. Арабские наемники пугали своим поведением даже своих соратников. Они могут сделать все что угодно – содрать кожу, отрезать голову, кастрировать. Даже подумать жутко! А тем более предполагать возможную сдачу в плен. И вообще – сдаваться как-то уж совсем противно и стыдно! Ладно, отбросим скорее и навсегда это вариант, как самый неправильный! Тем более с детства помню одну фразу, крепко вошедшую в мое сознание. Русские не сдаются! И я сдаваться совсем не собираюсь!
Затем я задумался о том, как бы получше зашхериться и дождаться следующей ночи, когда подойдет подкрепление или удастся уползти обратно во время нового предутреннего тумана. Но это ждать целые сутки без еды и без питья! Но скорее, именно так и придется поступить! Самый разумный поступок! Из всех пока еще возможных. Сейчас, по крайней мере, так кажется. Значит, надо следовать этой мысли. Но всегда ли мы идем так, как велит разум?
Есть еще вариант. Чтобы совсем не скиснуть от тоски и постоянного ожидания опасности, почему бы потихоньку, не начать исследовать квартиры. В пустой квартире, к тому же, безопаснее, чем на лестничной площадке. Посмотрим, что в жилищах. Глядишь, что-нибудь интересное удастся обнаружить? В этот доме, как рассказывал Славан, могут все еще жить сербы, которые не успели никуда сбежать. Надеюсь, если найду их, помогут. Еды и воды постараюсь добыть у них.
Туман на улице совсем развеялся. Выглянуло раннее солнце. Я встал, решив для начала обследовать квартиры на первом этаже. Хотя, скорее всего там никого нет. Слишком уж мертвая тишина царила в этом лестничном пролете. Да и на первых этажах опаснее всего находится, так что вряд ли кто из жильцов остался на первом этаже дома.
Было 5.37 утра, как показывали мои, чудом уцелевшие часы, когда я подошел к двери в квартиру под номером «1». Несколько минут стоял прислушиваясь. Я не боец СОБРа или ОМОНа, дверь ногами вышибать не могу, головой тем более. Нет, не потому, что здоровья не хватит, просто я шума поднимать не могу. Боюсь. Последствия могут оказаться слишком непредсказуемыми. И еще потому что не знаю, где могут находиться враги, где просто гражданские лица, а где, что тоже вероятно, потенциальные друзья. Как же открыть дверь? Но вскоре выяснилось, что пока по этому поводу переживал напрасно. Эта дверь оказалась незакрытой.
4.
Я осторожно, стараясь не скрипнуть, приотворил дверь и змеей скользнул внутрь квартиры. Палец на спусковом крючке напрягся, готовый заставить плеваться смертоносным огнем автомат в любую секунду и при малейшей опасности.
Но квартира оказалась пустой. Похоже, ее крепко выпотрошили мародеры. На стенах пробоины от пули, обои висят клочьями, мебель перевернута, подушки диванов вспороты, осколки посуды и изуродованный холодильник с разбитым музыкальным центром – такой предстало это жилище моему взору. Памятуя о жажде и, возможном, предстоящем чувстве голода, я поискал бутылки с водой или какой-нибудь гадкой «колой». К ней я отношусь брезгливо, но сейчас и она бы сошла. На квас, который мне нравился больше всего, здесь все равно рассчитывать было бы сложно. Но поиски ни к чему не привели, тут и до меня все хорошо обыскали. «Интересно, а кто были хозяева этой квартиры – сербы, хорваты, мусульмане или кто еще? – подумал я, - живы ли они сейчас?» Тут, как бы в ответ на мысль, взгляд мой упал на, чудом уцелевшую фотографию на стене, вокруг все было изрыто выбоинами от пуль. С фотографии на меня смотрела вполне обычная семья, каких много – отец, мать, два сына и дочь. «Как и у меня, - вздохнул я, только у них, скорее всего, самая младшая дочь, а у нас в семье самый младший – я!»
Они весело смотрели с фотографии куда-то вдаль, не думая еще, что их ждет в дальнейшем. Кто они были, я так и не понял. Отметил лишь, что девчонка очень даже симпатичная, с длинными вьющимися волосами, большими глазами опушенными длинными ресницами. Взгляд боевой, задорный. Мне всегда нравились такие смелые девушки.
Я осторожно выглянул в окно. Уже совсем рассвело. Мне неплохо были видны сербские позиции, даже тот блиндаж в котором еще несколько часов назад я пил сливовицу вместе с друзьями. Смогу ли вернуться обратно? Где сейчас Вадим и Славан? Надеюсь, что Алик уже в госпитале. Главное, чтобы они придумали, как добраться до меня. Иначе мне как-то совсем печально становится. Геройствовать становится все труднее. Точнее, говоря, мне уже совсем не до геройства.
И тогда-то, когда я внимательно рассматривал улицу, до сознания дошло, что асфальт, после нашей ночной вылазки, саперы, как «мусликов», так и наши, то есть сербские, активно шпигуют противопехотными минами. Это вначале было неясно, что делают эти фигурки с обеих сторон. Конечно, днем заметить такую «паштетину», если не расслабляться, не составит труда, разве уж совсем ушами хлопать, но вот ночью напороться – милое дело! Почему Вадим и Славан не предупредили о предстоящем минировании? Впрочем, понятно, что не знали. Почему сербские саперы тоже активно шпигуют оборонительные линии минами? Им про меня не сказали? Как это Вадим и Славан допустили? Или это по ним строчили пулеметы? А если они погибли? Тогда мне совсем неоткуда ждать помощи! И что же делать? Или потерять всяческую надежду или попытаться бороться. Даже в такой, почти безнадежной ситуации. Как говорили мои любимые спартанцы, попав в окружение: «Мы окружены со всех сторон! И нам ничего не остается, как только пойти и убить Ксеркса!» Так придется поступить и мне. Не больше и не меньше. Только вместо Ксеркса у меня хорватские снайперы и пулеметчики, плюс и возможные вояки бошняков!
Я могу добраться до своих только днем, но днем меня увидят и подстрелят либо снайперы, либо пулеметчики. Есть только один способ решения всех этих проблем. Что ж, ничего не остается, как пойти и убить снайперов и пулеметчиков! После того, как я все это осознал, страх отступил. Казалось бы, надо в такой ситуации совсем упасть духом от видимой безнадежности поставленной задачи. Но у меня странный инстинкт самосохранения, пугаться надо потом, когда все будет позади, а сейчас страх меня погубит, а погибать что-то совсем не хочется.
Сколько их может быть? Три снайпера, пулеметов, кажется, два, а обычно при пулемете два человека. Главное чтобы в разведданных ошибки не было, а то врагов со снайперскими винтовками и пулеметами может оказаться и больше. Есть ли автоматчики или кто еще? Могут, оказаться и враги среди обычных граждан находящихся в квартирах, но им самое главное спину не подставлять, перебежать улицу они не помешают. В этот момент, размышляя, я еще не задумался над тем, что врагов придется убить мне самому. И убивать придется при близком столкновении. Не так, как обычно происходит при современном бое, когда рукопашная схватка совсем редкое событие, а основное – это перестрелка на расстоянии, когда ты не видишь глаз врага, когда его смерть от случайной пули или от осколка гранаты или снаряда происходит где-то далеко от тебя. И ты не можешь быть уверенным, что это именно твоя пуля или осколок от твоей гранаты сразил врага. Такой бой не дает сильной нагрузки на психику, совсем другое дело – это осознанный поединок. Поединок на смерть. На его смерть или твою.
Я, честно говоря, никогда сильно по этому поводу не напрягался. Многие и многие поколения моих предков воевали. Казак без воинской службы не казак. Это если считать по максимуму. И убивать врагов в боях им приходилось частенько. Но мне в основном приходилось, как врачу, спасать чьи-нибудь жизни, а не отнимать их. Причем не только лечить своих пациентов, или здесь, в Сербии, своих соратников, но на этой войне пользовать приходилось и раненых врагов, спасая их от смерти. Планида врача обязывала. Тем более, что даже внешне, на этой трижды проклятой войне, трудно было отличить противников – сербы, хорваты и мусульмане выглядели почти одинаково. Отличались они больше по вероисповеданию. Католик – значит хорват, верит в Аллаха – значит мусульманин, или, как их прозвали – «муслик», православный – это точно серб. Смуглый серб и светлорусый мусульманин – это в порядке вещей. Вот же разорвало несчастную Югославию. Не хочу, чтобы и Россию так же разорвало, сильно к этому стараются нас привести. Допускать нельзя. Поэтому и приехал сюда. Глупый патриотизм! Так, по крайней мере, об подобных поступках многие «дерьмократы» говорят, да в газетах пишут. Наемниками нас называют, судами грозятся! Но ничего! Вспомнят потом потомки, как мы здесь Россию спасали. Если бы мы здесь «усташей» остановили, показали силу славянских народов, то и НАТО поскромней бы себя вело! Если бы «мусликов» здесь прижали, то, глядишь, и в Чечне с Ингушетией поспокойней было. А глупая Европа, которая ведется на происки американских политиканов, еще пожалеет, об этом рассаднике мусульманского сепаратизма. Причем я к обычным мусульманам отношусь хорошо, все дело в экстремистах, которые религией лишь прикрываются. И здесь мы неоднократно вполне нормально общались с обычными сербскими мусульманами. Тут все спокойно, пока не нарвешься на фанатичных афганских или арабских моджахедов. Нас пока православное братство спасает. Да, что тут говорить – все это вопросы самоидентификации, то есть души. Я, как потомок терских казаков, которые в жены брали чеченок, черкешенок, кабардинок, турчанок и так далее, тоже чем-то напоминал лицо «кавказкой национальности», спасали от этого только светлые глаза, поэтому «менты» в Москве документы обычно не спрашивали. Зато кабардинцы меня постоянно уверяли, что я, наверняка, являюсь представителем их национальности. Я, впрочем, не спорил. Кто ж его знает? Кабардинская кровь у меня тоже могла быть, но все-таки я был казаком, а, следовательно, русским. По духу-то уж точно. Не хочу ударяться в историю происхождения казачества. Пусть, некоторые заявляли, что казачество – это отдельный от русских народ, мне не важно, мне главное – это то, что сейчас казачество не должно отделять себя от России, от русских. Иначе оно потеряет смысл. Только на службе России, русскому народу оно приобрело значение, которое не потеряет, если не захочет погубить себя само, в веках.
Вспомнилось, как пару лет назад я, Федор и Валера сидели на кухне в одной из московских квартир, вскоре после очередной «ролевой» полигонной игры по межфеодальным разборкам Руси 13 века. Обсуждали прошедшие на игре события, интриги, сражения. Потом разговор скатился к настоящим войнам. Тогда Валера, всегда тяготевший к патриотическим идеям, сначала вспомнил двух парней из московских «ролевиков», которые погибли, штурмуя Останкинскую телебашню, во время печальных событий октября 1993 года. А потом он заявил, что после Приднестровья, куда он к сожалению не попал, существует еще одна война, где есть возможность проявить себя настоящему русскому патриоту. Это война на Балканах, и что сражаться за наших братьев-сербов — это великая честь. И он, если подвернется возможность, обязательно туда отправится. Вот тогда я и задумался, могу ли и хватит ли духа поехать воевать за сербов. То есть принять участие в реaльной войне, где убивают насовсем. И когда у меня подвернулся случай, то все пошло по принципу «чемодан-вокзал — Балканы». И вот уже второй год, как я езжу сюда.
Всегда, когда страшно, ищешь утешение в высоком. Мысль, что бьешься за идею, успокаивает, подбадривает, придает смысл жизни. Конечно, нам, русским интеллигентам, без смысла жизни нельзя. Без смысла жизни мы сразу начинаем депрессировать, паниковать, кидаться во все тяжкие. Я тут вроде ехидничаю, но, на самом то деле, сам такой. Иначе бы сюда и не занесло. Сидеть бы сейчас у себя в больнице, спокойно лечить больных, благо, что это дело очень достойное. Спины болят почти у всех, как ни печально, но и инсульты — штука нередкая. Однако ж мне этого мало. Спокойнее бы надо себя вести. Но нет, сначала повоевать надо за братьев-славян, а потом, если уцелею, можно вернуться к более спокойной жизни. Смешно? А мне не очень. Ведь именно все это втравило меня в ситуацию, которая привела к тому, что сейчас происходит. И неизвестно, куда выведет! Да и выведет ли вообще?
У меня уже был случай, когда пришлось схватиться в рукопашной с «усташами», тогда я проявил себя вполне неплохо. Но в тот момент было достаточно привести врагов в бессознательное состояние, убивать было совсем не обязательно. Что я и сделал, просто вырубив противников. А как придется поступить здесь? Жалеть врага, боюсь, не придется. Себе дороже! И цена этой жалости — моя жизнь. А она мне дорога, хотя иногда и рискую ею по-глупому.
Сейчас бы напиться! Так чтобы ни думать, ни о чем и не переживать! Не зря раньше давали наркомовские «сто грамм». «Сто грамм», конечно, сейчас будет маловато. Не проймет. Чуток побольше, раза в три, и вперед! Пьяному море по колено! А самое главное, что страх остается на сильном отдалении. Не так просто решиться подняться на чердак, только это местопребывания врагов было сейчас точно известно, чтобы убить хорватских пулеметчиков. Подниматься, зная, что только убийство людей может спасти твою жизнь! Но ничего другого не оставалось! Или ничего другого не придумывалось. Мы же и отправлялись сюда, чтобы обезвредить врагов – снайперов и пулеметчиков. И отступать теперь нельзя. Я поежился, снова достал спирт из НЗ и сделал глоток. Обжигающая жидкость заставила встрепенуться. Переключиться с меланхолических философствований на подготовку к действиям.
Ладно, пока ограничимся первым этажом, квартиры на других этажах осмотрю попозже. Сначала разберусь с теми, кто находится на чердаке. Надеюсь, что кроме пулеметчиков там больше никого нет. Иначе, эту задачу выполнить будет невозможно. А здесь я просто потренировался, как осматривать помещение. Покончив с осмотром пустующих квартир на первом этаже, я принялся, очень медленно, вслушиваясь в окружающее, подниматься вверх по лестнице. Ощущение было такое, что я, как будто, поднимаюсь не на девятый этаж, а на «небоскреб».
Сначала меня окружала тишина, если не считать редких выстрелов на улице. На лестничных площадках все еще царил полумрак. Это действовало расслабляющее. Или скорее начала сказываться бессонная ночь. Сейчас бы оказаться дома в России, забраться в мягкую постель и уснуть. И больше никуда и никогда не ездить! Сколько можно своей головой рисковать, даже без надежды на благодарность. Подниматься наверх совсем не хотелось. Так бы и остался сидеть на ступеньках. Забыть бы обо всем! Но нельзя – это обратная сторона паники, и она тоже может привести к гибели. Это также. Как нельзя спать в мороз!
Я тряхнул головой, отгоняя подступающую дремоту, взял поудобнее автомат и продолжил подъем. Лифт в этом доме тоже имелся, но даже если бы он работал, что почти невероятно, подниматься на нем было бы рискованно. Все равно, что выйти во двор и орать: «Вот я! Стреляйте!» Хотя, откуда тут быть исправному лифту? Здесь и электричества, скорее всего, нет! Как в большей части города. Дом то, можно сказать, находится на самой передовой. Сюда никакие лифтеры ремонтом заниматься не побегут. Не говоря уж об электриках. Ладно, не о том я заморачиваюсь! Надо следить за окружающей обстановкой. Это сейчас важнее.
За дверями некоторых квартир мне слышались какие-то приглушенные шумы, а то и голоса. Но, по правде говоря, я ни в чем не был уверен. Вполне вероятно, что это мне всего лишь казалось. Излишне обостренное воображение. Но я все-таки старался отметить те квартиры, которые показались подозрительными. Глядишь, потом и проверю, что так и кто там находится.
Вот и девятый этаж. На чердак вела стандартная стальная лестница. Чердачный люк был открыт. Темный квадрат четко выделялся на потолке. Следовательно, с освещением на чердаке не слишком хорошо. Как там говорится : « Тяжело искать черную кошку в темной комнате!» И часто добавляется: «Особенно если ее там нет!» Надеюсь, что я не попаду в ситуацию, описанную в пословице. Я, на всякий случай, осмотрелся. Опасности, вроде, пока не видать. Лишь бы никто не ждал там у люка, а то попаду, как кур во щи. Чихнуть не успею…
Перекрестившись, я поставил ногу на стальную лестницу. Когда-то, судя по отдельным участкам, лестница была выкрашена в голубой цвет, но теперь почти все постиралось. Добрался до темного четырехугольника в потолке, принялся вслушиваться в темноту. Но опасность возникла совсем не оттуда. Неожиданно послышался скрежет дверного замка, и дверь одной из квартир на площадке девятого этажа распахнулась. Из нее вышли два хорватских гвардейца, в своей черной «усташской» форме. Небритые, коренастые, пыхающие вонючими сигаретами. Один что-то громко рассказывал другому, небось, что-либо похабное, тот слушал и похохатывал.
Я еле успел проскочить сквозь проем чердачного люка и лежал, шепотом благодаря Бога, что никого на чердаке поблизости не оказалось. Пулемет в этот момент находился где-то посредине чердака, что я понял по звуку короткой очереди, которую как раз в этот момент выпустили. Но я понял и другое. Пулеметчики, удобно устроившись в одной из квартир, отдыхали по очереди парами, сменяя друг друга, чтобы постоянно контролировать улицу. А этого, ни мы перед вылазкой, ни я, размышляя, как поступить, когда остался один, не учли. То есть их оказалось четверо, а не двое. Если не больше, может есть и дополнительные запасные. Например, они предпочитают меняться каждые восемь часов или еще чаще. Короче, вырисовывалась картина Репина «Приплыли». Так и не выплыть можно!
Первый «усташ» из покинувших квартиру стал подниматься по железной лестнице. Его тяжелые кованные башмаки гулко звенели по ступенькам. Клац! Клац! Все ближе и ближе! Необходимость действовать заставила меня приготовиться. Когда голова «усташа» в темном берете возникла в проеме, я нанес резкий удар прикладом автомата. Второй, остававшийся внизу, «усташ» заорал, видя, как падает тело напарника. Я, на удачу, саданул очередью из автомата вниз, так и не поняв, попал или не попал. Кажется, нет, так как снизу тоже стали стрелять. Пули впивались в крышу, на меня посыпалась штукатурка и какой-то мусор. Я выдернул чеку из «лимонки» и, секунду-другую подержав, скинул осколочную гранату вниз. Приходилось спешить, если пулеметчики на чердаке сообразят в чем дело и начнут чесать из пулемета по мне, то придется совсем плохо. Атаки с двух сторон мне не выдержать.
Граната внизу рванула. После чего наступила тишина. Мертвая тишина. Замолчал и строчивший перед этим по улице пулемет. Услышали! Вот поняли ли, что произошло? Похоже, не совсем? Кажется, пока не поняли.
Судя, по вопросительным крикам. Им же на таком расстоянии ничего не видно. Мало ли – сербы из гранатомета шандарахнули или чего еще? Предположить, что враг каким-то образом оказался у них в тылу, гораздо сложнее. Главное, чтобы в этих квартирах других «усташей» бы не оказалось!
Чердак был в птичьем помете, разнообразном мусоре, тряпках, в старой, обшарпанной мебели, ржавых кастрюлях, битых и целых бутылках. Я пополз по мусору и помету в сторону пулемета. В полумраке я плохо видел, где устроились пулеметчики. Если бы они продолжили стрельбу по улице, то было бы легче, а так они молчали, прислушивались и присматривались.
Все-таки они что-то заподозрили и в сторону люка стал на полусогнутых приближаться темный, коренастый силуэт. Этот пулеметчик решил на время расстаться с пулеметом и лично узнать, что же произошло. Он пару раз громко крикнул, надеясь на ответ. Я, в это время, залег за валяющейся на боку тумбочкой, сдерживая дыхания и боясь, что меня выдаст громкий стук сердца. По крайней мере, в моих ушах гремели африканские тамтамы, казалось, что они звучат на километр вокруг. «Усташ» до открытого люка добрался на корточках, не заметив меня, затаившегося среди мебели у стены, быстро и осторожно глянул, то, что он увидел, заставило его вскрикнуть. Больше ждать и таиться я не мог. Силуэт «усташа» у люка был четко виден, промахнуться в такой ситуации, да с такого расстояния, нельзя, АК-47, в моих руках, задергался, посылая смертоносный свинец. Крик прервался, но оставшийся у чердачного окна пулеметчик оказался тертым калачом. Я еще стрелял по его напарнику, а он уже развернул пулемет в мою сторону. Хорошо, что рядом была кирпичная переборка, за которую я и откатился. Пулемет стрелял долго. Пулеметчик, не видя меня, полосовал очередями чердачный полумрак, в слепой надежде, что пуля, глядишь, нужную цель и найдет. Потом пулеметная лента кончилась, и он принялся перезаряжать. Я, воспользовавшись этим, высунулся и разрядил остатки магазина примерно туда, откуда строчил пулеметчик, после чего снова укрылся за кирпичной кладкой, вытащил, перевернул автоматный рожок, снова воткнул его во чрево автомата. Автомат был вновь готов к бою.
Пулемет хорвата не заставил себя долго ждать. Он строчил и строчил не переставая. От кирпича летели во все стороны брызги осколков. Звук полосующих все вокруг пуль нервировал. Но зато я понимал, что если «усташ» так и дальше будет палить, то совсем скоро останется без пуль. Это же не киношный «боевик», чтобы патроны не никогда кончались. Тут я вспомнил, что у меня еще гранаты есть. Только вот как их кинуть подальше? Метатель гранат из меня всегда был не слишком хорошим. Еще в школе учитель физкультуры издевался над тем, как я слабо и недалеко кидаю. Где-то на слабую троечку, но зато у меня имелось другое, очень нужное в боевой обстановке, качество, я кидал очень точно в цель любой предмет. Хоть нож, хоть копье, хоть топор или камень. Увлечение русскими единоборствами, да историческим фехтованием сказывались. Не зря турниры выигрывал! Недостаток дальности компенсировал точностью. Вот только здесь это мое полезное качество вряд ли пригодится. До пулеметчика метров шестьдесят-семьдесят, а кинуть «лимонку» у меня получится здесь, в лучшем случае, метров на тридцать пять – сорок. И то это я, наверно, себе льщу. Подствольника у моего автомата, к сожалению, нет, и тромблонами ума запастись не хватило. Надо что-то срочно соображать. Вспомнил про такое интересное изобретение, еще древних людей, как праща. Попробуем! Вытащил ремень из брюк, сделал петлю, заложил в нее «лимонку». Раскрутил и метнул. Точнее попытался метнуть. Граната неловкой пташкой выскочила и упала в метрах пяти передо мной. «Ап!» - вырвалось у меня. Ума и реакции хватило, чтобы сразу упасть, зарывшись носом в чердачный мусор. Рвануло! Меня с головы до ног засыпало мусором и сухим птичьим пометом. Нос забило густой пылью. Я несколько раз подряд громко чихнул, потом надсадно закашлялся. Но, зато, ни один осколок меня не зацепил.
Пулеметчик - «усташ» после взрыва моей гранаты на время затих, прислушиваясь. Он долго не врубался, что все-таки произошло. Взрыв-то прогремел в моей стороне. Может, это я гранатой подорвался? От безнадеги... Решив, что с пулеметом связываться бесполезно. Или это кто-то из соратников хорватского пулеметчика пришел на помощь? Я тоже лежал, выжидая, как себя поведет пулеметчик. Желание экспериментировать с гранатами пропало совсем. И стало понятно, что праща – это не мой вид оружия. Впрочем и снайпер из меня также не вышел. Не в смысле сейчас, в данном случае, а вообще. Стрелок из меня аховый!
Ситуация возникла патовая. Патронов у меня пока хватало — почти (так как несколько пуль из одного выпущено) девять целых автоматных рожков, граната осталась одна, а из пистолета вообще ни одна пуля до сих пор не вылетала. Обнадеживало одно. У пулеметчика же с патронами, кажется, похуже. Не удивлюсь, что у «усташей» целый склад этих пулеметных лент, но, скорее всего, этот склад находится в квартире, где они отдыхали. Какой смысл все патроны на чердак тащить? Доставляли по мере необходимости. Тут я подумал, что в квартире наверняка есть выпивка и еда, а также куча других нужных и полезных вещей. Впрочем, надо сначала выжить, только тогда это все может пригодится. Тут я усмехнулся своим мыслям. Это я то, который в жизни почти не пьет, последнее время слишком часто стал думать об алкоголе. Сопьюсь так! А не выпить тоже не могу. Потряхивает. Нервное это занятие – война! Не на наркотики же переходить! Этим пускай «муслики» балуются. То, что наркоманы люди конченные – это я хорошо заучил еще с мединститута. Насмотрелся! С тех пор даже «травку» пробовать - желания нет! Я ее никогда и не пробовал. Хотя, говорят, с ней помирать легче. Не так страшно. Но я, лично, погибать не собираюсь. Пусть лучше эти наркоманы сами погибают! Если бы я в тот момент знал, как недалек от истины! Мне, просто напросто, повезло, что оставшийся «усташ» оказался законченным наркоманом. Это я понял позднее. А его кумарило, и с каждой минутой все больше и больше, он с превеликим удовольствием бы ширнулся, но «герыч» со шприцами находился в квартире внизу. Его трясло и ломало, хотелось спуститься на седьмой этаж и вколоть дозу. А я мешал. И тут «усташ»-наркоман не выдержал, торопливо высадил все патроны из пулемета в мою сторону, взял автомат и побежал туда, где я залег, стреляя на ходу. Я сначала и не понял, почему изменился звук от выстрелов (пулемет-то грохочет солидней автомата), потом начал догадываться, перекатился и увидел, как несется со всех ног ко мне «усташ» с автоматом. Тут у него кончились патроны, он торопливо стал менять рожок английского «скорпиона», но до меня оставалось всего двадцать метров. И я не промахнулся, правда, нервы сдали, и высадил все патроны, даже когда автоматный рожок опустел, пытался жать и жать на спусковой крючок. Потом успокоился и перевел дух. Но, перезаряжать автомат можно было теперь и не торопиться. Я долго недоумевал, почему этот псих, так отчаянно, бросился на меня в подобие «психической» атаки, но понял лишь тогда, когда спустился вниз на седьмой этаж и обследовал квартиру. Там я обнаружил большую коробку с морфием, промедолом и, если не ошибаюсь, с героином, а также набор одноразовых шприцов. В те годы одноразовые шприцы еще только завоевывали позиции в российских больницах. Зато здесь их оказалось в преизбытке. Эти наркоманы сильно опасались СПИДа. Наркота их пугала значительно меньше. Но причиной смерти стало ни то и ни то. Меня напрягало, конечно, что этой причиной пришлось стать мне, однако сейчас возбуждение после перестрелки еще не покинуло меня, поэтому философские страдательно-интеллигентские размышлизмы отошли в сторону.
Спускаться на седьмой этаж было страшно и противно. Но пришлось. Два убитых мною «усташа» лежали на лестничной площадке в лужах крови, посеченные осколками гранаты. Кровищи кругом! Тот факт, что это я их убил, сильно усугублял общее душевное самочувствие. Меня сразу затошнило, но удалось сдержаться. Я прошел в квартиру, из которой они не так давно вышли, стараясь не смотреть в их мертвые лица. Но страдать некогда. «Не дай, Бог, если в квартире затаился кто-нибудь еще!» - мелькнула пугающая мысль. Но, по счастью, квартира оказалась пуста. Вели себя в ней «усташи» совсем не как добрые гости. Кругом грязь, окурки, пустые бутылки, стрелянные гильзы, использованные шприцы. В туалет я даже заглядывать не стал. Зато нашлась закупоренная бутылка дешевого, вроде бы шотландского, виски, две закупоренные банки «Кока-колы», которую я презирал, предпочитая обычный квас, но на безрыбье и она потянет, особенно когда так хочется пить. Пулеметных лент, действительно, оказалось в преизбытке, возникшую мысль о своем перевооружении я все же отогнал, пусть и моя огневая мощь не усилится, но вот с пулеметом таскаться по этажам, что-то совсем не хотелось. Тяжелый гад! Это в американских боевиках отдельные герои палят из пулемета, держа его одной рукой, а другой вращают «баранку» автомобиля. Я за собой таких способностей не наблюдал.
Теперь надо было собрать все трофеи и решить, как с ними поступить. Проклиная все и вся, а в первую очередь свою незадачливую судьбу, я принялся обыскивать трупы. Затем сходил, притащил пулемет, три автомата Калашникова, популярного у всех противоборствующих сторон — к сожалению, здесь они были китайского, югославского, румынского производства, наши родные из страны Советов встречались исключительно редко, пять осколочных гранат, натовского образца, поэтому мне плохо известных, четыре пистолета – «Люггер», «ТТ», «ПМ» и почти полного близнеца моего «Вальтера» - такого же «Вальтера». Меня интересовало не только оружие. В моем распоряжении оказался и продуктовый набор, состоящий из десятка банок говяжьей тушенки, такого же количества пачек галет, а также, к моей радости, обнаружилось два десятка вытянутых цилиндрических жестянок с концентрированным апельсиновым соком. Я тут же приготовил себе коктейль, смешав виски с соком. Выпил залпом, после чего заставил себя обойти оставшиеся две квартиры на этаже, там удачным и нужным трофеем оказались две канистры с водой. Наверно «усташи» использовали эту квартиру под ванную комнату. Вот и воды натаскали. Пить-то ее, может, было и нельзя, хрен знает - откуда она, но вполне можно использовать для умывания и оттирания грязи на моей форме.
Наверное, это создавшаяся экстремальная ситуация заставила меня перестать трястись и не вспоминать об убитых врагах. Когда борешься за выживание, мозг начинает фиксировать события избирательно. Об убитых не думалось. Сейчас главное было выкарабкаться, а переживать, психовать и страдать – будем потом! Если будет время и возможность! А для этого необходимо уцелеть!
5.
Мне теперь казалось, что я почти полжизни нахожусь в этом треклятом доме. Чуть ли не с детства. Пошел как-то утром в школу и очутился здесь и застрял. Хожу, хожу, хожу дни, недели, месяцы, годы. А выхода нет. А время все тикает и тикает. Посмотрел на часы. Но часы показывали всего лишь пятнадцать минут десятого утра. То есть все началось не более пяти с небольшим часов назад. Время замерло, остановилось.
Да уж! Как бы подать знак своим? Не высовываться же из окна и махать руками в надежде, что кто-то заметить на противоположной стороне улицы? Если не сообразят сразу, то могут и пальнуть. Еще пули от соратников не хватало! Да и смысл в этом махании? Они и так должны знать, что я здесь нахожусь. Чем мне это поможет? Разве что помашут в ответ? Не смешно!
А из этого злосчастного подъезда надо побыстрее смываться. Если жить охота. Наверняка, к этим «усташам»-пулеметчикам кто-нибудь заявиться, смена какая-нибудь или проверка. Сколько их будет? Больше одного, это уж точно! И мне тогда придется плохо! Совсем плохо! Поэтому я решил, что надо спешно перебираться в другой подъезд. Там у меня будут те же шансы отыскать снайперов, как и здесь. Если брать простейший математический расчет в серьезный расчет. Находиться в этом подъезде слишком опасно. Пробираться буду в соседний подъезд через чердак. Перебегать по тротуару из одного подъезда в другой – это было бы верхом глупости. Если кто заметит, то пиши — пропало. Это, скорее всего, излишняя перестраховка, повышенная фобия, но бороться с ней желания не имелось абсолютно.
Но не все так безнадежно. Выигранный бой, хоть и поверг меня в скорбные чувства видом крови и смерти, но одновременно добавил ощущения уверенности, что я кое-что могу и даже, глядишь, выкарабкаюсь из этой передряги. Надежда окрепла. И это подбадривало. Надежда - девочка живучая!
Пулемет для беготни по лестницам и квартирам был тяжеловат, а в свой лагерь его доставить казалось маловероятным, поэтому, подумав, ничего другого не нашел в качестве решения, как сломать эту машинку для убийства. Что смог раскурочил, а ствол погнул, ударяя о стенку, сломал и два автомата, один, показавшийся понадежнее, решил захватить с собой, как и все трофейные пистолеты и гранаты. Обвешанный оружием, я представлялся себе несколько комичным. Чужого мнения спросить не у кого. Герой дешевого голливудского боевика! Успокаивал себя воспоминанием о фильме «Командо», который посмотрел на заре видеобизнеса. Там Арнольд Шварцнеггер себя еще покруче оружием затарил. Вот только бицепсы у него значительно толще моих, не подумайте, что я задохлик, просто специально никогда не качался. И за объемом мышц никогда не гнался. Главное — девушкам моя фигура нравилась, и это устраивало в полной мере. Ведь спортом то занимался почти постоянно – фехтование, футбол, «рукопашка», затем увлечение историческим фехтованием, все это было в моем багаже. Иногда это спасало и в мирной жизни. Тренер мой, правда, как-то сказал, что при всех моих способностях мне никогда не стать настоящим чемпионом. «Жестокости у тебя не хватает. Почти совсем нет. Ты соперника слишком щадишь!» - пояснил он. И это правда! Ладно, никогда о спортивной карьере я и не мечтал!
Сам я человек не агрессивный, да и других на нападения почти не провоцирую. А просто так ко мне обычно не привязываются. Предпочитаю, подобно восточным мудрецам из восточных же единоборств, найти способ благополучно избегнуть схватки. Но не всегда это срабатывает. Совсем немного лет назад, в самый период развала Советского Союза, я, еще совсем «зеленый», в смысле по возрасту, а не по экологическим пристрастиям, доктор, попал на учебу в Запорожский ГИДУВ (Государственный институт дальнейшего усовершенствования врачей – чтоб было понятно), а так как, после поездок по историческим фестивалям и турнирам по историческому фехтованию у меня появилось много хороших товарищей и друзей, часть которых проживала в Харькове, то в каждые выходные поезд вез меня туда. Всего-то четыре часа пути. Или пять… В зависимости от поезда.
И как-то я в очередной раз отправился туда. Не скучать же двое выходных в Запорожье, где я почти никого не знаю. Коллеги, прибывшие на специализацию, будучи в большинстве своем жителями Украины, отправлялись в выходные по домам. Мне до своего Севера, куда забросило когда-то отца, тысячи километров. Сидеть в одиночестве в общежитии? Ну, уж нет! В тот день я достал билеты до Харькова не слишком удачно, поезд прибывал достаточно поздно. Но дорогу я знал, поэтому, позвонил друзьям, что доберусь сам. Не маленький, мол. У меня там как-то была история, как однажды ночью на бензовозе пытался отыскать улицу, на которой ночевал. Только помнил, что она недалеко от музея Советской Армии. Получилось что-то из истории про «мужика в пиджаке и дерево», но закончилось благополучно, благо водитель оказался терпеливый. Теперь же я точно помнил, что ночую на улице маршала Бажанова. И дорогу после тех ночных поисков, когда от девушки выбирался, запомнил крепко. Игорь, которому я сообщил о приезде, предложил было встретить, но мне было неудобно поздно вечером дергать парня из дома, поэтому отказался от помощи. Позднее выяснилось, что эта излишняя скромность привела к серьезным проблемам.
Лучше бы они меня встретили. Тогда проблем бы я огреб значительно меньше. Не нарвался бы на совсем не нужные приключения. Случилось так, что в поезде, проходившем через Харьков, меня узнали. Мужик, который ехал в одном со мной вагоне, вдруг понял, что видел меня по телевизору.
- Слушай, парень, а это не ты с компанией рыцарей недавно в Харьковском парке мечами махал? – напрямую спросил он. – Я по телевизору видел.
- Было дело, - кивнул я. Самому с этим сюжетом познакомиться не удалось.
- У-у! – завелся он, - Здорово! Мне очень понравилось! Я всегда от рыцарей тащился! Когда-то кучу всяких романов перечитал!
- А ты знаешь, - теперь мне захотелось сказать нечто значительное, - Что рыцарь слово русское. На Западе рыцарей не было. У них были риттер и кнайт, это наши , то есть запорожские и донские, казаки использовали слово рыцарь или лыцарь, а еще наши братья-славяне называли воинов рыкарями.
- Да ну? – удивился он.
Так слово за слово, а потом дошло и до желания выпить за знакомство. И за украинско-российское братство. Дибильное, предательское заседание глав республик в Беловежской пуще состоялось вот только что, и мы еще никак не могли уразуметь, что живем разных государствах. Мы, как и многие, молодые люди на всей территории Советского Союза, тогда уже переставшего существовать, этого не заметили и до конца не поняли. Не поняли, что нас отделили, растащили в разные государства. И потом будут стараться отучить дружить, общаться. Еще и поссорить захотят. Вот только Харьков, все равно, для нас русских своим останется, как и мы для них. Дружили и дружить будем. И плевать нам на Украинскую Раду и Российскую Госдуму. Впрочем, когда мы общались в тот день в поезде, еще не было ни Верховной Рады, ни Государственной Думы. У нас все еще был Верховный Совет, еще не расстрелянный в 1993 году из танков. Но дружбу расстрелять сложней. Это пусть они – олигархи и чинуши, между собой разбираются. Мы не властьпредержащие, не нахватавшие «бабок» и незаконно приватизированных предприятий олигархи, нам делить нечего. Впрочем, все это я понял гораздо позднее, в этой поездке мы просто болтали. Остановиться на маленькой бутылке с водкой, называемой в народе «мерзавчиком», не удалось, души потребовали еще, и мы, потакая нашей тонкой субстанции, поперлись в вагон-ресторан. Выглядел вагон-ресторан, надо сказать, совсем убого. Как говорится, в худшем «совковом» варианте. А от выбора блюд оставалось только взгрустнуть. Его просто не было этого выбора. Засохший псевдоплов, да «Кубанская» водка очень уж подозрительного вида. И в этом почти весь ассортимент. «Самопал» еще не стал постоянным явлением. По наивности, тогда мы еще не успели привыкнуть к постоянной обдуриловке, которая вскоре захлестнула страну, поэтому стали эту водку пить. Пил я редко, поэтому, не имея опыта, попался под ресторанную провокацию. Наверно, только те, кто пьет не часто, а к таким относился и я, могут вспомнить свои пьяные приключения прошлых лет. Для них это шок, экзотика, особенное происшествие. Тем более, что именно на пьяную голову, я влипал в разные «приключения».
Это я к тому, что после этой «Кубанской» водки мне стало нехорошо. Паленая, зараза, оказалась! Затошнило, стала кружиться голова, хотя, повторяя строчки из Владимира Высоцкого, вполне можно было сказать: «Считать по нашему, мы выпили не много!» Но у него же есть и другая фраза: «Если б водку гнать не из опилок!»
Когда доехали до Харькова и стали прощаться, я уже слегка оклемался и мог самостоятельно идти. Боялся только, что милиция тормознет. Еще в «трезвяк» не хватало угодить! Никогда не был и не фиг начинать туда попадать. Оказалось позднее, что опасаться нужно было не милиции. Мне нужно было добраться до улицы маршала Бажанова, слегка зигзугами, именно зигзугами, а не зигзагами, я упорно маршировал к нужному месту. Улица, по которой я шел, называлась Сумской, когда ко мне подошли трое молодых человек в кожаных куртках. Все они отличались короткими стрижками и тупыми круглыми рожами. Веселое, точнее легкое настроение, после дружеского общения в поездке, у меня все еще сохранялось, поэтому я, нисколько не напрягаясь, продолжал идти вперед, не понимая, что ситуация меняется в очень неприятную сторону, а эти трое меня сопровождали, до поворота в темный проулок. Там один из них извлек нож, другой какую-то банку, я раньше баллончиков со слезоточивым газом не видел перед своим носом, после чего они предложили поделиться содержимым кошелька и сумки. А я все еще в серьез происходящего не понимал. Пьяный же! А пьяному все до лампочки! Ну, кто это может наехать на меня с каким-то задрипанным ножом? На меня, который, совсем недавно, под Москвой, показал, как мастерски умеет владеть мечом, копьем и кинжалом! То есть любыми видами холодного оружия. Куча выигранных поединков за моими плечами! Да, я любого уделаю! По крайней мере, я так про себя в тот момент думал и собой шибко гордился! Но самоуверенность – это плохой попутчик, потом слишком часто приходится жалеть об этом!
- Не надо, ребята! – добродушно улыбнулся я, считая, что серьезная опасность со стороны этих молодых чмошников мне грозить не может, доставая из кармана перочинный ножик. Из тех, который делают зэки на зоне, в виде ботинка с кнопочкой. Мне его родной дядька когда-то подарил. При нажатии на кнопочку выскакивало короткое, но острое лезвие. Я нажал на кнопочку, лезвие выскочило, но, наверное, из-за малых размеров парней его появление не впечатлило. Один из них тут же принялся поливать меня едкой жидкостью из баллончика. Глаза сразу жутко защипало, но я выдержал. Не зря говорят, что «слезоточка» на пьяных действует с большим замедлением. Я устоял на ногах и яростно попер на противников, отбил удар ножа, сам ткнул своим ножичком во вражескую руку. Кто-то громко взвыл. Дальнейшие события схватки просто выпали из моего сознания. Смутные обрывки каких-то хаотичных движений. Что-то совсем выпало из памяти. Я очнулся, сидящим на паребрике у фруктового садика, сжимая свой маленький нож, в брызгах чужой крови. Как проходила схватка, я совсем не помнил. Подъехавшие «менты» выкручивали мне руки, недавние противники убегали. И убежали. После чего я оказался сначала в машине, а потом в камере с руками в наручниках. Хорошо хоть «ласточку» мне не сделали. Это – когда руки и ноги за спиной соединяют одними наручниками. Наверно, просто тихо себя вел, не в силах сопротивляться. Очухался ближе к утру, когда за мной пришли и повели то ли к следователю, то ли к дежурному. Не помню к кому сейчас, запомнил только звание – майор.
- Повезло тебе! – сказал майор, - За этими субчиками уже семь разбойных нападений числиться. Так что у тебя вполне законная самооборона. Они до этого шестерых граждан ограбили и покалечили, да вот на тебя нарвались. Ты, уж, извини, что наши ребята тебя повязали и в наручники обрядили. Откуда тут поймешь – не совсем трезвый парень с окровавленным ножом, да и сам весь в крови! Ну и среагировали на тебя, а не на них! Если бы тебя, как москаля, где-нибудь в Ивано-Франкивске или Львове повязали, было бы гораздо хуже. А так все без особых проблем!
- Ладно, - обрадованный успешным завершением трудной ситуации, я готов был прощать всех и вся. Лишь бы поскорей добраться до друзей и привести себя в порядок. Лицо зудело, «слезоточка» все же хорошо раздраконила мне кожу на лице. Хорошо хоть в глаза почти не попала. Но все равно прослезиться пришлось не мало.
- У нас тут вообще презабавные случаи случаются последнее время. Наобзаводились люди баллончиками со «слезоточкой» и «паралитиком», вот и используют, где попало. Тут одна дамочка как-то вечером испугалась идущих сзади, развернулась, заорала, да и пшикнула из баллончика с «паралитиком», а сторону у кнопки перепутала. Самострел получился. Очнулась, когда напугавшие ее стали по щекам хлопать. Хорошо, что они не бандиты оказались. Есть и более забавный случай. У нас тут один кадр повадился людей на улице грабить. Подойдет, нож здоровущий покажет и отбирает, что приглянется. А тут он сидел в засаде, идет девушка. Он на нее и выскочил. А она возьми и полей его рожу «слезоточкой». Пока он с этого плакал, она с него модный плащик то и сняла, да еще кое-какие личные вещи прихватила. Да и будь такова! А тут, к тому же, наш патруль, а этот тип у нас в разработке, фоторобот – один к одному, ну и повязали. Он с расстройства почти во всех делах покаялся, а девчонку, его вещички прикарманившую, так и не нашли. Так мы всем отделом над этим горе-грабителем ржали...
Написал мне этот майор справку о нападении. Ведь пока я дрался с грабителями, да «менты» меня в свой «лепрозорий» отвозили, сумка моя с паспортом, врачебной печатью и зонтиком пропала. Бросил во время драки, чтобы сподручней отбиваться было. Обидно! Потом столько возни было с восстановлением документов.
Больше меня в милицию не вызывали. Связь между милицейскими структурами Украины и России, на тот момент, распалась. И вообще, бардак наступил. И там и у нас.
История имела своеобразное продолжение. Мой приятель Игорь, у которого, я жил в Харькове, запустил в околоролевушный мир историю о семи нападавших бандитах, которым я доказал преимущество холодного оружия над химическим. Игорю всегда свойственно было преувеличивать и приукрашивать всякие происходящие с его друзьями приключения. Но легенда прижилась, хотя я и пытался, из ложной скромности, донести правду. А потом решил – а чего спорить? Пусть возникнет еще одна легенда. Вся наша жизнь состоит из легенд. «Мы себя в легендах скоро ненароком обнаружим!» - так пелось в «Алой книге», выпущенной моими знакомыми толкиенистами из Уфы.
Эту историю я вспомнил, пока готовился через чердак перебраться в соседний подъезд. Сначала, перед тем, как покинуть квартиру, хотел повесить растяжку на дверь квартиры, благо «лимонки» еще оставались, чтобы подготовить сюрприз врагам, но потом, решив, что в квартиру могут сунуться случайные люди, а такое не исключено, отказался. Граната еще дурнее чем пуля, и вполне может осколками скосить совершенно случайных людей.
Как потом выяснилось, поступил я глупо. Пришли в квартиру именно «усташи», граната, так и не поставленная, их не обезвредила, а они создали специальную группу для моей поимки или уничтожения. Но не жалею, сделал бы я по другому и установил растяжку, то обязательно, по закону подлости, сунулись бы какие-нибудь сердобольные, невинные люди, которые бы попытались кого-нибудь спасти. Нет, по мне лучше чистая совесть! Так бы поставил растяжку, а потом страдал, размышляя, кто на нее набредет. Сомнения бы заели!
А пока я осторожно пересек по чердаку расстояние до следующего люка, подождал прислушиваясь, ничего подозрительного не выслушал и быстро спустился на седьмой этаж второго подъезда. И приготовился к дальнейшим поискам.
6.
Спускаться вниз неожиданно стало страшновато. Испуг докатился до меня с большим опозданием. Пришлось прибегнуть к обычному, для таких случаев, лекарству. Неправильному, в какой-то мере, но здесь без него никак не обойтись. Вернусь домой, тогда буду вести трезвый образ жизни. Опустошить бутылку трофейного виски на треть. Огнем ожгло горло, и сразу стало легче дышать. В голове прояснилось. Страх отступил или, по крайней мере, затаился. Подождав пока это окончательно произойдет, я решительно спустился с чердака на седьмой этаж второго подъезда. Груз оружия давил, мешая быстро переставлять ноги по ступенькам, но спуск прошел без происшествий. Если не считать, что с каждым этажным пролетом я становился все трезвее и трезвее.
Специально для любителей натурализма, чтобы потом не возвращаться, сообщу, что в связи с боевыми действиями канализация не работала. Поэтому запахи являлись не слишком облагораживающими и радующими обоняние. Но мне, знакомому с работой нашей службы ЖКХ, не понаслышке это все было пофиг. Скоро перестал обращать на них внимание. Однако и заострять внимание на этих канализационных вопросах не собираюсь, поэтому постараюсь к этой теме больше не возвращаться. А то ряд литераторов так любит смаковать «дерьмовые» вопросы. Как в прямом так и в переносном смысле. Ну, кто что ищет, тот то и находит! Предпочитаю вспоминать хорошее, кругом и так слишком много всякого гнусного, и вспоминать не требуется, оно само напомнит о себе. Ты е го не ждешь, а оно уже здесь!
Квартир на площадке было три. Мне, почему-то, вспомнилась любимая игра «кидал» и разводимых ими «лохов» – «наперстки». Вот и гадай, в какую квартиру вначале попытаться проникнуть. Может все пустые, может во всех засада, а может - там сидят и дрожат бедные мирные жители? Поди - угадай! Двери могут быть закрыты на замок. Как тогда проникнуть внутрь? Ломать? Стучать и просить позволения войти? Ожидать пули сквозь дверь? Колебания сильно выбивали из колеи. Измученный сомнениями, я не знал, на что решиться!
Но если не знаешь, на что решиться, то действуй, как Бог на душу положит! Или просто прочесывай все подряд, а там как повезет. Главное – не расслабляться! Если что, то нужно успеть первым нажать на спусковой крючок! Либо ты – либо тебя! Это я так себя накручивал. К возможному бою готовил. Страшно все-таки! Стою на лестничной площадке перед тремя дверями, а на действия решиться не могу. Духу не хватает! Когда в том подъезде начинал проверять квартиры, то последовавшего потом столкновения с «усташами» на чердаке еще не было. А затем, когда проверял после перестрелки квартиры на седьмом этаже, то в неостывшей горячке после боя не еще нервничал. Это сейчас начался отходняк. Страх с большим опозданием догнал. Со мной все время так. Пугаюсь потом, на много позже произошедшего со мной экстремального события. Это хорошо, что я сначала реагирую, предпринимаю меры, а потом пугаюсь. Наверное, поэтому до сих пор живой.
И все-таки, решившись, я ломанулся было в одну из дверей. Неудачно. Случилось то, что и должно было случиться. О чем я почему-то совсем позабыл. Дверь. Она оказалась закрытой. Хозяева покинули квартиру, а дверь закрыли, что совсем не удивительно. Несколько наивная, для военных времен, попытка защититься от мародеров. А что теперь делать мне с этой дверью? Выбивать? Это ж, сколько шуму будет! Для начала я решил проверить соседние двери. Они все оказались закрыты. Если взламывать, то не примут ли меня за мародера? Тихо получится ли? Постучать? Ожидая, что в ответ можно получить и выстрелы? Даже от обычных мирных жителей, испорченных непрекращающейся войной. К тому же оружия в Сараево накопилось столько, что детишки вполне могли использовать его вместо детских игрушек. А что делать? Вот уж действительно влип в совершенно бредовую, нереально-абстрактную историю. Обычно в зоне боевых действий почти не остается таких благообразных квартир, закрытых на замок, как будто их жильцы собираются пересидеть всю войну, просто закрывшись от всего мира на ключ. Это все равно, что спрятать голову под подушку, в надежде, что за это время все неприятности улетучатся. Хотя многие люди так и пытаются поступить, пытаясь спрятаться от происходящего, не замечая или уйдя в запой, надеясь решить проблемы, ничего не делая, стараясь не замечать нависшую опасность, авось – сама пройдет! Мне сейчас тоже сильно желалось, спрятать голову под подушку, а потом высунуть ее и увидеть, что нахожусь дома, но, увы, реальность была такова, что все приходилось делать и решать самому. Некому прибежать и помочь, успокоить и утешить, заодно покарать всех врагов. Некому, только сам могу что-то совершить! Ничего, русские не сдаются и не пасуют перед опасностями! Главное – не забыть себя подбодрить! А то так и в обморок упасть можно от всех нервных переживаний. Вспомнилось, как я когда-то попытался это сделать. Я, будучи студентом, подрабатывал гипсовым техником в травматологии. Дело было летом, поэтому занятия посещать не надо было. Травматологи любили меня таскать ассистентом на операции по утрам. Мне, третьекурснику, это очень нравилось. Интересно же! Поэтому и освоил немало того, что нам еще только предстояло изучать. А вот та операция мне как-то не задалась. Чтобы сопоставить два отломка бедренной кости решено было использовать специальный стержень (он же гвоздь) Кюнчера. Это такая толстая металлическая палка, которую специальным молотком забивают в один отломок кости, а потом нанизывают на торчащую железяку второй. Моя задача чисто механическая — удерживать ногу. Тяжелая статическая нагрузка, оперируемый был здоровый мужик, а я худощавый студент девятнадцати лет. Но это бы ничего. Когда Иван Иванович принялся забивать этот стержень внутрь бедренной кости молотком и в разные стороны полетели брызги крови и костного мозга, я почувствовал, что мне становится то ли жарко, то ли холодно, то ли то и другое одновременно, так как резко бросило в пот. К счастью, анестезиолог вовремя заметил, как я стремительно побледнел. Упасть мне не дали, усадили в уголке, намазали нашатырным спиртом, и как только стало легче, пришлось встать и вновь идти к столу ассистировать. Иначе больной, находясь под общим наркозом, долго бы получал не самые лучшие для организма лекарства в ожидании продолжения операции. Пока бы вызвали другого ассистента, пока подготовили к участию к операции. Быстро меня заменить было некем, поэтому пришлось собраться с духом и продолжить ассистирование. Тогда выдержал, да и сейчас в осадок не выпаду. Жизнь с тех времен успела основательно закалить.
Прежде чем постучать я долго стоял у дверей, прислушиваясь, надеясь, что звуки из-за двери подскажут мне как действовать. Из-за двух дверей не раздавалось ничего. А вот за третьей мне послышался какой-то шорох. Я прислушался, шорох повторился. Потом кто-то приглушенно, сдавленно закашлялся. Тихо так, зажимая рот ладонью. Похоже, это совсем не глюки, в этой квартире кто-то был. Я чуть не саданул по двери очередью из автомата, когда это понял, но вовремя остановился. Это мог быть обычный несчастный мирный житель, который против своей воли угодил в эту непутевую войну. И теперь, ощущая мое присутствие, дрожит в страхе, перед неизвестностью. Как и я. Эти гнилые интеллигентские замашки подведут меня когда-нибудь! Скромно жду, когда за дверью как-нибудь отреагируют.
Но это мне поднадоело. Ожидание достало. И я тихонько постучал в дверь. Никто не откликнулся. Если кто и был, то затаился, даже дыхание задержал. Тогда я постучал погромче и порешительнее.
- Ко йе то? – послышал шепот из-за двери. Я даже не смог разобрать, кому он принадлежит. Представителю какого пола и возраста? Женщина, мужчина? Молодая, старый? Мешали и побочные звуки. На улице продолжали постреливать.
- Отворите врата! – припомнил я сербские слова. Как хорошо, что сербский так похож на наш русский. И никого не напугает, так как хорватский язык точно такой же, да и бошняки общаются на нем же. В гражданской войне гораздо легче быть шпионом. Язык врага учить не надо. И чтобы как-то успокоить собеседника за дверью, добавил. – Я – друг! Я ненанети штету! ( я не нанесу вреда!)
За дверью завздыхали. Я стоял осторожно так, чтобы, если начнут стрелять, то пули до меня бы не добрались. Но что-то подсказывало, что стрелять не будут.
Щелкнул замок, дверь осторожненько, тихонько-тихонько приотворилась. И я остолбенел, ибо никак не ожидал увидеть то, что увидел. А картинка предстала совсем не военная.
За дверью стояла девушка в темно-синем несколько потертом джинсовом костюме. Очень, надо сказать, симпатичная девушка, с коротко стриженными черными волосами и большими голубыми глазами. Небольшой шрам на правой щеке не портил общего впечатления. Ее голубые глаза испуганно смотрели на меня. Еще бы! Что можно ожидать хорошего от людей в военной форме с оружием во время боевых действий? Тем более красивой девушке? Изнасилуют, и никого потом к ответу не привлечешь! Война ведь! Это я –джентльмен. Воспитание сказывается, до сих пор веду себя как восторженный комсомолец, начитавшийся Николая Островского.
Чего ж тогда она дверь открыла? А чего ей оставалось делать? Выломал бы, а после этого неизвестно еще как поступил бы. Злить людей с оружием нельзя! Я-то бы никогда не стал на ней отыгрываться, но этой несчастной девушке откуда было знать? А красивая все-таки! И фигурка, пусть и несколько скрытая джинсовым костюмом, очень даже впечатляет. Как только такая девчонка не побоялась остаться в доме в районе боевых действий?
- Ти сама? (Ты одна?) – спросил я. Познаний сербского языка у меня хватало только для коротких фраз. Но пока хватит и этого. Надеюсь.
- Сама (одна), - обреченно подтвердила она.
-Я могу ли да учем? (Я могу войти?) – стоять перед дверью мне совсем не хотелось.
- Може се, - кивнула она. Тем более, что как она могла мне воспрепятствовать? Мне необходимо было проверить квартиру. Мало ди кто там обосновался еще кроме нее. Так что все равно пришлось бы позабыть, что я джентльмен.
Она отступила назад, и я вошел, но, не забывая про осторожность. Доверять кому-либо в этих условиях – несусветная глупость. А особенно красивой девушке, так как эти красивые девушки особенно опасны. Мы, мужчины, при виде их быстро таем и растекаемся, забываем про все на свете, а надо, наоборот, напрячься и насторожиться. Что я и попытался сделать.
- Стайяти ту! – строго сказал я девушке, указав на стенку в прихожей. Внимательно окинул симпатягу взглядом, ничего стреляющего при ней было не заметно. Обыскать ее я, все-таки, постеснялся. Не из лишней скромности. Не захотелось показаться трусом или наглецом. При моей врачебной специальности – это глупо. И не такое видел и делал. Но что поделать, мы часто совершаем глупости. Особенно почему-то тогда, когда их опасно совершать. Я старательно оглядел все комнаты, к счастью их оказалось всего две, кухню, санузел. Действительно никого не оказалось. Отчаянная девушка, на удивление, жила одна. По крайней мере сейчас. Вещей представителей моего пола обнаружить также не удалось. Квартирка обставлена очень бедно. В одной комнате кресло с продранной кожаной обивкой, в другой – узкий диван, покрытый стареньким пледом. Даже стульев не имелось. Продали и вынесли все, что ли? Или пустили на дрова?
На кухне у окна с уцелевшими стеклами стоял круглый деревянный стол и одна обшарпанная колченогая табуретка. Стол украшала половинка белого хлеба и палка копченой колбасы, еще только начатая. Но мое внимание привлекла литровая бутылка «Мартини». Ого! Несчастная девушка умудряется потчевать себя «Мартини». Стаканчик, край которого был в следах помады, стоял один. Пила, похоже, в одиночку. Я вспомнил о своей початой бутылке виски, так как, покушаться на девушкин «Мартини» совесть не позволяла. Да и не нравился он мне никогда. Только изжогу зарабатывать.
- Испийати? – предложил я, извлекая свою внушительную бутылку с янтарного цвета напитком.
- Выпьем, - вдруг ответила на русском языке девушка. Акцент, правильнее сказать, даже достаточно выраженный акцент в ее словах присутствовал, но слово она произнесла очень правильно. Я сначала решил, что мне показалась. Мало ли что почудиться после подобной ночки.
- Я поняла, что ты русский, - развеяла мои сомнения она, – Не удивляйся! Я неплохо разумею по-русски.
- А как ты догадалась, что я русский? – я постарался скрыть свою неподдельную ошарашенность. Неужели так легко вычислить мою национальность? В моих казачьих кровях чего только не намешано. И похож я больше на лицо то ли югославянской, то ли кавказкой национальности. Только светлые глаза спасали меня от расспросов милиции, когда я приезжал в Москву.
- По трем вещам. По произношению, по скромному, для военного во время боев в городе, поведению и по этому! – она указала на казачью нашивку на моем плече. И рассмеялась. Еще бы! Я тут выглядел как полный идиот!
«Вот, дурак!» – подумал я, - «Как это не сообразил сам?»
Мои увлечения ролевыми играми и историческим фехтованием все-таки не прошли даром. Рыцарское обращение с дамами крепко вошли в мою кровь. Поэтому даже в такой экстремально-военной ситуации я старался оказать уважение девушке. На войне это скорее излишняя глупость, могущая привести к тяжелым последствиям, если представительница якобы слабого пола окажется врагом. На спусковой крючок легко нажмут и тоненькие наманикюренные пальчики. Длинные ногти, правда, будут несколько мешать. И мне будет ни сколько не легче от этого, как если бы по мне стрелял какой-нибудь «усташ»-мордоворот. Пуля-то прилетит точно такая же. Но мне, при взгляде на девушку, не верилось, что она причинит какой-нибудь вред. Потерял осторожность. А это почти смертельно. Но мне в этот раз повезло. Девушка не воспользовалась моей безалаберностью. Хотя, мои друзья и соратники удивлялись, как это я до сих пор жив, при своей, совершенно ненужной на войне, интеллигентностью. А это из серии – горе от ума. Или это я себе комплимент отвешиваю? И горе не от ума, а от глупости? Но это уже излишняя самокритика. С другой стороны, то есть из так называемого приличного общества, на меня, как на интеллигента, наезжали по поводу того, что я не впадаю в истерику, не валяюсь без сознания после боя, не грызу себе ногти, вспоминая убитых мною врагов. Но и это вполне объяснимо, многие поколения моих предков, казаков, воевали, приходилось и убивать. Тут я вспоминаю дедушку, который в Гражданскую войну командовал «Чертовой сотней» у Кочубея, а в Великую Отечественную прошел через штрафбат, но уже в мирной жизни не мог зарезать даже курицу. «Она же не сопротивляется и не нападает на меня!» - смущенно говорил дед. Но это я так, отвлекся. Надо бы разобраться с девушкой.
- Как тебя зовут? – спросил ее я.
- Рада, - отозвалась она и улыбнулась. Первую секунду я не понял, чему она рада, потом сообразил, что это ее имя. Торможу...
- А русский язык откуда знаешь?
- Учила. Он же на наш похож. Учила в школе и институте.А потом в Москву на курсы ездила. Понравилось мне у вас.
- Хорошо говоришь.
- Спасибо за комплимент.
-Это не комплимент, - теперь уже заулыбался я. Захотелось произвести на девушку впечатление. Девушка красивая, поэтому и заржал внутри конь ретивый. Говорят, я в эти моменты становлюсь похож на мартовского кота. Врут, конечно, но что-то может и проскакивает. Ну, как можно не отреагировать на красивую девушку? Мужчина я все-таки. Хоть и на войне. Захотелось поболтать с девушкой, позабыть о крови и грязи. Просто почувствовать себя молодым человеком, которому понравилась представительница прекрасного пола. Но выстрелы за окном, пусть и не частые, не позволяли забыть о происходящем. Этой квартире здорово повезло, все окна оказались целыми, несколько трещин в стеклах, а так все в порядке.
- А чего здесь осталась? – все-таки решил я порасспросить девушку на всякий случай. Зона боевых действий как-никак, надо знать, кто и почему в ней находится. Одинокая девушка в пустой квартире…
- А куда я пойду? – ответила вопросом на вопрос Рада. – Кругом стреляют. Другого жилья у меня нет, разве что к родственникам в Черногорию податься или в Словению. Так по нашим дорогам одинокой девушке опасно перемещаться. Да и не слишком дополнительному рту обрадуются.
- А родители твои где?
- Родители? – Рада закусила губу. – Нет у меня родителей! Сгинули посреди этой войны. Как и мой брат. Одна я осталась. Совсем одна.
- Извини, - смутился я бестактностью своего вопроса.
- Чего тут извиняться, - вздохнула девушка, - Война. Кругом война. И парня у меня тоже нет. Где-то на войне потерялся и тоже, может, сгинул. Почти год о нем ничего не слышала.
- Да, война - штука гадкая! – согласился я.
- Вам то чем она не по нраву? – вырвалось у Рады, - Вы же, наемники, от нее живете! Ее не будет, бедно жить будете! Затоскуете!
- Я не наемник, а доброволец, - мягко поправил девушку я. Меня злило, когда нас называли наемниками, но такое выслушивать не впервой, а девушка, после гибели родных, естественно излишне эмоциональна, обижаться на нее было бы глупо, - Я – врач по профессии, поэтому зарабатываю на жизнь тем, что лечу людей. И сюда приехал спасать раненых.
- Врач? – Рада чуточку растерялось, мне показалось, что после этих слов лицо ее посветлело, - А чего здесь делаешь? В этом доме?
- Я уже сказал, что моя задача раненых спасать, - совершенно искренне ответил я, потому что это считал своим основным делом, к руководству группой разведки меня припахали позже. Приходилось совмещать обязанности врача и разведчика. Но о моей второй ипостаси Раде знать совершенно не обязательно. Тем более и ее я старался использовать для спасения людей, только другим образом.
- А в дом как попал? – продолжала допытываться девушка.
- Случайно, оказывал помощь больной старушке и попал под обстрел. Забежал в дом, чтобы пересидеть, - соврал я. Не буду же рассказывать о цели, с которой мы отправились в этот дом, первой попавшейся девушке.
- Если ты врач, то сможешь помочь моей больной соседке! Ей очень плохо. Она уже не встает, - торопливо заговорила Рада, - хорошая соседка! Помочь надо!
- Что с ней? – я начал уступать такому активному напору. Честно говоря, мне совсем было не до медицинской практики. Голова больше болела о возвращении обратно к своим, вспоминались и вражеские снайпера, которые жаждут крови, с азартом охотника ожидая жертву. И пока для них «дичью» являюсь я. А мне этого совсем не хотелось.
- Вот ты диагноз и поставишь! – категорично заявила Рада. Девушка, явно, была с характером. Спорить не было смысла.
- Ладно, - согласился я, - пойдем!
С медицинской аптечкой я никогда не расставался, необходимый набор препаратов там был – антибиотики, обезболивающие, сердечные препараты, шприцы и ампулы, набор для неотложной помощи. Глядишь, что-то пригодится! Надеюсь, что соседка не болеет каким-нибудь хитрым заболеванием, которое без специальной аппаратуры и лабораторных исследований трудно диагностировать и, следовательно, лечить..
- Это парой этажей пониже! – сказала Рада.
Здесь и до соседней квартиры добираться опасно, не говоря уж о переходе на два этажа. Но я смолчал, могло быть хуже – если бы пришлось добираться до другого подъезда. Но и тогда было бы не отказаться. Поэтому просто кивнул в ответ.
И последовал за девушкой. Никогда раньше бы не подумал, что так страшно будет ходить по обычной лестнице в подъезде! Хотя если лестница то и обычная, но сам дом, сам город, сама страна в совсем в ненормальных обстоятельствах. Война все искажает. Тем более такая, что в одном подъезде могут жить самые разнообразные люди – сербы, хорваты и мусульмане. Вот уж действительно нынешняя Югославия в одном доме. В миниатюре. И угораздило же меня в ней оказаться! И никуда не денешься…
Мысленно перекрестившись, я отправился за девушкой. Ее излишняя самоуверенность смущала. Я, крепкий, подготовленный мужчина, боялся гораздо больше чем она. Или она умело скрывала эмоции. Или просто длительная жизнь в доме на передовой приучает не обращать внимание на подобные мелочи. То есть, ко всему привыкли. А мне должно быть стыдно. Впрочем, по моему внешнему виду тоже трудно было бы заметить переживания. Что-что, а скрывать свои эмоции я научился. Работа врача научила. Больной не должен видеть моих сомнений и переживаний. Это пусть я буду нервничать, а он не должен замечать моих эмоций.
Память услужливо подсказывала эпизоды из моей жизни. Сначала вспомнился профессор Коноваленко, который с насмешливо-уважительным выражением лица говорил мне: «Ты, Леша, врач от Бога! Как это у тебя удается? Врачи лечат, лечат пациента, причем врачи с опытом и навыками, а вдруг появляешься ты – салага, начинающий доктор, и у тебя все получается – больной быстро идет на поправку, восстанавливается и выздоравливает. А потом ты заявляешь, что сам толком не знаешь, как это получилось!» Я действительно не всегда мог объяснить, почему, вдруг, безнадежные больные у меня выздоравливали, только одна бабушка, посмотрев на мои руки, сказала: с улыбкой «Руки короля – руки целителя!» И потом добавила, что я врач от Бога. Вскоре после этого я пошел в церковь, тут еще и моя мама настояла, и окрестился. Мама все время говорила, что в раннем детстве меня окрестить не удалось, потому, что мой отец стал директором завода, а партийные органы строго следили, чтобы коммунисты, особенно руководящие, не крестили детей. Иначе – серьезное партийное взыскание. Но не зря говорят, что на войне атеистов нет. Я впервые угодил в Сербию, вскоре после окончания медицинского института, несколько экстремальных ситуаций достаточно быстро убедили меня в правоте этой пословицы. Я много раз мог бы погибнуть, если бы не счастливая случайность. И эта счастливая случайность могла быть только Богом. И я постепенно, путем непростым, рисковым, постоянно подвергавшим опасностям, пришел к тому, что Бог есть, и он следит за собратьями своими меньшими. Жаль, что не всем и не всегда успевает помочь, но мне, пока что, везло. Но, впрочем, я и обязан, вспоминая предков, воевать за нашего православного Бога. Ведь я по крови казак, а кто, как не казак, является настоящим православным воином. Даже запорожские казаки пошли за своими донскими братьями, когда решался вопрос с кем пойти – с Россией или Польшей. И вопрос веры оказался главенствующим. Казачество связало свою жизнь с Россией. Правда, за это оно чуть не поплатилось поголовным уничтожением из-за стараний покончить с казачеством Троцкого и Свердлова. Но не удалось им победить казачество. Оно выжило. А не зря говорил Троцкий, что казачество нужно уничтожать за способность к самоопределению. Ненавидел он его. Потому что боялся. Но не умерли казаки. Стали восстанавливаться, возрождаться. В 1990 году прошел первый казачий съезд, после которого возник Союз казаков России. Конечно, много было всякого. И не всегда положительного. Ряд казаков или тех, кто к ним пристраивался, считали, что самое главное это покрасоваться в форме, крепко выпить и песни поорать. Но большая часть старалась делать дело. Казаки ехали добровольцами в Приднестровье, Осетию, Абхазию, на Балканы. В Первую Чеченскую славой покрыл себя казачий батальон имени Ермолова. Я не мог остаться в стороне. И вот потому-то я здесь. Врач – казак, который борется за спасение дружественного сербского народа. Мой прадед получил два Георгиевских креста, участвуя в Русско-Турецкой войне, спасая наших сербских братьев. Один из моих казачьих дедов отличился в Первую Мировую войну, во время лихого Карского прорыва, когда наши казаки спасли армянский народ от уничтожения турецкими отрядами. Турки резали всех подряд, не щадя женщин, детей и стариков. Армяне, я имею ввиду настоящих, нормальных армян, хорошо это помнят, помнят как резню, так и тех, кто их спас. Вот только Карс напрасно отдали туркам. Не их это земля. Зря, что ли за нее столько крови пролито?
Я часто думаю, о событиях происходящих на Балканах. С чем их можно сравнить? Страшнее чем Вторая Мировая ничего не придумывается. Размеры и накал совсем не те, но все же...Как только наши предки смоги ее перенести? Я, зная, как выглядит даже небольшая атака, готов склониться перед нашими предшественниками, которые шли на немецкие доты и танки с одной «трехлинейкой» в руках. А еще больше уважаю своего деда, который прошел через штрафбат, был ранен, выжил и не сломался. Только представлю, что нашим солдатам во время Великой Отечественной каждый день приходилось встречаться со смертью. И это не короткие случайные перестрелки. Это бои, когда все взрывается вокруг, когда с неба на тебя пикируют бомбардировщики, когда толпы вражеских солдат палят по тебе из всех видов оружия. Это не те войны, когда армии маневрировали, пока не встречались в сражении, которое могло быть одно за несколько месяцев. А тут почти ежедневный бой в течение четырех лет! Как такое можно выдержать? Иногда думаю, а смог бы я сам выдержать подобное? Это сейчас, если надоест, могу в любой день бросить эту войну и уехать домой. Там такой возможности не было. Поклон мужеству русского солдата! И дрались они хорошо. Как бы не врали «дерьмократские» писарчуки в своих «дерьмократских» статьях и книгах (эта «дерьмократия» никакого отношения к нормальной демократии не имеет), чтобы опорочить наших воинов, сражались они хорошо и военные потери почти соответствовали военным потерям противника. Хотя и было тяжкое время 1941 года, но наши наверстали потом.
Впрочем, я опять отвлекся. Некогда заниматься воспоминаниями. Меня сейчас в любой момент могут грохнуть. Я нахожусь на вражеской территории. И этого забывать нельзя.
Рада взяла меня за руку. Я, не кстати, отметил, что ее рука очень приятна на ощупь. Какие-то не докторские мысли лезли ко мне в голову при прикосновении к девушке. Гормоны заиграли совсем не вовремя. Ситуация уж слишком экстремальная.
Переход по лестнице, вопреки моим мрачным предчувствиям, закончился благополучно. Лишь глухие, редкие выстрелы с улицы, но они не могли помешать нашему переходу.
Рада заколотила в дверь кулачком. Звонок, как и везде из-за отсутствия электричества, не работал. Долго никто никак не реагировал, потом послышался хрипловатый женский голос. Рада быстро стала ей что-то говорить. Что-то про доктора. Но на такой скорости я плохо понимал смысл разговора.
Наконец нам открыли. Женщина оказалось не старой, я даже бы сказал, что совсем не старой. Чуток за тридцать. Но была очень бледной, почти землисто-бледной, скособоченной, уголки рта ее кривились от боли, и передвигалась она с трудом. Судя по всему, тут целый букет болячек, вместе с позвоночными проблемами. Какое-нибудь смещение позвонков в грудном и поясничном отделе. Ладно, сейчас посмотрим.
Прошли в комнату.
- Ей надо бы раздеться для осмотра! – сказал я Раде. Рада слегка покраснела, но перевела то, что я сказал. Женщина кивнула головой. И тут же скривилась от боли.
Мы прошли в комнату. Там оказался стол, пара стульев, кожаный диван. Несмотря на войну за стенами дома, в комнате было по-женски уютно и обихожено.
- Ее зовут Злата! – пояснила мне Рада. Злата, тем временем, начала осторожно раздеваться. Видно было, что каждое движение причиняет ей боль. И похоже что это моя – неврологическая пациентка. У нее, скорее всего, грудной остеохондроз с межреберной невралгией.
Злата, наконец, разделась, тут же развернувшись ко мне спиной. Из-за повышенной скромности? Я про себя усмехнулся, в данном случае скромничать было глупо. Очень нужно мне ее чахлый бюст изучать! Этим нас не удивить! Я проверил ее спину, пробежавшись пальцами по позвонкам, обнаружил несколько «блоков», мощное мышечное напряжение справа.
Как избавиться от этого я знал, вот только надо было выбрать место, так как массажного стола в квартире не имелось. Оставалось три варианта – на полу, на диване или кровати, либо на столе. Каждый из вариантов имел свои отрицательные стороны. На полу – будет излишне страдать от нагрузки моя собственная спина, да и ползать придется на четвереньках. На диване – разворачивать пациента неудобно, да и проминается он больше чем надо. У кровати – те же недостатки. Стол – коротковат и излишне жестковат. Но вот если найти второй стол и составить их вместе, то может получиться вполне терпимо. Я принялся оглядываться. Один стол находился в комнате – обычный письменный стол, на кухне, наверняка, должен быть еще стол. Я сказал об этом Раде. Она кивнула головой, мы сходили с ней на кухню. Кухонный стол оказался вполне подходящим по высоте, то есть таким же как письменный. Мы притащили его в кухню и составили столы вместе. Накинули на стол одеяло, чтоб сделать поверхность менее жесткой.
- Ложись! – указал я на стол Злате, - Сначала на живот!
Она согласно кивнула и полезла на столы, я отметил, что на правом плече и правой половине груди коричнево-фиолетовые разводы от нескольких синяков. «Интересно! От чего они?» - подумал я, попытался подобрать слова для вопроса о происхождении этих гематом, но знания сербско-хорватских слов оставляли желать лучшего. Только если использовать в качестве переводчицы Раду. Но рада вышла в соседнюю комнату, чтобы не мешать лечебному процессу. Поэтому решил сначала провести лечебные манипуляции, а потом задать вопросы. Они вполне могли подождать. Любопытство — полезное качество, но иногда его лучше временно обуздать.
Сначала размял пациентку, потом, уложив сначала на левый, а потом на правый бок, провел манипуляции с разблокировкой. Посадил спиной к себе, провел манипуляции на грудном отделе позвоночника, нужный результат был достигнут. Позвонки стали на место. Боль отступила, Злата облегченно засопела, прикрыв глаза. Уложил снова на стол, дорасслабил. Оставил на некоторое время полежать, очухаться.
Может, пока чаю попьем? - предложила Рада. - У меня еще старые запасы английского чая сохранились. Или предпочитаешь кофе?
Нет, кофе я не пью, - покачал головой я. - А чай зеленый есть?
Есть, - улыбнулась Рада. - Ты тоже зеленый любишь?
Вкусовых оттенков больше, сахар не требуется. Да и танин мне больше подходит чем кофеин.
Сразу видно, что ты доктор, - засмеялась Рада.
Скажи Злате, чтобы с полчасика полежала не вставая. Надо только одеялом накрыть, чтобы не замерзла. Не знаешь, откуда у нее такие синяки? О чем-то они мне напоминают, только что-то голова сегодня плоховато соображает. Где-то я видел подобные.
Все сделаю, доктор! - отрапортовала Рада, - А про синяки не знаю, мы со Златой почти незнакомы. Она до войны жила где-то в сельской местности. Беженка. А эта квартира ее бабке принадлежала. Бабка после ранения шальной пулей где-то в госпитале лежит.
А кто она? Сербка? Хорватка?
Не спрашивала. Бабка ее, вроде, смесь македонки со словенкой. Но точно не скажу. Раньше меня это мало интересовало.
Раньше и меня подобные вопросы абсолютно не интересовали.
Рада сходила в комнату, укрыла Злату одеялом, потом повела меня на кухню к себе в квартиру пить чай. Чай действительно оказался очень даже неплохим — зеленый, с приятной горчинкой. Кажется, он называется — порох. И что-то там еще. Я выпил и взбодрился, как-то сразу полегчало. Рада порассказывала о своей учебе в России, она оказалось почти моей коллегой, в студенческие годы — училась на генетика. Но учебу до конца не закончила. Началась война, деньги закончились, на окончание учебы не хватило, потом возникли серьезные проблемы у родных. Вообщем, диплом об окончании высшего учебного заведения получить так и не удалось. История совсем невеселая, да и рассказывала ее Рада таким голосом, что хотелось пустить слезу. Говорила она прерываясь, с трудом подбирая русские слова, по красивому, нежному лицу, в котором возникли жесткие черточки, пошли красные пятна. Чего-то она, судя по всему, рассказывать совсем не хотела, что-то особенно неприятное, скрыла. Это вполне объяснимо. Может я за время боев и очерствел, но ее было действительно жалко. Чай пился медленно, я никогда не любил горячий чай. Приходилось ждать, когда он остынет. В детстве, когда меня привозили в станицу к дедушке и бабушке, главным напитком был не чай, а закрученные компоты. Или молоко, в крайнем случае. Иногда соки или воду. А чай там почти не пили. Это потом, со временем, я приучился к зеленому чаю. И научился ценить его различные оттенки. Рада принялась рассказывать о беженцах, об обстрелах, о погибших и раненых.
Какую вы страну загубили! - вырвалось у меня. - Раньше поехать отдыхать в Югославию — это было так здорово и круто! Самые престижные путевки. Сам я, разумеется, в ваших краях в те времена не побывал. А теперь передрались все между собой! Словенцы, македонцы, хорваты, черногорцы, сербы, мусульмане! И все друг другу глотку готовы перегрызть!
Это так, - грустно согласилась Рада. - А что у вас, что ли, лучше? Грузины с абхазами и осетинами друг другу глотки резали? Резали! В Приднестровье молдаване с румынами местному населению кровь пускали? Пускали! А в 1993 году не в Москве ли Белый Дом из танков расстреливали! Сколько там народу поубивали? Чем у вас лучше чем у нас?
А ты политически подкованная! - усмехнулся я. Печально, правда, усмехнулся. Слишком права оказалась Рада. А тут еще недавно и в Чечне конфликт разгорелся. И опять гибли и гибнут русские парни. И все-таки я считал, если бы в 1991 году в Югославии удалось бы погасить конфликт, то, глядишь, и в России бы все прошло гораздо спокойнее. Отработка развала началась на Балканах. Но были и остаются в России предатели типа министра иностранных дел Козырева, который активно предавал интересы родной страны, сдавал ее разведчиков, заставлял бросать без помощи сербов, недорешивать вопрос по ищущим помощь России осетинам, абхазам, приднестровцам, бросать русских в Прибалтике и в Средней Азии. В любой другой стране подобного предателя давно бы казнили или затолкали пожизненно в тюрьму, в нашей же стране он продолжает жить припеваючи. Что ж, значит есть кому прикрывать. И сейчас, с его подачи, я — доброволец, как и другие наши добровольцы, попадаем под статус наемников, и нас вполне могут посадить как военных преступников. Ничего, будущее рассудит. Главное, что совесть чиста! Хотя, сейчас активно стали говорить, что совесть — это пережиток прошлого, а принципы очень вредны для успешной жизни. Наверное, поэтому я такой неудачник!
С полчаса мы просидели у Рады на кухне. Чай допили, о жизни поговорили. От политики и разговоров о войне на время отошли. Итак действительность за окном достала. Пора было навестить нашу пациентку. Хватит, полежала! Надо посмотреть, как она сейчас себя чувствует. Мы встали, и я направился проведать пациентку, отдыхавшую в квартире двумя этажами ниже. Чувство опасения меня отпустило, поэтому спускался спокойно, даже излишне спокойно. Думая лишь о состоянии больной. Должно быть легче. Разблокировки прошли успешно. Сейчас посмотрю, согласую дальнейшее лечение, и можно будет продолжить выполнение главной задачи — поиск снайперов. Надо бы, как то, вернуться к своим. И побыстрее.
Вошел, прошел к столам, недавно послужившим для манипуляций. Но Златы в квартире не оказалось.
7.
Тишина. И никого. В смысле, что никого в квартире. Злата исчезла. На сдвинутых столах осталось скомканное одеяло. Сначала я подумал, что она может быть в туалете или в ванне. Но там ее не было. Не надумала же она в прятки со мной играть! Какое-то время я пребывал в растерянности. Такого, чтобы моя пациентка так быстро сбежала, даже не известив меня, своего доктора, еще в моей практике ни разу не было. Я не нашел ничего лучшего как спросить Раду:
- Куда это Злата могла деться?
Не понимаю, - пожала плечами девушка. - Мы же вместе с тобой чай пили. Мало ли что могло случаться? О чем-то вспомнила. Пока болела, что-то выполнить не могла, а тут легче стало, так она и бросилась выполнять давно задуманное!
Может быть, - задумчиво произнес я, теперь понимая, что-то меня сильно беспокоило во всем этом. Не только побег больной. Чего-то я не улавливал, чего, по беспечности, упустил. Вот только чего? Чего же? И тут до меня дошла вся моя тупость. Ответ то был на поверхности. А до меня только дошло. А чего вы хотите? Я что - специалист по зачисткам или офицер спеслужб? Мне как-то в голову не приходило, что если увидишь синяки на плече сразу думать, что они от стрельбы из снайперской винтовки или автомата. Сам я из снайперской винтовки еще ни разу не стрелял, и про сильную отдачу при выстреле знал лишь понаслышке. Снайперов и снайперш каждый день не досматривал. С автоматов и пистолетов стрелял, гранаты кидал, даже искусством стрельбы из тромблонов ито кое-как овладел, но лучше мне это не доверять. У меня никогда не возникало желание обязательно убить врага, да еще и не одного. Я — врач, лечу людей, этим и в Сараево старался заниматься. И в происходящее сейчас, по случайности, просто влип. Обычно я видел жертв этих снайперов, вот и загорелся желанием помочь от них избавиться. Это тоже способ лечения, точнее профилактики. Пусть и суровый способ, но на войне как на войне. И теперь, как ни крути, придется резать по-живому. По собственной глупости! Интересно, а как бы я поступил, если бы понял, что Злата и есть одна из «усташских» снайперш, еще тогда во время лечения? Ведь не убил бы! Это точно. Мне на женщину руку поднять духу бы не хватило, а тут еще и пациентка. Разве что связал бы. Надо же как-то обезвредить. Легендарные истории о прибалтийских снайпершах в Приднестровье и в начавшейся в Чечне контртеррористической операции доходили и до нас, однако морально ко встрече с подобным я оказался не готов. Это я сейчас ощутил очень остро. И затосковал. Как же мне избавить себя от пули снайпера в спину, если я не знаю, как поступил бы с этими снайпершами. Ах, если бы остальные оказались мужиками! Было бы значительно меньше моральных проблем! Особенно я бы хотел отловить американского «туриста», который приехал сюда развлекаться, стреляя из снайперской винтовки по сербам, не разбирая ни мужчин, ни женщин, ни детей, ни стариков. Мне про него всякого порасказывали. За этим янки уже пытались охотится, но он ускользал. Один пленный хорват сообщил, что американец был когда-то в «зеленых беретах». Потом занялся бизнесом, разбогател, но драйва не хватало, ну и захотелось ему душу потешить — сербов пострелять. Как рассказывал Славан, перед нашей авантюрой, очередной перебежчик подтвердил слова пленного «усташа», сообщив про янки немало интересного.
Впрочем, пока что именно я лопухнулся, как последний осел, и упустил снайпершу. Вот ее бы в плен взять и показать мировому сообществу, кто на самом деле по людям в Сараево стреляет. Разумеется, показывать буду не я, а то в ответ завопят о русских наемниках в сербских рядах. Показывать, однако, некого. А теперь совсем стыдно вспоминать про свою глупость. Захватить бы эту Злату — и глядишь, все проблемы бы сразу снялись. Или какая-то их часть!
Рада, ты не видела у Златы оружие? Винтовку какую-нибудь? - спросил я девушку. Как-то захотелось все-таки разобраться в своем ляпе. Наверно, это выглядело несерьезно.
Ах, вот в чем дело! - взмахнула, разнервничавшаяся сразу после моих слов, Рада руками, - Ты подумал, что она снайпер! Вот на какие размышления навели тебя ее синяки! Эта вечная подозрительность всех ко всем никому жизни не дает! Да, не может быть она снайпером!
Почему?
Не знаю, но разве такие снайперы бывают? Она, по-моему, мухи не обидит, а уж в людей стрелять...
Мухи-то она может и не обидит, а вот нажать на спусковой крючок... Я просто не сразу сообразил, откуда у представительницы прекрасного пола взялись такие синяки, да еще в таком месте! Еще бы — отдача у снайперской винтовки — будь здоров! Некоторых, кто полегче весом, с места сносит!
Мало ли обо что Злата стукнулась!
И поэтому сбежала?
Всякое бывает, - пожала плечами Рада.
Это точно, - задумчиво произнес я и внимательно посмотрел на Раду. А что, в сущности, я знаю про нее. Только то, что она рассказывала. И с какой стати ей надо доверять? Она так рьяно защищает эту Злату. А та, с большой долей вероятности, коварный снайпер-убийца, которая сегодня-завтра пошлет в меня или моих друзей пулю, как стреляла уже во многих. А если Рада такая же? Разомлел перед красивой девушкой, расслабился, забыл, что именно женщины созданы на погибель мужскому роду.
Я — не снайпер! - вдруг сказала Рада, прочитав мои мысли. - У меня нет никаких синяков на плече. Если сомневаешься, могу раздеться и показать! Ты ж — врач, тебе можно!
Я растерялся, соображая, как ответить. Она не стала ждать, пока мне в голову придет
какое-либо решение. Скинула джинсовую куртку, оставшись в полосатой, похожей на тельняшку, футболке. Пытливо посмотрела на меня, но я не стал ее останавливать. Видом обнаженных прелестей меня не смутишь, а убедиться в отсутствии синяков совсем не помешало бы. Заодно и прелести оценим! Я усмехнулся про себя, вот уж возникшая ситуация была совсем не эротической. Забыть в какой ситуации оказался — невозможно. Рада, поняла, что я ее в этом импровизированном стриптизе останавливать не собираюсь, слегка покраснела, потом улыбнулась каким-то своим мыслям и стянула футболку. Легкий, кружевной бюстгалтер помешал полному обнажению, хотя и не сильно, но зато удалось удостовериться, что синяков на теле девушки действительно не было.
Убедился? - Рада засмеялась, довольная моей реакцией.
Убедился, - согласно кивнул я.
Я теперь могу одеться?
Препятствовать не буду!
Рада не спеша оделась. Какое-то время мы молчали, искоса поглядывая друг на друга. Затем девушка просто улыбнулась. А потом предложила:
Пойдем чаю еще выпьем, и ты поделишься со мной своими планами! Тебе, похоже, без моей помощи не справиться!
Боюсь, что ты права! - без помощника или помощницы явно было не обойтись, тем более с моим знанием сербско-хорватского языка! Кто-то ж должен будет переводить мои слова. Не все время мне будут попадаться знающие русский язык, несмотря на то, что в странах бывшей Югославии, особенно среди сербов таких и много. А Рада, судя по-всему, девка - боевая! И русский язык, что очень важно, знает отлично.
И мы пошли пить чай. В глубине души хотелось чего-либо покрепче, но я отгонял подобные мысли. Так привыкнешь любую проблему снимать алкоголем, вместо того чтобы решать ее по настоящему. Алкоголь выветрится, а проблема останется! Нет, ребята-демократы, только чай! Итак, в России всякими «роялами», да «паленой» водкой большую часть народа споили. Кто-то и совсем помер от перепоя. А чего остается людям делать, особенно на селе? Клубы позакрывали, работы нет, перспективы нет. Одно развлечение — пьянка... Ладно, об этой проблеме будем думать по возвращению в Россию. Если, конечно, будет это возвращение! Пока другая проблема. Как мне из этого дома на другую сторону улицы перебраться? Даже это, пока, недостижимо. Одно успокаивает — слово «пока». Веры в успешное окончание этой сумасбродной вылазки я не потерял. Да и принципу своему - «никогда не сдаваться» - не изменил.
Когда мы вернулись в квартиру к Раде, то я оставил входную дверь открытой, чтобы прислушиваться, ко всему происходящему в коридоре. Вдруг, кто-нибудь будет спускаться или подниматься, дверь какая-нибудь хлопнет... Да, мало ли еще что... Оставалась слабая надежда, что Злата вернется, объяснит причину своего исчезновения, и следовательно окажется не снайпером. И синяки, по нелепой случайности, очень похожие на те, что возникают при стрельбе. По теории вероятности — все может быть! Возникли по совершенно другой причине. Просто хотелось бы так! Но это, практически, невероятно!
Рада вновь заварила чай. Забыл сказать, что ни электричества, ни газа в конфорках не было, но у девушки имелось подобие примуса, который заполнялся жидкостью напоминающей спирт, еще в прошлый раз Рада, улыбаясь, предупредила, что эту жидкость пить нельзя, отметив, что медики очень любят потреблять медицинский спирт. В этом она права, среди врачей всегда считалось шиком пить именно неразбавленный медицинский спирт. Это требует определенного психологического настроя и мужества, зато потом возникает интересное состояние. Неразведенный спирт всасывается медленней, выпьешь воды — и ты уже снова запьянел. Лично на меня спирт действовал круче чем «виагра». Ну это в определенных ситуациях, а так как мощный энергизатор. Если, конечно, не перебирать. Что-то часто про спиртное вспоминать приходится. Излишне нервничаю. Это плохо. За свою жизнь всего два раза перебрал, да и пью редко, поэтому и про все свои употребления алкоголя помню. А так, только сейчас и вспоминаю про пьянки, как какой-нибудь алкоголик со стажем. Я же на «гражданке» почти и не пью, некогда, да и работа у меня такая, что не попьешь. А тут что-то совсем расслабился, лишь про пьянки и вспоминаю.
Рада, тем временам, разлила чай по чашкам, села напротив, ожидая разговора. А я думал с чего бы начать, что ей можно говорить, а что нельзя. Полную правду же не скажешь. Одно дело доктор, пусть и русский доктор, а другое дело охотник за снайперами. Этакий доморощенный специалист по антиснайпингу. Хотя, если говорить себе самому честно, то она о чем-то подобном догадывается, наблюдая за моим поведением. Не зря же она заявила о возможном предстоящем сотрудничестве. Ладно, буду ей рассказывать почти правдоподобную версию, имеющую много общего с действительностью. Совсем врать бесполезно, так что скрывать свою заинтересованность в поиске снайперов я не буду. Иначе, как использовать Раду как переводчика и проводника? Тут я вновь заколебался, а хорошо ли это будет подвергать девушку риску во время этих самых поисков? Одно дело — рисковать мне, человеку, которому уже никуда от этого не деться, так как в мою спину из любого, точнее неизвестного до сих пор, окна, с огромной вероятностью прилетит пуля. И, как говорится, «вот пуля пролетела и ага...». Но кто предскажет, что встретится во время походов по подъездам, с какой стороны лестницы или из какой квартиры подкрадется или выскочит опасность? Как мне уберечь добровольную помощницу? Не слишком ли велика моральная ответственность будет на мне? Но и поиск убийцы-снайпера — дело божеское! Сколько он уже убил и скольких еще убьет, если мне не удастся его обезвредить? Даже не знаю, что, в настоящий момент, для меня первично — обезвредить снайпера, чтобы спасти свою жизнь и благополучно выбраться из дома и вернуться к своим, либо спасти людей от ежедневной угрозы, от постоянно нависающей неумолимой смерти. Наверно, так и снайпер чувствует себя всемогущим, вот нажмет он на спусковой крючок, и чья-то жизнь неожиданно прервется. И ему решать, когда нажать на этот спусковой крючок, на ком остановить выбор прицела. Как древнегреческие мойры с ножницами — на чьей нити жизни щелкнуть лезвиями. Рассуждая про себя таким образом, я подзавелся и настроился на нужный лад. Главное — выполнить план по уничтожению киллеров со снайперской винтовкой рыскающих по «многоэтажке». Поэтому ради достижения столь необходимой цели придется пойти на сделку с совестью.
Понимаешь, Рада, - начал я. - Я, конечно, врач, но так сложились обстоятельства, что мне необходимо выполнить одну задачу. Все дело в том, что последние дни мне пришлось оказывать помощь многочисленным раненым и видеть почти два десятка людей сраженных снайпером, который засел в этом доме. Он никого не щадит, стреляет не только по мужчинам, но и по женщинам и детям, не пощадил даже беременную женщину. Мне сказали, что это приехавший сюда американец, он просто соскучился по экстремальным развлечениям, вот и приехал пострелять по живым мишеням. Я, как врач, должен ликвидировать эту опасность. То есть я собираюсь найти американца и сдать его властям (Это уж как получится на самом-то деле!). Но я же не располагаю информацией, в какой из квартир он находится. А он может сейчас засесть в любой из квартир, да еще и перемещается, наверняка, постоянно. Стреляет-то он, понятно, с верхних этажей, но отдыхать ему все равно где. Да и на верхних этажах квартир хватает! И все же попытаться стоит. Если он перемещается, то его кто-нибудь из жильцов мог видеть, могли остаться какие-то следы. Расспрашивать людей мне будет сложновато. Если бы ты помогла. Наши языки похожи, но не до такой степени, чтобы лично мне задавать правильные вопросы. Я неплохо понимаю по сербсбско-хорватски, но говорить толком так и не научился. Если окажешь помощь как переводчик, буду тебе бесконечно благодарен. Согласна? Заплатить, правда, тебе нечем. У меня на кармане марок десять немецких. К сожалению, я не планировал здесь задерживаться надолго, да и богатым никогда не был.
Как нечем? - хитро улыбнулась Рада. - А врачебными консультациями и массажем? Хороший массаж — чем не плата? Ты же, вроде как, профессионал!
Ну, этим-то я рассчитаюсь без проблем! - рассмеялся я, чувствуя радость, что так просто решился столь сложный для меня вопрос. Повезло, что Рада тоже из породы авантюристов.
И когда пойдем?
Да, хоть сейчас. Тянуть нет смысла. Раньше начнем — раньше закончим! Вот только, огромная просьба, слушаться меня во всем. И если будет малейшая опасность, то уходить. А если я скажу, что надо идти домой, то ты тут отправишься к себе в квартиру. Совсем не хотелось бы подвергать твою жизнь риску. Договорились?
Договорились. Я пусть и экстремистка, но в меру. Лишних проблем мне не надо, и так хватает.
Ну и отлично. Начнем изучение с этого подъезда. Тут осталась еще куча необследованных квартир.
А скажи, почему ты тогда заподозрил Злату. Она ведь не похожа на «штатовского» снайпера? Он, как я поняла, мужчина.
Снайперов иногда бывает больше чем один. И стрелять из снайперской винтовки может не только мужчина, но и женщина. Из женщин снайпера получаются, иногда, и поопасней чем из мужчин.
А если бы она оказалась снайпером, ты бы ее застрелил? - продолжала допытываться Рада.
Почему, обязательно, сразу застрелил? - так как я сам точно не знал, как быц поступил, то этот вопрос вызывал определенное раздражение, которое приходилось скрывать.
А что — сначала бы изнасиловал? Понимаю, Злата — девушка вполне интересная в сексуальном смысле.
Тьфу-ты! Скажешь тоже! За кого ты меня принимаешь? Или это ты так издеваешься?
Если Злата хорватская снайперша, то она твой враг и враг твоих друзей, а как еще поступают с врагами? Их насилуют и убивают! Разве не так?
Мы так не поступаем!
Ага. Вы их обнимаете и целуете! А потом ведете кормить вкусным обедом! Что там еще делаете? - девушку прорвало, и этот неподходящий для данной ситуации расспрос прервать никак не удавалось. Ее ерничанье мне совсем не понравилось. Такой юмор мне никогда не нравился.
Чего это тебя понесло? - растерялся от подобного поведения я, начиная подозревать, что Рада совсем не обязательно может оказаться сербкой. Паспорта ее видеть не довелось, говорят они одинаково, что сербы, что хорваты, что местные мусульмане, да и прочие народности населяющие территории бывшей Югославии. Поэтому, может быть, и занервничала Рада от воспоминаний о войне. Или просто перенесла какую-то психотравму. Что вполне частое явление во время боев. Мирное население страдает в первую очередь.
Когда вот уже несколько лет вокруг тебя стреляют и убивают, а часто бывает, что твоя жизнь ни гроша не стоит, то еще и не так занесет! Вот ты приехал, побыл здесь какое-то время, а потом уедешь и заживешь спокойной, размеренной жизнью, а у нас останется война. И то что она натворила, еще долго будет саднить и болеть. У тех кто выживет... Я уже никогда не буду жить нормально. Я потеряла всех родных за последние годы. Или почти всех! Есть слабая надежда, что кто-то из них уцелел. Но очень слабая, но ей я и утешаюсь, а то бы давно свихнулась. Пусть кто-нибудь уцелеет. А если нет?
Извини, но кто сказал, что я все забуду, когда уеду? А потом чтобы уехать отсюда, мне надо, для начала, найти этого американского «туриста», разобраться с ним, а иначе он разберется со мной! От его пули никто не застрахован. Мне и дом-то не покинуть...
Ты извини! - смутилась Рада. - Это все нервы! Я последнее время стала просто обычной бабой-истеричкой!
После всего этого я не решился задать вопрос Раде об ее национальности. Неудобно стало после столь бурных эмоций. Глупое стеснение...
8.
А ты кого-нибудь из живущих в этом доме знаешь? - спросил я Раду, когда мы начали спускаться по лестнице.
Почти никого! Люди бояться между собой общаться. И вернулась я сюда недавно. Уезжала учиться. Мне знакомы пара человек в подъезде, немного общалась последние дни со Златой, но она куда-то убежала, сильно ты ее напугал, да и вылечил видно хорошо, раз так забегала, а то и по квартире-то ходила с трудом! - ответила Рада. - В соседнем подъезде живут папины сослуживцы. Или, по крайней мере, раньше жили. Я их уже дней десять не видела. Из города за последние месяцы многие убежали. Кому хочется под пулями ходить? А кое-кто уже никуда не убежит. Люди погибают каждый день.
Жаль. Грустно все это.
Кого-то я в лицо помню, видела, но общаться не приходилось. В нашем подъезде, кажется, лишь на четвертом этаже живут люди. На первых двух этажах, пожалуй, во всем доме жильцов не осталось. Именно туда, чаще всего, залетают шальные пули. Я слышала, что так погибло несколько человек. А пули летят с сербской стороны!
А ты, Рада, кто по национальности? - наконец-то выдавил давно мучающий вопрос я, девушка сама помогла мне его произнести своими комментариями.
Я? - переспросила Рада, прикусив губу, поняв, что сама спровоцировала мою заинтересованность. - Я — словенка!
Ясно, - кивнул я. Не хорватка или боснийка — и то ладно. Хотя Словения отделилась от Югославии одной из первых. Правда, без большого кровопролития. Но все равно не совсем мирным путем.
А ты, русский, только сербов любишь? - усмехнулась Рада. - Остальные для тебя люди второго сорта?
Не только. А уж девушек я люблю всяких, независимо от национальности и цвета кожи! - попытался я все перевести к шуткам.
Узнаю достойного наследника великого Казановы! - приняла шутку Рада, и мы отошли со скользкой темы. Оправдываться перед ней за хорошее отношение к сербам не хотелось. Но это не значит, что я к остальным национальностям бывшей Югославии плохо отношусь. В Советском Союзе нас учили быть интернационалистами, и я от этого воспитания еще не отошел. Единственное, что теперь понималось крепко — это то, что в ответ на наше хорошее отношение, нас же могут и обвинять во всех грехах и притеснять. Дружба между народами хороша на равных условиях и равном уважительном отношении друг к другу, быть бараном для тех, кто считает себя волками, ну никак не желалось. А с сербами у нас испокон веку были приятственные отношения. Их пытаются испортить последние годы. В том числе используя исторические примеры. Что, мол, сколько людей погибло при освобождении Сербии во время ее освобождения Россией в 19 веке, что из-за Сербии Россия влезла в Первую Мировую войну. Забывая, что выстрел Гаврилы Принципа в австрийского Фердинанда был лишь поводом для предстоящей войны, причины для нее уже созрели. Зато сербы никогда не предавали Россию и всегда были не ее стороне, другие братья-славяне частенько платили неблагодарностью за заботу матери России. Ладно, не пересказывать же все это с различными подробностями и историческими примерами Раде в данной ситуации. Совсем не до этого. Главное, что она хочет помочь мне найти «штатовского» снайпера. А там мы с ней еще поговорим о дружбе народов. Ну и о любви между ними. Если получится, конечно...
Действительно до четвертого этажа в подъезде никого не оказалось. Я осторожно, каждый раз оставляя Раду на лестнице, поочередно обследовал квартиры. Одни оказались незакрытыми и пустыми, из других не доносилось никаких звуков, а на стук никто не отзывался. Гарантировать, что там никто не затаился, я не имел возможности, но приходилось ограничиваться этим. Так постепенно мы добрались до четвертого этажа. Из-за одной из дверей доносились приглушенные голоса. Мужской и женский. И вроде бы они принадлежали достаточно пожилым людям. Надо было их все-таки расспросить, не видели они кого-нибудь из посторонних людей. Или что-либо слышали. Пугать их не хотелось, поэтому я подозвал Раду. Теперь ей предстояло сыграть роль ведущей скрипки.
Она все поняла, после чего забарабанила по двери.
Откройте, я ваша соседка сверху! - сразу принялась по-сербски говорить она, чтобы не сильно растревожить жильцов. Там не сразу, но отозвались. Затем щелкнул замок, дверь приоткрылась. За ней стоял совершенно седой, невысокий, худощавый мужчина лет шестидесяти с небольшим. Увидев за спиной Рады человека в «камуфляже» с оружием, он сразу напрягся, пытаясь прикрыть выглядывавшею из-за плеча пожилую женщину. Потом он неожиданно заулыбался, что-то разглядев. Похоже - мои нашивки.
Помаже Бог! - вспомнил я традиционное сербское приветствие, ругая себя за тупость в изучении языков. Ладно еще, что хоть это вспомнил. И дед тут же отозвался.
Бог ти помогао! Рус? - вопросительно-утвердительно произнес он. И что-то эмоционально заговорил. Я, сначала кивнул утвердительно, затем взглянул на Раду, в ожидании перевода..
Он говорит, что его отец был вместе с русскими в партизанском отряде, а он сам тоже был в том отряде в качестве, как говорят русские, «сына полка», - пояснила Рада. - Поэтому он рад тебя видеть! А понял кто ты - по казачьим нашивкам.
Серб любить Руссию! - дед указывал рукой себе на грудь. - Я немного помню по-русски! Заходите до дому!
Спасибо, - произнес я, принимая приглашение. Это очень даже неплохо, что мне попались именно сербы. Хоть немножко расслабиться. Иногда мне казалось, что простые сербы больше любят Россию, чем мы — русские. Не все, конечно, русские, но основная масса нынешнего населения Россиянии. Иначе бы не позволяли «верхушке» так издеваться над, некогда великой, страной и ее народом. А сербы всегда говорили: «На небе — Бог, а на земле — Россия». Вот только в этот раз Россия сдала братский народ на заклание «усташам», «бошнякам» и активно прикрывавшим сербских врагов «натовцам». Неужели же таких как министр-предатель Козырев и иже с ним, никогда не постигнет суровая кара, заслуженное справедливое возмездие?
Правда, во Вторую Мировую войну были на службе у немцев казачьи части, которые боролись с югославскими партизанскими отрядами. Но это уж издержки судьбы. Те же казачьи части, входившие в Советскую армию, участвовали в освобождении Югославии. Да и части казаков под командованием фон Панвица старались сербов особо не обижать, а Броз Тито был, как известно, хорват. Но, судя по тому, как сербы в этих последних войнах на Балканах воспринимали казачьи отряды, то плохого следа в памяти они не оставили. Разве что у полицейских, которые опасались наших казаков. Особенно, когда те отмечали какое-либо событие. К сожалению, несколько раз вели себя наши други излишне буйно. Зато с сербскими националистами-»четниками» общий язык находился, обычно, очень хорошо. И не только в застолье, но и в бою.
Квартира выглядела бедно, но ухожено. Хозяин пригласил нас в комнату, хозяйка же захлопотала на кухне, моя попытка остановить это действие не увенчалась успехом. Мне было неудобно, вряд ли в этой семье много съестных припасов, а мы тут их еще обжирать будем. Но сербское гостеприимство от русского (украинского, белорусского — я просто не разделяю эти народы) мало отличалось. Ясно, что особых разносолов, семги и икры ждать не надо, но голодным уйти не дадут. Это точно.
Я осмотрелся. Больше всего меня заинтересовали портреты на стенах. Некоторых я узнал сразу, так как они относились к субъектам русской истории — Александр Второй, Скобелев, Сталин и Жуков. Другие мне были неизвестны. Хотя и смутно о чем-то напоминали. Один в форме генерала времен войны с Наполеоном, другой из периода русско-турецких войн, кто они такие я несколько смутно, но мог предположить. Увидев мои заинтересованные взгляды, хозяин с готовностью принялся пояснять.
Это генерал Милорадович — русский генерал сербских корней, герой Отечественной войны 1812 года, его еще застрелили на Сенатской площади во время восстания декабристов. А другой — генерал Чернов, русский, который возглавил Сербскую повстанческую армию, восставшую против турецкого владычества в 1871 году.
А это кто? - спросил я про другие портреты, слегка смущенный своим незнанием. Конечно, я помнил про Милорадовича и слышал про генерала Чернова, но вот портретов их видеть не доводилось. Нет, не совсем так, портрет Милорадовича я видел, но не запомнил. Не хотелось бы еще раз проявить свою неграмотность.
Это наши сербские национальные герои. Про битву на Косовом поле слыхали? Про нашу национальную трагедию?
Ну, как не слыхать, мы это еще в школе проходили, она произошла в конце 14 века, - и я принялся вспоминать, как звали сербского героя, который пробрался к шатру турецкого султана и убил его. Сам потом тоже погиб, да и сражение было проиграно, но кайф в праздновании победы он туркам сильно подпортил. Молодец был этот сербский парень! Память подсказала мне его имя — Милош Обилич. А султана звали Мурад. Этот Милош Обилич организовал первый в истории православный рыцарский орден Дракона, целью которого и было убийство турецкого султана Мурада. Сам же организатор эту задачу и выполнил. Прикинулся то ли предателем, то ли дезертиром, добрался до шатра султана, а потом двумя ударами кинжала лишил Мурада жизни. Мне про Обилича подробно рассказывали сербские товарищи по отряду — Славан, который втравил меня в нынешнюю авантюру, и Милош, который очень гордился, что у него такое же имя, как у героя Сербии. Милош сейчас лежал в госпитале с тяжелым ранением, не уберегся от пули снайпера. Но должен выжить, вот только, как бы инвалидом не стал. Из этого дома, где я сейчас нахожусь, какой-то из снайперов выстрелил, чуть не убив духовного наследника и тезку Обилича. А мне теперь предстоит отомстить. Или, если совсем не повезет, не отомстить. Нет, надо настраиваться только на благоприятный результат.
А это наш король Лазарь, который тоже сложил голову на Косовом поле! Тоже герой-мученик! И Милош Обилич и король Лазарь стали православными святыми! - продолжал рассказывать хозяин квартиры. Мне стало неудобно за то, что мы с ним до сих пор знали друг друга не по именам, а по национальностям. Для начала, наверно, и это неплохо. По-крайней мере, оба знали, что мы православные, что Сербия и Россия всегда дружили друг с другом. Этого достаточно для нормальных взаимоотношений и взаимной приязни и уважения. Но - это в начале. Пора и прозваниями обменяться, а то как-то неловко становится.
Меня Алексеем зовут, - представился я, потом назвал спутницу. - А это — Рада, она ваша соседка по подъезду..
Приятно, - с готовностью откликнулся хозяин квартиры. - Я — Вуеслав, можно называть — дед Вуеслав, а мою жену — Светана! Считает себя молодой, поэтому на бабку обидится, лучше кликать просто по имени! Это я не обижаюсь, наоборот, мне приятно, когда дедом называют. Чего поделать — уже не юнак! Хотя, в душе-то я не изменился. Так бы и пошел «усташей» гонять, да турчин подпинывать! Но силенок-то теперь стало маловато! На вас молодых — вся надежда! Особенно на русских воинов. Эх, если бы Россия сейчас за нас заступилась! Но сейчас у вас все не так!
Совсем все не так, - согласился я. За российское правительство было мучительно стыдно. - Но простые русские люди на вашей стороне! Сочувствуют сербам!
Мы это понимаем, наши власти тоже не на высоте. Почему-то кажется, что президент Сербии Слободан Милошевич готов нашу несчастную республику сдать ради того, чтобы отменили экономическую блокаду. И «усташи» с бошняками при поддержке германцев и американцев нас всех уничтожат. Вы знаете, что за Вторую Мировую войну «усташи» в созданных при помощи гитлеровцев концлагерях уничтожили полтора миллиона сербов, даже создали специальный концлагерь для детей. Поэтому и не можем мы им этого простить. Тито пытался всех примерить, но для большинства наших он так и остался - «усташа».
Я слышал про зверства «усташей» во время той войны, - серьезно сказал я.
За время пребывания в Сербии мне многого пришлось наслушаться. Да и в эту войну «усташи» с турчинами — они же «бошняки» и «муслики» - зверствовали по полной программе. Не буду утверждать, что сербы в этих конфликтах все были белыми и пушистыми. И они также занимались зачистками, мусульманским селам частенько тоже доставалось, в отместку расстреливались и хорватские военнопленные. Тут, надо сказать, что воюющие стороны во многом друг друга стоили. В таких войнах грехов у всех сторон накапливается до жути много. Однако во всем пытались обвинить одних только сербов. Но сербы — это наши, поэтому к ним и относишься более мягко. Но, положа руку на сердце, готов вступиться за них. Большая часть из них воевали честно, защищая свою страну и свою свободу, свою правду. С женщинами и детьми старались не воевать. Это не принято. Почему часто и попадали в различные ловушки. Против НАТО, против множества врагов, без поддержки друзей. Не зря мои сербские друзья, любя Россию и русских, Ельцина и Козырева иначе как «усташа» и не называли. Называли бывало и по другому, но то слова уж вовсе неприличные.
А это наш великий святой из Черногории митрополит Петр Негош, - дед Вуеслав показал на портрет сурового бородатого старца. - Черногорцы — наши братья! Только сейчас и они нам слабые помощники!
У нас в отряде много черногорских добровольцев! - не удержался я, вступаясь за черногорцев. Это лихие ребята! Кто-то рассказывал, что черногорцам очень понравилось сравнение с русскими казаками. Пока мы разговаривали с дедом Вуеславом, его жена хлопотала на кухне, Рада отправилась ей помогать, девушку сильно нервировали рассказы о военных зверствах и боях. Что поделать? Я бы сказал, что война не женское занятие, но она никого не обходит стороной. Все последние войны не обходятся без участия женщин. И сейчас женщины воюют как за сербов, так за мусульман и хорватов. И хоть в моде анекдоты о «русских джентльменах», дескать нет у нас таких, но среди наших солдат таких, как выясняется, на самом деле немало. И это «»джентльменство часто приводит к потерям, сам знаю с десяток случаев, когда наш русский парень получал ранение, а то и погибал, потому что не хватала духу выстрелить в женщину, даже и вооруженную. Не просто себя пересилить. Некоторым легче пулю получить, чем выстрелить в представительницу «слабого пола». Но, говорят, после этого барьер ломается. Жизнь — штука такая, что ее начинаешь защищать. Особенно если за тобой не только твоя жизнь. Родные и друзья не оценят, что ты погиб от пули выпущенной женщиной.
Тут я вспомнил, не совсем по теме, правда, как однажды участвовал в смешанном турнире по фехтованию. Решили на одном из фестивалей устроить и такой вид фехтовальных поединков. Участников было много, но никто не ожидал, что в финал пробьется девушка из Белоруси. Не потому что она из Белоруси, а просто не ожидалось, что хоть одна представительница прекрасного пола дойдет до финала. Отборочные группы почти не оставляли такого шанса. Надо было одолеть не меньше десятка крепких мужчин разного возраста — от достаточно юных до зрелых и опытных. Моя победа ожидалась, я вообще исключительно редко проигрывал в фехтовальных поединках. Но я растерялся, преподнесенный сюрприз — дама с которой предстояло драться за первое место привел меня чуть ли не в шок. Конечно, приятно пообщаться с красивой девушкой, но в подобной ситуации не до флирта. Фехтовать по-серьезному с девушкой — как-то стремно, но уступить или, не дай Бог, проиграть — это уж совсем не в тему. Пришлось сосредоточиться. Выиграл я уверенно, но не без душевного напряжения. На вручении наград меня спросили, что я чувствовал сражаясь за первое место с белорусской красавицей. Я ответил, что выигрывать было неудобно, но проигрывать — совсем стыдно. «И что ты теперь чувствуешь?» - поинтересовался въедливый ведущий. «Мне сейчас неудобно!» - со смехом признался я. «Ирина, подойди сюда! Ему неудобно!» - срочно позвал ведущий мою соперницу. Надо ли рассказывать, что наши отношения потом переросли в более чем романтические. К сожалению за последние ненормальные годы мы потеряли друг друга из виду. Знаю, что она где-то до сих пор проживает в Белоруси. Фехтует ли еще — не ведаю, но стихи ее встречал. Но, если задуматься, то пусть лучше будет неудобно чем стыдно.
Хозяйка, тем временем, с помощью Рады принялась накрывать на стол. Я очущал себя чуть ли не вором, понимая, что с едой у стариков в военном городе должно быть тяжко, а мы их еще объедать будем. Но, видя решительный настрой хозяев, понимал, что и отказаться нет никакой возможности, так как это будет смертельная обида, страшней которой даже трудно представить.
И разумеется к нехитрой еде, приготовленной от всего сердца, дед Вуеслав выставил бутылку сливовицы, отметив, что этот пятидесяти с гаком градусный нектар его личного производства. Я только вздохнул. Если так пойдет, то я, если выживу, за время пребывания в этом доме, стану законченным алкоголиком. Как бы до «белой горячки» не допиться. Как там говорил мой однокурсник подавшийся в наркологи, вспоминая известную комедию Гайдая: «Вылечим! И тебя вылечим! Алкоголики — наш профиль! Запьешь, смело обращайся!» Ладно, хоть мне известно к кому обращаться. И от сливовицы отказаться также не имелось никакой возможности. Тем более, что для деда Вуеслава это был серьезный повод выпить без ворчания жены. Если бы я отказался, то и ему ничего не перепало бы. А в этом случае с ее стороны не возникло никаких возражений. Тут в мою забывчивую голову пришла дельная мысль, которая сразу примирила мою совесть с происходящим. Я же изъял у «усташей» банки «тушенки» и апельсиновый концентрированный сок. Мешок этого добра я сховал в одной из квартир на верхнем этаже в этом подъезде. Объяснив, что сейчас вернусь, захватив автомат, свой набор пистолетов и трофейные натовские гранаты, выскочил из квартиры. Скажи мне кто-то раньше, что для того чтобы подняться на несколько этажей вверх в одном подъезде, придется вооружаться до зубов, сам бы когда-то расхохотался. Сейчас же это было в порядке вещей.
Хотел сначала бегом промчаться по лестнице вверх, чтобы быстрее вернуться, но что-то остановило. Подумалось, что будет слишком много шума, когда я обвешанный оружием, в тяжелых «берцах» буду, как слон, нестись по ступеням. Это к моим восьмидесяти с лишним килограммам веса добавлялось около десятка килограммов военного железа. Впрочем, в виду того, что последние годы я увлекся историческим фехтованием — это пустяки. Доспехи со шлемом и мечом, с поддоспешником и прочими подсобными рыцарскими наворотами тянули поболее чем на двадцать кило. Некоторые таскали на себе и потяжелее. Помню мой приятель из Харькова Игорь таскал на себе тридцатикилограммовую кольчугу собранную из гровера, да еще и со стальным нагрудником, который, как он уверял, был вырезан из брони от бронетранспортера. Сам игорь весил только чуток больше своих доспехов. Поэтому нынешние нагрузки в серьез не воспринимались. А бронежилета у меня не имелось, так как хороший и удобный стоил слишком дорого, а другие смысла носить особого не было. Мне, как доктору, над раненым и не склониться. И жарко в них. Вспомнилось, как однажды мы снимали клип с боевыми единоборствами и фехтованием, там я по сюжету заскакиваю к напарнику на лошадь. И мы вдвоем на одной лошади уходим от погони. На мне была тяжелая кольчуга, при мне был меч. И вот я разогнавшись прыгаю на лошадь, позади приятеля. Бедная лошадка, не привыкшая к таким нагрузкам, не выдерживает и падает. Слабосильная лошадка оказалась. Не чета каурке Ильи Муромца. Эх, где теперь знаменитые богатырские кони!
Вспоминая с ностальгией о прошлых событиях, я неспеша поднимался по лестнице. Дошел до верхнего этажа, зашел в квартиру, где спрятал продукты. Они находились в тайнике организованном мной за полусломанным диваном. Поднял, почувствовав увесистость мешка, отправился к двери. Ладно, не далеко тащить, зато будет чем ответить хозяевам.
Уже открывая дверь, я вначале услышал, а потом увидел, как по железной лестнице с чердака спускается человек в черной форме хорватского гвардейца с автоматом в правой руке. У меня в правой руке был мешок, а в левой тоже автомат, но лучше бы автомат располагался за моими плечами, а в ладони находился пистолет. Стрелять одной рукой из «АК-47» мне не потянуть, не Шварцнеггер же... У «усташа» автомат выглядел полегче, но и он навыком стрельбы с одной руки из автомата не владел. Но зато он заорал, призывая подмогу, готовясь спрыгнуть на меня. Я не придумал ничего другого, как отступить обратно за дверь, задвинуть засов и отскочить в сторону. И как раз вовремя, дверь почти сразу прошила автоматная очередь. Долей секунды промедли, то пули прошили бы и меня. Как говорится, ситуация переставала быть томной. Если «усташей» там много, то из квартиры будет не выбраться. Вот и сходил за консервами! Застрял в квартире на неизвестное время. Прописаться в ней что ли? Это так — шутка с целью подбодрить себя. На самом деле все — похоже, задница приходит! Деревянная дверь — плохая преграда! Вот ее опять вспороли автоматные очереди. И стреляет уже не один автомат. Тут я вспомнил, что оружие есть и у меня. После чего сам полоснул пулями по двери в ответ. Там, видимо, не ожидали ответа, поэтому кто-то закричал, стрельба на какой-то момент прекратилась. Потом принялись палить еще интенсивнее. Дверь покрывалась рваными ранами от пуль. Еще чуть-чуть, и она рассыплется сама. Пули смертельными осами носились по квартире. Я приготовил пару гранат, собираясь метнуть, как только дверь не будет препятствием «усташам». Сам же спрятался за угол, куда пули, пробивая дверь, не попадали. Высунул «калаш» из-за угла, высадив весь рожок в предполагаемую сторону двери. Подобная дуэль в слепую через деревянную дверь продолжалось минуты три-четыре. Потом «усташи» решили дверь взорвать. Итак перестрелка затянулась излишне долго. А это ни одну из сторон не устраивало. Бабахнуло! Остатки двери разнесло в разные стороны. Один кусок со свистом улетел в сторону дивана. В ушах зазвенело. В ответ на уничтожение двери я метнул одну за другой обе приготовленные гранаты. Не знаю, что прозвучало громче — человеческие крики или взрывы. И воцарилась тишина. «А ведь на лестничной площадке спрятаться совсем негде!» - подумалось мне. Никто не стрелял, не стонал, не кричал. Жутковатая тишина... Я сидел молча, соображая, как лучше поступить. А если «усташи» просто затаились? И ждут меня! Или готовятся к штурму? На всякий случай я решил пожертвовать еще одной гранатой из своих запасов. Их еще оставалось три штуки. Сдернул чеку, чуточку выждал, чтобы не успели, если что, кинуть обратно, метнул на лестничную площадку. Ба-бах! И опять тишина. Посидел, подождал, вроде без изменений. Но выходить из квартиры совсем не хочется. Теперь к опасению, что меня там поджидают уцелевшие «усташи», добавилось ярко выраженное нежелание видеть то, что стало с противниками после взрыва трех гранат. Это, по-любому, зрелище не из приятных, а еще если знаешь, что это твоих рук дело, то совсем становится напряженно. Недавно я сотворил нечто подобное, но именно воспоминание и не давало покоя. Пересилить себя я, пока, не мог. Духу не хватало. Я ж врач, а не убийца. Хотя теперь и убийца. Но так вышло. Оправдание у меня конечно для себя есть. Это был бой. Идет война. И или мы их, или они нас. Однако психологически все это не просто. Одна надежда на генетику — мои предки веками воевали. И ничего. С катушек никто не съехал, в роду ни одного сумасшедшего не имелось, надеюсь и не появится. Но пока мне тяжко. Что поделать, если я рефлексирующий интеллигент, привыкший занимается самоедством по любому поводу, а тут повод очень серьезный.
И тогда я подумал, что у этой квартиры имеется балкон. А этот балкон должен примыкать к другому балкону. И почему бы мне тогда не попробовать перебраться на другой балкон? Как об этом раньше не подумал? Надо посмотреть — на сколько это реально. Балконы всякие бывают. Как и расстояние от одного до другого. Почти ползком добрался до балконной двери. В виду того, что этаж был верхним, стекла как на двери, так и на окнах уцелели. Постоянно оглядываясь в сторону входной двери, принялся отодвигать шпингалет на двери балконной. Его давно никто не трогал, поэтому дело продвигалось с трудом. Но все же результат оказался достигнутым.
Совсем осторожно выполз на балкон, оглядываясь по сторонам. На соседний балкон перебраться было бы проблематично. Балкон имел вполне приличные размеры, но местные строители установили один балкон отдельно и далеко от другого, смежных балконов в этом доме не оказалось. Если только спускаться вниз — на балкон нижнего этажа. Но это уже промышленный альпинизм получается! Подобных навыков у меня имелось не слишком в большом количестве. Разве что детское увлечение ползать по деревьям, сарайкам и гаражам. Одно дело перебраться на соседний балкон, что когда-то уже приходилось делать. Надо придумывать выход из создавшейся ситуации. Разве что связать из тряпок подобие каната? И спуститься по нему. Вот только как бы не заскочили враги в квартиру, пока я тряпки ищу, да в канаты связываю! На столе в гостиной все еще располагалась скатерть, как будто хозяева еще надеялись вернуться и приступит к застолью. Она, конечно, теперь не выглядела белоснежной, но для данного случая — это совсем не важно. Если эту скатерть разорвать на две части, а потом их связать в длину, то должно вполне хватить до балкона, что расположился этажом ниже. Конечно, риск нарваться на врагов останется и в этом случае, но зато никто не ожидает моего появления из квартиры этажом ниже. Если громко шуметь не стану, то, глядишь, предприятие и выгорит! Тихонько подобрался к столу, стащил скатерть, разрезал ее ножом на, примерно, равные части. Затем со всем тщанием связал их между собой. В надежде, что узел выдержит вес моего тела.
Из коридора не доносилось звуков, на улице изредка постреливали. Моя фигура на верхнем балконе пока внимания не привлекала. И слава Богу, так как балкон располагался с внутренней стороны дома, что не слишком хорошо. Эта сторона дома просматривалась врагами. Если бы балкон находился на сербской стороне, то можно бы было дать какой-нибудь сигнал своим. Надеюсь, что они бы узнали меня, а не принялись палить, приняв за врага. Хотя, кто знает?
Привязал к решетке балкона один конец импровизированного каната. Другой обмотал вокруг своего пояса. Надеюсь, что решетка выдержит! После чего принялся спускаться. Главное — не задумываться о том, сколько отсюда этажей до земли и не смотреть вниз. Иначе руки могут ослабеть, а летать я так и не научился. Крылья все еще не выросли! Разве что во сне! Вряд ли полет для меня благополучно закончится. Некоторым, правда, везет. Когда подрабатывал в студенческие годы в травматологии гипсовым техником, то хорошо запомнил подобного «летчика», который, будучи в состоянии алкогольного опьянения, случайно захлопнул дверь, и чтобы попасть в свою квартиру, а жил он на пятом этаже «пятиэтажки», полез с крыши к себе на балкон. И сорвался. Но упал удачно на клумбу. Через неделю после падения его выписали, точнее, почти что, выпнули из травматологического отделения, за пьянку и приставание к медсестрам. Но его подвиг я повторять не хочу. Ни под каким видом. Тут я заметил, что меня потряхивает, неожиданно стало совсем уж страшно спускаться подобным способом. Однако я преодолел это гадкое чувство. Жалко, разумеется, что я раньше не занимался промышленным альпинизмом, хотя многие мои друзья и воспитанники из клуба русских исторических единоборств нашли в этом свое призвание. Я как-то больше медициной стал заниматься. Но в детстве мне приходилось ползать и на купола заброшенных церквей и по старым зданиям, взбираться на крутые холмы. Природная тяга к покорению возвышенностей. Вот только с парашютом так ни разу и не прыгнул. Когда мечтал об этом, то не получилось, а теперь уже и желание пропало. Все надо делать вовремя!
Так, все, больше не отвлекаюсь. Настроился, внимательно посмотрел в сторону входной двери, даже подумал о том, чтобы швырнуть еще одну гранату туда, но не стал. Итак, всего две осталось.
Спуск на балкон расположенный снизу прошел на удивление легко и быстро. Стараясь не циклиться, сразу полез по импровизированному канату. Вниз я не смотрел, поэтому испугаться не успел. Мое богатое воображение уже переключилось на то, как себя вести, чтобы выбраться из новой квартиры. За канат я держался крепко, а моя неврологически-мануальная профессия приучила мышцы к выносливости, пальцы к хваткости (иногда для форсу раскалывал ими грецкие орехи), поэтому я впился в импровизированный канат «мертвой» хваткой. Несколько мешал мешок с консервами, с которым я решил не расставаться. Зря что ли за ним шел? Если бы для себя, то бросил бы, даже не раздумывая. А так я собирался вручить его деду Вуеславу.
Квартира, в которую я попал через балкон, для этого пришлось зачистить балконную дверь от торчащих осколков разбитого пулей стекла, просунуть руку и повернуть запор, оказалась также совершенно пустой. Хозяева предпочли скрыться от ужасов войны. Что, собственно, к лучшему. На всякий случай я внимательно ее осмотрел, но ничего, на данный момент, полезного не обнаружил. Подошел к двери на выходе и стал внимательно вслушиваться. Но ничего в течение пяти минут не услышал. Осторожно, затаив зачем-то дыхание, приоткрыл дверь и выглянул на лестничную площадку. На ней никого не было. Если не считать лужицы крови. И тут капля крови обжигающе капнула мне на лоб. Я пошатнулся. Как будто это капнул раскаленный свинец. Затем глубоко вздохнул, мотнул головой, стер каплю крови со лба и принялся спускаться вниз. Посмотреть, что же там этажом выше, я не решился, хотя и понял, что, судя по всему, мои противники мертвы. Надеюсь, что никого раненым в бессознательном состоянии не оставил. Так я себя убеждал, чтобы совесть врача окончательно меня не заела. А она это могла! По счастью, никто не стонал. Жуть, до чего я дошел! Уверяю себя, что мои противники мертвы! Такого еще не было. Всегда раньше кидался оказывать помощь всем, в том числе и врагам. Да, война не облагораживает человека…
Надо было спускаться. Внутри меня всего трясло, но сейчас я пытался взять себя в руки, решая — рассказывать или нет Раде и гостеприимным сербским хозяевам о произошедшем. Они, конечно, слышали пальбу и взрывы, но такое здесь не в новинку. Мало ли где стреляли! Мало ли что взрывали! Четко определить, что это происходило именно в их подъезде сложно. Расскажу — несомненно сильно занервничают. Лучше промолчать. Глядишь и прокатит. Как бы только не пришли по следам убитых мной «усташей» другие «усташи» и не стали бы выискивать, кто их грохнул и кто мог меня приютить. Тогда знакомство со мной станет смертельно опасным. «Усташам» пристрелить пару пожилых сербов ничего не стоит. Я помню, как они останавливали машины и автобусы с сербами и другими жителями несчастной бывшей Югославии выводили всех на дорогу, а потом, не тратя патроны, либо резали ножами либо разбивали головы молотками. Во время Второй Мировой у фашистов они неплохо этому научились. Надо поскорей покидать квартиру деда Вуеслава и его жены Светаны. Но бегом то не унесешься. Надо какое-то время у них пробыть. Это ж представить раньше было не реально. Только что убил нескольких человек, самого чуть не убили, а я не впадаю в прострацию (хотя в глубине души и хочется этого), а собираюсь спокойно общаться с местными жителями. Пребывание на войне сильно воздействует на психику человека. Мой мозг научился отбрасывать в сторону то, что может вызвать нервный срыв, зарывать куда-то в глубину «чердака». Это и хорошо и плохо одновременно. Когда-то это рискует привести к психо-неврологической соматике. Не смогу защищать свое сознание и сорвусь с катушек. Или совсем зачерствею. Но стараться не фиксироваться на страшном – это часть профессии врача. Если «умирать» с каждым пациентом, то много не проработаешь. Но тут надо соблюсти «золотую середину» - надо пациентов ценить и уважать, спасать и жалеть, но так, чтобы «жалелка» не иссякла. Поэтому то так трудно стать настоящим врачом. Надеюсь, что я сам-то стал таким, но тут еще будет непросто таким остаться. Часто молодые врачи оказываются за счет «порывов души» не хуже опытных профессионалов, а доктора со стажем начинают раздражаться от вида пациентов. И это, увы, не редкость! Самое лучшее — это если в опытном докторе сохраняется порыв молодости. Вот тогда и получаются наилучшие врачи. И это совсем не зависит от кандидатских и докторских, не говоря уж о врачебных категориях. Ладно, об этом поразмышляю потом, когда из категории молодых врачей перейду в категорию зрелых и опытных.
Так я думал, спускаясь по лестнице. Когда вошел в квартиру, то сразу заметил, как все встревожены. Переполох на верхнем этаже не прошел бесследно. Пошумел, видимо, я изрядно.
Слава Богу! - вырвалось у деда Вуеслава, когда я вошел. Светана, его жена, тут же поддержала его эмоции, пустив слезу. Вот женщины — знала меня всего с полчаса, а уже переживает. И не делает вида, а на самом деле переживает! Рада тоже была сильно взволнована, но держалась более крепко.
Мы думали, что тебя убили! - сказала она. - Очень много и близко стреляли, затем гранаты рвались. Как будто все происходило в нашем подъезде! Мы подумали, что ты нарвался на проблемы!
Это на улице, - не моргнув глазом, соврал я, решив все-таки ни о чем не рассказывать. Но, судя по всему, Рада не поверила, хотя ничего и не произнесла больше по этому поводу.
Наверно, - просто согласилась она.
Я тут вам гостинцы принес! Надеюсь на какое-то время хватит! - подал я мешок с продуктами. Консервы оказались «натовскими», в основном немецкими и американскими. Но в период голодухи сойдут и они. Вспомнилась советская тушенка, которую приходилось есть в стройотрядах. Но такой теперь не сыскать. Хорошая штука была! Но не будем привередничать. Все сгодится. И эта импортная консервина тоже.
Хозяева, явно засмущавшись, попытались отказаться, но я настоял, поясняя, что мне с ними не утаскаться. А так они просто пропадут, если придется выкинуть на лестнице. И радостно отметил, что Вуеслав и Светана согласились. Им явно было не легко отказываться. С едой в их семье наблюдалась явная нехватка, и эта помощь являлась совсем не лишней.
Потом мы уселись за стол. Кто-то скажет, ах вот ты какой — только что убил людей, а сам, даже не потеряв, после этого, аппетита, садишься обедать! Что тут сказать в ответ. Война. Я убил врагов, радости это совсем не доставляет, но сделал это чтобы выжить, чтобы избавить мирных жителей от снайпера-охотника, завершить предпринятое. Поэтому мне не надо рассусоливать и мучить себя воспоминаниями. Так уж устроена моя голова, чтобы не свихнуться, она отбросила все мерзкие воспоминания, отгородилась от них «железным занавесом». Генетика сказывается. У меня все предки воевали, но никто не свихнулся и не спился. И жестокостью никто не отличался. Война — это работа для казака. Просто я, в отличие от предков, сам человек мирной профессии. И воевать и драться особо не люблю. Но научился. Жизнь заставила. Так сказать, ткнула носом. Научился и контролировать себя в любых ситуациях. Или это у меня врожденное? Подарок от пра-пра-пра-пра... И прочих дедушек!
Тем временем дед Вуеслав, обрадованный что я жив, что ничего страшного не произошло, провозгласил тост за победу над всеми врагами Сербии и России. Мы громко чокнулись бокалами. Те еле выдержали такого крепкого удара бок о бок. Светана тоже пригубила чуточку, Рада же пить не стала, сославшись на головную боль, и то что пьет только сухое вино. Я тоже одобряю ее выбор, но где же тут возьмешь сухое вино? В магазин не сбегаешь! Я тут только что за консервами сбегал, так что еле голову на плечах сохранил!
Никто среди нас не курил, но мы с дедом отошли на кухню, чтобы пообщаться без женщин. Мне нужно было порасспросить о снайперах. Что виделось, что слышалось... Дамам наш разговор слышать совсем не обязательно.
Нет. Не видел, - покачал головой дед Вуеслав, в ответ на мои расспросы. - Не видел этого снайпера самого. Но в окно, как это ни жутко, несколько раз видел, как падают от его пуль люди. Этот гад, я заметил, стреляет не только по нашим военным, но и по женщинам и детям. Зверь, а не человек! Сам бы его убил! Негодяй! Ах, он еще, как ты говоришь, еще и проклятый «янки». Им мало подстрекать бошняков и хорватов к войне! Им хочется крови воочию. Он один из них! Приехал развлекаться! Пусть его Бог покарает! Гранату ему в дупу! Прости, Господи!
Как бы его найти! Дом большой, квартир даже не десятки, а сотни, трудно придумать, как тут поступить, - вздохнул я.
Его обязательно надо поймать. Я не менее десяти раз видел, как от его пуль падали перебегавшие улицу женщины, а недавно он подстрелил мальчишку лет десяти. Такой негодяй должен быть наказан!
Я все сделаю, чтобы до него добраться!
Помогай тебе Бог! Молить его за тебя буду! Убийца жить не должен! На благое дело идешь! Если смог бы, то помог обязательно! Если судьба приведет, то чем-то и окажу помощь на самом деле!
Спасибо на добром слове!
Нам тоже надо уходить в Белград, - грустно заговорил Вуеслав. - Пока нас не убили такие вот снайпера, или пока мы не сдохли от голода. Но где мы там будем жить? Ночевать на улице? Наши власти не слишком заботятся о своих беженцах! Милошевич во всем потакает американцам, лишь бы его самого никто не обидел. Но это вряд ли его спасет! Янки легко избавляются от тех, кого уже использовали! Он это поймет, но поздно будет!
У нас не лучше, - добавил я, вспоминая несчастных русских беженцев, спасающихся от вырезания в Чечне. Да, что о беженцах, о своих солдатах ставших инвалидами и то не вспоминают. Нищенские пенсии за загубленные жизни, оторванные руки и ноги — вот награда предавшего свои границы государства своим воинам. Трудно жить на подачки от государства! Правда, если что здесь со мной случится, то мне и этого не увидеть. Как бы еще не выдали, обвинив в наемничестве, на судебную расправу «цивилизованным государствам»!
И хоть не веселая ситуация царила вокруг, но мы с Вуеславом, все равно, верили, что все еще будет хорошо. И в этом русские и сербы тоже были схожи. Даже в почти безнадежной ситации — не терять надежды, верить в успех. Главное — не только верить, но и все делать, чтобы его достичь. «Дум спиро — сперо!» - говорили древние. Пока дышу — надеюсь! И даже без надежды, а все равно надеюсь! И вот посидели мы за столом, а встал я приободренным. И не от сливовицы, которую чуть пригубил несколько раз, а от разговора с хорошим человеком. Вера в успех появилась, в смысл своего дела. Но надо было идти. Время не ждало... Мучили различные предчувствия. Теперь меня не оставляло ощущение, что по дому рыскают группы «усташей» и ищут проникших в дом «четников» и «русов», желая отомстить.
Сердечно простились с хозяевами, как они не уговаривали остаться еще, хотя бы ненадолго, еще на полчасика. Но мы задерживаться не рискнули. В первую очередь, именно из-за них, чтобы не стали они жертвой сочувствия русскому добровольцу. «Понимаю! Дело военное!» - сказал дед Вуеслав и обнял меня. Как оказалось в последний раз. Нам больше не предстояло увидеться.
9.
Рада осталась со мной. Ей было любопытно, какие действия я предприниму дальше. Мы постепенно спускались вниз по ступеням, проверяя квартиры, прислушиваясь к шумам, посторонним звукам. Чем-то это мне напоминало игру в лото, где надо вытащить единственно правильный «бочонок» и угадать цифру квартиры, где затаился вражий снайпер. Только вместо приза можно и пулю получить. Причем в лоб. Хотя, любой расклад не обрадует. Пуля в животе или в грудной клетке тоже особой радости не доставляет.
Так, постепенно, мы прошли почти все этажи в этом подъезде. Понятно, что проверка получилась относительной, во все квартиры попасть не удалось. Но все-таки более-менее проверка состоялась. И есть надежда, что в этом подъезде снайпера действительно нет. Но вот как заниматься проверкой дальше? Проскочить через улицу или вновь подняться на верх и пробираться через чердак? Насколько имеет смысл излишняя безопасность? От перехода через чердак я тут же отказался, вспомнив, что натворил на верхней лестничной клетке. Да и именно с чердаком связаны мои боестолкновения с «усташами». Лицезреть свои кровавые художества не захотелось, да и там вполне могли быть мои возможные преследователи. Оставался переход по улице. Чтобы перебежать в соседний подъезд требуется всего несколько секунд. Авось, никто не заметит!
Быстренько перескочим в следующий подъезд! - сказал я Раде. Та понимающе кивнула.
Мы и так тут все делаем перебежками! С тех пор как война началась! - сообщила она. - Иначе нельзя! А то пока ходишь за хлебом, можно и пару пуль в затылок получить! Это мы так шутим! Не удивляйся! Все-таки война. Военный юмор — это особый юмор! Хотя, что я говорю — тебе ли не знать!
Пошутим потом! А пока пробежимся! Я сейчас открою дверь и бежим! Приготовились! На старт! Внимание! Марш! - скомандовал я, распахнул дверь подъезда, и мы побежали.
Пробежали успешно. Никто не стрелял, не кричал. И надеюсь, что никто нас и не видел. Мы вбежали в подъезд, отдышались. Переглянулись и, вдруг, рассмеялись, смотря друг другу в глаза. Тут меня потянуло поцеловаться, я не удержался, притянув Раду к себе и, в порыве эмоций, впился губами в ее губы. Она не отстранилась. «Как-то не вовремя это!» - подумалось мне.
Вообще-то, сейчас совсем не время! - после чего сказал я то ли ей, то ли себе. В любой момент могли появиться враги, и тогда наш романтическо-сексуальный порыв закончился бы совсем плохо. Но это я сам виноват, потянуло к девушке на пике нервного перенапряжения. Как в каком-нибудь глупом боевике, когда влюбленные целуются и занимаются всякими нежностями во время боя. Мне это всегда казалось глупым и нереальным. Но тут дело коснулось непосредственно меня. Но мы, в данном случае, решили ограничиться еще парой страстных поцелуев и остановились. Отодвинулись, смущенно молча. От нашего знакомства, если припомнить, еще и полусуток не прошло. Это если не вспоминать про обстановку, в которой все происходило. Она время превращает в совсем другую категорию, меняя измерение, превращая минуты в часы.
Ты прав! Пока не время! - согласилась Рада, глубоко дыша, и так смотря мне в глаза, что захотелось отбросить мысли о неподходящей ситуации. Но я сдержался, воспоминания о недавних перестрелках и трупах, как-то быстро снизили сексуальное влечение. Хотя и не до конца. Я тряхнул головой, спасаясь от остатков эротического дурмана.
Надо искать дальше! - решил я. - А то время идет, а до цели все так же далеко! И неизвестно куда идти на ее поиски!
Пойдем! - Рада не спорила.
Начали, на всякий случай, с первого этажа. Жителей там отыскать я и не рассчитывал, не так они глупы, чтобы укрываться на нижних этажах, но снайпер, маневрируя, мог на время и заскочить сюда. Выждать момент, прицелиться, выстрелить и сбежать. Это, конечно, тоже вряд ли. Зачем ему себя лишнему риску подвергать, но вдруг это какой-нибудь ненормальный снайпер? Любитель экстрима! Это я так шучу.
Чуть не дошутился. Пока мы изучали квартиры на первом этаже, в окно осами влетело с полдюжины пуль. Кто-то, заметив наше шевеление внутри здания, на всякий случай выпустил автоматную очередь по окнам квартиры. Слава Богу, что нас чудом не зацепило! Но пришлось залечь на пыльный пол и выбираться из квартиры уже ползком, надеясь, что у стрелявшего или стрелявших не хватит энтузиазма для того, чтобы запустить в окно тромблон, а то и шандарахнуть из гранатомета. Обидней всего — это то, что стреляли с нашей стороны. Еще не хватало поймать пулю от кого-либо из соратников! Такие случаи на войне — не редкость! После этого второй этаж я обследовал почти на карачках, чтобы никто с улицы не заметил. На этот раз прошло все тихо. И опять никого в квартирах обнаружить не удалось. Они пустовали. Так, постепенно поднимаясь, мы добрались до шестого этажа. Пять нижних, проверенных перед этим, оказались пустыми, без признаков жизни. Но вот шестой... Из-за дверей одной из квартир раздавались громкие детские крики. Они стали слышны, еще когда мы находились на пятом этаже. Потолок гудел, почти качался, сыпались остатки штукатурки. Было такое ощущение, что наверху скачет целый детский сад. Но этот детский сад не простой, а для маленьких слоников. И вот эти слоники весело резвятся в квартире наверху.
Как-то неудобно тревожить детское царство! - растерянно сказал я Раде.
Это война! Не до неудобства! - отмахнулась та. - Как раз в таких квартирах легче всего прятаться! Бандиты любят укрываться за спинами детей. Похоже эта квартира бошняков!
Почему ты так решила? - удивился я.
Посмотри! - и Рада указала рукой на верхнюю часть двери. Там красовался небольшой полумесяц, хотя и подзатертый. Наверно его в качестве талисмана нарисовали еще до войны, а потом пытались замаскировать. Опознавательные знаки — они во время войны не всегда на пользу. Это я упорно таскаю защитную форму со знаками, указывающими на мое казачье происхождение Глупо. Но я испытываю чувство, что если сниму форму или эти знаки, то лишусь последней связи со своими, с родиной. Неправильно, наверное... Но зато это накладывает и определенную ответственность. Нельзя уронить «честь мундира».
Хватит в рыцарей-то играть! - говорили мне неоднократно многие, как дама так и на войне. – То, что ты маханием мечом увлекаешься, конечно, красиво. Но враги-то с тобой по-рыцарски поступать точно не будут! Нельзя сейчас быть Дон-Кихотом! Забудь про все принципы — это немодно и бессмысленно. Важен результат! Главное — победа!
Вы правы! - говорил я в ответ, соглашаясь, совсем не споря. Но часто не мог себя перебороть и, в который раз, поступал, как начитавшийся рыцарских романов восторжено-романтичный подросток. Как только шею не свернул? На этой войне меня чаще спасало только то, наверное, что я не так часто напрямую влезал в непосредственно в прямой бой. Все-таки главный мой удел — это медицина. Пули иногда все же свистели над головой. Пришлось угодить и в переделки. Да еще и с пяток раз я принял участие в различных авантюрах типа разведки в тылу врага, атаки или обороны. Приключений захотелось!
Но еще ни разу не оказывался в ситуации подобной этой. Вот и сейчас в душе возникло столько эмоций и размышлений перед тем, как проверить, что и кто находится за дверью, где шумят дети. Дети... Их даже война не сумела угомонить. Дети есть дети!
Тем временем Рада, особо не заморачиваясь, в отличие от меня, постучала в дверь и на сербско-хорватском попросила открыть. Когда она начала стучать, то тут же за дверью воцарилась тишина. Дети или сами замолчали, либо им позажимали рты более старшие. Но Рада продолжала стучать, настойчиво призывая побыстрей открыть дверь, чтобы не возникло серьезных проблем.
За дверью, видимо, шло активное совещание, но, судя по всему, женский, мягкий голос Рады их успокоил. Замок щелкнул, и дверь очень медленно отворилась. За дверью оказалось три женщины и с полдюжины детей. Одна женщина была совсем старой, а две других, похожих как сестры, принадлежали к типу дам «бальзаковского» возраста, отличаясь друг от друга парой-тройкой лет. Судя по платкам на головах — это действительно мусульманки-боснийки. Или как их еще называют здесь - «бошняки» либо «турчины». Дети чумазые, словно играли не в квартире, а на улице в песочнице, испугано, как и женщины, смотрели на нас. Мой небритый лик, автомат на изготовку спокойствия им не добавили. Возраст детей варьировал от двух лет до семи-восьми, причем самой младшей была девочка. Она, как раз, меньше всего обратила внимания на наш визит, старательно пытаясь разломать куклу, которая напоминала знаменитую Барби. Я смутился, но постарался виду не показать, вспоминая, что у меня где-то должны остаться пара шоколадок. Семья мусульман продолжала испуганно смотреть на меня, понимая, что появившийся солдат либо из сербских войск, либо из хорватских, что для них по любому не радостно. Все равно враги. И не известно, кто хуже. Во время этнических войн всегда больше всех страдает простое население.
Спроси их, есть ли мужчины? - попросил я Раду. Та кивнула. Язык боснийцев от сербско-хорватского почти не отличался. И я подумал, что вся эта война напоминает религиозно-гражданские войны. Такие как когда-то громыхали во Франции, когда сражались католики с гугенотами. Или в Германии в период Реформаторства. Тем временем Рада задала вопрос. Мне и так было понятно, что они отвечали. Мужчины отсутствуют давно. Они мобилизованные защищать жизни боснийских мусульман. Где-то воюют, и даже не известно живы ли. Женщины врали, это я понимал, но одно несомненно — сейчас их мужчин дома не было. Чтобы как-то сгладить ситуацию, я достал шоколадку и протянул детям. Дети с радостью ухватились за нее, одна из женщин что-то грозно принялась им кричать.
Не бойтесь! - улыбнулся я. - Не отравлена!
Ти — рус? - вдруг спросила наиболее пожилая женщина.
Да, - кивнул я, понимая, что выкручиваться и отрицать будет глупо. И женщина вдруг успокоилась, разрешая взять детям шоколадку. Я так и не решил для себя, почему она так отреагировала. Наверно, встречалась с русскими и сделала заключение для себя, что мы с детьми не воюем, а уж тем более на отравление конфетками или шоколадками точно не пойдем. Убить в бою — это одно, а всякие изощренные штучки — это не для нас. Не знаю касается ли это всех русских, но я надеюсь, что это касается всех настоящих русских, особенно нас казаков. Льщу себе надеждой!
Квартиру, после всего этого, я обыскивать не стал, просто извинился, попрощался и вышел, уводя Раду за собой. Та рвалась, откуда только столько рвения, организовать обыск. Совсем близко к сердцу приняла мою задачу. Желает побыстрей отыскать снайпера. Что ж, молодые девушки народ экзальтированный, эмоциональный, увлекающийся. Или это после поцелуев у нее возникло подобное рвение? Так, глядишь, возгоржусь!
Пойдем дальше! - потянул я Раду за руку. Та, чуточку неохотно, послушалась. И мы продолжили проверку квартир.
10.
Ну, как? - спросила Рада, когда мы закончили проверку последнего этажа. - Будем спускаться вниз или переберемся в следующий подъезд через чердак?
Сейчас решу! - очередная проблема выбора в очередной раз поставила меня в тупик. Как-то все последние перестрелки и кровь были связаны с чердаком и чердачными лестницами. Этакая пугающая закономерность. Так и суеверным стать недолго. Страшно даже взбираться по лестнице. Но и спускаться до первого этажа, а потом перебегать до следующего подъезда по улице — ничуть не лучше! Стоять и молчать — это совсем бездарно, так как подобная ситуация бесконечно продолжаться не сможет. Рада и так уже проявляет признаки нетерпения. Не надо чтобы я в ее глазах из героя превратился в трусливого размазню. Ладно, пойдем тогда по наиболее легкому пути! По пути лени. Не стоит бить ноги и спускаться на первый этаж, если мы находимся на последнем. - Пойдем через чердак! Потом вниз спускаться будет легче. Лифты же в доме не работают! Как и везде — проблемы с жилищно-коммунальным хозяйством! Уверен, что у меня на родине с лифтами нисколько не лучше!
Мою, не особо остроумную шутку про ЖКХ, Рада не поняла, поэтому предпочла никак не реагировать. Но зато по поводу перехода к следующему подъезду по чердаку поняла четко, и даже попыталась первой начать взбираться по лестнице. Я еле успел этот порыв остановить. Сам же, приноровившись, почти взлетел наверх. Мгновенно выпрыгнул из люка и упал, перекатываясь в сторону, готовый к стрельбе по возможному, затаившемуся в глубине чердака, врагу.
Но никого не было. Тишина. Даже с улицы выстрелов не слышно. Или в этот момент и не стреляли? Враги уселись обедать... Еще с минутку повслушивался, повсматривался, затем рискнул позвать Раду. Девушка, как заправский моряк по трапу, быстренько взобралась по чердачной лестнице. Я взял ее за руку и повел к следующему люку, который смутно маячил впереди. Впереди нас не ожидало ничего, кроме обычного чердачного хлама, мусора и голубиного помета. Мы торопливо добежали до люка, так же поспешно спустились вниз на лестничную площадку. Все прошло спокойно. Я чуток нервничал из-за Рады, терзаясь, что вовлек девушку в столь опасное мероприятие. Но иначе мне бы снайпера не отыскать, а у девушки явно имелись и свои мотивы, чтобы помочь мне в достижении цели. В этом я убеждался по ее поведению, до сих пор не понимая мотивов. Она их тщательно скрывала.
Оказались на верхнем этаже очередного подъезда. Приступили все к той же процедуре проверки квартир. Первая - пустая, вторая — пустая, в следующей мы обнаружили дряхлую старушку. Она лежала на кровати и тяжело дышала. Пошевелиться ей было трудно. Она и двигала, в основном, одними глазами. Но была в ясном сознании и говорила без затруднений. Из разговора выяснилось, что ее невестка с внуками два дня назад ушла искать более. безопасное место, обещала прислать за ней кого-либо и забрать чуть позже с собой. Но пропала, и вот с тех пор никаких вестей. «Может, что случилось?» - сетовала старуха. - «Кругом стреляют!» Оставленная еда и питье кончилось, вот она и ослабела. Ходить почти не замогла.
Точно, что всего два дня назад они ушли? - переспросил я.
Она не уверена, - ответила за старушку Рада.
Если ей не помочь, то помрет, - сказал я, и, вздохнув, достал из своих запасов остатки еды и последние баночки сока.
Ты что? Помогаешь? - поразилась Рада. - Она же - хорватка!
Как будто в данном случае это имеет значение! - буркнул я, открывая банки с соком, так как самой бы бабуле их не открыть. Сам, тем временем, подумал, что если удастся выкарабкаться, то надо будет сразу же сообщить в «Красный Крест», чтобы забрали старушку. О чем сказал и Раде, она продолжала смотреть на меня до сих пор чуточку ошарашенно. Как это можно помогать врагам? Так я понял смысл ее взгляда. Или все-таки неправильно понял?
Бабулька, увидев оставленную еду, принялась истово благодарить.
Ничего, не стоит благодарностей! - что я еще мог сказать? - Вам нужнее, а мы от лишнего груза избавляемся!
Да-да! - поддержала меня Рада, видя, что старушка пытается отказать от помощи, говоря, что уже пожила, а нам — молодым - это все нужнее.
Диета сейчас нам совсем не помешает! - мрачно пошутил я, обращаясь к Раде. - Да и на случай возможного ранения, не дай Бог в живот, — это будет значительно лучше. Как доктор говорю, раны лучше получать голодным, шансы на выживаемость увеличиваются! Слышала — небось?
Слышала, - Рада отнеслась к моим словам со всей серьезностью, не замечая легкой иронии или, правильнее сказать, самоиронии. Как бы не разочаровалась во мне, а то воспримет, что я отдал продукты только чтобы лишь от них избавиться, в смысле профилактики осложнений от ранений. Знания русского языка порой не достаточно, чтобы понимать все тонкости и смыслы. И слова не всегда надо понимать буквально. Наш юмор — штука не простая. И мне — урок, чтобы осторожней шутил с иностранцами. Хотя, вроде бы свои, братья-славяне! Пора научиться нас понимать!
У меня с собой аптечка и некоторые мединструменты, но набор невелик, - я вспомнил про свои обязанности врача, а бабуля явно нуждалась в медицинской помощи. - Спроси, есть ли у них лекарства? Если нет, то я ей сейчас из своих подберу что-либо.
Лекарства давно кончились, - перевела Рада. - Кругом стреляют, аптеки поблизости не работают...
Ладно. Чем смогу — помогу! - махнул рукой я. - Но тут уж как получится. У меня аптечка для войны, а не для мирных вызовов. В гражданскую «скорую помощь» играть не получится!.
Аппарата для измерения давления у меня с собой не имелся, он бы не выдержал подобных нагрузок и издевательств над собой, которым бы пришлось ему подвергнуться во время моих перемещений. Поэтому давление пришлось определять по пульсу. То есть примерно... Хотя я и в таких случаях сильно не ошибаюсь. У мануального терапевта руки должны быть повышенной чувствительности. Сделал укрепляющие уколы, оставил валидол, больше подходящего ничего не нашлось. Но и этой ограниченной помощи хватило, чтобы старушке стало полегче. Но груз ответственности с меня спадет лишь тогда, когда я переброшу его на плечи «Красного креста».
Мы пришлем вам помощь! - сказал я попрощавшись с неожиданной пациенткой.
Мы вышли, нам предстояло проверить еще кучу подъездов, этажей и квартир. Спустились этажом ниже, потом еще и еще. Спуск становился все мрачнее. Квартиры срединных этажей подвергались частому обстрелу. Чем ближе к середине дома, тем больше находилось желающих пострелять. Неоднократно, кроме обломков мебели, попадались засохшие лужи крови. На третьем этаже мы наткнулись на четыре трупа в гражданской одежде. Они были изрешечены автоматными пулями. Кто они были — сербы, хорваты или мусульмане — не определить. Погибли они дня два-три назад. Судя по всему, их просто расстреляли. Картинка не радостная, но на войне еще и не то увидишь. Запах смерти пропитал всю квартиру, Рада побледнела и чуть не свалилась на пол.
Этого еще не хватало! - прикрикнул я на нее, сам чувствуя себя не особо хорошо, но позволить ей завалиться в обморок я не мог. - Пятый труп здесь совсем не нужен! - достал ампулу с нашатырным спиртом, отломил стеклянное горлышко и поднес ее к носу Рады. Та резко вздохнула, закашлялась, из глаз обильно потекли слезы, зато в обморок падать она сразу же раздумала.
Пойдем скорей отсюда! - задергала она меня за рукав.
Пойдем! - меня долго уговаривать не пришлось. Никогда не любил подобных картин, даже в мединституте подобные эпизоды напрягали.
Когда мы вышли, она прислонилась к стене. Всю ее браваду как рукой сняло. Хотела заплакать, но не заплакала. Однако девушка оказалась с характером. Постояла так пару минут, потом решительно отстранилась от стены и сказала:
Идем!
Так мы добрались до первого этажа. Теперь нам предстояло перебегать по улице в следующий подъезд. Уже в пятый.
Ну как, Рада, готова прогуляться по улице? - спросил я.
Всегда готова! - улыбнувшись отрапортовала она.
Мы выскочили из подъезда. Пробежали по улице. Я уже собирался взяться за ручку подъезда, когда дверь подъезда распахнулась перед моим носом. А из-за нее вышли пять хорватских гвардейцев в черной форме, наставив автоматы на меня. Я попытался оглянуться, ища возможные пути спасения, отхода, но со всех сторон улицы подбегали еще около десятка «усташей». Отступать было некуда. Автомат висел у меня на плече. Пришлось медленно поднять руки.
Рада попыталась им что-то говорить, но усатый командир гвардейцев залепил ей пощечину, выругался и приказал замолчать. Зато попытался заставить говорить меня, но я решил просто молчать. За что и получил. Кровь потекла из носа, зубы, к счастью, уцелели. Как я понял, это был всего лишь аванс, продолжение должно скоро последовать. Так просто меня не грохнут. Легкая смерть мне не светит.
Ох, как все гадко! Казалось, что хуже ситуации просто не может быть. Но вскоре пришлось понять, что я в этом ошибался. Тут в доказательство моей ошибки из «третьего» подъезда два ражих «усташа» притащили упирающуюся Светану, жену деда Вуеслава. Подвели ее ко мне. Моего знания языка хватило, чтобы понять, о чем ее они спрашивают. Когда смысл всех слов дошел до моего сознания, то удар оказался гораздо сильнее, чем от физического воздействия.
Это он? - спрашивали женщину. - Этот был у вас? Говори, а то отправишься за своим упрямым дедом! Ишь какой герой выискался, решил спасти русского, да еще и врал нам, а потом драться полез. Его пристрелили и тебя, если будешь молчать, пристрелим! А ему все равно не жить! Русских наемников мы не щадим!
Чего издеваетесь, суки, над женщиной! - вырвалось у меня, не мог я на такое смотреть. - Я это! Я! Отпустите ее! Она вам не противник! Пусть идет домой!
Но они, выслушав мои слова, лишь усмехнулись. А сами продолжили допрос женщины, требуя подтвердить, что она видела уже этого русского. То есть меня...
Значит деда убили, а он пытался меня как-то прикрыть, направить врагов в другую сторону. И это я виноват в его гибели. А сейчас могут убить и эту женщину, его жену! Зачем им нужно, чтобы она подтверждала, что я это я? Это и так ясно, что я и есть искомый объект. Без ее подтверждения. А вот оно что! Появился мужик с видеокамерой. Им нужен видеоматериал о русских наемниках воющих на стороне сербов и обижающих мирное население в Сараево. А уж как смонтировать запись, чтобы так и казалось телезрителям, они сумеют. И как тут вывернуться? Им даже не потребуется мое собственное признание, они заставляют обо всем рассказать Светану. Иначе и ее убьют, а я этого, ну никак, не хочу. Вот влип!
Тебе только нужно сказть, что этот русский был у вас в доме! Что он грабит жителей подъезда, кстати, он убил четверых хорватских граждан в вашем подъезде! Скажешь, и мы сразу тебя отпустим! Ну!
Усташа! Фашисты! Не предам память мужа! Убивайте! - и вдруг она так резко махнула рукой, что вышибла из рук оператора видеокамеру. Та полетела на асфальт. Оператор издал визг мелкой шавки, бросаясь за камерой. Светана попыталась его пнуть, но раздались выстрелы, разозлившие гвардейцы стали стрелять в женщину. Она упала не сразу, успев еще посмотреть на меня. В ее глазах читалась жалость. Умирая, она еще умидрялась жалеть меня. Меня — виновника гибели ее мужа и ее самой. И меня вновь пронзило болью. Не физической, но от этого еще более сильной.
Сербские фанатики! Четники! - выругался усатый командир «усташей». Потом спросил оператора, что с камерой, тот старательно ощупывал аппарат, проверяя работает или нет. Через некоторое время оператор облегченно вздохнул, сказав, что камера пострадал несильно и снимать может.
Теперь они будут заставлять меня признаться на видеокамеру, что я русский наемник. Будут заставлять признаваться в каких-либо военых преступлениях. Им нужен лишний повод, чтобы просить помощи у НАТО против сербов. Как они собираются допрашивать? Если понимать-то мы друг друга еще сможем, то разговаривать — это трудно. Разве что среди «усташей» найдется очередной бывший студент обучавшийся в Москве и хорошо знающий русский язык. Но такого, кажется, не наблюдается.
Гвардейцы начали допрос с Рады. Отвели ее в сторону, долго ее распрашивали, потом вернулись. Девушка смущенно посматривала на меня. Главный «усташ» что-то сказал, я не сумел понять его фразы.Оператор с любопытством уставился на меня и готовил камеру к съемке. Крепкая, зараза, даже после падения почти не пострадала.
Сейчас они будут тебя допрашивать. Если ты не будешь отвечать, то они убьют тебя, как и ту сербскую фанатичку, - сказала Рада, а потом, поясняя для меня, добавила от себя. - Извини, я вынуждена была согласиться переводить. Иначе они убьют и меня!
Я понимаю, - грустно улыбнулся я. - Но с ними разговаривать не буду. Пусть и не надеются. Переведи!
Рада перевела. Усатый командир злобно ощерился, потом, ругаясь, наставил пистолет на меня.
Если ты отказываешься, то он сейчас тебя пристрелит! - испуганно воскликнула Рада. - Им только нужно узнать, почему ты здесь оказался! Они ищут группу русских и сербских шпионов, которая занимается провокациями в мусульманских и хорватских селениях. Тебе нужно будет сказать, что ты из подобного отряда. И тебя отпустят! Они обещали!
Сказать на камеру? - попытался усмехнуться я.
Ну, да! Несколько слов, которые они тебе подскажут! И тебе гарантировано убежище на территории Хорватии. И, разумеется, жизнь! Тебе даже в тюрьму не отправят! Или, если захочешь, то отправишься на все четыре стороны!
Я по другому представлял свой путь к мировой известности и славе! - вновь усмехнулся я. - Передай им, что пусть идут в печку матерну!
Ого! - покраснела Рада. - Ты изучил наши ругательства!
Они не сложнее русских матов!
Рада постаралась перевести мой ответ как можно более деликатно, но и это взбесило допрашивающих, тем более они услыхали из моих слов знакомое ругательное словосочетание. Тут хорватский офицер стал проявлять признаки нетерпения, принялся потрясать пистолетом, орать, а потом выстрелил. Пока еще пугая. Пуля просвистела над моей головой.
- Да скажи им все, что они просят! - взмолилась Рада. _ А то он сейчас тебя убьет!
Н-нет, н-небуду я им н-нич-чего г-говорить! - слегка заикась, так как во рту мгновенно пересохло, сказал я и сглотнул. Огромное дуло пистолета смотрело мне в лоб, закрывая почти все остальное пространство. Я вздохнул, приготовиться не успевал, вспоминая слышанные когда-то молитвы и жалея, что когда-то несерьезно отнесся к их заучиванию. Хорошо хоть окреститься успел.
Хлопнули два выстрела подряд, щеку обожгло. Ствол напротив меня опустился, а потом пистолет упал на землю. Голова усатого превратилась в кровавое месиво. А потом затрещали автоматные очереди. Кто-то нападал на гвардейцев. Теперь только бы шальную пулю не получить. Я упал на асфальт, потянув за собой Раду. Неужели наши прорвались? Или какой-нибудь дерзкий рейд сербского спецназа, типа «Црвеных береток»? Хорватские гвардейцы, не ожидавшие нападения, в большинстве своем валялись на асфальте без признаков жизни. Кто-то пытался убежать, трое залегли и пытались отстреливаться. Нападавшие, как и гвардейцы, также носили черную форму. О, бляха муха! Из огня да в полымя! Это же «ласты» - спецназ мусульман-босняков «Черные ласточки». А может и не «Черные ласточки», а какой-нибудь другой отряд, что не имеет особого значения.От одних врагов — в лапы к другим врагам! Веселуха! Что-то из серии мультиков про барона Мюнгхаузена «Между крокодилом и львом». Только на этот аз история отнюдь не сказочная.
Бой через минуту закончился. Вроде бы двое гвардейцев успели убежать. Остальные были убиты. Но «муслики» в этом сомневались. Они подходили к лежащим телам и производили по контрольному выстрелу в голову. Я потихоньку пытался добраться до пистолета убитого хорватского командира. Если уж убьют, то хоть с оружием в руках, сражаясь погибать как-то приятнее. И не так обидно. Рада тихонько плакала. Я почти дотянулся до пистолета, как мне наступили на руку. Тяжелый берц американского образца придавил мою кисть к асфальту. Больно! Я испуганно подумал, как буду потом работать, если мне раздавят пальцы. Какой из меня будет специалист по мануальной терапии и неврологии? Хотя, наверно, скоро будет все равно...
Стэнд ап! - приказал нам обладатель тяжелых военных американских ботинок и расхохотался. Он тыкал мне дулом автомата в ребра, заставляя встать, ногой продолжая придавливать мою руку. Жуткое, унизительное положение...
С-сука! - вырвалось у меня, потом кое-что еще похлеще добавилось. Нарушил свой принцип — не матюгаться. На русском языке, имеется в виду.
О-о! - это кто-то еще подошел ко мне. После чего прозвучало в виде вопроса, но ответ на который уже известен. - Русский?!
Я предпочел промолчать. Ничего хорошего за подобное игнорирование не ожидая. Но подошедший «муслик» что-то сказал мордовороту в тяжелых берцах, тот, не без сожаления, отпустил меня. Подняться все же пришлось, и руки поднять тоже. Раду поставили рядом со мной. Рыжеватый, лысеющий босниец — сразу видно, что старший группы, принялся внимательно меня рассматривать. Рада заинтересовала его значительно меньше. Зато сильно заинтересовала его подчиненных. Как представительница другого пола. Притом очень и очень симпатичная. Такой интерес для Рады имел все шансы закончиться плохо.
В отличие от хорватских гвардейцев командир мусульман не рискнул долго задерживаться на улице. Наставив на нас автоматы и активно подталкивая, погнали в сторону третьего подъезда.
Собираются допрашивать там! - прошептала Рада. - А потом убьют! Хорошо если просто убьют...
Это точно! - мрачно согласился я. Приходилось мне видеть тех, над кем поиздевались моджахеды. Лучше уж сразу застрелиться! Сдирание кожи с живого и затягивание ее над головой жертвы — это в порядке вещей. Жаль, гранату, вместе с остальным оружием, отобрали ныне покойные хорватские гвардейцы, а то лучше бы подорваться с ее помощью. Пока нас гнали вверх по лестнице, я чувствовал предательскую слабость в ногах, даже пару раз из-за этого споткнулся о ступеньки, но удары прикладами автоматов возвращали мне теряемое равновесие. Раду конвоиры почти не трогали, но их алчущие взгляды не предвещали девушке ничего хорошего. Если бы не суровый командир «ласты» бы давно набросились на нее.
Нас довели до шестого этажа. Я вспомнил, как мы побывали на этом этаже в квартире наполненой мусульманскими детьми и женщинами. «Туда что ли ведут?» - мелькнуло в голове. Но нас завели в квартиру напротив. Грубо толкнули на запыленный, но еще вполне сохранившийся, диван. Приказали сидеть и ждать. Командир у них куда-то отлучился. Дай им волю, то нам, в лучшем случае, тут же горло перережут. И это в лучшем случае! Ожидание затянулось, и хоть ждать ничего хорошего не приходилось, все равно появилось желание какого-нибудь продолжения. Сидеть и придумывать разные ужасы — еще хуже. Очень у меня разыгралось воображение. Мысли о ближайшем будущем были одна другой хуже. В окно что ли сигануть. Это, конечно, шестой этаж, но зато буду меньше мучаться. Я искоса стал посматривать на окошко. Прикидывал, как удачней сигануть в оконный проем. Чуточку давало надежду то, что отряд состоял, вероятнее всего, из местных мусульман, арабских наемников не наблюдалось. Это тамошние моджахеды — большие любители позверствовать и отличались немыслимой крайней жестокостью.. Эти тоже добряками не выглядели, но все же вели себя сдержано.
Охранники посматривали на нас так, что дай им волю, то нам, в лучшем случае, тут же горло перережут. И это в лучшем случае!
Вошел командир мусульманского отряда, вместе с ним появился невысокий средних лет человек в толстых роговых очках и помятом костюме. Ботинкам его, также, явно не хватало чистки.
Я буду переводить, - смущенно улыбнувшись, на достаточно хорошем русском языке, произнес он. - Командир Ходжа пожелал поговорить с тобой, русский!
Не знаю, чем я могу быть интересен! - пожал плечами я. Ясно, что ничего на допросе ему не скажу. Но ведь пытать будут сволочи! Выдержу ли?
Не бойся, русский, - перевел мне слова командира Ходжи переводчик. - Командир сказал, что его не интересуют твои военные секреты, ему все равно, сколько в вашем отряде воинов, и чем они вооружены. Это мы узнем, когда это нам потребуется. Да и не хочется тратить время на преодоление твоего русского упрямства!
Чего ж вы тогда от меня хотите?
Как это говорят у вас русских — поговорить по душам. Или как это еще — поговорить за жизнь! - все это, разумеется, переводил переводчик.
За жизнь? - мне захотелось истерично расхохотаться, от такой излишне явной темы беседы, но я сдержался. Смеяться в этом случае явно не стоило.
Да. Просто хочется понять, что вам русским дома не сидится, что вам всем нужно? Чего вы везде лезете? Где ни война, там вы!
Да и ваши моджахеды тоже любят поползать по миру! - огрызнулся я.
Они защищают своих братьев по вере!
Тоже делаем и мы!
Среди вас множество безбожников! Как они могут защищать веру?
Ну уж нет! На войне неверующих не остается! - покачал головой я. - Даже те, кто говорил, что в Бога не верят, быстро начинают верить. Иначе не выжить! А я из казаков, следовательно — православный! Казаки — рыцари православия! Если слышал! И всегда пытались защищать православный люд! А иногда и ваших мусульман. Поэтому и стали когда-то Москву поддерживать, хотя в те времна ее бояр и правителей не особо любили.
Не слишком ли громкие слова! Видел я ваших казаков здесь! Пьяные буяны! Не ваши ли казаки разнесли после такой попойки тюрьму, куда их посадили, чтобы утихомирить сербские полицейские? Пьяные русские наемники влезли в чужую драку, чтобы потешить свое себялюбие, удовлетворить жажду крови! Это наша земля, а вы то зачем подставляете свои головы?
Хороши наемники, которые даже сто пятьдесят марок в месяц не получают. Этого на еду еле хватает! А что где-то сорвались, перебрали, то все в жизни бывает! Ваши атаки накачавшихся наркотиками бойцов выглядят еще глупее. Пяток наших валят десятки ваших наркоманов. Им, разумеется, ничего не страшно, но не за счет воинской доблести, а под воздействием анаши или героина. А мы не за деньги воюем!
Тем более. Я бы понял, если бы ваши воевали за большие деньги, за какие-то серьезные блага. А так — не понимаю! Даже прибывающие сюда моджахеды из арабских стран, воюют за хорошие деньги. Отряды посылаемые Изитбеговичем отлично снабжаются. Хорватские гвардейцы получают до трех тыся марок в месяц, это же не местные отряды ХВО, где собираются ополченцы для защиты своих селений! Хорваты активно собирают под свои знамена желающих повоевать со всех концев света. Наемники там тоже получают от трех до пяти тысяч марок. И лишь русские приезжают воевать ради какой-то малопонятной идеи славянского православного братства, чем пользуются сербские чиновники, которые постоянно вас обманывают.
Идея славянского братства нисколько не хуже идеи джихада! Только мы менее агресивны, нас не трогают, и мы ни кого не трогаем!
Да дурят вас всякие чиновники. И в России и здесь. Там и там обманывают. А вы все равно стараетесь. Зачем? Что сербские функционеры вас еще не успели обмануть? Платят честно?
Согласен, чиновничество и здесь в большинстве своем сволочное. Это-то я понимаю, но не ради их мы и приехали. Они не только нас обманывают, но и своих граждан, которых мы бы хотели защитить. У нас в России чиновники нисколько не лучше, но разве из-за этого мы не будем любить свою родину. Я не люблю наше правительство, но я всегда буду защищать свою страну. Так и здесь. Местных чиновников иногда хочется перестрелять, но простых сербов жалко. Хотя иногда достает слушать их стоны, что Россия их предала. Их предала не Россия, а те кто сейчас захватил власть в России и издевается над ее народом. Мы то находимся здесь и воюем, а не на диване перед телевизором отлеживаемся. Ничего, когда-нибудь справедливость восторжествует!
Во-во, вечный русский вопрос о справедливости. Я когда-то читал ваших Толстого с Достоевским. Нет смысла искать справедливость на земле. Она для всех своя! Ищи ее для себя. На небе Аллах или Христос определят потом меру справедливости и совершенных поступков.
Остается приступить к философскому диспуту. Готов попробовать, правда, я закончил медицинский институт, а не философский факультет! Но нас старались насытить и философскими дисциплинами.
Этот философский спор может стать бесконечным! Короче, вы русские и ищите тут у нас справедливости, а справедливость ваша на стороне сербов? Я правильно понимаю?
В принципе, правильно. Наши предки уже не зраз вступались за сербов.
И сербы этим беззастенчиво пользовались! А теперь большая мамка-Россия им ничем помочь не может, вот они и ноют! Как там у них говорится: «На небе — Бог, а на земле — Россия!»
Как-то у Сент-Экзюпери прозвучала фраза в «Маленьком Принце»: «Мы в ответе за тех кого приручили!»
Вы считает, что приручили?
Заставили поверить в свою мощь и покровительство — если правильнее сказать. А теперь бросили. Поэтому мне и стыдно за свое правительство, но не стыдно ни за Россию, ни за себя.
Вас ведь не государство отправило воевать?
Нет. Оно против нашего участия в судьбе сербского народа. Захватившие власть сейчас предают всех своих союзников. В том числе и сербов.
Зачем же вам это нужно? Семьи погибших моджахедов получат солидную компенсацию, семьи убитых хорватов будут получать пенсию, ставшие инвалидами также будут обеспечены государством, а вас-то что ждет? Со своей инвалидностью вы останетесь один на один в своей стране, убьют — ваши семьи ничего не получат.А произойти может всякое. Арестуют — получите срок за наемничество! Это вы меня удивляете, что являетесь такими странными наемниками, большинство из которых почти ничего не получает. Но убедить трибуналы, что вы — добровольцы, а не обычные «псы войны», у вас не получится! Они не захотят этого слушать. Им нужны именно наемники. Для обвинений. А ведь надо еще выжить на войне! Я давно хотел бы поговорить с кем-нибудь из ваших, потому что я с уважением отношусь к русской культуре, с удивлением взираю на ваших добровольцев столь непохожих на других воюющих солдат.
У нас тоже всякие попадаются! Но в большинстве своем едут воевать за идею. Да и сам видишь, что у нас на жизнь не заработаешь! Моя небольшая докторская зарплата в России будет даже побольше, чем могу получить здесь!
Так ты работаешь?Да еще и врачом? Не тот ли ты русский доктор, который лечит и своих и врагов? А еще ходит в разведки?
Да. А сюда приезжаю во время своего длинного отпуска.
Нет, вы русские — ненормальные! Все-таки вы удивительные люди. Фанатики-исламисты воспитываются с детства, но вы то не похожи на религиозных фанатиков!
Мы всякие! Это комсомолькое воспитание сказывается, наверное. Многие наши уже повоевали в Афганистане, Абхазии, Приднестровье, Осетии. Война для них — образ жизни, но они воюют не просто так, а защищая обиженных., защищая интересы Великой России. Да и православие я недавно принял вполне сознательно. Раньше родители меня окрестить не могли, чтобы не пострадать по партийной линии. Я теперь за православную Русь, включающую в себя великороссов, малоруссов и белоруссов..
То есть великоросские шовинисты?
Почему шовинисты? Просто — русские. Патриоты!
Кто-то сказал, что патриотизм — прибежище негодяев!
Эту фразу перевирают или говорят, не зная или не понимая подтекста. Ее сказал один английский джентльмен в 18 веке. И сказал он ее так:»Патриотизм — последнее прибежище негодяев!» Смысл ее таков, что, когда какой-нибудь гад пролетит по всем показателям, он постарается прикинуться патриотом, на самом деле таким совсем не являясь, а искусно маскируясь. Меня тут недавно объявили в своей области чуть-ли не главным фашистом, потому что я проводил турнир по русским единоборствам. Слово русский их напугало, а я еще и военно-патриотическим клубом руковожу. Не удивлюсь, что через несколько лет те, кто сейчас меня во всем этом обвиняет, будут изображать из себя суперпатриотов и будут кричать о любви к родине и делать, но только на бумаге, разные «патриотические» проекты. Для того чтобы, как говорят, полученные на патриотическое воспитание «бабки распилить».
Судя по всему у тебя не такая простая биография. Не экстремист ли ты? Нацист или расист?
- Что за глупости! Я — врач, и мне совершенно безразлично какого цвета кожи мой пациент или какой национальности. Я здесь спасал от смерти и сербов, и мусульман и хорватов.
Про твою врачебную деятельность я, как уже говорил, слышал. Но ты защищаешь сербов, которые убивают мусульман.
Сволочей везде хватает, но хорваты и мусульмане зверствуют не меньше! Но только, так называемое, «мировое сообщество» обвиняет во всем сербов. А я лично видел убитых и покалеченных хорватами и мусульманами сербских женщин и детей. Солдаты вашего людоеда Изитбеговича очень любят издеваться над людьми. С одного моего знакомого срезали с тела кожу и завязали ее в мешок над головой! А беременной сербке вспороли живот, чтобы она не родила, как они сказали, еще одного сербского солдата.
Это не наши! - смутился собеседник. - Это моджахеды Изитбеговича!
А вы-то чем лучше, если служите у него?
К счастью для меня и для тебя, русский, я не из отрядов этого псевдомусульманина Изитбеговича, а из Сил обороны Западной Босны, которыми командует Фикрет Абдич. А у него свои счеты к воякам Изитбеговича! Изитбегович со своими приспешниками извратил само понимание Корана. Мусульманство — религия не такая агрессивная, как ее пытаются преподнести. Мы предпочитаем защищаться, а не нападать. Еще раз скажу, что тебе повезло! Мы вместе с сербами уже воевали против Изитбеговича и «усташей»!
И вы надо мной еще продолжаете издеваться! - чуть не взорвался я. - Если бы я знал, что вы из Автономной Западной Боснии! Вместе с исламистами воевали, ваш полковник Делич при помощи сербов на город Цезин наступал.
Если помнишь, то отрряды Абдича в итоге были разбиты! Мы остатки его бойцов, которым теперь все равно с кем и против кого воевать. Нашей автономии больше нет, многие стали служить Изитбеговичу. Чисто условно мы тоже теперь находимся в подчинении командиров Изитбеговича. Есть, с недавних пор, в моем отряде и несколько ярых сторонников исламистов.
Моджахеды что ли? - радость от встречи с солдатами Абдича, стала резко затухать.
С этим тебе тоже повезло, русский! Моджахедов у нас почти нет! Сначала я все равно хотел тебя убить, иначе у меня могут возникнуть проблемы за связи с бывшими союзниками, как наемника оказавшегося на наших землях и залезшего в чужой конфликт, который тебя не касается. Но я тебя не убью! Наплевав на своего непосредственного командира, да и на всех командиров Изитбеговича вместе взятых. Но не только по старой памяти. И благодарить ты должен за это моих детей и ту шоколадку, которую ты им дал. Ты вел себя достойно в моей квартире. Если бы моя семья оставалась еще здесь, то я бы не отпустил тебя. Не позволил бы подвергать семью опасности. Нет, мы не из отряда «Черные ласточки», только формой похожи, но у нас тоже специальный отряд, но здесь я появился с единственной целью — забрать свою семью! Убить человека угостившего моих детей я не смогу и свои людям не разрешу! К тому же врача. И бывшего союзника. Поэтому живи, но в будущем не попадайся на поле боя! Там мне трудно будет уклоняться от приказов командования. Мне здесь еще жить, а наша автономия приказала долго жить. А вот с твоей подругой сложнее! На нее тут некоторые мои бойцы глаз положили, ей свою свободу отработать придется! И эти бойцы самые отъявленные исламисты. Им трудно будет отказать в законной, как они считают, добыче.
Если ты — мужчина и воин! - не выдержал я. - То сам понимаешь, что такая свобода и жизнь мне ни к чему! Как я потом буду жить с таким позором! Я не брошу ее здесь одну! И потом ты не хотел, чтобы тебя сравнивали с садистами-моджахедами из отрядов Изитбеговича!
Ты ей все равно не поможешь, а так еще и тебя убьют!Да и я пострадаю! - пояснил командир мусульманского отряда Ходжа. Но ему явно стало стыдно после моих слов. Превращаться после спора в злодея,.не только в человека, который когда-то отступился от своих принципов, но и просто в подонка Ходже явно не желалось. А он превращался . Даже если меня убить, осознание, что победа в споре будет отдана, а совесть замарана окончательно, никогда бы не покинула его памяти. Так по крайней мере мне показалось.
Мне это будет безразлично! Я вам глотки зубами грызть буду, даже если для этого придется вернуться с того света! Девушку не оставлю! - твердо произнес я, понимая, что это может плохо закончится, если чувство собственной безопасности в Ходже победит совесть.
Ладно, - нехотя согласился собеседник, говоря так больше для своих бойцов, чем для меня. - Убивать тебя мне неохота. Будем считать, что ты выдержал еще одно испытание. Наглость твоя подкупает! Забирай девку с собой и уходи! Только побыстрее, а то некоторые мои бойцы излишне горячие, и мне будет трудно их сдержать!
Рада испуганно следила за нашими переговорами, понимая, что ее может ожидать. Она почти не дышала, только при последних словах командира мусульманского отряда облегченно, но все так же осторожно, вздохнув. По приказу нас довольно грубо развязали. Охранники были явно недовольны таким решением командира, но спорить не рискнули. Он явно пользовался большим уважением. Скорее всего за свои военные таланты, да крепкие кулаки.
Я поспешно взял за руку Раду и торопливо повел к выходу, понимая, что лучше здесь не задерживаться. Ситуация рисковала измениться в любую минуту. И не в лучшую сторону.
Подождите! - раздалось в спину. Я еле удержался, чтобы не вздрогнуть. - Я хотел спросить, что пытались выведать у вас «усташи»? И что они из себя представляли, а то по нашим данным хорваты забросили сюда какой-то особый диверсионный отряд со спецзаданием? Не за вами же охотиться?
Не знаю точно. Но, по моему, они выполняют задание, чтобы еще сильнее стравить между собой сербов и мусульман. Есть у нас такие данные, и командует этими группами «усташей» некто по прозвищу Србска Смрт, но этой личности вроде там не было. Чего сами то никого из «усташей» в плен не взяли?
Увлеклись. Жаль, ничего нового ты не сказал. Нечто подобное слышал и я. В любом случае они получили по заслугам. Это еще одно очко в твою пользу. Идите!
Хорошо, - и мы продолжили путь к дверям. Оставаться более здесь не хотелось.
А спасибо сказать! - хохотнул командир. Теперь он казался себе великодушным и благородным, а это, иногда, так приятно.
Спасибо! И, надеюсь, прощайте! - надо было уходить, пока мой собеседник не поменял своего решения. Когда переводчик перевел смысл моих последних слов, то он заржал еще больше.
Ты, русский, наверно забыл или не слышал, что мы — воины Абдича вместе с вами воевали и против хорватов и против Изитбеговича. Вы и сербы ближе к нам, чем мусульмане Изитбеговича или вояки Атифа Дудаковича, не говоря уж про «усташей». Но мы проиграл, наши воины погибли или разбежались. Нас уговаривали перейти к Изитбеговичу. И мы сомневались, как поступить. Поэтому я так и разговаривал с тобой. Считай, что ты помог мне принять окончательное решение. Я уйду от Изитбеговича. Не хочу больше воевать, особенно в его рядах. Глядишь, удастся куда-нибудь перебраться подальше от этой крови и грязи, где живут тихо и мирно!
Его слова вселяли уверенность, но сомнения в упавших духом солдатах Фикрета Абдича оставались. И это было хорошо заметно. Наконец мы выскочили в коридор и захлопнули за собой дверь. Принялись быстро-быстро спускаться по ступенькам вниз. Ситуация еще не перестала быть опасной, можно было в любую минуту ожидать за собой погоню. Даже не по воле мусульманского офицера, а по личной инициативе кого-то из его солдат, пожелавших выслужиться перед Изитбеговичем. Это решило бы их проблемы, в том числе и в смысле финансов. А сейчас у меня и оружия-то никакого не было в наличии. Все изъяли, естественно не вернув назад. Быть тут безоружным — это все равно что ощущать себя голым зимой посреди людного проспекта. Это если вы, конечно, не эксгибиционист, а я таковым не являлся. Более всего мне жалко кавказкого кинжала, автоматов и пистолетов я насобираю еще кучу, а вот настощий кубачинский клинок, в ближайшее время, отыщу едва ли. Оставалась надежда, что какое-то оружие имело шанс сохраниться на месте уничтоженного хорватского отряда. Мусульмане сильно торопились покинуть открытое пространство, поэтому что-то могло и остаться.
Меня начинало потряхивать, только сейчас стало подступать осознание, что лишь неведомые силы удержали меня на земле. Шансов уцелеть почти не было, но я все-таки уцелел. Цепочка случайностей сложилась в ту веревочку, за которую удалось уцепиться и остаться на этом свете. Даже обычная шоколадка сыграла в этом свою роль. И только тогда я опять подумал, какой опасности из-за меня подверглась Рада. Первым желанием было отправить ее домой, чтобы больше не подвергать риску. Что я и попытался сделать, движимый расскаянием, но Рада отказалась уйти наотрез.
После всего, что произошло, я тебя ни за что не брошу. Но как ты не побоялся спорить из-за меня с командиром «мусликов»?
Интересно, а как бы я оставил тебя одну? Я бы себе никогда этого не простил, а с подобным грехом мне жизни бы больше не было!
Спасибо! - сказала Рада и с чувством поцеловала меня. Я опять пожалел о столь неподходящей обстановке для любви. Нет, нельзя так долго обходиться без женщины. Начинаешь быстро терять голову!
Мы выскочили из подъезда, я быстро пробежался по месту недавнего боя. Кроме луж крови ничего обнаружить не удалось. Трупы и то все перетащили. Когда я уже повернул к подъезду, то обнаружил штык-нож забытый кем-то. Хоть что-то! Подобрал его и заскочил вместе с Радой в шестой подъезд. Там мы перевели дух. Рада- молодец, после стольких потрясений она держалась очень стойко, без истерик. Казалось, что это я сорвусь раньше, чем она! Я же искренне пожалел, что у меня реквизировали все остатки медицинского спирта, глоток бы сейчас точно не помешал! Столько смертей за раз! Да еще и чувство вины за гибель деда Вуеслава и его жены Светаны! Я пытался себя успокоить — дескать, мол, война! Но успокоение не наступало. Сглаживало одно — это то, что я в любой миг могу к ним присоединится... Но это, как понимаете, слабое утешение.
Теперь оставалось задуматься, определиться, как дальше себя вести. Думать совсем не хотелось, было такое чувство, что совсем делать ничего не хочется, особенно думать ни о чем не хочется. Одно желание — упасть, закрыть глаза и ни о чем не размышлять и ничего не вспоминать. Так было бы легче. Противное состояние! Наверно, именно при таком душевном настрое и спиваются русские интеллигенты. Останавливало присутствие Рады. Она то почему должна страдать от моих душевных переживаний? Ей и так хватило!. Подобные мысли меня встряхнули. Но как теперь, имея из оружия один штык-нож, искать американского снайпера? И еще непонятно, на кого работает «янки» - на «усташей» или «мусликов»? Так, после того, как я стал думать о еще невыполненной задаче, сразу значительно полегчало. Еще немного, и я окончательно пришел в сознание. Главное — это выполнить свою задачу! Я бы все отдал, чтобы оказаться на своей территории, чтобы не видеть этот проклятый дом. Но это было не реально. Чтобы покинуть его, мне просто необходимо выцепить этого «янки»-снайпера, а теперь не только ради спасения своей жизни, а для того чтобы, гибель Вуеслава и его жены Светаны оказалась ненапрасной! То есть, я придумал себе оправдание, но для этого надо будет решить задачу. Вот только как?Не до сомнений! Сейчас главное — действовать! Не киснуть! Единственное, что пока приходило на ум — это продолжение обхода квартир. Если честно, то мне уже казалась, что все эти перемещения по подъездам и обыскивание квартир серьезного смысла не имеют. Бесполезное перемещение! Но и придумать что-то другое не удавалось. Других методов решения задачи я не знал, как и не знал имеет ли вообще какое-то решение эта задача. Оставалось проверить еще почти полторы сотни квартир. А еще оставалась часть чердака и подвал. Американец со снайперской винтовкой начинал казаться мне полумифческим персонажем. Может он всего лишь легенда, такая же, как «правдивые» истории хорватских и западных журналистах о сербских «зверствах» и о «тысячах русских наемников» воюющих на сербской стороне?
Но ведь кто-то регулярно обстреливал сербскую территорию Сараево и убивал и калечил людей! Этот убивающий снайпер был отнюдь не мифическим персонажем. Даже если он и не американец, то все равно его необходимо отыскать и обезвредить. И я постараюсь это совершить! Ага, совершить... С одним штык-ножом от автомата Калашникова! Как-то и самому не верится. Если я нарвусь на головорезов из отрядов Изитбеговича, а не Абдича, как недавно, то в этом случае меня ждет самая что ни на есть печальная участь. А потом, нельзя забывать, что где-то бродят остатки «усташей», да и второй раз командиру Ходже попадаться совсем не хочется. Навряд ли меня встретят особо сердечно. По крайней мере, некоторые бойцы из его отряда. Второй раз эксперементировать не стоит!
И все-таки я, а за мной Рада, принялись подниматься по ступенькам вверх. Теперь — не останавливаться! Время идет, отдыхать некогда! В определенном смысле я, как человек профессионально владеющий холодным оружием, со штык-ножом чувствовал себя даже более уверенно, чем с огнестрельным, так как снайперских способностей за мной никогда не отмечалось. Но, увы, сейчас приемы рукопашного боя и фехтования в нынешних войнах используются редко. Враги-то предпочитают огнестрельное оружие. Когда по тебе палят из всех видов огнестрельного оружия, то добежать до противника и схватиться с ним в индивидуальном бою практически невозможно. Остается только с грустью вспоминать о рыцарских временах, когда победа зависела от индивидуальных возможностей супротивников. Теперь же, когда случайная пуля может поразить любого героя, о честных поединках лучше и не вспоминать, чтобы не травмировать нервную систему. Что с того, что я мастер спорта по фехтованию на саблях, что в историческом фехтовании являюсь одним из лучших бойцов, если обычная пуля остановит великого воина. Не зря, когда появился арбалет из которого мог выстрелить любой и случайно убить любого, даже самого великого воина, кто-то сказал, что рыцарским временам пришел конец. Помните, какой-то случайный арбалетчик убил великого воина, которым являлся Ричард Львиное Сердце. Его умение сражаться не спасло от шального арбалетного болта. А сейчас-то, когда роем вьющиеся пули косят всех направо и налево, надеяться на свои способности еще сложнее. Это в голивудских боевиках герой метко палит, держа в одной руке автомат, а то и пулемет, разя врагов десятками, а они в него попасть не могут. Но жизнь не кино, а враги умеют стрелять, обычно, не хуже тебя. Элемент случайности тоже исключать нельзя. Иногда, везение — это то, что тебя спасает в экстремальной ситуации, но оно не может длится вечно. Или может?
11.
Во всем подъезде мы обнаружили пару семей, которые испуганно пережидали боевые действия, не имея возможности куда-то перебежать, укрыться в каком-либо селе, пережидая обострение боевых действий. Одна семья оказалась мусульманская, а вторая — сербская. Обе семьи встретили нас испуганно-дружелюбно, опасаясь, но и на что-то надеясь. Скорее всего — это было любопытство, надежда выяснить что-то хорошее. Например, услышать, что воюющие стороны замирились. На самом деле, большинству населения в зоне боевых действий было не сильно интересно, кто победит, а лишь бы перестали стрелять, а потом сильно не обижали. Люди же не воевали, а просто выживали посреди этой войны, крови и грязи. И их трудно осуждать за такие настроения. И вообще, грустно все это. До недавнего времени все эти враги жили рядом, вместе отмечали праздники, работали вместе. И неожиданно стали врагами, благодаря провокациям «мирового сообщества», распределению земель без учета национальных факторов, то есть фитилю под бочкой с порохом заложенному Броз Тито, который сыграл в этом ту же роль, что и Хрущов в России, отдавший часть территорий России, в частности, Крым Украине. И теперь бывшие соседи грызут друг другу глотки. Чем бы это кончилось в другой ситуации сложно сказать, но НАТО во главе с США подсуетилось, чтобы эти проблемы не кончились в пользу сербов. Россию необходимо было лишить ее последних союзников, а предатель из российского МИДа г-н(именно г-н, чтобы ничего по резче не говорить) Козырев активно постарался, чтобы никакой поддержки Сербии не возникло. Такого позорище Россия еще не испытывала. Одно не понятно, почему этот предатель до сих пор себя вольготно чувствует, а не сидит в тюрьме? Впрочем, об этом я уже размышлял.
Я не удержался и пораспросил семьи в квартирах об их мнении относительно происходящего в бывшей Югославии. Я через призму югославских событий пытался взглянуть на происходящее в родной стране. На тот бардак, который разрушал все, что мне когда-то нравилось. Моя ранняя молодость пришлась на период перстройки, когда выступления Горбачева внушали надежду на перемену к лучшему. А чем все кончилось? Распадом державы! Я не был поклонником Сталина, считал, что он много сделал не так, но понимал, что та кровь, мучения, страдания, все-таки привели к становлению мощного государства, которое уважали и боялись, граждан которого не рисковали обидеть за границей, понимая, что вся сила СССР за его спиной. А на что же похожа теперь некогда великая страна? Получается, все жертвы напрасны? Может и не стоит возвеличивать Сталина, но сохранить достижения страны необходимо было. Что-то, если не нравится, подправить, но не рубить все под корень. Кстати, мы — казаки, уважали Иосифа Виссарионовича больше всего за то, что он ликвидировал главного врага казачества из двух злодеев времен Октябрьской революции и Гражданской войны, кроме Свердлова, вовремя почившего в бозе, — Троцкого. Единственно что нам не понравилось, что, к сожалению, он не ликвидировал его раньше! Лучше всего бы где-нибудь в 1917 году. Тогда, может быть, СССР бы и сохранился под защитой казачьего народа. Сталин, при всех его тиранских замашках, понял, что без казаков сложно выигрывать войны и бросился реабилитировать казачество. Великая Отечественная война показало, что он был прав!
Люди в квартирах, видя, что я человек не агрессивный, к тому же подчеркивание моей медицинской сущности здорово помогало, потихоньку разговаривались. В мусульманской семье пришлось и как доктору поработать, у одного ребенка живот разболелся, осмотрев его, я пришел к выводу, что ничего серьезного не произошло, хватило активированного угля и ферментов, чтобы привести его в порядок. И неожиданно бабушка этого ребенка проговорилась про американца, которого им приводили в гости. Тому захотелось пообщаться с оставшими в Сараево мусульманскими семействами. Он приходил с четырьмя охранниками из «Черных ласточек», в сопровождении какого-то полевого командира из отряда арабских моджахедов и чиновника из мусульманского анклава Сараево. Американец, выпив вместе с чиновником, бутылку виски, громко хвастался, что он меткий стрелок, который убивал еще «узкоглазых» во Вьетнаме, а здесь приехал помогать сербским мусульманам, защищать их от злобных сербов. «Я уже десятка три ваших врагов уничтожил!» - похвалялся американец.
Где он может сейчас быть? - не удержался от вопроса я.
В соседнем подъезде! Там когда-то жил большой городской чиновник! Сейчас он где-то в штабе у Изитбеговича, в этой квартире и не появляется. У него очень хорошо обородованная квартира была. В дополнение ко всему джакузи имелось, хотя сейчас, когда нет воды, это не имеет особого значения. Зато мебель дорогая. Там и поселили этого американца! - пояснила бабка. Я чуть не стукнул себя по голове. Это ж надо было так тупить мне! Не догадаться, что американские вояки так привыкли к комфорту, что постараются устроиться как можно с большими удобствами! Надо было сразу искать наиболее благоустроенную квартиру. Не зря мы раньше посмеивались над американскими «порскими пехотинцами» во время войны в Персидском заливе, которые отказывались воевать, если им не завозили мороженного. А тут его должны были пристроить со всеми удобствами, как приехавшего развлекаться со снайперской винтовкой туриста. В перерывах между выстрелами он должен расслабляться и не испытывать никаких неудобств. Эх, сразу бы сообразить! И пораспрашивать про самых богатых и высокопоставленных жильцов этого дома, а не тыкаться, как слепые котята!
А в какой квартире этот чиновник проживал? Номер не помните? - стараясь скрыть охватившее нервное возбуждение, дабы не выдать излишней заинтересованности, спросил я.
Номер-то не помню, он где-то на пятом или шестом этаже жил. Весь этаж в подъезде занимал. Все четыре квартиры в одну объединил! Одна — здоровенная получилась!
Нечто подобное делали и подразбогатевшие граждане в России. Некоторые отхватывали сразу по несколько этажей, превращая все в одну свою квартиру. Что ж, эта информация все равно значительно облегчает поиски. Такую квартиру пропустить сложно. Единственное, что надо учитывать, так это то, что в этой шикарной квартире американец лишь отдыхает. Из нее-то он вряд ли стреляет, а то ему быстро смогут подпортить аппартаменты. Если засекут снайпера, то по окнам шандарахнут из автоматов и пулеметов, а то и из гранатометов постараются все внутренности жилища разворотить. А другой такой богатой квартиры с удобствами так легко не сыскать. У американского снайпера, конечно, в арсенале может легко обнаружится прибор ночного видения, но ночью охоту вести не очень эффективно, да и спать хочется, поэтому ближе к ужину он должен будет вернуться в квартиру на трапезу. А то, не дай Бог, гастрит заработает! О здоровье, гад, тоже, наверняка, заботится!
Рада, находившаяся со мной, во время всех этих разговоров, так крепко вцепилась в мою руку, услышав про американского снайпера, словно решила ниеогда со мной не расставаться. Но, на удивление, она принялась отговаривать меня от похода в соседний подъезд. Это я должен был ей говорить, что теперь справлюсь один, так как знаю, где находится нужный мне объект, а Раде совсем нет нужды рисковать. Она итак сделала для меня слишком много, рискуя жизнью. А уж мне-то совсем смешно останавливаться в двух шагах от намеченной цели!
Куды ты пойдешь с одним ножиком? Тебя просто убьют! Не будь сумасшедшим! Это глупо и бессмысленно! Я тебе не позволю, так глупо погибнуть! - твердила она со слезами на глазах. И я растерялся. В ее словах действительно было немало правды, но и пережить еще один день в этом доме почти не представлялось мне возможным. Забиться в какую-нибудь квартирку побезопаснее и ждать у моря погоды? Умирать от голода и жажды, не смея и носа высунуть из под кухонного стола? Каждую минуту ожидая, что заявятся враги, которые так любят обшаривать дома. А они когда-нибудь да заявятся! Как там говорится: «Сколь веревочке не виться, а конец все равно придет». Лучше уж испытать судьбу. Тем более, что в подъезде — это совсем не то, что на открытом пространстве. Можно и рискнуть!
Это я попытался объяснить девушке, которая в упор отказывалась меня слушать. Упрямства ей было не занимать. Как и мне. Но все-таки она поняла, что меня от этой безумной затеи не отговорить. Буркнула под нос что-то вроде: «Ну, сам тогда виноват!» После чего прекратила свои настаивания. Затем я долго и упорно принялся уговаривать Раду не ходить со мной, перестать рисковать жизнью. Но она тоже никак не уговаривалась. Она мотала головой и твердила, что будет со мной. Что она тоже должна добраться до этого американского снайпера, раз так решил я. Если я иду, то и она со мной и от решения не откажется ни за что.
Ладно, - сдался я. - При условии, что ты будешь ждать меня внизу в подъезде, пока я не позову! Согласна?
Пусть будет так! - недовольно буркнула она, но больше ни о чем спорить и ничего доказывать не стала.
Вечерело. Первый день моего пребывания в этом доме подходил к концу. Даже не верилось, что это проходил всего лишь первый день. Такое ощущение, что я здесь чуть ли не испокон веков, а с Радой познакомился давным-давно. Лет пять. Трудно сказать, имело ли то чувство, которое я к ней испытывал что-то общее с любовью, но она казалась мне почти родной, столько всего пришлось пережить вместе за этот день, что просто по другому и быть не могло. «Интересно, - подумал я. - а что думает Рада по поводу меня?» Судя по всему, я ей тоже стал небезразличен.
В темноте из подъезда в подъезд перебираться легче, в том смысле, что заметить сложнее. Окна не светятся, фонарей на улицах нет. Изредка освещают улицы осветительные ракеты, трассирующие пули, вспышки от разрывов. Иногда используются прожектора, но это совсем в крайних случаях. Если где-то включить прожектор, то сразу же найдутся десятки желающих погасить его с помощью различных видов стрелкового оружия, а кто-то не пожалеет выстрелов из гранатомета или тромблонов. А ночи в Сараево темные, южные, почти ничего на улицах не видать. Бывают, конечно, дни, когда горят дома, тогда зарева пожарищ пробивают тьму. А пока оставалось надеяться на свет звезд и луны. В квартирах обычно, занавесив окна плотной тканью, зажигали свечи или различные, зачастую самодельные, светильники. Но я то сейчас буду лишен любой возможности как-нибудь осветить свой путь. Это создавало дополнительные трудности. Ведь ясно же, что янки должен как-то обезопасить свой ночной отдых Ему легче всего поставить растяжку или установить противопехотные мины - «паштеты», которые к серьезным разрушениям в подъезде не приведут, а нарвавшегося на них сделают инвалидом, с которым потом делай что хошь. Тут даже если пострадает местный мирный житель, то — ничего страшного. Война все спишет! Но мне этим инвалидом становится не хотелось. Надо будет как-то соблюсти осторожность. А ведь даже зажигалкой не воспользоваться. Вместо мин и растяжек в темноте могут затаиться охранники, которые заботятся, как заправские бодигарды, о жизни и здоровье американского снайпера. Но зато огнестрельное оружие в темноте более безопасно для меня. Попасть то сложнее. Мне столько лет тренировашемуся на различных видах холодного оружия — саблях, шпагах, рапирах, мечах, кинжалах, топорах, чеканах и копьях, совсем не пугала, точнее не слишком пугала, перспектива сразиться с врагом на ножах. Пусть даже и в темноте. О том, что мне придется втыкать штык-нож в тело живого человека, я в этот момент совсем не задумывался. А это совсем не то, что посылать пули во врага находящегося на расстоянии, когда четко не знаешь — твоя ли пуля его поразила,когда не видишь его глаз, не чувствуешь его дыхания. Но об этом я задумался несколько позже. Сейчас я, а вслед за мной Рада, осторожно переходили по улице из подъезда в подъезд. Так, теперь главное — осторожно открыть дверь, чтобы она не скрипнула. Войти и подождать, прислушиваясь, стараясь оценить обстановку. Что мы и сделали. Забравшись в подъезд, я неожиданно на что-то наступил, в душе сразу екнуло, почудилось, что это «паштет», но тут же отлегло. Это что-то по форме и размерам сильно отличалось от противопехотных мин или чего-либо подобного. Я рискнул наклониться и поднять, на ощуп сразу стало понятно, что это бумажник, причем не пустой, а с бумажками, которые по размерам и форме были денежными купюрами и с плоскими кругляшами монет в другом отделении бумажника. Но находке радоваться было некогда. Я сунул бумажник в карман брюк, что это за валюта рассмотреть не удалось Мешала темнота в подъезде. Было сравнительно тихо. Мы простояли минут пять вслушиваясь в темноту, и давая привыкнутьк ней глазам. Через некоторое время что-то, пусть и слабо, стало удаваться различать. Все-таки свет луны и звезд проникал сквозь окна. Я знаком приказал Раде ждать внизу, после чего медленно-медленно принялся подниматься вверх. Наверно, это можно сравнить с тем, как археолог щеточкой осторожно очищает древнуюю и хрупкую археологическую находку, стараясь ее не повредить. Я же, поспешными движениями, старался не повредить себя и себе. Я почти двадцать минут поднимался до второго этажа. Зато поднимался, действительно, совсем не слышно. Проблемой было только мое желание плюнуть на все и подниматься быстрее. Но пока удавалось себя сдерживать. Так, соблюдая всяческую предосторожность, я сумел подняться до четвертого этажа. И тут почувствовал сладковатый запах гашиша. Кто-то на пятом этаже самозабвенно тянул «травку», значит, я добрался до места назначения! Это наверняка курят «турчины» охраняющие американца. Сколько раз отряды мусульман, «обкуренные» и «обдолбанные» за годы войны на Балканах штурмовали в лоб сербские позиции, теряя при этом десятки, а то и сотни своих бойцов. Такие атаки были в порядке вещей. Страха то они не ведали и перли в атаку «волна» за «волной», но от пуль это их не спасало.
Охранник наверху расслаблялся, попыхивая «косяком». Сам я никогда наркотиками не баловался, не испытывал никакого желания, считал гадостью. Как-то после ранения мне вкололи промедол, но он вызвал у меня только желание блевать, да еще сильное головокружение. Это было для меня таким неприятным состоянием, что я предпочел отказаться от повторных инъекций. Чувствовать боль для меня оказалось предпочтительным, чем пребывать в столь противном состоянии. Но зато оказываться в компании марихуанщиков, особенно здесь на войне, мне довелось побывать не раз, поэтому запах этот оказался знакомым.
Курильщик, тем временем, позвал своего напарника. Что он сказал, я не понял. Судя по всему, это были не югославские мусульмане - «бошняки», а прибывшие моджахеды. Ни арабского, ни афганского языка я не изучал, поэтому национальность часовых определить не сумел. Но собственно, какая разница? Не они меня интересовали. Точнее интересовали, как препятствие, которое необходимо будет устранить. И это очень хорошо, что они обкурились! Им сейчас не до меня, не до возможных врагов, которых они с удовольствием порежут на куски и сейчас, но не применяя никаких усилий.
С духом собраться, настроиться, поудобнее взяться за штык-нож, сделать несколько тихих шагов, оттолкнуться и... Рывок! В верх по ступеням навстречу противникам, которым, что человека, что барана зарезать — все едино.
Моджахедов, на мою беду, там оказалось двое, второй спустился с шестого этажа, чтобы попыхать «косяки» вместе. Именно эти огоньки «косяков» указали на месторасположение противников, освещая красноватым светом бородатые лица. Они успели заметить меня, схватились за автоматы, но опоздали. Не зря я когда-то учился сбивать саблей на лету монеты. А бывло и по две сразу. Два быстрых и плавных обводящих удара в область шеи тому и другому. И оба тела, засипев, свалились мне под ноги. И в этот момент, когда кровь одного брызнула мне в лицо, меня передернуло. Хорошо, что я не задумался об этом раньше, иначе не хватило бы духу наносить смертельные удары!
Я не стал рассматривать дежащие на полу тела своих жертв, понимая, что травмировать себя не стоит. Тут самое основное — достичь янки-снайпера, а все остальное выступает приложением к этому. Вопрос в том, что стоит еще ожидать в темноте, а также, сколько еще у америкоса модет оказаться охранников. Если их не два, а больше, может даже намного больше? Но считать и прикидывать было некогда. Я поспешил на шестой этаж, надеясь, что все произошедшее не вызвало излишнего шума. До шестого этажа я поднялся без проблем. Похоже, что все вырисовывалось, так как нужно. На шестом этаже оказалась всего одна дверь. Места, где раньше располагались двери в другие квартиры, были замурованы напрочь. Сразу становилось понятным, что из нескольких квартир оборудовали одну - для большого человека. Вот в нее то мне и предстояло вломиться. Ни звонить, в связи с отсутствием электричества, ни стучать, чтобы не взбаламутить находящихся в квартире, я не собирался. Зачем производить бессмысленные, совершенно бесполезные, что я успел уяснить в этой ситуации, телодвижения.
Присмотревшись к двери, я решил предпринять экстреннные меры, имея теперь при себе трофейное оружие — М16 и АК-47. Это я добыл у убитых мной моджахедов, вместе с пистолетом ТТ югославского производства. Или китайского? Пистолет я засунул за пазуху, автоматическую винтовку М16 повесил на плечо, а автомат Калашникова, как наиболее мне известный и проверенный, взял на изготовку. Теперь оставалось определиться, каким способом лучше проникнуть внутрь квартиры. Вариантов имелось несколько. От обычного вышибания двери, до подзывания американца на моем ломанном английском. Английский я после школы и института помнил вполне прилично, почти все понимал, мог читать английские газеты без словаря, вот только практика разговорной речи сильно хромала. Вряд ли моджахеды совсем хорошо говорили по английски, но рисковать все же не стоило. И я пришел к самому банальному решению. Не уверен, что это было особо разумным, но время поджимало. Я опасался, что тела моджахедов обнаружат, и тогда положение мое станет совсем тяжким, чего не хотелось бы. Поэтому я просто выпустил короткую очередь по замку, вызвав несколько опасных рикошетов, но меня, по счастью не зацепило, после чего вынес дверь. Понадеялся, что за выстрелами и очередями, которые периодически звучали в Сараево, на эти выстрелы никто из жителей не обратит внимания. Конечно, расчитывать на то, что и янки никак не среагирует, не приходилось. Да я на это и не надеялся.
Меня спасло то, что автомат я держал на изготовку. В квартире оказалось умеренное освещение, за счет ряда электрических светильников, окна же были крепко закупорены черной тканью. В прихожей на кресле отдыхал еще один моджахед. Он, судя по всему дремал, положив автомат на колени, но когда я ворвался, то охранник успел схватить автомат. Я только на долю секунды успел его опередить, так как мой автомат был уже в полной боевой готовности сразу.
Ху из ит (кто там?)? - раздался испуганный крик из ближайшей комнаты. Туда я и ворвался, готовый крушить все и вся, опасаясь пули навстречу. Но янки, спавший более крепко, только еще тянулся к своей снайперской винтовке. Увидев меня, он прекратил свои движения на полпути. Рисковать под дулом автомата он не захотел. И просто поднял руки, изображая покорность судьбе. Выражение его физиономии оставляло желать лучшего.
Ит из е дэд(это твоя смерть)! - мрачно заявил я в ответ на его вопрос. Он, правда, теперь не ждал ответа и вопроса более не повторял. Американец побледнел. Он выглядел почти как герой Сталлоне из фильма «Рэмбо 3», разве что волосы светлые. Такой весь из себя крепкий мужчина средних лет, с квадратным подбородком, с хорошей прической, в натовском камуфляже, который он не стал снимать и на ночь. Все-таки расслаблялся не до конца. Так и выглядят «крутые американские парни» из «зеленых беретов» или морской пехоты, судя по голливудским боевикам. До типажа Джеймса Бонда ему явно чего-то не хватало. Какой-то изюминки!
Он тут же принялся говорить, что он гражданин США и находится под защитой звездно-полосатого флага, стал требовать, чтобы его отвезли в американское консульство.
Я же думал о том, как бы доставить его на наши позиции, чтобы журналисты продемонстрировали миру американского снайпера, который занимался охотой на мирных сербских граждан в Сараево. Вот это было бы здорово!
Тут кто-то сунулся в квартиру. Я чуть не разрядил в вошедшего автоматный рожок, но вовремя остановился. Это в квартиру впорхнула Рада.
Ты что сдурела! - почти закричал на нее я. - Ты где должна была меня ждать? Я чуть тебя не грохнул!
Не кричи! - серьезно заявила она. - К этому американцу у меня свои счеты. Мне он очень нужен!
Зачем? - растерялся я. На что-то подобное Рада неоднократно намекала, но я в серьез ее заявления не воспринимал, считая это чем-то сродни с аллегорическими высказываниями.
Надо. Скоро сам все узнаешь! - не стала отвечать Рада. - Ты лучше взгляни на этого американца повнимательней. А то пропустишь самое интересное.
Что за неожиданный сюрприз? - что-то во всем этом не не нравилось, но понять в чем подвох я сумел.
Ты посмотри! Тогда поймешь! - Рада была лихорадочно возбуждена. Я бы подумал, что она собирается пристрелисть американца, но у нее никакого оружия в руках не было, кроме куска арматуры. Но в данном случае я всегда бы успел ее остановить, американца требовалось во что бы то ни стало доставить на наши позиции. И, естественно, живым. Иначе, как он будет давать показания. Это решение я принял твердо.
Я недоуменно возрился на янки, пытаясь рассмотреть то, на что намекала Рада, но ничего особенного не заметил. И буквально через секунду что-то тяжелое обрушилось на мой затылок, и я погрузился во тьму.
12.
Сознание возращалось медленно. Тошнило, голова гудела, затылок болел, волосы на зытылке слиплись, видимо от крови. Прислушался, прежде чем открыть глаза, в комнате разговаривали. Причем довольно оживленно. И на английском. В дальнейшем пойдет текст разговора, так как я его понимал. Кажется, я не так и долго лежал без сознания. Скорее всего несколько минут, связать меня, однако же, успели. Но только руки. Кто же меня так крепко долбанул по голове? В самый простой ответ не хотелось верить...
Зачем я вам понадобился? - спросил янки.
Я вас специально искала по заданию своего командования! - Рада умела бойко говорить и по английски. Я после того, как услышал ее голос, совсем перестал обращать внимание боль в затылке. В происходящее просто нехотелось верить.Но это происходило...
Я и так уже работаю на мусульманское руководство Сараево. Можете меня звать Джон Бонд. Или просто — Бонд! - Имя и фамилия ясно, что не подлинные, но американец решил сострить, подстраиваясь под известного героя Яна Флеминга из знаменитой серии фильмов об агенте 007, но Рада шутку то ли не поняла, то ли не приняла.
Я представляю специальный отряд хорватского правительства. Меня зовут Рада Смертич, я капитан хорватской гвардии. Друзья и враги прозвали меня Србска Смрт! - отозвалась она самым серьезным голосом, повергая меня своими словами почти что в нокаут.
Сербская Смерть — оригинальное имя для красивой девушки! -рассмеялся американец. - В это я готов поверить, после того как увидел ваш удар по голове этого сербского злодея!
Он не — серб! Он — русский!
Русский? - и голос американца изменился. - Их КГБ стал охотиться за мной?
Во-первых, у русских уже несколько лет нет КГБ, а во-вторых, он просто врач из отряда русских наемников, что окопались по ту сторону улицы. Впрочем, я сейчас и сама задумалась, а не агент ли он русской разведки, больно уж везуч и хорошо владеет холодным оружием. Но в том, что он врач тоже можно не сомневаться. Я сама видела его работу! Но тут одно другому не мешает. Почему бы врачу не быть агентом русской разведки? Но мы отошли в сторону от моего задания. Мне поручено предложить вам серьезную работу на наше правительство. Она будет очень хорошо оплачена. Нам нужен отличный снайпер, каким вы и являетесь.
И о какой же сумме идет речь?
Ориентировочно речь идет о ста тысячах долларах. Но более точно вам скажет майор Мирослав Фридман, он поджидает нас в соседнем подъезде с группой гвардейцев.
И какое задание мне предстоит выполнить?
Это мне также не известно. Мне было поручено лишь отыскать вас и организовать встречу с представителями нашей разведки. Наверно, надо будет подстрелить какого-нибудь сербского военного преступника из числа генералов или воевод. Короче, скоро узнаете.
Любопытно. А что же скажу своим мусульманским работодателям?
Ничего. У нас с ними не особенно дружеские взаимоотношения. Сегодня днем, правда это были другие подразделения мусульман, я чуть не лишилась жизни. Спасло еще то, что они не догадались, кто я. Они наши враги, как и сербы.
А откуда у вас такая ненависть к сербам? Такое жуткое прозвище?
Они убили моего отца и брата! Мы, между прочим, когда-то жили именно в этом доме, - глухо сказала Рада, мне почему-то на память пришли фотографии одной из квартир первого подъезда после этих ее слов. - И я поклялась им отомстить!Поэтому и придумала себе такое прозвище! И пришла в отряд, где командовал мой отец и служил мой брат! В память об их заслугах мне дали звание капитана! Я буду им мстить!
И многих уже убили?
К сожалению, пока нет! - в голосе Рады действительно сквозило сожаление. - Но ожидается усиление военных действий, у меня еще будет возможность выполнить свое обещание!
Опасная вы девушка, как я погляжу! Ладно, вы меня заинтересовали. Я готов встретиться с вашим руководством. Но мне могут помешать мои мусульманские бодигарды. Кстати, как вам удалось проскочить мимо них? Они форменные звери, воевали еще в Афганистане против Советов, резали советским шурави глотки (это было несвоевременно, но мне на душе от этих слов стало полегче. Было за что убивать этих моджахедов)!
Я видела их трупы. Это русский доктор вспорол им глотки. Наверно со скальпелем натренировался.
Ого! И вы после этого будет говорить, что он не из КГБ, или как там она теперь ув русских называется?
Недавно еще прозывалась ФСК, сейчас вроде бы ФСБ, а еще у них есть СВР — служба внешей разведки, а также ГРУ — генеральное разведуправление.
У вас большие познания в этом вопросе. Специально изучали русские шпионские службы?
Я должна соответствовать своему званию капитана диверсионного отряда хорватской гвардии. К тому же я еще недавно училась в Москве.
И как там русские?
Они разные. Встречала всяких. Есть и хорошие, но их наемники поддерживают наших врагов, поэтому они тоже враги. И этот доктор, следовательно, вместе с ними. Как ни жаль!
Понятно. Когда надо будет идти?
Сейчас подойдут мои бойцы. Я отправила им радиосигнал. С минуты на минуту будут здесь.
Действительно, примерно через пару минут, как я разглядел через ресницы, появилось четверо солдат в натовском камуфляже без знаков различия. В этом случае решено было не выпячивать свою хорватскую принадлежность. В голове промелькнула мысль о том, какой я был дурак, не понявший, что Рада не просто несчастная девушка застигнутая в Сараево войной. Столько моментов нашего общения могли вызвать подозрения, а я просто ничего не замечал. Не то меня в ней заинтересовало. Но заниматься самоедством не имелось ни времени, ни желания. Вместо этого я попробовал развязаться, проверил на прочность путы на своих руках, но безрезультатно, связали надежно, со знанием дела.
Майор Фридман ждет! - после короткой беседы с появившимися солдатами сообщила американцу капитан Рада Смертич.
Я готов к встрече! - отозвался американец Джон. - Надо только убить русского шпиона. Я с удовольствием сам это сделаю. Хороший враг — мертвый враг! Так говорили еще наши предки, освобождая просторы нашей великой Америки от надоедливых индейцев!
Нет. Этот русский — мой пленник, и я прикончу его сама. Но у меня к нему остаются некоторые вопросы. И мне нужно будет задать их ему напоследок, но без свидетелей, поэтому можете двигаться на встречу с майором Фридманом, солдаты вас отведут, а я к вам присоединюсь позднее. Не беспокойтесь, он связан, а стрелять я умею.
Как хотите, миледи! Желание дамы — закон! - американец Джон пытался быть галантным. Ему, судя по всему, было любопытно какие это вопросы собирается мне задать капитан Смертич, но возражать и любопытствовать в слух он стал. Слишком много харватов находилось в этот момент в квартире.
Собирался он не долго, скидал в спортивную сумку вещи, взял футляр со снайперской винтовкой. После чего он и хорватские гвардейцы вышли, попросив Раду не задерживаться. Когда они покинули квартиру, Рада какое-то время постояла молча. Я открыл глаза, притворяться находящимся без сознания было в данный момент глупо. Погибать, конечно, не хотелось, но лучше уж сделать это посмотрев напоследок в глаза смерти. Или в этом случае — Смерти? Я лежал и, немигая, смотрел на девушку. Говорить что-то для меня не имело смысла, от пули сложно отговориться. Так я думал в этот момент. Она стояла, нервно покусывая нижнюю губу.
И откуда ты такой взялся! - вдруг начала говорить она на моем родном языке. - Так все понятно до тебя было. У меня действительно были брат и отец. Теперь осталась одна мать и младшая сестра. Когда-то мы жили в этом доме. Да-да, именно в этом. Но началась война. Мы, спасаясь от мусульманских «зачисток» бежали на территорию Хорватии. А там война сербов с хорватами за выход к Адриатике. Брат пошел служить в специальный отряд хорватской гвардии и погиб. Отец решил отомстить за него, отправился в тот же отряд и тоже погиб. И я приняла решение, что буду мстить сербам за отца и брата, поэтому и прозвище выбрала напоминающее мою фамилию — Сербская Смерть. Это привлекло журналистов, как наших, так и европейских. Хорватская девушка идет мстить за своих родных! Обо мне написали. Начальство, чтобы сделать это событие еще более серьезным информационным поводом, произвело меня быстренько в лейтенанты. Потом пара успешных операций — и вот я уже капитан. Сейчас остается одно — мстить сербам! Хорватской героиней, образцом для подражания! Все ясно и конкретно. Было... Так нет же - появился ты и все перемешалось в моей голове! Позаботился о хорватской бабушке, не побоялся рискнуть своей жизнью из-за меня... Мне тебя сейчас убить надо, а рука не поднимается. Отпустить? Но если я тебя не убью, ты все равно будешь добираться до американца. Ведь так?
Может быть, - неопределенно пожал плечами я. Ответа на это вопрос я действительно пока не знал.
Будешь продолжать охоту, - уверенно сказала Рада. - Это точно! Ты очень упрям! Это я успела заметить. Как там поется и говорится у вас в России: «Только пуля казака с коня собьет!»
Может быть, - повторил предыдущий ответ я. Мне трудно было общаться с Радой после всего произошедшего, да и нервировал пистолет в ее руке. Не особо приятное чувство — когда нравящаяся до совсем недавнего времени девушка с оружием в руках решает, пощадить тебя или шлепнуть.Лично мне такого ранее не приходилось испытывать. И не хотелось бы, чтобы нечто подобное когда-нибудь повторилось.
Я наверно совершаю глупость! - прошептала Рада. И выстрелила. Потом еще раз и еще... Я почти не вздрогнул, потому что она стреляла в пол. - Живи! Боюсь, что мы еще встретимся в ближайшее время. И чем закончится наша следующая встреча, знает только господь Бог!
Она наклонилась ко мне и крепко поцеловала в губы. После чего выпрямилась, развернулась и ни слова не говоря, вышла из квартиры, оставив меня лежать на полу со связанными руками.
Ждать, что кто-нибудь придет и меня развяжет, не приходилось. Я огляделся, морщась, так как скрывать ощущения было не перед кем, а голова болела и кружилась. Потом рывком стал на ноги. Этому меня еще учили на тренировках по рукопашному бою, как обходится в подобной ситуации без рук. От усилия затошнило, но я, пару раз зватанув воздух полной грудью, сдержал противные позывы. Надо было идти на кухню. Там всегда можно обнаружить что-нибудь из режущих предметов. Янки-то так торопился, собираясь, что на кухню и не заглянул.
Предчувствия меня не обманули. На кухонном столе расположился набор кухонных ножей различных размеров и различных предназначений. Туповатые, но вполне пригодные к употреблению. Остальное оказалось делом техники. Порезанный безымянный палец левой руки не в счет...
Ситуация оказалась своеобразной. Обыскать меня, похоже, поленились, поэтому я хоть и лишился автомата Калашникова, автоматической винтовки М16, штык-ножа, но зато у меня за пазухой остался не обнаруженный пистолет ТТ, подобранный у тел моджахедов.. То есть совсем безоружным я не являлся. Больше ничего у меня не имелось, но, в принципе, ничего в настоящее время и не требовалось. Ел я, правда, часов двеннадцать назад, но мысли о еде мне и не приходили в голову. Когда я на нервах, у меня напрочь отпадает аппетит. Кто-то наоборот сильно хочет есть во время нервных перегрузок, но только не я. Такое состояние может меня захватить и дня на два на три. К тому же тошнота еще не прошла, поэтому мысли о еде вызывали совсем нехорошие ощущения.
Теперь моей стукнутой голове необходимо решить задачу, как поступить дальше. Вот уже сутки ей постоянно приходится решать именно этот вопрос. Как говорил один мой товарищ в институте: «Счастье — это когда нет выбора!» Как он был прав! Как поступить мне сейчас?
Воевать против Рады я не хочу, да и, честно говоря, вообще воевать больше не хочу. Но моя контуженная голова упорно заставляла идти за американским снайпером. В своих предположениях о моем упрямстве Рада оказалась права. Это, как говорят, я завелся. Активно полез «в бутылку». Эту вредную черту приписывают нам русским. Раньше я тоже подобное замечал за собой, но не в таких экстремальных ситуациях. Там я тоже шел до конца, но на кону моей жизни не до сегодняшних событий никогда было. И шансов на выигрыш оказывалось побольше. Тут же надо признаться, что толкало меня на подвиг еще и знание места встречи хорватского офицера и американского снайпера. Какое же дело собирались предложить янки за такие неплохие бабки? Ничего хорошего для нас я от этого не ожидал. Малой кровью это не завершится. Я попытался подумать, что может произойти в ближайшее время в нашем секторе Сараево. Или американца собираются отправить куда-то в другое место?
13.
Ночь приближалась к рассвету. Сутки, примерно в это же время, назад я с друзьями собирался добраться до многоэтажки, в которой вот и очутился. По ощущениям — я здесь пребывал минимум год. С полдюжины раз чуть не погиб. Успел почти влюбиться и оказаться обманутым, встретиться со множеством хороших и плохих людей. И это всего лишь за сутки!
За окном вспыхнула интенсивная перестрелка. Потом стали раздаваться глухие взрывы. Так могли рваться только противопехотные мины - «паштеты». Что-то происходило на улице. Неужели наши пошлив атаку? В Сараево как мусульмане, так и сербы, не любили воевать по ночам и на рассвета. Но если это русские из моей четы, то для них война ранним утром не в напряг. Особенно если добровольцы с вечера пили за упокой моей души, а к утру совесть замучала, и они решили попытаться меня отыскать и спасти. Это меня разволновало. Так можно было и кучу народа положить, особенно на минном поле, спасая меня одного! И если я уцелею, то буду весь остаток жизни нести жуткое бремя совести. Мне и так деда Вуеслава и его жену Светану не забыть до конца света!
Захотелось закричать, предупредить, чтобы не совались. Из дома начал строчить пулемет. Судя по звукам он располагался над моей головой. Это точно, парни наши предприняли попытку проскочить к «высотке», чтобы постараться отыскать меня. Это Вадим со Славаном стараются прорваться на помощь ко мне. Больше некому! Другие не рискнут. А Вадим, верный принципам русской офицерской чести, меня не бросит. Если я сейчас ничего не предприниму, то их всех убьют Так чего же стою и размышляю в брошенной американцем квартире?
Выскочив с пистолетом ТТ в руке, стараясь не думать о риске, я побежал вверх по лестнице. В подъезде, в связи с подступающим рассветом, оказалось уже не так темно. Как бы не было противно, я решил еще раз обыскать тела убитых моджахедов, надеясь, что при них окажется что-нибудь полезное, а янки и хорваты в спешке их не осмотрели. Улов оказался не ахти, но все-таки... У одного из моджахедов оказался отличный кинжал в инкрустированных ножнах, слегка изогнутый в восточном стиле. Арабской вязью тянулись строчки из Корана. Я не специалист по арабскому, поэтому что означала эта строчка из суры, так и не понял. Зато решил, что это знак — Бог посылает мне поддержку. На смену кавказкому, утерянному, кинжалу пришел новый — не сколько ни хуже, а, пожалуй, и получше. Судя по всему — это знаменитая дамасская сталь! Не подведи своего нового хозяина!
Снова загрохотал пулемет, меня встряхнуло. Внизу погибали соратники, а я тут предаюсь размышлениям о переводе арабских строк на ножнах кинжала. Надо вверх! Ноги не слишком хотели повиноваться. Им совсем не желалось нести тело навстречу очередной смертельной опасности. Промелькнула отвлекающая мысль о бумажнике, который я нашел в подъезде и так до сих пор не рассмотрел. Но ее я мгновенно отбросил.
Скорее всего — это мой мозг защищался, стараясь не думать об опасности, которая в ближайшие минуты мне предстоит.
Пулемет стрелял уже совсем близко. Похоже этот пулемет располагался не на чердаке, а в квартире на девятом этаже. Сколько там человек при пулемете? Считать, боюсь, придется непосредственно во время схватки.
Мне повезло, пулеметчики в спешке не закрыли двери в квартиру. Переведя дух, сосчитав затем до десяти, внимательно вслушиваясь в пулеметную пальбу, чтобы случайно не ошибиться месторасположением пулемета, с освещением все еще было плоховато, я резко вошел в квартиру, готовый палить из ТТ.
Внутри оказались турчины из отрядов Изитбеговича, судя по форме и зеленым нашивкам. Эта группа состояла из трех человек — один палил из немецкого пулемета МГ, наверно еще сборки периода Второй мировой, второй подтаскивал ему пулеметные ленты, третий стоял со снайперской винтовкой и кого-то выцеливал внизу. В него то я и выпустил первые четыре пули. Это вышло случайно и совсем не экономно, но остановится не получилось.
Снайпер выронил винтовку и рухнул на подоконник. Тот кто тащил пулеметные ленты, схватился за приставленный к стене автомат, но я опередил его выстрелами почти в упор. Промахнуться было невозможно. Пулеметчик не успевал развернуть тяжелый пулемет в мою сторону, поэтому он выхватил нож и пантерой прыгнул на меня. Я выстрелил и промахнулся. Патронов в пистолете больше не было. Не умею рассчитывать боезапас! Не профессионал...
Зато, как старый и опытный фехтовальщик, я успел отшатнуться во время в сторону, и лезвие ножа всего цепануло меня под правой мышкой. Кровь однако же заструилась. Отбросив пистолет, я извлек из ножен кинжал. Теперь мы оказались в равных условиях. Противник оказался повыше меня ростом, с длинными, могучими волосатыми руками, густая борода скрывала его лицо почти до самых глаз. Ножом он владел ловко, если бы не мой фехтовальный опыт, то я раза четыре уже повис бы на лезвии его ножа. Но пока я уходил от его выпадов и размашистых ударов. Я выжидал, готовя главный удар, высматривая слабые стороны противника. Привычная обстановка фехтовального поединка меня чуточку успокила. За свою жизнь я сражался не одну тысячу раз на различных видах оружия. Это, конечно, были не поединки на смерть, но историческое фехтование отлично учит не бояться холодного оружия. Там частенько прилетает очень и очень больно. Сейчас же главное не отвлекаться, не пропустить удар и найти возможность для проведения своей атаки. Неожиданный, резкий рывок — вот это мой фирменный способ победы над противников еще с самых первых турниров. Жду момента...
И наконец, как мне показалось, дождался. Издав подобие боевого вопля, я прыгнул вперед, нанося скрытый удар из-за спины ножом с разворотом кисти. Это был мой еще один коронный номер - фирменный удар, на тренировках его почти никогда не удавалось отразить партнерам. И здесь произошло тоже самое, но с тем отличием, что клинки были настоящие. Но и враг все же успел нанести удар. Мой боевой вопль прервался, когда клинок врага проникнув мне в открытый рот, ударил в небо, рот сразу заполнился солоноватой кровью. Какое-то время мы стояли покачиваясь, потом ноги моего противника подкосились , и он завалился навзничь. Я ждал, когда со мной произойдет тоже самое. Кровь все так же заполняла рот, но сознание меня не оставляло. Наконец, собравшись с духом, я потрогал рану во рту. Острие вражеского ножа, сорвав слизистую, оставив глубокий порез на небе, а дальше не пошло. Рука врага останавилась на полпути, все таки мой клинок чуточку поспел раньше.
Мне, как это бы не хвучало в подобной обстановке, повезло. Если бы я не заорал, то клинок врага со стопроцентной вероятностью оставил бы меня без зубов. А так рана во рту пусть и доставит мне с неделю серьезные проблемы, если не допустить развития воспаления, плюс придется поголодать, да и говорить будет какое-то время сло, при правильном лечении.
Это я все, будучи врачом, успел обдумать в течение минуты-другой, пока приходил в себя после схватки. Язык придавливал рану во рту, кровь еще текла, но уже не так интенсивно. Рана, на удивление, оказалась легкой. Нечто подобное со мной произошло еще дважды — вначале на показательных выступлениях по историческому фехтованию, когда мой напарник Гарик, по окончанию номера, во время выступления он с тяжелым и острым кинжалом, который вначале демонстративно втыкался в пол, чтобы зрители поняли всю серьезнеость момента, замученый падениями и моими обезоруживаниями, метнул этот кинжал. Как он уверял, что метал кинжал в пол. Но кинжал полетел через всю сцену, за кулисы куда, считая номер оконченным, уходил я. Я сначала не понял, что там летит в мою сторону, но автоматически, не раздумывая, сбил летящий предмет ногой. Что-то обожгло стопу, я в горячке не сразу понял, что же, в сущности, случилось. Поэтому торопливо принялся готовиться к следующему номеру — это был «Судный поединок», на котором мы с Эдиком должны рубиться на двуручных мечах. И тут заметил, как вокруг сапога растекается лужа крови. Боевой кинжал пробил мне стопу на сквозь. Но вот везуха — он прошел между костей, ничего серьезно не повредил. Пусть и пришлось накладывать швы и почти месяц ходить с палочкой, но обошлось без серьезных последствий. Самое «забавное» - это то, что у меня оказался первый день, как начала действовать страховка. Трудно сказать, что подтолкнуло за день до этого застраховаться, никогда раньше этого не делал. И деньги были в то время очень нужны, но таким образом я, честное слово, никак не хотел их заработать.
А следующий раз мы рубились на тренировке тяжелыми двуручниками, но мой оказался с браком. «Яблоко» рукояти вывинтилось. Сам клинок выскочил и врезал мне по верхней губе, пробив ее насквозь, это проще чем пронзить стопу, но, если задуматься, то это прошел лучший вариант из случившегося. Удар чуть выше — перелом носа, чуть ниже — я потерял бы передние зубы. А так — рана зажила, оставив небольшой шрам на верхней губе, хотя в тот период мне и пришлось походить с продырявленной, распухшей губой во время различных торжественных и официальных мероприятий, связанных с приездом иностранных гостей. Они наверно подумали, что это какой-то русский бандит или что-либо подобное. Или не подумали, а это просто я сам загружал себя подобными размышлениями.
Внизу, тем временем, отметили, что пулемет перестал поливать их смертоносным свинцом, да и снайперских выстрелов не раздавалось. Я осторожно выглянул из окна, опасаясь схватить от своих же пулю.
Внизу, сквозь разрывы утреннего тумана наблюдалось какое-то достаточно интенсивное шевеление. Точно — это ползли наши, почти преодолев расстояние между домами. Хотелось надеяться, что никто не погиб. Но я помнил про взрывы «паштетов», про то как долго палил по ним пулемет, поэтому надежда на отсутствие потерь оставалась слабая. Но наши продолжали продвигаться. И тогда, наплевав на всякую конспирацию, я прокричал во всю глотку, выплевыя сгустки крови и морщась от боли:
Вадим, Славан, я здесь! И спускаюсь!
После крика во рту добавилось крови, но заморачиваться по этому поводу некогда. Надо спешить! После чего, покинув квартиру, на этот раз снова при оружии — обзаведясь автоматом Калашникова китайского производства, побежал со всех ног вниз по лестницам к первому этажу. Дуракам — везет! Поэтому я умудрился не сломать ног, не наткнуться на врагов.
Из подъезда я буквально вылетел. Время теперь шло на минуты. На перестрелку могут подтянуться отряды «мусликов», да еще и американец вот-вот слиняет вместе с нанявшими его «усташами», и тогда мы его упустим совсем. Зря что ли потрачено столько усилий? И что в таком разе он натворит?! Как бы еще большей кровью не запахло!
Предрасветный туман почти окончательно рассеялся. Стараясь не вляпаться в случайный «паштет», выскочил за угол дома, и чуть не угодил под пули своих. Группа из семи человек, во главе с Вадимом и Славаном, готовилась обогнуть дом.
Леха, живой! - обрадовались они.
Сам удивляюсь этому! - осипло отозвался я, слегка в нос, сглатывая кровь. И это правда, что сам до сих пор не мог поверить, что до сих пор жив.
Мы все решились пробраться к тебе на помощь, не особо надеясь, что застанем тебя в живых, но хотя бы тело отыскать надо было!
Спасибо, конечно! Но тело отыскалось само! Как пробрались?
Тяжко. Нас было пятнадцать человек в начале, но четверо получили ранения. Один — тяжелое. Не знаю — выживет или нет. Ты его помнишь — Миро из интервентного взвода!
Жаль! - искренне вырвалось у меня.
Хорошо еще Мишка придумал, как «паштеты» на нашем пути обезвредить. Сетку из проволоки с тяжелыми грузами сплел и позабрасывал, почти как у Пушкина старик невод в поисках золотой рыбки. Без шума, увы, не обошлось, не умеют «паштеты» совсем бесшумно взрываться, зато дорожка до «китайской стены» почти безопасная образовалась, - пояснил Вадим. - А со ртом-то у тебя что? Выглядишь как вампир! Ты что там, загрыз что ли пулеметчиков? С тебя станется, граф Дракула!
Почти! - попытался рассмеяться я, но тут же поперхнулся кровью. Но сумел пояснить. - Не поверите! Ртом ножик поймал и порезался! Как язык не зацепило, сам не понимаю! Иначе и не поболтать с вами больше.
Вкратце пояснил удивленным друзьям про свое странное ранение. О пользе крика во время рукопашного боя тоже поведал, который иногда спасает. Не зря в атаку ходят с криком «ура» и прочими возгласами. Говорить было тяжело, но вполне возможно. Не смотря на боль и кровь во рту меня прорвало, просто уже не верилось, что я когда-нибудь еще увижусь с соратниками. Это как тебе поставили смертельный диагноз, а он потом, раз, и не подтвердился. Поэтому я говорил минут десять, забыв о цене времени, без перерыва, прежде чем более-менее придти в себя. «Да уж, чего только не случается на войне!» - решили соратники, прослушав мой рассказ о поединке на кинжалах.
После повествования я оглядел остальных. Все знакомые. Кроме Вадима и Славана, там были еще двое русских — Сергей и Михаил, один из Питера, другой из Самары, хохол Петро из Ивано-Франковска, сторонник единой Руси, но со столицей в Киеве (лично мне в то время было пофиг в этом случае, где будет столица единого государства — в Москве, Киеве или Минске), серб- «четник» Зоран с окладистой пышной бородой — черной как смоль с отдельными седыми прядями и черногорец Неделько, похожий на недавно виденный мной портрет черногорского владыки Петра Негоша. Тоже здоровый, косматый, бородатый. Все были настроены крайне решительно. Я в коротких фразах рассказал о том, что произошло со мной за эти сутки. Про американского снайпера и хорватских гвардейцев, что расположились в крайнем подъезде, рассказывал, стараясь поменьше упоминать про Раду. Как с ней быть — я не представлял. Задачка пока не решалась. Если мы начнем штурмовать логово «усташей», то ей может не поздоровиться. А считать ее врагом я не мог и не желал. Как-то глупо у нас с ней сложилось. Встретится бы на не на войне.
Совсем недавно, когда Югославия была единой страной, а Советский Союз еще не развалился, я не задумывался о разнице между сербами и хорватами. Знал лишь, что есть такие районы в Югославии, да из истории вспоминал что-то про битву на Косовом поле. Смотрел югославские комедии — типа «Люби, люби, но не теряй головы!», помнил югославские военные фильмы.Страна считалась почти капиталистической, хотя и входила в соцлагерь. Одни из самых крутых турпутевок были именно в Югославию. Я, будучи, студентом об этом и не мечтал. Но судьба распорядилась, что в Югославию, точнее в ее развалины я попал. Но с Радой, девушкой, которая мне так понравилась, мы оказались по разную сторону барикад. И хорошо, что еще не убили друг друга.Однако и это может скоро произойти.
Они в этом подъезде! Янки-снайпер с «усташами»! - показал я. - Сколько их всего там — сказать затрудняюсь. Но думаю, что не меньше десятка! У меня одна просьба — если будет возможность, то не убивайте девушку-хорватку, которая там будет!
Ого-го! - хохотнул Вадим. - Ты решил испытать свои донжуанские приемчики на хорватке, так сказать, пополнить колекцию? Или что-то еще?
Что-то еще! - я попытался сказать это так, чтобы не стать объектом грубых шуток, которые все равно посыпались. Причем ни одной приличной. Понятно, что таким образом парни скидывали лишнее напряжение перед боем.
Вход в подъезд смотрел на нас, так как словно он был, по крайней мере, входом в преисподнюю. Понятно, что «усташи» настороже. Пальба не прошла незамеченной. Весь вопрос, на каком этаже по нам начнут стрелять. И не поставлен ли пулемет напротив входа в подъезд? И нет ли растяжек?
Решили не рисковать. Петро, будучи обладателем гранатомета, запустил гранатой по двери, вынеся ее к чертовой матери. Оставалось надеяться, что на первом этаже мирные жители не проживали. Шума многовато, но терять особенно нечего. Итак, за последние полчаса нашумели по полной программе, поэтому хуже не будет. Успеть бы! Неделько швырнул на всякий случай еще и ручную гранату внутрь подъезда, а когда она взорвалась, мы устремились на штурм.
Сначала было тихо, потом несколькими этажами выше кто-то что-то прокричал. Затем стали раздаваться выстрелы. Пули жужжали вверх и вниз по подъезду, пока никого не задевая. Один раз сверху скинули гранату, но она, пролетев вниз, разорвалась этажом ниже нас, никого осколками не зацепив. Мы добрались, тем временем, до четвертого этажа. Дальнейшее продвижение замедлилось. От противников нас отделяли лишь пара этажей, и пули стали пролетать в опасной близости. Да и гранаты можно теперь метать более прицельно. А вниз их бросать куда сподручней, чем вверх. Это поняли и «усташи», гранаты все интенсивнее полетели в нашу сторону. Осколки мухами жужжали во все стороны.
Охнув, схватился за бедро Серега из Питера, осколок все-таки отыскал себе поживу. Я, вспомнив о своих врачебных обязанностях, затащил раненого в ближайшую квартиру, там оказал первую помощь. Сначала собирался просто перевязать, а потом решил попробовать извлечь осколок, благо от бедренной артерии он воткнулся достаточно далеко. У Сергея с собой оказалась фляжка со «сливовицей», большую часть которой я вылил ему вместо обезболивающего в рот, потом, попросив потерпеть, чуть расширил кинжалом рану (кинжал пришлось обработать той же сливовицей), после чего вытащил пальцами похожий на трапецию осколок от гранаты. Сергей операцию перенес стоически, лишь несколько раз скрипнув зубами, да разок выругавшись. Рану после этого я обработал остатками сливовицы и перевязал. После чего отправился помогать нашим медленно продвигавшимся вверх По-счастью, больше никого не зацепило. Нас все-таки, после того как Сергей вышел из строя, стало на одного атакующего меньше. Он, разумеется, после перевязки рвался в бой, но я запретил ему это делать. Рана оказалась глубокой, поэтому — лучше не рисковать.
Вот — собаки! - сказал мне Вадим. - Крепко засели! Никак выбить не удается! Надо что-то придумывать! А то сейчас «муслики» подвалят! И мы окажемся меж двух огней!
Это точно!
Зоран, присмотри, чтобы нам в спину бошняки-турчины не ударили! - попросил Вадим «четника». Тот кивнул. И спустился на этаж, где отсиживался после ранения Сергей. Если что, то вдвоем отбиваться будет легче.
Бошняки должны были уже появиться, но, скорее всего, опасались пока соваться в подъезд, не понимая пока, кто там и с кем дерется. Очень интенсивно рвались гранаты, отбивая охоту соваться в подъезд. Некоторые долетали до первого этажа и взрывались уже непосредственно там. Но не могли же запасы гранат быть беспредельными. И действительно гранаты стали лететь все реже. Все-таки пара десятков уже была скинута на нас сверху.
А бошняки уже успели подойти к подъезду. Внутрь не заходили, но какие-то угрозы выкрикивали. Черногорец Неделько неожиданно вызвался с ними переговорить.
Четника Зорана отправлять нельзя. Четники с мусульманами с давних пор косо друг на друга смотрят. А я попытаюсь договориться, чтобы не мешали. Объясню, что здесь хорваты, что с ними, перебежавший от бошняков, снайпер. Предложу перемирие пока мы с хорватами не разберемся, - пояснил свой план он.
Ага, - мрачно сказал Петро. - А потом «муслики» придут и без хлопот перебьют оставшихся.
А мы что ждать этого будем? Слиняем через чердак. Главное — чтобы сейчас не лезли. А там посмотрим! - это усмехнулся Вадим. - Лишь бы «муслики» с парламентером ничего не сделали. Не боишься, Неделько?
Дураки не боятся. Только больше некому. Русских они боятся, Славан слишком известен полевым командирам бошняков, решат, что он хитрит. А я черногорец, который никому здесь насолить не успел.
Вид у тебя больно суровый! - слегка нервно хохотнул Славан.
Ничего. Больше уважать будут! - улыбнулся черногорец.
Дерзай! - пожелали мы ему удачи. Неделько оставил автомат у нас, зато захватил с собой гранату.
Это талисман на память! - сказал он, перехватив мой взгляд. Он принялся спускаться вниз. Я смотрел на него почти как на святого. Сам вызвался на риск. Соваться к «мусликам» всегда опасно, никогда не знаешь, что им придет в этот момент в голову. Сдаваться или попытаться бежать он бы не стал. Сдаваться в плен «мусликам» глупо. Замучают. В лучшем случае, после издевательств, отправят в тюрьму, в худшем — убьют зверским способом, особенно если среди них окажутся моджахеды. С местными мусульманами еще можно вести переговоры, если среди них нет потерявших близких на войне или фанатиков, а с теми — почти бесполезно.
Дальнейшее я постарюсь воспроизвести словами самого Неделько. Мне стыдно, но только после того, как он вернулся, я узнал, что он из черногорских писателей, да к тому же имеет статус доктора наук по психологии. Когда-то встречался с делегациями советских, а затем российских писателей, последним к ним в Черногорию приезжал мотавшийся по войнам на Балканах скандально известный писатель Лимонов. И чего это такого серьезного человека понесло воевать? Я имею в виду — Неделько.
Стыдно смотреть, как убивают близких тебе людей! Я должен быть посреди событий. Защищать свободу братьев! Именно здесь жизнь! И именно здесь должен быть настоящий писатель! - сказал как-то он. Но это будет чуточку позже, а пока он, крича о переговорах, вышел с поднятыми руками из подъезда. Там его поджидали почти три десятка вооруженных до зубов бошняков. Он сразу обратил внимание на благоприятное стечение обстоятельств — судя по одежде и виду — это местные, сараевские мусульмане, моджахедов среди них не имелось. Следовательно, есть шанс провести переговоры.
Увидев, что он один и без оружия, они сразу толпой окружили его. Морды злобные, глаза блестят, готовы растерзать, но любопытство персиливает. Интересно, все-таки, чего это враг пожаловал и с какими предложениями.
Я хочу вам сделать предложение! - сразу же заявил Неделько. - Для этого я и уполномочен своими соратниками переговорить с вами!
А если мы не станем тебя слушать? А сразу порежем на ремни! Или кастрируем? Или просто башку отрежем? - это произнес со зловещей усмешкой один молодой, но видно из ранних, мусульманский боевик.
Я ожидал такой прием! - спокойно сказал черногорец. - Поэтому захватил с собой специальный аргументы для переговоров! - и он показал им гранату, из которой он уже выдернул чеку. - Если мои пальцы разожмутся, то никому здесь мало не покажется!
Аргумент оказался весомым, у ближайших мусульман сразу во рту пересохло и издеваться над парламентером пропало желание. Но и сознаваться, что перетрусили особого желания не имелось, поэтому те, кто быстрее всех сумел взять себя в руки, громко заявили о своем желании выслушать предложения.
Мы пытаемся уничтожить отряд «усташей», который проник на этот участок Сараево с единственной целью — еще больше стравить между собой сербов и мусульман. Они прикидываясь то нами, то вами, стреляют по жителям города. Среди них теперь и американский снайпер, что служил в ваших рядах. Его перекупили. Теперь он будет в угоду новым хозяевам отстреливать ваших командиров, убивать ваших женщин и детей. Ну и наших,конечно... Поэтому наши интересы в этом вопросе совпадают!
Вы тоже наши враги! Убъем тех и других! - заявил один из бошняков. - И вся недолга!
Это не так легко сделать. А потом, пока мы будем разбираться между собой, «усташи» сбегут. И будет хуже только нам и вам. Неужели же вы этого хотите?Поэтому я предлагаю — заключить перемирие на два дня. Обещаю, что когда мы покончим с «усташами», то уйдем и не будем причинять вреда вашим в течение двух дней. Вам воевать не надоело? Может передохнем?
А верить-то можно? Кто докажет, что в твоих словах есть хотя бы капля правды? Если ты нас просто обманываешь?
Зачем обманывать? Там Славан, он когда-то у вас тренером по волейболу был, кучу детей воспитал.
Знаем такого. Теперь стал знатным вражиной! А другим , нам неизвестным, как поверить?
Придется поверить. Там в подъезде находятся несколько русских, про Капитана Вадима и про Доктора Алекса вы слышали? Всем известно, что они держат слово. А Доктор частенько оказывал помощь и вашим раненым и больным! Он не делает различия между пациентами. Ведь так?
Точно, - согласился один. - Он моего брата лечил! Его осколком зацепило!
Моей тетке помог — она ходить не замогла! - поддержал второй.
Вот видите! Он плохо по нашему говорит, а то лучше перговорщика бы не было. Да и говорит он пока плохо, рот побаливает! (Это я думаю Неделько приврал, что такое говорил. Это он просто прикольнулся надо мной).
Короче говоря, убедил он бошняков не вмешиваться в наши разборки с «усташами». Потом развернулся и, надеясь, что пули в спину не получит вернулся к нам. Рассказал о результатах переговоров.
А про гранату-то ты наверняка соврал! - расхохотался Славан. На его громкий хохот «усташи» испуганно ответили парой автоматных очередей. Куда же ты ее потом дел? Съел?
Не соврал, - спокойно и обстоятельно сказал Неделько. А потом, не торопясь, извлек руку из кармана, его побелевшие пальцы продолжали держать гранату без чеки.
Во, дурак-то! - взвизгнул Петро, мы сразу испытали желание разбежаться в стороны.
Не бойтесь! - уверенно произнес Неделько, после чего закинул гранату на верхний этаж. Рвануло! Кто-то на верху заматерился по сербо-хорватски, но это больше от нервов, кажется никого не задело, но психологически подействовало. До этого мы гранат вверх не кидали. Посмотрев на наши перекошенные физиономии, Неделько заржал. Это из него выходили эмоции после переговоров. - Я больше всего боялся, что меня кастрируют! - наконец сказал он. - Если бы вдруг выжил, то меня бы женщины обратно в родную Черногорию не пустили! Пришлось бы в евнухи к турчинам подаваться!
И не понятно было шутит он или говорит на полном серьезе. А точнее — здесь в шутке есть только доля шутки, а в остальном все совсем нешуточно. По себе помню, когда приходилось шутить тогда, когда больше хотелось завыть от боли или горя. Или просто после сильного страха или переживания. Защитная реакция — сами понимаете! Главное — это чтобы вся защита из одних шуток не состояла. При передозировке шуток от смеха можно и в «психушку» угодить!
Да, совсем забыл! - хлопнул себя по затылку Неделько. - Они пообещали, я имею в виду бошняков, присмотреть за выходами из подъездов. На случай если наши клиенты захотят покинуть подъезд через чердак, а мы не сумеем им в этом помешать.
Если часть из них уже не сбежала! - мрачно сказал Вадим. - Что очень даже вероятно!
Как штурмовать их будем? - спросил Михаил. - А то пауза затянулась! Если захотят сбежать, то до Сплита домчаться успеют, пока мы тут раскачиваемся.
Если бы это было так легко! - протянул Петро.
Наши предки рейхстаг штурмовали, не то что какой-то подъезд! - заявил Вадим. Я не преминул с ним согласиться, но говорить было тяжко, поэтому приходилось просто кивать или выдавать междометия. Рот начинал поднывать, кровь пусть и остановилась, но иногда все-таки начинала сочиться. Да и воспаляться потихоньку начинала. - Делимся на пары, пока один перебегает, второй прикрывает его из автомата. За перемещение предолевать не больше пары метров. Потом тоже делает вторая пара, потом — третья. И так без перерыва, не останавливаясь!
А патронов хватит? - поинтересовался Миша.
Должно хватить! - почти отрезал Вадим. Его боевой опыт, полученный в Анголе, Афганистане, Приднестровье и Абхазии, оказавшийся невостребованным в родной стране (в бандиты он податься не захотел), играл огромную роль в этой войне. Мы верили ему почти безоговорочно.
Разбились на пары: Вадим со Славаном, Миша с Петро, Неделько с Зораном, замыкали я, как врач, и Серега, как раненый, то есть пациент. Так они пошутили, но на самом деле они все время пытались меня прикрыть. Это отношение как к врачу, а тем более, что я волей-неволей оказался целые сутки в этом доме и чудом уцелел. Я то понимал, что друзья-соратники чувствовали за собой вину, пусть ее в самом деле и не было. Сам же пожелал остаться! Так же себя ощущают бойцы, когда теряют своих друзей, а потом испытывают угрызения совести за то, что сами остались живы. Как там у Островского называлась пьеса? «Без вины виноватые»! Именно такой случай и здесь. Надо однако признать и то, что меня всегда и раньше, как доктора, если получалось, старались спрятать подальше от выстрелов. Но я всегда сопротивлялся. Больше из упрямства, а не потому, что такой крутой герой! Просто ощущал себя совсем неловко, когда кто-то подставлял под пули свою голову вместо меня. Так мне думалось...
Вадим махнул рукой. Понеслось! Пары стали продвигаться вверх. Пальба выстрелов, сыпанье штукатурки, крики, вопли, маты... Мы с Сергеем, из-за его ранения, отставали все больше и больше, я старательно выцеливал проемы между этажами, чтобы не дать кому-либо из «усташей» стрелять прицельно по нам.
Атака длилась минуты три. Это я потом определил по часам. А так мне показалось, что штурм длился минимум полчаса. Но в этом нет ничего необычного. За последние дни подобных случаев у меня оказалось немало. Похоже, что в этом доме я прожил и проживаю сразу несколько жизней.
Когда прекратилась автоматная стрельба, я не сразу понял, что наступила тишина. Как говорят — мертвая тишина. Четыре трупа «усташей» распласталось на ступенях лестницы и лестничных площадках, еще двое лежали на полу в гостинной одной из квартир, где они пытались организовать оборону. Но среди них не было тел янки-снайпера, что меня огорчило, и, чему я обрадовался, Рады. Одного «усташа» удалось взять в плен. Это Вадим постарался.
Алекс, помоги Неделько! - позвал меня Вадим. Таким мертвенно бледным я его еще не видел.
Тебе то самому помощь не нужна? - прошепелявил начинавшим воспаляться ртом я. - А то выглядишь как покойник!
Просто Мишку убили! - потеряно сказал Вадим. Я пошатнулся. Мишку я знал почти пару лет. Он всегда казался мне заговоренным. Сколько боев было, а у него ни царапины. «Я — заговоренный!» - шутил Мишка. Мы познакомились с ним в 1993 году, когда я попал на спортивные сборы под Самару. Нас там разместили на острове посредине Волги. Веселое было время. Мы с Мишкой оказались в разных командах. Задача была конкретная — вынести команду противника. «За твою голову, - потом рассказывал он мне. - По пять банок сгущенки или тушенки давали!» Но я тогда выкрутился. На этом острове мы зависли больше , чем положено, потому что паром, который должен был нас вывести, неожиданно затонул. Пришлось слегка поголодать, делясь сл вчерашними «врагами» остатками продуктов. Потом мы зависали на вокзале в Самаре, так не могли достать билетов домой. Мишка все время был с нами пытаясь помочь. Следующий раз мы встретились в начале октября в Москве, когда танки из пушек расстреливали Белый Дом. Я тогда попал в Москву случайно, отправившись на заранее запланированную врачебную конференцию. Мишка же приехал защищать Верховный Совет, участвовал в штурме Останкино. Остался цел. Мы с ним тогда встретились на квартире знакомого. Мишка, все еще пребывая в шоке, после страшных событий уничтожения опозиции, твердил, что не простит российскому правительству такого. Через пару дней он решительно сказал, что единственное место, где настоящий патриот может приложить свои силы и пожертвовать жизнью за правое дело — это Сербия. Туда он и отправился. Там мы с ним и встретились месяц назад, когда я приехал в очередной свой рабочий отпуск воевать за братьев-славян. Там мы и растались. Только что. Навсегда.
Леха, очнись! Я сам в себя прийти не могу! - почти крикнул Вадим, пытаясь достучаться до моего, враз отупевшего, сознания. - Неделько тоже крепко зацепило! Его спасать надо! Ты слышишь! Мишку все равно не вернешь! А нам все равно останавливаться нельзя! Нельзя, чтобы смерть Мишки стала зряшной!
Да-да, - выдавил я. И поспешил к Неделько. Черногорец получил три пули — первая прошила правое легкое, вторая правое плечо, а третья — угодила в левый бок. Как ни удивительно, но именно третья ничего серьезного не зацепила, пулевую рану в области легкого я затампонировал, чтобы избежать гемоторокса. Пуля же угодившая в плечо сильно повредила сустав. Кровь я остановил, но как будет функционировать рука в будущем — оставалось под вопросом. Под очень большим вопросом! А Неделько еще умудрялся переживать о том, как потом будет печатать на печатной машинке.
А Вадим в это время с жутким выражением на лице подошел к пленному «усташу». Тот весь съежился, с ужасом взирая на подхлдящего к нему русского. «Русов» боялись. А Вадим, потеряв Мишу, с которым отвоевал не один месяц вместе, готов был перегрызть «усташу» глотку. О чем он ему и поведал. После чего извлек штык-нож и красноречиво покрутил его в руке, поводя лезвием в доле сантиметра от носа «усташа». В отличие от меня Вадим успел хорошо изучить сербско-хорватский язык. И хорват сломался. Он оказался из офицерского состава, поэтому кое-что знал. Он рассказал, что майор Фридман вместе с американцем, капитаном Радой Смертич и двумя гвардейцами успели покинуть подъезд через чердак еще в самом начале нашего штурма. Он, будучи лейтенантом хорватский гвардии, был оставлен прикрывать отход.
Какое задание получил американец? - спросил Вадим, поднеся нож к горлу лейтенанта-хорвата. - Что ему поручил ваш майор?
Не понимаю! - пытался отпираться пленный.
Это твой единственный шанс остаться в живых! - сурово сказал Вадим и слегка надавил лезвием ножа на горло. Показалась капелька крови. _ Я долго ждать не буду! Мой друг погиб, и ты ответишь за его смерть, если не будешь честно отвечать на вопросы!
Хорошо-хорошо. Я отвечу, но я это слышал лишь краем уха, - заторопился хорват, чувствуя опасную близость ножа у горла. - Завтра пройдут переговоры на сербской стороне. Приезжают представители «миротворцев» ООН — два каких-то полковника, вроде голландец и француз, а также полевые командиры от бошняков и воеводы от сербов, а также различные журналисты. Снайпер должен подстрелить этих полковников, потом обстрелять журналистов и полевых командиров бошняков. Все грехи будут повешены на сербов. И тогда будет легче привлечь войска НАТО против сербских формирований. Но я к этим действиям не причастен. Я — честный солдат! Поэтому и все рассказал вам!
Если сказал правду, то будешь жить! - Вадим пришел в еще более сильное волнение от услышанного. Ситуация становилась еще экстремальней, чем до этого можно было подумать. Он обратился ко мне, когда я завершал обработку ран Неделько. - Ты слышал?
Слышал, но не все понял! - отозвался я. И тогда Вадим объяснил мне все, как можно более подробно.
Нельзя этого допустить! - настроен он был крайне решительно. - Петро с Неделько, Зораном, раненым в ногу Сергеем и этим пленным голубчиком придется отправить к нашим. Я бы взял Зорана с собой, но ни Неделько, ни Сергей не смогут самостоятельно передвигаться, так как очень затруднены в передвижении. Этим то составом и то с трудом переберутся через улицу. А нам в троем — мне, тебе и Славану надо будет ловить этого гребанного янки. Не хотел я тебя еще раз привлекать, врачей надо беречь, но придется. Мы, с подачи Славана, влипли в эту историю. Нам ее и завершать! Во имя памяти Мишки!
Как бы нам к нему не добавиться! - прошептал я. Но Вадим не обратил внимания на мой шепот.
Неделько, ты как? Сможешь «мусликам» напомнить, про перемирие? - спросил Вадим.
Попытаюсь, - с трудом выдавил Неделько и попытался улыбнуться. Держался черногорец мужественно.
Петро, проход помнишь? Тебе нужно будет вывести Сергея и Неделько, да еще и пленного до штаба дотащить, - продолжал руководить он. - Не забудьте с турчинами заранее договориться о выдаче тела Миши. Мы вернемся — похороним с почестями!
А если не вернетесь? - Петро тоже явно занервничал, понимая, что нам грозит. Ему было стыдно возвращаться обратно, понимая, что мы отправляемся в опасную погоню за врагом.
Если не вернемся, то тогда и решать будем! - попытался отшутиться Вадим. - Мне еще бабушка говорила, когда я убегал на речку: «Утонешь — домой не приходи!» А с бошняками внизу я помогу переговорить. Вдруг они наши беглецов успели перехватить! Петро, Зоран, как только доберетесь до своих, сразу постарайтесь предупредить о возможном покушении на переговорщиков. И чтобы постарались туда отправить людей. Надо помешать снайперу. Если мы не успеем его перехватить... Всякое бывает! Но мы очень постараемся!
И мы стали спускаться вниз.
14.
Бошняки в волнении ждали внизу. Оказывается из второго подъезда вырвалась группа «усташей», бошняки еще только подходили к нему. «Усташи» сходу открыли огонь, сразив трех мусульман, после чего оторвались от преследования. Вроде бы среди них была и девка, но так как все были в «натовской» форме, то четко определить оказалось сложно. Бежали они быстро, паля во все стороны. Правда, не все успели скрыться, одного «усташа» бошняки успели подстрелить. Его тело до сих пор валяется на ступенях подъезда. Остальные скрылись в сторону частных домов.
Бошняки хоть и были злы на «усташей» предпочли предоставить нам единоличное участие в погоне. Зато чинить препятствие уходящим на сербские позиции раненым Неделько, Сергею и сопровождавшим их Петру с Зораном, не стали. Чуть поворчали, заметив пленного хорвата, выразив пожелание отомстить ему за своих убитых, но Неделько, даже тяжелораненный, умудрился своим красноречием переубедить бошняков, заставить отказаться от подобных действий. Молодец, ничего не скажешь!
Вот никогда не думал, что бошняки мне будут желать удачи! - усмехнулся Славан, когда мы побежали в ту сторону, куда, по словам мусульман, скрылись «усташи».
Ты представляешь, что произойдет, если американец выполнит заказ? - спросил на бегу Вадим меня. - Это верный способ «натовским» самолетам начать безнаказанно бомбить сербов. Или что еще похуже. Как бы не отпирались, все равно ничего будет не доказать. Сербов постоянно в чем-нибудь обвиняют. Враги постоянно заниамются провокациями. Хорваты убивают мирных сербов — и ничего, мусульмане убивают мирных сербов — и тоже ничего! Я не оправдываю тех сербов, кто участвовал в этнических чистках, но эти чистки ничем не отличаются от действий хорватов или мусульман. Хорваты и мусульмане, особенно прибывшие сюда моджахеды, зачастую поступают гораздо более жестоко, но на это наблюдатели из разных «цивилизованных» стран смотрят сквозь пальцы. Никак нельзя допустить, чтобы выстрелы америкоса состоялись. Тогда совсем сербам будет амба!
Согласен, - еле выдавил я, говорить становилось все труднее. Сказывалась усталость, ранения, особенно рана во рту, да еще и забег на длинную дистанцию после всего этого. Я, стыдно признаться, предпочел бы оказаться на месте Зорана или Петро. Одно останавливало — судьба Рады. Как ни глупо, я и в такой момент переживал за нее. Честно сказать, трудно определиться, что меня волновало в тот момент сильнее — возможное покушение на «миротворцев» от ООН или жизнь и здоровье Рады. Как-то я быстро попал в психологическую зависимость от девушки. И самое страшное — что от девушки-врага. С которой у нас никогда ничего серьезного и быть не может. И я это отчетливо понимаю, но пока ничего не удается с самим собою поделать. Это все мой дибильный характер, который упорно стремится за недостижимым. Чем сложнее цель — тем выраженнее мой интерес. Я и раньше любил гоняться за сложностями, например, девушки меня всегда привлекали крутые и труднодостижимые. Но раньше какие-то перспективы имелись. Сейчас же они не отличались от «нуля». Война лишила малейших надежд.
Как мы их отыщем? - крикнул Славан.
Спроси чего-нибудт полегче! - отозвался Вадим. - Ты у нас — местный, вот распросами и займешься!
Попробую! - подобная перспектива Славана совсем не радовала. Во время распросов легко было получить пулю в лоб или удар ножом в живот. На кого напорешься... Местные мусульмане про наш договор с некоторыми их полевыми командирами ничего не слыхали, а объяснить им про него можно и не успеть. А кроме мусульман в этом квартале искать кого-либо другого бесполезно, лица других национальностей давно поспешили покинуть этот район. Одинокие дома, чаще всего с выбитыми окошками, попадались то тут, то там. Некоторые дома носили на себе следы взрыва — чаще всего это были случайные снаряды или мины из минометов. Парочка домов представляли собой просто обугленные остовы, со сгоревшими и провалившимися крышами.
Ладно, Славан, пусть это и ты втравил нас в эту историю, но соваться в эти дворы не стоит! Ты нам еще пригодишься! - пошутил Вадим. У него еще оставались силы, чтобы нас как-то подбадривать.
Бежать не осталось никаких сил, поэтому мы шли быстрым шагом. Тем более что бежать не известно куда. Читать следы, как индейцы, мы не умели, да и слишком много их бвло кругом. И как читать следы, когда находишься в городе, пусть и не в самом центре? Единственное решение вопроса — это прикинуть, куда могут побежать «усташи» и где окопаться! Они то тоже здесь чужие! Тоже враги! И в настоящий момент более враги чем мы!
Там здание старой водокачки! Его вполне можно использовать, как место для засады. Все окраины и подъездные дороги просматриваются! И, в случае чего, отстреливаться удобно! - поразмыслив, сказал Славан. - Скорее всего туда побежали. Там, правда, мусульмане могли «секрет» оставить. А могли и не оставить... Туда проберешься, потом трудно выкарабкаться будет, если заметят. Мы с мусульманами поочереди эту водокачку захватывали, пока не надоело. Решили плюнуть на нее. А то слишком дорого обходится. Раз по десять у нас и у бошняков она успела побывать. Теперь, считается дурным тоном зариться на нее, но хорваты про наш негласный уговор не слышали.
Дорогу-то до водокачки знаешь? - поинтересовался Вадим.
Что я не местный, что ли? - хохотнул Славан. Пусть он и вел себя уверенно и пытался смеяться, а ощущал все его нервные флюиды. Не зря работаю неврологом и мануальным терапевтом. К тому же из-за ранения я, в основном, выступал в роли молчаливого слушателя.
Сколько до нее? - спросил Вадим.
Не более километра. А впрочем, она и отсюда неплохо видна! Вот — посмотрите! Выглядит сурово! - указал Славан.
Из-за крыш домов четко вырисовывался удлиненный корпус башни, больше похожей на башню рыцарского замка, а не на объект для перекачки воды. Успели ли «усташи» с янки ее достигнуть? Они опережали нас минут на тридцать, и если сразу рванули к ней, то должны уже расположиться там. И тогда к башне подходить небезопасно. Вы не думайте, что мы в развалочку шли по среди улицы, посвистывая и болтая. Мы с самого начала осторожно перемещались от дома к дому, понимая, что из любого окна в любой момент может раздаться автоматная очередь или ружейный выстрел. Пробирались-то совсем не по дружественному кварталу. Спасало еще то, что большая часть жителей предпочитала ни во что не ввязываться, а просто переждать, когда самое плохое останется позади. К тому же три суровых мужика (мы казаки, надо отметить, себя мужиками не называем — не принято. Мы — казаки и мужчины) с оружием в руках, не вызывали особого желания проверить судьбу. Но чем ближе мы к водонапорной башне, тем труднее будет пробираться. Ее окружали с полдюжены разваленных домов, пара гаражей, три небольших сарайки и куча руин оставшихся трудно понять от чего. Действительно чувствовалось, что вокруг этой водонапорной башни шла серьезная заруба. Кругом воронки от обстрела из пушек и минометов, все посечено осколками — и остатки строений и одинокие деревья. Сама башня возвышалась как израненый великан. Закопченая, в выбоинах, следах пуль, шрамах от выстрелов из гранатаметов... Несколько маленьких окон напоминали бойницы. Мы залегли за груду обгоревших бревен и осматривались. Если мы угадали, и «усташи» с янки находятся там, то подобраться будет нелегко, если не сказать — невозможно. Со снайперской винтовки нас перещелкают одного за другим.
Как тут быть? Ждать до сумерек, но сейчас еще всего лишь утро. За это время что только не произойдет?! И не обязательно в нашу пользу. Было над чем задуматься...
Вот смотрите! - сказал Вадим после рекогносцировки. - Сейчас в нашу сторону смотрят два окошка, если двое будут держать их под прицелом, разумеется — каждый свое, то третий сможет перебежками добраться до водокачки. Если «усташи» там, то ему придется завязать бой, отвлекая внимание от двух оставшихся. Им за это время надо будет быстро добежать до этой «сторожевой башни». Очень быстро, а то для первого ситуация сложится хреново! Других вариантов, скорее всего нет, разве что вызвать авиацию, и она накроет точечными ракетными ударами водокачку и всех, кто там спрятался!
Откуда авиация? - не понял шутки Славан. - Нам же запрещают летать над Сараево!
Это я итак помню! Поэтому и нет у нас других вариантов, кроме предложенного мной!
Придется мне первому быть! - выдавил я. И не от героизма, а понимая, что это самый оптимальный ход с наибольшими шансами на успех. Просто потому, что Вадим и Славан — вполне приличные стрелки, а я на дальнее расстояние стреляю совсем плохо, и если кто и высунется в окошко-бойницу водонапорной башни, то мне попасть в него, скорее всего, не удастся. Что я и стал объяснять свои товарищам, которые никак не хотели отправлять меня первым. Чувство опеки у них оставалось еще очень сильным. Доктора — первым под пули? Да, ни за что! Пришлось их убеждать, что это будет лучше для нас всех. Это оказалось нелегко. Конечно, оказаться в одиночку против четырех-пяти врагов желания не имелось, но если засесть у двери в башню, то есть шанс продержаться подольше. И, опять шальная мысль, что удастся как-то сохранить Раду. Не должно быть такой мысли сейчас. Не о ней я должен думать, а о том, как уцелеть самому и сохранить товарищей! Все, кобздец! Больше о ней не думаю! Хватит!
Чуток переждем! - сказал Вадим. - Понаблюдаем! А то, если там никого нет, то мы и глупо будем выглядеть, и привлечем к себе внимание. И время попусту вместе с нервами потратим!
Лады! - шепнул воспаленной глоткой я.
Я только за! - согласился Славан. - У меня где-то и фляжечка со сливовицей припасена! Неплохо бы сделать глоточек для профилактики простудных заболеваний! А то вспотели, сейчас любой сквозняк — и ты заболел!
Да, фронтовые сто грамм не помешают! - согласился Вадим. Я тоже готов был присоединиться, но на этот раз чисто с медицинскими целями. Надо было продезинфицировать рану во рту. И это действительно так, а не просто повод и оправдание для очередного употребления горячительных напитков. Славан первому протянул фляжку мне, по традиции — первым снимал пробу доктор, что я осторожненько и сделал. Ядренная, пятидесятиградусная сливовица огнем зажгла рот, аж слезы из глаз брызнули.
Рану жжет! - пояснил я, чтобы не подумали, что так отреагировал на крепкий напиток.
Понимаем! - Вадим дружески хлопнул меня по плечу, затем сделал полновесный глоток из фляжки. - За победу!
За победу! - подхватил Славан.
Потом минут пятнадцать переводили дух, расслаблялись. Прикидывали, как лучше добираться до водонапорной башни. Подготовились, настроились, и я побежал. Вадим и Славан выцеливали окна-бойницы. Я уже пробежал большую половину пути, когда заговорили автоматы Вадима и Славана. Значит, искомые нами «усташи» точно закрепились в этой водонапорной башне, и кто-то высунулся. В подтверждение этого ряд пуль просвистели в опасной близости от меня. Это заставило ускориться. Бежал я зигзагами, меняя направление. Еще немного, и я упал за груду красного кирпича, что осталась от подсобки напротив входа в водокачку. Из-за дверей высунулся «усташ» и дал длинную очередь в мою сторону, полетели осколки кирпича, но груда оказалась толстой, поэтому прикрывала меня успешно. Высунув автомат, послал пяток пуль в ответ. Потом переместился и снова дал короткую очередь Стрелял я наугад, по примерному направлению, где должен был располагаться вход. «Усташ» , похоже, тоже перестал сам вылезать из-за двери, поэтому просто веером раскидывал пули, высовывая один автомат. Не хватало гранаты, а еще лучше гранат, тогда мы бы поговорили по другому.
Лех, это я! - крикнул Вадим, влетая ко мне за кучу кирпичей. Приземлившись рядом, он подмигнул. - Сейчас я этого стрелка выкурю!
Надо бы! - кивнул я.
Постреляй чуток! - попросил Вадим.
Я в этот раз высадил в сторону водонапорной башни почти весь автоматный рожок, за это время Вадим успел вскочить и прицельно метнуть гранату в дверной проем водонапорной башни и снова залечь. Ба-бах! Когда пыль подразвеялась, Вадим осторожно выглянул из-за кирпичей.
Ну как? - поинтересовался я.
Как в аптеке! Лекарство подействовало! «Усташ» готов! - гордо отрапортовал он, готовя на всякий случай еще одну гранату. - Фирма веников не вяжет! Теперь интересно другое — сколько их там еще осталось?
Четверо-пятеро, - прикинул я.
Сейчас Славан подбежит, тогда пересчитаем! - хитро улыбнулся Вадим.
Славан присоединился к нам буквально через полминуты. Он слегка запыхался. Если бы не болел рот, я бы напомнил ему о вреде курения и неумеренном потреблении сливовицы. Еще спортсмен и тренер называется! Курить вообще стыдно, я сам никогда не курил. Глупо гробить здоровье на бесполезную, а к тому же очень вредную привычку. От алкоголя прок еще есть, как-то на материале своих неврологических наблюдений статью написал «О влиянии алкоголя на болевой синдром при неврологических заболеваниях». В умеренных дозах в ряде случаев алкоголь полезен, но только хороший алкоголь. Раньше ведь наука такая была — винотерапия. При Горбачеве угробили, вместе с качественными сортами винограда и приучили людей пить всякую гадость. Борьба с алкоголизмом должна начинаться к приучению людей к культуре употребления алкогольных напитков. Не пить всякую гадость, которая разумеется легкодоступна из-за своей дешивизны, не употреблять алкоголь в неумеренных количествах — до поросячьего визга, и все будет как нужно. При этом я понимаю, что последние дни алкоголь употребляю не умеренно, но до возвращения к своим ничего поделать не смогу.
Неплохо, - сказал Славан, отдышавшись. - Всякие Рэмбо и в подметки тебе, Вадим, не годятся!
Конечно, не годятся! - поддержал я. - В кино воевать завсегда легче и веселей! С киношными-то врагами! - на время забыл про неприятные ощущения во рту.
Ладно вам комплименты-то отвешивать, а то я как красная девица расстаю! Вот и конец мне придет! - сделал вид, что засмущался Вадим. - А нам некогда здесь залеживаться! Врагов-то еще хватает! И никто у них автоматы не отбирал!
У тебя же еще граната есть? Я и свою пару тебе с удовольствием отдам! - сказал Славан.
Давай! Я сейчас гранату в нутро водокачки кину, а вы сходу вперед! - Вадим снова стал серьезен. Это он умел, понимая, что расслабляться еще очень рано. Это мы и сами понимали, но, честно признаться, трусили и тянули время. Но чем дальше тянешь время, тем сильнее начинаешь трусить. Фантазия слишком много дорисовывает в сознании, а богатый опыт по лицезрению раненых и убитых, старательно проецирует все виденное на себя. Зато в случае неожиданной опасности, резко, внезапно возникшей ситуации я веду себя как нужно, реагирую мгновенно, а страх приходит потом. Наверно, поэтому я частенько успеваю провести реанимационные мероприятия, когда дело идет на секунды. Зато постоянно работать реаниматологом я бы не сумел. Это никак не подходит к моему характеру, потому что это каждый день надо ожидать, что придется заниматься реанимационными мероприятиями, каждый день настраиваться на них психологически. Это через чур для меня тяжело. Примерно поэтому же я не стал и хирургом. Здесь постоянно приходится заниматься военно-полевой хирургией, шить, резать, извлекать осколки и пули, но я помню, что это не на долго, что отпуск окончится и опять вернусь к своей непростой неврологии с вертебрологией, зато там операции в основном бескровные или малокровные, если такими считать блокады. Иногда приходится проводить спиномозговые пункции, но это когда совсем тяжко с постановкой диагноза.
Приготовились! - прошептал Вадим, отвлекая меня от воспоминаний о работе, одновременно извлекая гранату, затем вторую, вырвал чеку одну и чуть позже другую, теперь время пошло на секунды. - Пошли!
Он метнул первую гранату наугад. Она почти сразу взорвалась. Потом Вадим вскочил и уже прицельно метнул вторую внутрь водонапорной башни. После ее взрыва ко входу устремились я и Славан. Не останавливаясь в чрево водокачки вбежал Славан, а за ним я, перепрыгнув через исковерканый труп «усташа». Славан опережал меня на пару ступеней. В водонапорной башне было условных пять этажей. Первый враг попался на втором лестничном проеме. Он хоть и начал стрелять, но Славан оказался точнее. «Усташ» мешком повалился сербу под ноги. Но больше никого в башне не оказалось. Ни Рады, ни америкоса со снайперской винтовкой... Никого! НИ-КО-ГО! Напрасно мы обшаривали помещение водонапорной башни, заглядывали во все углы. Нигде, ни в верху ни внизу, кроме пары трупов, никаких следов противника! У меня похолодело внутри от дурного предчувствия.
Славан! - выдавил я. - Скорее вниз! Это — ловушка! Или мы просто лопухнулись, и америкоса искать надо в другом месте!
Печка матерна! - выругался Славан и побежал вниз за мной. Нехорошее ругательство, но он не удержался.
Позабыв про осторожность, я и Славан, один за другим, выскочили на улицу. Самые мрачные опасения сбылись. Нас ждали четверо — америкос с неразлучной «снайперкой» в руках, несколько рыхловатый здоровяк в майорских погонах, понятно, что это — Фридман, Рада, вид которой меня в этот раз не обрадовал, плюс мордоворот в форме хорватского гвардейца. Но... Но самое страшное — это распростертое тело Вадима в луже крови. Столько всего пройти и погибнуть!
Я сглотнул, но нам сейчас придется составить нашему другу компанию! Мы выскочили прямо под дула автоматов. Терять было нечего, и мы сходу приняли бой. Точнее попытались! Я — дебил, не перезарядил автомат, и он, выплюнув пару пуль, замолчал. Славан успел чуточку больше, но в него вонзилось с полдюжины пуль. Серб глухо что-то сказал и медленно осел на колени, потом завалился на левый бок. Меня же пули пощадили, только одна оцарапала правое бедро. Я пошатнулся и устоял, продолжая сжимать разряженное оружие. Но и хорватский гвардеец валялся без признаков жизни. Однако, мне от этого было нелегче. Я стоял безоружный перед тремя врагами.
И как рус хочет умереть? - злорадно хохотнул майор Фридман. - Набегался?
Тут что-то сказал американец, удивленно глядя на Раду. А ведь точно, я же должен быть мертв. Рада оказалась совсем в неловком положении. И тогда девушка повела себя совсем неправильно с точки зрения врага. Она принялась громко говорить. На сербо-хорватском. Но я почти все понял. Не совсем дословно...
А пошли вы со своей заботой о хорватском народе! -закричала она. - Плевать вам на людей! Лишь бы крови побольше! Очередной обман! Я искала американца-снайпера, чтобы воевать с врагами! А вы хотите устроить очередную провокацию, чтобы вновь убивали людей, чтобы вновь лилась кровь! Сволочи! Да, я сохранила ему жизнь — этому русскому доктору! Он хорватскую бабку спас! Он заслуживает жизнь! А вы — сволочи!
Рада, что с тобой? Этот русский запудрил тебе мозги! Он — враг! - попытался сказать разволновавшийся майор.
Совсем нет! Рус, я иду к тебе! - Рада, держа в руках «Узи», ствол которого смотрел теперь на майора и янки, стала потихоньку пятиться ко мне.
Дура! - вырвалось из уст майора Фридмана.
Была дура! - ответила Рада. - Теперь нет!
Она приблизилась ко мне. Улыбнулась, мол, я не дам тебя в обиду! На долю секунды она отвлеклась. Зато Фридман не отвлекался и не расслаблялся. Его автомат плюнул свинцом в нашу сторону. Рада тихонько вскрикнула, падая на меня. Что-то сильно ударило меня в бок, потом еще... Темень в глазах... Успел лишь подумать: «Рада... Рада...»
15.
Я открыл глаза. И первое что увидел — это лицо Рады. Красивое лицо, но в ее глазах была боль, тоска, зато совсем не было жизни. Из уголка ее прекрасно очерченного рта тоненькой струйкой стекала кровь. Капля за каплей... И капала на меня... Как же так? Это я должен был погибнуть! Ну, никак не она! Это невозможно! Так не должно быть! Хотелось завыть! Я как-то забыл, что где-то рядом враги, что сейчас я последую за Радой. И я даже готов был отправиться за ней в этот момент. Честное слово, я готов был в этот момент поменяться с Радой жизнью, только бы она жила!. .
Ю фулл, Рада! - это произнес янки.
Идиотка какая! - произнес майор Фридман на сербско-хорватском. В его голосе звучало неподдельное сожаление. - Одна из лучших была! Если бы не свихнулась на этом русском! Без нее будет значительно сложнее! Но задание надо будет выполнить все равно! Вы должны будете обстрелять «миротворцев», а также подстрелить парочку женщин или детей в мусульманском квартале Сараево! Мировое сообщество должно позволить любые действия против сербов! Ваша страна также этого желает! Вы потрафите желаниям вашей страны и, к тому же, получите круглую сумму в вашей родной валюте!
Окей! - ответил янки, его особенно агитировать не приходилось. Приятно ощущать себя патриотом, особенно за серьезные «бабки». А история и жизнь других стран его совсем не интересовала. Наверно, не попался подходящий комикс по истории стран Европы. Он разве, что про Дракулу из Трансильвании, благодаря кино что-то слышали. А тут какая-то Югославия с какой-то там Сербией! Что это такое? Разве у нее есть право на какую-то свою историю? Сейчас надо просто взять снайперскую винтовку и завалить пару непонятно каких парней, да еще, если понадобиться, две-три неотесанных тетки, которые никогда не слышали про достижения цивилизации. Ради этой самой цивилизации и такой развитой в ней демократии!
О, мистер Джон, кажется этот русский шевелиться! - вырвалось восклицание у майора Фридмана. Он перещелкнул затвором и сделал шаг по направлению ко мне и телу Рады. Я напрягся, собираясь вскочить, чтобы последнюю пулю принять достойно. Просто оттолкнуть тело Рады я не мог, мне это казалось кощщунством. Осторожно отодвинул тело девушки. Приподнялся.
Хотьите достойно умьереть! - почти на правильном русском произнес майор Фридман. Некоторый акцент в его словах казался несколько нарочитым. Но это не нарочитость, а просто некоторая небрежность.
Умирать не хочу. Но если придется, то вам меня унизить не удастся! - ответил я, ища, как бы отплатить майору и америкосу. Но схватить автомат я не успевал, «Узи» рады находился где-то в метре от моей руки..
Не буду закатывать рьечи! Это не кино! Поэтому скажу просто — гуд бай! - и майор Фридман вскинул автомат.
Но очередь прозвучала из другого места. Это Славан, который оказался еще жив, собрав остатки сил, превозмогая боль, выстрелил в Фридмана. Тот взвыл, после чего рухнул навзнич и затих. Янки тут же срегировал, выстрелив в Славана. Пуля угодила сербу в горло. Славан всхлипнул и затих. Я схватился за автомат лежавшего поблизости «усташа», а янки уже бежал, не разбирая пути, просто уносясь вдаль. Мои руки тряслись, в западном автомате я разбирался плохо, поэтому никак не удавалось попасть в бегущую мишень. Щелчок! Это закончился магазин... А янки все бежал и бежал. Я попытался встать и броситься в погоню. Вскочил! И тут же упал от жуткой боли в ногах. Я не заметил до этого, что мои ноги пробиты пулями. А америкос убегал, подвывая от злости и желания отомстить, я пополз к автомату Славана. Почти добрался, протянул руку... И тут все вокруг принялось вставать на дыбы! Загрохотало! В небо взлетали груды земли!То ли снаряды, то ли мины ложились кучно вокруг водонапорной башни. Я попытался заползти внутрь водокачки, чтобы укрыться от осколков. Но позволить спрятаться себе одному я не мог, ухватился за тела Рады и Славана и потащил за собой. То есть постарался потащить за собой, но сил не хватило.
Тогда я попытался тащить тела по очереди. Не было сил позволить падающим минам и снарядам изувечить тело Рады. С криками от боли, проклятиями и стонами, я затащил по очереди Раду и Славана. О том что они мертвы, думать не хотелось. Но оставалось еще тело Вадима. И я пополз к нему. Надежды на то, что мой товарищ может оказаться жив, оставили меня, когда я увидел развороченный двумя пулями из снайперской винтовки комбинезон на спине. Вадим давно не дышал, его беспокойное сердце заносившее бравого десантника в Анголу, Афганистан и Приднестровье перестало биться от предательской пули на земле Сербии. Он погиб, как когда-то погибали русские добровольцы, которые сражались за свободу сербского народа от турецкого ига. Еще одна русская могила появится на сербском кладбище.
И тут рвануло за моей спиной... Я хотел что-то сказать, потом перед моими глазами появилось улыбающееся лицо Рады. «Рада, я иду к тебе!» - прошептал я...
16.
Очнулся я только в госпитале. Не сразу понял, где я нахожусь. Белый потолок, белые простыни. И на этот раз оказался не в роли лечащего врача, а в качестве пациента. Как говорится, не зарекайся!
Очнулся! - послышался радостный голос. Я с трудом повернул голову в сторону говорившего. На соседней койке лежал раненый в ногу Сергей. А еще на одной койке находился Неделько. Я был рад их видеть. Рад? И я тут же вспомнил про Раду. Рады больше нет! Вадима больше нет! Славана больше нет! Мишки больше нет! Их больше нет! Захотелось завыть, закричать! Но криком здесь не поможешь...
Сколько дней я был без сознания? - говорилось с трудом, в основном из-за все той же раны во рту.
Всего два, - сказал Сергей. - Тебя наши разведчики обнаружили. Повезло, что под обстрелом уцелел. Трудно сказать от чьей мины или снаряда ты пострадал. И сербы и «муслики» услышал пальбу у водонапорной башни принялись палить из пушек и минометов. Неужели Вадим и Славан от этого погибли?
Нет. Они погибли раньше. Вот только американский снайпер успел убежать, - с горечью прошептал я. Но соратники услышали.
Об этом мы уже успели догадаться, - вздохнул Сергей.
Как? - предчувствие заставило меня напрячься еще больше. Плохое предчувствие — ощущение полной беспомощности.
Вчера подстрелили какого-то французского, кажется, офицера из «миротворцев» , а еще снайпер обстрелял стоявшую за хлебом очередь в центре Сараево. Она, в основном, состояла из женщин, большая часть из которых проживала в мусульманских кварталах. Сколько-то о убитых, сколько-то раненых, я точно не знаю, - с мрачным лицом Сергей пересказывал мне произошедшие события. - Сербы уже обвинены в этом преступлении!
Все оказалось напрасным. Погоня, смерти, риск, кровь... И все — ни к чему... Вадим и Славан погибли зря! Рада погибла зря! Я рисковал жизнью зря! Потерял новоиспеченную любовь зря! Мы не сумели остановить снайпера. Он выполнил свой заказ. Люди погибли. И самое страшное, что во всем опять обвиняют сербов!
Мы проиграли! И ничего не исправить! Нам не вернуться назад, не изменить время... Мы проиграли! За что тогда погибло столько людей! За что? Но я так и не нашел ответа.
Зато вспомнил про одинокую хорватсую старушку из дома, о которой собирался сообщить в «Красный Крест». Надеюсь, что она еще жива.
- Срочно передайте! - начал говорить про нее я...
17.
Сербы проиграли. Все сербские республики под давлением хорватов и мусульман пали. Проиграли из-за вмешательства стран НАТО. И из-за невмешательства России. Потом , несколько тлет спустя, у Сербии отобрали Косово, ее православные святыни. Милошевича, несмотря на заигрывания с американцами и НАТО, все равно сделали «военным престуником», его выдали трибуналу, но он не дожил до суда, как и другие. На суде открылось бы многое из провокаций «цивилизованных стран», а этого допустить не желали.
Отошла в сторону Черногория, не за горами отделение Воеводины. Проиграли сербы, но проиграла и Россия. Особенно та ее часть, которая желает жить по совести, которой за державу обидно. Не удалось нам отстоять Сербию! Удастся ли сохранить Россию?
«И только мертвые сраму не имут!» Они сделали все, чтобы слово «русские» оставалось символом надежды на Балканах. А надежда, как вы помните, умирает последней!
17.
И что мне остается? По всем правилам я, вроде бы, должен найти американца-снайпера и отомстить. Он не должен жить. С этим я согласен. Но как я его найду? И где найду деньги, чтобы добраться до США и искать его там? С моей то докторской зарплатой! В нашей стране врачи опущены ниже плинтуса, и шансов, чтобы подняться нет. И не верится, что будут!
Хорватия, не в пример ближе, но как я могу мстить хорватам, если девушка, которая отдала за меня жизнь, была хорваткой?
Ничего не остается, кроме того, чтобы хоть что то сделать, чтобы моя страна стала тем государством, которое можно и нужно уважать. А еще у меня есть дети, ради которых стоит жить...
Эпилог
И как вам мой сценарий? - спросил Алексей режиссера.
Сюжет очень динамичный. Я бы снял по нему боевик, но кое-что надо бы переделать! - режисер пытался бросить курить, поэтому просто посасывал пустой мундштук. Алексею, некурящему, подобные его действия казались смешными, но он предпочел промолчать.
Что же?
Все дело в том, что хорваты недавно помогли нашим футболистам попасть на чемпионат Европы!
Уже чемпионат мира в Африке прошел...
Это неважно. А еще курорты в Хорватии... И мусульман как-тл вы обижаете. Да и про американцев без особого уважения!
Понимаете — это все основано на реальных событиях. И никто не виноват, что этим снайпером оказался американец.
Это плохо. Лучше это бы был какой-нибудь боевик Бен-Ладена или, на худой конец, грузин.
Почему грузин?
Тема Южной Осетии пока в моде. Саакашвили все еще не успокоился и жаждет реванша.
У меня там есть осетин, который воюет за Сербию.
Нет, вы не поняли. Этого мало.
Я тоже за Южную Осетию в составе России. Я, вообще, сторонник империи. Не важно советской или российской. Но там события — совершенно другие! Аойна в Южной Осетии и в Сараево — сильно отличаются!
Ладно. Я подумаю. Сценарий хорош. Но не достаточно политкоректен. Я подумаю, может какой-то русский отмореженный режиссер захочет снять фильм про это. Я бы выступил продюссером. Что-то мне подсказывает возможный успех в прокате. Сейчас много отморозков ищущих героев в среде русских. Нужны русские Рэмбо и Брюсы Вилисы.
Спасибо за «отморозков».Только нам не нужны Рэмбо! Нам нужны свои герои! И у нас они есть. Покруче Рэмбо будут!
Я в перносном смысле!
Я так и понял, - усмехнулся Алексей.
Значит вы говорите, что все написано по реальным событиям?
Да.
И все в точности так и было?
Да. Я лишь кое-что изменил в самом финале...Как мне бы хотелось закончить эту историю...
Окончание
(отрывок из сценария)
Я и Славан неслись вниз со всех ног по лестнице водонапорной башни. Выскочили на улицу. И тогда я понял, что предчувствие меня не обмануло. Вадим лежал уткнувшись лицом в землю, и вокруг него растекалась лужа крови. А над его телом стояло четверо — американец со «снайперкой» в руках, Рада, рыхловатый мужик в форме хорватского гвардейска с майорскими знаками различия — майор Фридман, как я понял, а также еще один здоровенный «усташ» в гвардейской форме с автоматом.
Я и Славан, понимая, что успеть почти невозможно, вскинули автоматы. Мой автомат выплюнул оставшиеся три пули и затих. Славан стрелял несколько больше. Но врагов оказалось больше. И пули сразили серба. Он упал мне под ноги. Но одного «усташа» мы успели подстрелить.
Готовся к смерти, рус! - сказал Фридман. С его головы слетело кепи, позволяя лицезреть потную лысину. И он вскиул автомат, посылая в меня смертоносную очередь.
Н-е-е-е-т! - закричала Рада кидаясь ко мне. Пули ударили ей в спину. Она сделала еще несколько шаго по направлению ко мне, потом ее ноги подломились, и девушка рухнула на меня. Мы упали вместе.
Надо добить! - прорычал на сербско-хорватском майор Фридман.
Окей! - отозвался америкос и пошел добивать.
Но Рада не только упала на меня, но и смогла передать мне свой автомат «Узи». Янки подошел и попытался направить на меня ствол своей «снайперки». Но не успел. Я всадил в него пол- магазина из израильского автомата. Я не успел бы среагировать на майора, но тут шевельнулся Славан. Он угодил выстрелом из пистолета майору Фридману в лоб.
Парни, я живой! - это простонал Вадим.
Рада, ты жива? - прошептал я.
Кажется, - отозвалась Рада.
Я поцеловал ее в губы. И был счастлив.
18.
Так и должно было все закончиться. По справедливости...
Послесловие.
Я давно хотел написать про наших добровольцев на Балканах. Про тех, кто рисковал своей жизнью, понимая, что никогда не заслужит благодарности от своего государства. Если станет инвалидом, то никто не компенсирует инвалидность. Если погибнет, то никто его родным не заплатит за его гибель. А то еще и тюрьма грозит за помощь нашим собратьям. А они все-таки воевали! И гибли! Эту книгу я написал, как боевик, чтобы молодежь читая, запомнила тех, кто дрался во славу России , пусть и на чужой территории.
Вечная память погибшим! Вечная слава русским воинам!
Февраль 2009 — декабрь 2010, Архангельск — Очаков - Архангельск
А это далеко не полный список русских добровольцев погибших на территории бывшей Югославии, помогая братскому сербскому народу:
Анисимов Валерий — родился в 1956 в Санкт-Петербурге. Погиб в 1995г.
Александров Александр — родился в 1961 году в Санкт-Петербурге. Офицер-артиллерист, ветеран боевых действий в Приднестровье и Абхазии. Погиб 21 мая 1993 г., подорвался на мине во время разведрейда
Астапенко Анатлий Сергеевич — родился в городе Пермь 17 ноября 1968г. В Советской Армии служил в морской пехоте. В Республике Сербской с зимы 1993г. Геройски погиб 20.01.1994
Баталин Сергей — родился 14 сентября 1961 в Москве. Врач. В бою за село Твырковичи подорвался на противопехотной мине, потерял ступню. Умер осенью 1993г.
Бондарец Олег Дмитриевич — родился 4 апреля 1969 в Киеве. Погиб 20 ноября 1995 года в Сербском Сараево
Богословский Константин Михайлович — родился 4 февраля 1973 года на Памире. Проживал в Москве. Погиб 12 апреля 1993 года, был пулеметчиком, во время последнего боя защищал знаменосную позицию
Бочкарев Александр Юрьевич — родился 6 апреля 1971 года в Воронеже. Погиб 10 февраля 1994 года от снайперского огня
Булах Виктор — погиб в 1999 г. на границе с Албанией
Быков Валерий — родился в 1962 году. Погиб в августе 1995 года в Сараево от снайперского огня
Гаврилин Валерий Дмитриевич — родился в 1963 году в Гродно (Белоруссия). Воевал в Приднестровье. Погиб 5 апреля 1995г.
Ганиевский Василий Викторович — родился 16 января 1960 г. в городе Крымск(Краснодарский край). Погиб 12 января 1993г.
Гешатов Виктор — другие данные неизвестны
Десятов Виктор Николаевич — родился 12 января 1955. Воспитанник детского дома. Воевал в Приднестровье. Геройски погиб 6 января 1994г., вытаскивая беременную женщину из под огня.
Иванов Сергей Евгеньевич — в Республике Сербской с сентября 1995г. Погиб в Сараево
Котов Геннадий Петрович — родился в 1960 г. в городе Волгодонск (Ростовская область). Воевал в Приднестровье. Погиб 9 февраля 1993г.
Лучинский Леонид — родился в 1970 году в городе Адлер (Краснодарский край). Погиб в 1995.
Малышев Роман Серафимович — родился 20 февраля 1970 года в г.Киров (Вятка). Три года был послушником Валаамского монастыря. Погиб 25 октября 1994г. Тело Романа было захвачено неприятелем и выдано сербам после выкупа.
Малышев Петр Анатольевич — родился 25 июня 1967г. В Москве. Ветеран Приднестровья. Погиб 3 октября 1994.
Мелешко Сергей Владимирович — родился 29 июня 1965 г. в городе Минеральные Воды. Погиб 30 сентября 1992г.
Мирончук Сергей Александрович — родился в январе 1970г. В городе Одессе. Раненым взят в плен 18 июня 1995г., зверзки замучен мусульманами. Тело его обменяли и похоронили в Сараево.
Неоменко Андрей Николаевич — родился в 1963 году. Погиб 3 октября 1994 г. в Сараево
Нименко Андрей Николаевич — родился 10 сентября 1972 года в Москве. Ветеран Приднестровья. Погиб 3 декабря 1992г.
Петраш Юрий Сергеевич — родился в 1967г. В Белоруссии. Погиб 11 октября 1995г.
Пигалев Владлен — десантник, служилв Анголе. Точная дата и место гибели неизвестны.
Пилипчик Юрий Павлович — родился 3 марта 1967г. В Кишиневе. Погиб 16 июня 1995.
Попов Дмитрий — родился и проживал в Санкт-Петербурге. Погиб 12 апреля 1993 года
Самойлов Виктор — родился в 1965 году в Новосибирске. Погиб в 1995г.
Сапоненко Андрей — родился в 1965г. В Ростове-на-Дону. Погиб в 1995г.
Сафонов Владимир Васильевич — родился в г. Семипалатинск 30 мая 1957г. Капитан 3 ранга. Погиб 12 апреля 1993г.
Старцев Сергей — пропал без вести в бою с албанскими боевиками и по непроверенным данным погиб в Косово
Славен Олег — родился 10 апреля 1970 года в городе Донецк. Погиб 24 июля 1995г.
Сильвестров Александр Борисович — родился 17 декабря 1952 года, проживал в Москве. Капитан ВДВ. Погиб в 1994г.
- сильвестрова (Котова) Елена Николаевна — родилась в 1963г. Работала врачом в больнице Сараево. Погибла в 1994г.
Сычев Юрий — родился в 1967 году. Проживал в городе Курган. Погиб в 1995г.
Тептин Александр Георгиевич — родился 12 сентября 1969г., проживал в городе Пермь. Промал без вести 7 июня 1993г.
Томилин Алексей Валерьевич — родился 9 июля 1961 г. Погиб 14 декабря 1994г.
Трофимов Михаил Викторович — родился 16 февраля 1963 в г.Дивногорск. Проходил службу в Афганистане, где был тяжело ранен. Награжден двумя орденами Красного Знамени. 7 июня 1993 года получил смертельное ранение и скончался в тот же день
Чекалин Дмитрий Евгеньевич — родился 7 января 1971 года в Москве. Воевал в Приднестровье. Погиб 10 марта 1993г.
Шашинов Владимир — другие данные не известны
Шкрабов Александр Владимирович — родился 4 апреля 1954г. В Литве. Ветеран боевых действий в Анголе и Грузии. Погиб 4 июля 1994г.
Шульга Федор — приехал в Косово из России. Погиб в 1999г. На границе с Алюанией
Янгоневич Виктор Валерьевич — родился в 1960г. Погиб в 1995
.(Списки взяты из журнала «Искусство войны» №4(5) 2007. Журналу они были предоставлены Отечественным Союзом Добровольцев)
Список далеко не полный. Многие так и остались неизвестными. Хотелось чтобы героизм их не был забыт. ВСЕМ РУССКИМ ДОБРОВОЛЬЦАМ СЛАВА!
А ПОГИБШИМ — ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ!!!
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/