Светлой памяти друга молодости Паши Бровкова посвящается
ДОЛГ, ЧЕСТЬ И КОМБИЖИР.
Гвардии полковник Иван Михайлович Сосалятин - герой и ветеран Великой Отечественной Войны заведовал отделением военной тактики и огневой подготовки на кафедре государственного, южного университета. Мужик он был прямой и откровенный: « Шо?- щурил маленькие поросячьи глазки – Вы, мне – боевому офицеру, строевому командиру, гвардии полковнику, прошедшему огненные рубежи войны такую тюльку гоните, товарищ курсант – свирепо смотрел он злыми глазками на здорового верзилу громадной скалой выпятившегося перед ним. Курсант был немного напуган напором маленького, кряжистого полковника, который никак не мог добиться от него четкого ответа, где хранятся патроны, почему-то восьмого года. Курсант - студент отделения физкультуры и спорта южного университета – знаменитый на весь край чемпион по национальной борьбе «Гюреш», бараньими глазами, полными ужаса от близкого заклания, смотрел на маленького полковника, и полированная лысина командира, отражавшая солнечный свет, заливший большой класс учебного корпуса, слепила его как прожектор неприятеля.
- Ну, шо – напирал на него полковник Сосолятин – Где хранятся патроны? Шо Вы застыли як гипсовая кукла, курсант - Отвечайте – наседал на него полковник.
Курсант - глуповатый силач озирался по сторонам в полной прострации –
-Отвечайте – заорал в бешенстве полковник Сосалятин – Вы уже выпускник военной кафедры!
Курсант- чемпион–дурашливо заулыбался – Ай, товарыш полковника, не знаю я!
В учебном классе стояла мертвая тишина. Взвод словно вымер или засел в засаде.
Лицо бравого полковника стало покрываться багровыми пятнами от наплывающего бешенства. Нос картофельной плюмбой заблестел от нервного пота – Отвечай, скотина – взревел раненой выпью полковник, подскакивая к могучему чемпиону с намерением боднуть его лысиной в большое пузо. Курсант не шевельнулся. Полковник Сосалятин едва ли мог подпрыгнуть ему до пупка.
-Я, товарищ полковник - звонко раздался, неожиданно, голос курсанта Сахарова, маленького и щуплого студента с немецкого отделения университета – Я знаю, товарищ, полковник!
- « Иииие-ее- рыкнул полковник Сосалятин, который был уже на последней стадии гнева.
После трех лет знакомства с полковником Сосалятиным, когда он нас мучил своими тактическими занятиями и огневыми подготовками на военной кафедре, мы уже давно научились переводить междометия полковника на нормальный язык. Это « Иииии-е-е – означало – Где?
Курсант Сахаров выскочил из-за своего стола и взвизгнул что есть сил: « В командирском ящике!
« Ну, тети Мани под задницей! – заорал в бешенстве полковник Сосалятин – Позор, товарищ курсант! А еще немецкий язык изучаете! Вы – же будущие особисты. Вам шпионов допрашивать в штабах армии - не на шутку разошелся бравый вояка - Сядьте на место курсант Сахаров – Я очень недоволен Вами!
Взвод вышел из леденящего ступора и дико заржал зычными глотками половозрелых бездельников – Хыы-хы-хы !
- Тихо – взревел полковник Сосалятин – Вы в классе тактических занятий по военной подготовке, ослы! Вы, тоже марш на место – приказал полковник глуповатому чемпиону по борьбе -Что с вас взять, физкультура. Сила есть ума не надо!
Курсант Сахаров не обиделся и, стоял навытяжку, с сияющей физиономией. Он, как- никак, был причиной этого буйного веселья и гордился своей храбростью и находчивостью.
Нас студентов- с факультета иностранных языков на военной кафедре было десять человек. Нас соединили с огромной армией физкультурников для пополнения взвода. Военная кафедра тайно гордилась нами, студентами иностранного факультета за наш «ум и образованность!»
Вы – наша гордость – твердили они! Мы знаем, куда вас направить в случае военных действий! В штаб! В контрразведку! В Смерш!
Не знаю, все ли из нас разделяли желания наших полковников, но в тайне, мы даже гордились тем, что нас так высоко «ценили» наши военные наставники. Все же, в штабе интереснее допрашивать пленных, нежели терпеть грязь и копоть окопных боев!
- Командирский ящик – стал поучать нас полковник Сосалятин, немного успокоившись, - Это святой инвентарь командира! Там все- приказ, списки награжденных, карты дислокаций. Письма бойцов, шифровки донесений!
И только один боевой патрон, чтобы застрелиться, в случае окружения врагами….
-Товарищ полковник- громко выкрикнули из наших рядов- Но, Война уже как 30 лет тому назад победоносно закончилась!
-Молчать – заорал полковник Сосалятин - Враг не дремлет! А Вы курсанты- студенты! Защитники Родины! А мы, старые вояки обязаны обучить вас военному искусству бить врага на его территории. Вэт так. Е-----на мать – пафосно закончил свою мысль бравый вояка, ветеран и орденоносец полковник Сосалятин - Баклуши бить и дурака валять, не позволю! Кто не может - научим. Кто не хочет- заставим – Военный девиз – полковник надулся как павлин – А, чтобы до Вас лучше дошла военная наука, второе занятие, строевая подготовка на плацу!
Взвод издал протяжный стон: Полковник обожал строевую подготовку:
Гонял нас по плацу как сидоровых коз – « Ррясь, ррясь. Лёвой, лёвой, ррась, ррась ( перевод на русский – раз, раз, левой, левой)
С песней товарищи курсанты – И мы взвод рыкал нестройный хором здоровенных глоток- »Эх, Ладога, Родная Ладога! Недаром Ты – дорогой жизни названа ….
-Курсант Коидзе – полковник, вдруг, заметил грузина Коидзе Жульвера, который, как ни прятался за широкими спинами физкультурников, все же не смог увернуться от зоркого, соколиного взора полковника - Встать!
Коидзе вскочил как шпаренный и вытянулся во весь фронт.
- Это что у Вас на голове – полковник указал на него!
- А что такое, товарищ полковник – засмущался грузин Коидзе –
Я Вас спрашиваю, что это за патлы до плеч! Вы что, шалашовка Натэлла, на базаре в Алабаре, торгующая баклажанами?
Взвод взревел в один голос и повалился на столы!
Тихо – громко приказал полковник Сосалятин.
-» Вы, Коидзе – курсант военной кафедры!
Грузин Коидзе побледнел. Он гордился своими волосами до плеч. Все девчонки в южном университете бегали за ним. Он сыпал бабками, которые ему кидал папаша - крупный ресторанный воротила в Кутаиси и девушки не давали ему прохода даже в сортире…
- У меня, как у Джорджа Харриссона, товарищ полковник! Это битлс! Барабанщик!
Полковник Сосалятин побагровел от злости и дерзости грузина Коидзе
– Под ноль- заревел он - Под Котовского! Я Вам покажу такого Хересона, мало не покажется!
Как у меня - он махнул толстой пятерней по лысине, отполированной как бильярдный шар! « В Парикмахерскую! Быстро! Шагом Марш! Не то, я приглашу своего цирюльника!
Все хорошо знали его мастера стрижки. Это был прапорщик Пчелкин - зав. оружейным складом. Как стриг этот прапорщик, тоже было известно всем. Только под бокс, или строго, под Сосалятина!
Много упрямых и строптивых студентов-курсантов попадало под его суровые ножницы, прямо на военной кафедре, под диктовку бравых полковников. После такого острига не одна девка не давала…. бедолаге никаких надежд… только менты провожали внимательными взглядами.
-Нет. Нет - исступленно замахал выхоленными пальцами грузин Коидзе, пижон и бабник - Я сам, сам. Можно прямо сейчас?
Разрешаю- победоносно осклабился полковник Сосалятин – Время пошло - он посмотрел на часы- через пять минут звонок- Чтобы через час к строевым занятиям был готов! Шагом марш. Пошел!
Стиляга Коидзе пулей вылетел из класса.
- Можно я, и я, и я, товарищ, полковник-« - со всех сторон раздались зычные голоса курчавых курсантов!
-Все патлатые в парикмахерскую за грузином шагом марш» - скомандовал полковник Сосалятин.
Класс опустел наполовину!
Я наклонился к Павлу Бровкову, сидевшему рядом за учебным столом ( я аккуратно постригся, так как мне нравилось, культурно, модно и без раздражения утонченного казарменного вкуса полковника Сосалятина накануне)- Павло- прошептал я- Где же все же хранятся патроны восьмого года?
Павло, все это время, сидел тихо как полевая мышь и тупо таращил глаза словно насупленный филин на пеньке ( после вчерашней пьянки его трясло с дикого бодуна и он, вообще, как мне показалось ничего не слышал и не видел).
Павло поднял на меня страдальческие, поросячьи, заплывшие глазки, и я понял, что мой вопрос был задан марсианину.
Курсант Сахаров, по своему, объяснил мне этот ребус.
- «Наверное, на складе, в музее вооруженных сил в Москве! Это патроны от трехлинейки. Полковник был много раз ранен на Войне. Сам понимаешь, последствия сказываются даже через тридцать лет! А в командирском ящике он утаил неиспользованные, немецкие, трофейные гандоны образца 1939 года вместо последнего боевого патрона- противно захихикал « особист» и будущая штабная крыса курсант Сахаров.
-Ага, не поверил я Сахарову – Иди, скажи это полковнику, если такой храбрый!
-Я, что, сумасшедший – ответил Сахаров – Ты хочешь, чтобы этот упырь мне оторвал на сборах яйца!
Курсант Бровков сидел рядом как каменная статуя или как великий немой. Он тяжко вздыхал и страдальчески смотрел в окно. Если бы я сейчас спросил его, какого цвета были трусы у его подружки Анжелы, с которой он крутил бешеный роман, то Павло не ответил бы даже под пыткой. Я удивлялся, как он, при своем небольшом росте, мог без проблем, влить в свое нутро до двух литров спиртного и остаться после этого в живых. Что касается его подружки Анжелы ( Павло Бровков неистово обожал восточных девушек) ее братья –абреки грозились его зарезать, но предки Павла были с притоков Ахтубы, там, где они впадают в широкую Волгу и в его жилах текла кровь потомков Степки Разина и, когда они, было, попытались взять его в обхват, он с таким ревом и жутким матом накинулся сам на них с топором, что басурмане обратились в постыдное бегство, да еще пригрозили заявить на него в милицию. Анжела долго плакала обильными слезами, стекавшими рекой из её красивых янтарных глаз, обрамленных длинными, черными ресницами и грозила родне отравиться, что приводила в отчаянный ужас всех ее теток, сестер, вместе с братьями –абреками- трусами.
Одним словом, Павло взял ее храбростью и залихватством русского рубахи парня, и только я, как самый близкий друг, знал все подробности их ночных выкрутасов и изумлялся непредсказуемости женских, диких привязанностей…
Сам же я, «страдал» от любви и симпатии к беленьким и стройным славянкам, и, как-то, был далек от востока, хотя и признавал красоту восточных девочек, но скорее философски, нежели физически.
Мы проучились на военной кафедре три года. Впереди нас ждал государственный экзамен на военной кафедре при южном университете. Все эти три года, один раз в неделю, мы превращались в военных курсантов и попадали в лапы фронтовиков-педагогов и это были лучшие дни нашей жизни. Наши полковники боевые офицеры Советской армии, даже спустя многие годы, все еще находились там, где прошла их боевая молодость. Они были совсем не похожи на нудных, противных и рафинированных педагогов, которые не вызывали у нас особых симпатий, за редким исключением, отдельных личностей. Наши наставники-полковники – обдавали нас курсантов-студентов огромной энергетикой, такой силой духа, что мы, несмотря на их, не совсем педагогические приемы, просто обожали их.
Ну, где скажите на милость, можно было услышать такой романтический мат? Где можно было бы услышать такие афоризмы, и все ниже пояса, и все это к месту и к конкретной ситуации. Точность хулиганских определений доходила до самого сердца, и мы понимали, что эти отцы-наставники учат нас быть настоящими мужиками, смелыми, храбрыми и подготовленными для отпора любому врагу, напавшему на нас. В этом и была сила наших полковников, а то, что они ругались – это так любя и сила привычки.
Мы их не выдавали. Они были свои в доску.
Начальник огневой подготовки гвардии полковник Кокряцкий Павел Никифорович был танкист. Орденоносец, храбрец и вояка. Горел в танке. Грудь вся в боевых орденах. Никаких, там, за Боевые заслуги! Три ордена красной звезды. Два ордена отечественной войны разных степеней! Две медали за отвагу! Вот какой был у нас военный учитель. Ну, то, что матом крыл, то это был своеобразный шарм. Мы не обижались. Это было по- мужски!
К месту, По делу! И поделом!
Как-то, уже ближе к завершению полного трехлетнего курса, когда впереди замаячил уже государственный экзамен, а потом и четко вырисовывалась изумительная перспектива трехмесячных военно-полевых учений- лагерей в настоящем в полку действующей уже армии, наши ребята загуляли , ну и мы с Павло тоже.
Весна! Молодость! Солнце светит! Девчонки скинули зимние штаны! С ума сойти! Одна -лучше другой, и все веснянки!
Кокряцкий нас тоже любил! Мы же гвардия! Контрразведка! Авангард и мозги взвода! Ну а ребята физкультурники - это тоже армия. В окопах надо мять и рвать! Здесь, они вперед в штыки, а мы в тылу врага, ведем подрывную деятельность и следим, чтобы меньше было потерь с физкультурной стороны.
И загуляли мы с Бровковым по весне!. Каждый по отдельности, и вместе напару!
Кофе черного выпили бочку, наверное. Болгарское винцо Гамза, да шашлычок из осетрины в кафе «Айна» тоже был не дурной!
И пользуясь благосклонностью полковника Кокряцкого, обнаглев, пропустили три занятия по огневой и тактической подготовке, которые он вел, заменив сурового военного теоретика стратега полковника Сосалятина, своего закадычного дружка. Три занятия – один раз в неделю!
Это предел наглости! Почти месяц!
Ой, солнце светит, месяц апрель! Птицы трещат с утра до позднего вечера! Сирень цветет, розы распускаются! Кафе Парфия!
Музыка, девушки, флирт. Ну, тяжело было нам с Павло сидеть в душном, военном классе и смотреть на рябого полковника Кокряцкого.
Вместо его красноватой физиономии ( полковник тоже был выпить не дурак, но в свободное от стрельбы время), Павло видел изумрудные глазки Анжелы, которая «плача горькими слезами», печально ждала его, сидя у арыка с прохладной водой под тенью плакучей ивы…
Павло был готов пальнуть в полковника Кокряцкого из рогатки, который так долго и нудно объяснял нам механизм действия ручного пулемета Калашникова, а потом пытливо и злобно выяснял порядок выдвижения мотострелковых подразделений на марше….
-«Так, головная походная застава следует после ГПК - головной походной колонной затем выдвигается ГПР головная походная рота прикрытия, далее…… Мы уже одурели от такого походного строя.
«Так, товарищ курсант, расскажите о порядке выдвижения на марше мотострелкового батальона- полковник Кокряцкий шумно высморкался в большой платок, словно отстрелялся на огневом рубеже.
«Ну, начинай!
И несчастный курсант начинал- «Ну вот, это! Как ее ? ГПЗ! Потом, как ее это ГПР, ГПС
-Чего – орал полковник Кокряцкий- Чего Вы мне тут х….ю порете! Чего вы заладили
ГПЗ, ГПСИ… Х- ….си!
Полковник Кокряцкий, бестяще, владел народным слогом и всеми поэтическими созвучьями и рифмой. -Полностью называйте все подразделения!
« Ну, вот это, головная, как ее, рота- товарищ полковник – она вот впереди!
-Тьфу, болван– негодовал полковник Кокряцкий- « А где она должна быть? Сзади, что ли! В жопе? – Полковник Кокряцкий смачно и эмоционально определил точное место расположения походной роты!
Выучить не можешь, курсант простых вещей- переходил он на ты.
- Головная походная застава всегда впереди, в конце марша арьергард прикрытия. Неужели, так трудно запомнить, товарищи курсанты- недоуменно, расстраивался бравый полковник.
Солнце! Весна! Сирень цветет, розы расцветают, девушки красивые гуляют, а тут нудное « ГПЗ, ГПСИ …. Х……си… - это было страшной мукой для нас!
Полковник Кокряцкий, угрюмо, злобным филином, оглядел нас. Потом, усмехнувшись, сказал: Ну, я жду объяснений. Три недели отсутствовали на занятиях!
Молодцы! Е… вашу за ногу!
Экзамены кто будет сдавать? Он - Моржовый?
- Вы тоже хороши – он обиженно посмотрел на нас- Контрразведка. Особисты! Штабные работники!
Почему пропустили столько занятий? – строго спросил полковник у одного из физкультурников, кажется мастера спорта по боксу –
-Да, это, вот я это –
Что я это, вот это? – зло спросил полковник Кокряцкий - Что ты заладил как малец, словно в штаны навалил! Отвечай, прямо и честно!
Да, вот я – блеял боксер – У меня вот, были судороги!
Стекла зазвенели от взрыва дикого хохота. Взвод упал на столы.
Полковник Кокряцкий побагровел. Его рябое, обожженное в горящем танке лицо, налилось малиновым цветом - Чего? У такого амбала судороги! И все три недели тебя била одна кондрашка?
Класс бушевал!
-Чтобы к следующему разу - пригрозил полковник-танкист – Все принесли справки! По уважительным причинам! Где хотите, там берите, но чтобы справки были!
Дома я долго не решался поговорить о своей беде с родителями. Хотя я себя мнил взрослым, но оказалось, без родительской помощи мне еще было рано вылетать из гнезда.
После хорошей, нравоучительной беседы, мне была, все же, обещана помощь, и я вздохнул с облегчением…..
Полковник Кокряцкий с изумлением держал в руках справку, предоставленную ему одним из физкультурников.
-Это, что такое?
-Исправка, товарыш полковник – Настоящий, эра – студент-курсант-национал – чемпион республики по шашкам, единственный заморыш среди здоровяков – смотрел на полковника Кокряцкого невинными черными глазами агнца.
В руках у полковника Кокряцкого был листок грязноватой бумаги. Там, неразборчиво было, что-то написано, и внизу красовался большой ромбовый штамп, которым обычно штамповали удивительные трехгранные бутылки с хлопковым маслом в отделе ОТК на маслозаводе.
- С какой овощной базы ты это притащил? – удивился полковник Кокряцкий!
Взвод взревел!
-Молчать- рявкнул полковник Кокряцкий – Тихо в классе. Ну, отвечай!
-Какой база, ара, товарыш полковнык! Табиб написал и печать ставили! Они геморрой сказали!
Хватить врать! Табиб ему ставил! – за дурака меня держишь!
Но, хвалю» - полковник нахмурился- Молодец! Постарался! Правильно. Воин должен крутиться и вертеться! Принеси, хоть х…ю! Но принеси! Пошел на место! Засчитываю!
Следующий!
И, покатились справки, заверенные и незаверенные, чистые и грязные, и все как на подбор фальшивые.
Кокряцкий хвалил «выздоровевших» за изворотливость, и укладывал бумажки на столе, которые накапливались уже целыми кипами.
-Ну, - полковник внимательно посмотрел на меня – А вы курсант-студент, чем меня порадуете?
Я вытянулся во весь фронт и по военному отдал ему честь ( все же, особист, штабист, будущий диверсант-нелегал) и протянул ему справку.
Полковник Кокряцкий изучал ее особенно внимательно и, после долгого чтения, поднял на меня глаза – Что такое РПНБ?
- Республиканская психоневрологическая больница, товарищ полковник – громко выпалил я, разрабатывая командирский голос.
Содрогнулся пол, зазвенели стекла, по ушам хлопнуло, повалились столы под тяжестью физкультурников. Кто-то, из курсантов упал на пол.
На полковника Кокряцкого жалко было смотреть! Он стоял как обреченный и держал в руках мою справку. Его нижняя губа рухнула вниз, как у тапира, в момент облегчения после плотного поедания сочной тропической травы. Глаза полковника широко раскрылись, мохнатые брови филина взметнулись кверху.
Когда, наконец, полковник нашел в себе силы говорить, а взвод едва успокоился, он подпрыгнул на месте, как очнувшийся после спаривания павиан, и взревел на весь учебный класс -« Вот! Вот, смотрите, учитесь ! Разведка! Высший пилотаж диверсии! Из психушки справку достал! Высший класс! Гвардия, смирно- взревел полковник Кокряцкий- Всем встать! Равнение на психопата! Первый стол прямо! Остальные направо….. Отдать почести выдающемуся лазутчику и резиденту нашей разведки! Моя школа боевого искусства....
Полковник Кокряцкий был так польщен моей находчивостью поступком, что даже позабыл про остальных «выздоровевших».
Под шумок и общее веселье, Павло Бровков пролетел без проверки.
Но откуда он притащил свою оправдательную справку, было тоже оригинально и необычно.
На аккуратном, розовом бланке, было четко прописано, что данная справка выдана курсанту Бровкову в связи с незалеченной формой застарелого триппера, проявляющегося в виде некоторых изменений на конце носа, с покраснением верхних тканей и посинением нижних ( Еще бы, столько выпить за последнее время ), а также с проявлениями приступов жжения в нижней части определенного отростка, приводящих пострадавшего в состояние бешеного ступора с выпадением обильного осадка из естественного отверстия. Рекомендовано не нервничать. Принимать успокоительные, здесь правда была небольшая клякса, с помощью которой врач-венеролог хотел затереть ошибочный диагноз застарелости ( а этим врачом, естественно, была красавица Анжела которая, задыхаясь от смеха, по неосторожности поставила кляксу).
Анжела, работала медсестрой в данном, пикантном заведении, и на скамейке у арыка, полного чистой прохладной воды, в свете яркой луны, между поцелуями, написала эту мощную справку, полностью оправдывающую неявку «курсанта» Бровкова, в течении трех недель, на занятия по огневой и тактической подготовке на военной кафедре южного университета.
Если бы курсант Бровков имел бы, не дай бог, самый свежий диагноз, то Анжела, несмотря на свою восточную страсть, убила бы его на месте, не то, что ее многочисленные волосатые братья!
Но, как бы там, ни было, справка курсанта Бровкова осталась непрочитанной и скромно спряталась в кармане выцвевшей гимнастерки курсанта.
Полковник Кокряцкий простил всех. Он ценил находчивость и смекалку! Наверное, большую роль в его настроении сыграла моя справка несостоявшегося психа, мне страшно было представить, что было бы, если бы Павло протянул бы ему свою фирменную ксиву.
Не знаю, как полковник, но наши ребята попадали бы…..
Но, жизнь продолжалась, и военная кафедра учила нас военному уму и разуму. Взвод у нас собрался разношерстный. Физкультурники- гренадеры. Одно отделение 10 человек, хотя положено семь. Это мы иняз!
«Элита армии» « Мозг и сила действия в стратегии и планах разгрома врага! Одно отделение чисто собралось национальное – географы, юристы и филологи-бахши». Иностранный легион!
Начальник кафедры полковник Голубицкий строго отчитывал своих подчиненных за плохое знание курсантами военного искусства, и они его подчиненные старались изо всех сил, вбить в наши головы основы тактики и стратегии ближнего и дальнего боев.
Было это трудно. Особенно страдали физкультурники и почему-то юристы. Первые в силу природной тупости и перебора мышц, вторые в силу плохого знания государственного языка ( русского ). Видимо, десять лет каторги за изнасилование курицы-несушки, легче было бы дать на национальном языке, нежели на русском.
Взвод, однако, обязан был не только метко стрелять и планировать маршевые броски на вражеские позиции, но и умело обращаться со средствами связи.
Связь на войне – великое дело! Недаром многие связисты стали орденоносцами и героями Войны.
Военная кафедра Южного университета занимала большую территорию третьего корпуса. И, позади самого трехэтажного здания кафедры с просторными учебными классами, на стенах которых красовались многочисленные красочно оформленные плакаты и наглядные пособия молниеносных атак на врага, простиралось плоское, пыльное поле до самой улицы, отгороженной высоким забором. Здесь же был и знаменитый Сосалятинский плац, на котором не один взвод пылил и топал с армейскими бравыми песнями,:» А для тебя, родная! Есть почта полевая», но наш взвод был обречен, стараниями и личными вкусами полковника Сосалятина, жутко орать в разнобой – суровую песню Войны- « Эх, Ладога, Родная Ладога! Дорогой жизни названа!».
Другим взводам повезло. У них даже в песнях, были косвенно упомянуты девушки. 99 процентов курсантов-студентов очень любили девушек, кто как, конечно! А здесь «Ладога, Эх Ладога». Холод, Голод и тоска по девушкам!
Суровый был мужик Сосалятин. У него были две дочери! Они учились в нашем университете на филологическом факультете. Но, ни один, даже самый отчаянный студент-жиголо и близко не приближался к ним. Доченьки были полным клоном своего папеньки-полковника, который сварганил их с помощью топора-секиры, под парами самогона. Уж страшные были девки – аж жуть. Брр, от одной такой мысли, меня пробирал холодный пот. Никто из наших, не мог, и не хотел видеть такого названного папу как полковник Сосалятин и отправиться под венец с его страхолюдными, конопатыми доченьками…. Даже ради военной карьеры!
Вот на этом- то учебном поле, которое по весне, после обильных, теплых дождей, колосилось пышными кустами дикой полыни в рост физкультурников, и проходили практические занятия по использованию радиостанций ближней и дальней связи.
Руководил связистами на военной кафедре майор Вотяков.
Природа всесильна! Она делает такие феномены, что диву даешься. Майор был, ну кто он был?
Ученые -антропологи призадумались бы: якут, нет, не похож, вогул – это ближе, наверное, все же чуваш – это роднее, а может быть, коми-пермяк? Словом, майор Вотяков косил под русского, но разговаривал с каким-то непонятным акцентом. Вместо слова электричество, проговаривал алектричество, экономист в его произношении звучало как аканомист, слово масса писал на учебной доске с одним С.
В общем, парень был еще тот.
Сначала, он нас изводил уроками связи в душном классе, по два часа занятий. Затем, сделав хитрую рожу, охотника на изюбра, выдавал перл: « А чичас, будем контрольную писать, и мы писали каждое занятие контрольную работу. Как мы ее писали, оставим за кадром, но майор Вотяков был доволен. С иезуитской ухмылкой собирал жиденькие тетрадочки: Посмотрэм, как Вы товарищи курсанты осваивываете азбуку морзэ на слух!
Надоел он нам с этими контрольными! Все только и говорили, увидев красавца Вотякова: «А чичас, будем контрольную писать»!
Когда контрольных скопилось огромная куча, он вдруг завязал, и вывел нас на практические занятия.
В учебном поле шелестели на легком, весеннем ветерке высокие кусты полыни.
Майор Вотяков разделил взвод на две группы и раздал каждому по ручной радиостанции РП-5. Потом приказал раствориться в кустах по огромному учебному плацу. Мы должны были сымитировать выход на связь разведроты в глубоком тылу врага.
На меня пал жребий, сидеть рядом с ним на скамейке у заднего входа в здание военной кафедры с наушниками за основной радиостанцией РП-6 и принимать вместе с ним донесения нашей разведки на определенной, секретной радиочастоте.
Мне это не нравилось, Я хотел присоединиться к Павлу с другими курсантами и исчезнуть в дебрях кустов, в неизвестном направлении. К слову сказать, неподалеку за кустами в заборе был проем. За ним располагалась известная студентам, дорожная пивная « На графских развалинах».
Пиво там разливалось из бочки в кружки-банки, и любители расползались по кустам, наслаждаясь чудесным, пенным напитком. Я знал, что все попрут туда с радиостанциями, чтобы не потерять майора Вотякова навеки вечные. Павло ранул в пивную первым, за ним, все остальные.
Майор Вотяков установил нам всем позывной «Дубы», а себе на командном пункте, присвоил почетный отклик «Сокол».
Разведрота исчезла в миг и, вскоре, мы с Вотяковым, надев наушники, стали ждать сообщений о перемещениях условного противника…
Солнце припекало. Становилось жарко. Майор Вотяков снял фуражку и вытер пот со лба.
Вдруг на связь вышел первый разведчик-: Дуб, Дуб—Я Сокол – ответьте» - раздался дикий рык в наушниках. Видать ребята уже двинули по второй банке пива!
Я почувствовал, что меня начинает немного трясти от смеха и вновь, новый позывной: Дуб, Дуб! – Я Сокол. Почему молчите?
Майор Вотяков побагровел и налился кровью и громко рявкнул в микрофон основной радиостанции общего приема – Это вы дубы! Я- Сокол! Сокол !
Опять долгое, тягостное эфирное молчание. И, вдруг, вновь заработала связь. Пошла третья банка. В наушниках раздался звонкий, пионерский голосок курсанта Сахарова:» Дуб! Дуб! Почему молчите! Ответьте Соколу! Врага не видно! Ушли в баню!
- « Это Я – Сокол, е-------- вашу мать взревел майор Вотяков в открытом всему миру эфире! – «Это Вы Дубы- остолопы, херовы!
В наушниках зашипело, свистнуло, больно ударив по ушам:» Дуб! Дуб! Я Сокол! А чичас будем контрольную писать!
-« Молчать, блэд …ё поганое- бушевал майор Вотяков – Вы! Вы, падла Дубы! Это Я- Сокол!
Меня трясло от дикого смеха. Радиостанция РП-6 на командном пункте «штабе армии фронта» зашаталась.
- Ты еще чего, мне ваньку гонаешь- рассвирепел на меня майор Вотяков – Это Они Дубы, а Я Сокол! Сокол я, ясный - понял! – майор, почему-то, стал орать на меня. Как будто это я обзывал его Дубом!
Снова противный свист и шипение в наушниках. Я согнулся пополам над радиостанцией: в эфире неслись нескончаемые позывные со всех оврагов и кустов, примыкающих учебному полю: «Дуб! Дуб – ответьте Соколу! Павло, давай еще банку! Тихо, дурак! Вотяков- Дуб на линии!
- Молчать, гады – майор Вотяков сорвал в ярости голос – Застрелю, б ….ди! Нахалы!
Вдруг,… нарушая все кодированные, зашифрованные позывные, в эфире громко раздался противный, наглый, посторонний голос:» Вы, что там, мать вашу, устроили в эфире, на лимитной волне! Совсем оху…….. и, что-ли? Какая кафедра, ответьте, кто там у вас Дуб?….
-Выключай связь - визгливо как баба заорал майор Вотяков – КГБэ-шники подключились! Особисты! Это же лимитная волна - Скорей – Вотяков сам рванул тумблер внешней связи и стянул с огромных ушей наушники- Мне влетит от начальника кафедры! Еле, еле КГБешники нам разрешили проводить на этой волне учения!
-« Все, к беней фене, конец связи – майор Вотяков бегал вокруг скамейки, как обристанный бородавочник – Пропал я с Вами Соколами!- Бедолага, забыл, что это он хотел быть Соколом!
Связь с разведротой прервалась! Разведчики ушли в автономное плавание по кустам полыни!
- Ну, я им, гадам, покажу – визжал майор Вотяков – Пусть только вернуться!
-Будем писать контрольную, товарищ майор? – невинно спросил я.
-Молчать!- набросился на меня майор Вотяков – Чичас, надо ноги уносить!
Марш за ними! Все сюда, в сей миг придти ко мне – затрещал майор, переходя на поэтический размер – Чтоб явились один как все передо мной !
Я застыл от изумления , и едва не продолжил за него:» Как лист перед травой»! Майор Вотяков еще и поэт, оказывается! А мы и не знали!
Майору Вотякову, как он и боялся этого, все- таки, влетело от начальника военной кафедры полковника Голубицкого.
Из конторы глубокого бурения, сокращенно КГБ пришла на военную кафедру бумага, о том, что на практических занятиях по связи по специально выделенной волне, идет глупая болтовня и несется отборная матершина.
Взвод вздохнул с облегчением, когда узнал, что майор Вотяков закончил с нами «полный» курс обучения радиостанциями ближнего и дальнего действия и передает нас на закрепление тактических и огневых знаний в расположение наших старых друзей полковников Сосалятина и Кокряцкого.
Сказать, что мы были в восторге, было бы неправдой. Маршировать под «ррясь, ррясь» не хотелось, но, бесконечные, контрольные майора- Вотякова - связиста и таежника, нам смертельно надоели.
И снова, снова, как мать родная пред нами встали родные очи командиров – это цитата из прошлого майора Вотякова.
« Ррась – Ррась! Лёвой! Лёвой!»
Взвод грохотал тяжелыми сапогами по твердому, утрамбованному плацу.
Кустов полыни уже не было.
После знаменитого на всю кафедру сеанса связи с командным штабом армии» майора Вотякова, приказом начальника военной кафедры, все кусты и заросли были безжалостно срезаны и выкорчеваны.
Теперь перед нашим взором был забор ( дырку тоже залатали ) и желанная пивная «На графских развалинах « осталась там за забором, в лихом круговороте гражданской жизни.
Наш взвод грохотал тяжелыми сапогами, утрамбовывая песчаный плац до состояния зеркального такыра и нескладными верблюжьими рыками ревел легендарную « Эх Ладога, Родная Ладога! Пусть Сосалятин, там плавает всегда»!
« Ррась – Ррась! Лёвой, Лёвой!
Вот черт! Как он любит маршировки! Ребята гадали: как он же полковник Сосалятин общается со своей семьей в домашней обстановке?
Лёвой-» наверное, кричит жене, под стать себе, широкой, кряжистой бабе – Марш из сортира! Мне на службу пора! Завтрак! Быстро! Лёвой! Сапоги подать!
Курсант Сахаров предположил, что он подкаблучник. Но, мы не поверили. Полковник Сосалятин, хоть был и не высок ростом, но глаза у него были настоящие мужские. Хрен Вам, подкаблучник. Такой бравый полковник даст такой поджопник, что не пожелаешь – ррась е….. ё ….. н а мать… - вперед быстрым шагом марш – орал полковник Салятин- Что Вы, как беременные бабы! Ну-ка, физкультура, быстро! Вон- ориентир мачта высоковольтной передачи – полковник указывал перстом – слева дорога, справа пастух со стадом овец! Вперед! Занять господствующие высоты! Пошел.
В плавающем от жары воздухе, мачта высоковольтной передачи, казалась недостижимым миражом. Вокруг нашего взвода раскинулись желтые, выгоревшие от солнца холмы. Палящее солнышко стояла над головами в зените. Солдатские панамы с дырочками не давали никакого облечения, гимнастерка прилипала к липкому от пота телу. Широкие штаны-галифе покрылись тонким слоем белой пыли, и отчаянно, хотелось пить.
- «Нет,!– дико орал полковник Сосалятин, воспаленными от жары и усталости губами, – Фляги убрать! Еще не время. Воду беречь! Вперед марш наверх! Занять господствующие высоты!
Взвод в полной боевой выкладке с автоматами наперевес, заряженными холостыми патронами ( Сосалятин и прапорщик Пырдинов лично проверяли каждый автомат), натруженными, воспаленными от дикой жары и усталости, глотками, выдавал нестройное : Ур – Ур ра! Ура и лез вперед на холмы…
Полковник Сосалятин старался не отставать, но, как, ни крути, как, ни ори «лёвой», годы берут свое! В этом марше-пробеге по пыльным холмам полковник Сосалятин немного подустал. Он уже два раза падал на пыльных виражах спусках и подъемах. Постоянно терял свою фуражку с боевой кокардой и потом вынужден был догонять нас.
А мы уже вошли в такой раж, что забыли про дикую усталость (Полковник гонял нас уже третий час по этим жарким холмам) ) Он воспитывал в нас воинскую выносливость и доблесть).
… Далеко позади, остался бравый гвардии полковник Сосалятин. До нас только доносились его хриплые «умирающие» вопли»: ориентир ма—ааачта!
« Какая мачта, товарищ полковник! Мы уже одним махом взяли все господствующие высоты, и полковник вместе с мачтой, остались далеко внизу.
Здесь на высоте холмов было еще жарче. Взвод повалился на пыльные остатки жухлой травы, побросав боевые автоматы, и стал хлестать из фляг воду как стадо антилоп в период засухи в пустыне Калахари.
Внизу перед нами раскрылась долина тысячи просторов. В жарком воздухе носились большие жужелицы и кусачие осы. Стояла умиротворенная тишина. И состояние войны с условным противником, после занятия господствующих высот улетучилось.
Пока мы блаженно валялись на пыльной траве, к нам приблизилось большое стадо овец – ориентир полковника Сосалятина справа.
Пастух на мирном ишаке медленно вел большое стадо. Барашки пощипывали жухлую траву и благопристойно блеяли.
Во взвод вселился вдруг, дух победителя. Мы же заняли господствующие высоты и все, что было занято условным врагом, уже принадлежало нам – победителям в качестве военного трофея.
- Стой – заорали мы! Особенно злобствовали физкультурники. Они с закатанными рукавами гимнастерок, (грубейшее нарушение воинского устава ношения военной формы), с автоматами навскидку, кинулись на несчастного пастуха – Стоять! Ни места!
Вид у них был как у громадных власовцев со свирепыми глазами.
Несчастный пастух от неожиданности и страху упал с ишака на пыльную землю, уронив свою верблюжью теплую шапку-телпек.
- Эря, ребяты! Ням болды о уу! Мен щудайда ишлейэр хэзир! Бу намечим стой!
Я мирная пастух! Ми тут колхоз Калинина работает! Вай Вай! Зачем винтовка направляй на меня !
-Арестован! Стадо конфискуется как имущество врага – орали самые наглые воины.
Кто-то из особенных наглецов дал залп из автомата вверх холостыми патронами.
Пастух рухнул наземь в ужасе. На нас нахлынуло жуткое чувство победителя- «Баранов в стойло! Все стадо берем!»
Пастух визгливо закричал на ломаном языке – Солдат! Зачем! Не надо истрельяйт! Я все рассказать! Ребяты- солдат, я честно сказать! Ики сана, два барашка воровайт! Честно! Курбан байрам бил! Колхоз много баран есть!
-А- заревели победители – Ты еще и колхозное стадо обворовал! Взвод дал дружный залп из автоматов вверх в раскаленный от жары воздух как на ступеньках поверженного Рейхстага!
Барашки от шума беспорядочной стрельбы шарахнулись в сторону и жалобно заблеяли хором! Бедный пастух осатанел от страха и ужаса. Вооруженные люди в пыльной армейской форме окружили его мирного человека со всех сторон.
Действительно, взвод своим воинственным, запыленным видом мог перепугать любого врага.
Мы уже целый месяц военной жизни на сборах тренировались воевать с условным врагом и ,наконец, могли практически, почувствовать силу победителя.
Когда мы неровным строем вошли в расположение действующего полка на военные сборы, то все офицеры советской армии, включая стороженных солдат в карауле, на вышках попадали от смеха. Такое стадо партизан ввалило на ровные и четкие дорожки воинской части! Нас разместили в больших палатках на задворках части, там, где располагались провиантские армейские склады.
Формяга у нас была та еще! Жуткие безразмерные штаны-галифе! Смятые, как ковбойские шляпы, армейские панамы-ветераны военной кафедры. Большие котомки за плечами и кирзовые, стоптанные сапоги. Словом, партизанское войско на марше! Солдатики действующей армии хихикали, провожая нас взглядами.
Мы для них стали некоторым развлечением за время их строгой армейской, обязательной службы.
После приветственного слова, перед строем партизан в окружении наших полковников и майоров кафедры, командир полка строго пояснил, глядя на лохматое, небритое пополнение: « Чтобы порядок был четкий ! Никакого бардака в части не позволю! Вон смотрите – он указал на дорожки, по краям которых стояли плакаты с изображением воина выполняющего приемы строевой и караульной служб –ходить только по ним до сортира и обратно! Здесь боевое охранение! Бойцы вооружены в карауле! Шаг в сторону – «расстрел на месте»!
Испугал он нас, поначалу, а потом, час ночи – целая группа возвращается с самоволки и прыгает с забора в часть, прямо на головы караульных бойцов с автоматами.
- Вы, что- возмущаются караульные- Охерели что-ли! Партизаны – херовы! Хоть предупреждайте, что идете!
- Да, ладно, заткнитесь – наглели партизаны – Вот пивка вам, бедолагам принести!
Пивко помогало! Караульные, оглядывались по сторонам, нет офицеров, и пропускали нас в часть.
Павло Бровков на армейских харчах отъелся как боров. Еще бы, свининка, селедочка, каша –перловка. Но ночам, самоволка на арык в траве к Анжеле. А там, и пивко, и винцо болгарское Гамза в перерывах между поцелуями.
Любовь вещь странная! Любовь – вещь страшная.» Она – зла, полюбишь и козла»! Маленький крепкий и хорошо сбитый солдатик Бровков в армейской робе, сшитой не Пьеров Карденом, тогда бы Павло, хоть как-то походил бы на воина,
сильно смахивал на бравого солдата Швейка с круглой, отъевшейся на армейской диете, головой. Нос его, постоянно багровел, а глаза наливались красным пьяненьким цветом. Солдат-курсант Бровков блаженствовал на армейской краткосрочной службе.
Часа через полтора, после захвата пленного со стадом овец, на господствующие высоты вполз отставший от победоносного взвода полковник Сосалятин. Полковник передвигался на четвереньках как настоящий пехотный разведчик.
Он был весь в белой, камуфляжной пыли и репейниках, и отчаянно карабкался к нам наверх, не обращая внимания, на больших полевых клопов и скорпионов. Фуражки с боевой кокардой на нем не было. Он давно потерял её на пыльных подступах к вражеским редутам.
Хрипло отдышавшись как декоративный французский бульдог, полковник Сосалятин, отмахнувшись от армейского устава, жадно припал к фляге с водой.
Напившись, он выдал речь. Взвод ничего не понял: только слышал :» Мать…..м-а-а-атть, мать и мать»
-Наверное, по матушке скучает – участливо заметил курсант Сахаров –
Рано сиротой остался!
Барашки шарахнулись в сторону от дикого взрыва хохота победоносного взвода!
- Кто стрелял?- наконец членораздельно взревел пыльный полковник – Кто я Вас спрашиваю?
Здесь, наконец, он увидел, пленного пастуха возле спокойного ишака, который мирно стоял рядом со своим хозяином.
Несчастный пастух, обрадовался, увидев полковника:
- Вай, товарыш генерал – заскулил пастух – Они меня плен брали! – к пастуху вернулась русская речь – Они говорил я вражеская трофея!
От дикой усталости и упадка сил, полковник Сосалятин не понимал, что ему говорит пастух, и вообще, как он оказался в расположении атакующего взвода?
-Кто стрелял? – завизжал полковник, пуская позорного петуха. Из его губ, потрескавшихся от жары и пота, густо стекала белая пена – Выходи, тот, кто первым открыл огонь без приказа! Кому говорю!
Взвод, как по единой команде, встал в две шеренги и вышел вперед: Не знаем, товарищ полковник!
-Кто стрелял? - тихо, но злобно, полковник уставился на меня. Я стоял рядом с ним.
-Не видел, товарищ, полковник – четко по военному, как полагается особисту и элите полковой разведки, отчеканил я – Я прикрывал атаку у ориентира высоковольтная мачта, товарищ, полковник! Впереди была завеса пыли. Боюсь, что стрелял первым пастух, товарищ, полковник! Он испугался за своих баранов, когда ребята с криками ура бежали с вершин холмов!
Полковник Сосалятин издал горлом дикий рык бурого камчатского медведя и огшушительно икнул, из его толстого, картофельного носа, выскочила бледная сопля и упала на землю - -« « Молчать – жалобно простонал полковник, не в силах уже говорить от усталости и жары – Все назад в часть! Там разберемся! Ответите за каждую стреляную гильзу, бл…. И…. ди и ско----ттты! Отбой – полковник безнадежно махнул рукой.
Горнист протрубил отбой! Атака завершилась! Высоты были взяты!
Операция по захвату вражеских холмов, разработанная гениальным стратегом полковником Сосалятиным завершилась победоносно, и взвод, весь в поту и пыли, двинулся вниз, назад, в родную, спасительную часть.
Курсанты-победители, лихо, бежали с холмов с родной для них песней « Эх ладога, Родная ладога! Дорогу жизни, покажи!»
Несколько дюжих» десантников» из числа физкультурников, на развернутой плащ-палатке, несли полковника Сосалятина, впервые павшего на поле боя от дикой усталости, жары и потери ориентации.
Колхозный пастух, переживший первобытный ужас, пришел в себя, и, не боясь уже, отчаянно ругался на своем языке: Ай, доганым с--- м, придурки, гетверены! А ишо Советский армия, твар! Бедный люди пугают, мраз поганый! Орян дейли, азыным…
А ты чего встал ?– заорал он на бедного ишака, который спокойно пасся на выгоревшей траве в окружении овец и баранов - Давай веди стадо домой, в колхоз, ишэк!
Ишак медленно двинулся в направлении колхоза. Пастух последовал за ними и, все оглядывался назад, боясь нового нападения»грозной армии».
После победоносного рейда на холмы, мы долго не видели полковника Сосалятина.
Но он не пропал, и через какое-то время, появился на утреннем разводе взводов, чистенький и отдохнувший, но молчаливый как налим, за него отдавали приказы подчиненные майор Гусаков и майор Воблов.
Все боевые подразделения взводов лихо прошли утренним маршем и отдали честь начальнику сборов, полковнику Сосалятину- ветерану и герою Войны.
Потом офицеры развели взводы на занятия по классам.
После нудных и тоскливых занятий по боевой и политической подготовке курсантам давались законные два часа до ужина и отбоя, самоподготовки для лучшего усвоения полученных утром знаний. Половина сборов засыпала дремучим сном в брезентовых палатках, остальная братия рассыпалась по сторонам: кто- куда: кто-то лез через забор в пивную, кто-то в наглую ломил в самоволку. Редко, какой-нибудь, законченный дурак или «отморозок» слюнявил устав боевой и караульной службы.
Павло Бровко за время военных сборов перезнакомился со всеми прапорщиками и интендантами полка, в ведении которых были каптерки, кухня, провиантские склады. Он с ними пьянствовал и вел длинные, душевные разговоры «за жизнь».
Потом, после ночной проверки, мы с Павло, как и многие наши курсанты, переодевались в гражданскую одежду, которую тайно хранили под армейскими кроватями в мешках с противогазами, плащпалатками, сапогами и другими предметами, имеющими прямое отношение к воинской жизни. Переодевшись, мы, озираясь по сторонам, чтобы не увидели наши офицеры, которых в это время не было в части и в помине: все они давно были у себя по домам, спешили по крышам провиантских складов на просторы мирной жизни.
-Ребята - просили сторожевые караульные солдаты действующей армии – Пивка принесите! Не забудьте!
Принесем – обещали мы и прыгали вниз.
Я шел в кафе Парфию на вечерний кофе с друзьями, которые были вне военной жизни, а Бровков ломил на свой арык к своей красавице Анжеле.
Мне снова приходила на ум поговорка :» Любовь зла – полюбишь и козла»!
Как она выдерживала перегар его пивных паров – еще одна загадка – отгадай с трех раз!
На огневые стрельбы наш взвод шел бодро и весело, чеканя шаг, взбивая тяжелыми сапогами дорожную пыль. Взвод вел, ответственный за стрельбы майор Гусаков. Он строго вел нас на стрельбище как римский центурион своих солдат, раздувая ноздри победителя.
Армейское стрельбище расположилось далеко за пределами полка у самых холмов, с которых открывается прекрасный вид на близкие синие горы. Мы шли туда, на просторы, где, неделю тому назад, совершили быстрый марш-бросок, захватив в качестве военного трофея колхозное стадо, потеряв, однако, в походе своего батяню- комбата, полковника Сосалятина, «павшего смертью храбрых» на кручах пыльных холмов. Наш полковник рухнул в пыльные колючки от дикой усталости, жары и своего возраста. Но, он выжил!
Бойцы доставили его в полк, и после трехдневной домашней отсидки, полковник Сосалятин вновь воскрес перед нами в расположении военных сборов, и мы « сильно обрадовались», когда увидели его похорошевшим, отмывшимся и были ,сильно, удивлены его непонятной молчаливостью, словно он хотел показать нам пример разведчика-нелегала, следующего правилу «болтун-находка для шпиона»..
Вскоре, мы дошли до полевого, огневого полигона, в низине холмов, огороженного со всех сторон колючей проволокой. Солдатики действующей армии, прикомандированные нести службу на стрельбище, встретили нас настороженно и внимательно.
Майор Гусаков деловито остановил взвод, построив его в одну шеренгу. Затем, козырнул подбежавшему армейскому прапорщику и доложил, что взвод курсантов-студентов, согласно штатному расписанию, прибыл на учебные стрельбы.
Мы стояли с автоматами Калашникова на плечах, плотной шеренгой и ждали команд нудного и въедливого, как слепень, майора Гусакова.
Нам предстояли стрельбы из ручного пулемета Калашникова на200 метровпо выдвижным мишеням. Ручной пулемет Калашникова – отличное боевое оружие ближнего боя! Красавец! Стоит на сошках. Отлично пристрелянный. Бьет точно, прямо в цель!
Впереди выскакивали мишени, которые подавали солдатики из своих бетонных укрытий. Справа от нас, на небольшом расстоянии, был вкопан в землю большой фанерный плакат размером 10Х15, на котором был четко изображен солдат с автоматом! Внизу была воинственная фраза: « Солдат! Учись метко стрелять!
-« Первый курсант пошел! На позицию – громко проорал майор Гусаков!
-Та-татат—татата - четко, трассирующие пули полетели в цель.
Солдатики, наблюдающие за нами через стекла стереотруб, в бетонных укрытиях, автоматически, подали новые мишени.
-Отлично – майор Гусаков, казалось, был доволен – Третье отделение на огневую позицию шагом марш- звонко выкрикнул он.
Третье отделение – это мы! «Элита и мозг» армии!
Мы плюхнулись на пыльную землю, каждый у своего пулемета, раскинули ноги и ловко, держа мишень на прицеле мушки, дали, по команде майора, залп!
« Тра-тататата- татата-та !
«Отлично! Молодцы – плясал от радости майор Гусаков.
« Ну, - разочарованно протянул он, рассматривая в бинокль, результаты стрельбы – Курсант Бровков. Не годится так! В молоко бьете! Непорядок!
« Да как же курсанту Бровкову не бить в молоко, когда он видел не одну, а две мишени, а то и три. ( Винный литраж сухой Гамзы, большие банки пива, да тоска по Анжеле – вот причины раздвоенности мишеней).
-« Надо серьезнее относиться к воинской службе, курсант Бровков – недовольно ворчал майор Гусаков-А не отвлекаться на посторонние глупости и не глазеть на бабьи жопы во время походного марша»! Ставлю неуд Вам, курсант Бровков! Встать в строй!
- Следующий, вперед, шагом марш – взревел майор Гусаков, у которого начинало портиться хорошее настроение!
На позицию, к стоящему на сошках ручному пулемету, ошалело, вылупив большие черные глаза, кинулся курсант- юрист Этяш Гурбансяхэтов – будущий прокурор
Кара- Калинского района, маленький, жирный как курдючная овца, с изумительно выбритой до синевы, головой, классической дынной формы. Курсант-прокурор рухнул на пулемет и цепко схватил его толстой пятирней, словно упругие ляжки своей жены Дурсунки, рыча и сопя от возбуждения. ( Курсант Гурбансяхэтов был женат)
Пулемет молчал! У «будущего прокурора», почему-то перекосилась, подающая в патронник лента с патронами. У всех шла нормально, а у «прокурора» - нет!
- Что, Вы там, курсант, мудохаетесь – заорал майор Гусаков, опуская бинокль.
Вдруг, грубо нарушая воинский устав, из строя, выскочил другой курсант – географ
и односельчанин курсанта Гурбансяхэтова, будущий заведующий кафедрой
флоры и фауны, и с которым они гоняли ишаков по барханам своего аула, курсант студент Джумагуллыев. «Австралия, товарыши, студентлар – читал он потом, лекции на кафедре – Далеко, доганым сиким, отсюдова не видно! Там кенгуру живет!
Такая, вот существо! Еще там, значит, крокодыл имеется! Он такая подлая твар, больно кусает за нога!»….
Курсант Джумагуллыев сильно устал от жары, стрельбы и воинского распорядка.
Он очень хотел пить и кушать! Ему грезилась столовая в части и койка, на которой он мог бы вытянуть свои длинные ноги.
- Ты, эря, гетверен – задерживаешь питание - взвыл он – ишэк,–подскакивая к своему сельчанину и другу, беспомощно, лежащему на земле с пулеметом– Лента прямо держи, баран.»
Он нагнулся к курсанту Гурбансяхэтову. Автомат соскочил с его покатого плеча и всей тяжестью стального ствола, стукнул курсанта Гурбансяхэтова –« будущего прокурора Кара Калинского района» прямо в эпицентр его дынной головы.
От дикой боли и неожиданности, курсант Гурбансяхэтов, цепко держа палец на спусковом крючке пулемета, дернулся всем своим жирным телом и, развернувшись на 180 градусов, дал длинную очередь в сторону.
Тататататататата-тттата!
Огромный плакат: « Солдат ! Учись метко стрелять»! был прошит как стальной иглой! Плакат зашатался и срезанный, словно острой бритвой, рухнул пополам, со свистом на землю, вздыбив клубы гигантской пыли.
Солдатики со стереотрубами мигом исчезли в бетонных укрытиях.
Потом, мы ничего не видели: все заволокло пылевой, завесой прикрытия.
Майор Гусаков, презрев лавину пыли, свирепым гепардом, одним прыжком, махнул на снайпера Гурбансяхэтова и, в клубах, поднимающейся кверху пыли,
стал молотить « прокурора Кара- калинского района хромовыми сапогами:
- Что ж, ты б------ь делаешь? – визжал, невидимый в пыли, майор Гусаков.
-Да, какой хрен тебя делал? Охуе……лллл, ты, удод обрезанный!
« Где, майор Гусаков видел в наших, жарких краях, обрезанных удодов? Загадка
Сфинкса!».
- Все назад в укрытие – визгливо орал майор Гусаков.
Взвод прыгнул назад в бетонный окоп.
-Ай, Вай – таварыш, майор - Больно оууу! – отчаянно орал» прокурор»- Не бей оууу!»
-О Господи – бесновался майор Гусаков – За чо мне такие муки!
-и лупил курсанта Гурбансяхэтова изо всех сил.
-Боевое оружие, идиот! Убьёшь людей, сука! Отпусти пулемет, козёл вонючий!
Болван ты, туземный! - в дикой ярости майор Гусаков потерял чувство интернационализма! – « Ну, я Вам, мандавошкам, обоим» устрою, падлам воинскую жизнь!»…
Стрельбы были закончены. Взвод, тихо вздрагивая от смеха, чтобы не обидеть , огорченного майора Гусакова, в боевой выкладке, бегом возвращался в часть, крепко держа за шиворот снайпера Гурбансяхэтова и его первого номера в пулеметном расчете талантливого географа и пастуха курсанта Джумагуллыева.
Майор Гусаков летел рядом, и, с ходу, отпускал злобные поджопники обоим виновникам торжества.
Снайпера Гурбансяхэтова и его приятеля, и односельчанина и собрата по несчастью, курсанта Джумагуллыева
не было в расположении сборов недели две, это точно.
Оба, пострадавших, трудились на каторжных работах, перемазанные с головы до ног дерьмом, на солдатских полковых сортирах. Каждый Божий день им поставляли готовый продукт солдатской жизнедеятельности.
Оба они в совершенстве уже владели наукой золотарей и ловко управлялись тряпками и щетками, вычищая святое место солдатского отдыха и комфорта, постигая воинскую науку :» Тяжело в учениях – легко в бою!»
На вечерней поверке взвод стоял навытяжку перед дежурным по сборам майором Гусаковым. Майор свирепо смотрел на курсантов, словно хотел нас загрызть, хотя мы его и не боялись.
Потом майор Гусаков стал зычно выкрикивать имена : Петров!
- Я!
Мамвелян!
-И я – хрипел Манвелян – здоровенный физкультурник мастер спорта по классической борьбе!
Майор Гусаков удовлетворенно кивал фуражкой и плыл дальше: Курсант Ёлллыев
- Здесь, товарыш, майор!
-Хорошо!
Курсант –Хризандопулос – майор запнулся, выкрикивая фамилию курсанта – Не выговоришь!
-Присутствует – пробасил Хризандопулос, и прошептал, чтобы не слышал занудливый майор – Завязывай, козел, быстрей!
Курсант Бровков- взвизгнул майор Гусаков!
Тишина.
-Бровков -повысил голос майор Гусаков.
Из задних рядов послышалось – Ий---й---я!
-Чего – прищурился майор- Где?
- И-ииизззз--- десь –
-Два шага вперед шагом марш – приказал майор Гусаков.
Строй расступился, и вперед на майора Гусакова вылетел курсант Бровков.
Взвод зашумел.
- Это, чо такое? – повысил командный голос Майор Гусаков.
Курсант Бровков кинулся на майора Гусакова стремительно, потом, вдруг, встал как вкопанный, фалды его большого френча распушились как хвост павлина, отчего задница курсанта Бровкова стала широкой как у бабы посудомойки. Дальше, стараясь удержать равновесие, курсант Бровков, по замысловатой кривой, с дифферентом набок, ринулся на оторопевшего майора и тормознул почти у его носа – Ийя- иии зде----ся
Взвод грохнул от смеха.
- Опять пьян – скотина – заорал майор Гусаков, которому самому были хорошо знакомы такие пируэты и телодвижения ( сам ,частенько, бывал в таком пробеге).
Пьян?
-Ник-к-к-как .нет – упрямо фыркал курсант Бровков, стараясь изо всех устоять на ногах, чтобы не боднуть майора.
Взвод трясло!
Кружку? – заорал майор Гусаков – словно потребовал боевое знамя – Кружку!
- Дуй в кружку- орал майор Гусаков.
Нечастный курсант Бровков дунул в большую, армейскую, оцинкованную кружку!
Майор Гусаков занюхал и, едва, не упал в обморок – Ией- ёёё бббб- отшатнулся он – И что за пойло ты жрешь!
Взвод бушевал!
-Никак, нет, трезв – брызгая слюной из оттопыренной губы – выдавал курсант Бровков.
Пять суток ареста – заорал майор Гусаков- На кухню! Арестовать! Марш быстро, котлы драить, скотина!
-Есть – нашел в себе силы курсант Бровков – С.с.сс лужу Советскому Сссоюзу!
-Молчать- взревел майор Гусаков – Шагом марш!
Вечерняя поверка грохотала и визжала, когда курсанта Бровкова, поволокли на кухню. « Эх, бедная Анжела, не видать тебе своего возлюбленного целых пять ночей».
…. Над головой взошла полная луна и воинская часть погрузилась в темные провалы летней ночи, я украдкой, пробирался по крыше склада в самоволку мимо армейской кухни, оттуда раздавались тоскливые стоны несчастного курсанта Бровкова.
- Павло – я тихо припал к раскрытому окну кухни- Где ты там?
Из- за чаши огромного котла, размером с ядерный агрегат, выскочил Павло.
-Терпи, браток – успокоил я своего друга!
-Тебе хорошо – Павло уже немного протрезвел и мог членораздельно говорить –в кафе Парфию идешь. А мне здесь это дерьмо драить! Тарелок и ложек грязных –море! Котлы- все в жире! Анжелка ждет! Может, сбегаешь на арык! Сообщишь!
Да, Павло, пожалей и ты меня - До арыка, через весь город, а Парфия- рядом!
Ладно, иди – Павло в отчаянии махнул рукой – Пусть ждет! Сильней любить будет!
Я спрыгнул с крыши и быстро пошел по улице, оглядываясь на забор воинской части. Пивная еще работала! Пивник- черный как мавр, курд Алишка приспособил ночной фонарь- летучая мышь и угощал ночных посетителей пивом.
Не сделав и нескольких шагов мимо пивной, я в темноте, налетел на мужика.
- Чо, ты на самом деле, слепой? – возмутился мужик, расплескав немного пива из банки. – Ба- вдруг весело он закричал – Смотрите, кто пришел?
«Придурок»- пивник Алишка направил на меня свой ночной фонарь!
Я стоял в свете фонаря, а рядом держал меня за плечо майор Гусаков.
-Так – злорадно проговорил майор Гусаков – Картина натюрморт! Называется:» Приплыли» Или, может быть» Не ждали» - художника «Сурикова.» -ехидно выдал плохое знание картин русских художников.
А еще Иняз! Особист! Мозг армейской разведки! Да это злостное нарушение воинского устава! Петя – смотри какого карася поймал-похвастался майор Гусаков.
Я увидел этого Петю. Чудеса в решете! Майор Пуговицын, отвечающий за картографии на кафедре! Два закадычных дружка!
-Хорош, курсант, ничего сказать – пробасил майор Пуговицын, делая большой глоток из банки с пивом- В самоволку рванул!
- Так – ехидно прищурился майор Гусаков – кругом марш, в обратном направлении. Прямиком на кухню. Там, курсант Бровков, все еще, мудохается с котлом! И без фокусов! Мы с Петей допьем пивка, придём и лично проверим на месте или нет! Вперед, марш в часть!
Павло подленько захихикал, когда я составил ему компанию на грязной и скользкой от жира, кухне армейского полка.
Заткнись – разозлился я – Поймали прямо у пивной!
Бровков чистил огромным ножом картошку и сваливал в ведро – Давай, присоединяйся. Считай, нам повезло! Здесь два солдатика выдраили котлы за пятерку. Больше у меня не было. С тебя 2. 5 рэ.
Я был сильно раздосадован. Конечно, кафе Парфию, я бы пережил, но трудиться на кухне большого полка. Даже представить себе не мог такого ужаса, когда увидел гигантские котлы и груду ложек, вилок и объедков.
« Ну, все, на сегодня хватит – сказал Павло, словно он был моим командиром.
Во втором часу ночи, когда полк и сборы спали мертвым сном, мы вернулись в нашу палатку. Упали на кровати и мгновенно заснули.
Утром, когда солнышко взошло над головами, и петушок пропел подъём, мы с трудом оторвали головы от ватных подушек и обреченно пошли на кухню.
По пути нам попался выспавшийся майор Гусаков – Ну, что, как успехи – пролаял он – В самоволку не собираетесь? Я еще найду ваши гражданские шмотки- пригрозил он.
«Ага! Найдешь! Если сможешь» Сука» - мысленно поблагодарили мы его.
Полк только, что позавтракал вместе с нашими сборами. На кухне громоздилась грязная посуда, казалась, на целую дивизию! Вот жрут, гады и не подавятся!
Часа два после первой отмывки, подали новую порцию. У меня ныла спина. Руки в резиновых перчатках, чтобы не обжечься горячей водой с горчицей. Без них нельзя. А в них так неудобно! Перед глазами стояли ложки, ножи, вилки, тарелки и кастрюли! О Господи, за что ж такие муки!
- » Ребята торопись – орал нам армейский прапорщик вместе с поварами: Сейчас придет второй дивизион!
Я уже в прострации ничего не видел и не соображал: только ложки, вилки и грязная посуда….
Вдруг, я не увидел рядом своего верного друга Павла Бровкова.
« Что еще за номера? – рассвирепел я – Неужели удрал, гад? Морду набью!
Оставить друга в такой беде?
Я свирепо мыл грязную посуду, и представлял, как я буду лупить Бровкова.
Сначала дам пинка под зад, потом хвачу кулаком по горбу, дальше… я не успел представить концовку справедливого возмездия, как на кухне вырос Бровков.
-Дружище- весело заорал он- Все отлично! Я договорился! Бросай эту вонючую тряпку!
Рядом с ним стояли два армейских солдатика.
-Ребята Вы нас замените – командирским тоном приказал Бровков- Прапор приказал!
Солдатики покорно молчали и потом тихо приступили к мытью посуды.
« В чем дело? Объясни? – обратился я к Бровкову.
-Пошли за мной- буркнул Бровков – Я уже договорился! Разгрузим два бортовых ЗИЛа и все, наряд долой!
-Каких Зила ?– не понял я.
Пошли, Некогда. Сейчас увидешь!
Мы вышли из кухни. Бровков деловито повел меня за провиантские склады.
У раскрытых дверей склада стояли два бортовых Зила с брезентовыми верхами.
-Ну, где ты ходишь, Паша – нахально крикнул незнакомый мне армейский прапорщик- Сколько можно ждать?
- Все нормально, Степаныч – бойко отозвался Павло – Вот мой друг! Мы пришли!
-Чего делать надо?- спросил я.
-Да делов то, херня – пояснил прапорщик – Разгрузите машины с бочками и вниз их на склад и все, свободны!
-Что за груз? – не унимался я.
-Комбижир в бочках для солдат, чтобы не было рахита – объяснил прапорщик- Ну вперед. Я пошел.
Мы подошли к машинам. Оба Зила были до отказа загружены короткими, пузатыми, дубовыми бочками, на которых было черной краской написано: «Комбижир. Для нужд Армии как питательные добавки в рацион бойца»
Вниз, раскрытых настежь дверей склада, уходила крутая лестница далеко в черную глубину.
-Залезай на борт и подавай бочки – сказал я Павлу.
Павло легким петушком влетел на борт. Я подошел ближе – Спускай!
Бровков спустил бочку мне на руки.
Я занимался спортом, был крепкий и сильный юноша: один раз даже толкнул штангу весом в девяносто килограммов, правда, больше не получалось, но здесь на меня свалилась ноша, которая была впору Гераклу. Бочка весом, не менее пятидесяти килограммов, рухнула на меня как кусок скалы. Только моя природная ловкость спасла меня от «гибели».
- Осторожнее – крикнул прапорщик, который бегал по складу – Не разбейте бочки!
Что вы как девицы красные! Мало каши ели? Живенько, ребята! Веселей! Жизнь- прекрасна! – Быстро бочки вниз и свободны- прапорщик опять убежал куда-то.
Павло едва смог разогнуться после первой бочки. Я понял, что это конец.
« Будь, ты проклят, идиот!
Откуда я знал, что они такие тяжелые!
Давай пошел, что ты возишься, - заорал я - Мне неохота торчать здесь допоздна!
Бочки с комбижиром были тяжелые как авиабомбы. Мы уже ползли с Бровковым и катили проклятые бочки вниз, по пандусу в недра провиантского склада..
Пот катился градом. Спина окаменела. Ноги подкашивались, и все тело, словно срабатывала огромная пружина, подпрыгивало лягушкой кверху. Мысли путались в голове от гигантской тяжести, свалившейся на нас по милости Бровкова!
- Ну, Павло – сипел я – Удружил!
Павло не отвечал. Он посинел от груза и его нижняя губы стала похожей на губу носорога- Уф- фу- крабом полз Бровков, ничего не соображая.
- Да, вы, что ребята –мудохаетесь, до сих пор – появился прапорщик – Машину разгрузить не можете. Павло, ты говорил, что управитесь за два часа!
Давайте веселей! Сделал дело, гуляй смело – подстегивал нас веселый прапорщик!
Я уже просто падал вместе с бочками вниз по пандусу, рискуя разбиться. Мне было уже все равно! Мы уже не разговаривали, мы только общались междометиями: Уху, А, Охо, Хо, Ху….
Вместо двух часов, мы разгружали бортовые Зилы два дня. Ночью, ползли черепахами в палатку и падали от дикой усталости на кровати – Будь Ты вовеки веков неладен, чертов Бровков, со своими выпивохами-прапорщиками».
На каторгу мы ходили прыжками, вылупив безумные глаза. Мифический Сизиф не поднимал таких тяжестей, какие обрушились на нас.
Какая «Парфия»! Какое кофе! Одна мысль добраться до койки. Вот тебе и суббота с воскресеньем- Дни отдыха!
Если бы вдруг возник бы светлый облик полковника Сосалятина и приказал бы нам бежать марш10 километровв полной выкладке, мы бы с удовольствием променяли бы эти бочки с комбижиром на бег по пересеченной местности холмов.
Когда все, наконец, закончилось, и мы, разгрузив бортовые Зилы, откатили бочки с пищевыми добавками для солдат на склад, прапорщик был очень недоволен нами: Ну и дохлецы, Вы оба! У меня, на прошлой неделе, два солдатика за полчаса разгрузили три машины, а потом еще ушли на кросс….
- Ага – А где они сейчас? В Лазарете?
Не знаю! Давно не видел!
PS: С тех пор прошло много лет! Уже нет на свете ни полковников, ни майоров, ни того полка, в котором мы с Павло тянули «тяжелую лямку» армейской службы.
Лишь изредка, когда затихает дневная суета и наступает ночная тишина, я, молча, сижу на своем балконе и с криками ночных птиц, улетаю, далеко, далеко, туда, где пылились дороги холмов, где слышались отрывистые команды наших командиров и где лица наших ребят светились радостью вечной молодости и беспечностью юных желаний!
Май 2010 Триггер.
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/