ВАДИМ АЛЕЙНИКОВ

 

ДЮДЯ БАДЮДЯ

 

ЧАСТЬ 1.

 

 

ВМЕСТО ПРОЛОГА

 

 

В детстве, он называл машины ДЮДЯ БАДЮДЯ.

С утра опять снаружи "садило" холодом. Окна в съемной квартире были старые, "советского образца". Такие в дома ставили в самом начале девяностых, на переломе, и качество было соответствующее. Хотя сама квартирка была только что из-под косметического ремонта.

Квартирка ему нравилась, хотя была какой-то "девчачей", в кухне на стенах были намалеваны цветочки, также и в комнате, стены были украшены цветочными аппликациями-букетиками, в рельефных рамках. С балкона (который он про себя называл Капитанский мостик - 7 метров длины, это вам не жук чихнул...), на рассвете открывался красивый вид на окрестное Бутово, часть Аннино и пару чертановских башен, торчащих из-за перелеска.

 

С тех пор, как он лишился директорской должности, дела у Бадюди не шли. Некоторое время он пытался заняться транспортом и перевозками, но, не схватив особых звезд и в этом, окончательно разочаровался, и, по собственному его выражению, «ударился в политику»…

 

Политика Бадюди заключалась в перманентном оппортунизме и неприятии всего сущего. Еще в золотые студенческие годы, он был одним из столпов институтской стенгазеты, именовавшейся высокопарно «Пламя жизни» (по аналогии с «Прожектором перестройки»).

 

Повысмеивав комсомольских вожаков института, а затем и часть руководства, Бадюдя успокоился; тем более, что в жизни началась новая интересная полоса.

 

Ибо после института Бадюдя устроился на работу. Заведение было достаточно солидное, все же Внешнеторговое Объединение, И кадровик там был, что надо. Он послал Бадюдю в первый отдел; где Бадюде сказали, что непонятно, какое отношение имеет товарищ Бадюдя к воинской обзвнности. Товарищ Бадюдя опешил. Отношения он никакого не имел. Ибо девятый и десятый классы провел за рубежом, в школе при Посольстве СССР. Когда все нормальные юноши страны Советов учились с закрытыми глазами разбирать и собирать автомат Калашникова на уроках по начальной военной подготовке, Бадюдя смотрел очередную «эротику» в одном из кинотеатров Белграда, куда он по субботам шастал в компании одной жгучей венгерки, одного монгола и, естественно, одного русского, родители которого работали по линии Г.К.Э.С.

 

Так что, начальной военной подготовкой Бадюдя не занимался. И вся его политика заключалась  в очередном распитии очередной бутылки красного домашнего вина в парке Юных Пионеров (Югославии) в указанной компании, пока папы и мамы слушали очередную «политинформацию» в Доме Советской дружбы, сокращенно Д.С.К.

 

Итак, Бадюдя вырос готовым оппортунистом. И этот молодой «оппортунист», после окончания вполне, по-сути, заурядного советского Высшего Учебного Заведения, «отмотав» своё на практиках, демонстрациях и работе в типа, С.С.З, явился в военкомат. Оное заведение не обнаружило Бадюдю в своих «списках» (он же был черт знает где, пока все нормальные допризывники готовились защищать родную Родину) – о чем Бадюде и было заявлено.  

 

Нашему недорослю «отлежаться» б где-нибудь, да кто ж ему об этом скажет… Будучи упорным придурком, Бадюдя ходил в военокомат до тех пор, пока его не загребли в ряды Советской Армии. И отправили в войска связи, в краснознаменный Приволжский Военный Округ…

 

Но, Боже, как давно всё это было. Теперь Бадюдя считал себя народовольцем-одиночкой.

 

…

 

Про подготовку митингов Бадюдя не слушал, не читал, и относился к этому с точки зрения абсолютно эмпирической. То есть, эмоционально. Задевало что-то его глубинные понимания добра и зла - реагировал. Не задевало - не реагировал. Эмоциональный оппортунист.

Когда Бадюдя был еще "начинающим успешным менеджером", не задумывавшимся
о "прозе" жизни, но вместе с тем страстно желавшим любви, надежды, тихой славы (которой обман напрасно его мучил, как и всех в таком возрасте), он эмоционально втянулся в события девяносто первого и девяносто третьего годов. Относясь к ним по-молодому возбужденно, наш Бадюдя сходил несколько раз на демократические митинги, а в дни событий года тысяча девятьсот девяносто третьего, и подавно - приобрел газовый пистолет. Чего он с ним будет делать, он не прикладывал ума, но раз уж безо всяких лицензий-разрешений, только плати, грех было отказаться.

 
Видимо, самому себе он представлялся тогда либо "героем", готовящимся по первому зову сердца идти на баррикады, либо умником, заранее подготовившимся к отражению (в "случае чего") нападения каких-то "непонятных людишек" на него самого.

Применить свой Вальтер Бадюде, правда так и не удалось (кроме "показательных", в основном самому себе, тестов в брянских лесах, подальше от людей и контролирующих органов); а один раз он и подавно, чуть сдуру не "залетел". Случилось это где-то в середине девяностых, когда наш герой, прокатавшись все воскресенье по разным делам в столице и вокруг, был вечером остановлен мобильным постом милиции для проверки документов. Как выяснилось, не было у него ни прав, ни паспорта, ни документов на машину - вообще ничего. Он их банально не переложил из пиджака. А в заднем кармане джинсов грелся об попу злосчастный Вальтер.

Правда, когда вызванный на место конвой через полчаса доставил Бадюдю в ближайшее отделение, где последний был помещен в "обезьянник", нашего малого даже не прошмонали (вид у него был растерянно-миролюбивый, он не спорил и сдался представителям власти абсолютно без сопротивления). Более того, в обезьянник Бадюдя зашел крепко прижимая к себе автомагнитолу (принимавший его дежурный посоветовал не оставлять её в салоне даже на стоянке участка)...

Вызволен Бадюдя был отцом под старый загранпаспорт, нашедшийся у родителя дома.

 

…

 

 

Митинг набирал силу.

 

Уже более полугода страну трясло – мировой кризис наложился на зревшую, но обычно тщательно загоняемую властями с глаз долой рецессию в экономике, а тут и недовольных прибавилось. Власти, как всегда, реагировали по-русски тупо и топорно. Представителям оппозиции мелко гадили, журналистов и наиболее ярких представителей движений за права человека непонятно кто отстреливал, промывка мозгов стала уже такой, что даже самым слепо верящим в наше всё икалось. По стране туда-сюда перебрасывались подразделения омоновцев, так как было понятно, что местные особо на своих не попрут, а с чужих и спросу мало - налетели, накосили «инакомыслящих» и переместились дальше в неизвестном направлении…

 

Итак, народу из числа несогласных к площади подходило всё больше. Предусмотрительно стянутые сюда силы милиции перекрыли все проходы, кроме одного, около которого стоял толстый полковник с мегафоном и хриплым тявкающим баритоном предлагал разойтись, ввиду несанкционированности мероприятия. По периметру площадь была заставлена милицейскими «пазиками».

 

Бадюдя сидел в ветках дерева на бульваре. Забрался он туда предусмотрительно заранее, внимание на одетого в темный ватник «садового рабочего» никто из спешащих по бульвару не обратил, и улучив момент, когда никого вокруг не было, он вскарабкался в гущу ветвей. С собой у Бадюди была потрепанная спортивная сумка неброского оттенка, в которой лежали бутерброды, термосок, и разобранное снайперское ружьё специального изготовления.

 

Ружьё представляло собой 4 трубки из алюминия. Одна служила собственно зарядно-замково-спусковой частью, с затвором на один заряд. К ней сзади под углом прикручивался упор, на который в конце нахлобучивался импровизированный приклад а-ля подмышка костыля. Спереди вкручивался ствол, на который надевался глушитель.

 

Комплектов, собственно, было полтора – так как у Бадюди была одна замковая часть под мелкие 8мм разрывные пульки, с соответствующим стволом; но была и вторая, под стрельбу полыми пластиковыми шариками, набитыми солью и мелко нарубленной щетиной от одёжной щетки. Ствол для нее был другой. Второй комплект Бадюде нравился больше всего, так как для жизни он был безобидный, но эффект приносил потрясающий.

 

К шести вечера, похоже, собралось человек триста с лишним. Полковник с мегафоном куда-то исчез, зато прибывшие митингующие образовали из припасенных в сумках пластиковых табуреточек (типа перевернутый тазик – явно из Икеи) небольшую площадку, и на неё стали подыматься ораторы. Мегафон у митингующих был явно лучше, чем у полковника, а может и голос тоже – речи было очень хорошо и четко слышны по всей площади и на бульваре.

 

После пятого или шестого оратора по митингующим прокатилась волна. «Пошли к Белому дому…», «надо показать, в конце концов, этому правительству, что о нем люди думают…»; масса зашевелилась.

- Друзья, товарищи, организованно выдвигаемся на бульвар!.. – призвал последний оратор.

- Митинг не санкционирован, предлагаю всем разойтись! – снова захрипел полковничий мегафон, на этот раз толстая фигура возникла на крыше одного из «пазиков».

Над митингующими затрепетали развевающиеся флаги, стали разворачивать транспарант ХВАТИТ ВРАТЬ И ВОРОВАТЬ! (прочитал Бадюдя через оптический прицел).

Движение в толпе усилилось. От группы «пазиков» поползло ответное движение темной массы с тонкими блестками светоотражающих нашивок – омоновцам видимо уже дали приказ блокировать продвижение митингующих.

Полковник с мегафоном повернулся к Бадюде спиной, собравшись слезть с крыши «пазика».

«Пора!», подумал Бадюдя, прицеливаясь ему ниже спины слева (справа в накладном кармане что-то было – «а нам нужен ЭФФЕКТ…»,- промурлыкал Бадюдя) – и нажал курок…

 

…

 

- Ёо-о-о-о-п-п-п!!,- хриплым моржовым стоном разнеслось над площадью; потом мегафон вывалился из рук полковника, и сам он осел на колени, держась рукой за попу слева.

Омоновцы оглянулись на свой «пазик», некоторые из них продолжили движение. Кто-то поднял полковничий мегафон, остальные помогли стащить своего старшого с крыши автобуса. Поддерживаемый под руки полковник поднял голову на митингующих, вспомнил, что их надо разгонять, вырвал из рук ближайшего бойца дубинку, и размахнувшись ею, закричал: «ММААААТЬВАШУУУ!!!»…

Крик его слился с одновременным призывом вождей митингующих: «Вперед, товарищи! Вперёёёёд!!!».

Инициатива перешла к демонстрантам. Редкие выдвинувшиеся омоновцы, поняв, что дело плохо, пытались, нанося случайные удары дубинками, задержать демонстрантов, остальные отошли за автобусы, волоча за собой матерящегося полковника.

Толпа выросла, так как к ней добавились ховавшиеся доселе по подворотням активисты. Омоновские «пазики» сдали назад.

Однако, когда основная масса демонстрантов дошла до угла, с прилегающих улиц с сиреной, мигая люстрами, выкатились два пожарных брандспойнта. Автопушки на их крыше вращались, выбирая самую гущу демонстрантов.

«Эвона», пробормотал Бадюдя. Перезарядив ружьё теперь уже шариком со сжиженным «красным перцем», он прицелился в промежуток между защитной сеткой на окне первой машины и рамой дверцы, благо окно со стороны шофера было приоткрыто. «Пли!», скомандовал он себе.

В кабине первой  машины появилось красное облачко, Мгновенно произошло замешательство, водитель видно инстинктивно потянулся руками к лицу; машина потеряла управление и с грохотом ударила в ближайший «пазик». Автобус повалился набок. Автопушка, заблокированная в одном положении, дала водяной залп, пришедшийся на группу омоновцев, поджидавших демонстрантов за углом. Второму брандспойнту продвинуться на стратегическую позицию не удалось, и машина сдала назад (видимо, в ней успели заметить, что с первой машиной произошло неладное, и решили не рисковать).

Воспользовавшись всеобщим смятением в рядах стражей закона, толпа, разделившись на десяток разрозненных бригад, расползлась по переулкам. Наконец-то собравшееся с мыслями омоновское начальство дало приказ двинуться вдогонку за демонстрантами. Бадюдя влепил еще пару солевых зарядов кому-то пониже спины, но на это уже никто не обратил внимание…

 

…

 

Через полчаса все стихло. Не дожидаясь появления городских коммунальных служб, Бадюдя тихо соскользнул с дерева, и уже через пару минут садился в неприметный «Матиз», припаркованный им еще накануне в ближайших дворах.

 

 

 

 

 

ЧАСТЬ 2

 

ЗАВЯЗКА.

 

Самолет Австрийских авиалиний должен был прибыть в Приштину через час-полтора; но еще с шести утра начали собираться отъезжающие. Так как утлое одноэтажное «здание» аэропорта было еще закрыто, люди, невзирая на холодное январское утро, собрались на парковке у входа.

 

Уходящая балканская ночь была кристально прозрачной. Звезды четко просматривались на небе, вдалеке мерцали городские огни Приштины. Ясная луна освещала черные силуэты сожженных сербских сел по периметру поля, на котором располагалась взлетная полоса. В полукилометре от здания аэропорта весь горизонт закрывала крутая правильная гора, наверху которой светилось пара тусклых огней – похоже, именно там был опорный пункт оставшихся после показательной, несколько лет тому назад, высадки русского десанта в Приштину. На гору никто не совался, ни КФОР, ни албанцы, и как русские существовали там, никому не было известно, разве только сербским подпольщикам, поставлявшим периодически наверх все необходимое – но за ними никто не следил после случая с пропавшим албанским разведпатрулем – кому хотелось повторять подвиг двадцати косовских «героев», от которых то ли русские, то ли сербы не оставили не то что могилки, стреляных гильз и то никто не видел. Впрочем, вряд ли там была перестрелка. Косоваров, видимо, заманили в один из подземных тоннелей, коими гора изобиловала, и там тихо и порешили, а останки замуровали. Так что горящие огоньки продолжали всем говорить – русские здесь!

 

…

 

Официально Бадюдя летел в Приштину пообщаться с замминистра по энергетике в косовской администрации. Один известный воротила из новых русских, вкладывавшийся по всему миру в промпереработку сырья для выпуска своей стратегической продукции, планировал «подтянуть» и местную энергетику – считая, что в её текущем состоянии, она ему обойдется задешево. Долго искали, кто отправится в Приштину, никто не хотел туда, и наконец, подвернулся Бадюдя. Он тоже «не горел особым желанием», но учитывая его предыдущий югославский опыт, был, как рассудили, самым приемлемым кандидатом.

 

Впрочем, у Бадюди были и свои планы. Несколько лет тому назад, ставя паром под вывоз частей югославской армии с далматинского побережья, отходящего новой Хорватии, Бадюдя близко сошелся с Зораном Товичем, который отвечал за вопросы фрахтования с югославской стороны. Зоран был чистокровный хорват, но распада Югославии не хотел ни за какие посулы, и это объединило их с Бадюдей.

 

Они хорошо тогда погуляли в баре у Косты, в Пасалимане, когда Тович приехал подписывать чартер. Пиво лилось рекой, после седьмой пинты Коста запретил наливать им еще, типа, до дома добираться, а они уже тепленькие; а на самом-то деле, слыша пьяные сербохорватские запевы, к бару потянулись югославы – и Коста элементарно боялся за свои новые витрины и светомузыку (разобьют еще).

 

Да они бы тогда за все заплатили бы, а не только за витрины, у Товича с собой было изрядно, на случай, если сделка забуксует – он мог бы добавить еще наличными – какой же грек-судовладелец откажется…

 

Приятели выгрузились из бара на улицу под одобряющие возгласы собравшихся у входа югославов. Последние вели себя так шумно, что передвигающаяся в медленном вечернем автопотоке пирейская молодежь притормаживала, чтобы выяснить, что здесь так шумно празднуют. Одна парочка в открытом «спайдере» тормознула достаточно резко – так резко, что шедший за ними «гольф» (в котором тоже сидел зевака-парень, не особо утруждавший себя взглядом вперед), так и вкатился в попу «спайдеру». А вкатившись, и самортизировав от бампера, чуть катнул назад, сантиметров на тридцать, и мягко воткнулся в то же место еще раз… Внимание присутствующих было отвлечено, и пока все пошли смотреть на спор водителя «спайдера» с водителем «гольфа», наши двое тормознули таксиста и поехали на афинскую набережную подышать свежим воздухом.

 

…

 

- не может быть, - протянул удивленно Бадюдя, отставив свой кофе.

- почему же, вполне, - улыбнулся Зоран и откинулся в своем кресле. Они сидели в ночном кафе на веранде, из зала доносился шум публики, пришедшей на бузуки, и взрывались частые аплодисменты исполнителю – Калоянис был явно в ударе.

- вполне, - еще раз повторил Зоран. – наши начали строить тоннели, соединяющие основные крупные города  и горные карстовые пустоты еще в сорок седьмом, при первом конфликте Тито и Сталина. Боялись вторжения советских танков и авиации, а недавний партизанский опыт – ну ты же сам видел, когда был в Ужице – доказывал, что подземные коммуникации помогают отсидеться и не только – можно наладить внизу целое производство.

- но как обеспечивается затопление?

- система задвижек и самозаливных горловин была внедрена уже позже, когда Тито посмотрел на успехи ГЭС на Джердапе. Но, если с Загребом, как, впрочем и с самим Белградом все было просто – рядом либо Сава, либо Дунай, про морские города и говорить не надо – еще у Диоклетиана в Сплите было отработано что-то схожее (не зря потом византийские императоры воспроизвели Цистерну в Царьграде – инженерия создавалась веками), то с Приштиной все оказалось сложнее. Но, знаешь, как там в старом аргентинском танго – «у моей девочки есть одна маленькая штучка…»

- вам пришлось тянуть тоннель от Охрида, через всю Македонию?

- нет, зачем же! Я-то всех деталей не знаю, но в генштабе говорили, что охридские воды, случись что, и пол-Албании зальют… Приштина заливается из Белграда.

- ???

- Ты в Калемегдане был?

- Ну, конечно!

- Так вот, старый Римский колодец; ты в восьмидесятых должен был обратить внимание, что его закрывали на продолжительную реставрацию и ремонт. Ну, для отвода глаз произвели парочку археологических водолазных погружений, достали со дна какие-то кости в римских доспехах, а на самом деле – это был завершающий этап подземных работ, которые Тито одобрил сразу после событий 72-го года; были соединены угольный разрез Приштинской электростанции, пробиты сообщающиеся тоннели до Майданпека и Белграда, причем, если грубо говоря, в Белграде «вытащить пробку», в Майданпеке тут же начнется «слив» - и даже при небольшом доступе воды зальет ТЭЦ, а если уж по полной открывать – то полгорода.

- Когда процесс «полураспада» дойдет до Косова?

- Лет через пять. То, что не под силу будет расшатать албанцам, прилетит на натовских штурмовиках…

 

…

 

ПРИШТИНА

 

Водитель такси был серб. Он молчал всю дорогу до гостиницы, но у самого въезда в центр города сработал УКВ-приемник, и он стал отвечать по-сербски, правда тихо, но достаточно, чтобы Бадюдя мог разобрать.

 

В городе что ни дом, а в каждом окне – спутниковая тарелка. Вот, подумал Бадюдя, а электростанция работает не только в полсилы, но и не постоянно. Тырят, значит энергию косовары, и тырят видно, у черногорцев, так как с сербской стороны все линии обрезаны и местность перекопана.

 

Присутствие войск КФОРа ощущалось повсюду. Особенно американцев. На юге от Приштины, километрах в 40, была основана новейшая база, Кэмп-Бондстил, крупнейший американский объект на Балканах. Построенная военными частично на частные деньги, и при участии ведущей западной инжиниринговой фирмы Келлог, она лежала меж двух холмов, верхушки которых были срыты, а полученный грунт засыпан в промежуточное пространство. В результате получили достаточную территорию для размещения боевых вертолетов «Апач», нескольких тысяч военнослужащих, госпиталя, кинотеатров, кафешек и даже тайной тюрьмы ЦРУ. Последний факт американцы отрицали и всячески пытались скрыть информацию, но ушлые немецкие журналисты, шныряющие по Косово, дали убийственный материал в «Вельтвохе», после чего доступ на базу был закрыт - в том числе и для международных деятелей, занимавшихся косовским вопросом.

 

На одной из площадей Приштины стояла Статуя Свободы. Абсолютная уменьшенная реплика, как утверждали, вторая в мире по размеру. Правда, не в натуральную величину, но прекрасно заметная как с окраины города, так и с подлетающих к нему американских вертолетов, так как находилась на крыше отеля. Хозяин был ближайшим родственником одного из членов кабинета министров, и отличался восторженным отношением к Штатам.

 

«А главное, не говорите по-сербски…»  - вспомнилось Бадюде, когда он заходил в гостиницу.

 

***

 

По дороге на Обилич, где располагалась Приштинская ТЭЦ «Б» - основной косовский энергообъект, Бадюдя молча разглядывал окрестности Косова Поля. Пожженные остовы сербских домов присутствовали здесь в гораздо большем количестве, чем где-либо еще.

Людей, большинство из которых здесь представляли сербы, видно не было, да и неудивительно – крупнейший лагерь сербских беженцев, находящийся здесь, за последние пару лет сократился с восьми до чуть более трех с половиной тысяч человек. «Неправ был старина Милошевич, - думал Бадюдя – хотя что иное можно было логически предложить косовским сербам? Уйти добровольно? Да тут каждая пядь земли полита сербской кровью, еще со средних веков…»

 

Знаменитая речь Милошевича, та, из 87го года, подняла потрясающий по мощности сербский порыв, и на ближайшее десятилетие сплотила сербов как железобетонный монолит. «Никто не имеет права бить вас… никто не будет бить вас, никогда».

Энергетика от этого порыва периодически захлестывала и Бадюдю, особенно когда он слушал старинные сербские боевые песни, еще из 19го века, записанные на компакт-кассете Печской Патриархии дьяками в 88м году. «Боже, храни, Боже чувай, Српску землю, Српски род…».

 

***

 

На открытом угольном разрезе, находящимся под стенами ТЭЦ и являющимся основным её «питателем», трудилось три калеки. Нет, конечно, людей в замызганных робах было, наверное, не меньше десятка, если помимо рабочих считать еще машиниста экскаватора и водителя бульдозера. Остовы второго экскаватора и двух сгоревших ранее бульдозеров, виднелись брошенными поодаль.

Скрип от работы видавшего вида экскаватора стоял такой, что было слышно еще до въезда на территорию, а ровные стены карьера еще и усиливали эхо этого звука. Через каждые десять минут к указанной технике подкатывал ржавый самосвал, экскаватор насыпал ему в кузов пыльного серого угля, выбрасывая облако вонючей полусгоревшей дизельки. Самосвал отправлялся прямо к печам.

Из двух труб ТЭЦ дымила только одна, венчавшая более поздний энергоблок. Вторая труба стояла сумрачным скелетом в клубах грязно-серого дыма первой. «Сталинград» - подумал Бадюдя, и приказал шоферу по-английски: «остановитесь перед въездом!». 

 

 

НА ГОРЕ

 

Майор Петраков вышел к руинам наверх покурить. После подъема по ступеням коридора, ведущего из бункера, некогда освещавшегося и проветриваемого, а теперь темного и сырого, наверху была райская свежесть. Ночь стояла прозрачная, как горный хрусталь.

 

С неделю назад из Центра пришло распоряжение усилить режим дежурств на горе. И правильно, думал Петраков, вот раньше сюда «чужие» соваться боялись, особенно после парочки неудачных операций спецподразделений Косовской освободительной армии, когда ребята Петракова и следов от вторгавшихся не оставили, а теперь… в позапрошлую пятницу забрались два косовских подростка; хорошо караул усиленный был выставлен – вовремя заметили пробиравшихся по крутому склону, сховали в пару минут свой скарб, и закрылись в лазах. Когда пыхтящие косовары добрались до верха, там было впечатление, что все заброшено уже год как. Мальчишки пофоткали руины, покурили, умяли свой хлеб с вонючим домашним сыром, побросали опустевшие бутылки рз под «Кокаколы» и поползли обратно…

 

А через пару дней в «Гугле» уже красовались сфотканные ими руины. Ну, раз наша разведка не дремлет, то косовская и подавно – наверняка уже несколько дней планируют очередной сюда вояж – проверить, а может и правда русские ушли… и можно будет наконец занять стратегическую высоту над аэропортом и с гордостью отрапортовать об этом американцам.

 

Майор затянулся и залюбовался звездным небом. Ему вспомнились афганские ночи, он тогда совсем молодым был. Сержант ВДВ Петраков служил в группе, расположенной под Кундузом. Группа располагала парой десятков бортов, и в момент его туда прибытия на нескольких из вертолетов были оборудованы мобильные командные пункты – планировалась большая операция, и технику оснастили дополнительно аппаратурой закрытой спецсвязи.

 

За неделю до операции, вертолеты спец-связи должны были быть переброшены на несколько периферийных точек, по ближайшим кишлакам. Решили отработать переброску тренировочным вылетом. Группа загрузилась в Ми-8, вылетела к расчетной точке.

Все бы ничего, да только инженерам, что занимались установкой ЗАС-ов на борт и подготовкой машины  никто про специфику конкретной данной местности не говорил, ну а в целом считалось, что изрядно потяжелевший вертолет будет иметь достаточно площади для взлета широкими, концентрированными кругами. И только в этом кишлаке, зажатом скалами со всех сторон, взлетать надо было резко вертикально.

 

По последним данным, кишлак вроде был нейтральным. Правда, последние данные были полумесячной давности, и то со слов «местных», а с тех пор, местного районного князька уже кто-то успел «обидеть», и он, ополчившись и на советский контингент, и на руководство моджахедов, отдал приказ палить по всему, что приближалось к району по дорогам. А этот кишлак был самым дальним в районе. Так что туда и оттуда можно было только прилететь, но никак уже не приехать.

 

Так что, когда группа приземлилась и выгрузилась, к месту посадки потянулся местный народ, с мольбами взять одного или двух с собой, в Кундуз. Мольбы были такие настойчивые, что пришлось одного просителя оправить за водой, лишь бы не приставал, пообещав ему полет, когда он вернется. Родник, из которого жителя набирали воду, был на другом краю кишлака; так что подумали – взлетим, пока он туда-сюда ходить будет.

 

Да, но какой там взлетим… Посадка была такая, что первого пилота охватили сомнения, и он сначала решил устроить пробный подъем, только он и бортмеханик. Остальные отошли от вертолета.

 

Загудели турбины. Медленно начали поворачиваться лопасти, раскрутились. Хвост вертолета приподнялся, но передняя часть от земли не оторвалась. Лопасти закрутились с большей скоростью – пилот включил форсаж.

 

Вертолет, натужно гудя, стал отрываться от земли, раскачиваясь, словно гусь при походке.

Медленно начался подъем. Но метрах на десяти от земли, форсажа уже не хватило, и вертолет нырнул носом вниз и завалился на землю. Люди бросились к кабине.

 

- Второго придавило, вытаскивайте! – матюгнувшись, выбрался из кабины пилот. На бортмеханика свалился один из блоков ЗАС, оторвавшийся при ударе о землю. Блок был тяжелый, весил килограммов тридцать, и нога у второго, на которую завалился блок, была явно сломана…

- Лопасти короткие оставили, - продолжал ругаться пилот, - знали ведь, куда засылают, умники, мать их…

 

 Командир группы приказал Петракову, так как связь с базой была «на нем», вызвать борт с ремгруппой и удлиненными лопастями. Группа прибыла через полчаса. Механики осмотрели вертолет, доложили, что критических повреждений нет, поддомкратили вертолет, выровняли его и приступили к монтажу лопастей.

 

Через час все было готово. Ремгруппа отбыла, прихватив с собой пару местных и раненого бортмеханика. Вместо него остался механик ремгруппы. Отряд загрузился в вертолет, предварительно объяснив местным, что сейчас будет шумно и опасно. Единственное дерево, стоящее на периметре площадки, снесли (так как удлиненные лопасти явно проходили по нему).

 

Заработали движки, длинные лопасти постепенно стали раскручиваться, все быстрее, поднимая столб пыли, в котором исчез и кишлак, и разбегающиеся местные… Машина ровно приподнялась на пару метров от земли… и рухнула опять, теперь завалившись на противоположную сторону. Зацепившуюся за землю лопасть оторвало и она, разваливаясь словно в замедленной съемке, распалась на части, прокатившиеся по земле вплоть до ближних домов.

 

Слава богу, все были целы на этот раз. Отряд собрался вокруг завалившегося вертолета, командир приказал снимать аппаратуру связи – возвращение предстояло пешком, настроение у всех было никакое. Петракову досталось нести на себе блок ЗАС – т.к. сержант был крупнее всех и наголову выше каждого…

 

Да, силища у Петракова была неимоверная всю жизнь. За его добрую дремучую силищу и любили его, и сослуживцы, и теперь вот, в Косове, состав его «урезанного» спецотряда. В училище, куда Петраков поступил после Афгана, он, шутки ради, вынимал железные строповочные петли из строительных плит, из которых был сложен забор, завязывал их узлом и вбивал обратно.

 

А потом была Слатина… «при выполнении миротворческой миссии в Югославии колонна российских десантников, осуществив марш-бросок, заняла стратегически важный объект – аэродром Слатина…»

 

В ту ночь батальон Петракова первым вошел на территорию Югославии, на несколько часов опередив натовские войска. Преодолев пятьсот километров стремительным марш-броском из Боснии, десантники заняли аэродром близ Приштины.

 

Сербы целовали пыльных улыбающихся ребят Петракова, лезли с цветами на броню. Это был такой триумф…

 

Когда через четыре года основные русские подразделения было принято решение вывести, Петраков всю ночь просидел с двумя неприметными тихими мужчинами, прибывшими за сутки до начала отвода – оба были в камуфляже, но без знаков отличия; один был спецпредставитель генерала Ивашова, другой – сербского генштаба.

 

Петракову было предложено занять высоту над аэропортом Приштина. На стол был выложен план высоты в разрезе. Как оказалось, еще в семидесятых там был оборудован огромный бункер, с разветвленной системой ходов, складом стрелкового оружия и запасом питания. Внутри был свой источник воды. Нижние ворота были искусно закамуфлированы, и найти их неподготовленному человеку снаружи не представлялось возможным. Наверх можно было попасть и снаружи, по склону, но весь внешний периметр прекрасно просматривался.

 

- Если потребуется что-то особенное, у вас всегда будет связь с нашим глубоко законспирированным Сопротивлением, дайте знать, - сказал Петракову представитель Сербии.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

НАЖМИТЕ КНОПКУ.

 

- А теперь, осмотрим машинный зал и пост управления…

Импровизированная делегация проследовала за директором ТЭЦ.

- Из лифтов работает только малый, прошу извинить нас, Господа…

- Экономщики, - зашептал Бадюде на ухо англичанин из УНМИКа – в городе чуть ли не на каждом окне тарелка, а здесь они устраивают «показательное выступление «вложите в нас средства»»… не люблю албанцев…

(«зато деньги ты любишь…», подумал Бадюдя – «за тем сюда и поперся… а еще и за местными следить твоя обязанность… алкоголик» - Бадюдя вспомнил вечер в ресторане накануне, когда расслабившийся замминистра энергетики уже в открытую перешел на сербский с Бадюдей, а унмиковец, который их разговор поддержать не мог (сербского не знал, как впрочем, и албанского), продолжал налегать на ракию… - и как потом все вели его под рученьки к машине, а он брыкался, орал fuck you! – и вообще не оставлял уверенности, что сегодня появится на ТЭЦ.

 

На телефоне у Бадюди была короткая СМСка с ничем не примечательного телефонного номера из Штатов – оттуда был рерутинг сообщения, переданного Зораном с Кипра: «на стойке-терминале нажать сразу 8 и 0 и держать до 10». Зорана Бадюдя нашел неделю назад – вычислил в Сети его gmail-адрес, списался. Созвонились, пока Бадюдя дожидался трансфера в Венском аэропорту:

- Я даже не предполагал, что тебя туда занесет…

- Больше некому было… а я побывал практически везде, кроме Косова. Со школьной скамьи любопытство разбирало. Помнишь разговор в Афинах, тогда, тринадцать лет назад?

- Смотри-ка, запомнил… помню…

- Предлагаю нажать на кнопку.

- Ты себе представляешь пост управления? Учти, камеры на каждом углу, и сервер «пишет» все введенные команды…

- Нас там будет человек десять, не меньше, со станции с директором пара помощников, диспечеры, инженеры, с министерства два-три, УНМИК явно будет присутствовать…

- Найдешь любой работающий терминал-стойку, знаешь такие…

- Да – старомодные – телевизор встроен в шкаф, из-под телевизора выдвигается клавиатура.

- Вот такой, да. Албанцам (даже высшему техническому составу) вряд ли известно о коде и таком «баге» в системе… но по сигналам сервера они, конечно, отследят и догадаются… через два дня. В общем, старайся, быть в гуще людей, когда будешь активировать, пусть камера фиксирует всех. Ну, и учти – не получится сразу, бросай затею. Исторический процесс все равно уже не туда зашел… это бы в девяносто девятом «сыграло»… но (тут Зоран зло усмехнулся) – лучше поздно, чем никогда. Пусть им будет отложенный привет из Югославии. Когда тебе высылать код?

- Завтра. В 10.00 по местному. Сегодня прилетим, будет встреча с замминистра, попойка в ресторане до полуночи… а завтра я поеду на станцию.

- Хорошо. Постарайся исчезнуть в тот же день.

- У меня обратный вылет следующим утром…

- Нет, они почуют неладное и объявят общий «подъем» - могут не выпустить до конца разбирательств… а конец у них там непредсказуем.

- Значит надо валить… я слышал, на горе русские сидят.

- Да, к ним. Они выведут дальше, я не знаю все их связи, но там есть «ходы». Смотри, я сброшу тебе некий местный номер… брось туда СМС – через десять минут в любую точку Приштины за тобой будет такси. Ничего не говори, садись и ехай – тебя довезут к русским. Ну, и коли всё удасться, мы с тобой обязательно где-нибудь встретимся!

- Отлично, Зоране! Чао.

- Чао.

 

«Хорошо, что выдали каски и халаты» - подумал Бадюдя, надвигая каску на лоб – «лишний камуфляж не повредит». В лифте он также снял очки.

 

- Итак, господа, если вы повернетесь сюда, я покажу вам наш новый комплекс управления, который будет отвечать за новое оборудование модернизированных блоков, - продолжал директор, обходя посетителей. Все разом повернулись: Бадюдя понял – сейчас! Сейчас, или никогда! Он стоял спиной к терминалу, так как был до этого первым, а теперь оказался позади всех. Протянув пальцы к цифровым клавишам, он тут же отвернулся всем корпусом (будем надеяться, что камера в противоположном углу не засекла  руку, заведенную за спину), пальцы легко надавили на клавиши. Раз, Два, Три…

 

- Эта система поставлена нам из Америки! – гордо завершил директор, бросив подобострастный взгляд на замминистра…

 

Десять!!

 

Освещение моргнуло, буквально доли секунды, но пара голов невольно повернулись к потолку:

- Это бывает, видимо поменяли направление тока, - заявил замминистра.

- Конечно-конечно, - тут же поддакнул директор. Один из диспечеров, вглядывавшийся в свой экран, теперь смотрел на директора. Директор подошел к нему и они быстро зашептались.

- Вечно у вас что-то не так, - заявил унмиковец замминистру, быстро взглянув на Бадюдю.

 

Директор подошел к ним.

- У нас все Окей. Наверное, в старом программном обеспечении была какая-то задержка исполнения, там моргнул датчик стабильности процесса, но теперь все хорошо… Вы же знаете, предыдущую аппаратуру устанавливали еще в Югославии… Программы у нас работают, недавно мои системщики делали полную ревизию, так что просто слегка застопорилось…

- Хорошо, - сухо резюмировал замминистра, - завтра поговорим в министерстве; а Вас я жду сегодня на обед, машина за Вами будет у гостиницы (последнее было обращено к Бадюде).

- Вас подбросить? – спросил Бадюдю унмиковец.

- Меня ждет такси, я на нем сюда прибыл, спасибо!

 

…

 

Обед с замминистра прошел скомкано. Тот явно был чем-то озабочен, в глаза Бадюде практически не смотрел, и, не закончив десерт, извинившись по поводу «дел», ушел. Правда, поинтересовался об отлете у Бадюди, пообещав подать на следующее утро машину до аэропорта. Похоже, процесс «пошел», - подумал Бадюдя, - надо исчезать потихоньку.

 

Вернувшись в гостиницу, он взял ключ от номера и пошел пешком на свой третий этаж. На втором этаже в холле никого не было, на третьем тоже - хотя на выставленном в холл компьютерном столике общего доступа в сеть на экране мерцал Гугль.

 

Подойдя к двери, он почувствовал, что она незаперта. Даже не притворена.

Не ожидал такой прыти от местных, подумал Бадюдя. Впрочем, учитывая его спецстатус, можно было ожидать чего угодно – и тихого ареста, и громкого дела. Не будем трусить загодя – сказал себе Бадюдя и открыл дверь.

 

- Заходите, коллега! – прозвучало по-английски из дальнего угла у кровати. Загорелся тусклый ночник, и Бадюдя различил представителя УНМИК.

- Это вторжение, - усмехнулся Бадюдя.

- У меня достаточно полномочий, чтобы пройти сюда, миную ресепшн и охрану отеля. Тем более, этого – сами знаете, какой статус у отеля «Виктори».

- Ну да, тем более здесь!... Где стены с ушами, глазами и даже носом… наверное.

- Мы все отключили.

- «Мы»?... ах, ну да, вы. Вы, конечно, не 007…

- Я даже не 008!...

- Естественно, тогда бы вы не работали представителем УНМИК и не вертелись бы в местном правительстве.

- Да, Бог мой! А причем здесь правительство! Просто, находясь при правительстве, знаешь все. И всех. В нашем узком мирке!

- И тут появляюсь я…

- Зачем такой сарказм! Да, русских в официальном статусе тут не было достаточно давно.

- А в неофициальном?

- Опять Ваш сарказм… или Вы об этих, «русских десантников с горы»…

- Да, Сеть пестрит упоминаниями о них. Кстати, чаще от Ваших соотечественников – вот приехал очередной инженер-британец устанавливать какое-то аэродромное оборудование, и тут же заводит разговор на форумах (скучно ведь одному) – что, сидят на горе русские десантники… прямо триллер – интрига, сказка на ночь.

- Бросьте, коллега. Их там нет.

- Ну, нет, так нет. Были бы – Вы бы тут не сидели, да?

- Вы меня не за того принимаете…

- Вы же сами сказали «мы» - да еще и не особо развенчивали тему 008…

- Знаете, нам надо работать совместно…

- Над чем, помилуйте?

- Над многим. Я, кстати, ознакомился с Вашими данными, хотя ссылка пришла за пару дней до Вашего приезда. Мы давно к Вам присматриваемся.

- Простите?

- У Вас уникальное местоположение в круговороте мировых событий. Вы вышли из неплохой семьи, хотя не совсем пошли по стопам своих предков. Ваш отец явно жалел, что при своем оппортунизме Вы не имеете желания, а он не имеет из-за этого возможности привести Вас в «корпорацию».

- У Вас хорошая информированность.

- О, да! Вы, правда, как-то исчезаете периодически из поля нашего зрения, но мы достаточно хорошо Вас изучили еще в Гилфорде.

- Я всегда подозревал этих газовщиков!...

- Да, Вы знаете, квартира была неудачная. У нас вечно барахлила аппаратура… Вот они к Вам и ходили. Мы даже… (он осекся)

- Пропустили там чрезвычайное происшествие.

- Но Вы-то откуда знаете?

- Так как Ваша структура – малобюджетные халтурщики. Перед отъездом из Гилфорда, у меня завалилась фотография за буфет в гостиной, достать я её не мог, пришлось отодвигать буфет.

- А там?

- Там было три пулевых отверстия в штукатурке. В одном даже была пулька…

- Да это промах, ну, то есть я не так выразился…

- Определенно так. Именно промах. Вашей конторы. Могли бы заделать. Впрочем, я и так подозревал, что квартира нечистая, а этот последний факт только убедил меня окончательно. Хотя, априори, я уважаю Ваш «аппарат» - но уважение у меня укреплялось больше частыми просмотрами приключений Бонда, нежели фактами из жизни. Последние чаще убеждают в обратном. Тем не менее, вернемся к делу – вы ко мне… если не вломились, то уж во всяком случае пришли незванно.

- Да, есть идея.

- Есть Икеа…

- Шуточки. Мы хотим немножко поучаствовать в  русских деньгах.

- Знаете, мой работодатель и так участвует в бюджете Вашей островной империи. Приобретает недвижимость, например…

- Нет, мы хотели бы не это. Мы бы хотели… эээ… на манер его американского участия. Чтобы выделялись средства, на, так сказать, наши «операции». Вот, он же эээ… ссужает им средства; хотя официально, эта страна постоянно отказывает ему в визе.

- Понятно. Приехал человек от богатенького дядюшки, и хоть приехал он официально, да и совсем по другому вопросу – вы решаетесь вот так ломиться напрямую.

- А Вам деваться некуда.

- Да что Вы? Прикуете меня к батарее и будете требовать выкуп? Я мало стою, за меня ничего не дадут.

- Напротив. Я еще не знаю, на самом деле – зачем именно Вы здесь, но я чувствую, что что-то не «так». Поэтому Вы задержитесь у нас. Ну, а когда мы разберемся, что же Вы «принесли» сюда, там и цена наших скромных акций вырастет!..

 

Договорить ему не удалось. Бадюдя схватил стоявший рядом тяжелый деревянный стул, и с размаху заехал им англичанину в голову справа. Тот свалился с края кровати, на котором сидел с самого появления Бадюди, на пол. Тело упало мягко – ковролин был плотный, звуков больше не было – тяжелые портьеры гасили все. Стул даже не треснул. Дубовый, подумал Бадюдя, быстро склонившись над англичаниным. Вся правая сторона лица у того была в крови. Бадюдя вытащил из брюк англичанина ремень, перевернул того на живот, и стянул ему руки сзади ремнем в локтях. Потом вытащил свой ремень и связал англичанину ноги. Развязав галстук, он скомкал его, и затолкал англичанину вместо кляпа. Потом пошел в душ, намочил полотенце (напор воды по сравнению с накануне был явно намного сильнее – видимо, первые «волны» начали докатываться до городской системы водоснабжения), вытер англичанину кровь, и положил ему компресс. Тот застонал и приоткрыл глаза.

 

- Ну вот, мой друг, Вы живы, а я вынужден Вас покинуть. Прослушку, Вы, возможно и выключили, но наверняка притащили с собой датчики слежения. Дайте доктор Вас осмотрит…

Бадюдя принялся выворачивать англичанину карманы. Мобильник, паспорт, диктофон, ручка, часы, ботинки. Все, кроме паспорта, Бадюдя сложил в маленькую барсетку. Паспорт и ключи от машины положил себе в карман. Вытащенный из заднего кармана англичанина Беретту, переложил в задний карман себе.

 

Забрав из своих вещей только паспорт, Бадюдя натянул джемпер и одел куртку. Еще раз оглядев комнату, он вышел и защелкнул дверь за собой. Спустился на первый. Улыбнулся пареньку на ресепшн, сказав, что пойдет прогуляется по городу. Отдал ключ от номера.

 

На парковке пощелкал автобрелком англичанина. Машина не отзывалась. Бадюдя отошел подальше, за цветочные киоски. Там стоял темный Лендровер, на ветровом стекле был пропуск УНМИК, такой же логотип повторялся на капоте и дверях. Классно будет проехаться по вечерней Приштине, подумал Бадюдя.

 

Города он не знал, но машину надо было отогнать подальше. Что-то подсказывало ему, что англичанин действовал в одиночку, соответственно, искать его в номере у Бадюди никто не будет до утра, пока не наступит время отъезда в аэропорт. А если и машину найдут дальше от отеля, то тем лучше.

 

В машине была карта Приштины. Бадюдя сунул в бардачок барсетку с вещами англичанина. Определившись, где он находится, Бадюдя решил отъехать к окраине, в противоположную от аэропорта сторону, благо, улица напрямую туда и вела. Через пять минут он был уже километрах в трех от отеля. Окраинные дома стояли в низинке. Припарковав Лендровер у строящейся мечети (так как вечером стройка безлюднее), он набрал со своего мобильного СМС на номер, который ему сообщил Зоран.

 

Старый оранжевый Мерседес-такси подъехал через десять минут. Хмурый небритый водитель открыв дверь, с интересом уставился на сидящего в унмиковском Лендровере Бадюдю. Потом улыбнулся и прохрипел низким баритоном:

- Айде, улазите.

 

Бадюдя вылез из Лендровера. Под ногами в темноте было мокро. Вся улица, от тротуара до тротуара, представляла собой одну большую лужу. Быстро, подумал Бадюдя, - к утру все низины будут уже затоплены; и захлопнул дверь Мерседеса.

 

 

ОТЪЕЗД.

 

- Слухами земля полнится, - сказал Петраков, пожимая Бадюде руку.

- Да я собственно, здесь и ни при чем, - усмехнулся Бадюдя, - так, совпало…

- Ну и хорошо. Чего бы внизу не произошло, нам на горе однозначно все едино. Со снабжением некоторое время придется туговато, но мы привыкли решать вопросы нестандартно. Так как у наших друзей в Белграде есть канадский канал, а на бывшей базе Жельява у НАТО сейчас канадский контингент (знаете ли, совпало - Петраков усмехнулся); там у всего личного состава – сербские связи: кто эмигрировал из бывшей Югославии сам, у кого жена или муж сербы… в НАТО прямо «не ведают, что творят».

Бадюдя рассмеялся.

- так что, - продолжал Петраков, - прилетит вдруг волшебник, в голубом вертолете… канадцы на Жельяве неподконтрольны никому; нам там собрали посылочку – а вы, как говориться, обратным рейсом туда. Аккурат завтра к ночи и отбудете.

 

- Есть новости, товарищ майор, - доложил вошедший десантник.

- Пойдемте на КП, посмотрим, послушаем… - пригласил Петраков Бадюдю.

 

…

 

На телеэкране была CNN-новская заставка, шел утренний репортаж из Приштины ,с пометкой «срочно»…

«Приштина сегодня осталась без света (вещал голос за кадром), власти выясняют, как это связано с аварией в системе водоснабжения, так как с ночи в город отовсюду поступает вода (камера показала землю под ногами у оператора, в кадр попали утопленные по щиколотку резиновые сапоги). Съемочная группа находится на одной из городских высот, а на окраинах вода затопила первые этажи, люди вынуждены забраться на крыши своих домов – лодок у местного населения нет, планируется эвакуация людей на базу НАТО Бондстил…»

Затем пошло интервью косовского премьера, с закадровым переводом на английский: «мы предполагаем, что в городской системе водоснабжения произведена диверсия. Явно не обошлось без помощи противников свободного Косова («пинок Белграду, - подумал Бадюдя, - интересно, как быстро и в каком тоне сербы среагируют…»). Из Албании планируется прибытие водолазной команды, которой предстоит выяснить истинные причины…»

- переключай на Белград, - реплика Петракова совпала с мыслями Бадюди (телепатия, подумал он…)

Ведущая новостей в Белграде как раз объявляла, что сейчас будет прямое включение из здания правительства… на экране появился серьезный сербский премьер, дающий ответы на ходу обступившей его группе журналистов:

- скажите, господин премьер-министр, правительство как-то отреагирует на происходящее в Приштине?

- Правительству самопровозглашенной косовской республики давно уже надо было заниматься не этнической политикой и реверансами НАТО, а серьезно заняться инфраструктурой. Пока они кричали на каждом углу о свободе и занимались чистками сербского населения края, развал достиг критической массы, и они имеют то, что имеют…

- Албанское правительство в Тиране сегодня практически официально заявило, что произошедшее - «рука Белграда», и что Сербия использует созданную в старой Югославии систему подземных коммуникаций…

- Как вы себе это представляете? Насколько мне известно, эта система практически выведена из строя еще в период военных событий начала 90-х годов. Нами была предпринята ревизия нашей подземной части несколько лет назад – но мы только убедились, что если систему не законсервировать, то под водой окажется большая часть Нового Белграда и Земуна. Мы готовы предоставить международным наблюдателям доступ к законсервированным сооружениям – пусть убедятся, что ими никто в ближайшее время не пользовался – и что никакого влияния на Косово мы и при желании оказать не смогли бы!

- спасибо, господин премьер-министр…

 

- Вы вовремя избежали потопа, - сказал, затягиваясь, Петраков, когда они вышли наверх.

- После нас – хоть потоп, - подмигнув, сострил Бадюдя.

- Мы планировали совместную акцию с местными подпольными группами около года назад; но отложили ее – местоположение запорных шлюзов ни нами, ни сербами не изучено, косовары, которые тоже не знают конкретную точку, вынуждены блокировать целый сектор, и вооруженный прорыв туда наделал бы больше шума, да и привел бы к людским потерям, я не говорю притом о вмешательстве еще и воинских подразделений НАТО/КФОРа… Вы оказались удачливее.

- Импровизация, - усмехнулся Бадюдя, - и стечение обстоятельств. Ружье, долго висевшее на стене, должно было выстрелить.

 

…

 

NH-90 шел ниже верхушек гор. Его практически не было слышно – но канадцы дали условный сигнал о подлете – и команда Петракова выбралась наверх – принимать груз.

Вертолет завис над руинами. Сверху спустили сетку, набитую картонными коробками. Люди Петракова быстро высвободили коробки, и сетка уплыла вверх за второй «порцией». С ней разобрались также оперативно.

- Вам вверх, - Петраков протянул руку Бадюде.

- Держитесь, - пожав лапищу Петракова, Бадюдя уцепился за пустую сетку, свисавшую сверху – лебедка на канадском вертолете потащила сетку с Бадюдей вверх.

- Да нам что, сидели и пересидим… Вам удачи, сколько границ пересекать…

- Свидемся.

Сетка подъехала к люку.

- Здраво! – прозвучало по-сербски с английским акцентом.

- Хай, - улыбнулся Бадюдя; под комбинезоном явно угадывалась женская фигура. Сдвинув за собой дверцу, Бадюдя устроился на пассажирском кресле и пристегнулся.

 

…

 

ЖЕЛЬЯВА.

 

Около города Бихач, на стыке хорватской и босанской земель, еще в 50-х было начато грандиозное строительство. Место, называемое теперь за глаза  «Карман» (после долговременной осады города силами крайинских и боснийских сербов), было выбрано для создания самой крупной в бывшей Югославии, а может быть, и во всей Европе, подземной авиабазы с постом раннего радиолокационного предупреждения.

 

Правительство СФР Югославии выделило на проект сумму свыше 5 миллиардов (в долларовом эквиваленте), что на сегодня в три раза превышает оборонный бюджет Сербии и Хорватии вместе взятых. Стройка была поистине грандиозной – так как велась до середины 60х. В результате, мало того, что Европе и так уже мозолила глаза самая крупная (после советской) сухопутная армия, в сердце Балканского полуострова возникла еще и неприступная крепость, с персоналом в тысячу человек, стотонными герметичными воротами, взлетными полосами, направленными по всем стратегическим направлениям, и ударным звеном от 80 до 120 Мигов. Комплекс мог выдержать ядерный удар в 20 Килотонн (Нагасаки).

 

Все это великолепие было превращено в исторические руины в 91-92 годах. Сначала, оставляющая базу Югославская Народная Армия взорвала встроенные хранилища. Затем, крайинские сербы завершили дело, заложив в коммуникации еще 56 тонн взрывчатки. Технически, база перестала существовать. Но из 3 с половиной километров лабиринтов, часть осталась доступной; как и горный «баварский» домик маршала Тито, расположенный рядом, на Голой горе. С домика к базе вел отдельный подземный ход. Тут же находилась и площадка, на которой расположились канадские силы.

 

Ныне, остатки базы были предметом спора независимых Боснии и Хорватии. Одна взлетно-посадочная полоса и один выезд из подземных лабиринтов расположился на территории Боснии, вторая полоса (и два выезда) отходили к Хорватии. Стороны, невзирая на постоянное воздействие со стороны НАТО, никак не могли договориться (по всей вероятности, натовцам только того и было нужно, чтобы в итоге прибрать комплекс в свои руки).

 

…

 

- Майлз Гердо, - представился встречавший их офицер, - вообще-то родители назвали меня Милорад, а семейная фамилия Грдич, но… знаете-ли, невзирая на внушительную национальную диаспору, у нас в Канаде при службе в армии стараются переделать тебя на английский, а еще лучше сказать, американский лад; внушают нам, что так лучше – на самом деле, НАТО просто приводит всех к единообразию – им так проще командовать… Ясна беспокоилась – это она забирала вас в сетке, у нас были сведения, что таким образом вы никогда не поднимались в вертолет…

- Я и другим никогда не поднимался. Мне вообще не доводилось до этого летать на вертолете. Тем не менее, все прошло прекрасно, я благодарен вам за оперативную доставку, офицер… (Бадюдя повернулся к женщине)

- Малоней. Ясна Малоней.

- Ясно, Ясна… вот каламбур получается (все трое рассмеялись).

- Ясна покажет вам «апартаменты» - если так можно выразиться – здесь еще во многих местах страшное запустение… и, старайтесь не заходить в комнаты, где нет таблички «свободно от мин» - мы расчистили большинство доступных помещений, но осталось еще достаточное количество с «неизвестным» статусом…

- Окей, спасибо…

- Постарайтесь отдохнуть. Нам сообщили, что к полудню за вами будет машина, правда не сообщили, куда… есть еще несколько часов для сна.

- Отлично, Милорад!

 

…

 

АДРИАТИКА.

 

Какая-то информация, видимо, просочилась. Бадюдю разыскивали в Приштине, англичанин явно тоже поднял «всю королевскую рать», да и работодатель задействовал «отечественные» связи. Официальную Приштину скорее всего, никто не воспринимал, но то, что пошло по неофициальным каналам (в основном, британским и задействованным дальше самими британцами) приводило к выводу, что в Россию сейчас возвращаться не время. На Балканах оставаться было еще опаснее – косовские спецслужбы не успокоятся, пока не найдут его – а месть за полузатопленную Приштину будет страшной.

 

Шофер молчал всю дорогу. Ну и то хорошо, значит, знает, куда везти. До машины Бадюдю провожала Ясна, и в самом конце спуска к дороге, ничего не говоря, передала ему листок из блокнота. «Дубровник, Президент», прочитал Бадюдя; после чего разорвал листок на мелкие кусочки, которые ветер тут же подхватил и разметал.

- Спасибо, офицер…

- Берегите себя…

Она захлопнула за ним дверцу, и тяжелый БМВ, шурша по гравию, выкатился на дорогу к аэропорту.

 

…

 

От заправки в Босанском Петровце за ними увязался синий Форд. Скорее всего, он ехал за ними и в Бихаче, но в потоке машин не выделялся. Шофер тоже его заметил, так как дальше БМВ буквально полетел, на пределе вписываясь в серпантин. Форд, немного отстав, тем не менее продолжал держаться метрах в трехстах позади. Номер с такого расстояния рассмотреть возможности не было. Впрочем, номер мог быть какой угодно, тем более, если это была британская разведка или албанская мафия. Дорога через перевал была практически пустая, тем более и единственная, так что съехать в сторону или оторваться возможности не было. Водитель явно нервничал, но продолжал молчать. Судя по лысому затылку, и складкам на шее, лет ему было не меньше, чем Бадюде. Это в какой-то степени успокаивало, так как опыт езды по горам приходит с годами. Если они доберутся до Дубровника, а тем более до отеля «Президент», будет большой удачей; там Бадюдя полагался на свой прошлый опыт и рассчитывал, что уйдет от хвоста тихо. Если только они не планируют перехват где-то по дороге.

 

Тем не менее, на полном баке они без остановок проскочили Дрвар, Каменицу, Грахово и въехали на хорватскую территорию в Стрмице. До Книна хвоста за ними не было. В Книн въезжать не стали, водитель сразу повернул вправо, на Е71. До Синя доехали, все же не снижая скорость. После Синя выбрались на Е65, и сделали остановку только в Макарской, на заправке. По побережью дороги были с плотным движением, до Плоче двигались в потоке, но на душе было легче. После Плоче, за Клеком, был опять небольшой участок боснийской территории. Водителю явно не хотелось туда больше попадать. Они съехали к морю, к паромной переправе.

Они как раз попали к 15-часовому парому. После отхода от берега, водитель достал сигареты, молча вылез и отошел к борту покурить. Бадюдя пошел в буфет. За чашкой кофе достал свой мобильник, который не заряжал уже третьи сутки. Батарея пока держала. Он набрал СМС Зорану «скоро Бабин Кук». Ответ пришел тут же: «Рад за тебя. Найдешь Принцессу Адриатики. Дальше все ОК».

 

…

 

Полуостров Пельешац ничем не примечателен. В этом смысле до близлежащего острова Корчула ему далеко. Вот разделаюсь со всем этим дерьмом, уеду отдыхать на Корчулу, - подумал Бадюдя. Последний раз он был там очень давно, в самом начале 80-х. Маршрут был в тот раз практически тот же, только нервотрепки было меньше. И вообще легче на душе, школу закончил, лето кругом, до августовских экзаменов в ВУЗ еще полтора месяца… Молодость, одним словом. Маленькие села Пельешаца пронеслись за окном быстрым размазанным пейзажем, Янина, Стон – и вот они снова на трассе Е65, уже вблизи Дубровника. Солнце перевалило за Адриатику и стало спускаться к итальянскому берегу. Адриатический закат в Далмации по своей красоте сравним разве что с закатом на Атлантике, но красок здесь больше.  "Да простят нас соседи в Италии, - говорят далматинцы, - но такой закат можно наблюдать только с нашего побережья!" И спорить с этим трудно. Размывы оранжевых, розовых и бирюзовых тонов, перемежаемые растянутыми сливочно-белыми облаками, и та же картина, только чуть размытая, отражается в воде. Машина идет по побережью, то ныряя в заросли, меж ветками которых тут и там пробиваются чуть слепящие разноцветные лучи закатного солнца, то шуршит колесами по самому обрыву, то пролетает маленькие села, в одну улицу, где слева дома возвышаются над тобой, а справа – ты как бы едешь у них по крышам…

 

Мост имени доктора Туджмана в начале 80-х еще не существовал. Строить его начали в 89-м, завершили в 2002м. Вот он и въезд в Дубровник, практически. Обогнули залив. В начале набережной, сразу после моста, было пришвартовано какое-то круизное судно. Отправлялся очередной паром на Италию. На въезде в новую яхтенную гавань стоял синий Форд, с тонированными стеклами… Еще одна идентичная машина стояла около катера на причале.

 

Водитель остановил на светофоре на повороте на Бабин Кук. Бадюдя прервал молчание, заговорив быстро:

- Сейчас дорога пойдет на подъем по склону холма, будет автобусная остановка, я на ней сойду.

- Добро, - кивнул водитель.

- Доедете до «Президента», у вас кстати, вещи какие в багажнике есть?

- Да, старый саквояж с разным барахлом.

- Вынесете его, зайдете и оставите на ресепшн, вроде как мой, потом заберете через пару часов… меня не ждите, выходите, садитесь в машину и вперед. Сами откуда?

- С Атлантской, машина офисная.

- Машину оставьте в офисе. Смотрите, чтобы за вами не следили; если эти ребята с Косова – душу вытрясут.

- Добро…

- Все, чао.

 

Бадюдя сошел на остановке, и сразу обогнув навес, спрятался за ним; БМВ тут же отъехал. Через полминуты, мимо остановки проревел двигателем Форд. В последних лучах солнца Бадюдя заметил три силуэта внутри.

Он перешел дорогу и притаился в кустах. Через минуту мимо прошуршал БМВ, следом за ним – Форд. Рядом с водителем в Форде никто уже не сидел. Ждут меня в отеле, - усмехнулся Бадюдя, - значит минут пятнадцать в запасе есть. Он вышел к остановке в сторону Центра, и сел в подошедший автобус.

 

Через десять минут, он входил в старые городские ворота, на Страдун. Здесь уже вовсю кипела вечерняя жизнь – фланировали туристы, тут и там отсвечивали всполохи вспышек, звучала далматинская музыка; и пахло грилем. Страдун не изменился. Нас не будет, - подумал Бадюдя, - а здесь все останется по-прежнему. Дай Бог!

 

Он быстро миновал Страдун, около Святого Влаха свернул к старой гавани. Было не менее людно. Тем проще, в толпе туристов вечером сложно выделить человека. Яхты в гавани стояли побогаче. Красавицы, подумал Бадюдя, а мне видно, без собственной яхты помирать придется… Чуть левее от выхода к набережной, Бадюдя заметил знакомый белый силуэт. Я знаю эту яхту, - подумал он, - я на ней бывал… На корме элегантным золотистым курсивом значилось “Princess of Adriatic”, чуть ниже Panama. Мостки вели сразу на главную палубу и в салон. Бадюдя взошел на борт. Вахтенный что-то бурно рассказывал собеседнику по мобильному телефону.

- Йясу! – пориветствовал он вахтенного по-гречески, - пу ине каптан?

- Тора, эфиа паракало.

Бадюдя поднялся на мостик. Над столом с картами склонился седой бородатый человек; Бадюдя кашлянул – мужчина повернулся к нему и Бадюдя узнал постаревшего и погрузневшего Зорана.

- Виски будешь?, -  спросил тот.

- Вы еще спрашиваете!...

 

…

 

СОН.

 

На городской окраине, на берегу реки, около старой крепости, Бадюдя слушал рассказ о возникновении здесь города. Основали его пришедшие издалека рыцари какого-то давно никому не известного ордена.

Город рос вглубь берега, постепенно становясь крупнее и крупнее. За века, прошедшие ото дня, когда нога первого рыцаря ступила на берег реки, город стал крупным финансовым центром, с множеством банков и современных офисов. Особенно хороша была центральная часть. На главной площади стоял огромный старинный собор, а по периметру расположились сверхсовременные многоэтажные офисные здания. В город ежедневно вливался шумною толпою поток офисных служащих, прибывающих на пригородных поездах, и ежевечерне город отдавал их обратно, спешащих на электричку, жующих свой сэндвич на ходу и болтающих по мобильным телефонам.

 

Центр города жил, как большой бурлящий муравейник. А вокруг центра расположились маленькие улочки, состоящие из двухэтажных старых домов, с уютными сквериками внутри, с разросшимися цветниками на сквериках, где вокруг на лавочках сидели молодые мамы с колясками, читая книгу, или занятые вышиванием. У части сквериков посередине были небольшие, поросшие тростником пруды. Вокруг суетливыми стайками чирикали воробьи, и только шум от проезжающих снаружи по улочкам авто вносил диссонанс в эту спокойную идиллию.

 

Бадюдя вышел из бизнес-центра на центральной площади города. Рабочий день подходил к концу, вокруг слышалась болтовня покидающих конторы служащих, на остановках скапливались люди, к тротуару подкатывали такси.

Вечернее солнце заливало площадь теплым оранжевым светом, многократно отражающимся от стен современных зданий из стекла и бетона, и в этом теплом свете старинный собор казался медленно плывущим по волнам времени, призрачно-нереальным островом.

 

Неожиданно, в этот ежевечерний ритуал, ворвался вой сирен, сначала доносившийся издалека, но с каждой минутой все приближающийся. Вой сирен сопровождался низким гулом, от которого мелко-мелко начинали дрожать стекла. Со стороны заката, черными размытыми тенями, по небу надвигалась странная воздушная армада. Невиданные летательные аппараты, издававшие низкий гул, приближались к городу. Впереди двигались малые машины, за ними темными громоздкими сундуками наплывали большие. Часть малых машин постоянно облетала эту эскадру, готовая, видимо, отражать нападавших, но нападавших не было.

 

Что было странным. Где противовоздушная оборона, которая должна была перехватить любой налет еще на далеких подступах, где разрывы ракет, которые должны были запустить по налетчику?... Или вся оборона была заранее подавлена? Но, тогда почему не было заранее, хотя бы за час, общей тревоги и предупреждения об эвакуации?...

 

Часть людей внизу застыла на местах, в изумлении глядя вверх, часть бросилась в разные стороны укрываться. В это время, из больших летательных аппаратов, на город посыпался десант.

 

Бадюдя вспомнил, что в одном из офисов, работает его одноклассник, которому надо было передать что-то очень важное, возможно, имевшее прямое отношение к происходящему. Лицо одноклассника постоянно всплывало в памяти, но имя никак не вспоминалось. Важную вещь надо было взять в другом из близлежащих офисов, у одного из директоров, которого Бадюдя тоже знал, но никак не мог вспомнить, как того зовут.

 

И еще вспомнилось – самого Бадюдю будут искать – так как неожиданно напавшие знают, что именно должно быть передано, и стремятся любой ценой помешать этому.

 

Надо срочно прятаться. Прятаться, чтобы пережить первую волну, затем искать предмет передачи, а затем найти получателя.

 

Бадюдя бросился вон с площади, на боковые улочки. Там, либо в густых кустах цветников, либо в тростнике прудиков, можно переждать немного, пока десантирующиеся рассредоточатся по ключевым объектам – не будут же они захватывать каждый дом ,тем более вот эти, жилые домики на старинных улочках…

 

Он спрятался в тростнике. Кто-то, видимо, тоже хотел укрыться там, но опоздал – раздались гулкие тяжелые шаги, низкое басовое бормотание, шмелем прозвучал звук выстрела… тело со всплеском упало в пруд. Гулкие шаги удалились. Бадюдя выглянул – рядом с тростником, удивленно раскрыв рот и уставившись так и не понявшими, что произошло, глазами в небо, плавало на спине мертвое тело.

 

Через пару минут он выбрался из укрытия. За углом наткнулся на знакомую (по-моему, она офис-менеджер в одной из фирм, вспомнилось Бадюде; но имя в памяти опять не всплыло).

 

- Они требуют по пятьсот с каждого, чтобы на время оставить всех в покое.

- Пятьсот чего..?

- По пятьсот с каждого, - повторила она, глядя куда-то мимо. Загипнотизировали ее, как-то, - подумал Бадюдя.

- По пятьсот с каждого, - она опять повторила это бесцветным голосом.

Бадюдя огляделся. Вокруг, в дворике, находилось человек десять. В дальнем углу, в черном скафандре, положив руки в черных перчатках на черное оружие, висящее наперевес спереди, возвышалась фигура одного из солдат вторжения. Лицо закрывал темный блестящий шлем. Люди, стоявшие во дворике, оставаясь как вкопанные на своих местах, с мольбой уставились на Бадюдю; видимо, по пятьсот у каждого отсутствовало.

 

- По пятьсот с каждого, - послышалось опять.

Бадюде стало жалко ее. Он полез в бумажник, обнаружил там пятитысячную купюру и еще пару по пятьсот.

- Вот, - протянул ей, - как раз, по пятьсот с каждого.

Держа купюры в вытянутой руке, она пошла к темному воину. «По пятьсот с каждого», прозвучало опять; он взял купюры, повернулся и пошел вон из дворика; люди остались стоять там, где стояли; Бадюдя заспешил в противоположную сторону.

 

Директора он нашел в глубине офисного лабиринта, в маленьком буфете, чьи обитые некрашеным деревом стены тускло освещали несколько желтых ламп.

За столом такого же некрашеного дерева тот сидел с двумя незнакомыми людьми, лица которых было невозможно разглядеть. Директор поднялся навстречу Бадюде:

- Вы пришли за этим? – он протянул небольшую коробочку.

- Да.

- Пожалуйста.

- Благодарю.

 

Проплутав по коридорам, так как выход обратно никак не попадался, Бадюдя наконец нашел лестницу вниз. Стальные перила, на вид совсем новые, под руками оказались расшатанными, и держаться за них при спуске было неприятно и дискомфортно. А надо было спешить. Конечный получатель коробочки, одноклассник Бадюди по имени Вадим (единственное имя, которое он все-таки вспомнил), вышел из здания минут за десять до того, и теперь, наверное, шел к автобусной остановке (стоп! - поймал себя на мысли Бадюдя, - какие автобусы? На город совершен налет!...). Тем не менее, ничего иного не оставалось, кроме как искать Вадима по обычному маршруту.

 

До автобусной остановки он добежал за пару минут. Странно, по пути ему не попался ни один из приземлившихся темных воинов. Впрочем, людей было также немного, как и автомобилей. Город как бы опустел.

 

На остановке стояло только одно такси. Окно водителя было открыто, лица его Бадюдя не рассмотрел.

- Где все? Пассажиров на автобус не было? Автобус был?

- Автобуса не было, все пешком пошли до станции.

- Надо успеть, давайте быстрее!...

Захлопнув за собой дверь, Бадюдя очутился в тесном салоне машины. Да, здесь ТАКАЯ теснота, - подумал он. Что-то мешало его правой щеке. Он повернул голову – перед его носом, задевая лицо, работал дворник стеклоочистителя.

- У вас стекла нет…- пробормотал Бадюдя.

- Да. Оно выбито. Я заткнул дыру войлоком снаружи, но дворник оказался внутри и теперь он так работает…

Бадюдя повернулся к водителю. Рядом с ним сидел черный силуэт без лица.

 

«Вторженец!» подумал Бадюдя и проснулся.

 

…

 

Рядом с койкой стоял поднос с апельсиновым соком, чашкой кофе и бисквитами. Судя по вибрации, яхта двигалась в море, хотя качки особой не было – видимо, море было спокойное. Бадюдя приподнял голову. Оказалось, что под щеку ему попала часть пледа, подушка была сдвинута к другому краю, и спал он, вобщем-то, на ребре койки. В каюте было достаточно душно.

«Присниться тоже…» проворчал он про себя. Затолкав в рот бисквитное пирожное целиком, прихлебывая кофе, Бадюдя вышел на палубу. Яхта на большой скорости резала воду, бурунчики от носа расходились далеко по сторонам; они шли в открытом море – берега видно не было. Бадюдя поднялся на мостик.

- Капитан спит, - рулевой, заметивший его, заговорил первым, по-английски, с небольшим греческим акцентом.

- Куда мы идем?

- В Пирей. Будем через сутки-полтора.

- Окей…

 

Он спустился на главную палубу, вышел на корму и устроился на полукруглом диване. Где-то там, позади, оставались недоуменные англичане (а это были именно они), оставалось то, что когда-то было знакомой и близкой Бадюде Югославии. Впереди были скитания вдали от России, и полные непонятки с тем, чем он будет заниматься дальше…

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Часть 3. 

 

When I was a promising youth,

The smile shined like sun on my tooth, 

Now I’m aged in retreat,

Life gives hammering hit,

What I’ve found all around, only shit.

 

 

ПИРЕЙ

 

Нет, у Бадюди все было хорошо с паспортом – т.е. загранпаспорт был на руках. Вопрос был только в том, что по всем британским «закрытым» каналам, в международном масштабе была, скорее всего, разослана неофициальная директива – отследить, выследить и «прибрать к ногтю». Да и формальный запрос британской визы подразумевал визит в посольство – для чего надо было быть в Москве, а в Москве… мягко говоря, не ждали.

- Я вас посажу!...- давясь слюной, орал в трубку «работодатель», когда Бадюдя вышел на связь из Пирея.

- Да? И за что?

- Вы сорвали переговоры с косовской стороной!

- А о чем мы говорили? Об инвестициях в модернизацию. А теперь, когда ТЭЦ залита водой, нашему «олигарху» придется выложиться на более крупную сумму… Вы ему готовы об этом сказать?...

- Вы должны были договориться и подписать договор «ДО» произошедшего…

- С кем?

- С этим вашим… замминистра…

- Он меня особо и не слушал. А потом произошло то, что произошло…

- Ваши работнички тут без вас, кстати, нафрахтовали… Компания попала на штраф за простой судна в Констанце. Вы представляете, что значит пятидневный простой тридцатипятитысячника??

- А вы перевели полтинник стивидорной компании?

- Нет.

- Так они и не грузили. Вот вам и простой. А ведь вы утвердили эти расходы на кредитном комитете перед моим отъездом, для перевода в течение ближайшей пары дней…

- Я вынужден был срочно перевести деньги олигарху…

- Ну вот, значит, вы перевели ему, и не оплатили стивидорам. Чего же вы от меня хотите?

- Вас посадят!

- Черта лысого! Я напишу докладную в СБ.

- Я вам нигде работать больше не дам! Нигде!

- Спасибо. Значит, я не еду в Москву…

 

…

 

В Пирее оставаться смысла тоже не было. Так как яхту сдавали из-под аренды и возвращали владельцу на Кипре, Зоран предложил перебраться туда – тем более там была его «база» (после распада Югославии на острове  временно, под прикрытием судоходного бизнеса осели «бывшие», имевшие отношение к армейским кругам). Но традиционное присутствие на острове британцев тоже ставило под сомнение безопасность пребывания в течение продолжительного времени.

 

И тут Бадюдя вспомнил Лоренса. У того были ливанско-французские корни, его родственники имели свой традиционный небольшой бизнес по торговле нефтью, и наверняка можно бы было что-то придумать, чтобы уйти с Балкан нелегально. Правда, с последней встречи с Лоренсом утекло немало лет. Но, если бы это сработало, то Бадюдя получил бы шанс.

 

Лоренса разыскали в «желтых страницах». Дела у него шли, судя по всему, неплохо, так как он перебрался в собственный дом в Вульягмени, традиционное место фешенебельных вилл.

- Ну что же, мистер Ашбер, здравствуйте…

- Не может быть! Это…

- Он самый. Узнал, стало быть.

- Твой голос не изменился. А память у меня хорошая. Я же до сих пор занимаюсь фотографией, так что как заснял – раз увидев и услышав… А учитывая, что мы с тобой проработали бок обок пару лет – тем более. Ты в Афинах?

- В Пирее, проездом. На борту «Принцессы Адриатики». Помнишь, кому она тогда принадлежала?

- Да уж… Но Зукатос лишился ее за долги.

- Да я в курсе этой истории. Читал, когда яхту нашли припрятанную в Румынии.

- Он продержал ее там больше года, хитрец… Я слышал ей теперь владеет какой-то фонд.

- Да. Мои приятели арендовали её у фонда на пару недель… Кстати, старина, скажи, ты вечером что делаешь?

- Да ничего; семью отправил к тетке на остров, бездельничаю. А потом, с моей спиной – не до приключений.

- Приезжай на ужин. Ты все еще обожаешь спортивные БМВ?

- Ну да! Я тебе продемонстрирую такую красавицу!...

- Возьми тогда такси. Меньше внимания.

 

…

 

Изменился Лоренс за последнее десятилетие кардинально – облысел и потолстел. Но на руке болтался Ролекс одного из прошлых годов выпуска – подчеркивая, что дела у его хозяина идут давно и хорошо.

- Вот я Ролексом похвастаться не могу… - рассмеялся Бадюдя после объятий, сопровождавшихся радостными возгласами, похлопываниями по спине и прочими нежностями.

- Зато ты на яхте. И на какой!... Это специально?

- Да, в ностальгическом угаре решил тряхнуть стариной. Осталось только позвать Зукатоса – может возьмет партнерами по старой памяти… вместе с яхтой – усмехнулся, подмигнув, Бадюдя.

- Я слышал на ТВ он сейчас в Египте – командует оттуда «вытаскиванием» своего танкерка из рук каких-то пиратов…

- Сомалийцы?

- Нет, там что-то с нигерийцами… но тоже неприятная история.

- Да, тогда ему не до любимой когда-то яхты… Что остальные?

- Андреас давно в Голландии. Тони недавно уволился от очередного первоклассного судовладельца, у которого был директором по фрахтованию – полез доказывать правильность своей политики – это же никогда самодовольным грекам не нравилось…

- Да, они умнее всех… про Акиса я сам нарыл в сети информацию, что он в Штатах, Скотт там же, но давно не в судоходстве…

- Он и тогда не особо его любил…

- Да, я помню, он к нам попал через Тони, они же там какие-то троюродные братья.

- Йохан ушел, как ни странно, в науку. Шэннон преподает…

- Она тоже не «судоходный» человек. Неудивительно. Ну, а Джэйсон? Ты, кстати, слышал про его «актерские будни»?

- Я даже ходил смотрел эту постановку… ничего особенного, но зато был повод после вместе поужинать; тем более столько лет прошло. Потом он исчез.

- Может, в Англию вернулся?

- Не думаю. Чем ему там хвастаться? Уходил то он из «Кларксона» к Зукатосу; а потом? Зукатос пролетел в немалой степени из-за Джейсоновской подачи – кто убеждал его влезть в супертанкеры? Да еще и без двойного дна-борта?

- Ну, Джейсон сыграл тут на готовом инструменте – Зукатос всегда любил купить подешевле, да и рынок знал лучше нас всех…

- Тем не менее… В общем, следы Джейсона потерялись. Я только слышал, он успел до этого дважды жениться и развестись…

- Да… какие были времена… давай к столу.

 

…

 

 

 

Зоран предусмотрительно уехал и в ужине не участвовал, так что Лоренс в обстановке теплого дружеского ужина на двоих «по-русски», расслабился, лишних вопросов не задавал, и через час уже готов был оказывать любую посильную помощь.

- Меня, дорогой, ничего не удивляет… еще Джейсон считал тебя «красным под кроватью»… так что неофициальность твоей сегодняшней позиции, вроде как даже и «в тему»!

- Я вижу бесполезно доказывать, что я – не русский разведчик…

- Даже если бы ты им не был… все равно – в память о старых добрых днях – я тебе все организую. Помнишь Хади Айата?

- Лоренс, я с ним не встречался. Но твои упоминания о нем помню.

- Ну, я это и имел в виду. Его отец тогда владел судоходной линией «Свифтлайн» - теперь Хади унаследовал бизнес. Мы, как я тебе рассказывал раньше, дружили с детства, когда я жил еще у деда в Бейруте… так что, если его пароходы регулярно заходят в Лимассол, оттуда тебя и заберут. Сейчас я позвоню ему…

- Давай, я пока пройдусь на мостик, подышу свежим ночным ветерком…

 

Бадюдя вернулся через несколько минут. Лоренс только что закончил говорить, отложил мобильник и радостно сообщил:

- Все прекрасно! Даже без лишних вопросов, вот как у нас ливанцев…

- Молодцы вы, ливанцы!... Давай, рассказывай.

- Послезавтра вечером у него «Свифт-5» заходит в Лимассол. Выгрузка будет на следующее утро, потом он бункеруется и идет в балласте на Канары – там его берут в аренду на полгода. Займешь одну из пассажирских кают – спрашивать тебя никто ни о чем не будет, пойдешь на всем готовом – в документы тебя занесут как сюрвейера от судовладельца на сдачу судна. Правда, если вдруг (по твоему желанию) тебе нужен будет паспорт моряка – придется платить. Думай сразу – я перезвоню Хади завтра с утра; он сказал, что деньги можно будет передать капитану.

- Пожалуй, да. Это хорошая идея. Подтверждай. Имя, на которое будет выдан паспорт – принципиально?

- Нет, документ выпишут не совсем официальным путем (Лоренс подмигнул), так что назовись, как хочешь – только сегодня.

- Дай мне пару часов, я перезвоню тебе, как решу. Кстати, оставь адрес электронной почты.

- Ладно, и давай список «заслуг» сочинить не забудь – завтра озвучу Хади – внесут записи. Вот тебе визитка – пиши туда.

 

Прекрасно, подумал про себя Бадюдя. Хотя он пока не предполагал, как будет использовать представившуюся возможность, но иметь её в запасе будет полезно – мало ли что…

 

Распрощались они с Лоренсом тепло. Перед тем, как сесть в такси, ливанец опять долго его обнимал; потом взглянул в глаза:

- Я тебя попрошу, если вдруг, как-нибудь, у тебя будет какой-нибудь интересный бизнес на Ливан – дай знать, прокрутим совместно…

- Да у тебя все и так хорошо!...

- Ну, мало ли… - тут Лоренс опять посмотрел в глаза Бадюде и добавил трезвым голосом – думаю, у тебя будут интересные перспективы.

- Хитрец вы ливанский, мистер Ашбер!... там видно будет. Чао!

 

…

 

Зоран удовлетворенно потер руки.

- Молодец, все обстряпал сам. А я встречался сегодня с нашими – но максимум, что мы можем сейчас сделать – перебросить тебя в Белград.

- Не лучшее место, учитывая недавнюю историю. Оттуда я уже никуда нелегалом не выберусь.

- Ну, пожить там ты сможешь некоторое время.

- И попасться на глаза кому не надо. Хотя, сербский паспорт может мне пригодиться…

- Я за этим и ездил. Вот, пожалуйста! – Зоран протянул ему документ.

- О! Весьма оперативно. Значит теперь я – Здравко Деянович… отлично – надо будет передать Лоренсу – выпишут паспорт моряка на это имя. Вот и легенда будет.

- Ну-с, господин Деянович, с днем рождения! Пойдем отметим. После Лас-Пальмаса куда собрался?

- Хочу попасть в Англию.

- В пасть ко льву? Сам?!

- Ну, смотри – там они меня искать не додумаются. Такой наглости они не ожидают. Сейчас они явно считают, что я улизнул в Москву – будут «рыть» там. Пройдет немного времени – проверят, что меня там нет, будут считать, что я осел на Балканах, а именно в Сербии (зная мои симпатии) – думаю, что месяц спокойного существования у меня, таким образом, образуется.

- Ну а дальше?

- Дальше у меня есть дела. Которые я хотел бы начать делать именно с Англии.

- Ладно, принято. Но, если что – звонок мне и после сразу в консульство: тебя укроют и потом организуют отъезд в Белград.

- Спасибо, Зоран.

- Не за что. В память сделанного для старой Югославии…

 

…

 

ЛИМАССОЛ

 

Ро-ро «Свифт-5» был судном старой постройки; такие строились в 70х – 80х годах. На корме была прямая откидная рампа для погрузки – выгрузки, надстройка находилась в носовой части. Конструкция достаточно простая, но практичная, обеспечивающая быстрый доступ ко всем палубам – что позволяло эксплуатацию судна в течение долгих лет.

Темно-серый корпус судна по борту украшала широкая надпись «Свифтлайн», выполненная желтым цветом, что делало его заметным даже в такой поздний час.

 

Закатный Лимассол сиял и переливался огнями, дрожащими в вечерней дымке. Над гаванью кружили в поисках ужина чайки, с пришвартованного к пассажирскому причалу большого круизного теплохода доносилась танцевальная музыка. Тихо плескались волны за бортом, в воздухе слегка пахло рыбой запах которой доносил легкий вечерний ветерок. Как жалко, что на кипрский берег моя нога не ступала ни разу…- подумал Бадюдя.

 

- Удачи вам, господин Деянович, - пожелал, подмигнув, Зоран.

- Непременно!

- Завтра подымайся рано – успеешь застать сдачу яхты владельцу; мы швартуемся на противоположной стороне гавани, у дока. Что-то мне подсказывает, что будут «гости».

- Предполагаешь, что они проверяют все яхты, ушедшие из Дубровника?

- Думаю, да.

- Бедолаги. Они постоянно отстают на сутки-двое…

- Но тем не менее, это весьма оперативно, согласись.

- Ждешь, когда они меня «загребут»… - поддел Бадюдя, - не дождешься!

Они рассмеялись.

 

Распрощавшись с Зораном, новоиспеченный господин Деянович перешел на борт заказанного катера. Через полчаса он уже обосновался в выделенной каюте на борту «Свифт-5».

 

…

 

Утром, решив все дела с капитаном, Бадюдя-Деянович вышел на нос судна с биноклем, посмотреть, что происходит на противоположной стороне. На причале около яхты оказались припаркованными сразу несколько машин – полицейский Лендровер, зеленый Мерседес (владельцев яхты) и знакомый  темный Форд (бывший точной копией машин, уже виденных до отъезда из Дубровника). На мостике яхты несколько человек обсуждали что-то с капитаном; тот невозмутимо выслушивая обращавшихся, постоянно брал со стола документ (видимо, судовой журнал), листал его страницы и указывал собравшимся на ту или иную запись. Зорана не было видно, значит, он тоже успел скрыться. Вызвали двух человек из команды. Капитан ушел. Один из прибывших на борт, светловолосый мужчина в рубашке-гавайке, стал расспрашивать моряков, достав из кармана какое-то фото. Но, по-видимому, на свои вопросы получал отрицательные ответы - те только пожимали плечами и мотали головой. Вскоре моряков отпустили, и светловолосый обратился к  пожилому греку, представителю владельца яхты. Тот улыбнулся, развел руками, что-то стал рассказывать, но светловолосому это явно не понравилось – он достал сигареты, закурил, и уставился прочь. Потом в разговор включился полицейский, долго объяснял светловолосому что-то, постоянно показывая рукой в сторону моря. Светловолосый только молча кивал. Вскоре вся группа вышла, светловолосый сразу сел в свой Форд и уехал, полицейский еще поговорил с пожилым (притом пару раз выразительно постучал пальцем себе по виску, и махнул рукой вслед укатившему Форду). Наконец, уехали и они.

«И след его потерян…» - тихо пропел сам себе Бадюдя и ушел в свою каюту.

 

Вечером «Свифт-5», приняв на борт бункер, в балласте вышел из Лимассола на Лас-Пальмас. На борту находился свежий экипаж с новым капитаном, которому предстояло шесть месяцев тайм-чартера по ту сторону Атлантики, и сюрвейер от компании «Свифтлайн», Деянович.

 

…

 

ВЕРБЛЮДЫ, ВЕРБЛЮДЫ, КРУГОМ ОДНИ ВЕРБЛЮДЫ

 

По планам, они должны были бы пройти Крит. И солнце следовало бы за ними по курсу, и обогнало бы их к концу дня. Однако, солнце перевалило через голову, и теперь уходило вправо. Они шли на юг. Интересно, подумал Бадюдя, что еще за смена плана? Хотя, это конечно и не мое дело, мне главное подальше от англов с саксами, и спасибо господину Айату за бесплатный круиз; но, вообще-то, наша цель – Лас-Пальмас… а тут заданным курсом и не пахнет. С другой стороны, не затворником же жить все эти дни. Можно ,конечно, почитать-пописать, трехразовое питание приносят в каюту, и вообще – чем меньше людей из экипажа меня видят и могут поговорить со мной, тем более гарантировано мое будущее спокойствие…

 

Опять же, с кем и стоило сойтись на ближайшие дни, так это с капитаном. Только повода нет. А капитан пока не производит впечатление человека, который будет лезть дружить сам (в чем он, бесспорно, молодец, другие со скуки тут же заводят знакомство – и вот вам готовый собутыльник…).

 

Итак, принесший ужин вахтенный был озадачен передачей капитану запроса на аудиенцию. Через некоторое время в каюте хрюкнул интерком.

- Да, - ответил Бадюдя.

- Мистер Деянович, это говорит капитан.

- Добрый вечер.

- Добрый. Заходите.

 

Пару минут спустя, Бадюдя был у капитана. Каюта была прокурена, но запах был приятным и специфичным. На книжной полке были разложены трубки – вот классическая капитанка, вот носогрейка, вот темный увесистый Шерлок Холмс, а такую а-ля «похождения бравого солдата Швейка» Бадюдя видел у отца (у того была сувенирная из Брно, еще годов шестидесятых)… Половину книжной полки занимали коробки с сигарами.

- Бруно Пиньоне, - представился кэп.

- Очень приятно.

- Коллекция трубок еще неполная… Сигару?

- Не откажусь, кэп. Но коллекция весьма репрезентативна.

- Берите вот эту – Ромео и Джульетта…  производство Партагаса, табак Пинар дель Рио, элитный...

- Мучас грациес, сеньор…

- Да вам спасибо, за комплимент о трубках… Не хватает трубки североамериканских индейцев (думаю, этот пробел я восполню за время в аренде), и голландского фарфора… но фарфор мне не по душе вовсе. Так что я им никогда не обзаведусь. Чем могу быть вам полезен?

- О, чистое любопытство, кэп. Скажите, ведь мы идем на Лас-Пальмас?

- Формально, и в целом, должны. Капитании порта Лимассол именно так и было заявлено… но, тут, видите ли… владелец судна, он араб.

- Я в курсе, кэп, как вы понимаете…

- Да-да. Так вот, после выхода из Лимассола, он дал телекс с указанием сделать короткий рейс по Красному морю, так как очень уважаемый в арабских кругах шейх Абдель Ахаз Мустафа, близкий к президенту Мубараку, владелец крупнейшего поголовья верблюдов в Египте…

- Причем здесь верблюды, кэп?

- Скузи, уно моменто, пер фаворе; так вот – верблюды, они знаете ли, пасутся по-науке. То есть, их гонят из Египта в Кению, они кушают по ходу пути, нагуливают тело… но потом их надо забирать. Чтобы привезти на базар в Александрии. Хороший сочный и толстый верблюд, сеньор, он дорогого стоит. Не то что худышка дистрофик… В разы сеньор, в разы отличаются цены. Уважаемый шейх Абдель, у него такой бизнес. Он берет тощих верблюдов за бесценок, его пастухи гонят стада этих ублюдков на юг, они отъедаются там – потом их быстренько пароходиком доставляют обратно, на север, продают – э вуаля! Благосостояние шейха растет, бедным пастухам есть работа, партия президента получает взносы, вобщем, туто комплето, всё, как говорится, ва бене!

- Ну слушайте, за скотину из Кении до Александрии большой фрахт не дают…

- О, тут политика, мистер Деянович, да и кто сказал, что не дают… Стать поставщиком для шейха Абделя – это очень хорошо. Дела его процветают, своим поставщикам он не скупиться…

- Тем не менее…

- Но, слушайте, вы свой человек, за вас сам босс говорил; я вам скажу честно: мы не в убытке. Шейх Абдель, он сторонник порядка, он не любит сомалийских бандитов (грязные свиньи) – он давно уже поддерживает суданцев…

- Так-тааак…

- У нас есть небольшой грузик для суданцев. С его помощью они покажут этим сомалийцам!

- Все-все, кэп, я понял. Я в это не лезу…

- И правильно делаете, мой дорогой. К тому же, наш уважаемый клиент в Лас-Пальмасе перенес даты сдачи в аренду вперед, и у нас есть свободное время.

- Отлично, кэп! Хорошая сигара…

- О да! Так что, вы не беспокойтесь, все будет хорошо… Заходите, дорогой, я буду рад вас видеть!

 

…

 

«Отлично!», подумал Бадюдя. Все экспромтом складывается так, что след мой надолго потеряется. Если в Лимассоле выйдут на упоминания о «Свифт-5», капитания порта официально подтвердит, что судно ушло в Лас-Пальмас… а я в это время расширю кругозор и посмотрю, как возят скотинку…

 

…

 

Верблюдов загоняли ранним утром, пока не пекло солнце и корпус судна был остывшим за ночь. На причале был загон, дорожные белые и красные пластиковые барьеры определяли путь к рампе. Верблюжье стадо шумело так, что день в российском деревенском коровнике показался бы благообразным концертом в филармонии. Грузовой помощник оперативно расставил погонщиков и матросов так, чтобы загоняемое стадо равномерно расположилось - частьв нижнем гараже, вторая в верхнем. Никаких специальных дополнений в виде еды и воды не делали; подали несколько грузовиков с пальмовыми листьями – листья разбросали по палубе – вот и все. Верблюды были упитаны, даже слишком – бока наливались. Поэтому филиппинские матросы корчили друг другу рожи, делали приседательные телодвижения и изображали звуками пердёж. Было понятно, что по прибытию в Суэц «Свифт-5» будет представлять из себя один большой ассенизационный плавтанк. Боцман переговаривался с грузовым помощником на ломаном английском; из чего Бадюдя понял, что он (боцман) раньше ходил на Аравию на овцевозах, и что лучше не открывать в период перехода иллюминаторы и двери – и находиться только в кондиционированном помещении; а уж в трюма соваться только матросне - и только в респираторах, так как падеж скотины при таких условиях будет огого…

 

…

 

На верхней палубе ролкера свили себе гнездо вооруженные суданцы – эскорт на случай встречи с сомалийскими пиратами. Впрочем, подумал Бадюдя, пираты вряд ли позаряться на посудину, полную верблюжъего дерьма – проку захватывать скотину, успешно продававшуюся только на Севере Африки толку не было…

 

Суданцы появились на борту пару ночей назад, пока Бадюдя спал. По всей вероятности, в отсеках судна было припрятано оружие, пришедшее на Кипр в транзите из Украины, Чехии и Израиля. Его оперативно снесли на суданскую фелюку, оставили трех стрелков на борту и скрылись в зыбкой африканской ночи.

 

Погрузку закончили. Погонщики также поднялись на борт и расположились лагерем на верхней палубе недалеко от суданцев. По сравнению с погонщиками суданские боевики были сущим детсадом – вид у погонщиков был настолько зверский, что было понятно – не будь работы со стадом, эти ребята давно бы ушли потрошить и жечь угандийские села – а может быть, они этим и занимались, в свободное от сезонного заработка время…

 

Последними на борт поднялись две африканки. Боцман, следивший за прибывшими, поначалу не пускал их, и между ними завязалась перепалка; но через минуту появились  трое из погонщиков, на языке мимики и жестов быстро объяснивших боцману его неправоту; он попытался вроде аппелировать к капитану, но поддержки не получил – и живо исчез из виду – больше в течение рейса его на верхней палубе не видели. Погонщики соорудили женщинам подобие шалаша, где те и расположились. Рассадник СПИДа… - усмехнулся Бадюдя. С другой стороны, чего еще делать за время недельного безделья осатаневшим в переходе на юг погонщикам?

 

…

 

Первый верблюд сдох видимо уже после отхода. Тушу обнаружили утром на следующий день. Когда матросы тащили верблюда на верхнюю палубу, в море показалась приближающаяся белая точка. Суданцы, как оказалось, заметили её раньше всех, и залегли у лееров с АКМ-ами. У одного из автоматов был подствольный гранатомет. «Свифт-5» ощутимо прибавил ходу. Белая точка тем не менее, была быстрее, и уже через десяток минут стало ясно, что к борту ,прыгая по волнам, приближается большой открытый бот, набитый черными мужиками с автоматами в руках. У одного был еще и гранатомет, который он наставил на мостик. Африканцы стали кричать, видимо, приказывая остановиться, и дали поверх мостика автоматной очередью. Одна пуля попала в верхний прожектор – стекло его разлетелось вдребезги, осколки зазвенели по палубе.

 

Судно сбавило ход. Бот ткнулся в борт, самый дюжий из сомалийцев (а это были они) забросил канат с крюком-кошкой на борт, зацепил его, дернул ,проверяя, и пополз наверх с быстротой мартышки.

 

Высота борта была метров десять, не меньше, и что творилось не верхней палубе ,сомалийцам видно не было. А там, погонщики волокли тушу верблюда к месту высадки пиратов.

 

Когда первый захватчик уже схватился рукой за кромку борта, двое погонщиков подхватили его за руки, втащили наверх, молнией в руках одного из них сверкнул нож, полоснувший влезшего пирата по горлу, и через секунду тело его, хлестая кровью,  полетело вниз, в бот; одновременно, четверо других погонщиков спихнули вслед верблюжью тушу.

На боте случилось страшное замешательство, так как туша упала на гранатометчика. То ли специально, то ли от неожиданности, но гранатометчик нажал спуск в ту секунду, когда туша накрыла его. Мгновенно, взрыв вспучил останки верблюда, прорвал их; куски мяса, шкуры и осколки гранаты заколотили по борту, бот оттолкнуло в море.

 

В это время по боту заработали автоматы суданцев. Укрыться в открытом боте было негде, сомалийцы прятались меж тел собственных товарищей, упавших секундой раньше, но и там их настигали очереди суданских стрелков. Наконец, один из суданцев, привстав, с колен выстрелил гранатой из подствольника. Та разорвалась в корме бота, у мотора, где также стояла бочка с топливом. Одновременно бабахнуло и полыхнуло. Корма бота подпрыгнула вверх и развалилась. Жидкое пламя моментально прохватило через всю лодку.

 

Двое успели выпрыгнуть за борт, но были тут же осыпаны градом суданских пуль… Все смолкло… Догорал остаток бота и лужа топлива вокруг. Чуть поодаль плавал какой-то мусор и несколько темных тел.

 

В утробе «Свифт-5» завибрировали двигатели, судно, набирая скорость, двинулось дальше.

 

…

 

В Александрии пароход долго мыли. Сначала сутки ушли на то, чтобы вывезти падеж скота (не успевшего быть преданным мутным водам Красного моря) и горы навоза, местами уже ссохшегося. Затем быстро выгнали стадо. Насколько поредевшее, осталось незамеченным. Личный представитель шейха, прибывший в чемоданного вида «Мерсе», остался доволен, долго тряс руку капитану. Удовлетворение последнего было еще больше, только и слышалось «Сеньор, сеньор!». Предварительно они провели полчаса в капитанской каюте, где н-ная сумма перекочевала из рук в руки…

Цистерны с брандспойтами и целый пикап стирального порошка были поданы позже. Команда работала наравне с нанятыми египетскими мойщиками – видимо матросам был обещан неплохой куш.

 

Невзирая на предпринимаемые усилия, к вечеру вторых суток пароход продолжал вонять хуже немытой задницы. Все люки были отворены, капитан заявил, что за время его вахты судно должно проветриться, завтра выход в море (хотя проветрить можно было и в море), и отпустил часть команды на берег.

 

Г-н «Деянович» решил также проветриться. Тихо прошмыгнув в неприметное такси, поданное к борту, он дал водителю сразу двойную сумму, и машина понеслась прочь от порта.

 

Остановку Бадюдя потребовал, только проезжая городской парк. Водителю приказал ждать (прекрасно зная, что уже не вернется к нему – но на то и был уплачен двойной тариф), сам быстро прошел по вечернему парку, стараясь затеряться среди групп многочисленных гуляющих (к вечеру гулять в парке намного приятней, нежели под дневным пеклом), вышел с противоположной стороны, взял другое такси и уже через десять минут был в ресторане Абд Вахаба.

 

Ресторан был чистым, вместительным, и сразу вызывал ощущение попадания в прошедшее время – колониальный дух везде, даже в самой маленькой детали. Чувство комфорта захватывало сразу, с самого входа. Официанты были незаметны – но предупредительно появлялись сразу же – заказанный аперитив появлялся на столах мгновенно, как по мановению волшебной палочки.

 

Зоран уже сидел там, вместе с седым мужчиной с волевым лицом, на котором быстро менялись настроения. Лицо было скуластое, достаточно моложавое, глаза быстро и внимательно изучали происходящее вокруг. Несмотря на цивильный кремовый костюм (такой же на Зоране смотрелся как на модели из GQ), было понятно, что человек больше привык к военной форме.

 

- Нет смысла вас представлять… - улыбнулся поднявшийся с дивана Зоран.

- Конечно! Мое почтение, генерал, - поклонился Бадюдя.

- Только не будем здесь о чинах, - на мгновение улыбнулся сосед Зорана, но сразу же лицо его стало серьезным, губы сжались и глаза опять стали оценивать окружающую обстановку.

- Конечно. Не ожидал увидеть Вас здесь.

- Я по делам; кстати, веду переговоры с вашими соотечественниками. Завтра прибудут два контейнера с холодильными установками для искусственного катка в Александрии (усмехнулся он)…

- Александрии катки, а нашему подполью в Боснии – «передача», - поддержал разговор Зоран.

- Русская? – поинтересовался Бадюдя.

- Ну какая же еще?

 

Разговор был прерван появлением основного блюда с гриля.

 

- Фантастика, - заметил Зоран, - как Вам, товарищ Старич?

- Да, судя по запаху и виду на моей тарелке, должен быть отличный

роштиль, - согласился генерал.

- Хотя я бы все-таки предпочел земунский «Гардош», - заметил Бадюдя.

- Ты еще про Мостар помечтай, - рассмеялся Зоран.

- Да… Мостар, - задумчиво произнес генерал, - прошло то время…

У Бадюди перед глазами пронеслись воспоминания: Мостар, конец семидесятых, позднее утро, улочка в боснийской части города, сразу за мостом. У маленького кафе три столика снаружи, за одним с газетой в одной руке и чашечкой кофе в другой, в ослепительно белом хлопчатом костюме и с бордовой феской на голове, сидит, видимо, сам хозяин заведения; это его такой маленький турецко-босанский маркетинг для привлечения туристов.

Черные смоляные усы лихо закручены, бородка клинышком идеальна. Проходящие мимо щелкают фотоаппаратами, но «турок» и бровью не поведет – он ждет, когда кто-то присядет. Да еще лучше не один, а с семьей, или большой компанией. Вот тогда будет день, будет пища…

 

- Я слышал, вы собираетесь за пролив, - напустив сигарного дыма, спросил генерал, взглянув на Бадюдю.

- На мой взгляд, это будет лучшим вариантом. После произошедшего предстоит отсидеться, и делать это лучше всего там, где тебя меньше всего ожидают.

- Согласен. Чем будете заниматься?

- Я предложил ему идти дальше, по стезе сюрвейерской работы, - подключился Зоран.

- У тебя есть на примете компашка какая-нибудь, - спросил генерал.
- Да, конечно, товарищ Старич. Адресок нашему другу я уже передал. К нам они прямого касания сейчас не имеют, но по старой памяти помогут. Работа сюрвейером по судам снабженцам тебе будет интересна? – повернулся он к Бадюде.

- Вполне. С наличием разрешения на труд, как я понимаю, нет проблем…

- Нет, нет… все окей, у них уже на руках подтверждение на два года на твою новую фамилию.

- Супер.

- Более того, - вмешался генерал…

- Да?

- У нас, конечно же, не так много возможностей… тем более теперь.

- Я понимаю, и ничего у Вас не прошу, - тут же ответил Бадюдя.

- Хорошо. Но, тем не менее, мы планировали расходы на совместную операцию в регионе. Были зарезервированы соответствующие средства на иностранных счетах. Теперь, большая часть средств будет перекинута в третьи страны, но Вам было решено выдать компенсацию – вы же не сможете пока возвращаться в Москву, как я понял…

- Да, я вынужден некоторое время провести за рубежом.

- Зоран, дай сюда чек… Вот, это то, что мы можем сейчас для Вас сделать (чек был на десять тысяч фунтов).

- Благодарю, товарищ Старич…

- Не стоит. Все знают Ваше отношение к старой Югославии – это будет нашей благодарностью за Вашу борьбу. Откроете себе счет в каком-нибудь британском банке…

 

…

 

Взяв уже третье за вечер такси, Бадюдя вернулся в порт. Когда подкатили к борту, обнаружилось, что около ролкера стоит русская «Волга». Не успел Бадюдя выгрузиться из такси, как один из русских, коренастый белобрысый мужик в рубашечке-сафари с погончиками, натянутой на его пузе, как на барабане, подошел к Бадюде и окликнул его по-русски. Бадюдя не подал и вида.

- Я к вам обращаюсь, - повторил русский.

- Сори, сэр, ай’м форин энд ай донт андерстэнд…

- Хватит прикидываться!

- Сори, сэр… Можда, говорите српски?...

- Чего вы там бормочете… Слушайте. Мы за вами следим. И будем следить, даже если попытаетесь улизнуть. Знайте, у нас длинные руки.

- Ай’м рили сори, сэр, - продолжал гнуть своё Бадюдя, решивший во чтобы то ни стало, продолжать до конца играть сербского сюрвейера.

Русский чекист бросил на Бадюдю злобный звериный взгляд, сплюнул, подошел к «Волге», буркнул «давай в Каир, Вань», и плюхнувшись на переднее пассажирское сиденье, гртомко хлопнул дверью.

«Все» - подумал Бадюдя. «Родина закрылась. Будем надеяться, что не навсегда».

 

 

 

 

 

 

 

 

Часть 4.

 

ПО ПУТИ НА ОСТРОВ УАЙТ.

 

Остров Уайт (и одноименное графство  в Великобритании) расположен в 5 милях от большой британской земли, в Английском канале, прямо напротив графства Хэмпшир. Пролив, разделяющий их, называется Солент. Уже много лет остров знаменит своей круговой регатой. Но, и без нее он все равно бы был не менее известен своей природной красотой, благодаря чему стал  популярным местом отдыха еще с викторианских времен. Впрочем, что там с викторианских, хотя королева Уайт и обожала, и даже построила себе там летнюю резиденцию (и свое последнее место обитания) Осборн Хаус в Восточном Коузе, еще в 15м веке остров был независимым королевством. А когда он уже принадлежал британской короне, и являлся частью Хэмпшира, здесь обосновался Теннисон.

 

Первое британское судно на воздушной подушке было построено на острове, как впрочем, и британские космические ракеты. Британцы также кичились останками динозавров… Но, вернемся к регате.

 

Мероприятие это сугубо частное. Свыше полутора тысяч яхт и десяток тысяч участников обычно бьются за золотой Римский кубок. Первые июньские деньки только способствуют состязанию, награждая участников солнечной погодой вместе с неслабым ветерком. Пятидесятимильный круг экипажи завершают к вечеру, в то время как поддерживающие или сопровождающие наслаждаются шопингом, выпивкой, или прогулками на моторных шлюпках по местным достопримечательностям.

 

Канун регаты, невзирая на утреннее 5-часовое начало, знаменуется сбором команд, размещением в местных яхт-клубах и отелях; и завершается веселой британской попойкой (в которой, помимо самих бриттов, обычно участвуют американские и немецкие представители).

 

…

 

Вечерело. Солнце собиралось зайти через час-другой. Во внутренней гавани Коуза скопилось много яхт и катеров, вспомогательные ботики сновали туда-сюда, развозя участников и местных. На Кавалерской набережной, куда подошла «Оппортьюнити» было только одно свободное место – и это было именно место, забронированное хозяином «Оппортьюнити». По странному стечению обстоятельств, сама яхта была уже давно знакома нашему господину Деяновичу – в тот период, когда он еще не был Бадюдей. Лет пятнадцать тому назад, в такой же теплый вечер последнего майского денька, та же яхта подходила к тому же причалу. Что, вообщем-то, свидетельствует о хорошем качестве яхты, которой исполнилось уже два десятка лет.

 

«Оппортьюнити», как и своего нынешнего работодателя, Барни Коксондейла, Бадюдя-Деянович нашел в Лас-Пальмасе. Перебравшись туда без особых приключений на борту «Свифт-5», с которым после похода по Красному морю нашего героя теперь так много связывало, распрощавшись с итальянским капитаном и распив с ним припасенную контрабандой с другой яхты в Лимассоле бутылку двенадцатилетнего японского виски, мистер Деянович обосновался в одной из тихих двузвездных гостиничек, вдали от порта, на окраине старого города; и пару недель пробездельничал, занимаясь зарисовками-графикой, которые с юношества отлично ему удавалиь. Местные его заметили, а хозяин гостинички даже предложил Деяновичу бесплатный обед (или ужин, по выбору «художника») с бокалом красного (бокалом, дело, конечно, не ограничилось, так как хозяину очень хотелось общения на старости лет, и они просиживали долгие вечера за игрой шеш-беш – но оба при этом больше молчали, пыхтя трубками). С подачи хозяина, его постояльцу выправили трехмесячную визу (начальнику визового отдела преподнесли одну из работ, чем он остался весьма доволен, и даже пригласил художника к себе на ужин).

 

Наконец, Бадюде надоело шкрябать БИК-овской шариковой ручкой по картонке (хотя эффект получался действительно интересный, черные чернила приобретали оттенок темной сепии, и в целом работы смотрелись, как старинные гравюры – за что, видимо, и пользовались популярностью). Бадюдя решил, что двухнедельная отсидка вдали от порта успокоила всех возможных «наблюдателей» (если они и были) – и можно показаться в марине – яхт в этот период там было действительно много.

 

В дальней части марины были припаркованы яхты, выставленные на продажу. На второй день, дойдя туда, Бадюдя заметил знакомый стремительный голубоватый корпус. Он подошел ближе – дааа, сомнения не было, это была «Оппортьюнити». Пока Бадюдя рассматривал давно неподкрашиваемые борта, потемневший от долгого неухода хром, из недр яхты выбрались двое – седоватый аристократического вида испанец и низкий толстяк с красным лицом. На вид толстяку было за пятьдесят, и бульдожьего вида черты его лица весьма напоминали Черчилля. Сходство подчеркивала и зажатая в зубах сигара. Испанец говорил по-английски медленно и с ужасным акцентом, в речи «Черчилля» чувствовались жесткие ирландские нотки.

 

- Хорошая яхта, мистер Кокосандель…

- Коксондейл, Домингес, сколько можно повторять. Второй день мы с вами лазаем по вашему корыту, половины документов как не было, так и нет, а вы все свое – хорошая, хорошая… Минус четверть с вашей цены – будет она хорошая. Толкаете тут мне кота в мешке…

- Но, мистер Кокосендейль, вы же тоже приходите сюда не в первый раз. Вас здесь заметили еще на прошлой неделе, и эту яхту вы, видимо, выбрали по своему усмотрению.

- Документы, сэр, документы. Вы даже не можете назвать мне ни оригинального владельца, ни где эта ваша хорошая яхта была построена…

- Позвольте, господа, вмешаться, - откашлявшись, произнес Бадюдя.

- Вам что надо? – уставился на него «Черчилль».

- Я знаю эту яхту с девяносто шестого, был знаком с её первоначальным владельцем, и даже ходил на ней вокруг острова Уайт.

Домингес молча уставился на Бадюдю.

- Рассказывайте, - буркнул «Черчилль».

- Да что тут рассказывать. Яхта построена в Англии, первый её владелец и заказчик строительства сам внес массу изменений и доработок в проект, так что она по-своему, если не уникальна, то весьма специфична. Владелец дослужился до капитана лайнера «Ориана», курсировавшего между Англией и Австралией, а с семидесятых имел собственный брокерский бизнес. Кстати, он был членом добровольного общества корабельных плотников, если это имеет для вас значение…

- Ага, конечно имеет, - воодушевился «Черчилль». А сами-то вы кто такой?

- Деянович, морской сюрвейер.

- О, это чудненько, прямо вовремя. Домингес, вы, говорите, приобрели яхту уже здесь? (испанец кивнул). Слушайте, мистер Дайяно-витч, а где была приписана яхта у оригинального владельца?

- Деянович, сэр. В Лимингтоне.

- Очень хорошо. Да, значит своим ходом дошла до Лас-Пальмаса… Недурная яхта, а, мистер Дей… сорри?

- Деянович. Здравко Деянович.

- Вы чех, что-ли?

- Боснийский серб. Вот визитка.

- Вот оно что… Окей, Домингес, я согласен на вашу десятипроцентную скидку, завтра будем оформлять документы. Вас, мистер (он посмотрел в визитку) Здрауко, я жду вечером к себе, в «Фатагу», если вы не против.

- Окей.

- Спросите меня на ресепшн.

 

…

 

Отель был неплох. Ничего лишнего, кроме полезного и необходимого для бизнеса. Включая зал заседаний, комнату переговоров, небольшой офис-центр/секретариат. Носителями сандалий - туристами - здесь не пахло. Проезжих бизнесменов же было предостаточно – они ценили отель за его бизнес-ориентацию.

В целом, напрашивался вывод о сообразительности хозяев и правильном маркетинговом решении. Отель существовал с 69 года, и факт, что он все еще существовал, был лучшим доказательством верности выбранного пути.

 

Начав с разговоров за чашкой кофе, они переместились в ресторан, а потом осели в баре. Коксондейл явно «съел наживку», и его заинтересованность не только в яхте, но и в Бадюде, как в перспективном сотруднике, стала явной и неприкрытой.

 

У Коксондейла был околожелезнодорожный бизнес в Англии. Основной оперативный офис был в Гилфорде, в здании старых моррисовских мастерских (не лучший райончик, подумал Бадюдя, хотя рядом торговый центр и кинотеатр, но жить лучше в южной части города). Были свой мелкий склад и мастерская в Уокинге. Был еще небольшой, совместный с партнером по консалтиговому бизнесу маленький офис в Лондоне, на Кавендиш-сквер. Сын учился в Гилфорде, в университете, дочь жила и работала в Лондоне. У жены была мелкая адвокатская практика, в основном по делам  недвижимости в Сюррее. Следовательно,  дела у Коксондейла шли вполне неплохо, для его уровня. Но, о яхте он ,по его признанию, не задумывался до сих пор. Надоумила его жена, у которой были клиенты, рассказывающие о своих яхтах, к тому же часто ими хвастающие, чтобы произвести на адвоката впечатление. Судя по всему, Коксондейлы обтяпали какое-то дельце, доходы по которому на родине заявлять не хотелось, а оплата была наличными, которые получили здесь, в Лас-Пальмасе. Под это дело мистер Коксондейл устроил себе каникулы, и вот уже несколько дней занимался исследованием яхт, предлагавшихся на продажу. В яхтах он особо не смыслил, хотя немного почитал, что смог прочесть, но признаваться никому в этом не хотел – боялся, что надуют; нанимать же еще кого-то – было жалко денег, часть которых  планировалось потратить на ремонт купленного суденышка, и на наем экипажа. Впрочем, как выяснилось, Коксондейл успел сходить Портсмут-Гавр-Портсмут с одним из своих клиентов, год назад; тот его заставил побегать с парусами, что укрепило мысль Коксондейла именно о парусной яхте, в отличие от сугубой моторки (парусная тем более выходила дешевле). К тому же, определенный нюх у него, видимо был – так как не зря он зациклился на «Оппортьюнити» - это была реально хорошая яхта; без оформительских изысков, зато мореходная, скоростная и надежная.

 

Бадюде было предложено место в компании и занятие «сопряжением» железнодорожных клиентов Коксондейла с морскими перевозками; плюс ведение дел с яхтой – заказать и проследить за ремонтом, помочь отвести в Лимингтон, а дальше и заниматься сдачей в аренду. Бадюдя был рад. События повернулись таким образом, что въезд в Англию не надо было никак обстряпывать – все сходилось само-собой.

 

…

 

На следующий день, Бадюдя первым делом зашел к Коксондейлу – тот ночью получил от жены текст контракта на работу и утром они  с Бадюдей быстренько его подписали; Бадюде сразу же был выдан аванс. Затем все отправились к Домингесу. Там оформили необходимые бумаги по сделке и переместились в банк. Был произведен платеж, присутствовавший нотариус Домингеса закрыл сделку, после чего Домингес предложил всем отобедать на берегу. Он тоже был рад, что все прошло быстро, чувствовал некую благодарность Бадюде за появление так вовремя, и радовался, что не пришлось падать ниже по цене. Таким образом, наш герой оказался в центре внимания, и ему пришлось развлекать всю компанию рассказами про Джибути.

 

Выбором Домингеса был  ресторанчик со звонким именем «Камило». Как оказалось, там готовили отменную рыбу. Мало того, что кухня была на уровне, и  само заведение было «на уровне» - так как находилось наверху выступающего в океан утеса. Рыбу для приготовления предварительно выбирали, но обсуждения были недолгими, и все сошлись на выборе, сделанном нотариусом. Старый зануда оказался губа-не-дура, так как то, что он нашептал официанту по вопросу приготовления выбранной рыбки, заставило всех сконцентрироваться только на еде – так вкусно её приготовили - Коксондейл заявил по ходу дела, что рад бы был иметь три желудка , чтобы перепробовать все. …

 

…

 

Шли пятые сутки похода по Атлантике. Впервые в своей жизни (главное не признаваться в этом Коксондейлу, а то ведь пропадет так неожиданно заработанный авторитет) Бадюдя совершал парусный вояж по меридиану вверх. Все вроде бы хорошо. «Оппортьюнити» отремонтирована на совесть (Бадюдя семь суток подряд с утра до вечера провел на верфи, наблюдал за приведением яхты в нормальное состояние), новые паруса  радуют взор (они разноцветные и придают яхте потрясающе оптимистичный вид), набранная команда из трех человек впечатлила и Коксондейла, и Бадюдю. Курс поначалу был взят на Лиссабон, но, после ревизии запасов, решение было изменено на Ла-Корунью. Таким образом, дальше был Брест – и сразу после него – Портсмут. В Портсмуте – встреча с семьей Коксондейла, затем переход в Саутгемптон, и потом на Уайт. Таков был план. Сколько Бадюдя не отговаривал «поросенка Черчилля», у того укоренилась мысль, что надо обязательно принять участие в регате вокруг острова. Пиарная часть мероприятия целиком поглотила Коксондейла. Он рассуждал, сколько своих друзей, партнеров и клиентов пригласит насладиться его вдохновенным поступком – «ведь никто и никогда не ожидал такого от меня…». Да, Коксондейл сейчас представлялся самому себе чуть ли не капитаном Куком, думал Бадюдя.

 

Шли по компасу. На вторые сутки хода были забыты волнения подготовки экспедиции, но старт из Лас Пальмаса, на который собрались знакомые хозяина Бадюдевской гостиницы, Домингес с семьей, нотариус семьей, их знакомые, и знакомые их знакомых, произвел незабываемое. В результате всего, Коксондейл уверился в правильности выбора яхты, а также и в «судьбоносной» (его слова) встрече с «мистером Здравко». Впечатления, конечно, были очень яркие, и сам Бадюдя чувствовал какой-то душевный подъем, а все предыдущие перипетии казались ему чем-то тягостным, обременительным. Погода, соответственно, благоприятствовала.

 

Признаться по-правде, чаще приходилось идти на дизеле, нежели под парусами. Бадюдя уже много раз сказал себе спасибо, что залил в баки топлива по-полной, хотя в Лас-Пальмасе дизелька была не самой дешевой. На третьи сутки после Канар они попали в восьмибальный ветер, так что пришлось маневрировать лихорадочно, а мощность мотора оставляла желать лучшего. За бортом было штормовое море, шли под стакселем, периодически помогая себе движком, делали по 8 узлов, мощно летели по водяным холмам, оставляя за собой широкую полосу фосфорисцирующих микроорганизмов…

 

Пребывание на борту воодушевило Коксондейла. «Вот где нормальная жизнь»,- только и слышилось его жизнерадостное.  Он успевал везде, и его энтузиазму нет предела. То он что-то варил на плите, единственном на яхте предмете, стоящем вертикально. То рядом с радистом (по причине радиолюбительства, а по образованию француз Луи был фельдшером) он уже готов был связаться со всем миром, успевая просмотреть  информацию в журнале, при этом продолжая воодушевленно болтать и излучать ведущий всех вперед оптимизм. Механик (он же кок) Остин, в черном комбинезоне, почти не покидал дизеля, появляясь только для проверки остальных систем яхты — маленького, но так ладно режущего волны  корабля. Коксондейл успевал и к механику, подбадривал его, убеждая, что день пройдет, а если сегодня и были трудности и неурядицы, то завтра будет значительно легче...

 

На четвертые сутки был штиль. Луи и Остин, припасшие с собой из Лас Пальмаса маски и ласты, молниеносно натянули их, и наслаждались плаванием вдоль борта, искажаясь в прозрачной воде. Коксондейл бегал вокруг с камерой и снимал все происходящее. Невыспавшийся Бадюдя смотрел в это время лоцию, а самый старый член экипажа, турок Али, варил кофе, расположив на палубе жаровню, песочницу и три джезвы-турки…

 

Если погода будет способствовать, то через трое - четверо суток яхта придет в Коуз. Только бы хватило опыта. А опыта маловато. И речь здесь не об одном  Коксондейле (про Бадюдю вообще помолчим), но и об остальных членах команды (хотя у Остина и Луи day-skipper license). Сказать, что ночные вахты проходят напряженно – это не сказать ничего. Удалой стиль Коксондейла – делать все «на руле» (научился, на свою голову в своем единственном прошлом походе). Ночь, волна метра 2-3, ветер порывами. Можно, конечно, подстраиваться под парус на руле, но нужен опыт, не все в экипаже это умеют. На вахте все равно 3 человека – один за руль, два других дергают паруса… Отдыхающие спят урывками – приходится периодически выходить на подмогу, так что, когда настает их дневная смена, они приступают к ней с матюгами и поминанием всех чертей. На что получают замечание Коксондейла: «опыт дело наживное, к финишу все будут с опытом...» Так что, днем те, кто не у дел, починяют порванные за ночь паруса. Хорошо еще, что все подлежит восстановлению. Большой «бытовой спец» Али, как оказывается, еще и отлично вышивает крестиком.

 

…

 

В Брест вошли в закатных лучах солнца. Марина в Бресте (еще называемая гаванью Белой Мельницы), расположенная за пределами самого города, кишела яхтами. Найти забронированное место оказалось не так то просто, и когда наконец все мероприятия по прибытию были завершены, наступил уже поздний вечер. Заказав на утро бункеровку и воду, Бадюдя вернулся на борт. Остина уже не было: получив причитавшуюся ему часть наличных, снятых Коксондейлом в ближайшем банкомате, и пообещав, что вернется к утру, он созвонился с каким-то своим приятелем, и тот забрал его на мотоцикле. Али сообщил, что поедет к туркам (небольшая община, как оказалось, есть и в Бресте). Луи, выяснив, что носовая каюта, занимаемая им с Остином, всю ночь будет свободна, выклянчил у Коксондейла разрешение пригласить туда «знакомую». «Черчилль» разорался, заявил, что наймет в Бресте кого-нибудь еще, вместо этого молодого слюнтяя, у которого только девки на уме, после чего сделал вывод, что все в этом возрасте motherfuckers, и что с них всех взять… Но, выпустив пар, выслушал Бадюдины резоны, что негоже менять члена команды, да еще и медика, который в общем, неплохо себя показал за прошедшую неделю (уже пройдя с остальными тысячу миль); а тем более – делать это в преддверии круговой регаты на Уайте. Разрешение молодому человеку было дано.

 

Все еще ворчащий Коксондейл укатил в город на заказанном такси – под Брестом у одного из его давних «корешей» была вилла, где он и собирался заночевать.

 

Делать Бадюде было нечего. Всемирно известный Океанополис, с одним из крупнейших в мире аквариумов, находившийся в сотне-другой метров от марины, был уже, естественно, закрыт. Часть припаркованных яхт стояла безмолвными темными силуэтами – хозяева либо отсутствовали совсем, несмотря на начавшийся сезон отпусков, либо были в городе, либо – спали.

Пешком Бадюдя вышел за пределы марины, и побрел в сторону города. По мере продвижения его, на пути стали встречаться рыбные ресторанчики, поначалу победнее, судя по доносившимся резким запахам жареной рыбы, затем, судя по припаркованным машинам и живой музыке – побогаче. По мере дальнейшего приближения к городу, стали встречаться подвыпившие матросы – учитывая, что в городе одна из крупнейших французских военно-морских баз, увольнительные у местного служивого состава – событие массовое и шумное. Наверное, подумал Бадюдя, - и красных фонарей здесь явно больше на душу населения, нежели в каком другом районе…

Доказательство не заставило себя долго ждать: на следующем перекрестке Бадюдя наткнулся на группку из троих травести, мило болтавших с подкатившими в открытом кабриолете БМВ потенциальными клиентами.  Бадюдя свернул, но тут же налетел на здорового французского бритоголового детину, который, видимо наметанным взглядом сразу определив в Бадюде иностранца, схватил его за рукав и, завлекая к обклеенному постерами с голыми девками подъезду, затараторил на ломаном английском «стрипдэнс, мистер, фри стрипдэнс, гуд гёлз, прайвэт! Гуд гёлз, но экспенсив…». Бадюдя насилу от него отбился.  Добравшись до какого-то тихого кафе на соседней улице, где был занят только один сдвинутый из двух столик, за которым простого вида мужики (человек пять, на вид по полтиннику, работяги из порта, наверное) что-то увлеченно отмечали, не обращая внимание на происходящее вокруг, Бадюдя устроился в дальнем углу, заказал пива и стал раскуривать трубку.

 

Мимо пару раз прошлись размалеванные девицы, но, видимо поняв, что Бадюдя – не их клиент, исчезли. Французское пиво было не  такое уж и плохое (хотя наверное, следовало заказать вина, но тогда пришлось бы раскошеливаться и на ужин, а есть Бадюде не хотелось).

 

Ночной ветерок совсем не оставил следа от вечерней жары. С моря доносились редкие крики чаек. Бадюдя уже допивал свою вторую пинту, а трубка была докурена и выбита, когда зазвонил мобильник. Вызов был с номера Али. Что нужно старому турку, чертыхнувшись, подумал Бадюдя; брать или не брать вызов?..

Телефон закончил звонить, но тут же начал опять. Бадюдя сплюнул и нажал зеленую кнопку.

- Да?!

- Месье Завко! Месье Завко! – закричал в трубке тонкий женский голосок (это совсем не Али, отметил Бадюдя, дочка, что ли, у него здесь есть…)

- Да…

- Лаиде а Али! Сауве папа! (так, турок вляпался в историю…)

- Уэр ар ю?... у э ту?, - мешая английский с редкими французскими словами, которые знал, рявкнул в трубку Бадюдя.

- Сет, Рю Керабикам… вит, сильвупле!... (в трубке слышалась возня, крики, звон стекла).

- окей-окей…- Бадюдя бросил на столик пять евро, сорвался – напротив была стоянка такси. «Вит, Рю Керабикам!..» - он пнул ногой дверцу, за которой дремал пожилой водитель, бросил ему полтинник…

- Тут сюит, месье…

Машина сорвалась с места.

 

…

 

То, что на Рю Керабикам неладно, стало ясно, как только они свернули туда.

По направлению к турецкому кафе в доме 7 бежали четверо, видимо турки. Бадюдя остановил такси через десяток метров, вынул еще полтинник,  показал водителю:

- атенде иси…

- уи, месье!

Он вбежал в кафе вместе с остальными. Внутри, в накуренном и тусклом помещении, уходящем вглубь, вовсю шла драка. Часть столов была перевернута, стулья опрокинуты и переломаны. Человек семь коротко стриженных людей в черных футболках и джинсах теснила к подиуму, находящемуся в конце зала, двух мужчин, чьи белые сорочки были частью порваны, частью заляпаны кровью. Одно тело в белом распласталось сбоку на столе – человека, видимо, вырубили сразу. Второй полулежал-полусидел в стороне, у подиума, лицо его было залито кровью. Это был Али. Рядом в луже крови лежало еще одно черное тело, а вокруг суетилась маленькая женская фигурка, пытавшаяся оттащить Али подальше, но сил у нее явно не хватало. Вбежавшие в кафе турки бросились на черных, смазанными отблесками в темноте сверкнули ножи. Часть черных развернулась к нападающим, один бросился в сторону Али. Бадюдя, расталкивая столы, бросился туда же, схватив с пола отломанную тяжелую ножку от стола. Черный на ходу развернулся, сверкнули злобные волчьи глаза. Бадюдя с размаху нанес ему удар в голову; голова от удара сместилась, черный пошатнулся, но тут же собравшись и пригнувшись, кинулся на Бадюдю. Левая рука прикрывала голову, правая, одновременно с распрямляющимся перед Бадюдей телом, метнулась снизу вверх. Бадюдя, отшатнувшись, нанес следующий удар, по правой руке (зажатый в ней нож отлетел в сторону) – и одновременно – ногой в пах. Черный не успел перестроиться, и инстинктивно согнулся – Бадюдя нанес ему удар в голову, сверху, как молотком, вложив всю силу, на которую был способен, потом следующий удар. Черный рухнул.    

В этот же миг в голове у Бадюди зазвенело, он почувствовал, что валится вниз – над ним мелькнул темный силуэт – это еще один черный подскочил сбоку. В руках у черного была бита, и следующий удар Бадюдя получил в спину, по почкам. Он откатился в сторону, под ближайший столик. На полу что-то тускло сверкнуло – это был нож первого черного. Схватив нож, Бадюдя откатился еще дальше – второй черный отпихнув пинком столик, под которым секунду назад был Бадюдя, замахнулся с разворота, целя биту Бадюде в голову. Бадюдя катнулся под черного, привставая перед ним на колено, и вонзил длинное лезвие ему в живот, затем ткнул еще раз – ниже, в пах. Черный успел нанести свой удар, пришедшийся Бадюде в плечо, и отскочил в сторону, зажимая раны руками. В это время прозвучал выстрел. Стреляла девушка. Черный удивленно открыл рот, откуда тут же  хлынула кровь, и замертво рухнул. Снаружи скрипнули тормоза, раздался окрик. Оставшиеся двое черных переглянулись и бросились к выходу. Хлопнули дверцы темной машины, взревел двигатель, с едким резиновым дымом прокрутились по асфальту шины – и выбежавшие вслед увидели только уносящиеся красные огоньки габаритов. С другого конца улицы показались проблесковые маячки полицейских машин и скорой помощи. Бадюдя бросился ко все еще стоявшему в ожидании такси, в котором прибыл на Рю Керабикам:

- марина, плю рапид! – он бросил водителю полтинник.

- но проблем, месье.

Такси сорвалось с места, не зажигая фар.

 

…

 

Рядом с яхтой был припаркован красный мотороллер. Тело у Бадюди болело. Держась за леер, он прошел на палубу. Окликнул Луи. Снизу донеслась возня, недовольный женский голос стал что-то выговаривать. Изредка отвечал Луи; но, так как женское бурчание все еще продолжалось, Луи прикрикнул. Все смолкло. Через минуту на палубу поднялся Луи с растрепанной шевелюрой, на ходу застегивая джинсы.

- О-о… где это вас так? – он уставился на Бадюдю, - видок у вас не очень…

- Ничего, пройдет… скажи девчонке, пусть не тарахтит, и так голова раскалывается… У вас еще остаток ночи в распоряжении, только помогите улечься – неплохо бы было компресс со льдом на голову и прощупай плечо - ты ж медик - на всякий случай; думаю ничего не сломано, но лучше проверить. Да, и еще – получил по почкам, так что ногами двигаю еле-еле, отдается резкая боль от поясницы, в верхнюю часть ноги…

- Заверну вас в теплое, отлеживайтесь. С утра пойдете в туалет, станут ясны последствия… А вообще, сделаю-ка я вам укольчик…

- Ага, чтоб я вас двоих не слышал и вы не совестились… ну ладно, окей… Кстати, Луи, если я буду еще в отключке утром, после твоего укольчика, скажи Коксондейлу – Али с нами дальше не пойдет.

- Почему?

- Потому. Я потом все объясню.

Когда Луи стащил Бадюдю вниз, уложил его, и сделал инъекцию, в проеме появилось блондинистое создание, уже успевшее причесаться и накраситься, в сексапильной короткой футболке и облегающих джинсах.

- Я Марианна.

- А я президент Франции, - сказал Бадюдя и выключился.

 

…

 

На следующее утро отход, естественно, отменили. Бадюдя с утра уже «ползал», но реального толку от него было мало. Тем более, что допросив пришедшего в себя в клинике Али, полиция нагрянула с расспросами на борт; правда, разговор вел Коксондейл, как официальный наниматель Али – о роли в инциденте Бадюди  никто не спрашивал – так что его полиции и не предъявили.

 

«Черчилль» чертыхался пуще прежнего, так как по его выражению, из полноценной команды он теперь остался сам-пополам (по его логике, молодежь, Остин и Луи, ничего не стоили, один из старших членов экипажа (Бадюдя) в его кондиции не годился даже на роль «шкафчика для карт», а второй старший (Али) для экипажа был потерян – ему предстояло провести в клинике не меньше недели).

 

Правда, утром последующего дня Бадюдя уже мог сидеть за штурвалом и ковылять к штурманскому столику для прокладки курса, так что пополудни, без помпы, «Оппортьюнити» отошла на Уайт. Все молчали – тягостный осадок происшедшего с Али и уменьшение экипажа на одни смышленые и опытные руки радости не вызывало. Молодежи уже было не до купания в штиль – когда попутный ветер стихал, переходили на дизель – потерянные сутки надо было успеть наверстать, чтобы вовремя появиться для островной регаты.

 

…

 

ROUND THE ISLAND RACE 

 

1779 экипажей ожидали старт. Зрелище было потрясающее. Непроспавшиеся, после проходившей по всему городу накануне попойки, небритые, выпившие свой утренний кофе с тостами (как впрочем, и не выпившие такового).

 

Утреннее солнце, вызывающе пронизывающее легкие немногочисленные облачка, освещало разноцветную армаду. Подсобные суда (у кого они были) сновали туда-сюда. Владельцы моторных яхт и скоростных катеров готовились к уникальному развлечению – наблюдению за тем, как 1779 парусников будут бороться с ветром за скорость, и в итоге – за призовое место.

 

Ветер уже три раза менялся с утра. Сейчас экипажам опять противостояли и  приливное течение, и прерывистый бриз. У всех были включены приемники. Все ждали старт, назначенный на 5 утра – чтобы, не дай Бог, не повторилась драма предыдущего года, когда все застряли у Нидлз из-за сильного прилива.

 

На «Оппортьюнити» всё было наготове. Шли последние минуты. Сверили навигационное оборудование, еще раз просчитали основной курс по преобладающему ветру. Посмотрели друг другу в глаза. Коксондейл поначалу захотел вдруг сказать всем что-то напутственное, но плюнул, махнул рукой, и вся речь ограничилась только одной фразой: «мы должны дойти». Что, вобщем, само по себе было немаловажно, учитывая опыт экипажа. Для всех, кроме Бадюди, гонка была впервые и первой. По правде, чтобы не кривить душой, и Бадюдин опыт тоже был туфтой – он провел свою предыдущую гонку не под парусами, а за отдыхом на вспомогаче. Да, конечно, и ему потом досталось от ветра и волн, даже больше, чем парусникам, особенно когда пришлось возвращаться в Лимингтон после мероприятия. Но это была не гонка. А теперь он не меньше остальных трепетал душой. Но молчал. Не станешь же сам себя макать лицом в грязь, тем более перед «Черчиллем» и молодежью…

 

- Стаааааарт!!! – заорал Луи, следивший за приемником. Началось. Медленно, сначало даже как-то незаметно, суда стали сдвигаться. Разом развернулись паруса. Пара узлов, три, четыре – счастливчики стали медленно проползать вперед на пяти узлах. Одобрительный шум толпы поплыл над заливом, кто-то на катерах затянул британский гимн, забабахали петарды и ракетницы.

 

Никакой теоретический курс, каким бы полным он ни был, не в состоянии дать полное знание по управлению парусной яхтой. Хорошо, что команде Коксондейла удалось успешно дойти из Лас-Пальмаса в Коуз – полученный опыт был бесценным. Слава Богу, что за время перехода были усвоены сравнительно немногие, но проверенные длительным опытом других мореходов рекомендации: по четким командам Коксондейла, сидевшего на руле, экипаж пока действовал последовательно и четко. Но, тем не менее, новички – они и есть новички. «Оппортьюнити» стала отставать. Остальные, как оказалось, вовремя поставили дополнительные паруса; Коксондейл замешкался. Подсказывать ему было некому, и теперь он ругал самого себя про-себя; отдаваемые им команды из-за этого стали более отрывистыми.

 

Но, «Оппортьюнити» была не просто яхтой, а очень хорошей яхтой. И когда, наконец, расцвеченный как Юнион Джек дополнительный парус наполнился всем тем ветром, который он смог вобрать в себя, «Оппортьюнити» стала ощутимо набирать скорость. Вот обошли одного из вырвавшихся поначалу вперед, вот другого, третьего… Настроение у рулевого и команды стало явно улучшаться, люди почувствовали азарт.

 

- Давайте, парни, давайте! – надрывал глотку с кормы Коксондейл. Вдалеке показались Нидлз -  скалистая гряда из трех, стоявших одна за другой, известковых скал. Раньше они были четырехзвенным целиком, и назывались Женой Лота, но четвертая часть перестала существовать после сильнейшего шторма середины восемнадцатого века; то, что осталось – совсем не похоже на иглы (needles), но имя закрепилось. На последней скале красной притягательной точкой (и ориентиром для участников регаты) прилепился построенный в 1859 году маяк.

 

Нидлз обошли, уже догнав средний эшелон. Прогресс, однако, после выполненного на поразительном энтузиазме весьма рискованного и для более профессионального экипажа крутого поворота, дальше пошел мучительно медленно, в отличие от начального этапа. Пришлось идти при сильном боковом ветре, относившем яхту прочь от острова. Ветер так трепал паруса, что лавировочные оперативно заменили штормовыми. Чтобы удержать такелаж, понадобилось восемь рук – и Коксондейл на время заблокировал руль и присоединился к остальным.

 

Наконец, при подходе к маяку Св.Екатерины был установлен спинакер. Попутный ветер увеличился. Скорость превысила десять узлов. Идти стало легче. Коксондейл расхорохорился и даже взялся поболтать с женой по мобильнику. Вентор пролетели незаметно, однако выйти на два-три корпуса вперед основного пелеттона не удавалось – остальные проявляли не меньшую сноровку, и только удачные характеристики яхты позволяли экипажу Коксондейла не оставать.

 

К Бембриджу команда выдохлась. Шел восьмой час гонки, и усталость давала себя знать. Пелеттон растянулся. В это время стали приходить сообщения о первых финишировавших, так что остальные, кому не то что кубок, но и иные утешительные призы уже фактически «не достались» - расслабились.

 

…

 

В Коуз «Оппортьюнити» входила уже на десятом часу гонки. На Кавалерской набережной размахивая желтыми бейсболками, яхту встречали  дочь и сын Коксондейла.

- Браво, папа, ты сделал это.

- Папа сказал, папа сделал, - пробурчал «Черчилль».

- Мы не поняли, - продолжала дочь, - ты прошел весь маршрут…

- Мне не досталось призового места. Даже в десятке.

- Ну это слишком, па, - вмешался сын, - ты же в первый раз, В ПЕРВЫЙ… и ты прошел маршрут, а многие участники даже до финиша не дошли; порядка сотни яхт… и команда у тебя, что надо.

- Да, не подвели ребятки… Хотя было б лучше еще ручишек…

- Ты, отец, обо мне?

- Нет. Хотя и тебя при твоем техническом образовании яхтенный спорт должен интересовать… у нас был еще один, Али – мы вынуждены были оставить его в Бресте… А он бы точно помог. Ну, что было, то было. Где мать?

- Мама готовит вам торжественную встречу в «Чартруме».

- Отлично. Парни, сворачиваем все, я запираю яхту, едем в яхтклуб, принимаем душ – и вечером будет славная попойка!

 

…

 

Погуляли действительно на славу. «Черчилль» ценил простые места – происхождение сказывалось, но эти простые места кормили чертовски вкусной едой. Под завязку празднества, к столу подошел коренастый седой мужчина в темном поло и шортах-сафари, оказавшийся немцем.

- Ханс, Ханс Брусе, - представился он,  подсаживаясь к Коксондейлу, - я видел вашу гонку…

- Налейте ему, Здравко…

- Каберне? Виски? Пиво? – предложил Бадюдя.

- Да, каберне будет в самый раз… Так, вы хозяин, я понимаю, - продолжал он, пригубив.

- Я, - подтвердил Коксондейл (сейчас ляпнет свое обычное «чего надо», подумал Бадюдя, но «Черчилль» удержался), - понравилась яхта?

- Да. Я посмотрел списки, вы участвуете первый раз?..

- Так уж пришлось.

- Тем более, герр…

- Называйте меня просто Барни.

- Окей. Я буду просто Ханс. Да, яхта хороша.

- Я её месяц как сам приобрел; вот, он посоветовал… - Коксондейл указал на Бадюдю.

- Здравко Деянович, - отрекомендовался Бадюдя, - к вашим услугам. Но, я тут особо не причем…

- Да хватит скромности, Здравко, ты вовремя подсказал мне, давайте выпьем за него, - обратился Коксондейл ко всем.

- Я понимаю, вы её не перепродаёте? – продолжал немец.

За столом повисло молчание. Коксондейл задумчиво посмотрел на бокал вина, потом сквозь него на вечерние силуэты домов на фоне моря, поцокал языком… быстро глянул на Бадюдю…

Тот поймал взгляд и быстро показал «Черчиллю» кукиш. Немец оторвался от своего бокала, покатал последний глоток на языке, и уставился на Коксондейла:

- Так продаете?

- Нет, майн либер Ханс, - улыбнулся «Черчилль».

- Тааак… - раздосадованно протянул немец, - я позвоню, с вашего позволения.

Он достал мобильник, набрал номер, долго ждал соединения. Наконец, заговорил по-немецки. Разговор был достаточно эмоционален, но, так как никто не знал немецкий, поняли только, что разговор идет о деньгах – «мильонен» прозвучало несколько раз. Наконец раскрасневшийся и потный герр Брусе нажал отбой и повернулся к Коксондейлу:

- Мой знакомый яхт-брокер. Я посоветовался. Он знал предыдущего владельца, и то, что яхта была продана в Лас-Пальмасе. Я не думаю, что вы переплатили, купив её там, так как дизайн не очень ходовой сейчас. Я хочу предложить вам полмиллиона евро, наличные в обмен на документы, завтра, здесь на острове, в Ньюпорте, в банке «Британия». Гут?

Бадюдя получил под столом пинок от Коксондейла. «Черчилль» явно возбудился – да и было от чего: цена с лихвой закрывала все расходы по Лас-Пальмасу, перегон, и сумму, потраченную на гонку – при этом оставляя Коксондейлу свыше сотни тысяч евро.

- Оформление ваше, - подытожил Брусе.

Бадюдя пнул Коксондейла в ответ так, что тот поморщился.

- Нет, Ханс, - произнес он, сердито глядя на Бадюдю, - ваше. Полностью. И, вы обязуетесь переименовать яхту. А продам я её только за шестьсот.

- Ладно…

- Дальше, так как мы только что познакомились, Ханс, не обижайтесь, но я попрошу внести перформанс-бонд авансом, сейчас.

Немец посмотрел мимо Коксондейла, покрутил головой медленно, как бы стряхивая с шеи ярмо, достал мобильник:

- Челло, аустехен аус айнем шекхефт битте… - затем Коксондейлу – сейчас мой помощник принесет чековую книжку банка «Британия». Вас устроит расписка на шестьдесят тысяч?

- Да. Честно. Десять процентов, - подтвердил «Черчилль», только что заработавший еще сто десять тысяч евро экстра.

 

…

 

ЧЕЛЛО.

 

Накурено в «Чартруме» было сильно. Помимо столика, снятого Коксондейлами, гуляло еще как минимум три компании участников регаты. Но и в этом размытом табачном тумане, не проходившем, несмотря на открытые настежь окна, не оценить подошедшую к Брусе девушку было невозможно. Девушка была необыкновенно хороша: нежная розовато-персиковая прозрачная кожа, щеки с выразительными азиатскими, но очень гармонично расположенными на лице скулами, изгиб пушистых плотных бровей, прямой  немного крупноватый нос, изящный подбородок, длинная шея и коротко стриженые черные с блеском волосы. Белая блузка-безрукавка и приталенные шорты подчеркивали идеальную стройность невысокой фигурки.

 

От увиденной красоты Бадюдя растерялся; пока он приходил в себя, девушка извлекла из небольшой кожаной папки чековую книжку, Паркер – и положила перед Брусе. Тот быстро заполнил купон, вырвал из книжки, и протянул Коксондейлу:

- На предъявителя. Если я завтра вдруг откажусь от сделки, на трезвую голову…

- Нет, Ханс, не откажетесь. Так что чек я передам нашему Здравко – пусть будет держателем залога… - и Коксондейл протянул купон через стол Бадюде (при этом опять, но теперь слегка, пнув его под столом; что означало только одно – эти деньги ваши…), - а мне вы заплатите завтра.

- Честно заработанные комиссионные, дружище, поздравляю, - Брусе протянул Бадюде руку. Тот, подавшись вперед для рукопожатия, уперся взглядом в поясок девушки, и поняв, что поза какая-то неловкая, откинув голову назад, посмотрел вверх, и встретился взглядом с Челло. Чувствуя, что краснеет, Бадюдя улыбнулся. Девушка улыбнулась в ответ и отвела взгляд.

- Геен кёнен, Челло, свободна - продолжал Брусе, - позвольте, я угощу всех; официант, пожалуйста!

Секретарша Брусе поклонилась и тихо исчезла. Подошла официантка.

- Что у вас есть лучшего из вина?

- Ну, сэр, вот в меню карта вин…

- Нет, реально – самое лучшее…

- Я спрошу босса, - официантка отошла; вернулась она через пару минут, в сопровождении сухенького седого загорелого человечка, - вот, мистер Буули, джентльмен интересуется нашим лучшим вином…

- К вашим услугам.

- Мистер Буули, - Брусе оглядел присутствующих, - тут у нас отличная компания, я только что договорился с моим новым другом (он кивнул в сторону Коксондейла) о покупке его яхты, и хотел бы отметить это лучшим вином, что есть в заведении. Итак?

- Я понял, сэр. Если речь о такой сделке, то это событие историческое… я так понимаю, владелец участвовал в сегодняшней гонке…

- Так.

- Тогда, рекомендую - Порто, 97го года, незадекларированный винтаж; закрыто в подвале – я два года туда не спускался…

- Несите.

- Да. Вы знаете, сколько…

- Это будет стоить? Догадываюсь. Несите. За мой счет – вот кредитка.

- Ок, сэр, мистер… Брууз.

- Брусе.

- Я понял. Момент!

 

…

 

Порто был великолепен. Целлофан, где была запечатана бутылка, пыльный и ломкий, был прилюдно разорван, бутылка оказалась нестандартной, наклейка была некоммерческая и явно «самострочного» происхождения. Мистер Буули, собственноручно проделавший все манипуляции со вскрытием, проинформировал всех, что он сам покупал две таких бутылки у мелкооптового виноторговца в Гайе, одну себе, другую в коллекцию – и сейчас момент расставания с коллекционной.

Бадюдя порто недооценил. Сам он в вине особо не разбирался; да и из головы не уходил образ девушки.

Остаток вечера прошел для Бадюди как в полусне. Когда расходились, Коксондейл незаметно ткнул Бадюдю локтем в бок и подмигнул: «поздравляю, с завтрашнего дня эти шестьдесят кусков твои». Да, собственно, пронеслось в мозгу у Бадюди – можно жить…

 

Челло ждала босса в машине за рулем. Брусе устало плюхнулся назад и захлопывая дверь, буркнул: «Премьер, шнелль»; это единственное, что Бадюдя расслышал, прежде чем Мерседес шурша исчез во тьме.

 

Все разошлись. Бадюдя сказал, что прогуляется и подымит трубкой, чтобы проветриться. Оставшись один, он вернулся в «Чартрум» и поинтересовался у паренька в баре, где ближайшее Интернет-кафе:

- Шутерз Хилл, в полумиле отсюда.

- Такси от вас долго ждать?

- Да зачем, я сам туда отправлюсь через минуту, только бокалы протру, подброшу… на байке, окей?

- Хорошо.

 

…

 

В интернет-кафе в это час было тихо. Молодежь сидела в сети, бармен встретился с друзьями и засел с ними за коллективную стрелялку. Бадюдя устроился в уголке за свободным терминалом, открыл страничку отелей на острове. «Премьер» был только в Ньюпорте. Практичная гостиница, бюджетная, часть широчайшей сети по Великобритании; немец типа Брусе, естественно, выберет эту сеть – у него все системно, предсказуемо, и деньги он швырять не любит. Бадюдя набрал номер отеля:

- Добрый вечер.

- Да, сэр, как я могу вам помочь?

- Переведите на герра Брусе.

- Сэр, мистер Брусе отъехал на поздний ужин, за ним подали лимузин.

- Но он вернется?

- Думаю, что не раньше утра. У вас к нему дело?

- Да, срочная информация, его мобильный не в контакте, - соврал Бадюдя.

- Передайте её помощнику мистера Брусе, мисс Челло Калисо. Соединить вас?

- На номер герра Брусе?

- Нет, ну что вы, сэр, - девица на ресепшн явно скучала, и в разговоре легко выбалтывала больше, чем надо, - мистер Брусе занимает большой номер на втором, у нас таких всего два, а мисс Калисо сингл на первом. Теперь я вас не соединю, у мисс Калисо международный звонок в Штаты, это надолго. Будете ждать?

- Нет, спасибо…

Бадюдя вышел на улицу. Кафе находилось вблизи железнодорожной станции, на улице стояло три или четыре свободных такси. Бадюдя выбрал то, где водитель не дремал (более того, он оказался еще и женщиной):

- Ньюпорт, «Премьер Инн».

- Окей.

 

…

 

Остановить Бадюдя потребовал, не доезжая отеля. Ему не хотелось привлекать к себе внимание и попадать на камеры секьюрити. Периметр был плохо освещен, перед стенами высажены кусты в половину человеческого роста. Зоркий глаз Бадюди отмечал все, что можно было рассмотреть сквозь неплотно прикрытые занавески. Особенно на первом этаже. Он собственно, не отдавал себе отчета, зачем приехал сюда, зачем пытается незаметно выяснить, где находится Челло. Он просто следовал какому-то реликтовому природному инстинкту. Без рассуждений. Впрочем, и все остальное он делал именно так. Но теперь случай был особый. Наконец, в торце здания, выходящем на особо плотные кусты, а также как бы специально для желающих остаться незамеченными, прикрытом еще и деревьями, разбросанными по палисаду, он заметил движение в одной из комнат. Это было единственное тускло освещенное окно. В комнате горела только прикроватная лампа. Девушка подошла к кровати, легла и взяла с тумбочки книгу.

 

Бадюдя тихо прошел к стене здания, стараясь останавливаться на несколько секунд под деревьями. Одет он был в темное, и при хилом освещении единственного фонаря, расположенного поодаль, главным являлось не показывать черно-белым камерам наличие резкого движения. Наконец, он достиг окна, и тихо-тихо постучал по стеклу. Девушка оторвалась от книги. Бадюдя улыбнулся и посветил себе в лицо экраном мобильного. Книга была отброшена, мгновенно; девушка вскочила и подбежала к окну. Щеколды были отомкнуты, и Бадюдя легко открыл английскую раму вверх.  

 

- Челло…, - он протянул к ней руки.

- Тсссс… я ждала, - маленькие кисти легли в его ладони, она неожиданно с силой потянула его внутрь, помогая забраться в комнату.

 

Впереди была целая ночь.

 

…

Часть 5

 

LONDON CALLING 

 

Бадюдя запрыгнул в автобус как раз в тот момент, когда лицо, показавшееся ему знакомым, только мелькнуло за окном паркующегося синего Форда. Закрылись двери, но тут зажегся красный на светофоре, и автобус еще с минуту простоял. Бадюдя прошел назад, чтобы разглядеть человека получше. Тот вылез, но сразу же отвернулся к задней двери, открыл её, и достал висевший на крючке пиджак. Машинально глянув на часы, он быстро натянул пиджак, и, чтобы ветерок не трепал концы, стал застегиваться. В этот момент, он поднял голову и посмотрел вверх. Бадюдя вспомнил – это было лицо дипломата из Приштины. «Его вернули, или вызвали специально? – думал Бадюдя, - нет, скорее вызвали. Приштину откачали, но нигде в новостях не было о том, выяснена ли истинная причина, или нет… значит,  не выяснена. Но вызвали его не сейчас, а чуть раньше, когда это произошло. Потому и катается он на машине, сам за рулем; а то бы брал такси... надо будет вернуться, проследить – если под вечер машина все еще будет там – куда он поедет на ночь. Выследить его, и по-возможности, вытрясти как можно больше информации!.. нет, вытряхивать из него не получится – тогда откроется, что я здесь. А я пока что считаюсь у них «скрывшимся в неизвестном направлении…»»

 

Бадюдя уже неделю как расстался с Коксондейлом. Яхты больше не было, зато были деньги – и Бадюдя честно сказал «Черчиллю», что ежедневная работа в офисе – не для него (про себя он при этом подумал – примелькаюсь – кому-то придет в голову наводить справки…) – и предложил расстаться. Получив уверения Коксондейла, что он может вернуться в любой момент, когда захочет, и что маленький студио рядом с офисом пустует – и там всегда можно остановиться – Бадюдя сердечно с ним распрощался.

 

Квартиру он нашел быстро. Зашел в паб, разговорился с милой барменшей. Оказалась,

она с Украины.  Он представился Деяновичем, сказал, что неплохо знает русский, они разговорились. Девушка четыре года назад приехала в Лондон на заработки.

Девятнадцать лет, только-только закончила  колледж в Киеве, еще не успела поработать. Но возвращаться к родителям в маленький поселок на Львовщине не хотелось, а оставаться в Киеве не было никакой возможности. Отец пил, мать вкалывала на трех работах, дома голосили младшие. Помощи никакой. Только двоюродная сестра в Лондоне, которая уже несколько месяцев звала и её туда.

 

По студенческой визе она перебралась в Лондон. Сестра встретила, привезла к себе. На следующий день началась работа - отель, в котором сестра работала супервайзером в ресторане. Первые три года проработала официанткой, параллельно подрабатывая во всех возможных местах, потом заменила сестру после отъезда последней на родину. Взяла  кредит в Англии.

- Они спрашивали, подо что беру кредит. Потому что если покупаешь дом или машину, они берут в залог твое имущество, если оплачиваешь учебу, перечисляют деньги на счет колледжа. Сказала, что выхожу замуж, нужны деньги на свадьбу. Будем отдавать вместе с мужем. Несколько банков обошла. Получила десять тысяч. Сумасшедшая сумма. При зарплате 250 фунтов в неделю, большую часть отдаешь банку, а потом приходится сводить концы с концами, выкручиваясь с оплатой текущих счетов. А студенческая виза заканчивается, и я поняла, что придется скоро возвращаться домой.

- И?

- Я познакомилась с молодым американцем – он мечтает жениться на девушке из Восточной Европы. Ему двадцать семь - он абсолютно серьезен, и мы друг другу понравились. Он нашел здесь работу, наши отношения близки и открыты, и завтра мы перебираемся на квартиру с отдельной спальней. Через пару недель у нас скромная свадьба, и, если вы готовы внести за квартиру за пару месяцев вперед, я познакомлю вас с хозяйкой.

- Конечно, да…

 

…

 

Хозяйка квартиры, Фэй, дама за тридцать, смотрела на Бадюдю сквозь затемненные очки.

- Деянович… Я бывала в Хорватии, отдыхала в Дубровнике в девяностых – мы тогда еще только поженились с моим бывшим мужем. Денег было немного, а там номер в отеле делюкс стоил 500 фунтов в неделю с полупансионом. Дешевле ничего не было, тем более, что перелет и трансфер включены.

- А (усмехнулся он) «Президент». А я, мадам, боснийский серб…

- Да, именно! А… я вас задела? Извините, но для меня как то нет разницы – вы оттуда, а это определяющее. Знаете, ведь раньше была Югославия, Тито и все такое… у мужа были египетские корни, он очень чтил президента Насера, ну вы помните, неприсоединившиеся страны, так это называлось.

- Да. Югославия была и моим домом. А потом все расползлось на куски. Военные действия, вывод войск… представляете, то, что было Родиной – просто растворилось…

- Что вы будете делать?

- Я буду писать. Так пока, записки, но возможно что-то путное получится.

- А, так вы писатель…

- Ну не совсем. Просто за прожитые годы скопилось много впечатлений, они постоянно крутятся в моей голове, и им нужен выход.

- Тогда Лондон для вас (похоже, она заинтересовалась мной, мелькнула мысль

у Бадюди), - дама сняла очки, посмотрела сначала ему в глаза, потом опустила взгляд и продолжила, повернув голову к окну:

- Когда то и я считала, что Лондон – это мечта. Знаете, я тоже пыталась писать. Прежде всего о Лондоне. Он представлялся мне слоёным пирогом, и я хотела показать это во всей полноте, и одновременно найти свой собственный выход из этого города-лабиринта, из его стен, образов, библиотек, политики. Но проблема в том, что как только вы подсаживаетесь на иглу Лондона, вы не можете с неё соскочить. Вам некуда деться! Мечта, о которой вы говорите, не имеет выхода. Я поняла, что ничего не выйдет. 

- Как жалко (он решил подыграть ей)… 

- Нет, поверьте - с момента переезда в Лондон вы всегда будете иностранцем, где бы вы ни находились. Это, как сделка на неравных условиях; подписывая сделку с Лондоном, человек получает право навсегда исчезнуть здесь, раствориться, стать микроскопической шестеренкой этого огромного механизма с полной уверенностью в том, что серо-желтое животное никогда не захочет узнать, в какую сторону крутится эта шестеренка и крутится ли она вообще… 

Она еще раз взглянула на Бадюдю. Деваться ему было абсолютно некуда. Путь для отступления был перекрыт – отказаться сейчас – значит искать другую квартиру, непонятно, на кого там нарвёшься, начнут проверять… и даму обижать не хотелось – ведь ей требовалось в этот момент так мало…  

Оба встали одновременно, чтобы через пару секунд упасть на разложенную рядом постель. Аромат духов, терпкий запах её нижнего белья, ураган распущенных волос вскружили ему голову, заставляя позабыть яхты, синие Форды и даже филиппинскую девушку Челло… 

 

… 

 

 

Итак, квартира досталась ему с умопомрачительной «скидкой» - за первый месяц с него не взяли ни пенса. Но предупредили об оплате коммунальных платежей. Он попытался убедить Фэй, что она может не беспокоиться ни о том, ни о другом, но она твердо стояла на своем – только коммунальные платежи. Ну что ж, так – так так.  

 

Дом находился недалеко от Ватерлоо, в Клапэме. Квартира была на третьем этаже, и по конструктивной особенности здания, построенного в середине семидесятых, практически изолированная. Соседи за стеной, с единственной стороны (а это уже был соседний подъезд) – были на пол-уровня ниже. Идеальное уединенное местечко, если не сталкиваться с другими жильцами – «половина квартир пустует» - радостно заявила Фэй, явно предвкушая дальнейшие встречи. Главное, пустовала социальная «консьержская» у входа – «значит, меньше ежедневных любопытных глаз» - подумал Бадюдя.  

 

Прежде, чем покинуть его (ей надо было в офис в Гилфорде, где у нее на пару с подругой была риэлтерская контора), Фэй успела выболтать ему о себе практически все. С мужем она была в разводе уже тринадцать лет, он перебрался в Америку, где у него другая семья; она самостоятельно воспитала сына, которому уже шестнадцать и он учится на инженера в Саутгемптоне. И, у нее есть собственные пол-дома в Хэйзелмире, где она и живет. 

 

После этого она упорхнула. Он помахал ей из окна кухни, а когда её синий «Гольф» скрылся за поворотом, вернулся в комнату, прибрал постель, набил трубочку и открыв окно, уставился на задний двор. 

 

Через пустырь, заросший кустарником, виднелись дома, "вышедшие из употребления". Видимо, участок был под снос, но не найдя соответствующего девелопера, местные власти уже несколько лет заботливо сохраняли их в руинном состоянии. «Английские контрасты», - подумал Бадюдя – «при этом, станция метро в десяти минутах ходьбы».  

 

… 

 

В Сити Бадюдя прибыл под вечер, предварительно арендовав мотороллер в прокате поблизости от своего нового обиталища, в Баттерси. Веспа 250, достаточно мощная, маневренная и удобная, двести фунтов в неделю, пятьсот фунтов депозит. Отличная возможность передвигаться, не завися от пробок, такси и давки в метро. Если только погода не подведет. 

 

Сити, с его нежилой, сюрреальной пустотой после пяти тридцати вечера, был неуютен. Основная масса офисного планктона уже схлынула, большинство припаркованных машин тоже. Форд с номерами ДК09ХЗФ стоял там же, где его оставили в полдень. Бадюдя уже сорок минут сидел в забегаловке на углу, допивая второй кофе, и листая последний «Мир садовника», предусмотрительно купленный для отвода глаз. Статья про выращивание помидоров привлекала сочными фотографиями и толковала не только о том, как правильно их выращивать в британских условиях, но и о том, как правильно их есть. 

 

Сзади на номерной знак Форда Бадюдя посадил на суперклей неприметный маленький китайский радиомаячок выломанный им из детской сигнализации, купленной в первой попавшейся «Материнской Заботе». При радиусе действия в 300 метров, это было идеальным средством не потерять «подопечного» из вида, не попадаясь тому особо на глаза. 

 

Прошло еще пять минут, и датчик запищал – значит, объект тронулся. Бадюдя бросил журнал на столике, быстро вышел из кафе, успев заметить отъезжающий в ста метрах от него Форд, и оседлал свой мотороллер. 

 

«Неплохо было бы еще узнать, откуда он на самом деле вышел…», - думал Бадюдя, следуя за Фордом. Машина простояла припаркованной около  Института Городского Планирования – возможно, по линии госпомощи Косову они что-то делают… - а может, это просто прикрытие. 

 

Ехать пришлось недолго, километров шесть. Уайтчепель, Майл Энд, Стратфорд и наконец, Илфорд. Покрутившись по Илфорду, машина припарковалась у крайнего дома на углу Агнес и Кеннет. Бадюдя остановился метрах в ста, у пустыря, через который хорошо было видно, в какой дом зашел вышедший из машины человек. Бадюдя постоял еще минут пять, потом сделал один круг по району, вернулся, постоял минут десять, сделал второй круг. Форд все еще стоял там, где его оставили. Бадюдя подъехал ближе, и не снимая шлема, остановился, чтобы «достать из кармана мобильный» - на самом деле, он посмотрел с улицы в окна домика. Свет горел только на втором этаже, и судя по отблескам, там работал телевизор. В окне первого этажа никаких признаков наличия людей и движения не было.  

 

«Ну вот и всё на сегодня», - теперь Бадюдя знал, что человек живет один, и знал его адрес. 

Можно было отдохнуть до завтра, а утром «наведаться в гости», после отъезда хозяина в офис. Бадюдя оглядел близлежащие дома – в соседнем света не было вообще, а окна и входная дверь были опечатаны желтым скочем. Значит, дом пустует давно. В доме напротив, через дорогу тоже никого не было, и у входа стоял на подставке-раскладушке стенд «СДАЁТСЯ!». Это хорошо; вряд ли Бадюдю кто-то заметит завтра утром, когда ему придёться проникать в интересующий его дом. Пока он крутился вокруг, Бадюдя заметил достаточно большую бюджетную гостиницу неподалёку – «Трэвелодж». В неё он и направился переночевать. 

 

… 

 

Бадюдя спрыгнул с забора в садик. Дом был не новый, растениям в садике соответственно, тоже было немало лет – лишние ветки явно не удалялись годами. Немного им платят, подумал Бадюдя, раз даже на садовника не раскошелился. А еще хуже, что живешь один. Нет тебя – значит никого в доме – была бы семья, всё бы было сложнее. И как его до сих пор не ограбили…

 

Если у проживающего и установлена сигнализация, то только на вход и на объем с улицы и с сада на первом этаже, и видимо, на открывание окон на втором. Вообще, англичане – достаточно расслабленные цивилизацией люди – и обычно, в скромных домах развитая система безопасности, как правило, отсутствует.

 

Подходя к двери с кухни в садик, Бадюдя пригнулся – на всякий случай – вдруг на противоположной стене стоит датчик на движение с фотоэлементом.

Присев, он на корточках перебрался к окну гостиной, чуть высунув голову, осмотрел окно. К окну, на его удивление, не шли никакие провода. Датчиков на стеклах не было!

 

Гостиная была сквозной. Невысокое утреннее солнце освещало большую часть комнаты со стороны сада. Бадюдя присмотрелся – на противоположном окне, выходящем на улицу, были датчики на каждом стекле. Защита от уличных хулиганов, подумал Бадюдя. Со стороны сада, скорее всего, никто и никогда не проникал в это дом. Расслабился хозяин…

 

Бадюдя ещё раз выглянул. Ручка внутри оконной створки была повернута – практически окно было только прикрыто. На подоконнике внутри стояла пепельница с парой окурков – видимо, вчера англичанин открывал окно и курил, наслаждаясь свежим вечером. Тем лучше. Бадюдя уперся руками в створку и толкнул окно – мягко, но сильно. Створка поддалась. Усевшись на подоконник, Бадюдя натянул на обувь сверху мягкие бумажные шлепанцы для душа, предусмотрительно захваченные из гостиничного номера. Зачем оставлять следы подошв в доме…

 

Наконец он был внутри. Осмотрелся. В гостиной, помимо наружного окна, больше никаких датчиков не было. Он выглянул на кухню – на стеклянной двери датчики были, но не на объем – те отсутствовали также, как и в гостиной. Бадюдя аккуратно переместился в коридор. В коридоре дачтики объема опять же отсутствовали. Лестница на второй этаж никак не охранялась.

 

Бадюдя поднялся наверх. Спальня выходила на улицу – он мельком заглянул внутрь – кровать не убрана, на тумбочке рядом опять пепельница, около подушки – пульт Д/У; понятно, что накануне англичанин смотрел ТВ в спальне. Кабинет выходил в сад, и был самым ценным помещением в доме – все стены были заняты книжными полками. Письменный стол венчал открытый ноутбук, кресло было явно антикварное, потертого и местами почерневшего светлого дерева, с красной кожаной обивкой, прибитой к дереву медными мебельными гвоздями с фигурными шляпками. Похоже, кабинет хозяин любил, ценил и использовал больше всего – проводя здесь, по-видимому, основную часть домашнего времени. Да он еще, видимо, и писатель, - подумал Бадюдя. Тем ценнее будет содержимое его ноутбука.  

 

Бадюдя уселся в антикварное кресло, подкатился к столу и достал набор часовых отверток, считывающее устройство для винчестера и наладонник.

Ноутбук был старый IBM, явно конца девяностых – видимо, личный ноут владельца, иначе бы англичанин таскал его с собой в офис.

 

Ввиду почтенного возраста ноутбука, гарантийных стикеров, закрывающих отсеки, уже не было и в помине. Бадюдя вытащил винчестер, вставил его в нехитрый китайский девайс, и скромные пару гигабайтов за несколько минут были перелицованы в наладонник. После чего винчестер был возвращен на место, как и сам ноутбук. Бадюдя еще порылся в бумагах, но ничего приметного для себя не нашел и, бережно восстановив обстановку в «первозданном» виде, покинул кабинет.

 

Проделав все мероприятия в обратном порядке, Бадюдя прикрыл за собой окно гостиной, быстро миновал сад, покинув его прежним способом, и уже через десять минут оседлав мотороллер, оставленный в квартале от дома, отправился к себе в Клапэм.

 

…

 

 

«ЗАПИСКИ» АНГЛИЙСКОГО ДИПЛОМАТА

 

«Если возьмем восьмидесятые годы двадцатого века, то мы реальных успехов по проникновению в государственный аппарат Югославии не имели. Мой босс, правда, рассказывал байку, что у нас есть очень хороший источник в Белграде... Но американцы дали мне понять, что то, что выдавалось за успех, была операция по подставе – и сербы практически десять лет морочили нам голову. В то время мы работали против СФРЮ с территории пограничных с ней стран, которые и вербовали агентуру из числа недовольных (косоваров), а те выполняли роль вербовщиков граждан СФРЮ.»

 

«Я не думаю, что Югославия развалилась исключительно из-за внутренних противоречий, как не думаю, что произошедшее - исключительно результат а "стремления народа к свободе". Мы этому помогли, и немало; американцы, правда, сделали еще больше… Идёт очередной передел мира.

Мы должны остановить сербов. Думаю, что вопрос о Косово - принципиальный для сербов вопрос. Это вопрос о том, будет ли Сербия - Сербией. Нельзя допустить, чтобы сами сербы решали его в ту или иную сторону. Через это мы вынужденно используем албанцев – они реальный противовес сербам, оттягивающий все сербские силы и энергию. Пока кровоточит эта рана, мы ведём раненого туда, куда нам надо. Если сербы решат оказаться от борьбы за Косово, а вступление в ЕС это предполагает, то можно будет утверждать, что с Сербией покончено, и с сербами тоже. Не завтра, но через поколение-другое это проявится.»

 

«Западная политика сегодня,  в принципе, ни антисербская, ни прохорватская или промусульманская. Нелепо и предполагать, что нас вдохновляет перспектива образования исламского государства… - иракские, афганские события и подготовка к иранской кампании требует консолидации наших сил. Но в Косове мы создаем оплот, базу, откуда удары по Ближнему Востоку будет проще и координировать, и питать.»

 

«С 1984 года американцы и мы действуем в соответствии с секретным документом "Политика США в отношении Югославии" (NSDD 133), в котором предусматривается "тихая революция", а затем интеграция Югославии в неолиберальную экономику свободного рынка.

На территории бывшей Югославии отрабатываются модели трансформации "постсоциалистических" экономических, политических и социальных систем в рамках "переходной экономики". Американцы предупредили сербские власти, что они не допустят использования силы с целью сохранения федерации. Славянские народы занимают на земле больше места, чем в истории. НАТО и впредь должно оставаться мировым полицейским, который готов защищать интересы Запада далеко за пределами собственной географии. Наша задача - глобализация функции НАТО, размещение его "бастионов" далеко за пределами Запада.  Наши теле- и радиокомпании, газеты и Интернет должны и дальше использоваться для  проведения беспрецедентной по своим масштабам информационной кампании, причем не следует для достижения наших целей гнушаться большим количеством недостоверных фактов, а порой и откровенной ложью.»

 

«Я выезжаю наконец, для работы непосредственно в Косово. Официально, под прикрытием УНМИК. Командировка от Института Городского Планирования при спонсорстве Агенства "Трест Косово", KTA, отвечающего за приватизацию госсобственности, то есть по линии УНМИК.»

 

«Прибыл. Короткое первое впечатление, об аэропорте – как и каждый аэропорт в бывшей Югославии, этот находится в нескольких милях от города. Холодный промозглый туман, пронизанный запахом угля. Такой горький запах бурого угля. Ужасные дороги. Балканские водители. Дыра. Всё место как есть, дыра. Полуразвалившиеся церкви за колючей проволокой. Уродливые здания, как мне и рассказывали. Эта, архитектура семидесятых и восьмидесятых, блочные многоэтажки… Везде эти продавцы сигарет, дюжины. Прошелся по улице – они на каждом углу. Зашел в ресторан – просидел там около часа – мимо прошли семь или восемь человек за это время.»

 

«Боже, как здесь обожают американцев… почему я родился не в Штатах? Выбор автомобилей от УНМИК – Лендровер, Лендровер и еще раз Лендровер… как же это затрахало. Косовская приватизация – на примере бывшей коммунистической гостиницы – в комнатах сквозняк, грязные драные полотенца, туалет течёт. Уродина-скульптура, абстрактная, из семидесятых. В фойе проведен ВайФай – там всегда собираются группки людей с лэптопами, курят, курят, пьют бесчисленный кофе и опять курят (я заметил, что сам начал привыкать…) . Ощущение, что вот-вот что-то случится. А это приватизация. В следующем году она должна быть завершена – триста комнат, расположение в центре города, ух, - кто хочет быть новейшим отельером в новейшей Европейской стране? В очередь!..»

 

«Почему все ещё продолжают говорить о русских десантниках? Я думал, американцы их прогнали… Власти в Косово должны бороться с правительственной коррупцией, смещая «прикормленных» функционеров – это Рёйтер заявляет. Да тут все «прикормленные». Хочешь жить хорошо – будешь прикормленным. Страна должна прогрессировать и стремиться к стандартам ЕС. Долго она еще будет прогрессировать. Наши американские друзья, по-моему, нарыли какой-то местный канал, и сидят на наркотраффике… У меня тоже есть здесь связи.»

 

«Приезжает какой-то странный русский. Получил инструктаж, как с ним общаться. Важный дядька – представитель какого-то очень нам нужного нового русского "олигарха". Мы отслеживаем этого русского с девяностых, но никак не зацепим его работать на нас. Когда он жил у нас, к нему четыре раза засылали газовщиков, ставили аппаратуру – безрезультатно. Подкатывали ребята из военной разведки, "разводили" на поставки в Ливию… говорят, он прикинулся дураком, - я не я, - два раза они с ним общались, возили в ресторан… - бобы об стену – он не "колется". У меня до чёрта полномочий по отношению к нему. Уже три раза отрабатывали, что и как я ему буду говорить. Он приедет смотреть электростанцию. Если у меня ничего не получится, есть распоряжение сдать его американцам – ребята отвезут его в Бонд-Стил, там то он долго не протянет – там ребята с Ирака работают – паинькой любого сделают».

 

«ФАК! Я лежу в местном американском госпитале. Эта русская свинья оказалась такой сволочью. Поговорить не получилось – я проник в его номер, он треснул меня стулом по голове – вот и поговорили. Сербы с помощью этого русского организовали диверсию; пол-города затопило, электростанция не работает, американцы несколько дней откачивали воду. Русский исчез именно в этот день; мы объявили его в розыск по всем постам. Он не вылетал с аэропорта, вроде бы его видели в Хорватии (сербы помогли переправить, почему наши не сказали, что он сотрудничает с сербами?..) – дальше уже не знаю, его "ведёт" Центр. Приметы разосланы по всей сети».

 

«Мне предложили вернуться и курировать "Новый Сербский Форум". Через него мы устраиваем регулярные поездки сербских специалистов и ученых в Венгрию для бесед с западными экспертами – наша задача введение в жизнь  плана "общества после-Милошевича", подготовка "плана действий" будущего прозападного правительства и "реинтеграции Югославии в европейскую семью"…»

 

…

 

Эх, куратор, куратор, - подумал Бадюдя, перечитав «дневничок» еще раз. Примитив, однако. Впрочем, Приштина в понимании спецслужб, видимо не то место, куда командируют одаренных. Надо было ему врезать еще, - продолжал размышлять Бадюдя, - поумнел бы быстрее, за одного битого двух небитых дают… 

Помимо дневника, в памяти было еще много чего более интересного – явно вышедшее не из под руки владельца. Копии обзоров по Косово, несколько документов с пометкой “FORYOUREYESONLY” (да, недалекий человек, кто ж такое в домашний комп передувает… всплывёт эта инфа, свои же ему вставят). Данные, доставшиеся Бадюде без особых трудов (он окрестил это про себя «походом в гости»), будут представлять очень большой интерес. 

Надо будет передать их. Вот только кому?.. «Стукануть» местным? Ну, если бы стоял вопрос втереться в местные службы – то данные, даже правильно «поданные», ничего еще не гарантировали бы. Англичане могут ведь и «наказать» Бадюдю, попади он к «неправильному» человеку с узким взглядом – а правильного контакта у него здесь не было. Та же история была бы с американцами – хотя в понимании Бадюди, у них взгляд на мир заведомо шире.  

Можно было бы сходить к «соотечественникам» - второй номер программы. Но, отдавая себе отчет в собственной «нестопроцентной благонадежности» с точки зрения отношений с Родиной, Бадюдя понимал, что даже будь он «обласкан и принят», сердце его всё  равно будет «в ином месте», хотя информация, которой он располагает, стоит не одного года работы «корпоративно засланного казачка». 

Итак, и разум, и сердце опять ставили на первое место бывшую Югославию. Но передача сведений туда будет делом непростым. Просто звонок Зорану, учитывая, что тот на Кипре, а Кипр «под колпаком» - это гарантированный перехват. Надо будет придумать какой-то иной способ оповещения, не привлекающий к себе внимания. Электронную почту ведь тоже будут смотреть.  

Решение наконец стало сформировываться в его голове. Разбить вопрос оповещения на несколько этапов, с использованием отвлекающих маневров, и вести разговор не в одной переписке, а через форумы, социальные сети итп. И, что немаловажно, необходимо, чтобы не повторялся IP-адрес, хотя бы со стороны Бадюди. Устрою себе небольшое виртуальное путешествие, подумал он. 

 

… 

 

Первым этапом плана было оповещение о себе в ненавязчивой форме не вызывающей подозрений. Бадюдя полистал в сети странички, задав поиск на форумы по яхтам; часовое перелистывание показало, что только у трех яхтинг-брокеров на сайтах предусмотрены форумы для общения. На одном Бадюдя зарегистрировался из дома под псевдонимом OldDitch; при этом там же он нашел раздел «Яхты, построенные до 1990» и в общей ветке, в которой обсуждение уже перевалило за сотню страниц, затеял вопрос, продается ли кем-либо однотипная с «Принцессой Адриатики» яхта, выведя при этом «Принцессу Адриатики» в тему поста. 

 

Переждав несколько часов, когда в Лондоне уже было 18:00, Бадюдя, зайдя на другой яхтенный форум через американский анонимный прокси-сервер, зарегистрировался там как Деянович, проживающий в Сиэтле; затем поиском в Гугле нашёл первый форум, зарегистрировался там тоже как Деянович из Сиэтла (оба раза Бадюди использовал открытый им еще десять лет назад американский мэйлбокс на АОЛ, на который кроме спама ничего не приходило - но Бадюдя заходил туда иногда, чистил спам – так что «мыло» было вроде как бы «живое»). 

 

На следующее утро Бадюдя отправился на вокзал Ватерлоо; там он устроился в кофейне «Старбакс», где имелся ВайФай – и с ранее использовавшегося им еще в России веб-мэйла написал Зорану на gmail: «Отлично отдохнули в Дубровнике. Тут знакомые спрашивают, а где еще типа принцессы продаётся, или она одна такая неповторимая…». 

В подписи у Бадюди значился линк на его страничку в «Одноклассниках». Порывшись в сети, Бадюдя нашел фото похожей яхты, «склеил» своё собственное изображение с найденным фото (мастерство не пропьёшь…) и поместил у себя в «Одноклассниках», озаглавив «Принц Адриатики». Через сутки модератор, конечно, порежет это фото, так как скорее всего, его намётанному глазу сразу откроется, что это компилляция; но, учитывая, что Зоран прочтёт почту раньше – он успеет оценить фото – а если он выставит оценку, значит он всё понял. 

 

Вернувшись домой, Бадюдя, опять через подставной прокси, открыл «Одноклассники». Такой ход не позволял ни вносить изменения, ни писать сообщения, но видеть свою главную страницу с оценками – вполне. Фото было оценено. Несколько оценок было из «ниоткуда», но одна – от не то что одноклассницы, но девочка с такой фамилией училась на пару классов младше, когда он заканчивал школу. Папа у девочки был серб, мама русская. Никто с тех пор о ней никогда ничего не слышал. И до этого, в социальных сетях она не «просматривалась». Вот «этот» человек, только что зарегистрировавшийся в «Одноклассниках» (без единого фото, естетственно) – также оценил Бадюдино фото. Значит, Зоран всё понял и можно искать его на форуме. 

 

Зоран был креативщиком ничуть не меньше Бадюди, он зарегистрировался как “ZTowage” (что с одной стороны, намекало на общеморскую специфику, буксировочный бизнес и т.п, а с другой – на некие «греческие корни»; в целом, появление грека из судоходства на форуме по яхтам – весьма логично – какой же греческий судовладелец не любит хорошую яхту, и не знает в ней толк… а в итоге, этот псевдоним был всего лишь производное от «Зоран Тович»). Так что, на поверку выходило, что некий экс-югослав из Сиэттла (наверное, брокерит для какого-то американца) общается со знающим греческим гуру по тихому «прощупыванию» рынка продажи яхт. Отличная легенда. 

 

На форуме был затеян следующий диалог: 

 

ZT-«А почему вас заинтересовала именно «Принцесса Адриатики»?» 

OD-«Не меня, а моего клиента – он как-то был на борту, еще в девяностые – остался под большим впечатлением.» 

ZT-«Однотипной яхты, к сожалению нет, но можно будет поговорить о строительстве новой – проектную документацию мы найдем. Вашему клиенту хотелось бы чего-то специфического?» 

OD-«О, да! Вопрос по интерьерам, отделке и обеспечению дополнительными устройствами. Это отдельная история.» 

ZT-«Мы можем предложить вам заказать интерьеры у итальянского дизайнера.» 

OD-«Спасибо. Но мы тут поработали немного с нашими, в Америке – получилось ничуть не хуже. Вы это по достоинству оцените…» 

ZT-«Хотелось бы взглянуть; сможете передать электронной почтой?» 

OD-«Нет, там очень большой объем.» 

ZT-«Вышлите курьером, курьерская почта отлично всё доставит». 

OD-«Здесь тоже небольшая загвоздка. Дизайнерские документы уникальны. Не имею ничего против курьерского сервиса, но хотелось бы лично в руки, вы понимаете…» 

ZT-«А вы сейчас в Штатах, как я понял. В Греции проездом никак не собираетесь быть?» 

OD-«В ближайшее время буду в Англии.» 

ZT-«У меня есть надежный знакомый; он преподаёт в Оксфорде – сможете передать ему? Кстати, и покажите даже ему всё, что у вас есть – у него весьма продвинутый вкус и тонкое чутьё на эти дела – оценит по достоинству.» 

OD-«Оставьте, пожалуйста его контакты.» 

ZT-«Да, конечно, сейчас отправлю вам в личные сообщения.» 

 

… 

Лондонский вокзал Паддингтон – место весьма историческое и заслуженное. Часть основных станционных сооружений датируется пятьдесят четвертым годом девятнадцатого века, а проектировал их легендарный Брунель. С шестьдесят третьего года, под вокзалом появилась одна из первых станций лондонского метро. Бадюдя, которому в прошлый приезд в Англию не выпало оказии побывать в Паддингтоне, специально остановился у памятника Брунелю. Еще с детства Бадюдя был наслышан о великом англичанине, так как интересовался пароходами. «Грейт Истерн», как «Грейт Вестерн» и «Грейт Британ», всегда вызывали у него восхищение талантом Брунеля, который, будучи известным железнодорожным инженером и мостостроителем, не задумываясь перенес принципы создания металлоконструкций в судостроение.  

 

Билет Бадюдя взял на скорый поезд, но ехать предстояло тем не менее, целый час. 

Оксфорд за последние десяток лет порядком стерся из бадюдиной памяти, и он решил, что покупка карты для пешей прогулки не помешает. В итоге, Бадюдя приобрел целый каталог, включавший и карту, и описание всех архитектурно-исторических достопримечательностей Оксфорда – чтобы занять время в пути. 

 

Поезд шел мимо аккуратных английских полей, по краям которых торчали деревца,  сменяющиеся речками и речушками, где-то вдалеке виднелись холмы. Иногда дорога приблежалась к этим холмам, прорезала их, пробегая под старинными девятнадцатого века кирпичными мостами с ровными арочными пролетами. Мягкий ход пневматической подвески убаюкивал, и бодрствование возвращалось только, когда состав шурша и постукивая, пролетал станции. 

 

Очнувшись, Бадюдя принимался снова и снова листать каталог.  Ему повезло. Он ехал один, в его «отсеке» больше пассажиров не было. Учитывая, как он устал за последнюю неделю, полдороги Бадюдя всё же проспал. В остальное время, он несколько раз прикинул, как лучше пешком дойти от станции до Лекфорд Роуд. Неблизкое расстояние, но Бадюдя в целом всю жизнь был привычным к пешим броскам человеком (по молодости, он вообще проходил спокойно пешком от Колхозной площади до Ярославского шоссе и обратно за три часа – сейчас, конечно, время было не то; но и растояния стали меньше). Тем более, что Бадюде захотелось вспомнить старое и еще раз зайти в букинический «Оксфам», где десяток лет тому назад он купил три очень милые английские гравюры. Если магазин был всё ещё там, на Сент Джайлз… 

 

… 

 

ОКСФОРД 

 

Когда вы сходите с поезда на станции Оксфорд, буквально в следующие несколько минут вы понимаете, что сделало этот городишко таким популярным для школяров, писателей, и отпускников – и почему так продолжается уже почти тысячу лет. Начавшись от места переправы скота, в восьмом веке (от переправы, кстати, и происхождение имени «Оксенафорда») город стал интенсивно расширяться от монастыря Святой Фрайдсвайды. Итак, за прошедшие века, город вырос в причудливое смешение стилей, кухонь, магазинов, музеев, кинотеатров, рынков. Не говоря уже об одном из самых известных  в мире Университетов. 

 

Бадюдя приехал во внеурочное время. В колледжах шли занятия, о чем красноречиво свидетельствовала тишина и орды припаркованных у старинных стен велосипедов – этого основного средства передвижения не только оксфордовских школяров, но и их  

преподавателей. Впрочем, это даже к лучшему. Меньше внимания будет уделено предстоящей встрече с профессором. Надо было бы тоже озаботиться прокатом велосипеда, но Бадюдя это промухал, впрочем, сейчас он шагал с наслаждением, так как день выдался спокойным и ясным – и прогулка эта только прибавляла бодрости после вагонной дрёмы. 

 

Его книжный магазин из воспомианий, конечно же, был там, где и раньше. Ну а от магазина было еще минут десять обычной ходьбы до Лекфорд Роуд. Еще через некоторое время он нажал звонок на входной двери. 

 

- Да, кто там? - ответил женский голос с неанглийским акцентом. 

- Профессор Самарджия дома? – перешел на сербский Бадюдя. 

- Конечно-конечно! Я открываю; подымайтесь на этаж выше – он вас ждёт. 

 

Доктор Милан Самарджия был человеком в летах. Но держался он прямо, как говориться, «в кителе, застегнутом на все пуговицы» - выглядел строго, но улыбался весьма радушно и добродушно; во всяком случае, для Бадюди.  

 

- Вы, как я понимаю, непосредственно от Зорана. 

- Да. 

- Прекрасно. Давно с ним не виделся. Впрочем, и на Родине давно не был. Всё, знаете, не судьба. В начале девяностых я закончил работу в О.О.Н., и, хотя можно было остаться в сферах, близких к международным организациям, предпочёл преподавательскую стезю. Бывшая Югославия – весьма актуальный аспект; и вскорости, мне предложили прочесть курс лекций в Оксфорде; а потом ещё, и ещё… Я посоветовался с друзьями – и остался. В этом есть польза как для меня, так и для них… но, давайте лучше сконцентрируемся на вашем вопросе. Кофе не хотите, кстати? 

- Спасибо. 

- Спасибо да, или спасибо нет? 

- Нет. 

- Тогда я предложу вам прогуляться. К велосипеду как относитесь? Я за проведенные здесь годы так к нему привык… 

- Составлю вам компанию. 

 

- В доме и стены с ушами, - заметил профессор, когда они, держа велосипеды за руль, выкатили их на улицу. 

- Я не сомневаюсь, профессор. Тем более, учитывая ваше долгое здесь нахождение. 

- И не только. Я являюсь рупором в защиту Югославии, какой она была, и, соответственно, критиком западного режима. Я издал несколько работ уже здесь, на эту тему. Они многим не нравятся, но, так как с истиной спорить сложно, скрепя зубы, их публикуют. Лучшего специалиста у них всё равно нет. Вот скверик, давайте присядем на лавочку. 

 

Они учтроились на самом открытом и просматриваемом месте – но за то, гарантированно их никто не смог бы слушать, оставаясь незамеченным. 

 

- Вы знаете, - продолжал Самарджия, когда они устроились, - я работаю с местными журналистами. Так как даю им «догадки», которые от местных политиков или «служб» они вряд ли получат… Более того, с помощью информации с «полей» (спасибо Зорану и компании, но не только им) – британские СМИ теперь знают всё о собственных основных секретных агентах. Вот, например, Лоудхолл. Его публикации полны ссылок на «агента МИ-6 из Приштины», на «югославские источники секретных служб», на «человека из ЦРУ», который помогал готовить государственный переворот, на «агента секретных служб американского флота» и так далее. Он цитирует доклады сербских секретных служб, он знает, кто является руководителем генерального штаба британского министра обороны, разработавшего стратегию свержения Милошевича. Он знает, что телефонные разговоры британского министра иностранных дел прослушивались. Он знает, кто является агентами русских секретных служб, сопровождавших Евгения Примакова, русского премьер-министра, в Белград во время бомбардировок НАТО. Он знает, в каких комнатах посольства Великобритании есть микрофоны, и где находятся югославские шпионы, которые слушают дипломатические разговоры. Он знает, что член комиссии по международным отношениям Палаты представителей США является в действительности агентом секретных служб флота. Неплохо… Но, это уже история. Вы знаете, решения секретных служб часто принимаются без полного согласия министров. ЦРУ, например,  эскортировала делегацию Армии освобождения Косово до Парижа для переговоров в Рамбуйе перед войной, когда НАТО бросило Югославии ультиматум, зная, что он не может не быть отвергнут. Теперь уже общеизвестно, сто США создали стратегию по выставлению кандидата Воислава Коштуницы для объединения оппозиции. Основной его козырь – неизвестность широкой публике. Стратегия включала также государственный переворот, тщательно подготовленный, который и произошёл как и предусматривалось. О, там по-актёрски всё было представлено западному телевидению как стихийный «народный» подъём, а в действительности это была банда хулиганов, очень жестоких и хорошо вооружённых, управляемых мэром Чачка Иличем. Именно конвой Илича длиной в 22 км перевёз оружие и команду спортсменов до здания федерального парламента в Белграде. Вот вам и «народная революция», которую так наивно представляли СМИ всего мира. 

- Вы страшный для них человек, профессор… 

- Не бойтесь за меня. Второму инспектору Морсу не придётся выезжать в Оксфорд, чтобы раччледовать еще одно убийство преподвателя Университета. Я, конечно, их заложник, но также работаю, как обратный канал – мы иногда сливаем британцам дозированную информацию – это помогает «держать их в теле и в тонусе». Потом, я никуда отсюда не собираюсь – а пока я у них под присмотром – всё спокойно. 

- А связь со «своими»? 

- Я никогда не повторяюсь. Может быть, периодически, через раз. Вот сейчас приехала внучка – студентка из Штатов. Учится она там недавно, но суть не в том – возвращаться она будет не в Белград, а в Штаты. Вот она нам и поможет на сей раз, дальше канал есть. 

Тем более, что приехала она с американской подружкой – так что никто и не будет интересоваться, что едет в рюкзачке у американки... Кстати, что у нас там? 

- Сборник под названием «что, как и кому не надо говорить». Наш подопечный потрудился на славу. Некоторые из этих документов будут стоить чьего-то кресла (не одного) как по эту сторону Атлантики, так и по ту, если это вылезет в их СМИ. И не только. Им придёться прекратить финансирование части своих работ – если не навсегда, то на продолжительное время. Причем не только по Косову. Белград, Загреб, Подгорица и Сараево – тоже входят в этот список. Трибуналу в Гааге можно будет взять каникулы… 

- Ваш источник не пострадает? 

- Думаю, нет – он просто тупо копировал это себе в компьютер. Документы не за его подписью – он еще до подписи не дорос. 

- То есть, позже можно будет ему напомнить, как вы «сохранили ему жизнь». Что ж… клиента надо выращивать на перспективу… К нам на кофе не зайдёте? 

- Нет, профессор, сейчас будут возвращаться студенты – лишние глаза, видевшие меня с вами ни мне, ни вам ни к чему. 

- И то верно. Давайте прощаться. Зоран даст знать, что всё прошло удачно с передачей. В остальном, следите за прессой.  

 

… 

 

В Оксфорде Бадюдя задержался. Помимо книжного, ему захотелось также зайти и в городские музеи. Два из них отняли у него еще три часа. Затем он взял в прокат на пару часов велосипед и ещё поездил по городу. В церкви Фрайдсвайд он задержался, чтобы послушать пение местного хора. Под вечер, после позднего обеда в «Кафе Руж», Бадюдя понял, что трястись в поезде ему совсем неохота, да и до станции идти пешком и ждать там поезда было в лом; так что, учитывая, что шёл восьмой час вечера, недолго думая, он устроился на ночлег в «Тауер Хаусе». 

 

… 

 

 

Бадюдя прибыл в Лондон ранним утренним поездом. Перрон в Паддингтоне был заполнен толпами людей, спешащих на работу. Ко входу в станцию подземки отдельные потоки сливались в один, и несли, несли людей вниз. Плотная людская река текла быстро и кажется без усилий каждого – Бадюдя даже расслабился – но людской поток продолжал нести его вперёд. 

 

На перроне люди старались выстроиться аккуратными группками, чтобы попасть перед дверьми ожидаемого состава – группка справа, группка слева, и свободный проход посередине для покидающих поезд. 

 

В предыдущий поезд Бадюдя не успел, и теперь он стоял прямо у кромки перрона, ближе к хвосту поезда, ожидая, что первым войдёт в вагон. Прошло секунд двадцать, и тут, из тёмной горловины тоннеля докатился низкий гул. Освещение на перроне моргнуло. За гулом последовала теплая упругая волна, донёсшая с собой едкий и кислый запах чего-то резиноавого, сгоревшего. 

Неожиданно, зазвучали громкоговоирители, голос настойчиво предложил организованно и бе паники покинуть станцию. На перрон, через служебный выход у выездного тоннеля в противоположном конце начали выходить служащие подземки в оранжевых жилетках и несколько полисменов в салатовых. У одного из служащих был в руках мегафон, через который он ещё пару раз требовательно повторил: «организованно и без паники покидаем станцию». Людской поток потёк обратно, к выходу на улицу. 

 

Наверху уже собралась толпа – частью зеваки, частью поднявшиеся из подземки, частью недошедшие до неё. В направлении Эджуэер Роуд двигались кареты скорой помощи и полицейские вэны. Люди переговаривались меж собой; кто-то, закончивший только что звонок по мобильному, сказал: «взрыв в подземке… поезд только что отошёл с Эджуэр Роуд…» 

Придётся топать пешком, такси сейчас не поймать, сказал себе Бадюдя. Обратно в подземку он попал только на Бонд Стрит. 

 

… 

 

Когда он добрался до дома, на автоответчике было несколько звонков от Фэй. 

«Куда пропал?» 

«Звонили мне, спрашивали о тебе» 

«Звонили еще раз, долго тянули душу – мерзостный осадок!» 

«Уезжай. Они сказали, что ждут меня завтра, чтобы зайти к тебе вместе со мной.» 

Так, подумал Бадюдя. Значит, придут сегодня. Бай-бай. 

 

… 

 

«СУПЕР ФИНАЛЕ»

 

Бадюдю укачало на пассажирском месте мерседесовского тягача. После полудня должны были уже подъехать к Загребу. В тентованной еврофуре позади находилось шестьдесят кубометров минеральной ваты, которую забрали в Ирландии, в Дублине. Сзади шли ещё две машины, гружёные тем же товаром.

 

В Ирландию Бадюдя попал благодаря Коксондейлу. У одного из клиентов его партнёра был небольшой строительный бизнес, компания получила заказ на реконструкцию офис-центра в Хорватии, и Бадюдю, с его знанием транспорта, обоих языков и имеющего соответствующий опыт, было решено отправить с грузом.

 

Когда Бадюде пришлось быстро покидать Лондон, он взял билет на автобусную экскурсию по северозападу Англии, заметая след. Тур проходил через Оксфорд, где Бадюдя успел бросить профессору Самарджии короткую записку о происходящем в почтовый ящик.

 

Затем, сразу по возвращении в Лондон, Бадюдя немедленно отправился электричкой с Ватерлоо в сторону Гилфорда. Экспресс он брать не стал, сев на электричку, проходящую через Эпсом. Сошёл с неё в Клэндоне, пешком дошёл до поместья, провел там пару часов с книжкой на лавочке в парке. Хвостов за собой не заметил, и взяв такси, отправился наконец, в Гилфорд. Остановившись у железнодорожной станции, он отпустил машину, и отправился во всегда людный «Фрайери». В торговом центре покупателей было много, в толпе легко было затеряться, не привлекая внимания. Оттуда Бадюдя позвонил в офис Коксондейлу. Тот был в отъезде, но получив эсэмэску секретарши, перезвонил Бадюде на мобильный сам, стал упрашивать остановиться в его маленькой квартирке. Видимо, почуствовав, что у Бадюди проблемы, долго не расспрашивал и пообещал перезвонить позже.

 

На следующее утро, Бадюдю поднял с кровати телефонный звонок. На городском телефоне оказался партнёр Коксондейла, предложивший Бадюде через пару дней быть в Дублине, чтобы оттуда с караваном машин отправиться в Хорватию. Бадюдя для проформы поинтересовался оплатой, получил ответ, что ему выдадут чеками "Америкэн экспресс" на предъявителя авансом – и согласился.

 

В запасе были еще сутки, и Бадюдя решил зайти к Фэй. Спустившись с Горы, где находилась квартирка, он пересек речку, поднялся по Хай стрит и свернул в один из старых переулков. Риэлтерская контора находилась на нижнем этаже, стол Фэй был у окна. Он тихо постучал по стеклу. Она подняла голову, близоруко сощурилась, нацепила на нос очки и лицо её озарила радость. Через минуту она уже закрывала офис, через пять они уже сидели в обнимку в старом безлюдном пабе около Тунсгейта.

 

- Как ты сюда попал?

- Проездом, - улыбнулся Бадюдя.

- Но тебя ищут. Эти ребята (они наверное из спецслужбы), просидели у меня почти весь день, расспрашивая про тебя.

- Фото не показывали?

- Не было у них фото… расспрашивали, как ты выглядишь. Я поняла, что они узнали о тебе от моей бывшей постоялицы. (Вот сучёнок, подумал Бадюдя, ведь нормально поговорили с этой барменшей, она же квартиру и посоветовала, чего ж ей сдалось стучать…)

- Что ты говоришь?..- он разыграл удивление.

- Ну да, там вскрылись какие-то проблемы с её будущим супругом-американцем, и эта парочка, похоже, перевела стрелки на тебя…

(вот оно что… думал Бадюдя, значит, это всё совсем «из другой оперы»… но какова хохлушка – вот так выставить меня козлом отпущения…)

Фэй посмотрела на него:

- Может, пойти и рассказать всё полиции?

- Нет, Фэй… откроются тогда совсем иные «подробности» моей жизни, о которых здесь лучше не говорить.

- Я так и знала… - она положила ему голову на плечо, вздохнула, - как найдёшь приличного мужчину, он сразу оказывается авантюристом, которому необходимо бежать после пары ночей с тобой… возьми меня с собой, а?..

- Нет, Фэй. Не могу. Мне уезжать завтра до полудня. Паромом, потом на машинах. У тебя бизнес, тебе есть на кого всё это оставить?

- Конечно нет… Ладно, не буду тебя спрашивать, куда ты собрался. А то потом проболтаюсь этим…, - голос её дрогнул, она отвернулась; по вздрогнувшим плечам он понял, что она расплакалась. Он крепче обнял её, поцеловал в макушку, задержавшись и вдыхая аромат её волос…

- Фэй, ну ты же взрослая девочка; не надо печалиться. Когда всё успокоится, я объявлюсь сам… Обещаю.

- Поедем ко мне? Хотя бы на ночь?

- У меня здесь квартирка неподалёку. Может быть, ты ко мне, а? – подмигнул он, - на ночь… и утром ближе, пешком дойдёшь, я тебя провожу…

 

…

 

Весь остаток дня они прогуляли по городу. Замок, городской музей, прогулка до Дапдунской верфи на кораблике, ужин в «Джолли Фармере», подъём на Гору к могиле Кэролла… Наконец, вымотавшиеся, они дошли до квартиры. Не успелась захлопнуться входная дверь, как Фэй повисла на нём, как груша. Он подхватил её, отнёс в комнату…

Заснули они только под утро.

 

…

 

В Дублин Бадюдя прибыл утренним паромом. Фэй отправилась его провожать, хотя он сопротивлялся и убеждал, что это он хотел проводить её до офиса. Но спорить с ней было безполезно. После ночного бдения Фэй была собранная, энергичная, пока он спал – приготовила ему завтрак. До станции они дошли пешком, благо недолго, и только когда он вышел от касс, купив себе билет, притянула его к себе, долгим поцелуем поцеловала в губы (стоявшие рядом двое местных, видимо, мелкие бизнесмены, завистливо пошушукались…) – и сказав ему «береги себя», развернулась и пошла к своей конторе.

 

До Ливерпуля Бадюдя проспал, очнувшись только пару раз, когда проверяли билеты. Дальше спал до самого Лайм стрит. С вокзала автобус доставил его прямо на пирс.

 

Весь вечер Бадюдя провёл посасывая трубочку на прогулочной палубе. Паром плыл за солнцем, но солнце было быстрее. Закатные краски сменились с бирюзовых до красно-оранжевых, и потом стали гаснуть. Когда на палубе зажгли подсветку, Бадюдя отправился в бар.

…

Груз получили быстро. Бадюдя познакомился с водителями, старший оказался голландцем – с ним Бадюдя и поехал. Обратная дорога была через ту же паромную переправу, которой Бадюдя прибыл в Дублин. Устроившись на палубе, Бадюдя достал трубку – рядом немедленно прозвучало одобрительное «Яаааа» хриплым прокуренным голосом – это был голландец. Он, как оказалось, также вышел покурить трубочку – и как потом рассказывал – вид Бадюди с трубкой окончательно укрепил его в мнении, что Бадюдя «goede boerke», и Ханс (так звали голландца) однозначно просит Бадюдю ехать с ним, и только с ним.

 

Хитрый голландец понял, что Бадюде в пути явно захочется подымить, а учитывая, что Бадюдя не мальчик, и в нём, естественно, отсутствует грубая эгоистичная наглость современных парней – он не преминет набить трубочку и Хансу, когда тот не сможет оторваться от руля. Вобщем, так оно и было…

 

…

 

Европу промахнули без каких-либо приключений. Впервые всё было буднично, и Бадюдя, привыкший, что обычно чего-нибудь да случится, перегорел – и теперь чаще дремал. Ханс, как человек в возрасте, музыки никакой не включал по дороге, а в основном мурлыкал себе под нос какие-то незатейливые мелодии, что ещё больше убаюкивало Бадюдю.

 

Итак, в два часа пополудни они были на месте. Склад был огромен – одновременно под выгрузкой стояло машин двадцать. Бадюдя сходил в контору, оформил документы, сдал груз, отнес принятые копии в офис-центр, находящийся тут же, отправил по факсу в Ирландию. Всё. Обязательства выполнены, спасибо всем, кто помог ему покинуть Англию. Он на Балканах. Его никто не собирается здесь «встречать» - он абсолютно свободен.

 

Можно было перебираться в Белград. На мобильнике от Зорана было сообщение, что Бадюдя может занять квартиру профессора Самарджии, расположенную на стыке Врачара и Звездары; следующее сообщение было об открытии счета на Деяновича в Карич-банке, с депозитом в пятьсот тысяч евро. Третье, заключительное сообщение предлагало Бадюде заглянуть в центральное отделение Хорватской почты, расположенное на Юришича, где для него был пакет. Бадюдя взял такси и через пятнадцать минут был на месте. Под паспорт Деяновича, ему был выдан конверт, заклеенный марками Республики Кипр. В конверте лежало приглашение с открытой датой, от компании Либертас Маритайм Интернешнл на имя Деяновича, за подписью директора, Товича – с просьбой посетить Кипр в любое удобное время (перелёт и гостиница оплачены); письмо от той же фирмы, предлагающее годовой контракт на работу с опциями продления, и ваучер на пятьдесят процентов стоимости нового коттеджа в местечке Аракапа, сорок километров от Лимассола, сто метров площади, две спальни, с садом, паркингом и террасой…

 

Бадюдя подумал о Фэй, что ей, скорее всего, перспектива с Кипром придётся по вкусу; и отправился на вокзал покупать билет до Белграда.

 

 

 

© Copyright: Вадим Алейников, 2010
Свидетельство о публикации №21005100096