" Никогда.  Никогда  не сдергивайте абажур с лампы!
                                Абажур  священен. Никогда не  убегайте  крысьей
                                побежкой на неизвестность от опасности. 
                                У  абажура     дремлите,  читайте  -пусть воет вьюга, -

                                ждите, пока к вам придут."

                                                                                          М.Булгаков. "Белая Гвардия"




Пролог.



Сказать, что здесь было жарко, значило не сказать абсолютно ничего. Это был настоящий ад. Человеку не было места среди этой безводной земли. Ни дерево, ни
трава не нарушали зеленью величественную мертвую гармонию окружающего мира.
Черная асфальтовая лента двух полосного узенького шоссе вилась между одинаковых желто-серых гор, которые, неисчислимое количество лет назад, неведомая темная сила подняла со дна моря, и сделала их тем, чем они являлись сегодня – мертвой соленой пустыней.
Только черный, блестящий, будто мокрый асфальт, бесконечные горы слева и справа от дороги и низкое темно-синее небо, с которого огромное солнце, такое яркое, что страшно было даже подумать о том, чтобы посмотреть на него, изливало свой убийственный, испепеляющий свет.
Горячий воздух колебался над шоссе, словно над закипающим чайником и временами казалось, что впереди на дороге то ли лужа, то ли целое озеро. Поверив, на секунду, глазам, Андрей машинально притормаживал, но тут же понимал, что делает это совершенно напрасно. Никакой воды здесь никогда в человеческой истории не было и быть не могло.
От жара и однообразия пейзажа мысли в голове путались, слипались в вязкую, горячую кашу. Прошло уже больше двух часов с того момента, как он в последний раз видел
какую-то жизнь. Кажется, то был встречный автомобиль. Или потом еще была справа
бедуинская стоянка? Или, наоборот, сначала встретилась стоянка, а автомобиль был
уже потом?
Андрей, поняв, что едет слишком быстро, а поворот, в который он вошел, оказался, значительно круче, чем можно было предположить, топнул по педали тормоза. Раздался свист резины, и передок легонького Пежо, покинув траекторию, заскользил к отбойнику. Андрей бросил тормоз и дернул рулем вправо, дернул несколько сильнее, чем того требовала ситуация, и в лобовое стекло ему бросилась освещенная ярким солнцем желтая скала. «От черт!» – успел выругаться Андрей, выворачивая руль в обратку и невольно нажимая на тормоз. Машину развернуло. С визгом и дымом из под колес она влетела кормой в отбойник. Раздался характерный глухой удар, а через мгновение зазвенели стекла – это посыпались на горячий асфальт осколки задних фонарей. Затем наступила полная тишина.
 - От черт! – снова повторил Андрей, ощущая волну адреналина и его вкус на
пересохшем языке. Он еще ударил кулаком по рулю, но и сам уже понял, что это
получилось лишне и театрально – вроде, все обошлось…
Что все обошлось совсем не так хорошо, как хотелось бы, он понял через минуту, когда запустил двигатель, чтобы съехать на обочину и тронулся с места. Сзади раздался противный и совершенно лишний для автомобиля скрип. Покрышки обо что-то терлись. «От черт!» – однообразно повторил он, нервно открывая дверцу и вылезая посмотреть, что там произошло.
Ну, так и есть, мятый и перекошенный задний бампер терся о резину.
Андрей сразу попытался оторвать его руками, но это оказалось совсем не так легко, бампер изрядно сместился, однако, держался на удивление крепко, к тому же о его острый край Андрей порезал ладонь. «От черт! Да, что ж это?!» – закричал он, пнул машину ногой, и эхо отозвалось в тишине горячих гор: «Это-это-это!»
Андрей облизал с ладони кровь, вместе с грязью и сплюнул на дорогу. Так! –
решил он – Первым делом надо успокоиться.
Он открыл дверцу и достал большую, пластиковую бутыль с минеральной
водой. Бутыль была полупустая, а вода уже теплая. Он промыл порез, оторвав клок
ткани от шорт, которые еще недавно были джинсами, кое-как остановил кровь,
допил остававшуюся в бутылке воду и снова полез в салон, на этот раз, за сигаретами.
- И чего меня вообще сюда понесло?! - думал он с досадой, ощущая, как пот струйками стекает из-под подмышек. Он раздраженно прикурил, пряча огонек зажигалки от горячего ветра, и вдруг заметил справа от себя, за отбойником, что-то совершенно фантастическое.
Он даже не сразу понял, что это. А это был просто ландшафт, но ландшафт, будто перенесенный сюда с другой планеты.
Лунная долина – вспомнил Андрей – Смотри-ка, правда, как с луны! Он приблизился к обочине, перешагнул отбойник и сел на него, подтянув привычно шорты пониже, чтоб не обжечься о раскаленный метал.
Долина была совершенно плоская, желто-серая, как и все вокруг. Дно ее, казалось,  идеально, прямо математически ровным, горы окаймляли ее со всех сторон. Темные, опять же вызывавшие ассоциации с луной, кратеры зияли то тут, то там, и Андрей, задворками сознания вспомнил, что здесь что-то такое добывают, но не в это время года, не летом…
Ну и местечко!- подумал он - Однако, по-своему красиво!
Он закурил вторую сигарету, чувствуя, как унимается постепенно нервическая дрожь в руках, и подумал: Вечно я умею, на ровном месте, находить приключения на свою задницу! Ладно, сейчас, покурю еще и стану чего-нибудь делать…
Андрей смотрел прямо перед собой, смотрел на безжизненную, раскаленную, страшную в своем мертвенном величии Лунную долину, и думал: Нет, все-таки, зачем меня сюда понесло? И, даже вот, не сегодня к Красному морю, а вообще в эту бестолковую, жаркую, восточную страну?!
Еще совсем недавно, он не считал эту страну такой уж бестолковой. Еще немного раньше, он прекрасно знал и то зачем его в нее понесло. Однако сейчас, глядя на зубчатые горы и лежащие в их кольце сухое озеро Лунной долины, Андрей искренне не понимал, как и самое главное для чего он оказался здесь.
Да,он уже и не видел окружающую пустыню. Скованный морозом и засыпанный снегом город поднялся перед его мысленным взором. Торопливым шагом шел он по тротуару и еще свежий, выпавший ночью снег скрипел под его ботинками.
Кое-где под снегом прятался ледок, Андрей оскальзывался, привычно, не замечая
этого, возвращал равновесие, и двигался дальше, стремясь как можно скорее
спуститься в теплое метро.
 За пазухой, во внутреннем кармане куртки, лежал только что полученный,Израильский вызов с внесенным в него необходимым исправлением.
Если б не эта пустяшная грамматическая ошибка в адресе – думал Андрей – нас уже
давно бы здесь не было. Три месяца на исправление одной буквы! Бред! Сколько
потеряли времени!
Ему тогда постоянно казалось, что он куда-то опаздывает. Это была паника. Все
ломанулись, значит, надо вместе со всеми… Баран среди баранов!
Андрей выпустил дым и бросил окурок под ноги, на горячие камни. Тут можно было
не опасаться, что чего-нибудь загорится. Гореть здесь было решительно нечему.

 С улыбкой вспомнил он свое последнее предотъездное путешествие. Оставив сына
родителям Лены (бабка с дедом были рады побыть подольше с внуком напоследок),
они совершили прощальное турне Москва – Минск – Даугавпилс – Ленинград – Москва, посетив на прощание всех иногородних знакомых-родственников, которых хотели увидеть.
Свободные, как птицы, лишенные советского гражданства, с зелеными визами вместо
паспортов, с ворохом более не нужных «деревянных» рублей, полные надежд и
ожиданий!
 Чего ожидали-то? Свободы, счастья, удачи, солнца и моря! Чего ж еще?
Об этом, конечно, не говорили. Говорили, долгими московскими вечерами, об Израильских ценах на жилье, о проблемах с работой, о проблемах с языком. Все, вроде, представляли и понимали, но ждали-то счастья! Какие проблемы могут иметь значение, если ждет солнце и море! И не на один месяц,навсегда! "Навсегда" - это слово плохо понимается в 24 года!

В глянцевом, рекламном проспекте СОХНУТа была фотография. Там на неправдоподобно яркой зеленой травке, были рассыпаны огромные оранжевые апельсины, и с ними играли дети. Мальчик и девочка, лет четырех. Они, дети, разумеется, а не апельсины, были в опрятных джинсовых комбинезонах и ярких футболках. На симпатичных их физиономиях сияли счастливые улыбки.
Дизайнер туго знал свое дело! В подкорке отпечаталась именно эта картинка, а вовсе не рассказы о том, как две семьи снимают одну квартиру.
 
Андрей вспомнил, как в Даугавпилсе он вышел из здания вокзала, купив билеты до Ленинграда на проходящий вечерний поезд из Вильнюса. Вышел и едва глянув на небо понял, что сейчас будет нечто! Огромная низкая и страшная туча накрывала город, подобно черному одеялу. Ему предстояло добраться до пригорода, где жила бабушка Лены, с которой они и приехали проститься.
 Бабушка не очень понимала, куда это они собрались, а самое главное зачем.
Она крестилась, и на Андрея посматривала косо. Впрочем, она старалась делать вид, что все в порядке. Только раз вырвалось у нее ворчливое: «Хорошо, что ль вам будет там? На чужбине-то»?
Андрей не стал дожидаться автобуса, опасаясь попасть под грозу, и направился к
стоянке новоявленных частных такси. Несколько Жигулей с шашечками на крышах дежурили на
вокзальной площади. Плоды перестройки – усмехнулся он про себя, заметив, как один из водителей двинулся ему навстречу, норовя опередить конкурентов.
Андрей назвал адрес, водитель в ответ озвучил несоразмерную ни с чем, чудовищную сумму, видимо, полагая, что надвигающаяся гроза все оправдывает. Андрею было все равно. Денег было много, и они более были не нужны – деревянные. Превратить их в «зеленые» все равно не представлялось возможным…

Когда машина вырулила на шоссе, идущее по берегу Даугавы, где вдоль дороги
росли столетние деревья, а на другой стороне реки видны были остатки старой
немецкой крепости, дунуло первый раз, и началось представление! Река вздыбилась
волнами, воздух наполнился водой и пылью, а деревья тяжело взмахнули огромными
ветвями, простиравшимися над дорогой, и почти тут же загрохотал, будто горный
обвал, гром.
- Ну, пиздец! - закричал водитель, испугавшись, видимо, что ветви повредят его новенькую «Шестерку» и продавил газ до пола. Странно, но лицо его при этом выражало не страх и озабоченность, а скорее бесшабашный, безумный восторг! Машина понеслась сквозь сплошную стену дождя, а сзади, почему-то только сзади, падали на дорогу здоровенные, многометровые, сломанные ураганным ветром ветви, и бешено грохотал в низком небе гром!

 Для Андрея так и осталось загадкой, почему, собственно, его тогда не убило? Так, по всем законам логики получалось, что должно было убить. Видимо у бога были другие планы…

Машина выскочила с аллеи из-под старых, ставших вдруг такими опасными деревьев, целой и невредимой. Водитель рассмеялся сатанинским смехом и спросил Андрея: Нет, ты видал такое? А?! Андрей такого не видал. Не видал он прежде и того, что произошло через минуту.
Резко, будто где-то на небесах распахнули люк, обрушился град. Град такой, про который говорят: «С голубиное яйцо». Водитель, у которого, похоже, была не совсем уравновешенная психика, снова заорал, сверкая глазами: Уходить, уходить в лес надо! Крышу, крышупобьет! – и свернул на первый попавшийся проселок.
 Надсадно заревел двигатель, машину замотало в глинистой колее. Въехав в лес, под защиту сосен, водитель остановился и разразился, было, восторженной руганью, когда произошло нечто уже совсем невероятное!
 Оба, Андрей и водитель, одновременно увидели через лобовое стекло, огненный, красно-голубой шар, который стремительно летел к машине. Прежде, чем Андрей успел осознать, что это, видимо, редкое явление природы – шаровая молния, водитель с криком «Уходим!» бросился из машины прочь. И совершенно напрасно, потому что шаровая молния ударила в сосну, стоявшую метрах в десяти перед машиной. В стороны с треском полетели огромные оранжевые искры. Через мгновение путь и смерть первой повторила вторая шаровая молния, а за ней и третья. Все три шли на машину и разбивались о сосну. От сосны валил пар, но огня видно не было.
Андрей смотрел и не знал, верить своим глазам или нет? Это ведь и вообще редкое явление, а тут не одна, а целых три! Через минуту, когда вернулся до нитки мокрый и побитый градом водитель, выяснилось, что если это и показалось, то обоим сразу.
Не много ли удивительных и грозных событий для одного часа? – подумал Андрей – уж и не знак ли это?
Впрочем, он тут же посмеялся над собой. Суеверным он никогда не был.
-Ты чего не убежал-то? – поинтересовался водитель.
- Мокнуть не хотелось – честно ответил Андрей, пожав плечами.
- Вот, тоже человек! – засмеялся водитель – и Андрей впервые заметил, что он лет на десять моложе, чем сначала показалось. Парень был едва ли не ровесником Андрея, а
старше выглядел из-за усов и еще чего-то неуловимого, такого чего-то, что Андрею не случилось пережить, а вот водителю, видно, случилось.
- Ладно, - сказал он когда они остановились не доехав с полкилометра до дома Лениной бабушки, огромное дерево лежало поперек дороги полностью загораживая путь - Убери деньги. И не доехали, и вообще... Такие дела!
- Спасибо тебе! - искренне поблагодарил Андрей.
- Удачи! - так же искренне сказал парень, будто знал, что Андрею она понадобиться.


Часть 1.

Иерусалим.



Еще через пару недель ИЛ-86, до отказа набитый «репатриантами» и их барахлом,
тяжело оторвался от полосы международного аэропорта Шереметьево-2, и, махнув
крылом навсегда уходящей в прошлое Москве, взял курс на Будапешт.
Андрею тогда только исполнилось двадцать пять. Он закончил исторический
факультет Пединститута и работал, последнее время, экскурсоводом в кооперативе,
который катал по столице приезжих в арендованных за копейки у "Совтрансавто" икарусах. Работа была не пыльной, деньги платили хорошие, даже очень хорошие и, в принципе, все было замечательно, но Андрей чувствовал, что долго эта халява не продлится – это во-первых, во-вторых, только слепой не видел, что происходит в стране и как сгущаются тучи над Горбачевым и демократическим крылом Верховного Совета, а в-третьих, и это, если честно, было главным, так хотелось одним спасительным прыжком выскочить из опостылевшей
повседневной рутины в другую, совершенно новую и блестящую жизнь!
Лена, тоже не была в восторге от окружающей действительности. Правда, она грезила Францией, Парижем, но за отсутствием возможности поехать туда, худо-бедно,годился и Израиль, благо отбыть в землю обетованную имел возможность любой сын и даже внук любого еврея.
На еврея Андрей совсем не был похож. Он имел темно-русые волосы и серые глаза, росту он был высокого под метр девяносто, но при этом худ и сутуловат. Собственно, по Израильским законам, он евреем и не являлся. Чистокровной еврейкой была только его бабушка по линии отца, но этого было достаточно для получения Израильского гражданства. Лена и вовсе была блондинкой. Никаких евреев у нее в роду не было и в помине. Было в ней намешано что-то такое польско-белоруско-латышское, короче, пришествие этой пары, да еще с трехлетним сыном по имени Ваня, в Израиль, было бы, наверное, довольно странным, если бы не еще тысячи таких же, как они «евреев», которые устремились туда в достопамятном 91 году в поисках лучшей доли, но отнюдь не из сионистских соображений…
 
Автобус катил по окраинам Будапешта. За окном проплывали аккуратные по линейке
выстроенные частные дома с ухоженными газончиками. Около многих домов были
припаркованы красивые иностранные автомобили.
- Это, значит, социалистическая страна? – спросила Лена.

Их отвезли в бывшие советские казармы, наспех переоборудованные в перевалочный пункт. Въездные ворота, которые за автобусом немедленно закрыли, охраняли вооруженные автоматами венгерские солдаты. Было не совсем понятно, то ли это охраняют репатриантов от мифических палестинских террористов, то ли Венгрию от репатриантов. Второй вариант показался Андрею более вероятным. Он поежился, созерцая одинаковые двухэтажные здания и правильные прямоугольники газонов, окаймленных белыми бордюрами. Холодок шевельнулся в груди, и чуть подзабытые ощущения недавнего армейского прошлого восстали, как зомби. Андрей помотал даже головой, отгоняя наваждение.
Это же всего на несколько часов – сказал он себе – просто транзитная база.
И тут вдруг заплакал Ваня, и заявил сквозь слезы, что он не хочет сюда, что он
хочет домой к бабе Ноне. А рядом засуетилась сотрудница СОХНУТА, профессионально
и равнодушно интересуясь, почему плачет ребенок, и чем помочь. А измученная
бессонной ночью и треволнениями дороги Лена с размаху опустилась на бордюрный
камень и отвернулась от всего происходящего.
 И в этот момент Андрею вдруг стало страшно! На какую-то секунду, ему вдруг открылось, какую глупость он совершил и, как дорого придется за нее заплатить! Впрочем, через мгновение, он уже овладел собой. Он уверенно сказал СОХНУТовской барышне, что все в порядке, а Лена, тоже взяла, видно, себя в руки и занялась ребенком, и очень быстро его успокоила, сказав, что скоро они поедут домой. И это не была ложь. Согласно сионистской концепции, именно домой они и ехали…

В 24:00 по восточно-европейскому времени, маленький ТУ-134 венгерской авиакомпании истребителем взмыл в черное ночное небо, и неимоверно красивое озеро огней города Будапешта разлилось под крылом. Наконец, усталость возобладала над нервным возбуждением, и они забылись тревожным, поверхностным сном на высоте 10000 метров над водами Средиземного моря.

В предрассветных сумерках, совершенно разбитые они выбрались из самолетного
чрева и спустились по трапу в утреннюю прохладу и неизвестность. Андрей почти
ничего не помнил об этих часах, проведенных в аэропорту, видимо, перегруженный
мозг отказывался воспринимать новую информацию. Даже знаменитая надпись «Добро
пожаловать домой», повторенная на нескольких языках, осталась незамеченной. В
памяти остался только огромный зал, набитый людьми, и то, что безумно хотелось
спать, просто хоть спички вставляй в глаза, а делать этого было нельзя, потому,
что через громкоговоритель, все время вызывали вновь прибывших на оформление, а
пропустить очередь, означало застрять здесь еще неизвестно насколько. Так, много часов провел Андрей в напряженном ожидании.
 Солнце давно поднялось и перевалило за полдень, но в кондиционированном зале жара не ощущалась и лишь по колебанию воздуха над бетоном полосы, которая вся была видна через стеклянную стену, можно было догадаться о том, какое пекло на улице.Ванька спал на пластиковом сидении. Время от времени он просыпался, начинал канючить и проситься домой. Лена то же клевала носом, но спать по-настоящему не могла.

Наконец, Андрей услышал, как назвали его фамилию. Он поднялся и подошел к столу, за которым сидела вконец издерганная плотностью графика и бестолковостью не выспавшихся, обалдевших от перелета репатриантов, женщина. Она задавала разные бюрократические вопросы и заносила ответы Андрея в компьютер. Андрей слышал ее, как сквозь вату, отвечал с задержками (голова уже совершенно не работала) и, вероятно, производил впечатление полного тормоза, как в прочем, и все остальные.
Когда понадобилось расписаться в каких-то документах, Андрей сообразил, что свою ручку он где-то посеял и попросил ручку у чиновницы. Ее реакция оказалась для него несколько неожиданной. Она почти швырнула ему ручку со словами: Ручку вам! Может, вам еще сопельки утереть?! Андрей опешил от неожиданности, и не нашелся что ответить, но женщина,кажется, уже сама устыдилась своей вспышки, и дальнейшее говорила извиняющимся тоном, пряча глаза.
Ну, хоть так – подумал Андрей…

Такси оказалось автомобилем марки «Мерседес». Смешно! Это обстоятельство почти вызвало у него культурный шок! Он никогда прежде не сидел в машинах иностранного производства. И был-то это древний 123-й, удлинненный, с дополнительным рядом сидений, так что и сидеть-то в нем было неудобно, он дымил и тарахтел убитым дизелем, да и набит был под завязку людьми, и их поклажей…
Андрей улыбнулся воспоминанию. Да, совсем немного требовалось, что бы восхитить советского человека! Впрочем, уже через минуту, он забыл, что едет в «Мерседесе», настолько интересные вещи оказались за окном. Вечерело, и было уже не очень жарко. Сначала, еще на территории аэропорта, за окнами появились пальмы. Пальмы! В таком количестве, он никогда их не видел. Они просто росли по обоим сторонам дороги, как будто так и надо…
Затем, автомобиль выбрался на широкое, невероятно ровное шоссе и начал набирать скорость. Вокруг была плоская, как ладонь, вызженная степь, а через лобовое стекло на горизонте просматривались горы. Дорога вела туда, к горам. Все сидели в гробовом молчании, и каждый думал, наверное, то же самое, что и Андрей. А думал он, приблизительно так: Так вот, значит, ты какой Арец Исраэль! Вот, значит, куда мы так стремились. Значит, вот здесь будем мы теперь жить. Наверное, всегда.
- Всегда?! - Вот это вот слово «Всегда»! Все было ощущение, что это туристическая поездка, что через какое-то время они должны будут вернуться домой, в Москву. Андрей потер усталые глаза, отгоняя этот бред.
Забудь про Москву – сказал он себе – для тебя, она все равно, что не существует…
Дорога все больше начинала забирать в гору и скоро они въехали в ущелье. Поднялись с обеих сторон крутые склоны, поросшие хвойным зеленым лесом. Это больше было по сердцу Андрею, чем степь. Затем шоссе начало петлять, как любая горная дорога. Автомобиль то легко катился вниз, так что даже закладывало уши от перепадов давления, то напряженно  карабкался вверх. После очередного поворота впереди неожиданно открылся невероятный, белый город, будто рассыпанный по горам.
- Джерусалем! Ерушалаим! – сказал водитель – указывая пальцем прямо по курсу. Это были первые и последние слова, которые он произнес за весь путь.

Андрей не запомнил города. Такси кружило, высаживая то тут, то там пассажиров. Он с Леной и Ванькой оказались последними. Машина остановилась на узкой, уютной улице, около трехэтажного дома, который стоял в глубине двора, в окружении…
Это было похоже на лес, на знакомые с детства, старые дачные поселки по казанскому
направлению, вернее, не похоже, конечно, но, как-то неуловимо напоминало их.Свет заходящего солнца здесь с трудом пробивался сквозь кроны сосен, кипарисов и еще, бог знает, каких деревьев. Воздух был свеж, пахло хвоей, и Андрею все это очень понравилось.
 
И тут из подъезда дома появились Виктор и Лева. Собственно, к Виктору они и ехали и беспокоились, что не застанут его дома, потому что в день отъезда не смогли до него дозвониться.
Виктор был парень своеобразный. В недавнем прошлом спортсмен, КМС по части
гандбола. В движениях, поступках и решениях быстрый. В целом открытый и добрый малый,  был он, с другой стороны, всегда весь на понтах, путал желаемое с действительным, забывал собственные слова и рассчитывать на него и его обещания, было, по меньшей мере,
опрометчиво. Так Андрей, не особенно удивился бы, если б, например, весело
поболтав с ним о том о сем, Виктор поинтересовался бы: А где вы собираетесь
остановиться? Хотя, месяц назад, по телефону, он однозначно давал понять, что
будет рад их видеть у себя…
Полной противоположностью был Лева. Тихий и вежливый, немного застенчивый, пунктуальный и обязательный, еврейский человек. Программист по-специальности, он как положено, носил
очки, а улыбался, как-то немного по-собачьи, будто всегда был в чем-то немножко виноват. Андрей знал его совсем немного. Несколько лет назад, они пару недель катались на лыжах в одной компании. Впечатление о Леве осталось у него скорее хорошее, хотя, черт его знает. Человек это был очень закрытый...
Увидев Андрея, Виктор заорал: Ну! Вот и Журавлев! Здорова! – и раскрыл объятия, будто только и делал, что ждал их приезда. Они потрепали, как положено друг друга по спинам и Андрей, на всякий случай, поинтересовался, можно ли будет остановиться у Виктора, на первое время? В ответ Виктор расхохотался и сказал: Да ты что Журавлев?! Конечно! Пошли, у нас тут аэродром целый!
И тут из подъезда появился Сергей. В этот момент, Андрей еще не знал, что его
так зовут. Тот, собственно, и подошел знакомиться. Лицо его показалось Андрею
смутно знакомым, позже выяснилось, что они встречались один раз в Москве, на
проводах Виктора. Только Сергей и задал правильный и естественный вопрос: А что
ж вы не позвонили? Нас легко могло не быть дома!
Андрей почему-то тут же почувствовал в Сергее, человека сильного и серьезного, он как-то сразу вызывал уважение, но тогда Андрей, естественно, не представлял себе, какую значительную роль за краткий период их Иерусалимского знакомства Сергею предстоит сыграть в его жизни…
 
Четыре пары рук ухватились за Андреевы баулы, и вся компания мгновенно
вознеслась на третий этаж.

Квартира, по московским понятиям, действительно представляла собой аэродром. Андрей никогда не видел таких огромных квартир. В ней можно было просто заблудиться! Во всяком случае, так казалось на первый взгляд.
Свалив манатки посреди комнаты, Андрей с Виктором и Сергеем вышли на балкон. Балкон был таким же циклопическим, как и квартира. Размерами он был скорее похож на комнату в стандартной московской «хрущевке». Каменный пол, каменный парапет, широкие, будто стол, светлого мрамора перила. На этом балконе, отнюдь не создавая тесноты, размещались два белых пластиковых шезлонга и такой же стол.
- Мы как раз собирались за сигаретами – сказал Виктор – кончились. У тебя нет
сигарет, Журавлев?
Андрей с Виктором были друзьями детства. Теперь никто из них не мог вспомнить, когда и почему они стали называть друг друга по фамилиям. Это был, своего рода, юмор, который незаметно вошел в привычку.
- Конечно! – обрадовался Андрей, довольный тем, что может хоть чем-то отблагодарить
за встречу и постой, прямо сейчас.
Он вытащил из кармана пачку купленных в Москве в спешке перед отлетом сигарет «Лира» фабрики «Дукат». Это вызвало смех.
- Не кури здесь советские сигареты, Журавлев! – сказал Виктор – Даже на улице народ будет падать в обморок!
Все же он взял сигарету, прикурил, пару раз затянулся, поморщился, и,
усмехнувшись, погасил ее в пепельнице.
И тут из комнаты раздался Ванькин безутешный плач. Это было неожиданно, потому что обалдевший от впечатлений, и недетской усталости, ребенок уже много часов вел себя очень тихо. Оказывается, Лена попыталась уложить его спать, а он грустно спросил ее: Спать? А когда мы поедем домой? Лена ответила, что они уже дома. С этим Ванька был категорически не согласен. Он заплакал, и закричал, что это не дом! Что он хочет домой, к бабе Ноне…
- Там моя кровать и мои машинки! – кричал он, пребывая, похоже, в совершенном отчаянии.
- Надо его покормить – мудро заметил Сергей.
Андрей остался с плачущим сыном, а ребята повели Лену на кухню, показать где, чего и как.
 Дети есть дети. Как не был Ванька расстроен бесчестной подменой самого понятия «домой», он успокоился, едва учуял сладкую рисовую кашу на молоке, и занялся едой. И то правда, он очень долго не ел по-настоящему, перебиваясь всякими бутербродами,чего прежде никогда не случалось в его коротенькой и довольно счастливой жизни.
- Ну, мы тогда пойдем пройдемся – сказал Виктор, обращаясь к Лене – не будем
мешать. И кивнул Андрею: Пошли, Журавлев!

Они вышли на улицу вдвоем. Сергей остался, сказав, что он тогда не пойдет, что он тогда кое-что посчитает и удалился в комнату, выполнявшую функцию кабинета. Лева куда-то незаметно испарился раньше.

Сумерки наползали на древний город Иерусалим. Незнакомые, но приятные запахи витали в вечернем воздухе, было совсем не жарко, а, наоборот, очень даже комфортно. Как ни странно, Андрей не чувствовал ни какой усталости. Напротив! Груз ответственности, тревоги и неуверенности, который, оказывается, лежал на его плечах во все время путешествия, вдруг исчез. Андрей почувствовал себя легко и свободно. Он радостно шагал рядом с другом, который так уверенно вел его по красивым и зеленым улицам этого незнакомого и такого интересного города!
Виктор с удовольствием выступал в роли экскурсовода.
- Улица, на которой мы живем, называется Альфаси – объяснял он. Мы с Серегой
специально сняли такую квартиру здоровую, скоро приедут его жена с дочерью. Надо как-то их тут оставлять. Серега, ведь, как турист приехал, ко мне в гости. Он вообще никаким боком не еврей, надо придумывать чего-то…
А это – улица Рамбам. Вот банк «American – Israel», он маленький, хороший, и находится рядом. Завтра откроем тебе там счет.
- Что значит рядом? – спросил Андрей – неизвестно же еще где я буду жить.
Но Виктору все было известно.
- Тебе надо снять квартиру рядом с нами – уверенно сказал он - Алимы (репатрианты) забираются в захолустные районы. Там немного дешевле, конечно, но, во-первых, они эту разницу на автобусе прокатывают, а тут до всего пешком дойти, во-вторых, там жить невозможно. Районы эти отвратительные, там одни алимы и марокканцы.
Андрей не очень понял, кто такие марокканцы, а также почему плохо, если много вокруг «алимов», но решил пока вопросов не задавать, так как обоснованно предполагал, что их у него будет, ну, очень много, и сразу на все он ответов все-равно не получит.
- Гостиница «Кинг Джордж» - продолжал экскурсию Виктор - А это улица Кинг Джордж, центральная улица.
Они перешли широкую, центральную улицу. Было уже почти темно, загорелись желтым светом фонари,и невиданные автомобили шелестели мимо, освещая свой путь неправдоподобно яркими фарами.
- Сейчас зайдем в супермаркет, сигарет купим, ну и вообще, посмотришь. – сказал
Виктор делано равнодушным тоном - Покупать там ничего не надо, покупать все
лучше на рынке, но посмотреть стоит.
И посмотреть действительно стоило! Недаром алимы смешили аборигенов, фотографируясь в этих супермаркетах на фоне полок с продуктами! Они испытывали определенное садистское удовольствие, отправляя эти яркие цветные фотографии друзьям и родственникам, оставшимся в сером и голодном «совке».
Сегодня, конечно, никого не удивишь двумя десятками сортов йогурта, но то был девяносто первый год! Войдя в супермаркет, Андрей потерялся совершенно! Вот он какой, капиталистический рай! От изобилия зарябило в глазах. Виктор быстро вел его по огромному, ярко освещенному залу, уверенно лавируя между полок с невероятным ассортиментом фантастических товаров, и комментировал: Здесь молочные продукты, их брать можно, они везде стоят примерно одинаково. Масло здесь никто ни покупает, едят маргарин бутербродный, все на диете задвинутые. Хлеб, булки всякие, печения на рынке и дешевле и вкуснее. На мясо тут вообще не смотри, цены просто беспредельные, на овощи-фрукты, тем более, а вот орешков можно просто взять и здесь сожрать. Никто ничего не скажет, это можно. С этими словами, он зачерпнул из ближайшего лотка горсть миндаля, и запихнул в рот обалдевшему Андрею.
- Ну, вот, в общем, и вся экскурсия – резюмировал Виктор, выводя ошарашенного друга на
улицу.
- Подожди! – спохватился Андрей – а сигареты то?!
- Здесь, рядом – ответил Виктор – направляясь к соседней двери.
Они вошли в небольшой магазинчик, где торговали всяким табаком, а так же журналами и видеокассетами. И снова Андрей, растерявшись, застыл перед прилавком, изучая сигареты, сигары и трубочные табаки, представленные в ассортименте, который не мог и присниться гражданину Советского Союза!
- Американские сигареты лучше не покупай – инструктировал Виктор – ты потом
другие курить не захочешь, а стоят они вдвое дороже израильских, которые тоже
нормальные…
Потом они шли по ярко освещенной улице Кинг Джордж мимо невиданных ярких витрин, мимо высоких, непривычной архитектуры зданий, и Андрею в какой-то момент захотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что он точно не спит. Приятный теплый ветерок обдувал ласково лицо, а в бархатно-черном небе висела маленькая, невероятно яркая, и высокая луна…

***

А назавтра началось то, что на СОХНУТовском языке называлось «период абсорбции».
Т.е. под этим термином «абсорбция» подразумевалось превращение прибывшего в землю обетованную инородца, в универсального израильтянина. Ну, что ж, во многих случаях это получалось. В израильтян замечательно превращались эфиопские негры - иудеи, вывезенные военно-транспортными самолетами из раздираемой гражданской войной страны. Они были совершенно довольны тем, что есть крыша над головой, что полно еды, что не стреляют и не расстреливают. Чего ж еще? Они выглядели совершенно счастливыми, охотно выполняли любую работу, старались говорить на Иврите даже между собой. Они охотно копировали манеры, интонации, и, вообще, все повадки местного населения, оскорблялись искренне, если кто-то, обычно русские, отзывался об Израиле не слишком лестно.
Двумя десятками лет раньше, говорят, то же самое происходило с прибывшими из
Марокко.
В семидесятые, отличными гражданами Израиля становились и люди,   вырвавшиеся из-за железного занавеса. Эти, которые ехали тогда в маленький, жаркий и вечно воюющий Израиль, а не в Европу – Америку, действительно считали себя евреями, и желали быть равными среди равных на своей земле.
Иначе было с волной конца восьмидесятых начала девяностых. Они-то, как Андрей с Леной, как Виктор, Сергей, и еще сотни тысяч таких же, ехали не «В», а «Из», и попали в Израиль только по тому, что больше-то их нигде и не ждали.Почти никто из них не хотел бы оставаться там навсегда, и уж точно, ни один не считал Израиль родиной. Старожилы презрительно окрестили их Колбасной алией.

Первые эти несколько недель были для Андрея чрезвычайно хлопотными! Еще бы! Просто ли оказаться на ровном месте в совершенно чужой стране и начать приспосабливаться там,чтобы есть, пить, жить, растить ребенка? Особенно, если это пятимиллионная страна, в которую в одночасье добавили еще миллион новых граждан.
Естественно, во всех инстанциях стояли очереди. В министерстве абсорбции, в СОХНУТе, в больничной кассе. Спасибо, хоть квартирные маклеры оказались свои. По случайности,именно этим бизнесом, о ту пору пытались заниматься Виктор с Сергеем. Они занимались поисками подходящего для Андрея варианта, а он в это время стоял во всяких очередях, оформляя все то, что было необходимо.
Вечерами все они собирались в столовой, в замечательной той квартире «на Альфаси», уничтожали приготовленный Леной ужин, и Виктор бурно радовался, что наконец-то нормальная еда. «Нормальной еды» не было уже с месяц, с того момента, как проживавшая с ними некоторое время мать Виктора, дама чрезвычайно деловая и
энергичная, разуверилась в своих перспективах в земле обетованной, и отправилась посмотреть, а что же происходит ныне в г. Москва.
Так вот, за ужинами этими, Андрей отчитывался о проделанной за день работе, получал многочисленные советы–инструкции, и развлекал гостеприимных хозяев рассказами о тех удивительных переменах, которые произошли в Москве за время их отсутствия. Виктор и Сергей удивлялись, качали головами, с трудом веря в некоторые из правдивейших рассказов Андрея.
Почти каждый день кто-нибудь из многочисленных знакомых Виктора заглядывал на
огонек, выпить чего-нибудь, послушать Московских небылиц, и покрасавться, наставляя вновь прибывших. За коммунальным столом было весело, свежий ночной воздух лился в открытые окна столовой, и, если ветер пробегал по улицам древнего города, то сосны за окном шевелились в темноте, словно призраки. Вообще-то, на самом деле, это были не сосны, а ливанские кедры…

Недели через две, Андреевы «хождения по мукам» закончились. Алимовское пособие исправно поступало на его банковский счет, он поселился в довольно скверную однокомнатную квартирку, которую нашли ему Сергей с Виктором, как и обещали, совсем недалеко. Квартиренка была на первом этаже, т.е. пол находился вровень с землей. В нее был отдельный вход с улицы, и даже маленький, как бы свой садик.
Открывая дверь в квартиру, Андрей попадал сразу на кухню. Из кухни одна дверь
вела в просторную комнату, а вторая в туалет, что бы попасть в который, надо было пройти насквозь душевую. Для троих там было, конечно, тесновато, но Андрей отнесся к этому спокойно, чего нельзя было сказать о Лене.
Увидев обшарпанное это обиталище, дверью и окнами на шумную улицу Аза, она на несколько дней впала в тихую депрессию. Андрей даже не заметил, толком,состояние жены. Он был еще в эйфории. Недостатки временного их жилища его ни сколько не смущали, он толком их и не видел. Он жил будущим, скорым будущим! Он бегал в ульпан, так назывались курсы изучения Иврита, жадно знакомился с городом, и вообще, скакал молодым козликом. Надо было только закончить ульпан, устроиться на работу, и…!
Что, собственно, «и»?! Учитель истории, толком не знающий языка на котором надо преподавать? Курсы переквалификации? В кого? В археолога?
Эти вопросы, не то что бы не приходили Андрею в голову, приходили, разумеется, но он отмахивался от них,надеясь, что все как-нибудь разрешится. Просто надо делать, что должен, шаг за шагом, не заглядывая далеко вперед, и чего-нибудь, да получится! Не может не получиться! Так решил Андрей, и, в общем-то, наверное, это было правильное решение.
 
Лена в ульпан с ним пойти не смогла. Ванька, тяжело привыкал к детскому саду. Он не желал оставаться один среди людей, языка которых не понимал, и воспитатели требовали присутствия матери в детском саду, пока ребенок сам ее не отпустит. Казалось, что он не привыкнет никогда. Вроде, все было нормально, но стоило Лене ступить за порог, как с Ванькой случалась истерика, не прекращавшаяся до ее возвращения.«Ломать» ребенка воспитатели не хотели, этого не допускала местная система воспитания, да и не нужен был им этот бесконечный плач в саду. Не одна неделя прошла, прежде чем он стал оставаться один без слез…
В итоге, в ульпан Лена вообще не пошла. Андрей учился, а Лена занималась домом, ребенком, и рисовала. Она ведь, между прочим, была художником. В описываемый период - графиком.

Как-то днем пришел Виктор и с порога заявил:
- Журавлев, у меня к тебе дело есть! Сегодня вечером, пойдем Серегу евреем делать.
- Это как это? - опешел Андрей.
- Это оказывается просто! - чрезвычайно уверенно стал излагать Виктор - Надо отвести его к раввину. Если два еврея, скажут, что он еврей, и раввин это засвидетельствует, то он, Серега, будет признан евреем и сможет здесь остаться!
- Понятно. – ответил Андрей – А я зачем?
- Как зачем?! – изумился Виктор – ты и будешь вторым евреем!
- Я?! – Андрей даже рассмеялся – У меня ж в паспорте написано русси! Да и ты,
еврей-то, по документам только. Какие из нас поручители?
Но Виктор, как обычно, не сомневался в успехе задуманной аферы. Он снисходительно улыбнулся и сказал: Что ты думаешь, он у нас документы проверять будет? Кипы наденем – вот и все документы! Он же раввин, а не полицейский!
Андрею эта затея не понравилась. В отличие от Виктора, он был уверен, что ничего не получится, и будет глупо и стыдно. Однако, формальных причин отказываться не было. Приходилось соглашаться.
- Ты только оденься так, нормально – добавил еще Виктор – шорты не одевай,смотри! Длинные брюки одень, ну джинсы хотя б, и рубашку, а не тишотку!
- Вот без тебя, я б ни за что не догадался! – парировал Андрей, слегка обиженный
тем, что Виктор держит его уже совсем за идиота.
В назначенный час Андрей, потея в джинсах, кроссовках и черной, другой просто не нашлось, рубашке, нарисовался в квартире «на Альфаси».
- Ну, блин, Журавлев, ты как всегда! – приветствовал его Виктор, и осмотрев с
головы до ног, добавил – ладно, авось сойдет, для сельской местности!
Сам он был одет в черные туфли, светло-коричневые, широкие, летние брюки и белую рубашку. Сергей вырядился совершенно аналогично.
- А вы, зато, прям по форме! Это так положено одеваться на прием к раввину, да?
- Не умничай, Журавлев!
Продолжая, язвить по поводу одежды друг друга, они спустились по лестнице и погрузились в запаркованный у дома «Мерседес» с московскими номерами. Машина принадлежала Сергею. На ней приехал он из Москвы, и каким образом, он там ее нарыл, Андрей даже не представлял. Такие вещи находились тогда далеко за пределами его понимания, а спросить об этом малознакомого человека было неудобно.
Как-то раз он спросил о происхождении автомобиля Виктора, но тот ответил в своем стиле: Это ж Серега! У него ж нефтяная вышка собственная! А ты как думал?
- Да, иди ты! – отмахнулся Андрей.
На этом дознание свое он завершил. Действительно – подумал он - какое мое собачье дело до Сергеевой кошачьей жизни?!
В сумерках они въехали в квартал Мэа Шеарим, где жил искомый раввин, с которым у Виктора была назначена встреча.
Квартал этот сильно отличался от всего остального города. Он был сплошь населен теми, для кого их вера была профессией. Было тут тихо. Не было яркого освещения, а немногочисленные лавки были скромны. По улицам дефилировали одетые в черное, бородатые мужчины. На головах у них были черные же шляпы, а у некоторых, даже меховые шапки. Женщин почти не было видно, а которые попадались, все были в черных длинных платьях и с платками на головах. Мало было на улицах автомобилей, многие пешеходы двигались прямо по проезжей части.
Странное было это место! Будто кусок какого-то совершенно другого мира искусственно воткнули в пестрый и шумный современный город.
- Здесь запаркуйся – сказал Виктор, приказным тоном.
- Слушаю, сэр! – подпустив в голос яда, ответил Сергей.
«Мерседес» остановился у подъезда серого, мрачноватого, кубоподобного дома.
- Так – сказал Виктор, раздавая всем черные, бархатные кипы - Вот. Надевайте, и
будьте прилежными иудеями – хихикнул он, цитируя слова Янковского из известного
фильма «Паспорт».
Кипы были водружены на головы, и нервно посмеиваясь, все три прохиндея шагнули на тротуар, будто за линию фронта. На них сразу обернулись прохожие. Даже в «приличной» одежде, здесь они выглядели белыми воронами.
- Ну, и мудатский вид у тебя, Журавлев! – попытался пошутить Виктор.
- На себя посмотри! – огрызнулся Андрей.
- Хорош вам! Пошли уже! – сказал Сергей – А то сейчас тут, по-моему, толпа
зрителей соберется!
И Виктор повел их в подъезд. Квартира раввина помещалась на втором этаже. Дверь им открыла, по-видимому, его жена. Ей было лет сорок пять, была она полной, в длинном широком черном платье, волосы, даже дома, прикрыты платком. Виктор поздоровался и осведомился по-английски, дома ли мистер Шломо?
Женщина, на Иврите, что-то негромко сказала в дверь ближайшей комнаты, и мужской
тихий голос что-то ответил ей.
Квартира была полутемной, тесной, и какой-то до боли знакомый запах стоял в ней.
Через мгновение Андрей вспомнил, что это за запах. Так пахло в квартире его бабушки по матери. Она была, как видимо, и этот Шломо, очень верующей, не иудейкой, конечно, а совсем даже православной, но запах у жилища был совершенно такой же. Чем, интересно, у них пахнет? Верой? – ни к селу, ни к городу подумал Андрей.
Женщина сделала приглашающий жест и сказала, что мистер Шломо ожидает их. Они двинулись было к комнате, но мистер Шломо вышел им навстречу.
- Шалом! – приветствовал он их. И далее заговорил по-английски: С вами, Виктор,я знаком. Кто ваши друзья?
- Это Андрей – сказал Виктор.
- Приятно познакомится, Андрей! – улыбнулся раввин, но руки не подал. Был он среднего роста, лет пятидесяти-шестидесяти, точнее, Андрей не смог определить, худой, с бледным болезненным лицом, и внимательными серыми глазами. Как у майора Пронина – усмехнулся про себя Андрей.
- Вы, Андрей, еврей? – осведомился мистер Шломо.
- Да – поперхнувшись английским Yes, выдавил Андрей.
- ОК – раввин повернулся к Сергею.
- Это Сергей – заторопился Виктор - Он наш друг, приехал в гости и, к сожалению, не имеет на руках никаких документов, подтверждающих его еврейство. Вы, возможно, слышали, Шломо, что в Советском Союзе…
- ОК, ОК! – перебил поток его красноречия раввин. Он внимательно смотрел
на Сергея. На самом деле, из всех троих, больше всего на еврея походил, как раз
Сергей Кочанов, не имевший к ним абсолютно никакого отношения!
- Вы, Сергей, еврей? – спросил мистер Шломо, в точности повторив форму, в которой секунду назад, задавал вопрос Андрею.
- Может у него компьютер вместо мозга? – подумал Андрей, почему-то манера мистера Шломо,  ему совсем не понравилась – как робот-андроид ведет себя, и улыбается, как автомат.
Ему не пришло в голову, что раввин просто работает, а вовсе не ведет с ними дружелюбную беседу.
Сергей ответил, что еврей, конечно, что в Советском Союзе…  Но священник перебил и его, сказав: Проходите в кабинет, господа, там нам будет удобнее.
Слово «господа», он почему-то произнес на Иврите. Это удивило Андрея, так как сам он тогда еще начал вставлять чужие восточные слова в свою русскую речь. Эта привычка появилась и у него, но несколько позже.
Они проследовали в кабинет. Кабинет был небольшой, к тому же площадь съедали шкафы, набитые религиозными фолиантами. Напротив окна стоял массивный письменный стол, весь заваленный книгами и тетрадями. Сбоку от стола еще помещался маленький, обтянутый кожей диван, на котором могли усесться два человека. Пол, как и во всех домах здесь, был каменный. Андрею и Виктору, мистер Шломо предложил расположиться на диване, а сам сел за
стол, спиной к темному окну. Сергею он указал на стул, находившийся прямо напротив него, по другую сторону обширного стола. Андрей с Виктором оказались у раввина по правую руку, причем, что бы увидеть Виктора, который сидел ближе к окну, священнику пришлось бы вывернуть шею, зато все трое без проблем могли созерцать Сергея.
Поняв, что он находиться у мистера Шломо, практически, за спиной, Виктор начал корчить Сергею рожи. Андрею эта идея показалось абсолютно неудачной, и он раздраженно ткнул Виктора локтем в бок. Виктор толкнул его в ответ, но рожи корчить перестал.
Раввин, между тем, не торопясь положил закладку в лежавшую перед ним толстую книгу, закрыл ее и отложил в сторону. Подвигал остальные книги, освобождая пространство.Вытянул из стопки слева от себя, какую-то тетрадь, положил ее перед собой, раскрыл и наконец, изрек: So…- и уже, обращаясь, к Андрею с Виктором - извините, господа, можно мне посмотреть ваши паспорта?
Ну, вот и все – подумал Андрей - Сейчас я буду раскрыт и будет неудобно.
Досадуя на раздолбайство Виктора (действительно, мало что ли евреев вокруг?), он полез за паспортом в карман рубашки, и тут его осенило! У него был общий, внутренний паспорт, который назывался «Теудат зеhут». Его он получил несколько дней назад, и там черным по белому значилось «Русси». Но в том же кармане, у него лежало удостоверение нового репатрианта «Теудат оле», и вот там, вроде бы, национальность нигде не значилась…
- Чего терять-то? – подумал Андрей – Так хоть какие-то шансы есть.
И он вынул из кармана «Теудат оле» и положил на край стола, а Виктор положил
сверху свой документ, из которого следовало, что Виктор «Ихуди», еврей то есть.
- Что это? – спросил удивленно мистер Шломо, сразу взяв в руки документ Андрея, и
тут же ответил сам себе – А… это сначала дают такие…
Он очень внимательно изучил Андрееву книжку, а на документ Виктора едва взглянул и сказал, поясняя свои действия: Мне понадобятся ваши данные. Много бюрократии в стране, очень много!
 И мистер Шломо сокрушенно покачал головой. Затем, он обратился к Сергею:
- Итак, ваша мать еврейка – сказал он с интонацией, скорее утвердительной, нежели вопросительной - почему она не приехала с вами?
- Я настоял на этом. – ответил Сергей – Она уже не молодая женщина, мне хотелось
бы сначала найти работу и обустроиться, а потом пригласить ее.
Раввин согласно кивнул головой.
- Да, много проблем сегодня у новых репатриантов, я знаю, но все-таки, я не могу
понять, как можно жить среди гоев? Каково это, а? Мои родители из Чехии. Они
привезли меня сюда маленьким, я ничего не помню про Чехию… - Шломо задумчиво
почесал бородку – а вот жена моя, Рут, из Македонии, и ее родители
рассказывали…
Он вдруг оборвал сам себя.
- Впрочем, я злоупотребляю вашим временем, господа. Скажите, Сергей, в вашей
семье соблюдали какие-то традиции?
-Да! – ответил Сергей не напряженно – Конечно. Кое-какие соблюдали, но вообще, в
Советском Союзе…
- Я понимаю – снова перебил его Шломо – Песах вы праздновали?
- Разумеется! – артистично закатывая глаза, будто вспоминая что-то приятное,
отвечал Сергей.
- И что вы делали?
- На Песах? – уточнил Сергей.
Что делают на Песах евреи? – думал Андрей – Мацу едят, это точно, но что еще?
- Да, на Песах. – улыбаясь, кивнул головой раввин.
- У нас пекли такой хлеб… - сказал Сергей, показывая руками, как выглядит кулич.
Виктор, за спиной у раввина, корчил Сергею страшные морды, крутил пальцем у
виска, и водил ладонями над коленями, пытаясь показать что-то плоское.
- Мацу, мудак! Мацу!! – беззвучно шептал он Сергею.
Увидев, как вытянулось лицо у мистера Шломо, и какие рожи строит Виктор, Сергей
быстренько разгладил жестами свой кулич и превратил его в мацу, но было поздно.
На лице раввина отчетливо обозначилась ирония. Он покивал головой и спросил
весело: А еще яйца красили, да?
- Да! – радостно кивнул ему Сергей.
Виктор обрушился на спинку дивана, будто его застрелили. Андрей понял, что все
пропало, он покраснел, как рак, и мысленно проклял Виктора с Сергеем, которые
затеяв это представление, даже не дали себе труда к нему подготовиться. Ему было
ужасно стыдно. Он пытался представить себе, что сейчас скажет им священник, и
представить этого он не мог!
Но ничего особенного не произошло. Продолжая вежливо и чуть иронично улыбаться, мистер Шломо сказал:
- Очень хорошо. Я на днях позвоню, Вам, Виктор. Всего хорошего. Не забудьте ваши
документы.
Ощущая желание провалиться сквозь крепкий каменный пол, Андрей не попрощавшись, быстро покинул квартиру раввина, чувствуя, как жилка пульсирует у виска.
Он уже стоял на тротуаре у машины, когда из подъезда появились Виктор и Сергей.
- Нет, Журавлев, ты видел долбоеба?! – давясь от смеха, и указывая пальцем на
Сергея, шумел Виктор – Кулич он на Песах пек, и яйца красил! Я-то поверил тебе,
Качанов! Я думал ты еврей, а ты гой, самый настоящий! – хохотал он.
- Да что б вас обоих! – с искренней злостью сказал Андрей, которому было не до
смеху.
- О! А этому, кажись, стыдно! – еще больше развеселился Виктор – То же, поди, куличи на Песах пек, а теперь стесняется! Вот дал бог компаньонов!

Виктор никогда не ошибался, и никогда ни в чем не бывал виноват. При всем притом, он был славным малым, и Андрей любил его. Ведь, вот и в данном случае, Виктор совершенно ничего не хотел для себя. Он старался для Сергея. По своему, уж как умел.

***

В этот августовский день, услышав новости по русскоязычному радио «Рэка», Андрей ощутил сложную гамму чувств. Собственно, он услышал про переворот и ГКЧП.
Первой мыслью было самодовольно-гадливое: «Я так и знал!». Затем: «А что же со всеми, кто остался там?» И, наконец, при информации о Ельцине и о том, что люди собираются около «Белого дома», чтобы чего-то там такое противостоять, он отчетливо почувствовал себя предателем. Как же я мог бросить их на произвол судьбы? - думал он на полном серьезе – Я же обязан быть там, с ними!
Терзаемый угрызениями совести Андрей отправился в ульпан. Он шел под еще не очень жарким утренним солнцем. По красивым и зеленым улицам района Рехавия. Пересек улицу Бец-а-лель и вступил в странный район Нахлаот. Двигался по его узеньким улочкам мимо одноэтажных, видимо еще арабами построенных домов, с малюсенькими окошками. Мимо массивных металлических дверей, защищающих входы во дворы или прямо в дома. Мимо бесчисленных синагог. Двигался, не видя, не замечая всей окружающей экзотики. Он видел совсем другое.
Его воображение легко рисовало улицы Москвы и танки на них. И равнодушно-усталые лица солдат в касках, и уродливые металлические щиты у них в руках…
Он все пытался понять себя. Он ведь точно знал, что ЭТО случится. Это ведь и было одной из главных причин отъезда. Он ведь так всем и говорил: «Надо линять, пока правые не пришли к власти». И вот, оно произошло. Так, где же ощущение радости от того, что он в далекой теплой стране, там, куда ни в коем случае не дотянуться руки большевиков? Почему так хотелось бы ему быть сейчас там? А будь он там даже, что изменило бы его присутствие? Разве кучка «демократов» в состоянии противостоять, например, дивизии им. Дзержинского? Может, солдаты откажутся стрелять? Да нет, не откажутся. Достаточно сказать им, что там, около «Белого дома», собрались одни евреи, которые все "это" и замутили, из-за которых сейчас нечего в стране пить и есть…
Так, почему, черт подери, так хочется сейчас быть там, у Белого дома?! Потому, что громче всех кричал: Вперед, к рынку и демократии!, а как началось, так сам взял и соскочил?
И тут, Андрей понял, что да. Именно по этому. Вот если б не кричал, не убеждал, в грудь себя не бил, то и стыдно, и совестно сейчас не было бы! А так, получается, что вроде, как действительно предал кого-то…
«Вы за Русь страдаете в ресторане «Русь» - услужливо подкинула память фразу из песенки. Вспомнились почему-то кадры с площади Тянь-Ань-Мынь. И что? То же самое сейчас будет в Москве. А ты…!
В приступе самобичевания Андрей даже ударил себя кулаком по бедру, и сам засмеялся над собой. Это немного вернуло его к реальности. Ну, ладно – подумал он – что, в самом деле, как барышня? Поделать все равно ничего нельзя…
Он остановился на углу около двухэтажного дома, где размещался ульпан. Вытащил пачку сигарет «Brodway», прикурил, и вдруг услышал: Привет!
Подняв голову, он увидел Аркадия. Они учились в одной школе и были немного знакомы. Аркадий был младше на пару лет.
- Привет! – ошеломленно вымолвил Андрей, протягивая руку, и вновь обретя чувство юмора, добавил - Ну, вот, да! Где ж еще встретить товарища по школе, как не здесь?
Они обсудили московские события. Потом перешли к местным. Выяснилось, что Аркадий живет в Иерусалиме уже полгода. Это, в глазах Андрея, был солидный срок, у него-то только пошел второй месяц.
- Работаешь? – покровительственно спросил Аркадий.
-Нет пока – несколько смущенно ответил Андрей.
-А хочешь? – поинтересовался Аркадий.

После занятий, Аркадий, как и было договорено, ждал Андрея около ульпана. Они
отправились в район Бейт–ха–керем, в отель Рамада Рениссанс, где Аркадий уже
некоторое время трудился в качестве уборщика при бассейне.
Холл отеля выглядел очень привлекательно, в глаза бросились пальмы и фонтаны.
Андрей сделал было шаг к роскошным стеклянным дверям, вроде, Аркадий направлялся
туда же, однако, товарищ развернул Андрея к мрачноватой лестнице, ведущей вниз, в
подвал, и сказал смеясь: Сюда! Туда (он кивнул в сторону парадного входа)с
деньгами!
Они вошли в маленький кабинетик, где помещался довольно молодой, лет тридцати пяти,  менеджер по кадрам, и Аркадий представил Андрея, как своего друга, желающего работать.
- Да, у нас здесь так, все по протекции, даже сюда – улыбнулся кадровик, и спросил: Сколько ты времени в стране, Энди?
- Полтора месяца – ответил Андрей, впервые используя иврит, где-то, кроме
магазина.
- И как тебе в стране? Хорошо?
- Да.
- ОК – менеджер сделал серьезное лицо, и продолжил – Ты уже немного знаешь иврит?
Понимаешь все, что я говорю?
- Да.
-Кто ты по профессии?
- Учитель истории.
- Так. Учитель. Скажи мне, в России все, что ли учителя, врачи и инженеры? Нам
требуются помощники поваров. Это работа тяжелая. Надо мыть, чистить, таскать.
Зарплата небольшая, около двух тысяч шекелей в месяц.
Две тысячи шекелей! Он старался не расходовать более одной тысячи в месяц из
своих подъемных. С жадностью смотрели они с Леной, на недоступные товары в
магазинах. А тут две тысячи!
- Согласен! – выпалил Андрей, и глаза у него заблестели.
- Не торопись, подумай. Мне не нужно что бы ты поработал один день и ушел. Это
работа действительно тяжелая. Надо работать с 16 до 24 часов, и если
понадобиться, то и дополнительное время. Бывает и до двух и до трех ночи. Ты
понимаешь, что я говорю? – уточнил он.
Андрей понимал. Он очень хорошо понимал, что сможет, продолжая учиться в ульпане, зарабатывать по две тысячи в месяц! Он так же понимал, что ничего такого прямо уж тяжелого в этой работе быть не может. Ему случалось в армии заступать в наряды по кухне. Приятного мало, конечно, но и страшного, однако ж, тоже в этом не было ничего.
- Я подумал – ответил он – я согласен.
- Хорошо – сказал менеджер – ты умеешь немного писать на иврите?
- Немного – сказал Андрей, пожав плечами.
- Тогда, вот попробуй заполнить анкету.
Андрей взял форму и начал заполнять. Ничего сложного там, естественно, не было, и справился он быстро.
- Хорошо! – просмотрев листок, похвалил менеджер – Хорошо. У нас работают арабы,
в основном. Это плохо. Нам хотелось бы, что бы у нас работало больше евреев – понизив голос, доверительно сообщил он Андрею.
Андрей понимающе кивнул, и опустил глаза.
- Ну, хорошо – менеджер явно решил заканчивать беседу – так, завтра без пятнадцати четыре, я жду тебя здесь.И он протянул Андрею руку.

Счастливый вышел Андрей из кабинета и заторопился благодарить Аркадия за помощь.
-Ты подожди радоваться – сказал Аркадий – во-первых, это работа с говном. Во-
вторых, две тысячи шекелей, это мало. Ты поймешь потом, когда тебе пособие
платить перестанут.
-Ну, все равно – ответил Андрей – это же лучше, чем ничего! Для начала – то?!
Спасибо!
Они попрощались, и Аркадий отправился работать, а Андрей, как на крыльях полетел
домой хвастаться перед Леной своим успехом.
Лена сказала, что, может, лучше было бы закончить ульпан, мол, деньги-то пока есть, а потом попробовать поискать что-то более достойное, но по глазам ее, Андрей видел, что на самом деле она довольна. Еще бы! Наконец-то можно будет купить, хоть чего-нибудь! Столько, ведь, всего нужно! Съездить на море, хоть, а то и были-то там только один раз!

Потом, позднее, в их жизни было очень много моря. Так много, что лишний раз и видеть его не хотелось, но это потом, а тот, первый раз, ту поездку в Тель-Авив, Андрей запомнил навсегда.

…До Таханы Мерказит (центральная автобусная станция на иврите все же звучит короче, а слово автовокзал почему то было не в ходу) они решили идти пешком. И еле дошли. Было не просто жарко, а как-то особенно, невыносимо жарко! Ванька на полдороги расхныкался и идти отказался. Андрей нес его на шее. Путь занял около часа, а ощущение было такое, будто прошли насквозь пустыню Сахара.Они даже не знали в чем дело, а дело было в том, что в этот день дул Хамсин. Так назывался южный ветер, который приносил сухую жару откуда-то из Египетских пустынь.
Когда задувал Хамсин, температура воздуха вплотную приближалась к отметке 50 (это в тени), и все живое в стране старалось залезть под кондиционер, а если это было невозможно, то хотя бы в тень!
Они еще не знали, что Хамсин, это стихийное бедствие, практически. Более того, они даже не знали, что такое вообще бывает, а потому, просто удивлялись, что как-то уж больно сегодня жарко.
Они сели в Тель-Авивский автобус и покатились с гор вниз к синему Средиземному морю.
 В автобусе было прохладно, они пришли в себя и начали вертеть головами, наблюдая, как горный пейзаж постепенно превращается в степь, рассматривая поселки по сторонам шоссе, которые были так не похожи один на другой.
 Они просто еще не знали, что поселения евреев и арабов можно отличить друг от друга с
первого же беглого взгляда.
Справа проплыл уже знакомый им аэропорт, и вскоре автобус уже ехал по улицам Тель-Авива. Даже на москвичей город этот произвел впечатление. Он был действительно большой! Как такое может быть? - недоумевал Андрей – во всей стране живет шесть миллионов человек, откуда берется ощущение, что Тель-Авив сопоставим по размеру с Москвой?!
Это ощущение не было обманчивым. Тель-Авив действительно занимает большой кусок святой земли, потому, видимо, что застроен он преимущественно, двух, трех,
максимум, пятиэтажными домами (не считая, разумеется, нескольких помпезных,
прилепленных к левантийскому этому городу «небоскребов»).
Какая-то мешанина была вокруг! Маленькие частные и типовые многоквартирные дома, старые, вероятно Британские казенные здания и какие-то кургузые постройки, создатели которых явно были даже не знакомы с самим понятием «архитектура». Шикарные магазины и убогие лавчонки, и помойки, и сохнущее на веревках белье, и уличные кафешки. Все в куче, все сразу, и всего много!
Потом Андрей подробнее познакомился с этим городом, понял, что он включает себя несколько разных городов, каждый из которых не похож на другой. Более того, если угодно, он включает в себя несколько разных культур и эпох…
Но это все Андрей понял много позже. Первое же впечатление у них с Леной сложилось однозначное – помойка!

Совсем другое дело, оказалось, море. Средиземное море! Моря Андрей любил всегда, и самым замечательным, разумеется, было Черное. Куда до него мутным да мелководным Азовскому и Балтийскому!
Средиземное море началось с запаха. Его еще не было видно за последним рядом зданий на набережной, а запах, такой характерный запах моря, уже появился в воздухе! Андрей заволновался, ускорил шаг и увидел его… Великое, овеянное легендами, голубое Средиземное море!
Набережная выгибалась дугой, обрамляя залив. За полосой пляжа тянулось шоссе, вдоль него росли одинаковые пальмы, а за шоссе высились громады отелей. Красиво было так, что захватывало дух!
Вода оказалась очень теплой, и столь же соленой. Она была почти горькой на вкус. Высокие волны с шумом накатывали на берег.
 Андрей искупался, покачался на волнах, поплавал.Лена купаться не рвалась, она не особенно любила это занятие. А вот Ванька…, оказалось, что он боится моря! Он отказывался заходить в воду, не поддавался ни на какие уговоры, плакал и кричал, что хочет купаться в нормальной речке без этих волн! Андрей потерял терпение, и силой затащил его в воду, чем вызвал у сына настоящую истерику. Пришлось вернуть его на земную твердь и оставить в покое.
Между тем, дело шло к вечеру. Солнце опускалось к поверхности моря, и забирало с собой жару.
Они сидели на полупустом пляже, спиной к городу, лицом к морю и смотрели на закат. Где-то там, за линией горизонта, очень далеко, лежала Европа. Оттуда, со стороны европейского берега, один за другим шли на посадку, низко над их головами, огромные аэробусы. Чуть не каждые пять минут по штуке.Почему-то все это вместе – солнце, падающие в море красивые здания отелей на набережной и идущие неиссякаемым потоком над головой самолеты - вызвали у Андрея безотчетную, нет, не тоску даже, а предчувствие будущей великой тоски! Он затравленно посмотрел вокруг, пытаясь понять, чем это вызвано, и вдруг вспомнил, что очень похожее чувство он испытывал уже, когда-то совсем не давно, но, как ни старался, вспомнить тот случай ему не удалось. Прекратив бесплодные потуги, он
махнул, с досады, рукой.
-Что это с тобой? – улыбаясь чуть встревоженной улыбкой спросила Лена.
Она уже некоторое время внимательно наблюдала за ним.
-Да, ничего – ответил Андрей, рассеяно взглянув на жену.
-Ты какой-то грустный – сказала она и погладила его по руке.
-Да нет, ничего, Лен, ничего – ответил он, стараясь улыбаться.
Его ответ потонул в вое двигателей очередного «Боинга», а Ванька, вдруг спросил:
-Па, а мы можем полететь на самолете? К бабе Ноне? А?
-Конечно, можем, Вань – ответил Андрей, и мир в его глазах размазался в пелене слез – или баба Нона прилетит к нам.
-А когда она прилетит? – не унимался Ванька
- Скоро, маленький, скоро! – ответила за Андрея Лена.

Да, таким было их первое свидание со Средиземным морем. Больше пока не получалось, поездка обходилась довольно дорого, а доходов не было. Но теперь, теперь все должно быть по-другому! Теперь-то он работает!
И на следующий день Андрей впервые вышел на работу.
 Работа действительно оказалась тяжелой. Да нет, он даже не предполагал, что работа может быть так невероятно тяжела!
 Его с места в карьер поставили на мойку посуды. Нет, посуду не нужно было мыть руками, это делала мощная посудомоечная машина, а обслуживали ее, машину, семь человек.
Выглядело это примерно так: За широким металлическим прилавком работали пятеро. Двое с одной стороны, трое с другой. На ту сторону, где вкалывали двое, официанты сваливали подносы полные грязной посуды. Эти двое, сваливали остатки с тарелок в пластиковые баки, а пустые тарелки, блюдца, чашки, бокалы, стаканы передавали на другую сторону прилавка, где работали трое и среди них Андрей. Под каждый вид посуды имелся свой, особой конструкции, пластиковый поддон. Посуду надо было расставлять в эти поддоны, попутно сортируя. Поддоны под блюдца и тарелки ставили на прилавок, под бокалы, и остальную стеклянную лабуду, на направляющие над прилавком.
Посуда шла непрерывным потоком. Руки постоянно находились в движении, некогда было даже почесаться. Поддоны наполнялись стремительно, полные поддоны бегом несли на ленту машины, хватали из стопки пустые, ставили на прилавок, и снова их наполняли. На выходе, чистую посуду принимали двое. Они выхватывали из машины поддоны, ставили на такой же, как на приеме прилавок, вынимали ее из поддонов и расставляли по полкам передвижных стеллажей. Поддоны, по сортам, складывали в стопки на тележки и отвозили обратно на прием.
Понятно, что любое промедление в этом цикле было смерти подобно! Они бы просто засыпались и утонули в потоке посуды! Поэтому, от поста к посту непрерывно курсировал начальник, араб по имени Наджати. Давай, давай! – орал он – Вы что, как девочки?! Спите, что ли?! Шевелись!
Но если где-то начинали действительно зашиваться, он прекращал на время понукания и помогал делом. Ликвидировав прорыв, он бежал к другому посту, орал и помогал там, и так по кругу.
От машины валил пар, пот лился в глаза, с фартука дерьмо текло на ноги, Наджати
орал – короче мрак! Казалось, этому не будет конца!
На самом деле, «Бой», как назвали этот процесс русские, начинался вместе с
ужином, в 19:00. Начинался плавно, потом набирал силу и продолжался в одинаковом
бешенном темпе до 23:00, ну или чуть дольше, смотря по количеству народа в зале.
Потом поток начинал спадать и сходил на нет к полуночи. Помимо этого, на кухне было еще полно всяких дел, но это обязательное каждодневное мероприятие, было главным и самым трудным.
После первой своей смены Андрей принял душ, переоделся и вышел на улицу в некотором удивлении. Это что же? Такое надо делать каждый день? И даже медалей никто за это не предлагает? Это ж не работа, это действительно война какая-то! Так думал он, сидя в развозном микроавтобусе, который летел по ночному Иерусалиму.
Летел микроавтобус, летели мимо чужие дома, фонари, вывески, летела маленькая желтая луна над холмами, летела из динамиков дикая, для ушей Андрея, арабская музыка и очень хотелось ему в тот миг улететь куда-нибудь. Улететь от невероятного этого чужого города, так перегруженного историей, что это ощущалось прямо физически. От этих людей, от арабов языка которых он, естественно, не понимал. Вот они сидят рядом и, вроде, улыбаются ему, но улыбки-то ведь фальшивые! С чего бы им ему улыбаться?
И улыбки местных евреев уже были понятны ему. Это ж здорово, что приехали люди, которые сейчас возьмут на себя всю тяжелую, тупую и низкооплачиваемую работу, которую раньше выполняли арабы! Они ж замечательные, такие, перепугано-покорные и, в отличие от арабов, без ножей за спиной…
- Ну да, все так. А как ты хотел? – спросил Андрей сам себя. Он, в общем-то, уже и не особенно помнил, чего он там когда-то хотел, там, в бесконечно далекой Москве, когда-то бесконечно давно. На самом деле, всего-то пару месяцев назад.

И понеслись дни, похожие один на другой, как две капли воды. Он просыпался утром, отводил Ваньку в сад. Шел в ульпан. Дремал там несколько часов, все меньше понимая, зачем вообще туда ходить. Возвращался домой. Обедал с Леной и отправлялся в «Рамаду». Возвращался за полночь, ужинал и падал спать. Утром все повторялось.
Выходных практически не было. То есть, в графике значился один выходной, но за день до него, как правило, подходил Наджати, и говорил тоном, не допускающим возражений:Парень! Завтра ты работаешь! Кроме того, почти каждый день были дополнительные часы.

Он научился работать не хуже арабов. Он был у начальства на хорошем счету.
Работая в гостинице, он начал говорить на иврите. Произошло то, чего не происходило в ульпане, знания из пассива стали превращаться в актив.
 За первый месяц, с работой без выходных и дополнительными часами, он заработал не две
тысячи, а почти три. Они с Леной купили стиральную машину. Итальянскую. О таком аппарате в Москве никто и мечтать не мог! Но дело в том, что сравнивали-то они уже не с Москвой.
Сместилась точка отсчета, и Андрей отчетливо понимал, что здесь они не бедные даже, они нищие! С этим надо было что-то делать. Но что?

Шел к концу октябрь месяц, а в Иерусалиме стояла все та же бесконечная жара, казалось, лето даже и не думает заканчиваться. Как-то, вернувшись с работы, Андрей застал в гостях Сергея. Тот специально пришел ночью, к его возвращению. Пришел поговорить.
- На Альфаси находиться невозможно – сказал он – приехала царица Тамара.
Андрей отлично знал кто такая царица Тамара. Это была мать Виктора. Царица Тамара была персонажем весьма неоднозначным. Тогда ей было пятьдесят с небольшим. Это была избалованная, капризная дама. В молодости она была красивой, несколько раз была замужем, занималась преимущественно собой, а сын ее, Виктор, находился в основном на попечении бабушки.
Царица Тамара некогда действительно была красива. На стенах ее московской квартиры висели замечательные фотографии царицы, сделанные профессиональным фотографом, ее другом, и портреты, написанные довольно известным художником, также ее другом.
Царица Тамара закончила когда-то энергетический институт и всю жизнь числилась инженером в какой-то московской конторе, но там она именно числилась. Ее пылкой, жадной до денег и вообще жизни натуре, плохо подходило поприще советского инженера. Энергии у нее было на двоих, и она занималась коммерцией, так, как это было возможно в условиях советского общества.
У нее была дача в Кратово и она летом сдавала ее дачникам, поделив на несколько отсеков. Она вязала в транспорте всякие шарфики–шапочки по заказам своих коллег, это тоже приносило какую-никакую денежку. На договорных началах она переводила с английского всякую техническую литературу, доставала и перепродавала билеты в театры и на концерты, одним словом, крутилась, как могла.При этом, она, как и подобает царственной особе, требовала к себе почтения, а с теми, кто отказывался видеть в ней государыню, обычно быстро ссорилась, причем поссорившись, заносила людей в черный список навсегда. Именно по этой причине у нее не заладились дела в Израиле.
Приехав в Иерусалим, царица Тамара очень быстренько нашла себе занятие. Она открыла бар в русском культурном центре, договорившись о том, что за первый год аренду платить она не будет, а уж вот со второго года, когда раскрутиться и купит с потрохами весь Иерусалим, покажет русскому центру все чудеса своей щедрости.
Она поставила на барную стойку табличку «Требуйте долива пива, после отстоя пены», а за стойку поставила Виктора. Она договорилась с известными «Совковыми» личностями, даже такими, как А. Розенбаум, о концертах в Израиле вообще, и в ее баре в частности, и дело вроде пошло, но!
Но! Те, кто предоставил царице такие льготные условия, разумеется, не были бескорыстны и не были фраерами.
Как только все пошло, и первые шекели закапали в царскую казну, они объяснили, что аренду платить, конечно, не надо первый год, да и в дальнейшем она не будет обременительной, но вот делиться с благодетелями, совершенно необходимо!
Царице Тамаре, такой поворот дела совершенно не понравился. Более того, такая неожиданная жадность держателей русского центра, вызвала у нее самый искренний гнев! Напрасно Виктор убеждал ее вступить в переговоры и найти взаимоприемлемое решение. Сергей, который был очевидцем этих баталий, живописно рассказывал, как Виктор, в бессильном гневе размахивая руками, как крыльями, метался по комнате с криками: Мамочка! Ну, пойми!, а царица Тамара сидела в кресле, подперев толстую щечку кулачком, смотрела на прыгающего и орущего сына, и в глазах ее отражалась вся тысячелетняя скорбь еврейского народа. Дождавшись, когда Виктор выскажет все и замолчит, она повернулась к тихо сидевшему в углу Сергею, вздохнула, и сказала печально: Ах, какой он все-таки… не умный…
После этого, как уже было сказано, царица оставила Израиль, и отбыла в Москву. И вот теперь она приехала снова. Цель второго пришествия царицы в землю обетованную была не вполне понятна. Она совершенно не собиралась здесь задерживаться.
 Формальным поводом была необходимость забрать какие-то деньги с банковского счета, и некоторые вещи. Денег, по сведениям Виктора, было совсем не много, вещей никаких она так и не забрала. Прожила пару недель на Альфаси, ссорясь непрерывно с Виктором, который не воздавал царице необходимых почестей, приняла у себя всех знакомых, нанесла несколько ответных официальных визитов и отбыла обратно в златоглавую.Однако, во время своего пребывания в Иерусалиме, Тамара с истинно царской щедростью и небрежностью решила все проблемы Сергея.
Выслушав рассказ о неудачном походе к раввину, она сильно смеялась, назвала всех идиотами, а потом сообщила, что усыновит Сергея, а так как целостность семьи есть понятие незыблемое, гражданство он получит автоматом.
 И она сделала это!
Она милостиво приняла благодарности Сергея, сказала, что Израиль – страна дураков, а стало быть, возжелать гражданства этой страны, может только дурак, впрочем, насчет сына, она никогда и не сомневалась, а вот о Сергее была лучшего мнения.
 О том, что она сама, некоторым образом, гражданка Израиля, царица Тамара предпочла не распространяться.
- Ну, вот – закончил Сергей – через три дня благодетельница улетает. Будет
прощальный ужин, вас желают видеть.
- Я не смогу – сказал Андрей – Я работаю.
- Попадешь в немилость!
- Знаю, надеюсь только, что не велят казнить – улыбнулся Андрей.
После этого разговора Сергей стал появляться у Андрея с Леной часто, он заходил, просто пробегая мимо, иногда с Виктором, иногда один. Возникли отношения, напоминавшие дружбу. Андрею было тогда двадцать пять лет, Лене двадцать четыре. Сергей был значительно старше! Ему был тридцать один год! В отличие от них, он кое-что видел в жизни и в их глазах выглядел чрезвычайно опытным. Отчасти, это так и было…
 
Иногда, в городе Иерусалиме случались совершенно, волшебные ночи! Температура
воздуха оказывалась настолько оптимальной, что человеку, одетому в футболку,
шорты и сандалии не было ни холодно, ни жарко. Не возникало желания натянуть,
например, еще рубашку или поменять шорты на джинсы, но не хотелось, также и
холодной воды, и не надо было вытирать пот со лба. Было идеально комфортно.
Воздух был неподвижен. Тишину нарушали лишь изредка проезжавшие автомобили.
В одну из таких удивительных ночей, Андрей и Сергей вышли погулять. Давно отбыла
в далекую, и почти мифическую Москву царица Тамара. Вместо нее приехали жена
Сергея, Вера и их дочь Аня. Маклерский Сергея с Виктором бизнес по каким-то
причинам закончился, и оба они не спеша размышляли о том, что делать дальше.
Андрей, к этому моменту, завершил второй уровень обучения в ульпане, на третий (последний) он решил не идти. Он продолжал вкалывать в «Рамаде» и то же задумывался о том, что делать дальше. Ничего определенного в перспективе не вырисовывалось…
В ту ночь, Вера уложила Аню спать (Аня была уже большая девочка, ей было семь лет), а сама пришла в гости к Лене. Через некоторое время подтянулся Сергей и, наконец, возвернулся с работы Андрей.
Ванька спал в комнате, а они сидели на кухне вчетвером. Сидели тесно, вокруг расшатанного прямоугольного стола, пили кофе со вкусными булочками, которые за недорого продавались на рынке Мохане Иеhуда и болтали. В какой-то момент общий разговор распался на два отдельных. То есть, девчонки говорили о своем, а Андрей с Сергеем, о совершенно других вещах. Вот Андрей и предложил Сергею пройтись…
Вдоль по улице Аза спускались они с холма, на котором уютно спала респектабельная, сплошь населенная выходцами из Европы, Рехавия. Спускались к парку, лежавшему в долине между двух холмов. На одном, как уже сказано, находился их район, а на другом стоял «Кнессет» и еще несколько относящихся к правительственному комплексу зданий.
Все круче становился спуск и в какой-то момент, Андрею вдруг показалось, что он вступает ногами в холодную воду. Ощущение было настолько отчетливым, что он остановился. Сергей то же встал, как вкопанный.
- Ты чувствуешь? – спросил Андрей.
- Конечно – ответил Сергей – еще б не почувствовать!
Они сделали еще несколько шагов вниз, и поняли природу этого удивительного эффекта. Ниже лежал слой холодного воздуха. И он, этот холодный слой, не стоял на месте. Он тек, подобно ручью, по дну долины и совершенно не смешивался с верхним, теплым слоем! Граница была настолько отчетливой, что ощущения были совершенно, как если бы они входили в воду. Они сделали еще несколько шагов и погрузились в холод с головой.
- Давай не пойдем туда – сказал Сергей – холодно.
- Давай – согласился Андрей.
Они повернули обратно, поднялись чуть выше, свернули с Азы на какую-то маленькую улочку, и через пару минут обнаружили слева уютный скверик. Они сели на скамейку под сенью ливанского кедра. Было совсем тихо, пахло хвоей, и сухие иголки шелестели под подошвами сандалий. Они закурили, Андрей откинулся на спинку скамейки, запрокинул голову и увидел сквозь крону дерева далекие звезды. Грустно было у него на душе почему-то последнее время, грусть стала его нормальным состоянием.
- Я сижу, и смотрю в чужое небо из чужого окна…- напел Андрей строчку из песни Цоя.
- Слушай, сколько же ты помнишь этих песен, стихов, а? Ты их заучиваешь? – спросил Сергей.
- Нет, конечно, – ответил Андрей – то что нравится как-то само запоминается.
- Я давно хотел спросить тебя. Может, я не понимаю чего? Мы очень разные люди. Вот ты зачем-то приехал сюда, семью привез, наверное, хотел чего-то? Чего?
- Как чего? – Андрей чувствовал подвох в этом вопросе, но еще не понимал, к чему клонит Сергей – из Совка соскочить хотел.
- И все? А зачем тебе это было надо?
Андрей хмыкнул, и собрался что-то ответить, но вдруг понял, что ответа на этот, вроде бы глупый вопрос у него нет.
- Ну, как зачем – сказал он, подумав – ты же сам знаешь, как там весело.
- А что там с тобой уж прям такого страшного было?
- Да нет, страшного, конечно, ничего не было, работал себе, ел, пил. Ну, ты же и сам все знаешь, почему спрашиваешь, Серег?
- А здесь, что ты думаешь делать? Так и будешь посуду мыть?
У Андрея засосало под ложечкой. Это был неприятный вопрос. Этот вопрос и без Сергея неясно маячил перед ним, но Андрей отмахивался от него, как от назойливого комара, уговаривая себя, что ответ, со временем, как ни будь проявиться сам. С чего это он, вдруг, должен проявиться? Об этом Андрей старался не задумываться. Почему? Только сейчас он понял почему. Потому, что думать об этом было страшновато. Андрей был подобен страусу, который прячет голову в песок. Он отчетливо почувствовал сейчас это, но опять не нашел в себе мужества увидеть вещи такими, как они есть.
- Ну, есть несколько вариантов – сказал он.
- Каких? – спросил Сергей заинтересовано.
В отличие от Андрея, склонного к туманной поэтике, Сергей предпочитал конкретные вещи и видимо возможность услышать про несколько вариантов, и проанализировать каждый из них, показалась ему интересной.
- Ну, во-первых, можно продолжать работать в «Рамаде». Со временем, когда нормально освою язык, могут повысить, могут сделать менагелем (начальником) смены. Им там не нравится, что все менагели арабы.
- Допустим. И сколько зарабатывает менагель?
- Не знаю. Но точно больше, чем мы…
- Скорее всего, не намного больше. Не в два раза. А какие еще варианты?
- Есть СОХНУТовские бесплатные курсы переквалификации…
- Переквалификации в кого?
- Ну, там разные специальности… Социальные работники…
- Ты хочешь быть социальным работником? Сколько зарабатывает социальный работник?
- Не знаю. Откуда мне знать – сказал Андрей, почему-то начиная раздражаться.
- А я знаю. – ответил Сергей – Ты хоть одного мужика социального работника видел?
Андрей не видел.
- Знаешь почему? – Сергей повернулся к нему и иронично улыбался.
- Я понял тебя. По-любому это больше, чем на мойке посуды.
- Это не факт, но дело, даже не в этом. – Сергей сделал паузу, вынул еще одну сигарету, чиркнул зажигалкой, не торопясь, затянулся, и выпустив дым в черное ночное небо, продолжил – Как, наверное, хорошо работать менагелем в «Рамаде», водителем автобуса, социальным работником! Каждый день ходить на работу, работать восемь часов и еще два-три дополнительных часа. Каждый месяц получать зарплату, штуки три, а то и все четыре! В банке быть надежным клиентом, кредитную карточку дадут! Ссуду на покупку квартиры дадут, лет на 25! А почему нет? Выплатит к пенсии, молодой ведь!
Можно будет купить подержанную квартиру, «трешку» в Гило, к арабам поближе или новую, только не в Иерусалиме, конечно, в дыре какой-нибудь. Можно еще взять небольшой кредит и купить машину по олимовской льготе. Фиат Уно или даже Митсубши Лансер! Платить по
кредитам, так с полторы тысячи каждый месяц, за коммунальные, налоги всякие еще шекелей пятьсот, на жрачку еще семьсот–восемьсот, итого, на жизнь у нас остается штукарек. Надо еще отложить на отпуск, на шмотки, на технику какую, ну хотя б шекелей триста в месяц. Надо? Надо. Значит в остатке где-то семьсот… А чего? Нормально! На рынок придем, сядем в кафешке, шашлыков с чипсами заказать, пива… Нормально! Надежно!
Андрей слушал, и искренне не понимал, почему все эти правильные вещи, Сергей говорит каким-то саркастическим тоном? Да, все так. Ну и что в этом плохого?
- Сергей, – Андрей пытался понять, к чему вся эта речь – ведь ты в Москве,
насколько я понимаю, жил совсем не так, как я? Чем ты там занимался? Я знаю, что
ты работал инженером, но ведь не на зарплату же инженера ты Мерседес купил? Я
так понимаю, что это здесь мы случайно в похожих положениях оказались, а там-то
мы видимо принадлежали к разным классам, нет?
Сергей задумался на минуту, а потом сказал: Да, нет. Почему к разным? Ты работал и я работал. У тебя «двушка» на Преображенке была? Ну, а у меня, допустим, «трешка» в Измайлово с магазином «Рыба» под полом. Не вижу принципиальной разницы. Ну, форцой я еще занимался, потому машина была, «шестерка». Ты в своем кооперативе работал, поди, жил бы по скромнее, то же машину мог бы купить. Я ж вижу, как ты соришь деньгами…
- Где это я ими сорю?! – удивился Андрей.
- А вот, что это за сигаретки у тебя лежат сейчас на скамейке? Причем, брошены так небрежно в мою сторону, мол бери не хочу, мол нам не жалко! И в компании любой, я заметил, на стол ты их так же кидаешь. Что за сигаретки?
- Whinston…
- Вот, то-то, что уже Whinston! Чего это мы уже Brodway курить не хотим? Мы
работать начали! Доходы выросли! Джинсы вот на тебе новые, какие, если не секрет?
-Ну, Levi s…
-Levi s, кстати, одобряется. Джинсы, вообще вещи, надо хорошие покупать, они
себя оправдывают. А, вот, где ты их покупал?
- В «Машбире» (так назывался шикарный большой магазин в центре города).
Собственно именно там Андрей купил джинсы по единственной причине. Там висели ценники. Он знал, что в частной лавке, назовут заведомо завышенную цену, что там надо торговаться, а этого Андрей никогда не умел и не любил.
- Скажите! В «Машбире»! – протянул Сергей – а в старый город пойти? К арабам? Не
судьба была?!
- Так у них же наверняка все левое!
- А вот не факт! Надо смотреть. Может, просто контрабандное, и дешевле в два раза, и лучше. Стиралку новую, ты купил еще зачем-то…
- А как без нее? Ленка ругалась, что руками стирать приходится…
- Ругалась?! Вот, двадцатый век, а?! Женщина, не работает, сидит дома, а руками постирать ей трудно! Ей стиральная машина – предмет первой необходимости!
- Нет, вот мне интересно, Сергей, а что, Вера у тебя руками стирает?
- Нет, конечно. Ты ж знаешь, еще царица Тамара надыбила стиралку халявную, на
алимовском складе. Ты, кстати, там был хоть раз?
- Был. Там дерьмо одно. Разве ж эти… что-то хорошее туда отдадут?!
На склады эти, местные жители отдавали вещи, которые им были не нужны, старую мебель, технику, одежду. По идее, на первое время, репатрианты могли разжиться там всем необходимым. В реальности, Андрей на таком складе не смог найти ничего стоящего, да еще испытал острое чувство унижения под взглядами сотрудников.
- Так это ж надо там дежурить! Ловить! – сказал назидательно Сергей.
- Времени нет.
- Это у тебя сейчас времени нет, а когда было, в начале, чего не искал? Стиралку
ту же?
- Да, унизительно, как-то… – ответил Андрей.
- Унизительно? Перед кем это ты чувствуешь себя униженным? Перед Ленкой?
- Причем здесь Ленка? Перед теми же сотрудниками склада…
- А какое, интересно, тебе до них дело?! Тебя волнует, что они о тебе подумают? Они и так думают, что понаехали «вонючие русские», хоть ты ходи на склад, хоть нет!
- Знаешь, они где-то правы. Действительно, ведь, мы сюда к ним понаехали, и вряд ли им это может нравиться…
- А тебя это волнует почему?! Ты сюда приехал на законных основаниях. Никого не обманывал, кусок изо рта ни у кого не вырывал. Они транши американские под это дело получают. Стройки по всей стране! Квартиры эти впаривают по ценам нереальным. Я поэтому и покупать ничего не хочу, сейчас купишь, а потом все упадет, и будешь локти кусать. Все поднимаются!Строители, банки. Продавцы машин, техники, херни всякой! Кто сказал, что им плохо от того, что мы сюда приехали?! Наоборот, им отлично! И они еще и рожи кривят при этом!

Андрей думал. По своему, Сергей был совершенно прав, и спорить с ним не имело никакого смысла, да и, пожалуй, невозможно было что-то ему возразить, но была у медали оборотная сторона, и эта сторона состояла из материй гораздо более тонких, чем те, о которых говорил Сергей. Андрей очень отчетливо ощущал их наличие, но рассказать о них Сергею не умел. Ему казалось, что Сергей его не поймет, сочтет дураком.
Он ошибался. Сергей все мог понять, просто далеко не все было ему интересно.
- Наверное, ты во многом прав – сказал Андрей, задумчиво глядя в начинающее светлеть небо – у тебя, конечно, больше опыта…
- А ты обращайся! – ответил Сергей – чего, чего, а например, вещи покупать, я тебя научу. Тратить – это не зарабатывать! – и он весело засмеялся.
- Слушай, - Андрей решился задать вопрос, который давно его интересовал – если не секрет, откуда у тебя Мерседес? Ты ж говоришь, у тебя шестерка была раньше…
- Не секрет. Они в Германии ничего не стоят, старые. Оттуда пригнал. Я его хочу теперь оформить здесь. При наличии алимовской льготы - растаможка копейки. И продать.

Он поднялся со скамейки.

- Пойдем. А то там нас девчонки, наверное, потеряли уже!

И они направились к дому. Андрей шел и думал, что, кажется, впервые в жизни, ему
встретился человек, у которого можно чему-то реальному научиться. Сергей не унижал его, оделяя снисходительными инструкциями. Он, вроде, спорил с ним, вроде, как с равным, но в то же время, кожей ощущал Андрей, что многое из того, что ему предстоит, этот человек уже давно прошел, и на многие сложные для Андрея вопросы, он уже имеет ответы и готов ими делиться.

***

Прошло еще немного времени. Как-то утром, Андрей отвел Ваньку в сад, заглянул на рынок, купил там какой-то ерунды и направлялся к дому. Он двигался по узким улочкам Нахлаота. Начался декабрь, но вокруг продолжалось все то же бесконечное лето, разве вечерами стало чуть прохладнее. А тут, взглянув на небо, Андрей заметил, что что-то не так. Он даже не сразу понял, что именно изменилось, а все было очень просто! Просто небо, казалось, вечно голубое небо, было затянуто облаками. Такое было первый раз с момента появления Андрея в Израиле.
Он вышел из узких улочек Нахлаота на просторную площадь и огляделся. Темные, угрожающие тучи со всех сторон обложили Иерусалим. Подул ветерок. Неужели?! - подумал Андрей и машинально чуть прибавил шага. Небо становилось все темнее, ветер все сильнее! Он шел через Рехавию. Ветер шумел, гнул старые кипарисы и ливанские кедры, поднимал с асфальта облака сухой хвои. Хвоя летела отовсюду с черепичных крыш, с деревьев, с тротуаров. Ветер был не горячий, как обычно, а свежий, прохладный. Дышать было легко и вольно. Андрей заулыбался. Что-то менялось! Он всегда любил перемены!
Он уже повернул на улицу Аза, когда хлынул ливень. Он хлынул сразу, как из ведра, стеной! Мутные ручьи мгновенно побежали вдоль тротуаров. Дождь был теплый. Улыбаясь дурацкой улыбкой, Андрей поднял руки к небу, навстречу водяным потокам. Вокруг было полно людей, но никто и не думал прятаться и убегать! Все шли не спеша, с такими же, как у Андрея счастливыми лицами, казалось, весь город, да, что город! Казалось, сама природа радовалась дождю!
Андрей не знал, что так, в течение считанных часов, в Израиль приходит зима. Довольный пришел он домой. Они с Леной вместе порадовались дождю, который скоро кончился, но свежесть и прохлада остались.
А на следующий день зима уже вступила в свои права. Столбик термометра опустился до десяти градусов, солнце не появлялось, воздух был сырым, дул ветер.
Они оказались не готовы. Пришлось срочно покупать Ваньке куртку, калорифер в
квартиру, и еще много разного.

Израильская зима замечательна тем, что коротка, и потому жители земли обетованной предпочитают, хоть это и довольно странно, считать, что зимы у них нет вовсе. Потому, дома там, как правило, не имеют отопления, а зимняя одежда представляет собой кожаную, либо джинсовую куртку, джинсы и кроссовки. На счет одежды, надо признать, что на побережье этого, в принципе, достаточно, но в Иерусалиме, который стоит выше уровня моря метров на восемьсот, и где темпера-тура опускается иной раз ниже нуля, этого явно мало. Что же до отопления, то тут зима - катастрофа для населения и праздник для национальной электри-ческой кампании «Хеврат хашмаль»!
Сырой ветер сифонит под неплотными дверьми и в оконных рамах, миллионы калориферов наматывают сутками киловатты на счетчики, и получая счета за электричество, простуженные граждане хлопаются в обмороки!

Еще, наверное, следует рассказать, что центральное горячее водоснабжение в Израиле так же отсутствует. Для желающих помыться зимой, квартиры оборудованы электрическими бойлерами. Каждое включение этого устройства, вероятно, сильно укорачивает жизнь счетчика, потому, что частота его вращения на время подогрева воды, похоже, намного превышает предельно допустимую. Одного бойлера, на помывку двух человекоединиц, как правило, бывает недостаточно, таким образом, что бы вымыть семью из трех человек, бойлер приходиться греть дважды! И кто, спрашивается, будет компенсировать моральный ущерб?! Кто?! Израилетяне ненавидят Хеврат хашмаль, пожалуй, даже больше, чем арабский террор!

С приходом зимы завершился в городе Иерусалиме туристический сезон. Руководство отеля «Рамада Рениссанс» организовало экспресс-собрание трудящихся в помещении рабочей столовой. Руководство объявило трудящимся об окончании туристического сезона и, как следствие, резком сокращении количества гостей. Далее, руководство сообщило, что не смотря на эти трудности, в следствии временного этих трудностей характера, увольнять оно, руководство, никого не намерено. Просто будут выходные, и не будет дополнительных часов.
Это оказалось ложью, потому что с приходом зимы, многие трудящиеся придумали болеть, а в
ресторане гостиницы, повадились проводить свадьбы, дни рождения, и прочие корпоративы. В результате, работы у официантов и сотрудников кухни стало едва ли не больше, чем было летом.

Тридцать первого декабря одна тысяча девятьсот девяносто первого года от рождества христова в городе Иерусалиме было как-то особенно холодно! До обеда Андрей сидел около включенной газовой плиты и читал Ваньке Вини Пуха. Он, Андрей, очень любил эту книжку. Ваньке это было, видно, немного рановато. Он быстро уставал и хотел играть в машинки. Андрея это раздражало, ему очень хотелось, чтобы сын разделил с ним любовь к этой замечательной книге.
Лена сидела в комнате около калорифера и по обыкновению что-то рисовала.Было ясно, что новый год будет весьма условный, потому, что Андрею предстояло работать, минимум до двенадцати, это во-первых, во-вторых в Израиле это вообще не считалось праздником. Что касается до друзей, то тут тоже был сплошной облом.Виктору так не понравилось наступление зимы, что он выпросил в банке «American Israel» краткосрочный кредит в размере 20000 шекелей, тогда, примерно, 7000 долларов, и собрав манатки, следом за царицей Томарой, свалил, негодяй, в Москву!
Сергей с Андреем смеялись, что вряд ли там теплее.
В гости к Вере приехали родители, а Сергей занимался продажей Мерседеса. Он носился по городу, показывая машину потенциальным покупателям, торговался, был очень серьезен, и вообще, контакту недоступен.
Андрей купил бутылку дорогой водки и был полон решимости после работы, назло врагам и обстоятельствам, все равно, хоть как-то новый год отметить!

По дороге на работу, в джинсовке, он замерз. Дождя не было, но дул ветер, и холод был какой-то необыкновенный.
- Кто только сказал, что в Израиле не бывает зимы?! – ругался он про себя – Cовсем не помешала бы дутая курточка!
Рабочий день выдался совершенно обычный. Количество народу было среднее, и полночь застала их на исходе «боя». Усталый Андрей вяло поливал из шланга горячей водой внутренности посудомоечной машины. Комбинезон был весь сырой, в кроссовках хлюпало. Стрелки часов сошлись на двенадцати. Андрей налил два бокала приторного «шабатного» вина (это добро всегда оставалось в избытке и летело в помойку вместе с объедками), один взял себе, другой подал Валере, единственному русскому, работавшему с ним в эту смену.
 
- С новым годом, Валер – грустно улыбнулся Андрей, протягивая товарищу бокал.
- Да, уж! С новым счастьем! – печально ответил светлобородый сорокалетний преподаватель музыки Валера.
Они выпили, и тут же рядом оказался Наджати.
- Что это?! Что вы тут делаете?!! – заорал он.
- Сегодня праздник – спокойно ответил Андрей.
- Какой такой праздник?! – возмущенно подняв брови, осведомился менагель.– Какой может быть праздник на работе?!
- Новый год – сказал Андрей – у нас, у русских, это праздник.
Наджати задумался на секунду.
- А, действительно! Сильвестр. – сказал он – Все равно. На работе пить запрещается! Здесь вам не Россия!
- Да пошел, ты! – тихо сказал Валера, по-русски.
Догадавшись, что ничего хорошего ему не говорят, Наджати спросил Андрея, как более продвинутого в иврите:
-Что он сказал?
- Он сказал: «С новым годом!», Наджати. – улыбаясь, ответил Андрей.
- Артисты! Заканчивайте, давайте уборку, и домой! – скомандовал менагель строгим голосом, но видно было, что он не сердится…
- С новым годом! – сказал Андрей водителю, вылезая из микроавтобуса. Тот уставился на него, ничего не понимая. Андрей засмеялся, и направился к дому. Ночной ветер шумел в верхушках кипарисов. Иерусалим спал.
В квартире было темно. Неужели Ленка спать улеглась? – подумал Андрей изумленно.
Он открыл дверь, вошел на кухню и включил свет. На столе лежала записка: «Я на Альфаси. Приходи встречать новый год!». Андрей удивился, поднял телефонную трубку, набрал номер Сергея. Трубку сняла Вера.
- С новым годом, Андрей! Заходи скорей! Мы все тебя ждем!
- Ничего себе! – сказал Андрей, до него еще не дошло – Иду.
Он вытащил из холодильника бутылку водки. Погасил свет, запер дверь, и через пять минут звонил в квартиру «на Альфаси».
Дверь распахнулась. Внутри празднично горели свечи, на пороге веселая раскрасневшаяся от выпитого Вера еще раз поздравила его с новым годом. За спиной у нее улыбался Сергей.
- Привет! Вер, пусти его за стол скорее! Не видишь? Мужик с добычи пришел! С новым годом, Андрюха!
В комнате, за праздничным столом сидели Верины родители, Лена, Ванька, Аня.
Пахло выпечкой, на столе были мандарины, советское, видимо, привезенное из
Москвы, шампанское. Даже маленькая искусственная елочка стояла в углу. Это был
настоящий новый год!
Андрей поставил на стол свою бутылку и сел. Верин отец степенно наполнил бокалы.
- Ну, что ребята? С новым годом! – светло улыбаясь, сказал он.
- С новым годом! – повторил Андрей, проглотив комок в горле.
Зазвенели, сталкиваясь, бокалы, и пузырьки шампанского играли в них, и горели свечи, и улыбались красивые девочки, и на какое-то время Андрей поверил, что все это по-настоящему, что все как и всегда, и был совершенно счастлив!

А утром в Иерусалиме выпал снег. И это были не три снежинки, такого снега эти края не видели более семидесяти лет! В течение каких-то трех часов город буквально завалило! Ну, завалило, это может быть, и сильно сказано, но сантиметров десять все-таки выпало. Для Иерусалима это было настоящим стихийным бедствием!

Андрей с Леной не сразу поняли масштаб свалившейся на город катастрофы. Наоборот, естественно, что выпавший, как по заказу, первого января снег, вызвал у них восторг!Выскочив на улицу, они поиграли в снежки, слепили для Ваньки снеговика, сфотографировались около тропических деревьев под снежными шапками.
Потом обнаружили, что как-то совсем не видно на улице ни автомобилей, ни прохожих. Первое января в Израиле будний день, странно, неужели всех так напугал снег? Они оделись потеплее, и пошли погулять, а заодно, купить кое-каких про-дуктов.
Город будто вымер. Улицы были покрыты ровным нетронутым снегом, который только начинал подтаивать. Редко где можно было увидеть след автомобиля или человека. Все встречавшиеся на пути магазины, банки, кафе были закрыты. Посмеиваясь над изнеженными южными людьми, дошли они до улицы Кинг Джордж, где всегда было очень оживленно и там обнаружили ту же пустоту. Даже общественный транспорт не ходил. Большой круглосуточный супермаркет, в который когда-то Виктор привел Андрея в первый его «Иерусалимский» день, тоже оказался закрыт. Несколько удивленные, повернули они к дому.
К положенному часу Андрей пришел на работу. Добрался он без проблем, разве, что ноги промочил, и удивился, когда встретил его не Наджати, а менагель ночной смены. А тот, в свою очередь, также был удивлен чрезвычайно, и на Андрея смотрел, как на восставшего покойника.
- Как ты сюда добрался, Энди? – спросил он изумленно.
- Как? Как обычно, пешком. – ответил Андрей, все еще не понимая, что такого
удивительного в этом.
- Пешком?! Ты, разве, живешь где-то рядом?
- В Рехавии. Это не рядом, конечно, так… пешком минут сорок.
- Сорок минут?! - менагель покрутил пальцем у виска, но поняв, что ведет себя
неправильно, счел необходимым объясниться – Очень холодно и снег… Из всей смены ты один пришел. Машины проехать не могут. Все думали, что никто не придет. Задержали ночную смену.
- Там же всего пять человек – вспомнил Андрей – как же мы будем работать?
Ночная работа отличалась от дневной и вечерней. «Ночным» не приходилось вести битву с потоком посуды, который поступал после каждой трапезы. У них были другие задачи. Они вымывали котлы, противни и прочий поварской инвентарь. Драили полы, до блеска терли влажными полотенцами отмытую машиной посуду. Короче, им тоже хватало дел, но их было мало!
Андрей попытался представить себе, как это шесть, ну, пусть даже семь человек (менагель,конечно, тоже будет работать) должны сделать то, с чем еле справлялись
пятнадцать - шестнадцать. Представить было сложно. Он подумал, что это, пожалуй, будет даже любопытно.
Когда он переоделся и вышел на кухню, ему сообщили, что сейчас будет маленькое собрание. Комсомольское - буркнул Андрей себе под нос – Тема: "И в мирной жизни, есть место подвигу."
Пришел, аж целый заместитель менеджера гостиницы! Андрею его пару раз показывали арабы, мол, вот – очень большой менагель!
Большой менагель был одет в серый костюм и белую рубашку без галстука. Вообще, в Израиле, кажется, галстуки водились только у официантов пафосных ресторанов (таких, как ресторан «Рамады») и еще у министра иностранных дел.
Большой менагель был краток. Он выразил признательность сотрудникам, тем, которые согласились задержаться и тем, которые явились на работу, несмотря на снег. Он сказал, что придется потрудиться, что всех оставят ночевать в гостинице, потому что неизвестно, что будет завтра. Он сказал, что утреннюю смену, разумеется, тоже не отпускали, что они сейчас отдыхают, а в четыре утра, сменят тех, кто будет работать сейчас. Оплата будет двойной, за все время, которое работники проведут в здании гостиницы. За часы отдыха тоже.
Арабы радостно зашумели. Андрей их радости не разделил: Умереть, что ль здесь, за их двойную оплату? – подумал он.
В итоге, ничего страшного не произошло. Гостей было мало, только те, кто жили в гостинице. Ни новых групп, ни празднующих чего-нибудь горожан не появилось. Андрей довольно спокойно отработал свою смену и дополнительные часы, до четырех утра. Потом их сменили.

Спать их разместили в номерах. Андрею достался сосед по имени Абдала. Этот молодой, моложе него араб, радовался, как ребенок и двойной оплате, и особенно тому, что их разместили в настоящем номере, как настоящих гостей. Он включил и выключил все лампочки, поигрался с электрическими жалюзи, с кондиционером, перещелкал все каналы на телевизоре.
- Смотри! Смотри, какая девушка! – восторженно кричал он Андрею, тыча пальцем в экран, где явно крашенная, израильская блондинка, кривляясь и делая глупые глазки, рассказывала о преимуществах стиральной машины «Индеcит» с верхней загрузкой.
- Вижу – без энтузиазма сказал Андрей.
- Вы, Русские, счастливые! – с завистью, продолжал Абдалла – У вас много красивых девушек!
- У вас в деревне нет красивых девушек? – равнодушно поинтересовался Андрей, которому больше всего хотелось спать.
- Нет. Таких, как у вас, у русских, у нас нет! Блондинки красивые! Она, вот эта, ведь русская, да?
- Нет, Абдалла. Она не русская. И не блондинка…

 Вот обезьянка! – с некоторой завистью думал Андрей - Попал в гостиничный номер. Бесплатно. Наоборот, ему за это платят, да еще двойную зарплату! И вот он счастлив! А почему бы ему не быть счастливым? Действительно?! Чего надо-то? Вот тебе и воды горячей, сколько хочешь, тепло, светло, сытно, телевидение кабельное, каналов семьдесят…
Почему меня это совсем не радует? Чем я отличаюсь от него? – спросил себя Андрей, и тут же понял, что от Абдаллы он отличается всем…
А еще он понял, почему ему так грустно здесь. ЭТО приоткрылось на одну секунду, и тут же забылось, и унеслось прочь, подхваченное потоком мыслей и снов. Но в эту секунду, он отчетливо увидел, что эта древняя земля, на которой, возможно, когда-то, невероятно давно, жили какие-то древние евреи (вряд ли они были хоть в чем-то похожи на нынешних), к которым, кстати, он тоже имел весьма условное отношение, давным–давно стала землей Абдаллы.
Эти пески и камни, эти голые холмы, так похожие на серые купола мечетей, за много столетий впитали в себя крики муэдзинов, блеяние коз, песни и речь мусульман. Так было при халифах, при крестоносцах, при турках, и при англичанах. Ничего не поменялось здесь!

Потом на эту землю новые пришлые люди, почему-то возомнившие, что она принадлежит им, наложили редкую сетку из городов и дорог. Это очень тонкая и ненадежная сетка. Ее очень легко разорвать. Перемещаясь по нитям и узлам этой сетки, гости и туристы видят только ее. И эту сетку они и называют Израилем, «почти европейской страной на ближнем востоке». И не дано им увидеть, что в каждой ячейке этой сетки, продолжает жить, так же почти, как и жил лет восемьсот назад, Абдалла.
Он так же совершает намаз, так же пасет своих коз, так же безнадежно собирает калым, чтоб когда-нибудь жениться. Ради этого работает он в еврейской гостинице, и завидует, и ненавидит, и не понимает, и понимать не будет, и не хочет! И главное, он, Абдалла,уверен - он на своей земле и в своем праве! И нет ему дела до того, какие такие земли купил у кого-то, когда-то некий барон Ротшильд! Да он и не знает кто это такой! Зачем ему это знать?!
И вот между этой землей и Андреем всегда ровно такое же море пустоты, какое в данный момент разливается между ним и Абдаллой.
- Я бы никогда не стал здесь жить! - подумал еще Андрей, проваливаясь в черную бездну сна…
 
Следующей ночью, вернувшись, наконец, домой, он узнал, что во многих районах снег повалил старые большие деревья. Падая, они порвали провода, и полгорода осталось без света и связи. Аварийные бригады не могли проехать по снегу и люди сидели без электричества, а значит и без калориферов, двое суток. Несколько автобусов, которые вышли в путь перед снегопадом, и десятки частных машин не смогли подняться в Иерусалим, застряли на шоссе среди гор и находились в совершенно бедственном положении! Высланные на помощь армейские вездеходы, тоже не смогли пробиться…
О, как! – развеселился Андрей – А мы в Москве по четыре месяца сидим в снегу и ничего!

Через неделю он свалился с копыт. Это было обыкновенное ОРЗ, но температура была высокой, и волшебное лекарство «Акамол» оказалось слабым вспоможением.
Два дня провалялся он в жару, а на третий очухался и вдруг понял, что в «Рамаду» он больше не пойдет. Он удивился, оглядываясь назад, как это он умудрился проработать там больше четырех месяцев? Будто что-то замкнуло у него в мозгу и превратило в робота, а вот теперь контакт разомкнулся ( в следствии болезни, что ли?) и он снова стал собой.

Он опустил свои дрожащие, слабые после болезни ноги на холодный каменный пол. Неуверенно поднялся, и стал одеваться. Он побрился, привел себя в относительный порядок, с удовольствием выпил чай, предложенный Леной, и, продравшись сквозь ее протесты, вышел в омерзительный, сырой и ветреный зимний Иерусалим, горя желанием немедленно все изменить!

Вечером они с Сергеем сидели в кухне на Альфаси, пили дешевый ликер «Амаретто» и
беседовали. Аня давно спала, а так как Ваньку оставлять одного Лена боялась, Вера, уложив дочь, ушла вечерять к ней. Собственно, Сергей этому активно способствовал.
- Ты пошла бы к Ленке, Вер – сказал он жене – Видишь, мужикам надо потереть.
- Ой! Можно подумать! – сказала Вера, слегка обиженно, чтобы они почувствовали себя виноватыми, и удалилась, тряхнув гривой каштановых волос. На самом деле, тогда она с большим удовольствием общалась с Леной, чем с мужем. Она, Вера, была еще та артистка!

- Короче, – рассказывал Андрей Сергею – Сейчас у них открываются курсы строительных специальностей. Четырехмесячные. Будут платить стипендию две тысячи шекелей. Другого ничего пока не предлагают.

Утром он побывал в министерстве абсорбции, и теперь пришел к Сергею посоветоваться.

- Еще, – продолжал он – Я думаю, можно будет в «Рамаде» договориться, что бы там работать только в Шиши и Шабат (пятницу и субботу), когда там двойная оплата. Это будет получаться, тысячи полторы. Итого, будет три с половиной штуки. По-моему нормально, а?
- Ну, – Сергей поднял бокал, отпил ликера, поставил его обратно на стол,
покрутил его за ножку, подумал – Допустим. Допустим, четыре месяца тебе будет
неплохо. А что потом? Пойдешь на стройку?
- Ну, да – сказал Андрей не совсем уверенно. В принципе у него имелся план, мнение Сергея о котором он и пришел услышать, но он не торопился и не форсировал разговор. Ему нравилось беседовать с Сергеем.
- Я вот только не пойму – стараясь казаться серьезным, продолжал Сергей – какая разница где работать, на стройке или в «Рамаде»? И даже в «Рамаде», наверное, все таки лучше, там тепло, душ, кормят, возят. Опять же, сам говоришь, со временем, менагелем стать можно…
- Серег! Да осточертела мне эта «Рамада»! Тупейшее занятие! Моешь, моешь эту посуду, конца края нет и результата не видно, и смысла никакого! Один хрен, опять испачкают…
-Да! Стройка совсем другое дело! Блоки складывать, это высокоинтеллектуальное занятие!
- Я не собираюсь блоки укладывать. Я пойду на штукатурку–малярку…
- А! Так что ж ты сразу не сказал! Конечно! Штукатурка-малярка, это вещь! – откровенно засмеялся Сергей.
- Серег, ну ты меня совсем, что ль, дураком считаешь? Я ж не собираюсь всю жизнь на стройке работать.
- О, как! А я что-то тогда вообще не пойму, что ты такое мутишь?
- Ну, я хочу закончить курсы…
- Это я уже понял.
- Поработать на стройке, какое-то время.
- Так…
- А потом открыть свое дело. Заниматься ремонтами, там… Брать маленькие подряды. Ну, стать кабланом, стройподрядчиком.
- Ага! Вот, значит, ты, Андрейка, у нас какой! Нечестный! – в глазах у Сергея заиграли озорные искорки – Ходит, ходит, такой скромный, интеллегентный паренек, трудяга такой, а сам вынашивает втихаря план открытия собственной строительной компании! Как называться будет? Журавлефф энд Сан Буилдинг Корпорейшн ЛТД? – выговаривая английские слова, с нарочито русским произношением, спросил он, и, хитро улыбаясь, уставился на Андрея.
Андрей покраснел. Умный негодяй Серега попал в точку. Что-то в этом роде ему и мечталось, но он даже себе не хотел в этом признаться, представляя себя, таким скромным мастером, который в одиночку, ну или там с двумя рабочими, делает ремонты и достройки в квартирах и частных домах.
- Ну, блин, Серег! – начал Андрей, но Сергей перебил его.
- Не, ну почему? Мне нравится… размах! – продолжая хитро улыбаться, сказал он – Давай выпьем. Выпьем за Алию 91!
Они чокнулись, глотнули сладкого, действительно пахнущего орехами ликера, закурили, напустив полную кухню дыму. Окна по случаю зимы были задраены наглухо.
- Если серьезно, – сказал Сергей – Я тебе тут ничего посоветовать не могу. Тут, чтобы советы давать, надо много информации иметь, а у меня ее, естественно, нет. Тебе ведь придется с арабами конкурировать. Какие у них цены? Сколько минимально сможешь брать ты, что б было и дешево, и что б без штанов не остаться? Какие налоги? Можно ли от них уходить и как? И нужно ли? Одно могу сказать тебе наверняка – это очень тяжелый бизнес. Если хочешь, у меня есть другое предложение.
- Конечно. Расскажи. – попросил заинтригованный Андрей, наполняя снова бокалы.
Сергей молча курил, глядя куда-то за плечо Андрея, в черный квадрат ночного окна, в бесконечный, зимний Иерусалимский дождь, будто о чем-то глубоко задумался. Он последний раз затянулся, обжег губы, и это будто привело его в чувство. Взгляд его снова стал живым. Он погасил окурок в пепельнице, поднял бокал, плавно качнул им в сторону Андрея, отпил маленький глоток, и наконец, заговорил.
- Я вот думаю, а может, тебе лучше уехать обратно? Погоди, не говори ничего! Просто послушай. Посмотри на себя. Какой ты бизнесмен? Честный, прямой, как … не знаю… Книжки хорошие читаешь и помнишь все. Стихи пишешь, я не понимаю в этом, но мне нравится, и Верке нравится. Видел, как она смотрит, когда ты читаешь? Видел!
Андрей покраснел. Он не видел, но это было ему лестно. А Сергей продолжал.
- Ты же гуманитарий. Я думаю, там ты гораздо скорее найдешь, чем тебе заниматься, чтоб и зарабатывать и по душе было. Тебе ведь не надо так много денег, как мне, например. Тебе другое важно. Ну, это, кстати, так, к слову. Я вот, что тебе хочу предложить…
Ты знаешь, за сколько я купил этот Мерседес? В Германии он стоил три тысячи долларов. А здесь я его продал за четырнадцать тысяч. Знаешь, почему он здесь столько стоит?
Понятно, Андрей не знал.
- Здесь кто-то, японцы, наверное, пролоббировал такой закон, который в принципе
запрещает ввоз в страну автомобилей старше трех лет. Как бы по соображениям экологии. Это ерунда конечно, про экологию. Сам видишь, какие древние помойки тут ездят и как чадят, и ничего, все с техосмотрами, а ввозить, вишь ты, старше трех лет не моги! Нельзя! – Сергей криво ухмыльнулся и глотнул ликера – Нельзя, но на самом деле, можно! Репатриант, по своей льготе, имеет право ввезти ОДНУ машину. Любую. И (это, конечно, недосмотр законодателей и они его исправят рано или поздно) необязательно из страны исхода. Из абсолютно любой страны. Я консультировался с адвокатом. Это точно.
Для Андрея, это была новость. Он знал, что алимовская льгота позволяет купить новую машину за вычетом таможенной пошлины. То есть, процентов на 35 – 40 дешевле розничной цены. Насчет ввоза он ничего не слышал.
- Такую машину – развивал свою мысль Сергей - можно растаможить за символические деньги (около сотни баксов), но вот продавать ее нельзя. Имеется в виду, что машину репатриант ввозит для собственных нужд, а не с целью перепродажи. И он, горемыка, должен ездить на ней пять лет, а уж потом, то, что от нее останется, он может и продать. Это такая еврейская хитрость. Пять лет продать нельзя… Но можно! Я же продал! И знаешь как? Сергей довольно заулыбался, потянулся, так, что захрустели суставы и поднял бокал.
- Знаешь, – продолжал он, улыбаясь, как сытый кот – Израилетяне, они вроде и хитрые, но если совок начинает напрягаться, то наебать израилетянина ничего не стоит! Со временем наши их тут затопчут. Точно! Давай выпьем!
Они опрокинули по бокалу ликера. Он уже казался приторным и невкусным. В бутылке оставалось совсем немного.
- Я поставлю чайник? – предложил Андрей.
- Чай, это хорошо, конечно, но мне кажется, нам стоит дойти до магазина и взять еще чего-нибудь. Ты, как думаешь?
- Я думаю, что ты читаешь мои мысли! – ответил Андрей.
Сергей разлил по бокалам остатки ликера. Получилось меньше, чем по глотку. Вокруг лампы, свисавшей с потолка, строго по центру кухни, кружился ночной мотылек. Он нарезал сужающиеся круги, несколько раз стукнулся об оранжевый абажур, наконец, проник внутрь, врезался в лампочку, обжегся и рухнул на стол. Сергей смахнул его на пол.
- Знаешь, Верка до смерти боится мотыльков – сказал он.
- Мотыльков? – удивился Андрей – Странно, они же совершенно безобидные…
- Она говорит, что они пыльные. – произнес Сергей, без всякого выражения – Это вызывает у нее настоящую панику. Пыльные, а?!
Они допили остатки ликера, оделись и вышли на улицу. Проходя мимо зеленого, пластикового контейнера для мусора, Сергей вдруг сказал: Смотри! – и коротко пнул его ногой. Андрей отпрянул, потому, что крышка контейнера немедленно распахнулась, и из недр его ракетами вылетели две огромных диких и тощих иерусалимских кошки.
- О, господи! – сказал Андрей. Это было настолько неожиданно, что он действительно испугался.
Сергей засмеялся.
– Представляешь, как интересно каждый день выбрасывать мусор?! Нет-нет, да забудешь, что они там. Открываешь крышку, и чуть ли не инфаркт!
 - Так вот – продолжил он – бог с ними с кошками. Вернемся к нашим баранам, к машинам, в
смысле…
Если машину надо продать, то делается так. Приходишь в таможню, в Мисрад мехес, этот поганый. Делаешь глупую, и печальную морду, и прогоняешь такую телегу: Мол, вот, я бестолковый новый репатриант приобрел зачем-то этот нелепый дорогой автомобиль, а денег-то содержать нету! Бензину кушает много, страховка дорогая, налоги высокие, сервис запредельный. А еще, я без работы сейчас! Дома жена ругается! Дети плачут, кушать просят! Абсолютно не по Сеньке шапка, автомобиль этот! Не дайте пропасть, люди добрые! Дозвольте мне, бестолковому, да убогому, продать это проклятое немецко-фашистское ведро, и все налоги, любимому еврейскому государству сполна заплатить!
Вот. Они, от чувства важности своей, для твоей убогой судьбы, и ощущения монаршей полновластности, сомлеют всенепременно, и в порядке исключения, разрешат машину продать. Мне разрешили…
Теперь, я вот, что сделать хочу. Моя льгота уже, как ты понимаешь, реализована. На себя, я больше ничего привезти не могу. Поэтому, мне нужны два нормальных человека, которые имеют льготу, но не имеют желания приобретать в кредит новые автомобили.
Разве нормальный человек может купить новый автомобиль? Ты только от салона отъехал, а он уже не стоит тех денег, которые ты за него заплатил! А уж в кредит, так это и вовсе чистое попадалово!
Вот я тебе и предлагаю. У меня сейчас есть деньги, у тебя, наверное, тоже сколько-то есть, а главное, у тебя есть льгота. Я найду еще кого-нибудь, кто хочет свою льготу продать. Таких не мало. Всем, кто собирается валить отсюда, льгота не нужна. Мы с тобой летим в Германию, покупаем там два автомобиля. Один ты возьмешь на себя, второй купим на подставного человека со льготой. Ты на этом сможешь заработать, я думаю, тысяч семь – восемь, долларов, разумеется. Может и больше, смотря, сколько ты своих денег готов вложить.А потом ты посмотришь, как тебе жить. Мне, кажется, тебе стоит в Москву вернуться. Купишь вместо «двушки», « трешку». Машину купишь, и будешь себе там жить припеваючи. Ну, а если ты обязательно здесь оставаться хочешь, то деньги эти… В твоем случае, мне кажется, лучше использовать в качестве первого взноса при покупке квартиры. Иначе, у тебя они быстренько утекут, и следа не останется. Вот. Ну, что скажешь?
- Ничего не получится, Серега.
- А ты не торопись. Ты подумай…
- К сожалению, мне тут не о чем думать. У меня, Серег, нет алимовской льготы.
- Как это нет?! Почему?
- У меня прав нет совковых, водительских.
- И, какая связь? Не понимаю…
- Да ты что, Серег? Не знаешь?! Прямая. Это ж сохранение статуса, называется. Если в союзе у тебя права были, предполагается, что и машина там у тебя была. Была там, стало быть, и здесь надо – получи льготу! А вот, если прав у тебя нет, значит, и машины у тебя не было. Значит, и здесь перебьешься. Ты не знал разве?

Электрическая стеклянная дверь ночного супермаркета бесшумно разъехалась перед
ними, и они из сырой и холодной ночи вступили в тепло ярко освещенного магазина.Сергей молчал некоторое время, видимо, осмысливая полученную информацию. Через пару секунд он начал смеяться, и сказал:
- Ну, блин, ваще! Ну, морды жидовские! Это ж надо такое придумать! Охренеть! Слушай, Андрейка, а ты что ж в совке не знал об этом что ли?
- Нет. Не знал. Царица Тамара мне говорила, что лучше права было там получить, потому, что здесь дорого, а вот насчет льготы, как раз ничего и не сказала. Ну, я и не стал там возиться с автошколой. Покупать, говорят, опасно. Говорят, они здесь это проверяют…
- Ну, блин, царица! Ну, блин, и дура! – Сергей сокрушенно замотал головой – Так,
вроде, она умная баба, на первый взгляд, а поближе поглядишь, такая же дура, как
и все! Мда, облом… Ну, ладно, что мы сегодня будем пить?
Они остановились перед полками с алкоголем. Совершенно пуст был ночной магазин,только пожилой охранник, с пистолетом на боку, спал на табурете у входа, да клевала носом барышня за одной из касс.
Андрею было не до «что мы будем пить?». Ему было ужасно досадно! Он злился на царицу Томару, на Израильский закон «О сохранении статуса», и более всего на себя. «Ну, почему у меня здесь всю дорогу все не слава богу? Ведь «там» так не было!» - думал он.
Это было неправдой. «Там» у него было тоже самое, просто «там», это было не так заметно. Но Андрею вовсе не нужна была в тот момент правда. Ему хотелось что-нибудь разнести вдребезги в этом красивом магазине.
- Да, не расстраивайся, Андрейка! – сказал Сергей – Видишь, бизнесы, это не твое. Ищи что-то другое! Так, что же мы будем пить, а?
- Давай, что-нибудь крепкое! Мне завтра, в кое-то веки, на работу не надо. Больничный действует еще день. Гуляем!
- Так. Хорошо. Давай посмотрим, какие крепкие напитки может нам предложить
магазин «Супер саль»? Может быть Бренди?
Тут Андрей обратил внимание, что в магазине, кроме них появился еще покупатель.
В паре метров от них, стоял иностранец. Это был точно не местный человек. Он был одет в черный костюм, при галстуке, было ему лет пятьдесят, и, судя по
наружности, был это японец, ну, или кореец какой. В принципе, ничего
удивительного в этом явлении не было. Прямо над супермаркетом возвышался отель,
причем, известен этот отель был, как «деловой». Здесь останавливались не
праздные туристы, а люди, которых привели в Иерусалим дела. Действительно, что
такого особенного? Японский, например, бизнесмен, который после дня тяжелых
переговоров, в час ночи, решил выпить, и вместо того, что б в одном из баров
отеля взять рюмку бренди, или там, виски, спустился в супермаркет и стоит вот
глазеет на бутылки?
Собственно, даже и не в этом заключалась странность. Японец (или это только
показалось Андрею?) смотрел не столько на бутылки, сколько на него и Сергея.
Не спеша, прошли они несколько метров, в поисках Бренди, и найдя, остановились.
Японец снова оказался рядом, и смотрел по-прежнему, явно не на бутылки, а на них.
Он даже не пытался скрыть, что наблюдает за ними, и что этот процесс очень ему интересен.
Теперь это заметил и Сергей. Он посмотрел на японца, пожал плечами, и сказал,
повернувшись к Андрею:
- Приличный бренди у них больно дорогой, а неприличный пить нельзя. Я пробовал.
Гадость. Что еще нам могут предложить?
- Может, возьмем Джина и тоника? – предложил Андрей.
Когда они перешли к джину, японец тоже переместился, он снова остановился рядом и снова откровенно смотрел на них. Тут уж глупо было продолжать делать вид, что ничего не происходит. Сергей повернулся к иностранцу, и вежливо осведомился по-английски, чего он собственно хочет?
Японец, если и смутился, то совсем немного. Он поклонился и сказал на очень
хорошем русском, почти без акцента:
- Добрый вечер. Я, Комуто Херовато (Что-то в таком духе), профессор кафедры
русского языка университета в Токио. Я приехал в Иерусалим, как турист. Давно
хотел побывать здесь… Я просто случайно услышал ваш разговор… Я никак не ожидал
услышать здесь русскую речь. Простите, вы туристы?
Андрей совершенно растерялся от неожиданности, а Сергей ответил вальяжно:
- Я Сергей Кочанов, а моего друга зовут Андрей Журавлев. Мы не туристы. Мы евреи
из Советского Союза, которые…
И Сергей поведал профессору довольно пространную историю, об Израильском законе о возвращении, о закрытости советских границ, о количестве людей, которые в последние годы через эту лазейку выехали за границу…
- Здесь более миллиона русских? – заинтересовано спросил японец.
- Да! – подтвердил Сергей, очень серьезно – Но не русских. Евреев, профессор,
евреев из Советского Союза.
- Большое вам спасибо, друзья! Я ничего об этом не знал. – сказал профессор,
пожал им руки, и откланялся.
Андрей еле дождался, когда тот скроется из виду, и захохотал.
- Чего это ты? – удивленно улыбаясь, спросил Сергей.
- Ничего! - Андрей вытер слезы – Истерика! Русскоговорящий японец в Иерусалиме!
Где ж ему и быть, как ни здесь?!
Он взял с полки бутылку Джина «Gordon S», и, хлопнув Сергея по плечу, сказал
весело:
- Пошли искать тоник! Сергей Кочанов, еврей, вернувшийся домой из Советского
Союза! – и он снова захохотал – Договоришься! Сделают тебе обрезание!
- Что это за фамильярности вы себе позволяете, юноша? – деланно возмутился
Сергей – Вы сами-то, еще не прошли через этот традиционный для нас, евреев обряд?
Они взяли бутылку тоника, и, продолжая шутливо препираться, направились к кассе.

***

Наступил февраль. Каменистые склоны иерусалимских холмов покрылись свежей зеленой травой, и яркими пятнами среди зелени, распустились во множестве красные цветы. Андрей не знал точно, что это за цветы. По его предположению это могли быть маки.
Стало меньше дождей, незаметно потеплело, все чаще проглядывало солнце. В солнечные часы, воздух в Иерусалиме, казался удивительно, неправдоподобно свежим,стеклянно – прозрачным. Так выглядела весна в этом древнем городе на краю Иудейской пустыни.

Как-то однажды, улыбнувшись навстречу выглянувшему солнцу, преподаватель штукатурного дела, выходец из Йемена, с немыслимым именем Идидия, сказал Андрею:
- Ну, вот и все! Весна в стране! А, что у вас в России, зима, я слышал, очень длинная?
- Да. – ответил Андрей – Месяца четыре, может и больше…
- И, что? Все четыре месяца все в снегу и во льду?! Это же тяжело, это действительно проблема!
- Нет никаких проблем, Идидия – весело ответил Андрей.
- Как это нет проблем?! – возмутился тот – Холодно же все время!
- Ну и что? Дома-то тепло! Вода есть горячая, постоянно. На работе тепло. В машине, в транспорте тепло. И одеваемся мы по-другому, не так, как здесь.
- В машине?! – удивился Идидия – Как это в машине? Машина не может ехать по льду! – заявил он убежденно.
- Может, Идидия, может! – снисходительно ответил Андрей.
- Как это может?! – не соглашался преподаватель – Ты, что не помнишь? Когда в
Иерусалиме выпал снег, никто никуда не мог поехать, покуда он не растаял!
- Просто Израильские водители не умеют ездить по снегу…
- Как это Израильские водители не умеют ездить?! – рассердился патриотичный, как
и большенство жителей этой страны, Идидия, не уловив сути сказанного Андреем –
Израильские водители, между прочим…
- Знаю, знаю! – перебил его Андрей – Самые Израильские в мире!

Сергей нашел себе компаньона и улетел в Германию за машинами. Ванька давно привык к детскому саду и ходил туда с удовольствием, а Лена нашла себе работу, как ни странно, почти по специальности. Она занялась росписью сувениров для одной галерейки, которая торговала всякой «иудаикой».

Андрей осваивал ремесло маляра–штукатура. Каждое утро, кроме субботы, отправлялся он в далекий район Тальпиот, где новоявленные строители, в основном с высшими образованиями, корявыми своими, непривычными к подобной работе руками, возводили, в час по чайной ложке, некое промышленное здание, и попутно приобретали необходимые навыки. Народ подобрался довольно странный, впрочем, ничего удивительного в этом, если разобраться, не было. Умные люди, не имеющие подходящей профессии, в Израиль либо не ехали, либо ехали к родственникам имеющим связи, и готовым помочь в устройстве, либо везли с собой деньги, которые позволяли начать собственный бизнес. Понятно, что учиться на строителей пошли
одни горемыки, такие, как Андрей. Надо сказать, что о ту пору, Андрей этого всего не понимал, и неудачником себя отнюдь не считал. Он был еще молод и полон радужных надежд! В «штукатурной» группе интерес для Андрея представляли только два человека, некто Алексей из Москвы, и Борис (израилетяне произносили, БОрис, с ударением на О) из Бобруйска. Алексей был небольшего роста , подвижный, плотненький. В свои двадцать восемь лет он зачем-то уже начал лысеть. Был Алексей рассудителен, писсимистичен, как ослик Иа-Иа, несколько суетлив, и при этом всем абсолютно надежен. Откуда Андрей мог знать, что Алексей абсолютно надежен? Он ведь не ходил с ним в разведку?! Иногда, такие вещи можно почувствовать и без разведки. Андрей чувствовал.
В Москве Алексей последнее время работал банщиком в кооперативной сауне. Сауна была дорогой и престижной. Среди его клиентов были разные люди, в том числе и всякие новоявленные бизнесмены, и бандиты. Работу эту едва ли можно было назвать спокойной, зато она приносила неплохие деньги.
Вследствие рода своих занятий Алексей был в курсе очень многих вещей. Он знал, как строились в Совке отношения бизнесменов–ментов–бандитов. Как выстраивались совковые бизнесы, и еще много разного, что было совершенно неизвестно средним гражданам, таким, как, например, Андрей. Надо ли говорить, что весь этот бесценный опыт, абсолютно никак не мог пригодиться в Израиле?

Полной противоположностью Алексею был Борис. Скромный, ничем внешне не примечательный
местечковый еврей, инженер из провинциального города Бобруйска. Он был среднего роста, носил очки и усики, хорошо понимал, что машиностроительных производств в Израиле, в обозримом будущем не появиться, а потому думал о реальных вещах, например, о штукатурке.
Жил Борис, на так называемых, оккупированных территориях, средь Иудейской пустыни, в поселении «Текоа». Т.е. это было, выражаясь языком советских масс медиа, Израильское военизированное поселение на западном берегу реки Иордан.
Берег, согласно этой терминологии, у переплюйки под названием Иордан, был широкий. Так, навскидку, километров сорок!
От Иерусалима до Текоа было езды минут пятнадцать, но считалось, что путь этот опасен, т.к. пролегал он через две арабских деревни. В этом поселении Борис купил себе большой, по-понятиям Андрея, дом, где проживал с женой, дочкой, тещей, и тестем.
Недвижимость на «территориях» стоила в разы дешевле, чем даже в самых захудалых районах Иерусалима, и Андрей тоже задумывался, а не стать ли ему поселенцем?
Борис был так же, единственным среди будущих штукатуров, автовладельцем. Обладал он автомобилем известной и громкой марки Субару, но был это отнюдь не спортивный снаряд, а маленькая, странного вида семиместная машинка, оснащенная расположенным сзади, трехцилиндровым двигателем, который при малой своей мощности, тем не менее, уверенно перемещал это чудо, даже при полной загрузке. Машинка эта, удивительным образом, напоминала своего хозяина, была она скромна, удивительно рациональна, и внешне немного нелепа. Некоторую нелепость в облик спокойного и мирного Бориса, привносил вечно болтавшийся у него на поясе пистолет «Беретта». Как и все поселенцы, Борис был вооружен, и, вероятно, очень опасен!
Андрей посмеивался над Борисом, но в глубине души, завидовал ему. Жизнь на территориях, как он думал, была овеяна ковбойской романтикой. Ему почему-то казалось, что он в образе вооруженного поселенца вовсе не будет выглядеть так нелепо, как Борис.

По пятницам, после курсов, Андрей отправлялся в «Рамаду», отрабатывал там смену, возвращался домой, и падал спать. Субботним утром они с Леной и Ванькой, по обыкновению гуляли в парке, иногда к ним присоединялись Вера и Аня. После «оздоровительной прогулки» и обеда Андрей снова шел на работу, возвращался за полночь, и утром в воскресенье (воскресенье в Израиле рабочий день), снова ехал в Тальпиот на курсы.
Надо сказать, что довольно скоро Андрей устал крутиться в этом колесе, и ставшую уже родной «Рамаду» начал тихо ненавидеть.
В один прекрасный мартовский день, из Германии вернулся Сергей. Когда-то, Андрей рассказал ему привезенный из Москвы анекдот. Анекдот этот был такой: «В
ресторане за столом сидит полупьяный мужчина, гулянка окончена, он просит счет.
Официант приносит. Мужчина изучает счет. Счет выглядит так :
Салат – 50$
Бифштекс – 140$
Гарнир (Картофель жаренный) – 80$
Водка – 200$
Шнурки – 70$
Пролезло – 240$
Итого: 1750$
Мужчина долго изучает счет, потом подзывает официанта, и говорит: «Слушай, дорогой! Я все понимаю, и в принципе, хрен бы с ним. Хрен с ним, что водка двести баксов, что картошка восемьдесят, что все в сумме, почему-то, тысяча семьсот, даже, что шнурки семьдесят! Хрен с ним! Но только, пожалуйста, объясни мне, дорогой, что это такое за «пролезло» за двести сорок?!»
Официант берет счет. Молча зачеркивает «Пролезло – 240$», и пишет «Не пролезло».
Сергею анекдот этот страшно понравился, и он стал использовать в своей речи это самое «пролезло». Так вот, вернувшись из Германии, он сказал: «Не пролезло. Обе машины таможня арестовала на пять лет».
Андрей ни стал вникать во все юридические тонкости, и подробности, но общий смысл, был следующий: когда паром с Сергеем, его компаньоном и машинами на борту вошел в порт Хайфы, и началась процедура таможенного досмотра, Сергею несказанно повезло! Он попал на того же самого таможенника, который досматривал его при въезде в Израиль в прошлый раз, с первой машиной. Он узнал Сергея, и начал вести процедуру по всей форме. Затребовал документы, которые в первый раз были вовсе ненужны, захотел видеть подставного человека, на имя которого ввозили одну из  двух машин. Предъявить этого человека, оказалось затруднительно, т.к. пока Сергей путешествовал, тот, не дождавшись, куда-то делся из Израиля.На вопрос Сергея, мол, чего, ты, докопался?Таможенник, ни сколько не смутившись, ответил честно, что он, дескать, уже тридцать лет живет в стране, и ездит на стареньком Фиате, а некоторые, только вчера тут появились, понимаешь, а вон уже тащат сюда третий мерседес!
- Ну, и что? – спросил Сергей.
- А ничего! – ответил таможенник – Вот, сколько в моей власти сделать тебе препонов, ровно столько я и сделаю!
Короче, в итоге, обе машины были арестованы, и поставлены в таможенный терминал славного города Хайфы.
Для Сергея это был очень неприятный сюрприз! Практически все его деньги были вложены в автомобили. Заканчивался срок аренды квартиры, ее, аренду, надо было или продлевать, а значит, платить минимум за три месяца, или искать жилище поскромнее. Не говоря уже о том, что надо было как-то есть, пить, жить. Как-то выцарапывать из лап таможни машины, а для этого нужны были консультации юриста, которому тоже, разумеется, надо было платить.
Выручил Сергея, на первое время, тесть. Отец Веры был работником советской внешней торговли, много работал за границей, в общем, он имел кое-какие деньги. Сергей связался с ним по телефону, объяснил ситуацию, и тот одолжил ему некоторую сумму, установив срок - один год. При этом, Сергеем он был очень недоволен, и объяснил недвусмысленно, что делает это только ради дочери и внучки.
Семье Сергея пришлось срочно менять привычки, и начинать жестко экономить. Это совершенно не понравилось Вере. Она, как оказалось, отнюдь не была похожа на жену декабриста. Вера заговорила о возвращении в Москву. Сергей и слышать об этом не хотел, во всяком случае, до того момента, пока не доведет до счастливого конца операцию с машинами. В конечном ее успехе он ни секунды не сомневался. Он, напротив, считал, что Вера и Аня должны как можно скорее изменить свой статус, перестать быть туристками, превратиться в новых репатрианток, и получить все причитающиеся деньги и льготы.
Вера этого почему-то не хотела.Аргументировала она свою позицию странно и неубедительно, мол, у них есть обратный билет с открытой датой, за который заплачены деньги.
Сергей объяснял ей, что если состоится факт репатриации, то СОХНУТ вернет им стоимость этого билета. Вера отвечала на это, что в Москве есть важные, незавершенные дела, которые необходимо закончить, прежде чем оставаться здесь. Что это за дела такие, она, также, внятно объяснить  почему-то не могла.
На этой почве, у них начались постоянные раздоры и разбирательства, на тему кто, кому, чего и сколько. В довершение всего Вера завела себе «банкира».

Банкир, на самом деле, никаким банкиром не был. Он был скромным банковским служащим. Познакомились они с Верой в школе, где обучалась Аня. У банкира там обучался сын.
Банкир совершенно сошел с ума от Веры, которая держала его около себя, но на
расстоянии. Он ухаживал за ней, приглашал в рестораны, куда она всегда приходила
вместе с дочерью, дарил подарки, был готов, казалось, на все, только бы просто
находиться рядом с ней.
Это продолжалось с месяц. Обо всем об этом, Вера подробно докладывала Сергею, сообщая в каком ресторане они с банкиром сегодня были, что именно там кушали и пили, о чем говорили и какие комплименты она заработала.
Андрею было совершенно непонятно, что это такое происходит, самое интересное, что это было непонятно не только ему, но также и столь многоопытному Сергею. Отличались причины
непонимания. Андрей не понимал, т.к. был молод и наивен, а Сергею, по-видимому, мешала самоуверенность. Он был слишком уверен в себе, что бы допустить возможность того, что его жена в нем отнюдь не уверена. Потому, недели три он исправно слушал, как Вера с банкиром мило прогуливаются с детьми по  иерусалимским ресторанам, и не знал, как ему на это реагировать. Затем, в один прекрасный день, в телефонной трубке возникла банкирова жена, имевшая тот же вопрос: Что это такое происходит, и как Сергей к этому относится? Тогда Сергей потребовал прекратить отношения. Вера безропотно подчинилась.
Финал оказался неожиданным. Банкир был найден военным патрулем в пустыне в  нескольких километрах от города. Банкир нормально погибал от зноя и жажды. Когда его нашли, он был уже без сознания. Внятно объяснить, чего это его понесло в  пустыню, бедняга не мог. Вера сказала, что даже не предполагала, что он сумасшедший.

Выяснения отношений между Верой и Сергеем становились все более частыми и бурными. Они, эти выяснения, утратили рациональный характер и превратились постепенно в состязание, кто кого сильней обидит. Однажды Вера в этом единоборстве одержала победу настолько решительную, что взбешенный Сергей не придумал ничего лучше, как приложить жену головой об раковину.
Сразу после этой истории Вера пришла к Лене и Андрею. Она не прибежала, как это можно было бы предположить, растрепанная и плачущая. Она просто пришла в гости, как всегда ухоженная, накрашенная, хорошо одетая. Она рассказала об этом очень спокойно, без слез и истерик. Андрею странно было это видеть. Случись подобное у него с Леной! Он знал, что та вела бы себя совсем не так! Однако, когда тем же спокойным тоном Вера сообщила, что поедет к родителям в Москву, даже Андрею уже было понятно, что возвращаться к мужу она не намерена.
Удивительно, но это было совсем не очевидно проницательному и умному Сергею. Видимо, самоуверенность сделала его слепым.Перед самым отъездом Веры они помирились и договорились о том, что когда Сергей разберется с машинами, он приедет в Москву и там они решат, как жить дальше.
В аэропорту, когда они прощались, Вера прошептала ему на ухо: «Лошадей готовь!».
Это была фраза из любимого ими обоими фильма «Свой среди чужих, чужой среди своих». Сергей рассказывал об этом, гордясь женой.
- Все-таки молодец девчонка! – улыбаясь, и глядя в туманную даль, влюбленными
глазами, сказал он.
Он ничего не понимал!

***

Наступил май, с ним закончилось обучение на строительных курсах. Андрей получил диплом маляра–штукатура, который никогда в жизни ему не пригодился, а на банковский счет одновременно упали последняя стипендия и прощальный привет от СОХНУТа в виде пяти тысяч шекелей. Андрей больше не являлся новым репатриантом, надо было учиться жить без помощи государства.
Он сразу начал искать заказы на ремонт через своих немногочисленных знакомых. Ничего из этого не получалось. Потенциальные клиенты относились к нему с недоверием и просили показать уже сделанную работу. Показывать было нечего. Сергей предлагал ему показать им любую свежеотремонтированную квартиру, и сказать, что это делал он. Однако, во-первых, Андрей уже решил идти своим путем и на авантюры не подписываться, а во-вторых, как-то и не было подходящих для демонстрации квартир.
Из «Рамады» Андрей с удовольствием уволился, так, с месяц назад. Это была, конечно, слабость, но он уже не мог продолжать там работать, просто воротило с души! Таким образом, он оказался безо всяких источников дохода. Деньги, правда, пока были, но ситуация эта напрягала его чем дальше, тем больше. Лена, правда, работала, но платили ей мало и крайне нерегулярно, да и вообще, Андрей никогда не представлял себя альфонсом.
И тут позвонил Борис. Он рассказал, что нашел работу,что каблан (стройподрядчик), у которого он работает, проживает с ним в одном поселении. Что сейчас они занимаются достройкой второго этажа в большом доме, в поселении под арабским городом Хевроном, а еще его работодатель отхватил работу в Иерусалиме, и это так недели на две. Далее он сказал, что нужен еще один человек, и если Андрею нечего пока делать, то не хочет ли он подработать?
Андрей хотел. На следующий день он вышел на объект, с намерением поработать пару недель, и совершенно не подозревал, что это начало новой и довольно любопытной страницы в его жизни.
Каблана звали Хаим. Он был шустрым, поджарым мужичком, лет сорока пяти. Приехал Хаим в Израиль, как это не удивительно, из Австралии.
Хаим нес Израилю свет новых технологий. По не вполне ясным Андрею причинам, в динамичном Израиле строили патриархальным способом – каркас из монолитного бетона, стены и перегородки из шлакоблоков. Затем штукатурка, плитка, покраска. Трудоемко, дорого, добротно.
 Хаим предлагал конструкции из оцинкованного профиля, который с наружи обшивался азбоцементными панелями, а внутри гипсокартонными.
 
Надо сказать, что предприятие это имело все шансы на успех, учитывая любовь израильских граждан к дешевизне, и ощущение временности всего, что делалось в  этой стране, особенно на территориях. Действительно, зачем строить «на века», если завтра все это возьмут и отдадут арабам? Такие примеры, уже имели место в недолгой истории государства еврейского.

Андрею понравилось работать с Хаимом. Когда маленькая работенка в Иерусалиме была закончена, Андрей спросил, не возьмет ли Хаим его на постоянную работу?
Хаим немного удивился и ответил:
- С удовольствием, Энди, но ведь тебе далеко добираться к нам, разве нет?
- Ничего страшного – ответил Андрей – не так уж и далеко.
- Пожалуйста, – Хаим пожал плечами – но имей ввиду, я не буду оплачивать тебе дорогу.
- Договорились. – сказал Андрей, и они ударили по рукам.
- Тогда так – продолжал Хаим – завтра мы с Борисом завезем материал на новый дом, а тебя я могу поставить на другой объект в Эфрате. Поработаешь там один день, завтра ведь пятница, а после шабата уже начнем по-настоящему на новом доме.
- Хорошо – согласился Андрей.
- Значит завтра утром, к половине девятого, подъезжай на перекресток Гило. Я там буду тебя ждать. ОК?
- ОК, Хаим! – ответил довольный Андрей, и на том они простились.

Оккупированные территории в Израиле называют штахим. Слово это представляет собой множественное число от существительного "шетах" – участок. Термин «штахим»
употребляется в просторечии. В теле и радио новостях редко можно услышать это слово. Там обычно утомительно перечисляют: Иудея, Самария, Газа и Иерихонский анклав. Очень многие жители Иерусалима вообще никогда не были на штахим. Другие бывали, но бывали на джипах, одетые в зеленое, и со штурмовыми винтовками М-16 в руках.
- Зачем туда ездить? – скажут они вам – Там опасно! Там живут одни арабы! Зачем они вообще нужны, эти штахим?! Что нам там делать?!
- А поселенцы? – спросите вы.
- Что поселенцы?! – скажут они, и покрутят у виска пальцем – Они все религиозные
фанатики! Они (действительно, это ж надо!) приезжают сюда из Америки, из Франции, из России, еще черт знает откуда, специально для того, что бы осваивать землю, которую, дескать, дал евреям бог! Сумасшедшие!
Так скажут светские израилетяне. А религиозные, «черные» (это по цвету одежды, а не кожи), те что живут в Мэа Шеарим, скажут, что поселенцы делают правильное дело, но сами, на штахим, жить ни в коем случае не поедут, и кстати, в армию обороны Израиля тоже не пойдут. Они, как бы выше всей этой возни!
На самом деле, среди поселенцев действительно преобладают верующие. Чтобы жить на
штахим, да еще привезти туда семью, надо или быть конченым авантюристом, или ощущать себя человеком с миссией. Но они не похожи на ортодоксов из Мэа Шеарим.
Они работают, читают, смотрят телевидение, интересуются политикой и спортом, т.е. большенству из них ни что человеческое не чуждо.
О чем это я? Так было в прошлом веке, в 1992 году. Давно подписаны всякие договоры, давно армия Израиля отступила со штахим, давно выселена и разрушена, значительная часть поселений, и самое интересное, что это ни разу не помогло решить ближневосточную проблему. Потому, что проблема-то не в территориях, и не в поселенцах, проблема-то, как обычно, в головах! И ох, как все в этих головах не просто, и как по-разному!
Просто все было только у Била Клинтона и Ицхака Рабина, который пошел на американском поводу прямо к своей смерти. Да и господь бы с ним, но сколько еще смертей! Ненужных, бессмысленных!
Слышали ли вы, дорогой господин Клинтон, что бывает, когда в автобусе срабатывает «самодельное взрывное устройство»? Как даже у тех, кто чудом остается живым, вылетают барабанные перепонки? Как собирают в полиэтиленовые пакеты, то, что еще недавно было людьми?
А что бывает, когда израильская авиация «точечно» бомбит Газу, где яблоку упасть негде, не то, что бомбе, вы не догадываетесь?
А ведь всего этого, возможно, могло бы и не быть! Во всяком случае, ни в 91, ни в 92 годах, ничем подобным и не пахло! Можно много рассуждать об «исторической справедливости», «праве народа» и морали, но мне так кажется, что мораль заканчивается, а «историческая справедливость» уже не имеет ни какого значения, там, где начинают гибнуть люди…
Я не прав, господин, бывший президент?

***

На следующий день, ранним солнечным утречком (впрочем, пасмурным, 9 месяцев в году, в этих краях, утречко и не бывает), Андрей выпрыгнул из автобуса на перекрестке Гило, и
сразу же увидел старенький, почти раритетный сааб Хаима. В израильском климате кузова автомобилей сохраняются на удивление долго, потому чего-чего только не ездит по дорогам этой страны! Бежевого цвета сааб с маленькими окошками и плоским лобовым стеклом напоминал маленький броневик и очень подходил для роли транспортного средства поселенца.
Хаим стоял рядом с машиной. Он был одет совершенно так же, как и Андрей: кожаные сандалии, шорты (судя по бахроме, обрезанные джинсы), и линялая выгоревшая майка. У Хаима почему-то отсутствовали два обязательных «поселенческих» атрибута, а именно, вязанная кипа и оружие. Что до кипы, то тут все было просто, Хаим был далек от религии, а вот почему он не носил оружия? Все-таки территории были территориями, и всякое там могло случиться! Правила дорожного движения, например, рекомендовали при езде по штахим, не блокировать замки дверей, и не пристегиваться ремнями безопасности, чтобы если в машину полетит бутылка с коктейлем Молотова, было больше шансов выбраться из огня.

Они поздоровались и сели в машину. Хаим запустил двигатель, и через минуту они остановились на КПП. Дорога была перегорожена бетонными блоками, так что бы
могла проехать только одна машина. Со стороны Бейт-Лехема (Вифлиема) стояла
очередь из нескольких арабских машин с зелеными, «штахимовскими» номерами. Они ожидали проверки, необходимой для въезда на территорию Израиля. Вооруженные до зубов солдаты пограничной стражи, не торопясь, проверяли у арабов документы, лениво заглядывали в салоны и багажники автомобилей.
Андрею эти меры безопасности казались забавными. Границы-то, как таковой, между Израилем и штахим не было! Это что же? Террорист, допустим, потащит свою бомбу в машине? Через КПП? Зная, что будет досмотр? Почему бы ему не обойти КПП пешком? Буквально сто метров в сторону возьми, и никто тебя не задержит!

Увидев броневик Хаима с желтыми израильскими номерами, скучающий возле караульной будки солдат вяло махнул рукой, стойте, мол, и, не спешно подойдя к машине, спросил:
- Вы куда?
- В Эфрат – ответил Хаим.
- Проезжайте – и солдат равнодушно поплелся обратно к будке. За спиной у него стволом вниз висела винтовка.

И снова Андрей подумал, что если бы, сейчас вдруг, какая-нибудь, очередная, подъезжающая для досмотра арабская машина, не остановилась, а быстренько поехала через КПП, то у
нее были бы все шансы уйти из зоны обстрела раньше, чем кто-нибудь из «стражей» успел бы вскинуть винтовку. Около страшного тяжелого пулемета, который стоял в гнезде из мешков с песком, и вовсе никого не было. Зачем тогда все это вообще надо? К чему городить такой огород?!
Андрей еще не понимал тогда, что это БЫЛО НАДО. Что это была одна из очень многих, непонятных, если брать по отдельности, деталей целого комплекса мер, которые позволяли быть миру на странной этой, завязанной в тугой узел проблем и противоречий земле. Что хрупкий этот и неустойчивый мир, был результатом огромной и сложной работы, которая велась каждодневно и непрерывно, велась профессионально, тонко и умно. Велась людьми, которые знали эту страну, ее население, еврейское и арабское, традиции, ментальности, партии, настроения отнюдь не по наслышке!
Ну, что ж, то, что им удалось сделать, конечно, не было идеально. Конечно, американцам было известно, как лучше! Им ведь всегда все известно! И все очень даже просто, чего усложнять-то?! Приблизительно, как у г-на Шарикова: «Взять все и разделить!»

… Они ехали через Бейт-Лехем. Через город, где согласно преданию (а может, и
действительно?), некогда родился Иисус. Разница с Иерусалимом была разительная!Говорят, чтобы понять, что такое Израиль, надо посетить любую соседнюю страну. Добавлю, ехать в соседнюю страну необязательно. Достаточно поехать в Бейт-Лехем.

Широко раскрытыми глазами смотрел Андрей по сторонам, наблюдая совершенно другой, никогда прежде невиданный мир!

Какая-то яркая мешанина была вокруг. Все было плотно застроено каменными домами, то в два, то в три этажа, среди них многие казались недостроенными, неотделанными, но в тоже время, безусловно, жилыми. На веревках сушилось белье, часто в нижних этажах мелькали открытые лавки. Около некоторых домов, прямо на тротуарах, сидели на корточках кампании мужчин, они пили чай и курили.
Газоны отсутствовали. Между плотно стоящими домами вдруг обнаруживались зияющие пустыри, с которых ветер поднимал облака пыли. Тот же ветер гонял по улицам мусор, бутылки и банки от кока-колы, газеты.
Автомобили, козы, ишаки, христианские красивые базилики, мечети, маленькие, грязненькие рынки, верблюды и вдруг, совершенно такие же, как в Израиле, зонтики с рекламой сигарет Кent, над столиками уличного кафе. И тут же, рядом, прямо на улице распилка известняка и, соответственно, пылища!
Женщины, закутанные в черное, мальчишки с тележками – горластые продавцы лепешек, и шикарные автобусы с иностранными туристами, возжелавшими увидеть христианские святыни.

А дальше картина стала просто сюрреалистической! Потянулись с обоих сторон дороги высоченные, метра под четыре, проволочные сетки, а за ними целый лес каких-то совсем уже нелепых, стоящих в немыслимой тесноте, налезающих один на другой домов. Блочных, частично оштукатуренных, и совсем не оштукатуренных, с окнами завешенными тряпками вместо стекол, с кучами мусора прямо перед фасадами, со ржавыми железными крышами, и без крыш вовсе.
Что-то странное произошло с Андреем, от этого зрелища. Ему вдруг показалось, что он задремал и видит дурной сон, но в то же время, он прекрасно отдавал себе отчет в том, что это отнюдь не сон, а явь. Возник негромкий звон в ушах, и совершенно уж некстати, всплыла в памяти строчка: «Поручик Голицын, а может, вернемся? Зачем нам, поручик, чужая земля?».
- Что это такое, Хаим? – спросил Андрей.
- Это? Это лагерь. Лагерь палестинских беженцев.
- А зачем эти сетки? – Андрей заметил, что в сетках, через каждые метров пятьдесят есть проходы, которые никто не охраняет, и люди свободно входят внутрь и выходят к шоссе.
- Сетки? А сетки для того, что бы они меньше бросались в нас камнями. Бесполезно. Все равно бросаются! – ответил Хаим.
- Они, они, что должны здесь жить? Они не имеют права поселиться в другом месте?
– лагерь произвел на Андрея совершенно мрачное впечатление.
- Да, конечно! – иронично улыбнулся Хаим.
Они уже оставили позади лагерь, шоссе теперь вилось между гор.
– Вон земли сколько! – Хаим широким жестом обвел окрестности – Селись, стройся! Все это ихняя, арабская земля! Кто не дает?!

На самом деле, все было совсем не так просто, как это получалось у Хаима.
Израилетяне, как правило, не стремились вникать в проблемы арабов, им хватало своих проблем…
Красные черепичные крыши появились на холме слева от дороги.
- Эфрат – сказал Хаим, указывая туда пальцем.
Они свернули с Хевронского шоссе на дорогу, которая вела туда, куда указал Хаим…

Конечно, только израилетяне могли назвать Эфрат городом. Это был, хотя и очень симпатичный, но только поселок. Впечатление несколько портила колючая проволока, которой он был обнесен по периметру, но таков уж был принцип построения всех еврейских поселений на штахим. Въездные ворота, однако, были настежь открыты, а караульная будка пуста. Видимо, жители поселка не слишком-то боялись своих соседей, мусульман, а возможно, то была просто бравада. Бравада, в известной степени, была свойственна жителям земли обетованной вообще, и поселенцам в частности.
Эфрат был застроен частными домами. Все они были облицованы «иерусалимским камнем», так называли светло–бежевый известняк, которым, кстати, обязательно облицовывали дома и в самом Иерусалиме. Все строения в Эфрате имели красные черепичные крыши. Таким образом, единый архитектурный стиль был налицо.
Дворы и улицы утопали в густой зелени, тротуары были выложены терракотовым, кирпичом. На центральной площади находились школа, детский сад, почта, банк, супермаркет, и несколько, различной направленности частных магазинчиков.
Одним словом – поселок производил очень приятное впечатление, и вероятно, возжигал зависть и ненависть в сердцах арабских строителей, которые приезжали сюда на работу.
Одним из таких был Махмуд. Этого парня Хаим периодически привлекал для выполнения всякой не особо квалифицированной работы.
Когда Хаим с Андреем подъехали к дому, где предстояло производить некие действия, Махмуд уже был на месте. Он сидел на корточках возле калитки, и покуривал, задумчиво глядя в голубое небо.
- Доброе утро, Махмуд! – приветствовал его Хаим, вылезая из своего броневика – Познакомься, это Энди, он будет работать с тобой сегодня.
- Доброе утро, Хаим! Доброе утро, Энди! – Махмуд пожимал им руки, и улыбался настолько широко и приветливо, что фальшь этой улыбки не оставляла никаких сомнений.
Андрей молча пожал протянутую руку и тоже улыбнулся Махмуду, нарочито театральной, американской улыбкой. Махмуд мгновенно все понял, и его черные глаза засветились недобрым интересом.
Работая с арабами в гостинице, Андрей усвоил несколько нехитрых истин:арабы настолько не похожи на него, что пытаться понять друг друга, вот так набегу, на работе бесполезно.
Эти люди понимают вежливость и предупредительность, как слабость, а почувствовав, как им кажется, слабость, норовят залезть на шею. Потом приходится тратить много энергии, чтобы они поняли – на шее их катать не будут. Поэтому, лучше с первой минуты вести себя немного хамовато, дабы подобные фантазии им и вовсе в голову не приходили.
Не следует пытаться дружить с арабами, не следует так же и ссориться с ними. Лучше всего поддерживать холодные, взаимно-вежливые отношения, по возможности ограничивая общение рабочими вопросами.
Вот так.
 
Хаим открыл калитку, и все трое вступили в густую свежую зелень небольшого уютного дворика. Хаим подошел к дому и объяснил, что хозяева, хотят превратить одну комнату в открытую веранду.
- Сегодня, вот эту стену надо снести. – сказал он – потом, мы тут сделаем раздвижную, стеклянную стену и жалюзи. Надо, я думаю, – продолжал он – вдоль каркаса, здесь и здесь, прорезать по-глубже, диском, а потом разбивать отбойным молотком. Вы как думаете? Правильно?
Они были согласны, да и вообще, вопрос был риторический. Они выгрузили из машины инструмент, и Хаим уехал, сказав, что вернется ближе к вечеру, когда стена, предположительно, будет уже уничтожена.
- В любом случае, сломать ее необходимо сегодня – уточнил он на прощание.

Как только Хаим уехал, начались «арабские штучки».
- Энди, бери диск (так в Израиле называют болгарку), и режь здесь – Махмуд
показал, где, по его мнению, Андрей должен был резать.
- Хорошо, Махмуд, – улыбаясь, ответил Андрей – а что будешь делать ты?
- Ты из России? – спросил Махмуд, глядя на Андрея, все так же хитро и недобро.
- Да, а что?
- Ничего. Я знаю еще одного русского, его зовут Борис.
- Я тоже его знаю.
- Сколько времени ты в стране, Энди?
- Недавно.
- Откуда ты знаешь Иврит?
- Изучал в Москве, в школе КГБ.
Андрей знал, как реагируют палестинцы на аббревиатуру «KGB», а потому не удивился, когда улыбка слетела с лица Махмуда, и вместо нее на секунду нарисовалась растерянность. Они знали, что такое КГБ!
 Впрочем, через мгновение, Махмуд уже сообразил, что над ним смеются. Он прилепил улыбку на место и, дружески хлопнув Андрея по плечу, сказал:
- Ладно, Энди. Я смотрю, ты мужчина! Давай работать. Резать будем по очереди. ОК?
- ОК. – ответил Андрей, и взялся за болгарку.

Прорезать «иерусалимский камень» и бетон было не просто. Два паза, потребовали более двух часов. Они закончили этот этап, работая по очереди, и сели покурить. Оба были покрыты густой белой пылью. Она была везде, на одежде, в сандалиях, в волосах, в носу и, вероятно, в легких.
- Кем ты работал в России? – спросил Махмуд.
- Грузчиком на заводе. – соврал Андрей. Он давно уже понял, что говорить правду, это только смешить арабо-израильский пролетариат. Они все равно ни верили, и не понимали, зачем все эти русские, перемешивая, например, раствор на стройке, врут, что они какие-то инженеры, учителя, врачи? Андрей пару раз, по началу, нарвавшись на взрывы хохота и кличку «учитель», решил больше такого удовольствия аборигенам не доставлять.
- Где ты здесь живешь, Энди?
- В Иерусалиме, снимаю квартиру.
- В Иерусалиме? – удивился Махмуд – Там же дорого, нет?
- Да, дорого. – согласился Андрей.
- Как тебя нашел Хаим?
- Нас познакомил Борис, тот русский, которого ты знаешь.
- Да, я знаю Бориса. Он всегда ходит с пистолетом. Ты не знаешь, зачем он всегда ходит с пистолетом?
- Что бы защищаться, если что… - пожал плечами Андрей.
- Если что? – ядовито поинтересовался Махмуд – Вот у тебя, есть пистолет?
- Нет. Мне не нужно. Я не живу здесь, на штахим…
- Хаим живет, но я не видел у него пистолета! Просто твой Борис трус!
Андрей подумал, что разговор сползает в какую-то неправильную плоскость, и решил
изменить тему:
- Давно ты работаешь на стройке? – спросил он.
- С четырнадцати лет. С тех пор, как начали строить Эфрат.
- Ты всегда работаешь в Эфрате, Махмуд?
- В Эфрате, и в других новых поселениях тоже. А почему ты не купишь дом на
штахим? Как Борис? – вдруг спросил он.
- Не знаю. Пока просто нет денег – ответил Андрей.
Видимо это Махмуд и хотел услышать. Он тяжело вздохнул и сказал:
- Да! Ничего у нас нет! Работаем тяжело, как ослы! И ничего у нас нет…
И тут Андрей не смог понять, говорит ли молодой араб искренне, или это тоже
маленькие восточные хитрости.

Потом, они подключили электрический отбойный молоток, и начали рушить стену. По предложению Махмуда они сначала увеличили пропиленные болгаркой вертикальные щели, отделив, таким образом, стену от бетонных несущих столбов. А вот за тем, Махмуд начал уничтожать низ стены.
- Что ты делаешь? – удивился Андрей – Если ты уберешь всю нижнюю опору, стена
может упасть целиком. И неизвестно в какую сторону. Если она упадет внутрь…
- Она не упадет! – перебил его Махмуд – Думаешь, я первый раз так делаю?
- Ладно. – не стал спорить Андрей – Тебе, конечно, виднее.

Работая по очереди, еще за пару часов, они почти отделили стену от фундамента.Оставался, с одной стороны, совсем маленький кусок бетона, который еще поддерживал, практически, висящую на перекрытии панель.
- Сейчас я доломаю это, и будем дальше крушить кувалдой. Так гораздо быстрее и легче, увидишь! – подмигнул ему Махмуд – Подвинь пока в сторону наши инструменты.
Махмуд начал выдалбливать последнюю опору, а Андрей отнес в сторону, помост, на котором они стояли, когда пилили наверху, и вернулся за болгаркой. Он нагнулся,что бы отключить ее от сети, когда услышал, как Махмуд крикнул ему что-то.
Повернув голову, Андрей увидел, что стена отделилась от перекрытия и медленно падает на него. Все происходило, как во сне. Бесконечно медленно Андрей выпрямлялся, неотрывно глядя на стену, а щель между потолком и стеной, так же медленно и неуклонно увеличивалась. Андрей не услышал никаких звуков, когда нижняя часть панели коснулась пола, а верхняя пошла на него.
Боковым зрением он заметил, что Махмуд, стоял сбоку от падающей громадины, с отбойным молотком в руке, и что-то продолжал кричать, но звука Андрей не слышал.
Стена была уже совсем близко, зачем-то Андрей тронул, не уперся, а именно тронул ее ватными медленными руками, понял, что ее ни за что не удержать, и вдруг стремительно прыгнул назад, не видя куда, и упал на спину, на мягкую зеленую траву. И в то же мгновение, будто включили звук, и он уже прекрасно слышал, как бетон тяжело и глухо ударился о землю возле самых его ног.

- В ней не было арматуры! – сказал Махмуд, разглядывая перекрытие, и зацокал языком.
Андрей ничего ему не сказал. Он даже не испугался. До него ни сразу дошло, ЧТО, только минуту назад, едва не случилось.

Вечером, высадив Андрея из машины на автобусной остановке, на Хевронском шоссе, Хаим сказал:
-Энди, надо быть внимательным. Никогда не поворачивайся к арабу спиной!
- Хаим, ты хочешь сказать, что он сделал это нарочно? – спросил пораженный Андрей.
- Вполне возможно. – пожал плечами каблан.
- Неужели? – про себя воскликнул Андрей – Да, нет, не может быть! Зачем тогда он кричал мне? Хотя…
Этот вопрос, так и остался для Андрея открытым. Все же, он склонялся к тому, что умысла в действиях Махмуда не было.

***

Новость в русскоязысной газете:
«ТЕРАКТ НА АВТОБУСНОЙ ОСТАНОВКЕ. Такого-то числа, в два часа дня, террорист
вооруженный ножом и топором, совершил нападение на пассажиров, ожидавших автобуса на остановке в иерусалимском районе Кирият-йовель. В момент атаки на остановке находились две женщины, Шошана Тубуль пятидесяти лет и Авива Коэн тридцати двух лет. Также, на остановке в этот момент находился репатриант из города Ровно, Михаил Войнич пятидесяти шести лет.
Потерпевшие рассказали, что террорист появился около остановки, держа в одной руке топор, а в другой нож, и бросился к женщинам с криком «Аллах ахбар!».
Пожилой репатриант вступил в схватку с террористом, обезоружил его, повалил на землю и удерживал до приезда полиции.»

Да, в те годы арабский террор выглядел приблизительно так. Конечно, не всегда все заканчивалось столь удачно для потенциальных жертв, но схема теракта, как правило, была приблизительно такой. Все изменилось несколько позже…

В сущности, все, что есть у каждого из нас, это жизнь, которая так коротка, и наша прекрасная планета на которой, эта самая жизнь и протекает – удивительный и чудесный дом, принадлежащий абсолютно всем людям.
 Я говорю банальности, но ведь это правда! Как великолепна наша земля! Как огромна! Каждый, или почти каждый, видел и степи, где можно двигаться много дней, не встретив человеческого жилья, бескрайние леса, океанские просторы и полноводные реки, горные величественные массивы, пустыни и джунгли. Разве всего этого мало  нам, людям? Разве мы занимаем так уж много места? Так почему, нам вечно всего недостаточно? Почему мы должны вечно делить и отбирать друг у друга что-то?
Каждый, какой бы веры он ни был, наверняка знает, что у него только одна жизнь! И не надо говорить мне, что самурай, который делает себе харакири, не боится смерти, ибо верит в переселение душ, или во что там они верят? Он просто больше смерти, боится потерять лицо!
А доблестный воин ислама с поясом шахида? Он верит, что его ждет рай и сколько-то там девственниц?! Черта с два! Все гораздо проще! Если он не сделает этого, завтра, «товарищи по борьбе» перережут его детей…
Каждый из нас любит себя и свою жизнь. И все мы любим наш общий дом, нашу землю. Так что же, черт возьми, вечно мешает нам просто жить?! Просто трудиться для себя и других, не пытаясь заработать все деньги мира, просто смотреть на эту прекрасную землю и радоваться каждой минуте отпущенного нам времени?! Почему мы не можем существовать без пота, слез и крови?!
Я говорю наивные и смешные вещи? Возможно… Но на мой взгляд, это совсем не смешно. Совсем. И знаете, что? Я возьму на себя смелость, сказать больше. Тот, кто хотя бы иногда, оглянувшись вокруг, не замечает, что жизнь человека горька и абсурдна, что все могло бы быть совсем, совсем по другому, и должно было бы быть по другому, и не в «одной отдельно взятой стране» или какой-то ее части, а у всего человечества в целом, тот, кто ни разу не чувствовал, чего-то похожего, на то о чем я пытаюсь сейчас сказать, не видя этого за своим безудержным стремлением к деньгам и власти (что по сути одно и тоже), тот и есть враг рода человеческого! Однако, я склонен думать, что таких людей нет на свете, и потому, особенно удивительно, мне наивному, почему происходит, каждый день то, чего не
хочет абсолютно никто?!

… Теперь, каждое утро, Андрей доезжал на автобусе до Эфрата, там его подбирал на остановке Борис, и они вместе ехали на работу в находившееся около самого Хеврона поселение Кармей-Цур. Само это поселение не особенно нравилось Андрею, но как красива была дорога туда! Казалось, сама история, сами библейские сказания застыли в древних горах и долинах, среди которых пролегало шоссе на Хеврон. Почти пустое шоссе.

Безмолвные, кое-где поросшие жесткой, выжженной солнцем растительностью горы, редкие стада коз, охраняемые большими беспородными псами, чуть в стороне от шоссе, арабские деревеньки и виноградники.
Глядя на этот патриархальный пейзаж не один раз, Андрей думал о том, что здесь, он видит то, что видели далеко не все – настоящую Землю обетованную, такую, какова она есть, а не ту искусственную, созданную за последние пятьдесят лет сетку, о существовании которой впервые он догадался когда-то зимней ночью, в номере гостиницы «Рамада Рениссанс».

Они сворачивали с шоссе направо, чуть не доезжая Хеврона. По узкой асфальтированной дорожке проезжали насквозь пыльную арабскую деревушку, где во дворах орали ишаки, и останавливались перед воротами окруженного камнями и колючей проволокой, поселения Кармей-Цур.
Дежуривший на воротах солдат, каждый день, естественно, другой, окидывал взглядом белую борисову машинку с желтыми израильскими номерами, смотрел на их явно не арабские лица, и обычно, ничего не спрашивая, открывал ворота.

До пяти часов они работали. Резали болгаркой оцинкованный профиль, сшивали с помощью саморезов, из него фермы, устанавливали их, крепили. Хаим приезжал, обычно, в конце дня, проверить, что и как сделано, и дать необходимые указания на завтра. Потом он уезжал, а они собирали инструмент, не спеша грузили его в машину и пускались в обратный путь.

Им неплохо работалось вместе. Характеры у обоих были достаточно ровные, они не спорили и уж тем более не ссорились, хотя, представить себе двух более разных людей, было, наверное, тяжело.
Борис, в глазах Андрея, казался, невообразимо скучным и приземленным. Он знал, что будет всю жизнь жить в своем доме, в Текоа, и выплачивать за него кредит. Для этого он будет работать, например, на стройке, например, у Хаима.
Чем интересуется Борис, помимо житейских вопросов и политики, Андрею было не понятно.
Возможно, он ничем особо и не интересовался. Его, по-видимому, совершенно устраивала эта жизнь и чего-то другого он для себя не мыслил. Борис был несколько старше Андрея, ему было тридцать с небольшим…
Андрей в ту пору был душой метущейся. За внешним его спокойствием, скрывалась натура чувственная и пылкая. Он был жаден до ощущений! Любил рок музыку и попойки, любил застольные споры-разговоры, в которых, как он тогда полагал, рождается истина. Любил море. Хотел странствий и путешествий. Строил нереальные проекты и, вероятно, выглядел чудаком, с точки зрения Бориса. Например, в свободное от работы время, строитель Андрей, читал в то лето Библию.
Борис Библию не читал, предпочитая ей газеты, и передачи русскоязычного радио «Рэка».
Несмотря на эту разность характеров, уживались они очень даже мирно и испытывали взаимную симпатию.
Однажды, Хаим не привез вовремя материал, в следствии чего их рабочий день
закончился часа на три раньше, чем полагалось.
- Поехали ко мне? – предложил Борис – Пообедаем, посмотришь, как мы живем.
Андрей согласился.

Поселение «Текоа», как и поселение «Кармей-Цур», не вызвало у Андрея никаких эмоций. Та же колючая проволока, то же нагромождение камней за ней. Та же редкая зелень, которой только предстоит разрастись. Но несколько моментов понравились Андрею. Это, во-первых, дом Бориса. Большой, метров сто двадцать, с тремя спальнями, просторным салоном, кухней, двумя санузлами, стиральной комнатой с выходом из нее на задний двор. По сравнению с конурой, где обитали Андрей с Леной и Ванькой, это был просто дворец! Кроме того, «Текоа» располагалось совсем недалеко от Иерусалима. Даже не имея машины, рейсовым автобусом, до центра города можно было доехать минут за 35-40. И наконец, люди. «Текоа» отличалось от большенства подобных мест тем, что там жили не сплошь верующие иудеи, а люди светские, далекие от религиозного фанатизма. Люди из самых разных стран, от
Аргентины до Австралии. Люди интересные, которых привели на территории не сионистские идеи, что здесь, мол, НАДО жить, потому что это богом данная земля, и долг евреев осваивать ее и вытеснять, по мере возможности, с нее арабов, нет! Просто возможность купить относительно дешевое жилье, а значит, не залезать по самые уши в рабство ипотеки, заманила их сюда. Здесь у многих была единственная возможность жить, в относительной близости к центру страны, и не отдавать 2/3 своих доходов, за аренду квартиры дяде, или банку во погашение ссуды.

За обедом, вышла забавная история, виновником, которой стал тесть Бориса. Дело в том, что мало-мальски соблюдающие традиции евреи, не только не едят свинину (это вообще немыслимо, и купить ее в Израиле можно, только в «некошерных», например, русских магазинах, а таких немного), но еще и ни в коем случае, не мешают мясное с молочным.
Так вот, на обед, кроме всего прочего, теща Бориса, приготовила наваристый, такой, и очень вкусный борщ. Тесть попробовал и похвалил, что, дескать, очень и очень вкусно!
- Ты сметаны-то, положи! – сказала ему теща.
Андрей и Борис, голодные после работы, разумеется, положили себе в борщ сметаны, и трескали его с удовольствием, как, впрочем, и все прочие присутсвующие, а именно жена и дочка Бориса. Когда борщ был съеден, тесть снова произнес благодарственную речь, снова сказав, что борщ удался замечательно.
- А что ж, ты сметаны-то так и не положил?! – изумилась теща, глядя ему в тарелку.
- Ну, ты понимаешь, - ответил он, опуская глаза – я подумал, все-таки надо немного соблюдать традиции…
- Какие традиции?! – вдруг превесело рассмеялась теща – Борщ-то из свинины! Ты, что из ума выжил на старости лет?! Ты же сам ее и покупал!
 
Андрей и Борис вышли во двор, и присели на белые, пластиковые стулья. Стулья и такой же столик, не очень удобно и криво стояли прямо на твердой и неровной земле.
- Сделаю бетонную площадку, плитку положу, беседку построю, и виноград по ней запущу, что б тень была – сказал Борис мечтательно – вот, Андрея, помочь попрошу!
- Конечно! – ответил, Андрей – Пожалуйста!

Вечерело. Солнце опускалось к вершинам гор, где-то далеко за которыми лежало Средиземное море. Было очень тихо, уже не жарко, и так спокойно, что Андрей, вдруг подумал, как было бы хорошо жить тут по соседству, посидеть некуда не торопясь, поболтать с Борисом за жизнь. Может, Ленка, подружилась бы с его женой. А Ванька, ходил бы в маленький, местный детский сад…
А по выходным приезжали бы к знакомым в Иерусалим. Все такие из себя поселенцы! Такие овеянные романтикой неизвестной и полной опасностей жизни на штахим! И знакомые спрашивали бы:
- Как же вы там живете, на территориях?! Ведь там…!
- Да, ничего. Там у нас все спокойно! – Отвечал бы Андрей, поглаживая, как бы случайно, кобуру пистолета, и улыбаясь улыбкой флибустьера…

Солнце ушло за горы, и небо стало быстро темнеть.
- Ну, как тебе у нас? – спросил Борис.
- У вас очень хорошо! – искренне ответил Андрей.
- Так и переезжал бы сюда, что ты там живешь, в конуре этой однокомнатной и платишь за нее ползарплаты?
- Я слышал, вроде, на штахим, дома продают только евреям? Это так, Борис?
- Ах, да! Я и забыл, что ты русский. – сказал Борис – Но послушай, это наверняка решаемый вопрос. Если хочешь, я поговорю. У меня есть знакомые в совете поселения, тот же Нисим, например, компаньон Хаима, ты его видел, наверное.
- Узнай. Буду признателен. Кстати! Пока я здесь еще не поселился, во сколько автобус?
 
Борис с женой проводили его до остановки. В автобус он садился уже почти в полной темноте. Кроме него пассажиров было человек пять. По виду, все они были американцы, которые, видимо, гостили у родственников, а теперь возвращались в Иерусалим, в город, как здесь говорили. Еще, на заднем сиденье, размещался сопровождающий солдат, с обязательной винтовкой М-16.
Город был близко. Хоть и ехал автобус кружным путем, через Эфрат, он уже через десять минут выбрался на Хевронское шоссе, и набирая скорость, покатил к Бейт-Лехему. Еще минут через пятнадцать он уже въехал в лагерь.
Этот, т.н. лагерь беженцев, который давно превратился в город, в какой-то невероятный человеческий муравейник, будто сошедший со страниц мрачной антиутопии, и днем-то вызывал у Андрея странные ассоциации, а сейчас, в темноте, плохо освещенный, он, скорее угадывался, чем был виден. Однако, Андрей чувствовал присутствие энергии лагеря, и эта энергия была не просто чужой, она была враждебной!

Поживи-ка здесь – подумал Андрей – и посмотри, как живут твои соседи, евреи, станешь завидовать! А еще тебе расскажут, что это они согнали твоих предков с земли, где все жили богато и счастливо и ты станешь их ненавидеть. Куда ты денешься? Станешь! У тебя, по определению, не может не быть ненависти к ним!

Андрей видел свое отражение в темном окне автобуса, а мимо этого отражения проносились, выхваченные из темноты редкими фонарями, проволочные сетки и, казавшиеся мертвыми, уродливые строения за ними. Все это было настолько чужим и далеким, такую навевало грусть-тоску, что он совершенно расстроился.

Бах! Бах! Стекла с левой стороны покрылись сеткой трещин, и мгновение спустя, некоторые пассажиры попытались залечь. Они нелепо дрыгались на автобусных креслах, им мешали подлокотники. Андрей ничего не успел понять, он сидел и тупо смотрел на потрескавшееся окно напротив.
Бах! Бах! Бах!
Так это камни! – понял, наконец, Андрей – Вот, значит, как это бывает!

Солдат вскочил на ноги, и заметался по салону, сжимая в руках нелепую винтовку. Было совершенно непонятно, для чего она может ему пригодиться? В кого это он собрался стрелять? Андрею было совершенно очевидно, что там, за стеклами автобуса, нет абсолютно никого из тех, кому могли бы повредить пули. Их автобус был подобен, в эти минуты, космическому кораблю, за иллюминаторами которого находиться враждебная среда. Стрелять в лагерь? Это было бы равносильно стрельбе в космос…

Как же можно не понимать, не чувствовать, с чем тут сталкиваешься?! Что там, за стеклами только темнота, ветер и ненависть. Ненависть черная, как ночь! Это она бросает камни в красно-белые, мерседесовские автобусы компании «Эгед». У этой ненависти, как у стихии, нет цели. Бесполезно искать в ее проявлениях логику и смысл. Можно было бы поймать, и посадить в тюрьму, или даже расстрелять Арафата, и еще десяток таких, как он, но это не изменило бы абсолютно ничего! Ненависть живет в этом лагере, и будет жить в нем, пока он здесь стоит. А стоять он будет видимо всегда, потому что уже выросло поколение лагеря. Поколение, вскормленное ненавистью! Поколение, которое не знает ничего, кроме ненависти.
 Если бы кто-то добрый и могучий, захотел бы дать этому поколению другую, светлую и свободную жизнь, ему сначала пришлось бы освободить этих людей от ненависти, иначе они не знали бы что делать с этой другой жизнью.

… Лагерь остался позади, автобус катил по Бейт-Лехему, который был похож на место, где живут люди. Другие, может быть, и, скорее всего, чужие и не похожие, даже враждебные, но люди!
Так чувствовал Андрей.

***

Сергей переехал. Он снял однокомнатную квартирку в цокольном этаже, совсем близко к Андрею. Теперь до него было, буквально улицу перейти, хотя, в общем-то, и раньше было вовсе недалеко.
Бюрократические процедуры, как известно, занимают массу времени. Отдаешь бумагу в инстанцию и неделю ждешь ответа. Через неделю отвечают, что нужно еще две бумаги…
Сергей был терпелив. У него не было другого выхода, кроме, как победить в этой борьбе. Заметим в скобках, другой выход есть всегда, другой вопрос, хотим ли мы им воспользоваться? Хотим ли мы его увидеть?
Сергей не хотел, и поэтому обрек себя на утомительную борьбу с могучим бюрократическим аппаратом. У него было очень много свободного времени и очень мало денег. Он экономил на еде. Будучи высоким и крепким черноволосым кареглазым красавцем, он в свои тридцать с небольшим лет заметил, что начинает полнеть понемногу. Это огорчало его, и он решил попробовать с этим побороться, а заодно и денег лишних не тратить. Выглядело это так: на завтрак этот молодой и крупный мужчина съедал обезжиренный йогурт и выпивал чашку кофе. На обед он готовил себе «овощной суп». Он резал помидоры, огурцы и зелень в тарелку,
заливал это кипяченой водой, и ставил подогреться в микроволновую печь. Это был обед. От ужина он предполагал отказаться вовсе…
Каждый вечер он появлялся у Андрея с Леной. Трудно сказать, что было главной движущей силой, желание пообщаться или голод. Андрей с женой ужинали поздно, и постящийся Сергей неизменно попадал на ужин. Естественно, ему предлагали разделить трапезу. Естественно он отказывался, ссылаясь на диету. Естественно, что, в конце концов, он ел и страдал, виня себя, в совсем несвойственной ему слабохарактерности, и испытывая скрытое чувство неловкости перед хозяевами. Страдал, но на следующий день приходил снова.
Забавно, что диета абсолютно никак не сказывалась на его жировых отложениях, которые, впрочем, о ту пору, были еще вполне в пределах нормы, но Сергей прозорливо смотрел в будущее!
Однажды, Андрей и Лена уложили Ваньку спать, а сами сидели на кухне, пили кофе и беседовали «за жизнь». Проболтав до половины первого, они обнаружили, что хотят есть. В холодильнике была кастрюлька с остатками вареной вермишели. Недолго думая, Лена нарезала несколько кружков колбасы, бросила их на сковородку, обжарила, и засыпала сверху вермишелью.
В час ночи, когда они с аппетитом поедали «это», прямо со сковороды, раздался стук в дверь, и на кухне появился Сергей. Он ошалело уставился на двоих поджарых супругов, вкушающих вермишель с жареной колбасой, и сказал:
- Вот блин! Они тут по ночам макароны жрут, и хрен по деревне! А меня от помидоров разносит!

В одну из таких вечерне-ночных посиделок Андрей поделился с Сергеем своими планами, насчет переезда в Текоа.
- В Текоа? – переспросил Сергей сморщившись – это еще, что за идеи?
- А, что? Там нормальное место. К Иерусалиму близко…
- Чего там нормального? Камни, да колючая проволока?
- Ты видел Текоа?
- Нет, ну так я другие поселения видел. Какая разница? А Ленка что говорит? Что
ты думаешь об этом, Лен?
Лена была в не особенно хорошем настроении. Она ответила, что ей не нравится квартира, которую им сняли Сергей с Виктором, и что она хотела бы переехать, а уж куда – это решать Андрею.
- Устроилась! – немедленно завелся Сергей – Квартира не нравиться тебе, а решать
Андрейке?! Плохая квартира? А знаешь, сколько стоит хорошая?! И сколько стоят услуги посредника?
- Не знаю! – бросила Лена с видом принцессы.
- Вот! То-то и оно! Даже не знаешь! А я ведь тебе квартиру нашел, и денег за
посреднечество не брал!
- Ты мне говно нашел! – все тем же тоном ответила Лена.

Другой бы, возможно, ушел после этого, хлопнув дверью, но не Сергей! Он только делал вид, что оскорблен в лучших чувствах. На самом деле, не так уж он и гневался на людей вообще, и в тот момент, на Лену в частности. Обижаться ему было неинтересно. Гораздо более интересным ему казалось попытаться поучить Лену, младшую по возрасту и опыту, уму-разуму, а еще он был любопытен, ему было явно интересно, что еще она ему скажет.
- Так, тебе надо было получше квартиру найти?! А чего ж ты молчала-то? Я-то думал, что у тебя денег лишних нет! Я-то думал тебе экономить надо! Что ж ты не сказала ничего, когда мы эту нашли? Мы могли тебе и виллу подогнать! И очень просто…
- А я ее не видела до того как сюда переехала! – сказала Лена, равнодушным тоном, и прикурила сигарету. Она, с видимым удовольствием, затянулась, и выпустила дым в направлении Сергея, но, однако, не прямо в лицо. Так, полунамеком.
- Ага! – не унимался Сергей – А чего ж ты смотреть не пошла? Тебя ж звали! Я помню!
- А зачем? – ответила Лена, нисколько не тушуясь – У меня вот муж есть. Он мужчина, ему и решать.
- О, значит, как?! – Сергей почти кричал – Так вот, значит, кто во всем виноват!
Андрейка во всем виноват! Залезли, вдвоем с Иваном, на папину шею и он же во всем и виноват!
- Ну, хватит вам уже! – вмешался Андрей.
Он нервничал, когда при нем начинали ссориться. Но его никто, казалось, даже не
услышал.
- А разве не ты говорил, – Лена обращалась к Сергею, не слушая мужа – что мужчина – охотник?! Что решения принимает мужчина, и соответственно за них отвечает? Вот ты принял решение. С машинами твоими. Правильное? А Верка уехала в Москву от тебя и хорошо сделала! Почему она должна расплачиваться за твои ошибки?!
- Расплачиваться?! А за семь лет жизни легкой, когда я работал, а она дома сидела и по подругам ходила, почему бы и не расплатиться?! Т.е. пока я ошибок не делал, все было хорошо? Плохо не было, и я плохим не был! А как чуть прокололся, так сразу все плохо, и я плохой?! А я не плохой! Я Хороший, с большой буквы Х! Я ей хорошего хотел, и тебе, кстати, то же хочу хорошего!
- Кому какое дело, чего ты хотел? – Лена продолжала играть в принцессу, но видно было, что она уже не вполне уверена в своей правоте.
- Знаешь, ты права. – вдруг сказал Сергей. Было впечатление, что он решил сбавить накал страстей – Ты права. Мужчины думают, действуют и иногда совершают ошибки. А у женщин в голове, просто твориться такая пурга! Там мысли крутятся, как в барабане спортлото шарики! И все это – сплошные глупости! Они их даже совершить не успевают все! Выкатился шарик – сделала глупость!
Сергей говорил, и сам смеялся собственной шутке. Видно было, что ему очень нравится придуманный им образ. Он выглядел настолько забавно, что Андрей тоже засмеялся. И тут неожиданно обиделась Лена. Причем, в отличии от Сергея, она, как раз, обиделась совершенно по настоящему.
- Значит, и ты так думаешь? – обратилась она к Андрею – Ну и сидите здесь! А я пошла спать!
И гордо вскинув голову, она удалилась в комнату.
- Не торопись с Текоа. – сказал Сергей – Подумай десять раз! Купить дом на штахим легко. Продать, боюсь, невозможно.

***

Ранним утром, бодро жужжа моторчиком, борисова субару бежала по Хевронскому шоссе, держа курс на Кармей-цур. Андрей давно уже чувствовал себя на штахим, как дома. Если по началу, пересекая границу, он начинал немного волноваться, ощущая присутствие хоть и теоретической, но опасности, то последнее время, это щекочущее нервы, и в чем-то даже приятное чувство, покинуло его совершенно.
Покатавшись «тремпом» (автобус стоил все-таки довольно дорого, поэтому он предпочитал добираться обратно в Иерусалим на попутных машинах. Денег за это поселенцы не брали, и подвозили охотно), он пришел к выводу, что камни, как правило, летят в машины оборудованные решетками на окнах, владельцы которых, возят с собой чуть ли не пулемет. Наоборот, в ничем не защищенный Сааб Хаима, который не носил вовсе ни какого оружия, никто ничего не бросал. Андрей объяснял это энергетическими причинами, и на свой счет совершенно не беспокоился. Он как раз рассказывал Борису что-то интересное, когда непонятно откуда, в машину полетели здоровенные булыжники. Первый ударил в правое переднее крыло, второй угодил в среднею стойку, третий разнес боковое стекло за головой Андрея и оказался в салоне, четвертый пролетел мимо и упал на дорогу позади. От
неожиданности Борис дернул руль, и машинка завиляла по дороге.
- Вот суки, а?! – тихо выругался он, выравнивая авто.
Через секунду, случившееся дошло до сознания Андрея. Он разозлился.В таких случаях, по не писанному «штахимовскому» кодексу, считалось правильным, расстрелять солнечный бойлер на ближайшем доме. Все равно на каком. Логика тут была примитивная: В твоей деревне в меня ни за что, ни про что кидают камни? Возможно, это не ты, хозяин ближайшего дома, их кидаешь, но ты это позволяешь. Ведь это твоя деревня. Будь любезен, получи!
Борис явно собирался ехать дальше.
- Останови машину! – сказал Андрей. Непонятно откуда взявшееся желание мстить кипело в нем. Видимо это был еще и стыд за только что пережитый испуг.
-Зачем? – коротко спросил Борис.
-Постреляем. Тормози, говорю!
Борис послушно остановился на обочине…
Потом, Андрей удивлялся, вспоминая этот момент. Он, казалось, мыслящий и не злой
человек, на несколько мгновений превратился в тупой автомат мести. Уверенной рукой он открыл бардачок, достал лежавшую там «Беретту», вытащил ее из кобуры, и распахнул дверцу. Он выпрыгнул из машины, держа пистолет в оттопыренной в сторону правой руке, и услышал, как щебень захрустел под подошвами сандалий. Было очень тихо, только шелестел, на холостых, двигатель борисовой машинки. До ближайшего дома было метров сорок. Спокойно, как в тире, Андрей спустил предохранитель, взвел курок, и, держа пистолет двумя руками, прицелился в черную, блестящую батарею бойлера. Хлопнул выстрел, «Беретта» дернулась в руках Андрея, и пуля прошила батарею насквозь. Он отправил туда же еще пулю, и еще три в белый сверкающий бак с водой. Из трех аккуратных отверстий образовавшихся в баке, на крышу дома полилась вода.
Разрушения показались Андрею мизерными. Зрительно, побитая камнями машина Бориса, была повреждена куда сильнее. Между тем, Андрей понимал, что в отличии от машины, которую выправят и покрасят за счет государства (ущерб от террористического акта), дорогой бойлер, скорее всего, восстановлению не подлежит.
Понимая, что все уже сделано, не ощущая ни какого удовлетворения, Андрей поставил пистолет на предохранитель, и сел в машину, чувствуя, скорее стыд и чепуху, чем облегчение. Борис ничего не сказал ему, видимо тоже переваривал произошедшее. Они ехали молча минут десять, а когда уже свернули с шоссе тот вдруг произнес:
-Как дети. Стреляем из рогаток друг в друга…
-Думаешь, не надо было этого делать? – спросил Андрей.
-Я не знаю. – ответил Борис, и подумав добавил, грустно – Вряд ли вообще кто-то это знает…
В тот день, работая, они мало разговаривали. До самого обеда Андрей не мог отогнать от себя навязчивые мысли об утреннем происшествии. Почему-то он чувствовал, что сделал глупость, о которой теперь будет вспоминать каждый раз, проезжая мимо ТОГО дома.
Почему так поступают поселенцы, понятно. Они евреи. Им написано: «Зуб за зуб, око за око, кровь за кровь, смерть за смерть.» И, вроде, правильно написано, но всем известно, что насилие порождает насилие. Наоборот, христианин, вроде, должен не противиться злому. Это более сложная концепция, которая, тоже понятна, но все мы знаем, что в реальности, если зло не встречает сопротивления, оно только наглеет и ширится. Так где же правда?
Да и на самом деле, все еще сложнее. Тут еще надо разобраться, где добро, а где зло? Вот попробуем оставить в покое историю и политику, тут все совсем сложно, и рассмотреть только этот, отдельно взятый маленький случай.
Что было? Мы с Борисом никому здесь не делали ничего плохого. Нас обкидали булыжниками, выразили, таким образом, свое к нам отношение. Кто и что здесь выразил? Лично те, кто кидал камни, лично свое отношение ко мне и Борису? Вряд ли так. Конечно все шире. Так было выражено отношение всего «Арабского народа Палестины» ко всем евреям, ну, или израилетянам, что для них одно и то же.
Тогда, если они кидают булыжники в первую попавшуюся машину с желтыми номерами, при молчаливом одобрении всего остального населения, то почему бы нам, например, не расстрелять первый попавшийся солнечный бойлер? Резонно? Кажется,вполне.
Теперь, попробуем, хоть это и сложно, встать на их, на Палестинскую точку зрения. Допустим, я араб. Мирный араб, работающий где-то там такое, кормящий отец, и мне не до
политики. Я, конечно, как и все, не люблю израилетян, а за что мне их любить? Не люблю, но камнями не бросаюсь. Нет у меня на это ни времени, ни энергии, ни желания. Работаю себе. Вот, солнечный бойлер прикупил. Соседи завидуют, те, у которых есть время камнями бросаться.
В один прекрасный день около моего дома останавливается израильская машина, и эти люди (с позволения сказать, люди) расстреливают, ни с того, ни с сего, мой, горбом нажитый, бойлер! А что кто-то их обкидал камнями только что, так об этом я и не знаю! А, может, и знаю, но какое я к этому имею отношение?! И как мне, трудовому мусульманину, относиться к ним после этого? Понятно как! Я и задумываться не буду о том, что это мне досталось из-за моих же земляков - бездельников, которые камнями бросаются! А в следующий раз, при удобном случае, и сам булыжник брошу!

Так как же быть? Пусть бросают камни? Безнаказанно?

Они обедали сидя на полу, привалившись к стене. Перед ними простирался фанерный пол, создаваемого ими огромного салона. Потом фанера будет покрыта керамической плиткой, красота будет! А пока, они сидели и ели, а по фанерному полу, разворачиваясь боевым веером, на них наступали три голодных диких и бесстрашных котенка. Они медленно крались, держа боевой порядок: один по центру, один слева, один справа.
Было забавно. Казалось, маленькие хищники полны решимости, отобрать у них обед!Рядом на полу, валялось несколько больших шурупов. Когда котята подкрались к ним метра на четыре, Борис бросил один шуруп в направлении центрального нападающего. Шуруп стукнулся о фанеру перед самым кошачьим розовым носом. Все трое, как по команде отбежали на несколько метров назад, и снова начали подкрадываться. Когда они приблизились, шуруп бросил Андрей. На этот раз, отступили только двое, а третий нагло остался на месте, только напрягся и припал к полу.
Борис бросил шуруп и в него. Герой отбежал, и пространство котам пришлось отвоевываь заново.
Так они обедали, забавляясь котятами некоторое время, потом шурупы, которые можно было достать не поднимаясь, закончились.
- Ну, и чего теперь делать? – поинтересовался Борис, пошарив по полу рукой, и не найдя ничего подходящего, а потом, хлопнув себя по лбу, радостно объявил – У нас же пистолет есть! Пострелять не хочешь? Представляешь, приезжает вечером Хаим, а тут размазанные котята!
- Да, ну тебя, Борис! – ответил Андрей – Чего-то мне не смешно.
- Ты из-за утра расстроился? – спросил Борис серьезно – Не расстраивайся. Тут не
только ты, тут все мучаются на тему «правильно – неправильно?» и «как быть?».
- И как?
- Как сам считаешь. Я, например, понял, что за оружие стоит браться, только защищая жизнь, а все остальное детство. Но это я так для себя решил, а вообще, бог его знает, что тут делать.
Андрей внимательно посмотрел на Бориса. Тот был вполне серьезен. Андрей подумал, что фраза «Только защищая жизнь» должна бы звучать фальшиво и высокопарно, но такого чувства почему-то не было. Наверное, потому, что Борис сказал это без всякого пафоса, тихо и убежденно.
Смотри-ка! – подумал Андрей – А я и не предполагал, что он задумывается об этих вопросах! Как все-таки, мы мало знаем друг друга.
- Кстати, я тут с Нисимом говорил насчет тебя. Можно ли тебе дом в Текоа купить. Он сказал, что правила поселенческой организации едины, и что, действительно, не евреям продавать нельзя. Но если ты хочешь, то можешь пройти Гиюр. Знаешь, что это?
- Знаю. – ответил Андрей – Перейти в иудаизм?
- Ну, да… Там курсы надо заканчивать… Традицию изучать… Если хочешь, надо пойти к нашему раввину и с ним побеседовать об этом.
Андрей улыбнулся, вспомнив, как он уже ходил к одному раввину. Он рассказал эту историю Борису, чем рассмешил того до икоты! Борис от хохота совсем лег на пол, снял очки, и вытирая слезы повторял:
- На Песах! Когда ни крошки квасного в доме быть не должно, он куличи пек! Это раввину?! Настоящему, черному?! В Мэа шеарим?! Ну, вы молодцы! Это ж, как в комедии! Это надо продать кому-нибудь! Такие сюжеты на дороге не валяются!
Борис, вроде, успокоился и, заикаясь, спросил: Слушай, а у него, у раввина, рожа какая была, когда он это услышал? А?
Но отвечать Андрею не пришлось, потому что Борис снова рухнул на пол, в новом приступе смеха.
Вот его проняло-то! – улыбнулся Андрей. Начиная рассказывать, он не ожидал такого успеха.

***

Неделю спустя после этого разговора, вечером, Борис, посещавший в тот день иерусалимский рынок Мохане Иеhуда, заехал за Андреем. Они быстренько выпили кофе и поехали в Текоа.
Борис спешил. Он сказал, что ездить «через арабов», в темноте не желательно. Он
собирался ехать короткой дорогой, через пустыню, минуя Бейт-лехем и Эфрат. Поворот на эту дорогу был сразу же за выездом из Иерусалима. Как не торопился Борис, а выехали они за город, на штахим, уже в сумерки, которые в Израиле очень коротки. Минут десять проходит после захода солнца и наступает темнота.
Они выехали из города, и едва свернув с шоссе на дорогу, ведущую в Текоа, обнаружили стоящий на обочине, с мигающей аварийкой, опель.
- Это наши. – сказал Борис – Это хорошо, поедем вместе.
Он познакомил Андрея с «односельчанами». Это была супружеская пара из Борисполя, с Украины. Мужчине было лет сорок, женщина, по-видимому, немного моложе. Они показались Андрею какими-то тихими и грустными.
- Поезжайте лучше вы первыми. – попросил мужчина, указывая на покрытое трещинами лобовое стекло своего опеля – Это вчера камень бросили. Если опять попадут… Сами видите…
- Ладно, – ответил невозмутимый Борис, у которого после истории со стрельбой по
солнечному бойлеру, до сих пор стояла картонка, на месте бокового стекла – только вы тогда в деревнях, держитесь ближе к нам, а то смысла никакого.
- Хорошо, – сказал печальный мужчина – тогда поезжайте, а мы за вами.

Быстро опускалась ночь, лента дороги извивалась в свете фар, фонарей не было, встречные автомобили попадались очень редко, кажется, всего два за весь путь.
Андрей вдруг ощутил подзабытое чувство опасности, которое сопровождало его в первые дни работы на штахим. Борис молчал и внимательно вел машину.
- Борис, ты, наверное, совсем не боишься ездить здесь? – спросил Андрей.
- Боюсь? – он пожал плечами – Да нет, каждый день езжу, уже сколько времени, привык. Но знаешь, что-то все равно есть. Не страх, а волнение, что ли?
- Понятно. – ответил Андрей и они снова замолчали…

"А потом были страны, где дорог полотно
За тебя, за тебя, за тебя.
И стреляли душманы, и спасало одно!
За тебя!"

Не совсем кстати вспомнилась Андрею строчка из песни, где речь шла о совсем
другой стране, и совсем других людях.

Они въехали в деревню.

- Тут перекресток дурацкий – пожаловался Борис – он как свастика. Поворот, сразу перекресток и опять поворот. И та дорога, что поперек такая же. Подъезжаешь, и не знаешь, не вылетит ли кто из-за поворота. Надо б подползать, ан, ехать лучше быстро. Они как раз там обычно камни и бросают. Все ж притормаживают.
Перекресток, и вправду, был неудобный. Крутой левый поворот и сразу пересечение. Уже выехав на него, они увидели автомобиль, так же появившейся внезапно, из-за поворота слева. Борис прибавил газу, они проскочили перекресток, и дорога сразу круто повернула направо. Борис сбросил газ и поехал не торопясь, потом еще
замедлил ход и, наконец, остановился.
- Что это? – спросил Андрей.
- Их нет. – ответил Борис – Фар нет сзади.
Они подождали еще секунд 20 – 30. Опель не появился.
- Пошли назад! – сказал Борис, вылезая из машины.
Андрей последовал за ним. Ему не было страшно, ему казалось, что все происходит не с ним, будто он смотрит кино о самом себе. Он не удивился, когда их глазам предстала авария на перекрестке. Откуда-то он, будто, уже знал, что они там увидят. Опель мордой вошел в пассажирскую дверцу древнего универсала Пежо, любимого транспортного средства арабов. Удар, видимо, произошел на приличной скорости. После него машины отбросило друг от друга, они стояли на расстоянии метра, все было видно, понятно, и все было очень нехорошо!
Морда опеля была прилично расквашена, из-под капота валил пар, и лужа тосола разливалась по асфальту. Грустный мужчина стоял рядом со своей машиной, смотрел вокруг растерянно и совершенно затравленно. Женщина продолжала сидеть на своем месте в салоне.Пассажирская дверца в арабском пежо, видимо, и так державшаяся на соплях, оторвалась, и вывалилась из проема. Она, смятая, валялась на дороге между машинами. В Пежо сидел пассажир. Это был пожилой араб в длинном белом балахоне, он не двигался, но крови видно не было. Второй араб, водитель, бегал вокруг, и кричал что-то вроде: «Что ты сделал с моей машиной?! Ты убил моего отца!» В темных деревенских окнах, вспыхивало освещение, и хлопали двери. Было совершенно ясно, что через несколько минут вся деревня соберется на перекрестке, а как ведет себя толпа, известно.

Ноги у Андрея стали чужими, ватными. Все происходило медленно, мучительно-вязко, но настоящего страха не было. Было какое-то оцепенение.
 
В отличии от Андрея, Борис действовал решительно. Он подошел к грустному мужчине
и сказал: Чего ты ждешь?! Поехали!
- Как поехали? Человек пострадал... - он указал рукой на старика - Надо вызвать «Амбуланс», и полицию, наверное!
- Заводи и поехали! – повторил Борис – А то сейчас пострадавших добавится! Ты не видишь, что ли?! И он кивнул головой в сторону домов, из которых валил на улицу народ.
- А как же ехать? Тосол-то?
Мужчина явно был в ступоре и, глядя на него, Андрей вдруг проснулся. Никому, ничего не говоря, он открыл дверцу опеля и сел за руль.
- Давай ключи и садись! – крикнул он.
Борис толкнул мужика к машине и, забрав ключи, передал их Андрею. Они сели назад, хлопнули дверцами, а Андрей, волнуясь, повернул ключ.

И чего его понесло за руль? Прав у него не было. Водить он, правда, умел, отец научил когда-то, однако, куда логичнее было бы уступить баранку опытному Борису.

Двигатель не заводился. Видно что-то произошло с электрикой. Андрей крутил, и крутил стартер без всякого результата. Вокруг них собралось уже человек пятнадцать, они шумели и махали руками.
Бум! - Первый камень, видимо, мелкий, стукнул по металлу машины. Бум! Бум! Бах! - камни полетели градом. Мелкие. Щебенка с обочины.

Андрей все пытался завести мотор, а что еще было делать?
- Хватит! – остановил его Борис – Хватит. Куда ты поедешь? Давить их что ли?!
Действительно, их уже обступили со всех сторон, но почему-то не приближались. В
следующую секунду, Андрей догадался почему. Они боялись. Они знали, что поселенцы вооружены.
- Нам пиздец! – сказал Андрей вслух то, что пришло ему в голову – Борис, давайте так, выходим, ты стреляешь в воздух, и бежим к твоей машине!
- У меня пистолет в бардачке остался – спокойно ответил Борис.
- Зачем, интересно, он тебе нужен? Там, в бардачке?! – спросил Андрей, разозлившись.
- Что б стрелять поменьше.
- Ну, ты блин, даешь! – искренне изумился Андрей, не поняв до конца, то, что сказал ему Борис.
– А у тебя есть оружие?! – обратился он к хозяину Опеля.
- Есть. – ответил тот – Есть «Узи», в багажнике.
- Слава Аллаху! – Андрей стал шарить по полу в поисках нужной ручки. Ему ни как не удавалось ее найти.- Как он у тебя открывается? – нервно спросил он.
- Ни как не открывается! – ответил вместо хозяина опеля, Борис – Сиди, не дергайся, стрелок ворошиловский!
- Какого черта?! – заорал Андрей – Сидеть и ждать пока нас тут камнями забьют?!Он видел, что толпа вокруг становится все гуще, и ведут себя эти люди все агрессивнее. Непрерывный град камней барабанил по корпусу. Когда очередной камень попадал в стекло, Андрей рефлекторно дергался, хотя мелкие камни не могли разбить прочные автомобильные окна.
- Как открыть багажник?! Мать вашу! – злым шепотом спросил Андрей, уже чувствуя
безнадежность.
И тут женщина, вдруг, заплакала, а Андрей с тоской понял, что все пропало, что уже поздно что-то предпринимать, суетиться, и только, что казавшийся спасительным «Узи» в багажнике, уже не причем, и не нужен…
- Ну, и что будем делать? – упавшим голосом спросил он.
Почему-то он уже был не готов ни с кем воевать.
- Я попробую поговорить с ними – сказал Борис, открывая дверцу.
У Андрея, похоже, началась тихая истерика, потому, что он, вдруг, хихикнул и сказал в след Борису:
- Ты им «Узи» отдай! Все же лучше, чем камнями!
И он рассмеялся нервным смехом. Борис удивленно обернулся к нему, и что-то неуловимо изменилось в мире. Через мгновение, стало ясно, что именно. Темнота исчезла, вокруг было светло!
 
Объезжая разбитые машины, на перекресток выехал «Эгедовский» автобус, и яркими фарами разрезал ночь. Он, явно, не собирался останавливаться, и пер так уверенно, что толпа отодвинулась, подалась в сторону. Его сопровождал открытый армейский джип.Автобус проехал мимо, надымив солярой, а джип остановился на перекрестке, освещая машины и толпу арабов. Четверо солдат в бронежилетах и касках, с винтовками за спиной и пластиковыми щитами в руках, спрыгнули на дорогу, а двое остались, один за рулем, второй у пулемета.
Никогда прежде, вид «человека с ружьем» так не радовал Андрея! Трое развернулись к толпе и угрожающе подняли стволы винтовок, а четвертый направился к Опелю.
Каменный дождь прекратился. Андрей, ощущая состояние, близкое к эйфории, вылез из машины, обошел ее, и встал рядом с Борисом.
- Что у вас тут? – спросил, подойдя, солдат – Я командир.
 Он старался казаться спокойным, но видно было, как на самом деле парень нервничает. Желваки у него ходили ходуном.
Борис, в двух словах, описал ситуацию.
- Надо «Амбуланс» - сказал военный и включил рацию.
Но тут толпа загудела с новой силой и в солдат, и в направлении Опеля, около которого стояли Андрей, Борис и командир, полетели камни. Это был все тот же гравий с обочины. Булыжников, слава богу, так никто и не нашел.
- Садитесь! Садитесь за машину! – крикнул военный и побежал к своим.
Дальше все развивалось очень быстро. Андрей и Борис присели, укрывшись, за корпусом Опеля. Было слышно, как несколько камней ударились о железо. Солдаты медленно отходили к джипу. Пятясь и пригибаясь под градом камней, прикрываясь щитами, они клацнули затворами и вскинули винтовки, целясь поверх голов.
Сейчас будет предупредительный выстрел, понял Андрей, а потом…
Он не знал, что винтовки у солдат заряжены резиновыми пулями, а арабы знали, потому и не особо-то боялись.
Но все произошло вообще по-другому. Раньше, чем прозвучали предупредительные выстрелы, солдат в джипе развернул пулемет к толпе, и прокричал несколько фраз на арабском. Наступила тишина, и в этой тишине пулеметчик отчетливо произнес понятную даже Андрею фразу: «Ну, быстро! Дети шлюхи!», щелкнул предохранителем, и опустил ствол, недвусмысленно целясь в самую середину толпы.
Удивительно, но разгневанная толпа мгновенно развалилась! Люди с криком бросились врассыпную! Захлопали двери в домах. Некоторые, отбежав метров на 50-70 останавливались, махали кулаками, кричали что-то, но тоже уходили.Через минуту, на перекрестке остались, поселенцы, солдаты, пострадавший в аварии старик, и его сын.
- Молодец Сомир! – крикнул командир пулеметчику, и уже обращаясь к Борису с Андреем, объяснил – Сомир, он у нас друз. Арабы, его бояться! Знают, что друзы их всегда готовы съесть!
Потом он подошел к арабу, который стоял около своей машины и молча, смотрел на раненного отца.
- Я вызвал врачей, они сейчас приедут.
Араб хмуро глянул на него, и ничего не ответил…
- Кто такие друзы? – тихо спросил Андрей у Бориса.
- Они живут на севере. Они, кажется, тоже арабы, но у них вера, что ли другая, точно не знаю. У них, вроде, какие-то свои счеты с палестинцами, после ливанской войны…

***

Разбитый опель прицепили к борисовой машинке. Приехала полиция и бригада скорой помощи. Полицейские запротоколировали происшествие, врачи увезли пострадавшего. Патруль проводил «сцепку» поселенцев до ворот Текоа.
Борис не собирался посвящать домашних в подробности этой истории, и попросил Андрея, ничего не рассказывать. Пообещав скоро вернуться, они отправились на беседу к местному раввину.
Раввина звали Майкл. Происходил он из Америки, и, прямо скажем, на священника был мало похож. Раввин Майкл Мински оказался крепким, выше среднего роста, мужчиной лет пятидесяти. Он был в джинсах, сандалиях и хлопчатобумажной белой рубашке. Волосы его были коротко острижены, никаких пейсов не было и в помине, правда, аккуратная бородка все же имелась. На макушке у Майкла присутствовала вязаная бело-голубая кипа, как у большинства обычных поселенцев. Если бы Андрей не знал, что имеет дело со служителем культа, он бы никогда в жизни об этом не догадался. Между тем, это был самый настоящий священник, правда, неортодоксальной, американской, но также признаваемой в Израиле, ветви иудаизма.
Майкл принял их на улице, в деревянной беседке оплетенной виноградом. Он принес кофе и кувшин ледяной воды. И то и другое, было, как нельзя кстати. Очень хотелось пить.
После приветствий и знакомства с Андреем, он спросил:
- Что у вас там произошло, по дороге?
- Откуда ты знаешь? – удивился Борис.
Да, я, наверное, забыл упомянуть о том, что в Израиле, абсолютно ко всем обращаются на «ты». В иврите, просто отсутствует обращение «вы», применительно к одному человеку. Вообще, наверное, стоит приводить диалоги на иврите, так, как они строятся в оригинале. Итак:
- Что случилось у вас по дороге?
- Как ты знаешь? – удивился Борис.
- Что ты думаешь? В нашей деревне можно что-то спрятать в тишине? Каждая мышь в Текоа уже знает, что вы приехали с разбитым опелем, на веревке, и под охраной
солдат! Ну, расскажите, что случилось с вами? Давайте!
Борис с Андреем не заставили себя долго упрашивать, и вкратце поведали о происшествии.
- Как красиво! – иронично воскликнул Майкл – Смотри, Энди, какая приятная у нас тут жизнь! Какая хорошая жизнь! И после этого, ты все равно хочешь жить здесь, с нами? Ты, правда, хочешь?
- Я хочу – кивнул Андрей.
- О! Ты такой же сумасшедший, как и все мы! Смотри, Борис, не только евреи бывают дураками! Русские тоже! – засмеялся Майкл, и продолжил более серьезно, обращаясь к Андрею – Борис рассказал мне о тебе. Значит, у тебя отец еврей, а мать русская? Так?
- Так – ответил Андрей, глядя в сторону. Ему был неприятен этот вопрос, хотя Майкл говорил в дружеском, совершенно неофициальном тоне.
- Энди, а почему твои родители не приехали с тобой?
- Мой отец инженер, он работает… - Андрей замолчал, вспоминая нужное слово, не
вспомнил, и изобразил руками самолет.
Майкл тут же его понял.
- Самолеты? Инженер военной промышленности? Понятно. Ему не дадут выйти. Потом Майкл задал Андрею еще много вопросов. Кто его жена? И что его сын? И зачем вообще было уезжать? И почему именно в Израиль? И есть ли друзья, родственники? И кто они? И чем занимаются?
Андрей отвечал честно, и развернуто настолько, насколько позволяло ему ограниченное знание языка.
Через полчаса этого достаточно бесцеремонного допроса, Майкл улыбнулся.
- Ты не устал от всех моих вопросов, Энди? Мы, Евреи, всегда задаем больше, чем надо вопросов! Я думаю, что я тебя понял. Все хорошо. Если бы решал я, так живи здесь, пожалуйста! Но, правила делаю не я. И я не могу их отменять. Есть глупые правила. Если человеку дают гражданство, почему, интересно, он не может поселиться на штахим? А Борис?
Борис пожал плечами.
- Я отправлю тебя на курсы гиюра, Энди. Ты знаешь, что это такое?
- Знаю – ответил Андрей.
- Я не хочу говорить тебе то, что я должен говорить. Я должен тебя отговаривать, объяснять, что быть евреем – это тяжело, это ответственность. Я не буду этого делать. Я просто дам тебе письмо. С ним ты пойдешь, запишешься в городе на курсы, возьмешь справку о том, что ты записался, и все. Принесешь мне справку, и в принципе, ты можешь покупать дом. Я, Борис, Хаим все объясним совету. Тебе разрешат.
Он помолчал немного, отпил воды из стакана и сказал:
- Это все. Ты согласен, Энди?
- Согласен – ответил Андрей, но почему-то, он не чувствовал уверенности в том, что поступает правильно.
Нет, его не напугало давешнее происшествие, дело было не в этом, но в чем?

Андрей, всегда ощущал себя русским. Напомню, евреем он был только на четверть. Но он был воспитан в интернационально–атеистическом духе. Он спокойно относился и к евреям и к русским, хотя отлично видел темные стороны обоих ментальностей.
Окружающие русские, обычно, считали его своим. Даже когда в его присутствии, кто-то начинал поносить евреев, а он вставал на их защиту, объявляя, что сам еврей, ему обычно миролюбиво отвечали: Какой ты еврей? Евреи не такие…
Он не соглашался и с этим, хотя, в глубине души, знал, что это правда. «Настоящие» евреи, действительно, сильно отличались от него. Даже в Израиле, где, казалось, собрались совершенно разные люди, из разных стран, с разными культурами и обычаями,легко было заметить нечто неуловимое, но, безусловно существующее, объединяющее и делающее внутренне похожими, людей, на первый взгляд, совершенно разных, например, американца Майкла и йеменца Идидию.
Есть, есть, в так называемой «еврейской натуре» что-то очень свое, то, что как раз и раздражает русских и многих других! Андрей всегда отчетливо видел «это», но оно его не раздражало, скорее забавляло. Он никогда не считал, что евреи чем-то хуже или наоборот лучше, например, русских и он, вроде, не должен был видеть ничего зазорного в том, чтобы пройти гиюр и присоединиться к ним. Это вроде было даже вполне естественно, раз уж он приехал в Израиль…
- Тогда я пойду и напишу письмо – сказал Майкл – Хотите еще кофе?

***

Андрею приснился сон. Этот сон был таким ярким и реалистичным, что и проснувшись, он помнил его целиком, в подробностях. Такое случалось с ним очень редко, обычно его сны рассыпались на куски и таяли в первые же минуты после пробуждения.
Все происходило в совершенно определенном, и существующем реально месте. В восточной арабской части Иерусалима около стены старого города, посреди примыкавшего к этой каменной стене зеленого газона, находилась скамейка. На этой скамейке, Андрей сидел в обществе Сергея, Бориса, Алексея, еще каких-то людей, с которыми он то ли учился на строительных курсах, то ли работал в Рамаде.
Около скамейки, на траве, зачем-то стоял пластиковый ящик со строительным инструментом. Там валялись мастерки, гладилки, зубила и т.д. и т.п. Инструмент имел такой вид, будто им только что работали, он весь был в белой пыли и остатках еще не высохшего раствора. Люди же, наоборот, были одеты чисто и даже красиво. Это несоответствие, во сне, ничуть не удивляло Андрея.
Все курили и слушали, как Андрей красочно рассказывал, об их с Борисом приключении на штахим. Дойдя до кульминации, он поднялся со скамейки, желая наглядно показать, как было дело, и повернулся лицом к слушателям. Повернувшись к ним лицом, он оборвал рассказ на полуслове, и встал с открытым ртом, потому, что за спиной у товарищей он увидел то, чего быть не могло в принципе!
В основании стены имелась неизвестного назначения ступенька. Она была с метр высотой и шириной с полметра. И вот на этой ступеньке сидела на заднице, спиной к стене и мордой (или все-таки лицом?!) к Андрею крыса.
Крыса эта была размером немного больше человека. Ее шерсть была, вроде, обычной крысиной, серой, но в тоже время, будто лучилась радужным, красно-голубым светом. Крыса смотрела прямо на него и улыбалась очень недоброй, мудрой, ироничной улыбкой.
В лапах (руках?!) она держала невероятной красоты предмет, похожий на короткое, обоюдоострое копье, с ромбовидным расширением посередине. Предмет был сделан из невиданного, полупрозрачного материала, покрыт красивейшей резьбой и исходило от него совершенно фантастическое, неземное сияние.
Увидев это существо, Андрей, как-то сразу и одновременно, понял несколько малосвязанных друг с другом вещей.
Во-первых, это была не крыса, а крыс. Т.е. мужчина, если речь вообще могла идти про пол.
Во–вторых, это была не крыса вовсе! Это вообще не было, в полном смысле слова, существо. Это была какая-то древняя, и очень могучая энергия, которая просто пожелала по каким-то своим причинам, чтобы в данный момент ее воспринимали, как крысу.
В-третьих, эта энергия, точно обладала или была направляема, разумом. Разумом мощным, совершенно чужеродным и потому недоступным пониманию.
В-четвертых, она была недоброй. Скорее она была враждебной и опасной. Ее надо было, как можно скорее, прогнать, если только такое вообще было возможно.
В-пятых, «копье» в ее руках было волшебным. Оно обладало совершенно колоссальной силой и властью.

Проследив за взглядом Андрея, все сидевшие на скамейке обернулись и увидели тоже, что видел он. Андрей сразу понял, что все они чувствуют и понимают тоже, что только что пришло к нему, и все, как и он, знают, что действовать надо немедленно, иначе «крыса» подчинит их, и они перестанут быть людьми, а этого им вовсе не хочется.
Не зная, что следует делать, они не сговариваясь, начали бросать в крысу инструмент из ящика, вкладывая в эти броски все отрицание, всю ненависть, и энергию, на какую только способны люди. Инструменты, вылетая из их рук превращались в снаряды, и воздух светился вокруг них, словно они состояли из плазмы!
Ящик казался бездонным, а их силы неисчерпаемыми. Казалось, много часов подряд, град огненных шаров летел в крысу, и в тоже время было ясно, что это продолжается всего несколько секунд.
Они начали терять силы, но раньше начала съеживаться крыса, а копье в ее руках светилось все более тускло.
Наконец, она не бросила, скорее, выбросила копье в их направлении, а сама одним движением вскарабкалась на стену. Глянула оттуда на Андрея, улыбнулась все той же злой, ироничной, чужой улыбкой, и скрылась.
Андрей поднял с травы «волшебное копье». Оно больше не было волшебным. Оно было из серого бетона. Оно было тяжелым и некрасивым. И притом, оно точно было магическим инструментом власти, но не в его руках, только в руках сбежавшей (обидевшейся?) крысы.

Андрей проснулся с ощущением, что упустил что-то очень важное, самое важное! Упустил непоправимо, глупо, навсегда! Упустил то, что было совсем рядом, и поделать уже было нельзя абсолютно ничего.
Проснувшись окончательно, он подумал, что, пожалуй, нарочно не придумаешь такого сюжета. Жанр «Фэнтази» тогда еще не был популярен. Андрей не читал «Волшебника Земноморья», а фильма «Властелин колец» не было еще и в проекте.
Присниться же такое?! - подумал Андрей, и отправился умываться.
У него был выходной. Он специально попросил у Хаима выходной, что бы пойти и записаться на курсы, на которые отправил его Майкл.
Он умылся, позавтракал. Еще раз обсудил с Леной возможность переезда в Текоа (Это была формальность, Лена не возражала), и отправился по указанному адресу, не понимая, что мучает его.
На улице Царя Агриппы он нашел нужное здание, поднялся на второй этаж, остановился перед дверью, прочитал вывеску, гласившую, что курс иудейской традиции именно здесь, взялся за латунную ручку, и понял, что он не может туда войти. Ни за что. Не может, точно так же, как не может человек пройти сквозь бетонную стену.
Постояв несколько секунд перед дверью, он развернулся, спустился по лестнице, и вышел на улицу. Он увидел, что солнце светит ярко, а все лавки (а их на этой улице множество) гостеприимно открыты, и вообще-то, центр города, он такой уютный и милый!
Он купил мороженое, быстро съел его, закурил и пошел к дому. Идти было легко, и с каждым шагом идея проходить гиюр ради покупки дома, казалась ему все более нелепой. «Почему я повелся на это? В конце концов, это просто унизительно!» - думал он – «Просто наваждение какое-то!».
Ему было легко. Он чувствовал, что произошел важный поворот в его судьбе, и почему-то он был уверен, что повернул в нужном направлении.
Так Андрей не стал ни иудеем, ни поселенцем.

***

Сергей вытащил из лап таможни свои мерседесы. Кто б сомневался!
В одну из сентябрьских суббот он пригласил Андрея с женой и сыном прокатиться к морю. В Кейсарию.
Небо, как обычно, было голубым, а утреннее солнце, еще не слишком жарким. Тяжелый и комфортабельный автомобиль катился по извилистому  полупустому шоссе, с иерусалимских высот, вниз к морю.
Сергей вел машину плавно и уверенно, и только глянув на спидометр можно было обнаружить, что движутся они весьма стремительно. Временами, стрелка заваливала за 150 км/ч. Сидеть на дорогой мерсовской коже было удобно и... противоестественно. Андрей чувствовал несоответствие себя этому автомобилю. Он был сделан не для него. А для кого? Он смутно представлял себе этого человека, но тот, гипотетический, «правильный» пассажир такой машины, должен был быть антиподом Андрея! Ему виделся солидный немец, лет пятидесяти, в дорогом костюме, расчетливый, сухой бизнесмен, весь состоящий из сплошных деловых качеств.

Они проехали поселок Мевасерет – Цион, и дорога пошла по ущелью. Крутые, поросшие хвойным лесом склоны с обоих сторон, смутно напоминали что-то знакомое, что-то уже виденное где-то, совсем не здесь…
Андрею было легко! Тогда он еще не заметил, что легко становилось каждый раз, когда ему случалось отъехать подальше от Иерусалима. Позднее он заметил это и понял в чем дело.

Все было просто.

 Иерусалим, он же Ерушалаим шель заhав (золотой Иерусалим), город необычный. Разбросанные по верхушкам холмов периферийные районы, между которыми не было ничего, кроме дорог – связок. Сумбурный центр, где бетонные пальцы Хилтонов, устремленные в небо, соседствовали с россыпью маленьких, частных домиков еще арабской постройки, а тихий и чопорный Мэа шеарим, с рынком Мохане Игуда, где специально нанятые «крикуны», голосили наперебой с утра до вечера: «Давай! Давай, господа! Подходи! Хозяин сошел с ума! Все отдает даром!».

Если идти вниз по улице Яффо, то, в конце концов, вы упретесь в каменную стену старого города, и тут вы вольны либо, повернув налево, спуститься в восточную арабскую часть города, которая заслуживает отдельного рассказа, либо двинуться направо, и вот там, в те времена, о которых я веду речь, открывалась, зрителю, неожиданная картина!
Пройдя немного вдоль стены до угла можно было увидеть слева великолепную, отображенную на бесчисленных фотографиях панораму старого города с главными, обрамленными мощными башнями воротами и цитаделью, а вот справа, неожиданно, в самом центре города, обнаруживались руины. Огромная площадь была покрыта фундаментами разрушенных зданий. То были следы войны, напоминавшие о том, что город некогда был разгорожен бетонной стеной, и стена эта являлась границей с королевством Иордания. Со стены постреливали королевские солдаты. Так рассказывали старожилы.

В 92 году стены давно уже не было, но руины еще оставались руинами. Сегодня, все изменилось. Надолго ли?

Так вот, миновав странное это место и пройдя сквозь древние ворота, можно было оказаться в самом Старом Городе. Старый город состоял из четырех очень разных частей. В нем имелись Христианский, Арабский, Еврейский и, почему-то, Армянский кварталы. Все они были очень не похожи, и я, пожалуй, не стану пытаться их описывать, мне никогда не справиться. Это надо просто видеть, да и не в этом дело, а дело в том, что весь Старый город насквозь пропитан энергиями! Энергии эти разные и мощные настолько, что каждый умеющий чувствовать, ощутит их физически, уж во всяком случае, у Храма гроба господня и около Стены плача.
Поля этих энергий покрывают весь город подобно тому, как радиация вокруг эпицентра пропитывает все, слабея по мере удаления. Эту особенность Иерусалима не замечают туристы, приезжающие на несколько дней, возможно, не замечают те, кто родились в этом городе, но невозможно не заметить этого человеку, однажды поселившемуся в столице Израиля! Наверное, слишком много взглядов исполненных веры устремлено к этому городу со всех концов земли. Так есть и так было на протяжении веков. Подзарядили!
Андрей как-то раз от души посмеялся, читая статью популярного в те годы в Израиле журналиста, а, на самом деле, поэта, Михаила Генделева. Кроме всего прочего, в статье этой Генделев рассказывал о том, как закутанная в черное  женщина на улице Палермо спросила, где он живет. Услышав, что в Иерусалиме, она всплеснула руками и воскликнула: «О боже! Какое святотатство!».

 Они приехали в Кейсарию. Море здесь было кристально прозрачным, а высокие
пальмы, которые росли прямо на пляже, среди светлого песка, вызвали у Андрея
ассоциации с коралловыми океанскими атоллами, фрегатами и мечтами о новых, еще
не открытых землях. 
Они искупались. Больших волн не было, и Ваньку впервые удалось заманить в воду. К соленому морю он отнесся, поначалу, с подозрением, но потом ему, естественно, понравилось.
Под камнями у берега оказалось полно мелких крабов. Сергей с Андреем принялись
их ловить, чтобы показать Ваньке. Поймали парочку, показали. Ванька сказал, что
это пауки. «Пауков» отпустили в родную им стихию.
Они прогулялись, осмотрели остатки римских сооружений, амфитеатр. Некогда здесь находилась резиденция римских прокуратов, одним из ее обитателей был знаменитый Понтий Пилат.
Камни не впечатлили Андрея. Это были мертвые камни. Ничто в них не говорило о
былом величии Рима, ничто не напоминало о тяжелом шаге легионов и ритмичном
колыхании бесчисленных грив над золотыми шлемами. Просто остатки стен. Просто
амфитеатр. Не все развалины имеют душу.
Они прокатились в Хайфу. Навестили живших там знакомых. Побеседовали с этими
бывшими ленинградцами, пошутили о том, что те и здесь выбрали северный портовый
город. Получили в ответ, что москвичам и здесь обязательно надо жить в столице.
В целом, это был разговор не о чем. Он ничуть не был похож на те замечательные
беседы, что велись когда-то, долгими летними вечерами на отдыхе в Даугавпилсе,
где они некогда и познакомились. В Хайфу можно было смело не ездить.
На обратном пути Андрею взгрустнулось. Тихо сидел он на заднем сидении рядом с задремавшим Ванькой и думал обо всем и не о чем. Это состояние, приключавшееся
с ним периодически, он называл «морщеньем лобика». Это было достаточно верное
определение, т.к. ни разу никаких ценных мыслей в этом состоянии к нему не
приходило. То была такая возвышенно декадентская грусть!
Прекрасно осознавая полную бесплодность и некоторую театральность этого
«морщенья лобика» Андрей, тем не менее, получал некое болезненное удовольствие от этой «великой грусти не о чем», но в тот вечер, покачиваясь на диване
комфортабельного автомобиля, он и не заметил, как его настроение изменилось, и
отстраненная, космическая грусть  вдруг стала печалью острой, как боль, и
совершенно конкретной его, Андрея, печалью.
Он вглядывался в ночь за окном, словно пытаясь понять, увидеть там, в темноте,
что именно его вдруг расстроило, ничего не увидел, и с той же тоской стал
смотреть вперед  на бегущее в свете мощных фар шоссе…
- Сейчас будем Кейсарию проезжать. Может, остановимся искупаться? – предложил
Сергей.
- Что? – переспросил Андрей, будто очнувшись, и осознав смысл сказанного,
ответил – Да, давай искупаемся.
Они вышли из машины. С моря дул теплый ветер, шевелил черные ветви пальм, гнал к берегу волны. Вода была теплой, они качались на волнах, глотали соленые брызги, перекрикивались.
Ванька не проснулся, спал себе, в машине. Лена стояла, опираясь бедром о
переднее крыло мерседеса, курила, смотрела то ли на них, то ли на ночное море
вообще. Изящный ее силуэт отчетливо вырисовывался в лунном свете.
Андрей лег на спину, раскинул руки по поверхности воды, и увидел над собой
звезды. Маленькие, невообразимо далекие, холодные, прекрасные. Он все думал,
откуда взялась вдруг эта щемящая грусть? Что не так?
В следующее мгновение его накрыло волной, понесло и завертело. Пришлось
побороться, чтобы снова обрести ориентацию в пространстве и возможность дышать.
Высунув, наконец, голову из бурлящих вод, он жадно вдохнул глоток тропического
теплого воздуха, рассмеялся и поплыл к берегу.
- Я выхожу! – крикнул он Сергею.
Сергей выждал паузу и поплыл следом.
Ветер был настолько теплым, что надобности в полотенце не было. Они стояли,
подставив тела ветру, обсыхали.
Андрей закурил, и огонек его сигареты стал еще одной звездочкой среди мириадов
звезд вселенной. Так он подумал…
- Возможно, все эти звезды, просто огоньки чьих-то сигарет – сказал он вслух.
- Что, что? – заинтересовался Сергей – Что ты сказал?
- Ерунда. Грустно почему-то…
- Почему? Вроде неплохо покатались?
- Не знаю. Да ладно, ерунда. Поехали, наверное, уже?
Они оделись и сели в машину. Сергей вырулил на шоссе.
Андрей уже понимал, что именно его гложет. Он успел привязаться к Сергею за этот год.
Как к старшему товарищу, более опытному, более уверенному. Ему очень
хотелось бы, что бы Сергей был рядом. Это было почти детское чувство. Последнее
подобное чувство в жизни Андрея. Откуда-то он знал, что больше никто и никогда
не будет относиться к нему так, как это делал Сергей, дружески – снисходительно.
Между тем, время таяло. Сергей уже продал одну машину. Ему оставалось продать
вторую, и после этого он улетит в Москву. Было совершенно ясно, что в обозримом
будущем он не вернется.
Виктор, Царица Тамара, Вера, теперь Сергей. У Андрея возникало чувство, что все уезжают, а он один стоит на темном пустом перроне, и машет рукой, вслед
уходящему поезду…
Но почему  же один? С ним Лена. Какая она была сейчас красивая, когда стояла в
лунном свете, прислонившись к машине, и ночной ветер шевелил ее длинные волосы!
И Ванька, который мирно сопит сейчас рядом…
Андрей протянул руку, и легко погладил мальчика по жестким от морской соли
волосам. Ванька улыбнулся во сне, пробормотал что-то и повернулся на бок.
Андрей поглядел вперед, увидел летящие стремительным потоком под колеса белые
линии разметки, увидел, что стрелка на светящемся спидометре лежит на отметке
170, услышал рев воздушного потока обтекающего кузов машины, и вдруг понял, что теперь он, и только он в ответе за Лену, сидящую на переднем сидении, и спящего рядом с ним Ваньку. Попросить совета и поддержки теперь будет не у кого.
Так вот откуда эта вцепившаяся в сердце печаль! – понял он, и улыбнулся сам себе в темноте…
В этот момент, последняя тень беззаботного детства, снялась с плеча Андрея, и
подхваченная ветром, полетела назад от мчащегося сквозь ночь автомобиля,
закружилась в воздухе и темнота навсегда поглотила ее.

***

Тем летом произошло некое событие, на которое занятый повседневными заботами
Андрей поначалу не обратил никакого внимания. В стране случились выборы.
Накануне вся русскоязычная пресса наполнилась политической рекламой партии
труда, тогда эта партия была оппозиционной.
Как-то раз в глаза Андрею бросился плакат, размещенный на первой странице
газеты. Под большой фотографией красивого дома значилось: «Эта вилла в Самарии
построена за ТВОЙ счет!».
Надо же! – подумал Андрей не без иронии – Неужели за мой?! Никогда бы не подумал!
Далее следовали пояснения. Дескать, нехорошее, правое правительство, получая из США транши на абсорбцию новых репатриантов, расходует их не целевым образом!
Вместо того, чтобы создавать новые рабочие места, оплачивать курсы переквали-фикации, давать беспроцентные ссуды и т.д.,  они, негодяи, расходуют деньги на строительство поселений на штахим, содержат колоссальный полицейский аппарат для поддержания порядка на этих территориях, которые все равно скоро придется тдать.
Итог понятный: голосуйте за партию труда, дорогие товарищи новые репатрианты, и будет вам счастье!
Андрей на выборы не пошел, потому что толком не знал, за кого следует
голосовать, однако, очень многие «русские» пошли. Бог знает, действительно ли их
голоса сыграли решающую роль, но правые долго потом ругались на бестолковых
алимов, сваливших консервативное правительство.
В первые месяцы после выборов Андрей не замечал никаких перемен…

***

Теперь они жили в районе Кирият Йовель, на самой городской окраине. Это была не Рехавия. Отсюда было не дойти в шабат, когда не работал общественный транспорт, в старый город, например, за сигаретами. В шабат здесь вымирало все.
Это была не Рехавия. Тут все было попроще. Не так чисто подметали тут улицы, не такие шикарные были магазины, не такие искусственные приклеенные улыбки на лицах людей. Зато, как здесь было красиво!
Нет, в Рехавии тоже было красиво и уютно. Она ассоциировалась у Андрея со старым дачным поселком, но Кирият Йовель был красив совсем по-другому. Он был
расположен на вершине холма, и был, как последний форпост города, на краю дикой
пустыни. Четырехэтажные дома ступеньками спускались по склону, а дальше город
заканчивался. Дальше были только выжженные округлые холмы и небо. Здесь ощущалось живое дыхание Земли.
Они снимали двух с половиной комнатную квартиру на последнем, четвертом этаже
стоявшего на склоне холма дома. Теперь у них была спальня, салон, крошечная
комнатка, служившая спальней для Ваньки, нормальный совмещенный санузел и кухня,
с т.н. «техническим лоджием». Т.е. это и был лоджий, застекленный, и там находилась плита, и весь процесс варки-жарки происходил там.
Квартирка была, конечно, обшарпанной, но после их однокомнатной конуры на
улице Аза  даже она казалась верхом комфорта! А какой был вид из окон!
Вообще-то, строго говоря, Кирият Йовель, все-таки не был крайней точкой города.
Внизу  в долине находился еще крошечный райончик. Там было какое-то
христианское святое место. По этому случаю там стояло несколько церквей и
несколько жилых домов. Кто там жил, Андрей так никогда и не узнал. Вероятно, это
были крещеные арабы.
Андрею всегда казался странным вид христианских церквей среди этой земли. Нет!
Их наличие радовало его! И колокольный звон, доносившийся из долины по утрам,
ласкал его слух. Но оттого, что церкви, базилики и костелы радовали Андрея, их
существование здесь не становилось менее странным. Их будто прилепили к местному
ландшафту! Как хотите, а синагоги и, тем более, мечети смотрелись тут куда как
более к месту. Было даже странно осознавать, что христианская вера именно здесь
и зародилась. Наоборот, совершенно естественным казалось, что развилась до
зрелого состояния она в местах с совершенно иной природой. Зачем же потом она
пришла сюда снова? Кто привел ее?

Ответ известен всем. Крестоносцы.

Крестоносцы! Гордые рыцари с перьями на шлемах! О! Андрей видел их, как сейчас!
Их сверкающие стальные латы, квадратные подбородки и серые глаза!
Согласно советскому курсу истории они пришли сюда под предлогом освобождения
святой земли, а на самом деле для того, чтобы грабить убивать и насиловать. Ой
ли? Так ли?!
Случалось ли уважаемому автору школьного учебника бывать в этих краях? Что здесь
грабить, спрошу я вас? Для чего, из каких  таких корыстных соображений надо
завоевывать пустыню? Пройти половину тогда известного мира, чтобы захватить и
разграбить Иерусалим? Разве не было земель поближе и побогаче?
Нет, не сходятся концы с концами. Нет, конечно, крестоносцы не были алчными
захватчиками. Рыцари – монахи, воины веры! Как же раскалялись под этим
беспощадным солнцем кованые доспехи! Как дробились о камни копыта тяжелых коней!
Как с визгом и гиканьем внезапно вылетала из-за холмов легкая сарацинская
конница, как неслись в облаках пыли смуглые всадники в белых  развевающихся
балахонах с кривыми, сверкающими молниями сабель в руках, и рыцари бесстрашно
принимали бой!
Ну, пусть даже не так – думал Андрей – какая разница? Почему всегда, абсолютно все нам надо принизить и опошлить? Пусть это будет красивой сказкой о доблестных воинах веры! И я буду думать об их верности и отваге каждый день, слушая звон колоколов из долины!


***

Осень неслышной кошачьей поступью кралась по иерусалимским улицам. Вроде нет в Израиле ни осени, ни весны, лето за считанные часы превращается в зиму, но это только на первый взгляд!
 Год назад Андрей не заметил осени, а теперь видел ее, как она ни пряталась, узнавал по мягким, едва уловимым изменениям в природе, а главное по духу. Дух у израильской осени совершенно такой же, как и у московской. Грустный, романтический, тихий. Во всяком случае, так казалось Андрею.
 
Дом в Кармей Цур был закончен. Борис с Андреем перебрались на новое место, в поселение Неве Даниэль. Там предстояло строительство двухэтажного дома с нуля.Поселение Неве Даниель стояло на высокой горе, и сумасшедшей красоты вид на дикие первозданные библейские холмы и долины открывался оттуда! Андрей даже подумал, как было бы здорово здесь поселиться, но то была просто фантазия, он уже знал, что это не для него.

Помимо основной стройки, Хаим постоянно дергал их на мелкие подрядики. Где-то
надо было поменять плитку в ванной, где-то построить беседку и т.п. За эти работенки он
приплачивал дополнительную копеечку. Кроме того, периодически, они делали поселенцам всякие халтуры по вечерам, что тоже приносило кое-какие заработки, но все равно денег Андрею не хватало, слишком много высасывала аренда квартиры.
Нередко, ближе к зарплате, денег не было даже элементарно на еду и транспорт. Приходилось кое-как перебиваться день-другой до получения вожделенного чека. Тут иногда выручали деньги, которые зарабатывала Лена. Она получала не много, но как-то всегда очень кстати!
 
К середине зимы Андрей устал от постоянных подработок, безденежья и невеселых мыслей о том, что же дальше.За окнами лил бесконечный дождь, и злой ветер выворачивал наизнанку зонты, свистел под дверью квартиры, в неплотных алюминиевых оконных рамах, уносил
жалкие крохи тепла, которое давал калорифер. В квартире было холодно и неуютно. Никогда в жизни Андрей так не ждал весны в Москве, как в эту южную, промозглую зиму!

Между тем, имена Бориса и Андрея становились популярны среди поселенцев, особенно среди «Русских». Халтур становилось больше и объемы их увеличивались. Времени и сил на все уже не хватало, а денег как-то существенно больше не становилось. Это объяснялось просто. Происходило то, о чем когда-то предупреждал Сергей. Пытаясь конкурировать с арабами, они слишком опускались в цене. Часто просчитывались, по неопытности, и работа вообще теряла смысл.
Когда Андрею предложили сделать ремонт в большой четырехкомнатной квартире в городе Кирият Арба, Борис сказал, что он не будет в этом участвовать, потому что устал. Работать надо было, разумеется, вечерами, после хаимовской стройки.
Андрею пришлось найти другого напарника. Им стал Алексей, его земляк по Москве и товарищ по строительным курсам.

Кирият Арба – любопытное место. Это большое поселение, действительно целый городок, нахально расположившийся, практически, внутри арабского города Хеврона, на полпути из Иерусалима в Беер Шеву.
 
Только очень специальные люди могли поселиться здесь, одинаково далеко от обоих израильских городов, зато в самой столице враждебной Иудеи. Очень весело, наверное, было жить за высокой колючей проволокой, в окружении мечетей, с минаретов которых каждый божий день муэдзин взывает к Аллаху о твоей погибели!
Тем не менее, люди жили. И не только религиозные фанатики с миссией. Например, клиент Андрея объяснил, что поскольку он занимается перевозками, ему удобно жить здесь, потому что недалеко ехать, если есть заказ и в Иерусалим, и в Беер Шеву, и в южные города на побережье, а где спать, дескать, все равно.
 Это, конечно, было второстепенно. Главной причиной была низкая цена на жилье. За эти
деньги в Иерусалиме, было, и комнаты не купить!
Теперь каждый вечер, закончив работу в пять часов вечера, Андрей на автобусе отправлялся в сторону, противоположную дому, в Кирият Арба. Чуть позже подъезжал Алексей. Они работали до последнего автобуса, уходившего в десять вечера, и дома оказывались за полночь. Это продолжалось две недели. К концу ремонта Андрей измотался совершенно, а его уже ждал новый заказ, на этот раз в Иерусалиме.

В районе Гило братья алимы открыли продовольственный магазин, где в мясном отделе по санитарным нормам необходимо было положить плитку на стены. Никто не требовал качества, хотели сделать, как можно быстрей и как можно дешевле. Так Андрей и поступил. В процессе этой деятельности, его и поймали с поличным налоговые инспектора.
Они пришли в магазин совсем не ради его персоны, ему просто повезло работать там именно в этот момент. Инспектор, как маленькому, прочитал Андрею лекцию:
- Разве ты не знаешь, что все мы должны платить налоги? Разве непонятно для чего мы должны их платить? Посмотри, какие чистые в наших городах улицы! Сколько зелени! Ты видел Бейт Лехем? Ты видел, какой там бардак, какая грязь? Ты, что хочешь жить так, как живут они? Это еще не все! Самое главное, эти деньги, которые мы отдаем государству, идут на оборону! Мы маленькая еврейская страна, а вокруг нас одни враги! Если мы не будем сильными, завтра нас не будет! А ты не хочешь платить! А ты хочешь обмануть! Кого ты хочешь обмануть? Себя?!
Андрей опускал глаза и делал виноватое лицо. Странно, вроде, инспектор говорил правильные и очевидные вещи, но Андрей совершенно не чувствовал себя виноватым! Видимо, это работала психология люмпена. Куда еще платить, когда самому не хватает на самое элементарное!
- Ты все понял? – поинтересовался инспектор, закончив проповедь.
- Я понял – ответил Андрей, старательно глядя в пол. Происходящее положительно
напоминало детский сад!

Его простили, на первый раз. Обязали зарегистрировать фирму, заплатить налог с работы, сделанной в магазине, и пригрозили, что если поймают еще раз, мало не покажется!
Но больше поймать его, налоговой инспекции не посчастливилось никогда!


***

Надо было покупать жилье. Выкидывать деньги в трубу на аренду не имело ни какого смысла. Андрей начал присматриваться. О новой квартире в Иерусалиме нечего было и думать, слишком дорого. О квартире со вторых рук, в принципе тоже. По силам было взять маленькую «двушку», в старом доме, где-нибудь в районе Неве Яков, оторванном от города и граничащим с арабским городом Рамалой.
Расположенный недалеко от города поселок Мевасерет Цион был так же недоступен вследствие элитарности построенного там жилья. Оставался городок Бейт Шемеш  в тридцати километрах от Иерусалима.
О переезде в другую часть страны Андрей даже и не думал, а в окрестностях столицы ничего расположенного не на штахим больше и не было.
Он связался с тамошними маклерами, узнал цены. Цены были приемлемы. Все квартиры со вторых рук, новых там почему-то не строили.
Городок показался Андрею отвратительным. Возможно, причиной тому был промозглый февральский день, но только не понравилось ему буквально все! Расположение городка, архитектура, люди и обе квартиры, которые он посмотрел. Однотипные серые дома, серое небо, сырость на улице, сырость в квартирах, черный грибок на стенах.
Уныло, господа! Безрадостно. И за это заплатить 40 000$? Заплатить и даже ни минуты не порадоваться приобретению? А потом выплачивать эти деньги, лет двадцать? Нет, совсем не такой хотелось видеть ему свою дальнейшую жизнь!
Кажется, именно тогда он в первый раз подумал, о том, а что, собственно, так упрямо цепляться за Израиль вообще и за Иерусалим в частности? Свет что ль клином сошелся на этом городе?!
Подумав так, он засмеялся. Свет, допустим, на этом городе действительно сошелся клином, но его-то перемкнуло почему? Ему-то для чего жить именно тут? Будто больше, кроме «золотого» Иерусалима (вот уж действительно, если говорить о ценах на жилье!), нет ничего на свете?! Зачем ему, его жене и сыну этот невероятный город? Город, поделенный на две части невидимой границей. Город, который стоит, вклинившись во враждебные штахим. Город с безумно плотной энергетикой, где так много кликуш, людей разговаривающих с самими собой, и просто религиозных фанатиков, которые бывают, порой, хуже любых сумасшедших.
Зачем ему Иерусалим, продуваемый зимой всеми ветрами мира? Зачем старый город с его безумным арабским рынком, мешаниной церквей, синагог, мечетей, стеной плача и храмом гроба господня? И что за непонятный магнетизм в тех стеклянно-прозрачных зимних днях, редких зимних днях, когда нет дождя, и светит солнце?
И для чего, наконец, ему каждый божий день, видеть из окна эти пустынные округлые холмы, слушать колокольный звон и ехать работать на пресловутые штахим?!

Андрей не понимал тогда, что он просто напросто влюбился в странный этот город. Влюбился горькой, безответной любовью, на всю оставшуюся жизнь!

На следующий день, вечером, он приехал в Гило, в магазин, где клал плитку. Работа была закончена. Он приехал получить расчет. Хозяин охотно дал ему чек, а Андрей выписал первую квитанцию на «официально» выполненную работу.
Хозяин магазина, его звали Анатолий, предложил выпить кофе. В Израиле, вообще, принято предлагать гостям и посетителям кофе, в знак расположения. Отказаться от кофе не то что бы невежливо, это простительно, но это тоже знак, дескать, вы желаете сохранять абсолютно протокольные отношения.
Андрей отказываться не стал.
Они пили кофе, как раз в том помещении, которое отделывал Андрей. Там уже стоял новый стеклянный и пока совершенно пустой прилавок.
 Заботливо прикрыв прилавок газеткой, Анатолий поставил на него стеклянные стаканчики с кофе и пепельницу.
Стоя за новым прилавком, они прихлебывали, курили, беседовали. За окном, мокрой простыней, висел бесконечный дождь. Зима злилась напоследок, так же точно, как в феврале она это делала в Москве.
- Ну, поздравляю! – сказал Анатолий
- С завершением работы, что ли? – удивился Андрей.
Анатолий был значительно старше него. Это был плотный, начавший полнеть и лысеть мужик. В Союзе он работал мясником.
- Да, и с этим, конечно тоже, но главное, с первыми выписанными квитанциями! С
открытием собственного дела! В нашем полку русских предпринимателей прибыло!
- Спасибо! – Андрей усмехнулся – Плати теперь им налоги с каждого шекеля.
- Так ты не слышал, что ль? Это для твоего же блага! – засмеялся Анатолий.
Входная дверь открылась, и в магазин с улицы вошел еще один человек. Это был высокий мужчина с тонкими чертами лица, с благородной сединой в волосах. Он был одет в джинсы, короткую черную кожаную куртку, и с первого взгляда было понятно, что это свой, «русский».
- Привет! – кивнул он Анатолию, как хорошему знакомому – Обставляешься?
- Здорова! – весело отозвался мясник Анатолий – Здорова, Борис! Вот познакомься, это Андрей, он из Москвы, он плитку мне делал. Нормально сделал, а? А этого дядьку, Андрей, зовут Борисом. Он мой сосед. Борис у нас страховой агент! Хочешь кофе, Борис?
Страховой агент! – подумал Андрей – Сейчас начнется!
И верно! Началось.
- Да, я страховой агент. – весело сказал Борис – И от кофе не откажусь. Ты,
значит, Андрей, строитель? Это, ведь, работа, связанная с риском! Травмоопасная
работа, да?
Чего-то у Андрея совсем не было сил вести подобную беседу.
- У меня нет сейчас денег, страховать жизнь. – ответил он сдерживая раздражение и отлично зная, что страховых агентов этот довод совершенно не смущает – Я прекрасно понимаю, что это нужно, даже необходимо. Ты просто дай мне твою визитную карточку, если у меня вдруг появятся деньги, я обязательно обращусь именно к тебе!
Борис улыбнулся, улыбкой человека, который все понимает и не настаивает, а Анатолий громко расхохотался.
- Ты чего, Андрей?! – сквозь смех произнес он – Борис у нас мужчина воспитанный, он столичный, как и ты. Не бойся, он тебя сильно грузить не будет! Ну, так, может совсем немножко! – и он снова превесело заржал.
- Да и вообще не буду! – засмеялся в свою очередь Борис – Зачем мне тебя злить, Андрей? Может, мне тоже плитку положить понадобится?
Андрей вздохнул с облегчением. Ему впервые встретился страховой агент,  не лишенный чувства юмора. Обычно, ему попадались совершенно невыносимые типы! Хуже были только продавцы Херболайфа.
 
Анатолий налил Борису кофе.
- У меня тут постепенно формируется русский клуб, вокруг магазина. – улыбнулся он.
- Ну, так тебе это на руку! От пары банок растворимого кофе не обеднеешь! – пошутил Борис.
- Ну, русские – это хорошо, конечно, но мне бы хотелось, что б и израильтяне заходили.
- Израильтяне в твое некашерное заведение, Анатолий, не пойдут.
- Как это некашерное? – возмутился хозяин – Вон на самом видном месте висит!
Он ткнул толстым указательным пальцем в висевшее рядом на стене удостоверение
кашерности.
- Из Иерусалимского рабанута, не откуда-нибудь! Знаете, сколько стоило?!
- Они смотрят не на удостоверение, а на рожу твою, совершенно некашерную! – съязвил Борис.
Постепенно, разговор сполз на любимую «алимовскую» тему, на покупку квартир.
Андрей рассказал о поездке в Бейт Шемеш, и о том, как ему там не понравилось. Выслушав его, Борис сказал:
- Ну, раз так, давай со мной, в Ашкелон.
 
И он рассказал об Ашкелоне, небольшом городе у моря, на юге страны, у самой Газы.
Андрей слушал довольно равнодушно, он не знал, что скоро неизвестный Ашкелон, станет его городом. Из Борисова рассказа он вычленил только цены, которые на новые квартиры были раза в полтора ниже, чем на старые в Иерусалиме!
- Надо будет съездить посмотреть. – сказал он.

***

Все на свете заканчивается,  даже такая безысходная штука, как иерусалимская зима. Еще было холодно и почти каждый день шли дожди, еще почти все время висели над головой гнетущие серые тучи, но что-то начало меняться в природе, и это «что-то» изменило настроение Андрея.
Так не может продолжаться вечно! – думал он, дожидаясь с утра пораньше на автовокзале автобуса на Ашкелон.

Утро было серым и холодным, но, по крайней мере, не было дождя и это уже само по себе радовало. Он выпросил еще один выходной специально, чтобы съездить в Ашкелон. Слава богу, Хаим с пониманием относился к его поискам.
 
Едва выйдя из дома, Андрей почувствовал, что постоянный зимний иерусалимский ветер сегодня какой-то другой. Он, естественно, не стал разбираться в том, что именно случилось с ветром, просто это изменение, странным образом наполнило его тревожным ожиданием, и ожидал он чего-то нового. В принципе, ничего удивительного, ведь он собирался увидеть новый город, но нет, то, что творилось с ним, было чем-то большим, чем простое ожидание встречи с незнакомым местом!

Андрей сел в автобус. Автовокзал находился у самого въезда в город, поэтому уже через пару минут после старта Иерусалим остался позади, и Тель-Авивское шоссе начало петлять меж гор. Автобус спускался вниз, удалялся от Иерусалима, и, как всегда в таких случаях, Андрею стало легко и весело. Куда-то улетучились зимняя апатия и накопившаяся усталость, а когда в глаза ему бросились красные цветы, распустившиеся на склоне холма среди свежей зеленой травы, Андрей понял, что весна пришла, что она уже здесь, а зимы больше нет!

Автобус свернул с центрального шоссе налево, миновал так непонравившийся Андрею Бейт Шемеш, повернул направо, в сторону города Кирият-Малахи, окончательно оставил позади горы, и тут из-за туч вырвалось солнце и осветило свежую, зеленую степь! Это произошло так неожиданно, что Андрей даже зажмурился, а открыв глаза, вдруг ощутил в себе силу, энергию и уверенность.

Еще через полчаса автобус свернул с тянувшегося вдоль берега от самого севера до Газы шоссе. Свернул в сторону моря, и покатил по ведущей к Ашкелону дороге. Она имела две полосы в каждом направлении, а посередине был разделительный газон и на нем красовались здоровенные высокие пальмы, посаженные через каждые метров двадцать. Черный асфальт, зеленый газон, пальмы, голубое небо, солнце! Вокруг было лето! Было так ярко, красиво и светло, что Андрею с трудом верилось, что какой-то час назад, он находился в промозглом Иерусалиме, среди зимы, грусти и серости.
Он весело выпрыгнул из автобуса на Ашкелонском автовокзале, и ощутил в воздухе, даже не запах, а нечто едва уловимое, говорившее о близости моря. Ему стало жарко в джинсовой куртке «на меху», он снял ее и перекинул через плечо.

Солнышко припекало, а прохладный ветерок шевелил свободную футболку.
Вот где хорошо! – подумал Андрей – Вот где надо жить! Вот где мое место! Наше место!

Он обманывался. Это было не его место и не его страна.
 
На удивление легко нашел он офис строительной компании «Шикун у Питтуах», узнал, что интересующих его «американских» домиков осталось не проданных еще шесть,что строительство, в целом, закончено, что сейчас ведутся работы по подключению электричества, газа, воды, а вселение планируется на май.

Буквально все устраивало его! Андрей схватил распечатку со схемой «как пройти», и собственно стройки, где крестиками были помечены еще не проданные домики, а дом «для примера» обведен в кружок. Все было нарисовано подробно, так, чтоб было понятно даже «особо одаренным». Он вежливо поблагодарил служащую, и выскочил на улицу.

Он шел очень быстро, почти бежал! У него чесались пятки от ощущения, что все оставшиеся дома сейчас расхватают. Еще не видя строящегося района «Неве Декалим», он почему-то был совершенно уверен, что ему все понравится!
Но когда он увидел стройку, сомнения зашевелились в душе. Среди желтого песка, рядами стояли одинаковые, песчаного цвета дома, похожие на бараки. Ни травы, ни деревьев не было вокруг. Как-то совсем не так представлял себе он район, название, которого можно было перевести, как «Новые пальмы», или что-то в этом роде.

Андрей замедлил шаг, созерцая безотрадную картину, и увидел «дом для примера».
 
Ну, что ж – подумал он – пойдем, посмотрим…
Уже никуда не торопясь, освободившись от нетерпения и дурацкой эйфории, он приблизился к имевшему завершенный вид дому, остановился, и оглядел его критически.
Одноэтажный, двухквартирный дом, был окружен небольшим участком.
Так – думал он – сделать вокруг газон, будет симпатично, площадка перед входом, легко превращается в беседку. Будет неплохо, уютно. Можно будет поставить столик, шезлонги, нормально. Посмотрим, что внутри…
Внутри оказался весьма просторный салон, на американский манер совмещенный с
кухней. Кухня уже была оборудована, в ней имелась и мойка, и разделочный стол, и
шкафчики для посуды. Пол в кухне был керамический, а в салоне покрыт ковролином. Все выглядело очень мило.
К кухне примыкала техническая комната, с подготовленным местом под стиральную машину. Из комнаты этой был отдельный выход на участок.

Андрей вернулся в салон, прошел в глубину дома. Там были две небольших, но вполне достаточных квадратных спальни, отдельный туалет и душ с ванной. В спальнях присутствовали стенные шкафы-купе, в ванной даже висел шкафчик для принадлежностей. Все выглядело на удивление хорошо и удачно, будто специально сделано под семью Андрея.

- Скажи, пожалуйста – обратился он к дежурившему в доме консультанту – эти вещи - кухня, стенные шкафы, они здесь для наглядности или входят в комплект?
- Входят! – ответил консультант – Все, что ты здесь видишь, входит в комплект
поставки!
- Хорошо… - протянул Андрей.
Он морщил лоб, убеждая себя, что думает, но чувствовал, что думать тут совершенно не о чем, что это, то, что называется «надо брать»! Ему захотелось немедленно бежать обратно в офис, оформлять договор! Сделав над собой некоторое усилие он подавил этот порыв, еще раз изучил план района, выбрал из свободных домов, тот, расположение которого, показалось самым лучшим, и пошел посмотреть на него воочию.
 
Домик был готов. Не хватало забора, отмостки из серой плитки и коммуникаций.
- Ладно, годится! – решил он.
Вытащил ручку, отметил на плане выбранный дом, (Свой дом! Это надо осмыслить!) и поспешил обратно в офис.
Все шло удивительно гладко. Дом был зарезервирован за ним, ему предстояло теперь прийти в центральное, расположенное в Иерусалиме отделение компании, и подписать договор, который будет подготовлен через недельку.
 
Андрей вышел из офиса на улицу, где по-прежнему сияло солнце, с приятным чувством, будто произошел какой-то важный перелом, и теперь все пойдет по-другому, правильно и хорошо!
Не торопясь, шел он к автовокзалу, встречный ветерок, ветерок с моря был таким приятным, свежим, он казался Андрею дружественным. Да и все вокруг выглядело симпатично, все гармонировало с его настроением!
Песок, песок – думал он – Ну и что, что песок? Посадят траву, деревья, магазины откроются. «Через четыре года, здесь будет город сад!» - вспомнил он строчку из Маяковского и улыбнулся… Ведь будет! А?!

До автобуса оставался еще час. Он решил прогуляться к морю. Прогулочным шагом, что так редко случалось в последние годы, двинулся он вдоль да по центральной улице, города Ашкелона. Почувствовал, что голоден, купил в киоске шаурму, которую в Израиле почему-то называли «шварма», с удовольствием съел ее на ходу. Выбросил бумажку в урну, и, подняв глаза, увидел впереди море.
Теперь, мы всегда будем жить рядом с тобой, море! – пафосно подумал он, ускоряя шаг. У него даже дух захватило от восторга!
 Еще через несколько минут он вышел на огромный, шириной, наверное, метров сто и совершенно пустой пляж. Мягко ступая по мелкому, почти белому песку, он подошел к самой воде. Море было очень тихим, совсем небольшие волны ласково накатывались на берег. Возле самой кромки воды песок был сырой блестящий и твердый, почти как бетон.
Андрею захотелось потрогать воду. Осторожно, чтобы не промочить ноги, остановился он у той зыбкой линии, дальше которой не дотягивались волны, присел на корточки и протянул руку навстречу приближающейся волне. Будто ласкаясь, игриво краешек волны коснулся его пальцев и тут же отпрянул назад. Андрей чуть подвинулся вперед и опустил ладонь в следующую волну. Она оказалась немного больше предыдущей и достала, все-таки, до его кроссовок, тут же покатилась обратно, и он почувствовал, как вместе с прохладной водой сквозь пальцы проскальзывает захваченный ею песок.
Андрей поднялся, улыбаясь глупой, счастливой улыбкой, обвел взглядом горизонт, и сердце его сжалось и сладко заныло.
- Я всегда любил тебя, море! – прошептал он вслух, и ему показалось, что набежавшая волна ласково промурлыкала что-то в ответ…

***

Среди корреспонденции, традиционно состоявшей из рекламы, счетов за электричество, телефон и т.п. Андрей обнаружил неожиданное послание. Это было письмо от той же конторы, которая организовывала строительные курсы, где он недавно обучался. Не без труда разобрав написанный, естественно, на иврите текст, он понял, что его приглашают на курсы стройподрядчиков. Обещали обучать в течение трех месяцев чтению проектной документации, автокаду, техническому ивриту, а так же финансово-юридическим вопросам. Обещали платить стипендию.
Ну, что ж, – подумал Андрей – если еще устроиться на какую-нибудь вечернюю халявную работу, то почему бы и не поучиться? Ежедневное мотание на штахим и обратно, порядком ему поднадоело, а работа у Хаима, хоть и была не особенно тяжелой, по сравнению с мытьем посуды в Рамаде, но, однако, столь же не высоко оплачиваемой и бесперспективной, а не имея перспектив, Андрей, как выяснилось, начинал киснуть. Ему необходимо было видеть что-то впереди.
Курсы начинались через месяц. За это время ему было необходимо получить ссуду на покупку дома, пока он числился на постоянной работе. Неработающим ссуды, разумеется, не давали. Это была, конечно, глупость полная, ссуду давали на двадцать лет! Мало ли, что произойдет с человеком за это время? Однако, правило было правилом.

Покупка недвижимости, а тем более в кредит – дело хлопотное. Нужно было собирать всякие бумажки из разных организаций, которые, как водиться, работали днем, а отнюдь не по ночам. Приходилось постоянно отпрашиваться с работы. Хаим начинал нервничать, но Андрею это, в принципе, было уже до лампочки. Итог был уже виден.
Весна наступала широким фронтом и вместе с ней наступали перемены!..

Подписание договора о выдаче Андрею ипотечной ссуды в размере 40000$ было назначено в банке на шеснадцать часов. Заблаговременно, чтобы не опоздать, в двенадцать часов он ушел со стройки и начал спускаться по дороге из Неве Даниель к Хевронскому шоссе.
Горы вокруг были величавы и казались совершенно мертвыми. Дул довольно сильный, уже теплый ветер, но он не приводил в движение жесткую растительность на склонах. Не было слышно шума травы или кустарников, только свистело в ушах при сильных порывах.
 Он шел под гору быстрым широким шагом, мимоходом отмечая уже ставшую привычной красоту местности, когда почувствовал на себе чье-то пристальное внимание. Он рефлекторно повернул голову в непонятно какими рецепторами запеленгованном направлении и встал, как вкопанный!
 Совсем недалеко, метрах в пятнадцати от дороги, неподвижно стояло стройное, сказочно красивое животное. Андрей точно не знал кто это, но почему-то решил, что газель. Газель
стояла, замерев, как прекрасное изваяние, и внимательно смотрела на него карими глазами. Он тоже не двигался.
 Несколько бесконечно долгих мгновений человек и животное, разделенные каким-то десятком метров, пристально рассматривали друг друга. Что думала газель неизвестно, а Андрей любовался ею! Впервые в жизни он видел дикое и свободное животное так близко! Ему хотелось подольше посмотреть на нее, но, постояв неподвижно несколько секунд, газель вдруг, без видимых усилий, прыгнула, развернулась в воздухе на сто восемьдесят градусов, и в два или три громадных, легких и совершенно бесшумных скачка, скрылась из вида за камнями!
Вот это да! - в восторге подумал Андрей – Вот повезло! Никогда не видел ничего
подобного!
Довольный продолжил он спуск к шоссе, не зная, что этой встречей только начинается цепочка престранных событий этого дня.

Он пересек шоссе и остановился возле бетонного куба остановки, дожидаясь автобуса или попутки в Иерусалим. Машин, как и всегда в дневное время, было мало, люди работали. Протарахтел мимо, в сторону Хеврона, древний, арабский грузовик, набитый черте чем, проехал, восседая на ишаке, с видом халифа старик. И он, и его ишак посмотрели на Андрея одинаково высокомерно и равнодушно.
Андрей подождал еще несколько минут, вытащил сигарету и стал прикуривать, пряча зажигалку от ветра. Это удалось только с шестой или седьмой попытки. Он затянулся, выпустил дым и услышал приближающийся шум мотора. В сторону Иерусалима ехало бесполезное для Андрея арабское такси. Издалека был виден зеленый «иудейский» номер на бампере старого желтого 123-го мерседеса.
Поселенцы не садились в арабские такси, да и вряд ли кто-то их туда посадил бы с благими намерениями. Это были два параллельных мира. Курсирующие между арабскими городами и деревнями машины и автобусы с зелеными номерами почти никогда не заезжали в израильские поселения. Только дело особой важности могло привести их туда. Наоборот, израильский транспорт, вынужден был ездить сквозь арабские населенные пункты, но по известным причинам ехать там старались быстро, и уж ни в коем случае не останавливаться. Так арабские такси не существовали для Андрея, а он для них.

Увидев приближающуюся машину с «вражескими» номерами, он отвернулся и стал смотреть на горы. Шум мотора приближался и… или ему показалось? Нет, так и есть. Такси сбросило скорость, приблизилось к краю шоссе, будто собираясь остановиться. Остановиться на «Еврейской» остановке, около поселения Неве Даниэль?!
Андрей удивился, зачем-то отступил на пару шагов от края дороги, и стал наблюдать за машиной. Поравнявшись с ним, она почти остановилась, и он увидел в открытом окошке, направленный в его сторону ствол. Он не успел ни осмыслить это, ни испугаться, когда хлопнул выстрел. Андрей вздрогнул и замер на месте, а машина прибавила газу, и, набирая скорость, двинулась дальше в сторону Иерусалима.
Еще через секунду Андрей понял, что совершенно цел, только весь покрыт холодным потом.

Он так никогда и не узнал, что это было. Покушение? Промахнулись с трех метров в неподвижную мишень? Или стреляли холостым, пугали? А откуда им было знать, что он в ответ не начнет стрелять абсолютно боевыми?! Странная история. Просто, загадочная! Но и это был еще не конец приключений того дня.

Шоссе будто вымерло. Обдумывая только что случившееся, Андрей выкурил подряд еще две сигареты. Во рту стало кисло. Он сплюнул и подумал, что стоило бы курить поменьше, когда на дороге, наконец, показалась машина. Это был новенький фольксваген пассат с желтыми израильскими номерами. Андрей поднял руку.
- Мир! – приветствовал он водителя, наклоняясь к открывшемуся окну.
- Мир! Куда тебе нужно? – ответила, улыбаясь, сидевшая за рулем приятной наружности девушка. Длинные темные волосы, чистенькие голубые джинсы, черная
футболка, располагающее, открытое лицо.
- Мне нужно в Иерусалим.
- Садись.
Она перекинула сумочку с переднего сидения на заднее.

В машине приятно пахло ванилью от висевшей на зеркале «елочки» и духами. В салоне было очень чисто, из качественных динамиков негромко звучала классическая музыка. Андрей подумал мимоходом, что пассат, по израильским меркам, автомобиль очень дорогой, а еще он подумал, что сам одет довольно неопрятно, что от него, вероятно, несет потом (душ принять на стройке было негде) и табаком.
На мгновение он ощутил себя низшим существом, но только на мгновение, а затем, в нем подняло голову классовое самосознание!
Ну, вот пусть, покатает меня, пролетария, эта буржуйская дочка! – подумал он и
улыбнулся.
- Ты русский? – спросила она.
- Да.
- Где ты жил в России?
Сколько раз за эти два года Андрей, с деланной улыбкой, отвечал на все эти стандартные, непонятно зачем задаваемые израильтянами вопросы! Будто им действительно это интересно! Вот взять и ответить ей, что жил в Челябинске! Она спросит: «А это где?», а я скажу: «На Урале», и будет она до самого Иерусалима думать, что это такое «Урал»!
- В Москве – ответил он.
- Сколько времени ты в стране?
- Скоро два года.
- Как в Израиле? Хорошо?
- Хорошо.
- Ты живешь в Иерусалиме?
- Да.
- А что ты делаешь здесь? Как тебя зовут?
- Я работаю здесь, в Неве Даниэль. Я Энди.
- Я Рути. Что ты работаешь в Неве Даниэль, Энди?
- Строю дом.
- Ты строитель? Ты и в России был строителем?
Какого черта?! – подумал про себя Андрей, и ответил вслух:
- Нет. Я был учителем. Учителем истории.
- Ты учитель истории, Энди?
Она удивленно повернулась к нему и оглядела с ног до головы. Стрелка спидометра лежала на ста сорока, дорога была довольно извилистой, справа скальная стена, слева обрыв. Из динамиков летела красивая мелодия, даже Андрей, ничего не понимавший в классике, узнал ее, это был торжественный и грустный «Полонез».
- Почему ты не работаешь учителем? – спросила она, не отводя от него взгляда.
Шоссе поворачивало вправо, а они продолжали нестись прямо. Машина пересекла сплошную полосу и вышла на встречную. Вместо ответа Андрей указал пальцем на дорогу. Девушка дернула руль, машина слегка заскользила, пискнула резиной, но вернулась на траекторию.
- Спасибо – сказала Рути, немного смущенно – Так, почему ты работаешь на стройке?
Андрей вздохнул. Это он тоже неоднократно объяснял разным людям.
- Я недостаточно хорошо знаю Иврит, и «русских» учителей, как и врачей, и инженеров слишком много для Израиля. Для нас нет работы.
- Я понимаю, но почему работать на стройке? Ты можешь поступить в университет и…
- И у меня есть семья – перебил Андрей – надо платить за квартиру, надо работать.
- Но ведь есть разные возможности! – она снова повернулась к нему – В университете есть семейные общежития, они стоят совсем недорого! Это не мое дело, но жалко когда к нам приезжают образованные люди и…
Машина снова ушла на встречную полосу, девушка снова дернула руль и на этот раз провалилась в глубокий занос. Она выкрутила руль, и их понесло в другую сторону, она снова начала выворачивать обратно, а впереди появился встречный грузовик.
Тут нервы у барышни сдали, и она ударила по тормозам. Машина полетела вправо, в отвесную стену. Эпоха тотальных АВS и систем стабилизации тогда еще не наступила.
- Мама! - закричала Рути и, бросив руль, закрыла лицо руками.
Надо было пристегнуться ремнем! – успел подумать Андрей. Гравий обочины хрустнул под заблокированными колесами, передняя ось скользнула влево и правым боком, по касательной, Фольксваген врезался в скалу. Ударился, проехал еще несколько метров, раздирая металл об острые выступы, и встал.
Андрей сидел и ошарашено смотрел перед собой. Очень медленно до него стало доходить, насколько сказочно им повезло! Он повернул голову вправо и увидел за уцелевшим стеклом, в десятке сантиметров от себя желтый, ноздреватый камень скалы.
Что за день такой сегодня?! – подумал он, приходя в себя – Нет, вот пусть кто-нибудь, скажет мне после этого, что бога нет!
Он попытался открыть дверцу, она упералась в скалу. Тогда только он догадался
повернуться к водительнице. Девушка тихо плакала, положив голову на руль. Плечи ее вздрагивали.
- Рути! – позвал Андрей, и тронул ее за плечо – Рути, не надо плакать, все в
порядке.
Она подняла голову, посмотрела на него. Лицо было мокрым, губы дрожали. Ни следа не осталось от ее легкости и уверенности.
- Я думала, что мы умрем! – сказала она.
- Я тоже так думал – ответил Андрей – но, я вижу, что все в порядке. Давай
вылезать наружу, моя дверь не открывается…
- Наружу? – спросила она, будто не понимая, о чем он.

Рядом остановились сразу две машины поселенцев. Одна попутная, вторая ехавшая навстречу. Первым к фольксвагену подбежал толстый дядька в кипе и зачем-то с пистолетом в руке. Он открыл водительскую дверцу и помог девушке вылезти, Андрей выбрался следом.
- Вы в порядке? Что случилось? Камень? В вас бросили камень?!
- Да, камень. – для чего-то соврал Андрей.
- Дети шлюхи! – выругался поселенец, осматривая верх скалы и не опуская своего
пистолета.

Подбежали еще двое мужчин из встречной машины. Вчетвером, они отодвинули фольксваген от скалы. Весь правый бок был ободран, но ехать, вроде, было можно, только лопнуло переднее колесо. Запаска нашлась в багажнике. Андрей менял колесо, девушка озабочено приводила себя в порядок, а поселенцы стояли вокруг, типа охраняли. Когда все было сделано и проверено, поселенцы откланялись, посоветовав быть осторожнее, и отправились к своим машинам.
Андрей сел на свое место, девушка за руль и они поехали дальше. За всю дорогу она не произнесла ни слова, музыку тоже не включала. Она внимательно пилотировала машину со скоростью 60 км/ч, а он слушал, как что-то трется и погромыхивает справа.
- Куда ты едешь в городе? – спросил Андрей, когда они миновали Бейт Лехем и
перекресток Гило.
- В центр.- Односложно ответила она.
- Я выйду на Кинг Джордж, ОК?
- ОК, я еду через Кинг Джордж – кивнула она, и снова наступило молчание.
Через десять минут, Андрей вылез из покоцанного автомобиля, на который оборачивались прохожие. До встречи в банке оставалось двадцать минут. Он успевал. Около банка его должна была ждать Лена.
- Спасибо, Рути! Удачи! – сказал он.
- Пожалуйста. – ответила она и посмотрела на него так, будто он был во всем виноват.
Черт их разберет! – подумал Андрей и заторопился к банку.- Ну, и денек!
Рассказать кому, так не поверят!

***

Андрей стоял, опираясь локтями о круглую  разогретую солнцем металлическую трубу.
Заборчик был невысоким. Было очень удобно, верхняя труба - перекладина
проходила как раз на уровне груди, а на нижнюю было замечательно ставить правую ногу. Забор был пыльный, и он старался не прикасаться к нему светло-голубой форменной рубашкой, над левым нагрудным карманом которой красовалась темно-синяя надпись «Безопасность». За его спиной находилось здание университета, а внизу, будто бы под ногами, лежал в лучах заходящего солнца восточный Иерусалим.
Отсюда, с горы Скопус, было видно долину знаменитой реки Кедрон, стену старого города, а за ней золотой купол мечети Аль-Акса.

Вечерами, с шестнадцати до двадцати трех часов, Андрей охранял университет. В огромном расположенном на вершине горы здании был колоссальный подземный паркинг. В него имелось несколько въездов. Въезды эти носили имена собственные. Так въезд, который находился под бдительной охраной Андрея, назывался «Ветер». Название было правильным. Дуло там изрядно.
Андрей сидел в бетонном тоннеле, в будке около шлагбаума. Если подъезжала машина с пропуском на лобовом стекле, он нажимал кнопку и шлагбаум поднимался. Если приезжала машина без пропуска, он выходил из будки, приветствовал водителя, и задавал дурацкие вопросы, типа «куда?» и «зачем?», потом возвращался в будку и, опять же, поднимал шлагбаум. Всегда. Кто бы и зачем не приехал.
Что сказать? Работа была творческая! Хорошо, что в вечерние часы машин было совсем немного.
Сидя в будке в затертом кресле, он пил кофе, курил, читал художественную литературу, занимался ивритом и английским. После семи, когда было уже не жарко, а машин не было почти совсем, он, оставляя шлагбаум открытым, выползал, периодически, на улицу, где облокотившись о забор, наблюдал, как постепенно солнце склоняется к западу и скрывается, наконец, где-то за золотым куполом мечети.
Каждый вечер, созерцая великолепную эту панораму, панораму, которую миллионы людей с разных концов земного шара, мечтали увидеть хотя бы раз, он испытывал только одно чувство – тоску. Тоску глухую и всеобъемлющую.
-Почему так? – думал он, выпуская дым в начинающее темнеть небо и щурясь от бьющего в глаза вечернего солнца – Ведь этот вид, действительно, очень красив! Он должен бы радовать глаз. Неужели лучше него одинаковые серые «хрущебы», города, где семь месяцев году дожди зима и слякоть? Может, просто все дело в неустроенности и неопределенности? Вот переедем в Ашкелон, в свой дом. Обставимся, создадим уют, и все будет хорошо. Наверняка будет! Почему нет?!
Он снова поглядел на купол мечети, который в тот момент представлял собой просто плоский темный силуэт на фоне оранжевого вечернего неба, и новый приступ тоски и беспричинной жалости к самому себе подступил к горлу.
Андрей бросил окурок вниз, он завертелся, подхваченный порывом ветра, полетел куда-то вправо и скрылся из глаз.

Андрей вернулся в будку, сел в кресло, открыл учебник английского и начал читать.
Через несколько минут, он поймал себя на том, что читает текст механически, даже не пытаясь понять написанное, а думает о совершенно других вещах.

Заканчивался июнь месяц. Заканчивалось обучение на курсах стройподрядчиков. Обещанное в мае вселение в новоприобретенный дом, не состоялось. Оно отложилось сначала на месяц, потом до августа. В начале августа у него заканчивался срок аренды квартиры. Надо было или продлевать договор, а значит, платить за три месяца, или съезжать. Денег продлевать договор не было, съезжать было некуда. Оставалось надеяться, что к августу дом все-таки будет сдан.
Разумеется, компания Шикун-у-Питтуах, обещала выплатить компенсацию за просрочку вселения, в соответствии с договором. Разумеется, сделать это компания собиралась потом, после того, как произойдет приемка дома клиентом и вселение. И, разумеется, что деньги Андрею были нужны не потом, а именно, что сейчас!

Что за хрень? – думал он – И дома-то были практически готовы еще в феврале. Что они тянут и задерживают столько народу? И охота им выплачивать всем компенсации? И, главное, что толку думать об этом?!
Он повернулся в кресле, включил приемник и настроился на волну русскоязычного
радио «Рэка».

«Сегодня, в восемь часов утра, боевики исламской группировки Хизбала снова подвергли ракетному обстрелу город Кирият Шмоне. Это уже третий обстрел за последнюю неделю. В ответ, израильская артилерия…»

«Министр иностранных дел Израиля, Шимон Перес, заявил, что никакие переговоры о мире, с Арафатом невозможны, по крайней мере, до тех пор, пока движение ФАТХ не откажется от пресловутой Палестинской Хартии, отрицающей в принципе право Израиля на существование…»

«В Иерусалиме на автобусной остановке около рынка Мохане Иеhуда был обнаружен
подозрительный предмет. Прибывшие на место саперы и полиция оперативно оцепили опасное место, перекрыв движение по улице Яффо, задействовали робота-разминера, и обнаружили, что в оставленной кем-то сумке никаких взрывных устройств не было…»

Андрей выключил приемник.
- Так послушаешь, можно подумать, что мы тут живем, как на вулкане, а между тем, еще поискать такой тихий и безопасный город, как Иерусалим. Город, где по ночным улицам может в одиночестве гулять, например, девушка. Гулять и совершенно не опасаться, что с ней что-то произойдет. – Так подумал Андрей.
Он поднял шлагбаум, взял сигареты и направился на улицу, к своему забору, курить и грустить.

***

Преподавательница технического иврита, молодая родившаяся в Израиле женщина
марокканского происхождения по имени Яэль  была всегда не прочь поболтать со студентами на отнюдь не технические темы. Вряд ли ее можно было обвинять в небрежении обязанностями, ведь разговоры велись на иврите, и, стало быть, тоже являлись обучающими.

Андрей точно не помнил каким именно образом, разговор, в тот день, сполз на самолеты, и кто-то из студентов что-то сказал про русские самолеты.
– Русские самолеты? – Яэль удивленно подняла брови – Разве в России делают самолеты? В России есть промышленность, которая способна выпускать такие сложные вещи?

Кровь бросилась в лицо Андрею. Ну, ладно, какой-нибудь там, Идидия, йеменец- штукатур. Он, вообще, мало о чем имеет представление, но это же образованная женщина! Как она может настолько ничего не знать о России, о Советском Союзе? Она что, телевизор не смотрит?
- Яэль! - позвал он, сдерживая гадливость.
- Да, Энди?
- Яэль, у меня есть вопрос.
- Слушаю… - она театрально улыбнулась.
- Ты слушаешь новости? – он тоже улыбался ей, фальшивой улыбкой – Слышала, на днях опять обстреливали Кирият Шмоне?
- Конечно! Это бесконечная история на севере! Бедные люди, которые там живут! Они по нескольку раз в день бегают в убежища! Это проблема…
- А ты слышала, как называются ракеты, которыми их обстреливают?
- Катьюша? Конечно, слышала, а что, Энди?
- Катюша – это русское женское имя. Так называли ракеты, которые в России делали еще в сороковые годы, во время войны с Гитлером.
- Разве русские тоже воевали с Гитлером?
Студенты в аудитории тихонько начали смеяться, и преподавательница, наконец,
почувствовала, что что-то не так.
- Что ты хочешь этим сказать, Энди? – спросила она ласковым тоном детсадовской
воспитательницы.
- Я еще хотел спросить – не отвечая, продолжил Андрей – Ты, Яэль, была здесь в
91-ом году? Когда американцы воевали с Ираком, а Саддам обстреливал Израиль?
- Конечно, была! – с гордостью ответила она.
- И как было? Я слышал, Саддамовы ракеты сюда долетали!
- Ну, в Иерусалим не стреляли, а в Тель-Авиве был просто кошмар! Настоящая война!
- А ты не помнишь, Яэль, как назывались ракеты Саддама?
- Помню. Они назывались СКАДы. Почему ты спрашиваешь, Энди?
- А ты, разве, не слышала, что это были советские СКАДы?
- Конечно слышала! И что?
- А раз слышала, почему ты спрашиваешь, есть ли в России промышленность, которая способна делать «сложные вещи»?
Яэль замолчала на секунду, а потом ответила с улыбкой и плохо скрытой злостью.
- Я как-то не думала об этом, Энди. Разве это так важно? Давайте вернемся к
нашей теме…
После этого она перестала здороваться с Андреем.



Часть 2.    Ашкелон.

Наступил август. Когда будет, наконец, сдан в эксплуатацию дом, было по-прежнему не вполне понятно. Андрею пришлось взять денег взаймы у Алексея на неопределенный срок и снять за недорого пару комнат в деревне, в четырех километрах от Ашкелона.
Как это ни странно, о тех двух месяцах, которые Андрей с Леной и Ванькой провели в деревне, воспоминания у него остались светлые, хотя в денежном отношении, это были, пожалуй, самые трудные дни в их жизни.
В деревне оказалось полно русских. Все они, как и Андрей с семьей, дожидались заселения в купленные в Ашкелоне дома и квартиры. У всех были схожие проблемы, а когда вокруг «товарищи по несчастью», трудности переносятся легче.
Только Андреевы хозяева, сдавали русским три «квартиры». На самом деле, это, видимо, было курятники, быстренько переоборудованные под жилье для людей.
 Двери всех курятников выходили на двор, и вечером, когда народ возвращался с работы,
соседи собирались, сидели на улице, пили кофе, беседовали о своем житье - бытье. Было уютно и хорошо.
Через всю деревню шла длинная асфальтированная улица, и Ванька разъезжал по ней на трехколесном велосипеде. Еще во дворе зачем-то стоял старый автобус, и мальчик лучшие часы проводил «за рулем»! Ему никогда не надоедало играть в водителя. Это вечерами, а днем он находился в деревенском детском саду.
Андрей оставил заявку в Ашкелонском бюро по трудоустройству, где позиционировал себя, как штукатура, а пока там чего-нибудь найдут, пошел работать на сбор хлопка.

То была не простая уборка хлопка, как сырья. Ветки надо было срезать ножницами и составлять из них букеты. Букеты тут же заворачивать в целлофан и складывать в корзины. Букеты эти потом отправлялись, почему-то, в Голландию. Там они были нужны к некоему празднику.
Платили за этот труд, разумеется, сущие копейки, но и они были нужны, так-так денег не было совсем.
 Солнце висело над хлопковым полем, и жарило совершенно беспощадно. Хозяин, который и сам собирал хлопок, приносил с собой приемник, и Андрей вынужден был целыми днями слушать местную музыку и рассказы о том, какие замечательные скидки делает сеть супермаркетов Суперсаль к празднику Рош – hа – шона. Слушая о том, как необыкновенно дешево стоит сейчас шоколад фирмы Элит, Андрей прикидывал, хватит ли его семье еды еще на пару дней…
Невозможно не воздать должное жене Андрея, Лене. Будучи натурой несдержанной и резкой, она, как это ни удивительно, все лишения переносила стоически. Как раз в самые тяжелые времена, Андрей не слышал от нее ни слова упрека. Она могла высказать все, что накипело на душе, но потом, когда трудный момент оставался позади. В душе, Андрей всегда был благодарен ей за это.

Скоро в бюро по трудоустройству Андрею нашли работу, и он включился в процесс ремонта маленькой поликлиники, который производил мелкий стройподрядчик по имени Яков. Когда за неделю Андрей переделал все необходимые штукатурные работы (их было немного), Яков остался доволен и спросил, не умеет ли он так же класть плитку? Андрей ответил, что умеет, хотя опыта в этом деле у него было маловато.
Он взялся и не справился. Слишком большие были площади, слишком кривые стены. Пришлось Якову пригласить мастера, а Андрея поставить к мастеру в помощники.

Мастера звали Йосси. Это был восточного вида, невысокий и плотный мужичок, лет сорока. Мастер Йосси прибыл к поликлинике на музейном экземпляре пежо. Это был пикап с брезентовым тентом, выпуска, наверное, 50-х годов. Мастер Йосси имел хитрую и умную морду. Он неторопливо вылез из своего чудовища, с сарказмом оглядел джип мицубиси, принадлежавший Якову. Не меняя выражения лица, подошел он и к обладателю автомобиля.
– Мир, мой господин! – приветствовал он Якова – Пойдем, посмотрим работу, мой господин!
Яков растерялся на секунду, не зная, как себя вести. С одной стороны, было слишком очевидно, что над ним издеваются, с другой, плитку положить было необходимо. Подумав секунду – другую, Яков притворно рассмеялся, и сказал:
- Мир и тебе, мастер! Пойдем, посмотрим.
Оглядев помещение и имевшееся в ней Андреево творчество, Йосси спросил:
- Это делал ты, Энди?
- Он, он! – ответил вместо Андрея Яков, пытаясь продемонстрировать беззаботную веселость.
-Ну… - Йосси, продолжая кривляться, изобразил на лице напряженную работу мысли – Ты, знаешь, Энди, что? Для начала, это совсем неплохо! – он хитро подмигнул Андрею.
Йосси измерил площади, посчитал на бумажке, поторговался с Яковом о деньгах, но торговался он, похоже, больше для порядка. Больно это выглядело наигранно, как-то без страсти, которая столь свойственна большинству израильтян, если дело касается денежных вопросов.
Когда все было решено, и Яков ушел, Йосси, весело прищурившись на Андрея, спросил:
- Зачем ты сказал Якову, что умеешь класть плитку?
- Ну, я клал ее несколько раз – ответил смущенно Андрей – на ровные стены.
- На ровные стены! – передразнил его Йосси, еще и изображая русский акцент – На ровные стены и осел может положить! И где ты нашел в Израиле ровные стены? – засмеялся он, и добавил, будто беседуя с самим собой – А как еще учиться? Все мы учимся за чужой счет… Ладно, пошли готовить раствор, Энди!

То недолгое время, которое Андрей работал помощником мастера, принесло очень неожиданный результат. Андрей понял, насколько непросты отделочные работы, если делать их не абы как, а так, как положено, а главное, он осознал, что не просто не имеет достаточного опыта, он не умеет ничего!
Через три дня, когда плитка была ровно уложена, швы затерты, и помещение засияло белизной, Йосси вдруг сказал:
- Когда закончишь тут с Яковом, позвони мне. Мне всегда нужен помощник. У Якова вряд ли будет следующий объект после этого. Он не подрядчик. Он ничего в этом не понимает и не умеет работать. Ему повезло, что у меня сейчас было несколько свободных дней!
Он сказал это с лукавой улыбкой, написал телефон на клочке бумажки и протянул Андрею.
 
Как в воду глядел! Следующей работы у Якова действительно не оказалось.Андрей стал работать с Йосси. Это было очень нелегко. У того были разные объекты, в разных городах и деревнях. Он одновременно клал мрамор на роскошной вилле в Ашдоде, достраивал домик в поселке Нетивот, подвизался на большой стройке торгового центра в Ашкелоне. Короче, он хватал все, что можно было схватить! Его знали, как мастера, и недостатка в работе у него не было. Клиенты готовы были его ждать. Из жадности, он набирал больше, чем мог сделать, а потом разрывался на части и злился, что ничего не успевает!

Рано утром, он забирал Андрея из дома, сначала из деревни, потом, когда свершилось чудо, и переезд в новый дом, наконец, состоялся, стал забирать оттуда.
После бесконечно долгого рабочего дня он возвращал Андрея на место. Бывало, что полдня они работали в одном месте, и полдня в другом. Так Йосси делал, чтобы никто из клиентов не чувствовал себя покинутым. Таким образом, рабочий день, вместе с переездами растягивался, иной раз, и на двенадцать часов.
Это, конечно, было запредельно много за те деньги, что Йосси готов был платить, но, во-первых, он был настоящий мастер, и Андрей учился у него, а во-вторых, он исправно рассчитывался каждую пятницу, не пытаясь затянуть – обмануть, что, вообще, в Израиле очень даже принято.
Те полгода, что Андрей работал с Йосси, он прожил совершенно безбедно. Будь на месте Андрея человек с другим характером, он бы работал себе и работал. Почему нет? Но Андрею хотелось движения, а этого Йосси ему предложить не мог.

Однажды, они обедали сидя на блоках, посреди огромного салона, на строящейся вилле. Вокруг был хаос мироздания. Половина пола была уже готова, и идеально уложенный кремовый мрамор сиял. Другая половина представляла собой песок, перемешанный с сухим цементом, среди которого возвышались стопки мрамора, стояла бадья для раствора, валялись ведра, мастерки, молотки. Жаркий ветер беспрепятственно проникал через оконные и дверные проемы, где пока не было ни дверей, ни окон.
 
Дожевав бутерброд с консервированным тунцом, Андрей спросил:
- Йосси, а почему ты всегда работаешь сам? Тебя ведь знают, тебе доверяют. Почему ты не возьмешь большой подряд, например, многоэтажный дом? Не наберешь людей?
- Нет! – засмеялся Йосси – Я пробовал. Я этого не могу! Я с ума сойду! Представляешь, дом, полно комнат, я иду и смотрю, а в каждой комнате сидит террорист и готовит диверсию! А я один и не могу уследить за ними за всеми! Нет, мне лучше, когда я работаю сам!
Йосси, улыбаясь своей хитрой улыбкой, некоторое время смотрел куда-то, сквозь стену. Вспоминал, наверное, былое, а потом спросил:
-  Энди, а как строят в России зимой? Ведь там у вас очень холодно, нет?
-  Да, – ответил Андрей – холодно. В Москве, скажем, еще не очень холодно, а есть места на севере…
-  «Не очень холодно» это сколько градусов?
-  Ну, минус пять-десять, иногда двадцать бывает, редко тридцать, но тогда никто на стройках, по-моему, не работает.
- Ого! И это, по-вашему, «не очень холодно»?! А сколько же у вас бывает в тех местах, где очень холодно?
- Бывает и сорок и пятьдесят!
- Да ладно! – недоверие засветилось у Йосси в глазках – Как же там можно жить?
- Наверное, тяжело. Я там не бывал зимой. Там ведь еще и ночь всю зиму!
- Как это «ночь всю зиму»?
- Ну, как? Солнце заходит, а восходит через два месяца. Два месяца постоянно
темнота.
- Да где это такое?! Так не бывает! – Йосси откровенно не верил и смеялся.
- Как это не бывает?! – изумился его невежеству Андрей – ты телевизор смотришь?! Везде на севере так!
- На севере?! – еще больше развеселился Йосси – На севере, это где? В Хайфе?!
- Йосси, - спросил Андрей – ты был где-нибудь кроме Израиля? Знаешь, что-нибудь про другие страны?
- Нет, – ответил тот – нет, но мои родители из Ирака. Они рассказывали мне про
Ирак. Там все так же, как здесь…
- У тебя ведь есть телевизор Йосси?
- Есть, конечно, но я не люблю смотреть. От телевизора один вред! Раньше, когда не было ни телевизоров, ни такого количества машин, жизнь была гораздо лучше. Люди были лучше! Теперь каждая собака хочет телевизор, видео! Машину! Две машины! Все хотят денег! Много денег! Получается, и я должен быть таким, а то завтра мне нечего будет есть! Поверь мне, Энди, - продолжал он – все зло от денег и от богатых. Все войны из-за богатых. В Ираке евреи мирно жили с арабами, пока там не начали добывать нефть! Раньше здесь…
Андрею стало не интересно слушать эту крестьянскую философию, которую Йосси явно от кого-то почерпнул, наверное, от своего иракского отца.
Конечно, – подумал Андрей – раньше и небо было синее!
 
Андрей многому научился! Иногда, заканчивая очередной дом, он, глядя на дела рук своих удивлялся – неужели все это сделали мы, и сделали только вдвоем?!

***

Наступила зима. Она выдалась в Ашкелоне необыкновенно теплой и погожей. В Новый год у Андрея собралась небольшая компания, состоявшая из бывших обитателей деревни. Теперь все они перебрались в свои квартиры и дома в городе и жили по-соседству.

Новый год как-то не особенно ощущался. После двенадцати все вышли пройтись и забрели в расположенный неподалеку, заброшенный арабский апельсиновый сад. Они вошли под сень раскидистых апельсиновых деревьев, кто–то, прикуривая, чиркнул зажигалкой, и в ее неверном свете стало видно, что прямо у них над головами висят в невероятном количестве огромные спелые апельсины!
В памяти Андрея немедленно соткался виденный когда-то, невероятно давно, в Москве СОХНУТовский рекламный проспект, где на зеленой травке, среди точно таких же апельсинов, как сейчас над его головой, играли дети.
Воспоминание это почему-то болью отдалось в душе Андрея, он затравленно огляделся, не понимая, что за ерунда с ним, а просто в новогоднюю ночь, наступающего 1994 года, он, почему-то, стоял, почти совершенно трезвый, в футболке, посреди апельсинового сада, где не было ни елок, ни снега, ни шампанского. Не было ничего, что ему было привычно, и что так хотелось видеть в эту, единственную в году, волшебную ночь! И зияющую эту дыру, чем было заполнить? Апельсинами?
- Вот, блин! – сказал Миша из Кривого Рога – На Украине, уже забыли, как апельсины выглядят, а здесь их, как говна!
Андрей рассмеялся, и подумал про себя: Действительно, как говна. И радости от них, как от говна, никакой!

***

Однажды вечером, в гости к Андрею заглянул Леня. Андрей был с ним немного знаком по деревне. Леня был, как и Андрей из Москвы, было ему сорок два года. Он  был моложав, поджар и активен. Он занимался изготовлением и установкой калиток.

Все построенные в Ашкелоне дома калиток не имели, и Ленин бизнес шел на ура. Все бы здорово, но было ясно, что конец процветанию наступит, как только он установит калитки всем желающим новоселам. Не сложно было посчитать, что это займет год, ну, полтора. Леня это понимал и искал чем бы еще такое заняться.

К Андрею он пришел по делу. В одном из домов, где он повесил калитку, хозяева так же хотели построить твердую площадку на газоне. Хотели этого многие, не у многих были тогда для этого деньги. Дело было перспективное.
- Сможешь это сделать? – спросил Леня.
- Смогу – ответил Андрей. Он теперь точно знал, что сможет.
Договорились о цене. Андрей не торговался. Его, неизбалованного, совершенно устроила цена, которую предложил Леня.
За две субботы, он построил площадку и уложил на ней плитку. За эти два дня, он заработал, примерно столько, сколько получал за неделю, работая с Йосси! Мираж чемоданов с деньгами замаячил у Андрея перед глазами!
Потом была еще одна площадка, а потом Леня получил заказ на достройку дома и Андрей ушел от Йосси и взялся за эту работу, не особенно хорошо представляя, что почем. Думается, не совсем хорошо представлял это и Леня. Оба боялись прогадать, каждый опасался назвать цену, и порешили на том, что пока Андрей будет получать повременно, восемьдесят шекелей в день, что было немного больше, чем платил Йосси, а потом, когда станет ясно, что и как, они вернутся к этой теме и договорятся об условиях сдельной работы.

***

Между тем, кое-что начало меняться в жизни Израиля. Начались переговоры о мире и статусе штахим. Самые сложные, краеугольные вопросы, такие, как вопрос восточного Иерусалима, еврейских поселений на территориях и палестинской хартии были отложены на неопределенное «потом». Это туманное «потом», совершенно не понравилось поселенцам. Они вышли на демонстрации. Они перекрывали магистрали и блокировали правительственные здания с лозунгами типа: «Нет веры арабам!», и т.п.
Правительство партии труда проявило твердость. Демонстрации были разогнаны с применением техники, призванной обеспечивать порядок на штахим, а переговоры продолжены. Армия обороны Израиля отступила с территорий, раньше, чем были найдены, хоть какие-то пути к решению самых главных и принципиальных вопросов. После ухода армии была так же потеряна агентурная сеть, которую имела израильская разведка, а боевики фатха, хамаса и исламского джихада вышли частично из подполья, частично из израильских тюрем и взялись за дело.
И тут, на сцену вышел «герой». Видимо, он был настоящий идиот. Доктор Барух Гольдштейн решил, что он в состоянии взять и остановить направляемый из Вашингтона «Мирный процесс на ближнем востоке». Этот взрослый и бородатый мужчина руководствовался, по-видимому, прямолинейной, недалекой и жестокой логикой подростка.
Доктор Гольдштейн почему-то решил, что если он, весь такой мужественный и непреклонный, совершит достаточно крупный и циничный террористический акт, то мирный процесс остановится, а конфликт между евреями и арабами разгорится с новой силой, и все вернется на круги своя. Как будто для Арафата, Рабина или Клинтона имели значение в политике эмоции и морально-этические соображения!
Сейчас!

В общем, воинственный доктор вооружился двумя автоматами Узи, пришел в Гробницу
праотцев, место святое и для мусульман, и для иудеев. Пришел во время мусульманской молитвы и успел расстрелять около сорока человек, раньше, чем его убили куском арматуры.

Чего было больше в этом поступке? Фанатичного патриотизма? Параноидальной мании величия? Ненависти к мусульманам? Не знаю, и если честно, знать не хочу!
Убийство первых попавшихся, ни в чем не виноватых людей, чьих-то сыновей, мужей, отцов – омерзительно в любом случае, совершенно независимо от мотива и оправдано не может быть ничем, по моему глубочайшему убеждению, как не может быть оправдана и последовавшая за этим «месть» Хамаса.
Один за другим стали взлетать на воздух Иерусалимские автобусы, а Арафат продолжал вести переговоры, разводя руками и улыбаясь – мол, это не я, это Хамас… Мой ФАТХ тут не причем!

Так что поступок «доблестного» Баруха Гольдштейна ни разу не остановил «мирный процесс», зато дал повод «праведным воинам» Хамаса убить гораздо больше, чем сорок евреев и делали они это, надо полагать, с осознанием своей полной правоты!

Мне могут сказать, что я драматизирую, что вся израильская история не стоит выеденного яйца, по сравнению, например, с теми морями крови, которые были пролиты в России, во время второй мировой, да что второй мировой! Даже по сравнению с афганской или чеченской войнами!
А я и не стану спорить - это так. Масштабы несоизмеримы, но смерть - всегда смерть, кровь - всегда кровь и, скорбя о миллионах, мы всегда видим, среди этих безликих миллионов, одного-двоих, которых знали, которых, может, любили, тех, кого всегда будет не хватать именно нам!
И в этом смысле, никакой разницы между войнами нет, потому что мать, всегда и везде, плачет о сыне, и каждая жизнь бесценна, и… я опять говорю всем известные вещи…

Зачем? Почему я должен оправдываться? Потому, что к евреям, и всему, что происходит с ними отношение совершенно особое?
Да. Видимо именно поэтому. Я просто рассказываю историю про человека, который считал себя русским, да, в принципе, и был им. Про то, каким он увидел Израиль, глядя без предубеждения, стараясь не становиться ни чью сторону, хоть и получалось это у него, как мы видим, неважно.
 Он долго жил среди евреев и увидел, что ничего такого особенного, что приписывают им неуверенные в самих себе люди, на самом деле, в них нет. И отличаются они от русских, не более, чем, например, грузины или азербайджанцы, не говоря уже о немцах. Идеи мирового
еврейского заговора мы обсуждать здесь не будем. Ладно?
Так вот, «автобусная война» была только началом «мирного процесса»…


***

В тихом, провинциальном Ашкелоне все это было мало заметно. Только эхо тех печальных событий докатывалось до его жителей. Эхо в виде теленовостей.Жизнь в городке шла своим чередом.

Работать с Леней было сложно. Организация была никакая! То не было вовремя цемента, то блоков, то еще чего-нибудь. При этом, Леня никогда не был ни в чем виноват, крайним, каким-то непостижимым образом, всегда оказывался Андрей!
 Кроме того, постоянно имели место затяжки с выплатой денег, зарплату всегда
приходилось выдирать, выпрашивать, как милостыню. Андрей не знал, что до сих пор, ему просто везло. Затягивать выплаты, да и просто кидать на деньги, было нормальной практикой среди мелких, да и, как в последствии оказалось, не только мелких строительных подрядчиков.
Тем не менее, к лету, первый дом они, постоянно ссорясь и ругаясь, предъявляя друг  другу взаимные претензии закончили. Андрей кое-что заработал, даже купил
кое-какой мебели в салон, который до этого был пустым, и телевизор. Дом начал приобретать жилой и уютный вид.
Около дома они посеяли траву, и Андрей заботливо ее поливал, посадили пальму, которая едва не погибла тут же после посадки (как назло дул хамсин), но все же выжила и стала разрастаться. Лена занялась выращиванием роз.

Андрей с Леней взялись за следующий дом. На этот раз договор был о сдельной работе. Уже зная, кто такой Леня, Андрей все равно договорился с ним обо всем как-то неуклюже и туманно, чем оставил своему патрону совершенно не нужную свободу маневра.
Что бы заработать Андрей вкалывал световой день. На сорокоградусной жаре, он
копал землю, строил опалубку, лил бетон и т.д. и т.п. Делать это одному было невозможно.
Андрей узнал, насколько трудно найти нормального помощника. Люди, которых он брал на работу, то ни черта не умели, то были непроходимо ленивы, то оказывались алкоголиками. Одного все они не забывали – получать зарплату. Горя Андрей с ними нахлебался достаточно. Это был первый в его жизни опыт «руководящей», если можно ее так назвать, деятельности. Он был тогда никудышный руководитель! Он пытался все сделать сам, чем расслаблял своих помощников, а потом, ему было неудобно лишний раз высказывать замечания взрослым людям, которые, казалось, сами должны все понимать.

Посередине строительного процесса, Андрея призвали в армию. Призвали на неделю.
Понятно, что двадцативосьмилетние солдаты с семьей, которым, государство должно было выплачивать среднею заработную плату во время службы, были и на фиг ни кому не нужны, но по закону полагалось каждому гражданину пройти службу. Вот и призывали на недельку, показать, что и как, ну и к присяге заодно привести.
 
Разношерстную команду призывников, состоявшую из ровесников Андрея (плюс – минус год, другой) привезли в автобусах на сборный пункт. Все они были русскими и все находились в Израиле четвертый год.
До трех лет в стране, в армию не призывали, потому что, как считалось, до этого времени вновьпребывшие не достаточно хорошо знают язык. Как впоследствии объяснили, в Ливанскую войну 1982 года очень немало новобранцев погибло потому, что они просто не понимали приказов.
На сборном пункте все произошло очень быстро. Длинное одноэтажное здание внутри имело сквозной коридор, по обоим сторонам которого были ряды дверей в кабинеты.
Призывники быстро перемещались зигзагом из двери в дверь. Медосмотр. Анализы.
Рентгеновский панорамный снимок зубов (для опознания). Выдача форменной одежды. Выдача обуви. Выдача металлических жетонов с личным номером (один на шею, два в ботинки). Для опознания. Выдача солдатских документов. Все. Эта процедура превращения людей в солдат, заняла минут сорок.

Они вышли компанией (с кем-то по дороге Андрей познакомился), сели на траву и закурили. Они посмеивались, обсуждая, как на ком сидит форма, рассматривая продолжавших валить из здания новоиспеченных военнослужащих, когда вдруг услышали сердитые крики: «Что это вы тут расселись, солдаты? Разве кто–то приказывал сидеть?! Быстро встать и построиться!»
Андрей удивленно повернул голову и увидел стоявшего над ними с грозным видом совсем молодого паренька.
- Я к вам обращаюсь! Плохо слышите?! Вам прочистить уши?! - кричал паренек. Он
явно обращался к Андрею и его компании!
Они даже слегка оторопели и не поняли, что ж это такое происходит? Потом кто-то очухался первым:
- Ребят, это нам! Мы ж это… типа в армии!
Действительно. Они были «типа в армии». Ну, что ж? Они стали не спеша подниматься.
- Строиться! - приказал паренек. Теперь, поднявшись, они увидели у него сержантские нашивки.
- И говорить только на иврите в присутствии командира!
Компания Андрея, только что курившая на травке, бестолково построилась во что-то вроде шеренги. Их и было-то шесть человек. Остальные несколько десятков стояли вокруг и, посмеиваясь, наблюдали. Зря они посмеивались! Сержант обернулся к ним:  А вы что встали, как ослы?! Не слышали?! Была команда строиться! Это не только для них! Это для всей роты!

О, как! - усмехнулся про себя Андрей – Мы, оказывается, уже и рота! Так, чего доброго, сейчас прям на войну и пойдем, под «Прощанье славянки»!

На войну они, понятное дело, не пошли, а пошли они к автобусам, и повезли их поближе к Ливанской границе в учебный центр.

Израильская армия здорово развлекала тех, кто знал, что такое армия советская. Домики на две комнаты, по четыре человека в каждой. Завтраки с творогом, джемом, йогуртами, вообще любая трапеза с выбором блюд! Неслыханно! Выходной каждую неделю!

На теоретических занятиях демонстрировали, кроме всего прочего, обучающие фильмы.
Фильмы были черно-белые, снятые, видимо, в начале шестидесятых. Бодрый дикторский голос и такая же музыка напоминали эстетику аналогичных советских произведений.Все это было забавно. Всего забавней была серьезность, с которой относились к процессу обучения «преподаватели» - восемнадцатилетние девчонки, проходившие срочную службу.

Их свозили на Голландские высоты, и показали границу с Сирией. Точнее, не границу, а линию размежевания войск. Формально, Израиль находился в состоянии войны с соседней Сирией, а граница представляла собой минное поле.
 Они стояли около старой, провисшей колючей проволоки натянутой между редкими и низкими, по колено, столбиками. Кое-где на проволоке висели таблички с надписью «Стой! Мины!». За проволокой было поле, поросшее выжженной травой, на другой его стороне виден был сирийский город Кунетра.
Их отвезли в расположение боевой части на границе с Ливаном. Андрей посмотрел на ливанскую деревню через прицел станкового пулемета. Посмотрел на те самые гаубицы, которые «открывали ответный огонь» после ракетных обстрелов города Кирият Шмоне…
- У нас есть хорошая аппаратура, – объяснял артиллерийский офицер – Уже через три секунды после разрыва, мы знаем координаты места, откуда был произведен запуск. Но проблема в том, что у боевиков «Катюши» стоят в пикапах, а стреляют они, часто, из поселков. Мы знаем координаты через три секунды, но пока, по тревоге, расчеты прибегут к орудиям, пока зарядят, пока наведут, проходит несколько минут и там, куда мы начинаем стрелять боевиков уже нет. В хорошем случае там нет никого, а в плохом там есть поселок с жителями.

И в который раз, подумал Андрей, как все здесь беспросветно и безысходно!
Стрелять из гаубиц по поселкам, это такое дело, которое вряд ли кто-то назовет праведным, тем более, если никаких боевиков, в этих поселках, когда начинается обстрел, уже заведомо нет…
А что им делать? Не стрелять совсем? А с той стороны пусть стреляют? Хизбала стреляет, а Ливанское правительство разводит руками, мол, мы ничего не можем сделать!
Правда, напоминает историю про камни и солнечные бойлеры, только страшнее?
Тогда, если правительство действительно ничего не может, то какое это правительство? И тогда понятны причины «Израильской агрессии» 1982 года.А если может, но не хочет, то это равносильно нападению, и вроде получается, что израилетяне правы!

Получается, да не получается! Получается ровно до того момента, пока не представишь себе, как снаряды дальнобойных гаубиц рвутся на улицах Ливанских поселков. Ай, нехорошо получается!
Нехорошо. А когда «Катюши» обстреливают Кирият Шмоне, это хорошо, что ли?!

И как быть? Кто это знает? Никто не знает и печально это, печально!

Большинству израилетян, кстати, все было ясно. Арабы – негодяи, мы – белые и пушистые. Неясно было, как обычно, интеллигенции. Не ясно было и Андрею.
 Между тем, ему предстояло давать присягу, и он не воспринимал это, как пустую
формальность. Ему хотелось бы чувствовать, что он за «правое дело». Он много думал обо всем об этом и пришел к изумительно простому выводу: В конце концов, он, его жена и сын живут в этой стране. Хорошо ли, плохо ли, но их приняли здесь. Здесь он работает, здесь он строит дома и, хочется верить, строит «светлое будущее» для Ваньки. Так что тут много думать? Защищая эту страну, он будет защищать сына, а уж какими методами это будет делаться – его не касается. Разве он будет отдавать приказы?

Такая логика была, конечно, малость притянута за уши. Он видел это, но погнал сомнения прочь, все равно, выбора у него не было. Так он решил, хотя, повторюсь, на самом деле, выбор–то есть всегда.
 
В последнею ночь «службы» они стояли на плацу. Стояли, построившись правильным квадратом, стояли при оружии. В темноте полыхала огненная надпись «Ани нишба», надпись, созданная из пропитанных соляркой канатов, которые, натянув меж двух столбов, подожгли факелом. Стоявший под пылающей надписью, командир учебного центра торжественно зачитал текст присяги, закончив его все той же фразой «Ани нишба» (Я клянусь) и троекратно, рубленным железным хором, прокричали они, повторяя: «Ани нишба!!!»

***

В сентябре, Ванька пошел в школу. Огромное удовольствие испытал Андрей, покупая ему ранец, карандаши, тетрадки и прочую школьную атрибутику, будто сам вернулся на минуточку в свое детство.
До школы было рукой подать, буквально сто метров от дома. Здание школы было новым, как, впрочем, и все в районе Неве Декалим, было оно современным просторным и светлым. Провожая сына первый раз в первый класс, ведя за руку мальчишку, одетого в сандалии, голубые шорты, веселенькую футболку с каким-то мультяшным персонажем, Андрей вспомнил свою первую, мышино-серую школьную форму с подшитым белым подворотничком. Вспомнил и подумал, что все таки, наверное, правильно сделали они с Леной, что увезли Ваньку оттуда!

***

В субботу они обычно отправлялись на море. Они уходили на дикий пляж, где было поменьше народу, и проводили там часа два. Больше не хотелось из-за жары, которая была столь сильна, что даже близость моря мало помогала. В августе и сентябре вода была настолько теплой, что даже Лена, у которой были свои, несколько отличные от общепринятых, представления о том, что же такое «теплая вода», проводила в море очень много времени, Ваньку же было и вовсе не выгнать на берег! С улыбкой вспоминал Андрей, как когда-то не мог затащить его в море.
Вроде, все было хорошо, но неизменная грусть охватывала Андрея, стоило ему посмотреть на морской горизонт. Чего не хватало ему? Он жил, как многие мечтают, в домике у моря, с женой и сыном. Работал. Ему хватало на хлеб, а иногда и на кусочек масла. Чего он хотел еще? Этого он и сам не знал, но только зрелище горизонта и, не дай бог, плывущего белого корабля, немедленно рождало в нем такую тоску, что хоть иди и топись в этом ласковом синем море!

***

Ближе к завершению строительства Андрей вдрызг разругался с Леней. У Лени вдруг образовалась масса претензий к работе Андрея, оказалось, вдруг, что чуть ли ни весь дом надо перестраивать заново. Шантажируя Андрея изрядной суммой, которою тому еще предстояло получить, Леня потребовал производства N-го количества работ, о которых они, по мнению Андрея, никогда не договаривались.
 Сообщив Лене, все, что он думает о его стройке вообще и о нем в частности, Андрей развернулся на 180 градусов и гордо удалился, подарив Лене несколько тысяч долларов. Вряд ли Леня расстроился!

Ситуацию же Андрея, с трудом можно было назвать хорошей. Денег у него практически не было, и возможности их быстро заработать тоже.

Ну, с работой все было проще. Была бы шея, хомут найдется! Уже через несколько дней, Андрей работал на железо–бетонном заводе г-на Фольфмана.

Завод находился в южной промышленной зоне г. Ашкелона, в пяти километрах от дома Андрея. Т.к. денег не было совершенно, в целях экономии он ходил туда пешком. Час туда, час обратно ничего страшного.

Работа была совершенно мрачная. Он устранял дефекты на изделиях. Т.е. это была почти штукатурная работа, но дело в том, что делать это надо было очень быстро, успевая за машиной, которая выплевывала кольца для колодцев каждые 3 – 4 минуты по штуке. Он замазывал трещины и раковины, затирал поверхность губкой, накрывал кольца полиэтиленом. Когда заканчивался раствор, бежал бегом в другой конец цеха, готовил его, возвращался, видел, что за это время наделали с десяток новых изделий, и с проклятиями, продолжал работать в удвоенном темпе. Эта гонка продолжалось восемь часов, правда, с тридцатиминутным перерывом на обед. Такой ритм, напомнил Андрею подзабытую гостиницу Рамада – Рениссанс. Делать было нечего, он работал.
Месяц до первой получки, они перебивались, чем бог послал. Овощи, крупы. Мясо стало в этот период роскошью. Хорошо еще, что в соседнем магазине Андрея знали и отпускали в кредит.
За несколько дней до первой «вольфмановской» получки у Ваньки случился день рожденья. Ему исполнялось семь лет. Никакой финансовой возможности устроить праздник не было. Ну, хоть подарить что-то! Что подаришь, если нет денег?

Ванька любил конфеты. Не то что бы он их вовсе не видел, но как-то маловато и не каждый день. Обычно, они покупали на рынке развесные шоколадные конфеты, местной фабрики «Прогресс». Стоили они недорого, видимо, это была какая-то некондиция. Надо ли говорить, что в последний месяц они не покупали сладкого вовсе?

В Ванькин день рожденья Андрей пошел в свой «знакомый» магазин, страдая от унижения, объяснил, что у сына праздник, что через несколько дней у него зарплата и попросил продать в кредит конфет. Он набрал по двести грамм, пяти разных сортов, попросил упаковать в «подарочный» пакет и они с Леной вручили конфеты Ваньке. Вытащив на свет божий содержимое, мальчик ошеломленно уставился на это невиданное изобилие и спросил:
- Это, что? Это все мне?!
- Конечно тебе! – сказала Лена, улыбаясь вымученной улыбкой – У тебя же сегодня праздник!
Ванька все смотрел на конфеты и из глаз его полились слезы счастья!

В этот момент, Андрей чего только не испытал! Он непроизвольно сжал кулаки, он чувствовал жгучий стыд, за свое неумение обеспечивать семью, злость на бессовестного Леню, жалость и умиление к своему неизбалованному ребенку.
 От этого вихря мыслей и эмоций у него закружилась голова.
- Я должен, что-то сделать! – сказал он, думая, что говорит про себя.
- Что? – переспросила Лена.
- Ничего, – ответил он смущенно – На днях будет зарплата…

На втором месяце работы, Андрея, к его несказанной радости, сняли с ремонта изделий и поставили управлять механической тележкой. На тележке он перевозил все те же кольца от места их рождения к месту просушки, где теперь другой человек сбивался с ног, устраняя дефекты. Возить кольца - занятие было тупое, но легкое. Всего Андрей катал изделия два дня.
На второй день, в конце смены он зазевался. Он шел перед тележкой, спиной к ней, держа в руке не хитрую ручку управления. Кто-то окликнул его. Он обернулся и на мгновение остановился. Тележка ткнулась ему в пятку. Твердый рабочий ботинок по высоте в аккурат вошел между полом и платформой тележки. Андрей попытался выдернуть ногу и не успел. Тяжелая тележка продолжала двигаться. Ощутив резкую боль в галиностопе, он хрипло закричал и упал лицом вперед на серый бетонный пол.
Ему показалось, что раздробило кости и стопу размазало по полу, как масло по бутерброду. Это было не так. Защитный ботинок имел металлический каркас. Дело обошлось сильным растяжением. Человек, вообще, удивительно крепкая и надежная штука!

Через несколько дней, погожим зимним утром, Андрей, прихрамывая, плелся в банк. Нужно было за что-то там, такое заплатить. Больничный еще не закончился, а передвигаться он уже мог. Андрей щурился на редкое зимой солнышко и радовался, что еще пару дней не увидит завода. Было довольно холодно, градусов 7 – 8. Он зябко кутался в утепленную джинсовку и думал, что жизнь, в общем и целом, довольно неплохая вещь!
- Мир, Энди! Что слышно?!
На пути у Андрея стоял Йосси и лукаво, по своему обыкновению, улыбался. Андрей был рад видеть его.
- Мир, Йосси! – отозвался он, протягивая руку.
- Чем занимаешься? – поинтересовался Йосси.
Андрей рассказал чем.
- И тебе нравится? – спросил Йосси с подковыркой – Я тоже работал на заводе. Я не люблю заводы. Чувствуешь себя машиной!
- Не нравится, – искренне ответил Андрей – а что делать? Работать–то надо!
- Сколько тебе там платят, если не секрет?
- Восемьдесят шекелей в день.
- Угу. – промычал Йосси, размышляя о чем-то – Знаешь, у меня сейчас начинается большая вилла, опять в Ашдоде… Что ты скажешь, если я дам тебе сто шекелей в день?

Андрей даже опешил. Он хотел закричать: «Да!», но сдержался и сказал, что должен
подумать.
- Подумай! – с иронией сказал Йосси – Конечно подумай! С женой посоветуйся! У тебя ведь есть мой телефон?

Придя, через пару дней на «Вольфман», Андрей с удовольствием сообщил начальнику смены, что увольняется.
- Энди, - сказал начальник – ты зря это делаешь. Я давно обратил внимание, что ты человек, который относится к работе серьезно!
- И ты будешь платить мне сто шекелей в день? – ехидно перебил его Андрей.
- Энди, такие деньги у нас получают операторы машин, когда ты научишься…
- Понятно. Всего наилучшего! – Андрей закинул на плечо рюкзак и направился к выходу.

***

Сашу Андрей знал еще со времен жизни в деревне. Он был с западной Украины. Саша был младше Андрея, лет на девять, но это как-то не мешало им поддерживать
дружеские отношения. Вследствие подходящего возраста, Саша был призван в армию
не понарошку, как Андрей, а, совершенно всамделишным образом, на три года. По
выходным и праздникам он появлялся в Ашкелоне и обычно заходил к Андрею в гости,
на предмет выпить пива и вообще поболтать. Саша служил в пожарных войсках, на
аэродроме, где-то в пустыне под Беэр–Шевой.
Той весной, как раз случилась очередная заварушка с Ливаном. Войной этот
конфликт вряд ли можно было назвать, но бомбардировщики летали.
; Представляешь, ; рассказывал Сашка – там ведь, в пустыне, уже жарко. Градусов тридцать – тридцать пять днем есть. А они летают целый день, ну и соответственно, мы целый день торчим на полосе в несгораемых этих комбинезонах.
; Не жарко? – поинтересовался Андрей.
; Жарко, просто мрак! Пот течет отовсюду! Вилы просто! Так приехал проверить нас командир, посмотрел на нас, уехал, а потом вернулся и привез каждому мороженое!
Представляешь?
Андрей улыбнулся. Да, Израильская армия… Собственно, что такого в этом поступке? Привезти ребятам, которые варятся целый день на солнце мороженого? Так понятно, так по-человечески естественно. Но почему-то совершенно невозможно представить нечто подобное в армии советской. Почему? Что у нас люди хуже? Да нет, такие же люди… Почему же?

***

В апреле Йосси собрался отдохнуть в Турции. Впервые в жизни решился он выехать за пределы своей необъятной страны. Это означало, что у Андрея образовался двухнедельный отпуск. Как по заказу, к Андрею пришла соседка Жанна, с предложением обложить ее дом блоками и оштукатурить. Это было очень удачно.
Жанне было лет пятьдесят, приехала она в Израиль из Ташкента, с младшей сестрой и двумя сыновьями лет 18 – 20. Жанна долго и нудно торговалась, упирая на то, что ее дети будут помогать и поэтому цену надо опустить раза в два.
 Андрей, который поклялся, что на этот раз не даст себя развести, упирался до победного, рискуя и вовсе потерять эту работу. Наконец, Жанна прониклась к нему известным уважением, и им удалось прийти к обоюдно приемлемому соглашению.
Андрей взялся за работу, и с помощью двоих подсобников, которые старались, ибо
строили собственный дом, сделал ее хорошо и быстро. Жанна осталась довольна и
без вопросов рассчиталась, как договаривались. Она, намекнула так же, что скоро
собирается достраивать к дому пару комнат…
Увидев, как деревянный дом Жанны меньше, чем за две недели стал каменным, к
Андрею с аналогичным предложением обратился ее сосед. И снова все прошло удачно!
Ну, наконец-то пошло! – обрадовался Андрей, когда следующий человек, попросил
его построить площадку у дома, а еще один, оштукатурить только что достроенный
дом.
Рано он радовался. Подрядчиков вокруг было пруд пруди, а у Андрея, даже не было машины привезти материал и уже по этому он проигрывал другим. Ему просто пару раз повезло. Получить работу напрямую, без посредников, вообще, было очень
сложно.
Пользуясь тем, что кое-что заработал Андрей пошел обучаться вождению.

***

Как раз, когда Андрей закончил с домом Жанны, и собирался приступить ко второму дому, из Турции вернулся Йосси. Он пришел вечером в гости к Андрею и тот
рассказал ему, что получил несколько заказов и больше не будет с ним работать.
Йосси отнесся к этой новости филосовски.
; У тебя есть голова. – сказал он – Знаешь, жалко, что ты уходишь, но я так
понимаю, что я тут ничего поделать не могу. Все мы крутимся, как умеем…
Андрей молча кивнул. Почему-то ему было немного неудобно. Повисла неловкая пауза.
; Как Турция? – спросил наконец Андрей.
; Здорово! – оживился Йосси – Слушай, но какие они ослы! У них такая страна!
Такая огромная страна! У них столько земли! Столько воды! А они живут гораздо
беднее нас. Я даже не знаю… Они будто не понимают, что они имеют!
Теперь настала очередь Андрея улыбаться, почти так же ехидно, как обычно это
делал Йосси.
; Знаешь, Йосси, есть еще одна страна. Если ты поедешь туда, она удивит тебя
гораздо больше, чем Турция! В следующий раз, Йосси, поезжай в Россию!
Они поговорили немного про Россию, а потом Йосси попросил:
; Покажи мне дом, который ты делал, Энди, а?
; Конечно. Почему нет? – пожал плечами Андрей.
Они пошли к Жанне. Извинившись, Андрей попросил разрешения показать дом. Жанна
не возражала.
Придирчиво осмотрев работу, Йосси сказал:
; Энди, неплохая работа. Действительно неплохая! И идея хорошая. Многие захотят так сделать, но знаешь, тяжело стоять сегодня на рынке. Есть арабы, еще
появились Румыны… Ну, удачи тебе! – сказал он, и Андрею показалось, что сказал
он это вполне искренне.

***

Юра был алкоголиком. Этот здоровенный, бородатый мужик, был старше Андрея лет на десять. Он жил по соседству и Андрей взял его подсобником. В Симферополе, Юра
работал водителем самосвала. В Израиле его права на грузовик оказались
недействительными. Юре предложили подтвердить их, т.е. сдать экзамен по теории и
вождению. Почему-то, этот шофер с многолетним стажем, ни как не мог сдать
вождение. Он считал, что его валят нарочно. Это была глупость. Никто и никогда в
Израиле нарочно никого на экзаменах не валил…
Андрей долго не мог понять, работая с Юрой, когда, собственно, тот успевает
напиться. По дороге на работу Юра всегда заходил в магазин, но являлся на
объект абсолютно трезвым. С собой из магазина он приносил бутылку Кока – Колы
или какого-нибудь другого столь же безобидного напитка и бодро принимался за
дело. К обеду, однако, он никуда не отлучаясь, оказывался уже малость выпимши, а
к вечеру становился совсем никуда не годен. Пару раз Андрей поднимал его из
корыта с раствором, куда тот умудрялся свалиться.
Все оказалось очень просто. Заходя с утра в магазин, Юра приобретал двухлитровую бутылку лимонада и бутылку водки. Половину лимонада он немедленно выпивал, и доливал до горлышка водочкой. Получившейся коктейль он не спеша прихлебывал на протяжении всего рабочего дня, несмотря на то, что к обеду содержимое бутылки становилось чуть ли не горячим!
Ни какие увещевания, естественно, не помогали. Чем дальше, тем меньше было от Юры толку. В конце концов, Андрею пришлось с ним расстаться. Юра страшно обиделся!

***

Все-таки, напрямую получать работу удавалось очень редко. Андрею приходилось
работать с кем-то, как субподрядчику. С одной стороны, это было хорошо, т.к. это
освобождало от покупки материалов, транспортных расходов и снижало степень
ответственности. С другой стороны, если у ген. подрядчика что-то не ладилось с
клиентом (и совсем не по вине Андрея), то его немедленно прокидывали с деньгами,
объясняя:
; Откуда я должен тебе платить, если хозяин не платит мне?! Из своего кармана?! – совершенно искренне заявляли они.
Это совершенно нормальное для Израиля объяснение было недоступно пониманию
Андрея. Через это, он переругался со всеми строителями Ашкелона, что, впрочем,
абсолютно не мешало им через какое-то время снова обращаться к нему, а ему
принимать их предложения, если на тот момент не было других вариантов.
Так и получалось постоянно, то густо, то пусто, причем, пусто было чаще.
Андрей затрачивал массу энергии, тратил огромное количество времени, а результат был нулевой. Шли месяцы, а он топтался на месте, разве что права, наконец, получил.
Это обернулось тем, что его стали использовать еще и в качестве шофера. Если
прежде Андрея с подсобником, или Андрея с бригадой, смотря по объему работ, ген.
подрядчик доставлял на место и обратно, то теперь, Андрею стали давать какую-нибудь колымагу, мол, сам своих соберешь – развезешь.
Андрей поднимался ни свет, ни заря и летел в единственный в Ашкелоне
строительный магазин, который открывался в шесть утра. Магазин принадлежал
зловредному поляку по имени Шломо. Ему не лень было встать с позаранку и открыть
лавку, в то время, когда прочие хозяева магазинов еще досматривали сны, но и
цены в эти утренние часы, были у Шломо раза в полтора выше, чем у всех остальных.
Тем не менее, к нему утром стояла, если не очередь, то уж во всяком случае,
несколько покупателей было всегда. Кто-то покупал новый молоток, вместо
сломавшегося вчера, кто-то несколько мешков цемента, который вчера кончился, а
сегодня привезут только к двенадцати, короче, магазин Шломо был палочкой
выручалочкой, но цены!
; Почему ты, старый негодяй, продаешь такой мастерок за 50 шекелей, когда у всех он стоит, максимум, максимум…! Ты слышишь ли меня, польский осел?! У всех
максимум 30??!! – брызжа слюной и не на шутку злясь, кричал знакомый Андрею
штукатур, марокканец Эли.
; Потому, что я так хочу. – Не моргнув глазом отвечал Шломо, глядя сквозь
покупателя, в туманную даль.
Все эти выражения возмущения ни сколько его не смущали!
Купив все недостающие у кровопийцы Шломо, Андрей мчался за своими людьми. Если в бригаде было несколько человек, ему иной раз приходилось собирать их по всему
городу, благо Ашкелон был невелик, а улицы с утра свободны.
На объекте, Андрей работал больше всех, кроме того, он контролировал чужую
работу, орал на подсобников, которые задерживали раствор, и помогал его готовить.
Решал какие-то организационные вопросы с хозяином или ген. подрядчиком.
Нервничал, находился везде одновременно, обливался потом и с веселой злостью
ругал свою работу.
Вечером, он развозил людей по домам, а сам отправлялся то смотреть следующий
объект, то выколачивать из кого-то деньги, с которыми тот тянул, то еще на какое-нибудь «приятное» мероприятие такого же рода.
Это стало раздражать Лену. Он вечно был занят, его вечно не было дома, а
появляясь дома, он, бывало, засыпал за ужином, прямо посреди разговора. При этом, денег попрежнему не было не то что лишних, они с трудом сводили концы с концами.
Лене, как и любой женщине в конце концов надоели бесконечные «завтраки»,
которыми кормил ее Андрей, ему же, наоборот, казалось, что все происходит
достаточно правильно, что еще чуть;чуть, вот только еще немного усилий, и он
сможет перейти некую невидимую границу за которой пойдут деньги!
; Работа, которую ты делаешь, ; говорила она – не может стоить так мало! Тебя
явно дурят!
; Откуда ты знаешь?! – бесился Андрей, тем более что в глубине души он знал,
что она отчасти права – Очень легко сидеть дома и все знать!
; Я не просто сижу, я работаю! – отвечала она, и это была правда. Лена
продолжала заниматься сувенирами, а Андрей периодически отвозил их в Иерусалим и получал за них какие–никакие деньги.

***

Однажды, это было в разгар зимы, когда хляби небесные разверзлись над городом
Ашкелоном, свирепый сырой ветер гнул к земле мокрые пальмы, а море, ставшее из
голубого свинцово–серым, бросало на берег ревущие волны высотой с двухэтажный
дом, Андрей поехал в Иерусалим. Там у него было два дела. Надо было отвезти в
лавку Ленины сувениры, и порешать кое-какие дела с банком, где у него сохранился
старый счет.
Вышло так, что когда он, сдав товар, вышел из лавки, банк, как раз закрылся на
перерыв, и у Андрея образовалось пару часов абсолютно свободного времени. Дождя
к счастью не было. Было пасмурно, промозгло и ветрено, но дождя не было! Андрей
решил прогуляться в старый город.
Он спустился вниз по улице Бен  Иеhуда, вышел на улицу Яффо, прошел ее до конца, и, повернув на право, двинулся вдоль построенной когда-то Турками стены старого города.
С удивлением обнаружил он, что развалин, которые прежде зияли в центре столицы, больше нет, что место это выглажено бульдозерами, и там начинается какая-то крупная стройка.
Через ворота вступил он на территорию арабского квартала. Спустился по крутой,
даже широченными ступеньками идущей, немыслемой, крытой улице, по обоим сторонам
которой были сплошь арабские сувенирные лавки, большею частью закрытые, по
причине ненастья и отсутствия туристов. Повернул налево и вышел к Храму. К тому
самому Храму Гроба Господня.
Он бывал здесь и прежде, бывал много раз, но всегда летом. Летом тут были толпы туристов и торговцев. Летом здесь стоял разноязыкий, многоголосый гвалт и
экскурсоводы пытались перекрыть его своими поставленными голосами, рассказывая
на немецком, французском, английском, русском одно и тоже. Вспыхивали
фотовспышки, как на прессконференции Рабина, вспыхивали дежурные улыбки на 
лицах американских туристов. Андрею быстро становилось душно и тяжело, хотелось
быстрее уйти…
В этот зимний день в Храме не было никого. Храм казался совершенно пустым и шаги Андрея гулким эхом отдавались под сводами. Было холодно, неуютно и пронзительно тихо. Он старался ступать помягче, что бы не вспугнуть тишину и вдруг охватившее его чувство важности происходящего.
Он вошел в деревянный мавзолей и остановился у того самого камня, на котором
некогда лежало ЕГО тело. В полумраке, потрескивая, горели несколько желтых
восковых свечек.
Андрей, склонив голову, остановился над камнем. Он подумал, что надо бы
дотронуться до него, подумал, но не стал этого делать. Он хотел было
перекреститься, но почувствовал, что жест этот в его исполнении будет фальшивым…
; Господи. – сказал про себя, Андрей – Господи, меня не научили этому, но если я не безразличен тебе… ; он запнулся, медленно повернулся к камню спиной, и вышел из мовзолея в смущении, даже покраснев от непонятного стыда.
Он вышел из Храма на улицу. Остановился посреди пустой площади, под серым
летящим небом. Высокий, сутуловатый, с выгоревшими за лето почти до белезны,
длинными, собранными в хвост волосами. Одетый в отсыревшую джинсовку, такие же
голубые, линялые джинсы и черные кроссовки. С черным же рюкзаком на, ставшем
крепким за время работы на стройках, плече.
; Что это нашло на меня? – подумал он, вытаскивая сигареты – Просить ЕГО о чем-то?!
Прекрасно, ведь, известно, что он знает, в чем мы имеем нужду, да и вообще, с
каких это пор я стал обращаться с просьбами к богу? Нервишки сдают? Надо позвать
кого-нибудь вечером и выпить, что ли…
Он закурил и медленно пошел обратно, к выходу из старого города. Он пересек
площадь и уже собрался повернуть в сумеречную пещеру улицы, когда ему почему-то
захотелось еще раз взглянуть на Храм. Он остановился и обернулся. Он увидел то,
что только и мог увидеть – серую каменную громаду и темную арку входа.
; Не слишком ли все это мрачно, что бы служить путем к свету? – подумал
крамольно Андрей.
И вдруг, ему стало легко и кристально ясно, что путь к богу ли, к верхнему миру ли, назовите, как угодно, у каждого свой, и он, движимый ему самому не ясными импульсами сделал то, что должен был сделать! Ему и нужно-то было просто ПРИЙТИ СЮДА. Просто подумать о том, о чем он и подумал. Видимо, для него, для
неверующего, воспитанного атеистами в атеистической стране,  этого было
достаточно и ничего большего, от него и не ждали.


***


Андрей получил очень выгодный заказ. Его дала ему, разумеется, через посредника, государственная строительная компания Солель Боне. В трех больших
двенадцатиэтажных зданиях нужно было установить подоконники. Видимо, посредник
плохо посчитал. За каждый подоконник Андрей получал тридцать шекелей. Работая с
двумя подсобниками, даже при самом плохом раскладе, он ставил их штук двадцать в
день. За вычетом зарплаты подсобников у него оставалось, минимум, четыреста
шекелей чистой прибыли в день! По понятиям Андрея, это была просто сверхприбыль!
К сожалению, домов было всего три. Хватило как раз, где-то на три недели. Десять тысяч, за три недели! Всегда бы так! Увы, всегда так не было.
Во всяком случае, он роздал все долги, купил всяких нужных вещей, обновил Ленин изрядно затасканный гардероб, не забыл и себя, и, разумеется, Ваньку.
Утром за завтраком, уплетая невиданные, дорогостоящие йогурты с орехами и
шоколадом, Ванька задумчиво сказал:
; Да, все-таки хорошо быть богатым!
И опять больно сжалось у Андрея сердце, как в тот день рожденья, когда они
подарили сыну конфеты…

Время шло, и на глазах менялся город Ашкелон. Он прирастал новыми районами, в
том числе и усилиями Андрея, ширился, делался солиднее и дороже.
Район Неве Дкалим, где домики, некогда, стояли среди песчаных барханов,
изменился до неузнаваемости. Пески превратились в зеленые газоны, на улицах
появились и стали разрастаться деревья, открылись магазины, детские сады,
поликлиника. Район стал красивым, удобным и… дорогим! Дом, который Андрей три
года назад купил за 40000$, теперь стоил больше 80000.
Сразу за городской окраиной начинались апельсиновые сады. Они тянулись вдоль
побережья до самого Ашдода. Весной в садах начиналось цветение и воздух в Неве
Дкалим наполнялся немыслимым ароматом. Ранним утром, перед работой, Андрей
поливал из шланга свой газон, Ленины цветы, пальмы (их теперь было две), вдыхал
чистый, прохладный воздух в котором запах цветущих садов смешивался с соленым
запахом близкого моря, и думал, что, в целом, все у него получается неплохо, а
что трудно, так ведь никто и не обещал, что будет легко!

***

Чья-то светлая голова придумала, что подписание мирного договора с Иорданией,
должно происходить в пустыне, прямо в тех местах, где когда-то шли бои.
Все приготовили. Соорудили сцену, поставили пластиковые столы и ряды пластиковых же стульев для гостей. Прибыл король Иордании. Он самостоятельно пилотировал свой вертолет! Пресса особенно подчеркивала это важное обстоятельство. Прилетел из-за океана сам Бил Клинтон…
За пару часов до начала церемонии произошла неприятность. Неожиданно налетевшая песчаная буря разметала и унесла всю выставленную в пустыне мебель, флаги, короче, превратила подготовленную для подписания исторического договора площадку, снова в пустыню.
; Видите! Бог не хочет этого! – сказали раввины.
Церемонию немного отложили, снова поставили стульчики, подписали мир. Собственно, это было главное, и пожалуй, единственное достижение правительства партии труда на политическом фронте. В остальном, не сказать, что бы все было хорошо.
На севере, Катюши Хизбалы продолжали обстреливать Израильскую территорию, взрывы  автобусах, торговых центрах и других местах скопления людей стали нормой
повседневной жизни.
После каждого теракта, армия обороны Израиля вдохновенно блокировала сектор Газа, через пару недель блокады в прессе возникал термин «Гуманитарная катастрофа», блокаду снимали, еще через пару недель что-нибудь, где-нибудь взрывалось…Считали погибших, полититки высказывались, Газу снова блокировали. Конца этой карусели не было видно…

***

Через посредника, как обычно, Андрей получил подряд на отделку двух вилл в
поселке, рядом с Ашкелоном.
Он работал на этот раз с компаньоном. Компаньона звали Яшей. Яша был из какой-то таджикской деревни. Яша был хорошим штукатуром и трудягой. По-русски он говорил с изрядным акцентом и мечтал разводить курочек…
Работая с двумя подсобниками, они успешно, за один месяц, закончили первый дом и получили все, что им причиталось. Они начали заниматься вторым домом, а их
посредник, начал тянуть с деньгами и вообще юлить. Андрей понял, что их
собираются прокинуть. Посредника звали Шимон.
Шимон жил в престижном районе Бар Нео на впечатляющей вилле. Основным его
заработком была геодезия и аэрофотосъемка. Для чего ему нужны были строительные
работы, Андрей не совсем понимал. Много проблем, много суеты… Видимо, Шимоном
двигала простая жадность. Как не слупить копеечку, если есть такая возможность?
Когда они сделали половину работы, Шимон, как и договаривались, рассчитался за
сделанное, но половину суммы он дал чеком, который можно было реализовать
немедленно, а половину чеком, отсроченным на месяц. Почему именно так, Шимон
объяснил туманно и неубедительно. Андрей занервничал. Договор, как обычно, был
устный и если Шимон хочет их кинуть, доказать что-то будет очень сложно, да и
времени ходить по судам у Андрея не было.
И тут нарисовался уже знакомый ему посредник, который недавно подогнал Андрею
прекрасную работу по установке подоконников. Он предлагал, на этот раз, собрать
бригаду побольше, и взять штукатурку квартир в многоэтажных домах, в Ашдоде,
все от той же компании Солель Боне. Цены опять были сладкие.
Андрей поехал посмотреть. Солель Боне возводила целый жилой район. Если
зацепиться, то работы там было не на один год. Для начала предлагалось взять
половину двенадцатиэтажного дома. Сроку давалось два месяца.
Андрей прикинул, что нужно человек десять, дабы вписаться в сроки. Такого
масштаба работ у него еще не было. Решение принять просили быстро.
Вернувшись в Ашкелон, Андрей поимел очень короткий разговор с Яшей.
; Что там есть? – спросил Яша.
Андрей рассказал.
; Ты ведь уже работал с ними?
; Да.
; Заплатили все?
; Абсолютно.
; Ты знаешь, что Шимон хочет нас кинуть?
; Конечно.
; Мы кинем его первыми?
; Думаю, это будет правильно. Не все ж нас-то!
; Хорошо. Я смогу привести еще двоих работников.
; Ну, а я думаю, что найду еще человека четыре…
Так они решили. Вечером того же дня, Андрей позвонил Алексу, так звали
посредника, который работал с фирмой Солель Боне, и сказал, что согласен.
Андрей получил в пользование фургончик Рено-экспресс. Утром с Яшей и двумя их
подсобниками, они заехали на виллу, которую решили бросить, забрали свой
инструмент и направились в Ашдод…
Они решили начать с последнего двенадцатого этажа. Кран поднял им, и поставил на огромный, еще без перил, балкон,( к краю которого Андрей приближался с опаской - он боялся высоты) цемент и влажный, уже смешанный с известью песок.
Они начали работать и к вечеру закончили «черную» штукатурку стен здоровенного
салона и еще двух небольших комнат. Они накидали на стены последнюю, на тот день, порцию раствора и в ожидании, пока он подсохнет сели покурить и отдохнуть.
Как раз в этот момент пришел прораб. Он пришел посмотреть сколько и как они сделали.
Андрей удивился, увидев, что прораб принес зачем-то с собой большой, наверное, метровый угольник. Сколько он уже работал на стройках, а ни разу не видел, чтобы кто-то пользовался таким инструментом, при проверке штукатурных работ, он даже представить себе не мог, для чего такой предмет здесь может понадобиться.
Однако, прораб знал, для чего.
Он, не торопясь, обошел комнаты, придирчиво осмотрел стены. Взял двухметровую
штукатурную линейку, проверил выборочно, прикладывая ее по двум направлениям,
насколько ровные получились поверхности, сказал, что неплохо. Затем он поставил
свой угольник в угол салона.
; А вот это плохо! Угол не прямой!
; Придираешься! – протянул Андрей с иронией, не поднимаясь с мешка цемента, на
котором сидел, покуривая сигаретку.
; Да, нет. Действительно плохо. Никуда не годиться! – сказал прораб – Иди сюда, посмотри…
Никогда и никто еще не требовал от Андрея прямых углов. Он знал, что, в принципе, это правильно, так положено, но это скорее, был вопрос к каменщикам. 
Если штукатурка делалась по технологии, прямой угол получался автоматически. Андрей лениво поднялся, демонстрируя всем своим видом, что к нему пристают с глупостью, и подошел к прорабу. Между угольником и стеной на метре длины действительно обнаружилась треугольная щель со стороной сантиметра два. Андрей свистнул удивленно.
; Давай смотреть дальше. – сказал прораб, направляясь в соседнюю комнату.
Там обнаружилось то же самое. В третьей комнате тоже.
Смутная и неприятная догадка шевельнулась в голове Андрея.
; Дайка мне угольник, – попросил он и направился в комнаты где они еще ничего не делали.
Он посмотрел углы на голых, неоштукатуренных стенах. Все они были далеки от
прямых, еще как далеки! Он перешел в соседнюю квартиру. То же. Спустился этажом
ниже, потом еще на три этажа, везде одна и та же картина! Он вернулся на
двенадцатый этаж и подошел к прорабу.
; И что ты от меня хочешь? – спросил он – У тебя весь дом кривой! Я так понимаю, он развернут параллелограммом. Его, наверное, еще при разбивке испортили…
; Угол, после штукатурки, должен быть прямым! Так написано в строительных
стандартах!
; Правда?! – спросил Андрей, не скрывая издевки – Давай посмотрим по всей длине салона!
Он размотал веревку и дал прорабу один ее конец, а сам, продолжая разматывать
клубок, направился в другой угол.
; Ставь угольник! Давай, натянем ее так, что б получился твой прямой угол! –
крикнул он прорабу.
В это время в салон вошел Алекс.
; Алекс! – обрадовался Андрей – Как раз вовремя! Смотри, чем мы тут занимаемся!
Веревка была уже натянута и нереальность задачи стала очевидной. Что бы угол
стал прямым, надо было накидать на стену больше чем полметра раствора.
; Что? Что не так? – еще не понимая в чем дело, несколько растеряно, спросил
Алекс.
; Все не так! – ответил Андрей – У них дом построен параллелограммом, а он
желает, что бы я это исправил!
; Угол должен быть прямым! – с тупым упрямством повторил прораб – Я отвечаю за
этот дом!
; Понятно! – сдерживая злость, прошипел Андрей – Алекс! Я на это не подписывался!
Ребята, давайте, собираем инструмент и поехали отсюда! Алекс, я верну тебе
машину вечером, и если ты серьезный человек, то заплати, хотя бы подсобникам за
сегодняшний день! Обо мне и Яше, я уж и не говорю!
; Ты это серьезно?! – спросил Алекс, обращаясь к прорабу. Он наконец понял
проблему.
; Серьезно. – ответил прораб – Это кусок работы, я понимаю, но стандарты – есть стандарты.
; Понятно. – сказал Алекс, и добавил, обращаясь к Андрею – Подожди, не сходи с
ума, я пойду сейчас поговорю с начальником участка.
Алекс ушел, прораб последовал за ним. Андрей с компанией собрали инструмент и
сели дожидаться Алекса. Минут через десять Алекс вернулся. С ним пришел еще один
человек. Оба запыхались от подъема на двенадцатый этаж и тяжело дышали.
; Смотри, Янив, смотри! – возбужденно объяснял Алекс, пожилому, но высокому и
крепкому мужчине, который очевидно был начальником участка и, видимо, носил имя
Янив – Смотри, как это можно выровнять?! Как можно столько раствора накидать на
стены?! Это не штукатурные работы! Это, это ерунда какая-то!
; Я знаю, знаю… ; поморщившись, сказал Янив – Можно мне линейку? – спросил он
Андрея.
; Можно, конечно. – Андрей пожал плечами, поднялся, взял линейку и подал ее
начальнику участка.
Тот неторопливо оглядел стены, приложил линейку там и сям, заглянул в соседнюю
комнату, улыбнулся.
; Как тебя зовут парень? – весло спросил он Андрея.
; Энди. – ответил Андрей. Он давно привык к тому, что израилетяне не в состоянии выговорить его имя.
; Ты из России Энди?
; Да.
; Откуда из России?
; Из Москвы.
; Москва большой город, а?
; Большой. Послушай, Янив, я не буду делать эту работу!
; Почему, Энди? Мне, как раз, все нравится! А углы… ; Янив подмигнул Андрею –
Понимаешь, у меня прораб марокканец, и вообще дурак, но он хорошо знает порядок и требует ото всех подрядчиков качества. Он полезный дурак. Он и дальше будет приставать к тебе с этими углами, но мы-то с тобой понимаем, что это исправить невозможно, да?
Янив прошелся вдоль стены, разглядывая ее, приложил линейку еще раз, цокнул
языком.
; Хорошая работа, Энди! Ты сделаешь мне белую штукатурку так же красиво? Не
обижай моего прораба, ладно? Просто не обращай на него внимания. ОК? Все хорошо.
Работай спокойно. Все будет в порядке. Я сейчас выпишу Алексу чек, аванс. Он
завтра даст аванс и тебе, Энди! Правда, Алекс?
; Конечно! – ответил с готовностью Алекс. А что ему оставалось?
; Ну, ладно. – слегка удивившись неожиданной благосклонности высокого начальства, ответил Андрей – Тогда мы пойдем, выровняем то, что осталось.
; Да уж! Сделайте одолжение! – сказал Янив, смеясь – Алекс, спасибо, ты привел
мне хороших ребят! Пойдем, я дам тебе чек!
Сказав так, начальник участка покинул квартиру, а Алекс задержался. Довольно
улыбаясь в рыжую бороду, он подошел к Андрею.
; Ну, вот и все! А ты распсиховался: «Уходим! Я не буду!». Это ж Солель Боне! С ними всегда все хорошо. Это государственная компания! Заезжай ко мне сегодня
вечером, я дам тебе чек, ну и вообще поговорим…
Если бы Андрей знал! Если бы он только знал, что единственным честным человеком в этой компании является «тупой» прораб! Возможно, вся его дальнейшая жизнь сложилась бы иначе! Но он не знал. Откуда ему было знать?
Легко быть умным, когда у тебя есть денежный резерв. Когда постоянно нужно
зарабатывать, каждый день, каждый час, когда за неуплату отсудят купленный в
кредит дом, отключат электричество, воду, когда работа нужна, как воздух, плохо
получается быть умным…

***

Лене приснился сон. Он взволновал ее, и она рассказала его Андрею. Лене
пригрезилась ее заведомо покойная, умершая пару лет назад, бабушка, та самая,
прощаться с которой они ездили когда-то в Даугавпилс. Во сне Лена зачем-то
просила бабушку сшить ей черное платье. Бабушка ответила, что конечно сошьет,
только надо купить два черных платка…
Выслушав жену, Андрей только плечами пожал, мало ли, что может присниться?
Бывает и не такое сниться! Вспомнить, хотя бы его собственный сон с крысой!
Какие там платки!

***
Всего несколько дней понадобилось Андрею, что бы собрать для Солель Боне
необходимое количество людей. Их, вместе с Андреем и Яшей стало восемь человек.
По израильским меркам, это была большая бригада. Они работали на новом месте уже неделю, и все получалось здорово. Восемь человек с трудом, но помещались в
Алексов фургон. Проблем с транспортом, таким образом, не было. Задержек с
материалами так же не происходило. Работай себе, да работай! Темп был хороший,
все получалось отлично!
Правда, раздражал «тупой» прораб, который, как и обещал Янив, продолжал
приставать со своими прямыми углами, но понимая, что он безопасен, Андрей
отшучивался и продолжал работать.
Через неделю позвонил Шимон. Он говорил заискивающим, плаксивым голосом, уверял, что и в мыслях не имел никого кидать, настаивал, что вовсе не собирался отменять отсроченный чек. Он говорил, что Андрей поставил его в очень сложное положение, предлагал, даже поменять отсроченный чек на наличные, просил вернуться. Разговор получился долгий и подробный. Закончился он ни чем. Естественно, Андрей не собирался возвращаться.
Шимон пригрозил судом. Андрей, простая душа, только посмеялся. Письменного
договора у него с Шимоном не было. Тут настала очередь смеяться Шимону. Он
записал разговор на магнитофон. В Израиле, в делах такого рода, магнитофонная
запись является доказательством, которое можно предъявить суду…
Не вдаваясь в подробности, скажем просто, что в итоге было заключено мировое
соглашение, по которому Андрей с Яшей вернули Шимону, почти все деньги
заработанные на его вилле. Деньги заработанные совсем нелегким трудом. Это было
очень неприятно, но не смертельно. У них остался аванс Алекса.


***

События развивались стремительно. Не успел Андрей очухаться от шимоновской
внезапной подлянки, как средь более или менее ясного неба, просто грянул гром.
Из Москвы позвонила младшая сестра Лены и сообщила, что их отец скоропостижно и совершенно внезапно скончался. Так же она рассказала, о том, чего долго не
говорили Лене родственники. Вернее, говорили только часть правды.
Лена знала, что ее мать, последний год, чем-то больна, что проходила курс
лечения в больнице, но Лена не знала, чем именно она больна и насколько все
серьезно. А тут, сестра поведала, что у матери оказывается рак. Рак
неоперабельный, и врачи считают, что ей осталось недолго.
После этого разговора, Лена почти не плакала. Она ровным голосом рассказала обо всем Андрею и только к концу ее вроде бы спокойного рассказа, Андрей заметил, что жена находится в состоянии близком к тихой истерике.
Это было ранним субботним утром, в самом начале лета. Андрей взял жену за руку и сказал, не зная, что сказать еще:
; Лен, давай поедем к морю. Нет! Давай даже пойдем…
Она никак не отреагировала на его слова. Ванька увлеченно играл в «Марио», он
осваивал недавно подаренную приставку к телевизору. Он не слышал их разговора,
как завороженный глядя на экран и орудуя кнопками…
; Вань! Мы пойдем, пройдемся! – крикнул ему Андрей, перекрывая электронную
трескотню.
; Ага! – кивнул мальчик, не глядя в их сторону и вряд ли поняв, что именно ему
сказали.
Андрей вывел Лену на улицу, и за руку повел к морю. Она была бледна, смотрела
куда-то внутрь себя, шла, как автомат. Андрей не знал, что сказать ей, что
вообще можно сказать в таком случае?
Молча, прошли они через район Афридар, через парк, где была тень от старых
широколиственных деревьев и через полчаса подошли к центральному пляжу, где в
этот утренний час почти не было людей.
Андрей посадил жену за столик в кафе, на улице в тени, так чтобы были видны
широченный пляж и синее море. Сам сел напротив и заказал обоим капучино.
Капучино, которое Лена так любила и так редко получала. Было еще не жарко, с
моря тянул утренний бриз.
Лена посмотрела на чашку с шапкой белой пены, затянулась предложенной Андреем
сигаретой и вдруг улыбнулась. Улыбнулась не ему, а будто сама себе и
одновременно на ее глазах выступили слезы…
Неизвестно почему, но именно в этот момент Андрей понял, что его мир, его
привычный мир рушится, рушится прямо на глазах и он ничего не может с этим
поделать! На мгновение ему показалось, что все вокруг исчезло, все пропало в
серой пелене, море, пляж, кафе, Лена, солнце, что он остался один среди серой и
холодной пустоты…
; Андрей! – услышал он голос жены – Андрей, давай поедем в Москву. Мне надо быть там!
Это было совершенно невозможно. На это элементарно не было денег.
; Лен, ; начал он осторожно – ты же знаешь…
; Знаю – перебила она. Ее голос был ровным и спокойным. – Я никогда не требовала от тебя чудес. Я все понимаю, но пойми и ты. Мне необходимо быть там! Купи мне и Ваньке билеты в Москву, Андрей!
Он подумал, что сейчас она разрыдается, но этого не случилось. Она продолжала
смотреть на него спокойным, требовательным взглядом и Андрей понял, что отказать
ей преступно.
; Хорошо. – Oтветил он, почему-то чувствуя, что происходит что-то необратимое и бесконечная тоска, которую он так часто ощущал в последние годы, выскочила, как тигр из засады и всей своей чудовищной массой придавила его.

***

Было лето. Были каникулы в школе. Лена и Ванька улетели в Москву к бабе Ноне,
как мечтал когда-то мальчик. Улетели на неопределенный срок, потому, что,
естественно, ничего не было понятно.
Баба Нона умерла через неделю, а еще через две недели, фирма Солель Боне
прокинула Андрея. Да как прокинула!
За месяц и несколько дней они закончили подъезд. Квартиры сияли ровной «белой»
штукатуркой в ожидании маляров. Работа была сделана действительно хорошо. Алекс
был очень доволен, и даже прораб перестал в последнее время приставать с углами.
Наблюдая, как продвигается дело, он довольно цокал языком.
Аванс Алекса, практически весь закончился. Почти половину денег, Андрей, при
согласии Яши, потратил на билеты в Москву. Они договорились, что Андрей вернет
Яшину долю при получении расчета за первый подъезд, потом предполагался второй,
а потом еще… Они вообще, хотели бы стать постоянными субподрядчиками
государственной фирмы. Остальная часть суммы была потрачена на бензин,
инструмент, на жизнь, на авансы тем наемным рабочим, кому особо приспичило.
Принимать работу пришел сам Янив. Он пришел с уже знакомым Андрею угольником,
мрачно пробурчал приветствие, направился в ближайший угол, поставил туда
угольник и объявил, что угол должен быть прямым!
До сознания Андрея даже не сразу дошло, что означает сказанное, однако, на
каком-то другом уровне, не разумом, но кожей он ощутил, что происходит
катастрофа. У него зазвенело в ушах и все поплыло перед глазами. Это
продолжалось мгновение, а потом наступила полная ясность. Такая полная, что
можно было ничего и не спрашивать.
; Янив, ты же говорил… ; начал Алекс, и осекся, потому, что увидел, как Андрей, сжав кулаки, не спеша надвигается на начальника участка.
Янив не проявлял признаков беспокойства и зря! Он никогда прежде не имел дела с «русскими», а Алекс имел и прекрасно видел, что сейчас будет. В его глазах
обнаружилось нешуточное волнение!
Дело в том, что израилетянин в подобной ситуации изображал бы гнев, прыгал бы,
кидал предметы, кричал и ругался целый час, но никогда не тронул бы оппонента,
даже пальцем. Потому, что это чревато, как минимум штрафом, очень крупным
штрафом, а то и тюремным сроком (это помимо штрафа). Каждый коренной житель
земли обетованной с детства знает, что ругаться можно, бить нельзя. Это у них в
крови. Они не представляют себе, что кто-то может наказать их физически!
; Энди! Энди! Эй! Не делай этого! – закричал Алекс, отважно загораживая Андрею
дорогу.
Андрей не видел Алекса, он видел только вязкую, красную пелену и темные силуэты людей. К темному силуэту, который, он знал, обозначал Янива, Андрей двигался, желая его уничтожить, другой силуэт оказался у него на пути и мешал.
Его надо было убрать с дороги. Андрей левой рукой попытался убрать Алекса в сторону, но тот уперся и продолжал мешать...
И вот тогда, будто включили свет в помутненном сознании Андрея, и его медленный бычий гнев взорвался ярким огнем!
; Уйди! – крикнул он по-русски и Алекс полетел в сторону.
Андрей очень отчетливо видел теперь быстро приближающиеся лицо Янива и знал, что сейчас замахнется левым кулаком, а ударит правым, и постарается попасть в нос.
Голова Янива отлетит назад и ударится о стену. Тогда можно будет еще ударить
ногой в живот, а когда он схватится за живот и нагнется, хорошо ударить коленом
в морду!
Андрей совершенно обязательно воплотил бы в жизнь свои замыслы, но Яша и кто-то еще схватили его за руки и держали его бьющегося, как рыба на берегу,
изрыгающего ругань и проклятия, до тех пор, пока силы не оставили его…
Нормальное сознание вернулось к Андрею в тот же миг, когда не осталось сил
вырываться.
; Все! – задыхаясь, прохрипел он – Все! Пустите меня. Я его не трону.
Не вполне веря, товарищи ослабили хватку, но продолжали держать.
; Да отпустите, говорю! – сказал он уже без злости.
Алекс под руку уводил счастливчика Янива из квартиры. Тот, похоже, так и не
понял, чего избежал! Андрея отпустили…
Так он оказался должен своим рабочим семнадцать тысяч долларов. Для Андрея это
были очень большие деньги!
; Ребята, я обязательно рассчитаюсь! – сказал он – Сейчас у меня нечем, но как
только смогу…
Ему поверили. Его даже утешили, мол, не спеши особо, мол, мы все видели, все
понимаем…


***

Он оставил «Рено» около дома Алекса. Просто бросил ключи в почтовый ящик и
поплелся домой. Требовать чего-то от Алекса было глупо, Андрей отлично знал, что
он скажет: «Откуда я должен платить тебе, Энди? Из своего кармана?!»
Яша дал недвусмысленно понять, что, по его мнению, все это было затеей Андрея, и он, Яша, больше не хочет иметь к этой истории никакого отношения.
Шаркая потасканными сандалиями, по красивому, выложенному терракотовым кирпичом тротуару, Андрей шел через, ставший таким симпатичным и уютным Неве Дкалим. Куда он шел? Ему было совершенно все равно, куда идти. Солнце садилось, дома и деревья отбрасывали длинные тени. Вытянутая, нелепая тень Андрея двигалась по тротуару вместе с ним, параллельным курсом. В принципе, он направлялся в сторону дома…
Дома? Приходилось признать, что за все эти годы, Андрей ни минуты не чувствовал себя в полном смысле слова «Дома». Он постоянно находился в гостях. Он так долго был в гостях, что временами, забывал об этом, но что-нибудь, или кто-нибудь, обязательно напоминали ему о том, что он здесь пришлый, чужой человек. Дома…
Пора признаться себе, что твой дом не здесь – невесело подумал Андрей.
Действительно, сколько раз, будто, какая-то высшая сила тыкала его носом: «Не
твое! Не твое!». Это каким же упрямым бараном надо быть, чтобы за столько лет,
не увидеть, не понять этого!
Янив – сволочь! И тут же, Андрей понял, что нет, никакая он не сволочь. Он то,
что здесь называют мамзер. Это сложнопереводимое слово, в зависимости от
контекста, может значить и незаконнорожденный, и артист, и жулик. Пожалуй, ближе
всего, по смыслу, русское слово прохиндей. И произносят здесь слово мамзер,
всегда с ноткой восхищения. Здесь быть мамзером почетно!
О! – скажет завтра про Янива Алекс – Янив – мамзер! Большой мамзер!
Скажет с уважением! Алекс, он тоже мамзер, конечно, но Янив круче! Он больший
мамзер! Он обвел Алекса вокруг пальца, выставил фраером! А вообще-то, конечно,
Алекс, он не фраер…
А кто фраер? А вот этот честный малый Энди. Вот он точно фраер! И не потому,
даже, что Янив его обманул, Янив любого обманет, недаром же он начальник участка
в Солель Боне, а потому, что Энди, не получив денег, собирается платить своим
рабочим. Откуда же он собирается платить? Из своего кармана? Причем, пустого
кармана! Фраер Энди! Точно фраер! Самый настоящий…
Но, как же быть? Может, действительно, надо жить так, как принято в этой стране?
Может, ни надо никому платить? Просто сказать: «Ребят, меня кинули. Вы же знаете. Откуда же мне взять ваши 17000$?!». Что собственно будет, если он им так скажет?
Да, собственно, ничего. Просто выскажут все, что думают, да и пойдут себе по
домам, расскажут своим, какое Андрей, оказывается, говно. Ну и что? Разве с него
убудет?
Андрей очень хорошо знал, что он так не сделает. Потому что, чтобы поступить
таким образом, он должен отказаться от себя. Андрей Журавлев так сделать не мог.
Это мог сделать кто-то другой. Сначала надо было стать кем-то другим. А зачем?
Что бы, наконец, приспособиться к местным условиям жизни? А зачем?
Так, все глубже уходя в черную меланхолию, натыкаясь на все большее число
вопросов, которые не имеют ответов, подошел он к своему дому, и остановился
перед калиткой. Около дома росли цветы, посаженные Леной. Там было кресло, в
котором она любила сидеть. Там была коробка с Ванькиными игрушками. Там в шкафах
были их вещи, много не взятых в Москву вещей. А их, людей, которые были ему
дороги, не было. И без них дом был мертв и не нужен. Кажется, ему вообще ничего
уже не было нужно…
И вдруг, Андрей разозлился.
; К чертовой матери! – сказал он вслух – К чертовой матери, ваши шекели, ваши
дома, вашу гребанную еврейскую страну! Я не могу, не хочу, и никогда не буду
таким, как вы! Пропадите вы все тут пропадом!
В глубине души, Андрей, знал, что несправедлив, что все, на самом деле, не так
или не совсем так, но он не хотел сейчас об этом думать. Он не хотел быть
справедливым! Гнев душил его, и ругая, все что окружало его, он испытывал
облегчение.
; А я еще переживал за вас! Принимал ваши проблемы, как свои! Фраер! Самый
настоящий, фраер!
Он повернулся к дому спиной, ясно поняв, что не хочет туда заходить и пошел
прочь, продолжая мысленно ругать евреев, Израиль и насмехаться над собой. Через
несколько минут, он обнаружил, что идет к морю.
Бессильный гнев его улетучился так же внезапно, как появился. На смену ему
приползла жалость к самому себе. Он остро почувствовал свое одиночество в мире.
Виктор, Сергей, Вера, царица Тамара, Борис, Алексей, Лена, Ванька поочередно
прошли перед ним в памяти. За ними потянулись другие, еще московские друзья и
родственники. Все они были где-то бесконечно далеко от Андрея, а так хотелось
кому-то все рассказать, излить душу, услышать совет или просто слово утешения! «Одын. Совсем одын!» ; вспомнил он фразу из старого анекдота, и горько усмехнулся…
Он шел через Афридар. Мимо старых, по понятиям Израиля, домиков, построенных лет тридцать назад. Домики утопали в зелени, выглядели ухоженными и уютными.
Солнце, все ниже опускавшееся к горизонту уже не пекло, было не жарко, комфортно. Он вошел в парк, через который он столько раз ходил к морю с Ванькой. Ванька уставал от неблизкого пути, и в парке они отдыхали, сидя на скамейке в тени старого дерева.
Андрей не устоял против сентиментального воспоминания и сел на скамейку. Слезы
выступили у него на глазах, и он стер их тыльной стороной ладони. Когда они
увидятся теперь? У них там точно нет денег на перелет, да и были бы, что я тут
буду делать с ними в создавшейся ситуации? И как я из нее буду вылезать? И
сколько это займет времени? Голова шла кругом от этих мыслей. Это было много.
Больше, чем Андрей был в состоянии переварить в этот вечер!
И вдруг, он понял, чего хочет! Не вообще в этой большой жизни, а прямо сейчас, в этот отдельно взятый неприятный момент! Это было так просто! Он расстегнул
поясную сумку, вытащил оставшиеся шекели, пересчитал. Восемьсот шекелей не
считая мелочи. Полно денег!
; Да, провались все! – сказал он себе под нос, поднимаясь со скамейки.
Он вернулся обратно, вышел из парка, повернул на право, на центральную «Афридаровскую» площадь. Вошел в первое попавшееся кафе, и подойдя к стойке, попросил 150 грамм водки. Пожилой, европейского вида, бармен, видимо он же был хозяином, поглядел на Андрея удивленно и неодобрительно.
; Дай еще соку томатного. – добавил Андрей – сколько с меня?
Увидев, что Андрей сразу намерен заплатить, хозяин изменил свое к нему отношение.
; Ты строитель? – спросил он.
Посетителей в кафе не было. Андрей и бармен – хозяин были вдвоем.
; Как ты догадался?
Бармен, молча, показал на заляпанную раствором, пыльную футболку Андрея.
; Вот, черт! Даже не переоделся! Забыл.
; Что день не задался?
На стойке перед Андреем возник возник высокий конусный стакан с томатным соком, из него торчала пластиковая трубочка. Рядом бармен поставил бокал и собирался сыпануть туда льда.
; Лед не надо! – остановил его Андрей – И водку налей не лимонную. Обыкновенную.
; Как скажешь… ; бармен покачал головой. Отмерил 150 грамм и вылил в бокал.
; Ле Хаим! (За жизнь!) – провозгласил Андрей, и проглотил разом все содержимое.
Бармен восхищенно крякнул.
Андрей вытащил из томатного сока трубочку, отпил несколько глотков холодного,
свежего сока и поставил стакан обратно на стойку. Повертел в пальцах трубочку, и
не зная куда ее деть, засунул обратно в стакан. Ощутил, как загоревшийся в
желудке приятный огонек разбегается по сосудам, по всему телу…
Он вытащил сигарету, закурил, напустил в кафе дыму. Бармен поставил на стойку
пепельницу.
; Налей еще сто грамм – попросил Андрей.
Бармен взглянул на него с интересом, и взялся за бутылку, но Андрей передумал и остановил его. Ему хотелось к морю, оставаться в этом кафе у него не было
особого желания. Между тем, он понимал, что если выпьет еще, он уже вряд ли
захочет куда-то идти. Он допил томатный сок, докурил сигарету. Поблагодарил
бармена и вышел. Снова вошел в парк, прошел мимо ТОЙ скамейки, на этот раз
ничего не почувствовав. Он уже выходил из парка с другой, ближней к морю стороны, когда молчаливо висевший у него на поясе телефон, ожил.
Кто бы это мог быть? – удивленно подумал Андрей, нашаривая аппарат.
; Ты где? – весело осведомился Саша – Привет! Сегодня пятница. Меня отпустили
домой на пару дней.
; Здорово! – Андрей был рад слышать приятеля – А я иду на море.
; На море?! Чего это, на ночь глядя?
; Да нет. Я не купаться. Хочу в кафе посидеть.
; Что это вдруг? Много денег заработал?
; Угу. Вагон и маленькую тележку. Приходи, расскажу.
; Хорошо. А где ты будешь?
; Ну, давай в том кафе, не помню, как оно называется… На берегу, где еще живая
музыка марокканская…
; А… понял! Ну, жди, я уже иду!
Когда Андрей пришел на берег, было уже почти темно. В кафешках зажигались
цветные огоньки, и в море, где-то на линии горизонта, медленно двигались огни
кораблей. В заведении, где они с Сашей договорились встретиться, было довольно
оживленно. Андрею, даже на первый взгляд, показалось, что нет свободных мест, но
это было не так. Приглядевшись внимательнее, он нашел замечательный столик, с
края, ближе к морю, у самых перил, ограждавших площадку кафе. Он сел, выложил на
стол телефон, сигареты, чиркнул зажигалкой, откинулся на спинку пластикового
кресла, развалился.
Прочь! Прочь все мысли! Я буду думать обо всем потом, а сейчас просто напьюсь!
Откуда это? А!
«Я нигде без тебя не утешусь. Пропаду без тебя, моя Русь!
Вот вам крест, что я завтра повешусь, а сегодня я просто напьюсь!»
Как замечательно! Как верно сказано! Чья это песня? Не помню, не важно. Только
вот я не повешусь! Вот хрен вам всем, не дождетесь!
Подошла официантка, принесла меню. Посмотрев на меню, Андрей неожиданно понял,
что хочет есть.
; Принеси мне пива. Обыкновенного, Gold Star, – попросил он – а я пока подумаю о еде.
; Значит, одно пиво Gold Star? – внимательно повторила девушка.
; Совершенно верно! – ответил Андрей по-русски. В нем просыпалась веселая злость, хотелось паясничать.
; Что? – очень серьезно и удивленно переспросила барышня.
Андрей прочитал имя на бейдже, Малка. Нелепая ассоциация с Малаховкой на
мгновение возникла у него в уме. Он улыбнулся.
; Все в порядке, Малка. Все правильно. Пожалуйста, принеси мне одно пиво Gold
Star!
; Да. Один Gold Star – механически повторила Малка, механически улыбнулась и
удалилась.
Андрей взял трубку и набрал Сашин номер.
; Сань, что ты будешь есть?
; Есть? – ошарашено спросил Саша – Не знаю. То же, что и ты…
; Я, наверное, хочу шашлык. – задумчиво сказал Андрей.
; Шашлык, так шашлык, годится. – Непритязательно согласился Саша.
; Ты далеко?
; Да нет, буду минут через десять…
; ОК. Жду!
Малка вернулась и поставила на столик запотевший бокал пива.
; Спасибо, Малка! – улыбаясь, не менее искусственно, чем девушка, сказал Андрей – Значит, так, Малка. Сейчас придет мой друг, Малка. Принеси нам, пожалуйста, Малка, два шашлыка из говядины… Из свинины у тебя ведь нету?
; Конечно, нет! У нас кошерный ресторан!
; «У нас кошерный ресторан» ; передразнил Андрей, и вдруг ему стало стыдно.
Ну, она-то чем провинилась? Нашел на ком отыгрываться! Ладно…
; Я пошутил. Извини. Так, два шашлыка из говядины, салат из помидоров, два
томатных сока и водки «Кеглевич», бутылку.
; Бутылку? – переспросила опять Малка, будто он попросил бог весть чего.
; Ну, да. Бутылку. – кивнул ей Андрей.
Девушка пожала плечами и удалилась.
Снова взглянув на пиво, Андрей понял, что он не просто хочет пить, а очень хочет!
Жадно, в три глотка он опорожнил бокал. Пиво было очень холодным и показалось
ему невероятно вкусным!
Андрей снова закурил и повернулся к морю. Было уже совсем темно, взошла луна, и колеблющаяся дорожка протянулась от нее по черной воде к пляжу. Огни кораблей на горизонте рядом с луной уже не казались яркими. Медленно, едва заметно
двигались они вдоль берега…
«Корабли постоят и ложатся на курс,
Но они возвращаются, сквозь непогоды.
Не пройдет и полгода, и я появлюсь,
Что бы снова уйти, на полгода».-Зазвучал в голове у Андрея знакомый, хриплый голос Высоцкого.
«Возвращаются все, кроме лучших друзей.
Кроме самых любимых, и преданных женщин!
Возвращаются все, кроме тех, кто нужней…»
; А! Вот ты где! Привет! – к столику подходил улыбающийся Саша. Он был в военной форме.
; Привет! – ответил Андрей. Он действительно был рад видеть приятеля – Почему ты так великолепно одет?!
; Да, блин, на себя посмотри! Штукатур! Я-то ключи забыл в части, а дома чего-то нету никого. Не знаю куда все подевались… Даже не переодеться…
; Ну и я ключи забыл! – засмеялся Андрей – А форма тебе к лицу!
Саша сел напротив.
; Так, по какому поводу гуляем? – спросил он с неподдельным интересом. Было
видно, что он и впрямь, надеется услышать какие-то хорошие новости.
; По случаю наступления шабата, Сань! – ответил Андрей. Он решил пока не
расстраивать товарища и не загружать его своими проблемами. – Я все заказал,
сейчас принесут. У нас такая замечательная официантка! Малкой зовут!
; Малкой? Королевой? Ты уже познакомился?!
; Почему королевой? А, ну, да! Малка – королева! А я чувствую, что-то знакомое, а не сообразил. Вот у них имена, а?! Да, вот она…
Девушка несла поднос с Андреевым заказом.
; Угу! – Саша покосился на большую, 0.8 литра, бутылку – Серьезно! А ты тут пиво пил? Я тоже хочу!
; Ну, тогда и я еще выпью пива!
; Девушка, еще два пива, пожалуйста! – заказал Саша.
; Ну, давай за удачу! – Андрей налил по первой рюмке.
; Нельзя пить за удачу! А ты, Андрей, вечно за нее пьешь. Потому тебе и не везет всю дорогу!
Саша говорил на почти правильном русском, но с немыслимым украинско-ивритским
акцентом. Андрей, правда, давно привык к этому. Такая речь не была в Ашкелоне
редкостью и не раздражала его.
; За удачу всегда пил и буду пить! – выпив и сморщившись, ответил Андрей – А «не везет» ; это, Сань, понятие относительное…
Он нацепил на вилку кусок помидора, поднял его кверху и состроил умное лицо.
; Что значит «не везет»? Вот я, например, жив и здоров до сих пор. А мог бы уже сто раз быть и не жив, и не здоров, правда? Так, может, мне, наоборот, везет?!
; Да, ну тебя на фиг! – засмеялся Саша – Умеешь ты все запутать – это уж точно!
Малка принесла им пиво. Саша выпил свой бокал до дна, также жадно, как, чуть
раньше, это сделал Андрей.
; Вкусное  какое! – радостно сказал он. Он весь светился от удовольствия, даже
на щеках его заиграл румянец.
Андрей тоже сделал пару глотков и согласился, что вкусно. Они налили по торой,
потом по третьей. Потом на эстраду вышли музыканты, и загремела, напоминающая
арабскую, марокканская музыка. Андрей вспомнил, как первое время такая музыка
раздражала его, а теперь вот стала нравиться…
«Тяжело мне! Ты далеко от меня!
Тяжело мне! И кровать очень холодная!»
С надрывом выпевал лихую мелодию смуглый паренек, танцуя на самом краешке сцены.
Люди потянулись танцевать…
; Глупость какая! Лучше бы не понимать слов. – задумчиво сказал Саша.
Дальше, Андрей не очень хорошо помнил, что происходило. Они ели шашлык, пили.
Саша рассказывал какие-то истории из армейской жизни, было смешно. Потом водка
кончилась. Они заказали пива, потом еще был графинчик с водкой. Потом все стало,
как в тумане. В этом веселом тумане звучала медленная мелодия и Сашка, поймав за
руку Малку, тянул ее танцевать, а она упиралась и кричала ему что-то. Потом,
какой-то «местный» хватал Сашку за плечо, а тот, развернувшись, оттолкнул его. «Местный» упал на соседний стол, разлетелись бокалы, тарелки. Потом, Андрей и Саша стояли спиной к спине, а вокруг бесновался народ. Им что-то кричали, но что Андрей не мог разобрать. Было забавно, что какой-то абориген размахивал перед ним электрошокером, но подойти на расстояние вытянутой руки боялся. А потом, кто-то очень быстро и внезапно налетел сбоку, и Андрей обнаружил себя лежащим на полу, а руки его оказались за спиной. Он все пытался развести руки, но что-то
удерживало их очень надежно, и только, когда Андрей снова почему-то оказался на
ногах, и увидел вокруг себя нескольких мужчин в полицейской форме, увидел Сашку
с руками за спиной, только тогда он сообразил, что на него надеты наручники, и
это обстоятельство показалось ему ужасно смешным…
Их просто отвезли к Андрею домой. Видимо он назвал адрес, и их отвезли. Видимо
они не успели сильно набедокурить. Наверное, сыграла свою роль Сашина военная
форма. Израилетяне очень уважают своих солдат. В общем… повезло!
; А ты говоришь: «Нельзя пить за удачу…»! Пошутил Андрей утром, когда они
направлялись к магазину за пивом.

***

В телефонном разговоре он ничего не рассказал Лене про случившуюся катастрофу.
Ей и так было не сладко. Он сказал, что ей и Ваньке придется задержаться у
сестры на некоторое время, возможно, на полгода. Он сказал, что скоро пришлет
денег. Он сказал, что скоро, вся их жизнь изменится. Он просил не о чем не
спрашивать и просто поверить ему…
Странно, но Лена согласилась. Видимо, он настолько сильно поверил в задуманную
авантюру, что его уверенность по телефонным проводам передалась и жене.

***

Их дом стоил уже 125000$! Нереальные деньги за клочок земли и сооружение из ДСП и гипсокартона! Он решил, что пора продавать. Возможно, это было самое разумное, что он мог сделать в той ситуации.
После продажи дома, возврата кредита, процентов и всех прочих долгов у него
осталось 35000$. Хотя бы раз в жизни он угадал. Через несколько месяцев,
безмерно раздутые цены на недвижимость резко покатились вниз.
Так будет и дальше! Все будет прямо и точно в моей жизни! Очень вы умные, как я погляжу, буржуины в своем буржуинстве! Ничего! Я вам всем еще покажу! –
восторженно, с настоящим душевным подъемом думал Андрей.
Любопытно, конечно, что и кому он собирался показать, да еще тем способом,
который он для этого выбрал, но как-то никто не спрашивал Андрея ни о чем. Вот
был бы Сергей рядом, тот обязательно спросил бы! Но Сергея-то рядом и не было…
Андрей решил, что все-таки, он имеет право позволить себе кое-что. Он купил те
шмотки, на которые давно засматривался. Не один год они манили его и были
совершенно недоступны. Собственно, ничего особенного. Качественная итальянская
кожаная куртка, шикарные замшевые мокасины с кожаными шнурками, ремень в цвет.
Несколько дорогих футболок и пара джинсов Levi S. Вот и все. Вот и все! Но какое он получал удовольствие, когда перед ним заискивали хозяева бутиков!
Вот так вот! – злорадно думал он – Всю дорогу, все эти годы вы воротили от меня носы, заслышав русский акцент, а оказывается, покажи вам тысячу шекелей, и вот, вы готовы вылизать всю жопу! И кто вы после этого?!
Он нарочно подогревал свою обиду и злость. Нарочно не давал себе остыть.

***

Только с третьей попытки, Саша сумел так двинуть Андрею под глаз, что у того
образовался впечатляющий синяк.
; Вот! Годится! – сказал довольный Андрей, рассматривая себя в зеркало.
Затем, он отправился в поликлинику и зафиксировал синяк документально. Потом они с Сашей (Саша был свидетель) отправились в полицию. Андрей поведал дежурному
офицеру, как трое негодяев, на пляже, избили его, потому, что увидели у него на
шее крест, а Саша все подтвердил.
Дежурный офицер не верил ни единому слову, смотрел с ненавистью. Кроме всего
прочего, он, явно, даже не догадывался, для чего эти русские ломают перед ним
такую глупую комедию. Тем не менее, он естественно запротоколировал весь
рассказанный ему бред и выдал Андрею справку, о приеме его заявления и
о возникновении уголовного дела по факту нанесения побоев на почве религиозной
неприязни.
Именно это Андрею и было нужно.

***

Андрей стоял на обрыве рядом с развалинами старой мечети. Внизу, далеко, у него под ногами шумело море. Андрей смотрел на волны и говорил вслух. Стесняться было некого, здесь никто не мог его слышать:
; Прощай, море синее! Прощай, море свободное и любимое! Только тебя я и полюбил на этой черствой, сухой земле! Тебя и, может, еще немного Иерусалим, золотой, сказочный город. Город, который отверг мою любовь. Но ты, море, не забывай меня, ладно? Возможно, когда-нибудь я еще встречусь с тобой, ласковое мое, Средиземное море! О тебе, только о тебе, а не о земле обетованной, земле
жестоких хитрецов, буду я скучать вдалеке!
Он говорил с надрывом, с самым настоящим, искренним чувством, а лазурное море
мерно катило на песчаный берег волны увенчанные белыми барашками, как делало оно
это и тысячу лет назад, и как, вероятно, будет делать и через тысячу лет после
того, как Андрея не станет на свете…
Он постоял над обрывом еще немного, обвел последний раз горизонт взглядом,
повернулся на сто восемьдесят градусов, и зашагал прочь. Он шел по улицам
Ашкелона, по знакомым улицам города, который он теперь ненавидел. Вернее, он
почти убедил себя, что ненавидит его.
Он шел, гордо подняв голову, и ядовито улыбался, глядя по сторонам.
; Я больше не буду вашим рабом маленькие хитрые жители маленькой восточной
страны! Я больше не стану молиться вашему богу – богу денег, богу алчности!
Клянусь, вы не заставите меня снова играть по вашим правилам! И в Россию я тоже не вернусь, просто потому, что вы скажете: «Уполз обратно. Туда ему и дорога!», а там многие скажут: «То-то же! Обратно приехал! Ничего там не сумел!». Нет, так не будет, мои маленькие друзья! Я свободный человек и теперь только я буду распоряжаться своей судьбой! Я буду жить так, как нравится мне и только мне! А за урок, за жестокий урок спасибо тебе, Эрец Исраэль! Спасибо тебе крошечная страна мелких людишек, за это, но и только!
Вряд ли кто-то уж так беспокоился и думал о судьбе Андрея, как в Израиле, так и в России, но в тот момент, он совершенно искренне считал, что должен ИМ ВСЕМ, (а может, на самом деле, просто себе?), что-то доказать.

***

Изучив полицейскую справку и выслушав душераздирающий рассказ о религиозных
преследованьях в Израиле, офицер канадской иммиграционной службы, сидевший в
кабинетике, прямо в аэропорту города Монреаля улыбнулся. Он прищурился на Андрея, и сказал на очень приличном русском:
; Знаете, месье, в Канаде, вам тоже могут нанести побои. Здесь это не редкость!
Андрей и ухом не повел, он консультировался, он готовился, он был уже не тот
наивный молодой человек, который когда-то сбежал (иначе не скажешь) из
перестроечной Москвы. Он знал, что офицер может говорить, что угодно, но решать
признавать Андрея беженцем или нет, будет вовсе не он, а суд.
В Канаде были странные законны. Заявление абсолютно любого прибывшего в страну
человека, что он-де подвергался где-то такое преследованиям, и ищет в Канаде
убежища, рассматривалось. Само собой было ясно, что никаких беженцев из Израиля
быть не может, если только эти беженцы не палестинские арабы. Тем не менее, суд
предоставлял статус беженца многим. Очень многим. По-видимому, Квебек просто
нуждался в людях. Какими критериями руководствовалась иммиграционная служба,
понять было сложно. В пользу Андрея (как ему объяснили сведущие люди) однозначно
говорил возраст, здоровье и высшее образование. Против -  профессия учителя
истории (хотя, он ведь был еще и дипломированный штукатур и
стройподрядчик) и полное незнание языка французского. Однако, он точно знал, что шансы у него есть. Много шансов!

***

Он прилетел в Монреаль в конце сентября. В Израиле был разгар лета, а тут Андрей вышел из самолета в осень. В ту самую, знакомую с детства, настоящую золотую осень, которой он не видел так много лет!
Стояли погожие дни, совсем такие дни, какие изредка случаются осенью и в Москве.
Небо было голубым, драгоценное северное солнышко ласковым, ветер свежим. Здесь
были клены с красными листьями и березы в золоте. Здесь был «Старый Монреаль» с
кривыми уютными улочками, с двухэтажными старыми домами, со стенами, потемневшими от времени. Это был город с историей и душой. Город на острове,
город у слияния двух великих рек.
Реки, целые реки пресной воды! Прохлада, не промозглая ветряная сырость, а
настоящая, стеклянная осенняя прохлада! Мосты! Просто мосты через реки…
Как же, оказывается, всего этого не хватало ему! Как же он, оказывается, хотел
видеть все это!
«Над Канадой, над Канадой,
Над Канадой небо сине.
Над Канадой, над Канадой,
Меж берез дожди косые.»
Понравился ли Андрею Монреаль? Понравился – это не то слово! Этот город вызвал у него эйфорию!
Он нарочно снял «студию» в старом доме. В доме, где под ногами поскрипывали
деревянная лестница и паркетный пол, а из окна было видно березу. Березу, с
листвой наполовину золотой, а наполовину еще зеленой. Конечно, он видел город,
так, как видят его туристы. То, что видел Андрей, скорее всего, был не совсем
настоящий Монреаль. Он осознавал это, но ему было все равно.
Ему платили «Вэлфер». Он не работал. Просто не хотел. Денег хватало на аренду
студии, на питание и маленькие радости, вроде сладостей, фруктов или нескольких
бутылок пива раз-другой в неделю.
Полный, глубокий покой снизошел на моего издерганного, безмерно уставшего от
постоянной борьбы за выживание героя! Он знал, что Лена с Ванькой в Москве, в
доме лениной сестры, что у них более, чем достаточно денег на полгода безбедной
жизни. Он знал, что в Израильском банке у него лежит надежных 25000$, которые он может снять, как только понадобится. Он отдыхал. Отдыхал за все последние семь лет.
Утром, он шел на бесплатные курсы французского языка. Он получал настоящее
удовольствие от учебы! Ему нравился язык, нравилось узнавать его. Нравилось
просто писать ручкой в тетради, листать учебник…
Наверное, среди товарищей по изучению языка, таких же «беженцев» с Украины, из
России, еще бог знает откуда, он заработал репутацию странного человека. Он не
хотел людей. Если к нему обращались, отвечал холодно и односложно. На переменах,
когда народ собирался кучками и обсуждал всякую эмигрантскую ерунду, Андрей
выходил на улицу в одиночестве, курил, просто смотрел вокруг на дома, на деревья, на небо и улыбался…
Он любил гулять по городу. Он любил просто стоять на мосту и смотреть вниз на
бегущую речную воду, вдыхать запах реки…
Как-то случайно, гуляя по улицам, он нашел магазин, где продавали русские книги.
Он стал жадно читать. Он много лет не читал ничего, кроме Израильских газет. Он перечитал любимые старые книги и много новых, тех, за которые раньше боялся
браться, ибо они казались ему слишком сложными.
Время шло, а он просто ждал суда. Несколько раз его вызывали на допросы в
иммиграционную службу. Он спокойно врал о преследованиях, которых не было, и сам
начинал верить в свои байки. Почему-то он был уверен,  что бы он не рассказал
чиновникам, это никак не отразится на решении суда. Ему казалось, что суд будет в своем решении руководствоваться вовсе не тем, что он расскажет…
Он поделился этими соображениями с бесплатным адвокатом, которого ему
предоставили. Тот, выслушав Андрея, пожал плечами и практически согласился с ним, сказав только, что его легенда в любом случае, должна быть правдоподобна.
Она и была правдоподобна настолько, насколько может быть правдоподобным заведомое вранье…
Бывало, он улыбался блаженно, мечтая, как получит статус беженца, легализуется.
Снимет квартиру побольше, вызовет семью. Как встретит Лену и Ваньку в аэропорту, привезет их в их новый дом. В дом, где все будет готово к их прибытию. Как будет показывать им город…
Потом, он пойдет на курсы и станет водителем грузовика. Он будет гонять фуры
через всю эту огромную страну. Он будет ездить мимо этих лесов, полей, рек и
озер. Он будет странствующим наблюдателем. Он будет просто любоваться этой
странно близкой ему страной, а крутить баранку он будет автоматически. Они будут
жить обеспеченно и спокойно. Счастье! Только счастье видел он впереди!
Он не просто не извлек урока, он начисто забыл про картинку с детьми и
апельсинами на зеленой травке. Ему уже шел тридцать второй год, а он все еще, не
смотря на все пережитое, оставался романтиком. Он просто немножко сошел с ума…

***

Наступила зима. Самая настоящая зима. Со снегом и морозами. С ветрами и метелями!
Он был рад и зиме! В снегопад он выходил на улицу и по долгу смотрел, как в
темном ночном небе кружится снег, вдыхал сладкий морозный воздух. Замерзнув,
уходил домой, готовил кофе, и сидел у окна, наблюдая за полетом снежинок в луче
фонаря. В студии было тепло и уютно. Светила мягким успокаивающим светом
настольная лампа, освещала раскрытую книгу на столе. Дым от его сигареты улетал
в форточку, в ночь, в снег.
А потом еще был одинокий, тихий и счастливый новый год. Он позвонил в Москву и
пообещал Ваньке, что они встретятся скоро, совсем скоро и больше никогда не
будут расставаться…

***

В марте, суд отказался признать Андрея беженцем, и предписал в течении десяти
дней покинуть Канаду, без права последующего въезда на территорию этой страны…

***

Когда облака кончились, под крылом появилась бесконечная голубая гладь моря.
Потом, впереди и чуть правее обозначилась желтая полоска берега. Самолет
снижался.
; Смотри Эльад! Видишь это желтое? Это наш берег! Там наша страна! – объясняла
очень серьезно мама, мальчику лет пяти-шести.
Это прозвучало так лицемерно-трогательно, так омерзительно знакомо, что Андрея
перекосило, будто от зубной боли.
; Вот и все. – тупо думал он – Вот и все!
Огромный, трансатлантический Боинг-747 неумолимо снижался, и далекая полоска
берега быстро обретала черты знакомой и невыносимо чужой страны.
Пассажиры, главным образом израильские туристы возвращавшиеся домой из
увлекательной поездки на далекий американский континент, радовались. Они
смотрели в иллюминаторы, жадно узнавали знакомые черты Тель-Авива, указывали
друг другу на какие-то детали внизу…
Когда лайнер мягко коснулся полосы, все закричали и зааплодировали пилоту, а
Андрей почувствовал, как слезы стекают у него по щекам и это не были слезы
радости, нет!

***

Почему, интересно, он так не хотел возвращаться домой в Россию? Можно
перечислить массу причин, но ни одна из них, вероятно, не будет достаточно
убедительной. Вероятно, он и сам толком не знал почему.
Между тем, думается, все было, как обычно, очень просто. Семь лет назад, он
улетел из Советского Союза, который затем, как-то подозрительно легко
превратился в Россию. Он улетел навсегда, не допуская мысли о возможном
возвращении, и эта страна просто перестала для него существовать. Вернуться туда, означало попытаться воскресить прошлое, а все знают, что в реку нельзя войти дважды. Конечно, он не отдавал себе в этом отчета, но очевидно чувствовал,
бессознательно догадывался, что ему нечего там искать, что там уже ничего нет из
того, что он хотел бы обрести.
В Израиле ему тоже нечего было делать, но туда он был выдворен насильно. Он
считал, что у него нет выбора, но я позволю себе повториться, на самом деле,
выбор-то есть всегда…

***

Он полагал, что ему хочется, как можно скорее воссоединиться с Леной и Ванькой.
И он действительно хотел этого, но ему казалось, что еще не время, что сначала, он должен все подготовить, решить все материальные и жилищные проблемы, чтобы им, его любимым людям, было хорошо.
На самом деле, он просто был не готов взять на себя ответственность за них. Где-то в глубине души он боялся, что опять не справится. У него не было сил взвалить на плечи ношу. Он утратил боевой дух, как потрепанная, разбитая армия.
Сам того не зная, он отошел, что бы произвести перегруппировку сил и встал лагерем, затягивая время, не признаваясь самому себе, что война уже проиграна…
Он снял дешевую квартирку в старом, населенном выходцами из Марокко, районе
Ашкелона. Он зачем-то купил подержанную, изрядно потрепанную машину. Он
устроился охранником и дежурил ночами в торговом центре, а днем учился в
колледже компьютерной графике.
Он убедил себя, что талантлив в этом. Что, закончив колледж, станет хорошим
дизайнером рекламы и будет зарабатывать хорошие деньги, и вот уже тогда…!
Очень возможно, что так и было бы. Очень возможно, что это могло бы быть, но,
наверное, все согласятся, что гораздо легче переводить в Москву, совсем не
большие по израильским меркам деньги и знать, что там все хорошо, что все сыты,
обуты (в чужом доме), что сын учится в платной еврейской школе, где он,
естественно, знает иврит лучше всех. Быть спокойным за них, а самому
зарабатывать немного, совсем при этом не напрягаясь, учиться тому, что тебе
нравится и жить будущим, нежели имея рядом реальных, а не виртуальных,
практически, любимых людей, каждый день бороться за их и свое счастье.
Но давайте не станем осуждать моего героя, за малодушие. Он сдался не просто так, он боролся, проиграл, и теперь, действительно смахивал на разбитую армию…

***

Моше поднялся в тот день в четыре утра, в пять он уже приехал в Беер-шеву,
подъехал к складу фирмы «Тнува» и встал под загрузку. Он кемарил в кабине своего
грузовика, пока два погрузчика набивали его контейнер коробками с помидорами.
Помидоры предназначались на экспорт. Они собирались, чудаки, плыть куда-то в
загадочную северную Европу.
К семи часам погрузка была закончена и Моше с удовольствием запустил двигатель
своего тягача. Его «mack» был новый, а главное собственный. Моше взял его в
лизинг, заплатив половину стоимости наличными. Он пятнадцать лет водил чужие
грузовики. Пятнадцать лет наблюдал, как богатеют хозяева, и завидовал, и копил,
и мечтал.
И вот мечта сбылась! В сорок пять лет он стал, наконец, обладателем
собственного тягача! Теперь оставалось только работать. Только скорее отбиться
от долга, и начнется другая жизнь, жизнь в которой он сам будет себе хозяином.
Богатым хозяином!
В восемь тридцать он въехал на территорию Ашдодского порта и встал в очередь
таких же грузовиков на разгрузку. Ему предстояло оставить здесь груженый контейнер, а самому ехать в Эйлат. Там его ждал такой же прицеп набитый, на этот
раз, телевизорами, которые, преодолев неописуемо огромное расстояние, прибыли
морем из какой-то Кореи. Корея эта, как представлялось Моше, была сплошь набита
телевизорами, видеомагнитофонами и прочей этой новомодной дребеденью.
В ашдодском порту, как всегда была неразбериха, он проторчал там без всякого
толка до двенадцати часов, а потом начался обед. Моше выругался, прокляная в сердцах портовых бездельников, пошел к знакомому киоску, купил себе шварму и
бутылку Кока-колы. Это был его обед. В два часа он, наконец, разгрузился и
налегке помчался в Эйлат. Он торопился, ему хотелось до темноты проскочить
неприятный горный участок дороги.

***

Андрей будто очнулся. Он даже протер глаза, как после сна. Ничего себе задумался!
Солнце уже ушло из зенита, горы стали отбрасывать тени. Сколько же он просидел
так? Очень хотелось пить. Он вспомнил, что, вроде, в бардачке должна валяться
купленная неделю назад и почему-то не выпитая бутылочка спрайта.
Он поднялся на ноги, еще раз окинул взглядом Лунную долину, потянулся, разминая суставы, и вдруг сообразил, что его машина, так и стоит поперек дороги!
Вот, елки! Это что же? За все это время, никто ни разу не проехал мимо? Дела!
Он перелез через отбойник и направился к машине. Как же оторвать чертов бампер?
Он открыл багажник. Домкрат, баллонный ключ. Ключом попробовать? Есть в бардачке спрайт или я все же выпил его?
Ему очень хотелось пить…

***

Дорога была совсем пустая, ехать удавалось быстро, и Моше совершенно успокоился.
Он явно успевал миновать горы до темноты. Он немного сбросил скорость, когда
шоссе начало петлять и постепенно превращаться в серпантин. Горы отбрасывали на дорогу тени, и солнце уже не слепило глаза. Моше снял темные очки, и, услышав
приятную мелодию, сделал приемник погромче…

***

Ладно, сначала попью, если только там действительно есть спрайт – решил Андрей.
Он обошел машину с пассажирской стороны и взялся за ручку передней дверцы. Какой-то звук долетел до его ушей, но тут же порыв горячего ветра заглушил его…

***

Песенка, порадовавшая Моше, оборвалась, и началась та самая, до смерти надоевшая реклама йогурта «Денвер». Он выругался, направил свой грузовик в поворот и протянул руку к приемнику, убрал громкость и поднял глаза на дорогу…

***

Андрей уже начал открывать дверцу, когда снова услышал звук. На это раз звук был близкий и хорошо знакомый – это был звук мотора. Андрей обернулся.

***

Подняв глаза, Моше увидел раскорячевшееся поперек дороги 309-е Пежо и человека
стоящего около машины. Человек бесконечно медленно поворачивался к нему. Моше
был опытным водителем, но все произошло слишком внезапно, все, что он успел –
это продавить тормоз до пола. Естественно, в первое мгновение, это никак не
отразилось на скорости идущего под гору, даже без контейнера очень тяжелого
грузовика…

***

Андрей успел увидеть блестящую хромированную колоннаду радиаторной решетки на
фоне канареечно-желтой кабины, прочитал короткое крупное слово «Mack», и в
следующее мгновение он перестал существовать.
Мне бы хотелось написать, что Андрей увидел сверху, как желтый грузовик отбросил его машину на обочину, как поднявшись еще выше, он увидел сверху гористую пустыню Негев, а затем и моря, Средиземное на западе, Красное на юге и Мертвое на востоке. Я бы хотел рассказать, что ему стало легко и грустно, что он
простился с этой землей без сожаления, словно тяжкое бремя свалилось с его плеч…
Но, увы! Ничего этого не было. Сознание Андрея просто погасло, как гаснет,
перегорев, электрическая лампочка…