Зал ожидания

 

Позади старого здания театра юного зрителя, сразу за бутафорским цехом, примыкал городской стадион. Когда там играли в футбол и особо рьяные игроки били по мячу изо всех сил, мяч перескакивал через хозяйственные пристройки и, подпрыгивая, медленно катился по двору театра. Служители театра  подбивали его ногами и, попинав немного, выбрасывали обратно на стадион. Все это случалось часто, и все уже привыкли к таким фокусам. Задняя дверь, с покосившимся крылечком и полуразрушенными каменными ступенями вела за кулисы. Здесь всегда стоял запах деревянных декораций, резко пахло химическими красками и по углам коридора громоздились в разбросанных кучах, сваленные, где попало, бутафорские стенки, деревянные лестницы и в старых, со скрипучими дверцами  шкафах, пылились игровые костюмы, сказочные наряды праздничных представлений. Задний двор театра юного зрителя утопал в тени высоких кленов и платанов. По осени, когда продолжительные дожди заливали двор, с деревьев осыпались желтые, пожухлые листья, и двор покрывался желтым ковром, словно лесная полянка с лужицами дождевой воды. Становилось темно, скучно и нависшие сверху на небе, тучи, словно обволакивали старый театральный двор, грустной пеленой осеннего настроения…

Сам театр юного зрителя прописался в старом здании бывшего кинотеатра, который лет двадцать тому назад назывался странным именем  – КИМ.  Теперь уже трудно точно расшифровать это загадочное название. Наверное, его могли знать люди старшего поколения, которые часто ходили сюда смотреть кино. Но, сейчас это был уже театр юного зрителя с
тремя залами, с просторным фойе, в которое вели с главной улицы высокими каменные ступени, а на центральном фасаде здания висели красочные афиши, по которым зрители могли следить за репертуаром театра. В фойе пахло натертым свежей мастикой, паркетным полом, и тяжелые бархатные занавеси приглашали в залы, где шли спектакли и бенефисы. В углу был небольшой бар с напитками, которые смаковали зрители в антрактах.

Ведущий актер, исполнитель ролей королей и волшебников, в виду своего возраста, Юрий Ивашкин ловко вбежал по каменным ступеням заднего двора и через бутафорский  цех, по темному коридору, выскочил в фойе.

Труппа была уже почти вся в сборе.

У стойки бара небрежно потягивал коньяк и дымил сигаретой Марлен Марчелян, по прозвищу Марчелло. Компанию ему составлял староста русской труппы и актер на подхвате, Борис Андреевич Левин, сверкая стеклами больших роговых очков. Борис Андреевич громко басил, и жестикулировал, размахивая руками, как ветряная мельница.

- Да, брось, Марчелло – бубнил Борис Андреевич, роняя пепел мимо пепельницы из дешевого, толстого стекла, обильно орошая деревянную стойку бара – Где ты видел свободные места в ресторане Жемчужный в Ялте.? Вечером? В этом кабаке?

“Да там, с утра места занимают! Из-за прекрасной кухни и крымской мадеры. Ну, ты будешь мне говорить - Борис Андреевич недовольно махнул ладонью и опрокинул рюмку коньяка  - Вот, черт, все из-за тебя, спорщика!

– А, вот и Юра – он обернулся на Ивашкина -  Скажи этому упрямцу, Марчелло. Где, он видел свободные столики, по вечерам, в ресторане Жемчужный  в Ялте?

 

Ивашкин быстро подсел к ним. Заказал у бармена  чашку черного кофе. Потом, затянувшись сигаретой, с усмешкой взглянул на насупленного Марчелло- “ Сынок! Борис Андреевич, как всегда прав!  В  места ресторане «Жемчужный» заказывают еще в самолете!

-Что, Вы мне тут «лапшу на уши вешаете» – вскипятился чернявый, со смазанными бриолином волосами, сверкая золотыми перстнями на пальцах,  нахальный и крикливый  Марчелло – Надо знать, кому дать на лапу. У меня, там, на входе, все халдеи знакомые…

- Ну, любезный – размашисто протянул Ивашкин, мелкими глотками отпивая кофе – Где нам, с бедным Левиным, с тобой тягаться. Ты у нас прима-балерина. Тебе и карты в руки!

Борис Андреевич гаденько, хрипло захихикал, и засверкал очками – Вот, молодец, Юра! Охладил этого спорщика! Я ему, битый час, говорю, что это невозможно, а он мне свое гонит!  Молодой ешо хлопец! Жисть погано знае - -Борис Андреевич победоносно взглянул на своего черноволосого оппонента.

Ивашкин усмехнулся в рыжие усики и вытер губы чистым платком. Он был настоящий денди этот Ивашкин. Светлый,  из тонкой материи итальянский костюм тройка, отлично отутюженные брюки и бежевые мокасины придавали ему вид не бедного актера театра юного зрителя, а вальяжного соблазнителя на пальмовой набережной…

Болтовня за стойкой театрального бара прекратилась, и фойе стало заполняться актерами, прибывающими на первый, после летнего отпуска, сбор труппы.

- Привет!– прокричала тоненьким голоском Маринка Трофимова – маленькая, ладненькая симпатяга, бессменная снегурочка, партнерша Ивашкина на всех новогодних елках и детских утренниках. Она быстро подбежала к сидящим в баре и чмокнула каждого в щеку.

Маринка светилась утренним солнышком как красная шапочка, чистенькая, красивенькая, словно чудная  фарфоровая статуэтка.

-Как я рада вас видеть, ребята!

Ивашкин ласково улыбнулся - Мариночка, прекрасно выглядишь! Прима вера – он картинно повертел пальцами – Словно соткана из воздушных одуванчиков!

Юрий Иванович, Вы всегда галантны – Маринка покраснела спелым помидорчиком – Стараюсь быть всегда в форме.

Да, да, Мариночка – забасил Левин – Вы- наше сокровище!

Марина - ты прэлестна – засверкал черными глазками Марчелло – Что сегодня делаешь вечером?

-Ну, Марчелло – засмеялась Марина – Ты не меняешься. Даже за одно лето!

-Нет, ну почему - заерзал на стуле Марчелло – Жду тебя вечером в Парфии. Там шампанское, кофе, танцы… музыканты свои ребята. Ты всегда увиливаешь от моих приглашений.

- Марчелло – укоризненно покачала светлой головкой хорошенькая Марина - Сколько раз можно говорить: ты не в моем вкусе. Ты слишком  красив для меня!

Ивашкин и Левин захохотали – Да, Марчелло, не там ловишь рыбку.

-Маринэчкэ – картинно загрустил ловелас Марчелло – Ты меня опять огорчаешь…

Но, Трофимова уже не слышала его. Она кинулась к другим актрисам, и фойе наполнилось радостными криками, отвыкших за лето, друг от друга подружек.

- Да тихо вы – незлобно пробасил Левин и ловко опрокинул рюмку коньяка – Еще нацелуетесь за весь театральный сезон.

 

Ивашкин смотрел на прибывающих коллег с легким спокойствием обычного ожидания. Он всегда, после отпуска, когда собиралась труппа, с удовольствием разглядывал своих партнеров,  и словно предугадывал все грядущие события нового театрального сезона.

-Девчонки – громко забасил Левин, пытаясь перекричать поднявшийся шум и гам. -Тихо, сейчас прикатит Ефремов. Шеф–  парень у нас строгий. Шума и криков не выносит.

 

Постепенно, все притихли. Ожидали прибытия главного режиссера труппы Сергея Петровича Ефремова.

Сергей Петрович Ефремов – звезда прошлого театрального сезона. Варяг и визитирующий маэстро был строгий и ворчливый. Худой, длинный как телеграфный столб, с вечно недовольными злыми глазками. На репетициях -  тиран и деспот. Орал на бедных актеров как последний хам на базаре –“Не верю –сипел Ефремов, выкатывая свои белесые глазки.

- Халтура!  Балаган!

Актрисы плакали,  утираясь маленькими, шелковыми платочками.  У актеров сжимались кулаки и глаза наливались бессильной злобой, а  Ефремов бушевал и распалялся : – Ерунду порете!

Чему Вас учили в театральных “бурсах?”. Вы из кружка самодеятельности?! Больше чувства и души. Какого черта - он накидывался на бедных девиц - Вы закатывает глазки? На свидания прибежали,  к   хахелям?.... Ну, кто так машет руками? Мельницу изображаешь?.... Чувственности, проникновенности, страсти больше. Ну, не надо вот этого фиглярского пляса…. Да к черту. Не так  - Главный режиссер таращил глаза и делал свирепое лицо  – Вживайтесь в образ, мать вашу…

Ефремов ругался матом,  крепко, но к месту. Актеры, обижались, злились и ненавидели своего патрона, но в глубинах своих сердец, признавали его правоту. Они понимали, что главный режиссер труппы хочет тонкости и красоты игры, чтобы спектакль был сыгран на славу и, чтобы зал откликнулся бы громкими аплодисментами на выходе всех, занятых в пьесе актеров.

Ефремов - тиран на репетициях,  на дружеских посиделках,  превращался в нормального мужика, с юмором, шутками, остротами и руганью, которая приобретала уже совершенно другой смысл и оттенок.  Умный и образованный Ефремов, знал, где, и когда, можно выразиться непечатно, чтобы тебя не приняли за обычного уличного грубияна, и всегда становился душой любой,  самой разношерстной, компании.

Актеры театра иного зрителя, все же, любили своего режиссера, и старались делать все так, как от них требовал их наставник,  и  чувствовали, что конечный результат их трудных, совместных мучений принесет желанные, сочные плоды….

-Ефремов идет – красивая девица с темными волосами и выразительными, карими глазами, первая исполнительница ролей красавиц и снежных королев-  Мариэлла Томская, протянула свою тонкую, изящную руку к входу.

По парадным ступенькам, кряхтя, словно он передвигался на разболтанных шарнирах, покашливая и попыхивая неизменной трубкой с едким табаком, от которого многим актрисам становилось дурно, длинноногий режиссер, проследовал в главное фойе театра, где его уже ждала вся театральная братия.

-“ Всех приветствую “– низким рыком прорычал Ефремов – Прекрасно выглядите!  Морды загорели, Значит, отдохнули хорошо! Набрались свежих сил! Работы будет много! – в карьер погнал Ефремов.

Он быстро поздоровался за руку со старшими лицедеями: Ивашкиным, Мордасовым, Шумской, и вальяжно, панибратски почеломкался с Борисом Левином, строго кивнул остальным, нахмурив густые как у филина брови. 

- Ребята, смотрите сюда – Ефремов хитро прищурился  и поднял над головой толстую папку –“ Вот! Новая пьеса! Не ставленая еще нигде! Платонов! “ Зал Ожидания”. Откопал в архиве! Вещь потрясающая! – он отряхнул воротник плаща - С утра попал под дождь! А еще говорили, что здесь дожди редко бывают поздней осенью! Опять соврали? – он притворно нахмурился, глядя на своих актеров.

- Ладно, шутки в сторону – Ребята! Если мы сыграем “Зал Ожидания”, нас ждут успех, цветы и слава….

Актеры, молча, смотрели на главного режиссера, и каждый из них, наверное, ожидал чего- то нового, которое так и искрилось в черных глазах Ефремова.

- Юра, то бишь, Ивашкин, мать твою – незлобно ругнулся Ефремов, отыскивая глазами Ивашкина – Для тебя есть потрясающая роль – спившийся интеллигент! Платонов всю душу вложил в этот образ, словно писал для тебя, Ивашкин.

Вся труппа грохнула от смеха. Борис Андреевич согнулся надвое за стойкой бара, за которой он, как староста труппы и актер на выходах, изредка выпускаемый Ефремовым пробежаться по сцене с воплями:” Кушать подано, или ребята, на базаре арбузы сегодня отменные”, частенько просиживал продолжительное время. На большее, Ефремов не рисковал, так как Борис Андреевич, в виду своего не юного уже возраста и пристрастия к огненным родничкам, мог запороть не одну сцену, вызвав бурное оживление в зрительном зале..

Ивашкин усмехнулся уголками тонких усиков и допил свою чашку кофе.

-“ Роль интеллигента, уважаемый Сергей Петрович – самая почетная в мировой драматургии - ответил он, своим бархатным поставленный баритоном – Сыграть ее, не каждому дано.

- Да, ладно ёшь ты клеш- Ефремов махнул ладонью – Не сомневаюсь в тебе! Так – он перевел взгляд на труппу –“ Вот, всем текст. Для каждого отдельно - Сегодня встреча. Вечером читать, а завтра в двенадцать часов на первую репетицию. Потом я распределю роли для каждого занятого в пьесе. Ну,  все, свободны, бездельники. Больше на сегодня я вас не задерживаю… “

Каждый из актеров, получив текст на руки, поспешно потянулся к выходу. Встреча с режиссером завершилась.

 

Пройдя через темные кулисы за сценой, Ивашкин  вышел узким коридором на задворки театра. В театральных мастерских  копошились художники, декораторы и рабочие сцены, раздавались громкие голоса.

Ивашкин решительно направился к дверям мастерских и столкнулся на пороге с Бегжаном  замдиректора театра иного зрителя.

 - А Юра, салам – поприветствовал его Бегжан, с которым Ивашкин был знаком много лет. Они оба служили искусству целых тридцать лет. Работали вместе еще в филармонии на заре своей юности, развлекая публику в парках города по вечерам.

Пожав руку Бегжану, Ивашкин спросил - Что за шум, а драки нет?

- Ара, да – дурак он, Юра – Бегжан – показал на Ягмура Кулиева – Представляешь, не хочет писать портрет нашего руководителя.

- Я театральный художник – горячился Ягмур,- «А не придворный маляр! Я закончил Суриковское художественное училище. Я служитель искусства, а не подхалим» – кипятился Ягмур.

- Ай, харамзада, келля кесе – Кто оспаривает твои достоинства, гетверен – заорал Бегжан.

Глаза его залились гневом и негодованием - С ума сошел!  Неприятностей захотел, дурак - Бегжан быстро перешел на национальный язык и скороговоркой восточного диалекта стал выговаривать Ягмуру. Тот яростно отбивался словесной перепалкой, швыряя на полки кисти…

До Ивашкина доходили отдельные слова, и все они были ругательными.

- “Объясните,  в чем спор, уважаемые ? -  Ивашкин взял на себя роль миротворца –

-Будешь писать – наседал на художника Бегжан – Или, вылетишь из театра к шайтану!

-Ну не хочет писать, давай я напишу – улыбнулся Ивашкин, который, наконец, сообразил,  в чем деле - Я – тоже еще и художник. Ты, Бегжан, видел мои афиши!

-Арэ – Бегжан недовольно поморщился - Ты еще будешь меня подначивать! Твои афиши не портрет нашего руководителя- Иди лучше своей дорогой. У Вас сбор уже закончился. Ваш верблюд Ефремов уже ушел!

-Чтобы завтра начал писать портрет – пригрозил Бегжан – Или заявление ко мне на стол и бар гит на все четыре стороны.

- Ты не пугай меня, эй – горячился художник Ягмур Кулиев – У меня пять персональных выставок. Я выставлялся в Москве, Риге, Киеве. У меня есть имя…

 - Я сказал завтра - Лично проверю- Бегжан повернулся и выскочил во двор.

-Да напиши ты этот портрет – миролюбиво сказал Ивашкин – Что тебе стоит?

-Юра, не могу, Не могу пойти против своих принципов! Везде он, в газетах,  на всех фасадах, на всех перекрестках…. Видеть его не могу….

-Ягмур-  серьезно произнес Ивашкин- Это политика! Ты ничего не сможешь поделать! Лучше подчиниться, так будет тебе спокойнее…

Ладно – махнул рукой Ягмур- Посмотрим – Садись, Юра. Мы тут немного киряем - Ягмур постелил на запачканный красками стул, кусок чистого ватмана – Свои шикарные джинсы не запачкаешь. Давай по сто граммов.

Да, нет – отказался Ивашкин – Я в завязке! Уже пять лет!

-Да, ну-« удивился Ягмур – Я не знал. А у нас запарка! Афиши, декорации к спектаклю “Джан”. Вы отдыхали, ваша труппа, а наши все лето, потели в такой жаре, чтобы сдать спектакль. Сам министр культуры будет принимать его. И другие шишки из президентского корпуса, «доганым сиким» – крепко выругался Ягмур. – Можно подумать, что-нибудь понимают в искусстве, дармоеды и подхалимы…

Ладно, ребята, я пошел, выпивайте свою водку. А ты не упирайся, все равно заставят “– Ивашкин пожал Ягмуру руку и, кивнув остальным художникам, вышел из мастерских.

У задних ворот театра, на топчане, сидел вечный сторож Берды Ага. Ивашкин поднял руку приветствуя старика, который сторожил ворота, казалось со дня сотворения мира..

-Салам Юра, джан – проскрипел старик – Как здоровье, дорогой.

-Спасибо, Берды Ага. Нормально. Как вы?

-Ай ягши. Так, эрэ, шейле бейле – усмехнулся сторож.

Ну, счастливо – Ивашкин кивнул сторожу и вышел на улицу.

…Порывистый ветер срывал с осенних кленов последние листья и швырял их на головы людей.  По небу плыли темные, кучевые облака. Временами, прохладный дождь поливал сверху, словно пожарный из резинового шланга. Осень выдалась холодной и сырой, что было странно для здешнего, теплого климата.

Ивашкин раскрыл зонт и, подняв воротник куртки, быстрым шагом, перескакивая большие лужи,  зашагал по улице. Он шел по своему городу, в котором родился, вырос и жил до сих пор. Все ему было знакомо здесь до “последней собаки”. Казалось, что он был здесь всегда и, что еще долго так будет продолжаться. 

Ветер свистел, деревья качались тонкими ветвями, мокрый дождь колотил по куполу зонта и Ивашкин уверенно дальше, погруженный в свои раздумья. Он думал о своей новой роли,  в новом спектакле, о том, что будет с ним и другими актерами после, и ему не хотелось портить первые впечатления мыслями о том, как все сложится дальше…

Улицы были пустынны. Мало кто желал мокнуть под этим противным осенним дождем. Все попрятались по домам, пережидая непогоду.

Вскоре, пройдя несколько кварталов, он подошел к месту своей цели.

Бар в отеле “Гюнеш” пользовался большой популярностью у горожан. Он разместился в фойе отеля, у больших железных ворот в зал ресторана. По вечерам, когда там гремела музыка и веселилась публика, посетители бара, наслаждались веселой аурой людского веселья.

Подвыпившие гуляки выскакивали из ресторана в бар попить кофе с коньяком, и всегда находились знакомые лица, с которыми можно было перекинуться парой веселых фраз, а музыканты, ребята знакомые, гремели своими аккордами -:” Эх, пароход, пароход, полный ход давай….  Не запаздывай!…Ниткой шелковой, речка  стелется….. Еду я домой, аж не верится…..  и общее веселье охватывало всех и в баре, и в кабаке—“ Эх, пароход, пароход полный ход давай,  полный ход, пароход, не запаздывай …..”

А по утрам и днем, бар становился чем-то похожим на клуб людей по интересам. Ресторан был тихим, степенным, музыкантов не было, за столиками сидели редкие посетители и слушали музыку, другую музыку из бара.

Часам к двенадцати, подтягивались завсегдатаи этого неформального утреннего клуба, и каждая группа занимала свое насиженное место.

Казалось, что в этот час все “ лучшие” люди солнечного города, спешили увидеть своих друзей и знакомых – “ Эх пароход, пароход, полных ход давай,  Полный ход ,пароход, не запаздывай……”

Сюда, часто забегали актеры театра юного зрителя, и Ивашкин был здесь постоянным гостем.

 

В баре, было пусто. Холодный, противный дождь разогнал всех. За стойкой копошился бармен Мешади, протирая стаканы и грустно посматривая по сторонам.

Ивашкин поднял руку, приветствуя его и сел в дальнем углу бара на свое излюбленное место. Здесь перед ним, было большое окно, из которого была видна небольшая площадь, с рядами скамеек и аккуратных цветочных клумб, в которых весной цвели яркими лепестками красные розы. Ивашкин любил приходить сюда раньше всех, когда можно было бы посидеть в тишине, попивая восточный кофе, погрузиться в свои раздумья…

Мешади улыбнулся в ответ: Привет, Юра. Сейчас твой кофе будет готов” - он быстро поднял турку, насыпал туда молотого, прожаренного, ароматного кофе и поставил ее на мелкую гальку кофейного мангала.

- Что-то сегодня у тебя пусто - заметил Ивашкин.

-Ушли уже - ухмыльнулся Машади – водя туркой по горячим камешкам – С утра были, потом разбежались.

Ивашкин видел, как подъезжали к остановке на площади перед отелем троллейбусы и автобусы и оттуда выходили люди, с зонтами и каждый спешил куда-то по своим делам.

Затянувшись сигаретой, Ивашкин, отпил немного кофе  и мысли его закружись как солнечные зайчики, отраженные в дождевых лужах…

Словно он снова был где-то далеко…. Сидел в “зале ожидания” новой пьесы , и ждал прихода своего поезда, который умчал бы его в мир его фантазий. Наскакивая друг на друга мысли, уводили его в глубину раздумий, подальше от реального мира.

За последние пять лет, все изменилось, словно кто-то взял и переделал старый дом, разрушив его старый облик, сломав саманный забор, установив высокую, новую железную изгородь, высокую, холодную, неприступную. Все изменилось вокруг. В воздухе словно повисли неопределенность и тревога за завтрашний день. Ивашкин физически ощущал все перемены, все эти новые декорации и украшения на фасадах домов, все эти новые огромные портреты на перетяжках улиц и площадей.… Все, сразу, как-то незаметно, перевернулось, словно выключили свет, а потом, он вспыхнул, сцена преобразилась: и новые , неуютные и пугающие декорация заискрились” тревожными” красками пугающей неизбежности. Изменилось все, даже отношения между людьми стали другими. У вчерашних знакомых, вдруг, появились нотки отчуждения и какого-то странного превосходства…. Вчерашние друзья- земляки приобрели другие глаза, словно увидели в тебе в человека” другого сорта”.  А многочисленные портреты смотрели сверху глазами строгого надзирателя, словно говорили, ребята, поблажек не будет: теперь каждый сам за себя…

И в театре, эти изменения, приобрели странный  характер, вынуждая каждого уповать только на свое прошлое признание.

И как бы ни упирался художник Ягмур, ему придется малевать эти портреты, иначе он просто перестанет существовать как театральный художник, и будет выброшен на обочину театрального мира. И этот “наивный” режиссер Ефремов, подобно белой вороне в стае черных ,будет выглядеть смешным ретроградом, не разобравшимся в новых законах, нового мира.

Его упорное желание поставить в русской труппе, новую пьесу с таким близким Ивашкину названием “ Зал ожидания” разобьется о каменную  стену нового чиновнического раболепия и страха перед большими портретами, заполонившими весь солнечный и теплый город.

Все были в иллюзии “зала ожидания”, надеясь на приходящий поезд, который умчит их всех в страну их спокойствия и счастья.

                                         ХХХ

Ивашкин пил свой черный кофе, в своем любимом баре в одиночестве и с горечью в сердце осознавал неизбежность происходящего. Многие уже уехали,  и Ивашкин, который родился и вырос здесь, сам того не желая, превращался в одинокого представителя другого этноса в своем родном городе. Все было тихо и мирно, эта тишина была тревожная. Словно какая-то невидимая сила выталкивала всех, оттесняя на край дороги, выдавливая из привычной обстановки жизни.

Все меньше становилось зрителей в зале и, часто, спектакли давались в полупустом зале….

Ивашкин понимал, что так продолжаться долго не будет и что придет час, и близкий, когда все это закончится крахом: просто уже будет некому смотреть их пьесы.

- Юра” – крикнул Мешади –“ Кофе, еще будешь?

-Давай – охотно отозвался Ивашкин и закурил сигарету.

Он увидел через большое стеклянное окно бара, как к гостинице подкатил микроавтобус Мерседес и притормозил у входа. Из автобуса стали выходить чопорные иностранцы и небрежно, как делают официальные чиновники, деловито переговариваясь, зашли в фойе отеля.

Последним из автобуса выпрыгнул высокий, статный молодой человек, держа в руках какие-то бумаги. Антонин – бессменный переводчик, словно поводырь надменных деловых представителей западного мира.

Проводив своих подопечных в номера, Антонин заскочил в бар и, увидев Ивашкина, радостно помахал ему рукой – Юра, ты уже здесь. Сейчас подсяду к тебе!  Мешади, мне тоже кофе!

-Пожалуйста, дорогой – охотно отозвался усатый бармен – Твой друг уже три чашки выпил!

Антонин подсел к столику, за которым расположился Ивашкин – Юра, привет, Давно не виделись. Как ты, дружище?

Ивашкин ласково улыбнулся в тонкие усы – Нормально, Антонин! Как всегда при параде и с чужеземцами?

-Да – Антонин развел руками – Такой мой хлеб!

Они были знакомы много лет и, несмотря на разницу в возрасте, считались лучшими друзьями. Антонин был его постоянным “ клиентом” театра. Контрамарки на спектакли ему были обеспечены всегда, и он водил своих друзей и подружек, а иногда и туристов, с завидным постоянством желанного гостя.

- Что нового на ниве искусства – Антонин отхлебнул кофе – Мешади – крикнул бармену- Ты – гений кулинарного дела! Кофе отменный!

- А, стараемся – ухмыльнулся бармен - Для хороших людей всегда готов сделать что-то приятное!

 

- Надоела эта погода, Юра – заметил Антонин – Ты не знаешь, когда выглянет солнце?

-Знаю – усмехнулся в усы Ивашкин - Завтра  обязательно. Завтра будет все по-другому!

-Ага – буркнул Антонин – А вон и твои коллеги подтягиваются – он указал на площадь перед отелем, где укрывшись под зонтами, торопились в бар Ефремов, Борис Андреевич, и, почему-то, Мариэлла Томская и зав костюмерным цехом Анжела Новицкая.

-Они без женщин не могут – засмеялся Ивашкин – Всегда таскают за собой как обязательную ношу…

-Ну, такова, артистическая планида – засмеялся Антонин…

 С шумом и громкими возгласами как хороший цыганский табор, лицедейская братия ввалила в бар.

 Ха - громогласно закричал Ефремов – Ивашкин уже здесь! Ходит сюда как на работу! На репетиции  опаздывает, а сюда – никогда!

- Ну, что бездельники - долговязый режиссер фамильярно обратился к своим подчиненным – Ударим по чашке кофе с коньяком в складчину?

Борис Андреевич засопел как старый  филин – Ефремыч, не боись, наскребем и на шампанское. Мне Марчелло, наконец, вернул часть долгов, поганец, этакий.

- С процентами? – пробасил Ефремов-

- Да-а-а – обиженно прорычал Борис Андреевич – С “высокими”. Дождешься от этого нахала!

Шумная компания расположилась за столиком, где сидели Ивашкин с Антонином.

Бармен Мешади обрадовался. Бар перестал пустовать.

 А сейчас такая орава, шумная, крикливая, значит, будут хорошие “заказы” .

 

-Дамам кофе с конфетами, а нам по коньячку с Боренькой – деловито распоряжался Ефремов,-  А Ивашкин коньяк не пьет – погрозил он бармену пальцем – Он в завязке с конца пятидесятых…

Дружный хохот освежил скромную тишину бара.

- Ну, зачем же так – заступился за друга Антонин – У Юрия были светлые полосы в таком долгом отрезке времени”!

Все, включая самого Ивашкина, отчаянно захохотали.

- А, ты помалкивай “– Ефремов нарочито нахмурил густые, серые брови-

-В тебе самом, давно умер артист нашего легкого жанра - Когда, я, все же, переманю тебя к нам ?- Он “обиженно” поджал тонкие губы – Кончай к черту свои болтания на чуждых нам наречиях и вали к нам на подмостки. А, что физиономия  у тебя смазливая – не правда ли девочки – Ефремов подмигнул дамам – Рост, вес, размер... Ефремов прищурился, глазки его озорно заискрились-" обуви,  все подходит, язык подвешен, ум ясен, такие мне нужны.

Томская и Анжела Новицкая захихикали–   Нет, размера не знаем, а все остальное нам тоже подходит…

Антонин хмыкнул. Анжела Новицкая была для него безразлична, а вот “мадам” Томская, с её карими, томными глазками и элементами легкой фальши в  глубинах, давно уже была обижена на него.

Как-то,  теплым, весенним вечером,  когда буйно цвела раскидистая, персидская сирень, Ивашкин любезно познакомил их, и было потом, несколько быстрых,  романтических свиданий, к сожалению не имевшие успеха.

 Антонин отмечал ее природную красоту, но вел себя как-то странно, даже осторожно, а вот, что думала мадам Томская,  было ее тайной…

- Успокойтесь, уважаемый маэстро - остановил разбушевавшегося режиссера, Антонин – Мне ваших лавров не надо – он снова рассмеялся, глядя на Ивашкина. Ивашкин хитро посмеивался в тонкие усики и пил кофе.

- Я нормально и стабильно существую на свои переводческие гонорары. А у вас там на сцене пыльно, душно и вечные женские слезы. А, я уже в таком возрасте, когда это утомляет.

-Дааа- удивленно протянул Ефремов и внимательно посмотрел  на Антонина, наливая ему в бокал шампанское – Теперь буду знать твой диагноз! Это все дурное влияние Ивашкина – он, сочувственно, покачал головой.

Все снова дружно рассмеялись.

 

Второй прогон был в полном разгаре, когда в пустой зал тихонько, чтобы не шуметь прошел Антонин. Он был единственным человеком со стороны, которому  режиссер Ефремов, разрешал присутствовать на репетициях труппы.

-Сидеть тихо как мышь - нахмуривал густые брови режиссер – Чтобы мне ни звука!

-Понял – Антонин, успокаивающе приподнимал ладонь и бесшумно опускался в кресло!

 

На старенькой, поскрипывающей деревянными досками, сцене, питомцы Ефремова стояли как пугливые ученики начальной школы, боясь прогневать своего патрона.

-«Итак-  взревел Ефремов – пошли, еще раз со второго акта-

 

Ивашкин в итальянских джинсах и хлопковой рубашке цвета сваренного кофе, прошел к старенькому окошку бутафорской кассы провинциального зала ожидания вокзала, за которым сидел, сгорбившись, уйдя в свои градусные думы, Борис Андреевич Левин, репетируя роль старого кассира  железнодорожного вокзала на полустанке, захолустного городишка конца двадцатых годов прошлого века.

Ефремов, на свой страх и риск, все же доверил старому бездельнику эту роль, чтобы тот не впал в окончательный ступор бездействия.

- Левин – заорал Ефремов - Что, ты как кастрированный барсук, уставился в заплеванный пол?

Это же Платонов, мать твою. Где у него было описано, что кассир станционного зала ожидания, несмотря на все свое природное убожество, пялился пьяненькими глазками в пол?

- Да ни грамма в рот со вчерашнего дня – обиделся Левин - Что Вы батенька, притесняете!

-Тогда, какого черта, бубнишь себе под нос, в облезлые усы! Ты – кассир! Хозяин положения! Громче и убедительнее, прошу!

Ивашкин- суровый режиссер резко обернулся на Ивашкина- Давай свои реплики, и не делай рожу равнодушного невежи, которому не нравятся мои придирки!

Антонин прижал ладони к своим губам, чтобы не засмеяться.

Ивашкин в своем модном одеянии, а он был настоящий местным денди, действительно, был, даже пока еще на втором прогоне,  удивительно, похожим на интеллигентного любителя выпить служащего железнодорожного транспорта.

Остальные актеры русской труппы окаменели, словно статуи, перед государственной приемкой.

-Тихо – снова засипел Ефремов – Погнали дальше…

…” И что- это за жизнь, Михалыч – надрывно, вскрикнул Ивашкин , зашагав по скрипучей сцене, удаляясь от окошка бутафорской кассы,  горестно покачивая головой –“ - “За что же, такие страдания?- он тяжко вздохнул в зал и упал в старое, скрипучее кресло и пыль от него тихонько взметнулась вверх.

- “ Да я, и так говорю тебе – взревел Левин из своей конуры, как хороший верблюд на местном базаре, -“ Только и остается пить, да пить…

В зале оглушительно захохотали.

Ефремов молниеносно кинулся со своего места режиссера, в полутемный зал.

-Антонин, пошел прочь из зала – Он коршуном подлетел к креслу, в котором согнулся от смеха Антонин.

- Я  тебя предупреждал! Ни звука! Прочь с моих глаз.  Какое свинство с твоей стороны! Ты обещал сидеть тихо!

Антонин вскочил на ноги: - Не могу, Сергей Петрович! Извините, не удержался!

Посмотрите на них, они же играют сами себя!

-Вон – Ефремов сделал свирепые глаза – Прочь из нашего мира, невежа! Это же Платонов, юноша!

- Я понимаю, дорогой Сергей Петрович, что это не сценка из реприз Зощенко, но клянусь Иисусом Христом, они оба великолепны в своих современных штанах…

- Вон, сейчас же из театра – орал Ефремов – Ты мне портишь репетицию! Исчезни в сей миг, посторонний ты в мире Мельпомены, отрок - заорал суровый режиссер, переходя на поэтический стиль от негодования.

- Все, все, ухожу- Антонин ласково обнял Ефремова, испытывая сильную симпатию к этому высокому, сутулому зануде- Ухожу, сейчас, но на премьеру приду, не выгоните…

-Не пущу!- кипятился Ефремов - Не достоин! Обещал молчать, а слова не сдержал!

Антонин выскочил пулей в фойе и стал громко хохотать, потрясая руками.

Вслед ему из зала неслась ругань возмущенного театрального режиссера – Нахал…

- А вы что?  Вы –оба на сцене, пошли, вперед марш… У нас мало времени перед генеральной репетицией.

 

На улице Антонин пришел в себя, только хмыкал.

-Наверное, еще часа два будет их мучить- догадался он – Придется, где-нибудь опуститься, дожидаясь бедного Ивашкина. Да - он покачал головой- Хлеб актера тяжелый и неблагодарный. Нет, уважаемый Сергей Петрович, не пойду к вам в актеры, и не просите.

-Даже если и дадите все главные роли, все равно не пойду. Буду жевать свой хлеб. Хотя- Антонин усмехнулся- Он тоже не сладкий, как французская булочка.

 

На углу улицы Шаумяна и Центрального проспекта, названного в честь великого национального поэта, на тротуаре, украшенным мелкой, декоративной плиткой, разместились пластиковые столики под мокрыми зонтиками. Летнее кафе сиротливо мокло под дождем.

Такой мокрой и слякотной осени, не было давно.

Антонин зашел в кафе. Внутри было скучно и душно. За стойкой бара одиноко грустила незнакомая барменша и смотрела, опустошенными, печальными глазами.

-У вас есть кофе? – спросил Антонин.

Да, конечно –  обрадовалась барменша случайному посетителю. Противный дождь разогнал всех завсегдатаев этой забегаловки.

-Вам какой?

-Черный, естественно - хмыкнул Антонин, присаживаясь у окна, чтобы не пропустить Ивашкина, после окончания его титанической репетиции.

-У нас кофе только из аппарата – извиняющее, заголосила барменша

- Давайте, без разницы – махнул рукой Антонин-  Мне все равно, нужно обождать своего друга…..

К удивлению Антонина, не прошло и получаса, как на противоположной стороне проспекта в сторону центра, укрываясь зонтами, зашагали Ивашкин и Борис Андреевич Левин, как два брата близнеца.

Антонии выскочил на улицу.

- Юра, Борис Андреевич - громко позвал он.

Актеры обернулись и направились к нему.

 

-Ну, ты даешь – Ивашкин присел рядом, ожидая замешкавшегося Левина, который, прямиком направился в туалет.

- Ефремов разозлился на тебя.

-Да, ладно, - заулыбался Антонин – Пустяки. Он мужик умный, понимающий. Вы оба, были, великолепны в ваших страданиях - Антонин снова засмеялся.

-Ничего- вздохнул Ивашкин – На премьере, все  сыграют как надо. Лишь бы в зале были бы зрители. Мало сейчас ходят на наши спектакли. У Ефремова серьезные стычки в Министерстве культуры. Боюсь- Ивашкин снова вздохнул – Закроют русскую труппу!

- Что, так серьезно? – нахмурился Антонин.

-Конечно. Театру нужна прибыль. Сейчас самоокупаемость! Новые времена. Новые правила!

Антонин внимательно смотрел на своего друга – Мы не в силах, изменить существующие события, Юра. Надо только обождать. Посмотреть, что будет дальше.

-Вот я и жду, словно в зале ожидания провинциального вокзала. Вот придет поезд, и все уедут в страну своего благополучия. Эти мысли не покидают меня в последнее время.

-Надо надеяться на лучшее,  Юра – Антонин старался успокоить Ивашкина.

- Все решит премьера, Антонин. Будет зритель, значит, что-то сохранится на какое-то время.

-А если не будет полного зала?

-Будет плохо. Труппу расформируют как нерентабельную, и все мы окажемся на улице.

-Да, прогноз не веселый!

 

-Ребята, закажите мне кофе” – попросил подошедший Левин.

- Антонин, ты зачем сердишь нашего маэстро? –  хрипло спросил он.

-Да, успокойтесь, Борис Андреевич – миролюбиво ответил Антонии- Этот вопрос мы уже выяснили с Юрой. На премьере я буду отчаянно хлопать на бис.

- Если она состоится эта премьера – мрачно пробурчал старый артист.

А вы, Борис Адреевич, все же обманули своего режиссера – Антонин попытался перевести разговор в более веселое русло – Сколько хлебнули?

- Да ерунда! Самую малость!.  Каких-то там сто с лишним граммов. Это же для настоящего мужика дробинка….

Антонин рассмеялся и ласково шлёпнул старика по плечу – Молодец, Борис Андреевич! – Нигде не пропадешь!

- Ребята! снова заскулил Левин -  Когда же эта мокрота завершится! Льет и льет как из ведра! Живу здесь уже в этом теплом краю 15 лет, и впервые такая дождливая осень.

-Да, я тоже не помню таких дождей - хмуро вставил Ивашкин.

-Потерпите, друзья, мои. Прогноз погоды обнадеживающий – успокоил актеров Антонин- На следующей неделе, обещали солнце, свежий воздух и все остальное приятное!

-Спасибо, милый- заскрипел Левин-  Успокоил!– Ну, что, по коньячку!

- Ну, только с вами, Борис Андреевич. У Юры обет не пития!

- Знаю-  отмахнулся Левин –Я тоже был в неблагоприятные времена с торпедой в брюхе! Но, слава Богу, она рассосалась,  и Господь разрешил мне, немного, расслабиться на время.

Все трое громко засмеялись.

Левин подскочил к стойке бара - Милая, будь любезна, два по пятьдесят и три кофе.

                                                          ХХХ

Деревянная, широкая веранда смотрела в глубину старого двора, на убогие сараи, в которых жильцы хранили свой скарб. Ивашкин стоял на веранде и курил. Белые струйки дыма кольцами плыли вверх.

По небу ползли, темные облака, но дождя не было.

Только многочисленные, огромные лужи белыми пятнами украсили темный асфальт двора.

Дождь лил всю ночь и только к утру прекратился.

Прогноз “Антонина”, видимо, начал сбывается.

 

С высоты третьего этажа Ивашкин видел, вдалеке, над крышами сараев, длинную темную полосу близких гор.

Он ожидал прекращения дождей, и того утра, когда через тучи проглянет теплое ласковое, осеннее солнышко, и горы, в чистом, свежем и прозрачном воздухе, предстанут каменной громадой, с четко отпечатанными складками и склонами, зеленеющими от вечной, южной травы.

 

С громким шумом мотора во двор въехала машина-молочная цистерна. Шофер дал два звонких гудка. Со всех подъездов дома, поспешили к машине с молоком жильцы с бидонами. Молочко коровье с пригородов города было приятным и вкусным.

Ивашкин слегка усмехнулся в тонкие усики. Когда-то и он спешил за молоком. Сыну Славке оно было нужнее всех. Сейчас он его, наверное, не пьет. Хотя там, далеко в России, в славном городе Белгороде, молоко не хуже, здешнего. Славка шагает уже в третий класс и, наверное, уже начинает забывать своего отца. Ивашкин звонил им по телефону месяца три тому назад.

 Бывшая жена Вера, позвала сына. 

Но, что это за дружба с сыном по телефону?

 Ивашкин помнил, как радовался маленький Славка, когда смотрел в театре детские сказки, когда узнавал в своем отце, строгого деда мороза на праздничных елках, держа в руке новогодние подарки.

 

Печаль мыслей памяти давит сердце тесным обручем, и затянувшееся, одиночество давило Ивашкина серыми буднями, скучной жизни. Он сам не знал, почему он застыл в своем одиночном статусе. Наверное, когда перевалило за пятьдесят, что-то лопнуло в душе актера, хотя ловеласом он никогда не был.

Он полностью ушел в работу, вживаясь в большие и маленькие роли, словно он жил не своей жизнью, а жизнями своих героев. Сжавшись в комок, но, сохранивший присутствие духа, и на людях, веселый и воспитанный человек, актер Ивашкин не создавал впечатления, расстроенного и потерянного человека.

Правда, он не мог, как Антонин, менять барышень как  перчатки, и даже весь его экстравагантный наряд с итальянскими джинсами был плохим ему помощником в деле охмурения барышень. Да он уже и не желал этого. Наверное, сильна была уже сила привычки и рутина занятости. Он только расслаблялся в обществе Антонина, в котором видел молодого человека, понимающего его и всегда готового придти ему на “помощь”.

Они могли часами бродить по знакомым улицам родного для них города и никогда не надоедали друг другу. Им было о чем поговорить, о чем помечтать, и над чем посмеяться.

Антонин старался растормошить Ивашкина. Часто приглашал его в общество своих подружек, чтобы Ивашкин совсем уже не сморщился и не завернулся бы в кокон “человека в футляре”.

 

Ивашкин курил на веранде и смотрел на свой старый двор. Из соседнего подъезда выскочила  со стеклянной трехлитровой банкой Ольга Жбан –администратор русской труппы театра юного зрителя. Высокая, стройная брюнетка, с греческим профилем и лицом, словно выточенным из белого мрамора, с красивыми, злыми, черными глазами и такой маловыразительной фамилией, доставшейся ей от бывшего мужа.

Ивашкин выдерживал с коллегой-гречанкой четко выраженный нейтралитет. Вежливость, тактичность и дистанция.

Он не уподоблялся дешевой фамильярности, которой, частенько, грешили актеры ТЮЗА.

Ольга знала себе цену, но до театральных интрижек не опускалась и, будучи в разводе со своим мужем, наградившего ее такой простой и неказистой фамилией, не скрываясь, отчаянно, крутила романы с иностранными строителями, занятыми на строительстве новых бытовых и промышленных объектов, зажигаясь и светясь женским, эгоистическим счастьем в ресторане отеля “ Гюнеш”: “ Эх, пароход, пароход, полный ход давай! Полный  ход давай, не задерживай….”…

Ольга крикнула Ивашкину:” Юра, репетиция в двенадцать часов! Не забыл?

-Нет, я помню – откликнулся Ивашкин.

-Главный рвет и мечет! Смотри не опаздывай -  Ольга суетилась у машины с молоком.

Ивашкин с легкой раздражительностью ушел с веранды. Ольга манерами не отличалась, и не входила в круг людей, которых Ивашкин мог бы полностью уважать. Да еще и жила по соседству, что не всегда  радовало его. Ему в театре надоедали актеры, а здесь еще эта бесцеремонная администраторша….

 

Перед тем как направиться на репетицию, Ивашкин побрился, оросил щеки французским одеколоном , затем прошел на кухню, и снова посмотрел в окно. Машины с молоком уже не было, и мокрый асфальт отпечатал следы тяжелых колес  дугообразной полосой разворота.

Ивашкин жил здесь уже почти тридцать лет, и на его глазах старый двор менялся с годами.

 За последние полгода, с весны, уже не было видно во дворе старожилов. Многие уехали.

За ними потянулись другие, врачи, профессора, доценты вузов и простые жильцы, которым было куда уезжать. Их опустевшие квартиры, проданные наспех, заселяли новые обитатели: таков закон жизни. В основном это были пришлые националы, со всех краев республики. Ивашкин ладил со всеми. Человек большой внутренней культуры, он понимал их, но не мог понять сам себя: зачем и он тянет, и что его ожидает завтра, здесь в старом дворе.

 

На генеральной перед премьерой, репетиции, Ефремов не кричал, не шумел. Он тихо сидел на стуле перед сценой и следил за актерами. После долгих, тяжелых и утомительных репетиций, актеры прекрасно вошли в свои роли. Никто не пасовал! Все старались. За время своей работы в ТЮЗЕ, Ефремов добился от них полного совершенства и самоотдачи. Каждый знал, что делать! Он как опытный стратег добился своей цели. А, что будет завтра? На это ответит премьера!

 

Зазвенел телефон. Ивашкин поднялся с дивана, на котором отдыхал с газетой в руках.

- Юра- раздался в трубке приятный баритон Антонина – Чем занимаешься?

-Да, ничем, особенно! Так лежу, почитываю!

-Юра, как насчет чашки кофе?

-А ты, где?

-Сейчас заканчиваю с бизнесменами и нашими чиновниками. Через полчаса буду свободен!

-Ну, давай! Где встретимся?

-Подходи к “Айне”. Я сейчас в американском посольстве, через дорогу. Мы уже закончили переговоры. Отправлю их в отель и жду тебя в баре, в “Айне”

-А, что Аида еще работает? – поинтересовался Ивашкин.

-Да, мы утром пили у нее кофе. Этим чертям, из Банка Развития понравился ее кофе!

- Как там на улице. Мокро?

-Да, нет, не очень.  Но, зонт лучше прихвати! Давай, через полчаса жду тебя!

 

Ивашкин хорошо знал бар в ресторане “Айна”.

Там по новогодним праздникам в банкетном зале, часто проходили елки для высших чинов правительства.

Сколько раз он и Маринка Трофимова скакали вокруг большой нарядной новогодней елки, а через широкие окна зала светило солнышко и январь казался теплым и ненастоящим.

 

Прыгая через лужи и крепко держа зонт в руках, Ивашкин спешил в бар, где его ждал Антонин.

На улице, по которой он шел, было темно. Одинокие фонари, тускло освещали мокрый тротуар, и город казался спящим, несмотря на опустившуюся темноту раннего вечера.

Позади ресторана “Айна” огромным массивом темнел громадный ботанический сад, и прохладный ветер шумел верхушками высоких эльдарских сосен.

Здесь было темно и сыро.

Но окна ресторана светились яркими огнями и словно маяк во мраке указывали путникам путь.

В баре было тепло и уютно.

Барменша Аида улыбнулась Ивашкину.

-Юра, давно тебя не было здесь!

-Аида! Ты все такая же красивая!

Ладно, тебе, Юра! Была когда-то, лет двадцать тому назад!

-Неправда – картинно развел руками Ивашкин –Ты, и сейчас привлекательная женщина!

- Он мастер говорить комплементы- Антонин приподнялся с места, приветствуя своего друга. – Аида, свари ему, быстренько, кофе. Замерз он по дороге!

- Да продрог, немного, пока спешил сюда – согласился Ивашкин.

Ну, ты все, уже разобрался со своими клиентами?- спросил Ивашкин, потихоньку попивая кофе- Аида – крикнул он – Ты - мастер своего дела!

Барменша Аида улыбнулся в ответ.

 

- Как дела с премьерой, Юра?

Да все уже готово! Ефремов доволен!  Ждем двадцатого числа! Не забудь и ты!

-Что, ты Юра! Как забыть! Буду в первых рядах! Я самый ваш верный и ярый поклонник!

-От премьеры зависит наше будущее, Антонин!

Антонин внимательно смотрел на своего друга.

-Понимаешь, эти люди из министерства культуры себе тоже не принадлежат!

Я их давно знаю. Они ребята грамотные! Старой советской школы! Но сейчас новые времена. Новые требования! Уже нет здесь доброй советской школы искусства! И они рады бы, да “портреты мешают” - Ивашкин криво усмехнулся –Если в зале не будет зрителей, они не смогут вытащить нас! Труппа не дает прибыли! Театру это не выгодно! Ефремову так и прямо и намекнули в Министерстве. Старикан, было, запыхтел! Зашумел. Станиславского вспомнил! Только самарский он парень. Не знает, что здесь уже другие  кумиры объявились!

-Юра – Антонин откашлялся- Ты не думай, что и у меня мир и покой!

Сейчас надо очень серьезно все решить, как жить дальше! Мы уже ничего изменить не можем. Посмотри, как опустел город. По пальцам можно подсчитать, кто остается. Вот и Аида нас покидает-  он указал на барменшу.

-Как ?– удивился Ивашкин.

-Аида, ты уезжаешь?- крикнул он.

-Да, Юра – тихо улыбнулась барменша – Квартира уже продана. Вещи в контейнере отправили. Мы в Краснодар! Там у меня все братья. Здесь уже тяжело…

- Придется самому варить себе кофе, – невесело пошутил Ивашкин..

• -Видишь, Юра! Вот такие вот дела! – Антонин внимательно смотрел на Ивашкина.

Ивашкин задумался. Перед глазами снова возник его старый двор. Прав Антонин. Уехали и Шварцманы в Израиль. Вся медицинская профессура покинула солнечный край. Даже болтливый и нудный Феликс, тяжелый на подъем мужик, и тот потянулся на “историческую” родину. Двор опустел как старое гнездо, из которого разлетелись птенцы….

Аида поднесла своим гостям на подносе кофе с орешками и мелко нарезанными ломтиками апельсина.

-Аида, - мне налей мне граммов, пятьдесят армянского коньяку – вдруг попросил Антонин- Юра не в счет! Он пока воздерживается! А я хочу выпить за его здоровье!

Ивашкин удивленно поднял глаза- До моего дня рождения еще далеко- усмехнулся он.

-Значит, выпью авансом – Антонин ласково смотрел на своего друга.

Эх, жаль, не могу поддержать тебя-  театрально развел руками Ивашкин как царь Эдип!

-Ничего, Юра! Придут и лучшие дни!

Аида включила музыку, и маленький, уютный бар, с запахом жареного кофе словно ожил, и все его пространство как бы осветилось отчаянной радостью тихой встречи.

Пела Марыля Родович : Эх, колорови ярмарку, разноцветны цигарку… и  Антонин вместе с Ивашкином подхватили хором :”– Колорови ярмарку, разноцветны цигарку, дяжаству кавучику, колорови ярмарку”.

Антонин вскочил на ноги и высоко подняв руки оттанцевал, лихо и самозабвенно-« Это ярмарки краски, разноцветные пляски. Деревянные качели, звуки шарманки, гадание цыганки, медовый пряник, да воздушный шарик….»

Ивашкин выпрыгнул за ним и они, обнявшись, прошлись кругом – Это разноцветные ярмарки, гадание цыганки… Аида нам весело – крикнул Антонин.

Барменша понимающе закачала головой и стала отбивать по стойке бара ладонями, в такт этой зажигательной песни…

“ А пошло оно все к черту” Да здравствует наша жизнь! Сложная, трудная, но такая прекрасная и такая грустная одновременно…”

-Антонин, ты, что-то, братец не договариваешь мне!

-Все нормально, Юра! Мы не пропадем в этой жизни!

 

За окном стало совсем темно.  В этих краях ночь наваливается сразу без предупреждения. На небе еще маленькие бледные звездочки, и вдруг темень, и они ( звездочки) сразу же загораются яркими ночниками на темном покрывале неба и тишина спускается наземь…

За окном бара снова зарядил дождь. По стеклам побежали тоненькие ручейки, вымывая окна до полной чистоты.

Стало особенно уютно и, как-то, спокойно и хорошо, словно дома.

-Юра- очень тихо и серьезно сказал Антонин – Я уезжаю!

Ивашкин отхлебнул кофе и удивленно взглянул на своего друга.

-Уезжаешь? Куда? Туда, где белые снега ?

-Нет, там такое же яркое и белое солнце, как и у нас здесь! Только вокруг, со всех сторон море!

На Таити собрался? Как Гоген?

-Нет”- улыбнулся Антонин – Гораздо ближе! На Кипр.

-Куда? – поразился Ивашкин.

Кипр был для него чем-то далеким, необычным и непонятным, словно далекая, таинственная земля из сказок его детства. Ивашкин за всю свою жизнь дальше России, никуда не выезжал, и слова Антонина поразили его.

-Здесь уже полгода, крутится один итальяшка. Мы с ним давно работаем. Он здесь по нефтяному бизнесу. Его папенька- крупный деляга. Имеет несколько отелей на Кипре. Марко уговорил меня, после беседы со своим папочкой, подписать контракт на должность помощника управляющего одним из отелей.

Я долго колебался, но потом, все же, решился. Здесь перспективы на будущее у меня нет. Союза, Юра, больше не существует. Здесь уже новое, невыгодное для нас “царство”. Скоро будут введены новые паспорта, новые деньги. Пока еще ходят старые советские купюры, но с нового года вводится другая валюта. Так, что выбирать уже не приходится. Потом, меня здесь уже ничто не держит! Родителей нет в живых, Мне через год сорок лет! Еще не поздно все устроить!

Ивашкин смотрел и слушал, что ему говорит Антонин, и недоумевал все больше.

• А квартира, Антонин?

-Юра, я ее уже продал!

- Как? Ничего не сказал мне.

• Я не хотел опережать события, Юра! Я не знал реального результата. Теперь, когда все прояснилось, можно открыться тебе!

- И кому продал, если не секрет.                                                                                      

-От тебя у меня уже секретов нет! Квартира –хорошая! В центре города! Один чиновник из высших эшелонов дал нормальные на сегодняшний день деньги. На первое время хватит, а там посмотрим!

-Да – протянул Ивашкин – Сегодня, вечер удивительных открытий.

- Юра – покачал головой Антонин  – Задумайся и ты о завтрашнем дне! Труппу все равно прикроют! Дохода она не дает! А держать вас как в заповеднике русской культуры никто не будет! Деньги решают все!

Ивашкин молчал. Он смотрел на своего молодого друга, и ему начинало становиться грустно: он снова оставался в одиночестве своих раздумий.

-Тебе хорошо, Антонин. Ты полиглот! Знаешь языки! А мне- одна дорога. “Туда, где белые снега, где дождь, туман , суровые друзья”.

-Юра, у тебя есть сын! Может быть лучше быть рядом с  ним?

-Что, ты Антонин, мы с Верой давно уже далеки друг от друга как земля и небо! И потом, Белгород, я никогда не думал о нем!

Антонин впервые за вечер не нашел, что ответить Ивашкину.

Они замолчали и, некоторое время, тихо сидели, не глядя друг на друга.

Потом Антонин прервал молчание и, решительно, взяв Ивашкина за лацкан его модного пиджака, положил во внутренний карман конверт.

• Не смей отказывать! Это тебе, дружище от меня! Нет- нет –он решительно пресек попытки Ивашкина выудить конверт обратно – От меня, Юра! Ты – для меня очень многое значишь! Я так люблю тебя! Мне было пусто, если бы не было тебя рядом со мной все эти наши солнечные годы …

Не возьму – сопротивлялся Ивашкин- Ты меня обижаешь! Я, все же, актер, да и театральный художник как, никак! Я не пропаду!

-Оставь это, Юра! Мы не маленькие дети! Этот визирь заплатил по полной программе!  Я ему не уступил ни доллара! Так, что – это от всей моей души!

Ивашкин понял, что Антонин настроен решительно, и смущенно стал благодарить его!

-Хватит, Юра – прервал его смущенные слова благодарности Антонин – Все, забыли это! Аида- крикнул он барменше –Давай нам еще по чашке кофе!

Было слышно, как стучал по стеклам дождь и сгущался легкий туман за окном.

-Давно не было таких осенних дождей- заметил Антонин!-

• А мне нравится – заметил Ивашкин –Пыли нет! Теплые же дожди! И тихо и уютно на улицах!

-Что, ты все посматриваешь на часы?

-Жду одного человека. Что-то запаздывает- загадочно улыбнулся Антонин.

-Нет, сегодня решительно вечер удивительных открытий – засмеялся Ивашкин-

И кто она? – догадался он.

Антонин загадочно засверкал глазами - Сам увидишь!

 

Через некоторое время, когда друзья были заняты мирной, оживленной беседой,  раскрылась тяжелая, входная дверь, и в бар “ летящей походкой, словно из мая” влетела Мариэлла Томская!

Ивашин едва не подпрыгнул на своем стуле: Глазам не верю! Нет, сегодня я сойду с ума от ярких событий!

Мариэлла легкой пчелкой подлетела к Антонину и, не обращая внимания на Ивашкина, ловко чмокнула его в щеку, присаживаясь рядом, и глядя на обалдевшего Ивашкина веселыми, смеющимися глазами.

-Аида – чинно и вальяжно крикнул Антонин – Для нашей дамы кофе, баночку апельсинового сока, курагу, изюм и орешки. Словом, мой комплект!

Барменша Аида понимающе кивнула головой – Минутку! Все будет готово!

-Поймала такси и сюда – громко заговорила Мариэлла, стреляя красивыми карими глазами с большими ресницами на обалдевшего Ивашкина:– Что смотрите, Юрий Иванович! Впервые видите меня?

-Да, нет – качал головой Ивашкин –Вижу не впервые! Ну, вы даете! Штирлицы! Хорошо скрывались от всех! Хотя, я и виновник вашего знакомства, но, признаюсь, не ожидал от вас такого подвоха сегодня!

-Мы поженились, Юра – строго и, едва сдерживая смех, – заметил Антонин! –Только спокойно, не разлей кофе!

• О господи – Ивашкин выпрыгнул из- за стола – Аида – громко крикнул он – Ты слышала! Свершилось! О Боги! Наконец, Вы услышали меня – продолжал декламировать, пораженный Ивашкин – Да свершилось правосудие божье!
• Да все в театре уже знают – Мариэлла внимательно посмотрела на Ивашкина.
• Вот как? – удивился Ивашкин- Я узнал только сейчас!
• Вы, Юрий Иванович, человек “закрытый”- заметила Мариэлла – Мы видим Вас только на репетициях!
• Ну, почему – не согласился Ивашкин -  Я, иногда, бываю и на спектаклях.
• Не придирайся, Юра – вмешался Антонин – Это наш с Мариэллой сюрприз для тебя.
• А я должен был бы быть первым, а Вы – молодцы оставили это мне на десерт! Все же это я познакомил вас!
• Спасибо, Юрий Иванович – широко улыбнулась Мариэлла – Правда, я долго ждала, когда молодой человек все же созреет, а он был как забальзамированный: все тянул резину!
• Проверял тебя на прочность – “сурово” осклабился Антонин.
• “Угу “ - притворно согласилась Мариэлла, обнимая Антонина за плечи- А сам звонил почти каждый день!
• Лучше поздно, чем никогда- воскликнул Ивашкин.- Наконец то, я выиграл пари!.

-Какое пари?- в один голос выкрикнули Антонин и Мариэлла.

-  Да я,  как-то,  поспорил  с Левином, что я поженю вас! Теперь, этот старый паяц должен мне двести рублей золотом!- засмеялся Ивашкин.

- Развлекаетесь»- смеялся Антонин-  Ставили на нас, как на скаковых лошадей?

Но я, сам, готов погасить долг старого пьяницы! Ты, Юра будешь бегать за ним целый век! А он будет все увиливать: дескать: жалованье маленькое, задерживают поганцы! Самому на пивко не хватает!

- Давай пожалеем его, старого лицедея – Ивашкин усмехнулся в тонкие, ржаные усы-

“Ему и так не сладко в последнее время. Ефремов рычит на него как злобный бульдог на старого кота! А, Вы, все же, конспираторы! Когда будем отмечать этот сюрприз?

-Мы уезжаем вместе, Юра! Через неделю!

-Как через неделю?- поразился Ивашкин- А спектакль? – он выразительно уставился на Мариэллу.

- Лиза Шумская меня заменит! Мы обе разучивали эту роль! Ефремов не возражает! Она актриса  хорошая! Премьера “состоится в любую погоду”-пошутила она.

-Жаль – огорчился Ивашкин- Неужели нельзя после премьеры уехать?

- Нет, Юра – быстро ответил Антонин – Надо быстро оформить в Москве в посольстве Кипра рабочую визу на двоих. Время поджимает! Конечно, Мариэлла тоже огорчена. Два месяца трудных репетиций.

Мариэлла молча кивнула головой.

- Пьеса то – замечательная – тихо сказала она -  Но, приходится выбирать. Мы раздали контрамарки нашим друзьям и знакомым! Думаю, в зале будут зрители!

-Спасибо, ребята – грустно сказал Ивашин- От зрителей зависит наша судьба!

- Ну, да ладно- воскликнул он – Постойте, а как же свадьба?

Антонин  и Мариэлла промолчали и обменялись взглядами!

- Сейчас не время праздновать!- сказал Антонин- Считай, что ты уже празднуешь сейчас с нами – ответил Антонин – Я пью за тебя мой друг!  -он поднял рюмку с коньяком – Все эти десять лет нашего знакомства –лучшие годы моей жизни!

За столиком в уютном баре стало тихо.

-Ну, что приуныли – Ивашкин ласково улыбнулся своим молодым друзьям – Давайте тогда веселится  и пить кофе! Я вам позвоню туда, на этот остров Кипр куда укажите, и расскажу, как прошла премьера!

-  Мы сами тебе позвоним , Юра - в один голос крикнули Антонин и Мариэлла!

- Не сомневаюсь в этом! – воскликнул Ивашкин!

- Ну, ты, ладно! Ты справишься и в Африке. А вы, мадам- Ивашкин повернулся к Мариэлле – Как Вы, девушка, собираетесь пребывать там, на солнечных пляжах Кипра?

Не помню, чтобы Вы, когда-либо, изъяснялись не по- нашему!

-Я буду при Антонине – томно улыбнулась Мариэлла красивыми уголками губ, медленно попивая апельсиновый сок – Буду ему верной женой и опорой в домашнем быту!

-А Вы умеете варить борщ и солить капусту? – Ивашкин был настроен на шутки.

-Научусь- нахмурилась Мариэлла – Жизнь заставит! Я переиграла много ролей домохозяек в театре. Неужели, не смогу сыграть свою главную роль в жизни!

-Это самая сложная из всех ролей, Мариэлла – строго заметил Ивашкин.

-Да, ладно, Вам учить друг друга – рассмеялся Антонин – На первое время, будем бегать по ресторанчикам, а потом, Мариэлла сварит мне первый суп по рецептам книги о вкусной и здоровой пище, которую она берет с собой!

-Ой, ребята – смотрите, не разругайтесь! – погрозил пальцем Ивашкин – Жизнь – это не театр. Это такая бяка, я вам скажу- он нарочито нахмурился – Просто беда!

-Не пугай, Юра – весело отмахнулся Антонин – будем дружить, и любить друг друга! Нас же будет там двое, а солнце там, такое яркое и жаркое, как и здесь у нас. Обещаю, тебе не обижать Мариэллу!

-А я даю слово – быстро вставила Мариэлла,-  Что не буду раздражать Антонина глупыми вопросами.

-Отлично – радостно воскликнул Ивашкин- Теперь, я вижу, все будет у Вас хорошо! Да, кстати, а где вы поселились?- спросил Ивашкин.

-Ну, так как я, теперь бездомный , временно приютили у Мариэллы – ответил Антонин!

Ивашкин посмотрел на Мариэллу.

- У нас большая квартира! Папа выделил нам комнату! – улыбнулась Мариэлла.

Молодец Сергей Николаевич- похвалил Ивашкин! – Я помню, как он вел у нас в школе уроки истории!

- Ой- махнула рукой Мариэлла- Это было так давно, наверное!

-Да – вздохнул Ивашкин – Тебя тогда еще не было на свете! Ну, а как же родители? – поинтересовался он.

-У папы хорошие связи в Москве. В институте философии! Он все же доктор наук, профессор! Антонин уже договорился о продаже  и нашей квартиры! Через месяц, два, они переберутся в Россию.

- Да- опять глубоко вздохнул Ивашкин –Я остаюсь совсем один – грустно пошутил он!

- Юра – громко сказал Антонин – Я вытащу тебе отсюда! Как только все устроится. Подожди немного!

- Меня?  На сказочный остров Кипр? И, что я там буду делать? Служить привратником в твоем саду? – рассмеялся он.

- Найдем, куда тебя пристроить!- попытался “успокоить” его Антонин – будешь греться на пальмовой набережной, и писать мемуары!

- Я не писатель, Антонин, я – русский лицедей! Там мне нечего делать!

-Спокойно, господин артист – ободряюще сказал Антонин – Самое главное, что ты есть в моей жизни, Юра!  Мы еще споем как прежде!

Ивашкин промолчал. Только внимательно посмотрел на своего молодого друга!

 

В бар влетел, шустрый таксист Жора Карамян, одноклассник Ивашкина: “ Ба»- воскликнул он – Какие люди!

- Привет, Жора – крикнул со своего стула Ивашкин – Присоединяйся к нам!

Антонин тоже улыбнулся. Они были знакомы с Жорой много лет. Жора Карамян был знаменит в городе как бабник и ловелас. Бедная его жена Ромела – продавщица универмага “ Детский мир” - носила такие рога, что позавидовал бы и самый крупный сохатый в лесной чаще.

- Сейчас, только возьму кофе! Аида чашку, сил ву пле – дурачился таксист

- Антонин, вот кого надо взять с собой в первую очередь! – засмеялся Ивашкин- Он свободно лопочет по- французски!

- А почему бы нет -  улыбка раскрасила хитрую физиономию Жоры – Вчера возил целый день французов. Базар. Потом на Нису, на раскопки… Так, что могу и  на французском – он дурашливо осклабился – Мэдам Аида, делая ударение на последний слог – Ваш кофе , мэрси, фантастик!

-Хватит, дурака валять – нахмурилась Аида- Чего ты лезешь к порядочным людям!  Пей кофе и катись отсюда!

Все рассмеялись.

- Эря, Юра, объясни мне по старой дружбе, почему армянки такие противные по жизни?

Аида запустила в него тряпкой, которой протирала стойку бара. Жора ловко отпрыгнул в сторону и быстро присел рядом с нашими друзьями – Вот так всегда, когда говоришь правду !

-Аида – он пошутил – крикнул Ивашкин – Это он сказал, любя!

-“Болтун он” – притворно “разозлилась” Аида  – Как только придет, сразу начинает дурачиться словно клоун! Пей кофе и помалкивай!

-Добрый вечер – галантно поприветствовал Жора Антонина с Мариэллой.

Антонин пожал старому знакомому руку- Присаживайся, Жора!

-Антонин – ответил таксист, пожирая глазами Мариэллу- Ты всегда с красивыми женщинами!

- Это мой крест – пошутил Антонин.

- Слушай, – засверкал озорными, черными глазками Жора – Дай поносить этот крест напрокат !

- Э, нет – погрозил пальцем Антонин- Этот крест в аренду не сдаётся!

-Вот жадный – “обиделся” Жора – Юра поговори с ним, вы же друзья! Мадмуазель – Жора обратился к Мариэлле” – Что желаете? Кофе, коньяк, шампанское,  рахат лукум, пэхлаву?

- Спасибо, любезный!  Антонин все это, мне уже купил!

- Вах, опять опоздал- стал “ сокрушаться” таксист Жора – Это все  этот клиент, целый час, не мог вспомнить, где он живет на Хитровке! Довез его до самого канала, пока он не нашел свою калитку!

-Жора – строго погрозил пальцем Ивашкин-  Не вози пьяных клиентов так далеко, а то уже по французски стал изъясняться!

Все, включая веселого Жору, дружно расхохотались!

-Жора- пригласил таксиста Ивашкин – Приходи, с супругой двадцатого числа в театр! У нас премьера!

-Юра, я забыл, когда в последний раз ходил в кино, а ты в театр, да еще с женой! Сказал бы с любовницей, было бы слаще!

-Нам нужны зрители, Жора – спокойно заметил Ивашкин- От зрителей зависит наша судьба!

Жора прихлебнул немного кофе – А что, все так строго?

-Ну, строго, не строго, а зрители нам необходимы, чтобы заполнить зал!

- А что даете? – поинтересовался таксист Жора, как “заправский театрал”!

-Дают в буфете, Жора, или в худшем случае по физиономии. А мы играем старого Платонова! Приходи, если хочешь и, если свободен, Вот – Ивашкин вынул из кармана пиджака две контрамарки и протянул Жоре.

- Спасибо, Юра – поблагодарил Жора, пряча контрамарки в карман куртки- Не обещаю! Не любитель я душных залов! Если будет время и желание, придем!

Надо же когда выгуливать и собственную жену!

-Хмм- недовольно хмыкнула Мариэлла , с неудовольствием глядя на таксиста – - Юрий Иванович, зря вы тратите контрамарки – Он лучше сгоняет еще раз на Хитровку… Теперь уже далеко за канал!...

- Ну, зачем же так жестоко, красавица- Жора сделал попытку “ обидеться”- Для Юры и Антонина и для Вас всегда готов пожертвовать своим временем!

-Только не усните в кресле! В зале будет полумрак, француз. А храп, наш Ефремов не выдерживает !

Антонин и Ивашкин отчаянно захохотали – Жора, лучше соглашайся, Ты плохо знаешь Мариэллу!

Таксист Жора поднял руки вверх- “Все, сдаюсь! Приду! Только со своей женой!

 

На улице все еще моросил легкий дождик.

- Ребята – воскликнуд таксист Жора – прошу в машину! Отвезу всех бесплатно!

-Зачем? Мы заплатим!

- Если только новыми деньгами- весело заметил Жора – Я видел их напечатанными в газете! Сходство с портретом отличное!

- Нет, у нас пока только старые, советские – сказал Антонин “– Могу дать два доллара, ты же, теперь, иностранцев возишь!

- Не надо, дорогой! Вы для меня друзья – нахмурился таксист.

- Вы поезжайте- отказался Ивашкин- А я пройдусь пешком. Здесь мне недалеко!

- Да, почему, Юра! Садись, с нами! Мокро, сыро!

- Нет- решительно отказался Ивашкин – Я лучше пешком! Все, до свиданья всем!  Жора, до встречи двадцатого, на премьере!

- Ну, ладно, как знаешь!

Жора просигналил на прощанье и дал по газам.

 

Ивашкин раскрыл зонт и тихо побрел по мокрому асфальту к дому. Он жил недалеко отсюда и после веселого вечера, ему вдруг стало, немного грустно.

“ Спасибо, ребята” - подумал он – И Жора – молодец! Оптимист и балагур”!

Ивашкин медленно шел по старым, знакомым улицам, освещенными яркими фонарями. Под ногами прилипали мокрыми осенние опавшие листья, и он слышал их “ шелестящие” разговоры….

Когда дома, он раскрыл конверт, который ему дал Антонин, он слегка ахнул.

Щедрость его молодого друга тронули Ивашкина. Здесь было достаточно, чтобы он спокойно прожил несколько лет.

-“ Он с ума сошел – подумал Ивашкин- Хотя- он глубоко вздохнул – Я бы сделал тоже самое”!

 В постели, свернувшись калачиком под одеялом, он долго не мог заснуть. Мысли его вертелись и скакали как солнечные зайчики, отраженные от светлых, дождевых луж.

 Ивашкин заснул только под утро, и ему приснилось, что он освещенный ярким солнцем, нарядный и веселый, он идет по берегу изумрудного моря на славном и недостижимым для него острове Кипр,  и что вокруг него танцуют и поют актеры ТЮЗА, и толпы туристов из разных стран  громко аплодируют их прекрасной актерской работе….

 

Антонин и Мариэлла уехали неделю, спустя их последней встречи в баре.

Накануне, Антонин позвонил Ивашкину домой. Ивашкин был дома. Время было позднее – двенадцатый час ночи.

- Это я, Юра!

-Антонин, дорогой, рад слышать тебя!

- Завтра рано утром вылетаем!

-Я желаю тебе с Мариэллой счастья! Мягкой посадки и полной удачи там на этом острове!

-Спасибо, Юра! Я позвоню тебе оттуда!

- Береги Мариэллу – строго произнес Ивашкин -  Она хорошая девушка. Ну, воображала, немного. Но, мы – актеры! Нам без этого, нельзя!-  он грустно усмехнулся!

-Юра! Мы обязательно встретимся!

-Конечно, встретимся – успокоил его Ивашкин, глядя куда-то в глубину комнаты.

Он прекрасно понимал, что они расстаются навсегда, и ему не хотелось огорчать своего молодого друга.

-До свидания, Антонин! Спасибо, что ты был у меня в жизни!

 

Ивашкин вышел на веранду. Старый двор спал. Ночной, осенний ветерок обдавал сыростью, и тонко пахло мокрыми, опавшими листьями. Ивашкин долго курил, всматриваясь в темноту спящего двора. Мысли кружились и вертелись как медные кленовые листочки, подхваченные водоворотом жизненного потока. Он понимал, что остался один. Понимал, что оборвалась тонкая нить, маленькая паутинка, связывавшая его с прошлой жизнью.

-“ А, что будет завтра? Завтра будет премьера”! И, Ивашкин стал думать о том, как все пройдет в театре!

                                                      ХХХ

 Театр юного зрителя светился огнем реклам! Световая афиша горела неоновыми буквами “ Зал ожидания”!

В гриме и ,уже переодетый в костюм своего героя, Ивашкин выскочил на сцену и через глазок в большом занавеси, глянул в зал.

Зал был почти полон, и через раскрытые двери из фойе заходили и рассаживались новые и новые зрители в ожидании долгожданной премьеры. Ефремов, обычно шумный и суетливый, сейчас, на удивление, был спокоен и молчалив, и тихо сидел в правой от сцены ложе,  и, положив руки на перила, неподвижно смотрел на сцену.

 Прозвенел третий звонок, и премьера началась.

Актеры играли прекрасно. Не зря же  Ефремов гонял их до седьмого пота, выжимая последние соки. Даже Марчелло Марчелян  - бездарный статист, так убедительно махал своим веником дворника по паркету “станционного зала ожидания” , что верилось каждому его движению. И, когда упал финальный занавес, зрители зааплодировали, и крики “браво” оглушили актеров. Потом на сцену полетели цветы. Зрители долго не отпускали  уставших актеров. Вся труппа, взявшись за руки, прошла к огням рампы и уже сама крикнула  “Браво” и устремили свой взору туда, где сидел Ефремов. Ефремов вскочил со стула и, прижав руку к сердцу, откланялся, сначала залу, потом своим подопечным!

Откуда-то из дальних рядов, на сцену выскочил таксист Жора с большим букетом ярких цветов. Он, как галантный кавалер, раздал розы актрисам и подлетел к Ивашкину: “ Юра -джан! Это был класс! – закричал Жора, наряженный в дорогой костюм и благоухающий, на весь театр, французскими духами и перекрикивая шум в зале, заорал:

 -  Я – второй раз в жизни в театре, но получил полный кайф!  Ромела, вон там сидит! Она в восторге!

-Спасибо Жора, что Вы пришли - крикнул Ивашкин, принимая цветы от своего школьного приятеля и кланяясь бурному залу – Я - очень тронут!

Зрители долго еще не хотели расставаться с актерами и не отпускали их, уставших, но счастливых, со сцены. Потом все же подали занавес, и все закончилось!

Банкет затянулся далеко за полночь. Усталые, счастливые актеры, заваленные букетами осенних цветов, стали расходиться по домам. Ивашкин за время после премьерного банкета не переставал следить за Ефремовым. Режиссер обнимал актеров, благодарил их за отличную работу, но что-то, едва уловимое, непонятное было в его взгляде. Словно, Ефремов, чего-то недоговаривал, словно откладывал на последнее.  Неугомонный старичок, Борис Андреевич вертелся как заводной и, уже не стесняясь, опустошал не последнюю рюмочку коньячку: “ Петрович – он фривольно обращался к режиссеру- : “ Ты – брат –гений! – Ефремов отмахивался от назойливого старикана-  Отстань, Борис, не опрокинь рюмку!

Ивашкин не понимал настроения главного режиссера. Все прошло отлично! Премьера состоялась. Надо радоваться, но глаза режиссера были грустные.

 “ Наверное, усталость накопилась – решил Ивашкин – Или, пришло успокоение, после больших трудов! Так всегда бывает! Наверное, он уже думает о следующем спектакле!”. И Ивашкин “переключился” на своих коллег.

Ему было радостно и приятно видеть усталые, но счастливые лица партнеров по сцене, и он блаженно улыбался, глядя на них!

-Как жаль, что нет сейчас Антонина с Мариэллой – подумал на мгновенье Ивашкин – Они разделили бы с вами нашу радость!...

 

                                                   ХХХ

 

Прошло полмесяца. Теперь уже на дворе была календарная зима, которую едва ли можно было бы отличить от поздней южной осени. Дни стали короче, а ночи растянулись темными ожиданиями медленного рассвета. Дождей уже не было. Дни обволакивали пасмурностью и серостью будней. Все это время в театре было тихо и пусто. Труппа словно получили небольшой перерыв в работе. Лишь иногда за это время Ивашкин, по привычки, забегал на задворки театра, поболтать с художниками и рабочими сцены.

 

Новое утро обещало быть к обеду ясным! По небу тянулись густые облака с просветами. В декабре, здесь все усыпано желтыми листьями как большим шершавым ковром. Только ветер, холодный и хлестким взметает эти листья, и они как невесомые конфетти кружатся над головами, осыпаясь на землю.

Ивашкин вышел было уже со двора, как в арочном проеме налетела на него Ольга Жбан- Фу, ты, напугал – шарахнулась было Ольга

– Свистеть надо, когда входишь в узкий пролив” - пошутил Ивашкин, которому все же не хотелось видеть свою коллегу и соседку по дому- “ Она всегда развязная и нахальная- неприязненно подумал Ивашкин! Бедный тот строитель-румын, с которым она вертит ”любовь”! Извела, наверное, “романа” своими выкрутасами!

Ольга была, к удивлению Ивашкина, серьезной и озабоченной! Это стало видно сразу, после их столкновения в арке.

- Юра! Хорошо, что я тебя встретила” – быстро затараторила Ольга, стараясь выплеснуть Ивашкину все, что хотела сказать - Быстро в театр” Новости –невеселые! Я хотела тебе уже звонить! Все наши собираются к двенадцати. Ефремов ждет всех! Ты куда собрался с утра, такой наряженный?

 Ивашкин пропустил мимо ушей вопрос Ольги – А, что случилось? У Ефремова новая пьеса?

-Нас закрыли, Юра – Ольга в упор смотрела на Ивашкина красивыми, черными и злыми глазами – Из министерства культуры пришла бумага!  Все закончилось плохо!

-Что? – Ивашкин был поражен этим известием – Как ,закрыли! Труппу?

-Да – Ольга выглядела взволнованной и серьезной, как никогда- Труппа не приносит прибыли! Сказали, что театр не может уже содержать не рентабельную труппу.

-Подожди, подожди” – Ивашкин старался переварить все, что ему говорит Ольга: “Но, ведь премьера прошла на ура! Столько было народу в зале! Сам министр сидел в ложе. Видел, как он пожимал руку Ефремову!

- Что ты как мальчик, Юра – Ольга зло прищурила глаза – Приказ сверху! Причем здесь министр! Он пытался повлиять на ситуацию. Мне сказали в министерстве об этом, но был бессилен! Да и Ефремов тоже виноват! Не сдержался. Устроил ссору в министерстве! Наговорил черте чего! Ты же знаешь этого психопата!  Как он уметь кричать и орать! Тот еще дурак! - злобно проговорила Ольга! Но министр – человек светский. Образованный. Все же школа советского искусства! Он выписал всем актерам премию за спектакль! Даже этому придурку, Марчелло, перепало немного – слегка, повеселела Ольга- -Сама видела ведомость!

Ивашкин молчал. Он стоял огорошенный таким скорым известием о закрытии труппы, и смотрел на Ольгу удивленными глазами. Конечно, же, он понимал, что этим все и закончится, но, чтобы так быстро, не ожидал.

-И, что теперь? – глупо спросил он.

-Теперь каждый будет искать себе работу, чтобы прокормиться – ехидно заметила Ольга-

-А ты, что уже пристроилась? – Ивашкина резанули наглые слова Ольги.

- А что мне? – нарочито приосанилась Ольга – Мой румын, у меня в кулаке! Уеду в Бухарест с ним, если захочу!

-Аааа-  протянул Ивашкин – Да, лучше сразу, в Монте Карло, Там недалеко! На поезд, и у казино, в момент!

- Щутить, после будешь, Юра – Ольга недовольно посмотрела на своего соседа –- Быстро, в театр,  все уже собираются там! Только тебя пока еще нет!  Я  забегу на минутку домой и быстро обратно – Ольга побежала к своему подъезду.

 

Ивашкин зашел в театр с заднего двора. Быстро прошмыгнул мимо старого сторожа, с которым почему- то не хотелось беседовать. Проскочив кулисы, мимо костюмерного, пошивочного цеха Ивашкин вылетел в фойе и натолкнулся на маленького, важного заместителя директора театра Бегжана.

-Юра- салам! – Бегжан был, как всегда, своими вечными папками с бумагами!

-Привет – быстро ответил Ивашкин.

-Юра, ты уже в курсе! Что сделаешь, это приказ – Бегжан сделал серьезные глаза

Ваш верблюд, Ефрем тоже хорош! Разорался в министерстве! Глупости разные наговорил! Политику начал приписывать, туда, сюда! А какая политика, браток, когда прибыли нет. В зале все ваши по контрамаркам сидели, что я не знаю, что ли, эря! Министр высоко оценил ваш спектакль, премию всем вам выдал, но он не всесильный! Приказ пришел оттуда- он указал толстым пальцем наверх в потолок – Понимаешь!

- Понимаю! – ответил Ивашкин.

“ Юра- быстро заговорил Бегджан – мы с тобой знакомы много лет! Тридцать лет в искусстве! Еще с филармонии, помнишь?

Ивашкин кивнул головой.

- Юра –продолжал Бегжан – приблизившись к Ивашкину, словно хотел сказать ему что-то по секрету, чтобы никто не услышал – С тобой все нормально! Ты – отличный художник. Твои афиши очень хорошие! Директор тебя уважает и ценит! Я говорил с ним, он согласен оставить тебя  в театре! Что поделаешь, мы с тобой люди -  маленькие, хоть и “ талантливые “ усмехнулся Бегжан!

-Спасибо за доверие –ответил Ивашкин, с легкой усмешкой– А как же Ягмур?

- Выгнали – Бегжан сморщился и покачал головой – Совсем обнаглел! Зазнался!

Таких болванов не держим!  Строптивые эркеки, нам не нужны! Уехал уже к себе на родину. Пускай там разрисовывает чагалар багы – детские сады!

- Я подумаю – тихо ответил Ивашкин!

- Юра, ара – дурака не валяй, оуу? – Бегжан был очень серьезен – Ты не молодой оглан- пацан! Это они актеры! Они молодые! Они найдут себе пропитание! Дурака не валяй. Оуу– грозно погрозил он – Смотри, долго не думай! Ну, ладно я побежал, а ты нам нужен, браток”- маленький Бегжан юркнул под занавес и исчез.

 

- Юра – кинулся к Ивашкину Борис Андреевич Левин –“ Ничего не понимаю! Как такое могло случиться? Такой успех спектакля! Аплодисменты! Цветы!

Зачем мне эта премия ?- пожилой актер, растерянно, махал конвертом перед собой!

Для меня театр – это моя жизнь! - старик тихо заплакал и уткнулся головой в грудь Ивашкина.

Что громкое и шумное ударило Ивашкина по ушам, словно лопнул воздушный пузырь. Кровь застучала в висках, он обнял старого актера: Не надо, Борис Андреевич! Жизнь продолжается! Мы еще поиграем и по ходим по подмосткам сцены! 

-Ефремов улетел, утром в Самару – не слушая Ивашкина, тихо всхлипывал Левин!  Он зовет нас, кто хочет туда! Там, он хочет организовать новый ТЮЗ! Говорит, у него получится! Друзья и связи помогут! Многие из наших, актеров согласились! Лиза Шумская, Мордасова и  еще кто-то, не помню. Я тоже, наверное, подамся к нему. Здесь меня уже ничто не удерживает! Да и Вера согласна! Хватит, пожили на солнце двадцать лет! Пора домой!

- Борис Андреевич перестаньте-  Ивашкин старался успокоить старого актера

- Не надо плакать! Все будет хорошо !– он посмотрел в сторону и заметил подбежавшую к ним Мариночку Трофимову – бессменную снегурочку. Партнершу на детских елках.

- Юрий Иванович – громко закричала Трофимова – Вы, конечно же, знаете наши беды! Откупились премиями и грамотами! Не знаю, радоваться или нет!

Я впервые получаю премию и похвалу, но, что, же будет со всеми нами?

- Если бы знал, ответил- помрачнел Ивашкин.

-Подамся в Астрахань, Юрий Иванович! У меня там живет бабушка! А своих  домочадцев, я уговорю! Работы мне здесь нет! А, что Вы думаете делать?

-Пока не решил!

Да, идите в бухгалтерию. Антонина выдаст Вам премию и расчет!

-Хорошо – пообещал Ивашкин и отвернулся от Трофимовой, уводя в сторону заплаканного Левина – Полноте, Борис Андреевич! Ну, прямо как ребенок! Вы же актер старой школы! Сыграйте свою последнюю роль достойно!

-Постараюсь, голубчик – Левин немного успокоился – Уеду к Ефремову!

 

Антонина – главный бухгалтер театра старалась не смотреть на Ивашкина-

-Вот, Юра – она вытащила из сейфа конверт с деньгами – Твоя премия! Распишись в получении!

- А где расчет? – серьезно спросил Ивашкин.

-Тебя оставляют в театре - хмуро заметила Антонина – Бегжан меня предупредил еще утром! Директор подписал приказ о твоем новом назначении!

- Ну что же это за приказ? – Ивашкин нахмурил брови, пряча конверт во внутренний карман пиджака – Старший дворник театрального двора?

-Ты взят на ставку театрального художника!

- А мое согласие не спросили? – разозлился Ивашкин – Я – актер, и только потом, рисовальщик афиш!

- Не бузи, Ивашкин – Антонина не намерена была вступать в перепалку с Ивашкиным – Не хочешь! Твое дело! Труппы больше нет! А как поступить, тебе решать! Но я бы посоветовала тебе не валять дурака! – Антонина, словно повторила слова Бегжана – Ты не– мальчик! А жить надо!

- Жить надо достойно и по чести – ответил, Ивашкин, наверное, самому себе и вышел из комнаты.

                                                     ХХХ

 

Покидая театр, медленно спускаясь по ступеням, Ивашкин оглянулся назад, словно захотел попрощаться со старой жизнью, со скрипучими подмостками сцены, с той неповторимой атмосферой актерской среды, в которой он прожил более тридцати лет.

Он тихо шел по родному городу, глубоко задумавшись, ему вдруг, впервые в его жизни показалось, что он смешон и старомоден! Его модный пиджак, короткий кремовый плащ, фетровая шляпа и длинный зонт, словно атрибуты уходящего мира и сам он гротесковая фигура, как ряженое пугало среди всего нового вокруг, которое он, упрямо, не хотел замечать! И Ивашкин, вдруг явственно осознал глубину своего одиночества и полную пустоту окружившую его! Он с болью в сердце понял, что все светлое и радостное для него закончилось в один миг.  Он понял, что уже нет даже близкого друга, каким был для него Антонин, которому можно было бы открыть свое сердце. Он теперь – одинокий волк среди других волков- молодых и сильных…

 

Дожди прекратились, и наступившая календарная зима больше смахивала на позднюю осень. Ивашкин шел просто так, куда глядят глаза. Он не хотел уже никого видеть. Общество кричащих и веселящихся людей, казались ему глупыми и никчемными, словно беспечные клоуны  посреди сурового и реального мира.

Старый городской парк, знакомый с юности, темнел высокими чинарами и провалами серых аллей. Темнота свалилась быстро, как всегда! И поднявшийся ветер, холодный и порывистый, раскачивал верхушки старых деревьев, и сильно пахло сырой землей. Свет от качающихся ночных фонарей скакал по асфальту как на качелях взад и вперед, а Ивашкин сидел на скамейке в темном углу парка и курил. Его мысли кружились как быстрая юла, словно он и сам вертелся на карусели по замкнутому кругу! Перед глазами в разноцветном калейдоскопе менялись картинки – цветные моменты его жизни.

А потом, откуда-то, из глубин раздумий, непроизвольно, ему вспомнилась песенка – “ Эх, разноцветные краски! Это ярмарки сказки! Расписные карусели, и цветные качели» и Ивашкин, одиноко сидящий в полутьме парке, стал тихо напевать эту грустную песенку в озябшие усы.

Напевая ее, он стал припоминать свою прожитую жизнь,  друзей,  старых знакомых,  усталых актеров и непрерывно  курил и курил.

Жуткая тоска и грусть  нахлынули на него.

И, когда по  щекам тихонько скатились скупые, мужские слезы, ему вдруг  показалось, что он уже не в старом, холодном парке, в тени высоких деревьев на покосившейся скамейке, а где-то в грязном зале ожидания вокзала какого-то, захолустного городка, и отчаянно ждет, когда к перрону подкатит курьерский поезд и умчит его далеко, далеко, туда, где его давно ждут, все его радужные мечты.

 

                                          Грегори Тригэр   март – июль 2010 Москва.

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/