Виктор Кочетков
Цветы ненастья
Глава первая
*Обское море – Обское водохранилище
Летнее утро купалось в играющих солнечных бликах. Обское море* безбрежным переливающимся зеркалом отражало невесомо клубящиеся облака. Мягкий бриз наполнял упругие паруса скользящей прогулочной яхты. Рассекая водную зыбь, срывая с волн клочки искрящейся пены, «Анабелла» с легким креном направлялась в Бердский залив.
Ровный свист теплого ветра, крики чаек, чувство неудержимого движения вперед наполняли сердце романтичным трепетным волнением. Открывающаяся панорама с живописными островками привлекала взгляд. Идущие в туманном мареве теплоходы терялись в сиреневой дымке. Лепестки парусов возникали прямо по курсу и тут же исчезали, сливаясь с синевой волн.
Тугой грот и огромный раздутый ветром стаксель тихо потрескивали, напрягаясь угловыми шкаторинами. Высокая алюминиевая мачта постанывала в пазах стеклопластикового корпуса, палуба отсвечивала тусклым блеском тиковой доски.
Ольга стояла на кормовой площадке, крепко держась за ванты. В упоении головокружительного полета счастливым взглядом устремлялась в заоблачные сферы. Возвышенное настроение звенело серебристыми струнами. На баке умело управлялся с парусом Антон, ее любимый, самый любимый на свете человек, а теперь еще и жених. Неделю назад они подали заявление в загс, и скоро состоится бракосочетание и свадьба. Сумасшедшие отношения продолжались более полугода. Она не понимала, чем смогла так заинтересовать его, но он совершенно потерял голову и в буквально смысле носил ее на руках, ни на мгновение не желая расставаться. Девушка и не заметила, как провалилась в его любовь, как чувства с невиданной силой запылали внутри, а мысли и будущие устремления оказались связанными только с ним.
Ольга перешла на последний курс института и рассчитывала закончить вуз с красным дипломом. Сама родом из небольшого, затерянного в сибирских лесах села приехала в Новосибирск и без проблем сдала вступительные экзамены. Три с половиной года прожила в общежитии, сосредоточившись на учебном процессе. После того как она встретилась с Антоном, вся серая будничность студентки-отличницы воспитанной в патриархальных традициях и так долго хранящей себя, одинокие ночи, насмешки раскрепощенных подруг исчезли, унеслись навсегда.
Сын известного в городе пластического хирурга, основателя первой в городе косметологической клиники, он сам после окончания медицинского института работал с отцом, ассистируя на операциях. Бизнес процветал, и очередь богатых женщин пытающихся продлить молодость и желающих радикально измениться лицом или увеличить нужные формы была расписана на год вперед.
Антон снял для Ольги квартиру в центре города, и теперь они редко расставались, всюду бывая вместе. Его родителям девушка понравилась, и в знак признательности ей преподнесли множество подарков. Будучи известными и состоятельными, они являлись вполне скромными и души не чаяли в своем единственном ребенке, во всем обеспечив его ближайшее будущее.
Невысокая ростом, с открытым миловидным лицом, она ни в коей мере не считала себя красавицей. Но Антон объяснил, что у нее неверное представление о собственной красоте. А главное, он видит в ней особенную привлекательность, характер и интеллект. Вот ее богатый внутренний мир для него пока недоступен и он надеется со временем открыть его для себя, растворившись в лабиринтах ее мироощущений. Эти загадочные речи сладко кружили голову и она, верила и не верила, с сомнением всматриваясь в его близкие сияющие глаза. Ольга не знала, что к своим двадцати восьми годам Антон пресыщен и избалован женским вниманием. И, как человек неглупый, романтичный, с возрастом открыл для себя тот тип женщины, где на первом место были искренность, целомудренность и обаяние. Он искал спутницу жизни, любящую жену, мать своих детей. И, кажется, нашел, еще более удивляясь глубоким душевным переживаниям.
Управлял яхтой импозантный мужчина в одетом набекрень морском картузе с золотым якорем-крабом, близкий друг Антона. Звали бравого капитана и владельца судна Герман. Имея в собственности сеть автозаправочных станций и являясь совладельцем нефтеперегонного завода, этот отпрыск почтенного семейства полсвета объездил в путешествиях, много повидал и немало чего испытал. Смотрел на окружающий мир мудро и рассудительно, предаваясь философским размышлениям но, не забывал при этом славных эпикурейских традиций.
Четвертый член экипажа, – редкой красоты девушка Жанна, настоящая столичная фотомодель. С безупречной фигурой, шальными глазами, броская и привлекательная. Ветер трепал ее густые волосы, она смеялась, изящно присев на борт. Вытянув длинные ноги, с удовольствием подставляла лицо солнцу. Опустив навстречу бегущим волнам руку, черпала воду и окатывала веером брызг сидящего на корме Германа, со снисхождением взиравшего на забавы прекрасной наяды.
– Упадешь за борт, – рулевой сделал изрядный глоток, отхлебнув виски из горла красочной бутылки.
– Сам не свались! – нагнувшись и склонив голову, она вглядывалась в прозрачную глубину. – Жилетка от Бриони, – указала на свой спасательный жилет, – не позволит мне исчезнуть в пучине. – А твой где, кстати? – веер брызг сорвался и захлестнул кормчего.
– Я фаталист, знаю, чему быть, того не миновать. Да и плаваю неплохо, в течение часа на воде продержусь. А там вы меня, надеюсь, спасете.
– Никто тебя спасать не будет. Кому ты нужен? И без тебя неплохо отдохнем, – Жанна игриво взглянула на Антона. – Робинзон будет доволен.
– Вот так дружище, никому ты, оказывается, не нужен, – решил подыграть Антон. – Но ведь ты фаталист. А чему быть, того не миновать, – с улыбкой глядя на девушек пошутил он.
– Никто не любит старого Германа, – сделав огорченное лицо, капитан достал из кармана глиняную трубку и начал сосредоточенно раскуривать:
– Хороший табак, гавайский! Шаманы сюда веселящее зелье из слоновой травы добавляют, – клубы дыма уносило ветром. – Дикий народ. Туземцы, что с них взять? До сих пор бегемотов за богов почитают, – он затянулся до слез, надолго задержав дыхание.
– Будешь? – протянул трубку стоявшей рядом Ольге, во все глаза смотревшей на странного яхтсмена. – Попробуй, не пожалеешь.
– Спасибо, я не курю, – она испуганно отшатнулась, вцепившись руками в туго натянутый канат.
– Не смущай мою невесту, – пришел на помощь Антон. Жанна засмеялась, с озорным огоньком глядя на зардевшуюся девушку:
– Не слушай его, Оля. Он ненормальный, но совсем безобидный, вроде австралийского ленивца. Сейчас накурится и в воду полезет, потом сказки рассказывать начнет.
«Какая она красивая, – Ольга зачарованно смотрела на удивительную прелестницу. – Веселая, общительная, остроумная. Свободная и независимая, настоящая леди! – она ревниво взглянула на управлявшегося с такелажем Антона. – Вот бы мне такой быть!»
– Напрасно отказываетесь, дамочки. Хороший табак, – глаза хозяина яхты заметно посветлели и приобрели задумчивую мечтательность. – Ленивец, – добродушно проворчал он. – Эх, Жанна, ну какой из меня ленивец? Ты видела, какие у них ручищи?
– Вот-вот, прямо как у тебя. Загребущие. Весь город своими бензоколонками опутал.
– Это бизнес, Жанна. Бизнес. А, хорошо… – Герман привстал, оглядел горизонт. – Хорошо! – повторил он. – Так бы и шел под парусами. Далеко. Хочу в Ниццу перебираться, морскую яхту взять и в кругосветку. Полгода в море, девятый вал, шторм! Жанночка, пойдешь со мной?
– Конечно, пойду! Как собачка побегу на край света. У меня еще крыша не съехала вокруг шарика крутиться под парусами. Заведи себе ленивца, научи его трубку курить, и плывите куда пожелаете.
Ольга прыснула от смеха, мысленно представив такую картину.
– Зря, Жанна, – Герман говорил серьезно. Он даже не улыбнулся, задумчиво выпуская клубы сизого дыма. – Не романтичная ты. И балет не любишь.
– Не люблю, – она грациозной походкой направилась к корме. – Зато я люблю тебя, – присела к нему на колени, прижала голову капитана к своей груди. – Тебя, тебя… ленивца, – обожгла жарким поцелуем.
Едва отдышавшись и заново набив волшебным зельем трубку кормчий, одной рукой держась за румпель руля, другой обнимая прекрасную Венеру, рассказывал внимательно слушавшей его Ольге:
– Я и говорю ему: давай соберемся, возьмем палатку, кеды, встретим вечернюю зорьку. Костер, рыбалка, необитаемый остров, все дела. А он твердит одно и то же: невеста, невеста, Оля, Оленька, – насмешливо передразнил Антона. – Бери, говорю, красавицу с собой, я хоть заценю.
– Ну и как, заценил? – Антон с улыбкой слушал откровения старого друга.
– Не беспокойся, заценил. Я думаю вот такие они, невесты и должны быть. Чтобы без условий и обмана. Чтобы надежда и опора. Чтобы жизни не мыслить без нее, швырнуть к ногам все, что имеешь. Одну яхту себе оставить. Да море, да солнце, да ветер. Остального не жалко. Правда, Жанна? – Германа несло, глаза яростно сверкали.
– Какой ты у меня романтик, – она с иронией смотрела в его лицо. – А табачок гавайский? Не жалко?
– Табак не отдам. Он мне душу согревает, тело расслабляет, мысли проясняет.
– А невеста тебя не согревает? Эх ты, балабол. Ленивец, – она черпнула забортной воды и с веселым визгом окатила голову размечтавшегося философа. Вскочила, запустила пальцы в мокрые волосы Германа, другой рукой сдавливая ему шею, а коленом уткнувшись в живот незадачливого капитана. Фуражка слетела за борт и, качаясь на волнах, быстро исчезала за кормой.
– Отвечай: любишь меня? – запрокинула ему голову, шутливо, но крепко сжимая горло. Герман от неожиданного нападения выпустил руль. Яхта, потеряв ветер, рыскнула вправо и замедлила ход, трепеща обвисшими парусами.
– Люблю, люблю!.. – чуть слышно хрипел он, не зная как освободиться от разбушевавшейся амазонки.
– А кто твоя невеста? – Жанна сильнее надавила коленом. У него округлились глаза, а раскрывшийся рот беззвучно хватал губами воздух. – Говори, ленивец! – острые коготки глубоко впились в кожу.
– Ты, Жанночка, ты моя невеста, отпусти. Не могу… – свистящим шепотом лепетал задыхающийся Герман.
– Ну, наконец-то признался, – она улыбнулась, глядя на своего возлюбленного. Усилила хватку и едва не задушила в порывистых объятиях:
– Ух, сладкий какой!
– Это от табака, – Герман кое-как высвободился, сел удобнее, тыльной стороной ладони вытирая влажный рот.
Жанна потянулась загорелым телом, кокетливо глядя на него. Ольга и Антон с интересом смотрели на эту увлеченную друг другом парочкой. Замечательное настроение, касание солнечных лучей, мягкий плеск волн, все это приносило ощущение счастья, душевного покоя.
Исполнив замысловатые эволюции, поймали ветер и «Анабелла», упруго распустив паруса, летела в лазоревую даль, рассекая волну и оставляя светлый пенящийся след.
Приближался крутой, поросший стеной вековых сосен обрывистый берег. Повернули по широкой дуге и долго шли вдоль шипящей кромки прибоя. Множество ласточек носились во всех направлениях, залетали в устроенные в глинистых отвалах гнезда. Чайки кричали у самой воды и, складывая белые крылья падали вниз. И тут же, выскакивая с трепыхающейся рыбешкой, уносились, растворяясь в бесконечном пространстве.
Наконец справа по борту открылся Бердский залив. На полном ходу влетели в покрытую рябью заводь. В дымке утреннего тумана виднелся город Бердск. На берегу тесной россыпью замерли дачные домики. Через залив протянулись обвисшие провода ЛЭП, идущие по стоявшим на островках высоковольтным мачтам. С другой стороны расположилась лодочная станция, санатории и дома отдыха. Выразительный пейзаж дополнялся песчаными пляжами.
Быстро свернули паруса, закрепили гафель. Сбросив на палубу спасательные жилеты, прыгнули в воду и стали нырять и резвиться, как морские касатки. Ольга, развязывая тесемки жилета, только туже затянула узел и все пыталась распутать перекрутившиеся шнурки. Стояла на палубе, с завистью глядя на купающихся. Наконец сдалась, села на борт. Плавать в жилете не хотелось и она, свесив ноги, весело брызгала в подкрадывающегося Антона. Он неожиданно вынырнул рядом, подпрыгнул и, схватив ее, тут же утащил под воду.
Радостно смеясь, выскочили на поверхность. Ольга оранжевым поплавком качалась на волнах, Антон крутился рядом, пытаясь подобраться ближе. Она не подпускала, окатывая пловца каскадом сверкающих брызг и обороняясь. Но ныряльщик из-под воды крепко ухватил ее за ноги и поволок в глубину. Затем стремительно взлетели вверх и задохнувшиеся, счастливые, замерли в сладостном поцелуе. Крепко сжимая объятия, долгое время парили в невесомости, позабыв обо всем на свете.
Недалеко плескались и забавлялись Герман и Жанна. Яхта медленно дрейфовала, направляясь к середине залива, и уже отошла на приличное расстояние от купальщиков. С криками и визгом наперегонки бросились догонять уходящую «Анабеллу». Подтянувшись одним движением, Жанна перескочила через борт. Антон легко вытянул Ольгу на палубу и они, не отпуская друг друга, следили, как Герман отчаянно выгребая, никак не может взобраться на яхту. Жанна не позволяла судовладельцу воспользоваться своей собственностью. Смешливо дурачилась, отталкивая цепляющиеся ладони. Протягивала руки, как будто пыталась помочь, а когда он начинал доверчиво хвататься за них, резко убирала, и обессиленный капитан уходил под воду. Наконец, после жалостных призывов о пощаде, был помилован. С трудом отдышавшись, взялся набивать свою чудесную трубку:
– Доставай, Антоша, спиннинги, попробуем судачков подергать. Повезет, может, и стерлядки наловим.
Антон отправился в носовой отсек яхты расчехлять удочки.
– А девчонки пускай загорают, – Герман уселся в позе лотоса, окутавшись густыми клубами дыма.
– Сами загорайте. А мы будем танцевать, – в руках у Жанны появилась магнитола. Она прибавила громкость, и музыка звучными волнами понеслась над притихшим заливом. Вскочила, двигаясь свободно и раскованно. Энергичными движениями начала исполнять экспрессивный танец, в восторженном упоении прикрывая глаза и выгибаясь упругим податливым телом.
Ольга, тщетно пытаясь развязать мокрый узел, во все глаза глядела на прелестную танцовщицу. В узком черном бикини она была восхитительна. Крутилась вокруг мачты, используя ее вместо пилона, потягиваясь руками и соблазнительно извиваясь. Прикасалась спиной, медленно опускаясь и тут же поднимаясь на пружинящих ногах. Гибкая, заводная, немного сумасшедшая. Жгучими озорными глазищами бросала взгляд то на застывших парней, то на восхищенно смотревшую Ольгу. И все сильнее накаляла темп, в томительном исступлении исполняя совсем откровенные повороты и пируэты.
Герман без сожаления отбросил дымящуюся трубку и с удовольствием присоединился к разгоряченной подруге. Высоко поднимая ноги и подпрыгивая, все-таки довольно пластично исполнял ритуальный танец племени маори. В мокрых шортах-бермудах, худощавый и бледный, на фоне красавицы Жанны он выглядел несколько комично, но все же, казалось, они вполне подходят друг другу. Зазвучала медленная романтичная музыка. Танцоры закружились по палубе, прерываясь быстрыми обжигающими поцелуями. Прижав Германа к мачте, Жанна с неистовой страстностью прильнула к его губам, и они слились в чувственном объятии.
Ольга смотрела на своего жениха, раскладывающего спиннинги. Видела стройное мускулистое тело, ласковые руки. В памяти возникали видения их до безумия жарких ночей. Сводящие с ума прикосновения, пьянящие ощущениями, безрассудность до беспамятства, потери сознания. От воспоминаний путались мысли, а внизу живота дивной волной растекалась обольстительная нега.
Вверху послышалось тихое тревожное потрескивание. Она подняла затуманенные грезами глаза. И увидела медленно надвигающиеся низко провисшие провода высоковольтной линии. Зловещее стрекотание звенело прямо над яхтой. Ольга с ужасом смотрела, как высокая алюминиевая мачта вплотную подходит к проводам. Громко играла музыка, никто ничего не слышал и не замечал.
Далее все происходило будто в сюрреалистичной замедленной съемке. Верхушка мачты проходила роковой провод, имея пару сантиметров зазора. Яркая фиолетовая змейка хищной спиралью спустилась вниз по металлической конструкции. Неторопливо подобралась к Герману и Жанне. Окутала голубоватым свечением, затем скользнула по мокрой палубе. Разделившись, двинулась одна к занятому на баке Антону, другая к стоящей с широко открытыми глазами Ольге. Она еще успела разглядеть, как сиреневое облако, неслышно подобравшись, накрывает его целиком. Раздался взрыв и сильный раздирающий удар снизу. Напряжение в десять тысяч вольт не найдя себе заземления вырвало кусок днища. Обжигающая волна швырнула Ольгу за борт. Прозрачная зеленоватая вода с шипением сомкнулась над головой, и больше не было ничего.
«Анабелла» еще двигалась, медленно оседая. Будто живые, крепко стиснувшие друг друга в объятиях мужчина и женщина, прижимаясь к оплавленной мачте, вместе с яхтой уходили в глубину. А вокруг беззаботно сияло солнце. В серебристом небе нескончаемой вереницей шли бесплотные облака, а игривый ветер носился над блестевшей волной, срывая и унося куда-то вдаль клочки искрящейся пены.
Глава вторая
– Смотри, как оперился гаденыш! А ведь в девяносто третьем, когда все только начинали, с ладони клевал будто птенец. Три года прошло, тесно ему стало! – Серега Черкес возмущенно смотрел в окно несущегося в ночи «Крузера». – «Парадиз» задумал себе забрать, «Ниагару» с «Троей» поделить. Ничего так у мерзавчика аппетит?
– Это они с Нугзаром мутят. Тот давно уже на «Парадиз» глаз положил. Аркана и Сашу-Азиата подтянул, долю обещал. А Флинта-положенец, вроде как не при делах: сами, мол, разбирайтесь. Хреновая ситуация, Серега! – Дима Летяев гнал темно-синий внедорожник, выжимая педаль газа до упора.
Широкое ночное шоссе стелилась под колеса. По обеим сторонам раскинулись бескрайние, утонувшие во мгле поля. Небо затянули черные тучи, у самого горизонта разрываемые ослепительными вспышками. Навстречу проносились автомобили, красными огнями отражаясь в зеркалах заднего вида. «Крузер», едва шатнувшись при встречном движении, продолжал путь.
– Эх, Летяй! А ведь я говорил: куда ты лезешь, Слава? Не были богатыми, нечего и начинать. Нет, амбиции, видишь ли, у него. Барином себя возомнил. Мало ему, тесно со мной.
– Я слышал, он Нугзару в карты проиграл. Вот и поймали на понтах.
– В самом деле? А чего молчит? Все гордость его, высокомерие дурацкое. Сказал бы сразу, может что-нибудь и придумали.
– Не признается он ни за что. Давно хотел самостоятельным стать. Вот и стал. Будет сейчас, как зайчик под их дудку прыгать. А эти волки поглядят, как мы тут между собой решать будем, да рвать нас начнут.
– Объединились. Империя наша им не по зубам была, пока Слава слабину не дал. И бойцов за собой больше половины утянул. Парням его весь расклад не объяснишь, не поймут. Да и прикормил накрепко. А у меня один ты с ребятами, да Безумный с бригадой остался.
– Сволочь! – разъярился Черкес. – Завалить суку!
Дорога сделала плавный поворот, и во мраке сплошной стеной замелькали тени деревьев. Справа, вплотную подходя к шоссе, мраморными памятниками и низкими оградками растянулось Кудряшовское кладбище. Молодое, но быстро заселяющееся, одно из восьми кладбищ Новосибирска, в тишине ночного безмолвия оставляло гнетущее впечатление у проезжавших мимо водителей и пассажиров.
Чуть разошлись тучи, на мгновение выглянула луна. В бледном свете погост осветился прячущимися меж стволов могилами и раскинувшимися крестами. Показалось, будто светлая тень в виде женской фигуры скользит среди уснувших деревьев. Приподнимаясь над землей, замирает и вглядывается в надгробные эпитафии.
– Стой, Дима! Смотри, – Черкес высунулся из окна и, обеспокоенно указывал в направлении странного видения. – Видишь?
Водитель резко затормозил. Машину, взвизгнувшую заклиненными колесами, круто занесло и развернуло на дороге. Кладбище лежало прямо перед ними, но луна успела скрыться. Ничего не было видно в кромешной тьме.
– Вон она, там! Включи дальний.
– Да кто она? – Дима тревожно всматривался в темноту. Чернота утопила все вокруг, только фары высвечивали провалившиеся могилы.
– Ладно, поехали, – пассажир с сожалением поднял стекло двери. – Кто, кто? Не знаю, может смерть моя там бродит. Что-то неспокойно на душе, Дима. Нервы совсем ни к черту с этими делами.
– Да нет там никого. Померещилось тебе, Серега.
– Все там будем, – тот махнул рукой в сторону близких могил. – Сколько пацанов здесь! Спят… Ладно, погнали, нечего раскисать.
Развернулись и, с пробуксовкой завизжав покрышками, рванули вперед, разрывая ночь двумя слепящими лучами. Вскоре повернули на асфальтовую дорогу, ведущую в элитный городок. Чуть притормозили у шлагбаума. Охрана узнала, открыла проезд. Медленно подъехали к дому, заглушили двигатель.
– Ну, все Дима, – обменялись крепким рукопожатием. – Посмотрим, что завтра на стрелке отступник скажет.
Хлопнула калитка. Вышла молодая женщина, обняла супруга. Трехэтажный коттедж светился зажженными окнами. Играла танцевальная музыка, слышался счастливый смех, оживленные голоса, на парковке стояли автомобили.
– Опять девичник у них. До рассвета хохотать и кружиться будут, – Сергей поцеловал жену. – Как Егор, уснул?
– Уложить никак не могу, не спит, тебя ждет.
Дмитрий выглянул из машины:
– Привет, Марина!
– Привет, Дима! – отозвалась девушка. – Зайдешь?
– Нет, извини, тороплюсь. Элеонора ждет.
– Привет передавай. И когда ты только женишься? Двадцать девять уже…
– Когда-нибудь обязательно. Не до этого сейчас.
– Ну, до завтра. Надо бы выспаться, день трудным будет, – Сергей, обняв супругу, помахал ему рукой.
– Пока! – мотор взревел и машина, шурша мелким гравием, тронулась на выезд из поселка. Выбравшись на загородную трассу, джип резко прибавил скорость. Включив музыкальную волну и закурив сигарету, Дима предался невеселым размышлениям:
«Хорошо было, когда все только начинали, дружно строили свою империю. С нуля создали «Парадиз», центральное казино города. Затем ночной клуб и развлекательный комплекс «Троя», элитный ресторан «Ниагара», тоже с казино и спортивным баром
Кафе, стоянки, станции техобслуживания, автосалоны, бани, да чем только не занимались! Даже туристическое агентство появилось. Слава, как основной генератор идей, взял шефство над футбольным клубом, стал его президентом. Так, для души больше, для гонора. А сколько всяких ярмарок организовал! И везде черкесовские крыша. Начали телевизионный канал создавать, уже частоту получили, оборудование закупили. Развернулись широко. Слава идею с канатной дорогой через Обь пробивал. Выписал из Швейцарии горных инженеров для проектных и изыскательских работ. Даже предварительную смету составили. Все ведь было нормально! У Черкеса наверху так все смазано, что на любые свои затеи он легко «добро» получает. Для ментов благотворительный фонд организовал, с мэром, губернатором на презентациях бывает, с префектами на охоту ездит. Депутаты из «Ниагары» не вылезают, те еще любители сомнительных удовольствий…
Конечно, врагов хватает, но все сидели тихо пока мы в силе были, пока вместе держались. Эх, Слава, поклонник азартных игр! Каждую неделю на целые сутки за карточным столом зависает, жить без них не может. Вот и попался, и по ходу такую еще кровавую волну разведет! Сам бы хоть уцелел. Не понимает, что ли? Ведь первый кандидат на тот свет. А с нами что будет? Всех подставил.
Тут еще и сверху власть жмет: в Москве хоть папа и остался, но поляну он уже давно не сечет. Силовики, чекисты на первый план вышли, везде своих людей ставят. Отжимают бизнес, братву лбами сталкивают. Губернатора у нас поменяли и все как-то неправильно пошло. А Славку, скорее всего, на покере подловили. О чем завтра разговор будет? Ведь не отступится. У него теперь партнеры новые. Разорвут, да еще и первого, если «Парадиз» отметут. Может, не понимает? Или так уж в угол загнали? Ох, тревожно на душе…»
Зазвонил мобильный. Элеонора вкрадчивым голосом сладко пролепетала:
– Когда тебя ждать, котик?
У Димы все будто перевернулось внутри. Дикие подозрения давно тревожили сердце. Четыре месяца вместе, девчонка замечательная, неглупая, чего казалось бы еще надо? Снял шикарную квартиру, деньги, сколько захочет, любой каприз с радостью для нее выполнял. Недавно вернулись из Италии, здорово отдохнули, с размахом. Ночи сумасшедшие. Но щемило внутри, чувствовалось, что есть у нее кто-то. Особенно когда в Ленинск на неделю уезжал. Временами проскальзывало с ее стороны лицемерие, особенно в последнее время это стало заметно.
«А может напрасно я так? – подумал. – На фоне остальных неприятностей мне во всем измена мерещится?»
Но на всякий случай ответил:
– Нет, Элла, не жди. Я тут возле дома нахожусь, у матери переночую. Ложись спать.
– Ну как же так? – расстроено щебетала девушка. – Еще одна ночь без тебя. Я скучаю.
– Устал что-то, Эллочка. Весь день за рулем, километров двести уже намотал. Обещаю: завтра приеду пораньше. Весь вечер и всю ночь с тобой буду.
– Смотри, ты сказал…
– Куплю тебе что-нибудь.
– Ничего мне не надо, сам приезжай! – неожиданно горячо воскликнула Элла. И Дима усомнился в своих подозрениях:
«Зря я о ней так думаю. Хорошая чистая девочка. В салоне красоты работает. Зачем ей кто-то еще? А какая она!.. – мучительно заныло внутри. – Может приехать?»
Но ответил в противовес своим мыслям:
– Пока, Эллочка.
– Пока, Дима. Люблю! – и связь прервалась.
«Крузер» стремительно летел в ночи. За спиной извивались проблески молний, на спящий город надвигалась июльская гроза. С мрачного тяжелого неба срывались капли дождя, отдаленные раскаты гремели приближающейся канонадой. Теперь уже с левой стороны обозначилось притаившееся кладбище. Дима, стараясь смотреть только вперед, прибавил скорость. Пустынная дорога освещалась дальним светом фар, мятущиеся лучи выхватывали деревья и кустарники, стоящие по обочине.
Далеко впереди показалась идущая девичья фигурка. Казалось, будто заблудившийся подросток бредет, спотыкаясь на скрытых колдобинах, одна на пустом шоссе движется неизвестно куда. «Крузер» сбавил ход и, обогнав незнакомку, притормозил. Дима вышел из машины:
– Вам куда, девушка? В город? Давайте подвезу.
Девушка испуганно замерла и остановилась в молчании. Сильнее полил дождь, сполохи молний выхватывали из темноты черты ее лица и тонкий силуэт. Гремело чаще, душный воздух содрогался от близких ударов.
– Что с вами? Плохо себя чувствуете? – Дима увидел в ее лице выражение неизбывной печали. В глазах блестели слезы, тело била мелкая дрожь. Она молчала, сжимая дамскую сумочку и бессмысленно глядя сквозь него. Оглушительный грохот ярчайшей вспышкой высветил местность до мельчайших деталей, полыхнув фиолетовым сполохом. Охваченная страхом девушка отчаянно вскрикнула и, теряя сознание, опустилась на ослабевших ногах. Ливень обрушился сплошной стеной, ледяными струями заливая лежавшую в пыли незнакомку.
Дмитрий бросился к ней, поднял на руки. Распахнув дверь, усадил на пассажирское кресло, а сам промокший до нитки сел за руль. Дворники работали, не справляясь с бьющими в стекло косыми струями. Девушка находилась в обмороке и сидела рядом, безвольно склонив голову, темные волосы закрывали лицо. Дима опустил спинку сиденья, поправил сбившееся платье, накрыл ноги пледом. Незнакомка задышала ровно, и он с облегчением понял, что она вскоре очнется.
Дождь начал стихать, молнии сверкали реже, громовые раскаты недовольно ворчали, удаляясь звучными перекатами. Впереди прояснилось и «Крузер», набирая обороты, выскочил с обочины на мокрый асфальт. Девушка открыла глаза и с непонимающим удивлением смотрела на водителя.
– Где я? Куда мы едем? – голос слабый, едва слышимый. – Кто вы? – она непонимающе смотрела на него.
– Меня зовут Дмитрий. А вас?
– Ольга, – не сразу отозвалась девушка. – Что случилось?
– Так это вы по кладбищу ходили? – догадался он, и тут же спохватился, что спросил ненужную глупость, но было уже поздно.
– По кладбищу? – в ее глазах промелькнул ужас. Она прикрыла губы ладонью, пытаясь хоть как-то остановить рвущийся крик. Заскулила как маленький щенок и, не выдержав, разрыдалась. Плакала, сотрясаясь хрупкими плечами. Он растерянно молчал, не зная, чем успокоить. Глядел на нее, и острая жалость подступала к горлу. Понимал, что произошла тяжелая трагедия, что девушка сильно расстроена и находится в глубоком нервном срыве.
За окном показались городские кварталы. Неслись по широким проспектам, отражаясь в стеклах витрин.
– Скажите адрес, Ольга, – Дима, не сбавляя скорости, мчался мимо мигающих светофоров. Она долго не отвечала, всхлипывая и утирая платком слезы. Наконец назвала улицу и дом. Остановились у подъезда, он помог девушке спуститься с высокой подножки. Но ее ноги не слушались и совсем не хотели идти. Поняв, что не сможет даже сдвинуться, она вновь зарыдала, уткнувшись мокрыми щеками в его плечо. Дима взял спутницу на руки, бережно прижимая к себе, поднялся по лестнице. Долго нажимал звонок, слушая, как за дверью раздаются заливистые трели.
– Там нет никого, – Ольга достала из сумочки ключи. – Откройте, пожалуйста.
Он внес ее в раскрытую дверь небольшой квартиры, опустил на низкий диван.
– Полежите, я пока чай или кофе приготовлю, – метнулся на кухню. Включив чайник, осмотрелся по шкафам, нашел банку растворимого кофе. В холодильнике с удивлением обнаружил початую бутылку французского коллекционного коньяка. Дорогостоящий интерьер, итальянская мебель и всякие безделушки, лежавшие повсюду, золотые украшения, сияющие в хрустальной вазе, говорили о том, что хозяйка человек далеко не бедный. С недоумением пожав плечами, растворил в кипятке ложку крепкого кофе, добавил коньяку и немного сахара.
– Вот, Ольга, – подал ей дымящуюся чашку. – Мелкими глотками, не торопитесь.
Она села на кровати, поджав ноги.
– Только свет не включайте. Выгляжу ужасно.
– Оля, давай на ты? Ладно?
– Хорошо, – она с безразличием смотрела в окно. – Спасибо вам. Дмитрий?
– Да просто Димой зовите. К чему эти условности?
– Ладно, – безо всякого выражения повторила она. – Наверно торопитесь? Побудьте со мной. Только ни о чем не спрашивайте, – она легла, свернувшись калачиком, накрылась одеялом.
– Я посижу, Оля, – ему было жалко девушку. Присел рядом.
Она закрыла глаза. В сумраке ее исстрадавшееся лицо расслабилось, обрело спокойное выражение. Он смотрел на нее и вспоминал, как она брела по обочине. Потерянная и глубоко несчастная. Коснулся еще влажных от дождя волос, погладил слегка. Она дышала ровно, даже не шелохнулась, видимо уснула. Диму самого начало клонить в сон. Когда он понял, что чересчур задержался, с неохотой поднялся и вышел в коридор. Выскользнул за дверь, прикрыл, надеясь услышать характерный щелчок. Но замок, кажется, был другой конструкции и сам без ключа не закрывался. Оставив, все как есть, спустился вниз. Усевшись в машину, долго сидел задумавшись. «Странно все это, – размышлял он об Ольге. – Одна ночью на кладбище? Как она убита горем!» – вспомнил ее измученное лицо.
Часы показывали третий час ночи. Дима думал, куда ехать ночевать: «Домой, на тот берег? – внезапно возникла шальная мысль. – А поеду я к Эллочке! Интересно, ждет ли она меня?». Ее дом был недалеко и, подъезжая, в окне пятого этажа он увидел слабый свет.
«Не спит! – обрадовался. – Наверное, читает или телевизор смотрит». Подойдя к двери, замер, прислушиваясь. Из квартиры едва слышно доносились голоса. Сердце взволнованно застучало. Он вставил свой ключ, повернул и открыл замок. В раскрывшийся проем уже выразительней и громче ворвались женские стоны и бурное мужское рычание. Элеонора была не одна.
«Вот и попались, голубки!» – в висках бешено застучало. Странно, но он нисколько не удивился. Видно давно подготовил себя. Тихо ступая, заглянул в комнату. Светлое отражение встроенных ламп струящимся облаком заливало роскошный будуар. Интимную картину дополняли разбросанное на полу нижнее белье, стоявшие на столике бокалы и открытая бутылка вина. В углу мерцал экран телевизора, включенного на малую громкость. На тахте в сладостном упоении слились обнаженные тела. «Прямо как в эротическом триллере!» – усмехнулся про себя.
Поглощенные друг другом любовники не замечали ничего вокруг. Дима не таясь, присел в кресло, в полнейшем молчании наблюдая за любовными баталиями. «Как она кричит, как стонет, – думал он, слушая крики распаленной распутницы. – Со мною намного скромнее себя вела».
Рядом с извивающейся Элеонорой пыхтело странное, поросшее шерстью и желтым кабаньим салом, сомлевшее от немыслимого ритма, круглое, плешивое, неопределенного возраста существо. Быстро раскачиваясь и лаская тугие прелести весталки, это безобразное чудище, запрокинув голову и закатив глаза, в безумном похотливом экстазе шептало какие-то неведомые заклятья. Вожделенно изнемогало и тонко повизгивало, испытывая непередаваемое удовольствие.
Созерцание подобных игрищ было столь необычным, что вся ярость и злость незаметно приутихли, уступив место ироническому сарказму. «Ну и любовника себе нашла! Питекантропа напоминает», – внутренние ощущения были странными. С одной стороны обида, грусть, разочарование. Но, тут же, облегчение и осознание того, что все наконец-то прояснилось. Огорчение изменой сменялось приступами смеха. Глядя, как старается неуемное настойчивое чудовище, никак не желающее остановиться, Дима не мог сдержать улыбки. Все же он решил дождаться сумасшедшего финала. Достал из наплечной кобуры «Макарова», вынул обойму. Оттянув затвор и убедившись, что там нет патрона, загнал обратно, поставил на предохранитель и стал ждать.
Комната переполнялась звуками. Тяжелое дыхание и звонкие трепетные стенания сливались со скрипом кровати. Наконец все начало превращаться в утробный вой, неуправляемой волною рвущийся из горла партнеров. Невероятно часто задергавшись, исходящее жарким потом существо жалобно запищало. Обреченно вздохнуло и затихло, накрыв собой Элеонору. Утомленные любовники неподвижно замерли, бесформенной кучей темнея на фоне белых простыней.
– Браво! – Дима включил стоявший рядом торшер. – Молодцы, – поднялся на ноги.
Толстяк с непредсказуемым проворством скатился на пол. Забился в угол, сжался в испуганный комок, глядя как неизвестно откуда взявшийся громила, держа в руке пистолет, со всей решимостью направляется к нему. Элла, до самых глаз накрывшись одеялом, со страхом следила за ним.
– Ну что, сучонок? Попал? Теперь прощайся с жизнью, – выходное отверстие ствола смотрело прямо в лоб.
– Нет, нет, не убивайте! Это не я. Это все она, – визгливо причитало волосатое существо. – Я не виноват, я заплатил! Пятьсот долларов…
– Пятьсот долларов? – это была ошеломляющая новость. «Так вот оно что, это не любовник. Ну, Эллочка!» – пронеслось в мыслях. Обернулся к ней:
– Что любимая? Работаем? Мало тебе?
Она молчала, помутившимися глазами глядя на него. Вряд ли была в состоянии что-либо ответить.
– Отпустите… – жалобно скулил похотливый самец.
– Ну-ка, погоди, – Дима дулом приподнял ему подбородок. – Ты кто? Что-то лицо твое знакомо. Коммерсант?
– Я депутат, – хныкало чудище. – Городского законодательного собрания. Я больше не буду, простите… – умоляюще хватал за ноги.
– Ясно, – он отпихнул пустившего слезу депутата.
– Где видеокамеры спрятаны? Говори! – он с ненавистью и презрением смотрел на блудницу. – На кого же ты, Эллочка, работаешь?
Она была в полной прострации, слышно как лихорадочно стучали ее зубы. Все не могла отвести глаз с «Макарова» и Дима убрал оружие.
– Ладно, живите! – поняв, что большего не добьется, вышел, напоследок хлопнув дверью.
«Ничего себе новости! – он мчался по ночному городу. – Кто у нас притоны и путан курирует? Нугзар. Вот гад! Зачем ему моя личная жизнь? Стоп! Причем здесь я? Она нужных людей в постель таскала, а он компромат собирал. Ну и дурень же я! – у него от удивительной догадки даже обида на нее прошла. – Ну, Элла! Работает девочка!» А вот на собственную глупость расстроился: «Провела меня как ребенка. Ладно, переживем».
Сказывалась усталость, и очень хотелось спать. «Куда теперь? – он подумал об Ольге. – Лежит одна в незапертой квартире, – «Крузер» уже разворачивался. – Поеду к ней».
Вошел, тихо прикрыл дверь, заглянул в комнату. Она спала, свернувшись на просторном диване. Дима прошел в кухню, налил в рюмку коньяка. Мелкими глотками начал цедить ароматный напиток. В мыслях приятно зашумело, стало намного легче. «Ничего, ничего, не так уж все плохо, – думал он. – Поживем еще, повоюем!»
Он вернулся в спальню, скинул куртку и сел на пол возле спящей девушки. За окном вставало солнце, в комнате было совсем светло. Дима уселся поудобней и долго смотрел на нее, прислушивался к дыханию, вглядывался в расслабленное лицо. Она улыбнулась во сне, прошептала что-то и, нахмурившись, чуть заметно покачала головой.
«А ведь она красивая, – промелькнула мысль. – Красивая. Совсем не такая, как Элла... – он со стороны оглядел ее. – Лет двадцать, совсем еще девчонка. Что же с ней произошло?» Вновь нахлынул порыв нежности. Касаясь, гладил ее волосы, гладил и боялся, что она проснется. Но она крепко спала, иногда вздыхая. Дима и сам не заметил, как провалился в чуткий поверхностный сон. На миг открывал глаза, видел ее и засыпал вновь. Очнулся, когда в умытое вчерашней грозой окно врывались солнечные лучи. Часы показывали восемь тридцать.
Глава третья
Широкий представительный Мерседес-600, миновав пост охраны, двигался по асфальтированной просеке. Часы на приборной доске высвечивали 10.20. Раздался звонок мобильного телефона:
– Здорово, Серега!
– Привет, Летяй. Как вы там?
– К одиннадцати подъедем. Парни с Валькой давно на месте.
– Я тоже выбираюсь, – Черкес отключил связь, посмотрел на водителя:
– Все, Женёк, погнали.
«Шестисотый» как самолет на взлете, с нарастающим урчанием приемисто и мощно стал набирать скорость, устремляясь вперед блестящим кузовом. Навстречу пролетали ряды деревьев, свежий воздух врывался в открытые окна. Ясное утреннее солнце сверкающими бликами отражалось в тонированных стеклах.
«Хорошо тут! – Сергей Черкесов глядел на великолепие природы, с наслаждением вдыхая ароматы цветущих растений. Твердое, как будто вырубленное из гранита лицо смягчилось, посветлело и обрело глубокую задумчивость: – Суетимся чего-то, делим… Бросить все к чертовой матери да уехать к океану, жить для себя, для семьи. Не думая ни о чем, подальше от людей, суматошных дел. Нет, пока нельзя. Не оставишь все, как есть. Черт! – неразрешимые проблемы навалились всей тяжестью. – Ничего, разгребу! Устрою фейерверк, раз сами на рожон полезли. Ну, Славочка, держись родной!» – Черкес стиснул челюсти и сжал зубы.
Подъехали к выезду на главную дорогу. «Мерседес» притормозил, готовясь сделать левый поворот. Внезапно спереди из-за густо стоящих деревьев одновременно выскочили две одетые в защитный камуфляж фигуры. Резко и профессионально опустились на одно колено. Лязгающий грохот автоматных очередей разорвал тишину. Пули с чмокающим звуком рвали кузов «шестисотого», влетали в салон и, пронзительно воя на излете, рикошетом уходили в разные стороны. Водитель и пассажир вздрагивали, принимая свинцовый ливень. Магазины опустели и неизвестные, бросив в траву дымящееся оружие, мгновенно растворились в лесном массиве.
К одиннадцати утра к офису на стадионе «Спартак» начали съезжаться вереницы автомобилей. Предусмотрительный Слава своих ребят на стрелку не пустил, его прикрывали бойцы Аркана.
«Летяевские» спортсмены небольшой сплоченной группой прибыли загодя. Расположились по периметру, внимательно наблюдая за обстановкой. Валька Семикин, по кличке «Безумный», старый друг и верный товарищ, подтянулся со своими парнями на шести машинах. Его бригада отличалась особенной жесткостью и неуступчивостью, поэтому без нужды с ними предпочитали не связываться.
Валентин вполне оправдывал свое прозвище. Высокий тридцатилетний бугай, он был умен и хитер, но часто неадекватная агрессивность мешала разводить серьезные проблемы. Впрочем, в городе его безоговорочно уважали и к мнению всегда прислушивались.
– Здорово, Летяй! – он лихо взобрался на пассажирское сиденье. – Черкес не подъехал?
– Нет, Валя. Славки тоже нет еще.
– У-у, ренегат. Чего он нам предъявлять собирается? Заблудился что ли?
– Заблудился. Вон пехоту подтянул, – Дима кивнул в сторону «аркановских». – Волына с собой?
– Ага! – Валюха достал ТТ, передернул затвор, поставил пистолет на предохранитель. – Мои тоже с приблудами, так что пусть Аркан припухнет.
– Он знает, потому первый не сунется. Вы только сами не спровоцируйте…
– Не дрейфь, Димон, все будет нормально.
Подъехал черный «Террано». Из него вышел Слава, крупный мужчина средних лет в песочного цвета кожаном пиджаке и барсеткой в руках. За ним показался Нугзар, – сорокадвухлетний не то адыгеец, не то карачаевец. Поравнялись с Арканом, перекинулись несколькими фразами и поднялись наверх.
– А этого чучмека зачем привел? – Валюха начал закипать. – Он тут с какого боку, если мы пока между собою рамсить будем?
– Они теперь партнеры. Все дела вместе. Где же Серега? – Дима озабоченно взглянул на часы. – Сказал, что выехал. Дважды звонил ему, не отвечает чего-то.
– Ладно, Димыч, пошли, – Валентин хлопнул дверью.
Встретились взглядом с непринужденно стоявшим у входа в здание Арканом, кивнули друг другу.
– У-у, волчара! – беззлобно процедил Валька.
Тот услышал, засмеялся в ответ:
– Здорово, Безумный!
– Здорово, Аркан!
– А Черкес где?
– Сейчас подъедет.
Прошли дальше, поднялись на второй этаж. В офисе поздоровались, но руки друг другу не подали, присели за полированный стол. Слава выглядел бледно, не знал, куда руки девать. Дима заметил, как у него мелко подрагивают губы. «Волнуется, – подумал с удовлетворением. – Ну-ну, поволнуйся». Нугзар с каменным лицом изображал сурового горца.
– Ты зачем этого чурку притащил, Слава? – Валюха с нескрываемой злостью смотрел на кавказца.
– Эй! Полегче, сынок! – глаза угрожающе сверкнули.
– Что? Заткнись мразь! – Валюха этого и ждал. – Ты кто по жизни, падаль? Без Флинта ты вообще никто. Коммерсант, дешевка…
Нугзар гневно вскочил на ноги.
– Сядь, гнида!.. – Валька растопыренной пятерней сильно толкнул его в лоб.
– Тихо, Валя! Успокойся, – Дима не без труда усадил друга на место.
Нугзар, зверски вращая зрачками, тяжело и шумно дыша, сквозь зубы шептал какие-то проклятья, обозленный до крайней степени. Слава сидел, не шелохнувшись, глаза взволнованно бегали, по щеке стекала струйка пота. Напряженность возрастала с каждым мгновением и ситуация грозила раньше времени выйти из-под контроля.
– Где же Черкес?
Тревожной пронзительной трелью зазвенел звонок мобильного телефона. Дима взял трубку:
– Да?
– Дмитрий! – звонил Иваныч, полковник ФСБ, часто выручавший в безвыходных ситуациях. Голос будто сам не свой, необычно встревоженный.
– Только что в сводках сообщили: на двадцатом километре Колыванской трассы обнаружен изрешеченный пулями «Мерседес 600». Водитель и пассажир убиты…
– Суки!!! – сразу обо всем догадавшись, зарычал Дима, отбрасывая телефон. Быстрым движением выхватил пистолет, мгновенно передернул затвор. – Черкеса только что завалили! – Кто?!! – с бешенством смотрел на Славу.
У того кровь отлила от лица, он вскочил на ноги белый как мел:
– Дима! Бля, буду!.. Не я! Отвечаю… – заикаясь, лепетал испуганно. Валька стремительным вихрем выскочил из-за стола, опрокинул Нугзара и намертво вцепился руками в горло:
– Ты, падла? Твоя работа? – в неистовом запале бил его затылком об пол, мертвой хваткой сжимая шею. Карачаевец слабо хрипел, затем потерял сознание. Голова бессильно моталась из стороны в сторону, с деревянным стуком ударяясь о паркет. Ворвалась охрана, кинулись оттаскивать Безумного. Тот в горячке кричал жуткие угрозы и ругательства. Наконец оттащили его.
Дима немного остыл, спрятал оружие, понимая, что ничего уже не исправить. Слава стоял соляным столбом, в глазах читался страх. Видимо до него только сейчас начинало доходить, какую ошибку он совершил, решив разбежаться с Черкесом. На Нугзара вылили графин воды. Он сидел весь в крови, ничего не соображая. Его схватили под руки, вывели из помещения.
– Ты следующий, Слава! – Дима с сожалением смотрел на бывшего друга. У того свирепо загорелись глаза.
– Угрожаешь, что ли? Ты?
– Нет. Предупреждаю.
– Посмотрим, Дима! Время покажет... – смахнув со стола барсетку и ссутулив широкие плечи, вышел, до глубины души пораженный страшным известием. Валентин тяжело дыша, выглядывал в раскрытое окно, наблюдая, как разъезжается «аркановская» братва.
– Все, Димыч, одни мы с тобой остались. Что делать будем?
– Решать будем. Только торопиться не нужно. Вот Серегу похороним… – голос предательски дрогнул, в глазах показались слезы. Вспомнил, как вчера прощались, как он, будто предчувствуя, смерть свою увидел. А это Ольга была.
Жена осталась, сын маленький еще. Родители живые. Ах, Черкес!.. Ведь и в голову не могло придти, что они безо всякого предупреждения начнут. Думали, никак не раньше сегодняшнего разговора. По всем признакам никто открытой войны не хотел.
– Это не Слава, Валь. Он ведь хорошо понимает: для него это приговор.
– Знаю, Дима. Это, скорее всего чурка с Флинтом. Тот хоть и положенец, а себе на уме. Видимо решил нас с Арканом и Сашей-Азиатом стравить. На «Парадиз» Нугзара красным знаменем поставить чтобы, не привлекая внимания по-тихому бабло загребать. Для всех он положенец и вроде как не при делах. У него же воровская масть, а ворам в падлу бизнесом заниматься. Тот еще сучара!
– Ладно, Валя, надо все хорошенько обдумать, прикинуть, что к чему. Пойдем к парням, сообщим новости.
Хоронили Черкеса пышно и широко. Проводить погибшего в последний путь собралось много народа. Кроме своих подъехали авторитеты и представители городов Западной и Восточной Сибири. Все кто хорошо знал, близко общался, вел дела, да и просто дружил с покойным.
На жену Марину было больно смотреть. Она плакала, не переставая, измученная, убитая горем. Мать Черкеса не выдержала удара, слегла с инфарктом. Отец, прямой с выправкой старик, каменным изваянием стоял у гроба. Говорили траурные речи, глубоко берущие за душу слова. Путь до самой могилы был завален благоухающими цветами. А хоронили как раз на Кудряшовском кладбище…
Никого из оппонентов не было. Лишь Флинта с охраной появился в аккурат перед последним прощанием. Подошел к открытому гробу, долго глядел на покойного. Положил ладонь на холодные скрещенные руки. Простился.
– Вот артист! – не удержался Валька. – Актёр…
Вокруг одетые в штатское суетливо бегали милицейские опера, снимали все на видеокамеру. Валькины быки хватали сотрудников и бесцеремонно выталкивали, не давая приближаться к гробу. Те предпочитали не связываться с обозленными бугаями и тихо отходили в сторону.
Среди деревьев мелькали неприметные загадочные фигуры, одетые в дорогие костюмы, издалека наблюдающие за происходящим. Заказное убийство одного из лидеров игорного бизнеса всколыхнуло криминальный мир города. Всем понимали, что эта смерть никак не последняя.
На прощальную тризну в «Ниагару» собрались около трехсот человек. Многие считали своим долгом почтить память убитого. Дима и Валентин, как оставшиеся наследники разрушающейся империи, принимали соболезнования. Подходили люди, с искренней теплотой жали руки, говорили ободряющие фразы. Появился Калган, известный и уважаемый в городе человек, сам владелец казино и ночных клубов.
– Держитесь, парни! – крепко, по-дружески обнял. – Поговорить надо, – тихо шепнул Диме.
– Давай минут через десять, в бильярдной.
– Добро, – Калган прошел к себе за столик.
– Слышал, Валя?
– Да. Странно все это.
В пустой игровой комнате состоялся серьезный разговор.
– Что делать думаете? – Калган смотрел с наигранным сочувствием.
– Пока решаем… – осторожно отозвался Дима.
– Хреновая у вас ситуация, ребята. Силенок мало, город вас не поддерживает.
– Город это Флинта что ли? – начал заводиться Валька.
– Ну да! – Калган невозмутимо глядел на них. – Аркан, Саша-Азиат в отрицаловке конкретно, остальной народ предпочитает не вмешиваться и с положенцем в конфликт не вступать. Выжидают. Так что одни вы остались.
– Что ты предлагаешь, Калган? – Дима раздосадовано взглянул на него. – Я и без тебя весь расклад просчитал. Ты говори, если есть, что сказать.
– Есть! – тот откликнулся всерьез и как-то даже весело. – Сорок процентов с «Парадиза» мне и я вашу ситуацию разгребу. Не сразу конечно, но разгребу.
– С Флинтом бодаться будешь? А Аркан с Сашей?
– А что мне Флинта? Это сейчас он положенец, а завтра… Косяков за ним немало. Аркан все сделает, как я скажу, Саня против меня не пойдет. Слава ваш, просто умоется. В общем, думайте, я предложение сделал.
– Ну, обсудим, конечно… – предложение было заманчивым, хотя и не слишком выгодным. Но очевидная вероятность потерять все, заставляла задуматься.
– В наш котел хочешь лапу запустить? – Валька открыто и прямо смотрел ему в глаза.
– Хочу, Валя! – ничуть не смущаясь, ответил Калган, не отводя взгляда. – А у вас братцы и выхода, в общем-то, нет. Наверх ниточка оборвалась, все связи у Черкеса были. Так что думайте, я денька через три подъеду.
Через три дня он не появился. Через три дня поздно вечером, на выходе из собственного казино, Калган был сражен снайперским выстрелом в голову. А наутро люди Аркана и Славины бойцы ворвались в «Парадиз». Обезоружив и разогнав охрану, плотно засели, заняв круговую оборону.
* * * * *
Только невероятно удачным стечением всех обстоятельств можно было объяснить спасение Ольги. После сокрушительного электрического удара ее взрывной волной выбросило за борт и если бы не злосчастный затянувшийся узел на тесемках спасательного жилета, она, будучи парализованная мощным импульсом, обязательно утонула. Как это случилось с Антоном. Сорванным оранжевым буем качалась она на волнах, погруженная в глубокий обморок. С берега хорошо видели все подробности трагедии, «Анабелла» притягивала взгляды, и с лодочной станции мчался катер.
Ольгу тотчас доставили в больницу, где врачи с немалым трудом привели ее в чувство. Она никак не могла поверить в реальность случившегося, без остановки рыдала, звала своего любимого, друзей. Перед глазами живой картиной стояли застывшие в объятиях Герман и Жанна, исчезающий в дымящемся сиреневом облаке Антон. Ослепительная вспышка, сияющее солнце и резкий запах озона. А затем плотная непроницаемая тьма. И странное состояние парения в пустоте, в полнейшей невесомости.
Усиленная терапия антидепрессантами, транквилизаторами, снотворными, бесконечные капельницы, уколы. Ольга не понимала, где находится. Приезжала Елена Сергеевна, мама Антона, она ее не узнавала. Две недели провела на больничной кровати, не в силах ни есть, ни пить. Наконец, что-то сдвинулось, запустились скрытые механизмы, и она начала приходить в себя. Иван Андреевич, отец Антона, забрал ее, оглушенную, переполненную лекарствами. Отвез домой, где ухаживали за ней как за родной дочерью. Но там все напоминало о нем, и Ольга попросила разрешить ей отправиться на съемную квартиру. Елена Сергеевна со слезами на глазах обняла девушку, и они долго плакали. Потом собрала вещи, отвезла на квартиру. Сообщила, что все оплачено на полгода вперед. Они с мужем помогут ей окончить институт, и больше ни о чем беспокоиться не надо. Оставила пачку крупных банкнот и, не слушая никаких возражений, уехала.
Через несколько дней чуть успокоившись от тяжких переживаний, Ольга вновь встретилась с Еленой Сергеевной, и они поехали на кладбище. На просторной, усыпанной речным песком площадке, огороженной столбиками с донизу провисшими цепями, расположились могильные холмики, утопающие в траурной зелени венков. Над ними раскачиваясь, шумели вековые сосны, будто живые стражники охраняли мертвый покой.
Изогнутая мраморная стела взвилась над каменным постаментом, образуя наполненный ветром парус. Легкими росчерками на ней была высечена уходящая яхта. Наверху против каждой могилы выбитые рукой мастера изображения лиц усопших. А под ними шли золотые надписи: Герман, Жанна, Антон. В нижнем углу написана размашистая эпитафия: «Ушли молодыми…».
Ольге стало плохо. В глазах потемнело, ноги подогнулись, в горле застрял тяжелый стон. А вокруг зеленела листва, блаженно и громко пели птицы, в напоенном цветочным нектаром воздухе носились полосатые шмели. Лучи солнца пробивались сквозь густые кроны, и мотыльки весело кружились в искрящемся свете. Шелест проезжающих автомобилей раздавался совсем рядом. Разноцветные бабочки порхали среди притаившихся лесных фиалок. Все продолжалось. Без них. Без него…
С большим трудом нашла в себе силы, собрала нервы в тугой клубок. Елена Сергеевна горько плакала. Красивая, полная сил женщина. Они с Иваном Андреевичем решили усыновить мальчика из детского дома не желая смириться с мыслью о невозвратной потере. Мама со слезами рассказывала, как искали Антона, как поднимали яхту, как долго не могли расцепить обнявшихся Германа и Жанну, стоявших у мачты. Как отец Германа настаивал, чтобы их хоронили в одной могиле. Как…
Тяжело, невыносимо тяжело было об этом слушать. Представлять и мысленно видеть погибших, уже мертвых. Но Ольга должна была знать. Именно чтобы успокоиться, как-то смириться. Душа разрывалась, сердце пылало, в мыслях туманилось и плыло. Совершенно опустошенная, разбитая добралась она домой и обессиленная рухнула на кровать. А через несколько дней Антон пришел к ней. Пришел глухой ночью, когда она спала, живой и счастливо улыбающийся. Она не поверила своим глазам, испугалась. Он присел рядом, обнял ее крепко, поцеловал:
– Не пугайся, я живой.
– Живой? Но ты же, погиб! Утонул…
Антон тихо засмеялся:
– Нет, не погиб. Просто я сейчас живу в другом месте.
– А Жанна? Герман? С тобой?
– Со мной, любимая! Мы опять вместе.
– Но ведь вас похоронили! Я была на вашей могиле!
– Ну и что, солнышко мое? Мы просто ушли. Далеко. А я вернулся. Мне одиноко без тебя, я постоянно думаю о тебе. Я хочу всегда быть с тобой. Наслаждаться твоей преданной любовью, обаянием, верностью. Сходить с ума, лететь и разбиваться. Ты для меня влекущий свет, моя горящая звезда! В тебе и только в тебе я вижу смысл своего чудесного избавления.
Легкими прикосновениями он гладил ее лицо, волосы, грудь. Нежные пьянящие слова лились сплошным потоком, обволакивая сердце томной пеленой. Она чувствовала как плавно и незаметно проваливается в дурманящий бездонный обморок. Как острыми покалываниями отзывается тело на его касания. Она верила и любила, она постоянно думала о нем. Звала, шла навстречу, подчинялась ему. Его голосу, его желаниям. Ее любимый, он вновь был с ней. Как сладко, как радостно обнимать и ощущать его в себе! Какая сказочная счастливая ночь, какие фантастические сновидения… Она открыла глаза и вскочила на кровати. Солнечный свет заполнял комнату. Никого не было. За открытым окном звонками трамваев и ревом мчащихся автомобилей гремела утренняя суета.
– Это же сон! Всего лишь сон, – она горько заплакала. – Анто-он! – простонала, вцепившись зубами в подушку.
Но через три дня он явился вновь. И все повторилось. Сильно, ярко, бесподобно. Глубокие, неизведанные чувства сокрушали пленительной волной. Немыслимые преображения, магические вариации, все это настолько заполняло ее, что казалось, и нет ничего другого. Все остальное виртуальная реальность, а настоящая жизнь наступает после того как появляется он. Временами сознание прояснялось, и она отчетливо понимала, что все это мнимый бред, безумные видения. Но приходил Антон, и забывалось обо всем на свете.
Утром она ездила в институт, работала на кафедре в аспирантуре. Пора было отправляться домой, встретиться с родителями, младшей сестрой. Купила билет на скорый поезд и в начале августа собиралась уезжать. Давно написала родителям, что полюбила Антона, что выходит замуж, и что они подали заявление. Родители радовались, просили ее приехать вместе с женихом. Про трагедию на яхте и смерть Антона Ольга сообщать не стала. Решила, что сама расскажет при встрече. Она целый год не видела родных и сильно соскучилась.
Последняя ночь была необыкновенно восхитительной. В полном изнеможении с тревожным чувством очнулась она на рассвете. Антон звал ее, умолял придти, чтобы уже никогда не расставаться. Быть с ним навеки, навсегда. Она плакала, не хотела прощаться, клялась явиться к нему. Он будет ждать ее вечером…
День пролетел как призрачный сон. Она не помнила что делала, где была, с кем и о чем разговаривала. Все никак не могла дождаться, когда же настанет вечер. Наконец солнце покатилось к закату, и Ольга поехала на Кудряшовское кладбище. К нему.
Бродила среди бесконечных могил, все никак не могла найти. Одиночество ее не пугало, хотя наступали сумерки. Все же, после долгих блужданий удалось найти заметную мраморную стелу. Остановилась рядом, внимательно всматриваясь в выбитые барельефы и фотографии на памятнике: Герман. Жанна. Антон. Даты рождения и смерти.
Глухая сумрачная тишина. Наверху шелестели хвойные кроны, ниже трепетали листвой березы. Где-то ухнул филин, безвестная ночная птица завела тягучую песню. Она терпеливо ждала у его могилы. Совсем потемнело, небо затянули черные тучи, вдалеке слышались громовые раскаты. Ничего не было видно, лишь контуры проезжающих по шоссе машин, да редкие проблески фар.
Ольга оцепенела в ожидании. Показалось, что от памятника отделилась смутная тень и движется к ней. «Антон?..» – но тихо, нет ничего. Она набрала воздуха в легкие:
– Антон! Ант-о-он! Ант-о-о-он! – никто не откликнулся, звонкий крик утонул во мраке. И тут до нее дошел нелепый смысл всего происходящего. Где она находится, в каком страшном месте, и чего здесь делает! Торопливо забилось, застучало в висках, панический ужас ворвался в душу, сердце раскололось на тысячи частей. Слезы ручьями хлынули из глаз, дрожь заколотила тело. Ее подхватило и куда-то понесло в кромешной тьме. Ничего не видя вокруг себя, спотыкаясь, обходя колючие оградки, запинаясь о могильные холмики, падая и поднимаясь, шептала что-то в жутком волнении. Ориентируясь только на звук, собрав все эмоции в тугой узел, упрямо и лихорадочно пробиралась к асфальтовой дороге.
Глава четвертая
– У Флинта что, башню снесло? Весь игорный бизнес под себя взять решил? – Валька с возмущением размахивал руками. – На беспредел сорвался?
– Нет, Валя. Думаю, он здесь не причем. Для чего ему Калгана валить? За него жестко спросят, быстренько лоб зеленкой намажут.
– А за Черкеса? Не намажут?
– Ну, если только мы с тобой. Да и то, прямой связи нет. Вроде бы на Нугзаре все сходится. Хотя и тут я сомневаюсь.
– Не сомневайся, кроме чурки больше некому. При поддержке положенца он в последнее время что-то совсем перья распустил. Когда его мочить будем?
– Не торопись, Валя. Надо обождать и все хорошенько просчитать. Наверняка в ближайшее время что-нибудь прояснится. Да и город уже на пределе.
На фоне ошеломительного убийства Калгана захват «Парадиза» никого не удивил. Всем боевым составом собрались в «Трое». Что делать никто не знал, но понимали, что вышибать Аркана и Славу из «Парадиза» без стрельбы и шума было невозможно. Посетители ночного клуба пугались шатающихся по танцполу и тесно сидящих у барной стойки громил. Публика притихла и неохотно заказывала спиртное. Девушки боязливо прижимались к своим кавалерам и вели себя довольно скованно. Внутренняя атмосфера в «Трое» накалялась, чувствовалось нервное напряжение. Клиенты после шоу-программы разъезжались по другим увеселительным заведениям. Многие знали о конфликте группировок и не желали нечаянно попасть под раздачу.
С потерей «Парадиза», основного источника дохода, другие активы выходили на первый план. Надо было держать «Ниагару» и «Трою», иначе рассыплется все. Навестили всех своих коммерсантов. Из-за объявления войны повысили мзду и предупредили: кто захочет переметнуться тому пощады не будет! Валька провел воспитательную беседу и все согласились с новыми правилами.
– Эх, Димка, жаль не успели банк открыть. И охранное агентство. А если еще свое частное охранное предприятие было, хрен бы они «Парадиз» захватили.
– Ладно, Валя, надо то, что осталось удержать.
Недалеко от «Трои» дежурил автобус с ОМОНом, а вокруг «Парадиза» нарезал круги грузовик-будка с СОБРом. Через какое-то время они менялись местами, контролируя обстановку и терпеливо выжидая начала каких-либо действий.
– К штурму готовятся, что ли? – Дима с любопытством вглядывался в темное окно.
– Да ну! Это против безоружных они бойцы. Им бы только митинги да демонстрации разгонять. Там они герои. А нас-то боятся. Вон сколько у меня архаровцев и ни один без боя не сдастся! – Валюха с гордостью смотрел на своих парней. – А ментам зачем шум поднимать? Если что, они же по любому виноваты будут. Не дай бог жертвы или вдруг мы заложников возьмем? Погоны так и полетят. И с должностей поснимают. Ты помнишь, как на стрелке Черныша обложить хотели? Андрюха-Битюг из РПГ по уазику шарахнул, сразу приплыли. А пацаны ушли, целы и невредимы. Командиру ОМОНа звезду сняли, с должности прогнали. Начальнику ГУВД выговор о несоответствии объявили и тут же на пенсию отправили. После этого без приказа из Москвы они инициативу проявлять боятся и ничего сами сделать не могут.
Вся ночь прошла в напряженном ожидании, а к пяти утра зазвонил мобильный телефон. Саша-Азиат предлагал встретиться в спокойной обстановке на нейтральной территории, чтобы обсудить ситуацию. Собрались через час в неприметном баре без оружия, под честное слово и без охраны.
– Надеюсь Безумный меня, как Нугзара, рвать не будет? – мрачно пошутил Саша.
Сидели за столиком, неторопливо цедили «Балтику», закусывали солеными орешками.
– Ну что, парни? Есть у меня предложение, – Азиат, небольшого роста, крепкого сложения, с тяжелым широкоскулым лицом и злыми глазами деловито ронял фразы:
– Слава задумал весь «черкесовский» бизнес под себя подгрести. В этом он погорячился, неправильно просчитал положение, переоценил собственные возможности. А мы против…
– Мы это кто? – Валька с интересом слушал парламентера.
– Мы, Валя, это мы.
– Ну ладно, чего там дальше?
– В общем так. Вы отступаетесь от «Парадиза». Навсегда и без каких-либо условий. А мы в свою очередь ни в «Трою», ни в «Ниагару», ни в другие ваши дела не лезем. Со Славиными долями решайте сами, никто за него впрягаться не станет. Как вам такой расклад?
– Значит, предлагаешь «Парадиз» без боя сдать? – то ли серьезно, то ли в шутку спросил Валюха.
– Тебе, Безумный, лишь бы пальбу устроить. Давайте как-то без конфронтаций обойдемся, и так все на нервах. Всем плохо будет. Ты, Летяй, что скажешь?
– Надо подумать, – Дима отвечал уклончиво. Имело смысл потянуть время, сохраняя лицо. Предложение Азиата решало проблему и обеспечивало достойный выход из ситуации. Значит, их решили не добивать, не списывать. «Стрельбы не хотят, вот что! – догадался он. – Думают миром решить. Интересно, как бы повернулось, если Черкес живой был?»
– Чего ты осторожничаешь, Летяй? Что тут думать?
– Ни хрена вы мамонты! Оторвали кусок, – Дима разозлился. – Не торопи нас, Саня! Дай прикинуть, что к чему.
– Чего там прикидывать, я и так вижу, что вы согласны, – Азиат был опытный психолог. – Ладно, позвоню через два часа, – он поднялся на ноги.
– Сань, а зачем Флинт Калгана замочил?.. – Валька знал, что спрашивать об этом глупо и нетактично, но ему хотелось смутить Азиата и заодно посмотреть на его реакцию.
– Это не он, – на раскосом лице не дрогнул ни один мускул. – Флинту это совсем ни к чему.
– А кто же тогда?
Саша, собравшийся было уходить, неожиданно опять присел за стол. Поманил кельнера. Тот быстренько принес свежего пива, креветок. Смахнул пустую посуду, поменял пепельницы.
– Эх, Валюха, – он вдруг расчувствовался и понизил голос. – Знал бы!.. Есть мнение. По ходу, парни, конкретный отстрел идет. Мутят наверху, высоко. В Москве я с ворами встречался, поднимали эту тему. Народ сильно озабочен. Волна катит такая, что обе столицы на ушах стоят. Ходят слухи, что создали, не то в ФСБ, не то в ФСО, не то еще в каких структурах спецподразделение. Определенно ликвидацией занимаются. Там аналитический отдел у них и киллеры высокого уровня. Финансирование без ограничений…
Только туфта все это: сами мусора слухи распускают. Скорее всего, идет установка на полное уничтожение движения. Подгребают под себя неустойчивых, ловят на чем-нибудь или как-то еще провоцируют, потом проводят беседы, делают своими сексотами. А там уже и влиять начинают. Стравливают братву между собой, рознь-вражду сеют. Разделяют и властвуют, одним словом. Во всем участвовать хотят и все контролировать. Своих людей внедряют.
Это же их методы. Как змеи тихо и незаметно везде проникают. И это по всей стране идет. Кого-то исподволь, втемную используют, как Славу, скорее всего. Кто-то сам помогает, по недомыслию голову в петлю засовывает. Тяжело работать становится. Везде мусорские прокладки мерещатся, даже где их, может быть, и нет. Коммерсанты, кто покрупнее, банкиры всякие службы безопасности себе организуют, с ментами договариваются. И все по-тихому. Да чего я вам рассказываю, сами знаете.
Конечно, киллеры у мусоров имеются. Гастролируют по стране, все строго по приказу. Но и тут в регионах у каждого начальника УФСБ есть заштатные душегубы. Сидит эта сволочь со звездами в своем кабинете, постановки разрабатывает…
– А зачем им это надо? О России думают?
– О России, – зло усмехнулся Азиат. – На Россию им, падлам, просто плевать. О себе, суки, думают, о собственном кармане. Под флагом борьбы с организованной преступностью валютные счета на островах пополняют. Гребут не по-детски. Вы думаете это что? Да простой передел, только в мусорскую сторону. Войну нам объявили, как всегда. Делят, рвут. Потом друг друга топтать начнут. А нас, Валя, скоро уничтожат как класс! Или бизнесменом становись и пляши под их дудку или на нары. А то и грохнут… им недолго. В Тюмени вышки под своих людей отнимают, в Кузбассе угольные разрезы, в Приморье лес, в Якутии драгоценные металлы. Где им природных ресурсов не хватает, промышленность и бизнес дербанят. У нас сами видите, до казино добрались.
– Так вы там с Флинтом и Арканом против системы идете, что ли? – Дима не очень-то удивился услышанному. Примерно о том же самом они с Черкесом не один раз рассуждали.
– Да ты что, Летяй? Разве их одолеешь? Они сейчас и есть государство. Все возможности у них, власть и Интерпол. Весь мир запугали русской мафией. Отдохнуть за границу съездить, визу получить, это еще умудриться надо. В консульствах проверки такие, что… все нас боятся.
Остается сидеть себе тихо. Откусить немного и быстрее валить отсюда. Я другого выхода не вижу. Ну, три, четыре года еще продержимся. А там, когда народу чуть легче станет, людской гнев на нас направят. Это все бандиты, мол, устои разрушают, государство расшатывают, бизнесу не дают развиваться. Грабят, насилуют, убивают. Обвинят в том, чем по сути сами и занимаются.
Несколько раз беседу прерывали телефонные звонки. Аркан спрашивал, как идут переговоры. Видно удивлялся, что так долго идет совещание.
Напоследок Саша предупредил:
– С Нугзаром пока непонятно. Может и он Черкеса заказал. Но, прикиньте сами. Я читал протоколы. Ни единого отпечатка, все стерильно. Вообще никаких следов вокруг. Зацепиться не за что, все сделали профессионально и грамотно. Кучность огня удивляет, практически все пули в цель. Если бы наши стрелять начали, – весь «Мерс» разворотили. А здесь все чисто! Калгана единственным выстрелом сняли. Такие исполнители немалых денег стоят. В общем, мой вам совет: не гоните, по-умному разберитесь. Если только он сам вас еще не заказал… – зловеще усмехнулся Азиат, в упор глядя на Валюху.
– Спасибо за добрый совет. Приятно выслушать умного человека, – Валька, ухмыляясь, посмотрел на Сашу.
– Все, парни, я пошел. – Крепко пожали друг другу руки и разъехались.
Прошла неделя. Все понемногу успокаивалось, обретало привычный уклад. Мирное решение было выгодным для всех. Дима с Валентином занимались текущими делами, анализировали и собирали информацию. Предстояло как-то решать с Нугзаром. Понимали, что хитрый чебурек затаил обиду и хочет отомстить. Валюха предлагал немедленно грохнуть кавказца, но Дима возражал, что идти на обострение с положенцем не имея доказательств о причастности Нугзара к убийству Черкеса никак нельзя. Но ничего не прояснялось. Знали одно: карачаевец без одобрения Флинта никуда не полезет. А с ним и с Арканом встречались. Был деловой разговор, все решили миром. Флинт предлагал Валентину извиниться за несдержанную горячность. Но тот заявил, что если найдутся конкретные подтверждения непричастности Нугзара к заказу Черкеса, тогда он обязательно принесет моральные и материальные извинения.
А на следующий день город буквально всколыхнулся. Ночью в финской сауне были в упор застрелены Нугзар и депутат Стукало. Оба расстреляны двумя выстрелами в голову. Убийство депутата придавало преступлению политический уклон, и терпение у властей закончилось. В ночные клубы и казино, в рестораны и уличные кафе вламывались вооруженные люди. Ставили посетителей к стенке, а особо ретивых жестко клали на пол. Беспрестанно угрожая, проводили поголовные досмотры и личные обыски. Подозрительных задерживали, увозили разбираться в РУБОП.
Шуму и крику было много, граждане с гневом возмущались, писали жалобы, вызывали себе адвокатов. Ничего не помогало. С задержанными обращались издевательски и грубо. Томили в душных тесных камерах, не разрешали никуда звонить. Так жертвой разнузданного милицейского произвола стал столичный юморист Бедокур, с успехом гастролирующий по Западной Сибири и тратящий деньги на игры в рулетку и «Блэк Джек». Он наивно пытался что-то сказать ворвавшимся громилам, но был обездвижен и бесцеремонно положен на пол. Здоровенный боец не без удовольствия наступил ему на голову берцем сорок восьмого размера и, глумливо насмехаясь, не давал рта открыть. Когда поверженного артиста узнали и попытались перед ним извиниться, разъяренный юморист пообещал всех урыть и стереть в порошок. Его бережно подняли, вернули деньги, под руки довели до машины и посоветовали больше никогда не приезжать в Новосибирск.
Ранним утром Диму поднял из кровати телефонный звонок. Опять беспокоил Иваныч, и ничего хорошего это не предвещало.
– Здравствуй! Не читал вчерашний «Вечерний Новосибирск»? Обязательно прочти. Тебя объявили в розыск. Возбуждено уголовное дело об убийстве депутата и Нугзара. Ты главный подозреваемый.
– Иваныч!
– Я понимаю, это подстава. Сделаю, что смогу, но сам видишь, оставаться нельзя. Через пару недель позвони, ты знаешь номер.
– Иваныч! Не забуду…
– Ладно, Дима! Пока.
«Ничего себе! Вот так новости. Ну, Иваныч! Не зря берет. Спасибо, хоть предупредил», – Дима быстро оделся, подхватил собранный загодя рюкзачок. Знал, что рано или поздно этот момент наступит. Необходимые вещи, нужные документы, тридцать штук долларов. Куда без них?
Бегом спустился вниз, завел «Крузер» и помчался в центр города. Надо было решать, что делать дальше. Позвонил Валюхе, договорились встретиться через полчаса. Остановился возле газетного киоска, взял «Вечерку». Отъехал во дворы и, оглядевшись, стал внимательно читать. Сразу будто по голове ударили: на главной странице крупная фотография: он с пистолетом в руке направляет ствол в лицо голого и испуганного депутата. Того самого, клиента Элеоноры. Ракурс был настолько удачный, что не узнать Диму было невозможно. «Значит, были видеокамеры! Ничего себе постановочка. Как они меня…» Ниже набрано выделенным текстом:
«Вчера ночью в одной из элитных саун Ленинского района были обнаружены тела депутата городского законодательного собрания Андрея Стукало и авторитетного предпринимателя Нугзара Бушуева, известного под кличкой «Нугзар».
Смерть обеих наступила в результате огнестрельных ранений в голову. Стреляли с близкого расстояния.
Девушки легкого поведения, отдыхающие вместе с убитыми, показали, что после длительного застолья они удалились в парную комнату, а когда вышли, примерно через десять минут, мужчины были уже мертвые. Выстрелов никто не слышал, но незаконно установленные в сауне видеокамеры зафиксировали, по крайней мере, одного из убийц. Эксперты подтвердили, что на видеосъемке мужчина, похожий на одного из лидеров «черкесовской» криминальной группировки Дмитрий Летяев, угрожает пистолетом «Макарова» депутату. К сожалению дальше съемка прерывается, заканчивается пленка. Угол обзора камеры не позволяет увидеть, что происходит на другой стороне помещения и был ли у преступника сообщник.
Редакция благодарит пресс-службу ГУВД, предоставившую фотографию. По словам сотрудника РУБОП у Бушуева («Нугзара») и «черкесовских» был конфликт из-за казино «Парадиз». К тому же Летяев и его соратники подозревают, что убийство Сергея Черкесова («Черкеса») было заказано Бушуевым.
Напоминаем, что Черкесов был расстрелян две недели назад на двадцать первом километре Колыванского шоссе. По версии следствия убийство предпринимателя было местью. А депутат Стукало стал невольным свидетелем и поплатился за это жизнью. Также появилась информация, что Андрей Стукало, известный жесткой непримиримостью к коррупционерам и последовательно боровшийся за закрытие Гусинобродской барахолки, пал жертвой из-за своей профессиональной деятельности. В любом случае это преступление будет расследовано, и виновные понесут заслуженное наказание».
Дочитав статью до конца, Дима в изнеможении откинулся на спинку сиденья. «Вот это меня подставили! Ох, Эллочка!» – с тех пор он еще ни разу не встречался с ней.
Подъехал Валька на своем американском «Чероки».
– Что, Летяй? Попали? Что делать будем?
– Я в розыске. Вот тебе газетка, почитай на досуге, – он отдал другу «Вечерку». Тот увидел фотографию, взглянул на него и присвистнул озадаченно:
– Ну, Дима! Ты когда успел-то?
– Да это фото две недели назад сделано, еще Черкес живой был. У Эллочки своей этого козла застукал. А у нее там камеры кругом, оказывается, стоят.
– На кого же эта сучка работала? На мусоров?
– Не знаю, я думал на Нугзара. Ладно, не до размышлений сейчас. А мне исчезнуть придется. Через неделю позвоню Иванычу, он помочь обещал. За что мы ему по косарю каждый месяц отстегиваем? И премии.
– Да, Иваныч сделает, что сможет, я его знаю. Куда думаешь валить?
– Не думал еще. В Абхазию или в Минск. За границу наверняка не выпустят, раз всероссийский розыск объявили. Ты аккуратнее будь, тоже ведь подозреваемый. Держите, что осталось. Только, Валя! Не шуми и не размахивай волыной своей. Притаиться надо, пусть все уляжется.
– Что у тебя с деньгами, Летяй?
– Да есть пока на первое время.
– Ладно, Димыч, будь осторожен. За нас не беспокойся, присмотрим за хозяйством.
Крепко обнялись на прощанье и Валюха уехал. Стало совсем одиноко. Странные, непонятные ощущения. Никуда уезжать не хотелось. Но и оставаться тоже нельзя, иначе все шишки на тебя повесят. «Неужели менты не знают, что видеосъемка старая? Знают, конечно. И, все-таки выложили. Ясное дело, предъявить им нечего, пленка это не доказательство и кроме угроз там нет ничего. Но сейчас по горячим следам никто разбираться не будет. Закроют и тут же отрапортуют наверх, что убийцу задержали. И буду тогда в изоляторе чалиться. Полгода или год, сколько понадобиться. Кому? Одни вопросы». Он завел двигатель, выехал на проспект. Помчался, сам не ведая куда. В мыслях возник охваченный страхом депутат, мутные от ужаса глаза Элеоноры.
Вспомнилась Ольга, ее лицо в слезах, хрупкая девичья фигурка, свернувшаяся в клубок под одеялом. Несчастная, беспомощная, заплаканная. Вспомнилось, как долго смотрел на нее, как гладил волосы. Сама по себе возникла мысль: а что если? Ведь никто о ней не знает, и его рядом с ней никто не видел. Надо заехать, хотя бы узнать, как она? Может, пустит пару недель пожить? Эх, никак нельзя подставлять девчонку. Нельзя.
«Ладно, заеду, только попрощаюсь. А потом в Кемерово рвану. Главное из области выбраться, а там никто искать не будет. «Кемеровские» пацаны помогут к морю вылететь. В Абхазии сейчас хорошо, солнце, пляж…» Он уже подъезжал к ее дому. Легко взбежал на четвертый этаж и долго жал кнопку звонка. В квартире никого не было. «Как жалко! – ему все же хотелось увидеть девушку. – Где ее теперь искать?» Озадаченный и разочарованный сидел в машине, оглядывая пустынный двор.
К дому подъехал серебристый «Паджеро». Стройная женщина вышла из автомобиля. Открыв переднюю дверь, помогла выбраться молодой девушке, это оказалась Ольга. Женщина по-матерински обняла ее, они счастливо улыбались, о чем-то радостно разговаривая. Наконец простились и Ольга, застучав каблучками, вошла в подъезд. Дима дождался пока «Паджеро» скроется за поворотом и поднялся вслед за ней.
Она открыла дверь. С немым удивлением смотрела на высокого мужчину, чем-то смутно знакомого.
– Здравствуйте, Ольга, я Дмитрий, не узнаете меня?
– Нет, не узнаю, – и тут в ее глазах мелькнул огонек. – Дмитрий? Дима? – она вспомнила ту страшную ночь.
Перед глазами возникло зловещее, притаившееся во мраке жуткое кладбище. Вспомнила, с каким трудом пробиралась, шла чуть не на ощупь, обходила колючие оградки. Как ветви деревьев безжалостно хлестали по лицу, цепляясь за платье и не пуская вперед. Как где-то, кто-то дико кричал, а под ногами трещали сухие сучья. Как сверкало и гремело совсем близко, а синие вспышки выхватывали из темноты скорбные могильные памятники. Как кто-то пронзительно и пристально глядел с выцветших фотографий…
А спасительная дорога была рядом, там светили огни, проносились автомобили, в которых ехали люди, там была жизнь! С трудом выбралась, вырвалась из объятия царства мертвых. Беспрестанно падая и поднимаясь, ударяясь обо что-то, ползя на сбитых коленях по осыпающейся насыпи, вышла, наконец, к шоссе. И побежала, помчалась прочь от вселяющего ужас погоста. Ничего не видела перед собой, а просто шла, шла и шла. Неутомимо и быстро.
Сзади надвигалась, преследовала гроза. Ольга, не оглядываясь, брела по обочине, даже не зная, в ту ли сторону она направляется. Послышался рев обгоняющего автомобиля, остановившегося неподалеку. И из машины вышел Антон! Она не поверила своим глазам. Все-таки он приехал за ней, он ждал, нашел ее. Анто-он! Он что-то говорил, о чем-то спрашивал, она не понимала ни единого слова.
Вдруг опять эта ослепительная фиолетовая вспышка, страшный звук электрического удара. И все исчезло. Она ехала в машине с незнакомым человеком, отвечала на его вопросы, проваливалась в глубину. Очнулась только на своей постели с чашкой горячего кофе в руках. Мужчина что-то спрашивал, она с трудом соображала, смотрела на него, ничего не понимая. Уловила лишь имя – Дима. Проснувшись утром и, никого не обнаружив, предположила, что все это ей приснилось.
Вчера весь день не выходила из дома. Ее слегка знобило, тошнота подступала к горлу, голова постоянно кружилась. Утром с невероятным трудом собравшись, отправилась на работу в институт. Зашла в медпункт и рассказала о странных симптомах врачу, пожилой и опытной женщине. Та, с вниманием осмотрев пациентку, неожиданно предложила обратиться в женскую консультацию.
– Вы думаете… – Ольга с недоверием глядела на нее.
– Очень похоже. Необходимо подробное обследование.
Удивительная новость испугала и одновременно обрадовала ее. Бегом бросилась звонить Елене Сергеевне, которая сразу примчалась и увезла к хорошему специалисту. Как ни странно осмотр действительно показал третий месяц беременности. Елена Сергеевна была вне себя от счастья:
– Если мальчик родится, Антоном назовем, правда, Оленька?
– Да, – она стояла потрясенная, не зная, как реагировать на такую поразительную новость.
– Родная моя, никуда тебя не отпущу! Будешь с нами.
До Ольги стал доходить смысл ее положения. Она заплакала, поняв, что будущий ребенок и есть ее Антон, его продолжение, его воплощение. Елена Сергеевна обнимала девушку, плакала вместе с ней. Сели в машину и, чуть успокоившись, не спеша ехали по городу, подробно обсуждая дальнейшую судьбу Ольги. Решили, что после того как она приедет домой и обо всем расскажет родителям, обязательно вернется и будет жить у них с Иваном Андреевичем. Ректор института его постоянная клиентка и они смогут договориться в деканате, чтобы Ольга экстерном сдала экзамены и получила диплом.
Она перестала плакать, улыбалась радостно, думая о будущем ребенке. Все остальные заботы делались неважными, отступали на второй план. Мысли заполнялись новыми чувствами. Ольга попыталась прислушаться к своим ощущениям и странным впечатлениям. Захотелось, чтобы этот момент наступил как можно быстрее, а остальные месяцы пролетели скоро и незаметно.
Простившись с Еленой Сергеевной, быстро взбежала по лестнице. Прошла на кухню, включила установленный над холодильником телевизор. Поставила турку на плиту варить кофе. И услышала звонок в дверь.
Глава пятая
– Дима? – Ольга смотрела удивленно и несколько озадаченно. – Проходите, пожалуйста.
Он прошел в коридор, снял с плеча рюкзачок. В небольшой квартире все было знакомым.
– У вас кофе…– чувствовался горелый запах убежавшего кофе.
– Ой! Проходите в кухню, – она бросилась выключать плитку. – Ну вот, все пропало.
– Не волнуйтесь. Можно я помогу? – он взял испачканную в потеках турку, стал отмывать под краном. Быстро очистив, подал ей. – Готово.
– Спасибо, – хозяйка вытерла конфорку и опустила глаза. – Простите, неудобно получилось.
– Что вы! Кстати, если помните, мы договорились на ты друг к другу обращаться. Не возражаете?
– Нет… – Ольга ничего не помнила и чувствовала себя неуютно. Что еще она могла наговорить в ту ночь?
Дима сел за обеденный стол. С любопытством оглядел модный кухонный интерьер:
– А в холодильнике стоит французский коньяк, – он с улыбкой посмотрел на нее.
– Откуда вы знаете? Ах, да…
В это время по телевизору передавали городские новости. Неожиданно Дима услышал свою фамилию и стал пристальнее вглядываться в экран. Показывали фото убитых Нугзара и депутата, лежавших на мокром полу сауны. Затем корреспондент сказал несколько коротких фраз и на экране возник он сам, что-то говорящий и направляющий ствол в лоб голого перепуганного человека. Сюжет длился около десяти секунд, затем крупным планом показали его лицо. Голос за кадром рассказывал о приметах и советовал при встрече обязательно звонить в милицию. Дальше шли номера контактных телефонов.
Он обернулся и увидел, с каким ужасом на него смотрит Ольга. Она все видела и слышала. В глазах показались слезы и девушка, закрыв лицо руками, опустилась на стул.
– Оля, я тебе сейчас все, все объясню. Выслушай меня, пожалуйста. – Дима подошел к ней, присел рядом. Хотел как-нибудь успокоить, погладить вздрагивающую спину. Не решился.
– Ольга!
– Зачем вы пришли? Хотите убить меня?
– Ольга, одно твое слово и я сразу уйду. Я хочу, чтобы ты меня выслушала. Мне и рассказать-то обо всем некому! – сокрушенно воскликнул он.
Какое-то исступленное бешенство клокотало в груди. Не мог себе простить, что так напугал ее. Эта чистая наивная девушка непонятным образом притягивала его к себе. Внутри росло безмерное чувство вины перед ней, перед ее открытостью и доверием, перед испугом, который она испытала, увидев этот дурацкий репортаж.
Ей стало немного спокойнее. Больше не от слов, а от того безысходного искреннего тона.
– Давайте сядем за стол, – она пыталась взять себя в руки. Вытерла заплаканное расстроенное лицо, зачем-то начала переставлять чашки.
– Нет, Оля, – вставать не хотелось. – Я так посижу, – уселся на пол. – Так лучше. Не прогоняйте меня, ладно?
И он, волнуясь, сбивчиво рассказал ей все о себе, своей жизни, последних событиях, Черкесе, Элеоноре. Ничего не стал скрывать. Оказывается, сладко это было, – раскрывать другому душу, раскаиваясь и сожалея о случившемся, открыто признавать допущенные ошибки. Получилась целая исповедь, откровенное признание, очищающей волной распахнувшая его душу. Ольга слушала с интересом, и это особенно вдохновляло его. Он хотел надеяться, верить, что она простит. Только почему она должна прощать его? И все равно думалось, что если уж она не осудит, то никто тогда осудить будет не вправе. Казалось, это хрупкое создание воплощает для него само правосудие и милосердие.
– Ольга, я клянусь тебе всем, чем только могу поклясться: никого в своей жизни не убивал. Ты должна знать об этом, – он опустил глаза и надолго замолчал. Показалось, будто ее ладонь коснулась волос. Поднял голову, вгляделся в ее лицо повлажневшими глазами. Взял руку, прикоснулся губами и бережно прижал к щеке.
– Простишь? – с надеждой посмотрел на нее.
– За что? – удивилась она.
– Что напугал тебя.
– Но ты ведь не виноват.
– Ольга! Ты даже не представляешь, что сейчас для меня сделала, – он почувствовал себя прощенным и абсолютно счастливым.
Между тем за окном опустился вечер. Сгущающийся сумрак уходящего дня проникал в открытые окна. На улице зажглись фонари, ярко освещая проспекты. Окно комнаты выходило во двор, а окно кухни на центральную улицу. Они сидели и молчаливо прислушивались к стуку колес припозднившихся трамваев.
Неожиданно громкой сиреной завизжала сигнализация «Крузера», припаркованного у детской площадки. Дима прошел в комнату выглянул в окно. Машина мигала фарами, издавая пронзительные тревожные гудки. Вокруг никого не было. Он достал электронный пульт, отключил сигнализацию. «Крузер» затих на мгновение и, высоко полыхнув ослепительным пламенем, разлетелся на горящие куски. Гулко прогремел оглушительный взрыв, вдребезги разорвав идиллию теплого вечера. На первых этажах вылетели стекла, где-то истошно пищали сигнализации других автомобилей. И тут же, сверкая и брызгая, разлетелось оконное стекло, осыпав с ног до головы колючими крошками. Долгая автоматная очередь ворвалась в окно. Пули рикошетом от потолка впивались в платяной шкаф, в мягкие кресла, широкий диван. Дима мгновенно распластался внизу, едва успев крикнуть:
– На пол! Быстрее, Оля! Ложись!
Впрочем, планировка квартиры была устроена таким образом, что пули никак не могли залететь на кухню. И все же он здорово испугался за нее: «Не прощу себе, если что! Бедная девочка!» – наконец пальба прекратилась. Дима не веря, что смог уцелеть, со всех ног бросился к ней. Она, побелев от пережитого испуга, сидела на корточках возле духового шкафа, тело сотрясала крупная дрожь.
– Оленька, жива? С тобой все в порядке?
Она округлившимися зрачками смотрела на него. Он кинулся к раковине, набрал воды, плеснул ей в лицо.
– Оля, Оля!.. Очнись, надо уходить. Ну, чего ты? – она очнулась, оттолкнула его. Забегала, засуетилась.
– Быстрее! Я уже давно все собрала, – торопливо хватала стоявшие в коридоре сумки. – Я и так уезжать хотела, – несмотря на ситуацию, улыбнулась, глядя в его удивленные глаза. «Он думает, я умом тронулась», – пронеслось в мыслях.
– Что ты стоишь, Дима?
Он подхватил с пола сумки, свой рюкзачок закинул за спину. Удивившись ее здравомыслию, крепко взял за руку, и они помчались вниз по лестнице.
– Через пять минут здесь менты будут. Давай дворами, там такси возьмем. Эх, жаль без машины!
– У меня есть машина, – с трудом переводя дыхание, произнесла бегущая рядом девушка.
– Где? – Дима не верил своим ушам. – Оля, правда?
– Правда. Тут на автостоянке за углом через два дома. Белый «Спринтер». Только я вожу плохо, права совсем недавно получила, – эту иномарку ей подарил Антон, купив себе представительный джип.
– Ольга! – он бросил сумки на землю, подхватил ее на руки и сильно прижал к себе. – Да ты моя спасительница!
Сбавив шаг, подошли к автомобилю, она отдала ему ключи. Положили вещи в багажник, сели в машину, завели двигатель.
– Куда мы теперь? – Ольга вопросительно смотрела на него.
– Да куда скажешь! Хочешь, на море рванем в Сухуми? Или Одессу? – они уже выезжали со стоянки.
– Я к родителям собиралась…
– Едем к родителям. На край света с тобой готов! – он с восхищением смотрел на Ольгу: «Вот это девушка! Эллочка от страха давно бы в глубоком обмороке лежала. Ну и выдержка у нее!».
– Где твои родители живут?
– Это далеко, в Омской области. Село Знаменское…
Небольшой приемистый «Спринтер» мчался по Сибирскому тракту. Ночная пустынная дорога бесконечной лентой вилась плавными поворотами. Врывалась на степной простор, уснувший во мгле, затем стремительно пронзала лесные массивы. В небе мерцали россыпи созвездий, озаряя тьму дивным пульсирующим сиянием.
– До Омска около семисот километров и до Знаменского триста пятьдесят, – Дима сосредоточенно вглядывался в ночь. – Устраивайся Оля, удобнее.
– Ничего, мне нормально, – она, слегка откинувшись на спинку сиденья, разглядывала своего попутчика: «и откуда ты взялся на мою голову? У меня своих проблем хватает», – взбудораженное после взрыва джипа и расстрела квартиры состояние улеглось. За последнее время события в ее жизни развивались слишком бурно. Не было возможности осознать и разобраться во всем происходящем. Обстоятельства вынуждали принимать срочные решения и при этом делать необдуманные поступки. Для серьезной рассудительной девушки было странным оказаться в центре столь опасного происшествия. Но надо признать, что она, ни в коей мере не могла влиять на ситуацию, все развивалось помимо ее воли и желания.
– Прости, все хочу спросить тебя. Как ты оказалась в ту ночь на кладбище?
Она тяжело и горько вздохнула. Отвернулась. Долго молчала, раздумывая.
– Хорошо, я расскажу. Ты должен знать, раз мы вместе оказались, – вытерла заслезившиеся глаза. – Расскажу с самого начала, чтобы не возникало вопросов.
Теперь уже Ольга вела откровенный монолог, временами всхлипывая и замолкая. Невидящим взглядом смотрела на проносящийся за окнами ночной пейзаж. Тягостно было снова все вспоминать, еще раз чувствовать боль безвозвратной утраты. Но она нашла в себе силы. Сдержанно и терпеливо поведала о своей страшной жизненной трагедии. Рассказала все, только про беременность, умолчала. Глубоко внутри остались неизбывная тоска, разочарование жестокой судьбой, кратковременность счастливых мгновений. И боль по ушедшим. По Антону…
– Он так и приходит к тебе? – Дима слышал о несчастном случае в Бердском заливе и был до глубины души поражен ее рассказом, а еще больше стойкостью, с которой эта девушка переносила свалившиеся на нее невзгоды.
– Приходит. И, я жду его.
– Но ведь он тебя за собой в могилу утащит!
– Ну и что? Ой!.. – вдруг спохватилась. – Что я говорю? Мне нельзя, – чуть не проговорилась она.
– Сколько тебе лет, Оля?
– Двадцать три будет, в октябре.
– Я думал меньше. А мне двадцать девять.
– Антону двадцать восемь было! – ее голос дрогнул. – Было… – опять заплакала она. – Как я родителям обо всем рассказывать буду?
Дима долго молчал, смотрел на несущуюся под колеса дорогу, глубоко вздыхал, беспрестанно думая о ней, совершенно позабыв о собственных проблемах. Не знал, чем может помочь, как утешить. Внезапно пришла сумасшедшая мысль:
– А давай, как приедем, я буду твоим Антоном?
– Моим Антоном? – не поверила Ольга. – Антоном? – ей вдруг стало как-то даже весело, и она улыбнулась. – Моим женихом?
– Ну да, а что такого? – он даже растерялся, не ожидая такой иронии. – Ты фото им высылала?
– Нет, – она с интересом посмотрела на него. – Они тебя ни разу не видели. Ой, Антона не видели. Запутал меня, – она звонко рассмеялась, видимо это была обратная реакция на стресс. Затем глубоко задумалась, замолчала надолго. Потом серьезно произнесла:
– Хорошо, Дима, я согласна. Справишься с ролью?
– Справлюсь, – он уже не представлял себя без нее. «Ну, почему я не встретил ее раньше? – бросал на Ольгу быстрые взгляды, видел во тьме салона ее лицо, волосы, плечи. – Какая она… необычная. Красивая…»
Ранним утром добрались до Омска, сняли в гостинице отдельные номера и заказали завтрак. Приняв душ, переодевшись, позавтракали и разошлись спать. Проспали весь день. Вечером поужинали в гостиничном ресторане, и Дима предложил пройтись по магазинам:
– Надо же будущим родственникам подарки купить.
Ольга пыталась протестовать, но он, не слушая никаких возражений, взял младшей сестре золотые сережки с рубинами. Маме перламутровое жемчужное ожерелье, не очень дорогое, но выглядевшее весьма презентабельно. Отцу решили подарить камуфляжную форму, зимний и летний комплект.
– Ну, Дима! – пригрозила она.
– Я Антон, твой жених, – он шутливо привлек ее к себе. – Больше не ошибайся.
– Ладно. Жених, – настроение было вполне жизнерадостным. Оба хорошо выспались, отдохнули. Вчерашние приключения и вообще прошлое отодвинулись куда-то далеко. Вернулись в номер, уложили вещи и заказали крепкий кофе с мороженым.
Наконец тронулись в путь. Дорога до Знаменского показалась бесконечной, особенно последние пятьдесят километров по разбитой проселочной грунтовке. Низкий «Спринтер» со скрежетом задевал сухие колдобины. Медленно пробирались, объезжая глубокие лужи, фонтаном выбрасывая из-под колес комья глины и крупной щебенки. Только к рассвету добрались до села.
Деревня тихо и беззаботно спала. Избы, скрытые под раскидистыми кронами, белели в предрассветном сумраке. Тишина и безмолвие заполняли пространство, даже трепет листьев не нарушал сонного покоя. Над горизонтом показался край солнечного диска, и все озарилось сиянием. Заблистало, заиграло красками, заискрилось росой. Проснулись птицы, закукарекали петухи, замычала скотина.
«Спринтер» съехал с дороги и повернул к дому Ольгиных родителей. Дима открыл ограду, загнал машину во двор, заглушил двигатель. Ольга прошла в избу, а он принялся выгружать вещи. Было слышно, как всполошились и заволновались домашние. Вскоре на крыльце показалась юная босоногая девушка в накинутой на плечи штормовке. С распущенными волосами, чуть припухшим со сна лицом она, вглядываясь сверкающими глазами, пристально и настороженно смотрела на него. Дима даже смутился, только сейчас понимая какую роль ему придется исполнять.
– Вы Антон? – спросила недоверчиво.
– А вы Аня?
– Ай! – взвизгнула удивительная девица. Соскочив с крыльца, вихрем кинулась к нему на шею, легким касанием обожгла его губы. Отодвинулась немного, радостно осмотрела с ног до головы:
– Красивый! – крикнула звонко. И, сорвавшись, исчезла в дверях.
Дима так и остался стоять с открытым ртом, ошеломленный знакомством с семнадцатилетней сестрой Ольги. Таким его увидели ее отец и мать, вслед за ней появившееся на крыльце. Подошли, обняли просто, по-родственному.
Мама, Надежда Николаевна, обаятельная женщина с добрым взглядом и вполне сохранившейся фигурой, смотрела по-матерински. Отец, Сергей Петрович, жилистый с изрезанным морщинами лицом и умными глазами крепко пожал ему руку. Добродушно поприветствовал:
– Здравствуй, Антон!
Дима мысленно подивился открытой непосредственности Ольгиных близких, их искреннему теплому отношению и благожелательности. Он никогда не встречал таких доверчивых людей.
– Здравствуйте!
– Проходите в избу. Проходите, пожалуйста.
В доме просторная кухня, горница и небольшая комната, где обитали сестры и после отъезда Ольги оставшаяся Анне. Занесли вещи, достали дорогие подарки. Аня крутилась возле зеркала, никак не могла наглядеться на золотые сережки. Мать прослезилась, примерив колье, а отец восхищенно рассматривал и ощупывал камуфляж. Кроме того Ольга сама накупила разных безделушек и выкладывала перед изумленными родителями. Она вся будто светилась изнутри, сердечно радуясь долгожданной встрече.
– Как же ты изменилась, доченька. Совсем взрослой стала, – мама с гордостью смотрела на старшую дочь. – И жениха, какого нашла.
Диме стало неудобно, он в смущении отводил глаза. Ольга, улыбаясь, кивнула в его сторону:
– Да, мама. Нашла. Сам нашелся, – со смехом отозвалась она.
– Он красивый, мама. Я думала, какого-нибудь очкарика выберет. А она!.. Ну, Оля! Отхватила себе красавчика, – с завистью протянула младшая сестра. – Вот учиться уеду, такого же себе найду.
– Аня, ну не стыдно? Что о тебе Антон подумает?
– Он теперь наш родственник, какая разница, что он обо мне подумает? – она игриво блеснула глазами. – Красавчик!
Так, весело переговариваясь, распаковали сумки. Дима тронутый радушным приемом вышел. Закурил сигарету, присел на ступеньках крыльца, задумался. Предстояло привыкать к новой роли.
Напоив крепким душистым чаем, отправили гостей отдыхать после долгой дороги. В спальне стояли письменный стол, широкая тахта и множество книжных полок.
– И ты это прочитала? – удивился Дима.
– Да, все книги... – Ольга с напряжением смотрела на него. – Нам придется спать вместе. Я как-то об этом не подумала.
– Ну и что? Ты меня стесняешься?
– Нет, Дима. Но я очень прошу тебя…
– Оля, за кого ты меня принимаешь?
– И все-таки…
– Ну почему ты не веришь мне? Почему?
– Я верю… – она опустила голову. – Располагайся, – кивнула на постеленную кровать. – Я скоро приду.
Когда девушка вернулась, Дима уже крепко и беззаботно спал.
После обеда молодых отправили в магазин закупить спиртного и разных продуктов к вечернему пиршеству. В доме с самого утра что-то жарилось, парилось, готовилось. Аня в фартуке и белом платке, повязанном так, чтоб были видны новые рубиновые сережки, раскрасневшаяся металась по кухне. Гремела кастрюлями, выбегала зачем-то во двор, радостно напевая, спускалась в погреб. Весть о возвращении старшей сестры облетела все село.
В сельмаге девушки-продавщицы весело щебетали с Ольгой, с интересом поглядывая в сторону ее жениха. Дима выносил многочисленные покупки, ящики с водкой аккуратно укладывал в багажник. Слегка устал, даже запыхался. Присел на лежащее рядом бревно, закурил, поджидая Ольгу.
Внезапно перед ним возникли трое нетрезвых мужчин. Грязные и небрежно одетые они дружелюбно смотрели на него и хотели что-то спросить. Наконец один, пошатываясь из стороны в сторону, приблизился к нему:
– Слушай друг, дай денег, а? – человек с извинением глядел на Диму.
– А сколько надо?
– Ну, хотя бы тысяч двенадцать, а? Пожалуйста!
– Так водка в два раза дороже стоит?
– О, водка! Дорого. Мы у Кузьминичны самогон берем. Двенадцать тысяч за поллитра, – он вытащил из-за пазухи полупустую бутылку с чем-то мутным внутри.
– Дай-ка, – Дима понюхал жидкость, пахнущую сивухой и кислым уксусом. – Ну и гадость же вы пьете, мужики! – вылил все на землю.
У стоящего рядом человека подогнулись колени, глаза наполнились слезами. Он с недоумением наблюдал, как бесценное пойло уходит в пыльный грунт.
– Иди сюда, – Дима открыл багажник. – Вот, возьми, – протянул ему бутылку водки. – А это друзьям передай, – вытащил еще две. Человек стоял, покачиваясь, прижимая к себе бутылки, и молчаливо плакал. Дмитрий с удивлением догадался, что перед ним совсем молодой парень, только сильно опустившийся.
– Спасибо тебе! – голос незнакомца дрожал, по лицу текли слезы.
– Эх, ну как же ты? Ведь пацан еще, чего спиваешься-то? – Дима с нескрываемым сожалением глядел на парня.
– Я до армии совсем не пил. И не курил. Учился хорошо. Два года в морпехах под Печенгой. Любовь была. С шестого класса глаз с нее не сводил, как будто присушила. Других девчонок вообще не замечал. А она внимания не обращала. Красивая-а! – всхлипнул горестно, утерся грязным рукавом.
– Макей! Ты чего там? Пойдем.
– Сейчас, – с раздражением отмахнулся от собутыльников странный человек.
– Со службы вернулся, думал в город уехать, в институт поступить. Агрономом хотел стать. А тут! Совхоз развалили, все порастащили, зарплату никому не платят. Мать у меня больная, ноги отнялись, брат маленький еще. А она! Уехала!.. Я только и делал, что работал, работал, работал. Не до пьянства тогда было. По целым дням с комбайна не слезал, до самой ночи в поле, матери хотя бы на лекарства. Спасибо, люди добрые помогали, кормили нас. Уже третий год как денег не платят. Все комбикормами, сеном да дровами рассчитываются. Пшеном... Мама не выдержала болезни, умерла по весне. Братишка голодный ночью в магазин залез. Конфет, печенья захотелось. В зону на малолетку отправили, там хотя бы кормят… – он резко обернулся и увидел выходящую из магазина Ольгу. Руки опустились, бутылки попадали на землю. Он смотрел на нее не в силах отвести восторженный взгляд. – Оля! – шептал еле слышно.
Его товарищи подбежали, подняли драгоценную водку. Дергали парня за рукав, звали. Тот ни на что не реагировал. Очарованно смотрел, как она приближается к нему, совсем не узнавая. Подошла, обратила внимание и неподдельно ужаснулась:
– Женя? Что с тобой, Женя? Что случилось?
– Оля! – губы на чумазом лице дрогнули. – Приехала. Я слышал… – вдруг к нему исподволь пришла догадка. Он посмотрел на стоявшего у машины Дмитрия:
– Так это и есть жених твой? Вот, значит, кого ты выбрала! – слезы хлынули ручьем.
– Не надо, Женя, не плачь, – она своим платком вытирала ему глаза. Он прижался к ее руке.
– Оля! Оленька, – сквозь зубы хотел сказать ей что-то важное и от волнения не мог.
– Пожалуйста, Женя…
– Почему все так? Никого не осталось. И ты!.. Зачем тогда жить? – он вдруг выпрямился, вырвал у нее платок и с открытой неприязнью посмотрел на Диму:
– Любишь? Любишь ее? Ведьма она! – выпалил неожиданно. – Ведьма. Ее нельзя любить. Нет… – он грохнулся перед ней на колени. – Прости, Оленька! Прости…
Стоявшие рядом друзья кинулись поднимать его.
– Пойдем, Макей! Пойдем отсюда.
Он встал, старательно отряхнул колени. Долгим запоминающим взглядом всмотрелся в нее.
– Ольга, – она подняла глаза. – Прощай, Оля! – повернулся и, низко повесив голову, побрел прочь. Приятели бросились за ним, стали о чем-то спрашивать. Он досадливо отмахнулся и направился в сторону видневшихся в зарослях кустарника домов.
Ольга стояла пораженная встречей с одноклассником. Дима подошел к ней, обнял, она прижалась, заплакала. Он даже не знал, что сказать. Молчал, гладя ее плечи. Случайные прохожие наблюдали эту сцену. Из окна магазина выглядывали любопытные покупатели.
Вечером собрались гости, близкие и дальние родственники. Диму с Ольгой торжественно усадили во главе стола. Нарядная Анюта была рядом и внимательно следила, чтоб тарелки и бокалы молодых не оставались пустыми. Несмотря на подавленное настроение, Ольга пыталась казаться радостной. Через силу улыбалась, шутила. Наконец не выдержала, шепнула ему:
– Я больше так не могу! – и выскочила из-за стола. Гости были навеселе, никто ничего не заметил. Только Аня посмотрела на него с недоумением. Диме самому стало не по себе, роль жениха оказалась очень непростой.
– Что происходит? – тихо спросила младшая сестра.
Он промолчал, положил руку на ее плечо. Она замурлыкала как кошка, прижалась к нему:
– Отобью тебя у Ольги, – хитро пошутила.
Он легонько щелкнул ее по носу, поднялся и вышел на улицу. Хотелось найти Ольгу. Она сидела на завалинке одна, горестно и безутешно плача. Дима сел рядом с ней. Она зарыдала сильнее, прильнула к нему, всхлипывая и жалобно вздыхая.
Все-таки пришлось вернуться за стол к гостям. Ольга привела себя в порядок и, собрав остатки самообладания, старалась не привлекать внимания. Но родственники никак не хотели оставить будущего жениха и невесту в покое. Шумливый, огромного роста и необъятных пропорций дядя шутил и раскатисто смеялся, а потом, опрокинув в себя полный стакан водки, громыхнул непререкаемым тоном:
– Горько!
И гости закричали вразнобой, загомонили хмельными голосами, закричали радостно, поддерживая остроумного оратора. Никакие возражения не принимались. Родственники требовали немедленных доказательств любви и серьезности намерений. Деваться было некуда.
Они поднялись, напряженно глядя в глаза друг другу. Что-то важное происходило в этот миг. Между ними будто проскальзывали магнитные импульсы. Невидимые манящие волны, переплетаясь живыми энергиями, создавали легкую оболочку, наполненную мерцающим свечением.
Губы встретились воздушным касанием и неудержимо слились в чувственном поцелуе. Гости с одобрением захлопали, говорили разные слова. Дима ничего не слышал, погруженный в сладостные ощущения. Никак не мог оторвать от нее горящего взгляда. Ольга с румянцем на щеках прятала глаза в тени густых ресниц, наполненная эмоциями и вконец растерянная от избытка впечатлений.
Незаметно застолье подходило к концу. Люди расходились, искренне желая молодым счастья. Мужики хотели непременно выпить с будущим женихом. После троекратного лобзания произносился следующий тост и все повторялось. Отказаться не хватало духу, и к концу вечеринки Дима едва стоял на ногах. Сестры под руки отвели его в спальню, уложили в постель.
– А как же незабываемая ночь любви? – Аня с улыбкой смотрела на Ольгу.
– Молчи… – слегка шлепнув ее ладонью, отозвалась Ольга. – Не будет ночи.
– Повезло тебе, Оля. Такой парень! Счастливая! – она обняла сестру. – Я тебя сильно-сильно люблю, – шепнула на ухо. Поцеловала и умчалась прочь.
Ольга долго смотрела на него, размышляя о странном стечении обстоятельств и непредсказуемости судьбы. Поправила одеяло и вышла.
Дима проснулся среди ночи. Сильно хотелось пить и он, тихонько пробравшись через горницу, где спали родители и младшая сестра, вышел в сени. Долго и с наслаждением пил прохладную колодезную воду. Потом опрокинул на кипящую голову целый ковш, сел на крылечке. Мысли прояснились, вспомнился вчерашний вечер. «Может это и есть любовь? – подумалось. – Ведь никогда ничего подобного не испытывал. Какое-то чувство отрешенности от реального мира, замкнутость пространства. Только я и она. Остальное тоже рядом. Важное, необходимое, но второстепенное, не столь значительное. Что дальше? Ее нельзя не любить!» Посидел немного, размышляя о ней. Подивился расстилающейся вдали панораме, сверкающему звездному небу, тянущейся кромке леса, темнеющего у самого горизонта. Прислушался к свисту цикад и заливистым трелям сверчков, прячущихся в густых травах.
Вдоволь насмотревшись на мигающий ночной пейзаж, отправился спать. Проскользнул в темную горницу, пытаясь незаметно вернуться. Сделал несколько шагов и замер от неожиданности. Из-за плотно прикрытой двери доносился зовущий женский голос. Здесь в комнате было тихо, слышалось лишь мерное дыхание спящих родителей. Дима крадучись пробрался в спальню.
На широкой залитой лунным светом постели, разбросав подушки и одеяла, металась спящая Ольга. Ночная рубашка поднялась, открыв белизну стройных ног. Обтянутая шелком грудь выделялась упругими сферами, темные волосы разлились по простыням. По лицу пробегали тени, жаркие губы что-то шептали. Спина выгибалась в томном непрерывном движении, бедра сжимались и разжимались. Будоражащие стенания шли из самой глубины, руки в неистовом объятии сжимали кого-то невидимого. Он подошел к кровати, опустился рядом, не сводя с нее удивленно расширившихся глаз.
– Ольга, Ольга! – позвал тихонько. Она никак не реагировала, целиком поглощенная странными загадочными видениями. Задышала и задвигалась быстрее, стонала все громче и громче. Ее тело беспрекословно подчинялось чужому ритму, сбившаяся сорочка поднялась еще выше. Дима, не имея сил выносить подобного зрелища, обхватил ее голову, пытаясь остановить это сладостное безумие.
– Ольга! Остановись, Оля! – и не выдержал, прижался губами. Спящая, она исступленно вырывалась, увлеченная неодолимой силой. Он не мог совладать с ней, существующей в своих туманных грезах. Дима, прельщенный безумной феерией, сам ощущал приливы дьявольских энергий, разрывающих его на части.
Ольга приглушенно шептала имя. В разных вариациях, не открывая глаз, без конца повторяла:
– Антон! Ант-о-он! Ант-о-о-о-он…
Дима сидел рядом, не сводя с нее очарованных глаз, чувствовал исходящее благоухание и сходил с ума. Понимал всю двусмысленность положения, но не смел воспользоваться ситуацией. Знал: так нельзя, она не простит и тогда он станет себя презирать. Чувствовал, что сгорает как спичка, лишается рассудка, ревнует неизвестно к кому…
В воспаленном мозгу возникли слышанные где-то и, так до конца не понятые слова: «возжжение восстания телесного». Он тщетно старался унять, погасить его, но «восстание телесное» не слушалось, игнорируя голос разума. В отчаянии стиснув челюсти, опустился на пол и сжался, пытаясь уйти от живой реальности. Рядом в сонном бреду металась страстная желанная женщина, совершенно не помнящая о нем, глубоко погруженная в сказочный сон, бесподобно прекрасная, близкая…
Неожиданно зовущие стоны сменились разрывающим криком. Ольга вскочила на кровати, открытыми глазами оглядела комнату. Затем повернулась и, распластавшись на простыне, стихла, не проронив больше ни звука.
Глава шестая
Звонкое утро переливалось ослепительным светом. Солнечные зайчики прыгали по стенам и весело плясали на потолке. Отражаясь в зеркалах, вскакивали на кровать, незаметно подкрадываясь к лицам спящих.
Дима открыл глаза. Долго лежал, все боялся неловким движением разбудить Ольгу. Она безмятежно спала, удобно свернувшись калачиком и повернувшись к нему. Он вглядывался в ее лицо, прислушивался к ровному дыханию, ощущал близость ее тела. Луч света соскользнул и замер, озаряя закрытые веки. Ольга проснулась и тут же увидела его немигающий взгляд. Смотрели друг на друга, не отрываясь, затем легко улыбнулись. Дима коснулся ее волос:
– Как ты, Оля?
– Хорошо, – она с наслаждением потянулась.
– Антон приходил?
– Приходил. А откуда? Ты все видел? – воскликнула Ольга. – Дима, прости! Я не должна была...
– Что ты, Ольга! После сегодняшней ночи… знай, я больше не смогу без тебя! – в горле пересохло, он отвернулся, встал, начал одеваться.
– Дима! – она не сводила с него сожалеющего взгляда. В открытые окна донеслись встревоженные голоса. Соседка на улице разговаривала с Надеждой Николаевной:
– Слышала, Надя? Женька-то, Макей, повесился!
– Да что ты?
– Всю ночь пил один, всех собутыльников разогнал, заперся. Потом выбежал на крыльцо, все звал кого-то. К рассвету только затих. Утром Кузьминична пришла, а он в петле висит окоченевший. В кулаке платочек зажат с вышивкой, женский, наверное. У него своего отродясь не было. Так и не смогли пальцы разжать. Лежит сейчас. Мужики домовину строгают, завтра хоронить будут. За твоей-то все бегал! Это из-за нее он. Приехала…
Дальше слов было не разобрать. Дима так и стоял, оглушенный известием. Ольга, уткнувшись в подушку, плакала, скулила от душевной боли и захлебывалась от рыданий. Он подошел, поднял ее. Целовал соленые щеки, губы, лоб. Бережно прижимал к себе, сам расстроенный, сходящий с ума от жалости и любви, переполненный ее переживаниями остро ощущал, какие страдания она испытывает.
– Не люби меня, Дима!.. Те, кто меня любит, погибают. Нет мне счастья, – она говорила с трудом, окончательно разбитая от бесконечных потрясений.
– Я люблю тебя! Все сделаю, чтобы ты была счастлива. – Он горячими фразами обжигал ее лицо. – Все у тебя будет, Оля! Любые твои желания, все, что смогу.
– Нет, – она подняла влажные веки. Вгляделась в его глаза. – Нет, не люби меня. Найди себе… что я несу, Дима? Я боюсь за тебя. Не уходи! – Ольга была вне себя, ее лихорадило, голос дрожал.
– Оля, Оленька, приляг, я сейчас воды принесу, – он уложил ее, накрыл одеялом, бросился в кухню за водой.
– Слышал? Макей повесился, – Анюта подала полную кружку. – Ольгин ухажер, с шестого класса за ней таскался.
– Да, слышал. Ольга расстроилась.
– О-о-о, расстроилась! Нашла о ком расстраиваться, – она прошла за ним в спальню:
– Оля, ты что? Он же пьяница, алкоголик. Как с армии пришел, так никто его трезвым не видел.
– Аня, ты почему жестокая такая? – Дима строго посмотрел на нее. – Разве можно так о мертвых говорить?
– Я жестокая? – изумленно всплеснув руками, воскликнула она. – Да у нас в деревне за последние годы знаешь, сколько мужиков в петлю залезли? Пьют без просыпу! Парни с радостью в армию идут или в район уезжают учиться. Кому-то в городе удается зацепиться, лишь бы не здесь. Ни работы нормальной, ни перспективы. Деньги не платят, трактора, комбайны еле ползают, ломаются постоянно. Запчастей нет, горючего нет, растащили, что смогли. Совхозное стадо по жилым дворам раздали, скотину кормить нечем, держать негде. Коровник строить начали, так быстренько на кирпичи унесли. Полдеревни больные, лекарств нет и купить не на что. Мы свою корову весной продали, кое-как на цветной телевизор наскребли! И все, денег больше нет. Нормально? Едим, что вырастет.
– Жестокая? – кричала, не на шутку разозленная. – Отец машину продал, чтобы Ольгу в институт отправить, одеть, обуть, за общежитие платить. Я скоро школу окончу, на следующий год поступать на что? Уже и продавать нечего, все продали. Знаешь, как мы хорошо раньше жили? Батя, слава богу, пьет мало, весь день в МТС, а после работы бежит к фермерам, кому что приварить, кому сеялку починить. Хоть какая-то копейка в доме. Мать по хозяйству: огород, две коровы, подсвинок, птица, все есть хотят! Сено, комбикорма, уголь, где брать?
А наши мужики больше терпеть не могут. Ломаются. Чем в таком положении жить, пресмыкаться, самим превращаться в животных, в свиней, в грязь… лучше в петлю. Потому что не осталось у них ничего. Все отняли. Достоинство, чувство хозяина, хоть какую-то надежду! Так и живут, ползают с бутылкой. Все на одних бабах держится.
– И ты считаешь, это я жестокая? Это я что ли страну развалила? Я народ спаиваю? Я им на шею петлю набрасываю? – ее глаза грозно сверкали. Она напоминала собой разгневанную Орлеанскую деву способную пламенной речью зажечь и испепелить в прах любого несогласного. Дима с восхищением любовался ею, удивленный жарким монологом. Ольга притихла, немного успокоившись.
– Ну, Аня! Да ты прямо воительница!
– А вы чего раскисли? Такие красивые? – подошла к Ольге, обняла крепко. – Моя сестра, не отдам!.. Даже утешить не смог. Жених! – и Дима, и Ольга улыбнулись. – Давайте завтракать и на озеро. Купаться.
Все-таки Ольга на озеро не пошла. Не до загара было, не до купания. Чувствовала себя виноватой в самоубийстве одноклассника. Эх, если бы не было той встречи у магазина!.. Чтобы не оставаться наедине с собственными мыслями, помогала маме управляться по хозяйству, пропалывать грядки, кормить и поить коров, поливать огород. Соскучилась по родителям, простой деревенской работе, с детства родным полям, перелескам, шумящему вдалеке лесу, аромату цветущих трав. Скинув тесную обувь, шла босыми ногами по мягкой земле, ощущала на лице палящие солнечные прикосновения, подставляла волосы ветру. Старалась отвлечься, не думать ни о чем плохом.
Аня, взяв будущего родственника под руку, повела его в скрытое заповедное место:
– Мы с девчонками всегда там загораем. Там нас никто не видит и не мешает.
– У тебя, наверное, полшколы поклонников? – Дима шел, глубоко задумавшись и с трудом понимая, о чем ему рассказывает младшая сестра. Несмотря на молодой возраст, она производила впечатление мудрой женщины. И какой-то заводной, страстной. «Они обе такие, – он вспоминал, как металась по кровати Ольга. – Вот еще одна такая же, будет парней с ума сводить. – Я точно свихнулся, о делах и подумать некогда. Да и что я могу, надо ждать. Кто же меня убрать решил? Флинт? – опять вспомнилась Ольга. – А они похожи. На лицо сильно, а вот по фигуре Ольга тоньше, изящнее что ли. Анюта огонь! Куда мы идем?»
– Поклонников хватает. В любви многие признаются, понравиться хотят. Один для меня поэму сочинил. Только я себя никому не отдам, пока такого как ты не встречу. Я любить хочу! Чтобы навеки, чтобы не размениваться. И не просто любить, а летать, наслаждаться вместе. Я все Ольгины книги прочитала. Я знаю, я смогу любить, стану счастливой! И все кто рядом со мной, будут счастливыми. Об этом мне один добрый дедушка рассказал, старец Феодосий. Он святой, живет в лесу с волками и лисами. И никого не боится, молится все время. С нечистой силой сражался много лет. Они так смогли искусить и запутать, что его парализовало, он долгое время не двигался, не мог ни есть, ни пить. За ним монахи ухаживали, спасли его. Разговаривать, читать заново учили. Молились за него. Он, как только ходить начал, сразу же объявил: «Все равно я вас, чертей, одолею. Не сломить вам Феодосия!» Стал истово молиться, бесконечный пост держал, только сырыми овощами и ягодами питался. Весь год босиком ходил, а на службе в храме стоял, так ноги к полу примерзали. Обет молчания принял, пока окончательно верха не возьмет. Ох, и разозлил же он бесов! Как только они его не прельщали! Болезни насылали, в ядовитых пауков, змей, в медведей превращались, голыми распутницами являлись к нему, лихими разбойниками нападали, ничего не брало. Обернулись тогда ангелами, а сам главный бес Иисусом Христом нарядился.
– Поклонись, кричат, Господу твоему! – и под ребра его толкают, падай, мол, ниц. Понял тогда старец, что не ангелы это, не почувствовал в душе радости при виде Бога Живого, трепет один да смущение. Рассмеялся и сказал:
– Не буду я сатане кланяться! Прочь нечистые... – и погнал их прочь. А те закричали страшно, заблажили, заголосили душераздирающими голосами:
– Победил ты нас, Феодосий! – взвыли. – Не знаем, как к тебе подступиться. Не нужен ты нам, не интересен. Живи себе, как хочешь.
Но он не поверил, выгнал из кельи, весь посох об их бока изломал. После этого стал еще усерднее молиться, в лес ушел, один жить хотел. Приходили к нему люди, просили защиты. Кто-то рядом шалаш ставил. Там место необычное, притягивающее, и зла там нет. Со временем целый скит построили. Чудеса случаются. Только Феодосий живет замкнуто, почти не разговаривает. Вокруг него свет сияет.
– А ты откуда знаешь?
– У нас все о нем знают. Мне шесть лет было. Осенью с отцом за грибами пошли. Долго ходили, я устала, присела отдохнуть. Отец говорит: посиди здесь, а я лукошко наполню и домой пойдем. И скрылся в чаще. Я ждала, ждала его, потом задремала. Проснулась: нет никого, лес пустой, наверху ветер шумит, листья с ветвей облетают. Мне казалось, что прошло много времени и отца растерзали дикие звери. А я останусь тут навсегда, умру от голода, или меня съест Баба Яга. Вскочила на ноги, закричала, чуть умом не тронулась. Рядом непонятно откуда дедушка старый седой появился, невысокий такой с бородой. Глаза добрые, смеется: чего ты расплакалась, вон отец твой ходит. Положил ладонь мне на голову, и я увидела, как отец грибы собирает. Сразу успокоилась, смотрю на него, а он спрашивает:
– И у кого это глазки синие да ясные? Как зовут эту красивую девочку?
Я отвечаю:
– Аней, меня зовут.
Он улыбнулся ласково:
– Счастливой будешь, Анечка! И те, кто с тобой, счастливы будут. Только никогда ничего не бойся, я теперь всегда рядом. Маму, папу слушайся.
И пропал куда-то. Я посидела еще немного, смотрю, отец из чащи идет. Грибов набрал! Рассказала ему, он не поверил. А я на всю жизнь эту встречу запомнила и больше ничего не боюсь.
– А далеко этот скит находится? – Диму заинтересовал удивительный рассказ.
– Не очень. Мы с мамой пешком по лесу шли. Часов пять, наверное. Там к нему уже целую тропу протоптали.
– А чего вы ходили?
– Да у мамы головные боли все никак не проходили. Спать не могла. Два месяца мучилась, лекарства не помогали. Ну и пошли к Феодосию. Он меня узнал, – она с гордостью смотрела на него. – Помню, говорит, глазки твои ясные. А к маме только прикоснулся и у нее сразу все прошло. Сказал, чтобы никогда не волновалась за нас, а верила. Нас бог хранит!
Так за разговорами подошли к озеру. Среди сплошных ивовых зарослей расположилась небольшая, покрытая травой полянка. Чуть в стороне лежала перевернутая вверх дном лодка. Синяя гладь сверкающего, вытянутого озера искрилась мелкими волнами. Сквозь воду виделось песчаное дно, возле которого дружной стайкой резвились разноцветные мальки. Аня сняла платье, сбросила босоножки. В простом закрытом купальнике выглядела весьма привлекательно. Посмотрела на него:
– Ну, чего стоишь? – и бросилась в воду.
Диме, несмотря на жару купаться расхотелось. Стянул рубашку, сел на днище лодки, с интересом наблюдая, как у берега плещется прекрасная русалочка.
Вдоволь накупавшись счастливая, немного утомленная, она выбралась на берег. Дима с удовольствием смотрел на ладную стройную фигурку, соблазнительные изгибы, блестевшие на загорелой коже капли, и непроизвольно сравнивал ее с Ольгой.
– Я красивая? – она с улыбкой медленно поворачивалась, слегка покачивая бедрами.
– Вы с Олей, как молодые богини. И откуда вы такие взялись? Кто вас выдумал?
– Мама с папой, – Аня с радостным визгом прыгнула к нему на колени, обняла за шею. Смеялась, глядя в глаза.
– Ах ты, Лолита, хочешь дядю Антона обольстить?
– Хочу, – она вдруг сделалась серьезной. – Ты не Антон!
У Димы от неожиданности похолодела спина.
– Я все слышала и видела. Тебя, сидящего на полу, и Олю, сгорающую от страсти. С кем же она?.. Почему ты не был с ней? Ты не жених.
Ему стало не по себе. Эта юная девушка вмиг догадалась о необычности их с Ольгой отношений. Что ответить ей?
– Аня, Ольга спала и во сне…
– Я не верю тебе, – она поднялась с его колен, стала одеваться. – Скажи, ты любишь ее?
– Люблю безумно!
– А почему тогда она не с тобой была?
Дима почувствовал безмерную усталость. Как-то все навалилось, все последние события отчетливо всплыли в памяти. Зачем обманывать и изворачиваться, дурить голову этой любопытной девочке? Пускай узнает обо всем. Она умная, рассудительная и никому ничего не расскажет.
– Хорошо, Аня, я скажу. Ночью Оля была с Антоном.
У нее раскрылись глаза, брови высоко поднялись.
– Да, Анечка, с Антоном. И он часто приходит к ней во сне.
– А кто же ты тогда?
– Я Дмитрий, Дима. Только очень прошу тебя! Чтобы родители…
– Я никому ничего не скажу, клянусь! – она присела рядом. – Ну-ну, говори Дима!.. – торопила его. – Расскажи все по порядку.
И он рассказал. Обстоятельно и не спеша, видя, как у нее загорается взгляд, как она, заинтригованная тайнами боится пропустить хотя бы слово. Плакала, узнав про трагедию на яхте. Всхлипывала жалобно, слушая, как ее сестра бродила по ночному кладбищу. Восторженно смотрела на него, когда он говорил про взорванный внедорожник и автоматную очередь. Когда Дима закончил, она не сводила с него восхищенных глаз:
– Так ты «новый русский»? Рэкетир?
И тут же заплакала:
– Бедная Оленька, как она такое пережила? Несчастная моя сестричка.
Дима попробовал утешить расстроенную девушку:
– Ну, ты хоть, Аня, не плачь. Я уже и сам…
– Нет, Дима! Только ты один можешь ей помочь. Она должна позабыть Антона. Чего о нем думать? Ты люби ее. Она знаешь какая!
Он сидел, опустив голову, в которой бродили всякие невеселые мысли. Вспоминал как неукротимо, в безумном сладостном упоении металась она на кровати, как в трансе шептала дорогое имя. Будто две сущности жили в ней.
– Ты знаешь, Аня, я много женщин видел, но Ольга! Она совсем другая. Чистая и открытая. А я даже понятия не имею, как она ко мне относится.
– Я знаю, что нужно делать, – она радостно запрыгала. – Знаю! Только пускай это пока будет между нами.
Вечером истопили жаркую баню. Напарившись, нахлеставшись дубовыми вениками, расслабленные и умиротворенные собрались за круглым струганным столом, стоявшим под раскидистой ветлой. Пили чай с вареньем, мама с Ольгой напекли вкусных ватрушек. Дима достал бутылку коньяка, купленную еще в Омске для знакомства с семьей. Хорошо сидели, улыбались и шутили. Подходили соседи, угощались, угощали сами, с расположением обращаясь к будущему зятю. К ночи Дима вновь кое-как стоял на ногах. Добрался до кровати и сразу уснул. Просыпался несколько раз, видел свет лампы, Ольгу, читающую книгу. Открывал глаза, хотел что-то сказать, и не мог, опять проваливаясь в крепкий сон. Следующим утром после завтрака Ольга начала собираться.
– Ты куда, доченька? – мама не спускала с нее взволнованного взгляда.
– На похороны, – тихо ответила она, отводя глаза.
– Так я и знала! Ну, зачем тебе идти? – Надежда Николаевна мягко обняла ее. – Не ходи, не надо.
– Я так не могу, мама. Учились вместе, любил меня, – ее голос заметно дрогнул. – Это из-за меня он…
– Нет, Оля, это все от пьянства идет. Не в тебе причина. Повод нашел, любовь неразделенную! Да если от этого в петлю лезть, уже и мужиков не осталось бы. Справиться с собой не могут, в руки себя взять, хоть какую-то жесткость проявить. Раскисли как мокрые тряпки. Все им бабы виноваты. А ты не ходи туда. Люди, знаешь какие? Будут старухи на тебя шипеть, за спиною перешептываться. Мигом все в одну кучу свалят, во всех грехах обвинят.
Дима сидел рядом, все слышал и острые волны жалости пробегали под сердцем. Не мог без боли видеть опечаленную Ольгу, душа разрывалась от страданий.
– Аня, иди к нам!.. – позвал громко. Та примчалась из кухни с застывшим вопросом в глазах.
– Собирайтесь, девушки. Поедем в Омск, я вас по бутикам прокачу.
Аня, до конца не веря тому, что услышала, взвизгнула от радости и прыгнула ему на шею:
– Антон! Оля, ну что ты? Бежим быстрее переодеваться…
– И вы с нами, – он вопросительно взглянул на Надежду Николаевну.
– Что ты, Антон, – она зарделась от стеснения. – Вы уж без меня. Осторожней только.
– Мы тебе подарки привезем, – закричала Аня, убегая. – И отцу…
До самого вечера бродили по престижным модным бутикам. Дима, оставив девушек в женском отделе, накупил себе одежды. В чем выскочил в то утро в том и остался. Взял пакеты, отнес в машину.
Ольга спокойно присматривалась к дорогим вещам. В свое время с Антоном она часто бывала в элитных магазинах и составила себе хороший гардероб. Зато у Ани глаза разбегались от обилия всевозможных товаров известных европейских фирм. Она не знала, что выбрать и хваталась за все подряд, но сестра безжалостно отвергала неуместную одежду. Тщательно и придирчиво осмотрев очередную блузку или платье, отправляла Аню в примерочную комнату. Та красовалась перед зеркалом, восхищенно любуясь собой. Потом прошли в отдел нижнего белья, где из кружев и шелка выбрали гламурные дамские наборы. В обувном отделе Аня надела модельные туфли на таком высоком каблуке, что сразу стала выше и Ольги, и Димы. Ни за что не пожелала снять, так и ходила в них по магазину. Кроме того, Дима сам выбрал ей короткую норковую шубку и стильную меховую шапку, зимние сапожки и теплый шарф. Маме взяли кардиган и французские духи, а отцу настоящие американские джинсы.
Долго сидели в полутемном баре магазина. Аня, переполненная новыми впечатлениями, крутила головой во все стороны, с интересом изучая отделку модного салона. Переодевшись в элегантную кофточку и кожаную мини-юбку, выглядела вполне франтоватой светской дамой.
– Тебе еще мундштук с сигаретой и болонку на руки, – вылитая госпожа Вандербильт, – пошутила Ольга. Настроение было отличное, визиты в дорогие магазины всегда успокаивали ее. Радостное оживление возникало, когда она попадала в мир моды и красоты. Ни о чем другом здесь думать просто не хотелось. Все радовало взгляд, привлекало интересными формами, прельщало именами знаменитых модельных домов. Играла легкая музыка, нарядно одетые мужчины и женщины ходили по широким просторным салонам. Красивые девушки за стойками приветливо улыбались, любезно предлагая образцы новых фасонов. В тонированных витринах замерли изысканно одетые манекены.
В городе наступил вечер. Улицы осветились огнями, проспекты засверкали неоновыми отблесками реклам.
– Ну что, дамы? Пора домой возвращаться, – Дима увлеченно смотрел на Ольгу. – Дорога дальняя.
– Я не хочу, – капризно надула губы Аня. – Опять в деревню! Скорее бы школу закончить…
– Закончишь. Успеешь нагуляться, у тебя вся жизнь впереди, – Ольга шутливо погрозила сестре. – Поехали.
Пока выбирались из города, петляли на крутых поворотах, стояли на перекрестках в ожидании сигнала светофора, Аня все не могла успокоиться, растревоженная незабываемым шопингом. Наконец заметила зовущую рекламу ночного клуба «Атлантида»:
– Давайте в «Атлантиду» заедем ненадолго? Ну, пожалуйста. Анто-о-н! Оля-я, не хочу домой!
Дима улыбнулся, весело взглянул на Ольгу:
– Что сестра скажет?
– Никаких клубов, маленькая еще.
– Ну, Оля-я-я…
– Разреши девушке, где она бывает? На сельских танцах? Ну, Оля-я-я, – поддразнил он старшую сестру.
– Делайте, что хотите, – засмеялась она. – Разбаловал ее совсем. Куда столько одежды накупил?
– Но она все-таки женщина. Хоть и молодая, но женщина. Пускай к хорошему привыкает.
– Надеюсь, не женщина еще. Успеется, – Ольга строго взглянула на сестру. – Только ненадолго! Родители волноваться будут.
Поставили «Спринтер» на стоянке перед клубом.
– Уважаемый, присмотри за тачкой, – Дима сунул в карман подошедшему швейцару крупную купюру.
– Будет исполнено! – молодецки отдал честь одетый в позолоченную ливрею служитель.
В «Атлантиде» все сверкало и гремело, кружилось и ослепительно сияло. Оглушительная музыка разрывала темный зал. Легко управляла движениями танцующих, в упоении исполняющих артистичные этюды. Публика радостно кричала, выделывая странные пируэты. Дамы самозабвенно поднимали руки, вращениями бедер сводя с ума юных кавалеров. Обводили томными, полными затаенного интереса глазами погруженные во тьму столики с сидящими за ними состоятельными посетителями, не обращая внимания на крутящуюся вокруг молодую поросль.
Дима выбрал столик в самом углу зала. Отсюда был хорошо виден выход и просматривался танцпол. Заказали шампанское, мороженое и фрукты. Аня не смогла усидеть на месте, ноги сами понесли ее в извивающийся круг. Гармонично и лихо отплясывая, позабыла обо всем. Дима обнял Ольгу, и они с улыбкой наблюдали, как развлекается деревенская школьница, пытаясь изобразить из себя бывалую тусовщицу. Потрясенная жизнерадостной клубной атмосферой она вернулась за столик. Выпила бокал вина и ликующе рассмеялась:
– Ну, как я? Не хуже них?
– Гораздо лучше! Ты у меня самая красивая и привлекательная, – Ольга с гордостью смотрела на сестру. – Как ты так быстро выросла? Я и не заметила.
Заиграла медленная романтичная баллада. Неожиданно у столика появился молодой человек лет двадцати пяти на вид. Высокий, стройный, одетый в дорогой френч и белоснежную рубашку с открытым воротом, он производил приятное впечатление. Уверенно подошел и, с достоинством поклонившись, вежливо обратился к Диме:
– Разрешите пригласить даму на танец? – указал глазами на Аню.
Диме вполне понравилось, как держится незнакомец, и он дружелюбно ответил:
– Пожалуйста.
– Разрешите? – мужчина протянул девушке руку.
Аня сидела побледневшая, немного напуганная предложением. Глаза заметно округлились, плечи напряглись. Поднялась и смущенно подала ладонь. Впрочем, молодой человек танцевал хорошо. Изящно вел партнершу, смотрел прямо в глаза. Широко улыбался, видя ее изучающий взгляд, придерживал за талию и все время загадочно молчал. Аня также не проронила ни слова, испытывая приятное головокружение. Музыка мягко несла на невесомых волнах, укрывала прозрачными туманами. Переливалась звуковыми квадратами, превращаясь в сказочную иллюзию, длившуюся бесконечно. Когда композиция окончилась, незнакомец подвел даму к столику. Легко отодвинул кресло, дождался, когда она усядется. Галантно поцеловал руку, открыто взглянул на Диму:
– Спасибо! – и повернулся, чтобы уйти.
– Ты кто? – спросил Дима. – Чей?
Молодой человек остановился и понимающе ответил:
– Я Ежик, первомайский. А зовут Виктор.
– А я Летяй, из Новосиба.
– Черкесовский?
– Знаешь?
– Кто тебя не знает, – улыбнулся Ежик. – Ты теперь телезвезда. По НТВ до сих пор ролик крутят.
– Вот сволочи! – Дима был озадачен.
– Антон!.. – Ольга приложила палец к губам, глазами показывая на притихшую Аню.
– Она все уже знает. Не сестра у тебя, а какая-то мисс Марпл прямо. Сразу меня просекла! – он махнул рукой. – Да, Виктор, познакомься: Ольга, моя невеста. А это ее сестра Анна.
Молодой человек с восторгом смотрел на Аню:
– А вы здорово танцуете! И выглядите великолепно. Несмотря на возраст…
– Я уже взрослая, – она обиженно отвернулась.
Виктор поднял руку, подозвал официантку:
– Девушкам двойной «Beileys», а нам «Hennessy».
– Не против, Дима?
– Давай… Ваше заведение?
– Ну да. Иногда сами тут зажигаем, – показал в направлении сидящих за столиками парней. – Слушай, я Вальку Безумного лично знаю, вместе как-то отдыхали. Как он там?
– Да нормально. Мой близкий друг.
– Привет ему! Мы как в Новосибе бываем всегда в «Парадизе» останавливаемся.
– Слили «Парадиз». Не наш теперь.
– Да, слыхали о ваших войнах. А Черкеса жаль, были дела с ним.
– Насчет «Пирамиды»? Я в курсе.
– Помог нам тогда. Давай помянем, что ли?
– Давай.
Выпили, немного помолчали. Девушки с интересом слушали разговор, неторопливо потягивая ликер. Опять заиграла медленная романтическая музыка.
– Аня, можно вас…
– Да… – ее явно заинтересовал молодой человек, и в танце она уже смелее прижималась к нему.
– Пойдем, Оля? – Дима поднялся, поцеловал ее.
Пары очарованно кружились, послушные плавному ритмичному узору. Тягучие струи тумана вырывались из спрятанных в полу отверстий и, медленно опускаясь, клубящимися облаками закрывали танцующих волшебной пеленой.
Ольга плавно скользила, положив руки ему на плечи, и зачарованно вглядывалась в его лицо. Их удивительное знакомство вырастало во что-то большее. Она так до конца и не смогла разобраться в своих чувствах. С одной стороны она все сильнее ощущала притяжение к нему. Оставаться с щемящей пустотой в душе было выше ее сил. Он все сильнее нравился ей. Его желание любить, быть рядом, делить невзгоды, восхищаться ею, все это не могло не вызвать ответного чувства. Ольга уже не могла замыкаться, жить по-прежнему, не замечая ничего вокруг. Слишком много для нее испытаний, горестных событий и трагических опасностей. И ощущение вины перед погибшими.
С другой стороны неведомым образом является Антон. Она сходит с ума от безотчетного влечения, каждую ночь ждет его, забывая обо всем. А утром, глядя на Диму, бесконечно винит и укоряет себя. Когда она узнала, что он все видел в ту бурную ночь, ей захотелось убежать, провалиться от стыда, собственной несдержанности и неуправляемости. Будто она на его глазах изменяла ему. А ведь в жизни у нее, кроме Антона, никого не было! Ольга хотела любить и быть любимой, быть кому-то нужной. Дима возвращал ей вкус к жизни, желание начать все заново, оставить прошлое памяти. Не уходить в потусторонние миры и не замыкаться в себе. А идти навстречу, открывая свою любовь, свои переполняющие чувства. Ему, живому человеку. Но будущий ребенок? Ведь это есть продолжение Антона, его воплощение...
Музыка удаляясь, стихла. Они вернулись за столик. Сидели, обнявшись, наблюдая, с каким восторгом забавляется Анюта, закружившая кавалера в темпераментном танце.
– Мне кажется, он хороший парень, – Ольга с материнским вниманием следила за резвящейся сестрой.
– Хороший, – он долго и чувственно целовал ее. – А я? Хороший?
– Нет, – она нежно обнимала его. – Ты хочешь свести меня с ума?
– Да, Оленька, – вновь слились в поцелуе.
Подошли Виктор и Аня, опустились в мягкие кресла. Он подозвал официантку:
– Девушкам «Б-52», а нам коньячку. Дима, ты как?
– Ладно, давай. Хотя, я за рулем…
– Уезжаете? – Виктор неподдельно удивился.
– Надо ехать, Витя. Я ведь, как ты понимаешь в гостях.
– Эх, жаль, конечно. А то бы посидели, я вам гостиницу сделаю?
– Спасибо, друг. Родители волнуются, – Дима кивнул в сторону Ани. Та услышала, отвернулась, надув щеки.
– Анечка, а где вы живете? – Витя взял ее за руку. – Где, в каких краях искать мне такую красавицу?
– Я живу в Знаменском, а Оля и Дима к нам в гости приехали.
– Какой взгляд у вас, Анечка! Признайтесь, немало разбили мужских сердец?
– Немало, – она перестала дуться и весело рассмеялась. – И ваше разобью.
– Уже разбили. Я такого не ожидал… – он засмотрелся в ее близкие колдовские глаза. Но принесли пылающие огнем коктейли и Аня отвлеклась на горящий «Б-52». Следом подали рюмки с коньяком.
– Предлагаю тост за замечательных девушек. – Почему-то не могу отделаться от мысли, что видимся с вами не в последний раз.
С удовольствием выпили, помолчали немного. Витя мигнул официантке, и та быстренько подскочила, готовая исполнить любое желание.
– Скажи Роме: для Анечки и моих друзей из Новосиба…
– И счет, пожалуйста, – добавил Дима.
Принесли счет. Виктор, не глядя, положил его себе в карман, не принимая никаких возражений
– На меня запиши, – велел официантке. – Вы же у меня в гостях, – кивнул Диме.
– Хорошо, Виктор Александрович, – та с поклоном удалилась.
– Неплохо вы их подготовили, – Дима позвал девушку обратно. Кинул на поднос три сотенные бумажки американских денег:
– «Carlsberg» омской братве, – повернулся в сторону веселящихся за соседними столиками парней.
– Ну, Летяй! – Витя крепко пожал руку. Неожиданно в динамиках зазвучал жизнерадостный голос диджея:
– Для очаровательной девушки Ани и друзей из Новосибирска, звучит композиция…
Раздались аплодисменты, многие посетители с улыбкой обернулись в их сторону. Виктор пригласил потрясенную общим вниманием Анюту, и они в медленном движении долго кружились по танцполу.
К Диме подходили парни, с теплотой жали руку, приглашали к себе за столик, шутили. Некоторых он узнавал, видел на похоронах Черкеса, с другими раньше пересекались в «Парадизе». Дружелюбно и благожелательно перебрасывались новостями:
– Ты, Летяй, наверно не знаешь, к положенцу вашему вопросы по Калгану и Черкесу возникли у людей. Да и за весь игровой бизнес интересуются. Чего он там себе мутит?
Вместе смеялись над вводящим в заблуждение телевизионным роликом:
– Там пушка с глушителем была, это все знают. И не «Макар», а «Беретта». Так что, Дима, можешь не грузиться.
Вернулись раскрасневшиеся танцоры. У Ани по щекам текли слезы, Виктор бережно обнимал ее за плечи.
– Не хочу никуда уезжать, – кинулась к Ольге. – Он знаешь какой!..
С трудом уговорили расстроенную девушку. Витя пообещал приехать к ней в гости на день рождения.
– Таких женщин любить надо! – он серьезно и долго всматривался в обеих сестер, размышляя о чем-то про себя. Затем повернулся к Диме:
– Когда у вас свадьба?
Ольга покраснела. Дима смутился, не зная, что ответить на этот прямой вопрос.
– Скоро, Витя!.. Я сам тебя приглашу, дорогим гостем будешь, Валюху в свидетели.
– А может не гостем? Может родственником? – прибавил чуть слышно, влюбленно глядя на плачущую Аню. – Пора бы уже определиться.
У нее расширились глаза, она кинулась ему на шею и едва не задушила в объятиях, покрывая лицо частыми быстрыми поцелуями. Все вместе вышли на улицу, направились к машине. Услужливый смотритель тотчас взял под козырек. Витя шепнул ему что-то, и тот мгновенно исчез. Сзади подбежали охранники:
– Виктор Александрович, куда ставить?
– На заднее сиденье давай.
Ящик шампанского и коробка с шоколадом с трудом протиснулись в салон.
– Новосибирской братве? – пошутил Дима.
– Это Анечке.
Подбежал служитель с роскошным букетом цветов.
– В машину, – распорядился Витя.
Аня повисла на нем и ни за что не хотела отпускать:
– Я буду тебя ждать. Приедешь ко мне?
– Не могу, Анечка! Пока восемнадцать… Что я скажу твоим родителям?
– Ну, пожалуйста! Витя-я!
Он достал ключи от автомобиля. Отсоединил брелок из слоновой кости в виде веселого ежика из мультфильма.
– На память тебе, Аня! Не забывай Витю-Ежика.
Со всевозможными уговорами от него оторвали темпераментную девушку. Всю в слезах, невероятно огорченную, кое-как усадили среди цветов и шампанского. Двинулись, наконец, к выезду из города. Она, как маленький ребенок прижимала к себе игрушку и смотрела на прощально машущего ей Виктора, необычного и такого удивительного молодого человека.
Глава седьмая
«Спринтер» мчался на высокой скорости, поглощая исчезающие километры. Черная ночь развернулась непроглядным покровом, скрывая звенящие тишиной поля, перелески. Пустынная дорога бесконечно петляла плавными поворотами. Из приглушенных динамиков лилась музыка. Аня задремала, свернувшись на заднем сиденье. Ольга, откинувшись на спинку кресла, прикрывала глаза. Всматриваясь в бегущее навстречу шоссе, Дима вспоминал приветливых омских ребят:
«Значит, предъявляют Флинту. Видно его дела. Разве он не знал, что за Черкеса, а тем более за Калгана отвечать все равно придется? Да и город на ушах, куда столько убийств? Меня заказали. А я-то при чем? Вроде решили все вопросы? Как там Валька? Эх, жаль не позвонить, слушают мусора». Впереди показалась остановившаяся поперек дороги «шестерка».
«Что за новости? – Дима тронул рукоять «Макарова». – Что еще за гопота? Надеюсь, до стрельбы не дойдет?» У него в кармане куртки лежало оружие в некотором смысле страшнее пистолета. Один умелец смастерил ему электрический фонарик. Простой, да не совсем обычный. Мощные батарейки питали током лампочку дальнего света. Плотно сфокусированный луч пробивал тьму на расстояние в триста метров. Ослепляющий эффект был настолько непереносимым, что лиходеи падали от острой боли в глазах. Что было потом, неизвестно, но травматический ожог сетчатки был гарантирован. Он один раз, в такой же ситуации применил это чудо-оружие. Гнал свой купленный «Крузер» от самой Находки. Где-то под самым Хабаровском тормознули его разбойники с большой дороги. Договориться с ними не удалось. Дима даже из машины не выходил. Когда продолжил путь, два дуболома лежали на дороге, что-то крича и закрывая глаза руками. И вот опять…
Он сбавил скорость. Остановился метрах в двадцати от стоявших «Жигулей». Ольга с Аней проснулись и встревоженно смотрели в открытые окна.
– Давно, девочки, в цирке не были? – Дима был спокоен, он знал, что сейчас произойдет. – Давайте послушаем концерт.
– Дима осторожней, прошу тебя!
– Не волнуйся. Все будет нормально.
Один грабитель медленно, оценивая обстановку и оглядываясь по сторонам направился к нему, другой остался возле машины.
– Платить нужно за проезд! – толстомордая харя заглянула в салон: – О-о, да тут тёлки, – наглая лысая образина расплылась в циничной ухмылке. – Значит тройной тариф.
– А не много тебе будет, козлище?
– Что? Дерзкий такой? – лиходей выхватил из-за пазухи ружейный обрез.
– Слышь, остолоп, я тоже в Новосибе получаю, чего мы, из-за ста баксов воевать будем? – он пытался дать ему шанс. – Отгоняй свою шушлайку и не парь мне голову.
– Ну-ка, деньги давай! Все! – бандит направил на него оружие, решительно взвел курки. Глаза озлобленно и яростно сверкнули в темноте. – Я стрельну!.. У меня дробь в обоих стволах.
– Ладно, бродяга, я с тобой по-хорошему хотел. Сюда смотри, – Дима вытащил фонарик.
Злодей широко открыл глаза. Ослепительная вспышка, будто белая искрящаяся молния, вырвалась из направленного параболоида рефлектора. Грабитель выронил заряженный обрез и рухнул на землю. Покатился по дороге, закрывая обожженные светом глаза и злобно выкрикивая проклятья.
Дима вышел из машины, пнул валяющуюся обрезанную двустволку. Она отлетело в кювет, булькнула в глубокой луже. Сразу же направился к «шестерке», на ходу вытаскивая пистолет. Мысль о заряженных дробью патронах только сейчас в полной мере дошла до него: «Если бы этот урод в салон выстрелил, все, три трупа!» – Он как представил убитых Аню и Ольгу, кровь кипящей волной ударила в голову. Со всех ног бросился к следующему грабителю. Тот быстренько юркнул в машину и все никак не мог включить скорость. Выстрел: и заднее стекло разлетелось вдребезги. Еще выстрел: воздух со свистом вырвался из пробитой покрышки. Водитель выскочил и в ужасе упал на колени:
– Не убивайте, дяденька!
– Ну-ка, бегом отсюда, – направил на него ствол.
Тот перепуганным зайцем сиганул в кусты. Дима для острастки пальнул еще по машине, разнес ветровое стекло на мелкие осколки. Столкнул «шестерку» с дороги, освободил проезд и только тогда чуть успокоился. Подошел к жалобно скулящему громиле:
– Эх, терпила! Ведь добром просили тебя. Живи без глаз теперь.
Завел «Спринтер», включил передачу и, с пробуксовкой осыпая лежавшего мелким колючим гравием, рванул, набирая скорость. Девушки сидели перепуганные, потеряв дар речи. Первой пришла в себя Анюта. Радостно кинулась обнимать, едва не задушив его от захватывающих эмоций. Кое-как удерживая машину на трассе, он сбавил скорость.
– Димочка, да ты прямо как Рэмбо! Вот я испугалась! Здорово ты с ними расправился, так им и надо.
Ольга влажными глазами смотрела на него, по щекам струились слезы.
– Оля, что с тобой? Почему ты плачешь? – Аня не верила своим глазам. – Ведь мы живы и здоровы!
– Он ослепнет? – Ольга, не отрываясь, смотрела на него. – Зачем… так?
– Оля, ты что? Он же мог стрельнуть в нас. У него там дробь была, мы бы погибли! – Аня с изумлением смотрела на сестру. – Тебе жалко его что ли?
– Я не знаю! – она громко и отчаянно разрыдалась. – Опять что-то ужасное случается. Я думала, больше не будет…
– Послушай, Ольга! – Дима обнял, крепко прижав ее к себе. – Ну что оставалось делать? Это отморозки, беспредельщики. Да я ему, можно сказать, жизнь спас. Все равно рано или поздно его бы пристрелили или в тюрьме сгнил. А сколько горя принести успел, сколько еще невинных душ успело бы загубить это хамло? Почему ты думаешь о нем, и не думаешь о других? О себе, младшей сестре, своих родителях, наконец? Эти козлы еще легко отделались. Я говорил тебе, что никогда не убивал, но знай: если понадобится, за тебя, за Анечку рука не дрогнет. Завалю любого и в любом количестве, мне без вас жизни нет!
Я по-другому стал смотреть на жизнь после встречи с тобой. Для меня теперь свет засиял, смысл появился. Это ты все во мне перевернула. Я не знаю, как дальше случится, но я хочу быть с тобой. Мы прошлым летом с Черкесом виллу в Испании ему покупали, так я рядом двухэтажный домик взял. Сдается сейчас. Все есть: море, солнце, пляж!.. Триста штук зелени в банке на Болеарских островах лежат. Зачем мне все это без тебя? Я ведь тоже… под богом хожу. В тот раз сильно повезло. Врагов у нас предостаточно. Зачем мне все это, кому я нужен? Мать живая, работает, не старая еще. А я любить хочу. Тебя!
Он нещадно гнал «Спринтера» высоко подскакивая на крутых ухабах, глубоко встревоженный искренним признанием. Многое неуловимо менялось. Дима остро чувствовал ответственность за этих девушек, за их судьбу, дальнейшую жизнь. Ольга плакала, сильнее прижимаясь к нему. Очень боялась, что с ним может случиться как с Антоном. Повторения она бы уже не перенесла.
Аня с восхищением смотрела на Дмитрия. Он был для нее героем, спасителем, кумиром. «И Витя-Ежик такой же! Сильный, смелый, благородный! Как рыцарь Айвенго!..» – она с восторгом вспоминала сегодняшний вечер.
Перед самым рассветом добрались, наконец, домой. Встревоженная мама, всю ночь не смыкавшая глаз, выбежала встречать. Увидев, что все в порядке, прослезилась, обнимая дочерей. Разбудили отца и долго, с удовольствием распаковывали покупки. Аня, доверху переполненная впечатлениями, взахлеб рассказывала родителям о своих невероятных похождениях. О роскошных дорогих магазинах и ночном клубе, благоразумно умолчав про жуткий инцидент на обратном пути. С восхищением описывала таинственного незнакомца по имени Виктор.
– Смотрите, что он мне подарил! – показывала родителям игрушечного ежика. – И шампанское, и шоколад и цветы. Вот он какой! Такой же, как… – чуть было не проговорилась, – как Антон. Добрый и красивый. Я ему понравилась, – она была вне себя от радости.
Ольга с трудом держалась на ногах. Умылась и, шепнув Диме: я жду тебя! юркнула в постель. У него заколотилось сердце, он растерялся. Ждал этого, внутренне готовил себя, желал безумно. Слушал оживленное щебетанье ее сестры, машинально отвечал на какие-то вопросы родителей и все думал о том, что должно вскоре случиться. Нежданная робость переполнила сердце. Казалось, что кто-то всемогущий, по великой милости дарит возможность прикоснуться к чему-то чистому и непорочному. Чудилось, будто держит в своих руках что-то хрупкое, мягкое, живое. Грезилось: одно неосторожное движение, один взгляд или неточная мысль – и все исчезнет, распадется на крошечные атомы. Пространство сожмется до ничтожной точки, мир вокруг лопнет и стремительно умчится и больше не будет ничего. Ничего впереди. Не заметил, как оказался у двери спальни. Взялся за ручку и остолбенел: за дверью слышался горячий Ольгин голос…
Он сидел, безвольно опустив руки. Бессмысленным взглядом смотрел, как в сумраке полностью обнаженная мечется по расстеленной кровати его любимая женщина. Неистово распаленная, глубоко погруженная в сумасшедшую страсть, с яростным неукротимым азартом выгибающаяся, излучающая пленительное свечение и словно пронизанная искрящимися лучами, страстно шепчущая пьянящие фразы. Слова сливались в единую интонацию, тело растворилось в мистическом ритме, прекрасное лицо сияло загадочной иллюзией.
В спальной комнате становилось все светлее и светлее. Жаркая женщина гибкими траекториями исполняла танец любви. Прерывистое дыхание менялось протяжными стонами, губы издавали будоражащие звуки, руки кого-то искали в пустоте. Напряжение росло с каждой секундой, в сгустившемся воздухе стал ощущаться запах озона. В углах комнаты и под потолком пробегали фиолетовые молнии. Электрические импульсы трещали над разметавшейся девушкой и, возникая из ниоткуда, беззвучно лопались, осыпая постель сверкающими искрами. Внезапно она окуталась сиреневым облаком, изогнулась в бредовом экстатическом трансе, вскочила с широко открытыми глазами. Звонкий крик вместе с первым лучом восходящего солнца выскользнул в открытое окошко.
Дима наблюдал это фантастическое действие не в силах шевельнуться. Когда все закончилось, и Ольга затихла, он подошел к ней, сел рядом, укрыл одеялом. Вглядывался в любимые черты, касался отливающих серебристым свечением волос. Противоречивые мысли кружились в голове. Он гнал их от себя, пытался расслабиться, забыться, не думать ни о чем. «Как же она любит его, как ждет! Какое наслаждение дарит ей! А как она послушна ему! Нет, не отдаст он ее никому. Мне не отдаст...» – навернулись невольные слезы. Не заметил, что Ольга уже проснулась и смотрит на него.
– Димочка, как мне хорошо с тобой, иди ко мне, – она обняла его. Долго чувственно целовала. Вдруг забеспокоилась:
– Что с тобой? Почему ты в одежде?
– Это не я сейчас был с тобой, Оля. Не я.
– Как не ты? Но ведь… – ее лицо потемнело, в глазах угас огонек. – Анто-о-он! Опять? Ну почему ты меня не отпускаешь? – она уткнулась ему в плечо. – Дима, я не могу так больше! Он не подпускает тебя ко мне, не хочет, чтоб я любила.
– А ты, Оля? Ты хочешь любить?
Она горько плакала и ничего не отвечала. Вдруг ему почудились тихие бесценные слова:
– Я уже люблю.
Он сжал ее в объятиях:
– Оля, правда?
– Да, Дима, – она вдруг успокоилась, насухо вытерла слезы. – Только не будет нам счастья. Антон не даст…
– Да что нам Антон? Ведь мы любим?
– Любим!
В послеполуденный зной Дима, Аня и Ольга едва заметной тропой пробирались по густому лиственному лесу. Постепенно тропинка расширялась, превращаясь в натоптанную дорожку, петляющую между деревьев и зарослей кустарника. Где-то впереди у лесного озера притаился скит старца Феодосия. Долго шли, запинаясь о выступающие из земли коренья, непрестанно спотыкаясь. Крупные рыжие комары впивались безжалостно и больно. Низкие ветки задевали лицо, шелестящими листьями цеплялись за одежду и упруго отлетали, раскачиваясь вслед идущим путникам. Насыщенный ароматами воздух накрывал поволокой, волнами проникал внутрь, слегка кружил голову. Заливистое птичье пение, далеко разносящийся стук дятла, одинокий, разлетающийся эхом голос кукушки, гудение насекомых и порхание бабочек создавало незабываемую сказочную атмосферу.
Не заметили, как вышли на просторную лесную поляну. В центре находился бревенчатый сруб с миниатюрной башенкой наверху. Вокруг него раскинулись хозяйственные постройки, обнесенные низким забором. Чуть поодаль стояла часовенка, с другой стороны расположились обеденные столы под навесом из хвойных лап. Десятки по-разному одетых людей собрались у палаток. Они лежали, сидели на траве, жгли костры, готовили пищу. Некоторые молились возле часовни. Среди прибывших пилигримов черными рясами выделялись монахи, которые внимательно слушали и беседовали со страждущими. Вдали на разнотравье паслись лошади, телеги с поднятыми оглоблями стояли в ряд. На них приезжали семьями, везли провиант для насельников. Вокруг сияло солнце, заливисто щебетали птицы. Множество зайцев и пушистых белок безо всякой опаски прыгали возле людей, выпрашивая чего-нибудь вкусного.
Атмосфера здесь была настолько располагающей, на лицах светилось такое выражение радости и счастья, что поневоле верилось, будто в этом месте нет ни зла, ни страданий. Приветливые взгляды, чистые мысли, глаза в которых светится жизнь, все тут было особенным. Дети не плакали, больные забывали о своих немощах, в упоении ощущая искренность покаяния. Недалеко в лесу из-под земли фонтаном бил прозрачный холодный ключ. Превращался в родник, затем в глубокий ручей, несущий целебные воды куда-то на край света в тридевятое царство.
Дима и девушки вежливо поздоровались и задержались возле одного из пылающих костров. С интересом стали слушать благочестивую духовную беседу.
– А он не лечит никого, – с жаром рассказывал худощавый бородатый мужичок. – Посмотрит в глаза, прикоснется… Сами, говорит, в силах от хвори избавиться. Верою и молитвой. Кому-то пост рекомендует. А не будете верить, говорит, никакие врачи не помогут.
– Да, да! – соглашалась с ним благообразная старушка. – Сначала душа болеть начинает, а тело уже после. Раз болеешь, значит, не так живешь. Или обременяешь ее, душу-то. Грехами.
– А я вот, бабушка, не пойму, грех это что? – молодая женщина в цветастом сарафане с надеждой посмотрела на знающую старушку.
– И-и, милая... Грех, он ведь как дурман, как сладкий морок. Подкрадется незаметно, опьянит голову, обольстит разум, тело истомой покроет, и не заметишь. А там поздно уже. Согрешила.
– Так, как же бороться-то с ним? Как не делать греха?
– В мысли его допускать нельзя, гнать надо. Не будет у тебя помыслов греховных, тогда и греха не будет.
– Ну, скажешь тоже, – мужичок с недоверием глядел на бабку. – Вообще ни о чём не думать, что ли?
– Не думать! О греховном не думать! – бабуля совсем даже не смутилась. Смотрела умными глазами:
– Вот с мыслей все и начинается. Разовьешь их в себе, сам не заметишь, а уж искусился. От этого скорби великие бывают. Захочет человек чего-то невозможного, недоступного, страдает. Раздражен чем-то, вовремя свою мысль не остановил, все: мается, мучается, а бывает, и до ненависти доходит. Или так чужого возжелает, имущество, а то жену чью... Все, сам себя в искушение ввел.
– А бесы, бабушка? Ведь это они человека обольщают? – женщина слушала с напряженным интересом.
– Никто тебя без твоего желания не обольстит. Ну, а если сама захотела, они сразу тут как тут. Одного бесенка к себе подпустишь, а их уже сотни вокруг. Везде проникают. В уши соблазн шепчут, сердце зажигают, видения производят. Тело расслабляют, прелесть внушают, ум затуманивают. А главное, остановиться, в чувствах своих разобраться не дают. Только от одного избавишься, другие тотчас на подхвате. И терзают тебя, мучают, изгаляются. Человек и понять ничего не может, думает это вокруг него все враги. А они внутри сидят, одни рожки торчат.
– А бороться-то с ними как? – сомневался мужичок. – Нет против них силы. Только божья воля.
– Воля божья? Без воли человеческой и божьей воли не будет. Зачем Господь тебе помогать будет, если ты сам этого не хочешь?
– Ну а как же, бабушка? Если бесы подумать ни о чем не дают? – женщина умоляюще смотрела на опытную старушку, было заметно, что ее очень волнует этот вопрос.
– А ты, милая, повода им не давай, они тогда и уйдут. А кормятся они мыслями искаженными, да эмоциями неуправляемыми, страстями бурно распаляемыми. Страхом перед силою бесовской. Неверием в самого себя, свои возможности, в помощь Бога Живого. Ленью и равнодушием к себе человека упивается рать нечистая. Суеверия, предрассудки, чудеса насылают, делают все, чтобы от истинной веры отвратить. Веры в Господа Иисуса Христа, веры в себя, как творение Божие, веры в Евангелие и Святых Отцов. Превращают людей в слуг своих, по их желанию пользуют в бесовских игрищах. А потом до предела развращенных и испорченных, уносят в адские обители.
– А Феодосий? Он ведь бесов победил?
– Победил, голубушка… Воздержанием и молитвами, верою непреклонной, другого пути нет. А главное, мысли вредные очистить, помыслы, желания отогнать. Вот тогда прельщаться перестанешь. И молитва глубокая, и помощь Божья, и подвиг телесный, все во благо, все для тебя сиять будет. Душа твоя расправится, развернется и возрадуется. Жизнь чистым светом озарится, все скорби уйдут, страдания сгинут, покой воцарится…
– Все правильно сказала, матушка. И про пост, и молитву. А вот про любовь умолчала, – невысокий седой старик добрыми улыбающимися глазами обвел сидящих у костра. – А ведь это и есть воля Божья. Самая великая благодать, данная человечеству.
– Дедушка! – радостно воскликнула Аня. Вскочила на ноги, прижалась к его плечу. – Здравствуйте!
– Здравствуй, здравствуй ангел ясноглазый! Чувствовал, знал, что увижу тебя.
Люди вставали, с благоговением подходили к старцу, с низким поклоном прикладывались к теплой руке.
– Сидите, сидите. Беседуйте, – ласково произнес Феодосий. Присел возле Ольги и сам продолжил разговор:
– Истинны слова твои матушка. Но идти на великую брань, подвиг праведный, побуждать себя к борьбе со слабостями, страстями греховными, такое далеко не каждому удается. Скорее отчается человек, видя немощь свою и невозможность только желанием и собственной волей победить личное бессилие. Лишь со временем, ни на шаг не отступая, веря в свой путь, учится он и мысли удерживать и с наваждением бороться. Опасная эта дорога, непредсказуемы повороты, узка и терниста колея. Без помощи Господа, без любви близких, без молитвы искренней не одолеть силы бесовской.
– Или, вот например, молодые искушаются, – он участливо посмотрел на Ольгу. Перевел догадливый взгляд на Диму и остановил на Анне:
– Что они могут знать о Божественном Откровении? Как им учиться со страстями совладать, путь свой искать, душу в чистоте и верности хранить? Как не оступиться среди грязи, разгула, всеобщего безверия, как не искусить себя, не прельститься красочными химерами? Будто цветы в ненастье живут они. Горят, страдают, терзаются. Стоят перед испытаниями беззащитными и растерянными. Только любовью спасаются, любовью Божьей. А она в разной ипостаси себя проявляет. Может это истовая молитва близких, искреннее сочувствие и помощь родственников, друзей. А быть может исповедь и церковное причастие. Но молодым людям всегда любовь посылается. Открытая, чистая, земная. Она все искупает, в себя поглощает, блистающим сиянием освящает. Звездою утренней горит, будто бриллиант искрится в отраженном целомудрии. Вот когда душа возносится, отрывается от мирской суеты, летит в поднебесье, не приемлет ничего искаженного! Единение влюбленных сердец во сто крат усиливает сопротивление падшему, искривленному, злому.
Счастливы и блаженны те, кто сквозь годы и пропасти смогут пронести и сохранить этот огонь, это пламенное чувство. Не страшны им наваждения и чудеса, не убоятся они испытаний, пройдут рука об руку, ни разу не оступившись. Ибо хотя любовь Богом дана, но сила ее и долговечность человеком определяется.
Возникла долгая естественная пауза. Люди молчаливо глядели на языки огня, чутко прислушиваясь к поучительным речам святого старца. Вздыхали, глубоко осмысливая услышанное откровение.
– А если любимый человек умер? Погиб? – осмелилась нарушить затянувшееся молчание Анюта.
– Светлая память, – отозвался Феодосий.
– А если он… приходит? – по лицу Ольги текли слезы. – Ночью?
– Нет не он это. То инкуб, бес полуночный безумствует. Плоть искушает, душу смущает, сердце разрывает… Такое, происходит с теми, кто со смертью близкого человека смириться не может. Распаляет душу воспоминаниями, не мыслит дальнейшей жизни без него, думает как о живом. И, тем самым впадает в уныние и отчаяние, опускает руки, бесам равнодушия покоряется, далее жить не хочет, сердце замыкает. Горестное и тяжелое испытание. Но по милости, Господь для него встречи посылает или какие-то события, чтобы встряхнулся человек, сбросил наваждение мертвого мира.
– А еще одну любовь может Бог дать? Настоящую? – Ольгу успокоили слова Феодосия, она открытым и ясным взглядом смотрела ему в лицо.
– Сестричка твоя? – обернулся к Анне. – Ну и глаза у вас! Изумительные… – увидел влюбленный взгляд Дмитрия, все понял.
– Не настоящей любви Бог не дает, а вот еще одну... Да если душа твоя способна любить, почему же нет? Если сердце способно еще в одном преображении воссиять, если чувства твои велики, чисты и прекрасны, почему нет? – он положил ладонь на ее плечо:
– Если любят тебя, готовы горы свернуть, если жизни без тебя не мыслят, – пристально взглянул на Диму. – Если веришь в любовь, если твердо знаешь, – почему нет? Божий дар не каждому дается. А второй раз тем более. Это промысел Господень и нет оправдания тем, кто того не понимает. Любовь святыня, тяжелый крест, испытание. Любовь земной мир изменяет. А внутреннюю сущность переворачивает, меняет судьбу, убеждения, взгляды. Она созидает, рождает, творит. Но не терпит легкомыслия. Берегите, свято храните такой бесценный дар. Это самое большее, чем вы сможете обладать.
Старец замолчал, давая возможность осознать глубину сказанного. Сидели в лесной тиши, слушая потрескивание сухих поленьев. Дым костра уносился в небо, в воздухе порхали мотыльки, лишь щеглы да сороки перекликались среди густой листвы.
– Батюшка Феодосий! – с тревогой в голосе спросила женщина в сарафане. – А как мне с нечистым совладать? Я одна живу с ребенком маленьким, а он приходит ко мне: то в виде мужчины представительного, то совершенно голый на копытах прискачет, то в Федьку-агронома оборотится. Я даже на двор ночью выйти не могу! – она заплакала. – Чем только его не гнала. И молитвой святой, и ухватом. Ни в какую. Хохочет, буйствует, всю посуду в доме переколотил.
– А ты набери водицы в роднике. Окропи стены, двери, ставни. Перед сном вечерние молитвы читай. И спать ложись, ни на что внимания не обращай. А не угомонится или приставать начнет, вот тебе поясок. Покажи ему, хлестни легонько, мол, привет тебе от Феодосия. Он сразу исчезнет. Только чтоб не вернулся ты верить должна: это мы с Божьей помощью одолели силу бесовскую. А усомнишься, он опять рано или поздно появится.
– Спасибо, батюшка, – она взяла поясок, поклонилась до земли. – Он теперь у меня попляшет!
Все весело рассмеялись. Начали подходить к Феодосию, делится своими горестями. Каждого он внимательно выслушивал, давал советы, трогал ладонью. И так все быстро у него получалось! Люди благодарили и, окрыленные долгожданной встречей уходили домой. Многие оставляли на кухне мешок муки, крупы или гороха. Мяса монашеская братия не употребляла. А вот свежее молоко, яйца, творог, масло, сметану опускали в зимний погреб, на лед ставили.
Хорошо здесь было, легко и мирно. Покойно на душе. Воздух будто особенный. Зайчики по траве, белочки с распушенными хвостами по деревьям скачут, люди с добром друг к другу, с сочувствием, пониманием. Аня долго стояла возле старца, разговоры слушала, про себя спросить хотела, да все никак не решалась.
– А ведь и я любовь встретила, – шепнула тихонько. – Только ждать надо.
– Ну, Анечка! А я вижу: вон, как глазки у тебя пылают. Не волнуйся и не переживай. Любовь, она терпением и разлукой проверяется. И укрепляется. Ты девушка строгая, ответственная. Значит, выбор сделала?
– Ой, да! Если он меня… Я тогда всю жизнь его любить буду.
– Бог с тобой, золотце мое. Ну, а если что случится, я сразу почувствую, – он шутливо погрозил ей. – А сестра у тебя хорошая. Добрая, серьезная. Счастливая, как и ты! – добавил с лукавой улыбкой.
– Спасибо за все, дедушка! Вы Ангел светлый! – она быстро поцеловала его и стремительно умчалась.
Обратная дорога показалась намного короче. Только начало смеркаться, а они уже сидели за столом и уплетали вареники со сметаной. Аня с восторгом рассказывала про лесной скит. Про доброго старца, опытную бабушку, молодую женщину ведущую брань с бесом-озорником.
– А вы зачем ходили-то? – в который раз спрашивала мама. Отец лишь улыбался и понимающе прятал глаза.
– Нельзя говорить, мама. Мы для себя столько нового узнали!
Ольга сидела заметно уставшая. Она верила, нет, она знала, что все позади. Бросала взгляды на Дмитрия, который не сводил с нее глаз, и долгожданное равновесие наступало внутри. Исстрадавшаяся душа вспоминала напутствие Феодосия: «свято храните этот бесценный дар!». Наконец-то все предубеждения, раздумья о чувстве вины перед погибшим Антоном, светлой памяти о нем и теми временами, когда они были вместе, благополучно разрешились. И больше не будет растерянных терзаний. Ведь она по-прежнему любит его. Но он находится в ином измерении, земная страничка перевернута, хотя и оборвалась едва начавшись. И тот, кто подарил им любовь, а потом вдруг забрал его, ну не просто же так это случилось? И нежданно появляется Дима! Как в таком сплетении можно разобраться? А будущий ребенок? Видимо не найдет она ответ на все эти вопросы. Не в силах постичь своей судьбы.
Феодосий на духовном уровне укрепил ее размышления, объяснил значение ночных посещений. А самое главное, помог разобраться в ее чувствах к Диме. Надо же, оказывается, нужно просто слушать свое сердце, жаждущее «в новом преображении воссиять». Какие удивительные слова нашел старец! «А я не могу не любить, – Ольга радостно улыбнулась. – Да и как его не любить? Он же... А как смотрит!» Нечаянно пришла мысль, что Дима и Антон похожи. Выражением лица, чувственным взглядом, той же романтической экзальтацией в глазах. «Они любят меня, любят! – у нее от учащенного дыхания высоко вздымалась грудь. – Влюбленные всегда смотрят одинаково. Я счастливая!»
Она не сводила с него взволнованных глаз. Радужные волны переливались внутри зеркальным сверкающим блеском. Томная нега медленно, но неуклонно заполняла ее существо, проникала в растревоженное сердце, мерцающим светом озаряла измученную душу. Не имея желания скрывать томительные чувства, подошла к нему, обняла и долго не отпускала. Заглянула в глаза и ушла в спальню.
Он смотрел на нее смущенный и нерешительный. Буря всевозможных переживаний клокотала внутри. Казалось, сейчас происходит что-то важное, главное в его жизни. Диму глубоко поразил этот поход к святому старцу. Он и не знал, что для счастья много не нужно. Только бы всегда быть рядом с любимой, среди сердечно открытых людей, ощущать чистоту в душе и непорочность в помыслах. Есть оказывается такие места на земле. Совсем рядом. Да и здесь в этом доме, в дорогой ему семье, он наблюдал такое же добросердечие. Видел ее родителей, удивлялся, как они относятся друг к другу, как радушны к людям.
Он вышел и присел на крылечке. Закурил, попытался разобраться, что-то понять. Ничего в голову не приходило. Он просто смотрел в ночное небо, в едва различимый горизонт. Вглядывался в далекие огоньки, мигающие яркими удаляющимися точками. Ощущение душевного праздника разливалось внутри, даже уходить почему-то не хотелось. Бесценные минуты. Подошла Анюта, присела рядом:
– Что ты тут делаешь, Дима? Она ждет тебя.
– Да, Анечка, ждет. Спасибо, – с благодарностью положил руку на ее плечо. – Если бы не ты и не Феодосий…
– Нет, Дима, это все ваша любовь. Ну, давай, иди уже, – она сильно толкнула его кулачками. – Береги Ольгу!
Он стоял возле двери и с опаской прислушивался, не решаясь войти. Спальная комната ждала тишиной. Глубоко вздохнул, ощутил, как жарко встрепенулось сердце, как загорелась душа, и вошел, ни о чем не думая.
Глава восьмая
– Дима, это ты? Живой, не раненый? – встревоженный женский голос скороговоркой раздавался в телефонной трубке.
– Марина привет! У меня все в порядке. Как вы там? – он с раннего утра уехал в райцентр, и с почтамта звонил жене Черкеса, надеясь, что ее телефон не должны прослушивать.
После трагической гибели мужа, она долго не могла прийти в себя. Дима с Валькой каждый день приезжали к ней. Ребенка отправили к бабушке в другой город, а возле дома по ночам дежурила машина с бойцами, и еще двое на всякий случай находились в комнатах вместе с прислугой. Спустя несколько дней, слегка успокоившись, Марина взялась оформлять визу и вид на жительство в Испании, где у Черкеса была куплена роскошная вилла у моря.
«Я не могу здесь жить, – устало говорила она. – Я всего боюсь. Боюсь за своего ребенка, родителей, за себя, наконец. Я не хочу видеть агрессивные взгляды, хамство, угрюмые лица. А соседи у меня кто? Либо спекулянты да барыги, ни о чем кроме прибыли не думающие, либо вороватые чиновники, либо менты продажные. Чуть получилось урвать копейку: строят, строят, строят. Себе, детям, родственникам. Всего им мало, будто с цепи сорвались. В глазах кроме денег ничего нет. И жены у них того же поля ягоды. Друг перед другом выделываются у кого шмотки, муж или машина круче. А в душе все сгнило давно. Я уеду, я не смогу здесь оставаться. Сергей нас обеспечил, как знал, – она бессильно плакала. – Хотя бы сына сама воспитаю, за границу учиться отправлю. Пускай он цивилизованным человеком станет. А мне ничего не надо, у меня уже все в жизни было, и муж, и любовь», – вымолвила горестно. Они с Валей не знали, чем можно утешить ее.
– Ужас, Дима, сплошные новости. Все продолжается, вчера на мосту через Иню Флинта убили. Как в американском боевике: только остановились на светофоре, сразу к ним мотоциклист подскочил. Весь автоматный магазин в упор выпустил! Троих насмерть, четвертый в тяжелом состоянии в реанимации. Флинт скончался на месте, девять пуль в него, все смертельные, так ему и надо. Это он Сережу заказал.
– Марина, откуда ты все знаешь?
– Слушай, Дима, давай между нами. Я вообще много чего знаю и в курсе практически всех ваших дел. Сергей от меня ничего не скрывал. А сейчас... Ведь Иваныч мой дядя родной, с раннего детства мне вместо отца. Ты же не знал?
– Не знал, Марина! – он был сильно удивлен.
– Ну вот. А тебя Слава заказал. Эта он всю кашу заварил. Сейчас в бегах. Как Нугзара убили, он сильно занервничал, понял, что один, без поддержки остался. И Флинт, и Аркан и все остальные его просто кинули, использовали как тряпку и выбросили в мусорное ведро. Да еще и с презрением к нему. Ты сам знаешь, какие непомерные у него амбиции? Закипело все внутри, понял, что проиграл, и вы его долю не отдадите. Вот и завелся. Тебя убрать решил, а Вальку по подозрению в убийстве Нугзара закрыли. И ролик на ТВ и статейка в газете, это Славина работа. Ну, а вас бы не стало, – он один и опять руководитель. Вашим ребятам на уши присел и везде своих людей поставил. Тогда и в городе снова уважать бы начали. Только как тебе повезло-то? Там девушка была?
– Да, Марина, это она меня выручила. А что с Валей?
– Да с ним нормально, подержали недельку. Деньги, ребята подвезли, Иваныч через свои связи помог. Сегодня будет дома. У ментов на него ничего нет, да он и сам старается с ними не ссориться. Ты ведь знаешь, какой он шебутной. Понимает, что лучше не дергаться и сидеть тихо.
– Марина, а Иваныч о Калгане ничего не говорил? Кто его заказал?
– Насчет Калгана пока непонятно. Но то, что все из-за «Парадиза», это точно. Он вам сорок процентов предлагал?
– Да! А ты откуда?.. Ах да, извини.
– Дима, ты хотя и в розыске, но никто тебя не ищет, и искать не будет. Не торопись, конечно, но надо в ближайшее время в городе появиться.
– Я скоро приеду, Марина. И с Иванычем встретимся и с Валькой все обсудим. Что-то на самом деле весь город трупами завалили.
– Это Слава начал, вот вы по нему и решайте. От него что угодно ожидать можно. Он сейчас как загнанная крыса на все способен. Только, Дима, будь осторожнее. Ладно?
– Ладно. Вот ты меня удивила! Может, хочешь делами заняться?
Она помолчала немного и тяжело вздохнув, ответила твердым голосом:
– Я обычная женщина. Все что мне надо это спокойствие за моего ребенка, за моих родных. Я никогда не смогу быть расчетливой, жесткой, не смогу принимать важные решения, руководствуясь только логикой и здравым смыслом, а не сердцем и жалостью. Я не смогу подчинять, навязывать свою волю. Я просто хочу свободно дышать. Может, еще и любить когда-нибудь смогу? – послышались горькие всхлипывания.
– Я женщина, Дима! И я не создана для мужских дел. Мне всех жалко, даже убийц моего мужа. Что они получили от его убийства? Нугзар и Флинт мертвы, Славе недолго осталось. Зачем надо было начинать? Зачем? – она горестно зарыдала. – Пожалуйста, Дима! Кроме тебя и Вальки у меня никого нет, берегите себя.
– Марина, ты за нас не переживай. Я в ближайшее время приеду и обязательно к тебе заскочу.
– До свиданья, Димочка!
– Пока!
Он вышел с телеграфа крайне удивленный. «Оказывается, Марина давно все знает. А Иваныч?!. Ничего так новости!»
Дима возвращался в село по разбитой проселочной дороге. Гнал машину, размышляя над полученной информацией: «Ну, Слава! Не зря Черкес его первым убрать хотел. Не было бы тогда никаких проблем. А сейчас вообще безо всего остался, спрятался где-то», – он вспомнил взорванный «Крузер», расстрелянную, всю в осколках разлетевшегося стекла и следов от автоматной очереди комнату, забившуюся в угол, сжавшуюся от страха Ольгу…
Мысли вернулись к прошлой ночи. Наконец им никто не мешал. Что это было, он до сих пор не может слов подобрать! Восхитительный полет, бесконечное парение, головокружительные впечатления безраздельной радости. Он был с ней, растворялся в ней, всецело наполнялся восторженностью. Видел ее, осязал, оставался в невесомости, пылал, плавился. Это были невероятные мгновения, чудные минуты, сладостные часы. Ликовала душа, сердце переполнялось, а сознание жило упоительными чувствами. Он не помнил кто он, где он. Знал, что с ней и теперь уже навсегда.
А внутри было легко и празднично. Несмотря на тревожные новости. «Все-таки грохнули Флинта! Доигрался в свои воровские понты. Не туда, видимо, полез. Не по чину задумал кусок проглотить. Что там за люди такие на «Парадиз» глаз положили? Всех в расход. По этой логике Аркан следующий. Не город, а гангстерская столица!».
«Эх, Оля! – он опять возвращался к мыслям о ней. – Может нам тоже в Испанию уехать? И забыть обо всем. Просто жить и любить. Деньги есть, можно там бизнес открыть. Нет, ни в коем случае нельзя уезжать, – вспомнил Валюху, своих парней. Не смогу я их бросить, нужно держать, что есть. Времена наступают непонятные. Все соображают, если раньше не постреляют друг друга, через несколько лет такого раздолья не будет. Мусора да чинуши все под себя подгребут. Правильно Саня-Азиат говорил…»
Впереди показались первые, стоящие на отшибе избы Знаменского. «Спринтер» мчался по проселку, поднимая шлейф пыли. Дима рассматривал расположенные по обеим сторонам дороги шаткие строения. «Вот люди тут, живут ведь как-то. Точнее выживают. Никому не нужные, сами по себе. Спиваются. Молодых жаль, нет у них никакого будущего. Да и в городе, какие перспективы? Менеджером в супермаркет? Или на рынке барахлом торговать? Наркоманов полным-полно стало. Что за страна у нас?» И вновь он, не переставая, думал об Ольге:
«Все-таки надо уезжать и Анечку забирать. Здесь не только у людей, у государства будущего нет. Будто проклято оно! Что ни сделаем, все не так, все неправильно. Цивилизованный мир смеется и боится. Потому что мы непредсказуемые. Чуть что, сразу ядерными ракетами угрожаем. Есть такое у нас: на все плевать, в первую очередь на свой народ, на своих детей, на свою будущность. Тащат, тащат, тащат! Кто ворует, тот живет. Потом за кордон. Нефть, газ, ископаемые, ресурсы у кого забирают? У будущих поколений! Ничего в страну не вкладывают. А народу, у которого это будущее крадут, кинут иногда подачку, мол, живите и не дергайтесь. Хлеба с маслом захотели? А комбикорма не желаете? – вспомнился несчастный Макей. – Жаль парня, – и тут же вопрос, – а как я с такой жизнью поступил бы на его месте, когда не осталось вообще ничего, а любимая девушка выходит замуж? – и все, ответа не нашлось. Может и так же. Оля-Оленька! Единственное, что еще отобрать не смогли это любовь. И то, извратить стараются, превратить высокое в грязь. Ну почему мы так живем?»
За раскидистыми деревьями мелькнул дом Ольгиных родителей. Уже родной. Внезапно Дима насторожился и сердце, будто пламенем обожгло: у ограды стоял серебристый «Паджеро». Он растерялся, не зная как нужно поступить. Пока думал, промчался мимо съезда с дороги. Заметил, как идущая с ведрами на коромысле Анюта с удивлением смотрит вслед удаляющемуся «Спринтеру». Долго не спускал глаз с зеркала заднего вида, пока джип не скрылся за пыльной пеленой.
«Что делать? – Дима понял, что приехала мама Антона, Елена Сергеевна. Ольга рассказала, какая она хорошая и добрая, как заранее оплатила съемную квартиру. – Стоп, квартира! Там стены и мебель разнесло автоматной очередью. Точно, как он мог позабыть? Ведь хозяйка к ней обратилась. Просто она забеспокоилась об Ольге, вот и приехала. Но тогда и обо мне должна догадаться. Она человек со связями и скорее всего менты ей какую-нибудь страшную версию выдвинули, вот она и приехала. Мне-то теперь куда? – видеться с мамой Антона не хотелось. – Что она обо мне подумает? Теперь и Ольгины родители обо всем узнают. Как неудобно, – он свернул и стал пробираться сквозь заросли кустарника к озеру, тому месту где они загорали с Аней. – Надо мысли в порядок привести, все хорошенько обдумать. Ничего так день начался!»
Поставил машину и, протиснувшись через густые дебри, оказался на небольшой полянке. Скинул рубашку, присел на перевернутую лодку и, глядя на зеркально неподвижную гладь озера, начал спокойно размышлять.
Прошло совсем немного времени, когда он услышал приближающийся шум двигателя. Дима видел, как с пригорка в направлении его полянки спускается «Паджеро» с водителем и пассажиром. Подъехали с другой, более удобной стороны и сразу заметили его. Елена Сергеевна, одетая в элегантный брючный костюм вышла из машины. С осторожностью ступая по траве, направилась к нему. Аня осталась в машине и ободряюще махала рукой. Он накинул рубашку, смущенно вскочил на ноги.
– Здравствуйте, Дмитрий! – женщина протянула руку. – Я Елена Сергеевна, мама Антона, – ее глаза смотрели на него изучающим взглядом несколько настороженно, но добросердечно.
– Здравствуйте! – Дима, видя вполне благожелательное отношение, покраснел, пожимая ладонь.
– Давайте присядем. Мне бы хотелось о многом поговорить с вами.
– Да, да… конечно.
Они сели на добела выжженное солнцем днище лодки. Помолчали, с интересом наблюдая, как вдоль линии берега идиллически плывет многочисленный гусиный выводок.
– Замечательная сельская пастораль... – Елена Сергеевна с улыбкой подставляла лицо жарким лучам. – Хорошо здесь, – она немного волновалась, не зная с чего начать разговор.
Дима чувствовал себя совершенно стесненным. Он и представить не мог, о чем будет беседа. Ему казалось, он не имел права так рано полюбить Ольгу, когда воспоминания о погибшем женихе болезненной раной обжигали ее сердце. Когда сидящая рядом мать, потерявшая единственного сына и так много сделавшая для его невесты, вдруг узнает, что та, оказывается, так быстро и неожиданно нашла нового мужчину. Складывалось ощущение, будто он забрался в чужой дом и похитил оттуда самое сокровенное. Сделал то, чего ни по каким нравственным и моральным нормам делать было нельзя. Совершил недостойный поступок и был схвачен за руку. «Что за чушь у меня в голове? Ведь я люблю ее! Я ничего ни у кого не крал, откуда взялись эти мысли? Отчего я не могу взглянуть в глаза этой женщине?» – было заметно, как он борется с раздирающими противоречиями.
– Вы знаете, Дима... Можно к вам так обращаться? – он согласно кивнул головой. – Я наводила справки, интересовалась, что вы за человек. У меня, как понимаете, связи не только в правоохранительных органах. Я спрашивала, не открывая конечно цели моего любопытства у Сергея Арканова. Он говорил о вас исключительно с положительной стороны.
– Аркан ваша крыша? – Дима перевел дух и несколько успокоился. Все-таки ее благожелательный тон сильно воодушевлял его.
– Ну, наверное, это так у вас называется, – она слегка поморщилась. – Сергей помогает нам с мужем по бизнесу.
– Вы извините за квартиру. Я все возмещу.
– Ну что вы! Там уже сделали ремонт, вставили новое окно. А мебель я сама выбрала и купила новую. Квартира так за Ольгой и останется, пока она не закончит институт. Все это мелочи и не стоит об этом говорить. Вы-то с ней каким чудом уцелели?
– Когда стрельба началась, она в кухне была. А как я живой остался, сам не знаю.
Елена Сергеевна с прищуром взглянула на него.
– А вы красивый. И сильный. Чувствуется в вас энергия, жизненная сила. По возрасту вы такой же, как Антон. Я понимаю Ольгу… – она жалобно прослезилась. Достала платок. – Ведь он тоже был полон сил! Молодой и красивый, безумно влюбленный… – не выдержала и заплакала, закрыла лицо руками. Ей очень непросто давался этот разговор.
– Почему так случилось? В самом расцвете! А теперь вы… на его месте, с его невестой, – слова почти не слышались, плечи сотрясались от горечи. – Дима! Вы любите ее? – мокрым от слез взглядом она смотрела требовательно и прямо. Такие глаза невозможно обмануть или уклониться от ответа. Такой взор глубоко проникает в душу, просвечивает насквозь, это проницательный взгляд женщины, убитой горем матери, просто мудрого человека. Он почувствовал, как защипало в глазах, в горле пересохло. Слов не было. Все-таки нашел в себе силы, произнес хрипло:
– Люблю! Люблю больше жизни!
Елена Сергеевна уткнулась ему в плечо и с облегчением заплакала. Ему было невыносимо жаль эту женщину, так много пережившую, лишь невероятным усилием воли державшую себя в руках. Чересчур тяжело было на сердце, хотя он и понимал, что она не осуждает ни его, ни Ольгу.
– Я когда узнала о выстрелах по Ольгиной квартире, никак не могла поверить. Мне казалось, это какое-то недоразумение, чудовищная ошибка. Ну, в чем может быть виновата молодая девушка, чтобы ее из автомата расстреливать? Примчалась к Геннадию, прокурору города. Он мне все подробно объяснил. И про взрыв вашей машины и про то, что подозреваетесь в убийстве. Я так и не могла сообразить, какая связь между вами и Олей? Единственное, хотя бы успокоило, что не нашли следов крови, значит никто не был ранен или убит. Всякие подозрительные мысли лезли в голову. Спросила Аркана, он объяснил, что вы не убийца, а вас просто подставляют. У меня хотя бы тревога немного утихла. Мужу обо всем рассказала, не смогла держать в себе. И все-таки разволновалась, приехала. Оленьку увидела, живую, здоровую, обрадовалась. А у нее глаза пылают. Обо всем рассказала, с самого начала, все подробности о вашей встрече. Я все понимаю, такую девушку нельзя не любить. Вы же не виноваты… – она выпрямилась, села прямо, долго вытирала платком глаза.
– Простите, не смогла сдержаться. Ведь дала слово не плакать. Извините, пожалуйста.
– Да что вы Елена Сергеевна, я боялся, что ругать нас будете. Осуждать.
– Ох, Дима! За что вас осуждать? Вы молодые, живые. Какое я имею право вас обвинять? Что же, в монастырь ей уйти? Я верю Оленьке, она необдуманного поступка не совершит.
– А Ольга сильно любила Антона, – ему хотелось как-то ободрить, помочь успокоиться этой необыкновенно рассудительной женщине. Чувство благодарности к ней и ее поступкам наполняло сердце:
– Вы знаете, а ведь он чуть не каждую ночь к ней во сне приходил. Она только о нем и думала, ждала его.
– Да что вы? Нет, она мне об этом ничего не рассказывала. Бедная девочка! Столько пережила, – Елена Сергеевна искренне удивилась. Смотрела на него встревоженным взглядом: – И как же?
– Нам святой старец Феодосий помог. Сказал, что это у нее оттого, что со смертью близкого человека никак смириться не может. Теперь все в порядке.
– Слава богу! Она так настрадалась, бедняжка. Все на ее глазах случилось. В больнице с трудом в сознание привели, боялись, с рассудком проблемы будут. Все выдержала. Берегите ее, Дима, бесценный дар вам достался.
– Спасибо, Елена Сергеевна! Не ожидал, что у нас такой разговор получится. За меня не беспокойтесь, я ее никому не отдам, от всех горестей отгорожу, на руках носить буду, все, что смогу, любое желание… Я ведь тоже в жизни кое-что повидал. И в людях разбираюсь. Ни одна женщина ее мизинца не стоит.
– Я верю, Дмитрий, и от всей души желаю семейного счастья, – она пытливо смотрела в глаза. – Но скажите… Я, в общем-то, из-за этого сюда приехала. Скажите, вы знаете, что Ольга беременна?
У него от изумления вытянулось лицо. Вся противоречивая гамма чувств отразилась на нем. Он не знал, как отнестись к столь удивительной и неожиданной новости. Сидел, опустив голову, долго молчал, глубоко обдумывая сложившуюся ситуацию.
– Нет, я не знал… – произнес охрипшим от волнения голосом. – Только, что это меняет?
Елена Сергеевна внимательно наблюдала за его реакцией. Хотелось понять, как он воспримет это известие, как отнесется к будущему ребенку.
– Спасибо, Дима. Я рада, что не ошиблась. Ведь это ребенок Антона и я очень хочу, чтобы у вас не было к нему предвзятого отношения. Не прошу, но в душе надеюсь, что вы сможете отнестись к нему, как к собственному малышу.
– Елена Сергеевна, для меня это будет ребенок Ольги, и я не смогу разделить их для себя. Обещаю вам, что смогу одинаково сильно любить обоих.
Она вновь заплакала. Когда ехала сюда, на эту полянку, излишне переживала, не знала, как Дмитрий отнесется к такой новости. Теперь все ее мысли были о будущем внуке или внучке, о том, что осталось от их единственного сына. Нужно было знать, как он и Ольга в дальнейшем станут строить отношения с ней и с Иваном Андреевичем, для нее это являлось очень важным. Если б она сама могла родить! Но нет, поздно уже. Ведь всю жизнь хотели второго, не получилось почему-то. И вот остались теперь одни. Известие об Ольгиной беременности в высшей мере подняло дух ее мужа, совсем было опустившего руки. «А мы еще и из детского дома мальчика возьмем, – это решение успокаивало. – Будет ради кого жить, ради кого деньги зарабатывать».
Подошла Аня, присела рядом с плачущей женщиной, сочувственно прижалась щекой. Долгое время молчали, не хотелось ни о чем говорить. Все главное было уже сказано. Елена Сергеевна очнулась первой. Улыбнулась посветлевшими глазами:
– Ну что же мы, так и будем тут сидеть? Поехали, будущую маму обрадуем! – она поцеловала Аню, обняла Диму. – Хорошо поговорили!
Ольга плакала в спальне. Пришлось обо всем рассказать матери. Отец с утра ушел на работу. Мама, выслушав ее, очень расстроилась. Ольга не стала ни о чем скрывать: рассказала про яхту и кладбище, взорванный джип и ночные визиты Антона, про духовную помощь Феодосия. И о беременности, конечно. Для мамы эти новости были сильным потрясением. Она жалела дочь, не понимая, откуда на нее свалились такие тяжкие страдания.
– Сейчас Елена Сергеевна вместе с Аней поехали Диму искать. Она с ним об этом поговорить хотела. Я боюсь, мама, хочется, чтобы он все правильно понял.
– Поймет, доченька, если любит обязательно поймет. Вот вашей любви первое испытание. Сколько их впереди? А если любите друг друга, все нипочем будет.
– Уже долго их нет. Волнуюсь я…
В это время раздался сигнал автомобильного клаксона, и в спальню вбежала радостная Анюта:
– Все хорошо, они там плакали и обнимались, – она бросилась на шею Ольге. – Знаешь, как он любит тебя? – шепнула тихо. – Счастливая ты, Оля!
В дверях появилась улыбающаяся Елена Сергеевна, обняла Ольгу:
– Ну вот, все хорошо.
Вошел Дмитрий. Стоял, переминаясь с ноги на ногу. Она увидела его, и глаза переполнились слезами. Она была бесконечно прекрасна в этот момент. Момент, который отпечатывается в памяти, когда не видишь никого, кроме любимого, когда сердца и души соединяются в одно целое, когда… Он приблизился к ней, нежно поцеловал:
– Моя! Любимая!
Все с искренней радостью смотрели на это чувственное проявление любви.
– А давайте, знаете что? Давайте выпьем все вместе, – Аня весело запрыгала на месте.
– А действительно, идем за стол, – засуетилась мама. – Вот я хозяйка, какая! Даже гостей не накормила.
Дружно направились на кухню. Через какое-то время к ним присоединились Дима с Ольгой.
– А все же, вы о свадьбе думали? – Елена Сергеевна с шутливым подтекстом обратилась к Дмитрию.
– Я хоть сегодня готов. А что, Оля, едем прямо сейчас в сельсовете распишемся?
– Надо три месяца ждать, – она с хитринкой в глазах глядела на него. – Вдруг кто-нибудь из молодых передумает?
– Не станем три месяца ждать. Денег дадим, они сразу распишут.
– Димочка, да шутит она. Или ты решил быстрее, пока сам не передумал? – Анюта со смехом трепала ему волосы. – Ну-ка, признавайся!
Так, шутливо разговаривая, уютно сидели за столом. Елена Сергеевна собиралась вечером уезжать, но ее уговорили остаться до утра.
– Мне тоже в город надо. Возьмете с собой? – Дима решил воспользоваться удобным случаем. – «Спринтер» пускай здесь остается. А домой приеду, ребята чего-нибудь организуют.
– Дима, ты уезжаешь? – Ольга встревожилась. – Я с тобой.
– Ну что ты, Оленька! Я ненадолго, через два-три дня вернусь. Столько важных вопросов накопилось без меня.
– Не уезжай, – она еле сдерживала волнение. – Я боюсь…
– Оля, все в порядке, я звонил Марине, жене Черкеса, мне больше ничто не угрожает. Нужно приехать.
Ольга не знала, как удержать его, сердцем предчувствуя серьезную опасность. Он клятвенно заверил ее, что будет осторожен и благоразумен.
Жаркий солнечный день переходил в теплый вечер. С работы вернулся Сергей Петрович. Уселись за столом под раскидистой ветлой, дружески шутили. Хорошо было. Казалось, все события сегодняшнего дня завершились и сюрпризов больше не будет. Топилась баня, вернулись с выпаса коровы, багровое солнце катилось к закату. Шумно пыхтел самовар. Послышался приближающийся шум автомобильного двигателя, оборвавшийся возле стоявшего у ограды «Паджеро». И из черного блестящего «Лексуса» появился улыбающийся Витя-Ежик. Аня растерянно вскрикнула, быстро юркнув за спину Дмитрия.
– Кто это к нам приехал? – удивилась Надежда Николаевна.
– Это он, мама. Витя... – она присела на корточки.
– Чего ты прячешься? Иди, встречай своего жениха. – Ольга приподняла ее и подтолкнула к воротам.
– Я не одета! – в ужасе воскликнула Анюта. – Что он скажет, когда увидит меня в этом старом платье?
– Анечка! – позвал молодой человек из-за ограды. – Аня!
– Ай! – взвизгнула растерявшаяся девушка. – Витя-я! – кинулась к нему со всех ног. Повисла на шее и долго, горячо что-то шептала ему. Он обнимал ее, кружил, поднимая пыль. Наконец опустил на землю и достал из машины букет темно-бордовых роз.
– Идем быстрее, я тебя родителям представлю, – она бежала вприпрыжку, ведя его за собой.
Галантно поцеловав дамам руки, с достоинством пожав жесткую ладонь отца, по-приятельски обнялся с Димой:
– Идем, Летяй, поможешь.
Вдвоем вытащили из машины пятидесятилитровую бутыль греческого вина, оплетенную виноградной лозой. Сергей Петрович поставил треногу, на которую взгромоздили бутыль, доверху наполнили из краника бокалы. Выпили за встречу. Вино оказалось вполне приятным на вкус и на удивление веселящим. Младшая сестра умчалась переодеваться. Вернулась вся сияющая от счастья:
– Вот мама, папа. Это и есть Витя.
– Да ты уж не влюбилась ли, доченька? – мама испуганно смотрела на свою не по годам инициативную дочь.
– Да, мама! – она взяла его под руку. – А что такого? Ольга себе, вон какого кавалера отхватила. Чем я хуже?
– Ольга на пять лет старше тебя. Ты сначала школу закончи.
Вновь наполнили бокалы. Гости переглянулись и Витя, засмущавшись, все-таки решился сказать тост, а заодно прояснить ситуацию:
– Дорогие родители, попытаюсь объяснить цель моего визита. Три дня назад в ночном клубе я познакомился с Аней. После ее отъезда никак не могу забыть, как мы с ней танцевали, о чем говорили, с какой неохотой расстались. В общем, сам не знаю, как так получилось, но очаровала она меня сразу! Для подтверждения серьезности намерений я приехал сегодня, чтоб познакомиться с вами и увидеться с ней, – он говорил, с волнением подбирая слова. Аня смотрела на него и глаза восхищенно блестели.
– Зная о ее юном возрасте, я прошу вашего разрешения иногда встречаться с ней, не помышляя ни о чем другом, как только видеть ее. Я буду ждать совершеннолетия. А потом хочу просить ее руки. Пускай вам не кажется, что это блажь или прихоть. Я думаю о своем будущем, где мне хочется быть рядом с Анечкой. Конечно, если она сама согласна.
– Согласна! – она бросилась к нему. – Мама, ты видишь, он делает мне предложение.
– Это что же, любовь с первого взгляда? – у Надежды Николаевны отлегло от сердца.
– Да, мама! – Аня горячо поцеловала его губы. Долго не отпускала.
– Ну, девка! – папа с гордостью смотрел на младшую дочь. – Сама все решила, а родителей перед фактом поставила.
– Так же как и Оля со своим женихом, между прочим. – Аня показала сестре язык.
Вежливые манеры, приятная внешность, откровенно влюбленные глаза, все это сразу расположило к нему всех сидящих за столом.
– Виктор, а сколько вам лет? – Елена Сергеевна с удовольствием смотрела на молодую пару.
– Мне двадцать четыре. Женат не был, и детей нет, – ответил он с обаятельной улыбкой. – Но, я уверен, будут. Сколько жене захочется, – взглянул в глаза покрасневшей Ане. – Я, Елена Сергеевна, совершенно не ощущаю разницы в возрасте. Иногда мне кажется, что Анечка старше меня. Хочется видеть рядом не только красивую супругу, но и верного спутника, всегда готового дать правильный совет.
Выпили еще по бокалу. Появились соседи, почуявшие праздничную атмосферу. Здоровались, с удивлением рассматривая претендента на руку второй дочери Петровича.
– Вы где таких молодцов отыскали? Моей вон, Райке двадцать семь стукнуло, а хоть бы кто позарился, – убивался сосед Ефимыч. – Девка-то здоровая, почему ее никто не берет? – Может у вас еще женихи найдутся?.. – просительно обращался к Диме и Виктору. – Всех сюда везите, у нас в деревне девок да молодок полно, и все кровь с молоком. Куда там вашим городским!
– Надо подумать. В моей бригаде все парни холостые, может, когда и нагрянем, – Витя с улыбкой разговаривал с общительным простодушным соседом.
– А что за бригада у вас? Фрезеровщики? – заинтересовался наивный мужичок.
– Да, Ефимыч, фрезеровщики, заводчане, – Дима с Ежиком весело покатились со смеха.
Весть о приезде еще одного жениха мгновенно облетела село. Было светло и люди потихоньку стали подтягиваться ко двору. Все хотели посмотреть, а главное попробовать заморского вина. Хозяева были рады каждому, никого не оставляя без внимания и огромная бутыль пустела на глазах. Мало того стали прибывать молодые люди, привлеченные сверкающими в лучах заходящего солнца дорогими внедорожниками. Подзывали Аню и Ольгу, спрашивали о чем-то, издалека разглядывая обоих женихов.
– Они бандиты, что ли, новые русские? – интересовались обеспокоенно. – Повезло же вам!
Ольга улыбалась в ответ. Аня хвасталась обновками и удивляла подружек огромным букетом. Будто из-под земли во дворе появились гармонисты. Опустошили бокалы и грянули плясовую. Веселящее свойство заграничного вина расслабило селян. По двору смело шли вприсядку мужики. Они притопывали, ладонью хлестали себя по плечам, поднимали пыль, бросая кепки на землю. А народ все прибывал. Несли водку, самогон, свежих овощей под закуску. Захмелевшие Дима с Витей жали руки вновь пришедшим селянам. Виктор досадливо хлопнул себя по лбу:
– Как я мог про все забыть! – бросился к машине, вытащил весь в наклейках картонный ящик. Принес и объявил:
– Это вам, дорогие родители. Для хозяйства.
– Что это? – удивилась Надежда Николаевна.
– Это сепаратор, мама. Японский, – сразу догадалась Аня. – Теперь не нужно будет маслобойкой вручную взбивать.
– И еще вот, – Витя водрузил на стол огромную, чуть не вполовину человеческого роста, расписанную драконами вазу.
– Дай поцелую тебя, сынок! – Надежда Николаевна прослезилась и обняла удивительного жениха. Гости хлопали, выражая восхищение.
– А это Ольге к свадьбе, – Ежик держал в руках обтянутый сафьяновой кожей пенал. – Вам, Летяй! От омской братвы.
Она открыла драгоценный подарок. В лучах заходящего солнца заалела бриллиантовая диадема. Все тут же притихли, изумленные драгоценным блеском кристаллов.
– Оля, – Аня прыгала от восторга. Закрепила диадему у нее в прическе. – Ты настоящая принцесса!
Ольга стояла, не в силах вымолвить ни единого слова. Обняла Витю и с благодарностью расцеловала:
– Спасибо! Аня!.. Не вздумай упустить такого мужчину, – шутливо пригрозила сестре.
– Ну, Витя! Такое не забывается, – друзья крепко пожали друг другу руки. – На свадьбе первый гость. Не гость, не гость, – с улыбкой прибавил Дима. – Родственник.
– Зачем же вы?.. – мама с тревогой в голосе взглянула на Ежика. – Ведь очень дорого...
– Надежда Николаевна, ваши дочери, вот что самое дорогое! А остальное недорого. Эти побрякушки без любимых женщин и гроша ломаного не стоят. Смотрите, какие вы им глаза дали! Вот где настоящие бриллианты. Аня меня одним взглядом сразила. Я буду ждать!
– В апреле восемнадцать девочке, – мама прослезилась. – Как они быстро выросли! Разлетятся сейчас.
Между тем у ограды собралась кучка молодежи, и они потребовали развлечений и для себя. Витя настежь открыл двери «Лексуса», на полную громкость включил аудиосистему. Убойная музыка развалила хрупкую тишину. Девушки задвигались неутомимо, кавалеры энергично закрутили бедрами, изображая мечущихся огнепоклонников. К ним подтянулись пожилые любители гуляний, безуспешно пытаясь переплясать молодое потомство. Стало смеркаться, и в селе включили уличное освещение. В тусклом свете танцующие напоминали кружащихся призраков, исполняющих неведомые хореографические этюды.
– Что же я вам-то ничего не подарил? – Витя еще раз сбегал к машине. – Вот, – протянул Елене Сергеевне Микки-Мауса, пушистую игрушку на серебряной цепочке. – На зеркало повесьте, он удачу приносит.
– Ну, Виктор! – она не ожидала подарка. – Какой вы!
– Позвольте? – поцеловал ей руку. – Вам спасибо.
– Мне? За что?
– Не знаю. За все!.. Вы хороший человек. А я в людях не ошибаюсь.
А бутыль заветного вина давно опустела. Но никто не торопился расходиться. У Виктора нашлась кассета со старыми народными песнями и селяне хмельными голосами поддерживали незнакомого исполнителя, не забывая пропускать рюмку-другую. Потом молодежь взяла музыкальное сопровождение в свои руки. И под разудалые ритмы иностранных дискотек, помогая себе веселыми взвизгиваниями, неугомонно прыгала и кружилась на свежем деревенском воздухе.
Аня сидела у него на коленях и недоверчиво глядела в близкие глаза:
– Я не верю тебе. Как ты смог так быстро в меня влюбиться? Я все знаю, так не бывает.
– Бывает, Анечка! Я же вот не устоял. Взяла и сразила парня. Зачем? Ведь жил себе спокойно. Теперь буду надоедать, пока свадьбу не сыграем.
– А после надоедать не будешь? Все вы мужики такие! А я любить всю жизнь хочу.
– Не лови меня на слове, Аня. Я уж понял, что с тобой не будет никаких компромиссных решений. Все или ничего. Сам такой, потому и приехал. Ты веришь мне?
– Нет, – она, смеясь, целовала его. – Ты еще меня не знаешь. Я твое сердце разобью, душу любовью переполню. Ни о чем больше думать не сможешь.
Ольга в сияющей диадеме изумительно прекрасная, счастливая, не сводила глаз с Дмитрия, оживленно обсуждающего что-то с отцом и стоявшими мужиками. Наконец-то наступал желанный покой. Все печали оставались позади в другой жизни. Она была бесконечно рада, что Елена Сергеевна нашла с ним общий язык. Это являлось весьма важным для нее, она испытывала благодарность к родителям Антона. Сколько же они для нее сделали! Она с Димой обязательно будет приезжать к ним, привозить маленького ребенка. И все пойдет хорошо.
Радуясь, смотрела на влюбленную сестру и веселого щедрого Виктора. Поражалась удивительному стечению обстоятельств и поворотов судьбы. Как странно все сплетается, завязывается в один ужасный узел, а потом распрямляется в четкую линию и так тянется через всю жизнь…
Рано утром, Дима, поцеловав спящую Ольгу и простившись с провожавшей Надеждой Николаевной, взобрался на водительское место в серебристом «Паджеро». Елена Сергеевна в качестве пассажира откинула спинку сиденья и внедорожник, оставляя пыльный шлейф, двинулся к выезду на скоростную трассу. Через десять часов непрерывно быстрого движения, показались пригороды Новосибирска.
Глава девятая
– Света, привет! У тебя свободный номер найдется? – Дима прошел в вестибюль «Ниагары», возле которой его высадила Елена Сергеевна.
Красивая, с потрясающей гибкой фигурой администратор встретила его на лестнице.
– Дима?.. Какими судьбами? Сказали, что ты уехал.
– Все, приехал. Хочу отдохнуть с дороги, освежиться. Перекусить принеси чего-нибудь.
– Сейчас все будет. В зеленую комнату проходи, там сегодня никого не было и белье свежее.
Он устало поднялся наверх. На втором этаже находились несколько дорогих апартаментов для гостей, желающих расслабиться: провести час-другой с роскошными девушками. Здесь работали с полдюжины таких непревзойденных красавиц, о которых знал весь город. Их берегли, следили, чтобы они всегда были свежими и не уставшими. Девицы приносили хороший дополнительный доход заведению. Богатая публика не скупилась и полтысячи долларов за ночь не казались чрезмерным вознаграждением. К тому же, отдельно оплачивались номера. Ну, а спиртное и закуска были бесплатными.
Светлана управляла этими делами, относясь строго и требовательно к своим подчиненным. Впрочем, была обходительно любезна с подгулявшей публикой. Принесла в номер поднос с обедом и высокий бокал вина. Дима, только после душа, с аппетитом принялся за вкусно поджаренный бифштекс.
– Чего это ты радостный такой? – она присела напротив него, с интересом разглядывая бывшего любовника. – Влюбился?
– Да, – он искренне рассмеялся. – Влюбился, Света.
– В который раз? Кто тебе поверит? Как там Эллочка?
Дима совсем позабыл про Элеонору. Казалось, столько времени прошло с тех пор!
– А Эллочка, как выяснилось, еще и на стороне работала.
– Да ты что? Вот ты попал! Так тебе и надо. Зачем тогда от меня ушел? – она подошла к нему, обняла за плечи. – Разве я хуже Эллочки? Я собой никогда не торговала. А как любила! Чего тебе еще надобно?
– Света, ты была самая изумительная, я не знал никого, лучше тебя. Не пойму, отчего мы расстались, почему не вместе до сих пор? Просто ты не моя. Извини, не знаю, как сказать. Чего-то нам не хватило, – он конечно же, лукавил. Понимал, что не хватило самого главного, любви. Но сказать ей об этом прямо в глаза было бы слишком жестоко.
– Ты сам не представляешь, чего тебе хочется. Ищешь кого-то, выбираешь. Пойми, ведь важнее всего, чтобы тебя любили. А я тебя люблю, – голос дрогнул, и она обиженно отвернулась, достала платок, промокнула глаза.
– Сволочь ты, Летяев! – легко поднялась, собрала посуду. – Хочешь, приду сейчас?
– Света, ну пожалуйста! Я только с дороги, весь день за рулем... Сейчас четыре часа, разбуди в семь. И позвони Валюхе, пусть к половине восьмого подъезжает.
– Позвоню, не беспокойся. На мой вопрос не ответил. Ну, так как? Справишься с собой, если приду?
– Светик! Я прошу тебя!
– Вижу, что ты не против. Ну, я сейчас, – и выбежала, застучав каблучками вниз по лестнице.
«Что делать?.. Угораздило на Светку нарваться. Как ей все объяснить? – усталость валила с ног. Прилег на постель и ощутил, как его неудержимо клонит в сон. Увидел лицо Ольги, Ани, Феодосия… – Никто мне не нужен, Света. Не поддамся твоим чарам, хоть как меня соблазняй!» – он уже крепко спал. Вошла в номер Светлана. Долго смотрела на уснувшего Дмитрия, даже всплакнула чуть-чуть. Но быстро взяла себя в руки. Она была девушкой с характером и очень хотела быть любимой и желанной. Подошла к нему, поцеловала легонько и вышла, прикрыв за собою дверь.
– Летяй, здорово бродяга!.. – Валюха крепко обнимал Дмитрия. – Как ты только живым остался? Что там, на море? – тут же забросал вопросами. – А где твой загар?
– Не был я на море, тут неподалеку отдыхал. Тебе от Вити-Ежика привет.
– Ах, вон, где ты неделю зависал. Ну, Ежик! Спасибо.
Сели за свой столик на угловом диване. Зал был почти пустой, клиентов немного, но места постепенно заполнялись. Светлана принесла кофе и коньяк.
– Слушай, Валя, я тут Марине звонил. В курсе происходящего.
– Да не говори, стреляют как в Чикаго. Мусора вообще озверели. Из Москвы комиссия приехала, начальника РУБОПа сняли, в ФСБ сутолока поднялась. Хорошо, я выскочить успел. Как бы опять под горячую руку не попасть, им-то результаты нужны. Впрочем, на тебя сразу же рукой махнули. В такую чернуху даже менты поверить не смогли.
– Это все Славина работа. И ролик на ТВ, и статейка в газете и покушение на меня.
– Да ну? Ты откуда такую информацию взял?
– Оттуда!.. Есть источники, – он улыбнулся, видя, как Валюха озадаченно смотрит на него.
– Марина сказала?
– Валя!
– Да я знаю, что Иваныч ей родной дядя. Давно знаю. Просто ее еще не видел, самого только вчера выпустили.
– Тогда чего от тебя скрывать? – Дима подробно рассказал ему о телефонном разговоре.
– Во как! Теперь все до конца понятно. Надо бы от него избавляться, пока не поздно. Чего еще ждать? Я сегодня с его парнями встречался. Он их бросил, сам где-то скрылся, ни слуху, ни духу. Держат какую-то мелочь, бани, автостоянки, несколько рынков. Аркан к себе брать не захотел, Азиату тоже лишние рты не нужны. Я подтянул к себе трех нормальных ребят, еще пятеро к тебе просятся. Остальные сами по себе, не знают к кому примкнуть. Ничего у Славы не осталось.
У него в кармане затрещал сотовый телефон. Звонила Марина и ее голос слышался вполне отчетливо:
– Валя, привет!.. Дима с тобой? Давайте ко мне, Иваныч вас здесь дожидается. У меня и поговорите.
– Хорошо, Марина, уже летим.
– Слушай, Валя, мне бы тачку взять.
– Да взяли тебе «Крузера», только что с Владика пригнали. На стоянке у «Спартака» стоит, можешь хоть сейчас забирать. Вот ключи и документы на машину.
– Спасибо, – он с благодарностью обнял Валентина.
– Да брось... – Валюха серьезными глазами смотрел на него. – Дима, нужно с тобой посоветоваться. Дело личное.
– Валя, что за церемонии? Чего у тебя?
– Не знаю, как сказать… – он смущенно замялся, что было ему совсем несвойственно. Помолчал, уставившись в пол. – Дима! – наконец решился и выпалил, будто из пушки выстрелил: я Марину люблю!
У Димы от несказанного изумления поднялись брови. По взволнованному тону друга он понял, что не ослышался. «Вот это да, Валя и Марина?..» В последние дни случилось столько всего необычного, что и удивляться было нечему.
– Она давно мне нравится. Каждый раз, когда смотрю на нее, душа цепенеет. А после гибели Черкеса мы с тобой каждый день у нее в доме бывали. Я видел, в каком горе и отчаянии она находится. И так это меня закрутило, готов был волком завыть, такой дорогой была и беззащитной. В камере только о ней думал, а как вышел, робость взяла, не могу без повода приехать. Такая тоска на душе! Понимаю, ситуация сложная, кто я для нее? А внутри всего переворачивает. Смотрю на нее и с ума схожу: лицо, походка, голос! Что со мной происходит? Тридцать лет прожил, женщины для меня сам знаешь. И вдруг! Даже тяжело как-то, будто в чужой огород лезу. Что скажешь, дружище?
– А что я могу сказать? Точно такие же обстоятельства и у меня, только все уже определилось. Будешь свидетелем на моей свадьбе.
– Ты когда все успеваешь? Вот молодец!
– Да, Валя, наверное, нам с тобой пришло время для чего-то серьезного. Сколько можно вхолостую зажигать? Душа о настоящей любви просит, а не какой-то имитации. Что мы видели, что чувствовали? А прикоснулись к чистому и живому, все, затрепетали от понимания, в какой скудости мы жили. Ведь Марина Серегу очень любила. Глубоко и беззаветно, ты сам видел. Даже не знаю, как ты…
– Да ты что, Дима? Я о взаимности и не мечтаю. Но и не видеть ее не могу. Вот уедет в Испанию, что я делать буду? Думаю про себя: может, отпустит чувство? Но нет, как увижу, только хуже становится. Я и сейчас к ней ехать не хочу, но не могу... Надо же, страдания!
– Радуйся, что твое сердце гореть может, любви просит. Ты не раскисай, она ведь женщина и сама мне сказала, что любить хочет. А если человек, хоть раз любил искренне, до боли, до взаимности, все – он без этого жить не сможет. Станет угасать, как уголек тлеть и всю жизнь вольно или невольно искать ее. Любовь! Так что, друг… поехали к Марине, там видно будет. Ты только не торопись с признаниями, дай время от смерти мужа отойти.
– Да я ей даже в глаза посмотреть не в силах. Совсем как тряпка стал, – он поднялся, взял телефон.
– Погоди, я матери позвоню. А то туда же, сын любящий, – Дима набрал домашний номер, услышал, как сильно обрадовалась мать.
– Часа через четыре буду, мама, – он чувствовал себя виноватым перед нею. – Все хорошо, приеду много нового тебе расскажу.
– Я жду, сынок! Все приготовлю, не задерживайся.
По дороге Дима в подробностях рассказывал о своих поразительных приключениях. Об Ольге и Ежике, о Феодосии…
– Ну, Летяй! – без конца удивлялся Валюха, на скорости проезжая многочисленные перекрестки.
«Чероки» сверкающей птицей летел по пустому загородному шоссе. Впереди показалось Кудряшовское кладбище.
– Отсюда все и началось, – Дима вспомнил, как Черкес увидел Ольгу в белом платье, как потом она одиноко брела по обочине.
– Скоро сорок дней, – Валя смотрел на дорогу, думая о своем. – Пока она будет здесь.
– Может, уговорить ее остаться? Или пусть в Испании поживет полгода, в себя придет, ну а там вернется?
– Я не смогу, Дима. Поговори ты. Мне кажется, она к тебе прислушивается.
Дима взглянул на своего влюбленного друга:
– Не узнаю тебя, Безумный, ты ли это? – вместе весело рассмеялись, понимая всю комичность этого заявления.
Марина встретила их у ворот. Увидела подъехавший джип, бегом выскочила из дома. Обняла Диму и взволнованно прослезилась.
– Живой, Димочка? Ну, проходите, проходите, – взяла обоих под руки, повела в дом.
Иваныч, седоватый мужчина лет пятидесяти, поздоровался с гостями. Они несколько лет знали друг друга и отношения были вполне дружеские. Поднялись на второй этаж, присели за накрытый стол, болтая о всяких пустяках.
Марина выбегала на кухню, брала какие-то закуски, относила наверх. В шелковом домашнем халатике и босоножках выглядела весьма привлекательно. На Валентина было смешно смотреть. Он всеми силами старался не обращать внимания на иногда непроизвольно разлетающиеся полы ее халата и никак не мог с собой совладать. Глаза из-под бровей невольно следили за передвижениями, лицо окаменело, застыло в нелепом и отчаянном выражении. Дима отвлекал Иваныча разговорами, Марина занималась сервировкой. Все-таки заметила его странный взгляд:
– Валя, с тобой все в порядке? – она с тревогой смотрела на него.
– Все нормально, – он замешкался, смутился и опустил голову.
– Что это с ним, Дима?
Ему было смешно, он едва сдерживал себя, чтобы не расхохотаться.
– Чего ты хочешь, бедняга неделю в камере провел. Одичал совсем.
Все понимающе кивнули, и Валька тяжело вздохнул.
– Ладно, давайте поближе к столу, – она пригласила гостей. – Валя, распоряжайся, – указала на пустые рюмки. Он подрагивающей рукой начал разливать коньяк.
– Ну, за встречу! – Иваныч на правах старшего предложил тост. Дружно выпили, закусили, помолчали немного. Еще раз наполнили чары.
– Давайте, Серегу помянем, – Дима тяжело поднялся. Приподнятое настроение испарилось, нерешенные вопросы навалились всей горечью. – Светлая память!
У Марины на глаза навернулись слезы. Она всхлипнула, отвернулась. Сидели в безмолвии, у всех на душе было тягостно. Все понимали, по какой сложнейшей проблеме здесь собрались. Начинать разговор не хотелось. Валя не сводил глаз с плачущей хозяйки, Дима уткнулся взглядом в скатерть. Затянувшееся молчание нарушил Иваныч:
– Трудно об этом говорить, но вопрос, как все понимают, неотложный. Вы знаете сложившиеся обстоятельства. Знаете, с чего началось, знаете, кто все это начал. У меня имеются точные данные о местонахождении Славы. Он сейчас в Москве, живет в гостинице «Украина» по чужому паспорту. Непонятно, чего выжидает. Встречался там кое с кем, но так, по мелочи. Судя по всему, попытается выехать из страны, хотя не факт. Покушение на убийство Летяя говорит о том, что он еще на что-то надеется. И, между прочим, опасность далеко не миновала, – он жестко взглянул на Диму. – Ты, Валя, также не расслабляйся, заказ на вас никто не отменял.
Если киллер залетный, в чем я сомневаюсь, то, скорее всего, его давно нет в городе. А если местный или кто-то из Славиного окружения, значит, риск высокий. Все вопросы отпадут сами по себе, когда не будет заказчика. Нужно подумать и все однозначно решить. Издержки я беру на себя, финансовый вопрос обсудим позднее. Есть шанс устранить проблему в ближайшие дни. Давайте выслушаем каждого. Думаю, все понимают, что Марина имеет право высказать свое мнение. Я свою позицию озвучил. Валя, что скажешь ты?
– Завалить, суку! – он с жалостью и страданием смотрел на Марину. – Да за одну ее слезинку! – у него перехватило дыхание. Он отвернулся и прикурил сигарету.
– Дима?
– Иваныч, я знаю, он не успокоится, пойдет до конца. Может, это он Флинта заказал? От обиды, от собственного позора? Гордыня непомерная. Думает, если нас с Валюхой грохнуть, вот ему и зеленый свет. А то, что город его уже не примет, такое даже в голову не приходит. Барин! В общем, – он взглянул на Марину, – за одного только Черкеса раздавил бы падлу!
Все вопросительно смотрели на нее. Она промокнула слезы, обвела всех напряженным взглядом. Глубоко и горестно вздохнула:
– Что вы говорите? Мы сейчас сидим, спокойно человека к смерти приговариваем. Разве можно так? Вправе ли мы делать это? Пусть он во всем виноват, пускай он убийца. Но мы? И мы тоже убийцы? Ведь у него и жена, и дочь маленькая. И родители! А мы к казни приговариваем! Есть же Бог, он не видит ничего, что ли?.. Разве нет другого выхода? Ну, пусть его посадят в тюрьму, ведь найдутся доказательства, наверное? Я ненавижу его, мне отвратительны мысли о нем и его чудовищных амбициях, у меня истерика случилась, когда узнала о покушении на Диму. И все-таки я не могу так спокойно рассуждать, достоин он смерти или нет. Я не хочу, чтобы он жил. Тем более не хочу, раз он настолько опасен. Но, и… убивать его не могу! – она зарыдала, прижавшись к Иванычу:
– Зачем, ну зачем ты собрал нас? Лучше бы сам все решил, – на нее было невыносимо смотреть.
Валентин в смятении вышагивал из угла в угол. Дима нервно курил. Иваныч обняв племянницу, как мог, успокаивал ее, поглаживая шелковистые волосы.
– Прости, Марина, я такие вопросы не могу решать в одиночку. Тем более, это касается всех вас.
Он немного помолчал, глянул на парней озабоченно.
– Обстановка в городе такая: работают две комиссии из Москвы. Рвут, мечут, землю рогами роют! Ситуация по Черкесу и покушению на Диму понятна, это Слава. Кто убрал Нугзара, Калгана и Флинта, пока неясно. Есть версия, что ставят на ключевые точки своих людей, которые пока в тени и обозначатся позже. Может быть, это будет кто-то из местных, даже, скорее всего. За ними стоят люди из нашей структуры. Прикрывают и выполняют серьезные заказы.
Это моему поколению ничего особенно не надо. А вот молодежь, капитаны да майоры: у них аппетиты. Пользуются служебным положением, будущее себе обеспечивают. Втемную естественно. Менты также под себя грести пытаются, но у них духа пока не хватает. Скорее всего, «Парадиз» оказался точкой соприкосновения и раздора. И опять Слава... Если бы он не начал отход от Черкеса, все было бы сложнее. Чекисты шума не любят, действуют тихо, используют людей осторожно, чтоб самим не светиться, интереса не выдавать. Такая волна сейчас по всей стране идет. Серьезный бизнес поделен, туда со стороны не подпустят. Вот и влезают потихоньку в игровой да шоу-бизнес, и то пока на местном уровне.
Зазвонил мобильный телефон. Иваныч долго и внимательно слушал собеседника.
– Хорошо, сейчас выезжаю.
– Вот и до моего отдела комиссия добралась, генерал уже там. Ну что, до встречи? – не скрывая подозрения и о многом догадываясь, посмотрел на Вальку и Марину. – Сегодня не приеду, – кивнул Дмитрию. – Проводи меня.
Они спустились вниз, вышли за ворота. Иваныч приоткрыл дверцу автомобиля:
– По Славе вопрос решили?
– Да!
– Все, дальше дело техники. Будь осторожен.
– Удачи! – он подождал, пока машина не скрылась за поворотом. «Как тяжело на душе!» – то, что они поступают правильно, сомнений не было. И все же трудно принимать такие решения, лично участвовать в процессе.
Поднялся по лестнице на второй этаж. Валька стоял у окна, опустив плечи. Марина тихо и безутешно плакала:
– Что же мы, ребята? Как так получилось?.. В кого мы превращаемся? Разве стоит это, – она обвела рукой вокруг, имея в виду роскошный особняк, – чтобы за него убивать? Ведь мы никогда не будем счастливыми, если на нас ляжет убийство. Дима! Что ты молчишь? Неужели вы с Валей так зачерствели? Неужели месть важнее человеческой жизни?
– Марина! – Дима подошел к ней, встал рядом. – Дело не в мести. Он опасен, как опасна взбесившаяся собака, потерявший рассудок монстр. Он познал вкус крови и если его не остановить, смертей будет еще больше. Ты же понимаешь, что останется в живых он, либо мы с Валей. И еще Аркан. Тоже для него главная фигура, остальные мертвы. И вопрос тут не в деньгах. Здесь амбиции, чудовищное самомнение, извращенное чувство справедливости. Да, без сомнения, нелегко принять такое сложное решение, но надо в будущее смотреть. Весь город на уши поставил, успокоиться все не может.
– Валя! – она с надеждой глядела на него. – И ты тоже считаешь, что все решается убийствами? Ты тоже понимаешь, что иного выхода нет? Ты готов всем глотки перегрызть, но не отдать ничего и видишь решение вопроса лишь в стрельбе? И для тебя чужая жизнь, как булыжник под ногами? – слезы лились без остановки. – Я что, не соображаю разве, какая смертельная опасность угрожает вам обоим, пока он жив? Я что, глупая девочка? Я только хочу знать, неужели другого выхода нет? Неужели нам придется окунуться в самое страшное? Как мы потом будем смотреть в глаза своим детям, своим любимым, друг другу, наконец, когда между нами будет это? Как? Валя, как? Дима, не молчи! – она горько плакала, в изнеможении закрывая лицо, всхлипывала тяжело и горестно.
Валентин с мрачным выражением, похожим на каменную маску, опустился перед ней на колени:
– Марина, я не знаю, что мне сделать, чтоб ты не расстраивалась. Хочешь, позвоним Иванычу и все отменим? – он снизу вверх смотрел на нее потемневшими глазами. – Я все что смогу!.. Только не надо, Марина! Одно твое слово и ничего не будет. Я… – что-то дрогнуло в голосе, он опустил голову, уткнулся в ее колени, замолчал надолго.
Дима видел, какая буря чувств бушует у друга в груди. Он поднялся, снова закурил, чувствуя невыносимое смятение. На Валю с Мариной старался не смотреть, хорошо понимая их состояние. Не знал, что ответить ей.
С одной стороны было абсолютно правильным принять такое решение, он в этом ничуть не сомневался. Не чувствовал жалости, сострадания к бывшему компаньону. Тот сам выбрал скользкий предательский путь и пошел по нему до конца. А отступников всегда презирали, лишь гордыня да заносчивость мешали им это осознать. Ну а потом уже поздно, остается либо стрелять, либо стреляться самому. С другой стороны Дима остро реагировал на такое состояние Марины. Не отпускала мысль, что они делают что-то не так. Не по логике и не по здравому смыслу, а по высшим законам этого делать было нельзя. Противоречия боролись в душе, он не мог здесь находиться, душу прожигало каленое железо, справедливые упреки Марины разрывали сердце.
– Валя дай ключи, я к матери поеду. Через пару часов вернусь, не теряйте меня.
Валентин бросил ему ключи от машины, не сказав ни слова. Напряженно, не сводя глаз, смотрел, как безудержно заливается слезами любимая женщина. Смотрел и молчал.
Дима гнал «Чероки» на максимальной скорости. Хотелось отвлечься, расслабиться, не думать ни о чем. Вокруг стояла ночная тишина, рев мотора разрывал ночь. Желтая луна повисла впереди, напоминая печальное человеческое лицо. Дорога стелилась поворотами, убегая вдаль. Показались стоящие могильные оградки. Чудилось, будто их стало еще больше. Кладбище незаметно разрасталось, поглощало лесной массив, жило своей загадочной мистической жизнью. Ждало…
Взгляд притягивали надгробные памятники, быстро летящие навстречу. Показалось будто кто-то в белом пробирается среди могил.
«Ольга?» – сердце сжалось и похолодело. Нет, ничего не видать, жуткое место осталось позади. За простором полей мерцал огнями город.
Дима заехал во двор своей девятиэтажки. Тут он провел детство и юность, да и после службы в армии вернулся сюда. Отец давно умер и они вместе с матерью жили здесь на шестом этаже. Он поднял голову, – в распахнутых окнах ярко горел свет. «Ждет, мама!» – он чувствовал, как отпускает напряжение и душу наполняет покой. Дима вышел из машины, закрыл дверь.
– Дима! Димочка, – рядом почудился тихий Ольгин голос. Он удивленно оглянулся…
Звонкий режущий удар обжег затылок. Он ясно слышал громовое эхо выстрела, видел светящееся окно, ощущая нестерпимую боль.
– Мама! – чуть слышно шепнули мертвеющие губы, и черная пустота заполнила все вокруг.
Тревожное тиканье настенных часов совершенно не давало забыться, спокойно уснуть. Ударами тяжелых металлических молотов отдавалось в висках, беспокойным биением пульсировало в воспаленной, раскалывающейся на мелкие частицы голове. Он открыл непослушные веки. Ослепительно сверкающее пятно ударило по глазам. Будто в густом тумане просматривались мутные контуры, перед глазами мерцали вспышки. Постепенно стали проступать очертания высокого потолка и горящих зеркальных ламп.
Чуть повернув голову, Дима увидел смутно знакомую женщину в белом халате. Зеленые глаза удивленно глядели в его лицо. «Кто это?.. – из глубины памяти всплывали знакомые образы. – Елена Сергеевна!», – он сделал заметное движение.
– Очнулись, Димочка? Ну, слава богу!.. – в ее взгляде прошла тревога. – Напугали же вы нас, почти сутки в коме находились. Мама все время плакала, только сейчас уснула рядом в палате. Как себя чувствуете?
– Хорошо, Елена Сергеевна, – еле слышно прошептал он.
– Узнал, – у нее по щеке скатилась слезинка. – Узнал, Дима! Значит, все нормально будет.
Он осмотрелся. Больничная палата, руки в капельницах, везде какие-то приборы, мониторы…
– А где Ольга? – он пытливо посмотрел на нее. – Она была там со мной.
– Все хорошо, – она обратила внимание на странный вопрос. Удивилась, но не подала виду. Начала объяснять.
– Пуля лишь вскользь прошла, мозг не задет, только сильное сотрясение и ушиб. Небольшая гематома была, но врачи сделали маленькую операцию.
– Я все помню, всех там видел. И Черкеса, и Флинта, и Калгана, они звали. Но пришел Феодосий и увел меня к Ольге, – ему с каждой минутой становилось все лучше.
Вошел врач, высокий мужчина с ухоженной благообразной бородкой:
– Ну, молодой человек, браво! Мы опасались, что коматозное состояние затянется на неопределенное время, – он внимательно взглянул в глаза, показал палец. – Все хорошо, но недельку полежать придется. Будем наблюдать за вами, возможен посттравматический синдром. Так, Елена Сергеевна? – он учтиво поклонился даме.
– Да, Алексей Ильич, вы правы. Необходим покой и лекарственная терапия.
– Вот рентгеновские снимки, магнитно-резонансная томография. Обратите внимание, даже трещины в черепной кости нет, лишь глубокая борозда от пули. В рубашке родился парень.
– А вот друг ваш едва меня не пристрелил. Медсестер, дежурных врачей жутко перепугал. Обещал больницу взорвать, если с вами что-то случится.
– Это Валюха, – улыбнулся Дима.
– Вот-вот, Валюха. Чуть до инфаркта операционную бригаду не довел. Это я вас вчера оперировал. Внутреннее кровоизлияние было, но все уже позади. Поправляйтесь, – доктор направился к двери. – Только волноваться ни в коем случае нельзя, – добавил остановившись. – Елена Сергеевна, очень прошу вас!
– Не беспокойтесь, все будет в порядке, – она посмотрела на Диму. – Ольга ничего не знает. Я думаю, ей лучше не сообщать. Побудете тут денька два-три, и я сама отвезу вас в Знаменское.
– Так ее там не было? А кто же тогда меня окликнул? – он очень удивился. – Все было так реалистично...
– Это любовь вас спасла, вот что. Значит, вы действительно нашли друг друга, – она улыбнулась. Долго сидела, успокаивающе поглаживая его руку. Вошла медицинская сестра, сменила в капельницах флаконы с лекарством.
– Я пойду, маму обрадую, – Елена Сергеевна встала.
– Посидите немного… – попросил он. – Пусть мама отдохнет. С вами так хорошо.
Она осталась, приятно удивившись и села обратно на стул. В подробностях рассказала, как в больницу ворвался Валька со своими парнями, как, едва не покалечив охранника, вбежал с пистолетом в операционную. Как пачками разбрасывал деньги, угрожая и умоляя врачей сделать все возможное. Расставил на этаже своих ребят, строго наказав никого, даже следователей не пускать, пока не убедится, что все в полном порядке. Обещал вернуться к вечеру.
В палату вошла радостно-испуганная мама. Причитая и плача, бросилась к его кровати. Елена Сергеевна уступая место, тактично покинула реанимацию.
Ближе к вечеру появились Марина с Валей. Он влетел как вихрь, кинулся к другу:
– Живой, Летяй?
– Живой.
Марина со слезами стала целовать его лицо, будто не веря самой себе:
– Димочка, прости меня, глупую женщину! Со Славой этим…
Его поразили Валькины кулаки. Сбитые, кровоточащие.
– Что у тебя с руками?
– А-а, ты про это, – тот радостно поднял руки. – Все, Дима! И Славе и киллеру кранты. Я, как только узнал, что тебя подстрелили, сразу всех парней собрал, и твоих и своих. По городу Славину братву выдергивали, все под замес попали. Сколько им ребер переломали, сколько зубов повышибали! Сдали они киллера, раскололись, два человека знали про него. Мы их в кочегарку отвезли, чуть в печку не отправили. Все рассказали! Был у них один кадр, так, чей-то знакомый, не при делах, Биатлонист кликуха. Лыжами по молодости занимался, стрелял неплохо, вот Слава его и подтянул. Тридцать штук за тебя, Летяй, пообещал! Аванс дал десятку. Я Иванычу позвонил, этого героя быстро с поезда сняли. Сейчас менты его раскололи, во всем сознался. Славу в столице задержали, завтра к нам самолетом доставят, я на билеты всей опергруппе не поскупился. Сейчас на него и этого биатлониста наверняка все заказные убийства повесят. Ему, прокуроры говорят, пожизненное светит, дело-то федерального уровня! Только дотянет ли до суда? Но это уже не наши проблемы. Правда, Марина? Как ты и хотела, никого убивать не пришлось.
– Да, но какой ценой? Чуть Димочку не потеряли. – Она бережно обняла его, шепнула на ухо: – Мне Валя все про твою невесту рассказал. Я так рада за тебя!
– Спасибо, Марина! – он был счастлив тому, что эта сложнейшая проблема наконец-то закончилась, и они не взяли на душу греха. – Слушайте, ребята, – вдруг ощутил эйфорический прилив жизненных сил. – Мне надо ехать, – выдернул из рук все капельницы.
– Ты что, Дима! Тебе лежать надо.
– Марина, как ты не понимаешь? Ольга ждет меня.
– Дима!
– Я все равно уйду отсюда, я не смогу неделю без нее. Это она спасла меня от гибели. Валя, – он кое-как поднялся с кровати. Стоял в одних больничных штанах с туго забинтованной головой. – Валя, давай ключи.
– Ничего я тебе, Летяй, не дам, – он весело рассмеялся и, оценивая самочувствие, смотрел на своего друга. – Со мной поедешь. Пассажиром.
– Вы с ума сошли, ребята! Он же только после комы!
– Марина, ты с нами? – Валька обернулся и его умоляющий взгляд был выше всяких слов. – Сгоняем на пару дней. В Омске Ежик встретит, отдохнем. Марина?..
Она смотрела на него широко раскрытыми глазами:
– Да что же я вас одних оставлю? Быстро за одеждой давай! – Валька радостно умчался.
Одели Дмитрия и, осторожно придерживая, повели к машине. На улице Валькины парни крепко обнимали, жали руку. Подъехали свои, «летяевские», в полном составе. Вытащили из багажника ящики с шампанским, выпили за здоровье командира. Подходили медсестры, врачи. Налили им игристого вина, угощали шоколадом. Наконец торжественно усадили Дмитрия на заднее сиденье автомобиля. Под напутствия и аплодисменты Валюха включил скорость. Марина заботливо уселась рядом, присматривать за раненым.
– Как приедем к Феодосию пойдем. Какое там место блаженное! Там зла нет, – он вспомнил, что ему рассказывала Аня. – С родителями, младшей сестрой вас познакомлю. Ольга обрадуется. Люблю ее безумно. На обратном пути в «Атлантиду» к Ежику заскочим. Вот парень!.. В город вернемся, сразу к свадьбе будем готовиться. Тебя и Марину в свидетели. Сколько вы для меня сделали!
– Да ладно, Летяй! Может и я…
Валентин вовремя осекся и посмотрел на них в зеркало заднего вида. Марина строго взглянула на него, и он тут же понял опрометчивую неуместность своего намерения. Смутился немного, впрочем, нисколько не унывая и надеясь на ее дальнейшую благосклонность.
– Гони, Валюха! Хочу быстрее увидеть свою невесту, – голова сильно разболелась.
– Что, Дима, плохо себя чувствуешь? – Марина предусмотрительно взяла все необходимые лекарства. – Вот, – протянула несколько таблеток и стакан с водой. – Я с врачами поговорила о тебе. Дали все подробные инструкции, – она показала мелко исписанный лист бумаги. – Валя их деньгами просто засыпал, так они целую аптечку принесли. Волновались за тебя, конечно, никак не хотели отпускать.
– Спасибо, Марина!
Джип «Чероки» на огромной скорости летел в ночи. За темными стеклами проносились поля, перелески, цветущие степные просторы. Далеко позади, остался полный опасностей город. Хотелось верить, что впереди после долгих испытаний их ждет только свет, счастье, благополучие. В открытые окна врывался свежий ветер. Ветер любви ветер перемен, ветер времени. На востоке медленно разгораясь, светлело небо, тьма отступала прочь. Все звуки, шорохи и шелест спящих деревьев стихли. Над туманным горизонтом взошел край горящего диска. И с первыми лучами восходящего солнца показались стоящие в предрассветной дымке избы села Знаменского.
Ноябрь 2012г.